10 - Наталья Солнцева - Астра Ельцова - Красный лев друидов

У него мутилось в голове от постоянного страха. Он куда-то проваливался... в гулкий темный лабиринт без конца, без начала. Он блуждал по этому лабиринту в кромешной тьме. Тишина таила насмешливое и грозное эхо, которое то смеялось, то плакало... шептало, стонало, вздыхало... Казалось, там, в темноте, прячутся невидимые монстры, готовые разорвать на части незваного пришельца... Они сонно ворочаются, издавая пугающие звуки, – невнятные, мягкие, вкрадчивые...

Ему оставалось одно – идти на голос! Чей-то спасительный голос, который служил ему ориентиром в ужасном лабиринте. Голос приказывал, поддерживал, направлял... Если он ослушается, голос смолкнет, исчезнет и оставит его вечно бродить в этих запутанных мрачных коридорах. Ни искры света, ни глотка свежего воздуха – только пыль, смерть и тлен...

Он просыпался в холодном поту, охваченный дрожью, с ощущением тоскливой безысходности. Голос вызывал его из небытия... и вновь погружал в небытие. Без голоса он переставал существовать. Голос подстегивал его, встряхивал, пробуждал к жизни... заставлял идти, дышать, разговаривать с людьми...

Иногда голос навязывал ему странные мысли. Иногда голос раздваивался или превращался в целый хор голосов, которые наперебой диктовали ему – совершать, совершать разные поступки. Он стал рабом голоса, и это рабство тяготило его... Он боялся обрести свободу и фанатично, исступленно мечтал о ней...

Порою голос был мужским, порою – женским... то грубым, то сладостным, словно ангельское пение... Он завораживал, обволакивал, подчинял. Он напевал: «Убей... и ты опять станешь собой. Сможешь засыпать спокойно и просыпаться безмятежно... Сможешь выйти из лабиринта, снова увидеть солнце, деревья и цветы... Убей! Ведь это так просто... проще не бывает... Все люди смертны. Рано или поздно каждый расстанется с жизнью. Это естественный закон, общий для всех. От смерти не уйти, не скрыться... ее нельзя обмануть, невозможно перехитрить... Ты – всего лишь ее слуга! Верный и безмолвный... Сделай, как она велит, и спасешь самого себя от безумия! В том не будет твоей вины, твоего греха... Ты останешься чист перед высшим Судьей. Ты – исполняешь ее волю, волю Смерти... Убей – и получишь награду! Она отвернет от тебя свой неумолимый костлявый лик... Ты станешь ее возлюбленным... ее рыцарем... ее пажом...

Женщины тебя презирают! Они смеются над тобой, лгут тебе... Они будут продавать и предавать. Им нельзя верить... на них нельзя надеяться. Только смерть никогда тебе не изменит... никогда не обманет... Она поможет тебе выбраться из лабиринта! Укажет путь...

В конце пути тебя ждет желанная награда...»

Иногда он путал голос с собственной личностью, со своим внутренним Я. Иногда – отдавался ему, растворялся в нем, словно капля воды в безбрежном океане... Иногда боролся с ним и просил пощады...

Ему стоило невероятных усилий никому не показывать своего состояния. Со стороны никто не должен был ничего заметить. Он закрыл свой секрет на тысячу ключей, запечатал семью печатями...

Лариса Калмыкова не боялась бальзаковского возраста. После тридцати она наслаждалась жизнью, как могла, как получалось. Годы бежали незаметно и, перевалив за роковой сорокалетний рубеж, который она сама установила для себя, словно замерли. У нее было все, о чем она мечтала, – красота, праздность, обеспеченный муж, здоровый сын, хорошая квартира в Москве, машина, деньги на разные женские прихоти и даже определенная свобода.

Лариса не являлась рабой любви, – отнюдь. Она вышла за Калмыкова по расчету и не собиралась разрушать свой брак из-за плотской страсти или романтического увлечения. Романтика, впрочем, как и чувственное влечение, имеют свойство быстро и без следа рассеиваться. К супругу она давно охладела, убедившись, что в постели от него мало толку. Главное – что в бизнесе Виталий Андреевич оказался не промах. Она привыкла ни в чем себе не отказывать, а он привык полагаться на ее вкус, умение достойно вести дом, принимать гостей, поддерживать светскую беседу. Ему импонировала способность жены «произвести впечатление» на мужчин, вскружить им голову... заставить их идти у нее на поводу и делать глупости. Калмыковы прекрасно дополняли друг друга. Стороннему наблюдателю не пришло бы в голову, что их семейная жизнь постепенно и неумолимо расползается по швам, подобно модному костюму, сшитому гнилыми нитками.

Лариса не желала признавать, что с некоторых пор ее перестало удовлетворять то положение вещей, к которому она сама же и стремилась.

«А что тогда привело тебя сюда, дорогуша? – спрашивала она себя. – Если все по-прежнему безупречно, то...»

Она вдруг напряглась и села вполоборота к столику в углу зала, стараясь казаться безразличной. Стрелки часов приблизились к полуночи. Маленький ресторан ночного клуба «Жозефина»[1] посещала изысканная публика, и места надо было заказывать загодя. Несмотря на цены, здесь всегда был аншлаг. Роскошный интерьер изобиловал зеркалами, бронзой и хрустальными светильниками. Тонкий фарфор, на котором подавали кушанья, блестел позолотой. Дамы, посещавшие заведение, надевали вечерние платья и драгоценности, мужчины предпочитали классический стиль. Лариса любила появляться в «Жозефине», демонстрируя дорогие украшения от Веллендорф, подаренные мужем. Эти колье, браслеты и серьги, сплетенные из бесчисленных золотых нитей, подчеркивали нежную бархатистость ее кожи.

Она подозвала официанта нарочито ленивым жестом.

– Голубчик, когда же?

– С минуты на минуту.

– Столик заказала именно она?

– Да... на двоих. Я проверил. – Он скользнул взглядом по недопитому коктейлю, нетронутому салату. – Может, подавать форель?

– Не хочется...

– Как насчет шоколадных пирожных по французскому рецепту?

Она натянуто улыбнулась:

– Которыми угощали на приемах самой Жозефины де Богарне?

– За это не поручусь... – смутился парень. – Но наш кондитер проходил обучение в Париже. Выпечка у нас вкусная.

– Да знаю, знаю...

Лариса нетерпеливо вздохнула и поправила выбившийся из прически темный локон.

– Она просто опаздывает, – сказал парень. – Придет, не сомневайтесь! Заказ оплачен вперед.

Официант, устроенный в этот ресторан по протекции Калмыкова, рад был оказать Ларисе услугу. Месяц назад он сообщил ей, что Астра Ельцова действительно изредка захаживает в «Жозефину», встречается с давней приятельницей, похоже, своей однокурсницей.

«Вас не обманули. Это известная актриса! – восторженно сиял он. – Я ее узнал!»

«Астра? Ты шутишь, Антон! Барышня закончила театральный, но дальше дело не пошло. Ее отец богат. Зачем ей выходить на сцену?»

«Не Ельцова... та, другая! Ее приятельница! Она снималась...»

Парень назвал два популярных телевизионных сериала. Впрочем, Лариса принципиально не смотрела мелодрамы.

«Странно, как мы не встретились!» – удивилась тогда она.

«Так вы же не каждый раз бываете...»

К полуночи зал ресторана был почти полон. Томно звучала виолончель в сопровождении клавесина. На столиках горели свечи. Запах духов перебивали ароматы горячего шоколада и тропических фруктов. Звенели приборы... приглушенно смеялись дамы...

– Идет! – возбужденно шепнул Ларисе официант.

Она ощутила ледяной комок в груди, выпрямилась и махнула ему рукой.

– Принеси пирожных, пожалуй...

Антон бесшумно удалился, ловко лавируя между столиков, а она вся напряглась, стараясь при этом сохранять видимую непринужденность. Вряд ли госпожа Ельцова хорошо знает ее в лицо... но осторожность не помешает.

Лариса поставила бронзовый канделябр так, чтобы загородиться от любопытных глаз. Хотя в роли соглядатая сегодня выступает именно она, а не Астра... но лучше все же оставаться незамеченной. Язычки свечей возбужденно затрепетали, словно в унисон ее волнению...

Мимо нее, шурша бархатным подолом, прошествовала долгожданная госпожа Ельцова. Платье ее было ампирного стиля, подпоясанное высоко, почти под грудью, с большим овальным вырезом, с рукавами-фонариками; на шее – античная камея цвета слоновой кости, волосы убраны на прямой пробор, гладко, и сзади уложены локонами. В ушах поблескивают маленькие жемчужинки. Зайди она сейчас не в современный ночной клуб, а в аристократическую гостиную начала XIX века, – ее приняли бы за современницу светских дам той поры.

Лариса досадливо поджала губы. Зря она считала Астру безалаберной и эксцентричной особой, смешной чудачкой, которая от скуки занимается частным сыском с примесью спиритизма! Каким-то непостижимым образом ей удалось увести у опытной львицы Калмыковой превосходного любовника[2]. Теперь понятно, что сия барышня умеет ловко прикидываться и строить из себя черт знает кого!

Лариса отметила хороший покрой и элегантность наряда соперницы. Да, соперницы! Наконец, она подобрала подходящее определение для этой молодой женщины. До сих пор она видела Астру лишь издалека, мельком... и пользовалась непроверенными слухами. Не верилось, что та зачастую бегает по Москве растрепа-растрепой, в простенькой курточке и полусапожках без каблуков... ездит в метро, толкается в наземном транспорте. Даже машину не научилась водить! Уж при ее-то достатках могла бы и шофера нанять. Хотя, зачем? Ее Карелин возит...

«Чем она так приворожила Матвея? Почему он променял меня на нее?» – часто задавалась вопросом Калмыкова.

Она исподтишка придирчиво вглядывалась в черты лица Астры. Ну ведь ничего особенного! Самая заурядная внешность... никакой «модельной» худобы, никаких впалых щек, острых скул, точеного носика и пухлых губок. Фигурой соперница тоже не вышла: средняя упитанность, средний росточек, средний размер груди. Правда, Ельцова моложе... но и она уже далеко не юная девушка, соблазняющая мужчин своей нетронутой свежестью. Вот глаза у нее выразительные – темные, удлиненные, приподнятые к вискам. Одни только глаза... Неужели Матвей поддался гипнозу этих «черных очей»? Он же всегда ненавидел цыганщину!..

Между тем к столику, за которым сидела Астра, подошла «знаменитая актриса». Если бы не восторженный отзыв официанта, Лариса бы приняла ее за обычную посетительницу ночных клубов, охотницу на крупную дичь. В подобных заведениях можно было познакомиться с состоятельным мужчиной, падким на длинные ножки и светлые волосы. Актриса, типичная «блондинка», с ходу начала болтать с Астрой, как со старой знакомой. Пожалуй, они и в самом деле однокурсницы. Вызывающе яркое шелковое платье актрисы с открытой спиной явно проигрывало светлому чайному бархату наряда ее приятельницы. Как ни странно, модная и смелая блондинка уступала невзрачной Ельцовой по всем статьям. Некоторая вульгарность сквозила в манерах актрисы, в ее привычке размашисто жестикулировать и громко смеяться, запрокидывая голову...

Официант, разносивший заказы, восхищенно покосился на длинноволосую красавицу. Ее неестественно громкий смех привлекал и внимание гостей клуба. Дама за соседним столиком наклонилась и прошептала что-то на ухо своему пожилому спутнику. Астра сдержанно улыбалась, слушая болтовню актрисы. Время от времени она вставляла короткие фразы.

Как Лариса ни напрягала слух, до нее доносились лишь невнятные звуки. Мешал общий шум, вздохи виолончели и лепет клавесина.

«Интересно, о чем они говорят? – гадала она. – Вспоминают свои студенческие годы? Обсуждают общих знакомых? Хвастаются успехами? Ельцовой особо похвалиться нечем, кроме папашиных денег... Ни в театре, ни в кино она карьеру не сделала. Зато является наследницей приличного капитала, что на сегодняшний день немаловажно. Неужели Матвей купился на приданое этой богатой невесты? Нет, он не меркантилен! Хотя... разве я успела узнать его как следует? Наши отношения развивались в постели, и там мы оба выкладывались на всю катушку. А в душу я к нему не заглядывала... мне было достаточно его ласк. Выходит, я допустила серьезную ошибку. Раз он ушел от меня к другой женщине... значит, ему чего-то не хватало. Неужели, душещипательных бесед и сентиментальных переживаний? Не думала, что он нуждается в подобной чепухе!»

Незаметно для себя Калмыкова разозлилась. Когда их роман с Матвеем вступил в стадию охлаждения, она не сразу поверила в разрыв. Потом, когда они уже перестали встречаться, она все надеялась на его скорое возвращение. Побегает, утолит потребность в новизне – и вернется. Куда ему деваться от такой чувственной, пылкой любовницы, как она, Лариса? Где он еще найдет такой ненасытный, утонченный секс? И главное – совершенно бескорыстный! Что ни говори, а нынешние дамы нередко превращают постель в способ легкого заработка. Ларису же обеспечивал муж, и от любовника ей требовалась подлинная страсть, а не счет в банке.

Теперь, рассматривая вблизи счастливую соперницу, она пыталась понять, чего же недоставало Матвею и что давала ему эта ничем не примечательная женщина.

«Впрочем, я рискую снова обмануться, – одернула себя Лариса. – В Ельцовой явно присутствует скрытая харизма. При всей ее внешней непритязательности она сумела одеться и причесаться так, что рядом со «знаменитой актрисой» выглядит настоящей леди...»

Этот вывод поверг Ларису в шок. Ее шансы вернуть любовника таяли, а недоумение все росло. Давно пора плюнуть и на эту странную барышню Астру, и на изменника Карелина. Казалось бы, в прошлый раз в этом же клубе он ясно дал ей понять, что с прежним покончено. И она подавила вспыхнувшую обиду, дала себе зарок выбросить Матвея из головы. Отчего же томительной болью отзывается в ее сердце память о тайных встречах с ним?..

После целого дня, проведенного среди бумаг в собственном конструкторском бюро, Матвей Карелин спешил в спортивный зал, к своим «трудным» подросткам, – обучал их приемам рукопашного боя, гонял до седьмого пота. И сам не отставал, используя физические нагрузки для избавления от накопившейся за день интеллектуальной усталости. После тренировки он ехал домой, ощущая непривычную тревогу. Его сознание, казалось, было постоянно занято каким-то подспудным ожиданием... или искало ответа на какой-то чрезвычайно важный вопрос. Весь фокус заключался в том, что Матвей не мог понять, чего именно он ждет и что его тревожит...

Дома он не находил себе места, слоняясь из угла в угол, то пытаясь забыться у телевизора, то отправляясь на позднюю прогулку. Свежий осенний воздух, по идее, должен был бодрить, однако напротив – он угнетал Матвея. Шагая пешком по мокрым от сырости улицам, где стояли деревья с пожелтевшими листьями и мрачные дома, облитые неоновым заревом, Матвей словно погружался в некий болезненный транс, наполненный зловещими темными тенями. Призраки, скользившие следом за ним, протягивали к нему руки и горько стенали. Он старался не смотреть на них, обращать больше внимания на прохожих... но именно этот маневр оборачивался совершенно обратным образом. Ноги сами несли его на Сретенку, к месту, где некогда возвышалась построенная по приказу Петра Великого Сухаревская башня. Каменная четырехугольная сизая громада ее, увенчанная шатром с часами, казалось, до сих пор с гордым величием взирала на современную Москву. Во всяком случае, незримый таинственный образ башни явно присутствовал над оставшимся в земле фундаментом. Матвей почти воочию видел ее, пугаясь ясности и четкости форм этого выступающего из небытия памятника истории, безжалостно разрушенного в 1934 году...

Башню разбирали по кирпичикам и, по слухам, каждый камень придирчиво осматривали на предмет «Брюсова клада». Что было спрятано в этом грандиозном символическом сооружении Петровской эпохи, никто толком не знал.

Матвей словно бы воочию видел не только саму Сухаревскую башню с проездными воротами, но и раскинувшиеся вокруг нее низкие домики простолюдинов, и белые боярские палаты, и часовни, и амбары, и караульные помещения, и кабаки... слышал грохот колес, стук копыт... крики возничих...

В верхнем ярусе башни соорудил свою астрономическую обсерваторию верный соратник царя Петра, фельдмаршал, колдун и алхимик, «могучий чародей», граф Брюс, который, по его же словам, «читал в звездах судьбы людей, прошедшее и будущее время...» После смерти государя-императора он удалился от двора, покинул суетный Санкт-Петербург и проводил всн свои дни и ночи в башне: то за телескопом, то в алхимической лаборатории за тиглями и ретортами...

Утомительная борьба с разыгравшимся воображением надоедала Матвею, и он возвращался в свою уютную квартиру, пил чай или принимал горячий душ... брался за книгу, чтобы отвлечься. Увы, напрасно. Тогда он принимался думать об Астре, о том, кто они друг другу – любовники, друзья, партнеры? И первое, и второе, и третье... Разве так бывает? Впервые в жизни отношения с женщиной ставили Матвея в тупик. Его тяготила неопределенность, но ни он, ни она не могли ни сблизиться окончательно, ни разойтись. В то же время, Матвей уже не представлял своего существования без Астры. А она? Он не решался напрямик спросить ее об этом. Она молчала... загадочно улыбаясь или искоса посматривая на него из-под ресниц. Должно быть, ее терзали те же сомнения и мучили те же противоречия.

По ночам Матвея преследовали навязчивые сны; их нельзя было бы назвать кошмарами... но позже их невозможно было вспоминать без содрогания. Если бы его спросили, в чем причина такого душевного смятения, вряд ли он сумел бы внятно ее выразить. Ложась спать, он гадал, какое именно неприятное видение возмутит его спокойствие на сей раз...

Однажды на Хэллоуин он повел группу своих мальчишек из военно-спортивного клуба «Вымпел» прогуляться по Москве[3]. Парни нарядились персонажами «нечистой силы», а наставнику предложили надеть костюм вельможи Пе5тровских времен: кафтан, расшитый серебром камзол, кружевную рубашку, парик, башмаки с пряжками. Развеселая компания отправилась на Сухаревскую площадь...

Матвея неудержимо влекло к башне. Вернее, на то место, где она когда-то стояла. Он не заметил, как оторвался от ребят, и внезапно его со всех сторон обступила тишина. Человек в треуголке, проходивший мимо, чуть не задел его длинным плащом. Шел снег. Здания вдруг уменьшились в размерах, мостовая стала узкой и грязной, все вокруг изменилось... Сквозь пелену летящих снежинок он увидел идущую впереди женщину в накидке, отороченной мехом. Та опалила его взглядом своих угольно-черных глаз, поманила за собой...

– Куда ты меня ведешь? – крикнул Брюс.

Женщина не обернулась, только ускорила шаг. Он замешкался... и тут его позвали. Он обернулся на голос, а женщина исчезла...

– Хотите пить? – спросил парень, переодетый Оборотнем, и протянул Матвею банку с пивом.

Матвей в костюме Брюса, как он окрестил свой наряд, пришел в себя и покачал головой. Он пытался разглядеть в темноте очертания башни, но та тоже будто растворилась в сумерках...

Теперь, по прошествии четырех лет, образ той женщины в накидке, отороченной мехом, вновь проник в его сознание, выплыл из забвения и овладел его мыслями. Ему вновь захотелось отправиться туда, куда она позвала его... Жаль, что нельзя повернуть время вспять.

Он все чаще думал о той странной незнакомке, представлял себе ее лицо, дорисовывал то, чего он не мог знать о ней, – происхождение, род занятий, характер, привычки. Иногда ему казалось, что она похожа на Астру...

– Я иду за тобой! – шептал он... и просыпался в холодном поту.

Возможно, так и было. Возможно, она отыскала его, чтобы... чтобы... Разгадка дразнила его некой призрачной близостью, рассыпалась по зеркальным коридорам памяти. Зря он смеялся над Астрой, упрекая ее в нелепой привязанности к «венецианскому зеркалу», в котором, по ее словам, жил ее двойник! Разве он сам не является двойником Брюса в этом мире, обильно начиненном всевозможными техническими штуковинами, гораздо более сложном и опасном, чем жестокое наивное время Петровских реформ? Граф был провидцем... но чего-то он не предусмотрел. Или наоборот? Брюс видел то, что являлось недоступным для всех остальных... даже для его царственного покровителя?

Беспокойный сон, полный мелькающих видений, сменялся провалами в глухую черноту... бездонными, как ночное небо. Матвей терял самого себя в круговороте отражений и образов, разворачивающихся перед ним картин из чужой жизни...

Вот отчаянно рыдает в дворцовой спальне пышнотелая царица Екатерина, ломает руки, взывает то ли к милосердному Богу, то ли к своему венценосному супругу. Зачем он обрек ее на горькие страдания? Зачем заставил глядеть на мертвую голову милого друга, красавца-камергера Вилли Монса? Высоко взлетел бывший адъютант и камер-лакей[4], забылся... обнаглел. Вздумал у царя под носом блудить, да не с кем-нибудь, а с его женой! Бурная жизнь, гульба и попойки, тяжелая работа, военные походы подкосили здоровье Петра... а Екатерина, не в силах смирить жар горячей крови, обратила благосклонность свою на молодого любезного Монса. В Петербурге с опаской заговорили о фаворите государыни...

Когда-то в юности Петр любил захаживать в Немецкую слободу, покутить, приласкать нежную девицу Анну Монс. Ее маленький брат с жадностью наблюдал за влюбленными... а царю-то и невдомек было, какой коварный лиходей в семействе Монсов подрастает. Ловкий, услужливый, льстивый, так сумел угодить императрице, что та забыла страх и стыд, впустила в свою опочивальню сего жалкого ловеласа... отдалась ему, как последняя шлюха! Воистину, женщина есть источник зла...

Петр, измученный приступами болезни, которая в скором времени должна была свести его в могилу, и помыслить не мог об измене дорогой Катеньки. Из праха поднял он ливонскую пленницу, из нищеты, пригрел ее, приголубил... осыпал несчетными милостями. Бриллианты горстями дарил, под венец повел, посадил рядом с собою на трон великой державы, короновал... первую из всех русских цариц[5]! И чем отплатила бывшая прачка Марта императору? Подлой, вероломной изменой... В бешенстве скрипел зубами Петр, буграми вздувались на его лбу синие жилы, – сильнее физических страданий царя одолевала душевная боль, ярость ослепляла его, жгла сердце огнем. Как посмели – у него за спиной?! Как решились на этакое злодейство?!

Брюс, как умел, охлаждал гнев самодержца. Негоже раздувать скандал в царской семье – врагам на радость, себе на позор. Дочери подрастают – Анна и Лизанька, – им вовсе ни к чему такой срам. А уж как воспрянут духом противники, уж как начнут вопить, что-де и дочерей Екатерина родила не от Петра Алексеевича – нагуляла с офицерами или придворными! Следовательно, цесаревны законных прав на престол не имеют, потому как нету в них царской крови.

Императрица, почуяв беду, притворно веселилась, ластилась к угрюмому мужу. Тот с трудом сдерживался, чтобы не ударить ее.

– Наглость!.. Разврат!.. – хрипел Петр, запершись с верными приближенными в своих раззолоченных апартаментах. – Уничтожу!.. Раздавлю!..

– Бунт... заговор... – осторожно подсказывали царю. – Казнокрадство... Монс-то при Екатерине в большую силу вошел! Перед ним лебезят, его расположения ищут самые высокопоставленные сановники... министры... иноземные посланники... челобитные тащат... на подношения не скупятся...

– Плут!.. Негодяй!...

– Взяточник! – нашептывали Петру. – Расточитель государственных средств!

Царь, недолго думая, приказал арестовать Монса и предать его скорому суду. В течение нескольких дней Монсу был вынесен смертный приговор по обвинению во взяточничестве и прочих тяжких государственных преступлениях. В хмурый ноябрьский день бывшему камергеру и любовнику Екатерины отрубили голову. Тело оставили валяться на эшафоте...

Императрица улыбалась, ничем не выдавая своего ужаса. Царственные супруги не разговаривали друг с другом. Болезнь Петра усугубляла семейный раздор. В припадке ненависти он велел заспиртовать голову незадачливого фаворита в стеклянной банке и поставить ее в спальне Екатерины на видное место.

– Смотри и радуйся! – процедил он сквозь зубы. – Посмеешь убрать или прикрыть чем-нибудь – пеняй на себя! Будете рядом не только в любви, но и в смерти...

Бедная женщина тряслась в нервном ознобе. У нее пропал сон, исчез аппетит. В сумраке спальных покоев освещенная свечой отрубленная голова Монса, казалось, не сводила с Екатерины взгляда прищуренных глаз, кривила губы в ухмылке... а волосы на ней слабо шевелились в желтоватом консервирующем растворе...

– Я больше не могу! Я сойду с ума... – жаловалась царица кому-то невидимому. – Уберите ее отсюда!..

Матвей проснулся и не сразу сообразил, что он не в Петербурге, не в царском дворце, пропитанном тревожным ожиданием, изменой и страхом, а в Москве, в своей квартире... и что завтра ему надо будет не сидеть в приемной у дверей венценосного друга, а идти в офис конструкторского бюро, проверять расчеты и чертежи... распекать сотрудников и ублажать придирчивых заказчиков.

Он приподнялся и смахнул испарину со лба. Что с ним происходит?! Отрубленная голова все еще стояла у него перед глазами...

– Дурацкая кассета! – пробормотал он, часто дыша. – Больше не буду ее смотреть!

Астра выслушала Карелина с невозмутимым лицом.

– Кассета? Какая ерунда! – воскликнула она. – Это лишь зеркало прошлого или будущего, а если уж говорить наверняка, то проекция...

– Хватит кормить меня словоблудием! – взорвался он. – Какого черта ты держишь ее у себя?

– От того, что я выброшу кассету, ничего не изменится. Записанные на ней эпизоды отпечатались в нашей памяти, – твоей и моей, – и никуда не денутся. Подумаешь, отрубленная голова! Нечего паниковать.

– Ты считаешь, я паникер? Ну, спасибо... уважила! Зря я тебе рассказал...

Астра пожалела о вырвавшейся фразе и поспешила исправить ситуацию:

– Ладно, не дуйся. Я не то имела в виду. Понимаешь, каждый эпизод на кассете так или иначе осуществился в реальности. Кроме одного...

– Какого? – спросил Матвей, хотя не хуже нее понимал, о чем идет речь.

Она намекала на усадьбу в Глинках, которую заснял сумасшедший убийца. Почему именно это старинное подмосковное имение выбрал для своего любительского фильма ныне мертвый преступник? Потому ли, что на фасаде бывшего господского дома застыли каменные маски? Или потому, что его построил граф Брюс? Выйдя в отставку после смерти Петра, он удалился от двора и поселился в загородном поместье...

– Яков Брюс – прямой потомок шотландских королей, в нем течет кровь кельтской знати, – напомнила Астра. – А жизнь кельтов[6] тесно переплеталась с древней магией. Понимаешь? Отрубленная Голова Брана была их главной реликвией.

Он состроил скептическую мину. При свете дня, в присутствии молодой женщины, все эти ночные страхи казались нелепыми. Конечно, Астра поднимет его на смех.

– Вот скажи, как Брюсы оказались в России?

– Полагаю... бедность заставила их искать применения своих способностей на службе у иноземных правителей, – слукавил Матвей. – Возможно, тому способствовали интриги или какие-нибудь семейные распри. Откуда мне знать?

– У меня другая версия. Дед Якова Брюса сбежал от друидов[7]! Он обманом завладел их секретами и спрятался в далекой Московии, прихватив с собою свитки с описанием тайных обрядов, колдовских заклинаний и рецептов редчайших лекарств и ядов. Может, это и была та самая «Черная книга» Брюса, которую до сих пор ищут?

– Друиды ничего не записывали... они передавали тайные знания из уст в уста, и только своим верным ученикам, – вырвалось у Матвея.

Астра с многозначительным видом подняла вверх указательный палец.

– Видишь? Ты сам об этом сказал!

– Ляпнул наугад.

– Вряд ли, – усомнилась она. – Скорее, заговорило твое подсознание.

– Ой, я тебя умоляю! Давай без этих «фрейдовских» штучек!

– Даже если и так, тебе нечего бояться, – не отступала Астра. – Напоминаю: отрубленная голова у кельтов считалась оберегом.

– Бред какой-то...

– Не расстраивайся. Дело прошлое... и ты за Брюсов не в ответе. Однако же не напрасно люди называли графа Якова колдуном и чародеем! Он делал астрологические прогнозы, составлял календари и карты...

– Угу... – рассеянно кивнул Карелин. – Ты тщательно изучила вопрос.

– Я всегда так делаю. Есть мнение, что кольцевая линия Московского метро была построена по астрологической карте Брюса. Потому на ней и двенадцать станций... Зодиакальный круг! Слушай... а правда, что Брюс умел изготовлять живую и мертвую воду?

– Чтобы покойников воскрешать? Не-е-ет...

– Ты подумай хорошенько, вспомни!

Она его развеселила.

– Скажи еще, что Брюс создал из цветов девушку, которая прислуживала ему, «кофий подавала», а потом он булавку у нее из головы вытащил – она и рассыпалась.

Матвей улыбнулся. Басни про Брюса он относил к разряду народного фольклора. Поговорка про дым, которого без огня не бывает, в данном случае звучала неубедительно.

– А правда, что граф построил свой дом в Глинках поверх каких-то глубоких подземелий загадочного происхождения? И прорыл там множество дополнительных галерей? А чтобы любопытные не совали туда носы, установил энергетическую защиту? Заслон, опасный для здоровья? И что в тех галереях якобы спрятана разная колдовская утварь, железный орел, на котором Брюс летал над Москвой, и прочие хитрые приспособления?

– Неужели ты веришь в эти глупости?

– Я – нет, – быстро ответила Астра. – А вот некоторые лозоходцы исследовали Брюсову усадьбу, вкупе с окрестностями, и утверждают, что рамка там крутится, как бешеная, подтверждая наличие сильных аномалий.

– Болтовня!

– Кстати, ты же обожаешь таскать своих подопечных из «Вымпела» во всякие необычные места. В пещеры, например, или на поля былых сражений. В Глинки их водить не пробовал?

– Там же санаторий, – возразил Матвей. – Люди отдыхают, лечатся...

Он задумался над ее словами. Может, и в самом деле, – побродить по территории усадьбы? Без сопровождения... одному... Он уже приезжал туда, еще до знакомства с Астрой, гулял по липовым аллеям... надеялся: что-то отзовется в душе, поможет ему понять себя... Долгие прогулки по парку ничего не разбудили в нем, дом тоже хранил настороженное молчание. Только фонтан беззаботно журчал, навевая ностальгическую грусть...

Каким образом поместье Брюса попало на кассету? Выходит, автор этого «фильма» не поленился и съездил туда? Зачем?

Видеокассета с разрозненными эпизодами, словно выхваченными камерой из стремительного течения жизни, подобранными без смысла и связи, попала к Астре казалось бы, случайно[8]. Устроившись компаньонкой к одинокой немке, баронессе Гримм, она наткнулась на тайник в стене, где лежали пленка и сухой корешок, похожий на маленького человечка. В ночь пожара и гибели баронессы Астре чудом удалось спастись и вынести из огня три вещи: старинное зеркало, принадлежавшее хозяйке коттеджа, видеокассету и корешок. Все эти предметы она умудрялась использовать в расследовании преступлений. Особое значение имел для нее «фильм». Многократно просматривая пленку, она пыталась соединить отснятые кадры с действительностью... быть может, с собственной судьбой...

Блестящее тело змеи скользит по стволу могучего дерева... Дикий вепрь, за которым гонятся всадники, скрывается в тумане... Под сводами средневекового замка висит над очагом котелок с ритуальным угощением... На каменном постаменте посреди водоема сидит бронзовая русалка... Улицы Венеции запружены танцующими участниками карнавала... Золотое блюдо, на котором лежит отрубленная голова... Толпа ряженых бросает в огромный костер соломенное чучело... Обнаженные любовники, чьи лица закрыты масками, предаются страсти... Ночное небо с яркой россыпью звезд Млечного Пути... Статуя Афродиты в венке из мандрагоровых цветов... Корова, пасущаяся на лугу... Тело повешенного раскачивается на виселице... Туристы бросают в фонтан монетки...

Пленительный женский голос сопровождал сменяющие друг друга эпизоды мелодией без слов. Наверное, так пели сирены, заманивая мореходов в гиблые места...

Звонок неизвестной женщины застал Астру в прихожей. Она собиралась на прогулку в Ботанический сад. Благо, жила неподалеку – пешком до сада каких-нибудь полчаса. Середина октября в этом году выдалась тихая, ясная и золотая. Деревья с шорохом роняли листья на мокрую от ночной росы траву. Рябины стояли красные, горящие на солнце...

– Госпожа Ельцова? Мне посоветовали обратиться к вам, – раздался в трубке женский голос. – Один влиятельный человек, которому вы помогли в весьма щекотливом деле. Он дал мне ваш телефон...

– Кто?

– Простите... но он пожелал сохранить инкогнито. Это его право.

Астра недовольно хмыкнула.

– Допустим...

– Вы ведь расследуете всякие... необычные случаи? Вы... экстрасенс?

– Не пользуйтесь слухами. Мои методы ничем не лучше традиционных.

– Нет, лучше! Лучше! – горячо возразила дама. – По крайней мере, вы гарантируете конфиденциальность.

– По мере возможности. Кстати... вы до сих пор не представились.

– Я не хочу делать это по телефону.

– Вот как?

– Вы не поняли, – ее собеседница перешла на шепот. – Я очень боюсь! Телефонная связь ненадежна...

– По-моему, вы сгущаете краски.

– Я очень прошу вас выслушать меня! – уловив в тоне Астры холодок, взмолилась женщина. – Я не могу больше ни с кем посоветоваться, к кому-либо обратиться! Мне... ужасно страшно... Если можно, давайте встретимся...

– Право, не знаю. Разве что завтра вечером...

– Это срочно! Я не могу ждать до завтра!

– Ну, хорошо, – сжалилась Астра. – Где вам удобно?

Она не любила анонимных рекомендаций, но в голосе, доносившемся из трубки, сквозило отчаяние. А она как раз искала, чем бы заняться. Ее ум застоялся от скуки, а творческая энергия требовала выхода. Частный сыск давал пищу первому и точку приложения второму. Да и Матвею необходимо отвлечься от тяжелых мыслей. Новое расследование – отличное лекарство от скуки и депрессии.

– Вы согласны? – обрадовалась дама.

– Пока что я обещаю только встречу и разговор. Сможете подъехать к Ботаническому саду?

– Конечно. Когда?

– Прямо сейчас. Я буду ждать на центральной аллее... – Астра описала свою внешность, прибавив: – Я надену светлое полупальто и фисташковую шаль.

– А меня вы узнаете по густым вьющимся волосам...

Дама, которой она назначила встречу, не заставила себя ждать. Астра не успела пройтись в глубь аллеи и обратно, как увидела торопливо шагающую женщину, высокую и тонкую, с гривой смоляных кудрей. Никакой другой приметы и не стоило называть – мелкие завитки волос пышно обрамляли скуластое лицо, привлекая внимание к их владелице. Ее смуглая кожа и широкий разрез глаз выдавали наличие в ее венах южной крови.

– Я примчалась на такси, – сказала она после торопливого приветствия. – Слава богу, не было пробок. Я так рада, что вы не отказали мне...

Темная куртка, сумочка на плече, брюки в обтяжку и короткие сапожки делали ее похожей на подростка, хотя держала она себя как зрелая женщина. Вблизи мелкие морщинки в углах губ и на лбу выдавали ее возраст – явно не юный. Она явно мерзла – то ли от волнения, то ли от пронизывающего ветра.

– Меня зовут Алевтина, – представилась она. – Алевтина Долгушина. Я работаю бухгалтером в фирме «Маркон». Мы продаем оборудование для пищевых предприятий. Может, слышали?

Астра отрицательно покачала головой.

– Да, конечно... зачем вам это? Ваш отец, кажется, занимается страховым бизнесом? Тот самый Ельцов?

– Тот самый, – улыбнулась Астра. – Вы знакомы?

– Нет, что вы! Я слишком мелкая сошка для таких знакомств. Простите, а что вас заставило... Вы действительно обладаете даром ясновидения?

– Не совсем...

– Но все же, зачем вам копаться в чужом грязном белье? Рисковать? Вы не боитесь пострадать от рук преступника, который вовсе не жаждет быть разоблаченным?

Она с любопытством разглядывала Астру, мысленно прикидывая, сколько стоит ее одежда, обувь, серьги в ушах. Эти зеленые камешки – небось, изумруды? Лицо Долгушиной выражало завистливое недоумение.

– Люблю решать трудные задачки, – без улыбки объяснила Астра. – Это меня развлекает.

– Да? Собственно, мне нет дела до ваших мотивов. Главное, чтобы вы согласились мне помочь!

Она оглянулась. По аллее прогуливались молодые парочки, на скамейках кое-где сидели пожилые дамы в косынках и фетровых шляпках. Мимо, прихрамывая, прошел старик с палочкой...

– Если меня заинтересует ваша история, я попробую в ней разобраться.

– Вам не холодно? – удивленно протянула смуглянка. – А меня что-то знобит...

Ее щеки, раскрасневшиеся от быстрой ходьбы, побледнели, нос заострился. Излишне полные губы и низкий лоб слегка портили ее своеобразную красоту.

– Может, выпьем по чашечке кофе?

– Нет-нет! – дама вновь оглянулась. – Лучше поговорим здесь, на воздухе. Сейчас... я только отдышусь немного.

Казалось, она тянет время, проверяя, не увязался ли кто-нибудь за ней. Астра невольно напряглась и тоже оглянулась.

– Вы ничего не чувствуете? – нервно спросила Долгушина.

– Что я должна чувствовать?

– Угрозу... чужой взгляд... будто бы за нами наблюдают...

– Да нет, вроде...

– Давайте свернем вон туда! – она указала ладонью на гущу кустов с бордовыми листьями.

Астра пожалела, что не взяла с собой Матвея. Черноволосая дама вызывала у нее безотчетные опасения. Однако страсть к приключениям пересилила здравый смысл. Они повернули на боковую дорожку и зашагали в глубину сада. Здесь было пустынно, только шумел в зарослях ветер да перекликались птицы, клюющие ягоды жимолости.

– В чем состоит ваша проблема? – не удержалась Астра. – Вы говорили, что боитесь. Кого или чего?

Смуглянка замедлила шаг и плотнее обмотала шею шарфом. Ей было все так же зябко.

– Я работаю в фирме «Маркон», – повторила она. – До последнего времени мне все нравилось... и зарплата, и сотрудники, и отношение начальства... После скитаний по разным забегаловкам, где меня заставляли покрывать махинации нечистых на руку руководителей, «Маркон» казался мне раем. Там, конечно, тоже практикуют левые заработки и пользуются обходными путями для уменьшения налогов... но откровенно, внаглую, законодательство не нарушают.

– Стараются держаться в рамках приличий?

– Ну да. Это уже немало. Две мои бывшие сокурсницы угодили за решетку. Бухгалтерия бывает сопряжена... впрочем, вы и сами знаете, как у нас порою ведут бизнес. Урвать побольше и скрыться подальше. Хозяин с денежками убежит за бугор, а бухгалтер с наемным директором отдуваются. Я не хочу в тюрьму, но и без работы остаться – тоже не сладко...

Астра разочарованно вздохнула.

– Экономические преступления – не мое амплуа, – сказала она, глядя на Долгушину снизу вверх. На каблуках та была намного выше. – Я ведь по профессии актриса. У меня художественная натура, далекая от цифр и финансовых афер. Пожалуй, вы обратились не по адресу.

Смуглянка зашла вперед и остановилась, с умоляющим видом прижимая руки к груди. Сквозь тонкую сеточку перчаток ее пальцы и ногти казались голубоватыми в тенистом сумраке сада.

– Вы не поняли! Речь не идет о бухгалтерии... хотя о ней тоже, но... выслушайте меня до конца!

Астра приготовилась к длинному, заведомо скучному монологу, пересыпанному финансовыми терминами. Куда деваться? Раз пришла, надо позволить человеку высказаться. Иначе совсем уж некрасиво получится. Недаром она сегодня видела в «венецианском зеркале» пустоту... ее не ждет ничего, кроме напрасной траты времени...

Она очнулась от раздумий на обрывке фразы Долгушиной:

– ...в общем, я с удовольствием выполняла все поручения своего шефа! В том числе, и те, которые не касались моих непосредственных обязанностей.

– Вы имеете в виду...

– Не постель, нет! – тряхнула кудрями смуглянка. – Он оказывал мне знаки внимания... но не больше, чем остальным молодым сотрудницам.

– Простите, сколько вам лет?

– Двадцать восемь...

– А вашему шефу?

– Тридцать четыре... было...

– То есть?

– Так я же к этому и веду! Он умер! – выпалила Долгушина. – Понимаете? Взял и... умер! Здоровый, не старый еще человек!

– Совсем не старый, – подтвердила Астра. – Что же послужило причиной его смерти?

– Черная магия... – выпучив и без того большие глаза, прошептала бухгалтерша. – Или гипноз!

– Вы шутите? Может, человек просто внезапно захворал...

Долгушину будто прорвало:

– Сразу после той вечеринки?! У нас был корпоратив... и мне поручили организовать любительский спектакль. Я с ног сбилась, подыскивая актеров среди сотрудников...

На душе у Матвея кошки скребли. Отношения с Астрой были так запутаны, словно в них присутствовала какая-то интрига, которую ни он, ни она не могли распознать. Хрупкое равновесие – вот все, чего они достигли в своей любви-дружбе. Ни он, ни она не искали развлечений на стороне, но, оставаясь наедине, ощущали как будто нехватку воздуха, кислорода, питающего огонь чувств. Они словно подошли к некому порогу, к некой наглухо закрытой странице своего прошлого или будущего, куда не в силах были заглянуть...

Зато канувшая в Лету эпоха лихих Петровских реформ, великого и ужасного преобразования России, просто ломилась в его сознание, как река в половодье, затапливающая пойму. Но ведь именно этот разлив воды и дает почве плодородие...

«Какие ростки должно пробиться в моем уме? – ломал голову Карелин. – Какой плод должен созреть?»

Временами жизнь овеянного легендами шотландского дворянина и русского графа Якова Брюса казалась ему реальнее нынешней – сумбурной и бесцельной. Брюс знал, к чему следует стремиться, и унес свою тайну в могилу. «Но кто же тогда говорит во мне его голосом? – недоумевал Матвей. – Откуда приходят ко мне его мысли? И что есть смерть? Конец, начало или продолжение?»

Он сидел в своем рабочем кабинете, без всякого интереса проглядывая бумаги. Конструкторское бюро «Карелин» процветало – количество заказов росло, квалификация сотрудников – тоже, на прибыль было грех жаловаться. Как ни странно, даже в этом Матвей усматривал незримую поддержку графа, преуспевшего не только в ратном деле, но и во многих науках – математике, оптике, астрономии, географии, минералогии, медицине... Библиотека Брюса состояла из книг на четырнадцати языках!

Дело дошло до того, что Матвей раздобыл портрет графа – в пышном напудренном парике, в блестящих латах, с орденской лентой через плечо, с прямым и требовательным взглядом. Правой рукой Брюс опирался на зияющее жерло пушки, – ведь он являлся фактически создателем и главнокомандующим всей российской артиллерии. Карелин не решился водрузить портрет на стол и держал его в закрытом ящике. Выдвигая ящик, он долго всматривался в черты этого любимца царя Петра с немым вопросом: «Чего ты хочешь от меня?»

Вот и сегодня он с раздражением отодвинул от себя чертежи и достал из ящика портрет фельдмаршала Брюса. Тот все так же сурово уставился на Матвея в необъяснимом ожидании.

– Я сам себя накручиваю! – разозлился Карелин, резко встал, подошел к окну, распахнул створку и подставил лицо влажному ветру. – Заразился от Астры болезненными фантазиями! Не мудрено. Черт! Подхватить безумие легче, чем вирус гриппа...

Внизу, на парковочной площадке, усыпанной палыми листьями, стоял его черный «Фольксваген-Пассат». Неподалеку прогуливалась женщина в коротком меховом манто. Он тотчас же узнал ее. Это была роскошная, великолепная Лариса Калмыкова, его бывшая любовница...

Ветер крепчал, срывал желтые платья берез и швырял их обрывки на траву, на дорожки сада, под ноги гуляющим. Один лист запутался в шарфе Алевтины Долгушиной, – она этого не заметила, увлеченная рассказом.

– Не так-то просто оказалось устроить вечеринку, чтобы не только всех накормить, но и развеселить. Мне пришлось самой составлять сценарий, подбирать ведущую, разучивать роли...

– По какому поводу решили собраться? – спросила Астра.

– Мы отмечали пятилетний юбилей фирмы. Раньше этот бизнес вели два партнера, потом Тетерин захотел отделиться и создал «Маркон». Дела пошли гораздо лучше, у него чрезвычайно креативное мышление! Было...

Астра поморщилась. Подобные словечки вызывали у нее внутренний протест. Почему непременно креативное? Почему бы не сказать «творческое», например?

– Тетерин – ваш шеф?

– Хозяин и руководитель в одном лице, – кивнула Долгушина. – Владислав Алексеевич. Умный, интересный, успешный и... женатый. Жена – обыкновенная ревнивая клуша, сидит дома и закатывает ему скандалы. Нет, чтобы куховарить и детей воспитывать, так она лезет в каждую дырку... Ой! – запоздало спохватилась бухгалтерша. – Я, кажется, лишнее болтаю!

– Вы говорили о любительском спектакле...

– Да-да... именно во время того дурацкого представления все и произошло...

– Что за спектакль вы играли?

– Сущую ерунду. Я неправильно выразилась... то был не спектакль, а шуточная сценка... «Баба Яга – костяная нога»!

Астра подумала, что ослышалась.

– Как вы сказали?

– Ну, Владислав Алексеевич попросил придумать смешное представление на тему создания фирмы, происков конкурентов и все такое прочее... в духе русской народной сказки. Он очень юморной... был... Долгушина запнулась и облизнула накрашенные вишневой помадой губы. – Баба Яга олицетворяла нечистую силу... словом, она противодействовала Ивану-царевичу, строила козни, из кожи вон лезла, чтобы ему насолить...

– ... а он все равно победил! – подхватила Астра. – И добро восторжествовало! Так?

– Ага...

– Под Иваном-царевичем, конечно же, подразумевался Тетерин? А под Бабой Ягой – его скандальная супруга?

– Нет-нет! – покачала головой бухгалтерша. – Баба Яга – это была главная конкурентка... бывшая партнерша Тетерина по бизнесу. После раздела она будто с цепи сорвалась! Чего только ни испробовала, лишь бы вытеснить «Маркон» с рынка, переманить у нас покупателей. Думаю, она до сих пор не успокоилась. Она могла обратиться к любому колдовству, с нее станется!

– Постойте... так это – женщина?

– Да. Разве я не сказала? Леонора Витольдовна на все способна...

Астра незаметно огляделась по сторонам. Ей показалось, что кто-то крадется следом за ними, шуршит, задевая в зарослях за ветки. Алевтина же, напротив, как будто успокоилась.

– И что сделала вашему шефу эта Леонора?

– Как что? Убила его!

– Не понимаю. Прямо на корпоративной вечеринке?

– Разумеется, нет. Она же не полная дура! Она все умело подстроила... а сама осталась в тени. За кулисами! Поди, докажи ее соучастие! Она подговорила нашу Мими...

– Погодите, – остановила Астра бухгалтершу. – Я запуталась. Кто такая Мими?

– Секретарша Тетерина... Милена Михайловна, но для краткости все привыкли звать ее Мими. Болтали, что она водит дружбу с Леонорой, и шеф хотел ее уволить из-за этого. Мими, естественно, все отрицала. Открещивалась, как могла! Сначала он был настроен весьма решительно, потом как-то поостыл... и Мими по-прежнему работает на нашей фирме. Она отлично знает делопроизводство, а это очень важно... Так вот, никто не хотел играть Бабу Ягу! Остальные роли я худо-бедно распределила между сотрудниками, а от Бабы Яги все отказывались. Знаете, как случается в небольшом коллективе: приклеится какое-нибудь прозвище, попадет на язык острословам спасу не будет. Перспектива прослыть Бабой Ягой никому из наших дам не понравилась. Мужчины тоже заняли глухую оборону. Стать надолго посмешищем среди своих коллег – это их отнюдь не прельщало. В общем, вопрос о Бабе Яге стал камнем преткновения... И тут мне на помощь пришла Мими! Совершенно неожиданно. Обычно ее не интересовали подобные мероприятия, она терпеть не могла всякие «капустники» и самодеятельные номера. Присутствовала на них только из вежливости, чтобы не портить отношений с Тетериным...

– Это он у вас – инициатор любительских выступлений?

– Он! – энергично кивнула Алевтина. – Будучи студентом, шеф обожал КВН и был членом университетской команды. Идея разыграть сценку с Бабой Ягой пришла ему в голову накануне юбилея... Честно говоря, я ужасно обрадовалась, когда Мими предложила пригласить на роль Бабы Яги свою приятельницу. Согласилась без раздумий! Теперь жалею...

– Вы много репетировали?

– Не очень. Времени оставалось в обрез. Я раздала всем роли и велела выучить их назубок. Мими вызвалась передать приятельнице распечатку со сценарием, чтобы та ознакомилась. У Бабы Яги было несколько реплик... довольно простых, но потешных. Почти до самого начала вечеринки она не появлялась, и я забила тревогу. Мими меня успокоила. Сказала, что ее приятельница уже выучила реплики и придет на генеральную репетицию. В принципе, этого было бы достаточно. Мы сами собирались всего два раза...

На Астру нахлынули воспоминания о ее собственных студенческих годах, об учебных театральных постановках, о ролях, которые приходилось зубрить урывками, в свободное от пар время... о жутком волнении будущих актеров перед выходом на сцену...

У бухгалтерши из «Маркона», похоже, открылось второе дыхание, она говорила без умолку:

– Последнюю репетицию мы провели за день до корпоратива. Все с нетерпением ожидали Бабу Ягу... то есть приятельницу Мими. Она появилась... и произвела настоящий фурор! Вы бы ее видели... Вся в черном, в шляпе с густой вуалью, как будто она сглаза боялась. Настоящая ведьма!

Эти слова госпожа Долгушина произнесла почему-то шепотом. Она сама явно обладала недюжинными актерскими данными, выразительно представляя все в лицах...

– Знаете, как она представилась? Донна Луна! Мы решили, что тетенька прикалывается... Ан нет! Никакого другого имени эта странная женщина не назвала, и нам пришлось... обращаться к ней в том же духе. Зато роль Бабы Яги она действительно выучила и сыграла на репетиции без запинки. Я была довольна. Плевать, думаю, на ее причуды! Тетка – из невостребованных актрис, как пить дать... соскучилась по сцене, а творческие личности все немного с приветом. Главное – представление состоится, и Баба Яга получится классная. Креативная!

– Сколько ей примерно можно дать лет? – спросила Астра.

– То-то и оно, что сколько угодно... и тридцать, и сорок, и пятьдесят... Мы же ее без вуали не видели! По голосу возраст не определишь. А фигура у нее обыкновенная... средней упитанности... и росточек средний... вот как у вас...

Долгушина отступила на шаг и сбоку пристально уставилась на Астру.

– Если бы вы напялили долгополую хламиду, шляпу и все прочее... хм! Ей-богу, вы с ней похожи...

– Да ладно!

– Клянусь! – театрально взмахнула руками бухгалтерша. – Не сойти мне с этого места! Тьфу-тьфу! – суеверно сплюнула она. – Нельзя разбрасываться такими фразами. Еще накаркаю...

– Разве во время представления Баба Яга не должна была выйти к зрителям в соответствующем костюме и гриме? Где она переодевалась, красилась?

– Для этого мы специально отвели маленькую комнатку... бытовку, где сотрудники, не любящие питаться в кафе, обычно пьют чай.

– Вы устраивали вечеринку в помещении фирмы?

– Да, мы всегда так делаем. Можно прекрасно повеселиться без лишних затрат. Для таких торжественных случаев у нас есть банкетный зал, очень уютный. Посуда у нас своя, еду мы заказываем в соседнем ресторане, – у нас скидка как у постоянных клиентов, – выпивку покупаем по оптовым ценам...

В ней заговорила профессиональная привычка экономить каждую копейку. Астра со скепсисом выслушала ее замечания о преимуществе вечеринок, проводимых в офисе. Кому что нравится!

– Я лично приготовила костюм для этой... чудаковатой дамочки, – продолжала Долгушина. – Растолковала ей, что вместо грима проще будет надеть маску Бабы Яги, которую я специально приобрела. И оставила ее готовиться к выступлению. По сценарию Баба Яга выходит на сцену самой последней, когда все артисты уже задействованы... Не следить же мне было за ней? Я замоталась, забегалась, понадеялась на ее сознательность... Взрослый же человек! Не ребенок!

Бухгалтерша набрала в грудь воздуху и разразилась новой тирадой. Ее все сильнее охватывало возбуждение.

– Представьте мою физиономию при виде этой Бабы Яги! Как будто я ничегошеньки ей не объяснила! Выкатилась на всеобщее обозрение в своих черных тряпках, как та ворона! Правда, без шляпки с вуалью... а в маске, как ее просили. Но что это была за маска?! Жуткое подобие лица, ослепительно пылающее... Ее маска состояла из кусочков зеркала, плотно наклеенных, состыкованных друг с другом. Эффект при направленных на сцену софитах – ужасающий! У многих слезились глаза... Я была вне себя от возмущения! Но что уже поделаешь...

– Весьма креативный подход к роли, – не преминула поддеть ее Астра. – Истинно новаторский.

– Между прочим, шеф пришел в восторг...

– Видите, хоть кому-то Баба Яга угодила.

– Вы послушайте, что было дальше! Вместо положенных по сценарию реплик она понесла сущую ахинею... я даже не могу припомнить, какую чушь она молола! Мы все буквально оцепенели...

– Кто, конкретно?

– Ну, я... – с недоумением уточнила Алевтина. – И другие тоже... Правда, не все, – вынужденно признала она. – Кроме артистов, никто не обратил особого внимания на художества этой мадам. Они ведь не знали сценария и реплик, которые та должна была произносить! Вероятно, все подумали, что так и надо... в том числе, и Тетерин. Но заключительная фраза Бабы Яги... это было нечто! У меня волосы зашевелились на голове! Представьте, она подошла к самому краю сцены, уставилась на шефа и протянула замогильным голосом: «Смотри на меня неотрывно и выполняй то, что повелит тебе моя мысль...»

– Так и сказала?

– Дословно! Я собралась было вмешаться, но тут мне на выручку пришел Иван-царевич... то есть, артист, игравший его роль. Он заполнил возникшую неловкую паузу какими-то прибаутками... начал хохотать, дурачиться... оттеснил Бабу Ягу к декорациям, и она закончила свое выступление... Все зашумели, захлопали. Люди устали, им хотелось выпить, закусить... словом, артистов проводили бурными аплодисментами...

Долгушина оглянулась на шумную возню в кустах и вся внутренне подобралась. Через минуту на дорожку с диким мяуканьем выскочили два полосатых кота и помчались прочь.

– Их кто-то спугнул...

– Они просто воюют за территорию, – возразила Астра. – Дерутся!

Отчаянный кошачий вопль подтвердил ее версию. Смуглая дама вздохнула с облегчением. Она усиленно изображала страх, которого на самом деле не испытывала. Астра молча шагала, глядя себе под ноги. От молодых елок остро пахло хвоей и застывшей на стволах смолой.

– Вы хотите сказать, что господин Тетерин пострадал из-за фразы Бабы Яги, прозвучавшей в конце выступления?

Ее вопрос заставил Долгушину остановиться и поправить обмотанный вокруг шеи шарф с блестками.

– Если бы только пострадал... я бы не морочила вам голову. Он умер! Вы понимаете?! Умер! Буквально на следующий день... нет, постойте... вечеринка была в пятницу... а после выходных Владислав Алексеевич не пришел в офис. Он позвонил и сказался больным. Болезнь прогрессировала, и в течение недели шеф... скончался. Вам это не кажется странным?

– Мягко говоря, – кивнула Астра. – Вы подозреваете, что Баба Яга владеет гипнозом и мысленно приказала человеку умереть? Это очень сильный гипноз, смею вас уверить! Будь все так просто, киллеры остались бы без работы.

– Вы мне не верите, – обиделась бухгалтерша. – Зря я на вас рассчитывала. Думала, вы настоящий экстрасенс... а вы...

Ее обида, как и страх, выглядела отчасти фальшивой. Астра не понимала, чего та добивается, и в ней проснулся интерес.

– Что вами движет, Алевтина? – прямо спросила она. – Вы хотите разоблачить Бабу Ягу... то бишь, как там ее?

– Донну Луну...

– Ага, Донну Луну. Отлично. Она пришлась вам не по вкусу! Вы собираетесь обвинить ее в убийстве господина Тетерина? Боюсь, ничего не получится. Кстати, каков официальный диагноз?

– Скоротечная пневмония, – потупилась бухгалтерша. – Шеф сделал мне много хорошего... взял на фирму, исправно платил, доверял, давал премии. За ним я чувствовала себя как за каменной стеной. Мой долг – наказать убийцу! – запальчиво воскликнула она. – Тем более, что он... она!.. эта ведьма... появилась на вечеринке с моей подачи! Она разрушила мое благополучие! Теперь неизвестно, что будет с «Марконом», со всеми сотрудниками... И это все – из-за меня!

– Кажется, вы перехватываете инициативу у секретарши Тетерина...

Лицо Долгушиной на миг просветлело – и вновь омрачилось.

– Донна Луна сразу вызвала у меня недоверие. Откажись я от ее участия в представлении... ничего бы не случилось. Мими только предложила задействовать ее, а я...

Она горестно покачала головой. Астра готова была поклясться, что бухгалтерша безуспешно пытается выдавить на глаза слезы.

– Почему вы не поговорили с секретаршей, не расспросили ее об этой приятельнице?

– Кто вам сказал, что не расспросила? – вскинулась Алевтина. – Еще как расспрашивала! Только Мими сама ничего толком не знает. Оказывается, они с Донной Луной познакомились случайно...

– Каким образом? Где?

– В сквере. У Мими есть собака – такса по кличке Руди. Она дважды в день ее выгуливает, утром и вечером. На одной из таких прогулок ей встретилась чудаковатая дамочка с собачкой. Знаете, собачники обожают болтать про своих питомцев! Вот на этой почве Мими и сошлась с Донной Луной... они стали встречаться в сквере, вместе прогуливаться, обсуждать собак.

– У Донны Луны есть собака?

– Конечно, раз она с ней гуляет! Пудель, светло-коричневый, подстриженный, ухоженный, все чин-чином...

– Выходит, эта женщина живет где-то поблизости от вашей Мими?

– Логично, – согласилась Долгушина. – Никто не станет таскаться с собакой за тридевять земель. Только вот незадача! С тех пор, как Донна Луна сыграла у нас на вечеринке роль Бабы Яги, Мими ее больше не видела. Дамочка как в воду канула!

– А пудель?

– Пудель тоже исчез.

– Его перестали выгуливать?

– Скорее всего, собаку теперь водят в какое-то другое место. От греха подальше. Донна Луна знала, что делала, когда произносила те жуткие слова! У нее явно рыльце в пушку! Иначе с чего бы ей прятаться?

– По-вашему, она прячется?

Бухгалтерша нервно поправила шарф и оглянулась.

– А куда она могла деться? Переехала, что ли? То дефилировала с собачкой по скверу, а то днем с огнем ее не сыщешь! Мими тоже удивлена. Она уже успела привязаться к этой Донне Луне... Говорю вам, ведьма она! Даже Мими она сумела приворожить, привлечь к себе.

Астра поежилась. Здесь, среди елей, было тенисто, сумрачно... от земли тянуло сыростью. Или это ее пробирает холод из-за Донны Луны? Довольно-таки зловещий образ нарисовала госпожа Долгушина...

– Тогда, после выступления, артисты переоделись и продолжали веселиться?

– Ну да, – подтвердила бухгалтерша. – Все, кроме Донны Луны! Она ушла со сцены – и поминай, как звали. Прошмыгнула через толпу сотрудников фирмы к выходу, и с концами... Никто не заметил, как она уходила. Я потом приставала чуть ли не к каждому... но все без толку. Многие уже были под градусом, да и вообще, особо не следили, кто, где и чем занимается...

Женщина резко повернулась, и Матвей понял, что не обознался. Это Лариса... по-прежнему привлекательная, стильная, благоухающая китайской магнолией и марокканской розой. Те же тщательно уложенные волосы, те же немыслимые каблуки, тот же перебор с духами...

– Лара? Что ты здесь делаешь?

– Тебя поджидаю, – не растерялась она. – Неужели так трудно догадаться?

– Я догадался...

– Тогда не задавай глупых вопросов!

Ее манеры не изменились, как, вероятно, и характер. Она уже не могла обмануть Карелина своей напускной светскостью. Когда отпадала необходимость в заученном этикете, Лариса становилась особой весьма бесцеремонной, напористой и давала волю своему необузданному темпераменту. Эгоизм – вот, что руководило ею. Эгоизм во всем – начиная с денег и заканчивая сексом. В любых обстоятельствах госпожа Калмыкова в первую очередь заботилась о себе, и делала она это с таким искренним удовольствием, что становилось как-то неловко упрекать ее...

Она откровенно любовалась Матвеем, скользя плотоядным взглядом по его поджарой тренированной фигуре.

– Обожаю мужчин, при общении с которыми можно смело надевать высокие каблуки, – произнесла она, делая шаг навстречу ему. – Рядом с тобой, милый, я не выгляжу каланчой. Это счастье! Какие у тебя мышцы... м-ммм! Угадываются даже под курткой. И на животе ни грамма жира! Не то, что у Калмыкова... Ты не представляешь, каким он стал рыхлым, какой курдюк отрастил... – Брезгливая гримаса пробежала по ее безукоризненно накрашенному лицу; губы, накрашенные помадой в тон свитеру, скривились. – Скажи, неужели все мужчины к пятидесяти годам становятся импотентами, желчными ворчунами и скрягами?

– Насколько мне известно, Калмыков и смолоду отнюдь не считался половым гигантом...

– А теперь он совершенно не способен удовлетворить женщину!

– Тем более, такую, как ты, – усмехнулся Матвей. – Это не каждому по плечу.

– Ну, тебе это удавалось...

Она опустила глаза, изображая стыдливость. Чего-чего, а чувства стыда Лариса, пожалуй, сроду не испытывала. Как и любви к ближнему. Людей она рассматривала исключительно сквозь призму пользы, которую они могли принести лично ей.

– Чем обязан твоему визиту? – нахмурился он.

– Хочу поговорить кое о чем...

– Надо было позвонить. Сейчас я не смогу уделить тебе много времени...

– Не узнаю тебя, Карелин, – рассердилась она. – Джентльмены так не поступают! А ты всегда отличался хорошими манерами. Потому-то я и увлеклась тобой. Я ведь тоже разборчива!

– Ладно... садись в машину...

– Пообедаем вместе? – обрадовалась Лариса. – Ты все же не равнодушен ко мне, признайся!

Он галантно открыл перед ней дверцу «Пассата». Салон тут же наполнился ее восторженной болтовней, густым запахом ее духов. Матвей с трудом выдержал полчаса, пока они добирались до диетического ресторана «Грация».

– Здесь отлично кормят, – по пути убеждала его бывшая любовница. – Вкусно и с минимумом калорий!

Они выбрали столик, над которым висел овощной натюрморт, по-видимому, пропагандирующий идею здорового питания. Тощая долговязая официантка принесла им свежевыжатый грейпфрутовый сок. Она обращалась к Ларисе как к постоянной посетительнице.

– Вам, как всегда?

Та милостиво кивнула.

– А господин Карелин пока почитает меню...

– Умеешь ты строить из себя барыню, – заметил Матвей, когда девушка отошла. – Что за пошлый снобизм?

– Положение обязывает.

«Какое положение?! – едва не вырвалось у него. – Жены Калмыкова? Это даже не титул! Сама-то ты ничегошеньки не достигла в жизни. Пообтерлась в столице при муже-бизнесмене и задираешь нос...»

Он благоразумно промолчал, изучая перечень малокалорийных блюд. Ну и обед ему предстоит! От одних названий аппетит пропал.

– Что ты выбрал?

– Овощное рагу и паровые котлеты из телятины... – уныло пробормотал Матвей. – Терпеть не могу мясо, приготовленное на пару!

– Надо беречь печень и желудок, – назидательно произнесла Лариса. – Калмыков обжирается жареным и сладостями и уже довел себя до ручки. Напьется пива, а потом глушит таблетки... У него из-за этих таблеток уже весь организм отравлен. Они, наверное, ему на мозги действуют... Лекарства – это яд! Он медленно травит себя... вместо того, чтобы сесть на диету...

Он терпеливо слушал про болезни Калмыкова, вплоть до возвращения официантки. Лариса наконец замолчала, занявшись едой. Она мгновенно преобразилась, вспомнив о правилах хорошего тона. С нее можно было брать пример изящного обращения со столовыми приборами.

Матвей ломал голову – зачем она притащила его сюда? Как пить дать, соскучилась и решила снова возобновить отношения. Интимные, разумеется. Время от времени она предпринимала такие попытки. Интересно, какой предлог для встречи Лариса заготовила на сей раз?

– Мне нужна твоя помощь, – заявила она, ковыряя вилкой фаршированную свеклу. – Надеюсь, ты не откажешь... по старой памяти... Нам ведь было хорошо вдвоем?

– Что случилось?

– Меня беспокоит Калмыков... с ним творится нечто... невообразимое...

– Опять подозреваешь его в маниакальной страсти к убийствам? Помнится, твои прежние страхи оказались совершенно необоснованными. По-моему, все гораздо проще. Калмыков переживает переломный период, это бывает в жизни каждого мужчины, достигшего полувекового рубежа. У него ломка... нервы обострены, здоровье оставляет желать лучшего, бизнес требует сил, а они уже не те, что раньше.

– У него появилась любовница! – глаза Ларисы расширились и потемнели.

Матвей рассмеялся:

– Вот удивила! Что тут особенного? Ты себе тоже не отказываешь в любовных приключениях.

– Ты не понимаешь! Калмыков не способен к сексу! Абсолютно!

Между тем, Астра все еще прогуливалась по Ботаническому саду в обществе Алевтины Долгушиной.

– Почему же вы сразу не отказались от услуг той женщины, если она вам не понравилась?

– Я боялась провалить задание шефа, – призналась чернявая бухгалтерша. – Без Бабы Яги было не обойтись! Где искать замену? Да и поздно... До вечеринки оставались считанные дни.

– Подошли бы к этой вашей Мими, навели бы справки о даме под вуалью. Кто в наше время носит вуаль?

– Я спрашивала у нее, – оправдывалась Долгушина. – Мими разозлилась и обозвала меня неблагодарной. Мол, поступай, как хочешь! Раз тебе не подходит моя приятельница, сама играй Бабу Ягу! Я ее спрашиваю: «Что у нее за имя такое, Донна Луна?» А она говорит, что сейчас модно заковыристые сценические псевдонимы придумывать: чем нелепее, тем круче. И одеваться чудаковато тоже модно. Артисты не терпят обыденности, тривиальности – как в одежде, так и в поведении. Они-де живут по другим канонам! Богема!

– Вообще-то, да...

– Ну, я все взвесила... и рискнула доверить роль этой Донне Луне. Разве у меня был выбор? Не самой же переодеваться в лохмотья и цеплять на голову косматый седой парик? – она обратила на Астру свои большие глаза, обрамленные смоляными ресницами, и притворно вздохнула. – Посудите сами, что мне оставалось делать?

– Действительно, положение безвыходное, – иронически усмехнулась та.

– Я же и помыслить не могла, чем все это закончится!

– Значит, вы безоговорочно связываете смерть своего шефа с выступлением Донны Луны... вернее, с ее гипнотическим воздействием?

– А с чем мне еще связывать внезапную болезнь и кончину молодого, полного сил человека? Если это не так, я хотя бы успокоюсь! Жить под бременем вины жутко тяжело...

При всей своей выразительной мимике и скорбной интонации Долгушина отнюдь не походила на истерзанную чувством вины женщину.

– От меня-то что требуется? – не выдержала Астра. – Установить истинную причину смерти господина Тетерина? Вывести Донну Луну на чистую воду? Или, напротив, реабилитировать ее, а следовательно, и вас?

– Найдите эту... ведьму! Не испарилась же она, в самом деле?

Мимо них торопливо прошла молодая пара – парень и девчонка в джинсах, в ярких курточках и бейсболках. Бухгалтерша замолчала, провожая их настороженным взглядом.

– Вы кого-то боитесь?

– Вы бы на моем месте тоже боялись! – выпалила Долгушина. – Мне повсюду мерещится черная тень этой Донны Луны, которая крадется за мной...

– Скажите... тогда, во время представления, вы где находились? В зале?

– Ясно, что в зале. Сидела за столиком, как и все. Рядом с Тетериным... покойным... Только поближе к сцене. Я ужасно переживала за артистов, из-за того, как они выступят... как шеф отреагирует.

– Что вы называете сценой?

– Специальный помост... предназначенный для таких случаев. Иногда мы приглашаем на вечеринки музыкантов, и они там устанавливают свою аппаратуру, инструменты...

– Понятно. Донна Луна подошла к краю помоста, когда произносила те слова?

– Да, к самом краю... и встала как раз напротив Тетерина... То есть, она сознательно его выбрала мишенью для... для колдовства!

– Гипноз – не колдовство. Если это был гипноз.

Смуглое лицо Долгушиной покрылось красными пятнами. Она отпрянула и с возмущением произнесла:

– Вы меня за идиотку принимаете? По-вашему, я тут комедию ломаю? Между прочим, Баба Яга отлично вошла в роль, она будто саму себя играла! У меня мороз по коже пошел, когда она затянула: «Смотри на меня неотрывно...» Между прочим, я посмотрела... Если хотите знать, я глаз не могла оторвать от ее черных зрачков! Маска сверкала, у меня слезы текли градом, а я все смотрела и смотрела... Как вы думаете, на меня ее ворожба тоже... могла подействовать?

– Но вы же до сих пор живы, – улыбнулась Астра. – Когда состоялась вечеринка?

– Две недели тому назад... Мало ли что? На всех гипноз влияет по-разному... На одних сразу, на других позже...

Теперь она волновалась по-настоящему, Астра это почувствовала.

– Хорошо, я попробую отыскать эту Донну Луну. Но мои услуги стоят дорого.

Ей хотелось проверить, сколько денег готова истратить бухгалтерша фирмы «Маркон» на частное расследование. Судя по ее внешнему виду, она не богата. Хотя... внешний вид бывает обманчив.

– Я заплачу, – уверенно заявила смуглая дама. – Сколько скажете. У меня есть сбережения. Если я умру, деньги мне не понадобятся...

Ольшевский купил эти письма на Кузнецком у махонькой сгорбленной старушки. Его не заинтересовала шкатулка из темного дерева, похожая на сундучок, которую она держала в руках. Он скользнул взглядом по ней и отвернулся. Старушка робко тронула его за рукав.

– Возьмите, сударь... мне больше нечего продать...

Она казалась такой несчастной, неприкаянной, что он ощутил угрызения совести.

– Сколько? – спросил он, кивая на сундучок.

Старушка назвала сумму. Ольшевский прикинул, хватит ли на книги... и полез в карман. Хорошие манеры, как впрочем, и многое другое, отошли в прошлое. Он был ученым, знал несколько языков, писал труды по германской филологии. Кому теперь все это нужно? Нынче все германское стало, мягко говоря, непопулярным. За одно упоминание об этих познаниях его запросто побить могут.

Затяжная война на Западном фронте обозлила людей. Сотни калек возвращались из госпиталей и просили милостыню на церковных папертях. Армия роптала... Народ, подстрекаемый революционерами, устраивал митинги и забастовки. Повсюду стало неспокойно. Из Северной столицы приходили тревожные вести. Фабрики и заводы останавливались. Деньги обесценились, продовольствия не хватало... Участились грабежи и случаи разбойных нападений на граждан. Надвигалась тяжелая голодная зима. Никто не знал, что будет дальше...

– Спасибо, сударь, – прослезилась старушка, пряча деньги за пазуху поношенной кофты. – Дай вам Бог удачи!

В том, что она пожелала ему не здоровья, а удачи, чувствовалась всеобщая неуверенность в завтрашнем дне. Ольшевский не хотел брать сундучок.

– Не надо... оставьте себе...

– Что вы, что вы! Нельзя... Мне уж на тот свет пора, а они должны жить...

– Кто «они»?

– Письма...

– Ведь вам жаль с ними расставаться, – он отвел ее руки, сжимавшие шкатулку. – А мне чужие письма ни к чему. Я просто рад помочь... Простите...

– Вы должны их взять, – настаивала она. – Я даже не знаю, кому они адресованы. Возможно, они найдут того, кому и предназначались...

– Мне, право, неловко будет читать чужую переписку, – отнекивался он.

– Они развлекали меня все долгие годы одиночества... они заслуживают внимания, поверьте!

В ее голосе вновь прозвучали молящие нотки, и он сдался.

– Хорошо, давайте.

Старушка просияла. Ольшевский готов был поклясться, что судьба писем волновала ее куда сильнее, чем собственная. Испытывая странное чувство вины перед ней, он поспешил скрыться в толпе. Держа сундучок под мышкой, он пробирался между торговцев. Нашел и купил задешево нужные словари и, довольный, вернулся домой, где его ждала работа.

– Надобно чем-то заниматься, чтобы не сойти с ума, – говорил его сосед, доктор Варгушев. – Вот я, старик, а добровольно хожу в больницу, пользую раненых. Хотя мог бы давно уехать к сестре в Крым. Она звала. Там морской воздух, у сестры растут персики, виноградник во дворе. Делал бы вино – и в ус бы не дул. Однако не то нынче время! Опасное! Подует вражий ветер, всех сметет... и нас с вами, в том числе...

Что именно Варгушев подразумевал под «вражьим ветром», он не уточнял. Так он называл неведомую и грозную силу, которая клокотала не только на фронте, в жестоких кровопролитных сражениях, но и в тылу. Император отрекся от престола. Вековые устои государства Российского вдруг поколебались, привычный порядок сменился хаосом. В Петрограде положение Временного правительства было шатким. Многие предусмотрительные люди переводили капиталы за границу, иные пустились прожигать жизнь... словно не видели впереди никакой перспективы. В среде интеллигенции царило брожение. У всех на устах было заветное и пугающее слово – «революция»...

– Вы бумажный червь, Ольшевский, – добродушно критиковал его доктор. – Скрипите пером, когда надо браться за оружие!

– Я не годен к военной службе... у меня слабые легкие...

– А вас никто не агитирует идти воевать. Но как вы собираетесь дать отпор в случае нападения грабителей? Давеча квартиру купца Филатьева, который верхний этаж снимает над нами, обчистили. Обобрали до нитки! Вы, небось, не слышали?

– Меня дома не было. Я в библиотеку ходил...

– В библиотеку! – смешно выкатывал глаза Варгушев. – Вы чудак, ей-богу! Не от мира сего. Вокруг земля горит, а он по библиотекам шастает. Неужто библиотеки еще открыты?

– Представьте, да! Не все...– справедливости ради добавил Ольшевский. – Я свой труд хочу закончить.

Доктор хрипло смеялся, его смех был похож на кашель.

– Не обижайтесь, милый вы мой, – вытирая выступившие на глазахслезы, извинялся он. – Вы правильно делаете. Лучше не думать о том, что творится на улицах. Армию объявили свободной, преступников выпустили из тюрем... город наводнен дезертирами и уголовниками. Они, между прочим, вооружены... Мне-то бояться нечего, я свое пожил. А что будет со всеми вами?..

Он долго, с наслаждением, живописал грядущие ужасы. Ольшевский только делал вид, что слушает. В сущности, Варгушев был прав... но что толку в правильном диагнозе, если нет средства излечить болезнь?

Отделавшись от разговорчивого соседа, Ольшевский запирался у себя и всецело отдавался тонкостям германской филологии.

В этот раз он начал не с книг, а со шкатулки, которую всучила ему старушка. В нем внезапно проснулся дух исследователя. Он водрузил приобретение на стол и поднял крышку...

Каково же было его удивление, когда он прикинул примерный возраст писем. Не меньше двухсот лет! Где, каким образом хранились они? Как уцелели? Кем были написаны? А главное – кому?

Ольшевский пожалел, что не расспросил старушку, как к ней попали эти исписанные английскими словами желтые, сложенные вчетверо листы, хрупкие от времени, истертые на местах сгибов, с потрепанными краями...

Сначала он все ходил на Кузнецкий, надеясь встретить там пожилую даму или хотя бы узнать, где она живет. Но никто ее не запомнил. И сама она более там не появлялась. Сколько ей было лет? Семьдесят? Восемьдесят? К какому сословию она принадлежала? В ее речи и жестах сквозило хорошее воспитание, но одежда выдавала крайнюю бедность. Раз она читала эти письма, то знала языки. Вероятно, она окончила институт благородных девиц, давала уроки детям из богатых семей, учила их говорить по-французски, по-немецки, по-английски... Вероятно, была замужем, но все ее близкие умерли или уехали из охваченной волнениями России. Вероятно, она решила умереть там, где прошли лучшие годы ее жизни.

Предположения, догадки...

Паровые котлеты были такими же пресными, безвкусными, как и рагу. Ни соли, ни пряностей, ни румяной хрустящей корочки. Матвей вяло жевал, проклиная свою слабость. Пошел на поводу у Ларисы, позволил испортить себе обед!

«Ну, погоди же, отплачу я тебе сторицей! Знаю твою чувствительную мозоль!» – подумал он и с наслаждением заговорил о Калмыкове.

– После пятидесяти у мужчин наступает вторая молодость, – с мстительной радостью заявил Матвей, глядя, как вытягивается холеное, почти без морщин, лицо Ларисы. – Они наверстывают упущенное. Твой муж – не исключение.

– Ты же сам только что говорил про переломный период...

– У всех это проходит по-разному. Последняя любовь куда безрассуднее первой. Как бы Калмыков не развелся с тобой...

– Типун тебе на язык! – возмутилась она. – У нас же ребенок, сын!

– Если мужчина влюбляется, его ничто не останавливает.

– Ты нарочно меня пугаешь...

Матвей промолчал, пережевывая кусочек котлеты. Лариса тоже молчала, осмысливая его слова.

– Я хочу выяснить, кто она! Что их может связывать?

– Есть несколько вариантов. Бывает и платоническая любовь, – не унимался он. – Или роковая поздняя страсть! В зрелом мужчине вдруг вспыхивает непреодолимая тяга к юной девушке. Если верить Фрейду, редкая дочь не мечтает переспать со своим отцом. А старики охотно женятся на молодых. Таким образом они надеются возродить сексуальную функцию.

– Какая еще страсть?! Я тебя умоляю... Калмыков и в молодости-то не горел, а тлел, как затухающий костер. Ему уже с давних пор необходим допинг, чтобы хоть раз в месяц исполнять супружеский долг! Но и это становится проблемой. Лишний вес, переедание, полная гиподинамия сделали его ленивой неповоротливой тушей! Он слышать не желает о тренажерном зале или мало-мальски умеренном питании.

Матвей отодвинул тарелку и раздраженно вздохнул.

– К чему ты клонишь, Лара? Хочешь, чтобы я взял Калмыкова в свою группу? Он уже вышел из подросткового возраста. И потом, раз у него появилась любовница, все не так безнадежно...

Она со стуком бросила вилку и сплела белые, не знающие физического труда пальцы. Два золотых кольца, – обручальное и перстень с топазом, – были подобраны с безукоризненным вкусом.

– Это самое подозрительное! – прошептала она, наклонившись вперед. – Помоги мне, Карелин. Я не могу на старости лет остаться на улице без копейки за душой. Это несправедливо!

– Вот чего ты боишься... Расслабься! Калмыков тебя не обидит. У него хватит денег и для тебя, и для любовницы.

– Вдруг он и правда вздумает разводиться?

– Переживешь. Не ты первая, не ты последняя...

– Не смей так говорить! – оскорбилась Лариса. – Я промучилась с ним всю свою молодость, потратила время и силы... чтобы теперь какая-то длинноногая свистулька увела у меня мужа?!

– Ба, ба, ба! Что я слышу?! Ты боишься потерять Калмыкова или доступ к его банковскому счету?

– Какая разница? Он – мой! Я завоевала его, терпела все его причуды, родила от него, наконец! Чуть не испортила себе фигуру беременностью и родами! Я заслужила все, что у меня есть, и не собираюсь уступать без боя. Да, я привыкла к достатку, к высокому уровню комфорта... Я имею на это право!

Лариса распалилась не на шутку. Матвей гадал: прикидывается ли она, или действительно взволнована? Эта женщина могла решиться на любую интригу... от пресыщенности, которая толкает порой людей на странные вещи.

– С чего ты взяла, будто Калмыков завел любовницу?

– Он начал следить за собой. Одеваться тщательнее, чем обычно... пользоваться дорогим парфюмом. Раньше он не придавал этому значения. Даже когда ухаживал за мной! Я чувствую, с ним что-то происходит... Он начал скрывать от меня, куда идет, где задерживается... Иногда я ловлю его на лжи!

– Не все же тебе обманывать.

– Я никогда не обманывала Калмыкова, – возразила она. – Между нами существует взаимная договоренность – не ущемлять свободу друг друга.

– Но до сих пор этой свободой пользовалась только ты.

– Неправда! Он тоже... ни в чем себя не стеснял. И потом, я никогда не помышляла бросить его!

– Еще бы! Отказаться от курочки, несущей золотые яйца? Ты ведь умная женщина, Лара.

– Я готова была бы закрыть глаза на его похождения, если бы не знала, что у него напрочь отсутствует либидо. Ты понимаешь?

– Любое чувство может внезапно проснуться.

– Не зли меня, Карелин! Лучше скажи: поможешь?

Зал ресторана постепенно заполнялся, преимущественно, обеспеченными пожилыми дамами. Они не просто обедали, но и оживленно болтали, с интересом разглядывая Матвея и Ларису. Официантки разносили заказы, виляя тощими бедрами.

– Смотря, в чем это будет заключаться... – осторожно произнес он.

Раздался мелодичный сигнал мобильного.

– Твой телефон звонит, – недовольно сказала Лариса. – Не бери трубку. Неужели нельзя хоть раз спокойно поговорить?

– Извини... – Он все-таки достал мобильник, взглянул на дисплей и коротко ответил: – Что-то срочное? Нет? Понял... я перезвоню попозже. Немного занят... Вечером буду... Да. Обязательно.

Женское чутье подсказало ей, с кем он говорил. Его взгляд потеплел, голос смягчился, черты лица разгладились...

– Это она? – догадалась Лариса. – Твоя барышня? Обвиняешь меня в меркантильности, а сам путаешься с богатой наследницей? Небось, не нашел себе девчушку-простушку!

– Ревнуешь?

– Нет... констатирую факт.

– Я не намерен обсуждать с тобой Астру. Кажется, я уже предупреждал, что...

– Успокойся! Никто никого не обсуждает. Я даже рада, что ты с ней... близко знаком. Ходят слухи о ее необычных способностях. Она на самом деле видит людей насквозь?

– Не больше, чем ты и я. Астра умеет оригинально мыслить... и делать выводы, которые не приходят другим людям в голову. Только и всего.

– Завидую.

Лариса вложила в это слово двойной смысл. Матвей уловил его и напрягся. Не то, чтобы бывшая любовница вешалась ему на шею... но она явно намекала на возобновление связи. А он уже потерял к ней интерес.

– Может, госпожа Ельцова возьмется за мое дело? – усмехнулась она. – Я денег не пожалею, лишь бы она выяснила, с кем путается Калмыков.

– Почему бы тебе не нанять частного детектива?

– Ты меня за дуру принимаешь? Если Калмыков узнает, он взбесится! Я слышала, Астра очень деликатно подходит к решению подобных вопросов. А ребята из детективных агентств грубо работают.

– Ошибаешься. Среди них попадаются отличные спецы.

– Не смеши меня, Карелин! Они станут ездить за Калмыковым по городу, подслушивать его разговоры и все фотографировать. Или подсунут ему жучка. Знаю я их методы!

– Астра не занимается слежкой за неверными мужьями. Деньги ее интересуют в последнюю очередь.

– Кто бы сомневался! Я не прошу ее проследить за Калмыковым... Пусть она проведет сеанс ясновидения. Посмотрит, что с ним происходит... на тонком плане...

Если в лексиконе Ларисы появилось выражение «тонкий план», значит, ее серьезно зацепило. Она была убежденной материалисткой.

– Вряд ли Астра согласится. Семейные разборки нагоняют на нее скуку.

– А ты спроси у нее!

– Нет.

– Значит, тебе все равно, что со мной будет? – Лариса промокнула салфеткой сухие глаза. – Пусть меня убьют, да?!

– Кому нужно тебя убивать?

– Калмыков не захочет делить бизнес.

– Уже так далеко зашло? – саркастически произнес Матвей.

– Дальше, чем я думала. С ним стало рядом страшно находиться...

Астра стояла на остановке и смотрела, как Долгушина садится в такси. Очевидно, с финансами у нее все в порядке, экономить не требуется.

«Хорошую зарплату получают в фирме «Маркон», – подумала она, провожая взглядом отъезжающий автомобиль с шашечками. – Или же у смуглой дамы имеется состоятельный возлюбленный...»

Астра с досадой поддела носком брошенную кем-то пачку из-под сигарет. Разговор с черноволосой бухгалтершей отчего-то разбередил ей душу. Яркие пятна кленовых листьев на мостовой вызывали безотчетную тревогу.

Матвей обещал перезвонить, но – до сих пор молчит. Занят! Она раздраженно передернула плечами и зашагала вдоль улицы. Хотелось успокоиться и непредвзято осмыслить всю эту историю о зловещей вечеринке с Бабой Ягой. Комедия с трагическим финалом... Возможно, смерть директора фирмы и не связана с представлением. Чрезмерно впечатлительная сотрудница просто испугалась, приукрасила факты, нагородила чепухи...

Астра прикинула: успеет ли она добраться до «Маркона» за час? Долгушина просила не откладывать расследование в долгий ящик. По свежим следам всегда легче установить истину.

«Прежде всего, речь идет о моей жизни! – повторила она напоследок. – Можете считать меня неврастеничкой, но я боюсь! Я даже взяла отпуск за свой счет. Как приду в офис, мне всюду та ведьма мерещится... Донна Луна в блестящей маске! Только вы меня не выдавайте. Если жена Тетерина узнает, что я обратилась к вам за помощью... она меня уволит! Теперь фирма наверняка перейдет к ней...»

«Разве она не заинтересована в выяснении причин смерти мужа?» – удивилась Астра.

«Вдруг они с Донной Луной... заодно? И Мими с ними? Тогда мне точно не жить!»

Астра решилась. Ждать, пока Матвей освободится и отвезет ее на Щербаковскую, где расположен офис «Маркона», нет необходимости. Она сама доедет...

– Вы к кому? – вежливо осведомилась молодая женщина в сером костюме.

Тесно облегающий пиджак, короткая юбка, туфли на высоких каблуках. Судя по описанию бухгалтерши, это была Мими, секретарша покойного Тетерина.

Никаких признаков траура по поводу потери шефа она не демонстрировала. В офисе царила мирная деловая обстановка. Помещение сияло чистотой, на подоконниках цвели фиалки, в углу зеленела большая пальма. Сама секретарша сдержанно улыбалась.

– Я вас слушаю, – вымолвила она.

С места в карьер спрашивать про Тетерина было бы ошибкой. Астра сделала вид, что робеет, и принялась рассматривать рекламные панно на стенах. Мими терпела. Она явно обладала недюжинной выдержкой.

– Вы по какому поводу? – через пару минут напомнила она о себе.

Посетительница скромно опустила глаза и покраснела.

– Мы с мужем собираемся купить кафе... вот, подбираем оборудование для кухни...

– Показать вам каталог?

– Если можно... Надеюсь, цены у вас приемлемые?

– Сейчас в нашей фирме действует гибкая система скидок...

Мими вызвала парня по имени Гарик, и тот увлек «заказчицу» в коридор, к двери с надписью «Менеджеры». Астра нарочно замешкалась, незаметно оглядываясь. В коридор выходило несколько дверей. Вероятно, одна из них вела в зал для торжественных мероприятий и вечеринок. Она не успела сообразить, какая именно.

Гарик усадил ее за стол, подал каталог и предложил чаю. Астра «смущенно» кивнула. Посыпались заученные вопросы.

– Какое у вас кафе? Для взрослых, для молодежи, для детей?

– Для детей...

– Дизайн уже готов?

– Не совсем...

– Это усложняет нашу задачу, – покачал патлатой головой Гарик. – Ну, ничего... Выбирайте, что вам больше по вкусу!

Он развернул каталог на нужной странице и пододвинул его к посетительнице. На его руке поблескивали часы, стоившее больше, чем годовая зарплата менеджера. Астра отважилась на прощупывание почвы.

– А кто мне все обсчитает? У вас есть бухгалтер?

– Есть... но в данный момент она в отпуске.

– Какая жалость! Понимаете, наши средства ограничены, и мы с мужем хотели бы знать, во сколько обойдется заказ.

– Нет проблем. Я сам все подсчитаю, – бодро заявил Гарик. – Сначала выберите все необходимое.

Астра послушно уставилась на яркие картинки, которыми пестрел каталог. Она не продумала заранее, как будет действовать. Ее интересовала атмосфера фирмы, настроение сотрудников, даже интерьер имел значение. Пока здесь ничего не производило гнетущего впечатления.

– Ой! А мне, вообще-то, посоветовали обратиться к Леоноре Истоминой! – вдруг выпалила она. – Можно ее позвать?

Гарик дернулся и выдавил кривую улыбочку:

– Истомина у нас не работает.

– Ка-а-ак? Разве это не «Маркон»?

– «Маркон»... только фирма Истоминой называется по-другому. «Маркус»! Вас ввело в заблуждение похожее название. Они продают такое же оборудование, но гораздо дороже.

– Да? Что вы говорите? А мне сказали...

– У нас разная ценовая политика! – пустился в объяснения менеджер.

Он бил на дешевизну их товара, сулил Астре значительные выгоды. Она же прислушивалась к возне в коридоре. То ли любопытная секретарша прильнула ухом к двери, что ли кто-то еще...

Дверь вдруг распахнулась, и на пороге в негодовании застыла уборщица.

– Опять зал закрыт на ключ! – заверещала она. – Гарик! Когда я там уберусь? Мне уходить пора! Дети позвонили, просят внука забрать из садика. Самое позднее, через час я должна уходить. А зал закрыт!

– Потом уберете, Зина Петровна... – отмахнулся он. – Не видите, я с клиенткой разговариваю?

– Там уже пылищи, наверное, с палец толщиной накопилось, – продолжала гундосить уборщица. – И проветрить надо!

– Идите, Зина Петровна! Не мешайте!

– Дайте мне ключ, и я уйду.

– Нет у меня ключа. Искал, не нашел.

– Как же теперь быть-то?

– Потом разберемся! – отрезал менеджер. – Потом!

Она неожиданно смирилась и кивнула.

– Ладно, Гарик, я тогда пойду... за внуком. А вы ключ поищите. Нехорошо без ключа-то! В зал не попадешь, грязь накапливается... с кого за беспорядок спросят? Зина Петровна будет отдуваться! Я, Гарик, уже не в том возрасте, чтобы замечания от начальства выслушивать.

– Валите все на меня. Я ключ потерял, мне и ответ держать.

– Ладно... – огорченно повторила уборщица. – Так вы меня отпускаете?

– Сказал же, идите с богом.

Зина Петровна скрылась за дверью, в коридоре раздались ее торопливые шаги. Гарик набрал полную грудь воздуха и медленно выдохнул, успокаиваясь. На его впалых щеках чернела модная, аккуратно выбритая местами щетина.

– Простите. Технический персонал у нас невоспитанный.

– Ничего, – улыбнулась Астра. – Бывает... Я, пожалуй, пойду.

– Почему? – опешил парень. – Вы же еще не выбрали товар!

– Я забыла снять размеры.

– Ну, хоть приблизительно...

– В следующий раз.

Он уже понял, что заказчица «срывается с крючка», и делал отчаянные попытки заинтересовать ее большими скидками. Но Астра не слушала. Она думала, как бы ей успеть выйти на улицу, перехватить по дороге уборщицу и завести с ней знакомство.

Отделавшись от разочарованного Гарика, она на ходу попрощалась с секретаршей и выскочила из офиса. Зина Петровна, по ее расчетам, должны была появиться с минуты на минуту...

Матвей вышел из диетического ресторана в скверном расположении духа. Трудно было определить, что сильнее испортило ему настроение – безвкусная пища или щекотливая просьба Ларисы? Возможно, им вообще не стоило встречаться. Она поцеловала его на прощание, на мгновение тесно прижавшись к нему в полумраке гардеробной. Старик-гардеробщик, подававший ей легкое манто из меха шиншиллы, деликатно отвел глаза.

Матвей ощутил горячий внутренний всплеск – не то проснувшегося желания, не то вины перед Астрой. Ужасно глупо!

– Я по-дружески, – усмехнулась Лариса, отстраняясь. – Не пугайся!

Для дружеского поцелуя прикосновение ее губ было слишком страстным, слишком горячим.

«Должен ли я помогать ей? – спрашивал он себя. – Тем более, впутывать в это Астру? У ее мужа появилась любовница... Эка невидаль! Лариса сама меняет бойфрендов, как перчатки... Чего же она ждала от Калмыкова? Безответной верности?»

Матвей отвез Ларису в салон красоты. Они ехали в полном молчании.

– У меня нет ни одного искреннего друга, – сказала она, когда «Пассат» притормозил у салона. – Кроме тебя. Я поздно поняла, насколько ты мне дорог.

– Как же твои молодые мужчины?

– Им нужны от меня только деньги и секс. Я все еще хороша в постели!

– Получается, Калмыков субсидирует молодых плейбоев, которые ублажают твою чувственность? И ты удивляешься, что он тоже решил развлечься на стороне?

– Там что-то другое... Его серьезно взяли в оборот, понимаешь? Калмыков испытывает оргазм от еды, а не от женского тела! Поверь мне. Я живу с ним не первый год.

– Но...

– Хватит талдычить про «второе дыхание», – разозлилась она. – Скажи еще про «беса в ребро»! Это к Калмыкову не относится.

– Он у тебя особенный?

– Знаешь, да! Мы с ним оба особенные. Каждый по-своему.

Она разъяренно хлопнула дверцей и зашагала к салону. В ее походке, в напряженном наклоне головы ощущался немой упрек. Вот, мол, какой ты подлец, Карелин! Отказываешь в помощи женщине, которая когда-то дарила тебе нежность и наслаждение... Ты такой же неблагодарный самец, как все мужчины!

Его проняло. Он и без того был на взводе. Возможно, на него повлияли ночные кошмары, возможно, обида на Астру. Она занималась чем угодно, только не их отношениями. Ей наплевать, что творится у него в душе! Она с головой погружается в чужие проблемы. Разгадывает чужие загадки! Рискует его и своей жизнью из-за каких-то чертовых тайн! Она – азартный игрок, готовый поставить на кон все ради сомнительного триумфа...

– В чем же состоит ее выигрыш? – пробормотал Матвей, выезжая с тихой улочки на проспект и встраиваясь в поток машин. – Все мы – участники заранее предопределенного процесса, тщетно следящие за безумным вращением рулетки. Но шарик уже занял свое положение! Все уже так или иначе свершилось...

Застряв в пробке на Кутузовском, он получил время для размышлений. Заторы на дороге далеко не всегда тебя задерживают. Порой они позволяют человеку остановиться и словно бы выпасть из суеты, оглянуться вокруг, осмыслить, куда он мчится. И стоит ли ему продолжать путь?..

Матвей вдруг вспомнил, что отец одного из его подопечных – близкий приятель Калмыкова. Именно по просьбе Ларисы подросток попал в группу Карелина и начал посещать военно-спортивный клуб. Отец парня недавно звонил, рассыпался в благодарностях. Что, если поговорить с ним?

Он прямо из машины попробовал связаться с господином Аврамовым. Тот почти сразу ответил.

– Рад слышать вас, Матвей. Вы по поводу моего балбеса?

– Нет...

– Слава богу! Я уж думал, опять сорвался мой недоросль!

– С ним все в порядке. Я по другому вопросу...

– Хорошо. Долг платежом красен, – прогрохотал в трубку Аврамов. – Чем могу служить?

– Надо бы встретиться...

– Понял. Давайте через пару часов, в бильярдной «Черный конь».

Ольшевскому пришлось поломать голову, прежде чем он привел содержание «писем из шкатулки», как он окрестил свое приобретение, в соответствие с современным стилем изложения. Все языки с течением времени претерпевают определенные изменения. Английский – не исключение.

Он не сразу смог сделать точный перевод эпистолярных откровений неизвестной дамы, которая подписывалась Sworthy. – Что сие означало? Имя? Фамилию? Прозвище? Лексику писем можно было отнести приблизительно к семнадцатому веку, посему далеко не все слова и обороты оказались понятными. Но сию трудность ему достаточно быстро удалось преодолеть. Чем глубже пытливый ум исследователя проникал в смысл этих необычный посланий, тем сильнее они его интриговали. На поверхностный взгляд можно было бы подумать, что некая дама сообщает своему благодетелю – то ли наставнику, то ли родственнику, то ли опекуну, – о жизни в чужой стране, о новых для нее обычаях и правилах, о своих душевных порывах и сердечных переживаниях. Однако за всеми перечисленными обыденностями жизни крылась некая сокровенная суть, которую Sworthy старательно вуалировала. Казалось, она нарочно облекает свои послания в такую форму, дабы придать им вид банальной переписки. А на самом же деле за строчками, рисующими быт и нравы той среды, куда забросила автора писем судьба, прятался некий подтекст. Тем более серьезный, чем тщательнее он маскировался. Подразумевалось, что адресат должен был уловить сей подтекст, как именно ту информацию, которую истинно желала донести до него неизвестная Sworthy...

– Впрочем, я могу ошибаться, – бормотал ученый, потягиваясь и разминая затекшие члены. – У меня с детства бойкое воображение, из-за коего родители мои и товарищи по играм имели множество неприятностей и впадали в заблуждения.

У Ольшевского сложилось мнение, будто переписка велась между мужчиной и женщиной, которых связывали отнюдь не родственные и не любовные отношения. Однако же они, несомненно, являлись единомышленниками, и вообще, людьми, духовно близкими между собою. Собственно, писала дама... а дошли ли ее послания по адресу? Кстати, адреса сего указано не было. Можно догадаться, что отправлять письма намеревались с нарочным, сначала сухопутным, а потом морским путем в Англию. Нарочный сей должен был знать, кому доставить корреспонденцию. Но вот доставил ли он ее? Вопрос!

Ежели не доставил, то что ему помешало? Ежели доставил, то по какой причине послания вернулись в Москву? Впрочем, потомки адресата могли приехать в Россию и привезти с собой семейный архив. Вариантов много...

Письма были сложены в хронологическим порядке и пронумерованы... видимо, уже в более позднее время. Не похоже, чтобы нумерация принадлежала руке старушки, продавшей Ольшевскому сундучок с письмами. Скорее, она получила их уже в том виде, в каком они предстали перед покупателем.

Опыт работы с архивными документами, старинными рукописями и манускриптами позволил Ольшевскому сделать вышеозначенные заключения. Как ученый-филолог он дивился красоте стиля этих затейливых посланий из прошлого. Как человек – удивлялся перечисляемым подробностям и взгляду приезжей особы на житие российское, предшествовавшие славным преобразованиям Петра Великого. Как мужчина, – испытал вдруг необъяснимую жгучую потребность увидеть воочию даму, оставившую после себя сии строки... а пуще того разгадать тайну, которая будто бы проступала между словами, однако не давалась уразумению...

Ольшевский завел специальную тетрадку, куда переписал на современный манер «письма из шкатулки». Разговоры доктора про грабителей, от которых он прежде отмахивался, теперь показались ему достойными внимания. Он нашел укромное местечко в кладовой, где вместо съестных припасов хранил книги, и спрятал туда деревянный сундучок, окованный по углам почерневшим металлом, вместе с его содержимым. Уходя, он прятал под матрац и тетрадку, что совершенно уж не вязалось с его убеждениями, будто бы к нему не залезут, ибо красть у него нечего, кроме бумаг и книжных томов, коими воры мало интересуются...

Тетрадка стала олицетворять для него развлечение совершенно особого рода. Читая и перечитывая сии свидетельства из прошлого, Ольшевский погружался в мир чужих страстей и тайных стремлений, постичь которые стало для него делом чести...

Первое письмо было довольно длинным:

«Мой дорогой! Уж и не чаяла добраться живой до стольного града царей московских. Не раз и не два прощалась я с белым светом и горевала о том, что не сумею оправдать ваше доверие и возложенные вами на меня надежды. Жизнь здешняя оказалась куда проще и опаснее, чем мы могли предполагать. Впрочем, и простота сия, и опасности заключаются в странных нравах жителей этой северной страны, холодной и пустынной, где можно долго-долго ехать, не встретив ни путника, ни селения, ни самих признаков человеческого обитания. Ужасающая нищета соседствует в Московии с невиданной роскошью, а чрезмерная богобоязненность – с самыми дичайшими суевериями. Никогда не знаешь наверняка, что на уме у кучера, у хозяина постоялого двора... у торговца в захудалой лавчонке... тем более, у служилых людей – бояр и дворян, окольничих, стольников, стряпчих, думных дьяков и прочих придворных, кои окружают особу государя. Мгновение назад наивные и доверчивые, они вдруг становятся подозрительными и лицемерными, способными на любое злодейство. Как с ними вести себя, неведомо.

По дороге к Москве мне чудом удалось избежать столкновения с разбойниками. Шайки вооруженных грабителей совершают повсеместно необычайно дерзкие и жестокие нападения. Лесную чащу, овраг, болото и даже станционный домишко, где меняют лошадей, они превращают в укрытие, откуда набрасываются на путников, ничего дурного не ожидающих. Сии сборища беглых слуг, городских бедняков и разорившихся крестьян нередко совершают ужасные смертоубийства, не щадя никого. Предводительствуют ими иногда умные вожаки из высших сословий, даже княжеского роду, обиженные властелином своим. Никакие предосторожности не спасают от сей лютой напасти. Путешественника, который отправляется дальше двадцати верст, считают обреченным на неминучую погибель. Вот какова Россия! Бесконечными унылыми трактами я добиралась до города, куда вы изволили послать меня. Представьте, как я волновалась за главное мое сокровище, без коего мои действия будут сильно затруднены, если вообще возможны.

Постоялые дворы здесь деревянные, грязные, кровати с клопами, так что я ночь напролет глаз не смыкала. Вынужденная бессонница сия не раз спасала мне жизнь. Однажды к приютившим нас хозяевам ворвались разбойники, устрашающие крики их, свист, лязг оружия и топот ног заставили меня вскочить и приготовиться к самому худшему... Счастье, что вместе со мной на постой остановился мужчина. Он оказался знатным дворянином; весьма опрометчиво он путешествовал без свиты...

Не буду описывать, чем закончилось ночное происшествие, но несколько головорезов упокоились навеки от руки сего постояльца, и мы смогли наутро выехать в дорогу. Началась осенняя распутица. Лошади нам доставались порою истощенные, кучера – неопытные... Останавливаться на ночлег в деревнях было опасно из-за разбойничьих шаек, и благодетель мой, господин Волынский, отбивший нападение негодяев на постоялом дворе, предложил ночевать прямо в лесу. Однажды мне пришлось спать на болоте, под заунывные крики не то птиц, не то каких-то зверей... а наутро кучер нехотя объяснил, что так стонет и дышит трясина. У него на шее висел мешочек с заговоренными травами, и он молился, держась за этот мешочек.

Думала ли я, что порядки в самой Москве будут немногим лучше, нежели на бескрайних окольных землях? В царской столице больше домов деревянных, но есть и каменные палаты, принадлежащие высшей знати – боярам. Селятся они в Китай-городе, поближе к государеву дворцу. Дома сии большие, в два, а то и в три этажа... полные дворни, которая живет без надлежащего занятия и призрения[9] каждого просителя к боярину или даже простого прохожего, особенно в вечерние часы, может обобрать и «надавать по шее», как здесь выражаются. Приживалов и челяди на боярских дворах по две сотни и более...

После захода солнца город погружается в кромешный мрак. Улицы не освещаются совершенно. В домах тускло мерцают слюдяные окошки. Жители ходят со своими фонарями или жгут факелы. Мостовых нет и в помине. Кое-где по приказу царя вымостили проходы между домами бревнами. Подобная роскошь доступна только в центре, ближе к Кремлю, где находится дворец царской семьи. Но более этой темноты и бездорожья докучают лихие люди, воры. Так что с наступлением сумерек лучше ездить в карете, а не ходить пешком. Карету же могут себе позволить далеко не все.

Еще в Москве орудуют «кабацкие ярыги» – пьяницы из числа людей хорошего происхождения, но доведенные вином до полного ничтожества. Таковые обозлены чрезвычайно. Кто из них не решается грабить, те толпятся у кабаков или назойливо выпрашивают подаяние. Смотреть на сие стыдно и боязно.

Невоздержание в питии сделалось тут всеобщим бедствием. Пьют поголовно – и в кружечных дворах, и в подпольных корчмах, где, кроме вина, еще процветают игры, продажные женщины и курение «свекольного листа». Так московиты называют табак, запрещенный в России. Его поставляют с Востока отчаянные головы, готовые ради наживы рисковать собственной жизнью. Табак курят из коровьего рога: заливают туда воду и вставляют внутрь трубку, чтобы пропускать дым через воду. Затягиваются до одурения и потери чувств. Некоторые курильщики падали на моих глазах без памяти...

Карты для игры привозят из Польши, и московиты весьма ими увлекаются. Они легко впадают в азарт, а кроме того, чураются бесед, благотворных для ума, оттого и заполняют время веселыми и бездумными развлечениями. Между ними не принято разрешать споры ударом шпаги или выстрелом. Дуэлей они не знают и при всякой обиде или разногласии пускают в ход кулаки. Кулачные поединки здесь популярны как среди дворян, так и в народе. Даже судебные тяжбы они умудряются превратить в мордобитие. Таковы их законы.

Почему я так подробно описываю здешнюю жизнь? Да потому, что сыскать себе помощников из простолюдинов пока не могу... а кто повыше чином и при должности, те осторожно, с предвзятостью относятся ко всякого рода просьбам, особенно исходящим от иноземцев. Приходится ждать подходящего случая.

Благодетель мой, который храбро отбивался от разбойников на постоялом дворе, оказался служилым человеком, вхожим в царские палаты. На него только и уповаю...

Надеюсь, мое послание дойдет до вас, но не жду, что скоро».

Этот текст заканчивался, как и все последующие подписью – Sworthy.

Изложенные в письмах факты и детали быта позволили Ольшевскому подтвердить вывод, что речь идет о Москве семнадцатого века, причем, второй его половины. Дама – явно иностранка, – как будто рисовала картины того времени... но некоторые намеки наводили на мысль, что она преследовала иную цель. Филолог пока не мог разгадать, какую. Sworthy словно прощупывала почву, предлагая адресату варианты: разбойники... курильщики... пьяницы... картежники...Что крылось за этими вариантами?

«Письма из шкатулки» лишили Ольшевского покоя и сна, заставили забыть о бурлящих на улицах нынешней Москвы революционных выступлениях и надвигающейся на Россию катастрофе...

– Зинаида Петровна!

Пожилая дама в черном пуховике и вязаной шапочке оглянулась.

– Это я вас окликнула, – сказала Астра.

– Извините, я тороплюсь. За внуком, в садик.

– Далеко вам добираться?

– Пару кварталов пройти, – удивленно объяснила уборщица из «Маркона». – Да только я быстро-то не могу. Одышка...

– Как же вы работаете?

– А что делать? На пенсию не больно-то разгонишься! Детям помогать надо. Дочка учится на заочном, зять получает немного, едва на еду хватает. Малец-то растет шустрый, обувка на нем горит, одежда рвется. Я ведь – бабушка! Конфеткой хочу внука побаловать, игрушкой, обновку ему купить...

Астра зашагала рядом с ней, стараясь приноровиться к ее медленной, тяжелой походке. Уборщица, к счастью, оказалась словоохотливой.

– Мы здесь рядом живем. Пешком до «Маркона» минут десять будет. Удобно!

– Я вот что подумала. Может, вы хотите дополнительно подработать? Мой... друг ищет техничку для своего офиса. Убираться надо один раз в неделю, по выходным. У вас выходные тоже заняты в «Марконе»?

– Нет. В выходные я отдыхаю, внука в зоопарк вожу, гуляю с ним. Молодым-то не до ребенка. Сами еще норовят на гулянку сбежать.

– Ну, так как насчет подработки? – спросила Астра. – Фирма солидная, платить будут хорошо.

Она лихорадочно соображала, куда в случае согласия пристроить уборщицу: в конструкторское бюро к Карелину или в один из отцовских филиалов.

Та приостановилась и вприщур уставилась на Астру.

– С какой стати вы мне работу предлагаете? Вы меня первый раз видите.

– Я разбираюсь в людях. К тому же, помещение «Маркона» просто блестит и сверкает. У меня глаз наметанный. Соглашайтесь, Зинаида Петровна. Не пожалеете!

– Ой, не знаю...

– Выходные ведь у вас свободны, – убеждала ее Астра. – Каждую субботу в первой половине дня приедете, наведете порядок... и положите в карман приличные деньги.

Она готова была обещать Зинаиде Петровне золотые горы. Очень кстати было бы заиметь своего человека в «Марконе», который постоянно находится среди сотрудников фирмы и, естественно, в курсе всех событий.

– Вы меня просто ошарашили, – призналась уборщица. – Даже не знаю, что сказать... Заманчиво! С другой стороны, субботу жалко терять. Устаю я шваброй-то шаркать да пылесос таскать из комнаты в комнату. Руки болят, сердце сдает...

– Соглашайтесь! Работы там кот наплакал. Хотя бы попробуйте. Не сможете – уйдете.

На лице уборщицы отразилось колебание.

– Хорошо, – кивнула она. – Я подумаю. Деньги-то позарез нужны!

– Вот вам мой телефон, – обрадовалась Астра. – Звоните прямо с утра. А то потом я закручусь...

– Вы заказ-то сделали?

– Нет еще... Я хочу сначала обмерить все помещения, а потом уже оборудование выбирать.

– Тоже правильно, – переминалась с ноги на ногу уборщица. Первой попрощаться как-то неловко, а дамочка явно уходить не торопится.

– У вас, кажется, новый директор скоро появится, – вскользь произнесла Астра. – А новая метла по-новому метет. Лучше подстраховаться.

Зинаида Петровна выпучила глаза.

– Какой еще новый? Чего вдруг новый-то?

– Ваш Тетерин умер, говорят.

– Тетерин?! – обалдела пенсионерка. – Владислав Алексеич?! Да вы что?! Когда?! Господи... я ж его третьего дня видела, живого и здорового! Он в свой кабинет заскочил, взял что-то и выскочил. Спешил. Ну надо же! Неужто самолет разбился?

Настала очередь Астры захлопать глазами:

– Какой самолет?!

– На котором Владислав Алексеич вчера в отпуск улетел, с супругой. На эти... на острова. Мими сама им билеты заказывала... по телефону. Они оба разбились? Пресвятая Богородица! – всплеснула она руками. – Вот беда-то! А мы ни сном, ни духом...

– Погодите... какой отпуск? Какие билеты?

– Человек три года без отпуска, – запричитала уборщица, схватившись за сердце. – Наконец решил отдохнуть. И на тебе! Катастрофа! А вы откуда знаете про самолет? По телеку передавали?

– Нет-нет... я, кажется, все перепутала. Вы меня извините, Зинаида Петровна, я не то сказала. Вероятно, фамилии похожи. Да, вспомнила! Не Тетерин, а Петелин. Точно, Петелин... и он не в самолете разбился, а под машину попал. Простите, ради бога.

– Ой, как вы меня напугали, – с облегчением выдохнула пенсионерка. – Аж сердце сжалось! Где у меня валидол-то...

Она полезла в сумку, искать таблетки.

За забором, во дворе детского садика, с шумом резвились дети. Две воспитательницы сидели на скамейке возле песочницы и оживленно беседовали.

Астра похвалила себя за то, что вовремя сумела перестроиться. И за предусмотрительность тоже. Хорошо, что она не ляпнула про смерть Тетерина секретарше или менеджеру!

В бильярдной плавал сизоватый дым. Федор Степанович Аврамов, ожидая Матвея, на правах хозяина заведения курил сигару. Вообще-то, на стене висела табличка, приглашающая курильщиков в специально отведенный для них зал.

– Угощайтесь, – радушно предложил он, придвигая поближе к гостю коробку с сигарами.

– Не любитель... спасибо...

– А я вот позволяю себе, когда жена не видит, – захихикал Аврамов. – Она у меня не женщина – сержант в юбке. Спуску не дает! Приходится прятаться.

Его высокая статная фигура из-за обильных трапез, возлияний и сидячей жизни уже начинала заплывать жирком. Под жилетом наметилось брюшко, на белоснежный воротник сорочки лег второй подбородок. Аврамов вкладывал деньги в игорный бизнес. Бильярдные составляли часть его проекта. Матвей подозревал, что «Черный конь» и другие подобные точки служат прикрытием для каких-то теневых тотализаторов и букмекерских контор. Но держал свои соображения при себе.

При всем своем внешнем добродушии и любезности Федор Степанович слыл ловким, твердым, жестким предпринимателем. Влияние на него имела только его жена, бывшая учительница – красивая высоконравственная женщина, с годами не растерявшая своих идеалов. Удивительно, на чем основывался их союз, однако Аврамовых считали любящей и благополучной семейной парой. Под давлением жены Федор Степанович жертвовал внушительные суммы на реставрацию храмов и помощь детям-сиротам.

Единственный их сын Олег – неуклюжий долговязый подросток – при таком отце и педантично строгой матери, следившей за каждым его шагом, умудрился совершенно отбиться от рук. Он перестал слушаться родителей, демонстративно делая все им наперекор: прогуливал уроки в престижном колледже, бравировал своей ленью, пристрастился к алкоголю и завел дружбу с дворовой шпаной. Парень ненавидел казино, игровые автоматы, букмекеров и попрекал отца «грязными деньгами». Дошло до того, что компания хулиганов под предводительством Олега несколько раз била стекла в заведениях Аврамова. Тот схватился за голову. А что он мог противопоставить этому натиску? Не заявлять же на собственное чадо в милицию?

Жена Федора Степановича пачками глотала успокоительные таблетки. Ее обожаемый «сынуля» на глазах превращался в уличного монстра... а она ощущала полное бессилие что-либо изменить. Однажды, проверяя карманы Олега, – вот до чего она опустилась! – обескураженная мать наткнулась на порцию маковой соломки. Ее будто громом поразило. Она кинулась к мужу:

– Мы теряем сына. Федя! Надо что-то делать...

– Скажи, что?

Между ними завязалась перепалка, каждый норовил обвинить другого в просчетах в воспитании, приведших к столь плачевному результату. Как это обычно бывает, Аврамова укоряла мужа его вечной занятостью, а тот отбивался и сам нападал на жену – за ее потакание сыну, за то, что мальчик вырос избалованным эгоистом.

– Где же твоя педагогика, Галя? Кто из нас профессиональный учитель? Каким образом наш сын докатился до наркоты?

– Это кара Господняя! – стенала женщина, заламывая руки. – За твои грехи, Федя! Нечистый у тебя бизнес, нечестный! Ты людей губишь... а Олежек за это все расплачивается!

– И ты туда же?! – взвился Аврамов...

После грандиозного скандала для супруги пришлось вызывать «Скорую», а Федор Степанович неделю не появлялся дома. Он спал в главном офисе, в своем кабинете, на неудобном кожаном диване, и проклинал всех чистоплюев, вместе взятых. Деньгами его они, видите ли, не брезгуют... их, видите ли, сам способ зарабатывания этих денег не устраивает! Пусть пойдут, попробуют сами честно сколотить капитал, а он на них поглядит!

Остыв немного, Аврамов вызвал на совет давнего приятеля – Калмыкова. У того растет сын, жена тоже сидит дома... Авось, Виталий что-нибудь подскажет.

За бутылкой французского коньяка они слезно жаловались друг другу на свою семейную жизнь, на постоянную нервотрепку, и неблагодарных отпрысков. Калмыков порекомендовал отдать Олега в кадеты, что вызвало саркастический хохот Федора Степановича:

– Представляю себе этого кадета... с плоскостопием и кривым позвоночником!

– Не пройдет по здоровью? Жаль... – огорчился Калмыков.

– Ни по здоровью, ни по возрасту! И ремнем лупить поздно негодяя! Уже поперек кровати-то не положишь!

Калмыков сочувственно кивал, а вечером позвонил приятелю и дал ему телефон военно-спортивного клуба «Вымпел».

– Моя Лариса говорит, там тренер есть – исключительный умелец подбирать ключик к самым отъявленным балбесам. Настоящий кудесник. Сумеешь с ним договориться, считай – дело в шляпе!

Так, спустя месяц, Олег Аврамов попал в группу Матвея.

– Спасете моего парня, – я ваш вечный должник! – прижимал руки к груди Федор Степанович.

Матвей не часто прибегал к помощи родителей мальчишек из своей группы... но в данном случае счел возможным обратиться к Аврамову. Вопрос-то деликатный до крайности...

В бильярдной пахло пыльным сукном, мелом и дымом дорогих сигар. Хозяин позвонил бармену и велел принести чего-нибудь выпить и закусить.

– Икорки, брат, тащи... огурчиков малосольных и этих... перепелок на вертеле... с пылу, с жару! Любите перепелок?

Матвей вспомнил пареное мясо с овощами, которое ел на обед, и с сожалением отказался.

– Я сыт... да и пить не могу.

– За рулем, что ли? Так это не беда. Вас мой человек отвезет, доставит, куда скажете.

– Спасибо, я бы кофе выпил, если можно.

– А я хлопну водочки, с вашего разрешения, – подмигнул ему Аврамов. – И перепелками себя побалую. Дома меня постными кашами кормят и зелеными салатами. Только здесь и отвожу душу! Я же не травоядное, в конце-то концов! Хорошо быть холостяком...

Матвей согласно кивнул. Он думал, как перейти к интересующей его теме. Федор Степанович облегчил ему задачу, спросив:

– Чем могу быть полезен? Я обязан вам. Все, что в моих силах, с радостью сделаю... в рамках моей компетенции.

– Надеюсь, – усмехнулся Карелин. – Я, собственно, выполняю поручение Ларисы Калмыковой...

– Ларочки? – просиял бизнесмен. – Милейшая женщина, прелестнейшая! Буду счастлив ей услужить...

– Лариса надеется на ваше... на наше с вами благородство и молчание. Разговор должен остаться между нами.

– Разумеется! Как же иначе?

– Ее беспокоит поведение мужа. Виталий Андреевич... как бы правильно выразиться...

– Говорите прямо. Я мужик понятливый.

– В общем, Лариса подозревает, что у ее супруга появилась любовница. И эта любовница как-то плохо влияет на Калмыкова. Ларисе кажется, что она... опасна.

– Пф-ффф! – выдохнул Аврамов. – Ларочка всегда отличалась острым умом и наблюдательностью. Она чертовски права, мой друг! Именно – опасна! Эта женщина, словно злой дух, околдовала, закружила Виталия... Она подбивает его бросить семью, ребенка. Впрочем, не это самое страшное! Виталий тратит на нее больше, чем положено. Поймите меня правильно, я не скряга... но те суммы, которые идут на удовлетворение капризов его новой пассии, просто ужасают. Если так пойдет и дальше, дама может разорить Калмыкова!

– Кто она? Вы ее видели?

– Раза два... мельком... На мой взгляд, в ней нет ничего особенного. Она тщательно скрывает свое лицо, вероятно, на то существует веская причина. Фигура у нее так себе... Опять же, я не претендую на истину в последней инстанции. У каждого свой вкус! Не мне судить кого бы то ни было. Я давно знаю и уважаю семью Калмыковых. Они сумели найти и закрепить в своих отношениях ту золотую середину, которая после стольких лет брака позволяет им оставаться вместе, взаимно не отягощая друг друга. Лариса – натура пылкая, и Виталий всегда смотрел на ее шалости сквозь пальцы. И правильно! Она тоже не мучила его ревностью. Пусть бы он завел интрижку с какой-нибудь смазливой танцовщицей или моделью... на здоровье! Мужчине иногда требуется разрядка. Но то, что происходит с Калмыковым... меня, мягко говоря, настораживает.

Хозяин бильярдной произнес свой монолог с чувством, с сердцем – он даже перестал попыхивать сигарой и отложил ее в сторону. Она задымилась в малахитовой пепельнице.

– Вы же довольно близкие приятели, – заметил Матвей. – Почему бы вам не побеседовать с Калмыковым? По-дружески... по-мужски?

Бармен принес водку с закуской, кофейник и принялся расставлять все это на низком ореховом столике. Аврамов молчал, ждал, пока тот закончит и удалится.

– Приятного аппетита, – улыбнулся молодой человек.

– Спасибо, братец. Иди, иди!

Хозяин сам налил гостю кофе в маленькую синюю чашечку.

– Вы любите черный без сахара. Верно? У меня отличная память... Так вот, я пытался образумить Виталия, но он невменяем. Ничего не желает слушать! И это тем более странно, что Виталий... м-ммм... с некоторых пор охладел к женщинам... Понимаете, что я имею в виду?

– Не совсем, – схитрил Матвей.

– Ну... возраст, недостаток гормонов... тучность... э-э... ослабляют способность мужчины...

– Ах, вы об этом?

– Виталий сам неоднократно жаловался мне на полное отсутствие желания и... слабую потенцию. Мы с вами затрагиваем столь интимные вещи, что...

– Буду нем, как рыба! – заверил его Матвей. – Не сомневайтесь.

Аврамов, испытывая некоторую неловкость из-за этих вынужденных откровений, касавшихся Калмыкова, оправдывался:

– Если бы я не был вам обязан... если бы не любил Ларочку... я бы ни за что...

Он не нашел ничего лучшего, как выпить рюмку ледяной водки и налить себе еще.

– Мне не безразлична судьба этой семьи, – пояснил Федор Степанович и опрокинул вторую рюмку. – Я бы не хотел, чтобы Виталий из-за какой-то ушлой бабенки пустил по ветру свое состояние, нажитое... тяжелым трудом. К тому же, мы с ним отчасти партнеры. Кое-какие общие дела, знаете ли... Калмыков занимается недвижимостью, помогает мне выгодно вкладывать деньги. В том, что касается бизнеса, на него можно положиться. У него нюх на прибыльные сделки.

Матвей сопоставлял его слова со словами Ларисы и терялся в догадках – зачем Калмыкову понадобилась любовница? Что он с ней делает? Дарит ей подарки вместо ласк? Не исключено...

– По поводу потенции, – решился уточнить он. – Это у Калмыкова серьезно?

– Похоже, да... Хотя, в свете открывшихся фактов... Темная история с этой дамочкой! Вот вы, молодой, современный человек, верите в приворот?

– Признаться, нет.

– Поживете с мое, тогда не будете таким скептиком. В жизни всякое случается. Много в ней разных чудес и тайн, которые нашу науку ставят в тупик. А? Как вы думаете?

Матвей молча покачал головой. Познакомившись с Астрой, он пересмотрел некоторые свои принципы. Его рациональное мышление давало сбои и ошибалось, а ее безумные фантазии оборачивались реальными фактами. Логика сдавалась на милость абсурду.

Аврамов выпил третью рюмку водки и отправил в рот ложку икры. На его лице отразилось блаженство.

– Я рекомендовал Виталию обратиться в клинику. У меня есть один опытный сексопатолог, который справляется с подобными проблемами. Правда, за хорошую плату. Ну, так сейчас рынок диктует цены!

– И что Калмыков? – спросил Матвей, уже предугадывая ответ.

– Отказался наотрез! Прямо заявил: «Отстань от меня со своими глупостями, Федя!» Я и прикусил язык-то. Зачем мне лезть в чужую жизнь? Меньше всего я хочу учить и наставлять других. Поэтому и собственного сына распустил! Не мое это – морали читать. Уж если меня допекут, достанут до печенок, я лучше в морду дам, чем антимонии разводить!

Он снова потянулся за бутылкой. Что-то в этом разговоре задевало его за живое.

– А где они встречаются? Ну... та женщина и Калмыков?

– Я за ними не слежу, – пробурчал Аврамов. – Встретил их однажды, случайно... в казино. Они уже уходили...

– Играли?

– Я расспросил крупье. Женщина смотрела, как крутится рулетка, делала ставки. Выиграла.

– Много?

– Какую-то мелочь... Она странно выглядела. В платье из черного шелка и шляпке с вуалью. Вуаль была густая, лица не разглядеть. Калмыков явно не ожидал столкновения со мной – нос к носу. Опешил... правда, быстро пришел в себя. Он вскользь поздоровался сквозь зубы и заторопился к выходу. Я был удивлен...

– Калмыков часто посещает казино?

– Вообще не посещает! Он не игрок. В картишки переброситься может, только преферансист из него никудышный. Скучает он за карточным столом, зевает...

– Значит, в казино его привела дама?

– Получается, да.

– А еще где вы их видели?

– На концерте. Меня жена потащила в консерваторию – Чайковского слушать. Я к музыке равнодушен, но отказать супруге не мог. В антракте гляжу – Калмыков ведет под руку женщину. Сначала я принял ее за Ларису... потом сообразил: не она! Ларочка шляпок с вуалями не носит. У нее другой стиль одежды. И Виталий сразу свернул, увлек свою даму в сторону, чтобы к нам не подходить... даже жестом меня не поприветствовал. Разве не странно? Я потом ему звоню на мобильный, спрашиваю, с кем, мол, ты на концерте был? Он понес такую чушь, аж стыдно за него стало, ей-богу! Будто бы я обознался, он-де классическую музыку терпеть не может... Откуда же он узнал, что музыка «классическая»? Я ведь ни словом не обмолвился ни про консерваторию, ни про Чайковского...

– С чего вы взяли, что Калмыков тратит на любовницу много денег?

– Недавно он предложил мне выкупить его долю в ночном клубе «Гвалес». Это весьма лакомый кусочек, скажу я вам! Клуб популярен среди московской элиты, там проводятся модные шоу, места заказывают чуть ли не за полгода вперед, хотя цены баснословные. Одно Большое Пиршество чего стоит! Калмыков не раз приглашал меня в «Гвалес»... я в восторге от этого заведения! Интерьер, кухня, развлечения – все выше всяких похвал. И вдруг он продает свою часть!

Федор Степанович вскочил и зашагал по кривой вокруг бильярдного стола. Его щеки пылали, глаза метали искры.

– Естественно, я спросил, в чем причина. Калмыков долго вилял, но потом я заставил его признаться. Оказалось, ему срочно понадобились деньги. «Для одной дамы», – сказал он. Представляете себе?! Каковы же аппетиты сей дамочки? Я просто лишился дара речи, когда услышал его лепет о том, какая она необыкновенная, замечательная... и как он готов на все ради нее! Признаться, я подумал, что он рехнулся. Он выглядел безумцем, когда говорил о ней... – Аврамов остановился, возбужденно размахивая руками. – Я понимаю Ларочку! Я сам испугался за его рассудок! От него веяло одержимостью. Я не преувеличиваю, поверьте...

Выдохшись, хозяин бильярдной рухнул в кресло и потянулся за водкой. От очередной рюмки его бросило в жар, на лбу и над верхней губой выступили капельки пота. В отсутствие жены он, видимо, отрывался по полной. Закусив крылышком перепелки, Аврамов удовлетворенно вздохнул и добавил:

– Калмыков никогда не берет в долг. У него такое кредо. Видимо, когда-то погорел на кредитах или еще что...

– Вы предлагали ему одолжить денег?

– Некоторую сумму, – кивнул Федор Степанович. – Но Виталий встал на дыбы. Заявил: бери, дескать, часть «Гвалеса» и не выпендривайся. А не хочешь, так я ее другим продам.

– И вы согласились?

– Почему бы нет? Раз человек продает! Виталий долго объяснял, что свободных средств у него мало, все в обороте... и что нужную сумму без этой продажи набрать невозможно. Я намекнул: мол, не многовато ли для презента? А он посмотрел на меня и отрезал: «Не твое дело! Я к тебе в душу не лезу... и ты меня оставь в покое!» Вот и поговорили...

– Сделка состоялась?

– Пока нет, – вздохнул Аврамов. – Но в скором времени, надеюсь, состоится. Я дал Виталию месяц на размышление.

Матвей вышел из бильярдной с тяжелым сердцем. Неужели все возвращается на круги своя? То, с чего начиналась их с Астрой история, опять на повестке дня...

Он припарковал свой «Пассат» рядом с автомобилем Аврамова. Темный «Лексус» выглядел шикарно. Внутри, за лобовым стеклом, красовалась красная кошка...

Матвей сел в машину, завел двигатель и задумался. А не съездить ли ему туда, где каждый год в ночь Самхейна – кельтского праздника мертвых, – прямо посреди зала варится в магическом котелке свинина с пряностями, и каждый, кто ее отведает, обретет могущество и бессмертие? По крайней мере, так гласит древняя легенда...

Он спускался по лестнице, ступенька за ступенькой, минуя оскаленные пасти вырезанных из дерева чудовищ. Входная дверь клуба беззвучно распахнулась перед ним и так же беззвучно захлопнулась. Кромешная тьма на мгновение поглотила его... и тотчас по обе стороны вспыхнули светильники в виде факелов.

– Ничего не изменилось, – пробормотал Карелин, оглядываясь.

По-прежнему мрачное великолепие окружало его. Черные с серебром стены, красная плитка пола, свисающие с потолка грубые кованые люстры, массивная мебель из натурального дерева... огромный стол, стулья с высокими готическими спинками. Наверное, за похожим столом сидели верные рыцари короля Артура...

Посреди пиршественного зала – открытый очаг из закопченных валунов, над ним висит на цепях начищенный до блеска котел. А вот и Благородная Голова!

Голова на постаменте, задрапированном алым шелком, не шелохнулась, не подмигнула ему в ответ. Она была поразительно похожа на настоящую человеческую голову – глаза, волосы, слегка приоткрытый рот с поблескивающими зубами...

Матвей вдруг вспомнил иссиня-желтую мертвую голову Монса в спальне императрицы и содрогнулся. Царь Петр порою бывал страшно, бессмысленно жесток...

– Желаете сделать заказ?

Администратор, как и положено служителям преисподней, возник бесшумно, подобно призраку. В кельтских преданиях остров Гвалес – одно из названий «иного» мира. Пир на этом острове именуется гостеприимством Головы.

Парень в строгом черном костюме, белой сорочке и галстуке-бабочке вопросительно уставился на посетителя. Они с Матвеем не узнали друг друга. Вряд ли это был тот самый администратор, который работал в клубе четыре года назад[10].

Матвей решил прикинуться новичком. Он переживал «дежа вю».

– Что это за гадость? – спросил он, показывая на Голову.

– Гадость?! – поперхнулся парень.

– Именно! Вам не кажется, милейший, что подобное... изображение... способно испортить аппетит любому человеку? Особенно женщине. Я хочу пригласить в ваш клуб свою даму, а тут... это!

– Позвольте, но Голова Брана[11] – наша специфика, – покашливая, объяснил администратор. – Согласно верованиям древних кельтов, это талисман, который защищает от зла. Кельты обожали отрубленные головы! Они бальзамировали их и хранили в доме.

– Хм... – скептически скривился Матвей. – Талисман, значит...

– Наш клуб – один из лучших! – заученно тараторил парень. – В ночь Большого Пиршества здесь, прямо на глазах у наших гостей, готовится фирменное блюдо... свинина, сваренная в волшебном котелке. Угощение для богов! Воспользуйтесь гостеприимством Головы – и вы не пожалеете! Во время пира наши гости забывают обо всем... пока не откроется заветная дверка, которая пробуждает их память.

Матвей невольно бросил взгляд на то место в стене, где скрывалась маленькая дверца, сплошь испещренная загадочным кельтским орнаментом. Парень перехватил его взгляд.

– Вы совершенно правы! – возликовал он. – Она находится там! Это портал из одного мира в другой...

– Шутите?

– Приходите на Большое Пиршество и сами убедитесь...

– Хорошо, хорошо, – перебил его Матвей. – Я все понял. Какие у вас цены?

– О-о! – закатил глаза администратор. – Цены соответствуют уровню нашего клуба.

Он назвал цифру, из-за которой у любого здравомыслящего клиента помутилось бы в голове. Да этот «Гвалес» – суперприбыльное заведение! Аврамов не солгал...

Матвей сделал вид, что колеблется.

– Большинство столиков на Самхейн уже заказаны, – сообщил парень. – Это то же самое, что Хэллоуин. Главное шоу состоится в ночь с 31 октября на 1 ноября. Вы, наверное, в курсе?

– Весьма приблизительно...

– Кельты считали эту ночь промежутком безвременья, когда возникает мост между мирами и духи свободно проникают куда захотят.

– Вы имеете в виду... оттуда – сюда? – Матвей, дурачась, показал на дверцу в стене, скрытую за складками багрового занавеса.

Администратор поправил бабочку и серьезно подтвердил:

– Разумеется. И отсюда туда – тоже.

– Занятно... Пожалуй, я сделаю заказ. Какую вы предпочитаете форму оплаты?

– Любую. Вам повезло! Обычно у нас еще с лета все расписано, кроме служебных столиков. Но один господин... вынужден покинуть страну, поэтому я внесу вас в список вместо него.

– Будьте любезны.

Парень выполнил свой служебный долг и успокоился. Он не боялся упустить клиента: в клубе на Хэллоуин ежегодно бывает аншлаг. Не этот, так другой посетитель забронирует столик на ночь Большого Пиршества. Толстосумы обожают острые ощущения. В этой жизни они уже почти все испробовали... и теперь желают прикоснуться к загробным тайнам. Отличный способ облегчить их набитые валютой кошельки!

– Какое будет шоу? – осведомился Матвей, пока администратор оформлял заказ.

– «Охота на ведьм»... с ритуальным сожжением молодой прелестной колдуньи... У нас все подобные вечеринки костюмированные. Вы в курсе?

– Дежа вю!

– Что? – обернулся к нему парень. Он опять закашлялся, деликатно прикрыв губы платком.

– Ничего... вам послышалось.

– Как вас записать? Господин...

– Брюс, – вырвалось у Матвея.

– Хорошо, господин Брюс, – не моргнув глазом, повторил администратор. – Все в порядке. Гостеприимная Голова будет вас ждать и вашу даму! Вы не пожалеете, что выбрали «Гвалес». Милости просим на пир! Деньги должны быть перечислены на наш счет не позже завтрашнего числа.

Он расплылся в белозубой улыбке. Матвей ответил тем же...

Второе письмо из сундучка, приобретенного на Кузнецком, повествовало о печальной судьбе благодетеля прибывшей в столицу иностранки. Дама сия изъяснялась по-английски... однако, судя по всему, свободно владела и языком московитов. Из чего следовало, что либо адресат сих посланий не понимал по-русски, либо Sworthy намеренно использовала английский как средство предосторожности. На случай, если письмо ее попадет в чужие руки. Вряд ли в то время в Москве нашлись бы люди, сколько-нибудь прилично понимающие английский. Может, двое-трое сведущих толмачей в Посольском приказе, и только.

«Уж не шпионка ли она? – гадал Ольшевский. – Уж не прислала ли ее из Англии знаменитая секретная служба королевы Елизаветы[12]? Стоп... во второй половине семнадцатого века в Англии уже правили Стюарты...»

Он отправился в кладовку и зарылся в книги. «История Англии» оказалась в самом низу, под стопками журналов и потрепанными томами энциклопедий. Ольшевский уселся прямо на пол и принялся лихорадочно листать страницы... Им овладела странная одержимость, как будто от того, разгадает он тайну писем или нет, зависела его судьба. Какое, в сущности, ему дело до событий более чем двухвековой давности? Но тайнам возраст не вредит – напротив, он придает им значения. Шутка ли – разобраться в хитросплетении интриг, доселе неизвестных ни публике, ни даже ученым мужам? Ольшевский чувствовал: он близок к открытию, которое способно перевернуть его жизнь. Если бы он мог видеть наперед...

– Стюарты... – бормотал он, пробегая глазами по строчкам. – Англо-шотландская королевская династия... Ведут свою родословную от рыцаря Флаголта из Дола... Это совсем седая старина! Нет ли чего поближе? Ага, вот... Ведут свою родословную от Вальтера, шестого Стюарта... так... Вальтер женился на Марджори, дочери короля Роберта Брюса... и в 1371 году их сын занял трон Шотландии под именем Роберта II... Несчастливые монархи... Вечные неудачники! Стюартов преследовали ранние смерти, казни... семеро из них всходили на трон несовершеннолетними... Так... Карл I, король Англии, Шотландии и Ирландии... обезглавлен в 1649 году... Уже рядом! Дальше... Карл II Стюарт, война с Кромвелем[13]... бегство из страны... бездетный брак... умирает в 1685 году...

Ольшевский застыл над раскрытой книгой в напряженном размышлении. Закат династии Стюартов... середина семнадцатого века... Англия... Московия...Он искал связь. Настойчиво пытался провести линию, которая соединила бы Стюартов и московский царский дом... Не было такой линии. Единственное, что пришло ему в голову – Брюсы, которые покинули свою родину и решили служить русским царям.

Он бросил «Историю Англии» и кинулся на поиски другой книги.

– Брюсы... так-так... Ага! Во время Великой английской революции прибыли в далекую Московию искать чинов и заработка... Служили верой и правдой... Роман и Яков Брюсы отроками поступили в потешное войско будущего императора Петра I. Дед их, потомок шотландских королей, скончался в 1680 году, в чине генерал-майора, сын его Вилим дослужился до полковника и погиб под Азовом... а внук, Яков Вилимович Брюс, стал ближайшим другом и соратником Петра Великого...

– Боже мой! – воскликнул потрясенный Ольшевский. – Брюсы имели прямое отношение к династии Стюартов!

Ему казалось, он вот-вот поймет что-то важное, и у него откроются глаза. Мысли его ходили по кругу... и возвращались в исходную точку без ответа. Какой ответ он желал бы получить, филолог толком не знал.

Во втором письме Sworthy сообщала, что поселилась в деревянном, но довольно удобном доме Волынского в Китай-городе, который любезно предоставил ей светлицу на втором этаже – девичью комнату, до замужества занимаемую его сестрой. Что из окошка светлицы виден храм с золочеными куполами и слышно, как звонят колокола. Несколько слуг ведут хозяйство Волынского, а сам он каждый день верхом отправляется на службу к царскому двору...

«Знатные московиты одеваются богато, – писала Sworthy. – И повсюду их сопровождает свита, а при езде по городу – до пятидесяти человек пешими. Жены боярские без двух десятков слуг на улицу не показываются. Наряды у них яркие, из парчи и бархата, шиты серебром и золотом, оторочены мехом, сапожки на каблуках. Я в своем темном платье и купленной по дороге епанче[14] выгляжу монашкой. Волынскому представилась путешественницей, ищущей достойного применения своим способностям. Он, кажется, поверил. В Москве много иноземцев: немцы, греки, поляки, голландцы... Одни к ним относятся терпимо, другие ненавидят. Часто можно услышать возмущение: какая, мол, нужда нам в заморских обычаях? Предки наши обходились без них, и мы обойдемся... Но явной вражды московиты не выказывают.

Молодой государь сам говорит на польском, греческом и латыни... покровительствует искусствам, особенно театру, устроенному отцом его. Традиции сии поддерживает и царевна, которая переводит с французского Мольера... и пробует сочинять собственные пьесы. Весьма похвальные стремления, дивные в сей отсталой стране.

Живя в доме Волынского, я заметила его повышенное внимание и участие к моей персоне. Он решил сделать мне подарок – сундук с одеждой, приличествующей его сословию. Я восхищенно перебирала все эти чудесные вещи... но вынуждена была отказаться. Лучше мне ходить в том платье, к которому я привыкла и которое не будет вызывать ко мне излишнего интереса. Ведь у меня нет ни слуг, ни свиты... я хожу по городу одна и не хочу привлекать любителей поживиться...

Волынский обиделся и несколько дней со мной не разговаривал. Раньше он спрашивал, где я так хорошо научилась их языку, и часто исправлял ошибки моей речи. После моего отказа от подарка он как будто отдалился от меня. Я испугалась, что мне придется искать другое жилье, но опасения мои были напрасны. Волынский остыл и даже попросил у меня извинения. Однако с тех пор я стала ловить на себе его долгие пристальные взгляды... а однажды застала его в своей светлице. Надо ли говорить, как сие насторожило меня? Я решила немедленно съехать и прямо заявила ему об этом. Он смешался, побагровел и... сделал неожиданное признание. Оказывается, он испытывает ко мне нежные чувства...

Признаюсь, мне польстили его пылкие речи, – я ведь женщина, но никакой надежды на взаимность я ему не оставила. Объяснилась твердо и непреклонно. И тут он насильно обнял меня, прижал к себе и начал целовать – неистово, с дикою страстью. Я отбивалась, как могла... ударила его по лицу, оцарапала ему щеку... Он опомнился, умолял меня простить его, но я думала только об одном: где мне теперь искать убежище и крышу над головой? Ибо находиться дольше в доме этого человека стало опасно. Я усомнилась в его искренности... и сочла его любовный пыл несколько наигранным. Чего же, в таком случае, он добивался?

Может, наша встреча на том злополучном тракте вовсе не была случайной? Отбив разбойников и спасши тем мою жизнь, Волынский завоевал мою симпатию и дружеское расположение. Тогда как его намерения простирались, видимо, куда дальше, нежели помощь одинокой спутнице и сострадание к оной...

Ночью я лежала без сна, прислушиваясь, не скрипнет ли половица, не хлопнет ли дверь... Обошлось. Когда же Волынский отправился ко двору, исполнять при царе положенную ему службу, я собрала свои скудные пожитки, улучила момент и выскользнула из дома незаметно для дворни. Слуги в Московии сплошь любопытные, ленивые и нечистые на руку люди. Боятся они только хозяина, лебезят перед ним, однако норовят стянуть все, что лежит без присмотра. Скажу лишь, что недосчиталась некоторых милых вещиц, напоминавших мне о прежнем моем житье-бытье, за которые можно было выручить какие-нибудь деньги. Но главное мне удалось сберечь.

Сии мытарства вынудили меня прибегнуть к последнему средству: идти искать участия Льва и Единорога. Я бродила по городу, ломая голову над значением сих двух существ и того содействия, которое они могли оказать мне. Вы как-то обмолвились, что воспоминания о наших прогулках послужат мне подсказкой.

Прогулка – неподходящее слово для Москвы. Особенно женщине здесь ходить одной рискованно. Того и гляди, попадешься если не ворам, то подвыпившим гулякам... или разнузданной боярской челяди. Боязно мне было не за себя, а за то, что я привезла с собою и особенно за то, что собиралась отсюда увезти. Пока я терзалась неведением, на улицах стемнело. Как описать мое одиночество и полную беспомощность перед лицом чужой варварской жизни? Как освоиться среди чужеземцев, занять подобающее место, которое позволит осуществить мою мечту?

Отчего вы не выразились яснее, дав мне вместо точного указания слабый намек? Это была проверка ума или духа? А может, вы уготовили мне некое испытание? Гожусь ли я для того, на что претендую?

Голодная, измученная страхом и неизвестностью, я зашла в маленькую неопрятную харчевню, где мне подали квас и кусок вареного мяса на глиняной тарелке. Это было заведение для простого люда, и на меня там не косились... так как моя скромная бедная одежда никого не смущала и не вызывала интереса. Там я отдохнула немного и решилась заночевать на монастырском подворье... благо, тут заведено привечать бездомных богомольцев. Пришлось прикинуться больной, потому что молиться по православным обычаям я не умею. Ко мне отнеслись со смиренною терпеливостью, пригрели, напоили отваром из трав, который приготовляют собственноручно черницы для болезных и убогих. Кроме того, в таком месте меня никто бы искать не догадался, а мне того и надо было. Наутро я покинула подворье... не зная наверняка, вернусь ли туда вновь.

Сердечное смятение привело меня против воли к дому Волынского, который приютил меня и где я провела первые, самые спокойные дни в Москве. На крыльце билась в рыданиях сенная девушка... а во дворе толпились служилые люди. Я низко повязалась черным платком и не поднимала глаз, чтобы меня не узнали. Со слов, долетавших до меня, я поняла, что спаситель мой и одновременно обидчик внезапно захворал и умер, сгорев в одночасье от какой-то лихорадки. Занемог он еще со вчерашнего вечера, и домой его доставили уже без памяти. Прометавшись ночь в жару и бреду, он, едва дотянув до рассвета и скончался.

Сенная девушка показывала двум служилым мешочек с кореньями.

– Вот, нашла в барской опочивальне, – громко говорила она, обливаясь слезами. – Не иначе, как кто порчу навел на нашего дорогого хозяина! Колдовством его извел!

Обо мне, однако, никто не вспоминал, будто я и не жила в сих палатах и челядь мне не прислуживала как гостье. Я беззвучно возблагодарила Провидение за подмогу и вознесла хвалу вашим советам, мой друг. Далее буду следовать также им неукоснительно. Смею заметить, что не все мне удается, ибо разные люди в разной степени подвержены постороннему влиянию... Бедному Волынскому стойкость его не пошла на пользу.

Я присоединилась к двум нищим, ожидавшим подачек «на помин души» по случаю кончины хозяина дома, зашевелила губами, будто бы молясь, и несколько раз перекрестилась, подражая московитам. Горечь и сожаление затопили меня. Я искренне хотела помолиться за усопшего и сделала это по-своему, мысленно прося у него прощения за возникшее между нами недоразумение и прощаясь с ним навеки...

Для меня начиналась новая жизнь в чужом городе, без крыши над головой, без дружеской поддержки, почти без денег... полная неизвестности и подстерегающих на каждом шагу опасностей. Лев и Единорог оставались единственной моей надеждой...»

Внутренним чутьем ученого Ольшевский догадался, что указанная фамилия спасителя Sworthy – некого дворянина Волынского – вымышленная или взятая наугад. Что еще больше укрепило его во мнении о скрытом назначении «писем из шкатулки». Они были очень похожи на замаскированные под житейскую переписку донесения... только вот кому и от кого? Что за Лев и Единорог упоминаются в них? Что за «мечта», ради которой загадочная Sworthy решилась подвергнуть себя смертельной опасности?

Ольшевский сделал дерзкое предположение, что ежели означенный «дворянин Волынский» действительно умер, то не без помощи гостьи, которую он такт опрометчиво впустил в свой дом. Если и в самом деле встреча на тракте и драка с разбойниками не были случайными, то, догадавшись об этом, Sworthy решила избавиться от ненужного соглядатая. Будучи застигнутым в ее комнате за каким-то неблаговидным занятием – по-видимому, обыском, – «Волынский» попытался спасти положение, как мог, разыгрывая сцену страстной любви, но не сумел обмануть хитрую женщину. В тот же миг его участь была предрешена... Дама, которую он некогда вырвал из рук разбойников, попросту убила беднягу.

– Подсыпала яд ему в кушанье! – воскликнул филолог. – Женский способ разделаться с неугодным человеком. Не знаю, почему я в этом так уверен...

Дворня же непостижимым образом «забыла» о гостье, что наводило на определенные размышления.

Ольшевский увлекся содержанием писем и начал делать на полях тетради заметки. Он не слышал криков митингующих на улицах, винтовочных выстрелов, забывал о голоде, всецело отдавшись приключениям неизвестной дамы, изложенным выцветшими чернилами на старой желтой бумаге, испещренной брызгами от гусиного пера.

По вечерам его навещал доктор Варгушев, готовил чай и развлекал затворника рассказами о новых ужасных событиях в Петрограде.

– Что вы думаете о большевиках? – спрашивал он у задумчивого Ольшевского. – Пожалуй, они готовы сдать Россию немцам... Это неслыханно!

Тот молча глотал обжигающую жидкость и кивал головой.

– Что с вами? Вы дурно выглядите! – беспокоился доктор. – Уж не чахотку ли подхватили, дыша пылью в архивах? Давайте, я вас осмотрю!

– К черту! – беспечно отмахивался филолог.

– И то правда. Какая разница, больным вас пристрелят или здоровым?

Испытывая неловкость за свой черный юмор, доктор тут же принимался оправдываться. Он-де стал циником, с утра до вечера глядя на мучения и смерть раненых.

– Нам все чаще привозят и гражданских лиц. Жизнь человеческая уже копейки не стоит! – восклицал Варгушев. – Нынче в чести идеи! Свобода, равенство и братство, например. Обыватель просто шалеет от сих лозунгов!

Москва неумолимо погружалась в пучину народной революции...

Астра плюхнулась на переднее сиденье «Пассата» и сердито захлопнула дверцу.

– Где тебя носит?

– Я, между прочим, работаю.

– Так занят, что не можешь взять трубку?

– Я обещал перезвонить и перезвонил, – терпеливо объяснил Матвей. – Теперь я в твоем распоряжении.

Он умолчал о своей встрече с Ларисой и посещении «Гвалеса». Это его личное дело. Возможно, ему удастся самому справиться. Не такая уж непосильная задача – отыскать любовницу Калмыкова и выяснить, какие цели она преследует. А там... пусть Лариса поступает по своему усмотрению. «В конце концов, она дарила мне тепло, – рассуждал он. – Делила со мной постель. Не ее вина, что мы разные. Слишком разные...»

Астра чутко уловила его настроение.

– О чем ты думаешь?

– Об ужине...

– А похоже, что о женщине!

– На лбу написано, да?

Она молча кивнула, продолжая глядеть на запруженную машинами дорогу, на мелькавшие вдоль шоссе огни.

Москва погрузилась в сумерки. Сизая дымка окутала город, темными пластами пролегла между домами, опустилась на скверы и парки. Мосты казались парящими в тумане, свет фонарей размытым ореолом проступал сквозь сумеречную пелену.

– У нас новое расследование, – заявила Астра. – Сегодня я встретилась с некой Алевтиной Долгушиной, бухгалтершей фирмы «Маркон». Приходилось слышать?

– Нет.

– Она хочет установить причину смерти своего босса, господина Тетерина. Я уже побывала в их офисе...

– Могла бы со мной посоветоваться... хотя бы из вежливости. Я понимаю, что решение принимаешь ты, но...

– Я пыталась сообщить тебе об этом по телефону! – напомнила она.

– Да, прости.

У Матвея из головы не шла Лариса и события четырехлетней давности. Тогда она тоже подозревала мужа в немыслимых грехах, чуть ли не в убийстве, а оказалось, что Калмыков провел ночь на Большом Пиршестве в клубе «Гвалес». Прошли годы, и забытая тема всплыла вновь. Неспроста, ох, неспроста...

– Где ты витаешь? – спросила Астра.

Он глубоко вздохнул и заставил себя сконцентрироваться на ее словах. Какая-то бухгалтерша вкупе со всем персоналом фирмы «Маркон» была ему совершенно не интересна.

– Чем тебя привлекло банальное убийство? – невпопад ляпнул Карелин.

– Какое убийство?

– Которое нам предстоит раскрыть.

– Я тебе как раз объясняю, что никакого убийства и в помине не было! Господин Тетерин жив и, надеюсь, здоров. Находится в отпуске. Отдыхает!

– Ты его видела? Говорила с ним?

– К сожалению, нет. Он улетел на Канары. Я попросила Борисова навести справки. Самолет, которым Тетерин и его жена отправились на острова, благополучно приземлился. Так что повод для беспокойства отсутствует.

Борисов работал начальником службы безопасности «Юстины», его связывала с Ельцовыми давняя дружба, проверенная временем. Доступ к информации он имел широчайший.

– Ну, так что тебя смущает? – удивился Матвей. – Данным, полученным от Борисова, можно верить на все сто.

– Я знаю.

– Стало быть, расследование закончено?

– Боюсь, оно только начинается. Долгушина вручила мне аванс. Вот, смотри... – Астра вытащила из сумочки пачку купюр и показала Матвею. – Видишь, сколько денег?

Он присвистнул. Сумма и правда была внушительная.

– За что, по-твоему, она мне заплатила?

– Надо у нее спросить. Она тебе оставила свои координаты?

– Конечно. И адрес, и телефон. Как же без этого? Кому я буду докладывать о проделанной работе?

– Так позвони ей! – сказал Матвей, пожав плечами.

– Звонила. Долгушина не берет трубку. И дома ее нет. Я к ней ездила. Простояла под закрытой дверью без толку... и ушла. Не ночевать же в ее подъезде?

– Человек не обязан сидеть дома безвылазно, – подумав, заключил Матвей. – Может, эта барышня ушла в гости... или какими-то делами занимается.

– Трубку-то почему она не берет?

– Мало ли... бывают причины. Надо подождать. Зачем сразу пороть горячку?

– Я не порю, – вздохнула Астра. – Я думаю, зачем обыкновенной бухгалтерше понадобилась вся эта ложь?

– А что еще она говорила?

– Всякую чушь. Будто бы на корпоративной вечеринке Тетерина загипнотизировала какая-то артистка, он внезапно заболел и вот – умер. И теперь Долгушина боится за свою жизнь. Потому что вдруг она тоже поддалась вредоносному воздействию? Слезно просила отыскать злодейку.

– Зачем?

– Чтобы снять гипнотическое внушение, полагаю...

– Да... ну и абракадабра! – согласился Карелин. – Барышня, вообще-то. в своем уме? Весной и осенью у экзальтированных дамочек обостряются психозы. Может, это как раз тот случай?

Астра пожала плечами. Она не знала, что и думать.

– Надо бы расспросить о Долгушиной сотрудников фирмы, но... я пока не решаюсь. Чувствую, за всей этой странной историей что-то кроется.

– Ясное дело.

Матвея отвлекали мысли о Ларисе и ее муже. Голова Брана, которую он увидел в клубе «Гвалес», стояла у него перед глазами.

– Получается, бухгалтерша исчезла? – недоумевала Астра. – По-твоему, она нарочно спряталась?

– Может, барышня дала тебе заведомо ложный адрес...

– Борисов проверил. Та квартира, куда я ходила, сдается внаем. Вероятно, Долгушина снимает жилье. Квартиранты меняются, и соседи толком с ними не знакомы.

– Ты много успела за сегодняшний день.

– Еще как много! Скромная служащая отвалила мне приличный аванс. Я специально назвала сумму побольше, чтобы отпугнуть Долгушину. Но она заплатила без возражений. Как это понимать? Может, бухгалтерша действительно боится за свою жизнь? А смерть Тетерина приплела, чтобы я не отказалась вести расследование? Надо искать Донну Луну...

– Кого-кого?

– Ту артистку... вернее, гипнотизершу.

Матвей молча свернул на Ботаническую улицу. Сегодня они будут ужинать вместе, у Астры... возможно даже, он останется у нее на ночь.

На улицах быстро темнело. В домах зажигались окна. Небо казалось низким, рыхлым и осязаемым, как вата.

– Что за имя – Донна Луна? Псевдоним? – спросил он, когда они поднялись в квартиру Астры.

– Конечно. Она играла Бабу Ягу на корпоративной вечеринке. Никто больше не соглашался, вот Долгушиной и пришлось пригласить человека со стороны...

Они отправились в кухню. Во время приготовления плова Матвей выслушал все, о чем Астра беседовала с бухгалтершей из «Маркона».

– Про вечеринку-то хоть она правду сказала? – спросил он, поджаривая лук.

– Я чувствую, да... Донна Луна, несомненно, существует. Только как ее найти?

– Очевидно, через секретаршу Тетерина. Она одна была с ней знакома до представления. Опять же, если верить Долгушиной.

– На фирме я представилась заказчицей, – покачала головой Астра. – Теперь обман раскроется, и мне придется оправдываться. Не хотелось бы! Вдруг понадобится сходить туда еще раз?

– Давай я с ней встречусь и поговорю.

– Завтра же! – просияла она. – Мими каждый день выгуливает в сквере возле дома свою таксу, утром и вечером. Подойди к ней... сделай вид, что хочешь за ней поухаживать, завяжи знакомство. Не мне тебя учить!

– По-моему, разговор лучше отложить на вечер. Утром она будет торопиться на работу, и я ничего толком не узнаю.

– Ты прав...

После ужина Астра уселась перед своим «венецианским» зеркалом. Окружая его, горели два десятка свечей, распространяя запах китайских благовоний. Ее лицо, окруженное бронзовой багетной рамой, казалось портретом, написанным художником восемнадцатого века. Забранные назад волосы, локоны, спадающие вдоль щек... томный взгляд, капризные губы...

Матвей невольно залюбовался. Но тут парафиновый чад ударил ему в нос, и он предпочел ретироваться в другую комнату. Лег на диван. В голове тут же закружились мысли о Калмыкове, о том, как выйти на его новую пассию... разузнать о ней побольше. Через кого? Где искать эту «женщину под вуалью»?

– Есть еще одна дама, с которой необходимо встретиться! – крикнула Астра из спальни. – Леонора Истомина!

– Многовато женщин... – буркнул он, поглощенный разработкойт планов на завтра.

Надо ухитриться и Калмыковым заняться, и с Мими знакомство завязать. Интересно, она замужем? Он попытался представить себе секретаршу, которая целыми днями выполняет поручения придирчивого молодого босса. Должно быть, она влюблена в него... или, наоборот, ненавидит...

Астра в спальне затихла. Она неотрывно смотрела в золотистый зеркальный овал... язычки огня трепетали, завораживая, увлекая ее в бездонную воронку света и тени... В какой-то момент глубина зеркала озарилась яркой вспышкой, Астра отпрянула, задела локтем свечу, та упала... матерчатая салфетка на комоде занялась желтым пламенем.

– Пожар! Пожар!

Матвей вскочил, метнулся в ванную, влетел в спальню с ковшиком воды и залил загоревшуюся салфетку. В воздухе летала сажа, по комоду расплывалось грязное пятно... Вот оно подползло к краю, и капли глухо застучали по паркету...

– Я предупреждал, что когда-нибудь ты спалишь квартиру! – выдохнул он.

– Неси-ка лучше тряпку, да поскорее.

Следующее утро Карелин начал с того, что занял наблюдательную позицию неподалеку от офиса агентства по недвижимости «Веритас». По словам Ларисы, ее муж руководил своим разветвленным бизнесом именно оттуда.

«Там его главный кабинет, – объяснила она. – Калмыков считает его приносящим удачу. Все проекты, которые он запускал в этом агентстве, благополучно развивались и давали солидный доход. В чем-то Калмыков – закоренелый прагматик, а в чем-то – суеверен до мозга костей. В общем, «Веритас» – его излюбленная резиденция!»

«Если его любовница – замужняя женщина, вряд ли она станет рисковать, задерживаясь по вечерам, неизвестно где, – рассудил Матвей. – Значит, самое удобное время для тайных встреч – белый день. Именно днем, в отсутствие одного из супругов, совершается большинство измен. Если дама свободна – возможны варианты.»

Он напрасно потратил два часа, сидя в автомобиле и ожидая, не выйдет ли Калмыков. Тот, по-видимому, не собирался покидать рабочее место. Его ярко-красный джип «Мерседес» уныло мок на стоянке под дождем.

Матвей чуть не уснул под монотонный стук капель. К обеду он плюнул на слежку и поехал к себе в бюро. Было холодно, над городом нависли тучи. В помещениях горели лампы дневного света, сотрудники зевали. Он созвал их на короткое совещание, но говорил невпопад, то и дело возвращаясь мыслями к Калмыкову. А вечером он обещал Астре завязать знакомство с Мими.

Включив компьютер, Матвей пробежался глазами по срокам исполнения заказов, – время поджимало.

– Черт! Как все некстати!

Косые струи дождя били в стекло. В непогоду барышню вряд ли удастся расположить к совместной прогулке. Интересно, поведет ли она в сквер свою таксу? Впрочем, унитазов для собак еще не изобрели...

Матвей набрал номер Астры и без какой-либо надежды спросил:

– Может, отменим вечернее мероприятие?

– Ни в коем случае! – возразила она. – Бери зонтик и очаровывай госпожу Грибову.

– Ее фамилия Грибова? – разочарованно протянул он.

– К сожалению, да. Зато имя у нее эксклюзивное – Милена.

– Думаешь, ей захочется бродить под дождем с первым встречным?

– А твое мужское обаяние? Кстати, ты где?

– На работе...

– Проверь почту. Я сбросила тебе данные на эту Грибову.

– Оперативно! Борисов постарался?

Он мог бы не спрашивать. Борисов был единственным источником информации, которым пользовалась Астра.

– Давай, читай! – распорядилась она, и в трубке зазвучали гудки.

– Почему все мной командуют? – спросил Матвей, адресуясь куда-то в пространство. – Потому, что ты – олух, Карелин! Вот и Лариса решила «нагрузить» тебя своими проблемами. А ты не отказал! Ты, видите ли, ей должен... Ты – джентльмен. Иными словами, дурачина и простофиля!

На этой волне самокритики он открыл письмо Астры и углубился в чтение. Так... Милена Михайловна Грибова, коренная москвичка, незамужняя... двадцати шести лет от роду... образование высшее экономическое... проживает одна... адрес... Преображенский вал, дом... квартира... Коротко, лаконично.

– И что мне дает эта справка? – проворчал он.

Оставалось молиться, чтобы стихии к вечеру угомонились и дама с собачкой, как всегда, вышла в ближайший к дому сквер на прогулку. Калмыков сегодня окажется предоставлен самому себе. Пойдет ли он на свидание к своей загадочной подруге, отправится пить в какой-нибудь бар или еще куда-то – можно только гадать...

Матвей пару раз прокрутил в памяти историю с корпоративной вечеринкой в фирме «Маркон». Донна Луна... какой странный псевдоним! А разве не странно, что Долгушина выкладывает немалые деньги за расследование заведомо ложного преступления?..

Он напевал себе под нос заунывный мотивчик, постукивая пальцами по столу. В голове звенела пустота. Ни одной стоящей мысли. Дождь за окном сопровождал его пение таким же заунывным ритмом. Кап... кап... кап-кап...

Леонора Истомина оказалась ухоженной стройной брюнеткой со следами былой красоты на увядшем лице. В этом году она отпраздновала юбилей – ей исполнилось сорок пять. Выглядела она на десять лет старше. Ее гладкая тонкая кожа, такая чистая и прелестная в юности, с возрастом сморщилась, потеряла упругость и не поддавалась восстановлению. Никакие косметические процедуры, кремы и притирания не могли вернуть ей прежнего тонуса.

Истомина пыталась молодежной прической и модной одеждой компенсировать приметы надвигающейся старости. Вышло кричаще и нелепо. Но она, кажется, была вполне довольна своей внешностью. На ее безымянном пальце блестело обручальное кольцо.

Астра представилась ей сотрудницей страховой компании, которая негласно собирает сведения о потенциальных клиентах. Истомина не сразу сообразила, что от нее требуется.

– Я не буду оформлять никаких страховых полисов! – отрезала она.

– Я вам и не предлагаю...

– Что же вам нужно?

– Ваш бывший партнер, Владислав Тетерин, решил застраховать свою фирму на случай... экономического риска. Наша компания пробует свои силы на этом поприще...

Астра говорила как можно бессвязнее и запутаннее, пока у Леоноры Витольдовны не лопнуло терпение.

– Меня не интересует ваша специфика. От меня-то вы чего хотите?

– Поймите нас правильно... мы не можем разбрасываться деньгами. Платежеспособность будущего клиента не должна вызывать сомнений...

– Мы с Владиком давно разделили бизнес. Он по натуре авантюрист, а я придерживаюсь консервативных взглядов. Мы начали ссориться, спорить... Словом, у меня нервы не железные. Я хочу спокойствия и стабильности.

– Ах, авантюрист? – насторожилась Астра. – Так это меняет все дело!

Истомина как будто смутилась. Она опустила голову и принялась чертить ручкой на бумаге какие-то значки. Они беседовали в ее кабинете, обставленном разноцветными диванами и стеклянными столами.

– Я не оговариваю Владика... Владислава Алексеевича. Просто у нас разные характеры и разный подход к делу. Он молод, горяч... не прочь рискнуть. Мне не по душе его методы, вот и все.

В ее голосе звучала тщательно замаскированная обида. Астра представила, как они работали вместе – молодой амбициозный предприниматель и трезвая медлительная дама. Впрочем, она еще не видела Тетерина и не говорила с ним. Возможно ли, чтобы у Истоминой и Тетерина был роман?

– С тех пор как вы... расстались, его бизнес пошел в гору?

– Я бы не сказала. Банкротство «Маркону» не грозит, но прибыль у них упала.

– Сейчас все в сложном положении... из-за кризиса.

– Владик... Владислав Алексеевич не умеет распределять силы. Он то пашет до изнеможения, загоняет лошадей, то выдыхается и не в состоянии сделать ни шагу. Соответственно, и бизнес его хромает. Коммерция не любит рывков, и тем более она не любит застоя. Я предпочитаю равномерное поступательно движение, – назидательно произнесла Истомина. – Тише едешь, дальше будешь. Банально? Зато надежно.

Ах, эти обмолвки! Она называет партнера Владиком... по привычке. Хотя прошло уже пять лет. Тут не только чисто деловыми отношениями пахнет...

– Вы не слушаете!

– Ой, простите... я прикидываю, как нам лучше поступить... отказаться сотрудничать с «Марконом» или все же попробовать, – Астра изображала неопытную девицу, которая боится принимать важные решения. – Наверное, я посоветуюсь с начальством. Скажите, какой психологический климат в фирме господина Тетерина? Как он подбирает штат? У него достаточно квалифицированный персонал?

– Это тоже вызывало конфликты в нашей работе. Владислав Алексеевич действует спонтанно... у него самого дисциплина не на уровне... Должно быть, он ужасно распустил всех своих менеджеров!

Их разговор протекал в русле деловой беседы, и Астру это не устраивало. Она закашлялась.

– Извините... не могли бы вы угостить меня чаем? В горле першит...

Истомина округлила тщательно подведенные глаза.

– Чаем? Ну... разумеется... Лиза! – крикнула она, вызывая секретаршу. – Завари-ка нам чайку покрепче.

За чаем Истомина немного оттаяла. Оборонительный барьер, возведенный ею против страхового агента, за которого она приняла Астру, рухнул. Леонора Витольдовна поняла, что посетительницу не интересует ее фирма. Страховая компания нацелилась на «Маркон». Тон хозяйки потеплел, в глазах ее появились насмешливые искорки.

– У вас большой стаж работы?

– Полгода, – «призналась» Астра. – Для меня очень важно не ошибиться. Если компания пострадает из-за моих просчетов... то есть потерпит убытки... я окажусь на улице. Куда я смогу устроиться с плохими рекомендациями?

– Вы слишком простодушны. Нужно быть хитрее.

– Я учусь...

Истомина искренне рассмеялась. Сидевшая перед ней женщина производила впечатление испуганной пташки. Разве такая сможет обвести вокруг пальца стреляных воробьев вроде нее?

– Скажите, каково женщине вести собственный бизнес? – спросила Астра.

– Сложно... но я привыкла. Эта фирма – мое детище. А Тетерин не только оказался предателем, он еще и название у меня украл! Вы видели нашу вывеску? Из слова «Маркус» он взял четыре первые буквы. Получился «Маркон»! И ведь не подкопаешься.

– Почему он вас предал?

Истомина отхлебнула глоток чая и усмехнулась:

– Почему молодые мужчины предают своих старших подруг? Находят более молодых, привлекательных и жадных до жизни. Его жена потребовала, чтобы он отделился от меня. Я опекала его, можно сказать, на ноги поставила... а он, как только оперился, сразу помахал мне ручкой. Где же признательность, благодарность, наконец?

– Он пополнил ряды ваших конкурентов?

– И это тоже... Больнее всего другое. Он мне в душу плюнул... – Истомина спохватилась, что болтает лишнее, и придвинула к гостье тарелку с пирожными. – Угощайтесь. Мы, женщины, умеем прощать своих врагов. Я не держу зла на Тетерина.

– Скажите, он никого из ваших сотрудников не переманил к себе?

– Нет... кроме секретарши. Правда, она не проработала у меня и года. Бойкая, разнузданная девица. Ее юбки едва прикрывали задницу, простите! Владик посулил ей большую зарплату. Кажется, она ему симпатизировала. Впрочем, не было ни одного мужчины, которому Грибова не строила бы глазки! Девочка просто пищала, так ей хотелось замуж. Готова была выскочить за первого встречного...

Она явно невзлюбила Грибову... либо с тех пор, как та переметнулась к Тетерину, либо из-за собственной ревности. Возможно, Истомина сама имела виды на партнера...

Астра решила пока не касаться этой щекотливой темы.

– Как в «Марконе» обстоят дела с бухгалтерией? – осведомилась она и по-ученически отчеканила: – Грамотный учет – важная составляющая любого бизнеса.

Леонора Витольдовна одарила ее ослепительной улыбкой. Зубы у нее были белые, ровные, как на подбор. Стоматологам легче справляться со своими задачами, чем косметологам. Новую кожу не пришьешь...

– Бухгалте-е-ерия... – протяжно вымолвила она. – Насколько мне известно, с бухгалтерией у Владика все нормально. У него чрезвычайно надежный бухгалтер...

– Женщина или мужчина?

– Женщина... жгучая брюнетка с черными глазами...

После обеда дождь прекратился. Сизые облака уплывали на запад, туда, где скоро зардеется ранний осенний закат.

Матвей наскоро просмотрел накопившиеся на неделю бумаги и, не будучи в силах усидеть на месте, вновь поехал к офису Калмыкова. Зачем-то он захватил с собой фотоаппарат. На сей раз его терпение было вознаграждено. Около трех часов пополудни тучный господин, в котором он без труда узнал мужа Ларисы, вышел из дверей агентства «Веритас» и неторопливым шагом направился к своему красному внедорожнику.

Матвей подождал, пока его машина повернет на проспект, и тронулся следом. Красный джип, хорошо заметный, словно маяк, мелькал впереди. Похоже, Калмыков не подозревал, что за ним следят. Он не петлял, не пытался скрыться – ехал себе и ехал. Матвей так увлекся преследованием, что не смотрел по сторонам, боясь упустить из виду «Мерседес». Только на улице Преображенский Вал он сообразил, что где-то здесь проживает Мими, с которой у него должна состояться встреча сегодня вечером. Вот будет номер, если секретарша и есть любовница Виталия Андреевича!..

– Тогда я одним выстрелом убью двух зайцев, – пробормотал Матвей.

Калмыков припарковал машину, но не выходил, очевидно, ожидая кого-то. Спустя несколько минут к его «Мерседесу» направилась женщина в темном плаще до пят и в шляпке с низко опущенными полями. Поля эти почти полностью закрывали ее лицо. Дверца внедорожника распахнулась, женщина села вперед, рядом с водителем, и автомобиль резво покатил дальше...

Матвей с досадой поглядывал на часы. Стрелки двигались быстрее, чем ему хотелось. Он ехал за красным авто, оставляя между ним и собой несколько машин. Калмыков и его дама, кажется, ни о чем не беспокоились. «Мерседес» пересек МКАД и продолжал двигаться дальше, за город.

Насколько было известно Матвею, дача Калмыковых располагалась в другой стороне, где-то аж на Плещеевом озере. Лариса там почти не бывала. Даже в дачный сезон дом большей частью пустовал. Калмыков нанял женщину из местных, чтобы та поддерживала порядок в коттедже и время от времени протапливала его. Самому в такую даль часто не наездиться...

Увидев указатель на Монино, Матвей несказанно удивился. Это была та самая дорога, по которой он раза два приезжал в Глинки – бывшую усадьбу Брюса. Воистину, сегодня день совпадений! Сначала Преображенский Вал, теперь Глинки. У него появилась странная уверенность, что Калмыков везет свою даму именно туда. Интересно, где они собираются остановиться? Неужели в санатории?

Бывшую барскую усадьбу давно приспособили под здравницу, а когда неподалеку обнаружили целебный минеральный источник, то взялись лечить этой водой желудочно-кишечные заболевания. В подмосковной резиденции колдуна и чернокнижника устроили лечебное учреждение. Такая вот проза жизни...

Однако «Мерседес» проехал указатель к санаторию и свернул на боковую дорогу, ведущую к близлежащему сельцу – Ласкину. Преследовать его становилось опасно – на проселке машины попадались редко, и Калмыков мог заметить «хвост». Матвею пришлось сильно отстать. Красный джип быстро удалялся... но выбора не было. Придется позволить Калмыкову оторваться, потом подъехать к Ласкину, спрятать машину на окраине и пешком пройтись по улицам. Яркий автомобиль бросается в глаза. Вариант приемлемый, если «Мерседес» не свернет еще куда-нибудь.

– Свернет, значит, сегодня не судьба, – прошептал Матвей.

Выждав минут двадцать, он так и поступил. Оставил «Пассат» в лесопосадке и быстрым шагом добрался до убранных сельских огородов, которые чернели вдоль усыпанной гравием дороги. Для здешней местности – довольно приличной. Темнело. По вспаханным полосам разгуливали вороны, искали, чем бы поживиться... За огородами виднелись поросшие лесом холмы и чуть правее – редко разбросанные среди желтых садов деревянные дома. Мокрые рябины у заборов, низкие облака и пронизывающая сырость наводили тоску.

Матвею не пришлось далеко идти. Прямо за покрытой толем развалюхой с забитыми крест-накрест окнами он наткнулся на «Мерседес» Калмыкова, припаркованный между бывшим дощатым хлевом и старыми грушевыми деревьями. В соседнем с развалюхой домике светились два окна. Вероятно, он и послужил приютом для двух странников.

Матвей пробрался сквозь заросли малины поближе к этим окнам. Увы, их закрывали плотные занавески. Похожий на избушку домик, видимо, был срублен недавно, на месте старого по скромному проекту. На углу крыши торчала печная труба, высокое крыльцо украшали перила и резной навес. Компактно, прочно, удобно, со вкусом. Во дворе вырыт колодец. Трухлявые бревна от прежней постройки перерублены на дрова и сложены в поленницу, накрытую брезентом.

Ветер принес запах навоза, дыма и домашнего хлеба. Матвей, сглотнув слюну, вспомнил, что он голоден.

«Что я здесь делаю? – спросил он себя. – Как последний дурак, выслеживаю любовников? Глупо... и бесполезно. Но почему они выбрали для встреч такое глухое местечко? Неужели в городе нельзя было снять квартиру?»

Он стоял, пригнувшись, в малиннике, ощущая ползущий по спине холод и проклиная свое любопытство и болезненные фантазии Ларисы. Тонко зудели комары. Под ногами потрескивали ветки. «А вдруг завтра утром в этой избушке найдут растерзанное тело молодой красивой женщины? – прозвучал у него в ушах ее голос. – Что ты тогда скажешь?»

– Тьфу, тьфу... – суеверно сплюнул Карелин.

Он вспомнил о фотоаппарате, достал его из кармана и сделал несколько снимков с разных позиций – так, чтобы в кадр одновременно попали зад «Мерседеса» с номерами и часть избушки. Замигала вспышка. Получилось! Теперь у него на руках – неоспоримые доказательства пребывания здесь Калмыкова. Авось, пригодятся...

Матвей сам себе был противен. Опустился до уровня банальной слежки за неверным мужем! В то время как вряд ли имеет на это моральное право, потому что сам спал с Ларисой. Бывший любовник жены, словно ищейка, выслеживает супруга, которому наставлял рога. Полный идиотизм!

– Почему я это делаю? – пробормотал он и посмотрел на часы.

Нужно возвращаться в Москву. Пока он доедет обратно, будет ночь. Того и гляди, дождь хлынет. На небе – ни звездочки.

В селе надрывались собаки. Где-то недалеко прогромыхала телега, возница лениво погонял лошадь, однообразно шумел под порывами ветра сад. Вокруг – ни души. Сельцо маленькое, добрая половина домов брошены и заколочены. Кричи, не кричи – никто не услышит. Хотя... кому тут кричать-то?

Матвей медлил, невольно напрягая слух – не донесутся ли из домика вопли о помощи? Тогда у него появится повод ворваться... и спасти прекрасную даму из рук маньяка-убийцы.

«Ты свихнулся, парень, – сказал он себе. – Безумие заразно. Калмыков и его женщина сейчас преспокойненько растопят печку, накроют на стол... выпьют, закусят и улягутся в постельку. А ты торчишь тут, голодный и уставший, кормишь комарье... и придумываешь оправдания, почему не встретился с Мими. Астра тебя не похвалит!»

Он выругался и покинул свой пост, продираясь через колючки. Хорошо, хоть забор никудышный – наполовину гнилой, с прорехами и дырами. Хозяин избушки, к счастью, еще не обнес свои владения новеньким частоколом. Выбравшись на дорогу, Матвей обнаружил, что испачкал туфли и брюки. Чертыхаясь, он отряхнулся и зашагал к лесопосадке, куда загнал машину. Непроглядный мрак стоял вокруг. Огни человеческих жилищ терялись вдали, между холмами. Ему вдруг стало зябко, неуютно, тревожно...

На обратном пути он с трудом преодолел искушение заехать в санаторий – то бишь, имение Брюса, чтобы без помех полюбоваться двухэтажным господским домом, ощутить неповторимую ауру этого последнего пристанища «птенца гнезда Петрова». Если у графа были заветные тайны, он укрыл их там... в длинных подземных галереях усадьбы, которые тянутся, разветвляясь, далеко-далеко...

Воображаемые картины прошлого этой усадьбы развернулись перед ним. Горделивый фасад с тремя врезанными в него арками, с открытыми колонными лоджиями наверху – многолик. Своды украшены каменными масками, каждая из которых – неповторима. Эти причудливые лица гримасничают, улыбаются, невозмутимо взирают на каждого, кто собирается войти в дом. Время наложило на них отпечаток ностальгической грусти. Некогда к главному входу подъезжали кареты вельможных гостей из Москвы и Петербурга, экипажи соседей-помещиков. Ярко пылали люстры за окнами, слуги с факелами стояли по обе стороны аллеи...

В центральном нижнем зале разжигали громадный очаг, какие Брюс видел в Голландии. Здесь можно было зажарить целого убитого на охоте кабана...

«Очаг! – промелькнуло в сознании Матвея. – Охота на кабана...»

Граф любил устраивать пышные и причудливые развлечения – кроме музыки, обильного угощения, фейерверков и катания на коньках по замерзшим посреди лета прудам он удивлял гостей разными колдовскими штуками. То девку механическую заставит себе прислуживать, то дракона железного запустит в небо. В парке, разбитом на манер французского сада, пересечениями аллей и дорожек была выписана магическая фигура – планетный знак Венеры – и заключены масонские символы. На одной из зеленых лужаек пряталась Эолова Арфа: беседка, где звучала музыка без участия музыкантов. Слуги и садовник старались держаться подальше от этого места. Дворовые до икоты боялись своего хозяина и подчинялись ему беспрекословно...

По ночам граф Яков запирался в верхней башенке и наблюдал за Луной и звездами. Днем спускался в глубокие запутанные подвалы – производить алхимические опыты. Там испытывал он свой волшебный порошок, «живую» и «мертвую воду», которые могли заживить любую рану и даже срастить разрубленное на куски тело.

«Неужели такое возможно?»

Нарядный парковый флигель при Брюсе украшали статуи Амура и Психеи. Внутри он был разделен на три помещения: средний зал и две комнаты по обеим его сторонам. В этом павильоне проводила тайные заседания масонская ложа... и оттуда в усадьбу вел подземный ход...

Матвей не заметил, как погрузился в чужие воспоминания. Он ведь не мог знать подробностей жизни Брюса... или мог? Он вел машину на автопилоте... но в какой-то миг съехал на обочину и остановился...

Третье письмо из ларца повествовало об остроумной догадке Sworthy касательно Льва и Единорога.

«Мой дорогой! – как всегда, начинала она свое послание. – Вот вам дальнейшая повесть о моих похождениях. Поскольку мой акцент и не совсем правильное произношение некоторых слов выдавали мое иностранное происхождение, я до поры старалась больше молчать и объясняться жестами. Как успел сообщить мне еще по дороге в Москву покойный Волынский, предыдущий царь, сильно обозлившись на английских купцов и вообще на англичан за умерщвление ими законного короля Карла I, велел их всех выслать из города. Купцов обвинили в причинении вреда российской торговле, и с тех пор отношения здесь к англичанам осталось мало сказать настороженное – их недолюбливают. Правда, нынешний правитель таких гонений не учинял, но московиты имеют обыкновение придерживаться устаревших правил и подвержены настроениям, для коих исчезла уже причина. Посему встретить в Москве англичанина – большая редкость. Впрочем, я, кажется, отвлеклась...

Итак, две ночи провела я на монастырском подворье, изображая больную. Мне верили безоговорочно, вследствие чего я убедилась в полной своей готовности к любой будущей роли. А на третий день я в который уж раз кружила по улицам Китай-города, пока не иссякли мои силы. Будучи близка к отчаянию, я остановилась у больших каменных палат почти готического стиля: остроконечные башенки, колонны и арки... Что-то, весьма отдаленно напоминающее строгие и сумрачные английские аббатства. Тут на меня снизошло озарение – Лев и Единорог взирали с симметричного фасада по обе стороны таблички с выбитой на ней надписью...

Я нашла их! Нашла! Сколько ни проходила я мимо сего здания, мой взгляд скользил по явным указательным знакам, не замечая их. Что за странная штука – человеческий ум: смотрит и не видит, а потом как будто просыпается. Я проснулась! Лев и Единорог были передо мной, во всей своей красе. Но что же дальше?

Я топталась у входа в полной растерянности. Лев – символ власти и могущества, золота и Солнца. Единорог – символ прозрения и мудрости, серебра и Луны... Морда Льва повернута ко мне, Единорог же изображен в профиль, он глядит на своего антипода. Что их объединяет? Древнейшая предтеча сих образов – борьба двух миров: земного и подземного, верхнего и нижнего, света и тьмы... созидания и хаоса...

– Золото и серебро... – бормотала я, подняв голову. – Солнце и Луна...

Лев и Единорог напомнили мне достославный герб Англии. В первый момент я ошибочно приняла готическое здание за Английский двор, о котором вы мне говорили, но после сообразила, что тот находится против Знаменского монастыря.

Пока я стояла в раздумьях, мимо меня гордо прошествовала боярыня со свитой. Все дамы – белые, краснощекие, чернобровые, в шубах, в шапочках с меховой опушкой... идут в приходскую церковь к обедне. Звонят колокола. На улице – целый ряд иконных лавок. Московиты помешаны на сих предметах почитания. Иконы у них продаются на разный вкус и по разной цене, есть украшенные серебром, золотом и драгоценными каменьями, унизанные жемчугами... а есть простые, на дереве, в дешевом обрамлении.

Лев и Единорог что-то говорили мне, но я не понимала их языка. Мне не к кому было обратиться в этом чужом городе. Я поспешила прочь, подальше от любопытных глаз. Не стоять же столбом посреди улицы!

Я вспоминала ваши слова: «Единорог придет на помощь...» Оставалось догадываться, что меня ждет в противном случае. Думать об этом не хотелось...

Небо заволокли тучи, закапал дождь. Дожди превращают здешние дороги в грязное месиво, лужи не успевают просыхать... Колеса карет и повозок, на ходу проваливаясь в колеи с водой, обрызгивают прохожих с ног до головы. Люди шарахаются, жмутся к заборам и стенам домов. В голых садах хозяйничает ветер. На ветках кое-где висят еще розовые и желтые яблоки. Сердце мое защемило от тоски по жизни, к которой я привыкла... Много испытаний выпало на мою долю, неужели я не заслужила покоя и счастия?

Человек, которого я искала, умер незадолго до моего приезда, о чем вы не могли знать. Мне поведал о сем прискорбном событии покойный Волынский. Здесь принято желать умершему Царствия Небесного... надеюсь, мой благодетель обретет его.

Итак, Лев и Единорог остались моими подсказчиками. Я переоделась в монашеский наряд, дабы получить покровительство последнего. Ведь Единорог, кроме всего прочего, символ чистоты и девственности. А кто же еще чист, как не нареченная Господа? В сей благословенной одежде я каждый день появлялась у здания со Львом и Единорогом и прохаживалась туда и обратно, незаметно приглядываясь к встречным, а на ночь возвращалась в обитель. Там ко мне привыкли и стали называть «блаженной». Мне дозволялось многое, чего не разрешалось делать другим. Шуты и безумные здесь, как и везде, пользуются особыми привилегиями...

На третий день сих променадов ко мне приблизился горбатый чернец и поманил за собой. Я пошла, доверившись Единорогу и уповая единственно на его милость. Не буду описывать, куда привел меня молчаливый провожатый. – Впоследствии я узнала, что он немой, умеет изъясняться исключительно жестами. Я оказалась в глубоком подвале, в склепе, освещенном жалкою лучиной. На деревянном стуле сидел седовласый старец. Что окружало его, я не разглядела из-за чрезвычайной скудости освещения.

– Кто ты и откуда? – осведомился он.

– Посланница Единорога... – вымолвила я первое, пришедшее мне на ум.

Старец ничуть не удивился. Его лицо, изрезанное морщинами, бледное, словно вырезанное из слоновой кости, не дрогнуло.

– Чего тебе надобно?

– Исполнить завет...

Он жестом подозвал меня к себе. Слева от него в каменной нише стоял кубок, накрытый черным платом.

– Подними покров – и ты увидишь...

Я послушалась. Под черной тряпицей блеснула вода, меня на миг ослепило... я отшатнулась и прижала ладони к глазам...

– Это она, – бесстрастно вымолвил старик.

Чернец несколько раз кивнул и тронул меня за руку – пойдем, мол... Он повел меня запутанными темными коридорами, ориентируясь в них с поразительной ловкостью. Я, спотыкаясь и дрожа от страха отстать и остаться под землей навеки, шла за ним. Не помню, как мы оказались наверху, в другом месте города... где-то в районе бедных деревянных построек, кишащих людьми самого низкого звания... На чернеца там взирали с благоговением, и я немного успокоилась. Кто бы он ни был, свое дело он знал. В убогом кособоком домишке меня приняли на постой. Внутри было опрятно, большую часть комнаты занимала огромная печь, на которой и готовили еду, и спали. Чернец жестами что-то показывал хозяину – кряжистому бородатому мужику в холщовых штанах и рубахе, по имени Клим. Тот кивал, во всем соглашаясь с гостем, которого, видимо, хорошо знал. Чернец оставил мужику несколько монет.

– Живи, сколько надо, – сказал мне Клим, хитро улыбаясь в бороду. – За тобой придут.

Я молча кивнула. Чернец удалился, а я прилегла на широкую лавку, которая служила кроватью, и задумалась, как бы мне забрать из дома Волынского одну вещицу. Покидая его палаты, я не могла взять сию вещицу с собой и спрятала ее в укромном уголке. Тем, что осталось в монастыре, я не дорожила.

Клим, казалось, совершенно не интересовался мною. Его жена, напротив, с любопытством поглядывала на меня украдкой. Она с утра испекла хлеба, наварила щей, – это такое жидкое кушанье из капусты, овощей и мяса, – и усердно меня или потчевала. По сравнению с ее полной пышной фигурой я выглядела очень худой. Московиты ценят в женщинах телесное изобилие, пышность форм и белость кожи, а также длинные густые волосы.

– Уж не ест ли тебя хворь какая? – не выдержала она. – Больно ты тоща, гляжу! И черна! Может, голодать пришлось?

Я жестом показала, что нет. Я старалась говорить поменьше и только по необходимости, скрывая свой иноземный акцент.

К вечеру в избенку Клима явился человек, одетый в приличное платье, и велел мне следовать за ним. Я беспрекословно подчинилась. Шел дождь. Мы пробирались узкими улочками в кромешной тьме, грязь хлюпала у нас под ногами. На пустыре ждала крытая повозка. Кучер держал фонарь. Увидев нас, он спрыгнул с козел и отдал фонарь моему безмолвному спутнику.

Мы куда-то поехали. Кажется, я задремала. За всю дорогу мой сопровождающий не проронил ни слова. Меня привезли в хороший дом, поселили в маленькой, но чистой комнатке. В печи трещали дрова, было тепло и уютно. Хозяин дома объяснил мне, что я должна буду делать. Его слова не испугали меня. Ведь то, что он предложил, было мне знакомо.

Я быстро освоилась. Потекли дни, которые я всецело посвящала моему новому занятию, не переставая размышлять об оставленной в доме Волынского вещи. Тянуть далее становилось рискованно. Мою свободу никто не ограничивал, и однажды перед рассветом я выскользнула на улицу и отправилась за тем, без чего не могла обойтись...

На улице едва развиднелось. Я проникла в дом, когда обитатели его еще крепко спали, добралась до своего сундучка, спрятанного в подклети[15], беспрепятственно вынесла его и возблагодарила Единорога за содействие. Воистину, мне сопутствовала удача!

С замиранием сердца кралась я между заборами Китай-города, молясь, чтобы благополучно доставить ценный груз туда, где теперь был мой дом. В целях сохранения тайны нанимать повозку я не решилась. Фортуна продолжала благоволить ко мне, и я, не встретив ни пьяных, ни разбойников, ни любопытных, добралась до своего нового пристанища...

Теперь мое положение хоть как-то определилось. Мой талисман был со мной, я занималась тем, что умела делать... и получила доступ к высокородным сановникам. Вы понимаете, насколько сие важно!»

Этой оптимистической фразой Sworthy закончила свое послание.

Ее упоминание о высылке из Москвы английских купцов помогло Ольшевскому точно установить, при каком царе сия дама появилась в Первопрестольной. Карл I Стюарт был казнен в 1649 году. В то время в России царствовал Алексей Михайлович, который выслал английских купцов из своей столицы, а имущество их велел отдать в казенное ведомство. «Нынешний правитель» – это, конечно же, молодой царь Федор Алексеевич... Значит, таинственная Sworthy появилась в Москве при нем.

Строение готического стиля с изображениями Льва и Единорога, скорее всего, являлось зданием Печатного двора. По всей видимости, это было условное место, нечто наподобие явки, где Sworthy могла рассчитывать на встречу с единомышленниками. Что и произошло.

А вот кто умер незадолго до приезда сей дамы в Москву, выяснить оказалось сложнее. Филолог предположил, что речь идет о самом старшем Брюсе, который скончался в 1680 году в чине генерал-майора... Довольно шаткая гипотеза, но за неимением лучшей исследователь остановился на ней.

С какой миссией Sworthy прибыла в столицу Московии, письма не открывали. Потому что адресат, в отличие от праздного читателя, это знал. Ольшевского мучили вопросы: кто был тот старец из подземелья? Кто по его указанию взялся опекать иноземку? Какое занятие поручил Sworthy, ее новый покровитель?..

Прохожих на улице было мало. Витрины магазинов и вывески кафе мягко светились в наступающих сумерках. Астра раскрыла зонтик, но увидела, что дождь кончился, и свернула на набережную. Свинцовые воды Яузы слегка рябило от ветра. Она прошлась вдоль мокрых каменных берегов, стараясь унять нахлынувшее волнение. Ничто в расследовании пока не предвещает беды. Даже трупа еще нет. Отчего же у нее так муторно на душе?

Алевтина Долгушина до сих пор не объявилась. Она не отвечала на телефонные звонки, дома ее тоже не было. По крайней мере, дверь она не открывала. Куда подевалась бухгалтерша и почему она не выходит на связь? Может, стыдится своего вранья? Или она с самого начала собиралась только пустить Астру по следу Донны Луны... и самоустраниться? А состоялась ли вообще описанная ею корпоративная вечеринка? Что, если Донна Луна – такой же вымысел, как и смерть Тетерина?

Донна – странная приставка к странному имени. Еще учась в театральном, Астра узнала, что это слово в Испании и некоторых других странах прибавлялось к именам женщин дворянского сословия. Они на втором курсе разыгрывали сценки из пьес Лопе де Вега...

Но почему – Луна? Астра вспомнила о фее Тэфане[16] и ее «Салоне Лунной Магии». Вот кто сможет просветить ее по поводу загадочной Донны Луны!

С того времени, как они расстались, госпожа Теплищева, кажется, еще больше похудела и высохла. Темно-синяя хламида болталась на ней, как на вешалке. Гирлянды лунных камней, которыми она обвешалась, подчеркивали пергаментный цвет ее кожи. Черные пряди, подобные закрученной в спираль проволоке, ниспадали по ее костлявым плечам. Нос заострился, губы стали тоньше. Когда она говорила, то на ее лице словно приоткрывалась узкая щель.

– Как я рада вас видеть, милая! – с улыбкой протянула Тэфана.

От этой улыбки щеки ее сморщились, подобно печеному яблоку. Позвякивая серебряными подвесками, она снизошла до объятий. От нее за версту разило лавандовым маслом и амброй. Густые курения наполняли воздух салона, буквально забивая носоглотку.

Астра принесла ванильный торт и шампанское. Они уселись за столиком у стены, под огромным самотканым гобеленом с изображением ночного светила.

– Вы ведь не просто так пришли, – проявила свои телепатические способности Тэфана. – Вы ко мне явились по серьезному делу!

Она сопровождала свою речь плавными пассами. Эти мерные взмахи должны были бы погрузить гостью в магнетический транс. Однако вместо этого они рассмешили Астру. Хозяйка салона скрыла свое разочарование за напускным радушием. Свою жизнь Тэфана давно подчинила беззастенчивой наживе. Она с упоением дурачила многочисленных клиентов, число коих, тем не менее, неуклонно росло.

– Вы все так же источаете жизненную силу и веселье... – нараспев вымолвила она.

– Я хочу погадать по вашей знаменитой «Книге Лунных пророчеств»!

Астра действительно была бы не прочь воспользоваться «независимым источником». То, что автором книги Тэфана считала себя, еще ничего не означало. Ее рукой мог водить кто угодно...

В глазах феи промелькнул интерес, который она быстро притушила и с пафосом воскликнула:

– Моя книга не ошибается! Вы сделали правильный выбор, милая!

– Несите ее сюда...

– Зачем же спешить? Великие дела не терпят суеты. Особенно сие касается пророчеств... – Тэфана посмотрела на шампанское и милостиво качнула головой. – Сначала выпьем! Я обожаю ванильный торт...

Она позвала помощника – низкорослого, похожего на пигмея юношу в одежде звездочета, и велела ему открыть бутылку. Совсем не магическим жестом Тэфана зажала уши, когда пробка вылетела и ударилась о гобелен.

– Ах, Тоти, тебе стоит пройти обучение в школе официантов! Кто же так открывает шампанское? Ну, вот, половина вылилась на ковер...

Тоти скорчил виноватую рожицу и разлил шампанское по фужерам. Тэфана пригубила, зажмурилась от наслаждения. Марка «Клико» была для нее недоступной роскошью – не из-за отсутствия средств, а из-за скупости феи. Астра знала, чем ей угодить.

Дамы отдали должное и напитку, и торту, после чего фея удосужилась спросить:

– Вас что-то беспокоит, милая?

– Никто не знает всех лунопоклонников лучше вас, уважаемая Тэфана...

Щеки Теплищевой слегка порозовели. От шампанского и комплиментов, которые щедро расточала ей гостья.

– Да... этот вид магии практикуют немногие, – важно подтвердила она. – И все наперечет!

– Приходилось ли вам слышать о некой Донне Луне? Дама появляется на людях исключительно под вуалью, называет себя актрисой...

– Актрисой?

– Ну... она принимает участие в любительских постановках, – уточнила Астра. – На сцену выходит в зеркальной маске. И оказывает гипнотическое воздействие на зрителей. Во всяком случае, пытается...

Фея Тэфана не засмеялась. – Ее глаза закрылись, а пальцы сосредоточенно перебирали четки из лунных камней. Так прошло несколько минут. Астра не торопила хозяйку салона, молча сидела и ждала ответа.

– Донна Луна... – нараспев повторила фея. – Не думала, что она может вновь появиться в Москве. А где вы с ней встретились?

– Собственно... мне о ней рассказали.

– Кто?

Тэфана проявила вовсе не присущее ей любопытство.

– Одна знакомая.

– Видите ли... Донна Луна давно умерла. Прошло уже... много лет, как она покинула сей мир. – Фея беззвучно зашевелила губами, загибая пальцы. – Больше трех веков...

– Сколько?! – поразилась Астра.

– Больше трех веков! – важно повторила Тэфана. – Последний раз Донну Луну видели в Москве в конце семнадцатого столетия.

– Это шутка?

– Я похожа на шута? – мрачно изрекла фея. – Вы спрашиваете – я отвечаю.

– Хорошо... пусть будет по-вашему. Кем была эта Донна Луна три века тому назад?

– Никому достоверно неизвестно. Ее биография покрыта завесой тайны. Ходили слухи, что Донна Луна родом из Португалии, из знатной фамилии. Молодой девушкой она попала в плен к сарацинам или греческим пиратам... В одном из морских сражений корабль пиратов был потоплен, а пленницу захватили английские моряки и привезли в Туманный Альбион.

– В Англию?

Тэфана приподняла веки и неодобрительно покосилась на гостью.

– Вы сбиваете меня с мысли...

– Простите.

– Впрочем… Да, конечно... в Англию, куда же еще? Очень влиятельная особа по каким-то причинам обратила внимание на пленницу... и оказала ей покровительство.

– Что за особа?

– Если вы будете перебивать, я замолчу! – рассердилась фея. – Особа, осведомленная об обрядах колдовства у друидов, сведущая в алхимии и астрологии... Девушка поселилась в замке, затерянном среди болот и вересковых пустошей, прилежно изучая оккультные науки... Кстати, ее покровитель увлекался театром.

– Так это был покровитель? – не сдержалась Астра. – Или покровительница?

Тэфана стоически вздохнула. Гирлянды камней на ее груди всколыхнулись, звякнули серебряные колокольчики ее ожерелья.

– Полагаю, покровитель... Какая вам разница, милая?

– В общем, никакой...

– То-то! Итак... отбитая у пиратов пленница успешно постигала тайные знания, пока... судьба не забросила ее в Первопрестольную.

– В Москву? Из Англии? Каким образом?

Фея развела костлявыми руками, густо унизанными кольцами и браслетами.

– Очевидно, морским путем... как же иначе? Приплыла на корабле. Скорее всего, на торговом... или с каким-нибудь иностранным посольством... Вы изучали историю в школе?

В ее голосе прозвучали учительские нотки. Бывшая профессия проклюнулась сквозь старательно культивируемый имидж «магессы». Впрочем, – не во вред оной. Тэфана – в миру Тамара Ефимовна, преподаватель истории – не гнушалась обретенными ею на ниве образования навыками и успешно применяла их в своем новом ремесле. Завороженные ее повелительными интонациями клиенты – большей частью женщины – трепетно внимали ее речам. Сказывалась школьная привычка подчиняться учителю!

Муж Тэфаны, археолог Теплищев, все еще не оставил надежды отыскать знаменитый Храм Девы, воспетый античными поэтами. Помимо этого, он охотно просвещал жену относительно деталей древних легенд и мифов. Так что магесса была подкована отменно.

– Я уже успела все забыть! – без тени смущения призналась Астра.

– Скверно... скверно... Но ведь у вас самой актерское образование?

– Да... только при чем тут...

Смутные мысли об истории театра зашевелились в сознании гостьи. Однако ее память отказывалась выдавать подробности этого скучного предмета. Теплищева же, напротив, продемонстрировала блестящие знания.

– Кто первым перевел Мольера на русский язык и поставил его пьесы на сцене в Москве? – словно на экзамене, спросила она нерадивую ученицу. – Царевна Софья Алексеевна Романова! Вижу, вы зря потратили студенческие годы... Именно старшая сводная сестра Петра Великого подхватила славное начинание отца, царя Алексея Михайловича.

– Какое начинание?

– Русский театр в Преображенском, – терпеливо объяснила Тэфана. – Царь Алексей Михайлович, да будет вам известно, впервые устроил так называемую «Комедийную хоромину», где давали спектакли для его семьи и приближенных. Труппу набрали из иноземцев и своих юношей разных сословий, обучили их лицедейству. Придворные портные шили театральные костюмы, голландский художник рисовал декорации... крепостные музыканты играли пьесы для сопровождения спектакля...

«В Преображенском! – подумала Астра. – Мими живет на улице Преображенский вал. Они с Донной Луной встретилась не где-нибудь, а именно там! Это – знак...»

«На самом деле, ты понятия не имеешь, встречались ли вообще секретарша с Донной Луной. Ты судишь со слов Долгушиной. А она могла все придумать!» – сказал бы Матвей.

Астра и без того осознавала шаткость своей позиции.

– ...собранные по указу царя «отроки мещанские» летом занимались актерским мастерством в садах Преображенского, – по-учительски четко продолжала Тэфана. – Годовалый Петр еще не в состоянии был понять, что делают взрослые дяденьки среди цветущих клумб и фруктовых деревьев. Зато его сестрица Софья в полной мере прониклась духом сих невиданных зрелищ. Будучи воспитанницей Симеона Полоцкого[17], она получила прекрасное образование, говорила на нескольких языках. А ее боярышня Татьяна Арсеньева стала первой русской актрисой...

«До нее женские роли в спектаклях исполняли мужчины, – вспомнила Астра. – И после нее – тоже, долгое время. Софья и правда была прогрессивно мыслящей женщиной!»

– Царевна Софья сама писала и ставила пьесы... Маленький Петр присутствовал на всех постановках. А Донна Луна каким-то образом оказалась в числе приближенных будущей правительницы. При дворе никто не ведал ни ее настоящего имени, ни откуда она появилась, ни как оказалась среди наперсниц Софьи. Почему царевна обратила на нее внимание и приблизила к себе? Уж не поддалась ли она колдовским чарам иноземки? По Москве ходили разные слухи... Кое-кто считал Донну Луну шпионкой, кое-кто – опасной демоницей. Ни в Москве, ни в Преображенском она никогда не появлялась при дневном свете – только вечером и только под густой вуалью, наводя на окружающих суеверный ужас...

– Как же ее терпели?

– Софья взяла ее под свое крыло. Никто не смел слово молвить... да и боялись иноземки. Она могла такую порчу наслать, что никакими молитвами не отмолишь. К тому же Донна Луна чудесно играла в придворном театре. Роли она выбирала себе самые зловещие! На сцену выходила вся в черном с головы до пят и со странной маской на лице, сделанной из зеркальных осколков...

– Зеркальная маска! – эхом откликнулась Астра.

– Первый раз придворные увидели ее на подмостках зимой 1682 года. Тогда еще на престоле сидел молодой царь Федор Алексеевич. Он присутствовал на спектакле. В Преображенском давали комедию «Баба Яга – костяная нога»...

– Что вы сказали?!

– «Баба Яга – костяная нога», – хмуро повторила Тэфана. – Слушайте внимательно! Судьбу не переспрашивают. Так вот... португальская актерка произнесла только одну фразу, которая оказалась роковой для царской семьи: «Смотри на меня неотрывно... исполняй то, что я мыслью тебе повелю». Зрителей пробрала ледяная дрожь, некоторым боярышням сделалось дурно. А двадцатилетний царь на следующий день захворал и неожиданно скончался. Придворные лекари долго спорили между собой, какой недуг унес жизнь государя, да так и не пришли к единому мнению. Молва приписывала «заморской демонице» еще одно злодеяние – якобы, ранее та сглазила беременную жену Федора, Агафью, и юная царица умерла при родах.

Астра выразила недоумение. Все услышанное казалось ей сюжетом из плохого фильма ужасов.

– Сие есть исторические факты, милая! – оскорбилась Теплищева. – Не верите –почитайте труды отечественных ученых. Царь Федор женился во второй раз на Марфе Апраксиной. После свадьбы он захотел доставить красавице жене удовольствие театральным действом... чем это закончилось, я уже сказала.

– Значит, Донна Луна расчистила для Софьи путь к трону?

– Получается, так... Малолетние братья царевны, Иван и Петр, не могли самостоятельно управлять государством. И власть перешла к ней. Донна Луна тенью скользила за Софьей... что-то ей наговаривала, нашептывала... подсовывала какие-то сомнительные книжицы... пугала царицу грядущими бедствиями... подбивала правительницу расправиться со свирепым волчонком – Петром, который требовал все больше денег из казны для своих потешных баталий...

Тамара Ефимовна была талантливым педагогом, она действительно умела увлечь слушателя красочным описанием картин прошлого.

– Что же этой коварной иноземке понадобилось в Москве? – задалась вопросом Астра...

Матвей вернулся в город ночью. Сколько он простоял на обочине, по дороге из Ласкина, – не помнил. Будто наваждение какое-то на него нашло: нахлынули непрошеные видения, чужие мысли, странные желания. Очнулся – вокруг темнота, черное небо, шум леса...

– Уснул я, что ли?!

Хорошо, что не за рулем! Успел скорость сбросить и съехать с шоссе. Такого с ним еще не бывало! Тяжкая усталость сковала тело, глаза слипались. Он еле добрался до квартиры. Выпил холодного чаю и встал под душ. Горячая вода не взбодрила, а наоборот, расслабила его. Лег в махровом халате на диван... и провалился в забытье...

Звонок Астры разбудил его. Оказывается, уже утро! Девять часов.

– Бог мой! – пробормотал он, беря трубку. – Ну и сморило же меня...

– Надо будильник заводить.

Он зевнул, поискал взглядом будильник. Точно, не заведен. Вчера ему было не до этого.

– Спал, как убитый...

– Плохое сравнение, – сказала Астра. – Давай, поднимайся! Я жду – не дождусь.

– Чего?

– С тобой все в порядке?

– Кажется, да. – Он ощупал руками голову. Виски ломило, руки, ноги – ватные. – Ничего не пойму. То ли простуда начинается, то ли... переутомился... О, черт! На работу проспал...

– Сегодня выходной.

Матвей помолчал, глядя в потолок. Рассеянный свет пробивался сквозь занавески в гостиную. По подоконнику стучал дождь. Вставать не хотелось.

– Как твои успехи?

«О чем она спрашивает? – не сразу сообразил он. – Куда я вчера ездил, вообще? Ах, да... следил за Калмыковым. Какие успехи? Никаких...»

Он честно признался, что ездил за город и задержался там дольше, чем рассчитывал.

– За город? С какой стати? – удивилась Астра. – Мими отправилась на дачу?

«Мими! – вспыхнуло в его замутненном сознании. – Черт, Мими! Ну, конечно! Я должен был встретиться с секретаршей Тетерина и завязать с ней интрижку, если получится».

– Я все перепутал. Прости... За городом я был по работе... обсуждал с клиентом особенности конструкторского решения...

Она потеряла терпение.

– Приехать к тебе? Может, лекарства нужны? Ты врача вызывал? Температуру мерил? У тебя хоть градусник есть?

Астра бросила трубку. Не пройдет и часа, как она примчится, отругает его, на чем свет стоит. И будет права. Он даже не знает, какие оправдания придумать. Нет у него оправданий. Он ощутил озноб и сделал попытку натянуть одеяло... Одеяла не было. Он улегся спать не в постели, а на диване...

Опять зазвонил телефон. Матвей приготовился защищаться. Гаркнул с ходу:

– К черту градусник! Я здоров, как бык!

– Приятно слышать, – пропела на том конце связи Лариса. – Доброе утро, Карелин...

– Не уверен, что оно доброе.

– Я тоже. Калмыков не ночевал дома!

Матвею представилась избушка, окруженная диким садом, желтый свет в окнах, заросли малины... Любовники не смогли заставить себя разжать объятия. После запретных ласк сон особенно сладок. Вероятно, они опомнились уже под утро, спохватились... кинулись умываться, одеваться, убирать следы ночного пиршества...

– Что ты молчишь?

– Думаю...

Лариса разразилась проклятиями в адрес загулявшего супруга:

– Совсем рехнулся муженек! Попал под каблук к этой бойкой дамочке... Надо что-то делать! Она нас по миру пустит... оставит нищими... А мне еще сына растить, учить, обустраивать его в жизни! Я мальчика в Гарвард хочу отправить... На какие шиши прикажешь мне поднимать ребенка?

– Не паникуй раньше времени, – как можно спокойнее произнес Матвей. – Ты сама нагнетаешь! По-твоему, Калмыков сорит деньгами?

– Сорит, не сорит... но куда-то он их девает! Третьего дня отказал мне в покупке меховой шубки на зиму. Заявил, чтобы я экономила! Представляешь себе?

– У тебя этих шубок, небось, целая коллекция в шкафу пылится. Зачем еще одна?

– Так новый сезон же! – искренне возмутилась Лариса.

– Поумерь свои аппетиты.

– Ты тоже меня поучаешь? – разошлась она. – С какой стати?! Хватит мне и того, что я выслушиваю от этого неврастеника!

Он мысленно поблагодарил Бога, что не женат на ней. Калмыкова вполне можно понять. Ему осточертели барские замашки и неуемная расточительность Ларисы. Все в жизни приедается, даже женские капризы.

– Ты с ним заодно! – верещала в трубку бывшая любовница. – Вы спелись!

– Не мешало бы тебе попробовать заработать хотя бы на одну побрякушку...

– Зачем же тогда выходить замуж?!

Действительно, зачем? Ее вопрос погрузил Матвея в прострацию. Перед его глазами снова возник подмосковный лес, маленький бревенчатый домик... господское поместье в стиле барокко... беспорядочно заросший французский парк...

– Ты обещал мне помочь, а сам...

Голос Ларисы отдалился и стал едва слышен. Его заглушал шум вековых лип в аллеях, крики лакеев, стук копыт... треск факелов... Матвей тряхнул головой, пытаясь освободиться от этих навязчивых картин.

– Успокойся, Лара. Нельзя так изводить себя. Ты звонила ему на работу? Может, он в офисе...

– Конечно, звонила. Он сказал, что поздно засиделся над бумагами и лег в кабинете. Он врет! Неужели ты не понимаешь? До сих пор он заранее предупреждал меня, что задержится... Я спрашивала его секретаршу. Пренаглая девица! Заявила, что вчера она ушла домой в семь часов, как положено. А где был Виталий Андреевич – ее не касается. Он-де перед ней не отчитывается!

– Разумеется... – пробормотал Матвей. – Прекрати истерику. Секретарша никогда не выдаст своего босса.

– Все вы, мужики...

– Ладно, пока, – не дослушал он. – Я иду в душ. Позавтракаю – созвонимся...

Он с облегчением вздохнул, потянулся и поднялся с дивана. Раздвинул шторы, впуская в комнату серый свет дождливого утра. Почему он не сказал Ларисе о своей вчерашней поездке за город? Что-то не позволило ему этого сделать.

– Рано еще... рано...

Настойчивый звонок в дверь застал его в кухне, за приготовлением тостов и кофе.

– Привет! Ты не так плохо выглядишь, как можно было ожидать, – с порога затараторила Астра. – Проспал? Ой... как вкусно пахнет... Я жутко голодная!

Она положила себе на тарелку большой кусок омлета, намазала тост толстым слоем масла и водрузила сверху ломоть сыра.

– Ты ездил вчера к Мими?

– Нет...

– Как это? Я нарочно не звонила тебе, чтобы не мешать вашему романтическому свиданию... Ты что, не дождался ее? Или не узнал?

– Погода была плохая...

Он отвечал коротко, вяло прихлебывая кофе.

– Да что с тобой? Ты правда болен? – Астра протянула руку и потрогала его лоб. – Холодный. Все нормально.

«Чем я лучше Калмыкова? – думал он, глядя на свежее, живое лицо Астры, на яркий блеск ее глаз. – Я лгу! И лгу без всякой причины. Мне не хочется признаваться ей, что я помогаю Ларисе. Мне стыдно, что я не смог отказать ей, банально следил за Калмыковым и его женщиной... сидел в кустах, щелкал фотоаппаратом... Зачем? Ради чего?»

– Тогда встреться с Мими сегодня!

– Хорошо, – покорно кивнул Матвей.

Она подозрительно уставилась на него. Вроде бы, он здоров, но почему-то сильно подавлен.

– Как дела в бюро?

– Нормально...

– Может, у тебя долги? – не унималась она. – Кредиты?

– Я не беру денег в долг.

У него не было ни малейшего желания говорить о фирме «Маркон», о пропавшей бухгалтерше, о даме с собачкой. Калмыков и женщина в шляпке с полями не давали ему покоя. Может, съездить туда... в Ласкино... поглядеть, не случилось ли чего? Лариса заразила его своими фантазиями.

Астра наелась и налила себе вторую чашку кофе.

– У тебя есть что-нибудь сладенькое?

Он молча встал, достал из шкафчика коробку с конфетами, ее любимыми.

– О-о! Как ты внимателен, дорогой...

– Есть новости? – из вежливости спросил он. – Долгушина объявилась?

– Увы, нет. Она по-прежнему не отвечает на телефонные звонки и домой не приходит. По крайней мере, соседка ее не видела. Она живет на той же площадке, дверь в дверь.

– Что за соседка? Бабулька, которая сидит у окна и наблюдает за жильцами?

– Угадал. Я только что он нее. Сказала, что уже в третий раз прихожу к Долгушиной – с работы, за балансовым отчетом. Соседка мне поверила, впустила, даже обрадовалась поводу поболтать, все равно о чем. Правда, она не бабулька, а женщина средних лет... инвалид. Едва передвигается на костылях. Ее жизнь протекает в квартире. Долгушина время от времени приносила ей продукты из магазина, лекарства. Телевизор развлекает ее ночью, а днем она смотрит в окно, выходящее во двор. Разумеется, дама не сутками напролет торчит в окне... В принципе, Долгушина могла проскочить незаметно. Если она от кого-то прячется, то такое поведение вполне объяснимо.

– А почему она трубку не берет? – возразил Матвей. – По-моему, она больше не нуждается в твоих услугах.

– В наших услугах! – поправила его Астра. – Или ты отказываешься мне помогать?

«Боюсь, мне самому нужна помощь, – подумал он. – Со мной творится нечто невообразимое...»

– Я не отказываюсь. Я сегодня же встречусь с Мими.

– Около семи тебе уже необходимо быть в сквере и прохаживаться там... с видом скучающего ловеласа. У тебя отлично получится. Ты – прирожденный волокита!

Он прикинул, успеет ли до семи вечера смотаться в Ласкино и вернуться в Москву? Должен успеть...

– Вчера я побывала у феи Тэфаны, в ее салоне. Она рассказала мне сказку... о Донне Луне и Бабе Яге – костяной ноге.

«Бред! – чуть не вырвалось у Матвея. – Полнейшая бессмыслица...»

– Баба Яга – не такой уж простой персонаж, – продолжала Астра.

– Ну да... старуха живет в лесу дремучем под дубом могучим, в избушке на курьих ножках. Звери и птицы ей прислуживают. Особенно вороны, коты и змеи. По ночам Яга летает по своим колдовским делам в ступе, размахивая метлой. Питается маленькими детьми – на лопату их сажает и в печь отправляет, а потом ест и причмокивает.

– Глубокие познания!

– Мама мне в детстве сказки читала, – усмехнулся он. – Сидит Яга на печи, на девятом кирпичи, нос в потолок врос! Избушку ее окружает забор из человеческих костей, на столбах – черепа, на двери вместо замка – челюсть с острыми зубами. Клац-клац... и эхо катится по всей темной чаще.

– Вот-вот... «кости человеческие» как раз и указывают на принадлежность Бабы Яги к миру мертвых. Понимаешь, почему ее избушка стоит к лесу передом? Потому, что к белу свету – задом!

Матвей засмеялся:

– Здорово тебя Тэфана подковала!

– Она навела меня на мысль, что Баба Яга существует как бы в двух мирах. Через ее «избушку» совершается переход из мира мертвых в мир живых и обратно.

– Это ты к чему? – насторожился он.

– Комедия «Баба Яга – костяная нога» была поставлена при царском дворе в Преображенском три с лишним века тому назад. И главную роль в ней играла Донна Луна...

Астра рассказала страшную историю о смерти молодой царицы Агафьи и царя Федора и о загадочной португальской актерке, лица которой никто никогда не видел.

– Та намекаешь, что Софья состояла в заговоре с какой-то неизвестной женщиной – колдуньей, иноземкой?! – поразился Матвей. – Исключено!

– Донна Луна обладала силой гипнотического воздействия. Она нашла слабое место Софьи – жажду самодержавной власти – и подобрала к ней ключик, смутила ее душу. Посеяла в ее мыслях зло, имя которому – Стрелецкий бунт! А двух законных наследников, царевичей Ивана и Петра, она задумала в огне уничтожить.

– Как... в огне?!

– Собрать их на представление в «Комедийную хоромину», что в Преображенском царь Алексей Михайлович построил, и затеять там пожар. То пламя, якобы, и послужило бы сигналом к перевороту. Донна Луна нашептала правительнице про гиперборейское[18] зеркало. Дескать, она выйдет на сцену, вымолвит условную фразу, уронит, ненароком свечу... а та не погаснет: наоборот, отразится огонь в гиперборейском зеркале, блеснет молнией, дохнет жаром, ослепит, одурманит! Займется со всех сторон «Хоромина» – никому не спастись, не уйти от того пламени. Гиперборейский огонь никого живым не выпустит!

В кухне, где они завтракали, стало вдруг сумрачно от набежавших на небо туч. Дождь яростно хлестал в окна, словно пытаясь достучаться до сидевших за столом людей.

Матвею казалось, что он уже слышал и про Донну Луну, и про гиперборейский огонь, и про пожар... Где? От кого? Когда?

– Ты веришь Тэфане? – хрипло спросил он.

– Не знаю, как у нее с магией, но история – ее конек. Она преподавала этот предмет в школе много лет, пока не переквалифицировалась в пророчицу. И, без сомнений, преподавала отменно. Ты бы ее слышал!

– Зря она бросила школу...

Он говорил, лишь бы отвлечься от тягостного пугающего чувства узнавания того, чего он никоим образом знать не мог.

– Петр держал в Преображенском потешные войска... набирал мощь, окружил себя верными соратниками. Такими же молодыми, яростными и бесшабашными, как и сам. Донна Луна, в отличие от Софьи, понимала исходящую от юного наследника угрозу. И решила испепелить его гиперборейским огнем. Она велела правительнице не ездить более в Преображенское... а сама взялась за осуществление своего плана...

– Ей-то что за интерес? – спросил Матвей.

– Вот и я задаюсь этим вопросом. Значит, был интерес! Ведь она тоже рисковала погибнуть при пожаре. Хотя и подготовила себе заранее путь отхода. Закулисная дверка должна была быть открыта, а на заднем дворе театра уж стояла бы стояла бы карета с сытыми лошадьми, с надежным кучером... вся в пуховых подушках, в мехах... чтобы, упаси-Бог, не повредить гиперборейское зеркало... А не то беда будет! Зеркало грубого обращения не потерпит. Только не вышло у них ничего. Петра предупредили, и он посреди ночи ускакал верхом в Троице-Сергиеву лавру, под защиту крепких монастырских стен.

– Спектакль провалился?

– Комедию сыграть не успели. Донна Луна погибла накануне премьеры: ее карета опрокинулась, что-то внутри взорвалось, будто сухой порох. Якобы, португальская актерка везла в сундучке некую колдовскую штуковину, которая при ударе воспламенилась. Карета сгорела дотла, кучер едва успел соскочить с облучка... Ринулся в лес, да так резво – аж пятки засверкали. Поднялся переполох, крики, шум, гам... про кучера в суматохе забыли. Удрал, прохвост! Зарево от того пожара видели в царском дворце слуги, послали гонца в Москву к Софье с известием: пропала, мол, Донна Луна, сгинула в огне, не спасли ее. Наперерез ее тройке выскочил, откуда ни возьмись, леший! Сотворил несчастье и был таков...

– Может, и не было никакого лешего, – пробормотал Матвей.

Астра восприняла его слова как должное. Не одна «заморская демоница» знала тайные магические приемы друидов. Шотландцы Брюсы тоже владели древними знаниями... На всякое коварство умели управу найти.

– А что Софья? Сильно убивалась? – спросил он.

– Царевна увидела в том дурное предзнаменование. Затворилась в светелке и давай гадать на заговоренной воде, как ее покойная иноземка научила. Налила в серебряный кубок ключевой водицы, зашептала заклинания на непонятном языке, наклонилась, поднесла свечу... и узрела собственную злую долю... Отшатнулась, застонала глухо, бросила на воду черный платок... и заплакала горько, прощаясь с волей, с проклятым царским венцом...

Матвей зевал на школьных уроках истории, делал из тетрадных листков самолетики и запускал их на парты девчонкам. На крыльях самолетиков он писал заветное слово – «любовь». Девчонки хихикали, оглядывались, искали глазами воздыхателя. А он делал невозмутимый вид. Притворялся, что внимательно слушает учителя... Но чем закончился Стрелецкий бунт, он помнил из фильмов, из прочитанных позднее книг. Зачинщики сложили головы на плахе, царевну Софью ее братец, будущий император Петр I, приказал заключить в Новодевичий монастырь. Печальный конец дворцового заговора...

Юный Яков Брюс вместе с потешным войском встал на сторону гонимого наследника и не прогадал. Петр, придя к власти, не забыл преданности своих «волчат» – обласкал, наделил их должностями, званиями, приблизил к трону. На кого еще он мог опереться в противостоянии боярам, глухому ропоту толпы, всему косному, застарелому, что связывало ему руки? Далеко улетел помыслами новый царь, высоко вознесся в мечтах своих...

– А что за гиперборейское зеркало?

– Тэфана объяснила, что так назывались небольшие, гладко отполированные диски из неизвестного материала, которыми пользовались оракулы делосского[19] и дельфийского[20] храмов. Сами диски ничего не отражали. Но если их устанавливали определенным образом – друг напротив друга – то на каком-то из них появлялось изображение лабиринта. Оракул блуждал взглядом по лабиринту, и его предсказания зависели от того, куда он попадал: в центр или в тупик. Жрецы Аполлона умели с помощью гиперборейских зеркал не только узнавать будущее, но и изменять его...

Ольшевский с голой втянулся в интригу, завязавшуюся несколько столетий тому назад. Он засыпал и просыпался с мыслями о Sworthy. Призрак этой давно умершей женщины преследовал его во сне и наяву.

– Я вас не узнаю, сударь, – озабоченно бормотал Варгушев, когда они случайно сталкивались в парадном или во дворе. – Осунулись, глаза красные. Вы больны! У вас определенно горячка! Зайдите-ка вечерком ко мне, я достал по случаю настоящий чай. Аромат – божественный! Посидим, поболтаем...

– Некогда, – отмахивался взъерошенный сосед. – Потом как-нибудь! Простите...

– Сумасшедший... И не мудрено. Революция ломает не только монархию, но и психику...

Доктор, ярый противник курения, где-то раздобыл табак и делал самокрутки, как его научили солдаты в госпитале. Затягиваясь, он долго, с надрывом кашлял и вытирал выступавшие на глазах слезы. Это развлекало его.

Московские улицы дышали зноем. Деревья в скверах и парках начинали желтеть. Ветер носил по пыльным мостовым обрывки прокламаций, окурки, опавшие листья и лузгу от семечек. Надвигалась осень. Подмосковные дачи опустели намного раньше, чем обычно. С наступлением сумерек обыватели боялись высунуть нос из своих домов. То там, то тут возникали стихийные митинги, которые нередко заканчивались потасовками...

Эта реальная жизнь казалась Ольшевскому сущей бессмыслицей. Он совершенно остыл к ней. Его занимали события, которые ни в коей мере не могли его касаться... однако выходило наоборот. Он боялся, что сладкое наваждение, навеянное письмами прелестной Sworthy, рассеется, и его снова окружат грубые революционные будни.

«Она, должно быть, была необыкновенно красива, – думал он, представляя себе большие темные глаза, тонкий овал лица, маленькие яркие губы, нервный изгиб бровей и густую черную шевелюру, упрятанную под убрус[21]. – И необыкновенно отважна! Посвящена во что-то значительное...»

Читая написанные ею строки, он будто воочию видел стол, горящую свечу, старинную чернильницу, перо в длинных тонких пальцах и склоненный над бумагой нежный женский профиль.

«Мой дорогой! – неизменно обращалась Sworthy к адресату своих драматических посланий. – Сегодня я оценила ваш замысел. Он безупречен. Напрасно меня мучили сомнения. Разумеется, я склоняюсь к первому варианту. Но ежели сие не удастся, то я хотя бы спутаю кое-кому карты и воспользуюсь вторым.

Великая сила в незрелых руках способна принести неисчислимые беды... Эту партию нельзя проиграть! Ежели иным путем вырвать победу не удастся, то придется выводить из игры ключевую фигуру. А потом повторить попытку... когда наступит новый благоприятный момент. Его предскажут звезды...

Сегодня я увидела ее во всем азиатском великолепии. Не могу удержаться от описания некоторых деталей. Внутри чертога, куда меня привели для беседы, все сплошь расписано разными священными и аллегорическими картинками, мебель обтянута индийскими тканями и бархатом, на окнах – занавеси из турецкой парчи, полы устелены коврами. Сама хозяйка была некрасива, но умна и горделива, одета с подобающей роскошью. Заговорила со мной ласково, попросила показать, что я умею. Я постаралась. Она пришла в восторг и долго рассыпалась в похвалах, позабыв о разнице нашего положения...

Напоследок по ее просьбе я вызвала у себя видение: круглый зал с вызолоченными стенами, а на своде – искусно сделанная фигура льва, который держит в пасти змею, а со змеи той свисают многие подсвечники... и каждое произнесенное в том зале слово эхом отражается и повторяется. Посреди зала стоит возвышение с бархатным подножием и такою же подушкой, шитой крупными жемчугами...

– Кто же восседает на подушке? – спросила она.

Я сделала вид, что онемела от восхищения, и подобострастно указала на нее.

Она вся задрожала, запылала и просила меня повторить сие видение. Я с поклоном отказалась... Судьбу, мол, дважды не испытывают.

– Знаешь ли, что ты сейчас описала? – с глубоким волнением произнесла она. – Золотую Царицыну палату[22]! Бывать там ты никак не могла, значит... и правда умеешь заглядывать сквозь время...

Она никак не могла успокоиться, все ходила и ходила от окна к столу и обратно. Губы ее шевелились, грудь часто вздымалась. Она то и дело обращалась взором к образам, – изображениям Спасителя и Богоматери, осенняя себя крестами. Потом обернулась ко мне со словами:

– Сей дар у тебя... Божий ли? Не от лукавого ли явилась ты – искушать меня?

«Испытай, и сама убедишься!» – твердо, глядя ей прямо в зрачки, подумала я.

Она сникла, обмякла и опустилась в кресло с высокой резной спинкой и позолоченными птицами по краям, сразу заговорила о другом. Я поняла, что у меня все получится...

– Расскажи о себе, – попросила она.

Я понимала: обо мне уже доложили ей все, что смогли выведать. Я сама распространяла небылицы о том, кто я и откуда. Я повторяла одно и то же, каждый раз приукрашивая свою историю занимательными и ужасными подробностями. Чем больше я придумывала, тем сильнее мне верили. Она слушала, приоткрыв от удивления упрямый рот.

– Твоя жизнь похожа на пьесу, – задумчиво вымолвила она, когда я закончила. – Ты много повидала... тебе знакомы многие чувства. Поэтому ты так легко изображаешь их... Скажи, любила ли ты мужчину?

– Я взяла себе имя Единорога, – смело отвечала я. – Сие есть порука моей чистоты.

– Почему ты скрываешь свое лицо?

– Я дала обет.

– Твоя красота принадлежит Богу?

– Даже солнце не вправе видеть меня.

Она озадаченно кивала:

– Поэтому ты не любишь дневной свет и предпочитаешь вечер и ночь?

– Я принадлежу Единорогу... ношу на челе его печать.

Она не смогла сдержать любопытства:

– Разве на твою честь не покушались?

– Покушались, но...

Я рассказывала ей такое, чего она не прочитала бы ни в одной книге. Она заслушивалась. Жизнь в теремах скучна и однообразна... ее скрашивают дозволенные забавы. Но только недозволенное будит истинный пожар в крови и кружит голову...

Мы сблизились супротив всяких правил, и сблизились крепко. Я разгадала ее тайные мысли и научилась вторить ей. Она слушала, завороженная моими речами, а более того – тем, о чем я в тот момент думала.

Шли дни. Я предложила ей испытать мое умение. Она смотрела на меня с недоверием, прятала улыбку. Я настаивала... Она согласилась.

Лев на своде Золотой палаты из моего видения долго стоял у меня перед глазами. Лев и Единорог соединились. Это был знак...

Испытание превзошло все ее ожидания. Она боялась верить, она заболела. Я тоже не сразу пришла в себя. Первый шаг был сделан. Удачное начало обещало слишком много... Она испугалась, пришла в смятение... много молилась и била поклоны... Страх оказался сильнее рассудка, а Лев в ней возобладал над Единорогом...»

Ольшевский, словно сомнамбула, ходил под впечатлением этого письма. Что значит «имя Единорога»? Луна и серебро... Выходит, Sworthy взяла себе имя Луны?

– Допустим, – бормотал он. – А с какой женщиной она сблизилась? Похоже, ее подруга – знатного рода, если живет в раззолоченном чертоге. Кто это может быть? И как понимать выражение «Лев в ней победил Единорога»? Лев – власть и могущество... Победила жажда власти...

Ольшевский ощущал изнеможение, какое-то тяжкое умственное истощение, и вечером отправился к доктору на чай. Тот развеселился, угощал гостя печеньем из ржаной муки, донимал его вопросами.

– Как продвигается ваш труд, милейший? Что германские саги, интереснее наших сказок? По-моему, все сказки произрастают из трех корней: любовь, рыцарская доблесть и борьба со злом. Я прав? А зло неистребимо, вот в чем фокус! Вы рубите ему голову, а вместо нее вырастают три новых, клыкастых и огнедышащих!

За окнами раздавались одиночные выстрелы. Варгушев встал, задернул шторы и задорно поглядел на молодого человека.

– Вот они, там, на улицах... тоже борются со злом. Полагаете, это кончится чем-нибудь хорошим?

Он хотел вызвать Ольшевского на спор, но тому не хотелось обсуждать ни германские саги, ни, тем более, уличные события.

– Верите ли вы в магнетизм? В мысленное внушение? – брякнул он.

Доктор кашлянул. Вопрос удивил его.

– Магнетизм? Бред переутомленного мозга!

Зинаида Петровна ждала Астру у станции метро «Семеновская». Моросил мелкий дождик. Сквозь серую мглу проступали дома и пожелтевшие листья деревьев.

– Здравствуйте, – нахмурилась пенсионерка. – Я решила отказаться от дополнительной работы. Здоровье не позволяет, а подводить людей я не привыкла.

– Жаль... Ну, вам виднее.

– А вы вовсе не собираетесь ничего заказывать на нашей фирме! И работу мне предложили неспроста...

– Ваша правда, – кивнула Астра. – Я – страховой агент. Собираю сведения о благонадежности клиентов. Ваш директор хочет оформить страховой полис...

– От меня-то вам какой прок?

– Хочу кое о чем вас спросить.

Зинаида Петровна продемонстрировала деловую хватку и сразу взяла быка за рога:

– За информацию деньги положены?

– Конечно! У нас существует специальная статья расходов... – С этими словами Астра достала из сумочки несколько купюр. – Вот, возьмите. И вам польза, и мне. Внуку подарок купите...

– Только я ничего особенного не знаю, – предупредила пожилая дама, пряча деньги.

– А мне ничего особенного и не надо...

Они разговорились. Сначала побеседовали о внуке Зинаиды Петровны, потом незаметно перешли к теме корпоративных вечеринок.

– Я не могу задерживаться, – жаловалась уборщица. – А после праздника всегда приходится убирать мусор и мыть посуду. Это тоже входит в мои обязанности.

– Часто у вас устраивают посиделки?

– Почти каждый месяц. То день рождения у кого-то, то удачную сделку обмывают, то еще что-нибудь придумают... – Она махнула рукой. – Маята одна! И ведь не откажешься, не возмутишься. Уволят, и вся недолга. В моем возрасте потерять место – раз плюнуть. Попробуй потом куда-нибудь устроиться! Пенсионеров берут неохотно. Мы и болеем чаще, и силы уже не те...

Астра сочувственно поддакивала.

– Я слышала, ваша фирма недавно юбилей отмечала?

– Да... пять лет. Владислав Алексеич решил представление устроить. Он это любит. Иногда сам переодевается и всякие смешные сценки разыгрывает. Ему не бизнесом заниматься надо, а в кино идти... или на эстраду. Он бы не хуже иных знаменитых юмористов выступал. Талант у него – людей смешить!

– Кстати, как ему отдыхается на островах?

– Хорошо. Доволен. Вчера звонил секретарше, справлялся, как у нас идут дела. Привет всем передавал, обещал сувениры привезти. Добрый человек, наш Владислав Алексеич, только в семейной жизни невезучий. Жена ему попалась – пила-пилой! И грызет его, и попрекает, и скандалы закатывает. Это все от ревности, ей-богу! Я ревнивых женщин не понимаю... Зачем собственному мужу нервы трепать? Они, чай, не железные!

– Так он, наверное, повод ей дает?

– Ничего подобного! – горячо возразила уборщица. – Просто Владислав Алексеич – симпатичный мужчина и вежливый... и воспитанный, юморной. Он шутит, а она все в штыки принимает! И кто ей докладывает, ума не приложу?! От сплетен никакого толку – один вред. Я бы сплетницам языки отрезала!

– Зачем же так жестоко? – улыбнулась Астра.

– Они другого не заслуживают.

– Дыма-то без огня не бывает...

Пенсионерка быстро глянула на нее и отвернулась, спряталась под зонтиком. Дождь припустил сильнее. В лужах плавали кленовые листья.

– Вода пузырится, – сказала Зинаида Петровна. – Значит, до вечера лить будет.

– Жена вашего шефа тоже присутствовала на вечеринке по случаю юбилея фирмы?

– А как же! Сидела, надутая такая, не ела, не пила, только зыркала по сторонам. С кем Владислав Алексеич заговорил, на кого посмотрел. Ведьма, а не баба! После представления накинулась на него, бедного, и давай ругаться. Мол, его сотрудники нарочно Бабу Ягу на сцену выпустили... в виде намека. Будто это они ее опозорить решили, насмешку устроили!

Было заметно, что уборщица недолюбливает жену шефа и даже не пытается скрывать свою неприязнь к ней.

– Что, они прямо при всех ругались?

– Да нет, не при всех... а в кабинете Владислава Алексеича. Она зазвала его туда – и давай песочить! Уж он увещевал ее, окаянную, как мог... оправдывался. Дескать, никаких намеков никто не делал, ей почудилось. Он так расстроился, что дверь забыл закрыть... на весь коридор его благоверную было слышно. «Ты меня доведешь до греха! – кричала. – Я твоих баб поубиваю! Ишь, что затеяли! Ну, я им покажу!» Вот уж змеюка, так змеюка! Я как раз за веником побежала, чтобы осколки подмести...

– Какие осколки?

– Да менеджер наш, Гарик, неуклюжий, как жирафа, вечно что-нибудь локтями заденет, свалит и разобьет. Половину стаканов расколотил! Один убыток от него, ей богу! Рассеянный – страсть. Вечно ключи теряет, телефон забывает в столе, бумаги путает. Да вы его видели. Длинный, неповоротливый... жирафа и есть! Я бы на месте Владислава Алексеича давно его прогнала. А он все терпит, жалеет парня. Добрый человек! Другой бы давно сварливую женушку кулаком приласкал, чтобы знала, как рот открывать...

– Може,т у нее есть основания для ревности? Секретарша у вашего Тетерина молодая, привлекательная и незамужняя, наверняка глазки ему строит. Не всякий мужчина устоит против женских чар!

– Мими на него виды имеет, это вы в точку попали, – согласилась пенсионерка. – На него все заглядываются. Даже чернавка эта, бухгалтерша. Волосы, как смоль, и кожа, будто с загаром. Смуглая, значит. Тоже безмужняя... Где ей еще жениха искать, как не в фирме? Понятное дело, кокетничает она с начальником. Придет к нему в кабинет бумаги подписывать – и сидит... сидит... толкует о чем-то. Нарочно! Чтобы подольше рядышком с ним оставаться. Мужское сердце – не камень!

– Ну вот, и я говорю... правильно жена вашего Тетерина ревнует.

– Какое там – правильно? Он человек надежный, себя блюдет строго. Пошутить там или по работе что обсудить – пожалуйста. А заигрываний – ни-ни! Не позволяет! Я за ним такого не замечала... Зря бабы стараются, напрасно запал свой тратят. Хоть Мими, хоть Алевтина...

Астра умела расположить к себе людей, вызвать у них доверие и желание высказаться. Зинаида Петровна уже без всякой опаски изливала перед ней душу.

– Крепкий орешек ваш Тетерин! Неужели он ни за кем не приударяет?

– На работе – ни за кем.

– А что за представление было на вечеринке? Про Бабу Ягу? Это ж детская сказка!

– Совсем даже не детская, – серьезно возразила Зинаида Петровна. – Баба Яга – злая колдунья, от нее смертью веет. Сначала все хохотали до упаду, а потом... не до смеху стало. Зачем Владислав Алексеич поручил бухгалтерше актеров подбирать? Она такую страшидлу выбрала на роль Яги, аж мороз по коже шел! Как вышла эта Яга на сцену, как засверкала своими зеркальцами, как заговорила загробным голосом... у меня душа в пятки опустилась, ей-богу! Впору было крестом себя осенять, да руки не слушались. Все тело отяжелело, словно свинцом налилось...

– Что же она говорила?

– Вроде бы, всего несколько слов... а до сих пор жутко, как вспомню. Выпрямилась во весь рост, вперилась глазищами в народ – и давай каркать! Голос у нее грубый иакой, с хрипотцой. Смотрите, мол, на меня... без отрыву... а я мыслями вам приказывать буду... А что приказывать – не сказала. Мало ли какие у нее мысли? Может, худые, вредные? Я, честно признаться, испугалась, хотела не глядеть больше в ее сторону, отвернуться попыталась. Не смогла! Будто магнитом каким меня к ней потянуло... опомнилась я, когда кто-то вскрикнул – это Гарик стакан разбил... все зашумели, задвигали стульями... и меня как будто кто за плечо тронул, просыпайся, мол! Тогда только я и очнулась... Вот страсти-то господни!..

Матвей чуть не пропустил поворот на Монино. Задумался... О Ларисе и ее муже, о себе и Астре. Какими запутанными порой бывают отношения двух людей: мужчины и женщины. Казалось бы, с Ларисой у него давно все кончено – ан нет, поддался на ее уговоры, ввязался в глупейшую историю. Где же его хваленая твердость? Где здравый ум? Где прагматизм?

– Зачем я еду в это чертово Ласкино? – ворчал он.

Вдоль дороги мрачной темной полосой тянулся лес, воздух, напитанный влагой, был мутным. Дождь то переставал, то опять припускал. На обочинах стояли лужи, мокрый асфальт мешал разогнаться как следует. Матвей уже начал беспокоиться – удастся ли ему вовремя вернуться обратно в Москву? Если он и сегодня не встретится с Мими, никакие отговорки ему не помогут.

Вода заливала лобовое стекло, и он включил дворники. Радио наигрывало старомодный джаз.

«Вероятнее всего, женщина Калмыкова уехала в город вместе с ним, – размышлял Матвей. – Не оставаться же ей одной в глуши, в чужом доме, на отшибе? Я напрасно трачу время и бензин. Еще застряну где-нибудь на проселке... придется брести по грязи в деревню, искать самосвал или трактор. Калмыков отсыпается после бурной ночи, его дама давным-давно воркует со своим мужем... а я, как идиот, тащусь в Богом забытое Ласкино!»

– Вот смеху-то будет, окажись она в избушке на курьих ножках, – процедил он. – Этакая Баба Яга, обернувшаяся молодой красавицей! Ради дурнушки Калмыков не стал бы так раскошеливаться. Тем более, продавать часть прибыльного клуба. Что-то здесь нечисто...

Он гнал от себя страшные мысли и не заметил, как за поворотом показалась развалюха с заколоченными окнами. Сквозь пелену дождя окрестности деревни выглядели мрачными, даже зловещими. На всякий случай Матвей оставил машину в березовой посадке и зашагал к «избушке». Под ногами чавкала жидкая глина. Он похвалил себя за то, что утром бросил в багажник старые кроссовки – теперь они пригодились.

Вчера уже быстро стемнело, и многие детали, такие, как сухое дерево у забора, вкопанные в землю ржавые спинки от железной кровати, густой рыжий бурьян, зияющий провал в стене дощатого хлева, не отложились в его памяти. На мокрых грушах, нахохлившись, сидели вороны...

– Гиблое местечко! – поежился Матвей.

Сразу за малинником должен был показаться рубленый домик. Но его там не было! В нос ударил разбавленный сыростью запах гари. Вместо «избушки» торчала черная кирпичная труба и дымился полуразрушенный обгоревший сруб...

Матвей выругался и протер глаза. Это не было видением, как предыдущие картины господского имения в Глинках. Перед ним курилось дымком реальное пепелище... Проселок и усыпанный потухшими головешками двор, изрезанные следами шин, говорили о том, что недавно здесь побывали несколько машин. Пожарная и «уазик», как минимум... остальные следы размыл дождь. В лужах плавали хлопья сажи. На пожарище валялись закопченные покореженные куски жести с крыши, какие-то горелые тряпки, обугленная утварь. И ни души...

Матвей хорошо разбирался в следах, понимал их немой язык. Это являлось частью навыков, которым он обучал своих подопечных из «Вымпела». Во дворе и за забором недавно толпились люди. Но сейчас на улице никого нет. Следующая изба стоит на приличном расстоянии от сгоревшего дома, и неизвестно, обитаема ли она. Если на пожар и сбежались любопытные, то все уже давно разошлись по домам. Все самое интересное закончилось, а околачиваться в такую погоду на пепелище даже детям тоскливо...

Матвей посмотрел по сторонам. Крытая толем развалюха и хлев уцелели благодаря сырости и дождю. Горело, по-видимому, ночью... Пока жители Ласкина проснулись, пока заметили пламя, избушка занялась вовсю. Кто-то вызвал пожарников, милицию... «уазик» скорее всего был милицейской машиной...

Между этими вполне здравыми мыслями проскальзывали и другие: неужели поджог?! Неужели кто-то решил таким образом скрыть следы преступления? Чтобы так заполыхало, нужно было плеснуть бензина... бревна-то, из которых «избушку» строили, небось, специальным огнеупорным составом пропитаны, как положено.

«Калмыков дома не ночевал! – осенило вдруг Матвея. – Однако утром он уже был в Москве. Лариса ему звонила... впрочем, не обязательно... он мог говорить с ней и отсюда... Хотя, нет! Утром уже пожар потушили... либо он сам по себе прекратился. Дождь его залил. Хотя, вряд ли сильное пламя поддалось бы обычному дождику. Тут только ливень мог справиться – сильный и долгий. Вон, бревна как выгорели, почти весь сруб – дотла...»

– Вы, дяденька, из милиции?

Матвей обернулся на голос и увидел мальчонку лет двенадцати, в мокрой кепке, на старом велосипеде. Тот деловито слез с седла и прислонил велосипед к дереву. Курточка была ему маловата, а резиновые сапоги велики.

– Можно сказать и так...

– Что же вы, от своих отстали? – проявил любознательность мальчуган. – Они рано приехали, как светать стало. Поговорили с пожарными, забрали с собой труп... и все!

– Какой труп?!

– Человеческий. Его пожарники нашли, обгоревший до костей. Мне папка рассказал. Они с деревенскими мужиками сами пытались огонь потушить... Мы во-о-он там живем! – он показал рукой куда-то вдаль. – Пока прибежали, пока стали воду из колодца таскать... а «пожарка» все не едет и не едет. У нас здесь связь плохая. Еле дозвонились! Жалко дом... хороший был, новый...

– А кто его построил?

– Маньки Топорковой сын, дядя Саша. Манька пьющая была, померла... а он приехал, старую избу развалил, а на ее месте новый дом срубили. Не нашенские, городская бригада приезжала. Дядя Саша у них был за начальника. Он сам в Москве живет, а сюда только летом наведывается. На рыбалку, с друзьями. У нас, знаете, какая рыбалка! Хоть в Воре лови, хоть в Клязьме...

– Тебя как зовут? – строго спросил Матвей.

– Колькой...

– Скажи-ка мне, Коля, где можно найти этого дядю Сашу?

Мальчуган шмыгнул носом и насупился.

– Дядя Саша никого не убивал. Он работяга! И не пьет! А как труп в его доме оказался – он и сам не знает. Папка ему звонил, с почты. Он сказал, что сдал дом какой-то женщине... Теперь его посадят, да?

– Если он ни в чем не виноват, то не посадят.

– Вы на мента не похожи! – выдал вдруг Колька. – Они на машине приезжают, а вы – пешком. У вас пистолет есть?

– Пистолета нет, – признался Матвей. – Я журналист из отдела криминальных новостей.

– Правда? – недоверчиво прищурился мальчик. – А где ваша камера? Я по телеку видел, должна быть камера. Или фотоаппарат!

– Фотоаппарат в машине. Так что я не пешком, а на колесах. Просто сюда на моем авто не подъедешь. Застрянет.

– Вы снимки делать будете?

– Обязательно. Только завтра, наверное. Сегодня здесь уж очень уныло. Туман висит.

– Значит, про наше Ласкино в газете напишут?

– Вероятно, да. Если редактору моя статья понравится, то ее напечатают. Ты газеты читаешь?

Слово за слово, он выудил из Кольки все, что касалось дяди Саши Топоркова. Оказывается, тот в детстве дружил с отцом мальчишки... а сейчас занимается строительством деревянных домов, руководит бригадой. Они в Лосино-Петровском работают, какому-то начальнику дом ставят.

– Дядя Саша моего папку помочь звал... но отец отказался...

– Это почему же?

– Хозяйство у нас, две коровы, конь, свиньи... без мужика тяжело будет...

– А ты чем не мужик?

– Я маленький еще...

Колька покатил в деревню, а Матвей заторопился к машине. Чтобы не возбуждать лишних подозрений, к местным он не пойдет. Лучше сразу ехать в Лосино-Петровский, искать Топоркова. Городок маленький, домов строится немного, тем более, сезон уже заканчивается... скоро снег повалит, мороз ударит.

Астра вернулась домой, погрузившись в раздумья. Разговор с Зинаидой Петровной убедил ее в том, что она права. Тетерин жив и здравствует, но это ни в коей мере не освобождает ее от взятых на себя обязательств. Вечеринка в «Марконе» действительно была, Долгушина зачем-то придумала трагический конец этого мероприятия, который довольно точно повторяет историю трехвековой давности. Зачем? Она вложила в эту выдумку какой-то смысл...

– Сама загадка дает ключ к ответу, – произнесла вслух Астра, сидя в кресле и мысленно представляя себе черноволосую бухгалтершу.

Во время их прогулки по Ботаническому саду Долгушина пыталась изображать страх, которого на самом деле не испытывала. Кое в чем она солгала, но основное оказалось правдой. Постановка комичной сценки «Баба Яга – костяная нога», появление чужой актрисы, исполняющей роль злой старухи, зеркальная маска и даже попытка гипнотического воздействия на зрителей – все это подтвердилось.

«И что это нам дает?» – спросил бы Матвей.

Отправную точку для расследования. Нелепая Донна Луна – не вымышленный, а вполне реальный персонаж, а само происшествие, к тому же, имеет исторический прецедент. Исчезновение Долгушиной составляло главную интригующую деталь всей истории. Почему клиентка оставила Астре деньги в качестве аванса и перестала выходить на связь? Почему взяла отпуск? Жива ли она?

Последняя мысль заставила Астру содрогнуться от недобрых предчувствий. Вспомнилось видение в зеркале – огонь, пожирающий стены дома... гул пламени, снопы разлетающихся во все стороны искр...

Три столетия тому назад «португальская актерка» должна была обронить свечу и устроить пожар в «Комедийной хоромине»! Чтобы погубить будущего императора и его сторонников? Или у нее была другая цель – тайная, куда более значимая? Донна Луна не собиралась открывать перед правительницей Софьей все карты... она хотела лишь использовать царевну в своих целях, сыграв на ее властолюбии и неуемной гордыне...

В памяти Астры всплыла процедура гадания по «Книге Лунных пророчеств» в салоне феи Тэфаны. Хозяйка торжественно принесла толстенный фолиант, переплетенный кожей с серебристым тиснением, попросила посетительницу назвать страницу, номер строки и с важным видом прочитала соответствующее высказывание. Толковать сию «высшую мудрость» являлось обязанностью самого клиента. Тэфана категорически отказывалась вмешиваться в процесс «общения с Богиней Луны», к поклонницам коей она себя причисляла.

«Вы спрашиваете – вам отвечают! – невозмутимо изрекала она. – Третий бывает лишним не только в любви, но и в диалоге между высшим существом и его почитателем! По сути, доверие и понимание есть следствие слияния божественного и человеческого. Сие единство рождает истину...»

После такой сложной безапелляционной сентенции мало кто смел возражать и требовать расшифровки «пророчества». Астра тоже не стала этого делать. Она подозревала, что Тэфана понятия не имеет о сокровенном значении фраз, записанных ее рукой... Подобно катренам Нострадамуса, их можно было толковать по-разному, в зависимости от степени подготовки того, кто брался за комментарии.

В ее случае слова из «Книги» звучали следующим образом: «Единорога может приручить только чистая дева... Он ждет, когда откроется дверка...»

« – Вам записать? – милостиво осведомилась Тэфана, глядя на обескураженное лицо гостьи. – Здесь каждое слово требует самого внимательного подхода. Ничего нельзя перепутать!»

«Будьте так любезны...»

Фея достала из расписного ларчика лист бумаги и начертала на нем «предсказание». Они с Астрой распрощались, как добрые подруги.

« – Желаю удачи! – проскрипела ей вслед бывшая учительница истории. – Она вам понадобится, милая!»

– Он ждет, когда откроется дверка... – повторяла Астра, сидя с закрытыми глазами и пытаясь проникнуть в подтекст сего изречения. – Он ждет...

Ей вдруг представилась Долгушина: где-то вдали... в зеленоватом тумане. На краю леса. Возле избушки на курьих ножках. По небу пролетела Баба Яга в ступе, размахивая помелом... она смотрела вниз, на черноволосую женщину, и заливалась хохотом...

«Да она вовсе не старуха! – ужаснулась Астра. – Она молода и красива... с крепким тонким телом, с белоснежным лицом и кроваво-красными губами...»

Баба Яга плотоядно облизнулась и снизилась. Ее ступа зависла в мглистом воздухе. Ее длинные спутанные волосы развевались, задевая за верхушки деревьев...

«Гляди на меня неотрывно... и слушайся беспрекословно... – прокаркала она. – Я теперь тебе хозяйка. А ты – моя прислужница!»

И вот уже не стало в небе никакой ступы и никакой молодой красавицы с кровавыми губами. Только огромная иссиня-черная ворона, взмахивая крыльями, удалялась прочь, к темнеющему горизонту...

Астра вздрогнула и очнулась. Она задремала, пригревшись в кресле под пледом. Ей приснился плохой сон. Мобильный телефон как будто тоже уснул. Никто не звонил ей, никто не присылал сообщений.

– Надеюсь, Долгушина жива...

Она набрала номер Матвея, но тот не брал трубку. Где же он, почему молчит? В последнее время он ведет себя странно. Не отвечает на звонки... и глаза у него растерянные. Уставится в одну точку и молчит, молчит... Его явно что-то гложет. Неужели он перестал ей верить? Иначе бы давно поделился с ней своими проблемами... А может, все гораздо проще? И у него – другая женщина?

Матвей объездил несколько улиц Лосино-Петровского, прежде чем увидел приметную стройку. Свежий двухэтажный сруб был почти готов. Наверху копошились двое парней в серых спецовках, натягивали непромокаемую пленку. Внизу, у железной бочки с разведенным внутри огнем, курил дородный мужчина.

– Вы прораб? – подошел к нему приезжий.

– Ну...

– Я ищу Александра Топоркова. Хочу насчет дома поговорить. Строиться задумал, мне его бригаду порекомендовали.

От бочки шел густой дым с запахом смолы. Мужчина в последний раз затянулся, выбросил окурок в бочку и сердито посмотрел на моросившее дождем небо.

– Погода дрянная! Вся работа у нас сорвалась. В выходные вышли... думали, успеем закончить до холодов... Видать, не получится! А Топорков домой уехал, в Москву. Беда у него случилась. Дом сгорел.

– Как – сгорел?!

– Синим пламенем! – рявкнул прораб. – Мужик только-только денег накопил, дачу себе отгрохал, а она фьють... и нету. Поджег кто-то! Или сдуру окурок бросили... напились в стельку и бросили. От окурков чаще всего дома горят. Особливо деревянные. Жалко дом! Мы почти бесплатно его построили, за смешные деньги. Топорков – наш товарищ, вот мы ему и подсобили маленько. Друг другу помогать надо. Верно?

– Угу, – одобрительно кивнул Матвей.

– Я ему говорил, чужих в дом пускать нельзя. Ни за какие деньги! Теперь вот ищи их, злодеев этих... да еще и в ментовку его затаскают. В доме-то сгорел кто-то! Труп! Понимаешь, во что наш Сан Саныч вляпался? Дай бог отмыться!

– А кто там был? Он знает?

– Баба знакомая попросилась, хотела месячишко на природе пожить, чистым воздухом подышать, деревенского молочка попить... Сан Саныч, добрая душа, и сдал ей дом. Летом он сам в деревню ездил, то с семьей, то с друзьями... а осенью туда редко кто наведывался. Жалко дом, – угрюмо повторил прораб. – Мы туда на рыбалку ездили, на шашлыки... на охоту...

Он махнул рукой и подбросил в бочку пару поленьев.

– Так он женат, Топорков ваш?

– У нас холостяков всего двое, оба молодые, подсобники. А остальные семейные. Теперь жена Топоркова такой скандал ему закатит – мало не покажется.

– Так, может, он в дом любовницу пустил... чтобы навещать поближе было, а от любопытных глаз подальше? – предположил Матвей.

– Да ты че?! Сан-Саныч, конечно, не святой... но постоянной зазнобы у него не имеется. Он жену любит, Римку! Говорю же, та баба, которой он дом сдал, просто знакомая его. Кто ж знал, что она там сабантуй устроит и пожар? С виду приличная...

Матвей скептически усмехнулся:

– Вы ее видели?

– Нет... откуда? Топорков говорил. Ему сегодня утром позвонили.... из деревни, дружок его... сообщил про пожар. А потом милиционер с ним беседовал, тоже по телефону. Расспрашивал, что да как... Сан-Саныч сам не свой стал, позеленел прямо. Особливо когда про труп услышал. Слава богу, он этой ночью никуда не отлучался, мы все вместе спали, в вагончике. Там у нас печурка есть, буржуйка... Тепло, на голову не капает. Зачем туда-сюда мотаться? Верно?

Матвей опять кивнул.

– Расстроился ваш Топорков?

– Не то слово! – досадливо сплюнул прораб. – Хотел сразу ехать в Ласкино, но я его отговорил. Дом-то все равно не вернешь! Сели мы, накатили по стопарику... чтобы стресс снять, потом он еще выпил, уже один. Решил пока жене не говорить. Она у него ревнивая. Узнает, что он бабу в дом пустил... загрызет! Скажет – Сан Саныч полюбовницу завел, а Бог его за блуд наказал. Я Римку знаю, – язва, каких свет не видывал!

– Теперь от нее не скроешь...

– Твоя правда. Все равно узнает. Не от мужа, так от ментов. Они теперь не отстанут...

– Кто в доме сгорел, уже известно?

– Труп повезли на экспертизу... обгорелый же весь. Пожарники, правда, считают, что это баба. Если мужик, то хлипкий уж больно... Топорков и задумался – уж не его ли знакомая в огне погибла? Представляешь, что тогда будет?

– Разберутся...

– Кто? – вскинулся прораб. – Ментам лишь бы человека за решетку засадить! Но мы за Сан Саныча горой, ежели что. Он всю ночь и все утро, пока домой не уехал, провел с нами... бок о бок, плечо к плечу. Так и скажем! Все в свидетели пойдем!

Парни наверху закрепили пленку и спустились по лестнице на землю. Они с тревогой поглядывали на прораба, который беседовал с приезжим. Уж не менты ли пожаловали? Похоже, вся бригада, включая подсобников, была в курсе ночного происшествия.

– Вижу, вам не до меня, – вздохнул Матвей. – Но телефончик Топоркова вы мне все же дайте. Надо ведь ему на новый дом зарабатывать. Может, как раз и сговоримся.

Прораб полез в карман спецовки, достал мятую визитку.

– Вот, держи... здесь и телефон, и адрес... Но сегодня лучше не звони. Нарвешься... Горюет человек! Не трогай ты его пока...

«Мой дорогой! – писала Sworthy неизвестному адресату. – Из тех, кто может знать об утраченном, самого старшего уже нет в живых. Второй скоро погибнет, – положение звезд предсказывает ему гибель в сражении. Остаются еще двое. Я придумала, как справиться с тем, кто опаснее. Именно в его руках утраченное обретет силу... нынче или потом...

Сего нельзя допустить! Первый мой опыт был поразительным. Сначала женщина, потом, через некоторое время, – мужчина. Но повторить его в точности не представляется возможным. Как ни наивны и порой глуповаты московиты, повторение той же ситуации приведет их ко мне. А я должна выбраться отсюда и вывезти то, что надлежит...

Она верит мне безоговорочно и согласится на все, что я предложу. Теперь, после того, что я для нее сделала... она мне обязана. Помню ваши слова: «Не обольщайся! Обстоятельства, которые вчера благоприятствовали тебе, завтра могут обернуться против тебя». Понимаю... и учитываю возможность провала. Но путь обратный я себе отрезала. Все обдумано множество раз. Все подготовлено. Она страшится, однако искушение слишком велико и непреодолимо. Она даст добро... я уверена. Лев в ней преобладает над Единорогом...

Риск велик, но и цель того стоит. Роль, которую мне предстоит сыграть, положит начало буре и ветру, сметающих все преграды на своем пути. Скоро, скоро все решится...В живых суждено остаться слабовольному, и я выведаю у него то, ради чего замышлялась сия пьеса... Жизнь, как правильно заметил Шекспир, мало отличается от подмостков. Разница лишь одна: актеры умирают понарошку, а люди – по-настоящему. Да и сие спорно. Пожелайте мне удачи, мой дорогой! Кто знает, свидимся ли?

Надеюсь, вы получаете мои послания. Очень надеюсь... Нарочный внушает мне опасения, но положиться на другого – еще опаснее. Прошли годы с тех пор, как мы расстались. Я не жду ответов! Поговорим при встрече, ежели таковая состоится... Рисую в своем воображении сад и белые розы у скамейки... ваш благородный облик, устремленный на меня взгляд... Я исполню предназначенное и вернусь, или...

Ночами я перестала спать. Мне жаль тратить время на беспамятство и бесполезные грезы. Я дышу и люблю, пока бодрствую. А сон подождет! Последний раз, когда я уснула, мне приснился огонь, пожирающий все вокруг...

Я буду молиться огню, чтобы он пощадил то, чем я дорожу безмерно. Вспоминайте иногда о легкомысленной и беспечной Sworthy, сердце которой билось ради вас...»

Эта оговорка в конце выдала ее с головой. Sworthy, по-видимому, предчувствовала свой конец, но не отступилась... Какая участь постигла ее – неизвестно. По крайней мере, больше писем не было.

«Что за женщина! – думал Ольшевский, лежа на спине с закрытыми глазами. – Она погибла... в этом нет сомнений. Были ли ее послания доставлены адресату? Не похоже... Вероятно, тот человек, нарочный, который казался ей подозрительным, предал ее. Но почему эти письма не были уничтожены? Как они оказались у той старушки с Кузнецкого Моста, а потом попали ко мне?»

Варгушев вошел без стука, с тарелкой печенья в руках и дымящимся чайником.

– Вставайте, книжный червь! Будем ужинать! – с наигранной веселостью провозгласил он. – Что, закончили свою монографию?

– Я ее бросил...

У доктора глаза полезли на лоб от такого заявления. Он сдвинул на край стола книги и со стуком поставил чайник на свободное место.

– Неужто вы наконец прозрели, Ольшевский? Революционные массы вот-вот затопят Россию, а вы зарылись в бумажки! Кстати, в прошлый раз вы задали мне дурацкий вопрос о магнетизме...

– Плевать на магнетизм! Зачем приезжала эта дама, Sworthy?

Варгушев был прилично образован. Выходец из дворян, он получил добротное домашнее образование, прежде чем поступил на медицинский факультет.

– Sworthy! Хм... забавное имя... Она креолка?

– Понятия не имею.

– У вас с ней роман?

Ольшевский со стоном поднялся и сел, с упреком глядя на доктора. Роман! А ведь он почти угадал... У него вдруг появилась потребность поделиться с кем-то своими душевными переживаниями.

– Я недавно ходил на Кузнецкий за книгами и встретил там одну старушку...

Варгушев умел слушать, не перебивая, – в молодости ему прочили карьеру священника. Но склонность к естественным наукам оказалась сильнее. История с «письмами из шкатулки» не произвела на него должного впечатления.

– Вам наверняка всучили подделку, Ольшевский.

– Нет! Я разбираюсь в таких вещах! Уж поверьте. Сам вид бумаги, чернил, стиль и построение фраз... ошибка исключена. Это подлинники! Хотите, я дам вам прочитать их?

– Боюсь, я не так хорошо учил английский. Мой гувернер был французом.

– Я перевел текст... вот...

Он протянул доктору тетрадь, не стыдясь своих заметок на полях. Пусть сосед проследит за ходом его мысли, выскажет свое мнение... Ему хотелось обсудить послания Sworthy с кем-нибудь близким, кто отнесется с этому с пониманием и не поднимет его на смех. Варгушев только прикидывался циником. На деле он имел романтическую и увлекающуюся натуру, такую же, как у Ольшевского. Они бы не сошлись, будь у них разный взгляд на вещи.

– Давайте, дружище, – согласился доктор. – Вы меня заинтриговали!

Он замолчал и углубился в чтение. Ольшевский волновался, как будто это был его дневник, где выставлялись напоказ все его оголенные чувства и страсти. Он напряженно следил за реакцией доктора, за каждым движением его лица, жестами и издаваемыми им звуками. Варгушев вздыхал, покачивал головой и складывал губы трубочкой.

Молодой человек затаил дыхание. Что скажет доктор по поводу Sworthy? Не разочарует ли она его? Все-таки, он старше и успел перегореть – как в отношении прекрасного пола, так и в отношении приключений.

– Занятно... – обронил Варгушев, откладывая тетрадь. – Весьма занятно! Судя по вашим заметкам, вы пришли к выводу, что предметом поиска этой Sworthy были Брюсы? Но помилуйте... они же не прятались!

– Да, не прятались, – торопливо признал Ольшевский. – Они прятали!

– Что, позвольте узнать?

– В этом как раз вся загадка... В этом тексте автор употребляет слово «утраченное». Вы понимаете?

– Признаться, не совсем... – Доктор откинулся на спинку дивана и уставился на собеседника. – Брюсы, Брюсы... Самый знаменитый из них – граф Яков Брюс, любимец Петра Великого. Его считали чернокнижником и распускали о нем нелепейшие слухи. Про Сухареву башню, например... будто именно там колдун замуровал некую «Черную книгу», которую по сей день ищут. Еще ему приписывали разные фокусы, типа, оживления умерших... тьфу! В наш просвещенный век смешно верить в подобный вздор!

Филолог нетерпеливо дернул подбородком:

– Я объясню. Упоминаемый в письме человек, которому звезды предсказали скорую смерть, – это Вилим Брюс, отец братьев Романа и Якова, которые оба служили в потешных полках юного Петра. Несколько позже он погибнет под Азовом в чине полковника... я проверил. Значит, речь идет о 1681 или 1682 годах, поскольку самый старший Брюс, отец Вилима, умер в 1680. А Sworthy пишет, что он скончался незадолго до ее приезда в Москву. Исходя из этой логики, после гибели Вилима Брюса остались бы только Роман и Яков... Одного из них женщина решается уничтожить. Полагаю, Якова! Роман Брюс не обладал ни характером, ни способностями брата, именно он, последний отпрыск шотландской фамилии, мог выдать некую тайну...

– Фантазии, Ольшевский! Вы увлекаетесь и придумываете то, чего нет и не может быть в этих письмах.

Но молодой человек проигнорировал выпад соседа.

– Однако все ее надежды рухнули! – продолжал он. – Каким-то образом все сорвалось, и она рассталась с жизнью. Ее убили... или она сама покончила с собой, убедившись, что партия проиграна. У нее хватило бы на это духу!

– Вижу, вы основательно проанализировали сии сочинения... Но почему вы остановились именно на Брюсах?

– Догадался. Мне так кажется... вот и все! – с вызовом заявил Ольшевский. – Не иначе как старший Брюс вывез в Россию некую реликвию... настоящее сокровище, не имеющее цены. Не забывайте, что он – потомок шотландских королей, а через них – родственник правившей в то время в Англии династии Стюартов. Сих монархов преследовал злой рок. Не является ли «утраченное», о котором пишет Sworthy, той реликвией, которую во что бы то ни стало желали вернуть себе Стюарты? Когда-то их общий предок, король Роберт Брюс, основал Орден Шотландских тамплиеров...

– Бог мой! Брюсы... Стюарты... тамплиеры... Все это осталось в далеком прошлом. Проснитесь же, дружище! За окнами – двадцатый век, революция! Русские скоро начнут убивать друг друга... а ведь это непосредственно касается нас с вами. Какое вам дело до английских королей и их реликвий, когда рок стучится в ваши двери, Ольшевский? Опомнитесь... дышите воздухом сегодняшнего дня, потому что завтрашний может и не наступить! Большие потрясения сопряжены с большими жертвами!

Варгушев продолжал свой патетический монолог, пока не увидел, что молодой человек его не слушает.

– Да вы безумец! У вас глаза горят, как у одержимого бесами! И бесы сии – вожделение и любопытство. Окститесь! Придите же в себя... Сожгите эти чертовы бумаги! А пепел развейте по ветру.

– Я думал найти в вас единомышленника, – обиделся филолог. – Оставьте свою критику до лучших времен!

Варгушев невозмутимо прихлебывал остывший чай.

– Вот почему вас заинтересовал магнетизм... – задумчиво произнес он. – Эта дама, кажется, умела мысленно воздействовать на окружающих. Где-то ее обучили искусству внушения! Редкостному искусству, смею заметить... особенно среди женщин. Не назову вам ни одной известной женщины-магнетизерки. Думаю, это какие-то жреческие штуки... халдейские, египетские... что-то дремучее, как сами мрачные культы Луны... Впрочем, бросьте вы ломать себе над этим голову, Ольшевский!

– Я не успокоюсь, пока не решу эту задачку. Вдруг «утраченное» все еще находится здесь, в России? Возможно, даже здесь, в Москве?! Английская леди погибла, не успев исполнить предначертанное. Значит...

– Вы сами поддались ее магнетизму, сударь, – вздохнул доктор. – Ни время, ни расстояние не властны над флюидами, испускаемыми человеческим мозгом, пусть даже давно истлевшим. Явление, отрицаемое естествоиспытателями, зато горячо активно и усердно поддерживаемое мистиками. Вы готовы принимать эти флюиды, вот в чем ваша беда! Вы наглотались отравы, мой ученый друг, причем, совершенно добровольно... Сие усугубляет вашу хворь. Я не возьмусь излечить вас...

Ольшевский поднял на доктора подернутый поволокой взгляд, туманный, словно осеннее утро... Такие глаза становились у раненых, которым осталось жить не более суток. Варгушев хорошо знал эту смертельную поволоку, эту нездешнюю томность, присущую взгляду существа, уже ступившего за порог потустороннего мира... и невольно содрогнулся от дурного предчувствия.

– Не спешите встретиться с вашей Sworthy...

Филолог залился краской, словно застигнутый врасплох этой догадкой.

На следующий день он отправился за город, желая посетить бывшее имение Брюсов в Глинках... и не вернулся. Варгушев ждал неделю, потом вскрыл его комнату, зачем-то забрал тетрадь с переведенными письмами, перекрестился и тихо затворил дверь. О спрятанном в кладовке сундучке он просто не знал. Впрочем, если бы и знал, то зачем ему какие-то старые бумаги?..

Ночью он проснулся от топота ног на лестнице и криков жильцов. Резкий запах дыма ударил ему в лицо. Квартира Ольшевского по неизвестной причине загорелась. Приехали пожарные. Огонь совместными усилиями удалось потушить, но вся мебель и личные вещи пропавшего хозяина сгорели...

«Может, я забыл там свечу? – корил себя доктор. – Кажется, я загасил ее... или нет?» Так и не вспомнив наверняка, он постарался поскорее выбросить из головы неприятное происшествие. Забот и тревог и без того хватало. Госпитали были переполнены, доктор спал урывками, прямо на больничной койке, не раздеваясь. Обстановка в Москве накалялась. Искать Ольшевского было некому, а вскоре грянул Октябрьский переворот...

Матвей нашел Топоркова в пивной. Тот был пьян, но встретиться согласился. Вероятно, он едва соображал, что к чему. Топорков сидел за столиком у окна, выходящего на улицу, и заливал алкоголем свое горе и страх.

Матвей поморщился, учуяв резкий запах горячих сосисок и прогорклого жира, на котором здесь жарили чебуреки. Заведение с тривиальным названием «Огонек» представляло собой нечто среднее между пивнушкой и чебуречной. Завсегдатаи громко разговаривали, смеялись, одну за другой опустошая толстостенные пивные кружки. Бармен не успевал отпускать посетителям изрядно разбавленный пенистый напиток. Под ногами похрустывала рыбья чешуя, на столиках громоздились очистки от воблы и копченого леща.

К этому часу пивная была полна, и Матвею пришлось дать официантке сотню, чтобы она очистила стол от пустых кружек и тарелок с объедками. Женщина выглядела усталой и измученной, ее волосы растрепались, кожа лоснилась от пота.

– Идемте со мной, – сказала она двум собутыльникам Топоркова. – Людям поговорить надо. Я вам у стойки налью, за его счет...

Она показала на Матвея, и тот протянул ей еще купюру со словами:

– Я угощаю!

Мужики, радостно переглядываясь, поднялись и двинулись за официанткой, пытаясь заигрывать с ней. Та привычно отшучивалась.

– Ты, что ли... дом собрался строить? – прищурился Топорков. – Приспичило, да? До завтра подождать не мог? Видишь, я отдыхаю? Имею я право отдохнуть?

Он едва ворочал языком, и Матвей усомнился, стоило ли ему приходить сюда. Однако пьяный расскажет гораздо больше, чем трезвый. Если, конечно, не свалится фейсом в салат. К счастью, салата на столике не было.

– Ну, че тебе надо? – продолжал грубить Топорков. – Может, ты никакой не з-заказчик? Может, ты мент подосланный?

Надо отдать ему должное, несмотря на хмель, он мыслил правильно.

– Я не мент, – покачал головой Карелин. – Мне твой дом понравился. Который в Ласкине! Я туда на рыбалку ездил. Хочу такой же.

– Ты все-таки мент...

– Говорю же, дом хочу построить. Быстро и качественно.

– До з-зимы... нереально...

– Я хорошо заплачу! Не люблю ждать. Зимой на подледный лов буду ездить, зайца бить. Я ведь заядлый охотник!

Поверил ему бригадир или нет, но ментом называть перестал.

– Н-нереально... – повторил он.

– А свой дом ты за какой срок построил?

– Не трави душу! Нет у меня больше дома... сгорел! Полжизни деньги копил, чтобы избушку себе сварганить – да не простую, а рубленую из бревен, по-старинному, с резным крылечком. Сожгли, с-сволочи... вот и доверяй после этого людям!

– Как – сожгли?! – притворно ужаснулся Матвей.

– Я его сдал сдуру... бабе одной... Очень уж она меня просила – место ей приглянулось. Лес, речка недалеко, грибы, ягоды. Деньги хорошие предложила, я и повелся... Лоханулся, как пацан. Красивая баба – хуже любой напасти! Околпачила она меня, друг... подвела под монастырь...

Он сердито грыз хвостик вяленой щуки, запивая его остатками пива. На вид Топоркову можно было дать лет сорок, не больше. Среднего роста, крепкий, жилистый, с загорелым и обветренным от работы на открытом воздухе лицом, одетый в клетчатую рубашку и джинсы, он органично вписывался в затрапезную обстановку пивной. Его потертая кожаная куртка висела на спинке стула, ничем не отличаясь от курток других посетителей «Огонька».

– Супружница моя, Римка... теперь совсем на меня взъестся, – вздохнул Топорков. – Она машину мечтала купить, а я на дом копил. Кредит брать не решался. Живем-то мы в квартире, что от ее бабки осталась, – двухкомнатная хрущевка, убогая, тесная, не повернешься. Локтями стены задеваем! А в избушке я душой отдыхал... веришь? Нет теперь у меня избушки... хоть пей, хоть не пей...

Он с тоской взглянул на дно кружки.

– Взять еще пива?

Матвей жестом подозвал официантку, и та принесла два высоких стакана, облитые пеной.

– Что я Римке скажу? – вырвалось у Топоркова. – У тебя есть жена, друг?

– Есть... – соврал Матвей, чтобы сохранить возникшее хрупкое взаимопонимание между ним и этим вконец расстроенным работягой. – Вредная до ужаса! Прицепится к чему-нибудь и пилит, как пила.

– Вот и моя тоже... вреднющая, змеюка! А я ее все равно люблю...

– Надо искать выход из положения. Ты мужик или нет? Придумай, как выкрутиться!

В зале стоял шум, звон посуды, хриплые прокуренные голоса спорили, смеялись, бранились. На лице Топоркова застыло выражение безысходности.

– Выходит, жиличка в твоем доме пожар устроила? Так надо ее найти, к ответу призвать, – посоветовал Матвей. – Пусть она убытки твои возместит.

Бригадир пьяно мотнул головой:

– Я из-за нее к ментам на крючок угодил... в доме-то не просто пожар был... там человек погиб, сгорел... Понимаешь, друг, какое дело? Подсудное! Хорошо, что я эту ночь с мужиками провел, в вагончике... Если бы не они, сидеть мне за решеткой, как пить дать!

– Тем более, надо жиличку твою искать. Только она знает, кто был в доме... как там все случилось. Ты ее фамилию знаешь? Где живет?

– Знаю... да что толку-то? Вдруг это она там и...

Топорков в отчаянии махнул рукой. Его огрубевшие пальцы с короткими ногтями были твердыми, натруженными, с застарелыми мозолями.

– Да-а... с того света должок не востребуешь, – посочувствовал Матвей. – А что, личность погибшего не установили?

– Кажись, нет пока... Тело-то обгорело сильно... поди, пойми... Забрали на экспертизу. Мне уже звонили из милиции, вопросы задавали. С подковырочкой! Эх, что за жизнь собачья... Я, можно сказать, сам пострадавший, а меня обвинить пытаются! Будто бы я свой дом нарочно спалил! Слушай... ты же видел мою избушку... картинка! Разве у меня рука бы поднялась?

– Вряд ли...

– Только-только все налаживаться стало. – заказы пошли, деньжата завелись, Римка успокоилась... так на тебе! Пожар! – На глазах у Топоркова навернулись слезы. – Долго я с жизнью боролся, пока не выбился из сил. Разве можно побороть жизнь? Скажи! Вот ты, наверное, умный... институт закончил... по лицу видно... ответь, как правильно – по течению плыть или барахтаться?

Матвей с серьезным видом пожал плечами.

– Я тоже не знаю... – вздохнул бригадир. – Смириться надо, а я не могу. Только глотнул воздуху, а меня опять – на дно! Почему одних жизнь балует, а д-другим подножки подставляет?

– Я не философ...

– Жаль!

Новая порция пива не подействовала на Топоркова. Он, напротив, как будто даже немного протрезвел.

– На жизнь жаловаться бесполезно, – сказал Матвей, продолжая гнуть свою линию. – Ты лучше жиличку свою ищи, которой дом сдавал. Может, она жива и здорова?

– Домой к ней идти, что ли? Не-а... не пойду! Пусть ее менты ищут... им за это деньги платят...

– Чудак человек! В твоих интересах отыскать ее, пока она не сбежала. Узнает барышня, какая беда приключилась, и скроется. Неприятности-то ей ни к чему!

– Думаешь, не она там... того... умерла, в общем?

– Чем черт не шутит? Вдруг она ключи кому-нибудь дала... на пару деньков? Подружке, например... для свидания с любовником?

– Слу-у-ушай... а ты голова! – просиял Топорков. – Точно! Может, это вовсе не Алевтина была...

– Так ее Алевтиной зовут?

– Ну да. Мы с ней этим летом в метро познакомились. Случайно. У нее карманник сумочку разрезал, а я заметил. Хвать вора за руку... он кошелек выбросил – и давай людей расталкивать, к дверям пробираться. Ловкий такой, верткий, как угорь! Поймать я его не поймал – тут как раз станция подоспела, двери открылись, он и выскочил. Я кошелек поднял и вернул ей. Она долго меня благодарила, пригласила в кафе, сказала, что хочет меня угостить... Заказала обед. Посидели, поболтали... обменялись телефонами.

– У тебя с ней... роман?

– Не было у нас ничего, – заявил Топорков. – Я ей про дом в Ласкине рассказал, в гости приглашал. Она, правда, в тот раз отказалась. Но сказала, что обожает деревянные дома и как-нибудь обязательно приедет.

– Почему у вас зашла речь о доме?

– А о чем еще говорить-то? Она больше молчала. Не про Римку же мне было ей рассказывать?

– Логично... Значит, вы с тех пор не встречались?

– Я ей звонил, – признался бригадир. – Захотелось ее увидеть почему-то... Ох, и глазищи у нее!

– И как она? Обрадовалась твоему звонку?

– Не особо... Так, отвечала из вежливости... но с холодком. Равнодушно, в общем. Я ее на прогулку пригласил...

– Опять в Ласкино?

– Нет... в городской парк. Пройтись, на качелях покататься.

– Она отказалась?

– Угу, – понуро кивнул Топорков. – Алевтина меня сразу раскусила, какого я поля ягода. Она не то что моя Римка... я имею в виду, она не из простых... крученая, верченая! Хитрая, словом, себе на уме. Глазищи черные, как уголья... сверкнет ими, аж мороз по коже! И волос у нее вороний, блестящий. Странная баба... вроде не красавица, а в сердце запала.

Он потягивал пиво, но уже не пьянел. Разговор об Алевтине быстро привел его в чувство.

– Ты, часом, не влюбился?

– Я этих фиглей-миглей не признаю, – смущенно буркнул бригадир. – Любовь... морковь! Жизнь – не кино. Это в сериалах сплошь романтика и сопли, а на деле все грубо. Выпили, закусили – и в койку. Я своей Римке почти не изменял: прикипел я к ней. Другие бабы мне по барабану. Одна Алевтина чуть до греха не довела...

– Как ее фамилия?

– Тебе-то зачем? – воззрился он на Матвея.

– Помогу с поисками. Сам ты, я вижу, не справишься.

Топорков колебался. Подозрительное любопытство нового знакомца настораживало его. Не выпей он с горя столько водки и пива, может, и не сказал бы. А тут язык сам вперед хозяина сработал.

– Долгушина... Она бухгалтером работает в какой-то фирме. Образованная. Не то, что я... Вон, руки заскорузли все! Я же с бревнами привык дело иметь, а не с культурными барышнями. Как был деревней, так и остался, хоть и живу в столице. Родом-то я из Ласкина... там у меня мать похоронена... бабка с дедом, все наше колено...

Матвею едва удалось скрыть свое изумление. Долгушина, бухгалтерша из «Маркона»?! Ничего себе, совпадение!

– Стыдишься трудовых мозолей? – усмехнулся он.

– Пока с Алевтиной не повстречался, мне это и в голову не приходило... Она меня, фактически, отшила. Понятно, почему. Я на нее не в обиде. Смирился с ее отказом, а она возьми и позвони. Сама! Спросила, свободна ли сейчас моя деревянная избушка... с юмором, со смешком спросила. Будто бы не очень-то ее это и интересует, просто к слову пришлось. Я обрадовался, аж дыхание сперло. Мысли шальные пронеслись, с ног до головы жаром меня обдало. Но Алевтина меня сразу охладила, чтоб я не забывался и знал свое место. Сказала – приболела, мол, и хочет на природе пожить, в тишине и покое, на чистом воздухе, колодезной водички попить, молочка парного... а главное, чтобы никто ее не беспокоил. Мне задний ход давать было уже неловко. Я замялся... тогда она деньги предложила, приличную сумму. Я пообещал, конечно. Куда мне было деваться-то? Да и пять сотен зеленых на дороге не валяются... В общем, сговорились мы. Она ждала меня в метро, на той же станции, где мы познакомились... я привез ей ключи от дома, она мне – деньги. Попросила только показать ей все – дорогу в Ласкино, избушку, как чем пользоваться... В деревню добирались на такси, за ее счет. Я хотел сам заплатить, но Алевтина не позволила. В общем, показал я ей, где что... как водяной насос включать, как печку растапливать... где сухие дрова лежат...

Робкая влюбленность удивительно сочеталась в Топоркове с практичностью и здоровой рассудочностью. Чувства чувствами, а выгоды своей он не собирался упускать.

– Эх, если б знать наперед, чем оно все обернется! – посетовал бригадир. – Соломки бы подостлал, не пожалел!

– Ты навещал Алевтину в Ласкине?

– Было искушение, – признался Топорков. – Но я не посмел. Боялся показаться навязчивым. Я хоть и деревенский, но гордый! Позвонил ей пару разочков на мобильник... она трубку не брала. Правда, связь там плохая... А может, Алевтина вовсе и не в одиночестве время проводила? Она мне докладывать не обязана, зачем дом снимает. Сам посуди, кто я ей? Никто...

– Теперь ты имеешь полное право спросить ее, что произошло. Пожар уничтожил твое имущество... дорогое, между прочим, имущество! Кстати, проводка в доме была исправная?

– Наш электрик делал, из бригады. Он классный специалист, знает специфику деревянных сооружений. В проводке я уверен. Печку тоже сложили по всем правилам.

– Значит, вина за случившееся лежит на людях. Человеческий фактор! Твоя Алевтина не отвертится. Дамочка она, судя по всему, не бедная... можешь смело требовать возмещения ущерба.

Топорков перевел на него отсутствующий взгляд:

– У меня плохое предчувствие... очень плохое...

Калмыков явился домой под вечер, угрюмый, молчаливый. От него попахивало коньяком.

– Ты ничего не хочешь мне сказать? – с порога наехала на него Лариса. – Боже мой! У тебя щетина! На кого ты похож?!

Он, не удостоив ее ответом, проследовал сначала в спальню, потом в ванную и закрылся там. Она встала под дверью, прислушиваясь, что он делает. Зашумела вода...

Громко топая, Лариса отправилась в кухню, готовить диетический ужин. Калмыков выглядел ужасно – серый, обрюзгший, под глазами мешки, зрачки тусклые, руки дрожат. Так он, пожалуй, окочурится раньше времени. Вариант «не доставайся же ты никому!» Ларису совершенно не устраивал. Не для того она по кирпичику возводила свой дворец беззаботного благополучия, чтобы в один миг все потерять! Она не обольщалась насчет себя. Достанься ей бизнес мужа – все быстро развалится. Отдавать же Калмыкова какой-то нахальной бабенке – тем более обидно.

Накрыв на стол, она вернулась к двери в ванную и крикнула:

– Иди, поешь чего-нибудь легкого!

– Не хочу... – раздался вялый голос мужа.

«Допрыгался, идиот! – злилась Лариса. – Переусердствовал со стимуляторами. Решил проявить половую активность!»

При всем том, она жалела Калмыкова, а пуще того – себя. Надо же было допустить такой ляпсус. Проморгать любовницу?! Рано она расслабилась... позволила себе почивать на лаврах. Какая-то смазливая финтифлюшка уводит у нее из-под носа законного супруга!

Она подергала ручку двери.

– С тобой все в порядке?

– Отстань... – отозвался Калмыков. – Дай мне помыться спокойно...

«Ладно, посмотрим, кто кого! – подумала Лариса, угрожая безликой сопернице. – Я тоже не лаптем щи хлебаю!»

«Она на цыпочках прокралась в прихожую и обшарила карманы мужниного пальто. Опять новое купил! Уходил из дому в черном, а вернулся в темно-синем. Думал, я не замечу. Ха-ха! Как бы не так! И туфли другие... Мама дорогая! Совсем сбрендил мужик... Меняет наряды, словно красна девица!»

– Дурной признак... – нервно бормотала она. – Дурной признак... Черт бы тебя побрал, Калмыков, скотина! Столько лет прикидывался тихоней – и вдруг взбрыкнул! Ах, боже ж ты мой! Здесь уже не сексом пахнет... здесь страсть взыграла... безумная, бесконтрольная... Уж не приворот ли любовный кто сотворил?!

До сих пор Лариса не верила ни в магию, ни в колдовство. Но когда за столь короткий промежуток времени муж превратился в другого человека... во что угодно поверишь.

– Вуду[23], да и только! – бубнила она, роясь в карманах брюк, сброшенных Калмыковым в спальне. – Африканские штучки!

Увлекшись, она не слышала, как Калмыков вышел из ванной и застал ее за неблаговидным занятием.

– Что ты делаешь?

Лариса подпрыгнула от неожиданности и выпустила из рук брюки.

– Хочу в стирку бросить! – тут же нашлась она. – Проверяю карманы...

Раньше муж несказанно удивился бы такой хозяйственной прыти. Но сейчас он только поджал губы и обронил:

– Брюки еще чистые... – Он тяжело плюхнулся на застеленную кровать и закрыл глаза. – Уйди... я хочу побыть один...

– Один? – взвилась Лариса. – Вот как, да?! Я тебе мешаю?!

Калмыков, громко дыша, промолчал. Он с трудом сдерживался, чтобы не вспылить. Нервы у него были на пределе.

– Что с тобой, Виталий? У тебя нездоровый вид...

– Уйдешь ты или нет?! – рявкнул он.

Лариса швырнула брюки на пол и хлопнула дверью. Пытаясь успокоиться, осушила в кухне стакан воды. «Так дело не пойдет... – стучало у нее в висках. – Так я останусь ни с чем! Я проиграю... Это провокация! Он нарочно выводит меня из себя...»

На столе стоял нетронутый ужин на двоих. Рисовая запеканка, овощной салат и зеленый чай. Калмыков ненавидел овощи, рис и зеленый чай. Он бы с удовольствием поел жареного мяса, картошки и сладких блинчиков со сметаной на десерт. Запил бы все это колой, а потом, завалившись кверху пузом, стонал бы и кряхтел половину ночи... Здоровый образ жизни и правильное питание претили ему. Он всегда был не вполне адекватным человеком. Чего стоили его дикие оргии в «Гвалесе», где все приличные господа переодевались нечистой силой и наслаждались извращенными зрелищами типа средневековых пыток или ведьмовского шабаша? Но теперь он просто съехал с катушек...

Даже такого мужчину Лариса не собиралась ни с кем делить. Глотая слезы, она, в свою очередь, закрылась в ванной и набрала номер Матвея. Тот не отвечал...

– Карелин, черт бы тебя побрал! Возьми трубку! Ну же! Где ты запропастился?!

Длинные гудки на том конце связи окончательно выбили ее из колеи. Пожаловаться – и то некому! Ни одной подруги, которой можно было бы доверять, у нее не осталось. Все они – корыстные, расчетливые, завистливые бабы, битые жизнью, циничные, только и ждущие повода позлорадствовать.

«Ты-то сама чем от них отличаешься? – спросил Ларису кто-то внутри нее. – Такая же лживая стерва! Только и делала, что изменяла Калмыкову. А он терпел, копил обиду, вынашивал план мести. Пришло время расплаты, дорогуша!»

Калмыков, казалось, никогда не ревновал ее. Вот именно, что казалось...

– Господи... – прошептала она, хотя никогда не отличалась набожностью. – В церковь, что ли, сходить? Помолиться?

Из спальни до нее донесся прерывистый храп мужа. При его тучности он мог задохнуться во сне, но категорически отказывался принимать средства против храпа. Лариса устало вздохнула и отправилась в прихожую, наводить порядок. На тумбочке валялись ключи от машины и гаража. Лариса прислушалась. Калмыков продолжал громко храпеть. Она взяла ключи, накинула куртку и выскользнула за дверь...

В квартире Астры пахло свечной гарью и сбежавшим кофе.

– Ты встречался с Мими?

– Нет...

– Как – нет?! – ее глаза метали молнии. – Ты же обещал!

Матвей не чувствовал за собой вины. Он не успел обернуться. Сначала Ласкино, затем Лосино-Петровский, возвращение в Москву, разговор с Топорковым... Если честно, он забыл о секретарше из «Маркона». Тут открылось кое-что посерьезнее.

– У меня новости, – сказал он, проходя в комнату. – История длинная. Тебе придется набраться терпения.

Маленький дикий зверек по имени «ревность» шевельнулся в ее груди и настороженно притих.

– Ужинать будешь? – спросила она, хотя на языке вертелось другое. – Я купила свежий творог.

Как она догадалась, что речь пойдет о бывшей пассии Карелина? Женская интуиция? Или у нее и вправду открывается дар предвидения?

– Только чай, если можно.

Пока она возилась в кухне, Матвей пытался привести мысли в порядок. Что говорить, о чем умолчать... Да нет! С Астрой эти номера не проходят. Она вывернет его наизнанку, разберет по косточкам. Как теперь признаться ей во лжи? Как объяснить, почему он скрыл свое свидание с Ларисой и ее просьбу?

«Это было не свидание, а деловой разговор», – оправдывал он себя.

«Тем более, зачем было скрывать?» – эхом отзывался внутренний голос.

– Вот чай, – сказала Астра и поставила на столик перед ним большую чашку и блюдце с лимоном. – Осторожно, горячий...

Он все-таки обжегся и выругался.

– Что с тобой?

Ему пришлось рассказать ей о Ларисе и ее семейных проблемах. О том, что Калмыков попал под влияние своей любовницы.

– Полагаешь, мне это интересно? – без улыбки спросила Астра. – Куда больше меня волнует разговор с Мими, который необоснованно затягивается. Речь идет о жизни моей... нашей клиентки.

– Кажется, речь уже идет о ее смерти...

Она нервно моргнула, вертя в пальцах десертную ложку, которой собиралась есть творог.

– В каком смысле?

– В прямом. Похоже, наша Долгушина имела с Калмыковым любовную связь. Хотя не понимаю, на чем она основывалась... но сейчас не это важно. Они снимали для свиданий домик за городом, в Ласкине. Я видел там его машину.

– Ты следил за ними?!

– Так получилось...

Астра уронила ложку в блюдце с творогом, и та жалобно звякнула.

– Думай обо мне что угодно, но я решил помочь Ларисе.

– Да, конечно...

– Ты знала о наших отношениях, – с нажимом произнес Матвей. – Все в прошлом, это правда! Но сейчас, когда она обратилась ко мне... я не смог ей отказать. Не спрашивай, почему. Что-то меня заставило, и, как видишь, не зря я за это взялся.

Астра боролась внезапно с вспыхнувшей в душе ревностью. Отвратительное ощущение! Притязания на чью-либо свободу ничем нельзя оправдать. Особенно любовью...

«Люблю ли я его? – думала она, глядя на сидевшего перед ней мужчину. – Иногда мне кажется, что да. Иногда меня захлестывает тоска... которую он не может утолить. Бывает ли вообще безоблачное счастье? Или это – лишь химера, приводящая в смятение душу?»

– ...фактически, Калмыков привел меня к Долгушиной, – донеслось до нее. – Теперь мы должны выяснить, чье тело обнаружили на пожарище. По-моему, тебе стоит позвонить Борисову.

– Какое тело?

– Да ты меня не слушаешь! – возмутился он.

– Я слушаю... впрочем... Прости. Какой пожар? Где?

– Калмыков свихнулся и убил свою любовницу... в припадке страсти или ярости, – повторил Матвей. – Лариса давно говорила мне, что он склонен к насилию во время секса. Это его возбуждает! Он употребляет стимуляторы, прибегает к извращенным ласкам. Думаю, он не совладал с собой, а когда очнулся и сообразил, что натворил... решил поджечь дом и уничтожить все следы своего преступления.

– То есть... дом, где они встречались с любовницей, сгорел?

– А о чем, по-твоему, я тебе толкую? Вчера вечером я видел, как Калмыков привез Долгушину в Ласкино, а ночью в доме, где они остановились, начался пожар. Это наверняка поджог! К утру остались одни головешки и обугленное тело, предположительно, женское...

– Ты считаешь, это Долгушина?

– А кто же еще? Калмыков-то жив!

– Ты видел, как она входила в дом?

– Я видел, как она садилась в машину Калмыкова.

– Где это было?

– На Преображенке. Не люблю улицы рядом с кладбищем. Ужасно уныло и мрачно. Кстати, они с Мими – соседки.

– Постой, – удивилась Астра. – Ты ничего не путаешь?

– Конечно, нет! Я еще вспомнил секретаршу из «Маркона», подумал, уж не она ли и есть любовница Калмыкова?

– То была улица Преображенский Вал?

– Ну да.

– Ничего подобного! Долгушина дала мне другой адрес. Улица Стромынка, дом... Подожди, тут явно закралась какая-то ошибка. Долгушина живет на Стромынке, а не на... Разве ты знаешь ее в лицо?

– Нет. Откуда? Ты же с ней разговаривала, а не я.

– Тогда с чего ты взял, что в машину Калмыкова садилась именно она? Как она выглядела?

– Стройная, в длинном темном плаще... в шляпе с полями...

– Значит, ты ее не видел! – отрезала Астра. – Это могла быть любая другая женщина.

– Но дом-то снимала Долгушина. Так мне сказал хозяин, Александр Топорков. Ему нет смысла лгать.

– Ты не допускаешь, что Калмыков приехал в Ласкино с сообщницей, и они вместе убили Долгушину? Или Калмыков с Долгушиной убили ту, другую? Вдруг это та самая Донна Луна? Кто-то обманул тебя, Карелин, и втянул в опасную игру! Я даже догадываюсь, кто. Теперь ты очевидец убийства. А то и соучастник!

– Это уж слишком! Меня там никто не видел... и мотива у меня нет...

– Вот ты уже и оправдываешься! – торжествующе улыбнулась Астра. – Заметь, кто-то мог заснять, как ты крутишься у дома, который той же ночью загорелся!

Он вспомнил, что фотографировал машину Калмыкова, захватив в кадр и часть «избушки», и ему стало не по себе.

– Зачем Ларисе меня подставлять?

– Женщины мстительны. Она не простила тебе измену. Надеялась на твое возвращение, а когда убедилась, что надежды больше нет, решила тебя наказать.

Он готов был согласиться с ее доводами, но только на мгновение. Нет, Лариса не так умна, она не умеет просчитывать все ходы наперед. Ее захлестывают амбиции, а это вредит рассудку.

– Значит, Долгушина сочинила свою историю неспроста, – добавила Астра. – Она сплела хитрую паутину, в которой мы оба завязли!

– Нечего строить пустые предположения. Так мы еще сильнее запутаемся. Надо ехать к Калмыкову и серьезно поговорить с ним.

– Он просто пошлет нас подальше.

– Не пошлет. У меня кое-что есть для этого разговора. Снимки, которые заставят его раскрыть карты.

Красный «Мерседес» стоял в подземном гараже, грязный, с налипшей кое-где на колесах раздавленной травой. Лариса осторожно присела, разглядывая эту траву. Мозги у Калмыкова явно набекрень, раз он даже машину забыл помыть.

– Где его носило?

Муж лжет, это ясно, как день. Ночевал он не в офисе, а у своей подружки. Вряд ли та живет в городе, скорее, где-нибудь в Подмосковье. На асфальте трава не растет...

– Угу, – подтвердила свою догадку Лариса, поднялась и открыла багажник.

Содержимое заставило ее присвистнуть, хотя свистеть она едва умела – по-детски, глухо и сипло. В багажнике валялись странные предметы: моток крепкой веревки, топорик, фонарь... этот набор дополняли спортивный костюм огромного размера, кроссовки и шапочка, а также какой-то узел с вещами.

В первую очередь Лариса осмотрела топорик – нет ли на нем следов крови. Крови не было. Впрочем, топорик легко вытереть... Веревка тоже была чистой, как будто ею не пользовались. Кроссовки, похоже, никто не надевал...

– Тьфу-ты... – обескураженно прошептала она. – Сорок третий размер, как у Калмыкова. И костюмчик его...

Лариса боязливо потянулась к узлу. Вдруг там окровавленная одежда... или, не дай бог, части тела?!

– Тогда бы здесь уже натекла лужа крови...

С этими словами она развязала старое покрывало, которое Калмыков на всякий случай возил с собой: завернуть что-нибудь, подстелить... Внутри оказалась смятая одежда – черное пальто, брюки и туфли. Кажется, в них муж вчера утром уходил из дому.

Лариса тщательно обшарила карманы пальто – носовой платок, мятная жвачка, обезболивающие таблетки... все. На рукавах затяжки... застрявшая колючка...

– Что за ерунда?..

Брюки внизу замызганы, как будто Калмыков пешком пробирался по каким-то зарослям. На туфли вообще смотреть страшно... Не удивительно, что он переоделся в новое. Но почему он связал грязные вещи в узел и оставил в багажнике? И где он менял одежду? Не иначе, как здесь же, в гараже... Небось, собирается узел выбросить. Неслыханно!

Она взглянула на резиновый коврик, куда водитель ставит ноги – та же грязь, трава. Грязь успела засохнуть.

– Черт!

Лариса опустилась на сиденье «Мерседеса», унимая сердцебиение, и задумалась. Испачканные вещи, веревка и особенно топорик привели ее в ужас. Картинки, одна страшнее другой, замелькали в ее сознании. Калмыков привозит свою любовницу в лес, убивает... роет яму, закапывает в лесу труп... Или нет, не закапывает... с его-то весом и одышкой это вряд ли возможно... прячет тело в каких-нибудь зарослях, присыпает его землей, палыми листьями, еловыми ветками...

– Мяньяк... – выдохнула она, чувствуя подступающую к горлу тошноту. – Псих! Он сошел с ума... Господи! Что же теперь делать?!

Она забыла, как проклинала ту неведомую ей женщину, забыла о своих опасениях по поводу развода, нищеты, скитаний и думала теперь только об одном: если Калмыков – убийца, он не пощадит никого, он попросту не способен рассуждать здраво. Разве не было случаев, когда жены бизнесменов пропадали... и их потом так и не находили? Что Калмыкову стоит убить ее, вывезти в лес и закопать там...

Ее воображение разыгралось, нервы трепетали, сердце колотилось. Она не придумала ничего лучшего, как набрать номер Матвея... но тот сбросил звонок. В гараже пахло железом, резиной и бензином, отчего у Ларисы разболелась голова. Она не выносила таких запахов...

– Да возьми же трубку!

Матвей нарочно издевался над ней, дразнил. Она бы с удовольствием задушила его, разорвала на мелкие кусочки! Каков наглец!

– Что ты здесь делаешь?! – прогремело над ней.

Она дернулась всем телом и подняла глаза... В нескольких шагах от машины стоял Калмыков, уставившись на нее диким взглядом...

Матвей вел автомобиль, неотступно думая о Ларисе и о том, что опять свело их вместе. Алевтина Долгушина неспроста напросилась Астре в клиентки! Неспроста всплыла старая история о Донне Луне, а за мнимой смертью последовала подлинная. Правда, умер не директор фирмы «Маркон»... Возможно, Долгушина действительно опасалась за свою жизнь. Или играла роль, которая неожиданно воплотилась в реальности...

Неспроста события развиваются не где-нибудь, а в Преображенском. В бывшем царском селе, облюбованном еще «Тишайшим» монархом, Алексеем Михайловичем, который построил здесь летний дворец и основал первый в России профессиональный театр. Сюда он привозил своих детей. «Благословенная колыбель Петрова»... Здесь прошли детские годы будущего самодержца, здесь он забавлялся шутливыми баталиями, отсюда берут начало «потешные» полки. Здесь Петр спустил на Яузу свой первый ботик...

На старых подмостках кто-то пытается поставить хорошо забытую пьесу.

Астра молча сидела рядом с Матвеем, смотрела на ночной город. Улицы были ярко освещены, зато во дворах стоял неподвижный мрак, кое-где рассеянный фонарями и горящими окнами домов.

– Калмыкова вызывать на встречу поздновато, – сказала Астра, показывая Матвею дорогу. – Вот сюда сворачивай...

– Может, заедем сперва к Мими?

– Нет, к Долгушиной... Проверим: вдруг она дома?

Оба не сомневались, что никого не застанут. Так и вышло. Гулкий подъезд, долгие звонки в дверь... тишина, ни звука в ответ.

– У нее должны быть какие-то родственники в Москве, – уже в машине предположил Матвей.

– Не обязательно. Мы даже не знаем, москвичка она или приезжая.

– Ну что, поехали к Мими? Как ее фамилия?

– Грибова, – напомнила Астра. – Она единственная, кто знал Донну Луну... единственная, кто перешел в «Маркон» с прежнего места работы. Истомина, ее бывшая начальница, уверена, что секретарша имеет виды на Тетерина...

– Редко какая секретарша не имеет видов на босса! Сколько ей лет? Двадцать шесть, кажется? Замуж пора, а достойного жениха все нет... Почему бы не окрутить того, кто под боком?

– Тетерин женат.

– Ой, не смеши меня! Кого это останавливает?

Астра только вздохнула.

– Будем гулять по скверу в ожидании дамы с собачкой? – спросил он.

– Нет. Нельзя терять время. Она могла уже выгулять таксу.

– Как скажешь.

– Вот ее дом.

Они поднялись по лестнице на третий этаж. Ступени были истерты, перила проржавели.

– Еще до войны строили, – сказал Матвей, оглядываясь. – Старая улица.

Эхо подхватило его слова и унесло наверх, в желтый сумрак лестничных пролетов.

Астра позвонила. За железной дверью никто не отозвался. Даже собака не залаяла.

– Странно! Такса должна была бы подать голос...

– Есть такие собаки, которые вообще не лают. Обленились.

– Руди! Руди! – позвала Астра, приникнув ухом к двери. – Руди!

Из квартиры напротив выглянула бойкая старушенция, укутанная в шерстяной платок.

– Вы чего безобразничаете?! – дребезжащим голосом завопила она. – Вы чего шумите?

– Мы к вашей соседке пришли. Она нам обещала собачку дать. Щенка от ее таксы!

– Руди – это кобель! – воинственно заявила старушенция. – А вы – хулиганы! Покоя людям не даете...

– Извините... Где мы можем все-таки найти Грибову? – миролюбиво улыбнулся Матвей. – Она нам очень нужна. Мы разводим таких же такс, как Руди. Может, ваша соседка одолжит нам своего песика на пару дней?

От его улыбки старушка смягчилась. Ее морщинистое личико дрогнуло, в щелках глаз промелькнули искры дружелюбия. Безукоризненная вежливость, а главное, приятная внешность Матвея действовали на старушек безотказно.

– Если собака не лает, значит, Грибова ее с собой взяла, на прогулку. Они каждый вечер прогуливаются. Собачке же надо... вы понимаете! Грибова водит своего Руди в сквер... она воспитанная девушка. Я ее попросила не выпускать собаку на клумбы, и она послушалась. А некоторым хоть кол на голове теши! Скверик-то у нас маленький, чудом уцелел... я вам расскажу, как туда пройти.

Соседка подробно описала дорогу к скверу, за что Матвей горячо ее поблагодарил.

Они решили пройтись пешком. Улица была пустынна. Небо к вечеру очистилось, ветер стих, и над крышами висела блеклая луна в окружении звезд.

– Чувствуешь, прелью несет? С кладбища...

– Не нравится мне все это... – выдохнула Астра. – Сердце не на месте.

– Мими каждый вечер выгуливает собаку, ты сама прекрасно знаешь.

– Знаю, но...

Сквер представлял собой маленький, плохо освещенный садик из лиственных деревьев, с протоптанными в траве дорожками. В это время тут бывало не много людей, особенно осенью, когда рано темнеет. Откуда-то из зарослей раздался протяжный тоскливый вой...

– У меня кровь стынет в жилах, – сказала Астра, поеживаясь.

Она надела слишком легкую курточку и теперь мерзла. Когда она говорила, было видно ее дыхание, клубами вылетавшее изо рта. Ночи становились холодными.

– М-да... угрюмое место для прогулок выбрала госпожа Грибова, – заметил Матвей.

– Какой тут выбор? Или во дворе гуляй с таксой, под крики соседей, или...

Она споткнулась на полуслове, увидев двух парней, которые стояли под деревом и что-то рассматривали. Рядом выла собака...

– Ребята, вы зачем пса мучаете? – крикнул Матвей.

– Да здесь... человек мертвый... женщина...

– Это ее собака, типа, – сказал второй парень в спортивном костюме, с короткой стрижкой. – Мы услышали вой и подошли...

Обоим было лет по шестнадцать-семнадцать. На лицах – страх, смешанный с любопытством и растерянностью.

Астра с Матвеем приблизились и увидели распростертое в траве тело. Рыжая такса сидела рядом и, задрав морду вверх, выводила заунывные рулады...

Матвей достал из кармана фонарик и посветил. Труп лежал лицом вниз, волосы рассыпались... одежда – обычная для прогулки с собакой: черные брюки, куртка из красного вельвета, мокасины. Он присел на корточки и приложил пальцы к артерии на шее. Пульса не было.

– Она еще теплая...

– Может, «Скорую» вызвать? – предложила Астра.

– Врачи ей уже не помогут.

На первый взгляд – никаких повреждений и ран. Как будто шла барышня, оступилась – и упала.

– Вы тут ничего не трогали? – спросил он у переминавшихся с ноги на ногу парней.

Один был поплотнее и пониже, второй – плечистый, но тоньше в кости, с длинным вытянутым лицом.

– Не-а...

Астра напряженно озиралась. Черные кусты казались отличным местом, где мог прятаться убийца. Хотя он, конечно, давно покинул сквер. Она почти не сомневалась, что перед ними – Грибова. И что ее убили.

Матвей посветил вокруг фонариком – трава примята, в руке трупа зажат какой-то ремешок.

– Это поводок! – сказала Астра. – Она, видимо, спустила таксу... та побежала...

Руди, конечно, не мог защитить свою хозяйку. Он был слишком мал. Скорее всего, убийца сделал свое дело быстро и без шума, так что пес, почуяв недоброе и вернувшись, застал уже мертвое тело. И взвыл...

Астра повернулась к ребятам.

– Вы здесь кого-нибудь видели?

– Не-а...

Они отвечали односложно, переглядываясь и засунув руки в карманы. С какой стати им врать? Будь они причастны к убийству, их бы уже след простыл.

– Что, парни, вызвали милицию?

– Ага... с мобилки. Только они не торопятся. Типа, заняты... Велели нам ждать! Мы че... нанялись – париться здесь?

– Вам приходилось раньше видеть эту женщину?

– Не-а... Мы сюда редко ходим... Но собачники тут гуляют, типа, тусуются...

– А сегодня сквер пустой. Почему?

– Ну так... раз на раз не приходится... Сыро, типа, холодно...

– Может, вы слышали что-нибудь? Крики... какой-нибудь шум?

– Не-а, – завертел круглой, как шар, головой плотный паренек. – Собака выла, типа... покойника учуяла...

– Да нет, Вован! – возразил второй. – Это ее псина, по ходу... Точно! Сидит, вон, короче, не отходит...

– Ладно, парни, вы ждите милицию, а мы, пожалуй, пойдем... не будем зря следы затаптывать... И вы поосторожнее будьте. Отойдите подальше.

– Какие еще следы? – удивленно протянул Вован. – Тут трава одна... на дорожках, короче, грязно, вот народ по траве и ходит, типа, шузы бережет...

– Ага... – подтвердил его товарищ.

Астра дергала Матвея за рукав. Пойдем, мол, поскорее отсюда, пока милиция не приехала! А то до утра придется на вопросы отвечать.

Они зашагали прочь, к жилым домам, к свету фонарей.

– Это Мими! – волнуясь, прошептала она. – Ее тоже убили!

– Ты уверена?

– Надо было перевернуть тело... я же ее видела, когда приходила в офис. Понятно, что до приезда милиции ничего трогать нельзя...

– Вот именно.

– Это ее такса! Мы опоздали!

– Кому понадобилось убивать секретаршу из самой обычной фирмы, каких в Москве сотни?

«А Долгушина? – тути же подумал он. – Бухгалтерша из той же фирмы! Если это ее тело обнаружили на пожарище, то все нити оборваны. Умело и безжалостно».

– Теперь Мими ничего не расскажет нам о Донне Луне... – заключила Астра.

Все время, пока они шли к машине, в ушах у них стоял надрывный вой Руди...

Калмыков излучал мнимую вежливость, хотя на самом деле готов был рвать и метать. Он выпил, это было видно по его густому румянцу, неуклюжим движениям и масляному блеску глаз. Но даже изрядная доза алкоголя не помогла ему полностью расслабиться.

– Чем обязан, господин Карелин? – поднял он на Матвея тяжелый беспокойный взгляд.

Его кабинет был обставлен громоздкой мебелью, призванной скрадывать габариты хозяина. Все детали интерьера были подчинены этой цели: бархатные гардины, большие горшки с лианами толщиной в руку, люстра, которая могла расплющить посетителя, если бы, не дай бог, упала с потолка. Даже письменный прибор на рабочем столе Калмыкова весил не меньше пяти килограммов.

– Мрамор? – спросил Матвей, пытаясь сбить напряжение.

– Яшма...

– Ах, да! Я не очень-то разбираюсь в камнях...

Калмыков громко сопел, исподлобья поглядывая на посетителя. Догадывался ли он, какие отношения связывали его жену и этого красивого молодого мужчину?

– Вы говорили... – начал он и запнулся.

– По поводу дома в Ласкине, – напомнил Матвей. – Хочу получить у вас консультацию как у специалиста по недвижимости. Во сколько примерно вы оцените такую избушку?

Не упомяни он по телефону о домике в Ласкине, Калмыков ни за что не согласился бы на этот разговор. Он скрепя сердце примчался в офис ни свет ни заря. Обычно в это время он еще сладко почивал в своей постели. Но личные неприятности, усугубленные скандалом с женой, лишили его сна. Ранний звонок окончательно вывел его из терпения. Но когда господин Карелин заикнулся о домике в Ласкине, Виталия Андреевича будто кипятком окатили! Он-то был уверен, что ни одна живая душа ведать не ведала о тайных свиданиях его со смуглой дамой...

Он просто не мог томиться в неизвестности, он должен был выяснить, как много знает этот человек.

– Какую избушку? – хрипло осведомился Калмыков. – Я заочно не консультирую. Мне нужно видеть объект, тогда...

– Вы его видели, и снаружи, и изнутри... иначе я к вам не обратился бы.

Глаза бизнесмена налились кровью, щеки еще сильнее побагровели.

– Что вы... позволяете себе?!

– Я вас чем-то огорчил, Виталий Андреевич? Видит бог, я не со зла... Мне просто нужен совет профессионала.

Калмыков с трудом взял себя в руки. Его подбородок дрогнул, взгляд опустился и задержался на пухлых, крепко сплетенных пальцах.

– Хорошо. Говорите... я постараюсь вам помочь.

– Сколько может стоить такой вот домик?

Матвей достал фотографию и подвинул ее по столу к хозяину кабинета. Тот хрипло дышал, уставившись на снимок и не произнося ни звука. Казалось, его глаза вот-вот выскочат из орбит.

– Я не собираюсь доносить на вас, – поспешил успокоить его Матвей, опасаясь, что Калмыкова хватит удар. – Я только задам вам несколько вопросов. У меня ничего нет... ни диктофона, ни сотового... можете проверить...

– Вы... кто?! – выдавил толстяк.

– Может, дать вам воды?

– К черту! Вас моя жена наняла? Чтобы вы... следили за мной?!

Он был настолько близок к истине, что Матвей ощутил угрызения совести, которые, впрочем, тут же подавил. Он вовремя вспомнил совет Астры: «О Ларисе с ним – ни слова!» – и выкрутился:

– Я следил не за вами. Я...

– Вы частный сыщик? Тогда вы, вероятно, наводили справки и знаете, что я могу заплатить вам вдвое больше. Вы ведь за этим пришли?

– Нет...

– Хватит придуриваться! – прорычал Калмыков. – Это часть вашего бизнеса: рыться в чужом грязном белье и шантажировать богатых людей. Черт с вами! Я готов заплатить! Сколько?

– Вы меня не поняли...

– Назовите сумму, и хватит морочить мне голову! Я устал... я чертовски вымотался...

Невозмутимое спокойствие Матвея составляло резкий контраст его бешенству. Будь Калмыков попроворнее, он бы выскочил из-за стола и подкрепил свои слова кулаками. Но увы, оплывшее жиром тело отказывалось служить ему надлежащим образом.

– Мне не нужны деньги, – твердо заявил посетитель.

– Врете! От денег никто не отказывается. Вы странный тип... где-то я вас видел... Как давно вы... сели мне на хвост?

Это жаргонное выражение рассмешило Матвея. Из уст Калмыкова оно прозвучало довольно-таки нелепо.

– Я следил за Алевтиной Долгушиной, – продолжал он гнуть свое. – А вы случайно попали в поле зрения. Мне нет до вас никакого дела, поверьте...

Он лукавил. Но ведь и Калмыков не лыком шит. Глупо думать, что он возьмет и сразу во всем признается.

– Зачем вы явились, если не за деньгами? Будете кормить меня баснями? При чем тут...

Толстяк осекся и расстегнул пиджак. Его бросило в жар. На лбу выступили бисеринки пота, ладони вспотели.

– Скажите честно, Виталий Андреевич, это вы ее убили?

– Что вы несете... что...

Калмыков вскочил, взмахнул руками и рухнул обратно в кресло. Его лицо исказила болезненная гримаса.

– Она... она...

– Сгорела в доме... – многозначительно произнес Матвей. – Вам это отлично известно! Вы ее убили, а потом подожгли дом, чтобы замести следы. Вы не знали, что за вами наблюдают.

Калмыков промычал в ответ что-то нечленораздельное.

– Пожарники обнаружили труп...

– Она... сгорела? Сгорела?! Не может быть.... Вы меня на арапа не берите! Вы... да как вы смеете...

Калмыков был похож на раздувшийся шар, из которого медленно вытекал воздух. Он на глазах терял свой запал, свой гонор, краска сбегала с его лица, жар сменился холодом. У него разве что зубы не стучали.

– Следствие пока не располагает данными, кто находился в сгоревшем доме вместе с потерпевшей. Но если вы станете упираться...

– Погодите же! Погодите... – простонал Калмыков. – Я не знал... я и подумать не мог... Вы врете!

– Посудите сами, Виталий Андреевич, какой смысл мне вас обманывать? Хотите, поедем в Ласкино, и вы лично расспросите местных жителей... заглянете к участковому милиционеру. Он вам будет несказанно рад! Оперативники вовсю ищут убийцу... а он – вот, сам пришел! Вам непременно явку с повинной оформят, гарантирую. Смягчите свою участь, господин Калмыков...

– Заткнись, ты! – сорвался толстяк. Он забыл об имидже преуспевающего дельца и всяческих приличиях. – Заткнись! Она что... правда, сгорела? Да заплачу я тебе! Сколько скажешь, столько и дам! Только не надо мне пургу гнать...

Неподражаемо! Матвей снисходительно вздохнул:

– Я не за деньгами пришел.

– Какого же тебе рожна надо?

– Расскажите мне все об Алевтине Долгушиной и о том, что произошло между вами вчерашней ночью в этом домике, – он протянул руку и постучал пальцем по фотографии, запечатлевшей номера красного внедорожника и краешек «избушки». – Скажете, вас там не было?

– Не было...

– Значит, у меня обман зрения, да? И фотоаппарат тоже ошибся? Видите дату в уголке снимка?

Калмыков израсходовал на эту вспышку ярости последние силы и обмяк, расплылся по креслу, подобно подтаявшему студню. Солнце пробилось сквозь гардины и позолотило стены и паркетный пол кабинета.

– Сними пиджак... выверни карманы...

Матвей подчинился.

– У меня нет никакого записывающего устройства, – сказал он. – Даю слово.

– И карманы брюк тоже выверни...

– Может, мне догола раздеться?

– Не помешало бы... Ладно, черт с тобой! Не знаю, чего ты добиваешься, но выбора ты мне не оставил.

– Почему? Вы можете дать показания следователю, а не мне.

– Какие «показания»?! Я что, преступник?!

– Вы убили Долгушину...

– Бред!

– Значит, вас было трое. И вы вместе с Долгушиной – сообщники. Это еще хуже! Сговор, преднамеренное убийство... все это вместе потянет на солидный срок...

Калмыков вяло шелохнулся и сделал отрицательный жест.

– Чушь собачья... – выдохнул он. – Трое, четверо, целая банда! Еще что придумаешь? У меня хорошие адвокаты, парень...

– Все равно, скандала вам не избежать. А бизнес любит тишину и спокойствие. Ваша репутация пострадает, непоправимо! И солидные клиенты откажутся иметь с вами дело.

Толстяк помолчал, прикрыв глаза. Его щеки обвисли и побледнели. Такая резкая смена красноты и бледности говорила о серьезных проблемах со здоровьем. Лариса была права: Калмыкову следует сесть на диету и больше двигаться.

– Тем вечером... мы с Алевтиной повздорили, – неохотно признался он. – Я рассердился. Она довела меня до бешенства...

«Это было не трудно, – отметил про себя Матвей. – Ты, мужик, вспыхиваешь от каждой искры! Нервы никуда не годятся... а в состоянии аффекта человек не ведает, что творит...»

– Так вот... я ее не убивал. Я даже пальцем ее не тронул! Просто уехал, и все! Я уехал... а она осталась в доме... живая. Откуда мне знать, что там произошло потом?

– В доме был кто-то еще?

Калмыков покачал головой:

– Только я и она... Мы приехали из города, поужинали... Я не собирался ссориться! Слово за слово... Аля вынудила меня на неприятные откровения.

– Какие, если не секрет?

– Это не имеет отношения к тому... к тому, что случилось...

– Позвольте мне решать.

– Да нечего тут решать! Я вспылил... и, боясь окончательно сорваться, уехал. Мне не хотелось портить с Алей отношения...

– И со злости вы подожгли дом. А чтобы лучше горел, плеснули бензинчику...

– Я ничего не поджигал! Повторяю, я просто уехал...

– Но дом-то сгорел!

– Не по моей вине... Ищите другого козла отпущения...

Калмыков, остыв, снова перешел на «вы».

– И чей труп нашли на пепелище, вам тоже неизвестно?

– Нет, черт побери! Надеюсь, Аля жива и сможет подтвердить мои слова...

– Вряд ли. Вы знаете, где она живет?

– На Стромынке... но я ни разу у нее не был. Она меня не приглашала к себе домой. Я забирал ее на другой улице...

– Преображенский Вал?

– Вы и это засняли?! Как она садится в мою машину?

– Разумеется, – не моргнув глазом, солгал Матвей. – Я добросовестный служака.

– Все-таки, вас наняла моя жена... Стерва! Сама...

Он прикусил язык и с укоризной уставился на посетителя. Мол, и не противно тебе заниматься семейными разборками?

Матвей как истинный джентльмен кинулся выгораживать Ларису:

– Ваша супруга тут ни при чем, клянусь! Алевтина... моя бывшая... в общем, мы любили друг друга...

«Как далеко я смогу зайти в своем притворстве? – спрашивал он себя, глядя на толстяка. – Чем я лучше этого обманутого мужа, который, в свою очередь, развлекается на стороне? Я ввязался в это дело из-за Ларисы и оказался по уши в дерьме!»

– Любили-и... – недоверчиво протянул Калмыков. – Ну и ну! Здоровы же вы сочинять, господин Карелин! Не боитесь, что Алевтина разоблачит вашу ложь?

– Она мертва... И я этого так не оставлю! Признавайтесь, вы заманили ее в глухую деревню, в домик на окраине, где вас никто не увидит? Просчитались!

Калмыков сдавленно засмеялся.

– Я заманил? Ну, вы и фрукт... Если хотите знать, Аля сама настояла, чтобы мы встречались за городом. Она снимала этот дом. Потому что там... свежий воздух, лес, речка...

У него был такой вид, словно он чуть не выболтал государственную тайну. Толстяк изменился в лице и прикусил губу. Для хорошего торговца недвижимостью он давал слишком много воли эмоциям. Впрочем, стресс ослабляет самоконтроль и развязывает человеку язык... А Калмыков явно переживал стрессовую ситуацию.

– Зачем Долгушина снимала дом в Ласкине? – поймал его на слове Матвей. – Только не гоните мне пургу про свежий воздух!

Борисову редко удавалось прогуляться посреди рабочего дня. Компания «Юстина» росла и разветвлялась, и в связи с этим прибавлялось обязанностей у начальника службы безопасности. Однако, как бы ни был занят Николай Семенович, отказать дочери шефа он не мог.

Она ждала его на набережной Яузы, наслаждаясь утренним солнцем. После череды дождей наконец выдался ясный денек. В воде отражалось небо и каменные берега. В тихую погоду сюда доносился шум электричек. Неподалеку проходила железная дорога.

– Что на сей раз привело вас к трупу, уважаемая Астра Юрьевна? Неуемная любознательность или нелепая случайность?

– Как всегда, второе... – улыбнулась она.

– Кто бы сомневался!

– Вы узнали насчет Грибовой?

– Вчера вечером в скверике двое ребят обнаружили тело женщины... при ней не было никаких документов. Личность удалось установить благодаря воющему от тоски псу. Оперативники опрашивали всех, кто выгуливает собачек. Таксу опознал хозяин терьера, страдающий бессонницей. Он сказал, как зовут хозяйку таксы и в каком доме та проживает. – Борисов сделал выразительную паузу. – А вы назвали мне фамилию убитой гораздо раньше, чем это стало известно криминалистам! Откуда сведения?

– Догадалась...

Борисов мягко взял ее под руку и увлек к парапету. Там, где вода плескалась о камни, плавали прибившиеся к набережной палые листья – красные, желтые, зеленые... Дома на том берегу купались в солнечной дымке.

– Хотите, чтобы я вам поверил?

Астра молча пожала плечами.

– Недавно вы попросили меня навести справки о Грибовой, а вскоре ее убивают. Удивительное совпадение, не правда ли? Вы опасная женщина... Не знай я вас с детства, на пушечный выстрел к вам не подошел бы! Соблаговолите дать объяснения.

– Грибова работала секретаршей в фирме «Маркон». Я заходила туда, интересовалась оборудованием для маленьких кафетериев. Мы познакомились... мельком.

– Собираетесь заняться бизнесом? Открыть кафешку на набережной?

– Почему бы нет? Папа давно мне предлагал...

Борисов нетерпеливо вздохнул и посмотрел на часы.

– По-моему, я зря теряю время. Ладно, слушайте про Грибову. Ее убили... подкрались в темноте, сзади, накинули на шею шнурок и задушили. Она не ожидала нападения и почти не сопротивлялась. Закончилось все быстро. Шнурок валялся чуть поодаль, в кустах... Капроновый шнурок, крепкий. В принципе, убийцей мог быть как мужчина, так и женщина. Тело лежало в траве, поэтому следы найти – нереально. Ближайшая дорожка затоптана. Свидетелей нет... подозреваемых пока тоже нет. Грибова, видимо, гуляла в сквере со своей таксой, спустила ее с поводка, побегать. Убийца улучил момент, когда собаки рядом не было и... в общем, управился без лишнего шума.

– У следствия есть какие-то версии?

– Рабочие. По сути, оперативники еще толком ничего не успели. Ограбление исключается... Золотая цепочка и серьги, бывшие на потерпевшей, не тронуты...

– А сумочка? Мобильный?

– Кажется, при ней телефона не нашли. Она могла оставить его дома... так же, как и сумку. Кто идет выгуливать собаку с сумочкой? Произведут осмотр квартиры, тогда кое-что прояснится...

«Ой, вряд ли!», – возразила ему про себя Астра. Вслух же она высказала банальную мысль:

– Грабителей могли спугнуть!

– Не думаю...

– Что же тогда?

– Похоже на месть, какое-то сведение счетов... Она ведь была незамужней, могла иметь поклонника или даже нескольких. Ревность является распространенным мотивом для убийства.

– У Грибовой есть родственники в Москве?

– Мать работает в магазине женской одежды... отец ушел от них, у него другая семья. Это я еще в первый раз выяснил.

– Почему Грибова не жила вместе с матерью? Они не ладили?

– Не знаю. Могу уточнить... Полагаете, ее из-за квартиры убили? – усмехнулся Борисов. – Мать заказала собственную дочь?

– Разве таких случаев не бывает?

– В этом мире никто ни от чего не застрахован...

Солнце пригревало. Вода в реке блестела, как расплавленное олово. Рассекая ее гладь, по волнам промчалась моторная лодка, оставляя за собой белые буруны. Борисов с завистью посмотрел на моторку. Эх, прокатиться бы!

Астра прекрасно понимала, что смерть секретарши не связана ни с ее родственниками, ни с грабителями, ни с квартирой.

Матвей ощущал в кармане вибрации сотового. Чтобы звонки не мешали его разговору с Калмыковым, он установил беззвучный режим.

– Простите...

Он достал мобильник и взглянул на дисплей. Звонила Лариса. Уже три вызова... Ей всегда была присуща настойчивость. Он собирался перезвонить ей, но закрутился. Если уж быть честным до конца, он нарочно оттягивал звонок. Сначала надо определиться, что говорить ей, чего не говорить...

– Дама беспокоит? – съязвил Калмыков.

Они все еще сидели в его кабинете, полном солнечных пятен и тропических растений.

– Это по работе...

– Ну-ну!

Калмыкову нельзя было отказать в некоторой избирательной прозорливости. Какие-то вещи он нюхом чуял. А каких-то – в упор не замечал.

– Вернемся к Долгушиной, – сказал Матвей, убирая телефон. – Зачем она снимала дом за городом?

– Разве непонятно? Не хотела афишировать наши отношения. В принципе, я был не против.

– В Москве затеряться легче, чем в маленькой деревушке, где все жители наперечет.

– Там тоже всем все до лампочки. Половина домов заколочены. Люди спиваются... молодежь разъехалась. Старики со двора – ни шагу...

– Допустим. Где вы с ней познакомились?

– Почему я должен вам отвечать? – вяло возмутился Виталий Андреевич. – Вы... шантажист! Ворвались сюда...

– Если угодно, я уйду. Найду другой способ узнать правду. Официальный.

Калмыков, шумно дыша, промокнул лицо носовым платком. Его загоняли в угол, а он этого не переносил! Однако же деваться было некуда.

– Ладно, ладно... я понял. Только и вы поймите: никого я не убивал! Мы действительно поехали за город... отдохнуть, развеяться. Побыть вдвоем, наконец! Поссорились... и я уехал. Потом звонил ей, хотел извиниться за свою вспыльчивость. Она не брала трубку. Я подумал, что она решила меня проучить. Опять разозлился! Потом еще раз позвонил...

– И она опять не взяла трубку?

– Женщины умеют довести человека до белого каления! Я терпел до утра. Домой ночевать не поехал. Как бы я звонил Алевтине оттуда? В общем... лег в этом кабинете, на диване, – он показал рукой на мягкий диван, стоявший за спиной у посетителя. – Глаз не мог сомкнуть! Верите?

Матвей отрицательно покачал головой.

– Зря! Вы еще молоды, не знаете жизни... не знаете, какие чувства просыпаются, когда тебе уже далеко за сорок... Я искренне считал, что любил свою жену. Сейчас-то, разумеется, мы оба остыли друг к другу. Но женился я на Ларисе по сердечной склонности. Она, вероятно, выходила замуж за деньги. Это я теперь понимаю, а тогда... – Он махнул рукой, потянулся к стакану с водой и сделал пару глотков. – Алевтина – это совсем другое. Не стану кривить душой и называть это любовью. Правильнее будет сказать – последняя песня... Наверное, вам смешно! Ничего... наступит время, когда вы такой, молодой и самоуверенный, вспомните мои слова. Аля вдруг заставила меня оглянуться на прожитые годы, ощутить грусть по несбывшемуся... затосковать по тому, чего мне уже не доведется испытать... Вы читали сонеты Шекспира?

Матвей просто оторопел от его вопроса. Вот уж чего он никак не ожидал от Калмыкова! Как это все сочетается в людях? Бизнес, жаргон, Шекспир...

– «О, этот взор, прекрасный и прощальный!» – с чувством продекламировал толстяк. – В моей рациональной душе Аля сумела разбудить тончайшие струнки. И они запели... Если бы заранее предвидеть, чем обернется наше знакомство!

– И чем же?

– Не торопите меня! Сами просили подробностей... так слушайте. Я провел бессонную ночь на этом диване, все утро пытался дозвониться до Алевтины. Она не отвечала. К полудню я созрел для того, чтобы поехать к ней и умолять о прощении. Я – грубиян. Мой любовный пыл угасает. Что я мог ей дать, кроме денег? Но покупать расположение женщины... лично мне это противно. Не секс, а именно расположение! Симпатию, понимаете? Симпатия – неуловимый ток, который вдруг возникает между людьми и притягивает их друг к другу. На этой почве мы и поругались.

– Алевтина требовала у вас денег?

– Не то, чтобы требовала... она намекала... расставляла силки... Но я-то – стреляный воробей! За годы брака с Ларисой поднаторел в женских хитростях. Распознаю сразу! Вот я и высказал ей свои мысли... в нелицеприятной форме. Она обиделась... расплакалась... а я еще и обвинил ее в притворстве. В общем, всю ночь и половину дня я раскаивался и посыпал голову пеплом.

При слове «пепел» его перекосило.

– Ну а потом я прыгнул в машину и помчался в Ласкино. Каково же было мое изумление, когда вместо дома я застал головешки... В первый момент у меня просто сердце зашлось! Я подумал, что Алевтина была расстроена, могла выпить лишнего... забыла погасить свечу... та перевернулась, и начался пожар. А она испугалась и сбежала, вместо того, чтобы вызвать пожарных. Она очень импульсивна, сплошные эмоции! Я готов был возместить хозяину все убытки! Я набирал и набирал ее номер, но ответа не было... Придя в себя, я поскорее вернулся к машине и уехал оттуда. Не хотел попадаться никому на глаза! Мало ли, как истолкуют мой интерес? Моросивший дождь разогнал любопытных по домам, и я был уверен, что остался никем незамеченным. Признаюсь, в мою голову закрались страшные догадки... только я не хотел им верить. Я подумал, что Аля нарочно подожгла дом... мне в отместку! Платить-то в любом случае буду я! Откуда у нее такие средства? Я, конечно, давал ей денег, но не такими большими суммами...

Калмыков увлекся воспоминаниями, погрузился в них, заново переживая завязку своего позднего романа. У него появился слушатель, и он, тайно желая излить кому-то душу, разговорился...

– Мы с Алевтиной познакомились в «Гвалесе». Есть такой ночной клуб, где я владею солидной долей. Люблю оригинальные шоу... иногда хочется пощекотать нервишки. Не помню, какое тогда давали представление, но в нем посетителям следовало непременно принять участие: подсесть за чужой столик и завести интригующую беседу. Я подсел к Алевтине... тогда я еще понятия не имел ни кто она, ни как ее зовут. Мне показалось, она бросает на меня какие-то особенные взгляды... Мне понравился ее наряд, ее манера держаться, говорить, ее черные вьющиеся волосы. Я пришел в восторг, узнав, что они вьются от природы! Она была одета в старинное платье, не очень богатое, но кокетливое и вызывающе открытое. Она сказала, что в Средние века так наряжались маркитантки[24] при английской армии. Ее взгляд был чернее ночи...

Она ждала от меня какой-то «страшной истории», и я наплел ей с три короба всякой ерунды. Болтал все, что приходило мне в голову. Нес полную ахинею! Она слушала со странной улыбкой на губах... Потом наступила ее очередь заинтриговать меня. Вероятно, она подготовилась заранее, потому что ее рассказ оказался по-настоящему захватывающим... и связанным с кельтской магией. Как раз в тему! Само название клуба имеет древние корни. Кельты верили, что на острове Гвалес вечно пируют и развлекаются бессмертные боги и герои, варят в волшебном котелке свинину и пьют вино забвения. Это своего рода потусторонний мир, время там останавливается и могут происходить разные чудеса...

– Вот и с вами произошло чудо, – заметил Матвей, подавляя зевок. – Вы встретили женщину своей мечты!

Ему вдруг захотелось стряхнуть усыпляющее очарование слов Калмыкова. Он был бы даже не прочь открыть окно и глотнуть холодного воздуха.

– Я никогда не мечтал о женщине... – возразил тот. – Но в чем-то вы правы. Я желал быть околдованным, завороженным... мне не хватало жизненных впечатлений, не хватало остроты... упоения мгновением, если хотите! Впрочем, разве вы способны это понять? Всю жизнь я зарабатывал деньги, а когда пришла пора стабильности и покоя, я заскучал. Мне нужен допинг – во всем! От сделок до секса! Чем рискованнее операция, тем она привлекательнее и успешнее... для меня. Риск пробуждает во мне зверя... в хорошем смысле слова. Мощная порция адреналина делает меня гением!

– А что же ваша маркитантка?

Матвей задал вопрос таким будничным тоном, что Калмыков опомнился.

– Маркитантка? Ф-фу... да... Маркитантка! Она поведала мне целую драму, приправленную магией и кровью. Теперь-то я осознаю, что история была заготовлена с дальним прицелом...

Он замолчал, устремив невидящий взгляд в никуда, далеко за пределы своего кабинета.

– Я жажду услышать эту драму! – напомнил о себе Матвей.

– Зачем это вам?

– Интересно...

Калмыков скользнул глазами по лежавшему на столе снимку и надрывно произнес:

– Вы из меня жилы тянете! Пользуетесь моим... сложным положением. Признаю, я сам себя загнал в капкан. Ходить по лезвию ножа небезопасно... Ну-с! За что боролись! Ладно... Маркитантка заявила, что она является наследницей тайны, покрытой вековым мраком, и тайна эта касается Глаза Единорога... Она говорила о святилище друидов, где хранилась эта святыня. Кельтские жрецы берегли ее, как зеницу ока, вместе с руническими письменами, которые заключали в себе самые сокровенные ритуалы, магические заклинания и рецепты бессмертия. С приходом на земли друидов христианства. и письмена, и реликвия бесследно исчезли. По преданию, наследие кельтов каким-то образом оказалось у шотландских тамплиеров. Маркитантка утверждала, что тамплиеры переложили руны на современный им язык и создали так называемую Черную книгу. Жрецы якобы не смирились с утратой и продолжают искать эту книгу по сей день... Одна из версий местонахождения Черной книги хорошо известна любому знатоку русской старины: граф Брюс якобы замуровал ее в стену Сухаревой башни. Во всяком случае, так утверждает народная молва. Когда башню валили, – уже при советской власти, – стены разбирали буквально по камешку... но ничего не нашли. Тогда решили, что Брюс спрятал книгу в подземельях башни...

– Ну а подземелья все ожидают ждут своего исследователя, – ввернул Матвей. Ему казалось, что Калмыков ловко уходит от темы пожара и убийства. – Это вам любой кладоискатель расскажет. Даже начинающий!

– Совершенно верно... однако вы не умеете слушать, господин Карелин! Шотландское семейство Брюсов, покидая родину, могло прихватить Черную книгу с собой. Ведь их великий предок, король Роберт Брюс, как раз и возглавлял Шотландский Орден рыцарей-храмовников. Таким путем сокровище друидов попало в Россию...

Он говорил, как по писаному, и это настораживало Матвея. Он упоминал Брюса, и это настораживало вдвойне!

– Вижу, прелестная маркитантка основательно натаскала вас!

– Иронизируете? – устало вздохнул Виталий Андреевич. – Сами пристали ко мне с вопросами... а терпения не хватает. Да, меня заинтересовали ее слова. Я вообще люблю все, связанное с кельтами. Потому и провожу время в «Гвалесе». Вот такой уж я оригинал!

– Хорошо... Что было дальше?

– Ничего особенного. Маркитантка говорила, я слушал... Она заявила, что жрецы напали на след Черной книги и заслали в Москву своего агента... еще при царевне Софье, когда Петр и его будущий соратник Яков Брюс устраивали в Преображенском «потешные» сражения. Этот агент обладал гипнотическим даром и сумел втереться в доверие к правительнице. Софья души в нем не чаяла, во всем его слушалась... и они вместе задумали извести законного наследника российского престола.

– Прямо-таки шпионские страсти! – не выдержал Матвей.

Калмыков смерил его укоризненным взглядом и замолчал. Они сидели друг против друга, накаленные, ожидая, кто первым разрядит обстановку.

– Извините, – буркнул посетитель. – Очень уж все это надуманно!

– Ваше негодование – не по адресу...

Толстяк был прав. Ему надо было дать возможность высказаться, тем более, что Матвей сам напросился.

– Для того, чтобы выполнить задание – найти похищенные святыни – агенту необходимо было обрести влияние при московском дворе. Попробуйте отыскать иголку в стоге сена без посторонней помощи! В общем, история запутанная и полная белых пятен. Всех подробностей мы уже не узнаем... Мне продолжать?

– Продолжайте, – кивнул Матвей.

– Петр с товарищами своих «детских игр» обычно присутствовал на придворных спектаклях. Такой порядок завел еще его покойный отец. Агент пытался мысленно воздействовать на царевича и «навести» на него смерть – внушить ему желание умереть... но безуспешно. Видимо, Петр оказался нечувствительным к гипнозу. Возможно, ту же штуку агент пробовал проделать и с юным Яковом Брюсом. Результат его разочаровал. Тогда у агента созрел более простой и надежный план: устроить пожар во время театрального представления и спалить всех заживо! А самому незаметно выскользнуть из зала и сбежать. В общем, царевна Софья преследовала свою цель, агент – свою...

– Какова же здесь роль Брюса? Агент охотился именно за ним?

– Друиды умели предвидеть будущее. Именно Яков Брюс, по их прогнозам, мог стать достойным владельцем Черной книги. Если бы он погиб, агент сумел бы добраться до реликвии... Оставшимся в живых членам шотландской фамилии, при всем их благородстве, Черная книга была не по рангу. Они бы ее в руках не удержали. Такие вещи сами выбирают себе хозяев!

Сколько раз Матвею уже приходилось слышать эту фразу!

– Трудно судить о замыслах человека того времени... – задумчиво вымолвил он.

Калмыков согласно закивал головой. Воротничок его рубашки впился во второй подбородок и сдавил горло. Толстяк ослабил галстук, расстегнул верхнюю пуговицу.

– Ненавижу галстуки!

– Я тоже.

Хоть в чем-то они сошлись!

– Что же, посланцу кельтских жрецов удалось добраться до книги?

– По словам маркитантки – нет. Чаяния царевны Софьи не сбылись. По какой-то причине все сорвалось. Пожар заполыхал не там, где нужно, и не тогда, когда его ожидали. Карета, в которой агент ехал из Москвы в Преображенское, внезапно загорелась... Никто толком не понял, что случилось. Пассажир объятого пламенем экипажа не имел шансов спастись...

– Агентом была женщина? Ее звали Донна Луна?

Калмыков не сумел скрыть удивления:

– О, вас Алевтина тоже посвятила в эту «страшную тайну»? Пожалуй, я поверю, что вы с ней встречались... Она всем мужчинам рассказывает свою подноготную?

– Свою?!

Толстяку не хватало воздуха. Он громко дышал, его необъятная грудь тяжело вздымалась.

– В заключение этой странной истории маркитантка заявила, что Донна Луна была ее предшественницей... и что теперь ей надлежит отыскать Черную книгу. А меня она выбирает в помощники! Каково?!

– Н-да... – Матвей обескураженно смотрел на Калмыкова.

Тот издал несколько звуков, отдаленно похожих на смех.

– Примерно такое же лицо было у меня, когда я все это услышал... Мне и в голову не пришло, что она говорит серьезно! Я думал, она сочиняет, так же, как и я... как все остальные участники вечеринки... Но ее история имела продолжение.

– Какое?

– Я увлекся этой женщиной. В ней чувствовалась примесь южной крови. Ее смуглая кожа, черные глаза, смоляные кудри погружали меня в необъяснимое блаженство... Каждое слетавшее с ее уст слово я ловил с трепетом... но не принимал на веру. Мы оба играли! Она задавала тон, я ей вторил...

Толстяк говорил о Долгушиной преимущественно в прошедшем времени, что наводило на определенные размышления. Выходит, он считал ее смерть свершившимся фактом, и лишь разыгрывал неведение. При этом в его голосе, в выражении лица не ощущалось отчаяния, сопутствующего гибели близкого человека, любимой женщины...

«Что-то здесь не так, – подумал Матвей. – Или он еще не осознал потерю, или лжет от начала и до конца. Или в «избушке» сгорела не Алевтина, а кто-то другой!»

– Она рассказала мне, что Черная книга, скорее всего, хранится в подземельях... но не в подвалах Сухаревой башни, куда не добраться, а в галереях, расположенных под бывшей усадьбой Брюса в Глинках. Эти галереи будто бы соединяют под землей все тамошние здания. Один ход ведет из домашнего грота в комнату масонской ложи... другие проложены за пределы парка и ведут на берег Вори, к близлежащему монастырю, тянутся чуть ли не на протяжении двадцати километров к соседнему имению...

– Давайте поконкретнее, Виталий Андреевич!

– В общем, она сняла дом в Ласкине по той причине, что там, на окраине деревни, в овраге, якобы есть обвалившийся вход в подземелье, о котором никому не известно... – неохотно признался Калмыков. – И ход этот ведет к тайнику, где спрятаны приборы из лаборатории Брюса, ценные вещи из его коллекции редкостей и Черная книга. Кто-то из лозоходцев, мол, определил сильную аномалию над тем местом. Мы должны были отправиться туда... вдвоем...

Матвей невольно смерил взглядом его оплывшую жиром фигуру. Куда тащить такую тушу в подземелье! Она сразу застрянет и закупорит вход. Наверняка за столько лет в галереях не раз происходили обвалы... Уж кому-кому, а Калмыкову туда соваться нечего. Пользы от него никакой не будет – только лишняя возня. Неужели Долгушина этого не понимала? Тоже еще, агентша выискалась!

– Знаю, о чем вы подумали, – насупился толстяк. – То же самое я высказал Алевтине. Но мои слова не возымели действия! Она заставляла меня бродить по оврагу в поисках этого чертова входа! Я принял это за обычную женскую хитрость, решил, что она просто изобрела предлог для наших загородных встреч. Романтика, понимаете? Я терпел... ожидая развития событий. Я же не идиот, чтобы поверить в ее басни! Как бы складно она ни сочиняла, в ее словах, поведении, жестах проскальзывала фальшь. Наваждение, которое она напустила на меня, постепенно рассеивалось...

– Вы обнаружили вход в подземелье?

– Конечно, нет! Подозреваю, что его там и в помине не было. Зачем она все это придумала – ума не приложу! На этой почве мы и поссорились. Она вела себя, как плохая актриса. Одевалась в темные хламиды до пят, носила какие-то дурацкие шляпы... заставляла меня приезжать за ней не к дому на Стромынке, а на другую улицу, к кладбищу. Сначала меня это забавляло, потом стало раздражать. Мое терпение лопнуло, когда она попросила меня привезти снаряжение для лазания по подземным туннелям. Представляете меня в туннеле?! Смешно, да? При моих-то габаритах! Но Алевтина еще сохраняла надо мной определенную власть... я даже не знаю, освободился ли я от нее окончательно...

Он шумно вздохнул и потянулся к стакану с водой. У него пересохло в горле. Когда он пил, то запрокидывал голову, и по его шейным складкам ходили волны. Матвею при виде этого солидного продавца недвижимости не верилось в то, что он слышит.

– Я не мог ей отказать! – продолжал оправдываться Калмыков. – Решил, что привезу ей эти дурацкие веревки, фонарь... но не больше. Пусть потешится! Никакого туннеля все равно в овраге нет... Я ей так и заявил! Она расфыркалась... разозлилась на меня... Я был неприятно поражен и сказал ей об этом. Спросил – что за комедию она ломает? К чему все эти выдумки с Черными книгами и посланниками друидов? Пошутили, и хватит. Мы-де можем встречаться и без этих мистических штучек. Она обиделась, надулась... перестала со мной разговаривать. Я выдержал пару дней и приехал мириться. Не знаю, поймете ли вы меня. Алевтина вносила в мою жизнь сумятицу и беспокойство, но без этой сумятицы я начинал скучать. Таковы мы, мужчины – злимся на женщину, которая тормошит нас, чего-то от нас требует, капризничает... а когда она уходит, мы погружаемся в хандру. Жена тоже порой порядком достает меня, однако я не помышляю о разводе...

– В самом деле? Вы в восторге от вашего супружества?

Матвей избегал прямых вопросов, соблюдая свою договоренность с Ларисой. Но ему хотелось прощупать почву.

– Я испытывал восторг в детстве, когда мне дарили велосипед или игрушечный самосвал, – парировал Калмыков. – С тех пор накал моих положительных эмоций изрядно ослабел. Я бываю или доволен... или взбешен. Вот такая тусклая гамма ощущений! А супружество мое, как вы изволили выразиться, – это свершившийся факт, который на данный момент меня вполне устраивает. Мы с женой скандалим, не стану скрывать... в последнее время чаще, чем прежде. Лариса вздумала... впрочем, вам-то что до наших семейных дрязг?

– Вернемся к Долгушиной.

– Пожалуй.... На чем я остановился? Ах, да! Легко любить женщину на расстоянии... рисовать себе ее нежный и страстный образ, окутанный флером неизведанности. Нас, словно Колумбов, манят неоткрытые земли! Стоит нам поближе познакомиться с предметом восхищения, как образ этот блекнет... Дьявольская штука, не правда ли? Наши с Алевтиной отношения не оказались исключением. Я остывал... она раздувала костер, как могла... Эти ее глупые попытки увлечь меня старыми кладами и выдумками типа представиться «посланницей друидов» или «агентом тамплиеров», вызывали у меня смех и раздражение. Отрезвев, я задался вопросом: а чего она добивается? Какую интригу плетет?

Калмыков весьма цветисто излагал свои мысли. Матвей его не перебивал. Между ними только-только установился хрупкий мостик взаимопонимания. Основой ему послужила пресловутая «мужская солидарность».

– Неужели ее симпатия, ее интерес ко мне заключаются только в деньгах? – восклицал толстяк. – Я уже не молод и вовсе не хорош собой, так что же она во мне нашла? Возможно, я обманывал себя... просто заигрался, забыл об извечных женских уловках. Чувства мои к Алевтине были уже не те... но и порвать с ней я не решался. Теперь меня удерживал интерес: а что же она задумала?

– Только это?

– Ну да, да! Не только... Я все еще находился во власти ее чар! Знаете, как алкоголик зависит о «своей» порции водки, так и я зависел от порции общения с Алевтиной. Все известно, все понятно... вредоносный «зеленый змий» и прочее – а не оторвешься! Сочтете меня сластолюбцем – и ошибетесь. В наших отношениях было мало сексуального... скорее, меня влекло к ней платонически. Я больше воображал, чем делал. Постель – некая обязательная составляющая связи между мужчиной и женщиной. Мы отдали ей дань, разумеется... но не это было главным, определяющим...

Он отвел глаза, и Матвей вспомнил слова Ларисы: «Калмыков не способен к сексу! Абсолютно!»

– После того как вы отказались спускаться в подземелье, Долгушина перестала настаивать?

– Какое подземелье? Где оно? Я не мог отделаться от мысли, что меня водят за нос. Все эти байки про овраг и... – толстяк сердито махнул рукой. – Я ходил с ней по этому оврагу... там сам черт ногу сломит! Местами все заросло, местами земля осыпалась... на дне протекает ручей... Я еле выбрался наверх! Еле отдышался! Сердце стучало в ребра, как сумасшедшее... Такой экстрим – не для меня! Возраст, лишний вес, болезни... Ей стоило выбрать кого-нибудь помоложе и пошустрее!

– Значит, именно поэтому она сняла дом в Ласкине, – утвердительно произнес Матвей. – Из-за туннеля? Почему вы сразу не сказали?

Калмыков смутился.

– Мне было неловко... ей-богу! Клянусь, я говорю правду. Если жена узнает, она меня поедом съест. Я все-таки привез эти долбанные веревки! Привез, да! Чтобы Алевтина успокоилась... Я прекрасно знал, что никуда мы не полезем... и веревки не понадобятся! Мне стало интересно, как она выкрутится.

– И как же?

– Она сказала, что погода, видите ли, плохая... идет дождь, земля скользкая... Надо, мол, подождать, может быть, завтра подсохнет. Я намекнул, что в туннель дождь не просачивается... Она вспылила. Я пристал к ней с вопросом: в чем здесь фишка? Зачем она дурачит меня?

Когда Калмыков опять начинал нервничать, он резко переходил от словесных витиеватостей и красивостей к коротким фразам и новомодным жаргонным словечкам. Поэт уступал место дельцу, вальяжный барин – современному горожанину.

– Что она вам ответила?

– Возмутилась... обвинила меня во всех грехах... Перешла в наступление! Чисто женский приемчик. Моя супруга поступает так же, когда ей нечем крыть.

– Вы из-за этого поссорились?

– Алевтина меня вынудила... Признаюсь, я был излишне резок. Я сожалею...

– Вы убили ее?

– Перестаньте корчить из себя следователя! – надул щеки толстяк. – Ничего подобного в принципе не могло произойти! Я не псих, чтобы из-за какой-то ерунды поднять руку на человека... на женщину... Я даже не ударил Алевтину! Да, я бываю неуравновешен... нервишки шалят... но не до такой же степени!

– Кто же тогда поджег дом?

– Не я... Меня будто громом поразило, когда я вернулся и увидел то, что осталось после пожара!

Первый шок прошел, и Калмыков вновь обретал уверенность в себе. Ему в голову пришла здравая мысль, которую он и высказал:

– Если вы следили за мной, то должны были бы видеть, как я вышел, сел в машину и уехал... а дом остался в целости и сохранности.

– Я не собирался всю ночь провести в кустах малины и кормить мошкару, – сказал Матвей. – В мою задачу входило сделать фотографии, то бишь, добыть доказательства вашего пребывания в Ласкине.

– Заметьте, я не спрашиваю, зачем они вам понадобились!

– А я и не обязан перед вами отчитываться.

– Когда я уходил, Алевтина была жива. А потом возле дома остались вы... ее бывший поклонник, ревнивый и жестокий!

– Я не видел, когда вы уходили. Могу заявить, что это произошло уже после того, как дом охватило пламя.

– Это будет лжесвидетельство!

Калмыков неожиданно перехватил у Матвея инициативу. Его глазки недобро поблескивали из-под набрякших век.

У Матвея крутился на языке вопрос о продаже его доли в «Гвалесе», но он решил не впутывать Аврамова раньше времени.

– Ваши фотографии – против моих слов! Баш на баш! – усмехнулся толстяк. – Да, мой «мерс» стоял недалеко от избушки. До пожара! На снимке нет никакого огня. Я уехал, в отличие от вас. Как вы докажете, что это не вы ее убивали и не подожгли дом?

«Ему палец в рот не клади! – подумал Матвей, раздвигая губы в беззаботной улыбке. – Отхватит и не моргнет! Настоящая акула...»

– У меня алиби, – парировал он. – Железное. А вот вы не можете похвастаться тем же!

Калмыков насупился и промолчал. Он не знал, блефует посетитель или говорит правду. Но от развития этой темы он все же воздержался.

– А Глаз Единорога – это что такое? – вдруг вспомнил Матвей.

Показалось, толстяк на миг замешкался, прежде чем выпалить:

– Разве я говорил про Глаз?

– Ну не я же?

– В самом деле... Какая-то магическая штуковина, из причиндалов, приложений к Черной книге...

– Можно поточнее?

– Я сам не в курсе... Глаз и Глаз! Я Алевтину не расспрашивал. Какая разница? Ни книги, ни Глаза не существует... Это все фантазии впечатлительных барышень. А мы с вами – трезвые благоразумные мужчины...

– Значит, Милену Грибову вы тоже не видели. И слыхом про нее не слыхивали?

– Какая еще Грибова?!

Еще секунда – и Калмыков разразился бы ругательствами. Он чудом сохранил самообладание...

В обеденный перерыв Астра опять встретилась с Борисовым. Тот неважно выглядел: бледный, под глазами мешки.

– Вам бы отдохнуть не помешало, Николай Семенович.

– Зимой и отдохну. Уеду на дачу, буду печку топить, в бане париться... и ни о чем не думать. Хорошо жить без мыслей, безумно, как растение!

– Хорошо, – согласилась она. – Только не получается.

Они прогуливались по Ботаническому саду. Солнце косо освещало аллею, в глубине между деревьями лежали зеленые тени.

– Благодаря вам я хоть воздухом подышу, – сказал Борисов. – А то мотаюсь, бегаю... некогда красотами природы полюбоваться. Так и свалюсь когда-нибудь на бегу...

Он явно был не в духе. Приболел или неприятности в семье. Астра не лезла к нему с вопросами. Захочет – сам расскажет.

– Узнал я о вашем пожаре в Ласкине... – хмуро начал он. – Еще один труп, Астра Юрьевна. По предварительному заключению, в доме сгорела женщина лет тридцати... Эксперты считают, что она много выпила, закурила... возможно, уснула, обронила окурок, ну и сами понимаете... строение деревянное, занялось быстро. Есть одна странность – пламя слишком уж стремительно охватило дом. А ведь это вам не сухое жаркое лето: шел дождик, да и бревна, из которых сложено здание, были пропитаны специальным составом. Хозяин такие показания дал. Он сам строитель, делал все по правилам. Так что не исключается поджог. Но пока что это только версия. Личность погибшей установлена со слов того же хозяина. Он сдавал дом некой Алевтине Долгушиной...

– Естественно, милиция сочла, что сгорела именно Долгушина.

– А кто же еще? Она работала в Москве, приезжала туда изредка, чтобы побыть на природе, расслабиться... Кстати, местные ее почти не видели. Домик стоит на краю деревни, там дикий сад разросся, место глухое. Кто-то из деревенских говорил, что иногда «дамочка» приезжала на такси, а иногда ее подвозила красная машина. К сожалению, ни марки, ни номеров очевидцы назвать не смогли. Искать бесполезно. Сколько в Москве красных машин! Вот и все...

– А повреждений на трупе не обнаружили? Ну, там... следов насилия?

– Тело сильно обгорело. Эксперт сказал, что поза трупа соответствует смерти в огне... Возможно, Долгушина была пьяна, уснула, а когда пожар разгорелся, задохнулась в дыму. Так часто бывает. Меня вот что смутило... – Борисов приостановился и повернулся к Астре. – Оказывается, убитая в сквере Грибова и сгоревшая в доме Долгушина работали в одной фирме!

Поскольку она молчала, начальник службы безопасности спросил:

– Вы ничего не хотите мне сказать?

– Эти два убийства объединили в одно дело?

– Чудесно! – сухо улыбнулся он. – Умеете вы уходить от ответа. Нет, пока что не объединили. Пожар случился за городом, поэтому он относится к другой епархии. Да и квалифицировали его – поначалу – как несчастный случай. А вы сразу – убийство!

– Я оговорилась...

– Не верю. Ладно, оставим это на вашей совести.

Он с удовольствием вдыхал прохладный воздух сада. Деревья гасили звуки проезжавших по шоссе машин. Тихий шепот листьев успокаивал, убаюкивал.

Борисов увлек Астру в боковую аллею, где вдоль бордюра гордо рдели пышные бордовые хризантемы. «Словно запекшаяся кровь, – подумала она. – Красиво и страшно».

– Вы наводили дополнительные справки о Долгушиной?

– Хм... разумеется. Она из Ярославля, снимала квартиру на Стромынке... работала бухгалтером. Не замужем. С соседями дружбы не водила, держалась особняком. Коллеги отзываются о ней положительно. Звезд с неба не хватала, но дело свое знала.

– Оперативно!

– На том стоим, Астра Юрьевна. Еще вопросы будут?

– Ее родственники проживают в Ярославле?

– Она приемная дочь пожилой пары. Они взяли ребенка из детдома. Оба – учителя на пенсии. Их уже вызвали... опознать тело. Хотя как им это удастся... Зрелище, прямо скажем, жуткое.

– То есть, с полной уверенностью сказать, что сгорела именно Долгушина, нельзя?

Борисов поднял лицо к небу и развел руки в стороны:

– Полностью уверенным здесь может быть только Господь Бог! И то – не факт...

– Существуют же какие-то методы...

Астра не понимала, почему она продолжает этот бессмысленный диалог. Она задавала вопросы скорее по инерции. Такие вопросы задал бы на ее месте любой сыщик. Но ответы Борисова не приближали ее к цели, ничего толком не проясняли.

– А зубы? Надо опросить стоматолога...

– Опросят, вероятно, – равнодушно кивнул Борисов. – Если у родителей возникнут сомнения. Хотя вряд ли... Долгушина взяла отпуск, я узнавал. Поэтому она оказалась в Ласкине. Она никуда не собиралась ехать... я имею в виду за рубеж или...

– Ее квартиру осматривали?

– Это обычная процедура. Квартира, как квартира. Ничего примечательного.

– Она могла уехать куда угодно, – опять же, по инерции, сопротивлялась Астра. – И никому не докладывать. Свободная женщина в свободной стране.

– Кто же тогда был в доме?

Астра пожала плечами. Ее легкое полупальто со сборками чуть выше талии делало ее похожей на дату прошлого века.

– Дайте мне адрес Грибовой! – попросила она Борисова.

Тот удивленно поднял брови:

– Он у вас, я же посылал.

– Нет! Ее матери, она ведь тоже Грибова?

– Ах, матери? – Начальник службы безопасности полез в карман куртки и достал сложенный вчетверо листик с адресом. – Я предвидел, что он вам понадобится.

Они как будто устраивали друг другу экзамен. В молодые годы Борисов, начитавшись Агаты Кристи и Конан Дойля, мечтал стать частным детективом. Но он никогда бы не подумал, что дочка его шефа займется сыском. Для женщины это слишком уж рискованные приключения... Он с удовольствием выполнял при ней роль «мальчика на побегушках», чувствуя себя причастным к чему-то загадочному и значительному.

«И потом, я же отвечаю за нее...», – думал он, глядя вслед удалявшейся от него по аллее Астре...

Мать секретарши из «Маркона» выглядела осунувшейся и убитой горем. Руди, поскуливая, лежал на половичке в прихожей и едва обратил внимание на гостью. Перед ним стояла тарелочка с нетронутым собачьим кормом.

Астра осторожно, стараясь не потревожить таксу, прошла следом за хозяйкой в комнату.

– Он ужасно тоскует, отказывается от еды... – сказала Грибова. – Бедный пес... Не верится, что такое случилось с моей дочерью... Просто не верится! Я упала в обморок в морге... мне делали какие-то уколы... все было, как в тумане...

Она села на диван в гостиной, сжала пальцами виски. На ней было узкое черное платье и черная повязка на волосах. В квартире стоял запах подгоревших котлет.

– Не могу плакать... напилась лекарств... и будто пустота внутри. Ни мыслей, ни слез... Вы из милиции?

– Видите ли, директор фирмы, где работала ваша дочь, решил провести собственное расследование...

Астра смело ссылалась на отсутствующего Тетерина. Пока тот вернется из отпуска, она найдет убийцу. Развязка близка, и смерть Мими – тому подтверждение. Преступник заметает следы, потому что ему наступают на пятки.

– А...

Казалось, Грибову не волнует, кто и зачем прислал к ней эту молодую женщину. Постигшее ее несчастье заслонило все прочее – мелкое и незначительное.

– Вы не против ответить на несколько вопросов? – вежливо осведомилась посетительница.

– Да... да...

– Скажите, вы кого-нибудь подозреваете?

– Я? Конечно, нет... На Милочку напали бандиты... в сквере... Я говорила ей, чтобы она не гуляла там с Руди... По вечерам в таких местах околачивается всякий сброд... Но она меня не слушала. Она с детства была непослушной. Все делала по-своему...

Ее голос надламывался, но глаза оставались сухими.

– Милена не рассказывала вам о своей знакомой актрисе? Они вместе выгуливали собак.

– У моей дочери не было знакомых актрис...

– Вспомните, пожалуйста! – взмолилась Астра. – Они сдружились во время прогулок в том самом сквере. Актрису звали Донна Луна.

– Донна Луна? Странное имя... нет, Милочка ничего такого мне не говорила... я бы запомнила. Донна Луна... Нет, не слышала о такой.

– А вы часто виделись с дочерью?

– Мы живем в разных концах города. Так получилось после смерти ее бабушки, моей мамы. Милочка переехала в ее квартиру. Сдавать было жалко, и без присмотра не оставишь. Вот она и решила... ей хотелось самостоятельности! Знаете, в молодости очень важна свобода...

– Простите за любопытство... у вас есть мужчина?

Грибова тяжело вздохнула и сложила руки на коленях.

– С отцом Милочки мы развелись много лет тому назад... У меня были мужчины, я ведь живой человек... Меня уже спрашивали об этом... милиционеры, которые... а, все равно...

Она замолчала с горестным видом.

– Вы живете одна?

– Сейчас да... Мой друг... был старше меня, у него семья. В общем, он захотел вернуться к ним.

Астра украдкой бросала взгляды по сторонам. В прихожей она не заметила мужских вещей, в комнате их тоже не было. Ни куртки на вешалке, ни рубашки, забытой на спинке стула.

– Как складывались отношения у вашей дочери с вашим другом?

– Никак... то есть, нормально... У него свои дети, у меня – Милочка... Когда она приходила в гости, мы вместе обедали... Милочка меня понимала.

– У нее был жених?

– Просто парень, с которым она проводила время.

– Один?

– Сначала один, потом другой... это жизнь...

– Вы помогали ей деньгами?

– Конечно... постоянно. Мой магазин приносил хорошую прибыль, но сейчас дела пошли на спад.

– Почему бы дочери не работать у вас? Семейный бизнес... деньги не уходят в чужие карманы...

– Ей не нравилось быть продавцом. Милочка ненавидела торговлю. Может, потому, что я с утра до вечера пропадала в магазине... Торговать – очень хлопотное дело! Она сразу заявила: за прилавок не встану ни за какие коврижки. Устроилась секретаршей. Я ее отговаривала...

– Почему?

– Работать на себя и на хозяина – две большие разницы. Я думала, дочка со временем сделает правильный выбор.

– Ее устраивала секретарская зарплата?

– Сначала нет. Я давала ей деньги, но она хотела иметь свои... а потом все наладилось.

– Она получила прибавку?

– Да, наверное. Милочка перешла в другую фирму, там ей платили больше. Знаете, она постепенно становилась на ноги, денег просила у меня все реже и реже... а потом и вовсе перестала...

– У нее поубавилось потребностей, или зарплата сильно выросла?

Грибова развела руками. Ее пальцы с бледно-розовым маникюром мелко дрожали.

– Честно говоря... я не интересовалась. Я видела, что дочь ни в чем не нуждается: всегда сыта, хорошо одета, довольна жизнью. Не просит денег, и слава богу! У меня года три тому назад пошла полоса неприятностей. Магазин стал чуть ли не убыточным; мужчина, с которым я тогда жила, постоянно затевал скандалы, даже выпивать пробовал... В общем, я погрязла в этом с головой...

– Могли вашу дочь убить из ревности?

– Не знаю... вряд ли...

– Она знакомила вас со своими кавалерами?

Грибова отрицательно качнула головой. Ее тонкие, выщипанные в ниточку брови скорбно изогнулись.

– Нет... зачем? Если бы завязалось что-то серьезное, тогда да... а так...

– Значит, замужества не намечалось?

– Полагаю, нет.

– И вы ни разу не видели ни одного ухажера Милены?

– Разве что случайно. С тех пор, как она стала жить отдельно, мы отдалились друг от друга. Наверное, это естественно.

Гостиная, обставленная мягкой мебелью светлых тонов, производила приятное впечатление. На столике стояла ваза с цветами. На серванте – большая фотография Милены и рядом – зажженная церковная свечка. Часы остановлены...

Астра подумала, что до матери, вероятно, еще не дошла вся непоправимость утраты. Она живет прежними восприятиями, а настоящее кажется ей страшным сном.

– У Милены были подруги?

– Она не очень-то умела сходиться с людьми... В детстве она дружила с соседской девочкой, Катей, но потом жизнь разбросала их в разные стороны. Катя музыкантша, она закончила консерваторию и уехала с мужем в Германию.

– И что... больше Милена ни с кем не поддерживала отношений?

– Она завела себе собаку. Руди.

Такса услышала свое имя и заскулила из прихожей.

– Хотя постойте... в той фирме, где дочка работала, у нее появилась приятельница. Они болтали по телефону, пару раз ходили вместе в кино. Да! Как я могла забыть? В голове все путается...

Грибова машинально сняла траурную повязку и теперь мяла ее в руках.

– Милена называла ее имя?

– Да, кажется... но я не помню... та девушка работала бухгалтером, по-моему...

– Алевтина Долгушина?

Грибова небрежно кивнула. Она не придавала значения этой дружбе.

– Между Милочкой и Алевтиной в последнее время будто кошка пробежала. Ах, вот еще что! Дочке нравился ее начальник... знаете, так обычно случается... женатые боссы не прочь поволочиться за секретаршами. Наверное, Алевтина тоже имела на него какие-то виды. На этой почве они и поссорились...

– Что, совсем разругались?

– Не совсем... но прежней симпатии друг к другу уже не питали. По крайней мере, Милочка...

– У нее был роман с начальником?

– Нет, что вы! Я же говорю, он женатый человек...

На протяжении всей этой тягостной беседы Астра чувствовала бесполезность своих вопросов. Все сказанное Грибовой-старшей не проливало ни лучика света на причину смерти Милены Грибовой...

Вечером Матвей заехал на Ботаническую. Они поужинали фаршированной рыбой и салатом. Рыбу Астре передала мама. Она иногда любила побаловаться кулинарией.

– Вкусно! – хвалил угощение ее будущий зять.

За едой он пересказал Астре все, что узнал от Калмыкова. У Астры пропал аппетит. Она отложила вилку и уставилась в окно. Темнота, разреженная неоном и лунным сиянием, наводила на нее грусть. Черный сад казался непроглядным пятном на фоне огней города. Такое же пятно заслоняло от нее истинную подоплеку трагических событий, которые произошли на фоне мнимого благополучия этих людей.

– Странно! – воскликнула она. – По словам матери Грибовой, Алевтина симпатизировала своему начальнику. Зачем ей понадобился Калмыков? Ясно, что Черная книга Брюса – просто предлог завязать отношения, а потом их поддерживать.

– Деньги, деньги! Они привлекают молодых женщин, словно мотыльков, летящих на огонь.

– Я бы не объясняла случившееся исключительно женской алчностью. Мне бухгалтерша тоже поведала занимательную историю. У нее определенно талант к сочинительству! Ясно одно: раз Долгушина назвалась Калмыкову Донной Луной, значит, это не так. Раз она говорила о подземельях, значит, там искать нечего...

– ...и Черная книга ее не интересовала, – подхватил Матвей.

– Точно.

– Что ты предлагаешь?

– Надо искать Донну Луну. Если она не погибла вместо Долгушиной.

– Значит, надо искать Долгушину.

– Вот мы и вернулись к тому, с чего начали, – усмехнулась Астра. – Ходим по кругу. Или нас кто-то водит... Я склоняюсь ко второму. А ты?

Матвей молча жевал, догадываясь, что сидеть за столом им осталось недолго.

– Фактически, мы кое-что скрываем от официального следствия... Это уголовно наказуемо, между прочим!

– Нас никто ни о чем не спрашивает.

– Думаешь, Калмыков убил ту женщину... сгоревшую потом в доме?

– Черт его разберет!

– А секретаршу он мог убить? Не мешало бы по времени прикинуть...

Неуловимая Донна Луна призраком скользила между всеми участниками драмы.

– Кстати, тогда... в конце семнадцатого века, Донна Луна именно сгорела в своей карете, не добравшись до «Театральной хоромины», – напомнила Астра.

– Следуя этой логике, она и погибла при пожаре в Ласкине?

– История повторяется в виде фарса, как сказала бы уважаемая фея Тэфана.

Астра встала, отправилась в прихожую и взяла из сумочки записку Теплищевой. Пророчество!

– Послушай, – сказала она. – «Единорога может приручить только чистая дева... Он ждет, когда откроется дверка...»

– Не смеши меня.

– А ты не смейся, ты думай!

– По-моему, дурацкий набор слов... дева, дверка... Единорог... Единорог! – вдруг ьосенило Матвея. – Совсем забыл! Калмыков обмолвился про какого-то Единорога... Я его еще переспросил. Якобы, Долгушина ему говорила про письмена друидов и Глаз Единорога... это что-то из магических причиндалов к Черной книге...

Он так и повторил – «причиндалов», – в точности, как выразился Калмыков.

Астра бросила записку на стол и скомандовала:

– Так! Быстро собирайся... Едем!

– Куда?

– В скверик, где покойная Грибова гуляла со своей таксой.

– Вряд ли после убийства мы там кого-то найдем. Люди напуганы.

– Наоборот! Любопытство – великий стимул, противиться которому человек не в состоянии. Хозяев собачек как магнитом потянет на место преступления. Вот увидишь! Они просто объединятся в группы, чтобы не так страшно было...

К сожалению, их поездка оказалась неудачной. Милену Грибову собачники знали, любили и охотно выражали соболезнования по поводу ее ужасной смерти. На том месте, где обнаружили ее тело, лежали цветы: россыпь белых гвоздик. Но ни один из опрошенных не видел никакой «дамы с собачкой» в черном одеянии и с закрытым вуалью лицом. Тем более, никто не слышал ни о какой Донне Луне...

– Как же так? – сокрушалась Астра. – У нее еще светло-коричневый пудель был, подстриженный!

– С пуделем бабулька гуляла, – припомнил хозяин упитанного боксера. – Божий одуванчик... Говорят, ее дети к себе забрали, увезли в Бирюлево, вместе с собакой...

– Ты что, телефон выключил? – едва сдерживала негодование Лариса. – Звоню, звоню... и ни ответа, ни привета!

– Я отслеживал твои звонки, – сказал Матвей. – Прости, я был занят.

– Интересно, чем? Любезничал со своей...

– Ездил по твоему поручению, – перебил он.

Лариса тут же сменила гнев на милость.

– Неужели? – елейным голоском пропела он в трубку. – Ты где? В офисе?

– Да... разбираю завалы. Кипы бумаг, расчеты, встречи с клиентами...

– Хоть бы узнал, жива ли я? Калмыков чуть меня не убил! Я уж подумала, мне конец. Он застал меня в гараже...

– С кем?

– Фу-у! Карелин! Я по гаражам любовников не вожу... тебе это известно. Я люблю приглушенный свет, мягкую постель, шелковое белье, эротические ароматы...

– Что произошло в гараже? Вы поскандалили?

– Какой ты невоспитанный! – немного в нос протянула Лариса. – Не даешь мне слова сказать... Так вот! После той ночи, когда Калмыков не явился домой... он пришел в новой одежде... и странно вел себя. Я решила спуститься в гараж и осмотреть машину. Вдруг женский волос там найду? Меня вдруг ка-а-к залихорадило! Ну, спустилась... глядь, а колеса-то у «мерса» грязнущие, и кое-где к шинам трава прилипла. Залезаю в багажник – размахивал! Веревка, фонарь, топорик... испачканная одежда, как будто он по лесу бродил! Я давай пятна крови искать... а он тут как тут! Вызверился на меня, орал, руками махал! Чуть не ударил! Главное, когда я уходила, он прикинулся спящим, а сам следил за мной! Ох, не зря я его боюсь... Он натуральный маньяк! Зачем ему веревку в машине возить? Скажи на милость?

– Веревка была чистая?

Лариса на миг примолкла.

– Чистая... Будто он ею не воспользовался. И топорик тоже... А вещи – грязные! Брюки внизу замызганные... Может, он... труп закапывал? Карелин! Ты что-нибудь понимаешь?

Матвей догадывался, что за вещи оказались в багажнике Калмыкова, но не торопился делать окончательный вывод. Пусть Лариса выговорится. В общем-то, услышанное косвенно подтверждало слова самого Виталия Андреевича.

– Он объяснился? Что он сказал о содержимом багажника?

– Да ничего! Вопил: не твое, мол, дело! Не лезь в мою жизнь! Не смей рыться в моих вещах! Еще раз увижу – убью... и все такое... Я тоже на него накричала. Потом ушла домой, а он сел в машину и уехал. На мойку, наверное. Он ведь чистюля...

– Как он себя ведет после этого?

– Злой, угрюмый... видно, гложет его что-то... А тебе удалось узнать про его пассию? Кто она такая? Чем дышит?

«Уже не дышит», – подумал Матвей, но решил не пугать Ларису. Она и без того на взводе. Еще глупостей наделает.

– Не так страшен черт, как его малюют! – отшутился он. – Дай мне время, Лара. Я не люблю торопиться.

– Ага... а этот маньяк меня убьет и в лесу зароет! – захныкала она. – Ребенок останется сиротой...

– Постарайся не провоцировать Калмыкова.

– Тебе хорошо говорить! Как вспомню его перекошенную рожу...

– Можешь уехать куда-нибудь недельки на две. Отдохнуть, прикупить обновок.

– Ты смеешься?! – взвилась Лариса. – На кого я сына оставлю?! У него же колледж! Калмыкову всегда было плевать на мальчика... Ему, кроме денег и распущенных девок, все по барабану... Он пофигист! Единственное, что его волнует – это сделки и бабы! Сначала он пытается заняться с ними сексом, а после убивает... чтобы не болтали лишнего...

Матвей положил трубку на стол и углубился в бумаги. Лариса выпускала пар минут двадцать. Наконец она выдохлась и замолчала...

– Успокойся, – как ни в чем не бывало, сказал он. – От стресса кожа стареет. Обвисает и покрывается морщинами.

Лариса всхлипнула.

– Лучше бы я вышла замуж за такого, как ты!

– Мой скромный бизнес никогда не смог бы удовлетворить твоих запросов.

– А ее? Ах, да! Я забыла! Ты нашел себе богатую невесту... Папик даст за ней солидное приданое, так что вам не придется бедствовать. Моя вина только в том, что я появилась на свет у бестолковых родителей! Которые читали мне морали вместо того, чтобы зарабатывать капитал...

Матвей снова положил трубку на стол. Если уж Лариса завелась, то это надолго. Она закончила очередную тираду и неожиданно добавила:

– Ой, я же тебе не все рассказала...

– Да? – Он быстренько приложил мобильник к уху. – Я весь внимание...

– Когда Калмыков уехал, я поплакала вволю... так было себя жалко! Потом еще раз спустилась в гараж. Дай, думаю, поищу следы его преступлений. Я слышала, что маньяки часто оставляют себе на память какие-нибудь вещицы, снятые с жертв... ну знаешь... они потом рассматривают эти вещицы и испытывают кайф... Калмыков очень рассеянный во всем, что не касается бизнеса. У него мозги однобокие, настроенные исключительно на работу. Он даже не выбросил испачканную одежду где-то по дороге в мусорку, а притащил в гараж! А если бы не я в багажник полезла? Если бы менты туда заглянули?

Матвей понял, что пора возвращать ее к начальной мысли.

– Твои поиски увенчались успехом?

– А, да... у меня от всего этого голова трещит! Ничего не соображаю... Я старалась рыться аккуратно, чтобы Калмыков не заметил, и все время прислушивалась. Не дай бог, он меня опять в гараже застукает, тогда точно шею свернет! Ничего существенного мне не попалось... я имею виду, никаких женских безделушек, предметов одежды... Только какая-то старая тетрадка. Откуда она у Калмыкова, ума не приложу?

– Люди часто складывают в гараже всякое старье и макулатуру.

– Я все выбрасываю! А Калмыков – и подавно! Зачем ему макулатура? Он во всем любит порядок... ты бы послушал, как он домработницу отчитывает...

– Что за тетрадка-то?

– Понимаешь, если бы она на полу валялась... или в ящике для мусора... а то – скручена, завернута в целлофановый пакет и всунута в обрезок трубы. Когда у нас был ремонт, трубу пластиковую меняли. Толстую такую...

– Канализационную, что ли?

– Наверное. Куски трубы Калмыков отнес в гараж. Вдруг пригодятся? Вот в эту трубу тетрадка и была засунута... Подозрительно, правда?

– Ты как додумалась в трубе поискать?

– Я трубу хотела в другое место переложить, а тетрадка из нее и выпала...

Москва слухами полнится. Гарик позвонил хозяйке «Маркуса», сообщил скорбную весть о смерти Мими...

Истомина смотрела из окна своего кабинета на зажатую со всех сторон жилыми домами церковную колокольню и вздыхала. Жалела, что не научилась у матери молитвам. Теперь-то уж вроде поздно.

Она ждала визита следователя. Но день прошел, а ее так никто и не потревожил. Кому нужна обычная девушка Милена Грибова, секретарша обычной фирмы по продаже пищевого оборудования? Не журналистка, не политик, не артистка, не победительница конкурса «Мисс Россия»... Станут ли опера землю рыть, всех опрашивать, все версии проверять? Да и есть ли у них эти версии? Спишут нападение на уличных грабителей, и дело с концом.

– Почему я решила, что они должны прийти ко мне? – прошептала Леонора Витольдовна.

Облитый солнцем шпиль колокольни слепил глаза. Или это навернулись непрошенные слезы... то ли сожаления, то ли раскаяния...

– Я не виновата... Я ни при чем!

Она провела рукой по лицу и спохватилась – так весь макияж можно испортить. У входа в церковь стояли две прихожанки, мирно беседовали. Может, и ей сходить, помолиться? Исповедаться?

– Я уже не в том возрасте, чтобы влюбляться... В том и весь мой грех, что на молодость позарилась... на горячую кровь...

В дверь заглянула секретарша, сообщила с недовольной гримасой:

– К вам пришли.

– Кто?

– Страховщица... Пускать? Или вы заняты?

Истомина привычным жестом поправила волосы, разгладила складки на жакете. Уселась в кресло, закинула ногу на ногу. Она все еще продолжала носить высокие каблуки, не могла от этого отказаться. Хоть и тяжело было целый день такое выдерживать, ноги начинали болеть невыносимо.

– Проси!

Секретарша посторонилась и пропустила в кабинет Астру.

– Опять вы? – удивилась Истомина. – Что на этот раз? Теперь меня агитировать станете?

– Я по поводу убийства Милены Грибовой.

Истомина изменила позу. Выпрямила спину, подняла голову. Недоуменная улыбка застыла на ее губах. Прошла минута, прежде чем к ней вернулся дар речи.

– Вы кто?

Сколько раз Астре задавали этот вопрос – разные люди, с разным выражением лица, разными интонациями. Истомина явно смешалась. Ее голос звучал неуверенно и слегка дрожал.

– Мне наняла мать Милены, – без запинки выдала посетительница. – Она хочет найти настоящего убийцу дочери.

Истомина пришла в еще большее замешательство. Лоск и надменность слетели с нее, щеки побледнели, несмотря на слой румян.

– Что значит... настоящего?

Астра не торопилась отвечать, примеряя к Истоминой роль Донны Луны. Могла ли она сыграть Бабу Ягу в той роковой постановке? Хотя, почему – «роковой»? Тетерин, на которого было направлено волевое воздействие, не пострадал – преспокойно уехал с женой в отпуск, лежит на пляже... купается в лазурных волнах... лакомится манго и ананасами...

– Вам же отлично известно, что Грибову убили вовсе не грабители!

Истомина сегодня была не в форме. Она неумело изобразила изумление:

– Послушайте... Что вы мне голову морочите? Вы же занимаетесь страхованием?

– Я совмещаю страхование и частные расследования. Это смежные профессии.

В ее тоне прозвучал завуалированный сарказм. Леонора Витольдовна с мрачным недоверием уставилась на «страховщицу»:

– Почему вы пришли ко мне?

Мозаика взаимоотношений этой стареющей красавицы и ее молодого партнера вдруг ярко и отчетливо сложилась в воображении Астры.

– Вы так и не простили Тетерину предательства? Он увлек вас своими проектами или чисто мужскими достоинствами?

– Я не обязана отвечать вам...

– Милена убита, и причина ее смерти кроется в ваших взаимоотношениях!

– С чего вы взяли?

– Она рассказала матери о вашем с ней договоре...

Астра ляпнула это наугад, надеясь, что попадет в точку. Она имела в виду Донну Луну.

Истомина изменилась в лице и кашлянула. Ее руки машинально передвигали бумажки на столе.

– У вас есть дети, Леонора Витольдовна? Представьте, что вашу дочь находят в сквере на мокрой траве... мертвую... со следами удавки на шее...

– Я ничего не знаю...

– Лжете! Милена действительно именнопо своему желанию ушла от вас в фирму Тетерина? Ее мать считает...

– Хорошо... хорошо... Даже если у нас и был договор... это ведь не преступление? Она выполняла работу, я ей платила. Все честно!

«Вот откуда у девушки появлялись деньги! – сообразила Астра. – Очевидно, она справлялась со своими заданиями, раз перестала обращаться к матери за поддержкой. Но тогда ее деятельность не ограничивалась лишь протекцией, оказанной его Донне Луне... Хотя и так ясно, что не ограничивалась. Прошло пять лет... в течение которых Истомина пыталась вернуть прежнее расположение коварного любовника. Тетерин бросил ее, бросил окончательно, и она загорелась идеей мести... »

– А вы не боитесь, что убийца после Милены доберется и до вас?

Истомина молчала, нервно кусая губы. Она оглянулась на дверь и понизила голос:

– При чем тут я?

– Вы кого-нибудь подозреваете?

– Если и так, то что? Вы ничего не докажете, а у меня будут проблемы.

– У вас уже проблема! Ваша жизнь под угрозой... Убийца наверняка догадывается, что вы можете его выдать...

– Тсс! Тише... – прошипела Истомина, показывая на дверь. – У Лизы привычка подслушивать.

Астра встала, быстро подошла к двери и резко дернула ее на себя. В приемной стояла гробовая тишина. Красная как рак секретарша, боясь вздохнуть, сидела за компьютером. Она успела отскочить от двери, но потеряла по дороге туфельку... словно Золушка на дворцовой лестнице. Огромные шпильки сыграли с ней злую шутку.

Астра выразительно посмотрела на туфельку, потом на готовую провалиться сквозь землю Лизу и скрылась в кабинете.

– Вы нарочно меня пугаете! – прошептала Истомина. – Что вам нужно? Вы приходили еще до того, как Мими... как с ней это случилось... Прикинулись сотрудницей страховой компании, а сами выспрашивали о Тетерине, вынюхивали...

Вероятно, прозвище «Мими» приклеилось к Грибовой еще здесь и уже отсюда перекочевало на новое место работы.

– Мать Грибовой предчувствовала недоброе и заранее наняла меня, – не растерялась Астра, предвидя подобный вопрос. – Девушка стала много тратить на модную одежду, ни в чем себе не отказывала... а зарплата у секретарши невелика. Сколько вы платите своей Лизе?

Истомина опустила умело накрашенные и подвитые вверх ресницы.

– Что вам нужно? – повторила она.

– Узнать правду... и спасти вам жизнь, Леонора Витольдовна!

Она пустила в ход все доводы, способные заставить Истомину заговорить.

– Каким образом? – процедила та, не поднимая глаз. Было видно, как под ресницами ее зрачки беспорядочно перебегают с предмета на предмет, лежавшие перед нею на столе. – Она и так не посмеет...

– Еще как посмеет! Бухгалтерша из фирмы Тетерина, которая организовывала ту самую вечеринку, тоже мертва.

Увядающая дама вздрогнула и ошарашенно взглянула на посетительницу. Ее губы сжались, потом недоуменно раскрылись...

– Бухгалтерша... мертва? Тоже... Фф-у-у... Какая еще вечеринка?!

Астру удивила ее реакция.

– Послушайте, сейчас нам уже не до мелочей! – выкрутилась она. – Говорите, кого вы подозреваете?

– Жену Тетерина... Майю...

– Майю?

– Да... она ревнива до безумия! – торопливо зашептала Истомина. – Просто помешана на своем муже! Провинциалка, выбившаяся в люди благодаря выгодному браку. Владик, конечно, не олигарх, но и не обычный офисный клерк. Организовал свое дело, худо-бедно. А кто такая его Майка? Бывшая продавщица из табачного киоска... Говорила я ему, бросай курить! Эта привычка до добра не доведет. Так и вышло. Неудивительно, что Майка вцепилась в Тетерина мертвой хваткой! Она на все пойдет, лишь бы удержать его... на любую подлость, на любое преступление...

– Так вы...

– Да, я заключила с Мими сделку! Она уходит к Владику... работает у него секретаршей и потихоньку соблазняет шефа. Мужчины все одинаковы! Для них секс играет главную роль в жизни! А супружеский долг рано или поздно приедается... Я пообещала Мими, что буду регулярно платить за ее услуги. И держала слово. Мими должна была вызывающе одеваться, открыто флиртовать с Тетериным... строить ему глазки... прижиматься к нему, где только возможно, у всех на глазах... На шмотки и косметику я ей давала... а остальное – дело техники!

– У нее получалось?

Истомина дернула плечами, обтянутыми оранжевым жакетом.

– С переменным успехом. Владик – парень себе на уме... Видимо, Мими добилась-таки своего, раз ее убили! Это Майка... больше некому... Решила убрать со своего пути соперницу. Провинциалки, они жестокие, зубами рвут того, кто им дорогу переходит...

«И Долгушина тоже оказывала «знаки внимания» директору! – вспомнила Астра. – Флиртовала с ним! Черт... как же я до сих пор не удосужилась проверить, уехала жена Тетерина с ним или осталась в городе!»

– ...пусть Владик не достался мне, но и Майку я с ним разведу! – донеслись до нее слова Леоноры Витольдовны. – В отместку за его предательство. Когда нужно было фирму развивать, налаживать партнерские связи, привлекать клиентов, я была хороша и желанна. А как только птенец оперился, крылышки у него окрепли... тут он меня и побоку! Обидно... Грешна, не умею прощать! Не научили! В моем детстве воскресных школ не было...

Астра машинально кивала. Не такие признания ожидала она услышать от Истоминой. Вот, оказывается, в чем дело! Мими за определенную мзду заигрывала с Тетериным, ситуация накалялась, жена ревновала и... Нет в этой комбинации места Донне Луне! Нет!

– Позвольте... так Тетерины же улетели отдыхать?

– Значит, Майка осталась, – заявила Леонора Витольдовна. – И зарубите себе на носу: я вам ничего не говорила! Разоблачайте Майку без моего участия. Не хватало, чтобы это до моего мужа дошло! Я... в некоторой степени... чувствую свою вину в смерти Мими... Но мне бы и в голову не пришло, что Майка пойдет на убийство. Я рассчитывала на скандалы, которые разрушат брак Владика и этой... папиросницы! Сколько мне счастья-то было отмерено? А эта деваха отняла его у меня. Я жаждала мести... но такого исхода не предполагала...

«Небось, спишь и видишь, как жену Тетерина сажают в тюрьму! – неприязненно подумала Астра. – Потому и раскрыла мне тайну своего договора с покойной Грибовой. Не мытьем, так катаньем, – лишь бы разлучить Владика с супругой! Тьфу...»

Астра вышла из кабинета Истоминой озадаченная. Надежда напасть на след Донны Луны вновь рассыпалась в прах...

Она прошлась пешком по улице, забрела в турецкую кофейню и заказала кофе с восточными сладостями. Надо же себя хоть чем-то побаловать... Пока несли заказ, позвонила Борисову, попросила все выяснить насчет жены Тетерина.

Через полчаса начальник службы безопасности сообщил ей, что Владислав Алексеевич Тетерин такого-то числа вылетел из Москвы на Канары – один.

– Без супруги? – не поверила Астра.

– Билетов было заказано два, но в самолет сел только Тетерин.

Матвей перелистывал тетрадь под пристальным наблюдением Ларисы. Она, на свой страх и риск, изъяла из гаража эту подозрительную вещь и принесла ее с собой.

– Старая... сейчас таких не делают, – заметил он. – Обложка замусолена, листы пожелтели, обтрепались... видно, что человек писал пером и чернилами...

– Откуда она у Калмыкова?

– Ты уверена, что это он спрятал тетрадь в гараже?

– Больше некому.

– Ну да...

Они растерянно переглядывались.

– Говорю тебе, он маньяк! – вновь заладила свое Лариса. – Двинулся на почве своих извращений! Ты бывал в его ночном клубе?

– В «Гвалесе», что ли? Бывал... ничего там особо извращенного нет... Клуб, как клуб!

– А эта жуткая отрубленная Голова на пьедестале? У меня мурашки идут по телу из-за нее! А оргии, которые они там устраивают? Гульбища нечистой силы!

– В условиях жесточайшей конкуренции каждый владелец дорогого ночного заведения вынужден прибегать... к оригинальным идеям. Чем можно в наше время привлечь состоятельную публику? Каким-нибудь эпатажем... шокирующими деталями...

Они сидели в машине Матвея, припаркованной у косметического салона. Лариса нетерпеливо поглядывала на свои золотые часики.

– Калмыков соображает в бизнесе, этого у него не отнимешь, – согласилась она. – Но он сумасшедший! Он может убить... и его не посадят. Признают больным! В крайнем случае, он откупится, наймет лучших адвокатов...

– Не нагнетай.

– Конечно, тебе плевать на меня! Вот если бы твоя Астра жила с маньяком, ты бы...

Матвей ее не слушал.

– Странный текст... – пробормотал он. – Как будто писали очень давно... в прошлом веке... Отдай мне тетрадку! Я должен показать ее кое-кому...

– Не дам! – взвилась Лариса. – Если Калмыков заметит пропажу, он меня прибьет!

– До сих пор не прибил, значит, у тебя есть шанс...

– Дурак! – надулась она. – Ладно, бери... Там какие-то письма. Я пробежала глазами... ничего не поняла...

– Sworthy... Sworthy... интересная подпись. Ты какой язык учила в школе?

– Немецкий. И в институте тоже... Но я уже ни черта не помню. А что?

Матвей промолчал, испытывая странное ощущение... как будто он переместился во времени, со страшной скоростью промчавшись из настоящего в прошлое. Письма, кем-то переведенные и переписанные в тетрадь, были снабжены примечаниями переводчика. На полях тут и там попадалась фамилия Брюса.

Лариса, почувствовав его отчуждение, смутилась и притихла.

– Когда ты мне вернешь тетрадь? – осторожно спросила она. – Вдруг Калмыков ее хватится?

– Не думаю... Вероятно, он изучил текст вдоль и поперек, вместе с...

Он чуть не проболтался! Мысль о том, что тетрадь принадлежала Долгушиной, пронзила его с яркостью молнии и заставила прикусить язык.

Лариса во все глаза смотрела на бывшего любовника – и не узнавала его. Лицо его осунулось, черты заострились, губы сжались...

– Завтра ты получишь тетрадь обратно, – сказал он холодно.

– Да... – кивнула она. – Да... Мне пора в салон. Я опаздываю...

Матвей проводил ее отсутствующим взглядом, завел двигатель и тронулся с места. Ему казалось, что кто-то, поразительно похожий на него, сидит рядом и подсказывает, куда ехать. Он положился на этого незримого штурмана и вскоре оказался на Бауманской, у здания научного центра. Притормозил...

Когда-то здесь стояла лютеранская кирха, где был погребен «русский шотландец» Яков Брюс, его жена и две дочери, котором не суждено было вырасти...

Майя Тетерина встретила Астру сдержанно. Ее любезность не простиралась дальше того, чтобы пригласить незваную гостью в квартиру и предложить ей сесть. Она была среднего роста, крепко сбитая, со стрижкой торчком. Элегантный костюм, купленный в дорогом бутике, смотрелся на ней нелепо, как с чужого плеча.

– Вам повезло, что вы меня застали дома... Я собиралась идти в церковь.

– Куда?!

– В храм! Поставить свечи за упокой... Мне позвонили, что вы придете, но не предупредили, когда именно... Милиция у нас довольно бесцеремонная. Что же мне, целый день ждать? У меня, между прочим, дела...

Она приняла Астру за милицейского оперативника, который опрашивал всех сотрудников «Маркона». Поскольку глава фирмы отсутствовал, за него отдувалась жена.

– Ваш муж отдыхает на островах?

– Да... я уже сообщила вашим...

Астра благоразумно не подтверждала свою принадлежность к органам, но и не отрицала ее. Это избавляло ее от лишних объяснений.

– Почему вы с ним не полетели? Билетов было заказано два...

– Я приболела. Спину схватило. Какой может быть отдых, когда повернуться нельзя от боли?

– А по вас не скажешь...

– Мне сделали кучу уколов! – повысила голос Тетерина. – Вообще, вы обо мне пришли расспрашивать? Или о Грибовой?

– О Долгушиной.

Астра еще не знала достоверно, кто именно погиб в огне, но решила использовать фактор неожиданности. Тетерина ждет вопросов о секретарше, она к ним подготовилась. А о смерти Долгушиной ее, возможно, не успели поставить в известность.

– Это наш бухгалтер... – растерянно вымолвила она. – При чем тут...

– Конечно, ни при чем! А вот вы – на подозрении. Всем известно, что ваш муж... проявлял интерес к молодым сотрудницам. Вы ревновали его?

– Ну, ревновала... Все ревнуют!

– Но не все убивают!

– Вы что... – задохнулась от возмущения хозяйка. – Хотите на меня повесить смерть Грибовой?! С какой стати мне ее убивать?! Влад может взять на ее место другую, такую же вертлявую грудастую девицу! Что же, косой мне их косить прикажете?

– Ревность ослепляет, госпожа Тетерина. И толкает людей на безрассудные действия.

– У меня с головой полный порядок.

– Однако вы не полетели с мужем на острова. Придумали подходящий предлог... и остались в Москве. Причем, скрыли этот факт! В фирме все были уверены, что вы загораете на берегу океана...

– Я не обязана никому докладывать, где и как провожу время! – разозлилась Тетерина. – Хочу – загораю! Хочу – дома сижу!

Внешностью она явно уступала и Грибовой, и Долгушиной. Тяжеловатая фигура, простое лицо, прическа с претензией на стиль... которая совершенно не шла к ее чертам. Глубоко посаженные глаза, широкий рот, крупные точки веснушек на носу. Что в ней нашел Тетерин? Будь Майя красавицей или редкостной умницей, Истомина не так бы негодовала. А тут...

– За очень короткий промежуток времени погибли две сотрудницы фирмы, флиртовавшие флиртовали с вашим мужем, – заявила Астра. – Скажете, совпадение? Есть люди, которые с удовольствием будут свидетельствовать против вас. Хотя бы Леонора Витольдовна...

Она торопилась. В любой момент мог прийти настоящий оперативник, и тогда ей придется выкручиваться, придумывать оправдания для своего визита.

Тетерина заволновалась и потеряла самообладание.

– Старая ведьма! – вырвалось у нее. – Она сразу меня возненавидела! Влад на нее пахал, как проклятый, света белого не видел! Леонора его использовала...

Какая-то мысль зародилась в ее уме и всколыхнула все ее существо. Она осеклась, слова застряли у нее на губах.

– Вы не из милиции... вы... проникли в мой дом обманом... вы...

– Прекратите, Майя, – жестко оборвала ее Астра. – Да, я не имею отношения к милиции. Я веду частное расследование... по поручению матери погибшей девушки.

– Опять лжете!

– Давайте позвоним ей... говорить будете вы. Если она подтвердит мои полномочия...

Тетерина вдруг перегнулась пополам, уткнулась лицом в колени и сдавленно захохотала. Астра смотрела на ее рыжую стриженую макушку, не понимая, что происходит.

– Не надо... – донеслось до нее сквозь смех. – Не надо никому звонить... Я все поняла! Старая ведьма решила упечь меня за решетку! Небось, наплела вам с три короба... а вы и уши развесили. Частное расследование... не хило! Это она наняла вас! Признайтесь же...

Майя неумело прикидывалась светской дамой, но эта маска быстро с нее слетела. И теперь перед Астрой разыгрывала истерику продавщица из табачного киоска.

– Вся фирма гудит... – стенала Тетерина. – Мими задушили поздно вечером, когда она гуляла со своей собакой в сквере. А я в это время спала... понимаете? Я рано ложусь! Утром мне позвонили из милиции, я сдуру взяла трубку... Дала ведь себе слово – не подходить к телефону! Теперь, оказывается, еще и Долгушина погибла? С ней-то что случилось? Она же взяла отпуск за свой счет...

Ее речь стала беспорядочной, отрывочной, глаза покраснели. Неужели плачет? Ей не погибших жалко... ей себя жалко. У нее неприятности!

Астра сухо спросила:

– Почему вы не улетели вместе с мужем, Майя? Хотите выпутаться, говорите правду. Наш разговор носит неофициальный характер, и все, что вы скажете...

– «...не будет использовано против вас!» Ха-ха! За кого вы меня принимаете? За идиотку?

– Кое-кто из персонала фирмы слышал угрозы в адрес обеих погибших женщин. Эти угрозы исходили от вас, уважаемая.

Тетерину перемкнуло. Она шевелила губами, но сведенное судорогой горло не издавало ни звука.

– Следствие непременно возьмет подобный факт на заметку, – добавила Астра. – В ваших интересах рассказать мне все, Майя! Быть может, я найду настоящего убийцу.

– Мерзавцы... – прохрипела та, обхватив руками шею. – Продажные твари... Терпеть не могу вас, москвичей! Возомнили себя...

Она разразилась проклятиями. Астра же в этот момент думала об ее алиби. «Бухгалтершу – если в «избушке» сгорела именно она – тоже убили ночью. Пусть Алевтина даже обронила недокуренную сигарету... но перед этим ее напоили и, возможно, подмешали в спиртное снотворное. Не важно, кто... важно, что ее смерть была предрешена... Той ночью, когда в Ласкине был пожар, Майя спала. И этого некому подтвердить!»

– Долгушина курила?

– Нет... по крайней мере, на работе я ее с сигаретой не видела...

Тетерина, выплеснув очередную порцию негодования, чуть успокоилась. Задышала ровнее, разжала сплетенные пальцы. Астра представила, какие сцены она закатывает мужу... и внутренне ужаснулась. Что заставило молодого преуспевающего мужчину жениться на такой дамочке? Вот уж воистину: когда боги гневаются, они отнимают у человека разум... Может, он назло Истоминой вступил в брак с этой некрасивой и ревнивой женщиной? Хотел разорвать порочный круг, а получилось наоборот...

– Так почему вы предпочли дождливую Москву солнечному океанскому побережью?

– Мы с Владом поссорились, – через силу призналась Тетерина. – Из-за его распущенности. Сначала он был компаньоном Леоноры... и делил с ней не только бизнес, но и постель. Она изменяла своему мужу напропалую! А тот молчал. Потому что деньги в их семье зарабатывает она! «Зелень», «баксы»... У вас в Москве один идол: «бабло»! Все продается... все покупается...

Астра порывалась спросить – зачем же в таком случае порядочная и бескорыстная Майя прикатила в столицу... но воздержалась. Вряд ли сидящая перед ней дама сможет вразумительно ответить на этот вопрос.

– ...она бы не выпустила его из своих когтей, если бы не наша свадьба! Влад женился, решил создать собственную фирму. Я ему во всем помогала. Но... горбатого могила исправит! В общем... Леонора развратила его душу, понимаете? Когда молодой мужчина вынужден спать со старой любовницей... он ломается. Он наступает себе на горло! Влад стал испорченным, легкомысленным и... жестоким. Он знает, что нравится женщинам, и пользуется этим. Заигрывает с каждой юбкой! Чего мне только стоит терпеть его выходки... Я же не могу следить за ним целый рабочий день! Он закрывается в кабинете с секретаршей или с бухгалтершей... Как вы думаете, чем они там занимаются? Уж не балансовым отчетом, поверьте мне! Женщины сами виноваты в своих бедах...

Разумеется, Майя имела в виду не себя.

– Они наперебой лезли к Владу, вешались на него! – продолжала она. – Бесстыжие, вульгарные... Но та вечеринка просто доконала меня. Им было мало соблазнять моего мужа, они решили еще и поиздеваться надо мной! Показать мне, что я – сущая Баба Яга! Они нарочно придумали эту дурацкую постановку, чтобы унизить меня...

Из ее глаз брызнули злые слезы, губы задрожали.

– Вы имеете в виду юбилей фирмы?

– Да... юбилей. Чертова затея Влада! Он бредил своим КВН-овским прошлым, мечтал когда-нибудь создать клуб и... словом, не знаю, зачем ему это было нужно. Взрослый мужик, а становился порой настоящим клоуном! И сотрудников своих он заставлял устраивать клоунады. Вы бы видели эти любительские сценки...

– Что послужило причиной вашей ссоры накануне его отлета?

– А? Да... я же говорю, все началось еще на вечеринке. Мими... то есть, Грибова, прямо из кожи вон лезла, строила Владу глазки, кокетничала... Вы бы видели ее платье! Лоскут шелка, который едва прикрывал задницу! Долгушина тоже... вырядилась, словно на пляж собиралась. Ей бы стриптиз танцевать! В общем, мое терпение лопнуло. Я, знаете ли , не святая! Не ангел! Устроила Владу головомойку... зазвала его в кабинет, чтобы не при всех... и потребовала уволить обеих потаскушек!

– Вы грозились убить их?

– Убить? Не помню... Я когда вхожу в раж, ничего не соображаю. Кричу, воплю, матерюсь! Они сами довели меня до истерики. Может, я и сболтнула что-то такое... Я тогда была готова разорвать их на куски! И потом, после той вечеринки мы с мужем каждый день ругались. Я настаивала на увольнении хотя бы Грибовой.... Влад сопротивлялся.

– Почему?

– Он, видите ли, переманил ее от Истоминой к себе... и чувствовал за нее ответственность. Как же! Девочка потеряла хорошую работу! Наивный... Она сама рвалась перейти в «Маркон», чтобы быть поближе к нему. Когда я это сказала, муж заявил, что Мими отлично разбирается в компьютере, справляется с делопроизводством... другой такой не найти. Понимаете? Великая специалистка нашлась! В общем, он стоял за нее горой. А тут еще Мими как прорвало! Названивает ему и названивает... то одно докладывает, то другое. Дзинь и дзинь! Как нарочно! Вы бы такое выдержали?!

Она вперилась в Астру полными слез глазами. Рыжие реснички и брови, покрашенные в салоне, выглядели жалко. Впрочем, в ней можно было разглядеть и привлекательные черты. Например, гладкую светлую кожу, аккуратный носик, чистый покатый лоб. Даже веснушки не очень-то ее портили. Чего не хватало бывшей продавщице, так это великодушия...

– Они меня за дуру принимают! А я – не дура... Я, между прочим, кооперативный техникум закончила, хотела в институт поступить... Провалилась, устроилась продавщицей. Больше меня никуда не брали. Не возвращаться же в Саратов? У вас тут, в Москве, таких, как я, презирают...

«У нее больное самолюбие, – подумала Астра. – И куча комплексов».

Не дождавшись от собеседницы сочувствия, Тетерина продолжила описание своей ссоры с мужем:

– Я заявила: выбирай – я или она! Влад психанул... Я тоже психанула! Выбросила свои вещи из чемодана и отказалась лететь с ним. Думала, он тоже не полетит... остынет, извинится... Мы помиримся и возьмем билеты на другой рейс. Ничуть не бывало! Он, как заведенный, собрался, бросил мне: «Приезжай, когда успокоишься!» – и хлопнул дверью. Он часто хлопал дверью, а потом возвращался... Я сидела, как в ступоре... ловила каждый звук на лестнице. Потом выпила пару успокоительных таблеток и легла... Не помню, сколько проспала. Разбудил меня звонок Влада. Он сообщил, что долетел, все хорошо... погода прекрасная, вода на побережье теплая. Вот и все.

– Вы решили не ехать к нему?

Тетерина отрицательно покачала головой:

– Я не могу! Всему есть предел... У меня действительно разболелась спина. Врач сказал, на нервной почве. Сутки я пролежала пластом, пока не полегчало. А теперь и подавно не поедешь. Мими убили... Надо организовывать похороны.

Она явно с трудом подавила желание сказать, что разнузданную девицу, которая покушается на женатых мужчин, Бог наказал. Астра прочитала это в ее душе, как в открытой книге. Мысль о Долгушиной встревожила Майю.

– А про бухгалтершу что мне ничего не говорили... Где ее нашли?

– Это пока конфиденциальная информация.

– Да?

Астра вспомнила, что кто-то из сотрудников доносил ревнивой супруге о похождениях ее мужа. Не иначе, как Истомина постаралась! Наняла за определенную плату стукача, и тот рассказывал бедняжке Майе о том, что происходило в ее отсутствие между Владом и сотрудницами фирмы. Наверное, еще и приукрашивал, больно раня сердце законной жены. Или же та сама обзавелась осведомителем.

Может, это Гарик, менеджер из «Маркона»? Патлатый, неуклюжий и рассеянный дылда, который постоянно все забывает, теряет и опрокидывает. Как же его фамилия? Астра напряглась, представляя себе бейджик на лацкане его пиджака. Панчишин, кажется... точно, Панчишин...

– Скажите, господин Панчишин по доброй воле делился с вами этими пикантными подробностями? Насчет сотрудниц вашего мужа?

Она попала в точку.

– Вы и это узнали? – скривилась Тетерина. – Что за люди?! Никому нельзя доверять! Я была лучшего мнения о Гарике. Думала, он меня понимает...

– Вы ему платили?

– Я пообещала выпросить у мужа повышение для него. Делала ему иногда подарки... разные мелочи: зонтик, парфюмерию. Какая же он скотина!

Астра не исключала, что Панчишин одновременно получал деньги из двух источников – от Майи и Леоноры. По поручению последней он сообщал супруге босса вымышленные факты, порочившие ее мужа. Таким образом Гарик без особого труда приобрел солидную прибавку к основной зарплате. Она вспомнила дорогие часы на его руке...

– Он сам предложил вам свои услуги?

– Мы просто разговорились на одной из вечеринок... Он вышел на балкон покурить, я – подышать свежим воздухом. Как-то само собой получилось, что он возмутился поведением секретарши... слово за слово... в общем, я попросила его приглядывать за ней. Он и рад стараться! В сущности, я должна быть ему благодарна. Он открыл мне глаза на шашни моего мужа с Грибовой... Самое обидное, что эта девица ничуть не любила Влада!

– По-моему, наоборот...

Маленькая провокация сработала. Майя взвилась, словно пришпоренная лошадка:

– Такие, как Мими или Долгушина, не способны испытывать настоящие чувства! Они во всем ищут выгоду. Кого им выгоднее «любить», того они и «любят». Если хотите знать, Долгушина с кем-то тайно встречалась. Однажды я случайно заметила, как она садилась в красный «Мерседес»! Кстати, это было совсем недавно. И у Грибовой был поклонник... помоложе Влада...

– Тоже случайно заметили?

– Не ловите меня на слове. Впрочем... мне плевать на ваше мнение. Да, я следила за ними! Иногда брала такси и... А что мне оставалось делать? Ждать, пока мужа умыкнут из-под моего носа?

– Можете описать молодого человека, которого вы видели с покойной секретаршей?

Астра нарочно сделала ударение на слове «покойной». Это покоробило Тетерину. Она отвела глаза и вздохнула.

– Я не присматривалась... Было темновато. Они встретились в квартале от ее дома, она сразу села к нему в машину. И они уехали. Слава богу, это оказался не Влад! Я не стала зря тратить деньги на такси. Какая мне разница, куда они отправились?

– Своей машины у вас нет?

– У нас с мужем одна машина, и обычно ею пользуется он. Честно говоря, у меня нет прав. Я все собираюсь научиться водить...

– Поклонник Грибовой выходил из машины?

– Он стоял рядом... ждал ее, вероятно.

– Когда это было?

– Точно не скажу... недели три тому назад... или с месяц уже...

– Как он выглядел?

– Ну... нормального роста... не накачанный... волосы темные, в модном пальто... Ничего парень...

– Марку машины можете назвать?

– Я не очень-то хорошо разбираюсь в автомобилях... Кажется, иномарка... а цвет блеклый... серый или бежевый.

– Номер, конечно, не помните.

– Нет, – покачала головой ревнивая жена. – Зачем мне? Машина стояла боком, да и стемнело уже... свет падал откуда-то, полосой...

В гостиной Тетериных преобладали яркие контрасты – синий, красный, черный цвета. Много мягкой мебели с подушечками разных размеров. Занавески с растительным орнаментом, стеклянные вазы. Все – с претензией на хороший вкус... но какое-то напряженное, не позволяющее расслабиться. На стенах – фотографии, а не картины.

Хозяйка перехватила взгляд Астры.

– Это все снимки Влада, университетские еще... Его любимая команда КВН-щиков! Он помешан на юморе! Тот случай, когда смеяться приходится сквозь слезы...

По ее интонации Астра догадалась, что тема КВНов не раз служила причиной для споров между супругами.

– У вас есть дети? – спросила она.

– Влад не хочет. У него умер маленький брат... с тех пор он слышать не желает о детях. Жить в постоянном страхе за них слишком тяжело. Я предлагала мужу обратиться к психологу, но он против. Мне с боем удалось убрать фотографии его брата из спальни... Владу как будто доставляет удовольствие терзать себя. И это при его любви к шуткам и веселью! Иногда мне кажется, что он этими шутками пытается отгородиться от боли...

Тетерина взяла пару подушек и подложила их под спину.

– Когда долго сижу, все еще ноет, – объяснила она.

– Скажите, вы помните женщину, которая играла роль Бабы Яги на той вечеринке?

– Конечно! Думаю, ее все запомнили. Лично у меня от нее просто волосы дыбом встали! Где они только отыскали такую страшилу?! Вы бы слышали ее голос! Ворона, и та лучше каркает! Нацепила на себя зеркальную маску, ни к селу, ни к городу... Разве Баба Яга носит маску? Эта ее маска всех ослепила... народ просто к месту прирос и дар речи потерял.

– Можете описать эту женщину подробнее?

– Что там описывать? Вся в черном, как на похоронах... лицо закрыто... на голове – седой парик... Ужас!

– Рост у нее какой был? Фигура?

– Фигуру под тряпками не разглядишь, а рост... нормальный.

– Как у меня?

– Нет, что вы! – Тетерина сделала отрицательный жест. – Она совершенно другая! И вид, и походка, и... в общем, все другое.

– Может, кто-то из артистов... то есть сотрудников фирмы, участвовавших в спектакле, видели ее, когда она переодевалась?

– Это вы у них спрашивайте. Я в раздевалку не заходила... А потом, после выступления, эта Баба Яга испарилась. Ушла по-английски, не попрощавшись.

– Вы заметили в ее поведении что-нибудь подозрительное?

– Она вся была подозрительная, от макушки до пяток! И глаза у нее жуткие... глянет – как пригвоздит к месту...

– Вам муж о ней что говорил?

– Да ничего... Мы поругались, ушли домой раньше остальных... и все. Больше мы о Бабе Яге не вспоминали. Я не хотела душу травить, Влад тем более молчал. По-моему, ему даже понравилось представление... Очень уж необычное!

– Когда Владислав вернется из отпуска?

Тетерина развела руками.

– Я ему позвонила насчет Мими... он велел выделить от фирмы деньги на похороны. Но не выразил желания прервать отдых. Сказал, что его все достало, он жутко устал... и чтобы я сама решала все вопросы. У него есть заместительница, Настя... вот она, мол, пусть и разбирается. А его попросил оставить в покое. У него кризис, понимаете ли! Небось, девицу какую-нибудь подцепил на пляже и...

Она споткнулась на полуслове и замолчала, кусая губы. Настя, по-видимому, не вызывала у нее ревности и негодования. Чего нельзя было сказать о «пляжных девицах».

Астра украдкой глянула на часы. Они уже долго беседовали с Тетериной, а из милиции так никто и не пришел...

– Я что, так и должна целый день сидеть на приколе? – справедливо возмутилась Майя, провожая гостью.

Странно, но при прощании в ее голосе промелькнули теплые нотки.

Читая записи в тетради, Матвей невольно погрузился в мир загадочной Sworthy... и этот мир вовсе не казался ему чуждым. Было ясно, что дама приехала в далекую варварскую Московию не просто на поиски приключений, а со специальным заданием, связанным с «тайными науками». В то время в просвещенной Европе называли так оккультные знания. В ученых кругах Англии, где сосредоточились выразители всех передовых мыслей того времени, царил дух розенкрейцеров. Знаменитый оккультист Джон Ди, к примеру, был британски шпионом и применял эти знания в разведывательных целях.

Разумеется, и в семнадцатом веке, и во все прочие века шпионы использовали для переписки специальные шифры. В «письмах из шкатулки» шифр тоже применялся, однако же, судя по стилю изложения, весьма изящно и к месту. Так что человек, несведущий в вопросах конспирации, ничего подобного не заметил бы. Sworthy использовала намеки, которые были понятны только ее адресату.

Странным образом намеки эти всколыхнули нечто глубоко запрятанное в душе Матвея... Он вдруг, как с ним уже неоднократно бывало, ощутил себя графом Брюсом, причем, в самой неожиданной ситуации. В буквальном смысле увидел себя в роли «русского шотландца»... и не где-нибудь на поле сражения, не на дипломатических переговорах, не на дружеской попойке или придворной ассамблее... а в прозекторской[25].

Весной 1697 года веселое русское посольство отбыло из Москвы под официальным предводительством царского любимца Франца Лефорта. Сам государь путешествовал по европейским городам инкогнито, в чине унтер-офицера Преображенского полка Петра Михайлова. Порой он не выдерживал роли и показывал свой неукротимый нрав. Петра интересовали не только кораблестроительное дело, морская навигация и прочие технические премудрости европейцев, но и всяческие диковинки. Жадный до всего нового и необычного, молодой царь желал постичь все и сразу. Однако о его страсти к познанию «нетленности» и «бессмертия» было ведомо только самым доверенным приближенным. Этой страстью объяснялось пристальное изучение Петром ремесел прозектора и бальзамировщика.

В Лейденском анатомическом театре, куда устремилась за государем его свита, произошел пренеприятнейший курьез, от коего хозяева заведения пришли в изумление и ужас. В помещении, где лежал приготовленный для препарирования труп, стоял полумрак. Только вокруг прозекторского стола ярко пылали светильники. Петр и прибывшие с ним сановники окружили место действия...

Светского и галантного адмирала Лефорта вкупе с другими придворными затошнило от трупного запаха и вида окоченевших останков. Петр, заметив гримасы отвращения на лицах своих подданных, закипел от бешенства. Ноздри его раздулись, задрожали, глаза выкатились из орбит. Схватив стоявего рядом с ним кавалера за локоть, царь подтолкнул его к столу со словами:

– Кусай сию мертвую плоть! А посмеешь ослушаться... велю отправить тебя отсюда обратно на попечение князь-кесаря Ромодановского!

При упоминании грозного имени всесильного главы Преображенского приказа, который слыл мастером «пытошного искусства», брезгливцы испугались и один за другим исполнили приказ своего монарха – по очереди подходили и кусали зубами холодный пожелтелый труп. После чего некоторым спешно пришлось покинуть прозекторскую... куда, впрочем, они тут же вернулись, изображая живейший интерес к происходящему.

Бедные голландцы от сего небывалого зрелища потеряли дар речи... и, храня изумленную немоту, приступили к препарированию. Тишину нарушали лишь редкие возгласы царя, хруст перепиливаемых костей мертвого тела да звон страшных инструментов. Той же ночью Великое посольство устроило попойку, заглушая вином рвотный рефлекс и навязчивый трупный привкус во рту. У некоторых аппетит пропал надолго и при одной лишь мысли об анатомическом театре на челе выступали бледность и нервная испарина...

Один Брюс вполне понимал своего сюзерена, и только с ним Петр мог обсудить волновавшую его тему, имея в лице «русского шотландца» достойного собеседника. При всей учености, пытливости ума и военных доблестях сидело в потомке гордого короля Роберта нечто демоническое или, выражаясь на русский лад, бесовское. Недаром в его гороскопе присутствовало сочетание Солнца со звездой Алголь, сулящее «победы, достигаемые необычными способностями». Эта самая зловещая звезда Зодиака еще носила название «Голова ведьмы»...

Сам Симеон Полоцкий, будучи наставником царских детей, привил Петру интерес к астрологии. Влияние планет и звезд на земные события делали сию науку «благопотребной» не только для управления государством, но и для провидений в судьбе государственного мужа. Ненавистная сестрица Софья шагу не могла ступить без советов разных ворожей и звездочетов. Петр скрипел зубами, вспоминая тот животный ужас, который она заставила его пережить, подбив стрельцов выступить против законного наследника...

«Плохие звездочеты у тебя были, Софьюшка, – иногда мысленно обращался он к поверженной правительнице. – Либо ты не умела их слушать!»

Придя к власти, Петр ничего не забыл и не простил. Он до сих пор кричал во сне, если привидится ему ненароком та жуткая ночь и его паническое бегство из Преображенского. Не чуя под собой земли, скакал он в Лавру, под защиту вековых стен... а следом за резвым жеребцом скакала дикая белая луна, катилась безумным колесом по темному лесу, по узкой дорожке... До сих пор в полнолуние у него случались судороги и припадки, сменяющиеся нервным истощением и бессилием. Не так уж крепок был царь, как казалось боярам, солдатам и народу, как думали о нем при европейских дворах... Умел он скрывать свою временную немощь – то правда. Работал на верфях, не щадя себя, столярничал, плотничал, поднимал паруса, сражался в общем строю... неустанно постигал многие ремесла... много пил, кутил, любил многих женщин... Но за всеми этими неустанными трудами и разгульной жизнью стояло стремление проникнуть в тайну Вечности.

Не потому ли искал он ответов на свои вопросы у мертвых? Ибо кому, как не им, открылись сии врата обетованные?..

Брюс прибыл в Амстердам в декабре и сразу же влился в любознательную царскую компанию. Зима выдалась теплая. С моря дули соленые ветры, разгоняя тучи. В небесные просветы выглядывало солнце. Вода в каналах рябила, переливалась ослепительными бликами. На крышах аккуратных домиков лежал снег. Дым из каминных труб курился над городом. Крепкие белозубые голландки охотно улыбались иноземцам...

Петр сразу же потащил Брюса к знаменитому анатому Фредерику Рюйшу, с восторгом показывая ему чудные диковинки: обработанных специальным составом животных, насекомых и даже человеческие зародыши.

– Ты только погляди, погляди... они будто живые! Кожа почти не потемнела и не сморщилась...

Заспиртованные младенцы надолго приковали внимание царя. Брюс молча рассматривал Рюйшевы «шедевры». Было тут чему подивиться! В растворах и без оных части тел и отдельные органы выглядели вполне прилично. Потрясенный увиденным, царь возбужденно шептал на ухо Брюсу приказания: непременно вступить в переговоры с Рюйшем и выкупить у него секрет сохранения мертвых тел в нетленности...

Спустя восемь лет знаменитый анатом таки-продаст Петру свои экспонаты и секрет бальзамирования трупов.

В Амстердаме русские впервые праздновали Рождество и Новый год по иноземному обычаю. В подпитии царь пожаловался Брюсу:

– Я ожидал от голландцев большего! Маленькая страна, дотошные люди. Они умеют строить добротные корабли и дома на сваях, но в остальном... Наши просторы свели бы их с ума. Меня влечет Англия! А тебя, друг Якушка? Не прочь побывать на родине предков? Знаю, знаю, что твой дед остался до конца верен королю Карлу и из-за того ему пришлось бежать от Кромвеля. Вы, Брюсы, умеете беречь свою честь! Вильгельм Оранский[26] приглашает нас в Лондон. Поедем?

– Отчего ж не поехать, коли надобно?

Мысли об Англии вызывали у Брюса двоякие чувства. С одной стороны, он чувствовал зов крови, с другой – ощущал некую неведомую опасность.

Петр сидел, протянув длинные ноги в ботфортах к огню, осушая рюмку за рюмкой. Он был не настолько пьян, чтобы забыться, но острота его несколько сознания притупилась.

– А что будет с нами... там? – махнул он рукой, указывая вверх, на деревянные перекладиы низкого потолка.

Брюс прекрасно понял смысл вопроса. Петра не в первый раз одолевали сомнения в церковных доктринах. Его учитель, Симеон Полоцкий, по звездам определил судьбу будущего императора и предсказал, что жизни ему отмеряно чуть более полувека. Петру, как любому могущественному властелину, хотелось прямо с трона шагнуть в бессмертие.

– Секрет Рюйша следует тщательно изучить, – добавил он. – Дабы продолжить жизнь после того... после того...

Петр потянулся к графину с веселящим напитком, и фраза повисла в воздухе.

– Полагаю, набальзамированное тело сему мало поспособствует, – робко возразил Брюс.

Царь опрокинул очередную рюмку и тоскливо вздохнул.

– Тебе хочется найти свой Магистериум[27], а, Якушка? Этакий волшебный порошок, которым оживляют мертвую плоть? Трудись, и ты познаешь... так говорят алхимики? Правильно говорят! Вот мы и трудимся... и Рюйш трудится, и...

Рюмка выпала из разомкнувшихся пальцев Петра, и комнату сотряс раскат громового храпа...

Брюс молча смотрел на огнедышащую пасть камина и думал, что и ему, и царю уготована была смерть в огне... но расположение звезд спасло их обоих для лучшей участи... Все-таки, друиды умели предсказывать будущее не хуже нынешних астрологов!

В «Марконе» уже все знали о смерти Грибовой. На ее стол водрузили фотопортрет Мими с траурной ленточкой на рамке, и положили букет цветов. Сотрудники ходили, как в воду опущенные, разговаривая между собой вполголоса...

Гарик с удивлением уставился на Астру. Всеобщая подавленность не отразилась на его памяти.

– Вы? – с некоторой досадой протянул он. – Решились все-таки сделать заказ?

– С этим, пожалуй, повременим.

– Чем же в таком случае...

– Я по поручению матери погибшей, – перебила она. – Хочу задать вам пару вопросов.

– Вы знали Милену?

– Это не имеет значения. Ходят слухи, что кое-кто на фирме причастен к убийству секретарши...

У Гарика глаза полезли на лоб. Его впалые щеки, казалось, еще сильнее втянулись и порозовели. Выражение «на воре шапка горит» в полной мере оправдало себя. Менеджер внутренне запаниковал, тщетно пытаясь скрыть свой страх. Он даже забыл поинтересоваться, кто такая Астра на самом деле и какое она имеет отношение к матери Грибовой.

– Что вы?! Не может быть! У нас все ее любили! – фальшиво произнес он.

– Но кое-кто регулярно докладывал госпоже Тетериной о том, что секретарша флиртовала с боссом, а тот, в свою очеередь, тоже оказывал ей знаки внимания...

– Не может быть...

– И это могло послужить мотивом для убийства девушки! – заявила Астра. – Ревность застилает рассудок! И делает человека безжалостным и слепым орудием мести!

– Но... при чем тут я?!

– Леонора Витольдовна во всем призналась. Вы получали от нее деньги за...

– Нет! – отчаянно пискнул Гарик. – Она врет! Врет...

Было странно видеть, как этот молодой парень стремительно впадает в истерику.

– А как насчет Майи? Она тоже врет?

Менеджер окончательно смешался. Его разоблачили обе «высочайшие покровительницы», выдали его на поругание и позор! А ведь он служил им верой и правдой...

– Если одна из них убила Грибову... вы пойдете соучастником, – прошептала Астра, наклонившись вперед. – Хороший адвокат докажет сговор, и вам светит, как минимум, судебное разбирательство. Не говоря уже об увольнении и потере репутации... Безвозвратной потере! Шеф вас по головке не погладит... вы ему много крови попортили...

– Я ни в чем не виноват... – бубнил Гарик, зажмурившись в предвидении разверзшейся перед ним ужасной перспективы. – Я ничего такого не делал...

– Дайте-ка мне ваш мобильный...

Гарик подпрыгнул, судорожно глотнул и с грохотом задвинул ящик стола. Вероятно, именно там лежал телефон с порочащими его честь номерами.

– Даже если вы все сотрете... всегда можно раздобыть распечатку звонков, – не унималась Астра. – Вам не уйти от расплаты, господин Панчишин! Однако о вашем проступке пока никто не знает... кроме меня.

Парень хлопал ресницами, осознавая услышанное. Ему давали шанс выйти сухим из воды! В его безумном взгляде появилась осмысленность, подбородок перестал ходить ходуном.

– Что... что вам нужно?

– Вы приняли единственно верное решение, Панчишин! Вы поможете мне, а я буду молчать, как рыба. В конце концов, вы только хотели немного подработать... у вас ведь ничего плохого и в мыслях не было, верно?

– Д-да... да... Я не думал... я... Мне самому нравилась Мими! – выпалил он. – Но она в мою сторону и не глядела...

– И вы мстили ей.

– Я был зол на нее... Девушки! Им подавай богатых, у которых свой бизнес, машина... Я тоже собирался взять машину в кредит... А Мими стоила глазки шефу! Боже мой... ее уже нет! Она умерла... невозможно поверить...

Астра не спрашивала его о Долгушиной. Хотя ей уже было известно, что в «избушке» сгорела именно она. Час тому назад позвонил Борисов и сообщил: приемные родители опознали тело. По каким-то снимкам костей, следам от перелома ноги и прочим мелким деталям...

– Выпейте воды!

Гарик послушно встал и налил себе минералки. Пара глотков привели его в чувство. Он сбросил пиджак и расстегнул ворот рубашки. Под мышками у него образовались мокрые пятна.

– Я не хотел... Мне и в голову не приходило, что все так обернется... Я не виноват! Клянусь...

В его маленьком кабинетике, увешанном рекламными плакатами, было душно. Воздух, казалось, вибрировал от волн его растерянности и страха. Запах чернил для принтера смешивался с запахом пота и мужского одеколона. Астра увидела на столе черное пятно. Неуклюжий «жирафа», вероятно, заправлял принтер и пролил чернила...

– Откройте окно! – громко сказала она, не позволяя менеджеру погрузиться в фальшивое раскаяние. – У вас тут дышать нечем!

Он вскочил, задевая все вокруг коленями и локтями, распахнул створку. С улицы хлынула струя свежести и шума. Говор людей снизу, на заднем дворе, разгружавших какие-то ящики, треск мотоцикла.

– Вы помните вечеринку по поводу юбилея фирмы?

– Да... да, конечно...

– Сценку с Бабой Ягой придумали в пику Майе Тетериной?

Гарик развел длинными, как плети, руками:

– Этим занималась Алевтина... наш бухгалтер... Я был на подхвате. Что-то принести... унести... открыть зал... закрыть...

– В пику или нет?

– Злого умысла не было... Никто не ожидал, что Майя Игоревна так болезненно воспримет постановку...

– Что вы можете сказать о Донне Луне?

Задаваемые Астрой вопросы приводили менеджера в недоумение.

– Донне Луне? А-а! Ну да... Странная женщина. Заявилась на репетицию вся в черном, в шляпе с вуалью! Представляете? Я еле уговорил ее снять длиннополый плащ... но шляпу она снимать отказалась наотрез. Нет, и все! Так и репетировала – под вуалью. Алевтина смирилась, потому что, кроме нее, Бабу Ягу играть было некому.

– Значит, лица Донны Луны вы не видели?

– У-у, – дернул подбородком Гарик. – Прикольное прозвище, да? Мне очень хотелось посмотреть, какая она... Но не вышло. Я даже пытался подглядывать за ней в раздевалке. Артисты должны были перед выступлением переодеться в костюмы. Для Бабы Яги взяли костюм напрокат, парик и маску с длинным крючковатым носом... Только дама оказалась хитрее: она переодевалась последней, когда все вышли, и закрылась изнутри на ключ. Не понимаю, зачем она это сделала, если осталась в своей одежде... только вместо шляпы с вуалью она надела парик и зеркальную маску. Я решил, что она с приветом...

– Баба Яга справилась со своей ролью?

– Даже больше! – убежденно произнес менеджер. – Все просто оторопели сначала от одного ее вида... а потом и от слов. Жуткое зрелище! Мы были слегка под кайфом, смеялись, шутили... а тут замерли, буквально к месту приросли. Мне хотелось отвести глаза, но я не смог... Знаете, зеркальца на ее маске так ярко пылали, что я прослезился... а в голову будто что-то ударило... такое оцепенение по всему телу разлилось...

При воспоминании об этом его глаза подернулись отрешенной дымкой.

– Кто-нибудь заметил, как она уходила?

– Мне кажется, народ не сразу пришел в себя... Я сам был какой-то заторможенный... разбил что-то... Майя Игоревна опомнилась быстрее всех и закатила скандал! – Он сконфуженно прижал пальцы к губам. – Ой! Зря я это сболтнул.

– Вы потом обсуждали вечеринку?

– Совсем мало... почему-то вспоминать о Бабе Яге нам всем было не очень-то приятно.

– В общем, праздник не удался.

Гарик рассеянно кивнул:

– Та женщина... Донна Луна... ускользнула, будто призрак. Как, когда... черт ее знает... Сквозь стены просочилась!

– Что-нибудь особенное о ней не припомните? Может, она прихрамывала... или говорила с акцентом?

– Нет... говорила она нормально... только голос грубый, словно прокуренный... Знаете, у меня бабушка всю жизнь курила, и у нее был похожий голос, – оживился менеджер. Он обрадовался, что гостья интересуется Донной Луной, а не его неприглядным поведением. – Она изредка покашливала. Понимаете? Не сильно, а так... кха-кха! Как будто у нее в горле першило...

«Вот уж примета, так примета, – разочарованно подумала Астра. – В осенний сезон многие простужены, и кашляет каждый второй. Пожалуй, зря я сюда приехала!»

Ощущение бесполезности предпринимаемых ею действий не покидало ее.

– Да... еще походка у нее была странная... – добавил Гарик. – Тяжеловатая... или нет... прямая какая-то... В общем, я обратил на нее внимание.

– Сколько лет бы вы ей дали?

– Ну... она не старуха... но и не юная девушка... От тридцати до сорока.

– Похожа на меня?

Она встала и сделала несколько шагов между столом и стеллажом с папками и журналами.

– Нет... совершенно другой тип... Она выше, более угловатая... шире вас в плечах... Впрочем, я могу ошибиться. Под ее хламидой любая фигура спрячется.

Астра вернулась в кресло и в упор посмотрела на Гарика:

– Скажите, а Владислав Алексеевич симпатизировал кому-нибудь из сотрудниц фирмы? Или инициатива исходила только от них?

Менеджер залился краской. Опять взялись за него. Сейчас эта скрупулезная дамочка прицепится и станет допытываться – правду ли он говорил жене босса? А что такое – правда? В мире все относительно...

– Мужчинам нравится, когда женщины к ним неравнодушны, – деликатно выразился он. – Вряд ли шеф изменял жене... однако...

Он замешкался, подбирая обтекаемый ответ. Астра нетерпеливо вздохнула.

– Могу я осмотреть зал, где проходила вечеринка?

– Да, но только... там неубрано. Я ключи потерял... не ломать же замок? Искал везде... еле нашел. У меня постоянно что-нибудь пропадает...

– И раздевалку покажите! – безапелляционно потребовала она. – Кто у вас теперь за старшего?

– Анастасия Дмитриевна, замдиректора. Но ее сейчас нет. Поехала в ритуальную службу... по поводу похорон...

– Значит, нам никто не помешает. Идемте!

Гарик с понурым видом поплелся по коридору. Астра – за ним. В зале чувствовался застоялый запах пыли и увядших цветов. На подоконниках стояли вазы из-под праздничных букетов. Мебель была сдвинута к стенам, на импровизированной сцене громоздились декорации. Размалеванный холст должен был изображать лес, а фанерная «избушка на курьих ножках» – жилище Бабы Яги.

– Зина Петровна после вечеринки убрала на скорую руку... а потом я ключи потерял. Знаете, где они оказались? В коробке из-под печенья! – с детским восторгом поведал менеджер. – Убейте, не помню, зачем я их туда положил. А сегодня решили деньги собирать... я достал коробку, чтобы их туда складывать, слышу – гремит что-то. Ключи! Вот здорово...

Он осекся, сообразив, что подобная радость выглядит неуместно, и виновато опустил голову.

Астра обошла зал, внимательно ко всему приглядываясь. Вдруг ей попадется на глаза какая-нибудь улика?

– Зина Петровна вечером наведет здесь порядок, – сглаживая неловкость, сказал Гарик. – А что вы ищете?

– Не знаю... Ведите-ка меня в раздевалку.

– Собственно, это бытовка, – приободрился он. – Там мы пьем чай, обедаем. Некоторые любят только домашнюю еду.

Маленькая комнатка представляла собой кухню и уголок отдыха. Электрочайник, микроволновка, мойка для посуды, столик, шкафчик... угловой диван, зеркало на стене. Как люди переодевались в такой тесноте?

– Здесь не очень-то развернешься... – отозвался Гарик. – Видите? Зато можно вещи положить на диван... Мы освободили стол, поставили две вешалки...

Астра представила себе Донну Луну, которая закрывается изнутри, снимает шляпу... достает из сумки зеркальную маску... Почему она так старательно прячет лицо?

– Скажите, Донна Луна до выступления с кем-нибудь общалась?

– Они о чем-то шушукались с Мими... с Грибовой, – поправился он. – А больше ни с кем... Прикольная тетка эта Донна Луна! Не хотел бы я с ней встретиться с глазу на глаз...

– У Милены Грибовой были враги?

Гарик наклонился и прошептал Астре в самое ухо, обдавая ее горячим дыханием:

– Майя Игоревна ее недолюбливала...

Астра понимающе кивнула.

– У вас случайно нет групповых снимков коллектива фирмы? Сейчас все повально увлекаются фотографией...

– Конечно, есть! Полно! – разулыбался Гарик, довольный, что может услужить. – Вам показать?

Он достал со стеллажа несколько альбомов, туго набитых фотографиями совместных посиделок и выездов сотрудников фирмы на природу. Астра выбрала две, на которых хорошо было видно Мими и Долгушину.

– Я возьму снимаки на память?

Гарик с готовностью прижал руки к впалой груди:

– Сколько угодно! У нас есть еще целая коробка фотографий, только за ней надо лезть наверх...

– Спасибо. Хватит и этих.

Она не сказала менеджеру о гибели бухгалтерши. А тот не спросил, зачем она раньше приходила в «Маркон» под видом клиентки...

В Лондоне молодой полковник Брюс все сильнее ощущал себя русским, – пожалуй, даже больше, чем в Москве. Бывшая родина показалась ему чужой, холодной и невообразимо чопорной.

Вечерами Лефорт увлекал маленькую компанию в разгул и пьянство. Наутро никто не мог вспомнить, сколько было выпито и как в их постелях оказались сухие и плоские продажные девицы. В Англии любовь стоила дешево. А Брюс привык ценить дорогие удовольствия. Он мечтал о встрече с Исааком Ньютоном и посещении Гринвичской обсерватории...

Над Темзой висел белесый туман. Воздух был сырым и солоноватым на вкус. Вестминстерское аббатство казалось парящим над землей призраком, эдакой архитектурной Фата-Морганой.

Тауэр поразил Петра своей величавой простотой и мрачностью. Эти серые камни хранили сонмы печальных и грозных образов. Англичане с гордостью показывали высоким гостям собрание оружия и особенно хвалились пушками. Петр придирчиво осматривал артиллерийские орудия, одобрительно покрякивал.

– А ну-ка, поди сюда, – поманил он одного из сопровождающих. – Покажи мне топоры!

Брюс переводил. Его английский отличался от языка лондонцев, и сопровождающий переспрашивал. Петр хмурился, дергал себя за усы.

– Мы уже осматривали холодное оружие... – ответил англичанин.

– Скажи ему! Хочу видеть топоры, на которых осталась кровь Марии Стюарт и Карла I, – заявил царь.

Брюс перевел. Англичанин смешался и молчал, не зная, как поступить. Он сделал вид, что не понял требования, и повел русских в Монетный двор. Лефорт смеялся, поправляя кружевные манжеты. Меншиков с жадным блеском в глазах взирал на россыпи монет богатой чеканки. Петра одолела удрученная задумчивость.

– И короли тоже смертны, друг Якушка, – прошептал он. – А скажи-ка, правда, что твой предок основал Орден Святого Андрея? Выходит, у нас с шотландцами один и тот же заступник на небесах?

Раскатистый хохот неожиданно пришел на смену его меланхолии, и придворные оживились, вторя своему государю. Только Брюс не поддержал внезапного веселья царя.

Его доверительные беседы с царем становились все более странными. Петра, словно одержимого, тянуло к покойникам и тайнам загробной жизни. Он приказал Брюсу перевести на русский язык книги про Сфинкса и мумий.

– Для того, чтобы уберечь тело от тления, существуют специальные растворы. Фараоны достигли бессмертия, как думаешь?

– Мертвое тело подобно кораблю без капитана... – рассуждал полковник.

– Как же уберечь душу? Есть ли для того верные заклинания?

Брюс качал головой:

– Разум бьется над тайной души, равно как и над тайной плоти, но – без всякого ощутимого результата...

– Думай, Якушка... думай! Ищи ответ! Пожалуй, я долго задержаться в Англии не смогу – дела государственные не терпят отлагательств. А тебя тут оставлю. Грызи иноземные науки с присущим тебе рвением, особливо тайные! Ежели иным здешние мудрецы не откроют, то тебе открыть должны... У тебя ключик имеется.

Брюс не спорил. Его происхождение, принадлежность к королевскому дому – вот тот ключик, на который намекал его венценосный друг. Ночью полковнику приснился чудесный порошок алого цвета, «красный лев»... вожделенная суть алхимических опытов, обещающая так много, что дух захватывало...

Очередной бунт стрельцов заставил Петра спешно прервать поездку и вернуться в Москву.

– Пожалуй, оставайся в Англии... – перед отъездом заявил царь. – Постигай ремесла и науки... а пуще всего то, куда разуму зело трудно проникнуть...

Яков Брюс брал уроки математики у самого Джона Коулсона, встречался с членами тайных обществ и пытался познать основу всего сущего – prima materia – первовещество, суть всех творений...

В закопченных, отравленных парами ртути лабораториях с ним вели беседы как маститые алхимики, так и дерзкие новички, попирающие религиозные догмы и философскую схоластику своими идеями. Превращение неблагородных металлов в золото было лишь внешним отражением процесса становления души, которая, «очистившись от скверны и пороков», могла из земной юдоли взмыть в высшие сферы бытия...

Получить золото Брюсу не удалось, зато он крепко задумался о предназначении Магистериума – «камня, который не является камнем», – и самой заложенной в нем опасности. Лондонские оккультисты, и прежде всего – Ньютон, серьезно повлияли на его мировоззрение.

– Вы шотландец, – заметил ему один из мэтров. – В ваших жилах течет кровь самых могущественных чародеев... Не играйте с огнем! Время великих перемен еще не наступило. Будьте солдатом, ученым, верным подданным своего монарха, наконец – так вы принесете больше пользы...

Его все-таки посвятили в секреты особой формы масонства – «шотландского ритуала», самого закрытого и специфического тайного общества.

Брюсу столько всего надо было изучить, понять, закупить по поручению Петра в столице Англии, что ему не хватало дня и он работал ночами – спал урывками, по несколько часов. От переутомления у него темнело в глазах, кружилась голова и подкашивались ноги.

Несколько раз он замечал на улицах странную карету с плотно задернутыми шторками на окнах. Однажды эти шторки дрогнули, и молодого полковника пронизал чей-то пристальный ледяной взгляд. Затылок сразу онемел, тело его налилось свинцом, стало тяжелым и неповоротливым. Однако Брюс усилием воли сумел преодолеть оцепенение и скользнул в первую попавшуюся дверь...

Он не помнил, как оказался на окраине Лондона, в районе трущоб. Жалкие домишки бедняков, грязь и заброшенность составляли резкий контраст с центром сего «нового Вавилона». Нищие прямо на улицах жгли костры и готовили пищу. Горы гниющих отбросов распространяли ужасающее зловоние...

Несколько оборванцев, бродяг, злобно двинулись на чужака.

– Гляди-ка, Майкл, пташка сама прилетела, – хрипло загоготал здоровенный детина. – Будет чем поживиться!

У него не было одного глаза, лицо пересекал глубокий шрам.

Брюс не любил уличных драк, но опыт кулачных боев, полученный им сперва в потешных баталиях, потом у князя-кесаря Ромодановского, пришелся как нельзя кстати. Полковник легко разбросал разбойников; одного зашиб так, что кровь брызнула из сломанного носа фонтаном... остальные, видя подобный конфуз, разбежались под улюлюканье нищих, созерцавших потасовку.

За пару мелких монет чумазый мальчишка в драных лохмотьях вывел его на берег Темзы и объяснил, куда идти дальше. Смеркалось. Серый лондонский туман, словно вата, укрывал город. Пахло речными испарениями. Брюс брел, куда указал мальчишка, пока его ботфорты не ступили на брусчатку мостовой...

Загрохотали колеса, откуда ни возьмись, вылетела из-за угла та самая карета, которая, казалось, преследовала его. Он прижался спиной к глухой стене и вытащил из ножен саблю. Ежели с бродягами он справился и без помощи оружия, то новый противник вызывал у него серьезные опасения.

На небе, затянутом пеленой туч, не было ни звезд, ни Луны. Кромешная темнота окружала Брюса... и только слабый огонек свечи в чьем-то окошке проливал свет на несшийся вскачь экипаж. Лицо кучера оскалилось в злорадной гримасе...

– Это он! – крикнул кто-то по-английски. – Убей его!

Сражение длилось не более минуты, которая показалась Брюсу вечностью. Кучер продемонстрировал недюжинную силу и ловкость. Его хозяин наблюдал за ходом поединка, выглядывая из кареты... Когда кучер неуклюже осел на мостовую, из кареты донесся гневный возглас, и лошади понесли. Брюс не побежал следом... он едва держался на ногах. Все его тело сотрясала дрожь, дыхание со свистом вырывалось из легких. Ежели его что и спасло, так, вероятно, неистовые молитвы его возлюбленной – Маргариты...

Чем дальше продвигалось расследование, тем больше эта дикая история походила на мистификацию. Долгушина многое придумала: например, она намекала на сходство Донны Луны с Астрой, что не подтвердили ни Гарик, ни Майя. Не говоря уже о загадочной «смерти» Тетерина. Значит, с самого начала в основе ее рассказа лежала ложь. Если бы не два трупа – уже не вымышленных, – то можно было бы принять все это за чистый розыгрыш.

Астра стояла на краю тротуара, выглядывая на дороге «Пассат». Матвей обещал забрать ее и заодно поделиться с ней какой-то новостью. Небо хмурилось. Ветер бросал в лица прохожим сорванную листву. Ей стало зябко в короткой курточке и легких полусапожках.

– Садись быстрее, – окликнул ее Матвей, и она поняла, что опять задумалась и перестала замечать окружающий мир.

– Здесь нельзя парковаться, – объяснил он, оглядываясь. – А то штраф заработаем.

– Знаешь, почему Донна Луна не оставляет следов?

– Потому что она – призрак?

– Почти...

– У меня для тебя тоже... послание с того света, – усмехнулся Матвей. – «Письма из шкатулки»!

– В каком смысле?

– Так их назвал переводчик. По-видимому, когда-то они хранились в некоем ларце или шкатулке. Нынешнее их местонахождение гораздо прозаичнее. Лариса нашла их в гараже. Я склоняюсь к тому, что Калмыков украл тетрадку у Долгушиной, потом убил ее... или сперва убил, а потом украл... Ему ничего не стоило подсыпать ей в вино тот же клофелин. Зачем только он потом возвращался?

– Ты ему веришь? Он мог солгать, что возвращался... В этой истории куда ни ткни – всюду ложь.

– Следуя твоей логике, в самой лжи и надо искать ответ.

– Пойдем от противного. Допустим, Калмыков говорит правду. Долгушина не отвечала на его звонки, и он действительно вернулся в надежде на примирение...

– Меня смущает, что он умолчал о тетрадке!

– Выходит, тетрадка не связана с бухгалтершей.

– Еще как связана! – возразил Матвей. – Прочитай и придешь к тому же выводу.

– Я не могу так, на ходу...

Он притормозил на светофоре, достал из кожаной папки помятую тетрадку и протянул ей со словами:

– Занимательное чтение, дорогая! Я увлекся... причем, так сильно, что меня потянуло на то место, где некогда стояла лютеранская кирха святого Михаила. Там была похоронена чета Брюсов. Граф только казался одиноким странником, а на самом деле его сопровождала по жизни Маргарита фон Мантейфель. Отношения между супругами вызывали самые различные толки у современников... и обрастали невероятными слухами. Впрочем, как и личность «русского шотландца». Знаешь, что начертал Брюс на своем гербе? «FUIMUS» – «МЫ БЫЛИ».

– Интересный девиз...

– Брюс умер бездетным, и даже останки его и его жены исчезли. При новом строительстве склеп разрушили, одежду покойных передали в Исторический музей... а перстень Брюса, говорят, присвоил себе Иосиф Виссарионович...

– Неужели Сталин?!

– Он самый. Если верить молве, разумеется.

Астра держала в руках тетрадь, завернутую в прозрачную пленку.

– «Письма из шкатулки»... – повторила она. – Сколько их?

– Всего пять... Оригинал был на английском, как я понял из заметок на полях. Переводчик датировал письма концом семнадцатого века. Ему пришлось порядком «причесать» текст, но в целом смысл не изменился.

– Откуда ты знаешь?

– Чувствую...

Астра все еще пребывала в некоторой растерянности по поводу своих дальнейших действий. Обычные «сыскные» приемы в этом деле не срабатывали. Улик не было, подозреваемые ускользали из поля зрения. Неуловимая Донна Луна растворилась в тумане, покрывающем два убийства...

– Собачники понятия не имеют ни о какой даме в черном, выгуливавшей пуделя... – сказала она, повернувшись к Матвею. – Потому что Мими тоже все придумала! Они с бухгалтершей будто сговорились!

– Не «будто», а именно – сговорились. И теперь их обеих нет в живых.

– Наверное, ты прав...

Он думал о письмах. Астра же не торопилась их читать. Она хотела съездить на пожарище в Ласкино, но, вспомнив о не принесшем пользы посещении «Маркона», оставила эту затею. Ну, побродит она среди обгорелых бревен... и что?

– Долгушина и сама одевалась как Донна Луна...

– С целью – еще сильнее запутать следы, – заключил Матвей.

– В чем же суть этой мистификации? Как ни крути, а Донна Луна присутствовала на вечеринке в «Марконе», играла Бабу Ягу... это бесспорный факт. Не подлежит сомнению и другое – Калмыковы не случайно оказались связаны с этой странной историей. Твоя… Лариса не могла затеять всю эту авантюру?

– Зачем?

– Мало ли... Хочет поссорить нас. Втянуть в неприятности... подставить, наконец!

– Она бы не пошла на убийство.

– Оскорбленные женщины на многое способны...

– Я ее не оскорблял. – Он поставил машину под раскидистой липой, листья которой устилали мостовую, и сказал: – Прочитай письма... а потом поговорим.

Калмыков не верил своим глазам. Тетрадь исчезла! Волна бешенства затопила его, схлынула и сменилась чувством полнейшего бессилия. Жена... это ее рук дело!

Он достал из машины мельхиоровую фляжку с коньяком, открутил пробку, припал губами к горлышку и пил, пока у него не перехватило дыхание.

– Ну и черт с ней, с тетрадью! Как пришла, так и ушла...

В гараже не было ни стула, ни табуретки, и он, выругавшись, опустился на сиденье «мерса». Под ребрами возникла тяжесть, ноющая боль.

– Дура! Вот дура!

Окольными путями, используя свои связи, Виталий Андреевич навел справки о пожаре в Ласкине и найденном там обгоревшем трупе. Личность погибшей установили: это оказалась Алевтина...

– Как меня угораздило вляпаться?! – корил себя бизнесмен. – Я же не верил ни одному ее слову... а потом... будто бес меня попутал!

Он отхлебнул еще глоток коньяка, но болезненное ощущение не проходило. Заглянув для проформы в укромные уголки гаража, Калмыков испустил долгий протяжный вздох. Тетради нигде не было. Он точно не перепрятал ее случайно в другое место, память никогда не обманывала его.

– Ну, Лариса...

Поднявшись в квартиру он резко, требовательно позвонил. Жена открыла не сразу, в ее глазах он прочитал смятение и ужас.

– Где тетрадь?! – зарычал Виталий Андреевич, не давая себе труда сохранять приличия. – Кто тебе позволил рыться в моих вещах?!

Она попыталась разыграть недоумение:

– Какая тетрадь? Ты пьян... от тебя разит коньяком...

– Верни мне тетрадь! Сейчас же!

– Ты спятил, Виталий... Лучше вспомни, не привозил ли ты в гараж какую-нибудь девицу?

– Ах, в гараж? – злобно улыбнулся он. – Значит, это все-таки ты! А я еще сомневался...

Лариса сообразила, что допустила оплошность, и поспешила исправить положение. Привычно двинулась в атаку. Терять ей уже нечего... они в квартире одни, и никто не помешает мужу убить ее, если он того пожелает.

– А что это ты так разошелся? – сжав дрожавшие руки в кулаки и подбоченившись, резко спросила она. – Как будто у тебя бриллиантовые запонки пропали! Подумаешь, тетрадь... Купишь себе новую.

– Дура! Идиотка! Ты меня подставляешь! Понимаешь или нет? – с перекошенным лицом заорал Калмыков.

– Что, испугался? То-то же... Тетрадочка-то, небось, не простая, а золотая?

Он сделал шаг вперед, пытаясь схватить ее за волосы, но пошатнулся и застонал. В груди кольнуло, дышать стало невмоготу.

Лариса отпрыгнула в сторону и в ту же секунду увидела, как грузное тело мужа оседает на пол. Она метнулась в кухню, полезла в аптечку в поисках таблеток валидола. Как назло, лекарство как сквозь землю провалилось. Калмыков хрипел в прихожей, пока она вызывала «Скорую».

– Допрыгался... – пробормотала она, вернувшись и присев на корточки перед мужем. – Доигрался... Хорошо, что сына нет дома. Какой пример ты подаешь мальчику?

Страх за собственную жизнь и будущее благополучие ее ребенка сделал ее жесткой и непримиримой противницей человека, с которым она прожила бок о бок много лет. Ей не стыдно было признаться, что случившийся с мужем приступ вызвал у нее явное душевное облегчение. Теперь Калмыкова заберут в больницу, уложат на койку... а она тем временем спокойно разберется – что же такое происходит в ее семье?..

Лариса с интересом всматривалась в его бледное отекшее лицо с закрытыми глазами, потом наклонилась и приложила пальцы к артерии на шее. Под слоем жира едва-едва бился пульс. Жив! Жив... Пусть полежит в клинике, подлечится, подумает, как довел себя до такого жалкого состояния...

После того как приехавшая кардиологическая бригада забрала Калмыкова, его супруга устало опустилась на диванчик в кухне. На столе валялись бутылочки с каплями и упаковки таблеток из разоренной аптечки... Лариса нашла валокордин, накапала себе двойную порцию и выпила. Ей и самой следовало успокоиться. Скоро сын придет из колледжа, надо будет что-то объяснять ребенку...

Врачи из «Скорой помощи» сказали ей, что опасность для жизни ее мужа минимальная, однако ему следует провести курс терапии, а после выписки он должен строго соблюдать медицинские рекомендации.

«Как же! – злорадно подумала Лариса. – Будет он сидеть на диете! Едва очухается, сразу потребует, чтобы я тайком пронесла в больницу отбивные и кока-колу! И физкультурой его никто заниматься не заставит. Даже под страхом смерти!»

Она похвалила себя за то, что отдала подозрительную тетрадь Карелину. Черт его знает, в какую аферу могла втянуть Калмыкова его новая пассия! С некоторых пор у него конкретно снесло крышу. Сам на себя стал не похож. Вот и сердце прихватило...

Лариса долго сидела на кухонном диванчике, размышляя, в какой роли подвизался в последнее время ее муж – палача или жертвы? Чаша весов клонилась то в ту, то в другую сторону. Так и не придя к окончательному выводу, она со вздохом поднялась и отправилась в ванную – освежиться под душем. Потом позвонила сыну, спросила, где он задерживается. Узнав, что он сидит на дополнительных занятиях по математике, позволила себе расслабиться и прилечь... Сон сморил ее мгновенно, едва она сомкнула веки.

…Странная и жутко неприятная дама в черном платье и черной же шляпе грозила ей пальцем. Лариса вздрогнула, но не проснулась. Дама опять появилась перед ней, потрясая остро отточенным топориком... в точности таким же, как он лежал в багажнике машины Калмыкова... Лариса пыталась закричать, позвать на помощь... но ее губы и язык онемели, не слушались. Вместо крика она только беспомощно смотрела, как высоко занесенное сверкающее лезвие опускается на ее голову...

К счастью, мелодичный сигнал мобильника прервал этот кошмар. Звонил Матвей.

– Ты в порядке? – беззаботно осведомился он. – Надеюсь, Калмыков не обнаружил пропажу?

Лариса почувствовала, как у нее свело горло и защипало в носу.

– Ну да... размечтался! – простонала она. – Еще как обнаружил! Я чудом осталась жива! Он хотел... хотел меня у-убить...

Раздавшиеся в трубке рыдания убедили Матвея, что Лариса не шутит. Какая-то доля правды в ее словах имеется.

– Где он сейчас?

– В больнице... у него сердечный приступ... Это меня и спасло!

– Неужели весь сыр-бор – из-за тетради?

– Он просто сумасшедший... больной на голову... – Лариса захлебывалась слезами. – Ты бы видел, как он на меня набросился!

При ее склонности все преувеличивать и драматизировать Матвей представил себе обычную потасовку между супругами. Лариса привыкла из мух делать слонов.

– Приехать к тебе? – из вежливости предложил он.

– Нет, что ты! Скоро сын придет домой...

Они обменялись ничего не значащими фразами и попрощались.

– А что это за тетрадь? – спохватилась она. – Ты выяснил?

Но абонент уже успел отключиться. Лариса вытерла слезы и задумалась. Может, это чертова тетрадь – улика, которая может разоблачить Калмыкова? Тогда зачем он спрятал ее в собственном гараже? Хотя... маньяк, он и есть маньяк... его действия необъяснимы с точки зрения здравой логики... Не сделала ли она ошибку, выпустив такой аргумент против мужа из своих рук? Кстати, что там было написано?

Содержание тетради совершенно не заинтересовало Ларису – уже на второй странице она бросила читать, тут же забыв, о чем именно повествовали слегка наклонные выцветшие чернильные строчки. Тогда ее заботило другое: поскорее поделиться с Матвеем своими подозрениями.

– Так это же история Донны Луны! – вырвалось у Астры. – Смотри-ка... женщина в золотом чертоге очень даже смахивает на царевну Софью. А таинственный «эксперимент» – на тот роковой спектакль «Баба Яга – костяная нога», после которого умерли сначала царица Агафья, а потом и молодой царь Федор. Вот и пометка переводчика на полях... магнетизм! Мысленное воздействие!

Матвей рассеянно кивал.

– Видимо, Волынский, спасший Sworthy от разбойников, плохо поддавался гипнозу... вот она его и убила. Отравила, как пить дать! – заявила Астра.

– А что, по-твоему, она называет «главным сокровищем»?

– Гиперборейское зеркало! – сходу выпалила Астра. – С его помощью Донна Луна собиралась устроить пожар в «Комедийной хоромине». Если не удастся мысленно внушить со сцены будущему царю Петру и его дружкам чувство неотвратимости близкой смерти. Полагаю, переводчик был абсолютно прав, считая Брюса потенциальной жертвой Донны Луны. Молодых людей, поистине, спасло чудо!

– Эта Донна Луна выбрала себе достойную покровительницу. Я имею в виду царевну Софью. Куда лучше заручиться поддержкой венценосной особы, нежели нанимать шайку бандитов или пьяниц для расправы с неугодными лицами.

– Судя по письмам, дамочка была не из робких. Если она отважилась посещать подпольные притоны и курильни, то...

Матвей улыбнулся. Его умиляло, как Астра схватывала на лету верную мысль.

– Sworthy... что мне напоминает это странное имя? – задумалась она.

– В переводе с английского – Смуглая.

– И Долгушина была смуглой. Все-таки, плясать придется от нее. Она знала историю Донны Луны и решила разыграть старую карту... но зачем? Правда, на роль Бабы Яги пригласили другую женщину...

– В одну реку дважды не войдешь, – философски заметил Матвей. – Да и карта оказалась битая.

– Как все запутано...

– Кто-то грамотно подчистил все концы и оставил нас с носом.

– Надо бы еще раз поговорить с Калмыковым.

– Он в больнице... с сердечным приступом. К нему не пускают. Лариса жаловалась, что муж на нее набросился. Кстати, из-за этой самой тетради! Заметил пропажу.

– Послушай, а где Калмыков познакомился с Долгушиной?

– В «Гвалесе», я же говорил.

Они сидели в маленькой полутемной кофейне, где можно было заказать кальян. Мужчина в восточной одежде и феске приносил его уже раскуренным. Пахло сладковатым фруктовым табаком и жареными кофейными зернами.

– А что, по-твоему, Sworthy подразумевает под «утраченным»? Какую-то вывезенную Брюсами с родины реликвию?

– Переводчик склонялся именно к этой мысли, – подтвердил Матвей. – Признаться, мне она тоже кажется подходящей. Лев и Единорог! Они меня зацепили... Помнишь, Калмыков обмолвился – сказал о Глазе Единорога?

– Лев и Единорог... Лев и Единорог... – бормотала Астра. – Допустим, Лев – это царь... а Единорог – его мудрый помощник. Петр и Брюс? Лев – Солнце, блистающая корона... Единорог – серебро и Луна. Ну правильно! Sworthy прямо пишет, что взяла себе имя Единорога. Она и есть – Донна Луна! Лев олицетворяет земное могущество. Единорог символизирует власть тайную, влияние непознанного на земные события. То есть... Единорог связывает воедино Sworthy и Брюса! Они оба – адепты Непознанного. Как пишет переводчик, династия Стюартов могла претендовать на Глаз Единорога, чтобы вернуть себе власть в Англии. Sworthy была послана за этой реликвией, однако отыскать ее в чужой стране оказалось не просто. Тогда она решилась на второй вариант: уничтожить того, кто имел доступ к фетишу... и мог со временем воспользоваться его силой.

– Имеешь в виду Якова Брюса?

– Донна Луна хотела вывести из игры «две ключевые фигуры»: Петра, дабы освободить трон для царевны Софьи, и Брюса, дабы развязать себе руки. Оставшийся в живых отпрыск славного рода – Роман Брюс – казался ей легкой добычей. Под крылом у Софьи она рассчитывала выведать у него все, что ей требовалось, и заполучить «утраченное». Для Стюартов... или же, под этим предлогом, – для своего покровителя. По крайней мере, это версия переводчика, некого Ольшевского.

– Он не подозревал, что Sworthy и Донна Луна – одно и то же лицо.

– Он – нет. А мы – да!

Матвей отхлебнул глоток остывшего кофе и недовольно поморщился.

– Что же это за фетиш?

Астра пожала плечами. Этого она пока что не знала.

– Касательно Брюса тебе все должно быть известно лучше, чем мне.

– Почему?

Он задал этот вопрос скорее по инерции, нежели по необходимости. Астра тысячу раз права. Брюс – его двойник, как ни крути. Пусть воображаемый, но двойник. На вечеринку в «Гвалес» он наденет рубашку, парик, камзол и башмаки, имитирующее облачение вельможи Петровских времен.

За соседним столиком курили кальян и тихо переговаривались два молодых человека. Астра на всякий случай понизила голос.

– Помнишь, как сказано в пророчестве Тэфаны? «Единорога может приручить только чистая дева...» Чистая дева! Понимаешь?

– Не совсем...

– Я тоже, – призналась Астра. – В этом заложен некий скрытый смысл. Ты подумай.

– Над пророчеством Тэфаны? Нет уж, уволь, дорогая...

Матвей откинулся на спинку стула и закрыл глаза, вдыхая кальянный дым.

– И вообще, мы не там ищем! – завелась она. – Пустые разговоры с разными людьми – это как раз то, чего от нас ждали. Так мы ничего не добьемся. Убийца уверен, что обвел нас вокруг пальца. И он недалек от истины!

Официантка, наряженная одалиской, принесла им орехи в меду, о которых они уже успели забыть.

– Что ты предлагаешь?

– Посмотреть на те же факты изнутри. Представить себя в центре интриги, а не сторонними наблюдателями.

Он попробовал восточное лакомство и одобрительно качнул головой:

– Неплохо...

Эта оценка могла относиться как к орехам, так и к предложению Астры.

– Все замыкается на той давней истории с Донной Луной. И вечерника в «Марконе», и выдумки Долгушиной. Улица Преображенский Вал явно фигурирует в деле не зря. Она возвращает нас мыслями в прошлое, когда Преображенское было колыбелью не только театра, но и юного царя Петра. Мими убита рядом с Преображенским кладбищем, Долгушина погибла неподалеку с Глинками, подмосковным имением Брюса. Все сходится.

Матвей чуть не подавился орехом.

– Ты намекаешь, будто... будто... Донна Луна пытается... повторить то же самое действие?

– Правильно мыслишь, – радостно кивнула Астра. – Давай-ка составим цепочку: «Гвалес» – Донна Луна – Долгушина – Глинки...

– Именно в таком порядке?

– Да.

Он долго жевал, обдумывая все сказанное и недосказанное. Вспомнил, как он представился администратору ночного клуба... господином Брюсом. Черт! Черт...

– Пожалуй, нам стоит поехать к гостеприимной Голове, – не выдержала наконец Астра...

Астра осторожно спустилась по ступенькам, проходя мимо оскаленных деревянных чудовищ, и оказалась в полной темноте. Охватившая ее паника утихла, как только загорелись светильники. В сумрачном холле посетительницу встретил швейцар, одетый в ливрею.

– Можно мне поговорить с администратором?

Матвей остался в машине. Ему пришлось признаться, что он уже приходил в клуб под видом клиента и заказал столик на двоих на ночь празднования Хэллоуина.

«Хотел сделать тебе сюрприз», – оправдывался он.

«Мне или Ларисе? Это ведь ее супруг является соучредителем «Гвалеса»?»

«Не знаю, почему меня потянуло сюда... Но ты угадала. Частично! Калмыков собирается продать свою долю в клубе».

«Кому?»

«Некоему Аврамову... Хотя теперь он, возможно, передумает. Вырученные от продажи деньги должны были достаться Долгушиной... а раз ее больше нет в живых...»

«Что же ты молчал?»

«Не считал это столь уж существенным фактором...»

Администратор полностью соответствовал описанию Матвея: неприметное лицо, вежливая улыбка, безукоризненный внешний вид. Черный костюм, галстук-бабочка.

– Чем могу служить?

– Я разыскиваю одну даму...

– Вы из милиции?

– Из газеты...

– Журналистка, значит, – недоверчиво вымолвил парень.

Пока ему не пришло в голову потребовать предъявить корреспондентскую «корочку», Астра вытащила из сумки фотографию, любезно предоставленную ей Гариком из «Маркона». Мими и бухгалтерша смотрели прямо в объектив, их было легко узнать.

Администратор молча уставился на снимок. Его брови дрогнули.

– Вот эта даже, кажется, пару раз заказывала у нас место, – показал он на Долгушину. – А что случилось?

– Она пропала... вышла из дому и не вернулась. У вас хорошая память?

– Не жалуюсь...

– Скажите, с кем она общалась у вас в клубе?

– Хотите написать сенсационную статью? Раскрыть махинации тайного синдикат апо торговле живыми людьми?

В его хрипловатом голосе прозвучала едва заметная издевка.

– Я просто помогаю отчаявшимся родственникам. Те, кто разуверился в официальном расследовании, часто обращаются к журналистам...

– Угу! – кивнул парень. – Я понял... Вы из газеты.

Опять издевка! Он явно усомнился в ее словах, но показать «корочку» так и не попросил. В принципе, сейчас раздобыть любое удостоверение – не проблема.

У Астры возникло ощущение бесполезности этого разговора. Однако уходить она не торопилась.

– Эта дама, что на снимке... она нравилась мужчинам, – добавил вдруг администратор. – На нее обращали внимание. Кто-то, вероятно, за ней ухаживал... обычное дело.

– Кто именно?

– Я не слежу за клиентами, – кашлянул он. – Правда, не слежу. У меня полно других обязанностей.

– А вторая женщина вам знакома?

Парень снова скользнул взглядом по фотографии – без признаков хоть какого-то энтузиазма.

– Ее я вижу в первый раз...

Астра выходила из «Гвалеса» со странным чувством, будто ее там ждали. Ее приходу не удивились и охотно сообщили то, что она и без того знала.

На улице начал накрапывать дождь. Похолодало. Небо потемнело и опустилось ниже, нависло над городом, готовое в любое мгновение разразиться ненастьем. «Пассат» стоял за углом длинного дома, и Астра прибавила шагу. Зонтика она с собой не захватила.

Матвей увидел ее постную физиономию и прыснул:

– Что, облом?

– Полный.

– У меня появилась идея! Едем в Глинки? Прямо сейчас.

– Это еще зачем?

– Там особая атмосфера... Кстати, Долгушина не зря снимала дом поблизости от бывшего брюсовского поместья. Покажешь ее фото местным краеведам. Какую-нибудь зацепку да отыщем!

Она отнюдь не разделяла его воодушевления. Администратор с гладко прилизанными волосами и сладковатой усмешкой стоял у нее перед глазами.

– Он кашляет! – выпалила Астра. – И хрипит...

– Ну и что?

– Донна Луна тоже... покашливала...

Матвей не удержался от смеха, чем страшно разозлил ее. Все из рук вон плохо, а он хохочет!

Когда они выезжали из города, Астра заметила позади машины Матвея серую иномарку, которая то появлялась, то исчезала в потоке машин.

– За нами следят, – сообщила она Матвею.

– Серьезно?

– Вон та серая «Мазда»!

Он уставился в зеркало заднего вида и хмыкнул:

– Это «Рено», дорогая.

– Какая разница?

– Что, пойдем в отрыв?

– Наоборот, нам наконец-то сопутствует удача! Главное, чтобы преследователь не отстал...

В Глинках дождя не было. Солнце пряталось за рыхлыми тучами. Сквозь стволы деревьев пасмурного парка проглядывало светлое двухэтажное здание санатория. Фонтан уже отключили, на его дне желтели сбитые ветром листья.

– Где же «Рено»? – беспокоилась Астра. – Он не потерял нас?

– Я бы на месте водителя оставил машину где-нибудь в укромном уголке и отправился в усадьбу пешком, чтобы меня не заметили. Наверное, он так и сделал.

Матвей провел ее по аллеям парка. В маленьких прудах отражались полуобнаженные деревья. Все вокруг увядало, готовилось к холодному унылому ноябрю.

В санатории шли ремонтные работы. Один из строителей, стоя на лестнице, замазывал чем-то белым пятна и трещины на стенах; другой очищал от старой краски оконные рамы. Астра залюбовалась каменными ликами, которые во множестве украшали дом. Как будто кто-то навеки запечатлел здесь все оттенки чувств и эмоций – от выражения полного бесстрастия до искаженных юродствующих гримас...

– Своеобразный вкус был у графа, – сказала она.

– Да уж...

– Помнишь тот фрагмент на кассете? Я узнала это здание и эти маски!

– Что ты хочешь сказать?

Она бросила на него выразительный взгляд и приложила палец к губам. Бывают моменты, когда слова становятся лишними.

Ветер раскачивал верхушки деревьев, вздымавшиеся в бледное небо. Казалось, из глубины парка за ними наблюдает невидимый водитель «Рено». Они в молчании зашагали вокруг усадебного здания.

Музей Брюса, как выяснилось, работал только по воскресеньям.

– Не расстраивайтесь, – успокаивал их сотрудник санатория. – Будет повод приехать еще раз. У нас тут минеральный источник, воздух чудесный...

– Нам бы хотелось поговорить об истории поместья со знающим человеком, – сказала Астра. – Мы журналисты, пишем о подмосковных памятниках архитектуры.

– Так я вам дам адрес нашего местного почитателя старины. С ним и побеседуете. Расскажет столько, что вы просто диву дадитесь! Но придется съездить на станцию, он там рядышком живет.

По дороге Матвей то и дело оглядывался, высматривая преследователя. Серый «Рено» словно из-под земли вынырнул, пропустив между собою и «Пассатом» пассажирский автобус. Будь трасса посвободнее, уйти от него не представило бы труда.

– Вот он, голубчик! – потирала руки Астра. – Никуда не делся!

– Может, оторвемся?

– Ни в коем случае!

Вместо официального музея они попали в любительский. Скромная экспозиция разместилась в трехкомнатной квартире пятиэтажного жилого дома. Хозяин непритворно обрадовался посетителям, с гордостью показывал собранные им по крупицам экспонаты. Матвей надолго застыл у портрета Брюса в мантии и шляпе с пером. Настоящий «русский Фауст»!

– Это наш монинский художник написал, – охотно объяснил пенсионер. – Самородок! Нигде не учился... все сам постигал. Я мечтаю его выставку организовать. Не поможете?

Астра заговорила с ним о поисках спонсора, попросила чаю. Матвей сбегал в магазин за тортом.

– Вы, значит, журналисты? – суетился старичок, разливая по чашкам мятный чай. – Наконец-то у общества просыпается интерес к собственной истории! Я не обольщаюсь, но все же... Не вы первые! У нас в прошлом году гостил ученый из Питера. И с ним два студента. Они с лозой все окрестности Глинок прочесали, составляли план подземелий. Говорят, Брюс свои сокровища там спрятал и замуровал. Алхимическое оборудование, волшебный телескоп, астрологические карты, зеркало, в котором покойники являются, «Книгу Сивилл» и Соломонову печать... Вокруг усадьбы – сплошные аномальные явления! Говорят, Брюс огородил свой клад неприступным магнитным полем...

– Правда? – оживилась Астра, не обращая внимания на скептическую мину Матвея. – А кто-нибудь еще к вам приходил недавно, расспрашивал о подземельях? Вот эти женщины, например...

Она показала пенсионеру фотографию Мими и Долгушиной. Тот водрузил на нос очки и добросовестно изучил снимок.

– Нет... этих не видел...

– Точно? Не торопитесь, подумайте...

Старичок вернул ей фото со словами:

– Говорю, не видел, значит, так и есть. А вот парень один ко мне заглядывал... Он в музей приехал, а тот был закрыт, его ко мне и направили. Как и вас! Я его запомнил – прилизанный такой, гладкий, явно из столицы. Все ходил взад-вперед по комнатам, вздыхал... потом взялся меня допрашивать, всю душу вытряс! Ей-богу! Назвался родственником купцов Колесовых... бывших владельцев имения. Детей у графа не было, и после его загадочной смерти имущество перешло по наследству его племяннику, потом – к сыну племянника, потом... пошло по рукам...

– Почему «загадочной смерти»? – спросила Астра.

– Достоверно не известно, как и от чего умер Яков Брюс. Существует легенда, что хотел он испробовать на себе «живой» и «мертвый» порошок, да опыт не удался. Умереть-то у графа получилось, а вот ожить... сами понимаете. Господь Бог своих секретов не раскрывает.

Пенсионер развел в стороны руки с синими прожилками вен. Такие же вены выступали у него на висках, цвет лица выдавал заядлого дачника. Уже ноябрь на пороге, а загар все еще держится.

– Угощайтесь смородиновым джемом. Сам готовил, из своих ягод.

Матвей разглядывал незатейливые механические часы, стоявшие на краю стола. Циферблат, обрамленный цветочными гирляндами, и рядом – маленькие всадники на позолоченных лошадках. Всадники скакали по нескончаемому кругу, словно вечная карусель жизни, в которой все повторяется...

– Что за купцы Колесовы? – вдруг заинтересовался он.

– Род Брюсов по мужской линии пресекся; усадьба, как я уже говорил, стала переходить из рук в руки. И приносила новым хозяевам одни неприятности. Купцы, приобретавшие ее, разорялись, жить в барском доме побаивались. Имение слыло проклятым, заколдованным. А в самом конце девятнадцатого века в дом ударила молния, и он сгорел. Между прочим, как и предсказывал еще при жизни сам граф Брюс.

– Опять пожар... – пробормотала Астра.

Старик удивленно уставился на гостью.

– Вы ее не слушайте, она все путает, – спас положение Матвей. – Рассказывайте!

– Ну... потом случилась революция, поместье национализировали, а последний его владелец, сын купца Малинина, покончил с собой...

Воцарилось молчание. Тишину нарушали часы с каруселью всадников. Тик-так... цок-цок... тик-так...

– Тот парень, из Москвы, правда был родственником Колесовых?

– Откуда мне знать? – покачал головой пенсионер. – Наверное... Зачем человеку лгать без всякой причины? Я ведь его ни о чем не спрашивал. Зато он ко мне пристал, как репей! Извините за грубость, но он меня просто ошеломил своим напором.

– Что ему было от вас нужно?

– Почитай, все! Нет ли у меня подробного плана усадьбы и особенно парка? Где Брюс мог держать свои изобретения, алхимические препараты и прочие штуки? Правда ли, что в подвалах Сухаревой башни замурована Черная книга? Я ему говорю: не такие умы искали, да только клад тот кому попало не дается...

– А у вас есть план усадьбы и парка?

– Есть... я ему показал... а он потребовал схему расположения подземных ходов. Я говорю: это, мил человек, никому толком не известно. Подмосковье ходами такими изрыто еще со времен Ивана Грозного; они, по слухам, чуть ли не до самой Москвы тянутся. Брюс старые галереи разведал и укрепил, новые к ним добавил. Только он был мужик не промах, умел хранить свои тайны. Входы наверняка замуровал, чертежи уничтожил... Поди, отыщи! Думал я, что этот потомок Колесовых на том успокоится, а он взялся меня статуями донимать...

– Какими статуями?

– Теми, которые усадьбу украшали, дом и парк. Где, мол, какая из них находилась? Представляете?! Ну, на фасаде зданий хотя бы сохранились ниши с лепными раковинами и постаменты от скульптур... а в парке все хозяйство купцы безграмотные, бескультурные разорили. Своей родственнице, Глафире Колесовой, пусть спасибо скажет! Она скульптуры-то и уничтожила, из-за своего дремучего невежества и религиозного фанатизма! Видите ли, ее взгляд оскорбляли обнаженные тела античных богов и богинь – вот она и приказала «срамные изображения» разбить и в Ворю побросать! Вот уж где вандализм, так вандализм... Эти статуи граф самолично из-за границы привозил, когда ездил туда по заданиям царя Петра... они являются нашим историческим наследием! Я хлыщу столичному все и высказал, не утерпел.

– А он?

– Деньги мне совал, настаивал... Решил, что я цену набиваю. Дались ему эти скульптуры! Столько времени прошло... почему вдруг он спохватился?

– Как выглядел этот парень? – спросила Астра.

– Обыкновенно... Прилично. Только было в нем что-то отталкивающее... скользкое...

– Он, случайно, не покашливал?

Пенсионер надолго задумался, припоминая.

– Может, и покашливал... однако врать не буду, точно не скажу. Он меня так замучил! Голос у него с хрипотцой был, это да... курит, наверное, много... Сейчас молодежь вся курящая.

Астра давно не садилась к зеркалу, не зажигала свечей. Боялась искушать судьбу? В этом деле и так хватает огня...

Альрауна она повсюду брала с собой. Домашний божок придавал ей уверенности в благополучном исходе предприятия. Она привыкла ощущать спокойную силу, исходившую от мандрагорового человечка. Опуская руку в карман куртки, она прикасалась пальцами к его крохотному тельцу, завернутому в шелковый лоскут, и странным образом обретала душевное равновесие. В тревожных и опасных снах, куда забрасывало ее воображение, Альраун приходил в ней на помощь и, как заблудившуюся в лесу несмышленую девочку, выводил Астру на верную дорогу.

– Что покупаем? – пробудил ее от грез голос Матвея. – Лопату или...

– Лопату! И фонарь, обязательно...

Они зашли в хозяйственный магазин, чтобы обзавестись необходимым инвентарем. Матвею невольно пришли на ум веревки, топорик и фонарь в багажнике Калмыковского «мерса», о которых говорила Лариса. Он, похоже, шел по стопам своего предшественника.

– Собираешься спускаться в подземелье? – с усмешкой осведомился он. – Как Долгушина?

– С какой стати? Мы отправляемся искать клад, спрятанный господином Брюсом...

– Шутишь?

Он понимал: как ни глупо это звучит – но Астра права. Они дождутся темноты, отправятся в парк и будут копать яму в том месте, где он укажет. Ему кое-что пришло на ум еще там, в квартире пенсионера, любителя старины...

– Я брежу, – сказал он и потер правый висок.

В голове возник тихий назойливый звон, словно в невообразимой дали перекликались церковные колокола.

– Ничего. Это пройдет. Выбирай лопату!

Астра отошла от прилавка и осторожно выглянула в окно. Серый «Рено», стараясь остаться незамеченным, припарковался в тени огромных кленов.

Матвей сделал нужные покупки, и они перекусили в ближайшем кафетерии. Еда оказалась на удивление вкусной. За кофе и блинчиками с вишневым вареньем они вполголоса обсудили свои дальнейший действия...

– Твои фантазии меня умиляют! – не выдержал Матвей. – Вот так запросто явимся в ночной парк – и начнем копать яму? А если нас в милицию сдадут?

– Кто? Отдыхающие будут спать, а охраны там нет. К тому же, мы не собираемся устраивать раскопки посреди усадьбы! Забредем куда-нибудь подальше... в дикие заросли. Ночью туда никто не сунется, зуб даю!

– А если попадемся?

– Извинимся, заплатим штраф, в конце концов...

Кафе было отделано под деревенский трактир. За столиками обедали несколько человек – семья с ребенком и компания молодежи. Одетые по-спортивному парни и девушки переговаривались, смеялись. Они заказали много пива и рыбные закуски. Глядя на их жизнерадостные лица, не верилось, что злые намерения сочетаются в людях с обычными житейскими радостями.

– По-моему, мы затеваем нелепую авантюру... – вздохнул Матвей.

– Можешь предложить что-то другое?

– Нет, но...

– Не снять ли нам номер в местной гостинице? До вечера еще полно времени.

– Разве мы не возвращаемся в Глинки?

– Поедем и туда, только попозже. Ты хорошо ориентируешься в потемках?

– Забыла, чему я учу своих мальчишек из «Вымпела»?

Матвей заплатил по счету, и они поехали в гостиницу. «Рено» не попадался им на глаза, и Астра всполошилась.

– Не волнуйся, он где-то здесь... прячется от нас, – сказал Матвей.

Номер оказался маленьким, с двумя деревянными кроватями и видом на облетающий яблочный сад. На ветках висели красные и желтые яблоки, и это воскресило в памяти Матвея письмо Sworthy... Три века назад такие же забытые в садах яблоки заставили ее сердце содрогнуться от тоски по той жизни, к которой она привыкла...

Астра сняла курточку и прилегла на кровать, закрыв глаза. Она устала. Не физически – скорее, морально. Если ее замысел сорвется, она утратит контроль за развитием событий.

«У нас все получится! – мысленно заклинала она. – Правда, Альраун? Хорошо, что наш номер на первом этаже...»

Она думала так напряженно, что ее мысли словно гудели в воздухе.

– Хватит валяться, поехали! – скомандовал Матвей. – Я хочу еще раз пройтись по парку. Поищем статую Бахуса.

– Бахуса?

– Вернее, то место, где она стояла. Брюс разбирался во многих науках, в том числе, в архитектуре и строительстве. Он знал, как следует понадежнее устанавливать мраморные скульптуры...

Матвей явно на что-то решился. На его переносице залегла вертикальная складка, совсем как на портрете графа в домашнем музее монинского пенсионера. Его громкий резкий смех удивил и даже слегка испугал Астру.

– Что с тобой? – спросила она.

Метаморфоза, которую она вызывала и ожидала, застала ее врасплох.

– Вставай! Едем... – молвил он.

Он привез ее в парку, не к центральному входу, а к противоположной от него стороне. «Рено» призраком вынырнул из боковой улочки и намертво приклеился к «Пассату», пропустив вперед пару автомобилей.

– Молодец! – похвалил его Матвей. – Давай, друг, старайся! Твое терпение должно быть вознаграждено. Было бы несправедливо оставить тебя ни с чем...

Он повел Астру напрямик через глухие заросли, каким-то одному ему понятным путем, бормоча:

– Вот здесь – угол звезды Венеры... а тут был... стоп... не здесь... Возвращаемся!

Астра, затаив дыхание, следовала за ним, продираясь сквозь кусты и поминутно оступаясь. Под ногами что-то хрустело и шуршало. Они обогнули зиявшую провалами окон заброшенную усадебную постройку с колоннами...

– Здесь, кажется, – остановился Матвей. – Или не здесь... О, черт! Не помню...

– Говори громче, – шепнула она.

– Не помню! – повторил он.

Ветер подхватил его слова и рассыпал их между деревьями. Астра и Матвей отшагали более широкий круг и вновь остановились...

– Нет, все-таки здесь! Точно, здесь... Ладно, надо будет проверить... в пределах двух-трех метров.

Виталий Андреевич, придя в себя в больничной палате, не сразу сообразил, где он находится.

– Что со мной?.. – еле ворочая языком, спросил он у миловидной медсестры, которая делала ему укол.

– У вас был приступ, но сейчас ваша жизнь вне опасности...

Персонал этой клиники был хорошо обучен и вышколен. Главврач не терпел расхлябанности и особенно сурово карал за неуважительное отношение к пациентам. Здесь медикам хорошо платили, но могли уволить за малейшую провинность.

Калмыков прислушался к своему организму. Боли он не ощущал, разве что какую-то рыхлость, «ватность» всего тела, слабость, тяжесть в груди и сухость во рту.

Медсестра помогла ему напиться и вышла, тихонько притворив за собой дверь. Он опять закрыл глаза и погрузился в сонную истому. Оказывается, беспамятство – это не всегда лишь одна черная пустота, не только провал в бесчувственность и безвременье. Будучи без сознания, Калмыков продолжал жить, видеть, слышать и даже общаться... Именно так!

«Кого же я видел? С кем говорил? – мучительно вспоминал он. – Неужели ее... Алю? Мою черную колдунью, злую фею? Она опутала меня сладкими речами, заворожила фальшивой нежностью... Я пропал. Пропал! Тайна – вот оружие, которым она сразила меня...»

Последняя безобразная, по-настоящему позорная сцена, разыгравшаяся между ними, снова развернулась перед ним. Алевтина плакала... а он обвинял ее, бросал ей в лицо горькие и несправедливые упреки. Разве он с самого начала не понимал – в глубине души – , что ее влечет к нему исключительно содержимое его кошелька? Чего он ожидал от этой молодой страстной женщины? Любви? Вожделения? Он сам давно уже остыл к утехам плоти, забыл о естественном возбуждении... привык постегивать свое тело извращенной эротикой, злоупотреблять средствами для потенции, этими современными «шпанскими мушками», которые истощают нервную систему...

«Ты меня доведешь до греха! – орал он. – Я за себя не ручаюсь! Могу и...»

Он замахнулся на нее... но ударить не посмел. Рука его упала, как плеть, дыхание стеснилось. Это были первые предвестники приступа.

«Зачем тебе столько денег?»

«Когда любят, не спрашивают...» – шептала она.

Какие у нее губы! Темные, теплые, влажные, словно лепестки розы... От нее исходил тонкий аромат цветочного нектара и шоколада...

«Ты обещал исполнить любое мое желание!»

«Обещал, но...»

Не скажешь ведь прямо, что он не ожидал такой откровенной алчности, таких неуемных аппетитов у обыкновенной бухгалтерши?

Ее взгляд обволакивал его, подчинял ей, ее воле. Он инстинктивно сопротивлялся, как сопротивляется букашка, барахтаясь в паучьих сетях.

«Ты обманывала меня все это время, – через силу вымолвил он. С трудом заставил себя сказать ей то, что думал. – К чему были твои дурацкие выдумки про клад, про подземелья? Я же не подросток, который дрожит от предвкушения увидеть в раскопе «сундук мертвеца» с пиратскими сокровищами?! Кстати, я даже в детстве не грезил чужим золотом, а мечтал заработать свое!»

В Ласкинском доме, в этой избушке на курьих ножках, стоявшей посреди одичавшего сада, он никогда не испытывал покоя, приятной расслабленности. Был все время на взводе. Словно из каждого угла за ним следили незримые глаза. Не исключено, что где-то здесь... прячется ее молодой сильный любовник! Не исключено, что в полночь, когда на небо выходит полная луна... Алевтина превращается в ужасную горбатую старуху и вылетает через трубу на метле...

«Потом, когда я ухожу, вы вместе потешаетесь надо мной?! – взревел он – Смеетесь над моей глупой доверчивостью?!»

«О чем ты?»

«О твоем парне! Где он? В шкафу? В подвале? Давай, позови его... выпьем вместе, как добрые друзья!..»

«Ты параноик! У меня никого нет... Если хочешь, иди, обыщи дом...»

Он не мог оторваться от ее горящих глаз, от ее хищной плотоядной улыбки. Так улыбаются ведьмы...

Его подозрения вызвали у Алевтины приступ истерического хохота. Она сидела, скрестив свои красивые смуглые ноги, и расчесывала черные как смоль волосы. В иные моменты в ней просыпалось нечто демоническое, властное и неизведанное... Возможно, именно это – неизведанное – и составляло ее главную изюминку. Она вовлекла его в свою игру, сделала орудием в своих руках... и он даже не понимал, кто их противник...

«Зря ты мне не веришь... – посмеивалась она. – Мне не нужны деньги. Я просто решила проверить, сколько ты готов заплатить за любовь...»

«Я не сплю с проститутками», – соврал он.

«Разве? А твоя жена? Скажешь, она бескорыстно ложится с тобой в постель?»

Ну кто на его месте не залепил бы ей пощечину? Разве что святой... А он был кем угодно, только уж никак не ангелом. Но он и пальцем ее не тронул...

Виталий Андреевич со вздохом попытался перевернуться на бок. Не получилось. Совсем беспомощным он стал, неподвижным, как бревно.

Сцена в «избушке» не отпускала его, заставляя переживать недавнее прошлое заново и с тем же эмоциональным накалом. Они с Алевтиной наговорили друг другу мерзостей... потом обоим стало неловко...

За ужином оба перебрали спиртного. «Какая роль мне уготована? – устало гадал он, глядя на выступавшие под платьем округлости ее грудей. – Меня используют... но с какой целью? Лучше порвать с Алей прямо сейчас...»

Но сделать этот шаг у него не хватило духу. Отказаться от женщины, разбудившей его почти совсем уже уснувшую кровь, казалось немыслимым... В жизни так мало радостей! А бесполезность денег начинаешь осознавать, только когда достигаешь изобилия. Подкрадывается старость, томит странная тоска, мучают сожаления о несбывшемся... Время утекает, словно вода сквозь пальцы... И жажда счастья, последнего жгучего безумства, становится просто невыносимой, ненасытной! Наверное, эту жажду нельзя утолить...

Алевтина захотела отдохнуть и прилегла. Калмыков до сих пор не мог дать себе отчета – что подтолкнуло его залезть к ней в сумочку? Любопытство? Болезненная подозрительность? Ревность? Мелочная мстительность? Желание уличить ее в чем-то... унизить? Всего понемножку...

Старая, завернутая в целлофан тетрадка сразу привлекла его внимание. В доме стояла тишина, нарушаемая лишь тихим дыханием спящей женщины. Он услышал, как она повернулась во сне, и торопливо сунул добычу за пазуху.

Алевтина не проснулась... только тревожно вздохнула. Калмыков решился бежать от нее, прямо сейчас, пока она не может помешать ему. Он боялся, что в противном случае не сумеет избавиться от ее влияния, станет безвольной игрушкой в ее руках. Да... он развенчал ее, начал остывать, но все еще ощущал себя ее рабом. Это было непонятно, оскорбительно! Бежать! Освободиться... сбросить с себя оковы опасного наваждения! Почему-то он придавал важность именно этому моменту – уйти немедленно, раз и навсегда покончить с этой позорной зависимостью от женщины...

Он взглянул на нее... лежавшую навзничь на кровати, с рассыпавшимися по лицу волосами. Прекрасную, желанную... лживую! Шальная мысль убить ее – накрыть подушкой и задушить… молнией вспыхнула в его мозгу. Он был так возбужден, что хмель выветрился. Раньше Калмыков никогда не садился за руль выпившим, но в тот миг он не думал о том, как поведет машину. Лишь бы вырваться из этого порочного круга!

В доме раздался какой-то звук... словно что-то упало... или треснул рассыхающийся сруб. Деревянные строения полны разных шорохов, скрипов и пугающих шумов. Казалось, кто-то крадется по лестнице...

– Проклятая ищейка! – выругался он. – Я и подумать не мог, что он сфотографирует мою машину...

Его слова эхом отразились от светлых стен больничной палаты. Теперь, когда Алевтина уже мертва, тетрадь стала опасной уликой против него.

– Лариса далеко не дура... Знает, что делает!

Он не сомневался: тетрадь исчезла из гаража не без ее участия. А что, если они с Карелиным сговорились и решили...

Дверь приоткрылась, и на пороге палаты возникло кошмарное видение, – его жена, собственной персоной.

– Как ты себя чувствуешь, дорогой? – елейным голоском пропела она. – Меня не хотели пускать к тебе! Представляешь?

За ее плечом тревожно маячила медсестра. Палата наполнилась запахом китайской магнолии...

– Только недолго... – умоляюще произнесла девушка. – А то меня уволят!

Лариса наверняка сунула ей денег, чтобы та нарушила режим.

– Иди, милая... Оставь нас.

Калмыков обреченно закрыл глаза. Деваться ему было некуда...

Из окон гостиничного номера был виден сад, освещенный бледными лучами фонаря. Серый «Рено» затаился где-то поблизости.

– Он ждет, когда мы выйдем, – сказала Астра, облачаясь в синий спортивный костюм. – Наши вояжи в санаторий и обратно сбили его с толку.

– Скорее, напрягли, – отозвался Матвей.

Он тоже оделся явно не для светской вечеринки. Старые джинсы, куртка, кроссовки.

– Мы все сходим с ума! – мрачно добавил он. – И я – первый, раз согласился на эту авантюру!

Астра и бровью не повела. Разумеется, они не совсем нормальные люди... в общепринятом смысле слова. Но установленные обществом мерки нормальности не вполне корректны.

До самого парка в Глинках она не проронила ни слова. Думала... О чем? Матвею оставалось лишь догадываться. Зловещий «Рено» вновь словно возник из небытия и неотступно скользил следом.

– Без нас он копать не рискнет, – обронил Матвей, выискивая подходящее место для парковки. – Я правильно тебя понял?

Он стал на удивление проницательным! Переносицу его прорезала складка, губы кривились в саркастической усмешке.

– Правильно... – подтвердила Астра. – Бери лопату, а мне дай фонарик... В этой части парка тьма кромешная. Ноги поломать можно.

– Ты полна оптимизма, как я погляжу!

Они, сопя, пробирались сквозь беспорядочные заросли к тому месту, где около трех веков тому назад основатель усадьбы устанавливал скульптуру Бахуса. Вернее, так полагал Матвей. Он доверился своей интуиции, и сейчас им предстояло убедиться, насколько это доверие оправданно. Луч фонаря кое-как освещал им дорогу. Ночью этот участок парка казалась совершенно другим, нежели днем. Как будто они попали в иной мир, полный подозрительных звуков и теней прошлого... Даже запахи изменились.

– Чувствуешь? Грибами пахнет... и тленом...

– Это листья гниют, – произнес сзади Матвей, наступая ей на пятки.

Черенок лопаты с глухим стуком задевал за стволы деревьев.

Водитель «Рено», если уж он решился от них не отставать, своим фонарем не воспользовался, ориентировался по прыгавшему белому лучу света от их фонарика. Он не собирался раньше времени выдавать себя.

Астра оступилась и ойкнула:

– Я чуть куда-то не провалилась... Ничего не видно!

– Осторожнее...

Она дрожала от холода и нетерпения. Неужели Матвей не ошибся?! Вот будет номер! Она остановилась и прислушалась. Шум ветра, поскрипывание, треск сучьев, шорох листьев...

– Как ты думаешь, он здесь?

– Кто?

– Говорят, граф до сих пор бродит по своему поместью... Его высокую прямую фигуру в парике и камзоле не раз видели отдыхающие...

Матвей хмыкнул, но возражать не стал. Может, это и правда – бродит неприкаянный дух великого и непонятого Брюса, то по аллеям дичающего парка, то по Сухаревке. Ведь его прах потревожили, нарушили покой бренных останков. Как знать, к чему это могло привести?

– Мне показалось, или впереди что-то блеснуло? – прошептал он.

Астра выключила фонарь и до боли в глазах всмотрелась в непроницаемую темноту. Где-то между стволами брезжит огонек свечи? Не может быть!

– У меня глюки!

– У меня тоже, – откликнулся Матвей. – Готов поклясться, нам указывают путь!

Не сговариваясь, они двинулись на это еле различимое мерцание. Оно исчезло так же внезапно, как и появилось.

– Копай здесь! – скомандовала Астра. – А я буду светить.

Пятно фонаря выхватило из тьмы кусты орешника, высокую пожухлую траву.

– Я чувствую себя идиотом, – вздохнул Матвей и с размаху вонзил лопату в землю. Раздался характерный скрежет: лезвие наткнулось на камни. – Черт возьми! Что-то есть...

Он работал быстро и сосредоточенно. Лопата с хрустом вгрызалась в почву, обильно удобренную перегноем, и через несколько минут обнажились остатки каменной кладки.

– Брюс под основанием каждой скульптуры оставлял небольшие каменные мешки, – прошептал он, не оборачиваясь. – Закладывал туда фетиши!

– Зачем?

– Наверное, хотел поприкалываться над своими наследниками.

– Не думаю, – серьезно возразила Астра. – Такие люди ничего без смысла не делают.

– Когда купчиха Колесова приказала повалить статуи, на эти тайники, скорее всего, никто не обратил внимания...

– Может, кто-нибудь и обратил... Не зря же потомок Колесовых искал план парка с указанием точного расположения скульптур!

– Ты веришь, что он настоящий потомок?

– Почему бы нет? Тише...

Матвей перестал копать и затаил дыхание. В шорохе ночного парка вторгся посторонний шум, похожий на человеческие шаги... который, впрочем, тут же замер.

– Давай, свети! – громче произнес он. – Кажется, я нашел!

Происходящее выглядело шуткой, которая вдруг обрела черты реальности, материализовалась.

Они наклонились над раскопом. Среди каменных обломков виднелась металлическая фляжка, помятая и покрытая коррозией. Матвей, не веря своим глазам, подковырнул ее, достал и попытался очистить. На боку проступил попорченный сыростью и временем вензель...

– Серебро?

– Вряд ли... – разочарованно пробормотал он. – Какой-то недорогой сплав... видишь, как его разъело?

Астра ощутила ползущий по спине ледяной озноб.

– Все! Хватит. Возвращаемся в гостиницу...

Дальнейшие события развивались стремительно, но вполне предсказуемо. Обратный путь «Пассат» проделал быстро. Астра чуть шею себе не свернула, оглядываясь назад. Вдали маячил свет фар неизвестного автомобиля.

– Это «Рено»?

– Надеюсь, да...

Портье в полутемном холле, зевая, удивленно уставился на их грязную изодранную одежду, однако не проронил ни слова. Уезжая, они заплатили ему за молчание, и он четко придерживался правил игры. Да и какое ему дело до ночных вылазок жильцов, которые, к счастью, не скупятся на чаевые?

Астра и Матвей заперлись в номере и, не тратя времени на переодевание, занялись своей находкой – оттерли ее, отмыли, попытались открыть. Тщетно. Крышка за долгие годы намертво приросла к горлышку.

– Ну вот, – огорчилась она. – Как же узнать, что внутри?

– Там, похоже, было вино, оно испарилось. Раз этот постамент принадлежал Бахусу, логично предположить наличие в посудине хмельного напитка. Если в нее вообще что-нибудь наливали.

Он потряс фляжкой у самого уха. Ничего.

– Вино-о? – удивленно протянула Астра.

– А ты чего ожидала?

Она пожала плечами. Положа руку на сердце, она понятия не имела, чего ожидать от такого фрукта, как Яков Брюс.

– Ты уверен, что фляжка принадлежала первому хозяину усадьбы? Вензель явно чужой...

– Наоборот. Самый что ни на есть родной. Буквы-то английские!

– «B» означает Бахус; «D» означает Дионис, – глубокомысленно изрекла она. – У греков и римлян так именовался бог растительности, веселья и вина. А третья буква сюда не подходит.

Английская «J» сбила с толку ее, но не Матвея. Во всем, что касалось Брюса, он проявлял чудеса проницательности.

– По-моему, все гораздо проще, – заявил он. – Вензель составлен по первым буквам имени владельца, на его родном языке. «B» – Брюс; «J» – Джэкоб; «D» – Дэниэл. Jacob Daniel, так назвали его родители.

– Откуда ты знаешь?

Она могла бы не спрашивать. Матвей оказался прав на все сто, в этом не было сомнений. Вензель действительно принадлежал Брюсу.

– Фляжка-то пустая... – пробормотала она. – Только потомку Колесовых сие неведомо!

– Думаешь, водитель «Рено»...

– Уверена! Как и в том, что спать нам сегодня не придется.

– Но хоть душ принять мы успеем?

– Я бы не стала рисковать.

Она задернула шторы и через несколько минут погасила свет...

Лариса Калмыкова лежала на своей роскошной двуспальной кровати, и тоже без сна.

Разговор с мужем в больнице разбередил ей душу. Она ожидала от Калмыкова чего угодно, кроме... исповеди! С чего это вдруг он так разоткровенничался? Испугался? Вообще-то, Калмыков отнюдь не из робкого десятка... Или это болезнь так на него подействовала? Говорят, после клинической смерти люди меняются – у одних проявляются суперспособности, другие начинают говорить на непонятных языках, третьи – танцевать, сочинять музыку, писать картины...

Правда, у Калмыкова до клинической смерти дело не дошло, но сознание он потерял. А человек без сознания все равно, что компьютер без электричества. Темный экран – и ничего больше.

– Лариса, я все знаю! – заявил он после того, как она уселась на стул рядом с его койкой. – Ты наняла сыщика, чтобы он следил за мной. Как ты могла?! После стольких лет, прожитых вместе...

Она онемела от неожиданности, растерялась. Заготовленные слова застряли в горле. Она оглянулась на дверь, плотно ли та прикрыта... наклонилась к мужу и прошептала:

– Ты убийца, Виталий... ты убиваешь женщин, потому что не в состоянии любить их! Думаешь, я не понимаю, что моя жизнь тоже висела на волоске?

Калмыков заволновался:

– Брось нести всякую чушь... Я никого не убивал!

– Да?! А веревка в твоем багажнике? А топорик? Я не такая глупая, как ты считаешь! Небось, прикончил свою любовницу? Ну, признавайся... Облегчи душу! Может, тебе батюшку сюда пригласить? Для отпущения грехов?

Если бы Калмыков мог смеяться, он бы расхохотался в голос.

– Какие грехи, Лариса?! Ты в своем уме?!

– У тебя раздвоение личности, Виталий... Ты и меня убил бы, если бы у тебя сердце не прихватило...

– Идиотка! – простонал он. – Но ближе тебя у меня никого нет... Вся моя вина заключается в том... в том... что я не равнодушен к смерти...

– Вот... и я об этом. У тебя маниакальный психоз! Шизофрения!

– Перестань городить вздор... Я говорю о своей смерти... вообще о смерти, понимаешь? Меня влечет небытие, как лунатика – полная Луна! Я жажду пройти по краю... ощутить дыхание бездны...

– Ты болен, Виталий! Тебе надо серьезно лечиться.

– Выслушай же меня, наконец...

– Хорошо! – Лариса сцепила руки на коленях. – Говори.

Она решила не спорить с ним. Может, в его словах проскочит роковое признание? Перед тем как войти в палату, она включила мобильный на запись – на всякий случай. Телефон лежал в сумочке и фиксировал безумные речи Калмыкова.

– Этот сердечный приступ... он ведь мог унести мою жизнь... – бормотал муж. – Наш земной срок короток, а вечность непостижима. Надо подготовиться! Фараоны Египта не зря строили себе гробницы и заупокойные храмы. Они были посвящены в величайшую из тайн... Но египетский культ слишком сложен, слишком громоздок... секреты его утеряны безвозвратно...

Лариса слушала его со все возраставшим изумлением. Живя с Калмыковым год за годом, она и не подозревала, какие мысли зреют в его воспаленном мозгу! Может, он мечтает обрести молодость, купаясь в крови девственниц?! Или придумал нечто еще более вопиющее? Он определенно свихнулся...

– Я увлекся магией кельтов... их верой в загробное существование... «Гвалес» – это своего рода репетиция... пробный вариант. Общение с потусторонним миром позволяет проникнуть за условную грань между миром людей и духов... и ты начинаешь чувствовать, что грань эта иллюзорна... как и все, что с нами происходит...

Он говорил долго, пока не выдохся и, утомленный, наконец закрыл глаза.

– Значит, ты готовишься к смерти, Виталий? – вымолвила Лариса. – Убиваешь других... наблюдаешь процесс...

Калмыков лежал молча, сложив руки на груди, и всем своим видом так напоминал покойника, что она невольно содрогнулась. Его нос заострился, кожа пожелтела. Болезнь никого не красит, это ясно... однако заигрывание со смертью накладывает свой отпечаток...

– Ты ничего не поняла... – выдохнул он. – Я думал, ты умнее...

– Что за тетрадь, из-за которой ты закатил мне такую дикую истерику? Она принадлежала убитой женщине?

Лариса как в воду смотрела. Калмыков же истолковал ее слова по-своему.

– Сыщик, которого ты наняла... Карелин... приходил ко мне с расспросами... Странных ты находишь себе помощников! Я узнал... у него вовсе не детективное агентство, а конструкторское бюро. Смешно, ей-богу, привлекать аматера для такого дела, как слежка за собственным мужем!.. Догадываюсь, что вас связывает...

– Нет! Клянусь!

Ни одна клятва, вероятно, не звучит столь горячо, как лживая.

– Ладно... допустим. Мне плевать, кто он... Мне сейчас на все плевать... Мышиная возня, которой мы придаем такую важность, должна уступить место спокойствию... Между добром и злом существует равновесие, которое нельзя нарушать...

Его грудь тяжело вздымалась, и он делал частые передышки между словами и фразами. Лариса воспринимала его речи как бред.

– Вероятно, ты уже знаешь, что твоему... другу удалось накопать против меня... Скажи ему, пусть расслабится. Моей вины там нет... Я солгал ему, но совсем немного. Да, эту тетрадь я взял у погибшей женщины, но я ее не убивал...

– Зачем тебе понадобилась ее тетрадь? Фанаты воруют белье у звезд шоу-бизнеса, а ты...

– Мы поссорились... – перебил Калмыков. – Я решил досадить ей... Нахлынуло! Заглянул в сумочку... Я хотел разобраться, чего она от меня добивается...

– Ну и как? Разобрался?

– Ты прочитала записи в тетради?

– Вот еще! – честно призналась Лариса. – Делать мне больше нечего! На каком чердаке валялись эти лохмотья?

– Балда...

– Прекрати оскорблять меня! Сколько можно сносить унижения?! Вот возьму и отнесу тетрадку в милицию...

– Балда и есть! – с усмешкой повторил Калмыков. – Ничего ты никуда не понесешь. Побоишься! Ты ведь понятия не имеешь, какой хвост тянется за этой тетрадкой... Одна женщина уже лишилась жизни. Ты можешь оказаться следующей... Собираешься оставить нашего сына сиротой?

Лариса побледнела и притихла. Муж неплохо изучил ее за годы брака. Поднимать волны – не в ее привычке...

– Тебе не надо было трогать эту чертову тетрадь! Я думал, она все выдумывает...

– Ага... все-таки «она»! – вспыхнула Лариса. – Кто, позволь спросить? Твоя любовница? Или очередная жертва?

– Она говорила правду... по крайней мере, часть правды... Она искала... Впрочем, тебе лучше не знать...

Калмыков начал задыхаться, и Лариса позвала медсестру. Пока та готовила угол, больной поманил жену пальцем... Она наклонилась к нему.

– Скажи ему... пусть найдет убийцу... я готов за... заплатить...

В гостинице все спали. Даже портье уснул. Астра представила, как он посапывает, положив голову на боковушку дивана. Хмурая тревожная ночь истекала...

Матвей героически боролся с дремотой. Возня в парке порядком утомила его. Он зевал и зевал, пока не прикорнул в кресле. И сразу же оказался на Сухаревской площади.

…Было темно и промозгло, с неба падали редкие снежинки. Впереди маячила фигура женщины в плаще, отороченном мехом... Женщина, оглядываясь, манила его за собой... Ее черные волосы выбились из-под капюшона, глаза сверкали... Ее кожа казалась то смуглой, то белой... словно она, подобно оборотню, меняла обличья...

– Кто ты? – с усилием разжимая губы, спросил он.

Дама только ускорила шаг. Он боялся потерять ее в мелькании снега, в узких переулках... Он узнавал в ней то Ларису, то чернявую Sworthy, то Астру...

– Эй! Не засыпай!

– Скоро рассвет, – пробормотал Матвей, все еще находясь во власти сна. – Тот, кого ты ждешь, уже не появится... Поздно...

– У него нет другого выхода.

В подтверждение ее слов темный силуэт бесшумно появился в прямоугольнике окна. Если бы не уличный фонарь, он бы остался незамеченным.

Астра молча схватила Матвея за руку, но тот уже и сам приподнялся, прислушиваясь. «Иди сюда!» – жестом поманил он ее к себе. Они спрятались в прихожей и затаились. Было слышно, как кто-то пытается через форточку открыть створку окна... Кажется, удалось. Кто-то легко, по-кошачьи, соскользнул с подоконника на пол и долго стоял, не шелохнувшись. Наконец темноту прорезал луч фонаря. Два «тела» на кровати, укрытые с головой одеялом, не шелохнулись. На столе лежала проржавевшая фляжка...

Ночной гость наверняка вооружен. Иначе он не сунулся бы в номер, прекрасно понимая, что обитатели могут проснуться и застукать его...

Матвей предугадал, как тот поведет себя: схватит фляжку и выпрыгнет в окно. Счет шел на секунды. Человек тенью метнулся в комнату – мягкий удар... и злоумышленник осел на ковер еще совдеповских времен. Астра включила настольную лампу. Она не сомневалась, что перед ней – водитель серого «Рено». На мужчине была спортивная куртка и шерстяная маска, скрывающая лицо. Рядом валялась выпавшая из его рук фляжка...

– Ты убил его!

Матвей покачал головой:

– Только обездвижил. Скоро парень придет в себя. Тогда и побеседуем...

Он достал купленную накануне веревку и крепко связал руки и ноги незваного визитера.

Астра присела на корточки, стащила с головы ночного визитера маску. Прилизанные волосы растрепались, на лбу виднелась царапина. Небось, в парке в темноте на ветку напоролся...

– Так я и знала! Он, голубчик, собственной персоной.

– Администратор из «Гвалеса»?

Она похлопала парня по щекам, тот слабо шевельнулся, его веки дернулись.

– Принеси воды.

– Обойдется! – разозлился Матвей. – Сам очухается! Вон, видишь, с какой штуковиной он сюда заявился?

Только теперь Астра заметила отлетевший в сторону пистолет.

– Вряд ли он собирался стрелять.

– Ну да... просто припугнуть нас решил! Между прочим, оружие заряжено.

Он поднял пистолет и убрал в свою сумку, потом обыскал пленника. В карманах обнаружился носовой платок, зажигалка, ключи от машины.

Между тем парень пошевелился и со всхлипом вздохнул. Матвей протянул Астре моток скотча:

– Заклей ему рот! А то он шум поднимет.

Через пару минут вся троица оказалась за окном, на усыпанном листьями газоне. Первой вылезла Астра, огляделась, сделала Матвею знак рукой. Вокруг не было ни души. Небо на востоке начинало сереть. Дул ветер. Матвей завернул пленника в покрывало, ловко перебросил его через подоконник, вылез сам и вытащил обмякшее тело. Астра аккуратно прикрыла створки...

«Рено», как они и предполагали, обнаружился неподалеку – за углом соседнего дома. Пленника уложили на заднее сиденье, сами сели вперед.

– Бензина маловато, – отметил Матвей и громко добавил: – Но до леса хватит. Поехали! Там его и прикончим. А что? Никому невдомек, что парень забрался к нам в номер. Да и сам он вряд ли афишировал свою вылазку. Здесь его точно искать не будут! Машину отгоним подальше, бросим на обочине... и концы в воду...

Связанный администратор дернулся и замычал.

– В живых его оставлять нельзя, – выразительно произнесла Астра. – Он все видел... разболтает! Нам неприятности ни к чему!

– Избавимся от него, и баста! Главное, на гаишников не наткнуться.

– Какие гаишники в пять утра?!

«Рено» резво покатил к выезду из Монино. Астра беззвучно хихикала, Матвей бросал на нее укоризненные взгляды. Смотри-де, не испорти всю игру!

На заднем сиденье извивался осознавший грозящую ему опасность администратор.

«Рено» свернул на грунтовку и углубился в лес. В колдобинах стояла вода.

– Дальше ехать рискованно... застрянем...

Они остановились, вытащили пленника из салона и поволокли его в чащу. Пахло мокрой сосновой корой, прелой листвой. Шумели деревья. Где-то совсем рядом жалобно покрикивала сова.

– Дай сюда топорик! – скомандовал Матвей.

Администратор отчаянно задергался, издавая нечленораздельные звуки.

– Погоди... лучше застрелить его из пистолета. Как будто он покончил с собой. Оружие-то его, вложим потом ему в руку, и все дела!

– М-м-ммм-м... – вопил парень. – Ммм! М-м-м!

– Слушай, я хочу задать ему пару вопросов, – сказала Астра.

– Зачем? Ничего нового он нам не скажет.

– М-ммм-м! М-м...

– А вдруг он знает что-нибудь интересное?

– Я бы его сразу прикончил! – решительно заявил Матвей. – Но если у тебя есть вопросы...

Он освободил голову парня от покрывала и сорвал скотч. Администратор хватал ртом воздух, закатывал глаза.

– Не... не убивайте... меня... – прохрипел он и закашлялся. – Не... убивайте...

– Это почему же?

– Я... я... Меня заставили!..

– Кто?

– Не знаю... правда, не знаю... Клянусь!

Он прекрасно понимал, что никому не придет в голову искать его в подмосковном лесу. Обнаружив на обочине шоссе пустой открытый «Рено», милиция сочтет пропавшего водителя жертвой дорожных бандитов...

Астра посветила фонарем ему в лицо, он сощурился, сморщился. Матвей присел на корточки и заговорил с ним вкрадчиво-враждебным тоном:

– Послушай, парень, если ты расскажешь нам все... от начала и до конца, мы подумаем, что с тобой делать... Одно слово лжи – и ты покойник!

– Нет-нет... что вы?! Нет... я не собираюсь вас обманывать... я...

Он зашелся в кашле. Видимо, у него запершило в горле от волнения. Матвей приподнял его и прислонил спиной к стволу огромной сосны.

– Это ты убил секретаршу из «Маркона»?

– Нет!!!

– Мне надоело с ним возиться, – со скучающим видом произнес Матвей и посмотрел на Астру снизу вверх. – Нам и без него отлично все известно. Пожалуй, я...

– Нет! – сорвавшимся голосом пискнул пленник. – То есть, да... Да! Я убил Мими... мне пришлось... Она могла выдать меня...

– Кому?

– Понятия не имею... кому-нибудь! Мне приказали... Я не хотел!

– Что ты можешь сказать о Донне Луне?

– Вы и это знаете...

Весь напускной лоск слетел с парня, обнажив его трусливую и слабую натуру. Матвею он стал противен с первого же мгновения, как только этот слизняк лишился маски – в прямом и переносном смысле.

– Мне сразу не понравилась затея Мими... но она так упрашивала меня, так уговаривала... что я сдался... В «Марконе» я ни с кем не был знаком, поэтому решился сыграть роль актрисы... странно, да? Роль актрисы! Зачем им это понадобилось? Я предлагал действовать проще... и надежнее...

– Например, как?

– Самим искать Магистериум.

– Что-что?! – вырвалось у Астры.

– Магистериум, – удивленно повторил пленник. – Глаз Единорога. В этом все и заключается... вся суть... Разве не ясно?

Он фактически признался в убийстве человека, девушки, но, казалось, не осознавал всей тяжести своего преступления.

– Кто придумал спектакль с Донной Луной? – спросила Астра.

– Думаю, подруга Мими... то есть, Милены Грибовой... Мы познакомились в «Гвалесе»... Начали встречаться. Мими приходила в клуб всего один раз... со своей подругой, смуглой черноволосой Алевтиной. Вы показывали мне ее фотографию...

«И Мими тоже! – подумал Матвей. – Все пути ведут в «Гвалес»!»

В глубине леса что-то шумело, словно большой хищный зверь пробирался сквозь кустарник. Каждая кочка и пень обретали пугающие очертания – то ли черта, то ли лешего. Свет фонаря казался единственной защитой от обступившей их со всех сторон тьмы, полной невидимой угрозы, – магическим кругом, в котором растворялись чары лесных духов...

– Мими предложила мне поучаствовать в розыгрыше... я тогда мало что понимал... и согласился... – продолжал администратор. – Мне было интересно! Я увлекся... Прикинуться женщиной оказалось не трудно. К тому же, мне хотелось проверить свои способности. Я ведь посещал школу гипноза...

Он назвал фамилию руководителя школы, которая была у всех на слуху.

– Алевтина сказала, что я могу попробовать оказать воздействие на зрителей... Честно говоря, она не очень-то верила в меня. Посмеивалась... подшучивала... Я даже немного обижался. Но в тот раз у меня все отлично получилось! Сам не ожидал. Вот... с той вечеринки все и закрутилось...

– Что именно?

– Я услышал голос, который начал давать мне указания...

– Голос? Это был не человек?

Пленник замотал головой:

– Голос раздавался у меня в мозгу... днем или ночью... когда угодно... Чаще – когда я оставался один. Я заподозрил Алевтину...

– Этот голос принадлежал женщине?

– Н-не знаю... скорее, это была навязанная мысль, а не словесное приказание... Понимаете? Он и есть... и его нет... Но сопротивляться ему невозможно! Вы просто повинуетесь... без раздумий, без колебаний...

– То есть, кто-то управлял тобой? – спросила Астра.

Парень понуро кивнул.

– А раньше с тобой такого не случалось?

– Пару раз... еще в школе гипноза... но тогда я списал это на свою впечатлительность...

– Почему ты заподозрил Алевтину?

– Она очень странно смотрела на меня... такое выражение глаз бывает у гипнотизеров...

– Ты следил за ней?

По лицу администратора пробежала мрачная тень.

– Изредка. В свободное от работы время, – нервно осклабился он. – Я хотел выяснить, откуда исходит воздействие... Подчиняться чужой воле – это ведь рабство! А любой раб стремится к свободе.

– Зачем же ты сам обучался гипнозу?

– Чтобы повелевать, а не подчиняться...

– Вот как!

– Каждый в глубине души мечтает властвовать над себе подобными, – запальчиво вымолвил парень. – И вы тоже! Иначе бы не искали Магистериум... Эта штука почище гипноза будет! Брюс-то не случайно от простого солдата дослужился до фельдмаршала... стал доверенным лицом царя и богатство из воздуха делал. Вроде бы и не воровал из казны, как другие... а потомки его купались в золоте! Откуда, спрашивается, такие доходы? А я вам скажу: покойный граф был на короткой ноге с дьяволом...

По лесу пронесся невнятный гул и вой ветра.

– Слышите? Это он...

– Кто тебе рассказал про Глаз Единорога?

– Алевтина... Она засекла мою слежку и решила поговорить начистоту. Я знал, что она снимает дом в Ласкине, и приехал туда... Никто не должен был видеть нас вместе, особенно ее старикан.

– Почему?

– Как я понял, Алевтина разводила похотливых папиков на деньги... У нее такой бизнес, – захихикал администратор. – Она попросту доила их...

Его язвительное хихиканье перешло в покашливание. Он вел себя все развязнее и развязнее, словно перестал испытывать страх смерти.

– Она показала мне старинную тетрадь... там какая-то дамочка описывала свое житье-бытье в Москве. Алевтина сказала, что ее прислали из Англии члены тайного общества... какие-то жрецы или тамплиеры... чтобы вернуть законным наследникам похищенную реликвию...

– Алевтину прислали?

– Ту женщину... которая писала письма...

– А что за интерес был у Алевтины?

– Она сама хотела завладеть реликвией... чтобы потом продать...

– Откуда у нее тетрадь?

– По наследству досталась... от бабушки. Еще она говорила, что теперь ее очередь искать Магистериум. Я ей не верил... Скользкая она была, ненадежная...

Пленник говорил о Долгушиной в прошедшем времени, тем самым предвосхищая неизбежный вопрос.

– Тебе голос приказал убить ее?

То ли пережитый парнем психологический шок ослабил его самоконтроль, то ли он утратил чувство осторожности, но его слова прозвучали с интонацией поистине чудовищного удовлетворения:

– Да... я вдруг понял, что должен освободиться от ее влияния... Это накатило на меня, словно девятый вал! Она давила на меня... вы понимаете? Давила! Я задыхался в ее присутствии...

Его хрипотца и кашель, вероятно, имели нервное происхождение – чем сильнее он волновался, тем чаще покашливал.

– Я решил спрятаться в доме, который она снимала... Догадался, что они приезжают туда по вечерам, Алевтина и ее старикан. Я думал, придется дежурить еще не раз... а при моей работе это сложно. Я мог отлучаться только в выходные дни. Но мне повезло. В тот же вечер они прикатили в свое «гнездышко»! Я дождался, пока они скроются в доме... Люди бывают непоправимо беспечны. Вот и они не удосужились запереть входную дверь. Так что я попал внутрь без труда и спрятался в каморке под лестницей...

– Ты узнал этого... старика?

– Конечно! – расплылся в кривой ухмылке администратор. – Сразу же, как только увидел его красную машину. Это оказался один из владельцев нашего клуба, господин Калмыков... Признаться, я почти не удивился. Мне было безразлично, кто он. Попался на удочку – его проблемы! Я сидел в каморке, стараясь не кашлять... и прислушивался к их разговору. Они ссорились... кричали друг на друга... Слов было толком не разобрать. Потом все стихло... Они ужинали – пили коньяк, закусывали. У меня не было никакого плана. Я собирался действовать по обстоятельствам. Когда мимо моего Укрытия быстро прошел разъяренный Калмыков, я понял, что это – удача! Он уехал, а она осталась в доме... Я прокрался в гостиную и увидел ее... спящую. Во сне она не могла командовать мной! Я накрыл ее голову подушкой... Это было блаженство... душить ее, ощущать конвульсии ее тела... Когда она обмякла, я разлил в коридоре бензин и бросил спичку. Сквозняк вмиг раздул пламя по всему дому.

– Где ты взял бензин? Принес с собой?

– Нет... канистра стояла во дворе, у поленницы. Пока я изнывал от скуки, поджидая этих «голубков», я все там осмотрел. Канистра была ржавая, негодная, но на дне ее плескался бензин. Его как раз хватило...

Матвей вспомнил свои бдения в кустах малины и сообразил: парень проник в «избушку» чуть раньше, чем он сам появился во дворе. Какие-то несколько минут решили судьбу Смуглой дамы.

«Приди я вовремя, все могло бы сложиться по-другому...» – с запоздалым сожалением подумал он.

– Она не мучилась, – добавил пленник. – Она была уже мертва, когда дом загорелся...

– Ошибаешься.

– Да? Впрочем, уходя, я заметил, что она пошевелилась... Думал – показалось... – Он протяжно вздохнул и поерзал, разминая затекшее тело. – Значит, я ее только придушил!

В его голосе совершенно не чувствовалось раскаяния.

– Поэтому ты убил Мими? Избавился от свидетеля?

– Вы очень догадливы. Мы с ней встречались... то есть, я за ней ухаживал. Она могла заподозрить меня... наболтать лишнего... Она ведь знала, что я недолюбливал Алевтину...

– Ты говорил ей об этом?

– Вскользь. Мы беседовали обо всем... в том числе, и о бухгалтерше. Мими разделяла мою неприязнь к ней... но все равно, продолжала поддерживать дружбу с Алевтиной. Женщины – очень странные существа! Мими дразнила меня, завлекала, а сама флиртовала со своим начальником. Я пару раз видел, как она говорила с ним по телефону – ее голос и выражение лица сразу изменялись. Женщины продажны и корыстны! Они не способны к чистой любви. Когда Мими увидела меня тем вечером в сквере, то почему-то испугалась... Ее я тоже задушил. Быстро. Ненавижу кровь! Она отвратительно пахнет и все пачкает...

Астра вспомнила его костюм и рубашку с иголочки, которые он надевал на работу, тщательно приглаженные гелем волосы. Чистюля... Убил двоих и совершенно не раскаивается! Законченный псих.

– Кто тебе велел следить за нами? – спросил его Матвей. – Голос?

– Вы же сами представились мне Брюсом! Там, в клубе! А когда ваша барышня пришла расспрашивать об убитых... я счел, что вас лучше не выпускать из виду. Сказался больным и отправился за вами... Ха! – повернулся он к Астре. – Вы неспроста пришли в «Гвалес»! Где еще говорить о мертвых, как не в мире ином?.. Видите, Провидение само свело нас всех вместе...

Его смех, перемежавшийся с кашлем, был похож на воронье карканье.

– Ты назвался потомком купцов Колесовых. Это правда?

Пленник не выразил никакого удивления.

– Моя фамилия – Колесов! – с гордостью заявил он. – Предки отца были из купеческого сословия, приобрели писчебумажную фабрику в Глинках. Это разорило их. Вероятно, граф мстил новым хозяевам имения...

«Особенно – Глафире Колесовой, – подумала Астра. – За уничтожение любовно собранных им скульптур! Проклятие чернокнижника настигло и «седьмое колено». Этот дальний родственник фанатичной купчихи явно не в своем уме...»

– Алевтина утверждала, что Магистериум находится либо в глинковских подземельях, либо в подвалах Сухаревой башни, – продолжал между тем парень. – Лично я в большей степени склонялся к Глинкам. Брюс-то последние годы провел у себя в усадьбе, в уединении... В нашем роду из уст в уста передавали историю, что, когда валили «голых идолов», под одним из постаментов наткнулись на кувшинчик с серебряными монетами. Вот я и подумал... а не спрятал ли хитрюга-граф свое сокровище там, где его и искать-то не будут?

– А при чем тут Глаз Единорога?

– Так это же Магистериум и есть! Глаз Единорога! Сила непознанного...

Администратор явно лукавил. Вряд ли его так уж увлекли россказни чернявой бухгалтерши. Скорее, он сам искал сокровище «русского Фауста» и на этом тернистом пути встретился с Алевтиной. Дороги и тропинки, ведущие разных людей к одной цели, часто пересекаются.

– Значит, ты решил, что мы приведем тебя к Брюсову тайнику? – усмехнулся Матвей.

– Да, – кивнул парень. – Разве вы не за этим приехали?

– За этим... не за этим... Что ты себе возомнил?! Думал завладеть Магистериумом, а нас убить?

– Я пытался внушить вам крепкий сон. Мне еще два трупа ни к чему! Но если бы вы проснулись, то...

– Он настоящий киллер! – не удержалась Астра. – Робот-терминатор! Валит всех подряд без разбора!

– А что мне оставалось делать?

Наивность пленника граничила с безумием. И такой человек занимал должность администратора в ночном клубе! Да его на пушечный выстрел нельзя подпускать к людям!

– Значит, железную фляжку ты принял за священный сосуд с Магистериумом?

– До тех пор, пока не взял ее в руки... и тут вы меня оглушили... Вы ударили меня по голове, – захныкал он. – Теперь у меня в мозгах страшная путаница!

Его настроение быстро менялось – от гнева к радости, от страха к браваде, от злобы к нытью...

– Я хочу спать, – жалобно подвывал парень. – У меня болит голова... Я засыпаю... Голос! Он приказывает мне уснуть... Уснуть и не просыпаться... уснуть...

Его веки смежились, и он отключился. Матвей приложил пальцы к артерии на его шее. Пульс бился медленно, слабыми толчками...

– Эй, ты! – потряс он пленника за плечо. – Эй! Кончай придуриваться...

– Он не придуривается. Он... Слушай! – спохватилась Астра. – Надо его развязать. И позвонить Борисову. Пусть приезжает и разбирается, что делать с этим... лунатиком.

– Ничего себе – лунатик! Он убийца...

Тело молодого человека обмякло, стало совершенно безвольным, податливым, как тряпичная кукла. Такое полное, внезапно наступившее беспамятство приводило в недоумение. Матвей отбросил в сторону покрывало, в которое был завернут администратор, ослабил путы, но освободить совсем его руки и ноги не рискнул.

– Вдруг он притворяется? Еще даст стрекача! Лови его потом по всему лесу!

Небо вверху, между кронами деревьев, посветлело. Где-то в ветвях вспорхнула первая, пробужденная тусклой зарей, птица. С мокрых кустов капала роса.

Астра вытащила из кармана мобильный и набрала номер начальника службы безопасности компании «Юстина»...

– Ты что-нибудь понимаешь? – устало спросила она, когда Борисов увез в больницу бесчувственного администратора.

– Он убийца, – упрямо повторил Матвей. – Опасный для общества безумец!

– Его вина недоказуема... а признание свое он повторять не станет. Боюсь, он вообще не проснется...

– Иди ты!

– У него вид был, как у покойника.

– Врачи быстро приведут его в сознание... – неуверенно возразил Матвей.

– Сомневаюсь.

– Намекаешь, что парня сморила летаргия[28]?

– А что же еще, по-твоему?

– Вот черт! – он с усилением потер затылок. – Ладно... главное, он теперь не сможет никого убить! По сути, он обезврежен. Но только пока спит.

Борисов, уезжая, пересел в «Рено» администратора, а Матвею и Астре оставил свою служебную машину. Когда они вернулись в гостиницу, было около десяти утра. Портье жевал бутерброд и запивал его чаем. Он удивленно поздоровался с постояльцами:

– Я не заметил, когда вы вышли...

– Мы каждое утро делаем пробежку и разминку на свежем воздухе, – улыбнулся ему Матвей.

– Я, наверное, ставил чайник...

Он привстал, провожая их взглядом. Мокрые внизу штанины и налипшая на кроссовках трава подтверждали слова мужчины. Женщина устало опиралась на его руку.

Портье со вздохом вновь принялся за бутерброд с колбасой. Физическим нагрузкам он предпочитал бдения у телевизора. Сегодня будет футбольный матч: его любимая команда играет с итальянцами...

В номере Астра сразу отправилась в душ, выкупалась и улеглась на кровать. Матвей успел убрать скрученные из вещей, попавшихся им под руку, валики, изображавшие двоих спящих людей.

– Я все-таки не понимаю, – пробормотал он. – Из-за чего Долгушина затеяла весь этот спектакль с Донной Луной... с подземельями? Втянула в него секретаршу? Калмыкова?

– Три века тому назад Донна Луна приезжала в Москву в поисках Магистериума... или Глаза Единорога, как его называли адепты «тайных искусств»... Дай-ка сюда тетрадь!

Она бережно листала страницы, пробегая глазами по строчкам.

– Ага... вот... Sworthy собиралась «повторить попытку, когда наступит новый благоприятный момент...» Полагаю, он наступил. Нынешняя Смуглая дама решила обставить все с максимальным приближением к прошлому... похожие обстоятельства и действующие лица должны были вызвать из прошлого главного героя...

– Хочешь сказать, что этот герой – Брюс?

– А разве нет?

– В данном случае, Донной Луной был мужчина...

– Я на месте Долгушиной тоже не взяла бы на себя роковую роль, которая однажды уже привела Донну Луну к погибели.

– Однако это ее все равно не спасло... Опять смерть в огне, – задумчиво отозвался Матвей. – Но почему Смуглая дама наняла тебя для расследования придуманного ею преступления?

– Во-первых, чтобы окольным путем вовлечь меня в поиски Магистериума. Во-вторых, я не исключаю, что она действительно опасалась за свою жизнь. Первая попытка добраться до реликвии окончилась для Sworthy плачевно. Следуя логике «писем из шкатулки», за Смуглой дамой кто-то стоял – грозная и мрачная фигура ее неведомого покровителя. Должно быть, нынешняя ситуация и в этом схожа с той. То есть... главный режиссер пьесы остается за кулисами...

Астра вспомнила слова покойной Долгушиной: «Она все умело подстроила, а сама осталась в тени...» Эта фраза относилась к Леоноре Истоминой. Но могла служить и намеком на кого-то другого! Впрочем, любое изречение бухгалтерши следовало подвергать сомнению. Если в них и были капли правды, то они терялись в море самой беззастенчивой лжи.

– Зачем я-то ей понадобился?

Матвей знал ответ на собственный вопрос, но хотел услышать это от Астры. Убедиться, что он не такой же псих, как администратор из «Гвалеса».

Она поманила его к себе и прошептала:

– Никто лучше самого Брюса не знает, где спрятан Глаз Единорога...

– Ты уверена, что я...

– Кто нашел место, где стояла скульптура Бахуса? – не дослушала Астра. – Скажешь, ты случайно откопал фляжку?

– Чисто интуитивно.

– А если твою интуицию кто-то направляет? Помнишь огонек свечи в парке?

– Тебе показалось.

– И тебе?

– Мы слишком увлеклись, – недовольно проворчал он. – Фляжка оказалась пустышкой... она вполне могла сбить с толку такого лопуха, как наш пленник... Но даже он почувствовал подвох!

– Не важно. Мы поймали его на эту приманку. Значит... идея со статуями не лишена смысла...

У Матвея перед глазами промелькнули строчки, начертанные нервной рукой Sworthy. Она писала о чистоте и девственности... посланница Единорога... Донна Луна...

Астра вдруг села, сдвинула брови и подняла кверху указательный палец.

– Пророчество Тэфаны, – медленно произнесла она. – «Единорога может приручить только чистая дева...»

– Ты тоже об этом подумала?

– Собирайся! Немедленно едем в Москву... – И предупреждая его возражения, добавила: – Сначала – в Москву!

Москва

Школа практического гипноза имени ее создателя, доктора наук и обладателя многих почетных званий, господина Жербилина, располагалась на втором этаже медицинского центра, специализирующегося по проблемам психосоматических заболеваний. Здание с античным портиком и высокими окнами хранило следы недавнего ремонта – повсюду стояли запахи краски и лака, мешки со строительным мусором, в воздухе висела известковая пыль.

Двери многих помещений и кабинетов были открыты настежь для проветривания и просушки. Мебель громоздилась в холлах и коридорах.

– Надеюсь, мы хоть кого-нибудь здесь застанем, – сказал Матвей, заглядывая в пустые комнаты, где гуляло гулкое эхо.

Астра молча кивнула. Разговор с Жербилиным казался ей ключевым моментом в финале их расследования. Если она не ошибается, то услышит кое-что интересное...

В самом конце длинного коридора они нашли библиотеку – заставленный книжными стеллажами зал, где сидел мужчина лет сорока, в очках и с залысинами. Он поднял голову и уставился на вошедших:

– Вы от Петра Сергеевича? За материалами для диссертации?

– А вы – Жербилин?

– Я его заместитель. Моя фамилия Трошин... доктор Трошин.

– Мы хотели бы поговорить о вашей школе, о ваших учениках, – заявила Астра, подыскивая, куда бы сесть. – Скажите, любой человек может научиться гипнозу? Это реально?

Доктор Трошин поправил очки и осведомился:

– Простите... с кем имею честь?

– Мы расследуем убийство.

– Вы из милиции?

– Пока нет.

– Что значит – «пока»?!

– Если вы не захотите нам помочь, придется сообщить в милицию о последствиях ваших опытов над людьми.

– Позвольте... мы не проводим никаких опытов! – возмутился Трошин. – У нас школа... где можно развить свои способности, получить простейшие навыки управления сознанием...

Матвей без приглашения развалился в жестком дерматиновом кресле и закинул ногу на ногу. Такая поза насторожила доктора. Сам он, по-видимому, был отнюдь не силен в гипнозе, потому что явно растерялся и потерял контроль над ситуацией.

– Мы сообщим в прессу, и вам не поздоровится, – заявила Астра. – Хотите, мы прямо сейчас пригласим сюда целую толпу журналистов?

– Нет-нет... зачем же сразу журналистов? – окончательно смешался Трошин. – Я не отказываю вам... но какого рода помощь от меня требуется?

– Где Жербилин?

– В отпуске... на время ремонта он уехал отдыхать... в Турцию. Летом там жара немилосердная, а сейчас более или менее терпимо. Я остался вместо него, занимаюсь хозяйственными вопросами. В школе объявлены временные каникулы.

– Как давно вы работаете с Жербилиным?

– С момента основания школы...

– Мы ведем частное расследование, – сказал Матвей. – И обещаем полную конфиденциальность. В случае же вашего отказа...

– Я понял, понял, – кивнул Трошин, опуская глаза. – Нам ни к чему неприятности. И без того хватает всяких доброхотов, которые норовят опорочить имя профессора Жербилина! Что вас интересует?

Астра достала из сумочки фотографию и протянула ее доктору:

– Убита женщина... одна из тех, что на снимке.

Он нервно поправил очки, разглядывая улыбающиеся лица Мими и Долгушиной.

– Вы кого-нибудь узнаете?

– Я не уверен...

Трошин, вопреки доктрине представляемой им школы, совершенно не умел управлять не то, что сознанием, а даже своими эмоциями. Он, несомненно, узнал по крайней мере одну из женщин... и недоумение, смешанное со страхом, тут же отразилось на его физиономии.

Гости в гнетущей тишине молча ждали ответа, и он вынужденно признал:

– Вот эта, пожалуй... черненькая... Она посещала наши занятия. А что случилось?

– Долго посещала?

– Мы не ведем строгого учета... – взял себя в руки Трошин. – Каждый семинар оплачивается заблаговременно, а за посещением мы не следим. Люди ходят на занятия, как у кого получается... Кто-то не пропускает ни дня; кто-то, наоборот, устанавливает для себя свободный график... кто-то вообще бросает школу... Но денег мы никому не возвращаем, таково наше правило.

– Вы помните имя и фамилию этой женщины?

Доктор потер высокий лоб, мучительно отыскивая в памяти нужные сведения. Мимо него прошло столько разных лиц... поди, упомни, всех!

– Долгова, кажется...

– Может, Долгушина?

– Да-да, – просиял он. – Точно, Долгушина! Она демонстрировала некоторые умения... профессор ее хвалил... Способная барышня. Только...

– Что?

– Ну... она почему-то перестала посещать занятия. Наверное, не смогла совмещать их с работой...

– У нее были друзья в вашей школе? Она с кем-нибудь сошлась близко?

– Н-нет... не припоминаю...

– Больше вам нечего добавить?

Трошин с сожалением покачал головой:

– Я бы и рад вам посодействовать, но... Хотя, постойте! Однажды я как-то встретил ее в городе... случайно. Стоял на остановке, ждал троллейбус, и тут – она... Мы поздоровались. Я спросил, почему она не приходит на семинары. Долгушина объяснила, что нашла другого наставника... ей больше подходит индивидуальное обучение. Групповые занятия, мол, не продуктивны. С этим можно было бы поспорить... но я не стал. Тут подъехала машина, она в нее села, помахала мне рукой... и уехала.

– Красный «Мерседес»? Внедорожник?

– Нет... насчет марки я затрудняюсь сказать, но цвет точно был другой... темный.

– Синий? Черный?

– Графитовый... И на лобовом стекле – какой-то странный талисман... что-то наподобие красного льва... Я еще удивился! Красный лев...

– Вы хорошо его разглядели?

– У меня сильные очки, – объяснил Трошин. – Я почему-то решил, что в машине был новый учитель этой барышни... Так, вдруг пришло в голову. Больно уж взгляд у него цепкий, с определенным посылом... Я в этом разбираюсь!

– Может, вы номер машины запомнили?

– Нет, простите... ни номера, ни лица водителя я толком не разглядел... Все мое внимание приковал этот взгляд! Я его прямо кожей ощутил, каждой клеткой тела. Всегда считал себя устойчивым к постороннему воздействию, а тут... Наверное, я был не в лучшей физической форме – уставший, не выспавшийся... мы с профессором Жербилиным тогда готовили к публикации нашу совместную книгу и... в общем, я переутомился. Поэтому и поддался.

– Люди по-разному реагируют на гипноз? – спросила Астра.

– Конечно! Разброс реакций довольно велик... одних почти не задевают посылы суггестора[29], а другие, наоборот, весьма отзывчивы на любой вид внушения. Тут все зависит от индивидуальных свойств психики, от подсознания... Я не хочу нагружать вас специальной терминологией, объясняю популярно. Так что уж не обессудьте...

– Спасибо, – с изрядной долей сарказма поблагодарил его Матвей. – А вот этого парня вы помните?

На фотографии, сделанной перед тем, как Борисов увез администратора ночного клуба в больницу, парень выглядел весьма плачевно: безжизненное лицо с закрытыми глазами. Не удивительно, что Трошин принял его за покойника.

– Его убили?!

– Нет... он спит.

– Спит?! Странно... – пробормотал доктор, поправляя очки. – Да... этот молодой человек ходил в нашу школу. Колесов, кажется. Очень прилежно изучал теорию, охотно практиковался... однако мы с профессором порекомендовали ему отказаться от занятий.

– Почему?

– Видите ли... у него оказалась чрезмерно сильная внушаемость. Он засыпал во время семинаров... и его с трудом удавалось разбудить. Мы с профессором сочли такую наклонность опасной для его психического здоровья. Парень был страшно недоволен... можно сказать, даже возмущен нашим решением. Но мы с Жербилиным остались непреклонными. Ему пришлось покинуть школу.

– А как насчет его способности воздействовать на других?

– Знаете... у него это получалось, иногда! Этакие редкие всплески активности! Вообще, чрезвычайно интересный тип...

– Он посещал занятия одновременно с Долгушиной?

Доктор задумчиво забарабанил пальцами по столу. Он относился к хорошим теоретикам, но негодным практикам. Жербилин, вероятно, использовал его на подхвате – по части различных организационных вопросов и по хозяйственной линии. Но зато память у Трошина была отменная.

– По-моему, нет... Она обучалась чуть позже, когда этого парня у нас уже не было.

– Скажите, имея специальные навыки, можно определить, насколько легко или насколько тяжело человек поддается внушению?

– Разумеется, можно. Есть ряд признаков, по которым судят о той или иной степени внушаемости... Вот с вами, к примеру нам, пришлось бы изрядно попотеть, – сказал он Матвею. – И ваша дама – тоже из таких, неподдающихся... Я удовлетворил ваше любопытство?

– Вполне.

Астра с интересом рассматривала на стенах портреты знаменитых гипнотизеров, во главе с легендарным Мессингом.

– А фамилия «Тетерины» вам ни о чем не говорит?

– Тетерины... пожалуй, нет. Знаете, я могу ввести вас в заблуждение, – спохватился Трошин. – У нас много студентов... встречаются всевозможные фамилии. Хотите, я подниму картотеку?

– Не стоит.

Он по-женски всплеснул руками и вздохнул:

– Тогда я больше ничем не могу быть полезен.

Опять была ночь... Над парком курился лунный туман. Матвей продирался через кусты, расчищая дорогу для своей молчаливой спутницы. Они сделали круг и вернулись к тому месту, откуда свернули в гущу деревьев. Астра посветила фонариком на примятую молодую поросль. Через пять лет тут будет настоящий лес!

– Не верится, что когда-то здесь стояли...

– Тсс-с! Тише...

Он остановился и застыл, прислушиваясь к доносившимся из темноты звукам. В холодной черноте неба сквозь дымку тумана мерцали звезды...

– Даже ветер стих, – прошептала Астра, задрав голову. – Где-то там смотрят на землю Единорог и Лев...

Она имела в виду созвездия.

Матвей молча закрыл глаза и представил себя Брюсом... разочарованным одиноким странником, покинутым всеми – женой, верными соратниками, венценосным повелителем и другом... Все они ушли, даже великий Ньютон оставил этот бренный мир. Последние годы жизни он посвятил алхимическим опытам – искал ответ, – но перед самой смертью сжег свои рукописи... и скончался без церковного причастия.

«Что есть бытие? – спрашивал он себя. – Кипение страстей?.. Жажда удовольствий?.. Постижение истины?.. Любовь?.. Служение искусству?..»

Красота мраморного изваяния, – совершенного, нечеловечески прекрасного, сияющего и трогательно беззащитного, – в который уж раз поразила и заворожила Брюса. Разве не ей, чистой и жестокой деве, служил он и душой, и телом? Хотя, нет... телом он был всецело предан Льву, Рексу, Государю, Цезарю... взбалмошному и могучему властелину всея Руси. Он отрекся от скипетра Стюартов и встал под знамена Петра. Зато духом его навеки овладела Она... неуловимая и всепроникающая, как лунный свет...

Царь Петр хотел, чтобы его личный астролог и храбрый фельдмаршал провел его по несуществующей грани между земным и потусторонним, мифами сберег его плоть и вдохнул в его набальзамированные останки новую жизнь... Вздор! Несбыточная мечта фараонов... призрачный секрет тамплиеров и мальтийских рыцарей... вечно ускользающий Грааль.

Он вспомнил мертвое тело государя – истерзанное болезнью, желтое, холодное, с печатью тления на великодержавном челе. Кому, как не его сиятельству, кавалеру графу Брюсу, надлежало «принять на себя труд о устроении погребения императорского»?

Овдовевшая Екатерина рыдала... злые языки твердили, что императрица беспробудно пьет... Под дворцовыми окнами стояла гвардия. Заговорщики, запершись в царских апартаментах, делили власть... В Санкт-Петербург робко входила бледная северная весна...

Он вспомнил, как тщательно готовился царским лейб-медиком Блюментростом секретный состав Рюйша... как – впервые в российской истории! – проводилось бальзамирование трупа... как в траурном зале дворца проходило прощание подданных со своим повелителем... Те, кто прежде ловил каждый вздох умирающего в надежде, что он окажется последним, теперь лили лицемерные слезы...

«Неужели о таком бессмертии грезил Петр? – неотступно думал Брюс. – Нет, точка в нашем споре еще не поставлена...»

В течение сорока дней тело усопшего монарха стояло в открытом гробу. «Святых мощей» из трупа не получилось. Среди придворных поползли слухи, что останки распространяют ядовитые миазмы, надышавших коих, захворала восьмилетняя царевна Наталья...

Брюс потерял интерес к происходящему. Его все сильнее тянуло прочь от придворных интриг, от настороженных взглядов светлейшего князя Меншикова, от всех этих толпившихся у опустевшего трона сенаторов и генералов... Уйдя от государственных дел, он наконец получит возможность заняться тем, что влекло его не в пример сильнее войн и всяческих «приказов» и «коллегий», – засесть за опыты, направить свою мысль в иную от технических изобретений и политических реформ сторону...

Кровь шотландских королей, изгнанников и чародеев взыграла в нем с новой силой. Он вспомнил о Магистериуме. Хронос – быстротечное время – не властно над красным львом...

Он вдруг увидел ее воочию – млечно-белую, с горделивым станом и нежной девичьей грудью... Луна склонила над ней свое круглое лицо, облила ее золотым светом...

– Она здесь! – воскликнул Матвей. – Я ее вижу!

– Где?!

Астра, в отличие от него, видела только темные заросли и туманную дымку.

– Здесь, – повторил он, не понимая, как кто-то может не восхищаться ее божественной красотой. Столь же всесильной, сколь и уязвимой. – Девственная Артемида, сестра лучезарного Аполлона. Луна и Солнце... серебро и золото... дух и плоть... Единорог и Лев!

Он с силой вонзил лопату в то место, где ему на миг показалась мраморная дева. Бережно везли ее морским путем на новую родину... бережно сгружали с корабля... укладывали на специальную повозку. Лошади шли шагом, дабы не повредить бесценный груз. Здесь, в Глинках, он замер в немом восторге, созерцая ее лилейную наготу...

– Она ослепила меня. Покорила навеки!

Астра не проронила ни слова, боясь спугнуть его видение. Она стояла рядом, держала фонарь. Она ревновала его к античной богине Артемиде, с ее нетленным телом и прекрасными чертами...

Лопата с хрустом и скрежетом вгрызалась в землю.

– Наш спор о бессмертии еще не закончен, – бормотал Матвей, продолжая копать. – Мы еще не добрались до сути вопроса...

В раскопе что-то блеснуло. Лунный свет, алая искра...

Тот, кому адресовала свои письма Смуглая дама – Sworthy... как она сама именовала себя, – пребывал в неведении. Три века тому назад он жил в Англии, ожидая известий из далекой Московии.

Времена изменились, но правила игры остались те же.

Некто, задумавший повторить попытку завладеть Глазом Единорога, ждал известий от водителя серого «Рено». Не имея понятия, что тот спит. В сущности, парень подчинился его же приказу...

«Где ты? Почему молчишь? – гадал он. – Пора бы уже выйти на связь...»

Неужели все сорвалось?! Быть такого не может! Он позаботился о том, чтобы старая интрига развивалась по сходному сценарию, с теми же действующими лицами... Почти с теми же. Разумеется, все это весьма условно! Новое время и новые реалии диктуют свои поправки. Однако – по сути своей – ничто коренным образом не меняется. Золото, власть и любовь остаются теми тремя китами, на которых держится этот суетный мир. «Тайные искусства» остаются камнем преткновения для его лучших умов...

Он – один из немногих, кто знает, зачем пришел в этот мир. Вернуть утраченное! Не позволить сорвать печать тайны с вечной мистерии, которую люди называют жизнью...

Он привык загребать жар чужими руками. Роковая ошибка? Или отсрочка неизбежного? Не исключено, что когда-нибудь ему самому придется выйти на сцену. Маски будут сорваны... зеркала разбиты...

Смуглая женщина должна была принести ему удачу... Она обманула его! Оказалась слабее и проиграла... Неужели все повторяется? Идет по заколдованной спирали?

Он не может этого допустить! Замысел казался безукоризненным. Так же, как и кандидатура на роль Sworthy. На сей раз Донной Луной был мужчина... Хотя все указывало на женщину. Они взялись за дело с двух сторон, запутали следы... сбили всех с толку. Тот, кто спрятал Магистериум, должен непременно вернуться за ним...

Где, в чем он просчитался? «Красный лев» снова встал на дыбы... Огонь получил жертву, но не насытился. Исполнители вышли из-под контроля... А до условленного часа остается менее суток!

Светало. Отраженная волнами утренняя звезда покачивалась на воде. По обе стороны пруда угрюмо шумели деревья.

Астра и Матвей сидели в машине, разглядывая свою находку. Круглую полупрозрачную колбу с запаянным горлышком. На вид – толстое стекло, однако слишком прочное для этого материала. Столько лет пролежало в земле – и ни трещинки, ни щербинки, ни пятнышка...

– Из чего она сделана?

– Не пойму... – пожал плечами Матвей. – В голову приходят одни глупости.

– Какие?

– Брюс не зря проводил дни и ночи в подземной лаборатории... он мог разгадать секрет гиперборейского стекла. Это особое вещество, из которого изготовлялись зеркала, способные создавать не только эффект лазера, но и...

– ...изменять будущее?

– Глупости, да?

Она вспомнила слова Тэфаны о гиперборейских зеркалах и задумалась. Внутри колбы курился летучий порошок цвета крови. Именно курился, а не пересыпался. У нее перехватило дыхание…

– Это и есть... Магистериум?! Глаз Единорога... философский камень... эликсир вечной молодости?!

– Еще его называют «красным львом». Понимаешь, почему?

Порошок в колбе струился и постоянно принимал различные формы – то силуэт льва с развевающейся гривой, то несущейся на всем скаку лошади, то крылатой девы... Каждый, вероятно, мог увидеть созданный его воображением образ, тут же отраженный Магистериумом.

– «Одно есть все, и все от него, и все в нем, а если одно не содержит всего, оно – ничто»[30]... – прошептал Матвей. – Его можно познать только через откровение. На самом деле у него нет имени... и его самого тоже нет... То, что мы видим, – иллюзия...

Астра молчала, завороженная игрой красного порошка. Колба словно поглощала время – часы казались минутами и пролетали, как одно мгновение. Когда пассажиры «Пассата» наконец опомнились, над парком уже стояло яркое солнце. Мелкие облака уплывали в сторону Москвы.

– Значит, Черная книга тут ни при чем?

– Абсолютно. Нас просто-напросто водили за нос! Магистериум самодостаточен и не нуждается ни в каких приложениях. Даже таких, как Черная книга.

– И что нам теперь делать? – спросила Астра.

– Он сам подскажет...

– Неужели мы нашли его?! «Единорога может приручить только чистая дева...» – прошептала она.

– Как ты догадалась, что это – Артемида?

– Из всех античных богинь, скульптурные изображения которых могли украшать усадебный парк Брюса, только Артемида являлась непорочной. Ее культ связан с Луной, следовательно, с Единорогом. Помнишь, что нам сказал хозяин домашнего музея? Приезжий парень требовал у него карту с точным указанием мест, где стояли статуи. У тебя ведь мелькнула тогда мысль об Артемиде...

– Но я ее прогнал! Потом ты заставила меня проверить, насколько верна моя бредовая идея... И мы нашли место, где стоял Бахус! Граф обладал тонким чувством юмора... и каждую скульптуру снабдил шуточным фетишем. Кроме Артемиды... Ей выпала почетная роль хранительницы Глаза Единорога.

– Глаз – потому, что круглый?

– Потому что всевидящий! – рассмеялся Матвей. – Sworthy тоже писала о Единороге... хотя вряд ли она предполагала, что тем самым наведет нас на след.

Астра произнесла вслух вторую часть пророчества:

– «Он ждет, когда откроется дверка...» Что бы это значило? Кто ждет? Зачем?

У Матвея перед глазами возникли вдруг складки багрового занавеса, скрывающие маленькую дверку в стене...

– «Гвалес»! Черт... как же я сразу не додумался?!

– «Гвалес»? – удивилась она.

– Я заказал нам с тобой столик в ночь Самхейна... когда духи и призраки свободно курсируют между мирами.

– Ты меня пугаешь!

– Я и сам боюсь! Немедленно возвращаемся в Москву. У нас не так много времени... К полуночи ты должна быть готова!

В присутствии Магистериума все тайное становилось явным. Матвей увидел себя выходящим из клуба «Гвалес», садящимся в машину...

– «Красный лев»! – воскликнул он звонко, хлопнув себя ладонью по лбу. – Это был лев! Я слепец... Слепец!

Предстоящая ночь обещала быть напряженной, и Астра прилегла отдохнуть. Сон подкрался к ней тихо-тихо, на цыпочках, ласково нашептывая ей на ухо что-то невнятное, убаюкивающее... Последнее, что она успела сделать, – нащупать под подушкой верного Альрауна, который сопровождал ее там, куда не было доступа никому другому... даже Матвею.

…Маленький человечек семенил впереди нее по длинной зеркальной галерее...

– Куда мы идем?

– В королевство красного и черного, – отвечал он. – Серебра и Луны! Нас ждет гостеприимная Голова и кое-кто еще...

– Кто?

– Не торопись... и ты сама все узнаешь.

Она была в платье с широкой юбкой и затянутым в талии лифом на китовом усе. Дышать тяжело, парчовый подол волочится следом, сковывая шаг. Взбитый парик оттягивает голову назад. В нос бьет резкий запах пудры и розового масла...

– Фу, как неудобно, – пыхтит Астра.

– Терпи, Маргарита...

– Почему ты меня так называешь?

Альраун смущенно хихикал и подпрыгивал, стараясь при этом не выпустить ее руку.

– Твое имя – и тогда, и сейчас – напоминает цветок...

Они блуждали по лабиринту без конца и начала... полукруглые коридоры плавно перетекали из одного в другой, сходились, разветвлялись.

– Я не могу запомнить дорогу, – испугалась она.

– И не надо... просто иди!

В зеркалах отражались различные картины, уже знакомые ей по кассете из тайника, но слегка искаженные. Вот промчался вепрь, а за ним с гиканьем и криками проскакала Дикая Охота... вот туристы бросают монетки в фонтан... вот бронзовая русалка – бьет хвостом и скрывается в глубине бездонных вод... вот обнимаются любовники в масках... вот поет и пляшет пьяный карнавал... вот скрипит виселица и раскачивается повешенный...

– Какой ужас! – шарахается в сторону Астра…

– Терпи, Маргарита. Осталось совсем немного...

И правда – распахиваются узорчатые ворота, и лакеи с факелами стоят по бокам просторной аллеи... где-то впереди ослепительно пылают окна дворца... и какой-то галантный кавалер приглашает ее на танец... Все кружится, блестит, звенит, сливается в серебристую россыпь Млечного Пути... Золотой Змей скользит по стволу огромного древа жизни, его туловище наполовину темное, наполовину светлое... его раздвоенное жало дрожит...

– Это Божественный Эрос! – отчаянно пищит мандрагоровый человечек. – Единый, кому подвластно добро и зло! Все в нем и все от него... Берегись его яда!

Змеиное жало завораживает Астру, вынуждает остановиться... по жилам разливается смертельная истома...

Мраморная красавица снисходительно улыбается, манит ее за собой. Вместо лица у нее – зеркальная маска...

– Донна Луна!

Португальская актерка оборачивается и взмахивает руками. Зеркальца ее маски вспыхивают бесчисленными огнями, разбегаются по лабиринту... все горит...

– Пожар! – кричит Альраун. – Бежим!

Невыносимый жар охватывает зеркальные коридоры...

– Твое платье, Маргарита!

Она видит, как по подолу ползут искры, но ничего не может сделать. Низкий зловещий смех заставляет ее вздрогнуть и оглянуться. Какая-то черная тень скользит в огненном тумане... Бархатные драпировки уже горят, за ними видна маленькая дверка в стене...

– Туда! Туда!

Деревянный человечек устремляется к спасительному выходу и тащит ее за собой.

«Там заперто...» – хочет предупредить его Астра, но не в силах разомкнуть губ.

– Мм-ммм... м-м...

Альраун не понимает и продолжает тянуть ее за руку... Это уже не его рука... другая, – твердая и теплая, с золотым перстнем на среднем пальце... Она знает эту руку и этот перстень... знает эти кружевные манжеты и широкий рукав камзола...

– Я здесь, – говорит тот, кому принадлежит рука. – Я здесь, с тобой...

Астра раскрывает глаза, вскакивает...

– Я с тобой, – повторил… Матвей! Да, это Матвей, – Успокойся! Тебе приснился кошмар, только и всего...

– О-о! Боже, как ты вовремя... Мы с Альрауном чуть не сгорели...

Мандрагоровый человечек запутался в складках пледа, в комнате стоял чад. Свеча, забытая Астрой на тумбочке, догорела, парафин растекся по полированной поверхности.

– Хорошо, что ты рядом, – дрожащим голосом сказала она Матвею. – Мне было так страшно...

И со стоном провела пальцами по лицу. Щеки были влажными. То ли слезы... то ли испарина...

– Смерть еще ни разу не подходила ко мне так близко... – прошептала она. – Послушай, кто такая Маргарита?

– Я уже говорил... Маргарита Мантейфель, жена Брюса. «МЫ БЫЛИ!»

– МЫ ЕСТЬ...

– Вставай. Пора одеваться и идти на ночное шоу в «Гвалес». Я привез наши костюмы.

«Охота на ведьм» только начиналась, когда граф с супругой переступили порог пиршественной залы. Они выглядели великолепно – в роскошных нарядах, в тщательно завитых париках, в тонких венецианских масках... на них невольно обращали внимание, оборачивались.

– Мы производим фурор, – шепнула она.

– Как в прежние добрые времена, – усмехнулся он. – Мы всегда были загадкой для окружающих...

Альрауна она взяла с собой, спрятала в рукаве. Мандрагоровый человечек затаился, притих. Астра с любопытством оглядывалась. Матвей незаметно искал глазами хозяина «Лексуса», украшенного фигуркой красного льва на лобовом стекле. Машина стояла на парковочной площадке клуба, словно владельцу нечего было скрывать. В сущности, закулисная часть этой интриги уже исчерпала себя... и настала пора финала.

К запоздавшим гостям подкатился безукоризненный распорядитель праздника, похожий на своего прилизанного коллегу Колесова как две капли воды. Правда, тот был более худым и бледным.

– Граф Брюс, – представился Матвей. – И моя жена, Маргарита.

Распорядитель рассыпался в извинениях. Их столик, оказывается, занят...

– Но мы предоставим вам дополнительные места, – оправдывался он. – Вон там... почти у самого «костра»!

– Это почему же?

– Понимаете... наш сотрудник, Колесов, принимавший предварительные заказы, внезапно заболел и слег. Неизвестно, когда он поправится. В последние дни он плохо себя чувствовал и напутал со столиками... Еще раз прошу прощения!

– Безобразие! – с напускным возмущением произнесла Астра.

– Все неудобства клуб обязуется вам компенсировать! Проводить вас?

Матвей непринужденно-вельможным жестом отказался от его услуг.

– Мы сами разберемся... – сердито процедил он. – Иди, милейший, не путайся под ногами.

Парень поклонился и исчез среди разодетой публики. Общество здесь сегодня собралось довольно-таки пестрое – от навязшего в зубах Дракулы до леди Макбет, утопленниц, вампиров, Синей Бороды в компании его мертвых жен, оборотней, знаменитых отравителей Борджиа и прочих колоритных персонажей. Все были если не в масках, то с раскрашенными до неузнаваемости лицами.

Под каким облачением находился их противник, ни Астра, ни Матвей даже не подозревали. Зато сами они, назвавшись четой Брюсов, фактически раскрыли себя. Граф, наклонившись, пробормотал ей на ухо:

– Искать в этом зале охотника за Магистериумом – затея, обреченная на провал!

– Он сам нас найдет. Уже нашел... зуб даю!

– Ну, разумеется!

– Теперь ясно, почему ты до сих пор не сделал мне предложение, – захихикала графиня. – Мы уже женаты!

Шоу близилось к развязке – ритуальному сожжению «пособницы дьявола».

Великий Инквизитор изгонял бесов из полуобнаженной красавицы с огромной грудью и соблазнительными ногами, обутыми в блестящие босоножки на платформе. Откровенный стриптиз сочетался с исторической драмой в духе маркиза де Сада. Сам «маркиз», – знаменитый певец темной стороны людских душ – в тюремной робе, с седыми космами до плеч, восседал на почетном месте. Сеанс «экзорцизма» сопровождался притворными воплями ужаса и стонами жертвы. Разогретые спиртными напитками зрители с восторгом следили за происходящим...

– Баба Яга! – воскликнула Астра, показывая графу на сгорбленную старуху с крючковатым носом, в лохмотьях и с клюкой.

Та сидела за столиком рядом с Кощеем Бессмертным и откровенно с ним кокетничала. Матвей прыснул:

– Не удивлюсь, если скоро появится Донна Луна!

Лучше бы он о ней не упоминал! Свет в зале потушили, оставив только пару светильников. Багровые отблески падали на извивающееся тело «ведьмы» и грозную фигуру Инквизитора...

– Ой! Вот она!

Матвей посмотрел в ту сторону, куда показывала «графиня», и увидел женщину в черном одеянии и зеркальной маске. Осколки зеркал тускло отсвечивали красным, словно все лицо Донны Луны было залито кровью.

Часть приглашенных заняли свои места, а некоторые гости стояли или свободно прохаживались по залу, обмениваясь впечатлениями. Дама в зеркальной маске присоединилась к последним. Она взяла под руку черно-белое Домино и о чем-то заговорила с ним...

Астра, дрожа от волнения, прильнула к графу.

– Это он?

Домино и Донна Луна, как будто увлеченные беседой, пробирались поближе к «костру». Деревянное сооружение в виде креста было обложено вязанками хвороста. Палач в красном колпаке потирал руки, готовясь к своей работе...

– Развязка обещает быть жаркой! – громко произнес кто-то позади «четы» Брюсов.

Матвей оглянулся и успел заметить только ускользающий русалочий хвост. Все здесь смешалось, переплелось... земное и призрачное, страх и страсть, наваждение и вожделение... Стоны «ведьмы» сливались с молитвами Инквизитора, хору падших ангелов вторили хищные сирены... Присутствующие, увлеченные процедурой «изгнания бесов», почти поверили, что их ждет настоящее сожжение на костре измученной «колдуньи». Было во всем этом нечто отталкивающее и, вместе с тем, – притягательное...

– В каждом из нас дремлют темные инстинкты, – изрекла дама в одеянии черной кошки. – Надо же хоть раз в году выпускать их на волю!

Она захлопала в ладоши, когда палач взялся привязывать жертву к кресту.

– Надеюсь, они не собираются разжигать настоящий огонь... – переговаривались участники маскарада.

– У них лучшие пиротехники...

– В таких случаях пользуются холодным пламенем...

– Это будет как в кино!..

– Я боюсь...

– Никто не пострадает, – уверял какую-то явно истеричную особу распорядитель. – У нас предусмотрены все меры безопасности.

Астра всей кожей ощутила, как в зрителях зреет некое необъяснимое беспокойство. Они чувствуют приближение беды, но не хотят себе в этом признаться... не хотят показаться паникерами и вызвать насмешки окружающих... Они оглядываются на других, и каждый старательно прячет свой страх за шутками и улыбками. Но страх уже зародился в их душах, он расползается, распространяется, как заразная болезнь, набирает силу, накапливается в воздухе...

– Пойдем! – шепнул Матвей и повел свою спутницу за отведенный им столик.

«Графиня», шурша подолом платья, старалась не задеть кого-нибудь локтем и не наступить на ногу. Палач собрался разжечь «костер». Маркиз де Сад нервно ерзал в кресле, изнывая от нетерпения. Инквизитор трижды громко предложил привязанной к кресту девушке отречься от сатанинского наущения и спасти свою душу... Та отчаянно пыталась освободиться от веревок. Падшие ангелы выли и стенали... Сирены пустились в исступленную пляску.

– Это шоу самого дурного вкуса, – прошептал «граф», наклонившись к Астре. – Настоящий шабаш!

– Самхейн... – отозвалась она.

Донна Луна и Домино каким-то образом оказались их соседями. Зеркальная маска дробила отражения гостей на множество отдельных кусочков, каждый из которых ничего не значил сам по себе... зато вместе они составляли поистине фантасмагорическую картину Большого Пиршества. Взбудораженная публика повскакала с мест. Палач размахивал факелом, подобно индийскому факиру... Вместо цветов столики украшали миниатюрные тыквочки с вырезанными глазами и ртом, внутри их горели свечки. Они имитировали Голову Брана, призванную отгонять злых духов. Тогда как на самом деле в зале происходил разгул разномастной «нечисти». На подогретых тарелках лежало угощение – мясо с кровью, в бокалах искрилось темно-красное вино...

– Где же обещанная «пища богов»? Свинина, вареная в ритуальном котелке?

– Свинину будут раздавать после сожжения, – будничным тоном объяснил Матвею молодой вампир и щелкнул зубами. При этом его острые передние клыки заблестели в свете факелов. – Мясо должно кипеть вплоть до конца самого шоу!

Астра нащупала рукой прикрепленный к поясу тафтяной мешочек, в котором покоился Глаз Единорога. Она не представляла себе, чем кончится эта жутковатая клоунада...

Донна Луна вдруг кивнула ей... зеркальная маска ослепительно вспыхнула, то палач поднес наконец факел к вязанкам хвороста... и под истошные крики «ведьмы», откуда ни возьмись, повалил густой дым. Женщина в костюме черной кошки взвизгнула.

– Горит... – пронеслось по рядам утопленниц и вурдалаков. – Горит!

Инквизитор торжественно молился на «мертвой» латыни. Падшие ангелы беспорядочно метались вокруг «костра». Палач с удовлетворенным видом сложил руки на груди и отступил в сторону...

По хворосту робко ползли язычки пламени. Каким-то образом занялась пышная юбка какой-то дамы, оказавшейся в опасной близости к огню... вспыхнули драпировки, полетели искры...

– Развяжите меня! – с непритворным ужасом закричала «ведьма»-стриптизерша. – Помогите! Помо...

Видимо, она потеряла сознание, потому что ее крик внезапно оборвался.

Распатланный маркиз де Сад тщетно пытался затушить пламя, сбивая его содранной со стола скатертью... Зал тонул в дыму. Охваченные паникой люди ринулись прочь от «костра», столпились у подножия гостеприимной Головы, которая одна невозмутимо взирала на последствия скандального шоу.

– А-а-аааа! – вопили любительницы острых ощущений. – А-а-аа! Спасите!!!

– Я хочу выйти...

– Мне плохо!

– Нечем дышать!

Мужчины не сразу поняли, что происходит.

– Соблюдайте спокойствие... – безуспешно увещевал публику распорядитель. – Все под контролем! Сейчас я вам покажу, где запасной выход...

Какое там! Внезапно, будто вопреки его обещаниям – полностью погас свет. Теперь задымленное помещение было охвачено не только огнем, но и животным страхом запертых в нем людей. Дамы падали в обморок... кавалеры пытались оказать им помощь... Распорядитель куда-то исчез... В суматохе и давке кто-то перевернул знаменитый котелок, и распаренная свинина вывалилась на угли очага, бульон выплеснулся. Горячий пар с запахом горелого мяса и острых специй усилил общую панику...

Астре казалось, что она спит и видит ужасный сон. Тяжелое платье стесняло движения. Дышать стало трудно, глаза слезились... Она стащила с головы парик и бросила его на пол. Чудом вспомнила о мандрагоровом человечке, достала его из рукава и сжала в руке – крепко-крепко...

– Спаси нас, милый Альраун!

В темноте и дыму она потеряла Матвея и, предоставленная самой себе, лихорадочно соображала, как быть. Кто-то навалился на нее, крепко обхватил со спины, сзади, и зашарил руками по груди, полез за пазуху... Она отбивалась. Мешочек из тафты жег ей бедро.

– Ах, ты!..

Грязное ругательство возмутило ее, придало сил. Она извернулась и с размаху ударила кого-то в лицо... Чвяк! Нападавший взревел и ослабил хватку. Астра попала ему в глаз! Понимание пришло на уровне инстинкта... Она поднесла руку к глазам – по окровавленному корешку – тельцу Альрауна – стекало какое-то студенистое вещество...

Астру стошнило – вывернуло прямо на столик с остатками еды в тарелках. Она чуть не упала. Кашель раздирал ей легкие. Кто-то схватил ее за локоть, но она уже не могла сопротивляться...

– Это я! – сказал ей родной голос Матвея. – Держись! Мы выберемся...

Одной рукой он тащил ее куда-то, другой закрывал полой камзола нижнюю часть лица. Он тоже задыхался и кашлял...

Послышались глухие удары – перепуганные люди ломали дверь, чтобы освободить проход в вестибюль. Какая-то женщина громко звала своего мужа, кто-то плакал, кто-то умолял о спасении... Положение усугублял подвальный этаж – маленькие окна располагались слишком высоко под потолком, надо было здорово исхитриться, чтобы разбить стекло. Запасной выход потерялся в дыму, персонал клуба оказался не готов к такому повороту событий...

– Он ждет, когда откроется дверка... – словно в бреду, повторяла Астра. – ...когда откроется дверка...

– Боже! Дверка! – осенило Матвея. – Как же я сразу не...

Он с силой потащил ее к стене с горевшими по обе ее стороны драпировками – наугад, потому что все вокруг тонуло в огнедышащем мраке... ударил ногой в заветную дверку, испещренную руническими символами...

– Сезам, откройся! Да открывайся же... черт тебя дери!

Он еще пытался шутить!

– Это ложная дверь, – выдавила Астра сквозь слезы и кашель. – Простая бутафория!

– Не может быть!

Еще пара ударов ногой – и в стене на месте дверки образовался проем. Оттуда на них дохнуло холодом. Матвей невольно отпрянул. Сзади, из дыма и тьмы, вынырнула массивная фигура Звездочета и бросилась на него, подминая под себя...

Астра, почти теряя сознание из-за удушья, попыталась отцепить от пояса мешочек из тафты, вышитый серебристыми нитями. Ногти ломались, а витая тесьма все не поддавалась...

– Быстрее! – крикнул ей Матвей, борясь со Звездочетом.

В этот миг они понимали друг друга без лишних слов. Графине наконец удалось справиться с мешочком, в складках которого покоился Магистериум, или Глаз Единорога, как благоговейно называли его многие поколения алхимиков и мистиков...

Ледяной ветер вырвался из-за дверки, обрушился на хрупкую женщину... она ощутила, как ее засасывает бездонная бесцветная бездна, и последним отчаянным рывком бросила в проем вышитый мешочек... Вихрь, получив «утраченное», издал удовлетворенный вздох, свернулся, словно невидимый зверь, и выскользнул через дыру в стене. За ним, оставив своего противника, черной молнией метнулся Звездочет...

Зловещий хохот прокатился по залу и растворился в дыму и криках обезумевших людей. За выбитой дверкой показалось соседнее помещение – крохотная пустая комнатка, которая тут же заполнилась дымом. В ее замкнутом пространстве нельзя было спастись от огня...

Только теперь Астра осознала, что она лежит на полу. Здесь, внизу, было чуть легче дышать. Матвей дотянулся до ее руки и сжал ее в своей. Она скорее угадала, чем услышала его слова:

– Ты была права – дверца бутафорская!

Вопреки трагизму момента, он улыбался...

– Ты весь в крови! – ужаснулась она.

– Это кровь Звездочета.

– Кажется, я угодила ему Альрауном прямо в глаз...

На следующий день вечерние газеты пестрели заголовками: «Пожар в ночном заведении!» «Скандальное шоу привело к трагедии!» «Пропавшего без вести бизнесмена Аврамова последними видели посетители сгоревшего клуба...» «Жертв чудом удалось избежать!» «Завсегдатаи «Гвалеса» едва не поплатились жизнью за свою любовь к острым ощущениям...»

Астра лежала на диване. Матвей читал ей шокирующие новости. Она плакала...

– Жалеешь Аврамова?

– При чем тут Аврамов?! Зеркало треснуло!

Это была правда. Под утро, когда они, надышавшись дыма, измученные, в рваных, измазанных сажей одеждах ввалились в ее квартиру на Ботанической, Астра сразу почуяла неладное. Первым делом она кинулась к шкафчику, где хранился подарок баронессы Гримм. Венецианское стекло без всякой причины покрылось множеством трещин...

«Что с ним?! – вскрикнула она. – Кто его разбил?!»

«Думаю, оно тебе больше не понадобится, – со странной уверенностью в голосе заявил Матвей. – Ты больше не Маргарита, я – не Брюс... Все кончено. Мы вернули «утраченное» туда, где ему и положено быть! Зеркало, как и Магистериум, – опасная штука. Теперь, когда оно потеряло свою силу, ты можешь быть спокойна. За ним не придет никакой Звездочет, никакая Sworthy... никакая Донна Луна!»

Из глаз Астры хлынули слезы. Такого она не ожидала! Прошел час, прежде чем она пришла в себя и попыталась примириться с потерей.

«Зато Альраун остался с тобой...»

«Слабое утешение...» – вздыхала она.

«Мандрагоровые человечки в огне не горят, в воде не тонут... – усмехался он. – И всегда приходят на выручку своим хозяевам...»

Она вспомнила о Звездочете много позже, когда Матвей принес охапку газет и принялся развлекать ее чтением вслух.

– Как ты догадался, что Звездочет – это Аврамов?

– Я понятия не имел, под какой маской он спрячется.

– Но ты знал, что он придет на Большое Пиршество!

– Предполагал... и не ошибся. Не зря же я решил воспользоваться гостеприимством Головы? Я видел «Лексус» Аврамова на клубной парковке, когда приходил заказывать столик... и обратил внимание на талисман, прикрепленный к лобовому стеклу. То был красный лев! Понимаешь?! Символ философского камня! А когда доктор Трошин рассказывал нам о новом учителе Долгушиной, он тоже упомянул красного льва. В тот момент у меня – щелк! – все и сложилось в голове. Аврамов давно охотился за Глазом Единорога... он придумал хитроумную комбинацию, которую должна была осуществить Sworthy... то есть, Алевтина. Наверное, тетрадь с «письмами из шкатулки» оказалась у нее не случайно. От бабушки досталась, или Аврамов ей шкатулку дал... ясно одно: тетрадь намеревались использовать с целью привлечения нашего внимания. Естественно, не напрямую...

– Им нужен был ты.

– Допустим. Аврамов рассчитывал по цепочке «Долгушина – Калмыков – его жена» подсунуть «письма» мне... что и произошло. Сына он заранее пристроил в мою группу, чтобы иметь со мной контакт. Будучи приятелем Калмыковых, он изучил их привычки, характеры...

–...и пронюхал о вас с Ларисой! – добавила Астра. – Надо признать, он отлично разбирается в человеческих мотивациях. Еще бы! Сотни лет заниматься «тайными науками» – и не преуспеть! Полагаю, Аврамов и есть покровитель Смуглой дамы.

– Самые безумные идеи оказываются ближе всего к истине, – пробормотал Матвей. – Согласен. Аврамов знал, что я приду к нему с расспросами о Калмыкове... и умело мне подыграл.

– История с Донной Луной – его рук дело! Он нарочно привел какую-то женщину в ее с зеркальной таской костюме на Большое Пиршество. Чтобы отвлечь нас от собственной персоны! Все участники этой драмы действовали точно по сценарию... пока один из них не сорвался. Колесов вдруг вышел из подчинения и начал убивать. Знаешь, Долгушина наверняка боялась за свою жизнь... сначала притворно, а затем – уже и по-настоящему. Только она не понимала, откуда исходит опасность.

– Парень мог действовать под влиянием Аврамова. Какой-то «голос» же ему приказывал? Аврамов был частым гостем в «Гвалесе», он приметил легко поддающегося внушению администратора... и посоветовал Долгушиной свести с ним знакомство. Опять-таки, не напрямую, а через Мими. Зачем далеко ходить, когда и Калмыков, и Колесов – оба прямо под боком? Марионетка выполнила свою задачу и погрузилась в сон. Вряд ли Колесов когда-нибудь очнется.

– Если и очнется, то останется полным безумцем.

– Смотри, что тут пишут, – засмеялся Матвей. – «Есть версия, что клуб подожгли конкуренты Аврамова по игорному бизнесу...» Да он сам и поджег! Едва только в зале появилась «Донна Луна», я сразу понял, чем окончится шоу...

– Это Аврамов устроил пожар?!

– Без сомнения! Он знал, что в ночь Всех Святых мы придем в «Гвалес» и Магистериум будет при нас. И надеялся в суматохе и панике завладеть им... а потом исчезнуть.

– Ну, второе-то ему удалось!

Астра со страдальческой гримасой положила руку на лоб. Из-за сильного испуга и «дымовой атаки» у нее разыгралась мигрень. А еще она очень расстроилась из-за зеркала...

– «Он ждет, когда откроется дверка...» – задумчиво вымолвила она. – Это не о Звездочете!

– Разумеется, нет. В пророчестве сказано Глазе Единорога. Аврамов был уверен, что «красный лев» приведет нас, куда следует...

– Та дверка в клубе – действительно переход между мирами?!

– Боюсь, никто тебе не ответит...

– Даже Брюс?

– Если он и был здесь, то ускользнул... и больше не вернется.

– А Звездочет?

Матвей долго молчал, глядя на ее заплаканное лицо.

– Нельзя освободиться от наваждения, которое называется – «жажда получить в свою собственность то, что получить невозможно». Помнишь, кто это сказал?

– Сумасшедший убийца, Ворон...

– Он оставил нам не только кассету с бредовым фильмом, но и серьезное предостережение! Аврамов стал жертвой собственной одержимости... и увлек за собою в бездну троих людей... а может, и больше.

– Кассету надо уничтожить! – осенило Астру. – Это – лабиринт, куда и увлек нас Ворон! А мне не стоит плакать из-за зеркала. Оно никогда и не было моим...

– Здравая мысль!

– Но куда же делся Аврамов?

– Погнался за Магистериумом... другого объяснения нет. Пожарные приехали вовремя и вывели из горящего помещения всех, кроме него. Тело его тоже не обнаружили. Сгореть дотла он не мог... хоть косточки да остались бы!

– Я видела, как он метнулся в дверку...

– Никому не говори! Мало ли что тебе почудилось с перепугу?

– Все-таки, я не понимаю... ведь у Аврамова семья: жена, сын... бизнес, наконец...

– Ему было плевать на семью. Сын его ненавидел, жена, вероятно, боялась. Хотя и думала, что любит. Он зарабатывал деньги, лишь бы чем-то заниматься. И тщательно скрывал свои гипнотические способности, применяя их только для одной цели, ради которой он и жил...

Матвей перебирал кипу газет и журналов, откладывая в сторону уже прочитанные.

– Вот, чем тебе не версия? – саркастически воскликнул он. – «Аврамова похитили во время пожара в ночном клубе... семья ждет звонка с требованием выкупа...»

– Долго же им придется ждать!

Примечания

1

Название, как и все последующие, придумано автором. Любые совпадения случайны. (прим. автора)

2

Читайте об этом в романе Н. Солнцевой «Магия венецианского стекла»

3

Читайте об этом в романе Н. Солнцевой «Магия венецианского стекла»

4

Камер-лакей, – старший лакей при царском дворе.

5

До Екатерины I была коронована только Марина Мнишек – Самозванцем.

6

Кельты – древний народ, обитавший в Западной Европе. Оставил после себя множество легенд и преданий, в том числе, о короле Артуре и рыцарях Круглого стола.

7

Друиды – жрецы у древних кельтов.

8

Читайте об этом в романе Н. Солнцевой «Магия венецианского стекла»

9

Призрение – приют и пропитание.

10

Читайте об этом в романе Н. Солнцевой «Магия венецианского стекла»

11

Благословенный Бран – легендарный правитель Британии. Приказал после своей смерти отрубить себе голову, чтобы она служила его подданным, защищая и оберегая их от всевозможных бедствий. Герой кельтской мифологии, достигший «острова блаженных», где остановилось время и царит вечное изобилие. (прим. автора).

12

Елизавета I – (1533 – 1603), королева Англии из династии Тюдоров.

13

Кромвель Оливер – (1599 – 1658), английский государственный деятель и военачальник, вождь пуританской революции.

14

Епанча – старинный длинный широкий плащ.

15

Подклеть – здесь: нижний этаж деревянного дома, где хранились припасы и находились людская и поварня.

16

Читайте об этом в романе Н. Солнцевой «Ларец Лунной Девы»

17

Симеон Полоцкий (1629 – 1680), общественный и церковный деятель, проповедник, писатель и поэт. Наставник царских детей.

18

Гипербореи – жители легендарной северной страны, согласно древнегреческой мифологии выросшие из крови древнейших титанов.

19

Делос – (Дилос) – остров в Эгейском море, крупный религиозный центр, где во времена Древней Греции располагалось святилище Аполлона.

20

Дельфы – древнегреческий город, где находился прославленный Дельфийский оракул. Считалось, что в Дельфах расположен центр Вселенной.

21

Убрус – здесь: старинное название платка.

22

Царицына Золотая палата – в старину особенное помещение в Кремле, предназначенное для торжественных приемов, которые устраивали московские царицы.

23

Вуду – разновидность африканской магии.

24

Маркитант, маркитантка, – торговцы съестными припасами при армии.

25

Прозекторская – помещение в больнице, где проводится вскрытие трупов.

26

Вильгельм III Оранский, являясь в то время голландским штатгальтером, одновременно был и королем Англии.

27

Магистериум – одно из названий философского камня, или жизненного эликсира.

28

Летаргия – патологическое состояние организма, которое сопровождается потерей способности двигаться, бессознательностью и продолжительным сном.

29

Суггестия – то же, что гипноз, внушение. Суггестор – тот, кто использует внушение.

30

Эта фраза начертана на символическом изображении «Хризопея» Клеопатры, женщины-алхимика, чьим трудам почти две тысячи лет.