Кошка с Собакой - 4. ФИНЛЯНДИЯ
Сижу как-то на кухне. Думаю. Есть такая слабость, чего скрывать. Приятно иногда
побездельничать. Ну и приходят эти двое.
Садятся напротив, и телефон сразу звонит. Как они чувствуют, что он должен зазвонить?
Снимаю трубку — Вован:
— Здравствуй, это я,— это он
из «Ноль семь», Высоцкого.
Ещѐ у него есть привычка интересная в дверь звонить семь раз. Не больше, не меньше.
— Ну, привет!
— Лѐха, есть план махнуть в чухляшку.
— На хуя?
— Это второй вопрос, ты главное ответь, ты с нами?
— С кем это, «с нами»?
— Пока я и ты, ну так ты с нами?
— Надолго?
— На выходные, может, больше, но неделя — максимум.
— А не много?
Посидим — побухаем, без осложнений, на природе. Финны, они заботливые, в беде не
бросят! Никаких приключений!
— Я и тут могу побухать.
— Ну, напряги мозг, Финляндия — это недалеко, вспомни уроки географии! — Вован был какой-то подозрительно настойчивый.
— У меня в школе пятѐрки только по бутылковедению были.
— Вот и закрепишь заодно. Повторенье — мать ученья.
— А зверей куда я дену?
— Пиздоболов-то своих?
Надо сказать, что Вован — единственный человек, кто знал про их способность говорить. Всегда приносил им вырезку и спорил до хрипоты, что она полезнее сосисок. Под определѐнным градусом эти споры вызывали у меня приступы смеха.
— Ну, их естественно!
— Перекантуются на консервах.
— Не, я так не могу.
Животные, тревожно слушавшие весь разговор, синхронно закивали головами.
— Говорил я тебе, что жениться пора! Жена бы сидела с ними. Животные опять закивали, а я вдруг подумал о соседке Марине.
— Слушай, у меня идея есть, если получится, перезвоню.
— Паспорт-то есть у тебя?
— Заграничный?
— Нет, для Ленинградской области!.. Естественно, заграничный!
— Паспорт есть, визы нет.
— Виза — хуйня, у меня знакомец в консульстве всѐ оформит в лучшем виде. Без очереди.
Далее Вован перечислил мне, что из документов нужно для визы.
— Мне некогда с этой хуйнѐй мотаться! — запротестовал я.
— Да не ссы ты! Мужик сказал — мужик сделал. Заеду послезавтра к тебе, ты только собери всѐ в одну кучу и водки не покупай! — Вован загоготал.—Да и ещѐ, фотка для визы у них спецовая, на синем фоне!
— Чѐ, серьѐзно? Это, типа, подтекст такой?
— Не знаю, наверное, без подсознания не обошлось, они сами — те ещѐ алкаши.
— Вован, ну ты точно сам всѐ сдашь?
— Ага, сдам, как анализы! Кстати, хохма про анализы: никогда не знаешь, кто кого больше сдаѐт, ты их или они тебя... Сам придумал! Копирайт, типа.
Вован опять заржал.
— Ну всѐ, бывай, братуха!
Не люблю такие разговоры в стиле «хуѐ-маѐ». Всѐ так быстро и просто, а потом, хуяк, ты уже в самолѐте и пьяный. Животные прервали мои размышления:
— Далеко собрался?
— Отпустите за бугор?
— Бедные финны!
— Без карканья, культурно-массовая программа исключает алкоголь.
— Рассказывай больше!
— Хочу Марину попросить за вами присматривать. Что скажете?
— Молодец, хорошо, хоть не хронь из семьдесят третьей.
— Не, я серьѐзно? Как насчѐт Марины?
— Ну что с тобой делать, давай, попробуем Марину, хотя мы могли бы и сами продержаться.
— У советских собственная гордость?
— Ладно, согласны.
Звоню в дверь к Марине. Открывает типичный фикус в очках. Пивное брюхо. Муж,
наверное. Марину звать неудобно, ещѐ муж подумает чего.
— Здрастье, я — сосед ваш, хочу попросить помочь мне в одном вопросе.
— В каком? — а сам не поздоровался, я это отметил про себя.
— Я планирую уехать на неделю, но у меня живут кошка с собакой хотел попросить... — я не успел договорить, как сосед меня перебил
— Говно что ли убирать за них? — и рожу такую состроил, как будто я его на хуй послал.
— Вы не дослушали,— я, пиздец, как не люблю, когда меня не дослушивают.
— Что там, кто там? — это уже Марина кричит откуда-то из недр квартиры.
Фикус чуть отворачивает голову в сторону и орѐт:
— Сосед. Шаляпин наш. Будешь говорить?
Закатать бы ему в бубен, думаю. Хуй с ним, пусть живѐт. Появляется Марина, почему-то улыбаясь.
— Хорошо, хоть у вас настроение хорошее,— пытаюсь сразу втереться в доверие.
— Оно у меня всегда хорошее, пока в дверь не позвонят.
«Очки» уходят, даже не попрощавшись. Марина вышла со мной на лестницу.
— Чего стряслось?
— Муж ваш — невежливый,— начал я издалека.
— Я знаю,— перебивает она.— Что хотели?
Я быстро объяснил ситуацию, особо подчеркнув, что животные очень чистоплотны и в
туалет ходят сами. Грязи от них никакой.
— Надо же, первый раз такое слышу! — искренне удивилась Марина.
— Только пожрать им готовьте, а остальное они сами, — заверил я еѐ.
— Ну, хорошо.
— Пойдѐмте, я вам всѐ покажу.
Мы прошли в мою квартиру. Я быстро провѐл ей на кухню:
— Вот — газ, вот — холодильник,— стал я объяснять, как идиот. Мохнатая пиздобратия ходила вокруг, так и норовя попасть под ноги.
— Денег я вам оставлю на всѐ, про всѐ.
— Ну, это само собой,— по-хозяйски закивала головой Марина.
Блин, сиськи (третий размер точно) тоже закивали.
Я на них уставился, пока кошка на ногу не наступила.
— Когда уезжаете?
— Через неделю планирую. Сколько пробуду — не ясно, может, дня три, может, и больше.
— Отлично, не забудьте ключи занести, и можно на «ты».
И она ушла, покачивая бѐдрами.
— Аминь! — это уже кошка ляпнула, когда за Мариной дверь закрылась.
— Может, отобьѐшь у муженька?
— На хуй эти разборки!
— А, по-моему, она — то, что надо.
— Иди руки помой, на улице почти был,— напомнила кошка и, проходя мимо ванны,
сказала явно с подъѐбкой.— Вот кран.
С Вовкой мы друзья ещѐ со школы. Сидели за одной партой. В армию вместе пошли, я — в ракетчики, а он — «за речку». Ему повезло, мало того что вернулся без единой царапины, так ещѐ и остался таким же неунывающим весѐлым парнем, которого я знал с детства. Я, правда, тоже не изменился, разве что приобрѐл определѐнный иммунитет к алкоголю. Определѐнный — это когда точно знаешь, что «ещѐ сотку и пиздец». В последнее время (лет пять уже) виделись мы всѐ реже — все стали деловыми, да и жизнь, чем ты старше, тем быстрее летит. Начинаешь «не успевать». Но пару раз в году всѐ-таки находили время и место для того,
чтоб тряхнуть стариной. Как правило, подтягивали ещѐ кого-нибудь из «наших», снимали сауну с женским полом и вперѐд! А тут — Финляндия! С чего бы это он? Я почувствовал, что ему что-то надо от меня, а раз другу требуется помощь, то какие могут быть вопросы?
— Фотографии делаете?
Я стоял в каком-то фотоателье на Старо-Невском. Все стены были увешаны снимками. С них мне улыбались незнакомые люди. Я зачем-то улыбнулся им в ответ.
В углу потрескивал прибор для сушки фотобумаги. В полумраке высился древний, на
деревянном штативе, фотоаппарат. Фотоаппарат внушал полное доверие.
— Разумеется! И проявляем, и печатаем, и даже деньги за это берѐм Фотограф оказался
молодым парнем с чувством юмора.
— Мне надо «на синем фоне».
— «Столичную» будете?
— Да нет, мне для визы.
— В чухляшку что ли?
— Нуда.
— Жаль, а то я после вчерашнего,— фотограф сделал определѐнный жест, щелкнув себя пальцами по шее, — одному как-то неудобно...
— Ну, давай по полста.
— О! Наши люди!
И он убежал в недра мастерской.
Вован заехал вечером. Естественно, в дверь позвонил семь раз. Долго смотрел на
фотографии:
— Что-то снимки какие-то нечѐткие...
— Сам ты «не чѐткий», на самом что ни на есть натуральном синем фоне!
— По чѐм фотка лея?
— Да как сказать..,
— Так и говори!
— Рублей сто или, может, сто пятьдесят.
— Больно цифры подозрительные.
— Подозрительно, что мы без баб заграницу собираемся.
— Всему своѐ время,— Вован положил все мои документы в отдельную папочку, папочку убрал в портфель.— Ну, давай, буду держать тебя в курсе событий, ты только это, смотри не сорвись. Будь в полной боевой готовности!
— Есть!
— На жопе шерсть!
И мы оба загоготали.
— Салют, тунеядцы!— Вовка приветствовал вышедших к нам животных
— Здрасте, дядя Вова,— первая реагировала собака.
— Здорова! — Это Вован уже персонально кошке.
— Пися у Николая второва,— в тон продолжила та.
Мы загоготали ещѐ больше, Вовка сквозь слѐзы попросил:
— Давай, я еѐ к себе на работу устрою, секретарѐм? Будет у меня на телефонные звонки отвечать, всяких мудозвонов табанить!
— У меня трудовой книжки нет и прописки.
— Нет, ну ты посмотри, на всѐ готов ответ! Красава, тебе цены нет, не бережѐт вас ваш
алкоголик.
— Не волнуйся, если он по пьянке дуба врежет, то к тебе переберѐмся.
— Не дождѐтесь! — я замахал кукишем у них перед носом.
— Как у тебя с бабами? — Вован решил сменить тему разговора.
— Да как обычно, ничего постоянного, сейчас одна прибилась, иногородняя.
— Люблю иногородних, у них такая пассионарность.
Собака уважительно кивнула.
— Как поедете? Самолѐтом? — кошка решила сменить тему.
— Не, самолѐт стрѐмно, с финбана паровоз ходит.
— Знаю,— собака почесала за ухом.— Называется «Кобелиуо, вроде.
— Сибелиус,— поправляю.— Композитор ихнѐвый. А ты всѐ о кобелях мечтаешь?
— Законы природы-то никто не отменял.
Вован вдруг встрепенулся:
— Слушайте, я же вам мясца привѐз!
Вован полез в портфель.
— О, бля, протекло!
— Ты мне документы необфоршмачь! — взвился я.
— Шутка юмора! — тут же ответил он, как когда-то в школе, и захохотал.
— Говядина, между прочим,— понюхав воздух, сообщила собака.
— Ага,— Вован был абсолютно счастлив.—Держите.
Зверьѐ потащило пакет на кухню. Точнее потащила его собака, а кошка просто
барражировала рядом как истребитель прикрытия.
— У меня вчера, прикинь... Захожу в подъезд, двое торчков.— Вован начал рассказывать, понизив голос.— Типа, давай денег! Прикин! В моѐм подъезде!
— Ну и ты чего?
— Успокоил обоих.
— Как?
— Лаской...
— Ласка — это название электрошокера,— кошка кричит из кухни.
— Всѐ знает! — восхищѐнно покачал головой Вован.— Ну, полечу я, давай.
Мы пожали руки и я закрыл за ним дверь. Если всѐ идѐт хорошо, то вы что-то упустили. Народная мудрость оказалась верной и на этот раз. Это я понял в четыре утра, когда проснулся, не понимая какого хрена я это сделал в такую рань, но сразу же ощутил настолько сильную зубную боль, что даже растерялся. Что делать? Сожрав кило анальгина, кое-как дотянул до утра. В зеркало было страшно смотреть:
полрожи опухло, даже глаз заплыл. Стал абсолютно непохож на фотографию на финской визе. А вот на коренного финна, наоборот, стал чем-то смахивать...
Кошка как всегда ободрила:
— Я бы предложила тебе водкой прополоскать, да боюсь, что ты увлечѐшься.
Собака была более милосердна и просто проштудировала справочник на предмет
ближайших зубоврачебных клиник. Делать было нечего, как ни ненавистна эта процедура, но придѐтся к ней прибегнуть. Охая и ахая, я оделся и помахал зверям рукой.
— Если что, я на том свете.
— Простите, кто последний?
Мужчина в очках, типичный интеллигентный мудак, еле слышно задал вопрос сразу всем.
— У вас номерок?
Бабка в платке, явно ѐбнутая, встревавшая во все разговоры людей в очереди, причѐм «ни хуя не последняя», влезла и тут.
— Нет, у меня «с острой болью».
— Тут у всех с острой болью! У меня вон всѐ отекло, наверно, рвать придѐтся, и так уж зубов нет, мне надо ещѐ к внукам успеть, ой, такие внучатки, такие внучатки...
— Я — последний,—дождавшись окончания очередного словесного поноса, сказал
неунывающий старичок.
— Но, — продолжил он,— если у вас с «острой», то можете без очереди, по крайне мере, я вас пропущу.
— Спасибо, но я могу потерпеть.
Интеллигент благодарно посмотрел на старичка, тот пожал плечами, не хочешь, мол, как хочешь.
— Значит, не острая боль у вас, что же вы нас обманываете, ишь решил проскочить без
очереди.
Разумеется, бабка в платке не могла не прокомментировать.
— Отстаньте вы от человека, он, вообще, ничего не говорил про это, сами всѐ навыдумывают вечно и сидят потом обсуждают не пойми что! Это взорвалась нервная женщина, явно с острой болью, которая с самого появления ѐбнутой бабки крайне негативно реагировала на еѐ высказывания.
— А что ты его защищаешь? Если такая добрая, то пропусти его перед собой.
— А что ты мне тычешь, что ты тычешь, дома тыкай, внукам своим, ведьма.
Ну, всѐ, началось, как всегда интеллигенция своим соплежуйством начала разброд и
шатания, вылившиеся в народный бунт.
— Я войну прошла, чтобы ты тут мне хамила при людях?!
— Да закройте вы обе рот, хуже собак, честное слово. Итак тошно, вы ещѐ тут рты
поразевали. Дождитесь очереди, там и разевайте!
Это дал просраться обеим здоровенный мужик с красным лицом и судя по всему маялся он не только от зубной боли. Бабка с нервной женщиной на время прекратили взаимные упрѐки, повернулись в его сторону.
— А вы что лезете? Голова болит после вчерашнего?
— Я войну прошла, чтоб ты вот сидел тут!
— Я к врачу прихожу не для того, чтобы меня оскорбляли!
— Хорошо внуков нет, не видят этот позор, взрослый мужик, креста нет на тебе!
— Да идите вы на хуй обе!!!
— Мужчина, прекратите выражаться! — вступила интеллигенция.
— И ты иди на хуй! Смычок...
Кошки не хватает... Еѐ стихия. Подумал я.
«Интеллигенция» открыла рот, лампочка на кабинете призывно моргнула, встала молодая девчонка, еле сдерживая смех.
— А ты что ржѐшь, прошмандовка?
Бабка не могла снести позора, и, так как мужика она уже побаивалась, то выбрала для атаки самую незащищѐнную из очереди.
Девчонка юркнула за дверь.
— Вы не знаете сколько у них врачей принимают?— обратился почему-то ко мне
неунывающий старичок.
— Три вроде, но ощущение, что один.
— Спасибо.
— Пожалуйста...
— Это же надо до такого дожить, распустили народ, при Сталине такого бы не было! — не унималась бабка.
— Ну, а что, при Сталине лучше было?
— При Сталине порядок был!
— При вашем Сталине полстраны сидело! — дама с портфелем и родинкой на щеке гневно обернулась к бабке.
— Сидели те, кто должен был сидеть!
— Я, между прочим, сидел при Сталине, кому-то что-то не то сказал, и написали, куда
следует, люди добрые. А порядок, действительно, был, но сидело не «полстраны», а сажали, потому что писали друг на друга. Так что не надо на Сталина всех собак вешать. Народец такой был, да такой же и остался...
Все с уважением посмотрели на старичка.
— Отец, я бы половину оттянул за тебя, но сам условно... — мужик, подбадривая, подмигнул и извиняюще развѐл руками.
Бабка попеременно шарахнулась сначала от одного, потом от другого.
— Как мир тесен! — тихо проговорила, явно поражѐнная ситуацией, дама с портфелем.
— И повоевать тоже успел, на Ленинградском, кстати.
Все с ещѐ большим уважением посмотрели в сторону старичка.
— Всѐ равно, так выражаться не следовало! — интеллигенция не может оправиться.
— Да ладно, голова трещит, зубы болят, а тут как сороки галдят над ухом. Ну, войдите в моѐ положение...
Мужик с красным лицом идѐт на мировую.
— Предупреждать надо о своѐм состоянии, — нервная женщина тоже начинает
успокаиваться.
— Как они долго...
Бабка переключает всех на общего врага...
В очереди опять тишина и покой.
Доктор заглянул мне в рот и присвистнул:
— Ого!
— Что там? — с тревогой спрашиваю.
— Зубы, что ж ещѐ!
— Весело? — я почему-то не оценил этого незатейливого юморка.
— Лечим или рвѐм?
— Лечим.
— Давайте на снимок сначала.
Мы пошли на снимок.
— Знаете, а зуб-то не спасти...
Доктор долго изучал негатив, иногда шевеля губами, как бы беззвучно споря о чѐм-то сам с собой.
— Совсем без шансов?
— Проще потом мост поставить или даже имплантант.
— Хоть не силиконовый?
— Нет, конечно,—заулыбался доктор.
— Ладно, дѐргайте, а то совсем уже мозги спеклись.
— Сильно болит?
— А как вы думаете? Я к вам просто так зашѐл, на огонѐк?
— Вот потому и болит, что ходите к врачам только когда припрѐт. Раз в год ходите на
осмотры, столько проблем можно избежать!
— Давайте уже дѐргать... Быстро хоть вырвите?
— Десять минут! — бодро пообещал врач.
Мне поставили два укола и эскулап принялся за дело. Я лѐг на кушетку, ассистентка стояла наготове у меня за головой. Тут я понял, почему доктор развеселился от моей шутки про силикон. Еѐ массивные сиськи угрожающе нависали надо мной, как утѐс. Доктор долго приноравливался, пытаясь захватить зуб получше. Наконец, по тому, как напрягся его лоб (всѐ остальное было скрыто маской), я понял, что сейчас он начнѐт тянуть. Но что-то явно пошло не так. Доктор начал пыхтеть, попросил ассистентку держать меня за голову, потому как дѐргал он уже так, что голова отрывалась от лежака. Нежные, заботливые женские руки мягко обхватили меня за лоб и прижали к кушетке. Сиськи стали совсем близко, если бы не чужие руки у меня во рту, я бы, наверное, мог дотянуться до них, чтобы укусить. Меж тем, доктор явно начинал нервничать. Я тоже — сиськи, всѐ-таки! Наконец, после очередного рывка он спросил:
— Вы не врач случайно?
Я отрицательно замахал головой. Вслед за моим движением сиськи тоже качнулись влево — вправо. Это завораживало настолько, что я ещѐ покачал головой, хотя меня уже никто ни о чѐм не спрашивал.
— Обычно все проблемы либо с врачами, либо с родственниками,— извиняясь, объяснил доктор и с новой силой принялся за дело.
Я изо всех сил помогал ему, сам, дѐргая головой на противоходе, при этом, не сводя глаз с пышных форм ассистентки, которая уже практически легла мне на голову. И тут, когда наши совместные усилия достигли апогея, у меня во рту взорвалась граната. Осколки зуба разлетелись по всему кабинету. Доктор огорошенно смотрел то на щипцы, то мне в рот.
— Да что ж такое! — наконец воскликнул он.
Наконец, после долгого рассматривания остатков зуба и негатива зубной полости, он
произнѐс:
— Четыре корня.
— А обычно сколько? — еле-еле спросил я.
— Три. Вы точно не врач? — с невесѐлой усмешкой ещѐ раз поинтересовался он.
Я опять замотал головой. Говорить было очень трудно, рот свело наркозом.
— Сейчас я разрежу их и выну по одному, потом наложу швы.
И уже обращаясь сам к себе:
— Блин, ну и геморрой!
Десять минут превратились в час.
Когда я выходил, очередь смотрела на меня с лѐгким ужасом.
Вован не подвѐл, все документы были готовы к концу недели. Я провѐл с Мариной ещѐ один инструктаж, отдал ей ключи и поехал на вокзал. Кошка напутствовала меня словами:
— В поезде хотя бы не напейся. В Европу всѐ-таки едешь!
В пути мы держались молодцами. О чѐм могут говорить двое старых дружбанов?
Вспоминали детство, травили байки, естественно, громко смеялись к явному
неудовольствию соседей — в основном, финнов. Я до этого момента даже и не подозревал, что среди жителей Питера бродит такое количество представителей этой страны! Но финны оказались тѐртые калачи: как только поезд тронулся, половина пассажиров тут же ломанулась в вагон-ресторан. Некоторые чинно бухали на своих местах, тактично отпивая из горлышка. Вот он, настоящий «финский залив». Когда приехали в Хельсинки, полвагона было уже «в лѐгкое мясцо». Как это было ни странно, но абсолютно трезвыми были только мы с Вовкой и ещѐ штук пять, непонятно чьих уже детей. На вокзале нас ждал микроавтобус, который Вован называл «трансфер, хоте это был обычный Ford Transit. С нами в автобусе оказалось ещѐ две семьи: молодые пары, счастливые и глупые. Вован поглядывал на них с каким-то подозрительным умилением. Я опять задумался. Зачем же он меня пригласил?
Ладно, подождѐм, в конце концов, всему своѐ время. Водитель был финн. Это мы поняли, как только тронулись.
— Финны все такие «стремительные»? — тихо спросил я.
— Тише едешь — дальше будешь,— философски изрѐк Вован и закрыл глаза.
Я тоже решил поспать, ехать нам предстояло часа три.
Молодые пары знакомились друг с другом и несли какую-то околесицу про зимние лыжи.
Естественно, поспать в автобусе толком не получилось, поэтому первым делом по приезду мы пошли в сауну и хорошенько там наподдавали, игнорируя значок на стенке — рука с ковшиком, перечѐркнутая красной полосой. А уж после бани разбрелись по своим номерам, где уже уснули как убитые.
Утро показалось мне божественным. Я чистил зубы и не понимал, как ещѐ возможна другая жизнь кроме этой? Проблемы на работе? Нервы и прочая обыденная хуита? Не-е-е! Не так должен жить человек! А вот тут, в чужой стране, понимаешь, что порядок и уважение к законам — залог того самого состояния, которого нам так не хватает у себя дома. Ну чем же мы хуже них? Я набрал в рот воды и внимательно посмотрел на себя в зеркало. Решительно ничем! И немедленно сплюнул.
Вовка уже ждал меня за большим деревянным столом. Вчера я как-то совсем упустил из виду архитектурные решения нашего временного жилища. Теперь с интересом вертел головой по сторонам.
— Заебись строят... — заметив мой взгляд, высказался Вован.
— Да, неплохо. И главное — поддерживают состояние «с иголочки». Как будто вчера только объект сдали.
— Ничего не скажешь — молодцы финны.
Я вспомнил свои утренние мысли и нахмурился. Вован довольно усмехнулся:
— Во-во, и я о том же подумал. Давай, заглушим тоску по Родине старым проверенным
методом.
— Давай! — я махнул рукой. Действительно, чего зря тянуть.
Когда мы скушали первую поллитровку, к нам заглянули хозяева. Вован выбрал частный пансиончик на берегу небольшого озера. Владела им семейная пара, уже в летах. Муж был типичный финн, а вот жена, я был уверен, наша. В подтверждение моей догадки она тут же обратилась к нам на чистом русском:
— Доброе утро! О! Я вижу вы уже отдыхаете? — но без испуга, а наоборот, как бы
подбадривая. Еѐ муж тоже не проявлял никаких признаков беспокойства, видимо, уже давно привык к русским туристам.
Мы представились друг другу.
— Не шокирует? — на всякий случай спросил я, указывая на бутылку водки.
— Да нет, что вы, я сама русская. Уехала в семьдесят восьмом.
— Мы поженились,— гордо, но с диким акцентом, добавил еѐ муж.
— Выпустили спокойно?
— Спокойно, ну, конечно, пришлось справки собрать всякие, но этаже нормально...
— А вы русский откуда знаете? — Вован задал вопрос еѐ мужу.
— По работе пришлось: работал строителем,— за него ответила его жена, а финн кивал
головой в такт еѐ словам.
В итоге, проболтали мы с ними около часа, даже махнули все вместе по рюмочке, «за
знакомство». Уходя, женщина подмигнула нам:
— Это у нас проверенный агент,— она положила на столик какую-то бумажку.— Звоните, он специализируется на русских туристах Девчонки у него — ураган...
И они вышли.
— Ну что я тебе говорил? — Вован, прихохатывая, повертел в руках бумажку.— Сервис!
— Вова, ты же не за этим меня сюда привѐз. Что у тебя стряслось?
Вован не спешил отвечать. Продолжая крутить в руках визитку, он прохаживался по холлу. Наконец, остановился у камина и бросил туда бумажку.
— Вот как? — нахмурился я.
— Да, Лѐша,— он как бы последний раз всѐ мысленно взвесил.—Жениться собираюсь.
— А бумагу-то зачем в печку? Я-то не женюсь!
— Извини, душевный порыв...
— Но сюда ты зачем меня приволок?
— Мы друг друга знаем не первый год, оба — те ещѐ распиздяи. Хочу всѐ взвесить и
выслушать совет от доброго старого друга.
— Это любовь?
— У нас с тобой? — Вован с ужасом посмотрел на меня.
— Да ты ебанись! У тебя с ней?
— Думаю, да.
— «Любовь» и «думаю», по-моему, несовместимые слова.
— Иногда ты умнее, чем кажешься.
— Зовут как?
— На-та-ша.— Вовка пропел из песни «Звуков Му».
— Ты давно с ней знаком?
— Года два.
— Уверен?
— Точно два года!
— В ней уверен?
— Я в себе-то не уверен...
— Если бы я был женат, я бы может и посоветовал что-нибудь, но пока я могу только
посочувствовать.
— Мне?
— Ей.
— Сволочь.
К вечеру пришлось идти к хозяйке за номером телефона. Но только для меня, Вован всѐ-таки выбрал женитьбу.
А дома всѐ оказалось спокойнее, чем можно было ожидать, и целая неделя с моими
домашними совсем не состарила Марину. А я вот, наоборот, подустал. Когда забирал ключи, мои руки немного дрожали, да и всего меня слегка потряхивало.
— Как отдых? — явно с намѐком спросила Марина, прослушав мои благодарности за еѐ помощь.
— Отдых? — переспросил я и тяжело вздохнул.
Марина осуждающе покачала головой.
— Как маленький, ей богу!
Я решил поменять тему разговора:
— Как мои? Не шалили?
— Слушай! Они у тебя просто сказка какая-то. Не звери, а люди, честное слово! —
восхищѐнно зашептала она.
— А шепотом-то чего говоришь? — удивился я тоже шепотом.
— Мне кажется,— продолжала она шептать, — они всѐ понимают...
— Как это?
— Как-как...
Марина разозлилась на мою непонятливость.
— Почѐм я знаю как!
Я ещѐ раз поблагодарил еѐ и вернулся домой. Пока шѐл до кухни по коридору, за мной
кралась кошка и шептала, охая и подвывая, как маленькое четырехногое привидение:
— Я всѐ понимаю, я всѐ понимаю, я всѐ понимаю.
Сволочь…
