Наталья Александрова - Четки Изабеллы Кастильской

Лифт не работал.

Я поднялась на четвертый этаж и остановилась в растерянности.

Дверь соседской квартиры была приоткрыта, и оттуда бешено несло горелым. Я остановилась перед этой дверью и озабоченно крикнула в квартиру:

– Кать! У тебя все в порядке?

По-моему, нет ничего более дурацкого, чем этот вопрос. Это в дешевых американских фильмах на героя падает балкон вместе с кариатидами, или налетает машина, или вислоусый бандит выпускает в него целую обойму, и после этого какой-нибудь сердобольный прохожий непременно спрашивает его: «Are you okay? Вы в порядке?»

Но ничего лучшего мне в голову не пришло.

Из квартиры мне никто не ответил.

Я хотела было заглянуть и убедиться, что с Катериной не стряслось несчастье, то есть не устроила она в квартире пожар и не отравилась газом, но тут вспомнила, что держу под мышкой стопку документов, за которые Студнев мне голову оторвет.

Документы выносить из офиса не положено, но сейчас, когда фирма работает из-за карантина, по выражению самого Студнева, «на полуудаленке», приходится пренебрегать правилами. Я сижу дома и учитываю продукцию на компьютере, как делала это раньше в офисе, но два раза в неделю приезжаю, чтобы получить накладные и еще кое-какие важные документы за подписью начальства и поставщиков. И каждый раз Студнев выдает мне папку с зубовным скрежетом и нудит, чтобы я, не дай бог, ничего не потеряла и, вообще, берегла эти несчастные накладные, как собственного ребенка (ой-ой-ой…).

Поэтому я достала ключи, открыла дверь своей квартиры, сбросила пальто на стул, туда же положила документы и свою сумку, ключи на всякий случай сунула в карман джинсов, и только после этого снова вышла на лестничную площадку.

Из Катиной квартиры несло гарью и тянуло дымом еще сильнее, чем прежде.

Я на всякий случай снова крикнула в дверь ту же глупую фразу, не дождалась ответа и вошла внутрь.

А что мне оставалось делать? Вдруг Катерина лежит без чувств на полу? Раз развела такую вонь…

Надо сказать, что мы с Катей не сказать, чтобы близкие подруги. Да и когда бы я с ней успела подружиться, если всего две недели как живу в этом доме? Но об этом потом.

Первым делом я устремилась на кухню, потому что именно оттуда сильнее всего пахло гарью.

И, естественно, Катерины там не было, зато на плите стояла черная от копоти кастрюлька с непонятной бурдой, из которой валил сизый дым. Первым делом я закрутила газовый кран под этой кастрюлей, но она продолжала дымиться.

Я огляделась по сторонам – чем бы прихватить чертову кастрюлю, чтобы убрать ее с плиты? Потому что кастрюля была самая обычная, из дешевых, у которых ручки накаляются.

На столике рядом с плитой лежала рукавичка-прихватка.

Я схватила ее, при этом на пол, громко звякнув, упал большой разделочный нож. Я торопливо надела рукавичку, сняла с плиты кастрюлю и поставила ее в раковину.

После этого машинально подняла нож и положила обратно на стол.

При этом – так же машинально – отметила, что нож в крови.

Ну, мало ли, Катерина разделывала мясо… Вот оно и сгорело в уголья вместе с кастрюлей.

Да, но сама-то она где?

Я вышла из кухни в коридор и снова окликнула ее.

Никакого ответа.

Да куда же она подевалась? Дверь оставила нараспашку, а сама смоталась? Странно… Не то у нас сейчас время, чтобы двери открытыми оставлять…

Я прошла через коридор и толкнула дверь в комнату.

Дверь не сразу поддалась – что-то мешало ее открыть.

Я нажала посильнее, дверь открылась, я заглянула в комнату и повторила:

– Катя, ты здесь?

И снова никто мне не ответил.

Зато, когда я опустила глаза, чтобы посмотреть, что мешало мне открыть дверь, я увидела на полу человеческое тело.

Только это, безусловно, не была Катерина. Это был мужчина. Он лежал на полу лицом вниз, как раньше говорили, ничком, и вокруг него расплывалось большое темное пятно.

– Мама… – проговорила я испуганно и попятилась.

Только мне ко всем моим неприятностям не хватало мертвого мужчины! А мужчина этот точно был мертвый. Вот не спрашивайте, как я это сообразила, вот поняла – и все. Лежал он как-то… как мешок с мукой, то есть совсем неподвижно. Мне виден был только прилично заросший рыжеватыми волосами затылок и белая проплешина на шее, как будто шрам от давнишнего ожога. И все это было неподвижно.

Я закусила губу и попятилась, не сводя взгляда с трупа. Почему-то мне было страшно отвести от него глаза – хотя смотреть на него тоже было страшно, но почему-то мне вдруг показалось, что, стоит мне отвернуться, как он вскочит на ноги и схватит меня.

Ага, получится возвращение живых трупов, то есть я сама себе противоречу, но в данный момент было не до логики.

Я медленно пятилась, как вдруг у меня за спиной раздались быстро приближающиеся шаги, и незнакомый визгливый голос прокричал:

– Да что это ты делаешь в моей квартире? Да ты что вообще тут устроила?

На этот раз мне волей-неволей пришлось обернуться.

В коридоре у меня за спиной стояла Катерина. Волосы у нее были растрепаны, глаза горели, на лице тоже пылали красные пятна. Натуральная ведьма. Она заглянула через мое плечо в комнату и вскрикнула тем же незнакомым истеричным голосом:

– Что ты наделала?! Ты его убила! Ты его зарезала!

Я подумала, что у Кати истерика, и попыталась успокоить ее – хотя кто бы меня саму успокоил!

– Кать, ты что? Что ты такое говоришь? Я только сейчас зашла, я увидела, что из твоей квартиры валит дым, и зашла проверить, все ли у тебя в порядке…

Но она меня, похоже, не слушала. Она вопила все тем же чужим заполошным голосом:

– Ты его убила! За что? Зачем? Что он тебе сделал?

– Катя, да что ты несешь? Я этого человека вообще первый раз в жизни вижу!

Я сделала шаг к ней, взмахнула рукой, но она попятилась и заорала вовсе уж что-то несусветное:

– Не подходи ко мне! Убийца! – И тут же отпрянула в сторону, на кухню, что ли, выбежала, я не поняла.

Потому что буквально тут же в дверях квартиры появились еще трое. Это были мужчины, похожие на персонажей криминального сериала. Может, на ментов, а может, и на бандитов, сразу и не отличишь.

В прихожей сразу стало тесно.

– Полиция! – рявкнул один из них, оглядываясь по сторонам. – Нам поступил сигнал… что здесь произошло?

– Вот она! – Катерина из кухни ткнула в мою сторону пальцем с ярко-красной каплей маникюра. – Вот она убила человека! Я ее застала прямо на месте преступления!

Второй полицейский тут же шагнул к ней и протиснулся в кухонный проем.

– Да не слушайте ее, – проговорила я как можно спокойнее, хотя голос у меня дрожал. – Не слушайте ее, у нее истерика! Она сама не знает, что говорит!

– Не знает? – Тот первый полицейский легонько подвинул меня и заглянул в комнату. – Вы говорите, не знает? Однако труп действительно имеется… конечно, до приезда экспертов я ничего не утверждаю, это не в моих правилах, но на первый взгляд причиной смерти является рана, нанесенная…

Договорить он не успел, потому что из кухни вышел второй полицейский. Лицо у него было торжествующее, как будто он только что выиграл главный приз лотереи, а в руках он держал прозрачный пакет, в котором находился нож. Тот самый разделочный нож, который я уронила на пол. А потом подняла.

– А вот и орудие убийства! – проговорил он так радостно, как будто нашел золотой самородок.

– Это она, она его убила! – твердила свое Катерина. – Я вошла, а он лежит на полу, а она стоит над ним…

– Да я к нему даже не прикоснулась!

– Не прикоснулись? – переспросил первый полицейский. – А откуда же тогда кровь на ваших руках?

– Кровь? – Я изумленно взглянула на свои руки.

На руках у меня, и правда, были ржаво-коричневые пятна. Очень похожие на кровь.

– Да это от ножа… – проговорила я растерянно – и тут же поняла, какую глупость ляпнула. Да было уже поздно, слово – не воробей, вылетит – не поймаешь…

– От ножа? – повторил за мной второй полицейский, и радость на его лице стала еще ярче. – Значит, вы признаете, что держали в руках орудие убийства?

– Предполагаемое орудие убийства! – солидно поправил его номер первый.

– Ну да, я его подняла с пола… когда снимала кастрюльку с огня…

– Значит, это ваша квартира? – спросил тот же номер первый.

– Нет, это не ее, это моя квартира! – перебила его Катерина. – А что она тут делала, я понятия не имею! И как она в нее попала, тоже… я ее не впускала…

– Кать, да ты что? – Я взглянула на нее. – Я шла мимо, увидела, что из твоей квартиры валит дым, и зашла, чтобы…

– А что вы можете сказать об убитом… потерпевшем?

– Ничего! – проговорила я.

– Ничего! – в один голос со мной выпалила Катерина. – Я его никогда не видела. Это, наверное, ее знакомый.

– Да я его тоже никогда не видела…

– Так, – спокойно и рассудительно проговорил полицейский номер один. – Ситуация в общих чертах ясна. Вас, гражданка, мы задерживаем по подозрению в убийстве неизвестного. А вас, – он повернулся к Катерине, – вас просим пока никуда не уезжать, нам, может быть, еще придется задать вам кое-какие вопросы. То есть точно придется… можете в этом не сомневаться…

– Но постойте, – пролепетала я, оторопев, – как же… почему… так же нельзя…

Но они меня не слушали.

Полицейский номер три, который до того молча следил за развитием событий, подошел ко мне, схватил за руку… я и моргнуть не успела, а на запястье уже защелкнулся стальной браслет, второй он надел себе и повел меня на лестницу.

– Господи, да что же это… – лепетала я, не в силах поверить, что все это происходит со мной и на самом деле.

Меня, однако, никто не слушал. Полицейский вел меня вниз по лестнице, двое других шли следом.

Когда мы проходили мимо третьего этажа, дверь одной квартиры приоткрылась, оттуда выглянула физиономия в самодельной защитной маске в розовых поросятах. Над маской виднелись горящие от любопытства глаза.

Ну да, это тетка из семнадцатой квартиры. Кажется, ее зовут Варвара Петровна. Или нет – Варвара Семеновна. Жуткая личность. Сплетница, каких мало. Та же Катя говорила мне, что до карантина она часами торчала перед подъездом и внимательно следила за всеми обитателями дома, а теперь, поскольку на улице находиться нельзя, она пытается следить из своей квартиры.

– А вы чегой-то без масок ходите? – прошамкала тетка невнятно из-под маски.

Один из полицейских, который шел позади меня, рявкнул на Варвару:

– Закройте дверь немедленно! Тут вам не цирк! И вообще, мы при исполнении…

Тетка испуганно втянула голову в квартиру, как черепаха в панцирь, щелкнула замком. Но она, конечно, успела разглядеть, как меня вели по лестнице, так что теперь весь дом будет знать…

Впрочем, не об этом мне сейчас надо думать.

– Таких, как вы, никакая зараза не возьмет! – крикнула Варвара, отворив дверь, и тут же ее захлопнула перед носом последнего парня, который сильно пнул ногой железную дверь, от чего она негодующе загудела.

Мы вышли на улицу. Меня втолкнули в неприметную серую машину и куда-то повезли. Хорошо хоть, у подъезда никто сейчас не ошивается, каждый норовит проскочить поскорее в дверь и запереться в собственной квартире.

Сперва я пыталась следить за дорогой, пыталась понять, куда меня везут, но машина то и дело поворачивала на светофорах, и очень скоро я запуталась. Тем более что я всегда не слишком хорошо ориентировалась на местности, один малоприятный тип говорил мне, что у меня топографический кретинизм. Я тогда, помню, ужасно на него обиделась и прервала всяческие отношения.

Да… как же давно это было. И какая я была глупая, если обижалась на такую ерунду.

Перестав следить за дорогой, я задумалась.

Вот интересно, почему Катька так на меня набросилась? Вроде я ей не сделала ничего плохого, и до сих пор она нормально ко мне относилась, мы с ней даже чуть не подружились. Хотя какая уж тут дружба, когда я всего две недели в этом доме живу. То есть, если точно сказать, квартиру снимаю.

Когда точно мы познакомились, я помню. Я вообще стараюсь откладывать в памяти все мелочи, вроде бы и ненужные на первый взгляд. Жизнь научила меня, что ничем нельзя пренебрегать и что никогда не знаешь, что может пригодиться впоследствии.

Так вот, было это дней через пять после моего вселения в эту квартиру, как раз в субботу. Я шла из магазина, где купила пару кружек с зайчиками и медвежатами (их предлагали с большой скидкой), стиральный порошок и еще кое-что в хозяйство. Потому что тетка, что сдала мне квартиру, оказалась порядочной выжигой.

Квартира-то была в неплохом состоянии – не то чтобы евроремонт, но относительно чисто. Но совершенно пусто. На кухне две кастрюли, ровесницы Русско-японской войны, тарелки с отбитыми краями и погнутые алюминиевые вилки (где она их нашла-то, интересно бы знать, скорее всего, на помойке).

В ванной даже обмылка паршивого не было. И лампочек тоже не было, причем они не перегорели, а были просто вывернуты. И я постепенно кое-что самое необходимое приобретала.

И вот захожу я в лифт, а тут летит какая-то девица и орет, чтобы подождали. Ну, мне не жалко, я придержала двери.

И втискивается она в лифт, в руке у нее горшок с цветком, на локте сумка висит, под мышкой – пакет, плечом телефон придерживает, а ногой еще коробку толкает.

Тут у нее телефон выпадает, она пытается его рукой перехватить и чуть не роняет горшок с цветком.

Горшок я подхватила и коробку в лифт втащила. Оказалось, ей тоже на четвертый, так что я помогла все вещи в квартиру внести.

Квартира у нее оказалась однокомнатная, как и у меня, я не спросила, снимает она или в своей живет.

Катерина, как представилась она еще в лифте, быстро распихала покупки и в благодарность за помощь пригласила меня на кофе. Кофе сварила она в обычной медной турке, но это пока, сказала тут же, поскольку в коробке оказалась новая кофеварка, так что приходи завтра, обмоем покупку.

Мне не очень хотелось идти к ней, но отказаться было неудобно, так что я купила в магазине напротив дома пирожных и пошла в гости.

Мы очень мило поболтали, в основном трепалась Катерина, сообщая мне сплетни про соседей, тогда-то я и узнала про Варвару Петровну. Или Семеновну, без разницы, в общем.

Квартирка у Кати была однокомнатная, как и моя, еще на площадке одна однокомнатная, в ней жила Зинаида, которая со мной не общалась, а большая трехкомнатная заперта, поскольку хозяева проживают на даче.

Сама Катерина мне показалась девкой непротивной, держалась по-свойски, что мне понравилось, – особо не любопытничала, не спрашивала, кто я, да откуда, где работаю, есть ли у меня кто-то или в данный момент на безрыбье нахожусь.

К болтовне ее я особо не прислушивалась, а зря, потому что сейчас понимаю, что про себя-то она тоже ничего не рассказывала, так, больше про соседей трепалась. Внешне тоже ничего особенного, как все, полновата немножко, а так все в норме. Постарше меня, то есть тридцать пять ей точно есть, а может, и больше. В общем, никаких опасений она с моей стороны не вызывала.

Потом мы пару раз сталкивались в лифте, и я уже подумывала, что нужно мне пригласить Катерину к себе чайку попить, так сказать, для развития отношений, вот только прикуплю еще посуды и хотя бы чайник электрический – и соберусь.

Не успела. Но, вообще-то, правильно сделала. Нужно было сразу вежливо отказаться от кофе. И сегодня нужно было мне пройти мимо открытой двери, да пускай там хоть пожар, хоть потоп, хоть крыша провалится!

Но я ведь и представить не могла, что она такую подлянку мне подсунет! Сама, наверное, убила мужика, а на меня решила свалить! Нарочно кастрюлю на газу оставила, подгадала к моему приходу. Верно рассчитала, что я зайду.

Но с другой стороны, непонятно, как соседи ничего не заметили. Ведь такая вонь на площадке стояла… Ах да, этих, из трехкомнатной, нету, а Зинаида вообще наружу не выходит. Видела ее один раз мельком, так она даже на приветствие не ответила.

И еще одно странно.

Как-то слишком быстро появились эти менты. Они сказали, что приехали, потому что поступил сигнал, но что-то здесь явно не вяжется… от кого это он поступил… От самой Катьки, что ли… больше некому позвонить было.

Додумать эту мысль до конца я не успела, потому что машина остановилась, меня вытащили на улицу и поволокли к приземистому зданию.

Один из конвоиров ткнул меня в бок и злобно прошипел:

– Не верти головой! Не зыркай по сторонам!

Я успела только увидеть, что здание двухэтажное, довольно обшарпанное и запущенное.

И тут же меня втолкнули в какую-то дверь, так что я при всем желании ничего не успела разглядеть.

Дверь захлопнулась.

Мы оказались в пустом гулком коридоре, тускло освещенном светом из узких редких окошек. Стены коридора были выкрашены унылой темно-зеленой краской, и в них было множество обшарпанных дверей, как в каком-нибудь третьесортном учреждении.

Меня провели по этому коридору и втолкнули в небольшую комнату. Стены здесь были такого же, как в коридоре, гнусно-зеленого цвета, из мебели имелся пустой сильно исцарапанный стол и несколько металлических стульев.

Меня усадили на один из этих стульев; тот тип, который был пристегнут ко мне наручниками, снял со своей руки браслет и приковал меня к трубе отопления. Мои ноги он примотал куском скотча к ножкам стула, чтобы я не могла встать.

В голове у меня мелькнула какая-то неясная мысль… но тут же уплыла, исчезла в темной глубине.

Вместо нее пришел страх. Все случилось так быстро, что я не успела осознать весь масштаб катастрофы. А в машине, вместо того, чтобы обдумать свое положение, вспоминала зачем-то Катьку. Да уж, нашла о ком думать…

Полицейский проверил, надежно ли я прикована, потом бросил ключ в ящик стола и задвинул его.

Только теперь я смогла разглядеть троих своих конвоиров.

Тот, которого я назвала Первым, был хмурый мужик лет сорока, с короткими желтоватыми волосами и темными подглазьями. Второй был моложе, долговязый брюнет с трехдневной щетиной на подбородке. Был еще и Третий – толстяк с растрепанными светлыми волосами и маленькими свинячьими глазками.

Первый полицейский придвинул ко мне стул, сел на него верхом и уставился на меня тяжелым, пристальным взглядом.

Я заерзала под этим взглядом, вжалась в спинку стула.

Наконец он заговорил – медленно роняя слова, как тяжелые камни или чугунные болванки:

– Нехорошо, Лидия Викторовна!

И снова замолчал.

А я снова задумалась. Вот откуда он знает мое имя? Я его точно не называла, и документов никаких они у меня не спрашивали…

Вот именно, схватили меня и привезли, не спросив даже, кто я вообще такая, как оказалась в той квартире, документы опять же… И сами не представились, кто они вообще такие, из какого отделения, и вот сидит этот тип не за столом, а напротив меня. А как же протокол вести? Или это только следователь под протокол допрашивает?..

Я порядков этих не знаю, но что-то тут не то.

Впрочем, это было не самое главное.

– Я не убивала того человека! – проговорила я как могла убедительно. – Говорю же вам – он уже был мертв, когда я вошла! Ну, то есть, я у него пульс не проверяла, но он лежал на полу, и по всему было видно, что он уже мертв…

Но полицейского мои слова не заинтересовали. По-моему, он их и не слушал. Он повторил таким же чугунным голосом:

– Нехорошо!

Тут у него над плечом появился Второй и рявкнул:

– Где они?

Так, во всем этом было что-то неправильное. И коридор, по которому они меня вели, не похож на коридор в полицейском участке – уж больно он пустой, безлюдный. И сама эта троица не похожа на полицейских… правда, я не так уж много видела полицейских, но все же их разговоры… что-то явно не вяжется…

Первый обернулся к напарнику, взглянул на него укоризненно и поднял ладонь, как будто придерживая не в меру ретивого приятеля. Потом снова повернулся ко мне и повторил те же самые слова:

– Где они?

– О чем это вы? – спросила я растерянно.

Я вообще перестала понимать, что происходит.

– Ты прекрасно знаешь, о чем! – злобно проговорил Второй. – Не валяй дурочку!

Первый снова придержал его ладонью и снова повторил за ним, изменив интонацию:

– Вы прекрасно знаете, о чем мы говорим.

– Да я понятия не имею!..

Тут в поле моего зрения появился Третий. Он прищурился, фыркнул и проговорил:

– Может, ее… того? Утюгом или паяльником?

– Угомонись, Боров! – прикрикнул на него Первый. – Я без тебя знаю, что делать!

Я подумала, что Третьему очень подходит его кличка. Он и правда похож на откормленного борова.

И неожиданно я не то чтобы успокоилась, но перестала бояться. Хотя, казалось, услышав про паяльник и утюг, должна была забиться в истерике. Но не тут-то было. Потому что я поняла, что это не менты. И раньше были у меня подозрения, а теперь они перешли в уверенность. Точно, никакие это не менты, а самые обычные бандиты.

И не то чтобы это для меня лучше, но, похоже, убийство того мужика их совершенно не интересует. А интересует совсем другое, но что – я понятия не имею.

А Боров не унимался:

– Знаешь, знаешь… вы с ней два часа тут возиться будете, а я сегодня не обедал… знаешь, как жрать охота?

– Потерпишь! – оборвал его Первый.

– Да, тебе хорошо говорить, а у меня прямо внутренности скрутило!

– Потерпишь! – рявкнул уже Первый и снова повернулся ко мне с тем же вопросом:

– Где они?

Тут снова возник Второй и злобно прошипел:

– Ты все равно заговориш-шь! Ты все равно все скажеш-шь! Когда тобой займется Зеленый – он тебе быстро язык развяжет! Он это здорово умеет!

Первый снова недовольно покосился на него:

– Подожди! И не болтай лишнего!

– Да что с ней церемониться? – горячился Второй. – Мы ее почти полгода искали! Она думала, самая умная! Думала, скроется от нас!

– Обожди, Кирпич! Она – женщина умная, она понимает, что деваться некуда, она нам сейчас все расскажет…

И снова повернулся ко мне:

– Лида, Лидия Викторовна! Вы же понимаете – другого варианта нет, то есть, он есть, конечно, но он вам совсем не понравится… лучше скажите сразу, где они!

Ну да, понятно, они играют в доброго и злого полицейского. Второй – злобный, нервный, неуправляемый, и Первый на его фоне должен казаться лучше. И по сценарию я должна на это купиться и все ему рассказать. Все, что знаю.

Вот интересно, они что, всерьез решили, что я поверю, что они полицейские? Или за полную дуру меня держат? А этот Первый еще говорит, что я – умная женщина.

Вот откуда он это знает? Откуда они вообще меня знают? Неужели… но про это сейчас думать нельзя.

А хорошо бы все же знать, чего они от меня хотят. О чем расспрашивают.

В это время из кармана Первого донеслась бодрая мелодия. Он вытащил телефон, взглянул на дисплей и переменился в лице, хмуро взглянул на своих спутников – мол, тише! – и бережно поднес трубку к уху, как будто это была хрупкая драгоценность. Или наоборот – ручная граната с выдернутой чекой.

– Да, Артур Васильевич… это я, Артур Васильевич… ну да, они тоже со мной… что вы говорите? Да, мы немедленно едем… нет, Артур Васильевич, я все понял!

Прервав разговор, он оглядел свою команду и проговорил:

– Артур звонил! Велел немедленно выдвигаться к нему. Там такие заморочки…

– А что с ней? – Второй кивнул на меня.

– С ней останется Боров. – Он повернулся к Третьему и строго проговорил: – Головой за нее отвечаешь!

– А как же… – заныл Боров. – Я поесть не успел… у меня с утра крошки во рту не было…

– Перебьешься! Потерпишь! Если что случится – лично с Зеленым будешь иметь дело!

Двое тут же вышли из комнаты.

Боров сел на стул по другую сторону стола, мрачно поглядел на меня. Потом выдвинул ящик, пошарил в нем – может быть, надеялся найти что-нибудь съестное. Ничего, конечно, не нашел, тяжело вздохнул и задвинул ящик.

Я молчала, прикидывая, как бы его обдурить половчее, чтобы снял наручники. Видно, что мозги у этого типа если и были, то давно жиром заплыли, не работают совсем.

Тут у него зазвонил телефон.

Он торопливо достал его, поднес к уху, лицо его расплылось в довольной улыбке:

– Это ты, Пампусик? Ну, как ты там? Да я тут, понимаешь, застрял… да, сверхурочная работа… да, не знаю, до какого времени… что, ты говоришь, приготовила? Лазанью? С мясом и грибами? Ух ты! Моя любимая! Ой, ну, никак не могу! Ты же знаешь – я на работе… Тут со мной еще человек… никак не могу оставить… Что? И песочный пирог с вареньем? Ну, ты даешь! Ох, ну прямо не знаю… может, на полчасика смогу… ну да… тут человек, но он меня подождет…

Он еще немного послушал, потом убрал телефон в карман и повернулся ко мне:

– Значит, так. Я сейчас уйду – буквально на десять минут. А ты будешь тут сидеть, как сидела. И если будешь себя хорошо вести – я тебе принесу поесть. Но если ты что-нибудь удумаешь… если попытаешься сбежать… тогда все! Я тебе гарантирую полный абзац! Полные кранты! И утюг, и паяльник, и остальную бытовую технику… все поняла? Или еще раз повторить?

Он сделал зверскую рожу, задвигал желваками – и я торопливо кивнула, стараясь не рассмеяться.

Господи, какой идиот! Но мне с ним, конечно, повезло. От его глупости и разгильдяйства у меня появились реальные шансы вырваться на свободу.

Боров на всякий случай проверил мои наручники, убедился, что они надежно закрыты и прикованы к трубе, еще раз грозно посмотрел на меня и торопливо выскочил из комнаты – теперь у него на лице было написано предвкушение. Его ждали лазанья с мясом и грибами, пирог с вареньем и Пампусик…

Да, с каждой минутой я все больше убеждалась, что троица, которая меня сюда привезла, не имеет никакого отношения к полиции. Их разговоры, их клички, их странные расспросы… похоже, их совсем не интересовал труп в Катькиной квартире, они расспрашивали меня о чем-то другом, но вот о чем – я так и не смогла понять. Все время повторяли – «где они»? Вообще, все их поведение, и это странное место, куда они меня привезли, явно не укладывались в их легенду.

А это значит, что мне нужно сделать все что угодно, но только сбежать отсюда как можно быстрее, пока они не вернулись. Иначе живой они меня отсюда не выпустят. Это точно. Хотя ничего от меня и не добьются, потому что я ничего не знаю.

Едва дождавшись, когда шаги Борова стихнут в коридоре, я повернулась к трубе, к которой была прикована.

Я уже давно почувствовала, что труба эта холодная. А что из этого следует? Что отопление в этом здании отсутствует, оттого так холодно.

Вообще было такое чувство, что здание нежилое, во всяком случае, точно, что сейчас, кроме меня, тут не было ни одной души. И батареи не работают, и воду, наверное, давно отключили. И электричество тоже, оттого коридор был полутемный, в окошки только чуть света попадало.

Чтобы проверить свою догадку, я начала сдвигаться вместе со стулом вдоль трубы. Для этого я отталкивалась ногами от пола и медленно отодвигалась назад.

Поскольку двигаться приходилось назад, я не видела пол на своем пути, и в какой-то момент ножка стула на что-то наткнулась, и я чуть не упала вместе с этим стулом. Но удержалась за счет наручников, вернула равновесие и, извернувшись, сумела посмотреть, на что налетела. Это оказался какой-то ящик.

Кое-как, вытянув прикованную руку, я объехала на стуле вокруг ящика и двинулась дальше.

Скоро я доехала до угла комнаты. Здесь труба, к которой я была прикована наручниками, уходила в стену. Я подергала ее и почувствовала, что труба немного шатается. То есть, как я и надеялась, она ни к чему не приварена.

Я пошатала ее еще немного, а потом дернула на себя, сколько хватило сил, еще и еще раз…

И – о, радость! – конец трубы вылетел из стены.

Я торопливо сдвинула с нее второй наручник – и освободила руку. Правда, на ней еще был застегнут браслет наручника, но все же у меня появилась надежда.

Теперь дело пошло проще. Я наклонилась и с трудом оторвала скотч, которым мои ноги были примотаны к стулу.

Свобода!

Я встала, подошла к столу, выдвинула его ящик – и с радостью увидела в нем ключ от наручников. Этот идиот Боров даже не удосужился взять его с собой! Забыл просто.

И вот я достала ключ, открыла замок наручников – и полностью освободилась.

Полностью ли?

Правда, я уже не сомневалась, что эти трое – вовсе не полицейские, а значит, я не в участке. Но все же опасность еще не миновала… Может, тут сторож какой-нибудь бродит…

Я выглянула в коридор, прислушалась.

В дальнем его конце послышался негромкий звук, словно там что-то упало.

Я застыла как вкопанная.

Неужели я не успела убежать? Неужели кто-то из тех троих уже вернулся?

Я немного выждала.

Звук не повторился, и тогда я тихонько двинулась вперед.

Жизнь научила меня, что не нужно дважды идти по одному и тому же маршруту – и я пошла не в ту сторону, откуда меня привели, а в обратную. Что-то мне подсказывало, что в этом здании не один выход, и так у меня будет больше шансов не столкнуться в дверях с теми фальшивыми полицейскими.

Я прошла уже большую часть коридора, как вдруг впереди снова раздался подозрительный звук.

Я опять застыла, пригляделась – и увидела в углу возле двери большую полосатую кошку. Она вылизывала котенка и смотрела на меня недовольно – мол, ходят тут всякие, мешают!

– Не волнуйся, я тебя не трону! – проговорила я негромко и прошла мимо этой семейной идиллии.

Коридор сделал поворот.

Я выглянула из-за угла.

К счастью, там никого не было, зато была металлическая дверь, наверняка ведущая наружу.

Я подошла к ней. На двери был обычный засов. Я без труда отодвинула его.

Очень осторожно, почти не дыша, я приоткрыла дверь на малюсенькую щелочку. С улицы пахнуло холодом и свежестью, там было тихо.

Я растворила дверь пошире и решилась. Мигом выскользнула на крыльцо и скатилась со ступенек. И тут же вляпалась в лужу, которая располагалась прямо рядом с крыльцом. Хорошо хоть, не села в эту грязь, только ботинки испачкала.

Я огляделась мимоходом и увидела, что вокруг никого нету – как в песне поется: «ни машин, ни людей».

Дом, где, как я думала раньше, находится отделение полиции, оказался двухэтажным, довольно запущенным оштукатуренным особнячком, и не горело в нем ни одно окно. Сейчас апрель, хоть темнеет и поздно, а все же сумерки.

Так вот перед входом тоже не горела лампочка, и дальше, вдоль дорожки тоже не было ни одного фонаря.

Вот именно. Не было перед входом заасфальтированной площадки, куда машины ставят, и вот интересно, как же они сюда задержанных доставляют? Меня прямо к крыльцу подвезли, понятно теперь, почему велели головой не вертеть, чтобы не поняла ничего.

Стало быть, никакое это не отделение полиции, а пустой заброшенный дом.

Все эти мысли пронеслись у меня в голове в то время, пока я ужом скользнула в близлежащие кусты. Кусты неприлично разрослись, да еще там торчали стебли прошлогодней крапивы и репейников, но на такие мелочи я не обращала внимания.

Затаившись, я поглядела на дом. Тишина. Меня пока не хватились.

Что ж, надо отсюда выбираться.

Я высунула голову из кустов и огляделась.

От крыльца дома вела когда-то очень давно заасфальтированная дорога, по которой и уехала машина. За прошедшие годы асфальт растрескался, в трещины пробивалась трава. Вдоль этой дороги были кусты, дальше виднелись редкие деревья.

Парк, что ли? Не похоже. Значит, если идти по дороге, я выйду на какую-нибудь улицу, где смогу поймать машину. В джинсах у меня есть потайной карманчик, где лежит парочка купюр, я всегда кладу их на всякий случай, доехать до дома хватит. Жизнь научила меня заранее готовиться ко всяким неприятностям.

И ключи от квартиры эти уроды не отобрали, вообще меня не обыскивали, так что обязательно нужно побывать в той квартире, забрать документы, деньги и кое-что из вещей.

Нужно поторопиться, пока меня не хватились.

И если вы думаете, что я побежала вперед по дороге, то глубоко ошибаетесь. Нет уж, ученая уже, у меня принцип: если ждут от меня самого естественного поступка – я делаю в точности наоборот. Опять-таки жизнь научила.

Итак, я обошла дом, увидела сзади остатки дощатого забора, пролезла в довольно широкий пролом и в неверном свете наступавших сумерек разглядела узенькую, довольно сыроватую тропинку. И рванула по ней, думая только о том, чтобы не плюхнуться в грязь и не расцарапать лицо о камни, ржавую арматуру и куски раскрошившегося цемента, которые валялись под ногами в изобилии.

Бежала я минут десять, потом посмотрела на часы (эти уроды их тоже не отобрали!) и поняла, что нужно торопиться. И тут как раз выбежала на довольно большую поляну, а за ней тускло блеснула вода.

Это оказался небольшой такой прудик, вода была как темное зеркало, и узкий серп луны отражался в ней.

Я обошла пруд почти по периметру, напугала селезня, который, переваливаясь, вышел на тропинку прямо передо мной, перебралась через канаву по заботливо проложенным мосточкам и снова огляделась. Позади остался пруд, слева виднелись какие-то ангары, с другой стороны шли старые гаражи.

Я повернула к этим гаражам, поскольку там скорее могла попасться машина, – и вот, повезло, как раз выезжал из ворот скромного вида автомобиль.

Неизвестно, что подумал водитель, когда я возникла рядом с ним из сгущающейся темноты и постучала в стекло, однако притормозил и спросил не слишком любезно, какого черта мне надо.

Я попросила подбросить, куда он сможет.

– Тебя что – ограбили, что ли? – спросил дядечка неопределенного возраста, во всяком случае, так я решила по голосу.

– Вроде того, – вздохнула я, садясь рядом с ним, – но вы не беспокойтесь, я вам заплачу, у меня деньги есть, – я показала ему смятую пятисотку.

Вблизи я разглядела, что дядечка сильно пожилой, и приготовилась уже, что всю дорогу он станет меня воспитывать и учить жить, а потом начнет вспоминать, как в советские времена он был о-го-го!

Но он ничего не сказал, только спросил адрес. Оказалось, что ему надо к дому, что с моим почти рядом.

– Жену встречаю, – пояснил он, – дочка поздно с работы возвращается, она с внуками сидит.

И молчал всю дорогу, за что я была ему очень благодарна. Потому что мне нужно было подумать.

Собственно говоря, мысль была только одна: как попасть в квартиру, и самое главное: как оттуда выйти незамеченной? Потому что из квартиры нужно уходить, иначе эти уроды меня там найдут. И теперь не станут миндальничать и побьют от души, а может, и пытать будут. Ничего не добьются, конечно, поскольку я понятия не имею, чего им от меня надо, но живой не выпустят.

Да, подставила меня Катька, и за что только, вот что я ей сделала? Но об этом я подумаю потом.

Какой у меня девиз? Дисциплина и полный самоконтроль, иначе я пропаду. Жизнь меня многому научила, в частности как быстро эвакуироваться из любого места.

Итак: попасть в квартиру, мигом собрать вещи, прихватить паспорт и кое-какие наличные деньги и быстро делать ноги.

Куда идти? Это другой вопрос, и его будем решать потом, когда выберемся из квартиры. Проблемы нужно решать по мере их поступления.

Тут я заметила, что машина повернула на ту улицу, где я жила вот уже… две недели. И с разгону подъехала к моему дому.

– Подъезд какой? – спросил водитель.

– Да не надо до подъезда, я тут, на углу выйду! – всполошилась я, а ну как эти уроды уже узнали о моем побеге и теперь караулят меня возле подъезда, а то и возле квартиры?

– Ну, как знаешь! – Он затормозил на углу. – Беги давай, налегке-то замерзнешь…

И верно, на мне только джинсы и тонкий свитерок, эти гады даже пальто не дали взять. Надо же, болталась там по кустам чуть ли не час и даже не заметила, что холодно. Хоть и конец апреля, и солнце днем вроде светит, а все ходят в пальто да в куртках.

– Спасибо вам. – Я протянула дядечке смятую пятисотку и пошла было, но тут он закричал, чтобы я подождала, и сунул мне сдачу – двести рублей.

– Мне лишнего не надо, – твердо сказал он, – у тебя и так неприятности, так чего я стану наживаться.

Нет, все же попадаются иногда на моем пути хорошие люди. Правда, редко…

Очень осторожно я высунула голову из-за угла и осмотрела двор.

Вроде бы ничего необычного, машины припаркованы все более-менее знакомые. Забыла сказать, когда вселилась в этот дом, я внимательно изучила машины жильцов. Не всех, конечно, но хотя бы из нашего подъезда. Как уже говорила, жизнь научила меня предусмотрительности и осторожности.

Сейчас никаких незнакомых машин возле подъезда не стояло, и той неприметной серой, на которой приехали те уроды, тоже не было. Что ж, успокаиваться пока рано.

Я ощупала в кармане ключи. Ужасно захотелось вдруг плюнуть на все, подняться в квартиру и прежде всего встать под душ.

Хорошо бы, конечно, принять ванну с лавандовой пеной, выпить горячего чаю и лечь.

Ну да, на часах половина девятого, но со мной уже столько всего случилось, что хочется лечь и ни о чем не думать хотя бы до утра.

«Не расслабляться!» – тут же приказала я себе.

Вот что бы сделал на моем месте нормальный человек? Быстрее побежал бы домой, чтобы не простудиться, стоя тут на ледяном ветру. Но, как я уже говорила, жизнь научила меня всегда поступать наоборот, так оно надежнее.

Я тихонько пересекла двор и юркнула в проход между стеной дома и двумя гаражами, что притулились в углу.

Дом, где я сняла квартиру, был самой обычной панельной девятиэтажкой, и двор соответствующий – детская площадка в середине, по бокам чахлые кустики и два инвалидных гаража, причем машин в них давно не стояло, а собирались какие-то темные личности и выпивали там на ящиках. Злобные старухи, которые присутствуют в каждом дворе, отчего-то их не гоняли, правда, компания вела себя тихо, и однажды я видела, как один из них, кажется, Леня или Веня, нес той же Варваре Семеновне тяжелые сумки.

Не за так, небось, а за малую денежку. Это Катька говорила, но сейчас я о ней думать не хочу.

Значит, за гаражами меня искать никто не станет, какой молодой женщине в здравом уме придет в голову вечером идти туда на поиски бомжей? А за двести рублей, я думаю, Веня (или Леня) произведет для меня разведку.

Однако меня поджидало разочарование, за гаражами никого не было, очевидно, компания перебралась к вечеру в более теплое место.

Я призадумалась, тут послышалось шуршание, и прямо на меня выскочил джек-рассел-терьер, а в зубах у него была… о господи, в зубах он держал крысу, и, кажется, она еще шевелилась.

Я попятилась, но если вы думаете, что собиралась визжать, бежать или вообще терять сознание, то это не про меня. Не то чтобы я не боялась крыс, но жизнь научила меня не делать резких движений и всегда держать себя в руках.

– Марти! – Это выскочил мальчишка лет двенадцати и радостно ухватил терьера за поводок.

– Молодец! – приговаривал он одобрительно. – Поймал! Ого, придушил уже…

– Она притворяется, – сказала я, потому что с моей стороны было видно, что крыса только для вида обвисла, а сама посматривает по сторонам с намерениями бежать.

Я даже симпатию к ней почувствовала – вот ведь молодец, не сдается до последнего.

А мальчишку я узнала, он в нашем подъезде живет, однажды мы с ним и собакой ехали в лифте.

– А вы что тут делаете? – с подозрением спросил он.

Терьер в это время переступил кривыми лапами и положил крысу на землю, очевидно, ему надоело ее держать.

Мгновенно ожив, как я и предполагала, крыса юркнула под гараж. Марти рванулся за ней и, разумеется, не успел.

– Ну вот, – вздохнул мальчишка, – опять упустил.

– Слушай, у меня к тебе дело, – начала я, поняв, что, если побуду на улице еще немного, то и вправду подхвачу простуду, – можешь ты подняться на четвертый этаж и посмотреть, что там творится?

– А вам зачем? – спросил он нагловато.

– Слушай, я же тебя не спрашиваю, зачем тебе эта крыса? – возмутилась я.

– Биологичке подсунуть, – ответил он сразу, – пускай она ее наглядно изучает.

– Так вы же сейчас на удаленке, – удивилась я, – как же ты ее подсунешь?

– В почтовый ящик положу, – насупился он, – знаю, где эта зараза живет.

– Ну… – я хотела было сказать, что так делать нехорошо, что человек, особенно если он женщина, может дохлой крысы испугаться до инфаркта, но вспомнила свою школьную биологичку – жуткую бабу с металлическими зубами, которая и говорила-то каким-то скрежещущим голосом, как землечерпалка, и решила не вмешиваться. В конце концов, биологи не должны бояться грызунов, ни живых, ни дохлых. Тем более что крыса убежала.

– Так сделаешь? – Я правильно поняла взгляд мальчишки и показала ему двести рублей.

– Это несерьезно, – он возмущенно поднял брови, – меньше тысячи не возьму.

– Сколько? – ахнула я. – Марти, скажи своему хозяину, что жадничать некрасиво!

Терьер не ответил, он увлеченно рыл лапами подкоп под гараж.

– Триста! – сказала я.

– Восемьсот, если денег жалко, – хмыкнул малолетний нахал.

– Пятьсот, и закончим на этом! Не нравится – свободен! – Я всерьез разозлилась.

– Ладно, держите Марти. – Он бросил мне поводок и ушел.

За это время я уговорила Марти обойти гараж и попробовать достать крысу с другой стороны, но там тоже ничего не вышло. Видимо, у крысы было надежное убежище.

Мальчишка вернулся через пять минут, сказал, что лифт работает, и на площадке четвертого этажа все тихо: ничья дверь не опечатана и грязи на полу нету. И что он позвонил в мою квартиру, и никто не открыл. А еще смышленый ребенок глазки двух соседних квартир на всякий случай резинкой залепил, хоть я его об этом и не просила.

Я отдала ему честно заработанные пятьсот рублей, и мы вошли в подъезд, парень сказал, что раз крысы нет, то они уже нагулялись. Им было выше, на седьмой, но, когда двери лифта раскрылись на четвертом, Марти выскочил.

И надо же было такому случиться, что в это самое время дверь квартиры Катерины тоже слегка приоткрылась, и на площадку высунулась кошка. Белая, чрезвычайно пушистая, наверняка породистая.

Я вытаращила глаза, поскольку знала, что никакой кошки у Катерины не было, я бы заметила.

Тут дверь открылась шире, и я увидела старушку. Очень милую такую бабусю, с аккуратно уложенными седыми волосами и маникюром. Одета старушка была в скромное такое платьице в неявную школьную клетку, на ногах – тапочки с помпонами.

Кошка, увидев, что путь свободен, выскочила на площадку. Марти оживился и ловким хоккейным финтом вырвал из рук мальчишки поводок. Кошка, заметив терьера, увеличилась в размерах раза в четыре и зашипела, как закипающий чайник.

– Муся! – закричала старушка и схватилась за сердце.

– Марти! – взвизгнул мальчишка, коршуном бросился на своего терьера и схватил поводок в прыжке, однако кошка успела все же смазать Марти лапой по морде, отчего он завизжал. Парень схватил его в охапку и запихнул в лифт, а кошка, вместо того чтобы гордиться своей победой, рванула наверх, чтобы встретить ненавистного терьера на выходе из лифта или что там еще пришло ей в голову.

– Мусечка… – старушка смотрела умоляюще, – поймайте ее, пожалуйста!

Я устремилась за кошкой и нашла ее только на шестом этаже. Эта нахалка сидела возле мусоропровода и умывалась с самым невинным видом.

– Пойдем домой? – спросила я с опаской, вспомнив расцарапанную морду терьера.

Кошка из-под задранной лапы бросила на меня оценивающий взгляд и решила, что с нее хватит на сегодня приключений, так что позволила взять себя на руки и только чуть-чуть подрала мой свитер. Так уж, для порядка. Впрочем, после пробега по кустам и репейникам этот свитер и так никуда не годился.

– Дорогая моя! – Старушка радостно прижала руки к груди. – Вы не представляете, как я вам благодарна! Муся… она такая впечатлительная! И так боится собак!

Угу, я бы сказала, что это собаки должны бояться Мусю. Во всяком случае, терьер Марти ее надолго запомнит.

Поскольку старушка не сделала попытки взять свою кошку на руки, то мне пришлось войти в квартиру. Что Катерины там нет, я уже поняла, иначе старуха послала бы за кошкой ее.

Странное дело: квартира была как бы та же самая, но и не та. В прихожей не валялись Катеринины сапоги на умопомрачительных каблуках, и на полочке под зеркалом не было помады, тонального крема и еще каких-то мелочей. Зато под вешалкой стояла хозяйственная сумка на колесиках – новая, финская.

Не помню, говорила я или нет, что жизнь научила меня не упускать никаких мелочей. Наблюдательность я долго тренировала.

Знаете такой метод: на стол кладут десять незнакомых предметов и дают посмотреть на них человеку одну минуту. А потом нужно перечислить, какие предметы и как лежали. Так вот, я в этом достигла больших успехов, скажу без ложной скромности.

Так что теперь я мигом углядела и бабусино незначительное пальто на вешалке, и шляпку, и даже шелковый шарфик неявной, но приятной расцветки. Катькина куртка рядом не висела, и сумки ее – яркой такой торбочки – не было.

Так, стало быть, была Катя – и нет ее.

– Спасибо, спасибо! – Старушка закрыла дверь, и только тогда я спустила кошку на пол.

– Не за что. – Я повернулась, чтобы уйти.

– Куда же вы? – всполошилась бабуля и даже всплеснула руками. – Давайте познакомимся!

Вот уж это никак не входило в мои планы. Мне бы быстренько собрать вещички да и дать отсюда деру.

– Меня зовут Анна Аркадьевна, – сообщила старушка и засмеялась радостно, – да-да, как у Толстого. А вы, наверное, соседнюю квартиру снимаете? Мне говорили, что туда кто-то въехал…

– Ну да, уже две недели живу. Я Лида.

– Какое прелестное имя! – Старушка едва не захлопала в ладоши. – Старинное… Вот что, дорогая моя, давайте поговорим!

Все ясно, бабуле скучно. Но у меня-то времени в обрез.

– Я напоила бы вас чаем, – старушка пошла на кухню, – но понимаете, только приехала, ничего еще дома нету. Так что…

– Спасибо, как-нибудь в другой раз…

– Ловлю вас на слове! – лукаво рассмеялась старушка.

Она насыпала кошке сухого корма, а я в это время осмотрела кухню. Все было как у Катерины, только почище, и еще отсутствовала новая кофеварка. С собой она ее унесла, ясное дело.

– А вы тоже квартиру сдаете? – бросила я пробный камень, хотелось выяснить насчет Катерины – так, на всякий случай.

– Что вы, что вы! – Старушка замахала руками.

Дальше она уселась на стул и тут же рассказала мне всю свою жизнь.

Квартира эта ее, но она часто живет у дочери в загородном доме. Зять – человек обеспеченный и к ней относится хорошо, всегда вежлив, и дочка подарки делает. Зовут они и совсем к ним переселиться, а квартиру эту продать, но она, Анна Аркадьевна, все медлит. Как-то привыкла к этому дому, лет тридцать уже тут прожила, как муж умер – так и разменяли они квартиру большую трехкомнатную. Так что как заскучает она в том домине огромном, да как захочется в городе побыть – так и просит водителя Володю, чтобы отвез их с Мусей в город. Правда, Муся переездов не любит. Опять-таки тут цветы остаются. Ну, за ними-то Зиночка присматривает, она и убирает в квартире. Только просит заранее звонить.

– И вы позвонили? – невольно спросила я.

– Ну да, только не накануне, а прямо сегодня после обеда, очень мне вдруг домой захотелось. Но Зиночка все успела убрать, сами видите, как чисто…

Да уж, чистота на кухне прямо стерильная. Небось и в комнате так же.

Да, вот такие новости.

Тут я почувствовала, что задерживаться больше не стоит, и ушла, несмотря на протесты хозяйки.

В дверях она взяла с меня слово, что завтра же я приду к ней на чай. Она с утра купит печенья и конфет, и мы вечерком чудно посидим.

Понятно, что бабулька в легком маразме, раз так расположилась к совершенно незнакомому человеку, и на месте ее дочери я бы не отпускала ее сюда одну. Но, в конце концов, это не мое дело, у меня есть более насущные проблемы.

У меня в квартире все было тихо, и вещи не разбросаны, и замок не заедал, значит, эти уроды сюда не добрались. И то сказать, какой идиот прячет что-то на съемной квартире? Правда, эти трое считали меня не слишком умной, хотя и говорили обратное, но все же не до такой степени, чтобы прятать деньги в этой квартирке.

Вот именно, они все спрашивали, где они, где они?

Ясно, что это деньги, причем сумма большая. Я не имею к этому никакого отношения, но как это доказать?

Я не стала тянуть время, быстро собрала документы и кое-какие вещички, остальное сложила в чемодан и написала на крышке «Заберу позже».

Хозяйка – жуткая выжига, и хоть заплачено у меня за месяц вперед, а прожила всего две недели, с нее станется вещички мои прихватить, хоть ничего ценного там нет.

Итак, я взяла с собой сумку, с которой раньше когда-то давно ходила на фитнес, и маленькую дамскую сумочку, сменила свитер, весь в белой кошачьей шерсти и в колючках, на очень приличный пиджачок, накинула пальто и вышла, аккуратно заперев дверь. Хотела опустить ключи в почтовый ящик, но решила, что вполне могу еще сюда вернуться за остальными вещами.

Мало ли, как фишка ляжет, вдруг я смогу решить проблему с этими уродами. Потому что кое-какие мысли у меня на этот счет были.

Выйдя из подъезда, я огляделась по сторонам.

К счастью, возле дома не было ни души, теперь люди сидят по домам и смотрят сериалы по телевизору или фильмы по компьютеру.

Я быстрым шагом дошла до проспекта.

По нему время от времени проезжали машины.

Я подняла руку – и очень скоро одна из машин затормозила. За рулем сидел мрачный дядька лет пятидесяти, может, и больше.

– Куда едем? – буркнул он, едва я плюхнулась на сиденье и немного расслабилась.

Я на мгновение задумалась.

Куда же мне ехать?

Никакого жилья, кроме этой съемной квартиры, у меня не было. А эта квартира теперь засвечена. Друзей или родственников у меня в этом городе тоже нет. А что есть? Только работа. Уж там-то меня никто не будет искать посреди ночи.

И я назвала водителю адрес своего офиса.

Он ничего на это не сказал и поехал по названному адресу.

А я откинулась на сиденье и задумалась.

Что это вообще со мной сегодня было? Ну, что похитили, требовали что-то там вернуть – это понятно. Поначалу я подумала, что Катерина убила этого типа ненароком, ну, мало ли, в драке, случайно пырнула кухонным ножом и решила все свалить на меня. Но оказалось, что все было задумано заранее, чтобы эти, представившись полицейскими, спокойно вывезли меня из дома. Если так просто начнут в дверь ломиться, я не открою, если дверь сломают – шум будет, если в подъезде прихватят – я орать начну. А так все относительно тихо прошло.

Но вот теперь выяснилось, что квартира-то вовсе не Катькина, что вселилась она сюда обманом, пока бабулька за городом свежим воздухом дышала. Стало быть, все было заранее продумано.

И тут на первый план выходит неизвестная мне Зиночка из квартиры напротив, которая и дала Катерине ключи от бабкиной квартиры. Потому что она тут явно в деле.

То-то сидела тихо, как мышка, когда меня эти уроды выводили!

Ладно, из всего этого ясно только одно: никакого убийства не было и в помине, все это инсценировка. Ну, хоть одной заботой меньше.

– Сюда, что ли? – спросил водитель, и я поняла, что он не мрачный, а просто очень усталый.

Наш офисный центр возвышался на углу темной громадой. Хотя несколько окон все же горели – какие-то трудоголики были на работе даже в такой поздний час. Или просто в некоторых помещениях были ночные дежурные.

Я расплатилась с водителем, подошла к зданию. Стеклянная дверь не разошлась передо мной автоматически – на ночь автоматика была отключена. Тогда я встала перед камерой, чтобы меня было хорошо видно, и нажала на кнопку звонка.

Через минуту в холле за дверью показался заспанный парень.

К счастью, я узнала его – это был Костик, знакомый охранник.

Он удивленно посмотрел на меня, но все же открыл.

Костик явно был удивлен моим ночным появлением, но он только еще открыл рот, чтобы что-то спросить, как я его опередила и затараторила, как пулемет:

– Костичек, мне, понимаешь, очень нужно зайти в офис… я там бумаги очень важные забыла, а мне завтра с утра непременно нужно их отвезти в «Межбанк», если я их не отвезу, мне Сергей Сергеевич такую головомойку устроит, мама не горюй, а я их, как назло, в офисе забыла, так что сейчас обязательно нужно зайти и их забрать, а то утром у меня будет такое, что и представить страшно, потому что нужно отвезти их в «Межбанк» до начала работы…

Костик от моего напора заморгал, забыл, о чем хотел спросить, и только махнул рукой:

– Ладно, проходи, если надо, там все равно…

Я радостно улыбнулась и промчалась мимо него к лестнице, пока он не опомнился и не передумал, и только между вторым и третьим этажом задумалась о том, что он сказал.

«Там все равно…»

Что он имел в виду?

Но тут же я себя успокоила. Может, он ничего особенного и не хотел сказать.

Вот другой вопрос – как попасть в офис? Ведь ключа от него у меня не было…

Вообще говоря, кое-какие мысли на этот счет у меня имелись. Иначе бы я сюда и не поехала.

Дело в том, что несколько дней назад я уходила с работы последней. Точнее, одной из последних – вместе с нашим бухгалтером Алисой Дмитриевной.

Алиса – строгая женщина, прилично за сорок, в нашей фирме она работает на полставки, приходит два раза в неделю, но сидит иногда допоздна, пока все не переделает.

И вот мы с ней вышли из офиса, захлопнули дверь… и тут Алиса вспомнила, что оставила на рабочем месте игрушку, которую купила для своей внучки. Алиса Дмитриевна только недавно стала бабушкой, во внучке души не чает и почти каждый день что-нибудь ей покупает. Не может прийти к внучке с пустыми руками.

Так что ей непременно, несмотря ни на что, нужно было вернуться за своим подарком.

– Что же теперь делать? – спросила я сочувственно. – Можно пойти в охрану, у них есть дубликаты ключей…

– Нет, в охрану ходить не стоит. Они, конечно, дадут ключи, но сначала составят акт, а это такая морока…

– А что же тогда делать?

Алиса взглянула на меня хитро и спросила:

– Ты никому не расскажешь?

– Само собой!

– Здесь замок старый, его открыть ничего не стоит!

И действительно, у меня на глазах она достала из своей сумки две скрепки, разогнула их и очень ловко открыла замок. Одну скрепку вставила в скважину, а вторую начала внутри медленно поворачивать, пока не услышала щелчок.

А я на всякий случай следила за ней и запоминала. Жизнь меня научила, что такие навыки очень даже могут пригодиться. А потом, опять же на всякий случай, положила в свою сумку две скрепки. Так что сейчас я не сомневалась, что попаду в офис.

Однако когда я поднялась на третий этаж и подошла к нашей двери, то поняла, что мне не придется пользоваться отмычками.

Из-под двери офиса на пол коридора падала узкая полоска бледного света.

В офисе кто-то был.

У меня сердце провалилось куда-то очень глубоко, на мгновение даже перехватило дыхание.

Вдруг к нам в офис уже заявились те бандиты, от которых я с таким трудом сбежала? Вдруг они меня здесь караулят, а я иду прямо к ним в руки?

Но тут же я сообразила, что даже если они уже вернулись на свою базу и обнаружили мой побег, они не смогли бы так быстро вычислить, где я работаю. И даже если они это каким-то чудом узнают – в любом случае они не поедут в офис ночью, потому что в этом нет никакого смысла. И опять же Костик на входе. Несмотря на то, что он тот еще пофигист, и Алиса Дмитриевна его поругивает, все же ночью он вряд ли пустит незнакомых людей.

Но тогда кто же хозяйничает в нашем офисе ночью? Ну, почти ночью, одиннадцать скоро.

Может, нет там никого? Может, с вечера кто-то просто забыл выключить свет?

Я осторожно потянула за ручку двери.

Дверь была не заперта.

Значит, моя оптимистичная гипотеза не подтвердилась. В офисе кто-то все же есть.

Но положение у меня было безвыходное, я тихонько открыла дверь и заглянула внутрь.

Ночной офис выглядел как-то странно, непривычно. Все предметы, такие обыкновенные днем, казались теперь чем-то совсем другим, одушевленным и опасным. Совсем не тем, чем обычно. Они жили своей собственной, ночной жизнью – и были очень недовольны тем, что я появилась и нарушила их уединение.

Но я была здесь уже не первой.

За стеклянной перегородкой, отделявшей основное офисное пространство от кабинета шефа, сидел он сам – наш шеф, Сергей Сергеевич Студнев.

Он сидел, склонившись над своим столом. То есть без малого в одиннадцать вечера этот тип сидел и работал! Нет, таких трудоголиков я еще не встречала!

Студнев был мужчина прилично за сорок, а высокий лоб с заметными залысинами и усталые темные глаза делали его еще старше.

И вот интересно, что он делает на работе в такое позднее время?

Да уж, его дома точно никто не ждет! Говорили, что у него какие-то семейные проблемы.

Та же Алиса Дмитриевна поджимала губы и горестно покачивала головой, если кто-то из офисных девиц начинал прохаживаться по поводу начальства, но, надо отдать ей должное, никогда такие разговоры не поддерживала.

Мне до этого и вовсе не было дела – со своими бы проблемами разобраться…

Тут Студнев, наверное, услышал скрип двери и повернул ко мне голову. Увидел меня – и брови удивленно поднялись.

Он что-то проговорил, но из-за перегородки ничего не было слышно, а я топталась у входа, сделав самое беспомощное выражение лица.

Тогда он поднялся, подошел к двери своего стеклянного зверинца, вышел в офис и произнес с недовольством и удивлением:

– Лидия? Что вы делаете тут в такое время?

Что я могла ему сказать?

Можно было только бить на жалость, что я и сделала.

Я чуть слышно всхлипнула и проговорила самым жалостным голосом, на какой была способна:

– Сергей Сергеевич, я поссорилась со своим… другом.

– Не понимаю… какое это имеет отношение… при чем здесь ваш, как вы сказали, друг? – В голосе его прозвучало явное удивление, а еще недовольство.

– Самое прямое! Он выгнал меня на улицу!

Уж что-что, а притворяться я умею, как никто другой. И голосом владею, и лицом, и жестикулировать могу как нужно. Опять-таки жизнь научила.

– Выгнал на улицу? Посреди ночи?

А сам-то ты что делаешь здесь посреди ночи? И вообще, сейчас еще вечер… Но я всхлипнула и быстро-быстро заморгала глазами, чтобы вызвать слезы. Не получилось. Все же слезы по заказу – это высший пилотаж, я так не умею. Но тренируюсь, пока получается редко.

Тогда я ответила сдавленным голосом, как будто в горле комок, который мешает мне говорить:

– Вот именно! Мне просто больше некуда было пойти! Ведь у меня в этом городе никого нет – ни родных, ни друзей! Вот, успела только сумку маленькую прихватить, вещей даже не отдал…

Вот это была истинная правда.

Я снова очень натурально всхлипнула и продолжила:

– Так что остается только работа… вы же сами иногда говорите, что работа – это наш второй дом… вот я и пришла…

– Хм… – Он нахмурился и пожевал губами, совсем как если бы я запорола важный отчет или забыла его предупредить, что звонили, к примеру, из налоговой… – Должен вам сказать, Лидия, что друзей нужно выбирать… осмотрительнее, что ли… ну, как можно довериться человеку, который… который… – Он посмотрел на меня пристально и сделал вдруг резкий шаг в мою сторону, так что я мигом отскочила.

Реакция у меня хорошая, опять-таки я ее долго тренировала, жизнь заставила.

Что-то такое отразилось в его глазах, какая-то давнишняя не то боль, не то просто неприятное воспоминание.

Студнев остановился и молча погладил себя по щеке.

– Я не понимаю… – растерялась я, точнее, сделала вид.

– Да посмотрите же на себя! – Казалось, он потерял терпение.

Я повернулась к зеркалу, что висит у нас в офисе в углу рядом с вешалкой. На левой щеке багровела глубокая царапина, но кровь уже засохла, превратившись в ржавую корочку.

Надо же, я так торопилась уйти из квартиры, что даже в зеркало не посмотрела. Наверное, поцарапалась, когда по кустам ползала.

– Это то, что я думаю? – холодно осведомился Студнев.

– Ну да, – я поникла головой, и, наконец, пришли слезы, – я потому и ушла…

Сумка выпала из рук, точнее, я сама ее выпустила, чтобы закрыть лицо руками, и в щелочку между пальцами мне было видно, что начальник растерялся. Ну, как всякий мужчина, он не выносит женских слез. Только одни начинают жалеть, а другие тут же орут, чтобы немедленно прекратила рыдать.

Рыдать я не собиралась, это был бы уже перебор. К тому же начальник далеко не дурак, он бы заметил, что рыдания фальшивые.

Вот не спрашивайте, откуда я это знаю, вот чувствую – и все. А я своей интуиции доверяю, хотя она меня и подводила пару раз.

– Ну-ну… – пробормотал Студнев, – ну что вы, Лидия…

Он с самого начала говорил не Лида, а Лидия, и, кажется, ни разу не сбился.

– Сергей Сергеевич, – торопливо выпалила я, шагнув к нему, – может быть, вы позволите мне переждать здесь до утра? Может быть, я подремлю в уголке на стуле… – Я села на этот стул и скорчилась как можно неудобнее.

Очевидно, это оказалось последней соломинкой, которая, как известно, переломила спину верблюда, в данном случае, «верблюда» звали Сергей Сергеевич.

– Ну, зачем же в уголке, – протянул он нехотя. – Зачем на стуле. Вы можете отдохнуть у меня в кабинете, на диване…

Тут он почувствовал, что его слова можно понять превратно, и поспешно добавил:

– Я все равно уже собирался уходить.

И давно пора, а то уж засиделся на рабочем месте…

Но вслух я, разумеется, ничего не сказала.

Вряд ли он действительно собирался уходить, когда я пришла, – но тут и правда быстро собрался, сложил свои бумаги в портфель и направился к выходу. Но уже у самой двери остановился, обернулся и смущенно проговорил:

– Только, Лидия, я вас очень прошу – пожалуйста, поднимитесь раньше начала рабочего дня. И уберите следы вашего… отдыха. А то пойдут какие-нибудь разговоры. Как вы понимаете, мне они ни к чему. Да и вам, я думаю, тоже.

Я беззвучно хмыкнула, взглянула на него с благодарностью и проговорила, прижав руки к сердцу:

– Конечно, Сергей Сергеевич! Я все приберу, Сергей Сергеевич! Не сомневайтесь, Сергей Сергеевич!

Он вышел, захлопнул за собой дверь, а я вошла в его кабинет и прилегла на диван.

Диванчик был короткий и узкий, обитый коричневой искусственной кожей, так что вытянуться на нем я не смогла, легла на бок, подогнув ноги, – но все равно это было куда лучше, чем дремать на стуле.

В офисе было тихо, да что там, на всем этаже не было, наверное, ни одного человека, так что самое время мне вздремнуть. Ужасный сегодня был день, хлопотный очень.

Я закрыла глаза, но поняла, что спать совершенно не хочется. А хочется есть, причем очень.

Ну да, как вернулась домой – так и не поужинала. А в обед была в офисе и только пила кофе с печеньем у секретарши Ленки, она еще ворчала, что свое не носят, а норовят чужое печенье съесть.

Ленка у нас весит под сто килограммов, так что сотрудники, которые лазают к ней в стол за печеньем, действуют ей только во благо.

Итак, я встала и потащилась в Ленкин закуток, но нашла там только пакетики с чаем и кучу крошек от сухарей с маком и песочного печенья. Да, таким количеством можно прокормить семейство мышей, но мне-то что делать…

Ну, Ленка, ну, обжора!

Я поболталась по офису без цели, зная, что ничего из съестного не найду, и отправилась в кабинет.

Может, Сергей Сергеевич тайный сладкоежка и найдется у него хотя бы шоколадка?..

Нехорошо рыться в столе у начальства, он ко мне со всей душой отнесся, ночевать на диван пустил, а я… Но голод стал невыносимым, и я решилась. В конце концов, важные бумаги он кладет в сейф, а ящики запирает.

Так и оказалось, открыт был только один ящик, и там завалялась одна шоколадная конфета, очень старая, прямо каменная. Но я была рада и такому. Лежали там еще какие-то бумаги, судя по всему, черновики договоров, а еще рисунки.

На обычной бумаге простой шариковой ручкой была нарисована одна и та же женщина. Вот она у окна расчесывает длинные волосы, вот где-то на природе на берегу озера, и волосы развеваются на ветру, вот волосы забраны в прическу, и на длинной шее колье, непонятно только, бриллиантовое или бижутерия. Интересно…

Под рисунками я нашла еще фотографию. Та же женщина, только постарше, и стрижка довольно короткая. Красивая баба, но на фотографии точно видно, что стерва.

Я повертела снимок, поднесла его к свету и увидела, что фотка была разорвана на несколько клочков, а потом склеена неаккуратно. Интересно… хотя на самом деле не очень, своих проблем хватает.

Я выпила чаю с конфетой (чуть зуб не сломала) и снова улеглась на диванчик.

Правда, заснуть я не надеялась – события минувшего вечера так взбудоражили меня, что сна не было ни в одном глазу.

Я стала их перебирать и обдумывать – и что же?

Перед глазами почти сразу поплыли цветные пятна и полосы, и вскоре я заснула.

Снился мне странный сон.

В этом сне была большая, жарко натопленная комната, значительную часть которой занимала огромная кровать с резными столбиками и балдахином.

Вокруг этой кровати толпились многочисленные женщины в темных старинных платьях, среди которых было и несколько мужчин, тоже в старинной одежде.

А на кровати лежала маленькая измученная женщина с красным, залитым потом и искаженным страданием лицом…

Повитуха выпрямилась, держа в руках красное тельце со сморщенной обезьяньей мордочкой, легонько шлепнула, и новорожденная издала резкий обиженный крик.

Повитуха повернулась к присутствующим и проговорила удовлетворенно:

– Девочка, здоровая!

Женщины, толпившиеся по углам комнаты, зашептались, переглядываясь.

– Девочка? – Невысокий плотный человек в темном камзоле гранда, с маленькой остроконечной бородкой, поморщился. – Король будет недоволен! Тем не менее велите звонить в колокола, дабы известить народ о рождении инфанты!

Он развернулся и быстрыми шагами направился к дверям. Даже спина его выражала огорчение.

Повитуха передала ребенка няньке, озабоченно склонилась над роженицей. По лицу королевы струился обильный пот, губы трепетали, будто она что-то хотела сказать.

– Постойте, синьор… – вполголоса проговорила повитуха. – Будет еще один ребенок…

Но человек с бородкой уже вышел.

Королева застонала, закусила нижнюю губу, лицо ее побагровело от напряжения.

Присутствующие зашевелились, придвинулись к постели королевы. Кто-то проговорил:

– Архиепископ уже ушел… послать за ним?

Вдруг тишину покоя нарушил странный, пугающий звук, похожий не то на рычание дикого зверя, не то на кошачье мяуканье.

– Не нужно… – повитуха снова выпрямилась, держа в руках второго ребенка, испуганно оглянулась на присутствующих и пролепетала едва слышно: – Это… это, кажется, мальчик…

В руках у нее было странное, уродливое существо, похожее на маленького зверька. Крошечное тельце покрывала редкая неопрятная шерсть, круглые глаза тускло блестели, а из приоткрытого рта торчали короткие острые зубы.

– Чудовище! – послышался чей-то дрожащий голос.

– Антихрист! – подхватил еще кто-то.

Придворные принялись истово креститься.

И в это время за окнами раздался гулкий, протяжный звон церковных колоколов.

Когда этот звон затих, из толпы придворных вышел пожилой господин в лиловом, расшитом серебром камзоле, с холодными серо-стальными глазами.

Он забрал ребенка у растерянно застывшей повитухи, окинул всех остальных стальным взглядом, словно полоснул клинком, и резким, каркающим голосом проговорил:

– Королева родила только одного ребенка, инфанту! Другого ребенка не было! Всем понятно?

Придворные испуганно закивали.

Я проснулась от того, что где-то рядом незнакомый голос громко произнес:

– Пора!

Я открыла глаза – но не смогла сразу понять, где нахожусь.

Правда, в последнее время со мной такое часто случалось, так что я не впала в панику, а попыталась определиться.

Я лежала на узком, коротком и жестком диване. Рядом стоял офисный стол, около него – кресло на колесиках, обитое, как и диван, коричневой искусственной кожей.

И тут я поняла, что нахожусь в кабинете Студнева.

И сразу же вспомнила все, что произошло со мной вчера вечером и ночью.

Нужно скорее вставать и ликвидировать следы моего ночного присутствия в кабинете начальства. Студнев подошел ко мне по-доброму и только очень просил, чтобы никто ничего не узнал, так что нельзя его подвести.

Вроде бы приличный мужчина оказался. И начальник не вредный. Но с другой стороны, с некоторого времени я перестала доверять первому впечатлению. Возможно, это неправильно, но я не доверяю никому. Жизнь научила.

Я взглянула на часы – вдруг уже много времени и сейчас подтянутся мои сослуживцы?

К счастью, была еще только половина восьмого, так что до начала рабочего времени оставалось больше часа.

То есть к девяти обычно приходит сам Студнев, а остальные сотрудники и к десяти не все подтянутся.

Учитывая нынешнюю напряженную обстановку, народ вообще больше дома работает, один начальник вечно в офисе торчит. Его положение обязывает.

И чего ему дома не сидится? Очевидно, руководить по удаленке не получается.

Я поднялась, потянулась – и осознала, что спала в одежде.

Ох, если бы можно было принять душ и переодеться!

К сожалению, об этом не приходилось даже мечтать.

Ну, нужно хоть как-то привести себя в порядок…

Я вышла из офиса.

К счастью, в такой ранний час в коридоре не было ни души, так же как и в туалете. Там я, как могла, умылась, привела в порядок волосы и лицо, поправила одежду. Больше ничего сделать я не могла и пошла обратно в наш офис. Там нашла у Ленки в столе настольное зеркало и уселась перед ним, включив лампу.

Царапина на щеке больше не кровоточила, но воспалилась, еще немного – и щека распухнет, а пока только багровая полоса виднеется.

Я протерла царапину Ленкиной туалетной водой, которую ей подарил муж, и пахла она отвратительно, зато и держала ее Ленка на работе, как она говорила, тараканов морить, если заведутся. Затем замазала царапину тональным кремом, накрасила глаза и губы.

Нельзя сказать, что в зеркале отражалась свежая майская роза, но люди все же не испугаются. Что ж, теперь могу спокойно ожидать появления сотрудников.

И тут у меня буквально скрутило желудок.

Ну да, я ведь вчера не ужинала, да толком и не обедала… И чай с закаменевшей украденной конфетой не в счет.

Что делать? До обеденного перерыва я буквально не доживу… Хотя обедать по нынешнему времени никто не ходит, кто еду из дома приносит, а иногда, когда народу побольше в офисе собирается, мы заказываем пиццу или сандвичи. Но они работают с десяти, да когда еще заказ принесут. Так и умереть можно.

Впрочем, остается еще достаточно времени до начала рабочего дня. Я могу выйти на улицу и заскочить в пекарню на углу. Она открывается рано, и там можно купить кофе навынос со свежими круассанами… ну, или еще чего-нибудь… Булочку, тот же сандвич…

От одних этих слов есть захотелось еще больше.

Я спустилась на первый этаж, направилась к турникету, возле которого сидел в своей будке охранник. Костик уже сменился, на его месте сидел другой, немолодой дядька, прежде служивший в полиции. Звали его Михалыч.

Он с кем-то разговаривал, мне не было видно, двое стояли спиной.

Я еще была на полпути к выходу, как вдруг застыла на месте как громом пораженная.

Возле будки охранника стояли те самые фальшивые полицейские или бандиты, от которых я с таким трудом сбежала минувшей ночью. Там были двое из них – те, которых я мысленно называла Первый и Второй. Третьего по кличке Боров с ними не было, видно, ему влетело за то, что оставил меня без присмотра. Может, его даже уволили. Ну, уж бока намяли серьезно, это точно.

Я попятилась, но Первый, видно, что-то почувствовал. Он вскинул голову и заметил меня.

Я метнулась к лифту. Как раз в это время он подъехал к первому этажу, двери раскрылись, из кабины с озабоченным видом вышел заспанный работяга в засаленном синем комбинезоне.

Я промчалась мимо него, едва не сбив с ног, стремительно влетела в кабину и бросила взгляд в сторону проходной.

Тот фальшивый полицейский, которого я назвала Первым, перепрыгнул через турникет и несся следом за мной, его напарник немного замешкался, но потом тоже перескочил вертушку.

Михалыч что-то кричал и махал руками, пытаясь его остановить.

Я торопливо нажала кнопку верхнего этажа.

Первый огромными прыжками несся к лифту, двери кабины сдвигались убийственно медленно.

Вот мой преследователь в одном шаге от лифта… еще секунда – и он ворвется в кабину…

Но двери, наконец, сомкнулись прямо у него перед носом, и кабина заскользила наверх.

Я перевела дыхание. Кажется, и на этот раз мне удалось от них ускользнуть. Но дело плохо – они очень быстро выяснили, где я работаю, и заявились сюда…

Вот как они это сделали? Как вообще они меня нашли? И почему именно сейчас, то есть вчера, то есть, если учесть, что Катька поселилась в квартире милой старушки Анны Аркадьевны примерно неделю назад… почему именно в это время, не раньше и не позже?

Кабина доехала до верхнего, шестого этажа и остановилась. Двери раздвинулись… и тут я услышала стремительно приближающиеся шаги, и увидела бегущего по коридору мужчину – того самого фальшивого полицейского номер один.

Черт! Он сообразил, куда я еду, и догнал меня по лестнице… Силен, однако, а с виду и не скажешь – под глазами синяки, кожа желто-землистая, пьет, что ли…

Я снова нажала кнопку – на этот раз третьего этажа. Двери кабины успели закрыться, прежде чем мои преследователи добежали до лифта, кабина поехала вниз.

Лифт очень скоро остановился, двери начали разъезжаться… и тут же я увидела прямо перед собой ухмыляющуюся физиономию второго преследователя.

Черт! Они разделились, и Второй уже ждал меня на третьем этаже!

Я ткнула пальцем в другую кнопку, но бандит уже тянул ко мне волосатые руки…

Времени на раздумья не было, и я применила крайнюю меру – вцепилась в его лицо ногтями. Он вскрикнул от неожиданности, попятился, закрывая глаза руками. Двери лифта снова успели закрыться, и кабина опять поехала вверх.

Я снова ускользнула, но долго ли еще смогу играть с ними в кошки-мышки?

На этот раз лифт привез меня на пятый этаж.

Я выглянула в коридор.

Вроде бы никого нет…

Выскользнула из лифта, снова огляделась и припустила по коридору, разглядывая двери.

Куда бы мне спрятаться? Где бы пересидеть какое-то время? Впрочем, те двое настроены очень серьезно и не отступятся, пока не найдут меня…

И, как назло, народу никого, рабочий день еще не начался, да и тогда в офисах пусто, все, кто может, сидят на удаленке.

Я прошла мимо нескольких дверей, и тут в дальнем конце коридора снова раздались быстрые тяжелые шаги.

Ну конечно, это снова Первый! Быстро же он меня нашел!

Времени на раздумья не было, я дернула первую попавшуюся дверь – но она была заперта, метнулась к следующей двери, торопливо повернула ручку…

На этот раз дверь открылась, я юркнула за дверь и оказалась в какой-то тесной и темной кладовой.

Когда глаза привыкли к скудному освещению, я разглядела полки, на которых стояли картонные коробки и папки. В глубине кладовой был стенной шкаф.

Я спряталась в него – там было тесно и пыльно, но хоть какое-то укрытие…

И очень быстро поняла, насколько это укрытие ненадежно.

Не успела я закрыть за собой дверцы шкафа, как дверь кладовой снова открылась. На пороге появилась, заслонив свет, рослая, массивная фигура, в которой нетрудно было узнать того самого фальшивого полицейского номер один.

Должно быть, он тоже в первый момент плохо видел в темноте, во всяком случае, он вертел головой, стоя на пороге.

Я вжалась спиной в стену, точнее, в какой-то стеллаж. И тут с верхней полки этого стеллажа на меня свалилась коробка.

Мой преследователь фыркнул и проговорил насмешливо:

– Вот ты где! Решила поиграть со мной в прятки? Раз-два-три-четыре-пять, я иду искать! Кто не спрятался, я не виноват!

Он шагнул вперед.

Я сжалась от ужаса. Деваться мне было больше некуда…

Но в это время за спиной у псевдополицейского раздались быстрые тяжелые шаги нескольких человек, и резкий внушительный голос проговорил:

– Стоять! Руки за голову!

Мой преследователь попятился, собрался было повернуться – но тот же голос предупредил:

– Я сказал – руки за голову! Сделаешь резкое движение – стреляю! Больше предупреждать не буду!

Первый тяжело вздохнул, поднял руки, положил их на затылок и медленно повернулся. Возле него в коридоре стояли двое рослых плечистых парней в камуфляже и бронежилетах. И, между прочим, с автоматами на изготовку.

– Па-арни! – проговорил Первый, растягивая слова. – Па-арни, вы отку-уда нарисова-ались? Вы чего? Вы отку-уда такие у-умные? Я же свой! Из тридцать девятого отделе-ения!

– Хоть из триста тридцать девятого! – отрезал один из парней в камуфляже. – Мне это глубоко фиолетово! Будешь с начальством нашим разбираться!

С этими словами он поднес к уху массивную трубку переговорного устройства и произнес:

– Шеф, мы одного взяли. Вас понял. Есть доставить. Есть в разговоры не вступать.

Он убрал трубку, ловко застегнул на запястьях фальшивого мента наручники и повел его прочь по коридору.

Прежде чем уйти, мой незадачливый преследователь обернулся и бросил в мою сторону многообещающий взгляд. У меня от этого взгляда мурашки побежали по спине.

Я перевела дыхание, выждала еще несколько минут и только тогда выбралась из своего укрытия, вышла в коридор и спустилась на первый этаж. При этом я чувствовала себя неуютно и то и дело оглядывалась по сторонам – одного-то преследователя на моих глазах поймали, а второй мог еще где-то прятаться.

Когда я проходила мимо охранника, Михалыч внимательно посмотрел на меня.

Я невольно остановилась.

– Загребли твоих друзей, – сообщил он мне вполголоса, – обоих субчиков взяли.

– Да какие они друзья! Знать их не знаю! – честно ответила я.

– Ну, во всяком случае, они про тебя спрашивали.

Видимо, на моем лице был так отчетливо написан испуг, что Михалыч смягчился и проговорил:

– Ну, пока я с ними разговаривал, я незаметно тревожную кнопку нажал.

– Тревожную? – переспросила я.

– Ну да, у нас же на договоре охранная фирма «Аллигатор», при нажатии этой кнопки они должны приезжать в течение пяти минут. Ну, пять не пять, а минут через десять они и правда приехали. А потом они вывели обоих субчиков…

– Точно обоих?

– Обоих, обоих! – успокоил он меня. – Я сам видел.

Я действительно вздохнула с облегчением, но потом проговорила озабоченно:

– Но их, наверное, скоро отпустят.

– Почему ты так думаешь?

– Они сказали, что служат в полиции.

– Ну, они такие же полицейские, как я английский лорд! И еще, идиоты такие, вздумали говорить, что они из тридцать девятого отделения! Да я сам там двадцать пять лет оттрубил!

– Ну да, что-то такое Костик рассказывал.

– Костик болтает много, – недовольно засопел Михалыч. – А этих уродов я знаю по прежней своей работе…

– А кем вы раньше работали?

– Ну, в отделе по борьбе с бандитизмом… в общем, не важно это…

– Что – на работе с ними сталкивались?

– Не на работе, а по работе. Чувствуешь разницу? У нас на эту сладкую парочку много всего было. Они на одного, как сейчас выражаются, авторитетного человека работали. И сейчас, не сомневаюсь, работают. В их профессии работу редко меняют.

– На Зеленого? – ляпнула я сдуру, вспомнив, что говорили между собой эти двое.

– А ты откуда знаешь Зеленцова? – Михалыч удивленно взглянул на меня.

– Кого? – переспросила я.

– Григория Зеленцова, он же Зеленый.

– Да я просто случайно от них эту кличку слышала…

– А говорила, что знать их не знаешь, первый раз видишь… – Теперь в глазах Михалыча я увидела полицейскую подозрительность.

– Да это из-за моей подруги, – с досадой сказала я, – подруга у меня с ними связалась, потом разобралась и убежала, а они ее ищут, вот меня в оборот взяли…

– Вот как? – В голосе Михалыча все еще звучало недоверие. – Ну, в любом случае, держись от них подальше, это очень опасные люди! А уж сам Зеленцов… сейчас он, конечно, считается законопослушным бизнесменом, фирма у него, но когда-то был одним из самых страшных людей в городе. Да думаю, и сейчас не очень изменился.

– Ой, да что вы, Михалыч, я никогда, это все из-за подруги, Катьки, она меня втянула…

– Тщательнее друзей выбирать нужно! – припечатал Михалыч. – Вы, девки, очень уж легкомысленные, все надеетесь, что с вами ничего не случится! Ох, такого я навидался, пока служил, но не буду тебя пугать! Ты девица неглупая, сама выводы сделаешь.

Я опустила глаза, прошла через турникет и вышла на улицу.

Есть мне от всех этих событий уже расхотелось, но я все же дошла до пекарни, купила там свежей выпечки и стаканчик кофе навынос и побрела назад.

По дороге я думала.

Полезное, между прочим, занятие. До сих пор все происходило слишком быстро, у меня не было времени обдумать происходящее, но теперь я сложила два и два и получила…

Получила неожиданный результат.

Вот что этим бандитам, работающим на Зеленого, было от меня нужно?

Они все время повторяли: «Где они, где они?»

Люди они простые, незамысловатые, и если чего-то так упорно добиваются, то, скорее всего – денег. То есть «они» – это деньги.

Лично я у них никаких денег не брала, и вообще до вчерашнего дня не имела дела с самим Зеленым или с кем-то из его людей. Но они так не считали. Они определенно искали меня, точнее – Лидию Викторовну Карасеву. Тот тип, которого я про себя называла Первым, так меня и назвал в самом начале допроса.

Но фокус-то в том, что я и Лидия Карасева – не совсем один и тот же человек. Точнее, совсем не тот же.

Да, именно так. Если честно, я к этой Карасевой не имею ни малейшего отношения. Не хотелось бы об этом рассказывать, но, как говорится в одном старом анекдоте – «а придется!». В общем, вот уже некоторое время я живу по чужому паспорту. Вот этой неизвестной мне гражданки Карасевой, Лидии Викторовны.

Тут я вспомнила тот ужасный день, когда все это началось. День, когда моя судьба изменилась.

Вообще-то, изменилась жизнь моя гораздо раньше, но… об этом позже, а лучше никогда. Я вообще не хочу вспоминать о той, прежней жизни, иначе… иначе можно накликать беду.

В общем, в тот день я шла по привокзальной площади в Петербурге и думала, куда бы мне сунуться. Точнее, где бы схорониться хоть на время, куда бы приткнуться.

И тут на меня буквально налетела разбитная бабенка, лет прилично за пятьдесят, с неестественно рыжими волосами и наглыми бегающими светло-карими глазами.

– Ты, подруга, жилье ищешь? – спросила меня эта личность, ухватив за локоть.

– С чего вы взяли? – переспросила я осторожно.

Жизнь научила меня не доверять людям, особенно если у них такие глаза. И оборони меня Боже от таких подружек!

– А с того и взяла, что это у тебя на лице написано! – ответила бабенка и уже ненавязчиво тянула меня куда-то за угол.

– Эй, полегче! Я еще не согласилась! – Я попыталась вырвать руку, но она вцепилась в нее как клещ и хитро заглядывала мне в глаза:

– Согласишься, куда тебе деваться! Жить-то где-то нужно, а у меня недорого, и условия самые подходящие. И знаешь, что я тебе скажу? Тебе у меня самое место, потому что мне нет никакого дела, кто ты такая и чего так боишься!

– Я? Боюсь? – переспросила я, и голос дрогнул.

Неужели и правда у меня такой вид, если первая встреченная тетка меня сразу вычислила?

– Конечно! – Тетка хитро усмехнулась, прищурилась. – Еще как боишься! Так вот, меня можешь звать тетя Шура, а я тебя – как скажешь, так и буду называть.

– Лена я… – назвала я первое попавшееся имя.

– Ну, вот и чудно! Вот и познакомились! Лена так Лена! – Она уже подвела меня к мрачному кирпичному дому, к железной двери с домофоном и открыла эту дверь ключом-таблеткой.

И тут я подумала – а почему бы и нет? Мне ведь и правда нужно хоть несколько дней где-то перекантоваться. Ни друзей, ни знакомых у меня в этом городе нет, а если бы и были – лучше с ними не связываться, потому что через них до меня может дотянуться моя прежняя жизнь, мое прошлое, чтоб оно было неладно… так что эта огненно-рыжая тетя Шура с бегающими глазами – ничуть не хуже любого другого варианта. Тем более что она из тех, с кем лучше не спорить, все равно будет по-ее.

Мы поднялись по крутой темной лестнице, вошли в темную квартиру, где пахло вчерашней едой и нафталином.

Тетя Шура втолкнула меня в маленькую темную комнатку, где имелась узкая кровать, стол, накрытый пластиковой скатертью в подсолнухах, которые были в этой комнате, да и во всей квартире единственным ярким пятном, два шатких стула и двустворчатый платяной шкаф. Стены комнаты были оклеены унылыми выцветшими обоями в мелкий голубой цветочек, на полу – рассохшийся паркет.

– Вот тут ты будешь жить! – заявила тетя Шура с такой гордостью, как будто привела меня в пятизвездочный отель.

И тут же сообщила, сколько это будет стоить.

Стоило это немало, как будто и впрямь меня поселили в дорогом отеле. Но я так устала и так хотела остаться одна, что не стала спорить и заплатила – правда, только за три дня, потому что надеялась за это время найти что-нибудь получше.

Тетя Шура схватила деньги и удалилась – видимо, почувствовала мое настроение.

А я, вместо того чтобы лечь и отдохнуть, принялась мерить комнату шагами и обдумывать свое незавидное положение.

Да, пока мне удалось убежать от своей прежней жизни, но надолго ли? Эта чертова жизнь дотянется до меня, ухватит меня своими когтями, как только я здесь засвечусь. Значит, мне нужно стать другим человеком. Мне нужно жилье и работа – а значит, нужны документы. Вот именно, на работу устраиваться нужно как можно быстрее, потому что денег у меня мало. Но если я устроюсь на работу под своим именем… тогда незачем было и огород городить с побегом, все равно прошлое меня настигнет рано или поздно.

Новые документы…

А где их достать?

У меня нет никаких связей в криминальном мире. И слава богу, что нет, а то можно так нарваться…

Что-то мне подсказывало, что эта тетя Шура с ее бегающими глазками может решить мою проблему – видно, что та еще пройда. Но опять же, жизнь меня научила никому не доверять, особенно таким, как она. Стоит мне хоть немного приоткрыть перед ней свои тайны – как она вцепится в меня коршуном и вывернет наизнанку, выпьет из меня все соки…

Нет, я должна как-то обойтись без посторонней помощи, своими собственными силами…

Но как?

Я ходила по комнате взад и вперед, как дикий зверь по клетке, и мучительно искала выход из этого положения.

Шесть шагов в одну сторону, шесть в другую… шесть шагов в одну, шесть в другую…

Десять раз, двадцать, сорок…

И каждый раз одна половица скрипела под ногой, как будто была плохо закреплена. Это меня жутко раздражало.

Взад-вперед, взад-вперед, и каждый раз этот отвратительный, сводящий с ума скрип…

Я остановилась, наклонилась и попыталась поправить половицу, чтобы не слышать больше ее раздражающий скрип.

Но половица вообще выпала, осталась у меня в руке.

Я представила, как разорется тетя Шура, сколько она мне наговорит. И денег еще слупит…

Я попыталась вставить паркетину на прежнее место – и вдруг заметила в полу под ней какой-то белый сверток.

Это еще что такое?

Я вытащила сверток. Это был небольшой пластиковый пакет, в котором находилось что-то плоское, довольно твердое. Я развернула пакет – и обнаружила внутри тонкую книжечку паспорта.

Вот это да!

Открыла паспорт – и увидела в нем женское лицо с удивленно вытаращенными глазами.

Вот тогда я и узнала это имя – Лидия Викторовна Карасева.

Имя, которому на некоторое время предстояло стать моим собственным.

Я несколько минут смотрела на паспорт и все не могла поверить в свою удачу. Только что я думала, где бы мне раздобыть новые документы, – и вот, документ сам падает мне в руки. Впору поверить в существование высшей силы и в то, что эта сила ко мне по какой-то неизвестной причине благосклонна.

А что? Неизвестная Лидия Викторовна Карасева примерно моих лет. Ну, допустим, постарше года на два, но с такой точностью возраст никто не определит.

Да и внешне она не так уж сильно от меня отличается. А если немножко поработать над собой – можно свести разницу между нами к минимуму. И вряд ли кто-то станет так уж тщательно сверять меня с фотографией в паспорте. Я же не собираюсь устраиваться на работу в секретную службу…

А самое главное – с новым паспортом я смогу затеряться, ускользнуть от своей прежней жизни, от своего прошлого. А это – именно то, что мне сейчас нужно…

Оставался, правда, вопрос: почему эта неизвестная мне Лидия Карасева спрятала паспорт под половицей в съемной комнате? – но я предпочла этот вопрос себе не задавать.

В тот день меня беспокоило только одно – как бы до меня не дотянулась моя прежняя жизнь.

Я решила, что судьба дает мне еще один шанс, и грешно будет этим шансом не воспользоваться. Опасно, конечно – вдруг эта Карасева преступница и находится в розыске? Но нужно рискнуть, иначе мне не выжить.

Короче, я решила превратиться в Лидию Карасеву. Хотя бы на какое-то время.

Для начала я сходила в магазин и купила там краску для волос, которая превратила меня в блондинку. После этого поработала над макияжем, в первую очередь выщипала брови и нарисовала на их месте новые, удивленно поднятые, и очень скоро стала куда больше похожа на фотографию в паспорте.

Когда ближе к вечеру я столкнулась в коридоре с тетей Шурой, та сначала удивленно уставилась на меня, как будто не узнала, а потом в ее глазах сверкнуло понимание. Видно, догадалась, что я изменила внешность…

Я поняла, что нужно как можно скорее искать другое жилье, а то тетя Шура станет опасной. Она поймет, что я в бегах, что я кого-то боюсь, и попытается использовать мой страх к своей пользе.

Хотя я несколько успокоилась, когда увидела вечером, что хозяйка сидит на захламленной кухне и попивает коньяк из пузатой рюмки. Бутылка стояла на столе, а также тарелочка с нарезанным лимоном и плитка шоколада, наломанная кусками. Коньяк, как ни странно, оказался дорогим.

Ого, тетя Шура, оказывается, умеет радоваться жизни! Ну, у каждого человека есть свои маленькие слабости.

– Что смотришь? – вызверилась на меня хозяйка. – Тебе не налью, самой мало.

– Да мне и не надо, – миролюбиво сказала я.

В общем, именно в тот день я стала Лидией Карасевой.

И дальше все складывалось удачно. Я устроилась на работу, нашла ее в Интернете, то есть мне подошла первая же вакансия – именно сюда, к Студневу. Денег, конечно, мало платят, но в моем положении выбирать не приходится. А потом нашла квартиру и съехала от тети Шуры как можно скорее.

И вот, похоже, сегодня – точнее, вчера – меня догнал результат того решения.

Да, в тот день, перекрашивая волосы и меняя макияж, я думала только об одном, боялась только одного – что меня догонит моя прошлая жизнь. И тогда мне не пришла в голову самая простая мысль: если Лидия Карасева снимала комнату у тети Шуры – значит, дела у нее обстояли не просто плохо, а ужасно плохо.

А если ей пришлось прятать паспорт под паркетом – значит, у нее были серьезные проблемы. Может быть, не менее серьезные, чем мои проблемы с прошлой жизнью.

И вот теперь эти проблемы докатились до меня… Не в розыске она была, искала ее не полиция, а очень опасный, криминальный человек по кличке Зеленый.

Ясно, что те бандиты, от которых я вчера удрала и которые сегодня заявились ко мне на работу, искали не меня – они искали именно ее, Лидию Карасеву. Значит, она их как-то обхитрила, обжулила, развела на деньги. И они намерены свои деньги вернуть, чего бы это им (и мне) ни стоило. Сегодня мне опять удалось от них улизнуть – но мне не будет везти вечно.

Значит, нужно сделать какой-то упреждающий шаг.

Или снова лечь на дно, снова поменять имя, жилье и работу – или выяснить, что же этим людям нужно от меня… точнее, от прежней Лидии Карасевой.

Да, второй вариант более предпочтительный.

Если я снова ударюсь в бега – мне придется жить, вечно оглядываясь. Больше того, мне придется скрываться и от собственной прошлой жизни, и от тех, кто охотится за Лидией Карасевой. А это, на мой взгляд, уже явный перебор.

Превратившись в Лидию Карасеву, я как бы обрела второе дыхание, новую жизнь. Я потратила последние деньги на покупку кое-какой одежды, поскольку с собой у меня было совсем мало вещей, причем покупала вещи довольно дешевые даже не из-за того, что мало денег, а просто пыталась определить, какую бы одежду купила эта самая Лидия Карасева – крашеная блондинка, макияж довольно вульгарный, одежда не то чтобы вызывающая, но наводит на мысли.

Я сняла жилье (ту самую квартиру, из которой теперь пришлось сбежать) и немедленно съехала от тети Шуры.

Тетя Шура попробовала было шипеть, но я резко ее оборвала, сказала, что и так переплатила за лишние дни, но пусть она этими деньгами подавится…

Короче, расстались мы с ней не сказать чтобы друзьями. И я надеялась, что навсегда.

И вот теперь все шло к тому, что мне снова придется с ней увидеться. Эта перспектива не доставляла мне удовольствия, но что поделаешь, надо – значит надо…

К предстоящему визиту я подготовилась основательно – то есть купила бутылку приличного коньяку, не французского, конечно, но не самого дешевого, и коробку конфет. А лимон пускай сама выставит, они нынче дороги, а мне без надобности.

Идти решила я прямо сейчас, не возвращаясь в офис, а то потом до обеда не выйти будет, благо дом тети Шуры тут недалеко, пешком дойти можно.

Подойдя к мрачному кирпичному зданию, я притормозила.

Мне не хотелось звонить тете Шуре по домофону – как говорил слон в одном замечательном мультфильме: «Наше оружие – внезапность». Кроме того, тетя Шура могла меня и попросту не впустить. Как я уже говорила, расстались мы с ней далеко не дружески. Поругались, в общем, на прощание.

Тут, на мое счастье, к подъезду подошел парень с большой ярко-красной сумкой за спиной – курьер, доставляющий продукты людям на самоизоляции.

Он позвонил в какую-то квартиру, ему открыли, и я следом за ним проскользнула в подъезд.

По знакомой темной и крутой лестнице я поднялась на пятый этаж, подошла к двери и позвонила.

За дверью раздались шаркающие шаги, дверь открылась, и я сначала ощутила сильнейший запах перегара, а уже потом увидела на пороге тетю Шуру.

Выглядела она не лучшим образом. Красное лицо опухло, под глазами темнели синяки, сквозь нечесаные рыжие волосы проглядывала неопрятная, непрокрашенная седина.

Ага, сидит дома и поддается своей вредной привычке на всю катушку. Причем, судя по аромату, пьет уже все подряд. Что ж, это мне на руку.

– Чего надо? – спросила она, глядя на меня мутным взором.

– Привет, тетя Шура! А я к вам в гости зашла! Или вы меня не узнаете? – затараторила я преувеличенно радостным голосом.

– Какие сейчас гости? – проворчала она. – Все добрые люди по домам сидят…

– А я к вам не с пустыми руками! – Я достала бутылку и повертела перед ней.

При виде этой бутылки глаза тети Шуры загорелись, она облизнула губы и забормотала:

– О, так проходи скорее! Что же ты на пороге-то стоишь? Заходи, Ленусик, посидим, поболтаем! Сколько уж времени не виделись? Месяц, наверное?

– Около того! – проговорила я, переступая порог.

Надо же – она даже вспомнила имя, под которым я у нее жила! Значит, память у нее еще в порядке, не пропила окончательно. Тогда и мне будет от этого визита польза…

Мы прошли на тесную тети-Шурину кухоньку, кое-как устроились за столом.

Я поставила на стол коньяк и конфеты, тетя Шура достала из шкафчика не слишком чистые пузатые рюмки, выложила от щедрот нарезной батон и пачку масла, подумала и добавила лимон:

– Вот, говорят, очень полезно для этого… именитета…

Я откупорила бутылку, под жадным взглядом тети Шуры наполнила рюмки и проговорила:

– Со свиданьицем!

Тетя Шура жадно выпила рюмку. Я поднесла свою к губам, сделала вид, что пью, отставила и снова наполнила тети-Шурину.

– Ну, как вы живете? – осведомилась, оглядываясь по сторонам. Надо же было с чего-то начать разговор.

– Ох, и не спрашивай! – Тетя Шура пригорюнилась, подперла щеку кулаком. – Для меня это самое ужасное время! Я ведь женщина бедная, одинокая, жила только на те гроши, что мне за комнату платили… на те, значит, гроши…

Я вспомнила, сколько она с меня содрала за свой клоповник, но промолчала – мне ее нужно разговорить.

– Конечно, ты меня тогда сильно обидела, – продолжала моя собеседница, поджав губы, – но я человек добрый, отходчивый, зла на тебя не держу…

Мне бы смолчать, но я не удержалась от удивления и выпалила:

– Я? Вас? Чем же это я вас обидела?

– Известно чем! Съехала, заранее не предупредив… по-хорошему, положено за две недели предупреждать, а ты мне прямо вечером сказала, что съезжаешь… и это после всего хорошего, что я для тебя сделала! Нет, правду говорят – нет на свете благодарности!

Ну, тетя Шура! Ну, дает! Интересно, что это хорошее она для меня сделала?

Я не стала развивать эту тему, а вместо этого очередной раз наполнила ее рюмку, подняла свою, все еще полную, и проговорила примирительно:

– Ну, еще по одной! Прошлое – оно и есть прошлое, от слова «прошло». Кто старое помянет, тетя Шура, – тому глаз вон!

– А кто забудет – тому оба! – закончила она поговорку и жадно допила рюмку.

Да, и это в одиннадцатом часу утра! Ой, спивается тетя Шура… Но мне до этого никакого дела нету.

– Я женщина одинокая, – продолжала она свои жалобы, – жила только с этой комнаты, а сейчас-то никто не приезжает, буквально ни один человек, так вообще плохи дела… комната уж который день пустует! Заработков никаких, выпить – и то не на что… хорошо, вот ты вспомнила тетю Шуру, пришла, да не с пустыми руками…

Угу, выпить ей не на что, то-то запьянела уже, на старые-то дрожжи…

– Тетя Шура, – начала разговор, ради которого пришла, – а кроме меня вас никто из старых жильцов не навещает?

– Никто! Я же говорю – нет в людях благодарности! Пока жили – тетя Шура то, тетя Шура се… а как съехали – так никто не зайдет, никто не позвонит… подарочек ценный не принесет… – она с нежностью уставилась на бутылку.

– А вы-то прежних жильцов помните? – заторопилась я, а то как бы не скопытилась она раньше времени.

– А как же! Конечно, помню! Вот тебя, к примеру, помню… а ты, кстати, не забывай мне подливать. И себе тоже. А то ты, я гляжу, не пьешь. Ты, значит, со мной выпить брезгуешь? – В голосе у нее появились визгливые скандальные нотки.

– Да что вы, тетя Шура! Как вы можете такое говорить? – Я поспешно наполнила ее рюмку, сделала вид, что подливаю и себе, и провозгласила тост:

– За хороших людей!

– Ну да, за хороших… – неуверенно поддержала тетя Шура, и лихо опрокинула свою рюмку.

Глаза ее потеплели и заблестели ярче. И вся она как-то подобралась, села прямо, не растекаясь по стулу. Еще бы волосы расчесать и халат этот застиранный на помойку выбросить…

Я тоже поднесла рюмку к губам, сделала вид, что пью, и продолжила:

– Тетя Шура, а помните вы такую Лиду Карасеву? Она у вас до меня жила…

– Лиду-то? Лиду, конечно, помню. Фамилии я никогда не спрашиваю, до фамилии мне дела нет, а Лиду помню. Тоже примерно как ты – пожила несколько дней и съехала. Только ты хоть мне сказала, что съезжаешь, а та-то, Лида, вообще ни полслова. Ушла из дома – и не вернулась, даже за вещами не пришла…

– И вы про нее ничего больше не знаете? Где она теперь, что с ней? Не заходила она, не звонила?

– Говорю тебе – ничего! Даже за вещами…

– За вещами не пришла, говорите? – заинтересовалась я. – А можно мне на эти вещи посмотреть?

– Вот тоже – вспомнила! – Тетя Шура пьяно усмехнулась. – Уж сколько времени прошло! Армен Ованесович после того уже раза три приходил… или даже четыре…

– Кто? – удивленно переспросила я, пытаясь понять, какое отношение неизвестный мне Армен Ованесович имеет к вещам настоящей Лидии Карасевой.

Тетя Шура воровато взглянула на меня, испуганно прикрыла рот ладонью – видимо, по пьяному делу сболтнула лишнего. Тут же она забормотала:

– Какой такой Ованесович? Не знаю никакого Ованесовича… первый раз слышу…

Тут я применила, должно быть, жестокий, запрещенный прием: подняла бутылку над ее рюмкой, наклонила, но недостаточно, чтобы из нее полился коньяк.

Тетя Шура завороженно следила за бутылкой, потом обиженно взглянула на меня:

– Ты наливай, наливай! Что же ты не наливаешь? Раз принесла коньяк, надо наливать!

– Кто такой Армен Ованесович? – спросила я голосом заправского следователя.

– Кто-кто, – забормотала Шура. – Известно кто… старичок один, живет тут неподалеку… хороший такой старичок, хозяйственный… когда от меня кто-то съезжает и вещи оставляет, я все в кладовку отношу, а потом Армен Ованесович заходит и кое-что из тех вещичек берет…

– За деньги? – уточнила я.

– Ну, само собой, за деньги. Не при коммунизме живем, деньги никто не отменял. Да только какие там деньги, – поспешно добавила тетя Шура. – Копейки!

Я налила рюмку до половины и снова приподняла бутылку, продолжив допрос:

– Короче, этот Армен Ованесович забрал все вещи, которые остались после Лиды?

– Ну, забрал! – резко ответила тетя Шура. – А что? Я в своем праве, она съехала, ничего не сказав…

– Но деньги-то вы с нее вперед взяли!

– Ну и что? Там и вещей-то всего ничего было, да и то он не все взял, кое-что оставил, сказал, что это никому не нужно…

– Ага! Значит, что-то осталось! Или вы все выбросили?

Что-то подсказывало мне, что тетя Шура ничего не выбрасывает. И я не ошиблась.

– Ну, кое-что осталось… – неохотно призналась она. – На антресолях у меня лежат…

– А можно мне на эти вещи взглянуть?

В глазах тети Шуры снова вспыхнул хитрый блеск.

– Сколько?

– Ну, тетя Шура, имейте совесть! Я же только взглянуть! Вы же сами сказали, что они никому не нужны!

С этими словами я наполнила ее рюмку до краев. Лучший способ допроса – сочетание кнута и пряника.

Тетя Шура выпила коньяк, крякнула и проговорила с тяжелым вздохом:

– Ладно, пользуйся моей добротой! Покажу, что осталось. Вот знаю, что нельзя с людьми по-хорошему, а все равно даю слабину. Видно, такая уж я от природы добрая… жизнь меня учила-учила, а я все одно даю слабину…

Она поднялась и неуверенной походкой потащилась в коридор, по дороге прихватив табуретку.

В коридоре она поставила эту табуретку и принялась на нее взбираться. Со стороны это напоминало восхождение на Эверест.

– Тетя Шура, может, лучше я? – предложила я, представив, как она свалится с этой табуретки и что-нибудь себе сломает. И что мне с ней потом делать?

– Ты?! – Она взглянула на меня недоверчиво. – Нет уж, я сама!

Видно, ей никого не хотелось подпускать к своим сокровищам.

С огромным трудом она взгромоздилась на табурет, открыла дверцу антресолей и принялась там рыться. Наконец нашла то, что искала, закрыла антресоли и спустилась, прижимая к груди картонную коробку из-под печенья «Красная Москва».

– Вот они, Лидины вещички! – проговорила тетя Шура таким тоном, как будто нашла на своих антресолях золотой самородок или жемчужное ожерелье. – Пользуйся! – И она с явной неохотой вручила мне заветную коробку.

Я вернулась на кухню, поставила коробку на стол и открыла ее.

– Все равно Армен Ованесович это не взял, – повторила тетя Шура, встав у меня за спиной и внимательно следя за моими руками, как картежник за руками шулера.

Я осмотрела содержимое коробки.

Там была потертая, порванная с одной стороны матерчатая косметичка, пустой пузырек синего стекла, одна черная вязаная перчатка на левую руку, сломанная шариковая ручка и одноразовая зажигалка, наверняка не работающая.

Тетя Шура в очередной раз убедилась, что в коробке нет ничего сколько-нибудь ценного, вздохнула с сожалением и села на прежнее место за столом.

Перехватив ее озабоченный взгляд, я плеснула в рюмку коньяку и достала из коробки косметичку.

Косметичка была, как уже сказано, старая и потертая. На углу ее были вышиты инициалы В и Д. Значит, или эта косметичка принадлежала не Лидии Карасевой, или это, как и в моем случае, была не настоящая ее фамилия.

Я расстегнула молнию и высыпала содержимое косметички на стол.

Тетя Шура опять вытянула шею, чтобы взглянуть на мои находки, но тут же снова утратила интерес.

В косметичке нашелся пустой тюбик из-под помады, дешевенькая облезлая пудреница, пакетик сахара из тех, какие дают в кофейнях (с названием кофейни – «Эсмеральда»), начатая пачка бумажных носовых платков и несколько мелких монет. Причем здесь были не только российские монеты, но и несколько евроцентов.

Я еще раз перетрясла содержимое косметички и почувствовала под подкладкой какой-то небольшой твердый прямоугольник, что-то вроде банковской карточки или дисконтной карты, какие дают в магазинах.

Тетя Шура следила за мной, как коршун, поэтому я не полезла за подкладку, а с самым равнодушным лицом сказала:

– Я эту косметичку возьму.

– Зачем это?

– Ни за чем. Так просто. На память.

Глаза тети Шуры подозрительно блеснули. Она проговорила:

– Можешь взять, только, само собой, не даром. Даром только кошки родятся.

– И сколько же вы за эту дрянь хотите?

– Десять тыщ.

– Тетя Шура, да возьмите же себя в руки! – Я искренне возмутилась. – Это барахло и десяти рублей не стоит! Здесь же нет ничего ценного!

– А это еще как посмотреть! Раз ты хочешь ее взять – значит, плати! А нет так нет! Мы еще не при коммунизме живем! Спрос, как говорится, порождает предложение!

– Ну, вы прямо экономист!

– Ты меня всякими-разными словами не обзывай! В моем-то доме! – всерьез обиделась она. – Отдай-ка! – И тетя Шура потянулась за косметичкой.

– Да ради бога! – Я пожала плечами. – Если даже Армен Ованесович не взял – кому это нужно?

Рука тети Шуры зависла над косметичкой. Тетя Шура быстро, оценивающе взглянула на меня и проговорила примирительно:

– Ну, ладно, пускай пять тысяч. Это хорошая цена. Вижу, что согласна. По рукам?

– Нет, не по рукам. За пять тысяч сами пользуйтесь, – я сделала вид, что собираюсь уходить.

В первую нашу встречу на вокзале тетя Шура мигом меня вычислила: что я боюсь всех и всего, что плохо ориентируюсь в городе, что денег у меня мало – в общем, я ее контингент. Теперь же я малость пришла в себя, а она сама явно не в лучшей форме, так что, взглянув на мое индифферентное лицо, она поняла, что я и правда уйду.

– Постой! – Тетя Шура придержала меня за руку. – А за сколько же ты хочешь?

– Пятьсот рублей, так и быть, заплачу.

– Пятьсот? – Тетя Шура скривилась, как будто надкусила лимон, который она, кстати, и нарезать забыла. – Ты шутишь, наверное? Пятьсот! Это мне даже обидно слышать! Пятьсот рублей – не деньги!

– Отчего же не деньги? За пятьсот рублей две бутылки водки купить можно!

– Водку? Что я, алкоголичка? Я больше коньяк… – Тетя Шура покосилась на недопитую бутылку. – Кстати, что это ты не наливаешь? Выдохнется же!

– Не выдохнется! – Я снова наполнила ее рюмку и продолжила торг:

– Коньяк за пятьсот тоже можно купить, который попроще. А если совсем дешевый – так и две бутылки. Своих немножко добавишь – и хватит…

Тетя Шура прикрыла глаза и зашевелила губами – видимо, считала, сколько ей придется добавить.

– Ладно, смотрите! Или пятьсот, или ничего! Или я ухожу, мне некогда тут с вами торговаться, я девушка работающая. Это вы тут сидите на всем готовом, а надо мной начальник есть. Как лучше?

Тетя Шура решительно кивнула:

– Ладно, давай пятьсот. Пользуйся моей добротой. Видно, такая уж я уродилась добрая. Жизнь меня учила-учила, а я все к людям по-хорошему… хотя и зря!

Я протянула ей бумажку, взяла косметичку и убрала к себе в сумку.

Тетя Шура посмотрела бумажку на просвет и спрятала. Потом взглянула на бутылку:

– Разливай, что ли, остатки… не пропадать же добру!

– Сами разольете! А мне действительно пора! – Я поднялась из-за стола и направилась к двери.

– Ну, Ленусик, до скорого! – сказала мне вслед тетя Шура. – Ежели что – заходи!

– Надеюсь, больше не увидимся! – ответила я, и покинула ее квартиру, не дожидаясь ответа.

Выйдя на улицу, я огляделась по сторонам, высматривая нужную маршрутку.

На улице резко похолодало, откуда ни возьмись налетел ледяной ветер, так что пешком разгуливать не хотелось.

Маршрутки сейчас ходят плохо, и ни одной подходящей не было в пределах видимости.

Я медленно пошла по улице, обдумывая результаты своего визита к тете Шуре.

Я унесла с собой косметичку Лидии Карасевой. Но дает ли мне это что-нибудь?

Под ее подкладкой что-то спрятано, может быть, что-то важное, но с этим придется подождать, не будешь же подпарывать подкладку прямо на улице…

Тут у меня возникло неприятное ощущение, что кто-то смотрит мне в спину. У меня хватило ума не вертеть головой, вместо этого я с независимым видом запустила руку в сумку и нашарила там пудреницу Лидии Карасевой. Достала ее, открыла, будто собиралась припудрить нос, и быстро оглядела в зеркало улицу у себя за спиной.

Позади мелькнула какая-то фигура, но тут же скрылась в дверях аптеки, так что я не успела разглядеть лицо. Ну, может, это был случайный прохожий, а у меня просто развивается паранойя. Ничего удивительного после того, что случилось вчера и сегодня утром!

Я закрыла пудреницу, но она как-то странно щелкнула и вдруг открылась с другой стороны. При этом из нее выпало что-то небольшое, блестящее и со звоном упало на тротуар.

Я удивленно охнула, огляделась по сторонам, наклонилась и подняла упавший предмет.

Это был небольшой плоский металлический ключик. На нем была выгравирована цифра «8».

Интересно… судя по тому, как хитро этот ключ был спрятан, он открывает что-то важное… знать бы только, где та дверь, которую он открывает! Судя по размеру ключа, это, скорее, не дверь, а маленькая потайная дверца.

Я спрятала ключик в карман, убрала пудреницу и пошла вперед, оглядываясь по сторонам.

На углу был торговый центр.

Я машинально окинула взглядом укрепленные на его стене вывески расположенных внутри магазинов и ресторанов и среди них увидела яркую надпись «Кафе «Эсмеральда».

В косметичке Карасевой была пара пакетиков сахара с названием этого кафе. Может быть, это не случайность?

Правда, проверить эту мысль сейчас трудно – все кафе и рестораны закрыты на карантин. Да и почти все торговые центры закрыты, но как раз вход в этот был открыт, потому что на первом его этаже находился работающий супермаркет.

Я вошла внутрь – так, оглядеться. Вдруг в голову придет какая-то мысль…

Лестница, ведущая наверх, к магазинам и ресторанам, была перекрыта яркой полосатой лентой, как место преступления. В кафе, естественно, не попасть. Но на первом этаже, возле входа в супермаркет, было несколько человек с хозяйственными сумками и тележками. Одна женщина средних лет подошла к стойке с секциями хранения, достала небольшой ключ и открыла ячейку, чтобы достать из него сумку.

И я успела разглядеть ключик в ее руке. Он был очень похож на тот, который выпал из косметички Лидии.

Ну, вообще говоря, все такие ключи похожи. Но если учесть пакетики с сахаром из кафе «Эсмеральда», которые лежали в той же косметичке, вероятность повышается.

Я представила, как Лидия Карасева (если это и правда ее имя) положила что-то в ячейку, а потом зашла в кафе, чтобы выпить чашку кофе и привести мысли в порядок…

Ну, может, все было и не так, но проверить эту гипотезу проще простого: вот камера хранения, а ключ от ячейки, возможно, у меня в сумке…

Я подошла к стойке, опасливо огляделась по сторонам, достала из сумки ключ.

Восьмая ячейка была закрыта.

Я попыталась вставить ключ в скважину, но с первого раза он не вошел.

Ну да, конечно, этот ключ вовсе не отсюда. Вообще, глупая была идея…

На всякий случай я повернула ключ другой стороной и еще раз попыталась вставить его в скважину…

И он вошел.

Я повернула его, ячейка открылась.

От волнения руки мои стали влажными.

Я снова огляделась, распахнула дверцу, заглянула в ячейку.

Внутри был яркий пластиковый пакет, в котором лежало что-то размером с кирпич, но более легкое. Я достала пакет.

Это был фирменный пакет, на котором был изображен брюнет с медальным профилем, в морской фуражке, с обмотанным вокруг шеи белым шарфом. Поперек его изображения шла надпись разноцветными пляшущими буквами:

«Двенадцать стульев. Мебель и аксессуары».

Ну, ясно, – это великий комбинатор Остап Бендер! Владельцы мебельного магазина решили использовать его образ для рекламы своего предприятия.

А что же внутри?

Я не хотела заглядывать в пакет в таком людном месте, отошла от входа в супермаркет и тут увидела недалеко от него работающий приемный пункт химчистки.

На двери этого пункта висела табличка «Просьба заходить по одному». Ну да, карантин, социальная дистанция… снаружи, перед дверью химчистки, стояла скамейка для ожидающих своей очереди. Внутри, за стеклянной дверью, уже находилась одна клиентка, и я с полным правом села на скамью, как будто дожидаясь своей очереди.

Поблизости никого не было, и я наконец открыла пакет и проверила его содержимое.

В пакете была толстая книга в яркой обложке, на которой изображен тот же великий комбинатор.

«Двенадцать стульев» и «Золотой теленок».

И что – эту книгу нужно было прятать с такими сложными предосторожностями?

Я достала книгу из пакета и внимательно осмотрела – не спрятано ли в ней что-то?

Книга была заложена листочком розовой бумаги, на котором аккуратным женским почерком было написано:

«Привет, Артурчик! Точнее – пока-пока, надеюсь, мы с тобой больше никогда не увидимся! И не обижайся, ничего личного – это только бизнес! Ты меня тоже хотел кинуть, но я оказалась умнее.

Так… очень интересно.

«Л.К.» – это, разумеется, Лидия Карасева.

Хотя я все больше убеждаюсь, что это – не настоящее ее имя. Впрочем, должно быть, тот человек, которому она оставила книгу и записку, наверняка знал ее именно под этим именем…

Дальше.

Судя по всему, книга в пакете – это намек, насмешка. Намек, кстати, весьма прозрачный. Книга посвящена великому мошеннику, значит, Лидия намекает, что является его наследником и продолжателем. То есть, она кого-то здорово облапошила.

Чтобы у неизвестного Артурчика не осталось сомнений, она эту книгу положила в пакет с соответствующим изображением и надписью. Кроме всего прочего, свою записку она надушила – от листочка до сих пор нещадно пахло пряными духами.

На всякий случай я взглянула, в каком месте книги была вложена записка. И что вы думаете? Это был почти самый конец романа «Двенадцать стульев». Тот эпизод, в котором Остап Бендер, найдя последний стул, насмехается над Ипполитом Матвеевичем и говорит, что не даст ему больше десяти процентов добычи.

Что ж, это тоже наверняка намек. Лидия дает понять своему сообщнику, что не собирается с ним делиться. Уж по крайней мере, не поровну…

У меня в голове сложилась такая картина событий.

Лидия Карасева (кто бы она ни была на самом деле) провернула какую-то операцию вдвоем с этим самым Артурчиком, но на финише этой операции решила Артура тоже обвести вокруг пальца. Должно быть, она сказала ему, что в ячейке спрятана их добыча, а сама положила туда книгу с прощальной запиской, и была такова…

Или она только собиралась скрыться с добычей?

Судя по тому, что пакет с книгой все еще лежит в ячейке, Артур здесь так и не побывал.

Значит, что-то пошло не по плану… но вот что?

Об этом оставалось только гадать.

К моей скамейке подошла озабоченная женщина.

– Вы в химчистку? – спросила она, стоя на положенном расстоянии.

– Нет, извините, я квитанцию забыла… – Я встала и пошла к выходу из торгового центра.

Дверь детской распахнулась. На пороге возник высокий человек в черном бархатном камзоле, с некрасиво оттопыренной нижней губой. Из-за этой губы вид у него был надменный и недовольный.

– Донья инфанта, – проговорил он торжественно, – его величество желает вас видеть!

Маленькая Исабель испуганно оглянулась на свою няньку Хуаниту. Его величество отец не часто приглашал ее к себе, и девочка на какое-то мгновение растерялась.

– Не бойся, ангел! – вполголоса сказала Хуанита и заботливо поправила кружевной воротничок на платье Исабели. – Синьор советник проводит тебя к его величеству.

Исабель подошла к синьору советнику, слегка поклонилась ему, как ее учили.

Он тоже поклонился ей – куда почтительнее, как особе королевской крови, и вышел в коридор.

Они довольно долго шли по темным и холодным комнатам и коридорам дворца, поднялись по узкой лестнице и, наконец, остановились перед закрытой дверью.

Перед этой дверью стоял стражник в сияющих доспехах, с невозмутимым лицом и холодными, внимательными глазами.

Синьор советник сказал ему что-то неразборчивое. Стражник посторонился, открыл дверь.

Исабель вошла в комнату.

В этой комнате было светло и жарко натоплено.

Возле большого стола сгрудилось несколько человек в парадных, расшитых серебром камзолах, они что-то разглядывали на столе и громко переговаривались между собой.

Синьор советник откашлялся и торжественно произнес:

– Ее высочество инфанта Исабель!

Люди вокруг стола замолчали и повернулись к двери.

От толпы отделился высокий сутулый человек в черном бархатном камзоле, с крючковатым носом и зоркими, внимательными глазами хищной птицы.

Отец. Король.

Он подошел к девочке и положил руку ей на голову.

Исабель не привыкла к знакам королевского внимания. Она невольно вздрогнула.

– Ты боишься меня? – спросил отец насмешливо, но в то же время сочувственно.

– Нет, ваше величество! – ответила она, поклонившись, как ее учили, но не опуская глаз. – Мне просто немного холодно.

– Холодно? – переспросил король, подняв брови. – Надо велеть истопнику натопить как следует!

Он помолчал недолго, затем убрал руку и проговорил:

– У тебя глаза такого цвета, как морская вода в полдень. Как у меня. Как у всех из дома Трастамара.

Затем он запустил руку в замшевый кошель на поясе, порылся там и что-то достал, протянул девочке:

– Возьми эти четки. Они принадлежали моей матери, а до того – ее матери. А до того… до того о них говорили разное. Береги их.

– Слушаюсь, ваше величество, – проговорила она тихо, не смея опустить глаза, чтобы разглядеть подарок короля. – Я буду беречь их как зеницу ока.

Придворные за спиной короля зашептались. Что значит этот знак внимания к дочери? Может быть, король решил отстранить от трона старшего сына и сделать наследницей эту зеленоглазую девочку? Хотя это вряд ли возможно.

– Ладно, можешь вернуться к себе, – проговорил король с прежней холодной интонацией и вернулся к столу, вернулся к своему важному и серьезному разговору.

Синьор советник подошел к девочке, проводил ее до двери, почтительно спросил:

– Вы найдете дорогу в свои апартаменты, донья инфанта?

Исабель твердо взглянула на него и ответила недрогнувшим голосом:

– Конечно найду.

Он кивнул и вернулся в комнату – к королю и придворным.

А Исабель испуганно огляделась.

Она редко бывала в этом крыле дворца и, конечно, не помнила дорогу назад. Но не могла же она признаться в этом придворному! Не могла уронить перед ним свое достоинство! Ведь она – дочь короля, одна из дома Трастамара! Она найдет дорогу в свои апартаменты, найдет сама, ей не нужна ничья помощь!

Но сначала она рассмотрит отцовский подарок.

Исабель разжала руку и взглянула на четки.

Это был розарий – традиционные католические четки, которые уже двести пятьдесят лет делают по образцу тех четок, которые Дева Мария подарила святому Доминику, явившись ему во славе своей. Четки, воплощающие четыре великих таинства.

На тонком шелковом шнурке были нанизаны крупные жемчужины, чередующиеся с прозрачными, как родниковая вода, бусинами из горного хрусталя.

А в центре, там, где обычно помещают самую крупную бусину или миниатюрное распятие, находилась полураспустившаяся роза, искусно выточенная из полупрозрачного, небесно-голубого камня.

Голубая роза, символ Девы Марии.

Четки были прекрасны.

Более того – они придали Исабели силу и уверенность.

Исабель глубоко вздохнула и пошла по длинному, полутемному, безлюдному коридору.

Вскоре коридор раздвоился.

Куда нужно идти – направо или налево?

Кажется, они пришли справа…

Исабель пошла направо.

Коридор тянулся и тянулся, он становился все темнее, стены были покрыты потеками сырости. И ни души вокруг, ни единого человека…

Она уже поняла, что ошиблась, и хотела повернуть назад – но тут увидела неплотно прикрытую дверь, из-за которой пробивалась узкая полоска света.

Исабель подошла к этой двери и приоткрыла ее пошире.

Она надеялась найти здесь кого-то из слуг или придворных, кто укажет ей дорогу к себе, в знакомую часть дворца.

– Есть здесь кто-нибудь?

В ответ раздалось негромкое ворчание.

В первый момент Исабель никого не заметила.

За дверью была большая полутемная комната с низким потолком, освещаемая только тускло-багровым пламенем в очаге. Но потом Исабель разглядела возле самого очага какое-то скрюченное, ссутулившееся создание.

Возможно, это собака?

Исабель с опаской шагнула вперед и снова огляделась.

Тут существо у очага распрямилось и оказалось человеком. Мальчиком примерно ее лет.

Однако в следующую секунду Исабель подумала, что обозналась.

Это не мог быть человек.

Косматые, нечесаные, спутанные волосы спадали на сутулые плечи, уродливое лицо тоже было покрыто волосами, длинные руки свисали почти до пола.

Существо было одето в грязный и местами порванный бархатный камзол, но оно то и дело одергивало этот камзол и морщилось, как будто он был неудобен.

Исабель подумала, что это, возможно, обезьяна, привезенная каким-нибудь мореплавателем в подарок королю.

Но тут существо быстрой, скачущей походкой подошло к девочке и протянуло к ней лапу… нет, человеческую руку, хоть и уродливую, со скрюченными пальцами.

Исабель невольно отпрянула, оглянулась на дверь.

– Боиш-шься? – прошептало существо, почти как король незадолго до этого.

Значит, это все же не обезьяна. Это человек, хоть и очень уродливый.

– Нет! – резко и решительно ответила инфанта. – Не боюсь! Еще не хватало!

– Сес-стра… – выдохнуло существо, словно примеряя, пробуя на вкус это слово.

Оно стояло совсем близко, и теперь Исабель смогла разглядеть его глаза. Зеленые, как морская вода в полдень, они очень заметно выделялись на его смуглом и косматом лице.

Такие же зеленые глаза, как у нее.

– Кто ты? – прошептала Исабель, не веря мелькнувшей в ее сердце догадке.

На это существо не ответило. Оно уставилось на четки, которые сжимала Исабель.

– У меня тоже есть четки! – ответило оно, и отступило. – Хочешь, я покажу?

– Хочу, – Исабель кивнула.

Ей было страшно, но она не хотела это показывать.

Существо подошло к очагу. Слева от него был расписной сундук-кассоне. Существо подняло крышку, достало что-то из сундука, протянуло девочке.

Это был шелковый шнурок, на который были нанизаны только две крупные бусины из твердого черного дерева.

Приглядевшись, Исабель увидела, что бусины представляют собой крошечные человеческие черепа с провалами глазниц.

– Почему их только две? – спросила она.

– Больше я не успел, – ответило существо с печальным вздохом. – Я еще слишком мал… слишком мал и слаб… но не беспокойся, со временем их будет больше, гораздо больше! Столько же, сколько на твоих четках! Или даже больше! И когда мои четки сравняются с твоими… Четки Ночи сравняются с Четками Дня… тогда… тогда наступит другое время… мое время… – Существо тяжело задышало, его зеленые глаза вспыхнули горячечным, болезненным пламенем.

– А хочешь, я тебе еще что-то покажу?

В его голосе прозвучало что-то такое опасное, такое жестокое, что Исабель вздрогнула.

– Не надо… – пролепетала она.

Но существо снова погрузило руку в сундук, достало оттуда какой-то небольшой круглый предмет и протянуло Исабели.

Девочка взглянула – и вскрикнула от ужаса.

Это был человеческий глаз.

– Красивый? – Существо подняло глаз так, чтобы на него упал отсвет от очага.

Исабель разглядела тускло-голубую радужку.

– Убери это! – выдохнула Исабель с отвращением. – Я не хочу смотреть на это!

Она отступила, настороженно оглянулась на дверь. До нее было всего два-три шага.

– Не хочеш-шь? – прошипело существо – и вдруг прыгнуло, оказавшись между инфантой и дверью.

– У тебя очень красивые глаза! Я хочу их взять! – И с этими словами мерзкое существо набросилось на Исабель, накинуло ей на шею шнурок своих четок…

Исабель пыталась сопротивляться, пыталась сбросить шнурок – но он затягивался все туже и туже. Мерзкое существо тянуло за его концы и в то же время жадно вглядывалось в глаза инфанты, словно впитывая ее угасающий взгляд…

В глазах инфанты темнело, сознание ускользало. Еще немного – и она провалится в бездну небытия…

Но тут она почувствовала в руках четки, подаренные отцом. Розарий. От прикосновения к нему ее наполнила сила. Она рванулась и в последний момент сумела ослабить шнурок на своей шее…

И тут в комнату ворвалась рослая женщина с красным разгневанным лицом и большими руками дровосека. Она схватила косматое существо за воротник, как кошка хватает котенка за шкирку, встряхнула его, вырвала страшный шнурок.

Косматое существо отлетело к очагу и оттуда смотрело с испугом и ненавистью.

– Смотри у меня! – выкрикнула краснолицая женщина и потрясла кулаком. Потом она повернулась к Исабели и проговорила недовольно, хотя и почтительно:

– Как вы попали сюда, донья инфанта?

– Я… я искала свои апартаменты и случайно зашла в эту комнату… – Исабель постаралась, чтобы ее голос не дрожал от перенесенного испуга, но это плохо получалось.

– Ваши апартаменты в западном крыле дворца, а это – восточное крыло. Я проводила бы вас, но мне нужно присматривать за ним… – Женщина кивнула на маленького урода, который жалобно хныкал в углу у очага.

– Кто он такой? – спросила Исабель.

– Вам этого нельзя знать, – ответила женщина и ненавязчиво вытолкала ее из комнаты.

Исабель стояла перед дверью, оглядываясь по сторонам – и вдруг в коридоре появилась ее нянька Хуанита.

– Вот вы где, донья инфанта! – воскликнула Хуанита взволнованно. – А я уж вас обыскалась!

Тут Хуанита увидела, перед какой дверью стоит инфанта, и лицо ее побелело как полотно.

– Дитя мое, ни в коем случае не ходи сюда!

– А что? Скажи мне, Хуанита, кто обитает за этой дверью? Прошу тебя, скажи!

– Я не знаю, кто это, – вполголоса ответила служанка, оглядываясь на дверь, – не знаю даже, человек это или дикий зверь, но девушки, прислуживающие во дворце, рассказывают страшные вещи… пойдемте скорее отсюда, донья инфанта!

– Что они рассказывают?

– Мне не велено передавать эти разговоры! – Хуанита подхватила девочку за руку и быстро повела по коридору, прочь от двери, за которой обитало страшное существо.

Я направилась обратно в наш офис – не потому что торопилась приступить к работе, а просто больше мне некуда было деваться.

Вот именно – сейчас главной моей проблемой было отсутствие жилья. Хоть какого-то убежища.

Когда я вошла в офис, на месте была только Алиса Дмитриевна.

– А у тебя сегодня разве присутственный день? – удивилась она, увидев меня на пороге. – Ты же вроде на удаленке.

Я ответила уклончиво:

– Ну, накопились вопросы, которые удаленно не решить… решила прийти…

Алиса пожала плечами: «Мол, мне-то что…»

Я села на свое рабочее место и включила компьютер, чтобы поискать недорогое съемное жилье. Потому что рассчитывать на то, что Студнев разрешит мне ночевать в офисе, значило бы переоценивать его доброту. Да и спать на жестком диване в одежде я больше не хочу. И душ хорошо бы принять…

Свою сумку с бельем и кое-какой одеждой я запихнула в кабинете начальника в самый дальний угол, чтобы Алиса Дмитриевна не заметила. Самого Студнева в офисе не было, но когда явится, он непременно спросит, когда я решу свои проблемы. У него все-таки кабинет, а не гостиница для бездомных сотрудников.

Итак, я открыла нужный сайт и углубилась в поиски.

Как ни странно, ничего хорошего не предлагали, а что предлагали – по таким ценам, что у меня волосы встали дыбом. О том, чтобы снова отправиться к тете Шуре, я и думать не хотела. И на свою квартиру соваться нельзя.

Черт, ну что за жизнь у меня настала! Хотя… раньше было хуже. Стоп! Я запретила себе вспоминать про то, что было раньше. Нельзя, иначе я просто не выживу.

Наконец я нашла два адреса в подходящем районе и с более-менее приемлемой ценой и договорилась о просмотре.

И прежде чем закрыть компьютер, запустила поиск.

Я запросила информацию о Григории Зеленцове.

Информации о нем было довольно много, но вся она касалась только последних пяти лет. Складывалось впечатление, что пять лет назад Григорий Романович Зеленцов появился на свет взрослым и обеспеченным человеком, а до того его как будто и не было.

Ну, ясно – нанял хакеров, которые почистили его историю, удалив из Интернета все упоминания о его криминальном прошлом… Говорил же Михалыч, что Зеленый – очень, ну, просто очень опасный человек, за ним такой хвост преступлений тянется, что и не перечислить.

Итак, пять лет назад Григорий Зеленцов зарегистрировал на свое имя фирму с неясными и расплывчатыми функциями и с довольно большим уставным капиталом. За прошедшие пять лет фирма Зеленцова занималась строительством и недвижимостью, оптовой торговлей продуктами и сахаром – в общем, всем, на чем можно было заработать.

Я не стала запускать подробный поиск, кто знает, вдруг они отслеживают запросы. Незачем мне лишний раз светиться, лучше своим делом займусь.

Студнев явился в офис весь мокрый, сказал, что на улице ливень просто фантастический.

Пока он отряхивался и Алиса совала ему полотенце, я выскользнула из офиса и отправилась смотреть жилье.

Пришлось взять такси, потому что ливень хоть и закончился, но на асфальте было просто море разливанное. Этак живо окатят грязной водой, а хоть химчистки работают, пальто у меня одно. И вообще из одежды только то, что на мне. Но расстраиваться по этому поводу я не стала.

Первый адрес, по которому я приехала, находился недалеко от Сенной площади. Квартира была на пятом этаже, без лифта, так что я невольно вспомнила тетю Шуру.

Когда я нажала на кнопку звонка, за дверью послышался испуганный шепот, затем какая-то суета. Наконец дверь открылась, и на пороге появилась смуглая женщина в черном платке.

– Чего надо? – спросила она, оглядев меня неприветливым и испуганным взглядом. За ее спиной прятался смуглый мальчуган с яркими коричневыми глазами.

– Я по объявлению пришла, – проговорила я, уже чувствуя, что приехала зря.

– По какому такому объявлению? – настороженно переспросила незнакомка.

– По обыкновенному. Насчет сдачи комнаты.

Я понимала, что нужно разворачиваться и уходить, но что-то меня еще удерживало.

– Рустам! – крикнула женщина куда-то в глубину квартиры. – Рустам, это опять ты?

– Чего тебе? – в коридоре появился смуглый приземистый мужчина с большим животом и полным ртом золотых зубов. – Чего тебе надо? – повторил он, искоса взглянув на мою собеседницу и тут же переведя взгляд на меня.

– Вот, девушка пришла, говорит, ты объявление дал. Говорит, комнату сдаешь.

– А если и так! – Золотозубый снова взглянул на женщину. – Комната моя, кому хочу, тому и сдаю…

– Э-э, в этой комнате я живу! Ты не имеешь права!

– Ты еще будешь тут права качать!

– Я тебе за эту комнату вперед заплатила!

– Заплатила! – передразнил ее золотозубый. – Ты мне сколько заплатила?

– За сколько мы договаривались!

– Это мы раньше договаривались, а теперь цена другая! Теперь все подорожало!

– С какой это стати? Я больше платить не могу!

– А не можешь, так проваливай! Я тебя не держу!

Я поняла, что нужно скорее уходить, развернулась и бросилась вниз по лестнице. Сверху доносились звуки разгорающегося скандала.

Выйдя на улицу, я минут десять шла вперед, не разбирая дороги, и глубоко дышала, чтобы успокоиться.

Нет, этот вариант, пожалуй, еще хуже тети-Шуриного…

У меня оставался еще один адрес.

К счастью, он был недалеко, на Московском проспекте.

Дом, к которому я подошла, был куда приятнее первого. Желто-белое шестиэтажное здание в стиле «Сталинского ампира», в таких домах всегда большие кухни и высокие потолки.

На двери парадной был домофон. Тоже хороший знак.

Я набрала на панели номер квартиры, и мне сразу же ответил унылый мужской голос:

– Кто здесь?

– Я по объявлению. Насчет комнаты.

– Ах, насчет комнаты! – голос заметно оживился. – Заходите! Поднимайтесь!

Я вошла в подъезд.

Подъезд был просторный и гулкий, в нем имелся лифт – старого образца, в сетчатой клетке. Кабина стояла на первом этаже, я опасливо вошла в нее и нажала кнопку с цифрой «3».

Кабина задребезжала и поехала наверх.

Ну что ж, пока все хорошо. Даже лифт работает, и ремонт в доме недавно сделан…

Я поднялась на третий этаж. Дверь нужной квартиры была приоткрыта, меня ждали.

Я открыла дверь, вошла в квартиру.

В полутемной прихожей пахло так, как обычно пахнет в старых квартирах, где жило не одно поколение, – едой, пылью, лекарствами. Напротив двери стоял худощавый мужчина неопределенного возраста. Жидкие волосы были тщательно разложены по голове, чтобы прикрыть лысину. Маленькие глазки смотрели на меня умильно и часто моргали, длинный нос нависал над верхней губой.

Что-то в его внешности и поведении показалось мне неприятным и настораживающим.

– Значит, вы по объявлению приехали? – проговорил мужчина немного гнусавым, квакающим голосом.

– Ну да, по объявлению… – ответила я недоуменно – ведь я об этом сразу сказала.

– Значит, вам жить негде?

«Что за вопрос? – подумала я. – Было бы где жить, не искала бы комнату по объявлениям…»

– Ну да, – подтвердила я, – можно посмотреть ту комнату, которую вы сдаете?

– Можно, конечно, можно, – проквакал он и отступил в сторону, чтобы пропустить меня.

Когда я поравнялась с ним, он едва заметно прикоснулся ко мне рукой. Может быть, случайно, но отчего-то меня передернуло. Рука была холодная и влажная.

Мы прошли через прихожую и вошли в жилую комнату.

Комнатка была небольшая, но уютная и очень аккуратная. Нигде ни пылинки, на полу чистый ковер, на стене над полуторным диваном висит вышивка в деревянной рамочке – красивая птичка с красной грудкой, а вокруг нее – причудливо извивающиеся разноцветные буквы, складывающиеся в слова:

«Кто рано встает – тому Бог подает».

Круглый стол был застелен белой аккуратной скатертью, посреди него – старомодная хрустальная ваза с искусственными цветами. Невысокий комодик застелен вышитой салфеткой, еще одна такая же салфетка – поверх старого телевизора…

– У вас кто-то из родственников вышивает… или вышивал? – поинтересовалась я из вежливости.

– Нет, это я… – проквакал он и смущенно потупил взгляд.

Возможно, поняла я, он очень гордится своим рукоделием.

Приглядевшись, я заметила, что на кончике его носа повисла прозрачная капля.

– Что ж, – проговорила я с наигранным энтузиазмом, – мне эта комната нравится…

Я подумала, что наконец-то смогу отдохнуть в приличных условиях. Хозяин, конечно, немного странный, но уж куда лучше такой, чем Рустам с предыдущего адреса или неподражаемая тетя Шура…

– Сколько, вы сказали, нужно будет платить?

– Может быть, нисколько! – проговорил он, и пристально уставился на меня своими маленькими глазками.

– То есть как это – нисколько? – переспросила я удивленно.

Я прекрасно помнила, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке.

– Если мы с вами станем друзьями… близкими друзьями… – проквакал он и вдруг оказался рядом со мной и схватил меня за плечо, а маленькие масляные глазки скользнули мне за декольте, так что я физически ощутила скользкое прикосновение его взгляда. Как будто за декольте заполз садовый слизень.

– Да вы что надумали? – воскликнула я возмущенно и попыталась оттолкнуть его.

Но он прилип ко мне, как пиявка, и никак не отлипал.

Тогда я собралась с силами и как следует пнула его в самое чувствительное место… Вот нисколько не сомневалась, что так и надо сделать. Зря и в комнату вошла, на пороге бы с ним разобралась, сразу этот придурок мне не понравился.

Он тут же отскочил в сторону и тоненько, тихонько завыл, держась руками за ушибленное место. Я же поспешно выскочила в прихожую, пробежала через нее и подлетела к входной двери.

Она оказалась заперта – не знаю, когда уж он это успел.

Трясущимися рукам я крутила замки, дергала задвижки…

За моей спиной раздались приближающиеся шаги.

Я оглянулась и прижалась спиной к двери. Этот тип шел ко мне неверными шагами, его заносило на поворотах, но в руке он держал… господи помилуй, в руке у него был большой баллон с нарисованным на нем тараканом! Вот как, значит. Сейчас брызнет мне в лицо ядом, я потеряю сознание, и он сделает со мной все, что хочет!

Ну, дорогой мой, не на ту напал! Сейчас ты пожалеешь, что на свет родился!

– Ой-ой-ой! – Я закрыла лицо руками. – Не надо, прошу вас, не надо, я больше не буду-у!

– Да? – проквакал он, приближаясь, держа свой баллон наперевес. – А ну иди в комнату!

Ага, стало быть, опасается, что соседи услышат, если я буду орать в прихожей.

Очень медленно, бочком, испуганно косясь на этого ненормального, я сделала пару шагов от двери. И тут наткнулась на галошницу. То есть это он думал, что наткнулась я случайно, а на самом деле я заметила эту галошницу сразу, как только вошла в квартиру. Не помню, говорила я или нет, что у меня очень развита наблюдательность. Жизнь научила.

Так что сейчас я споткнулась о галошницу и упала на колени, а сама нашарила там мужской зимний ботинок на толстой подошве.

– Вставай! – Он взмахнул баллоном, и тут же ему в голову полетел ботинок.

Этот придурок даже не смог уклониться, а я сразу же перехватила его руку с баллоном и брызнула ему в лицо. Он квакнул, широко разинул рот и зашатался.

– Ты, козел, на что вообще рассчитывал? – спросила я, ударив его под коленки и аккуратно уложив на пол. – Ты на что надеялся? Ты за кого меня принял?

Он только разевал рот и смотрел выпученными глазами.

– Ключи давай!

Он вынул из кармана ключи дрожащей рукой.

Я пулей вылетела на лестничную площадку.

Хозяин квартиры выполз за мной, но преследовать не стал – сил не было или соседей боялся. Он остановился на пороге своей квартиры и воскликнул с пафосом:

– Как жесток мир! Как жестоки люди! Я предлагаю им свое сердце – а они отвечают на это безжалостным ударом!

– Как же, сердце! – пробормотала я, сбегая по лестнице. – Ты совсем другое предлагаешь…

На улице, глубоко вдохнув свежий воздух, я только головой покачала. Ну, вот что теперь делать? Куда, как говорится, бедному крестьянину податься? И я подалась обратно в офис.

Алиса Дмитриевна ушла с обеда, зато явилась Ленка. Она поругалась с мужем, потому что он сидит дома и вяжется к ней по каждому пустяку, а сын учиться не хочет, а только с утра до вечера играет в компьютерные игры. Едят же эти двое как снегоуборочные машины, она не успевает готовить и подавать на стол. И вообще ей все надоело, и она пришла отдохнуть на работу.

По этому случаю она проветрила помещение, разобрала бумаги и даже вежливо отвечала по телефону. И предложила мне чаю с домашним печеньем. Сказала, что напекла два противня и половину взяла с собой, потому что эти два троглодита все смолотят, сколько ни испеки, ей ничего не оставят.

На мой взгляд, Ленка сама виновата – слишком хорошо готовит, вот и приучила семейку к обжорству. Тем более, и сама поесть, что называется, не дура.

Так мы очень мило провели время в приятной беседе, а потом Ленка ушла, а я решила проявить трудовой энтузиазм, поскольку Студнев посматривал на меня из своего застекленного кабинета очень неодобрительно.

Так прошла пара часов, рабочий день давно закончился, и малочисленные обитатели нашего бизнес-центра разошлись. Я же упорно работала, чтобы попроситься у начальника еще раз переночевать в офисе, поскольку деваться мне было совершенно некуда.

Первым не выдержал начальник.

– Лидия! – крикнул он. – Зайдите ко мне!

Я вскочила, заторопилась к нему в кабинет и встала у порога, преданно глядя ему в глаза.

– Вы… – начал он и замолчал.

Надо же, какой деликатный, хочет спросить, когда я заберу свою сумку, что торчит у него в углу, и стесняется. Этим нужно воспользоваться. И я скроила самую жалостную физиономию.

– Садитесь, – он кивнул на стул, потом еще немного помолчал и все же решился.

– Вы решили свои дела? Я имею в виду, вам есть где жить? Возможно, вы помирились со своим… гм… другом?

– Что вы, Сергей Сергеевич! – Я вскочила с места. – Я туда больше не пойду! Да он меня и не пустит!

– Чем же вы ему так насолили… – начал было он, но тут же поправился: – Простите, это ваше личное дело.

Вот именно, я вовсе не собираюсь рассказывать ему о своем друге, тем более, его вообще нет.

– Сергей Сергеевич! – начала я. – Понимаете, я искала квартиру, но сразу не получилось. Вы не думайте, я ездила по двум адресам, но там… – Я рассказала ему свои приключения, разумеется, не упоминая о том, как уложила того ненормального извращенца на пол. Пускай Студнев думает, что я не могу за себя постоять.

– Ну и ну! – вздохнул Студнев, выслушав меня очень внимательно. – Надо же…

Не верит. И только было я решила, что сунусь ночевать в свою снятую раньше квартиру (ну, не сидят же эти уроды все время в засаде, тем более что двое из них отдыхают сейчас в КПЗ, Михалыч мне это твердо обещал), как начальник улыбнулся.

От улыбки лицо его помолодело лет на… на много лет, морщины разгладились, и даже глаза заблестели. Сейчас я дала бы ему лет сорок с небольшим все же хвостиком, а впрочем, это не важно.

– Трудная у вас жизнь, – сказал он.

Спокойно так, без издевки и лишнего сочувствия. Просто констатировал факт. Да уж, знал бы он… но про мою прошлую жизнь никто не узнает, я сама упорно стараюсь про нее забыть.

– У вас нет в городе родственников?

– Никого. – Я тяжело вздохнула, пригорюнилась и опустила глаза.

Врать я умею виртуозно, жизнь научила, однако вдруг он умеет читать по глазам?

– А в Вяльске?

При чем тут Вяльск? И тут я вспомнила, что Лидия Карасева, по чьему паспорту я устроилась на работу, родилась в Вяльске. А я и забыла. Дату ее рождения запомнила, а город… и кто его знает, где он находится, этот Вяльск.

А Студнев начал уже поднимать брови в удивлении, но прежде чем он успел это сделать, я затараторила:

– Я в Вяльске не жила почти, меня оттуда совсем маленькую увезли, родители развелись, и мы с отцом уехали. Жили то тут, то там… А когда он умер…

Не знаю, что там случилось с отцом настоящей Лидии Карасевой, а мой и правда умер. Вот делайте со мной что хотите, но не могу я сказать того же про свою мать, которая жива. Хоть друг для друга мы не существуем.

– Сергей Сергеевич! – Я решила, что пора прекращать этот разговор. – Я вас очень прошу, разрешите мне еще раз переночевать в офисе. Самый последний раз, а завтра я найду жилье, я обещаю!

– Да что вы там найдете… – вздохнул он. – И сколько ночей будете вот так, на этом диване мыкаться… это же очень неудобно. Опять же душ не принять…

Тут я всерьез испугалась: неужели у меня такой замурзанный вид? Если даже мужчина заметил… стыд какой!

Вот честное слово, не старалась специально заплакать, но слезы очень кстати сами пришли.

– Ну-ну, – всполошился Студнев, – опять вы за свое… Вот что я вам предложу, можете некоторое время пожить у меня.

– Как? – Я оторопела.

Вот уж удивил так удивил.

– Ой, да что вы, в самом деле! Квартира большая, вы никак меня не стесните.

– Но… ваша жена… – Я слишком поздно поняла, что зря ляпнула про жену, говорила же Ленка, что Студнев в разводе, причем не то жена его бросила подло, не то при разводе обобрала, в общем, некрасивая там была история.

– Нет у меня никакой жены! – рявкнул он. – А если вы боитесь одна со мной оставаться, то за это не беспокойтесь – у меня в квартире куча народу! Родственнички… – Он скрипнул зубами и, если я не ослышалась, добавил неприличное слово.

Впрочем, я не уверена.

Я мигом прикинула свои варианты. Собственно, вариантов никаких не было, если я откажусь от предложения Студнева, он, конечно, пустит меня в офис еще на одну ночь, но что делать дальше? Конечно, у меня железный принцип: никому не доверять и не ждать от людей ничего хорошего. Жизнь научила.

Но в данном случае я поверила своей интуиции, которая говорила, что ничего страшного со мной не случится. Хоть посплю в нормальных условиях, опять же душ…

Условились, что я буду ждать Студнева на офисной стоянке. Сегодня дежурит Михалыч, а он и так на меня посматривает с подозрением, так что незачем давать ему еще повод.

Машину начальника я запомнила в первый же день, как только поступила на работу, Ленка из окна показала. На всякий пожарный случай. Потому что я уже не раз говорила, что стараюсь запоминать все мелочи. Жизнь научила.

Машина была приличная, довольно дорогая, чистая внутри. Вообще, сам Студнев был мужчина аккуратный (до занудства, как говорила Ленка в сердцах) и одевался вроде бы хорошо, но видно было, что вся одежда куплена когда-то давно, лет семь-восемь назад.

И видно было, что вроде бы и следит человек за собой, рубашки, к примеру, каждый день меняет, но если и гладит их, то сам, а это сразу заметно. Опять же, костюм в чистку отдать не мешало бы. Все это я опять-таки заметила просто так, по привычке. То есть никакая женщина за ним не смотрит, это видно.

Чтобы не молчать с глупым видом, я решила еще раз поблагодарить начальника за доброту и отзывчивость.

Он в ответ только вздохнул и поморщился.

Квартира его находилась в старом доме на набережной реки Мойки.

Дом был большой, хорошо отремонтированный, с резными дверями подъезда («Вот парадный подъезд, по торжественным дням…» тут же вспомнились стихи, что учили мы в школе).

Студнев остановил машину возле ворот и посигналил. Ворота открылись, мы въехали во двор. Зелени там не было никакой, зато асфальт был расчерчен для стоянки.

– Вот что, Лидия, – сказал Студнев, положа руки на руль и не смотря мне в лицо. – У меня будет к вам просьба.

– Все, что хотите, Сергей Сергеевич! – вскричала было я, но тут же подумала, что перегибаю палку. Мало ли чего он попросит. Никогда не знаешь, чего ждать от человека.

– Дело в том, что… – снова он поморщился, как будто зуб ныл, – дело в том, что я живу не один. То есть один, то есть в квартире…

– Слушайте, говорите уж прямо! – не выдержала я. – Если я вам мешаю, то я уйду. Незачем было и огород городить, переспала бы в офисе пару ночей, кто узнает-то?

– Да не в этом дело! – Он замахал руками. – Просто…

– Вот давайте как есть, – предложила я. – Что вас… что вы с женой разошлись, я уже знаю. Кто у вас там в квартире остался? Мама старенькая? Две незамужние тетки?

– Как в сказке про Буратино, – он улыбнулся и снова помолодел лет на десять, – еж, ежиха, ежова теща, две ежовы незамужние тетки и маленькие еженята…

Я с пониманием кивнула – вроде бы что-то такое припоминаю из детства.

– В общем, месяца три назад, еще до начала карантина, приехали родственники жены из провинции, тетка ее, сестра двоюродная и ее сын. Тетка старая, ее нужно было врачам показать, что-то у нее там серьезное… Ну, квартира большая… короче, пока то да это, объявили карантин, и они остались.

Я подумала, что Студнев просто святой человек. Жена его свински бросила, а он ее родственников привечает. Двоюродная сестра, седьмая вода на киселе… Другой бы на его месте выгнал их тотчас же. Да дверь бы не открыл просто. Как в старом анекдоте: «Вы ко мне, а я на даче. Двери там!»

С другой стороны, какое мне до всего этого дело? Меня это не касается…

Но в голосе Студнева сквозило явное недовольство, ну, дальние родственники кого хочешь доведут.

– В общем, Лидия, не говорите, что мы вместе работаем, а скажите, что я вам комнату сдал, хорошо?

Я вытаращилась было на него, но потом согласно закивала. Раз ему так лучше, то я скажу, что надо. Но вот интересно, он что – их боится, что ли? Да, если бы не мое безвыходное положение, лучше бы не соваться в чужие разборки.

Лестница в доме была широченная, потолок с лепниной, на каждой площадке люстра. Лифта, правда, не было, ну, на третий этаж подняться нетрудно.

Студнев открыл дверь своим ключом и пригласил меня внутрь.

Мы оказались в просторной прихожей, которую когда-то обставили с большим вкусом. Высокие шкафы светлого дерева, зеркало в резной раме от пола до потолка, изящная такая штука, на которой сидят. Ножки гнутые, обита красивой тканью, называется вроде бы козетка. А может, банкетка. Или вообще канапе.

Я нагнулась, чтобы снять ботинки, но Студнев махнул рукой – не трудись, мол, все равно грязно.

И то верно. Я уже не раз говорила, что привыкла замечать разные мелочи, вроде бы незначительные. Могу, войдя в помещение, бросить один взгляд и сразу все увидеть.

Так вот, прихожая в этой квартире была здорово запущена. На зеркале лежал толстый слой пыли, так что можно было пальцем писать записки – ушла, мол, по делу, буду вечером и так далее. Из трех рожков бронзового бра горели только два, коврик у двери давно пора было поменять, а по полу скользили катышки пыли.

Следом за хозяином я прошла узким, длинным полутемным коридором, и он остановился у двери, на которой висел плакат из «Холодного сердца».

Тут же, рядом с этой дверью, я разглядела в полутьме печь.

Печь была огромная, почти до потолка, и вся покрыта изразцами. Даже в темноте коридора было видно, что все они разные и очень красивые – на бело-голубом фоне плыли парусные корабли, выступали из тумана острова, заросшие пальмами, искрящиеся водопады, толпились на прибрежном песке смуглые дикари в набедренных повязках и головных уборах из цветов и птичьих перьев.

Студнев перехватил мой взгляд и проговорил с непонятным смущением:

– Да, вот такая печь…

Я тоже смутилась своего детского любопытства, отвернулась и следом за ним вошла в комнату.

Комната была странной, неправильной формы, вместо четырех углов только три. Еще увидев на двери плакат, я поняла, что комната – бывшая детская. Так и оказалось.

Белая кровать была накрыта розовым одеялом. На подушках сидели две плюшевые мыши – Микки и Минни. Вообще вся мебель была белого цвета – шкаф, стол, стулья.

Еще в комнате имелись какие-то тумбочки и комоды, на которых сидели медведи. Много медведей, от огромного белого, ростом со взрослого человека, до маленьких, для которых продаются такие же маленькие дома, беседки и бассейны.

В комнате было очень душно и пахло пылью, очевидно, как только его дочка покинула квартиру вместе с матерью, Студнев в эту комнату не заглядывал.

Из всего этого наивного детского великолепия выбивалась только одна стена – эту стену занимала та самая печь, которую я видела в коридоре, она выходила сюда одним боком. И этот бок тоже украшали чудесные бело-голубые изразцы.

Только здесь вместо парусных кораблей и южных островов были рыцари в доспехах, пешие и конные, средневековые замки с круглыми, увенчанными зубцами башнями, дамы и кавалеры в удивительных старинных нарядах, с круглыми пышными воротниками, мавры в тюрбанах и фантастических восточных костюмах, павлины, фазаны и другие незнакомые мне красивые птицы.

Я с трудом оторвалась от этого зрелища и повернулась к Сергею Сергеевичу.

– Вот, будете тут ночевать, – сказал Студнев, вздохнув. – Все необходимое найдете в шкафу, можете пользоваться. Да, сейчас ванну покажу и с родственниками познакомлю…

И снова при упоминании родственников он скривился, как будто лимон откусил.

Этим же длинным коридором мы пришли на кухню, которая была огромной, честное слово; та однокомнатная квартирка, что я снимала, поместилась бы в эту кухню целиком, считая балкон и прихожую. Да еще бы и место осталось.

За большим обеденным столом сидели трое: очень полная старушенция с седой кичкой на маковке, вертлявая женщина средних лет с бегающими глазами и очень похожий на старуху парень лет восемнадцати – толстый и три подбородка скрывают короткую шею.

– Здравствуйте! – сказала я.

Двое воззрились на меня, не сделав попытки поздороваться в ответ, старуха и бровью не повела, она увлеченно ела что-то ложкой из глубокой тарелки.

– Это Лидия, – буркнул Студнев, – она будет…

– Сережа! – вертлявая женщина вскочила из-за стола, с грохотом уронив стул. – Как ты можешь? Вот так вот…

– Да погоди ты! – Студнев опять поморщился, как будто зуб снова заболел. Или даже все зубы сразу. – Что ты сразу верещишь, слова сказать не даешь!

– Ниче такая телка! – толстый парень окинул меня наглым липким взглядом. – Губа у тебя, дядя, не дура, ишь какой кадр отхватил! – И гнусно заржал.

Ей-богу, вот первый раз его вижу, и то захотелось ему врезать! Еле удержалась. А Студнев только отвернулся и скрипнул зубами, нет, все-таки он мямля. С другой стороны, если бы я и вправду была его девушкой, то это одно. Но поскольку я ему никто, то и заступаться он за меня совершенно не обязан.

– Я комнату ей сдал! – объявил Студнев довольно твердо. – В детской она жить будет!

– Комнату сдал? – оторопела вертлявая тетя, очевидно, она и была двоюродной сестрой бывшей жены Студнева. – Говоришь, комнату сдал? Зачем?

– За деньги, – буркнул он. – Денег не платят, бизнес катится к чертям собачьим, квартира большая, лишние деньги не помешают. И хватит об этом! – Он развернулся и ушел.

Вот интересно, с какой стати он стал перед ними оправдываться? Квартира его, что хочет, то и делает.

И еще, что характерно, милые родственнички даже не предложили ему поужинать. Видят же, что человек с работы.

Я оглядела кухню. Да, если прихожая имела запущенный вид, то кухня просто потрясала.

Когда въехали к Студневу эти родственнички? Месяца три назад? Так вот было такое ощущение, что с тех самых пор они тут и не убирали. В раковине кисла куча грязной посуды, плита была вся буквально покрыта застывшим жиром, на ней стояла закопченная сковородка с остатками какой-то обгорелой дряни.

Шкафчики тоже были серые от застарелой копоти, даже огромный двухдверный холодильник был вымазан какой-то гадостью.

На этом фоне совершенно терялись красивые вещи, которые стояли и висели тут и там, – хрустальный кувшин для воды, серебряный половник, фарфоровая сахарница, две расписные настенные тарелки… все темное от пыли и копоти, и только мои острые глаза могли увидеть, что вещи непростые, старинные.

– Что смотришь? – Тетка подошла ближе и встала против меня – руки в боки.

– Аккуратно живете! – усмехнулась я.

– Не твое дело! – отмахнулась она. – Лучше скажи, сколько за комнату платить будешь?

– А твое какое дело? – ответила я в ее духе. – Я с хозяином договаривалась, а больше никому отчет давать не обязана. И уж не тебе, во всяком случае.

– Да ты, вообще, что себе позволяешь? – завизжала тетка, переходя на ультразвук, но тут старуха отставила пустую тарелку и начала стучать ложкой по столу, и тетка тут же кинулась к плите, чтобы положить ей следующую порцию.

– Чтоб на кухню не смела ходить! – прошипела она. – И в холодильнике шарить!

– Да надо больно!

И я ушла к себе, то есть в детскую.

Прежде всего я раздернула занавески, где нарисованы были медведи, летающие на воздушных шариках, и открыла окно. Затем полезла в шкаф за бельем.

Там аккуратными стопками лежали чистые и отглаженные пододеяльники и полотенца, все хорошего качества. Еще я нашла халатик, тоже в медвежатах, и несколько пижам. И вот, странное дело, вроде бы комната принадлежала ребенку лет шести, а халат и пижама были большого размера, мне велики.

Ответ я нашла в ящике стола, когда полезла туда, чтобы положить свои мелочи. Там валялось несколько фотографий, на них была изображена полноватая девушка. Лет шестнадцати. Выражение лица у нее было самое детское, не по возрасту наивное, и черты лица весьма своеобразные, словно размытые.

Ну, все ясно, дочка у Студнева – даун. Да уж, не повезло.

Я прихватила полотенце и пошла в ванную. Та же картина – большое помещение, когда-то отлично отремонтированное, красиво все и функционально. Но жутко загаженное.

Я нашла в шкафчике под раковиной моющие средства, купленные давно, некоторые бутылки даже не открытые.

Вот странные люди эти родственники, они что там, у себя в провинции, в пещере, что ли, жили? Дикие какие-то. Или просто лентяи.

Меня же хватило только на то, чтобы вымыть ванну, и то потому, что иначе в нее противно было влезть.

Когда я стояла на полу, нашаривая тапочку и вытирая волосы, что-то мягкое скользнуло по ноге, я уронила полотенце, и это что-то рванулось в сторону, слегка оцарапав мою ногу.

Я подняла полотенце и увидела, что из-под ванны светятся два зеленых глаза.

Слава богу, это не крыса, у них вроде бы глаза красным светятся. Где-то я читала.

– Кис-кис… – позвала я, – выходи…

Зеленые огни мелькнули, но не приблизились.

– Как хочешь… – Я занялась своей внешностью, нашла фен, потом лосьон для тела.

Когда уже оделась и собралась уходить, кошка вылезла из-под ванны. Когда-то это была пушистая, рыжая с белым красавица, теперь же шерсть спуталась и свалялась, проступали ребра, глаза слезились и хвост облез.

Кошка прыгнула на раковину и жалобно, просительно муркнула. Я поняла ее правильно и пустила тонкую струйку воды. Кошка снова мурлыкнула, на этот раз благодарно, и стала пить, осторожно слизывая воду розовым язычком.

– Кто же тебя довел до такого состояния… – пробормотала я, животное было жаль.

Пила кошка долго, видно, совсем обезводилась.

Я собралась уходить и хотела выпустить ее, но кошка выглядела испуганной. Я взяла ее на руки и прикрыла полотенцем. Тут кошка вдруг напряглась и тихо зашипела, глядя на дверь.

Я прислушалась, за дверью явно кто-то был. Вот он пошевелился, завозился, засопел…

Я мгновенно повернула ручку и ногой толкнула дверь. Так и есть. Парень из кухни валялся на полу, потирая лоб, куда ему попало ручкой двери.

– Ты чего ваще? – простонал он. – С катушек слетела? Сотряс же у меня будет!

– Там нечего сотрясать, – холодно сказала я, – а будешь подглядывать – по другому месту получишь.

– Да я же тебя… – эта туша с трудом поднялась с пола, маленькие глазки злобно горели, но тут послышался непривычно строгий голос Студнева.

– Отставить!

Он стоял в коридоре и с презрением смотрел в нашу сторону. Может, сейчас скажет, чтобы я катилась отсюда, раз обижаю его родственничка? Но Студнев подошел к парню и рявкнул, чтобы тот шел в комнату и до утра в коридоре не показывался.

Тот мигом убрался в ту комнату, из которой орал телевизор.

Я свернула было к бывшей детской, но кошка легонько царапнула меня под полотенцем.

– Сергей Сергеевич! – Я подошла к Студневу. – Мне нужно вам что-то сказать…

– Пойдемте! – устало бросил он и пошел к последней двери.

В отличие от других, на этой двери был замок, причем, как я определила навскидку, замок не простой.

Студнев что-то сделал с замком и пригласил меня войти.

И я оказалась в настоящем дворце.

Комната была огромной, одну стену занимали высоченные полки с книгами, другая вся была увешана картинами. Портреты пожилых солидных мужчин в темных костюмах со стоячими воротничками, нарядных женщин, пейзажи, натюрморты…

Был там еще письменный стол – дубовый, резной, с тяжелыми массивными тумбами, с обшитой зеленой кожей столешницей, явно старинный, еще какие-то застекленные шкафчики. И диван с резной деревянной спинкой и полкой над ней.

Видя, что Студнев недоволен, что пришлось впустить меня в эту красоту, я не стала охать и всплескивать руками, даже в комнату не прошла, остановилась у двери.

– Вот, – я развернула полотенце.

– Дуся! – ахнул он. – Ну, как же так…

Кошка немедленно перебралась к нему на грудь.

– Дуся, что с тобой случилось? – Похоже, разглядев ее, он всерьез расстроился.

– Она погибала от голода и жажды, – тут же наябедала я, – в ванной пряталась.

– Они мне сказали, что она убежала, – вздохнул он и посмотрел тоскливо.

И я тут же поняла, что он безумно устал от этих родственничков, да еще и на работе проблемы (Алиса Дмитриевна что-то такое говорила), и что ругаться с ними он сейчас просто не в состоянии. Да это и ни к чему не приведет.

– Кошку нужно накормить, – сказала я, – только не в кухне, она напугана.

Он тотчас сорвался с места и ушел, отдав мне кошку. Та не желала спускаться на пол, пошла по рукам.

Из кухни послышался шум открывающихся шкафчиков, вот покатилась кастрюля, чертыхнулся Студнев.

Он вернулся с большим мешком, там было все – корм, миски, расчески и даже лоток.

– Здесь я оставить ее не могу, – Студнев обвел руками комнату. – Она хулиганит, точит когти о старую мебель, для того и замок в свое время сделали.

– Пойдем в детскую, Дуся?

Кошка ответила радостным согласием.

Мы пробирались по коридору, как индейцы по прерии, но никто не вышел из гостиной, где неприлично громко орал телевизор.

Остаток вечера мы провели с кошкой. Она наелась и улеглась на кровать, благодарно мурлыча, я долго ее вычесывала и выстригала колтуны маникюрными ножницами.

Дверь я на всякий случай заклинила изнутри стулом.

Заснуть я долго не могла, а когда заснула – мне приснились рыцари в доспехах, средневековые замки, дамы и кавалеры в старинных нарядах, и парусные корабли, скользящие по бело-голубым волнам, и райские пальмовые острова в пене прибоя, и пляшущие вокруг костров дикари в одежде из цветов и перьев, и павлины, и единороги, и другие сказочные существа…

Наверное, это все снилось мне потому, что похожие вещи были нарисованы на печке. Точнее, та ее часть, которая находилась в детской, была покрыта такими изумительными изразцами. Которые очень хорошо сохранились. Возможно потому, что кошка ничего не смогла с ними сделать.

– Его светлость герцог Медина-Сидония! – провозгласил старый слуга и отступил в сторону.

В комнату вошел высокий худой человек с неестественно прямой осанкой, с длинным и желтоватым, как старый пергамент, лицом. Грудь его закрывала стальная кираса, как будто он явился во дворец прямо с поля битвы.

Герцог с достоинством поклонился троим присутствующим, косо взглянул на слугу, и тот тотчас же испарился.

– Добрый день, синьоры! – проговорил герцог и, не тратя времени на формальности, повернулся к полному невысокому господину с остроконечной седой бородкой:

– Дон Эухенио, для чего вы пригласили меня и остальных господ грандов?

Невысокий господин напыжился, оглядел присутствующих и произнес низким густым голосом:

– Синьоры гранды! Мы принадлежим к лучшим семействам Кастилии…

– Не тратьте наше время на перечисление очевидностей! – процедил Медина-Сидония. – Переходите прямо к делу.

– Хорошо. – Господин с бородкой кивнул. – Все вы знаете, что король, дон Энрике, не в силах управлять страной. Кастилия в опасности. Мавры обнаглели и что ни месяц совершают набеги на наши владения. Но самое главное – король не может произвести на свет наследника. Он сменил супругу, но это не помогло. Король попросту бессилен. Что будет, если он умрет, так и не обзаведясь потомством? Начнется гражданская война. Мы не можем этого допустить!

– Если король умрет без наследника, трон не останется пустым! – перебил его герцог. – Мой племянник, Энрике, имеет все права… при моей поддержке…

– Именно об этом я и говорю! – рявкнул господин с бородкой. – Семейство Альба тоже предъявит свои претензии, и мы, де Гусманы, тоже можем покопаться в своей родословной. Кастилия расколется на несколько враждующих лагерей! Прольется благородная кровь кастильских грандов! Мавры в Гренаде только об этом и мечтают! Результаты Реконкисты будут позорно потеряны!

Герцог Медина-Сидония потер пальцами переносицу, помолчал, затем кивнул:

– В ваших словах есть правда, синьор де Гусман. Что же вы предлагаете?

– Я считаю, что на троне должен остаться король из правящей династии, из дома Трастамара. Только так мы не уроним славное знамя Кастилии.

– Но король, как вы только что сказали, бессилен! У него нет и не будет потомства!

– Потомства у него нет, но у него есть сестра. Донья Исабель. Инфанта.

– Сестра… вы хотите возвести на трон женщину?

– Не вижу в этом ничего позорного или небывалого. Какое-то время мы будем править от ее имени, потом найдем ей достойного мужа из одного из правящих домов католического мира…

– Постойте, синьоры гранды! – прервал его молчавший до того господин – смуглый, с темными, глубоко посаженными глазами. – Есть еще один вариант…

– О чем вы говорите, синьор Альба?

– Синьоры гранды, у дона Хуана, отца нынешнего короля, был еще один сын.

– Еще один? – все присутствующие повернулись к смуглому гранду. – Как это возможно?

– Когда королева родила инфанту, донью Исабель, на самом деле у нее родились близнецы…

– Что вы такое несете! – вспыхнул Медина-Сидония. – Это невозможно! Я бы об этом знал!

– Это сохранили в величайшем секрете.

– Но почему?

– Почему? Вы поймете это, когда увидите ребенка.

Альба хлопнул в ладоши – и тут же в глубине комнаты отодвинулась тяжелая бархатная портьера и вошла рослая краснолицая женщина с большими руками дровосека. Она вела за руку невысокое сутулое существо с густыми, кое-как расчесанными волосами и длинными, как у обезьяны, руками.

– Дева Мария! – воскликнул герцог Медина-Сидония. – Кто это такой?

– Это – законный сын покойного короля, инфант дон Игнасио.

Сгорбленное существо окинуло присутствующих грандов злобным взглядом и захихикало.

– У него зеленые глаза, – проговорил синьор де Гусман. – Глаза Трастамара…

– Вы что – считаете, что эту обезьяну можно сделать королем? – Медина-Сидония побагровел.

– Несомненно, – ответил смуглый гранд. – Самое главное – это кровь, а в его жилах течет кровь Трастамара. За ним охотно пойдут многие рыцари Кастилии.

Он положил руку на голову косматого существа хозяйским жестом, как будто это было его имущество.

И вдруг косматый инфант извернулся и вцепился в руку гранда мелкими острыми зубами.

– Дьявол! – воскликнул Альба, пытаясь вырвать руку из зубов жуткого создания. – Дьявол! Да помогите же мне!

Герцог Медина-Сидония подскочил, схватил злобное существо за ухо, попытался оторвать его от руки синьора Альбы, но инфант вцепился в нее как клещ и не разжимал зубы. Из прокушенной руки лилась темная кровь.

Тогда к инфанту подскочила его краснолицая нянька. Она сдавила с боков челюсти инфанта, и тот невольно выпустил руку гранда.

Альба отступил в сторону, ругаясь. Он обмотал прокушенную руку батистовым платком, на котором тотчас же выступила кровь.

– Ну что, гранд, вы по-прежнему хотите сделать из него короля? – насмешливо осведомился Медина-Сидония.

– Почему бы и нет? – процедил Альба, тряся рукой. – Если он будет так же набрасываться на врагов Кастилии и Матери нашей, Католической Церкви…

– Вы не считаете, что не стоит вести подобные разговоры в присутствии слуг? – проговорил синьор де Гусман, покосившись на няньку инфанта.

– Вы о ней? – спросил Альба, взглянув на краснолицую женщину. – Не беспокойтесь, она предана как пес!

– Псы тоже нередко кусают своих хозяев!

– Простите меня, синьоры гранды, – проговорил герцог Медина-Сидония, оглядев присутствующих, – я должен покинуть вас. У меня важная встреча.

– Я тоже должен уйти, – присоединился к нему синьор де Гусман.

Гранды вместе вышли из комнаты и переглянулись.

– Что вы думаете об этом чудовище? – заговорил первым дон де Гусман.

– Я думаю, что нужно сделать все возможное, но не допустить его на кастильский трон. Если этот зверь станет нашим королем, он зальет страну кровью.

– Я ничего не имею против, если это будет кровь еретиков и иноверцев.

– Боюсь, что это будет кровь кастильских дворян. Таких, как мы с вами.

– Что же вы предлагаете?

– Боюсь, что синьор Альба поставил на эту карту. Он сделает все, чтобы возвести чудовище на престол.

– Тогда у нас есть только один выход…

Гранды переглянулись. Они были так давно знакомы, что понимали друг друга с полуслова. Или вообще без слов.

– У вас есть подходящий человек? – осведомился Медина-Сидония.

– Найдется…

Утром Сергей Сергеевич, как договорились, высадил меня в паре кварталов от офиса и попросил немного выждать, прийти на работу хотя бы минут на пятнадцать позже его, чтобы не пошли в коллективе ненужные разговоры.

Я охотно согласилась, хотя какие могут быть разговоры, когда не только офис, а и весь наш бизнес-центр пустой. Но раз начальник просит, то его слово – закон, так что я зашла в знакомую пекарню и купила там навынос кофе и сандвич. На кухню в его квартире я соваться не решилась, да все равно никакой еды нет.

Когда я вошла в офис, там, кроме самого Студнева, была еще неизбежная Алиса Дмитриевна.

Я поздоровалась с ней и прошла на свое место.

Алиса посмотрела удивленно, видно, на языке у нее вертелся вопрос, чего это я шляюсь в офис каждый день, когда могу работать удаленно, но тут Студнев выглянул из своего стеклянного кабинета и проговорил озабоченным голосом:

– Лидия, зайдите ко мне на минутку!

Когда я зашла в его аквариум, он протянул мне пластиковую папку с документами и сказал:

– Лидия, у меня к вам просьба. Отвезите эти документы нашим новым заказчикам. Это очень крупная фирма, у них головной офис на Петроградской стороне.

Видимо, он заметил удивление на моем лице – мы и обычно-то работаем в основном с электронными документами, а сейчас, во время карантина, полностью на них перешли.

– Такое они выдвинули необычное требование. Непременно хотят получить подлинники документов с живыми печатями и подписями. А вы же понимаете, Лидия, желание клиента – закон для нас. Особенно такого крупного и перспективного клиента. Очень удачно, что им как раз сейчас понадобились наши услуги. Этот договор поможет нам продержаться на плаву в это сложное время.

Что это он, как будто оправдывается передо мной! Он начальник, сказал – я сделаю…

– Нужно так нужно, – я пожала плечами и взяла у него папку.

Когда я уже подошла к двери кабинета, Студнев проговорил мне вслед, снова как будто извиняясь:

– У вас паспорт с собой? Не забудьте его взять. У них пропускной режим.

Фирма, куда Студнев меня отправил, называлась «Green star», «Зеленая звезда». Ее офис занимал красивый двухэтажный особнячок в тихом переулке неподалеку от Большого проспекта. Фасад этого особнячка украшала большая светящаяся зеленая звезда, она то бледнела, то ярко вспыхивала.

Красиво, конечно, но при виде этой мерцающей зеленой звезды у меня возникло какое-то неприятное предчувствие.

Я вошла внутрь, подошла к охраннику, представилась, показала ему свой паспорт. Он взглянул на меня как-то странно – или мне это только показалось?

– Проходите, вас ждут! Поднимитесь на второй этаж, потом прямо по коридору…

Я прошла через турникет, и охранник тут же кому-то позвонил по местному телефону. Ну, что такого – может, меня и правда ждут. Однако у меня снова возникло какое-то неприятное чувство.

Я поднялась на второй этаж, прошла по короткому коридору и оказалась в просторном холле, в который выходили несколько дверей. Посреди холла, за сверкающей хромированной стойкой, на которой сияла все та же зеленая звезда, сидела привлекательная девушка в строгом зеленом костюмчике.

Я подошла к ней, протянула папку с документами:

– Вот, это вам просил передать Сергей Сергеевич Студнев.

Девушка улыбнулась мне отработанной профессиональной улыбкой, взяла папку и проговорила:

– Вас ждут!

– Ждут? – удивленно переспросила я. – Но мне поручили только доставить эти документы…

Тут же рядом со мной появился подтянутый молодой человек и показал на одну из дверей:

– Сюда, пожалуйста!

Я шагнула к двери – и тут увидела на ней медную табличку, на которой было выгравировано:

«Генеральный директор Григорий Романович Зеленцов».

Я застыла на месте как громом пораженная.

Выходит, фирма, с которой мы только что заключили контракт, фирма, куда меня послал Студнев, принадлежит тому самому человеку, чьи люди похитили меня под видом полицейских! Григорий Зеленцов, он же бывший уголовный авторитет по кличке Зеленый!

И я своими ногами пришла в его логово… Вот где была моя осторожность и предусмотрительность?

Казалось бы, можно заподозрить неладное, увидев название – «Зеленая звезда», и ведь как-то мне поплохело, но нет, поперлась прямо волку в пасть…

Я попятилась, не сводя глаз с таблички.

Как бы так незаметно выскользнуть из этого офиса? Но подтянутый парень взял меня за локоток – вроде бы вежливо, но сильно, и подтолкнул к двери кабинета, повторив: «Сюда, пожалуйста!»

Я попыталась увернуться, забормотала, что мне кое-куда нужно, очень срочно, но он меня не слушал, подвел к двери и втолкнул в кабинет Зеленцова.

Дверь за мной захлопнулась.

Кабинет был большой, просторный. Значительную его часть занимал огромный стол черного дерева, с инкрустацией. За этим столом сидел крупный широкоплечий человек с тяжелым квадратным подбородком, низким лбом и седым ежиком волос. Он листал какие-то документы, не поднимая глаз.

Распространенная среди начальников манера показать посетителю свою крайнюю занятость.

– Она пришла! – проговорил позади меня тот молодой парень, который втолкнул меня в кабинет.

Зеленцов поднял взгляд и уставился на меня.

Взгляд у него был тяжелый, как и подбородок, как и кулаки, которые он положил на стол.

– Кто это?! – спросил он низким, хриплым, утробным голосом. Таким голосом, наверное, мог бы говорить снежный человек, если бы его обучили речи.

– Лидия Карасева… – пролепетал мой сопровождающий.

Голос его на этот раз прозвучал испуганно, знал, видно, что означает такой голос его шефа.

– Это не она! – рявкнул Зеленцов.

– Как – не она? – Мой спутник просеменил к столу и протянул боссу мой паспорт, раскрытый на первой странице. Вот интересно, как он у него оказался?

– Что ты мне суешь? – вызверился на него Зеленый.

– Пас… паспорт…

– Вижу, что паспорт! А мне не паспорт нужен, мне человек нужен! Проваливай!

Молодой человек тут же испарился. Однако когда я попыталась последовать за ним, Зеленцов рявкнул:

– А ты куда? Сядь!

И что самое удивительное – я послушно подошла к его столу и опустилась на стул, сложив руки на коленях. Видимо, он не случайно был авторитетом. С другой стороны, чего зря трепыхаться? Все равно меня вернут из приемной.

– Та-ак… – Зеленый уставился на меня своим тяжелым взглядом, и мне показалось, что одежда на мне задымилась. – Та-ак… а теперь рассказывай, кто ты такая!

Вот что делать? Врать ему чревато – не такой человек, сразу все поймет, и последствия будут ужасны. Молчать тем более глупо, уж этот сумеет развязать мне язык.

И я заговорила.

А что, в самом деле – я к его делам никакого отношения не имею и ничего у него не крала, так что могу безбоязненно рассказать ему всю правду.

Ну, то есть, конечно, не всю. Рассказывать ему все о своей прошлой жизни, о том, из-за чего мне пришлось срочно убежать из своего города и приехать сюда, в Питер, я не собиралась.

Это касается только меня, да и вообще я не хочу об этом вспоминать. Как говорится, не буди лихо… и так далее.

Я рассказала короткую жалостную историю о том, как потеряла работу, потеряла любовь и приехала в большой город, надеясь начать здесь новую жизнь.

О том, что уже здесь, на вокзале, у меня украли паспорт и большую часть денег, которых и так было немного.

О том, что с горя и от безысходности я поселилась у тети Шуры (а что, в конце концов, пускай с ней разбираются). И наконец, о том, как в съемной комнате нашла паспорт Лидии Карасевой и решила начать новую жизнь под ее именем.

– А потом на меня наехали какие-то отморозки, похитили под видом полиции, допрашивали в какой-то берлоге… чего-то от меня хотели… но я от них сумела сбежать…

До этого момента Зеленый слушал меня очень внимательно, не перебивая. Но в этом месте он повернулся и проговорил, явно обращаясь не ко мне:

– Ну, и что ты об этом скажешь?

Только теперь я заметила, что в кабинете есть кто-то еще, кроме меня и Зеленого. Этот кто-то сидел в уголке на стуле, скукожившись, обхватив себя за плечи, и старался быть как можно незаметнее, что довольно плохо ему удавалось из-за размеров. Если бы я не была так испугана, я бы заметила его сразу, как вошла.

Это был толстяк с растрепанными светлыми волосами и маленькими свинячьими глазками. Один из трех фальшивых полицейских – тот, что отзывался на кличку Боров.

С неизъяснимым злорадством я отметила, что физиономию его украшали многочисленные синяки и ссадины. Небось и на теле их тоже полно.

– Как это она от вас сумела сбежать? – осведомился Зеленый, сверля толстяка взглядом.

– Она… она припрятала электрошокер, и когда ребята уехали к вам – вырубила меня разрядом и сбежала! Я пришел в себя – а ее уже нет, и след простыл…

– Вот врет! – перебила я его. – Он сам ушел, и тогда я развязалась и сбежала!

– Ушел? – проскрежетал Зеленый. – Куда это ты ушел, если тебе было поручено ее стеречь?

– Я… никуда… она врет…

– К Пупсику ушел! – проговорила я мстительно. – Или к Пампусику. К подружке своей! Пироги есть и все такое! По телефону с ней договорился! Невтерпеж ему было…

– Она врет… – безнадежно твердил Боров.

– Не думаю! Ну, я с тобой позже разберусь! – Зеленый моргнул – и Борова как будто ветром вынесло из кабинета, просто даже удивительно, как такой бегемот смог так быстро двигаться.

А Зеленый снова повернулся ко мне:

– Ну, а что было дальше?

Я подумала, что стоит рассказать ему все. Ну, не про мою прошлую жизнь, но про то, как я снова пришла к тете Шуре, про то, как обыскала вещи Лидии Карасевой и про то, что я нашла в ячейке хранения супермаркета. Отдать ему все, и пускай дальше он сам разбирается со своими проблемами, а меня оставит в покое.

Но тут Зеленый поднял руку и сказал:

– Подожди немножко, я хочу, чтобы тебя послушал еще один человек…

Он снял трубку с массивного старого телефона и проговорил своим скрипучим голосом:

– Артур, зайди!

Услышав это имя, я замерла. Но лицо сохранила, поскольку с Зеленым надо держать ухо востро, он мужик наблюдательный, много замечает, и людей видит насквозь, точнее, люди его так боятся, что выкладывают все, что знают.

Прошло меньше минуты, и в кабинет без стука вошел высокий загорелый мужчина с трехдневной щетиной на щеках.

– Вызывали, Григорий Романович? – спросил он с характерным южным выговором.

Зеленый кивнул и показал ему на стул сбоку от своего стола:

– Посиди, Артур, послушай.

Артур скользнул по мне равнодушным взглядом.

А я задумалась.

Я вспомнила записку, которой была заложена книга в ячейке супермаркета.

«Привет, Артурчик! Точнее – пока-пока, надеюсь, мы с тобой больше никогда не увидимся! И не обижайся, ничего личного – это только бизнес! Ты меня тоже хотел кинуть, но я оказалась умнее.

Записка, оставленная в тайнике Лидией Карасевой, была адресована Артуру.

Артур – имя не самое распространенное, и наверняка она писала именно этому человеку.

А этот Артур, судя по всему, – доверенное лицо Зеленого, чуть ли не его правая рука… Ну да, это же по его звонку те двое сорвались вчера и уехали, еще так подобострастно тот тип говорил: «Да, Артур Васильевич, точно, Артур Васильевич…», а я и не вспомнила, когда записку нашла…

Что же это выходит?

Выходит, что Артур вместе с Лидией Карасевой кинул своего шефа, украл у него большие деньги. Но после этого самого Артура обманула его напарница. Обманула и сбежала с деньгами…

Так что теперь мое положение стало вдвойне опаснее. Если Артур хотя бы заподозрит, что я что-то знаю об этой афере и о его участии в ней – он меня точно убьет… А тело мое запрячет так, что никто никогда не найдет.

Собственно говоря, мне-то это будет уже все равно, раз я буду к тому времени мертва, но все же как-то неприятно. И вообще, хоть жизнь у меня в последнее время весьма трудная и беспокойная, состоит из одних проблем, терять ее не хочется.

По спине у меня пробежали мурашки.

Конечно, мы часто, не слишком задумываясь, повторяем эти слова: «я его убью»… «он меня убьет»… но в этом конкретном случае они значили именно то, что значили: Артур действительно может меня убить, если поймет, что я для него опасна.

Значит, он ничего не должен понять. Мне нужно внимательно следить за своими словами.

И ни слова о визите к тете Шуре, ни слова о том, что я нашла в супермаркете…

– Ну, теперь продолжай! – приказал Зеленый, снова повернувшись ко мне.

– Так больше мне нечего сказать… – протянула я с глупым и жалостным видом. – Я как оттуда сбежала, поехала на работу, потому что домой боялась, боялась, что они… ваши люди меня там подкараулят. На работе я переночевала, но ваши люди меня утром на работе нашли, я от них с трудом убежала…

– Убежала все-таки! – одобрительно усмехнулся Зеленый. – Способная ты девушка!

– А наших людей загребли! – подал голос Артур. – И по старым делам прилично им светит…

– Так что я совсем не та, кто вам нужен… – подвела я итог своему рассказу.

– Похоже на то!

Артур снова скользнул по мне взглядом. Взгляд этот казался равнодушным, но я почувствовала, что под этим показным равнодушием скрывается настороженность, как раскаленная лава под застывшей корочкой.

Артур опасен, очень опасен…

– Ладно, можешь идти! – проговорил Зеленцов медленно.

Повторять ему не пришлось.

Я вылетела из его кабинета, как пробка из бутылки, и через минуту уже шла по улице.

В голове у меня теснились мысли.

Что мне делать?

Артур явно что-то подозревает, но я не могу рассказать Зеленцову, что мне о нем известно. Ведь он мне может просто не поверить без надежных доказательств. Артур – его доверенный человек, его правая рука, и чтобы убедить Зеленцова в его предательстве, нужно что-то более серьезное, чем записка в книге.

Но оставить все как есть я тоже не могу.

Артур может избавиться от меня просто так, на всякий случай, как от ненужного свидетеля…

Я шла по улице, погрузившись в безрадостные размышления, и вдруг снова почувствовала спиной чей-то пристальный взгляд.

Используя уже проверенный метод, достала пудреницу и, делая вид, что вытаскиваю попавшую в глаз ресницу, осмотрела улицу за своей спиной. И снова успела заметить только какую-то фигуру, которая тут же скрылась за углом.

Определенно, за мной кто-то следит…

Ну, понятно, Зеленый не так прост, чтобы доверять первому встречному. Отпустил меня и приставил слежку.

Я вернулась на работу, доложила Студневу, что выполнила его поручение.

Конечно, я ни слова не сказала ему, кто такой Зеленцов. Не мое это, в конце концов, дело. И вряд ли замутит мой шеф с фирмой Зеленцова какие-то дела. Это все было придумано для того, чтобы я сама своими ногами к ним пришла.

Сергей Сергеевич рассеянно поблагодарил меня, но, когда я хотела вернуться на рабочее место, неожиданно сказал:

– Лидия, вообще-то, было бы лучше, если бы вы работали удаленно. Мне руководство ясно дало понять, что на работе должно быть как можно меньше людей. Только те, кто никак не может перейти на удаленку.

– Но, Сергей Сергеевич! – бурно запротестовала я. – Я же говорила вам, какие у меня обстоятельства! Мне некуда пойти! Я не нашла жилья! Мне негде работать!

– Вы можете работать у меня, есть же комната. Никто не станет вам мешать. Заодно за Дусей присмотрите… – Он снова улыбнулся и помолодел на несколько лет.

Я бросила на него взгляд украдкой. Значат ли его слова то, что он не собирается выгонять меня из своей квартиры? По крайней мере, в ближайшее время. Но спрашивать ничего не стала, всегда лучше оставить некоторую недоговоренность.

– Спасибо вам, – сказала я и вышла из кабинета.

И хотела уже уйти, прихватив кое-какие документы, но меня перехватила Алиса Дмитриевна, точнее, увязалась за мной.

– Вот что, Лида, – сказала она, потянув меня за рукав в полутемный закуток перед лифтом, – не стану ходить вокруг да около, я не такой человек, скажу прямо.

– Ну, говорите, чего уж там! – вздохнула я, зная уже, о чем пойдет разговор.

– Вижу, ты девушка неглупая и серьезная, – начала Алиса, так всегда начинают, когда хотят какую-нибудь гадость сказать, – а также вижу, что между тобой и Сергеем какие-то личные отношения образовались. Так вот скажу тебе прямо: не надо этого.

И только я хотела спросить, а ей-то, собственно, какое дело до Студнева и до моих с ним отношений, кстати, несуществующих, как Алиса подвинулась ближе и понизила голос.

– Мы ведь с ним старые друзья, учились вместе, потом жизнь, конечно, нас разметала, а когда я работу потеряла и муж заболел, он мне очень помог, и вообще… он хороший, достойный человек и не заслуживает…

«Не заслуживает такой, как я, – она хотела сказать, – то есть нищей девицы из провинции, у которой ни кола ни двора, а только жадность и стремление получше устроиться в большом городе. И не важно, кто попадется ей на пути, лишь бы отвести его в ЗАГС, а там уж отобрать все, что можно…»

Поскольку все это я и не думала говорить вслух, Алиса Дмитриевна уставилась на меня, ожидая ответа. Потом тяжело вздохнула и заговорила помягче:

– Понимаешь… только прошу, никому про это не рассказывай, хотя вижу, что ты не болтливая, но все же прошу… так вот… он второго такого обмана не переживет, просто не выдержит – и все. Его жена… бывшая… она очень плохо с ним поступила, можно сказать, что подло. Она… в общем…

Алиса набрала воздуха, посмотрела на меня с каким-то странным выражением и продолжила:

– Она вышла за него замуж, они прожили достаточно, а потом она его бросила. Ничто не предвещало, он понятия не имел, она все провернула тайно и улетела в Штаты. То есть он ее проводил вроде как в гости по туристической визе, а оттуда она сразу прислала ему имейл – так, мол, и так, не вернусь и подаю на развод.

– Но ведь ребенок? – не удержалась я, хотя до этого сохраняла на лице вежливо-скучающую мину. – У них же был ребенок?

– Ты и это знаешь? – в свою очередь удивилась Алиса. – Да, ребенок… видишь ли, ребенок был у нее от первого брака. Ребенок, скажем так, весьма проблемный, девочка сильно отставала в развитии, к тому времени, как Оксана собралась бросить Сергея, девочке было лет пятнадцать, а по уму пять или шесть.

Так я примерно и думала, учитывая обстановку детской комнаты, в которой он меня поселил.

– В общем, оказалось, что Оксана давно уже состояла в переписке с первым своим мужем, который уехал в Штаты много лет назад, когда девочка была совсем маленькой, можно сказать, бросил Оксану с больным ребенком, а теперь там разбогател и захотел помочь. Или Оксана его убедила…

Сергею ничего не сказала, чтобы, как она писала, «не усложнять ситуацию», просто улетела, и все. А прожили она вместе двенадцать лет, все же срок немалый… И к ребенку он относился очень хорошо, жалел девочку, за свою считал…

В общем, для него это было огромным ударом, даже не знаю, как он пережил это. А потом, после развода, Оксана потребовала, чтобы ей выделили деньги за фирму, как за совместно нажитое имущество. На квартиру она претендовать не могла, квартира досталась Сергею от родителей еще до брака. Он влез в долги, но выплатил ей все до рубля. И только-только начал отходить – так разразился кризис, фирма и так еле держится на плаву, да еще свалились к нему на голову родственнички жены… – Тут Алиса чертыхнулась сквозь зубы. – Приехали вроде бы ненадолго, старуху нужно было здешним врачам показать, да застряли на три месяца.

– Святой человек! – снова не удержалась я.

– Просто слишком порядочный, – печально вздохнула Алиса. – Так вот что, Лида…

– Вы ошибаетесь, Алиса Дмитриевна, – твердо прервала я ее, – между нами нет никаких личных отношений. Сергей Сергеевич и правда хороший человек, и я ему благодарна. Но это все.

Тут лифт открылся на нашем этаже, и я быстро ретировалась.

Совершенно незачем нам с Алисой Дмитриевной разговаривать по душам. Она начнет расспрашивать меня, интересоваться, откуда я родом, кто мои родители и так далее.

В общем, станет играть роль заботливой мамочки Сергея Сергеевича, хотя я уверена, что он ее об этом не просил.

Да, вроде бы нормальной теткой она мне показалась вначале – спокойная, неконфликтная, в душу не лезет, а вот пожалуйста, хоть с работы увольняйся. А сейчас это невозможно, работа эта хоть и малооплачиваемая, но, спасибо Сергею Сергеевичу, хоть крыша над головой есть. И ночевать можно, и даже днем разрешил работать.

Я забежала в магазин, купила чайных пакетиков, сухарей и зефиру. Эти родственнички запретили мне появляться на кухне, но уж чайник я вскипячу.

Я открыла дверь ключами, которые дал мне Студнев, и тихонько прикрыла ее за собой. Это уже стало привычкой – дверями не хлопать, в помещение сломя голову не врываться, послушать сначала, что творится в квартире, подождать немного, выровнять дыхание и только потом снимать верхнюю одежду и обувь.

Привычку эту приобрела я в своей прошлой жизни, тогда же развила наблюдательность. Но про это я уже говорила.

Итак, я все это проделала тихо, поискала в прихожей тапочки, но нашла только какое-то рванье сорок пятого размера и еще резиновые шлепки, в каких ходят на пляж, тоже не слишком чистые, но эти хоть вымыть можно.

В квартире было тихо. Не играла музыка, не орал телевизор, неужели родственничков нет дома? Вот была бы удача!

Держа шлепки в руках, я прошла по коридору, миновала поворот на кухню, затем гостиную, откуда сквозь неплотно прикрытую дверь доносился мощный храп старухи.

В этой квартире коридор был довольно извилистый, так что я видела только дверь детской, изразцовую печь возле нее и дверь еще одной комнаты, спальни, которую занимала та противная тетка с сыном. Старушенция одна барствовала в гостиной, потому что телевизор молчал, только пока она спала, все остальное время орал как оглашенный. Если бы не толстые стены в старом доме, были бы неприятности с соседями, а так ничего.

И вот, осторожно подойдя к двери детской, я ощутила некий дискомфорт. Что-то было не так.

Но тут меня отвлекли подозрительные звуки, кто-то возился и пыхтел дальше по коридору.

Очень осторожно я поставила на пол сумку с компьютером и выглянула из-за угла.

Двое возились у двери кабинета – тетка и ее перекормленный сыночек. Он стоял на коленях и пытался засунуть в замочную скважину какие-то крючочки, тетка топталась рядом и шипела:

– Ну что, ну как? Ну, давай же!..

– Отвянь, – пыхтел сынок, – не видишь, я работаю…

Вот как, стало быть, эти двое пытаются в отсутствие хозяина залезть в кабинет, где много ценных вещей. Сопрут что-нибудь, а потом свалят на меня. Ну, ясно, я – человек новый, а они уже три месяца тут живут, и ничего до сих пор не пропадало. Разумеется, хозяин на меня подумает. А на кого же еще?

Я тихонько отступила назад, прокралась обратно в прихожую, надела пальто и громко хлопнула дверью. А потом спокойно пошла по коридору прямо в ботинках.

Тетка выскочила мне навстречу, была она встрепана, глаза бегали.

– Ты чего, ты чего пришла? – забормотала она. – Ты разве не на работе?

Не отвечая, я молча прошла в детскую. И ощутила неприятный запах. Ага, вчера раскормленный сынуля так вонял застарелым потом… Значит, он и здесь побывал.

Да, конечно, осмотревшись, я заметила в комнате некоторые несоответствия. Утром рассадила мышей на кровати, как было раньше, да еще медведей туда прибавила. Теперь же они сидели вперемешку, один вообще повалился. И еще кое-какие мелочи были не на своих местах.

Я отогнула покрывало – ничего, вроде никакой гадости не налил паршивец, а с него ведь станется. Тогда я подняла матрац и увидела под ним щетку. Обычную сапожную щетку щетиной наверх.

Да, примитивно как-то парень мыслит, и шутки у него дурацкие. Впрочем, он и сам дурак, сразу видно.

Но мне что делать? Рассказать про них Студневу? Неохота влезать в чужие разборки, у меня своих проблем хватает.

Алиса сказала, что он мягкий человек, стало быть, если раньше не выгнал родственников жены, то теперь уж точно не выгонит. Нужно мне отсюда съезжать, а для этого кое-что сделать.

Я заклинила дверь стулом, перевела дыхание и опустилась в кресло.

Господи, как хорошо!

При всей нелепости, шаткости и неустойчивости моего теперешнего положения я, наконец, где-то могу побыть одна… конечно, эта комната – не совсем то, о чем я мечтала. Даже совсем не то. Но все равно, это лучше, чем ничего…

Я достала из сумки свой ноутбук, подключила его к сети, включила, открыла рабочий файл…

Но мысли мои были далеко от работы.

В моей голове крутились события последних дней. Труп в Катиной квартире, люди Зеленого, тетя Шура, настоящая Лидия Карасева (впрочем, что-то мне подсказывало, что она – вовсе не настоящая, не более настоящая, чем я). Как, впрочем, и труп в квартире Катерины.

Уговорила, небось, Катька какого-то кента полежать на полу в томатном соусе, он и согласился. За деньги или из хорошего к ней отношения. А вот что там с этой Карасевой…

Вспомнив о ней, я достала косметичку, которую выцарапала у тети Шуры, и вытряхнула на стол ее содержимое, чтобы еще раз его внимательно изучить.

Тюбик из-под помады, пудреница, пакетик сахара из кафе «Эсмеральда», пачка бумажных носовых платков и несколько мелких монет – российские копейки и евроценты.

Я вообще во всем люблю систему и порядок.

Взяла чистый листочек, аккуратно переписала на него все предметы из косметички.

Пудреница. В ней я нашла ключик от ячейки камеры хранения супермаркета.

Пакетик сахара.

Ну да, этот пакетик привел меня в торговый центр, где я и нашла послание от Лидии Карасевой. Послание не мне, а Артурчику, но я его прочитала и кое-что поняла. Но не все.

Помада. Про нее пока ничего не знаю.

Монеты. На всякий случай я их пересчитала.

Я, кажется, уже говорила вам, что у меня слабость к цифрам. Все время что-то считаю. Возможно, это уже заскок. Вот и сейчас пересчитала монеты.

Семьдесят копеек и тридцать один цент. Кому сейчас нужны копейки? Такая мелочь нигде уже не используется.

Ну, центы – еще куда ни шло, ими в Европе пользуются, но когда еще откроют границы? Да и тридцать один цент – слишком мало, ничего на них не купишь, даже в туалет не сходишь…

Но, однако, цифры отложила в памяти. Просто так, на всякий случай. Говорила ведь, что приучила себя не упускать ни одной мелочи. Жизнь заставила.

И тут я вспомнила, что так и не проверила, что спрятано за подкладкой самой косметички.

Я подпорола подкладку маникюрными ножницами – и вытащила из-под нее обычную пластиковую карточку золотистого цвета. Это была карта постоянного клиента стоматологической фирмы со странным названием «Оригами».

На карточке был напечатан номер телефона этой фирмы, адрес электронной почты и физический адрес.

Вот интересно, зачем было прятать обычную дисконтную карту стоматологии за подкладкой косметички? Должно быть, это не обычная карта…

Что-то мне подсказывало, что Лидия Карасева женщина неглупая и просто так ничего не делала.

Я почувствовала странное волнение, как будто нащупала краешек тайны. Отложила карту в сторону и снова попыталась взяться за работу… но мысли текли совсем не в ту сторону, и злополучная карта притягивала мой взгляд как магнит.

Что за тайна с ней связана?

В конце концов я не выдержала. Зачем гадать, если можно позвонить по телефону?

Я набрала напечатанный на карте номер, и мне тут же ответил приятный женский голос:

– Стоматология «Оригами»! Ваш звонок очень важен для нас! Чем могу вам помочь?

– Я хотела бы попасть к вам на прием… – заныла я. – У меня зуб болит… кажется, эмаль откололась…

– Дело в том, – вкрадчиво ответила моя собеседница, – что мы сейчас не принимаем пациентов. Вы же понимаете – карантин… соблюдение правил изоляции…

– Что – совсем не принимаете?

– Ну, вообще-то, мы принимаем… только наших постоянных клиентов…

– Я постоянный клиент, постоянный! – оживилась я.

– Да? – недоверчиво переспросила девица. – А кто ваш доктор? Напомните мне, пожалуйста!

Вот те на! На такой вопрос я не рассчитывала! Откуда я знаю, кто ее доктор? На карточке, естественно, такой информации нет.

– Ой, вы знаете, – залепетала я смущенно, – у меня такая плохая память на имена… я ее зрительно очень хорошо помню, такая приятная женщина, и вежливая…

– У нас все врачи вежливые.

И тут меня осенило. То есть это было вполне очевидно, не знаю, почему я сразу об этом не подумала.

– Вот же, у меня ваша карта постоянного клиента!

Голос собеседницы заметно потеплел:

– А ее номер? – осведомилась она.

Я продиктовала девятизначный номер, напечатанный на карте, и голос телефонной девушки стал прямо-таки медовым, как будто она стала лучшим моим другом:

– Ах, что же вы сразу мне не сказали, что у вас золотая карта! Ах, вы ведь Людмила Михайловна, верно? Вы ведь Людмила Михайловна Петушкова?

– Конечно! – поспешно согласилась я, хотя первый раз в жизни слышала эту фамилию.

Однако таинственная незнакомка, чьим паспортом я пользуюсь, полна сюрпризов. Только я свыклась с Лидией Карасевой, а у нее обнаружилось еще одно имя… она прямо как матрешка – под одним именем спрятано другое, под тем – третье… и неизвестно, сколько масок придется снять, пока увидишь ее настоящее лицо…

– Ах, Людмила Михайловна, извините, что я сначала была с вами… излишне осторожна, – щебетал голос в телефоне. – Вы же понимаете, сейчас сложный период… я должна была сначала убедиться… понять, с кем я имею дело…

– Понимаю, я все понимаю. Так что – можно мне к вам записаться на прием?

– Конечно, конечно, Людмила Михайловна! Вам – безусловно можно! Да вы можете приехать в любое время, хоть прямо сейчас… если вам, конечно, удобно.

Ну, все ясно – в связи с карантином у них очень мало клиентов, но на всякий случай они осторожничают, подстраховываются, принимают только старых клиентов, в которых уверены на сто процентов. А тут еще и золотая карта…

В общем, я решила, что нужно ковать железо, пока горячо. То есть прямо сейчас ехать в эту стоматологию. Может быть, на месте я пойму, какие тайны скрывала Лидия… или Людмила. Или кто там она на самом деле…

Кошка Дуся была очень недовольна, увидев, что я снова собираюсь уходить. Она-то рассчитывала, что мы вместе поваляемся на кровати или поиграем в шумные игры.

Студнев сказал, что кошка от природы была очень игривая, ее завели в свое время для дочки, она кошку очень любила.

Да, очевидно, пока жила здесь его дочка, кошка не скучала, а потом начала хулиганить. А эти родственнички не любят животных, они били ее палкой от швабры, а дебильный сынуля пытался привязать к кошкиному хвосту пустую консервную банку (очень примитивная шутка, но он и сам дурак).

Разумеется, у него ничего не вышло, и Дуся здорово обработала его когтями со всех четырех лап. И тогда его мамаша объявила Дусе самую настоящую войну. Она хотела выгнать кошку на улицу, едва не выбросила ее из окна и слегка прищемила хвост дверью. Кошке пришлось скрываться в дебрях квартиры, мучаясь от голода и жажды.

Все это Дуся намурлыкала мне ночью, когда мы спали рядом под розовым стеганым одеялом.

Сейчас я велела Дусе не разваливаться на кровати, а прятаться в шкафу и смотреть в оба, мало ли что еще сыночек удумает…

Она обещала быть начеку.

Вечером, едва стемнело, синьор де Гусман послал в город своего доверенного слугу. Тот выехал верхом из королевского замка, проехал по узким улочкам, где жили шорники и оружейники, свернул в переулок, пользующийся дурной славой.

Здесь было совсем темно, из темноты доносился какой-то шепот и быстрые шаги. Слуга гранда взялся рукой за рукоять меча и погнал коня быстрее.

Наконец он остановился возле жалкой, вросшей в землю лачуги. Спешился, подошел к закрытому ставнями окну, трижды постучал в ставень и отступил к стене.

Прошло несколько минут, прежде чем дверь лачуги открылась и на пороге, в тусклом отсвете очага, появился сутулый низкорослый человек, до самых глаз заросший курчавой черной бородой. Один его глаз был закрыт несвежей черной повязкой, второй горел злобой и недоверием. В руке он сжимал обитую железом дубинку из тех, которые горные баски называют «макилой».

– Кого это черти принесли на ночь глядя? – спросил бородач, оглядывая улицу.

– Это я! – ответил слуга синьора де Гусмана, выходя на свет. – Ты меня не узнаешь?

При виде его бородач расплылся в улыбке и низко, угодливо поклонился:

– Приветствую вас, милостивый синьор! Приветствую вас, щедрый синьор! Какая судьба привела вас в мою лачугу?

– У меня к тебе дело, Мигель.

– Само собой, щедрый синьор! Разве важный человек вроде вас придет к Одноглазому Мигелю без дела? Разве такой важный человек придет просто по-дружески поболтать со мной? Так какое у вас дело к Одноглазому Мигелю?

– Нужно прикончить одного человечка…

– Прикончить человечка? Что может быть проще! Как вы желаете – перерезать ему горло или придушить? А может быть, разбить ему голову вот этой макилой? Одноглазый Мигель может все, он – мастер на все руки…

– Меня не интересует, как ты его убьешь. Лишь бы он лишился жизни. Детали меня не касаются.

– Как вам будет угодно, щедрый синьор! Только скажите Мигелю, кто этот несчастный и где я могу его найти, – и можете считать, что его уже нет в числе живых. Мои расценки вы знаете…

Слуга гранда наклонился к уху Мигеля и зашептал.

Тот вдруг отшатнулся, его единственный глаз вспыхнул удивлением и даже, пожалуй, испугом.

– Трудное дело, милостивый синьор… – проговорил он наконец. – Страшное дело…

– Так что же, ты не справишься с этим делом? Ты не возьмешься за него?

– Нет, отчего же… – проговорил Мигель после недолгого раздумья. – Нет такого дела, с которым бы я не справился. А что до остального – я дам святому отцу пару монет, и он отпустит мне грехи. Но вы сами понимаете, щедрый синьор, что за такое дело вам придется заплатить мне вдвое против обычной цены.

– О деньгах не думай. Мой господин не поскупится, лишь бы дело было сделано быстро и аккуратно.

– Что ж… тогда по рукам. Вы знаете мои правила, щедрый господин: половина сейчас, половина – когда дело будет сделано. И сюда больше не приходите, за оставшимися деньгами я приду сам.

– Само собой. Вот тебе задаток, – и он протянул наемному убийце туго набитый кошелек.

Тот спрятал кошелек за пазуху и озабоченно проговорил:

– Еще мне нужно, чтобы вы помогли мне проникнуть в королевский замок.

– Об этом не беспокойся. Мой господин велит стражникам смотреть в другую сторону, когда ты подойдешь.

– Э, нет! Я не привык входить через ворота! Пусть лучше кто-нибудь сбросит веревку с крепостной стены.

– Можно и так. Когда подойдешь к стене – ухни совой, и будет тебе веревка.

– Отлично, щедрый синьор! Не желаете ли выпить со мной стаканчик за эту работу?

– Нет, Мигель, мне недосуг. Меня ждет мой господин.

– Вот ведь как устроена жизнь! У вас, такого щедрого и нарядного, есть свой господин, но и у вашего господина тоже наверняка имеется свой…

– Ну, положим, его господин – только король.

– Тем не менее! Но и у короля есть господин…

– Что ты несешь, несчастный? Какой может быть господин у короля?

– Известно, какой, – Господь Вседержитель! – Одноглазый криво усмехнулся.

– Больно много ты болтаешь! – проворчал слуга гранда, вскочил на лошадь и уехал прочь.

Настал самый темный, самый мрачный час ночи – тот час, когда ангел смерти собирает самую большую добычу, тот час, когда на кладбищах сгущается предутренний туман, и из этого тумана появляются тени умерших.

Из жалкой лачуги в узком кривом переулке вышел одноглазый человек, крадучись и настороженно оглядываясь по сторонам, прошел через спящий город, подошел к стене королевского замка.

Это было его излюбленное время, ибо Мигель Одноглазый сам был порождением ночи и приносил ночным божествам обильные жертвы. Кровавые жертвы.

Остановившись под стеной замка, Мигель трижды ухнул совой.

В глухой ночной тишине совиный крик разлетелся по всей округе, тут же со стены донеслось ответное уханье и рядом с Мигелем закачался конец веревки.

Мигель поплевал на ладони, ухватился за веревку и ловко, как обезьяна, вскарабкался на крепостную стену. Там его поджидал человек, лицо которого было неразличимо в тени. Жестами он показал ему, куда нужно идти.

Одноглазый Мигель своим единственным глазом видел в темноте не хуже кошки. Он ловко спустился по внутренней стороне стены, пересек замковый двор и подкрался к самому замку. Одно из окон было предусмотрительно открыто. Мигель влез в это окно и оказался в сводчатом коридоре.

Он увидел на стене нарисованную мелом стрелку, указывающую направление, стер ее рукавом и пошел в нужном направлении.

Так он шел несколько минут от стрелки к стрелке, пока не оказался возле двери, на которой был начертан крест.

Мигель стер и этот крест, замер перед дверью на минуту, прислушиваясь.

Из-за двери не доносилось ни звука, и весь замок был наполнен тишиной самого жуткого предрассветного часа.

Мигель достал из-за пазухи отмычку и ловко открыл замок.

Прежде чем прикоснуться к дверной ручке, он капнул на петли оливковое масло из припасенного маленького пузырька – и петли не скрипнули, когда он открыл дверь.

Мигель вошел в комнату, снова замер и вытащил из ножен длинный кинжал, выкованный искусными кузнецами Толедо.

Он внимательно вглядывался в темноту, которую едва нарушали остывающие угли в очаге, но в первую очередь принюхивался к запахам этой комнаты, потому что ночью больше полагался на свое обоняние ночного хищника, чем на зрение.

Он почувствовал запах остывающих углей, поднимающийся из очага, запах дыма, запах овчины и еще какой-то едва уловимый, смутно знакомый запах, показавшийся ему опасным.

Мигель осторожно шагнул вперед и вгляделся в темноту слева от очага. Там виднелась узкая кровать, на которой неподвижно лежал человек, до самых глаз укрытый овчинным одеялом.

Мигель скользнул к кровати, занес кинжал и резко опустил его, воткнув в грудь спящего человека.

Кинжал вонзился в спящего неожиданно легко, и по самой этой легкости Мигель понял, что допустил непростительную ошибку, попал в примитивную, детскую ловушку.

В кровати никого не было – никого, кроме свернутого одеяла, накрытого овчиной.

Мигель поспешно выдернул кинжал – но тут же понял, что потерял драгоценную долю секунды, и вместе с ней, возможно, потерял жизнь.

Сверху, с потолочной балки, на него обрушилось неразличимое в темноте существо, набросило ему на шею шелковый шнурок и с неожиданной силой затянуло его.

Мигель не растерялся, он напряг мышцы шеи и успел запустить пальцы под шнурок, чтобы не задохнуться. Тогда невидимый противник вцепился в горло Мигеля и принялось рвать, грызть его мелкими острыми зубами.

Мигель пытался сбросить с себя это существо, но оно вцепилось в него как клещ и все глубже вонзало зубы в его горло. Из раны лилась кровь, становилось все труднее дышать, но Одноглазый все еще не сдавался, все еще боролся за свою жизнь.

Мигель никогда не знал страха. Он не боялся людей, потому что знал их слабые места – трусость и тщеславие, лживость и лицемерие; не боялся диких зверей, потому что знал их повадки; не боялся призраков, потому что не верил в их существование. Но сейчас он не мог понять, с кем имеет дело, – с живым существом из плоти и крови или выходцем из потустороннего мира, чудовищным порождением ночи. И от этого страх ядовитой змеей заполз в его душу.

Ему чудом удалось схватить своего страшного противника за шею. Он попытался сдавить ее, попытался сломать позвонки – но жуткое существо, гибкое и изворотливое, как змея, сумело вывернуться из его рук и с новой силой вонзило зубы в горло наемника.

Мигель почувствовал, что задыхается. Он захлебывался собственной кровью, как будто тонул в ней.

В последний миг он попытался молиться, попытался призвать на помощь Пресвятую Деву, но слова молитвы путались в его голове. Тогда в последней несбыточной надежде он просто прохрипел:

– Пощади!

Но существо не знало пощады. Оно сомкнуло зубы, и Одноглазый Мигель перестал существовать.

Убедившись, что противник мертв, существо облизнуло окровавленные губы и склонилось над трупом, внимательно вглядываясь в перекошенное болью и страданием лицо в тусклом отсвете угасающего очага.

– Ага… – прошелестел тихий голос. – У тебя только один глаз… ну что ж, мне и одного хватит…

Существо вытащило из ножен маленький, почти игрушечный кинжал и ловким, осторожным, отработанным движением извлекло из глазницы его единственный глаз.

Существо подняло этот глаз, при слабом свете любуясь своим ужасным трофеем.

В гладкой, влажной поверхности глаза, как в выпуклом зеркале, отразилось само это существо. И без того уродливое, безобразное, в этом кривом зеркале оно стало еще страшнее, казалось, в нем не осталось ничего человеческого.

– Красивый! – прошептало существо и спрятало глаз Мигеля в свой заветный сундук, к остальным трофеям.

После этого оно устроилось на своей кровати, достало кусочек черного дерева и принялось что-то из него вытачивать тем же кинжалом, которым извлекло глаз Мигеля.

В это время дверь комнаты беззвучно открылась, и на пороге появилась крупная, рослая краснолицая женщина.

Увидев на полу труп, она всплеснула руками:

– Кто это?

– Не знаю, – невозмутимо ответило существо.

– Ты опять выходил ночью из комнаты?

– Нет, он сам пришел ко мне и хотел меня убить. И сделал бы это, если бы я не оказался проворнее. Он был ловкий, очень ловкий! Видишь, какой у него огромный кинжал? Он хотел наколоть меня на него, как барашка на вертел…

– Бедное дитя! – Женщина обняла существо, прижало к себе. – Злые люди не оставят тебя в покое! Тебе придется бежать из замка и спрятаться в безопасном месте…

– Бежать? Зачем бежать? – В голосе существа прозвучало разочарование. – Мне только начало здесь нравиться…

– В новом месте тебе тоже понравится. Беги скорее, пока никто не увидел этого мертвеца…

Стоматология «Оригами» располагалась на первом этаже нового десятиэтажного дома. Над входом горела сиреневым неоном яркая вывеска, но на самой двери была приколота табличка: «Закрыто на карантин».

Поскольку по телефону меня обещали принять в любое время, я нажала на кнопку звонка.

Тут же в незаметном динамике раздался щелчок, и строгий голос проговорил:

– Что вы хотели?

– Я на прием.

– Мы закрыты.

– Но мне сказали, что я могу приехать… что меня примут в любое время…

– Представьтесь, пожалуйста.

– Я Людмила Михайловна Петушкова.

– Ах, вы Людмила Михайловна! – Голос в динамике сразу потеплел, дверной замок щелкнул. – Заходите, пожалуйста!

Я толкнула дверь и вошла внутрь.

За дверью стоял мужчина средних лет в черной форме и медицинской маске, видимо, охранник.

– Проходите, пожалуйста! – проговорил он глухим из-за маски голосом.

Я прошла по короткому коридору и оказалась в просторном круглом холле, отделанном в сиреневых тонах, видимо, фирменных тонах этой клиники. Посетителей, кроме меня, не было.

Справа от входа стоял большой и очень красивый аквариум, в котором неторопливо плавали яркие узорчатые рыбы. Напротив входа была стойка, тоже, конечно, сиреневая.

За этой стойкой сидела девушка в сиреневом халатике и в такой же, как у охранника, медицинской маске. Маска была не сиреневая, а обычная белая.

Я протянула сиреневой девушке свою карту (точнее, карту неизвестной мне Людмилы Михайловны Петушковой).

Девушка просканировала карту, взглянула на экран компьютера и приветливо проговорила:

– Людмила Михайловна, когда вы у нас были последний раз, примерно три месяца назад, вы отбеливали зубы, и на вашей карте накопилось пятьдесят пять баллов. Вы хотите их зачесть или оставить их на вашем счете?

– Оставьте на счете.

– Хорошо, так мы и сделаем. Подождите несколько минут, доктор скоро освободится и сразу вас примет! Может быть, вы хотите чаю или кофе?

– Нет, спасибо.

– Ну, тогда можете просто посидеть… – Она показала мне на небольшой сиреневый диванчик.

Я не села, а подошла к аквариуму, который притягивал мой взгляд, как магнит железные опилки.

На дне его среди водорослей и ракушек лежала греческая амфора, рядом с ней – макет затонувшего корабля. Одна из рыб, обитавших в этом аквариуме, подплыла ближе ко мне и уставилась на меня через стекло круглыми выпуклыми глазами.

Мы с рыбой смотрели друг на друга. С ее точки зрения, может быть, это я нахожусь в аквариуме?

Рыба с глубокомысленным видом смотрела на меня и неторопливо открывала рот, как будто что-то говорила мне. Что-то, на ее рыбий взгляд, очень важное.

Я смотрела на рыбу и думала.

Зачем сюда приходила фальшивая Людмила Петушкова? То есть Лидия Карасева, возможно, тоже фальшивая? Просто лечить зубы? Но тогда она не стала бы прятать карту этой клиники за подкладку косметички. Наверняка у нее была связана с этой стоматологией какая-то важная тайна. Но вот какая?

Когда я отправилась сюда, я рассчитывала эту тайну разгадать. Ну, или, по крайней мере, напасть на ее след.

Но сейчас я поняла, что это было более чем наивно и самонадеянно. На что я надеялась? Что здесь не клиника, а какой-то тайный притон? Что здесь работают сообщники Карасевой, и как только они увидят мою золотую карту, мне тут же расскажут что-то важное или выдадут какую-то посылку, оставленную здесь фальшивой Лидией?

Может, она тут спрятала кучу денег или еще какую-то важную информацию?

До чего же глупо!

Карасева – особа хитрая и недоверчивая, она работает в одиночку и никому не доверила бы свои секреты.

Как и следовало ожидать, я не нашла здесь ничего интересного или необычного. Всего лишь стоматологическая клиника, в условиях карантина вынужденная работать полуподпольно.

Кстати, что я скажу, когда меня через несколько минут пригласят к врачу? Зубы у меня целы – и слава богу, так что работы для стоматолога нет. Кроме того, мне пришло в голову, что врач сразу поймет, что я – не та, за кого себя выдаю.

То есть, может быть, он (или она) и не запомнил (не запомнила) лицо Людмилы Петушковой, но вот зубы, над которыми пришлось потрудиться, наверняка помнит.

Больше того – у Петушковой наверняка есть здесь стоматологическая карта, в которой все эти зубы подробно описаны и под которую я никак не подойду.

Так что мне лучше уйти прямо сейчас, если я не хочу, чтобы меня выгнали с позором.

Я попрощалась с любопытной рыбой, подошла к стойке регистрации и вполголоса (хотя никого, кроме нас с ней, здесь не было) спросила сиреневую девушку, где у них туалет.

– Вон там, в том коридоре за аквариумом! – показала она.

Я поблагодарила и прошла в нужный коридор.

Там действительно была дверь с традиционным изображением женского силуэта, а рядом с ней – еще одна, на которой ничего не было написано или нарисовано.

Я на всякий случай заглянула за эту дверь. Сама не знаю, что я рассчитывала там найти. Это был какой-то неосознанный, инстинктивный порыв.

За дверью оказалась маленькая комната, где имелся узенький диванчик, платяной шкаф и пара стульев. И еще на стене висело зеркало.

Я решилась войти внутрь и открыла дверцу шкафа. В нем висело несколько фирменных сиреневых халатов. Видимо, здесь переодевались сотрудницы клиники.

И тут я заметила, что к лацкану одного из этих халатов прикреплена карточка-бейдж с именем.

Опять же, под влиянием мгновенного неосознанного порыва, я воровато оглянулась, отцепила этот бейдж и тут же выскользнула обратно в коридор.

Выйдя в коридор, я не вернулась в холл, а пошла дальше по этому коридору. В его конце обнаружилась дверь, закрытая на электронный замок.

Я прикоснулась к этому замку украденным бейджем, замок щелкнул, и дверь открылась.

Я оказалась на улице.

Я подумала, что это и к лучшему. Что поделаешь, визит в стоматологию оказался пустой тратой времени. Хотя… для чего-то же Лидия хранила эту карточку… Но я подумаю об этом позже, а сейчас нужно вернуться домой и заняться, наконец, работой.

Из того, что я на удаленке, не следует, что мне вообще не нужно работать. Хоть Студнев и мягкий человек, рано или поздно он потребует с меня результаты…

И вот еще тоже вопрос, говорить ему или нет про то, что его милые родственнички пытаются пробраться к нему в кабинет.

Ладно, подумаем над этим…

Разочарованная и озабоченная, я медленно шла по улице, глядя себе под ноги.

И вдруг снова почувствовала, что за мной кто-то следит. Неприятное такое жжение между лопаток.

Снова я использовала проверенный прием с пудреницей, обследовала в зеркальце улицу за своей спиной и на этот раз увидела крадущегося сзади толстяка с растрепанными светлыми волосами и маленькими свинячьими глазками.

Боров! Вот кто за мной следит! Вот интересно, чего ему от меня нужно?

Я прибавила шагу, дошла до ближайшей подворотни, завернула в нее и замерла, прижавшись к стене.

Вскоре раздалось громкое пыхтение, и Боров вошел в подворотню, подслеповато оглядываясь по сторонам своими маленькими свинячьими глазками.

Неудивительно, что я заметила слежку, и мифическое шестое чувство тут ни при чем – такое пыхтение и сопение трудно было не услышать!

Я подкралась к Борову сзади, ткнула ему в затылок тюбиком губной помады, как будто это был ствол пистолета, и произнесла замогильным голосом:

– Стоять! Не делать резких движений, а то я тебе мозги вышибу, будешь их с асфальта соскребать! Не шевелись, если хочешь еще раз увидеть своего Пампусика!

Эту фразу и особенно интонацию я позаимствовала из многочисленных криминальных сериалов. Рассчитывала я в основном на то, что трудно отличить тюбик помады от ствола пистолета, когда он приставлен к твоему затылку.

Боров задрожал, запыхтел еще громче и проговорил испуганно:

– Ты чего? Ты с ума, что ли, сошла? Не стреляй! Я тебе ничего плохого не сделал!

– А зачем ты за мной следил?

– Зачем-зачем… – он снова запыхтел. – Из-за тебя меня Зеленый отстранил от работы…

– Я тут не виновата, это все твое обжорство! Не смылся бы тогда к Пампусику – был бы в шоколаде.

– Да, но есть же хотелось… А теперь Пампусик меня выгнала… говорит, толку с тебя никакого, а теперь и денег не будет… говорит, даром кормить меня не нанималась…

– С этим все понятно. Обжорство тебя подвело. Кстати, тебе еще повезло. Твои напарники сейчас сидят в камере, им явно хуже, чем тебе. Но ты мне так и не объяснил, зачем следил за мной.

Я посильнее нажала на его затылок тюбиком, чтобы сделать его более разговорчивым. Впрочем, Боров и так говорил, не останавливаясь, будто его прорвало:

– Да я думал, узнаю, где ты спрятала камни, доложу Зеленому, и он меня вернет в бригаду…

– Камни? – переспросила я в совершенной растерянности. – Какие камни?

– Ты чего? – Он явно удивился этому вопросу и даже осторожно повернулся ко мне всем телом, так что пришлось еще сильнее нажать на тюбик, чтобы привести его в чувство. – Известно, какие. Брюлики, которые ты украла у Зеленого.

– Брюлики? – переспросила я, по-прежнему ничего не понимая. – Какие брюлики?

– Не придуривайся! – забормотал он. – Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю! Брюлики! Бриллианты чистой воды! – Он показал пальцами размер – что-то с крупный желудь.

– Ах, вот ты о чем… – протянула я, изо всех сил делая вид, что ничуть не удивлена.

Значит, вот о чем спрашивали меня фальшивые полицейские… «где они?», «где они?»…

«Они» – это не деньги, как я подумала, а камни… бриллианты чистой воды…

Вот, оказывается, что украла Лидия Карасева со своим колоритным сообщником…

– Ладно, так и быть, я тебя отпущу. Сейчас выйдешь из этой подворотни и пойдешь обратно, туда, откуда пришел. Только иди прямо и не вздумай оборачиваться! Обернешься – прострелю тебе почки! Все понял?

– По… понял! – испуганно пропыхтел Боров.

Я подтолкнула его в спину, он вышел из подворотни и поплелся прочь по улице, выделывая ногами кренделя.

Нет, правильно его Зеленый выгнал!

Обжора, трус да еще и дурак! До него даже не дошло то, что сказал, увидев меня, Зеленый, – что я вовсе не Лидия Карасева, значит, не имею никакого отношения к похищенным бриллиантам…

Я немного переждала, убедилась, что Боров ушел, и тоже выскользнула на улицу и села в первую попавшуюся маршрутку, чтобы как можно скорее уехать отсюда.

Добравшись до дома – то есть до квартиры Сергея Сергеевича, – я снова попробовала работать.

Кошка Дуся вылезла при виде меня из шкафа и доложила, что во время моего отсутствия никаких непредвиденных событий не произошло, то есть во вверенном ей помещении все спокойно.

Я насыпала ей сухого корма и обратилась к компьютеру.

Но мысли мои были далеко от вопросов, в которых нужно было разобраться. Я думала о словах Борова.

Значит, Лидия Карасева – или как там ее зовут на самом деле – украла у Зеленого и его людей драгоценные камни, бриллианты, алмазы чистой воды…

Судя по всему, она эти бриллианты где-то надежно спрятала.

Спрятала так, чтобы их можно было в любой момент забрать. (Кстати, отчего-то до сих пор не забрала, и это очень странно).

Отчего я думаю, что Лидия не успела ничего забрать? Да потому что точно так же она оставила у тети Шуры в старой косметичке ключ от ячейки в супермаркете, который, надо думать, хотела отдать Артуру, чтобы послать ему последнее «прости».

Но не вышло у нее расстаться красиво, также вполне могло быть, что и бриллианты где-то лежат и ждут.

Что же это за тайник?

Я покосилась на печь, на кавалеров и дам в пышных средневековых нарядах, словно ждала от них подсказки.

Ну да, они явно лучше меня разбирались в тайниках и секретах. Недаром же существует выражение «тайны мадридского двора».

Но кавалеры и дамы молчали, если они что-то и знали, то не торопились делиться со мной этими знаниями. Давали мне понять, что я должна думать сама.

И я думала.

Зачем Лидия зашила под подкладку своей косметички карту постоянного клиента стоматологии «Оригами»? Не такая уж это большая ценность… если только…

Если только именно там, в этой клинике, она не спрятала украденные бриллианты.

Да, но где она их могла спрятать?

Она – не сотрудник клиники, а только клиент. Значит, вряд ли она спрятала камни в каком-то служебном помещении. Наверное, они в таком месте, где их легко достать. Но в то же время – где их не найдет никто посторонний…

Я снова попыталась переключиться на работу – и снова из этого ничего не получилось.

Перед моими глазами маячила красивая аквариумная рыба, которая с задумчивым видом открывала и закрывала рот, как будто говорила мне что-то на своем рыбьем языке.

Ах, если бы я понимала этот язык!

Нет, нужно вернуться в клинику «Оригами» и еще раз там осмотреться. Только вернуться нужно в такое время, когда никто мне не сможет помешать в поисках.

То есть ночью. Ночью стоматологи не работают, и я смогу беспрепятственно обследовать их помещение.

А как я туда попаду? Да очень просто. У меня же есть бейдж с магнитным ключом!

Приняв это решение, я почувствовала себя гораздо увереннее и смогла хоть что-то сделать по своей работе. Было что доложить Сергею Сергеевичу…

А потом я вспомнила, что он вернется с работы голодный и уставший, как всякий много работающий мужчина, и некому будет подать ему ужин, да и самого ужина никто ему не приготовит.

Вот интересно, приперлись трое дармоедов, сели человеку на шею, так мало того что квартиру загадили донельзя, так еще и еды никакой не готовят. Впрочем, судя по неаппетитным запахам, доносившимся из кухни, эта тетя готовить не умеет. Бабка, по моим наблюдениям, в глубоком маразме, а сынуля – ну, с ним все ясно.

Но я-то что могу? Сказано мне было – на кухню не соваться, и не то чтобы я побоялась, просто связываться неохота.

Хлопнула входная дверь, это пришел хозяин квартиры.

Я столкнулась с ним в коридоре, когда несла в свою комнату чайник. Кстати, семейство родственников снова ужинало на кухне в полном составе. Они что, специально подгадывают к его приходу, раньше никак не могут поесть?

Через некоторое время Сергей Сергеевич деликатно постучал в дверь детской.

– Лидия, можно к вам?

Деликатный человек, он ведь у себя дома, имеет право входить куда хочет и в любое время. Вот если бы он и правда сдал мне комнату, тогда, конечно, другое дело, а так… нет, деликатный человек и воспитанный очень, он мне нравится.

Студнев переоделся в домашнее, причем не в какой-то затрапезный спортивный костюм, выношенный на локтях и растянутый на коленях, а в свободный джемпер и мягкие вельветовые брюки. Все было чистое, но не очень новое, купленное несколько лет назад.

Все ясно, одежду ему покупала жена, а после ее отъезда он гардероб не пополнял. Тут я вспомнила, что это совершенно не мое дело.

Кошка Дуся мигом заняла место у него на коленях, потопталась немного и замурлыкала так громко, что услышали бы родственнички, если бы не орал у бабки телевизор.

– У нас все в порядке! – радостно сказала я. – Ест много, но это нормально, оголодала киска совсем. Колтуны мы все вычесали, шерсти она много потеряла, но это поправимо, нарастет.

– Спасибо вам! – Студнев оторвался от созерцания кошки и поднял глаза на меня. – Если бы не вы…

– Эти гады наверняка уморили бы Дусю! – неожиданно для себя высказалась я.

Это плохо, ведь дала же я себе слово ни во что не вмешиваться. Ну не могу я этого себе позволить! Тем более теперь, когда вопрос с брюликами повис в воздухе.

Он тяжко вздохнул, и я поняла, что этот человек физически не может выставить на улицу больную безумную старуху, ну, такое у него свойство характера, и родственники этим беззастенчиво пользуются. Может, сказать ему про то, как эта самая тетя с сыночком пытались проникнуть в его кабинет?

Нет, не буду ни во что вмешиваться, я тут человек посторонний. Однако Студнева было жалко.

– Может, хотите чаю? – неожиданно для себя предложила я.

– Хочу! – Очевидно, он тоже согласился неожиданно для себя.

Чай был из пакетиков, потому что заварочный чайник я нашла, но пользоваться им было нельзя – там месячной давности заварка покрылась плесенью.

Ну что за люди эти родственнички!

Я разложила булочки на бумажной тарелочке, подвинула банку с сахаром.

Студнев взглянул на меня с благодарностью, очевидно, о нем давно никто не заботился.

Некстати вспомнилась вдруг Алиса Дмитриевна, которая предостерегала меня, дескать, не обидь, не обмани его. Она даже не знала, насколько она права.

Беседу я вела очень аккуратно – не расспрашивала Студнева о семье, чтобы он не стал, в свою очередь, задавать вопросы обо мне. О том, откуда все те вещи, которые я видела в кабинете, я тоже не спросила – еще подумает, что я неспроста интересуюсь.

В общем, беседа наша сводилась к погоде и кошке, а потом я зевнула пару раз, и деликатный Студнев сразу пожелал нам с Дусей спокойной ночи и ушел, пообещав вставить замок в дверь детской.

Заботливый человек, хотя подозреваю, что беспокоился он не обо мне, а о своей ненаглядной кошке.

Зевала я напоказ, поскольку вовсе не собиралась спать. А собиралась навестить стоматологическую клинику на предмет поиска бриллиантов. Не то чтобы я была так уверена, что найду их, просто больше некуда было сунуться.

Итак, я на всякий случай выждала пару часов, оделась тихонько и прокралась к выходу.

Телевизор в гостиной замолк, вместо этого слышался бабкин богатырский храп. Из кабинета пробивалась полоска света, из спальни слышался шум и стрельба, очевидно, сынуля играл в компьютерную игру.

На улице было темно и безлюдно. Маршрутки, разумеется, не ходили, но когда я подняла руку, рядом со мной почти сразу остановилась видавшая виды невзрачная машина.

Я села и назвала адрес неподалеку от клиники «Оригами».

Водитель, смуглый уроженец одного из южных регионов, всю дорогу вздыхал и жаловался на то, что из-за карантина стало мало клиентов и потому очень упали заработки. Он явно намекал на чаевые, но я сделала вид, что не поняла его намеков.

Доехав до места, я расплатилась и дождалась, когда он уедет, только тогда подошла к клинике.

В главный вход я не сунулась, подошла к служебной двери – к той самой, через которую вышла минувшим днем, воспользовавшись магнитной карточкой.

Карточка благополучно сработала, я вошла в здание.

Но сразу за порогом меня ждал неприятный сюрприз: сбоку от двери на стене находилась панель охранной сигнализации, и на ней предостерегающе мигала красная лампочка. Она включилась, как только я открыла дверь.

Я должна была быстро набрать код, чтобы отключить эту сигнализацию, или сюда приедет группа захвата и застанет меня на месте преступления…

Я замерла в растерянности.

Что делать?

Удирать, пока не поздно?

Неужели мне придется вернуться, ничего не узнав?

Конечно, в глубине души я не надеялась, что с ходу найду бриллианты, за которыми охотятся люди Зеленого, но хотя бы попытаюсь. А тут я оказалась в тупике на самом пороге клиники, даже не смогла войти внутрь…

Лампочка мигала все быстрее.

Нужно удирать, ведь я не знаю кода…

И тут перед моими глазами возник стол, на котором разложено содержимое косметички Лидии Карасевой.

Кроме пудреницы и губной помады (которыми я успела воспользоваться), там было еще несколько монет. И российских, и европейских…

Зачем Лидия положила эти монеты в свою косметичку? Просто так, они остались там случайно? А если нет?

Как я уже говорила, память у меня отличная, можно сказать – фотографическая. Я тогда пересчитала монеты, и теперь вспомнила два числа – сумму российских монет в копейках и сумму евроцентов.

Семьдесят копеек и тридцать один цент.

Что, если это и есть код, который нужно набрать для отключения сигнализации?

А если нет? Если эти монеты случайно завалялись в косметичке?

Ну, в этом случае я ничего не теряю, тогда мне останется только удирать отсюда…

Я набрала отпечатавшиеся в памяти цифры.

Семь – ноль – три – один…

Лампочка последний раз тревожно мигнула и погасла, теперь на панели сигнализации мирно горел зеленый огонек. Путь в клинику свободен.

Я перевела дыхание, только сейчас осознав, насколько перепугалась.

«Ну, какая же я умница!» – сказала я себе и тут же опомнилась.

Жизнь давно приучила меня не расслабляться и не почивать на лаврах.

Пройдя по коридору, я оказалась в холле.

Сейчас здесь царила таинственная полутьма, единственным источником света была подсветка аквариума. Аквариум светился фантастическим сиренево-голубым сиянием, в этом свете медленно проплывали крупные рыбы.

Я огляделась по сторонам, подошла к аквариуму. Одна рыба снова, как днем, подплыла к стеклу и уставилась на меня круглыми немигающими глазами.

Кажется, это была та же самая рыба, с которой днем я уже играла в гляделки. Она смотрела на меня, открывая и закрывая рот, словно что-то говорила на своем беззвучном рыбьем языке.

– Ты ведь здесь всегда, семь дней в неделю и двадцать четыре часа в сутки, – проговорила я вполголоса, – ты наверняка видела, куда Лидия спрятала бриллианты. Если бы ты и правда умела говорить! И если бы я понимала рыбий язык!..

Рыба закрыла рот, отплыла от стекла и неспешно подплыла к дну аквариума. Она ткнулась носом в греческую амфору, в модель затонувшего корабля…

Мне на миг показалось, что она состроила странную кривую гримасу. Вот ведь, уже глюки начались…

Я отвернулась от аквариума.

Не затем я сюда пришла, чтобы любоваться рыбками! Мне нужно искать бриллианты… вот если бы я была на месте Лидии – куда бы я их спрятала?

Я огляделась по сторонам.

Строгий современный дизайн, все открыто, все на виду, никаких укрытий и тайников.

Может быть, она спрятала камни за вентиляционной решеткой?

Пластмассовая решетка – разумеется, бледно-сиреневая – была за стойкой регистрации, на высоте примерно двух метров.

Нет, не может быть. Ей понадобилось бы вскарабкаться на что-нибудь, отвинтить эту решетку, спрятать камни и привинтить решетку обратно. Но для этого она должна была надолго остаться здесь одна. Если бы дежурная застала ее за этим занятием – как бы она оправдалась?

Нет, это должно быть такое место, куда можно спрятать камни очень быстро. И потом – так же быстро их оттуда достать. И, конечно, это должно быть такое место, где никто не заметит бриллианты…

Черт, ну где же она их спрятала?

Я снова оглядела холл.

Трудно найти черную кошку в темной комнате. Особенно если ее там нет.

Может быть, я все придумала? Может быть, Лидия – или кто она там на самом деле – спрятала камни совсем не здесь?

Но тут я вспомнила свои прежние рассуждения.

Лидия спрятала свою карточку постоянного клиента этой клиники, зашила ее за подкладку косметички – значит, эта карточка была для нее очень важна.

Опять же, она посетила клинику примерно полгода назад, именно тогда, когда провернула аферу с камнями. Вряд ли она отправилась бы сюда в такой напряженный момент отбеливать зубы, если бы для этого не было серьезной причины.

И золотую карточку постоянного клиента клиники она оформила не случайно – с такой карточкой ее примут в любой момент, значит, она в любой момент сможет получить доступ к своему тайнику и забрать его содержимое…

Так, может, она здесь уже побывала и уже забрала бриллианты? Времени для этого у нее было достаточно…

Нет, тогда она не оставила бы косметичку с подсказками у тети Шуры, забрала бы ее…

В общем, все это мы уже проходили…

Так где же она спрятала камни?

Я обвела помещение взглядом – и снова мой взгляд остановился на аквариуме. Просто потому, что это было самое яркое, самое заметное пятно в холле.

И снова я задумалась – куда бы я спрятала бриллианты? Где их можно спрятать быстро и в то же время надежно?

Опять моя знакомая рыба подплыла к стеклу, пошевелила ртом и ушла на дно аквариума, к затонувшему кораблю.

И на какой-то миг мне снова показалось, что рыба смеется надо мной…

Я вспомнила фразу из классического детектива: «древесный лист надо прятать в лесу, а песчинку – на берегу моря». То есть среди подобных предметов.

Но, исходя из этой логики, бриллианты нужно прятать среди других бриллиантов… где же взять столько бриллиантов?

Глупость какая-то, бессмыслица…

Или не совсем так?

Прятать камни нужно на виду – но так, чтобы их при этом никто не заметил.

А где их никто не заметит?

Я снова вспомнила слова Борова: «Брюлики… бриллианты чистой воды…»

Где-то я читала, почему самые лучшие бриллианты так называют – «бриллианты чистой воды». Потому что они настолько прозрачны, что, если погрузить их в воду, становятся невидимыми…

Становятся невидимыми, если погрузить их в воду…

Я снова повернулась к аквариуму.

Вот она, вода!

Моя знакомая рыба снова проплыла у самого дна, между амфорой и моделью затонувшего корабля, и снова состроила мне насмешливую гримасу.

Да не может этого быть… рыбы не умеют гримасничать!

Но я видела это только что своими глазами…

Я наклонилась так, чтобы мои глаза оказались на одном уровне с дном аквариума – и поняла, что в каком-то месте форма модели корабля искажается, как будто я смотрю в кривое зеркало.

И тут до меня дошло.

Вот он – идеальный тайник Лидии Карасевой! Она принесла бриллианты в клинику, и когда дежурная на какое-то время отвернулась от нее или вышла по делу, просто высыпала камни в воду, чтобы забрать их в удобное время…

И драгоценные камни с тех пор так и лежат на дне аквариума, на самом виду – и в то же время невидимые… только вот у них немного другой коэффициент преломления, чем у воды, поэтому мне и казалось, что рыбка, проплывая возле дна, усмехается, а модель корабля искривляется.

Надо же, как умно! Нет, эта самая Лида Карасева, или кто там она есть на самом деле, очень неглупа! Только вот свои ум и сообразительность она направила на преступные цели.

Ну, пускай это будет на ее совести.

Я пока и сама не вполне верила в свою догадку – но проверить ее было необходимо. Нужно достать камни из аквариума, но вот как?

Он был слишком глубоким, чтобы достать до дна рукой. Вычерпать из него воду? Очень долго, да и рыб жалко, особенно ту, с которой я успела подружиться…

Я огляделась вокруг.

Рядом с аквариумом был неприметный шкафчик.

Я открыла его. В нем была коробка сухого корма для рыб, какие-то таблетки – видимо, для поддержания состава воды, и еще инструменты для чистки аквариума. В том числе маленькие грабельки на длинной ручке – должно быть, для того, чтобы разравнивать песок на дне.

Именно то, что мне нужно!

Я достала грабельки, встала на стул и погрузила их в аквариум.

Рыбы испуганно метнулись в сторону, моя приятельница взглянула на меня укоризненно и округлила рот – должно быть, высказала на своем рыбьем языке все, что обо мне думала.

– Извини, подруга! – прошептала я, шаря грабельками по дну. – Ты мне сама подсказала эту идею!

Искать прозрачные камни в прозрачной воде было непросто – все равно, что ловить сетью ветер. Но вскоре я почувствовала, что грабельки за что-то зацепились, и потянула их наверх…

В моей руке оказался крупный прозрачный камень, ослепительно сияющий. Он был еще ярче оттого, что покрыт водой.

Я невольно залюбовалась камнем, но тут же опомнилась – у меня совсем мало времени, нужно поспешить…

Я положила влажный камень на стеклянный столик и снова шарила грабельками по дну аквариума, и достала второй камень, третий, четвертый…

Рыбы метались в панике, они были, должно быть, на грани нервного срыва. На стеклянном столе лежала уже заметная горка сверкающих бриллиантов.

Я продолжала старательно шарить граблями по дну, но больше ничего не находила.

Ну вот, наверное, все…

На всякий случай еще раз проверила все дно – ведь даже один такой камень стоит наверняка сумасшедших денег.

Нет, больше ничего.

Нужно скорее уходить отсюда со своей бесценной находкой…

Я ссыпала камни в свою собственную косметичку, перед тем выложив из нее все содержимое, и покинула холл, на прощание послав знакомой рыбе воздушный поцелуй.

Рыба отвернулась и махнула хвостом, наверное, обиделась.

Выйдя из клиники, я огляделась в испуге.

Темно, на улице ни души, а у меня в сумке – полная косметичка бриллиантов… Сейчас только не хватает встретиться с какой-нибудь шпаной или с озверевшим от ломки наркоманом.

И еще я подумала о комнате, в которой теперь живу благодаря доброте Сергея Сергеевича.

Студнев обещал вставить замок в дверь, но это когда еще будет, а его родственнички отличаются излишним любопытством… страшно даже представить, что будет, если они найдут у меня бриллианты… Залезет этот дебил и найдет…

Тут я увидела впереди светящуюся вывеску круглосуточного магазина.

У меня возникла свежая идея. Только что я рассуждала, где можно спрятать бриллианты – ну, насчет листка в лесу или песчинки на пляже.

Вот именно – песчинки!

Я зашла в магазин.

Сонная продавщица в одноразовой маске подняла на меня глаза и без слова продала мне пакет сахарного песку.

Я без приключений добралась до дома, пробралась в детскую, открыла тумбочку, в которой держала кофе и прочие немногочисленные припасы. Была там и почти пустая жестяная банка с сахаром, я притащила ее с работы.

Я положила в эту банку бриллианты, а потом заполнила ее до краев сахарным песком из пакета.

Ну вот, пускай они теперь сколько угодно роются в моих вещах! Вряд ли им придет в голову просеять сахарный песок!

Ну, могут отсыпать немного, чтобы я не заметила, а все-то не возьмут.

Ночное приключение так взбудоражило меня, что я до утра не сомкнула глаз. Даже кошка Дуся не помогла, хоть и усиленно мурлыкала рядом. В конце концов кошка не выдержала и ушла на кресло, а я ворочалась с боку на бок и думала, думала…

Мне удивительно повезло, я нашла бриллианты, спрятанные женщиной, которую я по привычке называла Лидией Карасевой – хотя это наверняка не было ее настоящим именем.

Хорошо, бриллианты у меня – но пользы мне от этого никакой.

Попытаться продать их? Глупее ничего не придумаешь! У меня нет никаких связей в криминальном мире или в мире торговцев драгоценностями. Зато за мной пристально следит господин Зеленцов, он же Зеленый. Если он только заподозрит, что камни у меня и я пытаюсь их реализовать, – он напустит на меня своих людей, и моя и без того сложная жизнь превратится в настоящий ад. А скорее всего – просто преждевременно оборвется.

А что, если… что, если я сама обращусь к Зеленцову и скажу ему, что нашла его бриллианты и готова отдать их ему, если он оставит меня в покое? Может быть, он примет такое предложение? А заодно я сообщу ему, что его предал ближайший помощник, Артур…

Может быть, виной была усталость и бессонница, но мне показалось, что это – самый разумный выход из моего положения.

На этой мысли я немного успокоилась и даже смогла заснуть. Правда, спать мне оставалось совсем недолго.

Собор был полон.

В нем собралась вся кастильская знать, люди из лучших дворянских семей, представители кортесов, монахи из калатравского монастыря и других обителей. В первых рядах стояли гранды – знатные из знатных, опора трона.

Под сводами прозвучали последние звуки благодарственного хорала, ангельские голоса певчих затихли, слившись под самым сводом собора в последнем величественном аккорде, и архиепископ в праздничном облачении вышел вперед, подошел к невысокой девушке с глазами цвета полуденного моря.

– Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа! – провозгласил он торжественно и помазал русые волосы инфанты освященным миром. – Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа…

Трижды произнес архиепископ священную формулу, и трижды повторил помазание, а потом взял с бархатной подушки золотую корону и возложил ее на девичью голову.

Корона была великовата, и он поправил ее, чтобы сидела ровнее, а потом повернулся к безмолвной толпе и радостно воскликнул:

– Приветствуйте помазанницу Божью!

И тут же сенешаль королевства, герцог Медина-Сидония воскликнул сильным, гулким, радостным голосом, раскатившимся эхом во всех приделах храма:

– Да здравствует королева Кастилии! Да здравствует волей Божьей королева Изабелла!

Девушка с зелеными, как море, глазами прислушалась к себе.

Изменилась ли она?

Ведь теперь она не робкая принцесса, которой доставались жалкие крохи отцовской любви, не инфанта без больших надежд на престол – теперь она королева могущественного государства, королева Кастилии. Сама она еще ничего не успела сделать, но под властью ее короны уже большая часть Испании. Мавры изгнаны почти отовсюду – только в Гренаде они еще держатся, но и это ненадолго. Она сделает все, чтобы изгнать их оттуда.

Вся Испания будет собрана под ее правлением. И вся Испания станет католической. И не только Испания. Сейчас, в этот славный день, она дает эту клятву Господу.

Королева оглядела людей, собравшихся в храме.

На всех лицах были радость и готовность служить ей, служить Кастилии. Знатные гранды и закаленные в боях рыцари, монахи и священники, богатые купцы и простые земледельцы пришли сегодня в храм, чтобы присутствовать при ее триумфе…

И вдруг среди радостных, просветленных лиц своих подданных королева увидела одно лицо, которое показалось ей смутно знакомым. Некрасивое, даже уродливое лицо, темно-смуглое, покрытое клочковатой бородой. Лицо, на котором ярко сияли глаза цвета полуденного моря. Такие же, как у нее.

Два зеленых взгляда встретились, и королева вздрогнула. Она вспомнила далекий день, день своего детства… вспомнила уродливого, злобного мальчика и четки в его руках. Четки, в которых были всего две бусины…

Ей показалось, что в полном людей храме дохнуло ледяной зимней стужей.

В глазах уродливого существа она прочла дикую, звериную злобу и ненависть. В руках его – уродливых, похожих на когтистые лапы хищной птицы, – Изабелла увидела четки. Скрюченные пальцы существа перебирали их с суетливой поспешностью.

Встретившись взглядом с королевой, существо подняло эти четки, показало их Изабелле.

Сейчас в них было много, очень много зерен! Едва ли не больше, чем в четках самой королевы!

И тут в глазах Изабеллы потемнело, и в ее голове зазвучал хриплый, каркающий голос, голос существа, голос ее ужасного брата:

– Сегодня ты стала королевой, сестра… теперь ты – владычица Испании. Но не обольщайся – твоя власть действительна только при свете дня, но, как только солнце садится, к власти приходят другие силы, другие повелители. Ты – Королева Дня, я – Король Ночи. А если я сумею соединить в своих руках свои четки с твоими, Четки Дня с Четками Ночи, на земле воцарится вечная ночь, на земле воцарится один король, и этот король – я!

Королева вздрогнула, сбросила темный морок, она нашла взглядом молодого графа Вальдеса, начальника ее стражи, взглядом же подозвала его.

Граф подошел, почтительно склонился:

– Что угодно вашему величеству?

– Найди того человека… там, у колонны… с зелеными глазами и четками в руках…

Она попыталась показать графу странного незнакомца – но тот словно сквозь землю провалился, точнее, растворился среди праздничной толпы.

– Какого человека, ваше величество? – переспросил граф, дотронувшись до рукояти меча.

– Не надо, мне, должно быть, показалось… – ответила королева со странным смущением.

Утром я снова собралась на работу – а куда еще мне было деваться? Торчать в квартире Студнева с его родственничками – нет, спасибо, я не согласна! Тем более что сегодня присутственный день, хоть повидаюсь с сотрудниками.

Сергей Сергеевич уже уехал, и я отправилась своим ходом.

И по дороге на работу я окончательно решила реализовать свою ночную идею – а именно, связаться с господином Зеленцовым и сделать ему то самое предложение: отдать бриллианты в обмен на свою неприкосновенность. Объяснить все как есть честно, отдать, да и выбросить всю эту историю из головы. Можно тогда в свою квартиру вернуться, зря я, что ли, деньги за нее плачу?

Отчего-то эта мысль не доставила мне удовольствия, но я отбросила ее как несвоевременную.

Правда, была вероятность, что меня с господином Зеленцовым просто не соединят, но попытаться стоит.

Тут возникла еще одна проблема.

Я понимала, что звонить Зеленцову со своего собственного телефона или с работы – это глупо и безрассудно. Неизвестно, как повернется наш разговор, а я уже все о себе сообщу… нет, нужно хоть как-то подстраховаться!

Тут я увидела впереди девчонку лет тринадцати, которая увлеченно беседовала с кем-то по телефону.

Я нагнала ее и решительно встала посреди дороги.

Девчонка остановилась и удивленно уставилась на меня:

– Тетя, чего тебе надо?

– Дай мне твой телефон на несколько минут. Мне очень нужно позвонить.

– Во дает! – Она огляделась, словно призывая весь окружающий мир в свидетели моей наглости. – Телефон ей дать! С какого перепуга? А больше ты ничего не хочешь?

– Ни с какого перепуга, – спокойно ответила я, – дашь мне телефон на пять минут – а я тебе заплачу за это пятьсот рублей.

И для большей убедительности я продемонстрировала ей новенькую купюру.

– Ха! – девчонка презрительно сморщилась. – Подумаешь – пятьсот! Это не деньги!

– А сколько же ты хочешь?

– Ну, за пять тысяч я тебе, пожалуй, дам позвонить.

– Пять?! Ну, ты даешь! Губа не треснет?

– Это тебе нужно, – девчонка пожала плечами, – не хочешь – не звони, я пошла… – и она действительно пошла дальше.

– Эй, постой! – Я ухватила ее за плечо. – Так и быть, дам тысячу. Согласна?

– Ни фига! Я сказала – пять тысяч!

– Ну, возьми себя в руки! Хотя бы две…

– Тетя, не задерживай меня!

– Ну, и черт с тобой! – я махнула рукой и отпустила ее.

Но тут сама девчонка остановилась и прищурилась. Видимо, она рассчитывала, что я соглашусь на ее условия.

– Хорошо, пользуйся моей добротой. Пусть будет две тысячи. Но не меньше!

– Ну уж нет. Или тысячу, или я поищу кого-нибудь другого. На улице полно мелкоты с телефонами!

Я достала новую купюру и пошелестела перед ней.

– Ладно, пусть будет по-твоему! – Она выхватила у меня деньги и протянула телефон. – Только недолго!

Я кивнула, набрала номер фирмы «Green star» и отвернулась, чтобы девчонка не подслушивала мой разговор.

В трубке раздался дежурно-приветливый голос секретарши:

– «Green star», чем могу помочь?

Я проговорила чужим, гнусавым голосом с уверенными начальственными интонациями:

– Девушка, соедините меня, пожалуйста, с Григорием Романовичем.

– Как вас представить? – настороженно осведомилась девица.

Ну вот, этого я и ожидала… но я была готова к такому повороту и проговорила резко, раздраженно:

– Никак не представляй! Просто соедини меня с ним! Он ждет моего звонка!

– Ждет? Хорошо, одну секунду, я соединяю…

Надо же, порадовалась я, начальственный голос и напор делают свое дело!

В трубке раздался щелчок, и тут же я услышала голос с характерным южным выговором:

– Слушаю вас.

Я поперхнулась.

Это был голос Артура. Вот с кем я меньше всего хотела разговаривать!

– Я вас слушаю! – повторил Артур.

Я торопливо нажала кнопку, прервав разговор.

Выходит, Артур проверяет всех, кто звонит Зеленцову… значит, так мне к нему не подобраться… а как же тогда я смогу с ним переговорить с глазу на глаз?

– Эй, тетя, гони телефон! – напомнила о себе девчонка. – Твои пять минут уже прошли!

– На, держи! – Я отдала ей трубку и пошла по улице, раздумывая, как же мне связаться с Зеленцовым.

Напроситься у Студнева, чтобы снова послал меня с какими-нибудь бумагами в «Green star»? Так неизвестно, когда эти бумаги появятся и появятся ли вообще. Скорей всего, не будет ничего, поскольку Зеленцов не заинтересован поддерживать с нашей фирмой деловые отношения.

Кроме того, если я приеду к ним в фирму, Артур об этом непременно узнает и перехватит меня. Со всеми, так сказать, вытекающими последствиями…

Нет, мне нужно связаться с Зеленцовым напрямую, так, чтобы об этом не узнал никто из его окружения.

А как это сделать?

И тут у меня появилась идея… Катька! Катерина – человек Зеленого, это точно, причем не какая-то там шестерка типа Борова, раз ей поручили разработать такую сложную операцию по моей поимке. Кстати, Катька-то не подвела, все сделала правильно, а вот остальные… да, с кадрами у Зеленцова напряг.

И как мне найти Катю? Да очень просто, через соседку Зинаиду, потому что именно она дала Катьке ключи от квартиры доверчивой старушки Анны Аркадьевны.

Решено, иду к Зинаиде.

Подходя к своему бывшему дому, я подняла воротник куртки и надела медицинскую маску, которую купила в ближайшей аптеке.

Войдя в подъезд, поднялась на нужный этаж и подошла к двери квартиры, где жила Зинаида, перевела дыхание, нажала на кнопку звонка и прислушалась.

За дверью послышался сначала захлебывающийся визгливый лай, затем осторожные крадущиеся шаги, и обманчиво приветливый голос пропел:

– Кто здесь?

– Зинаида Васильевна, это доктор Севрюгина из двадцатой поликлиники! Профилактический осмотр!

Не помню, говорила я или нет, но жизнь научила меня владеть своим голосом. Могу говорить ровным голосом, приветливо-отстраненным. Могу – равнодушно-деловым. Или вот как сейчас: с одной стороны, голос вроде бы заботливый, с другой – строгий, сразу ясно, что не просто так поболтать женщина пришла, а строго по делу. Причем не по личному, а по государственному.

– Севрюгина? – недоверчиво отозвались из-за двери. – У нас участковый доктор Белугина. Вера Никитична Белугина. А никакой Севрюгиной я не знаю.

И снова раздался визгливый лай, словно собака за дверью присоединялась к словам хозяйки.

– Зинаида Васильевна, – проговорила я усталым и озабоченным голосом, – Зинаида Васильевна, вы же знаете, какое сейчас трудное время. Белугину перевели на другую работу, сами понимаете, на какую, а ваш участок соединили с моим. Откройте, пожалуйста, у меня сегодня кроме вас еще одиннадцать посещений. Мне некогда с вами препираться. Меня другие пациенты дожидаются. Сами знаете, какое сейчас время напряженное!..

Не знаю, то ли мой озабоченный голос, то ли любопытство подействовало на Зинаиду, но она щелкнула замком, открыла дверь и впустила меня в квартиру.

Зинаида была женщина семидесяти с чем-то лет, невысокого роста, с хитрой лисьей физиономией, с которой прекрасно гармонировали рыжеватые, неаккуратно подкрашенные волосы.

Возле ее ног вертелась и визгливо лаяла маленькая белая собачонка, похожая на растрепанную хризантему. Она то и дело подскакивала ко мне, словно собиралась укусить, но тут же отскакивала прочь и пряталась за хозяйские ноги.

Пропустив меня в квартиру, Зинаида Васильевна внимательно пригляделась ко мне и раздумчиво проговорила:

– Что-то мне ваша личность кажется знакомой… даже хотя вы и в маске…

– И ничего удивительного! – проговорила я, решительно проходя в квартиру и отпихивая ногой нахальную собачонку. – Мой же прежний участок рядом, так что мы наверняка встречались, когда я по вызовам ходила.

– А, может быть… – протянула Зинаида, проходя вместе со мной на кухню, которая по совместительству играла в ее квартире роль гостиной. – Присаживайтесь… да угомонись же ты, наконец… это я не вам, это я ей, Моте…

Я села к столу напротив Зинаиды, положила перед собой предусмотрительно захваченный блокнот и шариковую ручку и строго спросила:

– Как ваше самочувствие? Температуры нет? Сухого кашля, других каких-нибудь симптомов?

– Температуры, слава богу, нету, а вот поясница болит, особенно когда пол мою…

– А вы не мойте.

– Как же не мыть? А кто же его тогда помоет? У меня лишних денег нету, чтобы прислугу нанимать!

– Лекарства какие принимаете?

– Лекарства? – Зинаида заморгала. – Ой, да я всякие принимаю… и от сердца, и от давления, и от желудка… и еще от этого… от воспаления коленной чашечки… – Она взглянула на свою собачонку, словно ждала от нее подтверждения своих слов.

– А вы знаете, что по новому закону вы можете получить пособие на эти лекарства?

– Пособие? – Глаза Зинаиды жадно заблестели. – И большое ли пособие?

– Ну, это зависит…

– От чего?

– В первую очередь от состояния здоровья… потом – от того, есть ли у вас дополнительные источники заработка… – я решила быть ближе к делу, потому как тетка подозрительная, как бы не стала в поликлинику звонить.

Опять же, у меня брюликов на несметные деньги в сахарном песке лежит, и охраняет их не ротвейлер, не доберман, а кошка Дуся. И как бы не влез сынуля в детскую и не начал рыскать… ручки-то вороватые…

– Состояние здоровья у меня самое отвратительное, все болит – и сердце, и давление, и желудок. И про поясницу, конечно, чуть не забыла, прости господи.

– Это хорошо. То есть плохо, конечно, но это значит, что вы можете претендовать на пособие.

– Чтобы претендовать – это я никогда, я всегда соблюдаю все, что положено, а вот пособие бы получить – это бы очень хорошо. Пособие бы мне пригодилось… правда, Мотя? – Зинаида снова взглянула на собачонку, и та с готовностью залаяла.

– Но только там еще один вопрос – насчет дополнительного источника заработка, – гнула я свою линию.

– Нет у меня никакого источника! – Зинаида пригорюнилась, подперла щеку кулаком и, похоже, собралась пустить слезу. – Откуда у меня дополнительный источник? Живу исключительно на одну пенсию, еле концы с концами свожу! Еще ведь ей питание покупать нужно, – она кивнула на Мотю. – Не могу купить себе ни конфет шоколадных, ни колбаски хорошей, сырокопченой. И Моте специальный корм нужен, для пожилых… Раньше-то я, бывало, в гардеробе работала, но потом там другую женщину оформили, по блату, наверное, а сейчас, сами знаете, вообще все закрылось…

– А вы, случайно, не сдаете жилплощадь? – я строго взглянула на Зинаиду поверх маски. – Очень многие пенсионеры имеют дополнительный заработок от сдачи жилплощади.

На эти слова первой отреагировала Мотя – она зашлась истерическим лаем, а потом чуть не упала в обморок. Только потом возмущенно заговорила ее хозяйка:

– Да что ты… вы… ты… что мне сдавать? У меня же квартирка однокомнатная, сами видите, едва-едва сама в ней помещаюсь… и Мотя, конечно… какое уж тут сдавать?

– Эта квартира у вас и правда, небольшая. А может быть, вы другую квартиру сдаете?

– Какую еще другую? – Глаза Зинаиды предательски забегали. – Откуда у меня другая квартира? Нет у меня никакой другой квартиры, кроме этой самой, однокомнатной… я не олигарх какой-нибудь, чтобы две квартиры иметь…

Она покосилась на Мотю, призывая ее в свидетели, но собачонка забилась под стул и испуганно выглядывала оттуда. В свидетели она явно не хотела.

– А может быть, вы квартиру соседки своей сдаете? – прямо спросила я, и голос на этот раз был у меня просто прокурорский.

– Какой еще соседки? – Глаза Зинаиды разбежались в разные стороны. – Это вы о какой же соседке намекаете?

– Я не намекаю, а прямо говорю о вашей соседке Анне Аркадьевне. Не сдаете ли вы, случайно, ее квартиру, когда она уезжает за город, к зятю своему?

– Это мне даже странно и возмутительно слышать! – Зинаида уставилась на меня в упор и вдруг проговорила тоже другим тоном, строгим и подозрительным: – А что-то мне кажется, что никакая вы… ты… не доктор. Совсем ты на доктора не похожа. И вопросы ты не такие задаешь, и выглядишь не как докторам положено.

Она снова бросила взгляд на Мотю, и та возмущенно залаяла.

– Это вам правильно кажется, – ответила я и сняла маску.

Бог с ним, с карантином, мне время дорого.

Глаза Зинаиды вспыхнули нехорошим огнем.

– А вот я сейчас вызову полицию, чтобы они твои документы проверили и по какому праву ты в мою квартиру проникла! – заорала она, и Мотя вторила ей визгливым лаем.

– В квартиру вы меня сами впустили. А вообще, вызывайте, – я кивнула, – у вас телефон есть или отключен за неуплату? Если отключен, я вам могу свой дать.

– Почему это за неуплату? – обиделась Зинаида. – Я все счета вовремя оплачиваю…

– Ну, как же, вы же мне сказали, что вам пенсии не хватает.

– Это мне на конфеты не хватает, а за квартиру и телефон я вовремя плачу.

– Так что же вы не звоните в полицию? Или передумали?

– Что это я передумала? Ничего я не передумала! – Зинаида потянулась за телефоном, но не торопилась набирать номер.

Мотя испуганно тявкала из-под стула.

– Давайте, давайте! Им очень интересно будет послушать, как вы чужую квартиру тайком от хозяйки сдаете.

– Ничего я не сдаю!

– А у меня свидетель есть, что сдаете. Сдавали Катерине.

– Не знаю никакой Катерины!

– Сдавали, сдавали! И Катерина в квартире Анны Аркадьевны такой бардак устроила – вы еле-еле успели порядок навести, когда узнали, что Анна Аркадьевна возвращается. С вашей-то поясницей небось тяжело было?

– Ох, тяжело… – вздохнула Зинаида, и тут же спохватилась:

– Ничего я там не наводила, потому что ничего не сдавала! Не было это, и ты ни за что не докажешь!

– А я и не буду доказывать. Я только расскажу одному человеку… – Я оборвала фразу и выразительно взглянула на Зинаиду.

– Какому еще человеку? – не выдержала она.

– А вы ведь не знаете, кто у Анны Аркадьевны зять… – протянула я со значением.

– А кто? – В глазах и в голосе Зинаиды испуг соединился с любопытством.

– О-о! Он такой важный человек, такой важный… и как вы думаете, ему понравится, если он узнает, что вы неизвестно кому квартиру его тещи сдаете? Анна Аркадьевна женщина доверчивая, к вам со всей душой, но зять-то – человек, властью облеченный, так что мало тебе, бабка, не покажется! – Последние слова я рявкнула, как тот же доберман, у которого пытаются отобрать кость.

– Я… ты… – Глаза Зинаиды снова забегали. – Да чего тебе надо? Чего ты от меня хочешь?

Я молчала, сверля ее взглядом. Обычно такое молчание действует сильнее, чем прямые угрозы.

– Денег у меня нет! – честно предупредила Зинаида и снова взглянула на Мотю, призывая ее в свидетели.

– Мне ваши деньги и не нужны!

– А что же тогда тебе нужно?

– Мне нужно, чтобы вы рассказали, где я могу найти Катерину. Ту самую, которой вы сдавали квартиру Анны Аркадьевны, пока она была за городом.

– Никому я не сдавала…

– Ну, вот только не надо начинать все сначала! – поморщилась я. – Это уже неинтересно! Скажете только, как найти Катерину, – и больше меня не увидите!

Зинаида кривилась и морщилась, видимо, в душе у нее происходила нешуточная борьба между страхом перед возможными последствиями и желанием отделаться от меня. Затем снова переглянулась со своей собачонкой, словно хотела с ней посоветоваться.

Мотя громко тявкнула, должно быть, давая санкцию на откровенность.

Зинаида тяжело вздохнула.

– Ну, давайте же! – поторопила я Зинаиду. – Дайте мне ее телефон, и я тут же уйду!

– Так нету у меня ее телефона…

– Не верю! – прикрикнула я, как знаменитый режиссер Станиславский на репетиции.

– Зря не веришь… – Зинаида снова вздохнула, снова взглянула на свою собачонку и начала говорить:

– Из-за нее, из-за Мотеньки, все и получилось… я как увидела тот корм – прямо загорелась…

Зинаида даже всхлипнула, правда, ненатурально.

– Так на нем и было написано – специальный деликатесный корм для пожилых собак. А она, Мотенька, пожилая, и здоровье у нее не ахти. Так что ей такой корм очень бы подошел. Тем более – деликатесный… но только стоил он в два раза дороже, чем тот, что я ей всегда покупала. Так что я постояла, подумала – и дальше пошла… а как тот корм у меня в сумке оказался – ума не приложу. Даже не представляю. Видно, сам как-нибудь залетел…

– В сумке? – удивленно переспросила я.

– Ну да, в сумке… а когда я уже выйти хотела из магазина, тут она и появилась…

– Она? Кто такая она?

– Как – кто? – Зинаида удивленно взглянула на меня. – Так Катерина же! Ты ведь меня про Катерину спрашивала или еще про кого? Вот она, Катерина, и появилась…

– Ах, Катерина! Ну да, конечно… и что же дальше? Давайте уже, рассказывайте!

– Она меня за руку схватила, сумку у меня выхватила и говорит: «Ты что, бабка, воруешь?» – и прямо тот деликатесный корм из моей сумки вытаскивает. Я ей: «Не знаю, как он туда попал! Видно, сам упал, а может, ты его подбросила!» А она мне: «Вот мы сейчас протокол оформим, за магазинную кражу знаешь, сколько дают?» Я чуть не заплакала. Говорю: «Отпусти меня, девушка, бес меня попутал, очень Мотю стало жалко… а как же Мотя одна останется, если меня заберут…»

Вспомнив тот трагический момент, Зинаида громко всхлипнула, Мотя жалобно заскулила из-под стула.

– Ну, и что дальше? – поторопила я.

– Тут она, Катерина, мне и говорит: «Я тебя, бабка, отпущу, если ты мне квартирку сдашь ненадолго». Я ей: «Какую квартирку? У меня квартирка маленькая, однокомнатная, опять же, я не одна, я с Мотей живу, так что еще одному человеку места не хватит…» А она: «Да не собираюсь я в твоей халупе ютиться и визг твоей собачонки слушать…»

При этих словах из-под стула донеслось возмущенное, истерическое тявканье.

Зинаида покосилась на Мотю и продолжила:

– Так и так, говорит: «Сдай мне квартиру своей соседки, она сейчас все равно за городом живет, у зятя, так что ничего не узнает». Я ей: «Как же можно, это же не моя квартира, разве можно чужое сдавать». А она: «Люсе же ты сдавала…»

– Какой еще Люсе? – переспросила я Зинаиду.

– Люсе? – опомнилась та, сообразив, что сболтнула лишнее. – Не знаю никакой Люси… какая еще Люся? Ты меня про Катерину спрашивала – вот и слушай про Катерину… тем более что я уже все тебе рассказала, припугнула она меня, я ей и сдала ту квартиру, а больше ничего про это не знаю…

– Так, но вы мне так и не сказали, где найти эту Катерину. А это как раз самое главное.

– Как же не сказала, когда сказала? Я ее в зоомагазине встретила, где корм покупала для Моти. Там и ты ее найдешь, если уж тебе она так нужна. И все на этом.

– В зоомагазине? – переспросила я. – А в каком зоомагазине? Как он называется?

– Называется «Перришон», такое у него название, а находится тут неподалеку, на улице Сантехников. Там она и работает, Катерина, в этом магазине. Я ее там сколько раз видела, только до того случая она ко мне не подходила.

– Ну ладно, спасибо! – Я поднялась со стула, в глазах Зинаиды проступило облегчение.

Она проводила меня до порога под аккомпанемент истеричного лая и закрыла за мной дверь.

Я постояла немного на площадке в надежде услышать удаляющиеся шаги, но не услышала. Тогда я подошла к квартире Анны Аркадьевны и протянула руку к звонку.

Из-за двери Зинаиды послышалась возня и подвывание Моти.

Я развернулась и направилась к лестнице.

Ладно, пойду, а то еще Зинаиду кондрашка хватит от страха, и Мотя останется сиротой.

А я прямиком отправилась в зоомагазин, благо он располагался совсем недалеко.

Зоомагазины работали, несмотря на карантин – ведь домашним животным каждый день нужно питаться, а также осуществлять остальные физиологические потребности.

Над входом в магазин светилось выполненное из неоновых трубок яркое изображение попугая, который сидел, как на жердочке, на названии – «Перришон».

Перед тем как войти в магазин, я опять надела маску и темные очки, к тому же подняла воротник, чтобы Катерина не узнала меня раньше времени.

В магазине было почти пусто. Трое или четверо покупателей в таких же, как у меня, масках ходили вдоль полок с товаром, соблюдая необходимую дистанцию.

Катерины не было видно, за прилавком стояла высокая полная женщина лет сорока со светлыми волосами, собранными в конский хвост.

Может быть, Зинаида меня обманула и Катерина здесь вовсе не работает? Или она сегодня выходная?

Я отошла к полке с кошачьим кормом и оттуда наблюдала за происходящим.

К прилавку подошла субтильная дама пенсионного возраста, с подкрашенными голубым волосами. Она была похожа на состарившуюся девочку Мальвину из сказки «Золотой ключик».

Строгим и требовательным голосом она проговорила:

– Женщина, у вас мыши для кошек есть?

– Белые мыши справа от входа, вон там… – продавщица показала ей на стойку, где были клетки с грызунами и откуда по магазину распространялся особенно неприятный запах.

– Зачем мне ваши белые мыши? – Покупательница скривилась. – Я их не переношу! У меня от них сердцебиение и высыпания на коже! А у Матильды может быть несварение желудка!

– Но позвольте, вы же сами меня спросили про мышей… вы, женщина, как-нибудь определитесь, что вам нужно.

– Но я не про таких мышей спрашивала, я спрашивала про таких мышей, чтобы кошка с ними играла. У моей Матильды – она у меня ангорская и очень породистая – так у нее развилась гиподинамия от самоизоляции, и она набрала лишний вес. Полтора лишних килограмма. Я удаленно проконсультировалась с ветеринаром, и он мне посоветовал купить ей специальных мышей для игры… чтобы она, значит, с ними играла и отрабатывала лишние калории…

– Ах, так вам нужны игрушечные мыши…

– Ну да, я вам так и сказала!

– Ну, вот, пожалуйста, выбирайте. Эти – попроще – из искусственного меха, а эти – из натурального… есть эксклюзивный вариант из стриженой норки, есть радиоуправляемые… вот эти – с ароматизатором, особенно привлекательный для кошек запах…

– Вот эту, пожалуйста. Она подойдет Матильде по цвету. И еще вот эту… и эту…

Стареющая Мальвина накупила целый выводок мышей и, довольная, удалилась из магазина.

Вместо нее к прилавку тут же подошел долговязый тип в черном пальто, с длинными и жидкими черными волосами, неопрятно свисающими на плечи, и темными подглазьями. Он моргал красными слезящимися глазами и поминутно шмыгал носом. Вылитый вампир из малобюджетного фильма.

Остановившись перед прилавком, он неприязненно уставился на продавщицу и снова шмыгнул носом.

– Чем вам помочь? – спросила женщина настороженно, но с профессиональной вежливостью.

– Да, помочь, да… – протянул «вампир» простуженным голосом. – Мне, да, мне нужно помочь… мне этот… корм нужен, который для этих… для мелких собак.

– Какой именно? – уточнила продавщица. – У нас очень большой выбор собачьего корма…

– Мне нужен… этот… эксклюзивный… белый такой… – Он громко шмыгнул носом.

– Белый? – удивленно переспросила женщина. – А как этот корм называется?

– Да, называется… – вампир наморщил лоб. – Как же это он называется… такие еще хлопья есть… овсяные… мамаша моя по утрам варит…

– Овсяные? Геркулес, что ли?

– О, вспомнил! «Подвиги Геракла»!

Тут из двери за прилавком, которую я сначала не заметила, выскользнула Катька собственной персоной.

Ну да, она самая – разбитная такая девица, лишнего веса есть немного, и косметики многовато, а так ничего себе. С виду и не скажешь, что на такие гадости способна, что она мне устроила.

Она оттеснила продавщицу, обошла прилавок, подошла к малобюджетному «вампиру», и что-то зашипела ему на ухо. Потом повернулась к своей коллеге и проговорила озабоченным тоном:

– Лиза, мы с покупателем пройдем в подсобку, я его сама обслужу, не беспокойся.

– А чек?

– И чек пробью, само собой.

Она вместе с «вампиром» исчезла за той же дверью, женщина за прилавком только пожала плечами.

Через две или три минуты они снова появились, на этот раз покупатель выглядел более оживленным, под мышкой он нес картонную коробку с яркой надписью.

Катерина проводила его до дверей и хотела уже вернуться в подсобку, но на полпути я перехватила ее, взяла за локоть и многообещающим тоном проговорила:

– Ну, здравствуй, Катя.

Она вздрогнула и повернулась ко мне.

Я спустила маску на подбородок и сняла очки.

Катерина переменилась в лице и тихо выдохнула:

– Ты?

– Я. А ты думала, что больше никогда меня не увидишь? – Я многообещающе улыбнулась.

Катерина, видимо, взяла себя в руки и проговорила почти спокойным голосом:

– Не знаю, девушка, что вы такое говорите. Если вы хотите что-нибудь купить из нашего ассортимента, я вас обслужу, а если вы просто так зашли… и вообще, соблюдайте дистанцию!

– Нет, я не просто так! Мне с тобой, Катя, поговорить непременно нужно. И ты со мной поговоришь. Здесь или где тебе удобнее, это уж на твой выбор…

– Не знаю, девушка, о чем мне с вами разговаривать. И если вы ничего не хотите покупать…

– Покупать я ничего не собираюсь, у меня нет ни кошки, ни собаки. А поговорить тебе со мной придется.

– Вот еще! – Катерина попыталась сбросить мою руку, но я крепко держала ее за локоть.

– Отпусти, – тихо и зло проговорила она, – отпусти, или я полицию вызову…

– Отличная идея! – Я усмехнулась. – Вызови, им будет очень интересно послушать, как ты продаешь наркоманам эксклюзивный корм для мелких и злобных собак. Как он называется – «Подвиги Геракла»? Это от слова героин, правильно? А еще, наверное, у вас есть корм для попугаев – «Кокосовое наслаждение»? Это уже для более обеспеченных клиентов, для любителей кокаина… а если они как следует пошуруют в вашей подсобке, может, и еще что-нибудь найдут…

В это время задняя дверь магазина раскрылась, и появился крепкий мужик, неся в руках пирамиду коробок с пакетами кошачьего туалета. Лица его не было видно, но, когда он поставил коробки и наклонился, я узнала тот самый прилично заросший рыжеватыми волосами затылок и шрам на шее, как от старого ожога.

– Ой! – обрадовалась я. – Вот и покойничек нарисовался! Чем ты его вымазала – кетчупом или малиновым сиропом?

Катерина посмотрела на меня волком и прошипела:

– Ладно, пойдем поговорим!

Она снова пошла к двери в подсобку, по дороге бросив своей напарнице:

– Лиза, я с клиенткой поговорю…

В подсобке было тесно и душно, однако, кроме коробок и ящиков с кормами, здесь втиснулся столик, на котором стояла кофеварка (та самая!), и два шатких стула.

Катерина села на один из них и мрачно взглянула на меня:

– Нашла, значит?

– Значит, нашла.

– Ну, и чего ты от меня хочешь? Извинений? Это я могу. И вообще, как говорят, в этом не было ничего личного…

– Мне твои извинения нужны, как мертвому припарки.

– А тогда что? Знаешь, подруга, лучше проваливай отсюда. Я с такими людьми работаю – мама не горюй…

– Знаю, – уверенно заметила я. – С Зеленым.

– Все-то ты знаешь! – Она взглянула на меня с новым интересом. – А если знаешь, так зачем пришла?

– Вот за этим самым и пришла. Мне непременно нужно с Зеленым переговорить. С глазу на глаз.

– Ишь чего захотела! – Катерина усмехнулась.

– Захотела. И ты мне поможешь.

– С чего бы это?

– С того, что иначе Зеленый узнает, как легко я твой здешний бизнес расколола. И вряд ли ему это понравится. Если я в две минуты все просекла – любой хмырь из Наркоконтроля еще быстрее разберется. Особенно если я сделаю один звонок…

Катерина закусила губу.

Я добавила, словно вбила еще один гвоздь в крышку гроба:

– И что-то мне подсказывает, что бизнес этот у тебя несанкционированный Зеленым. Он-то теперь не Зеленый, а господин Зеленцов, легальный бизнесмен, фирма у него своя крупная. А тут такая мелочовка. Так что если не хочешь неприятностей, то сделаешь, что я скажу. Свяжешь меня с ним приватно, и главное, чтобы Артур про наш разговор не пронюхал.

– Ты и про Артура знаешь?

– Знаю, и больше, чем ты.

– Откуда?

– А вот это тебя не должно интересовать. Так как – можешь организовать такой разговор?

– А с чего ты вообще взяла, что у меня контакт с Зеленым есть? – вызывающе спросила Катерина.

– А с того, что ты – баба непростая, раз тебя наняли для того, чтобы меня поймать.

Катерина смотрела в угол кладовки, прищурившись, видно, просчитывала все за и против. Наконец кивнула:

– Ладно, организую. Но после этого мы с тобой будем в расчете. Договорились?

– Не волнуйся. Мне и самой хочется поставить в этом деле точку. Ну так что – по рукам?

– По рукам! – Катерина вздохнула. – Как у тебя с памятью?

– Не жалуюсь. Склероза пока нет, и альцгеймером не страдаю. А при чем здесь моя память?

– При том, что я тебе сейчас продиктую телефонный номер, и ты его должна запомнить. Записывать нельзя. Запомнишь?

– Без проблем.

Я уже говорила, что память у меня не просто хорошая – она у меня уникальная, фотографическая. Особенно на цифры. Один раз увижу или услышу – никогда не забуду. Так что, когда Катерина продиктовала мне телефонный номер, мне ничего не стоило его запомнить. И с более сложными задачами справлялась.

– Ну вот, это – личный номер Зеленого. Позвонишь по нему и поговоришь с ним напрямую. Но только помни – я тебя предупредила, обратного хода не будет!

– Не волнуйся, я в курсе.

– Ну, а теперь – прощай, и имей в виду – лично против тебя я ничего не имела, сделала, что мне велели, и все.

– Ладно, учту. Но только тогда я тебя еще кое о чем попрошу…

Я взяла телефон (не свой, конечно – Катерина со скрипом согласилась и дала мне свой), набрала номер, который накрепко отпечатался в моей памяти.

Почти сразу в трубке раздался хриплый, жесткий, недовольный голос Зеленого:

– Ты, что ли, Катя?

– Нет, это не Катя. Я к вам недавно приходила… с паспортом Лидии Карасевой.

– А, это ты… а откуда у тебя мой номер?

– Это не так уж важно. Важно то, что я могу вернуть вам то, что вы ищете.

– Ах, вот как? – Голос Зеленого заледенел. – Значит, это все же ты? Не такая уж ты невинная овечка, какую из себя изображала? Было у меня подозрение…

Он на мгновение замолчал, потом проговорил голосом холодным и скрипучим, как железо на морозе:

– Где ты сейчас находишься?

– И это не так уж важно. Давайте встретимся, один на один, и я вам все отдам.

– Ну, давай! Где и когда?

– Завтра, в двенадцать часов, на Поклонной горе. Приезжайте один и поставьте машину на Северо-Западном проспекте, немного не доезжая до улицы Антидюринга. Но только имейте в виду – если вы будете не один, я к вам не подойду!

– Буду! – проскрипел Зеленый.

– Не боишься? – спросила Катерина, забирая у меня мобильник.

– Боюсь, – честно ответила я, – но выхода нет.

– Ты ему не верь просто так, – вдруг сказала она, – он без охраны никогда не ездит. И Артура берегись, это такая сволочь…

– Знаю уж…

Вы не поверите, но простились мы с Катькой почти дружески.

– Граф, мне докладывали, что ваши люди переловили разбойников, промышлявших на дорогах.

– Ну, не всех, ваше величество, – граф Вальдес скромно поклонился. – Но десятка два злодеев мы изловили, так что на дорогах королевства стало немного спокойнее.

– Я благодарю вас. Но до меня доходят слухи, что один разбойник сумел все же уйти от вас. И самый опасный! Тот, которого называют Зверь из Кастельверте.

– Ах, ваше величество, я не знаю, человек ли он, или какое-то чудовище, выходец с того света… мои люди не раз пытались поймать его, не раз он был, казалось, уже в их руках – но каждый раз ему удавалось ускользнуть, оставив еще несколько трупов. Мы делаем все, что можно, но он, кажется, неуловим…

– Уж постарайтесь, граф, я надеюсь на вас! – Королева отпустила Вальдеса величественным жестом, и тотчас на его месте появился пожилой придворный.

– Я ждала вас, дон Алонсо. Вы привели его?

– Ваше величество, вот тот человек, о котором я вам говорил! – Дон Алонсо ввел в покой королевы коренастого мужчину с красным, обветренным лицом мореплавателя и блекло-голубыми глазами, словно выцветшими на южном солнце.

Мореплаватель поклонился – не так глубоко и почтительно, как кланялись Изабелле ее придворные, и представился:

– Кристофоро Коломбо, мореход, к услугам вашего королевского величества!

Он говорил с заметным итальянским акцентом. Голос его был хриплым, как будто гостю часто приходилось перекрикивать рев шторма и грохот грозы.

– Мне говорили о вас, – королева милостиво кивнула моряку. – Я слышала, что вы знаете новый путь в Индию?

– Да, ваше величество! – Итальянец развернул карту, которую держал в левой руке, положил ее на стол, разгладил.

– Вы знаете, ваше величество, что все корабли, которые отправляются в Индию, плывут на восток…

– Ну да, а куда же еще? Ведь всем известно, что Индия расположена далеко на востоке…

Изабелла порадовалась, что брала уроки астрономии и картографии у ученого монаха и может понять, о чем говорит ей протеже дона Алонсо, может ответить ему со знанием дела.

– Это так, ваше величество, но земля круглая, это неопровержимо доказано учеными… круглая, как это яблоко. – Моряк взял из вазы на столе красное яблоко, повертел его в руке, потом провел по нему пальцем, словно намечая маршрут. – И если мы поплывем на запад, мы непременно попадем в ту же Индию, к ее несметным богатствам. Попадем в нее с другой стороны, вот отсюда, – он повернул яблоко. – И попадем куда скорее – ведь нам не придется огибать Африку. Причем, позвольте заметить, мы приплывем в восточные пределы Индии, куда прежде не заплывал ни один европейский корабль. Там мы найдем неизведанные земли, которые я обещаю привести под власть вашего величества…

– И под власть Матери нашей, святой Католической Церкви… – мечтательно проговорила королева, привычным жестом прикоснувшись к своим четкам.

– Само собой, ваше величество! – Мореплаватель отмахнулся, как будто последнее соображение не показалось ему таким уж важным, заслуживающим внимания.

– Уверены ли вы, что, плывя на запад, достигнете Индии?

– Несомненно, ваше величество! Вот, посмотрите на эту карту. Ей более трехсот лет, и на ней отмечены земли, лежащие всего в нескольких неделях пути на запад от Кадиса. Я не сомневаюсь, что это – Индия, и я доплыву до нее, если ваше величество соизволит снарядить для меня небольшую эскадру. Достаточно будет трех или четырех кораблей. У меня на примете есть хорошие каравеллы…

– Это замечательный план. Однако, дон Кристофоро, моя казна сейчас опустошена. Вы знаете, что мы ведем разорительную войну с маврами. Война эта подходит к концу, но и средства мои, средства кастильской короны тоже на исходе.

– Я смею заверить вас, что новый, короткий путь в Индию принесет такие деньги, что вы в два счета вернете все затраты и пополните королевскую казну!

– Да, но сперва мне где-то нужно достать денег, чтобы снарядить вашу эскадру…

Королева сцепила руки, машинально перебирая четки. Сверкающие четки своей матери.

Тут подал голос дон Алонсо, который до того молча стоял в стороне, не вмешиваясь в разговор:

– Позвольте сказать мне, ваше величество…

– Говорите! – кивнула королева.

– Вы знаете дона Аврахама Санчеса де Студниса?

– Это тот еврейский купец, который несколько лет собирал для нас налоги?

– Он самый. Так вот, он готов ссудить вам требуемую сумму, если вашему величеству будет угодно.

– Да? – Королева подняла брови. – Насколько я его помню, этот человек ничего не делает просто так. Наверняка он выставит какие-нибудь неприемлемые условия.

– Может быть, вы все же поговорите с ним?

– Что ж, пригласите его сегодня вечером. Я, по крайней мере, выслушаю, чего он хочет за свои деньги.

На следующий день за час до полудня я была на Поклонной горе.

Оделась я неприметно – в старые черные джинсы и непромокаемую курточку с капюшоном. Вещи эти нашла я в самом дальнем ящике комода, что стоял в детской, и судя по размеру, никак они не могли принадлежать дочке Студнева.

Значит, их носила когда-то его бывшая, ну, мне по барабану. Либо эта самая Оксана была женщина стройная, либо носила джинсы много лет назад, а перед отъездом не удосужилась выбросить.

Ах да, она же не сказала мужу, что уезжает навсегда…

Лицо закрывала медицинская маска и темные очки, так что узнать меня было трудно, или я на это надеялась.

Неподалеку от перекрестка, где я назначила встречу Зеленому, находилась автозаправочная станция с автомойкой, чуть в стороне стояло недостроенное двухэтажное здание красного кирпича, перед ним – пустая парковка, на которой трое подростков, невзирая на запрет, катались на скейтах.

У всех лица в духе времени были закрыты масками, но не простыми медицинскими. У одного это была маска гориллы, у другого – Чубакки из «Звездных войн», у третьего – просто оскаленного черепа с черными провалами глазниц.

Я остановилась на автобусной остановке и издали наблюдала за скейтбордистами.

На улице появилась машина с надписью «Полиция», немного притормозила, и строгий голос из мегафона произнес:

– Молодые люди, не нарушайте режим карантина! Молодые люди, разойдитесь по домам!

Подростки тут же разъехались в разные стороны и исчезли за гаражами, но как только полиция уехала, вернулись на прежнее место и снова принялись выделывать фигуры высшего пилотажа.

Я подошла к ним ближе и помахала рукой, в которой была зажата сложенная купюра.

Один из скейтбордистов – тот, на котором была маска Чубакки, – лихо подлетел ко мне на своей доске, резко остановился и спросил:

– Что надо?

Я коротко изложила свое предложение.

Чубакка выслушал его, и оно ему явно понравилось.

– А че, прикольно! Мы бы это и даром сделали, а за деньги – и вообще класс!

Он подкатил к своим приятелям и передал им мои слова. Предложение было принято с энтузиазмом.

Через полчаса на Северо-Западном проспекте появилась большая черная машина, за рулем которой виднелся одинокий силуэт.

Машина подъехала к тротуару и затормозила. Метрах в ста от нее остановилась еще одна машина – большой квадратный внедорожник с тонированными стеклами.

Ага, не зря Катерина меня предупреждала, что Зеленый один никуда не ездит…

И тут же из-за заправки вылетели три малолетних богатыря в масках и на скейтбордах. В руках у них были ведерки.

Скейтбордисты один за другим стремительно подкатили к черной машине и, не снижая скорости, выплеснули на нее содержимое своих ведерок – отработанное машинное масло, которое они позаимствовали на заправке.

Густая маслянистая жижа растеклась по черному лаку и тщательно вымытым стеклам, а скейтбордисты отработанным приемом разъехались в разные стороны, как самолеты после бомбового удара, и исчезли в неизвестном направлении.

Дверца черной машины распахнулась, из нее выскочил красный от злости Зеленый, погрозил кулаком вслед исчезнувшим хулиганам, оглядел свою обезображенную машину, снова сел за руль и поехал на автомойку, благо она находилась совсем рядом, а до назначенного времени оставалось еще четверть часа.

Машина Зеленого заехала в мойку, на нее обрушились мощные струи воды, опустились щетки.

Как только вода перестала хлестать, рядом с машиной появилась фигура в куртке с капюшоном и темных очках, постучала в стекло.

Зеленый открыл дверцу, я плюхнулась рядом с ним на сиденье. С меня все еще стекала вода.

– Сиденье намочишь! – проскрипел Зеленый, насмешливо оглядев меня.

– Ну, это не самая большая проблема.

– Вообще, что за цирк ты устроила? Это ведь ты мальчишек на скейтах наняла?

– К сожалению, это было необходимо. У вас в окружении завелась крыса, поэтому никто из ваших людей не должен был видеть, как я к вам подсяду.

Я говорила твердо, хотя один Бог знает, чего мне это стоило. Вот сейчас Зеленый крикнет своих охранников, и те возьмут меня в оборот. И если с ними Артур, то мне можно сразу заказывать гроб. Хотя нет, они меня в бетон закатают или в глубокий овраг сбросят, так что гроб не понадобится.

– И почему я должен тебе верить? – скривился Зеленый.

– Ну, для начала – вот почему! – и я протянула ему увесистый мешочек.

Он развязал его, внимательно рассмотрел содержимое.

– Здесь все? – спросила я на всякий случай.

– Все, кажется. И чего же ты хочешь? Впрочем, нам пора отсюда выезжать. Поговорим в более удобном месте. Пока нагнись, чтобы тебя не было видно.

Я пригнулась на сиденье, не посмев возразить.

Зеленый выехал из мойки, достал мобильный телефон и проговорил:

– Все, вы свободны. Операция отменяется. Возвращайтесь в офис, там ждите меня.

Черный внедорожник развернулся и уехал прочь.

Зеленый проводил его долгим взглядом и тоже поехал, но в другую сторону.

– Можешь распрямиться! – разрешил он мне, когда мы отъехали метров на триста.

Я села удобнее и огляделась. Машина ехала в сторону площади Мужества.

– Куда вы меня везете? – забеспокоилась я. – Высадите меня! Высадите немедленно!

– Да не волнуйся ты! – поморщился Зеленый. – Ничего плохого я тебе не сделаю! Ты честно вернула мне камни, у меня к тебе нет никаких претензий…

– Ну так выпустите!

– Выпущу, но только после того, как мы поговорим. Ты мне сказала, что у меня в команде крыса, а я и сам это подозревал. Так что хочу узнать от тебя все подробности. Вот мы и едем в безопасное место, чтобы там поговорить без помех.

– Что еще за место?

– Приедем – узнаешь.

Я поняла, что больше ни слова из него не вытяну, и угрюмо замолчала. Больше мне ничего не оставалось.

Миновав площадь Мужества, мы свернули в парк Лесотехнической академии. Машина плавно катила по аллее, среди тронутых первой кружевной зеленью деревьев.

Наконец впереди показалось длинное одноэтажное здание с заколоченными окнами. Зеленый подъехал к этому зданию и остановился сбоку от него.

Мы вышли из машины, подошли к неприметной двери, на которой болтался ржавый висячий замок. Зеленый постучал в эту дверь, выждал немного и снова постучал, на этот раз каким-то особенным, условным стуком.

За дверью послышались тяжелые шаги, и дверь открылась, вместе с замком.

На пороге стоял сгорбленный старик в меховой жилетке, с дробовиком в руке. Из-под седых кустистых бровей смотрели живые внимательные глаза.

Он кивнул Зеленому, внимательно взглянул на меня и снова перевел взгляд на моего спутника:

– Ну, здравствуй, Гога! С чем пришел? Дело у тебя какое или так, посидеть?

– Поговорить нужно с человеком. Чайку нальешь, Гаврилыч? У тебя чай хороший.

– Для тебя всегда самоварчик стоит! – Гаврилыч отступил в сторону, пропуская нас внутрь.

За его спиной обнаружился коридор, стены которого были оклеены старыми, советскими еще обоями в мелкий цветочек.

Пройдя по этому коридору, мы оказались в просторном помещении, напоминающем трактир или чайную из какого-нибудь фильма про дореволюционную жизнь. На стенах, оклеенных такими же, как в коридоре, обоями, висели выцветшие фотографии с металлических рамочках – какие-то усатые мужчины в старой военной форме с петлицами. Среди них я заметила портрет Карла Маркса с огромной ухоженной бородой, и еще какого-то священника в церковном облачении.

На почетном месте висел красный бархатный вымпел с вышитой золотом надписью:

«Победителю социалистического соревнования управления хлебопекарной промышленностью».

Рядом с этим вымпелом был выцветший плакат фильма «Кубанские казаки».

На простых дощатых столах стояли кипящие самовары, бутылки зеленоватого стекла, тарелки с закуской, за столами сидели люди, почти исключительно мужчины, они пили чай или водку и негромко разговаривали, как в докарантинные времена. Правда, людей этих было немного.

На одном столе, в самом центре зала, стоял большой старинный граммофон с воронкой трубы, из которой доносились хрипловатые звуки марша.

На нас никто не обратил внимания. В этом было даже что-то нарочитое – казалось, посетители этого странного заведения очень стараются показать, что им нет до нас никакого дела.

Мы прошли через зал.

Гаврилыч открыл очередную дверь и провел нас в небольшую комнату с единственным столом, на котором пыхтел неизбежный самовар, сверху которого красовался заварочный чайник в петухах.

– Ну, вот тут вам никто не помешает! – проговорил Гаврилыч, обмахнув стол тряпкой. – Принести чего-нибудь?

– Ну, пряников можно, бубликов…

– Может, водочки?

– Нет, водки не надо. У нас разговор серьезный, его на трезвую голову вести надо.

Гаврилыч солидно кивнул и исчез.

Мы устроились за столом, Зеленый налил в две чашки крепкого ароматного чаю, одну из них придвинул мне и проговорил:

– Ну, тут нам действительно никто не помешает. Так что давай, рассказывай. Кто у меня крыса?

Я опустила глаза в стол, побарабанила пальцами по столешнице и проговорила:

– Вам это не понравится.

– Что значит – нравится – не нравится? Я не старшеклассница и не дизайнер интерьеров! Мне не нужно, чтобы нравилось. Мне нужно точно знать. Так что не виляй, говори.

Я все еще молчала.

– Да говори же! Или ты его боишься?

Я быстро, опасливо взглянула на собеседника.

– Боишься? – прочитал он в моих глазах. – Не бойся, я никому не позволю тебя тронуть!

– Хотелось бы верить! Однако жизнь меня приучила, что верить нельзя никому.

– Я сказал – не позволю, значит – не позволю! – Он ударил кулаком по столу. – Слово даю! Говори! Кто это?

– Артур! – выпалила я.

Зеленый помрачнел, отвел от меня глаза. Видно было, что он что-то просчитывает в уме.

Наконец, после долгой, напряженной паузы, снова заговорил:

– Это серьезное обвинение. Очень серьезное. У тебя есть какие-то доказательства?

И тогда я рассказала ему все. Ну, почти все.

Рассказала про свой визит к тете Шуре, про то, что нашла у нее на антресолях. Не только рассказала – положила на стол косметичку Лидии Карасевой, выложила ее содержимое.

Затем рассказала о том, как нашла в камере хранения супермаркета пакет с книгой и запиской.

Записку тоже предъявила.

Зеленый внимательно прочитал ее, и еще больше помрачнел.

А я продолжала – о том, как пришла в стоматологическую клинику «Оригами», как вернулась туда ночью, как догадалась, где спрятаны бриллианты, и как достала их из аквариума…

Он внимательно выслушал меня, снова взглянул на записку и перечитал ее. Затем снова посмотрел на меня.

Я с удивлением заметила, что за несколько минут он постарел лет на десять.

– Вот что бывает, когда слишком доверяешь кому-то! – проговорил он наконец усталым, надломленным голосом. – Артур, Артур… я ведь его знаю еще с тех пор, когда он был совсем пацаном. Думал, что уж он-то меня никогда не подведет… видимо, искушение оказалось слишком сильным.

Зеленый достал мешочек с бриллиантами, положил его на стол, рядом с запиской Лидии. Еще немного помолчал.

Я уже думала, что больше ничего не услышу, но вдруг он снова заговорил:

– Мы закупили в одной африканской стране большую партию кофе. Кофе в зернах, обычный товар, хорошая прибыль. Не сумасшедшая, но вполне приличная. Но в одном мешке с кофе было еще кое-что… товар для особых ценителей.

Я взглянула на него, ожидая продолжения, и оно наконец последовало:

– Алмазы из Конго. Видишь ли, на мировом рынке существует договоренность – не торговать алмазами из горячих точек. Из Конго, из Сьерра-Леоне, еще из пары мест, где идет гражданская война. На них слишком много крови. Но если прибыль очень велика – любую договоренность можно обойти. Алмазы из Конго могут благополучно превратиться, например, в якутские. Впрочем, тебе это знать совершенно ни к чему.

Я кивнула, соглашаясь – меньше знаешь, крепче спишь. И вообще непонятно, для чего он мне все это рассказывает. Но Зеленый продолжил:

– Короче, как было дело… мешки с кофе благополучно прошли таможню, прибыли на мой склад, и один из них, помеченный особым значком, со склада привезли ко мне. Я не хотел сам появляться на складе, да в этом и нужды особой не было. У себя в кабинете я вскрыл мешок, и не нашел в нем бриллиантов. Тут я уже плюнул на конспирацию и бросился на склад – деньги-то очень большие. И там выяснилось, что еще один мешок пропал, точнее, его уже увезли в магазин. Я проверил остальные мешки – камней в них не было… получалось, что камни в том, последнем.

– Двенадцать стульев! – проговорила я, вспомнив книгу в ячейке.

Там, в романе, сокровища были спрятаны в стуле, здесь – в мешке с кофе…

Зеленый, похоже, не расслышал мою реплику. Ну и не важно.

Он продолжал:

– Я, само собой, бросился в тот магазин – но там мешка уже не было. Его купил оптовый покупатель, следы которого затерялись. И тут я узнал, что одна моя сотрудница, Лидия Карасева, тоже пропала, в тот же самый день. А у нее как раз был доступ на склад. Работала она там, товары учитывала.

«Вроде как я…» – всплыла мысль.

– Ну, я сложил два и два и понял, что это – ее рук дело. Одного только я не мог понять – как она узнала, в каком мешке бриллианты. Этого не знал никто, кроме меня. Лидию, конечно, искали, бросили на это все силы – но она как сквозь землю провалилась. Мы проверили все аэропорты и вокзалы – но все впустую. Кстати, Артур принимал в этих поисках особенно активное участие. Но – ничего, исчезла женщина, как не было. Прошло время, и простился я с камушками. Так что представляешь, как я удивился, когда появилась ты с ее документами…

– Представляю… Только как вы меня нашли?

– Да просто. Хозяин твой сведения о сотрудниках подавал в разные инстанции, а у меня везде люди… – не было в словах Зеленцова ни капли хвастовства, просто так оно и есть, наверное.

– Ну вот, так что если за всем этим стоит Артур – тогда ясно, как Лидия узнала, какой мешок с секретом. От Артура у меня никаких тайн не было. Правая рука, блин!..

Он немного помолчал, потом пристально взглянул на меня и проговорил непривычным, неуверенным тоном:

– Хочу тебя кое о чем попросить. Хочу, чтобы ты помогла мне его разоблачить. Он ведь от всего отопрется, ни в жизнь сам не признается. Да и кто бы признался.

– Ладно… – протянула я, пожав плечами.

Он коротко изложил мне свой план. Мне, честно говоря, этот план не понравился – слишком уж рискованный, но Зеленый был настолько уверен в себе, что мне ничего не оставалось, как согласиться.

Зеленый кивнул, как будто и не сомневался в моем согласии, достал телефон, набрал номер и проговорил:

– Привет, Артур. Есть новости…

Они разговаривали не больше минуты, потом Зеленый убрал телефон, посмотрел на меня внимательно и опустил веки:

– Не бойся, я тебя не подведу.

На том мы и расстались, и я отправилась домой.

То есть, в мою съемную квартиру. Там у меня оставались кое-какие вещи, да и вообще, хотелось, наконец, побыть одной.

Подойдя к квартире, я покосилась на соседнюю дверь, вспомнила Катерину, вспомнила, как все началось.

Сейчас за дверью Анны Аркадьевны царила тишина, видно, старушка снова уехала за город к зятю. Надо бы предупредить ее насчет вороватой Зинаиды, записку, что ли, под дверь подбросить…

Я вошла в свою съемную квартиру.

Тотчас возникло какое-то странное чувство, как будто эта квартира встретила меня настороженно и неприязненно, как чужого, постороннего человека.

Я постаралась отбросить это ощущение, прошла на кухню, включила чайник, чтобы заварить кофе и немного взбодриться.

Пока он нагревался, вернулась в жилую комнату, вытащила из-под кровати чемодан и начала собирать вещи.

Руки дрожали, я никак не могла сосредоточиться.

Я села на кровать и задумалась.

Вот зачем я это делаю? Для чего я собираю вещи? Чтобы отнести их к Студневу? Так я что – собираюсь у него и дальше жить?

Как-то это странно.

С другой стороны, не далее как вчера он благодарил меня за заботу о кошке Дусе, и в словах его как бы само собой подразумевалось, что я и дальше стану держать кошку в детской, иначе она выскочит в коридор, и ее могут прибить сапогом или выгнать на улицу.

И вместо того, чтобы высказать Студневу, что нельзя быть таким мямлей и лучше ему выгнать этих родственничков и жить себе спокойно с кошкой, я кивала, как китайский болванчик, и благодарила его за доброту. Вообще-то его просто жалко.

Вот это плохо, я не могу себе позволить такое чувство.

Вдруг из кухни послышались какие-то странные звуки.

То есть звуки были самые обычные, можно даже сказать, приятные, домашние – звякали чашки, открывались дверцы шкафчиков. Только на моей кухне никого сейчас не было и быть не могло.

Неужели у меня начались слуховые галлюцинации?

Впрочем, неудивительно, если учесть, что мне пришлось пережить за последнее время…

Я выпрямилась, машинально захлопнула крышку чемодана, вышла в прихожую, заглянула на кухню.

Там хозяйничал высокий загорелый мужчина с трехдневной щетиной на щеках.

Услышав мои шаги, он улыбнулся какой-то волчьей кривой улыбкой, но проговорил вполне миролюбиво, с мягким южным произношением:

– Я тут кофе приготовил. Будешь?

Эти его будничные, спокойные слова вступили в такой резкий контраст с волчьей улыбкой и с самим его появлением на моей кухне, что я на какое-то мгновение впала в транс и застыла как изваяние. Но потом опомнилась и бросилась к двери, к выходу из квартиры, к спасению, к людям.

Но Артур каким-то непостижимым образом оказался у двери раньше меня, со своей волчьей улыбкой и с ножом в руке.

– Ну, куда же ты? – проговорил он все так же мягко, но эта мягкость его голоса ничуть меня не обманывала. – Куда же ты? Ты, никак, собралась уходить? Нет, никуда ты не уйдешь! Мы с тобой сейчас кофе выпьем, поговорим…

Сейчас разлетелась – кофе с ним пить! Достал уже своим кофе, я за последнее время столько кофе выпила – из ушей скоро польется!

Он втолкнул меня на кухню, силой усадил на стул, сам сел напротив, положил локти на стол.

Внимательно вгляделся в мое лицо и произнес с удивленной интонацией:

– Кто же ты такая? Откуда свалилась на мою голову?

Я молчала, и он снова заговорил сам:

– Ты что – ее подруга? Надо же, как все было хорошо задумано и как она меня подвела!

– Кто – Лида?

– Ну да – кто же еще? – Он взглянул на меня удивленно, словно не веря моей наивности. – Значит, ты все-таки была с ней знакома, она тебе рассказала…

– Не все, – осторожно сказала я, – но кое-что про бриллианты я слышала… И про тебя тоже… Но… Лида пропала, и я…

– Мне казалось, что я ее знаю как свои пять пальцев, – перебил он меня. – Она мне в глаза заглядывала, ела с моей руки, как собачонка. Дня без меня прожить не могла…

Ага, как же. По моему впечатлению, Лидия – та еще пройда, обвела Артурчика вокруг пальца, он до последнего ни о чем не догадывался.

От этой мысли мне немного полегчало. Раз Лидия сумела – может, и я смогу?

Я опустила глаза, чтобы он не догадался о моих мыслях.

Артур взглянул на меня с детской обидой, потом снова заговорил:

– Я ей поверил, рассказал, когда придет партия кофе с начинкой, как будет помечен нужный мешок. Она мне была нужна, понимаешь? Сам я никак не мог появиться на складе – мне нужно было алиби, иначе Зеленый меня нашел бы где угодно, хоть в Австралии, хоть в Антарктиде, хоть на Луне…

Артур посмотрел куда-то за мою спину, но я поняла, что он вглядывается в прошлое, пытается понять, где допустил ошибку.

Поздно решил устроить разбор полетов, голубчик! Я снова опустила глаза, чтобы он не заметил в них самого настоящего злорадства.

Но Артур не смотрел на меня, он снова заговорил:

– Она должна была поменять пометки на мешках, пустой мешок отправить к Зеленому, а мешок с начинкой – в магазин, откуда забрать его под видом оптового покупателя. Потом достать из мешка камни и спрятать их. А потом… потом она должна была исчезнуть, перед этим отдав мне ключ от тайника.

Нет, все-таки мужчины удивительно самонадеянны. Вот с какого перепуга он решил, что Лидия сделает все, как он велел?

Я, конечно, полностью солидарна с героем романа «12 стульев», который утверждал, что он чтит Уголовный кодекс, но, честное слово, на месте Лидии сделала бы то же самое, хотя бы для того, чтобы стереть с лица Артура самодовольную ухмылку! Но, судя по всему, этот тип и сейчас еще ничего не понял.

Он хлопнул в ладоши, потом дунул на правую ладонь, как будто сдул с нее пушинку.

– Конечно, она должна была исчезнуть! – повторил он громко, как будто я ему не верила или спорила с ним. – Иначе вся операция пошла бы к чертям…

И тут до меня дошло:

– Ты ее убил! – проговорила я уверенно. – Ты ее с самого начала планировал убить! Сначала использовать, а потом – убить.

– Я же сказал – она должна была исчезнуть! Это было неизбежно! Необходимо! – раздраженно выкрикнул Артур и посмотрел на меня, как на тупую школьницу, которая не может запомнить правописание безударных гласных.

Потом он опустил глаза и проговорил тихо и обиженно:

– Но когда мы встретились – когда камни уже были у нее, – она повела себя странно, глупо, как будто ее подменили. Она стала надо мной насмехаться. Ну, я и не выдержал, сорвался…

Я увидела, как при этом воспоминании он побагровел, а его руки задрожали, особенно та, в которой он сжимал нож, и представила, как все произошло. Представила, как он набросился на Лидию и бил, бил ее ножом, нанося новые раны даже после того, как она перестала подавать признаки жизни.

А он продолжил тем же обиженным и удивленным голосом:

– Я был уверен, что ключ от тайника у нее. Но его не оказалось… она с самого начала собиралась кинуть меня!

«И она таки это сделала! А ты с самого начала собирался ее убить!» – подумала я, но вслух, разумеется, ничего не сказала.

Артур снова посмотрел куда-то мне за спину, потом достал из кармана маленький белый пакетик, расчистил место на столе и высыпал из пакета дорожку белого порошка.

«Кокаин», – поняла я. Он еще и наркоман…

Артур вытащил из бумажника купюру, свернул ее в трубочку, втянул белый порошок в ноздрю, снова посмотрел на меня тем же волчьим взглядом. На виске у него задергалась жилка, лицо покрылось красными пятнами, и снова появилась эта его волчья улыбка.

– Ты вернулась? – проговорил он, поднимаясь из-за стола. – Тебе мало одной смерти? У тебя что – девять жизней, как у кота? Ну, так умри еще раз! Если нужно, я тебя десять раз убью!

С ужасом я поняла, что он от кокаина совсем слетел с катушек и, похоже, принимает меня за Лидию. И тогда, наверное, так же нанюхался перед встречей с нею, иначе как можно объяснить его идиотский поступок? Ты получи сначала в руки ключ от тайника, где брюлики лежат, а потом уж… Да, такого от него Лидия не ожидала, за то и пострадала.

– Умри! – заорал Артур.

В руке его был нож, он поднял его, замахнулся…

Я сжалась в ужасе, выставила вперед руки…

И вдруг у него за спиной прогремел голос:

– Стоять!

«Наконец-то!» – отмерла я.

В дверях кухни стоял Зеленый. Он смотрел в спину Артура тяжелым, презрительным взглядом. Оружия у него не было – по крайней мере, в руках, но сам его голос, грозный и повелительный, подействовал на Артура, как ведро холодной воды.

Он выронил нож, опустил руки и повернулся к шефу.

С лица его сползла кривая волчья улыбка, оно как-то опустело и вылиняло, лишилось выражения, и сам он сдулся и поник, как проколотый воздушный шар.

– Вы здесь, шеф?.. – пролепетал растерянно. – Как вы здесь оказались? А я… вот… со своей знакомой… мы тут кофе пьем… разговариваем…

– Я все вижу, – проговорил Зеленый мрачно. – И я все слышал. Я ведь верил тебе, верил, как самому себе, а ты… я тебе все дал, все, что только можно…

– Шеф, – торопливо и сбивчиво заговорил Артур. – Вы все не так поняли… это совсем не то, что вы подумали… честное слово, шеф, совсем не то… это не я…

– Можешь не оправдываться! Можешь не унижаться! – прогремел Зеленый. – Не то, говоришь? Не ты? Что за детский сад! Я же все слышал! Все, что ты говорил!

– Шеф, вы не так все поняли…

– Имей мужество признать свою вину! Хотя… хотя это действительно не ты. Ты был совсем другим человеком, я тебя не узнаю! Когда я тебя встретил…

И тут Артура словно в очередной раз подменили. Он снова выпрямился, лицо побагровело, скривилось прежним волчьим оскалом. В его руке опять появился нож, он шагнул вперед и выдохнул резким, истеричным голосом:

– Не унижаться? Да, я больше не буду унижаться! Я слишком долго ходил под тобой, Зеленый! Мне это надоело! Осточертело! Я больше не буду твоим рабом! Сдохни!

Он взмахнул ножом…

Но нож ударил в пустоту.

Там, где только что стоял Зеленый, никого не было, сам Зеленый непостижимым образом оказался в другом месте, в метре от Артура. С быстротой и легкостью, неожиданной для человека его лет и его комплекции, он снова качнулся вперед и нанес молниеносный и страшный удар в голову Артура.

Артур покачнулся, его колени подломились, и он упал на кухонный пол, упал и застыл в позе эмбриона.

На какой-то миг мне показалось, что время сделало петлю, что я вернулась на несколько дней назад, в тот миг, когда вошла на кухню соседской квартиры и увидела лежащего на полу в такой же позе незнакомого человека.

Только на этот раз не было крови, и человек, скорчившийся на полу, был жив, он был только нокаутирован – по крайней мере, я хотела на это надеяться.

А Зеленый достал из кармана телефон, потыкал в него пальцем и проговорил:

– Приезжай по такому-то адресу, возьми с собой двух-трех человек, тут нужно навести порядок.

Потом он повернулся ко мне и виноватым голосом проговорил:

– Извини, что я немного протянул, не сразу пришел тебе на помощь. Я хотел послушать его, хотел понять, как это все получилось, почему он на это пошел. Он тебя здорово напугал?

– Ничего страшного! – ответила я как могла бодро, хотя, конечно, это была бравада.

Он, видите ли, хотел послушать, хотел выяснить все до конца. А что этот упоротый Артурчик меня бы за это время на кусочки разрезал – ему до лампочки! Впрочем, я и не ждала другого отношения.

– Ты очень смелая девушка, – Зеленый улыбнулся, и это было странно и непривычно – как если бы улыбнулась гранитная скала. – Я тебе очень благодарен. И я постараюсь помочь тебе, чем могу. А могу я много, как ты понимаешь.

– Да нет, спасибо, мне вроде ничего не нужно. Пусть только ваши люди оставят меня в покое. У вас ведь нет ко мне больше претензий? – Теперь голос мой не дрожал, и вообще было желание поскорее все закончить.

– Само собой! – Он взмахнул рукой, словно хотел что-то сказать, но не смог найти нужные слова. – Какие претензии? Все в норме. Но я понимаю, ты сейчас не в своей тарелке после всего этого… но я не люблю быть в долгу, так что обращайся, если что…

– Да, спасибо!

Тут в дверь квартиры позвонили.

Я испуганно взглянула на Зеленого, но он спокойно кивнул – не волнуйся, это мои люди!

Я пошла в прихожую и впустила троих парней, чем-то неуловимо похожих.

Вот интересно, как они успели так быстро доехать? Если только сидели в машине где-то поблизости…

– Прибрать! – распорядился Зеленый, и тут я заметила, что кухонный стол качается и вот-вот рухнет.

Ну да, ножка сломана. И пару чашек разбили, и вмятина на стене образовалась, когда Артура головой туда направили.

– Ой, неприятности будут с хозяйкой! – вздохнула я.

– Не будут! – успокоил меня один из парней. – Вы только ключики нам на пару дней оставьте – не узнаете квартиру!

– Очень-то не старайтесь, все равно она не моя, – предупредила я и удалилась, прихватив чемодан.

Значит, судьба мне еще несколько дней у Студнева прожить!

На следующий день я проснулась раньше будильника и решила проскочить в ванную, пока никто ее не занял. Накинула халат в медвежатах, взяла полотенце и вышла в коридор, отпихнув ногой Дусю, которая пыталась выскочить тоже.

И тут меня ждало разочарование: дверь ванной была закрыта, из-за нее доносилось негромкое жужжание электробритвы.

Ясно, Сергей Сергеевич встал раньше меня… не успела… сейчас он бреется, он это делает обстоятельно, как он делает все в этой жизни, потом будет принимать душ, так что минут двадцать ванная будет занята, а то и больше… короче, номер не вышел…

Я уже хотела вернуться к себе, но тут заметила, что дверь кабинета Студнева приоткрыта.

Странно, он ведь всегда ее закрывает, чтобы кошка не пробралась внутрь, а тут ключ в дверях торчит…

Я что-то заподозрила, подкралась к двери и тихонько заглянула в комнату Студнева. И увидела поразительную картину.

Зоя и ее великовозрастный отпрыск рылись в комнате Сергея Сергеевича. Проводили там самый натуральный, тщательный обыск.

Зоя копошилась в шкафу, Веник один за другим выдвигал ящики письменного стола.

– В нижнем посмотри! – вполголоса пропыхтела Зоя, выглянув из шкафа. – И скорее, а то он сейчас вернется!

– Да нет тут ничего! – недовольно ворчал Веник, ну да, наконец я узнала, что этого бегемота зовут Вениамин. Мамочка звала его Веником, что удивительно ему подходило. – Сколько можно? Тебе нужно, ты и ищи!

– А тебе, значит, не нужно? Говорю тебе – ищи как следует! Это где-то здесь должно быть! И скорее, скорее! У нас еще минут десять, не больше! Не дай бог, он нас застанет!

Я просто онемела от такой наглости.

Сергей Сергеевич их приютил, пустил жить в свою квартиру, а они роются в его вещах… вот что они ищут – деньги, что ли? Хотят его обворовать?

Тут я вспомнила, что один раз уже застала их, когда они безуспешно пытались проникнуть в его комнату.

Ну, все понятно – не смогли открыть замок и решили устроить шмон, пока он в ванной. Ведь когда Студнев дома, он оставляет ключ в замке. Наивный человек, доверчивый очень, а скорее всего, просто порядочный. Но вот вопрос, я-то думала, что они просто хотят спереть пару-тройку безделушек и свалить на меня, а оказалось, они ищут что-то определенное. Интересно…

– Ну что, – донеслось из шкафа, – не нашел?

– Да тут ерунда всякая, – отозвался Веник, перебирая содержимое нижнего ящика, – бумаги какие-то…

– А под бумагами смотрел?

– Да всюду смотрел…

– Лампу переверни!

Веник взял со стола массивную бронзовую лампу, перевернул ее, чтобы осмотреть подставку.

И тут я сделала то, чего сама от себя не ожидала: закрыла дверь комнаты и повернула ключ в замке – он ведь так там и торчал.

Сделав свое дело, я тихонько отошла от двери, проскользнула в свою комнату – в бывшую детскую – приоткрыла дверь и встала перед ней так, чтобы можно было видеть дверь комнаты Сергея Сергеевича и слышать все, что происходит в квартире. Кошку пришлось взять на руки.

Несколько минут ничего не происходило, потом дверь комнаты Студнева чуть заметно дрогнула – видно, изнутри ее попытались открыть. Ничего, разумеется, не вышло. На минуту все снова затихло – до Зои постепенно доходило, в какую ловушку они с Веником попали. Потом дверь затряслась сильнее – наверное, это Веник попытался выбить ее своим весом. Опять же, безрезультатно, поскольку дверь хорошая, дубовая, и замок серьезный, просто так его не откроешь.

А потом где-то совсем рядом раздалась жизнерадостная мелодия из старого советского мультфильма – «Вместе весело шагать по просторам, по просторам…».

Ага, наверняка это звонит мобильный телефон…

Тут же из соседней комнаты донесся громкий, недовольный голос старухи, Зоиной матери:

– Зоя! Телефон звонит! Зоя, ты что – не слышишь? Зоя, ты где? Телефон же звонит! Ах, так это же мой телефон… на какую тут кнопку надо нажать?

Старуха выползла в коридор с телефоном в руке, оглядываясь по сторонам.

– Зоя! – крикнула она в пространство. – Тут мне кто-то звонит! Куда нажать нужно? Зоя, ты где? Когда ты нужна, никогда тебя нет! Зоя, помоги матери! Этот твой телефон не работает!

Наконец она нашла нужную кнопку, поднесла трубку к уху и произнесла с чувством собственного достоинства:

– Дерюгина слушает! Это кто мне звонит? Говорите, я слушаю! Это ты, Зоя? Мы когда завтракать будем? Что ты кричишь? Какой ключ? Какая дверь? Да не кричи ты так! Зоя, не смей кричать на мать! Лучше скажи – мы сегодня будем завтракать или нет? Ты меня что, решила уморить голодом? Имей в виду, я всем родственникам расскажу, как ты со мной обращаешься! Пусть все знают! Больше того – я сигнализирую в местком и партком по месту твоей работы!

Я все поняла: оказавшись в безвыходном – буквально безвыходном положении, Зоя позвонила на мобильный телефон матери, чтобы та повернула ключ и открыла дверь. Но старуха в полном маразме и не поняла, чего дочь от нее хочет.

Надо же – в местком и партком сигнализировать собралась! Совсем из ума выжила! Я такие слова только в старых книжках встречала.

– Не смей кричать на мать! – продолжала старуха. – Я в таком тоне с тобой вообще не буду разговаривать! Все! Я прекращаю разговор! – И бабка с величественным видом удалилась в свою комнату.

Я крепче прижала к себе Дусю, поскольку своенравная кошка норовила вырваться и побегать по коридору.

Тут дверь ванной открылась, и оттуда вышел Студнев – чисто выбритый, с влажными волосами и с полотенцем на плече.

«Аккуратный мужчина», – в который раз машинально отметила я.

Он подошел к своей двери, повернул ключ, толкнул дверь…

И удивленно замер на пороге. А я решилась высунуться подальше, чтобы все видеть и слышать.

– Вы как здесь оказались? Вы что здесь делали? – спросил Студнев.

Постепенно удивление в его голосе сменилось искренним возмущением.

Зоя тяжело дышала, не находя достойного ответа, сыночек ее тупо молчал.

– Так что вы здесь делали?! – прогремел Сергей Сергеевич. – Я жду объяснений!

Наконец Зоя справилась с растерянностью и ответила ненатуральным, обиженным голосом:

– Что за тон ты себе позволяешь? Мы же, кажется, не чужие люди! Вообще, что ты подумал?

– А что я должен подумать, если застал вас у себя в комнате?

– Это возмутительно! Мы о тебе же беспокоились, а ты нас неизвестно в чем обвиняешь!

– Обо мне беспокоились? – переспросил Студнев. – Что ты несешь?

– Известно что! Это же ты трясешься над своей мебелью, над этим своим антиквариатом – последнее слово Зоя произнесла с презрением и насмешкой, чуть ли не как ругательное.

– При чем тут антиквариат?

– Известно, при чем! Эта твоя кошка пролезла в комнату, и мы с Венечкой тоже зашли, чтобы ее выгнать…

– Ты меня что – совсем за идиота держишь? Я закрыл дверь, когда пошел в ванную… я ее всегда закрываю…

– А она все равно пролезла! Наверное, она уже научилась эту дверь открывать!

Вот гады какие, на бессловесное создание все сваливают!

Кошка Дуся Зоиных слов не поняла, зато почувствовала мое возмущение и принялась вырываться с удвоенной силой.

– Что – и ключ научилась поворачивать?

– Я не знаю, может быть, и научилась.

– И где же тогда она сейчас? Ты же сама говорила мне, что Дуся убежала, выскочила в открытую дверь и была такова!

– Вот уж не знаю.

Как видно, Зоя решила стоять на своем во что бы то ни стало.

– Наверное, выскочила, пока ты нам тут высказывал претензии.

– Тебе самой-то не смешно себя слушать?

Хоть я работала в фирме Студнева меньше месяца, уже научилась распознавать оттенки его голоса. Так сейчас я поняла, что он находится в гневе. Но ведь ничего не сделает этой заразе и ее сыночку, сдержится, как обычно. Не знаю, так ли уж полезно хорошее воспитание?

– Мне уже давно не смешно, мне грустно! – Как видно, Зоя тоже хорошо изучила Студнева и ни капельки его не боялась. – Мы все для тебя делаем, мы стараемся наладить родственные отношения, а ты относишься к нам, как к чужим людям! Хуже, чем к чужим! Чужим бы ты не посмел предъявить такие обвинения!

– И что же такое вы для меня делаете? Может быть, пояснишь? Живете у меня на всем готовом и шарите в моей комнате?

Ого, он, оказывается, умеет повышать голос!

– Я так и знала, что рано или поздно ты выскажешь нам претензии, попрекнешь нас куском хлеба и крышей над головой! Пойдем отсюда, Венечка! Ты не обязан это выслушивать! – И Зоя с высоко поднятой головой направилась вместе с отпрыском в свою комнату.

На пороге, однако, она задержалась, повернулась к Студневу и проговорила ядовитым тоном:

– Я расскажу Оксане, что здесь творится!

– Что?! – изумился Сергей Сергеевич. – Расскажешь, что роешься в моих вещах?

– Нет! Я расскажу, что ты под видом квартирантки поселил в семейной квартире свою любовницу!

С этими словами Зоя проскользнула в свою комнату, втащила Веника и захлопнула дверь. Таким образом последнее слово осталось за ней.

Студнев побагровел и замер на месте, открывая и закрывая рот, как выброшенная на берег рыба. Я даже испугалась, не случилось бы с ним чего, вышла в коридор и подошла к нему.

– Сергей Сергеевич, вам плохо? Может быть, налить вам воды? Может быть, валерьянки?

Он наконец вздохнул, повернулся ко мне и проговорил:

– Ох, Лидия, вы здесь? Вы все это слышали? Мне очень жаль, что вам пришлось это слушать… Как стыдно…

– Да ладно, не переживайте… я вам очень сочувствую… может быть, вам кофе сварить, или еще чего?

– Нет, кофе не нужно…

Тут я заметила, какое у него все еще красное лицо, и вполголоса пробормотала:

– Да, кофе, пожалуй, не стоит.

Положение спасла Дуся. Она немедленно перепрыгнула с моих рук на руки Студнева, при этом больно вцепившись в него когтями.

– Ты еще тут будешь хулиганить! – рассердился он и выпустил кошку из рук.

Она тотчас рванула в кабинет, а мы за ней, едва не столкнувшись в дверях лбами.

Кошку удалось поймать минут через десять, за это время хозяин квартиры несколько пришел в себя. Вот говорили по телевизору, что от стресса помогают физические упражнения, а я не верила.

Уже стемнело, когда дон Алонсо снова появился в покоях королевы. В глазах его было смущение.

– Ваше величество, я привел дона Аврахама.

– Это тот еврейский ростовщик, о котором вы говорили?

– Он самый.

– Пусть войдет.

В комнату вошел седовласый господин в расшитом серебром камзоле, с ухоженной седой бородкой и темно-карими, похожими на две черносливины, глазами. Голову его прикрывала круглая шелковая шапочка.

Он низко склонился перед королевой и, выждав приличествующее время, произнес:

– Ваше величество хотели видеть меня?

Королева как будто только теперь заметила его. Она подняла глаза на купца и проговорила как будто нехотя:

– Да, дон Аврахам. Я желаю занять у вас денег. Ненадолго – на полгода, может быть, на год.

– Вы знаете, ваше величество, любое ваше желание священно для меня. Но сколько вы хотите занять?

– Немного – две или три тысячи золотых реалов.

– То есть девять тысяч мараведи? Возможно, для вашего величества это и впрямь немного, но для меня – очень большие деньги.

– Так что – вы не сможете мне их ссудить?

– Я не сказал «нет», ваше величество! Кто я такой, чтобы говорить «нет» владычице Кастилии? Я только сказал, что это очень большие деньги, и мне непросто будет их найти.

– Да, вам придется проделать немалую работу – достать ключ и отпереть свой сундук!

– Я понимаю – ваше величество шутит…

– Я не шучу, дон Аврахам. Я никогда не шучу в таких серьезных делах. Так сможете вы ссудить мне эти деньги?

– Я постараюсь, ваше величество. Мне придется поговорить со своими знакомыми, с родней, с другими единоверцами. Думаю, мы наберем нужную сумму. Но только сначала мне хотелось бы обсудить с вами условия.

– Ну да, как же! Я так и знала, что вы выставите свои условия! И каковы ваши условия, дон Аврахам?

– Если бы вы, ваше величество, позволили мне и моим единоверцам впредь без всяких условий и ограничений молиться своему богу – я тут же нашел бы для вас деньги, и не просил бы никакого залога, и не требовал бы возврата…

– Об этом не может быть и речи! – В голосе королевы зазвучал металл. – Скажите спасибо, что я все еще терплю ваше пребывание на испанской земле!

– Спасибо, ваше величество, большое спасибо, что вы терпите нас, позволяете нам дышать и принимаете наши деньги! – Дон Аврахам угодливо поклонился, на губах у него проступила скорбная усмешка. – Спасибо, что позволяете нам оставаться в живых. Однако в таком случае я попросил бы у вас залог. Я знаю, что королевская казна пуста…

– Иначе я не просила бы у вас денег!

– Это так, ваше величество. Так что насчет залога? Мы можем это обсудить?

– А моего королевского слова вам недостаточно?

– Ах, ваше величество, мне – более чем достаточно, но если я ссужу вам такую сумму без залога, все купцы и банкиры Кастилии, а также Сицилии и других стран узнают об этом и посчитают, что я сошел с ума. И моя репутация будет безнадежно испорчена, а для купца вроде меня репутация – это все.

– Хорошо, дон Аврахам, я поняла. Что же вы хотите в залог?

– Меня вполне устроила бы какая-нибудь мелочь. Например, вот эти ваши четки.

– Четки? – недовольно повторила королева. – Эти четки подарил мне отец. Он нечасто баловал меня подарками, поэтому этот подарок мне особенно дорог.

– Именно поэтому вы непременно отдадите долг, чтобы возвратить четки. Впрочем, как вам угодно, ваше величество. Тогда, может быть, вы снова передадите мне право собирать налоги?

– Об этом не может быть и речи! Ладно, дон Аврахам, пусть будет по-вашему. Возьмите эти четки, – и королева неохотно протянула четки купцу.

– Прекрасно, ваше величество! Тогда не будем затягивать дело! – Дон Аврахам хлопнул в ладоши, и в покои тут же вбежали два крепких молодца с сундучком в руках.

– Вот вся сумма, которую вы просили, – девять тысяч мараведи. Все здесь – до последней монеты.

– Так у вас все деньги были уже наготове? Вот хитрец! А говорили, что вам придется собирать их по всей Кастилии!

– Ну, вы же знаете, ваше величество, серьезные дела нужно вести осторожно…

– Да, и откуда вы знали, сколько денег мне понадобится?

– Дело чести подданных вашего величества – особенно таких, как я, – заранее угадывать ваши желания.

– Что ж, дон Аврахам, это делает вам честь!

– Ах, ваше величество, что такое честь, когда ты – всего лишь бедный еврей?

– Это вы-то бедный?!

Наконец Сергей Сергеевич ушел на работу, все же мрачный, как туча.

Мне не хотелось оставаться в квартире наедине с его родственничками, особенно после того, что произошло, но Студнев ясно дал мне понять, что перевел меня на удаленку и на работе мне делать нечего. Так что я укрылась у себя в детской и включила компьютер.

В квартире наступила тишина, но голова после утреннего скандала работала плохо, очень хотелось есть. Но еды не было, так что хоть кофе, что ли, выпить.

С другой стороны, мне категорически не хотелось сталкиваться с Зоей и остальными родственничками Студнева.

Я выждала еще немного и выглянула в коридор.

Тут как раз из своей комнаты показалась Зоя. На плече у нее было яркое махровое полотенце, и она с озабоченным видом проскочила в ванную.

Ага, нужно воспользоваться этим моментом…

Я проскользнула на кухню, достала джезву и полезла в шкафчик, где хранилась всякая бакалея. Кофе, по идее, должен быть там же, где сахар и прочее… Свой сахар я выбросила, когда просеивала его, чтобы отдать Зеленому бриллианты. Сергей Сергеевич разрешил мне пользоваться его продуктами, однако кофе не было видно.

Я вытащила на стол все банки, коробки и пакеты и только тогда, в самой глубине шкафчика, нашла вожделенную банку с надписью «Арабика».

Только собралась достать ее, как услышала доносящийся из шкафчика приглушенный голос.

Что за чудеса? Мне что – уже голоса мерещатся?

Я встала на табуретку, сунула голову в шкаф.

Оттуда определенно доносился приглушенный голос, хотя слов я расслышать не могла.

И тут до меня дошло вполне реалистическое объяснение этого странного явления.

За этой стеной находилась ванная комната, куда только что на моих глазах удалилась Зоя. А в стенах старого дома наверняка есть какие-то щели и трещины, через которые проникает звук голоса. Так что я слышу Зоин голос. Но вот с кем она разговаривает? Ведь в ванной никого, кроме нее, нет!

Меня обуяло любопытство, и тут я вспомнила простой детский трюк. Взяла с полки грязноватый граненый стакан, приставила его открытой стороной к задней стенке шкафа, а к другой его стороне прижалась ухом, как к медицинскому стетоскопу.

Теперь я довольно четко слышала голос из-за стены, и сомнения у меня отпали – это был Зоин голос.

– Да, Ксана, он нас застал! – говорила она злым и жалобным голосом. – Не знаю, как это получилось… мы хотели поискать их, пока он был в ванной, но дверь как-то захлопнулась… не знаю… да говорю же тебе – не знаю! В этой старой квартире чего только не случается! Что? Нет, я тебя хорошо слышу… очень хорошо…

Я поняла, что Зоя разговаривает по телефону, а в ванную ушла, чтобы никто ее не услышал.

– Очень может быть, что это она… он устроил скандал… а как ты думаешь? Ну, я тоже не смолчала! Ты же меня знаешь! Я молчать не буду, я не такой человек!

Зоя ненадолго замолчала, видимо, слушала свою собеседницу, потом снова заговорила:

– Нет, о тебе я, разумеется, ничего не сказала. Нет, не нашли… если бы нашли – я бы сразу тебе сказала! Да, можешь не сомневаться! Ты же меня знаешь, я бы так не поступила! Ты уверена, что они в квартире? Уверена? Тогда тайник должен быть там, в его кабинете. Все остальные места мы уже проверили. Я же тебе говорю – все проверили, всю квартиру перешерстили! Да, и кухню… конечно, я помню, что ты говорила… нет, не беспокойся, сейчас меня никто не слышит! Что? Я в ванной… ах, не слышишь шума воды? Ну хорошо, сейчас я ее пущу, не беспокойся! Да говорю же тебе, не беспокойся, меня никто не слышит!

Тут раздался шум хлещущей в ванну струи, который заглушил Зоин голос, так что теперь я слышала только отдельные слова, из которых не удавалось вычленить связный смысл.

Я еще немного послушала, потом поняла, что больше ничего не узнаю, слезла с табурета, заварила кофе и вернулась к себе в детскую, думая о том, что мне удалось подслушать.

Зоя разговаривала с Оксаной, бывшей женой Студнева и своей двоюродной сестрой. Она докладывала ей, что ищет что-то в квартире, какой-то тайник, где лежит что-то очень ценное.

Кошка Дуся, которая устроилась у меня на руках, подняла голову и посмотрела на меня очень внимательно, как будто что-то хотела сказать по секрету.

– Ты что-нибудь знаешь о тайнике? – тихонько спросила я.

Кошка мурлыкнула загадочно. И вот не поймешь, что она имела в виду, либо «знаю, но ни за что не скажу». Либо «не знаю, но попробую выяснить».

Я вздохнула и продолжала думать.

Значит, вся эта семейка не просто так поселилась в квартире Сергея Сергеевича. Лечение старухи – это только благовидный повод, и то сказать, по моим наблюдениям, старуха здорова как корова, а что в маразме, так это не лечится.

Стало быть, настоящая причина – поиски чего-то, что в этой квартире спрятано.

Что же это может быть? О чем разговаривала Зоя со своей двоюродной сестрой? Что родственнички ищут в квартире?

Деньги?

Вряд ли у Сергея Сергеевича есть большие деньги. По моим впечатлениям, его фирма едва держится на плаву, и Алиса Дмитриевна кое-что говорила, а уж она-то знает.

Тогда что?

Какие-то важные документы?

Тоже вряд ли, зачем эти документы понадобились бывшей жене и тем более Зое.

Но наверняка это что-то очень дорогое…

Как сказала Зоя?

«Ты уверена, что они в квартире»…

«Они»… это напомнило мне, как меня саму допрашивали люди Зеленого, они тоже спрашивали меня: «Где они, где он»?

Тогда, как выяснилось, речь шла о драгоценных камнях. О бриллиантах, которые Лидия Карасева (или кто она была на самом деле) на пару с Артуром украла у Зеленого.

Может быть, и сейчас Зоя со своим отпрыском ищут в квартире какие-то драгоценности?

Так ни к чему и не придя, я пошла на кухню, чтобы вымыть чашку. И только уже подходя к кухне, услышала там разговор.

Разговаривала Зоя со своим великовозрастным отпрыском, и разговор шел на повышенных тонах.

Я старалась лишний раз с ними не сталкиваться и поэтому остановилась на полпути и невольно услышала часть разговора.

– Надоело мне в его старье рыться! – ворчал Веник. – Сколько можно? Это тебе нужно, ты и ищи!

– А тебе, значит, деньги не нужны? – огрызнулась Зоя. – Ты, значит, такой весь из себя бескорыстный?

– Ага, ты мне все равно денег не дашь! Все с Оксаной поделите, а я вроде ни при чем!

– Не волнуйся, тебе тоже достанется! Знаешь, сколько там денег будет? Всем до конца жизни хватит!

– Это тебе, может, хватит, тебе недолго осталось!

– Не дерзи матери!

– Ты мне хоть скажи, что искать. А то выходит – ищи то, не знаю что! Я так не могу…

– Да я тебе уже сколько раз говорила – это такая штука, вроде бус… но тебе говори – не говори, никакого толку! У тебя в одно ухо влетает, из другого вылетает!

И тут Зоя что-то услышала и насторожилась.

– Тише! Тут кто-то есть!

Она вскочила, выглянула из кухни и увидела меня. Лицо у нее буквально перекосилось.

– Ты что тут делаешь? Вынюхиваешь? Подслушиваешь? Я тебе четко сказала, чтобы на кухню ни ногой!

И тут я не выдержала. Точнее, решила ее спровоцировать:

– Да кто ты такая, чтобы тут командовать? Я-то как раз здесь в полном праве, сняла комнату и живу, а вот тебя с твоим уродским сыночком и чокнутой мамашей из милости пустили, а ты за это чем отплатила – пытаешься хозяина обворовать!

Она явно не ожидала такой отповеди, и от неожиданности растерялась, отвесила челюсть и уставилась на меня как баран на новые ворота.

Я воспользовалась этим, развернулась и твердой поступью удалилась к себе в детскую.

Дуся, которая во время нашей перепалки сидела в сторонке, распушившись от волнения вдвое, бросилась за мной. Вообще, кошка в последнее время осмелела, видно, чувствует, что теперь ее защитят. Раньше-то пряталась в ванной, а теперь нахально выбегает в коридор, и в кабинет утром заскочила.

Через минуту Зоя опомнилась, подскочила к моей двери и попыталась ее открыть. Но дверь теперь запиралась на замок, так что мы с Дусей были в безопасности.

Тогда Зоя заорала под дверью истеричным голосом:

– Ты, дрянь подзаборная, думаешь, тебе это так сойдет? Ты отсюда вылетишь на космической скорости! Что ты о себе возомнила? Дрянь! Шлюха! Мразь!

Дуся испугалась ее воплей, она снова распушилась, прижала уши и забилась под мой стул.

Я вставила беруши и попыталась работать. Ну, кричит – и пусть кричит, ей же хуже. Только горло себе сорвет. А двери, как уже говорила, у Студнева хорошие, крепкие, просто так не высадишь.

Через несколько минут Дуся вылезла из-под стула и забралась ко мне на колени. Видимо, опасность миновала.

Я вынула беруши – в коридоре действительно было тихо, очевидно, Зое надоело орать, не получая ответа, и она ушла к себе. Мать с сыном занимали бывшую супружескую спальню, бабка одна барствовала в огромной гостиной.

Ну, тут я их понимаю, у старухи до полночи орет телевизор, а потом она храпит. Ужас до чего громко, в коридоре слышно.

Я снова стала работать. Дуся тихо сидела у меня на коленях, время от времени она пыталась нажимать лапой на клавиши компьютера или ловила курсор на экране.

Однако мысли приходили в голову вовсе не о работе.

«Вот странная какая-то эта Зоя, – думала я. – Казалось бы, если нужно у мужчины что-то вызнать – так действуй обычным методом. Корми его получше, в квартире приберись, окружи его заботой и уютом, рано или поздно он все тебе выложит. Сергей Сергеевич – мужчина небалованный, отвык от женской заботы, так что недолго бы продержался. Так нет же, эта Зоя развела в квартире мышей и ужей, еды приличной не готовит, даже чаю человеку с работы не нальет. И просто даже удивительно, что бывшая женушка Студнева ее не научила, как действовать, сама-то она в этом смысле явно не промах, раз сумела провернуть операцию с отъездом, так что никто и не заметил.

И странно, что сама Зоя про это не догадалась, ведь, судя по Венику, хоть какое-то время она с мужчиной прожила, не ветром же ей сыночка надуло. Наверное, Зоя – полная и законченная дура, оттого Оксана ей и доверилась, что такая обмануть не сумеет, мозгов не хватит».

Так что ни до чего я не додумалась и призвала себя к порядку, то есть к работе.

До вечера все было тихо, а потом в мою дверь деликатно постучали – это вернулся с работы Сергей Сергеевич и зашел проведать Дусю. По крайней мере, так он сказал.

Дуся тут же пошла к нему на руки и замурлыкала, как будто у нее внутри заработал маленький мотор.

Студнев смущенно взглянул на меня и проговорил:

– Лидия, извините за то, что вам пришлось выслушать утром… я понимаю, как это было неприятно… Зоя – она такая невоспитанная женщина…

Знал бы он, что здесь творилось в его отсутствие!

– Почему вы все это терпите? – спросила я по возможности деликатно.

Он смутился еще больше, отвел глаза:

– Ну, вы понимаете, ее тоже можно понять. Ей тоже несладко приходится. Больная мать, с таким тяжелым характером… и сын… она воспитывает его без отца, а это непросто… наверное, поэтому она так болезненно на все реагирует…

И тут я решила открыть ему глаза на родственничков. Уж больно он добренький! Во всех видит хорошее! Так он и Чикатило пожалеет, оправдает его преступления тяжелым детством…

– А вы знаете, зачем она у вас поселилась?

– Конечно, знаю, она привезла мать на консультацию к врачу, а потом застряла из-за карантина…

– Ерунда! Это для вас они придумали такое оправдание, а на самом деле это ее ваша бывшая жена подговорила…

– Что?! – Он переменился в лице. – Кто подговорил?

– Ваша жена, Оксана…

Похоже, на этот раз он рассердился. Взглянул на меня исподлобья и проговорил:

– При чем здесь моя бывшая жена? Что вы вообще знаете про Оксану? Откуда вы можете знать?

Ну, мне уже ничего не оставалось, как продолжить сеанс разоблачения черной магии.

– Я слышала, как Зоя ей звонила. Я не собиралась подслушивать, это получилось случайно…

Ну, это не совсем правда, положа руку на сердце, я подслушивала, даже стаканом вооружилась, но Студневу это знать не обязательно.

– Кому звонила – Оксане? – переспросил он удивленно. – Не может быть, мне она говорила, что не знает ее теперешнего телефона!

– Ну, вам она много чего говорила, однако не всему можно верить. Особенно тому, что говорит эта Зоя. Так хотите услышать, о чем они говорили?

– Нет, не хочу! – гордо ответил Сергей Сергеевич, но тут же изменил намерения, опустил взгляд и тихо проговорил: – Ну, и о чем же?

– Зоя докладывала сестре, что не нашла того, что искала. Что перерыла всю квартиру, и кухню, и все остальные помещения, а сегодня пробралась в кабинет, но не успела там все обыскать, вы ее застали, можно сказать, на месте преступления…

– Так вот зачем они пробрались ко мне в кабинет!

– А вы что думали? Что они и правда хотели Дусю выпроводить? Больно они этим интересуются!

Дуся, услышав свое имя, насторожилась, подняла уши и взглянула на меня. Сергей Сергеевич машинально почесал ее за ухом.

– Все же я никак не могу поверить…

– Но вы догадываетесь, о чем шла речь? Догадываетесь, что именно Зоя ищет в вашей квартире?

Тут я опомнилась и решила, что зря я спросила, еще подумает, что я тоже интересуюсь с какой-то целью. Но Студнев ничего такого не заподозрил.

– Ну, пожалуй, догадываюсь… – проговорил он раздумчиво. – Но это просто семейная легенда…

– Легенда? – переспросила я. – Все же, что это может быть? Есть у вас предположения? Что такое «они»?

– Четки… – проговорил он неуверенно, как будто смущенно. – Четки Изабеллы Католической…

– Что? – снова переспросила я.

«Господи, уж не бредит ли он…»

– Четки… – повторил он, – это бусины, нанизанные на нитку, которые нужно перебирать во время молитвы…

Ну да, я вспомнила, что Зоя говорила своему сыночку: «Это такая штука, вроде бус…»

– Да знаю я, что такое четки! – проговорила я.

«Что уж он, совсем безграмотной меня считает!»

– Ну да, ну да, извините… так вот, в нашей семье была легенда, что к нашему далекому предку случайно попали четки, принадлежавшие Изабелле Кастильской.

Я хотела спросить, кто же это такая, но решила не показывать свою серость. Однако Студнев сам стал объяснять:

– Это королева Кастилии, в правление которой закончилось освобождение Испании от мавров, кроме того, в результате ее брака с королем Арагона Фердинандом вся Испания объединилась в одно государство. А еще в ее же правление Христофор Колумб открыл Америку и подчинил ее испанской короне…

– Ничего себе! – не удержалась я.

– Да, ее еще называли Изабелла Католичка.

– Да, но каким образом четки испанской королевы могли попасть в вашу семью?

– Это тоже удивительная история…

Студнев смущенно взглянул на меня и продолжил:

– В том же году, когда Испания изгнала мавров из последнего города – из Гренады, в том же году, когда Колумб открыл Америку, а именно в году тысяча четыреста девяносто втором от рождества Христова…

«Издалека начинает!» – подумала я.

А с другой стороны, ему хочется поговорить, так пускай себе, мне нетрудно послушать. А человеку приятно будет.

– В том же году королева Кастилии Изабелла и ее супруг Фердинанд под давлением главы святой инквизиции Торквемады издали указ, по которому все евреи Испании должны были в трехмесячный срок принять католичество или покинуть пределы страны. И большая часть испанских евреев во главе с министром двора доном Педро Абарбанелем покинула Испанию, переселилась в Италию, Германию и другие земли Европы. Это – исторический факт…

– Но при чем здесь эти четки, и какое отношение это имеет к вашей семье?

– Сейчас расскажу. Факты я вам изложил, а дальше начинается семейное предание. По этому преданию, королева Изабелла незадолго до изгнания заняла деньги у одного еврейского купца. Именно на эти деньги она снарядила экспедицию Колумба. А когда, повторяю, под давлением Великого инквизитора Томаса Торквемады она издала указ об изгнании евреев, королева все еще не вернула этот долг. Ее королевское достоинство не позволяло ей остаться в долгу перед изгнанником, и тогда в счет погашения этого долга Изабелла отдала купцу свои драгоценные четки.

– И что – этот купец был вашим предком?

– Так говорят. Но я повторяю – это не больше чем семейная легенда, сам я никогда не видел эти четки, да и отец мой тоже…

– Так, выходит, именно их пытается найти Зоя!

– Но этого не может быть… откуда она могла узнать о существовании четок?

– Говорю же – от вашей бывшей жены.

– Нет, это невозможно… за все время, пока мы жили с Оксаной, она ими совершенно не интересовалась. Если бы она хотела их найти – у нее тогда было куда больше возможностей, я никогда ничего от нее не скрывал, но она… как бы это сказать… она не слишком интересовалась всем этим, – он кивнул на стену, которая граничила с кабинетом.

– Но она слышала эту вашу семейную легенду?

– Ну, возможно, слышала… наверное, слышала – но в эту легенду никто всерьез не верил… я же говорил, что даже отец не верил.

– Ну, значит, что-то случилось, что заставило ее поверить. Во всяком случае, это я не могу объяснить.

«Вам лучше знать свою бывшую жену», – хотела добавить я, но удержалась. Незачем давить на больное, тем более что по всему получается, что жену свою Студнев совершенно не знал.

Что-то мне подсказало, что пора перевести разговор на другое, да и кошка Дуся вдруг спрыгнула на пол, замяукала и подошла к миске. Студнев спохватился, что кисонька голодная, и захлопотал.

Я легла довольно поздно, но сон все не шел. В поздних весенних сумерках комната, которая только что была обычной детской, с розовыми бантиками и плюшевыми медвежатами, превратилась в таинственную пещеру. По углам ее шевелились какие-то тени, что-то мерцало в полутьме, а заметнее всего сделались изразцы на печи.

Пешие и конные рыцари в сверкающих доспехах ожили, они подъезжали к средневековым замкам с зубчатыми башнями, дамы и кавалеры в старинных нарядах с круглыми пышными воротниками танцевали медленный величественный танец, с ними разговаривали мавры в тюрбанах и фантастических восточных костюмах.

На каменных ступенях стояла величественная женщина. Несмотря на строгий черный наряд, который был украшен только сверкающим распятием на груди, видно было, что она – истинная королева.

Перед ней стоял человек средних лет с короткой бородкой и лицом, обожженным тропическим загаром. Придворная одежда казалась на нем неуместной, словно с чужого плеча. Видно было, что ему куда привычнее стоять на капитанском мостике каравеллы с подзорной трубой в руке, вглядываясь в неизведанную даль, или высаживаться на таинственный остров, куда еще не ступала нога белого человека, чем беседовать с венценосными особами.

Однако он держался перед королевой уверенно и что-то ей с гордостью рассказывал, протягивая свернутую в рулон карту. Королева слушала его внимательно и милостиво улыбалась. А потом она отчего-то отвернулась, словно ее кто-то окликнул…

А потом королева исчезла, а на ее месте появилась крупная девочка в розовом платье, с добрым и некрасивым лицом. Она подбрасывала мяч и повторяла странную считалку:

Вдруг раздался резкий, тревожный звук – и я проснулась.

Собственно, только проснувшись, я поняла, что спала, и разбудил меня звук включившейся автомобильной сигнализации за окном.

Как и во сне, передо мной выступала из полутьмы старинная печь, ее бело-голубые изразцы словно светились в таинственных полупрозрачных сумерках.

И так же, как во сне, я увидела на одном из изразцов человека в средневековом наряде, с короткой испанской бородкой. Правда, на изразце не виден был его тропический загар, но зато был виден рулон, который он сжимал под мышкой, должно быть, свернутая карта.

В моем коротком сне он показывал эту свернутую карту королеве, которая ему милостиво улыбалась.

Теперь я поняла, кто изображен на изразце и кого я видела во сне – это был великий мореплаватель Христофор Колумб. И во сне я видела, как его после успешного плавания встречает королева Испании Изабелла Кастильская.

На соседнем изразце действительно была изображена величественная дама в строгом платье, с крестом на груди. Должно быть, это испанская королева. Только, в отличие от моего сна, королева смотрела не на Колумба, она повернула голову в другую сторону, словно не замечала мореплавателя…

«Непорядок», – подумала я.

Спать все равно уже не хотелось.

Я встала, подошла к печи и внимательно разглядела те два изразца, которые привлекли мое внимание.

Кошка Дуся, которая пристроилась рядом на подушке, подняла голову в удивлении – что это с тобой? Хорошо так лежали, дремали в тепле… странные эти люди, вечно им куда-то нужно…

Рисунки на изразцах были выполнены удивительно тонко и тщательно, я смогла различить гордость на лице Колумба и милостивую улыбку на губах королевы.

Взглянув на соседние изразцы, я с удивлением поняла, что они расписаны гораздо грубее, все рисунки на них условны, только издали они кажутся такими же тщательными и мастерскими.

Странно… почему бы это?

Может быть, мастер, который делал эту печь, хотел привлечь внимание к этим двум изразцам?

Они действительно приковали к себе мое внимание, такие они были красивые, живые, они даже казались теплыми…

Я невольно прикоснулась к изразцу с Колумбом, и он действительно показался мне теплым, как будто я дотронулась до живой человеческой руки.

Чтобы проверить свое ощущение, я дотронулась до другого изразца. Он был чуть холоднее.

Тогда, не убирая руку с того изразца, где был нарисован Колумб, я положила руку на второй – тот, где королева.

И этот изразец тоже показался мне теплым, как будто его нагрело солнце Испании.

Я слегка надавила на оба изразца…

И вдруг случилось неожиданное. Два изразца, к которым я прикасалась, перевернулись, как костяшки домино.

Сначала мне показалось, что на обратной стороне этих плиток были такие же рисунки – Колумб и королева, однако, внимательно приглядевшись к ним, я увидела, что королева теперь приветливо смотрит на Колумба, а мореплаватель протягивает ей тот свиток, который прежде был у него под мышкой. И свиток у него в руке развернут.

Приглядевшись к этому свитку, я поняла, что это не карта, как я подумала вначале.

Вместо очертания неведомых земель и таинственных островов на развернутом свитке было написано несколько цифр.

Это были не привычные нам арабские цифры, а римские, которыми принято обозначать порядковые номера королей и римских пап, а также столетия.

Я уже не раз говорила, что питаю слабость к цифрам и хорошо их запоминаю. Вот и сейчас римские цифры на изразце намертво отпечатались в моей памяти. Они были расположены столбиком, и цифры были вот какие:

XII VI

VII IX

XIV VIII

В переводе на обычные арабские цифры это выглядело так:

12 6

7 9

14 8

Сама не знаю зачем, я запомнила и римские цифры, и их арабские значения. А потом под влиянием неосознанного порыва я снова положила ладони на два особенных изразца и слегка нажала на них.

И изразцы снова перевернулись, рисунки на них приняли прежний вид – Колумб сжимал свиток под мышкой, королева отвернулась от него, как будто у нее были дела поважнее, чем открытие Америки.

Спала я долго, потому что сегодня была суббота. Так что разбудила меня кошка Дуся, которая в негодовании просто вцепилась когтями мне в волосы. Хорошо хоть не в глаза… Но, как оказалось, вовремя, потому что едва я успела накинуть халат в медвежатах, как в дверь постучали. Поскольку Дуся не проявляла признаков беспокойства, я распахнула дверь и увидела Студнева. В руках у него был большой серебряный поднос, уставленный контейнерами с едой.

– Вот, – сказал он и отчего-то вздохнул, – я заказал на дом. Принесли. Еще теплое.

Еду он заказал из итальянского ресторана, там была паста, пицца, еще какая-то рыба, парочка салатов.

Я покачала головой – в жизни двоим людям столько не съесть, но голод вдруг так скрутил желудок, что я выбросила из головы все мысли, кроме одной: как бы наесться.

Вся посуда была одноразовая, таким образом Студнев решил проблему.

– Посудомойку, – сказал он, – эти сломали сразу же.

Ну, я примерно так и думала, увидев в раковине гору грязных чашек и тарелок.

Мы долго ели, потом пили кофе, который он заварил сам и принес в кабинет, где разлил по двум красивым старинным чашкам.

Я за это время успела накинуть на себя кое-что поприличнее чужого халата.

И вот когда кофе был выпит, Сергей Сергеевич смущенно закашлялся, потом проговорил неуверенным голосом:

– Лидия, после нашего вчерашнего разговора я много думал… точнее, вспоминал… и вот я вспомнил один эпизод…

Он замолчал, опустил глаза.

Я взглянула на него удивленно. Что это с ним сегодня? Как-то он на себя не похож.

А он продолжил:

– Это было очень давно. Мне было, может быть, лет пять-шесть, не больше…

Он снова растерянно замолчал.

Я тоже молчала – хочет что-то сказать, пускай говорит, а я его подталкивать не буду.

– Я про тот случай много лет не вспоминал. Да я вообще не был уверен – на самом ли деле это было или приснилось мне. Но пожалуй, что было. Как-то раз я задремал в кабинете у деда, вот на этом диване, только обивка тогда была другая. И вот я вдруг проснулся и увидел, что дед стоит на скамеечке – у него была такая удобная скамеечка, чтобы доставать книги с верхних полок. Но он стоял не возле книжного шкафа, а возле печи, и что-то делал с изразцами. Я окликнул его, спросил: «Что ты делаешь?» А он повернулся, удивленно так взглянул на меня и сказал: «Спи, малыш! Ты ничего не видел, это тебе просто приснилось!» И вот, я поверил ему и заснул, и так и думал, что это был сон, но теперь мне кажется, что это было на самом деле… я так отчетливо вижу ту картину – дед на скамеечке и эти изразцы…

– Постойте! – перебила я его. – Но откуда печь в кабинете? Ведь она частично в детской и частично в коридоре!

– А, это сейчас так, после ремонта. А раньше кабинет был огромный, метров пятьдесят, это потом, когда я женился на Оксане, мы его разгородили и часть отвели под детскую. Но одна сторона печи, один ее бок остался в кабинете, он не виден, потому что закрыт книжным шкафом. Если хотите, могу показать…

– Да нет, зачем, не нужно! – запротестовала я, но Сергей Сергеевич уже загорелся, подошел к высокому книжному шкафу, уперся в него плечом, поднатужился…

– Де не стоит! – повторила я. – Это тяжело…

Ну, вот это было ошибкой. Студнев решил, что я сомневаюсь в его силе, и поднажал.

Шкаф со скрипом отъехал в сторону, и за ним действительно оказался отделанный изразцами печной бок.

Изразцы здесь были не хуже, чем в коридоре и детской, только опять другая тематика рисунков – вместо парусных кораблей, тропических островов или средневековых замков на этих плитках были пышные цветы и травы, а среди них разгуливали животные или удивительные, сказочные создания – грифоны и единороги, львы и лошади, волки и медведи. Все эти изображения были очень тщательно выписаны, они были, с одной стороны, очень выразительны, с другой же – наивны и бесхитростны, как детские рисунки.

– Какая красота! – проговорила я искренне.

Впрочем, в этой квартире было так много красивых вещей, что я уже перестала удивляться.

– Да, и правда, очень красиво, – согласился Сергей Сергеевич, разглядывая изразцы. – Надо же, я их уже лет двадцать, наверное, не видел…

Он попытался поставить шкаф на место, но это оказалось гораздо труднее, чем сдвинуть его. Шкаф прирос к новому месту, словно пустил там корни, и не хотел возвращаться.

Сергей Сергеевич взглянул на часы и ахнул:

– Ой, мне же нужно срочно ехать! У меня назначена важная встреча! Я уже опаздываю! Я потом поставлю шкаф на место…

– Сегодня же суббота… – машинально сказала я и тут же опомнилась: что это я себе позволяю? Мало ли с кем у мужчины может быть встреча? Он же не сказал, что встреча деловая, так что вполне может быть встреча личная.

Воображение тут же нарисовало картину: Студнев в маске выходит из машины, в спешке закрывает ее и почти бегом направляется в сквер или на площадь к какому-нибудь памятнику. А там ждет его женщина, тоже в маске. Рестораны, клубы и театры закрыты, так что встречаться можно только на свежем воздухе. В общем, у Сергея Сергеевича не встреча, а свидание.

Отчего-то эта мысль не пришлась мне по нраву.

Главное: в маске лица дамы не разглядеть, если знать, что уродина какая-нибудь, то можно успокоиться, а вдруг она молода и красива?

Тут я вспомнила, что все это придумала, так что вполне возможно, у Студнева, и правда, встреча деловая, поскольку не до амуров ему сейчас.

Да, воображение редко играет со мной такие шутки, почти никогда…

Студнев побежал к двери, потом заметил за шкафом Дусин хвост и попытался поймать кошку – но она решила, что хозяин с ней играет, и ловко спряталась между шкафом и стеной.

– Лидия, – смущенно проговорил Студнев, – можно вас попросить… мне уже некогда, а вы выманите кошку отсюда или присмотрите за ней, пока я не вернусь. Вот вам ключи, если сумеете выманить Дусю – закройте кабинет, хорошо?

– Нет проблем! – проговорила я легкомысленно.

Сергей Сергеевич поблагодарил меня и вскоре ушел.

А я попыталась выманить Дусю из-за шкафа, но кошка словно сквозь землю провалилась.

Я залезла в проем между шкафом и стеной, точнее – изразцовой печью.

Передо мной снова были плитки с чудесной росписью – львы и единороги, олени и жирафы, грифоны и дикобразы…

Вдруг в голове у меня зазвучала детская считалка:

Я вспомнила, что эту считалку декламировала девочка в моем сне. Странная рослая девочка со слишком детским, слишком наивным лицом… ну да, наверное, это Оля, приемная дочь Студнева… я слышала о ней, видела ее фотографии, вот и увидела ее во сне…

А считалка?

Я невольно взглянула на изразцы.

На одной из плиток среди цветов действительно гулял голубой единорог. Один. Ну, единороги и не пасутся стадами…

А на другой плитке резвились четыре поросенка. В точности как в считалке. Именно четыре, не больше и не меньше.

Я нашла еще одну плитку с поросятами, и их было тоже четыре, хотя рисунок был другой.

Интересно… а где здесь медведи?

Да вот же они, и их пять!

И семь горбатых стариков в смешных колпачках…

Вот оно что… каждая плитка – это не только картинка, но еще и число…

И тут я вспомнила переворачивающиеся плитки в детской и свиток в руке у Колумба. На этом свитке были аккуратно выписаны цифры. Точнее, числа – шесть чисел.

Я вспомнила их:

3 6 7 9 14 8

Что могут значить эти цифры?

Я уже не раз говорила, что люблю цифры, люблю всевозможные численные загадки и головоломки, кое-что знаю о шифрах. В частности, знаю, что для прочтения численного шифра нужен ключ.

Так, может, цифры на свитке Колумба – это и есть ключ, а сам шифр – здесь, передо мной?

Как это проверить?

Да очень просто!

Нужно перебрать все изразцы в том порядке, какой указан на свитке…

Первая цифра на свитке Колумба – 3.

Я без проблем нашла плитку, на которой три гусенка вперевалку шли к пруду. Кстати, такая плитка была только одна.

Я легонько нажала на эту плитку, и мне показалось, что она слегка спружинила, как компьютерная клавиша.

Так, что у нас следующее?

Шесть. Ага, а вот изразец, на котором шесть рогатых жуков ползают среди травы.

Нажала и на него…

Затем – семь.

Ну да, эту плитку я уже видела – семь старичков в забавных колпачках стоят вокруг кованого сундука, видимо, думают, как его открыть. Нажать и двигаться дальше…

Следующая цифра – девять.

Мне пришлось обследовать всю печь, пока я нашла изразец, на котором летали среди цветов девять крошечных эльфов.

Затем – четырнадцать дружно марширующих оловянных солдатиков, и наконец – восемь лошадей, запряженных в нарядную карету…

Я нажала на последний изразец.

И тут наверху, почти под самым потолком раздался негромкий щелчок, и одна из плиток сдвинулась в сторону. Под ней обнаружился темный проем. Небольшой проем в размер изразца.

Честно говоря, я не ожидала такого результата. Я искала изразцы с цифрами просто из любви ко всяким числовым головоломкам, мне хотелось разгадать шифр.

И вот – я его не только разгадала, я открыла тайник… тайник, о котором не знал хозяин дома…

Сердце мое взволнованно билось.

Снизу я не видела, что спрятано в тайнике. Он был выше моего роста.

Ну да, Сергей Сергеевич говорил, что дед забирался на скамеечку, когда делал с изразцами что-то секретное.

Что делать? Дождаться Студнева, чтобы он сам проверил содержимое этого тайника?

Но любопытство взяло верх. Мне так хотелось узнать, что там спрятано…

А может, там и нет ничего?

Я не смогу дотерпеть до возвращения Студнева, просто умру от любопытства.

Скамеечки, которой пользовался дед Сергея Сергеевича, в моем распоряжении не было. Но были стулья.

Я взяла один из них, приставила к печи, влезла на него и запустила руку в тайник.

И тут же нащупала внутри небольшой замшевый мешочек.

Ну что ж, тайник, по крайней мере, не пуст!

Я вытащила мешочек, дернула завязки, заглянула внутрь… и чуть не ослепла от скрывавшегося внутри сияния.

Это было ожерелье.

На тонком шелковом шнурке были нанизаны крупные, чуть розоватые жемчужины, чередующиеся с прозрачными, как родниковая вода, бусинами из горного хрусталя. А в центре находилась полураспустившаяся роза, искусно выточенная из полупрозрачного, небесно-голубого камня. Что это – сапфир?

Нет, поняла я, это не ожерелье. Это католические четки. Те самые четки, о которых рассказывал мне Студнев. Четки королевы Изабеллы Кастильской.

Вот, значит, как все обернулось. Это не миф и не легенда, четки действительно существуют, они очень старые и много лет хранились в семье Сергея Сергеевича. Их никогда бы не нашли, если бы не я…

Я сопоставила все рисунки и разгадала шифр, я всегда отличалась умом и сообразительностью.

Тут же в голове прорезалась мысль: «Не зарывайся! Не в твоем положении расслабляться и почивать на лаврах. Вспомни прошлую жизнь…»

«Она закончилась, и никогда больше не вернется, – сказала я себе по возможности твердо. – И доказательство у меня в руках».

Я слезла со стула, прижимая четки к груди.

Что делать? Положить их обратно, в тайник, и потом показать их Студневу?

Но я не могла расстаться с четками, мне хотелось чувствовать их, осязать их живое тепло. Да и потом – как оставить их без присмотра? Вдруг Зоя со своим отпрыском проберутся сюда?

Тут из-под письменного стола вышла Дуся.

Ей, видимо, стало скучно прятаться, тем более что ее никто не искал. Она подошла ко мне и потерлась об мои ноги.

Я подхватила ее и вышла из кабинета – пойду к себе, в детскую, там и дождусь Сергея Сергеевича…

Я повернулась к двери, чтобы запереть замок – и вдруг услышала за спиной злобное шипение:

– Наш-шла?!

Я резко обернулась – и увидела Зою.

– Знала я, что ты здесь не случайно крутилась! Выведывала, вынюхивала, подслушивала!..

Зоя надвигалась на меня, размахивая какой-то короткой дубинкой. При ближайшем рассмотрении это оказалась обычная кухонная скалка. Между прочим, серьезное оружие ближнего боя, ничуть не хуже пресловутой бейсбольной биты.

Если она приложит меня этой скалкой по голове, как минимум, сотрясение мозга обеспечено…

Зоя занесла скалку для удара, замахнулась… я отшатнулась, пытаясь уклониться. Ко всему прочему, у меня были заняты руки – я прижимала к себе кошку, да еще держала четки.

Еще мгновение – и тяжелая скалка придет в соприкосновение с моей головой…

Но тут раздался боевой мяв, и Дуся прыгнула на Зою, выставив вперед все четыре когтистые лапы.

Зоя завопила благим матом и попятилась, а Дуся приземлилась ей на голову и принялась за дело. Все знают, что не стоит иметь дело с разъяренной кошкой, не зря у нее в предках ходили саблезубые тигры.

Дуся сидела у Зои на голове и драла ее когтями, драла здорово, уже показалась кровь.

Зоя кричала от боли, она выронила скалку, но все еще пыталась дотянуться до меня и вырвать четки. Я хотела спрятаться в кабинете (не подумайте, что боялась эту фурию, просто надо было поберечь четки), но замок был закрыт, а ключ куда-то закатился.

Тут у Зои появилась группа поддержки: на шум в коридор выскочил Веник, за ним поспешала бабка, опираясь на свою палку.

– Сынок! – истошно выкрикнула Зоя. – Помоги мне! Сними с меня кошку!

Веник, однако, не обратил на нее внимания. Его маленькие глазки, в которых полыхали жадность и злоба, были прикованы к четкам в моих руках, он тянулся к ним и бормотал:

– Отдай! Отдай! Это мое!

– Размечтался! – Я отскочила и попыталась ударить его ногой, но Веник с неожиданной ловкостью увернулся и двинулся ко мне, загоняя меня в угол.

С другой стороны на меня наступала старуха, угрожающе размахивая палкой. Только Зоя была временно выведена из строя – кошка с шипением драла ее когтями. Зоя пыталась оторвать ее, но та вцепилась еще сильнее, и кровь уже лилась по лицу.

Четки очень мешали в драке, потому что я боялась их повредить. И тут они упали на пол, Веник издал рык голодного льва (или, скорее, бегемота) и наклонился, чтобы схватить их. Я же, освободившейся рукой вырвала у старухи палку (если вы думаете, что это было легко, то глубоко ошибаетесь, бабка была здорова, как боевой слон) и с размаху двинула Веника по голове.

Да, другого бы я оглушила, а этому хоть бы что, у него там, наверное, монолит. Он даже не охнул, только все тянул руки к четкам, так что мне пришлось ногой отправить их в дальний угол.

Не вставая с колен – куда ему с таким весом, Веник боднул меня головой, так что потемнело в глазах и я отлетела в сторону, оказавшись зажатой в угол между стеной и изразцовой печью, отступать было некуда. Веник все же вскочил на ноги и ринулся на меня.

Но тут у него за спиной раздался гневный голос:

– Ты, мразь мелкая, отстань от женщины, лучше ко мне повернись!

Веник испуганно вздрогнул и обернулся.

В коридоре за его спиной стоял неизвестно откуда появившийся Сергей Сергеевич.

Веник замахнулся на него – но Студнев нанес ему классический удар в челюсть, и Зоин великовозрастный отпрыск грохнулся на пол. Я такое раньше видела только в кино. Ну, надо же, а с виду Студнев – такой мямля и рохля, фамилии своей соответствует…

Тут к Студневу подскочила старуха и замахнулась на него палкой, которую когда только успела подобрать, но Сергей Сергеевич перехватил палку и вырвал у нее из рук. Бабка завертелась на месте, хлопая глазами и разевая рот, как выброшенная на берег рыба.

В это время Зоя умудрилась-таки сбросить кошку и в пароксизме пресловутого материнского инстинкта бросилась к своему поверженному дитяте.

– Веник, Венечка, золотко мое! – лепетала она, пытаясь привести его в чувства. – Этот изверг тебя убил!

Венечка только булькал в ответ.

Зоя повернулась к Сергею Сергеевичу и прошипела:

– Ты за это ответиш-шь! Ты на десять лет сядеш-шь!

– Разбежалась! – оборвал ее Студнев. – Ничего твоему придурку не сделается! Давно надо было его как следует приложить!

Веник тем временем очнулся, но всячески изображал страдание, стонал и закатывал глаза.

Я с удовлетворением заметила, что челюстью он владеть не может.

– Все равно ты сядешь! – шипела Зоя.

– Все! – рявкнул Студнев. – Мое терпение лопнуло! Быстро собирайте вещи, или я сейчас вызову полицию! Чтобы через двадцать минут и духу вашего здесь не было!

– Что?! – Зоя вскочила и выпучила глаза. – Полицию? Ты с ума сошел? С какой стати?

– А с такой, что вы с твоим Веником и мамашей меня обкрадываете! Вон, посмотри, что у твоего сыночка из карманов выпало! – Студнев ткнул пальцем в какие-то блестящие побрякушки, валявшиеся на полу возле Веника.

– Это – мои золотые запонки, они из моего письменного стола пропали… а это – ценная римская монета из коллекции деда, она там же лежала…

– Я только посмотреть хотел… – захныкал Веник. – Я такого никогда не видел…

Говорил он очень невнятно и держался за челюсть, а вот не лезь, куда тебя не просят!

– Молчи, дурак! – шикнула на него Зоя, а бабка мигом улепетнула в гостиную. Знает кошка, чье мясо съела! Надо же, а притворялась, что в полном маразме!

– В общем, так, – оборвал ее Студнев. – Я повторять не буду. За двадцать минут вы не успеете, но чтобы через час вас здесь не было, иначе я немедленно вызываю полицию. И смотрите – если за это время еще что-то из моих вещей пропадет, вам мало не покажется! Я еще разберусь, зачем вы втерлись ко мне в дом!

– Но, Сережа, ты же не можешь выгнать на улицу старую больную женщину… – захныкала Зоя, размазывая по лицу кровь и указывая трагическим жестом на свою мамашу. То есть, на то место, где она только что стояла, а теперь из гостиной уже орал телевизор, опять бабка взялась за старое.

– Еще как могу! – отрезал тот. – Только что эта старая больная кикимора так ловко орудовала своей палкой – я ее еле сумел обезоружить! В общем, все! Время пошло!

– Сережа, мы не виноваты! – Теперь голос Зои стал жалобным. – Это все Оксана! Это все она! Это она уговорила нас… уговорила приехать к тебе и поискать в квартире четки…

– Ну-ка, ну-ка… расскажи, откуда Оксана узнала об этих четках! Пока она жила здесь, четки ее не интересовали!

– Ну… – Зоя потупилась. – Она там, в Америке, познакомилась с одним богатым стариком, антикваром…

Оксана умела находить общий язык с людьми, умела, когда нужно, включать свое обаяние и втираться к ним в доверие, во всяком случае, к людям богатым и влиятельным. А этот старик с самого их знакомства проявлял к ней явный интерес.

Однако вскоре Оксана узнала, что интерес к ней богатого старого антиквара связан не с ее богатым внутренним миром и даже не с яркой внешностью.

Разговорившись с Оксаной, мистер Дэвидсон (как звали антиквара) признался Оксане, что его заинтересовала ее фамилия.

Разведясь с Сергеем Студневым, Оксана из каких-то своих соображений не стала менять фамилию, вот на эту фамилию антиквар и обратил внимание.

– Студнев – это ваша девичья фамилия?

– Нет, это фамилия моего первого мужа. А почему она так вас заинтересовала?

И мистер Дэвидсон рассказал Оксане, что больше пятисот лет назад, когда евреи были изгнаны из Испании по приказу королевы, среди них был богатый купец и финансист дон Аврахам (или Абрахам) Санчес де Студнис. После изгнания дон Аврахам поселился в Нидерландах, откуда два века спустя его потомки по приглашению русского царя Петра перебрались в Россию.

В России фамилия приезжих изменилась, Студнисы стали зваться на русский лад Студневыми.

– Так что, возможно, ваш первый муж происходит от тех самых Студнисов…

– Возможно, – согласилась Оксана, не проявив, однако, большого интереса к происхождению бывшего мужа.

Мистер Дэвидсон, однако, не почувствовал, что собеседница скучает, и продолжал:

– Уезжая из Испании, дон Аврахам Студнис увез уникальное сокровище – четки-розарий королевы Изабеллы Кастильской. Королева дала их купцу в качестве залога за денежный заем, который ей понадобился, чтобы оплатить экспедицию Колумба, расплатиться она не смогла, и четки остались в руках кредитора.

В Голландии, где всегда знали толк в редких драгоценностях, ходило немало слухов о знаменитых четках. Студнисы понимали их ценность, они не продавали четки, но иногда использовали их в качестве залога при крупных торговых сделках, так что четки помогли им успешно вести дела, при этом оставаясь в собственности семьи.

В этом месте рассказа Оксана, которая хотела уже вежливо отделаться от старого пня, отчего-то передумала и принялась слушать с большим вниманием.

Когда Студнисы переехали в Россию, они, разумеется, взяли с собой семейную реликвию, и да и самой революции кто-то из друзей семьи нет-нет и упоминал четки кастильской королевы. После революции они бесследно исчезли – возможно, Студнисы их продали, а может быть, четки пропали во время какого-нибудь обыска или налета.

– Ваш муж никогда не говорил об этих четках? – спросил мистер Дэвидсон в завершение разговора.

Оксана вспомнила семейное предание, о котором не раз слышала от мужа и которому она прежде не придавала значения. Про четки речи не шло, говорилось об изумительно красивой и ценной вещи, которой когда-то владела семья.

Оксана к этим разговорам относилась весьма критически и недоверчиво, про предков мужа никогда не расспрашивала, а теперь пожалела об этом.

Сейчас она ответила антиквару уклончиво, но в свою очередь спросила – как бы из чистого любопытства, – сколько эти четки могут стоить.

– Ну, – протянул антиквар задумчиво, – это вещь совершенно уникальная, можно сказать, бесценная… ведь ее история связана не только с Изабеллой Католической, королевой, объединившей Испанию, но и с открытием Америки, ведь именно на их стоимость была оплачена экспедиция Колумба…

– Так все же – сколько они стоят?

– Ну, такие вещи продаются исключительно с аукциона, и я уверен, что начальная стоимость составила бы не меньше десяти миллионов долларов, а уж за сколько они ушли бы – можно только гадать…

Услышав такие суммы, Оксана с трудом сдержала волнение. Выходит, она несколько лет жила рядом с сокровищем и ничего не сделала… Хотя, конечно, это еще неточно…

Расставшись с антикваром, она немедленно связалась со своей двоюродной сестрой.

– Она мне позвонила и велела приехать сюда, – нехотя призналась Зоя, – якобы маме нужно лечение… втереться к тебе в доверие и обыскать квартиру. Если бы мы нашли эти четки – она обещала мне процент от их стоимости. Большой процент… чужому человеку она не могла довериться, а я – сестра как никак, хоть и двоюродная…

– Лично я бы тебе и копейки не доверила! – прокомментировала я ее слова. – Потому что ты – полная дура! Впрочем, может быть, именно поэтому Оксана к тебе и обратилась…

Зоя ничего не ответила, только бросила на меня полный ненависти взгляд. Зато Студнев посмотрел со значением – мол, права ты на все сто процентов, так оно и есть.

Он подобрал четки и осмотрел их, затем перехватил взгляд Зои и нахмурился.

– Вы еще здесь? Сейчас сам шмотки в окно выброшу!

Зоя заныла, что у нее кровавые раны, а у Веника болит голова, и что у них нет даже денег на билеты, и что ходят ли вообще поезда, и куда они с больной матерью на ночь глядя…

Мне надоело это слушать, я взяла кошку и ушла в детскую.

Дуся распушилась и была примерно раза в три больше своего обычного размера. Глаза ее горели, она издавала утробное урчание.

Чтобы ее успокоить, понадобилась двойная порция корма, затем я долго ее гладила и говорила, какая она умница и молодец.

Королева сидела в резном золоченом кресле в окружении нескольких придворных, как вдруг дверь широко открылась, и в покои вошел высокий, слегка сутулый монах в белом облачении доминиканского ордена. Лицо его, широкое и грубое лицо простого кастильского крестьянина, было взволновано.

– Вы заняты, ваше величество? – спросил он, скромно склонившись. – Я зайду попозже…

– Нет, дон Томмазо, для вас я всегда свободна! – Изабелла властным жестом отпустила придворных, и они поспешно покинули покой, оставив королеву наедине с ее всемогущим духовником, Великим инквизитором Томасом Торквемадой.

– Слушаю вас, дон Томмазо!

– Помнится, – начал монах тихим голосом, с обманчивым смирением, – помнится, ваше величество обещали мне, что к следующему Рождеству на священной земле Кастилии, а также в Валенсии и Арагоне не останется ни одного иудея.

– Так и будет, дон Томмазо, так и будет.

– Вы обещали это не мне, – продолжал инквизитор, словно не расслышав реплику королевы. – В моем лице вы обещали это Господу нашему, вы обещали это святой нашей Матери, Католической Церкви, и слова ваши запечатлелись на небесах!

Голос Торквемады возвысился и окреп, теперь он звучал так, как будто монах говорил не с единственной слушательницей, а с полным людей собором.

– Я обещала вам – и я это выполню…

– Кто я такой, чтобы сомневаться в ваших словах?

– Что же тогда беспокоит вас, дон Томмазо?

– Меня беспокоят дошедшие до меня слухи. Мои информаторы говорят, что один из этих подлых еретиков похваляется, будто его не коснутся гонения, будто он останется в Испании, потому что одолжил вам деньги на экспедицию Христофора Колумба.

– Я и правда заняла у него деньги на это в высшей степени богоугодное дело. Мне больше негде было взять их, вы ведь знаете, дон Томмазо, что наша казна опустошена войной с маврами…

– Это не должно помешать вам очистить священную землю Испании от мерзкой ереси!

– Не беспокойтесь, дон Томмазо, все будет доведено до конца. Но прежде мне нужно расплатиться с кредитором. Ведь я не могу нарушить свое королевское слово.

– Слово, данное еретику, не имеет законной силы перед лицом Господа!

– Мне казалось, что слово есть слово, особенно если это слово государя. Но даже если вы правы и мне позволительно нарушить обещание – в руках кредитора остался залог, который мне чрезвычайно дорог. Это розарий, четки, подаренные мне отцом, и мне не хотелось бы их утратить…

– Ваше величество знает, как вернуть четки. Пошлите в дом еретика графа Вальдеса с людьми, пусть они перевернут все вверх дном и найдут четки.

– А если не найдут?

– Если не найдут – пусть допросят самого еврея и его домочадцев с пристрастием. Я могу научить его людей, как это делается. Если сами они не сумеют – я могу послать к ним моего человека, весьма опытного в таких делах. Уверяю вас, они узнают все, что нужно.

– Будет ли это добрым делом в глазах Господа?

– Несомненно! Вы знаете, ваше величество, что цель оправдывает средства, а цель у нас самая благая. Всякое деяние допустимо, если оно совершается к вящей славе Господней.

– Что ж, пусть будет по-вашему.

Наконец шум в коридоре затих, дверь хлопнула, и через некоторое время Студнев постучался к нам с Дусей.

– Ушли! – Он перевел дух. – Неужели насовсем? Просто не верю своему счастью. Пошли хоть чаю попьем, устал, как будто вагоны с углем разгружал!

На кухне царил форменный кавардак, и было пустовато, было такое чувство, что Зоя прихватила кое-что из посуды и серебряную поварешку.

Ну, Бог ей судья.

Студнев, естественно, ничего не заметил, а я не стала ничего говорить – не мое это дело.

Он положил на стол четки, и мы долго смотрели на них. И я почувствовала, что со мной что-то происходит. Что впереди у меня и правда новая, совсем другая жизнь, что прошлая жизнь закончилась и никогда больше не вернется.

– Лидия… – Студнев положил свою руку на мою, – я хотел вам сказать, что я…

– Я тоже хотела вам кое-что сказать… – Я решила признаться, что устроилась к нему в офис по чужому паспорту, и рассказать про Зеленцова.

В конце концов, сколько можно жить под чужим именем! И не нравится мне имя Лидия, тем более что ее обладательница умерла не своей смертью, а это – плохая примета.

Я помолчала, собираясь с мыслями, и Студнев тоже молчал. Мужчины всегда долго собираются перед тем, как сказать важное. С другой стороны, ну что такого он может мне сказать? Что я ему нравлюсь? Это и так видно. Или что он мне очень благодарен за кошку и четки? Хотя нет, насчет этого он бы не колебался, а тут мнется.

Вообще-то он славный, а сейчас особенно. Лицо такое… видно, что человек ничего и никого из себя не строит, вот такой и есть.

– Лидия… – снова начал он, – Лида…

Ой, нужно ему признаваться, что я не Лидия! Он-то, конечно, будет шокирован и, возможно, не станет говорить мне, что хотел. Еще бы, он такой законопослушный и честный, а я…

Но отчего-то мне не хотелось начинать свои признания, так мы и сидели, глядя друг на друга.

Между мной и Студневым… между мной и Сергеем одна за другой протягивались какие-то невидимые ниточки, как в той детской игре – кажется, она называется «кошачья колыбель», когда игроки перекладывают с рук на руки воздушный, кружевной узор из тонких веревочек. И каждое наше слово, а особенно каждая пауза словно добавляли что-то в этот невидимый узор…

И вдруг в дверь квартиры позвонили.

Сергей вздрогнул, на его лице проступил испуг, смешанный с отвращением.

– Они что-то забыли… – пробормотал он, скривившись.

– Я их выпровожу! – Я встала и хотела пойти к двери, чтобы прогнать этих родственничков.

– Сиди! – остановил меня Сергей. – С ними я сам должен разобраться, это мой крест.

Он вышел в прихожую. Оттуда донесся скрип двери.

Я ждала каких-то слов, очередного препирательства, но из прихожей не доносилось ни слова, только послышался странный звук, будто там что-то упало.

Почувствовав смутное беспокойство, я выглянула в коридор.

На полу возле двери в нелепой позе лежал Сергей, не подавая признаков жизни, а над ним…

Над ним склонился человек, в чьей сгорбленной фигуре было что-то от огромной хищной птицы, точнее, от падальщика, вроде коршуна или грифа. Или, скорее, огромного черного ворона.

Я узнала эту фигуру… тень из моего прошлого. Узнала мгновенно, и желудок свело судорогой, а сердце остановилось. То есть оно, конечно, билось, только я перестала его ощущать.

Человек у двери выпрямился.

В руке, похожей на когтистую лапу хищной птицы, он сжимал электрошокер.

Теперь всякие сомнения отпали. Да их и не было никогда. И все идиотские надежды и измышления тоже отпали. Никогда мне не избавиться от прошлого, вот оно, это прошлое, вот этот человек, который настигнет меня где угодно, под водой и под землей и в воздухе тоже. На другом конце света, на Луне и на Марсе, в другой галактике…

Этот высокий, сутулый мужчина с длинными иссиня-черными волосами, крючковатым носом, усиливающим сходство с хищной птицей, и глубоко посаженными зелеными глазами. Хотя на лице у него была обычная по нашим временам защитная медицинская маска, не узнать его было невозможно.

Я прерывисто вздохнула.

Прошлое, которого я так боялась, от которого бежала все последние недели и о котором благополучно забыла только сегодня, нагнало меня, схватило за горло.

И, как и прежде, оно сковало меня, лишило сил, лишило собственной воли.

Я застыла, словно превратилась в соляной столб.

Ко мне как будто снова вернулись те ужасные дни, те беспросветные ночи, заполненные ужасом и беспомощностью.

Отчего-то он зверел ночью, особенно в лунные ночи, так что я с тоской смотрела на небо – ясная ли будет ночь, не набегут ли, на мое счастье, облака…

Хотя и в безлунные ночи мне тоже доставалось, но тогда он просто меня бил – раздавал пощечины, хлестал ремнем, хватал за волосы и пытался пробить моим лбом стену.

В ясные лунные ночи он креативил, то есть выдумывал всевозможные пытки – привязывал меня к стулу и капал на темечко ледяной водой, зажимал руки в тиски, насыпал за шиворот муравьев и тому подобное.

Воображение у него работало отлично, он редко повторялся. Но никогда он не доходил до конца, всегда прерывал пытки до того, как повредить мне какой-нибудь орган: если тиски, то не ломал пальцы, если душил, то всегда останавливался перед тем, как переломать шейные позвонки, если топил в ванной, то всегда тщательно следил, чтобы я не задохнулась насмерть. И по лицу бил больно, но так ловко, что не оставалось следов.

На свою беду, я уродилась здоровой и крепкой, пытки не подсадили мне сердце и не свели с ума, хотя он этого упорно добивался.

Как назло, в том южном городе, куда он увез меня после свадьбы, было много ясных теплых ночей. Жили мы в отдельном большом доме, и окна он всегда держал закрытыми, так что моих криков никто не слышал.

Днем он уходил куда-то или сидел у себя в комнате, а я пыталась зализать раны, спала тяжелым сном или лихорадочно придумывала способы бегства.

Делать по дому он мне ничего не позволял после того, как я спрятала в спальне нож и пыталась ему угрожать. Нож он легко вырвал, накалил его на свечке и выжег у меня под грудью клеймо. Еще смеялся: «Скотину, – сказал, – метят, теперь тебя узнают и вернут мне».

Это был единственный след, который он оставил на мне после пыток. Шрам давно зажил, но след остался не только на коже, но и в душе, и как это я успела про него забыть…

Я почувствовала, что вся жизненная энергия уходит из меня, в голове шумело, ноги дрожали. Я смотрела на этого человека и понимала, что все кончено.

– Ну, здравствуй! – проговорил Глеб насмешливо. – Это я. А ты, похоже, ждала кого-то другого? А это что – твой новый дружок? Твое новое увлечение? – Он пнул ногой неподвижное тело Сергея, перешагнул через него.

– Ты что, и правда думала, что сможешь убежать от меня? Думала, что я тебя не найду?

– Я… я ничего такого не думала… – пролепетала я, пятясь под злобным, пристальным взглядом его зеленых глаз.

Надо же, когда-то давно, в прежней жизни, эти глаза казались мне красивыми. Да, Глеб умел произвести впечатление на девушку… когда хотел.

А потом… потом эти глаза не вызывали во мне ничего, кроме страха. Ледяного, парализующего, лишающего воли страха. И этот страх снова настиг меня…

– Это твой любовник? – Глеб презрительно покосился на Сергея, и зеленые глаза сверкнули.

– Нет, ничего подобного! – поспешно проговорила я, понимая, что от моих слов зависит жизнь Студнева. – Это мой сослуживец, начальник… у нас ничего нет… ничего такого…

– Что же ты делаешь в его квартире?

– Ну, ты ведь знаешь, офисы сейчас закрыты, а мне нужно было обсудить с ним работу…

– Вижу, что ты врешь! – каркнул он и сделал еще один шаг ко мне. – Впрочем, мы с тобой еще поговорим, у нас есть время. Где вы были – там? – Он указал на дверь кухни.

Я ничего не ответила, но ему и не нужен был ответ. Он втолкнул меня на кухню, вошел сам и быстро огляделся.

И первое, что он увидел, – были испанские четки, которые Сергей оставил на столе.

В зеленых глазах вспыхнуло изумление, затем – недоверчивая радость. Он протянул руку и схватил четки своими темными скрюченными пальцами, своей когтистой лапой хищной птицы.

Долгую, бесконечно долгую минуту он всматривался в них, словно впитывая их сверкающую красоту, потом запустил руку себе под рубашку и вытащил другие четки – примерно такой же длины, они были составлены из одинаковых черных бусин.

Приглядевшись, я поняла, что каждая бусина представляла собой маленький человеческий череп с пустыми провалами глазниц, искусно вырезанный из черного дерева.

Теперь Глеб держал в правой руке сверкающие четки испанской королевы, а в левой – свои, черные. Он переводил взгляд с одних на другие, и выражение его лица непрерывно менялось, как будто на моих глазах менялась его душа, как будто передо мной проходила целая вереница людей, скрывавшихся под этой телесной оболочкой.

Он посмотрел на меня – но увидел кого-то совсем другого, и сам стал совсем другим человеком. И этот другой проговорил, прошипел незнакомым голосом, голосом, словно пришедшим из другой страны, из другого, давно минувшего времени:

– Сес-стра… вот мы и вс-стретились…

Как ни была я испугана, я вытаращила на него глаза – какая еще сестра? Он что – окончательно сошел с катушек? Впрочем, мне от этого легче не станет…

Тут он вздрогнул и опомнился, осознал, где находится.

Он снова увидел меня, и в зеленых глазах мелькнула какая-то новая мысль. Он резким толчком усадил меня на стул, затем озабоченно оглядел кухню, не нашел ничего более подходящего, чем грязное кухонное полотенце, и этим полотенцем связал мои руки за спиной.

Как и прежде, в самые страшные дни, я не могла ему сопротивляться… Он умел меня гипнотизировать, подавлял мою волю, рядом с ним я не могла ни о чем думать, казалось, что голова подобна пустой кастрюле – суп съели, и кастрюлю вымыли горячей водой с мылом…

Но сейчас руки и ноги мне не повиновались, но голова… голова работала, как всегда. Однако, поймав подозрительный взгляд Глеба, я прикрыла глаза и постаралась сделать отрешенный вид. На всякий случай. Не зря же я очень долго тренировалась перед тем, как сбежать из его проклятого дома.

Все же Господь наградил меня некоторым умом и здоровой психикой. Потому что я не рехнулась окончательно от страха и боли и не пыталась покончить жизнь самоубийством. Не пыталась я бежать, в голову не приходили такие глупости, как выскочить в окно в чем есть (а дома ходила я в пижаме и домашних тапочках, он забирал всю мою одежду) и молить о помощи, громко крича.

Во-первых, дом его стоял на отшибе, соседей рядом не было, да я их и не знала. А во-вторых, даже если бы кто-то и помог мне, то есть довез до ближайшего отделения полиции, то меня тотчас вернули бы мужу. Он сообщил мне это буквально на следующий день после того, как избил в первый раз. У меня не было ни денег, ни документов, так что далеко бы я не ушла. А наказание последовало бы суровое.

Как ни странно, меня поддерживала злость. Злилась я на себя. Как можно было так вляпаться? Как можно было не разглядеть в нем такое…

И сейчас, как можно было расслабиться и надеяться, что он меня не найдет?..

Но сейчас я, кажется, мало его интересовала, он впился глазами в четки и не выпускал их из рук.

– Это большая удача! – проговорил Глеб, внимательно разглядывая четки. – Пятьсот лет Четки Дня и Четки Ночи были разделены, и наконец они встретились! Теперь воцарится вечная ночь! Власть сосредоточится в руках Короля Ночи, в моих руках!

Я смотрела на него во все глаза. Таким я его еще не видела, а думала, что хорошо его изучила. За без малого два года замужества я изучила его вдоль и поперек, знала, что он скажет или сделает в любую минуту. Не могу сказать, что это мне сильно помогало, иногда бывало еще хуже. Сидишь полдня и ждешь, когда он придет.

После того, как заклеймил меня раскаленным ножом, он нанял домработницу – жуткую тетку огромного роста, к тому же еще и глухонемую. И все равно, уходя, он запирал меня в спальне. Тетка приносила поесть или попить, когда я стучала в дверь. На лице у нее не отражалось ничего, так что мне даже не приходило в голову к ней обращаться с просьбами.

Сейчас Глеб впился глазами в четки и бормотал что-то негромко, невнятно, на незнакомом языке.

А я услышала в прихожей тихий стон.

И вспомнила, что там лежит Сергей, и поняла, что от меня зависит сейчас не только моя жизнь, но и его. Так что хватит воспоминаний, от них только хуже делается.

Я не имею права сдаваться… Мне нужно с ним справиться.

Хорошо, что он сейчас занят четками.

Незаметно оглядевшись, я кое-что придумала.

На мне были кроссовки на каучуковой подошве, Глеб был в кожаных ботинках…

– Пить… – проговорила я хриплым голосом и свесила голову вниз, как будто у меня не осталось сил. – Пожалуйста, дай мне воды!

– Что? – Глеб взглянул на меня удивленно, как будто вдруг заговорил предмет мебели.

Похоже, он был так увлечен своим безумным монологом, что забыл о моем существовании.

– Пить, я хочу пить! Воды! У меня горло пересохло! Неужели ты пожалеешь для меня глоток воды?

В голосе моем была подлинная страсть, сама даже от себя не ожидала такого.

– Что я, по-твоему, садист? – спросил он вполне искренне.

А кто же еще?

Он огляделся по сторонам.

Стакана или чашки на виду не было, зато был большой хрустальный кувшин с кипяченой водой. Правда, у меня было сильное подозрение, что воду эту кипятили еще до появления в квартире родственничков, но в данном случае это было не важно.

Глеб взял этот кувшин и поднес его к моим губам.

Поднес близко – но так, чтобы я не могла дотянуться, чтобы еще больше мучилась от жажды…

На это-то я и рассчитывала.

Я мотнула головой, дернулась, как будто от удара, и выбила кувшин из его рук.

Кувшин разлетелся на сотни сверкающих осколков, вода разлилась по полу.

– Ты что? – проговорил он раздраженно, стряхивая воду с брюк. – Ты с ума сошла? Тебе же хуже! Мучайся теперь от жажды! Сама виновата!

Он хотел отойти, но я приподнялась, наклонилась к столу и лбом столкнула с него электрический тостер, провод которого был вставлен в розетку.

Какое счастье, что Зоя не позарилась на тостер, он был недорогой, она предпочла прихватить серебряный половник и солонку.

Тостер упал на пол, в лужу, образовавшуюся из разбитого кувшина.

Раздался сухой треск короткого замыкания. Тут же сработал предохранитель, электричество вырубилось, но доли секунды хватило – Глеба ударило разрядом, и он без чувств свалился на пол.

Если вы думаете, что я закричала от радости, то сильно ошибаетесь. Это было еще даже не полдела, а четверть.

Теперь все зависело от моей расторопности и ловкости.

Я вскочила со стула, изогнулась, подтянув колени к подбородку, переступила через связанные руки.

Это было очень трудно, но я справилась. Говорила же, что я тренировала не только память и внимание, сидя у него взаперти, но и ловкость и гибкость.

Теперь руки были впереди.

Я вцепилась зубами в узел, торопливо потянула на себя, косясь на Глеба.

Он застонал и пошевелился, но я успела развязать узел.

Теперь мои руки были свободны.

Стемнело, когда отряд вооруженных людей в черных плащах бесшумно окружил дом дона Аврахама. Граф Вальдес, возглавлявший этот отряд, подал знак, и его подчиненный постучал в дверь рукоятью меча.

Некоторое время в доме было тихо, но затем раздались шаркающие неуверенные шаги, и за дверью послышался старческий голос:

– Кто здесь?

– Откройте именем королевы Изабеллы! – проговорил Вальдес.

– Почем я знаю, что это и впрямь люди королевы, а не лихие разбойники?

Граф подал новый знак, и двое дюжих солдат подхватили тяжелое бревно и ударили в дверь. Крепкая дверь выдержала первый удар, и второй, но после третьего затрещала и слетела с петель.

Солдаты ворвались внутрь.

За дверью стояла перепуганная полуслепая старуха.

– Где твои хозяева? – суровым голосом спросил Вальдес.

– Кто же их знает? – прошамкала старуха беззубым ртом. – Далеко, должно быть… они уехали на рассвете… собрали все добро, погрузили на лошадей и мулов и уехали…

Граф Вальдес переглянулся со своим лейтенантом и проговорил разочарованно:

– Мы опоздали… птичка улетела…

– Может быть, еще не поздно. У них большой обоз, они не могут ехать быстро. Мы можем перехватить их в Кадисе, все корабли еретиков отплывают оттуда.

– Тогда по коням!

Лейтенант крикнул совой, и тотчас слуги вывели из темноты оседланных лошадей. Люди графа вскочили на них, и небольшой отряд поскакал по следу беглецов.

– Скорее, добрый господин, скорее! – Капитан беспокойно вглядывался в темноту.

Слуги дона Аврахама торопливо перетаскивали на борт каравеллы сундуки и бочки. Сам дон Аврахам стоял у сходней и пересчитывал свое добро.

– Скорее, господин! – повторил капитан. – Мы непременно должны выйти в море до рассвета!

– Мы успеем, успеем! Осталось еще два сундука и десять ящиков…

– Люди графа Вальдеса идут по вашему следу…

– Мы успеем! Слава Создателю, меня вовремя предупредили, и мы опередили графа. Хорошо, что у меня всюду есть свои люди! С ними я чувствую себя спокойнее.

– Я почувствую себя спокойнее только тогда, когда моя голубка выйдет в открытое море!

– Еще пара минут, капитан… всего пара минут… мы уже заканчиваем погрузку…

– Вы видите, господин – утренняя звезда уже взошла! У нас нет больше времени!

Вдруг на сходнях появился озабоченный широкоплечий человек в черной накидке.

– Дон Аврахам! – воскликнул он испуганно. – Дон Самуэль, ваш сын…

– Я знаю, что он мой сын! – раздраженно перебил его купец. – Что с ним такое?

– Он пропал, дон Аврахам!

– Что значит – пропал?

– Его нет на корабле! Его нигде нет!

В это время в конце пирса из темноты показалась какая-то странная пара. Скрюченное, уродливое существо, похожее скорее на обезьяну, нежели на человека, волокло упирающегося, перепуганного подростка в порванном камзоле.

– О господи! – воскликнул в ужасе капитан. – Это он… Зверь из Кастельверте! И у него – ваш сын!

– У меня твой сын, еретик! – прокричало существо хриплым каркающим голосом.

– Отдай мне его! – выкрикнул в ответ дон Аврахам, и в то же время мигнул стоявшему рядом дюжему молодцу, силачу по имени Шломо.

Тот, ни слова не говоря, соскользнул с пирса в воду, постаравшись при этом не плеснуть.

– Отдай мне сына! – повторил дон Аврахам. – Отдай мне его – и я тебя озолочу!

Рядом с купцом появилась дородная женщина в дорогой полосатой накидке. Она сжала руки у груди и воскликнула:

– Мой сын! Мой Самуэль! Верните мне его!

– Я озолочу тебя! – повторил дон Аврахам.

– Мне не нужно твое золото!

– Что же тебе нужно?

– Мне нужны четки!

– Какие четки? – переспросил дон Аврахам, стараясь оттянуть время, и быстро взглянул на воду. Темная голова скользила по ней вдоль пирса, приближаясь к тому месту, где стояло уродливое существо со своей жертвой.

– Не играй со мной в свои хитрые игры! Ты отлично знаешь, о каких четках я говорю! Это те четки, которые дала тебе королева Изабелла в залог за твои деньги! Четки Дня! Я хочу, чтобы они были моими! Отдай мне четки – и получишь своего сына живым и невредимым!

– Отдай ему то, что он просит! – раненой птицей вскрикнула жена дона Аврахама. – Отдай ему все, только верни мне моего Самуэля, верни свет моей души!

– Помолчи, женщина! – оборвал жену дон Аврахам.

Существо ткнуло подростка в бок, и тот взвизгнул от боли.

– Отдай мне Четки Дня! – хрипло выкрикнуло существо. – Четки Дня соединятся с Четками Ночи, и наступит мое время! На земле воцарится Великая Ночь!

– Отдай ему все! – повторила женщина.

– Помолчи! – повторил дон Аврахам. – Ты не знаешь, о чем говоришь! Эти четки – единственное, что может спасти наши жизни от жестокости испанцев!

– Мне не нужна моя жизнь, если со мной не будет Самуэля!

В это время темная голова поравнялась с дальним концом пирса. Молодчик дона Аврахама, Шломо, ухватился за край причала, выскользнул из воды и бросился на уродливое существо.

В это же время на дороге, спускающейся к гавани, послышался стук копыт, блеснул отсвет луны на доспехах.

– Люди графа Вальдеса! – в тревоге проговорил капитан. – Мы должны отчаливать!

Шломо в два прыжка добрался до Зверя из Кастельверте, обрушил на него удар тяжелого кулака. Уродливое существо вынуждено было отпустить своего пленника, оно развернулось к новому противнику, взмахнуло ножом.

– Отчаливаем! – крикнул капитан. – Больше нет времени!

Матросы торопливо отвязывали швартовые веревки. Один из них ухватился за сходни, чтобы столкнуть их на причал.

– Подожди, подожди всего одну минуту! – взмолилась жена дона Аврахама.

На дальнем конце пирса сцепились в смертельной схватке две фигуры – крупный, плечистый Шломо и уродливое существо.

Подросток стоял в шаге от них, в растерянности вертя головой.

– Беги, Самуэль! – крикнула ему мать. – Беги сюда скорее!

Самуэль пришел в себя и стремглав понесся к кораблю.

Сходни уже упали на пирс, но борт корабля был еще совсем близко к причалу, и Самуэль смог перепрыгнуть узкую полоску черной воды. Сильные руки матросов подхватили его, и подросток упал в руки матери.

– Полный вперед! – выкрикнул капитан.

На пирсе схватка подошла к концу: уродливое существо вскочило на ноги и стремительно скользнуло в темноту, Шломо с перерезанным, нет – с перегрызенным горлом остался лежать в луже темной крови.

На край пирса выехали первые всадники графа Вальдеса.

– Мы снова опоздали! – проговорил граф, глядя на исчезающую в темноте каравеллу.

Дон Аврахам Санчес де Студнис стоял на корме корабля, глядя на темные берега Испании, которую он покидал навсегда. В кожаном кошеле у него на поясе лежало сокровище испанской короны – бесценные четки католической королевы…

Глеб хрипло вздохнул, глаза его приоткрылись. Они еще были затянуты тусклой пленкой беспамятства, но это ненадолго. Он начал медленно приподниматься…

Сейчас он придет в себя, встанет, и мне конец… не только мне, но и Сергею… Он будет долго и со вкусом меня мучить, а потом убьет. Но не сразу. Нет уж, второй раз я не пущу дело на самотек, я сделаю так, чтобы такого не повторилось никогда.

Все дело решали секунды. Я схватила первое, что подвернулось под руку, – это оказалась старинная медная ступка, которую Зоя не взяла из-за тяжести, и с размаху ударила его по голове…

Раздался страшный, отвратительный хруст, голова Глеба мотнулась, он снова упал на пол и затих, застыл. Зрачки его закатились под лоб, глаза покрылись мутной белесой пеленой. Вокруг головы растеклась темно-красная лужица.

Я смотрела на него в трансе.

Неужели он мертв?

Неужели я убила человека?

Но тут же я осознала другое.

Я убила не человека, я убила чудовище. Я убила страх, который многие месяцы разъедал мою душу. Я убила монстра.

Все кончилось; ужас, который шел за мной по пятам, хрипло дышал мне в затылок, прекратился. Я больше не буду просыпаться по ночам от страха, не буду постоянно оглядываться… Я больше не буду терпеть пытки – моральные и физические. Я больше никогда никому не позволю издеваться над собой!

И тут я услышала за спиной тяжелые, неуверенные шаги и обернулась…

На пороге кухни стоял Сергей, он был бледен как полотно и смотрел с ужасом то на меня, то на мертвое тело у моих ног. Дрожащими руками он держался за косяк, чувствовалось, что еще немного – и ноги подогнутся, он упадет.

– Он мертв? – спросил он испуганно.

– Надеюсь, что да. Но ты – жив, и это главное.

– Это ты… ты убила его?

– Я. Это была самооборона – или я его, или он меня. Точнее, нас обоих.

Голос мой был тверд.

– Кто это… кто это был?

– Сядь, – сказала я мягко. – На тебе лица нет.

Он послушно опустился на стул, положил руки на колени и повторил свой вопрос:

– Кто же это был?

– Сейчас я расскажу тебе… все расскажу. Только не пугайся и не удивляйся тому, что услышишь.

– Я постараюсь…

– Для начала, я вовсе не Лидия. И не Карасева.

– Что?! Как?! А кто же ты? Не понимаю…

– Ну вот, ты же обещал не удивляться! Ну, слушай, я все объясню… вся эта история началась два года назад…

Тогда, два года назад, я вышла из магазина, и тут у меня лопнул мешок с продуктами, по земле рассыпались яблоки и помидоры. Я кинулась их собирать, и тут рядом со мной появился мужчина. Он опустился рядом со мной на корточки, мы столкнулись лбами и рассмеялись. Он помог мне собрать продукты, сложил их в целый пакет и проводил до дома.

Немного сутулый, с романтическими черными волосами и удивительно красивыми зелеными глазами, он поразил мое воображение. Звали его Глеб, и у него замечательно был подвешен язык. Он был так не похож на прежних моих знакомых…

Тем не менее я чувствовала в нем какую-то опасную, темную сторону. Какую-то темную тайну. Кроме того, он очень неохотно рассказывал о своем прошлом. Сказал только, что в наш город приехал по делам, а сам родом из южного города, что родители его умерли, и он живет один в большом доме, где когда-то родился.

Короче, всего через два месяца после знакомства Глеб сделал мне предложение, но я попросила его не спешить. И тут у Глеба появилась неожиданная союзница – моя мать.

Мы с ней давно уже жили вдвоем, потому что отец рано умер. Не ладили мы с матерью с детства, никак нам было не ужиться в одной квартире, а разменивать жилплощадь она не хотела. И тогда она с утра до ночи твердила мне, что Глеб – замечательная партия (она употребляла именно это дурацкое выражение), и что, если я упущу такой шанс – потом всю жизнь буду жалеть. Только потом, после свадьбы, я поняла, в чем заключался ее интерес.

Мать как раз в это время встретила мужчину, своего бывшего одноклассника, который недавно овдовел, и они собрались жить вместе, а тут я мешалась под ногами. Мать вовсе не хотела, чтобы перед ее мужчиной то и дело мелькала молодая привлекательная женщина, вот она и захотела сплавить меня на сторону. Для нее все складывалось очень удачно – и дочка съедет, и квартира при ней останется.

В общем, моя мать старательно лила воду на мельницу Глеба, и прошло всего три месяца с нашего знакомства, как я оказалась за ним замужем.

На прощание мать сказала мне, чтобы я на нее не рассчитывала, я-де вышла замуж за обеспеченного человека, буду теперь как сыр в масле кататься, а она уж сама как-нибудь проживет, и с внуками сидеть не собирается. Я тогда не придала особого значения этим словам, в голове было другое.

После свадьбы мы сразу же уехали в его город и поселились в огромном мрачном доме, который стоял в стороне от остальных домов на этой улице. И тут моего мужа как подменили…

Он оказался удивительно ревнивым и подозрительным, проверял меня буквально по минутам – где была, куда ходила, с кем и о чем разговаривала. То есть я, в общем, никуда и не ходила – куда идти, когда ни друзей, ни знакомых в этом городе нет. У него, кстати, тоже не было никого.

Жил он один, а чем занимался – я до сих пор не знаю. Деньги у него водились, обмолвился как-то, что это наследство. Наверное, врал.

Тем не менее он часто уходил по вечерам и появлялся только глубокой ночью, при этом от него как-то странно и пугающе пахло – диким зверем, кровью, опасностью. Если же я пыталась спросить, где он пропадал, впадал в ярость.

Он не бил меня в первые месяцы после свадьбы, но сами его вспышки ярости так пугали… казалось, он превращается в другого человека. Да и вообще не в человека, а в какое-то первобытное чудовище.

В то время в нашем городе стали пропадать девушки. Молодые женщины. До поры до времени я не связывала эти исчезновения с ночными отлучками своего мужа, но он внушал мне все больший и больший страх.

О том, что женщины пропадали, я узнавала по телевизору. Тогда мы еще ужинали вдвоем под аккомпанемент телевизора. Я была рада и такому, поскольку разговаривать с Глебом становилось все труднее.

А потом…

Я знала, конечно, что он уже был прежде женат, задолго до встречи со мной, но не знала, что случилось с его первой женой. Когда я пыталась спросить о ней у Глеба, он приходил в дикую ярость.

Тогда еще я могла свободно передвигаться по дому, от скуки обследовала его весь и нашла на чердаке пару коробок, где были фотографии. Его родителей, еще кого-то, а также молодого Глеба с девушкой. Девушка появлялась рядом с ним все чаще, а потом были снимки со свадьбы. И когда я внимательно рассмотрела фотографии первой жены Глеба, мне стало страшно, как никогда, потому что она была удивительно похожа на меня…

Больше в коробке не было фотографий жены, но в ящике письменного стола, который я долго пыталась открыть, я нашла свидетельство о смерти. Она умерла после трех лет совместной жизни с Глебом. Несчастный случай. Подробностей не было.

А Глеб становился все более страшным, вспышки ярости повторялись чуть не каждый день. Я не выдержала и заговорила о разводе, тогда он меня избил в первый раз и сказал… те его слова до сих пор звучат у меня в голове, хотя с тех пор прошло много времени…

– Ты – моя, моя собственность, и будешь принадлежать мне всегда. До самой смерти. До твоей смерти, разумеется. Если еще раз попытаешься уйти – ты будешь убита, убита страшно, и никто не найдет твой труп, как не нашли трупы тех женщин…

Эти его слова можно было объяснить только крайней степенью ярости. И еще тем, что он был уверен, что я никогда никуда не денусь, он этого не допустит.

– Так это ты? – спросила я в ужасе. – Это ты их убил?

И тут он перешел на шепот, как будто сам кого-то боялся:

– Ты не понимаешь… конечно, это не я… это Существо… Существо, которое живет в одном теле со мной… ему много, много сотен лет, и лучше тебе ничего о нем не знать…

И тут на какое-то мгновение он удивительно изменился – сгорбился, лицо его перекосила уродливая гримаса, черные волосы превратились в густую спутанную шерсть, и только глаза, удивительные зеленые глаза остались прежними…

В тот день я поняла, что должна бежать, бежать как можно скорее, любой ценой – иначе Глеб, или то Существо, в которое он превращается, убьет меня.

Но тут-то все и началось. Больше он не уходил ночью. Теперь ночами он занимался мной. А днем запирал меня и отобрал телефон и компьютер, чтобы я не могла ни с кем связаться.

Да и кому мне было звонить, у кого просить помощи? Мать ясно дала понять, чтобы я к ней не обращалась, а если бы я все же решилась ей послать сообщение, она бы только плечами пожала и не ответила.

Так что надеяться можно было только на себя, и я решила ждать удобного случая.

Дождалась.

Как уже говорила, Глеб теперь куда-то уходил только днем, оставляя меня на домработницу – жуткую глухонемую тетку. Слов она не понимала, но слышала, когда я стучу в дверь, только надо было колотить буквально ногами.

Глеб в тот день сам меня предупредил, что вернется не скоро, зато потом уж мы с ним повеселимся, и я решила, что момент настал.

Как уже говорила, дом его был старый, когда-то, видно, было все в нем обустроено как надо, со временем же все потихоньку разваливалось. Глеб домом не занимался.

При моей спальне была ванная, там был просто душ с поддоном, унитаз и треснутая фаянсовая раковина. И вот я стала расковыривать эту трещину, а потом заклеивать ее изнутри скотчем, чтобы Глеб не заметил. И наконец мне повезло: от раковины отвалился большой кусок и упал на заранее подстеленное мной полотенце, так что не было шума. Впрочем, тетка все равно ничего не слышала. Но слышала стук в дверь, и то если ногами колотить.

Бог меня простит, потому что я огрела ее куском раковины со всей силы. Думаю, что не убила, потому что она шевелилась и стонала, когда я запихивала ее в ванную. В конце концов, она ведь знала, что за дела творятся в доме у Глеба, так что поделом ей…

Я взяла ее пальто и платок, накинула поверх своего, еще взяла хозяйственную сумку, куда положила свою маленькую и кое-что из необходимых вещей.

Никто мне не встретился по дороге, а из окон могли видеть только сгорбленную домработницу.

Я взяла только деньги, что нашла у Глеба в столе – сколько было, и свой паспорт, села на рейсовый автобус до города, там в вокзальном туалете оставила теткино пальто и сумку, пересела на другой автобус уже в своем обычном виде, потом попросилась в вагон к проводнице, затем она пересадила меня на другой поезд, и в конце концов, запутав следы, я доехала до Петербурга.

Я рассудила, что в большом городе легче спрятаться.

Там я нашла съемное жилье у той самой тети Шуры, и мне удивительно повезло – в снятой комнате я нашла паспорт.

Свои документы я спрятала, и в тот день превратилась в Лидию Карасеву…

Я замолчала.

Сергей смотрел на меня с удивлением и жалостью, и еще что-то было в его взгляде, что-то удивительно трогательное.

– Бедная! – проговорил он наконец. – Как же тебе досталось! Сколько ты перенесла!

Поверил, значит. Хотя другой бы на его месте… но мне другой не нужен.

Тут он снова взглянул на труп Глеба и вздрогнул:

– Что нам с ним делать? Вызвать полицию? Ведь это была законная самозащита! Тебя оправдает любой суд!

– Нет, полиции не надо… слишком все запутано… он ведь – мой муж, а жена всегда – первая подозреваемая…

– Но тогда… что же тогда делать с трупом?

– Кажется, я знаю, кто нам поможет… Ты только ни о чем не спрашивай!

И я набрала телефон Зеленого.

По-моему, он совсем не удивился, услышав мой голос.

– Вы обещали мне, что поможете, если я окажусь в затруднительном положении, – торопливо заговорила я.

– Я обещал вам помочь – и я, конечно, помогу… что конкретно вам нужно?

– Понимаете… здесь, в квартире, где я сейчас нахожусь, нужна уборка. Очень тщательная уборка.

Своей интонацией я постаралась показать ему, какого рода уборка мне требуется. Ну, он должен догадаться – в конце концов, у него не клининговая компания. И он, конечно, догадался. Только на всякий случай уточнил:

– Нужна влажная уборка?

– Влажная, влажная, еще какая влажная! – подтвердила я. – И еще, наверное, дезинфекция…

– Понял… диктуйте адрес, через час мои люди будут у вас.

– Ну вот, – сказала я, – приедут профессионалы и все сделают. Слушай, ты вообще как? Нормально себя чувствуешь?

Сергей не ответил, он рассматривал четки.

– Ну, надо же… – бормотал он, – понятия не имел, что четок двое. И про одни-то сомневался, а тут… ну, надо же…

Он так прилип к этим четкам, что я даже забеспокоилась – ну как и он малость тронется из-за этих четок…

Но все обошлось, Сергей не превращался в другого человека, выглядел растерянным, ошеломленным, но и только.

На самом деле прошло меньше часа, когда в дверь квартиры позвонили и вошли три аккуратных, удивительно похожих парня в одинаковых костюмах, с чемоданом и носилками.

– Мы от Григория Романовича! – сообщил один из них.

Прямо в коридоре парни надели поверх своих костюмов одноразовые защитные комбинезоны, маски и пластиковые очки, сделавшись похожими на врачей в инфекционном отделении.

Войдя на кухню и увидев на полу труп Глеба, они ничуть не удивились, упаковали его в черный пластиковый мешок, застегнули молнию, взвалили мешок на носилки и вынесли в коридор. После этого выгнали нас с Сергеем из кухни, достали из чемодана несколько бутылок с чистящими и моющими средствами и произвели такую тщательную уборку, какой эта кухня не знала с позапрошлого века.

Затем один из них заглянул к нам в комнату и сказал:

– Ну, мы пошли. Григорий Романович передавал привет и велел сказать, что вы с ним в расчете.

– Ну, ему тоже от меня привет!

– Григорий Романович? – переспросил Сергей, когда дверь за уборщиками закрылась. – Это не тот ли Григорий Зеленцов из фирмы «Green star»?

– Он самый, – ответила я. – Но знаешь, есть поговорка: «Меньше знаешь, крепче спишь»?

– Да уж, – вздохнул Сергей, – это точно. Столько информации мне за один раз не переварить.

Теперь мы сидели у него в кабинете, он все еще рассматривал четки. Кошка Дуся пристроилась рядом и осторожно трогала лапой черепа на черных четках. Выглядела она возбужденной.

Прошло всего несколько минут после ухода уборщиков, и в дверь снова позвонили.

– Наверное, они что-нибудь забыли… – проговорил Сергей и направился в прихожую.

– Постой, не открывай дверь, ты уже один раз нарвался, спроси сначала… – крикнула я ему вслед, но опоздала – он уже открыл дверь и удивленно попятился.

В квартиру вошел очень странный человек.

Пожилой, лет семидесяти, старомодно одетый – в длинном черном плаще и бархатном берете, сдвинутом на одно ухо, с маленькой остроконечной бородкой и роскошными, подкрученными на концах усами, он словно сошел с какой-то старой картины.

Я подошла к Сергею и из-за его плеча с любопытством разглядывала неожиданного гостя. Дуся, которая до этого вертелась под ногами, тут отчего-то спряталась за нами.

– Кто вы? – удивленно проговорил Сергей. – Что вам нужно?

– Кто я? – Незваный гость поднял левую бровь и на мгновение задумался. – А ведь это не такой простой вопрос, как может показаться. Вот второй ваш вопрос – что мне нужно – гораздо проще. Дело в том, что сегодня здесь, в вашей квартире, произошло очень важное событие. В одном месте и в одно время соединились два могущественных артефакта – Четки Дня и Четки Ночи…

Я вспомнила, что совсем недавно буквально то же самое говорил Глеб. Вспомнила и испугалась…

Странный гость как будто прочел мои мысли.

Он взглянул на меня поверх плеча Сергея и проговорил:

– Не бойтесь, все плохое кончилось, по крайней мере для вас. Дело в том, что я состою в некой… организации, которая следит за соблюдением баланса сил…

– Каких еще сил? – в недоумении переспросил Сергей.

– Ну, в общем-то, вам не обязательно знать детали. Тем более что вы все равно их забудете, когда все закончится…

– Забуду? – удивленно проговорил Сергей. – Почему это я забуду? У меня очень хорошая память!

– Забудете, забудете, не сомневайтесь! Потому что так надо…

– И я забуду? – спросила я.

– А вы – нет. Вы не забудете. Опять же, так надо. Надеюсь только, что вы будете обо всем помалкивать. Вы ведь девушка умная…

С этими словами странный гость отодвинул Сергея и прошел в кабинет.

Здесь он сразу подошел к столу, на котором лежали четки – те, которые нашла я, и те, которые принес Глеб.

– Отлично, отлично! – проговорил гость, потирая руки, и положил те и другие четки в большой кошель из мягкой кожи.

– Позвольте, – растерянно протянул Сергей, – по какому праву… я не понимаю…

– Не волнуйтесь, все в порядке! – отмахнулся от него гость.

Он внимательно следил за кошельком.

А тот вдруг зашевелился, как будто внутри его боролись два маленьких зверька. Эта битва продолжалась несколько минут, и наконец все затихло.

– Ну вот, теперь все в порядке! – Гость потер руки. – Теперь все действительно в порядке.

Он быстро взглянул на меня и добавил вполголоса:

– Теперь у вас все действительно будет в порядке. Вас непременно вознаградят.

– Да не нужно… – протянула я, – я вроде бы уж и сама разобралась…

– Нужно, нужно! Таков порядок! А теперь позвольте откланяться… – Он приподнял берет, церемонно поклонился и вышел в коридор, проговорив напоследок:

– Можете меня не провожать! А он кое-что забудет, и это только поможет вам в дальнейшем!

Хлопнула дверь.

Сергей моргнул, потер глаза, как будто только что проснулся, и произнес:

– Кто-то звонил… я пойду открою… наверное, это мои родственнички что-то забыли…

– Нет, никто не звонил. Тебе, наверное, показалось, – осторожно заметила я.

Что это значит? Он все забыл? Про Глеба и про четки…

Сергей подошел ко мне и притянул к себе.

– Бедная моя девочка, как же тебе досталось! – сказал он с чувством. – Ну, ничего не бойся, теперь я буду тебя беречь. И этот тип, твой ненормальный бывший муж, никогда не причинит тебе вреда, я об этом позабочусь. Я смогу тебя от него защитить!

– Ну да… – Я удивилась было.

Разумеется, Глеб ничего мне не сделает, потому что он мертв, я убила его собственными руками. И не жалею об этом. Но Сергей про это забыл, оно и к лучшему, станет еще меня опасаться. Знаете, как говорится – одного мужа убила, а вдруг ей понравится?..

– А все-таки ты мне не сказала одну важную вещь, – Сергей погладил меня по щеке. – Ты не сказала мне своего имени. Если ты не Лидия, то как же тебя зовут на самом деле?

– Ох, ты об этом… – Я скривилась. – Ни за что не скажу! Имя свое я ненавижу!

– Но как же… ведь в паспорте у тебя оно стоит…

– А зачем тебе мой паспорт? Ты что – жениться на мне задумал? – в сердцах отмахнулась я.

– Очень может быть… – пробормотал Сергей, и чтобы я не стала спорить, поцеловал меня. А потом еще и еще, так что я тоже забыла почти все, что случилось в этот день. И вспомнила только наутро.