Ольга Тарасевич - Оберег Святого Лазаря

* * *

Все события и персонажи выдуманы автором. Любые совпадения случайны и непреднамеренны.

Кипр, Ларнака. За 6 месяцев до съемок проекта «Ясновидящие»

Let’s get some food, honey. I don’t want you to die from starvation[1].

– Я не хочу есть, – пробормотала Саша, поднимая голову от груди собаки.

Овчарка слабо застонала, и это заставило девушку сразу же забыть о стоящей перед ней плохо говорящей по-английски горничной.

Если Ральф стонет – значит, он все еще жив!

Сердце собаки бьется еле-еле, дыхание медленное. Кажется, силы буквально на глазах покидают бедного песика. Он, обычно молотящий по полу хвостом при приближении хозяйки, уже даже не может вильнуть своей пушистой метелочкой. Местный ветеринар, пытавшийся две недели вытащить Ральфа с того света, сдался и посоветовал усыпить животное. Он уверял: «Возраст, ничего не поделаешь. Счет идет уже не на дни, на часы».

Тем не менее, собака жива. Она даже постанывает. Конечно, вряд ли стон можно считать признаком выздоровления. Но как же все-таки хочется, чтобы Ральф выкарабкался!

Только бы врач ошибся! Ведь они же бывают – врачебные ошибки…

– Ральфик, любимый, не оставляй меня, – Саша снова примостилась на подстилке рядом с недвигающимся телом. – Я тебя очень-очень люблю. Тебя мне подарила мамочка. Мама ушла, и ты уходишь, и я этого не вынесу, не вынесу. Живи, собачка моя, живи, пожалуйста!

– Just dog… You will kill yourself![2] – воскликнула горничная, поправляя темно-синее форменное платье.

В ее карих глазах читалось явное недоумение.

Горничная стояла довольно далеко. Однако Саше казалось, что она буквально слышит все ее мысли; слышит так явственно, как будто они звучали вслух, причем по-русски.

«Так переживать из-за какой-то собаки?! Находясь здесь, в Ларнаке, на роскошной вилле? Да ведь тут все к услугам молодой хозяйки! Если бы я так жила – уж я бы не грустила! Кстати, русская девчонка ведь прехорошенькая – с длинными русыми волосами, огромными голубыми глазами. Правда, в них столько грусти – и это в двадцать-то лет!»

Горничная была совершенно права.

Огромный роскошный особняк, утопающий в тени прибрежных пальм, отделан со вкусом. Этот дом и прежде не могли назвать аскетично оформленным, однако отец Саши после покупки виллы пригласил дизайнера из Италии, превратившего дом в настоящий дворец. Теперь здесь возле мраморных колонн и арок журчат фонтаны, античные скульптуры отражаются в венецианских зеркалах, старинная дорогая мебель, кажется, одним своим видом успокаивает и помогает забыть о городской суете. У причала на собственном пляже пришвартована яхта. Стоит только Саше сказать слово – и ее умчат в морскую даль, бирюзово-синюю, с легкой белой пеной колышущихся волн. Впрочем, девушка не пользуется яхтой, как и не проявляет никакого интереса к дорогому красному спортивному автомобилю, купленному специально для нее. Она не ходит в магазины, не сидит в многочисленных кафешках на набережной. Даже пока собака не заболела, Саша из дома выходила разве что для того, чтобы посетить службу в церкви. Теперь же, когда Ральф слег, она вообще круглыми сутками сидит рядом с псом, спит возле его подстилки.

«Подумаешь – какая-то собака! У Саши есть все для радости и счастья. Да стоит ей только захотеть – у нее появится дюжина щенков, куда лучше дряхлого старого пса. Что ж, если она предпочитает лить слезы – это ее дело. Хорошо, что, по крайней мере, другие хозяева виллы – не такие зануды!»

Недоуменно хмыкнув, горничная удалилась, унося с собой свои звонкие глупые мысли.

Тишину гостиной теперь нарушало разве что едва слышное дыхание собаки.

Саша машинально проводила взглядом точеную фигурку служанки с сексуальными бедрами и тоненькой талией и снова грустно зашептала:

– Мой хороший Ральфик, моя собачечка… Я тебя не покину, я все время буду рядом с тобой. И тогда ты не умрешь. Я буду передавать тебе силы, и ты поправишься, окрепнешь. Иначе…

Она закусила губу, из глаз полились слезы.

Не думать про иначе.

Не позволять себе скатываться в бездну отчаяния.

Не позволять.

Не… не получается ничего. Потому что вот падение уже началось, несмотря на все попытки удержаться на краю пропасти. И это значит лишь одно: будет больно…

Люди видят только внешние картинки. Судя по кадрам этого фильма – да, для счастливой жизни есть все: молодость, красота, достаток. Но ведь это ошибочное впечатление. Похожая на рай вилла – на самом деле все круги ада, вместе взятые.

– Нет, нет! – пробормотала Саша, пытаясь прогнать возникающий в сознании образ отца. – Не хочу про него думать!

…Когда-то папа был целым миром.

Добрым улыбающимся великаном, щедрым волшебником.

– Это тебе, моя принцесса, – говорил он, протягивая куклу.

Мамочка притворно хмурила брови:

– Витя, ты разбалуешь дочь!

А он смеялся, подхватывал на руки; и синее солнечное небо вдруг то приближалось, то отдалялось; и ветерок, поднимая платье к самой голове, щекотал колени.

Мама беспокоилась:

– Ты слишком высоко ее подбрасываешь! Не приведи господь, уронишь!

Впрочем, еще до школы стало понятно: с семьей что-то не в порядке, отношения между родителями совсем не такие, как у родителей соседских ребятишек.

«А почему папа Васи живет с мамой Васи и Васей, а наш только в гости к нам приходит?» – интересовалась Саша, недоуменно округляя глаза.

Мама отводит взгляд:

«Наш папа много работает, ему надо отдыхать».

«Но почему он не может спать у нас дома? Обещаю, не буду просить, чтобы он играл со мной!»

Отвлечь ребенка от болезненных вопросов несложно.

Но потом, когда он все-таки становится немного старше, мучительная правда, как тяжелые грозовые тучи, заслоняет свет. Не вырваться из этой темноты…

«Итак, у моего папы несколько жен. Его дети от других женщин и я – все мы ходим в одну и ту же школу, это лучшая частная школа в Москве. Мои одноклассницы мне завидуют – из-за тряпок, игрушек, путешествий. Отец – состоятельный человек, он хорошо нас обеспечивает. Но я откуда-то точно знаю: как бы сильно ни восхищались девочки моими платьями и сапожками, все это не является самым главным, – думает Саша, раздраженно наблюдая за мамой. В последнее время настроение у той отвратительное, она может весь день провести в постели, вставая только затем, чтобы достать из бара очередную бутылку коньяка. – Большинство мужчин живут с одной женой. Но наш отец очень богат, поэтому он может себе позволить все, что заблагорассудится. Он покупает людей точно так же, как вещи. Ему все равно, что моя мама страдает, что мне тоже очень больно… Как-то к маме приходила подруга, и я подслушала, о чем они разговаривают. «По крайней мере, он вас содержит. А мой муж как поступил?! Сделал мне ребенка, ушел в запой, потерял работу. Сейчас я и за маму, и за папу вынуждена выкладываться, и деньги зарабатывать, и по дому все делать. Одной ребенка тяжело поднимать», – жаловалась мамина подруга. «Я всей душой тебе сочувствую. Я понимаю, бывают ситуации и похуже нашей, – плакала мама. – Но ты пойми, от того, что кому-то еще хуже, мне лично легче не становится. Я ведь люблю его… Витя ничего не говорил мне о других женщинах, не предупреждал, что есть другие дети. Я хотела простого тихого счастья, как у всех, – семья, муж, дети. А что получилось?! Какой-то вертеп… Причем дернешься из этого гарема – потеряешь ребенка, Витя угрожает, что если в моей жизни появятся другие мужчины, то он заберет Сашку. Но я не представляю себя с другим мужчиной, я настолько люблю его…»

От таких мыслей ни спрятаться, ни отвлечься невозможно.

Девочки смеются над новым мультиком, обсуждают мальчишек – однако все это воспринимается заоблачно далеким и недоступным.

Кажется, никогда не получится так беззаботно хихикать. Ведь все вокруг знают: у Саши Ремизовой отец – как султан, назаводил себе много женщин, много детей.

Саша – не как все, ей не повезло, она изгой.

У всех папы как папы, а у Саши – какой-то рабовладелец…

Глухое постоянное отчаяние мешало жить, давило, отравляло все вокруг…

И чем взрослее становилась Саша – тем сильнее мучила боль.

Если бы только родители были официально разведены, как у многих одноклассников!

Но ведь ни у кого в целой школе не имелось такой странной семьи!

Легче становилось, только когда она оскорбляла маму…

– Ты что, не могла мне отца нормального найти? Я не хочу быть в этой золотой клетке! Это не жизнь! Зачем ты вообще меня рожала?

Злые обидные фразы выскальзывают прямо из глубины души. Выпускаешь шипящих змей – и приходит облегчение.

Мама тоже срывается на крик:

– Что ты знаешь о жизни?! Соплячка! Одета, накормлена, каждое лето на море ездишь – так скажи спасибо. Как бы отец себя ни вел со мной, тебе его упрекнуть не в чем!

После таких разговоров мама всегда, рыдая, пьет коньяк.

Так ей и надо!

А может, это вообще она во всем виновата?! Ведь если бы она была иной – возможно, тогда отец не стал бы интересоваться другими женщинами?!

– Ты ошибаешься… Ты ведешь себя неправильно… Услышав после одной из ссор с матерью голос бабушки, Саша похолодела.

Бабуля умерла полгода назад.

Умерла как-то неожиданно, во сне, ничем не хворая. Отец, узнав печальную новость, сразу же прислал своего секретаря. Симпатичная девушка легко и незаметно решила все организационные вопросы. Холмик земли, появившийся на кладбище, казался чем-то странным, нелепым, не имеющим к всегда такой улыбчивой бабушке никакого отношения.

Саша помотала головой и прошептала:

– Бабуля, а почему я тебя слышу? Ты же умерла…

– Смерти нет, девочка моя. Просто потом, когда земной путь заканчивается, душа человека уходит к Богу.

– Но ты не ушла? Почему?

– Не ушла, потому что я буду охранять вас с мамой. Ты маму не обижай. Ей очень тяжело, и она в опасности. Чем ругаться, сходи лучше в церковь, помолись, попроси у Бога прощения и защиты…

Саша слушала мягкий бабушкин голос, и по ее щекам лились слезы.

Бабуля сто раз права: она вела себя с мамой просто отвратительно! Нельзя было ее упрекать, нельзя было говорить таких обидных слов. Маме и так одиноко, она страдает. А тут еще дочь, родная кровиночка, вместо поддержки только мучения доставляет!

После того дня все изменилось.

Куда-то исчезла разрывавшая Сашино сердце боль. И вдруг теплым летним ливнем хлынуло пьянящее солнечное счастье.

Как же все-таки прекрасна жизнь! В ней столько красоты, столько интересного, столько возможностей!

Обиды закрывают душу черными плотными непроницаемыми шторами. И темные силы начинают оплетать человека коконом, нашептывая: «Все плохо, ничего не изменишь, зачем прилагать усилия?..»

Но Бог не бросает в беде ни одного человечка, ни единой заблудшей овечки. Он протягивает руку помощи. Надо просто взяться за нее и выйти к свету. Рядом со светом и любовью все меняется. Не может не измениться…

На мамином лице теперь – постоянно улыбка.

– Сашка, а я уже боялась, твой переходный возраст никогда не закончится. Доченька моя, я так тебя люблю. И папа нас тоже по-своему любит, – объясняет мама, обнимая Сашу. – Просто он – особенный человек, у него много энергии, много сил. Он придумал бизнес, который дал работу тысячам людей. И он говорит, что не может оставаться долго с одной женщиной… Но он заботится о своих детях, он общается и с тобой, и с твоими братьями и сестрами. Какой бы напряженный у него ни был график, ваше здоровье и ваши проблемы для него – на первом месте. Ты не переживай, что у нас такая особенная семья. Это, наоборот, даже хорошо. Совсем не обязательно быть похожей на кого-то. Но очень важно найти свой путь, свое предназначение. Ты напрасно обижаешься на отца.

Саша опускает голову мамочке на плечо и тоже улыбается:

– Я понимаю, мам. Все-таки он – мой папа, и если бы вы не встретились, я бы вообще не родилась. Какая же я была дурочка, когда думала, что хочу умереть.

– И я так думала иногда, – мама кивает головой. – Тоже дурочка.

– Мама… а ко мне… ты только не удивляйся. – Саша на минуту затаивает дыхание, а потом решительно выдыхает: – Ко мне бабушка приходит. Часто. Я с ней разговариваю, как с живой.

На мамином лице застывает недоумение:

– Знаешь, твой отец мне рассказывал что-то подобное. Однажды он признался, что рядом с ним постоянно находится его покойный отец – помогает ему принимать решения, предупреждает об опасности… Но я подумала, что Витя просто фантазирует. Наверное, тебе передались его способности.

Саша пожала плечами:

– Не знаю, мам. Я просто слышу бабушкин голос.

– И видишь ее?

– Не вижу. Но чувствую, что она рядом.

– С ума сойти можно! У меня аж мурашки по спине побежали. Ну, скажи тогда, что я ее люблю, скучаю по ней.

– Она знает. И еще она говорит, ты в опасности. И мы обе понимаем, о чем идет речь.

Мама, резко встав с дивана, рассерженно нахмурилась:

– Не надо тут ничего придумывать! У меня нет никаких проблем с алкоголем. Все иногда выпивают рюмочку-другую!

Саша сглотнула подступивший к горлу комок.

Неужели мама не видит, что она выпивает в день уже больше половины бутылки коньяка, иногда и целую бутылку! Отец, приходя в гости, брезгливо отворачивается, не позволяет маме даже поцеловать себя в щеку.

Впрочем, мама все-таки периодически пыталась взять себя в руки. Во время одного из таких светлых периодов дома и появился Ральф, с хулиганским взглядом, толстыми лапами и мягкой шерсткой на круглом щенячьем животике.

– Это собака-троглодит! Ты зачем пульт от телевизора слопал? Знала бы, что ты такой противный, – никогда тебя не купила бы! – возмущалась мама.

С Ральфом действительно пришлось нелегко. Он сожрал в квартире все – обои, двери, паркет, погрыз углы шкафов, столы и стулья.

Когда он перестал уничтожать мебель – начались болезни, потом собаку уже надо было водить по выставкам. Ральф очень быстро собрал много престижных наград и заинтересовал потенциальных невест как производитель потомства.

Содержать крупную породистую собаку – большой труд. И эти многочисленные хлопоты постепенно свели на нет мамино пристрастие к спиртному.

Она вообще не употребляла алкоголь уже несколько лет, бросила курить, стала регулярно ходить в спортзал.

Что произошло в тот день между ней и отцом? Каких обидных слов они наговорили друг другу?

Опустевшая бутылка коньяка, возможно, была свидетелем ссоры. Но только это – безмолвный свидетель…

Вернувшись в тот день из школы, Саша удивилась. Мамы нет дома, Ральф нервно поскуливает, намекая на то, что хочет в туалет, да еще и эта пустая бутылка и два бокала на столике.

«Только бы мама опять не взялась за старое, – с тревогой думала Саша, пристегивая к ошейнику поводок. – Надо с ней серьезно поговорить, и…»

– Крепись, солнышко, – вдруг раздался бабушкин голос.

Ральф протяжно завыл, а Саша…

Она уже почему-то отчетливо знала: вон те люди у подъезда столпились возле тела мамочки. А мамочка не живая больше. Она бежала, рядом проносились машины; вдруг – истошный скрип тормозов, удар, вспышка боли. И чернота.

«Бред какой-то!» – Саша покрутила головой, пытаясь избавиться от навязчивых видений. И решила, что ни за что к тем людям подходить не будет. Мало ли чего они там собрались. А у нее – овчарка (на поводке, но без намордника), и кто-нибудь обязательно начнет по этому поводу возмущаться, и…

– А вон и дочь ее! Бедная девочка! – истошно закричала женщина. – Горе-то какое, соседку прямо на моих глазах машина сбила!

Все стало как в тумане.

Воспоминания разорвались на мелкие смутные клочки: милиционер, похороны, мрачный отец, какие-то его лживые объяснения.

Происходящие события практически не осознаются.

Есть только боль, весь мир становится вечной болью. Горят выплаканные глаза, не хватает воздуха, и сотрясающий тело ледяной озноб, кажется, никогда не закончится. А если вдруг возникают желания – то только уйти, в смерть или безумие; да куда угодно, лишь бы забыться.

– Дочка, так нельзя. У тебя вся жизнь впереди.

Когда в сознании вдруг зазвучал мамин голос, Саше сразу стало легче. Как будто бы в ее изнемогшей душе и истерзанном теле включили свет.

– Мамочка, родненькая. Что он наговорил тебе? Это из-за него ты бросилась под машину?

Саша засыпала маму вопросами, но обо всем произошедшем та говорить отказалась. Сказала только:

– Еще не время, когда я посчитаю нужным – ты все узнаешь.

Спорить с мамочкой не хотелось.

Присутствие рядом ее и бабушки – это было таким невообразимым счастьем, чудом, самым бесценным подарком.

Это ничего, что отец увез из Москвы на Кипр; что даже школьных подружек нет рядом.

Ведь мама и бабушка все время близко, с ними можно разговаривать – и это все меняет.

Если бы только еще и Ральф не болел…

Ведь эта собака – единственное, что осталось от мамы. Мама выбрала его смешным толстолапым щенком, она так любила его, возилась с ним, выставляла, водила к кинологу…

– …Ральф, поправляйся. Ты здоров, здоров мой песик, – прошептала Саша и вздрогнула.

Дыхание собаки прервалось.

А сердце – она запустила пальцы в длинную шерсть – и сердце больше не бьется.

Ральф умер?

Нет!

НЕТ!!!

Она вскочила на ноги, заметалась по комнате.

Телефон, ветеринар – скорее – срочно делать хоть что-нибудь, ведь Ральфик не может, не должен умереть!

– Саша, тебе надо пойти в «музей». И взять там оберег с мраморными рыбками! Это уникальная вещь. Она поможет Ральфу вернуться.

Девушка машинально переспросила у бабушки:

– Оберег? Что это?

Переспросила вслух, а не мысленно, как обычно.

– Такое мраморное неприметное ожерелье. Ты найдешь его на стеклянной полочке с мелкими предметами.

Завертев головой, Саша махнула рукой зазвучавшему в сознании бабушкиному голосу:

– Бабуля, потом. Ральфик умер! Мне надо связаться с ветеринаром, может, он что-нибудь вколет собаке для стимулирования сердечной деятельности! Господи, я совсем ничего не соображаю! Где телефон?! Бабуля, подскажи, куда я мобильник свой засунула?

– Ты не хочешь спасти Ральфа! – с горечью произнесла бабушка. – Ты сейчас не в себе и просто не понимаешь, что на самом деле я хочу помочь!

Не теряя времени на мысли-ответы, Саша со всех ног полетела в «музей» – так отец называл особую комнату на вилле, битком набитую антиквариатом.

Да ради Ральфика она готова горы свернуть!

Если бабушка распорядилась принести мраморное ожерелье – значит, его надо отыскать во что бы то ни стало.

Бабулечка просто так никогда ничего не говорит.

Сколько раз уже пришлось убеждаться – ее советы всегда помогают избежать неприятностей…

Бабушка опять оказалась права: найти ожерелье не составило никакого труда.

Бело-розоватое, оно находилось в стеклянной витрине рядом с намного более яркими предметами – золотым портсигаром, отделанным изумрудами, и потемневшим серебристым ножом для разрезания страниц.

«Даже странно, что отец купил такую неброскую вещь для своей коллекции. Должно быть, это ожерелье – старинное и дорогое, – подумала Саша. Отключив сигнализацию, она осторожно открыла дверцу из защитного стекла. – Отец всегда выбирает только самые дорогие и редкие вещи, и…»

Изумленная, она замерла.

Стоило только коснуться мраморных камешков – и на душе стало так спокойно, как бывало разве что до горькой разлуки с бабушкой и мамой, до потери Ральфика, который всегда чувствовал печали хозяйки, утыкался в колени острой мордочкой…

Улыбаясь непонятно чему, не ощущая своего тела, Саша вернулась к остывающей собаке.

Словно ведомая какой-то силой, неотвратимой, мощной и полной любви, она упала на колени и, сжимая в руках ожерелье с мраморными рыбками, зашептала молитву.

Глаза Саши закрылись, по щекам потекли слезы.

Девушка всеми фибрами своей души невероятно ярко чувствовала: жизнь – это огромное счастье, и любовь Бога ко всем его созданиям безмерна. Для любви этой нет никакой разницы: о человеке речь идет или о самой маленькой травинке. Только с человека, созданного по образу и подобию Божьему, спрос, конечно, выше.

Господь любит нас.

Он любит этот мир и заботится о нем!

– Пусть моя собачечка будет живой. Пусть мой Ральф вернется ко мне. Боже, смилуйся над нами, пожалуйста, и…

Она вдруг умолкла. И замерла. Потому что почувствовала, как теплый шершавый язык облизывает ее залитые слезами щеки.

Осторожно, дрожа всем телом, Саша приоткрыла глаза.

И последним, что она увидела перед обмороком, была довольная веселая морда восхитительно живого Ральфа…

Около 30 года нашей эры, Вифания, Лазарь[3]

Скоро весна.

Уже солнце смачивает лоб едким потом; уже хочется сбросить не только симлу[4], но и кеттонет[5]. В голубом небе нет ни облачка. Скрыться бы сейчас в тени, отдохнуть в живительной прохладе. Вот только…

– Лазарь! Лазарь, будь внимательнее!

Тонкий голосок Марии врывается в мысли Лазаря, разгоняет их, как стремительный ветер.

Юноша смотрит на кусты винограда и чувствует, как к щекам приливает кровь.

Сестра совершенно права: задумавшись, он оставил множество побегов, которые надо удалить. Если позволить кусту растить все его многочисленные тонкие веточки – хорошего урожая не видать.

Виноградник, доставшийся в наследство от отца, старейшины Вифании, огромен. А есть еще и оливковая роща, и там тоже приходится работать.

«Впрочем, нет, дело не в том, что с утра до поздней ночи я с сестрами пропадаю то на винограднике, то в саду, – обламывая молодые светло-зеленые веточки, думает Лазарь. – Я хотел бы работать и еще тяжелее, и еще больше. Просто не таких занятий просит душа моя. Виноград, оливки – это мирское, земное дело, а я хотел бы отдать себя служению Богу. Хотел бы вместе с Учителем ходить по разным городам, проповедовать новое учение, нести людям свет слова Божьего. Хотел бы тоже стать апостолом…»

Лазарь коснулся висящего на груди оберега с тремя рыбками[6] и улыбнулся.

«Есть ли между вами такой человек, который, когда сын его попросит хлеба, подал бы ему камень? И когда попросит рыбы, подал бы ему змею?» – спрашивал Иисус у жителей Вифании. Те переговаривались друг с другом, шептались – но вслух сказать никто ничего не решился. А меж тем значение у этой притчи очень простое. Бог, Отец наш Небесный, все дает нам: и пищу, и веру. Обман, змея – это от Диавола…

«Этот оберег с рыбками подарил мне сам Иисус, – Лазарь снова дотронулся до чуть прохладных камней. – Может, поэтому мне так спокойно становится, когда я прикасаюсь к нему… Конечно, я очень бы хотел оставить дом и всегда быть рядом с Учителем. Вот только сестры… Родители наши умерли, я теперь – единственный мужчина в семье. И, хоть Марфа и Мария старше меня, я должен заботиться о них. Учитель, как мне кажется, понимает без слов все эти мои стремления. И я чувствую, что он одобряет такое мое решение – не оставлять Марфу и Марию».

Лазарь обернулся, посмотрел на сестер, работавших в соседнем ряду, и улыбнулся.

Они такие разные! Марфа, самая старшая из них троих, отличается яркой красотой. Ее волосы, убранные теперь под покрывало, чернее самой темной ночи. А глаза – темно-синие, как предгрозовое небо; роковые, глубокие. Когда в субботу надевает сестра халифот[7], во всем селении не сыскать девушки красивее.

Младшая сестра, Мария, – совсем другая. У нее белокурые локоны, нежный румянец, застенчивый взгляд. Мария, худенькая и невысокая, кажется совсем ребенком. Но к ней, как и к Марфе, сватались уже многие. Только обе они, и Мария, и Марфа, непреклонны. Не хотят выходить замуж, говорят: «Учитель – вот семья наша…»

Странно все это.

И непонятно.

А только тревоги никакой на сердце нет. Наоборот – в душе царят лишь радость и покой. А еще есть осознание того, что все происходящее – очень важно и правильно.

Знакомство с Иисусом перевернуло всю жизнь, показало истинный свет и настоящую радость.

Страшно, если бы этого не произошло. Но ведь сколько людей еще страдает во мраке неведения и злобы…

Дай Бог, чтобы у всех неверующих открылись глаза. Дай Бог, чтобы как можно скорее почувствовали они милость и благодать Божью.

Дай Бог, чтобы в каждое сердце однажды вошла любовь!

Несколько лет назад Иисус постучался в дом их семьи в Вифании. Он не успел сказать ни слова, просто смотрел на застывших у порога хозяев, растерянных и изумленных, – Лазаря, и Марфу, и Марию. Иисус даже еще не обратился с просьбой о ночлеге – но почему-то сразу стало понятно, какая великая милость оказывается их семье…

– Лазарь, ты слышишь меня? – Мария притянула к себе веточку винограда, а потом отпустила ее, и гибкая лоза легонько хлестнула юношу по плечу. – С тобой разговариваю, а ты – как глухой Иосиф, что просит милостыню у нас в селении! Вот, возьми, брат, попей! Денек-то сегодня выдался жаркий!

Лазарь послушно сделал глоток теплой воды из протянутого сестрой глиняного стакана и едва устоял на ногах. Лицо девушки почему-то сразу стало исчезать в непонятно откуда взявшемся тумане.

Лазарь покрутил головой по сторонам, облизнул пересохшие губы и пробормотал:

– Да, сегодня жарко. Давайте закончим наши ряды и вернемся в дом, чтобы переждать зной.

Мария легонько кивнула в знак согласия и вздохнула:

– Марфа сегодня ходила на рынок. Люди рассказывают: опять Его хотели схватить. Он проповедовал в Иерусалимском храме. А еще исцелил слепого в субботу. Фарисеи были недовольны и собирались схватить его. Ученики вывели Иисуса из города. Опять Он скрывается, опять эти скитания…

– Глупые люди, – простонал Лазарь, чувствуя, как от сочувствия к Учителю все его внутренности сжимаются в тугой болезненный комок. – Я не понимаю, откуда в них столько злобы! Он – свет, Он – любовь. Все то, что Он говорит и делает, – правильно. Почему многие не верят словам Его?! Он же – Мессия, Его приход предсказал Иоанн Креститель, в Его жилах течет кровь Давидова рода. Но нет, не верят. Смеются: «Сын плотника из Назарета? Да разве может из Назарета прийти хоть что-нибудь хорошее!»

Мария едва заметно пожала плечами:

– Не все хотят идти к свету. Но не это самое страшное. Я боюсь, случится что-то очень плохое, непоправимое. С Ним. Слышала, Учитель говорил апостолам: «Скоро меня с вами не будет».

– И я слышал такие слова.

– Но почему Иисуса не будет с нами? Он же может исцелить любого! А помнишь, что рассказывали люди о свадьбе? Той самой, где Иисус превратил воду в вино? И Он ходил по воде, и накормил пять тысяч человек тремя рыбками и пятью хлебами – и все ели досыта, а потом еще набралось двенадцать коробов остатков той трапезы… И вот, с такой-то силой, дарованной Отцом Небесным, – и чтобы Иисуса не стало?

– Поверить в это невозможно, – кивнул юноша, и облако черных кудрей на мгновение закрыло его лицо.

– Невозможно. Но ведь мы знаем – Он всегда все предугадывает, никогда не ошибается. Значит, это правда. Это – страшная правда?!

Лазарь вздохнул:

– Спрашивать Его напрямую бесполезно. Никогда не говорит Он прямо, рассказывает свои дивные притчи. А как понять их – не объясняет. И записывать ничего не велит. Я видел, кто-то из апостолов пытался – а Он заметил и велел больше не писать. И еще, сестра, знаешь, что я тебе скажу. Помнишь, апостолы рассказывали – пришли они как-то с Иисусом в бедное селение и остановились на ночлег. Хозяин дома был рад, но не имелось у него ни крошки хлеба. Так все и легли спать голодными. Апостолы не понимали: коли есть у Иисуса такой редкий дар, то почему нельзя достать немного хлеба на ужин?! Учитель только улыбнулся и ничего им не сказал. Силы-то у Него великие имеются, это все знают. Но для себя Он, кажется, не хочет их использовать.

– Вот вы где! – между виноградных листьев показалось личико Марфы, раскрасневшееся и улыбающееся. – Кто-то работает, а кто-то просто болтает, и…

Она вдруг встревоженно нахмурилась, подошла к Лазарю, прикоснулась ладонью к его лбу и дернула Марию за руку:

– Сестра, да у него же жар! Смотри, пот с лица так и льется!

– Просто солнце слишком яркое. Но я Марии как раз предлагал вернуться в дом, и…

– Ты заболел, Лазарь, – Марфа подняла с земли плащ брата. – Пойдем скорее, надо звать врача.

– Тогда вы идите в дом, а я сразу побегу к доктору, – решила Мария, в тот же миг исчезая между зелеными ветками.

Лазарь покорно поплелся вслед за Марфой.

Голова и правда начинала болеть все сильнее, ноги еле двигались, а в глазах плясали темные мушки.

В прохладной комнате юноше сначала стало чуть легче.

«Может, и не надо врача? Врач берет дорого, – думал он, сворачиваясь клубочком на постели. – Теперь конец зимы, однако солнце светит уже ярко. Я не покрыл головы, напекло. Отлежусь, и все пройдет…»

Но в то же мгновение разгоряченное тело Лазаря затряслось от сильнейшего озноба. А еще он закашлялся и с ужасом увидел, что на ладони остался сгусток темной крови.

– Марфа, принеси попить, – простонал юноша, пытаясь сообразить, как бы половчее спрятать окровавленную руку. Не хватало еще, чтобы сестра испугалась! – Воды!

Как спешила к нему Мафра, Лазарь уже не видел – черная пелена опустилась на весь мир, и ничего в нем различить было уже невозможно.

Не видел он и доктора, растерянно ощупывающего его лоб.

Потом, через целую вечность вдруг раздался рядом голос Марии, которая, должно быть, разговаривала с Марфой:

– Надо дать знать Иисусу. Пошлем ему весточку. Учитель любит нашего брата и называет его своим другом. Верю я, что как только узнает Иисус о болезни Лазаря, наш брат сразу же сделается здоров.

«Значит, и правда все будет хорошо, – промелькнуло в голове Лазаря. – Не оставит Господь меня в беде, верую – не оставит…»

* * *

Как интересно, что меня ждет!

Гнилой труп?

Или множественные ножевые ранения?

Я бы все-таки предпочла первый вариант: да, вони больше, зато писанины меньше. Пока множественные раны измеришь, опишешь – с ума сойти можно! Некоторые наши судмедэксперты – люди, в принципе, ко всему привычные, – так до конца к виду и запаху сгнивших тканей и не адаптировались. А меня вот особо не мутит. Быстренько отключаю собственную физиологию и думаю только о том, как решить поставленную передо мной задачу. Вскрытие для судмедэксперта – как шахматная партия с преступником и смертью. Любые эмоции в этой игре только мешают. Я люблю выигрывать и умею становиться бесстрастной.

– Давай, проезжай скорее, – шепчу еле ползущей впереди «девятке». – На газ нажми, и побыстрее!

Такой же грязно-серый автомобиль только что загородил выезд моей машинке. Я полчаса то истошно сигналила, то металась по двору, разыскивая наглого хозяина тачки, – и вот итог: опаздываю на работу. А на нашу работу лучше приходить вовремя. Ровно в восемь утра начальник отдела танатологии Валера начинает распределять привезенные на вскрытия в морг трупы конкретным экспертам. Опоздавшим вечно самое сложное и муторное достается: сгоревшие тела, нашинкованные в капусту фрагменты. Но никто из наших особенно не возмущается. Правила известны, Валера суров, но справедлив. Так что без обид.

Наконец-то! Добралась!

Паркую немолодого, но дико любимого «Hyundai Tucson», «тушканчика» своего, верную машинку. Вылетаю из салона и вперед – мимо охраны, по коридору, в мой рабочий кабинет. Быстрее переодеться в светло-зеленую пижамку и предстать пред начальственные Валеркины очи.

Хочу гнилой труп – меньшее из зол, и…

– Привет, Рыжая! Долго спишь! Я уже собирался тебе звонить!

Не успеваю домчаться до своей каморки.

Валера. Легок на помине!

Мне он нравится: взяток не берет, перед начальством не прогибается. Конечно, иногда от экспертов требуется заключение, которое совершенно не отражает истинную картину произошедшего, но очень выгодно «нужным» людям. Тогда Валера начинает хитрить: на прямой конфликт не нарывается, косит под дурачка, тянет время. Но против совести не идет и за кресло свое не держится – поэтому я его уважаю.

Итак, мой начальник. Говорит – даже разыскивал меня! Ладно. Пусть будет нападение – лучший способ защиты.

– Наверное, Валера, ты мне звонил потому, что тебе не терпелось денег мне дать! Ты не жмись, все ж для братьев наших меньших. Люди о себе позаботиться могут, а вот зверушки – нет!

Делая вид, что «наезжаю», я на самом деле начинаю заводиться.

Почему бы Валерику и правда не дать мне денег для собак? Я давно помогаю собачьему приюту, и нам столько всего постоянно требуется: еда, медикаменты, ветеринарные услуги. От пары сотен рублей никто не обеднеет. Но эти несколько бумажек могут изменить жизнь собаки, вернуть ей здоровье, помочь обрести хозяина.

– Пошли ко мне в кабинет, поговорим, – Валера косится на мою короткую юбку, потом я чувствую его взгляд возле верхних расстегнутых пуговиц блузки.

Я нежно люблю своего начальника. Однако собственного мужа я люблю больше, и с Валерой мы – просто коллеги. Но, наверное, у всех мужиков это рефлекс – на красивые ноги пялиться. С внешностью и фигурой мне повезло. Те, кто не знают нашу семью, принимают меня за сестру собственного сына. Сынок, кстати, уже давно сделал меня счастливой бабушкой. И в некоторых ситуациях я рада вытащить фотку внучки из портмоне и объяснить, кем мне приходится сие прелестное чадо, – молодых ухажеров мигом как ветром сдувает.

«У всех заботы – у меня забавы, у всех работа – у меня игра, у всех проблемы – у меня задачки на сообразительность».

Опускаясь в кресло, машинально пробегаю глазами по этим строкам таблички, стоящей на столе Валеры, – и снова думаю о том, что надо бы и мне распечатать такую жизнеутверждающую фразу. Все-таки «как вы лодку назовете – так она и поплывет». Конечно, маловероятно, что вся жизнь может быть приятным беззаботным плаванием. Но правильные слова очень даже здорово помогают уменьшить количество штормов и бурь.

– Рыжая, у меня есть один знакомый журналист. Возник у него кое-какой интерес в нашем ведомстве. Он твое фото увидел и погиб: Наталию Александровну хочу. Только Писаренко и никто другой. А суть вопроса…

Перебиваю, не дослушав:

– А не пошел бы он в задницу! Валера, я не понимаю, сколько можно!

Опять начинаю заводиться.

Ну а как тут сохранять спокойствие, если опять двадцать пять: придет вьюноша с нежным румянцем или барышня с предвкушающе-выпученными глазами. Сначала, вдохнув нашей амброзии – гремучей смеси формалина, крови, экскрементов и разлагающейся человеческой плоти, – журналист рухнет в обморок. Быстро оклемается (папарацци, как тараканы, на редкость живучи), затем начнет с умным видом задавать тупейшие вопросы.

«Не страшно ли вам резать трупы? Почему вы выбрали такую странную профессию?»

И вот придерживаешь уже готовую излиться нецензурную Ниагару и гонишь какую-то пургу.

Нет-нет, не противно – мы ко всему адаптируемся еще в мединституте.

Нет-нет, чего покойников бояться – надо опасаться преступников, которые совершают такие зверства.

И в этом бессмысленном словесном пинг-понге нет ничего ни важного, ни настоящего.

На самом деле я бы хотела, чтобы кое-что из будней судебных медиков обсудили бы в СМИ. Правда, хотела бы.

Стоит написать о том, что следствие работает все хуже и хуже. Редко когда встретишь следователя, который работы не боится и которому действительно важно, чтобы преступник сидел в тюрьме. Большинство с поиском не заморачиваются, и единственное, что интересует среднестатистического следака, – это как дело прикрыть. И так они настойчивы бывают в этом стремлении! Читаешь их вопросы на постановку экспертам – и просто волосы дыбом встают. У младенчика следы удушения, у мужика – ножевые в спине. Насильственный характер – просто яснее ясного. Но нет, пиши, эксперт, – могли ли потерпевшие сами нанести себе такие повреждения? Мог ли младенец сам себя удушить, мог ли мужчина трижды спиной на нож напороться?!

А как Валере нашему нервы мотают! Нашлись у кого-то из преступников знакомые в правоохранительной системе – и все, фальсифицируй заключение, эксперт, а мы тебе в благодарность с ремонтом кабинета или покупкой компьютера поможем. Если начнешь выпендриваться – крылышки пообломаем, так что расслабляйся и получай удовольствие.

Противно? Еще бы! Но такова жизнь.

Только в какой газете обо всем этом напишут?

Нет, о важных вещах сегодня говорить нельзя. Так, пустые словеса, для потехи обывателей, для завлекаловки. «Скучно, девушки»[8] – хорошо сказано; жаль только, что не мной. Скучно, бессмысленно, поверхностно; мелка и мертва современная газетная душонка…

– Ладно, Валер, я пойду. Надеюсь, ты мне по старой дружбе гнилой, а не порезанный труп выделил? Развлекай сам своих журналистов, мне работать надо, – я встаю с кресла и опять чувствую тепло взгляда шефа на своих коленках. – Я же тебе говорила – больше в этом пустом времяпрепровождении не участвую.

– Ох, Рыжая, ну и темперамент у тебя!

– Нормальный темперамент. Муж не жалуется. Мне даже кажется, что он доволен!

– Что ж ты такая бешеная, если у тебя с личной жизнью все в порядке? Довольная женщина – она добрая, спокойная. А ты меня даже не дослушала. Присаживайся и расслабься!

Конечно, можно было бы ему сказануть. Про то, что это не я бешеная, а многие вокруг меня сонные. Жизни не видят, идут по накатанной колее – и думают, что так надо. И пусть мне уже сто пятьдесят лет – а я до сих пор готова рыдать над каждым весенним листиком, ведь он такой классный! И по мне, лучше вот такие сопли идиотского счастья, чем зажиревшее безразличие или глупое всезнание!

Ладно, хрен с ним, с Валерой.

Буду пытаться учиться сначала думать, а потом говорить.

Вряд ли у меня это, конечно, получится.

Но, может, к этому стоит стремиться, и…

– Короче, Рыжая, мой приятель решил замутить новый проект. Ты программу «Битва экстрасенсов» видела?

Киваю. Кто же ее хотя бы краем глаза не смотрит? И я, случается, поглядываю. Иногда прямо мурашки по коже – все-таки некоторые экстрасенсы обладают такой непонятной силищей, что даже страшно становится.

– Так вот, – продолжает Валера и берет лежащую рядом с компьютерной клавиатурой кисточку. Ага, верный признак: если шеф пыль гоняет – значит, нервничает, – программа его будет очень похожа на «Битву». Назовут проект иначе, «Ясновидящие». Но суть та же – сложные испытания для тех, кто якобы обладает какими-то там сверхспособностями. Программе нужны эксперты. В качестве постоянного эксперта мой приятель хочет пригласить судебного медика. Это логично: там многие испытания связаны с преступлениями, и никто лучше судебного медика не сможет задавать вопросы, спокойно общаться с родственниками, которые пережили горе. Все-таки у нас нервишки покрепче, чем у обычных граждан, профессия, как-никак, обязывает!

– Валер, ты чего? Какая из меня телезвезда!

– Рыжая, не скромничай. Мой друг просмотрел фото всех наших сотрудников. И решил, что ты наиболее фотогенична. Все-таки законов телевизионного шоу никто не отменял, внешность должна быть привлекательной. А ты ведь красавица, хоть и стерва.

– Да, я такая, – жеманно тряхнув огненной гривой, опять поднимаюсь с кресла. – Передай своему корешку мерси за предложение. Все, пойду работать. Делать мне больше нечего, только во всякой фигне сниматься. Да не мое это! Мне весь этот телевизионный гламур совершенно не интересен!

– Рыжая, а я тебе говорю – ты все равно согласишься. Уж я-то тебя знаю.

– Да ни за что! Что за странная уверенность в том, что любой дамочке хочется на себя по телевизору посмотреть?! Меня лично вот это ни капельки не вдохновляет!

– Ты через минуту страстно захочешь именно этого. Спорим?

В светло-голубых глазах Валеры уже пляшут хитрые чертики. Нет, спорить с ними не стоит, всей своей кожей чувствую – не надо этого делать.

Начальник что-то пишет на небольшом листке бумаги, протягивает его со словами:

– Участие в программе платное. Вот это – сумма твоего гонорара. Заработная плата по основному месту работы, естественно, сохраняется. К тому же Сергей мне объяснял: проект подразумевает частичную занятость, он постарается так спланировать твой график, чтобы ты была задействована на съемках два-три дня в неделю. А в остальное время будешь работать, как обычно, и план у нас успеешь выполнить.

План…

План по вскрытиям!

Наверное, есть вещи, к которым невозможно привыкнуть; которые устроены настолько по-идиотски, что мозг нормального человека просто отказывается все это принимать!

Ну вот, положа руку на сердце, – разве это нормально, устанавливать судмедэксперту план по вскрытиям? Как будто бы можно точно знать, какой урожай соберет смерть, сколько трупов привезут в наш морг?! Тем более эта норма выглядит по-дурацки, ибо вкалывать эксперту приходится, как правило, изначально всегда в несколько раз больше «плана». Москва – это такой конвейер смерти, который никогда не простаивает. Нагрузка на одного судебного медика огромна. Бывает, весь день от секционного стола не отходишь, всю ночь пишешь акты – а утром новый вал работы, и накапливается писанина, и кажется – из нее не вынырнешь никогда. Так что вся эта плановая бюрократия абсолютно бессмысленна! Только лишний повод для раздражения!

Валера хитро подмигивает:

– Ну что, чья взяла? Ты же корыстна, моя прелесть! Ты еще хочешь отказаться от заманчивого предложения?

У меня замирает сердце.

Сумма действительно очень внушительная.

Ее хватит и на корм для собак, и на кастрацию-стерилизацию, и на оплату хостинга для сайта приюта.

– Вижу, глазки у тебя заблестели! Что ж, можно звонить моему Сереге и говорить: у проекта «Ясновидящие» уже есть эксперт – судебный медик, – говорит Валера и с недоуменным видом пожимает плечами. – Честно говоря, я предупреждал своего приятеля, что он выбирает такую ведьму, которая всех экстрасенсов за пояс заткнет. Но он меня не послушал.

– И правильно сделал, – мысленно я продолжаю тратить телевизионный гонорар на своих любимых «дворяночек», а он все не заканчивается. – «Ясновидящие» так «Ясновидящие». Ради таких денег я запросто в телевизор схожу, не вопрос. От меня ведь не убудет, а собачатинам любимым сколько пользы!

* * *

– Девочка моя…

Я не помню, сколько раз я слышала этот прерывистый шепот мужа. Я знаю все, что сейчас будет: мы с Леней исчезнем, растворимся друг в друге. Я буду пытаться удержаться у пропасти удовольствия – потом пойму, что вот-вот сорвусь, потом улечу… Действительность вернется его шепотом «ты орешь, как ненормальная» и моими ладонями, скользящими по влажной коже мужа; мы выпьем губы друг друга, мы придумаем миллион нежных слов для наших тел. Мы честно попытаемся отклеиться, разорваться – но стоит только упустить пару секунд, безумный огонь страсти опять разгорится, испепелит нас.

Мне сто пятьдесят лет, а я люблю и хочу своего мужа. Мы часто беремся за руки. Иногда мне хочется просто так, безо всякого повода, чмокнуть колючую вкусно пахнущую Ленькину щеку. Он обожает нежно ущипнуть меня за задницу. Я точно знаю – это счастье.

– Девочка моя…

Прижимаюсь к Лене всем телом, задыхаюсь, замираю. И муж, дразня, начинает двигаться во мне медленнее. Чувствую, как его ладони проскальзывают к моим ягодицам – и мир сразу же разбивается вдребезги…

Через похожий на вечность миг муж довольно улыбается:

– Ты орала, как сумасшедшая!

Собираюсь нырнуть вниз, под одеяло; проложить дорожку из поцелуев по его плоскому животу, добраться до моего самого любимого «мороженого». О, сейчас раздастся такое «рычание тигра» – соседи опять за нас порадуются.

Но Леня удерживает меня:

– Подожди, давай поговорим. Ты маньячка, сколько можно заниматься сексом!

Я – маньячка?! А кто по утрам мне краситься мешает! Немного замешкаешься – и все, изнасилуют. Правда, так сладко, что изнасилованием это вряд ли можно назвать…

Впрочем, я даже не знаю, что я люблю больше – заниматься с мужем сексом или болтать. Он – отличный собеседник, прекрасный слушатель. Леня – тоже судебный медик, поэтому ему не требуются лишние объяснения. Впрочем, и капля дегтя, разумеется, наличествует. Я бы не отказалась, если бы муж не был таким язвительным. В конце концов, я хочу, чтобы меня защищали и оберегали – а не ерничали! Может, в гороскопах есть доля истины?

Муж родился в год Змеи. И я точно знаю: та змея была ну очень подколодной!

Леня откидывается на подушку, обнимает меня за талию и бормочет:

– Рассказывай обо всем по порядку. Кто там у вас главный ясновидящий, кто ведущий, какие задания? Моя жена – телезвезда, с ума сойти можно! Только попробуй променять меня на какого-нибудь экстрасенса!

Бац, бац, бац – иголки боли атакуют мое сердце.

Я еще не знаю, насколько велики способности тех людей, которые будут принимать участие в проекте «Ясновидящие». Со стороны все они похожи на городских сумасшедших, на разбалованных истеричных детей; на постаревших актеров, которым никогда не получить ангажемента, только они этого не понимают и не видят, насколько нелепы их изъеденные молью пыльные туалеты.

Но среди этих людей есть один молодой мужчина… Еще не знаю его имени. И не хочу его узнавать. Порочный взгляд и бесстыдные губы мальчика – это вирус, подцепить который проще простого. Теоретически у меня иммунитет – любовь к мужу. Практически лучше держаться от красавчика-экстрасенса подальше.

Что ж, браво, Леня. Ты никогда не шутил насчет моей возможной измены, ты не ревновал. Повода не имелось. До недавних пор… И вот теперь приходится констатировать: мой муж действительно видит меня насквозь, улавливает те вещи, которые я в себе самой пытаюсь не видеть…

Волевым усилием изгоняю из сознания манящие губы парня, прижимаюсь к мужу и шепчу:

– Самый главный на проекте – приятель нашего Валеры продюсер Сергей Кононов. Холеный, высокий – одевается, как англичанин. Классические брюки, галстук в тон рубашки, плащ, трость. Волосы залиты гелем и зачесаны назад – Мефистофель, неприятный типчик. Уж не знаю, где они пересеклись с Валерой и как подружились. Я бы с этим Кононовым в разведку не пошла. Он какой-то… зловещий…

– Работа у него такая – зловещую программу делать.

– Ой, нет!

Я уже готова поспорить.

Сказать, что ведущие для программы – Катя и Максим – выбраны самые обычные, в меру гламурные и очень приветливые. Еще мне хочется рассказать о том, что с первого же дня все пошло шиворот-навыворот. Сегодня я приехала в студию, где должна была проходить запись задания с моим участием, но мои съемки отменились, так как команде пришлось переснимать предварительные испытания. Сделанная накануне запись вдруг непонятно куда исчезла – и экстрасенсы принялись обвинять в этом друг друга.

Впрочем, не все стали с удовольствием скандалить.

Мне запомнился участник из Беларуси, одетый почему-то в белое кимоно, – Алесь Мацкевич. Узнав, что файл с записью исчез, этот совершенно лысый мужчина с длинной окладистой бородой отошел в сторону, уселся в позу лотоса и закрыл глаза. В его медитирующей фигуре было столько мудрости и светлого умиротворения! Я просто смотрела на него – и мне становилось так легко на душе, как бывает лишь в церкви.

Правда, потом я обернулась – и сразу же мороз прошел по коже. Позже возникло удивление по поводу мучительно-болезненного страха. Ведь находившийся в противоположной стороне комнаты человек не выглядел пугающе. Да, бугай с бритым черепом, горой мускулов и многочисленными золотыми цепями – на шее, на запястьях. Но сколько таких «братков» можно увидеть на рынках или в спортзалах! Не самый эстетичный тип внешности – однако уже довольно привычный. Вот только в огромных ручищах этого мужика была связка высушенных птичьих трупиков, черная свеча и козья ножка. И его взгляд буквально плавил все вокруг практически физически ощущаемой жгучей ненавистью…

– Это Петр Волков, черный маг, – прошептал за моей спиной мягкий женский голос с сексуальным прибалтийским акцентом. – А вы из съемочной группы?

Я повернула голову. Рядом стояла симпатичная блондинка лет пятидесяти, с огромными голубыми глазами, немного полноватая.

Представившись, я пробормотала:

– Буду на этом проекте экспертом на заданиях, связанных с криминалом.

– Очень приятно. Гинтаре Прунскене, приехала на программу из Литвы, – женщина попыталась улыбнуться, но ее лицо все еще сжимал страх. – Знаете, я – православная целительница. В нашей среде таких, как я, называют «светлыми». Чувствую, этот Волков – из «темных» и тут против нас колдовать будет…

Очень хотелось согласиться с этой дамочкой. Но, вспомнив о своей миссии беспристрастного эксперта, я каким-то непонятным образом сумела промолчать. Хотя очень даже хотелось выяснить, будет ли этот черный маг постоянно разгуливать со своими совершенно антигуманными амулетами.

Бр-р-р, у меня, активного борца за права животных, аж мурашки по коже от одного вида этих умученных птенчиков и расчлененных козочек…

В общем, день прошел бестолково.

Я немного перепугалась, познакомилась с несколькими людьми и вернулась домой, так как заниматься мне в студии было еще совершенно нечем. Не находиться же среди ругающихся, как базарные торговки, то ли экстрасенсов, то ли сумасшедших!

Я уже готова выпалить все это перебирающему пряди моих длинных волос Лёне, но бодрое пение собственного мобильника заставляет меня прикусить язык.

На экране телефона высвечивается совсем недавно внесенное в записную книжку имя: Сергей Кононов, тот самый продюсер проекта «Ясновидящие».

«Наверное, опять какие-то изменения в графике съемок», – вертится в голове, пока я отвечаю на звонок.

– Наталия Александровна, у нас тут, похоже, девушка умерла прямо после записи. Мы закончили работу, решили выпить по бокалу шампанского – а она вдруг упала. Судороги начались, пена изо рта пошла. Я «Скорую» стал набирать – а сердце уже все, остановилось. Я не могу до Валеры дозвониться… Что делать? Что в таких случаях вообще надо делать?! – звенит в динамике нервный срывающийся голос…

* * *

– А почему этот продюсер позвонил именно тебе?

– Слушай, так, а если все они экстрасенсы – разве сами они не могут сказать, кто убийца?

– Как думаешь, а могла она случайно отравиться? Паленого спиртного сейчас полно! Хотя, с другой стороны, если судороги, да еще и пена изо рта, и так все молниеносно – то тут невольно подумаешь о сильнодействующем яде…

Муж ведет нашего «тушканчика» и строчит вопросами, как из пулемета.

Вяло отзываюсь, щелкаю семечки очевидных банальностей.

Не у каждого человека перед глазами что ни день, то новый труп. И денди со взглядом барыги Кононов – не судмедэксперт. Когда девчонка после глотка шампанского стремительно взлетает к небесам – тут и правда с перепуга всех на уши поднимешь, и знакомых, и незнакомых. У нашего шефа Валеры есть одна мобила, которую он не отключает никогда, – но это рабочий номер, а не самые близкие приятели типа Кононова могут его и не знать. Валерик молодец: ближе к ночи телефон отрубает. Мы с Леней в этом плане бестолковые. Но и везучие. Если бы Кононов позвонил на пару минут раньше – весь кайф бы нам поломал.

Перепуганный продюсер так и не уточнил, с кем именно случилась беда. Сказал только – «девушка». Мне с Джомолунгмы прожитых веков кажется: никто из участниц под определение «девушка» вообще не подходит. Я бы оперировала словами «девочки» или «женщины»; участницы программы либо беззащитно юны, либо уже достаточно нашагались по жизненному пути. А вот среди съемочной группы полно «девушек»: всякие помощницы, ассистентки, администраторы. Длинные ножки в откровенных мини, сладкие духи, волнистые блестящие волосы, глупые сигареты в уголках пухлых губ (ох, молодежь, вы бы знали, сколько черной дряни осаждается в ваших розовых легочных тканях, авансируя будущую онкологию!) – мои воспоминания тут сливаются в пестрый хоровод, бурлящий юностью, но еще не обладающий яркой индивидуальностью.

А экстрасенсорные способности… Понятия не имею, позволяют ли они на самом деле просматривать «прошлое», как кинофильм. Мне приходилось видеть подобные испытания в «Битве экстрасенсов», и иногда участники так точно описывали произошедшее, что в голову невольно закрадывалось: «А вдруг это все разыграно, для зрелищности, для рейтингов?» Но проект «Ясновидящие» только стартует. Я не то что не могу судить о возможностях всех участников – я даже не успела как следует всех их рассмотреть. Однако того, что я видела, достаточно, чтобы понять: тот же Волков никаких моральных норм не имеет. Не надо быть экстрасенсом, чтобы осознать, всей своей леденеющей шкурой прочувствовать: рядом с таким человеком находиться опасно, он может легко раздавить тебя, как козявочку, и никаких угрызений совести не испытает. Помню, когда я все смотрела на его высушенных птенчиков, даже мысль мелькнула: «А не свалить ли мне отсюда? Вот сделаю что-нибудь, что этому дядечке не понравится, – а он как наведет на меня порчу». Но потом вспомнила про деньги и собачий приют – и решила, по крайней мере, не пугаться раньше времени.

Яд, не яд… Об этом муж вообще зря заговорил. Нет, конечно, кое-что при внешнем осмотре трупа эксперт сможет заподозрить: слишком сильное окоченение (или наоборот, выраженное менее обычного), пожелтевшие слизистые, резкие специфические запахи. Но даже вскрытие может четкой картины не дать – часто при отравлении ядом выявляются только общеасфиксические признаки. Было отравление или нет – это по гистологии становится ясно, по исследованиям тканей и жидкостей. Ленька все это прекрасно знает. Впрочем, все мы иногда забиваем на свои профессиональные знания и просто поддаемся эмоциям.

В любом случае, моя совесть чиста, я сделала все, что от меня зависело, – посоветовала Кононову вызвать «Скорую» и полицию. А сейчас еду с мужем в «Останкино». Тут у нас с Леней возникло полное взаимопонимание: хочется не хочется выбираться на ночь глядя из койки, а надо. Неизвестно, что там случилось; неизвестно, насколько вменяемые милиционеры (в смысле полицейские, когда же я привыкну ко всем этим переименованиям!) на место происшествия приедут. Присутствие нас с мужем там явно не помешает. И если мы можем кому-то помочь – мы просто делаем это.

– Ты глянь, на парковке – свободное место! – Леня лихо вписывает «тушкана» в пространство между серебристым «Volvo» и стареньким «Москвичом». И опять восклицает: – А мы не первые, смотри, тут уже пара милицейских машин!

Машинально поправляю:

– Полицейских машин, солнце.

Муж скептически усмехается. В его карих глаза явно читается: чем постоянно заниматься переименованием одних структур и формированием новых, лучше бы нормальную работу наладили. Но машина власти не требовательна: ей хватает и видимости деятельности.

Прямо из холла набираю Кононова.

Надо сказать, чтобы он спустился и встретил нас. Самостоятельно я не найду нужные кабинеты в этих лабиринтах останкинских коридоров даже под пытками.

Звоню, звоню.

«Сергей, почему же вы не берете трубку?!»

Впрочем, дурацкий вопрос. Нам с Леней легко предположить, почему продюсер не может ответить, – наверное, его уже взяли в оборот на предмет дачи показаний, и…

– Наталия Александровна, здравствуйте. Меня Сергей Николаевич послал вас встретить. Вы не одна, я вижу. На кого нам выписать пропуск?

Мой муж безмолвствует, не дышит, таращит глаза, и я его понимаю – перед нами материализовался ангел.

Девочка похожа на французскую актрису Софи Марсо – округлое личико, большие светлые глаза, пухлые губы, густые, длинные, разобранные на ровный пробор волосы… Единственное различие – она пепельная блондинка; ее волосы явно светлее, чем у француженки. Ей максимум двадцать, и она тоже участница проекта. На голубой блузке приколот бейджик с именем – Александра Ремизова. Фон карточки – ярко-зеленый, как и у всех участников.

Итак, Саша. Молодая, ранняя, красивая…

Смотрю на онемевшего мужа и испытываю самые противоречивые чувства. Ревность и… облегчение.

Не я одна поглядываю на сторону, не только я обращаю внимание на молодость и красоту.

Нет-нет.

Что за мысли!

Никто ни на что не обращает внимания!

Да, иногда мы с Леней пялимся на симпатичных экземпляров противоположного пола. Но это же не смертельно.

В нашей семье все хорошо. И будет еще лучше. Главное – выбросить из головы все эти глупости: интерес к другому мужчине, ревность к другой женщине…

Около 30 года нашей эры, Вифания, Марфа

– Почему Он ничего не сделал?

– Я не знаю, сестра… Филадельфия не так уж и близко от нашего селения. Может, получил Иисус послание уже после того, как Лазарь умер? Поэтому Учитель и не поспешил к нам. Знал, что брата нашего спасти уже невозможно…

– Ему – и спасти невозможно?! Ему?! Нет, так не бывает… Но и поверить, что Он бросил нас в нашей беде, я не могу. Может, его схватили?

– Не знаю, Мария. Когда пришел наш посланник в Филадельфию, Учитель беседовал со своими учениками. А узнав о болезни Лазаря, сказал как-то чудно: «Не к смерти эта болезнь, а к славе Божьей». По крайней мере, два дня назад с Иисусом все было в порядке.

– Хорошо, что враги Его не причинили зла Ему… Но как же мне больно!

– И мне больно, Мария, – прошептала Марфа, смахивая набегающие на глаза слезы. – Милый брат наш, зачем он оставил нас?..

О своем горе можно говорить свободно.

Об Иисусе – нет. Ведь дом полон людей. Узнав про кончину Лазаря, многие и из Вифании, и даже из Иерусалима пришли – чтобы выразить сочувствие, разделить скорбь. Но христиан мало среди них. Говорить об Иисусе опасно. Когда проповедовал Он в этих местах, многие схватили камни, желая побить Его.

Впрочем, Мария все понимает без слов…

Уже четвертый день покоится Лазарь в семейном склепе, расположенном в скале за садом.

Уже сколько говорено с сестрой обо всем произошедшем – и о том, что Иисус не поспешил на помощь; и о том, что все равно незримое присутствие Учителя рядом помогает пережить горе.

– Нет на Него обиды в моем сердце, – вздыхала Мария, когда вернулся от Иисуса посланник и передал странные слова Учителя. – Я знаю – любовь Его к нам бесконечна, и Он помог бы нам, если бы это только было в Его силах.

Случившееся обсуждено множество раз.

Но все равно – невозможно до конца осознать такое горе.

– Почему все-таки Он ничего для нас не сделал? – Мария снова подняла на сестру покрасневшие глаза.

Пожав плечами, Марфа отвернулась.

Нет сил больше видеть страдания сестры, нет сил отвечать на немые вопросы. Ее фигурка в темных одеждах кажется совсем хрупкой. У Марии не самое крепкое здоровье. Бог знает, сможет ли она пережить смерть Лазаря, и…

Очнувшись от своих мыслей, Марфа посмотрела на соседского мальчика, настойчиво тянувшего ее за рукав черного платья.

– Идет! Он идет! Расположился возле Вифании, я видел, как ученики Его уже разбили шатер, чтобы мог Он отдохнуть от долгого пути и палящего солнца.

Слабо улыбнувшись, Марфа потрепала подростка по темноволосой голове.

Все-таки Иисус пришел!

Значит, не зря она не теряла надежды; не зря отправила соседского парнишку наблюдать за дорогой на Иерихон.

Она собиралась сказать радостную весть Марии, поискала знакомую фигуру глазами и огорченно вздохнула: сестры нет в покое. Но и искать, ждать ее возвращения невмоготу.

«Пойду, скорее встречу Иисуса, – Марфа выбегает из дома и несется вперед, поднимая облачка пыли с раскаленной дороги. – Вот сестра удивится, когда вернусь я назад с Учителем!»

Его еще не видно.

Взгляд Марфы скользит по привычному пейзажу – невысокие серые каменные дома, сохнущее на веревках белье, галдящие ребятишки, коричневые изгибы скал.

Все выглядит совсем обычным – но вместе с тем и необычным. Кажется, сам воздух наполнен невероятной любовью, покоем и светом. И с каждым вдохом душа исцеляется. Так всегда происходит, когда Иисус находится рядом.

Вот и Он сам!

Должно быть, понял, почувствовал, что к Нему спешат, и тоже вышел навстречу.

В простом светлом эфоде[9], с наброшенным на плечи талитом[10], Иисус выглядит, как небогатый иудей. Но стоит только увидеть Его карие глаза и добрую улыбку – всем сердцем сразу чувствуешь: то непростой человек, в нем – благодать Божья.

Добежав до Иисуса, Марфа упала на колени и, роняя слезы на запылившиеся сандалии Учителя, простонала:

– Господи, если бы Ты только был здесь – мой брат Лазарь не умер бы. Но я и сейчас верую, что Отец Твой даст Тебе все, о чем Ты его попросишь.

Помогая Марфе подняться, Иисус тихо сказал:

– Лазарь не умер, он воскреснет.

Девушка, шмыгнув носом, быстро кивнула:

– Я знаю, в последний день.

– Я есть воскресение и жизнь. Верующий в меня, если и умрет, оживет. И всякий живущий и верующий в меня не умрет вовек. Веришь ли ты в это?

Перед глазами Марфы возникло бледное, залитое потом лицо Лазаря.

Прилипли ко лбу темные влажные кудри, запеклись губы. Длинное худенькое тело сотрясает озноб.

Невероятно сильна была вера брата. Даже в беспамятстве он шептал: «Господи, верую, верую!» Руки Лазаря все касались оберега, трех маленьких мраморных рыбок, прикрепленных к нитке простого ожерелья из мелких кусочков мрамора. От этих при косновений братику становилось легче. Но потом горячка возвращалась вновь. И вот со смерти его пошел уже четвертый день. А это значит – надежды больше не осталось, не осталось совсем никакой надежды…[11]

Если рассуждать трезво, то тут только одно можно сказать: не помогла Лазарю его горячая вера. Тот, кого называли другом Иисуса, мертв.

Однако же…

Есть то, что невозможно постичь рассудком. Есть то, что выше разума…

– Верую, Господи, верую, – горячо зашептала Марфа, заглядывая в наполненные страданием глаза Иисуса. – Воистину Ты есть воскресение и жизнь!

Она произнесла эти слова и вздрогнула.

Так небо очищается от облаков. Так утреннее солнце ласково согревает озябшую землю.

Так вмиг исцелилась от боли и душа ее.

– А где Мария? – спросил Иисус, отворачиваясь от ветра, растрепавшего Его длинные волосы. – Мне надо и ее увидеть. Ты приведи сюда сестру свою.

– Конечно, сейчас схожу за ней, – и Марфа вновь побежала в селение.

«Он знает, Он всегда все про всех знает, – стучало в ее висках. – Наш дом всегда был и Его домом, мы всегда рады принять Учителя и учеников Его. Но сейчас у нас много чужих и не совсем добрых людей. Поэтому Он и не пошел прямо к нам, остановился у входа в Вифанию. Велик, всемогущ… Он точно Мессия!»

Отыскав сестру, Марфа наклонилась к ней и тихонько сказала:

– Учитель пришел. Он ждет тебя на краю селения. Поспеши же!

Слабо улыбнувшись, Мария направилась к двери. Но люди, сидевшие рядом с ней, вдруг тоже поднялись и пошли следом.

– Должно быть, отправилась она к склепу плакать по Лазарю.

– Надо и нам пойти туда, быть рядом, поддержать девочку.

– Не оставим же ее! Как убиваются сестры, бедняжки. Сначала схоронили отца и мать, потом – и брата. Лазарь все называл себя другом Христа. И что, помог ему его друг?

С трудом сдерживаясь, чтобы не закричать, Марфа с тревогой прислушивалась к разговорам направившихся за Марией людей.

Они ничего не понимают! Они вроде бы хотят выразить сочувствие – а их сердца полны злобы. Только бы они не набросились на Иисуса с камнями! Ярость и глупость некоторых людей настолько велики… А ведь и таких недалеких мужчин и женщин надобно любить. Грех в них не любить, а душу любить – так учит Иисус. Но как же сложно иногда следовать Его учению!

– Что-то поздновато поспешил Он на помощь! – раздался в толпе чей-то голос после того, как Мария приблизилась к Иисусу.

Марфа вышла вперед, готовая каждое мгновение защитить Учителя.

Однако, похоже, даже яростные враги Его решили удержаться от драки в такой печальный день.

– Господи, если бы Ты только был здесь – мой брат бы не умер, – в точности, как и Марфа, все повторяла Мария. По лицу ее текли слезы.

Глаза Иисуса тоже вдруг стали влажными, и вот уже из них льются тонкие хрустальные ручейки.

– Как Он любил Лазаря! Велика скорбь Его! – зазвучало в толпе.

– Где вы положили Моего друга? – хриплым голосом поинтересовался Иисус.

Мария указала рукой вперед:

– Пойдем, Господи!

«Как хорошо, что придет Он на могилу Лазаря, – думала Марфа, следуя за сестрой и Учителем к склепу. – Брат был бы доволен. Тот, кого он так любил, пришел и оплакивает его, и…»

– Отодвиньте камень, – Иисус кивнул на бежево-песочную скалу и обернулся к ученикам, сопровождавшим Его в некотором отдалении, а теперь приблизившимся. – Отодвиньте камень от склепа.

Марфа с Марией недоуменно переглянулись.

– Господи, но… – Марфа запнулась, пытаясь подобрать слова, которые не обидели бы Иисуса отказом выполнить Его просьбу. – Мой брат покоится там уже четвертый день. Сейчас жарко. Тело стало разлагаться, и… запах…

– Не я ли сказал тебе: если будешь веровать, увидишь славу Божию, – Иисус мягко улыбнулся и вновь указал рукой на склеп. – Камень уберите.

Когда ученики послушно выполнили, что требовал Учитель, удушливая сладковатая волна смрада от разлагающегося тела покатилась вперед.

«Бедный Лазарь», – Марфа заплакала, видя, как люди невольно начинают закрывать носы рукавами своих одежд.

– Отче! Благодарю Тебя, что Ты услышал Меня; я и знал, что Ты всегда услышишь Меня; но сказал сие для народа, здесь стоящего, чтобы поверили, что Ты послал Меня[12].

Иисус опустился на колени совсем близко от Марфы, поэтому она могла различить каждое слово его молитвы.

Пока Иисус молился, с небом произошло что-то странное. Ясное, безоблачное, вдруг все покрылось оно тяжелыми свинцовыми тучами.

– Сейчас будет гроза, – стали переговариваться люди.

Однако как только закончил Иисус молиться и поднялся с колен, через темную синь пробились лучи солнца – такие яркие, что глазам сделалось больно.

– Лазарь, встань! – произнес Иисус, вглядываясь в мрак склепа. – Встань и иди!

– Ага, сейчас! Разве может мертвец встать?! Да этот человек не в себе, – кто-то хихикнул в толпе.

Сердце Марфы тревожно сжалось.

Господи, пожалуйста, сделай так, чтобы над Иисусом не смеялись. Люди такие жестокие, и…

Мысли оборвались.

Марфа вдруг почувствовала, что не может вымолвить даже единственного словечка, только беззвучно шевелит ртом.

И вокруг не раздавалось ни звука.

Почти не раздавалось.

Из склепа вдруг вышел Лазарь. Руки и ноги его были связаны, как и полагается перед погребением, а лицо закрывала пелена.

Он шел маленькими неуверенными шажками.

В воцарившейся тишине эти шажки казались оглушительными раскатами грома.

– Развяжите его, пусть идет, – Иисус улыбнулся и подтолкнул учеников, стоявших рядом с Ним, как изваяния. – Эй, кто-нибудь! Уберите же шнуры с рук и ног Лазаря и платок с лица его! Он сейчас споткнется и упадет! А этого не надо ему, он довольно уже настрадался!

* * *

Я совершенно точно никогда раньше не видела мертвую сейчас женщину. Слишком яркая и безвкусно одетая – таким даже не надо прилагать никаких усилий, чтобы вонзиться в память досадной занозой. Ее лицо темно от автозагара, волосы выкрашены в радикально-черный цвет, помада цвета густой крови подчеркивает паутинку глубоких морщин. Рядом с телом свернулось клубочком розовое боа – и это при том, что покойница объята пламенем алого платья, расшитого пайетками. Зеленые босоножки дамочки вонзили бы последний гвоздь в гроб человека, хотя бы мало-мальски чувствующего сочетаемость цветов.

– Это Мариам, – объясняет оторопевшему Лёне ангел Саша.

Голосок у красивой малышки, естественно, тоже ангельский.

А моего сладкого демона, красавчика-экстрасенса, к которому меня тянет, как магнитом, что-то поблизости не видно.

Я этому рада.

Впрочем, нет: вранье. Я хочу видеть того парня больше всего на свете.

Бред, бред… Совсем из ума выжила на старости лет! Алла Пугачева на выданье: «Максим Галкин, ау, вот она я, а тебя где носит?»

Нет, все, довольно! С лирикой покончено!

Решительно выметаю томно-любовный сор из своего сознания, пытаюсь концентрироваться на печальном текущем моменте.

В общем и целом с этой яркой и нелепой Мариам все понятно: убийство.

Судмедэксперт на место происшествия еще не подъехал, здесь пока работают только следователь, криминалист и пара оперативников. Но я уже точно знаю, что скоро продиктует мой коллега худощавому пареньку в синей форме. При составлении протокола осмотра места происшествия он услышит примерно следующее: «Уважаемый следователь, пишите – внешний осмотр трупа выявил явные признаки отравления ФОС».

Честно говоря, я не знаю, как можно при трезвом уме и ясной памяти отравиться фосфорорганическими соединениями – всеми этими карбофосами, хлорофосами и прочими веществами, используемыми для травли насекомых. Резкий неприятный химический запах инсектицидов не замаскировать, наверное, никаким спиртным, даже более крепким, чем шампанское. Столик с бокалами и бутылками находится в дальнем углу комнаты, труп лежит ближе к центру. Но даже на пороге помещения волна едкой вони чувствуется очень сильно.

Если отраву налили в бокал (а, по всей видимости, это было именно так, яд оказался в бокале жертвы, а не в бутылке – иначе тут уже разложился бы целый пасьянс из трупов), то почему Мариам выпила это «шампанское»? Да у нее от одного запаха должно было защипать глаза! Или убийца отравил другой напиток, который женщина выпила немного раньше, до вечеринки со съемочной группой?

Оборачиваюсь, ловлю взгляд мужа.

Леня едва заметно кивает на труп и шепчет:

– Трупное окоченение выражено резко. Зрачки сужены, желтушное окрашивание кожи. И запах карбофоса ни с чем не перепутаешь.

Всей кожей я чувствую: у мужа возникают те же вопросы, что и у меня. Как можно по своей воле хлебнуть отравы с таким ядреным запахом? К тому же, насколько я помню, карбофос – жидкость темного, коньячного цвета. При смешивании ее с шампанским цвет светлого напитка явно бы изменился… Может, вся съемочная группа только тем и занималась, что вливала в рот бедной Мариам яд, – а сейчас усиленно делает вид, что опечалена смертью женщины?

Но обсудить все это мы не успеваем.

Мне определенно нравится приехавший в «Останкино» следователь. Возможно, этот худенький парнишка с ежиком коротко стриженных русых волос даже не пишет откровенно идиотских вопросов на постановку судмедэкспертам.

Он стоит к нам с Леней, тихонечко прошедшим в комнату, спиной. Но, словно почувствовав наше присутствие, резко оборачивается, вопросительно вскидывает брови:

– Почему посторонние на месте происшествия?

Меня радует досада в его интонации. Не понты начальника, для которого все окружающие – дураки, нет, именно искренняя досада человека, которому мешают работать. Неужели еще остались следаки, которые действительно хотят делать свою работу хорошо?

Мы с Леней начинаем молча шарить по карманам джинсов, разыскивая служебные удостоверения.

И вот уже на бледных скулах паренька вспыхивают розовые пятна вины:

– Леонид Писаренко, тот самый! Мы же по вашему учебнику судебную медицину проходили. Приятно познакомиться, следователь Юрий Колосов. Но я все равно не понимаю…

Пускаюсь в формальные объяснения нашего присутствия в этой комнате и одновременно думаю о том, что я тоже многого не понимаю.

Ладно, оставим за скобками моего любимца, симпатичного экстрасенса с лицом молодого Тома Круза. Парень с такими синими глазами и манящим ртом после съемок нашел себе занятие поинтереснее фокусов с отравленным шампанским. Сбежал, наверное, к длинноногой знойной красавице и сейчас радостно улучшает демографическую ситуацию.

Но где, например, участник из Беларуси Алесь Мацкевич? У него такая приметная блестящая шарообразная голова, укомплектованная чуть седоватой косматой бородкой. Не заметить такую невозможно. Но ее-то как раз сейчас и не видно!

Еще мне запомнился совсем молодой мальчишка вампирской внешности – с крашенными в иссиня-черный цвет волосами, в темной обтягивающей худощавое тело одежде. На его бейдже было написано «Эдвин». К нам в морг таких «эдвинов», скончавшихся от передозировки героина, привозят пачками. Где же сейчас этот парень?

Нет и Макса Ерофеева, симпатичного русоволосого ведущего… Хотя его напарница, Катя Романенко, не додумалась вовремя исчезнуть, и теперь вот, явно отворачиваясь от трупа, прислонилась к стене, обмахивает побледневшую мордашку салфеткой.

– Так они все сразу после окончания записи ушли. Извинились и ушли. У Макса была еще сегодня какая-то работа на другом проекте. Эдвин и Алесь вернулись в гостиницу – они сказали, что вообще не употребляют алкоголь, даже символически. Кстати, оба соврали – на самом деле пьют они, в рамках приличия – но употребляют. Алесь любит водочки после бани выпить, Эдвину нравятся алкогольные коктейли. А еще один участник «Ясновидящих»…

В ужасе прижимаю палец к губам.

Сейчас Саша скажет про красавчика «Тома Круза» и про мое к нему более чем романтичное отношение – а рядом стоит мой муж!

Девушка, бросив на меня понимающе-хитрый взгляд, кивает, давая понять: больше никаких ремарок.

Осознав, что скандала в связи с озвучиванием темы моей дурацкой влюбленности, не случится, я облегченно вздыхаю – чтобы уже через секунду опять испугаться до одури.

Всем понятно, что происходит?!

Этот светловолосый ангел читает мои мысли!

Да-да, это так – она словно бы ответила на незаданный вопрос. Она перечислила именно тех людей, о которых я думала.

Саша – действительно сильный экстрасенс, для которого мысли людей вообще не составляют никакой тайны?!

Впрочем, а чему удивляться – я же на проекте «Ясновидящие», продюсер Сергей Кононов рассказывал: кастинг проходил полгода, отбирали экстрасенсов с действительно большими возможностями, не доступными обычному человеку.

«Какая же она еще к тому же симпатичная! Нутром чую: мой Ленька на нее запал. Впрочем, муж у меня – мужик верный; глазами раздевает – руками не трогает. Надеюсь, и я такая же, просто полюбуюсь мальчиком с безмятежно-синим взглядом – и меня отпустит; никакого адюльтера, никакой грязи в нашем милом семейном гнездышке. Хотя… что же это я думаю такое?! Надо фильтровать базар, даже мысленный! А вообще, лучше спросить Сашу о другом. Пускай напряжет свои паранормальные способности и скажет: почему Мариам хлебнула карбофос? Когда мы с мужем сюда ехали, все гадали: отравление – не отравление? Действительно, иногда и на вскрытии не все поймешь, и гистология может вызвать больше вопросов, чем ответов. Но с Мариам произошел тот нечастый случай, который не заставляет судебного медика шевелить извилинами. Явное отравление инсектицидами встречается нечасто, никто по своей воле жидкость с таким запахом не выпьет, и маскировка тут не прокатит. Представляю, какая вонь будет стоять в секционной, когда эксперт начнет вскрывать Мариам. Вот пускай эта самая Сашенька и скажет мне…»

Она опять с невинным видом прерывает мои мысли:

– Мариам выпила отравленное шампанское потому, что находилась в трансе и выполняла приказ. Вся система ее чувств в тот момент не реагировала на внешние раздражители. Ничего, кроме приказа, который стал всей ее сутью, для нее просто не существовало. Никто из нас запаха не почувствовал, так как во время съемок сгорел софит, и в комнате, несмотря на проветривание, жутко воняло палеными проводами. Подозреваю, этот пожар был неслучайным. Для большинства из нас не сложно вывести из строя любую технику. Кстати, бутылку с ядом еще не нашли – она на подоконнике стоит, за стопкой бумаг. Скоро ее обнаружит следователь и обрадуется, захочет снять отпечатки пальцев. Однако из этой идеи ничего не выйдет, отпечатков на бутылке не окажется.

Мое сердце стучит, как сумасшедшее. Из него рвется: «Кто же заколдовал Мариам?»

– Черный маг Петр Волков, – едва слышно прошептала Саша.

Меня поразило довольно спокойное выражение лица этой девушки.

Может, она пытается специально оговорить этого человека? Отводя подозрения от себя или другого участника программы?

Впрочем, я тут же попыталась остановить хлынувшую в моем сознании реку обвинений и вместо того, чтобы упрекать Сашу, мысленно поинтересовалась:

«А зачем Волкову убивать Мариам?»

С таким же бесстрастным лицом она ответила:

– А просто так. Волкову нужен скандал. Он несколько раз пытался попасть на «Битву экстрасенсов», но ему не повезло. На тех кастингах, куда он приходил, уже отбирали участников примерно его типа внешности. Проект «Ясновидящие» только начинается; сложно сказать, получится ли у нас стать достойными конкурентами «Битве». Волков решил устроить провокацию… Вот сейчас следователь закончит разговаривать с Кононовым. Наш продюсер пойдет в мужской туалет и оттуда позвонит знакомому журналисту. Сергей Николаевич пока еще очень испуган всем произошедшим. Но потом он подумает: а ведь это тоже можно использовать. Приедут журналисты… Волков выйдет сухим из воды, он очень успешно выступит на нашем проекте.

У меня внутри все дрожит:

– Деточка, откуда ты все это берешь?

– Я это вижу, так же отчетливо, как вижу вас. Позже появятся и другие жертвы. Вам будет угрожать опасность. Вы сильная, мы с вами подружимся. Волков – маг с безграничными возможностями.

У меня, судебного медика с железными нервами, по спине течет липкий пот безотчетного страха.

Очень хочется посмотреть на Волкова. И вместе с тем все крепче становится уверенность: именно теперь искать глазами этого бугая не надо.

Я испытываю такой ужас, что мне надо срочно покинуть эту комнату, подышать воздухом и хотя бы немного успокоиться…

Стараясь не привлечь внимания Лени, который о чем-то толковал со следователем Юрием Колосовым и продюсером Сергеем Кононовым, я вышла из студии и побрела куда-то вперед по бесконечно-длинному коридору.

Не знаю, сколько времени я иду по нему, иногда натыкаясь на спешащих по своим делам людей.

На моем пути появляется кофейный автомат.

Не чувствую вкуса напитка. Но все-таки от его тепла становится немного легче, и вот уже когти страха ослабляют свою хватку. Сразу же пользуюсь этим, пытаюсь рассуждать логически.

Допустим, Саша права, и женщину убил Волков. Но почему девчонка так уверена, что преступнику удастся выйти сухим из воды? Этого еще не хватало! Да он сто процентов где-то засветился: при покупке отравы, возможно, и при наливании ее в бокал. Конечно же, свидетели есть! В комнате, когда разливали шампанское, было полно народа. Кто-нибудь обязательно видел, как Волков что-то там химичит с бокалами. А паренек-следователь, кажется, неплохой, хваткий. Докопается, и…

– Короче, дружище, тут у нас такое дело. Замочили одного из участников проекта. Я вначале заочковал конкретно. Метался, всех знакомых и не знакомых на уши поставил. А теперь прикинул: все не так уж и хреново. Можно даже сказать, вообще не хреново, наоборот – и плюсы свои во всей этой петрушке есть. Мы же все равно снять еще ничего не успели. Участников набрали, как чувствовали, на пару человек больше, чем надо. Сильный у нас состав, пытались их на стадии отбора как-то развести, может, кого-нибудь на второй сезон оставить. Но никак не выбрать, все хороши. Как в воду смотрели – одной женщиной меньше стало… Ну и вообще – шоу маст гоу он[13]; есть заказ от телеканала, есть бюджет и команда. Пришли мне поскорее кого-нибудь из репортеров, потолковее. Я решил – замолчать тему все равно не получится, «Останкино» – что большая деревня, никаких тайн друг от друга. Так что пускай лучше в твоей газете инфа пройдет. По крайней мере, я буду уверен, что никаких неточностей и наездов. А наших стервятников с телевидения, все эти криминальные хроники, только помани такой темой – сразу узнаешь о себе много интересного.

Я стою возле мужского туалета.

Подслушиваю разговор продюсера Сергея Кононова.

Мне очень хочется убедиться, что Саша ошибается в своих предсказаниях, что не будет ни новых жертв, ни угрозы для меня.

Я вслушиваюсь в нервный шепот и надеюсь услышать какие-то другие слова, не те, о которых мне уже рассказала ясновидящая с лицом ангела.

Знаете что – ангелы, похоже, не ошибаются.

И это ужасно…

* * *

Съемочная группа

Сергей Кононов, продюсер проекта «Ясновидящие». 43 года. Окончил ВГИК, также учился в США на сценарных курсах. Дважды разведен, есть дочь от первого брака. Имеет погашенную уголовную судимость за незаконные валютные операции в 1991 году.

Максим Ерофеев, ведущий проекта «Ясновидящие». 27 лет, окончил факультет журналистики МГУ. Привлекался к административной ответственности за драку в состоянии алкогольного опьянения. Официально не женат, платит алименты на дочь от популярной певицы Герды.

Екатерина Романенко, ведущая проекта «Ясновидящие». 25 лет, окончила факультет журналистики МГУ, школу журналистики в Лондоне. К уголовной ответственности не привлекалась. Лишена прав на управление транспортным средством за езду в нетрезвом виде. Отец Екатерины – Владислав Романенко, топ-менеджер крупной нефтегазовой компании «Магнат». Разведена, детей нет.

Захар Быстров, режиссер проекта «Ясновидящие». 56 лет, окончил ГИТИС, более 10 лет проработал на «Мосфильме». Состоит на наркологическом учете в связи с алкоголизмом. Близких друзей не имеет; коллеги отзываются о нем негативно, так как, несмотря на профессионализм, Быстров отличается склочным характером. Женат, трое детей.

Элеонора Фридман, ассистент по техническим вопросам, 23 года. Окончила торговый техникум, на телевидении работает полгода. К уголовной ответственности не привлекалась. Среди коллег характеризуется положительно. Не замужем, детей нет.

Дмитрий Ванин, оператор, 30 лет. Окончил курсы операторов в Санкт-Петербурге, получил ряд престижных журналистских наград за репортажи из «горячих точек». Ушел из «Новостей», выходивших на центральном канале, в частную телекомпанию, занимающуюся производством программ. Среди коллег характеризуется как человек молчаливый и замкнутый, склонный к неконтролируемой агрессии. Не женат, к уголовной ответственности не привлекался. По слухам, имеет связи в ФСБ, возможно, завербован накануне поездок в Чечню и Дагестан.

Анастасия Маркова, менеджер по работе с участниками проекта «Ясновидящие», 21 год. Учится заочно на факультете биологии МГУ. Работает недавно, на испытательном сроке. К уголовной ответственности не привлеклась, не замужем, детей нет.

Ура!

С первым листом покончено.

– И чему это моя ехидна улыбается? – интересуется муж, насыпая кофе в турку. Вдыхая бодрящий аромат, он с наслаждением закрывает глаза и недоуменно продолжает: – Ты же вроде серьезный документ читаешь, не комиксы!

Мы сидим на нашей кухне вшестером: я, Леня, следователь Юра и три наши собаки-дворянки. Вообще-то собачатинам в этот или очень поздний, или слишком ранний час полагается сладко посапывать. Но в доме – чужой человек. Поэтому наши песики, отчаянно борясь с зевотой, выглядывают то из-под стола, то из-за стула. И, убедившись, что все под контролем и чужак не причиняет вреда любимым хозяевам, выразительно косятся на стол. По собачьим меркам, он ломится от угощений – шоколад, печенье, бутерброды. Собаки прекрасно знают, что им не на что рассчитывать. Мы не балуем наших питомцев всей этой выпечкой и колбасами, которые, мягко говоря, не полезны для их пищеварения. А это, по мнению псов, просто ужасно, но всегда можно легко исправить…

– Да так, смеюсь сама над собой. Вроде проницательная мадам, профессия обязывает любые мелочи замечать. Но я не могу вспомнить некоторых людей из этого списка. Например, режиссера Захара Быстрова. Оператора Дмитрия припоминаю – высокий такой парень, симпатичный. Ему бы самому в кино сниматься: волосы светлые, глазищи огромные, высокие скулы. Такое лицо – дворянин, белогвардеец, интеллигент вроде Олега Янковского. В общем, кинематографическая внешность, а он всего лишь оператор. И с «горячими точками» тоже как-то не монтируется – кажется совершенно домашним мальчиком. Элеонору, вроде, припоминаю – что-то молодое, шустрое и энергичное, смерч, вихрь. Но ни лица, ни цвета волос в памяти.

Во время моего спича Юра жадно поглощает огромный бутерброд с ветчиной.

Потом перебивает – прямо с набитым ртом:

– Так этого режиссера вообще почти никто не видел. В той студии у него комнатка наверху, с мониторами. Быстрова никто не видит, зато из его каморки отлично просматривается все, что происходит в студии. К тому же и изображение передается ему под нос. Элеонора эта в бандане была, так что я тоже насчет ее волос ничего конкретного не скажу. А вот вторая девочка, Настя Маркова, – ничего, такая блондиночка. Она вообще-то должна выполнять всякие поручения участников программы, если им понадобится что-то, если какие-то вопросы возникнут. Но пока экстрасенсы ее не напрягают, времени у нее куча, и наблюдательная она. Показания мне дала очень подробные… А классно, что у меня кореш в останкинской службе безопасности работает! В два счета досье удалось получить!

Мы с Леней понимающе переглядываемся.

Мы уже готовы зашипеть, как гадюки, по поводу этого судьбоносного «досье», наше циничное судебно-медицинское сознание только что закончило синтез первоклассной порции яда.

Досье, ты ж понимаешь! Зря только бабки платят в этой службе безопасности! Ну, подумаешь, имеет этот Юрин корешок связи в МВД, доступ к полицейской базе. Указал, кто привлекался к уголовной ответственности и кого бог пока миловал. А что дальше? Где конфиденциальные сведения из надежных источников; сплетни, слухи, аналитика, психология? Скромненько все, очень-очень скромно и непритязательно.

И в любой другой ситуации я или Ленька не утерпели бы, озвучили все эти мысли всенепременно.

Но у Юры глаза блестят от счастья. Он так горд собой и своими «связями». Он даже не спросил у подъехавшего в «Останкино» судебного медика, является ли произошедшее с Мариам самоубийством – неслыханное для нынешнего поколения следаков дело.

Мы ехидные, но великодушные. И не пьем кровь новорожденных младенцев, и не отравляем их своим ядом.

– Еще у меня есть информация по участникам, – Юра с торжественным видом передает мне новый листок. – По всем экстрасенсам, которые будут сниматься в «Ясновидящих».

Боль снова начинает увлеченно играть в дартс с моим сердцем.

Я стою на краю пропасти.

Еще пара секунд – и имя красавчика-экстрасенса впорхнет в мою душу, как заманчивая экзотическая и недоступная бабочка.

Впрочем, ладно, решено: шагаю прямо в ад. Чему быть – того не миновать.

В конце концов, даже если бы Ленька не пригласил этого парнишку-следователя к нам на кофе, я все равно рано или поздно узнала бы это проклятое имя.

Можно было бы, конечно, сейчас сдрейфить. Сделать вид, что падаю в объятия Морфея, сонно позевать, потереть глаза. И – то, ради чего, собственно говоря, и затевался весь этот спектакль – отложить листок с его именем, с моим приговором.

Не буду врать.

К тому же это не только противно, но и бессмысленно: все мы – профессионалы, все мы привыкли, что порой приходится работать ночь напролет. И наши организмы к бессонным ночам прекрасно адаптировались.

Итак…

Состав участников проекта «Ясновидящие»

Сайяф Раббани, 27 лет. Приехал в Россию из Афганистана, окончил медицинский институт, работает в Москве стоматологом. Владеет навыками ясновидения, целительства, телекинеза[14]. Может лечить пациентов дистанционно, по фотографии.

Алесь Мацкевич, 53 года. Живет в Беларуси, по образованию – радиофизик, работает бухгалтером. Экстрасенсорные способности открыл в себе после занятий карате и айкидо. Обладает кожным зрением[15], владеет навыками телепатии, целительства; снимает сглаз и порчу.

Гинтаре Прунскене, 56 лет. Приехала для съемок проекта из Вильнюса. Называет себя «православной целительницей», при лечении больных пользуется традиционными славянскими знахарскими техниками. Имеет 3 ступени посвящения «рейки», прошла все уровни обучения «универсальной энергии».

Денис Муратов, 33 года. Москвич, окончил психологический факультет МГУ. Мастер НЛП, коуч-тренер, специалист по гештальт-терапии и методу семейных расстановок по Хэлленгеру, автор методик личностного роста. Свои экстрасенсорные способности открыл во время приема пациентов как психотерапевт.

Денис…

Прекрасное имя: многообещающе сильное, но без грубого глупого напора.

Муратов, Муратов… я вижу в этой фамилии примесь восточной крови. Это явно она сделала его кожу оливково-смуглой, подчеркивающей ледяную синь взгляда.

Блин, напрасно я надеялась, что красавчик-экстрасенс, по крайней мере, старше моего сына. Увы…

От любовных грез меня спасают собаки.

Наверное, Юра украдкой дал кусочек самой главной псинке в нашей стае – рыжей лохматой Лайме. Черный гладкошерстый Бося, Босяк наш любимый, просек: да тут угощение раздают! И так быстро побежал к гостю, что задел стул, под которым дремала Дина, серенькая интеллигентная собаченция с потешным белым пятном на мордочке. Дина спросонья ничего не поняла, но профилактически рыкнула на Босю, тот оскалился на Лайму.

– Юра, если хотите угостить наших псов – я вам отрежу кусочек сыра, – объясняет муж, подходя к холодильнику. – А белый хлеб и колбасу не надо им давать. Там столько химии – только люди все это, наверное, еще могут переваривать; впрочем, тоже не без риска для здоровья.

Муж режет сыр, а я, немного упокоившись, продолжаю чтение.

Алиса Катаева, 15 лет, учится в школе в городе Мурманске. Стала развивать экстрасенсорные способности после просмотра программы «Битва экстрасенсов». Блестяще прошла кастинг, выполнила все задания без единой ошибки и очень быстро. Приехала в Москву на проект с мамой.

Мариам (Мария Гладышева), 47 лет. Называет себя потомственной ведьмой, ведуньей. По образованию – актриса. Задания кастинга проходила очень долго, с большим количеством ошибок. Однако попала в число участников за особый артистизм, яркие костюмы, эксцентричную манеру поведения.

Эдвин (Эдуард Ремизов), 19 лет. Студент МАИ. Отобран на кастинге в г. Москве. Говорит, что свои экстрасенсорные способности получил от темных сил, после выполнения ряда магических оккультных ритуалов. На кастинге продемонстрировал явное умение получать информацию от умерших людей. Уверяет, что может после выполнения определенного ритуала оживить погибшего человека.

Александра Ремизова…

– Еще одна Ремизова? Так они – брат и сестра? – невольно восклицаю, прерывая чтение. – Или однофамильцы? Они такие разные внешне!

Следователь пожимает плечами:

– Если хорошенько умыть этого самого Эдвина, возможно, они даже будут похожи. Я не успел еще допросить этого парня, но видел его фото в базе участников проекта. Он же раскрашен, как матрешка, – эти его черные волосы, черный лак на ногтях, подведенные глаза. Смешно, конечно, все это выглядит. Но мне рассказали, что у него действительно очень сильные способности. И да – они с Сашей – брат и сестра, только их отобрали на разных кастингах. Девушку, кажется, где-то в российской глубинке обнаружили.

Софи Марсо отечественно-провинциального разлива?

Смешно! Да все шмотки девчонки, при их явной неброской простоте, – это брендовые вещи, которые еще не в каждом крутом московском бутике отыщешь.

Впрочем, что там с другой информацией об этом ангелочке?..

Александра Ремизова, 21 год. Окончила частную среднюю школу в г. Москве, жила на послушании в женском монастыре в г. Сергиев-Посад. На кастинге продемонстрировала умение читать мысли людей, очищать загрязненную воду, лечить простудные и некоторые другие заболевания.

Опять я понимаю только то, что ничего не понимаю.

Софи Марсо в монастыре? Да ведь это грех: отрекаться от жизни вместо того, чтобы ею наслаждаться!

Впрочем, во всем этом есть один плюс – уж монашка-то, наверное, вряд ли разрушит мое семейное гнездышко. Главное – самой дров не наломать…

– Что-то ты долго читаешь, – Леня отставляет пустую кофейную чашку и, вздохнув, тянется за очередной шоколадной конфетой. – Там так много участников?

– Было много. Но ты же в курсе: их потихоньку становится меньше, – бормочу я и дочитываю информацию уже по диагонали.

Кто там у нас остался?

Черный маг Петр Волков. Ага, про него точно можно говорить: «Тамбовский волк тебе товарищ». Мужчина прибыл к нам именно из Тамбова. Хм, ему 38 лет всего – а выглядит намного старше!

Банковский работник Ирина Козлова, из Санкт-Петербурга, 45 лет. Экстрасенсорные способности в себе открыла во время нападения грабителей на банк.

И последняя в списке барышня – цыганка Евсения Аржинт из Молдовы, 42 года.

Еще пара секунд, и резюме:

– Получается, для участия в проекте отобрали одиннадцать экстрасенсов. Теперь их осталось десять.

– Вот не успел спросить у Кононова, будет ли он продолжать съемки, – Юра потянулся, расправляя затекшую спину, и погладил по рыжей лохматой голове Лайму, явно ожидающую нового угощения.

Вспоминаю подслушанный разговор и уверенно заявляю:

– Конечно, будет. Более того, он даже рад, что случилось это убийство. Собирается его использовать как информационный повод, вот мразь!

На физиономии Юры появляется хитрое торжествующее выражение:

– Да ладно вам на продюсера бочки гнать. В конце концов, он должен делать свою работу – в любых условиях. А следствие, я уверен, будет недолгим.

Леня недоуменно вскидывает брови:

– Недолгим?

Наш юный гость торжествующе улыбается:

– Мне удалось поговорить с Петром Волковым. Правда, я не знаю, как оформить все это… Все-таки у него очень специфические показания… В общем, у Волкова получилось, как он сказал, войти в прошлое. И он увидел там, кто именно отравил шампанское в бокале Мариам. В это невозможно поверить… И, конечно, все это требует проверки…

Когда следователь называет имя, мне кажется, что у меня начались проблемы со слухом.

Переспрашиваю, и…

Саша.

Монашка, Софи Марсо, прекрасный ангелочек.

Она умеет читать мои мысли.

Неужели она умеет и убивать?

Девушка обвинила в убийстве Волкова. Тот в долгу не остался – обвинил ее в том же самом.

И как во всем этом разобраться?..

* * *

– Молоко в холодильник поставьте, – не отрывая глаз от монитора, говорю я вошедшему в кабинет человеку. – Сейчас все будет готово, и…

До меня доплывает волна легкого запаха туалетной воды мужа, и я невольно улыбаюсь.

Все-таки хорошо работать рядом с супругом! Сегодня у меня в кабинете закончился кофе. А тут с утра пораньше – труп с подозрением на криминал. Следователь рвет и мечет. У него отпуск намечается, и парню срочно надо знать, что делать: писать постановление об отказе в возбуждении уголовного дела в связи с естественными причинами смерти или начинать расследование преступления. Я обещала оперативно разобраться с этим вопросом, провела вскрытие и сейчас печатаю акт экспертизы. Конечно, окончательные выводы делать еще рано, нет результатов гистологии. Но в общем и целом картина мне ясна: смерть молодой женщины наступила от миокардиодистрофии с развитием острой сердечной недостаточности и отека легких. 23 года всего – и уже проблемы с сердцем! Что происходит со здоровьем нашей молодежи, это же просто в голове не укладывается! Конечно, когда такой молодой человек умирает – невольно возникают подозрения в криминальном характере смерти. Судя по протоколу осмотра места происшествия, муж у девочки имелся, не совсем трезвый на момент трагедии. Если бы он сообразил, что жене плохо, – может, девушку удалось бы вытащить. Впрочем, для любого морга такие досадные оплошности – обычное дело, со счастливчиками и везунчиками мы дел не имеем…

Зашиваюсь в работе, и очень хочется кофе. Все-таки бессонная ночь дает о себе знать. А Ленька – настоящий джентльмен. Вообще-то у него отпуск, еще пару недель может гулять. Но он привез меня на работу, а теперь вот еще и в соседний магазинчик сбегал.

Леня включает чайник, насыпает в чашку пару ложек кофе – и весь кабинет наполняется горьковато-шоколадным ароматом.

Как же обалденно пахнет!

– Ты моя любимая взяточница, – муж подошел к столу, поцеловал меня в щеку и покосился на монитор: – Что там у тебя сегодня? Опять убийство?

– Не убийство… Не ерничай насчет взяток, а то я опять заведусь! Пакет молока – тоже мне взятка. И, кстати, мне кажется, что у меня достаточно бюджетные пристрастия в плане знаков благодарности. Если бы я любила коньяк, следакам пришлось бы тратиться побольше!

Мне хочется еще выпалить, что вообще-то можно также требовать за мелкие услуги корм для собак и говяжьи косточки – в собачьем приюте все это здорово пригодится.

Но муж, переместившийся к окну, вдруг удивленно восклицает:

– Что за ерунда?! Рыжая, ты только посмотри, что она делает с нашим «тушканом»?!

Честное слово, я не знаю, как ответить на этот вопрос.

Возле нашей серенькой машинки находится темноволосая женщина в яркой цветастой юбке и некрасивой, грубо сшитой кожаной куртке. Она обходит «паркетник» по кругу, что-то шепчет и швыряет на капот горсти песка.

– Да я ей сейчас шею сверну! – бормочет Леня и бросается к двери. – Тоже, блин, придумала: тачку нашу какой-то хренью обсыпать!

Лечу за ним следом и на ходу вдруг вспоминаю, что уже видела эту странную женщину. Это цыганка Евсения Аржинт, участница проекта «Ясновидящие».

– Как могильная земля тянет в могилу, так и ты потянешь на тот свет хозяйку машины Наталью, и…

Увидев нас с мужем, цыганка замолкает и, вздрогнув, удивленно оглядывается по сторонам. Потом в ее глазах появляется нескрываемый ужас. За секунду она успевает плюхнуться передо мной на колени, поцеловать мою руку, залиться слезами.

– Я не хотела наводить на вас порчу. Да вы что, я вообще никогда этого не делаю, – голосит цыганка и пару раз звонко припечатывается лбом о землю. Мне даже кажется, я слышу хруст костей, и невольно думаю о том, что если череп треснет, то санитарам будет меньше возни с распиливанием черепной коробки. – Это против меня наколдовали. Чтобы пришла я сюда как будто бы порчу наводить, а вы бы меня увидели и прогнали с передачи. Для того, чтобы человека со света сжить, к его машине не нужно подходить… Но я здоровьем дочки клянусь – я никогда, никогда…

– Слушай, а не послать ли тебе это телевидение подальше? – муж кивает на рыдающую женщину и недоуменно разводит руками: – Да это же полный сюр, тут и крыша поехать может! Ну их к лешему, деньги эти. Если тебе так нужны финансы для собак, давай нашу заначку потратим! Это, конечно, совершенно не практично. Но здоровье-то дороже!

Конечно, Леня прав: за последние дни на нас обрушилось столько негатива, что даже крепкие нервы не выдерживают.

Впрочем, именно в этот момент я почему-то совершенно отчетливо понимаю: на меня надвигается буря такой сокрушительной силы, что какие бы решения я сейчас ни принимала – это уже ничего не изменит. Я могу отказаться от съемок, я могу остаться на этом проекте – все это ничего не изменит. Моя судьба уже – всего лишь карта в темном пасьянсе чьих-то интересов, и он уже начинает раскладываться независимо от моих действий…

Около 30 года нашей эры, Вифания, Лазарь

С самого раннего утра в доме кипит работа.

Мария печет хлебные лепешки, Марфа занимается рыбой и мясом. Готовя еду, сестры переговариваются, спорят, в какой лавке лучше купить овощи к столу, кто из продавцов может предложить самого свежайшего сыра.

Это все радостные хлопоты. Ведь недавно в Вифанию пришел гонец от Учителя, принес хорошую новость. Направляясь в Иерусалим на Пасху, Иисус с апостолами зайдут и в Вифанию, проведут ночь здесь.

Как же хочется опять увидеть Учителя, послушать его неспешные странные разговоры! И еще очень хорошо, что многие люди, которые идут теперь в Вифанию, узнав о произошедшем здесь чуде воскрешения, тоже смогут исцелиться. Ведь самая тяжелая болезнь отступает, стоит только страждущему с искренней верой прикоснуться хотя бы к краю одежды Иисуса.

Спокойно на душе. Радостно. Только вот…

По телу Лазаря, занятого починкой скамьи, вдруг прокатилась волна ледяной дрожи.

– Что, опять эти видения? – участливо поинтересовалась Мария, прекращая раскатывать тесто.

Вздохнув, Лазарь кивнул и пробормотал:

– Чувствую теперь я себя очень хорошо. Как будто не было ни болезни моей, ни жара, ни слабости. Я даже не понял, что делался мертвым. Просто уснул, а потом проснулся, встал и пошел вперед. А там…

Он сглотнул подступивший в горлу комок и снова словно бы увидел ту чернильную темноту, озаряемую пламенем факелов. Вначале еще ничего различить в ней было невозможно, кроме разве что языков огня, извивающихся во мраке. А потом в темноте вдруг забелела изможденная фигура человека. Мужчина тот, в одной лишь повязке на худых бедрах, был прикован к скале. Подле него на цепи болталось золотое блюдо.

– Ты взял чужое, ты отдашь свое, – как будто бы прокричал черный ворон, выклевывающий куски плоти стонущего мужчины.

Нет, птица та не говорила человеческим голосом. Но ее карканье понималось так же легко, как если бы зловещий ворон с отливающими синевой перьями изъяснялся настоящими словами.

На том месте, куда вгрызался мощный клюв, образовывалась окровавленная ямка. Однако это продолжалось лишь несколько мгновений. Затем вместо раны непонятным образом вновь появлялась неповрежденная кожа, потом птица опять впивалась в нее клювом, делая внушительную дырищу. Мужчина все стонал, и длилось это вечность, и конца этому все не было.

Со всех ног Лазарь побежал вперед, стараясь как можно скорее забыть про страшную птицу и мучаемого ею мужчину. Но уже совсем скоро вновь довелось ему замереть в оцепенении.

Перед ним, в огромном костре, заживо горела девушка. Лопалась кожа, трещали волосы, тошнотворный запах горящего тела заполнял все вокруг. Рядом с костром стояла еще одна девушка – тоже молодая и очень красивая. Огонь почему-то не причинял вреда ни плоти ее, ни одежде. Стоявшая рядом с костром протягивала руку той бедняжке, что корчилась в яростном пламени, а потом отдергивала ее, не давая жертве возможности избежать мучений. С ехидной улыбкой не боящаяся огня девица повторяла: «Какой мерой ты меряешь – такой и тебе отмеряно будет. Могла ты спасти из огня свою подругу, а не спасла, потому что завидовала красоте ее и богатству той семьи…»

Вздрогнув, Лазарь устремился вперед.

И видел он мужчину, которому все отрубали и отрубали голову. Голова, отделенная от тела, глупо хлопала глазами, изо рта вырывался нечеловеческий крик – а потом вновь тело мужчины становилось целым и неповрежденным, но только лишь до нового взмаха топора. Должно быть, когда-то тот мужчина сам зарубил человека и теперь суждено ему вечность переживать нескончаемые муки жертвы.

А еще была там красивая женщина, изменившая мужу, – ее постоянно насиловала и била череда каких-то страшных зловонных созданий, напоминавших мужчин только своим естеством. Тела же их покрывала грязная темная шерсть, как овечья, только черного цвета. И глаза светились красным.

Затем впереди показалось болото, в котором тонули тысячи людей. Они пытались выбраться, размахивали руками, отталкивая друг друга. И чем больше старались люди освободиться – тем быстрее уходили под жирную грязь.

Булькают пузырьки на тех местах, где совсем недавно виднелись головы. Темная вязкая поверхность на мгновение замирает – и вот уже опять болото полно людей, они хватают ртом воздух, пытаются вырваться. Нескончаемый поток смерти, и выхода нет.

– Они в Бога не верили, жизнь праведную не вели и думали, что после смерти и нет ничего, – рядом с Лазарем вдруг оказался жирный черный кот.

Как и ворон, он тоже говорил нечеловеческим языком и как будто бы мяукал – но все, что он хотел сообщить, каким-то непостижимым образом становилось совершенно понятно.

– По вере твоей да воздастся тебе, – кот, распушив хвост, стал мурлыкать и тереться о ноги Лазаря. – Сейчас проверим, не здесь ли твое место!

Коварное животное мигом вцепилось юноше в плечо, потом в спину, понуждая сделать шаг прямо в опасное болото.

Не успев ничего подумать ни о своей вере, ни о гнусном коте, Лазарь угодил в вязкую ледяную жидкость. Попытался выбраться из нее и с ужасом почувствовал, что ноги тянет вниз и что надо сделать глубокий вдох, потому что сейчас начнется мучение неимоверное.

Оно начнется, должно начаться.

Но воздуха вдруг почему-то становится много, куда больше, чем прежде.

А еще есть солнце, теплое, согревающее. А болота под ногами нет – хотя щиколотки все еще придерживает непонятно откуда взявшаяся тугая веревка, мешающая шагать широко. Лицо почему-то завязано плотным куском ткани, вроде талита.

– Развяжите ему ноги, пусть идет!

От голоса Учителя сразу становится легче.

Все, страшный сон закончился. Пробуждение прекрасно! И все теперь будет хорошо. Иначе и быть не может, когда Иисус рядом!

– Забудь обо всем, Лазарь, – вытерев руки от муки, Мария приблизилась к брату и обняла его. – Теперь ты жив, Господь спас тебя! Он спасет и всех людей, уверовавших в Него. И тех мучений, которые ты видел в загробном мире, не будут больше испытывать люди!

На нежном личике сестры появилась счастливая улыбка. Лазарь попытался улыбнуться ей в ответ и с ужасом в очередной раз убедился: губы больше не растягиваются в привычном движении.

Увы, он больше не может улыбаться. Как и не сможет, похоже, никогда изгнать из памяти видение адских мук.

– Идут, идут! – радостно провозгласил вбежавший в дом соседский мальчик. – Уже показались они на склоне горы, скоро будут в Вифании ваши гости.

– А у нас еще работы непочатый край! – Марфа вручила пареньку хлебную лепешку и нахмурила брови: – Лазарь, Мария, что же вы не работаете? Потом будете разговаривать, а сейчас – за дело!

Как оказалось, сестра гневалась совершенно напрасно. К приходу гостей все было готово. Лазарь успел починить скамью и сбегать в лавку за сыром и овощами, Мария закончила печь хлеб, а Марфа выложила на блюда зажаренное мясо и рыбу и спустилась в погреб за самым лучшим вином.

Когда в дом вошел Иисус, Лазарь смутился.

«Так всегда бывает, когда я вижу Его, – думал он, наблюдая, как Учитель и апостолы, поприветствовав сестер, омывают руки, готовясь к трапезе. – Столько всего сказать Ему хочу, столько спросить.

Но стоит только взглянуть на Него – все вопросы вылетают из головы. Или даже нет, не так. Я словно бы получаю ответы на них, безмолвно. И так спокойно становится на душе, что даже и описать этот покой невозможно».

Благоговея и замирая от счастья, Лазарь приблизился к Учителю, сел подле Него.

– Какой вкусный хлеб, – похвалил кто-то из учеников Его. – Кто бы ни пек этот хлеб – этот человек знает свое дело.

Лазарь собирался было сказать, что хлебными лепешками занималась Мария. Но тут и сама сестра появилась в покое. В руках у нее был тазик и две небольшие амфоры.

Улыбнувшись, она опустилась на колени возле Иисуса и стала омывать ноги Его самым лучшим нардовым маслом.

Лазарь с Марфой понимающе переглянулись. Так вот о каком приятном секрете для Учителя говорила накануне Мария! И правда, хорошо сестра придумала с этим маслом! Весь дом наполнился превосходным ароматом мирра!

Конечно, этой малостью не отблагодарить Иисуса за то, что Он сделал для их семьи, за то, что делает Он для всех людей. Но все-таки тем самым сестра и удивила, и порадовала Иисуса…

Закончив лить масло, Мария сняла с головы платок и стала вытирать ноги Учителя своими длинными густыми волосами.

– А ведь это масло можно было продать за триста динариев!

Лазарь обернулся, чтобы посмотреть на ученика, говорящего такие глупости.

То возмущался Иуда Искариот.

«Странно, всегда казалось, что он наполнен такой искренней любовью к Учителю!» – пронеслось в голове у юноши.

Иуда же тем временем ворчливо продолжал:

– Да, такое чистейшее масло можно было продать не меньше чем за триста динариев. Полученные деньги пригодились бы нищим и вдовам, а еще…

– Не ругайтесь на нее, – перебил Иисус, ласково глядя на Марию. – Она приберегала это масло на день моего погребения. Нищие всегда будут рядом с вами, и вы всегда сможете им помогать. Меня же рядом с вами скоро уже не будет.

Лазарь сжал кулаки так, что побелели костяшки пальцев.

Да что же это Он говорит такое?!

Нет, нет, так не может быть, так не должно быть!

Учитель – это свет, это жизнь.

Если погаснет солнце – то что тогда случится со всеми людьми?..

* * *

– Всю ночь ревела, да?

Мне так плохо, что я даже не могу прокомментировать совершенно неуместное «тыканье» девчонки-гримерши. Вообще-то барышня, которая сейчас наносит на мое зеленое лицо со щелочками вместо глаз тональный крем, намного младше моего сына. Возможно, под настроение я бы поехидничала над любительницей панибратских обращений. Однако сейчас у меня вместо сердца – кровоточащая дырка. Хочется накрыться с головой одеялом, никого не видеть, ни с кем не разговаривать. Не знаю, как буду принимать участие в съемках, сил, кажется, вообще нет.

Пытаюсь поддерживать разговор гордым враньем:

– Ничего я не ревела. Просто у меня аллергия.

– У наших ведущих каждый день такая аллергия. Бросит девочку парень, у нее сразу же глаза на мокром месте. А я считаю, спокойнее надо на мужиков реагировать. Если по каждому козлу убиваться – все лицо в морщинах будет!

– Но у меня действительно аллергия…

А может, в каком-то смысле я не очень-то вру? У меня аллергия на мужа. На некоторые привычки мужа – если быть точнее. На меня нельзя давить! Нельзя! Я могу вынести все, что угодно. Я могу быть верным рубаха-парнем, роковой красоткой, терпеливой сиделкой или суперкулинаром. Могу работать в режиме нон-стоп, жить без денег, забить на бытовой комфорт. Но, пожалуйста, не надо заставлять меня делать то, что я считаю невозможным.

Я не могу бросить этих дурацких «Ясновидящих».

Да, сдуру купилась на большой гонорар, на возможность помочь собачьему приюту.

Да, мне страшно. Я слишком многого из происходящего здесь не понимаю. Я не знаю, как можно было заставить Мариам выпить карбофос, как можно было вынудить Евсению ломануться при белом свете «наводить порчу» на «тушкана». Конечно, такие вещи, которые на уровне логики объяснить невозможно, заставляют чувствовать себя слабой, уязвимой.

Но я не могу бросить эту программу! Потому что людям, находящимся тут, возможно, угрожает опасность; потому что мне банально любопытно во всем разобраться. И – самое главное – я никогда не позволяю себе трусить, даже если очень хочется, даже если это разумно. Я просто не смогу жить с ощущением того, что я сдрейфила и отступила…

А ведь Ленька знает меня как облупленную. Знает, и обычно принимает со всеми моими тараканами.

Зачем тогда было провоцировать ссору, настаивать? Он же понимает: я не умею, не привыкла ездить по жизни «задним ходом». С точки зрения результата КПД разборок – ноль целых, ноль десятых. Но мы наговорили друг другу столько горьких несправедливых слов, что всю душу, кажется, заволокло едким дымом…

«Ты себя ведешь, как маленькая упрямая девочка! – орал муж, крутя пальцем у виска. – Так Димон в магазине на пол валился и визжал, что хочет машинку!»

Я ревела и улыбалась одновременно. Наш сын внешне очень похож на Леньку, и в тот момент как раз именно кричащий муж напоминал вредничающего сынишку.

Оба мы хороши! Наверное, никогда не повзрослеем. Никогда не научимся контролировать свои эмоции, идти на компромисс и допускать за близким человеком право принимать решения, противоречащие собственным критериям…

– Нравится?

Вздрагиваю от звенящего над ухом голоса, бросаю машинальный взгляд в зеркало и с облегчением подмигиваю своему отражению.

Да я выгляжу просто роскошно! Свежий цвет лица, высокие скулы, огромные глазищи и пухлые губы – ничто больше не напоминает зареванную, хлюпающую носом женщину.

Благодарно улыбаюсь талантливой визажистке, встаю с кресла и тороплюсь в центр комнаты. Там режиссер программы как раз объясняет съемочной группе, что нам всем предстоит делать.

В Захаре Быстрове нет ничего ни быстрого, ни энергичного.

Невысокий дядечка с «пивным» животиком, боковыми залысинами и маленькими сонными глазками; одетый в мешковатые вытертые джинсы и свободный свитер. И даже голос у него тихий, сонный. Не соответствует человек своей фамилии, вот просто ни капельки!

– Итак, повторяю, – он бросает на меня равнодушный взгляд и продолжает бубнить: – Повторяю для вновь прибывших. На испытании участники программы из шести запечатанных конвертов с фотографиями должны выбрать один, тот самый, в котором находится снимок убитого парня. Если выбор конверта сделан правильно – то дальше экстрасенса надо спросить о том, как именно погиб парень. Мать погибшего сейчас на гриме. Мы сможем начинать через десять минут. А пока пусть ведущие подводку запишут.

У меня невольно вырывается:

– Так ведь первый же экстрасенс, прошедший испытание, сможет разболтать остальным участникам все подробности!

Оператор Дима Ванин, высокий, красивый, как греческий бог, недоуменно пожимает плечами:

– А это совершенно не в их интересах! Они все – конкуренты. До окончания съемок все экстрасенсы будут находиться в двух помещениях: одна комната для тех, кто уже прошел испытания, и вторая – для тех, кто ожидает записи. У них забрали сотовые телефоны. Даже в туалет их будет сопровождать кто-нибудь из наших. Впрочем, они и сами не горят желанием делиться подробностями друг с другом. Сам сегодня слышал, многие радовались смерти Мариам. Говорили – одним соперником меньше! А еще мне показалось, что убийца…

Ведущая Катя Романенко хмурит темные бровки, отчего ее лоб рассекает тонкая морщинка:

– Дим, я тебя умоляю, давай будем работать, а не болтать. Я уже второй день в себя прийти не могу, руки трясутся. И вонь эта невыносимая – кажется, вся студия до сих пор пропитана гадким запахом. И вот в чем прикол – этого вонизма не было, когда мы шампанское пили.

У меня невольно вырывается:

– Не может быть! У фосфорорганических соединений очень резкий запах. Он сразу же появляется, стоит только открыть емкость с инсектицидом.

– Ну конечно, я вру, – ведущая бросает на меня неприязненный взгляд и поджимает накрашенные светло-розовой помадой губки. – Естественно, Романенко быть искренней не может, ничего не понимает, ни в чем не разбирается. И вообще, она – тупая овца, у нее же папочка – олигарх!

– Кать, да никто о твоем отце тут не говорит. Расслабься, не заостряйся! Ты ведь сама всегда заводишься!

Вместо ответа на дружескую ремарку оператора Катя лезет в сумочку, ловко достает из пузырька таблетку и бросает ее в рот.

– О, спасение отравляющих – дело рук самих отравляющих?! И это правильно: чего ждать, пока тебя на тот свет спровадят! Катерина, ты сегодня прекрасно выглядишь! – вбежавший в студию Максим Ерофеев со снайперской точностью чмокает воздух в миллиметре от загримированной Катиной щечки. – Бедная моя детка! Перепугалась, когда все тут случилось? Я понимаю, солнце. Но надо собраться, у нас работа. Давай, выше нос, пошли подводку записывать!

Макс улыбается Кате так искренне, что мне сразу же хочется ему простить и эту неудачную шутку, и все последующие. Но напарница Максима придерживается другого мнения, гневно сверкает огромными голубыми глазищами и бубнит, бубнит…

Наблюдаю за вяло переругивающимися телевизионщиками и думаю о том, насколько все-таки был прав мой сын.

Наш Дмитрий Леонидович работает журналистом в газете. Красив, засранец, весь в папочку; да и мама не подкачала, чего уж там скромничать. Его с такой броской внешностью еще на журфаке все пытались на телевидение заманить. Сын отказался, сказал, что отношения в телевизионном коллективе – это перманентный серпентарий. К тому же ему было скучно зависеть от всей этой громоздкой телевизионной инфраструктуры – режиссеров, телекамер, монтажных…

Из группы людей, приближающихся к столу, возле которого оператор Дима уже расставляет осветительные лампы, я сразу безошибочно выделяю мать погибшего парня.

Не знаю, сколько времени прошло после той трагической потери. Женщина одета в светлую одежду. Но вся ее фигура словно бы подернута траурным крепом.

– Наталия Александровна, вот материалы к сегодняшней записи!

Открываю протянутую Норой Фридман папку (на голове девчонки сегодня красуется бейсболка, так что цвет волос барышни остается по-прежнему неизвестен. А может, она вообще лысая?), пробегаю глазами ровные темные строчки.

Итак, конверт с портретом убитого мальчика будет лежать справа в первом ряду. Экстрасенсы, как уже объяснял режиссер, должны выбрать его фотографию из шести конвертов, пять из них будут пустыми, и только в одном находится снимок. На фотографии изображен 25‑летний Павел Сергеев. Умер от множественных ножевых ранений, нанесенных преступником прямо во дворе его собственного дома поздним вечером. Уголовное дело приостановлено в связи с неэффективностью оперативно-разыскных мероприятий, не выявивших лиц, которых надлежит привлечь к ответственности.

Моя «роль», если можно так выразиться, проста, как грабли: изложить участнику суть задания, а потом задать уточняющие вопросы по месту обнаружения трупа и характеру нанесенных повреждений.

Откуда-то сбоку доносятся сдерживаемые рыдания. И женские голоса:

– Пожалуйста, возьмите себя в руки. Сейчас тушь потечет.

– Вы же сами захотели, чтобы экстрасенсы рассказали, кто убил вашего сына.

Ссора с мужем наполнила мою душу звенящей пустотой. Я вижу, что мать погибшего нуждается в сочувствии и поддержке, – но на искренние слова у меня нет сил, а переворачивать песочные часы банальностей не хочется.

В студии очень жарко. Верчу головой по сторонам и радостно обнаруживаю искомое – кулер с водой.

Пара глотков меня взбодрит, и…

– Подождите, не пейте пока!

От неожиданности я немного расплескиваю воду.

Передо мной стоит самая молоденькая участница программы – пятнадцатилетняя Алиса Катаева. Девчонка, она действительно совсем еще девчонка – с подростковой угловатостью, застенчивым румянцем во всю щеку, немодной теперь длинной косой. Девочка почему-то забирает стаканчик у меня из рук и пристально смотрит на него.

Как некстати! Пить хочу – умираю!

Не самым любезным тоном интересуюсь:

– Ну что, ты уже загипнотизировала воду? Что ты в ней хочешь увидеть?!

– Пожалуйста! Вот теперь можно пить! – девочка возвращает мне стаканчик. – Я сейчас и весь кулер очищу.

Пока Алиса сосредоточенно пялится на баллон с водой, я делаю глоток, и… И от изумления какое-то время не могу произнести ни звука.

Вкус воды кардинально изменился. Обычная чуть сладковатая офисная водичка вдруг словно стала родниковой – чистой, ароматной, невероятно свежей. Такая вода всегда бывает в родниках, и никогда – в кулерах.

– Молодец, Алиса! Спасибо! Не знаю, как ты это сделала, но было очень вкусно, и…

Внезапно меня обжигает мысль.

А ведь с такими способностями, наверное, можно и вкус карбофоса изменить. И вкус, и запах… Алиса, кстати, как раз находилась в студии, когда случилась трагедия с Мариам.

Впрочем, меняя вкус, девчонка, наверное, меняет и химический состав воды? Если бы она «почистила» карбофос – он бы уже не был ядовитым?

Ничего не понимаю!

– Наталия Александровна, Алиса – сколько вас еще ждать?! Занимайте свои места, – вдруг раздается режиссерский рык в микрофон. – Если вдруг кто-то еще не отключил телефоны, сделайте это!

Почему-то у меня от волнения вдруг екает сердце.

Но, оказывается, лишаться чувств перед началом записи еще рано. Мы долго репетируем, снова и снова повторяем свои реплики, терпеливо ждем, пока будет настроено максимально удачное освещение.

Загоревшаяся, наконец, в студии красная лампочка, похоже, всех нас уже нисколько не тревожит, а только радует.

– Вот мой выбор, – уверенно говорит Алиса, сразу же показывая на конверт со снимком. – Фотография находится здесь, мужская энергетика от нее идет.

Как и предписано сценарием, интересуюсь:

– Какова судьба этого человека?

Девочка сочувственно смотрит на мать убитого парня:

– Его больше нет в мире живых. Но вы не плачьте, ему сейчас очень хорошо там, где он находится.

Далее Алиса практически слово в слово воспроизводит информацию из моей папки: тело найдено во дворе дома, со следами ножевых ранений. Если бы я ни на секунду не выпускала ее из рук – то точно бы решила, что она сунула туда свой симпатичный чуть вздернутый носик.

– Убийц было двое, – продолжает девочка, – один держал Павла, а второй наносил удары. Они хотели ограбить его, но он сопротивлялся, поэтому бандиты схватились за нож.

– Не верю, – шепчет мать убитого, резко откидывая голову назад. – У Паши с собой и тысячи рублей в тот вечер не было.

Алиса берет женщину за руку:

– Их найдут, этих убийц, уже скоро. Не плачьте. Вашему сыну плохо очень, когда вы плачете.

Режиссерский голос, направленный в микрофон, приобретает не свойственную ему громогласность:

– Записано! Отлично, я доволен!

И я довольна. Первый блин вышел не комом. Я потихоньку осваиваюсь со своими новыми обязанностями, забываю о страхах и даже начинаю чувствовать любопытство.

Как Алиса все это делает?

Как экстрасенсы этому учатся – видеть сквозь плотный конверт, заглядывать в прошлое, очищать воду?

Как…

А как бы мне, елки-палки, научиться прекратить реагировать на Дениса Муратова?!

Вот его привели в студию, он с улыбкой приближается к нашему столу.

Мое сердце стучит как сумасшедшее.

В голове не остается ни единой мысли.

Господи, господи – а ведь мне сейчас надо говорить и задавать вопросы, а я все забыла, и голос, наверное, задрожит…

У меня хватает сил, вынырнув из омута синих глаз, пробормотать:

– Пожалуйста, снимите с меня микрофон, мне надо выйти.

– Перерыв пять минут, – недовольно бурчит режиссер. – Попрошу никуда не разбредаться, работы много, раньше сядем – раньше выйдем.

Несусь в уборную в состоянии абсолютного счастья.

Счастья, счастья, счастья!

Я счастлива, потому что есть Денис, и у него такие огромные голубые глаза и красивые губы, и прожектор студийного света только что высветил выгоревшую на солнце светло-русую прядь и точку-родинку возле мочки уха.

Потом я изведу себя упреками, воспитательными лекциями; потом будут обещания все исправить, взяться за ум; потом я разработаю детальную стратегию изгнания мальчишки из моего сознания.

Все это будет потом.

А теперь я просто счастлива, глупо и беззаботно, как в шестнадцать лет, когда в душе есть полная уверенность о знании всех жизненных истин при полном отсутствии хотя бы элементарных представлений о них.

Вот и туалет. Блин, а я же в гриме! От идеи поплескать в лицо водичкой приходится отказаться.

Ладно, не зря же я сюда шла.

Скрываюсь в туалетной кабинке, и…

Хлопает дверь.

Шаги звучат в унисон голосам…

– Давайте переговорим здесь.

– А тут точно никто не услышит?

– Уверена. Это самый дальний и от студии, и от наших комнат туалет. Вообще он расположен в таком глухом закутке, его будешь хотеть найти – не найдешь. Так что, Ирина, не волнуйтесь; здесь никогда никого не бывает. Нужный конверт будет лежать справа в первом ряду. Запомнили? Первый ряд, крайний правый.

– А конверты точно не поменяют местами? Вдруг к тому моменту, пока до меня дойдет очередь, нужный конверт окажется в другом ряду?

– Нет! Нам же самим так удобнее, безо всяких изменений. Оператор периодически берет в кадр именно нужный конверт, а если их менять – то обязательно возникнет накладка, Дима что-то перепутает и «наедет» камерой не на ту точку.

– Ладно, спасибо. Но впредь я хотела бы получать информацию раньше. Я уже подумала, что вы забыли о наших договоренностях! Не хотелось бы напоминать, сколько денег уже заплачено за эти услуги и сколько еще вы сможете получить, если я попаду в тройку финалистов!

– Ирина, простите. Этого больше не повторится. Просто с этим убийством Мариам все перепуталось, и сегодня мы должны были снимать другое испытание, но в последний момент Захар все переиграл, и…

Окончания разговора я уже не слышу.

Звук удаляющихся шагов, хлопает дверь.

Хм… Я не узнала голоса разговаривающих женщин. Но прозвучало имя – Ирина. В проекте участвует только одна Ирина, Ирина Козлова, экстрасенс – банковский работник. Похоже, с деньгами у этой дамочки явно получше, чем с экстрасенсорными способностями, и она просто банально покупает информацию.

Должно быть, у сообщников обычно «слив сведений» происходит в более конфиденциальной обстановке. Просто сегодня им не повезло. Повезло ли мне, вечно путающейся в бесконечных останкинских коридорах? Кажется, это еще один вопрос, однозначно ответить на который вряд ли получится…

* * *

Я сижу в одной из многочисленных останкинских кафешек и думаю о том, что все-таки вся наша жизнь – это совокупность отдельных мгновений, и каждое из них может подарить отличающиеся друг от друга невероятно острые эмоции. Может быть, даже слишком острые. От таких «американских горок» устаешь. Устаешь – и вместе с тем потрясающе сильно чувствуешь жизнь.

У меня такое ощущение, что за последние двенадцать часов прошло несколько веков.

Я уже забыла ссору с мужем. Забыла, как меня бросило в дрожь при виде рокового красавчика Дениса Муратова. Забыла мгновения замирающего восторга – когда участники программы безошибочно выбирали нужный конверт, а потом во всех деталях точно описывали картину давнего преступления. Забыла сочувственное недоумение: некоторые экстрасенсы не смогли справиться с заданием. Кто-то, как, например, афганец Сайяф Раббани, честно признался: не в форме, неудачный день, ошибся. Брат ангелочка Саши Ремизовой Эдвин смешно надувал накрашенные розовой матовой помадой губы: «Это Волков против меня наколдовал, закрыл доступ к информации». Кстати, мой любимчик, Денис Муратов, тоже не смог выбрать правильный конверт. Он засомневался, растерялся – и сделал неверный выбор, хотя первоначально рука парня тянулась именно к фотографии. Помню, тогда я еще подумала: «Все-таки первое решение – обычно самое верное; сомнения только отдаляют от цели».

В тот момент, когда задание проходила цыганка Евсения Аржинт, со мной произошло что-то странное.

Женщина безошибочно определила конверт, в котором находился снимок убитого мальчика. А потом, когда надо было восстановить детали произошедшей трагедии, она достала из синего бархатного мешочка колоду карт.

Я мельком посмотрела на них, появляющиеся одна за другой на столе, – и зеркало действительности разлетелось на множество осколков.

Окружающее пространство исчезло.

Больше не было ни студии, ни софитов, ни камеры. Меня, наверное, тоже практически не было.

Вся реальность вдруг распалась на множество открытых сияющих дверей.

Из одной манила женщина, обнаженная, с распущенными волосами. Она принимала душ из звезд, извивалась в космическом танце; она парила в небе, свободная, невесомая…

С трудом удерживаюсь, чтобы не улететь вслед за тоненькой танцовщицей.

Заглядываю в следующую дверь и замираю: там вертится золотое колесо, на котором находятся невозмутимые сфинксы; и фиолетовая бесконечность пространства прошивается сотнями сияющих молний, рисующих странные знаки.

В другой комнате становится невыносимо страшно. Она вся кишит змеями, скорпионами, поникшими цветами, растоптанной любовью, заплесневевшими мечтами.

По желто-зеленому туману отчаяния идет сама смерть. Черная коса в костлявой ладони уже занесена, еще миг – и ниточка жизни будет перерезана, и неотвратимость этого леденит душу.

Я видела россыпи золотых монет, краснокожих наездников в стремительных колесницах, сосуды, наполняемые золотыми потоками света, зелено-желтые кинжалы, перекрещенные шпаги, пылающий огонь; я летала, рождалась, умирала, застывала…

И вдруг с вершины блаженства меня сносит громогласное режиссерское:

– Наталия Александровна, вам плохо? Почему вы молчите?

Запись пришлось прервать.

Говорят, я сидела с отсутствующим выражением лица, улыбалась и не говорила свои реплики.

Честно говоря, я ничего о тех минутах не помню.

Плохо?

Нет, вот плохо мне точно не было. Мне было очень хорошо.

Я в считаные мгновения вылетела куда-то… Не знаю куда – но мне там понравилось. Это были яркие острые ощущения – пугающие и прекрасные. Очень хотелось их повторить.

После того, когда испытание было снято (кстати, карты Евсении помогли дать очень точную картину произошедшего, цыганка перечислила даже те мелкие события, о которых никто из съемочной группы не подозревал, но их верность подтвердила мать убитого), я дождалась, пока с нас снимут петлички микрофонов, подошла к цыганке и засыпала ее вопросами.

Что это за чудесные карты?

Где их можно купить?

За счет чего возникает странный гипнотический эффект?

Мне хочется всегда иметь под рукой такие карты! Я хочу получить возможность выключать действительность и заходить через двери странных картинок в неизвестные миры, где можно летать…

Она загадочно улыбается:

– Еще одна жертва колоды Алистера Кроули. Вообще колод таро существует множество. Наиболее популярная – колода Райдера-Уэйта, она в основном используется при гаданиях профессиональными тарологами. Но сегодня я взяла с собой Таро Тота, их нарисовали под руководством мистика Алистера Кроули. Считается, что на этой колоде гадать нельзя, не надо обижать эти карты простыми бытовыми вопросами. Они – для разрешения более серьезных проблем, о смысле жизни, выборе путей духовного развития. Но я решила, что именно сегодняшний день для меня все-таки очень важен, и я могу пообщаться с колодой Кроули. Эти карты умеют менять действительность. Их не стоит брать в руки людям со слабой, неустойчивой психикой – можно получить серьезные проблемы со здоровьем…

Евсения рассказывает про карты, и со мной творится что-то непонятное.

Колода находится в бархатном мешочке в руках цыганки – но я через ткань чувствую исходящее от нее тепло. Мне кажется, я даже вижу странное свечение вокруг этого мешочка – оно переливается разноцветными пятнами, как мыльный пузырь.

Или это все-таки игра студийного света?

Что такое карты? Да бумажки с картинками.

Бумага не может быть источником света!

Не может.

Но… ведь все это было со мной совсем недавно: двери, яркие космические миры, полет…

– Знаете, а ведь я могу погадать вам на этих картах. Хотите? – в темных глазах Евсении мечется беспокойство. – Наталия, я не враг вам. Мы в одной лодке. Как вы не понимаете – меня специально выставили перед вами полной дурой. Вас хотят испугать. Преступнику явно не нравится, что вы работаете на этом проекте. А мне не нравится, когда меня используют.

Мы договорились встретиться с Евсенией после окончания записи в кафе.

И вот я с нетерпением жду нового свидания с мистическими картами.

Интересно, что они расскажут о совершенном недавно в студии преступлении?

Да, у меня уже есть кое-какая информация, полученная от участницы проекта Саши Ремизовой и следователя Юрия Колосова. Получается, ангел и демон обвиняют друг друга в этом смертном грехе, убийстве Мариам. Логично, что между Сашей и черным магом Волковым нет единства. Однако кому из них действительно можно доверять?

Так естественно поверить свету…

Но сегодня я случайно услышала, как Саша угрожает Волкову. И именно колдун вел себя подчеркнуто вежливо – в отличие от ангелочка, грозящего обрушить на бритую голову Волкова оптовую поставку всех небесных кар. Что если ангельские крылышки, взятые напрокат в монастыре, – это просто маскарадный костюм, духовный винтаж, драпирующий темные помыслы? Евсения в этом плане и правда вызывает больше доверия. Она в какой-то степени тоже пострадавшая сторона. Уверена, стоило бы мне только рассказать Кононову о ее попытках навести порчу на мою машину – минимум неприятного разговора женщина бы не избежала. Похоже, кто-то и в самом деле пытался ее подставить. Правда, я не совсем могу понять, какой мощнейшей силы должен быть гипноз, вынуждающий экстрасенса совершать действия, в которых он не отдает себе отчета? Но, может, мне об этом расскажут карты?

Евсения появляется в кафе, присаживается за столик, достает колоду из бархатного мешочка.

Пока она раскладывает карты рубашками вверх, со мной не происходит ничего особенного. Но вот длинные пальцы Евсении открывают картинки – и я словно бы ныряю в желтую вращающуюся воронку теплого света.

– Не смотрите на них, – она дергает меня за руку, прерывая мое парение в солнце. – Отвернитесь лучше. Пройдет немного времени, вы привыкнете, и карты уже не будут влиять так сильно.

Я отворачиваюсь, но от необычных ощущений меня это не избавляет. Буквально через секунду я готова застонать от резкой головной боли. И… от ощущения чего-то инородного в моем теле, в моей душе.

Схожу с ума, но… Отчетливо чувствую, что цыганка словно бы находится во мне, она вошла в мое сознание как в открытую дверь.

Она вошла в меня – и одновременно продолжает со мной общаться как ни в чем не бывало:

– Итак, Наталия, что я могу сказать. У вас один брак, есть ребенок. Отношения с мужем очень гармоничные, но в вашей жизни совсем недавно появился еще один мужчина, который может все разрушить. Аркан Башни рядом с его картой – очень тревожный знак. У вас с этим мужчиной будет любовная связь, страсть. Он, кстати, похоже, очень молод, и…

Я отвратительно себя чувствую. Жизненные силы иссякают, я вся превращаюсь в ссохшуюся выжженную пустыню. Но все-таки собираю всю свою волю в кулак и начинаю возмущаться:

– Послушайте, все это меня не интересует! Со своей жизнью я уж как-нибудь разберусь сама, без посторонней помощи. Но я хочу знать, кто убил Мариам, кто вынудил вас наводить порчу на мою машину? Я вообще не понимаю, как можно экстрасенса заставить что-нибудь сделать против собственной воли!

– Сейчас, сейчас я сделаю новый расклад на эти обстоятельства. А воздействовать на экстрасенса, может, еще и проще, чем на обычного человека.

– Почему?

Я задаю вопрос и вдруг чувствую невероятное облегчение.

То чужое, инородное, что было во мне, исчезло.

Я заново обретаю себя. И только сейчас понимаю, насколько же тяжело мне было раньше.

Цыганка ничего не замечает – или делает вид, что не замечает метаморфоз в моем состоянии, что полностью поглощена нашей беседой.

– Экстрасенсы очень сильно открыты для любого воздействия, – перетасовав колоду, как обычные игральные карты, Евсения начинает делать расклад. – Мы сами открываемся духам, чтобы информацию получить. Энергетические оболочки обычного человека – это крепость. А наш дом всегда распахнут, и туда может войти кто угодно. Хотя мы и пытаемся делать себе защиту.

– Все равно не понимаю. Вы сегодня так легко угадали прошлое. Неужели нельзя увидеть свое будущее? Увидеть, чтобы избежать ошибок!

– Собственное будущее для многих из нас вообще закрыто. Я читала, что была ограблена одна из очень сильных участниц «Битвы экстрасенсов» Диларам Сапарова. Она выиграла свой сезон, победила всех соперников-экстрасенсов – но не смогла уберечь себя саму от неприятностей. Очень похоже на правду. Более того, иногда мне кажется, что Бог специально посылает нам непростые испытания. Чтобы мы не чувствовали себя такими уж всемогущими. Предсказываешь будущее – получи вора, исцеляешь больных – попробуй вылечить себя или близкого человека от тяжелого заболевания. Впрочем, когда только начинаешь заниматься такими вещами, очень быстро понимаешь – ничего ты сам сделать не можешь, а вот Высшие силы через тебя могут вернуть здоровье даже самым тяжелобольным людям. Если, конечно, больные этого достойны, готовы изменить свою жизнь и…

Евсения умолкает, но мне уже почему-то четко понятно: ничего хорошего она сейчас не скажет.

Волны солнечного тепла, исходившие от карт, сменились тленом, сыростью, мраком. Вокруг нас отчетливо пахнет свежей могилой, ладаном, безутешным горем…

– За убийством Мариам стоит женщина. Она причастна к ее смерти. Но будут и другие потери. Вообще-то карты показывают что-то странное: смерть, новая жизнь. Но новая жизнь – это не материнство. Может, кто-то из нас будет при смерти, а потом спасется? Смерть окажется рядом с молодостью. Слишком близко к кому-то молодому…

– Да они все молоды! Алиса, Саша, Эдвин! Речь идет только об участниках проекта или съемочная группа тоже учитывается?

Евсения снова тасует колоду, достает из нее одну карту, потом другую. И тихо произносит:

– Да, технический персонал тоже в опасности. Особенно одна огненная королева.

– Огненная королева?

– Я думаю, это рыжеволосая женщина. Это вы, Наталия.

Усталость притупляет эмоции, даже страх. Почти безразлично замечаю:

– Для меня это не новость. Лучше скажите, как на вас воздействовала женщина-преступница?

Шелест перемешиваемых карт, и…

Не успеваю подумать о том, что ошиблась насчет собственной бесчувственности, – а спина уже ледяная, выстуженная ужасом.

На столике оказывается буквально источающая зловоние карта; отвратительный козел с длинными рогами. Внизу яркого прямоугольника мелкими буквами написано: «Дьявол».

– Вот ее сообщник, – шепчет Евсения. Смуглое лицо цыганки становится белым, как лист бумаги. – И, конечно, он обманет ее. Только преступница об этом еще даже не догадывается…

Ладно, довольно мрачных прогнозов.

Мне хочется поменять тему разговора.

– Евсения, а как вы получили ваши необычные способности?

Судя по выражению лица, цыганке не очень хочется распространяться на этот счет.

– Училась у шувани.

– А кто это? Самая главная цыганская гадалка?

Евсения вроде бы улыбается, но от этой улыбки у меня мурашки бегут по коже.

– И гадалка тоже…

Когда мы расплачиваемся за кофе, я обращаю внимание, что в кошельке женщины множество фотографий симпатичной черноволосой девочки.

Я и сама такая же сумасшедшая мамочка – до сих пор ношу в портмоне фото сына в детстве, правда, недавно к ним добавились еще и фотографии внучки.

Наверное, все матери в этом плане одинаковы. И не важно, обладают они колдовскими способностями или нет…

* * *

– Ты предатель, «тушкан»! А ведь я всегда вовремя меняла тебе масло и покупала самые лучшие запчасти. Ну же, машинка, давай, поехали!

Поворачиваю ключ в замке зажигания, однако чуда не происходит: из-под капота раздается пронзительный визг, двигатель не заводится.

Вот ведь цыганка, поколдовала рядом с моей тачкой – и машинка скопытилась! А ведь ничего не предвещало беды. Не очень-то я могу представить, что мне понадобится кого-нибудь сжить со света. Но если вдруг понадобится – теперь я знаю, куда идти. Прямиком к Евсении, специалисту по самым качественным порчам!

Увы, как ни печально, придется звонить Лёне.

Половина второго ночи, наверное, он уже лег. Мой звонок его разбудит и разозлит. Но что делать – я не умею сама чинить автомобили!

– Да, слушаю тебя! Алло, ну говори! Алло!

Леня отвечает на вызов довольно быстро. Однако я не сразу узнаю голос супруга – ледяной, безразличный.

– Лень, «тушкан» не заводится. Что делать, а? – старательно притворяюсь, будто не замечаю недовольства мужа, а у самой на душе кошки скребут. – Спаси меня, пожалуйста. Машина просто совсем не едет!

– Послушай, мне кажется, я сегодня тебе ясно дал понять: я не хочу, чтобы ты участвовала в этом балагане. Ты поступила по-своему. Зачем ты мне теперь звонишь, если ты такая самостоятельная?!

Слова застревают в горле комком обиды.

Нет, нет, мой Леня такого говорить не может.

Он ведь приносит мне кофе в постель, будит поцелуями. По утрам у него всегда прекрасное настроение. Я просыпаюсь злая, как собака, и пока не выпью чашку кофе – меня лучше не трогать. Ленька – другой, он по утрам наполнен радостью, светом, солнцем. Он любящий, заботливый, надежный.

– В общем, разбирайся сама с машиной! Я же тебе не нужен на самом деле!

Какое-то время я тупо прижимаю умолкнувший мобильник к уху. Потом думаю, что связь внезапно прервалась. Затем понимаю: никаких помех на линии, просто Ленька бросил трубку, оставил меня одну в сломавшейся машине и мне надо сейчас самой что-то делать и что-то решать.

Можно, наверное, вызвать техпомощь.

А можно оставить автомобиль здесь, возле «Останкино», и вернуться домой на такси.

Правда, зачем туда возвращаться с учетом недавнего демарша мужа – еще один вопрос, но…

Инстинктивно пригибаюсь к рулю.

К моей машине приближается Денис Муратов, пара секунд – и он пройдет совсем рядом.

Не хочу его видеть, не хочу с ним разговаривать.

Этот мой умственный паралич и дрожащие руки просто неприличны.

Вообще было бы неплохо, если бы мальчишку побыстрее выгнали с проекта – тогда на съемочной площадке я думала бы только о работе, а не о своем странном невменяемом состоянии.

Решив, что парень уже прошел мимо, резко поднимаюсь. И замираю. Денис стоит рядом и смотрит прямо на меня. В его глазах – тепло, нежность. И, может быть, немного обреченного страха…

Около 30 года нашей эры, Иерусалим, Лазарь

Всего этого не может быть.

Происходящее теперь происходить просто не может.

Речь идет о какой-то ошибке. Или недоразумении. Должно быть, апостолы просто испугались, неправильно поняли, перепутали какие-то детали…

«Конечно же, сейчас все разъяснится, – Лазарь покосился на стоящего рядом понурого Иоанна[16] и вздохнул. – Не могу поверить, что вот-вот здесь, на Голгофе, появится Иисус. Появится для того, чтобы Его казнили, как какого-нибудь вора и грабителя. Кого казнить? Господа нашего?! Того, кто святее всех святых?! Я не сомневаюсь, все разъяснится и уже совсем скоро Учитель наш обязательно будет рядом с нами. Мы вернемся к нам, в Вифанию. Там рядом с моими сестрами находится Мария, мать Учителя. И мы все вместе обнимем Иисуса и возрадуемся Его возвращению. Верую, верую, изо всех сил крепко-крепко верую: именно так оно все и произойдет. Сила Иисуса позволила мне выйти из царства мертвых! Что тогда ему прокуратор Иудеи Понтий Пилат и даже сам император Тиберий!»

– Он явно что-то предчувствовал, – всхлипнул Иоанн, перебивая мысли Лазаря. – Накануне был у нас ужин. Иисус омыл ноги каждому из учеников своих и наказал нам любить друг друга и всех людей; так же сильно, как Он возлюбил нас. А еще сказал Он, что один из учеников предаст Его. Потом передал кусок хлеба Иуде Искариоту и прошептал ему на ухо пару слов. Иуда съел хлеб и поспешно вышел. Я подумал еще, что наказал ему Иисус что-то купить для Пасхи[17]. Прочим же ученикам Учитель посоветовал идти отдыхать. Сказал, что завтра предстоит тяжелый день и всем понадобятся силы. Сам же Учитель отправился в Гефсиманский сад, чтобы помолиться Отцу Своему Небесному. Я, а еще Петр и Иаков пошли проводить Его. После захотел Он остаться один, а нас попросил подождать неподалеку, бодрствуя. Мы же как-то для себя незаметно все втроем заснули. Иисус, увидев это, был опечален. И снова попросил нас не спать, и опять отошел молиться – а мы вновь задремали. Засыпая, я слышал, как Иисус просит Своего Отца пронести мимо чашу суровых испытаний. Однако говорил Он и о покорной готовности испить ее до дна.

– Иоанн, успокойся, – Лазарь подошел к апостолу и крепко обнял его. – Все выяснится. Произошло какое-то ужасное недоразумение. Ведь это же дикость – судить и казнить нашего Господа. Как могут люди выносить приговор Богу?!

– А потом, когда возвращались мы уже в наш лагерь, – смахнув слезы, продолжил Иоанн, – все вокруг вдруг вспыхнуло от света факелов. Это была стража, а за нею толпились фарисеи. Со стражей находился и Иуда. Один из стражников сказал, что им нужен Иисус из Назарета. «Это я, – просто сказал Господь. – Я готов идти за вами, только не причиняйте зла друзьям моим». Стражники растерялись. А Иуда вдруг бросился к Иисусу, поцеловал его. Теперь я понимаю – должно быть, хотел Господь своим поспешным признанием уберечь Иуду от его судьбы предателя. Но Иуда испугался, что не дадут ему тогда денег, обещанных за то, что укажет он на Иисуса. Деньги, деньги – из-за них у Иуды точно в голове помутилось! Однако если и думал Иуда озолотиться за счет предательства – то ничего у него из этого не вышло. Дали ему всего тридцать сребреников[18]. А после этого Иуда бросил деньги в пыль, пошел и удавился. Сам на себя руки наложил, не смог пережить предательства.

– Так ему и надо. И…

Лазарь собирался было опять успокаивать Иоанна, но все слова вдруг разом закончились.

Вдалеке показалась процессия.

Не узнать Учителя, который, пошатываясь, несет тяжеленный крест, невозможно.

Значит, все-таки – страшная правда? Приговор вынесен, и вот-вот Иисус будет распят?

– Лазарь, надо пойти за матерью Его, чтобы могла Мария попрощаться с сыном, – тихо сказал Иоанн и закусил губу. – О Боже, Он весь избит, Он еле стоит на ногах…

Кивнув, Лазарь быстро зашагал вперед, торопясь скорее уйти от отчаянного шепота апостола, от невыносимого зрелища приближающегося окровавленного Иисуса.

«Надо бы взять для Марии осла, – рассуждал он, торопясь в Вифанию. – Сегодня жарко, путь предстоит неблизкий. А еще лучше, наверное, и самому поехать на ослике. Потому что потом, когда все выяснится, Учителю будет тяжело идти пешком до нашего дома. Иисус сядет на ослика, вернется в наш дом, мои сестры омоют все раны Его и приготовят целебный отвар».

Иногда, конечно, в сердце Лазаря появлялись и сомнения. Особенно когда мать Учителя рыдала во весь голос, когда заливались слезами, узнав последние новости, Марфа и Мария. Но тогда вспоминал Лазарь слова Учителя о том, что если имеется вера всего с горчичное зернышко – то ничего невозможного и невероятного не существует. Вспоминал – и, касаясь висящего на шее оберега с мраморными рыбками, снова укреплялся в своей вере.

– Их трое распятых. Но моего мальчика нет среди них, – прошептала Мария, приближаясь к Голгофе. – Лазарь, отойди чуть вбок. Мне кажется, я точно не вижу Иисуса! Как хорошо! Наверное, его уже освободили!

Ведущий под узду двух ослов (и того, на котором сидела Мария, и того, который предназначался для Учителя), Лазарь сделал полшага в сторону, потом посмотрел вперед. И сердце его сжалось.

Теперь, когда на Иисусе не осталось ничего, кроме повязки на бедрах, видно, как жестоко истерзана плоть Его. Вся кожа иссечена ударами, тело покрыто высохшей на обжигающем солнце кровяной коркой, а вместо глаз наливаются нехорошей чернотой синяки.

Какая мать узнает в окровавленном куске плоти сына своего?..

– Я могу различить уже и надпись на табличке, – растерянно прошептала женщина, отводя от лица концы трепещущего на ветру черного платка. – Там написано: Иисус из Назарета, царь иудейский…

«Свершилось, – застучало в висках Лазаря оглушительной болью. – Он распят, как самый жалкий преступник. Боль, зной, презрительные насмешки. Не спасла Его ни наша любовь, ни наша вера».

Почувствовав приближение Марии, Иисус вдруг открыл глаза, облизнул запекшиеся губы и, поведя головой в сторону Иоанна, прошептал:

– Мать, вот сын твой. Сын, вот мать твоя.

Апостол легонько кивнул, давая понять, что обязательно исполнит последнюю волю Иисуса.

Из кистей и голеней Господа, прибитых к кресту, снова потекли ручейки крови. От их вида в голове у Лазаря все точно помутилось. И вроде бы он прекрасно понимал, что присутствует на казни Иисуса. И даже слышит, как переговариваются рядом Иоанн и один добрый христианин, Иосиф. Толкуют они о том, что завтра Пасха, поэтому надобно забрать тело Иисуса сегодня и положить его в гробницу, что принадлежит Иосифу.

Есть эти негромкие печальные разговоры.

Есть кресты и изнывающий под обжигающим солнцем Учитель.

И есть страшная пустота в душе.

Вот и все.

Конец.

Учитель так много говорил о силе веры, о Боге.

У всех учеников была сильная вера. Но где был Бог? Где Он теперь?..

Когда Лазарь уже смахивал слезы, стараясь сдержать рвущиеся из груди рыдания, где-то совсем рядом раздался голос Иисуса.

– Любишь ли ты меня, Лазарь? – поинтересовался Господь, кажется, даже немного насмешливым тоном.

Лазарь упал на колени и перекрестился:

– Конечно, люблю, Господи!

– Тогда заботься о моих овцах. Что бы ни происходило, в каком бы отчаянии ни изнывало твое сердце – заботься о моих овцах.

Раздававшийся голос Иисуса звучал отчетливо и громко. Однако находящиеся рядом люди не слышали его.

Лазарь посмотрел на Иисуса. Глаза Его были закрыты, губы не шевелились. Но над всем миром неслось повелительное:

– Заботься же о моих овцах, Лазарь! Пришел и твой час покинуть дом. Не дадут тебе остаться в Вифании, убьют. Не простят фарисеи того, кто силой Господа был поднят из могилы. Беги, мой друг! И где бы ты ни был – проповедуй там слово Божие, заботься о моих овцах.

Лазарь притронулся к висевшим на груди мраморным рыбкам и кивнул:

– Да будет на все Твоя воля, Господи…

* * *

Опускаю стекло, стараюсь говорить уверенно:

– Привет, Денис! Как хорошо, что вы оказались поблизости. А у меня машина не заводится. Какой-то звук странный, не могу понять, он из салона или из-под капота…

Продолжаю что-то жалко лепетать про кнопку отключения сигнализации, расположенную возле педалей. Несу полную ахинею.

Надо же мне как-то объяснить, почему я чуть ли не залезла под сиденье! Признаваться, что отчаянно пряталась от судьбы, – глупо…

– Запустите двигатель.

Он пару секунд слушает отчаянный визг, потом указывает рукой вперед:

– Мне кажется, у вас аккумулятор сел. Давайте я подъеду, прикурю вас!

– Давайте! И что, мой джипик заведется?

– Конечно!

У красивого мальчика, естественно, соответствующая пижонская машина.

«Nissan Juke», ярко-алый, – через пару минут он излишне резко тормозит возле «тушкана», оставляя в воздухе запах жженой резины.

Денис улыбается:

– Капот откройте, пожалуйста!

Он так уверенно возится с двумя проводками, красным и черным, соединяющими аккумуляторы наших авто, что я не сомневаюсь в успехе.

Но… снова и снова мой автомобиль жалобно голосит вместо того, чтобы довольно заурчать заведенным двигателем.

Логично! Даже между нашими машинами нет ничего общего! Что уж тут об их владельцах говорить…

– Ничего не вышло, – парень с понурым видом разводит руками. – Автослесарь из меня так себе. Могу разве что подвезти вас!

Понимая, что мой путь на эшафот начинается, молча киваю, закрываю «тушкана», сажусь в автомобиль Дениса.

Он ведет свою пижонскую машину очень нервно.

Неужели его руки, сжимающие руль, немного дрожат?

От нас обоих пахнет грозой, вокруг сверкают молнии, воздух наэлектризован так, что дышать почти невозможно.

Денис резко тормозит на светофоре – и меня накрывает волной неконтролируемого вожделения.

С ним – та же беда, та же болезнь; синхронно, в унисон.

Мы целуемся, как вампиры, вгрызаясь в губы до крови.

Мы трогаем друг друга, слипаемся, ломаем ногти, пытаясь добраться до кожи сквозь невыносимо громоздкие слои одежды.

Выломать бы эту коробку передач к едрене фене!

Как же она мешает, торчит между нами, впивается в ребра…

Денис, тяжело дыша, отрывается от меня и хрипит:

– Подожди пять минут, давай заедем в какой-нибудь двор. Иначе я изнасилую тебя прямо на дороге.

Пять минут – это преступление. Это века, бесконечная вечность. Успеваю соскучиться по его губам миллион раз, забыть и снова вспомнить, как пахнут его волосы, испугаться жаждущей огненной влажности внутри моего тела.

Наконец машина останавливается.

Как пьяные, перебираемся на заднее сиденье, сплетаемся руками, ногами и с торопливой виноватой нежностью помогаем все сорвать, обнажить, заласкать.

В какие-то доли секунды успеваю подумать: «Ура, все, мне больше не надо ничего хотеть, мы это сделали, он во мне, ближе не бывает».

Опять получается дышать.

Его ладонь зажимает мне рот, и я завожусь еще больше.

«Ты всю Москву перебудишь».

Кажется, Денис шепчет что-то еще. Но я уже не различаю его голоса. Ничего не остается, кроме моего тела, которое, наконец, жадно получает горячую упругую плоть.

Он успевает стащить меня с себя перед тем, как кончить.

Денис стонет, запрокинув голову; свет фонаря беззастенчиво подглядывает за истекающим спермой членом. А меня вдруг начинает просто трясти от ненависти к еще вздрагивающему от сполохов оргазма мальчику.

Свинья! Скотина! Урод!

Что он наделал?

Что на меня нашло?

Зачем я переспала с этим недоумком? Как я могла его хотеть?! Да он в сексе – просто ноль без палочки! И член у него какой-то недоразвитый, у Леньки намного красивее. И лицо у этого Дениса – ничего особенного, смазливый самодовольный юнец!

Господи, господи, какой же я была счастливой!

Как я любила до изнеможения заниматься сексом с Леней, потом сидеть на кухне в его рубашке, с кружкой горячего чая – и болтать о всякой ерунде. Леня довольно улыбался, философствовал; мы смеялись, мечтали, целовались…

И вот именно теперь я отчетливо понимаю – больше так не будет уже никогда. Я предала и растоптала свое счастье. Ради чего? Пары бесхитростных телодвижений, которые, как мне теперь кажется, я даже уже не помню?! Ради чужого незнакомого человека, к которому сейчас я не испытываю ничего, кроме жгучей ненависти?

Блин, какая же я дура! И какой же он козел!

Возможно, я высказала бы все это Денису прямо в лицо – если бы сама пару минут назад не хотела бы его как умалишенная.

В чем можно упрекать того, кто просто ответил на твой поцелуй?

Молчу, хмурюсь.

Открываю окно – меня тошнит от запаха туалетной воды Дениса…

– Жалеешь? Пожалуйста, не надо, – он счастливо улыбается. – Наташ, ради таких минут многие готовы отдать жизнь. Уметь хотеть до полной потери контроля над собой – это дар.

– Это распущенность, детка.

– Пожалуйста, не называй меня так! Ненавижу тупые американские фильмы!

– Хорошо, детка.

– Солнышко мое колючее… Ты такая красивая… Я тебя увидел, и меня как током стукнуло.

– Я вижу. Больной на всю голову. И я сама не лучше. Мой сын тебя старше.

– Ну и что? У красивых женщин нет возраста. А ты не просто красивая, ты… Не могу подобрать слов. Ты живая, ты притягиваешь. Со мной никогда не было ничего подобного, никогда в жизни!

– Оденься, – бросаю ему его свитер и истерически хохочу: – Ты не знаешь, где мое белье?! Блин, я сошла с ума! Сейчас четыре часа ночи! Завтра, то есть уже сегодня, у нас опять запись испытаний. Я не ложилась спать, не поменяла одежду! Я даже трусы не могу отыскать! Куда ты их засунул?!

Он шарит руками по сиденью и протягивает мне кружевной комочек:

– Вот, не беспокойся! Уверена, что хочешь их надеть?

Даже в полумраке видно: в его глазах столько теплого счастья, что я невольно улыбаюсь.

Денис продолжает:

– Ладно, может, ты и права. Давай я отвезу тебя домой. Лучше пара часов сна, чем бессонная ночь.

Домой?

Меня обжигает стыд.

Чувствую, как начинают пылать уши, потом щеки, и вот уже жар льется вниз, стекает по груди и спине.

Нет, нет, сейчас домой точно нельзя.

Каждая клеточка моего тела пахнет изменой.

Я еще не знаю, как к этому относиться. Я не готова все это объяснить мужу. Я…

Из сумки вдруг доносится звонок телефона. Узнаю установленную на номер Лени мелодию и вместо привычной радости чувствую горечь.

Оказывается, у измены горький вкус.

Может, это глупо – хотеть прожить с мужем в любви и верности всю жизнь. Но я этого и правда очень-очень хотела. Только у меня ничего не получилось…

– Ты замужем? – после того, как мой мобильник умолкает, интересуется Денис. – Конечно, понимаю: такие женщины одинокими не бывают. Наташ, я не знаю, что сказать. Ты мне очень нравишься, правда. Но у тебя сейчас такое лицо, что я понимаю – тебе все это не важно, ты жалеешь. Хотя пару минут назад ты дико хотела этого, я чувствовал.

Спорить с ним глупо.

Грустно вздыхаю:

– Муж есть. Домой идти я пока не готова. А ты с кем живешь? Можно сейчас поехать к тебе?

– Конечно, можно, – он натягивает свитер, застегивает джинсы. – Я буду очень рад. Живу один. Кстати, рядом с моим домом есть торговый центр, если захочешь, утром можно купить там новое платье или блузку. А еще я сделаю тебе на завтрак омлет. Ты любишь омлет?

Ответ готов вырваться: «Да, люблю».

Но от нового приступа ненависти к Денису я не могу вымолвить ни слова.

Мне не хочется есть приготовленный им омлет.

Больше всего на свете я мечтаю о том, чтобы надеть миску с разбитыми яйцами ему на голову; чтобы желтая жидкость ручьями лилась по его волосам, испачкала бы одежду.

Впрочем, нет, вру.

Больше всего на свете я бы сейчас хотелась оказаться рядом с мужем и чтобы между нами не было даже духа этого смазливого юнца.

Как жаль, что время нельзя отмотать назад, как диск с видео…

Денис счастлив.

Мне страшно.

Мы летим по ночным улицам – а в моем сознании так же стремительно проносятся жуткие картины.

Разобрать молодого кобелька по запчастям.

Вылить на смазливую физиономию серную кислоту, которая, шипя, обезобразит парня до неузнаваемости.

Душить его, давая на доли секунды глотнуть воздуха, и потом опять туго затягивать ремень на тонком мальчишеском горле.

Мне страшно от этих мыслей. Мне страшно за себя, за него. Мне… вдруг опять хочется почувствовать вкус его губ, жар тонкого тела в своих объятиях.

В подъезд мы заходим, целуясь как сумасшедшие.

Он берет меня прямо в кабине лифта.

Думаю о том, что так грязно и сладко трахаются шлюхи, – и улетаю куда-то туда, что запомнить невозможно… и что все-таки забыть невозможно тоже.

– Пойдем, примем ванну вместе. Хочу тебя опять. Это какое-то безумие, – шепчет он мне на ухо.

Отмахиваюсь от его разгоряченных губ, как от назойливой мухи, и качаю головой:

– Я приму душ позже. Одна. И больше никакого секса.

– Жалко! Ну как скажешь. Давай я сделаю тебе чай! Ты голодна?

– Не беспокойся. Иди мыться.

Счастливо улыбнувшись, Денис проводит меня в гостиную, щелкает пультом телевизора и исчезает за дверью.

Убедившись, что он ушел, прижимаю к разгоряченным щекам ладони и дышу, часто-часто, как выброшенная на берег рыба.

Я буквально задыхаюсь в его жизненном пространстве.

Меня раздражает квартира Дениса. Она очень красивая, аккуратная, явно с дизайнерским ремонтом. Ненавижу каждую половицу паркета, стильное бра на стене и вот этот клетчатый плед, задремавший на диване, – тоже ненавижу.

Что со мной творится?

Как избавиться от этого наваждения – ненависти с привкусом страсти, вожделения с пронзительной жаждой крови?

Как очистить свою жизнь от этого, как снова научиться просто спокойно дышать?

Устав от собственных вопросов, я подхожу к лежащему на столике серебристому ноутбуку и, оглянувшись по сторонам (Денис еще плещется в ванной), открываю крышку.

Вообще-то я собиралась пошпионить на предмет интернет-жизни Муратова.

Но когда компьютер вышел из спящего режима, на экране сразу же появился текстовый файл.

«…Я знаю, что попал на этот проект случайно. У меня есть воля и упрямство, я начинаю развивать в себе экстрасенсорные способности. Но большинство участников «Ясновидящих» дольше идут по пути саморазвития, и они на данном этапе просто банально сильнее. Я не стану победителем, но смогу использовать этот опыт для того, чтобы понаблюдать за другими экстрасенсами и выяснить нюансы работы, особенности их техники.

Произошедшее недавно убийство Мариам, впрочем, не имеет к экстрасенсам никакого отношения. С ней расправилась ведущая Катя Романенко. У Кати роман с Максом Ерофеевым. Однако недавно она переспала с Кононовым. Мариам про это узнала. Вообще-то она производила впечатление не самого сильного экстрасенса, думаю, ее способности были на уровне моих. Но про любовный треугольник она считала информацию четко. Мариам пыталась объяснить Кате: жить так, как живет она, – это большой грех. Нельзя спать с разными мужчинами, думая только о выгоде, которую можно от них получить. Нельзя разбивать чужие семьи, вынуждая страдать детей.

Сегодня измена и половая жизнь с множеством партнеров – обычное дело. Поженились, сделали ребенка, разбежались по новым любовникам – просто се ля ви, так живут все. Но от того, что так живут все, грех не перестает быть грехом. Как бы высокопарно это все ни звучало, но Бог ждет от человека совершенно другой модели поведения. Не помню дословной библейской формулировки, однако общий смысл такой: да отлепится человек от своих отца и матери, да прилепится к мужу и жене своей и будут они единым целым до скончания дней своих. Надоела жена, постарела? А мать (если это хорошая мать, ответственно подходившая к воспитанию ребенка) может надоесть? Морщины на лице матери сделают меньше любовь к ней нормального сына и нормальной дочери? Такую же сильную, безусловную и вечную любовь, какую нормальные люди испытывают к своим родителям, надо испытывать и к своим супругам.

Но нет – людям наплевать на то, что у них есть свод правил, регламентирующих все их поведение для полноценной и праведной жизни. Они даже не думают, что стали выше Бога; для мышления большинства людей такое умозаключение воспринимается как слишком сложное. Просто люди полагают, что они сами могут устанавливать для себя правила и что никакой расплаты в связи с такой самодеятельностью не последует.

Конечно же, за все эти постельно-карусельные вещи и самой Кате, и всему ее роду предстоит нести ответственность, их ждут трудности на многие годы. Избежать беды так просто – если не умеешь делать добро, то хотя бы не делай зла. Однако Катя Романенко еще находится на том уровне сознания, когда понимание таких простых истин наглухо закрыто. По лестнице Якова она поднялась только на ступеньку потребителей. А на ступени потребителей у человека еще нет осознания ответственности за все свои действия. Так что Мариам, пытаясь спасти душу гламурной красотки, в общем и целом просто толкла воду в ступе. Когда я стал случайным свидетелем того разговора, я еще подумал: «Что делает эта женщина? Неужели она не понимает: теперь Катя начнет ей активно пакостить или вообще устроит все так, что Мариам вылетит с проекта?!» Но я не смог в полной мере оценить всю тупость и коварство нашей ведущей. Она не стала плести никаких интриг. Она просто ее убила, и…»

– Слушай, хочу тебе признаться. Я специально перепутал клеммы, когда прикуривал твой аккумулятор!

Услышав приближающиеся шаги Дениса, я успела закрыть ноутбук. Но, наверное, не успела стереть с лица недоуменно-растерянное выражение.

Денис встревоженно интересуется:

– С тобой все в порядке? У тебя такие глаза, как будто ты привидение увидела!

Привидение?..

Может быть, и увидела.

Только вот точно не знаю: призрак – это автор дневника или парень, который недавно занимался со мной сексом? Кто из них – настоящий, а кто – только лишь тень?

Впрочем, они ведь едины. В том, что я прочитала дневник именно Дениса, я не сомневаюсь, и не только потому, что там идет речь о проекте. Мальчик любит говорить длинными закрученными предложениями, в его устной речи проскальзывают те же выражения, которые я видела в текстовом файле. К тому же, наверное, многие психотерапевты ведут подобные записи. Они начинают их делать, когда работают с пациентами, а потом им просто становится удобнее анализировать через заметки уже и собственные проблемы.

А парнишка, наверное, не настолько глуп, как кажется.

Отличный актер, лицемер, двуличное создание.

И можно еще долго перечислять подобные характеристики.

Однако какое коварство: рассуждать о библейских истинах и вреде всеобщего спаривания и заниматься со мной сексом! Денис даже не выяснил, есть ли у меня муж, изменять которому, судя по дневнику, огромный грех. Кстати, я с данным тезисом полностью согласна!

И эти его рассуждения насчет причастности ведущей к смерти Мариам…

Конечно, Катя выглядела очень нервной. Но кто бы не нервничал, оказавшись рядом с трупом?..

Впрочем, надо все это обсудить с Денисом.

Но сначала – душ и кофе. Иначе я сейчас отрублюсь от усталости, и мне будет наплевать на убийства всех экстрасенсов во Вселенной, вместе взятых…

* * *

Мир мертвых невидим, пугающе неизвестен.

Оказывается, так можно: целыми днями иметь дело со смертью и все-таки покрываться мурашками при виде могил.

Честно говоря, на кладбище мне обычно всегда становится немного не по себе.

Но сейчас все по-другому.

Камера, софиты, трейлеры для аппаратуры и реквизита, масса деловито переговаривающихся людей, не испытывающих горя.

По большому счету, кладбище сегодня немногим отличается от студийной съемочной площадки.

Визажистке даже привезли специальное кресло, очень удобное, со всякими полочками-ящичками для косметики и фена.

В нем я сейчас и пытаюсь дремать, пока девушка приводит в порядок мое лицо и прическу.

– Ты помирилась со своим парнем? Вижу, что помирилась, глаза блестят. Слушай, а он тебе всю шею засосами разукрасил! Хорошо, что я захватила с собой тональник с плотной текстурой. Сейчас замажем твои синяки – никто и не подумает, что ты всю ночь отжигала. А скажи – хорошо иногда вот так поссориться, а потом мириться? Все-таки драйв в отношениях нужен, без этого никуда. Правда?

– Правда, – покорно соглашаюсь с визажисткой.

Мне так хочется спать, что все ее рассуждения проскальзывают мимо моего сознания. Впрочем, я чувствую к словоохотливой специалистке по отношениям мужчины и женщины благодарность. Все-таки она профессионал высшего класса: сделать из моей помятой физиономии свежее личико – это искусство. К тому же девочка сварила крепкий кофе с кардамоном, если не разбудивший меня окончательно, то, по крайней мере, добавивший в утро ярких красок.

– А тебе такие парни нравятся? Вон стоит, справа!

Машинально поворачиваю голову, и сердце сжимается.

Блин, да ведь это отец погибшей девочки! В моей папке с информацией для сегодняшней записи были его фотографии. Но в жизни этот человек выглядит намного эффектнее! Какой приятный мужчина, интеллигентный, с умным взглядом. Видно, что интеллект в нем к тому же удачно сочетается с деловой хваткой – на мужчине прекрасная одежда, слишком идеально сидящая для того, чтобы стоить недорого, да и часы на руке очень похожи на те, что рекламируются в глянце.

Мужчина явно живет в достатке. Но от беды никто не застрахован.

Год назад у него убили дочь. Пятилетнюю девочку похитили прямо на глазах ошеломленной няни, бросили в автомобиль и увезли в неизвестном направлении. Никаких требований похитители не выдвигали. Напрасно обезумевший от горя отец сутками не отходил от телефона. Через три дня прямо под дверь квартиры ему подкинули сумку с расчлененным, разобранным буквально до косточки телом дочери. Человека, проникшего на территорию элитного жилищного комплекса и «засветившего» свое лицо перед всеми камерами наружного наблюдения, быстро отыскали. Он оказался бомжем, который за бутылку согласился помочь какому-то мужчине и принести сумку по указанному им адресу. На этом след преступника оборвался, все попытки его разыскать оказались безуспешными.

По своей работе я постоянно сталкивалась с тем, насколько хрупка человеческая жизнь. Я знаю, что между жизнью и смертью может находиться пара секунд и неловкое движение. Но каждый раз, когда в этом убеждаешься, от горьких мыслей не удержаться…

Судя по материалам в моей папке, отец убитой девочки не имел ни малейшего представления о том, кто мог быть способен на подобное преступление. Он клялся-божился, что за всю свою жизнь не нанес никому настолько глубокой обиды, мстить за которую надо было таким чудовищным образом. И, глядя теперь на лицо этого человека, мне хочется ему верить. Он не выглядит способным на подлость. И все-таки его жизнь разбита вдребезги. Почему? Если бы знать…

– О, афганчик наш приехал. Жаль, женатый мужчина. Очень мне такие темненькие мальчики нравятся. А какой у него взгляд, улыбка – зайчик просто! Но сама слышала: звонит жене постоянно и все про детей расспрашивает. Он настолько ответственный папочка – ему другие девушки действительно до голубой звезды. А я бы за такого замуж вышла. Вообще, среди восточных мальчиков много хороших мужей, отличных отцов. А чего еще женщине надо? Наши-то мужчины за каждой юбкой готовы бежать. Требований у них выше крыши: и чтобы красивая, и чтобы с образованием, и чтобы зарабатывала, и чтобы дом в порядке держала. А сами что предложить могут? Этот афганчик деток настрогал – так, по крайней мере, кормит, воспитывает, заботится.

Невольно смотрю на героя монолога.

А ведь визажистке в наблюдательности не откажешь. Все в точку: и улыбка у Сайяфа Раббани очень теплая, и взгляд добрый. Наверное, его привели сюда, к могиле на кладбище, так как парень будет первым проходить испытание.

Мой макияж уже почти закончен.

Похоже, скоро на афганца и отца убитой девочки нанесут тональный крем, немного пудры – и мы начнем запись. Рядом с экстрасенсом постоянно находится менеджер Настя Маркова. Симпатичная доброжелательная девушка – она зорко следит за тем, чтобы к ее подопечному никто не приближался.

Верчу головой по сторонам.

Мне не терпится увидеть Катю Романенко.

Знаю уже, что она и Макс подъедут позже, но все равно хочется посмотреть на эту барышню, чтобы оценить, насколько был прав Денис Муратов в своих характеристиках.

Обсудить сегодня ночью странные записи моего нового любовника не удалось: когда я приняла душ, мальчишка уже сладко спал и на все попытки его разбудить реагировал мягкой улыбкой и бормотанием: «Наташа, ты потрясающая женщина, но можно я посплю немного?»

Устав будить Дениса, я тоже задремала. Проснулась от нежных поцелуев, мягких поглаживаний, возбуждающего шепота…

Утром мы успели переделать кучу дел. Съели приготовленный Денисом омлет, купили мне в торговом центре новое платье – строгого прямого покроя, но броского бордово-винного цвета. Потом, наконец, Денис реанимировал моего «тушкана», на котором я и приехала на кладбище. Денис же, как и предписывал регламент проекта, отправился в гостиницу, где размещалось большинство экстрасенсов. Именно там, лишенные мобильных телефонов и ноутбуков, они должны были ожидать своей очереди проходить испытания.

Приступы острой ненависти к Денису утром не закончились. Наоборот, мне кажется, они даже стали сильнее. Иногда в глазах темнело от ярости, я невыносимо остро жаждала причинить парню боль. Приходилось прилагать много усилий для того, чтобы держать себя в руках.

Мы не обсуждали с Денисом Катю.

Но это не означает, что ведущая не занимает моих мыслей.

План-минумум на сегодня: проверить, прав ли был Денис, описывая роман Кати с Кононовым; а вечером, после окончания съемок, позвонить следователю Юре Колосову и поделиться полученной информацией.

Кстати, что это я просто так без дела сижу?

Надо начинать собирать сплетни со съемочной площадки!

– Мне очень нравится наша ведущая, Катя. Стильная, видно – и вкус есть, и за фигурой следит. Наверное, такие девушки от одиночества не страдают?

Визажистка наклоняется к моему уху и шепчет:

– Да пофиг ей мужчины на самом деле. Она тупо денег хочет. Папочка у нее, конечно, крут. Но держит девочку в ежовых рукавицах, считает, что это для Катиной пользы – всего самой добиваться. Но он не знает, что Катя так думает: «Родной папа меня динамит – тогда я себе денежного папика найду». Она уже с половиной «Останкино» переспала!

– Что, так сложно мужчину с деньгами найти?

– Ну как сложно… В принципе, наверное, нет. Но это же не значит, что папик будет только возле Кати сидеть и ее счета оплачивать. Папикам тоже разнообразие требуется. Мужчина с Катей пару месяцев погуляет – и уже хочется ему другой девочки, а Катя опять в поиске.

– Слушай, а мне кажется или она на Макса запала?

– На Ерофеева? Да это пройденный этап уже. Она и с Быстровым уже покувыркалась, и с Кононовым. Ее тут у нас многие не любят, говорят – подстилка, проститутка. А я считаю – правильно девка делает, что свое счастье ищет. Под лежачий камень вода не течет! Не ошибается только тот, кто на диване о нормальной семье мечтает! Что в семье главное? Бабки! Будут у мужчины деньги – будет и любовь. Я вот такого не понимаю: если мужчина не может девушку в ресторан сводить или платье ей подарить, то о какой любви идет речь? Пусть сначала материальные проблемы решит, а уже потом с любовью своей лезет!

Делаю вид, что соглашаюсь:

– Конечно, правильно все ты говоришь. Жизнь сегодня у всех сложная.

– Вот и я о том же. Ну, все, ты неотразима! Я тебе вечером макияж подправлю – и обязательно иди со своим парнем в ресторан. Не смывать же такую красоту!

Визажистка подносит мне к лицу большое круглое зеркало.

Отражающаяся в нем женщина настолько восхитительна, что у меня сначала от восторга екает сердце. А потом я осознаю: это же все-таки мои собственные глаза, губы и скулы.

– Ты гений, большое спасибо! – бормочу, поднимаясь с кресла.

Подхожу к ограде, здороваюсь и знакомлюсь с отцом погибшей девочки. Потом открываю свою папку и негромко повторяю реплики: «Кто именно здесь похоронен? Как давно этот человек умер? Как он погиб и кто виновен в его смерти?» Мне объясняли, что все свои фразы надо обязательно предварительно проговаривать вслух – тогда при работе перед камерой губы шевелятся естественно, без запинок.

Могилка у малышки ухоженная, с идеально покрашенной оградкой, аккуратным цветником, гранитной скамеечкой.

Не могу оценить, насколько изящен памятник, – к моему приезду он уже был задрапирован плотным темно-серым брезентом.

Я бы в жизни не угадала, что это могила ребенка. Она настолько нейтральна, ни единой черточкой не подсказывает ни пол, ни возраст похороненного здесь человека.

Неужели участники проекта «Ясновидящие» и правда смогут ответить на мои непростые вопросы?

И вот все готово для съемок.

По команде режиссера быстро излагаю суть задания и с любопытством наблюдаю за Сайяфом Раббани.

Улыбчивый, кареглазый – он вызывает к себе симпатию с первого взгляда. Поэтому в глубине души мне очень хочется, чтобы у парня получилось пройти испытание.

– Здесь лежит ребенок. Девочка, – глаза экстрасенса закрыты, ладони прижаты к ограде. – Не больше шести лет ей, а наверное, пять лет. Она умирать долго. Но это не болезнь, не несчастный случай.

– Как именно она умирала?

Задаю вопрос, а губы, несмотря на все предварительные тренировки, немеют.

Мне нравится этот парень, я болею за него. Но все-таки когда он вот так демонстрирует свои необычные способности – прямо мурашки по телу идут.

Как только у него получается делать такие точные предсказания?! Откуда к экстрасенсам приходят видения?

– Ей вырезать сердце. И другие органы. Выпускать кровь. Потом разрубить тело на куски. Вижу небольшую синюю сумку – туда сложить все, ноги, руки, голову.

Стараюсь, чтобы голос не дрогнул:

– Сайяф, а кто так жестоко расправился с девочкой?

Афганец разводит руками:

– Темные силы. Была нужна жертва, любой невинный ребенок. Они хотеть сделать ритуал. Они – это секта. Убили девочку, потом ее останки вернули. Разрубить тело на куски, чтобы скрыть черный ритуал.

– Зачем они вернули останки?

– Им было надо горе родителей.

– Но зачем?

– Они так брать энергию. Родители плакать – сатанистам хорошо, много сил.

От всего услышанного голова идет кругом. Хочется прерваться, поговорить с экстрасенсом поподробнее. Было бы любопытно услышать, что думает человек с такими способностями об убийстве Мариам.

Но режиссер предупредил: прогноз погоды обещал дождь на вторую половину дня. Участников проекта много, так что надо стараться работать без предварительных прогонов, дублей и перекуров и записать испытания всех экстрасенсов до того, как начнется ливень.

Поэтому стараюсь контролировать эмоции и воспроизвожу свою последнюю реплику:

– Хорошо, Сайяф, спасибо вам. Сейчас наш помощник снимет покрывало с памятника, и вы поймете, насколько успешно вы справились с нашим заданием.

По лицу отца девочки уже видно: мужчине очень больно, и все-таки он испытывает некоторое облегчение.

Только сейчас он осознал: с его ребенком произошел чудовищный несчастный случай. Чудовищный! Но все-таки непосредственной вины отца в этом нет. Никто не сводил именно с ним счеты, никто не пытался отомстить. Не было с его стороны ни единого неверного движения, спровоцировавшего схождение кровавой лавины.

Конечно, девчушку не вернешь.

Но ее уже нет, а отцу еще жить. И, возможно, теперь он будет жить с меньшей тяжестью на сердце.

– Сайяф, вы все правильно сказали. Это могила моей дочери, ее зверски убили год назад. И ей и правда было всего пять лет, – произносит мужчина, не отрывая восхищенных глаз от экстрасенса. – Скажите мне, найдут ли этих убийц?

Сайяф молча качает головой.

Камера выключается, оператор отходит от мужчин.

И у отца девочки вдруг белеет лицо.

Хватая ртом воздух, он вот-вот лишится чувств.

Увидев его состояние, экстрасенс берет мужчину за руку и начинает что-то бормотать себе под нос.

Невероятно, но в считаные секунды все меняется: цвет лица становится естественным, нормализуется и дыхание. Человек воскресает буквально на глазах!

– Простите, переволновался. Как представил, что эти подонки останутся безнаказанными – прямо в груди все перевернулось, – виновато улыбаясь, объясняет мужчина.

Все люди, присутствующие на площадке, начинают аплодировать афганцу.

Все, кроме меня.

Пока экстрасенс спасал отца девочки, у него из-за рубашки выскользнул амулет.

На круглой серебристой пластинке выгравирована козлиная голова, с бородкой и крутыми рогами.

Изображение как две капли воды похоже на карту «Дьявол» из колоды таро Кроули, на которой мне вчера гадала цыганка Евсения…

* * *

Я никогда не курила и никогда не буду курить.

Да, среди судмедэкспертов, которые каждый день видят, как выглядят легкие и сосуды курильщиков, полно тех, кто все-таки дымит. Дураков в любой профессии хватает. А вот я – не идиотка! Черные никотиновые смолы заполняют пористую ткань легких, как мед – соты. Делаешь надрез скальпелем для того, чтобы направить кусочек легкого на гистологию, – и по секционному столу течет густая черная субстанция, напоминающая расплавленный на солнце асфальт. Не знаю, как вообще могут дышать курящие люди; не понимаю, почему онкология не сжирает загаженную легочную ткань у каждого без исключения курильщика – может, брезгует?..

Я никогда не курю.

Но иногда об этом все-таки теоретически жалею.

Накуриться бы сейчас сигарет или чего-нибудь покрепче.

Накуриться – и стереть из памяти взволнованный Лёнин голос.

«Слушай, я сошел с ума! Бросил тебя одну, не помог. Когда ты не пришла домой и отключила телефон – я всех наших друзей перебудил, в больницы стал звонить. Прости меня, пожалуйста. Прости!»

Муж сыпал извинениями, а я не могла выдавить из себя ни слова. Я просто физически чувствовала, что моя измена разбила нашу любовь вдребезги; супруг казался мне чужим человеком; и как со всем этим быть дальше – совершенно непонятно.

Я слушала голос Лени – но слышала, как с треском рвутся нити, связывающие наши тела и души и все наши потроха.

«Наташа, что случилось? Я точно знаю – что-то произошло, мне так на душе неспокойно. Где ты? Я могу сейчас приехать?»

Отделаться от испытывающего чувство вины мужа просто.

Но как отделаться от себя самой?..

– Перерыв закончен, продолжаем съемки! – раздается голос режиссера.

Щелчком отправляю в мусорное ведро пустой пластиковый стаканчик, терпеливо жду, пока Нора Фридман прикрепит мне петличку микрофона.

– Платье у вас сегодня – просто чума. Все экстрасенсы на него пялятся и заваливают задания! – бормочет девушка, аккуратно заправляя за мой пояс проводки аппаратуры.

Странно услышать такой комплимент от девочки, не расстающейся с байками, бейсболками и джинсами. К моей памяти Нора уже прилипла в извечных кроссовках и кепке – должно быть, в другой одежде я просто ее не узнаю.

А в том, что участникам проекта сегодня не везет, администратор права. Мы записали уже шесть человек: афганца Сайяфа Раббани, белоруса Алеся Мацкевича, банкиршу из Питера Ирину Козлову, самую молоденькую Алису Катаеву, парня-вампира Эдвина и моего красавчика Дениса Муратова.

Никто, кроме Сайяфа, не смог не просто точно воспроизвести картину произошедшего, а хотя бы почувствовать, что находится на могиле ребенка.

Подозреваю, Козлова завалила это задание специально, маскируя имеющий место слив информации.

То, что Денис не прошел испытание, тоже объяснимо, мы с ним спали сегодня хорошо если часа полтора.

А вот неудачи остальных меня удивили, особенно беспомощность Алисы, которая накануне проходила испытание просто блестяще.

Невольно вздрагиваю.

На площадку приводят Петра Волкова. Черный маг облачен в совершенно демократичную одежду – светлые джинсы, темно-синий легкий свитерок. Еще даже не видно всех его жутких диких амулетов – козьей ножки, черных свечей и связки сушеных птенчиков. Но от одного взгляда этого человека у меня мороз проходит по коже.

– Давайте скорее приступим, – Волков вертит бритой головой по сторонам, и, отыскав глазами режиссера, машет рукой. – Я говорю – надо поторопиться.

«Зачем, к чему такая спешка?» – хочется спросить мне.

Но Быстров уже делает знак к началу записи. Делает… и через минуту (я даже не успеваю изложить Волкову суть задания) кричит в громкоговоритель:

– Остановите съемку! В «Авангарде» ЧП!

Во мне начинает булькать смех:

– В авангарде ЧП – это круто. Впереди планеты всей!

Почему-то мне становится весело: полненький режиссер Захар Быстров выглядит безумно комично, хотя, возможно, он искренне взволнован. Так по-дурацки ржешь над упавшим человеком. Понимаешь, что это жестоко, – и не можешь сдержать смешок.

– Не успели, – разочарованно бормочет Волков и недовольно кривит губы. – Мне информация шла, что сегодня запись не состоится. Но я думал – а вдруг проскочу. Не вышло. Сейчас тут такая заварушка начнется.

Улыбаться больше совсем не хочется.

– Какая заварушка?

– А не знаю точно. Могу попытаться настроиться, – Волков начинает передвигать трупы птенчиков, и я понимаю: ведь эту мерзость он использует как четки. – «Авангард» – это наша гостиница, где иногородних экстрасенсов поселили. Там сегодня в конференц-зале держат тех, кому предстоят испытания. Прошедшие задание тоже где-то в этой гостинице кучкуются…

Около 60 года нашей эры, Китион, Лазарь

Убранство покоя епископа Китийского немногим отличается от пещерной комнатки, где Лазарь провел несколько лет в молитвах и размышлениях: те же голые некрашеные каменные стены, невысокое ложе, покрытое только лишь куском грубой материи, слабо мерцающий алебастровый светильник. Но, несмотря на эту простоту, Лазарь каждый раз радовался, проходя в свой покой. Ведь это уже комната при самом настоящем христианском храме, благословленном апостолами Павлом и Варнавой. Была здесь и Мария, мать Учителя, и она тоже благословила новый храм и даже подарила сшитый своими руками архиепископский паллиум.

Пророчество Иисуса, сделанное в момент казни Его, исполнилось совершенно точно: через пару дней в Вифанию пришли фарисеи, разыскивающие «того самого Лазаря, что воскрес из мертвых». Жители селения, должно быть, рассказали им, что сестры Лазаря, Марфа и Мария, уехали к своим родственникам, а сам воскресший Лазарь сел на корабль, направляющийся на Кипр, и обещал никогда больше не возвращаться в иудейские земли.

Еще до отъезда довелось Лазарю узнать о светлом Христовом Воскресении; о том, что сначала Учитель явился Марии Магдалине, а потом и всем ученикам своим.

Конечно, новость эта была очень и очень радостной. Однако все равно еще долго болело сердце за мучительную безжалостную казнь Иисуса.

Приехав на Кипр, Лазарь уединился в пещере, проводя время в молитвах и посте, умоляя Бога укрепить его в вере, пошатнувшейся после распятия Иисуса. И Бог внял его молитвам. Послал светлого ангела, исцелившего душу от боли, призвавшего Лазаря начать проповедовать…

Многое сделано за эти годы, проведенные на Кипре, для распространения учения Иисуса Христа.

Однако же не прошли они бесследно и для здоровья. Все меньше сил остается для проповедей, все чаще ноют кости и болит голова. Вечная усталость, как тяжелый камень, сдавливает грудь, и каждый даже слабый вдох становится мучительно-болезненным.

«Прежде я проваливался в сон мгновенно, стоило только лечь на постель, – расстроенно думает, переворачиваясь с боку на бок, Лазарь. – Теперь всю ночь могу не сомкнуть глаз. Не идет сон, как ни стараюсь я отдохнуть хотя бы пару часов. Много забот становится у христианской общины на Кипре. Но это, конечно, радостные хлопоты. Все больше людей на этом острове начинают веровать в Христа. Даже странно вспоминать, что тридцать лет назад, когда бежал я в Китион, не было тут ни единого христианина. Но Слово Божье творит чудеса. Оно способно растопить неверие в любом сердце. Ну или почти в любом…»

Вспомнилась вдруг Лазарю молодая красивая женщина. Она приходила иногда послушать проповеди, но вела себя как-то странно. Возникало впечатление, что интересует ее не Слово Божье, а молодые мужчины, посещающие проповеди. Женщина та была вдовой, и должно быть, хотелось ей поскорее найти нового мужа. А среди христианской общины, все члены которой делились друг с другом всеми радостями и горестями, присмотреть подходящего мужчину казалось ей делом несложным. Имелся у той вдовы большой виноградник; работать на нем приходилось много. Должно быть, еще и поэтому так торопилась женщина опять выйти замуж – требовался ей хороший помощник в уходе за виноградом.

Обжигает полуденное солнце.

Молодая вдова торопится на рынок с огромной корзиной, наполненной крупными сочными ягодами. Увидев Лазаря, идущего ей навстречу, она приветливо улыбается и здоровается.

– Здравствуй, сестра, – обрадованно поглядывая в корзину, говорит Лазарь. – Угости меня, пожалуйста, веточкой твоего винограда. Так измучила жажда, просто сил никаких нет!

– То не виноград, – вдова быстро прикрывает сочные фиолетовые и зеленые гроздья салфеткой. – Несу я на рынок продавать соль.

Лазарь улыбается.

У него это получается по-прежнему очень, очень редко. Но вот в таких случаях губы сами собой растягиваются в улыбке.

Люди – странные создания. Как не смеяться над теми, кто не понимает: какой мерой ты меряешь, такой и тебе отмеряно будет.

Он смотрит на чуть смущенную вдову, радующуюся тому, как ловко она провела епископа. И уже видит, как та же женщина через несколько часов будет плакать, обнаружив огромное соленое озеро на месте своего виноградника[19]. Горю ее не будет предела. Но только так сможет понять она, что не Бог наказывает человека за грехи, а человек сам себя наказывает, отходя от Бога. Разве не завещано всем нам было возлюбить ближнего своего, как себя самого?..

Внезапно по телу Лазаря прокатилась волна жаркого озноба. Он закашлялся, приложил ко рту ладонь – и с изумлением обнаружил на ней сгусток темной крови. В тот же миг жажда, иссушающе-мучительная, зацарапала горло.

«Все это было уже прежде, – пронеслось в голове епископа. – Прежде, много лет назад. Точно так же болел я, и Марфа с Марией послали гонца к Иисусу… Неужели это все? Окончился мой земной путь, Господь призывает меня? Почему-то в глубине души я всегда знал, что тело мое умрет от той же болезни, как и в тот раз, когда воскресил меня Господь. Тело человека рано или поздно умирает, душа же наша летит к свету. Я иду к тебе, Иисус; без страха, со спокойным сердцем. Я очень старался быть достойным зваться другом Твоим…»

Когда боль чуть отпустила Лазаря, он позвал своих помощников и рассказал, кому надлежит возглавить христианскую общину и что предстоит сделать после того, как душа его уйдет к Иисусу.

– А это, – епископ приподнялся и знаком показал: надо помочь ему снять с шеи мраморный оберег, – снесите на базар и продайте. Продайте недорого, но самому больному и несчастному человеку. Это очень важно, помните об этом.

Последний раз прикоснувшись к бело-розовым мраморным рыбкам, Лазарь протянул ожерелье помощнику.

Пусть эта вещь, хранящая тепло рук самого Учителя, останется с людьми.

Она, обладающая невероятной божественной силой, будет оберегать того, кто нуждается в помощи.

Она спасет, сохранит, защитит – даже от самого сильного и коварного зла. Ведь свет всегда сильнее тени. Даже если иногда поверить в это невозможно…

* * *

– Послушайте, Сергей Николаевич, я отказываюсь работать в таких условиях. Я не могу выносить невероятное количество стрессов! Мы с вами так не договаривались! Вы обещали мне спокойную интересную работу! А на самом деле что происходит? То убийство, то теракт! Я недавно прошел курс лечения, мне нельзя волноваться! Если я опять сорвусь в запой – меня уже будет не вытащить, вы это понимаете? И трое детей на моей шее, о них кто-нибудь думает?!

Вопли Быстрова мешают мне сосредоточиться. Режиссер орет возле приехавшего на кладбище продюсера, не отключив микрофон – поэтому о глубине переживаемой им драмы осведомлена уже вся съемочная группа и лежащие под каменными плитами покойники.

Кононов – сама невозмутимость.

Сегодня он выглядит скорее не строгим английским денди, а приторно-сладким французским пижоном: волосы уложены мягкими волнами, темно-синий пиджак, как ни странно, довольно удачно сочетается с розовой рубашкой и сиреневым галстуком, завязанным крупным узлом. Лакированные ботинки уже припудрены тонким слоем кладбищенской пыли. Но Сергею на это наплевать. Невозмутимый сфинкс с глазами-льдинками, он словно бы умеет видеть результат шахматной партии, едва пешки сделают первые ходы. И этот результат, похоже, в его пользу.

Впрочем, я тоже считаю – больших оснований для паники нет.

В гостинице «Авангард», где размещались экстрасенсы, ничего экстраординарного по современным меркам не случилось.

Кто-то из детей явно пошутил. Позвонил в полицию с сообщением о том, что здание заминировано. В гостиницу примчались саперы, людей эвакуировали. Никакого взрывного устройства не оказалось и в помине, пострадавших, соответственно, тоже нет. Шутника обнаружить пока не удалось – но, думаю, это просто вопрос времени. Сегодня по количеству камер наружного наблюдения Москва даст фору любой мировой столице, вся жизнь жителя мегаполиса превращается в онлайн-шоу. Звонивший из таксофона мальчишка снялся сразу в нескольких видеороликах: непосредственно возле телефона, потом у метро. И, скорее всего, через пару часов мальчику предстоит объяснять суровым дяденькам в погонах, чего он добивался своей дурацкой шуткой.

Все эти подробности мне сообщил недавно позвонивший Денис Муратов.

Я признательна ему за этот разговор, разъясняющий произошедшее. Но все равно, сложно было отделаться от ощущения чего-то гадкого, липкого, загрязняющего мою жизнь. Его голос вызвал у меня такой острый приступ тошноты, какой я не испытывала, даже вскрывая полежавший на жаре раздувшийся зловонный труп.

– До встречи, целую нежно, – счастливо бормотал парень.

Вместо ответа я, не прощаясь, повесила трубку…

Собственно говоря, делать мне на съемочной площадке больше нечего.

Домой к Лёне я тоже возвращаться еще не готова.

На работу ехать поздно.

Так что остается один вариант действий – отправиться в собачий приют, выгулять собакинов, покормить их, поиграть.

Все-таки животные на порядок круче людей.

Они заботятся о своем потомстве, они умеют любить, они не предают.

Конечно, породистые собаки – великолепны. Я замираю от восхищения, когда вижу благородного красавца – золотистого ретривера, суетливого крошечного йорка или энергичного веселого бульдога. Но большинство таких животных имеют хороших хозяев, которые вдоволь кормят своих питомцев, следят за их здоровьем. Дворняги намного чаще лишаются адекватного содержания, их чаще выгоняют из дома, над ними издеваются хулиганы. Помощь каждого волонтера нашего приюта таким собакам – это реально спасенная жизнь животного. Как меняются наши «дворяночки»! Они учатся снова доверять людям, в их маленьких сердечках – океан любви. Скорее бы со мной рассчитались за мою работу в проекте «Ясновидящие»! Тогда устроим в приюте пир горой!

Все, решено, еду к собакинам. И…

И Денису Муратову опять неймется.

Не буду отвечать на его звонок!

Только прошла эта жуткая тошнота – и что, опять по новой мучиться?

Телефон звонит, не умолкая.

– Да ответьте вы на вызов, сколько можно! Что за день сегодня такой, все нервы мне мотают! Или телефон отключите – в чем проблема?!

Я не заметила, как на кладбище приехала Катя Романенко.

Но, похоже, это просто случайность. Наша ведущая – явно из тех дамочек, которые не стесняются себя обозначить любыми способами. В том числе и нравоучениями в адрес женщины, которая ей в матери годится.

Сбрасываю звонок и участливым голосом говорю:

– Да, Катя, тут такое происходит – у кого угодно нервы не выдержат. Я тебя понимаю; наверное, собиралась на съемки, добиралась сюда через пробки – а здесь такой облом, запись ваших подводок на завтра перенесли. И мне тоже не повезло, придется завтра часть участников дозаписывать.

Она открывает сумочку, достает какой-то флакон и вытряхивает на ладонь пару таблеток. Отправив их в рот, даже не запивая, девушка вздыхает:

– Да ладно, перенос съемок – это рабочий процесс. Я на коня подсела, потому что опять шесть тысяч пришлось гибэдэдэшнику отдать.

– Ого! Так сильно скорость превысила?

Она качает темноволосой головой с замысловато уложенной прической:

– Да превысишь тут, когда от Тверской до Садового все стоит. Нет, опять поймали на документах. Я же без прав езжу. Все папочка, блин, помочь не хочет. У него друзей – выше крыши. А договариваться не считает нужным. Меня по пьянке уже второй раз лишают. Первый раз отец отмазал, со вторым залетом – отказался помогать. У меня вся зарплата теперь на взятки уходит. Не ездить на машине – этот вариант мне однозначно не подходит. Вот и приходится платить всяким козлам!

– Так а если ты без прав уже – то как они наказать могут? Штраф?

– Пару раз тачку на штрафстоянку забирали, в такую даль – замучаешься спасать машинку!

– Обидно… Даже не знаю, что можно сделать в такой ситуации. Слушай, а может, тебе договориться с нашими экстрасенсами? Мне кажется, они все могут. А тут – фигня какая-то, права красивой девушке вернуть.

Хорошенькое, как у куколки, Катино лицо освещает радость:

– А что, это идея! Надо с кем-нибудь из них добазариться. Пусть наведут на того дядьку из комиссии, где прав лишают, порчу. А снять ее – всего-ничего, вернуть мне водительское. А ты ничего, соображаешь! До этого даже мои мальчики не могли додуматься. Я ведь просила своих последних кавалеров, и Макса, и Сергея, – ну сделайте вы хоть что-нибудь. Вроде такие разные мужики, да? А поступают совершенно одинаково – в койку затаскивают. Дождешься сегодня от кого-нибудь помощи, как же! Как трахаться – так это всегда пожалуйста, как помочь – а не хочешь ли сама свои проблемы разруливать, дорогая!

Невольно верчу головой по сторонам.

У Кати, так свободно рассуждающей о своей личной жизни, громкий звонкий голос. Нас явно подслушивает визажистка – она стоит подчеркнуто спиной, однако мышцы так напряжены, как будто бы на них вот-вот проклюнутся уши. Но только ведущую это совершенно не смущает, она даже не пытается говорить потише.

Какой вывод из всего услышанного можно сделать? А простой и незамысловатый. Поколение пепси не считает верность кавалеру чем-то обязательным. Более того, Катя даже не пытается скрывать свои романы. Значит, реакция принцев принцессе общественного пользования не очень-то и важна. И, конечно, представить Катю Романенко коварной убийцей плохо получается даже при очень большом желании. У нее совершенно нет мотивов для совершения преступления!

Бедный, бедный Денис Муратов… Что там было про него написано в тех материалах, с которыми позволил ознакомиться Юра Колосов? Дипломированный психолог, тренер-мастер, автор крутых методик!

Не разбирается мальчик в людях совершенно! Если он так ошибается насчет оценки гламурной не заморачивающейся девицы, то как он может помогать своим клиентам, имеющим реальные проблемы? Впрочем, кто сказал, что Денис им действительно помогает?! Я лично всегда в глубине души считала, что слова «психолог» и «психиатр» образовались от банального «псих»…

Легок на помине…

Опять названивает!

Мне кажется, в моем телефоне где-то была такая замечательная функция – внесение абонента в черный список. Чувствую, скоро мне придется ее освоить. Ну а пока отвечу на вызов. Все равно ведь не отвяжется!

Фонтан радости. Выстреливает мощно, прямо мне в ухо:

– Наташа, ну слава богу! Как хорошо, что ты отозвалась! Я все звоню, звоню! Есть проблемы! Тут с одним нашим парнем что-то странное творится. Я не знаю, что делать! Боюсь, если вызвать «Скорую», его в психушку увезут.

– А что случилось?

– Понимаешь, я даже не могу этого тебе толком объяснить. Этот парень, Эдвин – в смысле Эдик Ремизов… Он, наверное, испугался, что гостиница заминирована. У него был сильный стресс. И сейчас он разговаривает… не своим голосом, как будто бы из живота звуки идут. У него что-то с памятью, он даже имени своего не помнит. Приезжай поскорее в гостиницу! Ты же все-таки врач! Может, парню можно как-то помочь! Мне кажется, дело срочное.

Все это очень странно.

Бормочу растерянно:

– Послушай, Денис, но я правда не знаю, что тут можно сделать. Я не спец в таких вещах. У моих пациентов уже никаких проблем не бывает. Потому что когда их к нам привозят, они уже немножко мертвые.

– Ты можешь сейчас приехать? Человека нельзя в таком состоянии оставлять! Ну и шуточки у тебя! Черный юмор!

Чувство юмора у судмедэкспертов и правда специфическое. Но я с Денисом, собственно говоря, прикалываться еще даже не начинала. И желания никакого над ним шутить не возникает. Вот правда: глаза бы мои его не видели!

Впрочем, это мое раздражение ничего не меняет.

Похоже, ближайшие пару часов мои любимые собакины в пролете. Хочешь не хочешь, придется ехать в эту дурацкую гостиницу! Клятва Гиппократа, как-никак, действительно обязывает…

* * *

Софи Марсо и Том Круз.

Как же они подходят друг другу!

Так и просятся в кадр!

Свежие лица, яркие глаза, сочные губы.

И чтобы обязательно – легкое дуновение ветерка, пробегающего по темно-русым волосам парня и светло-пепельным локонам девушки. А еще – крупным планом, в профиль на фоне заката, подчеркивающего идеально ровные линии.

Саша и Денис ждали меня прямо в фойе гостиницы.

Сейчас уже ничего не напоминает здесь о недавнем инциденте, не видно ни служебных машин, ни собак. Один-единственный полицейский у стойки рецепции, похоже, давно ушел в свои мысли и возвращаться не собирается.

Ребята, словно под прицелом кинокамеры, эффектно шагают в ногу, приближаются ко мне с разных сторон.

Денис сейчас увидит наши лица рядом – мое, с морщинками, и гладенькое Сашино. Молодость – не самый лучший фон для зрелой красоты. Впрочем, все равно. Я не ревную, но меня почему-то опять подташнивает.

– Наташа, как хорошо, что ты приехала! – вырывается у Дениса, и он вдруг краснеет. Потом быстро пытается выкрутиться: – В смысле, хорошо, что вы приехали. Я тут со всеми этими чрезвычайными происшествиями уже всем «тыкать» начинаю… Мы с Эдвином находились в одном зале. Там вообще была куча народа, уже много участников прошли испытание. И вдруг вбегает Настя Маркова и говорит: «Надо всем срочно эвакуироваться, здание заминировано». Я лично испугаться не успел. Просто удивился: зачем кому-то понадобилось гостиницу минировать? Рядом со мной был Алесь Мацкевич, он сказал: «Ничего страшного не случится. Мне идет информация: это просто розыгрыш». А потом у Эдвина началась истерика. Оказывается, пока мы все обсуждали последние новости, парень попытался выйти из зала – и его задержала охрана. Он стал настаивать, что ему надо сходить в номер за каким-то сверхценным амулетом, а охранник кричал, что если сейчас гостиница взорвется, то никакие амулеты не помогут, поэтому надо срочно всем делать ноги… В общем, нас всех вывели на улицу. Я-то в гостинице не живу, поэтому за ценные вещи и документы не переживал. Но иногородний народ, конечно, волновался. Потом мы вдруг осмотрелись по сторонам и поняли: Эдвина среди нас нет, он исчез. Сказали про это полицейским и людям из МЧС; объяснили, что, скорее всего, он все-таки улучил момент и слинял в гостиницу за своим таинственным амулетом. Вот и все.

– Что все? Вообще, ребята, давайте в сторону отойдем, мы тут народу к лифту двигаться явно мешаем. – Я перемещаюсь к окну, возле которого умирает печальный фикус. – Где он сейчас? И вообще, я не понимаю – почему у него оказался номер в этой гостинице? Мне вроде говорили, парень – москвич.

– Он на самом деле москвич. И я тоже из Москвы, – хорошенькое Сашино личико выглядит печальным. – Но в последнее время мы жили на Кипре. Эдик и я… мы родные только по отцу. Папа купил в Ларнаке виллу. А моя мама умерла. Честно говоря, не знаю, что сейчас с нашей московской квартирой. Так что я тоже в этой гостинице остановилась. А Эдик жил в общаге, но ему оттуда далеко добираться на съемки, так что его тоже поселили в «Авангарде». Спасибо, что согласились приехать.

Я так растерялась. А тут ко мне еще мама и бабушка перестали приходить.

Стараюсь особо не выдавать своего удивления:

– Мама? Но ведь ты же говорила – она умерла.

– Умерла. Но она не ушла к Богу еще. И бабушка тоже. Они были рядом со мной, охраняли, защищали. Часто советовали, как поступить.

«Нормальный расклад. У братика голоса из живота раздаются, к сестричке покойники захаживают. Да у них тут вся семейка того – куку, с приветом. И чего они меня сюда дернули? Психбригаду надо было вызывать, и…»

Саша улыбается краешками губ:

– На самом деле мы не сумасшедшие, правда. Я сама первый раз как бабушку услышала – думала, с ума сошла. Потом бабушка мне объяснила, что в принципе грань между миром мертвых и миром живых не такая уж непреодолимая. Сначала я просто слышала бабушкин голос. А потом бабушка научила меня видеть эфирный мир. Это довольно просто, надо расслабить мышцы глаз, и тогда через боковое зрение увидишь астральные тела… Ну то есть увидишь души. Сейчас на Земле огромное количество неупокоенных душ. Те, кто в Бога не верил, не знают, куда идти, и маются в мире живых. А вы разве не видели такие души?

В голосе Саши столько искреннего удивления, что я прикусываю губу, стараясь сдержать разбрызгивание саркастического яда. А потом, взяв себя в руки, вежливо сообщаю:

– Да вы знаете, как-то не доводилось мне видеть никакие души.

– Просто вы, наверное, не обращали внимания. Их очень много возле кладбищ – целый рой таких кружочков более плотного воздуха, что ли. Вдоль трассы, когда на машине едешь, тоже можно различить такие сгустки энергии. Начинаешь вглядываться в эту точку – и можно разглядеть лицо человека. Те, кто в авариях погибают, часто на место смерти приходят.

У меня внутри все замирает.

Вспоминаю, как и правда часто боковым зрением видела вдоль дорог такие едва заметные «мыльные пузыри». Но у меня – дальнозоркость, наложенная на астигматизм, и я объясняла себе подобные «видения» банальным дефектом зрения.

– Проблемы с глазами тут ни при чем. Все люди могут видеть астральный мир. Все и видят – просто не обращают внимания; думают – ерунда, показалось, – комментирует Саша мои еще даже не озвученные мысли. – Кстати, у вас, наверное, быстро бы получилось научиться работе с энергиями. Вы сильная, это по роду к вам пришло. И нам с Эдиком наши необычные способности от отца передались. Хотя папа никогда никакой экстрасенсорикой не занимался. Жаль, что мама с бабушкой ко мне больше не приходят. И еще я почему-то не могу поговорить с душой Мариам. Это вообще очень странно – ведь сразу после смерти дух человека еще долго находится в нашем мире.

Махаю рукой:

– Ладно, давайте позже обсудим всю эту эзотерику. Или не будем обсуждать вообще. Честно говоря, меньше всего меня интересуют неупокоенные души. Где парень? Что с ним?

Денис пожимает плечами:

– Эдвин в своем номере. Мы закрыли его и забрали ключ, самостоятельно открыть дверь у него не получится. Такое чувство, что он не понимает, что происходит. И у него… точнее, внутри него раздаются какие-то жуткие звуки. Я не знаю, как иначе это объяснить.

А я – знаю. Я знаю, как все это можно объяснить. По крайней мере, догадываюсь.

Денис, наконец, разул глаза и увидел настоящего ангела – молодого, стройного и прекрасного.

Наверное, красавчик сговорился с братцем Саши насчет розыгрыша. Элементарная мужская солидарность: почему бы Эдвину и не помочь Муратову?

Не такой уж Денис и плохой психолог: от роли рыцаря, благородно помогающего девушке спасти брата, намного легче перейти к роли возлюбленного этой самой девушки.

Возможно, я даже могу объяснить, почему из живота Эдика раздаются душераздирающие звуки. Однажды мне довелось купить внучке игрушку, которая, как эхо, повторяла любую произнесенную фразу. Возможно, у парня где-то припрятано похожее техническое устройство. Каких только странных вещиц сегодня не придумают для развлечения людей и получения доходов!

Что ж, совет да любовь.

Саша и Денис прекрасно подходят друг другу. А если дело дойдет до изготовления детишек – тут им вообще равных не будет.

Моя роль в этом спектакле – статист на подтанцовке.

Ну и ладно. Доиграю пошлую трагикомедию до конца – и рвану, наконец, в собачий приют.

– Пойдемте к Эдику, – бросив машинальный взгляд на лысеюще-рыжеющий фикус, я быстро шагаю к лифту. – Может, пока мы тут болтали, с ним уже все в порядке!

«Авангард», похоже, очень бюджетная гостиница.

Лично на моем гонораре организаторы проекта не экономили. А вот с проживанием участников – я бы так не сказала.

Давно не видела таких замков в гостинице – самых дешевых, открывающихся ключом, даже без защелки с внутренней стороны!

Ремонта здесь явно не было со времен Советского Союза! Что окна, что вытертые ковровые дорожки – явное наследие социалистической промышленности. Даже не подумала бы, что в Москве до сих пор сохранились такие реликтовые интерьеры!

Скрипнув дверью, Денис осторожно просовывает голову в номер, потом машет рукой:

– Девушки, проходите! Он заснул.

Не удерживаюсь:

– Можно не целовать спящего принца? Он не в моем вкусе!

Саша улыбается, но сразу же снова становится серьезной:

– Вы заблуждаетесь, вас никто не разыгрывает. У моего брата и правда проблемы со здоровьем, и…

Лежащий на кровати парень вдруг открывает глаза.

Меня сразу же тревожит его взгляд – он смотрит на меня и, кажется, не видит; зрачки огромные, чернющие, расширенные.

– Он употребляет наркотики?

Саша качает головой.

Я делаю пару шагов к кровати и замираю.

– Ку-у-у-да-а ты-ы-ы-ы идее-е-е-ешь?

Звуки и правда словно бы несутся из утробы Эдвина.

От дикого животного стона – прямо мороз по коже.

Нет-нет, никакое техническое устройство подобных воплей издавать не может; источник звука действительно прямо внутри парня…

– Привет, Эдик. Как ты себя чувствуешь? – девушка явно пытается себя вести так, как будто бы ничего экстраординарного не происходит. Но глаза Саши наполняются слезами.

– Привет, Эдик! Как ты себя чувствуешь? – вместо ответа повторяет парень.

Беру его за руку.

Ледяная.

Но пульс прощупывается хорошо, сердцебиение в норме.

– И ме-е-еня-я-я, – несется из плоского мальчишеского живота, обтянутого белой майкой. – И ме-еня посмо-отри!

– Я же смотрю на тебя! – вздрогнув, я говорю с еще одним «собеседником».

Как попугай, Эдик повторяет за мной:

– Я смотрю на тебя!

Живот дичайшими звуками передразнивает хозяина:

– Те-ебя-я-я!

На доли секунды меня охватывает паника.

Безумие тянет ко мне цепкие пальцы, стремясь разрушить весь мир как карточный домик.

Потом страх если не проходит полностью, то, по крайней мере, немного ослабляет ледяную хватку…

– Что с ним? – интересуется Денис, присаживаясь в старенькое кресло, стоящее напротив кровати. – Я бился с ним полчаса. Он просто тупо повторяет те предложения, которые ему говорят.

Я точно знаю, что в медицинском институте нам ничего не говорили о голосах, раздающихся из утробы.

Но базовый курс по психиатрии, конечно, читали. И согласно ему тем, кто слышит всякие странные голоса, надо обращаться к психиатру.

Эдик вдруг вскакивает с постели и начинает бегать по номеру.

Он бросается к окну, потом летит к шкафу.

Перепугавшись, Денис мчится к открытой форточке, захлопывает ее. Но Эдика, кажется, окно больше не интересует. Он опускается на ковер, обнимает себя за плечи, раскачивается из стороны в сторону.

– Наталия, мне надо с вами поговорить. Лично, – Саша смахивает подушечками пальцев все-таки побежавшие по щекам слезы. – Но и Эдика не оставишь одного…

– Нет проблем, – сразу находится наш, видимо, уже общий рыцарь Денис. – Я присмотрю за ним. Думаю, что справлюсь. Главное – чтобы он в окно не сиганул. С ума сойти можно, мы ведь его одного оставляли! Хорошо, что он заснул…

* * *

– Давайте пройдем в мой номер, – предлагает ангелочек, махая рукой. – Это прямо по коридору.

– Хорошо. А что, разговор предстоит долгий?

– В общем, да.

– Но как же ваш брат?! А вы обратили внимание, он словно бы двумя голосами разговаривает: один – его голос, голос парня. Он мне знаком, я ведь уже общалась с Эдиком на испытаниях. Другой голос, тот, который словно бы из живота идет и гласные так противно растягивает, – он тонкий, блеющий, противный… Я не знаю, что с вашим братом. Наверное, ему нужна помощь психиатра, причем срочная!

– Давайте я вам сначала все расскажу, и…

У нас обеих одновременно вырываются изумленные возгласы.

Нам навстречу по коридору движется цыганка Евсения. Даже на приличном расстоянии заметно: под глазом женщины наливается синевой огромный фингал.

Она бросается к нам, когда мы еще не успеваем задать ни одного вопроса:

– Сашенька, девочка, будь осторожна. В гостинице явно орудуют какие-то бандиты. У меня в номере все вверх дном перерыли. Деньги-то я в комнате не держу.

Смуглая рука ныряет в вырез блузки и извлекает висящий на шнурке мешочек, вытаскивает из него портмоне:

– Вот, видите, тут мои денежки! Так что эти бандиты учудили?! Они карты мои украли! Ту самую колоду Кроули, которой я на испытаниях пользовалась. А эти карты мне от моей наставницы достались, сейчас таких не купишь нигде…

У меня от сочувствия слова застревают в горле.

Та самая чудесная магическая колода, на которой мне гадала Евсения, – она исчезла! Блин, жалко ужасно! Невозможно представить эти прекрасные карты, которые дарят десятки фантастических миров, в чужих грязных руках…

Тем временем Саша, перекрестившись, интересуется:

– Но кому могли понадобиться гадальные карты? Вряд ли их можно продать. Это вам они нужны, вам они дороги как память. Но за них вряд ли выручишь много денег. И… что с вашим глазом? Это бандиты вас избили?

– Они! Точнее – он, какой-то один мальчишка. Молодой еще совсем, ребенок! Ай, день не заладился с самого утра. Эта странная информация о том, что все тут заминировано; эвакуация, нервничали все… Здание гостиницы проверили, и нам разрешили вернуться. Настя сказала: на сегодня съемки отменили, все могут быть свободны. И еще она сказала, что эта запись, которая сегодня сделана, при монтаже программы использоваться не будет, завтра всем нам дадут уже совершенно другое испытание, чтобы никто никому ничего рассказать не успел… Ну я и пошла в номер к себе, думаю: отдохну перед ужином. Захожу – и ничего не понимаю, все ящики комода вытащены, дверь шкафа тоже открыта, юбки мои на полу валяются. А потом вдруг поняла: да меня же обокрасть хотели! Бросилась к тумбочке, там карты лежали – пусто. И почему я их с собой сегодня на испытание не взяла! Думала пойти вниз, на рецепцию; там еще из полиции много мужчин было. И тут дверь как двинет мне прямо в глаз! Я к ней боком стояла, сразу и не поняла ничего, только искры посыпались… Наверное, тот бандит за дверью прятался. А потом, когда я из номера решила выйти, у него нервы не выдержали. Я вслед ему смотрю – пацаненок совсем убегает. Так что, Саша, ты поосторожнее. А то схлопочешь такой же синяк. Не смертельно, но приятного мало. И как испытания проходить?! С таким лицом?! Выкинут меня с проекта в первую очередь. Результаты – дело десятое, когда такой «финик» под глазом!

Покачивая головой, цыганка уходит, а мы с Сашей переглядываемся.

– Ты уже была в своем номере? – спрашиваю я, машинально оглядываясь по сторонам. – Там все в порядке?

– Нет еще, не заходила. Но… – Она замолчала, закрыла глаза на пару секунд. – Мне кажется, в моей комнате все в порядке. Наверное, что-то похожее могло случиться и с Эдиком.

– Его пытались ограбить, ударили? Слушай, так, а если ты можешь «увидеть», что в твоей комнате все в порядке, почему ты не можешь сказать, что именно произошло с твоим братом?

– Он вокруг себя сделал хорошую защиту. Многие экстрасенсы ее умеют делать, – Саша открывает дверь номера, потом долго пытается извлечь ключ из старого замка. – Я не могу его «считывать». Вообще, я не к каждому человеку могу «подключиться». Вот с вами, например, мне особенно легко. Не знаю, как это объяснить; я в терминах и физике не разбираюсь… Знаете, иногда про человека говорят:

«Мы с ним на одной волне». Так вот, у каждого человека есть что-то вроде своей частоты, своего излучения. Эти частоты, все как в физике, бывают высокими и низкими.

Мне начинает становиться интересно:

– А у меня какая частота?

– Довольно высокая. Люди с «высокими частотами» – это духовные, верующие люди. Они умеют прощать, они не держат зла, им нравится делать добрые дела. Они просто ничем не отягощают и не загрязняют свою жизнь. Они находятся на пути к Богу, они все время потихоньку приближаются к Нему.

– А те люди, у которых низкие частоты, – они какие?

– Просто было бы сказать – плохие, глупые, слабые. Но это неправильно, наверное. Они не плохие. Просто они отходят от света. А от света можно идти только в темноту. Сильно «низкочастотные» люди – это алкоголики, бомжи, преступники. Они в прошлой жизни допустили множество ошибок – поэтому в нынешнем воплощении они должны их искупать и приобретать новый опыт. На высоких частотах – Бог, ангелы. На низких – силы тьмы. Многие люди специально снижают свои частоты.

– Зачем?

Она пожимает плечами:

– По большому счету, так проще – на какой-то промежуток времени. Тяжелая мясная жирная пища, алкоголь, наркотики, секс на уровне инстинкта – все это открывает ворота к удовольствиям. Человеку начинает казаться, что бутылка или инъекция – путь в рай. Но, конечно, довольно скоро рай превращается в ад… На низкие частоты очень легко попасть. Они проще, они, кажется, сами заманивают в свою паутину. С горы шагать всегда легче, чем подниматься. Но радость в том мире – это миг, а страдания – вечность. И, кстати, экстрасенсы, работающие с силами низших частот, это понимают. Но для тех, кто занимается черной магией, действуют слегка другие правила. В этой жизни их «темные» покровители будут им помогать. «Темные» позволяют получить результат быстрее, очень часто – это эффектный привлекательный результат. Счет будет предъявлен после смерти, в следующей жизни, в новом воплощении. И большинство экстрасенсов это знают и понимают. Но они все равно продолжают делать «черные» ритуалы. Они думают, что потом, позже, найдут способ обмануть своих «низких» покровителей… По крайней мере, мой брат считает именно так.

– Так он… черный колдун?

Девушка кивает, но я все равно не могу осознать и поверить, что какой-то худенький паренек – «темный» экстрасенс. Он напоминает начитавшегося вампирских книг ребенка, пытающегося играть такую роль. В нем нет и намека на зловещую магию. Петр Волков – да, без вопросов. Человек, кажется, окутан темным жутким облаком, от которого у любого мороз по коже проходит. Но молодой парень… Зачем ему понадобилось лезть в эту грязь?

– На этом проекте много «темных» собралось. Мой брат, Волков, Евсения…

Перебиваю Сашу:

– Цыганка?! Да ладно – против нее самой, кажется, идет игра.

– Ну и что? Все «темные», кроме того, что поклоняются одним силам, еще к тому же и конкуренты, а у них принято идти к цели, не обращая внимания на средства… «Светлых» на проекте меньше – я, Алесь Мацкевич и Сайяф Раббани.

– А как же православная целительница?

– Гинтаре? Нет, она на два фронта работает. Она берет и светлые энергии, и темные.

– А так можно?

– Теоретически можно все. Вы про Дениса еще спросить хотели? Денис пока не определился, не сделал выбор. Он, похоже, уже понимает, что предстоит принимать решение. Но он не может понять, каким оно должно быть. В нашей жизни столько тьмы, что она кажется естественной. Люди все забыли – кто они, для чего пришли в этот мир, как им надо жить. Денис понимает правильно многие вещи. Но он также осознает, что находится в меньшинстве. Сегодня слишком мало тех, кто действительно живет с Богом в сердце. Грязь и темнота приводят к быстрому успеху. Это то, что ценится в нашем обществе, – деньги, власть, популярность у противоположного пола. Муратов колеблется.

Почему-то во мне вскипает раздражение.

Да что такое эта девчонка с ангельским личиком о себе вообразила!

Какое право она имеет вот так поголовно всех осуждать?!

Ах, люди погрязли в разврате, думают только о бабках.

Ну думают. А что тут плохого? Лучше пытаться штурмовать карьерную лестницу, чем под забором бухим валяться! Лучше много зарабатывать, дать своим детям хорошее образование – чем сидеть на диване, ни фига не делать и якобы читать какие-то просветляющие сознание книжки. У моего сына был один такой просветленный приятель! Попал в религиозную секту, продал квартиру, потом вообще пропал. В нормальном положении оказались его родители! Они-то думали: сын имеется, стакан воды в старости подсуетит. Ничего подобного, вьюноша просветляется; неизвестно где, наплевав на своих близких! Да ну его на фиг, такое просветление!

Все хорошо в меру! Любые крайности опасны. В тех же вопросах веры – тоже опасны, и…

– И в этом вы совершенно правы, – вздыхает Саша, отводя от лица пряди длинных светлых волос. – Сейчас действительно очень многие спекулируют на стремлении людей к духовному развитию. Как грибы после дождя появляются магические школы, какие-то методы изменения сознания, тренинги. Все это может причинить вред здоровью, вызвать расстройства психики.

– Ты читаешь мои мысли!

– Ваши – наверное, да. Причем если бы меня попросили объяснить, как именно я это делаю, у меня бы ничего не получилось. Просто я почему-то знаю, что именно приходит вам в голову. Но так получается не со всеми.

«Старая дура, мозги нараспашку. Как бы мне научиться фильтровать мысленный базар, когда рядом находится этот ангелочек?»

Улыбаясь, Саша, наконец, вытаскивает из скважины строптивый ключ, распахивает дверь.

Мы проходим внутрь и одновременно с облегчением выдыхаем: никаких видимых следов беспорядка в комнате нет.

Как там Саша говорила? Она якобы «светлая», а цыганка – «темная», и у каждой – свои покровители? Значит, Сашины стражи явно работают получше. Никто из злоумышленников тут не хозяйничал.

– Присаживайтесь, – девушка кивает на допотопное красно-плюшевое кресло с прожженными подлокотниками, сама опускается на постель. И, обхватив руками колени, начинает говорить…

– Let’s get some food, honey. I don’t want you to die from starvation.

– Я не хочу есть, – пробормотала Саша, поднимая голову от груди собаки.

Если Ральф стонет – значит, он все еще жив!

Только бы врач ошибся! Ведь они же бывают – врачебные ошибки…

…Саша – прекрасная рассказчица. Мне кажется, я словно бы видела все произошедшее собственными глазами. Девушка устроила мне экскурсию по своей жизни, радостям, проблемам, разочарованиям.

Как странно узнать: с мертвыми можно общаться точно так же, как с живыми людьми. Как горько было слышать, что Сашин отец оказался человеком с весьма специфическими представлениями о семейной жизни. Если есть возможность завести гарем – это же не значит, что именно так и надо поступать! Впрочем, такое поведение, наверное, свойственно многим людям, прилично зарабатывающим. Почему-то они начинают считать, что деньги дают им право плевать на все общечеловеческие нормы. Глупость, конечно. Но сегодня уже этим вряд ли кого-то удивишь…

– Собака непостижимым образом поправилась, – продолжает говорить Саша. – Ральф был полон сил, словно щенок. Он ел с аппетитом, все время требовал, чтобы с ним играли.

Мое сердце тревожно екает.

С собаками так бывает: перед смертью у них случается ремиссия. Они едят, играют, веселят своих хозяев. А потом все-таки умирают, уходят за радугу.

– Ты уверена, что с ним все в порядке? – интересуюсь я, с трудом сдерживая слезы.

Сашин рассказ вызвал у меня воспоминания о моем самом первом псе, Босе. В его честь я назвала и того «дворянского» мальчика, который сейчас живет с нами. Мой любимый Босяк Первый! Преданный друг, он подарил мне десять лет счастья. Он умер у меня на руках. После того ужасного дня прошло больше пяти лет. И не было ни дня, чтобы я его не вспоминала. У меня повсюду его фотографии – в рабочем кабинете, в спальне. Мне до сих пор больно от того, что песика нет рядом…

– Ральф абсолютно здоров! Когда я уезжала с Кипра, я забрала его с собой. Теперь собака в гостинице для животных в Подмосковье. Я звоню туда несколько раз в день, в прошлые выходные навещала Ральфика. Он полон сил, как трехлетний пес!

– А почему ты уехала с Кипра? Славы захотелось в «Ясновидящих»? Как бы твой пес себя хорошо ни чувствовал, он все равно старичок. А ты его по самолетам таскаешь. Лучше бы он сидел на вашей вилле под пальмой, в море купался!

– Я уехала, потому что так поступить мне сказали бабушка и мама. Потом, когда я пришла в себя, бабушка мне объяснила: тот предмет из папиной коллекции, мраморное ожерелье с рыбками, – совершенно чудесный. Такие вещи должны храниться в храмах, чтобы все верующие могли поклониться Божьей благодати.

– И что же в нем такого ценного?

– Бабушка сказала: это оберег святого Лазаря. Того самого, который умер и на четвертый день был воскрешен Иисусом. Когда бабушка рассказала мне про это, я сразу поняла, почему Ральфик ожил. Любая вещь, которой касался Иисус, становится настоящей реликвией. Она исцеляет, помогает людям реализовать свои мечты, придает сил. Помню, когда держала его в руках, на меня с самого неба вдруг словно хлынули потоки теплого яркого света, которые смыли всю мою боль, принесли покой и радость. Но, к сожалению, я не смогла сохранить этот чудесный оберег. Бабушка мне сказала: надо отдать его в церковь Святого Лазаря в Ларнаке. Я сразу же позвонила отцу. Все-таки это ведь была папина вещь, явно недешевая. И с моей стороны, наверное, было бы неправильно ею распоряжаться, не поговорив с папой. Точнее, я связалась с секретарем отца – так папа советовал мне делать, когда его телефон отключен, а дело срочное. С отцом на некоторые темы можно говорить откровенно. Когда папа, наконец, перезвонил мне, я ему все рассказала – про то, как ожил Ральф, и что бабушка посоветовала мне передать оберег в церковь. Отец разрешил мне сделать это. Но оберег исчез! Прислуги на вилле много. Пока я переговорила со всеми – Эдик уже был в аэропорту. Я подозревала в воровстве кого угодно, только не родного брата!

– Так это он похитил оберег?

– Да! Так получилось, что он подслушал мой разговор с отцом. И решил просто украсть реликвию!

– Зачем? Чтобы продать?

Саша качает головой:

– О деньгах он не думал. В смысле, деньги для нас – не проблема, отец готов оплачивать наши, наверное, любые расходы. Недавно он подарил мне автомобиль. Я, правда, его об этом не просила. Понимаете, мы живем очень хорошо; у нас имеется все необходимое, у нас есть намного больше, чем нужно для поддержания нормальной жизни. Но я знаю: в мире у многих людей дела обстоят совершенно иначе, существует очень много стран, где до сих пор не решена проблема голода. Поэтому я бы предпочла, чтобы деньги, потраченные на мой автомобиль, были израсходованы на благотворительность. Однако наш отец как-то особо не привык обращать внимание на такие мелочи. У Эдика машины нет, но ему папа купил шикарный мотоцикл, дороже крутой иномарки; байк он хотел больше тачки. Деньги брата не интересовали. Теперь я понимаю, что он уже давно пытается заниматься черной магией. И оберег Лазаря, возможно, нужен ему для ритуалов.

– Так ведь это христианская реликвия!

– Они используют их – иконы, церковные свечи. Сила, которая есть в этих предметах, – это сила, которую можно привлекать с любой целью, и хорошей, и плохой. Но Эдик, наверное, уже тогда мечтал попасть на «Битву экстрасенсов». Он опоздал на кастинг той программы, но узнал про «Ясновидящих». Думаю, если бы он продемонстрировал, что умеет воскрешать (если, конечно, его плохие намерения не ослабили силу оберега), то минимум место в тройке финалистов ему было бы обеспечено.

– Как все это интересно! Хотелось бы взглянуть на этот оберег!

Саша вздохнула:

– Думаю, его украл Петр Волков. А еще он что-то сделал с Эдиком – теперь брат ничего не понимает, не помнит. Психиатры бессильны против колдовства. Очистить человека от последствий черной магии может только темный колдун. Понятия не имею, как помочь брату! И бабушка с мамой мне ничего больше не советуют. Они опять ушли и оставили меня совсем одну… Это первый раз так случилось, не знаю, что и думать. Привыкла все время общаться с ними. Теперь так пусто и страшно… После того, как Эдик украл оберег и улетел в Москву, бабушка сказала, что мне надо поехать в монастырь, в Сергиев Посад. И там просить у Бога сил и помощи для того, чтобы вернуть реликвию. Я так и сделала. Месяца через два, во время вечерней службы, было мне видение: надо обязательно включить телевизор. В комнате, где жили мы с сестрами, кроме кроватей и тумбочек больше ничего не было. Но я пошла к матушке, она меня провела в покой, где имелся телевизор. Первое, что я увидела, – это объявление о кастинге для «Ясновидящих», бегущей строкой. И в голове стал как будто пазл складываться. Я почему-то совершенно точно знала, что пройду испытания, что встречусь там с Эдиком. В Москве я ведь даже отыскать его не могла; он поменял номер мобильника, не отвечал на мои мейлы. Я думала, мне удастся с ним договориться, я думала, что он все поймет… Напрасно! Брат смеялся мне в лицо. А теперь я чувствую, что оберега святого Лазаря больше нет в этой гостинице. Он исчез. Его украли у Эдика. Но кто именно – я точно не знаю, не могу увидеть. Подозреваю Волкова – однако у меня не было видений, в которых именно он это делает…

* * *

– Наталия Александровна, это ничего, что я забежал? Просто у меня появилась парочка вопросов. А я как раз находился возле вашего дома, позвонил Леониду Петровичу, и он согласился меня проконсультировать, и…

Я слушаю сбивчивые объяснения расположившегося на нашей кухне следователя Юрия Колосова и едва удерживаюсь от того, чтобы разреветься.

Место действия – то же, круглый стол, покрытый скатертью в синюю клетку.

Персонажи те же – мы с Леней, мальчишка-следователь и три наших вечно голодных собаки.

Даже тема разговора не изменилась – убийство женщины-экстрасенса Мариам, Марии Гладышевой.

Но только для меня все стало иначе – больнее, грязнее, невыносимее!

– А по какому именно вопросу вам понадобилась консультация?

Не знаю, получается ли у меня придать своему голосу заинтересованность. Мне сейчас по-настоящему было бы интересно только одно – отмотать время назад и стереть из своей жизни пахнущие ванилью губы Дениса. Ну или по крайней мере выплакать это горе в подушку.

Впрочем, хорошо, что Юра здесь. Перспектива остаться наедине с собственным мужем меня пугает. И Лёне, я это всей кожей чувствую, тоже не по себе.

Какие же мы с ним дураки оба!

Может, если бы муж не скандалил, если бы он не бросил меня с этим проклятым поломавшимся «тушканом», я не сорвалась бы в пропасть измены?

И как теперь выпутываться из всех этих проблем?..

– Пришли результаты анализов из лаборатории, – Юра пододвигает ко мне пару бумажек. – В жидкостях и органах выявлено наличие фосфорорганического соединения, близкого по составу к карбофосу. Но его концентрация…

– Его концентрация незначительна! – перебивает муж следователя, накладывая мне на тарелку жареную картошку. – Ты голодная? Я еще куриные отбивные пожарил. Полуфабрикаты, но мы с Юрой их ели – вроде нормально.

Киваю:

– Ага, положи, пожалуйста.

Кажется, я сегодня ела только утром, потом все кофе хлестала. А аппетита совершенно нет. Придется себя заставить! Может, когда пытаешься набить желудок едой, депрессивные мысли берут тайм-аут и перестают атаковать сознание?

– Концентрация ФОС в организме Гладышевой незначительна, – продолжает Леня, поставив передо мной тарелку. – Вот я даже не знаю, какую бы формулировку я сам употребил при указании причины смерти. Да, признаки отравления есть. С другой стороны, на вскрытии обнаружили еще кое-что любопытное.

Во мне просыпается профессиональный интерес.

Все-таки каждый случай в судебной медицине по-своему уникален.

Нет двух похожих человеческих организмов! Да, можно выделить общие тенденции по тому же воздействию ядов, по нанесению механических повреждений органам и тканям. Но еще чаще можно встретить примеры нарушения всех этих правил!

Я искренне считаю судебную медицину самой любопытной отраслью медицины. Это гора, вершины которой не видно; это путь, по которому можно идти, не скучая.

– Что именно выяснилось на вскрытии Мариам? – с набитым ртом (все-таки Леня очень вкусно жарит картошку!) интересуюсь я.

– Все ее органы почему-то очень сильно изношены. Сердце как у хроника, печень – словно у выпивающего человека; легкие, почки, желудок – все не в порядке. Женщина буквально разваливается на куски! Такое состояние организма и у восьмидесятилетнего человека не всегда бывает. А Гладышевой не исполнилось еще и пятидесяти.

– Так, может, она и была таким всем из себя больным хроником. Кто сейчас не имеет проблем со здоровьем! Лень, ты же в курсе: двадцатилетние пачками мрут от заболеваний, которые раньше только у пожилых людей возникали! Экология, химическая еда – человечество вымирает! И само виновато – кто, пытаясь экономить, производит еду, после которой через пять лет к нам на секционный стол попадаешь?!

Юра открывает папку и снова шелестит какими-то бумажками:

– А я уже запросил данные из поликлиники. Гладышева ведь москвичка, так что мне быстро ее карточку разыскали. Нет там никаких жалоб ни на сердце, ни на печень. Вообще Гладышева была довольно педантичным человеком в этом плане. Она регулярно проходила флюорографию, сдавала все анализы. И делала диспантер… дискаунтер…

Машинально поправляю парнишку:

– Это называется – проходила диспансеризацию, регулярный осмотр у основных врачей. И что по карточке с анализами? Да если у нее букет, как у хроника, хороших анализов быть не могло в принципе!

– Не могло, наверное, – Юра пожимает плечами. – Я не медик, вам виднее. Но меня заверили, что все показатели по анализам у Гладышевой были в порядке. Вообще в поликлинике ее помнят хорошо. Она из тех людей, которые обожают ходить по врачам, искать у себя болячки и потом радостно с ними бороться. Она и без повода там всем плешь проела… Нет, в поликлинике точно уверены: серьезных заболеваний у нее не имелось. Правда, накануне смерти, во время съемок, Гладышева жаловалась, говорила, что она себя плохо чувствует, как будто бы грипп начинается. Это я уже по опросу свидетелей и очевидцев выяснил. Потерпевшая стонала, что и суставы у нее ломает, и дышать тяжело. Но ей предложили таблетку анальгина, она отказалась. Съемки, стресс – наверное, Мариам решила, что вся причина недомогания в этом…

Незначительная концентрация ФОС…

Что ж, в принципе, с одной стороны, я, наверное, могу это объяснить. Сколько той отравы добавили в шампанское? Полбокала? Вряд ли, наверное, немного, на донышке. От такой дозы можно и не окочуриться. Даже скорее всего в живых останешься. Будет тошнота, плохое самочувствие – но не стремительный летальный исход.

Может, Мариам вообще хотели не убить, а напугать?

Но у нее оказался ослабленный, изношенный, сильно не соответствующий биологическому возрасту организм…

Женщина выглядела броско, ярко; вела себя очень уверенно – однако на самом деле имела серьезные проблемы со здоровьем…

Как такое могло случиться? Почему регулярно проходивший осмотры человек вдруг оказался настолько «гнилым»?

Впрочем, ладно, что голову ломать.

У меня все-таки муж есть. Пока что есть…

– Наташа, у меня только одна версия, – Леня пододвигает ко мне тарелочку с нарезанным хлебом. – Вместе с ФОС в бокал добавили еще одно отравляющее вещество, вызывающее резкое старение организма. Мы пару раз сталкивались с такими ядами, хотя определить их практически невозможно. Возможно, он сочетается с ФОС, возможно, усиливает его воздействие. Обо всем этом сложно говорить, так как мы не обладаем всей полнотой информации.

Я сразу же поняла, о чем идет речь.

Пару лет назад один из упертых следователей немало сделал для триумфального раскрытия очень сложного и запутанного дела.

В Москве вдруг один за другим стали умирать сотрудники серьезного военного ведомства.

Вначале никто не подозревал насильственный характер смерти, ведь на вскрытии эксперты видели вполне естественную картину – болезни сердца и других органов, онкологию.

Однако потом выяснилось: все умершие имели отношение к разработке оружия. После их смерти к проекту пришлось привлекать других специалистов.

Расследование было долгим и запутанным. В конце концов дело от «города» забрали в следственный отдел ФСБ, так как выяснилось: умерших сотрудников пытались вербовать представители иностранных спецслужб, однако торговать военными секретами они отказались, и их пытались убрать, не вызывая лишних подозрений. Шансов остаться в живых у честных россиян не было, ведь иначе они обязательно бы попытались рассказать о факте вербовки, дали бы описание внешности иностранных шпионов. «Замена», пришедшая на места убитых людей, давно и успешно продавала информацию зарубежной разведке. Так что бдительный следователь из городского следственного отдела, по сути, помог не только раскрыть несколько убийств, но и выявить агентурную сеть, занимавшуюся военным промышленным шпионажем.

Тот яд, которым пользовались зарубежные спецслужбы, вызывал резкое старение организма.

У каждого человека есть своя ахиллесова пята – сердце, почки, склонность к опухолям.

Вследствие воздействия яда самое уязвимое место организма быстро провоцировало летальный исход.

Наши лаборатории не могли выявить яд при проведении анализов, так как химики просто не знали, что именно надо искать.

При подозрениях на яд ищут конкретные вещества – морфины, мышьяк, ФОС и целую кучу всякого-разного прочего. Но если все-таки состав яда не подразумевает наличия тех ингредиентов, которые выявляют в лаборатории, а его воздействие не вредит оболочкам и органам, то эксперты бессильны. Попросту говоря, мы можем обнаружить только условных сто ядов. Если разработан сто первый, с уникальным составом ингредиентов – «новинку», скорее всего, не идентифицируют, так как нет реактивов, позволяющих выявить его наличие…

– Но во всей этой истории все-таки есть очень много непонятных моментов, – продолжает мой муж, прихлебывая чай. – Если у убийцы был такой яд, зачем ему вообще понадобился вонючий инсектицид типа карбофоса?

Юра потер затылок и развел руками:

– А ведь действительно, зачем? Я так понимаю, что этот хитрый яд все равно привел бы к быстрой смерти?

– Точно, – муж кивает. – Причем без видимых признаков отравления. Умерла бы Мариам от сердечной недостаточности – и никто не заподозрил бы насильственного характера ее смерти.

– Значит, убийца хочет, чтобы его подозревали? Чтобы его пытались поймать? Нет, ну это же полный бред, такое только в книжках или кино бывает, – щеки парня от возмущения покрываются легким румянцем. – Преступник всегда лишь к одному стремится – концы в воду спрятать!

– А если… – между бровями Лени появляется легкая складочка, – а если убийц было на самом деле двое? Были два человека, заинтересованных в смерти Гладышевой? Они никак не координировали свои действия. Каждый пользовался тем ядом, который имелся у него в наличии… В принципе, с точки зрения логики в этом раскладе все сходится. Но практически мне сложно поверить, что так может случиться. Такие совпадения маловероятны!

Юра Колосов вздохнул:

– А именно в этом деле, наверное, ни логика, ни предыдущий опыт не могут быть использованы. Сегодня ведь была заминирована гостиница, где останавливались экстрасенсы. В полицию с информацией о минировании звонил какой-то мальчишка, совсем мелкий – пятиклассник. Его уже нашли, он во всем признался. Признался, что звонил, что потом старался быстрее убежать от таксофона. Но вот с какой целью все это затевалось – так и не объяснил. Говорит, что не помнит!

– Знаете, эти проблемы в гостинице – только верхушка айсберга…

Я начинаю рассказывать о подробностях сегодняшнего длинного-предлинного дня.

Говорю о том, что случилось с Эдиком-Эдвином; рассказываю про кражу из номера Евсении, про оберег святого Лазаря.

– Саша уверена, что реликвию у ее брата украл черный маг Петр Волков. Только доказать она этого не может, и…

– Да оставьте вы несчастного Волкова в покое! – вдруг лицо следователя становится багровым от возмущения. – Что вы все привязались к нему? Да нормальный он мужик, я же с ним беседовал. Это вот Саша ваша Ремизова, девочка-припевочка якобы добрая – это вот она похожа на самую настоящую ведьму, и…

Пока Колосов продолжает брызгать слюной от возмущения, мой муж молча встает, подходит к холодильнику.

Вижу пузырек с таблетками валерьянки в его длинных тонких пальцах.

И еще я отчетливо понимаю: с Юрой происходит что-то странное.

Я не сказала ничего, что вызвало бы такой острый приступ ярости.

Озвучила имя одного из подозрительных экстрасенсов? Да. Но что здесь такого?! Мы ведь уже больше часа только тем и занимаемся, что пытаемся просчитать преступника, выдвигаем разные версии.

Однако при любом упоминании возможной вины Волкова следователь начинает заводиться и выходить из себя.

Чем ему так дорог именно этот экстрасенс? Волков сделал то, на что Колосов не решился в детстве: засушил кучу птенчиков и нанизал их на нитку? Дедушка Фрейд, а может, это привет от тебя: брутальный Волков соответствует представлениям парнишки о том, каким должен быть настоящий мужчина?

Впрочем, теперь не до саркастических предположений.

Я думаю, на самом деле все страшнее: каким-то магическим образом Волков воздействовал на следователя. Я лично к «тамбовскому волку» отношусь без симпатии, да и большинство участников проекта, похоже, тоже. Возможно, наш порог внушаемости выше, возможно, Волкову не под силу запудрить нам мозги. А вот со следователем у него этот номер очень даже хорошо получился! Но ведь это значит только одно: Юра просто не может объективно вести расследование. И, возможно, никто не сможет – Волкова вряд ли затруднит заколдовать любого сотрудника следственного отдела.

Как быть?

Как во всем этом разобраться?

Как добиться света правды среди всей этой колдовской тьмы-тьмущей?..

На самом деле счастье – это очень просто.

Я чувствую тепло тела похрапывающего рядом мужа, держу его за руку – и именно в это мгновение для меня нет ничего, кроме светлой радости и любви.

Я простила Лёне все его резкие слова.

У меня получилось прекратить себя упрекать за измену.

Я не могу переписать страницы прошлого. Я понятия не имею, что будет написано в книге нашего будущего. Но зато именно теперь, здесь и сейчас, ясным солнечным утром, я могу себе позволить пару пьянящих глотков восхитительного счастья.

Живая, здоровая, любимый мужчина рядом, с сыном все в порядке, собакины мои дворянские тявкают, завтракать желают…

Жизнь прекрасна!

Я радуюсь этому каждой клеточкой своего тела и всей душой, всеми мыслями – всем-всем, что только есть во мне.

Вчера после ухода Юры мы с Леней молча убрали посуду. Разговаривать ни о наших отношениях, ни о проекте «Ясновидящие», похоже, ни у кого из нас желания уже не возникало. Мы просто улеглись на диван, включили телевизор – и синхронно задремали под выпуск новостей, пытающихся, как обычно, залить мозг помоями негативной информации.

Когда прошла первая паника от присутствия мужа, я совершенно четко осознала: для меня отношения с Денисом не значат ровным счетом ничего. Я уже почти не помню той безумной страсти, которая накрыла нас обоих. Мне казалось – все это произошло с какой-то другой женщиной, не имеющей ко мне никакого отношения. Во мне больше нет ни вожделения, ни ненависти, ни боли.

Летний теплый дождь – пролился сплошной стеной, закончился за мгновение и больше уже ничем о себе не напоминает.

Конечно, придется рассказать обо всем мужу.

Наверное, можно было бы спокойно оставить подобное признание при себе, не расстраивать Леню интимными подробностями, не бояться непредсказуемой реакции супруга.

Но, может, это банально – только я всегда поступаю с другими так, как хочу, чтобы поступали со мной.

Для меня измена – это ложь, вранье. Но если уж так случилось – то прятать голову в песок как-то совершенно не комильфо. Надо это обсудить, простить друг друга, не оставить и намека на ржавчину, разъедающую отношения.

Понятия не имею, как муж отреагирует на эти мои откровения. Но я обязательно обо всем расскажу Лёне.

Только все это будет потом, позже.

Пока же так сладко дремать под бормочущий телевизор, обнимая сонного мужа…

Впрочем, вчера поздно вечером я все же проснулась от телефонного звонка.

– Наталия Александровна, это Саша Ремизова, – зазвенел в трубке ангельский голосочек. – Я думаю, больше нет необходимости в помощи вашего знакомого психиатра.

Машинально отметив, что мой приятель только обрадуется (у него был жуткий цейтнот, но я все-таки додавила его на предмет приема Эдика), я уточнила:

– А в чем дело? Тревожные симптомы прошли? Может, Эдик вспомнил, что произошло с оберегом?

Саша вздохнула:

– Нет, к сожалению, не вспомнил. Я попросила Евсению провести обряд снятия порчи. Она все сделала. Когда маг порчу снимает – она возвращается к тому колдуну, который ее наводил. Только возвращается во много раз сильнее. И вы представляете, едва цыганка обряд закончила, буквально десять минут прошло – слышим, «Скорая» где-то совсем рядом с включенной сиреной мчится. Я сразу вижу – заходят в нашу гостиницу врачи в белых халатах.

– И как, действительно зашли?

– Да, все сбылось, причем очень быстро. У Волкова якобы давление поднялось. Ему уколы делали, таблетки давали. Он говорил, что с ним такое часто бывает. Но я не верю в подобные совпадения. Наверное, он поставил себе не самую сильную защиту, а обряд Евсении ее пробил. Нет, не верю, чтобы это все было просто совпадением!

«А вот Колосов бы поверил», – пронеслось у меня в голове.

А вслух я спросила другое:

– Так Эдику лучше?

– Намного лучше! Евсения сказала, что в моего брата вошел бесовской дух и что у нее получилось его изгнать. Это он с нами и разговаривал таким жутким голосом.

При воспоминаниях о диких стонах, раздающихся из утробы парня, мне стало не по себе.

Бесовской дух…

Мне кажется, если все обстояло именно так – с такой проблемой надо было идти в церковь, а не к цыганке. По-моему, есть священники и монахи, которые занимаются подобными вещами, их еще называют экзорцистами.

Впрочем, может быть, Саша лучше знает, как поступать в таких случаях?

– То есть больше у твоего брата никаких указаний из брюшной полости не поступает?

По голосу слышно, что девушка улыбается:

– Нет, теперь все в порядке. Эдик осознает, где он, кто он. Но из его памяти как будто бы стерли все, что связано с оберегом. Представляете, он уверяет, будто вообще не помнит, что у него была такая ценная вещь! А я ничего не могу сделать! Стараюсь понять, кто похитил оберег святого Лазаря, – и ничего не получается. Бабушка с мамой по-прежнему не приходят.

– Все будет хорошо, – я стараюсь успокоить Сашу. – Главное, что брату лучше, что Евсении удалось помочь. Не все сразу, как говорится. А Евсения не знает, кто похитил оберег? Может, у нее тоже бывают эти, как вы их называете, видения?

– Ей кажется, что оберег и ее карты украли одни и те же люди. Это они сообщили о минировании гостиницы, а сами стащили мраморное ожерелье и старинные карты. Может, еще у кого-нибудь из экстрасенсов пропали вещи силы или амулеты – только они в этом не признаются. А еще знаете, какая новость? Мой брат хочет покинуть проект!

– Что так?

– А он думает, что утратил все свои способности.

– Может, не стоит торопиться? У него был стресс, мягко говоря. После такого надо успокоиться и прийти в себя. Пусть он попросит, чтобы Настя включила его в список на испытания в числе последних. Пусть перед ним записываются и проходят испытания другие люди. А у Эдика будет дополнительное время прийти в себя. Кстати…

Мне все-таки не дает покоя эта необъяснимая симпатия следователя Юрия Колосова к «тамбовскому волку».

Решаю поинтересоваться мнением Саши на этот счет. Она начинает отвечать, еще даже не дослушав вопрос:

– Следователь – это тот молодой мужчина, который с нами разговаривал после смерти Мариам? Так в нем ложная менталка сидит.

– Кто сидит?!

– Ментальная сущность. Не знаю, как это объяснить… В общем, это такая негативная энергия, низкий дух. Это не человеческая душа, это не было и не могло быть человеком. Честно говоря, я даже не задумывалась над определением этой сущности. В астральном мире есть такие вещи, которых мы не знаем, и у нас определений для них не придумано. То, что в следователе находится, ему особого вреда не причиняет. Так, подзуживает выпить или погулять – но если у человека сильная воля, то все это не очень угрожает. Ложная менталка – это низкочастотное создание. Наверное, с Волковым эта сущность «на одной волне», поэтому следователь так им очарован. Да, кстати, дети могут видеть ложные менталки. Вы никогда не обращали внимания, при некоторых людях детки прячутся за маму и стараются прижаться к ее телу. Детки слабенькие, а ложная менталка активно жрет чужую энергию. Поэтому они льнут к маме. У матери с ребенком до двенадцати лет общее энергетическое поле. Да и потом тоже, после полового созревания ребенка, сохраняется особая прочная связь.

– Слушай, Саш, так надо как-то изгнать из следователя эту самую ложную менталку. Зачем ему ее в себе таскать?

– Я могла бы помочь. Но ему эта сущность, которая в нем сидит, банально не позволит принять помощь. Менталке тоже ведь не хочется нового хозяина искать. А сама она энергию производить не может, чужой питается. Так что следователю и предлагать помощь не стоит. Напрасная трата времени; он не только откажется, но и разозлится.

Мне становится страшно.

А вдруг и во мне давно и удобно обосновалось такое же вредное астральное существо? И в Лёне – тоже?!

– Наталия Александровна, не переживайте. К вам такая зараза не липнет. Хотя вообще морги, кладбища, крематории – это места повышенного риска. Только если человек всей своей душой отчетливо осознает, что в нем тоже Бог есть, туда никакая нечисть не сунется!

– Все это, конечно, замечательно. Я за себя безумно рада. Но переживаю из-за следователя! Саш, так а как он с этой астральной фигней сможет нормально дело расследовать? Вдруг ему преступник понравится?! И он в свете этой большой любви его не за решетку отправит, а отпустит на все четыре стороны?

– Все не так трагично. Я не думаю, что если Волков виновен, то следователь пройдет мимо очевидных актов. Просто иногда он будет позволять себе эмоциональные всплески… Но на способность объективно воспринимать информацию ложная менталка не влияет. С рассудком и способностями трезво мыслить у следователя все в порядке. Несмотря на своего «постояльца», этот парень – хороший и сильный человек, и ему нравится его работа!

Успокоенная этой приятной новостью, я попрощалась с Сашей и снова задремала…

Наверное, чувство вины, которые испытываем мы с мужем, всю ночь заставляло нас не размыкать объятий.

У меня немного ноет позвоночник.

И все-таки не хочется менять положение, не хочется отклеиваться от Лени.

В таких ситуациях было бы здорово стать осьминогом, и обнимать мужа целой кучей рук-щупалец, и…

Мои мысли прерывает Босяк.

Как обычно, пес разбегается, подпрыгивает на постели, норовя ткнуться холодным носом мне прямо в глаз.

Такие вот у него утренние нежности, довольно травматичные.

Собакин скачет и поскуливает, следом за ним голос начинают подавать и Дина с Лаймой. Только они, интеллигентные барышни, на кровать не лезут, так, издалека выразительно поглядывают и ворчат.

Мне кажется, я понимаю, о чем хочет сказать моя любимая собачья стая.

– Хозяйка, хватит валяться! Пошли скорее на кухню, за самой лучшей кашей. А потом гулять, гулять!

– Иду, потерпите, уже скоро, – бормочу я нашим песикам. И, оторвавшись наконец от Лени, отбрасываю с лица волосы и выбираюсь из постели…

* * *

Чем больше времени я провожу дома – тем спокойнее мне становится.

Смотрю на мужа и понимаю: самое главное – это наша любовь. Все остальное – ерунда, вместе мы пройдем через любые проблемы, переживем любые трудности.

– Наташ, а какие у тебя на сегодня планы? Можно, я тебя отвезу? Сегодня съемки состоятся?

Обрадованно киваю:

– Да вроде бы запланированы! И если ты меня отвезешь – будет просто здорово! Мне только что позвонила девочка-менеджер, план действий на сегодня следующий – запись в «Останкино». Экстрасенсов тоже сразу туда привезут, всех сразу, а потом будут разделять их по мере прохождения испытаний. Наверное, уже сделали выводы после вчерашнего, решили отказаться от идеи с гостиницей. Или, может, просто на кладбище не было условий для того, чтобы разделять прошедших испытание людей и тех, кому это только предстоит… Я думаю, режиссер не станет возражать, если ты тихонечко посидишь в студии. Все-таки съемки – это очень интересно. Пообедать можно вместе – там куча кафешек внутри здания, что-то есть и напротив «Останкино». Ну или если тебе скучно там тусоваться, ты можешь меня отвезти, а вечером забрать. Тебе «тушкан» нужен?

Муж качает головой:

– Да нет, похоже, никаких особых дел сегодня не намечается. Свои завалы по печатанию актов экспертиз я наконец удачно разобрал. Теперь можно отдыхать спокойно. Знаешь, наверное, я бы действительно с удовольствием поехал в «Останкино». Вдруг непосредственно на месте печальных событий меня осенит. Все-таки хочется, чтобы убийца Мариам был поскорее установлен. Мне не нравится, что преступник расхаживает на свободе и ты, может быть, слишком близко к нему находишься.

– Мне тоже это не нравится. И я тоже очень стараюсь во всем разобраться. Но с этими экстрасенсами и колдунами ничего не понятно. Мутные они!

– Да ладно, прорвемся! – на лице мужа появляется мягкая улыбка, которая делает его особенно симпатичным. – Одна голова хорошо – а две лучше. Где наша не пропадала!

«А как же Денис? Вдруг он начнет выяснять отношения, случится скандал?» – колет прямо в сердце тревожная мысль, а к горлу вновь начинает подступать тошнота.

Но муж смотрит на меня с таким восхищением и любовью, что все тревожные размышления тают без следа…

Все сложилось именно так, как я и предполагала.

В телевизионной суматохе никто не обращает на устроившегося на стуле в дальнем углу студии Леню никакого внимания.

Быстров и Кононов собранны и деловиты. Вчерашний срыв съемок, судя по их разговору, все-таки здорово нарушил планы. Видимо, они стремятся завершить работу к определенному сроку – и постараются теперь поторопиться, чтобы не выйти за установленные рамки. Оператор Дмитрий Ванин (я опять держала ушки на макушке и прекрасно расслышала, о чем он говорит) только рад призыву работать быстро: у него намечается выгодная работа на другом проекте.

Ведущие просто счастливы. Катя Романенко уже всех оповестила, что добралась до работы без уплаты традиционной дани сотрудникам ГИБДД. Макс Ерофеев признан самым сексуальным ведущим по версии какого-то крутого глянцевого журнала. Похоже, этой молодежи для полного счастья надо совсем немного. В ребятах словно включили свет – они записывают свои подводки с первой попытки, без повторных дублей.

Сегодняшнее испытание, как мне кажется, будет еще сложнее, чем предыдущее.

Я уже успела просмотреть-проговорить информацию из приготовленной для меня папки, и мне кажется, что с испытанием не справится никто из экстрасенсов.

Задание называется «Отцы и дети».

В студии уже находятся семь мужчин и их детки, сыновья и дочки.

У всех участников разный возраст, разный социальный статус.

Я по достоинству оценила коварство тех, кто выбирал участников для этого испытания. Они специально пытались найти таких отцов и детей, чтобы родственные связи между ними ну никак не являлись очевидными.

Первое: никакого внешнего сходства.

Второе: большая разбежка в возрасте между некоторыми папочками и отпрысками плюс специфика внешности. Например, здесь есть папаша с сыночком, которые кажутся однолетками. Но папе полтинник, а сыну – тридцать лет. Этому моложавому «полувековому» папе так и хочется «приписать» пятилетнюю дочку. Но настоящий отец той симпатичной девчушки – семидесятилетний мужчина. Он уже признался, что у него есть внуки, которые старше родной дочери! Кстати, у некоторых «детей» давно имеются и собственные наследники, не присутствующие в студии. Судя по невольно подслушанному разговору, наличие собственных детей у детей может здорово осложнить работу экстрасенсов. В общем, я точно уверена: определить все пары безошибочно не сможет никто.

– Наталия, день добрый! Вы так хорошо выглядите сегодня! Впрочем, как всегда!

Еще даже не обернувшись, уже четко знаю, кто именно меня приветствует. У Гинтаре Прунскене мягкий прибалтийский акцент, придающий низкому голосу особую сексуальность.

Экстрасенс из Литвы продолжает сыпать любезностями:

– Вам так идет красный цвет. Знаете, я была уверена, что яркие волосы и красное платье – не самое лучшее сочетание. Но я ошиблась, вам очень подходят и темно-винный оттенок, и ярко-алый.

Хочу объяснить, откуда у моей любви к обжигающим краскам «ноги растут», и на секунду сердце наполняется щемящей тоской.

Питер, Питер! Как я соскучилась по Аничковому мосту и дующему с Невы сырому ветру…

– Я родилась и выросла в Санкт-Петербурге. Люблю этот город. Но с климатом ему явно не повезло. Для меня там красный свитер был действительно вопросом выживания, иначе среди вечных дождей и туманов можно было бы раствориться. Привыкла к ярким вещам. Да, я знаю, есть такое мнение, что рыжая шевелюра и красная одежда не сочетаются. Но мне так комфортно. Знаете, иногда мне нравится нарушать правила.

– И вам идет! Именно вам идет! Вы выглядите очень стильно и очень секси!

Мне кажется, Гинтаре ко мне подлизывается.

У нее волосы выкрашены в естественно-пшеничный цвет. Возможно, это ее натуральный оттенок – но она все равно пользуется краской для того, чтобы закрыть седину.

Если я напоминаю пламенеющий факел, то Гинтаре – скорее нежная чайная роза, безмятежно распускающая бархатные лепестки с капельками росы в тенистой прохладе сада. Бежевый летний костюм с юбкой ниже колена, пастельная блузка, неяркий макияж, нитка розового жемчуга на шее… Честно говоря, я не верю, что женщины, предпочитающие одеваться так, могут искренне оценить мое короткое алое платье и украшения из черной кожи, напоминающие ошейник и наручники для легкого садомазо.

Значит, Гинтаре просто хочет вызвать мою симпатию. Или, возможно, ей что-то нужно. А может, актуальны и первый вариант, и второй одновременно?

Замечаю свечи в ее руках, по виду похожие на те, что продаются в церкви.

И интересуюсь:

– У вас вчера из номера ничего не пропало? У многих экстрасенсов исчезло то, что они называют «вещами силы», всякие талисманы, амулеты, карты.

– Нет, у меня ничего не пропало. И у меня нет талисманов. Все это не важно, если умеешь подключаться напрямую к эгрегорам.

Еще одно новое слово.

Вообще на этих съемках я поняла, что не знаю слишком многого.

Я ничего не понимаю в этих энергиях, порчах, астральных сущностях.

И, наверное, это неправильно.

Ведь так или иначе эта странная призрачная часть жизни соприкасается с бытием каждого человека. У каждого из нас есть умершие родственники, которые приходят в снах; каждый иногда предчувствует, как будут разворачиваться события, или ощущает присутствие рядом чего-то потустороннего…

Наверное, какие-то азы знаний на эту тему должны быть у каждого человека. Только этому нигде не учат. В школах и институтах детям голову забивают чем угодно, кроме того, что действительно важно и нужно…

Впрочем, лично мне проще. У меня теперь большой выбор тех, кому можно задавать любые вопросы на эту тему.

– Гинтаре, а что такое эгрегор?

– Это, это… не знаю, как точно сказать… Существует на тонком плане. Это много мыслей, много силы, много энергии.

– Чьей именно энергии?

– А чьей угодно! У нашей программы, например, уже тоже есть свой эгрегор. Здесь объединены люди с сильной энергетикой, которые стремятся победить, доказать, что они сильные. Очень мощные эгрегоры у церкви, у мировых религий. Представляете, веками люди молятся, просят прощения и помощи. Через церковный эгрегор можно просить помощи у светлых сил для того, чтобы исцелить кого-то, найти верный путь духовного развития.

Внезапно вспоминаю кое-что из рассказов Саши и интересуюсь:

– Но вы же работаете не только со светлыми силами, но и с темными?

Как ни странно, выражение лица Гинтаре совершенно не меняется; остается таким же приветливым и доброжелательным. И от этого по всему моему телу вдруг пробегает волна ледяного страха.

– Конечно, есть некоторые вещи, которые лучше узнавать через эгрегоры темных сил, темных духов. Темные духи – не такие уж и плохие, как о них принято думать; не надо их бояться.

«Конечно, не надо. Вот так вся эта нечисть к себе и заманивает – да мы хорошие, мы не страшные, не бойтесь, все в порядке», – проносится у меня в голове.

Потом, спохватившись, я пытаюсь перестать мысленно комментировать услышанное. Общение с ангелочком Софи Марсо все-таки быстро учит фильтровать мысленный базар.

Но Гинтаре, похоже, способностями к телепатии не обладает. Или делает вид, что не обладает. Совершенно спокойным голосом она продолжает:

– Я считаю себя православной целительницей. И то, что я использую некоторые темные эгрегоры, никак на этот факт не влияет. Понимаете, людям бывает нужна разная помощь. Для лечения надо просить помочь святого Луку, для улучшения ситуации на работе – Николая Угодника, молитвы Богородице с просьбой о благополучных родах всегда помогают. Но бывает так, что ко мне приходит человек с родовым проклятием. Тогда я подключаюсь к другому эгрегору, темному, и направляю его энергию на помощь. Наверное, все дело в том, как используются эти силы… И потом, в конечном итоге мир ведь един, гармоничен. В нем нет разделения на белое и черное, в нем одно является естественным продолжением другого. Но, конечно, для того, чтобы понять это, надо пройти определенный путь духовного развития. Мышление большинства людей дуалистично, но мир не такой, он не плоский, а объемный, и…

Гинтаре продолжает что-то объяснять, однако я больше не слышу никаких объяснений.

Я вдруг почувствовала запах ее туалетной воды, и мне стало страшно.

Женщина выглядит такой милой, очаровательной. Пастельные краски, мягкий макияж, жемчуг… Я бы дополнила такой облик капелькой ланкомовских духов Tresor, расцветающих розами, или чем-нибудь классическим сладко-манящим от Chanel.

Но от Гинтаре пахнет иначе.

Я чувствую запах пылающего огня, сырой ночи, затянутого ряской пруда с затхлой водичкой. Еще в шлейфе угадывается корица, ваниль, мускус. И ладан. Густой, дымный ладан…

Этот запах пугает, как ночное кладбище. Он звенит хрустальным смехом соблазнительной ведьмы. Он меняет все, вокруг чего пролетает. Да это же настоящий омут, в котором пропадаешь, погибаешь, не имея никаких шансов на спасение…

Возможно, перебиваю ее:

– Послушайте, а как называются ваши духи?

– Messe de Minuit от Etro. Тяжеловаты для лета, конечно. Но без них я уже не могу. Я буквально капельку наношу теперь. Видите, в студии включили софиты, становится все жарче, а они от тепла сильно раскрываются…

Я не очень хорошо говорю по-французски. Но перевести название туалетной воды у меня все-таки получается легко: «Полуночная месса».

Я бы назвала этот аромат иначе: «Ведьминский шабаш».

Духи – это то, что действительно характеризует человека.

Слова могут быть любыми, одежда может не соответствовать истинной сущности. Но аромат не обманывает.

Если у Гинтаре эти духи действительно самые любимые, то в том мнении, которое я о ней составила, нет ничего истинного. Ничего!

Если якобы православные целительницы пахнут как профессиональные ведьмы – значит, я совершенно не разбираюсь в людях!

Гинтаре врет. Врет и играет. Помню первый наш с ней разговор, наше знакомство. Да она себя вела, как невинный агнец, дрожащий перед закланием. Тогда она не говорила про ошибочность дуалистичного мышления или гармоничное единство мира. Она якобы боялась черного мага Петра Волкова. Причем изображала это так натурально, что я подсознательно автоматически зачислила ее в разряд приличных людей, от которых не надо ждать неприятностей. Напрасно. Гинтаре врет… Они все здесь врут…

– Знаете, Наталия, если бы я была организатором какого-нибудь проекта… Скажем, программы вроде нашей… Я бы обязательно позаботилась вот о каком моменте. Понимаете, по-настоящему сильным человеком управлять невозможно. Особенно сильным экстрасенсом. Это он будет управлять, не правда ли?

Заинтересованная, машинально киваю.

Но, кажется, это был риторический вопрос, Гинтаре даже не смотрит на меня, пытаясь выяснить ответную реакцию, а продолжает говорить:

– Сильный экстрасенс будет сам управлять. Он все сделает, как захочет. А что он может хотеть? Силе надо только одно – направиться туда, где она нужна. Деньги, деньги… Сегодня все на них помешаны! Но вы же понимаете – настоящей силе не нужны деньги. И обман не нужен. Сила – она уже все доказала просто своим существованием, ей надо реализовать свою цель. С сильным экстрасенсом договориться невозможно. С ним Бог, у него есть своя миссия – а все остальное ему не важно! Поэтому, если бы я делала программу вроде нашей… и если бы я хотела заработать… ну то есть получить не только зарплату за работу, но и много денег кроме этой зарплаты… Я бы выбрала какого-нибудь человека… Способности его – дело десятое; они, конечно, при таком раскладе будут совсем небольшими, но лучше, чтобы их вообще не было… Так вот, я выбрала бы очень красивого человека… Со стройной фигурой, с красивым лицом… И я стала бы заранее сообщать ему информацию о заданиях. Он выиграл бы в проекте, якобы стал бы лучшим. А потом все было бы очень просто. Личные приемы и семинары, собственная магическая школа, вип-консультации… И это был бы успешный бизнес. Причем никаких затрат, одна прибыль.

Пока Гинтаре рассуждает, у меня в сознании мелькает целый фильм, снятый про банкиршу Ирину Козлову.

Она – очень красивая женщина. Ей сорок пять лет, но по виду не дашь и тридцати. Высокая, ни грамма лишнего веса, она выхолена до каждой прядки белокурых локонов, до каждого ноготка. Этакая Барби от экстрасенсорики! Я думала, она покупает информацию для того, чтобы потешить собственное тщеславие. Может, розовый «Mersedes» у барышни уже имеется, и теперь ей пришла в голову такая блажь – выиграть в проекте, якобы стать всеми признанным сильным экстрасенсом. Но, возможно, ее мозг даже не разъеден гламуром. Она не такой уж и плохой банковский работник, не настолько хреновый финансист, как я решила вначале. А ведь Гинтаре права – финалисты и тем более победитель такого проекта еще долго будут пожинать лавры успеха, в том числе и финансовые. Возможно, Козлова не испытывает никакого кайфа, видя себя на первых ролях. А просто хладнокровно инвестирует в будущий бизнес.

– …Но, конечно, препятствия с пути надо убирать. Там, где замешаны любые деньги, жизнь человека ничего не стоит, она теряет всякую ценность. И вы понимаете, когда на пути к деньгам появляется кто-то… кто-то яркий, эмоциональный и глупый… кто-то, кто не умеет держать язык за зубами и может все нарушить; кто-то вроде Мариам… Впрочем, хватит. Вы все поняли уже. А мы тут не одни. Знаете, я не люблю яд, очень люблю жизнь, и у меня наполеоновские планы…

Она улыбается, наливает в пластиковый стаканчик воду из кулера и улыбается так безмятежно, как будто бы обсуждает погоду.

Я машинально оглядываюсь по сторонам.

Вокруг никого, и, наверное, наш разговор даже случайно вряд ли кто-нибудь мог услышать.

Сейчас идет инструктаж «отцов и детей».

Люди эти не имеют телевизионного опыта вообще, поэтому им приходится много объяснять, репетировать.

И Быстров орет, и маленькие детишки испуганно плачут, все суетятся и шумят, только мой муж не нервничает, а наблюдает за происходящим с явным любопытством…

Нет, Гинтаре.

Так просто ты от меня не ускользнешь!

– Я все расскажу Кононову. Я расскажу, что вы сплетничаете, обвиняете Козлову в убийстве Мариам. У вас нет никаких доказательств! И, кстати, насколько мне известно, перед участием в программе все экстрасенсы подписывали договор. И один из пунктов – не провоцировать конфликты, сохранять дружелюбную рабочую атмосферу. Вы нарушаете этот пункт. Сергей Николаевич имеет право это знать, и…

Внезапно я умолкаю.

На лице Гинтаре читается такой откровенный страх, что мне тоже становится не по себе.

– Не делайте этого. Не говорите ничего продюсеру, – шепчет Гинтаре, побледнев под слоем тонального крема. – Ирина тут ни при чем. Ведь это продюсер… Он сделал это… Он расправился с Мариам…

– Бред!

Я хочу сказать, что Сергей звонил мне после убийства – перепуганный, взволнованный; хочу объяснить, что он – приятель моего начальника Валеры, и не может же мой шеф дружить с такими мерзавцами.

Но рефлекс судебного медика неожиданно вырубает все эмоции.

Эксперты ведь оперируют только фактами.

– А какие у вас доказательства? – интересуюсь я, делая к Гинтаре полшага (конечно, вокруг никого нет, но все-таки мало ли что, лучше говорить едва слышно). – Вы что-то видели?

– Я видела его… да, я видела его фантом, который добавлял яд в бокал Мариам.

– Фантом? А это что такое?

– Это энергетический след на тонком плане. Все оставляет след – люди, вещи. Мы с вами поговорим и разойдемся, но тут останутся наши фантомы. Люди постоянно излучают энергию. Ее след никуда не исчезает, остается. Техника работы с фантомами очень простая. Экстрасенс делает свой фантом и отправляет его, куда требуется. Например, ко мне приходит клиент с вопросом о том, где находится пропавшая дочь. Я делаю свой фантом и мысленно направляю его в тот день, когда девочку видели последний раз. Там до сих пор есть ее фантом, который рассказывает мне о ее дальнейшей судьбе… Или, может, вы слышали выражение «фантомная боль»? Например, почему продолжают болеть ампутированные конечности? Потому что фантом еще помнит не отрезанные руки-ноги, в нем еще есть повреждения. На физическом плане проблему решили, удалили часть руки с гангреной. На ментальном остается неампутированная конечность с проблемами, ставшими причиной операции. Вот почему фантомные боли не лечатся. Мало кому из пациентов в таких ситуациях приходит в голову обратиться к магу, который поработает с фантомом больного человека и решит проблему на ментальном уровне. Свой фантом создать просто. Надо только детально представить свое тело, лицо, фигуру, все мелкие особенности. В процессе создания в какой-то момент становится понятно – ментальный двойник оживает и может направляться, куда угодно. Этому, кстати, довольно легко обучиться. Если бы многие практиковали эту технику – жизнь людей стала бы намного легче!

Гинтаре говорит очень серьезно, но я не могу не поерничать:

– Слушайте, а почему вы так уверены, что не обознались с этими самыми, как вы их называете, фантомами?! Я представляю, сколько программ было записано в этой студии! И сколько тут осталось фантомов самых разных людей! При чем тут наш продюсер? А если вы ошиблись!

Она пожимает плечами:

– Вот почему экстрасенсы работают по фотографиям. Изображение сохраняет связь с человеком. Просто настраиваешься на эту волну и все видишь. Я не ошиблась, я уверена. Просто потом, когда всех нас допросили, я вернулась в гостиницу и направила свой фантом в эту конкретную студию, настраивалась на всех присутствующих именно в тот момент людей.

– Можно, я проведу маленькую проверку? Вот я стою рядом с вами, даже фото не надо. Вы можете узнать через эту вашу технику работы с фантомами, что я делала сегодня утром?

Она закрывает глаза и через полминуты улыбается:

– Гуляли с собаками. Их у вас три, один пес – самый смешной, с характером. Еще вы суетились на кухне, что-то подметали. Да, вижу: у вас в руках веник, вы чуть наклонились, и руки движутся – подметаете. И потом приехали сюда. Тот мужчина, который сидит в дальнем углу студии, – наверное, ваш муж, вы с ним сюда приехали, и у вас с ним прочная связь по второй чакре[20].

Мне становится не по себе.

Собираясь варить кофе, я уронила банку, и мне действительно пришлось подмести пол.

Хорошо, что я не попросила Гинтаре увидеть то, чем я занималась накануне, – порноподробностей, озвученных посторонним человеком, моя психика бы не вынесла.

Надо же, прочная связь с Леней по какой-то там второй чакре. Все-таки я везучая, дамочка не сказала, с кем у меня недавно была менее прочная связь по этой самой чакре! Она тактично промолчала об увиденном? Или тот момент моего прошлого недоступен для ее способностей, для данной техники?

Впрочем, сейчас, конечно, надо спрашивать совсем о другом.

– Вы уверены, что именно Кононов отравил женщину? Но какая ему выгода от смерти Мариам?

– В моей голове все это, конечно, не укладывается. Жизнь человека – это великий дар, который дается с определенной целью. Убийца обрекает на страдания и себя, и свой род. Люди просто не понимают, какое зло они совершают через убийство.

А Кононов… Я видела его фантом, добавляющий яд в бокал… Потом он звонил кому-то по мобильному из студии. Затем звонил из ванной, там рядом был умывальник и светлая плитка везде… И он радовался, он говорил, как будет использовать смерть Мариам… Понимаете, у него два мотива вроде бы прослеживаются. Ирина Козлова – это никакой не экстрасенс. Все другие участники, у кого есть хоть какие-то способности, уже знают – ей просто говорят информацию о заданиях. Мы же все пытаемся сканировать друг друга, пытаемся понять, кто сильнее, кто слабее. У Козловой энергетика на нуле. Даже вы, например, намного ее сильнее. Она платит за информацию, но это все согласовано с Кононовым… Мариам, как и все мы, поняла, что Козлова ничего из себя не представляет. Она сама была слаба и хотела пиара больше всего на свете. Я думаю, Кононов просто испугался, что она все расскажет журналистам… а потом попытался не только заткнуть ей рот, но и извлечь выгоду из ее смерти. Я видела его фантом, отравляющий шампанское. И потом, уже, наверное, вернувшись домой, он звонил из ванной знакомому журналисту.

Я собираюсь сказать Гинтаре, что она ошиблась в мелочи – своему приятелю – владельцу газеты Кононов звонил не из ванной, а из останкинского туалета.

Но потом вдруг понимаю: совсем скоро Быстров начнет запись, и нам придется прервать разговор. Впрочем, возможно, я кое-что еще успею спросить до съемок.

– Гинтаре, а вы можете сказать, кто украл у Эдвина магическое ожерелье? Кто ударил Евсению и забрал ее гадальные карты?

Экстрасенс закрывает глаза, и мне кажется, мое сердце бьется так громко, что его стук может услышать вся студия.

Она недоуменно разводит руками:

– Мальчики… Да, дети совсем, лет по двенадцать. Их двое. Один звонил, второй по номерам бегал. Одного уже задержали. Но я не могу понять, зачем им это надо. Может, они наркоманы или пьют сильно. Я не могу их толком почувствовать, у них туман в голове. Дым…

– А где те вещи, которые они взяли у экстрасенсов?

– Не знаю. Они хотели их продать. Но продали или нет – непонятно. Все в тумане. Они… как зомби, как духи. Нет своей энергии, своей… сути, самости. Не могу понять, что с ними произошло…

«Вот сейчас нас позовут на запись, и…»

Мои мысли действительно перебивает громогласный режиссерский призыв.

Не знаю, действительно ли у меня настолько сильная энергетика, как об этом говорят экстрасенсы.

Но мне кажется, что нахождение рядом с такими людьми явно оказывает влияние. Не замечала за собой до недавних пор вот таких предсказательных прозрений…

* * *

Они колдуют друг против друга.

Это же очевидно!

Есть та часть работы, которая проходит на глазах съемочной группы. Экстрасенсы пытаются пройти испытания, администраторы стараются подготовить наиболее оригинальные и зрелищные задания, режиссер подробно объясняет предстоящий процесс записи, ведущие без сучка без задоринки говорят свои реплики, оператор всех нас снимает максимально эстетично.

Это тот спектакль, который играется на условной сцене проекта «Ясновидящие».

Что именно творится за кулисами – наверное, в полной мере знают разве что высшие силы. Мне лично кажется, что там происходит что-то страшное…

Задание, казавшееся невыполнимым в принципе, Гинтаре прошла легко и непринужденно. Она безошибочно определила все пары отцов и детей. Не допустила ни одной неточности! «У них прочная связь по сердечной чакре, – заявила она, мило улыбаясь. – Я просто увидела соединяющие их нити, и поэтому мне понадобилось совсем немного времени». Я тоже расплылась в ответной восхищенной улыбке. Все-таки невольно испытываешь радость за человека, блестяще прошедшего через такое сложное испытание.

Но, возможно, ни радоваться, ни улыбаться ни у кого, кроме Гинтаре, оснований не было…

Следующим на запись привели участника из Беларуси Алеся Мацкевича.

Через пару минут его загримированное лицо уже отражало растерянность. «Мне стерли всю информацию. Вокруг каждого человека создан непроницаемый энергетический кокон. Все отцы и дети словно находятся в панцире, скрывающем связи между ними. Кто проходил испытание передо мной?! – сокрушался мужчина. Весь вид его свидетельствовал об искреннем горе – но вместе с тем (я снова невольно отметила этот момент) это была печаль без малейшей агрессии в отношении обидчика. – Я уверен, что ни я, ни те люди, которых будут записывать после меня, не смогут справиться с этим заданием. Конечно, так поступать нечестно. Этот человек играет с огнем! Он очень сильный. Бог дал ему большие способности не просто так. А как он их использует? За такие шутки спрос очень строгий…»

После Алеся на запись привели Ирину Козлову.

Конечно же, дамочка прошла испытание блестяще – но с учетом того, что ей предоставляли намного больше информации, чем остальным экстрасенсам, это было совершенно неудивительно.

Потом записывали Евсению – все мимо, цыганка умудрилась перепутать все без исключения пары отцов и детей. Она пришла на испытание с новой колодой карт. Но мне показалось: лучше бы она вообще ничем не пользовалась. Возможно, если бы Евсения прислушивалась только к своим ощущениям, ей бы удалось показать лучший результат. Однако новые карты только отвлекали и раздражали ее. И меня, признаться, тоже – в них не было ни намека на силу предыдущей колоды. Я просто смотрела на яркие прямоугольнички, ожидая чудесного неконтролируемого полета, – но ничего не происходило, картинки колоды не манили меня войти внутрь изображения, стать его частью…

Талантливейший афганский мальчик Сайяф Раббани тактично не стал говорить о постороннем вмешательстве – хотя по его нахмуренному лицу было понятно: он согласен с Алесем, тоже чувствует то, что Мацкевич назвал «закрытием информации». Но, наверное, Раббани сумел сдержаться и не высказать обвинений. Возможно, он вспомнил о договоре, где отдельным пунктом оговаривалось табу на провоцирование конфликтов, и решил оставить свои претензии при себе. Задание Раббани прошел посредственно, правильно определил родственные связи только между половиной участников. С учетом того, как блестяще он показал свои способности на кладбище, мне вообще иногда казалось: экстрасенса будто подменили.

Такая же ситуация возникла и с Сашей Ремизовой, и с Алисой Катаевой – девочки смогли правильно определить только часть отцов-детей.

После всего произошедшего как было не поверить, что Гинтаре каким-то странным образом умудрилась помешать другим участникам проекта?

Ее выполнение задания выглядело действительно безупречным и очень эффектным. Остальных экстрасенсов с Гинтаре и сравнивать не стоит; и так ясно, кто обладает явным преимуществом. Получается, такая ситуация выгодна только ясновидящей из Литвы. Получается, она не настолько белая и пушистая, как хочет показаться.

Можно ли в этом случае доверять ее словам насчет причастности Кононова к убийству Мариам?..

Можно ли доверять вообще хоть кому-то из этих экстрасенсов?

С одной стороны, я часто вижу – они обладают действительно уникальными способностями.

Но в том, что касается совершенного на съемках преступления, все они противоречат друг другу.

Подобных обвинений и противоречий накапливается слишком много.

И мне страшно, что этот ком спровоцирует неконтролируемый сход настоящей лавины…

– Наталия, сейчас наш Том Круз будет записываться!

Я невольно вздрагиваю, и визажист, проводившая в этот момент мне по лицу кисточкой с пудрой, тоже вздрагивает от неожиданности. На моем алом платье появляется светлая прерывистая дорожка. Хочу смахнуть ее салфеткой, но девушка шипит:

– Тише, тише. Спокойно Маша, я Дубровский. Не надо лишних движений! Сейчас пудру в трикотаж вобьешь, платье испортишь – а меня Ванин с Быстровым порвут, как тузик грелку.

Через секунду она уже включает фен и ловко сдувает пудру потоком прохладного воздуха.

Работает – и, как всегда, фонтанирует рассуждениями на тему мужчин и женщин.

– Конечно, заиметь такого кавалера, как Муратов, было бы хорошо. И в кино ходить не надо – свой собственный Голливуд постоянно под носом. Но все-таки он слишком красивый. На такого постоянно будут посматривать другие девочки. Много возможностей, много соблазнов… Да и вообще, не хотела бы я, наверное, заводить отношений с экстрасенсом. Флирт с другим – самый классный способ своего мужика рядом держать. Он тогда ревнует, старается себя с лучшей стороны показать. Но если поймет, что это все не по-настоящему, то какая тут ревность?

Покорно соглашаюсь, с тревогой посматривая на Леню:

– Никакой ревности.

Мой муж устал.

В студии очень жарко и душно, на лбу Лени выступила испарина.

Но ничего: запись Муратова – это последние съемки перед большим обеденным перерывом. Вот они пройдут, и мы отправимся перекусить в кафе, съедим пиццу и выпьем нормального, не растворимого кофе.

Я стараюсь мысленно себя успокоить.

Думаю о чем угодно, кроме того, что через минуту в студии появится мой любовник и в паре метров от нас находится ни о чем не догадывающийся муж.

Возможно, аутотренинг приносит свои плоды.

Когда рядом оказывается Денис, ослепительно красивый, прекрасно причесанный, с сияющим взглядом – я не чувствую ни волнения, ни раскаяния. Этот симпатичный мальчик с голливудской внешностью кажется мне абсолютно посторонним человеком. Даже не верится, что мне хотелось прикоснуться к этим темно-русым волосам, что я не могла не целовать его губы.

– Здравствуйте, Денис! Сегодня вам предстоит пройти через довольно сложное, на мой взгляд, испытание…

Излагаю Денису суть задания, а сама думаю только об одном – как бы дотерпеть до окончания съемок.

Тошнота.

Она нахлынула внезапно, быстро заполнила все мое горло вязкой слюной.

Боюсь, что меня банально стошнит, что голос утратит четкость…

– Я могу воспользоваться маятником? – интересуется Денис, глядя мне в глаза абсолютно равнодушным взглядом.

Что ж, по крайней мере, на съемках у нас обоих получается вести себя прилично.

Я киваю:

– Конечно, вы можете пользоваться любыми приспособлениями. Нельзя только задавать вопросы присутствующим в студии отцам и детям.

Денис достает из кармана пиджака прозрачный кристалл на длинной серебряной цепочке и записную книжку. Его ручка что-то быстро чертит – но я не вижу страницы книжки, передо мной находится оператор с камерой, загораживающий обзор. Впрочем, через секунду на одном из студийных мониторов уже можно увидеть все подробности: Денис сделал процентную шкалу и теперь помещает кончик маятника на штрих, являющийся нулевой отметкой.

Все-таки этот парень – такой смешной!

Вижу, как сосредоточенно нахмурены его брови.

– Маятник, этот мужчина является отцом девочки в желтом платье? Девочка в желтом платье является дочкой этого мужчины? – бормочет Денис себе под нос.

Я наблюдаю за ним и вспоминаю, что с таким же сосредоточенным выражением лица мой сын играл в солдатики. Расставлял их в два ряда, разговаривал то от лица одного лагеря, то от лица другого. А потом оказывалось: противоречия между противниками разговорами не устраняются, остается только одно – яростно сражаться.

Увы, прозрачный хрустальный маятник не помог Денису.

Он правильно определил только одну пару, причем, по-моему, самую легко угадываемую. В момент записи от духоты девочка чуть не потеряла сознание, и ее отец рефлекторно дернулся, намереваясь броситься на помощь.

Муратов так расстроился из-за плохого результата, что даже забыл на столе свою записную книжку.

Оглянувшись по сторонам (никто не смотрит, все заняты своими делами), я быстро притянула ее к себе, сунула под стол (не хватало еще, чтобы кто-нибудь увидел, как почтенный эксперт шарит по чужим записям) и там открыла.

Я быстро шелестела страницами и испытывала жуткое разочарование.

Записная книжка оказалась ежедневником.

Судя по записям, пациентов у Муратова было более чем достаточно. Каждый день к нему обращались два-три человека, преимущественно женщины. Запись имелась уже даже на целый месяц вперед – так что несложно предположить, что как бы мальчик ни выступил в проекте «Ясновидящие», без куска хлеба он явно не останется. Пока сложно сказать, насколько он хороший экстрасенс. Но психолог явно отличный – недостатка в клиентах нет.

И…

Невольно моргаю.

Но нет, не показалось.

На одной из страниц, после имени записавшегося на прием пациента, имеются какие-то странные заметки.

Техника выполнения любовного приворота для мужчин и женщин немного отличается. Если приворот выполняется на мужчину – женщина должна принести для обряда свою менструальную кровь. А потом, после выполнения магом обряда, ей надо сделать смыв этой крови и добавить капельку в еду или напиток. Мужчина, желающий приворожить женщину, должен дать магу для выполнения ритуала свою сперму.

Перед проведением обряда надо понимать: любовь человека таким образом получить невозможно. Приворот притягивает мужчину или женщину, на которых был сделан ритуал, они будут испытывать неконтролируемую страсть и вожделение – и одновременно ненависть к объекту этой страсти.

Один из даров, данных человеку Богом, – это свобода выбора, свобода воли. Человек сам может и должен выбирать, как ему жить, кого именно ему любить. Приворот – это бесцеремонное нарушение важного и главного богоугодного закона. Во-первых, приворот причиняет вред магу, проводящему ритуал, – хотя маги могут минимизировать этот вред через проведение очищающих обрядов. Огромный вред идет человеку, заказавшему ритуал приворота, а также всему его роду до восьмого колена. Человек, на которого выполняли обряд, привороженный мужчина или женщина, также испытывает невероятные страдания. Какой будет его судьба после проведения – точно предсказать невозможно. Наиболее сильные люди просто получают проблемы со здоровьем. Их тянет к тому, кто заказывал приворот, но нахождение рядом провоцирует головную боль, тошноту, может вызвать эпилептические припадки. Те, у кого уровень энергетического потенциала не настолько высок, очень быстро утрачивают возможность самостоятельно получать энергию через собственную чакральную структуру. Единственным источником жизненных сил для них становится человек, к которому была сделана привязка. Однако если тот слаб, то он просто не может обеспечивать свою жизнеспособность и жизнеспособность партнера. Через какое-то время происходит угасание обоих людей – и привороженного, и того, кто заказывал ритуал…

У меня начинают дрожать руки.

И перед глазами в быстром темпе мелькают картинки, кадры порнофильма с моим участием.

Я не могу противостоять обаянию Дениса.

Понимаю, что лечу в пропасть – но удержаться от падения невозможно.

Мы делаем эту глупость. Делаем, потому что не делать – невозможно.

Помню, какие счастливые и влюбленные глаза были потом у Муратова.

А у меня – ни счастья, ни любви.

У меня – ненависть, сожаление. Тошнота, мучительная, болезненная. Да меня никогда так не тошнило! Даже когда я была беременная, рот не наполнялся вязкой слюной, желудок не пытался судорожно вывернуться наизнанку…

Эта странная запись, пожалуй, многое проясняет.

Приворот…

А ведь это, похоже, именно то, что со мной происходит.

Все мое сердце, вся моя душа рвется к мужу. С ним моя любовь.

Тело стремится к другому мужчине. И это такая страсть, контролировать которую невозможно. Вместе со страстью я испытываю жгучую, обжигающую ненависть. Ненависть настолько сильную, что меня это пугает. Никогда у меня даже мысли не было представлять, как я причиняю физические увечья человеку, – а Муратова иногда мне хочется минимум ударить, а еще лучше убить. Фантазии на тему причинения ему боли доставляют невероятное наслаждение…

Что же это получается – Денис приворожил меня? Сам или с помощью другого экстрасенса?

Зачем ему это было нужно?

И как теперь все это разруливать?

О Господи, только таких проблем мне еще не хватало…

* * *

Вообще-то в настоящий момент мне хочется только одного: значительно проредить шевелюру Тома Круза и расцарапать его смазливую физиономию.

Но, конечно, разборки с Денисом придется отложить минимум до вечера.

Представляю, как это бы выглядело: эксперт проекта ни с того ни с сего вдруг уединяется с одним из участников! Конечно, Денис уже участвовал в записи, так что в сливе информации меня вряд ли бы обвинили. Но, в любом случае, такой фортель дал бы богатую пищу сплетням и разговорам – а это то, что мне в настоящий момент нужно меньше всего.

Конечно, мне немного страшно.

Впрочем, нет. Вру. Не немного. Конкретно так – не немного…

Стараюсь себе в этом не признаваться – но на самом деле я чувствую жуткий дискомфорт, растерянность, смятение!

Все мысли – только о дурацком привороте.

А что если у меня все-таки не настолько сильная энергетика, как уверяют экстрасенсы? Вдруг подобные высказывания для них – всего лишь знак вежливости, дежурный комплимент? Мы, обычные люди, хвалим новую прическу или удачное платье, а они – эту самую энергетику?

Вдруг я все-таки совсем не сильная, а очень даже слабая?

И именно теперь мне приходит кирдык вследствие этого самого приворота?

Тем более, и голова что-то у меня кружится, и непонятная слабость во всем теле…

Ладно, может, Бог помилует – и до вечера я не скопычусь.

А уж потом, после окончания съемок, Муратов у меня свое получит!

Теперь же надо не накручивать себя.

Все-таки предстоит еще полдня работы.

Надо взять себя в руки, немного отдохнуть…

Сейчас я сижу в кафе, жую резиновую пиццу и невольно улыбаюсь. У Лени столько впечатлений! Узнаю себя после первого дня съемок! Все-таки телевидение – это целый мир! Не уверена, что в нем стоит находиться постоянно; все-таки минусов тут, наверное, больше, чем плюсов. Но заглянуть ненадолго – очень любопытно.

– Слушай, ну какая ты молодец! Я обратил внимание, ты ведь перед камерой иногда даже свободнее болтаешь, чем эти ребята, профессиональные ведущие – Катя и Максим. А еще, знаешь, меня так эта экстрасенс впечатлила, блондинка, уже не молодая.

– Гинтаре? Блондинка, которая с прибалтийским акцентом говорит?

– Она! Вот бы выяснить ее мнение насчет убийства Мариам! Она, когда испытание проходила, не допустила ни одной ошибки. Наверное, у нее очень большие способности!

Я уже открываю рот, чтобы рассказать Лёне версию Гинтаре насчет убийства, – и у меня язык прилипает к горлу.

Сергей Кононов, легок на помине!

Хорошо, что я не успела провозгласить на все «Останкино»: «Гинтаре не сомневается, именно Сергей Николаевич отравил Мариам!»

Продюсер приближается к нашему столику с явным намерением составить нам компанию…

Невольно оглядываюсь по сторонам.

Кафе в «Останкино» – действительно популярное местечко. Все столики заняты, за стойкой у бара тоже полно народа.

Кононову с его подносиком, уставленным салатами, и правда больше приткнуться некуда.

Наверное, он не считает нужными все эти вежливые формальности: «Можно ли к вам присоединиться?», «Не помешаю ли?».

Довольно улыбнувшись, продюсер усаживается на диванчик рядом со мной, бесцеремонно отодвигает мою чашку с кофе и достает из кармана планшет.

Не то чтобы я кошу взглядом сознательно.

Но яркий прямоугольник находится в поле моего зрения. И продюсер явно не пытается скрыть экран.

Через пару секунд мне хочется расхохотаться.

Наш Сергей Николаевич, оказывается, в обеденный перерыв активно общается с барышнями на сайте знакомств.

Его анкета размещена под ником «Сладкий котик».

Невероятно, но в ней закачано больше ста фотографий! Причем «Сладкий котик», видимо, считает это количество недостаточным – пока я пью кофе, мужчина добавляет еще снимков в свой фотоальбом.

А фотографии какие прикольные – из серии «Я и Великие». Кононов с известным режиссером.

Кононов со скандальной певицей.

Кононов с популярной актрисой…

– Спрашивают меня девчонки, чем я занимаюсь, – нимало не смутившись, поясняет Сергей. – А я вот говорю: посмотрите мой фотоальбом, там все понятно. Ничего, девочкам нравится. Ныряют как миленькие!

Мы с Леней весело переглядываемся.

Конечно, так и тянет прокомментировать, кто именно «ныряет» на такие анкеты и с какими целями.

Если бы я лично была публичным человеком с несложившейся личной жизнью, то ни за что не стала бы афишировать свою работу. Демонстрация собственной популярности – это, на мой взгляд, глупые дешевые понты. И привлечь они могут скорее недалекого человека. Нормальная девушка увидит эти сто фоток с «великими», решит, что у «сладкого котика» мания величия, и пройдет мимо. И, между нами говоря, правильно сделает. Вряд ли Сергей Николаевич способен стать достойным спутником жизни. К этому возрасту те, у кого мозги есть, уже давно семьи создали, детей воспитывают, научились сохранять отношения. Если после сорока мужчина в поиске подруги – значит, его, скорее всего, интересует сам процесс, а не результат.

Надо же, какая активная у Кононова личная жизнь!

Вокруг продюсера – всегда сотни красивых женщин. А ему все мало, еще на сайте знакомств тусуется!

Впрочем, это, конечно, не мое дело.

На личную жизнь Кононова мне наплевать.

А вот на его причастность к убийству – нет, и…

Внезапно со мной что-то происходит.

Я смотрю на Кононова – и вдруг вижу какую-то гадкую, мерзопакостную картину, на редкость порнографическую.

Он обнажен.

Спальня, кровать.

Две голые девушки с длинными волосами. Одна из них бьется в истерике. Вторая и сам Кононов успокаивают бедняжку. Той невероятно противно все происходящее – черты лица напряжены, по щекам градом катятся слезы…

Пытаюсь понять, что со мной происходит.

«Картинка» появляется не перед глазами.

Я четко вижу окружающих меня людей, все предметы и детали обстановки.

Но где-то внутри, в моей голове одновременно демонстрируется совершенно другое кино.

Однако едва я пытаюсь понять, как оно «крутится» и к чему все это, – странное видение вдруг пропадает.

Чувствую… страх и опустошение. Невероятное физическое и эмоциональное опустошение! Пожалуй, такого состояния у меня не бывает даже после напряженного рабочего дня в морге.

Что со мной происходит? Эта дикая усталость – следствие каких-то моих необъяснимых галлюцинаций или сделанного Муратовым приворота?

Наверное, все-таки зря я согласилась работать на этом проекте.

Меня явно в дурку увезут до того, как «Ясновидящие» будут полностью сняты, и…

Кононов, отложив планшет, перебивает мои мысли:

– Значит, так, Наталия Александровна. Сегодня мы запишем всех участников, а потом будет еще одна запись. Заседание совета жюри, обсуждение результатов испытаний. Информацию вам приготовят – кого надо похвалить, кого поругать. Уходить с проекта будет Евсения.

От возмущения я не сразу обретаю дар речи.

– Чего?! Что вы говорите? Вы мне скажете, кого похвалить, кого поругать и кого удалить?

– Конечно. А что тут такого?

Я смотрю на холеное лицо Кононова. И, вы знаете, оно – сама невозмутимость. Похоже, продюсер действительно не видит ничего предосудительного в таком бесцеремонном навязывании собственного мнения.

Ладно, будем бороться.

И не таких обламывали.

Всякое бывало: и следователи, которые намекали на небескорыстную фальсификацию результатов экспертиз; и родственники преступников, угрожавшие прямым текстом.

Нет, я уже девушка, жизнью наученная: не надо позволять на себе ездить. Раз сломаешься – потом всю жизнь вот в таком дерьме проведешь. На меня где сядешь – там слезешь. Я слишком долго воспитывала в себе бойцовский характер и теперь просто не позволю какому-то сексуально озабоченному пижону мной командовать. Пусть «Сладкий котик» своим барышням с сайта знакомств указывает, что говорить и как поступать!

– А что, мое мнение вообще изначально не учитывается? Слушайте, так вы меня не предупреждали, что вам нужен человек для озвучивания ваших собственных решений! Знаете, в судебной медицине эксперт – это человек, который высказывает свое мнение и несет за него ответственность. Я думала, что эксперт в телевизионной программе – это что-то аналогичное. А вы, оказывается, меня тут за болвана держите! Я категорически не согласна с тем, что с проекта надо удалять именно Евсению. Она показывала, возможно, не самые хорошие результаты, но и не самые плохие. Вспомните, ведь были испытания, на которых она озвучивала такие подробности, которые даже съемочной группе не были известны!

Продюсер пожимает плечами:

– Так я же не спорю. Я что, говорю, что цыганка – самая слабая? Но у нее же фингал на пол-лица! Да, визажист пытается его заштукатурить, оператор старается в кадр женщину с нормальной стороны брать – там, где фингала не видно. Но у нее этот «финик» с каждым днем будет все темнее становиться. А у нас следующие съемки – на свежем воздухе. В студии с таким лицом худо-бедно еще можно работать. А дневной свет никаких шансов не оставляет. Без общего плана при монтаже полюбэ не обойтись. Так что, как ни крути, придется выгнать Евсению. Как говорится, ничего личного, просто бизнес.

– А почему нельзя проводить запись только в студии, пока у нее синяк не пройдет?

– Наталия Александровна, вы «Битву экстрасенсов» смотрели? Они там что, только тупо в студии записываются? Ничего подобного! То лес, то полянка, то квартира. Студийных сюжетов – раз-два и обчелся. Это телевидение, и тут свои правила.

У Кононова есть аргументы, с которыми не поспоришь.

Но мне симпатична Евсения, и я не хочу, чтобы ее выгоняли с проекта. Уж лучше пускай уйдет черный маг Петр Волков! Хотя… а если он причастен к убийству Мариам? И вообще, пока все участники программы находятся перед глазами, имеется явно больше возможностей вычислить убийцу. Вдруг случайно «отчислят» преступника? Из них очень много не просто иногородних – граждан иностранных государств. Разъедутся они в свою Литву или Молдову – и как потом (если будет установлена вина) их привлекать к ответственности?

Впрочем, все не так уж и безнадежно.

Надо поговорить со следователем – пусть озвучит Кононову мысль о том, что пока никого с проекта выгонять не надо.

А я сейчас проверю, умею ли блефовать…

– Знаете, я сегодня как раз разговаривала со следователем Юрием Колосовым. И у него есть одно пожелание. Конечно, вы можете отказаться его выполнять. Однако, я думаю, это в наших общих интересах – попытаться раскрыть преступление, которое произошло на проекте.

Я говорю о торжестве справедливости – и по недовольному лицу продюсера понимаю: неотвратимость наказания за убийство ему до голубой звезды.

Он сам причастен к преступлению?

Ему просто ничего не важно, кроме рейтинга программы «Ясновидящие»?

Ладно, об этом я подумаю позже. А пока попробую зайти с другой стороны:

– Сергей Николаевич, вы только представьте, какое у нас выгодное положение! Недавно в гостинице, где размещаются экстрасенсы, произошла кража. У экстрасенсов пропали те предметы, которые они называют «вещами силы». У цыганки украли старинную колоду карт, а у Эдвина, Эдика Ремизова, – вообще увели настоящий артефакт! У него была вещь, представляющая невероятную ценность для всех христиан – оберег святого Лазаря.

– Оберег святого Лазаря? – заинтересованно переспрашивает Кононов. В его светло-голубых глазах зажигается явный интерес. И меня это вдохновляет.

– Да, оберег святого Лазаря. Помните, в Библии – Иисус воскресил юношу Лазаря на четвертый день после смерти.

– Не-а, не помню. У меня в голове только одно почему-то вертится – «петь Лазаря». Но это, конечно, глупости, пустые ассоциации. Да, знаете, на самом деле я жутко заинтригован. Но как этот предмет оказался в Москве? Я так понимаю, что если это околобиблейская история, то такие вещи, по логике, где-то на территории современного Израиля должны всплывать?

Я покачала головой:

– Не только! Вам надо с Сашей Ремизовой поговорить. Она все подробно расскажет. Насколько я поняла из ее слов, Лазарь последние годы своей жизни провел на Кипре. А у отца Саши и Эдика на Кипре имеется роскошная вилла. В Ларнаке дети жили – это тот город, где есть церковь Святого Лазаря. Саша говорит, что при помощи этого предмета ожила ее собака. Пес умер от старости – но оберег непонятным образом оживил его. Собака, кстати, сейчас находится в Москве! Саша забрала своего пса с Кипра.

– Собаку подснимем для сюжета. С Сашей поговорим! Блин, какая история потрясающая! Я еще, когда Мариам убили, думал – а не замутить ли нам в рамках заданий тему расследования. Но все-таки реальная смерть – такое скользкое дело… Зрелищно, конечно. Но нас бы журналисты затюкали. Да и среди зрителей полно высокоморальных уродов… Но кража, кража – это совсем другое дело! Тут никто из недоделанных морализаторов не найдет к чему придраться! И такой предмет редкий… Оживляет, не оживляет – это уже без разницы на самом деле. Какая удача – такая история! На «Битве экстрасенсов» никогда ничего подобного не происходило!

Вдохновленный, продюсер куда-то убегает, оставив свою еду практически нетронутой.

Глядя ему вслед, муж крутит пальцем у виска и кривляется:

– Высокоморальные уроды, недоделанные морализаторы! Полностью с тобой согласен – обстановка на телевидении еще похуже, чем в нашем морге. Тут полно сумасшедших. И никаких этических рамок не существует в принципе. Наоборот: наверное, если в человеке случайно остается что-то человеческое, его тут гнобят со страшной силой.

Согласно киваю Лёниным рассуждениям и…

– Кстати, знаешь что. Забыл тебе рассказать. Пока ты тут за столиком сидела, а я за кофе бегал, мне такой странный разговор удалось невольно подслушать. Оператор ваш, Дима, что ли? Высокий такой симпатичный парень.

– Дима, ага. Дима Ванин. С кем он говорил?

Муж пожимает плечами:

– Я не знаю, это был телефонный разговор. И по имени к собеседнику оператор не обращался. Но ты знаешь – он предоставлял полную информацию о том, как кто из экстрасенсов проходил задания. Рассказывал, что Гинтаре правильно разобралась со всеми парами отцов и детей; что у некоторых экстрасенсов получилось дать только часть правильных ответов, а у некоторых не получилось вообще. Про Козлову он вообще не упоминал – хотя она тоже ведь не ошиблась ни разу.

– Ну, Козлова – это особый случай, и оператор, возможно, в курсе всех этих подробностей. А вот то, что он кому-то сливает инфу о прохождении заданий, причем так быстро сливает… Это интересно! Наверное, кто-то очень интересуется тем, что происходит на съемках «Ясновидящих».

– Может, конкуренты?

– Может быть. Правда, не факт, что их можно легко вычислить. Судя по тому, что я успела узнать и увидеть, телевидение – это настоящий серпентарий, все готовы разорвать друг друга на кусочки и сказать, что так и было. Слишком много интересов пересекается в одном месте…

* * *

Тоска наваливается внезапно; такая глухая, всеобъемлющая – просто караул.

Мне, кажется, никогда из нее не выплыть. Я захлебнусь, утону, исчезну среди вереницы грустных мыслей и сожалений.

Еду на свидание к Денису (мы, кажется, к взаимному облегчению, договорились встретиться с ним в кофейне на Старом Арбате) и просто вся исхожу слезами-соплями.

Почему-то вдруг все забылось: моя любовь к мужу, жуткий приворот. То есть нет, я, конечно, в глубине души помню об этом – только это все стало совершенно не важно.

Думаю лишь о том, что у нашего романа с Денисом нет никаких перспектив. И от этого так горько!

У нас многого не случится.

Мы никогда не будем, взявшись за руки, гулять по расцветающему лету или увядающей осени.

Не будет губ, распухших от поцелуев.

Не замирает сердце, не сбивается дыхание.

Ничего нет, все кончено.

Та сумасшедшая ночь, когда я вела себя так, как не вела никогда в жизни, больше никогда не повторится.

Какая же я была глупая! В те моменты, когда мои ладони еще хранили сладкий запах его кожи, я упрекала себя за то, что не смогла противостоять страсти, – а ведь это, возможно, были самые счастливые минуты в моей жизни.

Да, я все еще красива.

Но я не становлюсь моложе.

Сколько мне еще отпущено вот таких восхищенных мужских взглядов?

Конечно, я сама предложила Денису встретиться в кафе. От греха подальше – больше никаких его машин, квартир и уединенных местечек. Там слишком легко разгореться безумному пламени из пробегающих между нами искр.

Мне показалось, он обрадовался – но не встрече со мной, не возможности получить назад свою записную книжку.

Он был рад именно тому, что мы увидимся в людном месте…

Парень тоже жалеет о случившемся? Он собирается мне сказать, что все кончено?

Вообще-то я намеревалась ему высказать то же самое: наш секс был большой ошибкой.

Но хрипловатый голос Дениса неожиданно прорвал во мне плотину нежности.

Запустить пальцы в темно-русые волосы, выпить его губы, любоваться тенью ресниц на смуглой щеке, дразнить, возбуждать…

Всего этого не случится.

Всего этого я, несмотря на все доводы рассудка и укоры совести, отчаянно хочу…

Увидев припаркованный на стоянке возле метро красный «Nissan Juke», сразу чувствую: мои щеки приобретают аналогичный оттенок. Какое счастье, что «жучок» не может прокомментировать все то, что недавно происходило на заднем сиденье!

В принципе, машина Дениса – не самых больших габаритов, мой «тушкан» явно попросторнее будет.

Но нам в ней не было тесно. Наверное, не было. Я плохо помню происходившее между нами безумие…

Паркуюсь недалеко от автомобиля Муратова, спускаюсь в подземный переход.

Быстрее, вперед! Мимо художников, рисующих туристов, мимо мошенников, продающих корочки дипломов и удостоверений, – прямо на Старый Арбат.

Люблю его туристическую неторопливость.

В этом уличном пространстве мало Москвы, оно напоминает мне родной Питер. Только воздух тут другой – не сырой, горьковато-дымный.

Как обожглась – отворачиваюсь от целующейся взасос парочки.

Парень в смешных широких штанах, девчонка с копной дредов – какие же вы счастливые, я вам банально завидую, мне тоже хотелось бы так.

Впрочем, может, у нас с Денисом все не так уж и плохо? Это ведь именно он предложил встретиться в центре, до которого нам обоим добираться больше часа.

Может, романтический антураж нужен ему совсем для других монологов? Не тех пессимистичных, которые лезут мне в голову?

Вот и то самое кафе.

Денис облюбовал прекрасный столик в углу на летней террасе.

Да, да! Ошибки быть не может: в его глазах я точно вижу счастье.

Счастье! И он такой красивый, лучше Тома Круза!

Мне сразу становится легче и теплее.

Денис помог мне сесть, опустился на стул и улыбнулся:

– Я уже и заказ сделал. Понятия не имею, что ты любишь. Пытался угадать. Шоколадный торт и зеленый чай – одобряешь? Или лучше было бы ванильный бисквит и черный кофе. Или…

С моих губ уже рвется какая-то пошлость («пиво, водка, полежим»), но Денис вдруг становится серьезным:

– Или ты предпочла бы полазить в моем ноутбуке? Надеюсь, ты уже прочитала мою записную книжку? Обычно, как ты уже поняла, я делаю свои записи на компе. Но нам не разрешают брать с собой на испытания ноуты, так что мне пришлось кое-что написать специально для тебя в ежедневнике. Специально написать, специально оставить. Улавливаешь? Я хотел, чтобы ты об этом подумала. Я понимал, что если начну все это объяснять тебе по телефону – ты, скорее всего, просто положишь трубку, и никакого разговора не состоится.

Чувствую себя полной дурой.

Марионеткой, которую дергают за ниточки.

Неужели он сумел так ловко все рассчитать? Он что, способен видеть людей насквозь?

Надо собраться…

Стараюсь говорить удивленно-уверенным тоном:

– В твоем ежедневнике? Что, надо было изучить его, проштудировать? Да мне больше делать нечего! А ноутбук – ну, извини… Наверное, ты смотрел время последнего включения? В ту ночь я и правда заглядывала в твой комп, хотела посмотреть в Интернете погоду, увидела открытый текстовый файл – и сразу отложила компьютер; услышала твои шаги, ты возвращался в комнату. Допустим, у меня нет привычки лазить по чужим вещам и читать чужие записи. Так что ты ошибаешься.

– Наташа, ты – прелесть. Я… я точно не знаю, что я к тебе чувствую… и я хотел бы обсудить с тобой все эти наши эмоции… но это потом. Все-таки я психолог. Женщины твоего типа суют свой любопытный носик везде, где надо и не надо. В тебе – столько энергии, огня и жизни. Я видел, как ты ешь – быстро, с аппетитом. Я обращал внимание, как ты выбираешь одежду, придирчиво, с огромным интересом. Ты все в жизни делаешь так – красиво, энергично, вкусно! Я готов слопать свои носки, если ты честно говоришь, что не читала записи на моем компе и в ежедневнике.

– Так в чем же дело? Ешь! Приятного аппетита!

Денис наклоняется вниз, и в этот момент к нашему столику подходит официантка с подносом.

Через секунду глаза девушки округляются. И ее можно понять!

Действительно, не каждый день увидишь, как симпатичный молодой человек стягивает носок, кладет его на стол и с невинным видом интересуется:

– А можно попросить вас принести тарелку, вилку и нож? И кетчуп! Мне придется это съесть!

Стараясь не рассмеяться, официантка утвердительно кивает:

– Да, конечно. Одну минуточку.

Сдаюсь. Нервы больше не выдерживают:

– Девушка, не слушайте его. Парень просто шутит. Не надо ножа и вилки! И кетчупа тоже не надо!

Официантка, вежливо улыбнувшись, удаляется, а я бормочу:

– Ладно, ладно. Не стоит приносить таких жертв. Твоя взяла – я все действительно прочитала. Ты считаешь, что Мариам убила Романенко. И ты сделал в отношении меня заговор, любовный приворот – или как там называется эта хрень. Да, я все знаю. И что дальше?

Денис выныривает из-под стола:

– А я не знаю, что дальше. Я хотел поговорить с тобой об этом. Ты, кстати, многое неправильно поняла. Но я сейчас попытаюсь объяснить. Понимаешь, когда между нами все случилось… Меня тянуло к тебе как магнитом. И я не понимал, что происходит, – ведь у меня есть девушка, мы любим друг друга, встречаемся два года. Собирались после проекта заявление в загс подавать, расписываться, а потом в церкви венчаться. Для меня венчание – это очень важно. Я думаю, сейчас такой большой процент разводов именно из-за того, что люди в церкви не венчаются, не просят Божьего благословения для своей семьи. У меня и мыслей никогда не было Юле изменять – мы с ней совпали полностью, от бытовых привычек до постели. И вдруг увидел тебя – и все, понеслось. В голове туман, ничего не могу делать, ничего не соображаю. Только одно понимаю: если с тобой не пересплю – просто сдохну.

Какая-то моя часть хочет воскликнуть: «А ведь со мной – та же беда. Семья разбилась за мгновение – хотя нам с мужем много лет было классно».

Ревнующая, влюбленная часть меня молча переваривает: «Значит, есть какая-то Юля, кто бы сомневался…»

Оставив тарелочку с куском торта, Денис сделал глоток чая и продолжил:

– С тобой невероятно хорошо. Но, получив тебя, удовлетворив свое эго, я стал анализировать свое состояние, свои эмоции. Я – уже зрелая, сложившаяся личность. У меня есть определенные принципы. Я знаю свои реакции – на женщин, на быстрое начало сексуальных отношений. Я понимаю, тебе в это сложно поверить – но я не сторонник того, чтобы узнавать друг друга в койке. Форсируя начало интимных отношений, просто невозможно добиться настоящей физической близости. А обычную сексуальную разрядку проще и честнее получить другим способом; все же мы взрослые люди… Я не такой, каким был с тобой, правда. Я никогда не веду себя так, как вел последние дни. И сначала мне показалось – может, вот оно, то самое огромное чувство, сногсшибательное, когда все меняется, которому не можешь противостоять. Но потом я понял – все-таки нет. Нет, ничего подобного. И ты – я по твоему лицу видел, ты тоже испытывала совершенно противоположные чувства: то хотела меня, как кошка, то жалела о нашем сексе. Потом опять тянулась ко мне – а когда получала, ты ненавидела меня. И тогда я вспомнил… Понимаешь, как-то ко мне приходила на прием женщина. С ней – та же ситуация, непонятное влечение к любовнику, разочарование, раскаяние, желание сохранить мужа. Она говорила, что любовник сделал приворот на нее. Но я только начал практиковать на момент встречи с той клиенткой. Я тогда был другим, многого не знал. «На вас приворот и порча – так с этим не ко мне, я психотерапевт и с такими вещами дел не имею». Вот и весь ответ… Конечно, сейчас, когда я стал заниматься эзотерикой, я на многие аспекты смотрю иначе. Наталия… кажется, нам сделали мощный взаимный приворот. Понимаешь? Все эти наши чувства и эмоции, которые мы испытываем друг к другу, – они не настоящие. Это результат магии.

– Глупости какие. Я не верю во все это!

– А это не важно – веришь ты или нет. Оно все равно работает. Мне кажется, я даже обнаружил в Интернете возможное название сделанного на нас обоих ритуала – сведение линии судеб.

– Ерунда! Кому это нужно!

Лицо Дениса становится мрачным:

– Я бы тоже хотел это знать. Нас с тобой двое. И кто-то из нас явно мешает какому-то магу. Или мы оба мешаем. Знаешь, я не очень сильный экстрасенс. Я свою задачу для себя выполнил, просто пройдя отборочный кастинг. Заваливаю одно задание за другим – но мне все равно, для себя я уже победил, обогнал тех, кто занимается духовным саморазвитием намного дольше меня, но все равно не попал на съемки… Вряд ли я со своими скромными возможностями сильно мешаю кому-то из участников. Может быть, через меня просто хотят устранить тебя. Тут все-таки произошло убийство. А ты быстро соображаешь, и…

Возможно, в чем-то этот похожий на Тома Круза парень действительно прав. Обычно я и правда соображаю довольно быстро. И сейчас эти соображения – не в его пользу.

Он – хороший аналитик и стратег.

Он все рассчитал правильно. Сейчас я, напуганная страшными заговорами и приворотами, имеющая доступ к следственной информации, влюбленная в Муратова, – проникнусь к Денису доверием и стану послушным орудием в его руках. Точнее – я и правда могла бы стать такой безвольной марионеткой.

Если бы не одно «но».

Я не верю Денису.

Я просто не верю ни единому его слову.

Вообще в кино я бы посчитала такой поворот сюжета избитым: обаятельный мерзавец втирается в доверие к немолодой красивой женщине, имеющей доступ к следственной информации. Но у жизни, наверное, свой взгляд на сценарии. Банально не банально – без разницы. Мне просто выпал такой билет, вот и все…

Впрочем, кажется, парень принимает мое напряженное молчание именно за доверие. И вдохновенно продолжает рассуждать:

– Наташа, послушай, мне кажется, я придумал, что нам надо делать. У меня есть один знакомый… Можно сказать, что он – мой духовный учитель. У него очень большие возможности! Если бы ты только знала, какие тяжелые заболевания он исцеляет! Вообще фантастика: к нему в дом человека на носилках вносят, а отец Алексей к больному прикоснется, молитву прочитает – и пациент о своем диагнозе мгновенно забывает, своими ногами из дома выходит. Мой наставник и с онкологией на последней стадии работал, и с болезнями позвоночника – они знаешь какие сложные, официальная медицина редко когда справляется. Мне про отца Алексея один из клиентов рассказал. У него жена болела, он ездил к нему в скит вместе с ней. Я, конечно, считал это все шарлатанством. Но и любопытство разбирало. Думал, поеду, выведу этого целителя на чистую воду. А он мне с порога мой эпикриз бах – и озвучил, до мельчайших подробностей. А потом и всю жизнь мою – с такими деталями, о которых точно никто, кроме меня, знать не мог. Стали мы с ним разговаривать – и я испытал такое невероятное чувство покоя и очищения… Мне бы хотелось вызывать аналогичные состояния у своих пациентов… Стал ездить к нему, учиться. Такие люди обычно охотно учат, делятся своими знаниями. Они тут, в этом земном мире, и для этого тоже – передавать духовный опыт. Разговаривали часами, он мне книги советовал. Когда узнал, что я кастинг для «Ясновидящих» прошел, – разозлился и прогнал. Такие люди – они сторонятся всего, что связано со славой, общественным признанием. Но я не могу избавиться от всех стереотипов материального мира. Может, это мальчишество – однако мне жутко хотелось попасть на проект, доказать, что я чего-то добился, что-то умею… Но теперь… Наташа, поехали к нему! Давай не будем откладывать эту поездку! Я точно знаю, отец Алексей нас примет и поможет. С нами что-то не в порядке…

– Слушай, я, конечно, только формально здесь эксперт. На самом деле я во всех этих экстрасенсорных вещах понимаю мало. Но мне кажется, что приворот – это ритуал черной магии. А этот твой духовный учитель – он что, в этом разбирается? Может, давай к кому-нибудь из своих «черненьких» обратимся? Евсения вон как эффективно помогла Эдику, у того сразу крыша ехать перестала. Если не совсем на место вернулась – то, по крайней мере, прогресс налицо.

– Ты такая доверчивая! Ты что, не понимаешь, что происходит?

Я думаю, точно о том, что происходит, знает только один человек – преступник. Ну, или несколько – если речь идет о сообщниках.

Насчет доверчивости – тоже мимо.

Ну уж нет, с меня довольно. С моим поведением и эмоциональным состоянием и правда что-то не в порядке. Скорее всего, в отношении меня какая-то магическая дрянь на самом деле была сделана.

Но, во-первых, мне не кажется, что Денис – пострадавший. Мне почему-то все отчетливее представляется, что мой сладкий красавчик как-то связан с преступниками. Поэтому я ни за что не поеду ни к каким его духовным учителям. Если я еще не сошла с ума окончательно – то там это дело быстро исправят.

К тому же…

К тому же мне надо торопиться…

«Тушкана» мне захотелось оставить далеко, еще возле жилых домов, за два квартала до гостиницы «Авангард».

С учетом длины каблуков – это явно было не самым лучшим решением. Вообще-то я прекрасно себя чувствую на классических шпильках. Но ради сегодняшних съемок напялила босоножки на двенадцатисантиметровом каблуке – и это все-таки уже не обувь, ходули. В них можно перемещаться по студии, ресторану. Выбивать барабанную дробь на тротуарах – глупость. Но я сейчас, наверное, только тем и занимаюсь, что совершаю дурацкие поступки…

Я припарковала машину, вышла и поковыляла к гостинице.

Однако внутрь не зашла – прошла мимо, обогнула сквер с чахлыми деревцами, разломанными лавочками и опрокинутыми урнами.

Сначала, когда я только почувствовала этот порыв – прекратить разговор с Денисом, сесть за руль и поехать к «Авангарду», – мной овладела дикая паника.

Я сразу вдруг вспомнила, как Евсения при свете белого дня прямо под окнами моего рабочего кабинета наводила порчу на «тушкана». Цыганка призналась, что словно бы слышала чей-то приказ, не очень хорошо осознавала, что происходит, и совершенно не могла этому противостоять.

На какой-то момент мне тоже показалось – я не могу противиться этому желанию, поехать в гостиницу.

Делала вид, что вникаю в рассуждения Дениса, – а на самом деле прислушивалась к своим собственным ощущениям.

Не могу противостоять?

Или все-таки могу?

Как лучше поступить?

Меня заставляют делать то, что кому-то надо?

Или речь идет о собственной интуиции? Интуиция есть у каждого человека. В принципе, мое материнское «ясновидение» постоянно было обострено до предела. Я всегда чувствовала, что сынок промочил пеленку, или собирается сползти с дивана, или вот-вот схватится за горячий чайник, или рискует удариться нежным височком об угол стола. Даже теперь, когда Димка вырос, все его проблемы отзываются в моей душе тревогой еще задолго до того, как сын решит их озвучить. Может, сейчас во мне срабатывает что-то похожее?..

Чем больше я задавала себе таких вопросов, тем… тем как-то спокойнее мне становилось.

Потеплело в груди.

Возникло такое чувство… Что-то похожее я испытывала на экзаменах в мединститут: результатов еще нет, набран ли проходной балл – не известно; только я уже все равно четко знаю: все сложилось удачно, студенческий билет обязательно будет моим. И когда мы первый раз поцеловались с Леней – я тоже вдруг поняла, что этот парень станет моим мужем, родным, близким, надежным.

И я поняла, что могу выбрать любой вариант: могу отправиться в гостиницу, могу продолжать сидеть на Арбате, любуясь красивым лицом Дениса. Но все-таки лучше послушать свое сердце, свою интуицию. Так просто будет правильно – и больше не надо никаких ни объяснений, ни аргументов.

Я приехала в вожделенный район и растерялась.

То стремление, которое было внутри меня; та сила, которая словно стала моим навигатором, – все это таинственное и необъяснимое почему-то перестало отдавать четкие команды и распоряжения.

Понимаю, что в гостиницу входить не стоит.

Чувствую, что надо идти вперед.

Но зачем и как долго?

На эти вопросы ответов нет.

И вообще, кажется, этот странный голос, порыв, призыв интуиции – я не знаю, как это назвать… но я с ужасом понимаю, что это неопределяемое стремление вдруг окончательно умолкло, исчезло.

Оставив меня наедине с пустынной улицей, стертыми в кровь ногами и накрапывающим теплым дождиком…

Идиотка!

Да, я схожу с ума…

Оказалась слабее, чем я думала.

Все-таки одно присутствие на «Ясновидящих» – это то еще испытание.

Я просто невменяемая. Сплю с каким-то смазливым мальчишкой, вдруг ни с того ни с сего подрываюсь и еду неизвестно куда, неизвестно зачем и…

Мысленная мельница останавливается внезапно.

Сначала я просто любуюсь шикарными, до пояса волосами двигающейся впереди меня блондинки.

Все-таки сегодняшняя индустрия моды, предлагающая стричь и красить женские волосы, здорово испортила прически девушек. Первозданную красоту, не тронутую ножницами или красителями, редко когда встретишь. Но, наверное, тем сильнее восторг при виде действительно шикарных, как водопад, длиннющих густых прядей.

Я просто любуюсь светло-пепельными переливающимся покрывалом – и в какой-то момент вдруг понимаю: да ведь я же, на самом деле, знаю обладательницу роскошных кудрей. Это Саша Ремизова! Я не сразу узнала девушку. Обычно она одевается очень стильно и продуманно, предпочитает вроде бы неброские, но очень женственные платья, а сейчас на ней – джинсы в обтяжку, лиловые кеды. Правда, конечно, такие приметные волосищи сведут на нет любую маскировку.

Хотя нет, наверное, девушка и не думает скрываться. Уж тогда она точно изменила бы прическу! Просто обычно мы с ней общались только на съемочной площадке или после съемок – а телевизионный дресс-код никто не отменял. Все банальнее и прозаичнее – девушка переоделась после записи.

В следующее мгновение я неожиданно для себя самой вдруг прячусь за скамейку. И в ту же секунду Саша оборачивается, вертит головой по сторонам.

Смешная, наивная – кого это я собралась обмануть?!

Чемпионку по чтению чужих мыслей?

Вот уже Саша идет прямиком ко мне.

Прятаться дальше глупо.

Выбираюсь из своего укрытия и молча наблюдаю за приближающейся девушкой.

Она подошла, сняла с плеча рюкзачок, щелкнула застежкой.

Бархатный синий мешочек, который она извлекла, кажется мне таким знакомым.

Волна тепла, идущего от него, отзывается в моем теле мелкой дрожью.

И вот я уже знаю, что буквально через мгновение Саша достанет из этого мешочка.

Колоду Алистера Кроули.

Те самые карты, которые похитили у Евсении…

Да, все точно.

Мельком взглянув на появившиеся в Сашиных руках яркие прямоугольнички, быстро отворачиваюсь. Помню, знаю – улететь в их изображения можно очень быстро. Только вот сейчас явно не время для таких полетов.

– Я нашла эти карты в своем номере, – говорит Саша, ее голос дрожит от волнения. – Просто зашла в свою комнату и почувствовала: где-то тут находится сгусток мощной посторонней энергии. Причем темной энергии. И тогда я сразу поняла, что произойдет завтра. Нам придумают такое задание: найти исчезнувшие у экстрасенсов «предметы силы». Мой брат и Евсения на сегодняшних съемках работали хуже всех. Думаю, пропажа карт и ожерелья в этом «никаком» результате особой роли не сыграла. Почему – не знаю, просто так чувствую… Вы рассказали продюсеру о краже предметов – и Кононов загорелся идеей использовать это в следующем испытании. Петр Волков быстро считал эту информацию и решил времени даром не терять. Спрятал оберег святого Лазаря получше, потом украл ключ от моего номера у горничной – она вечно по этажу шляется, а в ее комнате, где все дубликаты ключей висят, дверь нараспашку… Волков хочет, чтобы в краже и минировании гостиницы обвинили меня. Поэтому он и подбросил колоду цыганки мне в номер. Но у него ничего не выйдет из этой идеи. Правда? Правда же?.. Я собиралась выбросить карты подальше от гостиницы. Возвращать их Евсении не надо – на них столько черных ритуалов было сделано, меня прямо трясет всю… Я думала их просто выбросить. Вы же не скажете никому о том, что произошло? Не скажете?.. А Волков – он очень опасен. И он все-таки экстрасенс с практически безграничными возможностями. Он сделал себе мощную защиту. Я не могу увидеть часть его действий. Вообще не могу! Понимаю, что оберег Лазаря у него, – но не могу рассмотреть, где именно он прячет реликвию; все как в тумане. Вы не будете рассказывать ничего Кононову?..

Я очень доверяла этой девочке.

Еще совсем недавно я откровенно изложила бы Саше всю информацию – о своих странных видениях и порывах; о том, что, возможно, мы с Денисом стали жертвами магического обряда.

Но теперь… Я даже не знаю, что и подумать.

Саша вела себя так, как честный человек вряд ли бы поступил.

Мысленно ставлю себя на ее место.

Допустим, мне подбросили украденную вещь.

Да я в жизни не стала бы от нее тайком избавляться! Наоборот – всех бы поставила в известность о странной находке. И, уж конечно, не решилась бы так подставлять Евсению. Ведь ей дороги эти карты. Недавно цыганка оказала Саше услугу – помогла ее брату слегка подлатать уехавшую крышу. А у барышни – ну никакой благодарности. Хитренькая какая! Нашла картишки цыганки – и побежала их скорее выбрасывать и…

– Мне даже возразить вам нечего. Я действительно по отношению к Евсении поступила подло. Я приняла ее помощь – и не оказала ей ответной услуги. Это выглядит дико – но это правильно, поймите! Да, она помогла моему брату. Но если бы вы только видели, какие жуткие обряды она делала при помощи этой колоды… Эти карты напитаны большой силой. Конечно, со временем Евсения сможет призвать силу и на новые карты. Но я подумала – может, хоть на какой-то момент в мире будет светлее…

Молчу, пытаясь понять, как мне следует поступить в этой ситуации.

Разумеется, выбрасывать карты в урну подальше от гостиницы – это отвратительная идея. Я просто не позволю Саше этого сделать! Мало ли что она там говорит – плохая колода, огромная сила. В любом случае, это – вещь Евсении. Надо вернуть карты хозяйке – и пусть она ими распоряжается.

К тому же есть еще один момент.

Саша уверяет, что это якобы Волков подбросил ей карты. Но какие основания безусловно верить Ремизовой? А что, если она специально оговаривает черного колдуна? Он – действительно страшный и мерзкий человек. Мне тяжело рядом с ним просто находиться. Я боюсь его до одури, такой неконтролируемый, логически ничем не объяснимый ужас испытывают разве что дети, которые отказываются спать без включенного ночника. Подозревать Волкова – так естественно и удобно. Действительно, этот бритоголовый мужик с четками из засушенных птичек идеально подходит на роль главного преступника.

Но что если Саша просто врет?

Нет, наверное, тут надо поступить иначе.

Я бы предложила вернуть карты обратно в номер. И пусть, выполняя задание, каждый из экстрасенсов выскажет свою точку зрения. Сегодня Гинтаре Прунскене отлично прошла испытание. В разные дни съемок были очень удачные результаты и у Сайяфа Раббани, и у Алеся Мацкевича, и у Алисы Катаевой. Пускай сильные экстрасенсы выскажут свое мнение о произошедшем. И, кстати, если бы Саша была искренне заинтересована в том, чтобы оберег святого Лазаря обнаружили, – она именно так бы и поступила!

Решено: буду обсуждать все это с Кононовым и…

– Ничего вы с ним обсуждать не будете. Он только что окончательно решил, что удалит вас с проекта.

От удивления я не сразу могу говорить.

– Удалит меня?! Меня?!

– Да. А что, вы думали, что входите в касту неприкасаемых?

На красивом лице девушки появляется насмешливо-торжествующее выражение – и я окончательно расстраиваюсь.

Подколки и ерничание – это ерунда.

Другое обидно.

Неужели я действительно ошиблась в этой девочке? Неужели она врет? Или вообще – замешана во всех этих темных делишках: убийстве, краже?

– У меня нет времени вам все сейчас объяснять…

Сашу вдруг перебивает звонок моего сотового телефона. Еще не ответив на вызов, я по мелодии знаю, чей голос услышу в трубке, – Лёнин.

Звонок совершенно некстати.

Может, не отвечать? Попытаться «додавить» Сашу? Мне хочется разобраться со всем одним махом – с ее поступками, непонятными видениями.

Она, отбросив назад волну волос, качает головой:

– Вы не там ищете преступника. Поймите, я вам не враг. Наоборот… Вы оказались здесь, чтобы помочь мне.

Наверное, смешно делать пару шагов в сторону от телепата, стараясь сохранить конфиденциальность разговора. Но я машинально именно так и поступаю – а потом осознаю, как же все это глупо.

Голос у мужа взволнованный.

– Наташ, у тебя все в порядке? Ты где? Можешь подъехать к Колосову на работу? У него вроде бы есть новости. И еще он срочно хочет проконсультироваться.

– Именно со мной? Так пускай наберет.

– Говорит – не телефонный разговор…

* * *

«Следователь Рафиев Вагит Мамедович», «Следователь Алибегов Рустам Рустамович», «Следователь Садыков Ахмед Сулейманович»…

Пытаюсь найти в длинном коридоре следственного отдела кабинет Юры Колосова и невольно морщусь от досады.

Сначала в Москве не осталось дворников-славян, потом торговцев. Теперь вот и в следственных органах, похоже, та же тенденция – трудоустройство всем аулом.

Вообще-то я всегда была по «национальному вопросу» человеком лояльным. Возможно, сказывались годы, прожитые в Советском Союзе; возможно, просто не возникало никаких конфликтов, затрагивающих личные интересы. Но мне раньше действительно казалось: не важно, где ты родился, кто твои мать и отец; имеет смысл оценивать только личные качества человека, его таланты и успехи. Очень часто с пеной у рта доказывала в спорах: «Не важно, откуда вышел, – важно, к чему пришел».

Но современная Москва, наверное, любого интернационалиста рано или поздно превратит в фашиста. После того, как под колеса моего авто чуть не угодила пара лиц кавказской национальности (наверное, мужики, взращенные на горных просторах, привыкли не обращать внимания на такие мелочи, как сигналы светофора), а мне, торопливо проходившей мимо палатки, оцарапали руку («дорогая, посмотри, какие сумки, дешево») – я тоже стала ворчать по поводу огромного количества приезжих. Они ведь действительно часто не умеют адекватно себя вести в джунглях нашего мегаполиса. И это провоцирует целый ряд проблем и просто напрягает с бытовой точки зрения.

Ну вот, наконец-то – апартаменты «мамедовичей» пройдены, и я стою перед дверью Юриного кабинета. Уже хочу нажать на ручку и сделать шаг внутрь. Но меня останавливают раздающиеся из-за дверей крики.

– …да что ты себе позволяешь? Ты что, не понимаешь, в какой конторе я служу?! А ты – не офицер ФСБ, и я не обязан тебе отчитываться, с кем и по какому поводу разговариваю. Ах, значит, ты у нас лицо процессуальное?! Слушай, отстань. Я тебе прямо говорю – оставь Ванина в покое, он – наш человек. К твоему трупу он никаким боком – голову даю на отсечение. Ты что, не понимаешь, что если мы этот вопрос на своем уровне не разрулим, то я подключу руководство?! И тогда тебе мало не покажется. Не в том направлении копаешь, мальчик!

– Слышишь, мальчика нашел! Давай на личности переходить не будем. Я, может, тоже кое-что бы насчет тебя озвучил! Ты нормально вообще говорить можешь? Мне твои эмоции пофиг, меня факты интересуют и…

– А подслушивать нехорошо! – шепчет мне прямо в ухо вкрадчивый голос.

Невольно вздрагиваю. Но мне при этом ни капельки не страшно. Привыкла уже к Лёниным шуточкам – внезапно появиться, неслышно пробраться…

Киваю на дверь:

– Там Колосову кто-то мозги промывает. Уверен, что он хочет нас видеть?

– Давай подождем, пока они закончат орать; отойдем к окну, – муж берет меня за руку, и от тепла его ладони у меня на глазах появляются слезы.

Блин, просто уму непостижимо, я такая дура!

Мне сейчас не по себе – до дрожи и озноба. Я боюсь магии, боюсь приворотов, боюсь своих эмоций. Меня тянет к Денису – и я обожаю мужа – и на этих «американских горках» я настоящая давно потерялась.

Взрослая мадам – а мне хочется, как маленькой девочке, поплакать на крепком надежном плече и чтобы меня успокоили и уверили: все будет в порядке.

Никогда, конечно, не сделаю ничего подобного. Сама впуталась во все эти неприятности – самой и разруливать надо, это по-честному. Но переложить свои проблемы на чужие плечи – очень хочется…

– Лень, там на следователя, похоже, наезжает какой-то крендель из ФСБ. Советует Колосову оставить Ванина в покое, потому что он работает на контору.

– Ого, как быстро Юра роет.

– Это ты о чем?

– А я сказал ему, что Ванин кому-то сливает информацию о заданиях. Еще прямо в обед позвонил, до того как он со мной связался и попросил разыскать тебя. Решил тогда: имеет этот разговор отношение к расследованию, не имеет – пускай следователь разбирается, работа у него такая. Наверное, Юра уже получил распечатку от мобильного оператора и установил абонента, с которым Дима общался. Похоже, оказалось, что ваш Ванин тусит с «чекистами». А те – парни шустрые. Они повестки дожидаться не будут – быстренько придут отношения выяснять и честь мундира отстаивать.

– Слушай, прикольно… А помнишь, в тех материалах внутренней службы безопасности, которые нам показывал Юра сразу после убийства Мариам, как раз говорилось о том, что Ванин, возможно, сотрудничает с ФСБ.

Муж кивает:

– Да, теперь припоминаю. Что ж, если парень работал в «горячих точках» – то там он запросто мог подружиться с кем-то из фээсбэшников, они в Чечне в свое время все под контролем держали.

– Возможно. Все равно не понимаю, зачем ФСБ информация о записи какой-то там программы.

– Не «какой-то там», – Леня высокохудожественно передразнивает мое пренебрежительное выражение лица. – А программы с участием людей, обладающих сверхспособностями. Ты сама рассказывала, чего только некоторые экстрасенсы не умеют – и про прошлое все рассказывают, и про будущее; и мысли читают, как открытую книгу. А теперь представь, какие возможности появляются у спецслужбы, с которой сотрудничает такой человек. Вообще, знаешь, комитетчики всегда в плане всякой паранормальщины руку на пульсе старались держать. Мне любопытная книжка на эту тему как-то попадалась. Чуть ли не сразу после революции, еще при Дзержинском, был создан спецотдел, где целенаправленно занимались эзотерикой – экспедициями в Шамбалу, изучением знахарей и целителей… Что ж, наверное, в какой-то степени один момент прояснился – подозревать Ванина в причастности к убийству не надо. Он – явно не преступник, не находится в сговоре с преступниками… Да, кстати, мы тут увлеклись, а я хотел спросить: как прошли роды? Все в порядке? Сколько щенков у собачатины?

Роды?

Ах да… Все-таки для того, чтобы врать, надо иметь хорошую память.

Я редко обманываю, и отсутствие тренировки явно сказывается.

Не говорить же было Лёне, что я собираюсь на свидание с Денисом. Вот поэтому и обманула, сказала, что у приятельницы сука щенится, что надо срочно убегать из дома.

Я обманула мужа и теперь очень многое не могу обсудить с ним – ни любовный приворот, ни поведение Саши, якобы обнаружившей карты Евсении в своем номере.

Между нами за все долгие годы совместной жизни никогда не было такого нагромождения лжи и недоговоренностей.

Надо срочно все обсудить. Я больше не могу дышать из-за такого количества вранья. Но, конечно, коридор следственного отдела – не лучшее место для таких разговоров…

– Эй, ты куда улетела? Со щенками все в порядке? Выдавливаю из себя:

– Да, все в порядке. Если честно, я уже забыла и о собаке, и о щенках. Родила сука легко, от меня там и не требовалось ничего – разве только психологическая поддержка. В общем, помогла приятельнице и уже забыла. Все мысли – исключительно о последних событиях на проекте… Я пытаюсь понять, кому все это могло быть выгодно – убийства, кражи. То одного человека подозреваю, то второго. Однозначных улик и доказательств нет. У меня вообще уже паранойя, кажется, начинается – кругом враги… Слушай, я вот думала – может, нам вообще абстрагироваться от людей и попытаться узнать больше о вещах.

– Каких вещах?

– Например, об обереге святого Лазаря. С картами цыганки все более-менее понятно. А вот религиозный артефакт – я ничего о нем не знаю.

Леня вздыхает:

– Не самая лучшая идея. Я уже потерзал на этот счет все поисковики – безрезультатно. Прямых ссылок и упоминаний нет. Выскакивают только статьи с религиозных сайтов, в которых пересказывается библейская история про Лазаря, – и это все. Я пытался выяснить, есть ли люди, занимающиеся целенаправленным изучением таких раритетов, ну, может, музейные работники, научные сотрудники. Димку нашего напряг. Решил: он журналист, может, у него хоть какие-то контакты будут. Короче: дело ясное, что дело темное. Максимум, что смог сделать наш сын, – это поговорить с каким-то специалистом по иконам. Но тот человек разбирается только в иконах. Он сказал, что нас интересует очень узкий вопрос и такой специализации просто нет.

– Может, в церковь сходить?

– И что там тебе скажут? Покайся, дочь моя, ты живешь во грехе!..

– Слушай, не богохульствуй, ладно?!

– Ладно! Сам не знаю, что это на меня нашло… О чем это мы говорили? А да, есть реликвии, которые действительно творят чудеса, – мощи святых, иконы. Все это тщательно фиксируется. Но, судя по твоему рассказу, оберег святого Лазаря долгое время находился в частной коллекции. Возможно, он был куплен у такого же частного коллекционера. Подобные сделки публично не обсуждаются. Эта ниточка никуда не приведет, поверь мне. Какая церковь что-то знает по этой теме? Да никакая!

Не буду даже спорить с мужем.

Из нас двоих он всегда был более усидчивым, внимательным и склонным к аналитике. Я бы сроду не написала учебник по судебной медицине, хотя обожаю свою работу до безумия. Мне бы просто терпения не хватило собирать информацию, снимки, рыться в уголовных делах, все это систематизировать и объяснять прописные истины языком, понятным для студентов и…

Из кабинета Колосова, с треском захлопнув за собой дверь, вылетает мужчина.

Его рост – мой экспертный взгляд по этому пункту лучше любого сантиметра, длину тела я уже давно определяю на глаз совершенно точно – составляет сто шестьдесят два сантиметра. И еще парочку добавляют туфли на толстой подошве, с более высоким, чем приличествует мужикам, каблуком.

Леня толкает меня в бок и ехидно улыбается, явно напоминая о нашем споре.

Я-то ему доказывала, что можно совершенно спокойно относиться к особенностям своего тела, очень высокому или низкому росту, лишнему весу. У меня самой все детство были проблемы – самая высокая девочка в классе, я постоянно сутулилась. Теперь – до голубой звезды все эти мелочи. Да, когда надеваю каблуки – муж немного ниже меня. Все равно. Не в росте и весе счастье. Критерии красоты – штука модная, субъективная. Самое главное – это здоровье и внутренняя гармония. Если человек счастлив – то он красив независимо от роста, веса, возраста.

Леня не соглашался, уверял, что полностью абстрагироваться от этих моментов невозможно; что подсознательный комплекс неполноценности будет присутствовать всегда; что нет ничего хуже невысокого шефа или толстой начальницы – станут самоутверждаться за счет подчиненных всеми возможными способами.

Судя по тому, как темпераментно вел себя миниатюрный сотрудник ФСБ, – может, в Лёниных рассуждениях и есть логика?..

Когда мы вошли в кабинет, Колосов, куривший у форточки, вздрогнул:

– Добрый вечер. А я испугался – начальство. У нас тут шеф такую борьбу с никотином устроил, запретил курить в кабинетах. Делать ему нечего – так он еще и за руку самолично поймать пытается, облавы на нас устраивает.

– И это правильно. Хороший начальник о здоровье подчиненных заботится, – опустившись на стул, беру со стола бумажку и начинаю ею обмахиваться, как веером, отгоняя клубы вонючего дыма. – Сигареты – медленная, но верная и мучительная смерть. А чего ты так разволновался? Из-за этого фээсбэшника? Мы уже в курсе всей этой истории. Твой гость орал так, что стены дрожали.

Выбросив окурок, Юра пожал плечами:

– Да ладно, крикун – это полпроблемы. У меня тут оперативники такое нарыли – сам в шоке. Похоже, появился конкретный подозреваемый в убийстве. Хотя прямых доказательств нет. И я не знаю, как их получить. И, блин, там такие «верхушки» по итогу замешаны – не уверен, что мне дадут расследование до конца довести. Один звонок – и все, со следственными действиями придется закругляться. Сколько раз так было!

Нервы Лени не выдерживают:

– Слушай, ты можешь говорить прямо – в чем дело? Время уже позднее. Мы все свои дела бросили и к тебе ломанулись. Ты сказал – Наташина помощь нужна. Ближе к телу! Давай, называй вещи своими именами!

Следователь, понизив голос, заговорил:

– Похоже, ниточка ведет к Кате Романенко. Я поручил операм проверить информацию, связанную с инсектицидом. Бутылку же я обнаружил в ходе обыска в студии. Ну и сказал на совещании пару дней назад – выясните: откуда партия, где реализовывалась; установите ближайшую к «Останкино» точку продажи – а вдруг там что-то случайно обломится. Обломилось – хотя и совершенно не в том ключе, как я думал. Фишка в том, что эта отрава оказалась эксклюзивной. Американской. На рынке такого добра навалом – российского, голландского, польского, немецкого производства. Но именно этот инсектицид, которым отравили гражданку Гладышеву, был произведен в США. В Москву под заказ прибыла одна-единственная партия. Его делала фирма, занимающаяся ландшафтным дизайном. Ну а дальше… все еще веселее. Среди клиентов этой фирмы – Владислав Романенко. Да, тот самый олигарх, папочка известной телеведущей. Оказывается, в его доме на Рублевке полно редких экзотических растений. Чтобы их не пожрали насекомые, специально обученные люди из фирмы по ландшафтному дизайну приезжают ухаживать за цветочками. Но, конечно, все эти препараты и удобрения они постоянно с собой не таскают. Оставили прямо в доме у Романенко инструменты, перчатки. В общем, всякую садово-огородную хрень, включая инсектициды. Пропадал у них препарат или не пропадал, а просто закончился – они точно сказать не могут, клиентов много. Но это уже, наверное, даже и не особо важно. Тут как ни крути – Катя Романенко или вхожие в ее круг люди замешаны. То есть… Нет. Никакого круга, наверное, все-таки нет. Просто я, когда все эти подробности выяснил, все пытался найти хоть кого-нибудь, кто мог эту отраву из дома папочки Кати украсть. Но только я что-то никого не установил. Сама Романенко к отцу приезжает часто, каждые выходные. Но без друзей…

Пытаюсь хоть как-то утешить расстроенного парня:

– Может, она взяла яд по чьей-то просьбе?

Юра машет рукой:

– Соучастница, наверное, все-таки лучше, чем убийца. А только все равно – никто меня за такие успехи в расследовании не похвалит… Наталия Александровна, я чего просил вас приехать. Вы же на съемках «Ясновидящих» постоянно тусуетесь. Может, расспросите там народ – вдруг все-таки возможен сговор Романенко с кем-то еще?

– И что тогда? Адвокаты отмажут девчонку, а соучастник попадет в тюрьму? Частично удовлетворенная Фемида лучше, чем полностью неудовлетворенная?

Я собираюсь еще рассказать о том, что Денис Муратов тоже подозревал Катю Романенко в убийстве Мариам. Но повод – якобы угроза обнародования информации о ее любвеобильности – кажется мне совершенно маловероятным.

Правда, тут же в голову приходят другие соображения. А что если Катя специально так громко обсуждала свою личную жизнь? Допустим, первый порыв, который у нее возник, – паника, стремление заткнуть Мариам рот любым способом. Она взяла и действительно траванула нелепую скандальную экстрасеншу. А потом так случилось, что Катя рассталась с обоими своими любовниками. И девушка стала специально сама затрагивать эту тему в разговорах – отводя таким образом от себя все подозрения в убийстве.

Я знаю статистику.

Большинство убийств, которые совершают женщины, – в пылу эмоций, из-за глупых страхов и ревности. Если бы дамочки хотя бы немного пытались не поддаваться страстям – в наших тюрьмах было бы на порядок меньше в общем и целом интеллигентных образованных женщин, которым так некстати подвернулся нож под руку. Или – как в этом конкретном случае – бутылка с американским инсектицидом…

Звонок моего начальника прерывает это мысленное расследование.

– Рыжая, привет! Ты стоишь? Пожалуйста, сядь. Сделай глубокий вдох. Муж рядом? Попроси, чтобы он принес водички, – с деланой веселостью тараторит Валера.

У меня не выдерживают нервы:

– Короче, Склифосовский! Кончай тут растекаться мыслью по древу!

Тон шефа становится сухо-деловым:

– Нет проблем. Я, блин, к тебе со всей душой – а ты, как всегда, шашку наголо и пошла рубить… Рыжая, расклад такой – Кононов больше не хочет, чтобы ты работала на его проекте. Часть гонорара, примерно треть обещанной суммы, уже находится у меня. Я понимаю, что ты сейчас в своей манере устроишь тут разбор полетов. Но я уже от Кононова наслушался о твоей строптивости. На фига он мне мозг парил, если я его заранее предупреждал о твоей высокоморальной стервозной сути, – понятия не имею! Рыжая, короче, устал я от вас всех! Твоя телевизионная карьера закончена. Все, жду завтра на работе. Гарантирую самый прекрасный труп. Привет супругу!

Похоже, мой начальник знает меня как облупленную.

Только я набрала в легкие побольше воздуха, собираясь высказать Валере все, что думаю о нем лично и о его приятеле, – как тот быстренько положил трубку.

– Но какой же этот продюсер мерзавец! – простонала я, оглядывая кабинет. Очень хотелось сломать что-нибудь, не особенно жизненно важное, но подходящих вещичек, как назло, на глаза не попадалось. – Он все-таки решил от меня избавиться! Причем так противно, так подло! Нет чтобы самому позвонить – воспользовался тем, что дружит с моим шефом! Меня Саша Ремизова предупреждала о том, что Кононов хочет удалить меня с проекта, – но у меня и в мыслях не было, что это ее предсказание сбудется. Кононов еще полдня назад мне улыбался, благодарил за то, что я ему задание классное придумала. И одновременно понял: на меня где сядешь, там и слезешь. И вот так подло, гадко выжил меня!

– Слушай, а как они без тебя продолжат съемки?! – недоуменно воскликнул Леня.

Я махнула рукой:

– Это-то как раз не проблема. Там ведь изначально планировались и другие эксперты. Подснимут задание с новым человеком, потом сделают запись итогового совещания. Никто из зрителей и внимания на мое отсутствие не обратит. В общем картинка получится совершенно нормальной. Там ведь весь акцент – на экстрасенсов, а кто именно с ними задание проводит – дело десятое. Но это меня как раз мало волнует. Просто если больше у меня не будет доступа в «Останкино» – то не будет новой информации и придется сильнее напрягаться, чтобы собрать доказательства. Хотя… Вроде как уже все ясно? Кроме Кати Романенко, подозревать некого?

– Ничего еще не ясно, – в голосе Колосова, узнавшего последние новости, появились стальные нотки. – В конце концов, давайте не будем сдаваться так легко. Ладно, допустим, Кононов не хочет, чтобы Наталия Александровна принимала участие в записи. Это его право. Но вот оказывать следствию содействие – это уже обязанность. Да я ему такой гемор устрою с допросами – он будет вынужден надолго прерваться! Он сам меня просил войти в положение, по возможности не отрывать лишними вопросами ни участников проекта, ни техперсонал! И я в этом плане по-человечески поступил. Никаких повесток, с меня корона не упадет – сам ездил к людям в перерывах между съемками. Но ведь эту лояльность можно так же легко прекратить! Пускай Кононов выпишет пропуск Наталии Александровне, позволяющий хотя бы просто присутствовать на съемках. Скажу ему, что это в интересах следствия, – пусть только попробует что-нибудь против пикнуть.

Я слушаю пылкий Юрин спич и думаю о том, что этот парень прав.

Сдаваться, даже не пытаясь бороться, – это глупо.

И в любом случае с Кононовым надо поговорить.

Почему он так спешно решил от меня избавиться?

А что если Сергей Николаевич – тот самый сообщник Романенко, которого так старается найти следователь?

Ведь Гинтаре мне говорила: Кононов причастен к убийству, вне всяких сомнений…

Погруженная в свои мысли, я невольно обвожу кабинет взглядом, и вдруг…

На столе Юры рядом с компьютером стоит сувенир.

Чего только не оказывается возле наших мониторов – шары с румяными снеговиками и пластмассовым снегом, пирамидки, дракончики.

Безграничны фантазия китайских трудящихся и нетребовательность отечественных граждан.

То, что стоит возле компа следователя, на первый взгляд не вызывает никаких подозрений – какая-то круглая прозрачная тарелочка на подставке. Только вот на ней то самое изображение, которое я видела на карте Евсении, на амулете Сайяфа Раббани, – мерзкая рогатая козлиная голова.

– Черные ритуалы – лучшая помощь следствию? Приворожу к уголовному делу, сниму порчу судимости? Что же ты молчишь о своих магических практиках? Не надо скрывать свои таланты! – я кивнула на стол и впилась взглядом в лицо Юры. Оно покраснело, подтверждая справедливость моих обвинений.

– Натали, ты чего? – Леня подошел, прижал ладонь к моему лбу. – Что за странные наезды? Милая, с тобой все в порядке?

– А что это за странные амулеты?

Леня посмотрел на стол и улыбнулся:

– Рыжая, ты там на своей программе совсем умом тронулась! Какая черная магия? Да это просто знак Козерога!

– Знак Козерога? – судя по жару, который заполыхал на щеках, пришла моя очередь краснеть.

– Ну да, козлик – это Козерог, там, в астрологической компании, вообще много живности – теленок, рыбка.

Пока муж терпеливо, как маленькому ребенку, перечислял зодиакальные созвездия, я мысленно успела переделать кучу дел.

Извинилась перед Юрой.

Порадовалась, что Сайяф Раббани вряд ли является сообщником преступника. Скорее всего, он по гороскопу тоже Козерог, а я увидела его амулет сразу после гадания, возникли ассоциации с картой Таро «Дьявол».

И озадачилась: так что же все-таки говорили карты о сообщнике женщины-преступницы? Может, речь идет о «черном» маге?..

* * *

Ежик в тумане.

В тумане, тумане, тумане…

Нет, что за детские ассоциации!

На самом деле это я – в тумане.

Или даже не в тумане – каком-то дыму.

Почему-то горько во рту.

Дышать тяжело, невкусно.

Перед глазами все плывет…

– Наташа, просыпайся! С собаками я погулял.

Мы сегодня с Юрой в гостиницу «Авангард» собирались ехать. Помнишь, следователь с Кононовым планировал ругаться?..

Лёнин голос еле различим.

Туман медленно поглощает меня, и я растворяюсь в нем, целиком и полностью.

Очень странное состояние – не чувствую своего тела, сердцебиения.

Какая-то часть моего медицинского сознания пытается проявить бдительность, говорит: «Да нет, это же лажа какая-то, пока работают сердечно-сосудистая и центральная нервная системы, таких ощущений быть не может».

Их быть не может – но они есть.

– Ничего не понимаю: температура у тебя нормальная, давление тоже. Наташа, ты слышишь меня?

Я прекрасно слышу голос мужа и с удивлением понимаю – даже кивнуть в ответ не могу. Ведь я вся – туман, растекаюсь, растворяюсь, наполняю окружающее пространство миллионами своих клеток.

«А вдруг это – уже смерть? Пришла ко мне, прямо сейчас! Я совершенно не готова, а ей пофиг!»

Эти мысли пугают.

Но потом первый приступ паники отступает, и я понимаю: нет, я не умерла.

Смерти, наверное, вообще нет – есть постоянный переход в новое качество существования.

В моем физическом теле огонь бытия еще не погас. Хотя, возможно, жизненные силы стремительно покидают его. Так быстро из ванны убегает вода после того, как пробка выдернута…

– Натали, а может, ну их всех – следователя, продюсера? Давай дома останемся, завалимся спать? Слушай, я даже не помню, когда мы это делали последний раз – просто валялись в постели и ленились…

В это мгновение со мной происходит что-то странное.

Сначала я чувствую усиленное сердцебиение. Потом внутри брюшной полости по всем органам словно бы начинает прыгать пульсирующий шарик от пинг-понга.

С неожиданностью летнего ливня в меня хлынули потоки энергии – разноцветные, переливающиеся, как радуга.

Почему-то вдруг вспоминаю ванильно-абрикосовый запах волос моего сына. И как красиво цвели ирисы у нас на даче – фиолетовые, желтые, бордовые, они гордо парили, покачивались на своих стеблях, словно яркие нахохлившиеся птицы. Вспоминаю, как сверкают в прожекторе солнечного света капли росы на зеленой траве – сияющие алмазы, драгоценный прозрачный хрусталь.

Все мое существо наполняется легким светлым восторгом.

Не могу произнести ни слова.

Чувствую, как на глазах выступают слезы.

Просто невозможно описать, какое же это счастье – владеть жизнью, видеть ее яркие краски, дышать ветром, солнцем…

Без малейших усилий и боли поднимаюсь с постели, обнимаю стоящего рядом мужа.

– Наташ, что-то я перепугался. Ты себя хорошо чувствуешь? Что это было с тобой?

Я чувствую себя превосходно.

Что это было – понятия не имею.

Я тоже испытывала жуткий страх, но потом все переживания смыло искрящейся волной радости и…

«А ведь это Кононов звонит», – проносится в голове.

Беру зазвонивший телефон, смотрю на дисплей. Действительно: на нем высвечивается фамилия продюсера.

Отвечаю на вызов и уже откуда-то совершенно четко знаю: пришла беда.

Голос Кононова звенит от истерики:

– Наталия, это какой-то трындец! Евсению отравили. У нас съемки начинаются, ей надо было первой записываться. А она на грим все не идет. Настя к ней в номер зашла – а там она лежит, на полу, у двери… Говорит – воняет в комнате той же дрянью, что в студии, когда Мариам убили. Значит, наверное, опять отравление… У вас есть телефон Колосова под рукой? Не могу его номер в своей мобиле отыскать; наверное, в контакты забыл вбить.

Похоже, мой динамик никакой тайны из содержания разговора не делает.

Леня щелкает кнопками на своем сотовом, потом хватает со стола блокнот и пишет цифры.

Продиктовав номер следователя, я ставлю продюсера в известность о том, что через час мы с мужем планируем приехать в гостиницу.

– Наталия Александровна, вы не представляете, как я буду рад! Я вел себя по отношению к вам не очень корректно. Хорошо, что вы в сложный момент не стали на этом заостряться…

Странно, но, похоже, продюсер действительно рад моему приезду в гостиницу.

– Голос у него стал таким довольным, – объясняю я мужу, пока мы идем за «тушканом» на стоянку. – Я прямо уже не знаю, что и подумать. Его реакции кажутся такими естественными! Позвонил, когда произошла беда; рад видеть, даже что-то вроде раскаяния, похоже, испытывает.

– Может, он просто притворяется? – муж берет меня под руку. – Пойдем по теньку, жарко сегодня!

– Если он притворяется – то он очень хороший актер и…

Со мной начинает опять происходить что-то странное.

Мы двигаемся в тени деревьев, в полушаге от проезжей части.

И я чувствую, как словно какая-то сила рывком тащит меня прямо туда, прямо под колеса текущих сплошным поток машин.

Замедляю шаг, кручу головой из стороны в сторону.

Да нет, это же невозможно!

Рядом со мной – только Леня. Он остановился, стоит теперь слева. Справа от меня – никого.

Но словно бы чьи-то ледяные цепкие пальцы тянут меня прямо к смерти.

И не подумаю туда идти!

Ну уж дудки, не на ту напали!

Кого угодно можно заставить совершить такую глупость, только не судебного медика. Плавали, знаем. Неоднократно видали все «прелести» автомобильной травмы во всех ее проявлениях – раздробленные кости, разорванные связки; кожный покров с многочисленными царапинами, остающимися вследствие волочения тела по асфальту…

Ледяные пальцы тянут меня к смерти.

Резкий запах паленой резины бьет прямо в нос.

В глазах – огромное, невероятно огромное, в целый мир, колесо.

Мне кажется, я вижу каждую резиновую клеточку, из которых состоит шина, я вижу даже каждый микроскопический атом этого проклятого колеса.

Черные автомобильные колеса – мой омут.

Я вся – уже лишь стремление к темным пыльным автомобильным жерновам. Они должны перемолоть меня, всю, целиком и полностью. Только это важно – отдаться импульсу, следовать зову.

– Наташа! Наташа, что с тобой?

От голоса мужа, как по щелчку пальцев, прихожу в себя.

Все в порядке – стою на тротуаре, мимо летят машины.

– Все-таки день сегодня очень жаркий, – озабоченно шепчет Леня. В карих глазах – тревога. – Может, ты тут меня подождешь? Здесь тень. Я быстро сгоняю за «тушканом», кондишен включу. Минутка – и ты уже в прохладе. Что-то не нравишься ты мне, Натали, лицо у тебя бледное.

Буквально прислонив меня к дереву, Леня удаляется торопливым шагом.

Мне хочется прокричать ему вслед: «Эй, подожди, не оставляй меня! Со мной что-то не в порядке! Я схожу с ума, разве ты не видишь?!»

Я хочу кричать – но почему-то не могу вымолвить ни словечка.

«А ты мысленно его позови, Наташенька. Как я тебя зову – так и ты Леню своего позови. Какие вы взрослые стали, выросли совсем…»

Рядом со мной стоит моя бабушка.

Она почти прозрачная, еле видимая. Но некоторые части лица и одежды различимы довольно четко – загоревшее лицо, расчерченное морщинами, клетчатый фартук, повязанный поверх длинного темного платья.

Сказать, что мне страшно, – значит не сказать ничего.

«Что-то ты на могилу мою не приходишь совсем. Приезжай, ограду покрась. Серебристой такой красочкой – мне приятно будет. Марине, сестре своей, денег пошли – у нее дочка родила без отца. Есть им нечего, с работы выгнали – а попросить о помощи стесняются; глупые, гордые… Слушай, а ты красивая стала – с годами округлилась. Наверное, мужики прохода не дают? Помнишь, мать тебя все ругала – худая, высокая. А я говорила: «На здоровой кости мясо нарастет…» В церковь тебе сходить надо, Наташа. Свечку поставь, Богу помолись – чернота и отступит. Много грязи вокруг тебя. Только ты не бойся… Себя слушай. Самое главное – слушай себя. Что захочется – делай, чего не будет хотеться – не делай ни за что, иначе пропадешь. И…»

Бабушка начинает «говорить» все быстрее.

Говорить – это, конечно, неправильное слово в контексте нашего общения.

Я не слышу бабушкиного голоса.

Каждое ее слово мгновенно превращается в мои собственные мысли, попадает мне прямо в сердце, прямо в душу.

Я только немного привыкла к этому странному монологу – и его темп становится все быстрее и быстрее.

Начинает казаться: моя любимая бабуля, умершая много лет назад, стремится сказать мне как можно больше.

«…вся эта нечисть вокруг тебя собралась. Ты мешаешь ей свои дела творить, Бога обижать. Тебя Господь выбрал, чтобы ты сильнее стала, чтобы поняла все, и об этом мире, где живые, и о том, где мертвые находятся. Ты как маяк, и воронье налетело. На себя смотри, на ангелов своих – и зло отступит, и…»

Бабушкина «речь» прерывается внезапно.

Небо резко темнеет, начинает дуть сильный холодный ветер.

Рядом со мной нет больше бабушки.

На том месте, где она находилась, ветер закручивает вихрь из песка, каких-то фантиков и бумажек.

Цепкие ледяные пальцы впиваются в мое плечо.

Черные пыльные автомобильные шины.

Мне надо к ним, туда, вперед.

Лечу навстречу колесам, притягивающим, как магнит.

«Смотри на ангелов – зло отступит…»

Но я не вижу ангелов.

Их нет!

Есть только холодные проклятые пальцы, есть только дыхание приближающейся смерти.

Ангел, ангелы! Хранители – так охраняйте, слышите меня, вы слышите меня?!

И они – какое счастье, чудо! – они меня действительно вдруг начинают слышать.

Больше нет никаких ледяных пальцев, впившихся в мое тело.

Я вижу яркий белый ослепительный свет.

В нем будет безопасно.

Кажется, это последняя мысль, промелькнувшая в моей голове.

И мир уже выключен…

* * *

– Гражданка Романенко, вы убили Марию Гладышеву?

– Да.

– И Евсению Аржинт?

– Да.

– Но зачем?

Катя мотнула головой и прохрипела:

– Сначала таблетки. Верни мне мои таблетки!

В голубых глазах следователя, похоже, промелькнуло сочувствие:

– Глупая, не надо. Тебе со мной общаться еще долго, тебе находиться тут долго. Отвыкать все равно придется… Знаешь, я давно тебя подозревал. Когда опера выяснили, что гражданку Гладышеву отравили вип-инсектицидом, который использовался в доме твоего отца, то решил: мое дело плохо. Думал, олигарх Романенко покажет мне кузькину мать – быстро надавит на начальство, дело прикроет. А он – мужик совсем другого плана. Я так думаю, нечего тебе рассчитывать ни на освобождение под залог, ни на доставку наркоты в камеру. Нормальный он мужик. Я по лицу его понял – он переживает за тебя сильно, но считает, что все должно быть по-честному. Жаль, что все это с тобой случилось. Но за свои поступки надо отвечать.

– Нормальный? Этот урод – нормальный?! По-честному? Да что ты знаешь о честности!

Катю затрясло от ненависти. На глазах выступили слезы, и стало трудно дышать. Так всегда было, когда она пыталась доказать папашке, этому козлиному уроду Владиславу Романенко, что он дурак полный и ничего в жизни не понимает…

…Маминых черт в памяти нет и никогда не было.

Какие-то женские лица, постоянно меняющиеся, склоняются над кроваткой – но уже тогда возникает совершенно четкое понимание: неправильные это лица, не те. Они холодные, с фальшивыми улыбками. В них нет самого важного, самого теплого.

Детство начинается с фальшиво-скорбного голоса папашки, вешающего на уши лапшу журналистам:

– К сожалению, мать моей дочери трагически погибла. Мы очень любили друг друга. И скоро поняли, что у нас появится ребенок. Думали после рождения девочки устроить красивую свадьбу – но этим планам было не суждено осуществиться.

Отец всегда сюсюкал с журналистами.

И они охотно ему подыгрывали, ездили в гости, жрали от пуза и получали дорогие подарки – а потом все равно раскапывали про отца такое…

«У Владислава Романенко дочь от проститутки. Мать девочки покончила с собой».

Это еще самые мягкие заголовки, появившиеся в газетах.

Зная отца, несложно предположить, что произошло тогда, много лет назад.

Узнав, что будет ребенок, он, наверное, настаивал на аборте. Но что-то не сложилось, и вот все-таки появляется дочь.

Что ж, это можно использовать. В конце концов, наличие ребенка положительно влияет на имидж, привлекает симпатии электората (пару раз отцу приходила в голову блажь стать депутатом Госдумы).

Ребенок – привлекает, жена-проститутка – нет.

У Владислава Романенко склонности церемониться с кем-либо не было. Он просто вычеркнул маму из жизни дочери! Так же равнодушно, как подписывал рядовые документы. Ему было все равно – а вот мамочка, наверное, не пережила…

– Почему ты молчал, почему я узнаю об этом в школе от подружек?! – Катя просто захлебывалась от слез. – Ты обманул меня! Говоришь – надо поступать правильно, быть честным, а сам? Сам? Что ты сделал с мамой?

Он, даже не пытаясь утешить дочь, пожимает плечами:

– Честно говоря, я особо не интересовался ее жизнью. Мы с ней договорились, что за определенную сумму – не очень большую, кстати, – она забудет о своем ребенке. Ну а что там с ней случилось – понятия не имею. При ее профессии всякое могло произойти. Журналисты написали – повесилась. Значит, повесилась. Да, я не хотел делить с ней свою жизнь. Она была человеком не нашего круга. Она ничего не могла дать тебе как мать. Чему она научила бы тебя? Азам древнейшей профессии?

Жестокий…

Какой же он жесткий, безжалостный.

И этот урод – ее отец…

Из Кати рвется отчаянный крик:

– Проститутка? Моя мама? Я не верю! Как же ты, такой правильный, пользовался ее услугами?!

– А я не знал, что она проститутка. Она давно меня приметила. Говорила, все пыталась познакомиться, то в магазине, то в спортзале – а я не велся. Тогда она под машину мне бросилась. Я с парковки выезжал, задом сдавал, глянул – чисто все. И вдруг удар… В больницу ехать не понадобилось. От радости, что не задавил человека и все обошлось, в ресторан девушку пригласил. Потом ко мне домой поехали… Она сказала вообще-то, что педагог, только по специальности не работает. В общем – и не соврала фактически… Кать, ты прости, что я тебя в такие подробности посвящаю. Ты ребенок еще, хоть выросла, как каланча. Но ты пойми – твоя мать подсыпала мне какую-то дрянь в вино. Я отрубился и ничего не помню – что она там со мной делала, как именно добилась… Утром ее уже не было. Голова раскалывалась. Конечно, все произошедшее характеризует меня не лучшим образом. Вообще-то я не сторонник таких отношений. Но у меня было чувство вины, я выпил вино то ли с клофелином, то ли со снотворным… В общем, я забыл об этой интрижке. Через пару месяцев звонок – беременна… Твоя мать тогда мне во всем призналась: что специально под машину мою бросилась, что сделала все для того, чтобы забеременеть. Она квартиру хотела, я ей ее купил. Денег у меня тогда еще немного крутилось – но и цены на недвижимость были совсем другими… Получила свою квартиру и пропала. С тобой общаться не рвалась. Меня удивляло: мать, родной ребенок все-таки. Но нет – никакого интереса. А то, что с собой покончила, – я не верю, не тот характер. Может, еще кого подловить захотела, девушкой она красивой была. Но сорвалось, и вопрос навсегда закрыли…

Катя не поверила ни единому его слову.

Конечно, этот изверг все наврал.

Ладно, хорошо, мама профессией не вышла.

А почему он не женился на другой женщине – что, мало не-проституток в Москве-столице?

Он объясняет это так: «Не хотел провоцировать конфликты жены и родного ребенка. Я не верю, что можно полюбить чужую дочь».

Тоже, блин, в благородство играет!

Все, что он говорит, – вранье! Сколько людей вступают в повторные браки, живут с неродными детьми – и прекрасно ладят.

Просто, наверное, не нужны отцу женщины.

Помешан на своем бизнесе, с утра до вечера работа, работа – и больше ничего ему не надо.

Хотя нет, надо.

Поиздеваться нравится папашке над своей кровиночкой…

Он жадный. Жадный до одури!

– Папа, дай денег, пожалуйста!

– А зачем тебе?

– Я кофточку хочу купить, и джинсы, и новые туфли под новые джинсы.

– Но ведь у тебя уже есть пять пар джинсов! Кать, угомонись, – все шкафы тряпками забиты. Ты пойми – мне не жалко. Просто не надо покупку одежды доводить до абсурда!

И все объяснения напрасны: и что мода меняется, и что гардеробчик каждый сезон обновлять надо, и что у девочек в школе уже давно такие джинсы есть.

Твердит, как попугай:

– Самое главное – хорошо учиться, развивать себя как личность. Ты можешь заказывать дорогие книги, путешествовать – я оплачу тебе поездки в любые уголки мира. У тебя формируется совершенно неправильная система ценностей. Важны не шмотки, а интеллект!

«Поеду якобы в Лувр, а сама – по магазинам», – решила Катя и заявила, что всегда мечтала увидеть загадочную улыбку Джоконды.

Ага, посетила она распродажи, как же!

Всеми вопросами во время поездки занималась помощница отца – старая худая тетка с тонкими губами. Сбежать от нее и проигнорировать музеи – нереализуемая задача. К тому же денег отец дал в обрез – на еду, гостиницу и входные билеты.

Конечно же, зачем молоденькой девушке платье из Парижа – у нее и так есть пять, пусть еще спасибо скажет, что не уродских от бюджетных молодежных брендов…

Впрочем, деньги еще в старших классах школы перестали быть проблемой.

– Девочка, ты такая красивая. Никогда таких красавиц не видел. Самая лучшая…

Торопящаяся на танцы Катя усмехнулась.

Странный дядечка – старый уже, как отец, толстенький, а за девчонками бегает.

– Если бы ты только согласилась прийти ко мне в гости… Я бы заплатил…

Она сразу поняла, о чем речь, и заинтересованно вскинула брови:

– А сколько?

Названная сумма вдохновила. Ее хватило бы на платьишко от Шанель (там как раз распродажа, но кто узнает о том, что платье куплено за треть цены, главное – бренд), модные французские духи и губную помаду люксовой марки.

Ну а секс… Все равно ведь приходится иногда спать с одноклассником. Чтобы в школе не решили, будто Романенко – синий чулок или фригидная женщина!

Отец, наверное, что-то скоро стал замечать, подозревать. И отправил из Москвы в Лондон, учиться в школу журналистики.

Было прикольно отвечать на его звонки из постели очередного мужика: «Все в порядке, папочка, недавно интервью брала…»

Там же, в Лондоне, Катя познакомилась со своим будущим мужем, Игорем.

Он казался таким успешным, богатым.

Ухаживал красиво, денег не считал: лучшие рестораны, розы корзинами, кольца с бриллиантами. А как хорошо было с ним заниматься шопингом! Полбутика скупит, и ни одной ремарки типа: «Дорогая, зачем тебе сто двадцать пятые туфли?»

В общем, одел, обул – да еще и замуж позвал.

Упускать такую кандидатуру было глупо.

Катя и не думала ворон считать, свадьбу организовала шикарную – все светские львицы обзавидовались.

Правда, потом и позлорадствовали от души: через полгода после свадьбы мужа загребли за компанию с известным олигархом и отправили в Сибирь на семь лет – шить рукавицы и думать на досуге о том, с кем надо дружить, а с кем – не надо.

Катя проконсультировалась с адвокатом: шансов на условно-досрочное освобождение в связи с политическим резонансом дела нет, придется сидеть от звонка и до звонка.

А все имущество конфисковано, вся собственность изъята.

По сути, у Игоря буквально за пару месяцев от многомиллионной империи осталась только жалкая «двушка» на окраине Москвы, чудом зарегистрированная на мать, – Игорь, должно быть, перебравшись на Рублевку, просто запамятовал о той квартире.

Расклад вырисовывался неутешительный. Через семь лет с зоны вернется мужик, которому придется все начинать с нуля. Поднимется, не поднимется – это еще вопрос. В бизнесе тоже все не просто, и никто возвращения Игоря ждать не будет.

А молодость уже пройдет…

И можно оказаться у разбитого корыта.

Нет, лучше развестись с Игорем и найти себе состоятельного мужчину!

– Ты предаешь его, – прокомментировал папашка новость о разводе. – Такой хороший мальчик. Не повезло ему. И ты что, сразу в кусты?

Катя едва сдержалась, чтобы не высказать ему в лицо все.

Какие, на хрен, кусты и предательство? Он бы еще за мужем в Сибирь посоветовал отправиться, как декабристке!

Папаша что, не знает, что стрижка с окраской в самой обычной парикмахерской 4 тысячи стоит, процедура для лица – минимум 2, маникюр и педикюр – еще 3 тысячи. Но в этих занюханных салонах – как лотерея, может повезти, а может – нет. А как с испорченной головой в эфире работать? Вот недавно знакомая девочка, Нора Фридман, в обычной парикмахерской покрасилась. У нее волосы через пару дней отвалились, пучками, у самых корней. Пришлось стричься практически налысо, и теперь Нора то в кепке, то в бандане ходит, ждет, пока волосы хотя бы немного отрастут. Но Нора – администратор. В прямом эфире в кепке не поработаешь… Нет, ведущая должна выглядеть идеально. Да вся зарплата, которую платят в «Останкино», вот так и расходится – массаж сделаешь, пострижешься в нормальном салоне, губки немного подкачаешь, ботокс в уже наметившиеся морщинки введешь. И все, трех тысяч баксов нет!

Да если бы не мужики – известной звезде Екатерине Романенко жрать было бы нечего, в тряпки с рынка приходилось бы одеваться!

На робкие попытки намекнуть, что дочери можно и денежек подбросить, папашка реагирует одинаково: «Что ты, котенок, это не в твоих интересах!

Знаешь, как в Штатах миллионеры своих детей воспитывают? Ни цента им не дают, те гамбургеры продают, пиццы разносят. Тебе не нужно, чтоб я давал тебе деньги. Тебе надо учиться обеспечивать себя самой!»

Что ж, вот она и учится.

Семь лет ждать мужа с зоны понта нет. Надо замутить другую тему, найти новый кошелек на ножках.

А папашка, урод хренов, пусть своими бабками задавится!

Странно еще, что он квартиру на Кутузовском и «Porsche Cayenne» все-таки подарил.

Почему бы для лучшего постижения жизни дочери под мостом не пожить? Или на «Жигулях» не поездить?

Но тоже урод – тачку подарил, а с ГИБДД договариваться не захотел.

«Посидишь без прав, подумаешь о том, можно ли после выпивки управлять автомобилем. А если бы ты убила кого-нибудь, сама погибла?..»

Ну не урод ли?!

Из-за пары бокалов шампанского пешком ходить!

На одни штрафы работать!

Урод, козел и скотина старая – однозначно.

Да и с квартирой, кстати говоря, старикан пожадничал. Себе вон какой дом отгрохал. А ей что? Ни бассейна, ни сауны нормальной! Мог бы тоже домик в пригороде купить!

Только вот высказывать Катя все это не стала.

Зачем?

Изменить – это ничего не изменит.

А вот испортить отношения – запросто.

Зачем откровенно идти на конфликт?

Отец богат, она, как ни крути, – единственная наследница.

Нет, все свои мысли о папочкиных манерах и принципах Катя при себе держала…

Приезжала к нему по выходным, как приличная дочь, тряслась от ненависти – и упрямо молчала.

Ничего, будет еще и на ее улице праздник.

Все у нее появится – и деньги, и любовь.

Надо только мужчину найти подходящего.

Надо найти нормального мужика с бабками – и все будет ОК…

Но нормальный мужик – такой, чтобы не только трахнул и дешевой пиццей накормил, – что-то все не находился.

Пыль в глаза напустят, своего добьются, пару шмоток купят – а на что-то более серьезное уже фиг раскрутишь.

Стыдно кому из подружек признаться – в последний раз, когда они с Максом Ерофеевым на Мальдивы летали, даже пришлось половину путевки самой оплачивать.

Самой за отпуск платить – и при этом еще Макса ублажать! А тот ведь не в лучшей форме, он пока возбудится и кончит – семь потов сойдет… И откуда быть той эрекции? Макс на наркоте уже который год торчит, и курит, и бухает как не в себя.

Вот это позорище: быть на Мальдивах за свой счет, вместо романтических прогулок накачиваться вискарем с таблетками (а что было делать, если Макс давно в ауте?!), да еще и этот член его вяленький…

Приглашение на проект «Ясновидящие» вначале Катю обрадовало.

Продюсер, Кононов, такими глазами на нее смотрел! Прямо так и пялился – на грудь, на ноги.

«Кононов – не Макс, птица более высокого полета. Хреново, конечно, что Ерофеева тоже сюда работать пригласили. Но я ему быстренько объясню: если не готов жизнь девушки превратить в праздник – то не надо претендовать на ее время, – подумала Катя, томно поглядывая на Сергея Николаевича. – И с деньгами у Кононова получше. Да и жениться на мне, может, захочет – у нас большая разница в возрасте, сейчас как раз так модно…»

Но Сергей оказался таким же говнюком, как и Макс.

Как будто бы брат родной, честное слово! И по мужской части слаб, и несчастных двести баксов ему на штраф жалко, и в ресторан нормальный его не затащить, все подешевле что выбирает, типа пиццерий занюханных… Да еще баб у этого Кононова было – как грязи. А он все новых ищет! Так и рыскает!

Блин, лучше бы виагры купил, честное слово…

Неудачи с последними партнерами здорово выбили Катю из колеи.

С Сергеем вообще даже не роман вышел – так, бюджетный перепихон на скорую руку. Только закончились кастинги для участников – а он уже предложил Кате остаться «хорошими друзьями».

Она согласилась:

– Да, ты прав, так будет лучше.

А про себя подумала, что в задницу надо посылать таких друзей – поимели девушку и даже подарка не сделали.

Иногда отчаяние накатывало такое – хоть в петлю лезь. Вот просто прямо так и казалось – надо с крыши высотки вниз сигануть, под поезд в метро броситься. Потому что нет больше сил никаких – терпеть, все время искать, снова и снова обжигаться, бояться нищеты и одиночества.

А порой хотелось убить отца.

Убить, получить его немереное баблище да и зажить в свое удовольствие.

Но только ведь счастливого финала не будет. Менты в два счета на чистую воду выведут, им даже делать ничего не придется – просто колеса заберут, и сразу захочется пооткровенничать.

Колеса, конечно, не герыч. Ломает не так сильно, на внешность не влияют, мозг вроде не разжижается. Но без них реально начинает колбасить.

Нет, убивать отца нельзя. Надо сначала решить вопрос с наркотой, а потом уже об устранении папашки думать.

Но как тут завяжешь, когда столько стрессов: и мужики бросают, и ГИБДД штрафует, и проект намечается не самый простой, с этими всеми колдуньями и экстрасенсами…

Даже смотреть на участников проекта «Ясновидящие» Кате поначалу было боязно.

А вдруг порчу наведут или сглазят! У них, наверное, столько силищи… Да им человека уничтожить – что пылинку смахнуть.

Только один экстрасенс казался не страшным. А очень даже симпатичным и каким-то… добрым, что ли.

Упакован Денис Муратов был, конечно, так себе – ездил на дешевом, хотя и новом, «Nissan Juke», часы его не больше полутора тысяч баксов стоили. Но красавчик – глаз не отвести!

«В конце концов, один раз можно себе позволить и просто секс с красивым самцом, – решила Катя, доставая из сумочки свою розовую визитку с белым тиснением. – По крайней мере, хоть удовольствие в постели получу, раз уж денежных папиков поблизости нет».

Денис Муратов визитку взял, но сразу же дал понять: он не свободен, у него есть девушка.

Катя растерялась. В голове пронеслось: «Так я же его не в загс зову. Что нам мешает после работы заехать ко мне и просто расслабиться?»

Потом внутри все запекло от жгучей зависти.

Какой должна быть женщина, чтобы ради нее отказались от секса с известной гламурной красавицей?..

Через день Катя получила ответ на свой вопрос.

Девушка Дениса Юля оказалась серой мышью с некрашеными тусклыми волосами, стянутыми в хвост, без грамма косметики на лице. Одета она была в джинсы и майку американской фирмы, престижной разве что во времена совка.

Катя смотрела на нее, воркующую с Денисом в закутке «останкинского коридора», и никак не могла понять, что именно в этой мышке могло быть лучше ее идеального выхоленного тела…

В тот вечер, чтобы забыться, она поехала в ночной клуб и сняла там сразу двух молодых кобельков, которые всю ночь развлекали ее совсем не разговорами.

Утром Катя быстро выставила парней за дверь, а потом немного всплакнула – но совсем чуть-чуть, потому что к обеду намечались съемки, а записываться с опухшими глазами – это не дело.

Настроение было отвратительным.

Таблетки почему-то действовали плохо.

Хотелось побыть одной, напиться в хлам.

И тут одна из сумасшедших теток-экстрасенсш вздумала поучить жизни.

Чего она только не говорила!

Гнала какую-то пургу про ее отношения с Максом и Сергеем, про то, что секс до брака – это грязь и что надо думать о спасении души, а не о деньгах.

«Да я просто убью ее».

Собственная мысль сначала удивила Катю.

А потом она поняла: а ведь и правда убьет.

Убьет легко и непринужденно.

И даже несложно придумать, как именно все провернуть.

Папашка завернут на цветах.

Они в его доме на Рублевке повсюду – в холле и гостиной, на всех подоконниках; естественно, и зимний сад устроен просто огромный.

Больше всего отец трясется над бонсаями и японскими орхидеями. Та еще гадость, японские орхидеи – сами маленькие, цветочки – как козявочки. Правда, пахнут вкусно. Те огромные орхидейные ветки, которые мужчины иногда Кате дарили, – они не пахли, хотя могли по полтора месяца не вянуть и были такими красивыми – глаз не отвести. Папины мелкие «комары», как правило, источали дивный лимонно-ванильный аромат. И, конечно, они впечатляли своей стоимостью. Цена некоторых «крокозябр», напоминающих перекрещенные еловые веточки размером максимум 10 сантиметров, приближалась к двум тысячам долларов.

Отец трясся над своими растениями, как над малыми детьми.

Для ухода за цветами к нему два раза в неделю приезжали специальные сотрудники какой-то флористической конторы, занимавшиеся поливом и внесением удобрений. Некоторые препараты, которыми они пользовались, явно были опасными. Папин йорк Филя, жрущий все подряд, однажды стащил какой-то флакон, разгрыз его – и умер.

Надо просто взять этой отравы, долить ее в стакан вредной экстрасенсши.

И все будет очень хорошо…

«В конце концов, мне надоело, что меня все обижают и унижают, – думала Катя, оглядываясь по сторонам. Вечеринка только начиналась, народ активно общался, а на нее, укрывшуюся в закутке за декорацией, никто не обращал внимания. – Издеваются, учат жизни… Надоело!»

Она казалась себе такой смелой, равнодушной, уставшей от жизни. И вместе с тем – сильной, решительной, всемогущей…

Когда Мариам, сделав пару глотков, упала, Катя словно бы очнулась.

«Я убила ее! Я это сделала! Но почему? Как в тумане все… Надо завязывать с наркотой. Если меня не поймают, клянусь – обязательно завяжу, – метались лихорадочные мысли, пока она дрожащими руками доставала горсть таблеток, предусмотрительно пересыпанных в пузырек из-под валерьянки. – Да нет, никто меня не заподозрит. У меня совершенно нет мотива. Вот если бы я траванула папашку – это было бы совсем другое дело…»

Катя успокаивала себя и машинально отворачивалась от подоконника, где стоял флакон с ядом.

Отпечатков на нем точно нет – ведь она пользовалась салфеткой.

Конечно, первый порыв – спрятать его в сумку, а потом выбросить. Но если вдруг обыск? С такой уликой не отвертишься.

Она очень старалась вести себя спокойно, не показывать своего волнения.

Но нервы, конечно, были натянуты до предела.

Еще долго потом просто упоминание об убийстве Мариам могло вызвать срыв…

Злость была, да.

Злость, страх…

Но – никаких сожалений.

Даже странно – возникало чувство, похожее на удовлетворение от хорошо сделанной работы.

«Оказывается, убивать – это приятно, – призналась она самой себе. – Испытываешь такой драйв – ни одни колеса так не вставляют!»

…– Ладно, хорошо. Допустим, вы убили гражданку Гладышеву просто так. А как насчет Евсении Аржинт? Тоже безо всякой причины?

Катя отправила в рот еще одну таблетку, дождалась, пока по телу прокатится приятная волна бодрости, и пожала плечами.

– Я не могу сказать, что убила их без причины. Я думаю, просто так было нужно – чтобы я их убила.

– Кому нужно?

Она опять пожала плечами:

– Не знаю. Может, Богу? Это же Ему от нас всех что-то нужно.

В глазах следователя появилась тоска:

– Так Бог вам передал послание? Слышали голоса? Видели зеленых человечков? Гражданка Романенко, предупреждаю: если вы хотите имитировать психическое заболевание, то у вас ничего не выйдет. Направлением на экспертизу я вас, конечно, обеспечу. Но врачи – настоящие профессионалы, их вы своими фантазиями не одурачите.

– А я и не пытаюсь никого одурачить. Я просто поняла, что, может, единственное, что я должна сделать, – это убить именно этих людей. После каждого убийства возникала уверенность: все сделано правильно…

* * *

…– Все будет хорошо, Наташа! Конечно, я жутко перепугался. Представляешь, какая картина: подъезжаю, ты без сознания, рядом с тобой какая-то старушка кричит: «Помогите, женщине плохо!» Привез тебя в больницу. Кардиограмма отвратительная. Странно, ты вроде на сердце не жаловалась никогда… Врачи домой не отпустили, говорят – надо понаблюдать пару дней, такими вещами не шутят. Полностью согласен. Больше никаких расследований, иначе они тебя доконают… Юра недавно звонил. Говорит: в номере Евсении обнаружился точно такой же флакон с американским инсектицидом, как и в «Останкино». А на бутылочке – отпечатки Кати Романенко. Он был вынужден задержать девушку. Ведущая во всем призналась. Кто бы мог подумать, что она способна на подобную мерзость! Такая молодая, симпатичная, из хорошей семьи. Только птичьего молока ей не хватало… Впрочем, у преступников всегда своя логика; нормальным людям их никогда не понять…

Лёнин голос придает мне сил.

Уже могу открыть глаза, взять мужа за руку.

– Ничего не говори. Лежи, отдыхай. – Он, улыбнувшись, наклоняется и целует мое запястье. – Как ты меня напугала, Рыжая… Если бы ты только знала, как сильно я перепугался!

– Ленечка, мне нельзя здесь сейчас разлеживаться. То есть я, конечно, была бы не против. Но – никак нельзя, правда!

Муж хмурится:

– Это еще почему?

Какие-то мгновения я прикидываю возможность реализации следующего варианта.

Усыпить Ленину бдительность, стащить ключи от машины и удрать из больницы.

Да, было бы неплохо провернуть такую штуку.

Только могут возникнуть проблемы. Да вот прямо в коридоре встретят меня санитарка с врачом; возьмут под белы рученьки и быстренько вернут обратно в палату.

Нет, в таком деле – побег из больницы – без сообщника никак не обойтись.

Но как объяснить мужу, что мне сейчас нельзя оставаться в палате? Я совершенно точно знаю, что в настоящий момент должна быть в гостинице «Авангард». Почему – понятия не имею.

Хотя, может, какие-то логические объяснения можно привести.

Я явственно чувствовала, как мощная темная сила пытается мне препятствовать. Она могла уничтожить меня.

Ох как тяжело сейчас примерять на свои ощущения и новые знания одежки привычных слов…

В общем, это, черное и сильное, хотело меня остановить. Вырубить. И у него почти получилось.

Но есть и другая сила, светлая и мощная.

Не знаю, кто мне помог – бабушка, ангелы, Бог. Это защитило меня.

Это всегда вело меня по жизни.

Это теперь призывает срочно действовать…

– Ладно, не надо так напрягаться. – О, чудо! Муж встает со стула, достает из пакета мои джинсы и рубашку. – Давай, снимай скорее свой прекрасный больничный пеньюар. Я все понял: если ты сейчас не свалишь из больницы – то помрешь и никакие медики не откачают. Как же с тобой иногда бывает тяжело! Ты страшный человек, Натали. Если что-то хочешь – хоть кол на голове теши, все равно по-своему сделаешь.

– Ага, точно, я такая!

Мне становится легко и весело.

Осторожно встаю с кровати, прислушиваюсь к своим ощущениям.

Немного кружится голова – но это мелочи. Жить буду. И буду бороться…

* * *

Территориально гостиница «Авангард» не относится к нашему моргу. Поэтому труп Евсении вскрывает какой-то совершенно незнакомый нам с Леней мужик, с которым прежде никогда не доводилось пересекаться.

Мы с мужем уже обменялись многозначительными взглядами и прекрасно поняли, что наше мнение о коллеге совпадает: клинический идиот.

Дурачок – такой восторженный, задорный, свежеобученный…

Наверное, недавно ему довелось стажироваться в Европе.

Ладно, фиг с ним, с этими его новомодными аксессуарами – ярко-оранжевой пижамой, пластиковой маской и специальной пилой, улавливающей брызги (наши мужики-санитары пользуются обычной фрезовой пилкой. Конечно, летит все, что только можно, куда можно – кровяные капельки на наши направления на гистологию, костная пыль – в нос. А не стой под стрелой, пока санитар труп эксперту готовит. Впрочем, если нас слишком сильно заливает кровищей – мы вопим, не стесняясь). Можно было бы даже смириться с тем, что этот парнишка сам, без помощи санитаров, начал проводить аутопсию. Но вот зачем он «европейский» разрез делает?

Это слишком долго! Меня интересует конкретный орган – а таким макаром до него доберутся чуть ли не в последнюю очередь!

Российский и европейский подход к аутопсии различаются.

У нас все просто, как грабли, – тело разрезается от шеи до лобка. Европейцы режут иначе – от каждого плеча до середины груди, а затем ниже до лонной кости. Мне кажется, смысл использовать «воротниковый» разрез, близкий к «европейскому», есть только тогда, когда надо исследовать шею трупа (при удавлении, подозрении на него, повешении). При «воротниковом» разрезе сначала вскрывают голову, чтобы выпустить кровь (не так уж много ее и вытекает) и не допустить артефициальных «кровоизлияний» на шее. А потом делают полукругом разрез над ключицами и от него вниз до лобка.

В общем, ничего такого европейцы, чего не знают наши судмедэксперты, не придумали.

Но я не могу понять, зачем тело Евсении с подозрением на отравление ФОС нужно вскрывать по такой схеме!

Мне надо скорее увидеть органы мочеполовой системы – а эксперт все в голове что-то выглядывает…

Из коридора доносится:

– Слушайте, не надо меня нервировать! Вы мне какие вопросы в постановлении написали? Идентификация личности убиенной бабушки! Вам наплевать, что эту бабулю идентифицировать не надо, личность установлена, родственниками опознана. А кто просил на наркотики проверить? Восьмидесятилетняя бабка – у вас наркоманка, да? Биологию на сперму заказывали? Очень хорошо, мы ее делаем. Хотя и ежику понятно: что такое сперма, бабуля уже благополучно забыла. Я с вас, следователей, просто обалдеваю. Вам что, работы мало? Бабка, царствие ей небесное, чайник на плите оставила, пожар был, померла при «Скорой». При чем тут сперма и наркотики?! Где вы такие вопросы вообще взяли?! А почему о деньгах никто не думает? Такие анализы – дорогое удовольствие. Вот бы заставить вас всех их из собственного кармана оплачивать!

В энергичный женский голос вклинивается мальчишеское:

– В справочнике следователя такие вопросы указываются!

– В топку справочник вместе с автором! В дурдоме, наверное, день открытых дверей был! Это хорошо, что вас в отпуск не пускают, пока дело до ума не доведете. А ума у вас нет, молодой человек! И отпуска не будет, и не надейтесь!

Экспертесса продолжает разоряться, а я невольно улыбаюсь.

«День открытых дверей в дурдоме» – это хорошо сказано.

Похоже, и здесь та же картина: вменяемый следак – это большая редкость.

Впрочем, и среди нашего брата бывают личности немножко с приветом.

Например, с нами работает одна девушка – мы ее Альфа-Центаврой кличем. На своей волне человек, ну бывает.

Пару лет назад у нас ремонт затеяли, и Альфу-Центавру к моей подружке Ленке в кабинет временно переселили. А у Лены в шкафу канистра со спиртом стояла. Нет, не автомобильная канистра – просто такая бутыль шестилитровая, из-под питьевой воды.

Спирт нам выдают, по 700 граммов на 20 трупов – руки мыть. Правда, никто из наших спиртом руки не моет. Отдельные экземпляры с непритязательными алкогольными пристрастиями потребляют внутрь, ну а большинство зимой в бачки для стеклоомывателя льет. У Ленки вот для зимы как раз такая спиртовая заначка и накопилась.

А Альфа-Центавра, значит, чайку решила попить.

Канистру нашла, «воды» в чайник залила, вскипятила. Амбре по всему кабинету пошло: спирт кипятить – конечно, запахнет. Альфа-Центавра наша ароматов нанюхалась и – бабах – чайник в мусорку выбросила. Ленка в свой кабинет возвращается и офигевает: вонища, чайничек ее любимый желтенький в мусорной корзине лежит. «Он же сгорел», – объяснила Альфа-Центавра.

Нет, Ленка даже не орала, что вообще-то нормальные люди питьевую воду в шкаф не прячут, что невозможно было чистейший спирт не унюхать. Так мы между собой похихикали, перекрестили Альфу-Центавру в Альфа-Чай – и забыли…

– Ты себя нормально чувствуешь? – Леня кивнул на секционный стол с телом Евсении, где наш восторженный коллега сепарировал мягкие ткани. – Что-то ты опять так побледнела! Ну да, тяжело, конечно, все-таки вскрытие знакомого человека – всегда реагируешь.

Молча киваю.

Вообще, это правильно, что родственников и знакомых на вскрытие не пускают. Нечего им там делать. Даже в нашей профессиональной среде не принято вскрывать родных и приятелей, наблюдать за этим. Если, не приведи Господь, что-то такое случается – то с телом работает судебный медик, который не знал покойного при жизни.

Леня напрасно беспокоится.

Я чувствую себя сносно.

В гостинице – да, был очень сильный приступ какой-то туманной слабости, непонятной апатии, сменившейся диким ужасом.

Может, меня исцелили профессиональные рефлексы? При осмотре тела Евсении я обратила внимание на одну деталь…

Конечно, Леня со мной не согласился.

Но я потребовала, чтобы Колосов настоял на срочном вскрытии.

И вот…

Наконец-то мы видим те самые органы мочеполовой системы, которые меня так интересовали.

Я вытягиваю шею, и…

В общем, все как в учебнике.

Матка и придатки отсутствуют, зато яички наличествуют.

Текстикулярная феминизация («ложный мужской гермафродитизм, гиноидная форма», «гермафродитизм у больных с женскими наружными гениталиями», «безволосая псевдоженщина») – в общем, названий у этого заболевания несколько. Суть в следующем – при наличии молочных желез и внешне женского влагалища страдающий этим заболеванием – отчасти мужчина, просто его яички расположены внутри тела. Хотя большинство больных при этом воспринимают себя как женщин. Наверное, это обусловлено воспитанием. После родов врачи видят совершенно обычные женские половые органы и сообщают мамочке: «У вас родилась дочь!» Ребенок воспитывается соответствующим образом, как девочка.

Диагностируется эта штука при отсутствии слишком крупного патологичного клитора, как правило, в подростковом возрасте, когда «девушка», обеспокоенная отсутствием менструации, обращается к врачу. Там и выясняется: менструаций и не будет, потому что нет матки. Естественно, иметь детей с таким диагнозом невозможно.

Еще одна отличительная черта этого заболевания – отсутствие лобкового оволосения.

Дежурный судмедэксперт, осматривавший тело Евсении в «Авангарде», не обратил на этот факт особого внимания. Что, наверное, с учетом нынешней моды на эпиляцию, неудивительно.

Но, конечно, любая женщина бы поняла – так, не оставляя на коже ни единой точки, волосы не удаляет ни воск, ни эпилятор.

Эксперт приспустил с Евсении юбку и трусики, чтобы измерить температуру (это один из способов установления давности смерти). Но гладкий, как у девочки, лобок, сразу вызвавший у меня ассоциации с текстикулярной феминизацией, коллегу не насторожил.

А я поняла: если этот диагноз подтвердится – следствию придется идти по совсем другому пути.

Ведь этот диагноз все меняет и…

– Ладно, хорошо, твоя взяла, – Леня взял меня под руку, и мы отошли чуть в сторону, давая нашим коллегам, работавшим за соседними секционными столами, возможность подойти ближе и рассмотреть редкий случай. – Ты правильно определила проблемы в формировании пола. Но что это доказывает?

– Только то, что убили не Евсению. Это не ее труп только что вскрыли!

Я хочу сказать еще, что у цыганки есть дочь. Она сама нам о ней рассказывала, я видела ее карточки в портмоне Евсении.

При текстикулярной феминизации детей быть не может.

Убита другая женщина – очень похожая на Евсению, похожая как две капли воды. Но это не Евсения!

Или… Или все-таки только что было вскрыто тело участницы проекта «Ясновидящие»? Что если женщина настолько переживала свой диагноз и отсутствие детей, что решила притвориться матерью?! И носит в своем портмоне фотографию чужого ребенка?!

Я хочу выпалить все это – но почему-то вдруг вижу, как мое тело опускается на пол. Левая часть моей грудной клетки взрывается от боли.

Я успеваю подумать: «Неужели инфаркт миокарда? Но почему? Некроз мышцы сердца, нет притока крови – все это у меня?»

Муж пытается найти пульс на моей руке, кричит, что надо вызвать «Скорую», потом опять хочет найти биение жизни.

Но не находит.

Потому что я умерла.

Это произошло очень быстро и безболезненно.

Теперь я уже точно знаю: смерть – это не конец, это стремительный переход. Но переход куда – я еще не разобралась. Сейчас я просто стою рядом со своим телом – и не могу понять, что делать дальше.

Хочется как-то успокоить мужа.

– Леня… Ленечка! – шепчу я и глажу супруга по голове. – Я здесь…

Все напрасно.

Он больше не видит и не слышит меня. А я сама не могу понять, чего во мне в настоящий момент больше: жалости к мужу или растерянности…

* * *

Сегодня 18 июня 2012 года.

Я представляю себе мысленно эту дату несколько раз. Потом думаю о том, какие бы предложения появились сегодня на мониторе моего компьютера. Потом забываю ловко придуманные фразы – и испытываю досаду.

Как же мне теперь не хватает компьютера! Вот было бы здорово описать все, что со мной произошло!

Оказывается, стучать по клавишам клавиатуры, иметь возможность записывать свои мысли – это огромное счастье. Жаль только, что живые об этом даже не подозревают!

Впрочем, я теперь не могу сказать, что оказаться без физического тела – это плохо.

Для меня оно до сих продолжает существовать, у меня сохранилось ощущение телесности – но у этого нового «тела» нет потребностей. Больше не нужно заботиться о еде и одежде; не надо переживать, что в квартире пора делать ремонт; жара или холод – все это тоже уже совершенно не актуально.

Отсутствие потребностей предоставляет пьянящую обескураживающую свободу. Оказывается, только когда ничего не нужно – становишься собой настоящим.

Эмоции после выхода из физического тела тоже меняются.

Постоянно пребываешь в состоянии мудрого всепрощающего счастья. Здесь, в мире, не доступном для живых людей, нет боли, горя, болезней, ненависти, лени. Что есть? Тут светло, и все наполнено безусловной всепрощающей любовью. Похоже, тут можно чувствовать легкое сожаление (по крайней мере, лично я его испытываю) – все-таки при жизни слишком много времени было потрачено на суету, можно было бы принести намного больше пользы людям. Еще очень жаль, что нельзя сказать своим близким: успокойтесь, дорогие, родные люди; ваше горе на самом деле неадекватно произошедшему. Смерть – это не конец, а закономерный этап пути. Людские души, заключенные в тела, проходят часть дороги вместе, а потом, возможно, им приходится расставаться. Но это не плохо и не хорошо – это естественно, как восход или закат солнца, как весна или осень.

Я уже видела свою бабушку.

Точнее, того, кто приходил ко мне в облике бабушки.

«Он» сказал мне, что является моим ангелом-хранителем. Но у него нет и не может быть физического тела, у него нет пола. Поэтому для того, чтобы быть понятыми и услышанными, ангелы вынуждены подстраиваться под людское мышление и приходить в обличии умерших родственников, говорить в их манере – для того, чтобы вызвать доверие.

– По крайней мере, надеюсь, у моей бабушки все хорошо и она не шляется неприкаянной, – прокомментировала я то, что мне рассказал мой ангел.

«Он» рассмеялся и объяснил, что бабушка моя уже давно никакая не бабушка, а молоденький юноша, не помнящий ровным счетом ничего о прошлой жизни.

У меня сразу возникла куча вопросов – значит ли это, что существуют карма, многократные воплощения и почему традиционное христианство это отвергает.

«Еще не время тебе знать об этом, – сказал мой невидимый защитник. – Через девять дней после выхода из физического тела ты почувствуешь себя еще лучше и начнешь потихоньку забывать события своей жизни. На сороковой день тебе предстоит интересный путь…»

Распоряжения, которые мне оставили, очень просты – привыкать к своему новому состоянию, прощаться с близкими и готовиться к дороге.

Сначала я ни на шаг не отходила от мужа.

В том состоянии, когда оказываешься без физического тела, пространство и время меняются.

Время, возможно, вообще исчезает.

Пространство и перемещения в нем подчиняются мыслям.

Непонятным для себя самой образом я вдруг оказываюсь то в «тушкане» рядом с Леней, то в квартире сына и невестки, то на работе среди коллег.

От этих возможностей в «прошлой жизни» я бы пришла в восторг.

Да это же просто фантастическое кино какое-то! Хочешь в Париж – на тебе Париж, хочешь Индию – один момент!

В этой же эмоции уже другие. Потребности другие.

Я понимаю, что могла бы испытывать такие желания, могла бы так думать, – но в этой реальности, где я нахожусь сейчас, подобное уже невозможно.

Я пытаюсь привыкнуть к тому, что у меня нет физического тела и что скоро мне придется навсегда оставить мужа и сына.

Сначала я все время была с Леней.

Но вид его страданий доставлял мне огромные мучения – а помочь ему я ничем не могла.

Тогда я стала приходить к себе на работу, к Юре Колосову, Саше Ремизовой, а однажды даже зашла в камеру Евсении.

Те надежды, которые я возлагала на следователя, оправдались. Мальчик оказался очень толковым! Леня объяснил ему все нюансы, которые выяснились на вскрытии, и Юра быстро установил, что у Евсении была сестра-близнец, что женщины уже давно перебрались в Москву из Молдовы. Внешнее сходство между сестрами оказалось феноменальным! И если бы не редкий специфический диагноз, о котором Евсения, похоже, совершенно не знала, – зловещий план бы реализовался без сучка без задоринки.

Я поняла, что моя смерть наступила как следствие многочисленных черных ритуалов, проведенных Евсенией. На физическом плане такие ритуалы проявляются внезапным возникновением и стремительным течением какого-нибудь заболевания.

Предполагаю, в моем случае речь шла об инфаркте миокарда. Мои последние физические ощущения – резкая боль, невероятно мучительное ощущение застывшей в венах крови.

Я медик и, наверное, поэтому так подробно прочувствовала все эти нюансы.

Возможно, на вскрытии моего тела эксперт обнаружит разрыв стенки миокарда или отрыв сосочковых мышц.

Пока еще вскрытие не проводили – возможно, подыскивают не знавшего меня при жизни судебного медика.

Еще совсем недавно я бы Евсении все патлы бы повыдергивала! Убить меня! Разлучить с семьей, с собакинами моими любимыми! Лишить всех радостей жизни! Да с какого кипариса все это прощать?!

Мои эмоции при нахождении в физическом теле были бы именно такими.

Сейчас я реагирую иначе.

Мне жаль Евсению.

Сотрудничеством с темными силами она погубила свою бессмертную душу.

Только в этом заключается настоящая смерть – в гибели души.

Все материальные блага, все ценности физического мира – это преходяще; они даются людям для получения определенного опыта, для испытаний. Но деньги, успех и слава не должны являться самым главным. Сегодня для большинства людей деньги стали смыслом жизни. Темные силы могут быть довольны – хорошо потрудились.

Я совершенно не испытываю ненависти к погубившей меня цыганке. Потому что я теперь понимаю: да, она прервала мою жизнь. Но если бы не было на это воли Света – ничего бы у нее не вышло. Значит, это являлось моей задачей: стать на пути и погибнуть.

Я сейчас принимаю с благодарностью все, что предназначено для меня Богом…

Евсения, Евсения… Мотивы ее поступков, все действия, тайные устремления – все это стало для меня открытой книгой.

Очень скоро после выхода из физического тела я поняла, что с самого начала у цыганки была единственная цель – оберег святого Лазаря.

Мариам погибла случайно – Евсении в принципе было все равно, кого убивать, требовалась жертва для банального отвода глаз.

Не знаю, правда, каким образом ей удалось подчинить себе волю Кати Романенко, сделать девушку послушным орудием в своих руках. Принцип, предполагаю, один и тот же – черные магические ритуалы. Все остальное – уже частности.

В мире, куда попадаешь, лишаясь физического тела, я вижу очень много странных сущностей, напоминающих медуз.

Думаю, к Эдику Евсения подселила какую-то такую мерзость, радостно буянившую в теле новоприобретенного хозяина. Сама подселила, сама удалила, снимая с себя подозрения.

Она – большая артистка, эта ведьма…

Мне многое сейчас стало понятно, кроме одного – куда она спрятала оберег святого Лазаря.

Я была в съемной квартире, где сестры жили и принимали клиентов, желающих получить магическую помощь. Конечно, никакого артефакта я там не нашла. Не такая уж цыганка и дура, чтобы прятать его в съемном жилье!

Когда я появилась в ее камере, она сразу же меня увидела. Ее лицо исказилось от ненависти, и она зашипела, как кошка:

– Все ты, все из-за тебя сорвалось! Живучая оказалась, гадина! Я всю силу на тебя потратила, пока на тот свет спровадила.

Мой ответ потряс меня саму, возможно, больше, чем Евсению.

– Прощаю и благословляю тебя!

Услышав это, цыганка упала на койку и затряслась мелкой дрожью.

Кстати, задержали Евсению очень быстро.

При всех своих магических способностях женщина, наверное, довольно плохо ладила с современной техникой. Собственный мобильный телефон она оставила в номере, на тумбочке. Мобильник сестры, Ляли, под каким-то предлогом забрала, еще до того как отправить бедняжку в гостиницу. Но она не учла вот какой момент: накануне той встречи сестры созванивались. Поэтому номер Ляли стал последним, сохранившимся в меню «убитой» Евсении. Как цыганка не поняла, что мобильник сестры станет тем маяком, по которому ее вычислят в два счета?

Видимо, в магических обрядах она была профи, а вот в каких-то житейско-технических вопросах разбиралась слабо…

– Наталия Александровна! Наталия, вы где?

Слышу голос Саши Ремизовой.

Не успеваю даже подумать о том, что надо оказаться рядом с девушкой, а уже вижу ее серьезные глаза, кажущиеся просто огромными на бледном личике.

Ох, деточка, что же ты делаешь?..

Она находится в морге, куда привезли мое физическое тело.

Морг – не тот, где мы с Леней работали, другой.

Все-таки профессиональная этика…

Мое тело еще не вскрывали – хотя оно прикрыто простыней, я явственно вижу отсутствие швов на черепной коробке.

Мой муж тоже находится в этой комнате с белыми кафельными стенами.

Смотрю на его глаза – и не узнаю их, покрасневшие, грустные…

Во мне вдруг проявляются остатки эмоций.

Леня, Саша – что вы надумали, куда приперлись? Бегите отсюда живо, быстро, чтобы я вас тут больше не видела! Сейчас явно будут вскрывать мое тело, ковыряться в сердце и артериях. И что, вы надумали наблюдать за всем этим?

Саша опускается на колени, крестится, начинает читать молитву.

В ее руках появляется какой-то неприметный предмет.

Сначала мне кажется, что это светлые четки.

Но от них вдруг начинает исходить ослепительно-яркое сияние.

Хочу взглянуть на них еще раз – и не успеваю.

Меня подхватывает и уносит теплый стремительный молочно-белый поток света.

Все происходит очень быстро.

Странный смерч входит в мое тело через макушку.

Раздается гулкий стук. И в то же мгновение я понимаю – это бьется мое сердце.

Просто снова бьется мое сердце…

* * *

От ненавистной камеры, пропахшей хлоркой, мочой и безнадежным страхом, избавиться просто.

Нужно сделать лишь шаг в свою память – и вот уже вовсю пламенеют дикие маки на полях возле родных Бельц[21], манят на прогулку тенистые зеленые кодры[22], и, набегавшись с сестрой, так сладко, глотая слюнки, представлять дымящуюся мамалыгу или ароматную чорбу.

…Еду в доме готовит бабушка.

«Чэрген, ты что-то совсем плоха, – судачат женщины, когда бабушка выходит на улицу за водой. – Еле ноги переставляешь! Помощницы твои где? Что же это, они все с игрушками забавляются, а ты по хозяйству хлопочешь с утра до вечера!»

«Так куда малым ведро с водой нести! Тяжело им еще!» – махает рукой Чэрген и, сгорбившись, возвращается в дом. В пути ей приходится несколько раз останавливаться, чтобы перевести дух и отдохнуть.

За водой бабушка не отправляла. Но помогать, конечно, ей приходилось. Вообще-то среди цыган детки – на особом положении, к ним относятся снисходительно, с удовольствием балуют. Никто никогда не приходит в семью, где есть ребенок, без подарка. Но сестрам Аржинт приходится работать куда больше, чем обычным цыганским детям: бабушка стара, а мама умерла, родив близнецов. Второй раз жениться отец отказался. Сказал, что другой такой женщины, какой была его жена, в целом свете не сыскать. А если так – то зачем делать несчастным и себя, и новую жену.

– Когда-то цыгане жили в вардо[23]. Но умирать и рожать в вардо было нельзя. Во время остановок люди устанавливали бендеры[24]. И если кому-то надо было умереть или родить… – рассказывает Чэрген, показывая, как надо правильно подметать пол. – Я еще помню те времена: в одном месте постоял табор, в другом, в третьем… Мне нравилось ездить, я любила дорогу. Бегут лошади, качается повозка. Занавеску отдернешь – и смотришь: новые места, новые люди. А если уж красивый парень на коне мимо пролетает – то сердце сразу в пятки падает… Но потом тех, кто кочевал, становилось все меньше и меньше. Тяжело нам было. Остановимся в деревне – и все недовольны, коней прячут, детей прячут… Мой отец решил осесть, построить домик. И семья моего мужа, вашего дедушки, куда я пошла жить, тоже уже не кочевала. Со временем мы построили и свой дом. А ваш отец его расширил, и он стал больше.

– Больше-то больше. Только вот для сада места не осталось. Ох, бабушка, у соседей такой виноград вкусный! А у нас теперь уже нет ни сада, ни виноградника… Надо было папе второй этаж построить, как у соседей! – Евсения опирается на веник, который кажется большим и тяжелым, и переводит дух.

Сестричка, Ляля, – та уже давно, открыв рот, слушает бабушку. Но Ляле можно дать слабинку – все-таки она младшая.

А Евсения – старшая, и поэтому надо быть сильной.

Надо – и точка!

«Вы похожи как две капли воды!» – говорят все, кто только видит сестер Аржинт.

Но это, конечно, глупости: Ляля, она и есть Ляля – мягкая, нерешительная, скромная. И отец это понимает. «Вот Евсения – настоящая цыганская дочь, и танцевать любит, и петь – не остановишь. И гордая она, и упрямая!»

Сестра в своей манере осторожно замечает:

– Двухэтажный дом – это красиво.

Бабушка качает головой:

– Что вы, детки, в наших домах нельзя второй этаж делать.

– В наших? – Ляля недоуменно вскидывает черные бровки.

– В наших, цыганских!

– А почему всем можно, а нам нельзя?! – восклицает Евсения, чувствуя, как горячая волна обиды окатывает ее всю, с головы до ног.

Как все-таки несправедливо устроена эта жизнь!

Почему, когда они с бабушкой и сестрой идут в магазин, им вслед часто шипят: «У-у-у, цыганское отродье…»?

Почему соседи запретили своим детям играть с ними?

И вот сейчас еще выясняется: цыганам второй этаж в доме нельзя строить.

Разве это честно?!

Почему цыган все ненавидят?

Впрочем, наверное, быть цыганом – это все-таки не всегда плохо.

Отец как-то говорил, что сам Бог разрешает цыганам даже воровать. Потому что, когда Иисуса распинали, цыган украл один из гвоздиков, которыми Спасителя приколачивали к кресту. А еще Бог так полюбил цыган за их песни и веселый нрав, что не дал им какую-то одну конкретную землю или страну – он дал им весь мир. Цыгане рассыпаны по всему свету. И они везде у себя дома. «Если любой человек приезжает в незнакомый город – он ищет гостиницу и еду, если цыган приезжает в незнакомый город – он ищет другого цыгана, и тот дает ему все: и пищу, и кров», – любит говорить отец.

Чэрген молчит, и сестра бросает на Евсению укоризненный взгляд:

– Не расстраивай бабушку. Нельзя – ну и нельзя! Какая разница, почему.

Чэрген грустно улыбается:

– Я просто не знаю, как вам это объяснить… Но, наверное, я должна это сделать. Мама ваша ушла на небеса, значит, придется мне, больше некому…

Евсения слушает, затаив дыхание.

Подумать только, гадость какая – из взрослых женщин льется скверна!

А она сколько раз видела взрослых женщин – и ничего подобного не замечала! Ничего из них вроде бы не лилось…

– Пока вы еще маленькие, – говорит бабушка, присев на диван. – И в вас нет скверны. Но потом, когда вам будет лет тринадцать или четырнадцать, она появится.

На глазах Ляли блестят слезы:

– Не хочу этой скверны!

– Хорошо-хорошо. Главное – ты не плачь, – бабушка подходит к Ляле, обнимает ее. – Просто не думай об этом. И все будет хорошо. Но я должна закончить все-таки рассказ. Так у наших людей принято: нельзя строить многоэтажные дома. Женщина наверху приберется – первый этаж осквернен. И нижнюю одежду женщины должны стирать отдельно. Потому что если этого не сделать, мужская одежда станет оскверненной. А если цыган в такой одежде поздоровается с другим цыганом – то и тот будет осквернен.

– Не хочу быть женщиной! – вырывается у Евсении. – Женщины в доме должны прибираться, еду готовить. И детей рожать. А еще мы торгуем на рынках – губной помадой, тенями, сумками и очками. Как кушать на праздник – женщины отдельно. И тут еще скверна эта! Ну не проще ли быть мужчиной?!

– Тише, тише! Вот разошлась! Нельзя ведь выбирать: хочу быть парнем, хочу девушкой. Как Бог дал – так и происходит. И потом, быть женщиной – это прекрасно, – мечтательно говорит бабушка. – Я такой счастливой была, когда встретила своего мужа! А сколько радости, когда я подарила любимому сына! Просто вы пока маленькие и многого не понимаете…

Тот разговор с бабушкой спустя много лет вспомнился очень живо.

Уже не было рядом Чэрген – а ее голос звучал в памяти. И точно так же, как тогда, очень хотелось поспорить с бабушкой.

«Лучше бы я навсегда осталась маленькой! Какая гадость! – думала Евсения, разглядывая перепачканные кровью трусики. – Из меня кровища так и хлещет, живот болит! Вот уж действительно – скверна, гадость! Что хорошего в том, чтобы быть девушкой, – не понимаю? И этот кошмар – каждый месяц!»

Она захотела обсудить печальную новость с сестрой.

Однако Ляля густо покраснела и покачала головой:

– Да что тут говорить об этом, стыдно.

Евсения недоуменно пожала плечами.

Чем взрослее становится Ляля – тем сложнее с ней вообще разговаривать о чем-либо!

Все время молчит, все время думает о чем-то своем – ни слова из нее не вытащишь; задашь простой вопрос – сразу краснеет.

Каждое утро цыганки собираются для того, чтобы идти на рынок и вокзалы. Кто торгует, кто гадает, кто среди толпы тихонько стоит – чтобы было кому незаметно украденную вещичку сунуть.

Лялю с собой, конечно, берут. Но от нее никакой пользы, только одни неприятности – то деньги потеряет, то обругают ее…

Впрочем, уже скоро Евсения перестала приставать к сестре с вопросами и заниматься хозяйством. Ведь сама шувани[25] Лачи захотела передать ей свой дар – и это сразу изменило положение Евсении.

Люди начали почтительно здороваться, приносить небольшие подарки. Даже отец стал относиться к этой дочери иначе; если не с почтением, то, по крайней мере, поубавив обычный властный безапелляционный нажим.

И, в общем, его можно понять.

Если надо кого-то проклясть, наслать болезнь, исцелить, благословить на счастливый брак – все идут к шувани. Как ни крути, ведьма – очень уважаемый человек среди цыган.

– Но почему ты захотела передать дар мне? – с деланым равнодушием спросила Евсения у Лачи, впервые оказавшись в ее доме.

На самом деле, конечно, ей было очень приятно, что шувани выбрала в ученицы именно ее.

И домик колдуньи тоже очень понравился.

Здесь столько всего интересного, необычного!

Все стены завешаны пучками терпко пахнущих трав. На полках много толстых книг в потертых переплетах, хрустальных шаров на обитых бархатом подставках, бронзовых пирамидок, статуэток из черного камня…

Но девушка интуитивно понимает: свои эмоции надо сдерживать, надо не показывать ни радости, ни особого интереса.

Теперь, рядом с Лачи, начинается совершенно другой этап жизни.

Придется беспрекословно выполнять все наставления шувани.

Лачи – необычная женщина. Рядом с ней и находиться боязно, по спине сразу бежит холодок.

Невозможно представить, что Лачи может пошутить или беззаботно улыбнуться…

«Наверное, она не расслышала моего вопроса», – решила Евсения и повторила:

– Почему именно меня ты захотела сделать своей ученицей? У тебя ведь может быть своя дочь. Зачем тебе понадобилось передавать свой дар мне?

Лачи подошла к Евсении, взяла ее за руку, посмотрела в глаза.

И в ту же секунду Евсения почувствовала: мощный огненный поток вливается в нее, смешивается с кровью, бежит по жилам. А потом вдруг с удивлением и страхом поняла: а ведь дни шувани, увы, сочтены, в ее теле огонь жизни едва теплится.

Да, Лачи молода – но у нее никогда не будет своей дочери, она просто не успеет ее родить.

Евсения смотрела на свою наставницу – и видела, как Лачи умирает, как несут гроб с ее телом…

А еще из головы шувани словно бы шел еле заметный черный дым.

– Видишь столб надо мной? Знаю, видишь. И еще больше видеть будешь, только не сразу, постепенно. Если я всю свою силу сразу передам – ты можешь не выдержать, заболеешь сильно, – отпустив руку Евсении, шувани подошла к столу, пододвинула ближе медную ступку, насыпала туда горсть каких-то зерен. – Когда такой столб над человеком – душа его, значит, скоро вылетит. Нам надо торопиться, девочка…

Через год Евсения уже многое умела.

Могла сделать оберег семьи – чтобы муж, уезжающий надолго, положил талисман в путей[26] и обязательно вернулся к своей жене.

Могла приворожить, навести порчу, привлечь деньги.

Все ритуалы, которым обучала шувани девушку, основывались только на черной магии.

– Сначала человек получит все то, о чем он просит темные силы. Но потом ему придется платить за эту помощь, – объясняла Лачи, показывая, как правильно чертить магический круг. – Когда я молодая была, все предупредить хотела: не наводи порчу, беда будет.

– А потом что? – поинтересовалась Евсения, наблюдая за манипуляциями шувани. – Надоело предупреждать, доброй быть?

Лачи махнула рукой, и широкий рукав ее черного платья едва не задел горящую на столе свечу.

– Да пустое это все – предупреждать. Глупые люди думали, что если я их отговариваю – значит, не умею. И просто уходили к другим колдунам. Кто хочет сделать порчу – тот ее все равно сделает.

– Но разве нельзя делать обряды без…

Сказать «без дьявола» Евсения вслух не решилась.

Впрочем, наставница ее прекрасно поняла и ответила:

– Нельзя. Суть магии – получить то, что светлые силы не хотят давать человеку. Он еще не готов, или не достоин, или ему для его же пользы другое нужно – причин может быть много. Но не дают. А человек не понимает и все равно хочет получить, да побыстрее. Как думаешь, кто тут помочь может? Только тот, кто противостоит светлым силам…

– Ладно, порча, приворот… А если семья, муж и жена любят друг друга – и хотят сохранить эту любовь, хотят защиту или амулет для счастья?

Лачи пожимает плечами:

– Хочешь сберечь свою любовь – береги, молись, в церковь ходи. А если идешь к ведьме – значит, мало веры в силу своей любви и в Бога. Неверие – самый страшный грех…

– А кто сильнее, Бог или Сатана?

– Бог, конечно. Он примерно в четыре раза сильнее.

– Тогда, получается, он нас все-таки накажет? – забеспокоилась Евсения. Ей очень нравилось заниматься магией, но перспектива расплаты пугала.

Лачи вздохнула:

– За что ему нас наказывать? Все же в Его воле. Если есть колдуньи – значит, так надо, чтобы искушать людей вроде бы легкостью в осуществлении их желаний.

– Но ведь ты же больна! И сама знаешь, что скоро… Что же это тогда, если не наказание?

Ответила колдунья как-то странно:

– У каждого своя судьба, дочка. Можно жизнь праведную вести – и получить самый тяжелый крест. И ты сама в свое время это поймешь, вспомнишь этот наш с тобой разговор…

Вообще-то шувани обычно семью не заводят. Колдунья может родить ребенка – чтобы было кому передать свой дар. Но замуж выходят редко – хотя это и не запрещено. Может, не так уж и много мужчин готовы взять в жены колдунью. А может, и самим шувани мужья не нужны.

По крайней мере, Евсения была твердо уверена: замуж выходить не станет. Ни к чему это. Если есть муж – то появляются и обязанности заботиться о нем, дом содержать, да и одним ребенком в цыганской семье ограничиваться не принято.

Но ведь шувани – не обычная женщина. Вдруг придется больному помогать, тяжелому – тут иногда так человека скрутит, что неделями возле его постели сидишь. А кто в это время будет мужа-детей кормить? Пушкин, как говорят у русских?..

Нет, семья – это не для шувани.

Но в жизнь Евсении стремительно вошел Алексей – и спутал все карты…

Он не был красивым.

Невысокий, рано начавший лысеть, с небольшим животиком – такие люди текут себе спокойно в толпе, и взгляд за них не цепляется.

Евсения и не видела его сначала.

Она его почуяла.

Как обожглась.

И испугалась…

Быстрее, скорее.

Прочь!

Какой рынок, какие покупки? Не надо ей ничего!

Сейчас только одна задача – спрятаться от этой силы, от невероятной мощи.

«Где-то здесь находится человек, который обладает силищей невероятной. Он намного меня сильнее. Он как Бог, – метались встревоженные мысли, и Евсения тоже металась. – Мне нельзя к нему. Он просто уничтожит меня…»

Она побежала по одной улице, потом по другой. Вернулась обратно – и опять бросилась вперед.

Ее тело тряслось мелкой дрожью.

Она понимала, что тот человек тоже ее почуял и сейчас ищет.

Жгучий огонь, наполненный ярко-белым светом, слепил глаза.

Не разбирая дороги, Евсения бежала по улицам – и с отчаянием убеждалась, что то, от чего она прячется, разлито везде – как воздух, как солнечные лучи. Как сам Господь…

Она пробежала мимо какого-то невысокого мужчины, оглянулась – и сердце вдруг провалилось в пятки.

Мужчина смотрел на Евсению в упор, она попыталась разобрать цвет его глаз – но не смогла бы сказать об этом цвете ни слова. Возле всего тела мужчины было прочерчено ослепительно-золотистое сияние, которое мешало разглядеть черты лица.

«Как жаль, что я не могу его рассмотреть», – подумала Евсения.

А потом действительность разлетелась на сотни осколков – и вдруг собралась в картинки прекрасного калейдоскопа.

Вот бабушка приносит утром целую гору румяных пирожков. Они такие вкусные, ароматные.

Вот папа с улыбкой дарит куклу. Как раз ту самую, которую так хотелось получить в подарок – со светлыми волосами и голубыми глазами.

Вот школьная учительница радостно восклицает: «Евсения, ты прекрасно поешь! Какой у тебя сильный голос!»

А радость, свет, тепло…

Всего этого в достатке, в избытке!

И, конечно, здоровье. Силы, энергия, легкость – как под водопадом купаешься в невидимых струях.

Незнакомец, казалось, прекрасно понимал, какое впечатление производит на Евсению.

Он молча стоял, не говорил ни слова – давая ей напитаться собой, исцелиться, почувствовать всю нежность и теплоту невероятной любви.

– Стоишь тут на дороге, цыганка, все честных людей караулишь… – недовольно пробормотала проходившая мимо старушка.

Евсения вздрогнула от неожиданности и машинально попыталась мысленно вонзить в голову старушки десяток острых иголок. Это было бы адекватным ответом на резкие слова. Да любая шувани всегда так поступает, стоит только хоть немного задеть ее!

Она попыталась представить иголки, впивающиеся в череп между редеющими седыми волосами, – и вдруг поняла, что больше не хочет этого делать. Вот просто ни капельки не хочет!

Стоящий напротив мужчина улыбнулся и махнул рукой:

– Пошли со мной!

Она еще не знала его имени – но уже знала, что хочет провести с ним рядом всю свою жизнь.

Это будет непростым выбором. Ведь мужчина – гаджо[27], в нем нет цыганской крови. Отец ничего запрещать не станет, цыгане – свободный народ. Но после того, как цыганка выходит замуж за представителя другой национальности, на помощь своей общины ей рассчитывать не приходится; уходя – уходи. А если эта цыганка еще и шувани… Такого вообще не случалось – чтобы цыганка-колдунья покидала свой народ…

«Нет, конечно, все не так уж и плохо, – прикидывала Евсения, послушно следуя за своим мужчиной. – Я – не единственная шувани, и совсем без помощи в случае беды наши люди не останутся. Но, положа руку на сердце, даже если бы я была единственной, это ничего бы не изменило. Я больше не могу колдовать. И я в глубине души всегда знала: нехорошее это дело. Но я была молода, моего мнения никто не спрашивал…»

Строго говоря, человеком Алексей не был.

То есть формально, конечно, обычный мужчина, из плоти и крови.

Но, еще не видя своего будущего мужа, Евсения поняла, почувствовала: не может простой человек обладать такой неимоверной исцеляющей силой, такой всепроникающей любовью.

Тот, кто наполняет сейчас все вокруг благодатью, от кого ее темный покровитель пытается увести, – это посланник Божий.

Не только Иисусу было дано человеческое тело. И Мухаммед, и Будда, и много других святых и пророков, упоминаемых в самых разных религиях, – все они в разное время приходили к людям различных национальностей для того, чтобы объяснить, как надлежит жить, что есть добро и что есть зло.

И не только пророки – слуги Бога в человеческом теле. Через многих ясновидящих и целителей Бог тоже помогает людям. В том числе и через таких, как Алексей…

Безо всяких усилий, буквально за пару минут он очистил Евсению от всех тех знаний, которые годами давала Лачи.

Ее сила – Евсения это отчетливо чувствовала – осталась с ней. Только она стала другой, противоположной – светлой, доброй, стремящейся принести людям пользу.

И любовь к Алексею тоже очень сильно отличалась от тех чувств, которые обычно Евсения испытывала к приглянувшимся мужчинам. Не было стремления обратить на себя внимание, провести ночь вместе. Не было волнения: понравлюсь – не понравлюсь.

После того как убежать от Алексея не вышло, она сразу же четко поняла: это он, тот самый единственный мужчина, который предназначен судьбой. Жизнь будет разделена с ним, только с ним, единственным. И не было никакого волнения. Только стало немного страшно от неукротимой мощи той силы, которая сводит людей вместе…

Дом будущего мужа выглядел, мягко говоря, странно. В нем не имелось практически никакой техники, ни телефона, ни магнитофона, ни телевизора или хотя бы радио. С условной ролью шумового фона справлялся старенький холодильник, ворчание которого слышалось из любого закутка. Мебель – самая простая и необходимая. Дешевая посуда, ни картин, ни ковров…

«Это потому, что у Алексея не было женщины, – решила Евсения, мысленно прикидывая планы обустройства жилища. – Никто не стремился создать здесь уют. Но ничего, это можно легко исправить…»

Однако никаких ковров муж купить не разрешил.

– Все это пустое, не о том думать надо, – ответил он и посмотрел так ласково, что Евсения растерялась.

– Но ведь будет уютнее, красивее, – только и смогла пролепетать она.

– Не надо окружать себя роскошью, человек не для этого в мир приходит.

– А для чего?

– Для того, чтобы стать лучше и мудрее. Все остальное – суета…

Жизнь стала совершенно другой.

Алексей вставал рано, в пять утра. Колол дрова, делал специальную зарядку, обливался холодной водой. Готовил сытный завтрак, заваривал травяной чай. К семи часам в дом уже приходили первые пациенты.

Его целительские способности были поистине уникальными. Иногда при виде некоторых пациентов сердце Евсении сжималось: не жилец, уже на том свете человек. Не важно, своими ногами пришел, на носилках ли принесли – бывает, что и на своих ногах человек придет, а жизненной силы в нем нет, и черный столб над головой, мощный поток – то душа готовится вылетать. И ведь Алексей и таких вытаскивал, буквально с того света…

Обедать муж тоже предпочитал плотно – супом, горой жареной картошки или тарелкой каши. Мяса не ел почти никогда; только если приходилось уж с очень тяжелым больным работать – вот тогда просил запечь кусок нежирной свинины и проглатывал его за мгновение.

Ужин можно было не готовить – Алексей ограничивался куском хлеба и стаканом молока, яблоком, огурцами или помидорами.

Спать он ложился рано – часов в девять вечера.

Деньги за лечение брал только тогда, когда надо было в доме что-нибудь починить. Вот разбилось стекло на веранде или крыша над сараем прохудилась – тогда брал. Или одежда новая требовалась – тоже просил с больных деньгами.

Впрочем, ни с продуктами, ни с какими-то бытовыми вещами проблем никаких не возникало – благодарные люди мешками несли и еду, и одежду, и спиртное. Алексей даже ругался:

– Зачем мне коньяк, зачем водка? Не надо пить такое. Вино только можно пить, немного. А лучше вообще не употреблять, с нашими-то традициями и вино в итоге к беде привести может.

Рядом с ним все происходило как-то очень естественно, само собой.

Ни с близостью, ни со свадьбой Алексей Евсению не торопил. Просто как-то так получалось, что они одновременно начинали испытывать одни и те же желания, заговаривали об одном и том же слово в слово. Если бы у Евсении попросили сказать, когда именно она начала помогать мужу в лечении больных, – она бы тоже не смогла сказать ничего конкретного. Так случилось, и это было правильно…

– Я думала, что буду страдать от тоски по своим родным; что мне будет неудобно, все-таки Алексей – не цыган, – делилась Евсения с Лялей впечатлениями от семейной жизни. – Ничего подобного. Мы стали единым целым. У нас одна общая жизнь. То время, которое я провела без Алексея, я не помню уже, оно как стерлось из памяти. Люблю его очень, и он меня любит всей душой. Ляля, это такой дар, такое счастье – найти действительно своего мужчину. Надо и тебе тоже влюбиться и выйти замуж!

Сестра в ответ качала головой:

– Не хочу я никакой семьи. Мать наша умерла, когда нас рожала.

– Глупенькая, Лялечка, это же давно было. Сейчас медицина, врачи. Мы с Алексеем всегда поможем. Столько людей спасли – неужели тебя не вытянем? С Божьей помощью все хорошо будет!

– Наша мама тоже с врачами рожала. И что, помогли ей в больнице?

Если Ляля рожать панически боялась, то у Евсении никаких страхов не было.

Когда она поняла, что появится ребенок, только об одном думала: скорее бы! Скорее бы увидеть доченьку!

Ребенок от любимого человека – что может дать женщине больше счастья! Особенно если муж ждет родов с огромным нетерпением и бережет свою жену, заботится!

Всю беременность Алексей буквально носил Евсению на руках. Ничего тяжелее чашки поднять не разрешал.

В доме сам убирался, в огороде все полол-поливал…

Рожала Евсения в больнице. Но Алексей договорился с врачами, что будет присутствовать на родах. Может, благодаря этому Машенька пришла в этот мир быстро, легко, без особой боли?..

Едва малышке исполнилось полгода – Евсения стала отчаянно мечтать о сыне.

Муж смеялся:

– Тебе нравится сам процесс или результат?

В ответ она краснела. «Результат», конечно, радовал: Машенька получилась красивой, здоровой и энергичной девочкой. Но и «процесс» вместе с мужем всегда доставлял огромное удовольствие. У него такие нежные губы, крепкие сильные руки… Оказаться в их плену – это наслаждение.

Вообще, рядом с Алексеем невероятно сильно хотелось жить. Жить, работать, творить. Чтобы если дети – то полный дом малышни, если цветы – то повсюду, и чтобы виноград красиво оплел беседку, и чтобы маленькие рыбки, которых муж запустит в декоративный пруд, скорее выросли…

Казалось, жизнь будет долгой счастливой сказкой.

Но потом начался ад…

Начало онкологических проблем у Машеньки они с мужем бездарно прохлопали.

Как так случилось – совершенно не понятно.

Целители, прекрасные диагносты! Народ валом валит, запись на полгода вперед. А сколько без записи людей привозили – в очень тяжелом состоянии.

Бывает, что человек только рот откроет, чтобы о болезни своей рассказать, – а в голове у Евсении уже все его печенки, как рентгеном, просвечены. Поврежденные органы на фоне остальных выделяются яркой окраской – от оранжевой до насыщенно-пурпурной.

Чужих – диагностировали, лечили.

А вот болезнь Машеньки заметили поздно.

Не чувствовали, что в дочке уже вовсю крутит разрушительный смерч.

Да Маша и не жаловалась ни на что – ела с аппетитом, носилась по двору как угорелая.

Разговаривать девочка начала рано, а вот пошла ножками позже сверстников. Или даже скорее не пошла – побежала сразу, помчалась. Большинство девочек-трехлеток чинно играют в куклы, в песочнице куличики лепят. Маша, скорее, как мальчишка себя вела – любила двигаться, колотить палкой по лужам, кататься на трехколесном велосипеде…

Она никогда не жаловалась на здоровье. Ни аллергии, ни простуды – совершенно здоровый ребенок.

Но как-то однажды она горько вздохнула, совсем как взрослая:

– Мамочка, животик болит.

– Сейчас, милая, – Евсения приложила руку к животу малышки и попыталась настроиться на внутренние органы, но так ничего и не поняла об их состоянии.

И муж тоже не сказал ничего определенного.

– Мне кажется, у нее все в порядке. Я и боли в ней никакой не вижу.

Но дочь продолжала жаловаться на больной животик.

Пришлось ехать в больницу. Педиатр нахмурилась, выписала направления на кучу анализов, послала на УЗИ.

А потом не стала ходить вокруг да около:

– У вашей девочки опухоль в желудке. Заболевание выявлено слишком поздно. Часто такие опухоли операбельны, но в вашем случае смысла в операции уже нет, пошли метастазы. Конечно, мы будем давать химию и облучать. Это позволит продлить жизнь ребенка, на какой-то период избавиться от боли.

Когда Евсения услышала про метастазы – в глазах потемнело.

«Почему мы? Почему Машенька? За что этот ужас – именно нашей девочке? Как лечить?» – это были первые мысли, появившиеся после того, когда у нее стало получаться думать.

Муж тоже был в отчаянии.

Ему приходилось работать с детками, страдающими лимфогранулематозом, лейкозом, лимфосаркомой – и в сочетании с медикаментозной помощью, предлагаемой официальной медициной, результат лечения, как правило, всегда был благоприятный. Но у детей редко возникает онкология на органах. Редко возникает, тяжелее лечится. Если вообще лечится…

Они прекратили прием людей.

И всю свою силу, всю энергию концентрировали на помощи дочери.

Ездили в святые места, поклонялись исцеляющим мощам и иконам, молились – и с отчаянием видели, как угасает Машенька.

После химиотерапии у дочери выпали ее красивые шелковистые темные волосики. В огромных карих глазах уже отражались такие глубины страдания и страха, что сердце заходилось.

– Леша, Леша, сделай что-нибудь, – изнемогая от слез, умоляла Евсения. – Ведь ты же столько людей спас! Леша, ты жил, как святой. Ты только то и делал, что людям помогал! Ладно, хорошо – пусть я жизнь неправедную вела, хотя я и раскаялась, ты очистил меня. Но пускай – мой крест тяжел. Но ведь это же и твой крест, а тебе за что?.. Леша, Леша, попроси еще раз Бога, пусть Машенька поправится. Бог услышит тебя.

– Нам надо смириться. Не посылает Господь таких испытаний, которые не под силу человеку. А тех, кого он любит, – он еще сильнее испытывает.

Уже тогда Евсения подумала, что ошиблась, доверившись свету.

Ей казалось: свет, любовь – это хорошо, естественно, правильно. Но что получается? Ты веришь этому свету, стремишься к нему – а маленький ребенок болеет, суть и плоть этого света, чистая невинная душа… Что же это за любовь, если так больно детям? Впрочем, это все глупые вопросы. Что сделал Бог со своим сыном?.. Смерть Иисуса – искупление грехов людских. Но в чем виновна Мария, мать его? Она же безгрешной была…

Впрочем, оба они с мужем тогда находились в таком состоянии – не до обсуждений и философствований…

Умирала Машенька тяжело.

Боли были настолько мучительные, что даже наркотиками не снимались.

И опять они оба, много раз облегчавшие аналогичные муки, оказались совершенно бессильными, с ума сходили у постели дочери.

– Не могу больше это видеть. Не могу больше думать: «Скорее бы она умерла». Эта агония может длиться еще неделю… – рыдала Евсения.

Напоминать Алексею о том, что можно легко и быстро лишить жизни человека, не было необходимости – он сам прекрасно знал о соответствующих техниках.

Но муж считал: нельзя ими пользоваться, обрывать жизнь человека, даже тяжело страдающего, – это грех.

– Это наш путь, родная. Мы должны по нему пройти. Почему именно по такому – я не понимаю. Но надо принимать все, что Бог дает нам, – говорил он.

Евсения не выдержала.

Через пару дней Машеньке стало так плохо, а сил кричать у нее не было. И невозможно представить ничего ужаснее этих родных любимых глазок, в которых кипит-плавится немая БОЛЬ…

Всего пара минут – и вот душа ребенка уже, наконец, покинула измученное тельце.

Когда все было кончено, Евсения вздохнула с облегчением.

Грех не грех – все равно.

Она не смогла уберечь от болезни – но все-таки муки Машеньки длились хотя бы немного меньше. Это единственное, что в тот момент можно было сделать для девочки…

Алексей все понял. И заплакал:

– Это, конечно, неправильно. Но так надо было сделать. Ты смелее меня, сильнее. А я – слабак и ничтожество!

Слова эти вырвались у мужа в порыве эмоций, в таком горе, страшнее которого нет ничего.

Конечно, никаким слабаком он не был.

Даже в те черные дни похорон и поминок помощь Алексея была огромной.

Если бы не муж – Евсения просто бы с ума сошла.

Решение прекратить мучения Машеньки она считала правильным. Она бы любого, кто стал бы на ее пути в те минуты мук дочери, убила бы, не задумываясь.

Но потом, после смерти дочери, в ее голове зазвучали голоса.

– А ведь дочь могла бы поправиться…

– Ты отступила в последний момент, ты должна была потерпеть еще немного – и сломалась…

– Прерывать жизнь человека – страшный грех, и тебя ждет кара…

На грех и кару Евсении было наплевать. Какая кара может быть после того, как положишь в гроб собственное дитя?

Но мысли о возможности чудесного исцеления не давали покоя.

Иногда так бывает – когда на самом дне безнадежного отчаяния, когда давно утрачена последняя надежда, вдруг все-таки случается чудо.

«У Маши не стало половины внутренних органов, их сожрала болезнь. Восстановление тканей требует времени – а его не было у нас, мы слишком поздно все узнали», – с утра до вечера убеждала Евсения неумолкающие голоса.

Алексей, почувствовав все эти тревоги, просто забрал их себе.

Он умел делать это – очищать, убирать, стирать невыносимо болезненные эмоции.

Во всей душе Евсении стало тихо и спокойно.

Присутствие мужа действовало сильнее любых транквилизаторов.

Алексей просто находился рядом, брал ее за руку – и в душе Евсении наступала тишина.

Никаких голосов, никакой боли…

А ведь казалось – ни дня не будет уже никогда без этого сдавленного дыхания, без спазм в каждой клеточке тела…

Через пару месяцев она даже смогла вспоминать дочь без слез. Вспоминала первый серьезный взгляд своей девочки – в роддоме Маша посмотрела на маму с такой проницательностью, что у той душа ушла в пятки. Еще вспоминались первые слова дочки – пока трудно угадываемые, но такие прекрасные; и как здорово было просто идти по улице и чувствовать маленькую ручонку в своей ладони.

После рождения Маши беременность больше не наступала, хотя Евсения с Алексеем не использовали никаких средств контрацепции.

– Нам нужен еще один ребенок, – говорила Евсения, обнимая мужа. – Из смерти Маши мы уже сделали выводы. Теперь с малыша глаз не спустим.

– Ты права, – соглашался муж. – Наверное, мы слишком много работали. Это моя вина – я старался помочь как можно большему количеству людей и мало внимания уделял Маше. Теперь все будет иначе.

И все стало иначе.

Настолько иначе – что и представить невозможно.

После смерти Маши Евсении казалось: ничего трагичнее с ней произойти уже не может. Она до дна выпила чашу горьких страданий. Но оказалось – та чаша бездонна, и нет еще ни конца ни края мучениям.

Ее муж, ее бог, ее сильная и светлая половина – он тоже предал Евсению…

В тот день, когда все случилось, ей было неспокойно.

– Алексей, не надо никуда ехать. Останься дома, тревожно мне, – говорила Евсения, с необъяснимым страхом наблюдая за сборами мужа.

– Да нам столько всего купить нужно – и хлеб закончился, риса и сахара тоже нет! А еще я на строительный рынок хочу заехать, пила моя старая проржавела.

– Хорошо, тогда я еду с тобой, – Евсения подошла к шкафу, намереваясь достать синее платье с белым воротничком, которое так нравилось мужу. – С удовольствием прогуляюсь, посмотрю, что в магазинах.

Он бросил укоризненный взгляд:

– Родная, человек же приедет. Звонил, что уже выезжает.

В любой другой ситуации Евсения бы и спорить не стала.

Алексей в этом плане неисправим: чужая боль для него важнее, чем собственная, чужие проблемы надо решать в первую очередь, а не личные.

Но очень уж на душе скребли кошки. И еще ночью вдруг пришла Лачи. Шувани села на постель Евсении, задумчиво так посмотрела на свою ученицу, а потом внезапно исчезла.

Поэтому Евсения покачала головой и вытащила вешалку с платьем:

– С тобой поеду. Ничего, подождет нас пациент.

Неожиданно Алексей вдруг согласился:

– Хорошо.

И нежно поцеловал в висок.

«От судьбы все равно не уйдешь», – вдруг услышала Евсения грустный голос Лачи.

– Останься сейчас дома! – закричала она как сумасшедшая. – Ты умрешь!

Алексей мягко улыбнулся:

– Что ты, родная! Что за мысли!

Она упала перед ним на колени:

– Послушай, не надо. Всеми своими печенками чувствую, смерть идет. Не оставляй меня. Я же не смогу уже без тебя. Или убей. Убей, чтобы я больше не мучилась! Сначала Машенька, а теперь – ты?! Нет, слышишь, не хочу, я не хочу…

Евсения вцепилась в мужа, что было сил.

Он аккуратно убрал ее руки. Вытер слезы. Пригладил непослушные черные кучеряшки, которые всегда выбивались из хвоста, как туго ни затягивай резинку.

– Ну все, успокойся, милая моя. Поехали скорее. А на обратной дороге зайдем в кафе, закажем торт и мороженое. Все это лишнее, но изредка можно…

До кафе они не доехали.

Когда их «Жигули» корежил вылетевший на встречную полосу «КамАЗ», Евсения еще успела подумать: «Господи, забери меня вместе с ним, вместе с ним, пожалуйста».

Но Бог, как всегда, ее не услышал.

Алексей скончался еще до того, как его вытащили из машины.

Автомобиль смяло, словно консервную банку.

А на Евсении, сидевшей рядом с мужем, не было ни царапины…

* * *

– Евсения, ты убила меня. Убила… Родную сестру не пожалела…

Избавиться от Ляли – проще простого. Мертвые перед магами – куда беззащитнее живых. Стоит только подумать о том, чтобы душа ушла, – и вот уже нет ее, полетела к свету или тьме; ушла туда, дойти куда своими силами была не в состоянии.

Квартал, где живет маг, сразу заметен – он весь облеплен душами. Веками неупокоенные, они стремятся к тому, кто может дать им облегчение, и просят, просят: «Помоги мне, отпусти меня…» Стоят возле дома – но внутрь войти не могут; закрыта для них дорога. Защиту от духов на свой дом сделать просто: закрываешь окна, двери и вентиляционные отверстия – и надежная преграда для духов создана. А как иначе? Кому охота делать из своего дома проходной двор? Конечно, все маги защищают свое жилище. Да и вообще, если разобраться – не такое уж это и хорошее дело, помогать неупокоенной душе. Если она не ушла, если даже ангел-хранитель не помог уйти – значит, такой ей удел назначен, такое искупление; должна она на Земле вечность маяться. А тут маг со своей силой и помощью… Нельзя, лучше не стоит во все это вмешиваться.

Но Ляля, конечно, в свое время сама уйдет, помогать ей не требуется.

Можно было бы избавиться от нее пораньше. Как пришлось избавиться от души Мариам – чтобы не наболтала экстрасенсам лишнего. Но сестра – это другой случай. Пускай приходит в камеру, разговаривает, задает свои глупые вопросы. Все-таки какое-никакое – а развлечение.

– Зачем ты меня убила? – снова тоненько заплакала Ляля, и на ее полупрозрачной мордашке появилось точно такое же обиженное выражение, какое бывало в детстве, когда Евсения забирала у сестры игрушки. – Я бы еще пожить хотела. А ты подлая, подлая!

– А зачем тебе жить? – мысленно ответила Евсения и, почувствовав, что возле двери ее камеры никого нет, прилегла на нары. Вообще-то днем на них лежать запрещалось, но если охранник не пялится в глазок – то почему бы не нарушить этот дурацкий распорядок. – Ляля, вот ты мне скажи, зачем тебе было жить? Ты же всегда всем только мешала. Пользы от тебя вообще никакой не было, одни проблемы. Ты и в детстве не могла толком ни деньги выманить, ни товар продать. А сейчас что устроила? Меня же поймали из-за тебя, из-за глупости твоей и скрытности!

Сестра вздохнула:

– А что мне было делать? На каждом углу кричать, что мне уже больше сорока лет, а у меня никогда не было месячных? Сама знаешь, как у цыган к этому относятся. Сначала я только радовалась, что из тебя скверна льется, а у меня все в порядке. Потом, когда ты уже замуж вышла, стала беспокоиться, что со мной что-то не так, к врачу решила сходить. Захожу в кабинет – а там мужчина, на кресло кивает и говорит: «Проходите, раздевайтесь». Я как убежала оттуда, только пятки сверкали!

– Ну и дура! – прокомментировала Евсения, в глубине души совершенно не удивляясь такому поведению сестры. Ляля всегда была робкой, скромной – если не сказать диковатой. Плюс воспитание в цыганской общине действительно формирует сдержанное отношение к некоторым вопросам. – Пошла бы к другому врачу. Надо было найти другого гинеколога. И вообще, какая разница – женщина, мужчина. Они же врачи в первую очередь!

– А там двое всего гинекологов на наш городок. И оба мужики. А еще я стеснялась жутко. У меня там… ну, в общем, волос между ног вообще не было. Я и в баню поэтому не ходила, и когда переодевалась – старалась, чтобы меня не видел никто. Думала, смеяться надо мной будут…

– В Кишинев могла бы съездить, если бы захотела! А когда мы в Москву переехали, что тебе мешало к врачу нормальному пойти? Да сто лет назад надо было со мной откровенно обо всем этом поговорить! Дура ты, Лялька! Дурой забитой жила и померла такой же дурой.

– На самом деле ты не обо мне беспокоишься, а о себе! Если бы ты раньше знала, что у меня проблемы по женской части, то придумала бы иной план.

– Это точно, – вздохнула Евсения, поворачиваясь на другой бок. Нары жесткие, и долго лежать на них в одном положении очень больно. – Тогда, конечно, все было бы иначе.

– Сестра, слушай, а тебе не страшно? Я вот поняла, что мне за многое отвечать придется. Ты ведь права отчасти, жизнь моя впустую прошла. Проспала я свою жизнь, и вот сон закончился. Но нет на мне больших грехов. А на тебе – были и есть.

– Страшно? – Евсения недоуменно вскинула черные брови. – Глупости какие, ничего мне не страшно. Дочь схоронила, мужа – чего еще бояться? Я только злюсь и жалею, что все напрасно было. Не получилось у меня сделать то, что я хотела. Вот это обидно…

…«Продам дом, вернусь в общину», – решила Евсения после смерти мужа.

То, что после похорон Алексея все будет по-другому, она понимала совершенно отчетливо.

Продолжать жить в доме, каждый уголок которого напоминает о муже и дочери; продолжать принимать пациентов – зачем? Большая часть жизни, по сути, прошла ради других людей. Да у них с Алексеем ни минуты свободной не было; не могли даже собственному ребенку достаточно внимания уделить. И что взамен? Боль, пустота, одиночество!

Хорошо же отблагодарил ее Бог!

Теперь-то стало понятно, что имела в виду Лачи, когда говорила – можно жизнь праведную вести, а страданий испить – больше, чем самый страшный грешник.

Нет, хватит – с помощью ближним все кончено.

И с Богом – тоже.

Просить Его – о помощи, о прощении? После того, что Он приготовил для нее, Евсении? Да ни за что на свете!

Первое, что она сделала после похорон Алексея, – провела обряд поклонения темным силам. С магическим кругом, черными свечами, кровью петуха – все как полагается.

«По крайней мере с темными все честно: ты им служишь, они тебе помогают, – думала Евсения, наслаждаясь давно забытыми ощущениями – мощными энергетическими потоками, заряжающими тело невероятной бодрящей силой. – И никаких тебе подлянок в виде испытаний под видом любви – таких горьких, что после них хоть в петлю лезь…»

Вопреки правилам община приняла Евсению.

Времена изменились. Конечно, от полного отказа от цыганского закона и речи быть не могло, но на многие вещи теперь уже люди стали смотреть более лояльно.

Никто не осуждал Евсению, не злорадствовал. Наоборот: было такое отношение, как к блудной дочери, хлебнувшей горя и теперь находящей утешение в родных стенах, среди близких людей.

Но очень скоро Евсения стала буквально задыхаться от обыденной суеты, мелочности, непритязательности.

У нее исчезло ощущение важности своей работы. И появилась четкая уверенность: она способна на более серьезные вещи.

С какими проблемами обычно идут к шувани?

По большому счету, с пустяками: амулет на защиту семьи, приворот. О порче никто и не заикается; образованнее стал народ – понимает, к каким страшным последствиям приводит такой обряд…

«Я не могу тут сидеть без дела, – думала ночами напролет Евсения, расхаживая взад-вперед по спальне. – Я чувствую в себе много силы. Не может же быть так, что вся она предназначена для изготовления амулетов. Веди меня, мой темный покровитель… Веди меня туда, где я нужна, где я могу быть тебе полезна, где я проявлю себя ради твоей славы…

Жизнь моя разрушена, пуста и бесцельна. Обидел меня Бог – дал все, а забрал потом еще больше, потому что не просто мужчину и ребенка я потеряла; я теряла свою плоть, кровь, душу. Когда любишь – только так ведь и бывает… И я не могу больше носить эту боль в себе. Мне надо отомстить. Мне обязательно надо как-то Ему отомстить. Время не лечит. Мне даже кажется – наоборот. Чем больше дней и недель проходит после смерти мужа и дочки – тем больше тоска моя по ним, тем острее понимаю, как много я потеряла…»

Потом ей приснился сон: какие-то улицы, дома высокие, толпы людей, текущие, как река, сплошным потоком. Река эта текла-текла и привела к Красной площади.

«Мне надо ехать в Москву, – поняла Евсения. – Продам дом и уеду. Людей там вон как много… Значит, и спрос на мои услуги будет больше, во славу темных сил…»

Сестру брать с собой она не планировала.

Ляля – не от мира сего, от нее даже по хозяйству пользы никакой нет. За водой пойдет – через час вернется. Спросишь: «Где была?» Улыбается: «На солнышко смотрела, на цветочки…» Толка от нее никакого, наоборот – одни лишние волнения и заботы.

Но в последний момент сердце все же дрогнуло. Родная кровь, не от мира сего, без семьи. Отец умер – и куда деваться Ляле, полусумасшедшей, рассеянной, не умеющей толком даже о куске хлеба для себя позаботиться?

Впрочем, в Москве сестре вроде бы стало получше.

Когда Евсения открыла свой магический салон, Ляля с удовольствием стала отвечать на телефонные звонки, вести запись клиентов, развлекать посетителей разговорами о колдовстве. Хотя умнее сестра так и не стала.

– Евсения, что ты все работаешь с утра до ночи. Отдохни немного! Давай с тобой погуляем, в музей сходим! – предлагала Ляля, и на ее лице читалось искреннее недоумение. – Или вообще – давай за границу поедем. Давай, а? К тебе сегодня парень приходил, он мне рассказывал, пока ждал, – в Турции был, а там море есть. Представляешь, воды так много – куда ни глянешь, везде она! У нас уже столько денег накопилось – в Молдове прожить до самой смерти хватит, даже на рынок торговать идти не придется.

– Еще не время, – отмахивалась Евсения. – Ты ничего не понимаешь! Что с тобой разговаривать – никогда дальше своего носа не видела!

Не деньги ее интересовали, не отдых.

Прием большого количества людей позволял, как оказалось, накопить невероятные силы, приобрести необычные возможности, о которых буквально совсем недавно нечего было и мечтать.

За помощь темным силам получаешь сторицей.

«Теперь я могу совершенно спокойно войти в тело другого человека и просматривать его жизнь, как кинопленку. Я могу заставить его совершать те действия, которые мне нужны, – при этом человек будет искренне убежден, что принимает решения самостоятельно, без чьей-либо помощи. Но, конечно, тот человек, который мне открыт, должен тоже принадлежать темным, – она постоянно анализировала новый опыт, испытывала свою силу, изучала ее. – Он может не осознавать, что его забрали темные. Думать: «Ну, не крещеный – какая разница, можно в Бога и без крещения верить». Я и сама не думала, что обряд церковного крещения такую защиту сильную ставит. Но оказалось – сильное препятствие, не взять мне его… Или бывает так, что крещение принято, но человек отрекся от Бога, нагрешил сильно и Бог его отпустил, отдал темным… Вот подобные люди – тоже полностью в моей власти… И таких людей сегодня очень много. Многие даже не понимают, не осознают, на чьей стороне находятся. Не жизнь у них – один грех. Но думают: «Ничего особенного, так сегодня все живут…» Моему темному покровителю от этого, конечно, только лучше. Все он может делать, кроме одного – вдыхать дыхание жизни, делать душу. Поэтому так и старается тьма заманить в свои сети – это ее единственный способ приобретать силу».

Среди людей становилось все больше тех, кто находится во власти темных сил.

Но вот какая странная вещь, тем не менее, происходила – побеждали в популярных шоу с участием экстрасенсов почему-то в большинстве своем светлые маги.

«Не понимаю, почему так происходит? – размышляла возле экрана телевизора Евсения. – Ведь темные маги намного сильнее, они показывают лучшие результаты. Но когда доходит до массового голосования – зрители все равно выбирают свет…»

Такая ситуация ее искренне расстраивала.

Весь смысл ее жизнь теперь заключался в том, чтобы власть тьмы распространялась как можно шире и дальше.

Больше тьмы – меньше света.

Больше тьмы – большая месть тому, кто отомстил ей безо всякого повода.

– Евсения, ты хочешь поехать на кастинг «Ясновидящих»! Это здорово! Я знаю, у тебя обязательно получится выиграть! – узнав, что сестра хочет попробовать свои силы в новом шоу, Ляля радовалась как ребенок. – Но зачем нам надо отправляться в Молдову? В Москве тоже будут проводиться испытания!

Евсения пожала плечами:

– Ты представляешь, сколько народа сюда припрется? Я знаю, что в Москве шансы попасть в проект ниже. И дело не в моей силе – она у меня значительная. Просто я ясно вижу – организаторы проекта будут не только смотреть на способности, они еще постараются отобрать экстрасенсов из разных стран, с разными типами внешности…

Она летела в Кишинев на кастинг – и уже явственно видела себя в числе участников проекта. И совершенно отчетливо понимала: ей предстоит сделать что-то более важное, чем победить, прославляя темные силы. Ее темный покровитель ведет ее в сторону от этой первоначальной цели.

В сторону – но куда именно?

Ответ на этот вопрос она поняла, оказавшись в гостинице «Авангард». Предвидела: не надо афишировать наличие в Москве своего угла, пусть и съемного; не надо рассказывать про успешную магическую практику. «Сначала буду вести себя скромно, притворюсь, что только приехала из Молдовы, – решила Евсения, обдумывая свои действия на записи программы. – Остановлюсь в гостинице, как все иногородние. Конечно, для того, чтобы просканировать, кто из участников что из себя представляет, находиться поближе вовсе не обязательно – я с противоположного края планеты все это увижу. Но все-таки мне почему-то кажется, что лучше мне в этом конкретном случае не отрываться от коллектива».

Еще в микроавтобусе, когда часть экстрасенсов везли в гостиницу, Евсения почувствовала что-то странное: тепло, волнение, нежность. Вспоминался Алексей – как он любил обнимать ее, зарываясь лицом в волосы, нашептывая нежные слова. Вспоминалась Машенька, еще до болезни, – как доченька с хитрой улыбкой посматривала на вазочку с конфетами, как радовалась новым игрушкам.

А уж в «Авангарде» Евсения и вовсе замерла и удивленно посмотрела на других участников проекта.

Они что, вообще ничего не чувствуют?

Благодать от этого места идет такая сильная, просто волнами. Что-то похожее плыло по Москве, когда привозили мощи святого Луки – и этот теплый свет исцелял людей, делал их лица счастливыми.

Впрочем, тут же Евсения решила: нет ничего удивительного в том, что другие участники проекта не обращают на эту светлую мощную энергию ровным счетом никакого внимания.

Да, они экстрасенсы. Но вместе с тем – тоже люди, с обычными людскими недостатками и слабостями. Сколько людей хотя бы раз в день задумываются о том, каким чудом обладают – жизнью? Разве многие видят красоту природы, радуются своему городу, другим людям?.. Нет ничего подобного в душах большинства. Все заняты бытовыми вопросами, деньгами, суетой; хотят урвать всего сразу и побольше – и думают, что это и есть жизнь настоящая…

Сначала Евсения подумала: «А может, в гостинице поселился какой-нибудь священник? Или целитель – еще сильнее Алексея?» Но в ответ тут же перед глазами закрутилась картинка: невысокий худой паренек с крашенными в черный цвет волосами ходит по номеру, осматривается; и вот он склоняется над своей сумкой и достает оттуда выглядящее очень скромным украшение, что-то вроде ожерелья из камешков. То не простое украшение. Оно…

Картины перед глазами Евсении замелькали нестерпимо быстро, потом расплылись, и сердце кольнуло болью.

Впрочем, до того, как «изображение» утратило четкость, Евсения увидела достаточно для того, чтобы понять, какая именно вещь принадлежит мальчишке.

Святая вещь.

Вся она – дух Божий, всесильный, всемогущий, светлый и любящий.

«Оберег святого Лазаря» – вспыхнуло в ее сознании, белым по синему побежали буквы, как облачка по небу…

«Ты хочешь, чтобы я уничтожила это? Но как я смогу? Там столько силы, у меня не получится ничего… – начала она мысленный разговор со своим темным покровителем. – Хотя, конечно, я теперь понимаю, зачем я здесь и что именно мне надо делать. Вещь, конечно, очень сильная. Но она у слабого мальчишки теперь. Главное – не сомневаться в своих силах, не тратить энергию на сомнения. И он принесет мне реликвию в зубах…»

Но ничего подобного не произошло.

Быстро получить святую вещь у Евсении не вышло.

Дело не в защите, которую нахватавшийся по верхам всяких магических техник Эдвин наспех себе соорудил. Конечно, парень был не без способностей, и защита у него получилась не самая примитивная. Но – возраст, опыт, практика. Всем этим Эдвин похвастаться не мог. Евсения не сомневалась: ей все-таки удастся преодолеть защитное поле и захватить управление энергетическими каналами Эдвина.

Однако… этот мальчишка был не один!

Он, всеми силами стремившийся в тьму; он, призывавший темные силы неоднократно и настойчиво, – он, тем не менее, находился под мощной сильной охраной Бога.

Не хотели светлые силы вот так просто отпускать душу парня в темноту. А он по юности своей еще не чувствовал этого. И не знал, что одних призывов для темного покровителя мало, нужны дела – грехи, смертные грехи.

Он хотел темноты, но он еще был чист, как младенец. И свет держал его, как всегда, надеясь на чудо прозрения, цепляясь за данную человеку свободу выбора, как утопающий за соломинку…

Евсения чувствовала – оберег святого Лазаря находится в гостинице, в номере Эдвина.

Но заполучить его не могла.

Командам парень не подчинялся.

Выкрасть?

Во-первых, это сложно. А во-вторых, что после кражи? Реликвию станут искать, концентрироваться на ее пропаже.

Лучше придумать другой вариант – более сложный, в какой-то степени и более рискованный. Но именно он будет способствовать темным интересам…

«Надо напустить как можно больше тумана. Убийство, разборки между экстрасенсами, кражи, – размышляла Евсения, пока все участники проекта активно медитировали, готовясь к испытаниям. – Тогда полиция не поймет, в чем тут дело. К тому же можно обставить все так, чтобы никто не сомневался и в моей смерти. Какие обвинения покойнику?..»

Самой черной, разъеденной темнотой, как раком, оказалась ведущая Катя Романенко.

«Наверное, она и в прошлых жизнях принадлежала темным, – решила Евсения, впервые просканировав энергетику девушки. – Сейчас у нее одна цель в этом мире – разрушение. Разрушение себя и всего, к чему она прикасается. Такие души проявляют себя буквально в школьные годы. Все дети как дети, учатся, влюбляются, мечтают. И есть бесенята – алкоголь, драки, не видят красоты жизни. А темные – приходят разрушать. И Катя – из их числа…»

Войдя в энергетическое поле девушки и получив информацию о ее жизни, Евсения, повидавшая на своем веку немало, ужаснулась: Катя обладала всем, что необходимо для нормальной счастливой жизни, но катастрофически не осознавала этого. Управлять ею, высокомерной, думающей, что весь мир вращается только вокруг ее интересов, было проще простого.

Конечно, Катя не сомневалась – убийство Мариам было спланировано и осуществлено именно ею. Она совершенно не осознавала, почему именно испытывает ярость в отношении Мариам, почему берет бутылку с инсектицидом, почему убивает. Опасаясь, что отрава не подействует, Евсения дополнительно поставила блоки на энергетическую структуру Мариам – и организм стал разрушаться очень быстро, практически уничтожая и изнашивая себя.

Заранее позаботилась Евсения и о том, чтобы другие экстрасенсы не смогли считать информацию о произошедшем. Ей всегда хорошо удавалась работа с фантомами, но в этот раз она превзошла саму себя по силе, переданной фантомам. Саша Ремизова искренне «видела», как яд в бокал добавляет черный маг Волков, тот в свою очередь имел аналогичное видение насчет Саши, Гинтаре «видела» главным злодеем продюсера Сергея Кононова.

Но, конечно, были и проблемы.

Самая большая осечка – Наталия Писаренко…

Окончательные детали плана еще только складывались в голове Евсении, но одно уже было точно понятно – тот человек, которого светлые силы направят противостоять уничтожению оберега святого Лазаря, будет очень силен.

Евсения чувствовала приближение огромной лавины светлой силы, но никак не могла понять, с какой стороны она обозначится. Среди экстрасенсов было много сильных светлых – но не они были избраны, не с их стороны ощущалась угроза.

А потом стало понятно: появится женщина, не участница проекта, эксперт.

Сила у нее значительная. Можно сказать – в два раза мощнее, чем у обычного человека. И сама та женщина светлая – а еще и находится постоянно рядом со смертью.

Смерть и рождение – вот те два пункта, где сосредоточена максимальная концентрация силы и энергии. Появление в материальном мире и уход из него всегда сопровождаются мощными энергетическими всплесками, без этих импульсов спираль бытия бы не закручивалась. И те люди, которые находятся рядом с рождением и смертью, – они особенные, отличаются от других. Их можно определить даже по лицам – они всегда выглядят значительно моложе своих сверстников, они полны сил и энергии, и может показаться, что для них ход времени повернулся вспять. Те врачи, которые работают в роддомах, конечно, отличаются от работающих в морге, – они получают разную по составу энергию. Но, в любом случае, у большинства обычных людей нет такого «допинга».

Наталия была судебным медиком, в ее энергии явственно чувствовался этот мощный холодок смерти.

«Отвлеку ее на любовные дела, – решила Евсения, прикидывая, с кем из потенциально доступных для общения мужчин свести линию судьбы рыжеволосой красотки. – Пускай томится, вздыхает-страдает – и не путается у меня под ногами».

Обряд подействовал: Евсения чувствовала, как между Наталией и Денисом вспыхнуло взаимное влечение; как Наталия старается устоять перед искушением, с ужасом понимая – все ее усилия безуспешны, она стремительно катится в пропасть.

Но оказалось, что у этой женщины столько энергии – на все ее хватает, и по молодому парню сохнет, и в расследование нос сует.

«Значит, можно попробовать испугать ее. Страх сработает – все боятся непонятного, необъяснимого…» – решила Евсения и придумала следующую часть плана – «наведение порчи» на автомобиль Наталии.

Она нашла джип в многомиллионном городе так легко, как будто бы совершенно точно знала, где именно он находится.

Темные духи вели ее прямо к цели…

Евсения разыгрывала свой спектакль и искоса наблюдала за Наталией.

Та побледнела от угрозы «порчи», а у мужа ее было такое лицо, что сразу стало понятно: мужик костьми ляжет, а женушку свою из проекта вытащит.

«Даже не сомневаюсь, все будет по-моему, – рассуждала Евсения, возвращаясь в гостиницу. – Она сдрейфит – к огромному моему удовольствию! Кстати, не удивлюсь, если их автомобиль все-таки сломается – у любой вещи есть своя энергетика, и на нее можно воздействовать. Конечно, цель у меня была другая – напугать, сделать вид, что есть противник настолько сильный, что даже экстрасенс в его руках – послушная марионетка. Но все-таки, вполне возможно, машина действительно не заведется… Только об одном жалею – что дух дочери потревожила. У меня это непроизвольно вышло. Вообще нельзя здоровьем родных клясться – это их ослабляет. Конечно, Машеньке моей уже все равно – ушла моя девочка, светлое солнышко. Но не надо вот так походя, ради красного словца, мертвых поминать… Прости меня, Маша. У мамы твоей это как-то само вырвалось, я старалась поубедительнее выглядеть…»

Однако и это воздействие носило временный характер.

Наталии все было нипочем.

Она влюблялась, боялась – и настойчивее, чем даже следователь, пыталась выяснить, кто убил Мариам.

Карты Таро, доставшиеся от Лачи, произвели на Наталию огромное впечатление.

Их энергетика просто поглотила женщину, захватила ее сознание.

И этим надо было воспользоваться.

– Хотите, я вам погадаю? Я не враг вам, Наталия, нас обеих кто-то использует, – предлагала Евсения с замирающим сердцем.

Если только Наталия согласится – с ней будет покончено.

Гадание на Таро позволяет войти в энергетические структуры того человека, которому проводится гадание.

Требуется, правда, его согласие – иначе будут стоять надежные блоки любому вторжению и вмешательству.

Но если только Писаренко согласится – то через карты, являющиеся кодами доступа и моделирования, с ней будет кончено. В ее энергетическом поле появится программа, отклониться от выполнения которой Наталия не сможет.

Наталия с радостью согласилась на гадание.

Но опять в проверенной и годами безукоризненно работающей схеме случился сбой.

Евсения даже не смогла надолго «перехватить» управление энергетической структурой Наталии. Она только лишь вошла в нее – и ее буквально сразу же вышибло вон. Дальнейшие попытки реализовать эту технику были безуспешны – все энергетическое поле Наталии словно бы защищал прочный кокон, отзеркаливавший все попытки причинить вред с невероятной усиливающейся мощностью.

У Евсении даже заболела голова – такой сильной волной возвращались обратно ее намерения.

Вспомнилась Лачи, ее слова: «Бог в четыре раза сильнее дьявола».

«Все правильно, так оно и есть – я чувствую такие муки, намного сильнее, чем пыталась причинить Наталии», – думала Евсения, озвучивая выпавший на картах расклад Таро. Он, кстати, получился очень странным – по нему выходило, что удача в итоге окажется не на ее стороне. И не надо было бы его озвучивать – чтобы не придавать словами дополнительную энергию этому сценарию. Но врать Евсения в этом случае не решилась: опасалась, что Наталия запомнит карты, а потом сама посмотрит толкования (книг по Таро, в том числе и очень грамотных, сейчас издается масса, а от этой настырной дамочки можно ожидать чего угодно).

«Ну ладно, ничего, главное – не отчаиваться. Да, сейчас у меня ничего не вышло. Но капля камень точит. И я не сомневаюсь – количество скоро перейдет в качество, и с этой женщиной все будет кончено», – решила Евсения, рассматривая Наталию с откровенным восхищением.

Все-таки выглядела соперница потрясающе, максимум лет на тридцать пять. Гладкая белоснежная кожа, сине-зеленые глаза, высокие скулы; да и фигура тоже заставляет оборачиваться вслед…

Проведя ритуал на ослабление энергетического баланса Наталии, Евсения приступила к реализации следующей части плана – получению оберега святого Лазаря.

Воровать реликвию просто так, средь бела дня, рискованно.

Но если в гостинице случится переполох, то никто и внимания не обратит, кто в чей номер заходит, кто выходит.

Вынудив случайного мальчика (темная душа во многих последних воплощениях, он легко подчинялся приказам) сделать звонок о том, что гостиница заминирована, Евсения взяла ключи от номера Эдвина (горничные разбежались в числе первых), с замирающим сердцем открыла замок…

Ожерелье лежало в ящике тумбочки, от того угла по всей комнате расходились волны теплого яркого света.

Оно выглядело таким простым, что у Евсении заняло дыхание, – бело-розовые камешки, нанизанные на обыкновенную нитку.

Невозможно сегодня в полной мере понять и постигнуть, свидетелем каких событий являлась эта вещь. Неужели ей больше двух тысяч лет? Просто в голове все это не укладывается…

«А может, все еще можно исправить? – вдруг промелькнула мысль. – Раскаяться, наполнить свою жизнь светом, не делать зла, помогать людям?..»

– Уходи отсюда скорее! – зазвучал голос Лачи. – Ты уже свой выбор сделала. Иди по своему пути. Это тебя сбить с него хотят, погубить!

Вздрогнув, Евсения быстро сунула оберег в сумочку, пошла к двери – и столкнулась на пороге с Эдвином.

Он изумленно поднял брови, явно собираясь прокомментировать визит непрошеной гостьи, – и в ту единственную секунду его растерянности и смятения у Евсении получилось быстро сформировать энергетический сгусток, блокирующий мысли, память и чувства парня, и поместить его в тело Эдвина.

«По крайней мере, это на какой-то момент парализует его память и возможность связно излагать свои мысли, – решила Евсения, убегая из номера парня. – Опытный маг сможет убрать мою порчу. Но у меня есть какой-то запас времени, а потом я что-нибудь обязательно придумаю».

Она обдумывала, как бы вернуть парня в адекватное состояние, при этом поставив надежный блок на его память, когда по телу прокатилась волна дрожи.

Евсения прислушалась к своим ощущениям и поняла: Наталия едет в гостиницу, опять будет пытаться лезть, куда не следует. И она уже не одна – ей поможет Саша Ремизова, сестра Эдвина.

Саша, конечно, – это отдельный разговор. Сильная светлая колдунья, она постоянно путалась под ногами и доставляла неприятности. Во-первых, пришлось потрудиться для того, чтобы изолировать духов-родственников, постоянно общающихся с девушкой. Во-вторых, для того, чтобы у нее возникли «правильные» видения, приходилось тратить особенно много своей энергии.

И вот сейчас две женщины объединят свои усилия…

«Надо сымитировать нападение, сделать вид, что меня тоже ограбили, – решила Евсения, осматривая собственный номер. Дверь шкафа казалась слишком тонкой для нанесения удара, входная в этом плане выглядела куда более массивной. – Да, я уже четко вижу – на моем лице огромный синяк, продюсер хочет удалить меня из проекта… А мне только этого и надо, оберег уже у меня, так что свою победу в этой глупой программе я уже одержала во славу своего темного покровителя. Сделав вид, что я также пострадала, я стану вызывать еще большее доверие Наталии и Саши…»

Каким-то из этих прогнозов было суждено сбыться. Саша попросила «снять порчу» с Эдвина, а только этого Евсении и требовалось. Она смогла успешно поставить блок на память, вернув парня в более-менее адекватное состояние – и при этом заодно послала удар темному колдуну Петру Волкову, вызвав у Саши дополнительные подозрения в его адрес.

Но вот уйти с проекта не получилось – перед продюсером стала, конечно же, выступать Наталия. Все никак не могла угомониться, все рвалась на защиту – а ведь в большинстве случаев вообще защита и заступничество совершенно не нужны и бессмысленны…

«А ведь я так старалась, чтобы меня выгнали! Экстрасенсы решили, что информацию на задании про отцов и детей заблокировала Гинтаре. А она тут ни при чем. Это я пошалила, поставила блок, а потом сделала фантом Гинтаре, который увидели другие экстрасенсы и решили, что это она им подлянку устроила. Я специально завалила задание, специально неправильно указав все пары. Думала, меня выгонят, если не из-за синяка, то из-за плохих результатов. Но опять вмешалась Наталия! Как мне все это надоело! Если не уйду я, то уйдет она! – окончательно разозлившись, решила Евсения, предпринимая очередную попытку перекрыть сопернице приток энергии. – Да что же это такое, никакой управы на нее нет!»

И вроде бы все начало складываться успешно: продюсер принял решение расстаться с экспертессой, сама Наталия чувствовала себя все хуже и хуже.

Очередное видение подсказало Евсении – пришло время «умирать», послушная марионетка Катя отравит Лялю – и все забудут о Евсении Аржинт.

Однако все вышло совсем иначе…

…– Евсения, ты убила меня. Родную сестру не пожалела! – опять заныла Ляля.

– Пошла вон! – подумала Евсения и невольно улыбнулась.

Когда маг выгоняет дух – в прямом смысле слова его как ветром сдувает, энергетический сгусток подхватывает поток и уносит, как воздушный шарик.

«Ляля дурой была, дурой и осталась, – почувствовав приближение охранника, Евсения встала с нар, с удовольствием потянулась, разминая затекшую спину. – На самом деле жертвы должны быть благодарны своим убийцам. Внезапная насильственная смерть позволяет душе быстро еще раз прийти в материальный мир. И условия ей предоставляются уж получше тех, что были. Компенсация, так сказать. Будет моя Ляля не коротать век одиноким инвалидом, а станет жить в богатой семье, выйдет замуж, детишек нарожает. Да она благодарить меня должна на самом деле. Просто многие люди всех этих вещей не знают и неправильно реагируют на смерть, на убийство…»

Мы с Сашей идем по парку. Ее пес Ральф и моя стая собакинов ни в чем себе не отказывают – носятся как угорелые, грызут палочки, иногда подбегают к нам за очередной порцией поглаживаний и комплиментов.

Ощущения у меня после возвращения в свое тело очень странные. Я не говорю ничего Лёне (а Саше ничего объяснять и не надо, она понимает мои мысли без слов), но… Возможно, в какой-то степени я даже испытываю сожаление по поводу своего повторного рождения. Все-таки основные принципы устройства этого мира мне более-менее понятны. То пространство, куда попадаешь после выхода из физического тела, – оно неизведанное, неизученное. Мне до сих пор снится та невероятная легкость, полет – когда силой мысли можно мгновенно переместиться куда угодно. Впрочем, я понимаю – Бог позволил невероятному чуду случиться со мной. И это значит – мой путь тут еще не закончен, я нужна здесь.

Пока одно понимаю совершенно отчетливо – такой, как прежде, моя жизнь больше никогда не будет. Я наполню ее светом, добрыми делами, помощью людям. Я чувствую огромную потребность приносить пользу… Правда, не могу сказать, что окружающие испытывают по этому поводу радость и срочно хотят принимать мою помощь. Да на фиг они меня посылают! А я не могу не проповедовать! Увижу бомжа пьяного на скамейке или девчонку молоденькую с сигаретой – и давай задвигать тезисы насчет того, что такое хорошо и что такое плохо. Мне бы внешность менее презентабельную – точно бы кто-нибудь психбригаду вызвал!

Беру Сашу под руку и мысленно интересуюсь:

– Расскажи, а как ты нашла оберег святого Лазаря? Я пыталась – но в съемной квартире Евсении его не было.

Она тоже отвечает мне без слов. Меня это уже не удивляет.

– Евсения слишком много сил в последние часы потратила. Она послала свою сестру в гостиницу, заставила Катю убить ее, и при этом она пыталась из вас забрать все жизненные силы. Все это ее истощило. Наверное, те блоки, которые она мне ставила, стали выходить из строя – а Евсения не имела возможности это прочувствовать и исправить ситуацию. Ко мне пришла моя бабушка и рассказала, что Евсения снимала банковскую ячейку. Следователь быстро связался с руководством банка, помог мне получить оберег. И меня сразу как потоком понесло к вам. Я чувствовала, что вы еще можете вернуться в тело.

– И что, оберег может помочь любому умершему человеку? Представляю, какой ажиотаж поднимется, если люди об этом узнают. К тебе очередь выстроится!

Саша едва заметно пожимает плечами.

Мне любопытно наблюдать за ее лицом.

Мы говорим без слов – но мимика все равно присутствует. Вот и теперь – на хорошеньком личике отражается недоумение.

– Я не знаю, любому или не любому. На все воля Божья. Бабушка мне говорит – надо вернуть оберег в церковь. Мне тоже кажется, что это правильно. А будут происходить чудеса, не будут – это и от самих верующих зависит. Если они заслужили исцеление – конечно, даровано оно им будет.

– Слушай, но как так у нее получилось меня убить? Я же не верю во все эти порчи!

– Она очень сильный маг. И такие если не с первой попытки, то со второй все равно своего добьются. У них огромная мощь, которая пробивает любые убеждения. Я чувствовала, что вы слабеете. И я подпитывала вас, пока могла, насколько получалось. Но потом Евсения это просекла и мой поток перекрыла. Пока я думала, что можно в этой ситуации сделать, смотрю – а вы уже рядом стоите…

– Но если Евсения такая сильная, то почему проиграла?

– Потому что свет сильнее. И нам дали очередной урок, который показывает, что любая ночь растворяется в солнечном свете.

– Однако это какая-то болезненная педагогика, не находишь?

– Нахожу. Но наше мышление отличается от мышления Высших сил. И если мы чего-то не понимаем – значит, так лучше для нас.

Начинаю чувствовать, что вот-вот разрыдаюсь.

Все, все – уже реву как ребенок.

Мои собакины, почувствовав, что хозяйке плохо, сразу оставили возню с Ральфом и помчались ко мне, стали тыкаться холодными носами в ноги.

– Не плачьте, Наталия, – слышу я Сашины мысли. – Все хорошо будет.

Я с ней согласна.

Я знаю, что у меня при помощи Бога получится реализовать все мои светлые цели.

Я смогу отыскать для себя место, находясь на котором буду приносить пользу. И каждый человек свободен выбирать для себя тот путь, продвигаясь по которому он станет улучшать наш мир. А это – такое непостижимое счастье, что я не могу удержаться от слез…

Поешь чего-нибудь, дорогая! Не хочу, чтобы ты умерла от голода (англ.).

Просто собака… Ты угробишь себя (англ.).

Воскрешение Лазаря, о котором пойдет речь, считается последним чудом Иисуса Христа, совершенным незадолго до распятия. Христос был распят в возрасте 33 лет. Однако, по мнению историков, рождение Иисуса не совпадает с началом новой эры в христианском летоисчислении и произошло оно до 4 года до н. э.; в некоторых источниках – до 1 года до н. э., даты смерти Ирода.

Плащ у иудеев.

Рубашка-туника, нижняя мужская иудейская одежда.

Первые христиане носили на шее каменных, глиняных или перламутровых рыбок, прообраз будущего нательного креста.

Комплект праздничной одежды у иудеев.

Из выступления О. Бендера перед шахматистами. (Ильф и Петров. «Двенадцать стульев».)

Верхняя одежда, накидка с прорезью для головы.

Платок с кистями, которым в храме покрывали голову.

У иудеев существовало поверье, что в течение трех дней душа умершего человека еще находится рядом с телом и что возможно внезапное оживление. Поэтому воскрешение Лазаря именно на четвертый день символизировало в сознании тех людей исключительную победу над смертью.

Евангелие от Иоанна, глава 11, стихи 41–42.

«Должно продолжаться» (англ.).

Перемещение предметов без прямого прикосновения рук.

Способность видеть без глаз.

Как пишет А. Иванов в книге «Жизнь Иисуса Христа», Иоанн был единственным апостолом, которому Иисус доверил сопровождать Его до последних мгновений земной жизни. Остальных учеников Он просил находиться в безопасном месте, чтобы скрыться от преследований и сберечь себя для проповедования христианства.

Иуда был казначеем у апостолов.

Цена одного раба в те времена.

Соленое озеро «Усмешка Лазаря» является сегодня одной из достопримечательностей современной Ларнаки.

Свадхистана-чакра, обеспечивающая энергией органы половой системы. Экстрасенсы уверяют, что видят, как любовники связаны между собой на уровне копчика.

Город в Молдове.

«Молдавский лес», преимущественно из кустарников и лиственных деревьев.

Кибитка, дом на колесах.

Цыганские шалаши-шатры.

Ведьма, колдунья у цыган.

Мешочек для амулета.

Не цыган, не придерживается цыганского закона.

Вернуться назад

HOME