Наталья Солнцева - Дьявольский поезд

– Здесь стояла часовня, – сказала девушка, глядя на поросшие травой камни. – Ее построили из балаклавского известняка. А потом взорвали. Варварство!

Ее спутника звали Юрий. Он приехал специально ради того, чтобы своими глазами увидеть разоренный итальянский некрополь, остатки часовни, ощутить мистическую ауру этого места.

– Красивый отсюда вид!

– Очень, – кивнула девушка.

Она училась на историка, а в свободное время гоняла на мотоцикле по окрестностям.

– Я тут каждый камень знаю. Ты правильно сделал, что ко мне обратился.

– Хочу статью написать…

– О Крымской войне? Итальянцы, которые здесь похоронены, погибли во время боев за Севастополь. – Она оглянулась по сторонам и поежилась. – Слушай, мне как-то жутковато. Не люблю кладбища.

– Говоришь, раньше отсюда до Балаклавы была проложена железнодорожная ветка?

– Была, да сплыла. Ее потом тоже разрушили, за ненадобностью.

С горы открывалась панорама озера и зеленой долины. На горизонте белели голые верхушки холмов. Юрий засмотрелся.

– Я думала, ты «черный копатель», а ты – журналист!

– Одно другому не помеха, – пошутил он. – А что это за кактусы? Я таких еще не видел.

Он нащелкал кучу фотографий. Мотоциклистка отказывалась сниматься, ссылаясь на примятые шлемом волосы.

– Кактусы сюда привезли и посадили итальянцы, – объяснила она. – В честь своих убитых солдат. Чтобы те чувствовали себя, как дома. Теперь могилы заброшены, никто, кроме байкеров, сюда не заглядывает. Ты о них писать собираешься?

– Нет.

– О чем же тогда?

– Говорят, где-то неподалеку видели странный поезд. Много лет назад, в тот же день, когда в бухте Севастополя взорвался линкор «Новороссийск». Погибли сотни моряков.

– Про линкор я знаю, – кивнула девушка. – Только это давно случилось. Ни тебя, ни меня еще даже в проекте не было.

Слова о поезде она пропустила мимо ушей, а Юрий больше о нем не упоминал.

Молодые люди спустились вниз; поболтали, прогуливаясь, и не заметили, как солнце спряталось за верхушку холма. Они не догадывались, что скоро расстанутся навсегда. Байкерша надеялась на продолжение знакомства. Ей нравился этот симпатичный, любознательный парень из газеты.

Журналист развлекал ее баснями про месть Валерио Боргезе, который якобы приложил руку к гибели «Новороссийска».

– Его прозвали «Черный князь». Этот человек – выходец из знатного итальянского рода, любимец Муссолини и подводный диверсант. Существует мнение, что именно его боевые пловцы уничтожили линкор.

– У меня дед служил во флоте. Он говорил, что «Новороссийск» раньше принадлежал итальянцам. После войны он достался нам по какому-то договору.

– А Боргезе, якобы, поклялся отомстить за позорное поражение, – добавил Юрий. – Но это так, слухи, домыслы. Я считаю, что причину надо искать глубже. Кстати, Боргезе был женат на русской графине Олсуфьевой.

– Да ты что? – поразилась девушка. – Она вышла замуж за фашиста?

– Все в жизни переплетается, все неоднозначно. Порой люди становятся игрушками в руках фатума, не подозревая об этом. Появление поезда в тот трагический день наводит на мысль, что Боргезе исполнял чужую волю. Он мог оказаться пешкой в чьей-то игре. Провидение незримо. Русские, итальянцы, военный корабль и поезд – четыре составляющих ребуса. И ключ к тайне!

Он говорил загадками, которые байкерша не собиралась разгадывать. У нее был иной склад ума – приземленный и практичный.

– Какой поезд, Юра? Не понимаю.

– Я бы дорого дал, чтобы его увидеть!

Парень не предполагал, какой высокой окажется плата за любопытство. Внезапно за его спиной раздались звуки, похожие на движение железнодорожного состава. Юрий замолчал и прислушался. Девушка испуганно повернулась в сторону горы…

– Не верится, что еще вчера мы были в Москве, – сказала Лариса, любуясь видом на пролив.

– Воздух здесь чудесный, – кивнул Ренат. – Море теплое. Пойдем купаться?

– После обеда.

Он напряженно ждал, что его спутница вот-вот заговорит об истинной цели их приезда.

Но та как будто забыла обо всем, кроме красивого пейзажа. Она наслаждалась отдыхом. Глаза прятались за темными очками, а волосы – под только что купленной шляпой из итальянской соломки. Ренат предпочитал не думать, какие мысли зреют в ее голове.

Светило солнце. Террасу кафе окружали мандариновые деревья. Вдали лазурь небесная сливалась с лазурью морской. На воде покачивались комфортабельные яхты и легкие разноцветные суденышки.

– Когда-то у этих берегов проплывал корабль Одиссея…

– В самом деле? – удивился Ренат. – Я не знал.

– По легенде, пролив охраняли два жутких монстра, Сцилла и Харибда. Первая считалась дочерью Гекаты[1]… У нее было двенадцать ног и шесть собачьих голов. Вторая еще страшнее. Она всасывала морскую воду вместе с кораблями, а потом извергала ее назад.

– Как я понимаю, уже без корабля?

– Харибда глотала су́дно, – подтвердила Лариса, придерживая рукой шляпу, чтобы ее не унес ветер. – Одиссею удалось счастливо избежать гибели, но по другую сторону пролива его уже поджидала кровожадная и вечно голодная Сцилла. Это чудище жило в скалах. Сцилла напала на команду Одиссея и сожрала шестерых его товарищей…

Ренат представил себе гребцов, налегающих на весла, и их смелого предводителя. Вдруг море зашумело, вздыбились и заклокотали волны, с оглушительным гулом ударили в стены каменных пещер. Водяная пыль столбом поднялась вверх. Моряки побросали весла и оцепенели от ужаса.

«Вперед, друзья! – закричал отважный Одиссей. – Не падайте духом! Зевс поможет нам спастись! Правьте ближе к утесу!»

Он ни словом не обмолвился о Сцилле, которая оскалила по три ряда зубов в шести разверстых пастях. Капала густая слюна, двенадцать собачьих глаз горели огнем во мраке. Соленые брызги заслоняли Сциллу от мореплавателей. Она вытянула свои длинные, обросшие шерстью шеи и схватила шестерых гребцов. Крики несчастных заглушал грохот воды, изрыгаемой Харибдой. Бледный от ужаса Одиссей ничем не мог помочь своим спутникам…

– Что с тобой? – Лариса тронула Рената за плечо и покачала головой. – Тебе плохо? Ты белый, как мел.

– Жарко. Мой организм не любит смены климата.

– Идем в номер, – спохватилась она. – Тебе надо как следует отдохнуть после перелета.

Они остановились в маленькой гостинице с внутренним двориком и кустами азалии в горшках. Двухкомнатный номер был обставлен просто, но уютно. С балкона второго этажа открывался вид на знаменитый Мессинский пролив.

Ренат прилег на кровать, Лариса достала из холодильника минералку и подала ему.

– Выпей.

– Не хочу…

У него шумело в ушах, и кружилась голова. Словно он все еще находился на корабле Одиссея, а рядом кипел смертоносный водоворот и щелкали собачьи зубы. Неужели это последствия теплового удара?

– Тебе не стоит злоупотреблять солнцем, – посочувствовала Лариса. – Главное, чтобы не обострился твой бронхит.

Она опустила жалюзи и села, сложив руки на коленях. В спальне жужжал кондиционер, а Ренату казалось, что глубоко под землей ворочается кто-то могучий и грозный, готовый взорвать к чертовой матери весь этот безмятежный, ухоженный курортный город. И этот кто-то – вовсе не Сцилла с Харибдой.

В спальне было прохладно, пахло лавандой и южными растениями. Две кровати разделял туалетный столик с зеркалом. Лариса и Ренат в эту первую ночь на Сицилии спали порознь. На столике лежала открытка, которую Лариса нашла у Вернера и захватила с собой. Изображенная на открытке вилла, судя по надписи, находилась в Мессине.

Ренат невольно посмотрел на столик и отвел глаза. Оба по умолчанию не упоминали о Вернере. Ренат надеялся, что их кошмар остался в Москве. Лариса не собиралась волновать его раньше времени. Когда он отвернулся, она открыла выдвижной ящик и смахнула туда открытку.

– Красивое место, но что-то с ним не так, – обронил Ренат.

– Что именно?

– Неспокойно здесь…

Лариса испытывала то же ощущение. Они еще толком не видели Мессины. Несколько соседних отелей, кафе и кусочек набережной не давали представления обо всем городе.

Ренат забылся тревожным сном, а Лариса уселась изучать путеводитель. Железнодорожная станция, порт, старинные католические храмы… Кафедральный собор… фонтаны… колокола…

Она листала страницы, понимая, что надо ходить по здешним улицам, дышать здешним воздухом, разговаривать с людьми, – только так можно проникнуться духом города.

– А зачем, собственно, проникаться? – пробормотала она. – Какое мне дело до этой открытки? Я приехала отдыхать. Загорать, купаться в море, гулять и наслаждаться итальянской кухней.

Ренат пошевелился на кровати и вздохнул. Лариса захлопнула путеводитель, вопреки своим словам подошла к туалетному столику, осторожно выдвинула ящик и достала открытку. Она не могла обмануться. Вернер не случайно оставил им намек… Вилла из белого камня на берегу Мессинского залива что-то означает.

Лариса прислушалась к неровному дыханию Рената. Он весь горел. Она дотронулась до его влажного лба и покачала головой. Сквозь опущенные жалюзи в спальню пробивались узкие полоски солнца.

Лариса сунула открытку в сумочку и на цыпочках вышла из номера…

Аббатство поразило Рената своей строгой красотой. Здание прекрасно вписывалось в окружающий пейзаж и навевало мысли о временах Ромео и Джульетты.

Лариса испытывала похожие чувства. Она представляла кипевшую здесь ранее жизнь. Однако загадочные хроники писались в другом месте.

Ренат кивнул в ответ на ее вопросительный взгляд.

– Монастырь францисканцев, которым принадлежала пропавшая летопись, давно разрушен.

– Да, – подтвердила Лариса. – От него камня на камне не осталось.

– Допустим, обитель стояла бы до сих пор. Что с того? Вряд ли монахи зазубривали свои хроники наизусть и передавали из поколения в поколение.

Они пообедали в ресторане рыбными блюдами и нагулялись вдоволь по тенистым улочкам города. Под вечер, когда жара спала, администратор отеля, где они остановились, предложил им своего знакомого в качестве гида.

Парень оказался докой во всем, что касалось истории здешних мест. Он говорил без умолку, и Ренат получил возможность оттачивать свое понимание итальянского.

– В прошлом Модена славилась монастырями, – объяснял гид. – Но сейчас все изменилось. Я покажу, где находилась обитель францисканцев, которая вас интересует. Надо взять машину напрокат.

– Уже взяли.

– Отлично. Тогда мы не будем зависеть от общественного транспорта, – просиял парень. – Поехали?

Модена была чудесна. Много старинных зданий, церквей и частных вилл. Фонтаны, сады, готические шпили колоколен, пастельные цвета домов. Мостовые из белого камня. Льющееся с высоты синее небо, солнце в розовой дымке.

Арендованным автомобилем управлял Ренат. Лариса устроилась на заднем сиденье рядом с гидом. Она задавала ему вопросы на скверном английском. Парень отвечал, старательно подбирая слова. По ходу он давал указания, куда ехать.

На окраине частные дома окружали апельсиновые рощи. За ними вдоль дороги потянулись виноградники и зеленые поля.

– Остановите, – попросил гид. – Примерно тут находился интересующий вас монастырь. Он простоял вплоть до восемнадцатого века. К сожалению, обитель полностью разрушена. Стены сравнялись с землей, вы и следа не найдете. Разве что подышите тем же воздухом, что и монахи.

Ренат притормозил и съехал на обочину. Лариса вышла из машины, сделала глубокий вдох.

– Воздух теперь тоже другой, – заметила она. – Нет ничего постоянного в этом изменчивом мире. Кроме любви и ненависти.

– Я бы с вами поспорил…

– Не стоит! – засмеялась она. – Я быстро положу вас на лопатки.

– Что? – не понял гид. – В каком смысле?

– Веди нас вперед, дружище, – вмешался Ренат. – Скоро солнце сядет. А в сумерках искать несуществующий монастырь куда труднее, чем при свете дня.

Парень постоял, озадаченно глядя на туристов, и побрел по траве к оливковым деревьям.

– Возьмите левее, – посоветовала Лариса.

– Откуда вы знаете?

– Я руководствуюсь женской интуицией.

Ренат первым увидел железнодорожную насыпь и воскликнул:

– Ба! Да тут рельсы, приятель! Неужели по ним ходят поезда?

– Это действующая железная дорога, – подтвердила Лариса, перехватывая инициативу у гида. – Верно?

– В общем, да.

– Рельсы! – многозначительно повторила она по-русски и оглянулась на своего спутника. – Ты понимаешь, в чем прикол?

– Рельсы проложены как раз на месте бывшего монастыря, – пояснил парень и повел руками. – Где-то здесь были стены… храм, где молилась братия, кельи… монастырские угодья.

Он не понимал фраз, которыми обменивались туристы на своем языке. Но его реплика попала в точку. Ренат словно воочию видел призрак францисканской обители, облитой лучами заката. Это было так красиво, что он онемел от восхищения.

Перед Ларисой же развернулось иное видение. Допотопный локомотив, изрыгающий дым, тащит за собой комфортабельные вагончики. Она насчитала три вагона. Всего три! Окна вагонов открыты, на ветру развеваются занавески. Паровоз экстренно тормозит. За стеклом кабины – перекошенное лицо машиниста.

– Эй! Вот же он!

– Кто? – не понял Ренат, завороженный призрачным монастырем.

Лариса слышала перестук железных колес и тяжелое дыхание локомотива. Ренату чудился колокольный звон, неистовый, будто набат. И громкий хор мужских голосов под тяжелыми сводами средневекового собора.

– Поезд!

Ренат очнулся и посмотрел на рельсы, – вправо, влево, – ничего.

– Ты меня пугаешь. Я думал, на нас несется поезд.

– Сейчас такие поезда не ходят. Их можно увидеть только в музее или в кино.

– Ты о чем?

– Дьявольская повозка! Не удивительно, что францисканцы пришли в ужас и спрятались в храме…

Парень-гид по-своему истолковал тревогу подопечных. Решил, что они боятся попасть под колеса поезда.

– Давайте отойдем подальше, – предложил он. – На рельсах стоять опасно…

Добравшись до отеля, Лариса и Ренат заказали еду в номер.

– Надо было переночевать в Модене, а не мчаться обратно, – ворчал он. – Опять я не выспался!

– Сейчас поедим и ложись, спи хоть целый день.

– Вообще-то я предпочитаю спать ночью, как белый человек.

– Это уж как получится, – невозмутимо парировала она. – Пойду в душ.

Ренат плюхнулся в кресло и расслабился. Ему все сильнее нравилась Лариса. Они гармонично дополняли друг друга. Такие отношения складывались у Рената впервые. До сих пор он выбирал себе подруг, руководствуясь выгодой, а не чувствами. Он считал «любовь» чисто физиологическим процессом. Ренат страдал и хотел избавиться от страданий. Глубокая внутренняя неудовлетворенность и душевный голод привели его в клуб Вернера.

Лариса абсолютно не соответствовала его идеалу женщины, но, как ни странно, с ней он ощутил себя счастливым.

Нынешняя поездка в Италию открыла ему жизнь с неизведанной стороны. Как будто луна повернулась к нему своим темным ликом. Это было страшновато и захватывающе. Должно быть, он мечтал быть детективом, а стал дизайнером. Он жаждал приключений, а застрял в офисе частной фирмы. Теперь всему этому конец. Он отбросил былые убеждения и отказался от старых принципов. То же сделала и Лариса. Они, словно Робинзон Крузо и Пятница, осваивали необитаемый остров в мире, который казался обжитым и предсказуемым. Их прежний корабль потерпел крушение, а волны судьбы вынесли терпящих бедствие на пустынную отмель.

– Что ждет нас в густых джунглях на горизонте? – пробормотал он.

– Дьявольская повозка, – подсказала Лариса. – Я подозреваю, что все дело в ней.

Ренат поднял глаза и увидел милую, желанную женщину. Он не слышал, как она вошла. Она была в простом халате из хлопка и с мокрыми волосами. Не говоря ни слова, он вскочил и обнял ее. Запах ее волос кружил ему голову. Это был тонкий аромат юга, приправленный цитрусовыми нотками. А может, так пахла сама Сицилия, омываемая легендарным Средиземным морем.

Губы Ларисы робко ответили на его поцелуй, влажное после мытья тело прильнуло к Ренату. Он подхватил ее и понес в спальню…

Стук в дверь застал любовников в постели. Буря страсти отшумела быстрее, чем хотелось. Лариса лежала на спине и прерывисто дышала. Ренат привстал, прислушиваясь.

– Черт! Кто там?

– Роза принесла еду, – подсказала она.

Он вскочил, натянул шорты и побежал открывать. Роза хотела внести поднос с тарелками, но он не впустил ее в номер.

– Извините, мы не одеты. Давайте я сам…

Любовники сели за стол в прохладной гостиной. Яичница с беконом показалась им необыкновенно вкусной. Ренат разлил кофе по чашкам, добавил сливки и сахар.

– Надоела мне итальянская кухня, – заметил он, намазывая масло на булочку. – Решил перейти на английское меню.

Лариса молча кивала. Ей было неловко за свою несдержанность в постели. Близость с Ренатом превзошла ее ожидания. Правда, она была бы не прочь продлить удовольствие.

– В следующий раз, – сказал он, ловя ее мысли.

Лариса покраснела и смутилась. Новые способности Рената, да и ее собственные, не всегда кстати.

– Привыкай, дорогая. Ты от меня ничего не скроешь.

– Не знаю, хорошо это или плохо…

– Скажи лучше, что ты думаешь о поезде? Когда в окрестностях Модены стоял монастырь, рельсов еще в помине не было. А когда они появились, монастырь приказал долго жить. Это две взаимоисключающие вещи!

– Факт в том, что рельсы проложены именно там, где раньше находилась обитель.

– Значит, железная повозка ехала по будущим рельсам?

– У тебя есть другое объяснение?

– С этим поездом все не просто…

Страсть заразна, – это Ренат ощутил на себе. После эротических сновидений, где в роли любовников выступали мичман Брасов и обольстительная сицилийка, его влечение к Ларисе росло с каждым днем.

Жаркое южное солнце, синее небо и вечный город Рим с его Колизеем и фонтанами создавали достойный антураж для развития этого необыкновенного романа. До сих пор Ренату не приходилось добиваться расположения женщины, которая вроде бы отвечала ему взаимностью. Он забыл, зачем они приехали в Рим, и готов был сутками заниматься любовью вместо того, чтобы раскручивать клубок старинных тайн.

– Ты слишком вошел в роль Брасова, – смеялась Лариса. – Но ты не он! А я не Франческа! Не стоит увлекаться чужими страстями.

Несмотря на любовный угар, Ренат внимательно наблюдал за окружающими людьми, ища в ком-нибудь из них враждебного соглядатая.

– За нами будут следить, – предупредил он Ларису. – Не знаю, кто они и на кой черт мы им сдались, но лучше быть начеку.

– Нам остается смириться.

– Ты не боишься?

– Они нас не тронут, пока…

– Пока что?

– Пока их интерес совпадает с нашим.

– Угу, – кивнул Ренат. – Куда мы сегодня направимся? В адвокатскую контору, где работает Тереза Саджино? Или на тусовку к свободным художникам, которые могут быть знакомы с ее сестрой Кармелой?

– Сначала съездим на вокзал.

– Объясни мне наконец, что мы ищем? Поезд дьявола, который курсирует по средневековым монастырям? Это абсурд, дорогая. Абсурд!

– Ты сам говорил о железнодорожной компании.

– Ладно, сдаюсь…

Ренат чувствовал, что рельсы на месте бывшей обители косвенно подтверждают безумную идею о поезде. Однако в чем суть этой идеи?

На вокзале Лариса с трудом выпытала у служащего, который давал справки, с кем можно поговорить об истории Римской железной дороги. Языковой барьер был преодолен с помощью Рената. Лариса задавала вопросы, служащий отвечал, а Ренат переводил. Железнодорожник нашел в базе данных адрес нужного человека и дал его любознательной туристке.

– Старик работал у нас инженером. Он собирал все, что касалось железной дороги. Он фанат! Таких больше нет. У него была мечта устроить музей. Не исключено, что он добьется своего.

Лариса сияла. Ренат не разделял ее оптимизма. Он опасался, что «поезд дьявола» выходит за рамки компетенции инженера-железнодорожника. Детективная интрига захватила его. Он все глубже увязал как в этом виртуальном расследовании, так и в своих чувствах к Ларисе.

– Мичман Брасов наверняка открыл бы нам секрет рукописи, которая нечаянно попала к нему в руки, – сказала вдруг она. – Почему он не отдал пергамент Франческе?

– Не знаю.

– А ты узнай! Ты сжился с ним, значит, можешь думать, как он. Загляни ему в душу!

– Там тьма…

– Пролей на нее свет. Давай пройдемся по вокзалу…

Они задумчиво бродили по залам ожидания, потом вышли на перрон. Лариса была взволнована и растеряна. Ей понадобилось обойти все пассажирские платформы. Ренат молча следовал за ней. Молодой граф Брасов не шел у него из головы. В самом деле, почему тот не отдал рукопись Франческе?..

– Здесь! – заявила Лариса, схватив его за руку. – Это было здесь!

– Что?

– Поезд отправлялся отсюда… В полдень!

Ренат непроизвольно взглянул на часы, стрелка приближалась к полудню. Все сходится. Вокзал, перрон, жаркий летний полдень. Пассажиры в легких светлых одеждах. Запах цветов и угольной пыли. Ветер. Веселый смех провожающих…

– Это случилось летом, – завороженно бормотала Лариса.

На нее начали оглядываться. Пожилая дама с лохматой собачкой на поводке кого-то встречала. Она косилась на подозрительную пару – молодой человек и женщина, которая, словно сомнамбула, медленно передвигается с закрытыми глазами. Ее спутник бережно поддерживает сеньориту за локоть.

Ренат улыбнулся даме с собачкой, и та отвернулась.

– На нас обращают внимание, – прошептал он на ухо Ларисе. Та молча отмахнулась. Он мешал ей сосредоточиться.

К перрону подтягивалась разношерстная публика: яркие, как бабочки, девушки; парни в шортах и темных очках; утомленные зноем туристы.

Ренат вдруг «провалился» в прошлое. Он увидел других пассажиров и других провожающих. Респектабельные господа ведут под руку разодетых дам. Длинные приталенные платья, дорогие шляпки, изящные кружевные зонтики. Официанты разносят бокалы с шампанским. Прямо на перроне!

Пассажиры прогуливаются вдоль короткого, украшенного цветами и ленточками железнодорожного состава. Старомодный паровоз и три новеньких блестящих вагона. Всего три! Это экскурсионный поезд. Сеньорам предстоит увеселительная поездка с осмотром местных достопримечательностей.

Женщины делятся светскими сплетнями, мужчины обсуждают биржевые новости. Все они в предвкушении приятного путешествия рассаживаются по вагонам. Паровоз с шипением выпускает облако пара, и поезд трогается…

– Я вижу ее! – воскликнул Ренат, крепко сжимая локоть Ларисы.

Она ойкнула, и он пришел в себя. Картинка прошлого рассеялась. К перрону приближался современный скоростной состав. Дама с собачкой отошла от края платформы. Окна вагонов были занавешены, чтобы не пекло солнце.

– Она села в поезд.

– Кто?

– Франческа! – прошептал Ренат. – Я узнал ее! Она пила шампанское на перроне…

– Она была одна?

– С красивым молодым человеком, брюнетом с аккуратной бородкой. Это не Брасов…

– Конечно нет. Мичман остался на родине, а Франческа…

– Молодой человек с бородкой случайно не Саджино?

– Бывший жених, – подсказала Лариса.

– Точно, он. Жених и невеста помирились. Он все-таки взял ее в жены. Но счастья это ему не принесло. А ей? Что сталось с девушкой?

– Не могу понять. Она тонет в тумане…

Похороны произвели на сестер Саджино удручающее впечатление. После церемонии люди разошлись, а они вернулись в пустой сумрачный дом.

– Я здесь и дня не останусь! – заявила Кармела. – У меня мурашки по телу от этих картин, фотографий на стенах, теней по углам.

– Пожалуй, Ольгу увольнять не будем. Пусть присматривает за виллой. У отца на счету лежит приличная сумма. Хватит на зарплату и ей, и садовнику. Поместье будет не просто продать. Кто захочет жить в доме, где произошло два убийства?

Тереза терпеливо вытирала бокалы из муранского[5] стекла и ставила их в буфет. Ей было страшно, но она старалась не подавать виду.

Полицейский эксперт установил причину смерти пожилых супругов: удушение подушкой. На внутренних органах обнаружили характерные изменения. Тереза ожидала и боялась этого.

– Кому понадобилось убивать отца и маму? За что?

– Будто ты не знаешь? – рассердилась Кармела. – Не строй из себя дурочку, умоляю!

– Неужели семейное проклятие еще действует?

– Ты веришь в проклятие, сестренка?

– Я верю фактам. С тех пор как исчезла наша прапрабабка Франческа… всех Саджино преследует рок. Одни умирают при странных обстоятельствах, другие проживают несчастливую жизнь. Взять хоть нас с тобой…

– Прошу тебя, не надо про нас! На сегодня с меня хватит!

Служанка возилась в кухне, мыла посуду, убирала. Было слышно, как она складывает тарелки. Дзинь!..

– Что-то разбилось. Ольга такая неумеха…

– Кто-то должен поддерживать чистоту, поливать цветы, – заметила Тереза. – Ольга по крайней мере знает в доме все закутки.

– Может, она…

– Не городи чепуху! Зачем Ольге убивать людей, которые платили ей немалые деньги? Ее даже не арестовали. Значит, не видят в ней преступницу.

– Следствие еще не окончено.

– Ольга не так глупа, чтобы убивать там, где живет, и подставлять себя.

– Никому не известно, что у нее на уме.

– Она не первый год работает в поместье, и все было в порядке. Отец с матерью доверяли ей.

– Я попросила Ольгу постелить нам в библиотеке на диване, – призналась Кармела. – В спальнях мне жутко. Ляжем вместе, ладно?

Перед тем как идти спать, она взяла с собой топорик для разделки мяса.

– Это еще зачем? – удивилась сестра.

– Слушай, хватит прикидываться! Тебе так же страшно, как и мне.

– Примем снотворное и спокойно уснем.

– Вот уж нет! Я не хочу, чтобы меня задушили во сне.

Тереза поставила в буфет последний бокал, отложила полотенце и глубоко вздохнула. Сестра бывает несносной.

– Закроемся в библиотеке изнутри, – стараясь сохранять самообладание, сказала она. – Там надежный замок. В прошлом году его меняли.

– Ну да! – Кармела воздела руки к потолку. – Надежный замок! Как будто существуют замки, которые могут уберечь от проклятия!

Они легли в постель, отвернувшись друг от друга, и долго не могли уснуть, прислушиваясь к шорохам и потрескиваниям в доме. Потом усталость взяла свое.

Ольга, поддавшись настроению сестер, тоже лежала без сна. Она перебирала в памяти, что было хорошего в ее жизни в поместье. На душе кошки скребли. Вдруг в доме что-то хлопнуло. Окно!.. Как в ту ночь, когда умер хозяин!

Ольга вскочила. Дрожа, накинула халат и выглянула в коридор…

Железнодорожный вокзал вызвал у Рената тревожное возбуждение. Он сосредоточился на образе Саджино. Вообразил, как этот отпрыск богатой семьи был потрясен бегством и изменой невесты. С момента ужасного землетрясения, которое едва не унесло ее жизнь, молодой человек получил еще несколько ударов судьбы. Потеря виллы вместе с коллекцией древностей, гибель родственников и знакомых, его личная любовная драма.

Застав на месте дома сплошные руины, жених погрузился в отчаяние. Счастливое спасение Франчески воскресило его, но затем события начали развиваться непредсказуемо. Девушка увлеклась русским моряком, отважным красавцем, вырвавшим ее из лап мучительной смерти под обломками рухнувшего здания. В ее сердце разгорелась любовь… но не к жениху, а к своему спасителю. Можно ли судить ее за это?

Сначала Марио списывал холодность Франчески на душевную травму, сильный испуг и ушиб головы. Бедняжка побледнела и осунулась, у нее дергался уголок рта. Но жениху она казалась еще прекраснее, чем раньше. Между тем девушка часами бродила по разрушенной набережной и с тоской смотрела на корабли.

Саджино хотел сопровождать ее, но получил отказ. Его попытка поцеловать Франческу вызвала у той чуть ли не истерику. Доктор, который лечил ее, посоветовал молодому человеку оставить девушку в покое. Дескать, у нее психический срыв, что немудрено.

Когда Балтийская эскадра покинула порт Мессины, Франческа захворала. В ее глазах появился лихорадочный огонь, а на щеках – красные пятна. Опасались чахотки, но обошлось. Девушка никого не желала видеть и целыми днями пропадала на берегу.

«Мне нужно дышать морским воздухом, – твердила она. – Оставьте меня одну».

Марио скрепя сердце ждал перелома в ее состоянии. Дело, вроде бы, шло на поправку… но в один ненастный вечер Франческа пропала. Ее хватились, кинулись на поиски. На прибрежном песке обнаружили женскую накидку и шляпку, в которой горничная узнала одежду Франчески. Решили, что девушка утопилась.

Разгулялся шторм. Жених был вне себя от горя. Тело утопленницы так и не выбросило на берег. Доктор объяснил поступок Франчески нервным расстройством. В те дни Мессина переживала столько трагедий, что некому было расследовать исчезновение одной несчастной девушки. Сотни мертвых тел хоронили в общих могилах, уцелевшие здания превратились в госпитали, из-под развалин тянуло запахом тлена. На руинах храмов молились те, кому довелось выжить. Печально, заунывно звонил колокол на церковной колокольне.

Молился и молодой Саджино. Он не мог поверить, что злая судьба отобрала у него самое дорогое…

– Парень думал, что Франческа утопилась, – заявил Ренат, глядя на снующих по перрону пассажиров. – Побег не мог прийти ему в голову. На Сицилии девушек воспитывают в строгости. Это было неслыханно!

– Жених не заподозрил подвоха, – кивнула Лариса. – Он доверял Франческе. Однако любовь к русскому моряку повлияла на нее не лучшим образом. Беглянка оставила на берегу моря свою накидку, чтобы обмануть родню.

– Представляю, как Марио обалдел, когда невеста вернулась с того света!

Ренат вообразил лицо парня, который вдруг узрел живехонькую утопленницу, и рассмеялся.

– Она вернулась. Роман с мичманом закончился, и Франческе некуда было деваться. В Петербурге без денег не проживешь, идти на панель гордая сицилийка не могла. Россия оказалась для нее злой мачехой. Поздняя питерская весна перешла в дождливое лето. Брасов не звал любовницу под венец, Франческа устала от неопределенности своего положения. Страсть угасала. В сердце зрела обида.

Мичман собрался в плавание, а девушку оставил на попечение матери. Та возненавидела распущенную южанку, которая навязалась ее Жоржу. Они с графиней с самого начала не ладили, а отъезд Брасова сделал их совместное пребывание невыносимым.

– Франческе не подходил сырой балтийский климат, – добавила Лариса. – По утрам ее тошнило, аппетит пропал. Графиня предположила худшее и обратилась к знакомой повитухе. Та объявила, что барышня беременна. Для Франчески это известие было шоком. Графиня всерьез вынашивала планы избавления от нежеланного ребенка. Она предложила Франческе сделать аборт…

Лариса и Ренат словно заглянули в чужую жизнь и читали ее, как открытую книгу. Он перелистывал страницы судьбы морского офицера, а Лариса говорила о сицилийке. Они не всегда попадали в точку. Некоторые главы не поддавались прочтению. Но общая картина постепенно вырисовывалась.

В этой картине пока что не было места для рукописи францисканских монахов. Ренат безуспешно пытался нащупать информацию о куске пергамента с латиницей, вывезенном мичманом на родину.

– Все! На сегодня достаточно, – сдался он. – У меня уже голова идет кругом.

– Подожди минуточку…

– Здесь жарко и много людей. У меня путаются мысли.

– Ладно. Съездим сейчас к железнодорожному инженеру, а завтра опять вернемся на вокзал…

Утро в поместье выдалось беспокойное. Сестры поссорились. Кармела требовала немедленно переселиться в отель. Тереза возражала.

Ольга молча подавала завтрак. Она не выспалась, под глазами образовались мешки. Ночное происшествие всех выбило из колеи. Правда, ничего ужасного не случилось. Услышав подозрительный шум, служанка разбудила молодых хозяек и вызвала полицию.

Те приехали, обошли дом, осмотрели участок, обнаружили следы мужских туфель большого размера, кусочки почвы на полу террасы, перевернутую вазу и выпотрошенный секретер в кабинете отца. Злоумышленник не стал дожидаться, пока его схватят, и вовремя ретировался.

– В дом легко забраться, – констатировал детектив. – Кто-то повадился к вам по ночам, сеньоры. Я бы посоветовал нанять охрану.

– Поставьте в саду полицейского, – взмолилась Кармела. – Нам страшно!

– Что незваный гость мог искать в кабинете покойного адвоката?

– Пропал его ноутбук.

– Может, смерть сеньора Саджино связана с его профессиональной деятельностью?

– Наш отец был честным человеком и законопослушным гражданином.

– В доме произошло два убийства. Должен быть мотив. В ваших интересах рассказать все, что вам известно.

Сестры переглядывались, сопели и молчали. Полицейские сделали свою работу и укатили. Ольга была сама не своя от пережитого ужаса. К счастью, обе молодые хозяйки остались живы и здоровы. Увольнение больше не пугало ее. После этой ночи она сама решила уйти из поместья. О чем и заявила за завтраком.

Тереза принялась ее отговаривать, и Ольга согласилась подождать. Но недолго, пока найдется другой человек на ее место.

– Даже прислуга съезжает, – сказала Кармела, отрезая кусочек кекса.

Тереза молча пила кофе, будто не поняла намека. Платить за номер в гостинице, когда можно жить в собственном доме, казалось ей расточительством. В одном сестра права: оставаться тут небезопасно.

– Ты из экономии готова нас угробить? Надо беречь жизнь, а не деньги. Лично я больше не собираюсь рисковать.

– Я тебя не держу, – процедила Тереза.

Раньше мать снабжала младшую средствами для существования. Картины Кармелы не продавались, публика упорно не признавала ее таланта. Теперь матери нет. Ясно, у кого Кармела попросит оплатить проживание в отеле. У зануды-сестры.

– Неприлично покидать дом сразу после похорон.

– Так я и знала! – вспылила Кармела. – Правила для тебя важнее всего.

– Ольга, выйди, пожалуйста. Уложи вещи сеньориты Кармелы. Пусть едет. И вызови ей такси.

Сестра не ожидала такой реакции и притихла. В саду перекликались птицы, из окна кухни виднелась старая олива, посаженная еще дедом. На глаза художницы навернулись слезы.

– Почему мы расплачиваемся за чьи-то грехи?

– Потому что мы – одна семья. Когда-то наш предок сделал ошибку…

– Ты имеешь в виду его женитьбу на блудной девице?

– Любовь иногда застилает разум.

– Выходит, мы все отдуваемся за его чертову любовь? И мать с отцом погибли из-за…

– Тс-сс! – Тереза прикрыла губы рукой и оглянулась на дверь. – Здесь и стены имеют уши.

– А мне скрывать нечего! Если бы не Франческа, в нашем роду все были бы счастливы. Вдобавок ко всему она родила чужого ребенка! Незаконного! Марио не хватило ума отказаться от младенца, зачатого в грехе…

В этом случае мнение старшей сестры полностью совпадало с мнением младшей. Жаль, что нельзя повернуть время вспять и исправить промах предка.

– Он наградил нас дурной кармой, – проворчала Тереза. – Не в наших силах изменить прошлое. Надо нести свой крест достойно.

– Вот ты и неси. А я не хочу!.. Не хочу!..

– Думаешь, это она является из небытия по наши души? Та самая Франческа?

– Во-первых, мы перед ней ни в чем не виноваты. Во-вторых, призраки следов не оставляют.

– С чего ты взяла, что она – призрак?..

Инженер жил в старом квартале города, в квартире из двух комнат и кухни. Он был так удивлен визитом русских журналистов, что забыл спросить, какое издание они представляют. Не говоря уже о документах, которых посетители не предъявили. Это были Ренат и Лариса.

Хозяин пригласил их в просторную гостиную с окнами, выходящими на узкую улицу. По дороге без конца гоняли мотороллеры и каким-то чудом протискивались туристические автобусы. На крохотных балкончиках домов пестрели цветы.

Лариса с воодушевлением взялась за дело. Как будто она знала маршрут, который приведет ее в нужную точку. Она задавала старику вопрос за вопросом.

Ренату мешали картины ужасающего пожара, постигшего Рим во времена императора Нерона. Огонь в прямом смысле застилал ему глаза. Он без особого успеха пытался стряхнуть наваждение и переключиться на беседу с пенсионером. Разговор Ларисы со стариком терялся в дыму и криках людей. Прошлое наслаивалось на настоящее, и Ренат с трудом улавливал смысловую нить.

Инженер неплохо изъяснялся по-английски, несмотря на возраст. У него не наблюдалось признаков склероза. При дряхлом теле он обладал достаточно ясным умом.

– Нас интересуют проекты начала двадцатого века, например, прогулочные поезда, представленные Римской железнодорожной компанией еще до первой мировой войны.

– Прогулочные?.. Не припоминаю, – смутился инженер. – Я занимался техническим обслуживанием составов. А первая мировая закончилась до моего рождения.

– Нам сказали, что вы собираетесь открыть музей. Нет ли среди накопленных вами материалов снимков старинного прогулочного поезда?

– У меня много фотографий.

С этими словами хозяин квартиры открыл шкаф и достал оттуда большую картонную коробку, полную черно-белых снимков. Карточки были рассортированы по датам и хранились в отдельных бумажных конвертах.

– Я переписываюсь с частными лицами, фотографами-любителями и наследниками покойных профессионалов. Они высылают мне копии снимков из своих архивов. Это нудная кропотливая работа. Зато отвлекает от одиночества и болезней. Какой год вас интересует?

– Тысяча девятьсот одиннадцатый, – без заминки выдала Лариса. – Начало лета.

Цифры сами пришли ей в голову, и она назвала их, игнорируя сомнения. Старикан принялся перебирать свои сокровища, отыскивая нужный конверт.

– Вот! – обрадовался он и заглянул внутрь. – Всего пара фотографий. Качество неважное. Тут указано, что кадры сделаны 14 июня 1911 года корреспондентом «Римского вестника». Очевидно, для специального репортажа… или в рекламных целях.

Коллекционер осторожно выложил снимки на стол и придвинул к «журналистам».

– Прошу не трогать руками.

Лариса жадно уставилась на карточки. Фотограф заснял локомотив с прицепленными вагонами, часть перрона и нарядную публику. Все черно-белое, тронутое желтизной. Общая атмосфера праздника чувствуется даже сквозь годы. Только поезд словно окутан легким туманом.

– Резкости нет, – заметил Ренат.

Бывший инженер водрузил на нос очки и всмотрелся в фотографии.

– Верно! Видимо, техника подвела.

Лариса поняла, что на фото никого опознать не удастся, и огорченно вздохнула.

– Ты думала, увидишь среди провожающих Франческу с мужем? – усмехнулся Ренат.

– Среди отъезжающих! В тот день они сели на этот поезд. Хотели отдохнуть, побыть вдвоем…

– Что вы говорите? – встрепенулся старик. – На снимках есть ваши знакомые?

– К сожалению, нет.

– Помилуйте, прошло больше века! Эти люди давно мертвы. Вы уверены, что…

– Мы ни в чем не уверены, – перебил Ренат. – Просто собираем факты для нашего издания. Редактор поручил нам написать статью о прогулочных поездах начала прошлого века.

Пенсионер начал расхваливать традиции Римской железнодорожной компании. Дескать, бесплатные рекламные поездки для известных и богатых людей полностью окупали себя. Благодаря прессе маршрут приобретал популярность, и рейсы становились прибыльными. Постепенно улыбка сползла с его губ, и он замолчал.

– Что-то не так?

– Я вспомнил… – прошептал старик. – Боже мой! Это же… тот самый поезд! У меня совершенно вылетело из головы…

От волнения он перешел на родной язык. Лариса покосилась на Рената, и тот перевел ей слова инженера. Она убедилась, что правильно поняла смысл сказанного. Бывший сотрудник железной дороги подтвердил ее смутные подозрения.

– Та рекламная акция… закончилась очень плохо… – выдавил он. – Взглянув на снимки, я должен был сразу сообразить…

– Поезд попал в катастрофу? – осведомился Ренат. – Сошел с рельсов? Столкнулся с другим составом?

Ренат окунулся во времена не столь отдаленные и увидел себя на перроне Римского вокзала рядом с поездом, о котором шла речь. Локомотив тронулся. Довольные пассажиры махали руками из окон, провожающие весело смеялись. Франческа и ее муж ехали во втором вагоне. Ренат заметил ее красивое бледное лицо в окне…

– Состав направлялся в Ломбардию[6], по историческим местам, – продолжал между тем инженер. – Только увеселительное путешествие обернулось кошмаром…

Антонио спал в номере дешевого римского отеля, когда ему позвонили. Куратор связывался с ним по телефону. Он отправил Антонио к бывшему железнодорожному инженеру.

– Ты больше не будешь следить за русскими. Теперь у тебя другое задание.

Антонио молча слушал. Голос куратора парализовал его, превращал в безвольную марионетку.

– Выясни, о чем эти двое говорили со стариком, – приказал тот. – Не вздумай причинить ему вред. Твоя задача – сбор информации.

Антонио встал и начал собираться. У него разболелась голова и разыгрались нервы. Вероятно, от духоты. В крохотной комнатушке не было кондиционера. Постепенно Антонио приходил в себя после разговора с куратором. Сколько он ни напрягал память, так и не смог вспомнить, где и когда попал под влияние этого страшного человека. В сознании всплывали только мелькающие зеленые шарики и голос. Тот самый, который отдавал ему распоряжения.

Антонио вышел на улицу, взял напрокат мотороллер и покатил по адресу, названному куратором.

Если бы не Роза, он бы вернулся домой, в Пензу. Ему давно опротивели пошлые итальянские красоты, жара и напичканная чесноком еда. Антонио гнал от себя картины убийства пожилой дамы и ее супруга. Он не желал им зла. У него просто отказали тормоза. Он сорвался и наломал дров.

Слова куратора о том, что он «женился на чудовище», засели у него в голове. Антонио во всех своих бедах винил жену. Не люби он Розу так сильно, то нашел бы выход из ужасного положения. Например, покончил бы с собой или сбежал на родину, затерялся бы на бескрайних российских просторах, где никакой голос до него не доберется. А теперь он – убийца. Такой грех отмаливать и отмаливать!

Инженер, о котором говорил куратор, оказался упрямым тщедушным старикашкой. Он не поверил, что Антонио прислали из социальной службы, и грозился вызвать полицию. Пришлось стукнуть его разок, чтобы был посговорчивее.

Пенсионер рухнул на диван как подкошенный. Антонио испугался, что тот испустил дух, но тревога оказалась ложной.

– Ну, признавайся, дед, что за люди к тебе приходили?

– Се… сегодня?

– Не вчера же! – злился Антонио. Ему была противна роль, которую он вынужденно играл.

– Журналисты… из России…

– Зачем ты им понадобился? Что они у тебя выведывали? Государственные секреты?

– Какие секреты? – съежился старикан. – Я не знаю никаких секретов… Я собираю материал для музея железной дороги…

Антонио было не до смеха, но слова инженера развеселили его.

– Мы с тобой почти коллеги, дед!

Старик не понял юмора. Он судорожно дышал и прижимал руку к сердцу. Антонио подумал о превратностях судьбы. Пенсионер тоже имеет отношение к музею. Пусть косвенное, но совпадение налицо.

– Не бойся, я тебя не трону, – примирительно молвил он. – Скажи, что ты выболтал «журналистам», и я уйду.

– Они… они… интересовались прогулочными поездами…

– Что? – опешил Антонио. – Ты не путаешь, дед?

– Я показывал им снимки… сделанные более века назад…

– Где эти снимки?

– Там… – старик указал пальцем на коробку, которую не успел убрать в шкаф. – В конверте…

Антонио метнулся к коробке, схватил ее и высыпал содержимое на стол. Гора желтых конвертов с корявыми надписями.

– Какой из них? – взревел он.

Ему было стыдно нападать на старика, но что поделаешь? У него еще стояли перед глазами супруги Саджино. Теперь этот дрожащий от страха божий одуванчик! Не хватало, чтобы у него случился сердечный приступ.

У Антонио у самого вдруг заныло сердце. До чего он дошел! Врывается к беспомощным пожилым людям… ведет себя как последний негодяй. Как жить с этим дальше?

Он торопливо перебирал конверты и показывал их старику.

– Этот?.. Нет?.. Этот?..

Нужные снимки оказались в самом нижнем конверте. Логично было бы не выбрасывать все из коробки, а взять то, что лежало сверху. Но Антонио действовал, как во хмелю.

– Четырнадцатое июня, тысяча девятьсот одиннадцатый год, – прочитал он надпись на конверте и вытащил фотографии. – Ну и что?..

– Нерон был помешан на искусстве, – сказал Ренат, когда они с Ларисой поднялись на один из римских холмов. – Как это сочетается в людях? Жестокость и чувство прекрасного?! Нерон приказал убить собственную мать. Но к поджогу вечного города он, похоже, не причастен. Лето в том году было жаркое! Гореть начало там…

Ренат показал рукой на юго-восток.

– Первыми занялись лавки. Потом огонь перекинулся на деревянные дома. Представь себе ночь, гул пламени, взметающиеся в небо гигантские костры… толпу бегущих людей, которые в панике давят друг друга…

– А Нерон стоит на холме и любуется зрелищем?

– Вряд ли, – покачал головой Ренат. – Это выдумки историков. Императору пришлось потратить кучу средств на восстановление сгоревших кварталов. В поджоге обвинили христиан, и начались массовые казни. Бр-рр-р!

Лариса думала не о несчастных христианах, а о поезде, который в ясный летний полдень отошел от перрона Римского вокзала и устремился…

– Надо ехать в Ломбардию, – заявила она.

– Ты меня не слушаешь?

– Забудь о Нероне! Это не имеет отношения к монастырским хроникам. При нем сгорел Рим, только и всего.

Ренат завороженно уставился на раскинувшийся внизу город:

– Пожар… Я вижу клубы дыма…

– Хватит уже! Это было давно!

– Горит поместье, где живут сестры Саджино…

– Ты шутишь?

Но Лариса уже не сомневалась в его словах. Перед ее внутренним взором мигом возник фасад дома в Мессине, плетеная мебель и мраморный фонтанчик. Из окон первого этажа вырывался дым.

– Мы все равно не успеем ничего сделать, – сказала она. – Мы в Риме, если ты помнишь.

Как ни странно, она «не увидела» обгоревших стен, черных от копоти балок и лопнувших от жара стекол.

– Если честно, я не чувствую огня…

Мимо них проехали велосипедисты: парень и девушка с распущенными волосами. Лариса с недоумением смотрела им вслед. Другая пара – Франческа и ее муж, – пришли ей на ум. Кому из них взбрело в голову покататься на прогулочном поезде? Должно быть, Марио захотелось развлечь жену, помочь ей забыть о своих мытарствах и наконец ощутить себя любимой и защищенной.

В вагоне у Франчески внезапно началась истерика. Молодой супруг, как мог, успокаивал ее. Оба не понимали, в чем дело. Она потребовала выйти из поезда на первой же остановке. Марио с трудом отговорил ее. Путешествие обещало быть приятным. Железнодорожная компания не пожалела средств, чтобы угодить взыскательной публике.

Сеньор Саджино принес жене шампанского…

– Что с тобой? – Ренат тронул Ларису за плечо.

– Марио совершенно простил Франческу, – вырвалось у нее. – Он усыновил ее ребенка и вырастил мальчика, как своего. Больше детей у них не было. Значит, сын графа Брасова и Франчески продолжил род Саджино! Нынешние наследницы Каста-Соле – его прямые потомки.

– По-моему, мы говорим о разных вещах. Я – о пожаре, а ты…

– Возвращаться в Мессину нет смысла, – отрезала она. – Там и без нас справятся. Зато в Ломбардии мы отыщем скалы, где был проложен железнодорожный туннель, и получим больше информации.

– Ты веришь в то, что рассказал инженер?

– Этот факт замяли, но полностью умолчать о нем не удалось. Представь, какая началась шумиха, когда поезд не прибыл в пункт назначения! Сотня пассажиров и члены экипажа просто испарились…

Сестры Саджино легли в библиотеке, а Ольга – в своей комнате. Сон не шел. Она включила лампу и попыталась читать. Рядом лежал телефон. В случае чего можно позвонить охраннику, который дежурит в холле. Тереза все-таки раскошелилась на охрану. Правда, только на пару дней.

Ольга смотрела в книгу, но строчки расплывались от слез. Жаль было покойных хозяев и постоянной работы. Где еще найдешь щедрых и порядочных людей, которые нуждаются в ее услугах? Она не молода, не так расторопна, как раньше. Да и репутация у нее подмочена. Здесь, в Мессине, к ней будут относиться предвзято.

Ольга перевернула страницу и поняла, что смысл текста не дошел до нее. Надо перечитать.

На первом этаже что-то зазвенело, упало. Наверное, охранник что-нибудь уронил. Она захлопнула книгу и прислушалась. Ничего. Показалось…

Ольга отложила чтение и легла. На душе было тяжело, неспокойно. Внизу опять раздался какой-то шум. Она встала, накинула халат и вышла в коридор. Запах дыма ударил ей в нос. Ольга включила свет, подбежала к лестнице и увидела ползущие по ступенькам белые клубы. Что-то горит?!

– Пожар!.. Пожар!.. – закричал из холла охранник.

Ольга кинулась назад по коридору к библиотеке. Дверь была закрыта изнутри на замок.

– Пожар!.. Пожар! – закричала она, колотя кулаками по двери. – Горим!.. Сеньора Тереза!.. Сеньора Кармела!.. Проснитесь!.. Пожар!..

Дым быстро распространялся по второму этажу. Ольга закашлялась.

Сестры испуганно вскочили и метнулись к выходу. В комнате горел ночник. При его свете было видно, как в щель под дверью просачивается дым.

– Туда нельзя, – сообразила Тереза.

Она схватила покрывало и заткнула щель. Кармела в одной пижаме бросилась к окнам. Их в библиотеке было два, и оба выходили в сад. Прыгать вниз женщины побоялись.

– Спасите! – простонала Кармела, распахивая створки и свешиваясь вниз. – Помогите!

Из-за двери доносились истошные крики Ольги. Она кашляла и стучала по двери, не чувствуя боли от сбитых костяшек. Ее глаза слезились, в горле першило. В такие отчаянные мгновения теряется ощущение времени. Сколько прошло минут с момента, когда она выскочила в коридор, служанка не знала.

Воздуха не хватало. Ольга толкнула какую-то дверь и оказалась в спальне хозяев. Следом за ней в комнату хлынул дым. Она открыла окно, высунулась и увидела, как рядом Кармела скручивает жгутом простыню.

В саду появился охранник. Он тоже кашлял и размахивал руками.

– Прыгайте!.. – кричал он Кармеле. – Пожар!..

Та оглянулась и увидела сестру, лежащую на полу библиотеки. Тереза потеряла сознание. Пока Кармела приводила ее в чувство, весь коридор заполнил дым.

Ольга собиралась спускаться вниз по простыне из окна хозяйской спальни. Она искала, куда бы привязать самодельный жгут. До земли он все равно не достанет, придется прыгать. Хоть бы ноги не поломать.

– Вызывай пожарных! – крикнула она охраннику. – Пожарных!.. Скорее!

В саду было темно. Слабый свет падал из окон холла, и в этом свете клубился дым. Мужчина похлопал себя по карманам в поисках телефона, махнул рукой и куда-то побежал.

– Эй! Ты куда? – испугалась Ольга. – Звони в службу спасения! Кретин…

Охранник вернулся с лестницей, которой пользовался садовник для обрезки деревьев. Он подставил стремянку под окно библиотеки, откуда выглядывала Кармела.

– Сеньора! Сеньора! Не бойтесь, я подстрахую!

– Сначала моя сестра, ей плохо…

– Хорошо, – кивнул охранник и приготовился держать лестницу. – Давайте! Спускайтесь!

Кармела помогла сестре залезть на подоконник и поставить ногу на ступеньку металлической лестницы.

– У меня кружится голова, – пожаловалась та.

– Не смотри вниз…

Тереза спускалась медленно, осторожно. Внизу ее подхватил охранник. Теперь настала очередь Кармелы.

Ольга наблюдала за ними, хватая ртом воздух с привкусом дыма. Она заметила, как охранник делал странные движения, будто бы ненароком обыскивая Терезу. Та была не в себе и не обратила на это внимание.

Кармела была поглощена спуском. Она крепко держалась за лестницу и ставила босые ноги на перекладины. Шаг, другой… третий…

Ольга оглядывалась на дверь, – из-под нее в комнату проникал дым, – и молилась, чтобы огонь не добрался до второго этажа раньше, чем она спустится. Страх не помешал ей проследить за охранником, который незаметно для Кармелы «обыскал» и ее.

Служанка ждала чего-то подобного в отношении себя. Так и произошло. Когда она добралась до последних ступенек, руки охранника прошлись по ее телу характерными движениями. Несмотря на стресс, Ольга подумала: «Что он ищет?»

Наконец все три женщины были в безопасности. Охранник нашел телефон и принялся вызывать пожарных. В соседних домах проснулись люди, зажегся свет.

Сестры Саджино в пижамах сидели прямо на траве, дрожащие и бледные. Ольге казалось странным и поведение охранника, и сам пожар. Дыму было много, а огня она не видела. Где же пламя?

Приехавшие пожарные тоже не обнаружили возгорания. Один из них вышел из дома с какой-то штуковиной в руках и показал ее старшему.

– Дымовая шашка. Кто-то бросил через окно в гостиную. Там стекло разбито…

Охранник объяснил, что услышал шум, пошел взглянуть, в чем дело, и увидел дым. Много дыма. Он сразу побежал за огнетушителем, но того не оказалось на месте. У него слезились глаза и першило в горле. На второй этаж он подняться не смог из-за сильного задымления и побежал в сад, куда выходили окна спален. Женщины звали на помощь, он принес лестницу и помог им спуститься вниз.

Ольга не поверила ни одному его слову. Но промолчала. Она рассказала спасателям только то, что считала нужным. Какое ей дело до парня, который лапает женщин в ночных пижамах? У нее и так проблем хватает.

– Ложная тревога, – сказал пожарник старшему. – Зря приехали. Кто-то имеет зуб на хозяев этого дома. Решил подшутить.

– Злая шутка…

Сестер Саджино усадили в плетеные кресла и укутали в одеяла. Они выглядели поникшими и безучастными. Ольга заподозрила, что охранник сам устроил переполох с дымовой шашкой. Но зачем?..

Человек в светлом костюме и белой шляпе недовольно уставился на парня, который охранял женщин в Каста-Соле.

– Нашел что-нибудь?

– Нет, – ответил тот, кусая губу. – Я все сделал, как договаривались. Дождался ночи, бросил дымовую шашку в окно, начал кричать: «Пожар!».

– Они тебе поверили?

– Сеньоры? Еще бы! Перепугались до смерти! Собирались сигать из окон без лестницы, дурехи. Я думал, ноги переломают.

– Ты не справился со своей задачей. Я тебе заплатил, а ты меня подвел.

– Все шло по плану, но…

– По плану! – передразнил его Белая Шляпа. – Твой план не сработал!

– Вы же сами его одобрили. Я – всего лишь исполнитель.

– Пожарные тебя не заподозрили?

– Они связывались с полицией и решили, что все последние происшествия – звенья одной цепи.

– Какой еще цепи?

– Они говорили про смерть хозяев дома, потом про неудавшееся ограбление. Вчерашний «пожар» легко вписался в этот перечень.

Белая Шляпа выругался и свирепо погрозил охраннику кулаком.

– Если ты прокололся, пеняй на себя!

– Я ни в чем не виноват, – струхнул парень. – Полицейские ничего от меня не добились. Клянусь вам!

– Надеюсь, это так. Иначе ты дорого заплатишь.

– Я могу вернуть ваши деньги, раз вы считаете, что…

– Заткнись! – рявкнул Белая Шляпа. – Ты тщательно обыскал женщин?

– Я ощупал каждый сантиметр их тела, – заверил его охранник. – И служанку тоже. На них была тонкая одежда… вернее, пижамы и ночная сорочка. Под ними ничего не спрячешь.

Парень не смог придумать ничего лучше, чем ложный пожар. Когда человеку угрожает смерть в огне, он спасает самое дорогое, что у него есть. Если бы у сестер Саджино были дети, они бы постарались вытащить из горящего дома именно их. Но у них нет детей. Значит, они должны были взять с собой другую ценную вещь. Самую ценную! Например, важный документ или бриллиантовое украшение. Приступая к работе в поместье, охранник обследовал дом и убедился в наличии домашнего сейфа. Тот находился в библиотеке, где решили заночевать сеньоры. Он не сомневался, что ключи от сейфа Тереза держала при себе. Она всем заправляла в Каста-Соле. Однако при обыске он не обнаружил ключей ни у одной из женщин.

Дело осложнялось тем, что охранник толком не знал, какую вещь ему следует искать. Его догадки не в счет. Белая Шляпа не потрудился объяснить ему все тонкости поручения. Просто приказал незаметно обыскать всех трех обитательниц поместья. И если что-нибудь обнаружится, изъять и передать ему. Лично в руки.

– Значит, при них ничего не оказалось?

– Кроме одежды и золотых цепочек, ничего, – заверил его охранник. – Но ведь женские безделушки вас не интересуют?

– Если ты лжешь, заказывай место на кладбище! Хотя нет… я просто отправлю тебя на морское дно.

– Зачем мне вас обманывать? Я ничего не нашел, как ни старался.

– Ну, гляди…

Белая Шляпа резко повернулся, сел в машину и тронулся с места. Охранник остался стоять под сенью высоченного бука. У него дрожали колени, а по спине катился холодный пот. Зря он связался с этим злобным сеньором! На деньги позарился! Вдруг этот бандит выполнит свою угрозу?..

Небольшое селение на склоне горы состояло из одноэтажных домиков под черепичными крышами. Всюду был камень, поросший ползучими растениями, солнце и небо. Шпиль старинной церквушки упирался в облака. Казалось, время тут остановилось.

Для местных жителей не являлось секретом, что в начале прошлого века в этих скалах проложили рекордно длинный по тем временам туннель. Один молодой человек согласился показать русским туристам «проклятую гору».

– Я буду вашим гидом, – объявил он. – Но у меня есть условие.

– Какое? – улыбнулся Ренат.

– Вы мне заплатите. Без денег я вас туда не поведу.

– Хорошо.

– Не подумайте, что я зарабатываю таким способом. Это дань Ему! Злому духу горы! Я брошу деньги в расщелину, и только потом мы двинемся дальше. В противном случае я и шага не сделаю.

Понимание Ренатом итальянского и кое-какой английский позволили им договориться.

– О’кей, парень, – кивнул он. – Тебе виднее, как это делать.

На вид гиду было около двадцати пяти лет. Пышная шевелюра, карие глаза, брюки и рубашка цвета хаки. Он шел впереди, оглядываясь и подбадривая туристов.

Ренат надвинул бейсболку, пряча лицо от палящих лучей. Каменистая дорога постепенно поднималась вверх, становилось все жарче, и Лариса быстро устала. Возможно, у ее усталости была другая причина. Она невольно настроилась на Франческу, как учил Вернер. Правда, Франческа не преодолевала этот подъем пешком… она ехала в комфортабельном вагоне прогулочного поезда. Новенький паровоз сверкал полукруглыми боками. Весело стучали колеса. За окнами мелькали живописные пейзажи Ломбардии. Публика пила вино в предвкушении великолепного зрелища. Ничто не предвещало беды…

Из всех дам в модных туалетах, которые прильнули к окнам, одной было не по себе. Франческа Саджино стояла в коридоре, вцепившись в поручни и закрыв глаза. Ее лицо заливала меловая бледность.

– Что с тобой? – забеспокоился молодой супруг. – Тебе дурно?

Франческа сжала зубы и молчала. Все, что она хотела сказать, она уже сказала. Муж ее не послушал. Они не вышли из поезда, пока это было возможно. Теперь поздно.

«Поздно! – звучало у нее в голове. – Поздно!.. Поздно!»

Лариса остановилась передохнуть. Она чувствовала неотвратимость чего-то жуткого, наплывающего из темного жерла туннеля. У нее стеснилось дыхание и заныло в груди… как тогда, под развалинами дома. В ушах появился неприятный звон, тело отяжелело и обмякло, ноги подкашивались.

– Что с тобой? – спросил Ренат, совсем как супруг несчастной Франчески. – Тебе плохо?

– У меня кружится голова… и нечем дышать.

– Эй! – крикнул он парню, спина которого маячила впереди. – Притормози! Не гони лошадей!

Последняя фраза, произнесенная по-английски, звучала дико для ушей гида. Тот не понял, о каких лошадях идет речь.

– Что случилось?

– Мы хотим сделать привал, – объяснил Ренат. – Попить воды, перевести дух. Надо сбавить темп. С нами женщина. Она не привыкла к ходьбе на солнцепеке.

Лариса села на камень, сняла панаму и начала обмахиваться. Она была не в силах отделиться от Франчески, переживая все то, что переживала когда-то молодая сицилийка. Чужая жизнь, чужие чувства и мысли воспринимались ею как свои.

Гид вернулся, присел на корточки и затараторил по-итальянски, показывая в сторону.

– Помедленнее, парень! Я в Италии первый раз. Половина твоих слов пролетает мимо ушей, – почти на пальцах втолковывал ему Ренат. – Говори внятно и просто. Чтобы я уловил смысл.

Молодой человек повторил предыдущую трескотню более разборчиво. Лариса его не слушала. В этот момент она была Франческой, которая стояла у окна вагона и держалась за поручень. Локомотив несся на всех парах и вдруг… начал сбрасывать скорость.

– Мы приближаемся к туннелю! – восторженно провозгласил банкир, приникший к соседнему окну. – Я вижу скалу! Грандиозное зрелище, сеньоры!.. Чудо техники. Вообразите себе пробитый в каменной породе километровый коридор, куда вот-вот нырнет наш поезд! Будто в преисподнюю!

Раздались нервные мужские смешки, женские ахи-охи, какой-то свист и скрежет колес по рельсам. Из трубы паровоза вырвался столб черного дыма.

Жене банкира стало нехорошо. Пассажиры вокруг засуетились, подали ей нюхательную соль.

– Воздуху!.. Воздуху!.. – требовал юноша в элегантном темном костюме. – Дайте ей воздуху!..

Поезд замедлял ход перед зияющей дырой туннеля. Полукруглую арку въезда застилал туман. Он густел на глазах, превращался в непроницаемые белые клубы. Словно приоткрылась крышка адского котла и оттуда повалило нечто зловещее…

Несмотря на распахнутые настежь окна, в доме стоял запах дыма. Кармела с сумкой, набитой вещами, ждала сестру во дворе. Журчание фонтана действовало ей на нервы.

Тереза задерживалась в библиотеке. Она выгребла из сейфа, который находился внутри книжного шкафа, все содержимое. Сестра отказалась присутствовать при этом.

«Меня воротит от наших семейных тайн! – отрезала она. – Не желаю иметь с этим ничего общего. Ничего! Даже не рассказывай, что лежит в сейфе. С меня хватит. Больше я сюда ни ногой, хоть режьте!»

«Кому нужно тебя резать? – усмехнулась Тереза. – Если ты боишься, можешь не присутствовать. Я сама справлюсь. Документы и драгоценности лучше хранить в банке. Я должна забрать их с собой».

В последнее Рождество, проведенное с родителями в Каста-Соле, отец показал ей, где лежит ключ от сейфа, и назвал код. По приезде домой Тереза первым делом проверила, на месте ли ключ. Он лежал там же, в тайнике за деревянной панелью. Интуиция подсказала ей, что ключ трогать не стоит. Во время ложного пожара она вспомнила о сейфе, но не успела ничего предпринять. К счастью, дым оказался без огня, а сейф изготовила известная швейцарская фирма, он был несгораемым.

Кармела беспокоилась исключительно о спасении собственной жизни. Плевала она на семейные ценности и документы. Она даже не думала о сейфе. И теперь для нее главное – поскорее смыться отсюда.

Супруги Саджино не держали дома ничего, кроме некоторых бумаг, пары золотых украшений и жемчужного ожерелья. Все это находилось в сейфе в целости и сохранности. Старшая дочь взяла в руки мамин жемчуг и всплакнула. В памяти промелькнули безмятежные детские годы, юность, учеба в Риме…

– Тереза! – крикнула со двора сестра. – Ты скоро?

– Сейчас иду!

Она быстро сложила все в сумку и спустилась вниз. На глаза попалась фотография броненосца «Цесаревич». Тереза в сердцах сорвала ее со стены, бросила на пол и растоптала. Стекло треснуло, жалобно звякнули осколки.

Она вышла из дому, хлопнув дверью. Ольга втихаря наблюдала за ней из-за портьеры. Расправа с «Цесаревичем» не удивила ее. Ей всегда казалось, что с этим кораблем связана какая-то неприятность.

Сеньора Бьянка, бывало, беседовала с ней по душам, но соблюдала дистанцию. По некоторым отрывочным фразам, намекам, подслушанным разговорам покойных хозяев служанка сделала вывод: в жизни этих людей существует нечто странное и страшное, о чем они предпочитают открыто не упоминать. Смерть адвоката и его жены придала этим домыслам суеверной жути. А нынешний переполох с дымовой шашкой подтвердил ее худшие опасения. Похоже, Терезе и Кармеле не видать покоя.

Ольге не хотелось оставаться в поместье одной. На ночь придет новый охранник, а до этого ей необходимо сделать уборку и подготовить дом к долгому одиночеству. Вряд ли найдется на него покупатель в ближайшее время. Вилла приобрела дурную славу.

Служанка вышла из своего укрытия, присела на корточки и задумчиво уставилась на поверженного «Цесаревича». Это судно сыграло в семье Саджино роковую роль. Иногда счастье оборачивается бедой, а беда – счастьем. Всё на свете имеет две стороны, которые сменяют друг друга быстрее, чем человек успевает сообразить, какая ему выпала доля…

– Выходит, молодой Саджино выпрыгнул из поезда перед тем, как тот углубился в туннель, – констатировала Лариса. – А жену он что же, не взял с собой?

– Не взял, – мотнул головой Ренат.

– Хороший муж!

– Его обуял животный ужас, который поборол все прочие чувства. Даже любовь. В сеньоре взыграл инстинкт самосохранения. Он опомнился позже, когда пришел в себя после удара об землю. Поезд уже скрылся в туннеле, Саджино сообразил, что жена осталась в вагоне, но делать было нечего…

Автобус мчался по шоссе. Вверху синело знойное итальянское небо, под колеса стелилась раскаленная лента асфальта. После похода к злополучным скалам Лариса наотрез отказалась садиться в поезд. Один только вид железнодорожных путей вызвал у нее тошноту.

– Пока свежи впечатления, я хочу почувствовать, что переживала Франческа в том ужасном путешествии, – заявила она. – В поезде это будет опасно.

– Ладно, – согласился Ренат. – Хотя я считаю похожую обстановку способствующим фактором.

– Не в этом случае.

Он перестал спорить и взял билет на автобус. Теперь он убедился, что Лариса была права. Разница между воображением и реальностью легко стирается. Кто знает, что произойдет с поездом, в котором два человека представляют себя пассажирами исчезнувшего состава? Не испарится ли он точно так же?

Лучше не рисковать. Для сомнительного эксперимента больше подойдет другой вид транспорта.

– Я буду Франческой. А ты сосредоточься на ее муже…

Ренат кивнул и закрыл глаза. Перед ним возник внутренний интерьер вагона и образ пригожего молодого человека с бородкой, одетого в старомодный костюм. Такие носили в начале прошлого века. Его жена стояла рядом и держалась за поручни. Жгучая итальянка с роскошной копной волос, тонкая в талии, с отяжелевшими после родов бедрами. Да! Она родила ребенка и стала еще красивее.

– Мне кажется, мы все летим в пропасть…

– Успокойся, дорогая, – сказал Марио, напряженно глядя в окно. – Поезд – весьма надежное средство передвижения. Что может случиться?

– Скоро этот ужасный туннель…

– Почему ужасный? Разве не интересно проехать сквозь гору и оказаться на другой стороне? – с напускной бравадой парировал он.

Волнение жены передалось ему. Публика, которая болтала и веселилась, отчего-то притихла. Перестук колес изменился, состав начал тормозить.

– Я боюсь! Боюсь! – воскликнула Франческа.

Жена банкира взвизгнула то ли от восторга, то ли от страха. Мужчины обменивались короткими тревожными репликами:

– Поезд замедляет ход…

– Туннель…

Саджино услышал глухие щелчки, словно кто-то за стенами вагона колол орехи. В окно была видна скала, окутанная дымкой.

– Туман, сеньоры! – воскликнул банкир. – Белый туман!

– Разве это не дым из трубы нашего локомотива?

– Дым черный…

– Может, машинист спускает пар? – отозвался кто-то из мужчин.

– Пойду взгляну, что там такое, – шепнул Марио на ухо жене.

– Не уходи! – испугалась она.

– Я вернусь через минуту…

– Я с тобой!

– Помилуй, я мигом. Это смешно, в конце концов…

Молодой человек пробрался в тамбур. Пассажиры приникли к окнам вагона. Они не замечали Саджино, очарованные зрелищем. Тот открыл дверь вагона и высунулся наружу. Странные щелчки усилились, словно воздух был наэлектризован и вокруг вспыхивали невидимые разряды. Поезд двигался медленно, тяжело. Из туннеля выползали густые молочные клубы. Они поглотили локомотив и наплывали на первый вагон.

Марио ощутил звон в голове и пустоту в груди. Эта жуткая пустота толкала его прочь из вагона, наружу… куда угодно, лишь бы не оставаться в поезде. Неодолимый страх заставил его забыть обо всем, кроме каменистой насыпи внизу. Он судорожно вздохнул, оторвался от подножки и прыгнул…

Перед ударом об землю он краем глаза успел заметить, что кто-то еще покинул тонущий в тумане состав…

– Я был не один! – воскликнул Ренат. – То есть он, Саджино, был не один! Еще какой-то пассажир спрыгнул в последний момент! Я не вижу его… Видимо, Марио потерял сознание, когда упал на насыпь. Черт, все путается! Я… Он… Слишком легкое перевоплощение! Так можно сойти с ума…

Лариса его не слышала. Она была Франческой, которая вне себя от ужаса стояла у окна, заволакиваемого туманом. Вся короткая трагическая жизнь пронеслась перед ее внутренним взором. Предсвадебный визит в Каста-Соле, внезапное стихийное бедствие… почти неминуемая смерть и красивое лицо ангела, склонившегося над ней. Белокурый ангел оказался мичманом Брасовым, который услышал ее мольбы о помощи. Она думала, ангел спустился с небес. На самом деле он сошел на берег с русского военного корабля.

Франческа задыхалась, погребенная под завалом. Она должна была умереть, но неожиданно воскресла. Тот резкий перепад от тьмы к свету, от небытия к жизни, высек в ее сердце искру любви. Не ее вина, что искра породила пламя. И от этого огня уже не было спасения!..

Всепоглощающая страсть к Брасову лишила Франческу разума, испепелила ее душу. Она решилась на неслыханный шаг – побег из родного дома на чужбину, в далекую снежную Россию, где ее никто не ждал. Одна мысль согревала ее, одно стремление вело ее вперед: она увидит своего возлюбленного, воссоединится с ним, и никакая сила не разлучит их больше. С этой мыслью Франческа засыпала и просыпалась, ходила, обедала, говорила, прогуливалась по набережной и… обдумывала план бегства. Злая тоска грызла ее изнутри. Все принимали эту тоску за болезнь. Так и было. Доктор прописывал пациентке микстуры, она исправно пила их, а в ее прелестной головке зрело безумие. Наконец, представился подходящий случай осуществить задуманное.

Будь, что будет. Если ей суждено погибнуть, она встретится с Брасовым на том свете. Если же Дева Мария смилуется, они будут счастливы в этом неспокойном мире. Сколько им отмерено дней и ночей любви, знает только судьба.

Франческа отправилась в путь, словно бросилась в омут. Чтобы ее не искали, она схитрила: купила себе новую накидку и шляпку, а старые оставила на берегу моря. Пусть все думают, что она утопилась. Ее не терзали муки совести, она не жалела мать и отца, которые будут оплакивать свою дочь. Она не сочувствовала жениху, которого обманула. Любовь затмила всё! Всё померкло перед лицом безудержного вожделения.

Блестящий морозный Петербург встретил ее негостеприимно. Жорж выглядел обескураженным, растерянным. Их первая ночь в дешевой меблированной комнате прошла, как в бреду. Природный стыд недолго сковывал Франческу, а оторопь Брасова улетучилась, едва он приподнял подол ее платья и увидел стройные девичьи ножки в шелковых чулках. Неистовые ласки и поцелуи влюбленных иссякли под утро, когда унылый рассвет заглянул в щель между пыльных портьер. Мичман проснулся и осознал: он стал первым мужчиной в жизни Франчески. Отступать некуда.

Графиня Брасова приняла девушку неприветливо. Она была раздосадована ее сумасбродным поступком.

– Вас, милочка, не научили приличиям, – отчитывала она любовницу сына. – Вам не привили скромности, подобающей юным девицам. Я в шоке от вашей выходки! Как вы могли забыть о своей чести? Как вы посмели явиться сюда?

Франческа, краснея до слез, слушала ее с опущенной головой. Жорж строго приказал ей не перечить маменьке, иначе хуже будет.

– Мы что-нибудь придумаем, – шептал он, когда графиня надменным жестом велела им выйти вон. – Я не дам тебя в обиду!

Но Франческа ему не верила. Она чувствовала, как перед ней разверзается пропасть страданий и унижений, и готовилась выпить чашу сию до дна…

После очередной ночи любви обессиленный Брасов встал, выпил воды и выглянул в окно. Занимался рассвет. Как в то кошмарное утро в Мессине. Над сицилийским вулканом Этна светился багровый факел. Мичман вспомнил звук сбрасываемых в воду якорей «Цесаревича» и офицера-итальянца, который доставил на борт броненосца срочную депешу от префекта.

«Город Мессина разрушен, – объявил командир. – Удар стихии стер прибрежные селения с лица земли. От нас ждут помощи…»

С тех пор как Брасов вытащил из грязных пальцев Франчески свиток пергамента, один вопрос не давал ему покоя.

Он наклонился к маленькому ушку девушки и прошептал по-французски:

– Прости, что спрашиваю об этом… Где тебя застало землетрясение? В постели?

Она приоткрыла сонные глаза, ничего не понимая. Любовник повторил вопрос.

– Не помню…

– Ты вообще ничего не помнишь?

Франческа съежилась и натянула на себя одеяло. Ей хотелось навсегда забыть Мессину и все, что там произошло.

– Доктора тоже спрашивали меня об этом. У меня провал в памяти. Помню только, как очнулась в темноте и тесноте… дышать нечем, пошевелиться невозможно. Нос забит пылью. Я решила, что умерла и лежу под землей. Такой ужас накатил, хоть кричи. Я закричала… Потом потеряла сознание, опять пришла в себя. Все слилось – беспамятство, боль, страх… Когда я увидела твое лицо, приняла тебя за ангела!.. Подумала, что попала на небеса. Тогда я была безгрешна, а теперь…

Она потянулась к нему губами, Брасов отстранился с натянутой улыбкой.

– Если ты меня поцелуешь, я останусь здесь с тобой до вечера. А мне нужно встретиться с одним человеком, одолжить у него денег.

– Ты влез в долги из-за меня, – огорчилась Франческа. – Мне не надо было приезжать. Я усложняю тебе жизнь, да?

– Нет, что ты…

Он встал и быстро оделся за потертой ширмой с изображением бамбуковых зарослей. Франческа лежала, глядя, как поднимаются и опускаются его руки, движется его силуэт. Она много раз пыталась вспомнить, что делала перед тем, как на нее обрушился дом. По сути, в такой ранний час она должна была спать. Но когда ее нашли, поверх ночной сорочки на ней было надето домашнее платье. Значит, она встала с постели… Может, услышала подземный гул, грохот, испугалась и…

Автобус резко затормозил. Лариса сообразила, что она – не Франческа, которая приходит в чувство после того, как ее вытащили из-под обломков. Она – не Франческа, которая лежит в меблированной комнате с окнами, выходящими в питерский двор-колодец. Она – не молодая барышня, которая пытается сложить воедино разбитую надвое жизнь.

Лариса с трудом стряхнула чужой образ. В салоне пахло апельсинами. Хныкал чей-то ребенок. Пассажиры возбужденно переговаривались и смотрели в окна.

– Что случилось?

– Не волнуйся, – успокоил ее Ренат. – Все в порядке. Просто дорогу перебежала собака. Водителю пришлось дать по тормозам.

Лариса помолчала, собираясь с мыслями, и выпалила:

– Франческа забыла, как в ее руки попали монастырские хроники! Вернее, их фрагмент.

– Чисто логически можно предположить, что она проявила свойственное женщинам любопытство и решила на досуге почитать древние рукописи. А чтобы ее не засекли за этим делом, встала раньше всех и…

– Я бы согласилась с тобой, если бы не одно «но». Франческа не из тех, кто получает кайф от исторических хроник. Я чувствую ее изнутри, понимаешь? Она порывиста, импульсивна, влюбчива… Для того, чтобы без спросу взять чужой манускрипт, у нее должна была быть причина.

– Почему без спросу? Ей наверняка разрешали делать все, что угодно.

– Невеста перед встречей с женихом чистила бы перышки, а не копалась в коллекции рукописей.

– Женщины – странные существа…

Лариса покачала головой.

– Кто-то показал Франческе пергамент еще до того трагического утра. Она знала латынь. Что-то в записях монахов задело ее за живое. Она возвращалась мыслями к тексту, пыталась понять…

– Ты же сама сказала: она не из тех, кто балдеет от старых летописей.

– Не из тех! Тем более поражает ее интерес к пергаменту.

– Может, Франческа хотела украсть манускрипт? А тут – бац! Пол заходил ходуном, стены закачались, затрещали, посыпалась штукатурка, камни, крыша завалилась…

– И злоумышленница была наказана за грех! – с сарказмом подхватила Лариса. – А заодно с ней еще тысячи ни в чем не повинных жителей Мессины! Жестокость возмездия несоизмерима с проступком, если он имел место. Кстати, в итоге Франческу спасли, в отличие от прочих.

– Н-да… Чем же барышня руководствовалась?

– Допустим, ей показывали именно ту часть летописи, где говорилось о дьявольской повозке. Это могло привлечь ее внимание. Жених наверняка хотел произвести впечатление на будущую супругу и похвастался загадочным свитком. Ты бы похвастался?

– Я? – опешил Ренат. – Ну, не знаю. Возможно.

– Марио Саджино похвастался, невеста прониклась страшной историей…

– Настолько, что решила похитить пергамент?..

Молодой человек не сообщил Антонио ничего сногсшибательного. Да, он водил русских туристов к скалам, где когда-то был проложен железнодорожный туннель. Обычная экскурсия с мистическим душком. Таких он провел множество. Показывал людям то, что осталось от разрушенного взрывом бомбы инженерного сооружения – нагромождение камней, разбросанные куски породы, покрытая растительностью насыпь.

– А в чем дело? – допытывался он. – Вы из полиции?

– Я частное лицо, – выкручивался Антонио. – Эти двое ведут себя подозрительно.

– Да? Я ничего такого не заметил…

Антонио позвонил куратор, и тот доложил результат: русские интересовались туннелем, где в начале прошлого века исчез прогулочный поезд «Санетти». Он не понимал, какое дело куратору до этой басни. Как в цивилизованной стране мог пропасть целый состав и больше сотни пассажиров? У Антонио не укладывался в голове этот факт. Он даже не искал объяснений словам гида. Пусть куратор думает!

В том же магазинчике, где туристы с экскурсоводом утоляли голод, Антонио заказал себе стаканчик вина и большую порцию спагетти.

– Вкусно готовите, – похвалил он хозяйку. Та улыбнулась и пригласила заходить еще.

Антонио любовался видом на горы и на время забыл о своих проблемах. Как будто он по-прежнему беззаботен и свободен. Это было мгновение счастья, подаренное ему злодейкой-судьбой. Подул ветер, и его благодушие улетучилось.

«Что-то ждет меня в Риме? – гадал он, допивая вино. – Новое задание? Опять слежка за русскими? Провались пропадом тот чертов поезд! Кому он сдался?»

Антонио засмеялся над мыслью, что поезд, судя по всему, давно «провалился». Но кому-то до сих пор не дает покоя темная история из прошлого. Его постояльцы – Лариса и Ренат – что-то вынюхивают, выспрашивают. Он не мог взять в толк, какую выгоду они собираются извлечь из дурацкой выдумки?

Антонио не допускал, что исчезновение поезда – не фантазия римских журналистов, не сенсационный «пиар», а непостижимая реальность. Его ум отталкивал информацию, которая выходила за рамки здравого смысла. Введенные данные не находили отклика в файлах памяти.

Антонио был подавлен, измотан. Какой-то мифический поезд интересовал его меньше всего. Он заказал еще вина и с удовольствием выпил, глядя на верхушки скал и наслаждаясь ощущением, что он обыкновенный путешественник, который проводит летний отпуск в горах.

– К черту! – выругался он. – К черту!

К кому и к чему относилась эта фраза, было непонятно. Хозяйка принесла Антонио счет, он заплатил и тепло попрощался с ней.

Вечером, сидя в поезде и пытаясь дремать, он вспоминал свое знакомство с Розой, их первую прогулку и поцелуй в каштановой аллее. Роза была такая милая, застенчивая. У него перехватывало дыхание от ее запаха: смесь корицы и яблока. Они шли по аллее, обнявшись… Вдруг сзади загрохотали колеса, из темноты вынырнул локомотив, несущийся прямо на влюбленных…

Антонио вскрикнул, толкнул Розу в сторону и… очнулся. В окно вагона светила луна. Сиденье мягко покачивалось. Он смахнул ладонью холодный пот со лба и всю дорогу до Милана больше не смыкал глаз…

– Зачем нам опять тащиться на вокзал? – возмущался Ренат.

– В прошлый раз я кое-что пропустила, – объясняла Лариса. – Не ворчи. Давай съездим, постоим на перроне. Я хочу прочувствовать атмосферу того полдня, настроение публики.

– Полдень был, как полдень. Публика, как публика.

Ему хотелось побродить по старым улицам Рима, увидеть Ватикан с папским дворцом, знаменитый собор святого Петра, термы Каракаллы, наконец. Когда еще доведется побывать здесь?

Лариса оставалась непреклонной.

– Сначала вокзал, потом Ватикан, – отрезала она.

Ренат молча поймал такси и помог ей усесться в машину. Она забыла поблагодарить. Увлеклась жизнью какой-то покойной Франчески вместо того, чтобы наслаждаться своей. О, женщины!

– Ты дуешься?

– Нет, – солгал он.

– Дуешься, я же вижу! Прекрати. Разве тебе не интересно, почему исчез прогулочный поезд?

– Ты надеешься понять это на вокзале, где мы уже были?

– Я что-то упустила…

Ренат смотрел в окно. В Риме время соединило прошлое и настоящее: овеянные легендами руины и фешенебельные кварталы с роскошными домами и гостиницами. Не верилось, что в этом городе сосуществуют резиденция папы и амфитеатр Флавиев. Много веков назад по этой же земле, под этим же небом проезжал великий Юлий Цезарь…

– Ты где?

Этим вопросом Лариса вернула его из древней столицы Римской империи в салон такси.

– Я здесь, с тобой! – опять солгал он. – Думаю о молодом Саджино, который выпрыгнул из вагона один, без жены. Что за этим кроется?

– Непреодолимый ужас перед клубящейся туманом бездной.

– Выходит, экипаж, пассажиры и в их числе Франческа канули в бездну? Вернер нас учил, что случайностей не бывает.

– Была причина, – кивнула Лариса. – Драма Франчески началась раньше, чем они с мужем приехали на Римский вокзал.

– Согласен…

– Франческа была гордячкой. В ее жилах текла сицилийская кровь. Она не простила Брасову предательства и порвала с ним, будучи беременной. Думаю, девушка решила броситься в воды Невы и покончить со своим позором. В Мессине она подстроила ложное самоубийство, и теперь судьба взяла реванш, подталкивая Франческу к смерти. Этим не играют!

– Что же ее удержало от рокового шага?

– Должно быть, любовь…

– К мичману, который был красив телом, но не душой?

– К ребенку, которого несчастная носила под сердцем. Она не могла погубить новую жизнь. Беременность не позволила ей убить себя.

– И невеста Марио Саджино вернулась в Италию? Как она собиралась предстать перед судом семьи, оправдаться перед женихом?

Ренат поддерживал разговор, параллельно размышляя о свитке пергамента, исписанном монахом-францисканцем в тесной сумрачной келье. Вся каша заварилась из-за фрагмента рукописи, который попал к Брасову? Что там было такого?

– Франческа отважилась вернуться на Сицилию из-за ребенка, – сказала Лариса. – Она хотела сначала родить, а потом свести счеты с жизнью. Материнский инстинкт взял верх над отчаянием. Беглянка попросила приютить ее в монастыре, но ей было отказано. Сестры боялись скандала, связанного с родами в стенах обители.

– Франческе не следовало признаваться, что она беременна.

– Ложь все равно обнаружилась бы. Кто знает, как поступили бы с обманщицей рассерженные монахини? Будущая мать не хотела подвергать ребенка опасности.

– Разве Бог не требует от своих служителей любви и терпения?

– Не будь наивным!

Ренат согласился с ее доводами. Страдания Франчески не растрогали его. Каждый делает выбор, за которым наступают последствия. Если бы не пропавший манускрипт, не о чем было бы говорить.

– Вернер задал нам задачу и наблюдает, справимся мы или нет. Интересно, чего он ждет от нас?

– Ну уж точно не сочувствия к бедняжке, которая сбежала от жениха к морскому офицеру и забеременела от него!

– Франческа пережила тяжелый стресс, – вступилась за девушку Лариса. – Ее психика надломилась. Болезненная страсть к Брасову вытеснила травму в ее сознании. Это я тебе как врач говорю.

– Ты стоматолог.

– Я увлекалась психиатрией, но не сложилось.

– Мне повезло, – развеселился Ренат. – Рядом с психиатром я бы и дня не выдержал.

Таксист часто возил русских туристов и понимал некоторые слова. Но смысл разговора ускользал от него.

– Он нас слушает, – прошептала Лариса, указывая на водителя. – Очень внимательно.

– И ни черта не понимает.

Они замолчали. Ренат представил себе жениха, который мысленно похоронил любимую, и вдруг… увидел ее живехонькой. Он легко «вошел в образ» Марио…

Молодой человек решил, что ему мерещится призрак утопленницы. Это была она, Франческа… бледная от волнения, в темном несвежем платье. От нее пахло не морем и водорослями, а дорожной пылью.

– Ты? – опешил он. – Откуда?

– С того света… Не ожидал?

Они встретились на берегу моря, где год назад были обнаружены вещи Франчески. Марио часто приходил сюда, не в силах забыть свою любовь. Девушка знала, что именно там сможет найти его. Простит ли ее бывший жених? Она переступила через гордость ради ребенка. Невинная душа не должна страдать.

Возвращаться к отцу было немыслимо. Тот и слушать ее не станет, выгонит прочь. Когда нельзя будет скрыть растущий живот, позор дочери ляжет пятном на всю семью. Сестры Франчески не смогут выйти замуж. От них будут шарахаться, как от зачумленных. Им придется расплачиваться за ее безумие. Видит бог, она не хотела никому навредить! Так уж вышло.

Единственный способ спасти ребенка и репутацию близких – это вымолить прощение у Марио. Кроме него, у Франчески никого не осталось. Даже Дева Мария отвернулась от нее.

Саджино не верил своим глазам. Он робко шагнул вперед и протянул руку, чтобы потрогать призрак. Какая теперь на ощупь его Франческа? Мокрая и холодная? Скользкая, как рыба? Она превратилась в русалку, которая пришла увести его за собой на морское дно…

– Приехали!

Таксист с трудом припарковался на площади перед вокзалом, забитой транспортом. Лариса устремилась на перрон, Ренат едва поспевал за ней.

– Подожди, куда ты так спешишь?

Она не остановилась, не оглянулась. Перрон притягивал ее, как магнит. Она ходила вперед и назад, натыкаясь на пассажиров. Ее взгляд был направлен в прошлое, в полдень 1911 года, когда молодой сеньор Саджино и его супруга пили шампанское и улыбались друг другу…

Впрочем, продолжалось это недолго. У Франчески испортилось настроение. Она оставила ребенка с няней и очень переживала, что та не справится с мальчиком. Вдруг он заболеет? Франческа не могла поделиться своей тревогой с мужем. Ведь мальчик, которого она родила, был ему не родным. Хотя Марио нравилась роль отца и он с удовольствием заботился о ребенке, Франческу постоянно мучили угрызения совести. Она навязала этому благородному человеку своего сына, зачатого от другого мужчины.

– Они поселились в Риме, подальше от злых языков и недобрых глаз, – выпалила Лариса, внезапно остановившись.

– Кто? – не понял Ренат.

– Франческа с мужем!

– Ах да! Он женился на воскресшей из мертвых невесте и признал мальчика своим. Мы уже говорили об этом.

– Было что-то еще… что-то еще… – бормотала Лариса, озираясь по сторонам. Словно она ожидала увидеть на перроне живую Франческу с супругом.

Ренат невольно тоже начал оглядываться. Он почувствовал себя влюбленным и восторженным. Он старался всячески угождать Франческе, которая внезапно погрустнела.

– Ну, что с тобой? Скучаешь по нему?

Марио имел в виду ребенка, но жена подумала, что он намекает на Брасова, и вспыхнула.

– Давай никуда не поедем! – раздраженно сказала она. – Я хочу домой!

– Нам нужно развеяться. Особенно тебе. Доктор посоветовал увеселительную поездку.

– У меня дурное предчувствие!

– Это нервы, дорогая. Выпей еще шампанского…

Звенели бокалы. Нарядные женщины смеялись и кокетничали с импозантными мужчинами. Светило солнце. Локомотив сверкал крутыми боками. Ветер развевал занавески в окнах вагонов.

У Франчески вдруг перехватило дыхание. Она ощущала на себе чей-то пристальный взгляд.

– На меня кто-то смотрит! – пожаловалась она мужу.

– Ты красавица. На тебя нельзя не смотреть.

– Мне страшно, Марио…

Поезд наводил на нее необъяснимую жуть. Представитель фирмы «Санетти» расхваливал комфорт, который будет обеспечен пассажирам во время путешествия. Юркий корреспондент делал фотографии для «Римского вестника».

– Есть что-то, чего я не понимаю, – бубнила Лариса. – Не понимаю! За Франческой и ее мужем кто-то следил. В толпе был человек, который…

Она замолчала и с досадой всплеснула руками. Ренат взял ее за локоть и мягко придержал.

– Осторожнее. Ты собьешь кого-нибудь и сама ударишься.

– Как Марио уговорил Франческу не уходить из жизни? Вероятно, она пожалела ребенка, который остался бы без матери…

– На попечении родителей мужа, – подхватил Ренат. – А те недолюбливали невестку. Раньше они ее обожали, но после «воскрешения» все изменилось. Франческа стала нежеланной в благополучной сицилийской семье. Сын отдалился от них из-за этого. Внук, которого они так ждали, родился в Риме раньше срока. Молодые отказывались приезжать в Мессину, где каждый камень напоминал Франческе об ужасах разгулявшейся стихии. Она едва не погибла! Ее нервы не выдержали нагрузки и дали сбой. Иначе как понять ее скитания по чужим землям?

– Окружающие объясняли бегство Франчески проявлением душевной болезни. Родители Марио опасались, что болезнь может передаться ребенку. К счастью, этого не произошло. Когда невестка исчезла во второй раз, они погоревали, а потом вздохнули с облегчением. Их сын так и не смог успокоиться. Зато внук вознаградил дедушку с бабушкой за все волнения и беды. Казалось, испытания позади. Однако печать рока уже легла на эту семью…

Кармела поставила мольберт у окна гостиничного номера и писала маслом вид на море. Белые пятна домов на берегу, зелень, солнечный свет и синяя полоса воды.

– Тебе нравится? – обернулась она к Терезе, покусывая кончик кисти.

– Да…

– Ты даже не взглянула!

Старшая сестра разбирала бумаги из отцовского сейфа. Купчие на недвижимость и другие важные документы она сразу положила в банковскую ячейку, а потом занялась личным архивом родителей. Тот был скромен и помещался в папке из пластика. Письма, несколько страниц из девичьего дневника матери, любительские стихи отца, – все на пожелтелых листах бумаги с фамильным вензелем. Старые фотографии родственников, которых Тереза не помнила. Ничего, заслуживающего внимания.

Она отложила в сторону черно-белый снимок красавца-блондина в полный рост, датированный 1909 годом. Прямая осанка, классические черты лица, короткие завитки волос, парадный офицерский мундир. Хорош! На обратной стороне карточки выцветшая надпись чернилами: граф Георгий Брасов.

Вероятно, Франческа привезла фото любовника из скандальной поездки в Россию. На память. Саджино могли выбросить снимок, но поступили иначе.

«Как-никак, это наш предок, – подумала Тереза, вглядываясь в слегка надменное лицо графа. – Красавчик! Благодаря его крови в нашей семье рождались пригожие дети. Нам еще повезло, что беспутная Франческа согрешила с аристократом, а не с простолюдином!»

– Жаль, что не в красоте счастье…

– Ты о чем? – обиделась Кармела.

– Да вот, нашла фото русского моряка, любовника нашей прапрабабки.

– Сожги его! Прямо сейчас сожги! Прошлое приносит несчастье!

– Ничего не осталось от прошлого, кроме этого снимка. Разве что примесь графской крови в наших жилах.

Кармела выхватила у сестры из рук карточку и принялась рвать ее. Плотная бумага не поддавалась. Она швырнула фото на пол и заплакала.

– Ну хватит, хватит, – усмехнулась Тереза. – Георгий Брасов давно мертв и ответил перед Богом за свои поступки. Он соблазнил честную девушку, а потом бросил ее.

– Она не бедная! Она – подлая распутница! За что таких любят? А?

– Помилуй, ты сама проповедуешь свободу нравов.

– Сейчас другие времена, – всхлипывала Кармела. – Наш прапрадед души в ней не чаял. Она свела его с ума! Он рехнулся и погубил всех нас…

Она вытирала слезы, размазывая по щекам желтую краску. Ее блузка была в масляных пятнах, волосы растрепаны. Пейзаж, который писала Кармела, отвлекал ее от страшных мыслей. Это была бездарная живопись, но Тереза в кои-то веки похвалила сестру. Ту не утешили фальшивые слова.

– Нас тоже убьют… – бормотала она, вздрагивая всем телом. – Я боюсь…

Постояльцы выглядели усталыми. Роза подошла к ним и участливо спросила:

– Как Рим? Большие города отнимают много сил. Верно?

Лариса молча кивнула. Она мечтала о душе и прохладной постели.

– Обедать будете?

– Принесите нам обед в номер, если можно, – на ходу бросил Ренат. – Через час, не раньше.

Роза кивнула и отправилась в кухню. На плите варился любимый суп ее мужа Антонио. Она привыкла называть его на итальянский манер, и вообще Сицилия пришлась ей по душе. Здесь она наконец стала хозяйкой отеля на берегу моря. Ее мечта сбылась!

Роза готовила еду и думала о муже. У него был грустный голос, когда он позвонил и сказал, что едет домой. Она соскучилась по нему. В последнее время они почти не расставались. Антонио брал отпуск в разгар сезона и помогал ей в гостинице. Этим летом что-то пошло не так, как обычно. Муж нервничал, отлучался из дома, даже нагрубил ей пару раз. Может, у него неприятности?

Пора было нести заказанный русскими обед. Эти двое вызывали у Розы недоумение. Они проводили мало времени на пляже, редко загорали и купались в море. Странные молодые люди.

Она постучала в дверь номера и прислушалась. Уснули, что ли? Поднос с тарелками был тяжелым, и Роза нетерпеливо постучала еще раз, громче.

– Обед! Обед!

Открыл ей Ренат, извинился и пропустил внутрь. Пока Роза накрывала стол, он молча наблюдал за ней.

– Приятного аппетита, – пожелала она, ощущая неловкость от его пристального взгляда. Словно постоялец не просто смотрел на нее, а читал ее мысли.

– Спасибо.

Роза перевела дух, закрыв за собой дверь номера. Лариса и Ренат вели себя подозрительно. Пока они ездили в Рим, ей было легче. А теперь она снова почувствовала напряжение. Может, она зря рассказала мужу про открытку, которую ей показывали русские? Там была изображена вилла Саджино, где вскоре произошли два убийства.

Роза боялась даже подумать, что это каким-то образом связано. Вдруг к ней придут из полиции? До сих пор у нее не было проблем с законом, и она надеялась, что не будет. Червячок тревоги грыз ее изнутри, несмотря на здравый смысл. Ведь она не имеет отношения к убитому адвокату и его жене.

– Боже! – задохнулась хозяйка отеля.

Сердце ее забилось сильными толчками, в горле пересохло. Ей пришла на ум страшная мысль. Нервозность Антонио, его внезапные отлучки приобрели в глазах Розы несколько иную окраску. Что, если ее супруг замешан в убийстве?..

Поместье казалось безжизненным. Фонтанчик во дворе молчал. Крыша дома темными очертаниями выделялась на фоне звездного неба. Сад был окутан лунным маревом.

Ренат помог своей спутнице перелезть через забор, потом сам забрался на каменное ограждение и спрыгнул в траву.

– Слава богу, что нет собак, – прошептала Лариса.

– Если бы они тут были, мы бы не рискнули нарушить границы частной собственности.

– Зато в доме сидит охранник…

Ренат прижался спиной к забору и замер, настраиваясь «на волну» охранника. Тот дремал в холле у телевизора.

– Он спит!

– Чуть что, парень всполошится и вызовет патруль.

– Мы не дадим ему шанса. В доме нам делать нечего, а в саду растет трава, которая скрадывает шаги.

Лариса молча кивнула и двинулась вперед. Она понятия не имела, что нужно искать. Клад, зарытый в этой древней земле?

– Не думаю, что здесь зарыты сокровища, – возразил Ренат. – Их бы давно нашли. Прочесали бы с металлоискателем каждую пядь.

– За чем тогда охотятся Антонио и тот человек в шляпе, который следит за нами?

– Непонятно.

– Вдруг они используют нас в качестве ищеек? Мы должны вывести их на след.

– Какой след? Чей?

– Если бы знать!

– Надеюсь, нас не прикончат в случае неудачи?

Перешептываясь, они медленными кругами бродили между деревьев. Это были цитрусовые с глянцевыми листьями и характерным тонким запахом. В лунном свете листья отливали серебром.

– Интересно, почему Сцилла и Харибда жили по сторонам Мессинского пролива?

– Они что-то охраняли. Мифические чудовища всегда что-нибудь охраняют. Только боги могли подчинить монстров и заставить служить себе.

– Вот и я думаю: неужели Сцилла и Харибда должны были тупо топить суда древних мореплавателей? Даже если это корабль самого Одиссея, все равно мелковато для богов. Ты не находишь? Могли бы придумать развлечение покруче.

– Чудовища охраняли то, что принадлежало богам. А корабли топили для острастки. Чтобы людям не повадно было шастать, где не положено…

Ренат не договорил. В темном углу сада хрустнула ветка. Он сделал Ларисе знак остановиться. Они замерли и прислушались.

Кто-то крался за ними от гостиницы до поместья через весь город. Ренат почувствовал слежку, но промолчал.

– Это Антонио, – прошептала Лариса. – Интересно, на кого он работает? Кто-то сделал ставку на нас?

– В нас верят! – усмехнулся Ренат.

– Что же охраняли Сцилла с Харибдой? И если наша гипотеза верна, почему они бросили свой ответственный пост?

– Времена изменились.

В темноте опять раздался хруст. Антонио был дилетантом. Он выдал себя практически сразу. Ренат с Ларисой не мешали ему заниматься своим делом. Уж лучше пусть за ними следит хозяин отеля, чем какой-нибудь отпетый головорез.

Оба понимали, что Антонио – убийца. Смерть супругов Саджино на его совести.

– Не бойся, Лара, нас он не тронет. Пока мы не выведем его на то, что он ищет.

– Утешил!

Лариса стояла, прислушиваясь не к шагам преследователя, а к окружающей природе. Деревья, трава и земля имеют свою память.

– Сад посажен не так давно, – заметил Ренат. – Трава тоже искусственно выращена.

– Зато земля все помнит…

Лариса «слушала» землю. Внизу, под ногами, что-то заворочалось, зарычало, задрожало и вздыбилось. Земная твердь треснула и разъехалась в стороны, часть клумбы и мраморная статуя мальчика провалились в образовавшуюся щель…

Землетрясение! Оно повторялось в воображении Ларисы, как наяву. Клумба и мраморный мальчик исчезли в трещине. Все рушилось, грохотало, качалось и подпрыгивало. Деревья выворачивало с корнями, отовсюду сыпались камни. А в море зарождалась страшная волна, которая быстро приближалась к многострадальному берегу. Казалось, наступил конец света…

Между тем Ренат скользнул в тень и бесшумно пересек сад, оказавшись рядом с ничего не подозревавшим Антонио. Тот вглядывался в темноту, разбавленную лунной голубизной. Ощутив на плече чью-то руку, он чуть не вскрикнул…

Лариса покачнулась и осела на траву под деревом. Все было как в тумане. Земля под ней вздрагивала, гудела и колыхалась, словно внутри, в глубине катились тяжелые волны. Рядом зияла трещина, куда упал мраморный мальчик. Лариса не могла оторваться от этой жуткой и захватывающей картины…

Кто-то подошел к ней и подал руку.

– Вставай…

Она подняла голову, и все сразу стихло: утробный подземный гул, колебания почвы, животный страх перед разгулом стихии. В саду мирно шелестели листья, крышу дома освещала луна.

– Вставай, – повторил Ренат, помогая ей подняться.

Лариса стояла, как пьяная, плохо соображая, где она и что с ней. Она показала на то место, где мгновение назад чернела трещина.

– Туда упал мраморный мальчик…

– Какой еще мальчик? – не понял Ренат.

Они говорили шепотом, словно воры. Охранник продолжал дремать в холле у телевизора, и это придавало Ренату спокойствия. Если парень поднимет шум, придется уносить ноги. Не факт, что Лариса успела «увидеть» то, за чем пришла. Надо дать ей время.

– Здесь стояла скульптура мальчика… до землетрясения.

– Ага! – кивнул он. – Теперь ясно.

– А вон там… – Лариса показала пальцем на лимонное дерево, – … вывернуло с корнем старый каштан…

Ренат обнял ее и прижал к себе со словами:

– Очень интересно! А я застукал Антонио!

– Где он? – оглянулась Лариса.

– Я позволил ему ретироваться. Может, он еще нам послужит. Похоже, кто-то знал о нашем приезде в Мессину. Нас ждали, готовились.

– К чему готовились?

– К встрече, – усмехнулся Ренат. – Только один человек мог знать о нас. Догадываешься, кто?

– Вернер…

– Он играет с нами в кошки-мышки. Разумеется, он возомнил себя котом. Но мы – не мыши! Вот ему…

Ренат скрутил кукиш, хотя Вернер не видел его сейчас. Затем кукиш превратился в кулак:

– Антонио стучит на нас. Ох, и треснул бы я его!

– Пусть стучит, – сказала Лариса. – Не надо ему мешать.

– Согласен. Поэтому я отпустил Антонио восвояси. Не стоит недооценивать его. Он переступил черту и оказался на краю пропасти. Неизвестно, на что он теперь способен.

Лариса слушала вполуха. Она смотрела туда, где больше века назад стоял мраморный мальчик. Это о чем-то свидетельствует. Трещина в земле, вывороченное дерево с торчащими жгутами корней…

На картину апокалипсиса накладывалась дикая сцена: поющие люди, одетые в козлиные шкуры; пьяные танцовщицы; арка, увитая виноградом; льющееся рекой вино. Разнузданная оргия! Хмельной экстаз, сплетение обнаженных тел, сексуальное буйство…

– Здесь произошло что-то важное.

– Ну да, – подтвердил Ренат. – В этом саду Брасов похитил рукопись, зажатую в руке спасенной девушки.

– Сцилла и Харибда, – пробормотала Лариса, пытаясь понять смысл оргии, которая разворачивалась перед ней в своем отвратительном натурализме.

– Мичману пришлось выбирать между честью и соблазном. Победил соблазн! Это чудовище поглотило графа.

– Я не то имела в виду…

– Трудно объяснить, чем свиток пергамента привлек морского офицера. Тут в нашей версии серьезный пробел.

– Пробел в другом…

Лариса в замешательстве уставилась на лимонное дерево. Тогда его точно не было. Что же удерживает ее внимание?.. О! Дело не в дереве, а в месте, на котором оно растет.

– Кроме манускрипта, Брасов ничего не взял на этих развалинах, – добавил Ренат. – Рядом бродили матросы с «Цесаревича», которые обвинили бы его в мародерстве. Такого позора он не мог допустить. Все-таки мичман родился и вырос в дворянской семье.

– Но свиток он не постеснялся присвоить!

В этом было противоречие. Ренат понимал, что поступок Брасова нельзя объяснить пережитым потрясением или растерянностью. По крайней мере, не только этим. Сначала тот машинально взял рукопись, бессознательно сунул куда-нибудь… за пазуху, например. А потом на корабле, куда доставляли пострадавших и куда принесли спасенную Франческу, на досуге попытался прочитать текст. Не в тексте ли загвоздка?

Лариса смотрела на лимонное дерево. Казалось, она забыла о том, что сюда в любой момент может нагрянуть охранник.

– Раньше на этом месте было… было…

Ренат покосился на дерево, заворожившее Ларису. Клад, что ли, под ним закопан?

Франческа пела восхитительно. Гридин аплодировал стоя. Его тетка, которая аккомпанировала гостье на рояле, снисходительно улыбалась. Ох уж эта молодежь! Мягко говоря, певица исполнила свою партию небезупречно. Просто ее юность и красота затмили допущенные огрехи.

Жорж сидел на диване мрачнее тучи. Восторг товарища, явно преувеличенный, раздражал его. Гридин чуть ли не силком затащил его в гости. Дом на Фонтанке, где остановился бывший однокашник мичмана по морскому корпусу, составлял разительный контраст со скромным жилищем графини Брасовой, вынужденной экономить каждую копейку. Это было унизительно.

Жоржа угнетала мысль, что Франческа сделает сравнение не в его пользу. Он испытывал страшную неловкость. Почему он не отказал Гридину? Ответ на этот вопрос унижал его еще сильнее, чем постигшее род Брасовых разорение. Мичман надеялся перехватить у Гридина немного денег.

Пока граф морально готовился к этому разговору, товарищ рассыпался в комплиментах прелестной итальянке.

– Вам надо учиться вокалу, Франческа. Вы рождены для сцены. Негоже запирать в четырех стенах такой талант!

– В детстве учитель ходил ко мне на дом, – смущенно отвечала девушка. – Он хвалил мой голос. Но карьера певицы для меня табу.

Ее французский был довольно хорош, однако манеры оставляли желать лучшего. В петербургских гостиных она казалась дикаркой. Гридин неожиданно для себя влюбился. Франческа отличалась яркой южной внешностью, несвойственной для девушек северной столицы. Она ничего о себе не рассказывала, и Брасов тоже помалкивал. Эта загадочность будоражила воображение Гридина, будила его чувственность. Если бы не болезнь, он бы отбил у мичмана возлюбленную. Увы, судьба обошлась с ним жестоко.

Франческа села рядом с Брасовым, а хозяйка дома, добродушно улыбаясь, отправилась заказывать кухарке ужин.

– Поужинаем вместе? – предложил Гридин. – В доме дядюшки отличная кухня. Он большой гурман. Вы не будете разочарованы.

Гости остались. За столом велась беспорядочная беседа, звенели приборы. Франческа почти не притронулась к еде, чего не скажешь о мичмане. Гридин лихорадочно придумывал предлог, чтобы встретиться с девушкой еще раз. Ничего путного в голову не шло.

Когда за окнами стемнело и в столовой зажгли лампы, Брасов с Франческой откланялись. Провожая их, Гридин вышел во двор. В свете газовых фонарей Петербург казался голубоватым миражом. Мичман не замечал красоты ночного города, он был на взводе. Франческа грустила.

Гридин догадывался, чем вызвано дурное настроение товарища. Он достал из кармана несколько купюр и протянул Брасову.

– Возьми, Жорж. Тебе пригодится.

– Я верну, Николя…

– Это не обязательно. Дядюшка не ограничивает меня в расходах. Своих детей у него нет, так он на мне зациклился. Моя чахотка пугает его больше, чем собственные хвори. Завтра он созывает консилиум докторов.

Граф, белый от унижения, взял у него деньги. Сам он обошелся бы малым, но содержание Франчески выливалось в неподъемные суммы. Маменька изводила его упреками. Жорж был благодарен Гридину и одновременно зол на него. Зачем тот затеял разговор о деньгах в присутствии девушки?

Франческа, похоже, не понимала щекотливости положения. Она робко улыбнулась Гридину и тем самым осчастливила его. Окрыленный, он вернулся в дом, быстрым шагом прошел в свою комнату, лег на кушетку и закрыл глаза. Улыбка Франчески покорила его. Таких ярких губ и чудесных ямочек на нежных щеках ему видеть не доводилось. Имей он талант Шекспира, то лучшего образа для Джульетты не искал бы. Не удивительно, что героиней бессмертной любовной истории стала итальянка.

На следующий день Гридин случайно столкнулся с графом на Невском. Брасов, хмурый, с опущенной головой, прошел бы мимо, если бы товарищ не окликнул его.

– Рад тебя видеть, Жорж!

– А!.. Это ты?.. Прости, задумался. Как твой консилиум?

– Болезнь не прогрессирует, и на том спасибо.

– Поздравляю, – угрюмо изрек мичман.

Утром маменька устроила ему очередной скандал из-за Франчески.

«Эта девица разоряет нас, – заявила графиня. – Оставь ее, Жорж. Пусть едет обратно на свою Сицилию. Она тебе не пара!»

«Я люблю ее, – обиженно возражал молодой человек. – Я обязан жениться на ней».

«Женятся не по обязанности, сын, а по расчету. В наших стесненных обстоятельствах у тебя нет иного выбора. Только твоя выгодная женитьба может спасти нас! Я подыскиваю тебе богатую невесту. Твой титул в обмен на ее приданое!»

«Это невозможно…»

Графиня схватилась за голову и закатила глаза.

«Невозможно – попасть в долговую яму! Ты хочешь свести меня в гроб? На что прикажешь жить? Идти побираться? Слава богу, отец не дожил до этакой беды!»

Николя участливо смотрел на бывшего однокашника. Как будто не его, а Брасова разъедала чахотка. Любовь оказалась мичману не по плечу. Жениться на Франческе – значит обречь ее на жалкое существование. А эта девушка привыкла к другой жизни. Там, на Сицилии, она росла в обеспеченной семье.

– Может, тебе еще деньги нужны? Ты говори, не стесняйся. Я достану. У дядьки попрошу, он не откажет.

– Послушай, Гридин… не трави душу. Я готов к любым лишениям. Но у меня на содержании – женщина. Да и маменькины долги мелкими подачками не покроешь! Ты это хотел услышать?

Николя молчал. Он недоумевал, почему такая красавица, как Франческа, полюбила не его, а этого смазливого мичмана? Почему не он, а Брасов служит на «Цесаревиче», носит форму морского офицера и кружит головы барышням?

– Мой отпуск подходит к концу. Что будет с Франческой, когда я…

Молодой граф вздохнул и махнул рукой. Он сдался. Нет сомнений, что маменька заставит его отделаться от Франчески. Не сегодня, так завтра он предаст свою любовь и откажется от девушки, которая пожертвовала для него всем.

Гридин не собирался говорить того, что слетело с его уст. Он ни на что не надеялся и поставил крест на своих чувствах. Но вдруг его прорвало.

– Она заслуживает счастья, Жорж. Отдай ее мне! Не знаю, сколько я буду жить… но после моей смерти дядя обеспечит мою вдову. Франческа ни в чем не будет нуждаться! А что ты можешь ей дать?.. Статус любовницы? Бытовые проблемы? Проклятия твоей маменьки-графини? Вечное ожидание на берегу?.. Скоро грянет новая революция, Жорж. Или война… Кто знает, что ждет всех нас? Надо ловить момент! Я увезу Франческу за границу, устрою ее будущее. Ей надо учиться пению…

Брасов побагровел. Его лицо перекосилось, рот дернулся. Слова Гридина взбесили его. Он едва сдержался, чтобы не ударить наглеца.

– Ты предлагаешь мне сделку?

– Бог с тобой, Жорж…

– Впрочем, прости. Я зря вспылил. Много всего навалилось…

Его вдруг осенила идея. Пергамент, привезенный из Мессины, плохо поддавался переводу. Брасов не был силен в латыни. А вот Гридин хвастался, что латынь – его конек.

– Твой дядя, по слухам, скупает древние манускрипты?

– Это его хобби, – кивнул племянник.

– Я не хочу брать деньги в долг, но если бы он купил у меня рукопись…

– Конечно! – обрадовался Николя. – Привози свое сокровище! Я покажу дяде.

Мичман впервые заговорил о свитке с другим человеком. До сих пор он никому не показывал пергамент, который был зажат в руке спасенной Франчески. Как будто в этом тексте заключалось нечто важное и значительное. Рисунок, помещенный между строк, казался довольно простым, но Брасов часами смотрел на него, пока у него не начинала кружиться голова…

Роза довела мужа до дому, напоила чаем и наложила тугую повязку на поврежденную ногу. Антонио не признался, что делал посреди ночи в чужом поместье. Жена устала задавать пустые вопросы. Они поссорились.

– Ладно, ложись спать. Завтра поговорим, – вздохнула Роза.

Антонио с ужасом осознавал, какую он совершил ошибку. Рыбу убивает открытый рот. Как русскому удалось заставить его «открыть рот»? Он был словно в бреду, когда говорил с Ренатом. Тот знал его тайну и пригрозил тюрьмой.

Антонио решил, что приговорен. С того момента, как он разболтал Ренату о поручениях куратора, его жизнь ничего не стоит. Он покойник! Он уже мертв. Мертвее адвоката и его жены, которых он прикончил.

Антонио не знал, что его больше пугает: совершенное им убийство или расплата за болтовню. Куратор внушал ему панический ужас. Лучше уж самому свести счеты с жизнью, чем ждать неминучего и страшного конца. Ожидание казни мучительнее, чем сама казнь.

Антонио лежал на кровати и беззвучно плакал. Роза делала вид, что спит. Ее знобило. Они чувствовали боль друг друга, их сердца учащенно бились.

Над морем занимался рассвет. Край солнца показался над горизонтом, на воде пролегла розовая дорожка. Антонио подумал, что это утро может оказаться для него последним. И хорошо! И ладно! Так будет лучше для всех. Он не станет дожидаться, пока его застрелят или отправят на морское дно. Он опередит своего палача, оставит его с носом. Эта идея завладела им. Антонио привстал, оперся на локоть и прислушался к дыханию жены.

– Роза… – тихо позвал он. – Роза… ты спишь?

Она не ответила. Вероятно, ей удалось уснуть. Глаза ее были закрыты, грудь мерно вздымалась. В комнате пахло ее любимыми духами – корица и яблоко. У Антонио перехватило горло от горя и умиления. Бедная Роза! Она не подозревает, что ее муж – преступник, убийца. Он лишил жизни двух человек.

Смерть можно искупить только смертью. Антонио вдруг понял, что ему нужно сделать. Это так просто. Пойти в сарай, взять крепкую бельевую веревку, перекинуть ее через балку под потолком…

Между тем Лариса и Ренат шепотом переговаривались в своем номере. Они обсуждали хозяина.

– Я припер его к стенке! Заставил признаться, что у него есть босс…

– Ты испугал его, – качала головой она. – Теперь он мечется, ищет выход из тупика. В чем он признался? Что его приставили следить за нами? Разве это не очевидно? А кто его босс?

– Он клялся, что не знает.

Ренат был недоволен разговором с Антонио. Мужика использовали вслепую, он просто исполнитель.

– Что его боссу нужно от нас?

– Монастырские хроники. Тайна семьи Саджино. Впрочем, это одно то же. Ниточка ведет к графу Брасову, который вывез фрагмент летописи в Питер. А там…

– …след теряется! – заключила Лариса.

– Боюсь, он делает петлю… Петля! – повторил Ренат и вскочил с кресла. – Он делает петлю! Бежим!

– Кто?

Лариса задала вопрос, уже зная ответ. Где-то неподалеку в темном нежилом помещении молодой мужчина готовится к самоубийству. Он хочет повеситься. Петля из бельевой веревки свисает с потолка…

– Антонио! – пробормотала она и упрекнула Рената: – Вот до чего довели твои фокусы!

Хлопнула дверь. Роза вышла из спальни и взволнованно шагала по коридору. Она проснулась, увидела, что мужа нет рядом, и всполошилась.

Ренат с разгону наткнулся на нее.

– Ой, простите…

– Вы не видели Антонио? – спросила она.

Ренат молча пробежал мимо, Лариса за ним. Роза, тяжело дыша, прислонилась к стене. У нее прихватило сердце. С мужем случилась беда, она чувствовала. Ему очень плохо. Он умирает.

У входа в сарай горела лампочка. Ренат ворвался внутрь и увидел, как Антонио стоит на стуле и примеривает петлю. На полу валялись его шлепанцы. Босые ноги белели в сумраке, словно у мертвеца. Собственно, от смерти Антонио отделяли несколько секунд. Он обернулся на шум и замешкался.

– Черт!..

Ренат выругался, метнулся вперед и выбил из-под Антонио стул. Поскольку тот не успел сунуть голову в петлю, его тело рухнуло вниз. Постоялец навалился, и они начали бороться. Антонио взревел от боли и бешенства. Ему помешали! Он почти осуществил свой замысел, почти освободился от ненавистного куратора. Никто не смеет становиться на его пути к смерти. Никто. Никто!

Лариса молча застыла в дверях сарая. Солнце поднималось над морем. Было слышно, как кричат чайки на пляже.

– Антонио, – прошептала она. – Это не выход.

Мужчины не обратили внимания на ее слова. Они катались по полу сарая, кряхтели и колотили друг друга.

– Хватит!.. – не выдержала Лариса. – Прекратите!.. Что вы делаете?! Ренат!.. Антонио!..

Никакого эффекта. Хозяин отеля оказался покрепче. Быть может, ему придавало сил отчаяние. Он подмял под себя Рената и душил его.

Лариса в ужасе оглянулась, схватила первое, что попалось под руку, и ударила Антонио по макушке. Тот ослабил хватку и обмяк. Лариса попятилась и выронила орудие. Им оказалось полено для растопки мангала. В сарае хранились дрова.

Ренат, кашляя, выбрался из-под неподвижного Антонио. Лариса присела на корточки.

– Он жив? Я его не убила?

– Ты отняла у него победу, – прохрипел Ренат, потирая горло. – Сильный, чертяка! Чуть не прикончил меня.

Антонио остался лежать ничком на полу сарая. Его правая нога была забинтована. Лариса наклонилась и прислушалась, дышит он или нет. Ренат усмехнулся.

– Ему не суждено умереть от женской руки…

– Да? Ты меня успокоил.

– Вот идиот! Не ожидал от него такого малодушия.

– Ты перегнул палку.

Ренат перевернул Антонио навзничь и похлопал его по щекам. Тот не приходил в сознание.

– Я не раскроила ему череп? – испугалась Лариса.

– Кто из нас врач? Ты или я? Осмотри его башку!

Она так и сделала. Дрожащими руками ощупала место ушиба. Макушка припухла, но крови не было.

– Кость цела…

– Принеси воды, – скомандовал Ренат.

Лариса выбежала во двор, зачерпнула ведерком из бассейна воды и вернулась в сарай. Ренат взял у нее ведро и окатил поверженного Антонио.

– Где же Роза? – спохватилась она.

– Я налетел на нее в коридоре. Кажется, она искала мужа…

Брасов прятал рукопись у матери. Графиня плохо видела, и он не опасался, что старый пергамент заинтересует ее. Даже если свиток попадется ей на глаза, маменька, пожалуй, не поймет, что это такое.

Мичман завернул манускрипт в чистый кусок холста и сунул на самое дно сундука, где графиня хранила всякий хлам: свое подвенечное платье, свечи, пожелтелые скатерти, детские свивальники и прочие атрибуты безвозвратно ушедшей жизни. В этот сундук не заглядывали даже раз в год, когда вещи доставались и развешивались для просушки и проветривания.

Когда маменька уехала в церковь к заутрене, молодой граф воспользовался ее отсутствием, чтобы достать пергамент. Этот клочок кожи, тщательно обработанный и покрытый латиницей, имел странное воздействие на Жоржа. Взявши его в руки, он терял здравый рассудок и совершал несуразные поступки. Мичман так и не смог объяснить себе, почему присвоил чужую собственность, которая для него не представляла особой ценности.

Он не раз ломал голову над тем, как монастырская летопись оказалась в руках Франчески во время землетрясения? Ведь стихия обрушилась на Мессину ранним утром, когда избалованной барышне полагалось нежиться в постели и смотреть сладкие сны.

Брасов осторожно выяснил, помнит ли Франческа о зажатом в руке пергаменте, который потом исчез. Она не помнила. Пережитый ужас вызвал провал в ее памяти. Ее сознание отторгало часть реальности, связанной со слишком сильной болью.

Странно, что мичман обрадовался этому, словно боялся утратить рукопись. А чего ему было бояться? Подумаешь, какой-то монашек описал бредовое видение и сопроводил басню корявым рисунком. Если буквы тот выводил умело, то с рисованием у него не сложилось. Несмотря на примитивный набросок, Жорж не мог глаз оторвать от рисунка. Кривоватый полумесяц завораживал его.

Он корил себя за глупую привязанность к манускрипту, но ничего не мог поделать. Отдать пергамент Франческе было выше его сил. Полумесяц преследовал его, настигал во сне, во время разговора с маменькой или за любовными ласками горячей сицилийки. Брасов ощущал зависимость от дурацкого изображения и решил, что сходит с ума. Полумесяц чудился ему то там, то здесь… Мичман связывал это с потрясением, которое испытал от чудовищных разрушений в Мессине и бесчисленных жертв стихии. Такого количества трупов ему видеть не доводилось. Бывалые моряки признавались, что самые кровопролитные сражения не шли в сравнение с массовой гибелью жителей прибрежного города.

Он сам мог погибнуть от продолжающихся толчков и обрушений аварийных зданий, которые накрыли некоторых спасателей. Не удивительно, что у него возникло навязчивое состояние: нервы-то не железные. Полумесяц взял его в плен, сделал своим узником. Кое-какое знание латинского помогло Жоржу уловить смысл текста, но остались пробелы.

Пролить свет на историю рукописи могла бы Франческа, но мичман не приставал к ней с вопросами. Вдруг она вспомнит о пергаменте и потребует вернуть его?

– Что я скажу? Как стану оправдываться? Франческа сочтет меня вором и будет права…

Полумесяц освещал его жизнь зловещим сиянием. Мичман все сильнее пылал страстью к Франческе, ненавидел ее и себя, стыдился своей бедности, тратил на любовницу последние деньги, злился на маменьку, влез в долги. Пробовал играть. Неудачно. Хотел застрелиться. Не решился. Женитьба на Франческе невозможна, а бросить девушку после того, что между ними было, – нечестно, подло.

Предложение Гридина застало графа врасплох. Николя просил уступить ему Франческу, будто бы та – содержанка, переходящая из рук в руки. Брасов оскорбился, но быстро остыл. Гридин тяжело болен. Куда ему жениться? Хотя его дядя спит и видит, как окольцевать племянника.

«Почему у меня нет богатого бездетного дядюшки с домом на Фонтанке, кучей прислуги и загородным поместьем под Москвой? – рассуждал мичман. – Даром, что Федот Петрович без титула, а деньжищи зашибает бешеные. И не жадный вовсе. Не считает каждый грош, как некоторые».

Просить в долг у Гридина после того, как тот положил глаз на Франческу, граф не мог. Гордость не позволяла. Но почему бы не продать его дядюшке латинскую рукопись? А вдруг тот выложит за пергамент кругленькую сумму?

Если раньше Брасов и в мыслях не допускал расставания с манускриптом, теперь он нетерпеливо желал избавиться от него. Поскорее, пока не передумал. Продать, и дело с концом! Пусть перестанет всюду мерещиться ему полумесяц, перестанет лезть в глаза.

– К черту! К черту!

Мичман сунул холстинковый сверток за пазуху, побросал маменькины «реликвии» обратно в сундук и закрыл тяжелую крышку. Сверток жег ему грудь, словно раскаленные уголья. Но Брасов терпел, мучился. Так ему и надо! От этой рукописи одни неприятности. Зачем он только взял пергамент с собой, привез в Питер, прятал от всех? Будто вор, будто преступник какой.

«Я обокрал Франческу, – каялся молодой человек. – Я подлец, негодяй. Она любит меня беззаветно, а я…»

Николя ждал его в доме дяди за накрытым к чаю столом.

– Садись, дружище, я один, как перст. Тетушка уехала с визитом к родне, а Федот Петрович у себя в конторе пропадает.

Мичман загадал: если Гридин не спросит о манускрипте, он тоже промолчит. Значит, пергамент хочет остаться у него. Жжение в груди притупилось, и гость повеселел. Николя угощал бывшего однокашника водкой и горячими расстегаями, тот вяло пил, закусывал без аппетита. Разговор не клеился.

– Принес? – внезапно спросил Гридин.

– А, да… Показать? Ты взгляни… приценись, пожалуй. Может, рукопись не стоит ничего. Я не знаток, знаешь ли…

– Что мне-то прицениваться? Я пуст, братец. Это дядя мой – денежный мешок! Ему решать, на сколько твой товар потянет.

Он с интересом уставился на гостя, который достал сверток.

– Отошли прислугу, – шепнул мичман. – Лишние глаза и уши нам ни к чему.

Когда дородная девица в белом переднике и с кружевной наколкой на голове удалилась, гость развернул холстинку.

– Ого! На пергаменте писали сто лет назад…

– Раньше, братец. Гораздо раньше.

– Верно, – напряженно улыбнулся Гридин. – Каков возраст манускрипта? Лет двести, триста?

– Думаю, это средние века.

Брасов не разбирался в стилях, не умел датировать рукописи. Но слова вылетели как то сами собой.

– Не шутишь? – усомнился Николя. – Неужто правда средневековый текст? Дядя будет счастлив. Он просто одержим коллекционированием! Тетушка жалуется, что значительные средства уходят на разную рухлядь.

– Рухлядь? Тогда я, пожалуй, забираю пергамент назад.

– Что ты? Что ты? – всполошился Гридин. – Это я так… сболтнул сгоряча. Дай-ка взглянуть поближе. Тут какой-то рисуночек…

Роза вызвала к мужу доктора. Заодно тот и ей приписал сердечные капли. Антонио лежал в спальне, отвернувшись к стене. Он отказывался принимать таблетки и говорить с женой. О попытке суицида доктору не сказали, а сам больной не собирался признаваться в позорной слабости.

Лариса выразила хозяйке сочувствие. Кроме них с Ренатом никто из отдыхающих не знал о происшествии в сарае.

– Что это с ним? Я его не узнаю! – причитала Роза. – Если бы не вы, не быть моему Антонио живым! Вы спасли нашу семью… Чем я могу отблагодарить вас? Живите в отеле бесплатно, сколько захотите.

– Не беспокойтесь, вы нам ничего не должны, – отнекивался Ренат.

– Боже! Как вы узнали, что он…

– Предчувствие.

Несмотря на потрясение, Роза логически связала визит Антонио на виллу Саджино и его попытку покончить с собой. Он опять следил за кем-то… Вернее, не за «кем-то», а за Ренатом и Ларисой. А после муж решил залезть в петлю. Что же между ними произошло?

Задать постояльцам прямой вопрос Роза побоялась. Она была осторожна и предусмотрительна, в отличие от своего импульсивного супруга.

Лариса читала этот вопрос на ее лице, но умышленно помалкивала.

– Антонио лучше не оставлять без присмотра, – посоветовала она расстроенной женщине. – Он может повторить то, что ему помешали сделать.

– Вы думаете, таблетки помогут?

– Доктор выписал успокоительное. Думаю, нервы вашего мужа нуждаются в лечении.

– Антонио не пьет лекарства! Как его заставить?

– Подмешивайте препараты в еду или в чай.

– Антонио пристрастился к кофе. Он не пьет чая.

Роза заплакала. В ее налаженную жизнь незаметно вкралась беда. Что будет с мужем? Что будет с ней и ее бизнесом? Без Антонио она в курортный сезон с нагрузкой не справится.

– Он выздоровеет, – заверил ее Ренат. – Главное, дайте ему отдохнуть несколько дней. Антонио переутомился.

– Накануне поездки в Рим он будто с цепи сорвался, – всхлипывала Роза. – Нагрубил мне, мы поссорились. Я чувствовала, что добром это не кончится.

Она прикусила язык. Интересно, догадываются эти двое о слежке? Наверняка да. Они не дураки. Роза растерялась, не зная, как себя вести. Она чуть не проболталась, чуть не выдала мужа. Господи! Как все сложно!..

Постояльцы отправились к себе в номер отдыхать. В коридоре хлопали двери. Отдыхающие собирались на море, заказывали обед. Розе придется оставить Антонио и заниматься работой.

«Его надо закрыть на ключ, – думала она. – Иначе он еще что-нибудь выкинет!»

Кармела с детства была робкой, неуверенной в себе. Может, оттого стала художницей и отдавала предпочтение богемной среде. Ей хотелось выразить протест окружающим, которые, как ей казалось, недооценивали ее. Она мечтала о персональных выставках, славе, известности. Тогда она утрет нос гордячке Терезе, докажет отцу и матери, что их младшенькая тоже чего-то стоит.

Увы, ее путь в искусстве оказался тернистым. Живопись Кармелы оставляла людей равнодушными, в ее картинах не было огня, куража и той божественной либо демонической искры, которая придает полотнам подлинную ценность. Унылые пейзажи, скучные натюрморты, пустые портреты не привлекали публику.

Кармела компенсировала неудачи критикой, обидами и претензиями. У нее была приятная внешность, но неуживчивый характер. Она вызывающе одевалась и выражала презрение всему, что противоречило ее образу жизни. Глубокий внутренний конфликт мешал ее счастью, которого она втайне желала.

Тереза раздражала сестру своим прагматизмом и эмоциональной сухостью. Кармела считала ее притворщицей, которая из кожи вон лезет, чтобы понравиться другим. При многих различиях сестер связывала укоренившаяся вера в семейное проклятие. Обе унаследовали от матери и отца страх перед неким мифическим роком, который преследует их.

Будучи ребенком, Кармела научилась подслушивать и подсматривать за родителями, которые скрывали от девочек свои опасения. В разговорах матери и отца проскакивали намеки и фразы, из которых младшая дочь складывала свою версию того, что произошло в прошлом и могло случиться в будущем. Крупицы правды перемешались с домыслами и обросли пугающими фантазиями. Девочка носила все в себе, боясь показаться трусихой и вызвать насмешки. С возрастом она подавила детские страхи и оттеснила их в дальний уголок сознания.

Смерть родителей повергла Кармелу в ужас, который перерос в панику.

– Надо что-то делать, – требовала она от сестры. – Иначе нас тоже убьют.

– Не выдумывай! – злилась Тереза.

Ее злость происходила от беспомощности. Переезд из родного дома в гостиничный номер принес временное облегчение, но существенно не изменил ситуацию.

– Мне страшно! Этот ложный пожар… кто-то его подстроил. В следующий раз все может оказаться гораздо хуже.

– Я не знаю, что еще можно предпринять в нашем положении, – призналась старшая сестра.

– Помнишь русскую, которая говорила с тобой в кафе возле цветочного магазина?

Тереза помнила. Но что из того?

– Надо встретиться с ней еще раз! – настаивала Кармела.

– Зачем?

– Ей что-то известно. Она приехала сюда не случайно. Вдруг она ищет то, что…

– Тс-ссс! Тихо! Молчи.

Тереза встала, подошла к двери номера, открыла и выглянула в коридор. Там было пусто. Она вернулась и села на диван рядом с сестрой.

– Хватит! Не затыкай мне рот! – возмутилась та. – Мать с отцом всю жизнь молчали. Я не хочу закончить, как они. Я еще молодая…

– Что ты предлагаешь? Та женщина, Лариса… как она защитит нас?

Кармела сморщилась, шмыгнула носом и расплакалась.

– Это нечестно! Нечестно! Мама должна была рассказать нам всю правду…

– Наверное, она собиралась сделать это. Перед смертью. Она не ожидала, что все произойдет так, как произошло. Что они с папой один за другим…

Слезы застилали Терезе глаза. Родителей не вернешь, а как жить дальше в предчувствии чего-то ужасного и непоправимого?

– Ты думаешь, ничего нельзя сделать? – хныкала сестра. – Неужели все так безнадежно?

– В прошлое нельзя вмешаться, чтобы повлиять на ход событий. Что случилось, то случилось.

– Все наши беды из-за слепой любви! Марио не имел права рисковать нашими судьбами!

– Он не понимал риска, – возразила Тереза. – Полагаю, что никто из Саджино не понимал тогда, чем это грозит…

– Проклятый дом! Проклятое землетрясение! Если бы не оно…

Старшая сестра обняла младшую, и они прижались друг к другу, как две птички под дождем. Тереза думала, что теперь они предоставлены сами себе и только им предстоит решать, как быть с семейным преданием о безумной любви Марио к беспутной Франческе, которую унес в преисподнюю дьявольский поезд…

Рукопись заинтриговала Гридина. Он обладал живым воображением и легко представил до смерти перепуганных монахов, когда к стенам святой обители подкатила огнедышащая железная повозка. Конечно, братья спрятались в храме и молитвой заглушали обуявший их ужас. При виде слуг самого дьявола у них не было иного выхода, как взывать к Господу о спасении.

– Видать, они перепились вина из монастырских подвалов, – пошутил Гридин. – До белой горячки.

– Не смешно, – обронил граф.

– Но это же сущий бред, дружище!.. Кстати, среди подручных сатаны затесалась женщина с обольстительным обличьем… Ты заметил?

– Как не заметить?

– Кто она, по-твоему? Пособница змея-искусителя?

– Воплощение греха! – нервно хохотнул Брасов. – Лилит, насылающая эротические сны и безудержную похоть!

– Не исключено, братец. Гляди-ка, с какой тщательностью обрисовывает ее летописец! Прямо-таки с вожделением!.. В мужских монастырях от чрезмерного усмирения плоти случались массовые психозы. Я читал об этом у…

Николя назвал имя религиозного авторитета, о котором Брасов знал понаслышке. Сам он не увлекался ни философской, ни духовной литературой. Его не особо привлекала и карьера военного моряка. Будь у него побольше денег, возможно, он вышел бы в отставку, поселился в хорошем доме в центре города, женился бы на красавице…

Мысль о женитьбе испортила Жоржу настроение. Он вспомнил Франческу, которая ждала его в меблированных комнатах; долги, которые надо было отдавать; маменьку, которая требовала образумиться и заключить выгодный брак.

– Давай выпьем, что ли?

На столе потел графин с ледяной водкой, дымились расстегаи, желтели на тарелке кусочки осетрины, остро пахли огурчики с укропом.

Гридин, увлеченный рукописью, только махнул рукой. Пей, мол, без меня, закусывай.

– Выходит, для искушения монахов повозка из преисподней доставила настоящую блудницу вавилонскую, – бормотал он, поглощая строку за строкой. – По описанию хороша неимоверно! Вот бы поглядеть…

На душе у Брасова было тяжко, муторно. Ему не хотелось расставаться с пергаментом, но он намеренно отрезал себе путь назад. Эти монашеские бредни не доведут до добра. Он плеснул себе в бокал водки, запрокинул голову и выпил одним махом.

– Окстись, Николя…

– И то верно, – кивнул Гридин и послушно перекрестился. – Откуда у тебя сей манускрипт, Жорж?

– От папеньки в наследство достался. Я его держал как память, до черного дня. Видать, такой день наступил. Я по уши в долгах, приятель.

– Ой, врешь! Нутром чую.

– Ну, раз чуешь, зачем спрашивать без толку?

Он взялся за графинчик и налил себе еще водки. Гридин поднял голову, посмотрел на гостя бессмысленно и опять уткнулся в рукопись.

Брасов закусил выпивку огурцом, нахмурился. Желание забрать свиток нарастало с ужасающей силой. Чтобы не наброситься на Гридина, мичман вскочил и сделал круг по столовой, увешанной картинами в позолоченных рамах. Громоздкие и безвкусные багеты. И зеркал многовато. В каждом отражается бравый офицер с отменной выправкой и перекошенным лицом.

Окна столовой выходили на набережную речки Фонтанки. Свинцовая вода поблескивала в лучах бледного солнца. По каменной мостовой проскакал конный разъезд.

– Интересная дамочка… – горбился над пергаментом Гридин. – Сущая дьяволица… Светлое платье, черные кудри, огонь в груди!.. А повозка сатанинская, сдается, похожа на поезд…

– В средние века поездов не было.

– Знаю, брат. Все равно кажется, что под стены монастыря подкатил настоящий паровоз с вагонами. Ей-богу!

– Выходит, сатана с бесами на поезде раскатывает?

– Может, и так, – ухмыльнулся Гридин и добавил назидательно: – Никому достоверно не ведомо, каково житие Князя Тьмы. Почему бы предводителю демонов не ездить на поезде?

– Действительно, почему…

– Я, когда захворал, начал почитывать умные книжки, подумывать, куда я попаду после смерти. Вот ты, Жорж, на рай рассчитываешь? Или готов в аду гореть?

Мичман споткнулся и застыл посреди комнаты. Хотя в Мессине он повидал множество трупов, однако это не касалось его лично. Он, как и все молодые люди, полагал до поры до времени, что бессмертен. Вопрос Николя привел его в замешательство.

– Вижу, что тебе не до этого. Тебя волнуют более насущные проблемы. Деньги, женщины.

– Женщина! – поправил его Брасов. – Я люблю Франческу и обязан заботиться о ней.

– Твоя маменька, прости за бестактность, поедом ест бедную девушку. Кабы до чего худого не дошло.

– Твой дядя берет рукопись или нет? – побагровел граф. – Какую сумму он может предложить?

– Федот Петрович человек состоятельный. Нынче мозги в цене, Жорж, а не дворянские корни. Смею тебя заверить, что пергамент представляет историческую ценность, и дядя его непременно выкупит. Денег не пожалеет, будь уверен!

– Сначала деньги, потом манускрипт.

– Разумеется, как же иначе? Скоро дядя приедет домой, и все решится…

Лариса проснулась от нестерпимо яркого света, который бил ей в глаза. Она встала с постели и подошла к окну. В небе, задрав рога вверх, висел огромный месяц. Словно небесный Телец взирал из своих звездных чертогов на бренную землю.

Лариса вздрогнула и похолодела. Она обернулась и увидела спящего на кровати мужчину. Незнакомец был ниже Рената, но так же хорошо сложен и по-своему красив. Чистый лоб, обрамляющая лицо темная бородка, чувственные губы.

«Я – Франческа! – сообразила она. – А этот мужчина – мой муж Марио!»

Лариса переживала «раздвоение личности», к которому начинала привыкать. Это состояние больше не пугало ее. Она погружалась в сон и оказывалась в другой жизни. Иногда это происходило наяву, но смутно и кратковременно.

«Прощупать ситуацию можно изнутри, – говаривал Вернер. – Попрактикуйтесь и убедитесь в моей правоте».

Засыпая, Лариса думала о Франческе. Теперь она ощущает себя пылкой молодой сицилийкой, которая вышла замуж не по любви. Поздно жалеть о том, чего не вернешь. Поздно каяться! Поздно мечтать о том, что не сбудется. Пусть в ее сердце – другой мужчина, зато она родила ребенка, и у этого ребенка есть отец. Она хотела уйти из жизни, но сберегла себя для младенца, который ни в чем не виноват. Ради него она готова терпеть нелюбимого мужа. Землетрясение разрушило не только Мессину, но и судьбу Франчески. Странно, что до катастрофы она любила Марио. А после – как отрезало. Разлюбив, она все-таки стала его женой. Грех или не грех совокупляться без душевного трепета, просто выполнять супружеский долг?

Месяц за окном внушал ей страх. Она всего боялась. Божьей кары, людского суда, ночных кошмаров, тоски по белокурому мичману. Побег в Россию дался ей нелегко, а возвращаться было еще труднее. Жорж предал ее, следом за матерью-графиней склонял ее к аборту. Лучше бы она погибла под завалами! Зачем он спасал ее, чтобы потом убить?

Без Брасова Франческа не чувствовала себя живой. Да, в ней теплилась надежда на счастье, но уже не свое – ребенка. Марио простил ей измену, души в ней не чаял, а она… подлая неблагодарная тварь!

Месяц словно поддел ее на рога, пронзил насквозь. Она истекала кровью, сжимала зубы от боли. Мальчик, которого Марио признал своим, с каждым днем все больше походил на русского графа. Глядя на него, Франческа не могла сдержать слез. Не дай бог, с малышом что-нибудь случится! Стоило ему чихнуть или пожаловаться на животик, она сходила с ума от страха.

По ночам, после немилых объятий мужа, она забывалась тревожным сном. Ее преследовал перестук колес, запах дыма и тошнотворное покачивание. Каждый раз кошмар заканчивался одним и тем же – черное жерло горы дышало туманом, наползающим на Франческу, заглатывающим ее, как удав заглатывает свою добычу…

Она просыпалась с криком ужаса. Будила Марио. Тот успокаивал ее, поил водой и обещал защитить от любой опасности. Франческа ему не верила.

– Где ты был, когда обрушился город? С родителями в Риме?

– Простишь ли ты меня когда-нибудь? Ведь я простил…

Ей с самого начала не надо было становиться невестой Марио. Не надо было слушать его любовные признания… читать монастырские хроники из собрания семьи Саджино…

Она силилась вспомнить, зачем в то роковое утро встала ни свет ни заря, накинула домашнее платье и отправилась в библиотеку…

Лариса внезапно проснулась, – теперь по-настоящему, – и села на кровати, озираясь по сторонам. Сквозь жалюзи в гостиничный номер пробивалось солнце. На тумбочке стояла бутылка воды и ваза с виноградом. Ренат сел рядом и взял ее за руку.

– Мне снилась Франческа…

– Я догадался.

– Тебе удалось поспать? – спросила она, вспомнив Антонио, петлю в сарае и причитания Розы.

– Немного. Я справлялся о самочувствии нашего соглядатая. Лежит в постели, отвернувшись к стене, и молчит. Он боится нас с тобой, боится своего босса, боится собственной жены.

– Ему не позавидуешь…

– А как Франческа? Тебе удалось понять, что такого было в рукописи, которую похитил Брасов?

– Скоро это выяснится. Гораздо больше меня интересует другое…

Тереза сидела в кресле и разговаривала по телефону с адвокатской конторой. Горе горем, а дела насущные никто не отменял.

– Мне пора возвращаться в Рим, – сказала она сестре, кладя трубку. – Меня ждут на работе. Клиенты нервничают. Мой отпуск затянулся.

– А как же я?

– Поедем вместе. Тебе нельзя оставаться здесь одной.

– В Риме мы живем в разных квартирах, на разных улицах.

– Переедешь ко мне. Это решено.

– Думаешь, вдвоем нам будет не так страшно?

– Что ты заладила со своим страхом? – рассердилась Тереза. – Мама всю жизнь боялась, и ей это не помогло!

Кармела, стоя у мольберта и подправляя неудачный морской пейзаж, повернулась и заявила:

– Кладбище – не то место, где я хотела бы оказаться в ближайшее время.

– Что ты предлагаешь?

– Послушай… неужели отец ни разу не говорил с тобой о том, что… Вы были так близки! Я порой даже обижалась на вас. Я ревновала! Вы часто уединялись в его кабинете, а меня туда не пускали. По-моему, пришло время раскрывать карты.

– Родители оберегали тебя, потому и молчали.

Кармела бросила кисть и с воинственным видом уперлась руками в бока.

– От чего оберегали? От прошлого? И каков результат? Они в могиле, а мы под ударом!

– Чего ты добиваешься?

– Правды! Мне надоело быть слепым котенком! Я уже не маленькая глупышка, которой нельзя доверить семейную тайну. Я выросла! Я должна знать, за что меня хотят убить.

Тереза терла пальцами виски. У нее разболелась голова. Неразрешимая проблема придвинулась слишком близко. Если бы не землетрясение, не шальная любовь молодого Саджино к невесте-изменнице…

– Папа обещал рассказать мне кое-что, – призналась она. – Но он не успел. На Рождество мы долго сидели с ним в кабинете, болтали. Он выглядел усталым, измученным. Жаловался на бессонницу.

– Ему снились кошмары! Ольга обмолвилась, что он кричал во сне. Отец делился с тобой своими переживаниями. Я не верю, что тебе ничего не известно.

– Маму он щадил, а я была его слушательницей. Ему хотелось облегчить душу. Разумеется, он не посвящал меня в суть проблемы. Говорил обиняками, ходил вокруг да около. Намеки, оговорки – вот все, что доставалось мне для анализа. Я много размышляла над его словами…

– Ну, давай же! – Кармела придвинула кресло и села, вопросительно глядя на сестру. – Никто не придет нам на выручку! Есть ты и я! Последние из семьи Саджино.

Тереза смирилась.

– Когда после катастрофы начали разбирать руины и восстанавливать поместье, обнаружили глубокий провал в земле и вывороченное дерево. Там кое-что нашли…

– Что именно?.. Вещь? Подземный ход? Что?

– Этого я не знаю. Отец говорил о трещине, возникшей в саду. Мраморный мальчик, который стоял там, провалился под землю. Я просила показать мне то место, но получила отказ.

– Мама тоже упоминала о мраморном мальчике, – подтвердила Кармела. – Значит…

– Ничего это не значит! Был мальчик, да провалился. Его даже не пытались достать. Обычная садовая скульптура, не представляющая ценности.

– Выходит, все наши беды из-за провалившейся скульптуры?

– Нет, конечно. Отец говорил о пророчестве… Якобы в хрониках монастыря из Модены описывалась не только дьявольская повозка, но и слуги Вельзевула, которые пытались проникнуть на территорию обители… Мы не можем прочитать эти хроники. Сохранились лишь обрывки пергаментов, которые удалось извлечь из-под обломков дома. Часть из них была передана в музей, остальные не подлежали восстановлению.

– Это не новость, – усмехнулась Кармела.

– Летопись, о которой говорил отец, не была найдена. Она пропала! Марио впоследствии признался, что однажды показывал хроники своей невесте, то есть Франческе. Хотел произвести на нее впечатление! Он потерял голову от любви и совершал глупости. Девица немного знала латынь, потому что в ее семье занимались медициной. Текст манускрипта якобы поразил ее воображение.

– Настолько, что она тронулась умом?

– Не исключено, что Франческа изначально была нездорова. Потом она чуть не погибла под завалом, и это усугубило ее болезнь. Отсюда ее безрассудные поступки! Она имитировала самоубийство, а сама сбежала к русскому офицеру, который спас ей жизнь. Полагаю, вся ее «загадочность» объясняется серьезной душевной травмой. По той же причине она вернулась на Сицилию, будучи беременной, и опять хотела покончить с собой.

– Может, она мстит потомкам Саджино за свое разбитое сердце?

– Если уж на то пошло, мы – потомки графа Брасова, – возразила Тереза.

– Значит, Франческа мстит нам за его предательство. С того света.

– Как это?

– Не знаю. Но факт остается фактом: нас преследуют несчастья. Наша прапрабабка – сумасшедшая, которая до сих пор не успокоилась.

– Через пару лет после женитьбы молодые отправились в путешествие на поезде, который испарился в туннеле. Марио успел вовремя выскочить, а Франческа и остальные пассажиры канули в бездну.

– Ты сказала, что наш настоящий предок – граф Брасов, – напомнила Кармела. – Неужели из-за этого обмана страдает наша семья? Я слышала о какой-то роковой ошибке Марио…

– Самая ужасная ошибка Марио – его женитьба на Франческе. Хуже не бывает.

– Помнишь поездку отца в Мексику? Он провел там без малого два месяца. Мама ужасно переживала, звонила ему чуть ли не каждый день. И все спрашивала: «Напал на след?» Что она имела в виду?

– Судя по материалам, хранящимся в его ноутбуке, отец искал пропавшую Франческу.

– Но ведь ноутбук украли!

– К сожалению, – вздохнула Тереза. – Очевидно, кому-то понадобилась информация, собранная отцом.

– Почему ты не сказала об этом полиции?

– Как будто ты не понимаешь!

Кармела кусала губу, размышляя, что кроется за словами сестры.

– Постой… разве отец позволял тебе пользоваться его ноутбуком?

– Нет, конечно. Но мое любопытство было сильнее запретов, – призналась Тереза. – Я разгадала код и открыла некоторые файлы. Это оказалось несложно. Папа взял в качестве пароля слово «Дионис». Наши предки торговали вином, поэтому я сразу набрала имя веселого бога…

Гридин не солгал. Его дядюшка отвалил кругленькую сумму за фрагмент летописи францисканских монахов. История с дьявольской повозкой заворожила коммерсанта. Толстосум, не колеблясь, заплатил и закрылся с рукописью в своем кабинете.

– Дядя в восторге! – сообщил мичману бывший однокашник. – У него глаза загорелись, когда я перевел ему текст.

Они беседовали вдвоем в комнате Николя. В окно смотрел яркий месяц, на столе горела лампа. Граф уныло кивал. Денег, которые он получил от Федота Петровича, хватит на покрытие половины долгов маменьки. Но почему-то это не радовало Брасова.

– Тебе нужно уехать, Жорж, – посоветовал Гридин. – Выйти в отставку, жениться на Франческе и увезти ее подальше от злых сплетен и петербургских туманов. Эти ядовитые миазмы разъедают тело и душу.

– Она ненавидит туманы…

– Барышня выросла на солнечной Сицилии. Здешний воздух губителен для нее. Посмотри на меня, – я не изнеженная девица и то подхватил чахотку.

Он закашлялся и прижал салфетку к губам.

– Франческа беременна, – неожиданно признался Брасов, сожалея о своих словах. Однако отступать было некуда.

– Беременна?..

– Нет ли у тебя хорошего доктора, Николя?

– Чтобы принял роды? По-моему, еще рано беспокоиться. По девушке ничего не заметно.

– Какие роды? – вспылил мичман. – Ты полагаешь, мне сейчас самое время обзавестись ребенком?

Гридин кашлял, закрывшись салфеткой. Безответная любовь к Франческе обострила его болезнь. Гость поморщился и непроизвольно отодвинулся подальше.

– Не бойся, я не заразен… до кровохарканья еще не дошло.

– Я не боюсь.

Брасов действительно не боялся, в нем проснулась природная брезгливость. Похожую брезгливость он ощутил, узнав о беременности любовницы. Маменька бушевала, кляла Франческу на чем свет стоит и упрекала сына в безрассудной неосторожности.

«Ты обрюхатил ее, Жорж! Что теперь делать? Я договорилась с повитухой, она готова сделать аборт. Но твоя девица уперлась!»

Франческа отказалась избавляться от ребенка. Она словно ослепла и оглохла. Ее каменное лицо ничего не выражало. Все доводы разбивались об ее упрямство.

– Как мне убедить ее, Николя?

– Кого? Маменьку? Боюсь, у тебя не получится. Графиня будет стоять на своем, такой у нее характер.

– Да нет же! Надо объяснить Франческе, что ребенок нам ни к чему. Она должна понять!

– Ты не догадывался, что от любовных забав появляются дети? Франческа неопытна… Тебе следовало быть бережнее с ней.

– Я старался, – буркнул мичман. – Но она… Если бы ты видел ее обнаженной! Страсть захлестывала меня, я забывал об осторожности…

Он пустился в оправдания, приводя подробности, от которых Гридина бросало то в жар, то в холод. По словам графа, в постели Франческа преображалась, из милой скромницы превращалась в ненасытную вакханку. Он не мог устоять перед ее неуемной чувственностью.

– Это шторм, Николя!.. Стихия!.. Я был щепкой на ее волнах!.. Потом Франческа сразу засыпала, а наутро словно не помнила ничего. Смущалась, краснела и отводила глаза.

– Наверное, итальянки все такие, – выдавил Гридин.

– Помоги мне найти доктора, который умеет молчать.

– Но ведь Франческа не согласна!

– Я уговорю ее…

– А если нет?

– Тогда… тогда…

Брасов уже задавал себе этот вопрос. Ответ пугал его. Полумесяц в окне проникал в его сознание, вводил в транс.

– Не убивать же ее…

– Ты о чем? – напрягся Николя.

Мичман вздрогнул и провел руками по лицу, будто обирая паутину. В его зрачках застыли два голубых серпа.

Гридин невольно поддался той же мысли. Убить! Только не Франческу, а ее малодушного любовника… и тем самым расчистить себе путь к сердцу красавицы.

Он опомнился, когда набежавшая тучка закрыла нестерпимо сияющий лунный серп…

После обеда Ренат потащил Ларису на пляж. Они взяли напрокат шезлонги и большой полосатый зонт.

– Надо загорать равномерно. А то у меня руки и лицо потемнели, а тело белое.

– Ты сюда на пляже валяться приехал?

– И еще купаться в море!

Лариса промолчала, глядя на зеленоватую рябь воды. Прибой вынес на песок мелкие ракушки и пучки водорослей. В воздухе пахло йодом и кремом для загара, которым обильно покрывал себя Ренат.

Лариса представила себя Франческой, которая гуляла по этому же берегу… Какие мысли одолевали ее? До землетрясения, вероятно, романтические, возвышенные… Девушка готовилась к свадьбе, ей нравился жених… Она была счастлива!..

А потом ее как подменили.

Лариса «увидела» Римский вокзал, солнце, разодетую публику и прогулочный поезд «Санетти». Франческа жалась к мужу, который старался развеселить ее. Она чувствовала, что эта поездка перевернет ее жизнь. Но все-таки пила шампанское, через силу улыбалась и позволила посадить себя в вагон…

От страшного туннеля ее отделяло совсем немного времени и небольшое расстояние. Железная дорога в Ломбардию, ухоженные города, живописные скалы… Марио успел спрыгнуть с подножки, упал и покатился по насыпи. Франческа осталась стоять в вагоне, вцепившись в поручни и глядя в окно на выползающий из зева горы белый туман…

Поезд нырнул в заполненный молочными клубами туннель. Ларису объял ужас, кожа покрылась мурашками. Это длилось недолго. Туман рассеялся, вокруг посветлело. Локомотив выехал под открытое синее небо и… покатил дальше, вперед…

Франческа увлеклась пейзажем. Серые скалы, зеленые холмы, стада овец, каменные домики под черепичными крышами…

Где же Марио? Он вышел в тамбур взглянуть, что происходит, и до сих пор не вернулся. Франческа начала беспокоиться.

– Вы не видели моего мужа? – спросила она у жены банкира, которая лениво обмахивалась веером.

– Он был здесь!

– Да, но…

– Куда ему деться? – вмешался банкир. – Поезд не останавливался!

– Перед туннелем Марио пошел взглянуть, откуда появился туман…

– Ужасный был туман! – подхватил кто-то из пассажиров.

– Внезапно возник и быстро рассеялся…

– Мне стало не по себе, – призналась дама в шляпке с атласной лентой. – Я испугалась!..

Женщины оживленно обсуждали происшествие, мужчины обменивались недоуменными репликами:

– Не думал, что север Италии выглядит таким диким. Никакой цивилизации. Сплошные поля и горы…

– Вы только взгляните на эти дороги… Каменный век!

– Я вижу телегу с лошадью!

– Боже мой! Всадники! – восторженно взвизгнула жена банкира. – Наверное, тут принято скакать на лошадях верхом! Как они странно одеты!

– Мне приходилось бывать здесь, но я не замечал этой отсталости…

Поезд, пуская пар, замедлял ход. Впереди появилось препятствие.

– Невероятно! – воскликнул банкир, указывая на сооружение, обнесенное каменной стеной. – Монастырь, что ли? В путеводителе он не указан. Где наш гид? – заволновался он. – Позовите его немедленно! Пусть объяснит, куда мы попали…

Начали искать гида. Тот перебрал шампанского и едва ворочал языком. Пассажиры забросали его вопросами. Парень тупо уставился в окно и молчал.

– Будто воды в рот набрал! – возмутилась жена банкира и стукнула гида веером по плечу. – Очнитесь, сеньор! Вы забыли о вашей работе!

– От него вином разит…

Франческа оглядывалась, ища среди прильнувших к окнам пассажиров Марио. Его не было. Она нерешительно двинулась к тамбуру. В ее голове мелькали странные мысли. Что она больше никогда не увидит мужа!.. Что все кончено!.. Он покинул ее, сбежал, как два года назад сбежала она! Он нарочно выбрал поезд, чтобы сделать свое бегство эффектным, у всех на виду…

Марио отомстил ей за прошлые обиды. Он бросил ее публично! Чтобы отыграться за пережитые унижения. Что ж, кажется, ему удалось…

Той ночью Брасов был на грани срыва. Что еще ему сделать? Какой аргумент привести Франческе, которая и слышать не хочет об аборте? Он готов на крайности: броситься перед ней на колени и умолять поступить разумно, либо… убить любовницу. А потом застрелиться. Пустить себе пулю в лоб! Разом прекратить мучения – ее и свои.

Рогатый полумесяц заглядывал в окно, возбуждая низменные инстинкты графа. Он не выдержал, вскочил и задернул выцветшие портьеры. Убогая обстановка комнаты угнетала его. Деньги, полученные за рукопись, быстро таяли, и переезд в более приличную квартиру пришлось отложить.

– Я забочусь в первую очередь о тебе! Я люблю тебя! Не важно, будут у нас дети или нет… Главное – мы сможем жить вместе!

– А с ребенком – не сможем? – упиралась Франческа.

– Какой ребенок?! Ты в своем уме? Мы не женаты!

– Так женись на мне…

Эта фраза далась ей с трудом. Фактически она сама, первая предложила мужчине взять себя в жены. На Сицилии такое поведение было неприемлемо. В Петербурге тоже не приветствовалась подобная смелость. Но Франческа уже давно переступила ту грань, за которой приличия и девичья гордость имели какое-то значение.

– Ты погубишь мою карьеру, – твердил мичман. – Зачем нам внебрачный ребенок? Разве тебе недостаточно моей любви? Я весь твой, дорогая… но дети нам пока не по карману. Я ухожу в плавание, ты останешься одна, с младенцем на руках, без помощи, без поддержки. Подумай! Я не имею права подвергать тебя столь серьезному испытанию…

Он не мог признаться, что Брасовы разорены, в долгах, что у него нет ни гроша за душой, кроме офицерского жалованья, которого едва хватает на ежедневные расходы. Что огромная сумма, вырученная от продажи манускрипта, не стала панацеей от материальных проблем.

Франческа не плакала. Глаза ее были сухи, губы сжаты. Она не смотрела на любовника, словно потеряла надежду на понимание. Впрочем, как и он. В ее душе шла борьба между материнским долгом и страстью к этому красивому безжалостному мужчине. Она сама виновата, что приехала к нему без приглашения… приняла его признания в любви за истинную любовь. Слова и поступки – не одно и то же.

Наверное, бытие на рубеже жизни и смерти не проходит бесследно. Страшные часы, проведенные под обломками дома, почти в могиле, изменили Франческу. Она не осталась прежней. Восторженная и чистая невеста умерла, а вместо нее очнулась другая женщина. Впрочем, не совсем так…

Еще до того, как она погрузилась в темноту и беспамятство, с ней что-то произошло. Что?

– Я не помню! – с отчаянием молвила девушка. – Не помню!

– Чего ты не помнишь?

– В ту ночь, когда случилось ужасное… я не спала… Я имею в виду Мессину… Чужой дом наводил на меня тоску! Море как-то странно светилось. Мне стало жутко. Я ждала приезда Марио…

Она споткнулась на полуслове и замолчала. Упоминание о бывшем женихе прозвучало двусмысленно.

– Должно быть, ты на самом деле любишь его, а не меня, – нахмурился граф.

– Нет!.. Меня мучило дурное предчувствие…

– Перед свадьбой молодые девушки обычно волнуются.

– Причиной моего беспокойства была не свадьба!

– А что же?

Мичман с замиранием сердца ждал ее ответа. Вдруг Франческа заговорит о пергаменте, который оказался в ее руках? На этот случай молодой человек заготовил объяснения. Дескать, свиток в суете затерялся. Но объясняться не пришлось. Франческа забыла о пергаменте.

– Не помню… – повторила она. – Зарево над морем – последнее, что всплывает в моей памяти. А потом – чернота, провал.

Брасов все же опустился перед ней на колени, умоляюще произнес:

– Наша судьба зависит от тебя, Франческа! Ты для меня дороже всего! А я для тебя что-нибудь значу? Скажи!.. Если да, давай повременим с ребенком! Я обещаю, все пройдет благополучно. Доктор согласился нам помочь. Он хороший специалист. Доверься мне!

– Нет! Я не смогу убить наше дитя…

– Тебе не придется. Я возьму этот грех на свою душу. Богом клянусь!

– Неужели ты готов лишить жизни нашего первенца?

– У нас еще будут дети, только не сейчас.

– А когда, Жорж?.. Когда?..

– Я военный моряк, дорогая. Моя жизнь принадлежит отечеству. В походе может случиться всякое. Я не хочу, чтобы мой ребенок рос сиротой, и не допущу этого!

Мичман говорил много и долго, обнимая ноги Франчески. Она сидела на кровати и машинально гладила его голову. Она ничего не слышала, кроме его прерывистого дыхания, и ничего не видела, кроме его белокурой макушки. Такие же мягкие вьющиеся локоны будут у ее младенца. Он будет таким же красивым…

– Сделай это ради меня!

– Лучше убей меня, Жорж…

Брасов внутренне был готов к такому исходу. Что ему стоит «в любовном порыве» повалить девушку на спину, схватить за горло и душить, душить, пока она не обмякнет, не перестанет сопротивляться.

– Разве тебе мало моей любви, Франческа?

Она почувствовала, о чем он думает, и ужаснулась. Поняла, что нужно бежать. Но где достать денег на обратную дорогу? Ее родная Сицилия далеко. Странное ощущение охватило Франческу. Куда бы она ни отправилась, беда крадется за ней по пятам. Она сбежала от жениха, теперь вынуждена бежать от любовника. Что за злая сила преследует ее?..

Тереза проснулась посреди ночи и увидела, что кровать сестры пуста. Она встала и босиком, в одной пижаме вышла в гостиную. Комнату заливал лунный свет. Темная фигура застыла у окна.

– Кармела…

Сестра оглянулась и молча поманила ее рукой.

– Что ты здесь делаешь? – удивилась Тереза. – Почему не спишь?

– Смотри…

Она указала вниз, на каменную мостовую напротив гостиницы. Там горел фонарь. На фоне белой стены четко выделялся мужской силуэт в шляпе.

– Кто это?

– Бандит! Преступник, который следит за нами! Мне не спалось. Я решила попить воды, потом подошла к окну и заметила его…

– Обычный прохожий, – зевнула Тереза.

– Да? Он торчит там уже полчаса. По-твоему, это нормально?

– Может, ждет кого-то. Назначил девушке свидание, а она не пришла.

– Ты меня успокаиваешь или себя? Если меня, то не трудись напрасно. Я потеряла покой, как только узнала о смерти мамы. Я сразу поняла, что для нас начинаются тяжелые дни.

Тереза из-за занавески разглядывала мужчину на улице. Он не скрывается. В чем его могут обвинить? Разве закон запрещает стоять на мостовой в любое время?

– Звонить в полицию бесполезно, – вздохнула Кармела. – Верно? Они не приедут. Ведь этот человек не делает ничего предосудительного. Просто стоит напротив наших окон.

– Как адвокат должна сказать, что ты права. На улицу выходит множество гостиничных окон. Где доказательства, что этого мужчину интересуем именно мы? Он заявит, что дышит воздухом и любуется звездами! А сестры Саджино – истерички, которым не мешает пройти курс лечения.

– Может, так и есть?

Тереза мягко обняла сестру за плечи и предложила:

– Пойдем спать. Утром ночные страхи рассеются, как дым.

– Тот дым, который поглотил Франческу вместе с поездом? Ты как хочешь, а я не усну! Я не смогу глаз сомкнуть, буду лежать и думать, что у него на уме. А вдруг он пришел убить нас?

– Мы обе устали. Нервы надо держать в узде, иначе…

– Иначе что? – взвилась художница. – Попадем в психушку?

– Не передергивай…

– Мне иногда кажется, что мы уже в психушке. И это не гостиничный номер, а больничная палата. А тот бандит внизу – наша общая галлюцинация! Завтра придет врач и выпишет нам таблетки и уколы от страха!

– Общих галлюцинаций не бывает, – парировала Тереза.

– А как же монахи, которые видели дьявольскую повозку?

Старшая сестра молчала, обдумывая положение, в которое они попали. Мужчина на той стороне улицы пугал ее, но еще сильнее ее пугала Кармела. У сестры паническое настроение. Бессонница – одно из проявлений нервного расстройства.

– Давай встретимся с той русской… как ее зовут, кстати?

– Лариса.

– Утром позвони Ольге, пусть она сведет нас со своей соотечественницей. Заодно будет переводить…

Гридин помог Франческе деньгами. Он был не в силах отказать ей. Фактически он оплатил ее возвращение на родину. Узнав о ее беременности, он оставил надежды на брак с этой печальной и страстной женщиной. Сумма, которую он выделил ей на дорогу, была ничтожная. Николя до последней минуты ожидал, что барышня одумается. Но его ожидания не сбылись. Франческа покинула Петербург и забрала с собой душу Гридина.

Дядя пришел в негодование, когда он открыл ему свою тайну.

– Ты не должен был так поступать, Николушка! Это нечестно по отношению к твоему другу, не по-мужски. Мало того, что ты хотел отбить у него девушку, ты еще и снабдил ее деньгами для побега.

– Брасов больше мне не друг. Он заставлял Франческу избавиться от ребенка. Она была одинока и несчастна. Я не мог смотреть на ее страдания!

– Это их дела. Чужие дрязги тебя не касаются.

– Я люблю ее, дядя! Будь я здоров, сумел бы завоевать чувства Франчески. Болезнь вынудила меня сдаться без боя.

– Ты выздоровеешь. У тебя крепкий организм. Мы, Гридины, упрямые и выносливые. Доктора советуют отправить тебя на юг, дышать морским воздухом. Поедешь?

– Как-нибудь потом.

– Ладно, – согласился Федот Петрович. – Повременим. Будешь лечиться у знаменитого немецкого доктора. Он поставит тебя на ноги.

Однако лекарства, усиленное питание и прогулки, прописанные зарубежным эскулапом, не действовали. Николя тосковал по Франческе, и эта любовная меланхолия сводила на нет все усилия доктора.

Дядя же с головой уходил в работу, а в редкие свободные вечера изучал приобретенный у Брасова пергамент.

– Интересная штука, – делился он с племянником. – Похоже, сатана не чуждается технического прогресса. И то верно, что ездить на поезде не в пример быстрее и удобнее, чем на лошади или в карете. Хотел бы я оказаться на месте монашеской братии, дабы улицезреть этакое диво!

– Типун вам на язык, дядюшка.

– Я не из пугливых, мой друг. Мало что в жизни вызывает у меня страх. Я любопытен до чертиков! Мое любопытство сильнее чувства самосохранения, присущего всякой земной твари…

Гридин, наслушавшись его рассуждений, сам увлекся летописанием средневековых монашков. И хотя манускрипт напоминал ему о мичмане и следом о прелестной и окончательно недоступной Франческе, Николя мало-помалу приобщился к сей темной истории. Теперь они с дядюшкой по очереди чахли над рукописью, ломая головы, что за железная повозка, изрыгающая огонь и дым, поразила воображение францисканцев. Могла ли это быть фантазия выжившего из ума летописца? Или Вельзевул со своим войском падших ангелов и впрямь осадил крепость святых братьев, коих защитили от искушения истовые молитвы Господу и Деве Марии?

Дьяволица, описанная изумленным монашком, особенно привлекала внимание безнадежно влюбленного Гридина и невольно приобретала черты Франчески. Тут сыграла пагубную роль экзальтация, присущая больным чахоткой. Николя все сильнее проникался чувством, что латинский текст повествует о Франческе… и начал видеть ее в образе черноволосой красавицы с огненным знаком на груди.

Она явилась из бездны, чтобы мучить и соблазнять его, дразнить и отказывать в близости. Зато эта жгучая южанка запросто отдавалась мичману Брасову, возбуждая при этом в Гридине греховные мысли.

Разве не хотелось ему, сидя за одним столом, подсыпать яду в бокал бывшего однокашника, как некогда подсыпал яд Моцарту завистник Сальери? Разве не мечтал он вызвать графа на дуэль и выстрелить тому в сердце? Разве не боролся он с желанием нанять бандита, который бы расправился с ненавистным Брасовым самым жестоким способом?

Гридин понимал, что это бесы донимают его, и не поддавался. Но сколько он еще выдержал бы в неравной борьбе? Франческа своим отъездом спасла его от погибели. Правда, здоровье его было подорвано сердечной болью и переживанием разлуки с ней. Его лихорадило, он кашлял, кашель становился все злее, на щеках горели алые пятна.

Накануне Рождества дядя отправил Николушку за границу, в санаторий для больных туберкулезом. Там, в горах, под бдительным присмотром докторов, он провел полтора года. Возвращаться в Питер не имело смысла. Из санатория Гридин отправился в Рим, чтобы увидеть Вечный город и умереть…

– Она хочет поговорить со мной…

– Кто?

– Тереза.

Лариса стояла на балконе и смотрела, как Роза жарит рыбу на мангале. Ренат потянул носом.

– Вкусно пахнет. Скоро обед.

– Я насчет Терезы, – напомнила Лариса. – Она будет ждать меня у церкви Помпеи. Примерно через час. Она мне звонила, пока ты был в душе.

– Ты потащишься на встречу в такую жару?

– Не «ты», а мы.

– Я предвидел это! – вздохнул он. – Сестры Саджино боятся разделить участь своих родителей. Они что-то знают, но помалкивают. А молчание им не на пользу!

– Их не оставят в покое.

– Ладно, иду собираться. Перекусим чем-нибудь, и вперед.

Они поели в номере. Хмурая Роза накрыла на стол и, не проронив ни слова, удалилась. Она выглядела расстроенной.

– Переживает за мужа. Я бы тоже переживала. Роза пока не в курсе, что ее благоверный – преступник и ему светит срок. Интересно, в Италии есть смертная казнь? Или Антонио упекут за решетку пожизненно?

Ренат пожал плечами, допивая кофе. Судьба Антонио не волновала его.

Лариса вспомнила прошлую беседу с Терезой в кафе у цветочного магазина. Та рассказала о женитьбе своего прапрадеда на девушке с сомнительной репутацией. По ее мнению, Франческа не заслуживала права войти в приличную семью. Перед свадьбой она сбежала к любовнику в Петербург, а потом вернулась, униженная и обесчещенная. Но Марио простил ее. Он был благородным человеком. К сожалению, не каждая женщина способна оценить благородство. Франческа не оценила.

«Марио женился на ней, и с этого начались все беды нашей семьи, – подытожила Тереза. – Очевидно, грех Франчески тяжким бременем лег на всех ее потомков».

«Не такой уж грех изменить жениху, а потом выйти за него», – возразила Лариса.

«Вы чужестранка. Вам не понять наших обычаев! Мы живем на Сицилии, и для нас семья – это святое. Франческа нарушила правила. Наш остров – замкнутая система, в которой существуют внутренние законы. Их нельзя игнорировать. Скандал не разразился лишь потому, что тогда было слишком много смертей и разрушений. Я бы на месте Марио не связала жизнь с человеком, причинившим мне столько страданий. Когда Франческа вернулась, он все бросил к ее ногам – достоинство, честь семьи, все! Думаете, став женой Марио, она сделала его счастливым?»

«Как бы ни поступала Франческа, ее вина исчерпана сроком давности».

«Выкрутасы этой девицы дорого нам стоили. Семья долго зализывала раны. Похоже, мы до сих пор искупаем чужие грехи! Марио тоже виноват. Он принес всех нас в жертву своей любви!»

«Вы полагаете, смерть ваших родителей – расплата за поведение Франчески? – покачала головой Лариса. – Это чересчур строгое наказание!»

«И вы так считаете?»

Тереза приоткрыла занавес, но оставила за кулисами самое главное. Тот разговор был мутным, сумбурным. Лариса не сумела понять, что утаила от нее праправнучка Франчески.

– Сестры напуганы, – заключила она, глядя на Рената, уплетающего сладкие трубочки. – Страх заставляет их искать выход из ситуации.

– Думаешь, они понимают серьезность положения?

– Не до конца.

– Признаться, я тоже. Никто не видел Франческу мертвой, но и среди живых ее нет.

– А вдруг есть? Вдруг исчезнувший поезд в один прекрасный момент вынырнет из туннеля…

– Туннеля больше нет. В него попала авиационная бомба.

– Но он был! В этом суть. Если железнодорожный состав катается по рельсам, которые еще не проложены, и доводит до умопомрачения монахов, то почему бы ему не проскочить уже разрушенный туннель?

– Допустим. И что?

– Не знаю. Надо идти в церковь Помпеи. Тереза будет ждать меня там. Ольга тоже придет.

– Ольга? – Ренат отложил недоеденную трубочку, облизал губы и кивнул: – Терезе понадобится переводчица…

Гридин отвык от шума, сутолоки и людей. В санатории он выпал из времени, забыл, как пахнут городские улицы и галдит толпа. Что привело его на вокзал? Должно быть, странное предчувствие, которого он не мог себе объяснить.

Его не интересовали прогулочные поезда, однако он почему-то обратил внимание на объявление в «Римском вестнике» о первом бесплатном рейсе для взыскательной публики. Гридин не собирался никуда ехать. Но вопреки здравому смыслу отправился посмотреть на необычный состав из паровоза и трех нарядных вагонов.

Ожидал ли он увидеть на платформе среди пассажиров, провожающих и зевак Франческу, – ослепительно прекрасную, в изящном платье и кремовой шляпке? Нет. Но втайне мечтал об этом.

– Мечты не осуществляются, – пробормотал он, пожирая глазами женщину, которой не могло здесь быть. – Это обострилась болезнь и спровоцировала бред. Я брежу!

На него оглянулась полная дама в оборках и рюшах, которая держала за руку пухленькую девочку с капризным лицом.

– Извините, – смутился Николя и встал так, чтобы видеть Франческу, но оставаться невидимым для нее.

Впрочем, ей и в голову не придет выискивать на Римском вокзале мимолетного петербургского знакомца. Она давно выбросила его из сердца и памяти.

Франческа, – теперь Гридин не сомневался, что это именно она, – повзрослевшая, в изысканном туалете, стояла рядом с красивым брюнетом в летнем костюме. «Это ее муж! – догадался Николя. – Она замужем! Вероятно, родила ребенка… того самого, которого ее заставлял убить Брасов. Говорят, после родов женщина расцветает. Это правда. Франческа стала еще краше, еще пленительнее. Жаль, что она по-прежнему печальна, хотя и улыбается».

Вокруг Гридина мелькали подолы женских платьев, ветер развевал ленты на шляпках девушек, которые махали руками и смеялись. В теплом от солнца воздухе витал аромат цветов, духов и шампанского.

Николя не выпускал из виду Франческу. Бог смилостивился над ним и подарил ему последнюю встречу с первой и единственной любовью. Больше они не увидятся. Гридин осознал это даже не умом, а всей душой, всем своим существом. Это его последнее свидание с Франческой! Сейчас она сядет с мужем в поезд и уедет навсегда, навеки…

Публика заволновалась и двинулась к вагонам. Гридин вытягивал шею, чтобы продолжать видеть Франческу. Вот ее шляпка проплывает между других женских шляпок… вот ее муж подает ей руку… вот они скрываются в вагоне…

– Погоди!.. – шептал Николя, мысленно прощаясь с ней. – Дай мне еще минуту!.. Секунду!..

Локомотив утробно вздохнул, выпустил струю пара, задымил и тронулся. Гридин двинулся следом за ним, ускоряя шаг по мере того, как поезд набирал ход. Он почти бежал, не отрывая глаз от вагона, который уносил его счастье…

Приступ кашля заставил его сбавить скорость.

«Ты идиот, Николя, – корил он себя, прижимая к губам белоснежный платок. – Идиот! Тебе невероятно повезло, а ты готов броситься на рельсы в отчаянии, что Франческа не твоя жена и не ты обнимаешь ее за талию в уютном вагоне. Ты мог бы умереть, не попрощавшись с ней… А ты получил целые четверть часа блаженства! Неблагодарный!»

Он задыхался, кашлял, но продолжал идти за поездом, который весело стучал колесами и скоро показал хвост. Гридин выбился из сил и упал на колени. Им овладела мысль, что он уже где-то видел этот локомотив и три новеньких вагончика. Что с этим связана какая-то странная, жуткая история. И что Франческа – та самая женщина в светлом платье и с черными волосами, распущенными по плечам…

– Та самая, – прохрипел он, пораженный. – Неужели та самая?..

«У меня бред, – утвердился он в своем первоначальном предположении. – Мне плохо. Я вижу то, чего нет. Мои фантазии рождены изнемогающим мозгом, который поражен болезнью…»

Должно быть, на пороге смерти человек становится провидцем. Или же любовь делает его таковым, обостряя шестое чувство. Гридин ни в чем не был уверен, кроме одного – его страсть к Франческе стала одержимостью. Он приписывает этой женщине демонизм, когда она – сущий ангел. Время не только не излечило, но, напротив, усугубило его страдания.

Грузный мужчина в форме железнодорожника склонился над ним и спросил:

– Вам нужен врач, сеньор?

– Нет-нет…

Мужчина подал ему руку, Гридин с трудом поднялся на ноги и с помощью железнодорожника доковылял до зала ожидания. Там он сел на лавку, стараясь побороть слабость. Голова кружилась, на платке, который он прижимал к губам, остались розовые пятна.

«Кровь, – без сожаления подумал молодой человек. – Скоро все закончится. Даже любовь!»

Он с сомнением хмыкнул и сунул платок в карман. Кашель прекратился. Николя вернулся в гостиницу и лег, вспоминая, как Франческа шла по перрону, садилась в вагон. На ее пленительный образ накладывался текст монастырской хроники…

Гридин протягивал к Франческе руки и кричал:

– Куда ты?.. Не садись в этот поезд!.. Не садись…

Латинские песнопения сливались со стуком колес, голосами людей. Хлопала дверь номера. Кто-то давал Гридину пить, ветер развевал волосы Франчески…

– Это ты?.. – стонал он. – Ты?.. Я узнал тебя… Это была ты!.. Там, у стен святой обители… На тебе тавро!.. Печать рока…

Наутро Николя очнулся и увидел доктора, которого вызвала испуганная горничная. Жизнерадостный краснощекий эскулап порекомендовал ему бульон, постельный режим и полный покой.

– Скоро для меня наступит вечный покой, – буркнул по-русски больной.

Доктор-итальянец не понял его мрачного юмора, взял свой гонорар и удалился. Через несколько дней Гридин, как ни странно, оправился. А еще через день ему в руки попалась газета, в которой сообщалось об исчезновении прогулочного поезда.

Николя немедленно вызвал посыльного и велел тому скупить всю прессу, где упоминается о сенсационном происшествии…

Тереза, как всегда элегантная, нервно прохаживалась по площади, наводненной туристами. Сразу заметно, что сегодня в порт зашел круизный лайнер. Среди туристов традиционно много русских.

Терезе казалось, что она улавливает смысл их речи. Вероятно, это передалось ей с генами русского графа.

Лариса подошла к ней под руку с молодым человеком по имени Ренат.

– Я не буду говорить при нем, – заявила сеньора Саджино.

– Он подождет в храме.

– Я не собираюсь торчать в церкви! – возмутился Ренат.

– Там прохладно, – парировала Лариса. – И хорошо думается в тишине.

Аргумент подействовал. Ренат решил, что лучше изнывать от скуки в храме, чем слоняться по раскаленной от жары площади. К тому же ему есть о чем подумать.

Если Лариса сосредоточилась на Франческе, то Ренату «достались» целых два мужских образа: мичман Брасов и его приятель Гридин. Он переключался с одного на другого, пока молодые люди не начали обретать некую форму. Ренату стало казаться, что он воочию видит зыбкие силуэты рядом с собой: то на пляже, то в номере.

Он вспомнил горький опыт по «методу Вернера»[7], когда некто воображаемый переместился в его повседневную реальность, и струхнул. Только этого не хватало! Кроме всего прочего еще отбиваться от Гридина и Брасова было бы слишком хлопотно. Зато Вернер повеселится от души! Кстати, Лариса тоже рисковала заполучить Франческу в качестве почти живой женщины, с которой придется что-то делать.

Ренат не заметил, как оказался в церкви Помпеи. Мысли о Вернере здорово отвлекают! Он косился по сторонам в поисках «наружки». Интересно, кого сегодня послали следить за ними? Опять беднягу Антонио?

«Белая Шляпа! – сообразил Ренат, увидев в углу храма знакомую фигуру. – Значит, Антонио совсем раскис. Этого следовало ожидать!»

Белая Шляпа не подозревал, что его раскрыли. Он прикидывался усердно молящимся, но Рената ему провести не удалось. Соглядатай вел себя беспокойно, он разрывался между Ренатом и Ларисой, которая беседовала на площади с одной из сестер Саджино. Через несколько минут он принял решение, что сеньора Саджино важнее, чем этот русский, который глазеет на потемневшие церковные фрески.

Белая Шляпа вышел, а Ренат остался в гулкой тишине храма и погрузился в свои мысли. Образ давно покойного Гридина начал его преследовать. Мичман отчего-то занимал Рената меньше, чем чахоточный племянник московского коммерсанта.

Пока он анализировал этот перекос, Лариса увлекла Терезу в тень оливкового дерева. Белая Шляпа затесался между туристов, которые обступили гида. Лариса вычислила его, но не подавала виду, чтобы не спугнуть собеседницу. Тереза и без того нервничала. Она перекладывала сумочку из руки в руку и прерывисто вздыхала.

– Так вот… я кое-что припомнила насчет папы… – замялась дочь адвоката. – Возможно, это не важно…

Ольга стояла рядом и переводила.

Гридин вернулся в Россию осенью, когда ветер срывал с деревьев последние листья. Болезнь его затаилась, словно давая ему отсрочку для какого-то важного дела. Он меньше кашлял, но слабость не отступала. Дядя осунулся, много пил, часто говорил о волнениях среди рабочих, о переводе капитала за границу, но все медлил. Должно быть, предчувствовал скорую смерть.

– Худо мне, – жаловался он племяннику. – В груди день и ночь ноет, только водкой и спасаюсь.

– Тебе нельзя пить, – сокрушалась тетка. – Хоть ты ему скажи, Николушка. Тебя он послушает.

Она, в отличие от мужа, раздобрела и похорошела. Платья себе заказывала из Парижа, по новой моде. А с докторами торговалась, как на рынке. Федот Петрович посмеивался над ней, подшучивал. Вечерами он запирался с племянником в кабинете, и они шушукались над пергаментом, приобретенным у Брасова. Однажды Николя поделился с дядей своим прозрением насчет Франчески. И покаялся:

– Выходит, я руку приложил к ее гибели, дядюшка. Не дай я ей тогда денег на дорогу, она бы осталась жива.

– Ты на себя лишнего-то не бери. Неизвестно ведь, что с нею случилось. И твоей вины в том точно нет! Экое диво, чтобы целый поезд с людьми исчез в железнодорожном туннеле! И до нас слухи докатились, но никто в это не верит. Не может такого быть! Не иначе, как сам дьявол шутку сыграл.

Гридин тыкал пальцем в рукопись и повторял:

– Это про нее написано, клянусь! Я читаю и просто вижу Франческу, которая своей невероятной красотой поразила монашков! Они ее не зря искусительницей назвали… потому что… потому…

Он не находил слов выразить свои мысли, запинался и нервничал.

– Бог с тобой! Что за фантазии? – отмахнулся дядя. – Видать, совсем тебя любовь попутала. Разум затмила! Подумай, разве может поезд оказаться у стен средневековой обители? Да еще с полюбовницей Брасова! Она-то как туда попала?

Гридин объяснял, плакал и снова пускался в объяснения. Федот Петрович сначала спорил, потом выпил водки и начал согласно кивать, поддакивать. Племянник настаивал, что рукопись и пропажа поезда связаны. А еще обратил внимание дядюшки на одну деталь.

– Вот в чем закавыка! – твердил он и показывал нарисованный полумесяц.

Они уснули прямо в кабинете. Федот Петрович на диване, укрывшись пледом. А Николушка там, где и сидел, в кресле. Он уступил уговорам дядюшки и тоже хлебнул водки, не закусывая. Изрядная доза спиртного свалила его.

Наутро племянника едва добудились. Дядя взялся опохмеляться, а Николушку тетка отпаивала травами и бранила мужа:

– Дурень старый! Чуть не убил парня проклятой водкой. Не смей его спаивать! Он и так хворый. Худой, бледный, в чем только душа держится.

К обеду Николя очухался и спросил о Брасове.

– Как Жорж? Что с ним? Женился?

– Какое там! Маменька его всех невест разогнала. Ищет для сына принцессу, не иначе. Одно утешение, его в чине повысили. Пьет твой лейтенант Брасов, как сапожник, – сообщил дядя, который с виноватым видом сидел у постели больного.

– Видать, Франческу забыть не может…

– Ты недалеко от него ушел. Высох весь! Боюсь, не одна чахотка тебя гложет.

– Наверное, я не умер в санатории лишь потому, что надеялся встретить Франческу. И встретил! Теперь меня больше ничто здесь не держит. Я готов предстать перед Всевышним.

– Ишь ты! Готов он! – разозлился дядя. – А кому я свои капиталы оставлю?

– Найдется кому.

– Для кого я все это зарабатывал, пота и крови не жалеючи? Для прохвоста какого-нибудь? Если хочешь знать, я на тебя рассчитывал, Николушка! Не подведи меня.

– Этого я вам не обещаю. Болен я.

Из глаз дяди выкатились пьяные слезинки и застряли в бороде. Гридин только сейчас заметил, как тот сдал. Сгорбился, поседел, под глазами темные мешки.

– Не известно, кто из нас дольше протянет…

– Что вы, дядюшка? Полноте! Вы еще ого-го!

– Не ври, не люблю. Я завещание написал, все имущество тебе достанется. Гляди, не профукай гридинские капиталы. Большим человеком станешь. Я к пророчице ездил, в Демьянову пустынь. Она велела тебе бояться собственного гнева. Ежели с гневом совладаешь, избежишь греха и будешь жить долго.

В гадание Николя не поверил, но вопреки прогнозам врачей, сырой петербургский климат не только не усугубил течение его болезни, а как будто пошел на пользу. Зато Федот Петрович быстро таял и к Рождеству тихо скончался.

Единственный племянник стал богатым наследником. Первое, что он сделал, вступив в свои права, – нанял человека, которого обязал изучать старинные документы и штудировать прессу на предмет загадочных поездов. Денег Гридин не жалел, и вскоре ему на стол легло свидетельство дежурного с Марсельской железнодорожной ветки, датированное 1891 годом.

Дежурный сообщил, что внезапно услышал шум приближающегося поезда, выскочил из будки и пришел в ужас. Паровоз с тремя вагонами несся на всех парах прямо на красный свет и закрытый шлагбаум. Дежурный ожидал крушения, но поезд каким-то чудом пролетел шлагбаум, не повредив его. Начальство сочло, что служащий выпил лишнего и поезд привиделся ему по пьяни…

Площадь кишела туристами, но ни женщин, ни Белой Шляпы не было видно.

– Черт! Где они? – растерялся Ренат.

Задумавшись о Гридине, он увлекся и забыл, зачем здесь находится. Похоже, беседа с Терезой Саджино закончилась, и дамы разошлись. Но почему Лариса не дала об этом знать? Он сунул руку в карман за сотовым и выругался. Телефон остался в номере.

Ренат попытался успокоиться. Он прислонился к стволу дерева, у которого стояли женщины, закрыл глаза и сосредоточился. Сквозь солнечный дым проступил образ Ларисы и ее спутниц. Они сидели в кафе и угощались мороженым.

Ренат, проклиная свою забывчивость, отправился за ними. Белая Шляпа, словно опознавательный знак, развалился за столиком на террасе и «читал» газету. Было в нем что-то нарочитое, неестественное.

Лариса улыбалась, Ольга была не духе, а Тереза сильно волновалась. Дамы продолжали что-то обсуждать. Потом Тереза и Ольга встали, попрощались и вышли на улицу. Белая Шляпа решал трудную задачку: оставаться в кафе или сопровождать сеньору Саджино с ее спутницей.

Ренат попробовал сделать ему мысленное внушение, как учил Вернер. Удалось ли это, или же соглядатай сам определился, но тот встал, рассчитался за кофе и зашагал следом за Терезой и ее служанкой.

– Ты меня напугала! – выпалил Ренат, опускаясь на стул напротив Ларисы.

Она вздрогнула и уставилась на него из-под темных очков.

– А ты – меня! Нельзя так подкрадываться.

– За вами следил Белая Шляпа. Сначала он торчал в храме вместе со мной, но вскоре решил, что вы представляете больший интерес.

В креманке таяло мороженое, в стакане с виноградным соком плавала пчела.

– Бедная, – сказала Лариса и протянула труженице улья трубочку для коктейлей. – Ты же утонешь, глупышка! Хватайся и вылезай. Почти как Франческа, – добавила она, поднимая глаза на Рената. – Захотелось полакомиться сладеньким, а крылышки-то намокли, не взлететь.

– Сладенькое тоже убивает, – усмехнулся он.

Пчела скользила по трубочке, не в силах вскарабкаться вверх. Лариса с сожалением наблюдала за ней.

– Адвокат Саджино искал следы Франчески в Мексике.

– Зачем это понадобилось? Какое ему было дело до любовной драмы столетней давности?

– Тот же вопрос задает его дочь Тереза. Она хотела раскрыть семейную тайну, которой родители не спешили делиться со своими детьми. И не погнушались заглянуть в компьютер отца.

– Видимо, тайна оказалась слишком опасной. Она попросту убила супругов Саджино, а теперь может убить их дочерей. Поэтому Тереза согласилась на встречу. Ее вынудили обстоятельства.

– Она рассчитывала что-то узнать у меня, – кивнула Лариса. – А я думала, что найду зацепку в ее словах, заставлю проболтаться. У меня не получилось прочитать ее мысли. Они мутные, как взбаламученная вода.

Пчела продолжала упорно ползти по трубочке, скатывалась и снова ползла.

– Достойный пример для подражания, – заметил Ренат.

– Намекаешь на нас с тобой?

Он засмеялся. Его мысли Лариса читала легко. Между ними есть связь, которая позволяет «заглядывать в душу». Это порой хорошо. Избавляет от лишних объяснений. Но иногда…

– Адвокат Саджино рассылал запросы в мексиканские архивы. Тереза перечитала все, что успела найти в его ноутбуке. Недавно компьютер украли.

– Кто? Антонио?

– Не важно! Боюсь, переписка покойного сеньора Саджино не представляет ценности. Разве что некоторые детали. Франческа могла жить в Мехико под своим именем. Ее муж Марио в то время еще не родился. До землетрясения в Мессине оставалось более полувека! С ума можно сойти!

– Ну да, – согласился Ренат. – От такого любой чокнется. Лично я не исключаю, что Франческа доживала свой век в лечебнице.

– Зато ее красота не померкла вместе с разумом. Какой-нибудь молодой врач, пациент или посетитель наверняка не остался равнодушным к женщине, которая, по ее словам, явилась из будущего. Люди в глубине души верят в чудо…

Гридин вбил себе в голову, что Франческа жива и ждет помощи. Она – пленница поезда-призрака, который колесит вне времени. И монастырские хроники тому подтверждение. Лишь во власти провидения освободить Франческу или обречь на вечные странствия! Эти мысли не давали Гридину покоя.

Неделю назад умерла графиня Брасова. Николя был на похоронах и виделся с Жоржем. На поминках лейтенант напился до безобразия, вспоминал Франческу и даже всплакнул.

– Если бы она вернулась, я бы упал на колени, вымолил бы прощение…

– Все ты врешь! – поморщился Гридин.

– Маменька сломала мне жизнь. Это все она…

– Ты оказался подлецом, Жорж. Франческа не заслужила такого отношения. Она любила тебя, как нынче любить не принято, – страстно, самозабвенно. Она все бросила ради тебя: семью, родину… А ты струсил! Предал ее!

– Ты прав, – пьяно кивал Брасов. – Я подлец! Негодяй! Вызови меня за дуэль, Гридин, и убей! Сделай одолжение!

– Вот еще! В этом деле я тебе не помощник.

Граф тыкал вилкой в тарелку с грибами, пытался наколоть соленый груздь и уронил его себе на мундир. Пьяные слезы катились по его лицу.

– Эк тебя развезло, братец, – брезгливо посторонился Гридин.

– Тошно мне!.. Ох, и тошно! По ночам вижу Франческу… простоволосую, с расстегнутым на груди платьем. Она идет, как слепая… а вокруг нее – сияние! Свет нестерпимый!

– Это ты слепой, Брасов, раз не разглядел в ней ангела. Нынче до нее не добраться. Ни тебе, ни ее мужу, ни мне…

– У нее есть муж?

– Франческа вернулась в Италию, вышла замуж… родила ребенка.

– Да ну! – лейтенант пьяно погрозил Гридину пальцем. – Ты меня дурачишь, Николя! Нарочно дразнишь! Если хочешь знать… я до сих пор…

Он икнул и потянулся к бутылке.

– Я видел Франческу с мужем в Риме, на вокзале. Она стала еще красивее и вполне счастлива.

Николя словом не обмолвился о пропавшем поезде и своих безумных поисках. Чего доброго, Брасов поднимет его на смех или закатит сцену ревности. С него станется. А это будет стыдно. Ссора на поминках!

– Ты теперь богат, – завистливо вздохнул граф и процедил: – Ненавижу деньги! Если бы не вечная нужда, я бы не отказался от Франчески. Кроме нее мне никто не мил. Какая пылкая она была в постели!.. Вихрь! Пламя!.. Упоение!..

– Покойный дядюшка заплатил тебе приличную сумму за манускрипт. Почему ты не подал в отставку, не увез Франческу за границу или хоть в Москву?

– Все ушло в уплату долгов, Николя. Я остался без гроша! Все маменька спустила…

– Царствие ей небесное, – перекрестился Гридин. – Наконец ты свободен и можешь распорядиться своей судьбой. Я слышал, ты ухаживаешь за дочерью фабриканта Рябушкина, расточаешь нежности? Девица без ума от тебя. Млеет и тает.

– За ней дают большое приданое. В моем положении перебирать не приходится. Я опять в долгах, дружище. Болезнь маменьки, гонорары докторам, поездка на воды, сам знаешь, сколько это все стоит…

– Говорят, ты еще в карты давеча проигрался.

– От тебя ничего не утаишь!

Гридин смотрел на красавца-офицера, и у него руки чесались полоснуть того по лицу ножичком, испортить внешность коварного соблазнителя. Но сдержался, вспомнил предупреждение пророчицы, чтоб гневу воли не давать.

– Авдотья Рябушкина хороша собой, да глупа без меры. Соскучишься ты с ней, сопьешься совсем.

– Это ничего. Мне все равно, с кем под венец идти. Главное, ее папаша – денежный мешок. Он о внуках мечтает! Чтоб красивые были, как амуры! Пухленькие, кудрявые младенцы. Чтоб, любуясь ими, отошел он в лучший мир.

– Чего-чего, а внуков ты ему настрогаешь, – усмехнулся Гридин.

Жорж не обиделся. Казалось, он не уловил иронию бывшего однокашника. После очередной рюмки он заявил:

– Надобно потомство оставить, Николя, долг свой земной исполнить. После покучу немного и пулю себе в висок пущу! Мне более ничего не жаль, кроме Франчески. Скоро всему конец… всей нашей проклятой жизни! Чувствуешь?.. Войной пахнет, смертью…

Дыша на Гридина водкой, лейтенант признался, что недавно приснился ему страшный сон. Будто стоит в бухте большой военный корабль и вдруг – взрыв! Ба-бах!

– С правого борта в носу образовалась пробоина! – взахлеб забормотал он. – Туда хлынула вода, судно накренилось… Его пытались отбуксировать, но только зря погубили людей. Корабль опрокинулся кверху днищем, матросы посыпались с палубы в воду и были накрыты корпусом судна. Многие остались внутри и утонули. Жутко, брат! Я так отчетливо все видел, что проснулся в холодном поту. Сел на кровати, сердце стучит. Ночь, месяц в окне. И чудится мне Франческа… Стоит рядом и головой качает укоризненно. Ты, мол, виноват, из-за тебя беда случилась…

– Пьешь много. Вот и снятся кошмары.

– Не-ет, – дернул подбородком граф. – Я трезвый лег. А сон был вещий! Клянусь!

Гридин вернулся домой в скверном расположении духа. Всю дорогу он думал о Франческе и ощущал на себе чей-то взгляд. Словно кто-то незримый и грозный наблюдал за ним…

– Дело не в поезде, – заключил Ренат. – Вернеру плевать на всех «Летучих голландцев» вместе взятых, где бы те ни появлялись: на море или на суше. Тем более поезда-призраки не интересны Антонио и его боссу.

Лариса согласно кивнула.

– Тереза рассказала мне про мнимый пожар в доме. Полагаю, кто-то надоумил охранника бросить в дом дымовую шашку, чтобы сестры запаниковали и бросились спасать самое дорогое, что у них есть.

– Прием не новый. Интересно, охранник знал, какую цель преследует?

– Вряд ли его поставили в известность об этом. Заплатили и велели молчать.

– И что сестры Саджино вынесли из «пылающего дома»?

– Ничего такого, на что рассчитывали злоумышленники. Сеньоры понятия не имеют, за чем охотятся их враги.

– Я им не верю, – отрезал Ренат.

Лариса снова кивнула. Ее пальцы скользили по сенсорной клавиатуре планшета.

– Хочешь посмотреть на Франческу?

– Ты шутишь?

– Иди сюда…

Ренат склонился к экрану и засмеялся.

– Принимаешь меня за профана? Я, между прочим, художник по образованию.

– Она тебе нравится?

– Это «Сикстинская мадонна» Рафаэля!

– Хитрая и порочная дочь булочника заполучила Вечность в дар от возлюбленного, которому изменяла налево и направо. Жадная до денег и наслаждений, Форнарина свела Рафаэля в могилу. А теперь она – совершенство и образец женской чистоты! Воистину жизнь – игра парадоксов…

Ренат не отрывал взгляда от мадонны, ища в ней признаки коварства булочницы. Но кисть гения перенесла на полотно образ, лишь внешне схожий с Форнариной. Ее темная душа осталась блуждать в мрачных лабиринтах, не бросая тени на мадонну.

– Франческа была захвачена страстью, но далека от меркантильных расчетов. Этим она отличается от Форнарины. Пожалуй, цвет волос у Франчески гораздо темнее, – добавила Лариса. – А лицо – просто копия! По крайней мере, в моих видениях.

– Будь осторожнее. Я не хочу, чтобы Франческа появилась в нашей спальне.

– Есть предпосылки?

– Время от времени мне мерещится Гридин, товарищ Брасова по морскому корпусу. Он болен чахоткой… Хотя нет! Вчера он не кашлял и выглядел вполне здоровым. Он сидел в кресле, закинув ногу на ногу…

– Не пугай меня.

– Я много думаю о Гридине. Он любил Франческу гораздо сильнее графа. Он искал ее! Черт! – Ренат хлопнул себя ладонью по лбу. – Я осёл, Лара! Помнишь фотографии, сделанные на вокзале корреспондентом «Римского вестника»? На одной из них был Гридин! До меня только сейчас дошло! Его лицо попало в кадр: расплывчатое, но узнаваемое…

– Выходит, он был на перроне, когда…

– Он был там и видел Франческу с мужем! Видел, как супруги садились в поезд!

– Это же все меняет!

– У меня много путаных ощущений, ассоциаций… хаос, из которого трудно выделить знаковую деталь…

После ужина Лариса задремала на террасе. Лицо Сикстинской мадонны стояло перед ней, озаренное желтым светом. Впрочем, это было не сияние святости, а обычная лампа. Лампу держал в руках пожилой мужчина, одетый по моде девятнадцатого века.

– Одни черты!.. – повторял он на незнакомом языке. – Одни черты!..

Копия картины Рафаэля висела на стене его кабинета. Он был врачом, и месяц назад его вызвали в клинику изучать редкостный вид группового помешательства. Пациентка, назвавшаяся Франческой, поразила его своей красотой. Доктор мог бы поклясться, что эта женщина позировала Рафаэлю для Сикстинской мадонны! Они были похожи, как две капли воды. Разве что волосы у Франчески были черные, шелковистые, с синеватым отливом. Таких волос он ни у кого не видел. Впрочем, Рафаэль творил в шестнадцатом веке и не мог писать свою мадонну с современной женщины.

Лариса не знала испанского языка, на котором говорил и думал доктор, но все понимала.

Психиатр Себастьян Альварес влюбился в больную. Версию с поездом он отбросил сразу. Пусть пациенты наперебой твердят про железную дорогу, по которой они приехали из Рима в Мехико, но поезда по воде не ходят.

– Это массовая галлюцинация, коллеги, – уверенно заявил он во время консилиума. – Тут нечего обсуждать. Какой поезд? Где он, позвольте узнать?

Альварес достиг того возраста, когда женщины занимали его исключительно как пациентки. Но Франческа очаровала его, покорила. Он в свое время учился в Риме и освоил итальянский. Заслушиваясь ее сбивчивыми рассказами, доктор забывал, что имеет дело с тяжелым психическим расстройством. То, что это любовь, он понял, когда состояние Франчески резко ухудшилось. Она гуляла в больничном саду, попала под дождь и простудилась.

Альварес места себе не находил, сутками сидел у ее постели и перевел дух, лишь когда кризис миновал и сеньора пошла на поправку. После выздоровления он пригласил Франческу погостить в свой загородный дом. Там он принял решение жениться на ней.

– Это судьба, – сказал он, предлагая гостье стать его женой и хозяйкой дома. – А с судьбой не спорят.

– Я замужем, – призналась Франческа. – И у меня есть ребенок. Мальчик.

– Где же ваш муж?

– Он еще не родился. Это произойдет…

Она осеклась под сочувственным взглядом Альвареса и замолчала. Доктор обнял ее, прикоснулся губами к ее теплой щеке. В его поцелуе сквозила не страсть, а отеческая нежность.

– К сожалению, у меня никогда не было ни жены, ни детей, – взволнованно молвил он. – Но в тебе я надеюсь обрести и то, и другое. Обещаю любить тебя всей душой, ибо тело мое утратило известную физиологическую функцию. Если это не является препятствием…

Он, затаив дыхание, ждал ответа. Франческа долго думала, по ее лицу пробегали судороги. Она больше не верила в любовь, но нуждалась в надежном пристанище. Возврата к прежней жизни не будет. Марио и ребенок утрачены для нее навсегда. Может, правы доктора, и ее прошлое – всего лишь фантазии больного ума?

Она вспомнила, как проклятый поезд мчался по заснеженным просторам… За окнами мела метель, в небе вспыхивали зарницы. Пассажиры впали в прострацию. Они перестали чему-либо удивляться, притихли и отдались на волю фатума. Все переживали одно и то же: страх, безысходное отчаяние, потом смирение перед неизбежным.

– Ты согласна? – вклинился в ее воспоминания Альварес. – Да или нет? Осчастливишь ты меня или обречешь на одинокую старость?

Франческа ответила согласием. Дом Альвареса станет для нее тихой гаванью, где она закончит свой земной путь. Здесь в Мехико, у нее нет ни крыши над головой, ни средств к существованию. Зарабатывать деньги она не умеет, а в больнице ее держать не станут. Наложить на себя руки – не выход.

На следующий день Альварес забрал из клиники сумку Франчески, которая хранилась вместе с вещами остальных итальянцев, пораженных тем же загадочным недугом. Это была женская сумочка с разными мелочами, которые обычно берут в дорогу. Вещи немного странные, как и сама их обладательница. Доктора при осмотре удивили одежда и обувь, в которые были одеты итальянцы…

Лариса очнулась. Она была в номере одна. Ренат во дворе болтал с Антонио. В маленьком бассейне отражался двурогий месяц. Пели цикады. С первого этажа доносились мужские голоса, пахло дымом от сигарет, который затягивало в окно.

Лариса вышла на балкон и увидела Розу. Та стояла в темноте и прислушивалась к разговору между постояльцем и мужем. Хозяйка отеля устала за день, но не спешила ложиться спать. Ее беспокоил Антонио. Взгляд Ларисы вынудил Розу повернуться лицом к балкону и поднять голову.

– Вы не спите?

– Мне приснился дурной сон, – сказала Лариса. – Наверное, от духоты. Я забыла включить кондиционер.

– Спускайтесь во двор. Я принесу холодный чай и пирожные.

Роза говорила одно, а думала о другом. Это «другое» было скрыто от Ларисы. Как она ни пыталась проникнуть в мысли хозяйки отеля, ничего не получалось. Роза что-то почувствовала, махнула ей рукой и направилась к мужу.

– У меня духовка не включается, – обратилась она к Антонио. – А завтра с утра надо готовить рулеты. Пойди посмотри, что можно сделать.

– Сейчас, Роза. Одну минуту!

Они с Ренатом сидели в плетеных креслах, потягивая пиво. Роза покрутилась во дворе и вернулась в кухню.

Постояльцу ничего не удалось выудить у Антонио, кроме того, что уже было известно. Хозяин гостиницы замкнулся и погрузился в себя. Он ощущал дыхание смерти. Ему стало безразлично, когда и как он расстанется с жизнью.

– Мне конец, – заявил он Ренату. – Что еще может меня испугать? Похоже, я попал в лапы дьяволу.

– С чего ты взял?

Антонио проигнорировал вопрос. Когда он пытался вспомнить лицо куратора, то видел только блеск зеленоватых бусин.

– Слава богу, Роза пока ни о чем не догадывается. Не говорите ей, что я…

– Обещаю, – заверил его Ренат.

– Иногда мне кажется, я совсем не знаю свою жену. Понятия не имею, как она поведет себя, если…

Антонио смешался и замолчал. До сих пор он не сомневался в Розе, но после его неудачной попытки повеситься, отношения между супругами изменились. Антонио робел перед женой. Он понял: Роза следит за ним. Антонио боялся ее вопросов, ее пристального взгляда, ее вздохов по ночам…

С той последней встречи на Римском вокзале и семи лет бесплодных поисков Гридин все еще верил, что Франческа жива. Он тратил бешеные деньги на сыщиков, всевозможных гадалок и пророков. Из-за своей одержимости Франческой он не успел перевести капиталы за границу. Ему было не до коммерции. Физическая хворь уступила место душевной болезни. Как иначе назвать неугасимую страсть к женщине, которая не отвечала ему взаимностью и которая, возможно, была мертва.

Брасов спивался. В Питере они изредка виделись с Гридиным, и тот терпеливо выслушивал жалобы графа на злодейку-судьбу. Женитьба на невесте с приданым не принесла лейтенанту счастья. Он вышел в отставку, проигрывал деньги супруги, гулял, ненавидел ее за упреки и грозился застрелиться.

– Стреляйся! – посоветовал ему Николя. – Или перестань говорить об этом! Ты смешон, Жорж. Твой дешевый спектакль затянулся. Зрители устали.

Брасов плакал и клялся в любви к Франческе, которая разбила его жизнь. Гридин смеялся и подливал ему водки. Сам он пил мало, зато много ел и основательно раздобрел за эти годы. Тетушка, о которой он трогательно заботился, сосватала ему пригожую и смирную девушку. Чтобы не огорчать ее, Николя женился. В положенный срок молодая жена родила ему сына. Это не мешало Гридину продолжать искать следы Франчески.

Он отправил в Италию сыщика и выяснил, что ее законный супруг Марио Саджино купался в море и утонул. У него якобы случилась судорога. Ребенок Франчески остался сиротой. Его воспитывали родители Марио.

Когда в России разразилась гражданская война, Гридин неожиданно для всех уехал в Одессу, а оттуда махнул на пароходе в Мексику. Человек, о котором ему докладывал сыщик, проживал в пригороде мексиканской столицы. Пожилой сеньор назвался племянником некого Себастьяна Альвареса, психиатра. Его покойный дядя якобы был женат на женщине по имени Франческа.

– Я сын его младшего брата, – заявил сеньор. – Хорхе Альварес.

– Меня интересует Франческа. Могу ли я встретиться с ней?

– Я бы рад вам помочь… но в нашей семье не принято обсуждать личную жизнь родственников, – заявил Хорхе, поглядывая на золотые часы на цепочке и перстни на пальцах русского коммерсанта.

Гридин намек понял и вручил ему внушительную сумму денег, пообещав добавить столько же, если сведения сеньора Альвареса окажутся полезными.

– К сожалению, мой дядя давно умер. А его жена, бедняжка, скончалась еще раньше. Она была не совсем здорова. Дядя познакомился с ней в клинике для душевнобольных. Несчастная утверждала, что приехала на поезде из Рима! Потом поезд укатил, а пассажиры остались. Разве поезда ходят по воде?

Вопрос был риторический, и Гридин промолчал.

– Не знаю, как они поладили. Доктор Альварес очень любил жену и заботился о ней. Мы думали, он не переживет ее смерти. Так и вышло. После того как Франческу похоронили, дядя и года не протянул.

– От чего она умерла?

– Болезнь прогрессировала, несмотря на старания дяди излечить свою супругу. Франческа тосковала, сохла и в конце концов тихо сошла в могилу.

– У нее были дети от сеньора Альвареса?

– Нет, что вы! Дядя был не в том возрасте, он старый холостяк. Скорее, он видел во Франческе дочь, чем женщину. Честно говоря, его скоропалительная женитьба шокировала нашу семью. Никто не ожидал от него такого безрассудства. Мы так и не смогли по-настоящему породниться с Франческой. Она считала нас чужими. А нас пугали ее странности. Когда у нее случалось помрачение, она горевала о прежней жизни, каком-то муже и ребенке; вспоминала землетрясение на Сицилии, которое разрушило город Мессину. Но в то время Мессина еще была цела! Катастрофа произошла гораздо позже. Мы читали об этом в газетах, сеньор э-э…

– Гридин, – подсказал коммерсант.

Он ощутил комок в горле и подступающие слезы. Неужели Франчески нет в живых и он зря проделал длинный путь из России в Северную Америку?

– Сеньор Гридин, простите… а почему вас интересует Франческа? – полюбопытствовал Хорхе. – Вы ее знали? Судя по вашему виду, вряд ли это возможно. Сколько вам лет? Не больше тридцати пяти, верно?

– Я плачу вам, чтобы вы отвечали на вопросы, а не задавали их.

Старик отвел глаза и сердито нахмурился. Однако шелест купюр оказался для него важнее гордости.

– Откуда была родом Франческа? О ней что-нибудь известно?

– По словам дяди, при ней не было документов. Только сумочка с разными дорожными мелочами. Франческа попала в больницу при странных обстоятельствах. Дядя предпочитал не вдаваться в подробности. Мы уважали его волю и не вмешивались. Каждый имеет право на тайну.

– Могу я побывать на могиле его жены?

– Разумеется. Я вам покажу место ее упокоения…

Утро Ренат и Лариса провели на пляже. Белая Шляпа расположился неподалеку и прикидывался, что загорает. Он почти не скрывал своего интереса к русским туристам.

– Похоже, этого чувака не бомбит, догадываемся мы о слежке или нет.

– Ему все равно, – подтвердила Лариса. – Он какой-то странный. Ты не находишь?

– Очень даже нахожу. Хорошо бы знать, какого рожна ему надо!

Ренат наблюдал за лодками, скользящими вдоль берега. Они держались в отдалении, чтобы не мешать купальщикам и рыбакам. Те сидели с удочками на узком каменном пирсе. Изредка кто-то из них взмахивал руками и вытаскивал из воды серебристую рыбешку.

– Я бы тоже половил рыбки, – завистливо вздохнул Ренат. – Или понырял за ракушками. Здесь наверняка есть клуб любителей дайвинга. Вдруг я достал бы со дна моря зуб Харибды или коготь Сциллы!

– За чем же дело стало?

– Тебя нельзя оставлять одну.

– Серьезно? – насмешливо протянула Лариса. – Ты меня охраняешь? Мой храбрый рыцарь!

Ренат развалился в шезлонге и подставил тело солнечным лучам. Мессинский пролив, опасный для мореплавателей далекого прошлого, теперь выглядел мирным и безмятежным. Суда проходили через него без смертельного риска, который пришлось пережить команде Одиссея.

– Харибда пряталась в сицилийской части пролива, под Пелорским мысом. А шестиглавая Сцилла устроилась напротив своей напарницы. Придется нанимать катер, чтобы нырять за ее когтями.

– Думаешь, от них остались только когти и зубы?

Лариса наслаждалась мягким утренним солнцем и морем. Ласковый ветерок приятно овевал кожу. Прозрачные волны с плеском набегали на песок.

– Гридин ездил в Мексику, – сообщил Ренат. – Он не оставлял попыток отыскать Франческу. Держу пари, какой-нибудь пожилой доктор пал жертвой ее красоты и женился на ней. За молодого она бы не вышла. Она страстно любила Брасова, потом стала женой Марио и сполна нахлебалась того, что называется «брак по расчету».

– Браки по расчету тоже бывают счастливыми.

– Не для таких женщин, как Франческа. У нее лицо мадонны, а душа булочницы.

– Хватит поливать грязью бедную девушку. Будто бы Брасов – образец чести и благородства!

Ренат засмеялся, довольный произведенным эффектом. Он нарочно дразнил Ларису. Та поздно сообразила, что попалась на его уловку.

– Ах ты… – она зачерпнула пригоршню песка и обсыпала Рената. – Вот тебе!.. Вот!..

Тот, продолжая хохотать, побежал купаться. Лариса легла на спину и закрыла глаза, представляя себе призрачный поезд, летящий сквозь время. Не важно, как он оказался в Мексике. Понять бы, почему все пассажиры вышли из вагонов, а машинист с помощниками покинули локомотив? Почему они не вернулись обратно, как в случае с монастырем?

Лариса вообразила себя Франческой и сразу окунулась в атмосферу безмолвного ужаса, царящую в поезде. Жена банкира сидела в купе, сжав руки и уставившись в одну точку. Сам банкир, изрядно потерявший в весе, шепотом молился. Остальная публика вела себя соответственно. Одни нервно хихикали, другие впали в апатию и ждали, чем все закончится. Кто-то надрался в зюзю и уснул. Тощая дама куталась в шелковую шаль и бродила по коридору из конца в конец, заунывно повторяя:

– Дева Мария, спаси нас… Дева Мария, спаси нас…

Локомотив несся на всех парах, словно сами черти неутомимо подбрасывали уголь в топку. Экипаж оставался на своих местах, но лишь для того, чтобы безучастно наблюдать за происходящим.

Франческа, вцепившись в поручни, смотрела в залепленное снегом окно. Она думала о Марио. Как он мог бросить ее одну? Она бы выпила чего-нибудь крепкого, но все запасы спиртного в поезде иссякли. Ее била дрожь, зуб на зуб не попадал.

– Что теперь будет?

Франческа повернулась на голос и увидела высокого бледного официанта, который устроился рядом с ней.

– Вам страшно?

– Очень…

– Жаль, что выпивка закончилась, – посетовал он. – Мы бы с вами дернули по стакану и вырубились. Завидую тем, кто уснул.

– Где они проснутся? – поежилась Франческа.

– Быть может, нигде. Вероятно, мы все уже спим вечным сном…

– Не похоже!

Официант склонился к ее уху и прошептал:

– Мы стали добычей дьявола… и катимся в преисподнюю! Не бойтесь, хуже не будет. Подручные Князя Тьмы доставят нас по назначению. Я читал, что в аду жарко, а оказалось наоборот! Чувствуете могильный холод? Он пробирает до костей…

Франческа содрогнулась. Мимо них прошествовала сеньора в шали, продолжая взывать к Деве Марии с мольбой о спасении.

– Эй, вы! – окликнул ее официант. – Прекратите!

– Оставьте ее… Она не в себе.

– Мне тошно от ее завываний! Я заставлю ее замолчать!

Официант поднял с пола бутылку от шампанского и двинулся следом за женщиной с намерением огреть ее по голове.

Франческа не пыталась его останавливать. Он сам передумал и вернулся, сердито брюзжа:

– Пусть ее черти возьмут! Это их работа!

За окнами загорались и гасли сполохи. С каждым разом все ярче. Люди в вагоне едва шевелились, как сонные мухи. Их сознание медленно погружалось во мрак. Держались только сеньора в шали, официант и Франческа.

– Сбылось пророчество, – зачем-то сказала она. – Я читала об этом в летописи перед тем, как на меня обрушился дом. Дьявольская повозка, люди в странных одеждах, монахи…

– Святые братья! – подтвердил официант, развеселившись. – Они здорово струхнули, бедолаги! Бросились закрывать ворота, звонить в колокола!

– Еще там было написано про женщину с огненным знаком на груди… Я потом все думала о ней! Меня преследовали страшные мысли. В ночь перед землетрясением я не спала и решила еще раз перечитать пророчество…

Официант выпучил глаза и ткнул ее пальцем в грудь.

– Так это же вы! Вот он, знак…

Яркая вспышка ослепила его и Франческу. Сеньора в шали споткнулась и застыла на месте, подобно статуе. Поезд начал сбавлять ход. На Франческу накатило забытье…

Очнувшись, она увидела за окнами буйную зелень. На полу в коридоре сидел сонный официант, прислонившись спиной к стене. Дама в шали лежала неподалеку и тихо посапывала. Кто-то из пассажиров зевнул, хлопнула дверь купе. Люди словно сбросили морок, начали осознавать происходящее. Казалось, рассеялись некие чары…

Франческа не верила своим глазам. Поезд стоял посреди городского предместья, на цветущем лугу. На небе сияло солнце, пели птицы.

– Скорее! – крикнул банкир, таща за руку жену. – Выходите скорее! Все выходите! Иначе нам конец!

Официант, покачиваясь, поднялся на ноги.

– Мы в аду? – с глупой улыбкой осведомился он. – А здесь миленько! Не ожидал…

Франческа поймала его взгляд и попятилась. Парень шагнул к ней, протягивая руку. Ей хотелось провалиться сквозь землю, исчезнуть.

– Вы куда?

Она не ответила и спряталась за дверью купе. Пассажиры, подгоняя друг друга, торопливо покидали вагоны.

– Быстрее! – донесся до Франчески голос официанта. – Выходите!.. Неизвестно, сколько продлится стоянка! Мы можем опять оказаться черт знает где…

– Марио… – простонала она, обращаясь к бросившему ее супругу. – Что мне делать без тебя?..

В купе было светло, как днем. Впрочем, за окном и был день, а не полярная ночь. Франческа ощутила дежавю. Пол уходил у нее из-под ног, голова кружилась. Правда, на сей раз стены устояли и сверху на нее ничего не посыпалось. Она могла дышать, слышать и видеть. Быть может, свершится чудо, и ей подаст руку не долговязый официант, а белокурый красавец Брасов…

Чуда не случилось. Вагон в мгновение ока опустел, мичман так и не появился. В купе осталась одна Франческа, о которой все забыли. Она прижимала руки к груди и ждала…

Откуда ни возьмись, на нее полетели мокрые брызги.

– Ой!

Вместо Брасова перед ней возник голый и мокрый Ренат. Она сообразила, что лежит на пляже, а он только что вышел из воды. Вокруг были загорающие, песок, разноцветные зонты. На берег с плеском набегало море. Громкий крик чайки окончательно доказал Ларисе, что она – не Франческа.

– Пойдем купаться, – предложил Ренат. – Вода сказочная. Теплая, как ты любишь.

– Я знаю, почему они вышли…

– Кто?

– Пассажиры дьявольского поезда! Они боялись, что следующей остановки не будет. Пока вокруг тепло и зелено, надо выходить…

Могила Франчески произвела на Гридина удручающее впечатление. Невзрачное надгробие, полустертая надпись, в которой угадывались буквы фамилии Альварес.

Он подумал, что любовь всей его жизни не может лежать тут, в чужой земле, под куском серого мрамора.

Хорхе стоял рядом, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу. Он ждал, когда приезжий заплатит ему обещанные деньги. Однако тот не торопился.

– Она ничего не оставила? – без надежды спросил Гридин. – Никаких записок или дневника?

– Насколько мне известно, нет. Я даже не знаю, умела ли она писать.

– Кто унаследовал имущество Себастьяна Альвареса?

– Мой отец, а после его смерти – я.

Гридин готовился к этой поездке и заранее брал уроки испанского, чтобы говорить с людьми без переводчика. Они с Хорхе понимали друг друга.

– Может, сохранились какие-то личные вещи Франчески?

– Я не знаю, – отвечал наследник. – Ничего такого в доме не было. Вероятно, дядя избавился от ее вещей, чтобы не страдать напрасно.

– Кто сейчас живет в доме Себастьяна Альвареса? Вы?

– Там поселилась семья нотариуса. Я продал дом, чтобы заплатить долги, – неохотно признался Хорхе.

– Ваш дядя вел какие-нибудь записи? Истории болезней, например?

– Наверное, после него остались какие-то бумаги. Я не интересовался. Если что-то и было, отец все сжег. Он боялся призраков.

– В доме являлись призраки?

– Я не видел. Отец считал, что нельзя хранить вещи покойников. Он был очень суеверным.

Гридин надеялся ухватиться за ниточку, которая приведет его к разгадке тайны Франчески. Но, похоже, она унесла свой секрет в могилу.

Он долго стоял у надгробия, пытаясь мысленно проникнуть сквозь слой земли, скрывающий от него Франческу. Слышит ли она его? Видит ли? Рада ли его приходу? Невозможно представить, что от нее осталось. Доски гроба, горсть костей, пуговицы от платья…

Гридин молча пожелал ей покоя и перекрестился. А что, если не все, написанное в пергаменте, правда? Ему стало горько и стыдно за себя. Не только любовь к Франческе привела его сюда, но и неистребимое любопытство, жажда проникнуть в тайну.

– Я могу идти? – напомнил о себе Хорхе.

– Возьмите деньги. Я еще постою здесь…

Гридин расплатился, и Хорхе Альварес, припадая на одну ногу, зашагал прочь. Его сутулая спина медленно удалялась, пока не исчезла из виду.

Гридина посетила шальная мысль прийти сюда ночью и вскрыть могилу. Он отказался от нее. Это будет надругательством над памятью Франчески.

Он стоял и стоял в надежде получить ответ на свой вопрос…

На следующий день у него поднялся жар. В бреду ему являлась Франческа в кремовом платье, молодая и прелестная, какой он видел ее в последний раз на Римском вокзале. Она прикрывала руками грудь, но сквозь ее пальцы пробивалось невыносимо яркое сияние. Гридин то шарахался прочь, то тянулся к ней всем своим существом. От нее исходило нечто непостижимое, искусительное и страшное…

– Рога! – метался в бреду больной. – Рога!.. Уберите их!.. Дайте сюда!.. Дайте… О, нет!.. Нет!.. Уберите… Рога!.. Неужели… Дайте…

– Где ты был? – рассердилась Роза. – Я звонила тебе! Почему ты не брал трубку? Я вся извелась! Не знала, что и думать!

Антонио еле держался на ногах. По дороге с работы он зашел в бар пропустить рюмку марсалы, и пошло-поехало. Он добрался домой затемно. Жена встретила его упреками.

– Сгинь… – отмахнулся он.

– Это что такое? – взвилась она. – Ты грубишь мне? Напился, как свинья!

Во дворе горел фонарь, и тень Розы падала на траву. Вместо головы у нее была собачья пасть. Вернее, несколько собачьих морд на длинных косматых шеях. От ужаса у Антонио пропал дар речи. Он чуть в штаны не наделал. Чудовище нависло над ним, разевая зубастые пасти. Антонио поднял руки, защищаясь.

– Прочь… прочь от меня…

Роза не выдержала и двинула его по затылку.

– Иди спать, придурок! Что с тобой? Белая горячка?

Антонио не осмелился ударить ее в ответ и трусливо ретировался. Всю ночь ему снился один и тот же кошмар: шестиглавый монстр рвал его тело, разбрасывая по сторонам кровоточащие куски мяса. Антонио кричал, просыпался и снова проваливался в страшный сон.

– Тебе нельзя пить, – заявила утром Роза. – Ты всю ночь орал, как помешанный.

Антонио молча встал и отправился на море. Там он долго плавал в прозрачной зеленоватой воде, нырял и лежал на спине, глядя в небо. Внезапно что-то холодное сильно потянуло его вниз, в глубину. Должно быть, подводное течение. Он барахтался, изо всех сил стараясь удержаться на плаву. Звать на помощь было некого. В такую рань на пляже бродили только чайки, ища себе пропитание.

Выбравшись на берег, Антонио всерьез подумал, что Роза права. Алкоголь ему противопоказан.

Пока он сидел на песке и обсыхал, опасливо поглядывая на море, в воде показалась голова купальщика. Тот плыл к берегу, и Антонио запаниковал. Что, если его пытались утопить? Теперь убийца плывет к нему, чтобы прикончить уже наверняка. Ум и логика отказали Антонио, остался только страх.

Пловец тем временем приближался. От ужаса казалось, что вода вокруг него бурлит и вздымается. Антонио хотел вскочить и дать стрекача, но его ноги налились свинцом. Он застыл на месте, словно жертва в ожидании расправы.

«Боже, прости и помоги…»

Это была мысль, а не слова. Губы Антонио онемели, язык не ворочался. С моря подул ветер, взметая по пляжу сухой песок. Пловец наполовину показался из воды, покрытой барашками волн. Антонио отвернулся, чтобы не встретиться взглядом со своей смертью. Он не хотел знать, что произойдет…

Минуты шли, а он все еще был жив.

Наконец, Антонио заставил себя поднять голову и увидел… женщину. У него отлегло от сердца. Мышцы расслабились, дыхание выровнялось. По кромке прибоя шагала немолодая сеньора, белокожая и отяжелевшая. Подручные дьявола не принимают женского обличья. По крайней мере, Антонио о таком не слышал.

Женщина прошла мимо него, накинула на себя полотенце и направилась к кабинке для переодевания. На песке оставались вмятины от ее ступней. Проплыв приличное расстояние, она не заполучила одышки и как будто не устала. Антонио проводил ее изумленным взглядом. Для ее возраста и комплекции сеньора оказалась тренированной спортсменкой.

Он наблюдал, как пловчиха переоделась в пестрое платье, сунула полотенце в сумку и пошла прочь. Кем бы ни была эта женщина, она не интересовалась Антонио. Похоже, это просто любительница утреннего купания. С ее уходом ветер стих, и море успокоилось.

Антонио внимательно осмотрел пляж, поднялся на ноги, отряхнул песок, влез в шорты и накинул на плечи полотенце. По дороге домой он чуть не угодил под машину. Водитель высунулся в окно и что-то возмущенно затараторил по-итальянски. От пережитого стресса Антонио ни слова не понял.

Во дворе он столкнулся с компанией отдыхающих, которые позавтракали и собирались на экскурсию. В воздухе носились птицы, пикировали вниз и пили воду из бассейна. Роза мыла посуду в кухне. Когда муж проходил мимо двери, она настороженно покосилась на него, но ни о чем не спросила.

Антонио плюхнулся в кресло перед телевизором и крутил головой, ища глазами пульт. Какая-то смутная мысль мешала ему успокоиться. Он решил включить канал спортивных передач и отвлечься. Посмотреть бокс или футбольный матч. Но на экране появился крытый бассейн и заплыв девушек.

Щелк!.. Антонио догадался, что его тревожит. Пловчиха, которую он принял за убийцу, напомнила ему Ольгу, прислугу из поместья Саджино…

Степановна взяла с собой на работу котлеты, гречневую кашу и соленые огурцы. Чай она делала прямо в чашке, заваривая его с помощью маленького кипятильника. Вода вскипела быстро, но дежурная по переезду задумалась, глядя в окно на привычный пейзаж – луг, лесополоса вдали и блестящие в лучах заката рельсы.

Год назад примерно в такой же теплый летний вечер она заметила странный поезд: допотопный локомотив, который давно полагалось вывести из эксплуатации, тащил за собой три вагона.

– Кино, что ли, снимать будут? – пробормотала женщина и вышла из будки, чтобы получше рассмотреть железнодорожный раритет. – Ей-богу, кино!

Надпись на вагонах была на иностранном языке. Степановна стояла, ощущая в теле неприятный холодок. От поезда веяло необъяснимой жутью. Паровоз приближался, и она увидела, что кабина машиниста пуста.

– Господи! – испугалась она и неумело перекрестилась. – Померещится же такое!

Окошки вагонов были закрыты шторами, которые развевались на ветру. Поезд дохнул паром, пустил из трубы струю черного дыма и промчался мимо, обдав дежурную запахом угля. Она не сразу смогла двинуться с места, потом метнулась в будку и позвонила начальнику.

– Ты чего городишь? – разозлился тот. – Мозги пропила? Какой еще паровоз вне расписания?

– Я вообще не пью, – обиделась женщина. – У меня давление. А поезд был! Я еще из ума не выжила. Глядите, кабы аварии не случилось!

– Типун тебе на язык!

Степановна оскорбления не стерпела, пожаловалась товарке. Только и та ее не послушала. Назвала чудачкой и посоветовала начальство зря не беспокоить.

– Иначе отправят тебя на пенсию, будешь знать!

Загадочный поезд произвел на дежурную неизгладимое впечатление. Она думала-думала, да и написала в областную газету. Приехал в село корреспондент, забросал ее вопросами. Она отвечала, парень качал головой и недоверчиво хмыкал.

– Был поезд, богом клянусь! – твердила Степановна. – Видела его, как тебя. Паровоз, какие в кино про революцию показывают, и всего три вагона. Промчался мимо меня, весь в дыму, прогрохотал и скрылся. Как вспомню, у меня до сих пор поджилки трясутся!

– Чего ж вы испугались?

– Машиниста в кабине не было, сынок, и пассажиров в вагонах, кажись, тоже. Пустой состав ехал!

Через неделю в газете вышла статья про аномальное явление на переезде под Полтавой, и Степановна стала героем дня. О ней судачили, каждый сельчанин норовил заглянуть к ней на огонек и поболтать про необычный поезд. Скоро страсти поутихли, и эту историю забыли. Все, кроме очевидицы.

Она нет-нет и выглядывала в окно будки, не мчится ли по рельсам призрачный поезд. Шло время, поезд не появлялся, и Степановна расстроилась. Вдруг у нее с головой непорядок? Никакого поезда в помине не было – одна игра воображения. Свои мысли и сомнения она поведала письмом в Академию наук, а к посланию приложила газетную статью.

Скоро из Академии прислали человека по фамилии Лещатый, который обещал женщине во всем разобраться и дать научное объяснение феномена. Ученый бродил по путям, осматривал насыпь, хмыкал и качал головой. Вместе с дежурной он провел в будке не один вечер, поджидая неуловимый состав. Тот так и не появился.

– Я правду говорю, – смущенно оправдывалась Степановна. – Локомотив мчался на всех парах, а в кабине было пусто. Вот вам крест!..

Она краснела, как школьница, и размашисто крестилась. Лещатый снисходительно улыбался. Просидев в будке две недели без толку, он собрался уезжать. На прощание женщина прослезилась от огорчения, что напрасно оторвала от работы важного человека, и пригласила Лещатого на лето к себе в гости.

– У нас и грибы, и ягоды, и рыбалка, и воздух целебный. Заодно будете наведываться на переезд. Авось, феномен повторится, и вы сделаете научное открытие.

Видимо, Лещатому не давал покоя призрачный поезд, потому что вчера утром он свалился, как снег на голову, без предупреждения, – и сразу вызвался идти со Степановной на дежурство. Сидеть в будке и глазеть в окно было скучно. Пока женщина готовилась к ужину, он решил пройтись вдоль железнодорожных путей.

Пахло полынной горечью. На светлом еще небе белел месяц, на лугу мальчишки жгли костер. Над лесополосой проступали первые звезды. Лещатый, шагая по шпалам, возвращался в будку, когда услышал за спиной перестук колес. Он знал, что по расписанию в ближайшие полтора часа никаких поездов быть не должно.

Ученый оглянулся и резво отскочил в сторону. По путям, пуская клубы дыма, мчался допотопный паровоз. Переезд был закрыт. Но локомотив и не думал сбавлять ход. Есть ли в кабине машинист, Лещатому рассмотреть не удалось. Счет шел на секунды. Состав оказался коротким, всего-то на три вагона с иностранной надписью на боку. «Санетти», – машинально прочитал мужчина и заметил, что дверцы открыты. Не долго думая, он примерился, схватился за поручни и… запрыгнул на подножку.

Степановна, почуяв недоброе, выбежала из будки и отчаянно замахала флажком.

– Эй!.. Эй!.. – кричала она, глядя на несущийся состав. – Куда?..

Поезд пронесся мимо, не повредив полосатого шлагбаума. Ей почудилось, что на подножке последнего вагона мелькнула знакомая фигура. Флажок выпал из ее руки, сердце опустилось.

Лещатого искали всем селом сутки напролет. На рассвете вызывали милицию из района. Но ученый как в воду канул. С тех пор его никто не видел…

Накануне отъезда в Рим у Терезы Саджино состоялся серьезный разговор с Ольгой. Желающих на ее место не нашлось, молодая хозяйка уговаривала прислугу остаться, та неохотно согласилась. С условием, что ей увеличат зарплату.

– Так я и знала, – ворчала Кармела. – Кто рискнет присматривать за домом, где произошло убийство? И Ольга бы не пошла, не нуждайся она в деньгах.

– А мне кажется, она уходить не собиралась, – заметила Тереза. – Только вид делала. Ольга привыкла к поместью, здесь ей каждый уголок знаком.

– Я бы ни за что не осталась! Ольге можно позавидовать: нервы у нее крепкие, как канаты.

Вечером сестры закрылись в номере и легли. Тереза не спала, прислушивалась к звукам в коридоре. Наблюдатель уже занял свой пост на улице и будет торчать там до утра.

– Неужели он и в Рим за нами поедет? – вздохнула Кармела, выглянув в окно. – Или там есть его сообщники?

– Зря я тебя послушала…

– Ты о чем? Опять я во всем виновата?

– Эти русские вряд ли нам помогут. Они что-то ищут… а что?

– Пусть попробуют разгадать головоломку, которая лишает сна несколько поколений Саджино. По-моему, мы приняли правильное решение. Надо использовать любой шанс…

В коридоре раздались крадущиеся шаги. У Кармелы слова застряли на языке от страха.

– Кто-то остановился у нашей двери, – прошептала Тереза. – Слышишь?

– Ой!.. Я боюсь…

Кармела сползла с кровати и скользнула в угол за шкафом. Ручка повернулась, и в двери образовался проем, откуда падал свет фонарика. Белый луч ударил в лицо Терезы и ослепил ее. Она хотела закричать, позвать на помощь… но вместо этого сжала губы и затаила дыхание.

– Молодец, – похвалил ее ночной гость. – А где вторая?

Тереза кивком указала в угол, где пряталась сестра. Луч фонаря метнулся туда, и она успела заметить оружие в руке незнакомца: пистолет с глушителем.

– Что с ней? – спросил он.

– Наверное, обморок… – выдавила Тереза.

– Значит, буду говорить с тобой. Не вздумай поднять шум, иначе…

Он выразительно повел в воздухе стволом, и Тереза судорожно сглотнула.

– Где твои родители? На кладбище! Хочешь последовать за ними?

– Н-нет…

– Твой папаша получил предупреждение, когда погибла сеньора Бьянка. Но не сделал вывода. Ты должна быть умнее.

– Я… да…

– Отдай мне то, с чем они не пожелали расставаться.

Злоумышленник светил фонариком в лицо Терезы. Она ничего не видела, кроме яркого света. Сестра в углу не издавала ни звука, видимо, еще не пришла в себя. Так даже лучше. Очнется, закричит… а этот молодчик церемониться не станет. Огреет по голове пистолетом или, чего доброго, выстрелит.

Тереза сосредоточилась на том, чтобы спасти себя и Кармелу.

– Не понимаю, о чем вы…

– Дурочку валяешь? – рассвирепел незнакомец.

– Что вам нужно?

– Не испытывай моего терпения. У меня времени в обрез. Не скажешь, пеняй на себя. Утром в номере найдут два трупа.

Он глухо хохотнул и посветил в угол, где пряталась Кармела. Видимо, та все еще была без сознания, потому что негодяй удовлетворенно заявил:

– Хлипкая у тебя сестрица. А ты ничего, держишься.

В коридоре раздался шум, топот ног и крики о помощи.

– Что там такое? – насторожился злоумышленник и метнулся к двери.

– Моему мужу плохо!.. – донесся из коридора женский голос. – Он посинел и задыхается. Нужен врач! Наверное, сердечный приступ…

– Полицию вызовите на всякий случай, – посоветовал второй голос.

Этот внезапный переполох не понравился визитеру.

– Ладно, живите пока, – бросил он Терезе, погасил фонарь и открыл балкон. – Сегодня вам повезло.

Она слышала, как он спускается с балкона вниз, и попробовала пошевелиться. Все тело онемело и покрылось мурашками от ужаса.

– Кармела… Кармела…

Сестра не отзывалась. Тереза тихо заплакала. Слезы катились по ее щекам, а она не могла поднять руку, чтобы смахнуть их.

Человек, забравшийся среди ночи в номер, был прав. Надо отдать то, что несет смерть. Если бы Тереза могла, она бы так и поступила…

Гридин переболел простудой. Он две недели пролежал в мексиканской гостинице, с трудом оправился и уехал в Веракрус, где взял билет на корабль. В Италии у него возобновился кашель. Доктора настоятельно советовали остаться, дышать морем, есть фрукты и пить вино из местного винограда. Он решил, что это судьба.

Гридин свободно изъяснялся по-итальянски. Он освоил язык еще в санатории, где лечился от чахотки. Разумеется, он поселился в Мессине. Здесь все напоминало ему о Франческе: руины, оставшиеся после землетрясения, песчаный берег, столетние буки и серебристые оливы. Казалось, в самих солнечных лучах и прозрачном воздухе сквозила ее печальная тень. Город наводил на Николя тоску.

Он не сразу решился наведаться в поместье, которое чуть не стало для Франчески могилой. Кто бы мог подумать, что к тому времени, как на Мессину обрушилась стихия, Франческа уже была мертва и лежала под мраморной плитой в предместье Мехико?! Мертвому ли бояться смерти?..

Гридин сходил с ума от этой нелепости. В его уме царил хаос, а в душе – пустота. Без Франчески его существование теряло смысл. Единственное, что удерживало его на этом свете – тайна манускрипта. Должно быть, он принимал одержимость этой тайной за любовь к женщине, которая ее воплощала. Образ Франчески сливался для него с тем, что она несла в себе.

Николя не осмелился вскрыть ее могилу и нынче у него остался ничтожный шанс выяснить истину.

«Зачем мне это? – спрашивал он себя. – Разве так уж важно, что означает нарисованный на пергаменте полумесяц?»

Интуиция подсказывала, что, раскрыв тайну монастырской хроники, он поймет, что случилось с Франческой. Смогут ли они когда-нибудь встретиться – в раю или в аду?

Ни богатство, ни женитьба не принесли ему счастья. Жена была ему чужой, друзей он не приобрел. Коммерция и деловые операции превращали его дни в рутину. Эту рутину скрашивали лишь поиски Франчески и головоломка, над которой он бился.

Убедившись, что возлюбленной более нет среди живых, Гридин растерялся. Что ему оставалось? Ходить по ее следам, ловить ее тень.

В Каста-Соле его приняли холодно. На просьбу осмотреть дом и сад ответили отказом. Николя понял, что надо набраться терпения. Он принялся наблюдать за обитателями поместья.

Через неделю хозяева вместе с ребенком лет восьми, который миловидным личиком и светлыми кудряшками походил на Брасова, уехали в Рим. Мальчик был сиротой, его воспитывали дедушка с бабушкой. Родители Марио, догадался Гридин.

Он начал искать подход к слугам. Деньги помогли ему преуспеть в этом так же, как и в случае с Хорхе Альваресом. Экономка, – прямая и костлявая дама в темном платье, – согласилась за приличную плату поговорить с ним.

– Что вас интересует?

Если бы Гридин знал ответ на этот вопрос, он бы поступил по-другому. Ему пришлось изворачиваться и хитрить. Он назвался родственником русского офицера с «Цесаревича».

– О! – воскликнула дама и отвела глаза. – В этом доме помнят самоотверженных русских моряков. Наш город пережил черные дни. Видите, поместье до сих пор не полностью отстроено? Ужасные были разрушения!.. Чем я могу быть полезна сеньору?

– Вы были свидетелем катастрофы?

– В то время я еще не работала здесь. Но помню, как все случилось. В то утро…

Гридину пришлось выслушать длинный рассказ, прерываемый охами, вздохами и всхлипываниями. Экономка сама не ожидала, что так расчувствуется, и смутилась.

– Простите меня…

– Это вы меня простите, что заставляю вас снова страдать. Надеюсь, мои деньги компенсируют причиняемые неудобства.

Солидная внешность Гридина, дорогая одежда, перстни и золотые часы на цепочке подкрепляли его слова. Экономка сочла за должное помочь такому презентабельному господину.

– Землетрясение нанесло убытки каждой семье на побережье. Но господь сжалился над сеньорами Саджино. Им удалось продать кое-какие находки и на эти средства частично восстановить усадьбу.

– Нет худа без добра? – усмехнулся коммерсант. – А что за находки? Вы их видели?

– Я устроилась сюда гораздо позже. Могу судить только по разговорам хозяев. Не подумайте, что я подслушиваю! Просто иногда они обсуждают свои проблемы слишком громко. А куски керамики до сих пор валяются среди камней и мусора.

– Керамика? Разве это были не остатки рукописей? Я слышал, в доме хранилась коллекция редкостных манускриптов.

– Да, но… рукописи почти все погибли. Я говорю о другом. В саду образовалась глубокая трещина…

Экономка оглянулась и понизила голос. Вряд ли хозяева похвалят ее за длинный язык. Хотя они и уехали, кажется, что кто-то может ее услышать.

– Судя по находкам, раньше тут жили древние греки. Очень давно! Молодой сеньор достал из провала блюдо, серебряный сосуд для вина и еще какие-то мелочи. А под вывороченным с корнями деревом лежала золотая вещица. Оказалось, что все это стоит больших денег.

Гридин догадался, что «молодой сеньор» – Марио, и решил уточнить, так ли это.

– Могу я увидеть молодого сеньора?

Экономка изменилась в лице. Она размышляла, стоит ли продолжать беседу. Золотой перстень с пальца любопытного посетителя облегчил ей выбор.

– Сеньор Марио трагически погиб. Утонул в море, когда купался. Видимо, ему стало плохо: судорога или сердечный приступ. Бедные сеньоры Саджино! Сначала исчезла невестка, потом сына потеряли. Их единственный внук остался сиротой. Горе, которое они перенесли, невосполнимо…

Из поместья Гридин отправился в музей, где ему показали фрагменты античной керамики и обломки статуй, найденные на побережье. Оказывается, в глубокой древности местные жители поклонялись Дионису, то бишь Бахусу или Вакху. Во славу бога виноделия и веселья устраивали настоящие оргии. Везде, где появлялся Дионис со своей пьяной и развязной свитой, ему сопутствовало безумие…

– По-моему, он свихнулся, – заключил Ренат.

– Антонио? Сомневаюсь.

– Лара, он убийца! На его счету два трупа! Он не зря хотел повеситься. Ему всюду чудовища мерещатся!

– Не всюду, – возразила она.

– По-твоему, у Розы на самом деле шесть собачьих голов?

– Я этого не исключаю.

Ренат фыркнул, но смолчал. Харибда в образе морской пучины чуть не поглотила корабль Одиссея в Мессинском проливе, а шестиглавая Сцилла хотела сожрать его команду. Может, Антонио мифов начитался?

– Надо зайти к нему на работу, еще раз поговорить, – предложила Лариса. – Что-то мы пропустили, чего-то не поняли.

– Вместо того чтобы зря тратить время, я бы созвонился с сестрами Саджино. Они в опасности. Боюсь, кого-то из них убьют.

Ренат не мог объяснить, почему он чувствует угрозу этим двум женщинам, наследницам проклятого поместья. Но он – чувствовал!

Лариса стояла на своем. Она поймала такси и назвала адрес музея. Ренат молча помог ей сесть в машину и устроился рядом. В его сознании роились образы козлоногих сатиров и пьяных нимф.

– Знаешь, в чем трагедия этого семейства?

– А? – не расслышал он, погруженный в свои мысли.

– В месте, на котором расположена усадьба! Помнишь трещину в саду, куда провалился мраморный мальчик? И вывороченное с корнями дерево? Сейчас там растет лимон, – заволновалась она.

Как он мог помнить то, что случилось сто лет назад? Ренат смотрел в окно, но вместо живописных улочек видел шествие разнузданной толпы. Разгоряченные вином мужчины и пьяные вакханки жаждали соития…

– Черт!..

– Что вы сказали, сеньор? – повернулся к нему таксист.

– Ничего, – ответила за него Лариса.

Люди в козлиных шкурах громко распевали дифирамбы[9], в воздухе пахло цветами, соком винограда и человеческим потом…

– Дионис одержим священным безумием, – прошептал Ренат, наклонившись к Ларисе. – Этот весельчак и покровитель виноделия жестоко расправлялся с врагами.

– Расправляется, – поправила она. – И лишает рассудка тех, кто не признает в нем бога…

Гридин постигал культ Диониса через искусство, мифологию и античные черепки, оставшиеся от святилищ и храмов. Затаив дыхание, он слушал археологов и любителей древностей, которые открывали ему мир, канувший в лету.

Его поразило первоначальное значение слова «трагедия». Оказывается, в жертву Дионису приносили козла, и этот обряд сопровождало пение юношей, переодетых в козлиные шкуры.

– Tragos – по-гречески означает козел, а ode – песнь, – объяснил старик-ученый.

– Выходит, трагедия – это «песня козлов»?

– Именно так.

– Глупо! – заключил Николя.

– Но ведь козла в итоге убивают, – улыбнулся старик. – Главный герой расстается с жизнью, вот вам и суть трагедии.

– Глупо, – повторил Гридин.

– А кто вам сказал, что во всем заложен великий смысл?

Русскому коммерсанту показали копии фресок, некогда украшавших виллы богатых жителей города. Тема «дионисий», – праздников в честь бога обильных возлияний и праздного образа жизни, – была весьма популярна на Сицилии.

– Одно время всю Грецию захлестнуло поклонение природному началу, которое не знает добра и зла, – рассказывал ученый. – В храмах Диониса жрецы потакали животным инстинктам и безудержному разгулу страстей. Хмельное исступление, разврат и насилие не осуждалось, а приветствовалось. Экзальтация, транс и сексуальный экстаз считались совокуплением с разлитым повсюду Дионисом. В порыве священного безумия пьяные вакханки могли разорвать голыми руками быка! Люди нарушали все законы морали, все правила и запреты.

– Как? – изумлялся Гридин. – Эта дикость культивировалась древними греками?

– Под тонким покровом рассудка в человеке клокочет первобытный огонь. Когда он вырывается наружу, вы ужасаетесь. Потом он снова прячется, подобно уснувшему вулкану, и усыпляет вашу бдительность. Вы мните себя продуктом цивилизации, тогда как ваша суть – смешение всех крайностей, где боль и наслаждение становятся одним целым…

Слова ученого казались Гридину бредом извращенного ума. А сцены, изображенные на фрагментах фресок, походили на шабаши ведьм, леших и обросших шерстью рогатых чертей. Он высказал свое мнение старику.

– Что вы? – вежливо возразил тот. – Какие ведьмы? Какие черти? Это нимфы, менады, сатиры и фавны!

Несколько музейных дней прошли для Гридина в угаре, который можно сравнить с опьянением. Только пьяным было не тело, а душа, отравленная «вином Диониса». Он сам чуть не впал в безумие, порожденное тоской по Франческе, запахом лимонных садов, сладким морским ветром и дыханием Диониса, которое волей-неволей проникало в кровь и бродило по жилам, словно молодой виноградный сок.

После того как Гридин разобрался в обрядах, называемых оргиями, он вдруг понял, на каком месте стоит усадьба Саджино. Для него кое-что прояснилось. Он вторично встретился с экономкой, но ничего нового от нее не услышал.

Да, сеньор Марио нашел какие-то культовые предметы. Их продали, чтобы восстановить разрушенный дом. Сеньор Марио сделал это тайно, потому что находки представляли историческую ценность. Он старался ради своей невесты Франчески. Хотел поскорее привести ее в уютное гнездышко, а не в жалкие развалины.

– Девушка была не в своем уме, – добавила экономка. – Говорили, что однажды она ушла на берег моря и не вернулась. Сеньор Марио чуть с ума не сошел от горя. Потом выяснилось, что бедняжка не утонула, а просто бродяжничала. Когда невеста объявилась, то-то была радость! Правда, родители Марио не одобряли желание сына вступить в брак с больной девушкой. Но он так любил ее, что тронул сердце отца, и тот дал согласие на свадьбу. Увы, молодые недолго были счастливы…

Женщине было невдомек, что русский коммерсант знает о судьбе Франчески больше нее.

– Марио продал все, что нашел в саду? – спросил он, когда экономка замолчала.

– Такие подробности мне неизвестны.

Ее взгляд задержался на золотых часах Фаберже, которыми поигрывал Гридин.

– Если вы припомните что-то особенное, я сделаю вам царский подарок…

Она задумалась, наморщив лоб и закусив губу. Часы соблазняли ее, поблескивая золотом, посверкивая бриллиантовой россыпью.

– Ей-богу, сеньор, я бы рада вам услужить…

– Не торопитесь. Иногда в голову приходит забытая деталь, незначительная мелочь, на которую вы не обратили внимания.

– Да… да… я стараюсь…

В саду, куда экономка впустила Гридина, под деревьями валялись мелкие оранжевые апельсины. Ветерок шевелил седые локоны женщины. Ей очень хотелось заполучить часы.

– Я же не могу повредить сеньору Марио своей болтовней, верно?

– Он мертв, – кивнул Гридин. – Говорите смело. Кроме меня и вас никто не узнает об этом разговоре.

– Самые ценные находки молодой человек продал… одному богатому коллекционеру. Только я вам ничего не говорила!

– Разумеется. Не волнуйтесь.

Экономка уставилась на золотую луковицу часов, но коммерсант не спешил отдавать ей дорогую вещь.

– Это все?

Внутри пожилой дамы происходила борьба между преданностью хозяевам и желанием поживиться. В конце концов, она уже не молода и скоро не сможет выполнять свои обязанности так же безукоризненно. Тогда ее безжалостно выставят вон.

– Кажется… я не уверена, но…

– Я вас слушаю!

– По-моему, одна штуковина осталась в доме, – шепотом сообщила она. – Покойный сеньор Марио не смог с ней расстаться. Не знаю, что это было. А потом… разразился страшный скандал! Все кричали, обвиняли друг друга…

– В чем была причина скандала? Вы слышали?

– Тут бы и глухой услышал. Вещица исчезла из тайника, где ее хранили. Допрашивали всех слуг… и меня тоже. Но я ничего не брала! Мне было так стыдно… Я попала под подозрение! Выходит, я не заслуживаю доверия?! – она осеклась и опустила глаза. – Я не должна была говорить об этом…

– Вы не делаете ничего дурного, – успокоил ее Гридин. – Не бойтесь меня. Нельзя украсть вещь, которая уже украдена!

– Украдена? – вскинулась экономка. – Впрочем, вы правы…

В музее Лариса с Ренатом застали экскурсию. Молодая длинноволосая женщина-гид показывала туристам античные сосуды для вина и рассказывала о культуре виноделия, которому, якобы, научил греков сам бог Дионис. К шлейке ее сарафана был прикреплен бейджик с именем.

«Мария», – прочитал Ренат.

По ее словам, на берегах Мессинского пролива весьма почитали сына Зевса и красавицы Семелы. Юного и прекрасного Диониса всюду сопровождали рогатые сатиры и менады в венках из плюща. Если Дионис хотел кого-нибудь погубить, то насылал на человека безумие…

Экскурсоводша монотонно бубнила, туристы слушали вполуха и позевывали.

– Как-то раз три дочери царя Миния отказались идти на праздник в честь веселого бога. Разгневался Дионис, не дождавшись царевен, и ночью отправился со своей свитой во дворец. Девушки, которые сидели за прялками, внезапно услышали звуки флейт и тимпанов. Все вокруг моментально заплел зеленый плющ, а нити пряжи превратились в виноградные лозы, на которых повисли тяжелые сладкие гроздья. В темноте дворцовых переходов зловеще сверкали факелы, а из всех углов рычали дикие звери. Львы, пантеры, медведи и рыси бегали по царским покоям, роняя слюну. Дочери Миния в ужасе метались, чтобы их не растерзали хищники, но нигде не могли от них укрыться…

– Это была галлюцинация? – спросил паренек с хохолком на голове.

Женщина-гид замешкалась с ответом.

– Похоже на то, – ввернула Лариса. – Насколько мне известно, для царевен все кончилось плохо. Они вообразили себя летучими мышами. Им казалось, что вместо рук у них выросли перепончатые крылья, а девичьи тела покрылись шерстью. С тех пор они не могли больше жить во дворце и прятались от солнечного света в сыром подземелье.

Паренек с трудом разбирал ее английский.

– Интересно! – заметил он. – Наверное, Дионис научил людей не только пить вино, но и курить травку.

– Ужас! – ахнула пожилая матрона, обмахиваясь собственной шляпой. – Кошмар! Вот откуда у молодежи дурные привычки!

– Это тянется с глубокой древности, – поддержал ее мужчина в светлом костюме. – Все пороки, которыми страдает общество, появились давным-давно. Ничто не ново под луной.

Заскучавшие люди оживились. Со всех сторон посыпались реплики.

Ренат не вступал в полемику. Он легонько коснулся локтя Ларисы, чтобы напомнить ей об Антонио.

– У нас мало времени, – шепнул он. – Я пойду поищу смотрителя.

Быстро пройдясь по залам, Ренат не обнаружил Антонио и забеспокоился. Он вернулся к группе туристов, которые продолжали горячо обсуждать коварного Диониса. Лариса отошла в сторонку и о чем-то думала.

Экскурсоводша радовалась, что можно отдохнуть, и не мешала туристам распекать веселого бога за его жестокость.

– Сеньора Мария, – обратился к ней Ренат. – Где ваш сотрудник Антонио? Я хочу поговорить с ним.

– Антонио? Разве он не на месте?

– Я все обошел. Его нигде нет.

– И в архиве? Иногда он туда спускается, чтобы…

– Нехорошо обманывать, – перебил Ренат. – Антонио отсутствует, а вы его покрываете. Он мне нужен. Срочно!

Женщина смутилась и нервно заправила за ухо прядь волос. Они с Антонио порой выручали друг друга, и ей было неловко выдавать его.

– Вам лучше сказать, где он, – наседал Ренат. – Иначе мне придется вызвать полицию.

– Антонио что-то натворил? Он уехал на моем мотоцикле…

Ренат подозвал Ларису и вывел ее на улицу. Дверь музея с глухим стуком закрылась за ними. Собирался дождь. Тяжелые тучи плыли над городом, задевая рыхлым брюхом шпили церквей. Море позеленело, горизонт заволокло тусклое марево. В воздухе зрела гроза.

– Куда он поехал?

– Сестры Саджино! – воскликнул Ренат. – В какой гостинице они поселились? Ты знаешь адрес?.. Мы не успеем! Не успеем…

Его тревога передалась Ларисе. Они побежали ловить такси.

Когда водитель высадил их возле отеля с каменными лоджиями, на мостовую упали первые крупные капли.

– Подождите нас здесь, – попросил Ренат. – Мы недолго.

Дежурный на ресепшине сообщил им, что сестры съехали около часа назад.

– Куда они направились? Мы журналисты. Сеньоры Саджино назначили нам встречу. Они обещали дать интервью. Неужели мы опоздали?

– Недавно сюда заходил мужчина, который тоже спрашивал о них. Он приехал на мотоцикле.

«Журналисты» переглянулись.

– Точно?

– Я видел мотоциклетный шлем в его руках. Он назвался другом сеньоры Терезы. Я сказал, что они поехали на морской вокзал.

– Спасибо.

Дежурный проследил, как молодой человек и женщина сели в такси и покатили в сторону порта. Не удивительно, что сестры Саджино вызывают такой интерес. Не каждый год в Мессине происходят громкие уголовные преступления. Убийства адвоката и его жены наделали шуму…

– Нельзя украсть то, что ты сам же нашел, – возразил Ренат. – Полумесяц по праву принадлежал Марио. Он мог распорядиться им, как считал нужным. Решил подарить Франческе и подарил.

– Почему он сделал это тайком? – недоумевала Лариса.

– Чтобы избежать упреков и не выяснять отношений. Когда пропажу обнаружили, он предпочел промолчать. Из тех же соображений. Но перед смертью Марио все-таки признался, что никакой кражи не было. Не хотел уходить с ложью, с грузом на душе. И снял подозрения с невинных.

После того как суета на месте аварии улеглась, трупы забрали, а свидетелей опросили, они с Ренатом отправились в отель переодеваться. Дождь был теплый, но мокрая одежда неприятно липла к телу. Лариса продрогла.

Пришлось сказать Розе, что произошло с ее мужем. Убитая горем женщина закрылась у себя в комнате, оплакивая Антонио. Отдыхающие были предоставлены самим себе. Обед подгорел, ужина нечего и ждать. Ренат предложил сходить в рыбный ресторанчик на набережной.

– Если бы не гибель сестры, Тереза бы продолжала молчать, – невпопад сказала Лариса. – Теперь из всех Саджино осталась одна она. Ей страшно.

– Ты веришь, что она не знает, где полумесяц?

– Она была не в том состоянии, чтобы лгать. Вряд ли она осознавала до конца, что случилось. И вряд ли скоро придет в себя. Все, чем она со мной поделилась, было сказано на волне отчаяния и безысходности.

– Мы вовремя оказались рядом, – кивнул Ренат. – Бедняга Антонио! Он был мертв, когда я подошел к нему. Теперь он вне досягаемости своего босса. Каким образом этот человек влиял на него? И кто он?

– Антонио – всего лишь орудие в руках фатума! Он запутался, и этим воспользовались.

– Кто?

– Хороший вопрос. Что, если Антонио – посредник? Между богами и людьми.

– По-моему, он мелко плавает для такого посредничества.

Ренат прохаживался по комнате, заложив руки за спину. Он пытался представить полумесяц, у которого только одна сторона. Если это не фантазии Саджино, такая вещь явно имела сакральное назначение и могла принадлежать…

– На месте Диониса я бы рассердился! – воскликнул он. – Я бы очень сильно рассердился!

– Ты тоже считаешь, что полумесяц был предметом культа?

– Должно быть, поместье Каста-Соле находится там, где много веков назад стоял храм Диониса и отправлялись языческие обряды.

– Оргии! – подсказала Лариса. – Так назывались праздники в честь сбора винограда и бога Диониса. В саду пел хор юношей в козлиных шкурах, вино лилось рекой, а неистовые вакханки развлекались с пьяными сатирами под свист флейт и удары тимпанов.

– Полумесяц украшал статую Диониса, – осенило Рената. – Выполненную в человеческий рост и покрытую позолотой. Людям казалось чудом, что на груди у статуи, которой они поклонялись, вспыхивал «божественный свет»…

– А какой-то никчемный Марио подарил этот «свет» своей возлюбленной! Не удивительно, что сын Зевса покарал обоих.

– И потомство до седьмого колена!

– Осталось выяснить, где сейчас находится полумесяц. Думаю, за этим Вернер и отправил нас сюда.

– Мы сами приехали, – возразила Лариса. – Потому что хотели испытать себя.

– Он устроил нам экзамен…

Гридин бродил по улицам города, хранящим следы разрушений, и воображал Франческу, которая девчонкой беззаботно бегала по этим древним мостовым. Могла ли она предвидеть будущее? Могла ли изменить свою участь?

Не стань она невестой Марио, не окажись в роковой час в доме жениха, не попади под завал, – не встретилась бы с Брасовым, не полюбила бы его, не сбежала бы из дому… не села в проклятый поезд…

– Сколько случайностей понадобилось для того, чтобы сначала свести, а потом разлучить меня с Франческой! – шептал он, вспоминая могильный камень с ее именем.

Лежит ли она там, или это игра ума, калейдоскоп совпадений? Не может женщина, умершая в предместье Мехико, через много лет гулять по Невскому под руку с белокурым мичманом, сияя юной красотой и дыша страстью. Не может!

Гридин вспоминал ее милую улыбку, ее стан, охваченный муслиновым платьем, ее тонкую руку с простеньким золотым колечком на безымянном пальце… и не мог поверить, что к тому времени тело Франчески давно истлело в чужой земле.

От этих мыслей у него все внутри переворачивалось. Зря он поехал в Мексику, зря поверил Хорхе Альваресу и пошел на кладбище. Все зря! Теперь у него не осталось больше иллюзий. Но он так ничего и не понял до конца.

Слова экономки из Каста-Соле разбередили его душу. Что за кража случилась в честнóм семействе? Он чувствовал связь между некой загадочной реликвией, куском старинного пергамента и долей Франчески.

Гридин сделал все, что мог, для своей безответной любви. Но не удовлетворил любопытство. Тайна монастырской летописи не раскрыта, след Франчески оборвался под мраморным надгробием.

– Поезд, который увез ее, увез и мое сердце…

Он сел на теплый от солнца камень и машинально полез за часами Фаберже. Их не было. Гридин отдал часы экономке. Он ни о чем не жалел, кроме утраченной надежды. Неужели ему суждено умереть, так и не узнав главного?

Ему не надо было возить пергамент с собой. Он помнил наизусть латинский текст, начертанный дрожащей рукой монаха. «Дьяволица прелестная», которую тот описал с поразительным правдоподобием, слишком походила на Франческу.

– Манускрипт не зря попал ко мне, – вслух рассудил Николя. – Случай – это слуга провидения, говаривал мой дядюшка Федот Петрович. И я с ним совершенно согласен!

Мимо него прошла пожилая сеньора с корзиной, полной съестного. Видимо, она работала кухаркой в одном из домов на побережье. Сеньора замедлила шаг, поставила корзину на землю и вернулась.

– Что с вами? – участливо спросила она.

– Ничего… я так, присел отдохнуть…

Респектабельная внешность Гридина не соответствовала его поведению. Сидит на камне и бормочет что-то себе под нос. У кухарки это вызвало тревогу.

– Вам нужна помощь, сеньор? – не отступала она. – Где вы живете?

– Со мной все в порядке. Не беспокойтесь.

Женщина потопталась возле него, нерешительно повернулась и пошла своей дорогой. Тяжелая корзина в руках заставляла ее переваливаться с ноги на ногу. Гридин с досадой подумал, что мало ей своих забот, раз она пристает к постороннему человеку.

Он вздохнул и вернулся мыслями к описанной монашком сцене. Визит дьявола на огнедышащей повозке под стены обители вверг автора в панику. Это чувствовалось по неверным движениям пера, брызгам чернил и кривым строчкам. Летописец подробно обрисовал «подручных Вельзевула», которые одеждой и видом своим разительно отличались от привычной его глазу публики. Более всего святую братию привела в ужас демоница, которая ослепляла красотой и «нечеловеческим блистанием». Сие блистание исходило из груди ее отдельными вспышками, которые «были словно молнии». Вспыхнув, молния в ту же секунду исчезала, и черноволосая красавица ничем не отличалась от обычной женщины, только очень соблазнительной. Соблазн сей монашек приписывал «сатанинскому духу», присутствующему в данной особе. Вопреки здравому смыслу внимание всех обитателей монастыря было приковано к «прелестной дьяволице». Не избежал общей участи и автор хроники. Приглядевшись внимательно, он обнаружил на груди ее полумесяц, обращенный рогами вверх, который обладал непостоянством, присущим колдовскому атрибуту. Нельзя утверждать, существовал он на самом деле или являлся наваждением, которое предводитель бесов напустил на затворников. Но именно эти «рога» на груди женщины более всего повергли монахов в ужас. Сами слуги сатаны испугались «адского света» и сторонились его обладательницы.

Гридин не сомневался, что купленный у Брасова свиток являлся частью монастырских хроник, до землетрясения хранившихся в собрании семьи Саджино.

Теперь связь между «дьявольской повозкой» и судьбой Франчески стала очевидной. Не случайно она села в прогулочный поезд «Санетти». По-другому просто не могло быть! Иллюзорное время отразилось в кривом зеркале реальности и ввело в заблуждение косный человеческий ум. Участь Франчески была предначертана, а старый манускрипт только подтвердил неуклонный ход высшего замысла.

Гридин полюбил женщину, которая была обречена. Он искал фантом, гонялся за призраком. Не удивительно, что Франческа ускользнула от всех мужчин, которые любили ее.

– Ни я, ни Брасов, ни ее супруг Марио не могли обладать ею, – заключил Николя. – Она изначально принадлежала другому. И этот другой – не доктор Альварес. Этого другого иногда изображали в виде быка или человека с рогами. Дионис! Вакх. Бахус. Мстительный и злопамятный отпрыск громовержца Зевса!..

Гридин разговаривал сам с собой. Его голова кружилась, перед глазами колыхалась зеленая пелена из виноградных лоз. Эта завеса сознания отделяла человеческое от божественного. Сквозь нее проступал образ великолепного в своем очаровании юноши с венком на золотых волосах, смеющимся ртом и вечно хмельными очами. Юноша восседал верхом на пантере, а вокруг танцевала, пела, веселилась рогатая, козлоногая и хвостатая свита. Яростно свистели флейты, били бубны, лилось молодое вино, капала на траву кровь жертвенных козлят…

Гридин вздрогнул от мысли, которая внезапно пронзила его и заставила оцепенеть. Знак на груди «дьяволицы» был…

Вероятно, любовь к Франческе сделала его провидцем. Он понял, какую реликвию обнаружил Марио в своем саду!

Если это так, Франческа стала жертвой разъяренного бога. А ему было за что гневаться! Атрибуты из его храма разграбили и продали, словно товар на рынке. Его любимый фетиш – рогатый полумесяц, символ любовного безумства и сексуального экстаза, был похищен и отдан на потеху толпе! Мог ли дерзкий осквернитель святилища остаться без наказания?

Должно быть, интуиция подсказала Марио, где кроется источник его страсти. Он тоже нашел в описании «прельстительной демоницы» сходство с Франческой. Его тягу к девушке породили строки из стародавней летописи! Не случайно он преподнес ей в дар свою находку. Видел ли он в своей невесте ту самую красавицу, которая повергла в шок монастырскую братию? Или просто шел на поводу судьбы?

Наверняка Марио догадывался, почему исчез прогулочный поезд вместе с его женой. Чудом спасшийся, он пытался объяснить то, что случилось, подбирал ключ к тайне, надеялся отыскать ответ между строк манускрипта. Увы, нужный ему фрагмент летописи, как он полагал, уничтожило землетрясение. В неумолимом стечении обстоятельств молодой человек узрел руку фатума, который не задобришь ничем, кроме смерти.

Стало быть, Марио своей кончиной намеревался искупить вину перед мстительным Дионисом. Но еще одна жертва не принесла удовлетворения оскорбленному сыну Зевса. Он поражал безумием всех, кто так или иначе имел отношение к разграблению его храма…

– Я тоже безумен, – шептал Гридин, борясь с дурнотой. – Бегу за невозвратной любовью, охочусь за чужой добычей!..

Ренат сидел на песке и смотрел на море. Лариса устроилась рядом. Ей казалось, по синим волнам бежит корабль Одиссея.

– Между двух огней, – вырвалось у нее. – С одной стороны поджидает зубастая Сцилла, с другой – ненасытная Харибда.

– Думаешь, чудовища охраняли святилище Диониса?

– Фетиш, который попал в руки Марио Саджино, очень древний. У полумесяца есть только одна сторона!

– Если это не выдумки, тогда он точно неземного происхождения, – заключил Ренат.

– Эта реликвия являлась величайшей ценностью, и к ней приставили серьезную стражу. Жрецы культа Диониса, царившего на побережье Сицилии, использовали фетиш для украшения статуи своего бога…

– …но потом решили упрятать его подальше. Полумесяц обладал необычными и опасными свойствами. Жрецы не знали, как с ним обращаться.

– Земля скрыла фетиш, она же и выбросила его на поверхность. Зачем?

– Никому не ведомы истинные причины стихийных бедствий.

Лариса молча кивнула. Если фетиш все еще представляет ценность, то должна быть и стража. Времена изменились, но глубинная суть вещей остается прежней.

– Я не уверен, что Сцилла и Харибда покинули свой пост, – добавил Ренат. – Где фетиш, там и стражи. Они не сразу сориентировались, но быстро восстановили форму. С учетом новых реалий! Значит…

– У нас четыре трупа и никакой ясности, – перебила Лариса. – Мне становится страшно. Кто следующий?

– Надеюсь, не мы с тобой…

– Вернер устроил нам экзамен, – повторила она. – Я не обозналась. Тогда на привокзальной площади я видела его! Он стоял под навесом… а потом поспешно скрылся.

Ренат медленно пересыпал песок из ладони в ладонь. Песчинки утекали сквозь пальцы, подобно времени. Одиннадцать дней и ночей нужно медитировать в пустыне, чтобы… чтобы…

Он вскочил и потянул за собой Ларису.

– Идем!

– Куда? – удивилась она.

– В отель. Мы с тобой – тупицы! Вернер, небось, обхохотался…

Вечный город манил Гридина призраком Франчески. Он и не думал возвращаться домой, в Питер. Каждый день он ходил на вокзал, провожал и встречал поезда. Ему казалось, однажды он вновь встретит в толпе на перроне молодую женщину в кремовом платье и легкой соломенной шляпке. Встретит – и на сей раз никуда от себя не отпустит. Чего бы это ему ни стоило! Если проклятый поезд отправился с Римского вокзала, то когда-нибудь непременно объявится тут вновь. Всё рано или поздно возвращается на круги своя…

О жене и ребенке Гридин предпочитал не вспоминать. Они остались в прошлом, как и вся его прежняя жизнь. Деньги таяли, но и это перестало беспокоить Николя. Коммерция отошла на второй план. Гридин чувствовал себя как человек, у которого впереди ничего нет, кроме тоскливых сожалений.

Когда он столкнулся на улице с пьяным вдрызг Брасовым, то решил, что сходит с ума. Откуда бы тут взяться бывшему однокашнику?

Отставной моряк выглядел помятым и жалким. Он узнал Гридина и первым заговорил:

– Ба!.. Какими судьбами?.. Ты тоже сбежал от большевиков, Николя?

Оказалось, граф бросил жену, воевал в Добровольческой армии, сумел добраться до Батуми и на английском военном корабле махнул в Италию.

– Всё пропало, дружище! Всё пошло прахом!.. Я тебе говорил. Я знал, что этим кончится…

Гридин слушал его слезливые жалобы, и в нем закипало бешенство.

– Ты вор, Брасов! Ты украл у меня любовь! Украл счастье!

– Ты меня оскорбляешь?.. С какой стати?

– Ты продал моему дяде краденый пергамент! Бесчестный, подлый человек!

– Опомнись, Николя…

– Ты мародер, Брасов! Я догадался, откуда у тебя свиток! Ты спер его во время землетрясения! Этот чертов манускрипт заставляет плясать под свою дудку… Слышишь, как воют флейты и гремят бубны?! Это Дионис и его безумная рать!.. Они наступают!.. Они пришли за нами! За мной и тобой!.. Их ведет двурогий небесный телец…

Гридина понесло. Его речь стала сбивчивой и походила на бред.

Будь граф трезвее, он бы как-нибудь оправдывался, объяснялся. Но обвинения Николя вызвали панику в его затуманенном уме. Вместо того чтобы защищаться, он нападал. Бывшие приятели бросали друг другу в лицо слова, после которых примирение невозможно. Они подрались, сцепились не на жизнь, а на смерть.

Гридин подмял под себя пьяного графа и колотил его чем ни попадя. Он не помнил, как в его руке оказался камень, которым он ударил лежачего Брасова по голове и продолжал наносить удар за ударом… Он вымещал на сопернике свою боль, обиду и безысходное отчаяние.

– Это тебе за меня… за Франческу…

Отставной моряк перестал шевелиться. Гридин опомнился, пришел в себя и ужаснулся. Всё вокруг было в крови. Разбитые губы Брасова приоткрылись.

– Мерси, Николя… Я хотел сам, но боялся… Ты мне помог…

Гридин внезапно вспомнил слова пророчицы: «Ежели с гневом совладаешь, избежишь греха и будешь жить долго».

Выходит, не совладал. Теперь гореть ему в пекле вместе с Брасовым!..

Он разразился бранью, которая перешла в неукротимый приступ кашля, упал на грудь мертвого противника и потерял сознание…

Их схватка, незримо начавшись в Петербурге десять лет назад, закончилась в Риме – явственно, грубо и грязно. Вечный город равнодушно взирал на человеческую трагедию. За много веков он привык ко всему.

Через неделю русский коммерсант Гридин скончался в тюремной больнице от обострения чахотки. Брасова скромно похоронили за счет эмигрантских пожертвований, но ходить на могилу было некому, и скоро табличка с его именем затерялась…

– Смотри, что я нашел!

Ренат показал Ларисе текст на экране планшета и заметил:

– Совсем недавно этой статьи на сайте не было. И вдруг – появилась! Держу пари, ее автор – Вернер. Хотя подпись другая.

– Что за сайт? «Летучие голландцы»?

– Угадала. Здесь написано, что в начале девяностых годов прошлого века поезд «Санетти» видели на переезде под Полтавой.

– Это я уже читала.

– Дежурная по переезду сообщила в милицию об исчезновении научного сотрудника Лещатого. По ее словам, тот на ходу вскочил на подножку вагона и был таков! – невозмутимо продолжал Ренат. – Ей не поверили. Ученого искали несколько суток, потом махнули рукой и закрыли дело. Решили, что Лещатый выпил лишку, заблудился в лесу и… стал добычей диких зверей.

– В лесах под Полтавой водятся хищники?

– Львов и тигров там точно не встретишь, а волки, наверное, попадаются.

– Настолько голодные, что нападают на людей?

– Тут сказано: «Были опрошены местные жители, охотники и лесники. Никто не смог припомнить, чтобы волки когда-нибудь загрызли человека насмерть. Бывало, бездомные собаки кусали сельчан, но потерпевшие не исчезали бесследно».

– Этот Лещатый так и не объявился?

– Увы, нет. А вот еще пример. В 2011 году в Крыму под горой Гасфорта пропал журналист, который писал об аномальных явлениях. Его сопровождала девушка-байкерша. Они бродили по заброшенному итальянскому некрополю.

– Там столько крови пролито, – вздохнула Лариса. – Постой-ка… 2011 год, говоришь? Как раз сто лет после пропажи прогулочного поезда!

– Я обратил на это внимание. Ну вот… журналист облазил развалины часовни, фотографировал кактусы, якобы привезенные из Италии. Потом они с девушкой спустились в долину и решили отдохнуть. Засиделись до сумерек. И вдруг услышали странные звуки за спиной, как будто сзади ехал железнодорожный состав. Парень вскочил и обомлел. Ему не показалось! У подножия горы курился туман, из которого вынырнул допотопный локомотив. Он несся вперед по несуществующим рельсам…

Ренат увлекся. Картина, которую он описывал, захватила его. Он уже не был сторонним наблюдателем, он превратился в участника и «видел» поезд глазами журналиста.

Девушка испуганно вскрикнула, съежилась и закрыла лицо руками. Парень, наоборот, двинулся навстречу паровозу.

– Тот самый поезд! – возбужденно повторял он. – Тот самый поезд! Его видел стрелочник под Балаклавой! В тот день, когда на севастопольском рейде взорвался линкор «Новороссийск»!.. Вот же он!.. Смотри!..

Журналист показывал пальцем на движущийся паровоз, но байкерша не хотела его слушать.

– Мне страшно, Юра! – выкрикнула она и вместо того, чтобы идти за ним, легла на землю.

– Какая удача!.. Нам крупно повезло…

Каменистая почва сотрясалась от перестука колес. В воздухе запахло угольным дымом.

Первый вагон поравнялся с журналистом, и тот неожиданно схватился за поручни, прыгнул на подножку. Дверца тамбура хлопала на ветру. В окнах развевались занавески. Локомотив свистнул, дохнул паром и прибавил ход.

Через пару минут все стихло. Поезд растворился в темноте. Над горой Гасфорта завис яркий желтый месяц, похожий на рога золотого тельца. В траве стрекотали цикады, шуршали мыши и суслики.

Девушка привстала и удивилась, как быстро настала ночь.

– Юра! – крикнула она. – Юра-а-а!

Ей никто не ответил. Даже эхо молчало.

– Юра!.. Ты где? – испугалась она. – Выходи! Юра-а! Юра-а-ааа-ааа!

У нее была внешность Ларисы. Ренат протянул к ней руку и прошептал:

– Ты похожа на…

– Это я и есть!

Он вздрогнул, тряхнул головой и… оказался в гостиничном номере. Лариса подала ему стакан с водой.

– Выпей, отрезвляет.

– Тьфу ты!.. Я только что видел поезд «Санетти»… Глазами того журналиста, который… В общем, он сделал ту же глупость, что и Лещатый. Запрыгнул в вагон и сгинул!

– Интересно. Значит, можно подкараулить поезд и…

– Хочешь, я тебе покажу кое-что еще? – перебил Ренат.

Он открыл уже известный им сайт «Миражи»[10], на котором шла онлайн-игра.

– Ты намекаешь…

– Недавно мы с тобой потратили одиннадцать суток, чтобы нужный нам аватар переместился из виртуальной реальности в повседневную жизнь. Так?

– Ну-у…

– Думаю, у Вернера это получается быстрее.

– Ты хочешь сказать…

Ренат быстро пробежался по игровым тусовкам. Комната страха, ночной бар, казино… Никого, похожего на Антонио, в игре не оказалось. Зато…

– Белая Шляпа! – узнала Лариса и выхватила у него планшет. – Это он! У стола с рулеткой! Видишь?

– Точно. Поэтому его не было на вокзале, когда погибла Кармела Саджино. Он перемещается туда-сюда по указке Вернера. Мы могли бы раньше догадаться! Я чувствовал в нем какую-то странность… Он казался ненастоящим! Это его Вернер подсылал следить за нами, а потом снабдил пистолетом и отправил в номер отеля, где поселились сестры Саджино.

– Гуру решил спутать нам карты. Или взять на испуг. Вдруг мы примем Антонио и Шляпу за местных мафиози и спасуем перед ними?

– Антонио – не аватар, – возразил Ренат. – Он обычный человек. Вернер каким-то образом подчинил его свой воле. Возможно, гипнозом…

Во сне Ренат не мог отделаться от Гридина. Тот явно обрадовался, что можно пережить несбывшееся посредством другого человека, и становился все более живым и осязаемым. Почти как аватар из онлайн-игры. Лунный свет тонкими полосами проникал в комнату сквозь закрытые жалюзи. Ренат спал и как будто не спал…

Женщина, лежащая на соседней кровати, казалась ему Франческой.

Должно быть, Лариса испытывала нечто подобное. Она ощутила прилив чувственной страсти и потянулась к мужчине. Кого она видела в нем в этот зыбкий скользящий миг? Рената, Гридина, Брасова? Кем она была в эту ночь, пронзенную кинжальным светом луны, напоенную терпким запахом моря? Собой или Франческой?

Насколько человек в разные моменты жизни бывает собой? Возможно ли это в принципе, если фантазии превращают его в кого угодно? Есть ли четкое разделение на себя и других?..

В эту южную ночь жажда наслаждений одержала верх над здравым смыслом. Франческа смешалась с Ларисой, отдаваясь любовнику с неистовством пьяной вакханки. Жаркое дыхание Диониса опаляло их. Дионис был разлит повсюду – в бархатной тьме за окнами, в эротическом шепоте листьев, в усладительном плеске прибоя, в золотых отблесках на песке пустых пляжей…

Всё вокруг возбуждало и повергало в священное любовное безумие. Губы Франчески отвечали всем мужчинам, которые желали ее. Она покорялась их власти, ее сердце билось в одном ритме с самой природой, всепоглощающей, бесстыдной и жестокой, как веселый юноша Дионис…

Кровать была слишком узкой для двоих. Но в эту сумасшедшую ночь двое стали одним трепещущим, сплетенным, вздыхающим и стонущим телом, которое двигалось в брачном танце сатира и менады… Виноградные лозы истекали соком, нежно вскрикивали флейты, томно постукивали тимпаны. Дионис ликовал…

Ренат опомнился под утро. Рядом с ним лежала нагая Сикстинская мадонна, порочная Форнарина, утомленная любовью Франческа…

– Лара! – позвал он. – Лара!.. Проснись…

Она беспокойно шевельнулась. Ее зрачки бегали под напряженными веками, плечи вздрагивали, руки и ноги подергивались.

– Лара! – испугался он. – Просыпайся!

Ее сон был слишком глубок, слишком насыщен событиями. Вернее, событием. Одним, но невероятно значительным.

– Это опасно, Лара… – прошептал Ренат. – Очень опасно!.. Не вздумай!..

Она его не слышала и, естественно, не реагировала.

– Не смей! – запаниковал он. – Я запрещаю тебе! Запрещаю!

Глас вопиющего в пустыне. Рядом на кровати раскинулось тело Ларисы, но где была она сама? Рената привела в ужас догадка.

– Нет, Лара!.. Нет!

Он собственными тупыми намеками подтолкнул ее на этот шаг. Не думал, что она решится. Вернер может рукоплескать. Он сумел внушить своей подопечной, что иногда стоит рискнуть.

– Не в этот раз, Лара… Я не хотел, чтобы ты рисковала! Я собирался сам сделать это…

Увы, было поздно отговаривать Ларису от того, что уже случилось. Ренат опустил голову на подушку и закрыл глаза. Ему остается ждать. Он попытался присоединиться к ней… однако ходячее выражение «поезд ушел» в данный момент приобрело дословный смысл.

Ренат невольно вспомнил журналиста и крымскую байкершу. Вчера вечером они обсуждали это с Ларой. Они говорили о Лещатом, о том, как опрометчиво поступили оба: и умудренный опытом ученый муж, и беспечный молодой парень…

Они говорили о переходе из одного варианта в другой. Об аватарах, которые обретают плоть по методу Вернера. О гипнозе. О том, что Дионис отнимает рассудок у тех, кто не признает в нем бога…