21 мая 2017 г.

    Машина тряслась по расхлябанной после ливня лесной дороге, подпрыгивая на кочках, покачиваясь из стороны в сторону, как неуклюжий увалень, пока не добралась до толстого гниющего ствола повалившейся сосны, перегородившего дорогу.

    Передняя дверца машины распахнулась, и из нее вылез крупный неповоротливый мужчина в длинном плаще, похожем на плащ-палатку, и высоких резиновых сапогах. Он хмуро осмотрелся по сторонам, закинул голову вверх, придерживая рукой капюшон, осмотрел серое, затянутое тучами небо и, хлюпая по напитанному влагой мху, отправился в лес. Там он ходил недолго, пока не нашел вывернутую с корнями огромную сосну и неглубокую яму с рыхлой землей. Вернулся к машине, достал из багажника лопату и потопал назад к яме. Затем, пыхтя, отдуваясь, то и дело утирая рукавом пот, принялся копать. Снова припустил дождь — сперва мелкая, едва заметная морось, потом сильнее. Мужчина накинул капюшон, но работу не прервал. Ковырялся он долго, сказывалось отсутствие привычки. Но наконец результат его удовлетворил, и он, тяжело дыша, воткнул лопату в землю. Постоял, прислонившись к стволу, отдышался и снова побрел к машине, устало опираясь на лопату.

    Снова открыл багажник, но лопату убирать не стал. Наклонился. Поднатужился и вытащил из душного нутра машины длинный, замотанный скотчем сверток. Сверток заворочался, то ли пытаясь снова залезть в машину, то ли, наоборот, вылезти. Мужчина в плаще размял плечи, хрустнул шеей и, обхватив сверток снизу, резким бесцеремонным рывком вытащил его из машины.

    Раздался громкий протяжный стон, больше похожий на рык раненого животного. Бессловесный, но полный муки и ужаса.

    — Не нравится, падла? — зло, одышливо спросил мужчина в плаще и наотмашь пнул ногой лежащего на земле спеленатого человека. Снова раздался стон. Горящие ненавистью мутно-серые глаза буравили злодея взглядом. — Позыркай, позыркай, — сплюнул на землю хозяин машины.

    Отдышался, снова взял сверток за ноги и потащил по земле в сторону приготовленной ямы.

    — Тяжелый, сволочь! — выругался мужчина, преодолевая очередную корягу — их в мокром, заросшем густым подлеском лесу валялось в изобилии. Сломанные бурями ветви лесных великанов, гниющие стволы молодых березок и осинок, откуда-то взявшиеся пни.

    Стоны почти не прекращались — то ли они были свидетельствами боли, то ли отчаяния, то ли ругани, а может, и всего вместе. Не разберешь. Но они никак не влияли на происходящее. Наконец мужчина дотащил свой груз до выкопанной ямы и, оглядевшись, снова выругался. Лопата! Пришлось опять возвращаться к дороге. Маловероятно, что кому-то понадобится ехать в лес в такую погоду, но все же ему не хотелось затягивать со своим делом.

    Притащил лопату. Встал над поверженным противником и, достав из кармана плаща длинный, снабженный глушителем пистолет, посмотрел жертве в лицо. На удивление спокойно посмотрел, без страха, без неуверенности.

    — Ну что, вот и выяснили мы с тобой, кто из нас умнее и сильнее.

    Поймал полный ненависти и страха взгляд, протянул руку и выстрелил, погасив в глазах лежащего на земле человека искру жизни.

    Санкт-Петербург

    15 мая 2017 г.

    Сегодня в пресс-службе Следственного комитета города официально подтвердили информацию об исчезновении известного петербургского бизнесмена, владельца сети антикварных салонов Бориса Арчугова. О случившемся официально заявил начальник службы безопасности принадлежавшей Арчугову компании «Золотой ренессанс» Марат Катрич. Сейчас ведется проверка…

    Вести. Местное время.

    — Ну, конечно, убили! Не на шашлыки же увезли! — зло огрызнулась Лариса, туша в переполненной пепельнице очередной окурок.

    Бывшей жене пропавшего Бориса Арчугова было уже сорок семь, но выглядела Лариса от силы на сорок. Худощавая, с густой копной рыжевато-каштановых волос, въедливыми карими глазами и ухоженным, безупречно подкрашенным лицом, Лариса казалась записной стервой, каковой, собственно говоря, и являлась, хоть в этом была и не ее вина. Такой Ларису сделала жизнь. Жизнь с Арчуговым и жизнь после Арчугова. С Борисом они развелись лет пятнадцать назад, но стараниями Ларисы умудрились сохранить нормальные рабочие отношения, и все эти годы она продолжала руководить самым крупным салоном Бориса в городе.

    — Как ты мог его проворонить? Ты, начальник охраны! — все еще ярилась Лариса, бросая злые, прожигающие насквозь взгляды на развалившегося в кресле Марата.

    Марат был не только начальником охраны Арчугова, но и ее любовником. Очень удобно. Такое положение дел позволяло Ларисе полностью контролировать бывшего мужа. Она раньше всех узнавала о его новых интрижках, о рабочих проектах, удачных гешевтах и любых неприятностях.

    — А может, он сам свалил? Ты об этом не подумал? Может, он какую-нибудь подлянку придумал для нас?

    — Какую? И зачем? — огрызнулся Марат.

    Лариса не ответила, просто продолжила бросаться обвинениями.

    — Идиот, как можно было допустить такое! — Дальше последовал поток безобразной жесткой брани. При всем своем воспитании и безупречных манерах Лариса любила иногда дать выход эмоциям в самой свободной форме.

    — Хватит вопить. Я уже сто раз объяснял. Все шло как обычно. Он отправился на свидание к Вике, отключил телефон, обещал сам позвонить, когда освободится. Что мне надо было делать? Третьим с ними в постель залезть? — не менее зло ответил Марат, вылезая из кресла и нависая над Ларисой.

    Как и полагается начальнику охраны, Марат был высоким здоровяком, особенно внушительно он смотрелся рядом с миниатюрной Ларисой.

    — Он не доехал до Вики! — проорала ему в лицо Лариса.

    В принципе, все подробности похищения Арчугова были ими уже сто раз проговорены. И в тысячный раз обвинять в случившемся Марата не было никакого смысла, но очень хотелось выместить на ком-то свое раздражение.

    Особенно после сегодняшних новостей. Лариса вернулась за рабочий стол и, упав в кресло, потерла виски.

    — Расскажи еще раз, что сказал следователь? — попросила она Марата уже спокойным голосом.

    — Пока тело Арчугова не найдено, он будет считаться без вести пропавшим. Фирма будет работать как работала, в отсутствие Арчугова руководить делами будет Олег Чемезов. Он зам, это логично.

    — А если тело вообще никогда не найдут?

    — Лет через десять признают по суду погибшим, — пожал плечами Марат.

    — Меня это не устраивает, — жестко произнесла Лариса.

    Мария Арчугова щелкнула пультом, выключая телевизор. Об исчезновении мужа трубили на всех каналах. И как только пронюхали? Плохо это или хорошо, Маша пока не понимала. Ясно только одно: Бориса больше нет. А значит, нет и развода, и она в глазах закона остается его законной женой. Маша самодовольно скривила губы.

    С Арчуговым они были женаты почти пять лет, когда они расписались, Маша уже была беременна сыном. Собственно, поэтому они и расписались, бежать с ней в загс Арчугов не торопился. Да-а. Борис был бабником и жмотом. Все пять лет их брака он ей изменял, скрупулезно проверял, на что она тратит деньги, и не разрешал одной ездить на отдых. Только с сыном. А полгода назад вообще собрался разводиться. Заявил, что устал от скандалов. Сволочь.

    Что ж, развод отменяется, и это надо отпраздновать. Маша поднялась с дивана, дошла до бара и, ловко откупорив бутылку шампанского, налила себе высокий объемистый бокал.

    — За свободу! За бабки! — громко провозгласила она, опрокидывая шампанское в себя. Великосветскими манерами Маша не злоупотребляла. Да и наплевать. С бабками она и так проживет.

    С бабками… С бабками… Маша вернулась на диван. Арчугова больше нет, но бабки остались, и остались его компаньоны, и сотрудники, с которыми за эти самые бабки, очевидно, придется побороться. Маша вздохнула, но не безнадежно, а решительно: что ж, драться она умеет, было бы за что! Они еще не знают, с кем связались, пригрозила она потенциальным противникам. Но драки — это потом, а пока…

    Маша взглянула на часы. Наум с няней вернутся с прогулки часа через полтора. Может, устроить себе праздник и прошвырнуться по магазинам? Кредитка при ней. И Маша поспешила одеться.

    — Ну что, Павел Петрович, понравилась передачка? — спросил капитана Сафонова начальник Следственного комитета города полковник Лукьянов. — По всем каналам крутят. Бизнес-сообщество волнуется. Адвокаты и маститые журналисты версии выдвигают, проводят круглые столы, интервью, нас, грешных, через слово поминают.

    — Да видел я, — угрюмо кивнул капитан.

    — Очень хорошо. Значит, все понимаешь. Отчитываться мне будешь каждый день. Пресс-конференции я беру на себя. Я слышал, у этого Арчугова родни уйма?

    — Да уж. Одних жен три штуки, плюс дети, любовницы… Хватает, одним словом.

    — Вот-вот. Поосторожнее с ними, во всяком случае, пока шумиха не утихнет. А она рано или поздно утихнет, — мудро подытожил полковник. — Так что дерзай.

    — Дерзай! — крякнул Павел Петрович. — На мне еще труп Колокольникова висит.

    — Так шевелись, не сиди сиднем! Раскрывай — и в суд. Подумаешь, «дело»! Ты мне Арчугова отрабатывать начинай, ну а уж Колокольников — это само собой. Ну? Что замерли, капитан? Выполняйте!

    — Есть, — кисло откликнулся капитан и вышел из начальственного кабинета.

    Антиквар Арчугов Борис Аркадьевич. Пятидесяти четырех лет, владелец крупного бизнеса, дорогой недвижимости в обеих столицах. Известная личность в городе. И вот он пропал…

    Капитан хмуро вертел в руках фото толстого, холеного антиквара. Сытый, мордатый, в дорогом костюме, с аккуратной рыжей бородкой, прикрывающей жирный тройной подбородок, и маленькими глазками-буравчиками.

    — Кому ж ты помешал, жирный боров? — с отвращением спросил капитан, отбрасывая фотографию. Сам капитан росту был невысокого, сложения изящного, на грозного стража порядка никак не тянул. Ну, так его работа — мозгами шевелить, а не бандитов скручивать.

    Бизнесмен исчез два дня назад. Никаких требований к родным за это время не поступало. А следовательно, с вероятностью в сто процентов антиквар мертв. Если, конечно, не подался в бега. Но по общему свидетельству коллег, сотрудников фирмы, родственников и близких знакомых, неприятностей у антиквара не было. Значит, все же убит. Вопрос: кто, где, как, когда и где тело?

    Предчувствия у капитана были самые скверные, сыщицкое чутье подсказывало, что дело обернется висяком. Но пока не обернулось, надо работать.

    И он безо всякого энтузиазма подтянул к себе папку с делом. Как удалось установить следствию, Арчугов пропал тринадцатого мая около семи вечера. В этот день, закончив дела, антиквар заехал навестить жену и сына, проживающих в просторных апартаментах на Крестовском острове, после чего отправился к любовнице, с которой собирался поужинать и сходить в клуб. Охрану Арчугов отпустил около дома жены, но до любовницы, некой Виктории Долинской двадцати восьми лет, в этот вечер так и не добрался. Телефон антиквара не отвечает. По свидетельству начальника охраны Арчугова, шеф частенько отключал телефон, отправляясь на свидания с женщинами. Когда вечером Арчугов не вышел на связь, как обещал, начальник охраны занервничал и предпринял самостоятельные поиски, но, увы, антиквар как сквозь землю провалился. Вот и вся информация. Никто из опрошенных жен, сотрудников и знакомых его больше не видел. Ищи теперь ветра в поле, а он, может, где-нибудь за городом в безымянном пруду карасей кормит.

    Капитан был пессимистом и при этом лучшим оперативником в городе.

    — Ну что ж, — еще раз взглянув на несимпатичное, оплывшее жирком и самодовольством лицо предположительно убиенного антиквара, пробормотал капитан. — Любовь из числа мотивов, очевидно, можно исключить, остаются деньги. — И он снял трубку внутреннего аппарата. — Сергей? Зайди ко мне и Илью захвати, — буркнул в трубку Сафонов, и через пару минут ребята сидели у него в кабинете. — Поздравляю, господа сыщики, — бодро начал свою речь капитан, словно готовясь известить сотрудников о внеочередной премии, — на нас повесили дело антиквара Арчугова.

    — Чего? — не оценил шутки Серега Скворцов.

    — Антиквара? Это того, который пропал и о котором в новостях трубили? — быстрее сориентировался Илья.

    — Именно, — подтвердил капитан.

    — Блин.

    — Ну ёлы-палы! — недовольно потянул Серега. — А с Колокольниковым чего?

    Тело пенсионера Колокольникова с колотой раной в сердце было обнаружено вчера в его собственной квартире в Свечном переулке. Он был найден соседкой, которая частенько заглядывала к одинокому старику выпить чаю, поговорить — в общем, находилась с покойным в дружеских отношениях. К моменту обнаружения тела пенсионер был мертв не менее двенадцати часов. Кто и зачем убил одинокого, безобидного Семена Степановича Колокольникова, было неясно. Поиски убийцы затруднялись еще и тем, что вход в квартиру убитого располагался не в подъезде, как у всех, а прямо под аркой, откуда вела лестница на второй этаж. Так что со свидетелями было крайне напряженно.

    Версию простого ограбления пришлось отбросить сразу же. Из квартиры убитого ничего не пропало, даже три тысячи рублей, лежащие в кошельке, обнаруженном в кармане пиджака в прихожей, и те были на месте. Так же, как старинный серебряный брегет с гравировкой и небольшой плазменный телевизор. Одним словом, по свидетельству соседки, на первый взгляд ничего из квартиры убитого не пропало.

    Дело оказалось непростым, и Павел Петрович уже предвкушал удовольствие от его распутывания. Да, капитан любил свою работу, любил азарт охоты, игру ума, разгадывание заковыристых преступлений, тайны и загадки, как в деле Колокольцева. В котором загадка была, а вот повышенного интереса начальства к расследованию не было. Не то что с Арчуговым. Павел Петрович вздохнул.

    — Поступим так. Ты, Илья, продолжаешь заниматься Колокольцевым. Выясни, где он прежде работал, разыщи приятелей и родственников, пусть и дальних. Ищи свидетелей. Сергей займется фирмой Арчугова, побеседует с сотрудниками, руководством и так далее. Заодно смотайся к смежникам — что у них есть на пропавшего антиквара. А я займусь семейством Арчугова. С чего-то начинать надо, — опять вздохнул Павел Петрович.

    Мария Арчугова на встречу с капитаном согласилась нехотя. Павлу Петровичу пришлось слегка надавить на вдовушку, прежде чем она соизволила уделить ему полчаса своего драгоценного времени.

    — Сюда, пожалуйста, — указала ему на дверь средних лет женщина интеллигентной внешности, в строгом темном платье, с чистейшим петербургским выговором. То ли прислуга, то ли родственница — сразу и не сообразишь.

    Мария Арчугова впечатление на капитана произвела скверное. А точнее, не произвела никакого. Нечто подобное он и ожидал увидеть. Вариации касались только цвета глаз и волос. Все остальное — по схеме. Смазливая девица с неестественно пухлыми губами — следствие пластической операции, пышным бюстом — тоже, скорее всего, искусственным, вызывающе одетая и с вызывающей манерой себя держать — воспитание у барышни определенно хромало. Очевидно, в собственных глазах Арчугова выглядела королевой, в глазах Павла Петровича — пустой, самодовольной, алчной дурой, которой крупно повезло затащить в загс старого похотливого толстосума. Самой Арчуговой на вид было не больше тридцати.

    Такая малосентиментальная особа легко могла заказать своего мужа, но для этого ей был бы нужен надежный помощник, и скорее всего, из близкого круга Арчугова, например охранник или компаньон, он же любовник. Потому что такие дамочки все свои проблемы решают исключительно через постель. Что ж. Проверим, поищем.

    — Мария Игоревна, меня зовут Павел Петрович, я расследую обстоятельства исчезновения вашего мужа.

    — А я тут при чем? — закидывая ногу на ногу, в хамоватой манере поинтересовалась антикварша.

    — Не знаю, — чуть язвительно ответил Павел Петрович. — Может, при том, что вы его жена и официальная наследница? А может, при том, что в ближайшее время должны были стать бывшей женой и лишиться очень многого? Например, положения и денег, получив взамен алименты? Вы мне расскажите.

    С такими щучками, как вдова антиквара, капитан предпочитал не церемониться — не оценят. Лучше сразу показать зубы, припугнуть, заставить нервничать — может, и сболтнут что интересное.

    Слова капитана действительно заставили Машу нервничать. Что бы ни случилось с Борисом, а ее позиция очень уязвима. И все проклятый развод! Маша с трудом сдержала вздох. Все пять лет совместной жизни с Арчуговым она держала себя в ежовых рукавицах: никаких интрижек, никаких романов, знала, что муженек только этого и ждет. Сам Арчугов, разумеется, ни в чем себе не отказывал. Ну и скажите, кто бы стал молча терпеть подобное поведение? Даже хитрая лиса Лариска не выдержала! А Маша с ее взрывным характером и, что уж греха таить, распущенностью — тем более. Ну не приучили ее родители держать все в себе! Увы.

    Маша искоса взглянула на сидящего напротив полицейского и почувствовала себя очень одинокой, беззащитной и уязвимой. Надо срочно искать защитника, смекнула молодая вдова, продолжая смотреть на капитана пустым застывшим взглядом. И чем быстрее, тем лучше. А этого, из полиции, надо поскорее спровадить. Пока она не ляпнула чего-нибудь лишнего.

    — Извините, лейтенант… — умышленно «ошиблась» Мария.

    — Капитан.

    — Не важно, — дернула плечом вдова. — Но мне не нравится тон нашей беседы, а потому я предпочитаю ее закончить. Следующая наша встреча состоится только в присутствии моего адвоката. Всего хорошего. — И с самым категорическим видом сложила на груди руки.

    Павел Петрович внимательно взглянул на вздорную бабенку и решил: пес с ней. Беседу можно и отложить, а в следующий раз вызвать ее в управление, хоть и с адвокатом. Все равно ничего ценного услышать от вдовы он не рассчитывал. Просто хотел присмотреться. С этой задачей он справился. А значит, на сегодня Арчугову можно оставить в покое.

    Что ж, теперь стоит встретиться с подружкой, к которой антиквар спешил в вечер своего исчезновения, размышлял Павел Петрович, выруливая на проспект. Личной выгоды от исчезновения антиквара Виктория Долинская на первый взгляд не получает, но вполне возможно, что дамочка за кругленькую сумму помогла кому-то заманить Арчугова в ловушку. Версия была неплоха, и ее стоило проверить.

    Проживала красавица в новом доме на Черной речке. Дом не элитный, но приличный, с подземным паркингом и закрытой территорией. Значит, девушка не бедствовала, сделал очевидное заключение капитан.

    Виктория согласилась встретиться с Павлом Петровичем сразу же, хотя и без особой радости. В отличие от законной супруги, девушка производила впечатление человека с интеллектом. Ладно скроенная натуральная блондинка с белыми, как у альбиноса, волосами, очень светлыми серо-голубыми глазами, прямым решительным носом и четко очерченной линией губ, манеры сдержанные, на лбу — штамп о высшем образовании. Павлу Петровичу она напомнила жительниц Скандинавии.

    — Проходите в комнату. Обувь можете не снимать, — распорядилась Виктория, махнув рукой в сторону распахнутых дверей.

    Да. Деньги у барышни имелись. Просторная, хорошо обставленная гостиная, пушистый ковер, какие-то безделушки на столиках. Павел Петрович плохо разбирался в подобной мишуре, но стоимость вещей определял интуитивно и, как правило, безошибочно.

    — Я слушаю вас, — усаживаясь в кресло напротив, проговорила хозяйка квартиры, не выказывая ни волнения, ни страха. Равнодушно сказала.

    — Я вижу, вы не расстроены пропажей вашего друга? — спросил Павел Петрович, внимательно наблюдая за собеседницей.

    — Ну почему же? Огорчена, — пожала плечами Виктория. — Но вы же не ожидаете, что я буду заливаться горючими слезами, да еще и перед малознакомым человеком?

    — И все же, я бы сказал, вы реагируете на происходящее весьма сдержанно, — не отступал капитан, продолжая давить в выбранном направлении.

    — Ну, во-первых, мы были слишком мало знакомы, чтобы я испытывала чувство глубокого горя, — тем же равнодушным голосом пояснила Виктория. — Во-вторых, еще неизвестно, что произошло на самом деле. Возможно, Борис жив-здоров. И через день-два объявится.

    — Вы действительно в это верите? — скептически взглянул на девушку капитан.

    — А вы уверены в его смерти? Или у вас появились доказательства? — ответила вопросом на вопрос Виктория.

    Тонкая штучка. Совсем не простая. Такую за рупь двадцать не купишь, пристально разглядывая девицу, подумал капитан. Такая способна принимать взвешенные решительные меры, если будет знать свою выгоду и будет уверена в успехе. Другой вопрос — в чем ее выгода? Пока они с Арчуговым не женаты, ловить ей нечего.

    — Нет, доказательств у меня нет. И пока что я действительно ни в чем не уверен. Идет следствие. Расскажите, Виктория, как давно и при каких обстоятельствах вы познакомились с Арчуговым.

    — Познакомились в клубе, месяца три назад. В День святого Валентина мы пошли с компанией в клуб, там был Арчугов с приятелями. Познакомились.

    — Кто бы подумал, что Борис Аркадьевич был таким любителем танцпола! — усмехнулся капитан, продолжая провоцировать девушку. Очень уж она была спокойна.

    — А кто сказал про танцпол? — насмешливо спросила Виктория. — Борис с его комплекцией предпочитал созерцать. Он пришел поглазеть на хорошеньких молоденьких девушек, так же как и его приятели. Все они уже вышли из танцевального возраста. Но у них появились иные достоинства. Например, состояния и положение в обществе. А они в мужчинах гораздо привлекательнее, нежели умение отплясывать в клубах. Вот и познакомились.

    — Надо так понимать, что вы составили гармоничную пару, дополнив друг друга?

    — Можно сказать и так.

    — А вас не смутило, что Арчугов женат? У него есть ребенок, да и жена его — весьма привлекательная женщина.

    — А почему меня это должно смущать? Если не смущало Арчугова? Это же его жена, — едва заметно пожала плечиком девица. Выдержка у нее была отменная и в сочетании с прагматичностью и цинизмом образовывала почти непрошибаемую броню.

    — И с тех пор вы стали содержанкой Арчугова? — поинтересовался Павел Петрович, пытаясь нащупать границы зоны комфортности собеседницы.

    — Нет. Содержанкой я стала не сразу. Сначала надо было набить себе цену. Он целый месяц за мной ухаживал, прежде чем мы перешли в стадию близких отношений.

    — И поступили к нему на содержание, — гнул свое капитан.

    — Уважаемый Павел Петрович, — продемонстрировала удивительную память Виктория. — Я приехала в Петербург из Тихвина, крошечный такой городишко, не имея денег и связей. Сумела поступить в университет, окончить его, обзавестись собственной квартирой, машиной. У меня даже есть маленький бизнес. Магазин подарков. Мои родители не могли мне помочь. Они милые, добрые, скромные люди, и я очень им благодарна, что они правильно меня воспитали. Но всего в жизни я добилась сама. Вы можете называть меня содержанкой, падшей женщиной, — выразительный взгляд на капитана. — Все это лишь слова. Да, я использовала Арчугова и, возможно, даже впоследствии вышла бы за него замуж. Времени не хватило. А теперь, после его исчезновения, мне придется искать другого спонсора. Хлопотно и проблематично. Мне уже двадцать восемь, а вокруг пруд пруди молоденьких красоток, пустоголовых и доступных. Конкуренция. Так что исчезновение Арчугова нанесло ощутимый удар по моему благосостоянию. Надеюсь, вы это понимаете?

    — Пока у меня нет доказательств обратного, да, — вынужден был признать капитан.

    — Вот и хорошо, — кивнула девица. — А что касается событий тринадцатого мая, то я прождала Бориса до восьми, потом попыталась ему дозвониться. Телефон не отвечал. И я решила, что у него срочные дела, возможно, переговоры или неприятности, но паниковать смысла не видела. Мало ли что могло случиться? Может, он встречался с другой женщиной? Я не собиралась ловить его за руку и устраивать сцены. Так что после двух звонков я успокоилась и решила, что он объявится завтра или послезавтра.

    — Все ясно. С кем из окружения Арчугова вы знакомы? — спросил Павел Петрович, сочтя ее доводы вполне обоснованными.

    — Ни с кем.

    — Возможно, вы были знакомы с его приятелями?

    — Нет. Он не горел желанием знакомить меня с ними. Боялся, что отобьют, — усмехнулась Виктория. — Борис, знаете ли, не был красавцем, тем более его вес… Он не хотел рисковать.

    — Скажите, — напоследок решил поинтересоваться капитан, — не для протокола. А вам не было противно иметь дело с таким жирным боровом или деньги действительно не пахнут?

    — Павел Петрович, — с сожалением взглянула на него девица, — человек, достигший его положения, должен как минимум обладать умом, сильным характером, учитывая сферу его деятельности, определенными знаниями. Все эти качества вкупе с деньгами и успехом гораздо привлекательнее в мужчине, чем смазливая внешность и мускулатура, которая очень быстро сдуется, стоит ему приземлиться на диван перед телевизором с банкой пива. Я ответила на ваш вопрос?

    — Да.

    — В таком случае — всего хорошего, — поднимаясь с кресла, решительно проговорила Виктория. — Мне надо собираться, у меня через час йога.

    Дверь за капитаном с тихим щелчком захлопнулась. Виктория не спеша вернулась в комнату и, взяв мобильник, набрала номер.

    — У меня только что была полиция, — сообщила она невидимому собеседнику, опустив приветствия и обращения. — Почему? Ищут пропавшего бизнесмена Арчугова… Да? А мне казалось, что визиты полиции не входили в наш план. Не дергайся, разумеется, я ничего не сказала и дальше не собираюсь. Думаю, ты понимаешь, что подобная преданность ценится высоко.

    Виктория усмехнулась и закончила разговор.

    15 мая 2017 г.

    Илья Борисов сидел в небольшой комнатке уютной старомодной квартиры бывшего сослуживца и приятеля ныне покойного Семена Степановича Колокольникова и слушал по-стариковски неспешный рассказ обнаруженного им свидетеля.

    — Родственники? Были, конечно. Только дальние. Жена Семена умерла лет пять назад, сердечная недостаточность, а сын еще мальчиком погиб. Как — не знаю. Не спрашивал, не та, сами понимаете, тема, — развел руками маленький кругленький Николай Петрович и погладил круглую лысую макушку, украшенную одиноким пучком седых завитков.

    — Но родственников вы хотя бы знаете? Они в Петербурге живут?

    — Да вроде у него племянница была, Ириной, кажется, звали. Но она в Москве жила, а у нее сын был, вот его имени точно не помню. Племянница с семьей его навещала изредка, но из Москвы ведь не наездишься. А в последнее время он вроде с какой-то женщиной близко сошелся. Соседка его вроде бы. Тоже одинокая, помладше его будет, так вот она за ним присматривала, — охотно делился с симпатичным молодым оперативником Николай Петрович.

    — Соседку звали Анна Михайловна?

    — Вроде бы так.

    — Хорошо, ну а как вы думаете, кто и за что мог убить Семена Степановича? Может, у него ценности какие-нибудь были? Или враги? — от полной безнадежности спросил Илья.

    — Враги? Да ну, откуда? — махнул рукой Николай Петрович. — Человек всю жизнь проработал в конструкторском бюро, сто лет как на пенсию вышел, откуда у него враги? Да и потом, Семен всегда был человеком очень тактичным, отзывчивым, у таких, как он, врагов не бывает.

    — Ну, может, у него какие-нибудь ценности были, о которых случайно жулики узнали? — не терял надежды Илья.

    — Ценности? Не припомню, — покачал головой Николай Петрович. — Они с Галей обыкновенно жили, как все. Никаких таких ценностей у них не было.

    — Ну как же? — впервые с начала разговора заглянула в комнату супруга Николая Петровича. — Простите, — смутилась она, взглянув на Илью, но рассказ свой все же продолжила: — Помнишь, Коля, мы у Семена Степановича на юбилее были?

    — Нет.

    — Ну, шестьдесят лет, незадолго до Галиной смерти? Ну? Они дома праздновали, — силилась напомнить Николаю Петровичу супруга. — А! — Она безнадежно махнула зажатым в руке кухонным полотенцем. — Была у них одна шкатулка, небольшая, но очень тонкой работы, и сразу видно — старинная. Я хотела взглянуть, она у них в серванте стояла, а Семен Степанович не разрешил. Это, говорит, очень старинная вещь, ему от прадеда досталась, а тому подарил кто-то. Какая-то знаменитость, еще до революции. Он называл, да я забыла кто. И что ее открывать нельзя, она на ключик закрыта, в ней хранится семейная реликвия. Тут нас к столу позвали, и я больше расспрашивать не стала, — виновато призналась супруга Николая Петровича. — Не знаю, уж насколько она ценная, но может, даже и серебряная с позолотой. Металл был темный, с желтыми вставками. Я запомнила потому, что орнамент гравировки был очень необычный.

    — Так. Давно это было?

    — Лет шесть назад, да, Коля?

    Но Николай Петрович только растерянно пожал плечами.

    — А какого размера была шкатулка, вы помните?

    — Ну… — задумалась Анна Михайловна. — Примерно как вот эти две книги, — и она показала на стоящие на книжной полке два тома Пушкина. — Может, чуть поменьше.

    Старинная шкатулка с семейной реликвией. Уже что-то, спускаясь по лестнице на первый этаж, размышлял Илья. Теперь стоит опросить Анну Михайловну, видела ли она эту шкатулку. И, кстати, есть ли у нее близкие родственники, дети например? Может, они тиснули шкатулочку, а старичка на тот свет?

    Илья приободрился. Версия была правдоподобной и пока единственной.

    — Что же это такое? (…) Почему деньги так быстро закончились? (…) — зло, скидывая с ног туфли, ругалась Маша, не обращая внимания на стоящего в дверях Даниила.

    Здоровяк-охранник держал в руках пакеты с покупками и не торопился уходить.

    Даниила к Маше приставил Арчугов. Антиквар не столько волновался за нее, сколько хотел держать под контролем. Даниил докладывал шефу о любых перемещениях и контактах бывшей жены. Учитывая взбалмошный и скандальный характер Марии, это было нелишним. К тому же Арчугов хотел первым быть в курсе ее возможных романов. Увы, вздорная психопатка была верна своему жирному старому муженьку или же умудрялась наставлять ему рога столь виртуозно, что даже Даниил об этом не знал.

    Маша привыкла к этому типу, иногда он даже забавлял ее, рассказывал анекдоты, смешил. Возможно, Маша завела бы с ним интрижку, если бы не боялась, что он сдаст ее Арчугову. А потому предпочитала горячий секс на скорую руку с тренером в фитнесе или с парикмахером в салоне красоты. А что делать? Приходилось изворачиваться. Ей еще тридцатника нет, организм свое требует, а этот жирный уродливый боров Арчугов даже не смотрит в ее сторону. А впрочем, когда и смотрел, толку от этого было на два всхлипа. Вот и приходилось крутиться.

    Но сейчас Машу волновали куда более серьезные проблемы, нежели секс. Деньги! Деньги! Почему они так быстро закончились на карточке и где и как пополнить эту самую карточку? Прежде деньги на счет переводил Арчугов, теперь его нет, наверное, надо позвонить в фирму, бухгалтеру? Или финансовому директору? Маша его однажды видела, противный такой, в очках. Невысокий Машин лобик бороздили глубокие морщины, личико было несчастным, печать забот и нужды исказила черты.

    — Мария Игоревна, извините, что вмешиваюсь, — окликнул ее все еще топтавшийся в дверях Даниил.

    — Чего тебе?

    — Я вот думаю, теперь, без Бориса Аркадьевича, вам тяжело будет. Эти, из фирмы, наверняка вас обмануть захотят.

    Маша насторожилась, губки сжались в узкую линию, а в лице появилось что-то крысиное, настороженное. Даниил слышал, как она звонила матери, жаловалась на безденежье и на отсутствие поддержки, на подлую Лариску, которая попытается отобрать у нее наследство, и на злых дяденек из арчуговской компании, с которыми придется иметь дело. «Дура! Не могла до дома доехать!» — выругала она себя, но все же спросила:

    — С чего это ты взял?

    — Не знаю. Но мне кажется, они вас не любят, особенно Лариса.

    — И чего?

    — Защитник вам нужен. Тот, кто будет ваши интересы представлять, — продолжал гнуть свою линию Даниил.

    — Ты, что ли, набиваешься? — усмехнулась, расслабляясь, Маша и оценивающе посмотрела на парня.

    — Да нет, куда мне. Тут нужен серьезный человек, меня они и слушать не станут, да и не понимаю я в этих вопросах, — отмахнулся Даниил, и Маша снова напряглась.

    — А кто понимает?

    — Был у Бориса Аркадьевича приятель такой — Таволжанин, может, помните? Они раньше какие-то дела вместе вели.

    Маша судорожно пыталась вспомнить всех приятелей Арчугова, которых когда-либо видела. Но вот досада, она никогда не обращала на них особого внимания. Все они были старыми, женатыми, напыщенными снобами и смотрели на нее как на насекомое. К тому же муж, как правило, выпроваживал ее из комнаты в тех редких случаях, когда приводил гостей, чтобы не подслушивала их деловые разговоры и не позорила его неконтролируемыми выходками — на них Маша была большая мастерица и в начале их совместной жизни виртуозно использовала это оружие против Арчугова. Не хочешь купить пятую по счету норковую шубу? О’кей. Дожидаемся гостей и закатываем публичный скандал. Две минуты, от силы три — и шубка висит в шкафу, деньги Арчугов выдавал тут же, лишь бы заткнулась. Хотя, признаться откровенно, радоваться Маше пришлось недолго, Арчугов перестал выходить с ней в общество и водить гостей. По итогу ей же стало хуже. Но об этом Маша вспоминать не любила. Потом она, конечно, пыталась к нему подлизаться, всячески демонстрировала хорошие манеры, которые ей были привиты в раннем детстве, но о которых она в юном возрасте как-то вдруг подзабыла, решив, что грубый напор и нахрапистость принесут ей больше пользы в жизни. На первых порах принесли. Точнее, не на первых порах, а в мелких пустячных вопросах: сдать непонравившиеся туфли назад в магазин, потребовать зажатую официантом сдачу в кафе, протиснуться без очереди. В прочих жизненно важных вопросах подобная тактика никакого прибытку не давала. Люди просто отворачивались от нее, обещали помочь или уверяли, что ничего сделать нельзя, и Маша им верила, но со временем стала замечать, что ей помочь не не могли, а не хотели, а ее более хитрым и сладкоречивым подружкам — могли и хотели. Например, ставили тройку просто так в четверти или прощали прогулы. А ей почему-то нет. Впрочем, в школе она этого еще не замечала, да и вообще была счастлива в собственном слепом самодовольстве, а по-настоящему учить ее жизни принялся Арчугов. Да. Потому она его и ненавидела. Сволочь! Тут Машин взгляд наткнулся на Даниила. Ах да. Кто же такой этот Таволжанин?

    — Это маленький такой, толстенький?

    — Нет. Наоборот, крупный, со светлыми волосами, — поправил Даниил.

    — А с чего ты взял, что он мне поможет? — решив, что потом вспомнит, как выглядит этот тип, а сейчас надо понять главное, спросила Маша.

    — Он сам сказал. Я его вчера случайно возле офиса встретил, он меня узнал, спросил, как у вас дела, и сказал, что, если вам с Наумом помощь нужна, он всегда готов.

    Версия выглядела правдоподобно. В конце концов, она мать арчуговского сына.

    — А что он за тип, чем занимается? — настороженно поинтересовалась Маша.

    — Не знаю точно, — пожал плечами охранник. — У них с Борисом Аркадьевичем какие-то дела были.

    Даниил лукавил. Он прекрасно знал, чем занимается Таволжанин. И встретились они вовсе не на улице и не случайно. Бизнесмен позвонил Даниилу и пригласил к себе в офис. Даниил приехал, и Таволжанин за приличное вознаграждение предложил поработать на него, а именно свести с женой Арчугова, помочь завоевать доверие, а в дальнейшем присматривать за бабой, так, на всякий случай. Какие у Таволжанина были в этом деле интересы, Даниил не знал, но на предложение согласился.

    Маша продолжала морщить лоб, судорожно соображая, и наконец решилась. Лучше уж приятель Бориса, чем эта стерва Лариска, с ней Маше в одиночку не справиться.

    — Хорошо, дай мне его номер телефона, я сама позвоню, — сказала она Даниилу. И тот, стараясь скрыть самодовольство, вытащил из кармана визитку Таволжанина.

    Председатель совета директоров, почетный член Академии бизнеса, сопредседатель фонда, генеральный директор… Ух ты! У Маши жадно сверкнули глазки.

    — А он женат, этот Таволжанин?

    — Понятия не имею.

    — Ладно, давай пакеты и топай, — опомнилась Мария. — Если понадобишься, позвоню.

    Но прежде всего надо позвонить в Борькину компанию и попытаться получить денег у них, а заодно прощупать, чем дышит его ближайшее окружение.

    — Мария Игоревна! — На грубоватом лице Геннадия Сергеевича Таволжанина заиграла довольная плотоядная улыбка. Только вчера он вручил охраннику Арчуговой визитку, и вот уже результат! Молодец парень, оперативно. — Очень рад. — Несмотря на искреннюю радость, голос бизнесмена звучал сдержанно, даже суховато. — Примите мои соболезнования по поводу произошедшего с Борисом несчастья. За последние сутки ничего нового не слышно?

    Нового? Маша растерялась. Признаться, ей в голову не приходило интересоваться новостями, да и у кого? У полиции? Полиция ее больше не беспокоила, и она предпочитала до поры до времени поддерживать этот статус-кво. У Борькиного окружения? Маша скривилась. Если коротко резюмировать суть ее беседы с исполнительным директором фирмы, а затем с финансовым (в бухгалтерию она звонить не стала — не солидно), так эта парочка ее просто-напросто вежливо послала, прикрывшись какими-то заумно сформулированными отговорками.

    — Кажется, ничего, — неуверенно проблеяла любящая жена и жалобно добавила: — Мне никто ничего не рассказывает. В фирме мне ничего не объясняют, из полиции приходил какой-то тип, допрашивал меня как преступницу… — На этих словах Маша всхлипнула и, добавив в голос надрывности, вывалила собеседнику свою главную проблему: — А у меня деньги кончились. Мне даже еды ребенку не на что купить! И прислуге платить надо, нянька того и гляди нас бросит, что мне тогда делать?

    Терпения на долгие реверансы у Маши не хватало, она предпочитала брать быка за рога.

    — Ну что вы, что вы! Стоит ли огорчаться из-за таких пустяков, как деньги! — заурчал в трубку Геннадий Сергеевич. — Давайте-ка я заеду к вам вечерком, после работы, и мы не спеша обсудим, как вам помочь, а пока я могу просто одолжить вам необходимую сумму.

    Предложение Маше понравилось, она пропустила мимо ушей решение одолжить ей необходимую сумму, вычленив для себя главное: денег ей дадут, а уж она постарается, чтобы их давали часто и много. А теперь надо было привести себя в порядок, выбрать подходящий наряд и спровадить к матери Наума.

    — Лидия Владимировна, отвезите Наума к бабушке, я сейчас прикажу Даниилу подать машину. Соберите ему что надо из вещей, он там на два дня останется. А может, и на три, — добавила, подумав, заботливая мать: кто знает, как у них с Таволжаниным все сложится?

    15 мая 2017 г.

    К Анне Михайловне Ступиной Илья добрался только в семь вечера. Дама была дома, готовила ужин и лейтенанта приняла неохотно.

    — Ох, и что вы меня мучаете? — вздыхала хозяйка, ведя гостя на кухню. — И без того по ночам не сплю, все Сему-покойничка вижу, а тут еще вы все ходите и ходите!

    — Почему это мы ходим? — обиделся Илья. — Вас как опросили в день обнаружения тела Колокольникова, так больше и не беспокоили.

    — Это вы не беспокоили, а товарищи ваши беспокоили, — возразила ему Анна Михайловна, спеша убавить газ под сковородкой.

    — Это кто, если не секрет? Вы фамилию его запомнили? — несколько удивился Илья. Неужели капитан что-то накопал, а ему не сообщил, сразу же к Анне Михайловне поехал?

    — Да вроде Петров. Молодой такой, видный, волосы рыжеватые, — вороша шкварчащую на сковородке картошку, припоминала Анна Михайловна.

    — Нет у нас никаких Петровых, — озабоченно нахмурился Илья. — А когда он приходил?

    — Да с утра, часов в десять. Я в поликлинику как раз собиралась, а тут он, ну и опоздала, пришлось опять записываться. Теперь уж только на следующей неделе попаду. А ведь хотела в субботу на дачу на недельку съездить, дом намыть, грядки вскопать, и с дочерью уже договорилась, чтобы отвезла меня. Семен Степанович покойный тоже думал со мной на лето поехать. На воздух. Да-а…

    — У вас дочь есть? — оживился Илья.

    — Ну да. И двое внуков. Дочка у меня в банке директором департамента работает, муж — тоже начальник, сами они на дачу не ездят, все по Испаниям да Франциям колесят, а мне и в Сиверской хорошо, да вот внуков еще на пару месяцев подкинут, — неспешно рассказывала Анна Михайловна, гремя тарелками. — Вы как, поедите со мной? Картошка на сале и огурцы у меня соленые еще с зимы остались.

    Илья, у которого от вида золотистой картошечки и запаха жареного сала слюноотделение уже зашкаливало, с радостью согласился, решив, что саму Анну Михайловну и ее состоятельную дочь можно исключить из числа подозреваемых. Вряд ли директор департамента станет старичков из-за шкатулки резать.

    — А зачем наш сотрудник к вам приходил? — с аппетитом наворачивая картошечку, поинтересовался Илья.

    — Да зачем и вы. Спрашивал, давно ли мы знакомы с Семеном Степановичем. Не знаю ли я его родственников, давно ли они его навещали, да где живут, адреса телефоны. Так я вам уже говорила, что не знаю адресов, — доставая из банки хрустящий соленый огурчик, объясняла Анна Михайловна.

    — А свой телефон он вам на всякий случай не оставлял?

    — Нет, не оставлял. Да и зачем он мне? Больше, чем знаю, не вспомню, — категорично заявила Анна Михайловна.

    Она вообще была женщиной бодрой, энергичной и решительной, в квартире у нее царил идеальный порядок: ни пылинки, ни соринки, тарелки, чашки, кастрюльки выстроились в шкафах как по ранжиру, и уж если Анна Михайловна заявляла, что она чего-то не знает, ей можно было верить.

    — Анна Михайловна, а вы не видели у Семена Степановича старинной шкатулки, то ли серебряной, то ли позолоченной, вроде бы ему по наследству досталась?

    — Шкатулки? — задумалась Анна Михайловна. — Да нет. Не видала. А большая шкатулка?

    — Вроде бы не очень, вот такая примерно, — изобразил руками Илья. — Но сразу видно — старинная.

    — Нет. Такой не видала.

    — Ну что ж. Спасибо вам за ужин, спасли от голодной смерти, — поднимаясь из-за стола, поблагодарил Илья. — А вот если вдруг вам позвонит наш сотрудник Петров или наведается, вы тут же прямо немедленно позвоните мне вот по этому номеру.

    — Значит, не из ваших был? — сердито поджала губы Анна Михайловна. — Провел меня, паразит! А я и документ спросить не сообразила, на слово поверила, старая калоша! — И, посопев немного, решительно спросила: — Есть у вас художник, чтобы со слов портреты рисовать, как в старых фильмах про милицию?

    — Есть.

    — Поедемте. Пока помню, фоторобот его составим. Так это называется?

    — Так.

    — Поехали. Вот только платье быстренько переодену и кофту возьму, а вы пока предупредите там своих, чтобы подготовились, — деловито распоряжалась Анна Михайловна.

    — Анна Михайловна, а вы кем раньше работали? — крикнул ей вслед Илья.

    — Начальником цеха на заводе турбинных лопаток, — зычным голосом ответила Анна Михайловна.

    — Вот это женщина! — с уважением отметил Илья и стал звонить капитану. Но прежде чем везти Анну Михайловну в управление, он сбегал взглянуть на квартиру Колокольникова. Печати были сорваны, квартиру определенно вскрывали.

    Пришлось вызывать участкового, договариваться с капитаном Сафоновым, чтобы тот прислал человека присмотреть за квартирой, потом везти в управление Анну Михайловну, передавать ее с рук на руки сотрудникам экспертного отдела. В итоге они с капитаном лишь в девять вечера попали в квартиру убиенного Семена Степановича, оба хмурые и полные дурных предчувствий. У обоих имелись жены, которые не одобряли поздние возвращения домой.

    — Значит, выходит так, — присаживаясь возле стола, устало проговорил капитан, когда обыск квартиры Колокольникова был закончен и шкатулка не нашлась. — Если мотивом убийства Колокольникова была шкатулка, значит, тот, кто его убил, знал о ней и действовал охотник за шкатулкой, назовем его так, или по наводке, точнее, по заказу, или самостоятельно. Второе мне кажется вероятнее, потому что больше ничего в квартире не тронули — ни деньги, ни вещи. Наемный вор наверняка прихватил бы с собой наличность. — Илья согласно кивал. — Но если предположить, что так оно и было, следовательно, шкатулка представляла собой большую ценность. За пустячок убивать не стали бы. Вопрос — денежную или историческую?

    — Да, конечно, денежную! — не удержался Илья. — Кого сейчас семейные реликвии интересуют, если они цены при продаже не имеют?

    Капитан на это заявление отвечать не стал, только крякнул и головой покачал. Молодо — зелено. И продолжил свои рассуждения:

    — Но если шкатулка была похищена, то кто и зачем приходил к Анне Михайловне Ступиной и расспрашивал про шкатулку и про родных покойного Колокольникова?

    — Конкуренты? — предположил Илья.

    — Не думаю. Скорее всего, убийца не нашел шкатулку и предположил, что Колокольцев передал ее родственникам. Ведь прямого наследника у него не было.

    — Значит, он продолжит охоту за шкатулкой? — обрадовался Илья.

    — Вот именно. Надо срочно разыскать родственников Колокольникова, — кивнул капитан. — И еще. Зачем он вчера полез в квартиру убитого? Ведь это риск, что опять-таки говорит о большой ценности шкатулки.

    — Хотел еще раз как следует обыскать квартиру, проверить, нет ли тайников, — не задумываясь ответил Илья.

    — Не думаю. Квартиру логичнее и безопаснее было обыскать в первый визит, когда было совершено убийство. Ведь что интересно: Колокольникова не пытали, а, судя по расположению тела, убили сразу же, как только хозяин с убийцей вошли в комнату. Значит, убийца был уверен, что шкатулка на месте. Понимаешь, куда я клоню? — капитан взглянул на Илью.

    — Ну да. Значит, убийца уже бывал у Колокольникова и шкатулку видел.

    — И возможно, сначала хотел договориться по-хорошему. Или не был готов к решительным действиям в первый визит.

    — Или ему кто-то помешал, — добавил Илья.

    — Точно. К тому же дверь в квартиру не была взломана, Колокольников сам впустил убийцу и, очевидно, его не боялся, — поднял палец вверх капитан.

    — Ну да. Но шкатулку все же припрятал, — поддакнул Илья.

    — Именно. Может, потому и не боялся, что шкатулки в квартире уже не было? — потирая лоб, проговорил капитан.

    — Наверняка.

    — Куда он мог ее деть? — глядя в одну точку, размышлял Павел Петрович. — Шкатулка небольшая, но все же заметная. А за Колокольниковым могли следить. Стал бы он рисковать и сам вывозить ее из дома? А если бы и стал, то куда? К приятелю, по почте родственникам? В банковскую ячейку? В камеру хранения?

    — От них был бы ключ. Может, убийца приходил его искать?

    — Может. А может, он искал записные книжки покойного? Письма, адреса, телефоны друзей и родственников? Не зря же он приходил к Анне Михайловне… — так же задумчиво проговорил Павел Петрович.

    — А они все у нас! — радостно напомнил Илья. — Точнее, книжки и телефон покойного. А письма кто сейчас пишет?

    — Сейчас нет, — согласился Павел Петрович. — Вот что, осмотри еще раз квартиру и собери все записи, блокноты, письма, открытки. Все, что найдешь.

    — Зачем? — робко спросил Илья, тоскливо поглядывая на часы.

    — Вдруг в письмах упоминания о шкатулке встретятся. А на открытках — адреса друзей и родственников, — выразительно глядя на несообразительного помощника, пояснил капитан. — Ищи давай. Вопросы он тут задавать будет… — И, поднявшись с места, тоже принялся за поиски.

    — Ну, ребята, докладывайте. — Капитан Сафонов крутанулся в новом современном рабочем кресле, как мальчишка, расплывшись в довольной улыбке. Он всегда мечтал о таком, но не надеялся, что начальству придет в голову осчастливить сотрудников подобными буржуйскими изысками. И вот нате вам: во всем отделе новая мебель и крутящееся кресло! Поймав на себе насмешливые взгляды подчиненных, капитан смутился, слегка порозовел и, нахмурив брови, строго сказал:

    — Хватит веселиться. Докладывайте.

    — Можно начинать? — справившись с неуместным весельем, спросил курносый, круглощекий лейтенант Скворцов.

    — Валяй.

    — Был в офисе Арчугова, встречался с руководством, беседовал с сотрудниками. Никаких неприятностей в компании не было, личных неприятностей у Арчугова, судя по всему, тоже. Разговаривал с Яшиной Ларисой Викторовной, по совместительству бывшей женой Арчугова. В разводе уже давно, лет пятнадцать. Отношения нормальные, рабочие. Никаких личных моментов между Арчуговым и его «бывшей» сотрудники ни разу не заметили. Видно, все уже перегорело. Яшина на должности директора магазина сидит уже давно, еще до развода помогала мужу вести бизнес и умудрилась сохранить теплое местечко и после развода, имеет в магазине свою долю.

    — Сколько ей лет? Дети есть? Новый муж? — накидал сразу же несколько вопросов капитан.

    — За сорок, точнее не скажу. Паспорта не видел. Деловая такая тетка, конкретная, уверенная в себе, довольно симпатичная. Только тощевата, на мой вкус, — поделился наблюдениями Сергей.

    — А мы не твой вкус обсуждаем, — одернул его капитан, памятуя недавнее веселье. — Что еще?

    — Есть дочь, общая с Арчуговым, уже взрослая, живет и учится в Штатах. В России появляется редко. Мужа у Яшиной сейчас нет. После Арчугова была замужем, но недолго. Теперь, кажется, крутит роман с начальником охраны Арчугова Маратом Катричем. Сплетни конкретными фактами не подтверждены, но даже если у них не роман, то отношения очень тесные.

    — А вот это интересно! — оживился капитан. — Бывшая жена, она же компаньон, и начальник охраны. Он же, как я понимаю, поднял тревогу и первым заявил об исчезновении шефа?

    — Ну, вроде того. Но непонятно, зачем им это. У Арчугова, помимо дочери от Яшиной, есть еще двое детей. Старшая дочь и младший сын от нынешней жены. Плюс эта самая жена. К тому же Яшина не является полноценным партнером. Ей принадлежит какая-то часть магазина, которым она руководит, но это все.

    — Большая часть? — уточнил Павел Петрович.

    — Пятьдесят процентов.

    — А ты говоришь — какая-то! — усмехнулся капитан. — Магазин в собственности? На Невском? Ну! А еще дочка имеет право на наследство, точнее, ее дочь. Я бы Яшину со счетов не списывал.

    — А я и не списываю, — поспешил согласиться Сергей.

    — Ладно. Дальше что?

    — Дальше. В последнее время Арчугов работал над выводом основного капитала за рубеж.

    — Вот это уже совсем интересно! Откуда сведения? — поинтересовался капитан.

    — От наших смежников. Арчугов в последнее время стал активно скупать недвижимость за рубежом. Открыл магазины в Париже и Лондоне. Купил дом в Испании, а два года назад на него пытались наехать и отжать бизнес, но он отбился, — продолжал рассказывать лейтенант.

    — Кто пытался?

    — Москвичи. Но Арчугов оказался не промах, задействовал административный ресурс, дернул за ниточки в силовых ведомствах. В общем, отбился. Но задумался.

    — Ладно, покопай в этом направлении, может, не все так хорошо закончилось, как он представил общественности, — распорядился капитан. — Еще что?

    — Персонал ни о каких наездах на компанию не слышал. Работают в штатном режиме. Об исчезновении Арчугова узнали по телевизору, утром в каждом магазине собрали сотрудников, велели языками попусту не чесать, работать как ни в чем не бывало. Так что стараются помалкивать, чтобы не вылететь с работы. Это все… Ах да! В налоговой все в порядке, претензий к Арчугову и компании нет.

    — Ясно. Это все?

    — Нет. Дружественные СМИ сообщают: Арчугов поднялся в мутные девяностые, предположительно, начинал с контрабанды икон, потом завел легальный бизнес. Сам он по специальности инженер-электроэнергетик или что-то в этом роде. Дед его был ювелиром, работал в маленькой мастерской на Конюшенной, мать была искусствоведом, видимо, они и пристрастили мальчика к произведениям искусства. Трупов конкурентов за Арчуговым не числится, хотя незаконной деятельностью, связанной с торговлей антиквариатом, занимался, и даже несколько раз на него заводили дела, но каждый раз закрывали. Благотворительностью не увлекается. Любит светские тусовки. Характер имеет склочный, скуповат, хитер, любит пожрать, но это и так видно по его морде, — не особенно тактично заметил Сергей. — Говорят, не так давно собирался открыть свой ресторан, но потом планы изменились и он стал вкладываться в заграничные проекты. Все.

    — Пока что эта информация нам в поисках антиквара никак не помогает, — крутя в пальцах ручку, заметил капитан. — Нужны мотивы.

    — Ну, Арчугов собирался разводиться с женой, жадничал, наверное, вот она его и заказала, — пожал плечами Сергей.

    — Или партнерам по бизнесу не понравилось, что он выводит капитал, и решили его грохнуть. Отобрать бизнес у жены не составит труда.

    — А у него были компаньоны? — приподнял бровь Павел Петрович.

    — По сути, нет. Представителям высшего руководства компании принадлежат небольшие доли в фирме. Это все, — пояснил Сергей.

    — Но на определенном этапе были и другие. Некто Таволжанин Геннадий Сергеевич, лет десять назад у них были общие дела, они даже пытались организовать отечественный аукционный дом, вроде «Кристи», — подглядев в бумажку, поведал Илья. — Но чего-то у них там не заладилось. Дело не пошло, компаньоны разругались, потом, правда, помирились, но больше к совместным проектам не возвращались.

    — Чем занимается этот Таволжанин?

    — У него своя фабрика по производству звукоизоляционных материалов, строительная компания, специализирующаяся на загородном домостроении, несколько отелей в городе, туристическая компания, какой-то фонд поддержки бизнеса, два ресторана…

    — Разносторонняя личность, — заметил капитан. — По нашей линии за ним что-нибудь числится?

    — Да, бизнес свой начинал в качестве бригадира одной из ныне почивших бандитских группировок, но вовремя сориентировался, подался в бизнес. Внедрился партнером в несколько небольших фирм, спустя какое-то время их прежние владельцы при различных обстоятельствах погибли, установить связь Таволжанина с их смертью следствию не удалось. Один разбился на машине, другой выпал из окна, на третьего напали в подъезде, и Таволжанин стал единоличным владельцем бизнеса. Затем он успешно расширялся. В общем, типичный путь российского бизнесмена.

    — Ну и какое отношение он может иметь к пропаже Арчугова, если они уже несколько лет совместные дела не ведут?

    — Не знаю, но в бизнес-сообществе ходят слухи, что Арчугов не так давно подставил его на кругленькую сумму, а Таволжанин не из тех, кто остается в долгу.

    — Ладно, займись им. Еще версии будут?

    — Не знаю. Может, любовница? — неуверенно предположил Сергей.

    — А ей зачем? — скептически усмехнулся капитан.

    — Не знаю. Но кого-то подозревать надо?

    — Надо. Но для этого нужны факты. Раз их нет, значит, плохо искали, — наставительно заметил капитан. — Ладно, давайте оттолкнемся от обстоятельств похищения. Как удалось установить в ходе следствия, похитили Арчугова при выезде от жены и сына. По свидетельству консьержки, Арчугов вышел из подъезда, сел в свою машину и не спеша выехал со двора. Затем консьержке показалось, что в арке он притормозил, но ей был виден только багажник машины, что происходило в арке, она не знает. Однако нам удалось отыскать свидетеля, который видел, как из арки примерно в это время выезжал белый «Мерседес» S-класса с несколькими мужчинами в салоне, один из них был очень толстый. Арчугова свидетель по фото не опознал, но, судя по времени, в которое свидетель видел машину, это был «Мерседес» Арчугова. Значит, похитители поджидали его в арке. Скорее всего, перекрыли выезд, втиснулись в машину, вероятно угрожая пистолетом, и увезли, — вертясь туда-сюда в кресле, рассуждал капитан. — Вопрос: за Арчуговым следили? В таком случае почему охрана не заметила слежку? Была в сговоре с похитителями? Или похитители — профессионалы, не позволившие себя засечь? Или им заранее были известны планы антиквара, они устроили засаду возле дома жены, дождались, когда уедет охрана, и провернули операцию? В таком случае кто мог навести их на Арчугова? Та же охрана? Жена? Любовница? Кто-то из коллег?

    — Надо выяснить, кому были известны планы Арчугова на вечер, — вставил Илья. — Ну, кроме жены и охраны.

    — Любовница говорит, что не знала, откуда именно едет Арчугов. Они договорились о встрече еще в середине дня и больше не созванивались. Заместитель, некто Олег Чемезов, знал, что Арчугов собирался заехать за продуктами и затем навестить жену с сыном. Вроде бы мальчик простудился, — пролистывая страницы дела, комментировал капитан.

    — Значит, надо проверить мотивы заместителя, — сделал себе заметку Сергей.

    — Разумеется. Но тут с мотивами напряженно. Впрочем, он мог состоять с кем-то в сговоре, — кивнул капитан. — Далее. О планах Арчугова, предположительно, знала Яшина. У нее тесные взаимоотношения с Катричем, начальником охраны Арчугова.

    — Значит, жена, Таволжанин, Яшина, заместитель, охранники и кто угодно еще, с ними связанный, — подвел итог Илья.

    — Именно, — согласился капитан.

    — Всего-то и делов, — усмехнулся Сергей и тут же себя одернул: — Ладно. Будем действовать методом исключения.

    — Это раз. Во-вторых, похитители наверняка приехали к дому Арчугова на своей машине. Кто-то мог их видеть. Надо продолжать искать свидетелей. И выявлять круг общения всех причастных к делу. Кстати, совсем забыл: у Марии Арчуговой имеется прислуга, она тоже могла знать о планах антиквара навестить жену и предупредить кого надо.

    — Блин, во работенка! Когда нам такой пласт поднять? — простонал Илья, хватаясь за голову. — Мы с Настей хотели в выходные на дачу смотаться, шашлыки, то-се, пока погода хорошая.

    — Обойдешься, — безжалостно отрезал капитан. — Вот дело Арчугова закроем, и тогда пожалуйста — хоть шашлыки, хоть люля-кебаб. Илья, что у нас с Колокольниковым, нашли родственников?

    — Теоретически нашли, а практически — нет, — как-то неопределенно ответил Илья.

    — Это что значит?

    — Мы разыскали в записной книжке адрес и телефон его племянницы. Сперва нашли старые поздравительные открытки, там были ее фамилия и старый адрес, а с их помощью отыскали в записной книжке и новые. В общем, живет в Москве, предположительно, имеет мужа и сына, но в данный момент ни один ее телефон не отвечает. Ни домашний, ни мобильный. Пытались дозвониться ее мужу, и тоже безрезультатно. Может, их уже того?.. Тоже пристукнули?

    — А вот это ты в Московском следственном комитете узнай, и вообще, надо попросить коллег выяснить, что случилось с племянницей Колокольникова. Как, кстати, ее фамилия?

    — Колокольникова. Наверное, фамилию на мужнину не меняла, — предположил Илья.

    — Вот и выясни. Они нам позарез нужны.

    — Позарез они скорее нужны преступнику, — неловко пошутил Илья, получил в ответ строгий начальственный взгляд, стушевался и поспешил сменить тему. — А что мы будем делать с фотороботом, который составила соседка Колокольникова? Объявим в розыск и покажем по телику?

    — В розыск объявим, но никакой публичности. Этот тип может затаиться, и ищи потом ветра в поле. Нет. Только по полицейским каналам. И еще неплохо бы выяснить, куда делась шкатулка.

    Лондон, Даунинг-стрит, 10,

    март 1879 г.

    — Садитесь, Кори, вы знаете, я не люблю этих церемоний. — Дизраэли протянул к огню тонкие болезненно-бледные руки и зябко поежился. — Постойте, надо подкинуть еще угля. Мне сегодня особенно нездоровится. Вы принесли бумаги из Форин-офиса? Давайте.

    Кори, невысокий, чуть сутулый, несколько раздавшийся в талии, безмолвно улыбнулся и с уважительным поклоном передал своему патрону пухлый тисненый бювар с донесениями.

    — Это от лорда Литтона из Индии, — ворчливо заметил Дизраэли, поднося к глазам первый из документов и прекрасно зная, что Кори уже тщательно изучил содержимое бювара. По мере ознакомления с донесениями бледное вытянутое лицо Дизраэли все больше кривилось брезгливым недовольством.

    — Кажется, наш любезный вице-король стал терять былую хватку, — прикрывая бювар, сообщил он своему секретарю. — Садитесь, Кори, садитесь.

    Премьер-министр Британской империи, первый лорд казначейства Бенджамин Дизраэли, граф Биконсфилд, был уже стар. Ему недавно исполнилось семьдесят четыре, и, хотя ум его, как и прежде, оставался деятельным, неутомимым и изворотливым, тело, увы, было не так крепко, как прежде. Долгий путь к власти закалил его волю, выработал выносливость и трудолюбие. Его буйный природный темперамент все еще давал себя знать, и, несмотря на точащие его тело хворобы, лорд был по-прежнему непримирим и пылок в борьбе с врагами королевства, то есть со всем миром.

    — Два года, Кори, два года прошло с тех пор, как я вручил ее императорскому величеству корону Индии, а наши восточные владения снова в опасности! Завоевание Афганистана — необходимость. Россия вынуждает нас к активным действиям, и я надеюсь, что лорд Литтон понимает это не хуже меня. Второго поражения быть не может! — Дизраэли открыл глаза и взглянул на своего собеседника невероятно живым для его сонной, расслабленной позы взглядом. — Вы слышите, Кори? НЕ может!

    — Но что скажет Европа? — кротко спросил секретарь, отлично зная, чего ожидает от него премьер-министр.

    — Европа? Какое дело Европе до наших индийских владений? Да и потом, мы всегда можем объяснить наши действия агрессивной политикой России в Центральной Азии. Царь Александр угрожает нашим индийским владениям. — Дизраэли снова скривился. — Самое ужасное, Кори, что именно так оно и есть. Индия — не просто жемчужина нашей короны, но и ее ахиллесова пята. Что отделяет нас от русских? Афганистан? Памир? Русские за последнее десятилетие подошли вплотную к границам Индии, и, как показало восстание сипаев, это соседство представляет для нас немалую опасность. В прошлый раз царь Александр отказался оказать сипаям военную помощь и принять их в состав своей варварской империи, а вдруг в следующий раз он не совладает с этим соблазном? Или наши османские друзья будут так обессилены, что не смогут втянуть его российское величество в очередной военный конфликт? Нет, дорогой Кори, мы вынуждены оградить себя и свои владения от российской угрозы!

    Кори, давно и хорошо знавший премьер-министра, согласно кивал головой, протягивая к огню коротенькие худые ноги.

    — И, кстати, вам что-нибудь говорит фамилия Пржевальский?

    — Пржевальский? Ну разумеется, господин премьер-министр. Вся Европа восхищается его подвигами, научный мир рукоплещет, а книги Пржевальского о совершенных им открытиях переведены и на английский. Я также знаю, что, помимо российских наград, он удостоен золотых медалей Парижского и Берлинского географических обществ, не считая прочих, более скромных регалий.

    — Вот именно. Надо распорядиться, чтобы Лондонское географическое общество также отметило его заслуги перед наукой, — поднял палец вверх Дизраэли, и Кори, тут же послушно достав блокнот, сделал соответствующую пометку. — Но сейчас я говорю не о его научных открытиях, а о его подрывной работе, о том, сколь большой вред британской короне наносят его так называемые научные экспедиции! Вы имеете представление, где сейчас находится сей непоседливый господин?

    — Ни малейшего, господин премьер-министр.

    — В Зайсане, мой дорогой. На границе Китая. Этот господин мечтает, преодолев пустыню Гоби, добраться до Лхасы.

    — Тибет? Но еще ни одному европейцу не удалось попасть на территорию Тибета. Далай-лама и цинские регенты этого не допустят!

    — Мой дорогой Кори, мы с вами не можем знать, что допустит и чего не допустит Далай-лама. Мы можем лишь утверждать, что наши с вами попытки проникновения в Тибет с треском провалились. Даже наши хитроумные пандиты и те спасовали, сколько я помню, лишь один из них смог вернуться из предпринятого путешествия живым.

    — Да, но почему вы считаете, что русские достигнут большего успеха в своем предприятии?

    — Кори, это так очевидно! Китайские власти не простили нам победы в опиумной войне, а в Индии достаточно подданных Далай-ламы, которые доносят ему о некоторых недовольствах, имеющих место быть среди ламаистского населения. И в то же время территории Центральной Азии, недавно присоединенные к России, в большой мере населены адептами ламаизма. Далай-лама вполне может счесть полезным для себя наладить дружественные сношения с царем Александром. А наша задача, в свою очередь, этого не допустить.

    — Но я не представляю, как это возможно. Мы не имеем никакого влияния на Лхасу. И даже регенты императора Гуансюй для нас недосягаемы. — Озабоченность Кори явственно читалась на его обычно скучном и невыразительном лице.

    — Вы меня удивляете! — сердито буркнул в ответ Дизраэли, раздраженный непонятливостью обычно весьма сообразительного помощника. — Используйте проверенные методы, разошлите наших агентов по пути следования экспедиции, не жалейте средств. Местное население должно быть уверено в том, что русские… — он пощелкал пальцами, словно помогая дельной мысли поскорее оформиться, — желают похитить Далай-ламу. И, кстати, было бы неплохо лишить их возможности закупки продовольствия на территории Внутренней и Внешней Монголии. Надеюсь, это вам по силам? — постукивая пальцами по подлокотнику кресла, поинтересовался Дизраэли, одаривая своего секретаря чуть презрительным взглядом. — Не жалейте денег, на наше с вами счастье, китайские чиновники так же алчны, как и прежде. Подкупайте проводников, распускайте слухи. Свяжитесь с лордом Литтоном и подготовьте записку в Форин-офис, пусть тоже поработают. Если русские проникнут в Тибет и сумеют взять его под свой контроль, они буквально возьмут нас за горло. Мы не можем этого допустить. Действуйте, Кори. Действуйте немедленно! Обо всех новостях, связанных с экспедицией Пржевальского, докладывайте немедленно. И да, — спохватился он, останавливая пятившегося к дверям кабинета Кори, — я не буду сильно страдать, если господин Пржевальский в этой экспедиции погибнет. Согласитесь, преодоление Гоби, да еще неведомых науке горных хребтов и перевалов, — дело рискованное… — Дизраэли мечтательно улыбнулся, прикрывая глаза.

    — Ну что ж, друзья, с Богом! — стоя перед построившимся в шеренгу отрядом, перекрестился Пржевальский. — И пусть их там дипломаты ведут переговоры, торгуются из-за Кульджи, наше дело — исследование новых земель во славу Российскую и на благо отчизны! — Эти несколько напыщенные слова у Николая Михайловича прозвучали просто и проникновенно, и, сказав свою коротенькую торжественную речь, он вскочил на коня и дал команду маленькому каравану трогаться вперед.

    Двадцать первого марта тысяча восемьсот семьдесят девятого года на восходе солнца вереница из тринадцати всадников, двадцати семи вьючных верблюдов, небольшого стада баранов и нескольких приблудившихся собак тронулась в долгий, полный опасностей путь.

    «Итак, мне опять пришлось идти в глубь азиатских пустынь! Опять передо мною раскрывался совершенно иной мир, ни в чем не похожий на нашу Европу! Да, природа Центральной Азии действительно иная! Оригинальная и дикая, она почти везде является враждебной для цивилизованной жизни. Но кочевник свободно обитает в этих местах и не страшится пустыни; наоборот, она его кормилица и защитница. И, по всему вероятию, люди живут здесь с незапамятных времен, так как пастушеская жизнь, не требующая особого напряжения ни физических, ни умственных сил, конечно, была всего пригоднее для молодечествующего человечества»^[1].

    Предгорья Тянь-Шаня. «Проводник-тургоут, взятый нами с Гашун-нора и плохо вообще знавший даже до сих пор направление пути, теперь окончательно сбился с толку, войдя в горы, не имеющие никаких резких примет для ориентировки. Тем не менее монгол не сознавался в своем неведении и водил нас наугад из одной пади в другую. Так, блуждая, сделали мы целый переход. На следующий день повторилось то же самое. Тогда я прогнал негодяя-проводника, который и раньше того не один раз обманывал нас, за что, конечно, получал должные внушения.

    Вообще путешественнику в Центральной Азии редко когда удается иметь хорошего проводника. Обыкновенно бывает одно из двух: или плут, или дурак. Притом же тот и другой одинаково получают от китайцев приказания следить за тем, что мы делаем, не говорить ничего лишнего и возможно больше обманывать нас во всем, чего мы не можем увидеть собственными глазами. Поэтому все расспросы, в особенности про окрестную страну, ее производительность, быт населения и т. п., из десяти раз на девять приводят к совершенно отрицательным результатам. Даются показания ложные, а если проводник глуп, да притом еще усердствует отличиться перед своим начальством, то обыкновенно рассказывает совершенную галиматью».

    — Оазис! Оазис! — подлетая к каравану и радостно размахивая нагайкой, сообщил Иринчинов. — Где Николай Михайлович? Впереди Хами, завтра к полудню можем дойти! — Подскакавший к Роборовскому казак с трудом сдерживал танцующую лошадь.

    — Не спеши, Дондок, — делая очередную зарисовку гор, посоветовал Всеволод Михайлович. — На охоте он, они с Егоровым ускакали, к вечеру будут, а про Хами — это хорошо, хоть помоемся как люди, — почесывая карандашом загривок, посетовал поручик. — Два месяца в пути! У меня от грязи уже чесотка начинается. А, Эклон? Хочешь в баню?

    — Хочешь, — отвлекаясь от съемки местности, кивнул Эклон. — Только откуда же в Китае бани? Дремучий ты человек.

    — А как же они моются? Моются ведь?

    — Моются. Вообще-то они народ чистый, но вот попариться не рассчитывай.

    — Почему?

    — Они в бочках моются. Большие такие, по самое горло. На дно бочки раскаленные камни кладут, чтобы воду нагреть, и — бултых, — не отрываясь от дела, пояснил Эклон.

    — А хоть бы и в бочке, лишь бы отмыться, — махнул рукой ставший неприхотливым в походе Роборовский. — Лишь бы уж поскорее.

    На следующий день около полудня, как и обещал Дондок, отряд увидел далеко впереди небольшой оазис, а чуть погодя стало возможно различить невысокую глиняную зубчатую стену города.

    «По своему положению Хамийский оазис весьма важен как в военном, так и в торговом отношении. Через него пролегает главный и единственный путь сообщения из Западного Китая на города Са-чжеу и Ань-си, в Восточный Туркестан и Джунгарию. Других путей в этом направлении нет и быть не может, так как пустыня пересекается проложенною дорогою в самом узком месте на протяжении трехсот восьмидесяти верст от Ань-си до Хами, да и здесь путь весьма труден по совершенному почти бесплодию местности. Справа же и слева от него расстилаются самые дикие части Гоби: к востоку песчаная пустыня уходит через Ала-шань до Желтой реки; к западу та же недоступная пустыня протянулась через Лоб-нор до верховьев Тарима. Таким образом, Хами составляет с востока, т. е. со стороны Китая, ключ ко всему Восточному Туркестану и землям притяньшаньским. Раз этот пункт будет занят неприятелем — вся китайская армия, находящаяся к западу, будет отрезана от источников своего снабжения, т. е. от собственно Китая.

    Не менее важно значение оазиса Хамийского и в торговом отношении. Через него направляются товары, следующие из Западного Китая в Восточный Туркестан и Джунгарию, а также идущие отсюда в Западный Китай. Этот транзит еще более усилится, если только упрочится и разовьется, согласно недавно заключенному трактату, наша торговля в застенных владениях Китая. Но для этого прежде всего, конечно, необходимо, чтобы китайцы не на одной только бумаге, а в действительности желали вступить с нами в торговые сношения».

    Вокруг городской стены Хами жались возделанные поля и огороды, а внутри, вдоль узких грязных улиц, теснились фанзы.

    — Добрались, — радостно улыбался Роборовский, с трудом сдерживая рвущуюся вперед лошадь. — Интересно, здесь русские часто бывают?

    — Не думаю, что сюда забредал кто-нибудь, кроме паломников, — негромко ответил Эклон. — Николай Михайлович, сразу в город двинем?

    — Нет, Федор Леопольдович, со входом в город мы погодим, не те у нас сейчас отношения с Китаем, — задумчиво покачал головой Пржевальский. — Дондок говорит, тут поблизости есть ручей, вот возле него мы лагерь и разобьем, а уж там посмотрим, как нас местные власти встретят. От местного чин-цая, военного губернатора, зависит очень многое, дадим же ему шанс сделать первый шаг.

    — Плакала наша баня, — разочарованно вздохнул Роборовский.

    — Не горюйте, Всеволод Михайлович, в ручье помоемся, — утешил его Пржевальский.

    — Смотри, Всеволод, а вон и гонцы от чин-цая, легки на помине. — Эклон оставил в покое ящик с коллекцией птиц, которую собирался перенести в только что поставленную юрту. — Надо предупредить Николая Михайловича, чтобы убрал бусоль и инструменты, нехорошо будет, если китайцы увидят, как мы производим съемку местности, думаю, они и так предупреждены о нашей экспедиции.

    Пржевальский, в одной рубашке с закатанными рукавами, едва успевший прикрыть свои записи и убрать в юрту приборы, стоял посреди лагеря, на целую голову возвышаясь среди прочих членов отряда. На фоне подъехавших к нему китайских офицеров, невысоких и тщедушных, он смотрелся былинным богатырем. Под два метра ростом, широкоплечий, загорелый, с копной густых волос и серебрящимися висками, Пржевальский стоял как оживший герой древних былин и сказаний.

    Было заметно, что спешившиеся офицеры несколько оробели и оттого, видимо, еще более льстиво и любезно пригласили знаменитого путешественника посетить резиденцию его превосходительства чин-цая, не забыв напомнить о подарках, которые русские, несомненно, привезли столь влиятельному и важному господину.

    — Что ж. Долго ждать не пришлось, ответим любезностью на любезность. Эклон с Роборовским продолжают обустраивать лагерь, и помогите Гармаеву и Аносову устроить запруду в ручье, сможем наконец-то искупаться, термометр показал сейчас 38,5 °C. А Абдул, Иринчинов и Егоров поедут со мной в качестве свиты. Слыхали? — окликнул Пржевальский казаков. — Быстро привести себя в порядок, все же великую державу представляем, — распорядился Николай Михайлович и отправился в юрту бриться и одеваться.

    Маленький отряд не спеша въехал в город. Бедные фанзы, среди которых много разрушенных — следствие недавних боевых действий. Очень много бедных лавочек, почти совсем нет зелени. Пока отряд проезжал через город, отовсюду сбегались жители поглазеть на ян-гуйдзы (заморских дьяволов) — так в Китае называют без разбора всех европейцев. Некоторые особо назойливые и бесцеремонные пытались тыкать в проезжающих палкой или дергать за ноги, но, к счастью, посланные чин-цаем офицеры разгоняли толпу.

    — Странно, все они считают нас шпионами, — озабоченно шепнул на ухо Пржевальскому Абдул. — И вообще, настроены очень воинственно, называют разбойниками и хотят, чтобы мы убрались прочь.

    — Ты же знаешь, — пожал плечами Николай Михайлович, — китайцы не доверяют европейцам, и, честно сказать, у них есть основания после того, как англичане обошлись с их страной, пристрастив большую часть ее населения к наркотической отраве. Опиум для Китая — огромное бедствие, а поражение в последней «опиумной» войне еще больше озлобило жителей империи, — сокрушенно заметил Пржевальский. — Опиум — огромное бедствие, и особенно в армии, он производит в людях слабость физическую и нравственное угнетение, к тому же курильщики очень боязливы и впечатлительны. Представь себе, какой легкой добычей становится подобная армия.

    — Мой господин, разве пристало нам принимать у себя этих русских разбойников? Это шпионы, наверняка шпионы! — Толстощекий, осанистый Лю Юань, стоя на крыльце резиденции, неустанно нашептывал своему повелителю «добрые» советы. — А вдруг об этом узнают в Пекине? Что скажет император?

    — Уймись, Лю. Ты сам знаешь, что по учебнику географии этого русского обучаются в школах по всей Поднебесной. Разве мы можем ему отказать? — Чин-цай, невысокий, плотный, в красной, расшитой цветами бархатной шапочке с черной кистью и в богато украшенном халате, не проявлял признаков беспокойства. А скорее наоборот, с детским нетерпением и любопытством ожидал появления русских.

    — Разумеется. Но разве русские не отняли у нас Кульджи? Разве они не враги императору? Наверняка такой знатный и известный человек неспроста прибыл в Хами, уж он-то знает, как велико значение ваших владений, мой господин.

    — Замолчи, Лю, ты портишь мне удовольствие. Лучше распорядись приготовить на завтра обед для наших гостей и смотри, чтобы блюд было не меньше полусотни. Я хочу показать этому Пржевальскому наше гостеприимство, — с гордостью оглядывая выстроившихся во дворе в две шеренги солдат с развевающимися знаменами, проговорил чин-цай.

    Лю Юань сердито надулся и, засунув руки в рукава, принялся с видимым неудовольствием ожидать прибытия гостей.

    Мин Чу, чин-цай Хами, был человеком любопытным, жадным, как все чиновники Поднебесной, неглупым, немного вздорным, но тонко чувствующим свое место в сложной служебной иерархии империи и всегда знающим границы своей власти.

    Отношения Китая с Россией в данный момент были не безоблачны, но все же не настолько плохи, чтобы не принять у себя знаменитого путешественника, к тому же человека знатного и небедного.

    — Какой великан! — воскликнул Мин Чу, едва небольшая русская делегация вошла во двор наместника. — А какой мундир! Определенно эти русские не скупятся на свои экспедиции. У них есть переводчик?

    Лю Юань, выступив вперед, с любезной улыбкой, но достаточно грубым тоном поинтересовался, имеется ли у иноземцев переводчик.

    Николай Михайлович заверил напыщенного и недружелюбного китайца, облаченного в черный расшитый халат и зеленую бархатную шапочку, стоящего за креслом наместника и, очевидно, являющегося его правой рукой, что переводчик у них имеется. Выставив вперед Абдула Юсупова, который этот диалог, собственно, и перевел.

    — Прошу вас пройти в мой кабинет, — любезно предложил Мин Чу. — Лю, распорядись подать гостям чаю, — шепнул он надутому Лю.

    Усевшись в свое резное кресло и дождавшись, когда гостям подадут чай в изящных фарфоровых чашечках с ярким богатым орнаментом в виде цветов и драконов, Мин Чу первым выступил с приветственным словом.

    — Мы рады приветствовать такого известного человека, как господин Пржевальский, в нашем славном городе.

    — Мы также рады посетить его и просим вашего разрешения ненадолго остановиться в его окрестностях, с тем чтобы ознакомиться с природой и климатом вашего благодатного оазиса, а также узнать культуру и познакомиться с искусством ваших мастеров, — с поклоном ответил любезностью на любезность Пржевальский.

    — Вы можете остаться в Хами столь долго, сколь вам будет угодно, — гостеприимно позволил чин-цай и в знак особого расположения добавил: — А в честь вашего приезда мы хотим дать обед, который состоится завтра в моем загородном доме, — с улыбкой сообщил Мин Чу, скользя внимательным взглядом по мундирам и оружию гостей.

    — Благодарю вас за приглашение, ваше превосходительство, это большая честь для нас, — поклонился в ответ Пржевальский.

    Побеседовав еще с полчасика о здоровье, количестве людей и верблюдов в отряде Пржевальского, о планах и впечатлениях, гости и хозяин раскланялись, и русские с облегчением удалились в свой лагерь.

    16 мая 2017 г.

    — Значит, отца похитили и даже, скорее всего, убили, — подвела черту под недолгим разговором Кара.

    Семейство Арчуговых в составе его бывшей жены Ларисы Яшиной, ее дочери от Арчугова Риммы и старшей дочери Арчугова Карины, прибывших сегодня из Штатов, расположилось в столовой загородного дома исчезнувшего антиквара.

    Лариса уже успела посвятить барышень в суть происходящего.

    — А зачем мы понадобились, раз отца все равно пока не нашли? — недовольно поинтересовалась Римма, такая же худенькая и миниатюрная, как мать.

    — Затем, что в случае смерти отца мы с тобой, Машка и Наум становимся владельцами семейного бизнеса и отцовских денег, — ответила вместо Ларисы Кара. — И Лариса, очевидно, хочет иметь нас под рукой. На случай дрязг с Машкой из-за наследства.

    Лариса слегка поморщилась от подобной прямолинейности, а с другой стороны, какой смысл ходить вокруг да около?

    — Да. Так и есть, — сухо подтвердила она. — Посидите здесь недельку-другую, пока обстановка не прояснится, дадите юристам доверенность на ведение дел, если понадобится, и можете возвращаться в Штаты.

    Кара с прищуром взглянула на Ларису, но от комментариев воздержалась.

    Загородный дом Бориса Арчугова был похож на филиал одного из его магазинов. Антиквариат, карельская береза, красное дерево, инкрустированные столики, ломберные столики, горки, обитый штофом столовый гарнитур, обитый шелком гостиный гарнитур, кабинет в стиле ампир, спальня в стиле Людовика Пятнадцатого. Картины: Репин, Шишкин, Левитан, Гоген, Ренуар, Шагал. А еще гравюры, акварели, хрусталь, бронза, потолочная роспись, лепнина. Все подлинное, все лучшее, все дорогое. Дом, похожий то ли на склад, то ли на музей.

    — Боже! Какой ужас! Сколько нам здесь торчать? — поднимаясь по лестнице в свою спальню, простонала Римма.

    — Ничего, детка, потерпишь, — чуть раздраженно отреагировала Лариса. — Хочешь красиво жить, надо шевелиться. Если мы не отожмем наследство, я тебя обеспечивать не буду, максимум учебу оплачу.

    На личике Риммы появилось выражение глубокой детской обиды.

    — Да-да! И не надо кривиться. В конце концов, я тебя не в хрущевку привезла. Помнишь старую бабулину квартиру? То-то.

    Кара, в отличие от сестры, промолчала. Хотя и она не разделяла вычурных, напыщенных вкусов родителя. Теперь уже, судя по всему, покойного.

    Кара подождала, пока пожилой широкоплечий охранник затащит ее чемодан в комнату, закрыла за собой дверь и подошла к окну. За ним радовала глаз весенней зеленью ухоженная лужайка с маленькими мостиками, кустиками вереска, карликовыми соснами, прудиками и ручейками.

    Отец мертв. Кара прислонилась лбом к стеклу. При Ларисе она не позволяла себе вдумываться в суть случившегося. Она вообще не любила демонстрировать посторонним свои эмоции. Но теперь, оставшись наедине с собой, можно не спеша все обдумать, осмыслить и дать волю чувствам.

    Но чувств не было. Никаких. Даже немногие детские воспоминания, связанные с отцом, не вызвали ожидаемого прилива тепла, сожаления, грусти. Ничего. Те пять лет, что она прожила вместе с отцом, давно поблекли, растворились в памяти, затерлись среди множества более поздних воспоминаний, оказались не слишком яркими и дорогими.

    В те годы они жили обычной жизнью: мать работала, отец только начал сколачивать свое состояние, а Кара ходила в садик. Самый обычный, во дворе под окнами, водила ее туда бабушка. Отца она видела редко, в основном в выходные. Каким он был? Веселым, любил над всеми подшучивать, иногда язвительным. Шутки не всегда были безобидными. Ленивым. Ну, это понятно, с его весом комфортнее всего лежать на диване. Обожал компании, у них часто бывали гости. Из всех воспоминаний об отце самым веселым и дорогим, наверное, был Новый год, который они отпраздновали за городом, на какой-то турбазе. Именно после этого Нового года родители развелись. Отец просто съехал из квартиры, и все. А в тот Новый год они были дружной, любящей семьей. Отец с Карой катались на санках, валялись в снегу, забрасывали маму снежками. Было весело. Кара улыбнулась. Да, тот Новый год был самым лучшим в ее детстве. Кстати, имя ей тоже выбирал отец. И ей, и Римме. Он любил все эпатажное, вычурное, заметное. Карина. В детстве имя Каре не нравилось. Ей хотелось быть как все. Сашей, Полиной, Настей. Но теперь, когда она повзрослела, свое имя ей стало нравиться. В нем было что-то величественное, отчаянное, своевольное. Оно напоминало ей дорогой клинок. Карина. Девушка залюбовалась своим именем, чуть не забыв об отце.

    Да, отец. А затем они почти что не общались. Он устраивал ее в школу, в элитную гимназию, оплачивал репетиторов, отдых за границей, затем помог им с матерью выехать в Штаты, обеспечил поступление в американский университет. Даже когда мать второй раз вышла замуж, а Кара выросла, продолжал помогать.

    Благодарность Кара чувствовала, а вот прилива любви, нежности, тепла — нет. Только детская обиды всплыла. Когда Кара узнала, что у папы в новой семье родилась другая дочь, она восприняла это как предательство. Если папа завел себе новую дочку, значит, она, Кара, ему не нравится? Значит, он ее не любит? И никакие заверения мамы, что любит, и попытки объяснить реалии и резоны взрослой жизни не помогали. Потом она, конечно, переросла эту обиду, особенно когда узнала, что папа и свою новую дочку тоже бросил. Тогда она испытала ни с чем не сравнимое злорадство. Так ей и надо, этой девчонке! А потом она ее простила.

    — Кара! — раздался за дверью Риммин голос. — Можно к тебе?

    — Заходи, — стараясь скрыть недовольство, разрешила девушка. Она не любила, когда прерывали ее мысли. Она вообще была довольно замкнута и независима и не любила вторжений в свое личное пространство.

    — Кара, ты как думаешь, не опасно нам из дому выезжать? Я тут долго взаперти не выдержу, даже с инетом, — плюхаясь поперек кровати, проныла Римма. — Я тут списалась со знакомыми, они один клуб советуют, может, сходим завтра? А?

    Судя по всему, Римма тоже не испытывала горечи утраты — сделала очевидный вывод Кара.

    — Завтра? Давай доживем до завтра, а там решим, может, завтра придется по делам мотаться, а к вечеру уже не до клуба будет, — рассудительно заметила Кара, не испытывающая горячего желания куда-либо ехать — ни сегодня, ни завтра.

    — Мария Николаевна, — галантно склонился к ее руке крупный светловолосый мужчина с жесткими, неправильными чертами лица, — добрый вечер. Таволжанин Геннадий Сергеевич. Мы с вами уже встречались, но, возможно, вы меня и не запомнили.

    Таволжанин соврал не моргнув глазом. С последней женой Арчугова они никогда прежде не виделись.

    — Ну что вы! Конечно, я вас помню, — посюсюкала в ответ Маша. Она совершенно не помнила этого мужика, но не будешь же признаваться.

    Геннадий Сергеевич после длительных размышлений решил организовать их первую с Марией встречу на нейтральной территории, а именно — в модном сверхдорогом ресторане. Решив, исходя из имевшейся у него информации, что дамочка сей порыв оценит положительно. Кроме того, ее внимание будет рассеяно, бдительность притупится, и ему будет легче договориться, задурить этой идиотке голову. О том, что Мария — недалекая идиотка, Геннадий Сергеевич знал достоверно от самого Арчугова. Но в данном случае невеликие умственные способности Марии были ему только на руку. Ему не нужен был компаньон, ему нужен был послушный инструмент.

    — Вы позволите проводить вас за столик? — Когда обстоятельства того требовали, Геннадий Сергеевич мог быть очень, очень вежлив, даже галантен. Случалось такое, правда, нечасто. И длилось недолго.

    Маша улыбнулась тихой благодарной улыбкой, когда того требовали обстоятельства, она могла быть покорна и ласкова, кротка и изысканна. Конечно, недолго и только за наличный расчет. Ради Таволжанина стоило постараться, на сегодняшний день он был единственным досягаемым источником благосостояния. Не идеальный вариант, как с тоской заметила для себя Маша, она предпочитала более интеллигентный контингент, но выбирать не приходилось.

    — Вы позволите мне лично выбрать вино? — любезно поинтересовался у дамы Таволжанин, пока та, разинув рот, таращилась на публику и пожирала глазами чужие наряды, украшения, угощения.

    — Конечно, — торопливо отозвалась Маша, не упуская случая, кокетливо взмахнув ресницами, бросить на своего кавалера многозначительный взгляд — пусть считает ее недалекой глупышкой, она ему подыграет.

    — Итак, Мария, вы позволите мне называть вас просто по имени? — ощериваясь в любезной улыбке, спросил Таволжанин.

    — Разумеется, — легко согласилась она (хоть горшком, лишь бы помог отжать их с Наумом наследство, а может, заодно и своих деньжат подкинул).

    Она уже хорошо закусила, прилично выпила, ее поза приобрела некоторую развратную расслабленность, ограниченную, разумеется, платьем, а сама красотка готова была перейти к конкретике, желательно не в ресторане. Геннадий Сергеевич усмехнулся, разглядывая арчуговскую вдову, и проникновенно продолжил, глядя ей в глаза:

    — Сейчас, когда Борис пропал, вы остались, по сути, одна против всего семейства и сотрудников компании. Это жесткие, прагматичные люди, и Борису приходилось держать их в ежовых рукавицах. Теперь, когда он исчез, будем надеяться ненадолго, у вас могут возникнуть с ними определенные трудности, в том числе и финансовые. Я думаю, Борис заботливо ограждал вас от собственных рабочих сложностей?

    — Да, Боря был очень, очень, заботливым отцом и мужем. Не представляю, что мы будем без него делать. — Маша достала из сумочки платочек и интеллигентно промокнула его кончиком сухие, внимательные глазки.

    — Он был абсолютно прав. Любимых женщин надо беречь. — Маша печально улыбнулась, «польщенная» столь тонким комплиментом. — Но в данной ситуации ваша непосвященность в дела мужа может сыграть с вами скверную шутку. Руководство компании наверняка попытается обмануть вас, еще хуже — обокрасть.

    После такого заявления Маша мгновенно напряглась. Значит, она была права, они попытаются ее кинуть. И еще совершенно очевидно, что этот тип Таволжанин решил использовать ее для своих махинаций, наверняка надеется с ее помощью прибрать к рукам Борькину компанию. По его морде видно, что это за бизнесмен такой. Уж Маша таких повидала, пока не изловчилась Арчугова подловить. Ладно. Ей деваться некуда, а Федосеев с Лариской сами виноваты, что дружить не захотели. Сегодня утром она заехала в компанию и в кабинете Борькиного заместителя столкнулась с Ларисой. Маша до сих пор не могла без ярости вспоминать, как сладко и интеллигентно выпроводил ее из офиса этот гад Федосеев, а Лариска лишь самодовольно посмеивалась ей вслед. «Ах, Мария Игоревна! Ах, пока Бориса не признают погибшим, ах, пока не найдут тело, ах, пока не огласят завещание, ах, не шиша вы не получите, ах какая жалость! Сволочи!» — думала Маша, глядя на Таволжанина с пугливой жалостливостью. Артистизм был у нее в крови, и кипевшие в душе Маши злость и ненависть никак не проявлялись снаружи, даже самый внимательный наблюдатель не смог бы прочесть ее истинных чувств.

    — Но я этого не допущу, — продолжал обрабатывать «глупышку» Геннадий Сергеевич: он не хотел, чтобы Арчугова чрезмерно напрягалась. — Как давний друг Бориса, я обязательно поддержу вас в этой непростой ситуации. Если потребуется, я подключу собственных юристов, у меня имеются связи в Следственном комитете и в администрации города, — ворковал он баском, беря в свои крупные широкие ладони Машину лапку с острыми ярко-алыми коготками.

    — Да, да, подключите, пожалуйста! — жалобно проскулила Маша, заглядывая в глаза новому покровителю призывным, красноречивым взглядом. — У нас с Наумчиком совершенно нет денег. А ведь прислуга, и няня, и вообще разные траты. К тому же, — ее голосок стал чуть жестче, — я хочу по праву жены занять место Бориса и сама управлять компанией. — Этому типу мысль использовать Машу в качестве ширмы может показаться привлекательной, ведь ее держат за записную дуру. А она, между прочим, степень бакалавра имеет по менеджменту. Могла бы и магистром стать, да учиться до смерти надоело.

    — Машенька, ну зачем вам влезать в эту скучную рутину? Сидеть весь день в офисе, выслушивать скучные отчеты, вычитывать договоры, проверять таможенные декларации, согласовывать сроки поставок, банковские переводы, налоговые декларации, отчеты… — Геннадий Сергеевич умышленно запугивал дуреху, чтобы у той даже мысли больше не возникало самостоятельно соваться в фирму. — К чему вам это?

    «Действительно, к чему?» — зло подумала Маша. Значит, он собирается забрать их фирму с потрохами. Стало страшновато, но деваться Маше было некуда, придется иметь дело с ним. Во-первых, нужны деньги, во-вторых, она всегда может прибежать к Федосееву и предложить договориться, объединившись против этого нахрапистого быдла Таволжанина. Или же прибрать к рукам самого Таволжанина, что с финансовой точки зрения было бы, вероятно, выгоднее всего. Да и Лариске хочется досадить. Маша согласно кивнула головой, взмахнула клееными ресницами и робко улыбнулась, продолжая играть навязанную ей роль безнадежной, жадной, тупой дуры. Пусть порадуется. В любом случае на данном этапе ей пригодится помощь опытных, грамотных юристов, и пока они отстаивают ее интересы, она будет жить в свое удовольствие за счет Таволжанина. Во всяком случае, пока. А потом либо она найдет защитника понадежнее, либо труп Арчугова обнаружится, а Маша была уверена, что его уже нет в живых, и она получит свою законную долю наследства, и вот уж тогда… Тогда она решит, как ей быть дальше: с кем дружить, а кого подставить. Вслух же она решила для вида покривляться.

    — Да, но кто же захочет бесплатно заниматься моими делами? — озабоченно поинтересовалась она у сидящего напротив мужчины. — Юристам ведь платить надо, а у меня совсем нет денег.

    — Ну что вы, стоит ли об этом волноваться! — Геннадий Сергеевич поцеловал ручку своей дамы долгим, выразительным поцелуем. — Я сам решу все вопросы с юристами. Вам не о чем волноваться. А чтобы вы были совершенно спокойны, мы оформим доверенность на меня, и я буду отстаивать ваши интересы на всех совещаниях и заседаниях. Чтобы ни одна копейка не ушла налево. С моим опытом для этого не потребуется чрезмерных усилий, а еще лучше — я посажу доверенного управляющего, который будет держать все под контролем. Зарплату ему будет платить фирма, так что ваши финансы от этого не пострадают. — И он улыбнулся Марии безукоризненно добродушной улыбкой.

    Маша с горьким опасением смотрела на своего нового «бескорыстного» друга, прикидывая, во что ей обойдется его «помощь». Доверенность — это уже опасно. Очень опасно, тем более на самого Таволжанина. Но выбирать было не из чего, к тому же она надеялась соблазнить его, стать любовницей, и уж тогда вытянуть из него всю правду и заставить действовать в своих интересах. Маша все еще верила в силу секса и собственную привлекательность. Смогла же она соблазнить Арчугова и даже в ЗАГС затащить! Почему же нельзя провернуть то же самое с Таволжаниным? Интересно, он женат?

    — Я так рада, что хоть кто-то позаботится о нас с Наумом! — проговорила она и словно случайно взглянула на часы своего кавалера. — Ой, как поздно! А ваша жена не будет волноваться, что вы так задержались?

    — У меня нет жены, — беря в свои руки и вторую ее лапку, ответил Геннадий Сергеевич, с удовлетворением отметив, как у Арчуговой загорелись глазки. Мечтает затащить меня в постель? На здоровье. Бабенка еще вполне ничего, можно и воспользоваться. Да и ей спокойнее, такая обязательно должна переспать с мужиком, иначе не будет в нем уверена.

    17 мая 2017 г.

    — Павел Петрович, москвичи отзвонились, племянницы Колокольникова в городе нет. Видно, уехали с мужем. Сын взрослый, давно с ними не живет, в настоящее время его местонахождение неизвестно, но будут искать. Где отдыхает племянница, тоже неизвестно, но обещали выяснить. Точнее, выяснить номер ее мобильного телефона, — торопливо доложил Илья. — Какие будут указания?

    — Указания, указания… — по привычке потер лоб капитан Сафонов. — Да сядь ты, не маячь. Значит, так. Родственники отсутствуют, и это даже к лучшему, можно из-за них не дергаться. А вот что нам делать с убийцей? Вопрос: как он узнал о шкатулке?

    — Видел, когда был в гостях? — предположил Илья.

    — Или?

    — Или… — Илья натужно смотрел в потолок. — Или… А вдруг он тоже родственник Колокольникова, только дальний, и считал, что шкатулка должна принадлежать ему? — вдохновенно проговорил Илья. — Прибыл к Колокольникову потребовать шкатулку, ему вежливо отказали, он не смог переварить отказ и грохнул родственника? А?

    — Гм, — усмехнулся капитан, — в этом что-то есть. В любом случае надо копнуть поглубже, изучить личность убитого вдоль и поперек. Прежние квартиры, места работы и учебы, друзья-приятели, родственники покойной жены. Немаловажный, кстати, момент! — поднял палец вверх Павел Петрович. — А вдруг это ее родственники претендуют на шкатулку?

    — Может быть, — не стал спорить Илья.

    — В общем, так. Соберешь всю подноготную на семейство Колокольниковых, вплоть до отцов-дедов. Шкатулка, говорят, передавалась из поколения в поколение, вот и покопайся, выясни, кто такие, вдруг князья какие-нибудь, чудом выжившие в революцию, или еще что-нибудь, а может, наоборот. Копай, Борисов, не ленись! — напутствовал лейтенанта Павел Петрович, возвращаясь к делам. Точнее, к делу Арчугова. Сегодня ему предстояло давать развернутый отчет начальству — с версиями и подозреваемыми, с фактами и уликами. А вот с последними было весьма проблематично.

    — Ах да! — спохватился Павел Петрович, останавливая Илью в дверях. — Возьми в помощь Свистунова, и опросите еще раз свидетелей. Теперь нас интересует, кто в последнее время бывал у Колокольникова, месяца за два до смерти. Если дело в шкатулке, наверняка убийца встречался с Колокольниковым и раньше. Приходил осмотреться, может, пытался договориться. Ясно?

    — Так точно. Наверняка приходил!

    — Ну, вот и действуй, — напутствовал Илью капитан Сафонов.

    День превратился в цепочку встреч, разговоров, обсуждений, знакомств. Лариса постаралась максимально использовать пребывание девушек в Петербурге. Они побывали в фирме и познакомились с руководством, съездили в полицию к капитану Сафонову и поинтересовались ходом следствия. Встретились с юристами, оформили договоры на ведение их дел, пообедали в популярном ресторане, где «случайно» встретили нескольких крупных представителей петербургской бизнес-элиты, которым Лариса с удовольствием представила дочерей Бориса. Вечером они засветились на деловом ужине и ночью, утомленные этой круговертью и сменой поясов, оказались наконец-то дома.

    — Явились, прощелыги! — встретило их в холле хриплое злобное шипение.

    Кара вздрогнула от неожиданности и всмотрелась во тьму, окутывающую углы слабо освещенного единственным зажженным бра холла.

    Шипение словно растаяло в воздухе, не явив источника звука.

    — Ой! — пискнула Римма, шмыгнув за спину матери. — Кто здесь?

    — Здравствуй, Зинаида, — поморщившись, проговорила Лариса. — Рада тебя видеть. Давно приехала?

    — Добрый вечер, — раздалось в ответ чопорное приветствие, и из темноты под лестницей выступила невысокая, худая и прямая как палка женщина неопределенного возраста, от сорока до шестидесяти, с гладко зализанными волосами и в белоснежной блузке с пышным жабо, украшенным крупной старинной брошкой.

    — Познакомьтесь, девушки. Зинаида Захаровна. Домоправительница вашего отца. Когда-то Зинаида Захаровна работала хранителем в музее, а последние десять лет охраняет…

    — Подробности ни к чему, — холодно оборвала ее Зинаида Захаровна. — Вы были обязаны поставить меня в известность, что дом открыт, — жестким менторским тоном выговорила она Ларисе, сверля ее злобным подозрительным взглядом. — В отсутствие Бориса Аркадьевича в доме распоряжаюсь я. И кстати. Я перенесла ваши вещи в голубую спальню. Там вам будет удобнее, — бесстрастно сообщила она. — Барышни могут остаться в своих комнатах.

    Сообщив это известие, Зинаида Захаровна круто развернулась и удалилась прочь, чуть слышно постукивая каблучками практичных основательных туфель.

    — Драконша. Только что пламенем не плюется, — криво усмехнулась Лариса. — Затолкала меня в самую мрачную комнату и радуется как ребенок.

    — Так давай вышвырнем ее отсюда — и дело с концом! — выступая из-за материнской спины, презрительно фыркнула Римма.

    — Если мы ее отсюда вышвырнем, как ты изволила выразиться, она завтра же на рассвете будет сидеть на приеме у следователя. И такого там понарасскажет, что нам всем мало не покажется. Нет уж, — решительно возразила Лариса. — Пусть сидит здесь, потерпим. «Друзей, дорогуша, надо держать близко, а врагов — еще ближе», — наставительно заметила она дочери.

    — Дон Вито Карлеоне, — прокомментировала цитату Кара и, не взглянув на «родственниц», стала подниматься по лестнице.

    Завтракала Кара одна. Лариса уже уехала на работу, Римма отсыпалась.

    — Карина Борисовна, — заглянул в столовую высокий, одетый в черную униформу охранник. — Извините, что беспокою, но тут гость к Борису Аркадьевичу.

    — Какой еще гость? Его приятель? — Карина с удивлением смотрела на охранника. Никакие визиты, насколько она знала, запланированы не были.

    — Нет. Этот тип приехал на такси, с чемоданом. Кажется, он вообще не знает, что Борис Аркадьевич пропал. Говорит, хозяин должен его ждать, он еще из аэропорта пытался дозвониться, но телефон не отвечает.

    — А Ларисе вы звонили? — в некоторой растерянности спросила Кара.

    — Лариса Михайловна на совещании, телефон отключен, а секретарше велено ее не беспокоить, — отчитался охранник. — Так что с ним делать? Мужик стоит с чемоданом возле ворот. Такси уже уехало. Его Лодейников караулит.

    Карина торопливо поднялась из-за стола и выглянула в окно. Действительно, возле ворот, рядом с будкой охранника, перетаптывался с ноги на ногу довольно высокий, прилично одетый мужчина, рядом с ним стоял чемодан, в руках он держал портфель. Впечатление незнакомец производил самое положительное.

    — Как его зовут? — обернулась Кара к охраннику.

    — Нестеров Георгий Глебович.

    Нестеров? Фамилия Каре ничего не говорила. Впрочем, это и неудивительно. Она не знала деловых партнеров отца, даже с руководством фирмы познакомилась только вчера.

    — Хорошо. Вы можете убедиться, что он не вооружен и так далее? Например, проверить документы? Скажите, что таково распоряжение начальника службы безопасности, — приняла решение Карина. — И проводите в дом. А я еще раз попробую связаться с Ларисой.

    Гость был явно недоволен. На спокойном с виду, гладко выбритом лице в углах рта пролегли глубокие, резкие складки. Глаза смотрели холодно, надменно.

    Лариса по-прежнему была занята, и Карина решила выйти в холл, чтобы как можно скорее разобраться с незнакомцем и, возможно, отправить его восвояси.

    — Добрый день, — поздоровалась она, внимательно рассматривая пришельца. — Меня зовут Карина Борисовна, я дочь Бориса Аркадьевича.

    — Очень приятно, — чуть резковато, едва сдерживая раздражение, ответил гость. — Нестеров Георгий Глебович. Борис должен был встретить меня в аэропорту. Его телефон не отвечает, сам он отсутствует. К тому же это унизительное топтание возле охранников… Я надеюсь, у него есть серьезный повод для подобного поведения. — Нестеров раздраженно передернул плечами. — Я, между прочим, не на прогулку приехал, и я не привык обивать пороги, я вполне в состоянии оплатить свое проживание в отеле. Если у Бориса имеются какие-то проблемы, ему стоило предупредить меня заранее. Согласитесь, что складывается несколько странная ситуация, когда человек с маниакальной навязчивостью уговаривает остановиться у него, а затем не только не встречает, но даже на порог не желает пускать.

    Возмущение господина Нестерова буквально выбулькивалось через край, невзирая на его титанические усилия держать себя в руках.

    — Я прошу прощения от имени папы, — максимально убедительно проговорила Карина, возмущение гостя было столь искренне, что она решила принять его. — Мне очень жаль, но так случилось, что ему пришлось спешно уехать. Возможно, он оставил какие-то распоряжения относительно вашего прибытия, но дело в том, что я сама не застала отца. И ничего не знала о вашем приезде. Думаю, что в ближайшее время ситуация прояснится, а пока что я приглашаю вас позавтракать со мной, а прислуга приготовит для вас комнату.

    Кара сердито стреляла по сторонам глазами, удивляясь, куда это запропала вездесущая Зинаида Захаровна, не преминувшая сегодня утром ворваться к ней в комнату якобы в поисках кота, злобного, откормленного перса, любимца Бориса Аркадьевича, до ужаса похожего на своего хозяина, в тот момент, когда Кара, абсолютно голая, собиралась отправиться в ванную. А сейчас, когда она действительно нужна, ее и след простыл! И где только носит эту беспардонную особу?

    — Я в самом деле могу прекрасным образом остановиться в отеле, и если бы не Борис с его уговорами… — продолжал свою возмущенную речь гость.

    — Нет, нет! Что вы, вы только что с дороги, — возразила Карина, ловя себя на мысли, что, возможно, и стоило бы отпустить гостя. — Отдохните, выпейте кофе, а затем вы сможете не спеша определиться с дальнейшими планами.

    Возможно, Лариса знает этого Нестерова? Просто забыла о нем в суете или не знала, что отец пригласил его остановиться у себя? Карина отвела гостя в столовую. Завтрак был испорчен.

    — Кто, Нестеров? — озабоченно переспросила Лариса. — Понятия не имею, кто это. Погоди, сейчас позвоню Олегу, может, он в курсе.

    Кара с интересом прислушивалась к разговору Ларисы с отцовским замом. О Нестерове никто не слышал.

    — Мы с Маратом сейчас приедем, — решила Лариса. — Пусть кто-то из ребят подстрахует тебя в доме, не оставайся с ним наедине, и Римму предупреди. Да, и поговори с Зинаидой.

    — Он без оружия. Ребята проверили на входе, — успокоила ее Кара.

    — Молодцы. Ты распорядилась?

    — Да. А Зинаида Захаровна пропала, — не сдержала раздражения Карина.

    — Пропала? Вот уж сомневаюсь. Скорее прячется из вредности, — презрительно фыркнула Лариса. — На редкость противная и вредная особа! А вы будьте осторожны. Мы не знаем этого человека.

    — Прошу прощения, что была вынуждена вас покинуть, — возвращаясь в столовую, проговорила Карина. — Еще кофе?

    Завтрак заканчивался. Лариса позвонила лишь спустя полчаса после прибытия Нестерова, и Кара уже успела немного присмотреться к гостю и даже успокоиться.

    — Нет, благодарю. Если вы не возражаете, я бы хотел принять душ с дороги, — вежливо поблагодарил гость, поднимаясь. — Моя комната уже готова?

    При этих словах двери в комнату распахнулись как по волшебству, и на пороге появилась Зинаида Захаровна, прямая, подтянутая и суровая.

    — Ваша комната готова, — провозгласила она. — Извольте следовать за мной.

    Подслушивала — сделала очевидный вывод Карина. Хитрая, вредина! Надо бы с ней подружиться, от такой особы можно всего ожидать, например кофе со слабительным, если не с мышьяком.

    — Благодарю вас, — поднялся с места Нестеров и, прежде чем выйти из комнаты, поинтересовался: — Мне все же хотелось бы понять, когда вернется Борис, у нас с ним был запланирован четкий график, не хотелось бы из него выбиться. Через неделю меня ждут во Франкфурте.

    — Скоро должна подъехать Лариса Михайловна, она компаньон отца и сможет вам ответить на этот вопрос, я, признаться, и сама несколько озадачена, — слукавила Карина.

    — Хорошо, что он в душе, — устраиваясь в кабинете отца, рассудила Лариса. — Что он рассказал о себе?

    — Москвич. Большую часть времени проводит в Европе, у него там бизнес. Виноградники во Франции, пивоварня в Германии, пиво гонит в основном к нам, — расположившись возле массивного рабочего стола, некогда принадлежавшего князю Михаилу Николаевичу, рассказывала Карина. — С отцом познакомились в Париже, в один из его приездов, на каком-то приеме. Последние два месяца работали над общим проектом, часть которого должна быть развернута во Франции, а часть — в России. О проекте говорить отказался. Мягко так. Сведя все к шутке. Впечатление производит приятное. Образован, хорошие манеры.

    — Надо проверить его документы, — задумчиво потирая переносицу, сказала Лариса. — Марат, иди наверх, можешь посидеть у меня в комнате, когда он спустится, осмотри его вещи, документы, проверь его по всем каналам. И только потом можешь присоединиться к нам.

    Высокий, чуть смугловатый, горбоносый Марат молча кивнул и, легко выскользнув из кресла, отправился наверх.

    — Ты ему доверяешь? — кивнула вслед Марату Карина.

    — Да. И отец ему тоже доверял.

    — А вот это не показатель. Потому что отца больше нет, и очевидно, что один из тех, кому он доверял, его крупно подставил, — глядя в глаза Ларисе, произнесла девушка.

    Умная детка. Надо будет поскорее отправить ее назад в Штаты, отвечая Карине таким же пристальным, внимательным взглядом, решила Лариса.

    — Добрый день. — Дверь кабинета распахнулась, и их молчаливое уединение нарушило появление господина Нестерова Георгия Глебовича.

    Дорогой костюм, уверенные манеры, ухоженные руки и привычка повелевать во взгляде — быстро оценила гостя Лариса. Как минимум человек нашего круга.

    — Добрый день. — Она с улыбкой поднялась ему навстречу. — Лариса Викторовна, деловой партнер и по совместительству бывшая жена Бориса Аркадьевича. С моей падчерицей вы уже познакомились.

    — Да, и даже успели позавтракать вместе, — склонил голову в приветствии Нестеров. — Кара обещала, что вы разъясните мне, куда пропал Борис. Насколько я успел заметить, такая необязательность в делах ему не свойственна.

    Скрывать от Нестерова правду было бессмысленно. Достаточно просмотреть местные новости в интернете или включить телевизор, и все тайное в одно мгновение станет явным.

    — Увы. Как вы правильно заметили, — возвращаясь на свое место за столом, проговорила Лариса, — Борис именно что пропал. Это случилось три дня назад, и мы до сих пор не знаем, где он и что именно произошло.

    Нестеров продемонстрировал достойную выдержку, внешне никак не отреагировал на сообщение. Лишь между бровей залегла едва заметная морщинка.

    — Вот как? — проговорил он неторопливо, продолжая размышлять над полученной информацией. — Значит, дела пошли по худшему сценарию.

    — По худшему сценарию? Что вы имеете в виду? — тут же встрепенулась Лариса, и Карина обратила внимание, как ее рука скользнула под стол, к спрятанной под столешницей тревожной кнопке.

    — При нашей последней встрече он говорил мне о некоторых сложностях, — сдержанно, словно неохотно проговорил Нестеров. — Я думаю, вам как компаньону должны быть известны резоны, по которым Борис выводил активы из России?

    — Хм. Я участвую лишь в части его предприятий. Мне неизвестны все подробности происходящего, — неохотно призналась Лариса. Борис действительно не был с ней откровенен больше необходимого. Она понятия не имела, какими проектами он сейчас занимается, что вынудило его столь срочно свернуть часть дел в России. Он лишь заверил ее, что грядущие перемены никак не затронут ее часть бизнеса. Лариса ему верила, а может быть, и зря. Этот посторонний, неизвестно откуда взявшийся человек знает о делах Бориса значительно больше, чем она, чем руководство его российской компании. Неужели Борис не доверял им всем?

    Да. Мог и не доверять. Борис был еще тот фрукт. Хитрый. Подлый, беспринципный, жадный эгоист, по большому счету, единственный, о ком он пекся всю свою жизнь, был он сам. Даже детей он воспринимал как часть себя, растиражированную часть, и поэтому не бросал их.

    — Борис был осторожен в делах, но в свете случившегося ваша информация могла бы помочь в его поисках, — весомо произнесла Лариса, глядя гостю в глаза.

    — Или окончательно утопила бы его, — закончил на свой лад ее мысль Нестеров. — Знаете, Лариса, прежде чем рассказывать кому-либо что-либо, я должен сам изучить ситуацию. Понять, что происходит, собрать кое-какую информацию, и тогда, возможно, я действительно смогу быть вам полезным.

    — Иными словами, вы мне не доверяете? — усмехнулась она криво.

    — Простите, нет, — ответил ей в унисон Нестеров. — К тому же, как я понимаю, вы приехали не одна. — Лариса удивленно приподняла брови. — Я видел из окна. И если я что-то в чем-то понимаю, ваш спутник — глава департамента охраны вашей компании, а следовательно, сейчас он наверху изучает мои вещи и документы.

    Лариса едва заметно дернулась от неожиданности, Кара усмехнулась.

    — Должен вас огорчить. Документов он там не найдет. Мои права и паспорт здесь. — И Нестеров потряс в воздухе вынутыми из внутреннего кармана пиджака документами. — Не имею привычки разбрасывать их в чужих домах.

    — В сложившихся обстоятельствах вам должны быть понятны принятые нами меры предосторожности, — быстро оправилась от неловкости Лариса. — Вы позволите взглянуть на паспорт?

    Нестеров мгновение помедлил, затем протянул документ Ларисе.

    Каре понравилось, как их гость ловко, легко и элегантно мокнул носом Ларису, вообразившую себя большим боссом. А ведь она была всего-навсего директором одного из магазинов отца. Пусть и самого крупного, и даже имела в нем долю, но все же была мелким винтиком, пытающимся подмять под себя руководство компании.

    У Кары на этот счет имелись свои соображения.

    Лариса недовольно изучала паспорт. Это был паспорт гражданина Испании, а из подобного документа много не вытянешь, и все же это лучше, чем ничего.

    — Вы позволите мне сделать ксерокопию? — после минутного колебания спросила она.

    Нестеров едва заметно усмехнулся, но тем не менее позволил.

    Кара наблюдала за Ларисой с видимым неодобрением. Все выглядело крайне несолидно, по-дилетантски примитивно и как-то глупо. Но влезать со своими комментариями было бы еще глупее.

    — Спасибо. — Лариса вернула паспорт владельцу. — Какие же у вас теперь планы в связи с отсутствием Бориса?

    — Ну, для начала мне надо снять номер в отеле, а там уж я подумаю, — сухо улыбнулся ей в ответ Нестеров.

    — Ну что вы! Какой отель? Борис вас пригласил, вы его гость, вы просто обязаны остаться. К тому же дом большой, вы никому не помешаете, — превратилась в любезную хозяйку Лариса.

    Хочет все же выяснить у гостя, что за проект затевал с ним отец, поняла Карина. Личность Нестерова они с Маратом пробьют, всю его подноготную вытянут, и бояться его будет нечего. К тому же отец всегда был осторожен, кого попало в гости не зазывал, да еще на целую неделю.

    — Благодарю, но думаю, это неудобно, — категорически покачал головой Нестеров.

    — Какое неудобство! К тому же, учитывая некоторую скрытность Бориса, можно предположить, что он исчез из какого-то хитрого расчета, решит свои дела — и появится не сегодня завтра. А возможно, — тут Лариса придала лицу едва уловимое выражение оскорбленного достоинства, — просто загулял с какой-то девицей. У него изредка случаются приступы безответственного пофигизма на почве женщин.

    По лицу Нестерова было трудно понять, поверил он Ларисиным доводам или нет, но после продолжительных колебаний и уговоров он согласился задержаться.

    — Геннадий Сергеевич! — В кабинет Таволжанина после короткого решительного стука вошел юрист компании Лютецкий. — Тут новые факты всплыли.

    — Что еще?

    — Это по Арчугову.

    — Что еще по Арчугову? Нашелся? — нехорошо хохотнул бизнесмен.

    — Нет. Его компании. Они ему больше не принадлежат.

    — Что значит «не принадлежат»? — Таволжанин захлопнул крышку ноутбука, показывая, что готов заниматься этим вопросом.

    — Около двух месяцев назад он продал их какой-то Галине Федоровне Кротовой за один рубль.

    — Так… Чувствовал, значит, старый боров, что жареным пахнет! — ощерился Таволжанин. — Только тут он сыграл против себя.

    — Не знаю. Глупо как-то, — усомнился юрист.

    — Ты выяснил, что это за Кротова?

    — Да. Вот фото. Сорок четыре года, уроженка Петербурга. По адресу прописки давно не проживает, фактическое место жительства пока не установили. — Лютецкий положил на стол перед Таволжаниным распечатку.

    — Выяснить про нее все! И подготовьте пакет документов. Эти компании должны перейти вдове Арчугова, и как можно скорее. — Таволжанин откинулся на спинку кресла, лицо его выражало крайнюю степень довольства. — Ну надо так лохануться! Ну, Борька, просто подарочек преподнес, мир твоему праху! Даже не поленюсь свечку за помин души поставить! — веселился Геннадий Сергеевич, но быстро оборвал себя. — Кротову не беспокоить, чтобы ни одна живая душа не знала о происходящем. Ясно? Сведения собрать, но чтобы никто… Ты понял?

    — Да. — Щупленький, неприятно скользкий на вид юрист ужиком выскользнул из кабинета. Он работал с Таволжаниным не один год и иногда понимал хозяина лучше, чем тот сам себя. Он знал все, что ему предстоит сделать, на десять шагов вперед. Слишком много у них за плечами общих дел, дел весьма и весьма сомнительных, были провалы, но успехов было больше. Они прошли девяностые, начало двухтысячных, и все еще живы, и все еще на коне.

    Таволжанин сидел в кабинете, довольно улыбаясь, хваля себя за дальновидность и интуицию. Интуиция его никогда не подводила, он нутром чувствовал, где можно поживиться, и никогда не ошибался.

    Ну что ж. Пока Лютецкий будет заниматься бумагами, ему стоит проявить к вдовушке повышенное внимание, чтобы не нашелся еще какой-нибудь «утешитель». Арчугова ему еще понадобится. Он сделает все красиво.

    18 мая 2017 г.

    Римма Арчугова сидела все утро у себя. Во-первых, смена часовых поясов, против организма не попрешь, а во-вторых, ей совершенно не хотелось общаться с родственниками, особенно с Кариной. Вчера мать целый день таскала их по встречам и переговорам, это было скучно, но раздражало другое. Раздражала Кара.

    С какой стати она так умничает? Сует везде свой нос, лезет с комментариями? Она что, реально собралась после раздела наследства управлять своей долей семейного добра? Римма не спрашивала мать, из каких соображений та вызвала Кару из Штатов, но была уверена, что мать ошиблась. Эта выскочка дорого им обойдется. Проще было бы Машку приручить. Она хотя бы производила впечатление законченной дуры.

    Машу Римма видела только на свадьбе, и мнение ее о новой папиной жене было самое невысокое. Дворняжка. Да еще и тупая. А с каким превосходством эта дура смотрела на них с Кариной! Как будто бы заграбастала папашины миллионы. Наивная дурочка! Да папаша кинет ее без копейки в любой момент и мучиться не будет. Правда, лиса родила папочке сына, и его он, разумеется, содержать будет, оставит квартиру, оплатит обучение, будет подкидывать на еду и отдых, при этом стараясь собственноручно выкупать туры, сам найдет школу и переведет деньги, выдавая «бывшей» наличными на руки жалкие крохи.

    Только у матери хватило ума втереться в их общий бизнес на стадии мармеладно-шоколадных отношений, не без гордости размышляла Римма, а потом было уже поздно. Римма усмехнулась и перевернулась на живот, блаженно раскинувшись на кровати. Солнышко робко пыталось пробить себе дорогу сквозь неплотные шторы, в листве большущей березы орали как очумелые птицы, пахло свежескошенной травой. Очевидно, садовник утром косил газоны. Было приятно валяться без дела в огромной мягкой кровати, болтать голыми пятками и знать, что никаких дел у тебя сегодня нет. Торопиться некуда. Римма счастливо потянулась, и в этот момент полнейшей безмятежности откуда-то с улицы донесся тревожный шум. И даже не шум, а скорее энергетические волны. Тревожные и беспокойные.

    Римма прислушалась. Сквозь распахнутое окно доносились едва различимые голоса, звуки какого-то движения. Римма, почувствовав приступ любопытства, соскользнула с кровати и, подойдя к окну, выглянула из-за занавески. Причиной суеты оказался незнакомый мужчина, весьма привлекательной наружности, около тридцати. Ее любимый возраст. Мальчишеская дурь уже выветрилась, зато появились статус, деньги и умение обращаться с женщинами. Те, у кого они не появились, Римму не интересовали.

    Мужчину почему-то не пускали на территорию. Он стоял сердитый, с чемоданом и пытался кому-то дозвониться. Охранники, в свою очередь, тоже пытались кому-то дозвониться. Очевидно, что все эти звонки были безрезультатны. Наконец начальник смены сбегал в дом, после чего, спустя минут пять, красавчика все же впустили.

    Римма оторвалась от окна и, покинув комнату, тихонько подбежала к лестнице на первый этаж. Кажется, Карина пригласила его позавтракать, но голоса по-прежнему звучали несколько напряженно. Что ж. Подождем, чем закончится эпопея, а пока приведем себя в порядок. Римма появится перед гостем, когда все недоразумения будут разрешены, если, конечно, он здесь задержится. Его знакомство с нею не будет связано с неприятными ассоциациями, и, скорее всего, им удастся подружиться.

    Красавчик, путешествующий без жены и подруги, — легкая и приятная добыча. А раз он был зван в гости, о чем красноречиво свидетельствовали чемодан и сердитое лицо, и, скорее всего, папочкой, значит, не беден. Других папуля в гости не приглашал.

    И Римма не спеша отправилась приводить себя в порядок.

    Когда гость поднимался в свою комнату, она будто случайно выглянула на лестницу, разумеется, в весьма соблазнительном виде. Потом, когда приехала мать, гость снова спустился вниз, а в его комнату зашел Марат.

    Обыск? Оригинально, однако, в России встречают гостей.

    Римма натянула сарафан и босиком, с рассыпавшимися по плечам рыжими волосами, отправилась вслед за Маратом. Она прекрасно знала, что мать с Маратом любовники, но это ее не волновало — каждый имеет право проводить время так, как ему нравится.

    — Что ищешь? — с порога насмешливо поинтересовалась Римма, входя в комнату гостя.

    Марат подскочил как ужаленный.

    — Тьфу ты. Напугала. — Он с облегчением выдохнул, взял себя в руки. — Вам что-то нужно?

    — Нашел что-нибудь интересное? — присаживаясь на кровать, спросила Римма.

    — Нет. — Убеждать девицу в том, что он ничего не искал в чужой комнате, было глупо. К тому же девица — Ларисина дочь, а значит, в их лодке. — Хотите помочь?

    — Нет. Сам справишься, — покачивая босой ногой, хамовато ответила Римма. — А кто это? Почему его так долго не хотели пускать, а теперь вы с матерью примчались, обыск устроили?

    — Я думаю, будет лучше, если вы обсудите это с Ларисой, а сейчас мне надо кое-что закончить, — с легкой ехидцей проговорил Марат.

    — Копайся на здоровье, я тебе не мешаю. Так кто он такой? Отцовский приятель? Компаньон? Засланный казачок? Темная лошадка? Шпион? Кто? И что ему здесь понадобилось?

    — Пока не знаю, — снова отрываясь от осмотра чемодана, процедил сквозь зубы Марат, девица его напрягала. Нагловатая, навязчивая. — Хочешь что-то выяснить, спустись вниз, он как раз с Ларисой беседует. Задашь все вопросы ему.

    — Ну, вот и чудненько, наконец-то мы перешли на «ты», — рассмеялась ему в лицо Римма. — Марат, а почему ты с матерью спишь? Она же старая для тебя. Помоложе не нашлось или она тебе доплачивает?

    Марат поймал себя на мысли, что хочет влепить этой тощей мерзавке хорошую оплеуху. Он подошел к кровати и встал вплотную к полулежащей на кровати девице, сверля ее взглядом черных опасных глаз.

    — Хочешь ударить? — догадалась мелкая нахалка. — Но расчет не велит? Мамочка может рассердиться и уволить?

    Вот тут усмехнулся Марат.

    — Да нет, тут ты ошибаешься. Я могу отшлепать тебя, как сопливую девчонку, и Лариса даже не огорчится. В данный момент я ей нужнее, чем она мне. Так что, крошка, ты не так уж недосягаема. Но у меня есть принцип. Я не бью женщин. Даже таких вздорных и непривлекательных, как ты.

    А вот это уже было прямое оскорбление. И теперь взвилась Римма. Она обожала играть на чужих нервах, самолюбии, достоинстве, но не выносила, когда задевали ее. Обычно и не задевали, потому что она тонко чувствовала, с кем подобный номер пройдет, а с кем нет. С прислугой до сих пор проходило. А Катрич — та же прислуга, просто высшего звена.

    Римма вскочила с кровати красная, с развевающимися вокруг лица ярко-рыжими, похожими на язычки пламени волосами.

    — Хам! Быдло! Ничтожество! Материнский холоп! — выкрикивала она бессмысленные, грубые оскорбления и с каждым новым выкриком понимала, как смешно и жалко выглядит.

    Марат лишь посмеивался, презрительно глядя на эту бурю в стакане.

    Римма, окончательно запутавшись, зло топнула ногой и вышла из комнаты.

    Из-за статуи Амура и Психеи раздалось явственное скрипучее хихиканье.

    — Павел Петрович, Таволжанин вчера встречался с женой Арчугова, — заглядывая в кабинет капитана Сафонова, сообщил Сергей Скворцов.

    — С какой целью?

    — Поддержать жену пропавшего товарища, — присаживаясь возле стола, коротко ответил Сергей.

    — С какой целью?

    — Пока не ясно. Кажется, совершенно безвозмездно.

    — Безвозмездно, то сеть даром, — повторил фразу из какого-то мультика Сафонов. — Таволжанин, даром? Очень сомневаюсь. А откуда сведения?

    — От водителя тире охранника Арчуговой. Он отвозил ее на встречу, и она ему все выболтала. Кажется, он у нее вроде подружки, — криво ухмыльнулся Скворцов.

    — И что еще интересного подружка наболтала?

    — Да ничего особенного. Отношения Арчуговых испортились давно. Около года назад Арчугов съехал в загородный дом, оставив жену с ребенком в городской квартире. Денег ей много не давал, старался сам все оплачивать, иногда даже продукты привозил. Прислугу, няню, занятия ребенка в развивающем центре оплачивал самостоятельно.

    — Жадный или Арчугова слишком легкомысленно относится к деньгам? — крутясь в новом кресле, поинтересовался капитан.

    — И то и другое.

    — А из-за чего расстались супруги? Кто-то кому-то изменил?

    — Нет. Арчугов всегда гулял в свое удовольствие, а вот жену на измене поймать так и не смог. Хотя водитель считает, что она ему все равно изменяла, просто не заводила отношений. В общем, насколько он может судить, Арчугов жену не любил, она его страшно бесила. И наконец он ее бросил. Сам факт развода Марию Арчугову не сильно огорчал, главное, что ее заботило, — откусить при разводе кусок побольше. Вот с этим, кажется, были проблемы. Арчугов — калач тертый, сказал, что она ничего не получит, кроме алиментов.

    — А откуда это известно шоферу?

    — Говорит, они последние месяцы все время отношения выясняли, часто по телефону и в машине. Арчугова постоянно звонила мужу и требовала денег. У нее любимое развлечение — по магазинам ходить, — пояснил Скворцов.

    — Продолжай.

    — Ну, и Арчугов ей как-то пригрозил, что будешь возникать — вообще без копья останешься. Сына заберу себе, а ты отправишься голой на мороз. Даже квартиру отберу, — усмехнулся Сергей. — Арчугова визг подняла. Сказала, что она адвоката крутого наймет и свою половину при разводе получит. А он только посмеялся и ответил, что она получит половину дырки от бублика.

    — И давно происходил этот разговор? — задумчиво хмуря брови, поинтересовался капитан.

    — Около месяца назад.

    — Интересненько.

    — Да, но непонятно, кто ей помогал. Не сама же она его похитила, — с сомнением ответил Сергей.

    — Нет, конечно, но найти исполнителей за деньги не так уж сложно. К тому же, по словам водителя, Арчугова мужу все же изменяла, хотя он ее за руку так и не поймал, значит, не так уж она проста. И могла привлечь к делу любовника. А мог и сам водитель ей помочь, а теперь перед нами простачка разыгрывает, — выдвинул сразу несколько версий капитан.

    — Мог, конечно. Хотя… Какой ему смысл мне всю подноготную выкладывать? Мог бы сказать, что супруги не ругались, разводились тихо-мирно, денег не делили, друг другу не угрожали, — задумчиво проговорил Сергей.

    — Ну нет. Если они чуть не каждый день по телефону отношения выясняли, обстоятельства их развода могли быть известны многим. Так что смысла врать у этого водителя не было никакого, только подставляться. А так — все рассказал по-честному, что знал, а вот о пропаже Арчугова — ни сном ни духом. Напомни, как этого парня зовут?

    — Даниил Козлов. Он сперва самого Арчугова возил, а потом его поставили жену с сыном возить.

    — Опа! А за что это его понизили? — заинтересовался капитан.

    — Да не понизили, зарплата та же, работы меньше. Можно даже сказать, доверие оказали. Он по совместительству за Арчуговой следил и муженьку ее докладывал, — поделился своим взглядом на ситуацию Сергей.

    — И все равно парень подозрительный. Проверь алиби, связи. Мог не сам похитить, а дружков подрядить. В конце концов, его мог нанять кто-то третий. Не обязательно Арчугова. Он прекрасно знал привычки своего шефа, мог затаить на него обиду, а мог просто на бабки позариться.

    — Ладно. Займусь этим Козловым, — кивнул Сергей.

    — Марат, задержись, — остановила любовника в дверях гостиной Лариса. — Надо поговорить.

    Марат, уже собиравшийся покинуть дом Арчуговых, с неохотой остановился. Настроение у него было скверное.

    Ужин прошел отвратительно. Лариса все свое внимание переключила на гостя, Римма от нее не отставала, Кара с презрением наблюдала за представлением. А Марат чувствовал себя законченным идиотом, пятым колесом в телеге, никому не нужным и не интересным. В начале вечера он еще пытался участвовать в разговоре, вставлять какие-то комментарии, но, заметив, что его, мягко говоря, игнорируют, демонстративно замолчал и не открывал рта до самого окончания ужина. Больше всего его бесила Лариса. С какой стати она так вцепилась в этого Нестерова? Кто он такой? Какая-то темная лошадка, еще неизвестно, какие неприятности они из-за него могут поиметь. А неприятности будут. Определенно. Хотя бы потому, что обаятельный, лоснящийся достатком и самодовольством Георгий Глебович не вызывал у Марата доверия. Никакого. Интуиция подсказывала: неприятностей не избежать.

    — Марат, пройди в кабинет, — шепнула ему Лариса, стоящая у подножия лестницы и смеющаяся последней шутке Нестерова. Пожалуй, чересчур заливисто и неискренне. А может, ему это только кажется и говорит в нем сейчас не профессионал, а задетое мужское самолюбие?

    Марат нервно провел большой сильной ладонью по темным, коротко стриженным волосам и, сердито взглянув на Ларису, шагнул из ярко освещенного холла в темный, оплетенный густыми тенями кабинет.

    — Прости, — распахивая двери и включая в кабинете яркий ослепляющий свет, проговорила Лариса.

    Она была очень хороша в тонком, облегающем фигуру длинном шелковом платье золотисто-оливкового цвета, подчеркивающем цвет ее огненных волос, каре-зеленых глаз и изящные изгибы точеной фигуры. Для своих сорока с хвостиком она была очень хороша. И Марат никогда не вспоминал о ее возрасте, оставаясь с Ларисой наедине. Ему вдруг вспомнился недавний разговор с Риммой и ее шпильки по поводу их с Ларисой отношений, так вот, на взгляд Марата, мать выглядела привлекательнее дочери. В ней были искушенность, стиль, глубина, а в Римме — лишь килограммов пятьдесят костей и снобизма. Марат усмехнулся.

    — Рада, что у тебя хорошее настроение, — тут же откликнулась Лариса, устраиваясь не за рабочим столом Арчугова, а на небольшом кожаном диване в стороне. — Мне показалось, за столом ты выглядел хмурым.

    — Неужели? — Марат предпочел устроиться в кресле возле окна, подчеркнуто дистанцировавшись от Ларисы. — Ты хотела поговорить?

    — Так и знала. — Лариса закинула ногу на ногу, с ее лица исчезли мягкость и кокетство. — Оставь эти глупости. Этот человек мне нужен. Я хочу знать, что за дела их связывали с Борисом. И еще я хочу знать, кто он такой.

    — А может, стоит сперва узнать, кто он, а потом уже трясти перед ним своими прелестями, наперегонки с молодыми девчонками? А вдруг он просто проходимец или мелкий делец, а может, он просто шпион? Или, что еще хуже, ведет свою игру и наши с ним интересы не совпадают? Почему ты не дала ему уехать в отель?

    — Да успокойся ты. Не собираюсь я с ним спать. Я никогда не мешаю дела с любовью, — откровенно соврала Лариса, их с Маратом отношения служили тому доказательством. — Я просто хочу усыпить его бдительность. Что удалось узнать твоим людям?

    Марат раздраженно повел плечами, но все же достал телефон.

    — Владислав Николаевич, добрый вечер, Катрич. Удалось что-нибудь выяснить по нашему гостю? Гм. Понял. Спасибо. За мной должок, помимо обычного гонорара. За срочность.

    — Ну, что так коротко?

    — Он скинул все данные письмом, — усаживаясь за компьютер, пояснил Марат. — Кажется, наш приятель Нестеров чист. Виноградники, пивоварни, акции, коллекция живописи, преимущественно работы начала двадцатого века. Происхождение капитала неясно, но криминальных дел за ним не числится. В политику тоже не совался… гм, а он, оказывается, дворянского рода. Его дальние родственники обосновались после революции во Франции, кажется, они ему и помогли на каком-то этапе. В России бывает нечасто, дел здесь не ведет, прочных связей не имеет. Чист как слеза младенца, — подытожил Марат.

    — И тебе это не нравится? — заключила Лариса.

    — Нет. Откуда бы взяться столь белоснежной репутации? Я бы больше ему доверял, если бы узнал, что у него отжали в России бизнес и он еле унес ноги. Или что в прошлом за ним числится несколько мелких грешков по уголовной части. А скаутам с крупным банковским счетом я не верю.

    — А что, если это липовый скаут? Может, он так богат и чист только на бумаге? — приподняла брови Лариса. — Может, он за хорошие деньги подчистил свое прошлое?

    — На бумаге? Все возможно, тогда за очень хорошие деньги, и к тому же у него должны быть очень хорошие связи. В любом случае его досье безупречно, а поглубже копнуть я планирую завтра, — откидываясь на спинку кресла, проговорил Марат.

    — Значит, мы ему не верим? — уточнила Лариса.

    — Мы не верим никому, пока не найдется Борис.

    — Марат, не будь дураком. Пока не найдется его труп, — жестко поправила его Лариса. — И лучше бы он нашелся. Мы в тупике. Наследство не открыть, доверительное управление не оформить. Ждать придется как минимум год. Год! — «И это еще не самая большая проблема», — закончила про себя Лариса.

    — А что ты, собственно, трепыхаешься? — равнодушно поинтересовался Марат, закуривая сигарету. — Твоя часть дела все равно под контролем, Чемезов с тобой. Чего ты боишься?

    — Я боюсь того, чего не знаю, — огрызнулась Лариса. — Потуши сигарету. Ты же знаешь, я не выношу табачной вони. Нам нужен труп Арчугова, кто бы его ни убил. У тебя есть связи в Следственном комитете? Ты можешь на них надавить, чтобы они отыскали тело?

    — Дорогуша, как я могу на них надавить? На них начальство давит, — с наслаждением затягиваясь сигаретой, первой за последние семь часов, проговорил Марат.

    — В таком случае найди его сам.

    Хами. Китай. Май 1879 г.

    — Николай Михайлович, не могу больше, ну что он пристал, этот чин-цай? — жалобно шептал на ухо начальнику поручик Роборовский.

    Обед длился уже не меньше трех часов, блюд было подано великое множество, и гостеприимный хозяин настоятельно требовал, чтобы гости попробовали каждое.

    Присутствующие за столом важные чиновники Хами и старшие офицеры не отставали от хозяина, так что отказать в ответной любезности было никак невозможно. И даже отличавшийся прекрасным аппетитом Николай Михайлович ощущал к середине обеда некоторую тяжесть и пресыщение, что уж говорить о менее закаленных в застольных баталиях Роборовском и Эклоне!

    Обед был подан во вполне китайском духе.

    «Баранина и свинина, а также чеснок и кунжутное масло играли важную роль; кроме того, подавались и различные тонкости китайской кухни, как то: морская капуста, трепанги, гнезда ласточки саланганы, плавники акулы, креветы и т. п. Обед начался сластями, окончился вареным рисом. Каждое кушанье необходимо было хотя бы отведать, да и этого было достаточно, чтобы произвести такой винегрет, от которого даже наши ко всему привычные желудки были расстроены весь следующий день. Вина за столом не было по неимению его у китайцев; но взамен того подавалась нагретая водка двух сортов: очень крепкая и светлая (шань-дзю) и более слабая, цветом похожая на темный херес (хуань-дзю); та и другая — мерзость ужасная. Китайцы же пили ее в достаточном количестве из маленьких чашечек и, как всегда, подпив немного, играли в чет и нечет пальцев, причем проигравший должен был пить. Наше неуменье есть палочками, а в особенности питье за обедом холодной воды сильно смешили китайцев, которые, как известно, никогда не употребляли сырой воды».

    — Жаль, мы не можем устроить им наше русское застолье, — со вздохом заметил Эклон. — Посмотрел бы я, как бы им понравились наши щи, да соленья, да запеченный гусь, да русской бы им водочки. А то пьют незнамо что, бедняги.

    — Ох, Федя, помолчи. Я о еде еще недели две слышать не смогу, — тихонько стонал Роборовский, пытаясь изобразить при этом на лице довольную улыбку.

    — Господин Лю, рад видеть вас, невзирая на поздний час. — Голос капитана Адамса, точнее, просто мистера Адамса звучал прохладно, несмотря на любезную формулировку. — Надеюсь, вы пришли мне поведать о том, что наш драгоценный чин-цай выставил русских вон из оазиса, запретив двигаться дальше?

    — Увы, мистер Адамс, мне бы от всей души хотелось этого, но господин чин-цай отказывается меня слушать. Я употребил все свое влияние, но он словно бы оглох. — Лю Юань покачал головой, отчего его толстенькие кругленькие щечки затрепыхались, как желе. — Я думаю, его светлость рассчитывает получить от русских дорогие подарки. Их превосходительство очень падок на подношения.

    — Разве я недостаточно одарил чин-цая, чтобы он самым решительным образом изгнал русских из Хами? — Голос капитана зазвенел духовой медью, отталкиваясь от глинобитных стен и заставляя Лю Юаня съеживаться и втягивать голову в шею. — Да за те деньги, что получил от меня ваш чин-цай, можно было бы смело отравить этих русских во время обеда! — Капитан вскочил с места и, подойдя вплотную к Лю Юаню, уперся в него острым, как клинок, недобрым взглядом. — Или мои деньги не дошли до губернатора? Гм? Отвечай, подлец, сколько ты украл? — И капитан Адамс без всяких церемоний схватил Лю Юаня за ворот вышитого халата и стал трясти, словно грушу. — Или ты забыл, подлец, какая кара в вашей стране ожидает воров и взяточников?

    Несчастный Лю сильно побледнел, утратил всю свою напыщенность и имел вид жалкий и беспомощный. Но его маленькие, прикрытые веками глазки сверкали злобно и мстительно.

    — Отпустите меня, господин Адамс. — Голосок китайца звучал просительно, но фальшиво. — Я клянусь здоровьем императора, что передал ваши подарки его превосходительству, и не моя вина, что он оказался так очарован этими русскими. Да и то сказать, господин Пржевальский — настоящий герой, его знают во всем мире. Он большой ученый. Знакомство с таким человеком — честь для каждого… — лепетал Лю, не испытывавший перед англичанином никакого страха, зато ясно видящий новую возможность пополнить свой кошелек, а возможно, и губернаторский, если такова будет воля провидения.

    — Не говори чепухи! — отшвырнул его от себя капитан. — Мы все знаем, что он никакой не ученый, а обыкновенный шпион, русские спят и видят, как бы прибрать к рукам Восточный Туркестан и Джунгарию! И чин-цай тоже должен это понимать. — Он сделал паузу и после нескольких глубоких вдохов проговорил: — Вот что, дорогой мой Лю, — слова англичанина неожиданно прозвучали холодно и равнодушно, и Лю вдруг, впервые с начала разговора, испугался по-настоящему, — или ты отрабатываешь полученные деньги, немалые деньги, или… — англичанин хитро улыбнулся, — бог (или кому ты там молишься) покарает твою нечестивую душу. Ты можешь упасть с лошади и свернуть шею. На тебя могут напасть разбойники, твой дом может сгореть. Да мало ли что может случиться с нечестивым человеком, нарушившим обещание?

    Лю с трудом сглотнул возникший откуда-то в горле огромный ком и, сложив перед собой дрожащие руки, заверил мистера Адамса в своем твердом намерении выполнить взятые на себя обязательства, чего бы ему это ни стоило.

    — Вот и хорошо. Я был уверен, мой драгоценный друг, что могу на тебя положиться, — с откровенной насмешкой заверил англичанин, выпроваживая своего гостя. — И не затягивай решение нашего дела.

    Покинув дом Адамса, господин Лю смачно и зло сплюнул на землю. Он любил деньги, но очень не любил иностранцев. Все они были заносчивы и самодовольны до невозможности. Жалкие, ничтожные варвары! Если бы не деньги…

    На следующий день чин-цай приехал в русский лагерь в сопровождении своего помощника по гражданской части Лю Юаня и целой толпы офицеров и пригнал в подарок русским путешественникам нескольких баранов. Свита его держала себя крайне неприлично. Увидав какую-нибудь вещь, офицеры тотчас же просили ее продать или подарить. Поданные для угощения сласти и даже сахар к чаю китайцы расхватали, как школьники, пользуясь тем, что этого не видит чин-цай, помещавшийся с Пржевальским и несколькими более важными лицами в палатке, остальные за неимением места оставались на дворе. Лю Юань тоже счел для себя возможным остаться снаружи и с большим интересом изучал багаж путешественников, во всяком случае те вещи, до которых мог дотянуться. То и дело охая, как богаты эти русские и как щедро русский царь оплачивает экспедиции господина Пржевальского. Его замечания подбадривали китайских офицеров, стремящихся как можно плотнее набить свои карманы чужим добром.

    Сам чин-цай, наперед осведомившийся через своих адъютантов, какие у русских имеются вещи, в особенности оружие, вел себя ничуть не лучше. И хотя Пржевальский и его спутники, едва завидев вдали кавалькаду, припрятали все приборы, бумаги, коллекции и наиболее ценные вещи, губернатор прямо просил показать ему такое-то ружье, револьвер или часы — словом, все то, что ранее видел в лагере какой-либо из его адъютантов, приезжавших накануне.

    — Николай Михайлович, да что же это такое! Ведь это мародерство натуральное! — шептал на ухо Пржевальскому поручик Роборовский. — Эти китайцы хуже саранчи. Так они нас без порток оставят! Гнать их надо.

    — Увы, Всеволод Михайлович, эта саранча может создать нам немалые проблемы, уж лучше ну их, эти часы и кисет, — махнул рукой Николай Михайлович. — Но зарываться им, конечно, не стоит, а то и вовсе на шею сядут. Так что присматривай за ними, — подмигнул Роборовскому Николай Михайлович.

    — Уф. Насилу выпроводили, — усаживаясь возле юрты, выдохнул Эклон. — Тяжелый народ, жадный и наглый. Увидел губернаторский помощник, толстощекий такой, серебряную рамочку с фотографией матери, которую я всегда в походы беру, вцепился — подари, и ни в какую! Это, говорю, моя мать! А он отвечает: мать забирай, а рамочка моя. Ну не наглец? Во, — доставая из-за пазухи маленькую овальную рамочку с портретом пышноволосой женщины с маленьким прямым носиком и округлым лицом, показал Эклон Роборовскому. — Теперь до самого отъезда из рук не выпущу.

    — Федор Леопольдович, кажись, Юсупов возвращается, — подходя к ним, заметил казак Егоров, до этого вглядывавшийся из-под руки в облачко пыли в отдалении. — Николай Михайлович его к чин-цаю с подарком посылал, мало им, нехристям, того, что в лагере стащили, так он еще револьвер в подарок послал. Чин-цай их небось от счастья себя теперь не помнит. Как он в наши ружья вцепился! Все вертел-крутил, понравились, видать.

    — Николай Михайлович, — протягивая Пржевальскому футляр с пистолетом, едва сойдя с лошади, доложил Абдул, — не принял чин-цай подарка. Хочу, говорит, двуствольное ружье, а это забирайте.

    — Ну нет, брат, шутишь! — неожиданно рассердился Николай Михайлович. — Так дело не пойдет. Поезжай назад и скажи, что дареные вещи ценятся как память и что я принял двух баранов, присланных губернатором, вовсе не из нужды в них, а из вежливости.

    — Ну что? — Едва Абдул снова вернулся в лагерь, окружили его члены отряда.

    — Вроде устыдился, подарок взял. И даже в знак примирения пригласил завтра на обед, опять к себе на дачу, — доложил, слезая с лошади, усталый от жары и скачки взад-вперед Абдул.

    — Обед? Опять?! — Несчастный Всеволод Роборовский побледнел и, жалобно глядя на Пржевальского, простонал: — Николай Михайлович, увольте!

    — Они помирились! Но, клянусь, я сделал все что мог! Уверяю вас! — со слезами в голосе заверял Лю Юань своего английского друга. — Я даже намекнул на то, что изгнание русских могло бы доставить удовольствие лично вам. Но он и слушать не захотел.

    — Лично мне? — При этих словах лицо англичанина исказила гримаса раздражения. — Неужели вы думаете, что я бы сам не мог донести до чин-цая свое пожелание, если бы хотел, чтобы мое имя связывали с этой историей?!

    — Прошу прощения, но я просто в отчаянии… — всхлипывал Лю Юань, промокая рукавом сухие глазки.

    — Ты сильно разочаровал меня, Лю, но я дам вам последний шанс. Русским будет необходимо перед отправкой в дальнейший путь закупить провизию, — многозначительно заметил англичанин. — Надеюсь, на этот раз ты меня не подведешь.

    В ответ глазки корыстолюбивого чиновника злорадно сверкнули. И он важно склонил голову в знак полнейшего согласия.

    — Взгляни, Лю, как стреляют эти русские! — с восхищением и досадой воскликнул чин-цай, сидя на веранде собственной дачи и глядя, как сам Пржевальский и его люди палят из ружей по глиняным бугоркам в степи. Это показательное выступление русские устроили во время обеда по просьбе самого Мин Чу.

    Они палили из берданок и револьверов, не жалея пуль, пока не расстреляли все имевшиеся в запасе патроны.

    — Ну что, господин чин-цай, вы довольны? Как я и говорил, мои люди — неплохие стрелки, — подходя к губернатору, проговорил Пржевальский.

    — Как нам с русскими воевать? Эти двенадцать человек разгонят тысячу наших солдат, — с кислой улыбкой заметил чин-цай.

    — Ну что вы, господин губернатор, нам воевать не из-за чего, и Россия еще никогда не вела войну с Китаем. А ружья нужны нам только для охоты.

    Высоко в небе над резиденцией как раз кружила стая стрижей и воробьев, и Николай Михайлович в доказательство настрелял за пару минут с десяток птиц.

    Губернатор лишь аплодировал подобным талантам. Не забыв шепотом отдать распоряжение начальнику собственной гвардии: сутки напролет тренировать солдат в стрельбе.

    Когда же напуганные птички улетели, Пржевальскому пришлось, уступая общему желанию, разбивать подброшенные куриные яйца — по одному и по два разом, двойным выстрелом. Жаль было попусту тратить заряды, которых здесь нигде уже нельзя достать; но репутация хорошего стрелка весьма помогала во все прежние путешествия. Это искусство производит на азиатцев чарующее впечатление, и Николаю Михайловичу пришлось доставить губернатору это удовольствие.

    «Форменная одежда солдат (из частей знаменитых маньчжурских войск), виденных нами в Хами, состояла из красной, вроде кофты, курмы; в этой курме на груди и спине, на круглом белом поле, словно на яблоке мишени, вышито название части, к которой солдат принадлежит. Под курму надевается далембовый халат; затем далембовые панталоны с плисовыми наколенниками; и плисовые, с войлочными подошвами, сапоги довершают костюм описываемых воинов. На голову свою летом они повязывают большой пестрый платок, из-под которого сзади спускается или иногда обматывается вокруг головы длинная коса. В таком уборе, с безусым и безбородым лицом, притом с сильно развязными, даже нахальными манерами, маньчжурские солдаты много напоминают наших разгульных деревенских женщин, на которых еще более походят своими неудобоописываемыми привычками. Вооружение этих воинов состоит из старых английских гладкоствольных пистонных ружей, большая часть стволов которых урезана на одну треть длины для удобства привешивания ружья к седлу… Притом же не только солдаты, но даже и офицеры, нами виденные, почти вовсе не умели стрелять».

    — Николай Михайлович! Я этого Лю пристрелю, честное слово! — в сердцах воскликнул Всеволод Михайлович Роборовский, вернувшись с базара в лагерь. — И дел-то всего — пуд риса купить, три пуда муки, десяток баранов, двести булок да ячмень для лошадей, за день сделать можно, а мы четыре дня по базару ходим без толку!

    — Что опять у вас не так? — выходя из палатки, спросил друга Федор Леопольдович Эклон.

    — Ох, не спрашивай! — отмахнулся уставший Роборовский. — И ведь бумага от чин-цая есть, без которой тут ни один лавочник зерна нам не продаст. И казалось бы, иди и покупай. Но нет. Эти разбойники, едва нас увидят, тут же давай втридорога ломить. А то и вовсе продавать откажутся. То товара столько нет, сколько мне нужно, то его только завтра привезут — и так до бесконечности, а все этот Лю. Только и слышишь от него: «Сухая ложка рот дерет», так и клянчит, китайская морда! — Поручик, поняв, что не сдержался, покраснел. — Простите, господа. А только стоит ему где-нибудь замешкаться, торг идет гладко, но вот он подошел — и глядишь, все разладилось.

    — Он что, им торговать запрещает? Ведь губернатор его послал нам помочь, — щурясь от яркого солнца, спросил Эклон.

    — Вроде как послал, и вроде бы он ничего такого не делает, но что-то тут не то.

    — Так что же, вы опять ничего не купили? — оторвался от своих записей Пржевальский.

    — Да нет. Кое-что купили, — хитро улыбнувшись, проговорил Роборовский. — Я дал задание Абдулу, чтобы он этого Лю отвлекал. А пока он ему голову дурил, смог закупить пшеничной муки и риса, а еще насчет ячменя договорился. Сегодня вечером доставят в лагерь.

    — Молодец, — похлопал его по плечу Пржевальский. — Ну, мы с Иринчиновым на охоту, скоро нас не ждите. Китайцам себя в обиду не давайте. И хотя наш чин-цай плут и попрошайка, он все же лучший из китайских чиновников, с коими мне доводилось иметь дело. Надо будет подарить ему что-нибудь на прощание!

    Спустя сутки отряд все же выступил из Хами. Недостающие припасы всеми правдами и неправдами были куплены, казаки устроили багаж, чин-цай нанес в лагерь последний, прощальный визит, и на рассвете первого июня экспедиция, навьючив верблюдов, выступила из Хами в Ань-си.

    «Перейти Хамийскую пустыню будет нелегко, в особенности теперь, при страшных дневных жарах. Зато отсюда начинается самый интересный путь, по местностям почти неведомым. Счастие по-прежнему благоволит мне: хорошо проскользнули мы в Баркуле, хорошо отделались в Хами. Теперь уже можно сказать, что мы одной ногой в Тибете».

    19 мая 2017 г.

    Нестеров лежал на кровати в своей комнате, прислушиваясь к происходящему в доме. Костюм и ботинки он снять не удосужился. Имелось предположение, что вечер еще не закончен. Во всяком случае, Катрич зачем-то задержался. С большой долей вероятности сейчас они с Ларисой обсуждают его загадочную личность.

    Гарик усмехнулся. Что ж, тут им ничего не светит. Пусть копают. Он лениво поднялся и подошел к окну. Окна кабинета выходили на другую сторону дома, и он не мог видеть даже мелькающие в окне тени. «А что, если вылезти из комнаты, спуститься вниз и подслушать под окном кабинета, о чем болтает эта парочка?» — с мальчишеской удалью подумал Гарик, распахивая окно и оглядывая фасад дома. В принципе, ничего сложного: пройти по карнизу до угла дома, там зацепиться за балкон, повиснуть на руках и спрыгнуть. Вполне осуществимо. К тому же имеется большая доля вероятности, что окно кабинета в такую жару распахнуто. В этот миг ему показалось, что от стены дома отделилась едва заметная тень и нырнула за угол. Гарик прищурился, вглядываясь в темноту. Да нет. Показалось.

    Итак, вылезти можно, правда, есть два «но». Во-первых, лень. Во-вторых, балкон, за который можно зацепиться, принадлежит Римме Арчуговой, а это уже неоправданный риск. Гарик и так от нее натерпелся за сегодняшний вечер. Девица, кажется, поставила себе целью затащить его в постель. Пока неясно, с какой целью. То ли от скуки, то ли в надежде вытрясти из него секретную информацию, то ли из желания напакостить мамаше, которая и сама весь вечер давала ему авансы. Но тут-то уж все предельно ясно. Лариса хочет знать, что за дела их связывали с пропавшим Борисом Аркадьевичем. Или Римма кокетничала из соображений здоровой конкуренции, чтобы он не достался сводной сестре? Карина Арчугова тоже проявляла к нему внимание, правда, весьма умеренное, наиболее здравое, а потому именно с ней и стоит сблизиться, заключил для себя Гарик, прикрывая окно. Вылезать из него он передумал. Глупость и мальчишество.

    Едва он слез с подоконника, раздался тихий, осторожный стук в дверь. Наверняка Римма. Нет, эту особу он видеть не желал. Достаточно малейшей оплошности, чтобы его пока еще шаткое положение в доме пошатнулось, а Гарик планировал задержаться в гнездышке Арчуговых так долго, как будет возможно. Он тихонько скользнул в ванную комнату и включил воду в душевой кабине на полную мощность, затем так же тихо вернулся к двери, избегая попадать в поле зрения замочной скважины. Любительница ночных приключений еще немножко потопталась возле двери и несолоно хлебавши отправилась к себе. Гарик очень рассчитывал, что через окно она лезть не рискнет.

    Итак, подведем итоги дня, скидывая пиджак, размышлял Гарик.

    Операция по внедрению в семейство Арчуговых прошла успешно. Он смог заинтриговать Ларису, понравиться ее дочери (это достижение сомнительно) и наладить доброжелательные отношения с Кариной. На первый взгляд контакт с Ларисой был наиболее перспективен, но, во-первых, имеется Марат Катрич, а во-вторых, Карина показалась ему более безобидной, в меру умной и к тому же не имеющей в России ни личных, ни деловых интересов. К тому же она не обременена никакими обязательствами с членами семьи и руководством фирмы, иметь такого союзника будет полезно и безопасно. Он вспомнил выразительное лицо девушки — с тонким носом с едва заметной горбинкой, изогнутыми бровями и пристальным взглядом карих глаз. Дурочкой Карина не выглядела. Даже ее жесты и движения были четкими, определенными, хотя и не лишенными грации. Удивительно, что у такого борова, как Арчугов, уродились столь миловидные дочери — отвлекся от деловых мыслей Нестеров, вспоминая сестер. Римма, конечно, слишком молода и оттого, вероятно, легкомысленна, а вот Карина уже стала очень интересной женщиной. Жаль, что встретились они при столь неподходящих обстоятельствах. Гарик тряхнул головой, окончательно отгоняя неуместные мысли, и снова вернулся к делам.

    Открытым остается вопрос с Катричем. Марат ему не доверяет. Разумеется, он человек наемный, полностью руководим Ларисой, но все же не дурак и имеет в компании достаточный вес. Если Марат обратится со своими сомнениями по поводу Гарика к Чемезову, тот, в свою очередь, заинтересуется его персоной, и последствия могут быть самые непредсказуемые, а потому с Маратом надо что-то решать. Но делать это имеет смысл на свежую голову.

    А теперь, пожалуй, стоит вкусить заслуженный отдых. И Гарик, еще раз проверив дверной замок и на всякий случай плотно закрыв окно, отправился в душ.

    Карина была сердита. Еще как сердита! На Ларису с ее назойливым гостеприимством и шитыми белыми нитками коварными планами по выуживанию у Нестерова информации, на Катрича с его тупой ревностью, на Римму с ее кошачьей навязчивостью и Нестерова с его насмешливым равнодушием. Да он видел их насквозь! Этот тип отнюдь не прост. Очень непрост. К тому же есть в его визите некая странность. Неужели деловой человек, чье время расписано по минутам, человек, достигший успеха за пределами России, был так наивен, что приехал для переговоров в другую страну, невзирая на тот факт, что его партнер несколько дней не отвечает на телефонные звонки? Приехал к нему домой после того, как его не встретили в аэропорту? Какой-то абсурд. А как бы поступила она? Однозначно не покидала бы родного офиса. Она бы просто не отправилась в поездку, не дождавшись подтверждения встречи.

    Однако Нестеров прибыл. Он наивный идиот? Не похоже. Ему слишком нужен отец? Возможно. Эти переговоры слишком важны для него? Или же отец подтвердил встречу, например, по электронной почте?

    Карина занервничала. Мог ли кто-то сделать это за отца? Вполне вероятно. Зачем? Заманить Нестерова в ловушку? Имеет ли Нестеров или, точнее, их общий проект отношение к исчезновению отца? Не исключено. Ни одну из версий нельзя исключать. А с Нестеровым стоит подружиться, втереться к нему в доверие и выяснить кое-какие детали, только сперва надо избавиться от Риммы.

    Кара прошлась по комнате. Обстановка ее несколько раздражала, она привыкла к полным воздуха, света, комфорта современным интерьерам, а потому перегруженная массивной старинной мебелью комната действовала ей на нервы. Душила ее. Все эти ковры, столики, каминные часы, лепнина, статуэтки, мозаики и прочая ветхая чушь, столь обожаемая отцом, была хороша в музеях или старинных усадьбах и замках. В современном, недавно построенном доме весь этот антикварный скарб смотрелся нелепо.

    Итак, Римма. Сестрица бывает крайне навязчива и, если ничего не придумать, начнет целый день крутиться возле Нестерова. А может, пусть крутится, возьмет его измором и выведет на чистую воду? — усмехнулась Кара, представив себе, как Нестеров с воплями: «Уберите ее! Я все скажу!» — мечется по дому.

    — Павел Петрович, можно? — заглянул в кабинет Илья Борисов. — Москвичи скинули мне эсэмэску от племянницы Колокольникова. «Сообщите дату похорон. Мой сын сейчас в Петербурге, он свяжется с полицией».

    — Очень интересно. — Капитан Сафонов привычно потер переносицу. — В Петербурге? А как зовут этого сына, она не сообщает? И где он остановился?

    — Ничего. Но у меня есть ее телефон, и теперь мы сами можем с ней связаться, — помахал в воздухе бумажкой Илья.

    — Прекрасно, — скептически прокомментировал капитан. Настроение у него с самого утра было скверное, потому что с вечера он получил хорошую нахлобучку от начальства за вяло идущее расследование и оперативную безынициативность по делу Арчугова. — А позвонить ей и получить нужную информацию, прежде чем соваться к начальству, тебе в голову не пришло? С чем ты ко мне явился? С этой лажей? — В голосе капитана стали проступать крикливые нотки.

    — Извините. Не сообразил. Думал, сразу… — Илья ужом выскользнул из кабинета.

    Павел Петрович из себя выходил редко, но, как говорят в народе, метко. И в такие моменты ему на глаза было лучше не показываться.

    — Совсем распустились, охламоны! — буркнул вслед лейтенанту Павел Петрович и снова уставился в стенку. Этим захватывающим занятием он развлекался до появления лейтенанта Борисова. Развлекался вынужденно, по причине отсутствия свежих идей. Поскольку свежих идей по делу Арчугова не было, мысли капитана невольно перекинулись на дело Колокольникова и потекли легко и складно.

    Значит, сын племянницы сейчас в Петербурге, размышлял он. Но об этом отчего-то неизвестно Ступиной, человеку, наиболее тесно общавшемуся с покойным Колокольниковым в последнее время. Это означает, что парень приехал в Петербург уже после гибели родственника? Возможно. Или же он приехал до нее, навестил дядю, поругался с ним из-за семейной шкатулки, которую тот не хотел отдавать, и убил его?

    Версия выглядела весьма правдоподобной и логичной. Капитан оживился, схватил лист бумаги и принялся по привычке делать на нем короткие неразборчивые заметки, зачеркивая, снова что-то судорожно строча и выплескивая таким образом забурливший в нем сыщицкий азарт.

    — Так-так, — нервно повторял он. — Шкатулка, семейная реликвия Колокольниковых. Предположительно стоит дорого. Парню нужны деньги, он требует передать ему шкатулку, старик отказывается, племянник его убивает. Но зачем он тогда возвращается и под видом полицейского беседует со Ступиной? Или это был не он? А вдруг имеется некто третий, кто претендует на шкатулку? Колокольников вызвал сына племянницы (Интересно, кем он приходится Колокольникову? Тоже племянником?), чтобы передать семейную ценность, но тот опоздал. Шкатулка уже похищена. Он знает, кто это сделал, или догадывается и пытается выяснить его адрес? Чушь.

    Нет, нет. Все наоборот! Племянник успевает забрать шкатулку до визита убийцы. Поэтому тот ее и не обнаруживает и начинает поиски племянника. Или шкатулка не досталась никому, Колокольников ее спрятал, и теперь оба, и убийца, и племянник, ее ищут. Ха. В любом случае племянника найти необходимо!

    Капитан нервно схватился за телефон.

    — Илья? Ну что, выяснил, как зовут племянника и где он остановился?

    — Племянника?

    — Племянника Колокольникова. Ну, сына племянницы, — нетерпеливо растолковывал капитан.

    — Никак нет! — нервно выкрикнул лейтенант. — Колокольникова не отвечает. Телефон все время выключен. СМС я ей отправил, но пока молчит.

    — «СМС отправил»! — передразнил Павел Петрович. — А по нашим базам слабо пробить? Москвичей опять запроси! Может, он и есть убийца! — уже чуть спокойнее закончил капитан. — Работай давай. Не спи.

    — Есть! — бодро ответил Илья, восхищаясь капитанской проницательностью.

    Капитан, уловив идущие от подчиненного флюиды, удовлетворенно хмыкнул и благодушно добавил:

    — Повнимательнее там… И вот еще, — спохватился Павел Петрович. — Фоторобот, который составили со слов Ступиной, разошли по всем гостиницам. Вдруг племянник остановился в отеле? Все. Нет! — тут же воскликнул капитан, крепче сжав трубку. — По отелям Центрального района пройдись самостоятельно, можешь Свистунова привлечь. Если племянник приехал к дяде, то логичнее было бы остановиться неподалеку. Если, конечно, он заранее не планировал убийство. Но проверить стоит. Хостелы тоже проверяй. И мини-отели. Короче. Проверить все постоялые дворы города, от пятизвездных отелей до самых захолустных клоповников. Ясно?

    — Так точно! — с восторгом отозвался Илья, захлебываясь от восхищения. Лейтенант Борисов искренне любил начальство, а лесть, особенно идущую от самого сердца, не считал пороком.

    — И, кстати, пришли ко мне Скворцова, пусть по Арчугову отчитается.

    Завтрак в доме Арчуговых проходил в обстановке недоброжелательной напряженности, и центром ее был, разумеется, гость. Римма продолжила вчерашнюю атаку, Кара смотрела на нее с тяжелым, раздраженным неодобрением, потому что не придумала, куда деть сестрицу, Лариса и Марат, который после ночного совещания остался ночевать в доме, испытывали некоторую неловкость. Зинаида Захаровна на протяжении всего завтрака возвышалась за спиной Ларисы как монумент, распространяя вокруг себя волны холодного осуждения. А Нестеров, казавшийся безоблачно спокойным, усиленно размышлял, как наиболее эффективно и рационально построить свой день.

    — Гарик, вы позволите себя так называть? — пошла в атаку Римма, едва сделав первый глоток кофе.

    — Ну разумеется, — любезно улыбнулся гость.

    — Какие у вас на сегодня планы? Я вот собиралась прогуляться по городу. Не составите мне компанию?

    — С удовольствием.

    Эта фраза заставила всех остальных присутствующих оторваться от трапезы и с недоумением воззриться на гостя. Подобный ответ стал для них полнейшей неожиданностью. Ибо все заметили, что весь вчерашний вечер Нестеров старался дистанцироваться от Риммы, и к тому же он совершенно ясно дал всем понять, что прибыл в город по делам. И вдруг прогулка?

    — В первой половине дня у меня будет рабочая встреча, а вот потом мы сможем вместе пообедать, — безмятежно предложил гость, словно не замечая прикованного к нему внимания.

    Лариса с Маратом обменялись многозначительными взглядами. Гарик не сомневался, что путешествовать ему сегодня придется в компании.

    — Прекрасно. Где-нибудь в центре? — оживилась Римма, злорадно поглядывая на мать с сестрой.

    — Как вам будет угодно, — легко согласился Гарик. — Выбирайте любое место.

    — Тогда… «Гварнери»?

    — Прекрасно. Я освобожусь около трех и сразу же вам позвоню. Не поздно для обеда?

    — В самый раз, — лучезарно улыбнулась Римма, тряхнув копной рыжих волос.

    Карина смерила сестру презрительным взглядом.

    Кара в мрачном настроении поднималась к себе. Зачем она приехала в Россию? Чтобы подыграть Ларисе? Унизительно. Найти отца? С этим лучше справится полиция. Что она здесь делает? Караулит свою долю наследства? Кара поморщилась. Деньги, конечно, немаленькие, и без поддержки отца и его денег она долго не протянет. Разорится, так и не успев встать на ноги. Значит, остаться и играть за Ларису? Или все же махнуть на все рукой, будь что будет? Последний вариант отклика в ее душе не вызвал.

    — Карина?

    Раздавшийся у нее за спиной голос заставил Кару замереть, прикрыв глаза и сжав губы. Надо было справиться с собой, чтобы не завопить от радости. Нестеров сам заговорил с ней! Теперь главное — не упустить возможность.

    Кара медленно обернулась к окликнувшему ее мужчине, ее лицо ничего не выражало, кроме вежливого внимания.

    — Да?

    — Мы можем поговорить несколько минут без свидетелей? — неожиданно предложил Нестеров, и на этот раз Карина сдержать эмоции не смогла.

    — Наедине?

    — Да, — решительно подтвердил он, отворяя дверь ее комнаты и буквально заталкивая туда девушку.

    Затем он прошел на середину комнаты, деловито огляделся, взял пульт от телевизора, включил его и лишь затем обернулся к хозяйке.

    Кара наблюдала за его самонадеянной деловитостью с насмешливым высокомерием. Однако этот тип поразительно самоуверен, или он рассчитывает, что она будет так же покладиста и податлива, как Римма?

    — Вот так, — обернулся к ней Нестеров, но лицо его не выражало ничего, кроме дружелюбия. — Мне надо с вами очень серьезно поговорить, и не хотелось, чтобы кто-то помешал. Может, вы присядете? — Он сделал приглашающий жест в сторону кресла.

    Кара села. В конце концов, она сама хотела с ним побеседовать, все складывается на редкость удачно. Первый шаг сделал Нестеров, это до поры до времени избавляет ее от необходимости раскрывать свои карты.

    Нестеров устроился в кресле напротив.

    — Итак, Карина, думаю, у вас, как у человека умного, мое появление вызвало некоторые вопросы. Если нет, — поспешил добавить Гарик, видя наигранное недоумение, появившееся на лице девушки, — я буду разочарован.

    Что тут скажешь? Кому хочется оказаться недалекой пустоголовой дурочкой в глазах молодого привлекательного мужчины? Каре не хотелось. К тому же Нестеров, кажется, настроен на откровенность, но откровенность с его стороны предполагает ответную откровенность, иначе ничего не выйдет.

    — Да, вопросы есть, — кивнула Кара.

    — Не сомневался, — улыбнулся Нестеров. — Действительно, мое появление в вашем доме было осознанным. Я знал, что Борис исчез.

    — Вот как? — ровным, лишенным эмоций тоном переспросила Кара, переспросила только потому, что гость определенно ожидал какой-то реакции на свое признание.

    — Мы с Борисом затеяли одно дельце и уже сделали некоторые вложения, — продолжил Нестеров. — Сумма немаленькая, и исчезновение Бориса грозит потерей этих денег или их существенной части.

    Вот это было Каре понятно, этот аргумент звучал весомо.

    — Я не знал обстановки в окружении Бориса, поэтому на первых порах предпочел держаться со всеми заинтересованными лицами нейтрально, ведь я не имею понятия, кто именно покусился на моего компаньона. Но действовать дальше самостоятельно будет затруднительно, мне нужен помощник, компаньон, союзник, — доверительно глядя в глаза Каре, проговорил Гарик, стараясь, чтобы его взгляд выражал исключительно деловой интерес, безо всяких личных намеков. Карина, в отличие от Риммы, их бы не оценила, восприняла как оскорбление.

    — И вы выбрали меня? И еще Римму? А затем, может быть, и Ларису? — насмешливо проговорила Кара.

    — Нет. Исключительно вас, — твердо заверил ее Нестеров. — Ваша сестра слишком легкомысленна и ненадежна. Наш с ней сегодняшний обед не состоится. За полчаса до назначенного времени я позвоню ей, извинюсь и отменю встречу.

    — Какое коварство! — скептически заметила Кара.

    — Это вынужденная мера. Иначе она от меня не отстала бы. А мне нужно заниматься делом.

    — А Лариса?

    — Лариса точно не годится в союзники. Я не знаю, какую роль они с Маратом сыграли в исчезновении Бориса.

    — Вы им не доверяете или уверены в их виновности? — Разговор становился все интереснее.

    — Нет. Пока только не доверяю. У них могут быть мотивы. У вас, насколько мне известно, нет. Я выбрал вас, потому что у вас нет очевидного мотива, вас давно не было в стране, у вас нет надежных союзников в окружении отца, но есть необходимые мне связи и права.

    — Права? На наследство? — нахмурилась Кара, пытаясь проследить логическую цепь рассуждений Нестерова.

    — Не совсем. У вас есть право везде совать свой нос. В том числе и в дела компании, задавать вопросы ее сотрудникам и так далее. Вы наследница, они не могут отмахнуться от вас.

    — Как от постороннего человека вроде вас? — уточнила Кара.

    — Именно, — подтвердил Гарик.

    — А почему я должна вам верить? А вдруг именно вы главный заказчик похищения отца и сейчас, не вытянув из него нужную информацию или не добившись нужных шагов, хотите получить желаемое с моей помощью? — недоверчиво прищурилась Кара.

    — Вопрос резонный и справедливый, — согласился Гарик. — Но суть моих действий развеет ваши сомнения. К тому же вы в любой момент можете сдать меня Ларисе, или Марату, или полиции.

    — Кстати, а почему вы решили сами взяться за поиски отца, сотрудники Следственного комитета не кажутся вам достаточно квалифицированными? — не спешила оказать ему доверие Кара.

    — Деньги, — коротко ответил Нестеров. — Я не так богат, чтобы разбрасываться подобными суммами. Мне надо точно знать, что случилось с Борисом, кто за этим стоит и кто был настоящей целью.

    — Вы намекаете, что отца похитили, чтобы досадить вам? — недоверчиво спросила Кара.

    — Ничего личного, чистый бизнес, — пожал плечами Нестеров. — Своими действиями мы с Борисом задели интересы весьма влиятельного лица. Не исключено, что Бориса похитили его люди. Но на данном этапе у меня нет никаких доказательств. И в любом случае, кто бы это ни сделал, мне нужен Борис. Живой или мертвый. Худший вариант для меня — неопределенность.

    — Хорошо. Я готова заключить с вами договор о сотрудничестве, оставляя за собой право в любой момент его расторгнуть и поступать далее по своему усмотрению, — проговорила Кара.

    — То есть сдать меня полиции или Марату. Кстати, кому вы больше доверяете? — с чуть заметной усмешкой спросил Нестеров.

    — Никому.

    — Мудро, — сдержанно похвалил Гарик.

    — И вам тоже, — охладила его Кара.

    — И это мудро.

    — Так что же вы намерены предпринять? — решила перейти к делу она.

    — Для начала оторваться от слежки.

    — От слежки? За вами следят? — с сомнением спросила Кара.

    — Сегодня будут. Лариса и Марат полны решимости выяснить, какие дела у меня были с Борисом.

    — И я должна вам помочь? Вывезти вас из дома в собственном багажнике?

    — Нет. Из дома я должен выехать на своей машине, точнее, на машине вашего отца, которую мне любезно одолжила Лариса, а вот в городе вы должны будете меня подхватить, и дальше мы отправимся вместе, — пояснил Нестеров.

    — Любезно с ее стороны. Очевидно, Лариса действительно надеется извлечь весомую пользу из знакомства с вами, — заключила Кара.

    — Несомненно, — согласился Гарик.

    — Итак, наши планы?

    Нестеров достал айфон, открыл карту города.

    — В одиннадцать десять будьте вот здесь, — он указал на небольшой переулок в центре города, — там трудно с парковкой, поэтому встаньте вторым рядом с аварийкой, я выйду сразу же, и мы уедем.

    — А что здесь находится? — полюбопытствовала Кара, пытаясь вспомнить сам переулок.

    — Служебный выход бизнес-центра.

    — Да вы профессиональный конспиратор! — улыбнулась девушка, но тут же перешла на деловой тон. — Я буду там. А что мы предпримем дальше?

    — Не все сразу, — заговорщицким голосом ответил Нестеров, поднимаясь с кресла.

    За дверью послышалось едва заметное движение, чуть громче порыва ветра. А может, ему это только показалось?

    — Лариса, у нас проблемы. — Голос Олега Чемезова звучал как никогда напряженно. — Срочно приезжай ко мне.

    — Что случилось, на нас наехали? — Лариса подобралась, лицо ее побледнело, но решительности в нем не убавилось.

    — Что? Нет. Все еще хуже. Точнее, пока не знаю… В общем, приезжай. Это не телефонный разговор. — Олег отключился.

    Когда она домчалась до главного офиса фирмы, Чемезов, Федосеев и Беженаль уже собрались. Все мрачные, сосредоточенные, молчаливые. Все уже знают, что произошло. Исполнительный директор, финансовый директор, ведущий юрист фирмы — все руководство осиротевшей компании.

    Лариса молча вошла в кабинет, села за овальный стол и приготовилась слушать.

    — Ты знаешь Галину Кротову? — без обиняков приступил к делу Олег Чемезов.

    — Кротову, Галину? — растерялась Лариса. — А при чем здесь Галина? Она знает, где Борис? Ей что-то известно?

    — Так ты ее знаешь? — повторил свой вопрос Олег.

    — Да. Кротов — старый приятель мужа. Еще с института. Галина — его жена. — Лариса заметно нервничала. — Олег, в чем дело?

    — Сегодня ко мне явилась эта самая Галина и сказала, что месяц назад Борис переоформил на нее компанию, — коротко ответил Чемезов.

    — Какую компанию?

    — Свою компанию. Вот эту вот компанию, — он многозначительно развел руками. — Нашу.

    — Зачем? — Лариса судорожно пыталась осмыслить полученную информацию и вытекающие из нее последствия. Они нищие? Компания больше им не принадлежит? Что происходит?!

    — По словам Кротовой, Борис продал ей компанию за один рубль, чтобы избежать дележа имущества при разводе. Хотел кинуть Марию, — пояснил Олег.

    — Тьфу ты! — раздраженно фыркнула Лариса. — Идиот! Нашел время! Не мог придумать что-то поумнее. И сколько она хочет за возвращение компании? Она же за этим приходила?

    — Не совсем. Она приходила посоветоваться, что ей делать в сложившейся ситуации. Борис пропал, об этом она узнала по телевизору. Посоветовалась с мужем и пришла ко мне. Она боится. За себя, за семью.

    — Какие проблемы! — воскликнула Лариса. — Пусть переоформит компанию на Римку с Карой, они наследники. — Она умышленно не упомянула себя, чтобы у присутствующих не возникло соблазна поучаствовать в разделе чужого пирога, ситуация и так была скользкой. Критической. Арчугов, законченная скотина, не придумал ничего лучше, как оставить их всех без копейки! Жирный тупой идиот! Все переоформил на Кротову, а сам сгинул. Сволочь!

    — Все не так просто, Лариса. Я решил проверить информацию Кротовой, дал запрос в Регистрационную палату и с удивлением узнал, что вчера Кротова продала компанию какому-то офшору за один доллар.

    — Что значит «продала какому-то офшору»? — немеющими от ужаса губами прошептала Лариса. — Кому и по какому праву?

    — Еще один сюрприз. По утверждению самой Кротовой, она никому ничего не продавала. Тем более не знает никаких офшорных компаний. Тетка работает преподом в гуманитарном вузе. После исчезновения Бориса четыре дня дрожала от страха, пока наконец не обратилась ко мне.

    — В таком случае объясните мне, — оправившись от первого удара, злым и требовательным голосом проговорила Лариса, — что происходит?

    Глаза ее метали громы и молнии, а тон ясно сообщал присутствующим мужчинам, что за все происходящее в компании они как руководство несут прямую ответственность.

    — Лариса, — примирительным тоном проговорил Виталий Владиславович Беженаль, который счел своим профессиональным долгом юриста взять обсуждение щекотливого вопроса на себя, — не надо так нервничать. Благодаря визиту Кротовой мы своевременно узнали о происходящем и теперь сможем принять соответствующие меры.

    — Своевременно? — прошипела не впечатленная его выступлением Лариса. — Соответствующие меры? — она звонко хлопнула маленькой твердой ладошкой по столу. — Своевременные и соответствующие меры вы должны были принять сразу же после исчезновения Бориса, проверив состояние компании и всех ее сегментов по всем направлениям! Вот это было бы своевременно! А сейчас вы просто-напросто просрали компанию! Прошу прощения за прямоту. Вас обошли, облапошили, обобрали! Идиоты надутые!

    Последнее было лишним. Все трое — и Чемезов, и Беженаль, и Федосеев — были отнюдь не зелеными юнцами, а матерыми волками, прошедшими с Арчуговым мясорубку девяностых. Бросаться подобными оскорблениями в их адрес не стоило. В конце концов, они тоже были соучредителями компании, и, хотя контрольный пакет акций принадлежал Арчугову, их голоса в данной ситуации тоже имели значительный вес.

    — Простите.

    Простили.

    — Что же все-таки происходит?

    — Кто-то решил прибрать нашу компанию к рукам, — с тяжелым вздохом пояснил Чемезов. — Кто-то очень информированный. Тот, кто знал о ее переоформлении на подставное лицо. И, очевидно, он же убрал Бориса. Кто это, пока не ясно. Такая операция наверняка готовилась заранее, и, скорее всего, этот самый офшор — лишь звено в цепи. Но мы уже приняли меры, Виталий Владиславович составил исковое заявление, Кротова выдала нам доверенность на ведение дел, будем добиваться признания сделки недействительной.

    — Параллельно попытаемся вычислить, кто предпринял атаку, — добавил Федосеев. — Это сложнее, фирма наверняка подставная, действовали по заказу. Атака нешуточная и хорошо подготовленная.

    — Но мы отобьемся? — с замиранием сердца спросила Лариса.

    К такому повороту событий она не была готова. Вся недвижимость Арчугова и в Петербурге, и в Москве была оформлена на компанию. Большая часть активов…

    — Мы постараемся, — без излишнего энтузиазма пообещал Чемезов.

    Но лицо его было мрачно.

    19 мая 2017 г.

    — Спасибо, Кара. Вы вовремя, — поблагодарил ее Нестеров, садясь в машину.

    — И куда мы теперь?

    — В офис вашего отца.

    — Так сразу? И зачем?

    — Нам нужен его компьютер, — коротко ответил Нестеров, не без волнения наблюдая, как лихо, даже агрессивно девушка лавирует в потоке машин. — Карина, не могли бы вы ехать чуть аккуратнее? Или, если хотите, я могу сесть за руль, — не выдержал он наконец.

    — Вам страшно? — чуть презрительно приподняла брови Кара.

    — Нет. Просто здравый смысл подсказывает, что расследование должно быть связано с разумным и дозированным риском. Не думаю, что тяжелые увечья, полученные в результате автомобильной аварии, продвинут его хоть на йоту, оно может закончиться, так и не начавшись, — пристегиваясь, ответил Нестеров.

    Кара лишь усмехнулась. Тоже мне герой! Она чувствовала себя за рулем уверенно. Едва Кара получила права и села за руль своей первой машины, как тут же поняла, что создана для вождения. Она чувствовала железного зверя каждой клеточкой, за рулем была решительна, уверена в себе, бесстрашна и ни разу не попадала в аварии, даже самые незначительные. Что поделаешь, талант.

    Видя, что его просьбу презрительно проигнорировали, Гарик не стал настаивать и, приняв возможные меры безопасности, положился на волю судьбы. Машина у Кары была дорогая, с высокой степенью защиты пассажиров, полностью укомплектованная подушками безопасности. Авось пронесет.

    — Зачем из-за компьютера понадобилось тащиться в офис? Дома у отца тоже есть комп. Можно было залезть в него, — заметила Кара, продолжая лавировать в плотном потоке.

    — Нельзя. Лариса забрала компьютер к себе, а сегодня увезла его в офис.

    — Зачем он ей понадобился?

    — Очевидно, затем же, зачем и нам. Хочет в нем покопаться, — усмехнулся Нестеров.

    — Что вы надеетесь там найти?

    — Для начала хотелось бы просмотреть почту.

    — И вы уверены, что сможете взломать пароль? Или он вам уже известен? — заинтересованно взглянула на него Кара. Если машины были ей подвластны, то с компьютерами она была на «вы».

    — Думаю, что справлюсь. Но для начала нам надо продумать, как попасть в офис, не привлекая внимания. Не хотелось бы, чтобы о нашем визите доложили Марату, — озабоченно заметил Нестеров. — Вы бывали в офисе отца?

    — Разумеется. Накануне вашего приезда.

    — В таком случае подумайте, как нам добраться до его кабинета, — попросил Гарик.

    — Лучше всего выдать вас за моего приятеля. В офисе вас пока не знают, — Кара задумчиво окинула Нестерова взглядом. — Вам надо снять пиджак, галстук, закатать рукава рубашки, пиджак непринужденно перекинете через плечо, на нос — темные очки, и еще жвачка. Знаете такой общепризнанный типаж плейбоя? Расслабленный. Элегантный. Незамороченный.

    — Наивно, но может сработать. «С кем приезжала Карина? С каким-то приятелем. Богатенький лоботряс». Пойдет. К тому же, по мнению Марата, я все еще на переговорах в некой закрытой фирме, — заметил Гарик.

    — А что за фирма? — заинтересовалась Кара.

    — Так, ничего особенного. Держат мои приятели. Широкая сфера интересов для узкого числа клиентов, — отшутился Нестеров, не желая откровенничать. Впрочем, Кара с самого начала была уверена, что он держит в рукаве несколько козырей и полностью откровенен с ней не будет. Пока.

    Карина отнюдь не считала, что стоит затащить мужчину в постель, как он тут же забудет обо всем на свете и на радостях выдаст тебе все тайны, но исторический опыт приводит множество примеров, когда умные, красивые женщины превращали мужчин в покорное орудие в собственных руках. Главное — задаться целью.

    Кара не считала себя опытной искусительницей, но попробовать, пожалуй, стоит. В крайнем случае она сдаст его Марату, и тот с помощью утюга и паяльника выудит из него всю правду.

    — Елки! — воскликнула Кара, подъезжая к офису. — Лариса здесь.

    — Лариса? Очевидно, что-то случилось. Она планировала первую половину дня сидеть у себя в магазине… — напрягся Гарик. — Планы придется менять. Вы идете на разведку, а там посмотрим.

    — Как хотите. Но учтите, потом я вас внутрь провести не смогу, — после короткого раздумья проговорила Кара. — Лучше я позвоню Ларисе и спрошу, в чем дело.

    — Слишком прямолинейно. И с чего вы взяли, что что-то случилось? — недовольно возразил Нестеров, противореча самому себе.

    — Ладно. Поступим иначе, — легко согласилась она, доставая айфон.

    — Что вы делаете? Карина?! — заметно нервничая, тормошил ее Нестеров. — Объясните, что вы задумали? Взбалмошная девчонка!

    Но лицо Кары было безмятежно, как изваяние Будды, она даже бровью не повела.

    — Лариса? Привет, это я. Я знаю, что ты всегда занята, — после секундной паузы отмахнулась Кара. — Где ноутбук отца? Он мне срочно нужен… Лариса, у меня тоже дела и бизнес. И не менее важный, чем у тебя. Это МОЙ бизнес. У меня на носу открытие магазина в Нью-Йорке! Какое мне дело до твоих совещаний! — В голосе Кары зазвучали скандальные, почти истерические нотки, при этом лицо ее оставалось совершенно спокойным. Вот и верь после этого женщинам, сделал банальный вывод Гарик.

    — Что значит «продали»?! Что у вас происходит?.. А ты где была? Надо немедленно что-то делать! Поднимать на ноги юристов! — Теперь ее голос звенел неподдельным волнением. — Я еду к вам! Что значит «не надо»? Это и моя компания, если ты не забыла! — Кара бросила трубку на торпеду и, словно окаменев, уставилась в какую-то точку на лобовом стекле.

    — Карина, в чем дело? Что произошло? Кара! — Теперь уже Гарик не был склонен миндальничать, случилось что-то нешуточное. И он должен знать что.

    Он развернулся к девушке всем корпусом и, взяв ее за плечи, как следует тряхнул.

    — В чем дело?

    Кара посмотрела на него холодным, отстраненным взглядом:

    — Наша компания продана неизвестной фирме в офшоре.

    То, как она прожигала Гарика взглядом, навело его на очевидную мысль.

    — Я не имею к этому никакого отношения, — твердо сказал он, глядя Карине в глаза. — Борис сам продал компанию? Или это сделали после его исчезновения?

    Кара поколебалась, но решила все же ответить. В конце концов, если за этим стоит Нестеров, ему и так все известно. А если кто-то другой, хуже уже не будет.

    — Отец незадолго до исчезновения переоформил компанию на доверенное лицо, не хотел при разводе делить имущество с Машкой. Это его последняя жена. Это выяснилось только сегодня. А заодно выяснилось, что кто-то составил фиктивный договор купли-продажи от имени этого доверенного лица, и теперь наша компания перешла в собственность какого-то офшора.

    — Интересно, — откидываясь на спинку сиденья, проговорил Гарик. — Очень интересно.

    — Что именно? — с откровенным сарказмом спросила Карина.

    Гарик взглянул на нее и опомнился.

    — О, простите. Я сочувствую вам всей душой. Но думаю, что ничего еще не потеряно. И в любом случае нам необходимо найти Бориса. Живого или… — Тут Гарик снова замялся, отметив с неудовольствием, что несет его сегодня совсем не туда. — В общем, найти.

    — Да уж. Не помешало бы, — сухо согласилась девушка. — Сейчас мы идем в офис. Лариса находится в кабинете Чемезова. Вас я оставить в кабинете отца не могу, уж простите. В данных обстоятельствах градус моего доверия к вам и вообще к кому бы то ни было крайне невысок. В этой связи непонятно, что с вами делать.

    — Оставьте меня в его приемной под присмотром секретарши, — предложил Гарик. — Вряд ли туда заглянет Лариса. Ей просто нечего там делать.

    — Почему вы так уверены?

    — Это элементарно. К тому же кабинет находится в тупике, без дела в приемную никто заглядывать не станет, а в отсутствие хозяина кабинета там и вовсе делать нечего, — равнодушно пожал плечами он.

    — Ладно, уговорили. Идемте. Надеюсь, Марат не вертится где-нибудь в холле.

    — Марат сейчас должен находиться на общем совещании. Дело напрямую касается безопасности фирмы.

    Геннадий Сергеевич сладко потянулся, прокашлялся, открыл глаза и с удивлением вгляделся в незнакомый потолок, украшенный витиеватой лепниной. Несколько минут полежал неподвижно, собираясь с мыслями, потом повернул голову и взглянул на лежащую рядом сладко спящую женщину. Одеяло сползло с ее обнаженной спины, представляя взору Геннадия Петровича изящно изогнутую фигурку. Взглянул равнодушно, без радости или неудовольствия. Так же, как сейчас глядел на потолок.

    — Маруся. Маруська, — легонько пихнул он женщину в бок. — Маня, просыпайся. Мне на работу надо собираться. Сооруди чего-нибудь похавать.

    Она что-то сонно промурлыкала. Перевернулась, покрепче прижалась к Геннадию Сергеевичу, закинула на него длинную загорелую ножку и продолжила спать.

    — Ну нет, голубушка. Досыпать будешь после. Мужика кормить надо, — похлопал ее по плечу Таволжанин. — Маруська! Просыпайся.

    — Геночка, ну что ты так кричишь с утра? — заворочалась недовольная Маша. — И что это за «Маруська»? Я терпеть не могу это имя.

    — А мне нравится, — отрезал Геннадий Сергеевич, придерживавшийся мнения, что баб баловать не стоит — сразу на шею сядут. А он этого не выносил. — Давай, топай на кухню и приготовь завтрак посытнее, мне на работу надо.

    — Ген, ну что ты так торопишься? Сейчас прислуга придет и приготовит. А мы пока можем еще подремать. — И она нежно провела рукой по его груди, соскальзывая вниз под одеяло.

    — Не сейчас, — остановил ее Таволжанин. — Сейчас у меня дела. Я иду в душ. Ты на кухню. С прислугой придется сократиться. Вам двоим с сыном такой штат не нужен, да и с деньгами, хочу тебе напомнить, у тебя сейчас напряженно. Я, конечно, помогу, но кормить ораву дармоедов не собираюсь. Нянька и уборщица. Это все. — Он решительно поднялся из постели и, натягивая арчуговский халат, с насмешливым самодовольством посмотрел на вытянувшееся лицо арчуговской вдовушки.

    Вчера вечером Маше удалось затащить Таволжанина в постель, и засыпала она со счастливой уверенностью, что обеспечила себе на ближайшее время сытую безбедную жизнь, неограниченное финансирование и защиту от жадных стерв — дочерей Бориса.

    Но утром все пошло как-то не по плану. Во-первых, ее ни свет ни заря разбудили. Борис никогда в такую рань не вставал. А если вставал, то никогда ее не будил. Никогда. Во-вторых, не требовал завтрак. Или сам варил себе кофе, или прислугу просил приготовить что-нибудь. Либо ехал завтракать в ресторан. Марии привычки бывшего мужа нравились. Иногда они завтракали вместе. Давно, конечно. Но чтобы ее вот так! Как какую-то девку!

    За годы жизни с Арчуговым Маша избаловалась, привыкла к сытой бездельной жизни, к тому, что ей все должны, и отчего-то считала, что так оно всегда и будет. И теперь с крайним неудовольствием смотрела на топчущегося возле кровати Таволжанина.

    Геннадий Сергеевич с презрительной насмешкой наблюдал за избалованной девкой, валяющейся на кровати с обиженно надутыми губками. Да, распустил тебя Борис, но ничего.

    Еще вчера вечером, когда Машка лезла из кожи вон, ублажая его и затягивая в койку, он предвкушал, как утром поставит ее на место. Да, он поможет ей деньгами, да, позволит им со щенком остаться в этой квартире и будет подкидывать бабки, но плясать под ее дудку не собирается. Она должна знать, кто здесь хозяин. И никаких капризов и фокусов. Таволжанин всегда был жестким со своими женщинами, не позволял им вольностей и всегда считал: кто платит, тот и заказывает музыку. А потому его бывшая и единственная жена получила ровно столько алиментов, сколько он ей назначил, и никогда не просила у него ни копейки. О том, что его жена ушла от него к другому по собственной воле и что другой этот был обычным университетским преподавателем, и о том, что она сама отказалась от денег и барахла, Геннадий Сергеевич всячески старался забыть. Лена, его Лена, которую он так долго завоевывал, девочка из приличной семьи, с высшим образованием, бросила его, дремучего, неотесанного хама, бандита и стяжателя! Нет. Этих слов она ему не говорила, но Геннадию Сергеевичу было достаточно ее взгляда. Бросила сама, со всеми его деньгами и достижениями, фирмами и компаниями, фондами и липовыми, купленными почетными званиями, объяснив свой поступок просто: никакие деньги не заменят в человеке человека. И ушла, не добавив ни слова, оставив ему на память норковые шубы, бриллиантовые кольца и прочую мишуру. А алименты тратила исключительно на их дочь. И Оксанка выросла не его дочерью. Совсем на него не похожа. Такая же гордая, как мать, такая же презрительная, и ей точно так же нет дела до его подачек. Хотя образование он ей все-таки оплатил, и сейчас Оксанка живет в Англии, работает и больше не принимает от него ни копейки. Отказываясь всегда очень вежливо, но твердо. Чужие люди. Таволжанин с трудом подавил вздох и с раздражением взглянул на развалившуюся на кровати глупую, жадную корову, которая за копейку мать родную продаст, голая на арене спляшет и переспит с любым уродом. За копейку.

    — Иди жрать готовь, — бросил он ей зло и потопал в ванную.

    «Хам, — сердито думала Маша, натягивая на себя халат. — Сволочь. Натуральный хам, — злилась она, жаря яичницу. Удивительное дело, что она еще не забыла, как это делается. Ну ничего. Она потерпит, недолго осталось. — Где этот кофе? Куда они его запихали?» — ругалась Маша, шаря по шкафам в поисках кофе, сахара и чашек. Хозяйкой на собственной кухне она никогда не была.

    Она потерпит, дождется своего часа и ударит в спину. Пусть он не рассчитывает, что она будет у него на побегушках! Секс ему не понравился? Или, может, он рассчитывает, что она его теперь будет обслуживать в счет жалких подачек? Маша зло рассмеялась. Не будет! Пусть выкусит! И она показала в сторону спальни кукиш.

    Нет. Нарываться на скандал не стоит. Стоит закусить губу и потерпеть. Притворяться, унижаться, прислуживать. Но все до поры до времени. И она точно знает, до какой поры и до какого времени. Этот грубый боров, это животное считает ее тупой, недалекой дурой, глухой к тому же, вот и чудненько. Пусть продолжает! Хорошо смеется тот, кто смеется последний! Маша составила на поднос результаты своих кулинарных усилий и понесла в столовую.

    Секретарша Арчугова был хорошенькой. Очень хорошенькой. Стройная брюнетка, невысокая, но с аппетитными формами и тонкой талией.

    В отсутствие шефа она скучливо перекладывала на компьютере пасьянс и подсушивала свеженакрашенные ногти.

    — Бонжур, — игриво поздоровался Гарик, входя в приемную, вследствие чего тут же поймал возмущенный взгляд Кары.

    — Добрый день, — сухо поздоровалась та с секретаршей. — Это мой знакомый, он подождет меня в приемной, пока я разберусь с делами. Присматривайте за ним.

    Гарик не обиделся. Он одарил секретаршу лучезарной улыбкой, плюхнулся на диван и с самым безмятежным видом достал айфон.

    В присутствии Нестерова Кара не желала демонстрировать охватившую ее панику. Отец пропал, компанию украли, что с ними будет? Что будет с ней? Как она сможет выкрутиться? Мысли проносились в голове с невероятной стремительностью. Пока был жив отец, она могла месяцами не вспоминать о нем, не думать, но знала, что он есть, есть тыл. И даже когда он исчез, она не испытала ни страха, ни неуверенности. Все наладится, они с Ларисой во всем разберутся. Да, придется повоевать с Машкой, потом между собой, поделить наследство, взять контроль над компанией в свои руки, жестко руководить процессом. О каких глупостях она думала! Какие наивные планы строила! Почему не подумала сразу же о том, что люди, похитившие отца, хотели отнять его бизнес? Только и всего! И они это делают. Решительно и планомерно. А они с Лариской, как две дуры, строили кровожадные планы по борьбе с отцовской женой. Нашли врага! Наивные, самонадеянные идиотки! Но ладно они. Им простительно. О чем думали Чемезов, Беженаль, Марат? Уж эти-то волки должны были просчитать возможные последствия!

    Кару мелко трясло от паники. И по короткому коридору от одного кабинета до другого она шла бесконечно долго.

    Что мне теперь делать? Как быть? Где брать средства для развития собственного магазина и что будет с отцовской долей? Взять кредит в банке? Это возможно, проценты пустяковые, но вот неизвестный враг, присвоивший их компанию, будет ли он иметь влияние на ее дела? И сможет ли она справиться со всем самостоятельно? А может, все отменить? Продать, пока не поздно, через аукцион предметы искусства, отказаться от аренды помещения? Что делать? Самое худшее заключалось в том, что ей не с кем было проконсультироваться, посоветоваться. Она никому не доверяла.

    Когда Кара распахнула дверь кабинета, ей почудилось, что из раскаленного жерла вулкана она мгновенно перенеслась в зону арктического холода. Казалось, царящая в кабинете тишина морозно похрустывала от дыхания собравшихся.

    — Кара! — Навстречу ей поднялся Беженаль, разрывая своим движением оковы ледяной стужи, с неуместно радостной улыбкой на лице, гостеприимный и любезный. Остальные молча кивнули в знак приветствия. — Присаживайтесь. Может быть, чаю или кофе?

    — Благодарю. Ничего, — вливаясь в общий настрой, коротко, почти грубо отказалась Кара. — Объясните мне четко, подробно, как это случилось?.. Пожалуйста.

    После короткого обмена взглядами слово взял Чемезов.

    — Потрясающе! Так просто и так эффективно, — скривив губы, проговорила Кара, выслушав рассказ. — И что вы предприняли?

    — Виталий Владиславович со своей командой уже наложил на компанию арест. Подали заявление в прокуратуру, задействовали все возможные связи, сейчас выясняем, кто именно стоит за офшором. Делаем все возможное.

    — Какие у нас шансы вернуть компанию? — скрещивая на счастье пальцы, спросила Кара.

    — Высокие, — неопределенно ответил Чемезов.

    Последовало затяжное молчание.

    — Нужен Борис, — наконец прервала паузу Лариса. — Нам нужен Борис!

    Чемезов выразительно приподнял брови.

    — В любом виде. Нам нужна определенность. И вы должны были иметь хоть какое-то представление о происходящем! — зло выкрикнула Лариса. — Что-то же должно было этому предшествовать! Что происходило в последнее время подозрительного? Марат! За ним следили? Ты своих людей проверял? Ты в них уверен?

    Когда спустя час Кара, все такая же нервная и потерянная, появилась в приемной отца, Нестеров сидел на краешке стола секретарши и беззаботно шутил с ней за чашечкой кофе. Девица смеялась, запрокинув голову и демонстрируя длинную стройную шею и вываливающийся из декольте, мелко трясущийся от смеха бюст. Сцена была отвратительная. И без того взвинченная Кара едва сдержалась от резких замечаний, но кое-как справилась с собой, не желая унижаться, и лишь высокомерно бросила, проходя мимо:

    — Я поработаю в кабинете отца. Проследите, чтобы меня не беспокоили. — И, не взглянув на Нестерова, прошагала в кабинет.

    Гарик у нее за спиной заговорщицки подмигнул секретарше, та понимающе улыбнулась, он вздохнул и, прихватив пиджак, направился следом за Карой.

    — Итак? — раздался позади нее собранный деловой голос.

    Она обернулась и с удивлением увидела стоящего возле стола Нестерова. Не легкомысленного плейбоя, минуту назад заигрывавшего с секретаршей, а серьезного, солидного бизнесмена, делового человека, у которого на глупости нет времени.

    — Рассказывайте все подробности, — присаживаясь возле стола, потребовал Гарик.

    Кара, изумившись произошедшим в новом знакомом переменам и скорости, с которой он перевоплотился, полностью сменив личину, в очередной раз от комментариев удержалась. Сдержанность вообще была ее отличительной чертой. И часто помогала с достоинством выходить из щекотливых ситуаций. Лишний раз не ляпнул от волнения или растерянности глупость — уже выиграл.

    Усевшись за отцовский стол, она коротко передала содержание переговоров, обрисовав Нестерову ситуацию, и без того уже ему в общих чертах известную.

    — Что ж. Этим вопросом уже занимается руководство компании, думаю, здесь мы ничем помочь не сможем, — заключил после короткого раздумья Гарик. — Нам лучше сосредоточиться на поисках Бориса.

    — Нам или вам? — спросила Кара, все еще не забывшая ни секретаршу, ни реакцию Нестерова на известие о захвате компании.

    — И мне, и вам, — не моргнув глазом ответил он. — А потому уступите мне место за столом, я попробую вскрыть почту Бориса.

    Делать было нечего, спорить не о чем, и Кара молча уступила место.

    Нестеров сел за стол, открыл комп, вставил свою флешку и тут же забыл о девушке. Минут через десять щелканья по клавишам и сосредоточенных раздумий он распорядился подать кофе, и Каре пришлось в очередной раз воздержаться от комментариев. Нестеров не хотел ее унизить, он вообще о ней не думал, он решал задачу. И Кара велела секретарше сварить кофе, но не приносить в кабинет, а просто сообщить, когда все будет готово. Вид хозяйничающего в компе Нестерова мог произвести на секретаршу слишком сильное впечатление, которое повлекло бы за собой ненужные действия в виде доклада Чемезову или, еще хуже, Марату.

    Пришлось выдержать насмешливый, понимающий взгляд секретарши.

    Кара с интересом наблюдала за Нестеровым. Сосредоточенно щелкающий клавиатурой, он сейчас был больше похож на профессионального хакера, чем на бизнесмена. Что там рассказывал про него Марат? Винодельни, пивоварни?

    Хм. Возможно. Но отчего-то в данный момент Каре представлялось, что и то и другое было скорее вложением капитала, заработанного в иной сфере. Хобби. Виноградники, как правило, приобретают люди преуспевшие и очень небедные. Пивоварни — другое дело. Они могут приносить реальный доход, и весьма немалый. Но на пивовара Нестеров похож не был. И толстое пивное брюшко тут ни при чем.

    Глядя, как ловко он управляется с чужим компьютером, Кара не сомневалась, что Нестеров его вскроет и выудит всю необходимую им информацию. Вспоминая о его мгновенных перевоплощениях, а также о его внезапном появлении в их доме, девушка задумалась, настолько подобные навыки характерны для обычного бизнесмена. Пусть и очень успешного. Хорошее владение компом? Возможно, как следствие полученного в юности образования. Хитрость и коварство — также верные спутники удачливого предпринимателя, но вот их выражение… Положа руку на сердце, Нестеров больше был похож на агента 007, чем на обычного бизнесмена. Даже если этот бизнесмен российский.

    Закономерным следствием этого заключения стал вопрос: насколько Марат глубоко копнул при проверке Нестерова? Кара была плохо знакома с Маратом, но последних дней ей хватило, чтобы сделать очевидный вывод: Марат — птица невысокого полета. Он возглавлял охранное подразделение компании и с этим делом справлялся уверенно. Хулиганы на территорию фирмы не проникали, на ее руководство никто не нападал. До недавнего времени. Сотрудники подразделения службу свою несли исправно, стоя на входе в каждый магазин или офис. Но и только. А еще Марат шпионил для Ларисы.

    Кара знала, что важные вопросы безопасности отец решал сам. У него были связи в силовых ведомствах, судя по всему, на весьма высоком уровне. Это были люди, к которым он мог обратиться в случае возникновения проблем. Крышей такие знакомства назвать нельзя. Связи. Жаль, что с Карой он ими не поделился! А с другой стороны, зачем ей в Америке эти связи?

    Пока отец был жив, проблем в Карининой жизни не возникало, а к подобному повороту событий никто из них не готовился. Ни она, ни Лариса, ни руководство компании.

    Быть может, контакты отца хранятся в компьютере? Задумчиво приподняв одну бровь, Кара взглянула на колдующего за ноутбуком Нестерова. Вряд ли. А как еще можно собрать сведения на Георгия Глебовича, не прибегая к помощи Марата? Вопрос ее заинтересовал, и девушка стала всерьез обдумывать возможные варианты.

    — Готово! — торжествующе объявил Нестеров, вырывая Кару из размышлений.

    — Что готово? — выныривая из глубин собственных мыслей, спросила она.

    — Я обеспечил доступ в компьютер и почтовые ящики. Их у вашего батюшки было несколько. Надеюсь, мы получили доступ ко всем, — откидываясь на спинку кресла и забрасывая руки за голову, сообщил Нестеров. — Думал уже, что сам не одолею. Я все-таки не профессиональный хакер, а любитель высокого класса, — поделился он, разминая плечи и спину. — Теперь надо поторапливаться. Мы и так тут просидели будь здоров. Не дай бог кто-нибудь из руководства заглянет, еще хуже — Марат.

    Он достал другую флешку и принялся скачивать всю информацию подряд.

    — Дома разберемся, — пояснил он, поймав вопросительный взгляд Кары. — Находиться здесь дольше рискованно.

    — В таком случае я настаиваю на том, чтобы флешка хранилась у меня. — Поймав задумчивый взгляд Нестерова, Кара жестко добавила: — Или так, или я вызываю Марата.

    Она не шутила, и Нестеров это понял.

    — Договорились.

    Достойная дочь своего отца. Руку откусит при случае, заключил Гарик, закрывая комп.

    Кара его то и дело удивляла. Он прекрасно видел, как ей не понравилось его общение с секретаршей. Но она смолчала. Ни одного замечания. Он обратил внимание, как стоически она восприняла новость о неприятностях с компанией. От такого известия и он бы потерял самообладание, выругался бы как минимум. Кара же снова смогла справиться с эмоциями. Такой силе духа позавидует и мужчина. Ведь недаром кто-то из мудрых сказал: «Владеющий собой владеет миром».

    Карина решительно шагала по офису и, несмотря на стройную фигурку и элегантное платье, выглядела как фельдмаршал, производящий смотр войск. Нестеров поспешал за ней, разыгрывая беззаботного плейбоя.

    Заговорили они только в машине.

    — Мне удалось наладить контакт с секретаршей вашего отца и даже назначить ей вечером свидание, — устраиваясь на пассажирском сиденье, сообщил Гарик.

    — Я заметила, — ровно ответила Кара, но на этот раз ее выдали сверкнувшие из-под ресниц глаза. Значит, все-таки ощутимо задело.

    Отчего этот факт так порадовал Гарика, он сказать затруднялся, да и некогда было сейчас заниматься разбором собственных эмоций.

    — Надеюсь, она окажется нам полезной. Секретарши, даже самые бестолковые, являются кладезем полезной информации о своем шефе, хотя сами иногда об этом не догадываются.

    — А просто поговорить с ней не пробовали или свидание вам кажется более продуктивной формой допроса? — с едва уловимой ноткой сарказма спросила Кара.

    — Кажется более продуктивной, — бесстрастным голосом ответил Гарик. — Человек в расслабленной обстановке, не ожидающий подвоха, всегда будет более откровенен.

    — Ну что ж, у вас на сегодня плотный график. Обед с Риммой, ужин с секретаршей. А я, пожалуй, от скуки займусь изучением содержимого папиного компьютера, — с легким вздохом проговорила Кара, безотчетно стремясь задеть Нестерова.

    — Римма! — воскликнул Гарик, взглянул на часы и тут же принялся набирать номер. — Римма? — чуть приглушенным голосом проворковал он в трубку.

    Именно проворковал! Лицемер и двурушник, возмущенно фыркнула Кара. Это ж надо, до чего мужчины коварны и беспринципны, а еще обвиняют нас, женщин, во всех грехах! Да за собой бы лучше последили! Впрочем, Кара никогда не обольщалась насчет сильного пола. Да и сильным он называется весьма условно.

    — Римма, я должен перед вами извиниться, у меня случился форс-мажор. Я никак не успеваю на нашу встречу. Увы. Переговоры затягиваются на неопределенное время, — вздыхал Нестеров, всячески демонстрируя разочарование. — Поужинать? Боюсь, сегодня не получится, приглашен на деловой ужин в мужской клуб.

    Врун! А ведь голос звучит так искренне, сама бы поверила, если бы не знала, что врет, отвернувшись от Нестерова, закатывала глаза Кара. Давала хоть какой-то выход эмоциям.

    — Вы меня простите? Ну разумеется, исправлюсь и компенсирую испорченный день! — сюсюкал в трубку он.

    — Итак, — мгновенно преображаясь, проговорил Нестеров, едва закончив разговор и в очередной раз демонстрируя внутреннюю гуттаперчевость, — предлагаю поступить следующим образом. Сейчас мы где-нибудь пообедаем, а затем устроимся в моем номере в отеле и изучим содержимое компьютера Бориса Аркадьевича. Вдвоем.

    — У вас имеется номер? — удивилась Кара.

    — Да. Снял сегодня утром для оперативных нужд. Не можем же мы с вами разбирать добычу на глазах у заинтересованных лиц, особенно этой жуткой домоправительницы? Просто гарпия, а не женщина! — передернул плечами Гарик. — А самое отвратительное, что она шныряет по дому и за всеми шпионит. Не замечали? — Кара пожала плечами. — Интересно, для кого? Но точно не для Ларисы. И вообще, наше с вами сотрудничество лучше до поры до времени не демонстрировать, — пояснил он.

    И Кара была вынуждена с этим согласиться.

    Обед прошел в нейтральной обстановке, разговоры велись исключительно на посторонние темы.

    Номер Нестеров снял в гостинице «Москва».

    — Какой странный выбор, — скептически заметила Кара, входя в холл гостиницы.

    — Это большой отель, достаточно демократичный. Мы не будем здесь бросаться в глаза, к тому же никому не придет в голову искать нас здесь. И вообще, мы не собираемся здесь жить. Только работать. Так что нечего капризничать, — подмигнул ей Гарик, подходя к стойке портье.

    19 мая 2017 г.

    — Паша! — Голос жены не предвещал ничего хорошего, и капитан Сафонов, никудышный муж и отец, сутками пропадающий на службе и совершенно не интересующийся жизнью семьи, пугливо втянул голову в плечи. — Сколько можно тебе звонить? Я уже два часа тебя набираю! Ты что, не видел вызовов?

    — Тань, я все видел, но не могу же я посреди совещания на личные звонки отвечать! Вот только что вышел, и ты звонишь.

    Все это было абсолютной и неоправданной ложью. Ни на каком совещании он не был и даже допрос не вел. А ехал в машине, но с водителем. А зная зычный голос жены и ее горячий нрав, просто постеснялся при водителе отвечать на ее звонки. Несолидно.

    Несолидно потому, что это на службе он был капитаном Следственного комитета, жестким, требовательным, результативным, уважаемым сотрудником, а дома он был человеком почти бесправным. Одним словом, подкаблучником.

    — Не ври мне! — коротко возмутилась жена. Она всегда знала, когда он врет, даже безобидную пустячную ложь видела как под рентгеном. И это пугало. Пугало, несмотря на то что жена его была женщиной некрупной, пухленькой, с умильными ямочками на щечках, по-детски ясными голубыми глазами, да и профессия у нее была более чем мирная — логопед. Работала она в детском садике, дети ее обожали, родители тоже. Все считали ее милейшим, добрейшим человеком. На работе Татьяна Николаевна никогда не повышала ласкового, спокойного голоса и только с Павлом Петровичем загадочным образом превращалась в грозную боевую единицу, держащую в страхе и трепете собственного мужа. На сына ее волшебные качества не распространялись. А жаль.

    — Танечка, ну честное слово, — по инерции промямлил капитан и тут же решил переключить внимание жены на более насущные вопросы. — У тебя что-то случилось?

    — Ну, если проблемы НАШЕГО сына тебя больше не касаются, то можно сказать и так, — язвительно заметила она, и Павел Петрович, словно наяву, увидел ее укоризненное выражение лица.

    — С Никитой что-то? — проявил искреннюю озабоченность капитан, решив не ступать на скользкий путь выяснения отношений — все равно проиграешь.

    — С Никитой? Даже имя не забыл? — съязвила жена. — Да, с Никитой. На дворе конец мая. На следующей неделе последний звонок! До начала экзаменов десять дней осталось, а этот лоботряс опять школу прогулял! Мне сегодня Эмма Аркадьевна звонила! А вчера отменил репетитора, соврав, что ему придется весь вечер в школе хвосты сдавать. Кстати, у него неаттестация по пяти предметам! Ты понимаешь, что это значит? Это недопуск к ЕГЭ! На занятия к репетиторам приходит неподготовленный, как зритель в театр. Мамочка с папочкой абонемент купили, вот он и ходит. Обществознание — сложнейший предмет! Профильный! Хоть бы раз за неделю учебник открыл! А тебе все до лампочки! Зарплату домой принес, откупился от семьи — и на работу. Там интереснее! — Танин голос, вырываясь из телефонной трубки, заполнял собой кабинет, заставляя мелко дребезжать стекла в шкафу.

    В кабинет заглянул Серега Скворцов, приветственно кивнул и, не обращая внимания на капитанскую мимику и не дожидаясь приглашения, с самым довольным выражением лица протопал к начальственному столу.

    Павел Петрович вздохнул, недовольно зыркнул на подчиненного и плотнее прижал к уху трубку.

    — Таня, я все понял. Надо принимать срочные меры. И мы обязательно с ним сегодня же побеседуем, когда я вернусь с работы, — дипломатично, подчеркнуто официальным голосом проговорил капитан, надеясь на феноменальную чуткость жены. Увы, феноменальная чуткость срабатывала только в одной узконаправленной плоскости — когда капитана надо было выводить на чистую воду.

    — Когда? В час ночи? Когда ты над тарелкой с ужином будешь засыпать? — прибавила громкости жена. — Ты понимаешь, что надвигается катастрофа? Ты понимаешь, что этот дурень жизнь свою сломает? Если он не наберет нужный балл, о поступлении можно будет забыть! Это что, только меня волнует?

    — Нет, конечно, — поспешил заверить капитан, сердито взглянув на Серегу. Что за манера лезть в кабинет без приглашения? Совершенно распустились!

    — Ты знаешь, почему он так себя ведет? Потому что чувствует твою поддержку.

    — Мою?! — искренне изумился Павел Петрович.

    — А чью? Тебе на все наплевать — и ему так же. Ты считаешь: авось проскочит, — и он тоже.

    — Да нет. Танюша…

    — Да!!! Ты распустил сына! Ты совершенно им не интересуешься! У парня такой важный период в жизни, ему нужна твердая рука, жесткий контроль, а где он? — напирала жена.

    — Но, Танечка, ты ведь… — вновь попытался вклиниться капитан.

    — Я? Опять я?! Всю ответственность на меня спихнуть хотите? Я плохой полицейский, ты хороший?

    И тут до капитана дошло. Жена просто переволновалась, устала, и ей надо срочно выпустить пары. Он с облегчением выдохнул и уже совсем другим тоном продолжил:

    — Танечка, что бы ни случилось с Ильей, ты самая лучшая мать на свете. Ну кто бы еще столько делал для семьи? — Крики прекратились, в трубке раздалось сопение. — Конечно, ты устала. Такое напряжение! От меня помощи никакой. Никита совершенно от рук отбился. Надо его пропесочить. А тут еще последний звонок, и репетиторы.

    — Вот именно, — слабым голосом поддакнула жена. — У меня уже нервов не хватает.

    Докопавшись до сути, Павел Петрович быстро и тактично свернул разговор с женой, пообещав прийти домой пораньше.

    — Ну что у тебя? — повернулся он к Сереге, старательно изучавшему потолок в кабинете. — Не мог в коридоре подождать?

    — Виноват, — без намека на раскаяние отрапортовал Сергей. — А у меня интересные фактики. Сегодня все семейство Арчуговых за исключением его жены собралось в офисе совместно с руководством фирмы. На лицах собравшихся легко прочитывались следы паники.

    — Откуда такие сведения? — не особо воодушевляясь, поинтересовался капитан, все еще обдумывая разговор с женой. Великовозрастный дитятя капитана оканчивал одиннадцатый класс, и, как все нормальные люди, супруги Сафоновы всей душой мечтали и надеялись, что сыночек поступит в престижный вуз, получит востребованную профессию, устроится в жизни. Сафоновы метили на юридический. Рассматривали Университет МВД: парень у капитана рос спортивным, имел разряды и с нормативами справился бы играючи. Вот только учеба…

    — Я свой человечек в офисе компании, — хитро прищурившись, самодовольно сообщил Сергей и разочарованно спросил: — Павел Петрович, вы меня слышите?

    Капитан услышал обиженный голос Сереги Скворцова и, вздохнув, успокоил:

    — Да слышу я тебя, слышу. С секретаршей снюхался?

    — Не-ет. С уборщицей. Екатерина Ивановна. Славная такая бабулька. Образованная. До пенсии работала в театре, комедии, что ли? В отделе кадров. Сплетни любит самозабвенно.

    — А что ж она в театре не осталась, раз сплетни любит? — криво усмехнулся капитан.

    — Она бы осталась. Да театр на реконструкцию закрыли, вот и пришлось новое место искать, а у Арчугова в фирме красиво, как в музее, и платят хорошо, и на работу абы кого не берут, поскольку вокруг материальные ценности. К тому же, бывало, к нему всякие там известные личности заезжали. Не в магазин, а прямо к нему, он их кофе угощал в кабинете, а потом уже вел в зал диковинки показывать, или если под заказ вещицы доставал, то прямо в кабинете дела и заканчивали, — с удовольствием рассказывал Сергей. — Он ведь, оказывается, не только столиками-стуликами торговал. Екатерина Ивановна говорит, что иногда под заказ за музейными ценностями охотился. У Арчугова для этого специальные люди имелись. В фирме они не появлялись, конечно.

    — Если не появлялись, то откуда о них уборщице знать?

    — Я же говорю, вся жизнь в отделе кадров, плюс характер. У нее уши как локаторы, ни одно слово не ускользнет, а еще старушонка выводы умеет делать, складывать два и двадцать два, — заливался Серега об уборщице. — Клад, а не старушенция!

    — Ну и чего она там сложила? — постепенно забывая о домашних проблемах, заинтересованно спросил капитан.

    — Так вот, господин Арчугов, несмотря на статус, доходы и целую сеть антикварных салонов… Хотя что эти магазины? Антиквариат — не картошка, за ним каждый день в магазин бегать не будешь, — тут же сам себя поправил Сергей. — Так что основные бабки он зарабатывал на заказных вещах.

    — Поподробнее.

    — Ну, звонил ему заказчик и говорил, к примеру: хочу бюро из Версальского дворца. И Арчугов доставал. Стоило это, конечно, ого-го, но желающие находились.

    — Ясно, — оборвал его капитан. — В фирме из-за чего шум-гам был? Из-за такого заказчика?

    — Нет, — Серега навалился грудью на стол, подавшись всем телом к начальству, — ЧП у них произошло вселенского масштаба!

    — Серега! — строго одернул подчиненного капитан.

    — Что? — встрепенулся тот. — Компанию у них сперли!

    — Что значит «сперли»?

    — То и значит. Екатерина Ивановна рассказала, что сегодня с утра к Чемезову, это заместитель Арчугова, пришла какая-то баба по фамилии Кротова. Екатерина Ивановна в журнале подсмотрела у охранника, — азартно рассказывал Сергей. — Посидела полчаса, затем в кабинет пригласили Беженаля, это их юрист, фамилия такая, еле запомнил, затем финдиректора. А воздух вокруг кабинета ну просто гудел от напряжения! У Екатерины Ивановны на такие дела нюх. Ну она и затеяла генеральную уборку в приемной, стала мебель полиролью покрывать.

    — Ну, просто профессиональный шпион! — усмехнулся Павел Петрович.

    — Я же говорю, ценный кадр, — поддакнул Сергей. — Так вот. Потом Кротова ушла. Бледная, нервная, еле-еле выход нашла. Тут уж Екатерина Ивановна проявила чудеса предприимчивости и подслушала возле щелки на полу, в чем там у них дело. Арчугов незадолго до исчезновения фирму свою на эту самую Кротову оформил, чтобы жене меньше денег отстегивать после развода, и никому ничего не сказал.

    — Какой жук! — крякнул капитан. — И что, теперь эта Кротова с них денег хочет?

    — Нет. Она денег не хочет, судя по всему, она очень боится, что и ее вслед за Арчуговым того… И жутко хочет от фирмы избавиться.

    — Так в чем вопрос? Переоформят обратно на кого-нибудь, и дело с концом. Или они теперь добро поделить не могут?

    — Могут. И так наверняка бы и сделали. Однако возникло «но», — загадочно поднял палец вверх Сергей.

    — Слушай, хватит паясничать! Выкладывай, что там происходит, — сердито поторопил его капитан, не любивший в рабочих вопросах театральных эффектов.

    — Во время заседания выяснилось, что буквально накануне некто купил у Кротовой фирму за символический один доллар! — торжественно провозгласил Сергей.

    — Зачем же она к Чемезову пришла?

    — Она ничего не продавала и понятия не имела о происходящем. Вот тут-то и началась настоящая свистопляска. Примчалась Лариса, за ней Марат, за ним Карина Арчугова. Чем там дело кончилось, Екатерина Ивановна не знает. Потому что Лариса, едва явилась, уборщицу из приемной выгнала. Сказала, чтобы она не смела в рабочее время возле начальственных кабинетов крутиться.

    — Жаль. Но все равно. Нам важно не то, что они теперь предпримут, а сам факт наезда. Надо срочно выяснить, кто именно прикарманил их фирму, — озабоченно потер лоб капитан. — Вот этим и займись. К смежникам сбегай из экономических преступлений. Я со своей стороны им звякну, чтобы помогли. Эх, запахло жареным! — Он потер руки. — Глядишь, предъявим еще начальству труп несчастного антиквара.

    Не успел Сергей Скворцов покинуть начальственный кабинет, как у капитана затрезвонил мобильник.

    — Павел Петрович! — задыхаясь от возбуждения, тараторил Илья Борисов. — Вы были правы!

    — В чем я был прав? — строго спросил капитан Сафонов, не одобрявший в делах горячки, даже радостной.

    — Нашел я этого рыжего, которого Ступина видела!

    — Да ну?

    — Правда-правда! Я, как вы велели, обходил гостиницы в центре, и что бы вы думали? — не реагируя на холодность начальства, радостно докладывал Илья. — Зашел в «Европейскую», просто так, безо всякой надежды, не тот отель, сами понимаете, а портье мне и говорит: похож на нашего постояльца! — Тут уж у Ильи от собственного успеха чуть голос не пропал. — Только он, говорит, англичанин. И регистрационный журнал мне показывает. Другой бы плюнул и дальше пошел, но я на англичанина не повелся. Спрашиваю: а постоялец сейчас в номере? В номере, говорит. Ну, я переоделся у них в подсобке в форму техперсонала, менеджер отеля помогла, и пошел к нему в номер, якобы проверить фигню какую-то в туалете. А сам его незаметно щелкнул.

    — Ну, ты действительно молоток! — похвалил предприимчивого Илью капитан, потому что теперь поверил, что лейтенант и впрямь накопал что-то стоящее.

    — Ага! И сразу же метнулся к Ступиной. Показал ей фотографию, и она сразу же опознала. Только, говорит, никакой он не англичанин, а по-русски говорит, как мы с вами. Сейчас я снова в отель бегу, за ним пока местные ребята присматривают, но неплохо бы кого-нибудь из наших прислать.

    — Ладно. Дуй в отель, сейчас я туда кого-нибудь тебе на смену вышлю, а ты сам сразу же ко мне. Будем думать, что это за фрукт иностранный.

    — Значит, оказывается, к Ступиной не племянник приходил, а племянника теперь отдельно искать надо. Только у этой Колокольниковой телефон больше не отвечает, — с сожалением отметил Илья. — Что нам теперь делать?

    — Не дергайся. Этим вопросом Свистунов занимается, — успокоил его капитан.

    Интересно было бы узнать, при чем тут англичанин и что это за шкатулка. Ведь весь сыр-бор из-за нее.

    — Значит, это англичанин. Дэвид Зашеслоу, — не очень уверенно прочитал по-английски капитан Сафонов, разглядывая ксерокопию паспорта иностранного гражданина. — Действительно рыжий. Удалось проверить знание им русского языка?

    — Нет. А как? В гостинице он по-английски разговаривал, — пожал плечами Илья.

    — Надо его на улице подловить и задать какой-нибудь вопрос. Типа «Как пройти в библиотеку?» — потирая переносицу, предложил капитан. — Хорошо бы послать девушку, желательно симпатичную.

    — Можно Ксюшу, новенькую криминалистку, — тут же предложил Илья и в ответ получил строгий взгляд. — Да не кручу я с ней, просто симпатичная девчонка, можно задействовать.

    — Ладно. Можно и ее. Вопрос: что делать дальше с этим англичанином? — задумчиво проговорил Павел Петрович. — Долго его пасти мы не сможем, людей нет.

    — Задержать и допросить, — предложил Илья.

    — И что у нас на него есть? Визит к Ступиной и знание русского языка? За это не сажают. Отпечатков этого Зашислоу в квартире Колокольникова не обнаружено, свидетелей его визита к покойному тоже нет. Придумает, что был с ним раньше знаком, пришел навестить, а тот умер, вот и хотел зачем-то с родными связаться. Нет, Илья, пока его брать рано.

    — А зачем полицейским представлялся?

    — Скажет, в шутку, — отмахнулся капитан. — А то еще консула притащит и адвоката. Нам международные скандалы не нужны.

    — Ну и чего делать? — кисло спросил Илья.

    — Искать. Надо еще раз допросить Ступину. Чего-то она недоговаривает. Надо искать приятелей покойного Колокольникова, родственников, в том числе жены. И, разумеется, шкатулку. Убийце она определенно не досталась.

    — Есть. А Ксюшу посылать к англичанину?

    — Посылать. Пусть на улице подкараулит и разговорит. Мужик еще молодой, на хорошенькую девушку может клюнуть, — еще раз взглянув на рыжеватого, ничем не выдающегося англичанина, заключил капитан.

    Нестеров и Кара сидели в скромном гостиничном номере перед раскрытым ноутбуком, который Нестеров предусмотрительно захватил из дома, и с нетерпением ждали, пока развернутся файлы.

    — Так. Официальная почта Бориса нас интересует менее всего, но предлагаю пролистать, — открывая нужную вкладку, сказал Нестеров.

    — Ерунда, — заключили они с Карой одновременно.

    — Теперь будьте любезны, сообщите, на какой адрес писали отцу вы? — обратился к девушке Нестеров.

    — BOB 86 мэил ru.

    — Проверим ее, — кивнул Гарик. — Очевидно, с этого адреса он вел основную переписку.

    Действительно, сюда приходили письма партнеров, здесь же осуществлялась переписка со всеми членами семьи, решались некоторые рабочие вопросы с постоянными клиентами.

    Нестеров просмотрел корреспондентов за последние полгода, краткие выдержки из писем и заключил:

    — С этими письмами мы еще поработаем. Возможно, найдем в них какие-то зацепки. А пока предлагаю посмотреть еще один адрес. Еле до него докопался. Он заходил на этот mail всего несколько раз. Возможно, предпочитал пользоваться им с айфона. Не знаю. А потом уже изучим сохраненные файлы.

    Кара согласилась. Последовательность действий ее волновала мало. Больше всего интересовало, что так старательно ищет Нестеров, а в том, что у него есть четкая цель, она не сомневалась. Так же, как в том, что с ней он своим секретом не поделился, а значит, и она ему доверять не может, а потому сегодня же вечером нанесет визит в его комнату в особняке, пока предприимчивый гость будет развлекать секретаршу отца.

    — Гм. Всего три сообщения, и все они пришли незадолго до исчезновения вашего отца. Первое сообщение — от вашего отца: «Не позже десятого». Когда он пропал? Тринадцатого?

    — Да.

    — Интересно. Далее — ответ одиннадцатого: «Готово. Как договаривались». Ответ: «Расчет наличными, на месте». Далее — опять ваш отец: «Понял, действуем по плану». Все. Имя корреспондента — Abc98… ru. Вам оно о чем-нибудь говорит?

    — Нет, конечно, — покачала головой Карина. — У отца была какая-то сделка с этим человеком?

    — Которая закончилась не по заранее разработанному сценарию? — наморщив лоб, задумался Нестеров. — Не знаю. Может быть. Может быть что угодно. Например, отмывка денег, вывоз их за рубеж. В любом случае хотелось бы выяснить, кто скрывается за этим адресом.

    — Это возможно?

    — Пока не знаю, — все так же озабоченно проговорил Гарик.

    — Ладно. Давайте изучим все остальное. Во сколько у вас свидание? — деловито взглядывая на часы, поинтересовалась Карина.

    — Я надеюсь, вы не ревнуете? — зачем-то глупо пошутил Гарик. Очевидно, сказывалась усталость.

    — Нет, — равнодушно, без обиды и шутливости, ответила Кара. — Прикидываю, сколько мы успеем сделать.

    — В восемь, — коротко ответил Нестеров, твердо решив больше не позориться.

    — А как мы поделим добытую информацию? У меня сегодня свидания не назначены, и я хотела бы не спеша поработать с отцовскими документами, — спокойно, но твердо проговорила Кара.

    — В таком случае поделим их честно. Вам флешка, а мне компьютер. Он все же мой, — с извиняющейся улыбкой проговорил Гарик.

    — Я без проблем смогу развернуть ее на своем ноутбуке? — на всякий случай уточнила Кара.

    — Разумеется. Все пароли сняты, информация открыта, — поднял для большей убедительности руки вверх Гарик. Кара в очередной раз впечатлила его своей предусмотрительностью.

    Кара изъяла флешку из ноутбука и убрала в сумочку.

    Сохраненная в компьютере документация, тщательно изученная компаньонами, не навела их на сколько-нибудь стоящие идеи. Деловые предложения, фото и описания предметов старины и произведений искусства, каталоги аукционов, проекты договоров. Справочные материалы. Ничего интересного. Но в какой-то момент Каре показалось, что один документ привлек внимание Нестерова, хотя это внимание было мимолетным, почти мгновенным, и вот уже он с прежним усердием изучает файлы. Тем не менее Кара успела заметить, где именно он задержался. Дома она еще раз просмотрит мысленно выделенные файлы. И, разумеется, она еще раз убедилась, что верить Нестерову нельзя ни в коем случае. Возможно, он и заинтересован в поисках отца, но то, что цели у него свои и причины покрыты мраком, для Кары было очевидно. А значит, не расслабляться, не терять бдительности!

    Они расстались около семи. Каре не хотелось наблюдать за сборами Нестерова, едва она заметила, что он озабоченно взглянул на часы, она тут же поднялась, подхватила сумочку и, пожелав ему приятно и продуктивно провести время, покинула номер.

    Нестеров был благодарен ей за тактичность, и все же… Он бы предпочел провести вечер с Кариной. С умной, тонкой, чуть настороженной Кариной, нежели с легкой, жизнерадостной и весьма доступной секретаршей Арчугова. Впрочем, Сашенька была не секретарем, а личным помощником. Хорошенькая стильная девушка лет двадцати пяти, отнюдь не доступная дешевка. В ней чувствовались образование, воспитание и умение себя держать, очевидно, Арчугов ценил в ней не только внешние данные. И все же Сашенька, как любая молодая незамужняя девушка, любила развлечения, ей хотелось романов, красивых отношений и, разумеется, как апофеоза — счастливого замужества. И, конечно, как любой хорошенькой молоденькой девушке, ей виделся в грезах состоятельный принц на белом или черном, тут уж дело вкуса, «Мерседесе», или «БМВ», или «Ауди», тут уж тоже кто что предпочитает. Симпатичный, щедрый, любящий. А почему бы, собственно, и нет? Мечтать о прекрасном надо всегда, жизнь сама расставит все по местам.

    И Гарик был настроен подарить девушке чудесный вечер, сообразный с ее мечтами, а заодно получить максимум возможной информации. В качестве небольшой компенсации за подаренное чудо.

    Даунинг-стрит, 10, Лондон,

    август 1879 г.

    — А, Кори! Что-то срочное? — отрываясь от чтения и устало потирая глаза, спросил премьер-министр, обернувшись на тихие шаги секретаря.

    — Нет, сэр. Просто решил, что вам будет любопытно. Донесение из Китая от капитана Адамса.

    — Надеюсь, что-нибудь приятное? — протягивая худую руку, спросил Дизраэли.

    Кори лишь молча поклонился, предоставляя патрону лично ознакомиться с донесением.

    — Гм. Вы уверены, Монти, что мы выбрали для этого поручения того человека? — вертя в руках конверт, поинтересовался премьер-министр, ознакомившись с письмом.

    — У него были наилучшие характеристики, — вкрадчиво проговорил Кори, — он хорошо знаком с местными особенностями, знает язык и имеет на счету несколько успешно завершившихся щекотливых операций.

    — Сколько ему лет?

    — Тридцать семь.

    — Семья?

    — Он холост. Происходит их хорошей семьи. Его предки всегда были военными, участвовали во многих кампаниях.

    — Что ж. Подождем. Дадим капитану Адамсу еще один шанс. Надеюсь, он нас не разочарует, — небрежно отбрасывая конверт, решил Дизраэли.

    — Да, сэр. В любом случае Пржевальский пока еще не достиг Тибета, — счел возможным заметить секретарь.

    — В ваших интересах, Кори, чтобы так оно было и впредь, — с едва заметной угрозой заметил Дизраэли. — Капитан Адамс — ваш протеже.

    Секретарь молча склонился в поклоне и неслышно покинул кабинет.

    «Тотчас за деревнею Чан-лю-фи, следовательно, в расстоянии сорока верст от собственно Хамийского оазиса, оканчивается площадь, покрытая хотя кое-какою растительностью и местами предоставляющая возможность оседлой жизни. Далее отсюда расстилается страшная пустыня Хамийская, которая залегла между Тянь-Шанем с севера и Нань-Шанем с юга; на западе она сливается с пустынею Лобнорскою, а на востоке — с центральными частями великой Гоби.

    По дороге беспрестанно валяются кости лошадей, мулов и верблюдов. Над раскаленною днем почвою висит мутная, словно дымом наполненная, атмосфера; ветерок не колышет воздуха и не дает прохлады. Только часто пробегают горячие вихри и далеко уносят крутящиеся столбы соленой пыли. Впереди и по сторонам от путника играет обманчивый мираж. Если же этого явления не видно, то и тогда сильно нагретый нижний слой воздуха волнуется и дрожит, беспрестанно изменяя очертания отдаленных предметов. Оголенная почва нагревалась до плюс шестидесяти двух с половиною градусов по Цельсию…»

    — Отвяжись, кому говорю! — грозно цыкнул на обнаглевшего вконец мальчишку, сорвавшего с него фуражку, Иринчинов. — Вот докучливый народ! Пшел вон, бездельник! Вот я тебе уши надеру! Саранча китайская!

    — Да плюнь ты на него, все одно не поможет, — посоветовал ему Абдул, жарко торговавшийся с китайским продавцом. — Их тут сотни две собралось, пойди надери им уши! А мы еще в Хами были недовольны. Там хоть чин-цай охрану выделял, чтоб полицейские толпу разгоняли. Чувствую, в Са-чжеу Николаю Михайловичу с чин-цаем не поладить. Хлебнем мы тут.

    Действительно, отряд прибыл в оазис Са-чжеу лишь сегодня на рассвете, а весть о приезде ян-гуйдзы уже облетела весь город. И стоило Абдулу Юсупову с двумя казаками въехать в ворота города, чтобы закупить для отряда еды, как тут же собралась огромная толпа китайцев, плотно окружившая их и неотступно следовавшая за ними повсюду. Их трогали чьи-то руки, ощупывали одежду, обувь, иногда щипали, в них плевали, их обзывали, над ними смеялись, им вслед кричали «ян-гуйдзы». Торговцы не хотели их обслуживать, а уж если соглашались, безбожно завышали цены, обсчитывали и обвешивали. Поскольку серебряных монет, да и никаких других, в Китае не существовало, рассчитываться при покупках приходилось взвешивая серебро на особых весах, наподобие безмена.

    Когда Иринчинов, Абдул Юсупов и Егоров покинули стены города, они чувствовали себя еще более усталыми, чем после ночного перехода по пустыне.

    — Вот, Николай Михайлович, едва вырвались. Муки у них вовсе не видали, цены еще выше, чем в Хами, — докладывал Пржевальскому Абдул, доставая покупки. — Городишко ничуть не лучше Хами, такой же грязный и пыльный. Ни полиции, ни солдат мы не видели.

    — Что ж, придется самим ехать на поклон к губернатору, — заключил Пржевальский, внимательно выслушав доклад Абдула. — Федор Леопольдович, поедете со мной. Так что, Абдул, отдохни с часик, приведи себя в порядок, и тронемся.

    — Да, здесь нам не Хами. Кажется, местный губернатор совершенно к нам не расположен, — глядя в спины сопровождавших их в покои местного чин-цая солдата, сказал Эклону Пржевальский. — Ни торжественной встречи, ни элементарной любезности.

    — Может, еще обойдется, — с надеждой проговорил Эклон.

    Местный чин-цай, очень толстый, очень важный, с неприветливым лицом и обманчиво мягкими манерами, встретил их подчеркнуто любезно, но уже через полчаса аудиенции у Пржевальского начали ходить желваки от сдерживаемого раздражения.

    — Увы, как бы ни было велико наше желание помочь столь известному и уважаемому ученому, как вы, господин Пржевальский, но у нас нет людей, которые бы знали дорогу, — сочувственно улыбался чин-цай, глядя на гостей холодными насмешливыми глазами. — Я бы сам с радостью тронулся в путь, чтобы угодить вам, но боюсь, я знаю лишь самые ближайшие окрестности, даже в горы некому сопроводить вас, — мурлыкал чин-цай, щурясь, словно сытый ленивый кот. — Мы, китайцы, — народ малоподвижный, путешествия для нас утомительны и неинтересны.

    — Прошу меня простить, но я не могу поверить, чтобы во всем городе не нашлось человека, знающего путь на Тибет. Ведь через ваш город проходят паломники, купцы, они просто обязаны знать дорогу.

    — Ну что вы, что вы! — замахал на Николая Михайловича руками чин-цай. — Никто давно уже не пускается в столь долгий и опасный путь. В горах зверствуют разбойники-тангуты! Это совершенно дикие племена, они живут разбоем, и уже много лет никто не рискует отправляться в горы. К тому же лютые морозы на горных перевалах убьют вас. Я буду всю жизнь винить себя, что стал виновником гибели такого великого, талантливого ученого, как господин Пржевальский. Нет-нет, я просто не могу вас отпустить туда! — охал и причитал, как баба, толстый чин-цай.

    — Уверяю вас, — сдержанно ответил Пржевальский, — что мы не красны девицы и что мои люди не боятся ни разбойников, ни морозов. Морозы в России — дело обычное, а с разбойниками мы уже не раз встречались. Мы хорошо вооружены и не боимся подобных столкновений. А потому вопрос состоит лишь в том, дадите вы нам проводников или мы продолжим путь самостоятельно. Заверяю вас, мы продолжим нашу экспедицию невзирая ни на что, — твердо проговорил Николай Михайлович. И в его устах эти слова прозвучали не только твердо, но и грозно.

    — О! — застонал чин-цай. — О! Да разве же можно рисковать драгоценной жизнью ради какого-то путешествия! Немало вам встретится в пути непроходимых, совершенно безводных, скованных ледяным холодом мест. К чему вам эти испытания? Откажитесь, прошу вас. Это никакое не бесчестье. Уверяю вас. Вот два месяца назад у нас побывал венгерский путешественник граф Сечени, — со значением проговорил чин-цай, особенно напирая на слово «граф». — И он внял нашим предостережениям и отказался от дальнейшей поездки. Прислушайтесь и вы.

    — Прошу меня извинить, но я уже все сказал, — решительно повторил Николай Михайлович, поднимаясь. — Мы продолжим свое путешествие, невзирая на то, дадите вы нам проводника или нет.

    — О, постойте! Дайте же нам еще раз подумать. Я не могу принять такое решение самостоятельно! — суетливо зачастил чин-цай. — Я должен послать запрос главнокомандующему Цзо-цзун-тану.

    — Поторопитесь, — посоветовал ему Пржевальский. — Я намерен выступить не позднее чем через неделю.

    — Николай Михайлович, — на следующий день, вернувшись с базара, заглянул в юрту Абдул, — мы не можем закупить ни крошки продовольствия. Кажется, власти запретили продавать нам что-либо. Стоит мне появиться в городе, все лавки тут же закрываются или не находится нужного товара. Ни за какие деньги ничего не достать.

    — Вот ведь оказия! — Пржевальский оторвался от чистки ружья и задумчиво окинул глазами свой лагерь. — Вот что, Абдул, сегодня вечером после охоты мы с Роборовским планируем совершить вылазку вон к тем холмам. Я еще раз навещу губернатора, а если ничего не выйдет, попросим о помощи наших китайских друзей. — И он взглянул на расположившихся чуть в отдалении солдат и офицера, посланных им вдогонку из Хами для сопровождения в путешествии до Са-чжеу.

    — Николай Михайлович, — не спеша уходить, проговорил Абдул, — сегодня в городе я видел европейца.

    — Да? — вновь оторвался от своего занятия Пржевальский. — И кто он?

    — Не знаю. Но вчера на базаре я слышал, как в толпе говорили, что в городе стало слишком много «заморских дьяволов». Я думал, они говорили о том путешественнике, что был до нас, а потом заметил в толпе этого господина.

    — Что ж, вполне возможно, что это какой-то английский купец забрался в эту глушь по делам, — пожал плечами Пржевальский.

    — Да-а… — неуверенно протянул Абдул. — Но мне показалось, что я видел его и в Хами. — Не прибавив больше ни слова, Абдул вышел, предоставив своему начальнику в одиночестве размышлять над неожиданным «совпадением».

    — Николай Михайлович, все готово. Казаки уже в седлах, — заглянул в палатку Роборовский, не дав Пржевальскому как следует обдумать сообщение Абдула.

    — Да-да. Иду. Надо предупредить Эклона, что мы, скорее всего, вернемся лишь завтра к вечеру, — торопливо собирая ружье и накидывая куртку, распорядился Николай Михайлович. — Попроси Иринчинова заглянуть ко мне на минуту.

    — Дондок! К командиру.

    — Слушаю, Николай Михайлович. — Загорелое лицо Дондока с раскосыми бурятскими глазами и высокими скулами лучилось привычным добродушием.

    — Есть у меня к тебе поручение, Дондок. Ты должен разузнать в городе, где остановился один европеец. Абдул говорит, что видел его раньше в Хами, — кладя руку на плечо казака, попросил Пржевальский. — Абдула я послать не могу, он слишком примелькался в городе, да и потом, твоя внешность будет меньше бросаться в глаза. Можешь купить себе для маскировки халат, — улыбнулся он, вручая Дондоку деньги. — Справишься?

    — Постараюсь. Трудновато без переводчика, но попробую.

    — Вот и молодец.

    — Ваше превосходительство, — по возвращении с охоты Пржевальскому таки пришлось навестить чин-цая, — пока вы ожидаете ответа от главнокомандующего по поводу нашей экспедиции в Тибет, позвольте нам пока осмотреть ближайшие горы, затем мы вернемся обратно в Са-чжеу. Вы к нашему возвращению уже сможете принять окончательное решение.

    Предложение Пржевальского было хорошо продумано.

    С помощью хамийского офицера им все же удалось закупить все необходимое продовольствие, и даже по приемлемым ценам, за что они щедро его отблагодарили. Дондок сумел разыскать дом англичанина. И даже выяснить, что тот прибыл в Са-чжеу за несколько дней до русского отряда. И часто бывает в резиденции чин-цая. А потому после недолгих размышлений Пржевальский решил пойти на хитрость. Попросить у чин-цая проводника для обследования части гор Нань-Шань, чтобы затем снова вернуться в город и просить проводника в Тибет.

    Чин-цай согласился. Русским были выделены в провожатые один офицер и три солдата, и двадцать первого июня отряд Пржевальского снова двинулся в путь.

    19 мая 2017 г.

    Карина едва успела отъехать от гостиницы, когда ожил ее мобильник.

    — Слушаю? — с легкой настороженностью ответила она, всматриваясь в незнакомый номер.

    — Кара? — Карина почувствовала, как при первых же звуках этого голоса ее кровь закипела, а тело покрылось мурашками. Влад. Влад Адашевский. Первая любовь, первое разочарование, миллион бессонных ночей, промокшие от слез подушки. Герой девичьих грез. Мерзавец и ничтожество. — Необычайно рад слышать твой голос.

    — Привет. Чем обязана? — обдав собеседника февральской стужей, поинтересовалась Карина, борясь с несущимся вскачь сердцем.

    — Я узнал, что ты в городе, и не мог не позвонить. — Его голос вливался в нее, как катализатор в химраствор, и здравый рассудок был не в состоянии справиться с запущенной им реакцией. — Я надеюсь, ты еще не забыла старых друзей и не откажешься от встречи? Подаришь безнадежно влюбленному в тебя другу детства один-единственный вечер?

    Ложь. Даже в этом приглашении — одна сплошная ложь и лесть! Но как они сладостны, как манящи! Карина физически ощущала, как плавится ее воля, а гордость и чувство собственного достоинства распадаются в прах. Жалкое зрелище. Столько лет прошло, а она все еще не избавилась от этой болезни.

    — Откуда ты узнал, что я приехала? — настороженно спросила она.

    — Петербург — город маленький, и твой приезд произвел в нашей провинции подлинный фурор, — отшутился Влад.

    Все ясно, криво усмехнулась Кара, эта дрянь Римка оповестила Адашевского о ее приезде, она все знала об их отношениях, потому что училась с Карой в одной гимназии, естественно, на несколько классов младше, и, несмотря на юный возраст, была на редкость пронырлива, информированна и склонна к интриганству. Просчитала, Лиса Патрикеевна, что Кара не устоит перед Владом, а, следовательно, не будет путаться у самой Риммы под ногами и не помешает ей закрутить романчик с Нестеровым. А может, они с Ларисой на пару придумали сей коварный план? Кто знает? Ну что за несносное создание!

    — Итак? Я буду удостоен чести лицезреть первую красавицу нашей гимназии, девушку, разбившую мне сердце? — продолжал ворковать Адашевский.

    — Ты приглашаешь меня на ужин? — не узнавая собственный голос, так сладко и томно он звучал, спросила Кара, проклиная собственную бесхребетную мягкотелость.

    — Да. В восемь тебя устроит?

    Карина взглянула на часы. Добраться до дома, привести себя в порядок, вернуться обратно в город…

    — Лучше в половине девятого, — ответила она, постаравшись, чтобы голос звучал холодно и равнодушно, а получилось просто грубо.

    Но Влад этого, кажется, не заметил. Или сделал вид.

    — Откуда прикажешь тебя забрать? — все в той же обволакивающей колдовской тональности поинтересовался он.

    — Я возьму такси, — чуть сдержаннее ответила Кара. — Где мы будем ужинать?

    Влад предложил какое-то модное и дорогое место, название ресторана Каре ничего не говорило. Сейчас ее больше волновало, как пройдет ужин, а не где он пройдет. И главное — в чем она туда пойдет. Кара собиралась в большой спешке и плохо помнила, что из нарядов сообразила с собой прихватить.

    Ужин прошел глупо и напряженно. Кара была настолько сосредоточена на том, чтобы не уронить свое достоинство и не подпасть под чары Влада, что почти ничего не ела, не чувствовала вкуса пищи и была невероятно скованна. В общем, вела себя на редкость глупо, как неопытный подросток, хотя на ее счету уже был десяток романов с весьма достойными представителями противоположного пола. Но, очевидно, старая рана так и не затянулась, и взять у Влада реванш, о котором так мечтала Карина, не получится.

    Адашевский выглядел так же неотразимо, как и три года назад, во время их последней встречи. Кара приехала тогда в Петербург на Новый год, бабушка была еще жива, хотелось сделать ей приятное, а заодно встретиться со школьными подругами, просто навестить родной город. Вышло скверно. На вечеринке в первый же день своего прибытия в город она встретила Влада и тут же пропала. Он был с какой-то девицей, но легко бросил ее ради Кары. Утром она проснулась у него, потом были кофе в постель, букет алых роз, прогулка по зимнему Павловску, затем несколько брошенных им вскользь колких замечаний, которые она постаралась не заметить, совместный поход в гости к его родителям, разговоры об общем будущем, признания в любви. Кара совершенно потеряла голову, на четвертый день кофе в постель подавала она, ворковала, суетилась на кухне, неосознанно принялась обживать квартиру. А затем они поехали в гости к его приятелю, и там, случайно перепутав двери и очутившись в одной из спален, Кара обнаружила Адашевского в объятиях горячей блондинки весьма дешевой наружности. Дальше были слезы, истерика, бегство домой. Визит Влада, неприятное объяснение. Вспоминать о той старой истории не хотелось, к тому же она была не первой в истории их взаимоотношений. Предательство было у Адашевского в крови, и все, чего хотелось Каре, — это убедить его и себя, что он ей безразличен. Абсолютно.

    В клуб она прибыла в на редкость подавленном состоянии.

    Надо встряхнуться. Надо вспомнить, кто она, чего добилась в жизни. Сколько мужчин объяснялись ей в любви, какой богатый личный опыт у нее за плечами, твердила себе Кара, стоя перед зеркалом в дамской комнате. Она была страшно зла на себя. Чем разыгрывать из себя законченную идиотку, лучше было остаться дома и вообще не ездить ни на какой ужин — ругала она себя на чем свет стоит. Неизвестно, сколько бы еще времени Кара потратила на этот бессмысленный монолог, если бы дверь в комнату не открылась и в туалет не впорхнула секретарша отца. Александра, кажется?

    Девица была одета в коротенькое черное платьице, очень смахивающее на комбинацию и оголяющее все, что только можно оголить. Сияющая, страшно довольная, с игривой улыбкой на лице. И тут же уперлась взглядом в Кару.

    — Карина Борисовна? — вытаращилась секретарша, глазки ее забегали, сама она вдруг глупо захихикала, и Карина тут же вспомнила, что днем в офисе Нестеров разыгрывал ее ухажера.

    Карина почувствовала, как наливается гневом. Не хватало еще, чтобы эта пигалица решила, что отбила у нее кавалера! А то умрет от гордости. Пришлось срочно взять себя в руки. Кара, сделав вид, что не узнала секретаршу, взглянула на нее с брезгливым недоумением, поправила помаду и с самым беззаботным видом покинула дамскую комнату.

    В зале отыскала взглядом Адашевского и, подлетев к нему с самым счастливым видом, повисла на его руке. Влад от такой перемены несколько обалдел, но счел ее позитивной и, сжав ладошку Карины собственной мужественной дланью, повел ее к столику.

    Музыка гремела, мелькали огни, народ зажигал, толпа на танцполе была плотной, а Кара, не обращая внимания на своего кавалера, прищурив глаза, пыталась отыскать в этой толчее и мелькотне Нестерова.

    — Ищешь знакомых? — наблюдая за ней, спросил Влад, пока они пробирались к столику.

    — Да нет. Просто смотрю. Тут классно! — с лучезарной улыбкой сообщила Кара, отыскав наконец интересующий ее объект. Нестеров их тоже заметил. Секретарша отца как раз вернулась за столик и что-то горячо нашептывала ему на ушко.

    «Фи», — отвернувшись от сладкой парочки, сморщила носик Кара, но тут же взяла себя в руки.

    — По коктейлю? — любезно поинтересовался Адашевский.

    — Конечно! — Кара устроилась так, чтобы иметь возможность наблюдать за Нестеровым с секретаршей и самой быть на виду. Пусть полюбуются, как увивается вокруг нее Адашевский.

    В обычное время Кара не удостоила бы их вниманием, сочтя мнение какой-то там секретарши слишком для себя незначительным. Да и Нестеров был ей глубоко безразличен. Но сегодня Кара была не в себе. Вечер, начавшийся неудачно, продолжал развиваться в абсурдном направлении. Ее чувства были воспалены, самомнение ущемлено, нервы расшатаны. Ей никак не удавалось взять себя в руки. В голову то и дело лезли воспоминания о том, как она унижалась перед Адашевским в пору их отношений, как он снисходил до нее в школе, посмеиваясь над влюбленной дурочкой с дружками. Как подогревал ее надежды, а потом снова охладевал к ней. Играл, как кошка с мышкой. Как она худела, бледнела, страдала, а он просто развлекался, уверенный в своей власти над глупой влюбленной девчонкой. Но почему-то все прежние переживания, перепутавшись в Кариной голове, стали транслироваться на Нестерова. Она почти не замечала Влада, улыбалась ему, смеялась, строила глазки, но мысли ее были целиком и полностью поглощены Гариком.

    Гариком? Она впервые назвала его по имени. И имя, кстати, совершенно дурацкое. Хоть бы Гошей представлялся, что ли…

    — Пойдем потанцуем? — предложил Влад, и Кара с неописуемой радостью выскочила на танцпол. Тут она была в своей стихии. Десять лет в танцевальной школе сделали ее звездой любой дискотеки. Кара обожала танцевать, была всегда раскованна, грациозна и буквально искрилась внутренним светом. Отдавшись музыке, она даже о Нестерове забыла, который тискался за столиком с секретаршей.

    Увидев в клубе Карину, да еще не одну, Гарик удивился. С другой стороны, Петербург — не Москва, модных заведений раз-два и обчелся. Хотя наличие у Карины спутника его несколько огорчило, отчего-то ему и в голову не приходило, что, пока он окучивает секретаршу Арчугова, Карина вполне может проводить вечер в компании другого мужчины.

    Карин кавалер Гарику категорически не понравился. Скользкий тип с сальной физиономией и похотливо изогнутыми сладострастными губами. Сладострастными? Гарик усмехнулся: на какой стиль его, однако, понесло. Парень был еще молодой, но уже с наметившимся едва заметным брюшком. С темными наглыми глазами и мясистым носом. Но больше всего раздражала Гарика беспардонность, с какой тот то и дело пытался обнять Карину, чмокал ее в щечку, нашептывал какие-то банальности в ушко и тянул руки к ее коленкам. Последнее отчего-то здорово бесило. Так и хотелось дать ему по рукам. Поглощенный своими наблюдениями, Гарик совершенно забыл о секретарше Сашеньке, и та даже обиделась. Пришлось срочно брать себя в руки и с удвоенной энергией обольщать девушку. Сосредоточившись на секретарше, Гарик пропустил момент, когда Кара с носатым вышли на танцпол, и даже на мгновение испугался, когда не увидел их за столиком. Но быстрый осмотр зала помог ему успокоиться. С чем связано было его волнение, Гарик точно сказать бы не смог. Да и некогда ему было размышлять. Носатый прижал к себе Кару, положил одну руку ей на ягодицу и, пуская слюни ей на плечи, прикрыв глаза, раскачивался в такт музыке.

    — Пойдем потанцуем? — потянул Гарик за руку свою спутницу.

    Сашенька с удовольствием выскользнула из-за столика.

    Гарик, ловко лавируя среди танцующей публики, протолкался поближе к Каре. Девушка его не замечала, так же как и собственного партнера. Она была поглощена музыкой и то и дело выскальзывала из объятий носатого поклонника. Он снова ловил ее, притягивал к себе, а она опять ускользала. Гарик почувствовал некоторое успокоение и смог сосредоточиться на собственной даме, но ровно до тех пор, пока носатый, в очередной раз заключив в объятия свою партнершу, не принялся уговаривать ее покинуть клуб.

    Кара, посмеивалась, отшучивалась, но серьезного сопротивления не оказывала. И в конце концов они с носатым двинулись к своему столику.

    — Знаешь, Саш, что-то я устал от этого грохота, может, лучше прокатимся по ночному городу, погуляем по набережной? — предложил будто бы невзначай Гарик, легко приобнимая девушку за талию.

    Кара уже сидящая за столиком, наблюдала эту картину с повышенным раздражением. Кажется, Нестеров собирается отчалить с нахальной секретаршей, и наверняка к ней домой. Куда же еще? Хотя имеется еще номер в гостинице. Но это уже география. Почему ее это так злит, Кара не очень понимала. Нестеров был совершенно чужим ей человеком, и, кроме общего дела, их ничто не связывало. Очевидно, все дело в самодовольной секретарше и ущемленном Карином самолюбии, а в этом виноват Адашевский. Она с кислым презрением взглянула на сюсюкающего ей на ухо Влада.

    — Кара, поедем. Посидим у меня, выпьем по бокалу вина, вспомним юность… — лепетал он какую-то пошлость.

    Кара с трудом сдержалась, чтобы не высказать ему прямо и доходчиво, что она думает по поводу воспоминаний у него на дому, но решила продержаться в образе до выхода из клуба, чтобы не разочаровывать Нестерова с секретаршей. А уж там она все ему доходчиво объяснит.

    Радостный Адашевский, не встретив сопротивления, быстренько бросил на стол несколько купюр и, подхватив Кару за талию, устремился к выходу из зала, торопясь навстречу сексуальным утехам. Кара сегодня была как никогда привлекательна. Доступна, но чуть отстраненна, покладиста, но совсем ненавязчива. Он пожирал глазами ее выглядывающую из декольте высокую грудь, ощупывал, конечно в рамках приличия, упругие ягодицы и предвкушал…

    Все-таки здорово, что Римка позвонила ему сегодня, Кара определенно похорошела. Набралась опыта, искушенности и стала весьма лакомой штучкой. К тому же наследство ее папочки придавало бывшей подружке дополнительную привлекательность. Да еще какую!

    Когда Кара с Адашевским выходили из клуба, они едва не столкнулись в дверях с Нестеровым. Выручила секретарша — ей срочно понадобилось припудрить носик. Нестеров скрипя зубами остался ждать свою даму, а Кара с Адашевским вышли на ночную улицу.

    — Идем, моя радость! — тянул Кару к машине пребывающий в томлении Влад. — Идем!

    — Да отцепись ты от меня, — безо всяких церемоний отпихнула его Кара, радуясь, что можно больше не разыгрывать комедию. — Никуда я с тобой не поеду.

    — Карочка, мы чудно проведем время! Я так соскучился по тебе! — не слыша ее, продолжал нашептывать Влад, нисколько не сомневаясь в успехе. — Моя чудная, моя сладкая, моя любимая девочка…

    — Влад! — останавливаясь посреди тротуара, громко и четко окликнула его Кара. — Ты меня слышишь? Я никуда не поеду. Никуда с тобой не поеду!

    — Что? — сбился с шага он.

    — Я никуда с тобой не поеду! — еще раз членораздельно, как для тупого, повторила Кара. — Расслабься.

    — Почему?

    — Не хочу, — пожала плечами она. — И вообще, хватит за меня цепляться. Надоело.

    — Карочка, ты что, обиделась? Девочка моя, что случилось? — Он добавил в голос обволакивающей хрипотцы и попытался погладить ее по щеке.

    — Влад, очнись! — отшатываясь от него, брезгливо поморщилась Кара. — Мы не в десятом классе. И я не твоя девочка.

    Влад нахмурился, кажется, до него начало доходить.

    — Ты что, кинуть меня хочешь? Решила поквитаться за старое? — Его тон мгновенно изменился. Теперь он сочился не медом, а ядом. — Вспомнила, как таскалась за мной, словно кошка, умоляла не бросать, закатывала сцены ревности, унижалась, а теперь вдруг выросла и решила отомстить? — На лице Влада появилась так хорошо знакомая Каре презрительная, кривая усмешка. Из сладкого, обворожительного донжуана он превратился в скверного мальчишку, негодяя, каким, собственно говоря, и был.

    — Да ничего я не хочу, — дернула плечом Кара. — Просто ты мне неинтересен.

    Влад начинал надоедать, и ей уже хотелось поскорее от него отделаться, пока на улице не появились Нестеров с секретаршей. Им вовсе не обязательно знать, куда направилась после клуба Кара и как она рассталась со своим поклонником.

    — А что же тогда было в клубе? Ты же буквально в штаны ко мне лезла! — не желал успокаиваться оскорбленный в лучших чувствах Адашевский.

    — В клубе мы просто веселились, — устало ответила Кара, поглядывая на двери клуба. — А теперь — пока. Я устала, и мне хочется спать. Смена часовых поясов, знаешь ли. И, кстати, деньги за ужин могу вернуть, — спохватилась она, вспомнив о жмотничестве Адашевского.

    — Ну уж нет, детка, — хватая ее за талию и притягивая к себе, тихо проревел Влад. — Рассчитываешь так легко от меня отделаться? Вот сейчас мы посмотрим, насколько я тебе неинтересен. Я хочу, чтобы ты вспомнила, как тебе со мной было.

    Кара, увидев, как лицо Влада надвигается на нее с самоуверенной ухмылкой на губах, слегка испугалась. И даже, пожалуй, не слегка. А вдруг ничего не прошло? Вдруг она сейчас снова, как тогда, потеряет голову? Кара с полными ужаса глазами уперлась ему руками в грудь, стараясь вырваться из объятий. Но Адашевский был здоровым лбом, под два метра ростом, сильным и нахрапистым. Справиться с ним у Кары не было никаких шансов.

    Но все же справилась. Или нет?

    Адашевский как-то вдруг отлетел от нее и приземлился на тротуар с совершенно дурацким видом.

    — Извините. Но мне показалось, что этот тип слишком настойчиво навязывал вам свое общество, — великосветским тоном проговорил оказавшийся рядом с Карой Нестеров — так, словно сообщил, что сегодня необычайно ветрено.

    Кара молча таращилась на него, не зная, радоваться своему спасению или посоветовать нахалу, чтобы не лез не в свое дело.

    Но тут, к счастью, очнулся Адашевский и взял дело в свои руки. Оценив ситуацию, Влад прикинул, что он почти на полголовы выше невесть откуда взявшегося заступника и килограммов на десять-пятнадцать тяжелее, а потому поднялся и бесстрашно ринулся в атаку, желая показать, чья тут поляна. Однако снова волшебным образом оказался сидящим на тротуаре. Все произошло так быстро, что бедняга почти ничего не понял. Кара едва не прыснула, такой у Адашевского был глупый вид. Секретарша Сашенька, стоя в стороне, только звонко повизгивала, прижимая к груди сжатые кулачки.

    — Какой непонятливый молодой человек, — словно между прочим заметил Нестеров. — Мне кажется, Карина, я должен отвести вас домой. Подождите минуточку, я извинюсь перед Сашенькой и посажу ее в такси.

    Стоило Нестерову произнести «Сашенька», как у Кары отчего-то моментально испортилось настроение.

    — С чего вы взяли? — высокомерно приподняв брови, спросила она. — И кто вообще просил вас вмешиваться?

    С ответом Нестеров несколько замешкался, поскольку на него снова налетел очнувшийся Адашевский. На этот раз Нестеров слегка разозлился, подобная неблагодарность со стороны Карины задела его мужское самолюбие. Он хорошенько двинул Адашевскому по зубам, и, когда тот в очередной раз присел отдохнуть на асфальт, прохладным тоном заметил:

    — Мне показалось, что вы не могли самостоятельно отбиться от вашего приятеля.

    — Ах вот как? — не менее прохладно ответила Карина. — А может, я с ним просто флиртовала, желая пожарче распалить огонь его страсти?

    Адашевский с очумелым рыком и злобным блеском в глазах снова кинулся на обидчика, получил очередную порцию и присел на свое место. Охранники клуба и немногочисленная гуляющая публика с интересом наблюдали за спектаклем.

    — Ах вот как? Вы флиртовали? Ну что ж. Примите мои извинения, — с трудом овладев собой, проговорил Нестеров. — Не буду вам мешать.

    Потом подошел к несколько помятому Адашевскому, подхватил его под мышки, поставил на ноги и добавил:

    — Получайте ваше сокровище.

    После чего молча проследовал мимо Кары к перепуганной Сашеньке, взял ее под локоток, и парочка с достоинством удалилась. А Кара осталась стоять на тротуаре, подпирая пошатывающегося Адашевского и кусая от досады губы.

    — Молодой человек! — подозвала она охранника, пытаясь удержать навернувшиеся от обиды слезы. — Посадите его, пожалуйста, в такси. Адрес он сам назовет. Вот деньги.

    И, сунув охраннику в руку тысячу, Кара поспешила сесть в подкатившее такси и отбыть с места событий.

    20 мая 2017 г.

    — Анна Михайловна, — строго, не поддаваясь на запах жареной корюшки, говорил Илья, — вы наш главный свидетель. Вы сами говорили, что хотите нам помочь, и помогли. Но все-таки недостаточно. Вы просто обязаны вспомнить, с кем еще общался покойный Семен Степанович. И еще нам очень нужно разыскать родственников его покойной жены.

    — А чего их искать? Чужие Семену Степановичу люди. Когда Галина Ивановна умерла, жена его, они первый год еще о нем вспоминали. Годовщина Галины, ее день рождения, Новый год, Двадцать третье февраля — приезжали, звонили, на второй только звонили, а на третий и вовсе пропали, — с презрением ответила Анна Михайловна. — Одно название, что родня. А ведь по молодости сколько им Семен Степанович с Галиной помогали! Неблагодарный народ, одинокого старика навестить лень было!

    — А кто они такие, как их найти?

    — Кто такие? Да паразиты! — фыркнула она, вытирая руки фартуком и ставя на стол огромное блюдо с золотистой, покрытой хрустящей корочкой корюшкой. У Ильи даже голова закружилась от вожделения. — Да вы берите, не стесняйтесь, — пригласила хозяйка, ставя перед Ильей тарелку. — Плох тот петербуржец, который корюшку не любит. Да и потом, куда мне такая гора? Жарю вот по привычке, забываю, что теперь не для кого готовить. Вот и Семен Степанович… — тут она всхлипнула, но быстро взяла себя в руки. — Берите. А родственники Галины как узнали, что Семен Степанович квартиру не им, а сыну племянницы завещал, так и исчезли. Теперь у людей не родственные чувства, а один сплошной расчет на уме.

    — Сыну племянницы, говорите? — целиком засовывая в рот очередную картошку, проговорил Илья. — А как его зовут, не помните, хотя бы имя?

    — Имя? Да вроде Игорь, если не путаю. Сама-то я его ни разу не видела. Но знаю, что очень занятой, приезжал редко, но вроде как звонил и даже хотел Семена скайпом пользоваться научить, да тот категорически отказался. Не любил всей этой техники новомодной.

    — А вы про скайп знаете? — с интересом спросил Илья.

    — На курсы ходила компьютерные, при муниципальном совете. Бесплатные, для пенсионеров. Вот и научилась.

    — Ясно, — делая пометку в записной книжке, кивнул Илья. Игорь — это уже кое-что. Поищем в записной книжке покойного, глядишь, телефон племянничка и отыщется. — Ну а что с родственниками жены?

    — Сестра у Галины была, старшая, Екатериной, кажется, звали. Семен Степанович говорил, артистка, — с презрительным смешком проговорила Анна Михайловна. — Не особо известная, в кино не снималась. Еще дочка у нее есть и внучка. Все живы-здоровы, в Петербурге проживают. Где — не знаю. Внучка вроде как недавно замуж вышла, помнится, они Семена Степановича на свадьбу звали, да он не поехал, чувствовал себя плохо.

    — Значит, Екатерина Ивановна, — сделал очередную пометку Илья. — И квартиру им не оставили. Ну а приятели у покойного были?

    — Да уж про приятелей я вам в прошлый раз рассказывала, — отмахнулась от него Анна Михайловна. — И вообще, разве станут люди нашего поколения разбоем промышлять? Старые мы уже для таких дел. Не до того нам, здоровья нет.

    — А вот не скажите! — оживился Илья. — Вы телевизор смотрите?

    — Ну, кто ж его не смотрит? Смотрю иногда.

    — Вот недавно в новостях рассказывали про пенсионерку, за семьдесят ей уже было. Так она со своими подругами поссорилась и зарезала их поодиночке, а потом расчленила и на помойку вынесла. А вы говорите — возраст!

    — Жуть какая! — встрепенулась Анна Михайловна. — Вот поэтому я новости и не смотрю. Только фильмы и сериалы.

    — Ну так что с приятелями? Может, с кем во дворе в домино играл или в парке?

    — Какое домино! У нас двор-колодец, — выразительно посмотрела на Илью хозяйка. — А вот в скверике напротив когда сидел, с кем-то иногда беседовал. Только говорили они о погоде да про цены на лекарства и прочую чепуху. За это не убивают.

    — Анна Михайловна! — строго одернул ее Илья, который уже доел корюшку и теперь испытывал настойчивое желание запить ее пивом.

    — Ну, из тех, кого я знаю, это Лев Борисович, живет в нашем доме, его парадная с улицы, и Николай Сидорович, но он уже на дачу с женой уехал, недели полторы как. Есть еще Полина Николаевна, но та в санаторий уехала на прошлой неделе, от собеса путевку получила бесплатную и уехала. А Льву Борисовичу, к слову, уже восемьдесят один год, — недовольным голосом подытожила Анна Михайловна.

    — С улицы парадная? А квартира какая? — поднимаясь, спросил Илья.

    — Не знаю. Но второй этаж, окна справа от парадной, — поднимаясь вслед за ним, сообщила Анна Михайловна.

    — Огромное спасибо за корюшку. Очень вкусно! — поблагодарил на прощание Илья и отправился ко Льву Борисовичу.

    Выйдя на улицу, он пересек узкий переулок и, встав напротив дома покойного Колокольникова, обозрел унылый, облупившийся фасад старинного, некогда красивого пятиэтажного дома, выкрашенного каким-то умником в безобразный буро-желтый цвет. Парадная с улицы обнаружилась одна-единственная, посередине дома. На втором этаже, судя по оконным рамам, имелись всего две квартиры. В одной рамы были белые, новые, пластиковые, в другой — старые, деревянные. Судя по всему, Лев Борисович проживал именно в этой квартире.

    За обшарпанной, не менявшейся, очевидно, со времен постройки дома дверью раздалось едва слышное дребезжание звонка. Илья с разочарованием прислушался к неживой тишине, царившей за дверью. Но тишина оказалась обманчивой.

    — Кто там? — раздался из-за двери высокий, требовательный голос.

    — Из полиции. Лейтенант Борисов Илья Дмитриевич! — погромче крикнул Илья, доставая удостоверение. Пенсионеры любят, когда им показывают удостоверения.

    — Поднесите его ближе к глазку, — приказал голос из-за двери.

    Илья подчинился.

    — Одну минуточку, я позвоню вашему руководству, проверю подлинность документа, — откликнулись из-за двери.

    У Ильи лицо вытянулось от такой нечеловеческой подозрительности. Но делать было нечего, пришлось ждать. К счастью, недолго.

    — Господин лейтенант, что вам угодно? — спустя минут десять спросили из-за двери, по-прежнему не спеша открывать.

    — Мне нужен Лев Борисович. Откройте, пожалуйста. Очень неудобно разговаривать через дверь, — с трудом сдерживая раздражение, попросил Илья, чувствуя, что еще немного — и он вызовет для вредной старушонки группу захвата.

    — Одну минуту, — раздалось в ответ на его вежливую просьбу, — я узнаю, сможет ли он вас принять.

    — Да блин! — тихонько выругался Илья, проклиная старческую подозрительность.

    Но к счастью, в этот момент звякнули задвижки и запоры, и дверь распахнулась. За хлипкой старой дверью оказалась другая, новая, железная, очень массивная, снабженная несколькими солидными замками. А вместо глазка обнаружилась видеокамера с закрепленным на стене прихожей экраном. Однако у старушки определенно мания преследования, отметил про себя Илья, шагнув в тесную, плохо освещенную прихожую.

    — Разувайтесь, пожалуйста. Вот вам тапочки, — послышался откуда-то из темноты, из-под вешалки уже знакомый Илье высокий голос.

    Он нащупал предложенные тапочки и так же на ощупь двинулся вслед за хозяйкой в глубь квартиры.

    — Сюда, пожалуйста.

    Дверь в комнату распахнулась, и Илья даже зажмурился от яркого вечернего солнца, заливавшего просторную комнату. Бесплотный высокий голос растворился во тьме прихожей.

    Льва Борисовича Илья обнаружил полулежащим на пухленьком, как сдобная булочка, кожаном диване. И вовсе не старом и не протертом, а очень даже новом. И комната, целиком заставленная от пола до потолка книжными полками, полными книг в неярких затертых переплетах, явно недавно ремонтировалась. Оконные рамы, хоть и не новые, были отреставрированы, а плотные шторы с манерными кистями определенно шились на заказ. Хозяин квартиры явно не бедствовал.

    Лев Борисович, маленький, сухонький, с мясистым обвислым, как сморщенная слива, носом, огромными блеклыми глазами за толстыми стеклами роговых очков и с обширной лысиной на желтой шишковатой макушке, производил впечатление крайней ветхости. Может, Анна Михайловна была права, зря он побеспокоил старичка?

    — Добрый день, Лев Борисович, — поклонился Илья, демонстрируя хорошее воспитание, столь ценимое в представителях власти старшим поколением.

    — Добрый день, молодой человек, — проскрипел Лев Борисович. — Проходите, присаживайтесь. Чем могу помочь?

    — Я по поводу вашего знакомого Семена Степановича Колокольникова, — чуть громче, чем обычно, заговорил Илья.

    — Не кричите, молодой человек, — тут же ворчливо отреагировал Лев Борисович. — Я старый, но не глухой. Что вас интересует?

    Гм. Что его интересует? Кто убил Колокольникова, его интересует. А что еще?

    — Скажите, вы бывали у Колокольникова в гостях? — издалека приступил к делу Илья, устроившись напротив хозяина в удобном кресле.

    — Однажды, довольно давно, — коротко ответил Лев Борисович.

    — А вы не видели у него шкатулки…

    Договорить Илья не успел, Лев Борисович бесцеремонно прервал его:

    — Видел. Вот такого размера. Старинной работы, привезена из Тибета, еще в конце девятнадцатого века. Очень ценная вещь, — четко ответствовал Лев Борисович, после чего замолчал так же конкретно, как ответил.

    — А вы знаете, что Колокольникова недавно убили? — Короткий кивок. — И мы предполагаем, что целью убийцы была шкатулка.

    — Незадолго до смерти Семен Степанович говорил, что к нему приходил один тип, пытался купить шкатулку. Очень настаивал. Семен отказался. И с того дня стал волноваться за ее сохранность. Даже собирался спрятать. Как, по-вашему, успел он спрятать шкатулку? — прищурившись на один глаз, спросил Лев Борисович.

    — Возможно. А что именно рассказывал Семен Степанович о человеке, интересовавшемся шкатулкой?

    — Дайте вспомнить. Почему-то Семен Степанович был уверен, что он англичанин. Хотя тот и говорил практически без акцента, — задумчиво сообщил Лев Борисович. — Это его слова, не мои, — торопливо добавил он. — Сказал, что очень нахрапистый господин, думает, что за деньги ему в России мать родную продадут. А когда понял, что Семен Степанович не намерен ему ничего продавать, стал угрожать. Но не прямо, а так, намеками. Вот тут Семен и заволновался. Не за себя, разумеется, за шкатулку. Боялся, что ее попытаются украсть. Про то, что беда грозит ему самому, и не думал.

    — И что же он собирался делать?

    — Спрятать шкатулку и вызвать племянника.

    — Племянника?

    — Ну, не совсем племянника, а внучатого, — взмахнув сухонькой лапкой, пояснил Лев Борисович. — Тот живет в Москве, часто бывает за границей, очень серьезный молодой человек, и Семен Степанович был уверен, что он приедет и поможет, в крайнем случае заберет шкатулку.

    — А может, он и приехал, и забрал? За сколько дней до смерти Семена Степановича был этот разговор?

    — Да буквально накануне. Вряд ли бы успел, — покачал головой Лев Борисович.

    — Если накануне, то действительно вряд ли, — согласился Илья. — Лев Борисович, а что вам еще рассказывал об этом англичанине Семен Степанович? Может, говорил, как тот выглядит?

    — Нет. Не припомню.

    — А откуда этот англичанин узнал о шкатулке и самом Колокольникове? — сообразил вдруг спросить Илья.

    — А вот это действительно интересно. Семен Степанович сам не мог понять, как они его разыскали.

    — Они? Вы же говорили, англичанин был один, — насторожился Илья.

    Лев Борисович заметно смутился, было видно, что он сказал чуть больше, чем хотел.

    — Лев Борисович! — погрозил ему пальцем Илья. — Давайте выкладывайте, речь идет об убийстве, тут увертки неуместны.

    Лев Борисович тяжело вздохнул.

    — Когда англичанин ушел, Семен Степанович выглянул в окно и увидел, что тот садится в машину на пассажирское сиденье. В машине его ждали. И прежде чем отъехать, водитель определенно выслушал отчет своего пассажира.

    — А как они выглядели, Семен Степанович не разглядел? — с надеждой спросил Илья.

    — Ну как это возможно из окна квартиры? — укоризненно взглянул на него Лев Борисович. — Он видел только руки на руле. И, судя по тому, как водитель постукивал пальцами по рулю, он был недоволен.

    — Это все вам покойный Колокольников рассказал? — с сомнением спросил Илья.

    — Ну а кто же еще? Семен Степанович был человек неглупый, наблюдательный. Руководил конструкторским бюро в закрытом НИИ. Что такое гостайна, знал не понаслышке. Мы, молодой человек, росли и воспитывались в такие годы, когда в каждом иностранце видели шпиона! — поднял палец вверх Лев Борисович. — А с годами, знаете ли, память выкидывает удивительные фортели. Что было вчера, не помнишь, а вот про дела сорокалетней давности вспоминаешь с легкостью и во всех деталях. — Он мечтательно прикрыл глаза. — Вспоминаются юность, молодость, первые увлечения, родительский дом, первая любовь, первые успехи и поражения, и в таких удивительных подробностях, каких, казалось бы, уже и вспомнить нельзя.

    — Гм, — кашлянул Илья, испугавшись, что сейчас ему придется выслушивать все эти подробности чужой жизни. — А как он представился, этот англичанин, Семен Степанович не говорил?

    — Как-то очень просто… — подергал себя за нос старичок. — То ли Смит, то ли Джонс.

    — А лет ему сколько было?

    — Ну… Семен говорил, лет сорок-пятьдесят.

    У Ильи при этих словах гулко застучало сердце.

    — А высокий он был или маленький?

    — Семен говорил, крепыш. Наглый, напористый крепыш. Так и сказал.

    — Эх, Лев Борисович, а говорили, не знаете, как выглядел! — с упреком заметил Илья, борясь с разочарованием. Рыжий англичанин из «Европейской» был скорее высокий и худощавый, но, возможно, он сидел в машине, а к Колокольникову посылал приятеля.

    — Действительно. Виноват, — смутился Лев Борисович. — Выходит, знаю. Только он это как-то между прочим все говорил, вот мне и показалось, что не знаю.

    — Скажите, а почему Семен Степанович поделился этой историей именно с вами, а не с Анной Михайловной, например?

    — Ну, кто же женщинам такие истории рассказывает? Анечка бы разволновалась, стала суетиться, настаивать, чтобы он к ней переехал, а он не хотел. К тому же женщины — существа любопытные, потребовала бы шкатулку открыть, а это по семейному уставу Колокольниковых строго запрещено. Она у них даже запечатана воском.

    — Зачем это? Что же там хранится? — подался вперед Илья, сгорая от любопытства.

    Но Лев Борисович лишь развел руками.

    — Англичане, говоришь? И настаивали на продаже шкатулки? Даже угрожали? Ну, ты подумай! — потер переносицу Павел Петрович. — Как бы у нас это дело фээсбэшники не перехватили. Впрочем, пока оно носит сугубо частный характер. Придется все-таки выделять людей и устанавливать слежку за этими самыми англичанами. Точнее, пока что за одним. И ждать, пока он нас выведет на второго. А сейчас проверь, много ли англичан проживают в «Европейской» и нет ли среди них коренастого крепыша, — приказал Илье капитан Сафонов. — И вот еще. Родственников жены Колокольникова ты все же разыщи, вдруг они с его племянником знакомы. Даже наверняка должны быть знакомы, и наверняка у них его телефон есть. И вообще порасспрашивай про шкатулку. Что это за ней иностранные граждане гоняются? Арчугова на них нет. Тут бы антиквар очень даже пригодился, жаль, что не дожил, — вздохнул капитан.

    Лариса с тоской взглянула на темное небо за окном и налила себе еще одну рюмку. Залпом проглотила, закинула в рот несколько чипсов. Она не была алкоголичкой, но иногда и трезвенник сорвется.

    Пропажа Арчугова, потеря компании, потеря клиентских денег… Как она могла так сглупить? Она, умная, хитрая, расчетливая? Она столько раз обводила Арчугова вокруг пальца! Неужели на этот раз он ее обыграл? Точнее, их обоих обыграл кто-то третий? Если Арчугов вычислил ее и затеял собственную игру, это одно. Неприятно, но вполне переживаемо. Она сможет все поправить, правда, на это потребуется время. А вот если в игру вступил кто-то третий… Кто и зачем? Сам заказчик? Решил сэкономить, отделаться авансом? Да нет. Какой уж тут аванс? Он сдерет с нее все до копейки, еще и добавку затребует.

    Лариса еще раз налила и еще раз выпила. Хмель не брал ее, даже нервное напряжение не уходило. Но это ничего. Это всегда так. Потом ее накроет в одно мгновение, так что пора перебираться на диван. Она прихватила бутылку, миску с чипсами, рюмку и переместилась в гостиную.

    Но если в дело вмешался заказчик, значит, это он грохнул Арчугова. Больше некому. А компания? Кто-то ловко воспользовался ситуацией? Этот план разработал сам Борис, еще до своего исчезновения, или все происходящее — развитие единого плана? Голова пухла от мыслей, расчетов, прикидок и неизвестности. Ларисе впервые в жизни стало страшно. А что, если она позарилась на кусок, который ей не по зубам? Она же догадывалась, что человек, обратившийся к ней, — не простой коллекционер, да и вещь, которую он заказал, не имеет прямого отношения к их бизнесу. К тому же, будь в этом деле все чисто, он бы сам вышел на Арчугова, не стал бы искать лишних посредников, да еще платить столь высокую цену…

    Конечно, об этом стоило подумать раньше. Гораздо раньше, прежде чем принимать аванс. Но деньги… Ларисе были очень нужны деньги. Впрочем, они нужны всегда. А теперь вследствие своей жадности она осталась один на один с нешуточными проблемами. Да. Самой ей не выкрутиться. Придется обращаться к Марату, а значит, делиться, и не только проблемами, но и деньгами. Которых, по сути, уже и нет.

    Что он скажет? Как отреагирует? Она обманула его, у нее были секреты… Определенно он будет в ярости. Это с одной стороны, а с другой — справится ли он с ситуацией? Лариса налила еще рюмку и выпила. В последнее время он стал слишком независим, дерзок, самоуверен, нетерпелив. Да… Она стареет, теряет привлекательность, и сколько времени еще ей удастся удерживать Катрича, неизвестно. Он хочет определенности, свадьбы, статуса законного супруга, и теперь, с исчезновением Арчугова, его требования станут настойчивее, или он ее попросту бросит.

    Ларисе стало тошно. Тошно от собственной беспомощности, от необходимости искать поддержки у таких типов, как Марат. Она не собиралась за него замуж. Зачем? Кто он такой? Рядовой охранник. Без денег, без статуса, с весьма ограниченными способностями. А секс? Она всегда сможет найти себе какого-нибудь смазливого мальчика, которому хочется попробовать сытой жизни. Лариса откинулась на подушки. Что делать? Ей нужна идея, ей нужна помощь…

    «Марат…» — подумала Лариса и отключилась.

    Дома никого не было. Кроме, разумеется, прислуги. Зинаида Захаровна так пристально изучила ее при входе в дом, только что не обнюхала. Кара одарила ее строгим начальственным взглядом и проследовала мимо, не удостоив приветствием. Потом спохватилась и, обернувшись на лестнице, повелительно произнесла:

    — Сегодня вы больше не понадобитесь. Можете отдыхать.

    Соглядатаи Каре были сегодня не нужны.

    Зинаида Захаровна фыркнула, кажется, безо всякой обиды и степенно удалилась куда-то под лестницу.

    В доме стояла тишина. Римма, очевидно, развлекалась в городе, Лариса, разумеется, работала. Слово «работала» Кара произносила в ее адрес в подчеркнуто уничижительном смысле. Сидеть целый день в магазине с надутыми щеками и следить за персоналом — небольшой подвиг, особенно в свете последних событий. Отчего-то Кара винила в случившемся с компанией именно Ларису. Эта клуша следила за отцом, за Машкой, шпионила. И умудрилась проворонить самое ценное. Компанию! Рыжая идиотка!

    А еще этот Нестеров с секретаршей. Тоже мне, супермен нашелся! Избил Адашевского, хотя это было, пожалуй, чистым плюсом, но все равно. Влез в их беседу, хотя никто его не просил, а если бы Кара действительно кокетничала с мужчиной? Кто его просил лезть? Лучше бы пигалицу свою караулил. «Сашенька»!» Лицемер!

    Теперь, наедине с собой, она наконец-то могла дать выход эмоциям. Кинув в кресло сумочку, сбросив туфли, Кара нервно разделась, едва не порвав молнию на платье, и, упав на кровать, расплакалась как ребенок. Истинные, нешуточные горести перемешались в ее голове с откровенными пустяками.

    Что теперь делать? Как быть? Удастся ли им отбиться от неизвестного врага? И как, какой ценой? Как вообще это делается? А что будет с ней? С ее жизнью?

    Рыдания Кары были непродолжительными. Серьезные вопросы заставили ее забыть про слезы. Если все пойдет совсем плохо, то у нее имеется диплом престижного университета, опыт работы в компании отца, кое-какие знакомства, все больше успокаиваясь, размышляла Кара. Она не пропадет. И нищета ей не грозит. Да, не быть ей в двадцать шесть лет владелицей собственного бизнеса, но это еще не вселенская трагедия. Кара села, тряхнула гривой каштановых волос, достала из изящной коробочки бумажный платок и промокнула глаза. А Нестеров еще не знает, с кем связался! Она его переиграет. Кара кровожадно улыбнулась. Потому что она умна, хладнокровна, красива, неотразима, и вообще, она Карина Арчугова!

    Конечно, она привыкла считать себя богатой наследницей, но с этим разочарованием тоже можно смириться. Что еще? Вроде бы больше ничего. У нее есть подаренная отцом квартира, и у отца сохранилась дорогостоящая недвижимость, часть которой она получит в наследство. Небольшой, но капитал.

    Тут Кара непроизвольно, вопреки недавним намерениям, всхлипнула. Прощайте, модные вечеринки, платья от-кутюр, поездки на шопинг в Париж и Милан, прощайте ложи в опере и отдых на элитных курортах. «Подумаешь, несколько миллионов долларов! Большинство людей живут без них, и счастливо. Выйду замуж за хорошего человека, родим детей, купим дом», — успокаивала она себя. Слезы градом катились по щекам, нанося непоправимый ущерб макияжу. Щемящая жалость к самой себе комом стояла в горле, и Каре никак не удавалось его проглотить.

    Опять раскисла! — ругала она себя. Ведь только что решила, что ничего ужасного не произошло. Ничего! Это самый страшный сценарий, какой может разыграться, но ведь есть шанс и отстоять компанию. А для этого стоит потрудиться. Последняя мысль помогла Каре собраться, встряхнуться. Утереть слезы. Спасти их могут только действия. Активные и продуманные, и у нее есть шанс внести в общее дело свою лепту. И она внесет.

    И Кара, аккуратно промокнув мокрое лицо, поднялась с кровати и принялась за дело.

    Обыскивать комнату хитреца было бессмысленно — что он мог там хранить? Кобуру с пистолетом и запасную обойму? Секретные бумаги и микропленки? Кому они нужны в наше время? А его ноутбук остался в отеле. Вот где следовало поискать, хлопнула себя по лбу Кара. Впрочем, у нее еще будет время.

    Нет. Самое ценное в наше время — информация, и ее хотелось раздобыть как можно быстрее, желательно еще до возвращения Нестерова. А значит, следовало поторопиться, а то вдруг Сашенька окажется слишком покладистой и неинтересной и записной соблазнитель быстренько вернется домой? Больше Кара ему не доверяла. Она не знала, сам он приехал в их дом или кто-то послал его, но лучше исходить из худшего. Каламбур. Причем неудачный, отметила Кара и принялась звонить в Нью-Йорк старому университетскому приятелю.

    — Здорово, подруга! — несколько развязно бросил в трубку Лешка. — Чего надо?

    Спросил легко и естественно, словно виделись они вчера и словно Кара регулярно обращалась к нему с мелкими просьбами на правах близкого друга. Но близкими друзьями они не были. Просто учились в одном университете, на разных факультетах, но встречались в русскоязычной тусовке. Кара знала, что Лешка был талантливым айтишником. Не хакером, но человеком с большими, почти неограниченными возможностями. И поскольку, в отличие от Карины, не имел состоятельных родственников, которые бы оплатили его обучение в престижном американском университете, не брезговал никакой халтурой, самого рискованного свойства, руководствуясь при выборе заказов одним лишь принципом: «Главное, чтобы не поймали». И его не ловили.

    Окончив университет, Леша не принял ни одно из заманчивых предложений крупных компаний, а организовал собственную фирму, очень быстро наработал клиентуру и в данный момент процветал, занимаясь вполне законным бизнесом. Но страсть к рискованным операциям его не покинула, и он время от времени брался за весьма сомнительные заказы, а иногда совершенно бескорыстно помогал своим бывшим приятелям в щекотливых ситуациях. То ли от доброты и бескорыстия, то ли с прицелом на будущее. Бескорыстно оказанная услуга вызывает у осчастливленного знакомого естественное желание отблагодарить своего благодетеля. И рано или поздно он обращается к Лешке с уже серьезным и интересным деловым предложением. Возможно, именно таким образом Лешка и оброс состоятельной клиентурой. Каждый, кому компьютерный гений хоть раз легко и от чистого сердца помог в трудную минуту, прямо-таки пылал желанием отплатить добром за добро, присылая к нему клиентов, обеспечивая бесплатной рекламой и заказами. Вот и Карина, набирая Лешкин номер по скайпу, уже прикидывала, что могла бы поручить его фирме разработку официального сайта собственного салона.

    — Привет, Леш, и я рада тебя видеть, — с улыбкой ответила Кара. — Леш, мне надо собрать максимум возможных сведений об одном человеке.

    — Хочешь знать, сколько раз он был женат и размеры выплачиваемых бывшим женам алиментов? — в свойственной ему бестактной манере пошутил Лешка.

    Он вообще был парень простой, демократичный. И, несмотря на кругленький капиталец, приобретенный в последние годы, выглядел все тем же неформальным студентом с длинными, давно не стриженными, небрежно взъерошенными волосами, облаченным в простенькую футболку и клетчатую рубашку.

    — Нет, Лешечка, — не обиделась Кара. — Меня интересует подробная биография индивида. Где родился, где учился, где начинал карьеру, на чем сделал деньги, сфера сегодняшних интересов. На кого работает. Увлечения. Все.

    — Хм. Попахивает серьезным интересом. Замуж собралась? — То ли у Лешки с фантазией было напряженно, то ли он и вправду считал: единственное, что может интересовать женщину в мужчине, — это перспектива дальнейшего замужества.

    Кара решила приятеля не разубеждать, а просто спросила:

    — Сделаешь?

    — А то! — с ловкостью профессионального жонглера вертя в пальцах карандаш, согласился Лешка. — Давай исходные данные.

    — Нестеров Георгий Глебович. Возраст — примерно тридцать — тридцать пять. Имеет испанское гражданство. Сегодня утром снял номер в гостинице «Москва» города Санкт-Петербурга.

    — Все?

    — Все, — вздохнула Кара.

    — Негусто, — засовывая с видом заправского бухгалтера за ухо карандаш, оценил Лешка. — Ладно, старушка, жди, что смогу, накопаю. — И отключился.

    Вот он, деловой подход. И ведь сделает, и нароет, и проанализирует. Кара была уверена, что, выяснив исходные данные Нестерова через базу гостиницы, Лешка поднимет всю информацию, какую возможно. Отыщет недвижимость, которой владеет Нестеров, страховки, последние сделки, адреса офисов, названия компаний. Айтишник был неленив, добросовестен и изобретателен.

    — Держитесь, Георгий Глебович, — нехорошо усмехнулась Кара. — Скоро я буду знать о вас все, вплоть до анализа крови и номера детского садика, который вы посещали.

    И, распорядившись подать ей наверх чай, Кара приняла душ, переоделась и уселась за компьютер изучать выкачанную из отцовского ноутбука информацию.

    Далеко за полночь возле дома раздался шум, звук клаксона, затем визгливый смех — Римма вернулась домой, и подвез ее какой-то нагловатый чернявый парень маленького роста с отвратительными манерами. Кара, услышав сперва пронзительный сигнал, а затем до неприличия заливистый смех, не удержалась и выглянула в окно. На подъездной аллее стоял ярко-красный «Астон-Мартин», а возле него, сжав Римку в пылких объятиях и зарывшись лицом в ее декольте, топтался владелец авто. Время от времени он выныривал наружу и что-то страстно нашептывал дурехе на ухо. Очевидно, жаждал продолжения веселья в ее спальне.

    Римка хохотала, вяло отбивалась от развязного кавалера и стреляла глазами по окнам дома. Ясно, надеется привлечь внимание Нестерова. Увы, сестренка, объект твоих чаяний и сам еще не явился. Очевидно, секретарша оказалась девушкой горячей, покладистой и ночевать коварный компаньон будет у нее. Сделав это очевидное заключение, Кара почувствовала… Горечь? Злость? Разочарование? Трудно сказать. Но поворот дела ей явно не понравился. Она резко задернула шторы и вернулась к компьютеру.

    Кара уже выделила из списка полученных ими файлов ту часть, в которой крылся заинтересовавший Нестерова документ, и теперь, в десятый раз просматривала их, пытаясь понять какой и чем именно он привлек внимание ее двуличного компаньона.

    Но сколько она ни вчитывалась в коротенькие сообщения от скрывающихся за странными никами адресатов, ничего для себя интересного не обнаружила. Все они были обтекаемыми и малоинформативными или просто неинтересными, как, например, послание некоего РГР, который ссылался на рекомендации хорошего знакомого, которому отец помог два года назад отыскать известного итальянца. Старик прекрасно себя чувствует и передает привет. Возможно, Нестеров знает имя интересующего его адресата или знает, какое послание надо искать?

    Кара посидела еще немного, бессмысленно глядя в компьютер, и наконец решила, что самое мудрое — это дождаться информации от Лешки, а там видно будет. Она сладко потянулась и, захлопнув крышку ноутбука, блаженно откинулась на подушки.

    Домой, точнее, в дом Арчуговых Гарик вернулся поздно. Неприлично поздно. Отделаться от пылкой целеустремленной Сашеньки одними поцелуями оказалось делом чрезвычайно трудным, потребовавшим изрядной изворотливости. Гарик жутко вымотался.

    Дом уже сладко спал, укутанный жемчужным покрывалом свежей майской ночи. Пахло нагретой за день землей, хвоей, тянуло прохладной свежестью близкого озера. Гарик помедлил на крыльце, наслаждаясь покоем бледной петербургской ночи, подавил в себе неуместное желание прогуляться по саду и ступил в дом.

    Он тихо поднялся на второй этаж, вошел к себе в комнату, сбросил пиджак и подошел к окну.

    — Доброй ночи, капитан, — раздался у него за спиной тихий, чуть насмешливый голос.

    21 мая 2017 г.

    Кара сидела в кресле, вытянув облаченные в светлые джинсы стройные ноги, с легкой насмешкой на губах, и небрежно накручивала на палец темно-каштановую прядь.

    Вид у Нестерова был на удивление глупый. Он таращился на нее, бестолково хлопая ресницами, и не знал, что ответить.

    Увы, длилась эта растерянность недолго. Секунды две. А затем он озорно улыбнулся и с деланой серьезностью проговорил:

    — Добрый вечер, мой генерал, — и вытянулся по стойке «смирно». — Разрешите доложить?

    «Скользкий, увертливый тип», — вздохнула Кара. Но все же на две секунды она выбила его из колеи.

    — Докладывайте, капитан, — решила дать ему возможность поиграть в кошки-мышки Кара, а заодно выяснить, чем у Нестерова с «Сашенькой» закончилось свидание. Имя «Сашенька» она произносила именно в кавычках, как какое-нибудь прозвище.

    Нестеров галантно поклонился, изобразив то ли мушкетера, то ли кавалергарда, и уселся в кресло напротив, непринужденно забросив ногу на ногу.

    — Докладываю. В последние перед исчезновением дни Борис Аркадьевич ходил озабоченный, раздражительный, при этом очевидных поводов для подобного настроения не наблюдалось. Дела в конторе шли хорошо, жене он приготовил какую-то пакость, это секретарша вынесла из подслушанного разговора, но настроение шефа было все равно скверным.

    — Скромные результаты после столь титанических усилий, — язвительно усмехнулась Кара.

    — Уж какие есть, — развел руками Нестеров, очевидно считавший, что слово «капитан», случайно произнесенное Карой, никогда более не всплывет. — Надеюсь, ваш вечер прошел более продуктивно? — не удержался от шпильки Гарик.

    — Ну! — охотно ответила Кара. — Куда как! Хотя он и не носил делового характера.

    Гарик почувствовал, что игривое минуту назад настроение куда-то испарилось, как будто его и не было.

    — Что ж, — суховато произнес он, — примите мои поздравления.

    — Благодарю. Ну так что же, Георгий Глебович, капитан Федеральной службы безопасности, 1986 года рождения, уроженец Петербурга, ныне уважаемый бизнесмен? — исключительно доброжелательным, лишенным всякой насмешки голосом поинтересовалась Кара. — Что мы с вами предпримем далее? Или наше совместное расследование изначально было ловким способом проникновения в компьютер моего отца, а теперь, после успешного выполнения операции, необходимость в сотрудничестве отпала?

    Гарик молча внимательно вглядывался в Кару. Где он прокололся?

    Утешало одно: никто из семейства Арчуговых, а также руководства компании никакой подлинной информацией о нем не обладал. Только Кара, иначе сейчас его бы встречал кворум во главе с Катричем и его людьми.

    Зря он пригласил на свидание секретаршу. Зря. Женщины — народ ревнивый и мстительный, внимания к представительницам своего пола не прощают. Последняя мысль вызвала на лице Гарика неуместную довольную улыбку, заставившую Кару недоуменно нахмуриться. Он быстренько спохватился, нахмурился, сообразил, что довольная улыбка все же уместнее, снова улыбнулся, почувствовал себя глупо, покраснел до ушей, махнул рукой и свесил голову на грудь.

    — Георгий Глебович, с вами все в порядке? — с ласковой заботливостью врача психбольницы спросила Кара.

    — Очевидно, нет, — окончательно беря себя в руки, ответил Гарик и посмотрел на нее с открытой обезоруживающей улыбкой. — Выкладывайте, Карина, как вам удалось меня рассекретить, а уж потом я сдамся вам с потрохами, безо всяких увиливаний и утаек.

    — Откуда мне знать, что вы меня не надуете? — поинтересовалась Кара. — Нет уж. Сперва вы выкладываете все начистоту, а уж потом я подумаю, заслуживаете ли вы ответной откровенности.

    — Что разумно. К тому же я сам это заслужил, — вздохнул Гарик.

    — И?

    — Я оказался здесь не случайно. Я возглавляю частное агентство, которое разыскивает культурные ценности, выявляет подделки и еще много чем занимается. Я не был знаком с вашим отцом. Меня наняли, чтобы разыскать пропавший предмет культурного наследия. Ваш отец замешан в этом деле, и, возможно, его исчезновение связано с этим предметом. Мне нужно было изучить ситуацию изнутри, поэтому я придумал легенду, явился в ваш дом и благополучно в нем обосновался, — деловито объяснил Нестеров. — Я не имею никакого отношения к обрушившимся на вас неприятностям. Так что бояться меня нечего. И я действительно заинтересован в поисках вашего отца. Я надеялся, что его переписка поможет мне выйти на след.

    — Что за предмет? — коротко спросила Кара, старательно вылавливая в рассказе Нестерова недомолвки. Объяснения в духе «если кто-то кое-где у нас порой…» ее категорически не устраивали.

    Нестеров вздохнул, секунду-другую подумал и все же ответил:

    — Дневники Пржевальского.

    — Кого? — с удивлением спросила Кара. — Того, в честь которого лошадь названа?

    — Именно.

    — А кто заказал эти дневники и почему мой отец пропал из-за них?

    Что-то в истории не сходилось. Пржевальский — не Леонардо да Винчи, чтобы из-за его дневников такие страсти разгорались. Он и жил-то всего лет сто назад. Максимум сто пятьдесят.

    — Вас интересует, кто заказал кражу этих дневников вашему отцу?

    — Да.

    — Некий англичанин, чье имя вам ничего не скажет, — сообщил Нестеров.

    — Почему из-за этих дневников разгорелись такие страсти? — По выражению лица Нестерова Кара поняла, что на этот вопрос откровенный ответ она, вероятно, не получит.

    — Мне неизвестно, почему эти дневники имеют столь большое значение для заказчика, но человек, у которого их похитили, решительно намерен их вернуть, — обтекаемо ответил Гарик.

    — И кто же ваш заказчик?

    — А вот этого я вам сообщить не могу. Это информация конфиденциальная, — твердо сказал Нестеров.

    Мило. И что же он ей сообщил, чего сама Кара не знала? Отец украл культурную ценность, принадлежащую…

    — А кому принадлежали украденные дневники?

    — Православной церкви. Они хранились в монастыре, на родине путешественника.

    — И оттуда их похитили? — Словно клещами из него информацию тянешь, посетовала Кара. Ну ничего, придет и мой черед поквитаться.

    — Именно, — дал очередной краткий ответ Нестеров.

    — А с чего вы взяли, что это дело рук отца?

    — Я бы не сказал, что рук. Непосредственным исполнителем был другой человек. Ваш отец руководил процессом. Надеюсь, для вас не новость, что иногда он проворачивал подобные гешефты? — вопросительно взглянул на Кару Нестеров.

    — Нет. Хотя я и не одобряла подобных «операций». Так почему вы решили, что за похищением стоит отец?

    — В течение последнего полугодия сперва с настоятелем монастыря, а затем и с самим патриархом и близкими к нему людьми неоднократно связывались подставные лица, предлагая выкупить у церкви дневники, которые, по сути, не представляют никакой духовной или религиозной ценности, скорее естественно-научную. Но подобная настойчивость насторожила священнослужителей. Тогда в дело включился непосредственно ваш отец, он вступил в переговоры с патриархом. В частные переговоры, заручившись весьма внушительными рекомендациями и надеясь склонить влиятельных лиц к перепродаже ему дневников или к их обмену. Но РПЦ — не базар, и ему отказали. В результате дневники были похищены.

    — И все равно я не вижу доказательств. Отец честно вел переговоры, а украсть их мог кто угодно, — не согласилась с доводами Нестерова Карина.

    — Разумеется. Но мы проверили всех лиц, которые в течение этого времени интересовались дневниками Пржевальского, и все они так или иначе были связаны с вашим отцом. Нам даже удалось вычислить, назовем его так, «коллекционера», заказавшего вашему отцу эти дневники.

    — И когда вы всех вычислили, исчез сам отец? — насмешливо вскинула брови Кара.

    — Именно. К сожалению, я не уверен, что он просто спрятался, почувствовав наш к нему интерес, — озабоченно нахмурившись, заметил Гарик. — Вчера мне стало известно, что заказчик дневники не получил и крайне недоволен. Это наводит на мысль, что с вашим отцом что-то случилось. Иначе он бы передал дневники и получил свои деньги — согласитесь, это логично. Держать их у себя дольше необходимого — серьезный риск.

    — Что же такого ценного в этих дневниках, что за ними гоняются столько людей? — вернулась к интересовавшему ее вопросу Кара.

    — На самом деле за ними гонялся лишь один человек. Заказчик. Остальные были исполнителями, большую часть которых привлек ваш отец, — поправил ее Нестеров.

    — Большую часть? То есть были и другие? Конкуренты? И они тоже могли убить отца, чтобы отнять у него дневники и получить за них вознаграждение? — довела его мысль до логического завершения Кара.

    — Об убийстве пока никто не говорит, — уточнил Гарик.

    — Кое-кто говорит. И все думают, — невесело усмехнулась Кара. — И все-таки. Что такого ценного в этих дневниках? — Она решила любой ценой не дать сбить себя с цели.

    Нестеров едва заметно поморщился. Не нравится, когда его берут в клещи, усмехнулась про себя Кара. Надеялся в очередной раз выкрутиться. Не выйдет. А впрочем, может, и выйдет. Лицо Нестерова снова посветлело, и он охотно ответил:

    — Я не читал эти дневники и не могу с уверенностью сказать, в чем их ценность. Меня наняли с определенной целью — вернуть их. Вероятно, для коллекционера любая вещь, относящаяся к его коллекции, настоящее сокровище. Будь то старый коробок спичек или потрепанная открытка, — ответил он, пожав плечами.

    — Ну нет. В данном случае вас нанял не коллекционер, а… Церковь? — не спешила принять его версию Кара.

    — Ну, в общем… да.

    — Странный шаг для такой организации. Обратиться не в полицию, а к частному специалисту, да еще вашего уровня… — Отчего-то Кара была уверена, что Нестеров был специалистом очень высокого класса и услуги его стоили недешево. Иначе откуда виноградники? Про пивоварню он наврал, это была хорошо скроенная легенда.

    — Вы, безусловно, правы. И все же я не читал дневников и не могу объяснить, в чем состоит их ценность, кроме того, что я уже предположил.

    Они помолчали.

    — Итак, Кара, поскольку, как я понимаю, у вас больше нет вопросов, извольте сдержать свое слово и удовлетворить мое любопытство. — Он лукаво улыбнулся. — Как вы меня рассекретили? Признаться, я впечатлен и разочарован. Так позорно провалиться!

    Нестеров снова свесил голову на грудь и покачал ею с видом отчаявшегося человека.

    Кара против воли улыбнулась.

    — Не вы один умеете обращаться с компьютером.

    — Что? Вы вычислили меня с помощью интернета? — оживился Нестеров.

    — Не все так просто, но, в общем, да.

    — Кара, прежде чем прибыть в ваш дом, я скрупулезно изучил досье на каждого члена семейства. В том числе на вас. В деле не было никаких упоминаний о том, что вы талантливый хакер. Кажется, я вас недооценил, — озадаченно проговорил Нестеров, явно размышляя о чем-то ином.

    — А что было в моем деле? — с любопытством спросила Карина.

    Нестеров взглянул на нее и лукаво улыбнулся.

    — Например, вы начинали учить китайский язык и бросили.

    — Подумаешь, секрет Полишинеля! Стало трудно, и бросила, — презрительно фыркнула она.

    — Хорошо. В седьмом классе вы выиграли районную олимпиаду по математике, а на физической заняли второе место по городу.

    — Однако вы глубоко копали. Хотя и непонятно, чем вам могли помочь эти сведения. К концу школы я разлюбила математику, и физику тоже, и в университете пошла на искусствоведение.

    — Это логично — изучать семейное дело. А еще, — Гарик несколько секунд помедлил, но все же решился, — в шестнадцать лет вы пылко влюбились в мальчика из старшего класса по имени Владислав Адашевский. Насколько я понимаю, это с ним вы были в клубе? — тем же безобидным тоном спросил Нестеров.

    Кару бросило в жар. И зачем только она завела этот дурацкий разговор? Что ему известно об их романе? Каких сплетен он насобирал?

    Но Кара зря волновалась. Заметив разительную перемену в ее настроении, Гарик тактично поспешил сменить тему:

    — А в университете у вас был с десяток поклонников. Среди них — сын нынешнего советника американского президента. И еще вы состояли в престижном студенческом клубе «Лямбда Дельта Ку», были королевой ежегодного бала и «мисс университет». Вы прекрасно плаваете, любите дайвинг, не любите горные лыжи, хорошо танцуете, неплохо поете, у вас камерное меццо-сопрано.

    Кара расслабилась. Кажется, ее увлечение Адашевским лишь мельком упоминалось среди прочих. Хотя именно оно одним из прочих не было… Кара вздохнула, отгоняя старые болезненные воспоминания и с удивлением отмечая, что сегодня, впервые за прошедшие годы, эти воспоминания оказались не столь яркими, как прежде. Очевидно, всему виной свежие невзгоды.

    — Ваши сведения обо мне столь же полны? — вывел ее из задумчивости Гарик.

    — Вероятно, — безо всякого вызова или шутливости проговорила Кара. — На школьном выпускном вы зажигали с девочкой Мариной, которая через год выскочила замуж за вашего приятеля. Теперь у них двойня.

    — Хм. Один — один, — ухмыльнулся Гарик. — Предлагаю заключить новый равноправный союзнический договор. Вы как?

    — Зачем? Вас интересуют дневники, а меня — отец и компания. Что у нас общего?

    — Вы неправильно расставили акценты, — устало вздохнув, потер глаза Гарик. — Мне необходимо найти вашего отца. И потом, когда я ехал к вам, то был практически уверен, что его исчезновение связано с дневниками. Теперь нет. Слишком много всего сплелось в один узел. Не упрямьтесь, Кара. Наше сотрудничество в ваших интересах. У вас больше нет друзей в этом доме, а в данной ситуации они вам не помешают.

    — Так вы в друзья напрашиваетесь или в союзники? — взглянула на него Кара.

    — Да, — после короткой паузы кивнул Гарик, — давайте дружить. — И он протянул руку. — Я был бы рад нашей дружбе, даже не имей она под собой практической выгоды.

    — Но дружба подразумевает полнейшее доверие, — не спешила протянуть ему руку в ответ Кара. — Вы к нему готовы?

    — А вы? — все еще сидя с протянутой рукой, спросил Гарик.

    — Пожалуй, да.

    — Хорошо. Дружба и доверие. Но у меня есть маленькая просьба. Давайте продолжим откровения завтра. У меня просто глаза слипаются. — Он жалобно улыбнулся. Кара сдалась и протянула руку.

    — Но не надейтесь снова вывернуться, — пригрозила она. — В этом случае я вас разоблачу. И еще, что вы подразумевали, говоря, что у меня в этом доме нет ни друзей, ни союзников? А Лариса с Риммой?

    Кара в который раз поразила Гарика, выудив из брошенной им вскользь фразы самую суть. Пора бы уже привыкнуть к ее хватке и перестать бросаться словами. Он взглянул на девушку, понял, что очередные увертки не пройдут, и со вздохом проговорил, страшно ругая себя за несдержанность, ибо время обнародовать эту информацию еще не пришло:

    — Именно Лариса и Римма вам не друзья, и даже не родственники, — выдавил из себя Гарик.

    — Что это значит? — отчего-то пугаясь, спросила Кара.

    — Римма вам не сестра, — сухо сообщил Нестеров. — Лариса обманула мужа. Сама Римма об этом, очевидно, не догадывается. И если бы не исчезновение вашего отца, этот факт так и остался бы тайной. Но в данной ситуации, когда неизвестный ведет атаку на вашу компанию, ваш отец пропал, а капитал под угрозой, думаю, вам стоит об этом узнать. Что бы ни случилось, законных наследников у вашего отца всего трое: вы и Мария с Наумом. И Лариса это отлично понимает.

    Кара слушала его, нахмурившись и пытаясь сообразить, что значит для нее эта информация. Какая новая угроза нависла над ней?

    — Откуда вы это узнали, спрашивать глупо, правда ли это, тоже, — размышляла она вслух. — А, кстати, кто же настоящий отец Риммы? — Вот это, пожалуй, было действительно важно. Если это влиятельный человек и Лариска с ним сговорилась…

    — Это достоверная информация. А биологическим отцом Риммы является некто Загоровский Михаил Львович. Незаметная фигура, кандидат исторических наук, преподает в колледже при университете… Забыл название, но что-то с авиацией.

    — Мася? — недоверчиво переспросила Кара.

    — Что?

    — Мася Загоровский? Сын Загоровского?! — словно не веря себе, воскликнула Кара. — Нет, это правда, не шутка? Ну, Лариска дает! С этой размазней! С Масей! Фу! Как ее угораздило? Он такой прилизанный, весь в перхоти, у него галстук всегда в жирных пятнах… — В Каре боролись веселье с брезгливым отвращением. — Вы даже не представляете себе, что это за жалкая, бесхребетная личность! Да его даже зовут до сих пор Мася, как в детстве, а мужику уже под пятьдесят. Нет, правда, как ее угораздило?

    — Подробностей я не знаю, но в общих чертах: они были знакомы с детства, и в какой-то момент Лариса, очевидно, решила, что просторная квартира и достаток его родителей способны уравновесить некоторые недостатки самого Михаила Львовича. И все шло к свадьбе. Но тут она познакомилась с вашим отцом и быстренько переориентировалась, — пояснил Гарик. — А кто такой этот Загоровский-старший? Я, признаться, не счел нужным глубоко копать. Насколько я понимаю, он уже очень немолод.

    — Наш дальний родственник. Ему действительно уже лет восемьдесят. Но он до сих пор работает. Это главный папин консультант, эксперт высочайшего класса. Во многом именно благодаря ему папа так преуспел. Сам папа в антиквариате не очень разбирается, тем более в искусстве. К тому же у Льва Борисовича были обширные связи в антикварных кругах, папа умело ими воспользовался. Сейчас Загоровский старенький, так что в офисе компании не появляется, но поскольку папа без него как без рук, то выкупил для него офис прямо в его доме, на первом этаже. Лев Борисович живет в Свечном переулке, на втором этаже старого дома без лифта, а офис — на первом. Папа даже предлагал ему прямо из квартиры лестницу вниз прорубить.

    — В Свечном переулке? Дом? Какой у него номер дома? — Гарик так сильно и стремительно изменился в лице, что Кара даже испугалась.

    — Не помню, но недалеко от Большой Морской. А что случилось? Что с вами?

    Нань-Шань, Китай, июль 1879 г.

    — Не нравится мне это место. Слишком отвесный берег. Верблюдам здесь не спуститься к воде, — оглядывая крутые берега реки Дан-хэ, заметил Пржевальский.

    С тех пор как они, покинув Са-чжеу, осмотрели священные пещеры Чен-фу-дун, офицер и один из солдат сопровождения покинули их отряд, оставив в качестве проводников полицейского и второго солдата. Путь отряда пролегал сквозь сыпучие пески и глубокие ущелья, по совершенно безводной местности, так что выход к реке вселил в путников надежду на скорый отдых и возможность пополнить запасы воды и напоить животных. Увы, спуститься к воде с вьючными верблюдами было совершенно невозможно.

    — Абдул, спроси у них, есть ли здесь хоть какой-то кусок пологого берега, — распорядился Пржевальский, подозвав переводчика.

    — Говорят, дальше по берегу есть такое место.

    Отряд продолжал идти чуть не до самого вечера.

    — Командир, — подъехал к Пржевальскому Егоров, — не знают они, где здесь водопой, ей-богу, не знают! Я уж за этими косоглазыми чертями не первый час наблюдаю. Заведут нас, вот, ей-богу, заведут, и не выберемся. Потрясти бы их, а?

    — Да, я уж и сам начинаю подозревать их. Чин-цай нас и сразу пускать не хотел, а тут еще англичанин этот откуда-то взялся, тот, которого Абдул в Са-чжеу видел. Очень уж англичанам не по нутру наш интерес к Китаю и Тибету, боятся, как бы мы их отсюда не выставили. Так что зови Абдула и этих горе-проводников, сейчас допрос устраивать будем. — Пржевальский грозно свел к переносице густые кустистые брови.

    — Прости, господин, — плюхаясь на колени перед огромным, как скала, ян-гуйзы, командиром, залепетал полицейский, — мы не знаем пути! И никто не знает. Чин-цай приказал вас повести, но мы не знаем пути. Это гиблое место. Совсем гиблое. Надо возвращаться, господин, а то все погибнем. Видели, сколько по пути черепов по сторонам дороги лежит? Плохое это место, совсем плохое! Воды нет, дороги нет, возвращаться надо!

    — Неужели же никто никогда из охотников в горы не ходит?

    — Зачем им в горы, господин? — оживился полицейский. — Мертвое место. Никого там нет, даже змеи и ящерицы не водятся. Ни травинки не растет там. Верблюды туда не дойдут.

    — Откуда ты знаешь, что там мертвое место, если туда никто не ходит? — нависая над тощим маленьким полицейским, громыхал Пржевальский, надеясь страхом заставить проводников идти дальше.

    — Потому и знаю, что никто дотуда не дошел, все погибли, все как один. Никто не вернулся. Только нас, бедных, послали на верную смерть. Смилуйтесь, господин, пойдемте обратно!

    — Ах вы, разбойники! Врете вы все! Да уж, видно, с вами идти хуже, чем без вас! — гневно воскликнул Пржевальский, едва не замахнувшись на сжавшихся на земле китайцев. — Гони их, Абдул. Сами будем выбираться, а назад не пойдем. Они этого только и ждут. Роборовский, проверьте, сколько у нас осталось воды. Иринчинов, скачи вперед, поищи сносный спуск к воде. А этих гнать в шею! Обойдемся сами, и не из таких переделок выбирались. Выпутаемся.

    — Николай Михайлович, есть! Нашел! — вернувшись часа через полтора, прокричал еще издалека Дондок. — Тропа крутая, узкая, но спуститься к воде можно.

    — Отлично, там и устроим привал. А потом уже решим, каким путем идти дальше.

    Несколько раз отряд пытался выбраться из ущелья Дан-хэ и возвращался обратно, глубокие балки с отвесными краями преграждали ему путь. В конце концов после трудной изматывающей переправы через быструю и глубокую реку, путешественникам удалось выбраться на другой берег, и по нему они вышли из высоких горных ущелий. Теперь их путь лежал к хребтам Нань-Шаня.

    «По своему характеру описываемая высокая равнина у подножия главного кряжа Нань-Шаня совершенно напоминает пустыню. Почва состоит из солонцеватой глины с галькою… Воды нет вовсе, за исключением лишь реки Дан-хэ… Вся местность на верхней Дан-хэ, как и вообще в этой части Нань-Шаня, изобилует золотом…

    С места нашей стоянки, при выходе р. Дан-хэ из гор, мы предприняли розыски дальнейшего пути. Для этого снаряжены были два разъезда на верховых лошадях. В один из этих разъездов послан был казак Иринчинов с препаратором Коломейцевым. Им приказано было ехать возможно далее вверх по Дан-хэ. В другой разъезд, в горы на юг, отправился я сам с унтер-офицером Урусовым.

    Все мы поехали налегке, захватив с собою по небольшому котелку для варки чая и по нескольку фунтов дзамбы; войлок из-под седла должен был служить постелью, седло — изголовьем. При таком снаряжении, на привычной верховой лошади и проходя трудные места пешком, можно пробраться решительно везде, даже в самых диких горах. При больших летних днях нетрудно проехать верст пятьдесят, делая в полдень отдых часа на два-три. Следовательно, дня в три-четыре можно обследовать местность далеко и разыскать более удобный путь. Подобный способ практиковался нами много раз впоследствии и почти всегда приводил к благоприятным результатам. Главное — делаешься сам хозяином пути и не нуждаешься в проводниках, по крайней мере в тех местах, где этих проводников затруднительно или вовсе невозможно достать.

    Отъехав еще немного и перебравшись через крутой отрог гор, мы неожиданно услышали недалеко в стороне от нас в боковом ущелье людские голоса. Минуту спустя оттуда выехали верхом двое монголов; у каждого из них была еще запасная лошадь. Испугавшись неожиданной встречи, монголы хотели было удрать назад, но мы уже стояли возле них и, поздоровавшись, начали расспрашивать, кто они такие, куда едут, знают ли дорогу в Цайдам. Все еще не оправившиеся от страха, монголы объяснили сначала, что они охотятся за сурками, а потом стали утверждать, что они пастухи и ищут потерявшихся лошадей. Весьма вероятно, что то и другое было ложью и что встреченные нами монголы промышляли воровством лошадей. Но для нас в эту минуту было решительно все равно, чем занимаются эти монголы. Встреча с ними в данных обстоятельствах оказалась счастливою находкою, упустить которую было невозможно. Люди эти, несомненно, отлично знали окрестные горы и могли показать нам путь в Цайдам. Поэтому, поговорив немного, мы ласково пригласили встреченных ехать вместе с нами к нашему бивуаку. Монголы наотрез отказались от этого. Напрасно обещана была хорошая плата и подарки — ничего не действовало. Тогда я объявил монголам, что поведу их в свой лагерь насильно, и велел ехать с нами; на случай же бегства предупредил, что по ним будут стрелять. Волею-неволею, дрожа от страха, монголы поехали под нашим конвоем. Дорогою, видя, что мы ничего дурного не делаем, наши пленники немного успокоились и прежде всего начали расспрашивать, кто наш начальник и какую имеет он на шляпе шишку, т. е. чин, нисколько не подозревая, что сам начальник едет с ними в простой парусинной рубашке. Поздно ночью приехали мы к своему бивуаку, где монголы были напоены чаем, накормлены, но для предупреждения бегства посажены под караул. На следующий день утром эти простаки сильно удивлялись, что приведший их из гор «орос-хун», т. е. русский человек, был сам начальник отряда. Видя безысходность своего положения, плененные монголы, сначала отговорившиеся незнанием пути в Цайдам, объявили наконец, что покажут нам туда дорогу».

    21 мая 2017 г.

    — Как это вышло?! Вы что, напортачили?! Или у нас завелся стукач?!! — грохотал Геннадий Сергеевич, нависая над смиренно сжавшимся юристом. — А может, ты меня продал, жидовская морда? А?! Сдал, сука? Всех передушу! Гниды продажные! — прочие эпитеты повторению в приличном обществе не подлежат. Да и в неприличном, пожалуй, тоже. Ругался Геннадий Сергеевич виртуозно.

    Марк Юрьевич Лютецкий сидел возле стола, пугливо сжавшись. Он был слегка желтоват, впрочем, это был его естественный цвет лица, следствие желчности характера, глазки его были влажны, вид жалок.

    Но все это было не более как маскировкой. Марк Юрьевич давно работал с Таволжаниным и ни капли его не боялся, поскольку имел на грозного Геннадия Сергеевича толстенькую, аккуратно подшитую папку компромата. С ней он мог бы и сам покрикивать на шефа, но не считал нужным. Ему не сложно было подыграть вспыльчивому бизнесмену. От него не убудет, а Таволжанину приятно. К тому же, несмотря на хамские манеры, грубость и агрессивность, Геннадий Сергеевич был весьма ловким и расчетливым предпринимателем, имевшим острый нюх на выгоду. И Марк Юрьевич, подобных талантов не имевший, уже много лет успешно процветал под его крылом, не забывая, разумеется, и о своих шкурных интересах, и о собственной безопасности.

    Вот и сейчас он благодушно исполнял роль до смерти перепуганного вассала, то и дело украдкой скучливо косясь на наручные часы и заранее зная, что минут через пять буря утихнет, к Таволжанину вернется способность соображать и разговор повернет в деловое русло.

    Минута, другая, вот уже крики стали тише, жесты мягче. Лицо бледнее.

    — Выкладывай, как это вышло, — приказал Таволжанин, усаживаясь за рабочий стол.

    — Наш человек сообщил, что вчера в компании была Кротова.

    — Та-ак! — снова наливаясь краснотой, прогудел Геннадий Сергеевич. — Неужели никто заранее не сообразил ее устранить?

    — Во-первых, ее исчезновение могло бы обострить ситуацию, привлечь внимание полиции, она не одинокий человек. Мгновенно всплыла бы история с переоформлением компании. А во-вторых, подобные решения принимаете вы. Никаких распоряжений от вас не поступало, — раболепно глядя в глаза Таволжанину, трепещущим голосом заметил Марк Юрьевич.

    — Не поступало. Потому что лишние движения были не нужны, все и так складывалось тип-топ. В общем, так: ничего не отменять, срочно перекиньте компанию дальше, пока они со своими арестами до офшора не добрались, а затем — на Арчугову. И вот затем мы посмотрим, как они сделку будут опротестовывать. Ха! — потер руки Таволжанин. — А когда все поуляжется… Ты чего сидишь? — недоуменно взглянул он на Лютецкого. — Давай работай!

    И Лютецкий, прихватив свои папочки, поспешил на выход, торопливо, по-стариковски шаркая ногами. Закрыв дверь кабинета, он распрямился, чуть распустил галстук и, выставив вперед солидный кругленький животик, поправил очки на переносице и проследовал в свой кабинет горделивой начальственной походкой, с удовольствием ловя на себе заискивающие взгляды молодых амбициозных сотрудников фирмы.

    Лариса пришла на работу с опозданием, прикрыв опухшие после вчерашнего возлияния глаза огромными темными очками.

    — Лариса Викторовна, вас человек в приемной дожидается, — поспешила перехватить ее у входа в магазин секретарша.

    — Кто такой? — недовольно поинтересовалась Лариса — в ее сегодняшние планы не входил прием кого бы то ни было.

    — Не знаю, — пожала плечами секретарша. — Он отказался представиться. Сказал, по личному делу, вы в курсе.

    Лариса понятия не имела, кто это мог быть, но под ложечкой у нее отчего-то засосало. Печень, скривившись, решила Лариса и, надев на лицо маску безмятежной успешности, шагнула в приемную.

    В приемной сидел скромного вида мужчина средних лет, невысокий, крепкого сложения, одетый добротно, но неброско, короткие русые волосы, серые глаза, гладковыбритое лицо и чуть вытянутый крупный подбородок. Подбородок Ларисе не понравился. Он вызвал в ней очередной приступ неоправданной тревоги.

    — Добрый день. Вы ко мне?

    — Да. Вы не могли бы уделить мне несколько минут, наедине? — поднявшись ей навстречу, вежливо попросил незнакомец.

    В принципе, можно было бы отказать. Кто он такой, чтобы тратить на него время? С другой стороны, кто он такой? И что ему от нее нужно? У нее не общественная приемная, кто попало сюда не приходит.

    — Прошу вас, — распахивая дверь кабинета, пригласила Лариса, отгоняя безосновательную тревогу. Это нервы. Это все нервы. Исчезновение Бориса. Проблемы с компанией. Нервы.

    Она устроилась за рабочим столом и, взглянув на гостя, проговорила сухим деловитым тоном:

    — Я вас слушаю.

    — Лариса Викторовна, я прибыл к вам, чтобы получить заказ. — Только теперь Лариса заметила в голосе незнакомца легкий, едва уловимый акцент. — Все сроки вышли. Или вы передаете заказ, или возвращаете аванс, учитывая сроки, со штрафными санкциями согласно договору.

    Просто, логично. Справедливо. И… невыполнимо.

    «Арчугов! Сволочь! — выругалась про себя Лариса. — Куда ты сгинул? Будь ты проклят, жирный идиот!» Но все это было внутри. Внешне Лариса озабоченно взглянула на свои руки, чтобы собраться с мыслями.

    — Вы правы. Условия нашего контракта предусматривают определенные сроки, — подтвердила она. — Но случился форс-мажор. Заказ был выполнен, и тому имеется письменное подтверждение. Но курьер с заказом пропал. Сейчас мы решаем эту проблему.

    — Уважаемая Лариса Викторовна, форс-мажор — это ваши проблемы. Мой клиент должен был получить заказ вовремя. Если вы не справились, мой клиент получает назад свои деньги и компенсацию за впустую потраченное время. Я настоятельно предлагаю вам выполнить условия контракта. — Голос незнакомца звучал вежливо, даже мягко, но от его слов веяло арктической стужей.

    Лариса пожалела, что не приказала секретарше срочно вызвать Марата. Нет. Нет. Это уже паника. Это слабость. Никто ее не собирается убивать. Тем более прямо здесь и сейчас, одернула себя Лариса. К тому же пропажа Арчугова вообще может не иметь к происходящему отношения.

    Хотя они могли запросто просчитать, кто именно был исполнителем, перехватить Арчугова с заказом и тихо похоронить в лесу. Они ничем не рисковали. Абсолютно ничем. Теперь они имеют эти проклятые дневники, да еще и денег с нее снимут. Ее подставили. Просто и неизобретательно. У Ларисы родилась соблазнительная мысль сдать этих деятелей полиции, обвинив их в убийстве Арчугова. И пусть выкручиваются.

    Мысль абсолютно глупая. Если учесть, что до заказчика полиции никогда не дотянуться. Никаких доказательств у Ларисы нет. Даже слово «дневники» никогда нигде не фигурировало. Тем более они никогда не входили в контакт с Арчуговым. Как следствие, обвинят во всем ее.

    Гость молчал, выжидательно глядя на Ларису. Лариса молчала, впервые в жизни не зная, что делать. Молчание затягивалось и становилось тягостным.

    — Я вас услышала, — напряженным голосом проговорила Лариса. — Договор будет исполнен.

    — Лариса Викторовна, мы надеемся, что вы не будете вынуждать моего клиента к крайним мерам по взысканию средств, — наставительно проговорил незнакомец, он даже не счел нужным представиться, а Лариса в начале беседы не настояла, а зря. — Всего хорошего, — произнес он на прощание и удалился, оставив Ларису в состоянии, близком к панике.

    «Жадная, глупая, самонадеянная дура!» — горько посетовала она. И почувствовала, как защипало в глазах. Она плачет? Лариса презрительно поморщилась, шмыгнула носом. Что толку от глупых бабьих слез? Она решила поиграть в крутого бизнесмена, такого как Борис, и проиграла. Проиграла. А ведь всю жизнь считала себя умнее, ловчее, хитрее, чем он. Считала, что выигрывает.

    Но ведь так и было! Ведь она смогла получить от него столько, сколько другим и не снилось. Даже после развода она осталась на коне, встряхнулась Лариса. И тут же себя одернула. Она получила больше, чем другие его жены. Но не больше, чем он сам согласился ей уступить. Она получила жалкую долю в магазине, в его магазине, а не половину компании, не половину капитала. И чем же она гордилась все эти годы?

    Она всю жизнь провела под его крылом, за его спиной, под его защитой и лишь один-единственный раз попыталась высунуться оттуда — и тут же получила по носу.

    Ларисе вспомнилась прошлогодняя поездка в Лондон, знакомство с неким господином. Баронет Лоуренс Диневор, так он представился. Их свел общий знакомый, Додик Зачесломский. Лариса знала, что Борис иногда ведет с Додиком какие-то дела, очевидно, не самые респектабельные, но ее это не смутило. Напротив, послужило определенной рекомендацией. Раз Борис может, почему ей нельзя? Самонадеянная идиотка! Тогда ей даже в голову не пришло, почему Додик направил Диневора не к Борису, а к ней.

    Ей так понравилась мысль поиграть с Борисом, облапошить его, надуть! Выставить идиотом. Результат был очевиден. Надули ее. Расчетливо, хладнокровно, сыграв на ее слабостях как по нотам.

    Додик! Идея наверняка принадлежала ему. Лицо Ларисы напряглось и заострилось. Ей не достать Диневора, но Додика она достанет. Даже если это будет стоить недешево. Она пустит по его следам Марата! Марат разорвет этого скользкого поляка, порвет его зубами, перегрызет глотку! Ей нужен Марат! Немедленно!

    Лариса нажала кнопку быстрого вызова, раздался протяжный гудок, затем сброс.

    Не обратив на это внимания, она автоматом нажала повторный вызов. Он был тут же сброшен. Ее заблокировали? Он так занят, что не может ответить? Напал на след Бориса? Или встречается с информаторами? В любом случае надо ждать.

    Лариса сняла очки, устало потерла лицо. Вспомнила, как скверно сегодня выглядит, велела секретарше подать кофе и позвонила в салон. В подобных обстоятельствах надо держать себя в форме, убедить Марата разобраться с Додиком будет непросто. Придется поработать. Лариса улыбнулась похотливой, почти что неприличной улыбкой, такими улыбаются клиентам портовые шлюхи. Что ж, от такой работы она никогда не отказывалась.

    Кофе появился перед ней через несколько минут. Ароматный, крепкий, без сахара, как она любит. А мысли вернулись к тому давнему разговору, к началу истории. Почему ее не насторожило, что заядлый коллекционер баронет сэр Лоуренс Диневор не желает напрямую связаться с Борисом? Почему ему понадобился посредник? Для чего? Тогда Додик сослался на некое недоразумение, возникшее между ними при последней встрече, причем преподнес это недоразумение как что-то пикантное, легкомысленное, что-то, что задело самолюбие Бориса, но не стоит серьезного внимания. Лариса купилась.

    Затем она вспомнила квадратное, чуть обрюзгшее лицо баронета, с рыжевато-белесыми бровями и мутно-серыми въедливыми глазками, крупным хищным носом и узкими бесцветными губами. В ту встречу он показался ей даже обаятельным.

    Борис тоже хорош. Стоило сослаться на старого клиента, и он вписался в заказ, даже ничего не проверил. Лариса снова криво улыбнулась. Электронное письмо из соседнего кабинета — и он уже в деле. Тогда это здорово забавляло ее. Понятное дело, что ни Додику, ни баронету она ничего не сообщила о том, что просто-напросто наняла Арчугова от имени неизвестного лица, и самодовольно над ними посмеивалась. Досмеялась. Лариса почувствовала необоримое желание продолжить вчерашние возлияния, но жестко себя одернула и снова набрала Марата. И снова безуспешно.

    Накануне весь вечер до поздней ночи телефон Ларисы молчал. Такое иногда случалось. Потом она оправдывалась переговорами, усталостью, поездкой в СПА, где нет приема, но Марат всегда знал, что в таких случаях Лариса ему просто изменяет. Нет, ничего серьезного, просто свежий секс с каким-нибудь загорелым мальчиком, которого она подцепила в фитнесе, на пляже, в ресторане, да где угодно.

    Такая ситуация его страшно бесила, он пытался устраивать скандалы, но каждый раз натыкался на холодную стену равнодушия. Он не был ей мужем, не имел на нее никаких прав, даже доказательств измены он никогда не имел. И чувствовал себя полным идиотом, бесправным и влюбленным. Это продолжалось долго. Очень долго. Лариса водила его за нос. Не отпуская, но и не желая оформить их отношения. Он ее любил и терпел, несмотря на уговоры и слезы матери, на ее просьбы бросить эту стерву, найти себе нормальную женщину и создать семью. Марат семью хотел, а вот бросить Ларису — нет. Точнее, хотел, но не мог. Любил. Во всяком случае, еще недавно. А вот в последнее время что-то разладилось. И дело было вовсе не в пропаже Арчугова. Просто перегорело.

    Перегорело незаметно, Марат даже не помнит точно когда, не сразу осознал случившееся. Но осознал и потому ехал к ней утром совершенно спокойный, не потому, что хотел разоблачить, застукать, а потому, что появилась новая информация и он хотел поделиться ею сперва с Ларисой. По старой дружбе, а может, просто по привычке.

    — А матери нет. Она сегодня не ночевала. — В распахнутой двери комнаты стояла Римма, облаченная в тонкий шелковый пеньюар, игриво выставив на обозрение стройную загорелую ножку, и улыбалась лукавой искусительной улыбкой. — Думаю, она сегодня снимала нервный стресс в объятиях какого-нибудь молодого мускулистого жеребца. Ты разве не знал, что она частенько так развлекается? — глядя на него с едва уловимым презрением, спросила Римма.

    Марат это знал. Но не знал, что об этом знают другие.

    — Ты обиделся? — Римма оторвалась от дверного косяка и, подойдя к Марату, неожиданно нежно погладила по щеке.

    Марат, казалось, ее не замечал, поглощенный клокочущими в нем раздражением и обидой.

    — Она просто похотливая эгоистичная самка. Она не умеет ценить настоящих мужчин, сильных, мужественных, — нашептывал ему в ухо чей-то нежный голос, и чья-то ладошка ласкала его щеку, шею, грудь.

    Марат очнулся и увидел прямо перед собой яркие, зеленые, чуть насмешливые, ласковые глаза в обрамлении пламенных кудрей, знакомые и незнакомые, чужие. Ему вдруг захотелось вцепиться в них, сделать больно. Выбить насмешливость из зеленых глаз. Но он не успел, потому что почувствовал обжигающий, страстный поцелуй, и нервное напряжение последних дней выплеснулось неожиданно бурной, неконтролируемой волной.

    С салоном красоты ничего не вышло, и Лариса решила поехать домой, отдохнуть и привести себя в порядок. Домой к Арчугову. Не стоило надолго пропадать, оставляя без присмотра Римку, и Кару — что-то она здорово поумнела за последнее время и, как следствие, обнаглела, — и тем более Нестерова. Кстати, о нем они с Маратом незаслуженно забыли. Лариса вошла в холл и едва кивнула маячившей возле лестницы Зинаиде Захаровне. Домоправительница смотрела на Ларису вызывающе насмешливым, если не сказать презрительным, полным ядовитого злорадства взглядом. Настоящая змея, надо бы выгнать, да все руки не доходят, мельком подумала Лариса и тяжелой, не свойственной ей поступью направилась вверх по лестнице.

    Дверь в комнату Риммы была прикрыта неплотно, и оттуда неслись весьма специфические звуки. Стоны, шепот, вскрики. Лариса поморщилась. Римма была слишком распутна, неразборчива в связях, слишком порочна. У Ларисы в последнее время даже появлялись нелепые мысли отправить дочь на перевоспитание в католический монастырь.

    Лариса подошла к дверям и заглянула — надо же иметь представление, кого Римма притащила в их дом. Мужик был хорош. Крепкий, широкоплечий, с тонкой талией, загорелый. Его очертания кого-то неуловимо напоминали Ларисе, и она замерла в дверях, силясь вспомнить. Мужчина словно почувствовал устремленный на него взгляд, обернулся.

    — Марат? — Лариса отшатнулась от двери, словно получив пощечину. Она поспешно захлопнула створку и помчалась вниз по лестнице, ворвалась в кабинет Арчугова, повернула в замке ключ и, привалившись спиной к стене, едва слышно прошептала: — Вот и все.

    Она почувствовала себя загнанным зверем. Выброшенной на помойку рухлядью.

    Слабой, беспомощной, беззащитной. Впервые в жизни она испытала боль предательства. Развод с Арчуговым не произвел на нее такого впечатления. Лариса была достаточно умна, чтобы понимать, за кем она замужем и чем все это рано или поздно кончится. Но Марат… Верный, надежный, ревнивый, недалекий, преданный. Да, она знала, что рано или поздно разрыв произойдет, и готовилась к этому, но не ожидала, что все случится так не вовремя, так быстро. А может, вообще не понимала, что не готова с ним расстаться.

    Отлепившись от двери, Лариса добрела до дивана, упала на него и заревела. Впервые за очень долгие годы. Заревела взахлеб, с подвываниями, по-бабьи.

    Когда Марат спустя час, коротко постучав, вошел в кабинет, Лариса встретила его сухим холодным:

    — Проходи.

    Ее лицо и голос никак не выдавали недавнюю истерику. Она справилась, сумела взять себя в руки.

    — Есть новости, — в тон ей, коротко, по-деловому сообщил Марат. Лариса вопросительно подняла брови. — Сегодня мои ребята засекли Беженаля.

    — Виталия Владиславовича? И что?

    — У него в середине дня состоялась конфиденциальная встреча в ресторане с неким неприметным господином в дорогом костюме, с очень скользкой внешностью. Мои ребята проследили за ним и выяснили личность.

    — Марат, не тяни, — поторопила его Лариса, чувствуя, что Марат накопал что-то важное.

    — Господина зовут Лютецкий Марк Юрьевич, и он является правой рукой Геннадия Таволжанина. Помнишь этого господина?

    — Геннадия? Ну разумеется! — Лариса вскочила с места. — Ну разумеется! Как же мы раньше не догадались! — Она остановилась возле камина и, резко обернувшись к Марату, проговорила: — Машка! Наверняка без нее не обошлось. Но теперь, по крайней мере, понятно, кто пытается заграбастать фирму. Ты уже сообщил о происшедшем совету директоров?

    — Пока нет. Только тебе. Но Беженаль взят моими ребятами под круглосуточный присмотр. Все его телефоны на прослушке.

    Марат лукавил. Да, он ничего не сообщал совету директоров. И да, его ребята выследили Беженаля. Но наводку ему дал сам Чемезов. Как он обо всем узнал, Марату было неизвестно, ему ничего не объяснили, но информация Чемезова полностью подтвердилась. Ларисе он об этом почему-то рассказать не захотел. Впервые со дня их знакомства. Точнее, с начала их связи.

    — Молодец! Теперь стоит подумать, — возбужденно проговорила Лариса и снова вернулась за стол. — Та-ак. Пока что все козыри у нас. — Она уже забыла о его предательстве, о Римке, и безобразной сцене в ее комнате, теперь они говорили о деле. Они снова были соучастниками, единомышленниками, а все остальное… Обо всем остальном можно подумать после. — Предатель, хитрое рыло… — пробормотала она себе под нос, размышляя о плане действий. Но замечание ее прозвучало слишком двусмысленно, и Марат вздрогнул. — Думаю, что официально связать Таволжанина с атакой на фирму не удастся. Слишком умен. Проще заманить в ловушку, как он поступил с Арчуговым, и вынудить пойти на попятный. У нас хватит для этого сил?

    — Надавить на него? — уточнил Марат, восхищаясь силой духа этой женщины. Ни одного упрека, слезы, никаких скандалов, выяснения отношений — ничего! Даже разлюбив Ларису, он чувствовал близкую связь с ней, не мог бросить, подставить. Эту маленькую, хрупкую, бесстрашную, по-мужски жесткую и прагматичную женщину. Он ей поможет. — Хватит, — коротко ответил Марат. — Но как мы заманим его в ловушку?

    — Машка, — усмехнулась Лариса. — Сперва мы навестим вдовушку. Уверена, без нее не обошлось. Таволжанин, насколько я его знаю, любит красиво обставляться.

    21 мая 2017 г.

    Нестеров едва дождался, когда часы дотянут до восьми. Кара, заразившись его нетерпеливой нервозностью, нервно постукивала каблучком о каменные ступени старинной лестницы. Он по-прежнему ничего ей не объяснял, но хотя бы взял с собой. А с другой стороны, стали бы с ним разговаривать, не будь тут Кары? Вряд ли Лев Борисович и Роза Соломоновна пустят на порог незнакомого человека, не заручившись несколькими надежными рекомендациями.

    — Вы уверены, что они рано встают? — держа руку возле дверного звонка, в который раз переспросил Гарик. Ему не терпелось переговорить со Львом Борисовичем, но он категорически не желал настроить Загоровского против себя, ни в коем случае. А старые люди, как известно, капризны, и любой пустяк способен привести их в состояние замкнутой раздражительности, в котором они из упрямства не пойдут на контакт. Гарику же в данной ситуации лишние осложнения категорически не нужны.

    — Не беспокойтесь. Папа всегда жаловался, что дядя Лева по старой советской привычке вскакивает ни свет ни заря и обожает назначать все важные встречи часов на восемь утра. Сам папа любил поспать подольше и жутко ругался, когда приходилось вставать в такую рань. Но ссориться с дядей Левой он не решался.

    Гарик только усмехнулся. Как он и предполагал, Загоровский — вздорный, капризный старик. И нажал кнопку звонка.

    — Кто там? — раздался из-за двери высокий настороженный голос.

    — Роза Соломоновна, доброе утро. Это я, Кара Арчугова!

    — Кара? — с сомнением переспросил голос за дверью.

    — Да, я три дня назад приехала из Америки, из-за папы. Мне очень надо посоветоваться со Львом Борисовичем.

    — А кто это с тобой, детка? — не спешила открывать любезная родственница.

    — Это мой жених, Нестеров Георгий Глебович. Мы вместе прилетели из Нью-Йорка, — не моргнув глазом соврала Кара, и Гарик благодарно кивнул ей. Очевидно, другое представление просто не сработало бы.

    — Жених? Какая прелесть! — оживилась Роза Соломоновна, и гости услышали, как защелкали замки. — Проходите!

    Дверь распахнулась, и на пороге перед ними предстала статная румяная старушка с уложенными в пышную прическу фиолетовыми волосами, в светлых брючках и ярко-алой кофточке, напоминающей греческую тогу.

    — Карочка, дорогая моя! Ты все хорошеешь! — чмокая девушку возле уха ярко накрашенными губами, воскликнула Роза Соломоновна. — Добрый день, молодой человек, рада с вами познакомиться, — протягивая Гарику украшенную крупным синим камнем руку, проговорила Роза Соломоновна. — Проходите в столовую. Сейчас мы будем пить чай, у меня есть чудесные булочки, я их сама разогреваю в микроволновке.

    В просторной гостиной, за длинным, покрытым белоснежной скатертью столом, сидел пожилой сутулый мужчина с зализанными от уха к лысой макушке жидкими прядями мучнисто-серых волос и, низко склонившись над тарелкой, кушал манную кашу.

    — Мася! Ты посмотри, кто к нам пришел! Это же Карочка! Борина дочка!

    Мужчина оторвался от тарелки и, равнодушно взглянув на Карину, кивнул головой.

    — А это ее жених, Георгий Глебович.

    Мася еще раз кивнул. При этом Гарик успел заметить, что висящий на шее Маси галстук действительно покрыт несколькими жирными пятнами.

    — Садитесь, молодые люди, сейчас я позову Льва Борисовича, и мы будем пить чай, — ворковала бодрая, яркая Роза Соломоновна. — А ты, Мася, кушай кашу. Тебе скоро на работу идти. И тостик, тостик не забудь, тебе надо набираться сил.

    Она еще раз приветливо улыбнулась и выпорхнула из комнаты.

    Кара и Гарик переглянулись. Масик действительно был явлением уникальным и полностью совпадал с описанием Кары.

    Интересно, какое лицо будет у Римки, когда она узнает, кто ее настоящий папочка? Кара едва не прыснула. Но тут в комнату, шаркая ногами в мягких тапочках, вошел сам хозяин дома.

    — Карина! — таращась на гостью большими, по-старчески слезящимися глазами, радостно воскликнул Лев Борисович и нежно обнял девушку. — Умница, что зашла! Очень рад тебя видеть. А это, должно быть, твой жених, — переходя к Гарику, протянул руку старичок.

    — Добрый день, — бережно пожимая протянутую руку, поздоровался Гарик. — Нестеров Георгий Глебович.

    — Простите, не расслышал? — как-то строго проговорил Лев Борисович.

    — Нестеров Георгий Глебович, — чуть громче повторил Гарик.

    Лев Борисович пристально посмотрел Гарику в глаза и решительно проговорил:

    — Пройдемте в мой кабинет, молодой человек.

    — Лева, а как же чай? Масику скоро на работу! — окликнула его расстроенная Роза Соломоновна.

    — А Масик, — слово «Масик» Лев Борисович произнес максимально уничижительно, — пусть кашу сперва доест. Идемте.

    — И я с вами, — тут же вцепилась Нестерову в руку Кара. — Я в курсе всего происходящего. Меня это тоже касается.

    — Нет, детка, это скучный мужской разговор. Посиди в столовой с тетей Розой, — мягко возразил Лев Борисович и добавил, обращаясь к Нестерову: — Никогда не посвящайте женщин в свои дела. Это большая ошибка, которую в будущем очень сложно исправить. От этого они становятся очень упрямыми и чересчур самоуверенными.

    Кара возмущенно взглянула на Нестерова. Тот вздохнул и сказал:

    — Увы. Я уже имел несчастье допустить эту ошибку.

    Лев Борисович покачал головой и повел Кару с Гариком в кабинет.

    — Итак, молодой человек, позвольте документы, — усаживаясь за рабочий стол, распорядился Лев Борисович.

    Гарик после секундного колебания протянул хозяину кабинета свой паспорт. Российский, как отметила Кара.

    — Гм. А теперь скажите мне, что вас ко мне привело.

    — Смерть моего родственника Колокольникова Семена Степановича, — четко и ясно ответил Гарик.

    Карина с удивлением уставилась на Нестерова. Какой еще родственник Колокольников, разве они не из-за отца здесь? И при чем тут Загоровский?

    — Вас интересуют подробности его смерти? — буравя Гарика взглядом, уточнил Лев Борисович.

    — Не только. — Лев Борисович вопросительно поднял клочковатые седые брови. — Меня интересует шкатулка.

    — Все правильно. Семен предупреждал, что вы сообразительный молодой человек и во всем разберетесь. Идемте, — махнул рукой Лев Борисович, поднимаясь с кресла. Он подошел к книжным полкам, на что-то незаметно нажал, и целый ряд полок бесшумно отъехал от стены, открывая вход на винтовую лестницу.

    — Ничего себе! — воскликнула Кара, заглядывая в проем.

    — Здорово, правда? — ребячливо, как мальчишка, спросил Лев Борисович. — Всегда мечтал иметь что-то подобное. Когда Борис делал ремонт и предложил прорубить лестницу из квартиры, я сразу сообразил, как надо сделать.

    — А внизу выход так же замаскирован? — спускаясь вслед за ним, спросила Кара.

    — Ну разумеется. Иначе какой интерес? — весело проскрипел Лев Борисович.

    — Ну вот. Ваше сокровище. Семен Степанович передал мне его на хранение накануне своей гибели, — доставая из массивного сейфа бархатный мешочек со шкатулкой, проговорил Лев Борисович. — Можете проверить целостность печатей. Ничего не нарушено, — передавая шкатулку Гарику, напутствовал хозяин. — Разумеется, я бы никогда не согласился взять такую опасную вещь, если бы догадывался, что за нее убивают, — прибавил он ворчливо.

    Гарик аккуратно извлек из мешочка старинную шкатулку темного металла и тщательно осмотрел со всех сторон, чем несколько задел Кару. Лицо его при этом выражало то ли недовольство, то ли сомнение. Люди для него сохранили такую ценность, а он демонстративно выказывает недоверие! Фу.

    — Благодарю вас, — наконец закончил осмотр Гарик. — Лев Борисович, могу я попросить вас оставить эту вещь у себя еще на несколько дней? Я сейчас пребываю в несколько неопределенной ситуации, боюсь, у меня просто нет надежного места для хранения. А у вас — современный надежный сейф, сложная чувствительная сигнализация.

    — Когда это вы успели заметить? — прищурив один глаз, поинтересовался Лев Борисович. — Поздравляю, Кара, тебе удалось найти очень серьезного, весьма сведущего и ответственного молодого человека. Жаль, не могу сказать того же о своем собственном отпрыске, — со вздохом проговорил он. — У нас с супругой долго не было детей, и вот пожалуйста. Мася… — Он махнул рукой. — Хорошо, два дня. Но не более. Слишком опасно.

    — Благодарю, — кивнул Гарик. — А теперь, будьте любезны, расскажите мне о Семене Степановиче. Когда и при каких обстоятельствах он обратился к вам с просьбой взять на хранение шкатулку?

    — Лева, ну вы скоро? Мальчику пора на работу, а мы чай без вас не садимся пить! — раздался сверху звонкий голос Розы Соломоновны.

    — Мы заняты, — коротко ответствовал Лев Борисович, а потом, сложив перед собой на груди костлявые руки, пересказал Гарику все, что знал о постигшем Колокольникова несчастье. — Между прочим, — поднял он вверх палец, завершая рассказ, — вас, молодой человек, разыскивает полиция. И шкатулку тоже.

    — Да, мне это известно. Просто пока я не готов с ними встречаться. Нет времени, — задумчиво проговорил Гарик. — А вы сообщили им мои данные?

    — Нет, — самодовольно улыбнулся Лев Борисович. — Решил, что вы сами объявитесь, если сочтете нужным.

    — Благодарю, — приложил руку к сердцу Гарик. — О шкатулке вы им также не сообщили, — констатировал он очевидное. — А скажите, Лев Борисович, когда вы впервые узнали об этой шкатулке и что именно вам о ней известно?

    — Только то, что поведала мне сама шкатулка. Ориентировочно шестнадцатый век, Тибет.

    — Думаю, вы правы, я не столь тонкий знаток старины и полностью доверяю вашему суждению, — торопливо кивнул Гарик. — Скажите, а Борис Аркадьевич никогда не заводил с вами разговоров о знаменитом путешественнике Пржевальском?

    — Пржевальском? — удивленно вытаращил слезящиеся глаза Лев Борисович. — Нет. Да и с чего бы? Разве он был коллекционером? В том смысле, что все его коллекции носят исключительно естественно-научный характер, а это не наша с Борей область.

    — Еще раз благодарю. И если вы будете столь любезны, что напоите нас чаем, мы с Карой будем крайне признательны, потому что еще не успели сегодня позавтракать.

    — Ну разумеется! — заулыбался старик, убирая шкатулку в сейф.

    — Ну, теперь рассказывайте мне, в чем тут дело, — едва они покинули квартиру Загоровских, потребовала Кара. — И, пожалуйста, без вранья. Что еще за родственники, что за шкатулки? При чем здесь мой отец? Если он вообще при чем. Слушайте, у меня такое чувство, что вы опять водите меня за нос! — Говоря это, Кара приперла Гарика к стене и тыкала ему в грудь остреньким наманикюренным ноготком.

    — Кара, вы сейчас во мне дырку проткнете, — ойкнул, не выдержав, Гарик, потирая израненную грудь. — Ничего я вам не врал. И вообще, еще утром я сам не знал, что думать по поводу происходящего. Несколько дней назад убили моего родственника. И похитили старинную шкатулку, семейную реликвию. Вчера ночью вы мне сообщаете, что, оказывается, в том же доме проживает ваш Загоровский. Я счел это совпадение странным и решил разобраться, в чем дело.

    — А почему вы так разволновались, узнав, что папин лучший эксперт живет и работает в этом доме? — Кара в очередной раз из множества фактов ухватила самый существенный.

    — Сам не знаю. Нервы, наверное, — пожал плечами Нестеров.

    — Врете. Вы просто решили, что это мой отец на пару с дядей Левой убил вашего родственника и похитил шкатулку, — полным презрения голосом проговорила Кара.

    — Возможно, такая мысль у меня и промелькнула, — не стал отпираться Гарик. — Скажем так, я не исключал никаких возможностей.

    — Ну, знаете ли! — На этот раз Кара на него не на шутку разозлилась. Конечно, отец не ангел, но уж зачислять их семейство в убийцы и разбойники…

    — Не сердитесь, Кара. И извините за эти подозрения. Вероятно, это было следствием шока. Уж очень неожиданно вы меня разоблачили, — с улыбкой пояснил Гарик.

    Кара в ответ лишь дернула плечом.

    — Ну не сердитесь! Просто эта шкатулка — единственная реликвия, сохранившаяся в нашей семье, несмотря на революции, войны, перестройку. Мы ею очень дорожим.

    — Да? А что в ней хранится? — с любопытством спросила Кара.

    — Семейные документы. Мои предки принадлежали к старинному дворянскому роду, — скромно пояснил Гарик. Кара смерила его полным сомнения взглядом.

    — В таком случае зачем она понадобилась каким-то там иностранцам?

    — Понятия не имею. Может, сама шкатулка приглянулась, ведь Лев Борисович сказал, что она очень ценная.

    Вранье и увертки, вздохнула Кара. Но сейчас ее мало волновали семейные ценности Нестеровых, поэтому она решила не дожимать своего скользкого компаньона, а сосредоточиться на своих заботах.

    — Ладно. Какие у нас планы?

    — На данный момент мне известно, кто заказал дневники Пржевальского, я знаю, что исполнителем был ваш отец, но не знаю, кто выступил посредником. К вашему отцу обратился посредник. Вот его-то я и хочу вычислить, чтобы иметь все козыри на руках и не получить удара в спину. Я думаю, что отыскал переписку вашего отца с этим самым посредником, и теперь хочу его вычислить. Сложность заключается в том, что этот человек может находиться где угодно: во Владивостоке, в Куала-Лумпуре или в Бирюлеве.

    — Или за соседним столиком в кафе, — поддакнула Кара. — И как вы намерены его вычислить?

    — Отправлю письмо с почты вашего отца, что готов передать заказ, извинюсь за задержку.

    — Точно! — Кара оживилась еще больше. Кажется, дела сдвинулись с мертвой точки и переходят в стадию открытых боевых действий, она даже про шкатулку забыла. Они наконец-то выяснят, что стало с отцом. Конечно, если Нестеров все рассчитал правильно. А если нет? А если и правильно, что даст им это письмо? Кара торопливо размышляла.

    — Мы разворошим гнездо и заставим противника нервничать, а когда человек нервничает, он совершает ошибки, — ответил на ее мысли Гарик.

    Кара настороженно взглянула на компаньона. Он что, телепат? Гарик лишь молча улыбнулся.

    Он достал смартфон, быстро напечатал письмо и с прежним благодушием откинулся на спинку кресла.

    — И все? — недоуменно взглянула на него Кара. — Это все наши действия?

    — Подождем ответа и наведаемся к вашей мачехе Марии Игоревне, — заводя машину, ответил Гарик. — Думаю, время уже подходящее.

    — Зачем?

    — Ну, все же именно она видела вашего отца последней, — пожал плечами Гарик. — К тому же Лариса подозревает, что она причастна к махинациям с вашей фирмой. Вот все и выясним.

    — А вы уверены, что она нас примет? — с сомнением спросила Кара.

    — Абсолютно.

    Лариса уже собралась закрыть ноутбук, но заметила появившееся на экране сообщение о новом письме. На той самой почте!

    — Погоди минуту! — воскликнула она, останавливая Марата, но тут же спохватилась. — Я задержусь на секунду, важное письмо. Ты можешь идти в машину, я сейчас.

    Марат пожал плечами и вышел из кабинета.

    Руки Ларисы дрожали. Она была так возбуждена и обрадована, что едва не начала письмо с обращения «Борис!», но вовремя остановилась. Ее ответ должен быть правильным. Она секунду подумала и уверенно застучала пальчиками по клавиатуре.

    «Вы задержали передачу заказа. Жду выполнения обязательств в самые короткие сроки».

    Лариса трижды перечитала коротенькое послание и нажала «отправить». Потом еще несколько секунд посидела в кресле. Приходя в себя. Неужели Арчугов жив? А если это письмо от его похитителей? Скорее всего. Он всегда нанимал исполнителей, сам грязную работу не делал. Возможно, кто-то из них захотел сам выйти на главного заказчика и получить весь куш. Тогда стоит быть максимально осторожной. И, вероятно, без Марата не обойтись. Лицо Ларисы скривилось гримасой боли. Все рухнуло, сломалось в одночасье. Она больше не может доверять ему как раньше. Но самое ужасное, теперь она не может доверять никому. Бориса больше нет. Марат ее предал. Почувствовав, что слезы снова закипают в глазах, она одернула себя. Отбросила в мгновение все эмоции и, поднявшись из-за стола, вышла из кабинета. Никто не должен видеть ее слабость. Тем более Марат. А Римма… — она взглянула на окна дочери, и ей показалось, что занавеска на окне слабо шевельнулась. Что ж, с этой маленькой подлой стервой она еще разберется.

    — Надо же, как быстро пришел ответ! Кажется, дневники так и не были переданы заказчику, или его кинули как промежуточное звено. Во всяком случае, ответил он очень быстро.

    — И это значит, что к исчезновению отца он не имеет отношения. А значит, зачем он нам нужен? — не разделила радости Гарика Кара.

    — Пока что это ничего не значит. Его ответ может быть ловкой игрой, это раз. Во-вторых, его самого могли кинуть, но у него могут быть необходимые нам нити, в любом случае надо знать всех участников игры. Никогда не знаешь, какая мелочь выведет тебя к цели, — поучительно заметил Гарик, выруливая с парковки. — А теперь позвоните Марии Игоревне и предупредите о приезде. Только постарайтесь избежать в разговоре ненужных подробностей. В качестве повода — родственный визит.

    Кара взглянула на него как на слабоумного.

    — Этот предлог выбьет Марию Игоревну из колеи и отвлечет от ненужных размышлений.

    Кара усмехнулась и сделала, как сказал Гарик.

    — Ну и как мы будем выманивать заказчика? Сообщим ему, где и как передадим дневники, и будем ждать, когда он явится на встречу? — вернулась к интересующей ее теме Кара, едва закончила разговор с обалдевшей от такого внимания Машкой.

    Отцовской жене она в самых трогательных выражениях сообщила, что хочет заехать поддержать их с Наумом — все же такое горе. Маше, должно быть, нелегко с ребенком в сложившихся обстоятельствах. Нестеров в душе поаплодировал Каре за артистизм и достоверность. Цель звонка была достигнута. Мария наверняка настолько сбита с толку, что к их приезду все еще будет пребывать в состоянии полнейшей растерянности. А это наилучшее состояние.

    — Так что с заказчиком из Куалу-Лумпура? — настойчиво тормошила Нестерова Кара.

    — Пока не решил. Надо организовать встречу, но так, чтобы не спугнуть его, но выманить из логова. Если не его, то доверенное лицо, которое поможет нам выйти на след.

    — И как это сделать?

    — Пока думаю, — скупо ответил Гарик, действительно всесторонне продумывая возможные варианты.

    — А предложите ему встретиться сегодня. Сразу же узнаем, где он находится, — беззаботно предложила Кара. — Если в Петербурге, то сразу же согласится, если нет, то мы сможем выяснить, как далеко он пребывает.

    — Гм. Мысль неплохая. Давайте попробуем, — на удивление легко согласился Гарик, и Кара горделиво расправила плечи.

    Лариса звонить Машке не стала, учитывая раннее время, часы едва доползли до одиннадцати, можно было с уверенностью сказать, что госпожа Арчугова III находилась дома. Борис часто со смехом рассказывал Ларисе, что Машка раньше часа дня ни разу за всю совместную жизнь из кровати не вылезла. Его это забавляло.

    — Ну что, двинули? — глуша машину, поинтересовался Марат, когда они припарковались возле подъезда. За всю дорогу они с Ларисой не перекинулись и парой слов.

    В глубине души Марата мучила совесть. Лариса не заслужила такого хамского отношения, и секс с ее дочерью, пожалуй, был настоящей подлостью. Осознанно он бы никогда на такое не пошел. Но вся беда заключалась в том, что он мало что соображал, а когда опомнился, было уже поздно. Теперь же сделанного не воротишь.

    Он тихо радовался, что Лариса решила не устраивать разборок, и был ей за это благодарен. И вообще, дал себе слово поддержать ее в сложившейся ситуации, не бросать, и больше никогда не встречаться с Риммой. О ней он вообще старался сейчас не думать, потому что от этих воспоминаний лицо тут же начинало заливаться пурпуром. Марат был взрослым искушенным мужчиной, во всяком случае, считал себя таковым до недавнего времени, а точнее, до встречи с Риммой… Нет. Выкинуть ее из головы от греха — тут же одернул он сам себя.

    Гарик решил поставить машину чуть в стороне от подъезда. И они, выгрузившись из машины, двинулись вдоль ухоженных газонов к нужной двери.

    — Кара?! — За спиной Карины раздался удивленно-недовольный окрик. — Ты что здесь делаешь?

    С недоумением обернувшись, Кара уставилась на Ларису с Маратом. Гарику пришлось слегка подтолкнуть ее, чтобы запустить мыслительный процесс.

    — Да вот Машку решила навестить. А Георгий предложил меня подвезти, — как можно равнодушнее пояснила она. — А тебя что привело?

    — То же самое, — коротко ответила Лариса, соображая, как поступить.

    — В таком случае пойдемте? — любезно предложил Гарик, открывая дверь подъезда, и всем собравшимся волей-неволей пришлось войти. — Мы вот, к сожалению, не сообразили ничего с собой захватить, даже игрушку ребенку не купили, — болтал Нестеров, не давая никому рта раскрыть. — Я предложил Каре заехать в магазин по дороге. Но она сказала, что ни одного детского магазина поблизости не знает.

    Лариса с Маратом недовольно переглядывались, Кара наблюдала за Нестеровым, очень надеясь, что он понимает, что делает. А главное, зачем.

    — Вот эта квартира? Жаль все же, что хотя бы пирожных не успели купить, — бормотал он, нажимая кнопку звонка.

    В квартире стояла ничем не нарушаемая тишина. Четверо гостей бестолково топтались за дверью.

    — Как странно, — проговорил Гарик с искренним удивлением.

    — Может, ушла куда-нибудь? Мы ее о визите не предупреждали, — выдавила из себя Лариса.

    — А мы предупреждали, — вступила в разговор Кара. — И она пообещала быть дома.

    — Значит, обманула, — с некоторым облегчением заключила Лариса: объясняться с Машкой при свидетелях не входило в ее планы. — Не будем же мы до вечера стоять под дверью?

    — Разумеется. Кара, может, вы позвоните Марии Игоревне, может, у нее звонок сломан? — не дал Ларисе отбыть с места событий Гарик.

    — Конечно, — поспешила согласиться Кара, доставая мобильник. Она уже поняла намерения Нестерова и была готова его поддержать. — Хм. Не отвечает. А вы не думаете… — нерешительно начала она, — что с ней что-то случилось? Мы разговаривали всего полчаса назад, и она определенно согласилась нас принять и обещала быть на месте.

    — Да что с ней могло случиться? Сбежала, вот и все, — не разделила ее тревог Лариса, которой хотелось как можно скорее покончить с этим цирком.

    — Погоди, — ожил молчавший до сих пор Марат. — Возможно, Кара права. У кого еще могут быть ключи от ее квартиры?

    — Понятия не имею, — раздраженно дернула плечом Лариса.

    — У ее матери наверняка должны быть. — Марат озабоченно потер переносицу. — И, возможно, у прислуги.

    — Мать пока лучше не беспокоить, — вмешалась Кара.

    — Да, конечно. И, возможно, ключи имелись у Бориса Аркадьевича. Где они сейчас могут быть? — обернулся он к Ларисе.

    — Где Борис Аркадьевич, там, очевидно, и ключи, — сердито буркнула она, окончательно убеждаясь, что, если неприятности начались, мало не покажется.

    — Думаю, мне стоит заняться этим вопросом, — решительно заявил Марат. — Я достану ключи от квартиры, и, если Мария Игоревна не объявится раньше живой и невредимой, вскрою квартиру.

    — Пожалуй, ты прав, — неохотно согласилась Лариса и весомо добавила, обращаясь к Каре: — Как только что-нибудь прояснится, я тебе сразу же позвоню.

    Намек был бы понятен даже неискушенному оленеводу из Ямало-Ненецкого округа.

    Кара вопросительно взглянула на Нестерова и двинулась к лифту. Сказать ей было нечего. Но компаньон, казалось, ничуть не расстроился из-за исчезновения Машки. Он мило раскланялся с Ларисой и Катричем и, подхватив Кару под локоток, направился с ней к лифту.

    — Карина, вас куда-нибудь подвезти? Или вы предпочитаете взять такси?

    Кара от такого предложения растерялась, но, поймав выразительный взгляд напарника, сориентировалась.

    — Да, будьте любезны. Раз Марии нет дома, заеду в гости к подруге, она тут недалеко живет.

    На лицах идущих следом Ларисы и Марата отразилось облегчение.

    — Ну, какие у нас теперь планы? — усаживаясь в машину, поинтересовалась Кара.

    — Напишем письмо нашему загадочному корреспонденту, — доставая мобильник, проговорил Гарик.

    — Смотрите! — подскочила Кара. — Едва вы отправили письмо, как Лариса тут же полезла в карман за телефоном! Это совпадение?

    — Не знаю. Сейчас мы это проверим. Главное — не привлекать к себе внимания. Сделайте вид, что говорите по телефону, это оправдает наше дальнейшее пребывание во дворе, — не спуская глаз с Ларисы, посоветовал Гарик.

    Лариса была явно взволнована. Она отошла в сторонку от говорящего по телефону Марата и быстро набирала на айфоне какой-то текст.

    — «Готов произвести расчеты сегодня. Назовите время и место», — зачитал Гарик. — Фу, как непрофессионально! В таких случаях заинтересованные люди личных встреч стараются избежать. Но Ларисе, вероятно, уже не до тонкостей. Она хочет получить дневники и вашего батюшку. Или хотя бы что-то одно. Очевидно, ее загнали в угол, к тому же она скрывает свой маленький гешефт от Марата. Очень рискованно с ее стороны.

    — Кто ее загнал в угол? И почему ей надо опасаться отца?

    — Не отца, — задумчиво проговорил Гарик. — Она боится своего клиента. Насколько я знаю этого типа, он может быть очень жесток и способен на крайние меры.

    — То есть ей угрожают из-за того, что она не смогла достать эти несчастные дневники? Вы же говорите, они сами их раздобыли? Гарик, в чем дело? Простые записки какого-то географа столетней давности не могут вызвать подобных последствий. Говорите правду, или я немедленно сдам вас Марату! — Лицо Кары выражало крайнюю степень решительности, глаза гневно сверкали.

    — Кара, клянусь вам, все дело в дневниках. Каким бы странным вам это ни казалось. А сейчас нам попросту некогда болтать — наши конкуренты садятся в машину. И на данном этапе нам лучше всего за ними проследить. Пока мы не назначим Ларисе встречу, она наверняка будет повсюду сопровождать Марата. Не знаю, как вам, а лично мне интересно, зачем это им вдруг понадобилась Мария Арчугова и почему они явились к ней без предупреждения. Кстати, куда она делась, мне тоже интересно.

    — Вы что, полагаете, что Машку действительно убили? Или похитили? — скептически поинтересовалась Кара, пока Гарик пристраивался в хвост машине Марата.

    — Не исключаю такой возможности. Катрич не похож на фантазера, думаю, у него имеются основания так полагать. А то, что он проболтался в нашем присутствии о своих предположениях, свидетельствует о крайней степени его озабоченности.

    — Бред. Я уверена, что она просто сбежала. Давайте позвоним ей с вашего телефона. Может, ответит?

    — Попробуйте, — согласился Гарик, протягивая телефон.

    — А, кстати, мы не потеряем их в потоке? Машины даже не видно, — озабоченно заметила Кара, вытягивая шею, чтобы увидеть давно скрывшийся впереди автомобиль Катрича.

    — Не волнуйтесь, я поставил на их машину маячок и теперь могу спокойно держаться на расстоянии.

    Кара с уважением посмотрела на Гарика и набрала Машкин номер. Он не отвечал.

    — Что ты обо всем этом думаешь? — спросила Лариса, когда они с Маратом сели в машину.

    — О пропаже Машки? Я уже сказал. Все что угодно, — напряженно глядя на дорогу, ответил Марат. Он уже дал указание своим людям, они занимались вопросом ключей, а в офисе под руководством Чемезова изымали документы из кабинета Беженаля и изучали содержание компьютера, а также устанавливали местонахождение Таволжанина.

    — А по поводу Кары? И, кстати, тебе не кажется, что пора бы как следует взяться за этого типа, который околачивается в нашем доме уже четвертый день?

    — Ты права. Мне он тоже не нравится. Как только разберемся с Таволжаниным, возьмусь за него, — кивнул Марат.

    — А поздно не будет? Может, они вообще заодно? — нервно спросила Лариса.

    — Вот в этом я сомневаюсь. Но то, что затягивать с ним нельзя, это точно. Пока не смылся, надо брать мужика за горло. Жаль, людей на все не хватает.

    — Так, может, стоило его запереть где-нибудь, пусть бы посидел, поскучал? По-моему, ты стал слишком беспечен и мягкотел. — Это был первый упрек, который высказала ему Лариса за сегодняшнее утро. И вполне справедливый.

    — Да, — коротко ответил Марат. — Обещаю, что займусь Нестеровым сегодня же. А пока надо выяснить, куда делась Мария, и обезвредить Таволжанина.

    — Что ты собираешься с ним делать? — Писем от Арчугова больше не было, и Лариса пыталась отвлечь себя от главного вопроса пустой болтовней. Пустой, потому что с возвращением Бориса все встанет на свои места.

    А если это не он, если это ловушка, чья-то хитрость? Ловушка тех, кто убрал Бориса? А она как последняя лохушка едва не попалась в нее! Лариса потрясла головой.

    — Ты что? Плохо? Тошнит? — встревожился Марат.

    — Нет. Просто тошно, — огрызнулась Лариса. В конце концов, она имеет право на плохое настроение.

    Марат, очевидно, считал так же, потому что промолчал.

    — Ладно. С чего мы начнем? — кисло спросила она.

    — Сперва доедем до офиса.

    — Что мы будем делать дальше? Теперь мы знаем, что посредником между папой и кровожадным заказчиком, о котором вы отказываетесь говорить, была Лариса. Что дальше?

    — Дальше я думаю, как это можно использовать.

    — Да что тут думать? Если она так радостно откликнулась, значит, ни при чем. И Марат, естественно, тоже, — вздохнула Кара.

    — Почему естественно? — отчего-то упрямился Гарик.

    — Потому что он без нее и шагу не сделает. К тому же вы сами сказали, что Лариса держит свои дела с дневником в секрете от Марата. Значит, он вообще не в курсе.

    — Или наоборот. По уши в деле, — тоном коварного интригана проговорил Гарик. — Или вы так уверены в его преданности вашему отцу?

    — Не отцу. Ларисе.

    — Один маленький нюанс. Сегодня, когда я поднимался к себе за документами, перед тем как мы отправились к Загоровским, Римма стягивала с Марата одежду на пороге своей комнаты.

    — На его месте мог оказаться кто угодно. Стоит мужчине зазеваться в опасной близости от ее комнаты, и готово дело, — презрительно фыркнула Кара.

    — Он не сопротивлялся. Скорее, наоборот, — не отреагировал на ее сарказм Гарик. — Они даже меня не заметили, а я наблюдал за ними секунд тридцать, прежде чем они окончательно не погрузились в пучину страсти.

    — Страдаете вуайеризмом?

    — Нет. Наблюдаю за противником. В любом случае считаю, что отношения Ларисы и Марата дали трещину. И на то должны быть причины.

    Кара, поджав губы, отвернулась. Она не могла объяснить, что именно ее так раздражало сегодня в Нестерове, но ее буквально распирало от желания поспорить.

    — Карина, вы больше не желаете иметь со мной дело? — весьма прозорливо поинтересовался Гарик.

    — С чего вы взяли? — дернула плечом она.

    — Так да или нет?

    — Нет. То есть с чего вы взяли? — не глядя на него, буркнула Кара, потом взяла себя в руки и более-менее спокойно ответила: — Желаю, только мне действуют на нервы ваши бесконечные недомолвки!

    — В таком случае отправляйтесь в офис и постарайтесь незаметно выяснить, что там происходит.

    Карина огляделась вокруг и поняла, что машина припаркована возле отцовского офиса. Как они сюда добрались, она не заметила.

    21 мая 2017 г.

    — Как я могу что-то выяснить, если сказала, что еду к подруге? И вообще, кто мне что-нибудь расскажет? Не под дверью же подслушивать? — Кара с недоумением смотрела на офис и не испытывала никакого желания туда идти. — Нет. Я туда не пойду. Идите лучше вы, у вас там Сашенька. Она вам все расскажет, — не упустила она случая воткнуть Нестерову шпильку.

    — Увы. Сашенька не захочет со мной откровенничать, — в тон ей ответил Гарик. — Я обманул бедную девушку, ни разу не позвонив после того памятного вечера. К тому же ей очень не понравилось, как резво я влез в ваши разборки с другом детства. Так что, признаться откровенно, операцию с Сашенькой я провалил, — несколько смущенно признался Гарик. — А больше меня там никто не ждет. Охранник тут же вызовет Марата — и пиши пропало. Придется идти вам.

    — А меня там кто ждет? — упиралась Кара, испытывая категорическое нежелание вылезать из машины, очевидно вызванное все тем же приступом необъяснимого раздражения. — С кем мне там откровенничать? У меня в фирме друзей нет.

    — Да какая разница! Вы можете зайти к любому из директоров, выпить кофе в кабинете отца, мимоходом спросив у секретарши, что за шум в конторе, — убеждал ее Нестеров, подталкивая к двери.

    — А там разве шум?

    — Не важно. Это просто предлог. Можете спросить про попугаев в приемной.

    — Там нет попугаев.

    — Это не играет роли. Заведите простой непринужденный разговор, а там сориентируетесь, — нетерпеливо посоветовал Гарик, пытаясь сдвинуть с места упрямую девицу.

    Кара сидела надутая, недовольная, с упрямо сжатыми губами, очень похожая на маленького капризного ребенка.

    — Кара, в чем дело? — выдохнув, ласковым голосом спросил Гарик, поняв, что давить на нее бессмысленно, уговаривать тоже. — Что случилось?

    — Не знаю, — честно ответила она. — Не хочу, и все. Может, что-то другое придумаем?

    — К сожалению, ничего не придумывается. А очень важно выяснить, что происходит. — Он больше не давил и не уговаривал, в его голосе слышалась лишь озабоченность.

    — Ну, хорошо, — нехотя проговорила Кара. — Пойду. Но на результат не рассчитывайте. Я вынюхивать не умею.

    И она, грациозно покачиваясь на каблучках, отправилась в офис.

    Там на первый взгляд все было спокойно, но это только на первый. Напряжение, царившее в холле, ощущалось буквально кожей.

    Кивнув охраннику, Кара поймала в ответ не приветственную улыбку, а колючий настороженный взгляд. И он ей очень не понравился.

    А что, если наплевать на Нестерова? Пойти к Ларисе с Маратом и в открытую потребовать объяснений? В конце концов, они одна семья, с Ларисой, конечно. Но поступить столь очевидным образом она почему-то побоялась. Глупости, это все Нестеров со своими шпионскими играми, ругала себя Кара, направляясь в отцовскую приемную. Больше ей идти было некуда.

    — Карина Борисовна? — удивленно поздоровалась с ней секретарша. — А что вы здесь делаете?

    Ну вот, так она и знала! Идиотское положение.

    — Была поблизости, решила зайти узнать, как дела в фирме, — буркнула Карина. Объяснение не выдерживало никакой критики. Чтобы узнать, как дела, достаточно позвонить любому из руководителей компании или поинтересоваться дома у Ларисы.

    — А все в кабинете Марата Артуровича собрались, — продолжая таращиться на нее, проговорила секретарша.

    — Все? Кто именно?

    — Чемезов, Лариса Викторовна, Марат Артурович и, кажется, Федосеев.

    Спрашивать у секретарши, что они там делают, было глупо. Пришлось идти к Марату.

    — А, Кара! Проходи, — любезно распахнул дверь кабинета Марат, как будто только ее и ждал. — Проходи, располагайся.

    Кара растерянно огляделась, пытаясь сообразить, что происходит. Лариса сидела в стороне, хмуро глядя на падчерицу. Чемезов на нее вообще не смотрел, он насупленно сидел в углу, нервно дергал ногой и барабанил пальцами по подлокотнику кресла.

    — Что-то случилось? — присаживаясь к столу, спросила Кара, стараясь держаться уверенно.

    Лариса лишь криво усмехнулась. Остальные промолчали. В коридоре послышались шаги, и в следующий момент в кабинет шагнул Нестеров. Кажется, чья-то рука бесцеремонно втолкнула его.

    — Присаживайтесь, Георгий Глебович. Располагайтесь. Ну вот, Лариса, а ты переживала, что нам никак не удается побеседовать с заморским гостем.

    — Я не заморский, — улыбнулся как ни в чем не бывало Гарик. — И я всегда к вашим услугам.

    Марат посмотрел на него с недоброй усмешкой. Кара слегка испугалась.

    — В таком случае будьте так любезны, уважаемый Георгий Глебович, поведать нам, какие такие дела привели вас в дом господина Арчугова, — присаживаясь рядом с Гариком на краешек стола и буквально нависая над ним всем своим немалым ростом и весом, попросил Марат.

    — Мне кажется, что в день приезда я дал все необходимые пояснения, — спокойно ответил Гарик.

    — Пояснение, что вы приехали по делу? — насмешливо уточнил Марат.

    За дверью Каре слышалось какое-то шевеление, там определенно стояли люди Марата. Шутки кончились. Ох, недаром она не хотела идти в офис! Чуяло ее сердце, тоскливо подумала Кара. И тут же в голову пришла еще одна лишающая бодрости мысль. Один из наследников отцовского состояния, а именно Машка, уже пропала. Следующая ее очередь? И тогда останется в живых только Римка и получит все отцовские миллионы? Лариска всех перетянула на свою сторону? Кара взглянула на Чемезова. Тот сидел мрачный, нервный, ни на кого по-прежнему не глядя.

    «Как умирать-то не хочется!» — промелькнула в Кариной голове диковатая, абсурдная мысль.

    — Итак, мы слушаем ваши объяснения, — вновь обратился к Нестерову Марат.

    И снова получил такой же спокойный, вежливый ответ:

    — Простите, но я уже все объяснил. Посвящать посторонних людей в собственные бизнес-проекты я не считаю нужным. Если вы желаете, чтобы я покинул ваш дом, сделаю это незамедлительно.

    В его голосе не было пугливой суеты или заискивания. Голос звучал ровно и уверенно. Кара посмотрела на своего союзника с уважением.

    Интересно, он рассчитывает выкрутиться сам или у него в резерве имеется наряд спецназа?

    — Боюсь, что так просто вы не отделаетесь, — бросил очередное едкое замечание Марат. — Мы навели кое-какие справки и с удивлением обнаружили, что не вся представленная вами информация соответствует истине.

    — Информация? О чем вы? — продолжал разыгрывать спектакль Нестеров.

    — Я о пивоварнях и виноградниках.

    — Пивоварни и виноградники? Не припоминаю, чтобы мы с вами когда-либо обсуждали эти темы.

    Кара едва не прыснула. А ведь и правда! Эту информацию собрал на Нестерова сам Марат, тот и словом не обмолвился о роде своей деятельности.

    — Не обсуждали? — Кажется, до Марата дошло, что и правда не обсуждали, но он быстро собрался и тут же заявил: — И тем не менее именно эта информация имеется о вас в свободном доступе. С какой целью вы вводите в заблуждение… потенциальных деловых партнеров?

    — Ну, во-первых, партнеров я в заблуждение не ввожу. Во-вторых, подобного рода доступную информацию обо мне формирует специальное имиджевое агентство, и я даже не всегда помню, что именно они вбрасывают в прессу, соцсети и прочие источники общего доступа. И, наконец, в-третьих, мы с вами не имеем никаких деловых контактов и даже их не планируем. Я прибыл как личный гость Бориса Аркадьевича, а не компании. Я сразу же хотел покинуть ваш дом, узнав, что Борис пропал. Но Лариса Викторовна любезно настояла на том, чтобы я задержался. Я согласился. Но никаких обязательств перед кем бы то ни было из присутствующих я не имею.

    Марат скрипел зубами. Его тактика грубого нахрапистого наезда провалилась. Лариса зло смотрела в потолок, Чемезов по-прежнему дергал ногой. Никто из них приходить на помощь Марату не собирался.

    — Ну что ж, Георгий Глебович, учитывая сложившуюся ситуацию, мне придется на некоторое время задержать вас.

    — Задержать? — удивленно поднял брови Гарик. — Простите, по какому праву? Вы не представитель закона, не облечены никакими официальными полномочиями, на каком основании я должен подчиняться вам?

    — На основании силы, — вставая, пояснил Марат. — Итак, я вам последний раз предлагаю раскрыть карты.

    Нестеров молча пожал плечами.

    — Послушайте, что здесь происходит? — не выдержала Кара. — Вы что тут все, белены объелись? Олег Леонидович, что вы молчите или вы тоже под «арестом»? — гневно воскликнула она, обращаясь к исполнительному директору компании.

    Чемезов взглянул на нее и виновато улыбнулся:

    — Ну что вы, Карина Борисовна, нет, конечно. Но обстоятельства в компании сложились таким образом, что мы просто вынуждены идти на крайние меры.

    — Каким образом сложились обстоятельства? Я требую объяснений, я как-никак наследница отцовского состояния и, в отличие, например, от Ларисы, которая владеет лишь частью одного-единственного магазина, имею гораздо больше прав и требую объяснений!

    — Ах вот как ты заговорила, голубушка? — ожила Лариса и впилась в Кару недобрым взглядом ярких зеленых глаз. — Не много ли ты из себя мнишь, пигалица? Не забывай, что это я вызвала тебя из Штатов, а то бы ты так и сидела на теплом песочке, задницу грела. А когда явилась бы на дележ, получила бы три гривенника и фантик от конфетки. Так что изволь заткнуться, голубушка! — зло, грубо крикнула она Каре. — И еще неизвестно, на какой почве ты снюхалась с этим господином и не вы ли прикончили Бориса, — кивнула она на Нестерова. — Марат, я думаю, они оба могут посидеть под замком до тех пор, пока мы не разберемся с ситуацией.

    — Лариса, ты окончательно с катушек слетела? Кто дал тебе право мною распоряжаться? Олег Леонидович, я требую, чтобы вы немедленно прекратили этот балаган!

    — Увы, Карина Борисовна, это не в моей власти. — Чемезов покачал головой. — Ситуация вышла из-под контроля. И временно всем распоряжается Марат Артурович. Но вам совершенно не о чем волноваться. Кризис скоро закончится, и все встанет на свои места.

    — То есть я, как какой-нибудь преступник, посижу под замком, пока эта парочка не соизволит меня выпустить? Вы что тут, с ума посходили? Я немедленно звоню в полицию!

    Но осуществить угрозу Карине не дали. Едва она достала из сумочки телефон, Марат его тут же ловко выхватил из ее рук.

    — Не сейчас, — коротко пояснил он.

    Тогда Кара, уже плохо соображающая от яростной темноты в глазах, в состоянии бурного кипения рванулась к окну, она совершенно не помнила, на каком этаже они находятся, но просто так идти, как овца на заклание, не собиралась.

    — Отпусти меня сейчас же, подонок! Сволочь! — Кара билась в объятиях Марата, как тигрица. Она в жизни не могла предположить, что способна на такое. Драться с мужчиной? Пинаться ногами? Кусаться? Фу! Как вульгарно, унизительно! Но все эти рассуждения испарились в ту минуту, когда Кара почувствовала, как чужая, хамская воля покусилась на ее свободу, на нее! Никто не смеет ей указывать! Она не какая-то там… Неважно кто! Она свободный человек, личность, она Карина Арчугова! Кара задыхалась от ярости, бессилия, возмущения.

    — Отпустите девушку немедленно, — услышала она сквозь стук крови в висках холодный повелительный голос. — Вы слышите?

    Затем последовал глухой удар. Кару отпустили.

    Она тряхнула гривой разлохматившихся волос, одернула платье и огляделась. Марат, потирая челюсть, лежал возле ее ног. Рядом с прежним спокойствием стоял Нестеров.

    — Извините, Марат Артурович, вы меня вынудили. Не выношу грубого обращения с женщинами, — проговорил он, протягивая Марату руку.

    Которая, разумеется, была отвергнута. Взглянув Марату в лицо, Кара испугалась, таким жутким и злым она его никогда еще не видела.

    — Максим! — крикнул он, поднимаясь. В кабинет тут же заглянул один из его людей. — Проводите этого господина и Карину Борисовну вниз.

    — Марат, вы с ума сошли! — резко выкрикнула Карина. — Вы соображаете, что делаете?

    — Да, — коротко ответил он и резко, без предупреждения двинул Нестерову в челюсть. Того сразу же подхватили двое здоровенных парней и поволокли из кабинета. Карину просто подхватили под локоток. Она успела прихватить свою сумку и одарить испепеляющим взглядом Ларису и Чемезова.

    — Ну, теперь вы довольны разведоперацией? — ехидно поинтересовалась Кара, когда они остались одни в довольно чистом сухом подвале. — Говорила же: не хочу идти!

    — Не стоит так злиться, — добродушно заметил Нестеров, потирая челюсть. — Интересно все же, что у них там произошло, что они на людей начали кидаться? Вы не успели выяснить?

    Кара только выразительно взглянула на него и принялась приводить в порядок волосы. После схватки с Катричем она больше всего смахивала на Бабу-ягу, хорошо еще платье не порвала, вот была бы картинка!

    — Вы зря волнуетесь, — улыбнулся ей Гарик. — В ярости вы обворожительны. Просто невероятно хороши. Этакая Сирена или… — он замялся, подбирая слова.

    — …или гарпия, — раздраженно подсказала Кара, восприняв его комплимент как насмешку.

    — Неправда. Всплеск эмоций сделал ваше лицо невероятно одухотворенным и живым, вы прямо светились.

    — Как лампочка Ильича, — не переставала язвить Кара.

    — Как хотите, — махнул рукой Гарик и еще раз подвигал челюстью. — Будем надеяться, что трещины в челюсти нет. Удар у Марата пудовый.

    Кара покосилась на своего компаньона, нижняя часть его лица опухла и стремительно наливалась пурпуром. И хотя травма была получена Нестеровым в бою за ее честь, Кара не позволила жалости взять верх над клокотавшим в ней раздражением.

    — Что мы теперь будем делать? Долго нам тут сидеть? — сердито топнула ножкой она.

    — Сидеть? — переспросил Нестеров. — Действительно.

    И прошел в угол подвала, где были аккуратно составлены какие-то ящики. Он принялся осторожно переставлять их, двигая то так, то этак, и наконец пригласил:

    — Прошу садиться. — Он снял свой пиджак и, прикрыв им составленные наподобие кресла ящики, сделал приглашающий жест.

    Отказываться было глупо. И Кара села.

    — Ну, так долго нам тут торчать? — повторила она свой вопрос.

    — Как получится, — пожал плечами Нестеров, устраиваясь рядом.

    — Это бред! Я не собираюсь тут торчать! Я хочу пить. И есть. И в душ. И вообще… — По мере перечисления своих потребностей Кара поняла, что начинает ощущать нешуточную жажду, голод, ну и еще кое-какие не менее важные потребности, о которых леди никогда не упоминает в присутствии джентльмена.

    — Кара, расслабьтесь. Мы провели в этом подвале не более десяти минут, а перед этим плотно позавтракали, так что до трагедии еще очень далеко. И я не думаю, что наше сидение здесь затянется надолго.

    Гарик поднялся с места, дошел до одного из узких запыленных окошечек под самым потолком и, подпрыгнув, заглянул в него. Потом подпрыгнул еще раз, зацепился пальцами за узкий подоконник и, подтянувшись на кончиках пальцев, несколько секунд осматривал окрестности.

    — Так я и знал. Окна выходят во двор. Вон стоит машина Марата. Как только они выйдут из офиса, мы двинемся за ними. Надеюсь, они не прихватят с собой господина Федосеева, хотелось бы получить краткий отчет о происходящем.

    — Интересно, как мы отсюда выберемся? — проворчала Кара и тут же сама ответила: — Я попрошусь в туалет, вы вырубите охранника, и мы на свободе?

    — Умница.

    — А если их много?

    — Придется вам мне помочь. Кажется, в том ящике канделябры, выберете потяжелее — и вперед.

    Время текло медленно. Нестеров сосредоточенно копался в айфоне, который у него забыли отобрать. И хотя приема в подвале не было, тем не менее он, судя по всему, прекрасно проводил время. Вероятно, рассматривал фотки всяких там секретарш, сердито размышляла Кара, которой гордость и зловредность мешали заглянуть ему через плечо. И вообще, глупая манера дуться, избранная ею еще на стоянке, крайне ей досаждала, мешая завести с Нестеровым простой человеческий разговор.

    Она маялась от скуки, злилась на себя и молчала. Так продолжалось довольно долго, сколько точно, было неизвестно, поскольку часов у Кары не было, а мобильник у нее отобрали. Но вот с улицы донеслись звуки открываемой машины, чьи-то шаги, голоса.

    Гарик тут же вскочил с места и повис на подоконнике. Как ему удавалось там висеть на одних пальцах, Кара не понимала.

    — Все, пора. Лариса, Марат и четверо парней загружаются в машины. Надо торопиться. Зовите охранника, — спрыгивая на пол, распорядился Нестеров.

    Кара сморщила носик.

    — Кара, не вредничайте. Операция подходит к кульминации, вы же не хотите пропустить самое интересное? Что бы это ни было… — неопределенно закончил он.

    Кара не хотела. А потому встала с места и, лениво постучав костяшкой пальчика в дверь, позвала:

    — Эй, кто там? Мне надо в дамскую комнату! — Голос ее звучал капризно-повелительно, с ленивой тягучестью, безо всякого намека на угрозу, но в руках Кара крепко сжимала бронзовый подсвечник на яшмовой подставке. Очень тяжелая штука. — Ну что, заснули что ли? — голос Кары был окрашен теми же интонациями, какие обычно звучат в голосах богатеньких просиликоненных дурочек в каких-нибудь юмористических шоу.

    За дверью кто-то зашевелился.

    — Не велено никого выпускать, — пробасил из-за двери охранник, чей голос сразу же сообщил о неоконченном среднем образовании, месте рождения где-то в средней полосе России и рабоче-крестьянском происхождении.

    — Ты что, лох, совсем с катушек съехал? Ты знаешь, с кем разговариваешь? Да я тебя в порошок сотру, я всю вашу кодлу в асфальт закатаю! Я Карина Борисовна Арчугова! Я здесь хозяйка! Да я вас всех отправлю снег в Сибири собирать, а потом там же в сугробе и упокою! И тебя, и Марата твоего гребаного! — Сленг, никогда ею прежде не употреблявшийся, всплывал в голове легко и непринужденно, оставалось только удивляться откуда. — Да я дяде Вове Путину позвоню! — Последнее было таким наглым и откровенным понтом, что даже у Гарика рот открылся. — А ну, открывай немедленно! Козел!

    Гарик еще раз с удивлением покосился на Кару. Та лишь дернула плечом.

    — Ну, что застыл? Открывай, валенок деревенский! — еще разок взвизгнула Кара, прислушавшись к установившейся за дверью мертвой тишине. — Открывай, пока я тут все вдребезги не разнесла! Оплачивать нанесенный урон ты будешь, придурок!

    Охранник, до этого вяло отругивавшийся в ответ и пытавшийся дозвониться до Марата, при звуках «святого» для каждого россиянина имени президента как-то подозрительно затих, а упоминание о возмещении «урона» окончательно добило беднягу, и спустя секунду он зазвенел ключами.

    — Вы это, отойдите от двери, а то не открою, — строго предупредил он. — И в туалет поведу только Карину Борисовну. Больше никого.

    Гарик демонстративно протопал в угол подвала. А потом тихонько, рысцой подбежал обратно. Но добежать не успел.

    Кара, вошедшая в образ записной богатой стервы, уже врезала охраннику подсвечником по голове.

    — Кара! Вы не перестарались? — Гарик присел перед охранником и произвел быстрый профессиональный осмотр. — Жить будет. Сотрясение нехилое, но оклемается. Ладно, идемте, и поставьте на место подсвечник. Дальше я сам разберусь.

    Поднявшись наверх, Кара с удивлением обнаружила, что офис компании трудится в обычном режиме. Уборщица терла полы, бухгалтерия считала, оценщики работали, составляли заключения, секретарши красили ногти и раскладывали на компьютерах пасьянсы. Жизнь текла так, словно ничего из ряда вон выходящего в фирме не случилось. Кара замерла посреди коридора.

    — Идемте, — тихонько подтолкнул ее Гарик. — Мы привлекаем внимание.

    — А куда мы? — шепотом спросила Кара. После происшедшего в подвале она себя плохо чувствовала. Стучало в висках, не хватало воздуха, подкашивались ноги и предательски дрожали руки.

    Гарик внимательно взглянул на нее.

    — Это последствия стресса. Вам сегодня здорово досталось, — осторожно взяв Кару под руку, пояснил он. — Сейчас добредем до кабинета Чемезова, и вы отдохнете. А пока держитесь увереннее.

    Даунинг-стрит, 10, Лондон.

    Сентябрь 1879 г.

    — Что же, князь Горчаков совершенно отошел от дел? — Дизраэли, как всегда в этот час, после чая сидел у камина, протянув к огню длинные худые ноги и ведя неторопливую беседу с секретарем Монти Кори.

    — Как сообщает наш посланник из Петербурга, теперь всем заправляет товарищ министра иностранных дел, некий господин Гирс.

    — Я слыхал, что этот господин более заигрывает с Бисмарком, нежели служит России? — с тонкой кривой усмешкой спросил Дизраэли.

    — О да. По нашим сведениям, он хоть человек и неглупый, но ничем не выдающийся, к тому же не имеет ни связей, ни состояния и до ужаса боится царя. Сам же Горчаков слишком стар и болен, чтобы, как прежде, принимать активное участие в делах, — с охотой пояснил секретарь.

    — Что ж, уходит время великих людей, — с грустью отметил Дизраэли, — скоро и я, очевидно, сойду со сцены. Годы и здоровье вряд ли позволят мне надолго задержаться на вершине. А как долго было восхождение, сколь много сил и энергии отняло карабканье по «смазанному жиром столбу» на вершину власти! И сколь упоительны были пережитые мною баталии за славу и могущество империи! — Премьер-министр печально свесил голову, увенчанную седыми кудрями, на грудь. — Надеюсь, потомки с благодарностью вспомнят о моих трудах. А что касается России, то теперь, после Берлинской конференции и Сан-Стефанского мира, да еще и с уходом от дел Горчакова, надеюсь, она еще долго не доставит нам хлопот в Европе. Единственная точка, в которой она может угрожать нам, — это Центральная Азия. А потому я хочу знать: как далеко продвинулся этот неугомонный господин Пржевальский? Это невероятный человек! На его месте любой другой давно бы уже повернул назад или сгинул в каком-нибудь ущелье. Ведь, сколь мне известно, никакой поддержки местных властей он не получает? Даже проводников ему не удается достать?

    — Совершенно верно. Наши люди, и в особенности капитан Адамс, делают все возможное, чтобы задержать его. Но этот Пржевальский совершенно непредсказуем! До нас дошли сведения, что, не имея проводников, он сам прокладывает себе дальнейший путь с помощью разведотрядов. И несколько раз брал в плен и принуждал к сотрудничеству мелких монгольских князей.

    — Гм. Приходится лишь сожалеть, что столь выдающаяся личность состоит не на службе ее величества, — вздохнул Дизраэли. — Как противник он крайне неудобен. Остановите его, Кори. Любой ценой. Русских не должно быть в Тибете, хватит нам и того, что они грозят подвести свои войска к Афганистану! Как бы мы ни относились к русскому царю, прямого столкновения наших империй допустить нельзя.

    — Господин премьер-министр, по поводу Афганистана… — смущенно проговорил Кори. — Ситуация там крайне тревожна. Нашим войскам не удается преодолеть сопротивление повстанцев, если положение не изменится, британские силы покинут страну…

    — Что ж, Кори, это будет означать нашу с вами отставку, — кисло улыбнулся Дизраэли.

    Цайдам. Сентябрь 1879 г.

    «…Через день после нашего прибытия на р. Балгын-гол сюда приехал с противоположной стороны оз. Курлык-нор местный князь бэйсе (т. е. князь пятой степени), почему-то не пожелавший, чтобы мы сами пришли на его стойбище. В одной версте от нашего бивуака была поставлена юрта, в которой приехавший князь переоделся в свое парадное одеяние и тотчас явился к нам со свитою человек в десять. Сам бэйсе — молодой мужчина лет тридцати, немытый и грязный. Помимо парадного красного одеяния, он надел на себя, вероятно желая хвастнуть перед нами, множество различных побрякушек, в особенности серебряных колец на руки, которые тем не менее были грязнее самого грязного сапога. Свита князя выглядела также под стать своему повелителю.

    После обычных приветствий и расспросов о благополучии пути разговор перешел на самые интересные для нас предметы: проводников, верблюдов, баранов и т. п. Все это необходимо было нам добыть для дальнейшего пути в Тибет. Но, к крайнему нашему удивлению и огорчению, курлыкский бэйсе, вероятно уже получивший должные внушения от китайцев, сразу начал отказывать нам во всем, отговариваясь то своею неопытностью, то трудными для скотоводства годами, то, наконец, неимением в курлыкском хошуне людей, знающих дорогу в Тибет. Пришлось пока выжидать и предложить князю подумать, как бы устроить нас на дальнейший путь. С тем бэйсе и уехал в свою юрту.

    Немного погодя я сам отправился к нему отдать визит и возобновить переговоры. Князь вышел навстречу и ввел меня в свое временное обиталище. Это была грязная дырявая юрта, против лазейки в которую лежал на земле красный войлок; на нем я уселся вместе с бэйсе. Перед нами тотчас поставили чашки с чаем и дзамбою; сбоку же князя положили баранью требушину, наполненную маслом. Из столь прелестного сосуда князь доставал своими грязнейшими пальцами масло и клал его в чай как себе, так и своим приближенным. Предложено было и мне подобное угощение, но я от него отказался.

    Затем опять возобновлен был разговор о нашем дальнейшем следовании в Тибет; опять начались со стороны князя и его приближенных рассказы о трудности дороги, неимении проводников, верблюдов и т. д. Чтобы сразу покончить эту вздорную болтовню, я велел своему толмачу монгольского языка и главному дипломату при всех сношениях с монголами, уряднику Иринчинову, передать князю, что уже не в первый раз путешествую в этих местах, знаю хорошо, что в Тибет из Цайдама постоянно ходят монголы и что, опираясь на свой пекинский паспорт, я не только прошу, но даже требую от бэйсе, конечно, не даром, снабдить нас проводником и всем необходимым на дальнейший путь. Срок такого ультиматума был назначен до завтра. В противном случае я грозил князю, во-первых, жаловаться на него в Пекин (конечно, бесполезно), а во-вторых, отнять силою необходимое нам продовольствие, если его не продадут по доброй воле. С тем я и уехал от бэйсе. Иринчинов же на несколько времени остался у князя и еще более напугал его относительно возможности завтрашней экзекуции.

    Утром следующего дня бэйсе приехал к нам и опять начал было прежние свои уверения в готовности, но невозможности исполнить наши требования. Тогда я разругал князя и его ближайших советников, велел им убираться вон из нашей палатки и грозил тотчас же прибегнуть к еще более крутым мерам. Как и везде в Азии, подобное обращение сразу отклонило все проволочки и привело к осязаемым результатам. Прогнанные из нашей палатки бэйсе и его приближенные уселись, отойдя немного, в кружок на земле, несколько времени советовались и, наконец, объявили, что готовы исполнить наши требования, за исключением проводника прямо в Тибет, но обещали дать вожака до стойбища соседнего цайдамского князя Дзун-засака, того самого, у которого мы были в 1872 и 1873 годах при своем первом путешествии в Тибет. На такую комбинацию пришлось согласиться».

    В середине сентября тысяча восемьсот семьдесят девятого года экспедиция, ведомая проводником, буквально завоеванным в одном из монгольских княжеств, ступила на территорию Тибета.

    «…Даже очень много различных невзгод поджидают здесь европейского путешественника. Против него встанут и люди, и природа. Огромная, абсолютная высота и, вследствие того, разреженный воздух, в котором мускулы человека и вьючных животных отказываются служить как следует; крайности климата, то слишком сухого, то (летом) слишком влажного; холода и бури, отсутствие топлива, скудный подножный корм, наконец, гигантские ущелья и горы в восточной части страны — вот те препоны, бороться с которыми придется на каждом шагу. С другой стороны, в местах обитаемых туземное население подозрительно или даже враждебно будет смотреть на неведомого пришельца и, несомненно, постарается если не уничтожить его открытой силою, то всякими способами затруднить дальнейший путь. Совокупность всех этих причин и сделала Тибет столь неведомым до наших дней. Но, по всему вероятию, подобный мрак продолжится лишь немного, и та могучая сила, которая называется энергией духа, сломит все преграды и проведет европейских путешественников вдоль и поперек по загадочной стране буддизма».

    Северный Тибет поразил Пржевальского и его спутников обилием диких животных, пасшихся многочисленными стадами в долинах рек в непосредственной близости от человека. Дикие яки, антилопы — ады, оронго, никогда прежде никто из членов экспедиции не видел подобного обилия животных.

    Продвижение отряда было быстрым и приятным до тех пор, пока проводник в очередной раз не заявил, что не знает дальнейшей дороги, и тут уж даже пущенные в ход привычные меры принуждения, даже физические, не дали результата.

    А тем временем наступила зима, ударили морозы, пастбища покрылись снегом, стал чувствоваться недостаток топлива и корма. Среди членов отряда началась глазная болезнь — следствие ослепительной белизны снега. Верблюды дохли от переутомления и бескормицы. Проводник со слезами умолял вернуться назад, пророча неминуемую гибель.

    А вскоре отряд заблудился среди заснеженных скалистых ущелий, окончательно потеряв дорогу. Проводник был изгнан, а Пржевальский с людьми вновь принялись искать дорогу разъездами и в конце концов, едва живые, выбрались из гор, перевалили еще три хребта и вышли в долину реки Мур-Усу.

    21 мая 2017 г.

    — Олег Леонидович у себя? — высокомерно-холодным тоном поинтересовалась Кара у секретарши Чемезова, входя в приемную и небрежно поигрывая клатчем.

    — Карина Борисовна? — вместо ответа вытаращилась на нее секретарша. Значит, какие-то слухи по офису все же гуляли.

    — Что с вами, голубушка? Не узнали? Или ожидали вместо меня птеродактиля увидеть?

    — Нет, нет, простите, — засуетилась девица. — Я сейчас доложу.

    — Не стоит, я сама! — И Кара, не дав секретарше опомниться, шагнула в кабинет Чемезова. — Еще раз добрый день, Олег Леонидович, — ласково поздоровалась она, прикрывая за собой дверь.

    — Выбрались? — равнодушно поинтересовался Чемезов. — Молодцы, а то я уж думал идти выпускать.

    — Хм? — Кара недоверчиво взглянула на исполнительного директора.

    — А ты чего ожидала? Что я буду Борькину дочь в подвале держать? Присаживайтесь, молодой человек, — кивнул он Нестерову. — Выпить хотите?

    — Хочу, — решительно ответила Карина, у которой все еще колотилось сердце и тряслись руки.

    — Коньяк, виски? — распахивая дверцы бара, спросил Чемезов.

    — Давайте коньяк, — вздохнула Кара.

    Олег Леонидович налил всем по бокалу, и они молча выпили.

    — А теперь будьте любезны, объясните нам: что происходит? — первым перешел к делу Гарик, пока Кара хрумкала шоколадом.

    — Что происходит? — Чемезов взглянул на Кару, та кивнула. — Да ничего сверхъестественного. Жили-были три товарища, один оказался предателем.

    — И кто же?

    — Беженаль. Продал нас, собака, с потрохами Геннадию Таволжанину.

    — Из-за этого Марат на дыбы встал? — уточнил Гарик.

    — Именно. А вы просто попали под горячую руку. Незачем вам было сегодня в офис соваться. Да тут еще Машка пропала. Простите… Мария Игоревна, — кашлянул Чемезов.

    — Пропала? Так ее не было дома? — спросила Кара, уже сто раз забывшая, с чего все началось.

    — Нет. Трупа ее не обнаружили, если ты об этом. Но Мария пропала, и это нехорошо.

    — Да может, еще и не пропала, по магазинам носится. Или прячется где-нибудь, — предположила Кара.

    — Может, конечно, но непонятно, с чего бы ей прятаться, особенно от вас. Да и вообще, как-то все одно к одному сложилось, — еще раз вздохнул Чемезов.

    — А куда Марат с Ларисой рванули?

    — В квартире Марии нашли ее мобильник. Очевидно, забыла в прихожей, когда уходила. Там было сообщение от Таволжанина. «Приезжай в загородный дом», и адрес. Марат пробил его. Старая дача Таволжанина, покупал еще в конце девяностых, последнее время фактически не пользуется.

    — Адрес! — требовательно сказал Нестеров.

    — Зачем вам? — устало спросил Чемезов. — Они и без вас разберутся.

    Сказал скорее Каре, чем Нестерову, очевидно, счел его доверенным лицом Кары, или охранником, или еще кем-то в том же духе.

    — Мы съездим. Так надо, — уловила диспозицию Кара.

    Чемезов пожал плечами — в том смысле, что не хватило вам одной отсидки в подвале?

    — Поезжайте. Молодость, молодость… — И он продиктовал адрес, предусмотрительно записанный в телефоне. — Решил продублировать, — пояснил Олег Леонидович. — Марат сегодня какой-то бешеный, как бы дров не наломал. Если что, звоните. Меня ваши семейные дрязги с Ларисой не интересуют. Вытащу.

    — Спасибо, — с искренней благодарностью проговорила Кара.

    — А что с Беженалем? — спросил напоследок Гарик.

    — А что с ним? Торчит весь день в Регистрационной палате. Ни о чем не догадывается. Беженаля ребята Марата пасут, а секретаршу его мы домой спровадили под благовидным предлогом. Больше у него в фирме доверенных людей нет.

    — Ясно. Ну, мы пошли, — протягивая Каре руку, попрощался Гарик. — Ах да. Там в подвале ваш охранник, у него серьезное сотрясение, надо бы врача вызвать.

    — Вы поработали?

    — Нет. Карина Борисовна, — с улыбкой ответил Гарик и удовлетворенно отметил поползшие вверх брови Чемезова.

    — А зачем нам на эту дачу? — опасливо поинтересовалась Кара, садясь в машину. — Может, стоит их здесь подождать?

    — Предпочитаю получать информацию с места событий, нежели чей-то пересказ, возможно недостоверный и купированный, — пояснил Гарик, давая по газам. — Я бы с удовольствием оставил вас в фирме, но мне кажется, вы будете против.

    Кара с тоской вздохнула. Сидение в подвале и потасовка в кабинете Марата произвели на нее гнетущее впечатление. И она бы с удовольствием сейчас отправилась домой лечить нервы в душистой ванне, нежели тащиться незнамо куда в поисках новых приключений. Как показали последние события, Кара оказалась личностью глубоко прозаической, изнеженной и лишенной всякого авантюризма. На подвиги ее не тянуло. Но и оставаться в стороне она не хотела. Вдруг случится что-то важное, а она пропустит!

    Пока машина стремительно неслась по шоссе, стараясь нагнать Марата с Ларисой, небо затянуло, и за окном начался мелкий моросящий дождик, отчего на Кару навалилось подавленное, тоскливое настроение. А тут еще Нестеров, видя ее вялое состояние, включил радио, и оттуда полились какие-то заунывные тягучие трели. Нестеров любил классику. Такая музыка настроения Каре не улучшила.

    До нужного поселка они добрались в кратчайшие сроки и теперь осторожно крались среди высоких заборов и зарослей сирени, отыскивая нужную улицу. Дом Таволжанина они нашли быстро, он стоял на отшибе, в стороне от других домов, и был полностью скрыт за высоким забором. Возле ворот пристроились два джипа: один Марата, второй — его команды.

    — И что мы будем делать? — мрачно спросила Кара, до которой неожиданно дошло, что она, собственно говоря, могла никуда не ездить, а предоставить Нестерову возможность развлекаться по своему усмотрению.

    — Оставим машину в стороне, например вон у того забора, и проникнем на территорию, по возможности незаметно, — проговорил Гарик, сворачивая с дороги в окрестные заросли.

    — И что дальше? Что, если вас в очередной раз поймают? И вообще, почему бы вам не представиться им, не сказать, кто вы на самом деле? — все тем же скучным, усталым голосом поинтересовалась Кара.

    — Пока рано.

    — Послушайте, Георгий, что вы надеетесь там узнать? Вы же не рассчитываете, что Таволжанин похоронил моего отца в подвале своего дома?

    От этих случайно слетевших с языка слов Каре стало не по себе. Отец в подвале? А может, это правда?

    Нестеров ей почему-то не ответил. То ли не услышал, то ли не захотел. Он уже вышел из машины и теперь копался в багажнике. А Кара продолжала сидеть, испуганная собственным неожиданным предположением. А может, и Машка там?

    Старый дом, в котором давно уже никто не живет, про который все забыли. Идеальное место для…

    — Кара, вы идете? — распахнув дверцу второй раз, повторил Гарик. — Если не хотите, можете остаться в машине, подстрахуете меня на случай неприятностей.

    — Нет. Я пойду. Пойду! — И она решительно шагнула из машины под моросящий дождик.

    — Вот. Возьмите мой пиджак. К сожалению, ни куртки, ни зонтика у меня нет, — извиняясь, проговорил Гарик.

    — Не важно. — Теперь ее занимало только то ужасное, что они могут обнаружить в доме. — У вас есть какое-нибудь оружие? — спросила она у Гарика, когда они подошли к воротам.

    — Нет.

    — Вы с ума сошли! Их же там человек пять с Маратом! — затормозила Кара.

    — Ну и что? Я же не преступник. И они тоже. В крайнем случае предъявлю удостоверение, а вообще нам совершенно нечего бояться. Если бы Марат сегодня утром не угодил в постель к вашей сводной сестрице Римме, он не был бы так взвинчен. А сегодня днем, заперев нас в подвале, он просто поддался неконтролируемому желанию как-то реабилитироваться перед Ларисой, — с видом заправского психолога пояснил Гарик. — Отчего-то мне кажется, что она их застукала.

    — И все? Из-за этого он избил вас и схватился со мной врукопашную? Из-за Римки? — недоверчиво уставилась на него Кара. — Ну, я до нее доберусь! Я ей устрою Вальпургиеву ночь! Мелкая потаскушка.

    — Интересно, — прокомментировал Гарик, войдя во двор дома.

    — Что интересно?

    — Интересно, что никого нет.

    — Как это? А кто тогда в доме?

    — В доме Марат с ребятами, но больше тут, похоже, никого нет. Гараж открыт, а машин не видно. Если бы Мария Игоревна и Таволжанин были здесь, были бы их машины. Не пешком же они пришли.

    — Может, уже уехали? — предположила Кара.

    — А зачем тогда вообще приезжали? Варенье прошлогоднее забрать? Нет. В такую даль они бы без дела не поехали.

    — Так куда же они делись? — встревожилась Кара.

    — Не знаю. Пойдем у Марата спросим, — поднимаясь на крыльцо неуклюжего двухэтажного дома, предложил Гарик.

    Красный кирпичный монстр с нелепой башенкой и зарешеченными окнами выглядел как памятник лихим девяностым, когда у людей стали появляться шальные деньги, а вкус и стиль сформироваться не успели.

    Голоса доносились из гостиной.

    — Да все осмотрели, — гудел чей-то бас. — Никого. И следов нет. Везде пыль, как будто тут не жили давно.

    — В подвале были?

    — А то как же? И там пусто.

    — Хм. А дверь была не заперта. В гараже смотрели? — говорил явно Марат.

    — Ну да. Пусто. Да нет тут никого, Марат Артурович. Все облазили.

    — А возле ворот свежие следы шин. Вы же во двор не заезжали? — входя в комнату, спросил Гарик.

    — Это еще что? — резко обернулся Марат, но злобы в его голосе не было. Видно, перекипел.

    — Здесь определенно кто-то был, — проигнорировал его вопрос Гарик. — И уехал. Вопрос: кто и почему? Таволжанин на какой машине ездит?

    Марат на секунду замешкался, но все же ответил:

    — У него несколько машин, но сам чаще водит джип. «Гранд-Чероки».

    — Похоже, он и был, — кивнул Нестеров. — А вот следов машины Марии Арчуговой незаметно. Может, не приезжала? Да и следы от его протектора только на выезд. Видно, когда приехал, дождь еще не шел, следов не осталось.

    «Ну надо же, прямо настоящий следопыт!» — усмехнулась про себя Кара, все еще ощущавшая некий дискомфорт и напряженность в присутствии Марата и Ларисы.

    Лариса сидела на подлокотнике кресла и хмуро, безмолвно наблюдала за окружающими. Чувствовалось, что занимает ее вовсе не отъезд Таволжанина, а что-то совсем другое. С Карой она старалась взглядом не встречаться.

    — Осмотрите территорию. И за забором посмотрите, — после короткой паузы распорядился Марат. — А для винодела вы хорошо в следах разбираетесь, — заметил он, когда его люди вышли из комнаты. — За кроликами на юге Франции охотитесь или в детстве в отряде скаутов состояли? Кстати, — обернулся он к Каре, — извини за сегодняшнее. Психанул. Нервы сдали.

    Кара исподтишка взглянула на Нестерова: многопрофильный специалист в очередной раз попал в десятку.

    — Ладно. Но в следующий раз постарайся себя контролировать, — прохладным тоном посоветовала она Марату.

    — Следующего раза, надеюсь, не будет.

    Кара снова взглянула на Ларису, а та снова не отреагировала.

    — Вокруг дома все чисто. Только их машина, — кивнул на Гарика здоровяк, бывший, очевидно, заместителем Марата.

    — Ладно, больше здесь делать нечего. Кажется, Мария действительно кинула Таволжанина и просто не приехала. Может, почувствовала неладное?

    — Странно, — еле слышно пробормотал Гарик.

    — Но прежде чем мы уедем… — не услышав его, продолжал Марат, — Карина Борисовна, не изволите ли все же раскрыть инкогнито вашего приятеля?

    Кара, в принципе, ожидала чего-то подобного. Не мог же Марат просто проигнорировать Нестерова? Конечно, нет. И она заранее подготовилась.

    — Гарик — мой давний приятель. Когда я узнала, что отец исчез, а скорее всего, погиб, я испугалась. Ехать одной не хотелось. Уж простите за откровенность, просто не знала, кому можно доверять, кому нет.

    Лариса скривилась.

    Гарик, приготовившийся выкручиваться самостоятельно, наблюдал за Карой с большим интересом.

    — Ну вот, позвонила Гарику, он человек хоть и добропорядочный, но имеет склонность к авантюрам, к тому же физически подготовлен. Я попросила его о помощи, а он предложил план: приехать в дом отца отдельно от меня, под видом гостя, чтобы иметь возможность изучить обстановку менее предвзято и получить больше пространства для маневра. Я согласилась. Мы оговорили детали, и он приехал. Все.

    — Изобретательно, — кивнул Марат. — И вам действительно удалось нас провести на первых порах. Что ж, теперь, когда все карты открыты, может, поделитесь своими наблюдениями? — обратился он к Гарику.

    Они повернулись друг к другу, и Кара с усмешкой заметила у обоих абсолютно симметричные кровоподтеки на скулах. У Марата, пожалуй, чуть более яркий.

    — К моему стыду, ничего интересного, я очень много времени потратил на слежку за вами с Ларисой Викторовной. Увы, совершенно бесполезную, — покаянно вздохнул Гарик.

    Марат хоть и промолчал, но выглядел до крайности довольным.

    — Ладно, — проговорил он сдержанно. — Больше нам тут делать нечего, поехали.

    — Не так быстро, — раздался у него за спиной незнакомый голос. — Полиция, капитан Сафонов. Прошу всех оставаться на местах.

    Присутствующие переглянулись. Нет, не испуганно, просто недовольно.

    — Здравствуйте, капитан, — поздоровался Марат, стараясь скрыть недовольство в голосе. — Чем обязаны?

    — Для начала хотелось бы узнать: что привело в этот дом столь пеструю компанию? — пододвигая себе стул и присаживаясь возле стоящего посреди комнаты стола, спросил капитан. Прибывшие с ним Илья Борисов и Сергей Скворцов перетаптывались в дверях, ожидая от капитана скорых распоряжений.

    — Мы приехали навестить нашего старого знакомого Геннадия Сергеевича Таволжанина, но, увы, не застали хозяина дома, — вновь ответил за всех Марат.

    — Как же вы попали в дом? — с деланым недоумением поинтересовался капитан.

    — Представьте себе, дом был открыт, мы вошли, никого не застали и решили, что раз дом открыт, то хозяин, вероятно, вот-вот появится. Прождали полчаса и собрались уезжать. А тут и вы нагрянули. Так чем же вызван ваш визит, капитан? — счел уместным повторить свой вопрос Марат.

    Но капитан этот вопрос вновь проигнорировал.

    — А что за добры молодцы прогуливаются возле крыльца, тоже друзья Таволжанина? — как ни в чем не бывало продолжил он допрос.

    — Это охрана. С тех пор как пропал Борис Аркадьевич, я не разрешаю Ларисе Викторовне и Карине Борисовне ездить без охраны. Тем более в такую глушь. Это, я надеюсь, понятно? — выразительно поглядывая на часы, спросил Марат.

    — Это понятно. А позвольте узнать, Мария Игоревна тоже с вами приехала?

    — Мария Игоревна? — встрепенулся Марат и украдкой взглянул на Ларису, Кара переглянулась с Гариком. — Нет, она с нами не приезжала. А с чего вы взяли, что она должна быть здесь?

    — Так, предположение, — ответил капитан. — Надеюсь, никто из присутствующих не будет возражать, если мы осмотрим дом?

    — На здоровье. А наше присутствие здесь строго обязательно? Или мы можем ехать? — впервые подала голос Лариса и раздраженно добавила: — У нас еще дела, знаете ли.

    — Думаю, вам лучше задержаться и дождаться результатов осмотра, — разочаровал ее капитан.

    После чего кивнул головой своим ребятам, и те отправились осматривать дом.

    — Ничего, — тихо сообщил на ухо капитану Серега Скворцов.

    — Все осмотрели? Шкафы, тайники, подвал?

    — Все чисто. Пыль и запустение. Похоже, в доме давненько никто не появлялся, — так же тихо ответил он.

    — Гм. — Капитан смерил помощника испепеляющим взглядом. — Что ж, поскольку ничего противозаконного в доме не обнаружено, вы все можете быть свободны.

    Все зашевелились.

    — Один последний вопрос. Таволжанин сам вас пригласил в гости? Или вы решили приготовить ему сюрприз? — Эти безобидные слова вызвали в рядах собравшихся некоторое замешательство. Первой оправилась Лариса.

    — Нет, он нас не приглашал. Но нам надо было срочно обсудить с ним кое-какие рабочие вопросы, которые не могли ждать. Мне сообщили, что сегодня днем он собирался быть в этом доме, и мы решили заехать, — скороговоркой выдала она.

    Кара оценила ее тактику. Лариса не стала откровенно врать, рассказывать про телефонные договоренности — их легко проверить через оператора — и про приглашение. Опрос Таволжанина или его приближенных сразу же выведет их на чистую воду. А врать следствию — только будить ненужные подозрения.

    — Откуда вам стало известно, что господин Таволжанин будет в этом доме? Вы разговаривали с кем-то из его окружения? — оправдал Карины подозрения капитан.

    — Нет. Об этом мы узнали от Марии Игоревны, — почти не соврала Лариса.

    — Которая с вами почему-то не поехала?

    — А должна была? — ответила вопросом на вопрос Лариса.

    Разговор складывался крайне непродуктивно, и капитан Сафонов начинал злиться. Отправляясь на старую дачу Таволжанина, он рассчитывал обнаружить как минимум стадию крутой разборки между соперничающими кланами, а как максимум — чей-нибудь труп, а может, и не один. И вот вам пожалуйста. На улице в машине парится спецназ, а он как последний тупой неопытный сопляк задает собравшейся шайке пустые беззубые вопросы, заранее понимая, что поймать их не на чем. А они почти откровенно зевают ему в лицо, пряча презрительные усмешки. «Ну, Илья, погоди, поговорим мы с тобой, когда на базу вернемся», — пыхтел капитан, соображая, чем бы еще прижать семейство Арчуговых и их друзей.

    Но прижать их было совершенно нечем, и капитан, буркнув, что все могут быть свободны, шагнул с крыльца под припустивший с новой силой проливной дождь.

    21 мая 2017 г.

    — Павел Петрович! У Арчуговых какой-то шухер, и, кажется, Мария Арчугова пропала! — влетел в кабинет взъерошенный от возбуждения Серега Скворцов.

    — Откуда сведения и что за шухер? — оторвался от протоколов капитан.

    — Короче. Мне только что звонила уборщица из их фирмы, ну помните, я рассказывал? В театре раньше работала? — торопливо продолжал Серега.

    — Ну, ну, припоминаю, — кивнул капитан.

    — Так вот, сейчас в офис приехали Марат с Ларисой и сразу же вызвали к себе Чемезова. Это их исполнительный директор.

    — Помню. Дальше.

    — Стали о чем-то шептаться. Потом Марат своих ребят к офису подтянул, тут уж уборщица забегала возле кабинета и смогла подслушать, что пропала Мария Арчугова. Вроде как Марат с Ларисой зачем-то ее ищут и найти не могут. Даже квартиру вскрывали.

    — А вот это интересно. И давно пропала? Почему никто не заявил? — откладывая в сторону папку с бумажками, спросил капитан.

    — Уборщица не знает. Но только Марат каким-то образом узнал, что Марию вроде как Таволжанин зачем-то в свой старый дом повез. И еще в фирму Карина Арчугова приехала со своим приятелем, уборщица его уже раньше видела. Так вот, их почему-то в подвал посадили и охранника поставили, а у Марата синяк на лице, и у приятеля Карины Арчуговой тоже, кажется, побили. А сама Карина была лохматая, как будто ее трясли или еще что-то делали. А Марат с Ларисой, когда этих двоих в подвале заперли, взяли человек шесть народу и уехали. Уборщица очень волнуется, как бы с Марией Арчуговой чего-нибудь не случилось.

    — Гм. Молодец, — скупо похвалил капитан, взглядывая на часы. — Давно они уехали?

    — Нет. Только что.

    — Так. Немедленно выясни, где и какая недвижимость имеется у Таволжанина. Позвони в Регистрационную палату, в налоговую, куда хочешь. Но узнать немедленно. Как ты понимаешь, нас интересует исключительно загородная недвижимость. Старый загородный дом… — потер лоб капитан. — Может, его бывшей жене звякнуть, она наверняка знает. У нас есть ее координаты?

    — Да вроде в деле были.

    — В общем, давай, и побыстрее. А Илье скажи, пусть машину готовит, я группу захвата предупрежу. Ох, чует мое сердце, поймаем мы сегодня с вами рыбину! — И Павел Петрович азартно потер руки. Вспышку его восторга прервал звонок. И не просто звонок.

    — Паша, ты уже выехал? Ты можешь меня у метро подхватить? — Голос жены пробивался с помехами, очевидно, она то ли спускалась в метро, то ли поднималась.

    Павел Петрович еще раз внимательно взглянул на часы и покрылся липким холодным потом. Последний звонок! В смысле последний школьный звонок! Танюшка предупреждала, всю неделю напоминала, а вчера предупредила так, что Павел Петрович жизнью поклялся быть в школе как штык. Но ведь Арчуговы… А вдруг случится еще одно убийство? А у Арчуговой тоже сын имеется, пацан совсем…

    — Танюша, — после короткой, но очень насыщенной мыслительно и эмоционально паузы промямлил капитан, — тут такое дело…

    — Павел! — прогремел предупредительный раскат грома.

    — Тут убийство…

    — Павел, последний звонок! — сверкнула первая молния.

    — Танюша, если мы не успеем, человека могут убить…

    И тут грохнуло по-настоящему. Если бы Павел Петрович не находился за спасительными стенами своего кабинета, а пребывал в непосредственной близости от супруги, его бы непременно погребло под завалами.

    Но, на его счастье, супруга, не имея возможности дотянуться до никудышного мужа и никчемного отца, выпустила все свои снаряды вхолостую, пообещав дома объяснить ему педагогическую роль отца в семье.

    Павел Петрович выдохнул, утер вспотевший лоб и, встряхнувшись, погрузился в пучину сыщицкого азарта.

    Это было с утра. Когда на небе ярко светило солнце, а сердце было полно надежд.

    А теперь день клонился к вечеру, за окном лил тягучий заунывный дождь, сердце капитана было заполнено до краев тоской и разочарованием. На заднем сиденье служебного «Форда», притихшие и понурые, сидели Серега с Ильей. Последний был особенно тих и мрачен.

    Его, как и капитана, впереди не ждало ничего хорошего.

    — Ну, что скажешь? — свирепо глядя на Серегу, спросил капитан, едва они захлопнули за собой двери кабинета.

    — А я что, виноват? Я вам доложил, что мне Екатерина Ивановна сообщила, а решение вы уже сами приняли, — глядя в пол, пробубнил лейтенант Скворцов. — И потом, Яковлева с Катричем там были и охранники, шесть штук. Все как она говорила.

    — Ну да. Ну да, — нарочито покладисто покивал головой Павел Петрович. Вспоминая «последний звонок» сына и обещанную женой дома «гибель Помпеи». — А знаешь что, привези-ка ты мне сюда эту… как ее? Уборщицу! Пора нам с ней лично побеседовать. А ты, Илья, займись поисками Марии Арчуговой. А то мы ее сегодня весь день ищем, а она, может, давно дома чай с пирожными пьет.

    Оба помощника вытянулись в струнку и, преданно сверкнув глазами, выскользнули из кабинета, радуясь, что пронесло.

    А чего их ругать, охламонов? Сам же приказ отдал, еще раз вздохнул Павел Петрович, малодушно поглядывая на телефон. Позвонить жене, спросить, как прошла церемония, или же дождаться вечера и получить все сразу?

    — Павел Петрович, — заглянул в кабинет Илья Борисов. — Я дозвонился до матери Марии Арчуговой, та сообщила, что часа три назад им звонила Мария с чужого номера, сказала, что потеряла где-то мобильник, чтобы они не волновались.

    — Та-ак. Завтра же с самого утра смотайся к Арчуговой домой, выясни, как она провела день и почему это Яковлева с Катричем решили, что она должна быть на даче Таволжанина. Вообще побеседуй, что у нее за дела с этим самым Таволжаниным.

    — Есть.

    — Ох, что-то здесь не чисто. Не могли два таких прагматичных хищника, как Катрич и Яковлева, сорваться с места просто потому, что Мария Арчугова не отвечала на телефонные звонки. И потом, почему их встревожила поездка Арчуговой на дачу Таволжанина? — подперев кулаком щеку, рассуждал капитан. — И почему за ними помчалась Карина Арчугова с этим мутным типом Нестеровым? Кстати, кто такой? Что делает в их доме? Мы до сих пор не в курсе.

    — Так он приехал уже после пропажи Арчугова, — сообщил Илья.

    — Вот именно. Сразу после пропажи. Допрашивать Яковлеву с Катричем, конечно, бесполезно, наврут с три короба, так что тряси Арчугову, — напутствовал лейтенанта Павел Петрович.

    — Павел Петрович, я уборщицу привез, заводить? — столкнулся с Ильей в дверях Серега Скворцов.

    — Давай. Спешить теперь все равно некуда, — проворчал себе под нос капитан, глядя, как в кабинет робко входит маленькая, сухонькая остроносая старушонка с ярко-голубыми, не по возрасту шустрыми глазками.

    — Вот, Екатерина Ивановна Наквасова, работает уборщицей в конторе Арчугова, — представил ее Сергей. — Капитан Сафонов Павел Петрович.

    — Присаживайтесь, гражданка, — умеренно строгим голосом сказал Павел Петрович. — Догадываетесь, почему вас пригласили?

    — Из-за Машеньки? — тоненько всхлипнув, спросила старушка.

    Брови капитана поползли вверх, потому как прозвание «Машенька» могло относиться только к Марии Арчуговой, а это уже было интересно.

    — Вы уж простите меня, я вам все как на духу, — доставая платочек, приговаривала Екатерина Ивановна. — Испугалась я очень, вот и позвонила Сереженьке. Больше-то некому. А все Марат этот, нехристь чернявый, — тут же сердито, почти злобно проговорила Екатерина Ивановна. — Примчался сегодня в офис с Лариской, смурной такой, сразу же Федосеев к нему прибежал, потом Чемезов подошел. Тот, правда, недолго сидел, уехал вскорости, но тоже мрачный. Да и видано ли дело, чтобы директор к какому-то там начальнику охраны бегал? Ну, я сразу же швабру, ведро подхватила и к дверям. Да разве их услышишь? Шипят чего-то да время от времени вскрикивают. Я уж хотела плюнуть да пойти, а тут смотрю, ребята Маратовы к офису съезжаются. Думаю, дай еще покручусь, благо у него секретарши-то нет, вот я и верчусь со шваброй потихоньку, — старательно докладывала обо всех движениях души Екатерина Ивановна. — И тут вдруг слышу, про Машку что-то говорят. Ну, я швабру бросила, на коленочки встала и к щелке ухом. Стыдно, конечно, до чего на старости лет дошла. А куда деваться? Как-никак родная кровиночка, — вздыхала старушка.

    — Кто родная кровиночка? — счел уместным вмешаться Павел Петрович.

    — Так Машка, кто ж еще? — краснея, призналась Екатерина Ивановна. — Внучка она моя, единственная.

    — Мария Арчугова ваша внучка? — на всякий случай переспросил капитан.

    — Угу. Внучка.

    — Так что же вы раньше молчали? — обиделся на Екатерину Ивановну Сергей.

    — Так раньше, милок, про это говорить было не положено, — наставительным тоном пояснила Екатерина Ивановна.

    — Кем не положено? — начал закипать Сергей, чувствуя себя Иванушкой-дурачком из сказки, которого хитрая Баба-яга провела.

    — Да Машкой не велено, кем же еще!

    — А что же вас внучка в уборщицы-то определила, вроде бы женщина не бедная, могла бы родной бабушке помочь? — опять вклинился в разговор капитан.

    — Это Машка-то помочь? — усмехнулась Екатерина Ивановна. — От нее дождешься! Да и не ради денег я в уборщицы-то пошла. Мне и так хватает. Я комнату сдаю, плюс пенсия — с голоду не помираю. Она меня на эту должность год назад определила, чтобы я за мужем ее следила, за Борисом, значит, Аркадьевичем. У них тогда все наперекосяк пошло, вот она и пристроила меня за ним следить, чтобы чего не выкинул.

    — А что же он, не удивился, что Мария Игоревна вас к нему в фирму определила?

    — А чего ему удивляться? Он и не знал ничего, — пожала плечами Екатерина Ивановна.

    — То есть как? Неужели вы за целый год ни разу с ним не встретились в офисе? — недоверчиво прищурил один глаз капитан.

    — Как не встречаться? Встречались. А только что с того? Он меня видел до этого только два раза. Первый — на свадьбе, второй — после рождения Наума, и оба раза внимания никакого не обратил. Какое ему до нас дело? Он бы и дочку мою Надежду на улице встретил — не узнал. Хотя она к ним чаще ездила. Да Машка и сама, как замуж выскочила, к нам дорогу забыла. Никогда не позвонит, не поинтересуется, живы мы, нет. Вспомнила, только когда разводом запахло. Вот тут запрыгала! «Ой, мамочка, ой, что делать? Ой, бабулечка!» И надо бы проучить поганку неблагодарную, да ведь родная кровь…

    — Так, с этим все понятно, — прервал ее охи-вздохи капитан. — А что же произошло сегодня?

    — Так я и рассказываю! — воскликнула Екатерина Ивановна. — Я уже уходить собралась, а они говорят, Машка пропала. Какой-то Борькин приятель ее заманил куда-то, зачем — не знаю. Я Машке звонить. Не отвечает. Я Надежде звонить, та тоже не в курсе, где ее доченька обретается. Наум, почитай, дней пять у нас живет. Родная мать хоть бы раз ребенка навестила! Вертихвостка бесстыжая! — села на своего любимого конька Екатерина Ивановна. — А все Надежда. Я ей говорила: избалуешь девку, наплачешься. А она только знай приговаривает: «Бедная моя девочка, бедная сиротиночка». Сиротиночка! Димка, зять мой, от белой горячки помер, когда Машке еще шести не было. И туда ему и дорога! Как напьется, давай всех гонять. Сколько раз Надька с Машкой ко мне среди ночи прибегали, от него прятались! Благо в соседних домах жили.

    — Екатерина Ивановна, нас интересуют непосредственно события сегодняшнего утра, — снова вернул болтливую старушку к интересующей его теме капитан.

    — Ну, так я про сегодняшнее и говорю, — слегка обиделась Екатерина Ивановна. — Не нашли мы Машку, а у Марата в кабинете и вовсе леший знает что творится. Кара с Маратом подралась, парень ее заступаться полез и тоже получил, а потом их обоих в подвал засунули, а когда Марат с Лариской уехали, они оттуда выбрались и тоже куда-то поехали. Ну а я, значит, вам позвонила: а ну как внучку там убьют, не ровен час? Хоть худая, да своя. Кровиночка.

    — Скажите-ка мне, Екатерина Ивановна, а кем вы в театре работали? — неожиданно спросил капитан Сафонов, повергнув словоохотливую уборщицу в легкий ступор.

    — Так я это… в бухгалтерии.

    — А до этого? — не отставал от старушки Павел Петрович.

    И Екатерина Ивановна как-то вдруг запунцовела, засмущалась, захлопала, как несмышленая девчонка, ресницами.

    — Так кем? — повторил свой вопрос капитан.

    — Актрисой, — сообщила, смущаясь, Екатерина Ивановна. — Главных ролей, конечно, не играла, но… А почему вы вдруг спросили, плохо роль исполнила, да?

    — Екатерина Ивановна, — начал капитан, но запнулся. — Имя-то, надеюсь, настоящее?

    — Ну, еще бы!

    — Вас выдала манера речи. Ну как может бухгалтер, проработавший большую часть жизни в петербургском театре, разговаривать таким простонародным языком? Для уборщицы он, безусловно, годился, а вот для бухгалтера, извините, нет.

    — Вы правы, — вздохнула Екатерина Ивановна.

    — И для чего весь этот маскарад?

    — Для Бориса Аркадьевича, разумеется. Виделись мы с ним нечасто, но все же вдруг бы узнал? Вот я и придумала. А раз примерив на себя образ, пришлось поддерживать его изо дня в день. Втянулась.

    — Хорошо. В таком случае что из рассказанного вами было правдой?

    — Все. И про Машу, и про дочку Надежду, и про зятя-пьяницу. Дима, царствие ему небесное, был актером-неудачником, дочка моя в него влюбилась, когда ко мне на работу приходила. Парень он был видный, хоть и из провинции, но как актер совершенно бездарный. Сама Надежда у меня экономистом работала, работа скучная, не романтичная, зато стабильная и заработок хороший. Когда Димка помер, прошу прощения, умер, она больше замуж не вышла, не сложилось. И Маша у нее просто свет в окошке была. Баловала, ни в чем не отказывала, вот и вырастила на свою голову. Лентяйку и эгоистку. В детстве ее и в музыкальную школу водили, и в кружок рисования при Русском музее, и на танцы, а выросла грубиянка и стяжательница, кроме шмоток и развлечений ничего не волнует. — При известии о музыкальной школе и Русском музее капитан Сафонов удивленно приподнял брови: Мария Арчугова не произвела на него впечатления особы утонченной и образованной. — Образование худо-бедно получила, Надежда ей институт оплачивала, а работать ни дня не работала, все мужика себе побогаче искала. Вот Арчугова и нашла. Я, честно говоря, до сих пор удивляюсь, как это он на ней женился? Хотя она у нас, конечно, красавица, вся в отца покойного, но характер… Да Арчугов, видно, сперва не разглядел, а уж потом поздно было. Ну да бог с ним, царствие ему небесное, — перекрестилась Екатерина Ивановна, ставшая за последние десять минут как-то моложе и утонченнее.

    — А почему царствие небесное?

    — Ну как же, покойник все-таки, — смутилась Екатерина Ивановна.

    — С чего вы взяли? — делано удивился капитан.

    — Ну как же? Все говорят. И в фирме, и Маша говорила.

    — Хорошо. Можете идти, Екатерина Ивановна, впредь обо всем, что услышите интересного, сразу же нам сообщайте, любую мелочь. Внучке своей о нашем разговоре можете не рассказывать, — напутствовал хитроумную старушку Павел Петрович.

    — Павел Петрович! — столкнулся в дверях с Екатериной Ивановной толстый круглолицый лейтенант Свистунов. — Пардон, мадам. Павел Петрович, выяснил я координаты родственников жены Колокольникова… О, здорово, Серега. Так вот, сестра его жены, некая Наквасова Екатерина Ивановна, работает уборщицей…

    — В фирме «Золотой ренессанс», — закончил за него капитан. — Вернуть, живо!

    — Галя? — с безмерным удивлением спросила Екатерина Ивановна, вновь усевшись перед капитаном. — Так она умерла давно. Она-то тут при чем?

    — А мужа вы ее знали? — сверлил Наквасову подозрительным взглядом Павел Петрович. Эта семейка уже порядком ему надоела: и бабушка, и внучка. Обе врут, что-то скрывают, и совсем замечательно будет, если выяснится, что они-то и грохнули обоих мужиков — и Арчугова, и Колокольникова.

    — Семена-то? Ну конечно. Как не знать? Родня же. Когда Галина жива была, часто виделись, — все еще недоуменно рассказывала Екатерина Ивановна.

    — А потом?

    — Потом? Ну, как Галина умерла, мы с Надей ему помогали первое время, один мужик остался, жалко. Сын-то у них давно, еще мальчиком, под машину попал, больше детей не было.

    — А потом что было?

    — А что потом? Потом у него женщина появилась. В его-то годы! — с осуждением заметила Екатерина Ивановна. — Со смерти Гали и двух лет не прошло, и нате вам. Соседка ходить повадилась. То пирог принесет, то пельменей налепит, и пошло-поехало. Тут уж мы с Надей прямо спросили, кому он собирается квартиру оставлять, Наде с Машей или этой, с пельменями, — сердито проговорила Екатерина Ивановна. — Своей семье, говорит, племяннице с сыном. А Ирка-то, племянница его, в Москве живет, зачем ей квартира в Питере? Да и не бедствуют они, и сын ее не нищий, Семен сам хвастался, что Игорь их свою фирму имеет.

    — Игорь? А фамилия его как? Вы сами-то с ним знакомы? — оживился капитан.

    — А то! Прежде-то они чаще в Питер приезжали — на новогодние праздники, на майские. И Маша, когда маленькая была, с этим Игорем играла вместе, хотя он, конечно, постарше был, но все же. Что ж не знать?

    — А фамилия его как, отчество? — нетерпеливо спросил капитан.

    — Да как? Как у отца, Нестеров, Георгий Глебович.

    — Как?!

    — Нестеров Георгий Глебович.

    Резиденция вице-короля Индии лорда Литтона, Дели, октябрь 1879 г.

    — Прекратите сейчас же, Блаунтон! — Вице-король лорд Литтон, высокий, стройный, с густой окладистой бородой, горделивой осанкой и обычно сдержанными манерами, вопреки обыкновению, вскочил с места и, швырнув на стол бумаги, в гневе прошелся по кабинету. — Ваши оправдания действий генерала Робертса не будут приняты в парламенте. Миссия Каваньяри была ошибкой! А теперь Робертс, который должен был в несколько дней поставить Афганистан на колени, захлебывается в мелких стычках с этими оголтелыми дикарями. Вы хоть представляете, что его отборные части не могут справиться с кучкой крестьян, вооруженных чуть ли не топорами? Вы можете представить, что сейчас пишет английская и европейская пресса, и ведь вину за происходящее свалят на нас с вами! — Выпустив пар, лорд Литтон вновь вернулся за стол и, взглянув на застывшего на вытяжку Блаунтона, чуть спокойнее проговорил: — Нас с вами, а возможно, и весь кабинет может спасти только разрешение ситуации в Кабуле. Если Афганистан не встанет под английский протекторат, наша с вами отставка неизбежна.

    А вы мне сообщаете, что афганские партизаны овладели Шутургарданским перевалом и перерезали линии связи отряда Робертса с Индией! Вы понимаете, что это значит? Если мы сейчас же не выправим ситуацию, русские, чего доброго, вздумают оказать афганцам военную помощь! Сейчас на территории русского Туркестана пребывает племянник покойного правителя Афганистана Абдуррахман-хан, русские держат его под пристальным наблюдением, так же как и происходящее в Афганистане, мне бы очень не хотелось, чтобы царь Александр использовал Абдуррахман-хана в собственных интересах. — Лорд Литтон устало вздохнул. — И еще, как только восстановится связь с Робертсом, отправьте ему сообщение: пусть не жалеет золота и веревок. Покупает всех этих маликов и сардаров и вешает без жалости тот сброд, что не желает принять наше законное английское покровительство. А теперь идите и распорядитесь послать Робертсу подкрепление. И пошлите письмо в Форин-офис — надо заверить нашего друга графа Шувалова, что операция английских частей в Афганистане не угрожает России и ее владениям. Не хватало нам еще удара под дых. — Вице-король прикрыл рукой глаза, давая понять, что аудиенция окончена.

    Но Блаунтон не спешил покидать кабинет, нерешительно переминаясь с ноги на ногу.

    — У вас что-то еще?

    — Экспедиция Пржевальского, сэр, — сдержанно проговорил секретарь.

    — Блаунтон, вы в своем уме? Какая экспедиция, когда у нас на руках такой кризис?!

    — Прошу прощения, милорд, но инструкции от премьер-министра исключительно четки. Господин Дизраэли опасается, что экспедиция Пржевальского в случае ее успеха может иметь самые скверные для нас последствия, — с вкрадчивой настойчивостью проговорил Блаунтон. — Смею вам напомнить, что «Большая игра» еще не закончена и влияние русских в Центральной Азии значительно больше того, что могло бы нас устроить. Тибет до сих пор был недосягаем ни для нас, ни для кого-либо еще из европейцев. Даже из посланных нами бандитов вернуться удалось лишь одному. Но если Пржевальский сумеет встретиться с Далай-ламой… последствия могут быть самые неблагоприятные. — Видя, что ему удалось завладеть вниманием лорда Литтона, Блаунтон, не дожидаясь приглашения, присел на краешек стула и продолжил: — Тибет, установив дипломатические отношения с Россией, может создать для нас нешуточные проблемы.

    — Вы же знаете, китайское правительство не позволит никому из европейцев пересечь границ Тибета, тем более попасть в Лхасу. Встреча русских с Далай-ламой невозможна, императорские резиденты ни за что на это не пойдут, — отмахнулся лорд Литтон, которого в данный момент занимали более насущные проблемы.

    — Центральная власть Поднебесной значительно ослабла, и не исключено, что Лхаса проявит самостоятельность в этом вопросе.

    — Ну, хорошо, тогда наймите каких-нибудь бандитов, и пусть они наконец прикончат этого господина, если только он сам до сих пор не умер. Я недавно читал в прессе, что даже на родине его полагают погибшим.

    — Увы, это ошибка, — печально произнес Блаунтон. — Пржевальский жив и неуклонно продвигается к Тибету. У него нет проводников, половина его вьючных животных пала, его люди утомлены, на них несколько раз нападали местные племена, но они неумолимо продвигаются к своей цели. Среди монгольских кочевников ходят опасные слухи, что господин Пржевальский святой. Что его пули летят вперед на день пути, что его руки исцеляют одним прикосновением и что его самого не берут ни пули, ни стрелы. В этих дикарей он вселяет почти священный ужас. Не так давно, по нашим сведениям, его отряд из четырнадцати человек отразил нападение и обратил в бегство триста всадников-тангутов. Можете себе представить его репутацию среди туземцев! Это очень опасный человек. Я уж не говорю, сколь важны собранные им сведения для русского Главного штаба. Они бесценны. Благодаря его экспедициям русские знают Центральную Азию как свои пять пальцев. Он изучает не только рельеф, климат и обычаи местных народов. Его тактика оперативной разведки предоставила в руки русского военного министерства столь подробные и точные сведения об исследованных господином Пржевальским областях, что они с легкостью могут в кратчайшие сроки организовать любую военную операцию на этой территории. Задумайтесь об этом, милорд. Тибет — это ключ к Индии. К нашей Индии! Смею вам напомнить, что писал князь Горчаков в своей ноте по вопросу Центральной Азии. — Блаунтон раскрыл папку, в которой держал приготовленные к докладу бумаги, и, вынув из нее один из листков, зачитал: — «Положение России в Средней Азии одинаково с положением всех образованных государств, которые приходят в соприкосновение с народами полудикими, бродячими, без твердой общественной организации. В подобном случае интересы безопасности границ и торговых сношений всегда требуют, чтобы более образованное государство имело известную власть над соседями, которых дикие и буйные нравы делают весьма неудобными». Этим он, по сути, оправдал любые завоевания России в этом регионе. Впрочем, что ожидать от государственного канцлера. Но вот послушайте, что пишет по поводу русских завоеваний в Туркестане некий господин Достоевский, полагаемый в России талантливым литератором: «С победой Скобелева пронесется гул по всей Азии, до самых отдаленных пределов ее… Пусть в этих миллионах народов, до самой Индии, даже в Индии, пожалуй, растет убеждение в непобедимости белого царя!»

    Таковые настроения сейчас витают в русском обществе. Как сообщает Форин-офис, в России как никогда сильны антианглийские настроения, иногда они доходят до настоящей фобии.

    — В таком случае откровенное убийство господина Пржевальского может иметь для нас нежелательные последствия, — откинувшись на спинку кресла и соединив перед собой кончики пальцев, заметил лорд Литтон. — А знаете что, — после недолгого размышления продолжил он, — вы говорите, что по ту сторону Тибета его полагают святым? Так вот сделайте так, чтобы по эту сторону каждая собака, каждый ребенок, древняя старуха, последний погонщик и лама шарахались от него, как от самого черта. Чтобы нигде в Тибете он не мог найти ни друзей, ни пристанища. Пусть сама земля гонит его прочь! Только поручите это дело человеку тонкому и одаренному. Капитан Адамс определенно не оправдал наших надежд.

    Тибет. Из дневников Н. М. Пржевальского

    «На втором переходе от Сан-чю нас встретили трое монголов, из которых один, по имени Дадай, оказался старинным знакомцем из Цайдама; двое же других были ламы из хошуна Карчин. Как Дадай, так и один из карчинских лам отлично говорили по-тибетски, чему мы несказанно обрадовались, ибо до сих пор шли без языка и объяснялись с местными жителями пантомимами.

    Однако встреченные монголы привезли нам нерадостные вести. Они сообщили, что тибетцы решились не пускать нас к себе, так как еще задолго до нашего прибытия разнесся слух, что мы идем с целью похитить Далай-ламу. Этому слуху все охотно поверили, и возбуждение народа в Лхасе было крайнее. По словам монголов, стар и мал в столице Далай-ламы кричали: «Русские идут сюда затем, чтобы уничтожить нашу веру; мы их ни за что не пустим; пусть они сначала перебьют всех нас, а затем войдут в наш город». Для того же, чтобы подальше удержать непрошеных гостей, все нынешнее лето были выставлены тибетские пикеты от ближайшей к границе деревни Напчу до перевала Тан-ла; к зиме эти пикеты были сняты, так как в Лхасе думали, что мы отложили свое путешествие. Теперь же, ввиду нашего неожиданного появления, о чем дано было знать с первых тибетских стойбищ на Сан-чю, наскоро собраны были на границе далайламских владений солдаты и милиция, а местным жителям воспрещено под страхом смертной казни продавать нам что-либо и вообще вступать с нами в какие-нибудь сношения. Кроме того, из той же Напчу посланы были к нам двое чиновников с конвоем в десять солдат, чтобы узнать подробно, кто мы такие, и сейчас донести об этом в Лхасу. Встреченные нами монголы отправлены были также с этим отрядом в качестве переводчиков, но наши новые знакомцы признали за лучшее ехать вперед и обо всем предупредить нас.

    В сопровождении монголов, которых, конечно, засыпали вопросами, мы сделали свой переход и, уже перед остановкою, встретили тибетских чиновников с их конвоем. Эти посланцы держали себя весьма вежливо и вошли в нашу юрту только по приглашению. Здесь прибывшие чиновники обратились к нам с расспросами о том, кто мы такие и зачем идем в Тибет. Я объяснил, что мы все русские и идем в Тибет за тем, чтобы посмотреть эту неизвестную для нас страну, узнать, какие живут в ней люди, какие водятся звери и птицы, какая здесь растительность и т. д.; словом, цель наша исключительно научная. На это тибетцы отвечали, что русские еще никогда не были в Лхасе, что сюда с севера приходят только монголы, тангуты да сининские торговцы и что правительство тибетское решило не пускать нас далее. Я показал свой пекинский паспорт и заявил, что самовольно мы никогда не пошли бы в Тибет, если бы не имели на то дозволение китайского государя, что, следовательно, не пускать нас далее не имеют никакого права и что мы ни за что не вернемся без окончательного разъяснения этого дела. Тогда чиновники, вероятно заранее получившие приказание, как поступать в случае нашего упорства, просили нас обождать на этом месте до получения ответа из Лхасы, куда тотчас же будет послан нарочный с изложением обстоятельств дела. Ответ, как нас уверяли, мог получиться через двенадцать дней. На подобную комбинацию как наиболее в данном случае подходящую я согласился. Тогда тибетцы записали наши фамилии и число казаков, а также откуда выдан нам паспорт, и поспешно уехали в Напчу. Переводчики же монголы еще на некоторое время остались с нами. Они ручались головою, что нас не пустят в Лхасу, и вместе с тем объясняли, вероятно, по приказанию свыше, что китайцы в данном случае не виноваты, что китайский резидент в Лхасе будто бы много раз советовал правителям Тибета принять нас с почетом, но его просьбы и увещания остались напрасными. Мне же кажется, что именно китайцы-то и загородили нам дорогу в Тибет, хитро распустив слух о том, что тайная цель нашего путешествия есть похищение Далай-ламы. Невежественная, фанатичная масса, конечно, охотно поверила такому слуху, как всегда и везде она поверит любой нелепости, лишь бы нелепость эта потворствовала ее излюбленным привычкам и не противоречила ее грубым идеалам. Для высшей иерархии Тибета также весьма желательно было не пускать нас к себе, во-первых, по подозрительности и недоверию к иностранцам вообще, а во-вторых, вследствие того опасения, как бы наше посещение Лхасы не открыло сюда доступ и другим европейцам, в особенности миссионерам.

    Совершенно бесцельно было бы ломить вперед наперекор фанатизму целого народа. Положим, если бы достать вьючных яков или, в крайнем случае, бросив часть клади, взять наших усталых верблюдов, то можно было продвинуться еще немного вперед, но какую цель мог иметь подобный поход? Все мы должны были бы держаться в куче, постоянно сторожить и, быть может, не один раз пускать в дело свои берданки. Научные исследования при подобных условиях были бы невозможны. Притом мы, конечно, сильно рисковали бы собою и, во всяком случае, надолго оставили бы по себе недобрую память. Лучшим исходом при подобных обстоятельствах было остановиться и ждать ответа из Лхасы. Так мы и сделали.

    Проход наш без проводника через Северный Тибет, побитие ёграев, о чем здесь везде уже знали, наше скорострельное оружие и уменье стрелять — все это производило на туземцев необычайное впечатление, еще более усилившееся теми нелепыми слухами, которые распускала про нас народная молва. Так, везде уверяли, что мы трехглазые, чему поводом служили кокарды наших фуражек; что наши ружья убивают на расстоянии необычайном и стреляют без перерыва сколько угодно раз, но сами мы неуязвимы; что мы знаем все наперед и настолько сильны в волшебстве, что даже наше серебро есть заколдованное железо, которое со временем примет свой настоящий вид. Ради этой последней нелепости тибетцы сначала не хотели продавать нам что-либо и лишь впоследствии разуверились в мнимой опасности, хотя все-таки не вполне».

    «Из отряда, выставленного на границе владений Далай-ламы, при нас находились посменно пятеро солдат под предлогом охраны, а в сущности, конечно, для того, чтобы наблюдать за нами. В этом откровенно сознались и сами солдаты, которые в большинстве были довольно услужливы, в особенности когда мы вдоволь кормили их бараниной.

    От солдат мы опять узнали, что против нашей горсти собран в Напчу большой отряд, которому предписано силою противиться нашему дальнейшему движению. «Под страхом смертной казни нам велено драться с вами, а не убегать, — простодушно объясняли солдаты. — Но что мы можем сделать против ваших ружей и вашей смелости? При первых выстрелах с вашей стороны мы все побежим, а там пусть что будет, то будет. Да и наши начальники трусят не меньше нас; они постоянно молят бога, чтобы беда миновала».

    «…На шестнадцатый день нашего стояния близ горы Бумза, именно 30 ноября, к нам наконец приехали двое чиновников из Лхасы в сопровождении начальника д. Напчу и объявили, что в ту же Напчу прибыл со свитою посланник (гуцав) от правителя Тибета номун-хана, но что этот посланник лично побывать у нас не может, так как сделался нездоров после дороги. Вместе с тем приехавшие объяснили, что по решению номун-хана и других важных сановников Тибета нас не велено пускать в Лхасу. На мой вопрос, какое участие принимал в таком решении китайский резидент, чиновники отвечали, что им до китайцев нет дела и что они повинуются лишь своим природным правителям; что, наконец, китайский резидент даже не знает о нашем прибытии. Последнее заявление, несомненно, было ложно; китайцы, конечно, желали быть лишь в стороне от этого дела. Притом самая болезнь главного посланника казалась подозрительною — отговорка нездоровьем составляет обыденную уловку азиатских правителей и чиновников в затруднительных случаях. При таких обстоятельствах я велел своим переводчикам передать приехавшим чиновникам, что, так как не они же уполномочены тибетским номун-ханом объявить мне мотивы и решение не пускать нас далее, то я желаю непременно видеться и переговорить с главным посланцем; затем прошу, чтобы о нашем прибытии тотчас было дано знать китайскому резиденту и от него привезено дозволение или недозволение нам идти в Лхасу, а равно присланы письма и бумаги, которые непременно должны быть получены из Пекина тем же амбанем на наше имя. Наконец, я заявил, что если через два-три дня тибетский посланник к нам не приедет, то я сам пойду к нему в Напчу для переговоров. Чиновники обещали исполнить мои желания, но при этом умоляли, чтобы мы не двигались вперед, так как в подобном случае им не избежать сильной кары по возвращении в Лхасу. Действительно, подобное наше движение, вероятно, было для тибетцев крайне нежелательно, так как через день после отъезда первых вестовщиков к нам явился сам посланник со свитою.

    Как сам посланник, так и вся его свита, сидевшая в нашей юрте, складывали свои руки впереди груди и самым униженным образом умоляли нас исполнить их просьбу — не ходить далее. О каких-либо угрозах не было и помину; наоборот, через наших переводчиков прибывшие тибетцы предлагали оплатить нам все расходы путешествия, если мы только согласимся повернуть назад. Даже не верилось собственным глазам, чтобы представители могущественного Далай-ламы могли вести себя столь униженно и так испугаться горсти европейцев. Тем не менее это было фактом, и фактом знаменательным для будущих попыток путешественников проникнуть в Тибет.

    Хотя мы уже достаточно сроднились с мыслью о возможности возврата, не дойдя до Лхасы, но в окончательную минуту такого решения крайне тяжело мне было сказать последнее слово: оно опять отодвигало заветную цель надолго, быть может, навсегда, и завершало неудачей все удачи нашего путешествия. Но идти наперекор фанатизму целого народа для нас было бесцельно и невозможно — следовало покориться неизбежности.

    Оставив в стороне вопрос об уплате издержек как недостойный чести нашей, я объявил тибетскому посланнику, что ввиду всеобщего нежелания тибетцев пустить нас к себе я соглашаюсь возвратиться; только просил, чтобы посланники выдали мне от себя бумагу с объяснением, почему не пустили в столицу Далай-ламы».

    — Снимаем бивуак, — с нескрываемой горечью скомандовал Пржевальский. — Знать, не судьба. А ведь всего-то и не дошли что двести пятьдесят верст.

    — Не расстраивайтесь, Николай Михайлович, — попытался успокоить командира Роборовский. — Зато сколько материала! Наблюдений, чучел, гербария. Да до нас ни один европеец этим путем еще не ходил!

    — Все правильно, Всеволод Михайлович. Все правильно, — похлопав своего молодого спутника по плечу, грустно ответил Пржевальский. — А только все равно обидно, что главной тайны Тибета мы так и не разгадали. Не увидели главного сокровища.

    Когда юрта и палатка были разобраны, верблюды навьючены, меленький отряд снялся с места и тронулся в обратный путь. Посланцы Лхасы, любезно пожелавшие им счастливого пути, долго еще смотрели вслед русским, пока те не скрылись за ближайшими горами.

    — Николай Михайлович! — Дондок Иринчинов подъехал к Пржевальскому и, глядя куда-то вбок, сообщил, словно о чем-то незначительном: — Мы не одни путешествуем. Вон за той скалой — человек, он явно идет за нами.

    — Думаешь, шпион? — хмуро глядя в указанном направлении, спросил Пржевальский. — Не доверяют, китайские хитрецы, решили проверить.

    — Да нет, похоже, это лама. Их цвета, — не согласился Дондок. — Прикажете захватить?

    — Давай. Чего человеку маяться? Возьмем его с собой. Будет проводником, — решил Пржевальский.

    Но лама, кажется, и сам спешил к ним.

    Вблизи это оказался маленький сухонький человек преклонных лет, но еще бодрый. С яркими, глубоко посаженными глазами, бритой головой и немного дергаными манерами. Подойдя к отряду, он долго кланялся и улыбался, пока Дондок не слез с коня и не подошел к нему.

    — Я пришел к великому русскому путешественнику господину Пржевальскому, — присев прямо на землю, где стоял, сказал лама. — Я хочу говорить с ним.

    — Николай Михайлович, он хочет говорить с вами, — перевел Дондок, лама согласно кивнул головой.

    — Спроси, кто его послал и зачем, — распорядился Пржевальский, слезая с лошади.

    — Говорит, его послал Панчен-лама, это у них вроде как заместитель Далай-ламы, — был ответ.

    — И что же хочет от меня Панчен-лама? — тяжело усаживаясь напротив гостя, поинтересовался Пржевальский. — Неужто решили в Лхасу пустить?

    Лама, увидев, что Пржевальский устроился и готов его выслушать, заговорил, глядя прямо в глаза своему собеседнику, словно не было с ними переводчика и прочих спутников Пржевальского.

    — Далай-лама слишком юн, ему пошел лишь шестой год, и китайский наместник и многие приближенные ламы имеют на него большое влияние. Мы не можем пустить господина Пржевальского в Лхасу, но Панчен-лама много слышал о русском путешественнике. Мы знаем, какая слава идет о нем среди подданных Далай-ламы. Паломники из Монголии приносили в Лхасу вести, которые дошли и до монастыря Ташилунпо, где обитает Панчен-лама.

    Пржевальский склонил голову в вежливом поклоне.

    — И мы решили оказать честь и доверие господину Пржевальскому, проводив его в место гораздо более святое и недосягаемое для непосвященных, нежели Лхаса. Там были немногие из живущих в этом мире. Это тайное место. Святая страна, куда мечтает попасть всякий из смертных.

    — Чем я заслужил такую честь? — Николай Михайлович пристально всматривался в худенького монаха в бедном, выцветшем на солнце красном одеянии.

    Лама задумался на несколько минут, глядя на Пржевальского светлым безмятежным взглядом.

    — У нас есть пророчество, — наконец молвил он. — Что освобождение буддистского мира от злого владычества иноземцев придет с Севера. Большая часть наших подданных сейчас находится под английским игом. Они угнетены, обобраны, несчастны. По одному из хранящихся в нашем монастыре пророчеств, освобождение придет в Тибет с Севера, из Красной Северной Шамбалы. Этому пророчеству много лет, оно было дано еще до того, как первый английский корабль пристал к Индийскому берегу.

    Слушая это, Пржевальский немедля вспомнил Москву, Кремль, Красную площадь. Откуда в этом глухом уголке мира, среди людей, ведущих столь замкнутый образ жизни, могли возникнуть такие странные предания? Как они проникли на эту немыслимую высоту, пробились сквозь непроходимые горы, снега и пустыни? Это одно из многочисленных чудес, о которых рассказывали Пржевальскому монгольские паломники?

    Николай Михайлович не был суеверен, легковерен и склонен к мистицизму. Он был ученым, практиком, исследователем, военным, но сказанное ламой действительно удивило его.

    — Передай от меня благодарность Панчен-ламе за столь щедрый подарок, — проговорил он. — Мы готовы немедленно выступить в путь.

    — Нет. В Шамбалу отправимся только мы вдвоем. Ваши спутники останутся здесь, — спокойно, но очень твердо заявил лама.

    — Не соглашайтесь, Николай Михайлович! — поспешил отговорить Пржевальского Дондок Иринчинов. — Это может быть засада. Скажите им, что мы пойдем все вместе или не пойдем вообще.

    — Успокойся, Дондок. Думаю, что лама никуда нас всех не поведет. И потом, не похожи посланники Далай-ламы на коварных убийц. Все, чего они хотели, это выдворить нас восвояси. Мы ушли. Думаю, опасаться мне нечего. А вот сходить посмотреть это запретное место ужасно любопытно. Возможно, это что-то вроде монастыря для очень святых лам, и, возможно, там хранятся какие-нибудь старинные книги, карты, — мечтательно проговорил Пржевальский. — Да и путь туда сам по себе будет интересен. Спроси, как далеко нам идти.

    — Лама говорит, вас не будет десять дней, самое большее двенадцать, — перевел Дондок.

    — Значит, пять туда, пять обратно. Что ж, Федор Леопольдович, придется вам снова ставить лагерь. Дондок, спроси у ламы, где нам лучше разбить бивуак.

    На следующее утро, с рассветом, Николай Михайлович, одетый, вооруженный, с запасом продовольствия на две недели, запасом пороха и дроби, был готов выступать. Казаки подготовили им с ламой двух самых свежих верблюдов.

    — Нет, — покачал головой лама, оглядев приготовления. — Мы пойдем пешком, налегке. — Окинув взглядом ружье Пржевальского, он несколько мгновений помедлил, но ничего по этому поводу не сказал.

    Пришлось переложить припасы в заплечный мешок, и спустя полчаса маленькая сухонькая фигурка, завернутая в старенький выцветший плащ, и крупная, внушительная фигура Пржевальского затерялись среди скал.

    Пржевальский вернулся в полдень на тринадцатый день, один. Он появился как-то незаметно. Казаки увидели его, когда он уже вошел в лагерь.

    — Николай Михайлович, вернулись! Живой! — радостно загалдели они, принимая у командира ружье и легонький заплечный мешок. — Федор Леопольдович, господин поручик! Вернулся!

    Пржевальский улыбался своим людям, похлопывал их по плечам, но было в его облике что-то непривычно тихое, отстраненное, словно смотрел он не на своих спутников, а куда-то вглубь себя. И улыбался чему-то приятному и удивительному.

    Пржевальский прошел в юрту, ему налили чаю, положили кусок баранины, торопливо рассказывая о проведенных без него двух неделях, охотничьих вылазках, новых экземплярах в коллекции и прочем. Когда же он наконец уселся, сделал несколько глотков кирпичного, уже многократно заваренного чая, когда все разговоры смолкли и вопросительные взоры обратились к Николаю Михайловичу, он отставил в сторону чашку и, как-то смущенно потупившись, в совершенно не свойственной ему манере заговорил:

    — Не знаю, братцы. Не знаю, что сказать. И где был, тоже не знаю. И был ли…

    Он оглядел своих товарищей и, видя их серьезные, добрые лица, полные искренней веры и любопытства, словно через силу продолжил:

    — Едва мы отошли от лагеря, как лама выбросил все мои припасы, и дальше, сколько было пути, мы лишь пили отвары из каких-то его трав, да еще он на каждом привале подолгу молился. Я же, пользуясь таким случаем, пытался запечатлеть наш путь и сделать съемку, только все это оказалось потом бесполезно. Потому что, войдя в одном месте, мы вышли в совершенно другом, и я не знаю, есть ли вход там, где был прежде.

    — А куда вход-то, в монастырь? — нетерпеливо перебил Роборовский.

    — Нет, — покачал головой Пржевальский, — не в монастырь. — Он с минуту помолчал. — Помните, что говорил лама? Святая страна. Я был там, — каким-то особенным, полным чувства голосом проговорил Николай Михайлович. — Я стоял на пороге.

    — А что это? Как? — стараясь понять, спросил Эклон.

    — Как рай, что ли? — робко, смущаясь, проговорил Роборовский.

    Но Пржевальский лишь неопределенно пожал плечами, снова засмотревшись куда-то вглубь себя. Очнулся, только когда Всеволод Михайлович повторил вопрос.

    — Не знаю, Всеволод. Я даже понять не могу, было ли это. А только чувство такое, — он приложил руку к сердцу, — что было. — И улыбнулся. — А еще мне лама вот это подарил. — И он достал из-за пазухи маленькую шкатулку чудной работы. — Здесь хранится карта пути в Шамбалу. Только лама велел без нужды ее не доставать, — предупреждая просьбы товарищей показать драгоценность, проговорил Пржевальский.

    Погладил рукой шероховатую поверхность и добавил:

    — Наш путь еще не закончен. Вот отдохнем немного, дома погостим и снова двинем в Тибет. Дойдем-таки до Лхасы, а заодно уж и Шамбалу отыщем. Тогда шкатулку и откроем. — И он со своей прежней, уверенной улыбкой обвел взглядом товарищей.

    По возвращении экспедиции Пржевальского в Петербург Британское географическое общество присудило ему золотую медаль.

    21 мая 2017 г.

    — Нет смысла ехать в офис, — устало вздохнула Лариса. — Поехали домой, там все обсудим. Кажется, Таволжанина кто-то предупредил.

    — Машка? — искоса взглянув на садящихся в машину Карину и Нестерова, спросил Марат.

    — А ее Кара? Но откуда она знала? — скептически взглянула на парочку Лариса.

    — Я не знаю, что это за тип прописался в вашем доме. Он не так прост, как хочет казаться, — Марат механически потер подбородок.

    Лариса, заметив этот жест, едва заметно усмехнулась.

    — Ну что, едем?

    — Да, — смутившись, кивнул Марат. Ему было неловко возвращаться в дом Арчуговых. Утреннее происшествие, позабывшееся в суете дневных забот, снова встало перед глазами. О чем он думал? На что купился? На ярко-зеленые, как у Ларисы, глаза и такие же огненные волосы? На молодость? Или просто выплеснул накопившуюся обиду? В любом случае просто забыть о случившемся ему не дадут, и лучше всего разрешить все одним махом. Только не здесь. И Марат сел за руль.

    — Ну и зачем мы сюда приезжали? — ворчливо поинтересовалась Кара. Ее настроение никак не желало улучшаться. Даже самой было стыдно.

    — Надо было выяснить, что случилось с Марией.

    — Какое нам дело до Марии?

    — Она член вашей семьи, странно, что надо напоминать об этом, а сейчас вокруг вас происходит столько странных, на первый взгляд не связанных между собой событий, что имеет смысл держать ухо востро. Не зря же Марат так напрягся, — задумчиво проговорил Гарик, выводя машину на дорогу. — Может, Марию вызвал на встречу Таволжанин, а может, и нет.

    Впереди, набирая скорость, скрылся за поворотом джип Катрича. Гарик вел машину спокойно, не выжимая из нее все возможное, глубоко уйдя в свои мысли.

    — И что мы теперь будем делать? — лениво спросила Кара, глядя на бесконечный поток дождевых струй за окном.

    — Будем отрабатывать Ларису. Пора выяснить, что же случилось между нею, заказчиком и вашим отцом. И где сейчас дневники. Вы не заметили, что она сегодня как-то слишком рассеянна?

    — Я заметила, что она сегодня очень напряжена, как натянутая струна.

    — И это определенно не имеет отношения к исчезновению Марии, — подсказал Гарик.

    — Ну разумеется. Наверняка она нервничает из-за отцовского письма, точнее, вашего, которое вы отправили с его почты. А вы бы не нервничали?

    — Да, пожалуй, сам факт получения письма от вашего отца должен был ее взволновать. Но я бы сказал, что в сложившихся условиях оно должно было ее обрадовать. И, как мне кажется, она просто обязана была поделиться своей радостью с Катричем, но не поделилась. Елки! — неожиданно воскликнул Гарик, вцепляясь в руль и закладывая резкий вираж.

    Посреди шоссе, сразу же за очередным поворотом, лежал перевернутый джип Марата.

    Гарику с трудом удалось выровнять машину, и он, проехав метров десять, дал по тормозам и замер на обочине.

    — Как ты думаешь, живы? — впервые перешла на «ты» Кара.

    — Если были пристегнуты, то да. Машина хорошая, подушки наверняка сработали, — торопясь к перевернутой машине, бросил через плечо Гарик. Кара спешила за ним, шлепая по лужам дорогими итальянскими туфлями. Дождевой поток стал слабеть, и теперь лишь легкие невесомые капли закрывали своей пеленой дорогу.

    — Кара, вернись к машине, достань из багажника знак аварийной остановки и поставь перед поворотом, не хватало, чтобы в них кто-нибудь влетел с дури, — деловито распорядился Гарик, не оборачиваясь.

    Пришлось возвращаться. Перспектива еще одной аварии так напугала Карину, что спорить она не стала, а припустила бегом.

    — Ну, что тут у вас? — пробормотал Гарик, заглядывая в ветровое стекло.

    Подушки только что сработали, и из-за них совершенно ничего не было видно, но какое-то шевеление в машине определенно ощущалось.

    Охрана Катрича, отпущенная им восвояси, давно умчалась вперед. Связаться с ней у Гарика не было никакой возможности. На шоссе — то ли к счастью, то ли наоборот — было пусто. Перевернуть машину в одиночку не выйдет, ждать аварийку — долго.

    Гарик подошел к обочине и, пока Кара бегала за поворот устанавливать знак, успел отыскать приличный булыжник, а вернувшись к машине, разбил с его помощью ветровое стекло.

    — Как вы тут? — спросил он спокойным, уверенным голосом, услышав в машине испуганный вскрик. — Живы?

    — Лариса, как вы?! — подбежала к ним Карина.

    Подушки наконец-то опали, и им стали видны пассажиры. Несколько помятые, напуганные, но живые.

    — Сейчас я вас вытащу, — сказал Гарик. — Лариса, вы первая. Сможете отстегнуться? Только не спешите, придерживайтесь свободной рукой, я вас подстрахую.

    С грехом пополам, с охами и вздохами, Гарику удалось извлечь из машины Ларису, вслед за ней, кряхтя и ругаясь, выбрался Марат.

    — Что стряслось? — осматривая автомобиль, спросил Гарик.

    — Резкий хлопок, машину занесло, скорость была большая, я не смог среагировать, — пояснил Марат, поглаживая ребра. — Покрышку, наверное, пробило. Не пойму только как.

    Гарик не спеша обошел джип, осмотрел пробитую покрышку.

    — Марат, можно тебя на минуточку? — небрежно позвал он, но Кара тут же навострила уши. Отправив Ларису к их машине, она поспешно вернулась к перевернутому джипу. И как умненькая девочка притаилась за капотом. Кара была уверена, что при ней Гарик ничего интересного не скажет. Мужчины! Побережет ее хрупкую психику. Ведь большинство людей, особенно мужчин, уверены, что утайки и недомолвки, а также зыбкая неопределенность и ежесекундно повторяемое: «Не волнуйся, все будет хорошо» — успокаивают гораздо лучше простой, очевидной правды.

    — Похоже, по колесам стреляли, — указывая на дыру в покрышке, вполголоса сообщил Гарик. — Я осмотрю обочину, может, остались какие-то следы. А вы с Ларисой лучше садитесь в мою машину. Ты ничего не заметил перед аварией?

    — Да нет. Задумался о своем, да и скорость была приличная, — с досадой ответил Марат, чувствуя себя законченным легкомысленным идиотом. Особенно ему была неприятна мысль, что своим спасением он обязан этому проныре Нестерову.

    — Жаль, — казалось не заметив его реакции, проговорил Гарик. — Ладно. Идите к машине, я быстренько осмотрюсь, и верните ваших людей.

    — Уже, — буркнул Марат. — Я с вами.

    Гарик только пожал плечами. А Кара тихонько пристроилась за ними.

    Места, где сидел стрелок, они не нашли, зато обнаружили Кару и с возмущением прогнали ее в машину, потом решили дождаться подкрепления — вдруг стрелок еще где-то прячется, хотя это было маловероятно. Стреляли определенно по колесам, чтобы припугнуть. Все это уже обсуждалось вслух, поскольку Кара и так все подслушала, а Лариса сидела на заднем сиденье молча, стараясь преодолеть нервный озноб. Ее все еще потряхивало.

    — Лариса, успокойся. Все хорошо. Я их вычислю и прикончу. Возможно, это был вообще какой-то псих, который стреляет по дорогим машинам, — попытался успокоить ее Марат.

    — Это в меня стреляли, — преодолевая клацанье зубов, сообщила Лариса.

    — Не говори глупости! — отмахнулся Марат. — У вас есть что-нибудь выпить? — обернулся он к Гарику с Карой.

    — Откуда? Мы же не передвижной бар.

    — Убить хотели меня, — не слушая его, повторила Лариса.

    — Из-за дневников? — тихо, очень коротко поинтересовался Гарик, и Лариса дернулась так, словно он попытался ее ударить.

    — Какие дневники, в чем дело? — тут же вцепился в Гарика Марат.

    — Откуда вы знаете? Вы с ними? — Ларисина рука непроизвольно вцепилась в Марата.

    — Нет. Я как раз наоборот, — Гарик после секундного колебания вытащил удостоверение. — Я по другую сторону баррикад. Но ваших иностранных клиентов я хорошо знаю. Судя по всему, исчезновение Бориса Аркадьевича загнало вас в тупик, — внимательно глядя в глаза Ларисе, сказал Гарик. — Вам угрожают? Вы так и не получили дневники? Они исчезли вместе с Арчуговым и теперь их требуют у вас? А вы не имеете понятия, где они?

    Лариса молча кивала на каждый его вопрос.

    — А сегодня вы получили письмо от Арчугова?

    — Откуда вы знаете?

    — Что? Письмо от Бориса? — Марат выронил Ларисину руку. — Почему ты не сказала мне? Что происходит?!

    Кара чувствовала, как и без того тесное пространство автомобиля сжимается от переполняющих его эмоций. За окном по-прежнему моросил тоскливый дождь, мимо изредка проносились машины, за спиной у них лежал перевернутый джип, а в салоне автомобиля сверкали молнии и трещали разряды.

    — Ничего, — успокоил Марата Гарик. — Письмо послал я.

    — Вы знаете, что с Борисом? — Ларисины глаза озарились горячечным блеском.

    — Вы все-таки замешаны в его исчезновении? — Было видно, как у Марата сжались кулаки и напряглись мышцы. Такому крупному мужчине, как он, было бы затруднительно вести рукопашный бой в машине, но, судя по выражению его лица, драться он не собирался, а собирался придушить Нестерова, как куренка.

    — Он здесь ни при чем, — поспешила вмешаться Кара. У нее, кажется, начал вырабатываться рефлекс, какой-то глупый рефлекс: как только она начинала ощущать угрозу в адрес Нестерова, тут же спешила прикрыть его.

    Рефлекс был неправильный по двум причинам. Во-первых, что ей до Нестерова? Он врун и двурушник. Во-вторых, он и сам прекрасно умеет выкручиваться из щекотливых ситуаций. Но рефлекс — он и есть рефлекс, неконтролируемое проявление подсознания.

    — Он сам ищет отца, ему нужны дневники одного человека, которые отец украл для таинственного заказчика, которым оказалась наша Лариса. Она морочила отцу голову, хотела чужими руками жар загрести, а теперь, когда отца убили, трясется за свою шкуру. Что, дневников нет, а заказчик требует? — небрежно осведомилась Кара, оборачиваясь к Ларисе.

    Если бы взгляд мог убивать, Кара простилась бы с жизнью в то же мгновение. Но, на ее счастье, это было невозможно.

    — Выкладывай, — потребовал Марат, физически ощущая, как испаряется недавно давившее на сердце тяжелым грузом чувство вины.

    — Нечего выкладывать, — огрызнулась Лариса, не оборачиваясь к нему, а продолжая сверлить взглядом Кару. — Один знакомый попросил раздобыть для иностранного коллекционера дневники Пржевальского.

    — Того, в честь которого лошадь назвали? — недоверчиво уточнил Марат.

    — Именно. Я согласилась. Но ты знаешь, я не спец в выполнении подобных заказов. И подрядила Арчугова.

    — Да, только ты не взяла его в долю, а обратилась к нему анонимно, по электронной почте. Он не знал, с кем имел дело, — внесла поправку Кара.

    — Это правда? Зачем? — Марат снова сверлил Ларису недоверчивым взглядом.

    — Затем, что делиться не хотела, — не упустила возможности вбить клин между старыми приятелями Кара.

    — Лариса, — вмешался вдруг Нестеров, — почему вас не насторожило, что пан Зачесломский обратился к вам, а не к Борису Аркадьевичу, с которым давно знаком?

    — Не знаю. Наверное, потому, что сперва он озвучил примерную стоимость заказа, — со вздохом призналась Лариса.

    — Скажите, это он вам подкинул идею нанять Бориса Аркадьевича?

    — В общем-то, да. Хотя я и не поняла этого тогда. Он просто пошутил, но мне эта шутка запала в голову, и так я в итоге и сделала.

    — А почему, как вы думаете, он не обратился напрямую к Арчугову? Вы же не могли не задать себе этот вопрос?

    — Да уж, — с горечью ответила Лариса. — Сперва, в самом начале, мне казалось, что Додик подкинул мне заказ, потому что я ему нравлюсь, — она густо покраснела, — как женщина. При наших встречах он всегда намекал мне на то, что не прочь закрутить роман. К тому же он сказал, что у них с Борисом временные разногласия, но преподнес это так, словно разногласия возникли на какой-то несерьезной, даже пикантной почве.

    — А впоследствии?

    — Последствия появились только после исчезновения Бориса. На меня начали давить, — начала возбужденно рассказывать Лариса, радуясь возможности выговориться, — а сегодня утром ко мне приходил человек, он не представился, но потребовал от меня выполнения договора или возврата аванса с процентами.

    — Договор, естественно, был устный?

    — Да. И я не на шутку испугалась.

    — Лариса, на будущее: никогда не вступайте в сомнительные сделки с малознакомыми людьми. Пан Зачесломский — очень опасный человек, и думаю, ваш муж об этом знал. Зачесломский сотрудничает с организациями, которые во всем мире находятся вне закона, и частными гражданами, которых разыскивает Интерпол. Он не брезгует очень грязными проектами, например, его хорошо знают на черном рынке по торговле человеческими органами.

    — Они хотели… и меня…

    — Нет. Не думаю, — после короткой паузы успокоил ее Гарик. — Так почему же Зачесломский не обратился к вашему бывшему мужу напрямую, ведь они были знакомы?

    — Знал, что Борис не согласится? Но ведь у них раньше были общие дела? — вскинула на него глаза Лариса.

    — Да. Но ваш муж был осторожным человеком, он знал, кто такой Зачесломский, и, прежде чем браться за выполнение заказа, наверняка провел бы подготовительную работу, выяснил подноготную заказчика и отказался от сотрудничества. Потому-то Зачесломский и предпринял этот обходной маневр. Он тонкий психолог, очень умный и коварный стратег, именно поэтому, несмотря на все свои прегрешения, до сих пор гуляет на свободе, — продолжал читать Ларисе нотацию Гарик. Марат сидел тихо, очевидно, оценил разницу в их с Нестеровым весовых категориях. — Так вот, вы оправдали его надежды. Нашли ключик к Арчугову, сославшись на одного из его давних надежных клиентов, о которых Зачесломскому не было известно. Сперва наживку проглотили вы, затем ваш бывший муж. Зачесломскому оставалось лишь ждать и наблюдать.

    — За Борисом следили?

    — Разумеется. Я думаю, Зачесломский и его клиент сразу же решили не рассчитываться с вами, отсюда и фантастически высокая сумма заказа. Они бы получили дневники, сохранили деньги и даже, возможно, получили бы с вас немалую компенсацию за невыполненный заказ, — невесело улыбнулся Гарик. — Но господин Арчугов их провел. Он, вероятно, почувствовал слежку и вовремя ушел от нее. Во всяком случае, он успел надежно спрятать свой трофей и его преследователи остались ни с чем.

    — Но они убили его? — тихо спросила Кара.

    — Скорее всего, — неохотно ответил Гарик.

    — И пытали? — ей стало очень жалко отца. Толстого, старого эгоиста и бабника, который тем не менее в силу своего разумения заботился о ней.

    — Возможно, — сдержанно ответил Гарик — врать было бессмысленно.

    — И теперь они надеются выяснить у меня местонахождение дневников? — ломким голосом спросила Лариса.

    — Что еще им остается? Думаю, они догадываются, что у вас их нет. Но считают, что вы можете помочь им выйти на людей Бориса, если на вас как следует поднажать.

    — Зачем им понадобились эти дневники? Что в них такого, что ради них они убили человека?

    Этот вопрос мучил и Кару. Что?

    — Это отдельный вопрос, и отнюдь не простой, учитывая личность заказчика, — в очередной раз увильнул Гарик. — А сейчас, Марат, поскольку подъехали ваши люди, стоит вызвать эвакуатор, а самим отбыть с места происшествия. Вам же, Лариса, надо успокоиться. Теперь, когда вы облегчили свою душу, мы сможем вам помочь.

    Кто это «мы», он не уточнил, но по лицу Ларисы было видно, что ей действительно стало легче.

    Марат отдал распоряжения своим людям, и они покатили домой.

    — Зинаида Захаровна, — бросила встречавшей их в холле домоправительнице Лариса, — велите поскорее подавать ужин, мы все устали и очень голодные.

    Зинаида Захаровна лишь широко самодовольно улыбнулась в ответ и не двинулась с места.

    Но Лариса больше на нее внимания не обращала, она прямиком направилась в кабинет, мучимая единственным желанием — выпить. У нее был тяжелый день. Очень тяжелый и очень длинный. Остальные потянулись за ней.

    — Я, пожалуй, пойду сначала переоденусь, — взглянув на свои безнадежно испорченные туфли, проговорила Кара. — Да и душ бы принять не мешало.

    Она уже приблизилась к лестнице, когда услышала полный ужаса вопль Ларисы.

    21 мая 2017 г.

    Посреди кабинета за своим столом сидел порядком исхудавший, мрачный, заросший рыжей щетиной, облаченный в какой-то длинный, заляпанный грязью балахон… Борис Аркадьевич Арчугов собственной персоной.

    — Папа! — Кара смотрела на отца и не верила собственным глазам. — Папа!!!

    — Ну а остальные что? Не рады? — криво ухмыльнулся глава семьи и бизнеса.

    — Явился… — выдохнула прислонившаяся к дверному косяку Лариса.

    — Борис Аркадьевич? Откуда? — не вполне уместно поинтересовался Марат.

    — Добрый вечер, — корректно поздоровался Нестеров, что в его положении было вполне уместно.

    — Арчугов! — пришла в себя Лариса. — Где ты шлялся все это время, сволочь?! Мы чуть с ума не посходили! Компания в офшорах, а ты, жирный боров… — договорить она не могла, душили эмоции, все же у Ларисы Викторовны день выдался не из легких, и ее обычное хладнокровие ей изменило.

    — Вижу, все рады встрече, — откинувшись на спинку кресла и налив себе еще бокал коньяку, отметил Борис Аркадьевич. — Времени, как вижу, не теряли, дочурки из Штатов прискакали наследство делить, — ядовито заметил Арчугов, опрокидывая в себя бокал коньяку.

    — Папа! — теперь уже увереннее и радостнее воскликнула Кара и подбежала к родителю. — Где ты пропадал все это время? Мы чуть с ума не сошли!

    — Еще бы, вместо фирмы шиш с маслом получить, всякий расстроится, — подставляя тем не менее дочери щеку для поцелуя, проворчал Борис Аркадьевич.

    — Где ты был все это время, почему ты в таком виде?!

    — На охоте был. Потому и вид такой, — буркнул Арчугов, хмуро разглядывая Нестерова. — А что это за тип? Твой приятель?

    — Можно и так сказать, — неуверенно промямлила Кара, не зная, как ей быть в сложившейся ситуации. Отец благополучно вернулся, и выгораживать Нестерова вроде бы незачем. К тому же Георгий охотился за дневниками, которые украл отец, точнее, люди отца, но это все равно противозаконно, и было бы правильнее предупредить отца, объяснив ему, кто такой Нестеров. Но Карина почему-то молчала. Опять неправильный инстинкт. Будь он неладен. К счастью, Нестеров второй раз за день проявил достойное восхищения мужество и не стал прятаться за ее спиной.

    — Разрешите представиться. Нестеров Георгий Глебович, — выступил вперед Гарик с самой приятной улыбкой.

    — Нестеров? Тот самый? — недовольно выставил вперед все пять подбородков Борис Аркадьевич. — Слышал, слышал. Не рассчитывал встретиться с вами лично.

    — А я вот наоборот, — широко улыбнулся Гарик. — Безмерно рад видеть вас в добром здравии.

    Арчугов едва заметно усмехнулся.

    — Ну, что вы тут за кипиш устроили? Меня нет шесть дней, а вы весь город на уши поставили! Компанию проворонили, дружный слаженный коллектив развалили, — обратился Борис Аркадьевич к собравшимся в кабинете.

    — Вы уже знаете о Беженале? — подался вперед Марат.

    — Я уже выкинул Беженаля без порток на улицу, — довольно хмыкнул Арчугов. — И вообще, что вы завелись? Не могли посидеть недельку спокойно, не привлекая к себе внимания, все бы обошлось тихо-мирно. Разгребай теперь за вами.

    — А что же с компанией, ты уже все уладил? — не сдержалась Кара.

    — А что, страшно миллионы упустить? — поддел ее Борис Аркадьевич. — Почти. Так быстро, как ты думаешь, только наследники на дележку сбегаются, серьезные дела так не делаются. И вообще, чего застряли в дверях? Проходите, располагайтесь. — Он обвел кабинет приглашающим взглядом. — Теть Зин, принеси им чего-нибудь горячего, а то похожи на мокрых крыс и зубами клацают, так что себя не слышишь! — крикнул он в холл. — И на закуску чего-нибудь. А ты, Марат, водки пока всем плесни. Пусть согреются.

    — Не, я водку не буду, — усаживаясь на диван, сказала Кара.

    — Цыц тут мне! Все будут пить за мое счастливое возвращение. Или кто-то не рад?

    Все дружно выразили свою безмерную радость и потянулись за рюмками.

    — Вот и ладненько. За мое здоровье! — провозгласил Арчугов и опрокинул еще один бокал коньяку. Все выпили разлитую по рюмкам водку. Зинаида Захаровна внесла закуску.

    — Так-то лучше, — глядя на мокрых, неряшливых, жадно жующих бутерброды присутствующих, крякнул Борис Аркадьевич. — Теперь топайте переодеваться, и через полчаса встретимся за столом. — А вы, Нестеров, останьтесь.

    С места поднялся только Марат.

    — Пап, можно мне тоже остаться, я уже все знаю про дневники? — попросила Кара, состроив умильную рожицу.

    — Меня это тоже касается, — хрипло проговорила Лариса. — Из-за этой дряни в меня сегодня стреляли.

    — Да неужто? — делано удивился Борис Аркадьевич. — С чего бы это?

    — Ты знаешь?! — впилась в него глазами Лариса. — Сразу же знал!

    — Нет, не сразу, — лениво возразил Арчугов. — Узнал, когда за мной охота началась.

    — Охота? — встревоженно переспросила Кара.

    — Именно. Дура ты, Лариска. Тупая, жадная дура. И всегда такой была.

    Кара при этих словах едва от смеха не прыснула. Лариса же лишь молча зыркнула на Арчугова, но отвечать не стала.

    — Ты зачем с Додиком связалась? Ты бы хоть спросила у умных людей, что он за тип, — укоризненно проговорил Борис Аркадьевич.

    — Ты сам с ним имел дела. И потом, откуда ты знаешь про Додика? — спохватилась Лариса.

    — От верблюда, — буркнул в ответ Арчугов, запихивая в рот сразу три бутерброда с паштетом, сложенные стопочкой. — Когда убили моего человека, я сразу же насторожился.

    — Убили? — испуганно спросила Кара. До сих пор торговля антиквариатом в ее представлении была не опаснее разведения аквариумных рыбок. Но, кажется, она крупно ошибалась.

    — Подстроили несчастный случай. Но очень грубо, и дурак бы догадался. И именно перед встречей со мной. Эти дебилы рассчитывали, что он мне при встрече дневники передаст.

    — Действительно наивно, — согласился Нестеров. — И как вы поступили?

    — Затаился, потом вообще лег на дно, когда почувствовал, что слежка стала плотнее.

    — Слежка за вами? — подпрыгнул Марат.

    — За мной, Маратик, за мной, — ласково улыбнулся ему Арчугов, но глаза его смотрели мертво и холодно, как у акулы. — Вот и пришлось лечь на дно. Тебя, голубка, я вычислил минут за пятнадцать, — обратился он к наливающей себе третью рюмку Ларисе. — Достаточно было позвонить Антону, чтобы выяснить, что никого он ко мне не посылал, а потом задать себе вопрос, кто знал о наших с ним делах.

    — Что же ты ничего не сказал? — язвительно поинтересовалась Лариса. Теперь, когда Арчугов вернулся, она совершенно успокоилась. Борис все разгребет, все уладит, а ей максимум, что грозит, это хороший скандал, так она от него еще и удовольствие получит. Отобрать у Ларисы то, что она имеет, он не сможет. Мстить ей не станет. А значит, можно как следует отпраздновать избавление от проблем. И Лариса праздновала.

    — А зачем что-то говорить? — усмехнулся Арчугов. — Я хотел подождать, пока ты задергаешься, пока тебе как следует припечет. Я-то прекрасно знал, с кем ты связалась и чем это рано или поздно закончится. Стреляли, говоришь?

    — По колесам джипа, — вставил Марат, ощущавший себя в сложившейся ситуации глупым юнцом, не справившимся с простым делом. Проворонить слежку! Это не просто плохо, это унизительно. Но с этим он разберется позже, а пока надо слушать.

    Арчугов пропустил его замечание мимо уха.

    — Папа, так где ты был? Что ты делал? И как ты всё выяснил? — поторопила отца Кара.

    — Через Лариску и того типа, который убил моего человека. Обе ниточки привели к одному клубочку, — ответил Борис Аркадьевич. — Потребовалось, конечно, какое-то время. В принципе, ваша паника и обращение в полицию в чем-то сыграли мне на руку. Люди Зачесломского запаниковали, стали подозревать, что ведется двойная игра, совершили парочку глупых ошибок, и нам стало проще их вычислить.

    — «Нам»? — снова уточнила Кара.

    — Ты же не думаешь, что я, приклеив бороду, бегал по городу, изображая из себя заправского сыщика? Каждым делом должны заниматься профессионалы. Умный человек руководит.

    — И что было дальше?

    — Мы взяли человека Зачесломского, прижали его в тихом месте, затем подловили курьера, который прибыл в Петербург, чтобы забрать у Ларисы дневники. На самом деле они прекрасно знали, что у тебя ничего нет. И сразу решили тебя кинуть, — глядя Ларисе прямо в глаза, насмешливо пояснил Арчугов. — Не по росту кафтан решила примерить, голубушка.

    — Плевать, — вяло отмахнулась Лариса, которую уже порядком разморило от тепла и водки.

    — Вы разобрались с Зачесломским? — поинтересовался Нестеров.

    — Мое воскрешение его сильно расстроило, — хохотнул Борис Аркадьевич. Вообще, несмотря на ядовитые замечания и напускную сердитость, он был явно всем доволен. — Россия не Европа, его связи здесь не работают.

    — Но дневники по-прежнему у вас? — уточнил Гарик.

    Арчугов предпочел этого не услышать.

    — Пап, объясни мне, наконец, почему все как полоумные гоняются за этими дневниками? Что в них такого? — не вытерпела Кара и задала главный вопрос, давно ее занимавший.

    — Что в них такого? Да, собственно, ничего, для нас с тобой. Но тип, заказавший эти дневники, баронет, как его там, просто помешан на семейной чести. Его сын, видишь ли, баллотируется в палату общин от консервативной партии, и в избирательной кампании они делают ставку на традиции, английский спортивный дух, «честную игру» и прочую дребедень. Так вот, этому полоумному охламону, очень, кстати сказать, богатому и обладающему немалыми связями, потому что когда-то в молодости он по службе был связан с МИ-6, вдруг взбрело в голову, что записки некоего русского путешественника Пржевальского хранят в себе тайны, порочащие его славный род. Изучая семейные архивы в родовом поместье, он натолкнулся на записки собственного предка, который каялся в подлом отравлении великого русского путешественника и географа сэра Пржевальского, потому что иначе никак не удавалось выполнить возложенную на него миссию по недопущению этого самого Пржевальского в Тибет.

    — Как ты все это выяснил? — ошарашенно спросила Кара.

    — Провел свое собственное маленькое расследование, счет за которое я намерен выставить тупому баронету. Совершенно уверен, что он заплатит, — опять хохотнул Арчугов.

    — На Зачесломского он вышел через общих друзей из МИ-6? — поинтересовался Гарик.

    — Очевидно, — кивнул Арчугов.

    — Значит, ты их переиграл? — спросила Кара.

    — В общем-то, да, — самодовольно согласился Борис Аркадьевич. — Я жив. Им придется раскошелиться на бабки, ну и вообще.

    — А где же ты был все это время? И почему так странно исчез, никого не предупредил? Почему полиция решила, что тебя похитили?

    — Хм. Мне надо было оторваться от слежки, и не просто оторваться, а хорошенько заморочить им голову. Вот и пришлось инсценировать похищение, — пояснил Арчугов. — Не для вас, конечно, и не для полиции. И те, на кого был рассчитан спектакль, в происходящее поверили, а ваша паника даже сыграла мне на руку. Я сперва от души повеселился. Пока компанию не сперли… — При этих словах лицо Бориса Аркадьевича помрачнело, и он, бросив на домочадцев свирепый взгляд, выругался с присущей ему временами прямотой и грубостью. Никто на его ругань не отреагировал.

    — А как ты все это подстроил, если даже Марат ничего не знал? — не унималась Кара, жаждущая понять все до конца.

    — Припутывать сюда Марата было нельзя. За мной не дураки охотились, — делая внушительный глоток и жмурясь от удовольствия, пояснил Борис Аркадьевич. — Вика помогла. Она баба умная и со связями.

    — Кто эта Вика? — поинтересовалась Кара, впервые слышавшая о любовнице отца.

    — Очередная бабенка твоего папочки, — чуть хрипловато заметила Лариса.

    — Ларка, может, уже пора успокоиться? Лет двадцать в разводе, а все свербит, — не без удовольствия заметил Борис Аркадьевич, на что Лариса лишь презрительно хмыкнула, не удостоив бывшего супруга ответом. — Но, по сути, верно. Вика подрядила знакомых ребят, они подхватили меня на выезде от Машки, погрузили в свою тачку без номеров, а мою отогнали в какой-то гараж, кстати, еще не вернули, — поднял палец вверх Арчугов. — Надо напомнить. Оторвались от хвоста — и все.

    — А где ты был все это время, пока мы тебя оплакивали? Ведь это же не шутки, мы места себе не находили! — укоризненно заметила Карина.

    — Во-первых, меня всего неделю не было, а во-вторых, я в курсе, как вы тут себе места не находили, — стрельнул глазами в Нестерова Борис Аркадьевич, но, к счастью, продолжать не стал. — У теть Зины я был, — кивнул он сторону замершей на пороге домоправительницы. — У нее домишко под Гатчиной, там и отсиживался.

    — Ты уже прислугу в тети записал? — презрительно поинтересовалась Лариса, неприязненно разглядывая Зинаиду Захаровну.

    — Теть Зина — двоюродная сестра матери. Она у меня за домом присматривает, — сообщил Арчугов.

    — И за нами шпионит, — не удержалась от едкого замечания Лариса.

    — Совершенно верно, — кивнул Борис Аркадьевич. — А ты думала, я вас без присмотра брошу, таких преданных и любящих? Докладывала мне ежедневно, как вы тут без меня развлекаетесь, — побарабанив пальцами по столешнице, сообщил Борис Аркадьевич. — Что, Марат, мало моей бывшей жены, уже к дочери в постель залез?

    Марат вспыхнул так, что его щеки буквально почернели от густоты залившего их румянца.

    — Расслабься, — махнул рукой Арчугов. — Знаю, что не сам. Римка, шалава, вся в мать пошла. Надо бы ее к рукам прибрать.

    — Займись, давно пора, — поддакнула ему Лариса.

    — Что, обошла тебя дочурка на крутом повороте? — с прежней язвительностью обратился к ней Арчугов. — Отбила верного рыцаря? Кто ж теперь будет за мной приглядывать, а? Марата ты упустила.

    Едва успевший выдохнуть Марат снова залился краской — то ли гнева, то ли стыда, сегодняшний вечер был для него полон неприятных сюрпризов.

    — Да ты не тушуйся, Маратка, я про ваши шашни давно знаю. Просто мне удобно все про всех знать и посмеиваться, как вы меня «за нос водите». Если бы хотел, давно бы тебя выставил. Но ты меня устраиваешь, и ваши с Лариской шуры-муры тоже.

    Лариса сидела красная от злости, с плотно сжатыми губами. Очевидно, Борис решил отыграться за ее попытку надуть «самого Арчугова» и теперь не уймется, пока окончательно не смешает ее с грязью. Ничего, она потерпит, отыграется позже, когда все успокоится.

    — А почему ты исчез так неожиданно? Хоть бы предупредил кого-нибудь, чтобы мы не волновались, — решила отвлечь отца от неприятной Ларисе темы Кара.

    — Кого? Эту парочку? — Арчугов снова кивнул на Марата с Ларисой.

    — Например, Чемезова, — не дала ходу новому витку оскорблений в адрес Ларисы Кара. Ей отчего-то было жалко расклеившуюся, беззащитную Ларису.

    — Или, например, Беженаля? Чтобы они меня с потрохами продали первому попавшемуся проходимцу?

    — Но Чемезов не продавал.

    — Нет. Но кто сказал, что не мог бы? И потом, кто же знал, что вы за семь дней развернете столь бурную деятельность?

    — Да мы бы не развернули, если бы не твоя афера с компанией, Кротова с ее новостями, Машка с ее жадностью! Сам же все подготовил, осталось только спичку к фитилю поднести, чтобы все рвануло! Вот и рвануло, — зло бросила Лариса: пусть не думает, что умнее всех.

    — Хм. Ладно, валите переодеваться, и побыстрее, есть хочу, совсем исхудал на сосисках и пельменях, — потер свой несколько опавший, но все еще внушительный живот Борис Аркадьевич. — А вечером закатим настоящий пир! Зинаида уже моих любимых рябчиков поставила, домашнюю буженину, камбалу запечет, как я люблю, пироги с капустой и с мясом, ну и на сладенькое что-нибудь. — Лицо Бориса Аркадьевича при этих словах становилось все мягче и добрее, а глаза лучистее.

    — И куда в тебя только лезет! — буркнула, поднимаясь, Лариса. — Обожрешься когда-нибудь до смерти.

    — Не дождёсся! — весело возразил ей Арчугов. — Все марш отсюда!

    Все поднялись и двинулись к дверям.

    Гарик тоже поднялся, но только для того, чтобы прикрыть за выходящими двери.

    — Ну что, Борис Аркадьевич, поговорим? — спросил он, усаживаясь перед антикваром. — Где дневники?

    Арчугов с ответом не спешил. Он налил себе еще бокал коньяку, повертел его в руках и неторопливо проговорил:

    — С какой стати я должен давать вам отчет?

    Оттопырив нижнюю губу, Арчугов разглядывал Гарика, словно засушенного таракана.

    — С такой, что столь предприимчивый, неглупый и осторожный человек, как вы, Борис Аркадьевич, должен знать, кто я. За те три дня, что я нахожусь в вашем доме, вы, безусловно, успели собрать обо мне достаточно информации, если только не имели ее раньше.

    Арчугов криво усмехнулся:

    — Ладно. Знаю.

    — Так что с дневниками?

    — А что, если у меня их больше нет? — ершисто спросил Арчугов.

    — Неправда. Они у вас. И думаю, вы, как человек умный, достаточно тщательно их изучили. Рассказ об английской чести хорош для Ларисы Викторовны, возможно, для Кары, но вы, несомненно, догадались, почему баронет Диневор был так сильно в них заинтересован. Где дневники?

    Арчугов мрачно смотрел на Нестерова.

    — Что мне будет за возвращение дневников?

    — Правильнее было бы спросить, чего вам за это не будет, — поправил его Гарик. — Поверьте мне, вам не понравятся последствия вашего маленького приключения, если мы не решим дело тихо.

    — Кто вас ангажировал? Патриарх?

    — Нет. Ко мне обратился отец-настоятель небезызвестного вам монастыря Смоленской епархии, — многозначительно проговорил Гарик.

    — Понимаю.

    — На самом деле мы просто давно знакомы, познакомились, когда он начинал свое служение в одном из московских храмов, — пояснил Гарик.

    — Какое удачное знакомство! — хмыкнул Арчугов, сверля Гарика взглядом.

    — Для епархии — безусловно, — коротко улыбнувшись, кивнул Гарик.

    — Ну, а как вам удалось привлечь на свою сторону Кару? Вы познакомились с ней заранее? Или вы профессиональный охотник не только за нечистыми на руку любителями искусства, но и за богатенькими дамочками вроде моих дурех?

    — Во-первых, Кара отнюдь не дуреха. — Карина, все это время бесстыдно подслушивавшая их возле замочной скважины, самодовольно улыбнулась. — Во-вторых, в ваш дом я проник под видом вашего личного гостя и выгодного делового партнера. Оставила меня «погостить» Лариса Викторовна. Ей не терпелось выяснить, что за дела нас с вами связывают.

    — Не сомневаюсь, — в очередной раз хмыкнул Борис Аркадьевич.

    — А Карину Борисовну я выбрал в качестве союзника по нескольким причинам. Во-первых, она искренне переживала ваше исчезновение, во-вторых, не была связана ни с кем из представителей российского бизнеса, а также ваших партнеров и сотрудников. В-третьих, не имела прочных связей внутри семьи. Это и легло в основу нашего сотрудничества, — непринужденно покачивая ногой, сообщил Гарик.

    — Интересно узнать, как далеко зашло ваше сотрудничество? — пристально глядя на Нестерова, поинтересовался Арчугов.

    Кара возле скважины замерла, кажется перестав даже дышать.

    — А вот это, уважаемый Борис Аркадьевич, не ваше дело, — тем же спокойным тоном ответил Гарик. И Карино сердце заколотилось, словно ей предстояло в следующую секунду прыгнуть с тарзанки.

    — На всякий случай хочу предупредить, что очень капризен при выборе родственников, — проворчал Арчугов.

    Гарик только усмехнулся. Во-первых, разборчивость Бориса Аркадьевича опровергалась наличием трех жен, особенно личностью последней из них, а во-вторых, подобное предупреждение из уст пойманного им за руку воришки вообще звучало забавно.

    Арчугов его усмешку заметил и, придав лицу солидное выражение, пробасил:

    — И нечего ухмыляться. Что бы там ни накопали о моих делах, Арчуговы — это солидное семейство, уважаемое и статусное.

    — Ну разумеется, — не считая нужным прятать усмешку, подтвердил Гарик. — Но мы с вами и так, можно сказать, родня.

    — Это каким же образом? — подскочил в кресле озадаченный Борис Аркадьевич.

    — Ваша нынешняя супруга Мария Игоревна является моей дальней родственницей.

    — Машка? Нет, что, серьезно? — чуть ли не даваясь от смеха, спросил Арчугов. — Ну, номер! Жаль, раньше не знал.

    — В этой связи хочу попросить вас быть к ней снисходительнее в процессе развода. Не оставлять бедную девушку без копейки, тем более сына.

    — Не волнуйся, не оставлю. Может, и развода никакого не будет, — махнул рукой Борис Аркадьевич. — Машка хоть баба и жадная, и нагловатая, но все же неглупая, сама о себе смогла позаботиться.

    — Рад это слышать.

    Кара, у которой от подслушивания под дверью уже болели коленки, сочла, что это больше не имеет смысла, поднялась на ноги и, одернув платье, нажала на ручку двери.

    — Кара? Чего тебе? — пытаясь придать лицу строгое выражение, поинтересовался папуля.

    — Я так и не услышала ответа на свой вопрос. И вот теперь, когда посторонних в кабинете нет, хочу узнать, что есть такого в этих дневниках, что из-за них убили человека.

    Борис Аркадьевич и Нестеров смотрели одинаково молча и пристально, затем дружно переглянулись, словно заговорщики.

    — Подслушивала? — наконец спросил отец.

    — Разумеется. Что еще остается бедному ребенку, которому гадкие взрослые не хотят рассказать правду? — пожала плечами Кара, основательно устраиваясь на диване. — Ну?

    — Валяйте. Вы же специалист, — указал бокалом на Нестерова Борис Аркадьевич. — Все равно не отстанет.

    Нестеров с видимой неохотой взглянул на Кару.

    — Баронская честь — это часть картины, — выдохнул он. — Все дело в Пржевальском. Главной целью экспедиции Пржевальского в Центральную Азию был Тибет. Пржевальский несколько раз добирался до него, но попасть в столицу Тибета — Лхасу — так и не смог. Англичане использовали все возможные средства, чтобы не допустить русских в Тибет, не дать установить дипломатический контакт, чтобы не выпустить эту область из сферы своего влияния и не поставить под угрозу свои владения в Индии. Индия всегда была самой драгоценной жемчужиной британской имперской короны. В достижении своих целей они не гнушались никакими подлостями. Народ Тибета был запуган нашествием русских, среди простого населения распускались самые дикие слухи о целях русской экспедиции и о варварских обычаях русских. Но Далай-лама был наслышан о Пржевальском, а потому даже выслал ему навстречу делегацию во главе со своим доверенным лицом. Официально они просили русских не вступать в Тибет, но у посланца Далай-ламы и Пржевальского был еще долгий конфиденциальный разговор, после которого они вдвоем на несколько дней покинули лагерь, а остальные русские и тибетцы остались дожидаться их в лагере. Никто не знал, где они были. А когда Пржевальский вернулся, он сообщил своим спутникам, что имеет сверхсекретные сведения, которые, прежде чем предавать огласке, должен еще раз проверить. Для этого он и предпринял еще несколько попыток вернуться в Тибет. Но это ему не удалось. В начале последней экспедиции Пржевальский совершенно неожиданно и при странных обстоятельствах скоропостижно скончался. По официальной версии, он напился из реки Кара-Балта и умер от брюшного тифа. Но один из местных проводников, сопровождавших отряд, пытался сбежать из лагеря, как только заболел великий путешественник, но был пойман и допрошен. Он сообщил, что Пржевальского отравили по приказу англичан — те не понадеялись на давление, которое оказывали на Далай-ламу подкупленные ими чиновники, и решили подстраховаться. Пржевальский вскоре скончался и был похоронен на берегу озера Иссык-Куль. Его товарищи вернулись в Россию. Никто из них не был допущен на высочайший прием. Всеволод Роборовский, самый преданный и верный ученик Пржевальского, которому тот перед смертью доверил свою драгоценность, в конце жизни, чувствуя близкий конец, решил передать дневники и прилагавшуюся к ним шкатулку с реликвией, преподнесенной Пржевальскому самим Далай-ламой, семье покойного. Но по нелепой случайности письмо, в котором он извещал их о своем визите, дошло с опозданием, и Роборовский не застал их в имении. Сам Роборовский чувствовал себя к тому времени очень плохо и, остановившись в расположенном неподалеку от поместья монастыре, оставил отцу-настоятелю, еще помнившему самого Пржевальского, его дневники на хранение. Отец-настоятель прочел их, оценил хранившуюся в них информацию и принял решение оставить часть их в монастыре. А прочее вернул семейству, как и обещал, — рассказал Гарик.

    — А шкатулка?

    — Шкатулку Роборовский оставил себе, в память о наставнике и друге. Передать ее царю он уже не надеялся.

    — Шкатулку? Ту самую, тибетской работы, что хранилась у вашего родственника? Значит, вы наследник этого самого Роборовского? — спросила Кара. — Значит, вот почему вы так взволновались, когда узнали, что дядя Лева — сосед вашего убитого родственника? Вы боялись, что отец охотился не только за дневниками, но и за шкатулкой? Но ведь это не так? Да? — она обернулась к отцу.

    — Какая еще шкатулка? Что вы тут городите? — с искренним недоумением спросил Арчугов.

    — Да, сначала я именно так и подумал, — согласился Нестеров.

    — Да что же было в этих дневниках, что хранится в шкатулке, если англичане за ней гоняются как полоумные? — нетерпеливо воскликнула Кара. — Не тяните уже!

    — В них содержались указания, как найти дорогу в Шамбалу, — больше не увиливая, сообщил Гарик.

    — В Шамбалу? Это шутка?

    — Нет. Далай-лама в обмен на отказ Пржевальского от похода в Тибет и в знак признания его человеческих достоинств действительно открыл ему величайшую тайну Тибета, возможно, потому, что предвидел его скорую гибель. А возможно, еще из каких-то соображений. Тем не менее это так.

    — Ничего себе! И все это время тайна хранилась в монастыре и никто не пытался больше туда попасть? — стараясь переварить услышанное, спросила Кара.

    — Отчего же? Отец-настоятель, прочтя дневники, доложил своему начальству о полученных сведениях, и было принято решение не сообщать светским властям о тайном знании, слишком непредсказуемы могли быть последствия. Затем, когда часть диких местностей, которые исследовал Пржевальский, была присоединена к России, английское влияние в Тибете ослабло, а в России случилась Октябрьская революция со всеми ее ужасами, Православная церковь отправила на поиски Шамбалы небольшую экспедицию, вооружив ее полученными от Пржевальского знаниями. За нею спустя некоторое время отправили вторую экспедицию, а затем третью. Две из них сгинули в безвестности, судьба ее членов неизвестна и поныне, но третья экспедиция вернулась в Россию, не достигнув цели. Одному из монахов удалось вернуться на подворье живым и невредимым, и он поведал, что они добрались до места и, пользуясь указаниями Пржевальского, долго искали вход в зачарованную страну, но не нашли его. Кто-то из его товарищей погиб во время поисков. Умирали от обморожения. От голода. От болезней. Кто-то вернулся в Россию, но, измученный путешествием, не пожелал возвращаться на родное подворье. В любом случае экспедиция оказалась неудачной, ибо у ее участников не было той самой шкатулки, в которой хранится ключ к вратам Шамбалы. Спустя годы экспедиции повторялись, но все без исключения с одинаковым результатом.

    — Что же ваши предки промолчали и не дали им шкатулку? — спросила Кара.

    — Вы забыли главное. Эти экспедиции отправились в путь в эпоху революционных преобразований. Моих предков было непросто найти в этой красной мясорубке. Имение свое, как вы понимаете, они вынуждены были покинуть, а возможности выяснить, куда их занесло и живы ли они, у настоятеля не имелось.

    — А как же вы нашли друг друга теперь? И откуда узнали о дневниках? — не отставала Кара.

    — Я встретился с нынешним настоятелем случайно, в Москве. Он начинал свое служение в храме недалеко от нашего дома. А познакомились мы вообще на улице. — Гарик улыбнулся. — Я классе в пятом из школы возвращался. Время было дикое — девяностые, а я мальчик из приличной семьи, одет хорошо, ну и пристали ко мне какие-то гопники лет шестнадцати. Шесть человек здоровенных парней, куда мне с ними сладить было! Стали рюкзак трясти, деньги отобрали, шапку, плеер с наушниками, избить хотели. Честно говоря, было страшновато, прохожие, еще издали заметив нас, в сторону старались свернуть, никто мне на помощь не спешил. Ну, все, думаю, хана. А тут мимо батюшка шел, в рясе, с бородой, и вот он-то не свернул в сторону, а прямо к нам подошел.

    — И что? Оказался чемпионом по карате? Спас вас? — с усмешкой спросила Кара.

    — Нет. Просто поговорил с ними, спокойно, что называется, по-хорошему. И они отстали, и вещи вернули, и деньги. А мы с ним подружились.

    — А дальше?

    — Дальше я в одном из разговоров упомянул, что мой предок был путешественником, вместе с Пржевальским, а потом и один исследовал Центральную Азию. И когда батюшку назначили настоятелем в тот самый монастырь, он вспомнил о моем рассказе, позвонил мне, я приехал. И мы с ним, прочитав дневники и взяв на время у дяди Семена шкатулку, решили еще раз попробовать отыскать… — Тут он замялся. — Мальчишество, конечно.

    — Так вы были в Тибете, искали Шамбалу по указаниям Пржевальского?

    — Да. И ничего не нашли, — смущенно признался Гарик.

    — Романтики, блин! — чуть заплетающимся голосом проговорил Борис Аркадьевич.

    — Но почему? Пржевальский обманул своих товарищей, он не бывал в Шамбале? Или обманули его? — непонимающе проговорила Кара. — Ему все это только внушили?

    — Не думаю, — тихо ответил Гарик. — Скорее всего, чтобы попасть в такое место, недостаточно иметь просто карту, нужно нечто большее. Возможно, определенный уровень духовности или бескорыстие намерений — не знаю, — покачал головой он. — В любом случае баронету откуда-то стало известно об этом фрагменте дневников и о шкатулке. И он решил во что бы то ни стало раздобыть их, чтобы воспользоваться содержащимися в них данными, простодушно полагая, что он один такой умный, а кругом идиоты. Что русские, столько лет владея дневниками, так и не сумели прочесть в них главного и воспользоваться попавшим им в руки сокровищем.

    — Типичный английский сноб, — презрительно заметила Кара. — Мерзкие, подлые интриганы! Такой маленький островок, а сколько от него неприятностей! Ведь они полмира держали в своих руках, и до сих пор везде где могут сеют смуту и распри, а весь мир терпит их, как заговоренный! — в сердцах воскликнула она.

    — Очень патриотично, особенно для человека, живущего в стране, наполовину состоящей из этих самых англосаксов, — усмехнулся Гарик.

    — Да. Вы правы, — остывая, согласилась Кара. — Пожалуй, стоит вернуться на родину.

    — Ну да, конечно! — возмутился Борис Аркадьевич. — Еще не хватало! Сиди где сидишь. Мне так спокойнее. И вообще, у тебя салон скоро открывается. А родину можно любить на расстоянии.

    Кара промолчала. Заводить сейчас спор с отцом было глупо и нелепо, да и потом, мысль о возвращении была какой-то слишком сырой и спонтанной, хотя и неожиданно понравилась Каре.

    — В общем, пришло время вернуть дневники на место, — заключил Гарик. — Можно найти с их помощью Шамбалу или нет, но храниться они должны в России. Это достояние нашей страны. — Эта коротенькая речь адресовалась исключительно Борису Аркадьевичу.

    — Ладно. Так и быть, пожертвую на благо отечества, — проворчал Борис Аркадьевич.

    — Неправильная формулировка. Верну украденное. Так будет точнее, — сухо поправил его Гарик. — И еще, не рассчитывайте на поблажки, господин Арчугов. Мои отношения с вашей дочерью не помешают свершиться правосудию, если вы вдруг решите выкинуть какой-нибудь фортель. Дневники должны быть у меня не позднее завтрашнего полудня, — поднимаясь, твердо сказал Нестеров. — А теперь — прошу прощения, мне надо привести себя в порядок до обеда. — И он покинул кабинет.

    Отец с дочерью остались одни, глядя друг на друга несколько растерянно и задумчиво.

    — На какие это отношения он намекал? — первым прервал молчание Борис Аркадьевич.

    — Понятия не имею, — с искренним недоумением ответила Кара.

    — Гм. Сомнительно. Но в любом случае хочу предупредить, — веско проговорил Борис Аркадьевич. — Неплохая партия, и для жизни, и для бизнеса. Для бизнеса особенно. — И он причмокнул губами. — Да-а… — В глазах и голосе Бориса Аркадьевича появилась некая мечтательность. — И кстати. Ты чего тут расселась, лахудра? — Подобные оскорбительные высказывания папочка выдавал частенько, но делал это с детской непосредственностью, а потому домашние давно уже привыкли и перестали обижаться. — Марш в душ и приведи себя в порядок, пока всех завидных женихов не распугала!

    Кара поднялась с дивана и кротко чмокнула отца в щеку. Все ж таки, каким бы он ни был старым эгоистом и грубияном, она была рада, что он жив.

    Даунинг-стрит, 10,

    Лондон. Ноябрь 1888 г.

    — Господин премьер-министр, пришла телеграмма от нашего посланника из России, — кашлянув, проговорил секретарь, почти бесшумно появляясь в кабинете.

    — Я слушаю вас, Джонс, — отрываясь от бумаг и по привычке взбивая ладонью густую окладистую бороду, проговорил сэр Роберт Артур Талбот Гаскойн-Сесил, третий маркиз Солсбери, сорок шестой премьер-министр Британской империи. — Что там?

    — В телеграмме сообщается, что умер генерал-майор Пржевальский.

    — Гм. Как это случилось?

    — Тиф, сэр. Говорят, он купался в какой-то реке… — Секретарь взглянул в телеграмму и почти по слогам прочитал: — Кара-балта. Хлебнул речной воды и вскоре умер от тифа.

    — Какая жалость. Что-нибудь еще?

    — Да. Вице-король Индии, лорд Гамильтон-Темпл-Блэквуд, просит представить к награде полковника Диневора за успешно проведенную операцию в Азии.

    — Операция в Азии? — нахмурился премьер-министр. — Напомните, Джонс.

    — Подготовленный полковником человек был непосредственным участником и даже виновником события, о котором сообщалось в только что зачитанной мною телеграмме.

    — Вы имеете в виду смерть этого самого Пржевальского?

    — Именно, сэр. Распоряжение о недопущении его в Тибет и области, к нему прилегающие, было дано еще господином Дизраэли и подтверждено его преемником. Операция успешно завершилась, и теперь вряд ли у русских найдется другой такой человек, который мог бы подвергнуть риску наше влияние в этом регионе и упрочить влияние русского царя. Ведь ни для кого не секрет, что туземцы Восточного Туркестана благодаря знакомству с господином Пржевальским все больше тяготеют к России и даже изъявляли открытое желание перейти в подданство России.

    — Так вы говорите, что господин Пржевальский был отравлен?

    Лицо секретаря изобразило недоуменную судорогу, и премьер-министр тут же поправился:

    — Я хотел сказать, что он был остановлен нашими людьми? Что ж, этот подвиг заслуживает награды. Вы можете подготовить необходимые бумаги. Заслуги перед отечеством должны вознаграждаться по достоинству.

    Г. Каракол, Российская империя.

    20 ноября 1888 г.

    — Вот, Всеволод, как вышло, не дошли! — слабым голосом проговорил Пржевальский, едва шевеля потрескавшимися от сильного жара бледными губами.

    За последние сутки он почти не приходил в себя и практически не узнавал ухаживавших за ним товарищей. Верные Роборовский, Иринчинов и Юсупов, сменяя друг друга, дежурили возле больного командира, с отчаянием наблюдая, как болезнь берет верх над этим, казалось, стальным, несокрушимым организмом.

    — Не дошел я до Лхасы, но пуще всего горюю, что не дошел до Шамбалы. Знать, не судьба. — Он попытался улыбнуться своими израненными губами и не смог, скривился от боли. — Лама говорил, что мне больше туда дороги нет, а я все надеялся. Все шел.

    Пржевальский пошарил рукой подле себя.

    — Где моя сумка? Походная сумка? — На его лице отразилось такое беспокойство, что Всеволод Михайлович поспешил подать в руки командира его старую, затертую сумку.

    — Возьми шкатулку. Ту, что от ламы. Там карта, — отрывистым слабым голосом произнес Пржевальский. — Отдай царю. В руки. Все объясни. Там есть письмо на случай моей гибели. Все отдай. — Он прикрыл глаза, и некоторое время лишь хриплое дыхание вырывалось из его исполинской груди. Набравшись сил, он продолжил: — Только царю. В руки. Больше никому.

    Потом встал во весь рост, окинул взглядом присутствующих и сказал: «Ну, теперь я лягу». Роборовский с Иринчиновым помогли ему лечь. И несколько глубоких, сильных вздохов унесли навеки бесценную жизнь человека, совершившего во имя своей отчизны немало великих подвигов первооткрывателя и ученого.

    Двадцатого ноября тысяча восемьсот восьмого года великого русского путешественника и исследователя Николая Михайловича Пржевальского не стало.

    21 мая 2017 г.

    — Полиция! — распахивая двери столовой, провозгласила Зинаида Захаровна, и глаза ее сияли злым торжеством. Судя по всему, она считала, что арестовать должны Ларису с Маратом или хотя бы Карину с Нестеровым.

    — Ну что за хамская манера? — По лицу Бориса Аркадьевича растеклась почти детская обида. — Только за стол сели… Много их там?

    — Трое.

    — И чего хотят?

    — Хотят побеседовать с господином Нестеровым, — с удовлетворением сообщила домоправительница.

    — А! Пусть забирают, — снова повеселел Борис Аркадьевич. — Проводи их в гостиную. Ну, чего сидим, к вам гости, — бесцеремонно обратился он к Гарику, а Карина тут же приподнялась на стуле, готовясь броситься на его защиту.

    — Не волнуйтесь, Карина Борисовна. Я со всем разберусь, — тихонько шепнул ей на ушко Нестеров, беря под столом в свою сильную горячую ладонь ее тоненькие прохладные пальчики.

    «Какая же я дура! Ну конечно, разберется. А я просто в наседку превратилась, причем в чокнутую!» — сгорая от стыда, корила себя Кара.

    Когда Гарик вошел в гостиную, полицейские уже успели устроиться кто на диване, кто в кресле.

    — Добрый вечер, Павел Петрович, — направляясь к невысокому худощавому капитану, поздоровался Гарик, протягивая руку. — Рад знакомству.

    — Вот как? — слегка растерявшись, выдавил из себя Павел Петрович.

    — А это, как я понимаю, — окинув внимательным взглядом помощников капитана, проговорил Гарик, — господа Скворцов и Борисов.

    — А вы откуда знаете? — грубо и прямо спросил Серега Скворцов, не выносивший чужой осведомленности.

    — Разрешите представиться… — Гарик вынул из кармана пиджака несколько удостоверений. — Вы можете немедленно навести обо мне любые справки, — предложил он капитану Сафонову.

    — А что же вы так долго нам голову морочили, гражданин Нестеров, или все же капитан? Как к вам прикажете обращаться? — кинув документы Нестерова на кофейный столик, спросил Павел Петрович. — Могли бы объявиться и сэкономить коллегам время. Или мы для вас птицы слишком низкого полета, чтобы беспокоиться?

    — Ни в коем случае. Но я проводил операцию и не хотел засветиться возле вашего ведомства, — доброжелательно пояснил Гарик, присаживаясь в кресло напротив капитана.

    — И что же за операцию вы проводили? Если, конечно, не секрет? — язвительно осведомился Павел Петрович, недолюбливавший умников из смежной конторы, даже и бывших.

    — Секрет, но вам, как лицу заинтересованному, я готов поведать ее детали, — совершенно серьезно ответил Нестеров. — Я приехал сюда по делу, непосредственно связанному с Борисом Аркадьевичем Арчуговым. В его руки попала ценная реликвия, принадлежащая Русской православной церкви и похищенная у нее злоумышленниками. В мою задачу входило ее возвращение. Но пока я разбирался с деталями дела, ибо кража была совершена в Смоленской области, а далее следы преступников вели в Москву, был убит мой родственник Семен Степанович Колокольников.

    — То есть вы приехали уже после убийства? — уточнил Павел Петрович.

    — Увы. И даже после исчезновения Арчугова. Для меня это стало неприятным сюрпризом, — с досадой отметил Гарик, поскольку оба эти факта больно задели его самолюбие, и сейчас, когда рядом не было Кары, среди коллег он не считал нужным сдерживать свои чувства. Они поймут.

    — И что же дальше? — пропустил мимо ушей страдания московского гостя Павел Петрович.

    — Дальше я заехал к дяде, осмотрел на всякий случай квартиру. Убедился, что люди, причастные к его убийству, взяты под наблюдение, и занялся поисками Бориса Аркадьевича и похищенной реликвии.

    — И что это за реликвия?

    — Дневники известного путешественника Пржевальского. Похитили их по заказу иностранного коллекционера. Исполнителей и заказчиков я вычислил, а вот самих дневников отыскать никак не мог, — развел руками Нестеров. — Очевидно, что они были у Арчугова, а тот, как известно, неожиданно исчез. Вот я и решил внедриться в его семейство.

    — Как вижу, успешно, — тем же тоном прокомментировал Павел Петрович. Шустрый молодой капитан действовал ему на нервы.

    — Да.

    — Так что же с убийцами вашего родственника? Судя по вашим словам, вы их вычислили и держите под колпаком. Возможно, у вас даже доказательства их вины имеются, которые позволят нам привлечь их к ответственности? Или у вас так, догадки?

    — Так получилось, что эти люди имеют отношение сразу к двум преступлениям: к убийству и похищению дневников Пржевальского, — проговорил Нестеров, с пониманием относясь к язвительному тону Павла Петровича. — И с доказательствами здесь не так просто.

    — То есть они имеют отношение к убийству Арчугова? — впервые в голосе капитана прозвучал искренний неподдельный интерес.

    — Да. Некоторым образом.

    — Слушайте, Георгий Глебович, заканчивайте ваши недомолвки, или я задержу вас как подозреваемого в убийстве вашего родственника. Кто, когда, как? Здесь и сейчас, или мы грузимся в машину и, несмотря на поздний час, едем к нам в управление.

    — Думаю, вы не хуже меня знаете их фамилии, имена и места проживания. Мы видели ваших людей в «Европейской». Дэвид Зачесломский, английский подданный польского происхождения, и некий Джон Смит. И, судя по вашему настроению и кое-каким фактам, вы этих господ сегодня упустили.

    — Откуда вы знаете? Это ваших рук дело? — встрепенулся Павел Петрович.

    — Нет. Бориса Аркадьевича Арчугова.

    — Кого? — не выдержал молчавший до сих пор Илья.

    — Арчугова.

    — На тот свет, что ли, утянул англичан покойничек? — плоско пошутил Илья, которому очень не нравился лощеный фээсбэшник.

    — Почему «покойничек»? — сдерживая улыбку, спросил Гарик. — Борис Аркадьевич жив-здоров, обедает в соседней комнате в окружении семьи и друзей.

    — Что?

    — Кто?

    — Жив?!

    — Это шутка? — вскакивая на ноги, спросил капитан Сафонов, отчего-то инстинктивно нащупывая отсутствующую кобуру.

    — Нет. Он действительно жив. Ездил на охоту и задержался, а его семейство неправильно оценило ситуацию и раньше времени подняло панику, — спокойно пояснил Гарик. — В том, что он жив, можете убедиться сами. Но у меня просьба отложить разговор с Арчуговым до завтра. У Бориса Аркадьевича сегодня был непростой день. Неприятности в фирме, кое-какие недоразумения в семействе.

    Павел Петрович сузил глаза и после нескольких секунд размышлений распорядился:

    — Илья, проверь.

    Гарик хотел еще что-то добавить, но в это время ожил его мобильник.

    — Да, понял. Еду. Капитан, — голос Гарика зазвучал напряженно, — мои люди только что на повороте с Мурманского шоссе обнаружили машину и в ней четыре трупа. Один из них — Джон Смит, трое других — люди Арчугова. Дэвид Зачесломский скрылся. Надо немедленно оповестить аэропорты, все вокзалы и таможни. Тела еще не остыли, далеко он уйти не мог, надо предупредить все посты на въезде в город. Но брать его нельзя, он очень опасен. Нам важно знать его местонахождение, дальше мы сами его перехватим. Вы можете начать действовать немедленно? Я выезжаю на место преступления и заодно свяжусь с нашим ведомством! — Все это он говорил, уже выбегая в холл.

    — Мы с вами! Позвонить я могу и из машины. Не забывайте все же, кто здесь кто, — не отставал от него Павел Петрович. — Поедем на нашей машине.

    — Нет. На моей. Вы со мной, ребята могут ехать за нами, — садясь в арчуговский «Мерседес», как в свой собственный, распоряжался Нестеров.

    По горячим следам Дэвида Зачесломского задержать не удалось. Убитого англичанина предъявили Анне Михайловне и Ларисе, последняя его опознала. Зато Анна Михайловна опознала в сбежавшем Зачесломском приходившего к ней «полицейского». Лев Борисович тоже дал показания, и капитан Сафонов с чистой совестью смог закрыть дело об убийстве Колокольникова. Дело об исчезновении антиквара Арчугова закрылось само собой. Пропавшая шкатулка вернулась к ее законному владельцу, но никто из участников событий так и не увидел, что именно в ней хранится.

    Сегодня в пресс-службе Следственного комитета города официально подтвердили информацию об исчезновении известного петербургского бизнесмена, владельца сети отелей Геннадия Таволжанина. Об исчезновении бизнесмена официально заявил начальник юридического отдела принадлежащей Таволжанину компании Марк Лютецкий. Сейчас ведется проверка…»

    (Вести. Местное время.)

    Дневники Борис Аркадьевич передал Нестерову в указанный срок. Акт передачи дался ему нелегко, и, хотя он умел проигрывать достойно, расстаться со столь ценной в денежном выражении реликвией ему было трудно.

    После этого у Бориса Аркадьевича состоялся короткий, но насыщенный разговор в Следственном комитете с капитаном Сафоновым по поводу его внезапного исчезновения, благодаря хлопотам Георгия Глебовича разговор носил сдержанный и непродолжительный характер. Компания чудесным образом вернулась к своему владельцу. Незадолго до ее возвращения супруги Арчуговы объявили о примирении, закатили вечеринку в честь очередной годовщины бракосочетания, а затем заключили брачный договор. Мария Игоревна на вечеринке буквально сияла.

    Как позднее выяснила Кара, дело с компанией и разводом обстояло следующим образом. Зинаида Захаровна, которая держала своего племянника в курсе происходящих в семействе событий, доложила ему об афере с его собственной фирмой, а затем о связи Марии Арчуговой с Таволжаниным. Информация была ею почерпнута в результате продуктивного подслушивания разговоров Ларисы и Марата. Борис Аркадьевич быстренько связал одно с другим и нагрянул к женушке с внезапным визитом. Мария от страха и неожиданности во всем призналась, включая и то, что Таволжанин в конечном счете намеревался переоформить компанию на нее. Естественно, это было бы временной мерой, чтобы пережить возможные судебные разбирательства. Все же компания пропавшего бизнесмена досталась его вдове, а не третьим лицам, так какие и у кого могут быть претензии по этому поводу? Далее Таволжанин, разумеется, обобрал бы вдову до нитки. Но это случилось бы потом. Мария о планах нахрапистого бизнесмена догадывалась, но деваться ей пока было некуда, и она ему до поры до времени подыгрывала, строя безнадежную беспомощную дурочку и надеясь в дальнейшем обзавестись новым, более могущественным покровителем и отделаться от самого Таволжанина.

    Так что возвращение Бориса Аркадьевича ее в итоге даже порадовало. Она быстро оправилась от шока и даже сумела выдвинуть Борису Аркадьевичу ряд условий, на которых готова была вернуть ему многострадальную компанию. Поступок этот свидетельствовал о наличии у Марии Игоревны определенной доли ума и хладнокровия. Арчугову в сложившихся обстоятельствах ничего не оставалось, как принять условия, выдвинутые женой, — действовать надо было быстро. Таким образом, Мария обезопасила себя на случай возможного в будущем развода, подкрепив свои права брачным договором. Супруги живут отдельно, как и прежде, с той лишь разницей, что теперь Борис Аркадьевич выделяет супруге щедрое содержание и позволяет развлекаться в свое удовольствие. Конечно, долго так продолжаться не может. Борис Аркадьевич день и ночь размышляет о том, как бы скинуть с себя это ярмо и обвести бывшую женушку вокруг пальца, лишив содержания. Но пока не выходит.

    Лариса по-прежнему руководит своим маленьким бизнесом, с Арчуговым они помирились. Она сумела сделать из произошедшей истории определенные выводы, которые, однако, не лишили ее прежней уверенности в себе. С Маратом Ларисе удалось сохранить дружеские отношения, он по-прежнему готов поддержать ее в трудную минуту, но вот романтическая составляющая ушла навсегда. В компании даже поговаривают, что у господина Катрича появилась невеста и вскорости ожидается свадьба. Борис Аркадьевич претензий Марату по поводу его близких отношений со своими родственницами предъявлять не стал, и Марат, будучи благодарным ему за такое великодушие и чувствуя свою вину, стал еще преданнее и надежнее, на что, безусловно, и рассчитывал коварный Борис Аркадьевич.

    Что касается Риммы, то тайну ее происхождения Кара не выдала. Во всяком случае, пока. Сочтя, что такой козырь в рукаве всегда может пригодиться и в случае крайней необходимости она им, безусловно, воспользуется, а пока… Пока ей, возможно, просто жалко безалаберную, бестолковую, недалекую Римму, которую в случае потери арчуговских денег, несомненно, ждет голодная смерть. Пусть получит образование, а там видно будет, рассудила Кара. И Римма в воспитательных целях была определена на учебу в Католический университет Святого Сердца в Италии. И хотя никто не заставляет ее с утра до ночи молиться и строго соблюдать посты и догмы, общая атмосфера университета значительно строже, чем привыкла беззаботная госпожа Арчугова-младшая в Штатах. К тому же ей урезали финансирование и даже приставили к ней компаньонку, которая еженедельно составляет для господина Арчугова подробные отчеты о поведении его дочери. Девушка ответственна и старательна, поскольку в благодарность за труды Борис Аркадьевич оплачивал ее учебу. Римма бесится, но поделать ничего не может, ибо целиком и полностью финансово зависит от своего родителя. Работать и вести самостоятельный образ жизни она не желает. Приходится терпеть.

    Лариса Бориса Аркадьевича целиком и полностью поддержала и после истории с Маратом перестала подкидывать дочери какие бы то ни было средства.

    Кара вернулась в Америку, открыла салон, но вскоре наняла надежного оборотистого управляющего и переехала в Европу, где помогает отцу разворачивать его новый бизнес. Она все чаще бывает в России и проводит там все больше времени. С отцом у нее наладились близкие, доверительные отношения, и, вероятно, именно Каре в будущем предстоит стать его преемницей в бизнесе. Впрочем, до этого еще надо дожить. Борис Аркадьевич по-прежнему бодр, энергичен, жаден до жизни и женщин.

    Георгий Глебович Нестеров вернул дневники в обитель, сделал он это, разумеется, бескорыстно, просто желая помочь своему духовному наставнику, а также желая сохранить в тайне столь важные знания и не допустить их попадания в руки недружественной нашей стране организации.

    Спешно закончив дела в России, Нестеров незамедлительно вылетел в Европу, а вскоре в телевизионных новостях одной восточноевропейской страны промелькнуло известие, что на окраине столицы, в лесопарковой зоне, было обнаружено тело иностранного гражданина, некоего Дэвида Зачесломского. Осмотр места обнаружения тела, а также самого тела позволяет предположить, что господин Зачесломский погиб в ходе перестрелки. Очевидно, ставшей следствием бандитской разборки. По информации, полученной из Интерпола, господин Зачесломский долгие годы подозревался в подпольной торговле оружием и человеческими органами и находился под наблюдением полиции стран Евросоюза, Турции и Ближнего Востока, но был слишком хитер и осторожен. По мнению Интерпола, Дэвида Зачесломского убрали свои.

    Когда это известие прошло в новостной ленте, Гарик уже был в Нью-Йорке, на открытии салона «Русское искусство», после чего остался в Штатах на довольно продолжительное время, объяснив задержку неожиданно открывшимся контрактом. В Европу они с Карой по счастливому совпадению вылетели тоже вместе.

    Борис Аркадьевич в разговорах с друзьями все чаще без всяких причин вдруг начинает сетовать, насколько дорого обходятся в наше время свадьбы.

    Геннадия Таволжанина так и не нашли. Бизнесмен пропал бесследно. Марии Арчуговой, Ларисе, Марату и даже Каре с Гариком до их отъезда из России пришлось несколько раз побывать на допросах в Следственном комитете, но никаких обвинений никому из них предъявлено так и не было. Бизнесмен как в воду канул, вследствие чего у капитана Сафонова были крупные неприятности с начальством, которые, впрочем, вскоре утряслись в результате нескольких успешно раскрытых дел. Кстати, сын капитана успешно сдал ЕГЭ, хотя и не так блистательно, как мечтали его родители. И поступил на юридический, хоть и на платное отделение и, возможно, не самого престижного в городе вуза. Но родители его все равно счастливы и гордятся своим отпрыском.

    Жизнь течет своим чередом, готовя новые сюрпризы и новые испытания, помогая кому-то подняться над собой и обстоятельствами, а кому-то неся крах и разочарование. Кому-то в сложных ситуациях удается раскрыть в себе спавшие до времени силы, а кто-то навсегда теряет лицо. Жизнь — штука пестрая, непредсказуемая, но ужасно захватывающая, надо только уметь видеть во всем светлую сторону и не терять надежду.

    Машина тряслась по расхлябанной, после ливня, лесной дороге, подпрыгивая на кочках, покачиваясь из стороны в сторону, как неуклюжий увалень, пока не добралась до толстого гниющего ствола повалившейся сосны, перегородившего дорогу.

    Передняя дверца машины распахнулась, и из нее вылез крупный неповоротливый мужчина в длинном плаще, похожем на плащ-палатку, и высоких резиновых сапогах. Он хмуро осмотрелся по сторонам, закинул голову вверх, придерживая рукой капюшон, осмотрел серое, затянутое тучами небо и, хлюпая по напитанному влагой мху, отправился в лес. Там он ходил недолго, пока не нашел вывернутую с корнями огромную сосну и неглубокую яму с рыхлой землей. Вернулся к машине, достал из багажника лопату и вернулся к стволу. Затем, пыхтя, отдуваясь, то и дело утирая рукавом пот, принялся копать яму. Снова припустил дождь, сперва мелкий, едва заметная морось, потом сильнее. Мужчина накинул капюшон, но работу не прервал. Ковырялся он долго, сказывалось отсутствие привычки. Но наконец результат его удовлетворил, и он, тяжело дыша, воткнул лопату в землю. Постоял, прислонившись к стволу, отдышался и снова побрел к машине, тяжело опираясь на лопату.

    Снова открыл багажник, но лопату убирать не стал. Наклонился. Поднатужился и вытащил из душного нутра машины длинный, замотанный скотчем сверток. Сверток заворочался, пытаясь то ли снова залезть в машину, то ли, наоборот, вылезти. Мужчина в плаще размял плечи, хрустнул шеей и, взявшись снизу, резким бесцеремонным рывком вытащил сверток из машины.

    Раздался громкий протяжный стон, больше похожий на рык раненого животного. Бессловесный, но полный муки и ужаса.

    — Не нравится, падла? — зло, одышливо спросил Борис Аркадьевич, глядя в лицо своего бывшего компаньона и соперника, и наотмашь пнул ногой лежащего на земле, спеленатого в сверток человека. Снова раздался стон. Горящие ненавистью мутно-серые глаза Геннадия Таволжанина буравили своего мучителя. — Позыркай, позыркай, — сплюнул на землю хозяин машины. — Похоронить меня думал? Сам скоро упокоишься, сволочь!

    Арчугов отдышался, снова взял спеленатого человека за ноги и потащил по земле в сторону приготовленной ямы.

    — Тяжелый, сволочь! — выругался он, преодолевая очередную корягу, которых в мокром, заросшем густым подлеском лесу валялось в изобилии. Сломанные бурями ветви лесных великанов, гниющие стволы молодых березок и осинок, откуда-то взявшиеся пни…

    Стоны почти не прекращались, то ли они были свидетельствами боли, то ли отчаяния. То ли ругани, а может, и всего вместе. Не разберешь. Но они никак не влияли на происходящее. Наконец Борис Аркадьевич дотащил свою ношу до выкопанной ямы и, оглядевшись, снова выругался. Лопата! Пришлось опять идти к дороге. Было маловероятно, чтобы кому-то понадобилось ехать в лес в такую погоду, но все же ему не хотелось затягивать со своим делом.

    Притащил лопату. Встал над поверженным противником и, достав из кармана плаща длинный, снабженный глушителем пистолет, посмотрел жертве в лицо. На удивление спокойно посмотрел, без страха, без неуверенности.

    — Ну что, Ген, вот и выяснили мы с тобой, кто из нас умнее и сильнее? — беззлобно спросил Борис Аркадьевич, поймал полный ненависти и страха взгляд, протянул руку и выстрелил, погасив в глазах лежащего на земле человека искру жизни.

Здесь и далее Н. М. Пржевальский «Из Зайсана через Хами в Тибет и на верховья Желтой реки».