Уинстон Грэм

Демельза

Winston Graham

DEMELZA

Издательство АЗБУКА

* * *

Книга первая

Глава первая

В день, когда родилась Джулия, разыгрался сильный шторм, и это вполне можно было расценить как предзнаменование.

В мае обычно не бывает сильных штормов, но климат в Корнуолле капризный, словно новорожденный младенец. Весна, как и прошедшие лето и зима, выдалась довольно мягкой и погожей, все вокруг очень быстро расцвело и зазеленело. А вот с первых дней мая на Корнуолл обрушилась непогода: дожди и ветра побили цветущие деревья и клонили к земле беспомощную траву.

В ночь на пятнадцатое Демельза почувствовала первые схватки. Она вцепилась в столбик кровати и, прежде чем заговорить с мужем, хорошенько все обдумала. Демельза спокойно и даже философски относилась к тому, что ее ожидало, и до этой ночи еще ни разу не побеспокоила Росса. К тому же ей совсем не хотелось поднимать тревогу в такой поздний час. Накануне вечером она возилась с саженцами в своем любимом саду, потом с наступлением сумерек нашла сердитого ежика, поиграла с ним и попыталась накормить зверька молоком с хлебом, а в дом вернулась, только когда небо затянули облака и заметно похолодало.

Может, ничего страшного, просто она слишком устала накануне вечером?

Но когда боль стала такой, будто кто-то уперся коленом ей в позвоночник и пытался его сломать, Демельза поняла, что причина тут вовсе не в переутомлении. Она дотронулась до руки Росса, и муж тут же проснулся.

– Что такое?

– Мне кажется, – сказала Демельза, – будет лучше, если ты сейчас приведешь Пруди.

Росс сел:

– Зачем? Что случилось?

– Мне больно.

– Где? Ты хочешь сказать…

– Мне больно, – натянуто произнесла Демельза. – И я думаю, сейчас будет лучше позвать Пруди.

Росс спрыгнул с кровати. Демельза услышала, как кремень чиркает о сталь; через секунду фитиль поймал искру, и пламя свечи озарило комнату: массивные балки из тика под потолком; покачивающаяся от ветра штора на двери; задрапированный розовым фаем низкий диванчик у окна; туфли Демельзы там, где она их сбросила, одна деревянной подошвой вверх; подзорная труба Джошуа; книга Росса и сонная муха, ползущая по стене.

Росс посмотрел на Демельзу и сразу все понял. Она виновато улыбнулась в ответ. Он прошел к столику возле двери и налил жене стакан бренди.

– Вот, выпей. Я пошлю Джуда за доктором Чоуком, – сказал он и начал торопливо одеваться.

– Нет, Росс, не надо. Ночь на дворе. Доктор наверняка еще спит.

В последние недели супруги не раз спорили, следует ли приглашать Томаса Чоука, когда придет время рожать. Демельза не забыла, что еще год назад она была прислугой, а Чоук, хоть и простой врач, как-никак владел небольшим поместьем. И пусть поместье было куплено на деньги жены, это все равно поднимало доктора на определенную ступень социальной лестницы, откуда на таких, как Демельза, смотрели с презрением, словно на не особо дорогое движимое имущество.

Так было до того, как Росс взял ее в жены. После свадьбы положение Демельзы изменилось. Она научилась хорошим манерам, могла вести себя в обществе как настоящая леди, и у нее это очень даже неплохо получалось. Однако в данном случае все было иначе. Врачи имеют дело с людьми в минуты слабости, когда те не могут выставить себя в выгодном свете. Демельза понимала, что, если ей будет очень больно, она вряд ли станет жалобно призывать Бога или тихонько чертыхаться, что простительно для попавшей в неприятное положение леди. Скорее всего, она будет выражаться, как ее папаша в старые времена. Рожать и одновременно соблюдать приличия… Нет, такое Демельзе было не под силу. И потом, она не хотела, чтобы при родах присутствовал мужчина. Ей казалось, что это неприлично. Хорошо бы ребенка приняла Элизабет, жена Фрэнсиса, двоюродного брата Росса, но та была аристократкой по крови, а они совсем иначе смотрят на жизнь. Откровенно говоря, Демельза предпочла бы видеть в роли повитухи тетушку Бетси Триггс из Меллина, ту, что торгует сардинами, уж она-то набила руку в этом деле.

Но Росса не переспоришь, он твердо решил сделать все по-своему.

– Спит – значит проснется, – коротко бросил он, выходя из комнаты.

Демельзу огорчил столь грубый тон мужа.

– Росс! – крикнула она ему вслед.

Боль на секунду отступила.

– Что?

Свеча лишь наполовину освещала волевое непроницаемое лицо Росса, шрам на щеке, взъерошенные темные волосы с медным отливом, распахнутую на груди сорочку. Демельза подумала о том, что этот мужчина, истинный аристократ, с другими всегда сдержан и никого не подпускает к себе, а вот с нею по-настоящему близок.

– Ты ничего не забыл сделать перед уходом? – спросила она.

Росс снова подошел к кровати. Застигнутый врасплох, он испытывал сейчас противоречивые чувства: тревогу за Демельзу и облегчение оттого, что все скоро уже закончится. И только когда Росс поцеловал молодую жену и увидел слезы у нее на щеках, в нем шевельнулись страх и сострадание. Он взял лицо Демельзы в ладони, откинул со лба черные волосы и посмотрел в ее темные глаза. В них не было озорных искорок, которые он привык видеть, однако и страха в них тоже не было.

– Я скоро вернусь. Все будет хорошо.

Демельза отрицательно покачала головой:

– Не надо, Росс, не возвращайся. Просто позови Пруди. Не хочу, чтобы ты видел меня такой.

– Может, позвать Верити? Ты же так хотела, чтобы она была рядом.

– Нет, не сейчас. Нехорошо среди ночи вытаскивать ее из дома. Пошлешь за Верити утром.

Росс снова поцеловал жену.

– Скажи, что любишь меня, – попросила она.

– А разве ты этого не знаешь? – удивился он.

– И что не любишь Элизабет.

– Я не люблю Элизабет.

А что еще он мог ей сказать, когда и сам не знал всей правды? Росс был не из тех, кто с легкостью говорит о своих чувствах, но прямо сейчас Демельзе нужны были его слова, а не поступки, и ему пришлось подчиниться.

– Запомни, ты – самое главное в моей жизни, – сказал он. – Вся моя родня, друзья… Элизабет… этот дом и шахта… Да я от всего откажусь ради тебя… и ты прекрасно это знаешь. А если сомневаешься, значит за все эти месяцы я не сумел доказать тебе свою любовь, и нет таких слов, которые смогут это исправить. Я люблю тебя, Демельза. Мы были так счастливы. И впредь будем счастливы тоже. Не забывай об этом, дорогая. Потому что ты – все, что у меня есть.

– Я запомню это, Росс, – умиротворенно ответила Демельза, потому что услышала столь нужные ей слова.

Росс снова ее поцеловал и зажег еще несколько свечей, потом взял одну и быстро покинул комнату. Горячий жир стекал по руке. От бушевавшего накануне урагана не осталось и следа, дул легкий бриз. Росс не посмотрел на часы, но полагал, что сейчас было около двух.

Он миновал лестницу, толкнул дверь и вошел в комнату, где спали Джуд Пэйнтер и его жена Пруди. Протяжный скрип покосившейся двери слился с размеренным храпом женщины. В комнате было душно, в нос ударил кислый запах пота. Росс чертыхнулся: ну и вонь. Устраивать сквозняки по ночам, конечно, опасно для здоровья, но днем-то можно было открыть окно и хорошенько проветрить помещение.

Росс прошел через комнату, отдернул полог кровати и тряхнул Джуда за плечо.

Два резца в беззубой пасти Джуда смахивали на надгробные камни. Росс тряханул слугу еще раз, уже более энергично. Ночной колпак упал на подушку, жир со свечи капнул на лысину. Джуд наконец проснулся и принялся было ругаться, но, увидев, кто его будит, сел и потер лысину:

– Что стряслось, хозяин?

– Демельзе нехорошо, – сказал Росс. Не называть же ее госпожой, беседуя со старым слугой, который был свидетелем того, как несколько лет назад Демельза, тогда еще тощая и оборванная девчушка, впервые появилась в этом доме. – Немедля отправляйся за доктором Чоуком. И разбуди Пруди. Она тоже нам понадобится.

– А чего с Демельзой такое?

– Схватки начались.

– Ах это. Просто мне показалось, будто вы сказали, что она приболела. – Джуд недовольно посмотрел на каплю остывшего жира, которую соскреб со своей лысины. – Ну и к чему за доктором ехать? Мы бы с Пруди и вдвоем справились. Она все о таких делах знает. Да и чего там знать-то. Не пойму, почему все вечно поднимают вокруг этого такой шум. Чего волноваться, рожать – дело нехитрое…

– Вставай немедленно.

Джуду был знаком этот властный тон. Он слез с кровати и вместе с Россом растолкал Пруди. Та откинула с лоснящегося лица спутанные черные волосы и вытерла нос краем ночной сорочки.

– О господи, разумеется, я присмотрю за девочкой. Вот бедняжка… – Пруди накинула поверх ночной сорочки замусоленный халат и принялась его завязывать. – Я-то уж знаю, каково это. Матушка рассказывала, что я все время вертелась у нее в утробе. Это было больно. А уж когда я родилась… Маленький хворый мышонок, никто и не верил, что я доживу до крестин…

– Иди скорее к Демельзе, – перебил ее Росс. – А я пока выведу Смуглянку из конюшни. Седлать не стану.

– Ага, не хватало еще скакать в такую даль без седла, – проворчал Джуд. – Вот свалюсь в темноте башкой вниз, шея как хрустнет – и что тогда?

Росс сбежал по лестнице. По пути он глянул на новые часы, которые они купили для гостиной. Без десяти три. Скоро рассветет, и тогда станет полегче. При свечах все кажется хуже, чем есть на самом деле.

В конюшне Росс решил все-таки оседлать Смуглянку. Пальцы не слушались, и он пытался успокоить себя: подумаешь, роды, дело житейское. Да женщины сплошь и рядом беременеют и рожают, это как смена времен года. Надо проследить за тем, чтобы Джуд доехал в целости и сохранности. Если старый дурак выпадет из седла, его и через несколько часов не дождешься. Росс бы и сам поехал, но он опасался оставлять Демельзу одну с этими Пэйнтерами.

Джуд завязывал штаны, стоя под кустом сирени возле парадного крыльца.

– Не уверен, что смогу разглядеть дорогу, – сказал он. – Темень хоть глаз выколи. По уму-то, мне фонарь на шесте не помешает. На длинном таком, чтоб я мог…

– Давай уже садись, а не то получишь этим самым шестом по шее.

Джуд забрался в седло:

– А что сказать доктору, коли он не захочет ехать?

– Ничего не говори, просто привези его сюда, – ответил Росс и хлопнул Смуглянку по крупу.

Сворачивая в ворота Фернмора, Джуд с презрением подумал, что дом Томаса Чоука не намного больше фермерского, а разговоров-то было, будто он размером чуть ли не с Бленхейм[1]. Джуд спешился и постучал в дверь. Вокруг дома росли высокие сосны; грачи и галки уже проснулись и с громкими криками кружили над деревьями. Джуд задрал голову и шмыгнул носом – вот и накануне в Нампаре от этих птиц покоя не было. Когда он в седьмой раз постучал, окно над дверью скрипнуло и из него, как кукушка из ходиков, появилась голова в ночном колпаке.

– Хватит уже, а ну прекрати стучать! Что случилось? Из-за чего весь этот шум?

По голосу и насупленным бровям под колпаком Джуд понял, что вытряхнул из гнезда нужную птичку.

– Капитан Полдарк за вами послал. Дем… – Тут он запнулся. – Госпоже Полдарк поплохело, вот вас и зовут.

– Что за госпожа Полдарк? Ты о ком толкуешь?

– О госпоже Демельзе Полдарк. Из Нампары. Она первенца ждет.

– Ну? И что с ней не так? Или ты и сам не знаешь?

– Знаю. Время пришло ей рожать.

– Что за ерунда. Я осматривал ее на прошлой неделе и сказал капитану Полдарку, что до июня беспокоиться не о чем. Ступай и повтори ему мои слова.

Окно захлопнулось.

Джуд Пэйнтер был по натуре эгоистом, которого больше всего волновала собственная персона, а бе́ды других людей беспокоили мало. Но порой он изменял себе, и сегодня был как раз такой случай. Сперва Джуд злился на Демельзу за ее, как ему казалось, излишнюю мягкость, а на Росса – за то, что он в такой холод посреди ночи грубо выпроводил его из дома, не предложив даже глоточка рома. Но постепенно Пэйнтер заключил, что Росс все-таки его хозяин, а Демельза, как и он сам, из простой семьи. Поэтому Джуд решил не отступать.

Спустя три минуты в окне снова появилась голова доктора Чоука.

– Да сколько можно? Ты так дверь вышибешь!

– Мне велено вас привезти. Так что поехали!

– Ну ты и наглец! Я велю тебя выпороть!

– Где ваша лошадка, сударь? Я ее выведу, пока вы портки натягиваете.

Голова исчезла. Потом послышался шепелявый голосок Полли Чоук, в окне один раз мелькнула ее голова с жиденькими взлохмаченными волосами.

Супруги о чем-то посовещались, а потом доктор крикнул:

– Ладно, жди меня во дворе. Мы выйдем через десять минут.

Джуд был наслышан о странностях доктора и сразу понял, что под словом «мы» тот имел в виду лишь себя одного.

Спустя еще двадцать минут они тронулись в путь. Оба молчали. Грачи продолжали кричать и кружить над деревьями, а возле церкви Сола вообще царил невообразимый гвалт – день уже начался. На северо-востоке показались светло-зеленые полосы, а там, где вот-вот должно было взойти солнце, темное небо окрасилось в бледно-оранжевый цвет. Рассвет выдался странно тихим, особенно по контрасту после нескольких ветреных дней. Возле шахты Грамблера Джуд и доктор Чоук нагнали группу местных девиц, которые с песнями шли на работу. Их звонкие юные голоса были свежими, как это майское утро. Джуд заметил, что все овцы Уилла Нэнфана испуганно сбились в кучку в самом укромном уголке поля.

Раздумья, которым предавался во время этой тихой поездки доктор Чоук, похоже, смягчили его недовольство, и, когда они приехали в Нампара-Хаус, он не стал ворчать, только сухо поприветствовал Росса и сразу поковылял наверх. Там он обнаружил, что потревожили его не напрасно. Доктор провел с Демельзой около получаса, внушая ей, что нужно быть храброй и что бояться нечего. А потом на всякий случай сделал кровопускание: он заподозрил лихорадку, поскольку роженица показалась ему слишком вялой и к тому же обильно потела. Демельза после этой процедуры ослабла еще больше, что порадовало врача, так как, по его словам, это доказывало наличие инфекции в организме, а также то, что кровопускание привело к ожидаемому результату и сбило у больной температуру. Велев для профилактики каждый час давать Демельзе настойку хинина, он отправился домой завтракать.

Росс в это время, чтобы взбодриться после тяжелой ночи, обливался водой под водокачкой. Проходя через двор, он увидел, как вверх по долине едет верхом какой-то грузный мужчина, и резко окликнул Джинни Картер, поинтересовавшись:

– Никак это доктор Чоук?

– Да, сэр. – Джинни склонилась над своей малышкой, которую каждый день приносила за спиной и, пока работала по хозяйству, оставляла в корзине на кухне. – Он сказал, что ребеночек раньше обеда не народится, и пообещал вернуться часикам к девяти или к десяти.

Росс отвернулся, чтобы не показать свое раздражение. Служанка смотрела на него преданными глазами.

– А кто помогал тебе, когда ты рожала своих ребятишек, Джинни? – спросил Росс.

– Матушка, сэр.

– Может, приведешь ее сюда? Я, пожалуй, скорее доверюсь твоей матери, чем этому старому дураку.

Джинни аж зарделась от такой похвалы:

– Хорошо, сэр. Прямо сейчас и пойду. Матушка будет рада вам помочь.

Джинни собралась было уходить, но остановилась и нерешительно посмотрела на свою малышку.

– Я присмотрю за Кейт, – пообещал Росс.

Молодая женщина радостно и одновременно смущенно глянула на него, а затем нацепила свой белый чепец и выбежала из кухни.

Росс вышел в холл с низким потолком, остановился у лестницы и прислушался. Было слишком тихо, и это ему не понравилось. Он прошел в гостиную, налил себе стакан бренди и посмотрел в окно. Фигурка Джинни быстро удалялась в направлении Меллина. Росс вернулся в кухню. Кейт спокойно лежала на спине, но, увидев Росса, принялась дрыгать ножками, радостно гукать и пускать пузыри. Малышке было всего девять месяцев от роду, и она еще не видела своего отца Джима Картера – того осудили на два года за браконьерство, и он отбывал срок в бодминской тюрьме. Если два старших ребенка Джинни пошли в отца, то крошка Кейт точно была из породы Мартинов – рыженькая, голубоглазая, с крошечными веснушками на носу-кнопочке.

Огонь в очаге тем утром не развели, и признаков завтрака тоже не было видно. Росс поворошил угли, но без толку – они уже прогорели. Тогда он стал собирать щепки для розжига, думая при этом: «Куда, интересно, запропастился Джуд? Ничего еще не готово. А ведь нам понадобятся горячая вода, полотенца и тазы. Да еще этот заносчивый Чоук имел наглость уехать, даже не попрощавшись со мной».

Отношения между Россом и доктором уже давно были прохладными. Полдарк с презрением относился к глуповатой жене Чоука, которая распускала сплетни о Демельзе. Проблема заключалась в том, что Росс не умел скрывать свою неприязнь. И вот теперь он просто бесился оттого, что придется быть любезным с этим упрямым и высокомерным старым ретроградом, который, так уж случилось, был единственным врачом на много миль вокруг.

Когда огонь разгорелся, в кухню вошел Джуд, а вместе с ним ворвался и ветер.

– Вроде как шторм надвигается, – сказал он и оглядел Росса покрасневшими глазами. – Видали, какую длинную зыбь ветер нагнал?

Росс нервно кивнул в ответ: со вчерашнего дня прибой действительно был высоким.

– Да уж, давненько я такого не видел, – продолжил Джуд. – Море утихомирилось, ну прям будто его кнутом выпороли. Теперь все такое белое и прилизанное, как седая борода Джо Триггса.

– Присмотри за Кейт, – перебил его Росс. – И завтрак заодно приготовь. Я пойду наверх.

Поднимаясь по лестнице, Росс, хоть и был занят своими мыслями, смутно слышал гул бушевавшего вдалеке ветра, а когда выглянул в окно спальни, убедился в том, что волнение утихло. Море было исполосовано белыми барашками; они беспорядочно набегали друг на друга и, сталкиваясь, посылали вверх россыпи брызг. На берегу ветер пока дул порывами, но в море уже возникали над водой и тут же исчезали небольшие яростные вихри.

Демельза очень старалась вести себя как ни в чем не бывало, но Росс видел, что жене хочется, чтобы он ушел. А он ничем не мог ей помочь.

Росс в мрачном расположении духа спустился вниз и столкнулся с миссис Заки Мартин, матерью Джинни. Эта умудренная опытом широкоскулая женщина в очках вошла в кухню, а следом за ней просеменила вереница из пятерых детишек: двое старших ребятишек Джинни и еще трое своих, самых младших. Миссис Заки ухитрилась за пару минут сделать очень много всего: пожурила малышей за то, что они шумят, попутно объяснив Россу, что их не на кого оставить; поздоровалась с Джудом и спросила его, где Пруди; заметила, что пахнет жареной свининой; поинтересовалась состоянием роженицы; сообщила о том, что и сама немного простудилась, но перед выходом из дому выпила стаканчик поссету; засучила рукава и велела Джинни заварить капустные листья с пустырником, потому как этот отвар поможет роженице получше микстур любого доктора… а потом, прежде чем кто-то успел сказать хоть слово в ответ, поднялась наверх.

Казалось, дети заняли все стулья в кухне. Ребятишки напоминали кегли на ярмарке, расставленные, перед тем как их собьют. Джуд почесал в затылке, сплюнул в очаг и выругался.

Росс вернулся в гостиную. На столе лежало скомканное вязанье Демельзы, а рядом – журнал мод, который она одолжила у Верити, и новый роман, выписанный из Лондона. Раньше ничего такого в его доме не водилось. В комнате было не прибрано и слегка пыльно.

Пятнадцать минут седьмого.

Птицы в то утро не пели. Луч солнца упал на траву и почти сразу исчез. Росс смотрел на вязы, раскачивавшиеся, словно от землетрясения. Яблони, которые росли в более защищенном месте, клонились к земле, ветер буквально выворачивал их листья наизнанку. По низкому небу плыли тучи.

Росс открыл книгу, пробежал глазами страницу, но не смог понять ни слова. Ветер в долине набирал силу.

Вошла миссис Заки.

– Как там дела? – спросил Росс.

– Она у вас храбрая девочка. Мы с Пруди справимся, можете не беспокоиться. Скоро разродится ваша супруга, доктор Томми к тому времени и воротиться не успеет.

Росс положил книгу на стол:

– Ты уверена?

– Ну, мне ли не знать: у меня ведь своих ребятишек одиннадцать штук, да у Джинни – трое. А еще я помогала Бетти Нэнфан с близняшками и Сью Вайгус целых четыре раза, причем первых трех малышей та прижила без мужа. – У миссис Заки не хватило пальцев, чтобы всех пересчитать. – Будет нелегко. Не так как с Джинни, но мы управимся. Так что волноваться вам, капитан Полдарк, не о чем. А пока что я дам девочке глоточек бренди, чтобы взбодрилась маленько.

Дом содрогнулся от внезапного порыва ветра. Росс смотрел в окно. Злость на Чоука искала выхода, подобно разыгравшейся буре. Здравый смысл подсказывал Россу, что с Демельзой все будет хорошо, но мысль о том, что она лишена надлежащей медицинской помощи, была просто невыносимой. Демельза страдает, мало ли что может случиться, а рядом с нею только две неуклюжие малограмотные бабы.

Наплевав на надвигающийся шторм, Росс вышел из дома. Возле конюшни он остановился и посмотрел в сторону Хэндрона-Бич. Ветер поднимал от воды тучи брызг и уносил их прочь, как песок перед началом песчаной бури. Прибрежные скалы были окутаны дымкой.

Росс попытался открыть дверь в конюшню, но ветер тут же снова захлопнул ее, а самого Полдарка отбросило к стене. Глянув на небо, Росс понял, что верхом в такую бурю поехать не получится, и решил пойти пешком – тут всего-то две мили.

Едва только Росс зашел за угол дома, как ему в лицо полетели листья, трава, грязь и мелкие ветки. У него за спиной ветер срывал с поверхности моря целые пласты воды и подкидывал их к тучам. Случись это в другое время, Росс огорчился бы из-за гибнущего урожая, но сейчас это мало его волновало. Происходящее вокруг больше походило не на шторм, а на внезапно налетевшую грозу, словно природа целый месяц копила злобу и теперь решила выплеснуть ее всю за один час. Ветка вяза упала поперек ручья. Росс, споткнувшись, прошел дальше, прикидывая, удастся ли перебраться через холм.

У развалин шахты Уил-Мейден он присел, чтобы перевести дух, и потер ушибленную руку. Ветер сметал со стен гранитную крошку и вопил из всех дыр и щелей.

Росс прошел через сосновую рощу, и буря, налетевшая со стороны долины Грамблер, встретила его потоками дождя, грязи и мелких камней. Казалось, она распахала землю и, смешав ее с молодыми листьями, пустила по ветру. Низкие бурые тучи бежали по небу и низвергали сплошные потоки дождя, словно потрясая рваными лохмотьями перед недовольным лицом Господа.

А тем временем внизу, в Фернморе, Томас Чоук приступил к завтраку.

Он поел жареных почек и свиного жаркого и призадумался, не отведать ли немного копченой трески, прежде чем ту унесут, чтобы сохранить теплой и потом подать жене, которая позже будет завтракать в постели. Доктор изрядно проголодался после ранней поездки в Нампару и расшумелся, когда по возвращении обнаружил, что завтрак еще не готов. Он был убежден, что прислугу надо держать в строгости.

Кто-то колотил в парадную дверь, но из-за бушевавшего ветра стук был едва слышен. Чоук насупился.

– Нэнси, если это ко мне, – раздраженно сказал он, – то меня нет.

– Да, сэр.

После некоторых раздумий Чоук все же решил попробовать трески и был крайне недоволен тем, что ему приходится самому себя обслуживать. Он навалился животом на стол и уже приготовился проглотить первый отрезанный ножом кусок, но тут у него за спиной кто-то тихо кашлянул.

– Простите, сэр. Там капитан Полдарк…

– Скажи ему…

Доктор Чоук поднял голову и увидел в зеркале перепуганную служанку, а у нее за спиной – высокую фигуру вымокшего от дождя мужчины.

Росс вошел в комнату. Он потерял шляпу, позумент на рукаве оторвался. Полдарк оставлял мокрые следы на лучшем турецком ковре Чоука. Но что-то в глазах посетителя удержало доктора от того, чтобы выразить свое неудовольствие по этому поводу.

Все-таки Полдарки вот уже на протяжении двух столетий являлись корнуоллскими аристократами, а происхождение Чоука, несмотря на все его самомнение, было сомнительным.

Хозяин дома поднялся из-за стола.

– Я прервал ваш завтрак, – сказал Росс.

– Мы… Что-то случилось?

– Если вы помните, – ответил Росс, – я нанял вас для того, чтобы вы были рядом с моей женой, пока она не разрешится от бремени.

– Вы напрасно беспокоитесь. Ваша супруга в полном здравии. Я провел тщательный осмотр. Ребенок появится сегодня днем.

– Я нанял вас в качестве домашнего врача, а не бродячего торговца.

После такого заявления у Чоука аж губы побелели. Он повернулся к Нэнси. Та стояла с разинутым ртом.

– Подай капитану Полдарку портвейн.

Служанка выбежала из комнаты.

Доктор Чоук постарался выдержать взгляд гостя. В конце концов, перед ним был всего лишь дерзкий юнец.

– Чем вы недовольны? Мы лечили вашего отца, вашего дядюшку и вашу кузину Верити. Никто из них никогда не выражал недовольства.

– В данный момент это меня совершенно не интересует, не заговаривайте мне зубы. Где ваш плащ?

– Послушайте, я не могу выйти из дома в такую непогоду. Посмотрите на себя! Мы не сможем усидеть на лошади.

– Надо было подумать об этом раньше, когда вы покидали Нампару.

Тут на пороге появилась Полли Чоук: полы халата развеваются, в волосах шпильки.

– О, капитан Полдарк, какая неожиданность! – пискнула она, увидев Росса, и быстро-быстро зашепелявила: – Ветер-то такой, что ничего и не услышишь! Том, я боюсь за крышу. Упадет мне на голову – вот будет красота!

– Ну что ты застряла в дверях, – раздраженно перебил супругу доктор. – Давай входи или уходи обратно. Да бога ради, реши уже что-нибудь.

Полли Чоук недовольно надула губы, вошла, глянула на Росса и поправила волосы. Сквозняк захлопнул дверь у нее за спиной.

– Никак не привыкну к вашим корнуоллским ветрам. Ну и воет сегодня, прямо как черти в аду. Дженкинс сказал, что в буфете уже пять тарелок разбилось. А сколько еще разобьется, одному Богу известно. Как ваша жена, капитан Полдарк?

Чоук тем временем стянул с головы вязаную шапочку и надел парик.

– На таком ветру вы его потеряете, – заметил Полдарк.

– Ты ведь не собираешься уходить из дома, Том? Ну подумай сам! В такую погоду верхом не поскачешь. И пешком тоже не пройти. Да еще, не дай бог, дерево на голову свалится.

– Капитан Полдарк беспокоится из-за своей супруги, – натянуто сказал Чоук.

– Неужели есть срочная необходимость опять туда ехать? Помнится, матушка рассказывала, что рожала меня аж двое суток. Так что торопиться некуда.

– Значит, миссис Чоук, ваш муж будет сидеть у постели моей жены двое суток, – парировал Росс. – Такая уж у меня прихоть.

Доктор раздраженно сбросил утренний, в лиловых разводах халат, надел фрак и направился за саквояжем и плащом для верховой езды, при этом едва не сбив с ног Нэнси, которая принесла для гостя портвейн.

На обратном пути ветер задувал сбоку. Чоук потерял шляпу и парик, но Росс успел подхватить парик и спрятал его под плащ. К тому моменту, когда они одолели подъем возле Уил-Мейден, оба запыхались и вымокли до нитки. Впереди, возле небольшой рощицы, показалась невысокая фигура в сером плаще. Когда они с ней поравнялись, выяснилось, что это Верити: она стояла, устало прислонившись к дереву.

– Верити, – сказал Росс, – тебе не следовало сегодня выходить из дома. И потом, как ты узнала?

Кузина широко улыбнулась ему в ответ:

– Да разве такое утаишь! Бетти, дочка миссис Заки, видела по пути на шахту Джуда с доктором Чоуком и рассказала об этом жене Бартла. – Верити прижалась мокрой щекой к стволу. – У нас коровник обрушился, пришлось перевести двух коров в пивоварню. А на шахте Дигори повалило копер, но, кажется, слава богу, никто не пострадал. Росс, как там Демельза?

– Надеюсь, что хорошо.

Росс взял Верити под руку, и они пошли следом за доктором, который быстро шагал в развевающемся от ветра плаще. Росс не раз думал о том, что, если бы закон позволял иметь двух жен одновременно, он бы сделал предложение кузине. Верити была доброй, великодушной, и в ее присутствии он всегда становился благоразумнее. Вот и сейчас Росс уже начал стыдиться того, что не сдержался и дал волю своему гневу. Доктор Чоук не был лишен определенных достоинств, да и дело свое он уж точно знал лучше, чем миссис Заки Мартин.

Они нагнали врача, когда тот перебирался через упавшую ветку вяза. Росс заметил, что ветер повалил две яблони, и представил, как огорчится Демельза, увидев, что ее весенние цветы погибли.

Хотя до цветов ли им теперь…

Росс ускорил шаг. Он снова почувствовал раздражение – его Демельза страдала, а рядом с ней были лишь две малограмотные бабы. Чоук молча шел рядом.

Зайдя в дом, они увидели, как Джинни бежит вверх по лестнице с тазом горячей воды. Часть воды она в спешке расплескала в холле. На них Джинни даже не взглянула.

Доктор Чоук настолько вымотался, что в гостиной сразу же уселся на первый попавшийся стул и постарался отдышаться.

– Спасибо за парик, – сказал он, глянув на Росса.

Верити рухнула в кресло, ее пышные темные волосы контрастировали с мокрыми прядями, которые не прикрывал капюшон. Росс налил три бокала бренди и первый подал кузине.

Верити улыбнулась:

– Я поднимусь наверх, когда доктор Чоук будет готов. А потом, если все пойдет хорошо, приготовлю тебе что-нибудь поесть.

Чоук залпом выпил бренди и протянул бокал за добавкой. Росс знал, что выпивка пойдет врачу на пользу, а потому не отказал.

– Вместе и позавтракаем, – сказал Чоук; мысль о еде заметно его взбодрила. – Мы только поднимемся, всех успокоим, а потом перекусим. Что у вас на завтрак?

Верити вдруг встала. Плащ остался в кресле. На ней было простое серое платье из канифаса. Подол был забрызган грязью и намок дюймов на восемь. Но внимание Росса было приковано к ее лицу. Верити испуганно, так, будто увидела привидение, смотрела наверх.

– Что такое?

– Росс, кажется, я слышала…

Мужчины сразу поняли, о чем она говорит.

– Брось, – резко сказал Росс, – это детишки в кухне. Они тут повсюду – и в кладовой, и в гардеробе. Любых возрастов и размеров.

Чоук неуклюже рылся в своем саквояже и гремел его содержимым.

– Тише! – попросила Верити. – Нет, это не ребятишки в кухне! Это младенец!

Они снова прислушались.

– Нам следует подняться к пациентке, – сказал Чоук. Он вдруг занервничал и явно смутился. – А как спустимся – позавтракаем.

Доктор открыл дверь. Росс и Верити прошли за ним, но возле лестницы все трое остановились.

На верхней ступеньке стояла Пруди. Она по-прежнему была в халате, накинутом поверх ночной рубашки. Ее огромная фигура напоминала наполненный под завязку мешок. Пруди наклонилась вперед, чтобы посмотреть на стоявших внизу; ее продолговатое румяное лицо лоснилось от пота.

– Готово дело, капитан Полдарк! – протрубила она зычным голосом. – Доченька у вас народилась, во как! А уж такая красотулечка – в жизни краше не видывала. Правда, пришлось немного по мордашке девчушку похлопать, но она крепенькая, что твой жеребенок. Вона как верещит!

Секунду никто не мог вымолвить ни слова, а потом Чоук откашлялся и с важным видом поставил ногу на ступеньку, но Росс оттолкнул его в сторону и первым побежал наверх.

Если бы Джулии было с чем сравнивать, она бы подумала, что родилась в довольно странной местности.

Небо затянули низкие тучи. Безжалостный ветер был настолько пропитан солью, что листья на деревьях почернели, сморщились и хрустели, как пересохшее печенье. Даже одуванчики и крапива потемнели. Сено и молодая картошка тоже не избежали этой участи, а побеги зеленого горошка и фасоли съежились и погибли. Бутоны роз так и не раскрылись, а ручей перегородили обломки погибшей весны.

Но в Нампаре, в маленьком мирке, изолированном от остального мира каменными стенами, яркими шторами и тихими голосами людей, жизнь одержала победу.

Внимательно оглядев малышку, Демельза решила, что, как только с ее личика сойдут пятна, она будет самой прелестной девочкой на свете. Никто не знал, когда это произойдет, а Росс про себя думал, что пятна вполне могут оказаться родимыми. Но Демельза была оптимисткой и, взглянув на мордашку дочери, а потом на печальную картину за окном, решила, что природа сама все исправит, надо только дать ей время.

Крестины пришлось отложить до конца июля. У Демельзы были кое-какие идеи по поводу того, как все лучше организовать. Элизабет устроила в честь крестин Джеффри Чарльза прием. Правда, сама Демельза на нем не присутствовала, ведь это произошло четыре года назад, а тогда она была для Полдарков пустым местом. Но в ее памяти навсегда запечатлелись рассказы Пруди о нарядных гостях, о заказанных в Труро огромных букетах цветов, о богатом угощении, дорогом вине и застольных речах. Теперь, когда ее дебют в светском обществе, пусть и скромный, состоялся, ничто не мешало Демельзе устроить прием в честь крестин их с Россом дочери. Такой же пышный, как у Элизабет, а может, даже и еще лучше.

Но Демельза хотела организовать два приема. Конечно, если Росс на это согласится. И вот спустя четыре недели после рождения Джулии она решила посвятить мужа в свои планы. Они пили чай на лужайке у парадного входа в дом, а Джулия сладко посапывала в тени сирени.

Росс насмешливо посмотрел на жену:

– Два приема? Разве у нас двойняшки?

Демельза выдержала его взгляд, потом заглянула в чашку, где еще оставался чай:

– Нет, Росс, но есть люди твоего круга и моего круга. Знать и простолюдины. Их не стоит смешивать. Как сливки… с луком. Но по отдельности и то и другое очень даже ничего.

– Лично я неравнодушен к луку, – ответил Росс. – А вот сливки мне уже порядком поднадоели. Давай устроим прием для местных. Пригласим Мартинов, Нэнфанов, Дэниэлов. Они гораздо лучше, чем все эти напыщенные сквайры с их жеманными женушками.

Демельза бросила кусок хлеба нескладному псу, который сидел возле стола.

– Гаррик так ужасно выглядит после драки с бульдогом мистера Тренеглоса, – сказала она. – Уверена, что зубов не досчитался, а уж еду глотает, словно чайка, – наверное, думает, что в пузе все перемелется. – Гаррик на это замечание повилял обрубком хвоста. – Дай-ка я посмотрю…

– Из местных соберется хорошая компания, – продолжал Росс. – Верити тоже может прийти. Они ей нравятся не меньше нашего… Ну, или понравятся, если у нее будет возможность с ними познакомиться. Если хочешь, можно и отца твоего пригласить. Не сомневаюсь, он уже простил меня за то, что я окунул его в ручей.

– Да, я тоже об этом думала, – призналась Демельза. – Было бы хорошо пригласить и отца, и братьев. На второй день. Знаешь, этот второй прием можно было бы устроить двадцать третьего июля. В Соле как раз праздник, и у шахтеров будет выходной.

Росс мысленно улыбнулся. Так хорошо было сидеть на солнце, пить чай и слушать Демельзу. Он был совсем не против того, что жена старается к нему подольститься. На самом деле Россу даже было интересно посмотреть, каким будет следующий ее ход.

– Ну вот, зубы все на месте, – сказала Демельза, заглядывая в пасть Гаррика. – Видно, ему просто лень жевать как следует. А твои добрые друзья… Будут ли они настолько добры, чтобы принять приглашение отужинать с дочерью шахтера?

– Если откроешь псу пасть чуть пошире – запросто можешь туда провалиться, – заметил Росс.

– Не провалюсь, я для этого слишком толстая. Вон какие щеки наела. Новый корсет, наверное, уже и не затяну. Я думаю, Джон Тренеглос примет приглашение. И его косоглазая женушка явится, клюнув на тебя, как на приманку. И Джордж Уорлегган… Ты говорил, что его дед был кузнецом, так что он, хоть и богат, вряд ли загордился. И Фрэнсис… Мне нравится твой кузен Фрэнсис. И тетя Агата пусть приходит, в своем лучшем парике и с седыми волосками на подбородке. И Элизабет с маленьким Джеффри Чарльзом. Хорошая соберется компания. А еще, – Демельза лукаво глянула на мужа, – ты мог бы пригласить своих друзей, с которыми встречаешься у Джорджа Уорлеггана.

Прохладный ветерок приподнял подол платья Демельзы, поиграл с ним немного и вновь опустил.

– Они все – игроки, – сказал Росс. – Не думаю, что ты захочешь видеть подобных типов на крестинах Джулии. К тому же пара вечеров за карточным столом еще не делает людей друзьями.

Демельза выпустила слюнявую пасть Гаррика и собралась было вытереть ладони о подол платья, но вовремя спохватилась и вытерла их о траву. Гаррик лизнул хозяйку в щеку, и темный локон упал ей на глаза.

«Нелегко возражать женщине, когда она так красива, – подумал Росс. – Красота сбивает с толку».

Формы Демельзы немного округлились, но она не стала от этого менее привлекательной. Росс помнил, какой была Элизабет, его первая любовь, после рождения Джеффри Чарльза – изящная, как камелия, утонченная и безупречная, с легким румянцем.

– Если ты так хочешь, можешь устроить два приема, – разрешил Росс.

Но как ни странно, Демельза не обрадовалась его словам, а, наоборот, как будто стала серьезнее. Росс с интересом смотрел на жену – он привык к тому, что у нее часто меняется настроение.

– О, Росс, – тихо сказала она, – ты так добр ко мне.

Росс рассмеялся:

– Смотри не заплачь от переизбытка чувств.

– Я и не собираюсь. Но это правда. – Демельза встала и поцеловала мужа в щеку. – Иногда, – задумчиво продолжила она, – я воображаю, будто я – знатная леди… А потом вспоминаю, что на самом деле я всего лишь…

– Ты – Демельза, – заявил Росс и поцеловал ее в ответ. – Неповторимое создание Господа.

– А вот и нет. Неповторимое создание лежит сейчас в колыбельке. – Демельза пристально посмотрела на Росса. – А ты всерьез говорил все те слова в день, когда родилась Джулия? Это все правда?

– Я уж и забыл, что говорил.

Демельза отстранилась от Росса и вприпрыжку пробежалась по лужайке в своем нарядном платье, а вернувшись, предложила:

– Пойдем искупаемся.

– Не выдумывай. Ты всего неделю как встала с постели.

– Ну позволь, я хоть ноги намочу. Погуляем по пляжу, по воде походим.

Росс шлепнул ее по попке:

– Ты нагуляешься, простудишься, а расплачиваться потом придется Джулии.

– Я об этом не подумала.

Демельза снова села.

– Но там и сухого песка предостаточно, – сказал Росс.

В следующую секунду Демельза уже была на ногах:

– Пойду скажу Джинни, чтобы она присмотрела за Джулией.

Когда она вернулась, они направились в конец сада, где почва уже была наполовину песчаной, а потом прошли через заросший чертополохом и хатьмой пустырь. Росс на руках перенес Демельзу через разрушающуюся от времени стену, и дальше по мягкому песку они добрели до Хэндрона-Бич.

Стоял теплый летний день, на горизонте собрались белые облака. Море было спокойным, небольшие волны набегали на берег, оставляя на зеленой поверхности воды тонкие узоры из пены.

Они шли, взявшись за руки, и Росс думал о том, как быстро им удалось восстановить прежние отношения.

В море были две или три рыбацкие лодки из Пэдстоу и одна из Сола. Росс с Демельзой решили, что это лодка Пэлли Роджерса, и помахали ему рукой, но тот не заметил – его больше интересовал улов, чем знаки приветствия.

– Было бы хорошо, если бы Верити пришла на оба приема, – сказала Демельза. – Смена обстановки и новые знакомства точно пойдут ей на пользу.

– Надеюсь, ты не собираешься держать ребенка над купелью два дня кряду?

– Нет, что ты, только в первый день – для знати. А простым людям будет довольно и угощения – прикончат все, что останется с первого дня.

– А давай устроим третий прием. Для детей, – предложил Росс. – Пусть ребятишки порадуются остаткам еды после второго дня.

Демельза взглянула на мужа и засмеялась:

– Издеваешься, да? Вечно ты надо мной насмехаешься.

– Это обратная сторона преклонения. Ты разве не знала?

– Я серьезно. Разве я плохо придумала?

– Ладно, не обижайся. Я готов потакать всем твоим капризам. Разве этого не достаточно?

– Тогда я желаю, чтобы ты исполнил еще один. Видишь ли, я немного переживаю из-за Верити.

– А что с ней не так?

– Росс, ну не оставаться же ей старой девой. В ней столько тепла, столько нежности. Ты и сам об этом прекрасно знаешь. Она управляет Тренвитом, на ней ферма и дом, она заботится об Элизабет, Фрэнсисе, их ребенке и тетушке Агате, приглядывает за прислугой, занимается с хором в церкви Сола, помогает шахтерам. Не такой должна быть ее жизнь.

– Но это именно то, чем ей нравится заниматься.

– Да, нравилось бы, занимайся она всем этим по своей воле. Вот если бы она была замужем и у нее был бы свой дом, тогда другое дело. В прошлом сентябре, когда Верити гостила в Нампаре, она выглядела гораздо лучше. А сейчас бедняжка вся исхудала и пожелтела, как трава осенью. Сколько ей лет, Росс?

– Двадцать девять.

– Самое время что-то предпринять.

Росс остановился и запустил камнем в двух дерущихся чаек. Впереди на утесе виднелись строения Уил-Лежер. Он упорно трудился, изворачивался как мог, и вот теперь шахта обеспечивала работой пятьдесят шесть шахтеров и даже начала приносить прибыль.

– Хватит, дальше не ходи, – окликнул Росс Демельзу. – Возвращайся.

Демельза послушно повернула обратно. Прилив незаметно захватывал пляж. Волны накатывали и отступали, оставляя на границе захваченной территории тонкую полоску пены.

– Странно, – насмешливо сказал Росс, – год назад ты и знать Верити не желала. Шарахалась от моей кузины, будто она чудище какое-то. А когда я захотел вас познакомить, ты уперлась, как подпорка в шахте. Но с тех пор, как вы познакомились, ты буквально изводишь меня разговорами о том, что Верити надо найти мужа. Даже не знаю, как тебе угодить! Может, съездить на ярмарку в Саммеркорт и купить там у какой-нибудь старой ведьмы любовное зелье?

– Есть еще капитан Блейми, – напомнила Демельза.

Росс раздраженно отмахнулся:

– Опять ты за свое, сколько можно! От добра добра не ищут, дорогая. Слышала про такую народную мудрость?

– Никогда я не стану мудрее, Росс, – немного помолчав, ответила Демельза. – И даже не уверена, что хочу этого.

– Ну и не становись, – заключил Росс и перенес жену обратно через стену.

На следующий день пришла Верити. Она сильно простыла месяц назад, после того как вымокла под дождем, но теперь уже полностью поправилась. Поворковав над Джулией, она сказала, что малышка похожа на обоих родителей одновременно и при этом ни на кого в отдельности. Когда Демельза посвятила Верити в свой план по организации крестин, та без колебаний его поддержала, а потом постаралась ответить на пару вопросов, которые молодая мать постеснялась задать доктору Чоуку. А еще она подарила чудесную кружевную крестильную рубашку, которую сама сшила для малышки.

Демельза поцеловала золовку и поблагодарила за подарок, а потом очень серьезно посмотрела на нее своими темными глазами. Неулыбчивая Верити даже прыснула от смеха и спросила, уж не случилось ли чего.

– О, ничего такого. Давай попьем чаю.

– А что, уже пора?

Демельза подергала шнурок с кисточкой возле камина.

– После рождения Джулии я только и делаю, что целыми днями пью чай. Но уж лучше чай, чем джин.

Вошла рыжеволосая белокожая служанка.

– О, Джинни, будь добра, подай нам чай, – несколько сбивчиво попросила ее Демельза. – Только крепкий. И вскипяти воду, прежде чем его заваривать.

– Да, мэм.

– Даже не верится, что мэм – это я, – призналась Демельза, когда Джинни вышла из гостиной.

Верити улыбнулась:

– А теперь расскажи мне, что тебя беспокоит?

– Ты, Верити.

– Я? О господи, чем же я тебя обидела?

– Ты… ничем. Но если я скажу… боюсь, тогда ты можешь обидеться…

– Но если я ничего не узнаю, то не сумею тебе помочь.

– Верити, – начала Демельза, – Росс однажды мне рассказал… Я сперва долго у него выпытывала, и он мне рассказал, что когда-то ты любила одного человека.

Гостья не шелохнулась, только ее улыбка стала немного жестче.

– Мне жаль, что это обстоятельство заставило тебя беспокоиться, – сказала она.

Демельза понимала, что зашла уже слишком далеко и теперь поздно поворачивать назад.

– Мне не дает покоя вопрос: разве правильно было разлучать вас вот так?

На впалых щеках Верити заиграл легкий румянец.

«Она снова стала чопорной и замкнутой, как старая дева, – подумала Демельза. – Совсем как в первый день нашего знакомства. Как будто внутри ее живут два разных человека».

– Дорогая, я думаю, что нам не следует судить людей по собственным меркам. Так уж устроен этот мир. Мои… отец и брат – люди с принципами, и они действовали в соответствии со своими понятиями о чести. Правильно они тогда поступили или нет, не нам решать. И в любом случае, что сделано, то сделано. К тому же все это было так давно, что и вспоминать нечего.

– И ты никогда больше о нем не слышала?

Верити поднялась:

– Нет.

Демельза подошла к ней и встала рядом.

– Ненавижу. Ненавижу все это, – сказала она.

Верити погладила невестку по плечу. Со стороны могло показаться, будто это не ей, а Демельзе только что причинили боль.

– Ты не расскажешь мне об этом? – спросила Демельза.

– Нет.

– Иногда, если рассказать, становится легче…

– Не теперь. Говорить об этом сейчас… только понапрасну бередить старые раны.

Верити передернула плечами, и тут Джинни внесла поднос с чаем.

В тот же вечер Демельза оказалась в кухне наедине с Джудом. По их поведению никогда нельзя было понять, симпатизируют эти двое друг другу или просто сохраняют вооруженный нейтралитет. Демельзе удалось завоевать расположение Пруди, но не ее мужа. Джуд долго не мог смириться с тем, что эта девчонка, которая совсем недавно была у него на побегушках, теперь имела право им командовать. Ну сами посудите, разве это справедливо? Будь у Джуда выбор, он бы предпочел, чтобы на месте Демельзы оказалась какая-нибудь надменная избалованная мадам, привыкшая к тому, что вокруг нее постоянно суетится прислуга.

Демельза положила на стол разделочную доску, насыпала муки, достала дрожжи и приготовилась месить тесто.

– Джуд, а ты помнишь капитана Блейми, который приезжал сюда, чтобы повидаться с мисс Верити? – поинтересовалась она.

– Чего ж не помнить, помню, – ответил Джуд.

– Я тогда, наверное, тоже уже здесь жила, – сказала Демельза. – Но я ничего не помню… об этом.

– Вы тогда еще шмакодявкой были, – мрачно заметил Джуд. – И место ваше было на кухне. Так-то вот.

– Думаю, ты не очень хорошо знаешь эту историю? – предположила Демельза.

– Как это не знаю, коли я там был и все своими глазами видел.

Она начала замешивать тесто.

– А что ты видел, Джуд?

Слуга взял нож, подобрал с пола палку и, тихо насвистывая сквозь два зуба, принялся ее строгать. Блестящая лысина в кружке волос делала его похожим на монаха-отшельника.

– Блейми ведь свою первую жену случайно убил, да? – спросила Демельза.

– Вы, как я погляжу, все об этом знаете…

– Нет, не все, Джуд. Только кое-что. Расскажи мне, что тогда случилось?

– Ну, этот тип, капитан Блейми, он приударял за мисс Верити. Капитан Полдарк разрешил им тут встречаться, потому как больше негде было. И вот однажды мистер Фрэнсис и его папаша – старика похоронили в прошлом сентябре – заявились сюда и застукали их в гостиной. Мистер Фрэнсис сказал капитану: мол, давай выйдем из дома. Они вышли и прихватили с собой пистолеты. Те, что у окна висели. А меня взяли следить, чтоб все по-честному было, как полагается. Не прошло и пяти минут, как мистер Фрэнсис стрельнул в капитана Блейми, а тот в него. Чистая работа.

– Кто-нибудь пострадал?

– Ну, не так чтобы очень. Блейми руку поцарапало, а мистеру Фрэнсису пуля в шею угодила. Все по-честному. А потом капитан Блейми сел на свою лошадку и ускакал.

– И с тех пор ты ничего о нем не слышал?

– Ни словечка.

– А он разве не в Фалмуте живет?

– Ну да, в Фалмуте, когда не в море.

– Джуд, позволь попросить тебя об услуге.

– Чего-чего?

– Я хочу, чтобы ты кое-что для меня сделал, когда капитан Росс в следующий раз поедет повидать Джима Картера.

Джуд посмотрел на Демельзу. Глаза у него были красные, как у старого бульдога.

– Это как?

– Я хочу, чтобы ты поехал в Фалмут, нашел капитана Блейми, если он еще там, и узнал, как у него дела.

Джуд молча встал и смачно плюнул в очаг.

– Хватит уже воду мутить, миссис, – сказал он, когда слюна перестала шипеть. – Это не нашего с вами ума дело. Уж поверьте мне, тут не будет никакого толку. Это все неправильно и вдобавок опасно. Я там буду словно красная тряпка перед носом у быка.

Высказавшись таким образом, Джуд взял свою палочку и нож и вышел из кухни. Демельза проводила его взглядом. Она расстроилась, хотя ответ старого слуги и не стал для нее неожиданностью. Потом Демельза посмотрела на тесто и медленно перевернула его обсыпанными мукой пальцами. Ее темные глаза сверкали – верный признак того, что отступать она не собиралась.

День крестин выдался погожим, и церемония в церкви Сола в присутствии тридцати гостей прошла просто замечательно. Джулия довольно жмурилась, когда кузен отца, преподобный Уильям-Альфред Джонс, окроплял ее святой водой, а потом все потянулись в сторону Нампара-Хауса. Некоторые поехали верхом, остальные шли по двое, по трое, беседовали и наслаждались теплым солнцем. Колоритная процессия гостей разбрелась по холмистой местности. Когда они проходили мимо, их с любопытством и несколько благоговейным страхом разглядывали местные крестьяне и шахтеры. И немудрено – ведь эти люди действительно словно бы явились из другого мира.

Гостиная, хоть и просторная, все же была маловата, для того чтобы усадить там за стол компанию из тридцати человек, особенно учитывая, что некоторые дамы были в кринолинах, да и вообще никто из этих людей не привык к тесноте.

Элизабет и Фрэнсис привели Джеффри Чарльза, мальчика трех с половиной лет от роду. Тетушка Агата, которая не покидала Тренвит лет десять, а верхом не ездила уже двадцать шесть, всем своим видом демонстрировала, насколько ей неприятно передвигаться на старой смирной кобылке. Она на протяжении сорока семи лет участвовала в охоте, но никогда не сидела в дамском седле и начинать это теперь считала для себя унизительным. Росс усадил тетушку в удобное кресло и принес ей грелку для ног. А когда он добавил ей в чай немного рому, старушка заметно оживилась и начала искать повсюду признаки знамений.

Джордж Уорлегган пришел только потому, что его попросила об этом Элизабет. Миссис Тиг и три ее незамужние дочери приняли приглашение просто для того, чтобы выйти в свет, а четвертая, Пейшенс Тиг, в надежде повстречать здесь Джорджа Уорлеггана. Джон Тренеглос, Рут и старый Хорас Тренеглос оказались тут по разным причинам: первому было интересно посмотреть на Демельзу, вторая надеялась насолить хозяевам, а третий пришел просто как добрый сосед.

В числе приглашенных была также и Джоан Паско, дочь банкира. Ее сопровождал серьезный, немногословный, но довольно приятный молодой человек по имени Дуайт Энис.

Росс наблюдал за тем, как его молодая жена принимает гостей, и невольно сравнивал ее с Элизабет. Супруге Фрэнсиса уже исполнилось двадцать четыре, и она оставалась такой же прелестной, как и всегда. На Рождество ее немного уязвил успех юной Демельзы, и она решила проверить, получится ли у нее вернуть свою былую власть над Россом. В последнее время это казалось ей важным, как никогда раньше. Элизабет была в украшенном брокатом темно-красном бархатном платье с широкими лентами на талии и кружевами на рукавах. Любой обладающий чувством цвета человек буквально не мог оторвать от нее глаз.

Элизабет была не просто красива, в ней чувствовалась порода: она была утонченной, воспитанной в праздности аристократкой и происходила из древнего рода мелкопоместных дворян. Чиноветы жили в этих краях еще до Эдуарда Исповедника, и, похоже, Элизабет, помимо всего прочего, унаследовала от своих предков склонность к усталости, как будто благородная кровь текла в ее жилах тонкой струйкой. На ее фоне Демельза, выросшая в грязной лачуге с отцом-пьяницей, казалась обычной выскочкой, оборванкой, взятой в приличный дом, голодранкой, которая забирается на чужие плечи, чтобы посмотреть на лучшую жизнь. Демельза, здоровая, крепкая и полная сил, не была утонченной и не обладала изысканными манерами. Но зато она была естественной, искренней во всех своих чувствах и поступках. Одним словом, каждая из двух этих женщин обладала достоинствами, которых не хватало другой.

Преподобный Кларенс Оджерс, викарий Сола и Грамблера, явился в парике из конского волоса. Миссис Оджерс, миниатюрная пугливая женщина, умудрившаяся выносить десятерых детей и при этом ни на дюйм не растолстеть, смиренно обсуждала проблемы прихода с Дороти Джонс, женой Уильяма-Альфреда. Молодежь в конце стола дружно смеялась над рассказом Фрэнсиса о том, как Джон Тренеглос на прошлой неделе заключил пари, что сможет верхом подняться по лестнице Уэрри-Хауса, и свалился прямо на колени леди Бодруган, распугав всех ее собак.

– Это все выдумки! – перекрикивая смех, заявил Джон Тренеглос и взглянул на Демельзу, чтобы проверить, не привлекла ли ее внимание эта история. – Грубая, наглая ложь. Я действительно на секунду потерял равновесие, а Конни Бодруган оказалась рядом и предоставила мне пристанище. Но не прошло и полминуты, как я снова был в седле и спустился вниз еще до того, как она закончила свою тираду.

– И, зная ее светлость, могу предположить, что тирада была весьма грубой, – сказал Джордж Уорлегган и поправил галстук, который, несмотря на все свое великолепие, не мог замаскировать его короткую шею. – Не удивлюсь, если вы услышали кое-какие новые словечки.

– Мой дорогой. – Пейшенс Тиг притворилась, будто шокирована, и искоса глянула на Джорджа. – Вы не находите, что леди Бодруган – довольно грубый предмет для разговора на таком прекрасном приеме?

Все снова рассмеялись, а Рут Тренеглос, которая сидела на противоположном конце стола, пристально посмотрела на сестру. Пейшенс стремилась на волю и мечтала, подобно ей самой, вырваться из-под материнского гнета. Старшие, Фейт и Хоуп, безнадежные старые девы, подпевали миссис Тиг, как греческий хор. Джоан, средняя сестра, готова была пойти по их стопам.

Дороти Джонс решила отступить от основной темы разговора.

– Вам не кажется, что нынешняя молодежь довольно экстравагантно одевается, – заметила она, понизив голос, и посмотрела на Рут. – Уверена, шелка новоиспеченной миссис Тренеглос недешево обходятся ее супругу. К счастью, он в состоянии удовлетворить все ее запросы.

– Да, мэм, я с вами полностью согласна, – обеспокоенно выдохнула миссис Оджерс и потрогала взятое взаймы ожерелье. Миссис Оджерс постоянно со всеми соглашалась, словно это было ее предназначением. – Дома-то она росла не в такой роскоши. Как летит время. Кажется, мой муж еще совсем недавно крестил Рут. Наш первенец появился на свет в ту же пору.

– А Демельза заметно располнела, с тех пор как я видела ее в последний раз, – шепнула миссис Тиг, наклонившись к Фейт Тиг, и в этот момент у нее за спиной Пруди грохнула на стол поднос, на котором лежал пирог со смородиной. – И платье ее мне не нравится. А тебе? Неподобающий наряд для той, кто совсем недавно стала… э-э-э… замужней женщиной. Такое надевают специально, чтобы привлечь взгляды мужчин. Это каждому ясно.

Фейт наклонилась к своей сестре Хоуп и послушно передала той эстафету:

– Всякому понятно, какой тип мужчин она привлекает. Пышный цветок быстро увядает. Хотя, должна признаться, капитан Полдарк меня удивил. Но они, несомненно, подходят друг другу…

– Что сказала Фейт? – спросила у Хоуп ожидавшая своей очереди Джоан.

– Какая миленькая маленькая обезьянка, – сказала тетушка Агата Демельзе, которая сидела рядом с ней во главе стола. – Дай-ка мне ее подержать, бутончик. Ты же не боишься, что я уроню малышку? Я стольких баюкала и нянчила, многие умерли, когда тебя еще и в планах не было. Гули-гули-гули! Ну вот, она мне улыбается. Если ее не пучит. Только посмотри, девочка настоящая Полдарк. Вся в отца.

– Осторожнее, – предупредила Демельза, – она может срыгнуть и испачкать ваше чудесное платье.

– Пусть срыгивает, это добрый знак. Ах да, у меня же есть кое-что для тебя, бутончик. Подержи секунду малышку. Я стала такая растяпа, да еще меня сегодня растрясло на этой старой кляче… Вот. Это для Джулии.

– Что это? – растерянно спросила Демельза.

– Сушеная рябина. Повесь над кроваткой. Защитит от злых духов…

– Он у нас еще не переболел корью, – сказала Элизабет Дуайту Энису и ласково потрепала сынишку, который тихо сидел рядом с ней на стуле, по кудрявой голове. – Я часто думаю: стоит ли делать прививку, не вредно ли это для ребенка?

– Вреда не будет, если все сделать аккуратно, – ответил Дуайт. Его посадили рядом с Элизабет, и, кроме ее красоты, он почти ничего не замечал. – Только не нанимайте для этого какого-нибудь коновала. Надежнее обратиться к аптекарю.

– О, к счастью, у нас в округе есть хороший доктор. Но сегодня его здесь нет, – сказала Элизабет.

Наконец с трапезой было покончено, и, поскольку день выдался погожий, все гости дружно вышли из дома и разбрелись по саду, а Демельза, как бы невзначай, оказалась рядом с Джоан Паско.

– Мисс Паско, мне показалось, вы говорили, будто вы из Фалмута. Я не ослышалась? – спросила она.

– Я выросла там, миссис Полдарк, но сейчас живу в Труро.

Мисс Паско сюсюкала с маленькой Джулией, а Демельза украдкой огляделась, желая убедиться, что их никто не слышит, и продолжила:

– А вы, случаем, не знакомы с капитаном Эндрю Блейми?

– Мы представлены, но встречались лишь пару раз.

– Мне любопытно, он еще в Фалмуте?

– Думаю, Блейми появляется там время от времени. Он ведь моряк, как вы знаете.

– Ах, как бы мне хотелось побывать в этом городе, – мечтательно произнесла Демельза. – Я слышала, в Фалмуте очень красиво. Вот бы полюбоваться всеми этими кораблями…

– О, тогда лучшая пора после шторма. В гавани достаточно места, и корабли собираются там, чтобы переждать непогоду.

– Да, конечно, но ведь пакетботы курсируют строго по часам. Говорят, пакетбот на Лиссабон выходит в море каждый вторник.

– Полагаю, вас неправильно информировали, мэм. Пакетбот на Лиссабон отбывает из бухты Сент-Джаст по пятницам вечером. Но это зимой, а в летние месяцы – каждую субботу утром. Так что самое лучшее время, чтобы полюбоваться кораблями, – это конец недели.

– Гули-гули-гули, – подражая тетушке Агате, произнесла Демельза, склонившись над дочкой, и поблагодарила мисс Паско: – Спасибо, что все так хорошо мне разъяснили.

– Дорогая, кто это там спускается по долине? – спросила Рут Тренеглос, обращаясь к своей сестре Пейшенс. – Похоже на похоронную процессию. Не сомневаюсь, тетушка Агата посчитает это недобрым знамением.

Некоторые из гуляющих по саду тоже обратили внимание на приближение новых гостей. Процессия продвигалась между деревьями на другой стороне ручья, а возглавлял ее средних лет мужчина в черном лоснящемся фраке.

– Святые угодники! – воскликнула Пруди, выглянув во второе окно гостиной. – Да это же папаша нашей девочки! Приперся раньше времени. Глист чернявый, ты сказал ему, что приходить надо в среду?

Джуд от неожиданности чуть не подавился куском пирога со смородиной и закашлялся.

– В среду? – раздраженно переспросил он. – Сказал, конечно. С чего мне было говорить – во вторник, если велено было передать, мол, приходите в среду? Я тут ни при чем. Он, видать, сам так решил. И нечего спускать на меня всех собак!

Демельза, как только узнала новых гостей, сразу почувствовала легкую дурноту и буквально потеряла дар речи. Ее будто обухом по голове ударили, она оказалась безоружной перед надвигающейся катастрофой. И мужа, как на грех, не было рядом, он в это время открывал окна для тетушки Агаты, чтобы та могла сидеть в кресле и наблюдать за всем, что происходит в саду.

Однако Росс не пропустил появления новых гостей.

Они шли строем: первый – Том Карн, крупный и непреклонный в своей новообретенной респектабельности; за ним – его вторая жена Чегвидден Карн (в чепце и с маленьким ротиком, она походила на черную курицу); за ней – четыре долговязых юнца, отобранные из числа братьев Демельзы.

Разговоры в саду смолкли, слышались только журчание воды и чириканье овсянки. Процессия подошла к ручью и загремела подбитыми гвоздями башмаками по дощатому мостику.

Верити догадалась о том, что за компания явилась в Нампару, и, оставив старого Тренеглоса, поспешила к Демельзе. Помочь ей она ничем не могла, разве что встать рядом и подать знак Фрэнсису и Элизабет.

Тут появился Росс и без видимой спешки пошел к мосту навстречу гостям.

– Как поживаете, мистер Карн? – поприветствовал он тестя и протянул ему руку. – Рад, что вы смогли прийти.

Карн молча смерил его взглядом. Со времени их последней встречи прошло больше четырех лет, и тогда, прежде чем один из них оказался в ручье, они устроили погром в гостиной. Два года назад отец Демельзы приобщился к методистской церкви, и это сильно повлияло на него: взгляд у Тома Карна прояснился, да и одеваться он стал более респектабельно. Росс за этот период тоже изменился. Полдарк перерос постигшее его разочарование, а покой и счастье, которые он обрел с Демельзой, смягчили его нрав и усмирили мятежную душу.

Карн не усмотрел в тоне зятя сарказма и подал руку. Чегвидден Карн, ничуть не смутившись, подошла следом за мужем и тоже пожала руку Россу, после чего отправилась поздороваться с Демельзой. Поскольку Карн не удосужился представить четверку долговязых юнцов, Росс коротко им поклонился, а они, по примеру старшего, поклонились в ответ. Ни один из братьев и близко не был похож на Демельзу, и Росс обнаружил, что это обстоятельство почему-то доставляет ему удовольствие.

– Девочка моя, мы ждали в церкви, – мрачно произнес Карн Демельзе. – Ты сказала – в четыре, и в четыре мы были там. Ты не должна была начинать без нас. Лучше бы мы остались дома.

– Я говорила: завтра в четыре, – сухо поправила отца Демельза, сделав акцент на «завтра».

– Да, так и передал твой посыльный. Но у нас есть право присутствовать на крестинах, а твой человек сказал, что крестины состоятся сегодня. В такой день ты прежде всего должна была позвать своих родных, а не всех этих разряженных щеголей.

Демельза почувствовала укол в самое сердце. Этот человек, который еще в детстве вечными побоями уничтожил ее дочернюю любовь и которого она в знак прощения пригласила в гости, намеренно заявился на день раньше и собирался испортить им праздник. Все ее старания были напрасны, теперь Росс станет посмешищем для всей округи. Уже прямо сейчас Демельза, не оборачиваясь, отчетливо видела ухмылки на лицах Рут Тренеглос и миссис Тиг. Ей хотелось вырвать клочья из черной густой бороды отца (правда, под носом и под нижней губой у того появилась седина), хотелось разодрать ногтями этот его слишком уж приличный сюртук и залепить землей с клумбы его мясистый, в красных прожилках нос. Стараясь не показать всю степень своего отчаяния, Демельза с приклеенной улыбкой на губах поздоровалась с мачехой, а потом с братьями: Люком, Сэмюэлем, Уильямом и Бобби. Знакомые имена и лица, она любила их когда-то давно, в той далекой кошмарной жизни, с которой ее больше ничего не связывало.

А братья немного оторопели, увидев перед собой не прежнюю Демельзу, ишачившую на них в детстве, а хорошо одетую молодую женщину, которая выглядела и говорила совсем не так, как они. Все четверо встали на почтительном расстоянии и что-то невнятно бурчали в ответ на отрывистые вопросы сестры. А Росс тем временем со всем уважением, на которое при желании был способен, сопровождал Тома Карна и тетушку Чегвидден по саду, последовательно представляя их всем приглашенным. Его ледяная вежливость не оставляла шансов гостям, которые не привыкли раскланиваться с простолюдинами.

У Тома Карна не вызывала уважения вся эта расфуфыренная публика; наоборот, он был возмущен тем, что эти люди посчитали возможным так легкомысленно нарядиться в столь торжественный день. Огненно-яркое платье Элизабет, узкий, с глубоким декольте лиф Рут Тренеглос, нити жемчуга и завитой парик миссис Тиг произвели такое впечатление на тетушку Чегвидден, что ее рот сжался, став похожим на намертво зашитую петлю для пуговицы.

Процедура знакомства подошла к концу, и разговоры возобновились, но теперь уже на пониженных тонах. Легкий ветерок пробежал по саду между гостями, поигрывая то тут, то там атласными лентами и фалдами сюртуков.

Росс дал знак Джинни, чтобы она принесла портвейн и бренди. Больше крепких напитков для гостей – больше разговоров, и у хозяев меньше шансов потерпеть фиаско.

Карн отмахнулся от подноса.

– Нет, я противник спиртного, – заявил он. – Горе тому, кто встает поутру, начинает пить и предается возлияниям до самого вечера, пока вино не выжжет его изнутри! Я покончил с распутством и пьянством и твердо встал на путь благочестия и спасения. Дай-ка мне взглянуть на дитя, дочка.

Демельза непослушными от напряжения руками достала Джулию из люльки.

– Мой первенец был покрупнее, – заметила миссис Чегвидден Карн, тяжело дыша на ребенка. – Правда, Том? Ему в августе год исполнится. Такой красивый мальчонка, скажу я вам, хоть и не принято своих детей хвалить.

– А что это у девочки на лбу? – спросил Карн. – Ты что, ее уронила?

– Это от родов, – зло ответила Демельза.

Джулия заплакала.

Карн почесал подбородок:

– Надеюсь, вы выбрали для нее добропорядочных и благочестивых крестных родителей? Я-то надеялся, что сам стану крестным.

Возле ручья хихикали и щебетали между собой девицы Тиг, но миссис Тиг была преисполнена достоинства.

– Какое тщательно продуманное оскорбление, – сказала она, опустив веки, – пригласить подобную пару и представить ее всем нам. Это афронт со стороны Росса и его девки-кухарки. Я с самого начала не хотела сюда приходить!

А вот ее младшая дочь, Рут, была иного мнения. То, что случилось, не было частью ее плана, но из этого можно было извлечь определенную пользу. Она взяла с подноса у Джинни бокал и бочком-бочком подошла к Джорджу Уорлеггану.

– Вам не кажется, что гости не должны так далеко отходить от хозяев? – шепотом спросила Рут. – Мне редко доводилось бывать на крестинах, и я не знакома с этикетом на подобных приемах, но, считаю, хорошие манеры предполагают именно это.

Джордж секунду молча смотрел в ее немного раскосые зеленые глаза. В душе он всегда относился к Тигам с презрением, это была своего рода концентрированная смесь уважения и снисходительности: именно такие чувства он испытывал по отношению к Полдаркам, Чиноветам и прочим потомкам благородных семей, чей талант вести дела был обратно пропорционален длине их родословных. Сами аристократы могли относиться к нему свысока, но Уорлегган знал, что некоторые из них уже стали его побаиваться. Девицы Тиг не представляли для Джорджа никакого интереса – вечно хихикающие старые девы, живут на три процента с нескольких акров земли. Но Рут после замужества начала очень быстро развиваться, и Уорлегган понял, что пора пересмотреть свое к ней отношение. Она, как и Росс в роду Полдарков, была другого замеса.

– Скромность всегда сопутствует очарованию, мэм, – заметил Джордж. – Но я знаю о крестинах не больше вашего. Не кажется ли вам, что в любом случае наиболее безопасный путь – это следовать своим интересам?

Взрыв смеха у них за спиной ознаменовал конец анекдота, который Фрэнсис рассказывал Джону Тренеглосу и Пейшенс Тиг.

– Фрэнсис, вам следует вести себя более пристойно, – нарочито громким шепотом сказала Рут. – А не то нам устроят выволочку. Тот старик смотрит в нашу сторону.

– Пока что нам ничего не грозит, – отозвался Фрэнсис. – Дикие кабаны перед нападением всегда ощетиниваются.

И это замечание снова было встречено дружным смехом.

– Эй, девочка, есть там еще канарское? – спросил Фрэнсис у проходившей мимо Джинни. – Я бы выпил еще бокальчик. А ты миленькая. И где же только тебя отыскал капитан Полдарк?

Намек был сделан невольно, но смех Рут не оставил сомнений в том, что он попал в цель. Служанка вспыхнула до корней волос.

– Я – Джинни Картер, сэр. В девичестве – Мартин.

– Ах да. – Фрэнсис немного изменил интонацию. – Теперь припоминаю. Ты работала на шахте в Грамблере. Как твой муж?

Джинни посветлела лицом.

– Хорошо, сэр, спасибо. Насколько я… насколько мне…

– Насколько тебе известно. Надеюсь, время быстро пролетит для вас обоих.

– Спасибо, сэр.

Джинни, все еще красная от смущения, присела в реверансе и пошла дальше.

– Фрэнсис, вы совсем не уделяете внимания вашей крестнице, – заметила Рут, которой не понравилось, что он начал изображать из себя благодушного сквайра. – Малышка, наверное, уже соскучилась. Уверена, она не прочь сделать глоточек канарского.

– Говорят, все простолюдины растят своих детей на джине, – вставила Пейшенс Тиг. – И не находят в этом ничего дурного. Я недавно читала, сколько миллионов галлонов джина они выпили в прошлом году. Вот только забыла, сколько именно.

– Но не всё же выпили дети, – возразил Тренеглос.

– Не сомневаюсь, что они порой для разнообразия пьют эль, – сказала Пейшенс.

Все это время Том Карн, хоть и не слышал, о чем идет разговор, наблюдал за их компанией. Потом он вперил свой взгляд в миссис Карн и произнес:

– Жена, здесь забыли Господа, это не место для невинного дитяти. И таких людей негоже пускать на крестины. Женщины все развратницы, в срамных платьях. Между ними ходят самодовольные щеголи, пьют, паясничают. Даже хуже, чем в Труро.

Его супруга передернула плечами. Она была убеждена в том, что им стоит остаться, и вообще была настроена менее воинственно.

– Мы должны молиться за них, Том. Молиться за них всех и за твою дочь тоже. И тогда, возможно, придет день, и они прозреют.

Джулия все не унималась, и Демельза, извинившись, унесла малышку в дом. Она была в отчаянии.

Бедняжка понимала, что теперь, чем бы ни закончился этот день, она уже потерпела поражение. Ее прием даст богатую пищу для сплетен. Ну и пусть. Тут уже ничем не поможешь. Она пыталась стать одной из них, но не смогла. Больше не стоит и пробовать. А теперь пусть они все уходят, пусть все поскорее закончится, и она наконец останется одна.

Спустя несколько минут после ухода Демельзы Рут удалось незаметно подвести свою компанию ближе к Карнам, так, чтобы оказаться в пределах слышимости.

– Лично я предпочитаю исключительно крепкие напитки, – сказала она. – Мне по душе портвейн и бренди с богатым ароматом, а кислятину я не пью. Вы разделяете мой вкус, Фрэнсис?

– Вы напоминаете мне тетушку Агату, – ответил Фрэнсис. – Ну просто воплощение женщины свободных взглядов.

И эта реплика тоже была встречена дружным смехом, только на сей раз смеялись над Рут. Когда компания проходила мимо Тома Карна, он встал у них на пути и оказался лицом к лицу с Рут.

– И кто же из вас будет крестным дитяти?

Фрэнсис слегка поклонился:

– Я.

Разыгравшийся ветер приподнимал фалды его фрака, и со спины он чем-то напоминал сатира.

Том Карн смерил Фрэнсиса взглядом:

– И по какому же праву?

– Что, простите?

– По какому праву вы будете для дитяти примером добродетели?

Накануне Фрэнсис выиграл приличную сумму в фараон и теперь пребывал в благодушном расположении духа.

– Да по такому, что меня пригласили родители девочки.

– Пригласили? Ну что ж, они-то, может, и пригласили. Но спасены ли вы?

– Спасен ли я? – не понял Фрэнсис.

– Вот именно.

– От чего спасен?

– От дьявола и геенны огненной.

– Насчет этого мы не в курсе, – загоготал Джон Тренеглос.

– И это ваша вина, мистер, – назидательно сказал Карн. – Кто не внемлет Господу, внемлет дьяволу. Человек служит либо одному из них, либо другому. Не бывает серединки на половинку. Или в рай с ангелами, или же прямиком в геенну огненную!

– Да у нас тут проповедник, – заметил Джордж Уорлегган.

Миссис Карн потянула супруга за рукав. Она всегда исповедовала презрение к знати, но ее чувства не были столь же искренними, как у мужа. Миссис Карн понимала, что за стенами их молельного дома миром правят именно эти люди.

– Уймись, Том, – сказала она. – Оставь их. Они в долине тьмы и не видят света.

Росс, который ушел в дом, чтобы как-то приободрить Демельзу, теперь снова появился на пороге. Ветер начал усиливаться. Росс заметил, что между гостями назревает ссора, и сразу направился в их сторону.

Карн отмахнулся от супруги.

– Четыре года назад, – громко, так что его голос разнесся по всему саду, провозгласил он, – я и сам был грешником перед лицом Господа и служил дьяволу, предаваясь распутству и пьянству. Хуже того, от меня несло серой, и я шел прямой дорогой в ад. Но Господь открыл мне глаза и указал путь к спасению, свету и вечному блаженству. А тот, кто не принимает милость Господа и живет во грехе, не может отвечать перед Создателем за дитя бессловесное.

– Надеюсь, эта отповедь вполне вас удовлетворила, Фрэнсис, – едко заметила Рут.

Но Фрэнсис не желал поддаваться на провокации.

– Я, в свою очередь, несколько озадачен столь категоричным делением на овец и козлищ, хотя мне известно, что люди вашего склада склонны к подобным инсинуациям, – сказал он, обращаясь к Карну. – В чем, по-вашему, различие между нами? Разве мы оба не из той же плоти и крови? Так почему, спрашивается, после смерти вам будет даровано Царствие Небесное, а я отправлюсь прямиком в ад? Кто сказал, что вы более ревностный поборник веры, чем я? Мне действительно интересно. Вы сказали, что вы спасены, а я – нет. Но это всего лишь слова. А где доказательства? Что мешает мне заявить, что я – великий визирь и хранитель семи печатей? Я тоже могу бегать по округе и кричать, будто спасен и мне уготовано Царствие Небесное, а вам – вечное проклятие.

Джон Тренеглос разразился хохотом, а благочестивая физиономия Карна от злости покрылась багровыми пятнами.

Миссис Карн снова потянула мужа за рукав:

– Оставь их. Это сам дьявол искушает тебя, хочет, чтобы ты ввязался в пустой спор.

Гостей словно магнитом притягивало со всех сторон к шумной компании.

Росс подошел и встал у них за спиной.

– Ветер поднимается, – сказал он. – Дамам лучше уйти в дом. Фрэнсис, не поможешь тетушке Агате?

Росс указал в сторону старой леди, которая покинула свое место у окна и, повинуясь врожденному чутью на неприятности, без посторонней помощи ковыляла через лужайку к саду.

– Я и не стану продолжать столь нечестивый разговор, – произнес Карн и в упор посмотрел на Рут. – Прикройте свою грудь, женщина. Сие постыдно и грешно. В былые времена женщин и за меньшие прегрешения пороли на улице.

Повисла гнетущая пауза.

– Какая наглость! – возмутилась Рут. – Если кого-то и следует выпороть, так это вас. Джон! Ты слышал, что он сказал?

Ее супруг медленно соображал и к тому же был навеселе, он не сразу уловил суть перепалки и поэтому только теперь подавился смехом и накинулся на Карна:

– Ах ты, старая мерзкая свинья! Ты хоть понимаешь, с кем разговариваешь? Немедленно извинись перед миссис Тренеглос, или, будь я проклят, я спущу с тебя шкуру!

Карн сплюнул на траву:

– Что, правда глаза колет? Женщина должна одеваться скромно и прилично, а не выставлять напоказ свои прелести, чтобы пробудить мужскую похоть. Если бы моя жена так разрядилась, клянусь Иаковом, я бы…

Росс встал между ними и перехватил руку Тренеглоса. Пару секунд он молча смотрел в глаза раскрасневшемуся от злости соседу, а потом спокойно сказал:

– Мой дорогой Джон, какая банальная перепалка! И в присутствии дам!

– Не лезьте не в свое дело, Росс! Этот старик просто невыносим…

– Не мешайте ему, – попросил Карн. – Я уж два года не дрался, но смогу показать ему пару приемчиков. Если Господь…

– Отступись, Том, – настаивала миссис Карн. – Прошу тебя, отступись.

Росс не сводил взгляда с Тренеглоса.

– Но это очень даже мое дело, Джон, – сказал он. – Не забывайте, вы оба – мои гости. И я не могу позволить вам поднять руку на моего тестя.

Все прекрасно знали, кем приходится Полдарку этот старик, и тем не менее на секунду онемели, словно заявление Росса повергло их в шок.

Джон попытался высвободить руку, но не сумел и от этого побагровел еще больше.

– Что ж, – сказала Рут, – Росс, безусловно, будет на стороне того, кто потакал всем его интрижкам.

Росс отпустил руку Джона.

– Я, разумеется, хочу поддерживать добрые отношения с соседями, но не позволю им устраивать потасовку на пороге моего дома. Дамам не нравятся разорванные рубашки и разбитые носы. – Он взглянул на Рут, и на ее напудренных щеках появились розовые пятна. – Во всяком случае, большинству из них.

– Должна сказать, Росс, после женитьбы вы стали довольно странно смотреть на некоторые вещи, – заметила Рут. – Мне кажется, раньше вы были довольно учтивым. Ума не приложу, под чьим влиянием вы превратились в такого мужлана.

– Я требую извинений! – гаркнул Тренеглос. – Этот человек – тесть он вам или кто – посмел оскорбить мою супругу. Будь он мне ровней, клянусь, я бы за такое вызвал его на дуэль! Да неужели вы сам спустили бы такую наглость, Росс? Видит бог, уж кто-кто, а вы бы точно молчать не стали! Чтоб мне провалиться, если я не прав…

– Правда – всегда правда! – торжественно провозгласил Карн. – А богохульство – оно и есть богохульство…

– Попридержите язык, – перебил его зять. – Когда нам понадобится услышать ваше мнение, мы вас спросим. – Карн умолк, а Росс снова посмотрел на Тренеглоса. – Манеры и способ выражаться зависят от воспитания, Джон. Люди одного круга изъясняются на одном языке. Вы позволите мне, как хозяину, извиниться перед вами и вашей женой за нанесенное оскорбление?

После некоторых колебаний Джон смягчился, размял руку, хмыкнул и посмотрел на стоявшую рядом супругу.

– Что ж, Росс, вы достаточно ясно все изложили. Мне нечего на это возразить. Если Рут сочтет…

Рут поняла, что ее переиграли:

– Признаюсь, я бы предпочла услышать это чуть раньше. Росс, естественно, желает защитить своего нового родственника… Тем, кто занимает более высокое положение в обществе, следует со снисхождением относиться к представителям низов.

Громкий вопль заставил всех обернуться. Тетушка Агата, о которой из-за перепалки совсем позабыли, успела развить приличную скорость, но, когда до цели оставалось совсем немного, ее сбил с ног расшалившийся ветер. Падение до неузнаваемости изменило старую леди: над ее головой колыхалось облачко седых волос, а пурпурный чепец и парик тем временем катились в сторону ручья. Фрэнсис и еще пара гостей тут же бросились в погоню. А вслед за ними летел по ветру поток отборных ругательств времен династии Каролингов – такого никто из присутствующих в жизни не слыхивал. Даже вдовствующая леди Бодруган не смогла бы выразиться крепче.

Спустя час Росс вернулся в дом и поднялся наверх. Демельза лежала на кровати. Она была совершенно разбита и подавлена, но не плакала.

Гости любезно распрощались с хозяевами и, кто верхом, кто пешком, придерживая шляпы и развевающиеся на ветру юбки и полы сюртуков, покинули Нампару.

Демельза вышла их проводить, она вежливо улыбалась, пока не увидела спину последнего гостя, а потом буркнула что-то неразборчивое в свое оправдание и кинулась в дом.

– Тебя ищет Пруди, – сказал Росс. – Ты убежала, а она не знает, что делать с остатками еды.

Жена не ответила.

– Эй, Демельза.

– Ох, Росс, – вздохнула она, – мне так плохо.

Росс присел на край кровати:

– Дорогая, не стоит из-за этого волноваться.

– Теперь начнут болтать по всей округе. Рут Тренеглос и все семейство Тиг об этом позаботятся.

– Ну и что тут такого? Пустая болтовня. Они сплетничают от безделья…

– А меня так все это просто убивает. Я думала, у меня получится доказать им, что я гожусь тебе в жены, что я могу не только носить красивые платья, но и вести себя достойно, так, чтобы тебе не было за меня стыдно. А теперь вместо этого они будут хихикать и приговаривать: «Слышали про жену капитана Полдарка, эту судомойку?..» О, лучше бы я умерла!

– А вот это бы нас всех расстроило гораздо больше, чем перепалка с Джоном Тренеглосом. – Росс положил руку ей на щиколотку. – Дитя мое, это всего лишь первое препятствие. Мы его не взяли. Ничего страшного, попробуем снова. Только малодушные уходят с дистанции в самом начале скачек.

Демельза поджала ногу:

– Так, значит, ты считаешь меня трусихой?

Она вдруг разозлилась на Росса, хотя прекрасно понимала, что на приеме он повел себя достойнее всех остальных. Но Демельза все равно сердилась, потому что считала, что в такой ситуации любящий человек не может оставаться бесстрастным. И по той же причине ее задевало то, как муж держался теперь, когда гости разъехались. Как будто он ей покровительствовал, а не сочувствовал. И еще Демельзе не понравилось, что Росс назвал ее «дитя мое»: в этом ласковом обращении ей вдруг почудилось снисхождение.

И за всем этим, ясное дело, стояла Элизабет. На сегодняшнем приеме она одержала верх над Демельзой. Прекрасная, сдержанная и благородная Элизабет не принимала участия в перепалке. Она пришла не напрасно. Одним своим присутствием Элизабет, являвшая собой полную противоположность Демельзе, продемонстрировала гостям все то, чего не хватает жене Росса.

И вот теперь он сидел рядом, поглаживал Демельзу по ноге и лениво ее успокаивал, а сам небось в это время думал об Элизабет. А что, вполне возможно.

– Методизм твоего старика привит на подходящее дерево, – заметил Росс. – Он никогда ни в чем не знал меры. Интересно, что бы сказал по этому поводу Уэсли?[2]

– Это все Джуд виноват. Он вообще не должен был говорить отцу, что будет два приема. – Демельза чуть не плакала. – Так бы и убила его!

– Дорогая, через неделю об этом никто и не вспомнит. А завтра к нам придут Мартины, Дэниэлы, Джо и Бетси Триггс и все остальные. Их развлекать не надо, они и сами станцуют джигу на лужайке. И не забудь, еще и бродячие комедианты дадут представление.

Демельза перевернулась на живот и уткнулась лицом в подушку.

– Я не смогу, Росс, – тихим сдавленным голосом произнесла она. – Передай им, чтобы не приходили. Я старалась изо всех сил, но этого оказалось недостаточно. Наверное, я сама виновата. Возомнила, будто смогу изобразить ту, кем на самом деле никогда стать не сумею. Все, с меня довольно. Я больше этого не выдержу.

За три дня до крестин состоялось довольно бурное собрание пайщиков шахты Уил-Лежер, и Росс с доктором Чоуком снова крепко поспорили. Росс выступал за развитие – Чоук считал это рискованной затеей. Чоук призывал к слиянию – Росс называл это обструкцией. Спор закончился тем, что Росс предложил выкупить долю Чоука по тройной цене, и доктор с достоинством принял его предложение. И вот утром после крестин Росс отправился в Труро, чтобы узнать у своего банкира, может ли он рассчитывать на заем.

Харрис Паско, невысокий мужчина неопределенного возраста в очках в стальной оправе, подтвердил, что заем возможен под залог Нампары, но при этом отметил, что покупка акций по такой цене, на его взгляд, крайне невыгодное предприятие.

– Медь сейчас идет по семидесяти одному, и никто не знает, как долго это продлится. Плавильные компании переживают не лучшие времена. И немудрено, ведь металл порой месяцами залеживается на складе в ожидании, когда найдется покупатель.

Россу нравился Паско, и он не видел смысла оспаривать его точку зрения. На выходе из дома банкира он столкнулся с молодым человеком, лицо которого показалось ему знакомым. Росс приподнял шляпу в знак приветствия и собрался было пройти дальше, но юноша остановился:

– Здравствуйте, капитан Полдарк. Так любезно с вашей стороны, что вы приняли меня у себя. Я только недавно в этих краях и очень ценю ваше гостеприимство.

Это был Дуайт Энис, тот самый молодой человек, которого привела на крестины Джоан Паско. Симпатичный парень, и неглупый, сразу видно. У Дуайта было совсем еще мальчишеское лицо, но решительный взгляд придавал ему мужественности. Сам Росс проскочил этот период взросления: он уехал в Америку долговязым юнцом, а вернулся уже ветераном войны.

– В наших краях живут Энисы. Это не ваши родственники? – поинтересовался Полдарк.

– У меня здесь есть троюродные братья, сэр, но они предпочитают помалкивать о нашем родстве. Мой отец из Пензанса, а я изучал в Лондоне медицину.

– И вы намерены посвятить себя этой профессии?

– Я закончил курс в начале года, но жить в Лондоне слишком дорого. Я подумываю осесть в ваших краях на какое-то время, продолжу свои исследования, а зарабатывать буду, принимая пациентов.

– Если в сферу ваших интересов входят недоедание или состояние здоровья шахтеров, то у вас будет богатый материал для исследований.

– Вам кто-то об этом рассказал? – удивился Энис.

– Никто ни о чем мне не рассказывал.

– Вообще-то, меня интересуют проблемы, связанные с легкими. Я думаю, для практики это самое подходящее место, ведь среди шахтеров широко распространены легочные заболевания. – Молодой человек увлекся и заговорил смелее. – И лихорадка тоже. Широкое поле для исследований и практики… Но я, наверное, утомил вас своими разговорами. Так что я, пожалуй, пойду.

– Все врачи, с которыми я знаком, более склонны рассказывать о своих успехах на охоте. С удовольствием как-нибудь побеседую с вами снова.

Росс прошел несколько шагов, потом остановился и окликнул Эниса:

– А где вы намерены поселиться?

– Я остановился на месяц у Паско. Попробую снять небольшой домик где-нибудь между Труро и Чейсуотером. Там у них нет практикующего врача.

– Возможно, вы знаете, что мне принадлежит доля в шахте, которую вы могли видеть вчера из моего сада? – поинтересовался Росс.

– Да, я и в самом деле что-то такое видел. Но вот насчет доли, признаться, ничего не слышал…

– Вакансия врача на шахте в данный момент свободна. Думаю, если вам это интересно, я могу поспособствовать, чтобы ее заняли именно вы. Шахта, конечно, маленькая, на сегодняшний день там работают всего восемьдесят шахтеров. Но это даст вам шиллингов четырнадцать в неделю, и вы сможете продолжить свои исследования.

Дуайт Энис покраснел от радости и смущения.

– Надеюсь, сэр, вы не подумали, что я… – начал он.

– Если бы я так подумал, то не сделал бы вам этого предложения. Ну, что скажете?

– О, это было бы очень кстати. Именно та работа, которая мне нужна. Вот только… путь неблизкий.

– Насколько я понял, вы еще не подыскали себе жилье, а в нашей округе есть из чего выбрать.

– А разве у вас здесь нет доктора с репутацией?

– Вы имеете в виду Чоука? Не беспокойтесь, работы вам хватит. Чоук человек со средствами и не перетруждается. Подумайте и дайте мне знать о своем решении.

– Благодарю, сэр. Вы очень добры.

«Если этот парень и впрямь окажется толковым, – подумал Росс, сворачивая от дома на улицу, – надо будет проследить, чтобы он занялся Джимом, когда тот освободится. От Чоука мало проку. Картер в тюрьме уже больше года, и, если он до сих пор жив, несмотря на больные легкие, есть надежда, что он продержится еще десять месяцев и воссоединится с Джинни и своей семьей».

Росс навещал Джима в январе и нашел его сильно исхудавшим и слабым, но условия в бодминской тюрьме, по сравнению с другими, считались сносными. Джинни вместе со своим отцом, Заки Мартином, дважды навещала мужа. Они выходили из дома рано утром, а возвращались на следующий день к вечеру. Но двадцать шесть миль в один конец – слишком долгий путь для молодой женщины, да еще к тому же кормящей матери. Росс подумал, что надо будет как-нибудь самому отвезти ее в Бодмин.

Ссора с Чоуком грозила оставить его без средств, как раз когда он начал планировать покупку некоторых предметов роскоши. И не только роскоши. Например, Россу позарез была нужна еще одна лошадь. Да и рождение Джулии повлекло за собой новые расходы, а экономить на дочери Полдарк не собирался.

Росс был зол на себя за опрометчиво принятое решение. Он свернул на постоялый двор «Красный лев», где в это время было полно народа, и пристроился за столом в нише у двери. Однако появление Росса не осталось незамеченным, и, после того как мальчик-слуга принял у него заказ, он услышал рядом чьи-то осторожные шаги.

– Капитан Полдарк? Доброго дня. Нечасто вы наведываетесь к нам в город.

Росс поднял голову и не очень-то приветливо посмотрел на того, кто нарушил его уединение. Это был Блюитт, управляющий и мелкий акционер Уил-Мейд, одной из нескольких медных шахт в долине Айдлесс.

– Я не располагаю свободным временем и приезжаю только по делам.

– Могу я присесть за ваш стол? С торговцами шерстью, что сидят в зале, мне не особо интересно. Благодарю. Как я понимаю, цены на медь снова упали?

– Насколько я знаю, да.

– Если это не остановить в самое ближайшее время, мы все обанкротимся.

– Поверьте, никто не будет сожалеть об этом больше моего.

Росс, сам того не желая, поддерживал разговор с этим человеком, хотя в душе и злился, что тот помешал его размышлениям.

– Остается лишь надеяться, что цены наконец перестанут падать. – Блюитт поставил стакан на стол и поерзал на стуле. – В этом году мы потеряли на продажах восемьсот фунтов. Для нас это большая сумма.

Росс снова поднял голову и увидел, что его собеседник действительно не на шутку обеспокоен – под глазами темные мешки, уголки рта опущены. В перспективе, и довольно близкой, его ожидали долговая яма и невозможность прокормить семью. Похоже, именно это обстоятельство и придало ему смелости рискнуть подойти к человеку, имевшему репутацию нелюдима. Возможно, Блюитт возвращался с собрания акционеров и ему просто необходимо было выговориться.

– Я не думаю, что это надолго, – сказал Росс. – Производство в городах растет, растет и спрос на медь. А стало быть, вырастут и цены.

– Согласен с вами, но это в долгосрочной перспективе, а мы, к несчастью, должны выплачивать проценты по краткосрочным займам. Чтобы выжить, мы вынуждены продавать руду по низким ценам. Если бы медные и плавильные компании честно вели дела, мы бы еще смогли продержаться в этот сложный период. Но каковы наши шансы на сегодняшний день?

– Я не думаю, что плавильные компании заинтересованы в удерживании низкой цены, – ответил Росс.

– Я говорю не о рыночных ценах, сэр, а о той, по которой они скупают у нас медь. Это сговор, капитан Полдарк, и мы все это понимаем, – продолжал Блюитт. – Разве можно получить справедливую прибыль, если компании даже не собираются конкурировать друг с другом!

Росс кивнул и посмотрел на входящих в таверну и выходящих из нее людей. Слепой мужчина на ощупь пробирался к стойке бара.

– С этим злом можно бороться двумя способами, – произнес Полдарк.

– Что вы предлагаете? – с надеждой в голосе осведомился Блюитт.

– Я предлагаю невозможное, – ответил Росс. – Медные компании никогда не станут устраивать конкурентные торги. Им это невыгодно. Но если бы шахты объединились по их примеру, они смогли бы попридержать поставки и таким образом вынудить медные компании поднять цену. В конце концов, мы – производители. Им без нас не выжить.

– Да-да, я понимаю, о чем вы. Продолжайте.

В этот момент мимо окна прошел мужчина, который завернул в таверну. Росс был так занят разговором с Блюиттом, что не сразу обратил внимание на плотную фигуру вошедшего и его походку вразвалочку. А когда понял, кто это, даже вздрогнул от неожиданности. Росс в последний раз видел этого человека, когда тот ехал верхом по долине из Нампары после дуэли с Фрэнсисом, а Верити смотрела ему вслед.

Росс опустил голову и уставился на стол, но у него перед глазами неотступно маячил образ, который он только что увидел: синий сюртук из отменного сукна; аккуратно повязанный широкий черный галстук; галуны на рукавах; коренастый, мужественный, производит впечатление, хотя… Лицо у него изменилось: морщины вокруг рта стали глубже, губы жестче, как будто он сомкнул их навсегда, а в глазах читалась непреклонность.

Новый посетитель не стал смотреть по сторонам и сразу прошел в следующий зал. Удачно они разминулись.

– Если кто нам и нужен, капитан Полдарк, так это предводитель, – с жаром сказал Блюитт. – Человек с положением, справедливый, уверенный в себе, тот, кто смог бы выступить от нашего имени. Если позволите, такой, как вы.

– Что?

– Я уверен, что вы простите мне это предположение, но в мире горнопромышленников каждый сам за себя и плевать хотел на соседа. Нам нужен лидер, тот, кто сплотит нас, и тогда мы сможем выступить как одно целое. Конкуренция – это хорошо, но только на подъеме. Мы не можем позволить себе конкурировать в такие времена, как сейчас. Эти медные компании сущие разбойники. Другого слова для них не нахожу. Вы только посмотрите, какие цены они накручивают. А вот если бы у нас был хороший руководитель, капитан Полдарк…

Росс слушал его вполуха.

– И какое ваше второе предложение? – спросил Блюитт.

– Мое предложение? – не понял Росс.

– Вы сказали, что в нашем нынешнем положении есть два способа бороться со злом.

– Второй способ – решить проблему шахтеров, создать собственную медную компанию, которая будет покупать руду, построит плавильни рядом с шахтами и сама будет заниматься обогащением и продажей руды.

Блюитт нервно побарабанил пальцами по столу:

– Вы хотите сказать, нам надо…

– Создать независимую компанию, благодаря которой вся прибыль будет доставаться шахтерам. Сейчас прибыль уходит в «Медеплавильную компанию Южного Уэльса» или к торговцам вроде Уорлегганов, которые повсюду запустили свои руки.

Блюитт тряхнул головой:

– Тут нужен солидный капитал. Хотел бы я, чтобы это было возможно.

– Денег для этого понадобится не больше, чем раньше, и, возможно, не больше, чем сейчас. А вот единства в целях точно потребуется значительно больше.

– Это было бы великолепно, – воодушевился Блюитт. – Капитан Полдарк, если позволите, вы как раз тот человек, который сможет создать и возглавить такое объединение. Компании будут изо всех сил стараться выдавить новичка, но… Но это вдохнет надежду и придаст сил тем, кто оказался на грани банкротства.

От отчаяния Гарри Блюитт обрел дар красноречия. Росс слушал его с долей скепсиса. Его предложения, пока он их формулировал, обрели более четкие формы, но в роли предводителя корнуоллских шахтеров он себя точно не видел. Росс хорошо знал своих людей, знал, какие они независимые и с каким упорством сопротивляются всему новому. Он прекрасно понимал, какие немыслимые усилия потребуются, чтобы осуществить в этих краях хоть какое-то начинание.

Потом они еще некоторое время попивали бренди. Похоже, неспешная беседа слегка успокоила Блюитта. Он выговорился, и его страхи отступили. Росс слушал Гарри, но не забывал о том, что в любой момент рядом может появиться Эндрю Блейми.

Пришло время уходить: накануне вечером ему все-таки удалось уговорить Демельзу не отказываться от затеи со вторым приемом. Блюитт пригласил к их столу Уильяма Окетта, управляющего шахты в долине Понсанут, и в красках расписал ему идею Росса. Окетт, осторожный мужчина, косой на один глаз, согласился, что такая компания может стать их спасением, но заметил при этом, что деньги-то все у банков, которые связаны с медными компаниями. Росс почувствовал себя задетым и сказал, что влиятельные люди есть не только в медных компаниях. Но для того, чтобы их компания удержалась, пяти или шести сотен, разумеется, недостаточно. Тридцать тысяч фунтов – вот примерная сумма, которая потребуется. Однако следует принимать в расчет, что закончиться их затея может как большой прибылью, так и полным разорением. Поэтому, прежде чем начинать, надо все хорошенько взвесить.

Эти замечания не только не умерили пыл Блюитта, но даже, наоборот, подстегнули его. Он достал из кармана засаленный лист бумаги и уже собрался было попросить перо и чернила, как вдруг оловянные кружки на стенах задребезжали от сильного удара, и все разговоры в трактире стихли.

В наступившей тишине из соседнего зала послышался какой-то скрежет, потом быстрый топот, мелькнул красный жилет – это в зал вбежал хозяин постоялого двора.

– Здесь не место для перебранок, сэр. Как только вы появляетесь – жди неприятностей. Я этого больше не потерплю. Я, я…

Голос хозяина заглушил разгневанный голос Эндрю Блейми. Потом и он сам растолкал столпившихся у двери посетителей. Росс заметил, что Блейми трезв, и подумал, что, возможно, его главной проблемой было вовсе не пьянство. Капитан Блейми гораздо больше страдал от своего собственного характера.

Видимо, Фрэнсис и Чарльз, да и он сам, на первых порах, все-таки были правы. Да разве можно было отдать великодушную и мягкосердечную Верити такому человеку?!

«Надо будет рассказать об этом Демельзе, – решил Росс, – может, тогда она перестанет меня донимать».

– Я знаю этого типа, – сказал Окетт. – Он капитан «Каролины», пакетбота, который курсирует между Фалмутом и Лиссабоном. Держит свою команду в строгости. А еще болтают, будто он убил жену и детей. Хотя я не понимаю, как после такого этот тип смог стать капитаном.

– Блейми повздорил с беременной женой и толкнул ее, – пояснил Росс. – Она неудачно упала и умерла. А двое его детей, насколько я знаю, целы и невредимы.

Блюитт и Окетт какое-то время молча смотрели на Полдарка.

– Говорят, он переругался со всеми в Фалмуте, – заметил Окетт. – Лично я его избегаю. Мне кажется, у него какой-то измученный вид.

Росс пошел за своей лошадью, которую оставил у таверны «Бойцовый петух». Блейми он больше не видел.

Его обратный путь пролегал мимо городского дома Уорлегганов. Росс придержал Смуглянку, увидев, как возле парадной двери остановилась запряженная четверкой великолепных серых лошадей карета из дорогого полированного дерева с бело-зелеными колесами. Там были форейтор, кучер и лакей – все в белых ливреях. Такой прислугой не могли похвастаться даже Боскауэны и Данстанвиллы.

Лакей спрыгнул на землю, чтобы отворить дверь. Из кареты вышла мать Джорджа – полная женщина средних лет, вся в шелках и кружевах; но хозяйку затмевала роскошь выезда. Парадная дверь открылась, и появились еще лакеи. Прохожие останавливались поглазеть на эту картину. Дама исчезла в доме, а великолепная карета поехала дальше. Росс, даже будь он очень богат, не стал бы выставлять напоказ свое богатство, но в тот день он усмотрел в этом особую иронию. Дело было даже не в том, что Уорлегганы могли позволить себе карету с четверкой лошадей, а он не имел возможности купить столь необходимую для ведения дел и повседневной жизни вторую лошадь. Эти банкиры и владельцы металлургических компаний, которые всего за два поколения сумели пробиться, выдвинувшись из невежественного простонародья, процветали в разгар кризиса, а такие достойные люди, как Блюитт, Окетт и еще сотни других, оказались на грани банкротства.

Второй прием в честь крестин Джулии прошел без сучка без задоринки. Шахтеры, мелкие арендаторы, их жены и дети веселились без всякой задней мысли. В Соле все равно был праздник, так что, если бы их не пригласили в Нампару, большинство из них провели бы день в городе – танцевали бы, играли или напивались в каком-нибудь местном трактирчике.

Первые полчаса, пока гости еще помнили, что они не ровня хозяевам, в Нампаре царила немного напряженная атмосфера, но очень скоро от их застенчивости не осталось и следа.

Это был летний праздник в старом стиле, без всяких там новомодных деликатесов. Демельза, Верити и Пруди занимались готовкой с самого утра. Испекли гигантские слоеные пироги с мясом, уложили их на огромные блюда и полили сливками. Зажарили четырех молодых гусей и дюжину жирных каплунов. А сладкие пироги они сделали размером с мельничные жернова. На столах расставили медовуху, домашний эль, сидр и портвейн. Росс посчитал, что по пять кварт сидра на каждого мужчину и по три – на женщину будет вполне достаточно.

После трапезы все вышли на лужайку перед домом, там женщины начали бегать наперегонки, а дети танцевали вокруг майского дерева, играли в «платочек», прятки и жмурки, а мужчины устроили соревнования по борьбе. После нескольких схваток в финальном бою сошлись братья Дэниэл – Марк и Пол. Победителем, как и ожидалось, стал Марк. Демельза вручила ему приз – ярко-красный шейный платок. А позже, когда гости частично растрясли праздничный ужин, всех снова пригласили в дом, на чай с имбирными пряниками и шафранными кексами.

Главным событием вечера стало выступление бродячих актеров. Росс еще за неделю до крестин увидел в Редрате на какой-то двери ободранную афишу. В афише значилось, что труппа Аарона Отвэя выступит в городе с богатым репертуаром превосходных музыкальных пьес, как старинных, так и современных.

Актеры разъезжали в двух потрепанных фургонах. Росс нашел в одном из них этого самого Аарона Отвэя и пригласил их в ближайшую среду дать представление в Нампаре.

Всю рухлядь в библиотеке сдвинули в один конец комнаты, а в противоположном натянули два связанных шнура от портьер, чтобы обозначить сцену, пол хорошенько вымели, а для публики, положив доски на ящики, устроили импровизированные скамьи.

Первым номером шла трагедия Джонсона Хилла «Элирия, или Брошенная жена», а затем зрителям показали комедию под названием «Живодерня». Джуд Пэйнтер стоял в сторонке и выходил вперед, чтобы притушить свечи, когда они начинали слишком уж коптить.

Для местных жителей это действо было сравнимо с лучшими постановками лондонского королевского театра Друри-Лейн. В труппе было семь человек – сборная солянка из цыган-полукровок, актеров, которые держались с нарочитым пафосом и явно переигрывали, и бродячих певцов. Аарон Отвэй – толстяк с острым носом и стеклянным глазом – имел все задатки уличного зазывалы. Он напыщенно прочел пролог и объявил антракт; кроме того, изображал хромого папашу и убийцу (для последней роли он надел черный плащ, нацепил на глаз повязку, а на голову – завитой черный парик). В общем, Отвэй был занят на протяжении всего представления, а потом от души угостился элем. Роль героини исполняла блондинка лет сорока пяти с зобом на шее и крупными, унизанными кольцами руками.

Но лучшей актрисой в труппе была девица лет девятнадцати, смуглая красотка с миндалевидными глазами. Она изображала скромницу-дочь (не очень убедительно) и уличную женщину (это у нее получилось гораздо лучше). Глядя на девушку, Росс подумал, что, будь у этой актрисы хороший учитель, она могла бы далеко пойти. Хотя шансы сделать карьеру у красотки невелики; скорее всего, она закончит как потаскуха или ее вздернут за кражу часов у какого-нибудь джентльмена.

Совершенно иные мысли мелькали в голове у сидевшего рядом с Россом Марка Дэниэла. Сухопарый, высокий и сильный, он в свои тридцать лет не видел ничего чудеснее этой девушки. Она была, по его мнению, такой грациозной и нежной, такой хрупкой и утонченной. А как она вставала на цыпочки, как изгибала шею! И пела с придыханием, а в ее темных глазах отражалось пламя свечей. Марк не чувствовал фальши в ее жеманстве, он все принимал за чистую монету. Приглушенный свет подчеркивал мягкий овал лица, а дешевые безвкусные костюмы актрисы казались ему просто сказочными. Чистая и безупречная, эта смуглая красавица была не такой, как все остальные женщины. Марк безмолвно просидел все представление: он, не отрываясь, взирал на девушку своими темными кельтскими глазами, а когда она исчезала со сцены, тупо смотрел на черный задник.

После представления пустили по кругу выпивку, Уилл Нэнфан достал свою скрипку, Ник Вайгус – флейту, а Пэлли Роджерс – серпент. Скамьи сдвинули к стенам, и начались танцы, но не грациозные и сдержанные менуэты, а полные жизни пляски сельской Англии: «Рогоносец-неудачник», «Во зеленом во саду» и «Старикан громыхает костями». А потом кто-то предложил «Танец с подушкой».

Молодой человек закружился по комнате с подушкой, а потом остановился и спел:

– А дальше танцевать я просто не могу.

На что музыканты хором отозвались:

– О, господин, скажи нам – почему?

И танцор спел в ответ:

– По Бетти Проус я тоскую, и не мил мне белый свет.

И музыканты заорали во все горло:

– Она с тобой станцует, хочет или нет.

Молодой человек положил перед своей избранницей подушку, девушка встала на нее на колени, и он ее поцеловал.

После этого оба, взявшись за руки, протанцевали круг по комнате и спели:

– Ах, как чудесно танцевать, опять-опять-опять!

Затем наступил черед девушки.

Все веселились и быстро сменяли друг друга, пока к танцу не подключились старики. Заки Мартину вздумалось пошалить, и он вызвал Бетси Триггс. Тетушка Бетси, если ее раззадорить, та еще проказница: ловко прошла круг с Заки, и юбки у нее взлетали так, будто ей шестнадцать, а не все шестьдесят пять. После этого она исполнила нечто вроде воинственного танца и остановилась в дальнем углу комнаты. Все дружно расхохотались, потому что там сидел один-единственный мужчина.

– А дальше танцевать я просто не могу, – дребезжащим голосом спела тетушка Бетси.

– О, госпожа, скажи нам – почему? – хором прокричали гости.

– По Джуду Пэйнтеру тоскую, и не мил мне белый свет! – ответила тетушка Бетси.

Тут все снова расхохотались и хором прокричали:

– Так он с тобой станцует, хочет или нет!

Потом послышались звуки борьбы, крики и смех, – это несколько мужчин перехватили Джуда, когда тот попытался улизнуть из своего угла. Поскольку Пэйнтер сопротивлялся и отказывался становиться на колени, его просто взяли и силком усадили на подушку. Тетушка Бетси обхватила Джуда за шею руками и так смачно облобызала, что тот потерял равновесие, и они вдвоем, сверкая башмаками и юбками, скатились на пол. Под очередной взрыв хохота оба встали и станцевали свой круг. По глазам Джуда было видно, что он разозлился и намерен отыграться. Теперь выбор был за ним. Да, Пруди бдительно наблюдала за мужем, но сделать-то все равно ничего не могла. Это ведь игра, ничего больше.

Оставшись без партнерши, Джуд медленно прогарцевал по кругу и все пытался вспомнить, какие слова надо спеть. Наконец он остановился и провозгласил:

– Я это… Плясать не стану дальше!

Гости давились от смеха и даже не сразу смогли ответить.

– О, гос-сподин, скажи нам – почему?

– Да потому что танцевать хочу с Чар Нэнфан, ясно вам? – Джуд огляделся, будто ждал, что ему станут возражать, и продемонстрировал два своих огромных клыка.

Вторая жена Уилла Нэнфана, молоденькая блондинка с уложенными вокруг головы толстыми косами, была самой миловидной из всех женщин в комнате. Все смотрели на Чар и ждали, как она воспримет выходку Джуда. А она только состроила рожицу, рассмеялась и смиренно опустилась на колени на подушку. Джуд в предвкушении удовольствия посмотрел на красавицу и вытер рот рукавом.

Поцелуй был таким страстным, что все молодые люди в комнате громко застонали.

Джуд намеренно затягивал поцелуй, и тут Пруди не выдержала:

– Хватит уже, старый козел! Отпусти ее, не ровён час сожрешь!

Джуд быстро выпрямился, под крики и смех ретировался из круга и, что не осталось незамеченным, снова оказался в своем углу, подальше от ревнивой женушки.

Вскоре игра закончилась, и снова начались танцы. Марк Дэниэл не принимал участия в этих забавах. Он всегда считал, что танцы для изнеженных слабаков, а настоящий мужчина должен быть немногословным, суровым и непреклонным. А потом он заметил, что два или три актера тоже танцуют, и решил попытать счастья в риле, который не требовал от исполнителей особого изящества.

Марк потер подбородок, пожалев, что не побрился сегодня получше, и присоединился к танцующим. В самом конце длинной цепочки он увидел ту самую девушку. Ему уже сказали, что ее зовут Керен Смит. Марк не мог оторвать от нее глаз и танцевал так, как будто видел лишь ее одну.

Девушка знала, что он на нее смотрит. Керен ни разу не взглянула на Марка, но что-то в ее лице, в том, как она поджимала алые губки, как пару раз откинула назад темные волосы и тряхнула головой, говорило ему о том, что она знает. А потом молодой человек понял, что еще пара секунд и они будут танцевать вместе. Марк споткнулся на ровном месте и почувствовал, что вспотел. И вот момент настал. Ближайшая пара возвращалась на свои места, Марк вышел вперед, Керен шагнула ему навстречу. Он взял ее за руки, и они закружились в танце. Девушка всего один раз взглянула Дэниэлу в глаза, и бедняга чуть не ослеп. Потом они разделились, Марк занял свое место, она – свое. Руки у Керен были прохладными, но ладони Марка покалывало, будто он прикоснулся ко льду или обжегся. Танец закончился. Марк, твердо ступая, прошел в свой угол, а вокруг, как будто ничего не произошло, болтали и смеялись гости. Он сел, вытер пот со лба и с мозолистых ладоней. А у нее были такие маленькие ручки, что он запросто мог их раздавить. Марк украдкой поглядывал на Керен, в надежде еще хоть раз встретиться с ней взглядом, а она так и не посмотрела в его сторону. Но он-то знал, что женщины умеют все видеть не глядя.

Потом Марк присоединился к толпе гостей, но у него так и не получилось оказаться рядом с Керен. А вот Джо, сын Нэнфана, видно, был похитрее и как-то умудрился заговорить с юной актрисой и с морщинистым коротышкой из труппы.

Праздник постепенно приближался к концу, и, прежде чем гости начали расходиться, слово взял отец Джинни, Заки Мартин, который слыл самым грамотным в округе. Он встал и произнес небольшую речь о том, какой славный был вечер, как все здорово наелись и напились недели на две вперед, а натанцевались – так уж на целый месяц. И все было так хорошо, что надо от души поблагодарить за щедрость капитана Полдарка, миссис Полдарк и мисс Верити Полдарк. И пожелать им всем процветания и долгих лет жизни. И конечно, маленькой мисс Джулии тоже. Даст бог, она вырастет и станет гордостью родителей, а больше-то и сказать нечего, кроме как поблагодарить еще раз и распрощаться.

Росс распорядился, чтобы всем гостям подали по стаканчику бренди с патокой, после чего сказал:

– Я благодарен вам за ваши добрые пожелания и очень хотел бы, чтобы Джулия, когда вырастет, стала хорошей дочерью и добрым другом для всех вас. А еще хочу, чтобы она стала наследницей этой земли и продолжила наши добрые традиции. Счастья и здоровья всем вам и вашим детям. Даст бог, мы вместе доживем до лучших времен и увидим, как процветает наше графство.

Ответная речь Росса была встречена одобрительными возгласами.

Гости разошлись, миссис Мартин осталась, чтобы помочь Джинни прибраться, так что Дэниэлы отправились домой без них. Впереди – бабуля Дэниэл и миссис Пол, которые держали под руки старшего брата Марка, а за ними, как фрегаты в кильватере линкора, – трое детишек Пола. Чуть левее шли, склонившись друг к другу головами и перешептываясь, две сестры Марка – Мэри и Эна. Замыкали строй старый Дэниэл, который, прихрамывая, что-то бормотал себе под нос, и долговязый Марк: этот после вечера в Нампаре не мог вымолвить ни слова.

Ночь выдалась просто чудесная. Небо отражало свет ушедшего за горизонт солнца, майские жуки трещали чуть ли не над ухом, а летучие мыши хлопали крыльями прямо над головой.

Когда процессия перешла через ручей, тишину ночи нарушало только бурчание бабули Дэниэл, желчной старухи лет восьмидесяти.

Размытые в полумраке силуэты несколько секунд двигались на вершине холма и постепенно исчезли, спустившись в долину к домишкам Меллина. Теперь одни лишь тихие звезды сияли в летнем небе.

Марк Дэниэл, не шевелясь, лежал на постели. Их дом стоял между домами Мартинов и Вайгусов, и в нем было всего две спальни. В меньшей спали старый Дэниэл, его мать и старший из трех сыновей Пола. Во второй – Пол, его жена Бет и двое их детишек. Мэри и Эна, сестры Марка, ночевали в задней пристройке, а он сам – на соломенном матрасе в кухне.

Все очень долго укладывались, а когда в доме наконец стало тихо, Марк встал и снова натянул штаны и сюртук. Ботинки он надел, только выйдя на улицу. После тишины закрытого наглухо дома тишина снаружи была полна самых разных, едва слышных звуков. Марк двинулся в сторону Нампары. Он и сам толком не знал, что будет там делать, но просто не мог заснуть, когда в душе у него творилось такое.

Теперь уже на горизонте не было никакого движения, только на секунду возник черный ствол дерева, и за развалинами подъемника Уил-Грейс мелькнула какая-то тень.

А в Нампара-Хаусе свет еще не погасили: за шторами в спальне капитана Полдарка и на первом этаже горели свечи. Но не это влекло Марка из дома. Чуть выше, в долине у ручья, стояли два фургона бродячих артистов. Туда-то он и направился.

Подойдя ближе к цели, Марк увидел, что и в фургонах, хотя они и находились в тени боярышника и орешника, тоже горели свечи. Для своих весьма внушительных габаритов молодой шахтер передвигался очень тихо и смог незаметно подойти к большому фургону.

Никто из труппы и не думал укладываться спать. Члены труппы при свечах играли в карты за длинным столом. Марк слышал их голоса, смех и звяканье монет. Он подобрался ближе, но держал ухо востро, на случай, если у актеров есть собака.

Окно фургона находилось высоковато от земли, но рост Марка позволил ему заглянуть внутрь. Там были все: толстяк со стеклянным глазом; краснощекая прима; худой блондин, исполнявший роли героев; сморщенный маленький комик и… и Керен.

Они играли во что-то старыми засаленными картами. Керен как раз банковала и всякий раз, выкладывая карту напротив блондина, говорила нечто такое, что всех очень смешило. На Керен было надето какое-то подобие кимоно, а черные волосы растрепаны, будто она их пятерней расчесала. Девушка сидела, облокотившись голым локтем на стол, и хмурилась, явно от нетерпения.

Но ведь всем известно, что маленький изъян лишь усиливает желание. Марк даже был благодарен своему божеству за это мелкое несовершенство. Он стоял, ухватившись за колючую ветку боярышника, и неровный свет из окна фургона то и дело менял выражение его лица.

Вдруг в фургоне расхохотались, и в ту же секунду комик сгреб со стола все монеты. Керен была в гневе – она отбросила карты и резко встала. Блондин ехидно на нее посмотрел и что-то спросил. Керен в ответ пожала плечами и тряхнула головой. А потом у нее, видно, вдруг изменилось настроение, и она, гибкая, как молодое деревце, обошла стол, чмокнула в лысину комика и в ту же секунду стянула у него из-под пальцев пару монет.

Комик зазевался, и, когда попытался схватить Керен за руку, она, сверкая улыбкой, увильнула за спину блондина, а тому пришлось отмахиваться от нападок приятеля.

Марк чуть не прозевал момент, когда Керен выскочила из фургона. Девушка захлопнула за собой дверь и торжествующе рассмеялась. Она была слишком возбуждена, чтобы заметить Марка, и сразу побежала по долине к своему фургону, который стоял в пятидесяти ярдах выше.

Марк нырнул обратно в тень, и вовремя, потому что как раз в этот момент на улицу выскочил комик и принялся сыпать проклятиями, адресованными девушке. Но преследовать Керен он не стал – из фургона появилась краснощекая прима и примирительно сказала:

– Остынь, Таппер. Она же совсем еще ребенок. А дети не умеют проигрывать.

– Да этот ребенок украл у меня сумму, которой хватит на стакан джина! Я видал, как секли и за меньшее! Кем, интересно, она себя возомнила? Царицей Савской? Чертовы бабы! Ну погоди, Керенхаппут, утром я тебе задам!

В ответ на его крики хлопнула дверь фургона, директор труппы отпихнул женщину локтем и вышел вперед:

– Хватит шуметь! Друзья мои, не забывайте: мы все еще на земле капитана Полдарка. Он хорошо с нами обращался, но, если будете ему досаждать, зуб даю – по головке вас за это не погладят! Таппер, оставь малышку в покое.

Мужчины еще немного попрепирались и вернулись за стол, а прима направилась ко второму фургону.

Марк присел, спрятавшись за кустом. Смотреть больше было не на что, оставалось только ждать, когда все угомонятся. Дома он бы все равно не уснул, а утром в шесть надо быть на шахте.

Во втором фургоне зажегся свет. Марк встал и по дуге направился к цели. Тем временем из фургона кто-то вышел. Брякнуло ведро. Марк увидел, что в его сторону движется какая-то фигура, и поскорее нырнул в кусты.

Это была Керен.

Девушка прошла совсем рядом. Она тихо насвистывала простенький мотивчик. Сквозь мягкий шелест деревьев отчетливо слышалось бряканье ведра.

Марк двинулся следом.

Дойдя до ручья, Керен опустилась на колени, чтобы зачерпнуть воды. Они отошли уже довольно далеко от первого фургона. Некоторое время Марк наблюдал за тем, как девушка, чертыхаясь, пытается набрать воды: ручей был мелким, и ведро всякий раз наполнялось не больше чем на треть.

Молодой человек показался из своего укрытия.

– Тут уж точно без кастрюли не обойтись, – сказал он.

Керен обернулась и вскрикнула от неожиданности.

– Отстань от меня… – Тут она разглядела, что это вовсе не комик, и закричала уже громче.

– Не бойся, я тебе ничего плохого не сделаю, – спокойно сказал Марк, стараясь говорить как можно тверже. – Да тихо ты, всех в долине перебудишь.

Керен в ту же секунду умолкла и вытаращила глаза:

– Ой… Это ты…

Марк удивился, что его узнали, вот только пока еще не мог понять, хорошо это или плохо.

– Да, я, – кивнул он, глядя на девушку сверху вниз.

Здесь, у ручья, было светлее, чем под кронами деревьев, и Марк даже мог разглядеть, как блестит нижняя губа Керен.

– Чего тебе надо? – спросила она.

– Просто помочь хотел, – ответил он.

Марк подхватил ведро и зашел на середину ручья, где было намного глубже, чем у берегов, наполнил ведро до краев и принес его Керен.

– Чего ты тут бродишь посреди ночи? – с вызовом спросила она.

– Ну, мне просто понравилось, как вы сегодня… это все… представляли.

– Ты что, живешь в этом доме?

– Нет. Я живу неподалеку.

– Это где?

– Чуть дальше, в долине Меллоу.

– И кто же ты такой?

– Я? Шахтер.

Керен повела плечиком:

– Не ахти работенка, да?

– Мне… мне очень понравилось, как ты играла, – сказал Марк.

Керен исподтишка глянула на парня и оценила его рост и широкие плечи. Выражение лица она разглядеть не могла: Дэниэл стоял против света.

– Это ты, что ли, победил, когда все боролись?

Марк кивнул с нарочитым равнодушием:

– Да. Но ты же не…

– Да, меня там не было, но я слышала.

– Сегодняшнее представление… – снова начал Марк.

– Ах это. – Керен надула губки и посмотрела в сторону, так что он смог полюбоваться ее профилем на фоне темного неба. – Значит, тебе понравилось, как я играла?

– Да…

– Ну конечно, – самоуверенно заявила девушка. – Я ведь хорошенькая, правда?

– Да, – с трудом выдавил Марк.

– А сейчас иди-ка ты лучше домой, – посоветовала Керен.

Марк стоял перед ней и не знал, куда девать руки.

– А ты не хочешь еще немного со мной поговорить? – спросил он.

Керен тихо рассмеялась:

– С какой стати? Мне что, больше нечем заняться? Какой же ты странный. Поздно уже.

– Да, – согласился Марк. – Это верно.

– Шел бы ты лучше домой, пока меня не хватились.

– А ты завтра вечером будешь в Грамблере? – спросил Марк.

– Да, скорее всего.

– И я тоже буду.

Керен подхватила ведро и развернулась, чтобы уйти.

– Давай донесу, – предложил Марк.

– Чего? Обратно к фургону? Вот еще не хватало.

– Я тебя завтра найду, – пообещал Марк.

– И я тебя, – беспечно бросила через плечо Керен.

– Правда?

– Ну да… возможно.

Девушка уже отошла от ручья, и последняя фраза прозвучала тише, как и бряканье ведра с водой.

Марк секунду постоял и крикнул ей вслед:

– Хорошо, договорились!

А потом он развернулся и пошел под безмолвными звездами к дому. Шаг его стал более размашистым, а мысли, обычно земные и незамысловатые, витали где-то в неведомых сферах.

Утром, спустя несколько дней, Демельза сидела за столом, молча завтракала и строила планы. Росс уже достаточно хорошо знал свою молодую жену и понимал, что ее молчание не предвещает ничего хорошего. После того как прием в честь крестин дочери провалился, Демельза поначалу была подавлена, но теперь уже успела оправиться. Ее деятельная натура взяла свое.

– А когда ты думаешь поехать проведать Джима? – поинтересовалась Демельза у мужа.

Росс, погруженный в мысли о медных компаниях и их кознях, не сразу понял, о чем речь.

– Кого проведать? – переспросил он.

– Джима Картера. Ты говорил, что в следующий раз возьмешь с собой Джинни.

– Так я и сделаю. Думаю, мы с ней съездим в Бодмин на следующей неделе. Если ты сможешь обойтись без помощи Джинни и не станешь возражать.

– Ну конечно обойдусь, – ответила Демельза и не очень уверенно осведомилась: – Тебя ведь всего один вечер не будет?

– Боюсь только, что у сплетников грязные мысли возникнут. Начнут перешептываться: мол, капитан Полдарк уехал из дома со служанкой… то есть… – Росс запнулся.

– То есть с очередной служанкой?

– Ну, это ты сказала, не я. Джинни – миловидная девушка, а сплетники не прочь очернить мое доброе имя.

Демельза убрала за ухо прядь волос:

– А сам-то ты как думаешь, Росс?

– Не стоит обращать внимание: собака лает – ветер носит, – с легкой улыбкой ответил он.

– И то правда, – сказала Демельза. – Я не ревнивая, и досужая болтовня меня нисколько не пугает.

И вот, когда день поездки был определен, оставалось только договориться обо всем с Верити. Утром в понедельник Росс был занят на шахте, и Демельза прошла пешком три мили до Тренвита.

Прежде ей довелось всего лишь однажды побывать в доме у родственников мужа, и поэтому, увидев сводчатые венецианские окна и стены кладки елизаветинских времен, Демельза немного оробела и решила зайти в Тренвит-Хаус через заднюю дверь.

Верити она нашла в кладовой.

– Да, дорогая, спасибо, у нас все хорошо, – сказала Демельза в ответ на приветствие золовки. – Верити, я пришла спросить, не одолжишь ли ты мне лошадь. Понимаешь, это вроде как секрет. Я бы не хотела, чтобы Росс узнал. В четверг он поедет в Бодмин проведать Джима Картера и возьмет с собой Джинни. Вот у меня и не будет лошади, чтобы отправиться в Труро. А я планировала туда съездить, пока мужа не будет.

Они посмотрели друг другу в глаза, и, представьте, Демельза даже не почувствовала себя обманщицей.

– Ладно, одолжу тебе, если так нужно, Рэндома, – ответила Верити. – Этот твой секрет и от меня тоже?

– Нет, конечно. Разве стала бы я просить у тебя лошадь, если бы хотела сохранить все в тайне?

– Хорошо, дорогая, – улыбнулась Верити. – Не хочу у тебя ничего выпытывать, но в любом случае ты не можешь поехать в Труро одна. У нас есть пони, и можем одолжить его Джуду.

– Росс уедет в четверг, но в котором часу – еще неизвестно, – сказала Демельза. – Так что, если ты не против, мы придем за лошадьми, как только сможем. Если позволишь, мы с Джудом войдем с заднего входа, чтобы Фрэнсис и… и Элизабет ничего не заметили. Ладно?

– На мой взгляд, все это слишком уж загадочно. Надеюсь, ты не втягиваешь меня в какую-то авантюру?

– Нет-нет, что ты. Просто… Просто я еще давно кое-что задумала, – поспешила заверить подругу Демельза.

– Тогда хорошо, дорогая.

Верити расправила свое синее платье. В то утро она выглядела чопорной, видно, сегодня она выступала в образе «старой девы». У Демельзы чуть сердце не остановилось, когда она осознала весь масштаб своей затеи.

Ранним утром в четверг Росс, посадив сзади на лошадь Джинни Картер, ехал по долине и оценивающим взглядом осматривал свои земли. Почва в этих местах была бедной, и обычно после зерновых ей требовалось какое-то время на восстановление. Но в этом году выбранные им поля переливались всеми оттенками, от ярко-зеленого до светло-коричневого, и выглядели очень даже неплохо. Хороший урожай должен был послужить чем-то вроде компенсации за урон, причиненный весенним ураганом.

Демельза провожала Росса взглядом и, как только он скрылся за холмом, побежала в дом. Теперь в ее распоряжении был весь день и, если понадобится, завтрашнее утро. Вот только Джулия ограничивала ее во времени. Если малышку покормить в семь, то в полдень Пруди напоит ее подслащенной водой, и девочка будет спокойна часов до пяти вечера.

Итого – десять часов, за которые надо много чего успеть.

– Джуд! – позвала Демельза.

– Чего?

– Ты готов?

– Лопни моя селезенка, мистер Росс всего две минуты как выехал из дома.

– У нас каждая минута на счету. Если я… Если я не вернусь к пяти, малышка Джулия начнет плакать, а мама будет еще где-то далеко.

Из-за двери появилась монашеская лысина Джуда.

– Дурацкая затея, от начала и до конца, – сказал он. – Я в такие глупости не ввязываюсь, хоть кого спросите. Это неразумно, неправильно, не по-человечески и…

– И не твоего ума дело, – заключила Пруди, появившись у него из-за спины. – Велела тебе хозяйка ехать – значит поедешь. А если мистер Росс будет недоволен, то ей и отвечать.

– Да я особо-то и не спорю, – сбавил тон Джуд. – Мне-то чего? Вечно женщины все усложняют. Верещат, как мартышки. Только не говорите потом, что я вас не предупреждал.

И, продолжая ворчать себе под нос, старый слуга удалился, чтобы надеть свой лучший сюртук.

Из дома они вышли в самом начале восьмого и отправились в Тренвит-Хаус, где взяли лошадь и пони. Демельза в этот день особенно тщательно продумала наряд и выбрала синюю амазонку с голубым лифом и маленькую треуголку. Она расцеловала Верити и с чувством поблагодарила золовку, как будто надеялась, что теплое прощание может смягчить ее обман.

Джуд ей очень даже пригодился: он знал, как проехать в Фалмут по проселочным дорожкам и протоптанным мулами тропам, так что они ловко миновали все населенные пункты, где их могли бы узнать.

Ведь в этих местах никто не оставался незамеченным. Каждый попадающийся на пути шахтер или крестьянин бросал работу и, уперев руки в бока, оценивающе разглядывал эту странную парочку: насвистывающий песенку страхолюдного вида старик на мохнатом пони и юная красавица верхом на рослом сером коне. Из каждого дома обязательно кто-нибудь выглядывал.

Часов у них не было, но где-то за два-три часа до полудня Демельза заметила впереди полоску сверкающей серебристо-голубой воды и поняла, что цель уже близка.

Река осталась за деревьями, они спустились с холма по пыльной колее от повозок и оказались в небольшом поселке. За прибрежными домами простиралась огромная гавань, вся утыканная мачтами кораблей. Сердце Демельзы забилось чаще: ее план вступал в самую рискованную фазу. Теперь ее фантазиям, которым она предавалась в тишине ночи, предстояло столкнуться с грубой и непростой реальностью. В голове Демельзы существовало два возлюбленных Верити: тот, каким она его себе представляла – мужественный немногословный моряк средних лет; и тот, кого описал ей Росс после поездки в Труро. Прежде чем приступать к выполнению плана, надо было понять, который из этих образов ближе к настоящему.

Вскоре они выехали на мощенную брусчаткой площадь. Между самыми высокими из домов сверкала, словно серебряное блюдо, гавань. На улице было людно, но никто не спешил посторониться, и Джуд прокладывал дорогу с помощью криков и проклятий.

С противоположной стороны площади открывался вид на пристань. На причале росла гора товаров, которые выгружали с баркаса. Демельза как зачарованная огляделась по сторонам. Несколько моряков, с косичками и в синих мундирах, с любопытством смотрели на всадницу. Мимо прошла крупная негритянка. Две собаки грызлись из-за хлебной корки. Кто-то высунулся из окна верхнего этажа и выплеснул на мостовую очередную порцию помоев.

Джуд снял шляпу и почесал лысину:

– Ну и куда теперь?

– Самый верный способ – у кого-нибудь спросить, – сказала Демельза.

– Верный, да не простой, – заметил Джуд, оглядывая толпу на площади.

Три важного вида моряка в униформе с золотыми галунами прошли мимо, но Демельза так и не набралась смелости к ним обратиться. Джуд облизал два громадных зуба. Демельза проехала мимо играющих в сточной канаве оборванцев и остановилась около четырех мужчин, которые беседовали на крыльце одного из домов. Наверняка состоятельные купцы, все пузатые и в париках.

Демельза не сомневалась, что Джуд способен их расспросить, но не была уверена, что он сумеет сделать это достаточно учтиво. Тут Рэндом вдруг шарахнулся в сторону, и цокот его копыт привлек внимание купцов.

– Простите великодушно, что прерываю ваш разговор, – как можно вежливее сказала Демельза. – Не могли бы вы подсказать мне, где находится дом капитана Эндрю Блейми?

Мужчины как по команде сняли шляпы. Ничего подобного с Демельзой раньше не случалось. Она даже покраснела – купцы приняли ее за леди.

– Простите, мэм, я не расслышал имя, – ответил один из них.

– Эндрю Блейми – капитан лиссабонского пакетбота.

Демельза заметила, что мужчины переглянулись.

– Он живет на окраине города, мэм. Езжайте по этой улице. С треть мили будет. Вот только не знаю, на берегу он сейчас или в море.

– Капитан Блейми на берегу, – сказал второй купец. – «Каролина» отплывает в субботу в полдень.

– Премного вам обязана, – поблагодарила их Демельза. – Говорите, по этой улице? Спасибо, и всего вам доброго.

Купцы снова поклонились, а Демельза поехала дальше.

– Наряди пенек, будет и пенек паренек, – пробурчал Джуд, который с отвисшей от удивления челюстью слушал, как почтительно купцы беседуют с Демельзой, и поскакал следом.

Узкая улочка с убогими хижинами и подворьями, редкими домами и крошечными лавочками уходила между деревьями вверх и постепенно сворачивала вправо. В гавани чуть ли не впритирку стояли две или три дюжины кораблей. Такое Демельза видела впервые. Одинокий бриг или уходящий к опасному северному побережью куттер – вот к каким морским пейзажам она привыкла.

В конце концов они подъехали к одному из лучших домов в этой части Фалмута. Вопреки ожиданиям Демельзы он оказался довольно внушительных размеров. Над парадным крыльцом с колоннами располагалась отдельная комната.

Демельза неловко спешилась и велела Джуду придержать коня. Ее наряд покрылся слоем пыли, но она не знала, где здесь можно привести себя в порядок.

– Я ненадолго, – сказала Демельза. – Никуда не уходи и смотри не вздумай напиться, не то уеду домой без тебя.

– Ха, напиться… – Джуд вытер ладонью голову. – Не в мой огород камешек. Уж которую неделю ни капельки в рот не беру. Аж высох весь. Да и кто бы говорил. Помнится, в былые времена вы однажды нашли бутылку грога и…

– Стой здесь, я скоро.

Демельза пошла к дому и подергала за шнурок дверного колокольчика.

Нечего обращать внимание на язвительные намеки Джуда – он призрак из прошлого. Сейчас следует думать о том, что ей предстоит сделать.

Что бы, интересно, сказал Росс, если бы сейчас увидел жену здесь? А Верити? Демельза почувствовала себя самой настоящей предательницей.

А Джуд все не унимался:

– Не надо было нам сюда приезжать. Ох, не надо было…

Тут дверь открылась, и ворчание слуги сразу стихло.

– Простите, могу я видеть капитана Блейми?

– Его нет дома, мэм. Он сказал, что вернется после полудня. Желаете подождать?

– Да, я подожду. – Демельза нервно сглотнула и вошла в дом.

Женщина, не переставая болтать, проводила Демельзу в довольно уютную комнату на втором этаже. Стены здесь были обшиты деревянными панелями кремового цвета, а на столе посреди разбросанных бумаг стояла модель корабля.

– Как мне вас представить? – поинтересовалась наконец хозяйка.

Демельза чуть не выдала себя, но вовремя спохватилась.

– Я бы предпочла представиться лично. Просто скажите… что его ждут.

– Хорошо, мэм.

Дверь закрылась. Сердце Демельзы тяжело бухало в груди. Она слышала, как женщина уверенно спускается по лестнице. Демельзе было любопытно узнать, что за бумаги лежат на столе у Блейми, но подойти ближе было страшно, да и читала она пока еще не слишком бегло.

На стене возле стола – миниатюра, портрет женщины. Не Верити, нет. Первая жена Блейми, та, которую он неудачно толкнул и она умерла? Два детских портрета в рамочках. Демельза совсем забыла про детей. Еще одна картина. Корабль. Похоже, военный. С того места, где она стояла, можно было увидеть улочку возле дома.

Демельза подошла к окну.

Блестящая лысина Джуда. Торговка апельсинами. Джуд обругал торговку. Торговка ответила ему тем же. Старый слуга смущен, он не ожидал, что кто-то может выражаться на его уровне.

Демельза вообразила себе предстоящую встречу.

«Капитан Блейми, – скажет она. – Я пришла повидаться с вами и… и поговорить о моей кузине».

Нет, сначала надо убедиться, что он не женился во второй раз.

«Капитан Блейми, – первым делом спросит она, – вы не женились вторично?»

Нет, так тоже нельзя. Как же быть?

А ведь Росс предупреждал ее, он говорил, что вмешиваться в жизнь других людей опасно. А она именно это и делает, вопреки всем советам мужа и правилам хорошего тона.

На столе среди бумаг лежала карта с прочерченными красными чернилами морскими путями. Демельза уже собралась было подойти поближе и получше ее рассмотреть, но тут на улице снова зашумели, только на этот раз не Джуд с торговкой.

Под деревом в ста ярдах от дома стояла группа матросов. Все как на подбор грубые, бородатые, с косичками и в потрепанных робах. А в центре толпы мужчина в треуголке что-то раздраженно им втолковывал. Матросы явно были не в духе. Они энергично жестикулировали и напирали на человека в треуголке. В какой-то момент, казалось, толпа поглотила его, но потом треуголка появилась снова. Матросы расступились, давая ему дорогу. Некоторые продолжали кричать и размахивать кулаками. Группа матросов вновь сомкнулась, и один из них подобрал с земли камень, но другой схватил товарища за руку и не дал бросить его в спину уходящему, а тот даже ни разу не оглянулся.

Когда мужчина подошел к дому, у Демельзы от волнения свело желудок. Интуитивно она поняла, что это именно тот человек, ради встречи с которым она придумала весь этот план и проехала двадцать миль верхом. Вот только, несмотря на все предостережения Росса, Демельза никак не думала, что он окажется таким. Неужели Блейми действительно постоянно со всеми ругается? И вот из-за разлуки с таким типом Верити зачахла раньше времени? Демельза на секунду увидела всю картину в ином свете: а что, если чувства ослепили Верити, а Фрэнсис, старик Чарльз и Росс были правы?

Демельза запаниковала и посмотрела на дверь, прикидывая, можно ли еще спастись бегством. Поздно. Хлопнула парадная дверь. Обратного пути нет.

Демельза напряженно стояла возле окна и прислушивалась к голосам в холле. Кто-то поднимался по лестнице.

В комнату вошел Блейми. Он еще хмурился после перебранки с матросами. Первая мысль Демельзы была: «Надо же, какой он старый». Блейми снял треуголку. Парик он не носил. Волосы у него были с проседью, а виски совсем белые. Наверняка уже разменял пятый десяток. Глаза ярко-голубые, а вокруг них морщинки, – это оттого, что часто приходится смотреть против солнца. А взгляд… взгляд как у человека, который в любую секунду готов дать отпор нападающему.

Он положил треуголку на стол, посмотрел на незваную гостью и произнес твердо и четко:

– Моя фамилия Блейми. Чем могу служить, мэм?

Его голос и манеры были настолько уверенными, что Демельза разом позабыла все свои заготовки для начала беседы.

Она облизнула пересохшие губы и представилась:

– А я – миссис Полдарк.

Эта фраза словно бы послужила ключом, отомкнувшим какой-то замок внутри Блейми, и он не успел ни скрыть удивление, ни подавить свои чувства.

Капитан слегка поклонился:

– Не имею чести быть представленным.

– Да, сэр, мы не представлены, – сказала Демельза. – Но вы знакомы с моим супругом, капитаном Россом Полдарком.

В лице капитана Блейми было что-то от корабля: широкие скулы, упрямый подбородок, обветренная кожа.

– Несколько лет назад мне действительно довелось с ним познакомиться, – подтвердил он.

Демельза никак не могла сформулировать следующее предложение. Она на ощупь нашла спинку стула и села.

– Я хотела повидаться с вами и проехала для этого двадцать миль.

– Я польщен.

– Росс не знает, что я в Фалмуте. Никто об этом не знает.

Блейми окинул взглядом пыльный наряд Демельзы и предложил:

– Не желаете освежиться с дороги?

– Нет-нет… Я не могу позволить себе задерживаться, – ответила Демельза и тут же подумала, что зря отказалась: ведь чай или что-нибудь еще помогли бы ей расслабиться и выиграть время.

Повисла напряженная пауза. Под окном снова началась перепалка между Джудом и торговкой апельсинами.

– Это ваш слуга, там, возле дома? – спросил Блейми.

– Да.

– Мне он показался знакомым. Мог бы сразу догадаться. – Интонация Блейми не оставляла сомнений в его чувствах.

– Я… Мне… – предприняла очередную попытку Демельза. – Мне, наверное, не надо было приходить. Но я сердцем почувствовала, что должна. Я хотела повидаться с вами.

– Со мной? Но зачем?

– Это все из-за Верити.

Всего на секунду Блейми потерял над собой контроль. Имя Верити явно не стоило упоминать. А потом он вдруг посмотрел на часы и резким голосом объявил:

– У меня нет времени. Я могу уделить вам три минуты, не больше.

Что-то в его взгляде лишило Демельзу последней надежды.

– Не надо было мне сюда приезжать, – вздохнула она. – Я ошибалась. Все было напрасно.

– И в чем же вы ошиблись? Объясните, раз уж приехали.

– Ни в чем. Человеку вроде вас такие вещи объяснять бесполезно, – сказала Демельза.

Блейми пригвоздил ее взглядом:

– Я задал вопрос. Прошу, ответьте.

Демельза посмотрела ему в глаза:

– Я хотела поговорить о Верити. Росс женился на мне в прошлом году. До этого я совсем ничего не знала о его кузине. И она мне тоже ничего не рассказывала. Я сама Росса обо всем расспросила. Ну, в смысле, о вас. Я очень люблю Верити. Я бы все отдала, только бы она была счастлива. А она, наоборот, очень несчастна. Она ведь так и не оправилась после того, что тогда случилось. Росс считает, что не надо вмешиваться. Он говорил, что лучше мне вообще обо всем этом не думать. Но я не могла успокоиться, хотела непременно с вами встретиться. Я… я думала, что Верити права, а они все ошибаются. Мне… Я решила, что отступлюсь, только если сама сумею убедиться, что родные Верити не правы.

Блейми не отвечал. Демельзе казалось, что она все это говорит в пустоту.

– Вы женились во второй раз? – спросила она.

– Нет.

– Я спланировала весь сегодняшний день. Росс поехал в Бодмин. Я одолжила коня и пони для слуги и поехала сюда вместе с Джудом. Пожалуй, мне лучше вернуться, дома меня ждет грудная дочка.

Демельза встала и медленно пошла в сторону двери.

Блейми схватил ее за руку:

– Что с Верити? Она больна?

– Нет, не больна. – Демельза даже разозлилась. – Не больна, но ей очень плохо. Она даже выглядит на десять лет старше, чем на самом деле.

В глазах Блейми на секунду отразилась неподдельная боль.

– А вы хоть знаете, как дело было? Не сомневаюсь, они вам все рассказали, да?

– О вашей покойной жене? Да, рассказали. Но, будь я на месте Верити…

– Вы не Верити. Откуда вам знать, что она чувствует?

– Я этого и не утверждаю… Но я…

– Она с тех пор ни единой весточки мне не прислала…

– Как и вы ей…

– Она хоть раз обо мне вспомнила?

– Мне она ничего никогда про вас не говорила.

– Что ж. Жаль… Жаль, что ваша попытка… То, как вы попытались… Вы вторглись…

– Да. – Демельза была готова расплакаться. – Теперь я понимаю. Мне казалось, что я смогу помочь Верити. Лучше бы я не приезжала. Простите, я не понимала, что делаю. Там, где я выросла, так принято: любишь – значит любишь, а все остальное уже детали. Если отец Верити возражал против свадьбы, у него были на то причины. Но он уже преставился, а сама она слишком гордая, чтобы сделать первый шаг… А вы… вы… Я думала, что вы другой. Я думала…

– Вы думали, что я буду сидеть тут и хандрить? Ваша семейка наверняка уже давно записала меня в неудачники. Небось полагают, что я пью и пускаю слюни по кабакам, а ночью на нетвердых ногах возвращаюсь домой. Не сомневаюсь, бесхребетный братец мисс Верити давно внушил сестре, что ее родственнички правильно дали капитану Блейми от ворот поворот. А она и поверила…

– Как вы смеете так говорить о Верити! – возмутилась Демельза. – Подумать только – я двадцать миль тряслась в седле, чтобы услышать такое! Я все просчитала, я пошла на обман, тайком от мужа раздобыла лошадей. Боже правый! Верити по вам сохнет, а вы такое о ней говорите! Дайте пройти!

Блейми преградил ей дорогу к выходу:

– Подождите.

Но его эполеты и золотые галуны уже не действовали на Демельзу.

– Чего еще ждать? Новых оскорблений? Пропустите, или я позову Джуда!

Блейми снова взял ее за руку:

– Пожалуйста, не обижайтесь и ни в чем себя не вините. Я уверен, что вы действовали из лучших побуждений.

Демельзу трясло, но она сумела совладать с собой и не стала вырывать руку.

Блейми выдержал паузу и пристально, словно надеялся увидеть то, чего она не сказала, посмотрел Демельзе в глаза. Весь его гнев вдруг улетучился.

– С той поры мы все изменились, изменилась и сама наша жизнь. Поймите, вся эта история уже позабылась, а вот горечь осталась. Были времена, когда я проклинал всех на свете. Если бы вы сами прошли через такое, вы бы меня поняли. Когда ворошишь прошлое, которое лучше забыть, рискуешь поднять давно осевшую пыль.

– Отпустите меня, – велела Демельза.

Блейми неловко подчинился и отвернулся. Демельза подошла к двери, взялась за ручку и оглянулась. Капитан смотрел на гавань. Демельза на секунду замерла, и тут в дверь постучали.

На стук никто не ответил. Демельза шагнула в сторону. Ручка повернулась. Это была пожилая женщина, которая прислуживала капитану.

– Прошу прощения, – сказала она. – Сэр, вам что-нибудь нужно?

– Нет, – ответил Блейми.

– Ваш обед готов.

Блейми обернулся и посмотрел на Демельзу.

– Не останетесь со мной пообедать, мэм? – предложил он.

– Нет. Благодарю, мне лучше вернуться.

– Что ж, тогда сначала проводите миссис Полдарк.

Женщина сделала книксен:

– Да, сэр, конечно.

И снова, болтая без умолку, хозяйка проводила гостью вниз. По пути предупредила, что надо смотреть под ноги, поскольку темно, а шторы задернуты, чтобы ковер не выцвел, потому как окна у них выходят на юг. Заодно сообщила о том, что денек выдался теплый, мыс Святого Антония хорошо виден, а это дурной знак – может случиться гроза. Так, не переставая трещать, она открыла входную дверь и пожелала Демельзе всего хорошего.

Джуд сидел на каменном парапете рядом с пони, щурился на солнце и сосал апельсин, который умудрился стянуть у торговки.

– Ну что, поговорили? – спросил он. – Я так и знал, что этот тип не будет долго с вами рассусоливать. Ну да что ни делается, все к лучшему.

Демельза промолчала. Капитан Блейми все еще наблюдал за ней из окна.

У Джулии пучило животик, и она совсем раскапризничалась. Демельза после долгой поездки верхом стерла себе ягодицы и очень расстроилась. В общем, и мать, и дочь чувствовали себя не лучшим образом. Джуд повел коня и пони обратно в Тренвит, а Пруди готовила ужин и что-то недовольно ворчала себе под нос.

Демельза накормила и перепеленала Джулию и, когда девочка наконец крепко заснула, села в одиночестве поужинать в гостиной. Она глотала еду большими кусками, толком не пережевывая, и злилась на себя за поражение, которое потерпела ее затея с капитаном Блейми. Ничего не поделаешь, придется смириться. Зря она не послушалась мужа. Росс был прав. И Фрэнсис тоже. Нет никакой надежды на то, что Верити когда-нибудь будет счастлива в браке. И все-таки…

Ладно, хватит уже…

Из глубоких раздумий ее вывела Пруди. Она, словно разбухший Калибан[3] в женском обличье, возвышалась над тушеной говядиной и ворчанием и стонами пыталась привлечь к себе внимание. Наконец ей это удалось.

– Что? – переспросила Демельза.

Пруди вытаращилась на молодую госпожу и поняла, что разорялась напрасно.

– Вы, часом, не захворали?

– Нет, Пруди, просто я устала. И еще зад стерла, так что еле сижу. Надеюсь, что это скоро пройдет, но сейчас жутко больно.

– Ничего удивительного, девочка… Я всегда говорю: лошади не для езды. Хоть с седлом, хоть без седла, хоть боком на них садись, хоть как мужик. А вот запряги их в повозку – тогда другое дело. Но в повозке и волы хороши, да они и нравом поспокойнее будут. Я только раз в жизни верхом на лошади ездила. Это когда Джуд меня из Бедратана привез. Уж шестнадцать годков с той поры прошло. Ох и поездочка была: вверх-вниз, вверх-вниз. Мука мученическая – что для плоти, что для костей. Я в ту ночь вся обмазалась жиром для осей, чтобы кожа не полопалась. Уж я-то знаю, что делать. Вот, когда разденетесь, я вас натру бальзамом, что на ярмарке в Марасанвосе купила.

– Спасибо, не надо, – отказалась Демельза. – Посплю сегодня на животе.

– Воля ваша. Я пришла сказать, что у двери в кухню Марк Дэниэл дожидается. Спрашивает, можно с вами повидаться или нет?

Демельза выпрямилась и сразу скривилась от боли:

– Марк Дэниэл? Что ему нужно?

– Да кто ж его разберет. Он и в полдень приходил. Я сказала: мол, никого нету дома, хозяин уехал и вернется только завтра. Ну, он повздыхал и ушел, а потом обратно пришлепал и спрашивает: «А хозяйка?» Я сказала, что вы будете к ужину, и он снова зашагал прочь на своих длиннющих ногах.

– А вечером опять пришел?

– Ага, и я сказала, что вы ужинаете и нечего таким, как он, вас понапрасну беспокоить. Видит бог, у нас и так дел хватает, ни к чему еще и шахтеров поощрять: а то потом повадятся приходить, чтобы поболтать о том о сем.

– Вряд ли Марк просто поболтать пришел. – Демельза зевнула, расправила юбку и пригладила волосы. – Пригласи его в дом.

В этот вечер она одна была за хозяйку. В последний раз, когда Росс уезжал в Бодмин, Демельза оставалась дома с Верити.

Вошел Марк. Он теребил в руках кепку. С непокрытой головой он выглядел моложе своих лет, а в маленькой гостиной казался просто огромным и неловко сутулился, будто боялся задеть потолочные балки.

– Здравствуй, Марк, – сказала Демельза. – Ты хотел видеть моего мужа? Но Росс уехал в Бодмин и там заночует. Твое дело не подождет до завтра? Или что-то срочное?

– Мне трудно все объяснить, миссис Полдарк. Надо было еще вчера с капитаном Полдарком поговорить. Но тогда еще ничего не было решено, а я не тот человек, который станет считать цыплят, пока они не вылупились. А теперь… теперь надо поторопиться, потому что…

Демельза встала и, стараясь не кривиться от боли, подошла к окну. До наступления темноты был еще целый час, но солнце уже опускалось на западе долины, и тени между деревьями становились все гуще. Демельзу немного обеспокоило то, что Марк решил к ней обратиться. Она знала, что муж высоко ценит этого парня, больше, чем ему, Росс доверял только Заки Мартину.

Демельза обернулась и, увидев, что посетитель все еще стоит и нерешительно мнет в руках кепку, предложила:

– Давай ты присядешь и расскажешь, что стряслось.

У Марка дернулась щека.

– Ну, в чем же дело? – спросила Демельза.

– Миссис Полдарк, я подумываю жениться.

Она почувствовала облегчение и улыбнулась:

– Это хорошая новость, Марк. Но почему тебя это беспокоит? – Дэниэл не ответил, и Демельза продолжила: – И кто же твоя избранница?

– Керен Смит.

– Керен Смит?

– Девушка, которая приехала с бродячими актерами. Темненькая такая… с длинными волосами и гладкой кожей.

– А как же, помню. – Демельза постаралась скрыть свое разочарование. – И она согласна? Они разве еще не уехали?

Оказалось, что не уехали. Марк, так и не присев, поведал Демельзе свою историю. Он был сдержан, но о многом из того, что парень не рассказал, можно было догадаться.

Почти каждый вечер после их знакомства Марк ходил на все выступления бродячей труппы, смотрел, как играет Керен, встречал ее после представления и старался убедить девушку в искренности своих намерений. Керен сперва над ним только посмеивалась и не воспринимала ухаживания Марка всерьез, но в конце концов его могучее телосложение и деньги, которые он на нее щедро тратил, вызвали у девушки благосклонность. Она поняла, что Дэниэл не бросает слов на ветер. Никто прежде не предлагал ей руку и сердце, да и своего дома у Керен тоже никогда не было.

Накануне ночью Марк виделся с нею в Лэдоке. В следующее воскресенье труппа будет в Сент-Деннис, на краю вересковой пустоши. Керен пообещала выйти за него, но только при одном условии: он должен найти для них жилье. Она не собирается жить в доме его отца, где и так жуткая теснота. Уговор такой: Керен убежит с Марком из Сент-Деннис, если он до воскресенья найдет дом, где она будет полновластной хозяйкой. Но если труппа уедет дальше, в Бодмин, у нее уже не хватит духа все бросить. Так она и сказала. Так что второго шанса у Марка просто не будет. Вот такие пироги.

– И что ты собираешься делать? – спросила Демельза.

Поскольку Кобблдики заняли старый дом Клеммоу, свободного жилья в округе не осталось, и Марк задумал сам к воскресенью построить дом. Друзья готовы ему помочь. Они уже присмотрели подходящий участок на пустоши с видом на поместье Тренеглоса. Но земля-то все равно принадлежит Полдаркам. А капитан Росс в отъезде…

Так странно было думать о том, что этот суровый и немногословный здоровяк вдруг влюбился, но еще больше Демельзу удивил выбор Дэниэла.

– И чего же ты от меня хочешь? – спросила она.

Марк объяснил, что на строительство требуется разрешение. Он считал, что сможет платить Полдаркам арендную плату за землю. Но если ждать до завтра Росса, то он потеряет целый день.

– А не поздно начинать? – засомневалась Демельза. – Вы не успеете построить дом к воскресенью.

– Я думаю, что у нас все получится, – сказал Марк. – Я на всякий случай заранее собирал глину по ночам. Ее там много поблизости. У Неда Боттрелла из Сола есть солома для кровли. Мы же не бог весть какие хоромы собираемся ставить: четыре стены и крыша над головой, – успеем.

Демельзе очень хотелось сказать, что девушку, которая с самого начала выставляет такие условия, не стоит брать в жены. Но по глазам Марка было видно, что этот аргумент на него не подействует, и она промолчала.

– И какую же землю ты присмотрел, Марк?

– За холмом у Меллина. Там заросли кустарника и дрока, и еще дренажная канава тянется от старого рудника. Но канава пересохла несколько лет назад.

– Я знаю это место… – Демельза хорошенько обдумала услышанное. – Видишь ли, Марк, вообще-то, не в моей власти давать тебе землю. Но мне кажется, ты мог бы начать строительство и без разрешения Росса. Ты же старый друг капитана Полдарка. Неужели он откажет тебе?

Марк Дэниэл секунду молча смотрел на Демельзу, а потом медленно покачал головой:

– Так не годится, миссис Полдарк. Да, можно сказать, что мы всю жизнь были друзьями. Росли вместе. Ходили в море, перевозили ром и джин, рыбачили на Хэндрона-Бич, дрались, когда были мальчишками. Но мы выросли, и теперь капитан Полдарк принадлежит к высшему обществу, а я простой шахтер… И вообще, без разрешения я никогда не возьму то, что принадлежит ему, а он – то, что принадлежит мне.

Сад погрузился в тень. Яркое небо контрастировало со сгущающимися в долине сумерками: земля тонула в бездне ночи, а над нею все еще было светло, как днем. Снаружи долетал один-единственный звук – тихий стук. Это дрозд поймал улитку и пытался разбить ее о камень.

– Если вы сами не можете принять такое решение, тогда я поищу участок в каком-нибудь другом месте, – заявил Марк.

Демельза понимала, что шансов найти такой участок у него практически нет. Отвернувшись от окна, она обнаружила, что после яркого неба может разглядеть только глаза и квадратные скулы Марка. Она прошла через комнату, взяла кремень с огнивом и зажгла первую свечу. Пламя осветило ее руки, лицо и волосы.

– Возьми акр от русла пересохшего ручья, Марк, – сказала Демельза. – Это все, что я могу для тебя сделать. Какими будут условия аренды, я не знаю, я в этом ничего не понимаю. Это вы с Россом потом решите. Но я обещаю, что тебя с этого участка точно не выселят.

Она зажгла от первой свечи еще две, а Дэниэл все стоял у двери и молчал. Демельза слышала только, как он переступает с ноги на ногу.

– Я не могу отблагодарить вас должным образом, миссис Полдарк, – наконец произнес Марк. – Но если вам когда-нибудь что-нибудь понадобится, вы только дайте знать – я все для вас сделаю.

Она подняла голову и улыбнулась:

– Я знаю.

Марк ушел, а Демельза осталась наедине со свечами, которые все ярче освещали гостиную.

С наступлением темноты опустился легкий туман. Луна в ту ночь была похожа на лысину старого индейца, который выглядывал из-за холма и наблюдал за тем, как в низине Меллина и на голом склоне холма Рис при свете фонарей двигаются маленькие черные фигурки. Они напоминали цепочку муравьев, снующих туда-сюда по пустоши, от дома Тригга вниз, к усыпанной щебнем тропинке, которая уходила на восток.

Строительство дома для Марка было в разгаре.

Сначала ему помогали восемь человек: его брат Пол и сестра Эна, кузен из Сола по имени Нед Боттрелл, Заки Мартин с двумя старшими сыновьями, а также Джек Кобблдик и Уилл Нэнфан.

Первым делом надо было выбрать участок под дом и выровнять почву. Подходящее место подыскали в ста ярдах от дренажной канавы. Участок расчистили от камней, наметили прямоугольник под дом и приступили к строительству. Стены возводили из раствора, который делали, смешивая глину с соломой и мелкими камешками. На крестинах Заки помог Россу забить бычка и получил за это мешок щетины. Теперь щетина пошла в дело для изготовления скрепляющего раствора. По углам прямоугольника расставили четыре валуна, между ними установили опалубку из досок фута два в ширину и два в глубину. Опалубку наполнили смесью из мелких камней, глины и прочего, хорошенько утрамбовали и оставили до затвердения, пока готовилась следующая партия раствора.

В одиннадцать троих парней, которые работали в утреннюю смену, отправили спать. В полночь и Кобблдик тоже размашисто зашагал в сторону дома. Уилл Нэнфан и Заки работали до трех ночи, Пол Дэниэл остался до пяти утра; ему надо было успеть зайти домой и позавтракать ячменным хлебом с картошкой, прежде чем отправиться на шахту. У Неда Боттрелла имелся свой личный маленький пресс для олова, поэтому он мог позволить себе остаться до восьми утра. Марк работал без продыху, пока не пришла Бет Дэниэл, которая принесла ему миску жидкого супа и сардину на ломте хлеба. Это был его первый перерыв за четырнадцать часов.

Марк сел перекусить и посмотрел на плоды трудов своих. Фундамент заложили, начали поднимать стены. Площадь дома оказалась немного больше, чем он задумал, но это даже к лучшему: вот приведет он Керен, и они поставят перегородки. Главное, чтобы она вошла хозяйкой в его дом – Марк был одержим этой мыслью.

Ранним утром, перед тем как уйти работать в поле, явились детишки шахтеров с мамашами. Женщины остались еще на часок, чтобы поболтать, чем-нибудь помочь и посмотреть, как продвигается строительство.

Все искренне сопереживали Марку, и никто не сомневался в том, что он построит дом до воскресенья. Возможно, местные были и не в восторге от его выбора, ибо в этих краях чужаков не жаловали, но ради Марка Дэниэла люди были готовы поступиться своими предрассудками.

К семи вечера Заки Мартин, Уилл Нэнфан и Пол Дэниэл, вздремнув несколько часов после работы в шахте, вернулись, чтобы помочь строить дом дальше. А чуть позже к ним присоединились Нед Боттрелл и Джек Кобблдик. Часов около десяти вечера Марк заметил в смутном свете луны высокую мужскую фигуру и понял, что это Росс. Дэниэл спустился с приставной лестницы и вышел ему навстречу. Когда эти двое стояли рядом, сразу бросалось в глаза, как они похожи. Оба одного возраста, не столько мускулистые, сколько жилистые, темноволосые, долговязые и непокорные. Но при ближайшем рассмотрении можно было заметить и существенные отличия. У Дэниэла, от природы более смуглого, чем Полдарк, из-за работы в шахте цвет кожи был, скорее, землистым. В движениях он был более скованным, чем Росс, скулы у него были шире, лоб уже, а волосы – прямые, черные и коротко стриженные, но без медного отлива. Этих двоих вполне можно было принять за родственников, но только за очень дальних.

– Ну, здравствуй, Марк, – сказал Росс. – Значит, это и есть твой дом?

– Да, капитан Полдарк. – Марк обернулся и посмотрел на четыре стены, которые уже почти поднялись до уровня крыши, и на проемы для окон. – Пока это все, что мы успели построить.

– А балки для пола из чего думаешь делать?

– Ну, на берег достаточно всякого добра выбрасывает. И крепежные стойки с шахты еще имеются. А с досками на пол можно и подождать.

– Для верхней комнаты?

– Ага. Я решил, что ее можно сделать прямо под крышей. Тогда и стены не надо будет выше поднимать. У меня уж солома заканчивается, да и времени не хватает на второй этаж.

– Времени у тебя ни на что не хватает. А как насчет окон и дверей?

– Отец одолжит дверь, пока я свою не поставлю. И ставни сколотит. Со своим ревматизмом он нам больше ничем помочь не сможет. Ставни на время сойдут за окна.

– Надеюсь, ты не ошибся в своем выборе, Марк, – сказал Росс. – Я имею в виду эту девушку. Думаешь, она осядет здесь, после стольких лет в бродячей труппе?

– Конечно осядет. У нее дома-то прежде отродясь не было. А вот теперь будет.

– И когда свадьба?

– Прямо в понедельник и обвенчаемся. Если к воскресенью успею все закончить.

– А ты успеешь?

– Надеюсь, да. Керен еще две недели назад пообещала, что выйдет за меня. Я попросил священника объявить о помолвке. А она вдруг передумала. Ничего, в понедельник, как только ее заберу, сразу же поведу к преподобному Оджерсу.

В голосе Марка слышались отголоски двухнедельных терзаний: в один день его мечта была буквально на расстоянии вытянутой руки, а в другой – уже казалась несбыточной.

– Миссис Полдарк вам все рассказала? – спросил Дэниэл.

– Да, рассказала.

– Я правильно сделал, что к ней обратился?

– Конечно правильно, Марк. Если уж решил, иди до конца.

Парень склонил голову:

– Спасибо вам, сэр.

– Завтра я подпишу все бумаги, – пообещал Росс и посмотрел на бесформенное строение желтого цвета. – И если получится, найду для тебя дверь.

Они не собирались давать представление в Сент-Деннис, просто остановились там, чтобы передохнуть перед долгой дорогой в Бодмин. На этой неделе труппа покидала цивилизованный запад Корнуолла и двигалась дальше, в дикие северные края. Для Керен каждый следующий день оказывался хуже предыдущего: то жарко, то слишком влажно; в амбарах, где они давали представление, было или негде развернуться, или полно крыс и протекала крыша. Выручки едва хватало, чтобы не загнуться от голода. Аарон Отвэй, как он обычно это делал в тяжелые времена, находил утешение на дне бутылки и порой напивался так, что не мог устоять на ногах.

Представление в Сент-Майкл, словно бы нарочно, чтобы укрепить Керен в ее решении, закончилось полным провалом. Дождь отпугнул почти всех зрителей, пришли только семеро взрослых и двое детишек. Актеры были вынуждены играть на сырой, сопревшей соломе, и при этом им еще все время капало с потолка на головы. Таппер подхватил простуду и потерял способность (или желание) веселить публику; публика и не смеялась – просто сидела и ждала конца представления.

У актеров был уговор, что в воскресенье во второй половине дня они приведут в порядок оба фургона, чтобы в понедельник вечером «во всей красе» въехать в Бодмин. Отвэй надеялся таким образом привлечь тамошнюю публику. Но директор труппы весь день не просыхал, а остальные просто ленились и вообще не были настроены хоть что-то делать. Как только они нашли подходящую поляну, сразу распрягли лошадей, чтобы те пощипали травку. Актеры рассудили, что если завтра в дороге отвалится колесо или сломается несмазанная ось – значит так тому и быть. Керен уложила свои вещи в корзину и, когда по ее прикидкам наступила полночь, осторожно соскользнула с койки и прокралась к двери. Ночь выдалась звездная. Керен накинула на голову платок, присела у колеса фургона и принялась ждать Марка.

Время тянулось очень медленно, а Керен была девушкой нетерпеливой, но в ту ночь она твердо решила сбежать из труппы, а потому покорно ждала. Так, проклиная прохладную летнюю ночь и мысленно подгоняя Марка, она откинула голову на втулку колеса и заснула. А когда проснулась, совсем окоченела от холода. Небо за церковью на холме начинало светлеть. Занимался рассвет.

Керен встала. Марк ее обманул! Все эти его ухаживания оказались притворством, он и не собирался сдержать свое обещание. Керен была готова расплакаться от злости и разочарования. Наплевав на то, что может всех перебудить, она вернулась к двери и уже взялась было за ручку, но вовремя успела заметить, что через поле к фургонам быстро приближается высокая фигура.

Марк почти бежал, но как-то неловко, а Керен не двинулась с места, пока он не подошел совсем близко.

– Керен… – Марк прислонился к фургону и попытался восстановить дыхание.

– Где ты был? – Керен была в ярости. – Всю ночь! Я ждала тебя всю ночь! Где ты был?

Марк посмотрел на окно фургона:

– Ты собрала вещи? Идем.

В его голосе не чувствовалось и следа от прежней почтительности. Это было так странно, что Керен не стала препираться и послушно последовала с ним через поле. Теперь Марк шел ровным шагом, но так, будто у него ноги не гнулись.

Возле церкви Керен еще раз раздраженно повторила:

– Где ты был, Марк? Я до мозга костей продрогла! Целую ночь тебя ждала.

Он повернулся к ней и переспросил:

– Чего?

– Да что с тобой такое? Почему ты так долго не приходил?

– Керен, я поздно вышел. Поздно. Построить дом – нелегкая работа. Там еще… еще кое-что надо доделать… Вышел только в десять. Думал, успею, если бегом… Но я сбился с пути, Керен. Не в ту сторону побежал… Надо было повернуть на Сент-Деннис, а я по главной дороге побежал… Несколько миль… Вот поэтому и вышел к тебе не с той стороны… Господи, я уж и не надеялся, что успею!

Марк говорил очень медленно, и до Керен наконец дошло: он чуть ли не с ног валится от усталости. Удивление и разочарование – вот что заставило ее накинуться на Марка. Керен всегда привлекала его сила. А теперь он дал слабину. По ее мнению, в этот самый главный момент своей жизни Марк был просто обязан забыть об усталости.

Дальше они шли молча. Солнце поднялось над горизонтом, свежий ветер с моря, казалось, придал Марку сил, и он шагал уже не так напряженно. На обочине дороги они перекусили пирожками, которые Керен припасла с ужина, и, еще прежде чем добрались до Сент-Майкла, к Марку вернулись силы. На заставе они позавтракали и немного передохнули. Позвякивающие в кошельке жениха монеты вернули Керен хорошее настроение, и следующий отрезок пути они шли, взявшись за руки. Еще миль восемь-девять, и они будут на месте, необходимо успеть на венчание до полудня. Керен была в приподнятом настроении: ее всегда привлекала новизна. Да, она и в страшном сне не могла представить, что когда-нибудь выйдет замуж за шахтера, но было что-то романтичное во всем этом: сбежать из труппы, поклясться друг другу в церкви и войти вместе с мужем в дом, который был построен специально для нее… для них обоих. Ну прямо как в пьесах, где она играла.

Постепенно настроение у Керен начало портиться – она стерла ноги и стала прихрамывать. Возле ручья они снова сделали привал, и Керен остудила ступни в прохладной воде. Дальше они шли уже не так быстро, и в конце концов Марк взял ее на руки.

Какое-то время Керен это нравилось. Гораздо лучше, чем пешком, и еще было очень приятно чувствовать, как Марк держит ее своими большими руками, ощущать его дыхание. Встречные изумленно пялились на них, но Керен было все равно. Но только пока они не добрались до какой-то деревушки. Марк шел по извилистой улочке между домами, а за ним бежали, вовсю насмехаясь, полуголые сорванцы. Это Керен уже не понравилось, она хотела, чтобы Марк раскидал их по сторонам, но он невозмутимо шел дальше, и на лице его не дрогнул ни один мускул.

Марк пронес Керен через деревушку, потом по открытой местности, а затем, когда впереди показались дома, спустил ее с рук. Они уже проделали бо́льшую часть пути, но все равно опаздывали. Когда они подошли к воротам Мингуса, солнце уже стояло высоко.

Из Мингуса полторы мили до Меллина, а потом еще две – до церкви в Соле. Если они не успеют до полудня, свадьбу придется перенести на завтра.

Марк ускорил шаг. Еще один подъем – и вот он, Меллин. Времени посмотреть на построенный дом уже не оставалось. Керен ополоснула лицо в маленьком пруду. Марк последовал ее примеру. Потом она расчесалась бутафорским гребнем, который позаимствовала в фургоне, и они похромали вниз по склону.

Малышка Мэгги Мартин первая их заметила и побежала к маме с криками о том, что жених с невестой наконец-то идут. Когда Марк и Керен подошли к первому дому, их уже встречали. Все трудоспособные жители поселка были либо на работе, либо спали после смены, но старики, ребятишки да еще парочка женщин постарались оказать Марку и Керен самый радушный прием. Времени на разговоры не было, и жених с невестой, не останавливаясь, направились в Сол. Только теперь они превратились в комету с жиденьким хвостом, который составляли бабуля Дэниэл, тетушка Бетси Триггс, миссис Заки, Сью Вайгус и стайка возбужденных карапузов, которые еще только-только научились ходить.

Марк так торопился, что чуть не оставил свою невесту позади. К Солу они подошли за двадцать минут до полудня. И тут выяснилось, что мистер Оджерс куда-то запропастился. Супруга священника не сумела устоять перед напором темноволосого молодого мужчины, сухопарого и небритого, с провалившимися от усталости отчаянными глазами и грубыми манерами, и робко призналась: ее супруг решил, что они уже не придут, а видела она его в последний раз, когда он пошел в сторону сада. Тетушка Бетси сориентировалась первой. Когда она отыскала мистера Оджерса за кустом черной смородины, до полудня оставалось уже всего десять минут. Священник принялся было возмущаться из-за такой спешки, говорил, что сегодня уже поздно, но тут вмешалась плосколицая миссис Заки, на носу у которой сидели очки в стальной оправе. Она просто взяла мистера Оджерса за тощую руку и со всем уважением препроводила его в церковь.

Так что в конце концов, когда часы в ризнице пробили двенадцать, союз двух сердец получил благословение, и Марк надел медное кольцо на тонкий пальчик Керен.

После всех формальностей (Марк Дэниэл – его подпись; Керенхаппут Смит – гордая подпись) новобрачных пригласили в расположенный неподалеку от церкви дом Неда Боттрелла, где все выпили за их здоровье эля и сидра. И только после этого Марк с Керен пошли обратно в Меллин. К этому времени утренняя смена на шахте уже закончилась, и процессия больше не напоминала комету с жидким хвостом. Упорство, с которым Марк ухаживал за Керен, и то, как он строил для нее новый дом, произвело впечатление на шахтеров и работающих при шахте девушек, и они дружной толпой проводили молодых до самого Меллина.

Керен не могла решить, как себя вести. Надо ли быть приветливой со всеми этими людьми, с которыми ей предстояло жить по соседству? Бабуля Дэниэл ей сразу не понравилась, а Бет, жена Пола, показалась недалекой и завистливой. Но вот некоторые мужчины были довольно милыми и всячески пытались выказывать ей уважение, хоть и делали это грубовато. Керен украдкой на них поглядывала и взглядом давала понять, что они гораздо приятнее, чем их женщины.

По случаю такого события подали чай и вкуснейшие пироги с хрустящей ячменной корочкой: с кроликом и луком-пореем. Гости оживленно разговаривали, но порой вдруг умолкали и переглядывались. Керен это не смущало: разумеется, для них жена Марка была совсем чужой.

Чаепитие закончилось ближе к вечеру. Марк попросил гостей обойтись без традиционных подшучиваний и не провожать их с Керен к новому дому. Он заслужил покой.

Новобрачные поднимались на холм за Меллином, теплое солнце пригревало им спины и окрашивало горизонт золотистым светом. Яркое небо контрастировало с темно-синим морем.

Когда они спускались к дому, Керен вдруг остановилась и спросила:

– Это он и есть?

– Да.

Марк напряженно ждал реакции Керен.

– О, – сказала она и двинулась дальше.

Они подошли к двери.

Глядя на дом из-за спины девушки, которую только что взял в жены, Марк подумал о том, какой этот дом простой и грубый. Да, новое жилище было построено любящими руками, но все равно вышло каким-то неказистым. Видать, одних только любящих рук недостаточно, нужны еще умение и время.

Они зашли внутрь, и Марк увидел, что кто-то заблаговременно растопил камин. Дрова горели и потрескивали, пламя гудело, и в необустроенной пока что комнате от этого было тепло и уютно.

– Это все Бет, – благодарно произнес Марк.

– О чем ты?

– Это Бет растопила камин. Она куда-то уходила, а я все гадал – куда. Добрейшей души женщина.

Свежая солома зашуршала под ногами Керен.

– Я ей не нравлюсь, – заметила она.

– Конечно нравишься. Просто Бет методистка и не одобряет актерство и всякие там представления.

– Ах, Бет не одобряет, – раздраженно сказала Керен. – А что она вообще об этом знает?

– Здесь… все так грубо сделано. Но у меня было только четыре дня. Дай мне несколько недель, и я все хорошенько обустрою.

Марк выжидающе посмотрел на Керен.

– Все нормально, – заверила она мужа. – По мне, так дом очень даже милый. Раз в пятьдесят лучше, чем те старые развалюхи на холме.

Смуглое лицо Марка засветилось от радости.

– Мы сделаем его еще лучше. Тут столько всего надо сделать! Пока я смог дать тебе лишь крышу над головой.

Марк осторожно обнял Керен за талию и, когда она подняла лицо, поцеловал. Это было все равно как целовать мягкую, хрупкую, ускользающую бабочку.

Керен посмотрела через плечо:

– А там что?

– Там мы будем спать, – пояснил Марк. – Я, вообще-то, задумал сделать спальню наверху, но еще не закончил. Вот и устроил тут местечко на время.

Керен прошла в соседнюю комнату. Она снова почувствовала под ногами постеленную на пол солому и подумала, что их дом смахивает на хлев.

Ладно, Марк ведь пообещал, что все доведет до ума.

Он открыл ставни, чтобы было не так темно. В углу комнаты на высоте одного фута от пола была сколочена деревянная лавка. На лавке лежал соломенный тюфяк, а поверх него – два тонких одеяла.

– Надо было построить дом с окнами на запад, – сказала Керен. – Тогда у нас по вечерам было бы светло.

Марк сник:

– Я об этом не подумал.

Это был ее дом. Она была здесь хозяйкой и могла все устроить, как душа пожелает, а это уже немало.

– А ты правда успел построить целый дом после нашей последней встречи? – спросила Керен.

– Правда.

– Надо же. Поверить не могу.

Это воодушевило Марка, и он снова поцеловал молодую жену.

В этот раз Керен вывернулась из его объятий:

– Погоди, Марк. Иди пока посиди у огня. Я скоро вернусь. Хочу сделать тебе сюрприз.

Марк, пригнувшись, чтобы не задеть головой притолоку, вышел из комнаты.

Керен немного постояла у окна, глядя на овраг, русло пересохшего ручья и разбросанную повсюду пустую породу. На противоположной стороне долины земля была лучше. Среди деревьев виднелась какая-то башенка.

И почему он не построил дом там?

Керен подошла к кровати и провела рукой по тюфяку. Солома сухая – это хорошо. Не так уж много времени прошло с тех пор, как она спала на сырой. И постель тоже можно будет сделать еще лучше. Керен сначала приуныла, но теперь снова воспрянула духом.

Склоки с Таппером, вечно пьяный Отвэй, голод, унылые переезды по пустошам и болотам – все это позади. Она больше не будет играть для пустоголовых крестьянок и недалеких мужланов. Это ее дом.

Керен снова подошла к окну и закрыла одну ставню. На востоке высоко в небе летела стая чаек. На фоне облаков птицы казались золотисто-розовыми. В неглубоких оврагах на пустоши вечно не хватает солнечного света. И в этом доме, окна которого выходят на восток, всегда будет рано темнеть.

Керен знала, что Марк ждет ее. Она не собиралась увиливать и была готова честно выполнить свою часть сделки. Просто не горела желанием. Керен медленно разделась догола, вздрогнула и закрыла вторую ставню. В полумраке она провела ладонями по бокам, потянулась и зевнула. Потом накинула вылинявший, розовый с черным халат и слегка взбила волосы. Сойдет и так. Марк все равно от нее без ума.

Керен босиком прошла по соломе в кухню. В какой-то момент ей показалось, что мужа нет дома, а потом она увидела, что он сидит на полу, положив голову на деревянную лавку. Марк спал.

На секунду Керен даже разозлилась:

– Марк!

Ни звука. Керен опустилась рядом с ним на колени. В Меллине Марк побрился, но на его ввалившихся от измождения щеках уже появилась жесткая щетина. Он спал с приоткрытым ртом.

«Какой же он все-таки страшный», – подумала Керен.

– Марк! – уже громче позвала она.

Дыхание мужа было таким же ровным.

Керен взяла его за грудки и хорошенько встряхнула:

– Эй, Марк!

Голова его стукнулась о лавку, он стал дышать не так ровно, однако не проснулся.

Керен встала и сверху вниз посмотрела на Марка. Злость уступила место презрению. Он был ничем не лучше Таппера. Развалился здесь как дурак. За кого она вышла замуж? За мужчину, который в первую брачную ночь даже на секунду не возбудился и дрыхнет без задних ног? Керен стало обидно. Она даже почувствовала себя оскорбленной.

Что ж, это его выбор. Она тут ни при чем. Хочет валяться на полу, как здоровенный черный кобель, – на здоровье. Ему же хуже, а она от этого ничего не потеряла, наоборот… Пусть себе спит. Керен хихикнула, а потом, осознав весь комизм положения, рассмеялась. И медленно прошла в другую комнату. Только теперь смех ее стал тише, потому что она уже больше не хотела разбудить Марка.

Во время своего визита в строящийся дом Марка Росс тоже заприметил ту башенку среди деревьев. Это был один из домиков привратников в Мингусе. Не в самом лучшем состоянии, но там еще оставались пригодные для жилья комнаты, и у Росса появилась идея.

Он решил посоветоваться с Хорасом Тренеглосом, который теперь, когда шахта начала приносить прибыль, регулярно пешим ходом наведывался туда с инспекцией.

– Кто такой этот Дуайт Энис? – громко переспросил глуховатый Тренеглос. – Вы считаете, он стоит таких авансов? По-вашему, это достаточно опытный врач?

– Энис любит свое дело, он парень умный и трудолюбивый. Молодежь стоит поощрять, а Чоук, после того как я с ним повздорил, не желает у нас работать.

Мистер Тренеглос придержал шляпу.

– Жаль, что мы не нашли жилу в более спокойном месте, – сказал он. – Здесь всегда так ветрено. Я, как вы знаете, не очень-то жалую медиков, хоть молодых, хоть старых. Но я готов пойти вам навстречу. Если дом привратника устроит этого юношу, может жить там за номинальную плату, только чтобы покрыть расходы на ремонт.

Спустя две недели в Труро состоялись торги, на которые с Уил-Лежер послали две партии руды. Росс приехал в город пораньше, чтобы успеть заглянуть к Паско до начала аукциона. Дуайта Эниса он не застал и оставил ему записку.

К этому времени агенты медеплавильных компаний уже осмотрели, опробовали и обсудили образцы руды. Делать предложение о покупке могли только несколько компаний. На этих торгах не было вульгарного ажиотажа, как на обычных аукционах, где один покупатель вынуждает другого повышать ставку, заявляя цену выше той, которую он готов был заплатить. Вместо этого каждая компания подавала свое предложение в письменном виде. Председательствующий зачитывал их, и партия меди доставалась тому, кто предложил самую высокую цену.

В тот день торги проходили даже хуже, чем в последний раз. Часть руды ушла вдвое дешевле своей реальной цены. У компаний так было заведено: если они не хотели приобретать какую-нибудь партию сырья, кто-нибудь из них все равно делал минимальную ставку, и чаще всего остальные следовали его примеру. Таким образом, низкие ставки определяли торги, что означало большие убытки для шахт, а при нынешнем состоянии дел ни одна шахта не могла позволить себе такое.

После торгов руководители шахт всегда устраивали большой обед в гостинице. Покупатели и продавцы – или, как их с мрачным юмором назвал один весельчак, львы и овцы – сидели за одним столом. В этот раз недостаток доброжелательности между гостями был особенно заметен. Росс удивился, увидев на торгах Фрэнсиса: обычно Грамблер представлял управляющий. Это было верным признаком того, что кузен из последних сил пытается удержать свою шахту на больших, но очень неуклюжих ногах.

Сегодня Фрэнсис, несмотря на внешнее спокойствие, казался измученным и каким-то отстраненным, словно его терзали демоны, прятавшиеся в самых дальних уголках сознания.

Слева от Росса сидел Ричард Тонкин – управляющий и один из акционеров «Объединенных шахт», крупнейшего производителя олова и меди в графстве.

– Полагаю, вам удалось достичь определенного прогресса с вашим проектом, – сказал он Россу, когда обед был в самом разгаре.

– Вы о расширении Уил-Лежер? – не понял Росс.

Тонкин улыбнулся:

– Нет, сэр. Я о проекте по созданию медеплавильной компании, которая будет представлять интересы шахт.

Полдарк пристально посмотрел на собеседника:

– Но я не участвую ни в каком проекте, мистер Тонкин.

– Надеюсь, вы шутите, – недоверчиво произнес тот. – Мистер Блюитт… и мистер Окетт… говорили мне, что такой проект имеет место быть. Я бы с радостью принял в нем участие.

– Мистер Блюитт и мистер Окетт поспешили сделать выводы из случайного разговора, – пояснил Росс. – Я же об этом и думать забыл.

– Для меня это очень большое разочарование. Я надеялся – и все остальные тоже надеялись, – что из этой затеи выйдет что-нибудь путное. Никто не сомневается, что нам нужна подобная компания.

Обед закончился. Мужчины по двое, по трое расходились за своими лошадьми, чтобы поспеть домой до наступления темноты. Некоторые остались за столом, допивали последний стаканчик портвейна или клевали носом над табакеркой. Остальные, беседуя, спускались вниз или стояли группками у входа в гостиницу.

Росс задержался, чтобы поговорить с Фрэнсисом. Отношения между ними наладились, но виделись двоюродные братья редко. Росс слышал, что закрытие Грамблера отсрочили на какое-то время, но, чтобы не наступить Фрэнсису на больную мозоль, старался говорить лишь на семейные темы.

Дружески беседуя, они пошли вниз по лестнице, и тут хозяин гостиницы тронул Росса за руку.

– Прошу прощения, сэр, не будете ли вы так любезны пройти со мной на пару минут для небольшого разговора? И вы тоже, сэр, если вас не затруднит, – повернулся он к Фрэнсису.

Росс пристально посмотрел на хозяина и, спустившись на две ступеньки, вошел в его личный кабинет. Комната была тесная и темная – окно смотрело на глухую стену, но в ней, хоть и не слишком комфортно, смогли разместиться четырнадцать мужчин.

Фрэнсис направился следом за кузеном. На пороге он обо что-то споткнулся, выругался и уже собрался было пнуть возникшее на пути препятствие, но в последний момент увидел, что это хозяйский кот. Подняв животное за шкирку, он шагнул в комнату и слегка подтолкнул Росса локтем, чтобы тот прошел дальше.

– Бог ты мой, – сказал Фрэнсис, оглядывая комнату.

Увидев среди присутствующих Тонкина, Блюитта и Окетта, Росс мигом сообразил, откуда ветер дует.

Гарри Блюитт уступил ему стул возле окна:

– Присаживайтесь, капитан Полдарк. Рад, что мы успели перехватить вас до ухода.

– Спасибо, я постою, – отказался Росс.

– Дьявол, это похоже на какое-то занудное библейское собрание. – Фрэнсис опустил кота на свободный стул. – Ну, зверюга, ты у нас будешь председателем. И не забудь призвать всех к порядку.

– Капитан Полдарк, – сказал Тонкин, – какая удача, что вы спустились последним и теперь у нас есть возможность переговорить приватно. Не сомневаюсь, вы догадываетесь, о чем пойдет речь.

– Догадываюсь, – подтвердил Росс.

– Лопни моя селезенка, если могу сказать то же самое, – вставил Фрэнсис.

Крупный мужчина по фамилии Джонсон подался вперед и обратился к Фрэнсису:

– Сэр, у нас к вам просьба: пообещайте, что все, что вы здесь услышите, останется строго между нами.

– Хорошо, даю слово.

– Сэр, – обратился к нему Ричард Тонкин, – можем ли мы считать, что сегодняшние торги вас не удовлетворили?

Грамблер в тот день понес самые большие убытки.

– Можете, – кивнул Фрэнсис. – И можете сообщить об этом всем, кому ваша душа пожелает.

– Что ж, многие из нас разделяют ваши чувства. Мы как раз и собрались здесь, чтобы решить, что с этим можно сделать.

– Итак, мы здесь, чтобы изменить мир к лучшему. Это будет долгое собрание, – резюмировал Фрэнсис.

– Ну, не настолько долгое, как вы думаете, – тихо заметил Тонкин. – Мистер Полдарк, у нас есть план по созданию собственной медеплавильной компании. Эта компания будет независимой. Она станет устанавливать справедливые цены, переплавлять руду в этом графстве и продавать товар без посредников. Мы все, а нас больше дюжины, готовы объединиться, поскольку выступаем за справедливые доли шахт в наших краях. И, между нами говоря, даже в эти тяжелые времена мы в состоянии добыть существенные средства. Но это все цветочки, мистер Полдарк, по сравнению с тем, что ждет нас после того, как наш проект заработает. Если, конечно, мы сможем до поры держать его в тайне и все сделаем правильно. К тому же сегодня здесь не представлены самые богатые шахты. В хорошие времена с несправедливыми ценами еще можно мириться, потому что у каждого имеется запас прочности. Но в плохие времена, такие как сейчас, для половины из нас есть только один способ избежать банкротства!

Тут все одобрительно загудели. Росс обратил внимание, что на собрании присутствует большинство главных продавцов с сегодняшних торгов, и понял, что начался процесс, который уже не остановить. Тонкин оказался самым красноречивым, он облек в слова то, что чувствовали остальные.

– Что ж, соглашусь с вами, все это звучит очень убедительно, – сказал Фрэнсис. – Но при любом раскладе вам не избежать крупных неприятностей. Медные компании не потерпят конкуренции, а за ними – и банки. А также определенные люди…

– Неприятности лучше, чем голодное существование, – парировал Блюитт. – Да, мы не боимся проблем!

Фрэнсис слегка приподнял брови:

– Не стану вам возражать, джентльмены.

– Не забывайте, – сказал Тонкин, – это пока еще только начало. Я понимаю, мы все понимаем, с какими проблемами нам предстоит столкнуться. Сейчас, когда мы собрались тут вместе, самое удобное время дать делу ход. Но прежде, чем мы приступим, хотелось бы знать, кто на нашей стороне в этом предприятии. А тот, кто не с нами…

– Тот против вас? – продолжил Фрэнсис.

– Отнюдь. Нужно понимать, что человек может не принимать твою сторону, потому что у него есть определенные обязательства и он должен все хорошенько обдумать. Но это еще не значит, что он против тебя.

Фрэнсис глянул на Росса:

– А что по этому поводу думает мой кузен?

– Ваш кузен первым выступил с этим предложением.

– Неужели? – искренне удивился Фрэнсис. – А я и не догадывался. Да и как мне было догадаться, братец, ведь твоя шахта…

Росс никак не отреагировал.

– Мы знаем, наш план не лишен недостатков, – продолжил Тонкин. – Но когда он станет реальностью, мы сумеем устранить все шероховатости. Сэр, поймите, так больше продолжаться не может. Если ничего не изменится, через год нам всем конец. Мое мнение таково: мы должны отбросить все сомнения и не откладывая в долгий ящик приступить к делу. Лучше пасть в бою, чем лежать, задрав лапки, и ждать конца!

Фрэнсис поправил кружева на манжетах.

– Что ж, я не сомневаюсь, вы заставите медные компании побегать за своими деньгами. И от души желаю вам удачи. Видит бог, именно удачи нам всем давно не хватает. Лично я, перед тем как сделать следующий шаг, предпочел бы все хорошенько обдумать. В любом случае – удачи вам, джентльмены. Кстати, а кто возьмет инициативу в свои руки? В таком деле нужен руководитель, я прав? Уж не вы ли возглавите компанию, мистер Тонкин?

Тонкин покачал головой:

– Нет, сэр. Я не подхожу на роль лидера. Но мы все сошлись во мнении по этому вопросу. Если, конечно, сам кандидат пойдет нам навстречу. Я прав, джентльмены?

Демельза ждала возвращения Росса с пяти часов. К шести она приготовила легкий ужин. Демельза уже знала, что муж после торгов всегда возвращается сытый, недовольный и слегка под хмельком.

Ближе к семи она поужинала в одиночестве и решила прогуляться по долине навстречу Россу. Джулия была накормлена, сад внимания не требовал, на спинете Демельза поупражнялась еще до обеда, так что теперь она была вольна заняться, чем душа пожелает. Вот и замечательно. Можно прогуляться.

Демельза редко сидела без дела, и праздность все еще была для нее в новинку. В образе жизни леди, помимо всего прочего, именно это доставляло ей самое большое удовольствие. С самого детства она только и делала, что работала, пока не валилась с ног, и спала, пока ее не будили криком или пинком ботинка под ребра. Правда, когда Демельза была прислугой в Нампаре, у нее имелась возможность изредка отдохнуть, но она пользовалась ею тайком, и удовольствие всегда убивала тревога. А теперь, стоило только захотеть, и она могла бездельничать сколько угодно и не бояться, что кто-то ее застукает. Неуемная энергия Демельзы делала такие моменты только слаще. Она – леди, супруга Росса Полдарка, чьи предки жили в этих краях сотни лет. Ее дети – и Джулия, и остальные – будут Полдарками, и у них будет все: хороший дом, родословная, деньги, достойное воспитание и образование. Иногда ее просто распирало от таких мыслей.

Демельза шла вверх по долине, слушала первых сверчков, временами останавливалась, чтобы понаблюдать, как на ветках вязов ссорятся птенцы или какая-нибудь лягушка прыгает по берегу ручья.

Добравшись до развалин Уил-Мейден, она присела на остатки каменной стены и стала напевать незатейливую песенку, а сама все высматривала знакомую фигуру. За дымом Грамблера можно было разглядеть церковь Сола. Если смотреть от развалин Уил-Мейден, она словно бы клонилась в сторону юго-запада, как человек, идущий навстречу ветру, а все деревья клонились в противоположную сторону.

– Миссис Полдарк, – вдруг произнес мужской голос у нее за спиной.

Демельза аж подпрыгнула от неожиданности.

Это был Эндрю Блейми.

– Прошу простить меня, мэм. Я не хотел вас напугать.

Он подумал, что напугал бедную женщину чуть ли не до потери чувств. Однако, чтобы Демельза упала в обморок, требовалось что-нибудь посерьезнее, чем внезапное появление у нее за спиной. Блейми придержал ее за локоть, и она снова села на камень. Демельза мельком глянула на Блейми и заметила, что он уже не выглядит таким высокомерным, как в прошлую их встречу. Когда он подошел, она громко выругалась и теперь злилась на себя за то, что на секунду забыла о хороших манерах.

– Ну вот, – сказал Блейми, – я пришел, чтобы извиниться за один проступок, и тут же совершил другой. Плохое начало.

– Не ожидала, что повстречаю вас в наших краях.

– Я и сам не ожидал, что когда-нибудь здесь окажусь, мэм. После всего…

– И что же привело вас сюда, капитан Блейми?

– Ваш визит ко мне. С того дня я потерял покой. – Он облизнул пересохшие губы и поморщился, словно от боли.

– А как вы… Вы что, пришли пешком из Фалмута?

– Пешком я шел от Грамблера. Посчитал, что так наша встреча вызовет меньше подозрений для посторонних глаз. Сегодня утром в Труро я видел вашего супруга и… и Фрэнсиса Полдарка. Я понял, что они не скоро вернутся домой, и решил воспользоваться шансом.

– Росс может вернуться в любую минуту.

– Что ж, тогда лучше не тянуть и выложить вам все начистоту. Миссис Полдарк, я уверен, что после нашего знакомства у вас сложилось обо мне весьма нелестное мнение.

Демельза посмотрела себе под ноги:

– Это пустяки.

– Ваш визит застал меня врасплох. Я пытался все забыть… А вы… Вы разбередили старые раны. – Блейми положил шляпу на каменную стену. – Признаю, я – человек импульсивный. Я много лет потратил на то, чтобы научиться контролировать себя, и сейчас еще бывают моменты, когда мне трудно с собой совладать. Но, видит бог, я никогда не стану ссориться с теми, кто желает мне добра.

– И с вашими матросами тоже? – несколько язвительно поинтересовалась Демельза.

Блейми промолчал.

– Прошу, продолжайте, – сказала она.

– Сейчас все матросы конфликтуют со своими капитанами. У них довольно скудное жалованье, и прежде они годами пробавлялись контрабандой. Теперь настали времена, когда за подобное предписано наказывать. Из-за этого Кларка, капитана «Взлетающего лебедя», отправили на Ямайке под арест. И других, если они позволят такое экипажу, ждет та же участь. Поэтому мы пришли к соглашению о том, какие пожитки может иметь при себе каждый матрос. Но им, естественно, это не понравилось. Так что то, чему вы были свидетелем, – не перебранка личного характера между мною и матросами. Нынче на пакетботах такое случается повсюду.

– Простите, я все не так поняла, – сказала Демельза.

– В тот день, когда мы встретились, я уже был в дурном расположении духа. И когда вы заговорили про Верити, счел это вторжением в мою личную жизнь. И только позже осознал, чего вам стоило решиться на этот визит ко мне. Поверьте, я искренне сожалел, что не могу вернуть вас и поблагодарить за все, что вы сделали и сказали.

– О, не за что меня благодарить. Я ведь, как вы понимаете, вовсе не за этим приезжала.

– И с той поры не было мне покоя, – продолжил Блейми. – Во время рейсов в Лиссабон и обратно я постоянно думал о том, что́ вы мне тогда сказали насчет Верити. Понимаю, у вас не было возможности рассказать больше… Но… «Верити так и не оправилась после той истории». Так ведь вы сказали? «И она даже выглядит на десять лет старше своего возраста». Я все пытался понять, что это значит. «Не больна, но ей очень плохо», сказали вы. И все из-за меня. «Не больна, но ей плохо. На десять лет старше своего возраста». Знаете, а я ведь даже никогда не знал, сколько ей лет. Все то время, что мы любили друг друга, мы о таком не думали. Мне сорок один год, мэм. Когда я познакомился с Верити, она выглядела молодо. И что вышло? Неужели ради этого ее спасали отец и брат? Я понял, что не успокоюсь, пока не увижу ее. И это благодаря вам, миссис Полдарк. Мы с Верити непременно должны встретиться, а там будь что будет. Это все, что я хотел вам сказать. Следующий ход за вами.

Все это время Блейми не спускал глаз с Демельзы, а она не находила в себе сил отвести взгляд.

Наконец Демельза посмотрела в сторону Грамблера и встала.

– Вон едет мой муж. Капитан Блейми, лучше, чтобы вас здесь не видели.

Блейми, прищурившись, тоже посмотрел в сторону Грамблера.

– Теперь и он тоже настроен против меня? Тогда все было иначе.

– Нет, он не против вас. Росс против того, чтобы я ворошила прошлое, которое, как он считает, следует забыть. И разозлится на меня, если узнает о нашей встрече.

Блейми пристально посмотрел на Демельзу:

– Верити обрела в вас доброго друга, мэм. Вы готовы рисковать ради своих друзей.

– А я обрела доброго друга в Верити, – сказала Демельза. – Но, прошу вас, не стойте здесь. Давайте зайдем за стену, а не то Росс нас увидит.

– Какой дорогой мне лучше вернуться?

– Видите вон тот ельник? Переждите там, пока мы не спустимся.

– Когда я снова вас увижу? Что для этого нужно сделать?

Демельза напряглась – было не так-то просто быстро найти ответы на его вопросы.

– Сейчас я ничего сказать не могу. Все зависит от Верити… Если она…

– Вы ей расскажете? – с надеждой в голосе спросил Блейми.

– Нет, не думаю. Пока рано. Я ведь после возвращения из Фалмута потеряла всякую надежду и больше ничего не планировала. Уж и не знаю, получится ли у меня…

– Напишите мне, – попросил Блейми. – На адрес конторы пакетботов. Я сразу приеду.

Демельза прикусила губу – она ведь еще не очень-то умела выводить буквы на бумаге.

– Хорошо. Я дам вам знать. А если вас не будет в городе?

– Я выхожу в море по субботам. Рейс отменить я точно не сумею. Если возможно, постарайтесь все организовать на третьей неделе следующего месяца. Так будет надежнее. Если же…

– Послушайте, – решительно сказала Демельза, – лучше, если встреча состоится в Труро. Так безопаснее. Я пришлю вам весточку. Только место и время. Больше я ничего не могу для вас сделать. Дальше все будет зависеть от вас.

– Благослови вас Господь, мэм. – Блейми наклонился и поцеловал Демельзе руку. – Я вас не подведу.

Капитан побежал от развалин шахты в сторону ельника. Демельза проводила его взглядом. В их первую встречу в Фалмуте она недоумевала, что́ нашла в этом человеке Верити и почему она так тяжело переживала разлуку. Но теперь постепенно начинала понимать.

Солнце село еще до того, как Росс поравнялся с Демельзой. Дым от Грамблера относило ветром в сторону Сола. Здесь же, в траве и между камнями, вовсю трещали сверчки.

Как только Росс увидел жену, его хмурое лицо озарила улыбка. Он лихо соскочил с лошади.

– Любовь моя, какая честь. Надеюсь, ты не очень долго меня тут ждала?

– Ты запоздал на четыре часа, – ответила Демельза. – Если бы я пришла сюда в пять, то уже бы сама окаменела.

– Я бы этого просто не пережил. – Росс рассмеялся, а потом внимательнее посмотрел на жену. – Что-нибудь случилось?

Демельза погладила Смуглянку по теплому носу.

– Ничего. Если не считать, что я очень волновалась. Представляла всякие ужасы: что ты упал с лошади или что на тебя напали разбойники.

– Однако глаза у тебя так и сияют. Издали я даже подумал, что это пара светлячков.

Демельза похлопала Росса по руке, не отводя взгляда от Смуглянки.

– Не дразнись. Я просто рада, что ты вернулся, вот и все.

– Польщен, но не убежден. Ты явно чем-то взволнована. Поцелуй меня.

Демельза выполнила его просьбу.

– Теперь я знаю, что причина вовсе не в роме.

– Святые угодники, да ты никак решил меня обидеть! – возмутилась Демельза и вытерла губы. – Вот, значит, для чего ты меня целуешь! Вынюхиваешь, не пила ли я…

– Поцелуй – самый надежный способ проверить.

– Тогда, как только заподозришь в чем-нибудь таком Джуда, сразу же целуй его. «А, господин Росс, с превеликим нашим удовольствием», – скажет он, а потом рыгнет и облепит тебя руками, как льняная припарка. Или можешь испытать этот свой способ на Пруди. У нее нет бороды, и она вся такая мягкая и теплая. На крестинах-то у нее не было шанса с кем-нибудь поцеловаться. Она лучок любит, так что тебе наверняка понравится…

Росс поднял Демельзу и усадил боком в седло, так что ей, чтобы не завалиться назад, пришлось схватить мужа за руку. Их взгляды встретились.

Демельза рассудила, что нападение – лучшая защита.

– А по-моему, так это ты сегодня взволнован, а не я, – сказала она. – Уверена, ты нынче что-то натворил. Небось, закинул доктора Чоука в пруд или ограбил банк Джорджа Уорлеггана?

Росс повернулся, уверенно положил ладонь на колено Демельзы и повел лошадь вниз по долине.

– У меня и впрямь есть кое-какие новости, – признался он, – но тебе все они покажутся скучными и неинтересными. Лучше расскажи, как провела день?

– Что за новости?

– Я первый спросил.

– Ох… Утром я зашла к Керен Дэниэл и возобновила наше знакомство…

– Она тебе не понравилась?

– Ну… у нее красивая фигура, тонкая талия. Миленькие маленькие ушки…

– И миленький маленький умишко?

– Трудно сказать. Уж больно много она о себе воображает. Хочет пробиться любой ценой. Думаю, она уверена, что если бы встретила тебя первой, у меня бы не было шансов.

Росс рассмеялся.

– Хочешь сказать, ты бы на нее не клюнул? – заинтересовалась Демельза.

– Я многое могу простить женщине, но однозначно не скудоумие.

– Какие ты слова знаешь, – восхитилась Демельза.

Они спустились вниз по долине. Птицы еще щебетали в ярких лучах заката, приветствуя скорое наступление вечера. На Хэндрона-Бич море напоминало бледно-зеленый опал на фоне теплых коричневых оттенков прибрежных скал и песка.

– А у тебя какие новости? – спросила Демельза.

– Есть план, для того чтобы конкурировать с медными компаниями, создать свою собственную, независимую. И я ее возглавлю.

Демельза глянула на мужа:

– Что это значит, Росс?

Пока Росс объяснял, они перебрались через ручей и двинулись к дому. Джуд вразвалку вышел принять Смуглянку, а супруги направились в гостиную, Росса все еще ожидал ужин. Демельза хотела зажечь свечи, но он ее остановил. Тогда она села на ковер и прислонилась к его коленям, а Росс гладил жену по лицу и волосам и продолжал говорить, пока не угасли последние лучи солнца.

– Фрэнсис не захотел участвовать в нашем начинании, – сказал он. – И я его не виню – существование Грамблера сейчас целиком зависит от доброй воли Уорлеггана. Многие столкнутся с подобной проблемой. Люди брали ссуды под залог, они увязли в долгах и не рискнут пойти против банка. Но мы пришли к соглашению – наше предприятие будет держаться в секрете.

– В секрете? – переспросила Демельза.

– Компания будет основана несколькими людьми, которые станут выступать от имени тех, кто пожелал остаться в тени. Думаю, это сработает.

– А ты останешься в тени?

Росс провел длинными пальцами по подбородку жены:

– Нет. Я ничем не рискую. Меня это не затронет.

– Но разве Уил-Лежер не должна банку какие-то деньги?

– Должна, но банку Паско. А они не связаны с медными компаниями, так что бояться тут нечего.

– Но, Росс, почему ты должен брать весь риск на себя? Почему ты позволяешь остальным прятаться за твоей спиной?

– Нет-нет, я такой не один. Есть люди, которые не боятся выступать открыто. Ричард Тонкин. Джонсон. И многие другие.

Демельза беспокойно заерзала:

– И как это все отразится на нас?

– Трудно так сразу сказать. Я буду реже бывать дома.

– Тогда, Росс, мне ваша затея не по душе.

– Мне в этом отношении тоже. Но другой кандидатуры собравшиеся просто не видели. Я пытался отказаться…

– Мы, наверное, должны радоваться, что выбрали именно тебя.

– О, это большая честь, перед которой я, признаться, не сумел устоять. А если серьезно, то я сперва не хотел заваривать эту кашу, но не смог отказаться. Демельза, пойми: нам всем действительно нужна подобная компания.

– Тогда поступай, как считаешь нужным, – тихо сказала Демельза.

Они немного помолчали. Ее лицо покоилось в его ладонях. Демельза расслабилась. Напряженная работа мысли и озорной настрой, которые всегда угадывал Росс, когда она что-то задумывала или пребывала в одном из своих «настроеньиц», куда-то исчезли. Новости расстроили Демельзу, она не желала, чтобы муж еще чаще, чем сейчас, уезжал из дома. Наоборот, она хотела проводить вместе с ним как можно больше времени.

Росс наклонился и прислонился щекой к ее волосам. Непослушные, как и сама их хозяйка, они слегка пахли морем. Его вдруг поразила одна мысль. Эта молодая женщина с темными вьющимися волосами принадлежит ему по праву и по своей доброй воле. Она значит для него больше, чем кто бы то ни было. Именно Демельза каким-то загадочным образом сумела привлечь его внимание и разбудила в нем желание и любовь. Они были очень близки, и в суждениях, и в симпатиях, но при этом оставались абсолютно разными людьми. И сколько бы они ни пытались навести мост через разделяющую их пропасть, все попытки оказывались тщетными.

Росс не знал, о чем думала и что чувствовала в эту минуту сама Демельза. Только по каким-то внешним признакам он мог догадываться, что она сперва была взволнована, а теперь вдруг успокоилась. Сейчас Демельза обдумывала то, что Росс ей рассказал, и пыталась предугадать то, чего даже он, при всех его знаниях, предугадать не мог.

– Сегодня днем тебе пришло письмо, – сказала Демельза. – Вот только не знаю от кого.

– А, это от Джорджа Уорлеггана. Я разговаривал с ним утром. Он сказал, что послал мне приглашение на один из своих приемов и я найду его по возвращении домой.

Демельза молчала. Где-то в глубине дома переругивались Джуд и Пруди. Было слышно, как Пруди рычит басом, а Джуд более тонким голосом что-то ворчит ей в ответ. Словно две собаки огрызаются – сука мастифа и бульдог.

– И теперь из-за этого нового предприятия вы с Уорлегганом будете враждовать? – спросила Демельза.

– Похоже на то.

– Я не думаю, что это хорошо. Он ведь очень богат, да?

– Ну да, средств у него достаточно. Но в Корнуолле есть семьи гораздо богаче и с хорошей родословной. Надо только переманить их на свою сторону.

Из кухни донесся лязг кастрюль.

– А теперь расскажи мне, почему ты была так взволнована, когда встречала меня возле Уил-Мейден, – попросил Росс.

Демельза встала:

– Эти старые вороны разбудят Джулию. Пойду разниму их.

На следующий день в Нампару приехал верхом радостный Дуайт Энис. Вместе с Россом они отправились осмотреть домик привратника в рощице. Керен Дэниэл стояла у окна, наблюдала за тем, как они проезжают мимо, и в голове у нее крутились довольно странные мысли. Она и представить себе не могла, что Демельза сумела интуитивно их прочитать.

Приехав в назначенный день на прием к Уорлеггану, Росс увидел в гостиной Эниса и немало удивился, узнав, что тот тоже приглашен. Молодой врач несколько напряженно стоял у стены.

Среди гостей были и дамы. Росс держал ухо востро. В светском обществе давно шептались, что Фрэнсис якобы увлечен какой-то женщиной, но Росс пока ее не встречал. Кэри Уорлегган также присутствовал на приеме. Это был высокий худой бледный мужчина с длинным носом, гнусавым голосом и глубокими морщинами возле рта. Его брат Николас и племянник Джордж пользовались большим уважением, чем он сам, и потому Кэри Уорлегган, хоть и входил в троицу, которая распространила свои финансовые щупальца по всему западному Корнуоллу, предпочитал держаться в тени. А еще в числе гостей был владелец мельниц Сэнсон – мужчина с толстыми руками и острым хитрым взглядом, что, впрочем, не сразу можно было заметить из-за его привычки часто моргать.

Росс с Дуайтом походили по гостиным и вышли на лужайки, которые спускались к ручью за домом. Росс упомянул о Джиме Картере, который отбывал срок за браконьерство в бодминской тюрьме. Энис сказал, что будет рад проведать парня в любое время. Когда они вернулись в дом, Росс заметил, что рядом с Фрэнсисом, который сидел за игорным столом, стоит какая-то женщина с блестящими черными волосами. То, что Фрэнсис выделяет эту даму среди прочих, сразу бросалось в глаза.

– Ну и ну – двенадцать! Вы выиграли, – низким грудным голосом сказала брюнетка. Она немного грассировала, но это лишь придавало ей особое очарование. – Ну и счастливчик же вы, Фрэнсис. Вам всегда везет в кости.

Женщина отвернулась от стола и обвела комнату взглядом. Росс вздрогнул, словно бы к нему прикоснулись каленым железом.

Несколько лет назад Росс, пребывая после бала в расстроенных чувствах, забрел в таверну «Медведь». Ему было тогда совсем худо, и он решил, что называется, утопить беды в вине. Там к нему и подсела худощавая молоденькая блудница. Она была не такая, как все, но в тот момент явно сидела на мели. Росса привлекли ее смелый взгляд и бархатный голос. Чтобы хоть ненадолго забыть о любви к Элизабет, он пошел с той девицей в ее лачугу, где они и предались дешевой и притворной страсти.

Росс знал только имя женщины – Маргарет – и с той поры больше ничего о ней не слышал. Даже в самых смелых своих фантазиях он и представить себе не мог, что однажды встретит ее при подобных обстоятельствах.

Ни следа былой бедности. Женщина была прекрасно одета, напудрена и надушена; пальцы унизаны кольцами, при каждом ее движении на запястьях позвякивали браслеты.

В гостиную вошел Джордж Уорлегган. Толстошеий, в дорогом костюме, вежливый и ироничный. Он сразу направился к двум джентльменам, что стояли возле двери. Маргарет проследила глазами за хозяином дома и задержала взгляд на Россе. Он стоял к ней в профиль. Шрам на щеке не оставлял никаких сомнений. Маргарет сначала округлила от удивления глаза, а потом искренне рассмеялась.

– Что такое, любовь моя? – спросил Фрэнсис. – Не вижу ничего смешного. У меня четверка с тройкой, а нужна хотя бы десятка.

– Миссис Картланд, – сказал Джордж. – Позвольте представить вам капитана Полдарка, кузена Фрэнсиса. А это миссис Картланд.

– К вашим услугам, мадам, – поклонился Росс.

Маргарет подала ему руку, в которой держала стаканчик для костей. Росс сразу отчетливо вспомнил ее крепкие белые зубы, роскошные плечи и похотливые кошачьи глаза.

– Милорд, – она намеренно обратилась к нему, как в ту, первую встречу, – а я уж, признаться, который год жду, когда нас наконец представят. Мне столько о вас рассказывали!

– Миледи, чего только люди не болтают. Иной раз такие забавные вещи о себе услышишь, – сказал Росс.

– Вас беспокоит, что некоторые истории могут оказаться недостоверными? – полюбопытствовала Маргарет.

Росс посмотрел ей в глаза:

– Или, наоборот, достоверными, мадам. Все зависит от того, как вы их подадите.

Маргарет рассмеялась:

– А по-моему, так самые забавные истории – это те, которые нельзя рассказывать.

Росс поклонился:

– Прелесть хорошей шутки заключается в том, что ее могут оценить только двое.

– А я-то думал, что в этом заключается прелесть хорошей кровати, – вставил Фрэнсис, и все рассмеялись.

Потом Росс играл в вист, а к концу вечера, прохаживаясь по комнатам, оказался один на один с Маргарет возле парадной лестницы.

Она, шелестя шелками и позвякивая браслетами, явно в шутку сделала реверанс.

– Капитан Полдарк, какая счастливая встреча.

– Я бы сказал – неожиданная.

– Наедине вы не так вежливы, как я погляжу.

– Вы не правы, я всегда вежлив со старыми друзьями.

– Друзьями? Мне кажется, вы могли бы оценить наши отношения на порядок выше.

В этот момент Росс заметил, что глаза у Маргарет не черные, как ему показалось в их первую встречу, а темно-синие.

– Выше или ниже, это уж как вам будет угодно. Я не вдаюсь в подобные мелочи, – сказал он.

– Напротив, решение всегда за мужчиной. Полагаю, вы женаты?

Росс не стал отрицать.

– Господи, как же это скучно.

Саркастическое замечание Маргарет спровоцировало Росса на ответную реплику:

– Странно презирать брак, будучи замужем.

– Ах, вы о Картланде? – ответила Маргарет. – Он женился и умер.

– Эпитафия хоть куда!

Маргарет игриво рассмеялась:

– Его свели в могилу колики, хотя нельзя сказать, что преждевременно, – моему мужу было сорок. Да упокоится он с миром, ибо я потратила все его деньги.

Джордж Уорлегган спустился с лестницы:

– Я вижу, Маргарет, вы находите нового знакомого занятным?

Она зевнула:

– Откровенно говоря, на сытый желудок я практически все нахожу занятным.

– А я еще не поел, – сказал Росс. – Не сомневаюсь, мэм, именно этим и можно объяснить разницу в нашем настроении.

Джордж глянул на Маргарет, потом на Полдарка, но промолчал.

Росс ушел после полуночи, а Фрэнсис остался. Он здорово продулся в фараон, но не желал останавливаться. Кроме него, остались еще трое: Кэри Уорлегган (он тоже проигрался), Сэнсон (этот банковал и весь вечер выигрывал) и Джордж, который последним сел за стол. Маргарет наблюдала за игрой, положив руку на плечо Фрэнсису. Когда Росс выходил из гостиной, она даже не отвела взгляда от игорного стола.

Дуайт Энис поселился в полуразрушенном домике привратника и приступил к обязанностям врача на шахте Уил-Лежер. Керен Дэниэл, наступив на горло своим амбициям, зажила жизнью шахтерской жены. Демельза вдруг с фанатическим рвением начала практиковаться в чистописании. Росс много времени проводил в разъездах в компании Ричарда Тонкина, человека талантливого и увлеченного. Они беседовали, спорили, искали компромисс, производили расчеты – словом, делали все, чтобы мечта их стала реальностью.

Жизнь шла своим чередом: Джулия росла, и у нее уже вот-вот должны были прорезаться первые зубки; цена на медь упала до шестидесяти семи фунтов, в результате чего закрылись еще две шахты; в Париже начались бунты, в провинции – голод; Джеффри Чарльз Полдарк наконец-то переболел корью; наполовину безумный король считал мух, а приставленные к нему врачи с трудом могли уследить за его расчетами.

Пришло время Демельзе написать свое письмо. Она сделала это очень старательно и далеко не с первой попытки.

Дорогой капитан Блейми!

Будьте так любезны встретится с нами в шолковой лавке госпожи Треласк на Кенвин-стрит днем 20 октября. Верити не будет знать, и я прошу претворится будто все вышло случайно.

Сэр, со всем уважением Ваш друг и слуга,

Демельза Полдарк

Демельзу несколько смущала последняя фраза, но она списала ее из письмовника, который позаимствовала у Верити, а потому решила оставить все как есть.

Лобб, почтальон, должен был зайти на следующий день. Демельза еще раз пятнадцать перечитала свое послание, запечатала его и решительно вывела адрес: «Капитану Блейми, Контора пакетботов, Фалмуст».

До назначенной даты оставалась еще неделя, а за это время всякое могло произойти. Демельза предусмотрительно взяла с Верити обещание съездить с ней в Труро за новым плащом на зиму, якобы ей был нужен совет.

Она спускалась по долине со свежей газетой под мышкой, а Гаррик, громко чавкая, путался у хозяйки под ногами, когда вдруг заметила, что наперерез ей идет Керен Дэниэл.

Эта земля принадлежала Россу. Джошуа хотел обозначить границы своих владений каменными столбами, но оставил эту затею. Все и так знали, что долина Нампары – частная собственность, и тридцать-сорок арендаторов домов не заходили на эту территорию без специального приглашения.

Но Керен, конечно, ничего об этом не знала.

В то утро она вышла из дома с непокрытой головой и в платье из тонкой ярко-красной ткани с зеленым пояском, которое она прихватила из реквизита бродячей труппы. Такое платье всегда притягивает взгляды мужчин и вызывает пересуды среди женщин. Ветер развевал кудри Керен и подчеркивал округлости ее фигуры.

– Доброе утро, – поздоровалась Демельза.

– Доброе, – отозвалась Керен и окинула ее оценивающим взглядом. – Ну и ветрище! Терпеть не могу ветер. У вас тут всегда так?

– Почти, – сказала Демельза. – А я вот люблю ветерок. Он уносит запахи прочь, и все становится таким новым и свежим. Погода без ветра тяжелая, что хлеб без дрожжей. А вы за покупками ходили?

Керен искоса глянула на собеседницу, пытаясь понять, что у той на уме, но не преуспела, а затем посмотрела на свою корзину и кивнула:

– Да, в Сол. Жалкая деревушка. Вы, небось, в Труро отовариваетесь?

– О, я люблю делать покупки у тетушки Мэри Роджерс, когда выпадает такая возможность. Она очень добрая и смелая, хоть и толстая. Я столько историй могу вам про нее рассказать…

Однако Керен не проявила интереса.

– А уж какие в Соле вкусные сардины, – продолжила Демельза. – Таких во всей Англии не найдешь. Правда, нынче выдался на редкость неудачный рыболовный сезон, не то что в прошлом году. Тогда богатый улов позволил местным продержаться всю зиму. Даже не представляю, что они будут делать в этом году.

– Миссис Полдарк, а вам не кажется, что Марк достоин чего-то большего, чем быть простым шахтером? – вдруг спросила Керен.

Демельзу этот вопрос застал врасплох.

– Да, возможно. Мне это как-то в голову не приходило.

– Подобное никому в голову не приходило. Но вы только посмотрите на него. Марк силен как бык, умен и трудолюбив. Однако Грамблер – это тупик. Марк так и будет там работать за нищенскую зарплату, пока не состарится и не превратится в инвалида, как его отец. И что тогда с нами станет?

– Я не знала, что вы бедствуете, – ответила Демельза. – Я думала, Марк хорошо зарабатывает. Он ведь вольный рудокоп?

– Его заработка только на еду и хватает.

Демельза заметила, что на холме появился всадник.

– Я сама из шахтерской семьи, – сказала она. – Мой отец тоже вольный рудокоп, как и Марк. Он до сих пор работает и неплохо получает. Конечно, по-всякому бывало… Мы бы хорошо жили, если бы отец не спускал все в кабаках. Но ведь Марк-то не пьет?

Керен пнула носком башмака камешек:

– Я хотела узнать, не может ли капитан Полдарк присмотреть для Марка какое-нибудь местечко на своей шахте? Ну, работу получше, чем сейчас. Просто подумала, а вдруг что-то и найдется. Да, считается, что вольные рудокопы хорошо зарабатывают, но все-таки вдруг найдется работа получше.

– Сами понимаете, я такие вопросы не решаю, – сказала Демельза. – Но я спрошу у мужа.

Всадник подъехал поближе; это был не Росс.

– Видите ли, миссис Полдарк, какое дело, – Керен откинула назад волосы, – у нас все хорошо, дом уютный и прочее. Как говорится, жаловаться не на что. Но Марк вечно тянет кота за хвост. Говорю ему как-то: «Почему бы тебе не потолковать с капитаном Россом? Вы же друзья. Он тебя не съест. Он, может, просто никогда не думал о каком-нибудь подходящем для тебя варианте. Попытка не пытка. А вдруг дело выгорит?» Но муж только головой покачал и ничего не ответил. Я всегда так злюсь, когда он отмалчивается.

– Понимаю, – произнесла Демельза.

Всадник уже скакал через рощицу. Керен услышала стук копыт и оглянулась. Щеки у нее слегка покраснели, а на лице появилось такое недовольное выражение, как будто бы это ее саму попросили об услуге.

Это оказался Дуайт Энис.

– О, миссис Полдарк, здравствуйте. А я вот в Труро ездил и решил на обратном пути наведаться к вам. Капитан Полдарк дома?

– Нет, он в Редрате. А что?

Дуайт спешился. Он был молод и красив. Керен быстро оценила ситуацию.

– У меня для него письмо. Мистер Харрис Паско попросил передать капитану Полдарку. Можно оставить вам?

– Да, конечно. – Демельза взяла письмо. – Позвольте представить вам миссис Керен Дэниэл, супругу Марка Дэниэла. А это доктор Энис.

Дуайт поклонился:

– К вашим услугам, мэм.

По платью Керен трудно было догадаться, к какому сословию она принадлежит, а кто такой Марк Дэниэл, доктор успел позабыть.

Под взглядом Дуайта выражение лица молодой женщины преобразилось, словно цветок в лучах восходящего солнца. Пока он говорил, Керен стояла, потупив взгляд, и ее длинные ресницы казались особенно черными на фоне матовых щек цвета спелого персика. Керен знала, кто он такой; в первый раз она увидела соседа через окно в компании капитана Росса, а потом еще два или три раза. Ей было известно, что Дуайт поселился в том доме с башенкой, который располагался в рощице на противоположной стороне долины. А еще она знала, что молодой доктор прежде никогда ее не видел, а ведь первое впечатление самое сильное.

Все вместе они пошли в сторону Нампара-Хауса. Керен твердо решила, что не отстанет от этой парочки, пока они сами ее не прогонят. Возле дома Демельза пригласила обоих зайти и выпить по бокалу вина, но Дуайт, к великому разочарованию Керен, отказался. Тогда она быстро прикинула, что несколько минут в компании этого молодого человека дороже возможности увидеть обстановку в Нампара-Хаусе, и тоже отказалась. Они ушли вместе. Дуайт вел коня под уздцы, а Керен шагала рядом.

День двадцатого октября выдался ветреным, пыль и пожухлые листья кружили в воздухе, в ожидании, когда их прибьет к земле дождем. Демельза нервничала так, будто боялась опоздать на отъезжающий в далекий город экипаж, а Верити никак не могла понять, почему им так важно оказаться в Труро не позже одиннадцати. Демельза попыталась объяснить свою нервозность тем, что она переживает из-за Джулии: дескать, девочка плохо спала ночью и теперь вроде ее немного лихорадит.

Тогда Верити предложила отложить поездку – поехать ведь можно в любой другой день. Тем более что сегодня на Грамблере должно было состояться квартальное собрание акционеров, и ей интересно было узнать, чем оно закончится. Но Демельзе почему-то не терпелось поехать в Труро именно двадцатого…

Джуд в последнее время совсем избаловался, поэтому женщин вместо него сопровождал Бартл.

На полпути их застал дождь. Мелкая морось, как тонкая шелковая сеть, двигалась по графству чуть медленнее тяжелых низких облаков, которые ее плели. Мили за три до Труро они заметили на дороге толпу. Увидеть столько людей посреди бела дня было так необычно, что они даже попридержали лошадей.

– Сдается мне, что это шахтеры, мэм, – сказал Бартл. – Может, сегодня праздник какой, а мы и позабыли?

Верити поехала вперед. Она сомневалась в правильности предположения Бартла – вид у толпы был совсем не праздничный.

Какой-то мужчина, стоя на телеге, что-то горячо втолковывал собравшимся вокруг него людям. До него было еще далеко, но даже с такого расстояния можно было догадаться, что он чем-то недоволен. Остальные сидели на траве и переговаривались между собой. Там были и мужчины и женщины, некоторые с маленькими детьми. Все бедно одетые, хмурые, замерзшие и отчаявшиеся. Многие стояли прямо на дороге, которая проходила между изгородями. На двух хорошо одетых женщин и их откормленного грума эти люди взирали с озлоблением.

Верити собралась с духом и медленно поехала через толпу, а люди молча провожали ее неприязненными взглядами.

– Уф! – выдохнула Демельза. – Кто они такие, Бартл?

– Да вроде шахтеры из Айдлесса и Чейсуотера. Трудное нынче времечко, мэм.

Демельза поравнялась с Верити:

– Тебе было страшно?

– Немного. Мне показалось, что они могут причинить нам какое-нибудь зло.

Демельза немного помолчала.

– Помню, как-то у нас в Иллагане совсем не осталось зерна. Мы целую неделю сидели на картошке с водой. Но и картошки тоже было в обрез.

На какое-то время Демельза предалась воспоминаниям, но, когда они подъехали к Труро, вмиг позабыла о шахтерах и думала только об Эндрю Блейми, прикидывая, сработает ли их план.

Из-за традиционно проходившего по средам рынка домашнего скота Труро утром в четверг всегда выглядел более грязным, чем в другие дни. Бартла они оставили в центре города и дальше двинулись по брусчатой мостовой, петляя между лужами и отбросами.

Демельза оглядывалась по сторонам, высматривая крепкого, коренастого мужчину в синем мундире с галунами, но его нигде не было видно.

Они вошли в небольшую портняжную лавку. В тот день Демельза была на редкость привередлива, но Верити все-таки удалось уговорить невестку остановить свой выбор на темно-зеленой ткани, которая гармонировала с ее гардеробом и прекрасно оттеняла цвет лица.

Когда покупка состоялась, Демельза поинтересовалась, который час. Портниха ушла посмотреть. Оказалось, почти полдень.

Что ж… она выполнила свое обещание. Больше сделать ничего было нельзя. Наверное, день не тот назначила и Блейми еще в море.

Громко звякнул дверной колокольчик. У Демельзы от неожиданности чуть сердце из груди не выпрыгнуло. Увы, это всего лишь чернокожий мальчик-слуга пришел узнать, не готов ли капор для достопочтенной Марии Агар.

Демельза начала рассматривать шелковые ленты, но Верити хотела и сама успеть сделать кое-какие покупки. Они планировали перед отъездом навестить Джоан Паско и попить у нее чаю, так что времени на магазины оставалось совсем немного, и Демельзе пришлось подчиниться.

Когда они покинули лавку, на узкой улочке было довольно людно. Мимо проехала запряженная волами телега с бочками эля для ближайшей пивной. С десяток босых чумазых голодранцев в изношенных до дыр сюртуках, обрезанных снизу и перехваченных веревками, устроили потасовку на куче мусора. В конце улицы у Западного моста двое попрошаек помогали выбраться из грязной жижи вполне трезвому торговцу. Около дюжины женщин вышли за покупками, большинство из них были в сабо и с петлями на запястьях, чтобы придерживать юбки и не запачкать подолы.

– Мисс Верити, – вдруг произнес мужской голос у них за спиной.

«О господи, – подумала Демельза, – свершилось».

Верити оглянулась. После поездки верхом и покупок в лавке она, обычно бледная, разрумянилась, но, стоило ей встретиться взглядом с Эндрю Блейми, как краска тут же схлынула. На мертвенно-бледном лице выделялись только серо-голубые глаза.

Демельза взяла золовку за руку.

– Мисс Верити, мэм. – Блейми мельком взглянул на Демельзу; его глаза были голубыми, как подтаявший лед. – Я столько лет жил надеждой, но мне все не представлялось случая. Я уже перестал надеяться, что когда-нибудь…

– Капитан Блейми. – Голос Верити звучал отстраненно, как будто издалека. – Позвольте представить вам мою кузину, миссис Демельзу Полдарк, супругу Росса.

– Это большая честь для меня, мэм.

– И для меня тоже, сэр.

– Вы приехали за покупками? – спросил Блейми. – Свободны ли вы в ближайший час? Я был бы несказанно рад…

Лицо Верити стало постепенно оживать, и вместе с этим вернулась и сдержанность, в которой она пребывала все последние годы.

– Капитан Блейми, я не думаю, что наша встреча может привести к чему-то хорошему, – сказала она. – Я не держу на вас зла… Но после стольких лет нам лучше не возобновлять знакомство. Не стоит надеяться и не стоит…

– Осмелюсь вам возразить, – перебил ее моряк. – Наша встреча – дар Божий. Она подарила мне надежду хотя бы на дружбу, и если только вы…

Верити покачала головой:

– Все кончено, Эндрю. Все это осталось позади. Простите, но у нас еще запланировано на сегодня много дел. Всего вам доброго.

Она собралась уходить, но Демельза стояла как вкопанная.

– Прошу, кузина, не обращай на меня внимания, – сказала она. – Я и сама могу пройтись за покупками. Нет, правда. Если… если твой друг хочет с тобой поговорить, было бы невежливо вот так ему отказать.

– О нет, миссис Полдарк, вам тоже лучше отправиться вместе с нами, – возразил Блейми. – Иначе пойдут разговоры. Верити, так случилось, что я снимаю комнату в здешней гостинице. Мы могли бы зайти туда на чашечку кофе или выпить чего-нибудь покрепче по старой памяти…

Верити резко отстранилась от Демельзы, она как будто даже испугалась.

– Нет! Мы никуда не пойдем!

Она развернулась и быстро пошла к Западному мосту. Демельза растерянно посмотрела на Блейми и побежала следом. Она злилась на золовку, но, когда догнала ее и, взяв за руку, замедлила шаг, поняла, что Верити ни в чем не виновата. Если Блейми был готов к этой встрече, то Верити ничего о ней не знала. Она испытывала те же чувства, что и капитан в тот день, когда Демельза неожиданно заявилась к нему в Фалмуте. Верити буквально шарахнулась от Блейми, потому что не хотела бередить старые раны, и держалась враждебно, чтобы избежать новых страданий. Демельза проклинала себя за то, что не предупредила подругу. Но как она могла предупредить Верити, если…

Демельза слышала какой-то шум, но была так расстроена, что все эти неприятные звуки мысленно связывала с капитаном.

– Эй, да не беги ты так, Блейми за нами не гонится, – сказала она. – И почему ты не стала его слушать? Он же вроде бы ничего плохого не говорил…

Верити старалась не смотреть на невестку. Слезы буквально сдавили ей горло, но глаза оставались сухими. Возле Западного моста она вдруг сообразила, что оказалась в толпе, которая волной движется ей навстречу.

Демельза все это время держалась у Верити за спиной. Теперь она поняла, что это шахтеры. В старом квартале города улицы сходились к Западному мосту, обрамляя его, словно воротник горловину. И по этому «воротнику», толкаясь, потрясая палками и не переставая орать, двигались со стороны Ривер-стрит озлобленные шахтеры. Они стремились попасть к Монетному двору, но сбились с пути, заплутав на всех этих улочках и перекрестках. Толпа выдавила в реку с полдюжины шахтеров и нескольких простых горожан. Люди толкались в грязи, опасаясь, как бы их не постигла та же участь. Мост был закупорен, как горлышко бутылки. Демельза с Верити оказались на краю воронки; еще немного, и их бы засосало в самый центр. Демельза оглянулась и увидела серую толпу обозленных шахтеров, которые двигались со стороны Кенвин-стрит.

Они с Верити попали между двумя потоками.

– Верити, осторожно! – крикнула Демельза.

Тут кто-то схватил ее за руку:

– Сюда.

Эндрю Блейми протащил их через улицу на крыльцо какого-то дома. Там едва хватало места для троих, но можно было хоть как-то укрыться от давки.

Верити пыталась упираться, но выхода у нее не было. Капитан закрыл собой Демельзу, а Верити, которая оказалась сбоку, загородил рукой.

Мимо прокатывались толпы возмущенных, потрясающих кулаками людей. Первая прошла быстро, а потом у моста застопорилась, словно бы бурлящая река, впадающая в узкое ущелье. Деваться было некуда. Шахтеры шли по восемь, десять, пятнадцать, двадцать в ряд. Женщины начали кричать. Серая орда измученных людей заполнила Кенвин-стрит, насколько хватало глаз. Мужчины напирали на стены, словно надеялись их раздвинуть. В окнах затрещали стекла. Блейми всеми силами сдерживал напор толпы на их убежище.

Никто не знал, что происходит, но, по всей видимости, первые ряды определились с направлением движения, и затор посреди моста начал рассасываться: шахтеры пошли более целенаправленно. Давление ослабло, толпа схлынула и, сначала медленно, а потом все быстрее, начала удаляться в сторону центра города.

Шествие превратилось в рваную колонну, и троица в нише на крыльце почувствовала себя в безопасности.

Эндрю опустил руку.

– Верити, умоляю тебя – подумай еще раз… – Он посмотрел ей в глаза. – О, дорогая, пожалуйста…

Верити шагнула с крыльца и безрассудно бросилась в толпу. Все произошло так быстро, что ни Блейми, ни Демельза не успели среагировать.

– Верити! Верити! – закричал капитан через головы проходящих мимо людей.

Они с Демельзой бросились за Верити, но даже секундного замешательства хватило, чтобы между ними оказались десятки незнакомцев.

Блейми расталкивал толпу и так энергично пробивался вперед, что Демельза очень быстро потеряла его из виду. Она была довольно рослая, но впереди шли сплошь высокие мужчины, и, сколько она ни вытягивала шею и ни крутила головой, все было тщетно. Когда Демельза оказалась возле самого узкого места на мосту, у нее уже не было ни сил, ни возможности высматривать Верити и Блейми. Ей оставалось только защищаться, чтобы не приблизиться к краю моста и не очутиться в реке. Мужчины и женщины протискивались мимо, давили, толкались локтями и тыкали палками. Толпа, словно огромное животное, стискивала Демельзу со всех сторон и не давала ей ни вздохнуть, ни развернуться. В какой-то момент толпа вдруг останавливалась, изрыгала проклятия и обливалась по́том, а затем умолкала и ускорялась то в одну сторону, то в другую. Несколько раз Демельза теряла опору под ногами, ее несло потоком людей, а она только цеплялась за идущих рядом. Прямо возле Демельзы упала женщина, и толпа сразу подмяла ее под себя. Потом другая женщина лишилась чувств, но ее успел подхватить какой-то мужчина. Откуда-то доносились крики, плеск воды и удары палок.

Даже когда они сошли с моста, узкая улочка не давала людскому потоку рассосаться. Чем ближе была цель шествия, тем злее становились люди. Казалось, весь воздух вокруг пропитался злобой и жестокостью. У Демельзы потемнело в глазах, она отчаянно боролась за свободное пространство. Постепенно давление начало ослабевать, и толпа увлекла ее вниз по Коингхолл-стрит. Люди направлялись к зернохранилищам, которые располагались на берегу реки.

Демельза наконец увидела вдалеке справа от себя капитана Блейми и, собравшись с силами, начала пробираться в его сторону.

Толпа снова стала напирать и понесла ее вперед, а потом постепенно заставила остановиться. Демельза оказалась в окружении злых потных шахтеров и их жен.

Перед воротами первого зернохранилища собрались горожане и бюргеры, полные решимости защитить свою собственность. На стене стоял мировой судья, толстый и скромно одетый. Он что-то кричал, но его крики заглушал рев толпы. Рядом с ним находились владелец зернохранилища – тучный, постоянно моргающий мужчина – и трое городских констеблей. Солдат нигде не было видно – шествие застало местные власти врасплох.

Демельза проталкивалась в сторону Блейми и тут увидела Верити. Он все-таки ее отыскал. Они остановились у входа в конюшню, и толпа не давала им пройти дальше.

Судья перешел от увещеваний к угрозам:

– Власти постараются сделать все возможное, но это не значит, что нарушители порядка не будут наказаны по всей строгости закона.

И он напомнил собравшимся, что после беспорядков в Редрате в прошлом месяце одного из бунтовщиков приговорили к смертной казни, а многих других заключили в тюрьму.

– Позор! – кричали ему в ответ. – Убийцы! Злодеи!

Слово взял невысокий шахтер:

– Мы хотим получить то, на что имеем право. Нам нужно зерно. Всем живым тварям надо как-то кормиться. Продайте нам зерно по справедливой цене, и мы с миром разойдемся по домам. Назовите цену, мистер. Справедливую цену для голодных людей.

Судья повернулся к хозяину зернохранилища. Они стали о чем-то переговариваться. Демельза протиснулась между двумя шахтерами, которые весьма недовольно на нее посмотрели – она мешала им слушать. Демельза хотела было окликнуть Верити, чтобы привлечь ее внимание, но передумала.

– Мистер Сэнсон с пониманием относится к вашему бедственному положению и готов продать вам зерно по пятнадцать шиллингов за бушель, – объявил мировой судья. – Соглашайтесь, это щедрое предложение.

Толпа возмущенно загудела. Но невысокий шахтер, прежде чем ответить, наклонился, чтобы посовещаться с теми, кто стоял рядом.

Демельза наконец оказалась на достаточном расстоянии от Блейми и Верити, чтобы они ее услышали, но между ними стояла ручная тележка, на которой сидели женщины, и она не представляла, как подобраться ближе к своим друзьям. Эндрю и Верити не отрываясь смотрели в сторону зернохранилища, хотя в действительности их сейчас мало волновало происходящее вокруг.

– Восемь шиллингов. Мы заплатим вам по восемь шиллингов за бушель. Это самое большее, что мы можем себе позволить. И даже при такой цене мы все будем обречены на полуголодное существование.

Судья еще не успел повернуться к торговцу зерном, а тот уже протестующе замахал руками. Толпа снова зашумела, потом все умолкли, и Демельза смогла расслышать голос Блейми.

– …Чтобы жить дальше, дорогая, – тихо и отрывисто говорил он. – Милая, неужели все эти годы не послужили искуплением? Да, нас разлучила кровь. Но ведь все это уже быльем поросло. Как я понимаю, Фрэнсис за эти годы изменился. Хотя я с ним и не говорил. Но ты, ты не изменилась. В душе ты осталась такой, как и прежде.

Толпа снова загудела.

– Восемь шиллингов – или ничего! – крикнул выступающий от имени толпы шахтер. – Слово за вами, мистер. Решайтесь, мы больше терпеть не станем.

Верити закрыла глаза рукой в перчатке:

– Ах, Эндрю, что мне сказать? Надо ли нам снова через все это проходить? Эти встречи… расставания… сердечная боль?

– Дорогая, клянусь, этого впредь не будет. Мы больше никогда не расстанемся.

Все, что Блейми сказал дальше, утонуло в криках, которыми толпа ответила на отказ Сэнсона. Невысокий шахтер исчез со своего «насеста», как будто его сдернули, и толпа снова ринулась вперед. Защитники частной собственности у входа в зернохранилище попытались оказать сопротивление, но это было похоже на протест сухих листьев против ветра. Рудокопам потребовалось всего несколько минут – они сорвали с дверей зернохранилища навесной замок и ворвались внутрь.

Демельза, чтобы ее не унесло вместе со всеми, вцепилась в тележку. Но вскоре тележка понадобилась шахтерам для отгрузки зерна, и Демельза прижалась спиной к конюшне. Тогда-то ее наконец и заметила Верити.

– Демельза! – закричала она. – Эндрю, помоги ей! Ее же затопчут!

Верити крепко схватила Демельзу за руку, как будто это она от нее сбежала, а не наоборот. На щеках у Верити остались полосы от высохших слез, черные волосы растрепались, юбка порвалась. Она выглядела несчастной… и до боли живой.

Шахтеры внутри хранилища передавали мешки с зерном тем, кто ждал их снаружи, а по улице уже вели мулов, чтобы нагрузить на них награбленное. Зернохранилище, как сточная канава, всасывало людей, и толпа возле Демельзы и Верити заметно поредела.

– Сюда, – сказал Блейми. – Сейчас самое время уходить. Не станем ждать, пока они растащат зерно и начнут пьянствовать.

Он повел женщин по Коингхолл-стрит. Шахтеров там уже не было, зато на улицу вышли горожане и возбужденно обсуждали, как можно предотвратить распространение грабежей. Да, шахтеров привел в город праведный гнев, но аппетит приходит во время еды, и они могли остаться здесь на весь день.

– Где ваши лошади? – спросил Блейми.

– Мы собирались перед отъездом еще зайти к Паско.

– Я бы посоветовал отложить визит до следующего раза.

– Почему? – поинтересовалась Демельза, когда они свернули на Миддл-Роу. – А вы разве не сможете отобедать у них вместе с нами?

Блейми мельком глянул на Демельзу:

– Нет, мэм, не смогу. Здание банка прочное, и я не сомневаюсь, что там вам ничего не грозит. Но после обеда вам придется ехать домой, а на улицах к тому времени уже будет небезопасно. Если все же решите обедать у Паско, тогда готовьтесь к тому, что придется у них и заночевать.

– О нет, это невозможно! – воскликнула Демельза. – Меня ждет Джулия, а Пруди такая неповоротливая, на нее надежда слабая!

Верити замедлила шаг.

– Эндрю, – сказала она, – ты не мог бы здесь нас оставить? Если Бартл увидит тебя, слухи о нашей встрече дойдут до Фрэнсиса, и ему может показаться, что это произошло не случайно, а…

– Идем быстрее, – перебил ее Блейми. – Не исключено, что и здесь тоже бродят толпы бунтовщиков. Я и не подумаю оставить вас, пока вы не окажетесь за границами города.

Бартл ждал их возле конюшен. Пока седлали лошадей, они с посыльным отправили Паско записку, что вынуждены уехать пораньше.

На Пайдер-стрит бунтовщиков тоже не было, но местные жители вышли из домов на склон холма и с тревогой взирали вниз. Некоторые вооружились палками.

На вершине холма дорога сужалась, и ехать по трое в ряд было затруднительно. Демельза решила взять инициативу в свои руки. Она послала Бартла вперед, чтобы он мог заранее предупредить, если на дороге вдруг появятся какие-нибудь пикеты или бунтовщики, а потом пришпорила лошадь и сама к нему присоединилась.

Так они и ехали обратно парами. Небо хмурилось, но вокруг было тихо. Демельза завязала непринужденный разговор с Бартлом, но при этом напряженно прислушивалась, в надежде узнать, о чем говорят Верити с Блейми. Проследить нить их беседы не представлялось возможным, но кое-какие отдельные слова и фразы Демельза все же разбирала. Они были похожи на первые зеленые ростки после обильного дождя в пустыне.

Джуд уже так давно вел себя более или менее сносно, что Пруди совсем расслабилась и проглядела признаки надвигающейся катастрофы. Жизнь в Нампаре стала размеренной, не то что во времена старого Джошуа. Это в лучшую сторону повлияло на саму Пруди, и она решила, что и Джуд тоже утихомирился.

Двадцатого октября Росс, как и Демельза, тоже уехал рано утром – он теперь покидал дом по делам три-четыре раза в неделю. Пруди в отсутствие хозяйки обычно располагалась в кухне, заваривала себе чаек и обсуждала с Джинни Картер все, что произошло за прошедшую неделю. Вот она и не уследила за Джудом, который якобы отправился доить коров, а на самом деле потихоньку прикладывался к бутылке.

Пруди старалась по возможности спихнуть на Джинни, как и на Демельзу в старые времена, всю работу по дому, а сама знай себе попивала чаек, сплетничала или жаловалась на свои больные ноги. При госпоже она себе, конечно, такого не позволяла, но сегодня ни капитана Полдарка, ни его жены рядом не было.

В тот день Джинни говорила о своем муже. О том, что Джим исхудал и стал совсем больной, о том, как она молится, чтобы эти восемь месяцев поскорее пролетели и он бы наконец вернулся домой. Пруди слушала ее и радовалась, что молодая женщина надолго останется в Нампара-Хаусе. Джинни сказала, что ее муж теперь уже вряд ли сможет быть шахтером и она взяла с него слово, что он станет работать на ферме. В Нампаре Джим всегда чувствовал себя намного лучше, чем на рудниках, и они с ним здесь всегда были счастливы. Конечно, шахтеры зарабатывают больше, но это ли главное? Ничего, они как-нибудь протянут. И на ферме тоже можно неплохо прожить.

Пруди согласно кивала: да уж, теперь все перевернулось с ног на голову. Если хоть половина из того, что она слышала, правда, то скоро работать на ферме будет выгоднее, чем под землей. Да взять хоть капитана Росса. Скачет целыми днями по всей округе, как будто сам нечистый за ним гонится, а толку никакого. Уж как ни старайся, а труп все равно не оживить. Чем понапрасну тратить деньги на шахту, лучше бы за картошкой своей присматривал.

Джинни слушала ее причитания и озабоченно сновала туда-сюда. В последний раз она вошла в кухню крайне встревоженная.

– Пруди, там, в подвале, кто-то есть. Честное слово. Я слышала, когда мимо двери проходила…

– Да быть того не может. – Пруди пошевелила пальцами на ногах. – Тебе послышалось. Может, крыса пробежала, или мисс Джулия в своей люльке заворочалась. Сходи посмотри сама, пожалей мои бедные ноженьки.

– Да какая там крыса, – возразила Джинни. – Я же слышала: мужчина какой-то все бурчит и бурчит. Будто старое колесо в подвале вертится.

Пруди хотела было что-то возразить, но, подумав, сунула ноги в тапки, со скрипом поднялась из кресла и прошлепала в холл, а там заглянула за дверь под лестницей.

В первые секунды бормотание было неразборчивым, но потом Пруди услышала знакомое:

– Жили-были старик со старухой, и были они бедны, твидли-твидли-ди…

– Это Джуд, – мрачно сказала она встревоженной Джинни. – Заливает глотку лучшим джином капитана. Постой-ка здесь, я его сейчас оттуда вытащу.

Пруди побрела обратно в кухню.

– Где же моя палка от метлы?

– В конюшне, – подсказала Джинни. – Я видела ее там сегодня утром.

Пруди направилась в конюшню, а Джинни за ней, но, когда женщины вернулись, пение в подвале смолкло. Тогда они зажгли свечу от очага в кухне, и Пруди спустилась в подвал. Там она обнаружила несколько разбитых бутылок, но никаких признаков мужа не было.

Пруди поднялась наверх.

– Кривоногий пес ускользнул, пока нас не было.

– Тихо, – сказала Джинни. – Слышишь?

Они прислушались. Теперь кто-то негромко напевал в гостиной.

Джуд сидел в любимом кресле Росса, закинув ноги в башмаках на каминную полку. На лысину он водрузил шляпу Полдарка, черную с загнутыми полями. В одной руке у него была бутылка джина, а в другой хлыст, которым он аккуратно покачивал люльку со спящей Джулией.

– Джуд! – окликнула его Пруди. – А ну вылезай из хозяйского кресла!

Джуд обернулся.

– А, добрые женщины, – сказал он каким-то глуповатым голосом. – Проходите-проходите. Ваш покорный слуга, мэм. Будь я проклят, это так мило, что вы явились с визитом. Не ожидал такого от пары сучек. Но, как говорится, с волками жить – по-волчьи выть. Даже с такой расчудесной парочкой сучек. Породистые, сэр. Никогда таких не встречал. Даже с виду понятно, что кровь благородная, без всяких там примесей. – И Джуд подтолкнул хлыстом люльку, чтобы та не переставала раскачиваться.

Пруди сжала в руках палку от метлы.

– Вот что, милая, – сказала она, обращаясь к Джинни, – ты иди займись своими делами. Я сама тут разберусь.

– А ты справишься? – тревожно спросила Джинни.

– Еще как справлюсь. Да я его на кусочки порублю. Только вот люлька мешает. Мы же не хотим, чтобы наша малышка расплакалась.

– Что, только одна дама осталась? – спросил Джуд, когда Джинни ушла. – Ну и хитрюга же ты, миссис Пэйнтер. Избавилась от девчонки, чтобы с нею джином не делиться. – Его маленькие глазки от выпитого налились кровью и слегка затуманились. – Присоединяйся, дорогуша, задери ножки повыше. Я тут хозяин. Джуд Пэйнтер, эсквайр Нампары, хозяин гончих, хозяин кладбищ, мировой судья. Хлебни джина!

– Ха, тоже мне хозяин! – сказала Пруди. – Посмотрю я, как ты запоешь, когда капитан Росс застанет тебя тут, в портках, прилипших к его лучшему креслу. Ах ты, мерзкий пропойца!

Джуд откупорил бутылку и принялся пить из горлышка большущими глотками, так что внутри запрыгали пузыри.

– Да не злись ты так. У меня еще две бутылочки за креслом припрятаны. Уж больно ты высоко ставишь Росса и его кухонную девку. На вот, хлебни чуток.

Джуд наклонился и водрузил наполовину пустую бутылку на стол позади кресла.

Пруди уставилась на нее.

– Давай-ка выметайся из кресла по-хорошему, а не то я раскрою тебе башку вот этой вот палкой, – пригрозила она. – И оставь дитя в покое!

Джуд в ответ лишь снова подтолкнул люльку хлыстом и оценивающе посмотрел на Пруди затуманенными глазками, пытаясь определить, насколько велика угроза для его головы. Однако шляпа Росса придала ему уверенности.

– Угомонись уже. Там в буфете бренди имеется. Тащи сюда бутылку, я смешаю тебе «Сэмпсон».

Когда-то это был любимый коктейль Пруди: бренди, сидр и сахар. Она смотрела на Джуда так, как будто сам дьявол искушал ее продать свою душу.

– Коли захочу выпить, так сама себе налью и не стану просить ни тебя, ни кого другого.

Пруди подошла к буфету и аккуратно смешала себе «Сэмпсон». Джуд с завистью наблюдал за ней остекленевшими глазками.

– А теперь, – зло сказала Пруди, – убирайся из кресла!

Джуд провел ладонью по лицу:

– Дорогая моя, вот гляжу я на тебя, и плакать хочется. Ты хоть выпей для начала. И мне тоже смешай стаканчик. Сооруди-ка мне «сэмпсон с шапочкой». Ну же, будь хорошей женушкой.

В «сэмпсон с шапочкой» входили те же ингредиенты, вот только порция бренди должна была быть двойной. Пруди пропустила просьбу Джуда мимо ушей, молча выпила свой коктейль и с мрачным видом смешала себе еще один.

– Сам нальешь, – сказала она. – Между прочим, я никогда не была тебе женой, и тебе об этом прекрасно известно. Порядочный человек первым делом отвел бы девицу в церковь. А мы друг другу никаких клятв не давали, и священник нас не благословил. И свадьбы у нас никакой не было: ни музыки, ни угощения. Ты просто взял меня и увез. Удивляюсь, и как только ты спокойно спишь по ночам?

– Да уж, толстуха ты была что надо, – отозвался Джуд. – А стала еще толще. И половины хватит, чтобы целый корабль нагрузить. А свадьбу играть ты сама не захотела. Так что уймись, старая бестия, нечего на меня все валить. Я все сделал, чтобы тебе хорошо жилось. Выпей вон лучше.

Пруди взяла наполовину опустошенную бутылку.

– Моей матушке-старушке это бы не понравилось, – заявила она. – Хорошо, что она померла, не дожила до такого позора. Одну меня только бедняжка и вырастила. Единственную доченьку. А было-то нас всего двенадцать человек. Уж столько лет прошло, а все равно тяжко вспоминать.

– Одна из дюжины – это даже неплохо. – Джуд еще разок толкнул хлыстом люльку. – В мире и так слишком много людей, а некоторых следовало бы утопить. Я бы издал такой закон, кабы меня сделали главным министром, чему не бывать, и очень жаль, потому как мало у кого есть такая светлая голова на плечах, как у Джуда Пэйнтера. Хотя завистники думают иначе, но скоро жизнь хорошенько их тряхнет, потому что Джуд Пэйнтер встанет и скажет этим пьянчугам, что их зависть больше не помешает его признанию, которого он заслуживает не меньше любого другого умного человека… На чем я остановился?

– На том, что поубивал бы моих братьев и сестер, – напомнила Пруди.

– Ну да. Один ребенок из двенадцати. По мне, так это в самый раз. Нечего плодиться, как всякие Мартины, Вайгусы и Дэниэлы. Я бы их всех в бочке утопил, как котят.

Большой нос Пруди начал наливаться кровью.

– Я не потерплю таких разговоров в этом доме, – возмущенно заявила она.

– Нечего командовать, не у себя на кухне, так что прикуси язык, старая корова.

– Сам прикуси, – огрызнулась Пруди. – Старый мерзкий пьяница. Тупица немытый. Бражка прокисшая. Передай мне бутылку. В этой уже ни капли не осталось.

А Джинни, ожидавшая в кухне, что Пруди накажет Джуда, все прислушивалась, когда же начнутся грохот и вопли. Но в гостиной было тихо, и она занялась своими делами. Кейт, ее младшенькая, подросла и стала повсюду совать свои маленькие пальчики, поэтому Джинни теперь не брала девочку на работу, а оставляла под присмотром матери вместе с двумя братьями и младшими детишками миссис Заки. Так что в кухне Джинни была совсем одна.

Покончив с работой, она призадумалась, чем бы еще заняться. Может, окна помыть? Джинни взяла ведро и собралась было пойти к водокачке, но тут увидела, как через поле со стороны Меллина бежит Бенджи Росс, ее старший сын.

Она сразу поняла, в чем дело. Заки обещал, что даст ей знать, чем закончилось нынешнее собрание.

Джинни пошла навстречу, по пути вытирая о передник руки. Бенджи было уже три с половиной года, он был довольно крупным мальчиком для своего возраста. Нападение Клеммоу никак на нем не отразилось, только белый шрам на щеке остался. Джинни встретила сына на краю сада, возле первой яблони.

– Ну, малыш, что сказал дедушка?

Бенджи посмотрел на нее ясными глазами:

– Деда сказал, что шахту закроют через месяц.

Джинни перестала вытирать руки:

– Как? Совсем?

– Ага. Деда сказал, всю закроют. Мам, можно мне яблоко?

Джинни не ожидала, что все будет настолько плохо. Она думала, что хотя бы половину шахты, ту, где богатые жилы, оставят. Если Грамблер закроют – тогда конец всему. Только у немногих хватит сбережений, чтобы протянуть зиму, остальным придется искать работу или голодать. Но другой работы в округе не найдешь, ну, если только вдруг, может, кому-то повезет устроиться на Уил-Лежер. Можно, конечно, попытать счастья на свинцовых рудниках в Уэльсе или на угольных шахтах Мидлендса. Но тогда рудокопам придется оставить свои семьи, а значит, порушатся многие жизни.

И теперь у Джима, когда он выйдет из тюрьмы, не будет выбора. Ему еще повезет, если его возьмут на ферму. Вся жизнь Джинни прошла в тени Грамблера. Не то чтобы рудник был особо процветающим. Разумеется, случалось всякое: были взлеты и падения. Но Джинни никогда не слышала, чтобы шахту закрывали. Она не знала, как давно ее открыли, но это точно произошло еще задолго до рождения ее матери. До Грамблера в этих краях и деревень-то не было. Построили шахту, появились и деревни. Грамблер был центром всего, он давал людям работу, устанавливал свои обычаи. Как же теперь без него?

Джинни зашла в дом, выбрала в кладовой спелое яблоко и дала его Бенджи.

Надо было сообщить обо всем Джуду и Пруди… Ну или хотя бы Пруди, если Джуд еще не протрезвел.

Джинни пошла в гостиную, а Бенджи хвостиком следовал за матерью.

Росс узнал обо всем, когда возвращался домой после встречи с Ричардом Тонкином, Рэем Пенвененом и сэром Джоном Тревонансом. Старый шахтер Фред Пендарвес прокричал ему эту новость, когда он проезжал мимо виселицы на перекрестке Баргус. Росс мрачно размышлял о том, что если так и дальше пойдет, то вообще не останется шахт, чтобы извлечь прибыль из их затеи. Загородный дом Тревонанса он покинул в приподнятом настроении. Сэр Джон пообещал помочь деньгами и своими связями, при условии, что медеплавильный завод будет построен на его земле. Новость о закрытии Грамблера свела на нет весь оптимизм Полдарка.

Подъехав к дому, Росс не стал заводить Смуглянку в конюшню, прикидывая, не навестить ли ему Фрэнсиса. В холле он остановился и прислушался к доносившимся из гостиной голосам. У Демельзы гости? Этого только не хватало.

Но, прислушавшись, он узнал ворчание Джуда, а потом подала голос и Джинни Картер. Джинни кричала! Росс подошел к приоткрытой двери в гостиную.

– Это все ложь! – сквозь слезы воскликнула Джинни. – Грязная ложь! А тебя, Джуд Пэйнтер, следует выпороть за то, что ты сидишь тут в хозяйском кресле и выдумываешь всякие гадости. Наказать скорпионами, как в Библии сказано.

– Правильно говоришь, – заплетающимся языком одобрила ее Пруди. – Так и надо. Дай ему по башке, дорогуша. На вот мою палку.

– А ты помалкивай, старая кобыла, – сказал Джуд. – И ничего я не выдумываю, а лишь повторяю то, что все говорят. Вы только посмотрите на этот шрам у парня на щеке. Бедный малец, он-то, конечно, ни в чем не виноват. Но не зря же болтают, будто сам Вельзевул оставил мальчишке эту отметину. Чтобы все знали, кто его настоящий отец. Вот так-то, уж люди зря не скажут. А шрамы-то у них и впрямь ну как две капли воды: что у папаши, что у сынка. В жизни такого не видал. Яблочко от яблоньки: Росс и Бенджи Росс. Я вам больше скажу. Люди болтают, что недаром капитан Полдарк в прошлом месяце на одной кобыле вместе с нашей Джинни в Бодмин поскакал. И заночевали они там, во как! Нет, шила в мешке не утаишь!

– Я не стану больше тебя слушать, – сквозь слезы произнесла Джинни. – Я пришла, чтобы рассказать вам про Грамблер, а ты накинулся на меня, словно голодный пес! Старый пьяница! А ты, Пруди, тоже хороша! В жизни бы не поверила, если бы своими глазами не увидела!

– Тише-тише! Успокойся, девочка. Я просто сижу тут тихонько и присматриваю за Джудом, чтобы он чего не натворил.

– А что до твоего маленького засранца, – никак не унимался Джуд, – так он ни в чем не виноват. Неправильно мальца в чужих грехах винить. Несправедливо это…

– Жаль, что Джима сейчас здесь нет! Бенджи, пойдем отсюда…

Джинни выбежала из гостиной вся в слезах и с перекошенным от обиды лицом. Она держала за руку сына. Росс успел отойти от двери, но Джинни его заметила. Она сразу побледнела, а потом вся пошла красными пятнами. Их взгляды встретились. Росс увидел в глазах молодой женщины страх и одновременно враждебность. А потом она убежала в кухню.

Вскоре вернулась домой и Демельза. Весь путь от Тренвит-Хауса она прошла пешком. Ну и картину она застала! Джулия крепко спала, несмотря на разыгравшуюся в гостиной сцену, а Пруди сидела рядом с люлькой и громко рыдала, уткнувшись лицом в передник. Вся комната провоняла перегаром, на полу валялись две разбитые бутылки, а кресла были перевернуты.

Демельза начала догадываться о том, что тут произошло, но от Пруди никаких вразумительных объяснений добиться не смогла. Когда она тронула служанку за плечо, та заревела еще громче и объявила, что Джуд плюнул ей в самую душу.

Демельза помчалась в кухню. Джинни там не было, а со двора доносились какие-то странные звуки.

Росс одной рукой качал водокачку, а во второй держал хлыст. Джуд стоял под струей воды. При каждой попытке выскочить из-под холодного потока он получал удар хлыстом и в конце концов смирился со своей участью.

– Росс, Росс! Что происходит? В чем он провинился?

Росс посмотрел на Демельзу.

– В следующий раз, когда соберешься за покупками, не бросай ребенка на кого попало, – сказал он.

От несправедливого обвинения у Демельзы даже дыхание перехватило.

– Росс! Я ничего не понимаю. Что случилось? С Джулией все в порядке.

Росс щелкнул хлыстом:

– Стой на месте! Учись плавать! Уж я смою с тебя всю грязь, чтобы впредь неповадно было болтать всякие мерзости!

О чем это Росс толкует? Демельза в полном недоумении резко развернулась и убежала в дом.

Когда Верити приехала домой, она еще ничего не слышала о решении закрыть шахту. Они расстались с капитаном Блейми на развилке у Сент-Анн, потом Демельза спешилась у ворот Тренвита, и дальше Верити с Бартлом ехали вдвоем.

Элизабет единственная во всем доме заметила, что Верити вернулась. Тетушка Агата была глуховата, а Фрэнсису было все равно.

– Что-то рано вас сегодня Паско отпустили, – с вымученной улыбкой заметила Элизабет.

– А мы к ним и не заходили. – Верити стянула перчатки. – Шахтеры устроили в городе беспорядки, и… и мы подумали, что разумнее будет уехать, пока не стало еще хуже.

– Ха! – сказал Фрэнсис, выглянув в окно. – Беспорядки. Ну еще бы. Скоро везде беспорядки начнутся.

– Вот поэтому у меня не было времени на то, чтобы выбрать тебе брошь, Элизабет. Мне жаль, но, может, на следующей неделе…

– Столько лет, – сказала тетушка Агата. – Будь я проклята, она ведь существовала еще задолго до моего рождения. Я хорошо помню, как бабуля Тренвит рассказывала мне, что дедушка ее мужа, Джон Тренвит, прорубил первую штольню за год до своей смерти.

– И в каком же году это было? – скучающим тоном поинтересовался Фрэнсис.

– Вот уж на этот вопрос я тебе не отвечу. Загляни в семейную библию, там все даты рождения и смерти Тренвитов записаны. Но было это еще в царствование Елизаветы.

Верити постепенно начала догадываться, о чем идет речь. Мысли об утренней встрече сразу вылетели из головы. Уезжая из Тренвита, она с нетерпением ждала, какое решение будет принято сегодня на собрании акционеров. И вот, вернувшись, даже ни о чем не спросила.

– Но вы же не хотите сказать, что…

– А потом, лет семьдесят или восемьдесят спустя, уже другой Джон пробил первый ствол шахты. Вот за него-то и вышла бабуля Тренвит. За все эти годы шахту ни разу не закрывали. Еще недавно мы получали от нее тысячи. Несправедливо вот так все пускать коту под хвост.

Сердце у Верити упало.

– Означает ли это, что закрывают всю шахту? Я правильно поняла?

– А как иначе? – Фрэнсис отвернулся от окна. – Мы не можем осушать одну часть рудника, не осушая при этом другую.

– Когда я была маленькой девочкой, – подала голос тетушка Агата, – денег у нас было столько, что я могла ими играть. Папа умер, когда мне исполнилось восемь. Помню, как мама заказывала памятник на кладбище при церкви в Соле. Я слышала, как она говорила: «Не жалейте денег». Я и сейчас ее слышу: «Не жалейте денег. Мой муж умер от ран, как если бы пал в бою. У него должен быть достойный памятник». О, Верити, ты уже вернулась? Ты такая румяная. И с чего это, интересно, ты вдруг так разрумянилась? Подобные новости кровь не греют. Это станет закатом Полдарков, вот что я вам скажу.

– Что же теперь будет, Фрэнсис? – спросила Верити. – Как это отразится на нас? Мы уже не сможем жить как прежде?

– Как акционеров нас это никак не коснется. Разве что лишит надежды на возрождение, и мы больше не сможем сорить деньгами. Мы вот уже пять лет не получали дивиденды. Право недропользования приносило нам восемьсот фунтов в год. Теперь этого не будет. Вот и вся разница.

– Значит, мы вряд ли сможем продолжать… – начала Верити.

– Это зависит от других наших вложений, – раздраженно перебил ее Фрэнсис. – У нас есть ферма. Деревня Грамблер и половина Сола принадлежат нам. Если, конечно, после всего случившегося арендаторы вообще смогут нам платить. Надеюсь, что кредиторы проявят снисхождение и у нас будет минимальный доход, который позволит жить дальше. Если только это можно назвать жизнью.

Элизабет встала и плавно опустила Джеффри Чарльза на пол.

– Мы справимся, – тихо сказала она. – Другим сейчас гораздо хуже, чем нам. Есть разные способы экономить. Не будет же это длиться вечно. Нам просто надо постараться какое-то время удержаться на плаву.

Фрэнсис несколько удивленно посмотрел на жену. Возможно, он ожидал, что Элизабет отреагирует на его слова иначе – станет возмущаться или будет его обвинять. Но Элизабет всегда хорошо держалась в критических ситуациях.

– Мама, – Джеффри Чарльз недовольно поглядел на отца, – а теперь мне уже можно пошуметь? Можно мне пошуметь, мама?

– Пока еще нет, дорогой, – ответила Элизабет.

Верити пробормотала извинения и удалилась.

Она поднималась по широким ступеням и смотрела вокруг новыми глазами. Прошла через квадратную лестничную площадку с низким потолком и прекрасными готическими окнами эпохи Тюдоров, откуда открывался вид на маленький зеленый парк с плетистыми розами, вечно сухим фонтаном и вымощенными булыжником дорожками. Все в этом доме было крепким и надежным, все радовало глаз и было построено на века. Верити молилась, чтобы так было и дальше.

В своей комнате Верити избегала смотреть в зеркало, боялась увидеть в нем то, что подметили острые старые глазки тетушки Агаты.

Окна ее спальни выходили на живую изгородь из тиса и огород. Четыре года назад она стояла у этого окна и с горечью в сердце созерцала тот же самый пейзаж. Здесь она находила утешение в самые трудные моменты своей жизни.

Верити не знала, насколько серьезным будет этот кризис. Возможно, в будущем, когда она оглянется назад, все покажется не таким уж и страшным. Надо же, Грамблер закрывают. Одно только это означало коренные перемены в жизни всей округи. Грамблер закрывают – это просто в голове не укладывалось.

Но стоит ли ей самой так волноваться? Да, закрытие шахты могло отразиться на финансовом состоянии Верити. Но при ее образе жизни деньги всегда оставались на втором плане.

Однако этот кризис в любом случае коснется других людей. Да, он заденет всех, кого она знает и любит, и не только в этом доме, но по всей округе. И людей из церковного хора, с которыми она занимается, и бедняков, которым она помогает. Еще сегодня утром все они были очень близкими ей людьми. Так что же изменилось? Почему она не расстроена, почему не переживает за них? Почему не чувствует себя несчастной, ведь для этого есть все основания? Почему? Почему? Ответ был прост, вот только у нее не хватало мужества признаться себе в этом. Верити прижалась лбом к оконному стеклу и напряженно прислушивалась к биению собственного сердца.

Джуду и Пруди пришлось уйти. Росс был непреклонен. Он не был человеком злопамятным и преданному слуге мог простить многое. К пьянству Джуда Росс давно уже привык, но вот его вероломства он не стерпел. Кроме того, следовало подумать о ребенке. Ни Джуду, ни Пруди больше нельзя было доверять Джулию.

На следующее утро Росс вызвал обоих к себе и дал им неделю на сборы. Пруди давилась слезами, Джуд мрачно помалкивал; поначалу он думал, что если в прошлый раз сумел за неделю все уладить с капитаном Полдарком, то и сейчас получится. Но это был не тот случай. И когда Джуд наконец понял, что ошибался, он не на шутку встревожился. За два дня до конца назначенного срока Демельза сжалилась над Пруди и сказала, что может попробовать уговорить Росса оставить ее, но одну, без Джуда. Однако Пруди проявила солидарность с мужем и решила уйти вместе с ним.

И вот настал день, когда Пэйнтеры собрали все свои пожитки и покинули Нампару. Поселились они в какой-то развалюхе на самом краю растянувшейся по долине деревни. А в прошлом это был первый жилой дом в Грамблере.

Дом пребывал в запущенном состоянии, но зато и арендная плата была мизерной, да плюс еще очень удобное расположение – по соседству с винной лавкой.

Уход Джуда и Пруди кардинально изменил жизнь в Нампара-Хаусе. Демельза невольно прислушивалась, в надежде услышать шаркающие шаги Пруди или резкий тенорок вечно недовольного Джуда. Да, Пэйнтеры были люди неряшливые, ленивые и не слишком умелые, но они вросли в самую сердцевину Нампары, и теперь в доме словно бы чего-то не хватало. Демельза обрадовалась, что они поселились по соседству, ведь ее дружба с Пруди длилась не один год, и нельзя было вот так за несколько дней все оборвать.

На место Пэйнтеров Росс нанял другую супружескую пару – Джона и Джейн Гимлетт, толстячков лет сорока с небольшим. Пять или шесть лет назад они в поисках работы на тогда еще процветающем Западе приехали из Северного Корнуолла в Грамблер, да так тут и осели. Джон работал подмастерьем у сапожника, но дела пошли неважно, и они вдвоем уже больше года трудились на оловянном прессе. Опрятные, рукастые, добродушные и почтительные – полная противоположность Джуду и Пруди, – супруги Гимлетт с энтузиазмом взялись за дело. Но разумеется, только время могло показать, на сколько их хватит.

Прислуга у Росса была немногочисленной, но спустя два дня после скандала с пьянкой у него возникла еще одна проблема.

– Что-то я сегодня утром не видел Джинни. Где она?

– Джинни от нас ушла, – грустно сказала Демельза.

– Как ушла? Неужели?

– Да, еще вчера вечером. Я хотела тебе сказать, но ты так поздно вернулся. Я и сама не поняла, почему Джинни вдруг решила нас покинуть.

– А что она сказала?

– Сказала, что лучше будет присматривать за своими детьми. Я ей говорила, что скоро вся семья ее матери останется без работы, пыталась переубедить, но тщетно. Она только губы поджала и объявила, что хочет уйти.

– Ну и дела, – вздохнул Росс, помешивая свой кофе.

– Это как-то связано с тем скандалом в четверг, – заметила Демельза. – Если бы я знала, из-за чего сыр-бор разгорелся, то, может, и смогла бы что-то сделать. Никак в толк не возьму, Джинни ведь не пила вместе с Пэйнтерами. Почему она вдруг решила уйти?

– Я, кажется, догадываюсь, – сказал Росс.

– Ну так не держи меня в неведении. Если знаешь, расскажи и мне.

– Помнишь, я возил Джинни в Бодмин? Я, кстати, еще тогда говорил, что пойдут слухи.

– Помню.

– Ну так вот, люди и впрямь начали трепать языками, а когда я вернулся, то услышал, как Джуд повторяет все эти сплетни. Да еще приплел к ним всякую мерзость из прошлого. Это еще одна причина, почему я его прогнал, помимо Джулии.

– О, теперь я понимаю.

– Возможно, Джинни не знает, что Джуд ушел, – немного поразмыслив, предположил Росс. – В этом случае…

– Она знает. Пруди ей вчера рассказала.

– Что ж, если ты хочешь, чтобы Джинни вернулась, я схожу потолкую с Заки.

– Конечно, я хочу, чтобы она вернулась. Джинни мне очень нравится.

– Мне так и так надо повидаться с Мартином. Есть у меня к нему одно предложение.

– Это хорошо, миссис Заки обрадуется. Я никогда прежде не видела ее такой расстроенной. А что за предложение?

– Нам в нашей медной компании нужен агент, человек, не известный в торговых кругах, который бы смог действовать от нашего имени, отвлекая все внимание на себя. Вот хочу привлечь Заки на эту должность. Ты же знаешь, он не обычный шахтер.

– А Марк Дэниэл?

– А с ним что?

– Помнишь, я рассказывала, что Керен просила меня узнать, не можешь ли ты подыскать для него место получше?

– А, точно. Нет, Демельза, Марк не подходит. Нам нужен человек, который умеет читать, писать и грамотно обращаться с большими суммами денег. И еще он должен иметь представление о том, как все устроено в деловом мире. В этом отношении Заки лучшая кандидатура. К тому же нам необходим человек, которому мы сможем во всем доверять. Мы вынуждены соблюдать секретность. Если кто-то вдруг проболтается – конец всему. Нет, Марк, конечно, парень надежный, я бы ему и жизнь свою доверил… Но независимый агент из него не выйдет. Я считаю, что каким бы надежным ни был мужчина, но, если у него ненадежная жена, которой он предан, рано или поздно это даст о себе знать.

– А Керен, наверное, и в голову не приходило, что она сама может тянуть Марка назад.

– Ну, Керен об этом ничего не узнает, так что за нее можешь не волноваться.

А Керен тем временем устанавливала возле дома приставную лестницу. Дождь лил два дня кряду, и вода-таки нашла слабое место в соломенной кровле нового дома. Крыша прохудилась сначала только в кухне, а потом потекло и в спальне. Прошлой ночью капало прямо им на ноги.

Керен была в бешенстве. Конечно, Марк бо́льшую часть свободного времени проводил, стоя под дождем на этой лестнице, но она считала, что за два месяца их совместной жизни он мог бы заранее позаботиться о том, чтобы крыша не протекала. Вместо этого он в плохую погоду что-то стругал в доме, а в хорошую ковырялся в огороде.

На самом деле Марк сотворил чудо. Он перетаскал тонны камней и соорудил ограду вокруг их участка. Эта стена была символом безграничной энергии одного человека. Земля внутри ограды была вспахана, прополота и готова к урожаю следующего сезона. А еще Марк соорудил пристройку к дому с односкатной крышей, где в будущем собирался держать свиней.

Семейная жизнь оказалась для Керен сплошным разочарованием. Любовные ласки Марка, пусть искренние, были лишены романтики и утонченности, а в остальное время он почти всегда молчал. Муж по многу часов работал на шахте, да еще смены каждую неделю менялись. В одну неделю он вставал и завтракал в пять утра, а в другую – возвращался домой и заваливался спать в половине седьмого. Он без лишних церемоний будил Керен, но, когда сам спал, не желал, чтобы его беспокоили. А если смена начиналась в два, ей приходилось коротать вечера в одиночестве. Многообещающими были только первые дни их совместной жизни. Марк возвращался домой незадолго до одиннадцати, раздевался, мылся, брился, и они вместе ложились в постель. Но новизна отношений ушла, и Керен все чаще находила предлог, чтобы уклониться от его грубых прикосновений. Все это было так не похоже на ее роль в «Невесте шахтера».

Вот и сейчас Марк ушел пораньше, чтобы не опоздать на шахту, а Керен надо было чем-то занять себя в ближайшие девять часов. Лестницу он убрать не успел, и Керен решила попробовать сама починить крышу. Она считала, что тот, кто умеет приспосабливаться, способен решить все проблемы.

Итак, Керен отыскала место, где Марк не закончил работу, и пошла по сырой соломе. Утро выдалось чудесное, но по всем приметам чувствовалось, что к вечеру снова пойдет дождь. Керен хотелось посмотреть, какое лицо будет у мужа, когда он вечером под проливным дождем вернется с шахты и обнаружит, что в доме сухо.

Керен присела. С этого места хорошо просматривался дом доктора Эниса; она даже пожалела, что деревья вокруг него зимой не теряли листья. После той встречи в Нампаре она видела соседа раза три, но они и словом не перекинулись. Порой Керен думалось, что этак она скоро вообще разучится говорить. Изредка к ним заглядывали соседи из Меллина, но прием, который оказывала им хозяйка, не очень-то воодушевлял. Единственным, с кем Керен смогла сдружиться, был Чарли Барагванат, сын садовника. Она всегда приглашала мальчика зайти в дом, когда тот возвращался с работы.

Порой Керен начинала сомневаться, правильно ли она поступила, оставив бродячую труппу ради столь тоскливого существования. Иногда она специально, чтобы как-то себя приободрить, вспоминала нужду и невзгоды прежней жизни. Но со временем все плохое забывается. Даже безбедная жизнь жены шахтера оказалась не такой, как она себе ее представляла. У Марка водились деньжата, и он даже был по-своему щедрым, но давние привычки не могут измениться в одну неделю. Муж был не против давать ей определенную сумму, но ему не нравилось, когда к деньгам относились несерьезно и тратили их на всякую ерунду. Он ясно дал понять, что его кошелек не бездонен, а когда он опустеет, чтобы снова его наполнить, придется затянуть ремень потуже.

Хотя теперь Грамблер закрывался и откладывать уже было не с чего. Керен наклонилась, чтобы закрепить пучок соломы, потеряла равновесие и начала медленно соскальзывать с крыши.

– Что ж, – сказал Заки и поскреб щетину на подбородке, – это весьма заманчивое предложение. Не стану притворяться, я бы хотел попробовать. Да и матушка обрадуется, когда узнает, что у нас теперь всегда будут водиться деньжата. Но я не могу сразу согласиться на такое большое жалованье. Платите мне столько, сколько я зарабатывал на руднике, это будет справедливо.

– Как наемный работник компании, ты будешь получать определенное вознаграждение, – ответил Росс. – Я прослежу, чтобы, когда ты понадобишься, тебя хорошо информировали. Но это означает, что тебе придется оставлять свою выработку на пару дней в неделю.

– Это не страшно. Там и вырабатывать-то уже нечего. Даже не знаю, как половина шахтеров продержится эту зиму.

– А теперь я бы хотел побеседовать с Джинни, – сказал Росс.

Заки заметно напрягся.

– Она в доме с матерью. Не знаю, что на дочку нашло, но она стоит на своем, и все. Раньше-то мы могли ее вразумить, а сейчас она уж не девочка. Джинни! Эй, Джинни! Выйди-ка на воздух. Тут к тебе один джентльмен пожаловал.

Они ждали. Дверь наконец открылась. Джинни стояла на пороге, но выходить из дома не стала.

Росс сам к ней подошел. Заки поскреб большим пальцем щетину и остался стоять, где стоял, наблюдая, что же будет дальше.

– Капитан Полдарк. – Джинни быстро сделала реверанс, но глаз не подняла.

Росс не стал ходить вокруг да около.

– Джинни, я знаю, почему ты от нас ушла, и я тебя вполне понимаю. Но если ты поддашься своим чувствам, это будет означать, что ты согласна жить по правилам, которые устанавливают мерзкие сплетники. Через пьяницу Джуда Пэйнтера они смогли запятнать мой дом и твою репутацию. И за это я выгнал Джуда. Не совершай ошибку. Не принимай эту историю близко к сердцу. Злопыхателям только того и надо. Я бы хотел, чтобы ты завтра пришла в Нампару, как будто ничего не было.

Джинни подняла голову и посмотрела Россу в глаза:

– Лучше бы мне не приходить, сэр. Если уж люди начали судачить, одному Богу известно, чем они закончат.

– Закончат они там же, где и начали. В сточной канаве.

Джинни так смутилась, что Россу стало ее жаль, и он вернулся к Заки, к которому уже присоединилась жена.

– Дайте ей время, сэр, – попросила миссис Заки. – Девочка одумается. Заки, я отлучусь ненадолго. Бобби тут забегал, сказал, что с Керен, женой Марка Дэниэла, несчастье приключилось.

– Что там такое стряслось?

– С крыши упала. Руку сломала, а может, и еще что. Вот я и подумала: пойду посмотрю, не надо ли чем помочь. Не то чтобы мне эта девчонка была по сердцу, но, коли уж Марк на шахте, я должна ее по-соседски навестить.

– Она там одна? Я пойду с тобой, мало ли что понадобится, – предложил Росс.

– Не надо, сэр. Бобби сказал, там с ней доктор Энис.

Керен повезло: Дуайт Энис услышал ее крики и минут через двадцать после падения первым оказался на месте происшествия.

После удара о землю Керен некоторое время находилась в полуобморочном состоянии. Потом она пришла в себя, но все равно при каждой попытке пошевелить рукой едва не теряла сознание от боли.

Она сидела возле дома, как ей казалось, целую вечность; в голове у нее стучали молоточки, во рту пересохло. Наконец доктор Энис, услышавший крики, перебрался через канаву и нашел пострадавшую.

А уж тогда, несмотря на боль и страдание, Керен почувствовала себя счастливой. Энис отнес ее в дом и уложил на кровать. Его ловкие руки, быстро и профессионально исследующие ее тело, казались молодой женщине прикосновениями желанного искушенного любовника.

– У вас сломана кость, – сказал Дуайт. – Лодыжка в порядке, но ей нужен покой. А теперь я должен заняться вашей рукой. Будет больно, но я сделаю все по возможности быстро.

– Хорошо, – согласилась Керен, а сама не сводила с него глаз.

Дуайт достал из кармана бинт и подыскал пару подходящих планок среди тех, что остались после плотницких работ Марка. Потом он дал Керен выпить немного бренди и вправил ей руку. Керен стиснула зубы, но не издала ни звука. Слезы навернулись на глаза, а когда Дуайт закончил, градом покатились по щекам, и она поскорее их стряхнула.

– Вы очень мужественно держались, – похвалил ее доктор. – Глотните-ка еще бренди.

Керен подчинилась – ведь это была его фляжка – и почувствовала себя заметно лучше.

Заслышав чьи-то шаги, Дуайт подошел к двери и велел Бобби Мартину сбегать за мамой. Он прожил здесь меньше месяца, но уже успел усвоить: если кому-то в округе нужна помощь, всегда посылают за миссис Заки, которая, имея дюжину собственных детей, с материнской заботой относилась ко всем соседям.

Потом Дуайт снова присел на кровать, обмыл и перевязал Керен лодыжку и локоть на второй руке. Керен блаженствовала, и Дуайт обязательно заметил бы это по ее глазам, не будь он слишком сосредоточен на работе. Покончив с перевязкой, он заговорил с пациенткой. Его голос за последние десять минут стал заметно спокойнее, теперь он звучал сухо и профессионально.

Дуайт предложил Керен послать за мужем. Она отказалась, и тут на пороге возникла плосколицая миссис Заки с очками на носу. Керен поприветствовала ее с такой теплотой, что миссис Заки решила, что местные жители поторопились составить нелестное мнение о жене Марка.

Симпатичный доктор задержался еще ненадолго. Лицо у него было серьезное, но совсем юное. Он объяснил миссис Заки, что и как надо делать, а потом взял Керен за руку и пообещал, что проведает ее утром.

– Благодарю вас, доктор, – нежным контральто отозвалась Керен. – Вы так добры ко мне.

Щеки врача порозовели.

– «Из жалости я должен быть жесток»[4]. Вы хорошо держались. Ночью рука еще поболит. Но, прошу вас, не вставайте с постели. Надо полежать, а то может подняться температура, и тогда выздоровление затянется.

– О, не сомневаюсь, со мной все будет в порядке, – заверила Дуайта Керен. – Я буду делать все, как вы говорите. Не волнуйтесь, доктор. Хорошего вам дня. До свидания, миссис Мартин.

Закрытие Грамблера назначили на двенадцатое ноября. День выдался безветренный и туманный, воздух был влажный, чувствовалось, что надвигается дождь. Как сказал доктор Чоук: нездоровая погода, воздух пронизан гнилостными испарениями.

Подъемный механизм оставили работать, пока не закончится запас угля. На шахте было три насоса, два подъемника (оба механизированные, но быстро устаревшие после того, как Уатт изобрел отдельный конденсатор) и большое – футов тридцать в диаметре – водяное колесо, работающее от ручья Меллингей.

Ближе к полудню в большом здании главного подъемника собралась группа мужчин. Присутствовали: Фрэнсис Полдарк, капитан Хеншоу, капитан Данстен, который отвечал за работы на поверхности, доктор Чоук, два главных механика – Браун и Тревиннард, казначей и несколько представителей властей.

Мужчины покашливали и старались не смотреть друг другу в глаза. Фрэнсис достал часы.

Огромный балансир ходил вверх-вниз, гремели цепи, гудел котел, монотонно булькала просачивающаяся через кожаные клапаны вода. Отсюда шахта распространялась во все стороны, как огромное существо, лохматое и неприглядное: дощатые сараи, хижины из камня, вентиляционные шахты с соломенными крышами, водяные колеса, отмывочные платформы, конные во́роты, горы пустой породы, камней и шлака – все то, что накапливалось, достраивалось и выбрасывалось годами. Маленькие долины, в которых расположились домишки деревни Грамблер, разбегались от шахты в стороны, как притоки большой реки.

Фрэнсис взглянул на часы.

– Что ж, джентльмены, – сказал он, возвысив голос, – пришло время закрывать нашу шахту. Мы проработали вместе много лет, но настали тяжелые времена. Возможно, когда-нибудь наша шахта опять заработает, и мы все снова здесь встретимся. А если нет, то, даст бог, удача повернется лицом к нашим сыновьям. Сейчас двенадцать пополудни.

Фрэнсис взялся за рычаг, который перекрывал пар от гигантского котла, и потянул его вниз. Огромный балансир замер на секунду, покачнулся и окончательно остановился. Механик тем временем обошел котел и открыл клапан. Пар с шипением вырвался наружу и повис в туманном воздухе, словно ему было лень рассеиваться.

Наступила тишина. И не то чтобы двигатель подъемника никогда раньше не останавливали: это делали каждый месяц, дабы почистить котлы, да и поломки порой случались. Но эта тишина была гнетущей, поскольку все собравшиеся сознавали, к чему она приведет.

Поддавшись внезапному порыву, Фрэнсис взял кусок мела и крупными буквами написал на котле всего одно слово: «RESURGAM»[5].

И после этого все вышли из здания.

На краю шахты со стороны Сола все еще пыхтел и стучал малый подъемник «Китти». Капитан Хеншоу поднял руку. Сигнал заметили – «Китти» еще немного поворчал себе под нос и тоже умолк.

Теперь работал только водяной насос, но он не потреблял уголь и не требовал присмотра, поэтому его решили не трогать.

Последней смене сдельщиков было предписано подняться на поверхность в полдень, и, пока группа мужчин медленно шла к зданию конторы, из шахты по двое, по трое появлялись шахтеры, которые в последний раз несли свои кирки, лопаты и буры. Они образовали колонну. Колонна эта, словно гусеница, ползла мимо казначея, который выдавал шахтерам их последний заработок. Бородатые и чисто выбритые, молодые и среднего возраста, по большей части невысокие и бледные, жилистые и угловатые, потные и грязные, мрачные и молчаливые, они забирали свои шиллинги и ставили крестики в бухгалтерской книге.

Фрэнсис стоял рядом с казначеем и время от времени перекидывался парой слов с кем-нибудь из шахтеров. Потом он пожал руку капитану Хеншоу и в одиночестве пошел домой в Тренвит-Хаус.

Механики вернулись к своим двигателям, чтобы осмотреть их и демонтировать то, что можно было продать на слом. Казначей подводил баланс в бухгалтерских книгах. Управляющий и капитан Данстен отправились в последний обход, чтобы описать оставшееся на шахте имущество. Хеншоу переоделся в старую одежду, нахлобучил шахтерскую шляпу и отправился под землю с последней проверкой.

Он легко и привычно спустился на уровень сорока саженей, шагнул с лестницы и пошел по тоннелю в сторону наиболее богатой из двух жил на шестидесятом уровне.

Примерно через четверть мили тоннель начал уходить вниз. Хеншоу перебирался через груды пустой породы, спускался по приставным лестницам и скользким склонам, петлял между деревянными подпорками, брел по воде. Потом где-то вдалеке послышался звук размеренных ударов. Кто-то еще продолжал работать.

На шахте осталось около двадцати вольных рудокопов. Если им удастся добыть руды на несколько шиллингов, это поможет хоть как-то бороться с надвигающейся бедностью.

Там работали Заки Мартин, Пол Дэниэл, Джек Картер – младший брат Джима и Пэлли Роджерс. Все голые до пояса и потные. Здесь было жарче, чем в самый жаркий летний день.

– Здоро́во, ребята, – поприветствовал их Хеншоу. – Вот решил зайти и предупредить вас, что «Большой Билл» и «Китти» уже остановлены.

Пэлли Роджерс вытер ладонью густую черную бороду:

– Мы уж прикинули, что сейчас самое время.

– Вот я и пришел сказать, – кивнул Хеншоу. – Просто чтобы вы знали.

– Мы бы еще поработали несколько деньков, – сказал Заки. – Сильных дождей вроде не предвидится.

– Я бы не стал слишком уж на это полагаться. Здесь всегда было сыро. Да и как вы собираетесь потом поднимать добычу?

– Через восточный ствол. Братья Карноу присматривают за конным во́ротом. Постараемся дотащить туда, сколько сможем.

Хеншоу оставил вольных рудокопов и прошел еще дальше, до затопленного восьмидесятого уровня. Затем он развернулся и побрел по воде к бедной западной жиле, дабы убедиться, что там не осталось ничего ценного. Несколько ржавых инструментов, глиняная трубка да сломанный бур – вот и все, что он обнаружил.

В два часа пополудни Хеншоу поднялся из шахты обратно. На поверхности его встретила какая-то противоестественная тишина. Над «Китти» еще клубился пар. Несколько мужчин бродили между сараями. Десятка два женщин пришли постирать белье в горячей воде от котлов.

Хеншоу переоделся в сарае в свою одежду, а на выходе заметил, что возле подъемника собралось с полдюжины мужчин. Он хотел было окликнуть их, но потом понял, что это прибыла смена для тех, кто продолжает работать внизу. Капитан только пожал плечами: вольные рудокопы – народ выносливый.

К восьми вечера следующего дня вода сильно поднялась, но главная жила оставалась незатопленной. Марк Дэниэл послал одного из шахтеров сообщить об обстановке тем, кто собирался их сменить.

А наверху темный промозглый вечер, словно мороком, накрыл пустующие строения шахты. Обычно в пересменок в сараях дюжинами переодевались шахтеры, в окнах подъемников горел свет, механики рассказывали новости, каждый был готов помочь товарищу. Теперь здесь не было света, если не считать двух фонарей, не чувствовалось теплоты, шахтеры не разговаривали, только изредка перебрасывались парой слов.

Переодевшись, они запалили свечи, потушили фонари и, тяжело ступая, пошли к лестницам. Ник Вайгус и Фред Мартин, Джон и Уилл Нэнфаны, Эд Бартл и еще шестнадцать мужчин.

К четырем утра часть жилы подтопило. Шахтеры работали, стоя в воде, а позади них, в провалах, уже образовались целые озера. Но вокруг был целик, и, если что, они могли выбраться через восточный штрек. Ник Вайгус первым поднялся наверх, чтобы описать сменщикам ситуацию. Посовещавшись, Заки Мартин со товарищи прикинули, что у них есть еще несколько часов, и решили спуститься.

В семь обвал из камней и обломков породы, которые посыпались в один из заполненных водой провалов, заставил их остановить работу. Еще час они переносили корзины с рудой к стене тоннеля, где их можно было закрепить веревкой и протащить по выработанной жиле к восточному штреку. Потом шахтеры поднялись на несколько футов, сели и стали наблюдать за тем, как вода постепенно заполняет продолговатую пещеру, которая на протяжении нескольких последних месяцев была местом их работы.

Один за другим, пробираясь по старым выработкам, они вышли наружу. Заки уходил последним. Он присел на край «слепой» шахты, раскурил трубку и смотрел на воду, которая прибывала так медленно, что со стороны казалось, будто уровень ее не меняется. Так он просидел около часа: курил, почесывал подбородок и то и дело сплевывал. Его глаза при свете закрепленной на шляпе свечи были задумчивыми и спокойными.

Пройдет еще несколько недель, прежде чем шахту затопит целиком. Но шестидесятый уровень уже потерян, а он был самым лучшим.

Заки встал, вздохнул и начал выбираться из шахты вслед за своими товарищами, мимо брошенных лебедок, сломанных лестниц и отвалов пустой породы. Верхний уровень шахты представлял собой запутанную систему петляющих и разбегающихся в разные стороны тоннелей. Это были выработки, где когда-то шахтеры пытались найти новую жилу. Большинство выработок заканчивалось тупиком. Были здесь и «слепые» шахты – настоящие ловушки для тех, кто зазевается, и огромные пещеры с просачивающейся с потолка водой. Наконец Заки вышел к основной шахте на тридцатом уровне. С киркой и лопатой на плече он начал свой последний подъем из шахты. От одной площадки к другой, от одной к другой, медленно, словно вдруг превратился в дряхлого старика. И снова его поразила непроницаемая тишина вокруг.

Выбравшись на поверхность, Заки обнаружил, что день, который едва брезжил, когда он спускался в шахту, заволокло туманом. Туман накрыл всю округу, и разглядеть что-то можно было только на расстоянии вытянутой руки.

Все уже разошлись по домам. Братья Карноу остановили водяной насос. Возле восточной шахты возвышались груды мокрой руды, которую они поднимали два последних дня. Позже добычу оценят, но сейчас ни у кого не было желания этим заниматься. Даже знакомой фигуры казначея нигде не было видно.

Передохнув минуту-две, Заки подобрал с земли лопату с киркой и побрел в сторону дома. Возле подъемника он наткнулся на Пола Дэниэла.

– Вот, решил на всякий случай тебя дождаться, – словно бы извиняясь, сказал тот. – Больно уж сильно ты от нас отстал.

– Да, – ответил Заки, – хотел оглядеться на прощание.

И они вместе пошли по направлению к Меллину, а в тумане у них за спиной осталась теперь уже совершенно опустевшая шахта. Безлюдье и тишина сырого безветренного дня, словно морок, накрыли землю. Больше не было слышно скрипа грубых башмаков на булыжной дорожке между зданиями конторы и сарая-раздевалки. Никто не кричал с подъемника и не перешучивался в штреках. Не было женщин, которые обычно собирались у подъемника, чтобы набрать горячей воды для стирки. Девушки, работающие при шахте, и дробильщики не болтали между собой на промывочных платформах. Все вроде пока оставалось на своих местах, но не было движения. Грамблер продолжал существовать, однако жизнь ушла, а вода очень медленно заполняла все возникшие в его «организме» пещеры и переходы.

Шахта затихла, и день тоже притих, только где-то в тумане все кричала и кричала белая чайка.

В пятницу, третьего апреля одна тысяча семьсот восемьдесят девятого года, в обеденном зале на втором этаже таверны «Красный лев» состоялись торги. Зал с низким потолком и обшитыми панелями стенами уже подготовили к обеду, который традиционно следовал за торгами.

Тридцать мужчин заняли кресла за длинным столом на деревянном помосте возле окна. Восемь из них – представители медных компаний, остальные – управляющие или казначеи шахт, предлагавших руду. По традиции кресло председателя торгов занимал управляющий шахты, выставившей самый крупный лот. В этот раз председательствовал Ричард Тонкин.

Он занял место во главе стола, перед ним лежала стопка заявок, а по обе руки от него расположились представители шахт и плавильных компаний. Раньше, бывало, и те и другие обменивались добродушными шутками, но времена благоденствия прошли, и на сегодняшних торгах все сидели с мрачными лицами. Медь – конечный продукт – торговалась по пятьдесят фунтов за тонну.

Когда пробило час, Тонкин встал и откашлялся:

– Джентльмены, объявляю аукцион открытым. Есть ли другие предложения? Нет? Очень хорошо. Первой на торги выставляется партия руды с шахты Уил-Бизи.

С помощью двух контролеров Тонкин вскрыл первый лот заявок. Кто-то зашаркал ногами под столом, казначей Уил-Бизи достал из кармана записную книжку.

Спустя минуту Тонкин посмотрел на собравшихся и объявил:

– Руда с Уил-Бизи уходит «Карнморской медной компании» по шесть фунтов семнадцать шиллингов и шесть пенсов за тонну.

На секунду за столом воцарилось молчание. Пара-тройка мужчин огляделись по сторонам. Росс заметил, что один из агентов нахмурился, а другой пробормотал что-то себе под нос.

– Рудник Тресавен, – продолжил Тонкин. – Шестьдесят тонн.

Он открыл вторую шкатулку с заявками. Последовала еще одна консультация с контролерами, параллельно в журнал вносились суммы заявок.

Председатель откашлялся.

– Руда с Тресавена уходит «Карнморской медной компании» по шесть фунтов семь шиллингов за тонну.

Тут встал мистер Блайт из «Медеплавильной компании Южного Уэльса».

– Господин председатель, не повторите ли вы название? – попросил он.

– Рудник Тресавен.

– Нет, я имел в виду покупателя.

– «Карнморская медная компания».

– Так, – сказал Блайт и сел на свое место.

Тонкин вновь обратился к списку, и следующие несколько минут торги продолжались в том же духе.

– Шахта Уил-Лежер, – объявил председатель. – Партия красной меди. Сорок пять тонн. – Мужчина справа от председателя наклонился, чтобы взглянуть на заявки. – Медь Уил-Лежер продается «Карнморской медной компании» по восемь фунтов два шиллинга за тонну.

Некоторые из участников торгов посмотрели на Росса. Росс посмотрел на свой хлыст и невозмутимо расправил потрепанную кожу. С улицы доносились крики конюха, который бранил лошадь.

Участники торгов начали переговариваться, но Тонкин не стал на них отвлекаться и объявил следующий лот:

– «Объединенные шахты». Три партии руды. По пятьдесят тонн каждая.

И снова – записи в журнале.

– «Объединенные шахты», – продолжил председатель. – Первая партия уходит к «Карнморской медной компании» по семь фунтов за тонну. Вторая партия также достается ей, по шесть фунтов девятнадцать шиллингов и шесть пенсов. Третья партия уходит к «Медеплавильной компании Южного Уэльса» по пять фунтов девять шиллингов и девять пенсов.

Блайт снова вскочил на ноги. Его побагровевшее остроносое личико под париком стало похоже на морду терьера, которого слишком долго дразнили приманкой.

– Сэр, я не люблю вмешиваться, но, с вашего позволения, хотел бы заметить, что никогда не слышал ни о какой «Карнморской медной компании».

– Уверяю вас, она существует, – сказал Тонкин.

– И как давно? – спросил кто-то из присутствовавших.

– Этого я не знаю.

– Сэр, а имеются ли доказательства bona fides[6] оной компании?

– Вы очень скоро сможете в этом удостовериться.

– Не раньше чем в следующем месяце, когда подойдет срок платежа, – возразил Блайт. – И тогда вполне может оказаться, что продавцы не получат денег и останутся при своей руде.

– Вот именно! Или вообще без руды и без денег!

Тонкин снова встал:

– Джентльмены, я считаю, что мы не должны принимать во внимание последнюю опасность. Мое личное мнение таково: мы, будучи агентами медных компаний, не вправе оскорблять наших новых клиентов, подвергая сомнению их добросовестность. Мы и сами когда-то были новичками на этом поле. Мы всегда доверяли новым компаниям, и они никогда нас не разочаровывали. Еще и пяти лет не прошло с тех пор, как мы приветствовали появление в наших рядах «Медеплавильной компании Южного Уэльса». Замечу: теперь это один из наших крупнейших покупателей.

– Который приобретает все по бросовым ценам, – добавил кто-то вполголоса.

Блайт опять вскочил со своего места:

– Смею напомнить мистеру Тонкину, мы стали игроком на этом, как он выразился, поле, заручившись рекомендациями двух действующих компаний, и предоставили гарантии банка Уорлегганов. А кто выступит поручителем в данном случае?

Ответа не последовало.

– Кто агент этой компании? – не унимался Блайт. – Должны же вы были с кем-то встретиться. Если их агент присутствует на торгах, пусть назовет себя.

Снова тишина.

– Я так и думал, – заключил Блайт. – Если…

– Ну, я их агент, – произнес кто-то у него за спиной.

Блайт обернулся и увидел в углу возле окна невысокого, просто одетого мужчину, который насмешливо скривил губы. У него были серо-голубые глаза, крупный веснушчатый нос и тяжелый подбородок. Мужчина был без парика, рыжие с проседью волосы подстрижены без затей, как у работяг.

Блайт смерил его взглядом и сразу понял, что имеет дело с представителем низшего класса.

– И как ваша фамилия? – спросил он.

– Мартин.

– И кто же вы такой, позвольте узнать?

– Агент «Карнморской медной компании».

– Никогда о такой не слышал.

– Странно, ведь господин председатель с часу дня только о ней и говорит.

Тут взял слово агент одной из медных компаний, который сидел рядом с Тонкином:

– Сэр, а с какой целью вы скупаете столь крупные партии меди?

– С той же, что и вы, сэр, – почтительно ответил Заки. – С целью переплавить руду и продать ее на рынке.

– Насколько я понимаю, вы – агент вновь образовавшейся компании?

– Да, так оно и есть.

– И кто ваш наниматель? Кто вам платит?

– «Карнморская медная компания».

– Да, но это лишь название, – встрял Блайт. – А кто те люди, которые создали эту компанию и управляют ею? Нам нужно знать, с кем мы имеем дело.

Заки Мартин смял в руках свою шляпу:

– Я думаю, это им решать – называться или нет. Я всего лишь агент вроде вас. Я делаю заявки от их имени, как и вы – от имени своих хозяев. И точно так же скупаю для них медь.

Гарри Блюитт счел нужным вмешаться.

– А что, разве мы знаем имена акционеров «Медеплавильной компании Южного Уэльса», мистер Блайт? – спросил он.

Тот посмотрел на Блюитта и прищурился:

– Уж не вы ли за этим стоите?

– Сначала ответьте на заданный вопрос! – крикнул один из управляющих.

Блайт повернулся к залу:

– Всем прекрасно известно, что мы вошли в дело при полной поддержке наших друзей. И в данный момент под вопросом вовсе не наша репутация, а…

– Но и не их репутация тоже! Вот если они не заплатят, тогда и будете говорить!

Тонкин тихо побарабанил пальцами по столу:

– Джентльмены, джентльмены, ведите себя подобающим образом…

– А когда были взяты образцы, Тонкин? – не унимался Блайт. – В отсутствие других агентов. Тут без сговора явно не обошлось. Когда брали пробы, среди нас незнакомцев не было.

– Я перепутал сроки, – пояснил Заки. – Приехал только на следующий день, и мне великодушно позволили самому оценить образцы. И никаких поблажек для моей компании тут не было.

– Мистер Тонкин, но это несправедливо. Налицо сговор…

– Очень даже справедливо, – подал голос Окетт, от возбуждения он даже начал косить. – Что же тут несправедливого? Никакого сговора и в помине нет!

– А вы кто такой?

– Послушайте-ка меня, – тихо произнес Заки Мартин, и все вынуждены были замолчать, потому как хотели услышать, что же он скажет. – Вы, мистер Блайт, и все другие джентльмены, которые пытаются бросить тень на меня и на то, что я делаю. Я не собираюсь кому-то вставлять палки в колеса. Понятно? Я хочу, чтобы все было справедливо и по-людски. Мы с друзьями решили запустить свой медеплавильный завод и сегодня скупаем медь, чтобы иметь под рукой небольшой запасец. Ясно?

– Медеплавильный завод? А где он находится?

– Но мы не собираемся дурить остальные компании. Совсем даже наоборот. Мы работаем честно. А если вдруг случится, что мы прикупили сегодня больше, чем нужно, что ж, джентльмены, даю вам слово, мы продадим одну-две партии любому, кто пожелает. Так сказать, решим все полюбовно и без обид. По той цене, которую я сегодня заявил. Наживаться на этом мы не собираемся. А на следующих торгах я прикуплю еще меди.

Росс заметил, что Блайт изменился в лице.

Один из брокеров хотел взять слово, но Блайт его опередил:

– Так вот в чем тут фокус! И впрямь сговором попахивает. Хитро задумано, да? Поднять цену и припереть к стене законных покупателей. Нет уж, мы стреляные воробьи, нас не проведешь. Забирайте свою руду и везите ее на этот ваш новый медеплавильный завод. И не забудьте расплатиться к концу месяца. В противном случае уже в десять утра следующего дня все управляющие шахт будут плакаться у нас под дверью!

Джонсон так резко подскочил со своего места, что едва не стукнулся головой о балку под потолком.

– Попрошу без оскорблений, Блайт. Если платежа не будет, к вам мы уж точно плакаться не придем!

Тонкин снова забарабанил пальцами по столу:

– Господа, предлагаю продолжить торги.

На этот раз ему удалось взять ситуацию в свои руки, и до окончания аукциона никаких препирательств больше не возникало. Две трети выставленной на продажу руды – вся превосходного качества – было куплено «Карнморской медной компанией». Общая сумма сделок составила около пяти тысяч фунтов.

По окончании торгов состоялся обед. Все собрались за одним столом. Сегодня произошло первое открытое столкновение двух лагерей. Однако недовольные исходом торгов ворчали исключительно в разговорах между собой. В конце концов, медеплавильные компании – покупатели, а какой продавец в здравом уме станет ссориться с покупателем?

Заки сел подальше от Росса. Они только один раз встретились глазами, но не подали виду, что знакомы.

За столом говорили меньше, чем обычно, голоса звучали тише и несколько напряженно. Но вино сделало свое дело, о перепалке на время забыли, как и о возникшем в результате этой перепалки разладе. О делах графства присутствующие почти не беседовали. Слишком уж мрачной была ситуация. Корнуолл приходил в себя после самой суровой – во всех отношениях – зимы, насколько это помнили его жители. Весь январь и февраль Европа была скована ледяным холодом, даже в Корнуолле случались морозы и свирепствовал восточный ветер. С приходом апреля все худшее осталось позади, люди с надеждой ждали наступления лета, а вместе с ним и улучшения условий жизни. Пожалуй, на последнее особо рассчитывать было нечего, но хоть весна пришла – уже хорошо.

Агент одной из старейших медных компаний, грубовато-добродушный мужчина по фамилии Войт, рассказывал о беспорядках в Бодмине, свидетелями которых он стал на прошлой неделе.

– Я там случайно оказался. Просто проезжал через город в карете. И скажу я вам, просто чудом остался жив. Мы и до гостиницы доехать не успели. Кто-то пустил слух, будто в нашей карете едет торговец зерном, вот бунтовщики нас и остановили. К счастью, никакого торговца с нами не было. Но нам все равно досталось. Нас бесцеремонно выволокли из кареты, а потом – бах! – завалили ее набок. Стекла, дверцы – все вдребезги. Лошади перепугались, принялись брыкаться. Потом эти негодяи взялись за молотки и расколотили колеса в щепы. Никто и глазом моргнуть не успел. Я, слава богу, скромно одеваюсь, так что меня с зерноторговцем никак не спутаешь. А вот купцу из Хелстона изрядно досталось, прежде чем мятежники поняли, что ошиблись. Ну хоть отпустили – и то ладно.

– А городу в результате был нанесен ущерб?

– Да, но небольшой. Как водится, не обошлось без мародерства. А тех, кто пытался их остановить, били палками. И даже когда солдаты вошли в Бодмин, бунтовщики все равно не унимались. Их прямо с боем из города выбили.

– Зачинщиков точно на виселицу отправят, – заявил Блайт. – И поделом им, другим неповадно будет.

– С полсотни арестовали, – сказал Войт. – Тюрьма забита под завязку.

Росс во второй раз за вечер встретился взглядом с Заки. Они оба подумали о Джиме Картере, который вот-вот должен был освободиться. Тюрьма и до беспорядков была переполнена.

После этого Росс больше ни разу не взглянул на Мартина. И по окончании обеда, дабы не привлекать внимания, он также ни словом не перекинулся ни с Ричардом Тонкином, ни с Блюиттом, ни с Океттом.

После обеда Росс решил зайти повидать Харриса Паско.

Банкир встал, чтобы поприветствовать гостя, и робко поинтересовался, как прошел день.

– В следующем месяце «Карнморской медной компании» придут счета на сумму около четырех тысяч восьмисот фунтов.

Паско поджал губы:

– Вы приобрели больше сырья, чем предполагали?

– Мы скупили все, что можно было скупить по низкой цене. Стоит конкурентам узнать о наших планах, они сразу постараются перебить цену. Но с таким запасом мы несколько месяцев можем чувствовать себя в безопасности.

– У кого-нибудь возникли подозрения?

Росс описал ситуацию на торгах. Паско слушал и нервно теребил пожелтевший от нюхательного табака батистовый шейный платок. В затее с новой медеплавильной компанией он выступал в роли банкира, но при этом меньше всего хотел портить с кем-то отношения. По натуре своей Паско был человеком миролюбивым и в денежных вопросах придерживался определенных принципов, а если поражение терпела сторона беспринципная, его это мало волновало. Его подход к финансам можно было назвать академическим: главное – соблюсти баланс. То есть, с одной стороны, он одобрял затею Росса, но в то же время слегка переживал, что все это может нарушить его душевное равновесие.

– Что ж, – немного помолчав, сказал банкир, – вот вам и первая реакция агентов и прочей мелкой рыбешки. Сдается мне, что те, кто за ними стоит, выразят свое недовольство в более мягкой форме. Следующие торги будут проверкой на прочность. Не думаю, что они станут протестовать в открытую.

– Для нас главное – держать их в неведении, – ответил Росс. – Но кое-какая информация просочится довольно быстро. Заки Мартин живет на моей земле, а медеплавильный завод возводится на земле Тревонанса.

– Даже удивительно, что строительство завода удавалось так долго сохранять в тайне.

– Все оборудование доставили напрямую и сразу разместили на пустующих складах для сардин. Сэр Джон распространил слух, будто это новое оборудование для его шахты.

Паско придвинул к себе лист бумаги и нацарапал скрипучим пером пару строчек. Это был первый бланк «Карнморской медной компании». Банкир начал очень методично его заполнять.

Первым делом внес имена акционеров:

Лорд Деворан

Сэр Джон Майкл Тревонанс, баронет

Альфред Бэрбэри, эсквайр

Рэй Пенвенен, эсквайр

Росс Веннор Полдарк, эсквайр

Питер Сент-Обин Трисайз, эсквайр

Ричард Пол Коудрэй Тонкин

Гарри Блюитт

Уильям Тренкорм

Томас Джонсон

Впечатляющий список. Действительно впечатляющий. Капитал компании составлял двадцать тысяч фунтов, из которых двенадцать имелись наличными, а остальные вносились по требованию. Кроме того, они вошли в дело как поставщики всего необходимого для шахт оборудования, и это, помимо основной деятельности, давало стабильный доход.

Паско понимал, что найдутся те, кто многое отдал бы за то, чтобы взглянуть на этот документ, поэтому лучше спрятать его подальше. Он встал и подошел к сейфу в углу комнаты.

– Останетесь на чай, капитан Полдарк? Жена и дочь будут очень рады.

Росс поблагодарил банкира за приглашение, но отказался.

– Прошу прощения, но в такие дни, как сегодня, мне просто не терпится добраться до дома. Я и так всю зиму провел в разъездах. Жена жалуется, что совсем меня не видит.

Паско улыбнулся и закрыл сейф на ключ.

– Я бы сказал, что это повод призадуматься. Жаль, что ваш кузен Фрэнсис не смог стать акционером компании.

– Он сильно зависит от Уорлегганов. Но в частной беседе Фрэнсис заверил меня, что полностью нас поддерживает.

Банкир чихнул.

– Верити гостила у нас в начале прошлой недели. Мне показалось, она выглядит бодрее, чем раньше. Вы не находите?

– Они все перенесли закрытие Грамблера лучше, чем я ожидал.

Паско проводил гостя до двери.

– Полагаю, до вас дошли слухи касательно мисс Верити, – сказал он.

Росс остановился:

– Не понимаю, о чем вы.

– Наверное, мне не стоило об этом упоминать, но, я думаю, вам следует знать. Вы ведь всегда были так близки с кузиной.

– Так что за слухи? – раздраженно спросил Росс.

Паско не знал, что Росс не выносит само это слово.

– Ну, это связано с тем типом, капитаном Блейми. Поговаривают, будто бы их снова видели вместе.

– Верити с Блейми? Да кто вам такое сказал?

– О, если вы предпочитаете об этом не знать, прошу, забудьте о том, что услышали.

– Напротив, спасибо за информацию. Уж я разберусь, откуда ноги растут.

Весь обратный путь Росс напряженно размышлял. Полтора года назад он почувствовал себя счастливым и постарался сохранить это ощущение подольше. Он и сейчас был вполне счастлив, но уж больно напряженной стала его жизнь. Каждый день что-то происходило, все было связано между собой: причины и последствия, действия и их результаты. Всего каких-то девять месяцев назад он поделился с Блюиттом случайной мыслью, и теперь это завело его в лабиринт совершено новых обстоятельств.

Верити и Блейми? Тот надменный тип, которого он в последний раз видел на следующий день после крестин Джулии, утратил все, что некогда связывало его с нежной и скромной Верити. Неужели они снова встречаются? Быть того не может. Только выжившие из ума старухи способны разносить подобные слухи. В этих россказнях не больше правды, чем в тех мерзостях, которые он услышал от Джуда.

С Пэйнтерами Росс так и не помирился. Демельза иногда наведывалась к Пруди, но и только. Джуд периодически работал на Тренкорма, который всегда мог найти применение человеку с опытом хождения под парусом и не страдающему от угрызений совести. А в свободное время Джуд болтался по пивным, где не уставал пенять собутыльникам на их недостатки.

Что же до Гимлеттов, то они полностью оправдали ожидания Росса. Эта парочка добродушных толстячков находила для себя работу и в доме, и на ферме, даже когда в том не было особой нужды. Ближе к Рождеству Джинни попросилась обратно в Нампару: здравый смысл и нехватка денег пересилили застенчивость.

Джима Росс больше не навещал, хотя всю зиму собирался съездить в Бодмин и взять с собой Дуайта Эниса. Медеплавильная компания отнимала все время, и он частенько подумывал, что хорошо бы сложить с себя обязанности управляющего. Ему не хватало ни такта, ни терпения, чтобы заинтересовать состоятельных людей и потрафить их самомнению. В такие моменты участие Ричарда Тонкина трудно было переоценить. Но и без Росса, хотя он сам этого и не осознавал, акционеры бы тоже не обошлись. Он цементировал всю конструкцию компании и давал ей движущую силу. Его прямоту люди принимали как должное, и никто не сомневался в его искренности.

А теперь компания встала на ноги, зажила своей жизнью и была готова к борьбе. Зима закончилась. Взрослые в большинстве своем вытерпели голод и холод, а вот дети выжили далеко не все. Закон затруднял переезд в другое место – чтобы не плодить нищету в более или менее благополучных приходах, – но некоторые все же сумели перебраться на побережье возле Фалмута и Плимута, а кое-кто отправился искать счастья в центральных графствах. Прирост населения в шахтерских поселках резко сократился всего лишь за один год.

Король Георг III потерял рассудок – срывал шторы и бился со своими тюремщиками, которые плохо с ним обращались. Молодой Питт, поскольку его покровителя держали взаперти, готовился отойти от публичной жизни: он смирился с капризами судьбы и подумывал о судейской карьере. Принц Уэльский и миссис Фицгерберт, которая сумела обуздать его дурной нрав, вернулись, чтобы принять регентство, хотя молодой Питт имел наглость этому противостоять.

А король вдруг взял и выздоровел, развеяв в пух и прах все надежды сына. В итоге все вернулось на круги своя, разве что неприязнь Георга III к вигам стала чуть меньше, чем его неприязнь к собственной семье.

Гастингс наконец-то явился в суд. А священник по фамилии Картрайт изобрел невиданную доселе вещь – механический ткацкий станок с ножным приводом. В Америке завершился процесс объединения. Как писали в «Шерборн меркьюри», «родилась новая нация из четырех миллионов человек (четверть из них чернокожие), которая однажды заставит мир с собой считаться». Пруссия всю зиму подавляла свободу прессы и заключила союз с Польшей, чтобы та, в случае нападения на Францию, прикрывала ее тылы. Франция ничего не предпринимала. Некогда великолепный двор пребывал в полной апатии, а тем временем люди на улицах городов сотнями умирали от голода.

Уил-Лежер в ту зиму, можно сказать, процветала, но вся прибыль от нее довольно быстро улетучивалась. Бо́льшую часть денег Росс вкладывал в «Карнморскую медную компанию», еще немного потратил на покупку лошади для Демельзы и отложил две сотни фунтов на черный день.

Подъехав к Грамблеру, он увидел, что со стороны деревни ему навстречу идет Верити.

– Росс, я так и думала, что встречу тебя, – сказала она. – Вот, ходила повидаться с Демельзой. Она жалуется, что ты совсем не уделяешь ей времени. Так бы и проговорили до заката, если бы Гаррик не смахнул на пол поднос с чаем, тут уж и малышка Джулия проснулась. Заболтались мы, ну прямо как два старых рыбака в ожидании, пока вытянут сети с уловом.

Сегодня Росс смотрел на кузину другими глазами. Что-то новое было в ее взгляде, да и в манерах появилось больше живости. Это заставило его насторожиться. Он спешился.

– И что же ты замышляла сегодня в моем доме? – без экивоков спросил Росс и попал прямо в цель.

Верити даже покраснела:

– Посыльный из Шерборна передал нам приглашение. Я ходила узнать, не получили ли и вы такое же. Женское любопытство, мой дорогой. Мы вечно хотим знать, что и как у наших соседей.

– И как, мы тоже его получили?

– Да.

– Что за приглашение?

Верити поправила прядь волос:

– Что я могу сказать, кузен? Приглашение ждет тебя дома. Я вообще не должна была о нем упоминать. Просто твой вопрос застал меня врасплох.

– Что ж, тогда поскорее расскажи мне и все остальное, пока не пришла в себя.

Верити встретилась с Россом взглядом и улыбнулась:

– Прояви терпение, дорогой. Теперь это не мой секрет, а Демельзы.

Росс усмехнулся:

– Я давненько не видел ни Фрэнсиса, ни Элизабет. У них все благополучно?

– Да какое там благополучно. Фрэнсис так погряз в долгах, что, похоже, нам из них никогда уже и не выбраться. Но у него хотя бы хватило мужества отдалиться от кружка Уорлеггана. А Элизабет… что ж, она очень терпелива. Думаю, она рада, что Фрэнсис теперь чаще бывает дома. Вот только мне кажется, что к терпению ей было бы неплохо добавить и капельку понимания. Добрый человек не обязательно сочувствует. – Верити нахмурилась. – Хотя, возможно, это несправедливо с моей стороны. Я не принимаю сторону Фрэнсиса только потому, что он мой брат. Вообще-то, он сам во всем виноват… ну, или почти во всем… Он сорил деньгами, когда они еще у него водились. Все, что он промотал, можно было бы вложить в шахту…

Росс знал, почему Фрэнсис перестал заглядывать к Уорлегганам и теперь пил дома: Маргарет Картланд бросила любовника, когда у того закончились деньги.

– Демельза рассердится на меня, если узнает, что я тебя задерживаю. Езжай домой, милый, ты наверняка устал.

Росс положил руку на плечо кузине и секунду молча смотрел ей в глаза.

Потом оседлал Смуглянку и сказал:

– Я устал слушать мужские разговоры о шахтах и ценах на медь. У тебя в запасе больше интересных тем, и ты никогда не даешь возможности заскучать. Что ж, продолжай и дальше секретничать с Демельзой и убегай, пока я не успел вернуться домой.

– Росс, все совсем не так, – возразила Верити и снова покраснела. – Я наведалась к Демельзе в твое отсутствие только потому, что ей одиноко. А ушла я раньше твоего возвращения, поскольку не хотела отнимать у тебя время, которое ты можешь провести наедине с женой. Хочешь меня обидеть?

– Господь с тобой, конечно нет, – рассмеялся Росс и поехал дальше.

Да, Верити определенно переменилась. Дважды он был готов упомянуть имя Блейми и дважды прикусывал язык. Теперь Росс был рад, что сдержался. Если между ними что-то есть, лучше ему об этом не знать. Однажды он уже поплатился за свою осведомленность.

Проезжая мимо Грамблера, Росс окинул взглядом шахту. Пару окон в здании конторы выбило ветром, на дорожке между булыжниками выросли сорняки. Все, что было тут металлического, покрылось бурой ржавчиной. Вокруг шахты выросла необычно сочная ярко-зеленая трава, кое-где по углам образовались песчаные заносы. Детишки сделали простенькие качели из куска старого каната и подвесили их к балке на промывочной платформе. Около дюжины овец забрели к подъемнику и мирно щипали травку в полуденной тишине.

Росс добрался до своих владений. Он ехал вниз по долине и еще издалека услышал, как Демельза играет на спинете. Мелодия жалобно вибрировала в воздухе. На деревьях проклюнулись зеленые почки, появились сережки, а кое-где в мокрой траве уже зацвели примулы. Музыка серебряной нитью вплеталась в весенний пейзаж.

Россу вдруг захотелось разыграть Демельзу, он спешился, привязал Смуглянку возле моста и дальше отправился пешком. Потом незамеченным прошел через холл. Дверь в гостиную была приоткрыта.

Демельза сидела за спинетом в белом муслиновом платье. На ее лице застыло то самое выражение, с каким она всегда читала ноты – она словно бы собиралась надкусить яблоко. Всю зиму она брала уроки у пожилой дамы, которая занималась воспитанием пяти дочерей Тигов. Миссис Кемп приходила раз в неделю, и Демельза делала заметные успехи.

Росс проскользнул в гостиную. Демельза играла мелодию из оперы Арна. Росс несколько минут слушал, любовался женой и наслаждался царившим в доме покоем. Не зря он торопился вернуться в Нампару.

Росс потихоньку прошел через гостиную и поцеловал жену в шею. Демельза вскрикнула, и звук спинета резко оборвался.

– Палец соскользнет, и – фьють! – ты уже покойник, – сказал Росс, передразнивая голос Джуда.

– Господи! Росс, как ты меня напугал. Вечно что-нибудь этакое выдумаешь. Неудивительно, что я стала просто комок нервов. Теперь вот подкрадываешься, как мартовский кот.

Росс взял ее за ухо:

– А кто пускает Гаррика в дом, где ему быть не положено? Кто позволил ему разбить наш новый веджвудский фарфор? Этот пес – если только его вообще можно так назвать – вымахал размером с теленка…

– Так, значит, ты видел Верити? Она рассказала тебе о… о нашем…

Росс заметил, что жена не на шутку разволновалась.

– О чем? – переспросил он.

– О приглашении.

– Нет. А что это за приглашение?

– Ха! – Демельза высвободилась из рук мужа и с довольным видом, пританцовывая, отбежала к окну. – А вот это секрет. Завтра расскажу. Или послезавтра. Потерпишь?

Росс оглядел комнату цепким взглядом и сразу заметил на столе под перечницей сложенный вдвое лист бумаги.

– Это оно и есть?

– Росс, нет! Ты не должен его читать! Не надо! – Демельза метнулась через комнату, и они одновременно подбежали к столу.

Пока они боролись и смеялись, Демельза умудрилась схватить листок, который Росс сжимал в ладони. Пергамент порвался, и у каждого в руках оказалось по половинке приглашения.

– Ой! – воскликнула Демельза. – Мы его разорвали!

– «В день государственного праздника, – начал читать Росс, – двадцать третьего апреля сего года…»

– Стой! Стой! – перебила его Демельза. – В середине – моя часть. Начинай сначала.

– «В день государственного праздника…»

– «…по случаю выздоровления его королевского величества…» – продолжила Демельза. – Теперь твоя очередь.

– «…двадцать третьего апреля сего года лорд-наместник…»

– «…Корнуолла, шериф графства, члены парламента…»

– «…и мэр Труро дают в Зале приемов бал. Начало в восемь…»

– «…часов. После бала фейерверки и всеобщие увеселения».

– «Приглашается капитан Полдарк», – закончил читать Росс.

– «…с супругой! – радостно воскликнула Демельза. – Приглашается капитан Полдарк с супругой».

– В моей части этого нет, – сказал Росс.

– Ну вот же, вот! Смотри!

Демельза подскочила к мужу и сложила две половинки приглашения:

– «…с супругой». Видишь? В этот раз мы отправимся вместе!

– Каждый пойдет со своей половинкой приглашения? Тебя не пропустят просто как супругу. Это слишком неопределенно. Непорядок.

– Следи лучше за порядком в своей медной компании.

– В любом случае это приглашение больше уже ни на что не годится, – сказал Росс и шагнул к камину, чтобы бросить в огонь свою половинку.

Демельза схватила мужа за руку:

– Стой, Росс! Не надо!

Уже в следующую секунду настроение Росса изменилось, он сдался, прижал жену к себе и поцеловал. А Демельза вдруг притихла и часто задышала, как зверек, который понял, что ему больше некуда бежать.

– Росс, не следует этого делать, – сказала Демельза. – Не среди бела дня.

– И сколько же посуды перебил Гаррик?

– О… всего-то два блюдца.

– А чашек сколько?

– Одну, кажется… Росс, мы же пойдем на этот прием?

– А кто впустил его в дом?

– Он, наверное, как-то сам проскользнул. Ты же знаешь этого пса. Слова «нельзя» он вообще не понимает. Разве ж за Гарриком уследишь. Только что был во дворе, а через секунду смотришь – уже в доме.

Демельза попробовала увернуться от Росса, но в этот раз он ее не отпустил. Раскрасневшаяся щека супруги оказалась совсем рядом, и Росс с наслаждением вдыхал ее запах.

– А как там Верити? У нее какие новости?

– Я что – одуванчик, чтобы меня нюхали? – игриво возмутилась Демельза. – Или морковка, которую подвешивают перед…

– Перед носом осла?

Росс засмеялся, а вслед за ним и Демельза, и так, пересмеиваясь, они уселись на скамью с высокой деревянной спинкой.

– Я надену светло-зеленое платье с сиреневыми оборками, – мечтательно произнесла Демельза. – То, которое надевала на позапрошлое Рождество в Тренвите. Надеюсь, что я в него влезу.

– А я нацеплю поношенный парик с буклями на лбу, красные чулки и зеленый шелковый сюртук с вышитыми на нем полевыми мышками.

Демельза хихикнула.

Спустя несколько минут в дверях гостиной появилось аккуратное щекастое личико Джейн Гимлетт, и Росс с Демельзой, увидев ее, снова рассмеялись.

– О, простите, – поспешила извиниться Джейн. – Я не знала, что вы уже вернулись, сэр. Подумала, может, что-то случилось.

– Мы получили приглашение на бал и случайно его порвали. На две половинки. Теперь вот не знаем, как поступить.

– О сэр, я разведу из муки клейстер и все склею. Положу на обрывок газеты и хорошенько прижму. Никто в жизни не заметит, где было порвано.

Росс с Демельзой переглянулись и снова расхохотались, как будто услышали от Джейн Гимлетт что-то очень смешное.

В тот вечер, перед тем как лечь спать, Росс сказал Демельзе:

– Ну а теперь, когда мы можем говорить серьезно, ответь мне: в последнее время Верити, беседуя с тобой, не упоминала про Блейми?

Вопрос был таким неожиданным, что Демельза не сразу нашлась что ответить.

– А почему ты об этом спрашиваешь?

– Ходят слухи, что их видели вместе.

– Да ну? – притворно изумилась Демельза.

– Так что скажешь?

– Я бы не хотела об этом говорить, Росс. Не хочу ничего отрицать, но и подтверждать такое тоже не хочу.

– Другими словами, ты вообще ничего не собираешься мне рассказывать.

– Росс, пойми, нельзя делиться тем, что тебе доверили по секрету. Даже с мужем.

Росс обдумал ее слова:

– И где только, интересно, Верити снова могла с ним встретиться? Не нравится мне все это.

Демельза смолчала, но сама скрестила в темноте пальцы.

– Между ними не может быть ничего серьезного, – с тревогой в голосе продолжал Росс. – Этот мрачный тип совершенно ей не подходит. Верити с ума сошла, если и впрямь решила возобновить с ним отношения. А уж коли Фрэнсис прознает, снова все переругаются.

Демельза промолчала, но теперь уже скрестила и ноги.

– Я когда об этом услышал, сперва решил не придавать значения сплетням, – сказал Росс. – Просто не мог поверить, что Верити способна на такую глупость. А ты чего там притихла?

– Думаю, – тихо ответила Демельза. – Ведь если они после стольких лет не могут забыть друг друга, то, наверное, эти двое и впрямь любят друг друга.

– Ладно, – немного помолчав, произнес Росс, – не можешь рассказать – не рассказывай. Не стану притворяться, будто все это меня не волнует, я действительно обеспокоен. Единственное, что меня радует, – это то, что не я их свел. И мне очень жаль Верити.

– Да, Росс, я понимаю, что ты чувствуешь, – отозвалась Демельза. – Но у меня уже глаза слипаются. Можно я посплю?

Дождь лил всю ночь, но к восьми утра небо прояснилось и подул свежий юго-западный ветер. Марк Дэниэл целое утро провел в саду, а в половине первого зашел домой пообедать и собраться на шахту. Керен купила у миссис Вайгус две кроличьи лапки и испекла пирог с крольчатиной и травами.

Какое-то время они ели молча. Но Марк просто по природе своей был неразговорчив, а вот молчание Керен означало либо новую обиду, либо то, что она еще дуется из-за старой.

Марк пару раз взглянул на жену, а потом, чтобы поднять ей настроение, попытался завязать разговор:

– Погода-то какая! Еще только начало апреля, а солнце уже шпарит вовсю. Надеюсь, заморозков и сильного ветра, как в прошлом году, больше не будет.

Керен зевнула.

– Ну, должен же Бог послать нам хоть какое-то утешение после холодной зимы. В жизни так не мерзла, как нынче.

(Теперь она винила Марка еще и в том, что климат в Корнуолле суровый. Как будто он обманом заманил ее сюда, пообещав хорошую погоду круглый год.)

– Птенцы на майском дереве могут вылупиться в любой день, – сказал Марк. – Сдается мне, этак дрозды еще до начала лета успеют их вывести.

В ответ снова молчание.

– И горох с фасолью на месяц раньше взойдут, – продолжил Марк. – Мы должны благодарить капитана Полдарка за то, что он дал нам семена.

– Я бы поблагодарила его, если бы он нашел тебе работу получше.

Для Полдарков у нее никогда не было доброго слова.

– Зачем? У меня своя выработка в Уил-Лежер. Большего он для меня и сделать не мог.

– Скверный у тебя участок. Зарабатываешь вполовину меньше, чем на Грамблере.

– Керен, все участки к тому времени уже разобрали. Можно сказать, я сам виноват, что согласился. Капитан Полдарк ведь предлагал мне работу по контракту. Я, кстати, Пола вчера днем видел. Так он сказал, надо радоваться, что вообще есть хоть какая-то работа.

– Ох уж этот твой Пол… – презрительно скривилась Керен. – А вот чем Заки Мартин занимается, хотела бы я знать? Он ведь на капитана Полдарка работает, да? Готова поспорить, уж он не горбатится на шахте за несколько шиллингов в неделю. Вот ведь умеют люди устраиваться! Заки разъезжает туда-сюда по всей округе. У него и пони теперь есть. А тебе почему не могут дать такую работу?

– Заки образованный, не то что я, – вздохнул Марк. – Его отец в свое время арендовал несколько акров земли и послал сына в школу. Заки проучился до девяти лет. Все знают, что он на голову выше остальных.

– За себя говори, – резко оборвала мужа Керен и встала из-за стола. – Нет ничего сложного в том, чтобы научиться читать и писать. Любой сможет, если голова на плечах есть. Заки просто кажется умным на общем фоне, потому что вы все – лентяи и невежи.

– А я за себя и говорю, – тихо ответил Марк. – И что ты другая, я тоже понимаю. Ты умнее Заки и всех остальных. А то, что наши ребята грамоте не учились, так это не обязательно из-за лени. В школе-то мальцам легче писать научиться, чем когда ты уже подрос и никто тебе не подскажет что да как. Я в шесть лет уже руду на шахте промывал. Когда домой приходил, мне не до грамоты было. С тех пор так и работаю как заведенный. Только в праздники и отдыхаю. Может, конечно, и стоило поучиться, вместо того чтобы с парнями драться. Но так уж жизнь сложилась. И ты не можешь назвать меня бездельником.

Керен сморщила носик:

– Никто и не говорит, что ты лентяй. Просто ты надрываешься в шахте, а получаешь за это гроши. Посмотри, вон даже Вайгусы живут лучше нас. А ведь Ник вообще без работы сидит.

– Ник Вайгус – скользкий тип. Это из-за него молодой Джим Картер в тюрьму загремел. Ты же не хочешь, чтобы я браконьерствовал или целыми днями мешал ядовитое пойло и выдавал его за джин?

– Я просто хочу, чтобы ты больше зарабатывал, – уже тише сказала Керен.

Она подошла к двери и посмотрела на противоположную сторону долины.

Марк закончил обедать.

– Ты почти ничего не съела, – заметил он. – Так у тебя совсем сил не останется.

– Сил у меня хватает, – рассеянно отозвалась Керен.

– И потом – выбрасывать еду неправильно.

– Да? Ну тогда сам доешь.

Марк подумал немного, а потом сгреб остатки пирога в металлическую миску:

– Пусть на завтра останется.

Керен посмотрела на север и увидела, что с холма начинают спускаться несколько человек.

– Тебе пора, – нетерпеливо сказала она.

Марк надел тяжелые ботинки и куртку из грубого сукна. Керен молча наблюдала. Муж подошел к двери – она вышла его проводить.

Марк посмотрел на жену. Солнечный свет играл на ее светлых кудрях, она отвела свои темные неземные глаза в сторону.

– Не сердись на меня, Керен, – с нежностью в голосе произнес Марк. – И ничего не бойся. Жизнь непременно наладится. Худые времена закончатся, и мы снова встанем на ноги.

Он наклонился, поцеловал жену в шею и немного напряженной походкой зашагал в сторону шахты.

Керен проводила мужа взглядом.

«Да уж, жизнь непременно наладится, – подумала она. – Только вот что это будет за жизнь? Говоришь, мы снова встанем на ноги? Но для чего? Чтобы ты каждый день ходил на свою шахту, зарабатывал то на шиллинг больше, то на шиллинг меньше и так пока не состаришься или не станешь калекой, как те старики за холмом? Тогда ты целыми днями, как и они, будешь сидеть дома, а я, чтобы свести концы с концами, наймусь к Полдаркам нянчиться с их детьми и выполнять всю грязную работу по дому».

Вот и все, на что Керен могла рассчитывать. И это еще в лучшем случае. Какой же дурой она была, когда решила, что сможет его изменить. Марк не хотел меняться. Он родился и вырос среди шахтеров и видит смысл своей жизни в том, чтобы добывать медь или олово. Да, Марк – трудяга и мастер на все руки, но у него нет ни знаний, чтобы занять более высокое положение на шахте, ни желания это сделать. Теперь Керен прекрасно все понимала. В силу своего характера он жил, как привязанный к колышку козел, и питался только тем, что было у него под носом. И она сама тоже добровольно привязала себя к этому колышку до конца своих дней…

Слезы навернулись на глаза. Керен вернулась в дом. Всю зиму Марк много работал, чтобы обустроить его, но Керен ничего не замечала. Она сразу направилась в спальню и сменила простенькое платье из хлопка на вызывающее, алое с зеленым ремешком. И начала расчесывать волосы.

За десять минут она успела умыться, напудриться, расчесать до блеска волосы. Оставалось надеть театральные сандалии – и она готова.

Керен выскользнула из дома и бегом спустилась с холма к устью пересохшего ручья, а потом быстро вскарабкалась по противоположному склону и побежала в небольшой лесок.

Очень скоро, запыхавшаяся и раскрасневшаяся, она стояла на пороге домика привратника.

Дверь ей открыл Дуайт Энис.

Как ни старался молодой доктор вести себя сдержанно, что-то промелькнуло в его глазах, когда он увидел Керен. А она стояла, спрятав руки за спину, и ветер развевал ее темные волосы.

– Керен, что привело вас сюда в такой час?

Она оглянулась через плечо:

– Можно войти, пока меня старухи не приметили и не начали распускать слухи?

Дуайт поколебался немного и открыл дверь шире.

– Боуна нет, – сказал он.

– Я знаю, видела, как он утром уходил.

– Керен, ваша репутация может серьезно пострадать.

Она первой прошла в темный коридор и подождала, пока Энис откроет дверь в гостиную.

– Сколько к вам захожу, с каждым разом становится все уютнее, – заметила Керен.

Комната была вытянутой и узкой, с тремя готическими окнами, которые смотрели в сторону холмов и Мингуса. Это помещение выглядело не таким мрачным и средневековым, как остальные части дома, поэтому доктор и сделал его своей гостиной. Он расставил в комнате несколько старинных кресел и пару книжных шкафов, а на пол постелил добротный турецкий ковер. К тому же только здесь имелся хороший камин, и как раз сейчас в нем пылал огонь, поскольку Энис готовил себе поесть.

– А Боун когда вернется? – поинтересовалась Керен.

– О, не скоро. Он отправился проведать отца, вроде бы с тем что-то приключилось. Но как вы узнали, что он ушел?

– Просто смотрела в окошко и заметила.

Дуайт наблюдал за тем, как Керен опускается перед камином на колени.

Она оторвала его от чтения. Эта женщина пришла к нему уже не в первый раз и даже не в пятый, хотя рука у нее давно зажила. Дуайт испытывал в связи с этим весьма противоречивые чувства. С одной стороны, он был недоволен и возмущен, а с другой – совсем даже нет. Доктор смотрел на грациозный, словно натянутый лук, изгиб ее спины. Казалось, она в любую секунду может вздрогнуть и распрямиться. Оценил по достоинству лебединую шею и яркое платье. В этом платье она ему особенно нравилась. (И Дуайт подозревал, что Керен об этом известно.) Но прийти сегодня, вот так, открыто…

– Вот что, Керен, это пора прекратить, – сказал доктор. – Ваши визиты…

Лук распрямился. Она вскинула голову и посмотрела на Дуайта:

– Но разве мне это под силу? Я целыми днями только и жду возможности прийти сюда. И что такого, если меня увидят? Что с того? Я же не делаю ничего плохого, а раз так, то и волноваться мне не о чем.

Эниса удивила и несколько тронула пылкость Керен. Он подошел к камину, положил руку на полку и посмотрел на гостью сверху вниз.

– Если ваш муж узнает, ему это не понравится.

– С какой это стати? – возмутилась Керен. – Имею я право хоть как-то разнообразить свою жизнь? Мне что, нельзя завести друзей? Я же здесь обречена общаться с простолюдинами, которые в жизни не отъезжали от своего дома дальше чем на две мили. Они все такие мелочные и недалекие. Работа, еда и сон – вот и все, о чем они думают. Они как… как домашняя скотина и дальше маяка Сент-Анн вообще ничего не видят. Ни малейшего воображения, да их и живыми-то не назовешь.

Дуайту показалось странным, что девушка с подобными взглядами решила выйти замуж за шахтера.

– Я думаю, – мягко сказал он, – что если вы приглядитесь к своим соседям получше, то обнаружите в них массу достоинств. И в Марке тоже. Если муж почему-то вас разочаровал. Да, они люди малообразованные, но при этом, поверьте, очень неплохие. Пусть их жизнь ограничена средой существования, но в своем мире они преданные, добрые и честные. Они богобоязненны и способны на смелые поступки. Я живу здесь недолго, но уже успел в этом убедиться. Не подумайте, что я пытаюсь вас поучать, Керен, но, общаясь с этими людьми, попытайтесь для разнообразия посмотреть на жизнь их глазами.

– И стать одной из них.

– Вовсе нет. Используйте свое воображение. Чтобы понять человека, совсем не обязательно ему уподобляться. Вы обвинили местных жителей в отсутствии воображения. Докажите, что вы сама не такая. Я думаю, в большинстве своем они прекрасные люди, и я легко нахожу с ними общий язык. Конечно, я понимаю, у меня есть преимущество, я все-таки врач…

«И мужчина, – подумала Керен, но говорить этого вслух не стала. – К тому же очень привлекательный».

– Хорошо вам говорить, Дуайт, но вы смотрите со стороны, а я живу с одним из них. И вас местные, разумеется, уважают, потому что вы стоите выше их. А я так, серединка на половинку. Вроде как одна из них, но при этом чужая, и так будет всегда. Может, они бы меня и приняли, но я умею читать и писать, и я повидала мир, а этого они мне никогда не простят. Они до конца своих дней останутся недалекими и злыми. – Керен надула губки и вздохнула. – Я так несчастна.

Дуайт хмуро посмотрел на свои книги:

– Что ж, у меня здесь не так много друзей…

Керен вскочила на ноги:

– Значит, я могу к вам приходить? Можно мне остаться ненадолго? Что плохого в том, что мы иногда будем разговаривать? Обещаю, я не буду досаждать вам своими печалями. Расскажите мне, чем вы сейчас занимаетесь? Что вы изучаете?

Дуайт улыбнулся:

– Вряд ли это сможет вас заинтересовать…

– Мне все интересно, Дуайт. Правда. Можно, я побуду у вас пару часов? Марк ушел на шахту. Обещаю, что не стану приставать с разговорами. Я вам не помешаю, могу приготовить поесть или помочь чем-нибудь.

Доктор Энис снова улыбнулся, но на этот раз немного печально. Он по опыту знал, что означают предложения такого рода. Сначала – абсолютно искренне и горячее желание разделить его интересы, а потом постепенно, с помощью тонких женских уловок Керен добьется того, что сама станет средоточием всех его интересов. Такое случалось с Дуайтом прежде и может повториться теперь. Но его это не тревожило. На самом деле в глубине души он даже хотел, чтобы это случилось.

Минуло два часа, однако то, чего молодой врач ожидал, так и не произошло.

Когда она пришла, Дуайт готовился составить таблицу легочных заболеваний, с которыми столкнулся на новом месте. Надо было как-то классифицировать, разнести на колонки типы заболеваний, назначенное лечение и достигнутые результаты. Это заинтересовало Керен. Дуайт диктовал, а она записывала, и в итоге он проделал трехчасовую работу всего за полтора часа.

Керен писала крупным почерком, уверенно и без ошибок. Она быстро улавливала смысл, даже если Дуайт использовал медицинские термины.

– Вы мне сегодня очень помогли, – сказал он, когда с таблицей было покончено. – Весьма вам благодарен. Вы так добры, что проявили терпение и потратили столько времени на мои скучные записи.

По Керен было заметно, насколько приятны ей похвалы.

Затем она перечитала одно место, и ее симпатичное личико стало серьезным.

– Тут говорится про холодную воду. Что это означает, Дуайт? – озабоченно спросила она. – Смотрите, вы прописали Кемпторну только холодную воду и козье молоко. Но как это ему поможет? Трудно вылечиться без лекарств.

– О, я также прописал этому парню кое-какие пилюли, – ответил Дуайт. – Просто чтобы он не беспокоился. А сам сделал их из запеченной муки.

– Но почему вы не стали его лечить? Он вам чем-то насолил?

Энис улыбнулся и подошел ближе к Керен.

– Верхушки обоих легких у него поражены, но пока еще не слишком серьезно. Я прописал ему строгий режим. Главное, чтобы парень его соблюдал. Гулять по четыре мили в день, пить козье молоко и в хорошую погоду спать на свежем воздухе. У меня свой подход к лечению, Керен. Этот случай – один из самых легких. Я уверен, от пиявок, сурьмы и прочего проку было бы меньше.

Волосы Керен щекотали его щеку. Она повернула голову и посмотрела доктору в глаза. Ее сочные красные губы слегка приоткрылись.

– О, Дуайт, – сказала она.

Он накрыл ее руку ладонью. Его рука слегка подрагивала.

– Зачем ты пришла ко мне? – грубовато спросил Дуайт и отвел взгляд, как будто ему стало стыдно.

Керен повернулась к нему, но руку не убрала:

– О, Дуайт, мне так жаль.

– Ничего тебе не жаль, и ты сама об этом прекрасно знаешь.

– Да, – кивнула она. – Я ни о чем не сожалею. И никогда не стану сожалеть.

– Тогда зачем ты это сказала?

– Мне очень жаль, что я тебе не нравлюсь.

Дуайт посмотрел на Керен так, как будто не слышал, о чем она говорит. И ответил:

– Нет, это неправда.

Он положил руки на плечи Керен, наклонился и поцеловал ее в губы. Она слегка к нему прижалась, и он поцеловал ее снова, а потом отстранился и прошел к окну.

Керен за ним наблюдала. Его поцелуй был по-юношески нежным и искренним.

«Надо же, – подумала она. – Дуайт имеет диплом врача, он образованный человек с множеством новых идей. Он ходит по домам шахтеров, со знанием дела осматривает больных, лечит лихорадку, оперирует, принимает роды. Но в личной жизни, когда дело касается таких вещей, как любовь, он совсем неопытный и застенчивый».

Это открытие порадовало молодую женщину больше, чем поцелуй, и воодушевило ее. Дуайт стоял к ней спиной. Керен смотрела на него и не знала, что делать дальше. Оба молчали. С этого момента они словно бы заново начали узнавать друг друга, в их отношениях не осталось подсказок, в одну секунду исчезли все проторенные дорожки.

Все изменилось, но одно-единственное слово или неверный шаг могли отбросить их к начальной точке, а может, даже и еще дальше, чем прежде. Этот поцелуй мог привести к потрясающим переменам в жизни обоих, но мог также разрушить возникшую было дружбу и завести их в тупик.

Инстинктивно Керен понимала, что надо ловить момент, потому что другого шанса может уже и не представиться. Обычно Боун всегда вертелся где-то поблизости, насвистывал или гремел чем-нибудь. Так что сейчас, пока они были в доме одни, следовало отдаться захватившему их чувству.

Но Керен уже знала о довольно странных взглядах Дуайта и понимала, что, если она сейчас сделает первый шаг, если все случится в минутном порыве, Дуайт может очень скоро об этом пожалеть. Он способен даже возненавидеть ее или начать презирать как вульгарную обольстительницу, которая склонила его к близким отношениям. А вот если дать молодому человеку время все обдумать, в нем без ее вмешательства проснется желание, и тогда уже Энис сам проявит инициативу.

Нет, рисковать ни к чему.

Керен медленно подошла к Дуайту и встала рядом с ним у окна. Лицо доктора было напряженным, как будто он боялся сорваться.

Керен прикоснулась к его руке.

– Ты заставляешь меня гордиться собой, – сказала она, припомнив строчку из «Элирии», и вышла из комнаты.

На той же неделе Полдарки получили еще одно приглашение. Джордж Уорлегган решил устроить прием по случаю празднества в честь выздоровления короля. Гости поужинают в Уорлегган-Хаусе, потом отправятся в Зал приемов и вернутся обратно на ночь. Он будет рад увидеть у себя капитана Полдарка и его супругу.

Росс сперва собирался ответить отказом. Их отношения давно дали трещину, и он не хотел быть чем-либо обязанным Уорлегганам. Но для Демельзы посещение их дома было последним шансом самоутвердиться. Потерпев на крестинах Джулии фиаско, она очень волновалась и даже не была уверена в своих силах, но при этом страстно хотела попасть на прием.

Поэтому Росс решил пойти ей навстречу: он принял приглашение и, как всегда спокойно, ждал назначенной даты, когда Демельзу надо будет вывести в свет.

Пришла миссис Кемп, но в этот раз ее не подпустили к спинету, попросив вместо этого обучить Демельзу самым популярным в обществе танцам и преподать ей пару уроков хороших манер.

Отличное настроение Демельзы было настолько заразительным, что очень скоро вся Нампара и все домочадцы погрузились в атмосферу ожидания праздника. Даже Джулия присоединилась к всеобщему веселью – она дрыгала ножками в своей кроватке, гукала и радостно смеялась.

Шестнадцатого апреля Росс отправился на шахту, а Демельза вместе с Джинни и Джейн затеяли варить медовуху. Настроение у женщин было прекрасное. Они развели шесть фунтов меда в паре галлонов воды и добавили в эту смесь имбиря и несколько засушенных цветков бузины. Все это кипело в большой кастрюле, а Джейн шумовкой снимала пену.

Но внезапно над этой мирной домашней сценкой нависла косая тень Заки Мартина. Демельза, как только его увидела, сразу почуяла недоброе.

Узнав, что капитан Росс уехал на шахту, Заки спокойно поблагодарил ее и собрался уходить.

Тут к двери подбежала Джинни:

– Папа? Что случилось? Что-то с Джимми?

– Нет, дочка, тебе не о чем волноваться, – ответил Заки. – Я просто хотел обсудить с капитаном Россом пару вопросов.

– Ну, тогда ладно, а то я уж испугалась… – неуверенно сказала Джинни. – Я было подумала…

– Дочка, тебе уж пора привыкнуть, что я частенько тут появляюсь. Не забывай, я ведь теперь работаю на капитана Росса.

Джинни проводила отца взглядом и с озабоченным лицом вернулась в кухню.

Заки нашел Росса среди шахтных построек на утесе Лежер. Тот беседовал с капитаном Хеншоу.

Росс вопросительно посмотрел на Заки.

– Сэр, я по поводу Джима. Помните, на торгах кто-то сказал, что тюрьма в Бодмине переполнена из-за бунтовщиков, которые будут сидеть там до следующей сессии суда?

Росс кивнул.

– Так вот, сегодня утром я разузнал побольше касательно того, что там творится. Мне рассказали, что многих старых арестантов, чтобы освободить место для новых, перевели в другие тюрьмы.

– А источник информации у тебя надежный?

– Думаю, да. Брата Джо Трелакса уже перевели. А Питер Моус говорит, что всю камеру нашего Джима отправили в Лонстон.

– В Лонстон? – Росс тихо присвистнул.

– Говорят, там неважные условия?

– Да уж, репутация у этого местечка действительно не ахти. – Росс понял, что Заки недаром беспокоится. – Но переводить человека, который вот-вот должен освободиться, просто чудовищно. Кто распорядился? Не могу в это поверить.

– Питер Моус привез новости прямиком из Бодмина. Я решил, что надо вам все рассказать. Мне показалось, вы захотите узнать.

– Хорошо, Заки, я подумаю. Мы обязательно выясним что и как.

– Вот я и решил, что надо вам все рассказать, – повторил Заки и собрался уходить. – Я буду утром, сэр, сообщу о расходах на осушение и вывоз отработанных пород.

Росс вернулся к Хеншоу, но уже не мог сосредоточиться на предмете их разговора. Он успел привязаться к Джиму, и мысль о том, что парня (скорее всего, по распоряжению какого-нибудь напыщенного мелкого чиновника) могут перевести в худшую тюрьму на западе графства, еще на двадцать миль дальше от родного дома, не давала ему покоя.

Остаток дня Росс был занят на шахте и, закончив с делами, пошел повидаться с Дуайтом Энисом.

Он обратил внимание на то, что Энис облагородил участок вокруг своего нового дома, а когда проходил мимо открытых окон в гостиной, услышал чье-то пение. Причем пела девушка. Негромко, но слова можно было разобрать:

Грущу я, как птичка в неволе,Сама от любви не своя,Какая счастливица Полли!Какая несчастная я!От злости я стала пунцовой…

Полдарк постучал в дверь тростью.

Пение тут же стихло. Росс повернулся к двери спиной и наблюдал за тем, как малиновка выискивает среди камней мох для гнезда.

Дверь открылась. Разрумянившийся Дуайт увидел, кто стоит на пороге, и покраснел еще больше.

– Капитан Полдарк, какой сюрприз! Прошу, заходите в дом.

– Благодарю.

Росс прошел следом за хозяином в гостиную, откуда три минуты назад доносилось девичье пение. В комнате никого не было, но, возможно, из-за того, что Росс знал о гостье Дуайта, он по едва уловимым приметам понял, что она только что отсюда ускользнула.

Росс рассказал Энису о Джиме, сообщил о своем намерении на следующий же день нанять экипаж и отправиться в Бодмин, чтобы разузнать всю правду, после чего предложил доктору составить ему компанию.

Дуайт тут же согласился. За его рвением нетрудно было угадать смущение. Они договорились встретиться на следующий день рано утром.

По пути домой Росс гадал, где он раньше мог слышать этот женский голос.

Джинни они решили раньше времени ни о чем не рассказывать, но Демельза начала беспокоиться за мужа. Мало того что в замкнутом пространстве тюрьмы атмосфера сама по себе ядовитая, так еще поездка в Лонстон через бодминские пустоши грозила путникам всеми мыслимыми и немыслимыми опасностями.

Они выехали сразу после завтрака, а в Труро Росс остановился, чтобы сделать кое-какие покупки.

Когда он вошел в лавку, миссис Треласк как раз распаковывала только что полученные ткани. Ей весьма польстил визит высокого серьезного джентльмена, который представился и сказал, что, насколько ему известно, миссис Треласк прежде уже шила для его супруги и, стало быть, знает ее размеры. Если это и впрямь так, он намерен заказать для жены вечернее платье и рассчитывает, что оно будет готово и доставлено накануне праздника в Зале приемов.

Миссис Треласк засуетилась, словно загнанная в маленький сарайчик курица. Она принялась расхваливать Демельзу и при этом так размахивала руками, что на пол полетели рулоны нового атласа, парчи и бархата. А когда Росс перешел к описанию своего заказа, она засомневалась, что сможет выполнить его в срок, потому как и без того была завалена работой. Тут покупатель, который успел уже выказать интерес к дорогой серебристой парче, надел шляпу и пожелал миссис Треласк хорошего дня.

Бедняжка всполошилась пуще прежнего и позвала на помощь дочь. Они защебетали на два голоса, принялись делать какие-то записи и перебирать булавки.

Россу это все порядком надоело, и он топнул ногой, после чего женщины тут же пообещали, что сделают все, что смогут.

– Заказ должен быть исполнен в срок. Это главное условие.

– Да, сэр, – сказала миссис Треласк и смахнула набежавшую слезу. – Я все поняла.

– Вот и хорошо. Тогда перейдем к делу. Но вы должны мне помочь, поскольку я не разбираюсь в женских нарядах, а купить хочу все самое лучшее и модное.

– Мы проследим, чтобы все было сделано по последней моде, – заверила его миссис Треласк. – Когда миссис Полдарк сможет заглянуть к нам на примерку?

– Примерка состоится только в день праздника, – пояснил Росс. – Я хочу сделать жене сюрприз. Если что-то будет не так, супруга заедет к вам до обеда.

Тут хозяйка с дочкой снова всполошились, но отступать было уже поздно.

Затем Росс наведался в тесную лавочку, на двери которой раскачивалась от ветра скрипучая вывеска: «С. Соломон. Золотых и оловянных дел мастер».

– Я бы хотел выбрать что-нибудь для леди, – сказал он. – Украшения для волос и ожерелье. И я не располагаю временем, чтобы оценить все ваши образцы.

Высокий старик поклонился и проводил Полдарка в темное подсобное помещение, где продемонстрировал ему лоток с украшениями. Росс осмотрел дюжину ожерелий, три броши, несколько браслетов с жемчугом и восемь колец, но ему ничего не понравилось. Самое крупное жемчужное ожерелье старик оценил в восемьдесят фунтов, что явно превышало его истинную стоимость.

– Жемчуг нынче в моде, сэр. Настоящий не так-то просто достать. А всякая мелочь идет на вышивку платьев и шляп.

– А нет ли у вас чего-нибудь получше? – спросил Росс.

– Может быть, сэр, вы хотите сделать что-нибудь на заказ?

– Времени нет, украшения нужны мне к следующей неделе.

– Я тут купил у моряка одну безделушку, – сказал ювелир. – Возможно, она вас заинтересует.

Старик показал Россу брошь филигранной работы с одним крупным рубином в окружении мелких жемчужин. Украшение явно было иностранное, изготовленное в Венеции или Флоренции.

Росс взял брошь и спросил:

– Сколько вы за нее хотите?

Старик посмотрел ему в глаза:

– Эта вещица стоит не меньше ста двадцати фунтов. Но когда еще найдется покупатель, а переслать ее с почтой в Плимут я не рискну. Так что уступлю за сто гиней.

– Торговаться я не намерен, – заявил Росс. – Признаюсь сразу, на эту покупку у меня отложено девяносто гиней.

Ювелир слегка поклонился:

– Я и сам не любитель торговаться. Позвольте узнать, вы намерены расплатиться наличными?

– Расплачусь векселем банка Паско. Заплачу сегодня же, а за брошью пришлю ровно через неделю.

– Очень хорошо, сэр. Я согласен. Стало быть, девяносто гиней.

Покончив с покупками, Росс присоединился к Дуайту, и вскоре после полудня они прибыли на почтовой карете в Бодмин. Остановка в городе была достаточно долгой, чтобы пассажиры могли перекусить, и Россу хватило времени убедиться: слухи о том, что творится в тюрьме, справедливы. Джима действительно перевели в Лонстон. Поесть они с Дуайтом не успели, но зато успели в последний момент занять места в карете. Начался долгий путь через бодминские пустоши, лысые холмы и безлесные долины. Росс обратил внимание, что у кучера и его напарника рядом лежат мушкеты.

Но в тот день обошлось без происшествий, и во время поездки они имели возможность спокойно любоваться ландшафтом под переменчивым небом. В Лонстон карета прибыла уже в восьмом часу вечера. Росс с Дуайтом сняли номера в гостинице «Белый олень».

Тюрьма стояла на территории разрушенного нормандского замка. Чтобы добраться до цели, им пришлось поплутать в лабиринте узких городских улочек, а потом по петляющей в зарослях лавра и ежевики тропинке подняться к внешней стене, которая когда-то окружала замок. Железные ворота в арке были закрыты. Росс и Дуайт стучали, кричали, но все без толку – им никто не открыл.

На чахлом деревце чирикал дрозд, высоко в вечернем небе пел жаворонок.

Дуайт любовался пейзажем. Холм со всех сторон окружали пустоши. На севере в лучах заходящего солнца сверкала, как обнаженный клинок, полоска моря. На востоке находился Девон, где протекала река Теймар, а на юге – Дартмур. Неудивительно, что Вильгельм Завоеватель выбрал это место для строительства своего замка, ведь отсюда открывался великолепный обзор. Его сводный брат Роберт жил в этом замке, осматривал с вершины холма завоеванные земли, которые ему предстояло усмирить.

– Вон там, возле упавшей изгороди, пастух, – заметил Дуайт. – Пойду его расспрошу.

Росс продолжал барабанить в ворота, а доктор спустился, чтобы переговорить с загорелым мужчиной в парусиновой шляпе и крестьянской блузе. Вскоре он вернулся.

– Признаюсь, я не сразу смог понять местный диалект, – сказал он. – Пастух говорит, что в тюрьме эпидемия лихорадки. А здание тюрьмы расположено на пустыре, по правую руку от наших ворот. Он сомневается, что мы сможем сегодня туда попасть.

Росс посмотрел за решетку ворот:

– А что тюремщик?

– Живет далековато. Я узнал адрес. В конце Саутгейт-стрит.

Росс хмуро посмотрел на стену:

– Предлагаю перелезть. Зубцы ржавые, такие легко вытащить из стены.

– Согласен, только какой смысл лезть через стену, если тюрьма все равно на замке?

– Что ж, тогда давайте поторопимся, через час уже стемнеет.

Они развернулись и пошли вниз по холму обратно в город.

На поиски дома тюремщика ушло довольно много времени, а потом они еще несколько минут барабанили в дверь. Наконец та приоткрылась на несколько дюймов. Из-за нее выглянул мужчина с клочковатой бородой и в латаной-перелатаной одежде. Он был явно недоволен, но быстро поостыл, когда увидел костюмы нежданных гостей.

– Ты тюремщик? – спросил его Росс.

– Я.

– Есть у тебя арестант по имени Картер? Его недавно перевели из Бодмина.

Тюремщик прищурился:

– Может, и есть.

– Мы желаем незамедлительно его повидать.

– Сейчас не время для визитов.

Росс вставил ногу в проем двери:

– Быстро бери свои ключи, не то я прослежу, чтобы тебя уволили за нерадивое отношение к службе.

– Дудки, – сказал тюремщик. – Солнце уже садится. А там все сплошь больные лихорадкой. Опасно к ним подходить…

Росс толкнул дверь плечом и вошел в дом, в нос сразу ударил запах дешевой выпивки. Дуайт двинулся следом. Возле очага сидела горбатая старуха в лохмотьях.

– Ключи, – повторил Росс. – Не хочешь идти, мы сами пойдем.

Тюремщик вытер рукавом нос:

– А где ваши бумаги? У вас должны быть бумаги…

Росс взял его за грудки:

– Есть у нас бумаги. Доставай ключи.

Спустя еще десять минут они направились по мощеным переулкам в сторону холма. Первым шел тюремщик, он нес связку из четырех ключей. Любопытные горожане провожали их взглядами.

Когда они вышли за черту города, солнце в последний раз ярко вспыхнуло и скрылось за горизонтом.

Пастух уже угнал коров, все вокруг стихло, руины накрыли длинные тени.

Росс и Дуайт подошли к арке в стене, миновали ворота, тюремщик замедлил шаг. Здание тюрьмы, что стояла на пустыре, оказалось довольно скромных размеров.

Тюремщик проплелся еще несколько шагов и остановился.

– Слишком поздно, чтоб туда заходить, – сказал он. – Вы должны показать бумаги. Там кругом лихорадка. Вчера один помер. Не знаю уж, который по счету. Мой напарник…

– А сам-то ты когда там был в последний раз?

– Ну, за день до того. Я бы и сегодня зашел, да у меня мать приболела. Я послал арестантам еду. Вы должны показать бумаги…

Вдруг тюрьма как будто ожила. Она вопила, стонала, лаяла, хрипела, словно израненное животное. Видимо, это заключенные услышали их голоса.

– Вот то-то же, ступайте вы лучше восвояси, – сказал тюремщик, увидев, что Росс отступил на пару шагов назад. – Негоже достойным джентльменам к арестантам приближаться. Говорю же, лихорадка там…

Но оказывается, Росс отошел назад, чтобы посмотреть, нет ли где окна, и обнаружил его высоко справа от двери. Здание было двухэтажным, и это окно служило для вентиляции и освещения темниц, которые располагались на первом этаже. Окно было всего три фута в ширину и дюймов восемнадцать в высоту, да к тому же забрано толстыми прутьями. Вопли заключенных доносились именно оттуда, и, судя по гулкому эху, у них не было возможности до него добраться.

– Открывай, приятель, – велел Росс. – И давай сюда ключи.

– Так не пойдет! – воспротивился тюремщик. – Эту дверь не открывали с того самого дня, как их посадили. Идемте лучше в часовню, вон там, наверху. Я покажу вам люк, через который арестантам еду спускают. Но и так тоже можно заразиться. Говорю вам, подумайте сперва хорошенько…

– Через десять минут стемнеет, – заметил Дуайт. – Мы должны действовать, иначе сегодня его уже не увидим.

– Слушай меня, – обратился Росс к тюремщику. – Этот джентльмен – доктор, он желает сию минуту видеть Картера. Открывай дверь, или я сверну тебе шею и сам открою.

Тюремщик весь съежился:

– Черт… за такое меня с работы погонят… Ладно, открою… Только не вините меня потом, коли заразитесь…

Дверь в часовню оказалась не заперта, надо было просто хорошенько на нее навалиться. Заскрипели ржавые петли, и дверь подалась. Внутри было темно, вонь стояла невыносимая. Росс всякое повидал на своем веку и побывал во многих не самых приятных местах, а Дуайт, несмотря на обстоятельства, всегда честно выполнял долг врача, но такое они испытали впервые. Тюремщик поскорее вышел наружу, где принялся кашлять и плеваться. Росс ухватил его за загривок и втащил обратно в часовню.

– Есть здесь лампа?

– Должна быть. Возле двери.

Содрогаясь от страха и отвращения, он пробрался между кучами мусора, нашел лампу и зажег фитиль.

В тюрьме после всех этих безумных криков воцарилась тишина. Там наверняка посчитали, что это привезли новых арестантов.

Когда глаза привыкли к темноте, Росс понял, что они стоят в коридоре. С одной стороны то самое окно пропускало слабый свет угасающего заката, а с другой – располагались камеры, которые правильнее было бы назвать клетками. Всего три или четыре, и все очень тесные. Свеча наконец разгорелась, и Росс увидел, что самая просторная камера не больше трех ярдов в поперечнике. И в каждой камере примерно по дюжине заключенных. Жуткие лица смотрели на них сквозь прутья.

Дуайт прикрыл нос платком и начал спускаться.

– Очаг эпидемии, – сказал он. – Боже, какое унижение человеческого достоинства! Эй, здесь есть канализация? – спросил он, обращаясь к тюремщику. – А дымоход? Хоть какую-то медицинскую помощь им оказывают?

– Эй, джентльмены, – подал голос от двери тюремщик, – тут они все сплошняком больные. Мы так и сами скоро заразимся. Лучше уйдем отсюда, а завтра днем вернемся.

– В какой камере Картер?

– Почем я знаю. Я их друг от друга-то не отличаю, да поможет мне Господь. Сами ищите.

Росс подтолкнул вперед тюремщика с лампой в дрожащей руке и пошел следом за Дуайтом. В последней, третьей, клетке содержалось полдюжины женщин. Им едва хватало места, чтобы лечь на пол. Грязные, истощенные, в изодранных лохмотьях, словно восставшие из могил, они визжали и кричали, как чайки, – те, кто мог стоять, – и просили хлеба и денег.

Потрясенный этой картиной, Росс вернулся к Дуайту и тюремщику.

– А ну тихо! – крикнул он, чтобы унять разгалдевшихся заключенных.

Шум постепенно смолк.

– Есть среди вас Картер? – громко спросил Росс. – Джим, ты там?

Ему никто не ответил.

Потом тихо загремели цепи, и кто-то сказал:

– Здесь он. Только говорить не может.

Росс подошел к средней клетке:

– Где он?

– Вон там.

Похожие на чертей заключенные отошли от решетки. Лампа тюремщика осветила два или три тела на полу.

– Он мертв?

– Нет, но тот, который рядом, помер. Картера уже давно лихорадит, да еще рука…

– Подтащите его к решетке.

Заключенные подчинились. Росс смотрел на Джима и не узнавал его. Худое, как у скелета, лицо с длинной спутанной бородой было покрыто красной сыпью. Джим постоянно подергивался и бормотал что-то нечленораздельное.

– Петехиальная сыпь, – тихо произнес Энис. – Похоже, кризис уже миновал. Как давно он болен?

– Почем нам знать, – сказал один из арестантов. – Мы тут счет дням потеряли. Сами понимаете. Может, с неделю.

– Что у него с рукой? – резко спросил Дуайт.

– Это мы кровь пускали. Хотели остановить лихорадку, – ответил тот же арестант. – Не повезло парню – рука загноилась.

Доктор долго смотрел на Джима, потом перевел взгляд на арестанта:

– За что ты здесь?

– О, не думаю, что мой случай вас заинтересует, – ответил тот. – Хотя при других обстоятельствах я бы мог поразвлечь вас рассказом на часок-другой. Тот, у кого не имеется наследственных привилегий, порой вынужден добывать средства к существованию методами, которые позволены только людям вашего положения, сэр. Естественно, что…

Росс не дал арестанту договорить.

– Открой дверь, – велел он.

– Что? – не понял тюремщик. – Это еще зачем?

– Я забираю этого человека. Ему необходима помощь врача.

– Ага, да только он срок свой отбывает, и я ничего не…

– Черт тебя возьми! – Росс начал закипать от злости. – Делай, что говорят!

Тюремщик попятился к клетке и огляделся по сторонам в поисках путей к отступлению. Бежать было некуда. Он снова встретился взглядом с Россом, быстро развернулся, дрожащими руками подобрал нужный ключ, открыл клетку и, весь взмокший от пота, поскорее отошел в сторону.

– Вытащите его, – сказал Росс.

Дуайт и тюремщик зашли в клетку. Земляной пол был скользким от испражнений. К счастью, Джим не был скован кандалами ни с кем из заключенных. Доктор с тюремщиком подхватили его под руки и выволокли из клетки, а потом из тюрьмы. Джима уложили на сочную траву, а надзиратель поплелся обратно, запирать двери.

Дуайт промокнул платком лоб Картера.

– И что теперь? – спросил он. Доктор посмотрел на жалкое подобие человека, лежавшего возле его ног. Потом несколько раз глубоко вдохнул свежий вечерний воздух, который был подобен благодати, ниспосланной Господом.

– Каковы его шансы, Дуайт?

Доктор сплюнул несколько раз:

– Лихорадка его скоро отпустит. Но вмешательство этого идиота… Впрочем, он сделал все, что было в его силах. На руке началась гангрена.

– Мы должны где-то спрятать Джима на ночь.

– Ну, в «Белом олене» его точно не примут. С тем же успехом можно попросить их приютить прокаженного.

Тюремщик к этому времени уже запер тюрьму. Он стоял у дверей, зло поглядывал на Росса и Дуайта, но ближе не подходил.

– Надо найти какой-нибудь сарай. Или комнату. Не все же такие бесчеловечные, Дуайт.

– Когда речь заходит о лихорадке – практически все. Это инстинкт самосохранения. Для нас единственный выход – конюшня. Где-нибудь неподалеку. На случай, если тюремщик решит сообщить о наших действиях своему начальству.

– В городе должна быть больница.

– Ни одна больница не примет такого пациента.

– Я вернусь, Джинни. Они меня не поймают, – сиплым голосом пробормотал лежащий возле их ног человек.

– Помогите мне, – сказал Росс и наклонился. – Надо поскорее куда-нибудь его перенести.

– Старайтесь, чтобы больной на вас не дышал, – предостерег его Дуайт. – Сейчас это смертельно опасно.

Джим смеялся, пока они его раздевали. Это был даже не смех, а какое-то скрипучее ворчание. Бедняга то и дело принимался нечленораздельно с кем-то разговаривать. То с арестантом, то с Вайгусом, то с Джинни.

Россу с Дуайтом повезло – они набрели на амбар, такой ветхий, что тот, похоже, помнил еще Вильгельма Завоевателя. Они сначала выгнали оттуда кур и двух мулов с повозкой и только после этого сообщили владельцу амбара о захвате его собственности. Потом с помощью подкупа и угроз смирили его гнев, купив у него же пару одеял, две кружки, немного молока и бренди. Они развели в углу сарая костер; фермер вернулся и хотел было заставить их потушить огонь, но из-за страха заразиться дальше криков дело не пошло.

И вот теперь Дуайт при свете двух свечей и чадящего костра производил медицинский осмотр. Росс собрал тряпье Джима и выбросил его подальше от амбара, а когда вернулся, доктор осторожно ощупывал больную руку Джима. Росс поднял с пола свечу и тоже посмотрел на руку. Потом выпрямился. На войне в Америке он не раз сталкивался с такими случаями.

– Что скажете? – спросил он.

– Без ампутации никак не обойтись.

– Это понятно. А каковы его шансы выжить после ампутации?

– Я бы сказал – меньше одного, – ответил Дуайт.

– Да уж, негусто. Он потеряет руку, а гангрена продолжит свое дело.

– Совсем не обязательно.

Росс подошел к двери и посмотрел в темноту.

– Господи, – тяжело вздохнул он. – Парень слишком плох. Дадим ему умереть с миром.

Дуайт некоторое время молча смотрел на мечущегося в бреду Джимми. Потом дал ему немного бренди. Тот сумел сделать глоток.

– Думаю, он почти ничего не почувствует, – сказал Дуайт. – Я не прощу себе, если даже не попытаюсь спасти парня.

– Вам уже приходилось делать подобные операции?

– Нет, но это дело нехитрое. Достаточно знать анатомию и соблюдать меры предосторожности.

– О каких мерах предосторожности вы говорите? И как, интересно, можно их здесь соблюсти?

– О, главное избежать большой потери крови и не дать распространиться инфекции. Жгут сделать проще простого, а что касается дезинфекции… у нас есть огонь и вода.

– Но ведь у Джима лихорадка?

– Пошла на спад. Пульс уже не такой учащенный.

Росс вернулся обратно и посмотрел на худого как скелет Картера.

– Бедняга лишь пару лет был счастлив в браке с Джинни. А потом все пошло наперекосяк. Джимми и в лучшие-то времена никогда не был крепким парнем. А теперь, даже если и выживет, останется калекой до конца дней своих. Но я согласен, мы должны дать ему шанс. С каким удовольствием я бы свернул шею тому, кто во всем этом повинен.

Дуайт встал на ноги.

– Вы заметили, как провоняла наша одежда? Лучше бы ее сжечь, когда закончим со всем этим. – Он посмотрел на Росса. – Вы мне поможете с операцией?

– Ну конечно помогу. Я не красна девица, чтобы падать в обморок при виде крови. Мне дурно делается оттого, что вот так, ни за понюшку табаку, может умереть совсем молодой парень. Меня просто тошнит при мысли об этом. А если бы здесь сейчас оказались судьи, которые осудили беднягу… Меня бы просто вывернуло наизнанку. Когда приступим?

– Как только будем готовы. Я пойду в город, поищу цирюльника и позаимствую у него кое-какие инструменты. И пошлю в «Белый олень» за своим саквояжем.

Дуайт надел шляпу и вышел из амбара, а Росс присел рядом с Джимми и налил в кружку еще бренди. Он решил, что в сложившейся ситуации больного лучше напоить, да и самому выпить тоже не помешает. Чем сильнее они напьются, тем лучше. Энис прав – после тюрьмы все провоняло: сапоги, перчатки, шейный платок, даже кошелек и тот смердит. Хотя, может, это ему только кажется. Да какой там, к черту, праздник по случаю выздоровления короля? Эту ночь и приготовления к балу накануне днем и на прошлой неделе, как зияющая пропасть, разделила лонстонская тюрьма.

– Брось, успокойся, – сказал Картер и закашлялся. – Я все выдержу, я крепкий.

Джим выдержит. Это подобие человека, истерзанного лихорадкой и гангреной, этот заросший изможденный парень сдюжит. Несомненно, будь он в сознании, он бы постарался ради Джинни, как старался держаться ради нее в прошлом. А теперь ему предстояло пройти самое серьезное испытание на прочность.

Земляной пол в амбаре был усыпан соломой, перьями и мякиной. Неровно мерцал свет от костра, а на стене за спиной Росса подрагивали и двигались огромные тени. Он наклонился и дал больному глотнуть еще немного бренди.

Утром двадцать второго апреля Росс еще не вернулся, и Демельза не спала всю ночь. По крайней мере, ей так казалось, хотя на самом деле она то проваливалась в сон, то резко просыпалась, и ей чудился стук копыт Смуглянки. Джулия словно бы чувствовала тревогу матери и тоже не желала засыпать. Хотя у нее просто-напросто начали резаться зубки.

Хотела бы Демельза, чтобы вместо гнетущей тревоги у нее была та же причина бессонницы, что и у дочери. С первыми лучами солнца Демельза решила вернуться к своей забытой привычке и на рассвете выйти из дома погулять. Только в то утро она пошла не в долину за цветами, а в сторону Хэндрона-Бич, и Гаррик побежал следом за хозяйкой.

Прилив выбросил на берег много плавника. Демельза время от времени останавливалась и в поисках чего-нибудь ценного переворачивала ногой доску или корягу. Она порой забывала, что многое из того, что еще пару лет назад представлялось ей ценным, при ее нынешнем положении не стоило даже того, чтобы нагибаться.

Солнце поднялось выше. На Уил-Лежер начался пересменок, а еще через несколько минут Демельза увидела, как на пляж спускаются несколько человек. Это шахтеры после работы решили осмотреть берег: вдруг найдут что-нибудь к завтраку. Море в последнее время скупилось, и после каждого прилива такие вот искатели прочесывали весь пляж. Любая находка шла в дело. Демельза знала, что в эту зиму люди даже собирали на полях и вдоль дорог улиток и варили из них суп.

Мимо Демельзы прошли два невысоких шахтера и в знак приветствия на ходу прикоснулись к своим шляпам. А потом Демельза увидела Марка Дэниэла. Его, похоже, совсем не интересовали «дары моря».

Высокий и напряженный, с киркой на плече, он размеренной походкой шел по мягкому песку. Их пути пересеклись, Марк вскинул голову, как будто только сейчас заметил Демельзу.

– Здравствуй, Марк, как дела? Как тебе живется в новом доме?

Он остановился, глянул на Демельзу и перевел взгляд на море.

– Благодарю вас, мэм, все хорошо. Лучше не бывает. Спасибо, что спросили.

Демельза почти не видела Марка с того дня, когда он пришел просить участок под дом. Он заметно похудел – хотя это не удивительно, большинство местных жителей за зиму похудело, – а в его темных глазах появилось что-то новое и совсем не доброе.

– Кажется, сегодня прилив нам ничего не принес, – сказала Демельза.

– Что? А, да, мэм. Некоторые уже начинают поговаривать, что нам не помешало бы хорошее кораблекрушение. Я, конечно, никому зла не желаю…

– Честно говоря, в Грамблере нынче такие тяжелые времена, что нам просто грех жаловаться. Миссис Верити уделяет беднякам много времени. Я ей помогаю. А как Керен, Марк? Я что-то не видела ее в этом месяце.

– Керен в полном порядке, мэм. – Взгляд Марка стал мрачным. – Скажите, а капитан Полдарк вернулся?

– Нет. Его уж несколько дней нет дома.

– О… А я-то специально пошел этой дорогой, чтобы с ним повидаться. Подумал, что он уже вернулся. Джон говорил…

– У тебя к нему какое-то дело?

– Это может подождать. – Он собрался уходить.

– Хочешь, я передам ему, Марк? – предложила Демельза.

Парень замялся:

– Вы очень помогли мне в прошлом августе, мэм. Я не забыл. Но на этот раз… Это мужской разговор.

– Я жду мужа нынче утром. Мы приглашены на завтра в Труро.

Они распрощались, и Демельза медленно двинулась вдоль берега. Пора было возвращаться домой. Посмотреть, как там Джулия. Да и Джинни наверняка уже пришла.

Тут у Демельзы за спиной зашуршали водоросли, она оглянулась и увидела, что Марк идет следом.

Он посмотрел ей в глаза.

– Миссис Полдарк, люди о Керен дурное говорят, – произнес он как будто даже с вызовом.

– Ты об этом хотел рассказать Россу?

– Да, просто ходят слухи.

– Что за слухи?

– Якобы она встречается с другим мужчиной.

– У нас любят распускать сплетни, Марк. Ты же знаешь. Старухам нечем заняться, вот они и сочиняют всякое от безделья.

– Знаю, – сказал Марк. – Но мне-то от этого не легче.

«Да уж, – подумала Демельза, – непросто тебе с такой женой».

– А чем Росс может тебе помочь?

– Я решил, он посоветует, как лучше. Рассудил, что капитан Полдарк в этом лучше разбирается.

– Но… А что, слухи ходят о каком-то определенном мужчине?

– Да, – кивнул Марк.

– Ты говорил об этом с Керен?

– Нет, мэм. Не смог. Духу не хватило. Мы ведь только восемь месяцев как женаты. Я вон дом для нее построил. Просто не могу заставить себя в такое поверить.

– Ну и не верь, – сказала Демельза. – Если не хочешь спросить жену прямо, тогда забудь и больше об этом не думай. У нас злых языков хватает. Шипят, как змеюки. Ты, может, слышал, что про меня болтают?

– Нет, – покачал головой Марк. – Я никогда не обращал внимания на такие разговоры… пока…

– Так не обращай и сейчас. Марк, представляешь, ходили разговоры, будто капитан Полдарк – отец старшего сына Джинни! И все из-за того, что у них одинаковые шрамы.

– Не слышал, – сказал Марк и сплюнул под ноги. – Простите, мэм, но это вранье. Я знаю, что вранье, и любой человек в здравом уме так же скажет. Грязная ложь.

– Да, но, если бы я стала думать, что это может быть правдой, я бы вся извелась, как ты. Понимаешь, о чем я, Марк? – спросила Демельза.

Марк смотрел на нее с высоты своего роста. Парень еще сомневался, но уже было заметно, что ему стало легче. Потом он взглянул на свои руки:

– Я чуть не задушил того, кто мне все это рассказал. Погорячился, наверное. Я последние два дня и работать-то толком не могу.

– Представляю, что ты чувствовал.

Слова поддержки заставили Марка снова усомниться.

– Понимаете… она такая красивая, такая утонченная девушка. Я ее не достоин. Может, не надо было мне уговаривать ее выходить за меня? Но очень уж я хотел сделать ее своей женой. А Керен слишком хороша для того, чтобы стать женой шахтера. И когда я это понял, то потерял покой. Я стал думать плохое, подозревать всякое. А потом поползли эти слухи. И один парень, которого я считал своим другом, отвел меня в сторонку и сказал… он сказал… Тут легко ошибиться, миссис Полдарк, можно поверить в неправду. – Марк задумчиво посмотрел на море. – Грязная ложь. Если они… Я могу не выдержать. Помогите мне. Я сам не смогу. Не переживу, если Керен уйдет к другому. Не выдержу… – У Марка дрогнул подбородок. – Спасибо вам еще раз, мэм. Я перед вами в долгу. Я все забуду и начну заново. Может, я зайду повидаться с капитаном Полдарком, когда он вернется. А может, мне и ваших слов хватит. Хорошего вам дня, мэм.

– И тебе тоже, Марк.

Демельза стояла на берегу и смотрела, как высокая фигура молодого шахтера удаляется на восток, к песчаным холмам, в сторону его дома.

А потом она и сама пошла обратно в Нампару.

С кем, интересно, могла связаться Керен? Хотя Демельза и утешала Марка, однако в душе она была готова поверить, что жена ему и впрямь изменяет. Вот только с кем? Керен ведь не желает знаться с деревенскими.

Демельза решила, что расскажет обо всем Россу и посмотрит, как он на это отреагирует. Пожалуй, поговорить надо не с Марком, а с его женой. Если Дэниэл их застукает, бедняжке остается только посочувствовать. Надо бы предупредить Керен о том, что муж ее подозревает. Тогда она хотя бы испугается, и, возможно, удастся предотвратить трагедию. Да, надо не забыть рассказать обо всем Россу.

Забравшись на стену возле пляжа, Демельза увидела, как Росс спешивается со Смуглянки и собирается войти в дом. Она со всех ног помчалась по склону, и все мысли о Марке и Керен мигом вылетели у нее из головы.

Когда Демельза вбежала в дом, Росс уже снимал перчатки в гостиной.

– Росс! – воскликнула она. – Я думала, что ты уже никогда не приедешь. Я думала…

Он обернулся.

– Ой, Росс! Что случилось?

– Джинни еще не пришла?

– Не знаю. Вроде нет.

Росс сел:

– Я повстречал Заки. Наверное, он ей уже все рассказал.

– О чем рассказал?

Росс посмотрел на Демельзу:

– Джим умер.

Демельза запнулась и опустила глаза, потом подошла к мужу и взяла его за руку:

– О, дорогой… Мне так жаль. Бедная Джинни. Росс…

– Тебе не следует ко мне подходить, – сказал он. – Я мог заразиться в тюрьме.

Но Демельза не обратила внимания на предостережение, она придвинула свой стул ближе и снова посмотрела на мужа:

– Что случилось? Ты видел Джима?

– У нас есть бренди?

Демельза встала и принесла ему бутылку. Она заметила, что Росс и так уже прилично выпил.

– Картера перевели в Лонстон, – сказал он. – Когда мы его нашли, у него была лихорадка. Я бы эту тюрьму спалил дотла. Так вот, Джим был болен, и мы его оттуда забрали.

– Забрали из тюрьмы? Но как?

– Очень просто: тюремщик был один, а нас двое, и он не стал возражать. Мы перенесли Джима в амбар неподалеку, и Дуайт сделал для него все, что мог. Но еще в тюрьме один горе-доктор пустил Джиму кровь, и у бедняги началась гангрена. Надо было срочно ампутировать руку, пока гангрена не распространилась дальше.

– Отрезать руку?

Росс залпом допил бренди.

– Королю с министрами полезно было бы там поприсутствовать. Питту, Эддисону и Фоксу. И Уилберфорсу, который оплакивает участь чернокожих рабов в Америке и не замечает нищих у собственного порога. И толстому принцу, что носит корсеты, и его супруге… Хотя, возможно, всех этих джентльменов позабавило бы это действо. И их напудренных женушек тоже. Кто знает… Я окончательно перестал понимать людей. Так вот, Дуайт сделал все, что мог, и не пожалел усилий. Джим дотянул до рассвета, но шок был слишком велик. Думаю, под конец он меня узнал. Он улыбнулся и хотел что-то сказать, но сил не хватило. В общем, бедняга умер. Мы похоронили его на кладбище при местной церкви и поехали домой.

Росс замолчал. Демельза даже испугалась: столько злости и горечи было в его голосе. Сверху, из уютного домашнего мирка, донеслось хныканье Джулии. Росс резко встал и подошел к окну. Его имение содержалось в образцовом порядке.

– Доктор Энис все это время был с тобой? – спросила Демельза.

– Мы вчера настолько устали, что решили переночевать в Труро. Вот почему нынче вернулись так рано. По пути я встретил Заки. Он ехал по делам компании, но после таких новостей повернул обратно.

– Лучше бы ты не ездил туда, Росс. Я…

– Надо было поехать на две недели раньше. Тогда бы еще оставалась надежда.

– А что скажут судьи и констебли? Росс, ты ворвался в тюрьму и помог сбежать заключенному. Разве из-за этого у тебя не будет проблем?

– Разумеется, будут. Пчелы загудят, если я не подкину им меда.

– Значит…

– Пусть себе гудят. Не стоит обращать внимания. Знал бы, что могу заразить их всех лихорадкой, точно пошел бы завтра на это празднество.

– Не говори так, Росс, – настойчиво попросила Демельза. – Ты хорошо себя чувствуешь? Тебе не кажется, что ты заразился?

Он взял жену за руку и посмотрел так, словно впервые после возвращения ее увидел.

– Нет, любимая. Я в порядке. Ничего со мной не случится. Дуайт предпринял довольно странные меры предосторожности и вроде бы остался доволен. Перестирал всю нашу одежду и развесил ее над бочкой с горящей смолой, чтобы вытравить всю тюремную вонь. Только не жди, что я завтра буду танцевать и веселиться со всеми этими людьми. То, что они сотворили, еще стоит у меня перед глазами.

Демельза притихла. Она была благодарна Господу за то, что Росс наконец вернулся домой, и от души надеялась, что муж не заразился. Она печалилась из-за Джима, и ей было жалко Джинни. Но одновременно в ее сердце начала закрадываться тоска – она поняла, что все ее планы разбились вдребезги. Демельза даже не пыталась настоять на своем: она не могла подобрать нужные слова и чувствовала, что это будет несправедливо по отношению к мужу.

Ей казалось, что правильнее всего подчиниться. Муж вправе поступать так, как считает нужным, а жена, чего бы она ни хотела, должна принять его выбор.

Росс был сам не свой. Демельза была мало знакома с Картером и не могла понять, почему муж так тяжело переживает потерю. Росс знал, как предан ему был Джим, и отплатил той же монетой. Вот только ему казалось, что всякий раз, когда он старался помочь парню, его помощь приходила с опозданием. И вот теперь его последняя попытка закончилась фатально. В пять вечера он отправился проведать Джинни. Он шел туда с тяжелым сердцем, но надо же было исполнить свой долг.

Росс вернулся через час. К этому времени Демельза уже приготовила поесть, но он отказался сесть за стол. Только позже, лаской и уговорами, как ребенка, Демельзе удалось заставить его попробовать сначала одно блюдо, а потом и другое. В семь Джейн убрала со стола, а Росс расположился в своем кресле у камина. Он вытянул ноги, и, хотя разум его не находил покоя, тело постепенно начало расслабляться.

И тут доставили платье.

Демельза непонимающе уставилась на коробку и потащила ее Россу. Коробка была такой большой, что едва протиснулась в дверь гостиной.

– Вот, Бартл только что это привез, – сказала она. – Из самого Тренвита. Он ездил в Труро за продуктами, и миссис Треласк попросила заодно доставить и эту коробку. Интересно, что в ней такое?

– Бартл еще здесь? Будь добра, дай ему шесть пенсов.

Жена ушла и вскоре вернулась. Росс по-прежнему сидел с мрачным видом. Демельза непонимающе переводила взгляд с коробки на мужа и обратно.

– Я подумала, что это какая-то ошибка. Решила, Бартл, наверное, перепутал. Росс, ты что-нибудь покупал у миссис Треласк?

– Да. Теперь кажется, что с тех пор целый год прошел. По пути в Лонстон я заглянул к ней в лавку и заказал для тебя платье.

Демельза округлила глаза:

– О!

– Для завтрашнего праздника. Тогда я еще думал, что мы туда пойдем.

– Росс, ты так добр ко мне. А можно посмотреть?

– Взгляни, если интересно. Потом еще будет повод его надеть.

Демельза подскочила к коробке и стала нетерпеливо развязывать ленту. Наконец подняла крышку, вытащила упаковочную бумагу и на секунду замерла. Потом взяла пальцами ткань и начала осторожно поднимать переливающийся серебром и пурпуром наряд:

– О, Росс, я даже не думала…

Демельза осеклась и опустила платье обратно. Она сидела на корточках и плакала.

– Потом еще будет повод его надеть, – повторил Росс. – Ну, перестань. Разве тебе не понравилось?

Демельза не ответила. Она закрыла лицо ладонями, и слезы начали просачиваться между ее тонкими пальцами.

Росс потянулся к бутылке и обнаружил, что выпил весь бренди.

– Мы не сможем веселиться на завтрашнем приеме. Не сейчас. Невозможно так быстро все забыть. Неужели ты смогла бы?

Демельза затрясла головой.

Росс какое-то время молча смотрел на жену. Его мозг затуманился от спиртного, но даже в этом состоянии он не мог спокойно видеть ее слезы.

– Там есть еще кое-что. Помнится, я просил, чтобы и плащ тоже прислали. Взгляни, если хочешь.

Но Демельза даже не стала смотреть.

А потом Джон провел в гостиную Верити. Демельза быстро встала и отошла к окну. Она смотрела на сад, платка у нее не было, поэтому приходилось вытирать щеки ладонями и кружевными манжетами.

– Кажется, я помешала, – сказала Верити. – Прошу прощения. Я понимала, что не следует приходить сегодня вечером. О, дорогой, мне так жаль. Бедный Джим.

Демельза повернулась и поцеловала Верити, но глаза отвела в сторону.

– Мы… мы немного расстроены, Верити. Смерть Джима… Все это так печально… – Демельза, не договорив, вышла из комнаты.

Гостья посмотрела на Росса:

– Прости, что помешала. Я собиралась зайти вчера, но была занята. Помогала Элизабет подготовиться к отъезду.

– К отъезду? – переспросил Росс.

– Да, они с Фрэнсисом уезжают. Они на две ночи остановятся в доме Уорлегганов. Я осталась одна и подумала, может, ты позволишь мне завтра поехать вместе с вами.

– Ах да, – сказал Росс. – Мы ведь прежде тоже собирались туда.

– Но мне казалось, что все давно решено. Ты хочешь сказать… – Верити присела. – Это из-за Джима?

Росс протянул ногу и пнул полено в огонь.

– Кузина, у меня крепкий желудок, но при виде этой публики меня может стошнить.

Верити уже несколько раз натыкалась взглядом на открытую коробку посреди комнаты.

– Это Бартл принес? Похоже, там платье.

Росс в нескольких словах рассказал ей всю историю. Верити стянула перчатки и подумала о том, какой Росс все-таки странный человек. Циничный и в то же время сентиментальный. Такая удивительная смесь: он унаследовал цинизм от отца, сентиментальность от матери, и в результате получился весьма своеобразный характер. Росс обычно не злоупотреблял спиртным, но вот сейчас здорово напился из-за смерти парнишки, который, прежде чем попасть в тюрьму, не прослужил у него и года. Любой другой на его месте просто поворчал бы из-за смерти слуги, повздыхал бы, но и на две мили не приблизился бы к тюрьме, чтобы попытаться его спасти.

И этот жест с покупкой платья… Неудивительно, что Демельза расплакалась.

«Все Полдарки в душе сентиментальны», – подумала Верити.

И тут она впервые поняла, что сентиментальность намного опаснее цинизма. Сама Верити все эти дни, несмотря на невзгоды и безденежье, чувствовала себя счастливой. Ее жизнь снова наполнилась смыслом. Нет, она понимала, что просто не имеет права оставить все ради брака, который в любой момент может закончиться катастрофой. Согласившись стать женой Блейми, она должна была отказаться от того, что имеет, забыть о прошлом и строить планы, которые, возможно, никогда не осуществятся. По ночам она порой просыпалась и холодела от одной только мысли об этом. Но потом наступал день, и она снова была счастлива.

Или взять Фрэнсиса. Половина его страданий проистекала из того же источника. Он слишком многого ожидал от жизни, от себя, от Элизабет. Особенно от Элизабет. А когда его ожидания не оправдались, он нашел утешение в пьянстве и азартных играх. Он был просто не способен смириться. Никто из них не способен.

– Росс, – сказала Верити, после того как молчание слишком затянулось. – Я не думаю, что остаться завтра дома – мудрое решение.

– Почему?

– Ты очень огорчишь Демельзу, она ведь строила планы с того самого дня, как пришло приглашение. И как бы она ни печалилась из-за Джима, как бы ни сочувствовала Джинни, ей все равно будет горько из-за того, что она не смогла пойти на бал. А это платье, которое ты купил, чтобы порадовать жену, только подбросит углей в костер ее разочарования. И меня ты тоже разочаруешь, Росс. Я ведь не смогу поехать одна. Но самое главное – ты должен пойти туда ради себя самого. Джиму уже ничем не помочь. Ты сделал все, что было в твоих силах, тебе не в чем себя упрекнуть. Оттого что ты будешь сидеть дома и хандрить, станет только хуже. То, что ты вломился в тюрьму, не добавит тебе популярности. Но твое появление на завтрашнем празднестве лишний раз послужит для всех доказательством того, что ты – один из этих людей, принадлежишь к их кругу. И, думаю, если они замыслили что-то недоброе, то удержатся от этого шага.

Росс поднялся на ноги и какое-то время постоял, облокотившись на каминную полку.

– Твои доводы вызывают у меня отвращение, Верити.

– Дорогой, я не сомневаюсь в том, что сейчас тебе все кажется отвратительным. Поверь, мне хорошо знакомо это чувство. Но оставаться в таком состоянии – это все равно что стоять на морозе и не двигаться. Так можно погибнуть.

Росс подошел к буфету в надежде найти там еще одну бутылку, но, увы, запасы бренди закончились.

– У меня сейчас мысли путаются, – неожиданно признался он. – Между прочим, Демельза сама сказала, что не хочет ехать.

– Конечно, а что еще она могла сказать?

Росс колебался.

– Верити, я все обдумаю и дам тебе знать завтра утром.

Больше Росс на эту тему ни с кем не разговаривал. Он, как и обещал Верити, все обдумал и решил все-таки поехать.

Демельза после ничем не примечательной поездки наконец-то оказалась в одной из спален городского дома Уорлегганов, но тяжелые мысли, как червяки яблоко, подпортили первые впечатления от этого долгожданного момента. Вот что ее терзало.

Во-первых, жалость к Джинни, которая накануне вечером пыталась повеситься на балке в кухне у себя дома.

Во-вторых, тревога за Росса. Он так до конца и не протрезвел после возвращения в Нампару. Алкоголь в его крови был как пороховая бочка, которая могла взорваться от малейшей искры.

И в-третьих, она беспокоилась за Джулию, которую пришлось оставить в Тренвите на попечении миссис Табб.

Однако все эти оговорки, какими бы существенными они ни были, не смогли лишить Демельзу удовольствия от предстоявшего празднества.

Врожденное чувство вкуса подсказывало ей, что дом Уорлегганов начисто лишен елизаветинского очарования Тренвит-Хауса, но ее впечатлили богатая обстановка, мягкие ковры, сверкающие канделябры и многочисленные слуги. Демельзу поразило огромное количество гостей и то, с какой непринужденностью они приветствовали друг друга. Все в дорогих нарядах, в напудренных париках, с наклеенными мушками, золотыми табакерками и сверкающими кольцами на пальцах.

Джордж Уорлегган хотел устроить нечто похожее на королевский прием перед публичным увеселением на балу. Все светское общество было в сборе. Точнее, пришли те, кто посчитал нужным. Лорд-наместник с семейством ответил вежливым отказом. Бассеты, Боскауэны и Сент-Обины также оказались не готовы опуститься на уровень этих богатых выскочек. Но их отсутствие заметили только самые проницательные или завистливые.

В памяти Демельзы смутно запечатлелось знакомство с сэром Джоном Таким-то и с достопочтенным Сяким-то. Плохо соображая, она прошла в кильватере слуги вверх по лестнице в выделенную для них спальню и теперь ждала горничную, которая должна была помочь гостье с платьем и прической.

Ее пугала предстоящая встреча с горничной. Бедняжка паниковала так, что даже ладони похолодели. Демельзе легче было поддержать беседу с Джоном Тренеглосом, чья родословная тянулась от норманнских графов, чем встретиться взглядом с дерзкой служанкой, которая, хоть и не знала о происхождении гостьи, могла раскусить ее в два счета.

Демельза присела за туалетный столик и посмотрела в зеркало на свое раскрасневшееся лицо.

Да, она действительно в доме Уорлегганов.

Росс еще не появился. А вот Дуайт Энис, молодой и красивый, уже был здесь. И старый Николас Уорлегган, отец Джорджа, – огромный, напыщенный и грубый. Священник Холс, худой, высохший, но весьма энергичный, расхаживал среди аристократов как равный и совершенно не заискивал, подобно мистеру Оджерсу из прихода Сола и Грамблера. Демельза знала, что доктор Холс и старый мистер Уорлегган были в числе судей, которые вынесли Джиму обвинительный приговор, и боялась того, что может в связи с этим последовать.

В дверь постучали. Она еле удержалась, чтобы не встать навстречу служанке.

– Вот, мэм, попросили вам принести. Благодарю вас, мэм. Камеристка придет через несколько минут.

Демельза, ничего не понимая, уставилась на небольшой пакет. На пакете было написано: «Россу Полдарку, эсквайру». А рядом рукой Росса: «Доставить миссис Демельзе Полдарк». Еще даже чернила не высохли.

Демельза достала из пакета небольшую, переложенную ватой коробочку и ахнула. Придя в себя, она двумя пальцами, осторожно, словно боялась обжечься, вытащила из коробочки брошь.

– Вот так красота!

Она приложила брошь к груди и посмотрелась в зеркало. Рубин мерцал, словно подмигивая хозяйке. Это был невероятно щедрый жест со стороны Росса. Демельза буквально растаяла. Ее темные глаза увлажнились от нахлынувших эмоций и сверкали не хуже рубина. Этот подарок, как ничто другое, придал ей уверенности в себе. Когда она предстанет перед гостями в новом платье и с такой брошью, никто не посмеет смотреть на нее свысока. Даже прислуга.

В дверь постучали, и вошла камеристка. Демельза торопливо скомкала пакет, в котором доставили брошь. Она обрадовалась, что в этот раз прислали пожилую служанку.

И вот она в новом платье. Демельзе фасон показался слишком смелым, но служанка вроде бы так не считала. Конечно, другие женщины, следуя моде, носили подобные платья, но они уже успели привыкнуть, а вот Демельза пока еще нет.

Фасон напоминал платье для дневных приемов, которое ей подобрала Верити, только это было слишком открытое. В том наряде у нее были оголены шея и немного плечи, а здесь вырез был значительно глубже. По бокам платье было собрано в затейливые рюши, а кисти рук утопали в прекрасном кружеве, которое Демельзе показалось излишним.

Она не могла понять, как Росс решился на такую покупку. Платье было очень дорогим, это сразу видно. Он потратился на нее, как будто это ему ничего не стоило. Милый, милый Росс! Как же она его любила. Если бы смерть бедняги Джима не омрачала все эти подарки и обновки, каким бы счастливым был для нее нынешний вечер!

Горничная закончила заниматься волосами Демельзы. Она сделала ей высокую прическу. С самого рождения Джулии Демельза ни разу не подстригала свои черные густые волосы, и теперь, на фоне всей этой роскоши, они, казалось, заблестели по-новому. Служанка предложила Демельзе пудреницу, но, услышав отказ, не стала настаивать: действительно, такую красоту не стоит присыпать белой пудрой. Затем камеристка решила заняться лицом мадам. Демельза попыталась было, не очень уверенно, отказаться, но на этот раз у нее ничего не вышло. Поскольку леди оказывала активное сопротивление, служанке пришлось умерить свое рвение. В результате она только чуть удлинила Демельзе брови, слегка припудрила лицо и нанесла на губы небольшое количество алой помады. После чего поинтересовалась:

– Одну мушку или две?

– Спасибо, не надо ни одной. Мне они не нравятся.

– Но образ мадам не будет завершен без мушки. Могу я предложить одну под левый глаз?

– Ну ладно, – вздохнула Демельза. – Делайте, если без этого никак не обойтись.

Спустя еще пять минут Демельза, уже с приколотой на груди брошью, спросила у камеристки, где находится комната мисс Верити Полдарк.

– Вторая по коридору, мэм. С правой стороны.

Сэр Хью Бодруган постучал по табакерке волосатыми пальцами:

– Черт, Ник, что это за кобылка только что вошла в зал? Вон та, темненькая, с милой шейкой. Она приехала с Полдарками, насколько я понимаю?

– Никогда ее прежде не видел. Да уж, лакомый кусочек, скажу я вам.

– Напоминает мне мою кобылку Шебу, – заметил сэр Хью. – Смотрит так же. Неплохо бы ее взнуздать. Проклятье, я не упущу такого шанса.

Он повернулся к молодому доктору:

– Энис, вы знакомы с Полдарками. Что за прелестное создание привела мисс Верити?

– Это супруга капитана Полдарка, сэр. Они женаты около двух лет.

Сэр Хью насупил густые брови – он не любил напрягать память.

– Да, вроде бы поговаривали, что он взял в жены какую-то девку с фермы.

– Мне об этом ничего не известно, – без всякого выражения ответил Дуайт. – Я в то время здесь не жил.

– Что ж, возможно, это она и есть, – сказал Ник.

– Боже правый, не могу в это поверить. Девки с фермы такими не бывают. В моем поместье уж точно. А жаль. Нет, она не из простых, не та порода. Энис, вы знакомы с этой леди? Представьте меня.

Демельза спустилась вниз, рассчитывая найти Росса, но в такой толпе это было просто невозможно. Рядом оказался лакей с подносом, и они с Верити взяли по бокалу портвейна. Какая-то мисс Робертс завладела вниманием Верити, и Демельза глазом моргнуть не успела, как их разделили. Гости что-то ей говорили, она рассеянно отвечала. Портвейн, как всегда, помог справиться с напряжением, и Демельза подумала, что зря Росс запретил ей пить на крестинах. Сегодня, чтобы чувствовать себя уверенно в таком платье, ей определенно надо было расслабиться.

Потом она увидела, что в ее сторону направляется Дуайт Энис, и с радостью его поприветствовала. С доктором был коренастый пожилой мужчина с нависшими бровями и торчащими из носа волосинками. Дуайт представил его как Хью Бодругана. Демельза взглянула на него с живым интересом и наткнулась на взгляд, который немало ее удивил. Так на нее смотрели лишь дважды: первый раз – Джон Тренеглос на рождественском приеме в позапрошлом году, и еще сегодня вечером – один незнакомец, когда она спускалась в зал.

Демельза на секунду задержала дыхание и присела в реверансе.

– К вашим услугам, мадам.

– Сэр.

– Мадам, доктор Энис сказал мне, что вы супруга мистера Полдарка из Нампары. Подумать только, мы уже два года соседи и еще ни разу не встречались. Спешу наверстать упущенное. – Сэр Хью щелчком пальцев подозвал лакея. – Вина для леди, ее бокал пуст.

Демельза пригубила второй бокал:

– Я много о вас слышала, сэр.

– Неужели? – Сэр Хью раздул щеки. – Надеюсь, отзывы обо мне были не самыми неприятными?

– Нет, сэр, совсем нет. Я слышала, вы держите жирных фазанов. И если какой-нибудь бедный браконьер вздумает украсть хоть одну вашу птичку, его ждут большие неприятности.

Сэр Хью рассмеялся:

– А еще у меня есть сердце. И его тоже пока никто не смог похитить.

– Возможно, это потому, что вы охраняете его не хуже, чем фазанов, – парировала Демельза и заметила, что Дуайт как-то странно на нее посмотрел.

– Нет, мадам, – произнес сэр Хью, откровенно заигрывая с молодой женщиной, – для тех, кто знает что и как, мое сердце не охраняется.

– Господи, Хью, – сказала внезапно появившаяся рядом с ними мачеха Бодругана. – Я уж подумала, что ты ушел без меня, старый черт. Ты позаботился об экипаже? Не могу же я тащиться пешком во всех этих побрякушках.

Вдовствующая леди Бодруган была на двадцать лет младше своего пасынка. Она неприличным образом подтянула атласный плащ и оценивающе посмотрела на Демельзу:

– Кто это? Не имела удовольствия быть представленной.

– Это супруга капитана Росса Полдарка. Из Нампары. Проклятье, где наши манеры? Мы до сих пор не пригласили соседей на партию в вист или…

Констанс Бодруган не дала пасынку договорить.

– Вы ездите на охоту? – строго спросила она Демельзу.

– Нет, мэм. – Демельза допила вино. – Мне очень жаль бедных лисичек.

Леди Бодруган вытаращила на нее глаза:

– Ба! Методистка или что-то в этом роде! Я их нутром чую. Постойте-ка, а это не вы, случаем, шахтерская дочка?

Демельза внутренне содрогнулась от внезапного приступа злости.

– О да, мэм. Моего отца повесили в Баргусе кормить ворон, а мать-потаскуха свалилась со скалы.

Сэр Хью взревел от хохота:

– Поделом тебе, Конни. Будешь знать, как язвить. Не обращайте внимания на мою мачеху, миссис Полдарк. Лает, как ее собачонки, но вреда никакого.

– Черт тебя возьми, Хью! Говори за себя, а за меня извиняться не стоит. Только потому, что тебе вздумалось…

Тут в их тесный кружок неуклюже протолкался Джон Тренеглос. В кои-то веки он был одет подобающим образом; его веснушчатое лицо уже побагровело от выпивки.

– Хью и Конни грызутся, как обычно! Ничего удивительного! О, миссис Демельза, – добавил Тренеглос с притворным удивлением. – Какая приятная встреча! Миссис Демельза, обещайте мне первый контрданс.

– На это можешь не рассчитывать, Джон, – сказал сэр Хью. – Первый танец обещан мне. Не так ли, мадам? – И он подмигнул Демельзе.

Демельза пригубила вина из очередного бокала, который как-то незаметно оказался у нее в руке. Она впервые видела Тренеглоса после того скандала с ее отцом, но Джон, похоже, и думать об этом забыл или же просто не хотел вспоминать. Краем глаза она заметила, что Рут Тренеглос уже прокладывает через толпу путь к супругу.

– Разве? А мне казалось, что я обещала вам второй, сэр Хью, – ответила Демельза.

Джон Тренеглос поклонился, и она снова столкнулась с этим взглядом.

– Благодарю. Буду ждать возможности воспользоваться своим правом, – сказал он.

– А вот и капитан Полдарк, – с заметным облегчением в голосе сообщил Дуайт.

Демельза обернулась и увидела, как Росс, Фрэнсис и Элизабет вместе входят в зал.

«Господи, – подумала она. – Да что возомнили о себе все эти мужчины? Когда Росс рядом, я ни на одного из них во второй раз даже и не взгляну».

В этот вечер лицо мужа было жестким и суровым, даже шрам был почти незаметен. Росс не искал взглядом Демельзу. Рядом с ним Фрэнсис казался таким незначительным. Хотя внешне они были настолько похожи – тот же цвет волос и разрез глаз, – что их можно было принять за родных братьев.

Да, они действительно напоминали братьев, которые зашли на враждебную территорию и приготовились к драке. Шум и разговоры притихли, и Демельза подумала, что и остальные тоже могли заметить это выражение на лицах обоих Полдарков.

А потом Джордж Уорлегган начал обходить гостей, вежливо напоминая о том, что уже без десяти минут восемь.

Вечер был чудесным, и Демельза уговорила мужа прогуляться до Зала приемов пешком. Расстояние всего ничего, и если выбирать дорогу, то не запачкаешься. На улице уже было полно народу, многие под хмельком. И Демельзе очень хотелось посмотреть, как веселятся люди ее круга.

Горели два огромных костра. Один – на арене для петушиных боев, откуда был хорошо виден город, а второй – на Хай-Кросс, напротив Зала приемов. Говорили, что в Фалмуте устроят фейерверки, но в Труро позволить себе такую роскошь не могли. На шестах вдоль узких улочек подвесили фонари, луна уже взошла, так что света было предостаточно.

Демельзе очень хотелось наладить контакт с Россом. Восторженное отношение всех этих мужчин на приеме удивило и приободрило Демельзу, но они ничего для нее не значили. Она хотела быть рядом с Россом, мечтала вдохновлять его и чувствовать его восхищение. Но гнев и возмущение окружили капитана Полдарка стеной, и ей никак не удавалось к нему пробиться. Гнев Росса был направлен вовсе не на жену, но в результате он все равно не подпускал ее к себе. Даже его постоянная озабоченность делами медной компании, которым он посвятил всю прошедшую зиму, сейчас отошла на второй план.

Демельза попыталась было поблагодарить мужа за чудесный подарок, но Росс никак не отреагировал. Только взгляд немного потеплел, когда он увидел Демельзу в новом платье, но ей не удалось завладеть его вниманием и хоть ненадолго отвлечь от тяжелых мыслей.

Они подошли к ступеням Зала приемов и остановились, чтобы оглядеться. В центре небольшой площади гудел и сыпал искрами костер. Фигуры пляшущих вокруг костра людей были окрашены в желтый и черный цвета. В окнах домов справа и дальше по улице можно было разглядеть лица стариков и детей, которые наблюдали за весельем на улице. А слева свет от костра проникал между стволами деревьев и выхватывал из темноты белые надгробия.

Возле парадного входа в Зал приемов остановились экипаж и портшез. Росс и Демельза повернулись к костру спиной и пошли вверх по лестнице.

Любое мероприятие, на котором присутствовал лорд-наместник, всегда считалось важным, поскольку он представлял короля, от него зависел исход любого дела, большого или маленького. Вернее, если выясниться понятней, именно он назначал мирового судью, который обладал в графстве неоспоримой властью. Хорошо это или плохо, но мирового судью не могли контролировать ни Тайный совет, ни Государственное казначейство. И посему лорд-наместник был весьма востребованной персоной, каждый пытался к нему подольститься и по возможности угодить.

Гости играли в азартные игры, провозглашали тосты, вот-вот должны были начаться танцы. Подавались самые разнообразные закуски и напитки. Зал был украшен красными, белыми и синими лентами. Над помостом, где расположился оркестр, повесили большой портрет короля Георга.

Войдя в зал, Демельза почти сразу заметила Эндрю Блейми. Капитан занял тихий уголок, откуда можно было наблюдать за входом. Демельза поняла, что он ждет Верити, и у нее появилась еще одна причина для беспокойства. Ведь та приехала на бал с Фрэнсисом, а это могло повлечь за собой серьезные неприятности.

После приема в доме Уорлегганов Демельза имела некоторое представление, чего ожидать от следующего за ним бала. Да и процесс прибытия гостей дал ей время на то, чтобы хоть как-то овладеть своими эмоциями. Это так приятно, когда тебя узнают и приветствуют знакомые. Джоан Паско первой заговорила с Демельзой и представила ей молодого человека по имени Пол Кэрратерс, который служил мичманом на флоте. Доктор Чоук с супругой тоже были среди гостей, но они держались на расстоянии. Совершенно неожиданно подошла поздороваться и Пейшенс Тиг. Демельза поначалу была польщена, но потом поняла, что заслужила такое внимание только потому, что присутствовала на приеме Джорджа Уорлеггана. Потом к ним протиснулся полный бледный мужчина по фамилии Сэнсон (Демельза запомнила его по голодному бунту). Он завязал с Россом разговор о карточных долгах, и Демельза и опомниться не успела, как осталась совсем одна.

Ее окружали незнакомые или малознакомые люди. Рядом снова возникли сэр Хью, Джон Тренеглос и некто Сент-Джон Питер, который был привлекательнее и моложе своих спутников. Мужчины заговаривали с Демельзой, но она отвечала рассеянно, потому как ее занимали совершенно другие вещи. Например, лорд-наместник или как так получается, что столько свечей горят ровно и тают с одинаковой скоростью. Где найти Росса? Не вышел ли еще Эндрю Блейми из своего укрытия? Что за цветы расставлены в высоких вазах? Не сползло ли ее новое платье? Сумеет ли она танцевать с такой высокой прической? Несколько раз окружавшая Демельзу компания начинала дружно смеяться, и она в глубине души боялась, уж не ляпнула ли она какую-то глупость и не выставила ли себя на посмешище.

Демельза решила, что ей просто необходимо выпить. Три бокала портвейна на приеме у Уорлегганов подняли ей настроение и придали уверенности, но теперь эта уверенность постепенно улетучивалась. Надо было подкрепиться для храбрости.

Но тут вдруг ожил оркестр, и шум в зале моментально стих. Гости вытянулись по стойке смирно, и Демельза поняла, что заиграли «Боже, храни короля». Вскоре все собравшиеся запели хором, и гимн заполнил все пространство зала до самого потолка. А когда музыка смолкла, толпа гостей снова загудела и пошла рябью.

Кто-то подыскал Демельзе место между Пейшенс Тиг и Джоан Паско. Она часто-часто обмахивалась веером, который ей одолжила Верити.

Появился Дуайт в компании какого-то молодого человека. Один раз Демельзе показалось, что в толпе мелькнуло платье Верити.

Кто-то в дальнем конце зала произносил торжественную речь, но, чтобы разглядеть оратора, надо было подняться. Демельза слышала только обрывки фраз, что-то вроде: «милостивое королевское величество», «божественное провидение», «весь преданный народ» и «благодарные сердца».

Голос умолк, публика ответила аплодисментами. Сквозь аплодисменты пробились звуки виолончели. Сразу несколько кавалеров выразили желание станцевать с Демельзой первый менуэт.

Куда же подевался Росс?

Демельза обвела взглядом претендентов и слегка склонила голову в сторону Сент-Джона Питера. После чего некий мужчина по фамилии Уитворт, симпатичный, но одетый совершенно не по моде, добился от нее согласия на второй танец. Однако третий танец Демельза никому обещать не стала. Она ожидала, что Росс к этому моменту все-таки появится.

Заиграл оркестр, но в центр зала вышла только одна пожилая и весьма величественная пара, которая и открыла бал. Потом музыка на минуту-другую стихла. Все снова зааплодировали и начали разбиваться на пары.

Демельза танцевала с Сент-Джоном Питером. Он сразу заметил, что выражение лица его партнерши вдруг резко изменилось. Если раньше она казалась рассеянной и как будто витала где-то в облаках, что, впрочем, судя по ее ответам, было далеко не так, то теперь она вдруг стала серьезной и даже немного хмурилась. Молодого человека также удивило, что дама никоим образом не реагировала на его шутки. Разумеется, он и не подозревал, что Демельза целиком сосредоточилась на том, чтобы не забыть ничего из того, чему ее научила миссис Кемп.

Вскоре Демельза обнаружила, что у нее все очень даже неплохо получается, а когда первая фигура танца закончилась и они разошлись в ожидании второй, она окончательно убедилась: с этой стороны ей ничего не грозит.

– В последнее время мы совсем тебя не видим, Дуайт, – сказала Джоан Паско, которая стояла неподалеку от Демельзы. – Почему ты больше не приезжаешь в Труро?

– Я очень занят, – ответил Дуайт и покраснел, уловив в ее голосе обиженную интонацию. – Работа на шахте отнимает все мое время, и в округе столько интересных случаев.

– Ты всегда можешь остановиться у нас на ночь, когда приезжаешь за лекарствами. Мама и папа будут рады тебя видеть.

– Благодарю, – несколько напряженно отозвался Дуайт. – Спасибо, Джоан, я буду иметь это в виду.

Они разошлись, раскланялись и сменили партнеров.

– Георг сегодня пользуется успехом, – заметил Сент-Джон Питер и слегка склонил голову в сторону портрета в конце зала. – Я прекрасно помню, как его поносили во времена американской войны.

– А сколько ему лет? – спросила Демельза.

– Кому? – не понял Сент-Джон.

– Королю.

– О, полагаю, около пятидесяти.

– Интересно, кем может возомнить себя безумный король? – сказала Демельза. – Было бы забавно, если бы он вдруг вообразил себя правителем Англии.

Сент-Джон Питер рассмеялся:

– Мадам, а вы знаете, что мы родственники?

– Кто? Вы с королем Георгом?

– Нет. Мы с вами. Бабушка капитана Полдарка и мой дед были братом и сестрой.

– Но бабушка Росса вовсе не моя бабушка.

– Конечно нет. Мы с вами свойственники. Но так даже интереснее, вы не находите?

– Определенно интереснее, – рассеянно ответила Демельза. – Поверьте, вы меня заинтриговали.

Питер снова рассмеялся, и они разделились.

– Эндрю, ты не должен был сегодня приходить, – сказала Верити. – Нас и так уже видели вместе. Еще день-два, и все в округе узнают.

– Это как раз то, чего я хочу. Любовь моя, секреты до добра не доведут. Не будем прятаться и пройдем через все вместе.

– Но я боюсь за Фрэнсиса. Если он нас увидит, может случиться скандал. Мой брат сегодня не в духе.

– Неужели мы обречены ждать, когда он будет в подходящем настроении? Ему нас не остановить. Да и сейчас, возможно, он не станет так уж категорически возражать. Фрэнсис повзрослел, Верити, он уже не тот горячий юнец, каким был раньше. Мы не можем продолжать от всех прятаться. В нашей любви нет ничего постыдного. Что нам скрывать? Чего стыдиться? Я не допущу, чтобы мой старый грех, за который я не перестаю расплачиваться, очернил нашу любовь. Я намерен сегодня же поговорить с твоим братом.

– Нет, Эндрю, только не сегодня. У меня предчувствие… дурное предчувствие.

Флейта, гобой и скрипки заиграли старинный итальянский менуэт. Изысканная музыка звучала негромко, но смогла целиком заполнить весь танцевальный зал, она проникла в помещения, где подавались напитки, в комнаты отдыха, в игорный зал…

– Я искал возможности снова сыграть с вами, капитан Полдарк, – сказал Сэнсон, когда они встретились у двери. – Хороший игрок – большая редкость, а уж сидеть за одним столом с таким мастером – настоящее удовольствие.

– Благодарю, но сегодня я не расположен к игре, – ответил Полдарк.

– Признаюсь, я разочарован, капитан. В последний раз вы выиграли крупную сумму, и я хотел бы взять реванш, – сказал Сэнсон и повторил: – Я разочарован.

– Я сопровождаю супругу и, стало быть, не могу просидеть весь вечер за карточным столом.

– Где же она? Почту за честь познакомиться с нею.

Росс огляделся. Демельзу было не видно из-за окруживших ее мужчин.

– Вон там.

– Что ж, осмелюсь заметить, ваша супруга явно не страдает от недостатка внимания.

В поле зрения Росса попала миссис Тиг в великолепном светло-зеленом платье с золотой кисеей и блестками и с орнаментом из зеленых листьев. С ней беседовала миссис Чиновет, мать Элизабет, которую Росс на дух не переносил. И как раз в этот момент в зал вошел Джордж Уорлегган в компании Фрэнсиса и Элизабет.

– О, Сэнсон, – произнес он, – в такой толкотне и танцы не в радость. Вы уже заняли столик?

– Я занял места. Но, поверьте, они ненадолго останутся свободными. Вот пытался уговорить капитана Полдарка присоединиться к игре.

– Идемте, – сказал Джордж. – С Фрэнсисом нас как раз будет четверо.

– Капитан Полдарк сегодня не расположен к игре, – пояснил Сэнсон. – Я в прошлый раз проиграл ему шестьдесят гиней и надеялся отыграться…

– Или проиграть очередные шестьдесят? – предположил Джордж. – Идемте, Росс, не можете же вы отказать доброму другу в честном реванше. Фрэнсис так и рвется за стол. Не портите нам игру.

В зале было слишком много людей именно того сорта, которые отправили Джима в тюрьму. Нарумяненные, припудренные, разряженные в пух и прах, на высоких каблуках, с веерами и табакерками в руках, титулованные и жаждущие получить титул, обладатели должностей и соискатели должностей, эсквайры и их супруги, священники с двумя-тремя богатыми приходами, пивовары, мельники, торговцы железом, оловом и медью, судовладельцы, банкиры. Словом, люди его класса. Люди, которых Полдарк презирал.

Росс повернулся к Сэнсону:

– Ладно, будь по-вашему. Во что сыграем?

– А где Фрэнсис? – спустя несколько минут недовольно спросила у дочери миссис Чиновет. – Танцы начались, а ты не танцуешь. Это нехорошо, Элизабет, это просто неприлично! Фрэнсису следует быть здесь, хотя бы для того, чтобы станцевать с женой первый танец. Опять пойдут разговоры. Джонатан, сходи посмотри, где он.

– Хорошо, моя птичка.

– Сиди, папа, – сказала Элизабет. – Фрэнсис в игорной комнате вместе с Россом и Джорджем. Я видела, как они туда входили. Он не придет ради тебя. Хоть ненадолго оставь его в покое.

– Это неправильно. Это очень нехорошо. А если Фрэнсис не придет, тогда почему ты отказала доктору Энису и другим джентльменам? Ты слишком молода, чтобы сидеть на балу в уголке возле стенки. Первый бал, который ты позволила себе за столько лет, и так бестолково проводишь время. – И миссис Чиновет, дабы подчеркнуть свое недовольство, принялась яростно обмахиваться веером.

На свадьбе Элизабет она была еще нестарой красивой женщиной, но из-за болезни и неудачного лечения ослепла на один глаз, а лицо у нее распухло и обрюзгло. Да к этому еще присоединились душевные терзания. Миссис Чиновет глубоко разочаровал брак Элизабет, на который она возлагала большие надежды. Однако на деле все сложилось так же, как и у нее самой, если даже не хуже. Джонатан хотя бы не опустился до того, чтобы его имя связывали с другой женщиной, он только в течение всех двадцати шести лет семейной жизни с завидным постоянством спускал деньги.

Рядом с ними внезапно появился Джордж Уорлегган.

– Элизабет, – сказал он, – окажите мне честь. Согласитесь станцевать со мной второй танец.

Элизабет подняла голову и улыбнулась:

– Я обещала вам первый, но вы были заняты игрой.

– Отнюдь, я только рассадил игроков, а сам думал лишь о том, как бы не опоздать к началу первого танца. Миссис Чиновет, – Джордж поклонился, – вы сегодня очаровательно выглядите. Но вам не следует сидеть рядом с Элизабет, она затмит любую красавицу. Уверен, как только я ее уведу, на это место тут же найдется масса претендентов.

Миссис Чиновет вспыхнула, как девица от первого комплимента. Желающие танцевать начали разбиваться на пары, Элизабет вздохнула и встала.

Мать Элизабет повернулась к мужу:

– Как же досадно, Джонатан, как же все это досадно!

– О чем ты, моя птичка?

– О том, что Элизабет тратит свою жизнь на одного из Полдарков. А какую великолепную пару она могла бы составить с Джорджем Уорлегганом.

– Но он ведь выскочка, – возразил Джонатан и пригладил шелковистую бородку. – Ты же знаешь, ему недостает аристократизма.

– Не следует переоценивать происхождение, – раздраженно заметила его супруга; ее так и подмывало сказать, что она сама совершила подобную ошибку. – Времена изменились. Нынче все решает богатство. А аристократизм – что ж, он приходит через одно поколение.

Начался танец.

К Демельзе вернулась уверенность, только в горле пересохло.

– Вы священник? – удивилась она и оценила взглядом двубортную визитку партнера, вышитый жилет канареечного цвета, бриджи из коричневого шелка и чулки в полоску. – Надо же, я бы ни за что не подумала.

Только что посвященный в духовный сан викарий Сент-Труди и Сент-Врена сжал ей руку.

– И почему же, позвольте узнать?

– Наш священник в Грамблере ходит в залатанном сюртуке и носит парик из конского волоса.

– Ну, наверное, это какой-нибудь мелкий нищий священник, который временно исполняет обязанности.

– А вы кто? – поинтересовалась Демельза. – Епископ?

Уитворт слегка поклонился:

– Нет, мадам, пока еще нет. Но с вашего одобрения надеюсь вскоре им стать.

– Я и не знала, что священники танцуют.

– Некоторые из нас не лишены этого таланта, мэм.

– Как и медведи? – предположила Демельза и посмотрела кавалеру в глаза.

Уитворт тихо рассмеялся:

– Да, мадам, и обнимать мы тоже умеем не хуже.

– О, мне так страшно. – Демельза поклонилась с притворным содроганием.

Глаза молодого человека вспыхнули; он едва смог дождаться, когда они снова сойдутся в танце.

Джордж и Элизабет танцевали и благовоспитанно хранили молчание.

Наконец Уорлегган не выдержал:

– Вы восхитительны в этом платье. Эх, жаль, что я не поэт или художник. Какая чистота цвета, какая плавность линий…

Элизабет подняла голову и улыбнулась Джорджу гораздо теплее, чем когда-либо прежде. До танцев она беспокоилась о сыне, который остался дома, но сейчас кавалеру удалось ее отвлечь.

– Право, Джордж, вы слишком добры. Я приняла бы ваши слова всерьез, не будь вы так щедры на комплименты.

– Я щедр на комплименты? Дорогая, я вовсе не имею такой привычки. Моя щедрость распространяется исключительно на вас. Я искренне восхищаюсь вами.

– Готова поверить, – сказала Элизабет. – А моей бедной матушкой вы тоже искренне восхищаетесь?

Джордж бросил взгляд в сторону пары у стены. Место Элизабет так никто и не занял.

– Каюсь, нет. Но я уважаю ее как вашу мать и глубоко ей сочувствую. Не забывайте, она в свое время была красива и пользовалась успехом у мужчин. Не представляю, что бедняжка испытывает теперь, когда на нее если кто и взглянет во второй раз, так только из сострадания.

Элизабет мельком посмотрела на партнера. Это были самые трогательные слова, которые ей когда-либо приходилось от него слышать.

– Вы очень добры, Джордж, – тихо произнесла она. – Вы всегда были к нам добры. Но, боюсь, мне нечем вознаградить вас за… за ваше участие. В последнее время я не блистаю.

– Наградой для меня служат ваша дружба и доверие. А что касается того, блистаете ли вы в последнее время, я так скажу: разве может не блистать сокровище? Согласен, вам одиноко. Вы слишком много времени проводите в Тренвите. Ваш сын подрос, и вам следует чаще бывать в Труро. Привозите с собой Фрэнсиса, если…

– Вернуть его к игорным столам? Единственный плюс закрытия Грамблера в том, что теперь мой муж чаще видит семью, а не зеленое сукно.

Джордж на некоторое время умолк. Этот ход оказался неверным.

– Значит, теперь, чаще бывая дома, он стал уделять вам больше внимания?

Элизабет прикусила губу:

– У меня есть дом и ребенок. Джеффри Чарльз. Ему еще не исполнилось и пяти. Он чувствительный мальчик, и ему по-прежнему нужен уход.

– Что ж, хотя бы пообещайте, что сегодняшний вечер не станет единственным исключением из общего правила. Приезжайте навестить меня в городе или в Кардью. Я в свою очередь обещаю не поощрять слабости Фрэнсиса. Если вам это доставит удовольствие, я обязуюсь, что больше никогда не сяду с ним за карточный стол…

– Он прямо сейчас играет…

– Я знаю, дорогая. Увы, мне его было не остановить.

Тем временем в игорном зале сгущались тучи. Все четыре стола были заняты. За одним играли в фараон, за вторым – в бассет, за другими двумя – в вист. Фрэнсис обычно предпочитал фараон. Но первыми, кого он увидел, войдя в комнату, были Маргарет Картланд с ее новым другом, неким Воспером, которые сидели за столом для игры в фараон. Маргарет повернулась и, якобы обрадовавшись, помахала ему рукой, но Фрэнсис сразу прошел к пустому столу для виста. На четыре стула, которые для них занял Сэнсон, он даже не посмотрел. А поскольку Россу было совершенно все равно, с кем и во что играть, он направился следом за кузеном и сел напротив. Сэнсон занял один из двух свободных стульев, но Джордж Уорлегган не торопился к ним присоединиться. Возле двери он заговорил с каким-то джентльменом в черном. Чуть погодя этот мужчина подошел к их столу и сказал, что желает присоединиться к игрокам. Естественно, все за столом знали доктора Холса. В доме Уорлегганов Росс избегал встречи с этим человеком. Здесь он был на правах гостя и не искал неприятностей, но ужасы Лонстона были еще слишком свежи в его памяти, и появление этого церковника, ученого и судьи в одном лице, который больше прочих был повинен в смерти Джима, подействовало на него, как красная тряпка на быка.

Доктор Холс понял, кто сидит за столом, и на секунду замешкался, но потом все-таки устроился напротив мельника.

– Итак, все в сборе, – нетерпеливо сказал Фрэнсис. – Каковы будут ставки?

– Гинея, – предложил Сэнсон. – Играть, так уж по-крупному. Вы согласны, сэр?

– Это превышает мою обычную ставку, – ответил доктор Холс и чихнул в платок. – Крупные ставки делают игру чересчур серьезной. Было бы неправильно лишать нас удовольствия…

– Возможно, в таком случае вы предпочтете подождать, пока освободится место за другим столом? – предложил Росс.

Он выбрал неверный тон для разговора с упрямым священником.

– Нет, – немного гнусавя, ответил тот. – Я так не думаю. Я пришел сюда первым и намерен остаться.

– О, давайте не будем начинать с препирательств, – вмешался Фрэнсис. – Сойдемся на половине гинеи, и дело с концом.

Полли Чоук заглянула в игорный зал и сразу отпрянула.

– Не пойму, что творится с кузенами Полдарками? – зашепелявила она, обращаясь к миссис Тиг. – Явились в Зал приемов, словно два тигра в поисках добычи. Даже по сторонам не смотрели. Лорд-наместник еще речь не закончил, а они уже за карточный стол уселись. Сидят там, играют и так глазами зыркают, будто в обоих бес вселился.

Миссис Тиг понимающе опустила сморщенные веки.

– Дорогая, вы разве не слышали про Фрэнсиса? Та женщина его бросила. После того, как он спустил на нее целое состояние. А Росс, чего еще от него ожидать? Без сомнения, он горько сожалеет, что взял в жены дешевую девку, которая сегодня показала себя во всей красе. Не удивлюсь, если теперь он всерьез запьет.

Полли Чоук оглядела зал. Она ничего такого не заметила и не знала, как именно Демельза показала себя во всей красе, но поспешила согласиться с оценкой миссис Тиг.

– Просто неприятно смотреть на поведение некоторых замужних дам. Выставляют себя напоказ. Мужчины, естественно, их поощряют. Слава богу, доктор Чоук не опускается до их уровня.

– Что это за юная особа танцует с вашим сыном, леди Уитворт? – спросила достопочтенная миссис Мария Агар и опустила лорнет.

– Понятия не имею. Пока не имела удовольствия быть представленной.

– Она довольно мила, вы не находите? Я бы сказала, эта девушка… немного другая. Интересно, она из Лондона?

– Вполне возможно. У сына в Лондоне много друзей.

– Я обратила внимание, что она и танцует несколько иначе. Как бы это сказать… менее скованна в движениях. Уж не новый ли это стиль?

– Уверена, так и есть. Говорят, в Бате, чтобы идти в ногу с новыми веяниями, приходится постоянно брать уроки танцев. Интересно, с кем она пришла? В какой компании?

– Даже и не представляю, – сказала леди Уитворт.

Она видела, что девушка явилась в компании Уорлегганов, но не спешила делиться с подругой пока что не проверенной информацией.

Второй танец подошел к концу. Демельза огляделась по сторонам в поисках Росса, но ее окружали чужие мужчины. Третьего танца добивалось такое множество кавалеров, что Демельза даже заподозрила, что на балу катастрофически не хватает молодых женщин. Не желая никого обидеть отказом, она сослалась на то, что ее мучит жажда, и в ту же минуту ей принесли просто невероятное количество напитков. С притворной чопорностью Демельза остановила свой выбор на бокале портвейна и согласилась подарить третий танец Уильяму Хику. И только когда заиграл оркестр, она вспомнила, что пообещала первый контрданс Джону Тренеглосу. А тот, рыжий и грубоватый, не замедлил явиться на правах кавалера. Последовала короткая перепалка между ним и Хиком. Казалось, еще чуть-чуть, и Тренеглос швырнет соперника на пол.

– Господи, – сказала Демельза, когда Тренеглос повел ее за собой в центр зала, – вы готовы броситься в драку из-за любой мелочи.

– Расфуфыренная пустышка, – прорычал он. – Выскочка.

– Кто? Я? – удивилась Демельза.

– Нет, мой бутончик. Конечно не вы. Я про молодого Хика. Эти городские денди думают, что им все позволено. Что ж, теперь он понял, что ошибся. А если снова захочет погарцевать в моей конюшне, я растолкую ему, что к чему.

– Господи боже, ну до чего мне не нравится ваша манера выражаться. Вы даже на балу всех распределяете по конюшням! А чем конура хуже? Тогда вы сможете называть женщин теми, кем на самом деле их считаете.

Тренеглос моментально перестал злиться и расхохотался так громко, что многие в зале обернулись в их сторону. Рут Тренеглос, которая танцевала в паре с доктором Чоуком, метнула в их сторону убийственный взгляд.

– Нет, мой цветочек, я делаю исключения даже из этого правила. Хотя, признаю, для многих конура – самое подходящее место.

– А где вы держите свои бутончики и цветочки? – поинтересовалась Демельза. – В саду или в гербарии?

– Я их холю и лелею. На своей груди, милая девочка. На своей груди.

Демельза вздохнула. Портвейн постепенно переставал на нее действовать.

– Не слишком-то удобное место.

– Пока ни один цветочек не жаловался. Знаете старую поговорку: «Не попробуешь – не узнаешь». – И Тренеглос снова расхохотался.

– Да? А мне так больше нравится другая пословица: «Не зная броду, не суйся в воду».

– Может, в Иллагане и так говорят, но мы в Мингусе выражаемся прямо.

– Я живу в Нампаре, у нас свои обычаи и традиции.

– Как интересно! Может, расскажете?

– О, понять это можно только на собственном опыте.

– Ха! Жажду им овладеть. Не поделитесь?

Демельза удивленно взглянула на партнера:

– Пожалуй, не стоит. Уж больно быстро вы все схватываете.

Пока танцевали третий танец, Верити и Блейми укрылись в комнате отдыха.

– Между нами нет никаких преград, – настаивал Эндрю. – Мало ли что произошло несколько лет назад. Конечно, встречаются люди, которые годами все помнят, но много ли таких? Нет причин снова омрачать наши отношения. Тебе осталось сделать всего один шаг. У меня неплохое жилье – половина дома в центре Фалмута. Очень удобно и уютно. Мы можем пожить там, пока не подыщем что-нибудь получше. Еще пять лет назад это было бы невозможно, но сейчас я смогу окружить тебя роскошью и…

– Эндрю, мне не нужна роскошь. Я бы и раньше с радостью вышла за тебя. Я жила бы с тобой в любом, самом маленьком домишке. Это никогда не было преградой. Я буду гордиться, что ты взял меня в жены, и с радостью стану твоей спутницей. Я… я всегда думала, что сумею подарить тебе покой и уют. То, чего не было в твоей жизни. Я и сейчас хочу…

– Моя дорогая, как же я мечтал это услышать…

– Да, но ты не дослушал. Дело не в роскоши и не в статусе, если уж на то пошло. Мне нужен душевный покой. Наши отношения прервались из-за противостояния с моей семьей. С отцом и Фрэнсисом. Быть может, ты сумеешь их простить, а может, и нет. Отец умер. Мне неприятно думать о том, что я пойду наперекор его воле. Но я к этому готова. Я чувствую, что сейчас бы он понял и простил меня. А вот с Фрэнсисом все иначе.

– Вот именно поэтому я и хочу с ним встретиться.

– Эндрю, прошу, только не сегодня. Запасись терпением. Фрэнсис на два года младше меня. Мы всю жизнь вместе. Я… я помню, как он учился ходить. Мама умерла, когда мне было четырнадцать, а ему двенадцать. Можно сказать, я для него больше чем сестра. Он всегда был избалованным мальчишкой. Мне частенько не нравится, как он себя ведет, но я люблю брата со всеми его недостатками. Он такой упрямый, такой импульсивный, но вместе с тем добрый и любящий. Я знаю, у Фрэнсиса своеобразное чувство юмора. Он всегда готов посмеяться над собой. Он способен отдать последнее и не станет прятаться за чужую спину в трудную минуту. В этом он очень похож на маму. И все эти годы я была тому свидетелем. Вот почему я так хочу, чтобы он дал согласие на наш брак. Я не желаю ссориться с ним и портить наши отношения. Особенно теперь, когда на него обрушилось столько неприятностей. Доверься мне, Эндрю. Дай мне еще немного времени. Я просто хочу выбрать подходящий момент для этого разговора. Думаю, когда мы будем одни и никто не сможет нам помешать, я сумею убедить брата.

Блейми наблюдал за тем, как менялось выражение глаз его любимой. Нет, сам он ждать не хотел. Капитан рвался в бой.

– Конечно, я тебе доверяю. Это даже не обсуждается. Но так можно откладывать до бесконечности. Пора уже предпринять какие-то шаги. Если решил – действуй. Мы встречались уже не один раз, это не осталось незамеченным. Только представь, один из моих приятелей, тоже капитан из Фалмута, каким-то образом прознал о том, что я встречаюсь с женщиной в Труро! Вот насколько далеко все зашло. И поэтому сегодня я здесь. Я не допущу, чтобы на тебя косо смотрели и распускали грязные сплетни. Если ты не расскажешь о нас Фрэнсису, непременно найдется тот, кто сделает это вместо тебя.

– Эндрю, я хочу, чтобы ты ушел, – тихо попросила Верити. – У меня предчувствие, что, если вы сегодня встретитесь, произойдет непоправимое.

– Доктор, если бы вы ходили в масть моим козырям, мы бы легко спасли игру и выиграли роббер, – сказал Сэнсон и понюхал табак.

– У меня было всего два козыря, – упорствовал Холс. – А длинной масти вообще не было.

– Зато у меня было пять козырей и приличные пики. Это же элементарное правило – ходить в масть партнеру.

– Благодарю за напоминание, – скривился Холс. – Но я знаком с элементарными правилами.

– Никто здесь не сомневается в том, что ваш партнер знает правила игры как свои пять пальцев, – сказал Росс, обращаясь к Сэнсону. – Прискорбно лишь то, что он ими пренебрегает.

Холс достал кошелек:

– То же самое можно сказать о ваших манерах, капитан Полдарк. Невежество – единственная причина тому, но и оно едва ли может послужить оправданием. Вы уже не в первый раз пытаетесь нанести мне абсолютно необоснованные оскорбления. Тут невольно призадумаешься и вспомнишь, какие слухи ходят о вашем образе жизни.

– Необоснованные оскорбления? – удивился Росс. – Мировому судье, который воплощает в себе все качества, соответствующие его должности, за исключением доброты и справедливости. Помилуйте, и придет же такое в голову!

У Холса от злости даже ноздри побелели, он отсчитал пять золотых монет и встал:

– Должен вам сказать, Полдарк, что дурные манеры вас до добра не доведут. Не сомневаюсь, общение с людьми низшего сословия притупило ваше понимание того, как следует вести себя в высшем обществе. При таких обстоятельствах вам стоит, скорее, посочувствовать.

– Тут я с вами соглашусь, – кивнул Росс. – Общение с простыми людьми может кардинально изменить взгляд на мир. Вам тоже не помешало бы с ними пообщаться. Это определенно расширило бы ваш кругозор. Я обнаружил, что в результате такого опыта можно даже обогатить палитру знакомых ароматов.

Люди вокруг начали прислушиваться к их разговору.

Фрэнсис с недовольным видом убрал деньги в карман.

– Росс, ты сегодня воинственно настроен, – сказал он. – Сядьте, Холс. Что в этой жизни может быть лучше, чем игра? Давайте сменим тему и сыграем еще одну партию.

– У меня нет больше желания играть за этим столом, – заявил Холс.

Росс наблюдал за судьей.

– А вы когда-нибудь бывали в тюрьме, доктор Холс? – спросил он. – Просто поразительно, какую разнообразную и насыщенную вонь способны испускать тридцать или сорок творений Божьих. В моем понимании арестанты – тоже дети Божьи, но тут я готов положиться на мнение эксперта. Так вот, эти несчастные создания обречены по нескольку недель сидеть в тесном каменном помещении без канализации и воды, лишенные медицинской помощи. Тут уже дело не в запахе, а в пище. В духовной пище, как вы понимаете.

Холс весь ощетинился, как тощий обозленный пес.

– Ваше поведение в Лонстоне не осталось незамеченным. И мы уделим ему самое пристальное внимание. Вскоре состоится собрание судей, на котором, напомню вам, именно я буду решать…

– Передайте своим приятелям, что я, сидя за карточным столом с одним из них, проявил недюжинное терпение и не разбил ему голову. Но непременно сделаю это со всеми судьями, если они не откроют все тюрьмы Корнуолла, где свирепствует лихорадка, и не выпустят на волю заключенных.

– Будьте уверены, они получат полный отчет о вашем грубом и вульгарном поведении, – пролаял доктор. Теперь уже все в игорной комнате следили за их перебранкой. – Вы, конечно, понимаете, что, если бы не мой сан, я бы вызвал вас на дуэль за все эти оскорбительные заявления.

Росс медленно отодвинулся от стола и встал во весь рост:

– И еще, при случае скажите своим дружкам, что я с удовольствием встречусь с любым из них, кто сможет оторваться от своих высоких обязанностей и кто не обременен обязательством вести жизнь святоши. И в особенности с теми, кто несет ответственность за содержание арестантов в лонстонской тюрьме. Но пусть приглашение будет всеобъемлющим, потому как и мои чувства к ним тоже всеобъемлющи.

– Наглый пьяный щенок!

Священник развернулся на каблуках и вышел из комнаты.

За столами воцарилась тишина, но ее вскоре нарушил заразительный смех Маргарет Картланд:

– Браво, милорд! Пусть церковники занимаются своими делами, а мирские оставят нам. В жизни не слышала лучшей перепалки из-за каких-то двух козырей. Чем он вас так огорчил? Ренонсом?

Росс сел за стол для игры в фараон напротив Маргарет и так на нее зыркнул, что даже она присмирела.

– Сдавайте, – сказал он.

Маргарет дерзким взглядом обвела комнату:

– Мистер Фрэнсис, присоединяйтесь к вашему кузену! Ставьте на даму пик, она нуждается в поддержке, а мы все сегодня должны быть патриотами.

Фрэнсис выдержал ее взгляд:

– Благодарю. Я научен горьким опытом и никогда не ставлю на дам. Здесь душно. Пойду подышу воздухом.

В танцевальном зале заиграли третий менуэт, а в комнате отдыха Верити наконец-то удалось уговорить Блейми уйти. Она пошла на этот шаг, потому что рассчитывала сама переговорить с Фрэнсисом в ближайшую неделю. И несколько неосмотрительно (возможно, из желания продемонстрировать Эндрю свою преданность) двинулась вместе с ним вдоль стены танцевального зала, старательно обойдя игорную комнату, пока они не оказались возле парадного входа. Лакей открыл для них двери. Верити и капитан Блейми вышли. С улицы по ступеням навстречу им поднимался Фрэнсис.

Демельза начала чувствовать себя как укротительница львов, которая поладила было со своими питомцами, а потом обнаружила, что они снова отбились от рук. Она не знала, что теперь предпринять: дать им отпор или убежать? Со львами поменьше, вроде Уитворта, Уильяма Хика и Сент-Джона Питера, она бы легко совладала. Но вот с крупными хищниками, наподобие Джона Тренеглоса или престарелого сэра Хью Бодругана, все обстояло иначе. Портвейн придавал ей смелости и обострял природное остроумие, но всему есть предел. Демельза была рада, что дело происходит в танцевальном зале, ведь на публике они не могли рычать на нее в открытую. Будь бедняжка склонна к потливости, она бы уже давно взмокла от пота. К кавалерам Демельзы присоединился мичман Кэрратерс, которого ей представила Джоан Паско. Молодой человек по имени Роберт Бодруган тоже попытался было заявить о себе, но волосатый дядюшка очень быстро отослал его прочь. До Демельзы долетали какие-то реплики, она отвечала как бог на душу положит. Кавалеры смеялись чуть ли не каждому ее слову, будто она блистала остроумием. Это было в определенной степени приятно, но начало порядком утомлять. Демельза постоянно вытягивала шею, пытаясь высмотреть Росса за толпой ухажеров. Но вдруг увидела, как в танцевальный зал через парадные двери возвращается Верити, и по глазам подруги сразу поняла: что-то случилось.

Верити замедлила шаг и затерялась среди пар, которые готовились к гавоту. Демельза встала на цыпочки.

– Нет, нет и нет, – ответила она нескольким претендентам и направилась в ту сторону, куда пошла золовка.

Кавалеры почтительно расступились. Вырвавшись из окружения, она огляделась по сторонам.

– Позвольте, мисс, – произнес сэр Хью прямо у нее над ухом, но Демельза пошла вперед, даже не удостоив его ответом.

Верити один раз оглянулась и быстро двинулась в сторону комнаты отдыха для леди. Демельза в одиночестве зашагала по периметру зала и почувствовала себя значительно увереннее, чем час назад.

Когда до цели оставалось всего несколько шагов, на ее пути возникла Пейшенс Тиг в компании своей сестры Рут Тренеглос и еще парочки дам.

– Миссис Демельза, – сказала Пейшенс, – позвольте представить двух моих подруг, которым не терпится с вами познакомиться. Леди Уитворт и достопочтенная миссис Мария Агар. А это миссис Полдарк.

– Очень приятно. – Демельза успела бросить на Рут настороженный взгляд и присела перед новыми знакомыми в реверансе, как ее обучила миссис Кемп.

Ей сразу не понравилась леди Уитворт, а вот низенькая миссис Агар, наоборот, вызывала симпатию.

– Дорогое дитя, мы с самого начала бала не устаем восхищаться вашим платьем, – сказала леди Уитворт. – Изумительный наряд. Мы полагали, его прислали из Лондона, но миссис Тренеглос заверила нас в обратном.

– Дело не в платье, а в том, как его носят, – заметила миссис Агар.

– О, благодарю, мадам, – тепло отозвалась Демельза. – Так приятно удостоиться вашей похвалы. Вы все очень добры. Очень. А сейчас прошу меня простить, я спешу найти свою кузину. Если позволите…

– Кстати, дорогая, как поживает ваш отец? – насмешливо поинтересовалась Рут. – Мы ведь его с самых крестин не видели.

– Да, мадам, мне жаль, но мой отец очень щепетилен в том, что касается знакомств.

С этими словами Демельза поклонилась дамам и проскользнула мимо них к двери в комнату отдыха.

В тесном душном помещении она обнаружила двух служанок, трех незнакомых дам и горы плащей и накидок.

Верити стояла перед зеркалом, но смотрела вниз на столик и что-то теребила в руках.

Демельза решительно подошла к золовке. Оказалось, та рвет на куски свой кружевной платок.

– Верити, что с тобой? Что случилось?

Верити затрясла головой, но не вымолвила ни слова. Демельза огляделась. Женщины в комнате не обращали на них внимания. Тогда она начала болтать всякую чепуху, первое, что приходило в голову. У Верити дрожали губы, она их прикусывала и пыталась взять себя в руки, но у нее ничего не получалось. Одна из дам вышла. Потом и вторая. Демельза придвинула к Верити стул и силой заставила ее сесть.

– Ну вот, теперь рассказывай, – шепотом велела она. – Что случилось? Они встретились, да? Я все время боялась, что это произойдет.

Верити снова затрясла головой. Прическа у нее растрепалась и стала похожа на темный хохолок. В комнату, болтая между собой, вошли три женщины. Демельза быстро встала у Верити за спиной.

– Позволь, я приведу в порядок твою прическу, – сказала она. – От этих танцев вечно шпильки теряются. Сиди смирно, я вмиг все поправлю… Ну и жарко же там! У меня уже рука отваливается веер держать.

Она щебетала, вынимая шпильки из прически Верити и вставляя их обратно. Два или три раза у той начинала трястись голова, и тогда Демельза прижимала к ее вискам свои холодные и сильные после выпитого портвейна пальцы и ждала, когда пройдет спазм.

– Я не смогу снова через все это пройти, – вдруг очень тихо произнесла Верити. – Просто не смогу. Я знала, что такое может случиться, но я этого не вынесу. Мне подобное не по силам…

– Что тебе не по силам? – переспросила Демельза. – Расскажи, что случилось?

– Они… они встретились, как раз когда Эндрю уходил. Я предчувствовала, что сегодня произойдет что-то плохое. Я все ждала, когда представится возможность поговорить с братом, но Фрэнсис уже которую неделю ходит мрачнее тучи. Они снова страшно поругались. Эндрю искал примирения, но Фрэнсис его даже слушать не пожелал. Он ударил Эндрю. Я думала, Эндрю его убьет. А он просто посмотрел на Фрэнсиса с презрением, и все… И я почувствовала, что он и меня винит в…

– Не говори ерунду.

– Но это так и есть. Я виновата, потому что хотела всем угодить. Хотела сохранить дружбу Фрэнсиса и любовь Эндрю. И боялась поговорить с братом. Этого бы не случилось, если бы я обо всем ему рассказала. У меня не хватило смелости быть откровенной. Я струсила. И вот как раз с трусостью Эндрю никогда не смирится…

– Верити, ты ошибаешься. Ничто не имеет значения, если ваши чувства…

– …И он ушел. Не сказав ни слова и не оглянувшись. Это было даже хуже, чем в последний раз. Теперь я знаю, что больше никогда его не увижу…

В игорной комнате Росс проиграл тридцать гиней, а Фрэнсис столько же, но в два раза быстрее.

После прогулки по свежему воздуху Фрэнсис вернулся с посеревшим от злости лицом. Он молча сел за стол для игры в фараон, и никто не осмелился с ним заговорить. Мрачные физиономии кузенов испортили игрокам настроение. Даже банкомет, человек по фамилии Пейдж, чувствовал себя как-то неловко. Маргарет Картланд зевнула, встала из-за стола и смахнула в кошелек несколько золотых монет.

– Идемте, Люк, – сказала она, – а то что-то мы здесь засиделись. Давайте немного пройдемся, пока не начались танцы.

Новый любовник Маргарет послушно встал и с беспокойством взглянул на Фрэнсиса, но тот никак не отреагировал на их уход.

У двери Маргарет властно взяла Воспера под руку и огляделась. Танец тем временем подошел к концу. Стройные ряды танцующих перестроились в кружки, кружки постепенно таяли, по мере того как их участники разбредались: кто шел в комнату отдыха, кто устраивался в уголке зала под папоротником.

– От этих изящных танцев меня разбирает тоска, – сказала Маргарет. – Столько поз, и все без толку.

– А вы предпочитаете, чтобы ваши позы приносили результат? – ответил Воспер. – Рад слышать.

– Цыц, бесстыдник, – приструнила его Маргарет. – Не забывайте, где мы находимся. Проклятье, кажется, начался перерыв.

– Это не важно, милая. Я могу воспользоваться локтями.

Маргарет продолжала осмотр зала. Остался только один кружок, который никак не желал расходиться. Кружок этот в основном состоял из мужчин, но в центре его Маргарет увидела какую-то женщину, вернее, даже двух. Вскоре этот кружок, как рой пчел, начал передвигаться к свободным стульям и там замер. Несколько трутней разлетелись в поисках закуски и напитков. Теперь Маргарет могла разглядеть, что центр кружка составляли две дамы: одна – лет тридцати, довольно миловидная, с печальным лицом, а вторая – совсем молоденькая и вызывающе красивая, с густыми черными волосами и в переливающемся платье с открытыми плечами.

– Присядьте в игорной комнате, дорогая, – предложил Воспер, – а я схожу принесу вам что-нибудь.

– Нет уж, пусть они там без меня грызутся. Скажите лучше, что это за молодая женщина, вон там? В серебристом платье. Держится независимо. Она из местных?

Воспер воспользовался лорнетом:

– Представления не имею. У нее прекрасная фигура. Хм, очень мила. Что ж, пойду принесу вам конфитюр и печенья-сердечки.

Воспер ушел, а Маргарет остановила знакомого и расспросила его об интересующих ее дамах. Полученная информация заставила ее несколько недоуменно улыбнуться. Стало быть, муж с перекошенным от злости лицом играет в карты, а жена тем временем флиртует с десятком мужчин и даже не вспоминает о нем. Маргарет обернулась и посмотрела на Росса, который как раз делал ставку. Под таким ракурсом его шрам не был виден.

Не то чтобы Маргарет Картланд переживала за семейное счастье капитана Полдарка. Ее больше интересовало, есть ли у него деньги. Она знала, что аристократы относятся к нему с презрением из-за отсутствия капитала. Но какой-то доход у него наверняка все же имелся. Маргарет вспомнила ту ночь, которую они провели в хижине на берегу реки пять лет назад, и прикинула, есть ли у нее шансы снова утешить Росса.

Вернулся Воспер, но Маргарет отказалась пройти в игорный зал и предпочла наблюдать за происходящим от дверей.

Минут через десять банкомет открыл две последние карты; на этот раз Росс выиграл.

Он сгреб монеты и тут обнаружил, что над ним склонилась Маргарет Картланд.

– Милорд, вы, случаем, не забыли о своей жене?

Росс поднял на нее глаза. У Маргарет расширились зрачки.

– Уверяю вас, это не шутка. Ваша супруга пользуется успехом. Если не верите, взгляните сами.

– Что вы имеете в виду?

– Не больше того, что сказала. Вам решать.

Росс встал из-за стола и подошел к двери. Все его мысли о Демельзе за последний час сводились к тому, что она сейчас под защитой Верити. (Ему и в голову не могло прийти, что все как раз наоборот.) Перерыв подходил к концу, вскоре должен был начаться следующий танец. Музыканты вернулись на помост и начали настраивать инструменты. После тишины игорной комнаты в зале Полдарка встретили гул голосов и смех. Росс осмотрелся. Он знал, что Маргарет и Воспер за ним наблюдают.

– Вон там, милорд, – помогла ему Маргарет. – Вместе с теми мужчинами. Во всяком случае, мне сказали, что это ваша жена. Хотя, возможно, меня и ввели в заблуждение.

На очереди был гавот. Этот танец веселее менуэта, и потому большинство присутствующих захотели принять в нем участие. Борьба за право танцевать с Демельзой не прекращалась. Во время перерыва она для разнообразия подкрепилась французским кларетом и, ради того чтобы отвлечь внимание от безмолвно сидевшей рядом Верити, пустила в ход все свое красноречие.

В том, что на этом этапе борьбы «львы» зарычали громче прежнего, была виновата сама Демельза. Она думала о Верити и беспокоилась о Россе, а потому не следила за своими словами, и в результате как минимум трое кавалеров посчитали, что танец обещан именно им. Джона Тренеглоса на время нейтрализовала разъяренная супруга. Сэр Хью, второй из троицы, используя свой вес и право старшинства, пытался оттеснить от Демельзы Уитворта. Тот, в свою очередь, надеялся, что в модном наряде значительно выигрывает на фоне вечно насупленного старика. Третьим был мичман Кэрратерс: он обильно потел, но, следуя флотским традициям, не спускал флаг.

Сперва они заспорили с Демельзой, потом накинулись друг на друга, после чего снова начали взывать к даме, а Уильям Хик своими ремарками только усугублял ситуацию. Демельзе все это надоело. Она покрутила в руках бокал и предложила бросить монетку. Кэрратерсу это показалось справедливым решением, только он заявил, что предпочел бы кости. Однако сэр Хью возмутился и сказал, что не намерен разыгрывать даму в кости. Но при этом он не собирался никому уступать свое право на танец. Демельза предложила ему пригласить Верити.

– О, Демельза, – вздохнула та.

Сэр Хью отвесил Верити поклон и сказал, что непременно пригласит ее на следующий танец.

Тут за спинами кавалеров возник какой-то высокий мужчина, и Верити с тоской подумала, что это очередной соискатель. Но потом подняла голову и поняла, что ошиблась.

– Прошу прощения. Извините, сэр, – повторял Росс, пробираясь к Демельзе.

Он вышел в первый ряд кружка кавалеров и довольно сдержанно поклонился:

– Дорогая, я пришел убедиться, что ты ни в чем не нуждаешься.

Демельза встала.

– Теперь я вспомнила, кому пообещала этот танец, – сказала она.

Все рассмеялись, но сэру Хью это не показалось смешным: он весь вечер пил и не сразу узнал Росса, которого вообще редко видел.

– Э, нет, сэр. Нет, мадам. Видит бог, это несправедливо! Танец обещан мне. Говорю вам – танец обещан мне. Я не привык к тому, чтобы мое слово оспаривали. Я этого не потерплю!

Росс повернулся в его сторону. Шелковые кружева сорочки забрызганы вином; лицо широкое и одутловатое; из носа и ушей торчат клочки волос; завитой парик съехал на одну бровь; темно-фиолетовый сюртук, шелковый красный жилет с вышивкой и шелковые бриджи до колен. Полдарк смерил его взглядом с головы до ног, ибо сэр Хью не меньше других был повинен в смерти Джима. То, что этот старик танцевал с Демельзой, было равносильно оскорблению.

– Ты пообещала ему этот танец? – спросил Росс у Демельзы.

Она посмотрела мужу в глаза, в надежде найти понимание, но он оставался холоден. У Демельзы от обиды сжалось сердце.

– Да, – сказала она. – Я пообещала его сэру Хью. Идемте, сэр Хью. Признаться, я не очень хорошо умею танцевать гавот, но вы ведь мне покажете? В последнем контрдансе я многому у вас научилась, сэр Хью.

Она уже была готова уйти с баронетом и присоединиться к остальным парам, но тут Росс схватил жену за руку:

– Боюсь, тебе придется разочаровать своих друзей. Этот танец принадлежит мне по праву.

Сэр Хью наконец узнал Росса и начал возмущаться:

– Проклятье! Поздно вы спохватились, вечер-то идет к концу…

Но Росс уже развернулся и пошел прочь, а Демельза, взбешенная и уязвленная, последовала за ним.

Заиграла музыка. Супруги раскланялись. Танцевать вместе им еще не доводилось.

– Возможно, – дрожа всем телом, поинтересовалась Демельза, – мне следует представиться вам, сэр, после столь долгой разлуки?

– Не сомневаюсь, мадам, вы прекрасно утешались в мое отсутствие, – парировал Росс.

– Вам даже не пришло в голову полюбопытствовать, так ли это.

– Мне кажется, мои попытки были бы встречены без особого энтузиазма.

– Не все так дурно воспитаны и невнимательны, как вы.

– В таких местах всегда есть возможность подцепить парочку ухажеров. Непременно найдутся охотники до дам, готовых поощрить кавалеров.

– Да ничего подобного, Росс! – искренне возмутилась Демельза. – Почему ты так плохо обо мне думаешь? И обо всех остальных тоже? Один из моих кавалеров – баронет и живет в Уэрри-Хаусе. Он пригласил меня на чай и партию в карты. Второй – священник, который путешествовал по всему континенту. Третий – офицер флота. Один из них даже состоит с тобой в родстве. О нет, Росс, ты не можешь так говорить!

– Могу и говорю. – Росс разозлился не меньше Демельзы. – Один – старый развратник с такой репутацией, что его имя стараются не упоминать в приличном обществе. Второй – жеманный позер и хлыщ, который только позорит церковь. А третий – моряк, который забавы ради готов волочиться за любой юбкой. Они и им подобные хватают все, что под руку подвернется. Удивляюсь, как тебя только не стошнило от их комплиментов?!

«Я не заплачу, – мысленно повторяла себе Демельза. – Я не заплачу. Я не заплачу».

– Словом, они все мне отвратительны, – заключил Росс, не желая превращать их разговор в обмен колкостями. – Все эти люди глупы. Только посмотри на их жирные животы, подагрические носы, обвислые подбородки и мешки под глазами. Разряженные, раскрашенные, обожравшиеся, перепившиеся. Не понимаю, какое удовольствие ты находишь в их обществе? Свифт очень точно их всех описывает. Если эти люди – мое сословие, то я стыжусь, что принадлежу к нему!

Они разошлись, а когда сошлись снова, Демельза неожиданно дала Россу отпор:

– Если ты считаешь, что в твоем сословии все сплошь глупцы, обжоры и уроды, то знай: ты ошибаешься, как любой взявшийся судить других! Да, Джиму не повезло, и он умер. Но похоже, ты решил, что раз они с Джинни хорошие, добрые люди, то и все бедняки такие же хорошие и добрые, как они. Тут ты очень сильно заблуждаешься, уж поверь мне. Я жила с ними и знаю о них побольше твоего! Плохих и хороших людей хватает в каждом сословии. Ты не исправишь мир к лучшему, если будешь огульно обвинять всех дворян в смерти Джима…

– Но они действительно виновны. Из-за их эгоизма и лени…

– Ты хочешь исправить мир к лучшему, а сам бросил меня одну на моем первом балу и весь вечер только и делаешь, что пьешь бренди и спускаешь деньги в карты. А потом, когда вечер в самом разгаре, вдруг появляешься в зале и начинаешь грубить тем, кто пытается за мной ухаживать…

– Если будешь так себя вести, то я тебя на следующий бал вообще не пущу.

Демельза выдержала взгляд Росса:

– А если ты будешь так себя вести, то я и сама не пойду!

Они не сразу поняли, что остановились и теперь мешают другим танцующим.

Росс провел рукой по лицу:

– Демельза, мы с тобой оба слишком много выпили.

– Окажите любезность, отойдите в сторонку, – попросил кто-то у него за спиной.

– Я не хочу ссориться, – громко сказала Демельза. – Ты и сам знаешь, я не люблю ссор. Но не жди, что я буду горевать по Джиму, как ты. Я его почти не знала, я не ездила в Лонстон. Может, для тебя сегодняшний бал – обычное дело, но я в первый раз на таком празднике. Как бы я была счастлива, если бы ты мог разделить мои чувства.

– Чертов праздник, – выругался Росс. – Лучше бы мы сюда не приходили.

– Сэр, посторонитесь, пожалуйста, – раздраженно попросил очередной танцор. – Если желаете беседовать, делайте это в другом месте.

– Где желаю, там и беседую.

Росс угрожающе посмотрел на мужчину, тот сник и увлек свою партнершу в сторону.

– Хватит, Росс. Давай танцевать, – предложила Демельза. – Покажи мне. Сейчас шаг сюда, а теперь вот сюда. Я правильно все делаю? Я еще не очень хорошо умею танцевать гавот. Но танец мне нравится, он такой милый и живой. Не стой столбом, дорогой, жизнь продолжается. Давай будем танцевать, пока с нами не случилось ничего худого.

Бал закончился, но вечер продолжался. В полночь все хором пели патриотические песни, и после исполнения «Боже, храни короля» те, кто был приглашен к Уорлеггану, покинули Зал приемов.

Но когда они добрались до Уорлегган-Хауса, никто и не подумал укладываться спать. Гостей ожидали еда и напитки: горячие пироги, пирожные и желе, взбитые сливки, фрукты, пунш и вино, чай и кофе.

Мужчины быстро расселись играть в вист, нарды и фараон. Сэнсон не отставал от Росса, пока тот не согласился сесть с ним за стол, где играли во французскую косынку.

Демельза с тревогой наблюдала за мужем. В Зале приемов все прошло гладко, Росс никого не побил и не оскорбил лорда-наместника, но он по-прежнему пребывал в своеобразном настроении.

Вечер выдался беспокойный. В самой атмосфере ощущалось что-то нездоровое.

Да, конечно, Демельзе здесь нравилось, но постоянные переживания несколько портили удовольствие.

Теперь количество гостей значительно уменьшилось, но она не осталась без кавалеров. Сэр Хью переступил через свою обиду, Джон Тренеглос сбежал от жены, да и Кэрратерс не сдавал позиции. Верити отправилась наверх, но, когда Росс оставил Демельзу без присмотра, ей не позволили уйти вслед за кузиной. Как она ни сопротивлялась, ее все-таки сопроводили к столу, где играли в фараон, нашли для нее стул, положили на колени небольшую сумму денег и принялись в оба уха объяснять правила игры и нашептывать советы. То, что Демельза не имела никакого опыта, во внимание не принималось – в фараон любой сможет сыграть, так ей сказали. Надо просто сделать ставку на одну из карт из своей колоды, а банкомет начнет раздавать карты из своей колоды направо и налево. Если ваша карта окажется слева – вы выиграли, если справа – то проиграли.

Все оказалось достаточно просто. Демельза поерзала немного на стуле, чтобы сэр Хью не смог снова положить руку на ее голое плечо, и покорно приготовилась проигрывать одолженные деньги.

Однако, как ни странно, она выигрывала. Не помногу, но зато постоянно. Демельза играла спокойно и не ставила на карту больше гинеи, но при этом заметила, что за нее болеют. Всякий раз, когда побеждала ее карта, у Демельзы за спиной раздавались одобрительные возгласы. Откуда-то возникли Уильям Хик и красивая высокая женщина с довольно громким голосом. Женщину звали Маргарет, и Фрэнсис, похоже, ее недолюбливал. В соседней комнате кто-то исполнял на спинете пьесу Генделя.

Демельзе одолжили двадцать гиней, она это хорошо запомнила. Начав выигрывать, она решила, что, если повезет дойти до семидесяти, тут же отдаст двадцать и уйдет с выигрышем в пятьдесят гиней, и никто во всем мире ее не остановит.

Она уже дошла до шестидесяти одной и тут услышала, как Уильям Хик сказал кому-то вполголоса:

– Полдарк крупно проигрывается.

– Неужели? А мне показалось, банкомет только что отсчитал ей выигрыш.

– Нет, я о ее муже, который играет с Сэнсоном.

Демельза похолодела.

Она поставила на карту и проиграла, поставила еще раз и снова проиграла и так, одну за другой, очень быстро спустила пять гиней.

Демельза встала.

– О нет, – запротестовали зрители и начали уговаривать ее остаться.

Но в этот раз Демельза не собиралась ни с кем спорить, поскольку должна была срочно найти Росса. Ей хватило хладнокровия отсчитать свои тридцать четыре соверена, и она, оглядываясь по сторонам, пошла через толпу гостей.

В углу второй комнаты вокруг небольшого стола собралась толпа. За этим столом играли Росс и Сэнсон, тот самый толстый мельник. Демельза, не заботясь о платье, протискивалась вперед, пока не оказалась достаточно близко, чтобы видеть карты. Во французскую косынку играют тридцатью двумя картами. Каждому игроку сдается по пять штук. Игра похожа на вист, за исключением того, что в косынке туз – младшая онёрная карта в колоде. Опасность и заманчивость игры заключаются в том, что после сдачи каждый игрок может сбросить какое угодно количество карт и поменять их какое угодно количество раз, на усмотрение понтёра.

Демельза наблюдала за игрой и никак не могла понять, в чем ее суть. Играли они быстро, а деньги переходили из рук в руки не только в конце каждого роббера, но и после каждой партии. Росс казался абсолютно трезвым. Его длинное лицо с выступающим подбородком абсолютно ничего не выражало, только между бровями залегла глубокая морщинка.

Росса в свое время научил этой игре один высокопоставленный французский офицер в нью-йоркском госпитале. Они резались недели напролет, и Росс освоил все тонкости. В косынку он никогда не проигрывал по-крупному, но в этот раз в лице Сэнсона встретил достойного противника. Должно быть, мельник упражнялся всю свою жизнь, даже во сне. И сегодня ему просто невероятно везло. Какой бы сильный расклад ни выпадал Россу, у Сэнсона карты оказывались еще лучше. Раз за разом Росс думал, что вот сейчас ему точно ничего не грозит, и раз за разом противник обставлял его. Удача покинула капитана Полдарка и не думала возвращаться.

Выписав векселей на две сотни фунтов (это были все его свободные деньги на тот момент, и примерно такую сумму мог оплатить Харрис Паско), Росс прекратил играть и послал лакея за очередным бокалом.

– Я пуст, Сэнсон, – сказал он. – И не думаю, что могу рассчитывать на удачу.

Кто-то хихикнул.

– Такое сложно предсказать, – ответил Сэнсон и часто заморгал, потирая белые ладони. – Если хотите продолжить, приму что-нибудь в залог. Еще не так уж и поздно.

Росс предложил доставшиеся ему от отца золотые часы, которые он, впрочем, редко носил.

Сэнсон взглянул на часы:

– Пятьдесят гиней?

– Если вас это устроит.

Росс сдал карты. Ему выпали бубны козыри. Он вытянул бубновые девятку, десятку и туза, а также пиковых валета и десятку.

– Прикуп, – сказал Сэнсон.

– Сколько?

– Все.

– Я возьму две, – ответил Росс.

Сэнсон поменял все пять карт, Росс сбросил пики и вытащил короля червей и восьмерку пик.

– Прикуп, – опять произнес Сэнсон.

Росс кивнул, и они снова сбросили карты. Сэнсон – две, Росс – одну. Ему выпал король пик.

Сэнсон жестом дал понять, что удовлетворен:

– Ставлю десять гиней.

– Двадцать, – сказал Росс.

– Принято.

Разыграли первую партию. У Сэнсона на руках были козырные король, королева, семерка и восьмерка, а также мелкая трефа. Он взял четыре взятки из пяти.

– Везет как дьяволу, – шепнул кто-то рядом с Демельзой.

Еще пять минут, и пятидесяти гиней как не бывало.

Сэнсон откинулся на стуле и вытер испарину с жирного лица, потом посмотрел на часы и часто-часто заморгал.

– Неплохая вещица, – сказал он своему приятелю. – Цена, правда, несколько завышена. Надеюсь, ход у них точный.

Кто-то рассмеялся. Вернулся лакей с напитками.

– Принеси новую колоду, – велел ему Росс.

– Да, сэр.

– На что собираетесь играть, капитан Полдарк? – саркастически поинтересовался Сэнсон.

– На имущество, которое могу продать.

Но Демельза понимала, что Росс имеет в виду акции Уил-Лежер. Она протиснулась вперед, наклонилась и неожиданно для всех выложила на стол тридцать четыре соверена:

– Вот, Росс, у меня есть немного свободных денег.

Росс удивленно глянул на жену: он и не подозревал, что та наблюдает за игрой. Вернее, он сначала как будто смотрел сквозь Демельзу, и только потом его взгляд сфокусировался, но в этот раз он был дружелюбным. Затем он воззрился на деньги и нахмурился.

– Прошу тебя, возьми, – сказала Демельза.

Лакей принес новую колоду карт.

Козырем выпали червы. Сэнсон сдал Россу королеву, валета и семерку червей и крести – девятку с семеркой.

– Прикуп, – произнес Росс.

– Возражаю, – ответил Сэнсон и предложил: – Еще по десять гиней?

Определенно у него на руках был хороший расклад, но его отказ менять карты означал, что выигрыш Росса, если, конечно, до этого дойдет, удвоится. У Полдарка был неплохой расклад, и он согласился. На руках у Сэнсона имелись три козыря – король, туз и десятка, а также бубновый и пиковый короли. Первый ход Росса, мелкой трефой, Сэнсон побил козырем и пошел с козырного же короля. Росс сбросил даму.

Он блефовал, и блеф сработал. Сэнсон решил, что у противника не осталось козырей, и зашел с туза, которого Росс побил валетом. После чего зашел с козырной семерки, а следом за ней выложил трефовую.

Все, за исключением Сэнсона, были довольны исходом партии. Фортуна переменилась, и вскоре перед Россом лежало около ста фунтов. Демельза за все это время не произнесла ни слова. Потом удача снова повернулась лицом к Сэнсону, ему раз за разом приходил непробиваемый расклад. Выигрыш Полдарка растаял. Зрители начали расходиться. Где-то в соседней комнате часы пробили два. Росс уже какое-то время не пил. Бренди, который принес ему лакей, остался нетронутым.

Сэнсон вытер потные ладони и, часто моргая, посмотрел на партнера.

– Признайте свое поражение, – сказал он. – Или у вас найдутся еще украшения в залог?

– У меня есть акции.

– Нет, Росс, не надо, – прошептала Демельза. – Идем отсюда. Скоро уже рассветет.

– И какова их стоимость?

– Шесть сотен фунтов.

– Такую сумму быстро не выиграешь. Может, перенесем игру на утро?

– Я не чувствую усталости.

– Росс, – попыталась вмешаться Демельза.

Тот взглянул на жену:

– Будь добра, не мешай.

Демельза прикусила язык и тут заметила, что Сэнсон смотрит на ее брошь. Она отпрянула и невольно прикрыла украшение ладонью.

Росс уже сдавал карты.

Внезапно Демельза решительно отцепила брошь и положила ее перед мужем на стол:

– Если так уж хочешь играть дальше, поставь лучше вот это.

Росс посмотрел на жену, Сэнсон разглядывал брошь.

– Камни настоящие? – спросил мельник.

– Не вмешивайся, Демельза, – попросил Росс.

– Ты не можешь потерять имущество, – шепотом сказала она. – Поставь лучше брошь. Если хочешь продолжить, я готова ее отдать.

– Какова цена украшения? – спросил Сэнсон. – Я не разбираюсь в камнях.

– Около ста фунтов, – ответил Росс.

– Хорошо. Я принимаю. Но сейчас уже поздно…

– Вам сдавать.

Игра продолжилась. Росс начал выигрывать. Те, кто к этому времени еще оставались, передумали расходиться. Игроки в вист уже отправились спать, а игравшие в фараон только встали из-за стола. Некоторые подошли понаблюдать за поединком Полдарка и Сэнсона. К трем часам Росс отыграл часы. В четверть четвертого вернул деньги Демельзы.

Тут вмешался Джордж Уорлегган:

– Ну, хватит, джентльмены, довольно. Росс, сжальтесь над нами. Предлагаю закончить после этой раздачи, а завтра, если захотите, продолжите.

Росс пригубил бренди и посмотрел на Джорджа:

– Простите, но мы продолжим сейчас. А вы, если вам так угодно, отправляйтесь спать. Исход этой игры еще далеко не предрешен. И отошлите слуг, мы сами тут управимся.

Сэнсон вытер лоб и ладони:

– Признаюсь, я изрядно подустал. Я получил удовольствие, но мы не договаривались играть всю ночь напролет. Остановитесь, пока фортуна снова от вас не отвернулась.

Росс стоял на своем:

– Сыграем еще часок и сделаем перерыв.

Сэнсон заморгал:

– Полагаю, хозяин вправе…

– И удвоим ставки, – перебил его Росс. – Это ускорит игру.

– Я полагаю, хозяин… – снова начал Сэнсон.

– Я не расположен бросать игру на этом этапе.

Они встретились взглядами.

Мельник пожал полными плечами:

– Хорошо. Еще час. Сдавайте.

Судя по тому, как дальше складывалась игра, Россу следовало прислушаться к совету Сэнсона – удача снова от него отвернулась. К половине четвертого у Росса оставалось всего шестьдесят фунтов. Без четверти четыре уже не было ни одного. Сэнсон обливался потом. Демельзе стало дурно, она едва стояла на ногах. Зрителей осталось всего семеро.

Спустя еще полчаса Полдарк с мельником стали торговаться за акции Уил-Лежер. Сэнсон ни в какую не хотел принимать их в качестве ставки. Со стороны можно было подумать, будто это он проигрывает.

Пять минут ушло на торг, часы пробили четыре, а игроки оставались на прежних позициях. В пять минут пятого у Росса на руках оказались козырные король, десятка и туз, а также две младшие карты. На первом сбросе он взял двух королей и поставил пятьдесят фунтов, что при таком раскладе было равно ста фунтам. Когда открыли карты, выяснилось, что у Сэнсона пять козырей, и решающая взятка осталась за ним.

Демельза огляделась по сторонам, прикидывая, куда бы присесть, но ни одного стула поблизости не оказалось. У нее потемнело в глазах, она ухватилась за спинку мужнина стула.

Росс сдал себе семерку, восьмерку и девятку бубен, а также девятку и десятку пик. Учитывая, что козырями были червы, надеяться Полдарку было не на что.

– Прикуп, – сказал мельник.

– Сколько?

– Одну.

– А я – все.

Росс сбросил все пять карт, а потом, будто забыв, что карту первым должен брать противник, потянулся к колоде одновременно с Сэнсоном. Их руки встретились, и Полдарк, вместо того чтобы тянуть карту, схватил мельника за запястье. Сэнсон что-то буркнул, а Росс вывернул ему руку ладонью кверху, и все увидели козырного короля.

В комнате на секунду воцарилась тишина.

– Интересно, как вы объясните то, что карта оказалась у вас еще прежде, чем вы вытянули ее из колоды?

Казалось, Сэнсон вот-вот хлопнется в обморок.

– Чушь какая, – сказал он. – Вы меня схватили после того, как я вытянул карту.

– Я склонен думать, что так оно и было, – вступился за мельника Джордж Уорлегган. – Если…

Но тут вмешались Хик с Воспером:

– Нет-нет! Он не вытягивал!

Росс выпустил запястье толстяка, схватил его за грудки, рывком стащил со стула и притянул к себе через стол:

– Дайте-ка я посмотрю, нет ли при вас еще каких-нибудь секретов.

Поднялась суматоха. Стол опрокинулся, соверены и гинеи раскатились по полу. Сэнсон лежал на спине и пытался сопротивляться, а Росс разорвал его кружевную сорочку и стащил с него сюртук.

В потайном кармане сюртука обнаружились две карты. Это был конец.

Росс поднялся, вытащил из карманов мельника все свои проигранные деньги и положил их на стул. Сэнсон стоял словно язык проглотил, а потом вдруг ринулся за своим сюртуком. Росс просто бросил сюртук на пол, а его хозяина оттолкнул подальше. Мельник повалился на стул. Он запыхтел и снова встал на ноги. Росс быстро развернул толстяка и ухватил его за шкирку и за ремень бриджей.

– Фрэнсис, открой окно.

Перед ним возникла могучая фигура Уорлеггана.

– Послушайте, капитан Полдарк, у нас тут не приветствуются грубые забавы.

Росс шагнул в сторону и потащил упирающегося мельника к стеклянным дверям. Они вышли и спустились с крыльца. Кто-то из гостей направился следом, но Джордж Уорлегган остался стоять на пороге.

Река пересохла, при свете поздних звезд она была похожа на черную канаву с отлогими берегами. Росс подошел ближе, Сэнсон отчаянно забрыкался, а когда они оказались на самом краю берега, начал во все горло звать на помощь. Росс хорошенько потряс мельника, пока тот не замолчал, а потом, поднапрягшись, поднял его над землей и забросил в реку. Тонкий, похожий на детский, крик Сэнсона оборвался, сменившись смачным шлепком.

Восстановив равновесие, Полдарк посмотрел вниз, но в темноте ничего не увидел. Тогда он развернулся и, ни на кого не глядя, пошел обратно в дом. Возле крыльца Джордж схватил его за руку:

– Вы бросили его в реку?

– Я бросил его туда, где должна быть река. Но воды там нет.

– Господи, он же захлебнется в грязи!

Росс посмотрел на Джорджа. В их скрестившихся взглядах вспыхнула искра старой вражды.

– Прошу прощения за то, что так поступил с вашим гостем, и за весь этот беспорядок, – сказал Росс. – Но если вы намерены и впредь принимать подобных типов в своем доме, вам следует придумать более удобный способ для их выпроваживания. – И, высказавшись таким образом, он ушел в дом.

К тому времени, как Росс вернулся, Демельза уже минут десять ожидала его в спальне. Она разделась и повесила свое чудесное платье в массивный шкаф из красного дерева, распустила и расчесала волосы и надела ночную сорочку с кружевной оборкой у горловины.

Встревоженная и похожая на шестнадцатилетнюю девушку, она сидела на краю постели и наблюдала за мужем. Демельза понимала, что́ с ним творится, но не знала, как ему помочь. В эту ночь он был далек от нее.

Росс закрыл за собой дверь и посмотрел на Демельзу. Его темные глаза стали светлее; так бывало всегда, когда он злился.

– Я принес твою брошь. – Он протянул ей украшение. Росс был трезв, как будто за весь вечер не выпил ни капли.

– О, спасибо.

– Ты оставила ее на стуле.

– Мне показалось, что я не должна ее забирать, Росс.

– Спасибо, что одолжила, – сказал он и положил брошь на туалетный столик.

– Просто я… мне не хотелось думать, что Уил-Лежер… Все твои планы… Ты все вернул?

– Что?

– Ты вернул все, что проиграл?

– А, да.

Росс начал раздеваться.

– А когда ты понял, что Сэнсон жульничает?

– Не знаю… Наверное, когда ты пришла. Нет, позже. Точно не скажу.

– И поэтому ты не хотел останавливаться?

– Когда Сэнсон не жульничал, я начинал выигрывать. Я понимал, что, если продержусь достаточно долго, он снова возьмется за свое. У него ладони стали липкими от пота. Главное было дождаться.

– И что с ним теперь, Росс? Он не… не захлебнулся?

– Джордж послал ему на помощь двух слуг.

– Я рада. Не тому, что его вытащили, а…

Демельза встала с постели.

– Ты куда собралась?

– Спрячу брошь. Я не засну, если она вот так будет лежать на столике.

– Какая разница, где она будет лежать, спать все равно надо.

– Тогда положу ее под подушку.

В белой ночной сорочке Демельза выглядела такой стройной и юной, трудно было даже представить, что у нее уже есть ребенок.

Она вернулась обратно к кровати, и Росс взял ее за локоть:

– Демельза.

Она замерла и неуверенно посмотрела ему в глаза.

– Боюсь, твой первый выход в свет оказался не слишком удачным, – сказал Росс.

Демельза опустила голову:

– Да.

Он обнял жену, запустил пальцы в густые волосы сзади и тихонько потянул вниз, пока она снова не встретилась с ним взглядом.

– Все, что я сказал тебе в танцевальном зале…

– Да?

– Мне не следовало так говорить.

– Что именно?

– Ты имела право на внимание со стороны всех этих кавалеров, раз уж я оставил тебя одну.

– Ох, Росс… Но я понимаю, почему ты так себя повел. Дело не в любопытстве и не в сочувствии. Я волновалась за тебя. А они налетели, как пчелиный рой. Я просто не успела ничего придумать. А тут ты…

Демельза снова забралась на большую кровать с пологом, а Росс сел с ее стороны и поставил ноги на приступку. Демельза обхватила колени и посмотрела на мужа:

– А еще я беспокоилась за Верити.

– За Верити?

Она все ему рассказала.

Они надолго замолчали. Это было то самое дружеское молчание, которое часто заменяло им любые слова.

– О господи, – вздохнул Росс, – в этом мире все шиворот-навыворот. – Он откинулся назад и облокотился на ее колени. – Целую неделю я готов был молотить кулаками по воздуху, раз уж ничего стоящего моей злости не было под рукой. Ну да ты и сама знаешь. Но похоже, Демельза, сейчас я слишком устал, у меня просто не осталось сил на ненависть.

– Я рада.

Спустя еще несколько минут Росс тоже забрался на кровать. Он тихо лежал рядом с Демельзой и смотрел на балдахин, потом повернулся на бок и задул свечу. Демельза обняла мужа и положила его голову себе на плечо.

– Сейчас я впервые за четыре дня протрезвел, – признался Росс.

Впервые они лежали вот так рядом. Но Демельза не сказала этого вслух.

Утром Уорлегганы ясно дали понять, что весьма недовольны тем, как закончился скандал за карточным столом. В воздухе чувствовались отчужденность и напряжение. Росс даже удивился: неужели они ожидали, что гости молча позволят себя обобрать?

Но у него не было времени поразмышлять на эту тему: до отъезда надо было успеть повидаться с Паско.

В последние дни Росс почти не занимался делами компании, и теперь накопилось много проблем, которые следовало обсудить с банкиром.

– Я слышал, вы на днях были в Лонстоне, – несколько нервно сказал Паско.

– Значит, вы в курсе.

– Удивительное дело, я редко выхожу из дома, разве только прогуляться вверх по холму для поддержания здоровья, и все равно ко мне слетаются все последние новости со всего мира. Надеюсь, эта авантюра не слишком вам навредила?

– Если вы о телесном здоровье, то вроде бы нет. Конечно, надо еще подождать, лихорадка может проявиться спустя несколько дней.

Паско слегка поморщился:

– Насколько я понимаю, ваши действия по взлому тюрьмы не нашли одобрения в обществе.

– Другого я и не ожидал.

– Так-так. Значит, молодой человек умер? Да… Признаюсь, я не думаю, что за всем этим что-то последует. Естественно, при рассмотрении вашего поведения встанет вопрос, подходит ли данная тюрьма для содержания в ней людей. А судьи не заинтересованы в том, чтобы предавать это дело широкой огласке. Видите ли, все они в большинстве своем благонамеренные мелкопоместные дворяне. Многие из них патриоты и с завидным рвением отстаивают общественные интересы. Их в немалой степени волнует репутация графства. Так что, я думаю, они сомкнут ряды и проигнорируют ваше участие в этом деле. Таково мое мнение, если оно чего-то стоит.

Росс постучал пальцами по голенищу сапога.

– Все это немного печально, – продолжил Паско, глядя в окно, – поскольку некоторые из акционеров «Карнморской медной компании» окажутся, так сказать, по другую сторону баррикад.

Росс посмотрел на банкира:

– Что вы имеете в виду?

– Ну, Сент-Обин Трисайз, Альфред Бэрбэри и другие – они ведь судьи, не так ли? А потому будут смотреть на случившееся со своей колокольни. Впрочем, вполне возможно, что все это вообще ничем не закончится.

Росс хмыкнул и встал:

– Хорошо бы, чтобы они со своей колокольни увидели, что нам и без междоусобиц есть с кем побороться.

Паско поправил очки и стряхнул с сюртука табачные крошки:

– Я вчера не был в Зале приемов, но слышал, что бал удался. Как я понял, ваша супруга пользовалась там успехом.

Росс вскинул голову. Паско обычно не был склонен к сарказму.

– В каком смысле?

Банкир несколько удивился такой реакции гостя:

– В самом хорошем. Если в успехе есть какие-то неприятные стороны, то я о них пока что не слышал.

– Да, конечно. Просто я вчера был не в духе и не обратил внимания.

– Надеюсь, невнимательность не есть признак лихорадки?

– О нет. Так что вы говорили?

– Насчет чего?

– О моей жене.

– Я всего лишь повторил то, что дошло до моих ушей. Несколько дам отметили ее красоту. И, как я понял, сам лорд-наместник поинтересовался, кто она такая.

– Что ж, это весьма лестно, – сказал Росс, стараясь не показать удивления.

Харрис Паско пошел провожать гостя к парадной двери:

– Вы остановились у Уорлегганов?

– Мы едва ли могли отказаться. Думаю, больше они нас не пригласят – невозможно долго держать в секрете мое участие в медеплавильной компании.

– Да уж. А то, что вчера произошло между вами и Мэтью Сэнсоном, не улучшит ваши отношения с Уорлегганами.

– Вы определенно хорошо информированы.

Паско улыбнулся:

– Мне рассказал об этом некий Воспер. Но такого рода истории быстро разлетаются по городу.

– Не понимаю, как это может отразиться на Уорлегганах? Их ведь даже не было в тот момент за игорным столом.

– Что верно, то верно, но ведь Сэнсон их родственник. Двоюродный брат Джорджа.

Росс запнулся:

– Да ну? Я и не знал.

– Старик Уорлегган был кузнецом. Полагаю, вы об этом слышали. Так вот, у него было трое детей. Дочь вышла за какого-то бездельника по фамилии Сэнсон. Он и есть отец Мэтью Сэнсона. Старший сын старика Уорлеггана, Николас – отец Джорджа, а младшего зовут Кэри.

Росс вздохнул и попытался все обдумать:

– Он ведь мельник, не так ли?

– Ну, так его называют, – ответил Харрис Паско и многозначительно посмотрел на Росса.

В час дня Полдарки покинули дом Уорлегганов. Джордж великодушно спустился, чтобы проводить гостей. О скандале накануне ночью никто не обмолвился ни словом, а Сэнсона и след простыл. Прощаясь, они смеялись, благодарили за гостеприимство и оказанную честь и с разной степенью искренности заверяли друг друга, что ждут не дождутся следующей встречи. Затем все пятеро Полдарков направили своих лошадей вверх по Принцес-стрит.

Когда Демельза собиралась сесть в седло, конюх из таверны «Семь звезд» передал ей запечатанное письмо. Вокруг было слишком много людей, и Демельза, даже не посмотрев, от кого оно, быстро сунула послание в карман плаща.

Напряжение не покидало их компанию. Фрэнсис со вчерашнего вечера не перемолвился с сестрой ни словом, и по пути домой никто не горел желанием затевать беседу. Когда они добрались до пустошей, Росс с Фрэнсисом поскакали вперед, три женщины в ряд ехали следом, а двое слуг из Тренвита верхом на пони и багаж плелись где-то в хвосте.

Вот так и вышло, что Росс и Фрэнсис впервые за много дней смогли дружески побеседовать. А позади них Элизабет и Демельза (Верити хранила молчание) впервые заговорили на равных.

Росс и Фрэнсис аккуратно обошли тему взаимоотношений Верити и Блейми и завели разговор о Сэнсоне. Оказалось, что Фрэнсис тоже не знал о его родстве с Уорлегганами.

– Проклятье, – сказал он, – а ведь я постоянно играл с этим негодяем последние три года. Ясное дело – Сэнсон всегда выигрывал больше других. Бывало, конечно, что и проигрывал, но редко. Даже интересно, на какую сумму он меня надул?

– Полагаю, львиная доля твоего проигрыша перекочевала в его карман. Послушай, Фрэнсис, я считаю, что нельзя это так оставлять. Самому-то мне нет особого смысла его преследовать, а вот у тебя и у всех остальных определенно получится что-то вернуть. И я сомневаюсь, что теперь ты можешь рассчитывать на Уорлегганов.

– Думаешь, стоит попытаться выжать из него какую-то сумму?

– А почему нет? Он мельник и, можно сказать, купается в деньгах. Почему бы и не заставить его заплатить?

– Эх, жаль, что я не подумал об этом, до того как мы уехали. Мог бы поделиться идеей с другими пострадавшими. Знаешь, что меня беспокоит? Негодяй может сбежать из графства, прежде чем мы что-нибудь предпримем.

– Да, но есть еще его мельницы. Их-то он не бросит.

– Согласен.

Росс прислушивался к голосам Элизабет и Демельзы. Было странно и приятно слышать, как две эти женщины беседуют, ведь ему всегда хотелось, чтобы они стали подругами.

В Тренвите они остановились и зашли выпить чаю. Надо было проведать Джеффри Чарльза и Джулию. И когда Росс вышел из дома с лепечущей что-то дочкой на руках, а Демельза придержала свою лошадь, чтобы взглянуть на малышку, дело уже шло к вечеру, а до Нампары оставалось три мили пути.

– Верити снова все это очень тяжело приняла, – сказал Росс. – За чаем почти не разговаривала. Сидела с таким лицом, мне даже не по себе стало. Слава богу, на этот раз мы во всем этом не участвовали.

– Да, – согласилась Демельза, а письмо в это время буквально жгло ей карман.

Лишь в Тренвите она улучила минуту, чтобы его прочитать.

Миссис Демельза!

Поскольку именно Вы свели нас во второй раз, я прошу Вас помочь разрешить возникший в наших отношениях кризис. Фрэнсис совершенно невыносим. О нашем с ним примирении не может быть и речи. Поэтому Верити должна выбрать, и выбрать как можно скорее – Фрэнсис или я. Меня не страшит ее решение. Я беспокоюсь лишь о том, что не имею возможности с ней связаться и окончательно все для себя прояснить. Именно в этом я и прошу Вашей помощи…

Когда Росс с Демельзой подъехали к рощице и свернули в долину Нампары, выглянуло солнце. Они остановились, чтобы полюбоваться видом.

– Так не хочется сегодня возвращаться домой, – вдруг признался Росс. – Там меня снова настигнут мысли о бедной Джинни и о том, что я не смог ничего для нее сделать.

Демельза взяла мужа за руку:

– Нет, Росс. Все не так. Дома нас ждут счастье и новые радости. Мне тоже жаль Джинни и всегда будет ее жаль. Но мы не можем позволить, чтобы чужие горести разрушили наше счастье. Не можем, и все тут. Потому что тогда никто и никогда не будет счастлив. Люди не должны быть связаны горем. Разве для этого Господь создал их поодиночке? Мы счастливы. Надо радоваться тому, что у нас есть. Кто знает, сколько продлится наше счастье?

Росс посмотрел на жену.

– Все это – наше, – сказала она. – И мы должны это беречь. По-моему, неразумно выть на луну и сожалеть, что не всем так же хорошо, как нам. Я счастлива и хочу, чтобы ты тоже был счастлив. Совсем недавно все так и было. Я тебя разочаровала, Росс?

– Нет, ты меня не разочаровала.

Демельза набрала полную грудь воздуха:

– Как же хорошо дома. Я больше суток моря не видела.

Росс рассмеялся – впервые после своего возвращения из Лонстона. Уже две недели дул юго-восточный ветер. Иногда море было спокойным и зеленым, а порой – все исполосованным пенистыми волнами. Но сегодня поднялся сильный ветер. Волны шеренгами медленно маршировали к берегу, их зеленоватые гребни подсвечивало солнце, и вся бухта от края до края была исчерчена белыми блестящими полосами.

Когда Росс с женой ехали через рощицу, им навстречу выскочил Гаррик с пеной у пасти и с вывалившимся от возбуждения длинным языком. Смуглянка его знала и не обратила на пса внимания, а вот Кархи – новой лошади Демельзы – его появление не понравилось: она шарахнулась вбок, начала вскидывать голову и успокоилась не сразу. После небольшой заминки супруги продолжили путь и вскоре увидели, как по долине к противоположному склону бежит какая-то девушка. Ее темные волосы растрепал ветер, а корзина в ее руке раскачивалась на бегу.

– Это снова Керен, – сказала Демельза. – Она, когда ходит в Сол за покупками, на обратном пути всегда срезает угол через мой сад.

– Полагаю, ей просто никто не объяснил, что тут ходить нельзя. Кстати, меня сегодня спрашивали, не встречается ли доктор Дуайт с какой-нибудь женщиной из наших мест. До тебя не доходили подобные слухи?

– Нет, – ответила Демельза и вдруг все поняла. – Ой.

– Что такое?

– Да нет, ничего.

Они переехали через мост. Росс внезапно почувствовал внезапный порыв пойти навстречу желанию Демельзы быть счастливыми. Ему захотелось искупить вину за все неприятные моменты, которые она пережила из-за него прошлым вечером. Почему бы и не порадовать жену? Странно, с какой легкостью мы произносим обидные слова и с каким трудом даются нам добрые.

– Помнишь, я рассказывал тебе о Харрисе Паско?

– Это твой банкир?

– Да.

– Похоже, он самый информированный человек в нашем графстве. Он вчера не был в Зале приемов, но при этом наслышан о твоем успехе на балу.

– О моем успехе? – переспросила Демельза. Она не почувствовала в голосе Росса сарказма, как и он сам не заметил ничего такого в словах банкира.

– Да. Оказывается, некоторые дамы отметили твою красоту, а сам лорд-наместник захотел узнать твое имя.

– Святые угодники! – Демельзу бросило в жар. – Ты смеешься надо мной?

– Вовсе нет.

– И кто же ему все это рассказал?

– О, наверняка какая-то влиятельная персона.

– Святые угодники! – повторила Демельза. – Я даже не знала, кто из них лорд-наместник.

– Как видишь, на балу, в отличие от меня, были также и те, кто смог оценить тебя по достоинству.

– О, Росс, я просто не могу поверить! – У Демельзы даже голос зазвенел от волнения. – Как можно кого-то разглядеть в такой толчее? Паско небось сказал это, просто чтобы сделать тебе приятное.

– Это далеко не так, уверяю тебя.

Они подъехали к дому. Дверь была открыта, но их никто не встречал.

– Я… Даже представить себе не могу подобное, – сказала Демельза. – Наверное, это все из-за того чудесного платья, которое ты мне подарил.

– Красивая рама еще не делает картину красивой.

– Уф… У меня голова кругом пошла. Никогда бы не подумала…

Джон Гимлетт мелкими шажками выбежал из-за дома. Он принялся извиняться за то, что не встретил хозяев; его круглое лицо светилось добротой. Росс и Демельза почувствовали, что им рады. Росс хотел передать малышку Джону, но Демельза запротестовала, и ей первой помогли спрыгнуть с лошади.

Она приняла у Росса дочку и на секунду остановилась, чтобы поудобнее пристроить ее на груди. Джулия сразу поняла, кто взял ее на руки, и заулыбалась от радости, загукала и подняла вверх крепко сжатый кулачок. Демельза поцеловала кулачок и осмотрела пухлое личико малышки в поисках изменений. Ей показалось, что Джулия выглядит немножко хуже, чем тридцать шесть часов назад. Демельза пришла к выводу, что в этом возрасте дети не могут выглядеть хорошо, если надолго оставить их без присмотра матери.

«Некоторые дамы отметили твою красоту, а сам лорд-наместник захотел узнать твое имя». – «Наверное, это все из-за того чудесного платья, которое ты мне подарил». – «Красивая рама еще не делает картину красивой».

Демельза всегда знала, что Джулия, когда вырастет, будет гордиться своим отцом, но прежде ей даже в голову не приходило, что ее дочь может гордиться своей матерью. Эта чудесная мысль сияла, как солнце над морем, освещая жизнь новым светом. Демельза сделает для этого все, что в ее силах. Она научится быть истинной леди, научится стареть красиво. Она еще молода, так что успеет научиться.

Демельза посмотрела на Росса, который только-только спешился со Смуглянки. Вчера вечером и позавчера она боялась за мужа, но сегодня он успокоился. Демельза подумала, что, если бы ей удалось уговорить его не уезжать из дома хоть несколько дней, к нему бы обязательно вернулось душевное равновесие. Она должна была об этом позаботиться.

Джулия начала проявлять признаки беспокойства.

– Утю-тю-тю, агу-агу, – засюсюкала Демельза и засмеялась сама над собой.

Она подумала о том, какая сложная все-таки штука жизнь и в то же время насколько судьба благосклонна именно к ней, а потом вздохнула и понесла малышку в дом.

Керен торопилась, и у нее имелись для этого основания. Она несла в корзине две соленые сардины, которые купила по два пенса на ужин Марку, и хотела вовремя накрыть на стол. Керен пробежала бо́льшую часть пути, ворвалась в дом и стала собирать хворост, чтобы разжечь огонь. Марк, помимо шахты, подрабатывал также у Уилла Нэнфана. В ту неделю, когда ему выпадали ночные смены, распорядок был таким: с десяти до шести он работал на шахте; с семи до двенадцати спал; потом часок возился в саду; затем шел пешком около мили к Нэнфану, где трудился до семи. Домой он возвращался где-то в половине восьмого, дремал часок или около того перед ужином и снова шагал на шахту. Тяжело, но приходилось крутиться: иначе никак, потому что, как выяснилось, Керен была никудышной хозяйкой. Она, что до крайности удивляло соседей, предпочитала покупать готовую еду, а не стряпать сама. В Соле Керен задержалась, потому что остановилась посмотреть, как два рыбака дерутся из-за сети, а теперь обнаружила, что прибежала домой вовремя и не было смысла так торопиться. Но нынче она не проклинала себя и не винила Марка за то, что так привязана к его распорядку дня… и на то была особая причина. Сегодня Дуайт был дома.

Керен не видела доктора уже около недели. А сегодня Энис опять здесь. Керен накрыла на стол, растолкала Марка и теперь смотрела, как он ест, а сама клевала за ужином, как птичка. В этом отношении она была очень непостоянна, как, впрочем, и во многих других отношениях. Могла сидеть голодная, если еда ей не нравилась, но, когда появлялось что-то вкусненькое, наедалась до отвала.

Марк готовился идти на смену. Керен за ним наблюдала и чувствовала какую-то внутреннюю напряженность, которую уже не раз за собой замечала, и всегда по одному и тому же поводу. Марк в последнее время был угрюмым и не особо уступчивым. Иногда Керен казалось, что он следит за женой, но ее это не беспокоило, потому что она была уверена, что всегда сможет перехитрить простоватого мужа, да она и не делала ничего подозрительного, когда тот был поблизости. Керен была по-настоящему свободна, только когда Марк работал в ночную смену, но до сих пор еще ни разу этим не воспользовалась. И не потому, что опасалась, что ее заметят; Керен боялась, что Дуайт изменит свое мнение о ней.

Солнце скрылось за вечерними облаками, и только по последнему всполоху в небе можно было понять, что оно закатилось за горизонт. Тени в комнате давно сгустились, и Керен зажгла свечу.

– Ты бы поберегла свечу до темноты, – сказал Марк. – Свечи уже стоят по девять пенсов за фунт и все дорожают.

Вечно он жалуется на дороговизну. Неужели думает, что она будет жить в темноте?

– Если бы ты построил дом окнами на запад, по вечерам у нас было бы светлее, – ответила Керен.

Вечно она жалуется, что муж не так построил дом. Неужели думает, что он поднимет его и переставит так, как ей хочется?

– Ты запирай дверь, когда меня нет, – велел Марк.

– Но тогда мне придется потом вставать, чтобы тебя впустить.

– Ничего страшного. Делай, что говорю. Мне не нравится, что ты спишь тут одна без присмотра, как сегодня утром. Не пойму, неужели тебе самой не страшно?

Керен пожала плечами:

– Никто из местных не осмелится сюда наведаться. А какой-нибудь нищий бродяга не знает, что я в доме одна.

Марк поднялся из-за стола:

– Ладно, не забудь сегодня запереться.

– Хорошо.

Он взял свои вещи и пошел к двери. Перед тем как выйти за порог, Марк оглянулся. Керен сидела за столом, единственная свеча освещала ее белую кожу, черные ресницы, темные волосы. Она сидела, поджав губы, и даже не обернулась в его сторону. Внезапно Марк содрогнулся от приступа любви и ревности. Вот за столом сидит женщина, восхитительная, как спелый фрукт. Она его законная жена, но в последнее время ему все чаще начинает казаться, что на самом деле эта прекрасная женщина создана не для него.

– Керен!

– Что?

– Смотри не открывай никому, пока я не вернусь.

Керен посмотрела мужу в глаза:

– Хорошо, Марк. Я никому не открою.

Марк вышел из дома, ему показалось подозрительным, что жена так спокойно отреагировала на его слова. Она как будто бы их ждала.

После ухода мужа Керен долго сидела за столом. Потом задула свечу, встала, пересекла комнату и приотворила дверь. Колокол на шахте возвестил о начале ночной смены, Керен закрыла дверь, задвинула засов, снова зажгла свечу и пошла в спальню. Она легла в постель, но сон ей не грозил – голова пухла от мыслей, а нервы были слишком напряжены.

Наконец она не выдержала: села, расчесала волосы и выскребла из коробочки последние крошки пудры. Потом надела потрепанный черный плащ и повязала волосы красным платком, который для нее на празднике выиграл Марк, и вышла из дома. На случай, если ее кто-нибудь увидит, Керен сгорбилась и всю дорогу слегка прихрамывала.

В домике привратника, как Керен и ожидала, свет горел только в одном окне, в гостиной Дуайта. И еще светилось окошко в башенке – это Боун готовился ко сну.

Керен не стала стучать в дверь, вместо этого она на цыпочках пошла вокруг дома через заросли ежевики и остановилась возле освещенного окна с видом на холм. Там она сняла платок и тряхнула волосами. Потом постучала. Пришлось подождать, но Керен не стала стучать снова – она знала, что у Дуайта хороший слух. Шторы резко раздвинулись, окно открылось. Она увидела прямо перед собой его лицо.

– Керен? Как ты здесь оказалась? С тобой все хорошо?

– Все нормально, – сказала она. – Просто хотела тебя увидеть.

– Я сейчас подойду к двери.

– Не надо, я и тут могу забраться, если ты поможешь.

Дуайт протянул ей руку, она ухватилась и проворно проскользнула в комнату, а он быстро закрыл окно и задернул шторы.

В камине потрескивал огонь. Стол с разложенными бумагами освещали две свечи. Взъерошенный Дуайт в мятом домашнем халате был таким молодым и красивым.

– Прости меня. Я… я не могла прийти в другое время. А сегодня Марк работает в ночную смену. Я так волновалась…

– Волновалась?

– Да, за тебя. Я слышала, что ты мог подхватить лихорадку.

Лицо Дуайта прояснилось.

– Ах это…

– Я знала, что ты во вторник будешь дома, но не могла прийти, а ты не прислал мне весточку.

– Как же я мог прислать тебе весточку?

– Ну, мог что-нибудь придумать, до того как снова поехал в Труро.

– Я не знал, в какую смену работает Марк. И потом, дорогая, я не думаю, что есть причины обо мне волноваться. Перед возвращением домой мы очень тщательно продезинфицировали все свои вещи. У меня даже записная книжка провоняла после этой проклятой тюрьмы. Пришлось ее сжечь, представляешь?

– И после этого ты говоришь, что мне не о чем волноваться!

Дуайт посмотрел на Керен:

– Ты так добра ко мне. Спасибо. Но приходить сюда в такой час небезопасно.

– Почему? – Керен посмотрела на Дуайта из-под опущенных век. – Марк в шахте, смена длится шесть часов. А твой слуга уже в постели.

Дуайт улыбнулся несколько принужденно. Вчера по пути в Труро и временами на балу в Зале приемов образ Керен возникал у него перед глазами. Он достаточно ясно понимал, к чему может привести эта дорожка, и разрывался между желанием остановиться и желанием идти по ней дальше. Порой он уже был готов овладеть Керен, она ведь явно этого хотела. Но Дуайт понимал, что если позволить их роману начаться, то никто уже не в силах будет предсказать, чем все закончится. Эта мысль не давала ему сосредоточиться на работе.

Дуайт был рад, что побывал на балу. Общение с людьми своего класса освежило его. Приятно было снова повстречаться с Элизабет Полдарк: Дуайт считал, что она самая красивая женщина на свете. И с Джоан Паско тоже было полезно повидаться. Хотя бы для того, чтобы сравнить сдержанную девушку с чистой кожей и чистыми помыслами с этим импульсивным и своевольным созданием. Сегодня, вернувшись домой, он твердо решил, что игру с огнем пора заканчивать.

Но когда увидел Керен, следовать принятому решению оказалось не так-то просто. Джоан и другие девушки были где-то далеко. Сейчас эти идеальные юные леди были для него недоступны. А Керен была совсем рядом, она была реальной, он уже познал вкус ее губ и жар ее тела.

– Что же ты молчишь? Разве ты не хочешь меня поцеловать? – спросила она, словно прочитав его мысли.

– Хочу, – признался Дуайт. – Но потом ты должна будешь уйти.

Керен быстро откинула капюшон и встала перед ним, убрав руки за спину, с таким видом, будто очень серьезно отнеслась к его словам.

Она подняла к нему лицо и прикрыла глаза.

– Поцелуй меня, – попросила Керен. – Всего один разочек.

Энис обнял ее и поцеловал в прохладные губы, а она даже не попыталась ответить. И в этот момент Дуайт понял, что он ждал этого всю прошедшую неделю и желал больше всего на свете.

– Или тысячу разочков, – еле слышно шепнула Керен.

– Что? – переспросил доктор.

Керен скосила глаза в сторону камина:

– Какой прекрасный огонь. Почему я должна уходить?

Дуайт понял, что пропал. И Керен тоже это знала. Он ничего не мог с собой поделать. Теперь он пойдет дальше. Он уже не остановится.

– Что ты сказала? – спросил Дуайт.

– Или тысячу разочков. Или двадцать тысяч. Или миллион. Все твои, если попросишь.

Дуайт сжал ее лицо в ладонях. Керен почувствовала в его прикосновении скрытую силу.

– Если возьму, то без спроса, – сказал он.

– Ну так бери.

Утром в субботу, второго мая, в одной из комнат на втором этаже Большого дома состоялось собрание главных дельцов семейства Уорлегган. Николас Уорлегган, крупный, солидный и суровый, сидел спиной к окну в прекрасном шератонском кресле. Джордж Уорлегган расположился возле камина и время от времени постукивал тростью по лепнине. Кэри Уорлегган занял место за столом, он просматривал бумаги и сопел.

– Новостей почти нет, – доложил собравшимся Кэри. – Смит сообщает, что официальной церемонии открытия не было. Сэр Джон Тревонанс, капитан Полдарк и мистер Тонкин явились на завод. Сэр Джон сказал несколько слов, и рабочие запустили печи. Потом эти три джентльмена удалились в одно из служебных помещений, выпили за успех предприятия и разъехались по домам.

– И где же расположен этот их завод? – спросил Уорлегган-старший.

– Расположение очень удобное. В прилив большой бриг может войти в бухту и встать прямо у причала. Таким образом уголь будет разгружаться в непосредственной близости от печей.

Джордж перестал постукивать тростью по камину.

– А как они прокатывают и режут медь?

– На сегодняшний день у них соглашение с учредителями Уил-Радиант на использование их прокатных станов. Это примерно в трех милях от завода.

– Уил-Радиант, – задумчиво повторил Джордж. – Уил-Радиант.

– А что насчет торгов? – поинтересовался Уорлегган-старший.

– Блайт рассказывал, что торги выдались оживленными. Чего и следовало ожидать, поскольку новости уже разлетелись по графству. Получилось так, как и планировалось: «Карнморская медная компания» осталась без руды. Владельцев шахт, естественно, порадовали высокие цены. Все прошло гладко.

– Того, что они купили на прошлых торгах, хватит на три месяца, – сказал Джордж. – Вот когда их запасы подойдут к концу, тогда и начнем палить из пушек.

– После торгов Тримейл попытался осторожно прощупать Мартина на предмет его лояльности компании, – продолжил Кэри. – Однако Мартину это не понравилось, и разговор не состоялся.

Николас Уорлегган встал с кресла:

– Я не знаю, участвуешь ли ты во всем этом, Джордж, но не таким я представлял свой уход от дел. Я в этом бизнесе уже сорок лет, и многое, если не все, чего ты добился, стало возможным благодаря заложенному мною фундаменту. Наш банк, литейный завод, мельницы – все строилось на разумном бизнесе и честной торговле. У нас есть репутация, и я ею горжусь. Бейся насмерть с «Карнморской медной компанией», но законными средствами. Я намерен вышибить их из бизнеса, но считаю, что ради достижения цели мы не должны опускаться до таких мер.

После этого монолога Уорлегган-старший повернулся к окну и посмотрел вдаль за реку. Кэри начал сортировать свои бумаги. Джордж водил по лепнине кончиком трости.

– Абсурдная секретность ничем не лучше махинаций, направленных на то, чтобы сбить с толку и запутать противника.

– Я не думаю, что мы должны применять по отношению к ним подобные меры, – стоял на своем Уорлегган-старший. – Они, как и мы, имеют право использовать агентов и подставных лиц.

Кэри тяжело засопел:

– А что скажет Джордж?

Джордж достал из кармана кружевной платок и стряхнул с колена гипсовую крошку.

– Я вот что подумал: разве Джонатан Тресиддер не является главным акционером Уил-Радиант?

– Кажется, да. И что из того?

– И он ведет дела через наш банк?

– Так и есть.

– И брал у нас ссуды. Думаю, следует дать понять Тресиддеру, что он должен решить, по какую сторону забора желает расположиться. Если он помогает «Карнморской медной компании» со своим прокатным станом, то пусть берет кредиты у кого-нибудь другого. Не можем же мы субсидировать своих конкурентов.

– И что об этом думает Николас? – несколько саркастически поинтересовался Кэри.

Старик у окна сцепил руки, но не обернулся:

– Я думаю, что, если действовать открыто, такой метод ведения дел можно рассматривать как законный.

– И это определенно ничем не хуже того, как ты обошелся с владельцами бумажных фабрик в Пенрине, – заметил Кэри.

Уорлегган-старший нахмурился:

– Они постоянно вставляли нам палки в колеса. Иной раз без обходных маневров просто не обойтись.

Джордж кашлянул:

– Я, со своей стороны, хоть и не осуждаю маневры Кэри – они слишком мелки, чтобы уделять им столько внимания, – склонен согласиться с тобой, отец. Нам ли опускаться до их уровня? Побьем эту компанию честными методами.

– Честными методами, – повторил Кэри.

– Используем деловые связи. За нами стоят все плавильные заводы и торговцы. Как только мы узнаем, кто эти незваные гости, мы без особого труда их раздавим.

– Вот именно, – согласился Кэри.

– А мы узнаем, в наших краях секреты долго не живут. Люди обязательно начнут перешептываться. Главное – проявить терпение и выяснить достаточно, чтобы не зайти слишком далеко.

Кэри встал из-за стола:

– Хочешь сказать, что нам следует прекратить расспросы?

Уорлегган-старший промолчал, но Джордж ответил:

– Расспросы продолжим, но в пределах разумного. В конце концов, мы не разоримся, даже если эта компания встанет на ноги.

– Похоже, ты забыл, что человек, который руководит ею, повинен в бесчестье Мэтью, – тихо сказал Кэри.

– Мэтью получил по заслугам, – заметил Николас. – Для меня это было как гром среди ясного неба.

Джордж тоже встал, повертел своей могучей шеей и подхватил трость. Он проигнорировал последнее замечание отца и ответил дядюшке:

– Нет, Кэри, я ничего не забыл.

– Тетя Верити, почитай мне сказку про заблудившегося шахтера, – попросил Джеффри Чарльз.

– Я тебе ее сегодня уже читала.

– Ну почитай еще, пожалуйста. Как в прошлый раз.

Верити взяла книгу и рассеянно погладила Джеффри по кудрявой головке. Ее вдруг больно уколола мысль о том, что завтра в это же время ее не будет рядом, чтобы почитать племяннику.

Окна в большой гостиной были открыты, июльское солнце проникало в комнату. Элизабет вышивала жилет, и солнечные лучи играли на бежевом шелке ее платья. Тетушка Агата, не самая большая любительница свежего воздуха, сгорбившись, сидела перед камином, который по ее требованию разжигали в любую погоду, и дремала, как старая усталая кошка. Поскольку нынче было воскресенье, у нее на коленях лежала Библия. Старушка не шевелилась, но временами, будто услышав пробежавшую за стенной панелью мышь, вдруг открывала глаза.

Джеффри Чарльз в бархатном костюмчике пристроился на коленях у Верити, которая сидела у окна в тени кружевной занавески. Фрэнсис отправился на ферму. В кронах двух буков на лужайке ворковали голуби.

Верити дочитала сказку, и Джеффри плавно соскользнул на пол.

– Горное дело у него в крови, – сказала она. – Другие сказки и слушать не хочет.

Элизабет улыбнулась, не поднимая головы:

– Когда подрастет, все может измениться.

Верити встала:

– Я, наверное, не пойду сегодня к вечерне, что-то голова разболелась.

– И неудивительно. Ты слишком много сидишь на солнце, Верити, – заметила Элизабет.

– Схожу посмотрю, как там вино. Мэри может и не уследить, вечно она в облаках витает.

– Я пойду с тобой, – вызвался Джеффри Чарльз. – Тетя, можно я тебе помогу?

Пока Верити была занята на кухне, вернулся Фрэнсис. В это лето он пытался помогать на ферме, но дела там шли неважно, и это сказывалось на его настроении. Джеффри Чарльз кинулся было навстречу отцу, но, увидев выражение его лица, передумал и побежал обратно к Верити.

– Один Табб хоть что-то смыслит в сельском хозяйстве, – сказал Фрэнсис. – От Эллири больше вреда, чем пользы. Ему было велено починить изгородь в загоне для овец. Так она потом и недели не простояла. Целый час загоняли отару. Уволю я этого парня.

– Эллири с девяти лет работал на шахте, – напомнила ему Элизабет.

Фрэнсис криво усмехнулся:

– В этом вся проблема. – Он посмотрел на свои перепачканные в земле руки. – Мы делаем для местных все, что в наших силах, но разве может шахтер за одну ночь превратиться в садовника или землекопа?

– Овес не пострадал?

– Нет, слава богу. Нам повезло, что первая овца пошла куда надо.

На следующей неделе начнут жать овес, а ее здесь уже не будет. Верити трудно было в это поверить.

– Фрэнсис, я не пойду сегодня в церковь. Голова болит. Наверное, из-за погоды.

– Я и сам подумываю остаться дома, – сказал Фрэнсис.

– О нет, как же так. – Верити очень постаралась скрыть свою тревогу. – Вас ждут к вечерне.

– Элизабет и одна может сходить. В качестве представителя от нашей семьи.

Верити помешала кипящее вино:

– Мистер Оджерс очень расстроится. Он мне на прошлой неделе рассказывал, что специально, чтобы тебе угодить, старается выбирать для вечерни короткие псалмы.

Фрэнсис оставил реплику сестры без ответа и вышел, а Верити заметила, что у нее дрожат руки. Джеффри Чарльз после ухода отца снова принялся болтать, но она не вслушивалась, голосок мальчика был подобен звону далекого колокольчика. Верити требовалось знать наверняка, что брата не будет дома. Именно поэтому она выбрала для побега воскресенье, четыре часа дня. В последние месяцы график передвижения Фрэнсиса был непредсказуем, но традиция ходить по воскресеньям в церковь оставалась неизменной.

– Тетя Верити! – громко окликнул ее племянник. – Тетя Верити! Ну скажи почему?

– Милый, я сейчас не могу тебя слушать, – довольно резко ответила Верити. – Прошу тебя, оставь меня в покое.

Она постаралась взять себя в руки, прошла в кухню и там немного поговорила с Мэри.

– Тетя Верити, а, тетя Верити, – не отставал мальчик, – а почему никто сегодня не идет в церковь?

– Я не иду, но твои мама и папа пойдут.

– Неправда, папа только что сказал, что останется дома.

– Ну ладно. Вот что, милый, останься с Мэри и помоги ей присмотреть за вином. Только будь осторожен и не путайся у нее под ногами.

– А если…

Верити быстро вышла из кухни, но вместо того, чтобы пройти через дом, пересекла двор с неработающим фонтаном, вошла в холл и бегом поднялась в свою комнату. Не исключено, что сейчас она видела Джеффри Чарльза в последний раз, но у нее не было возможности попрощаться с племянником.

Верити сразу подошла к окну и прижалась лицом к стеклу. Отсюда можно было увидеть, как Фрэнсис с Элизабет пойдут в церковь. Если только они пойдут…

Издалека донесся тихий звон колоколов. Звук третьего колокола, по мнению Фрэнсиса, больше напоминал зубовный скрежет. На то, чтобы переодеться, у брата уйдет минут десять. По прикидкам Верити, в эту минуту он должен был спорить с Элизабет о том, идти ему в церковь или нет. Она надеялась, что Элизабет сумеет уговорить мужа.

Верити замерла на скамье в проеме окна. Холод стекла постепенно проникал в тело. Она не отрываясь смотрела на дорогу.

Верити ясно представляла себе, как в эту минуту выглядят потные звонари в тесной колокольне. Верити знала, как будут выглядеть певчие на хорах, как они будут нервно перелистывать псалтырь и перешептываться, причем станут делать это более свободно, если она не придет к вечерне. Бедный мистер Оджерс – худой и забитый коротышка – начнет суетиться в своем стихаре. Им будет ее не хватать, и не только сегодня вечером, но и в будущем. И не им одним, но и всем тем, кого она навещала, – больным и увечным, а также женщинам, которые тянут на себе семью…

А что уж говорить о своих родных… На кого она их бросит, да еще в такие тяжелые времена? Элизабет была женщиной хрупкой, значит им придется нанять помощницу для миссис Табб. Это дополнительные расходы, а сейчас ведь каждый шиллинг на счету. И никто не сможет заменить Верити, которая крепко, несмотря на свой добрый характер, держала в своих руках все ниточки домашнего хозяйства.

Но с другой стороны, разве у нее был выход? Верити не могла надеяться, что Блейми будет ждать ее дальше. После бала прошло уже три месяца, с того вечера они ни разу не виделись, и все весточки от Эндрю она получала через Демельзу. Один раз Верити уже откладывала побег из-за болезни Джеффри. Сейчас тоже не самый подходящий момент, но нельзя же тянуть до бесконечности.

У Верити ухнуло сердце: по дороге шла Элизабет, высокая, стройная и такая грациозная и элегантная в своем шелковом платье, в соломенной шляпке и с бежевым зонтиком в руке.

Неужели Элизабет пойдет к вечерне одна?..

Ага, а вот и Фрэнсис…

Верити отошла от окна. Щеку после холодного стекла закололо. Она оглядела комнату, потом опустилась на колени перед кроватью и вытащила саквояж. Джеффри Чарльз, конечно, носится сейчас по всему дому, но Верити знала, как с ним не столкнуться.

Она приблизилась к двери и оглянулась. Солнечные лучи проникали сквозь высокое окно. Верити выскользнула из комнаты, прислонилась спиной к двери и задержала дыхание, а потом направилась к черной лестнице.

Поддавшись уговорам Элизабет, Фрэнсис пошел в церковь, и настроение у него понемногу изменилось.

Образ жизни сельского сквайра поначалу разочаровал Фрэнсиса и показался ему смертельно скучным, он тосковал по старым временам. Но все в этом мире относительно, скука постепенно ослабла, Фрэнсис забыл о разочаровании. В это трудно было поверить, поскольку сегодня он искренне разозлился из-за овец, но день выдался такой чудесный, что в душе любого человека просто не оставалось места для недовольства. Шагая по дороге и чувствуя на щеках солнечное тепло, Фрэнсис понял, как хорошо просто быть живым.

Отдельное удовольствие он испытал, когда увидел, что большинство прихожан ожидает их у церкви и все были готовы поклониться Полдаркам или поприветствовать их, прикоснувшись рукой к шляпе. После недели работы на ферме такое отношение любого бы вдохновило.

Даже непотребный вид Джуда Пэйнтера, который вольготно расположился с кружкой эля на одном из надгробий, не особенно раздражал.

В церкви было тепло, но воздух был не такой спертый, как обычно, да и плесенью пахло меньше. Маленький и худой помощник священника суетился, как уховертка, но тоже не вызывал недовольства прихожан. И над Джо Пермеваном, который пилил свой контрабас, как ствол дерева, люди хоть и посмеивались, но вполне добродушно. Они знали, что Джо далеко не ангел и напивается по субботам, но утром в воскресенье игрой на контрабасе неизменно «выпиливает» себе путь к спасению.

Все пели псалмы и читали молитвы, а Фрэнсис начал клевать носом, и тут кто-то громко хлопнул дверью. В церкви появился новый прихожанин.

Джуд Пэйнтер двое суток провел во Франции и теперь, подвыпив после дележа прибыли, был настроен побалагурить. Он и в трезвом-то виде не жаловал церковников, а уж хлебнув лишку, всегда чувствовал острую потребность в реформаторстве. Причем изменить он хотел не только себя, но и всех вокруг. В такие моменты Джуд испытывал братскую любовь ко всему человечеству.

Мистер Оджерс объявил очередной псалом, а Джуд медленно шел по проходу, щурился в полумраке и теребил в руках шляпу. Усевшись на скамью, он выронил шляпу, наклонился, чтобы ее поднять, и сбил на пол костыль сидевшей рядом старой миссис Каркик. Когда грохот от упавшего костыля стих, Джуд достал большую красную тряпку и принялся промокать свою лысину.

– Жарковато тут, – сказал он соседке, полагая, что таким образом демонстрирует вежливость.

Миссис Каркик не обратила на него внимания, она встала и начала петь. Вообще-то, пели все, а люди на ступенях у алтаря играли на своих инструментах, как на пирушке, и производили особенно много шума. Джуд сидел на скамье, промокал лысину и оглядывался по сторонам. Для него все это было в новинку, и он как бы со стороны смотрел на происходящее в полумраке церкви.

Прихожане допели псалом и сели на свои места. Джуд некоторое время пялился на хоры, а потом наклонился к миссис Каркик и, обдав старушку винными парами, поинтересовался:

– А что там делают все эти женщины?

– Тсс. Это хоры, – шепотом ответила миссис Каркик.

– И что? Они там, на хорах, ближе к Богу, чем мы – простые люди?

Джуд поразмышлял с минуту. Он был настроен доброжелательно, но не благостно.

– Вот взять хоть Мэри Энн Тригаскис. Что она такого сделала, что сидит ближе к Богу, чем мы?

– Тише-тише! – зашикали на него другие прихожане.

Джуд и не заметил, что мистер Оджерс поднялся на кафедру. Пэйнтер высморкался в свою тряпицу, сунул ее в карман и переключился на соседку, которая с чопорным видом теребила свои хлопчатобумажные перчатки.

– Как там ваша коровка? – шепотом спросил Джуд. – Отелилась, поди?

Миссис Каркик вроде как нашла какой-то изъян в одной из перчаток и принялась старательно ее рассматривать.

– Кажись, сели вы в галошу. Зря коровку-то купили у старого дядюшки Бена. Скользкий старикашка этот Бен, а взгромоздился на хоры…

Вдруг прямо над головой у Джуда раздался громкий голос. Джуд сперва даже перепугался, особенно когда увидел, как все вокруг притихли.

– Для сегодняшней проповеди я обратился к Книге притчей Соломоновых и выбрал притчу двадцать третью, стих тридцать первый: «Не смотри на вино, как оно краснеет, как оно искрится в чаше, как оно ухаживается ровно: впоследствии, как змей, оно укусит и ужалит, как аспид».

Джуд поднял голову и увидел мистера Оджерса. Тот стоял в чем-то наподобие деревянного ящика, в руках – бумажки, а на носу – старые очки.

– Друзья мои, – сказал мистер Оджерс и оглядел прихожан, – прежде чем выбрать для сегодняшней службы этот стих, я долго думал и молился. Ведь близится праздник, День святого Сола, который мы все будем отмечать в следующий четверг. Как вы знаете, этот праздник уже давно служит поводом не для безобидного увеселения, а для чрезмерного пьянства…

– Вот раззуделся, – довольно громко буркнул Джуд.

Мистер Оджерс запнулся и строго посмотрел на лысого старика, но тот умолк, и священник продолжил:

– Да, поводом для чрезмерного пьянства. Сегодня я обращаюсь к нашей общине: давайте подадим добрый пример всей округе. Друзья, мы не должны забывать, что на празднике Сола нет места пьянству и распутству, ибо праздник сей был учрежден в память о том дне, когда наш покровитель, святой Сол из Ирландии, явился обратить язычников Западного Корнуолла. В четвертом веке он приплыл к нашим берегам на мельничном жернове…

– На чем он приплыл? – переспросил Джуд.

– На мельничном жернове, – забыв о своей роли, ответил мистер Оджерс. – Это исторический факт, он…

– Да ладно, чего, спросить, что ли, нельзя! – огрызнулся Джуд, когда какой-то мужчина сзади похлопал его по плечу.

– «Sanctus Sawlus», – продолжил мистер Оджерс, – этот литургический гимн должен стать девизом и заповедью нашей повседневной жизни. Святого Сола прибило к нашим берегам…

– На мельничном жернове, – пробурчал Джуд, обращаясь к миссис Каркик. – Слыханное ли дело, чтобы человек плавал на мельничном жернове?! Вот глупость-то! Так не бывает, неправильно это и вообще – враки!

Мистер Оджерс опрометчиво принял вызов.

– И сегодня вы видите среди нас того, кто привычно смотрит на вино, когда оно краснеет, – сказал он. – И дьявол входит в него и ведет его в дом Господа, дабы показать нам его греховность…

– Ну и чем же, по-вашему, я отличаюсь от тех, кто там, наверху? – заплетающимся языком возразил Джуд. – Их-то за какие заслуги на хоры взяли? Все сплошь пьянчуги да шлюхи! Гляньте только на дядюшку Бена Трегигла с этими его кудряшками, как у святоши. А ведь он надул старую вдовушку. Продал ей корову, а сам знал, что корова та никогда не отелится.

Мужчина, который сидел за спиной Джуда, схватил его за руку:

– Эй, приятель, давай-ка иди отсюда.

Джуд оттолкнул прихожанина.

– А что плохого я сделал? – возмутился он. – Лучше вон на того старого сыча наверху ругайся! Где я и где его птички-шлюшки? Плетет тут всякие небылицы, якобы приплыл сюда кто-то на мельничном жернове…

Элизабет подтолкнула мужа локтем.

– Уймись, Джуд, – сказал Фрэнсис. – Если что-то не нравится – пойди проветрись. Будешь бузить в нашей церкви – рискуешь закончить в тюрьме.

Джуд уставился на Полдарка налитыми кровью глазами.

– А чего это вы меня выставляете? – оскорбился он. – Я теперича рыбак и никому не слуга. И как рыбак скажу: на мельничных жерновах так же плавают, как и летают.

Фрэнсис взял бузотера за руку:

– Идем.

Джуд сбросил его руку.

– Я-то уйду, – с достоинством сказал он и громко, чтобы все слышали, добавил: – Экий мерзкий способ вы нашли, чтобы привести меня к покаянию. Да вы все сами отправитесь в пекло, это так же верно, как то, что меня зовут Джуд Пэйнтер. И плоть ваша сгорит, и жир с костей закапает. Особенно с миссис Грабб, которая вон сидит, заняв своими телесами аж два места! И с Чар Нэнфан, вона она на хорах, уж в третий раз на сносях!

Двое крепких мужчин повели Джуда по проходу к выходу.

– О, здрасте, миссис Метц, что, схоронили своего нового муженька? А вот и Джонни Кимбер, который украл свинью. И малютка Бетти Код тоже здесь. Еще не вышла замуж, Бетти? Пора бы уж…

Джуда довели до двери, там он вырвался и произнес заключительный монолог:

– Так будет не всегда, друзья мои. Во Франции уже началось. Бунты и кровавые убийства! Мятежники взломали тюрьму и посадили губернатора на кол! И здесь тоже разведут костры для некоторых, они своей смертью помереть не успеют! Точно вам говорю…

Дверь захлопнули, но в церковь еще какое-то время долетали крики Джуда, пока он шел к воротам кладбища.

Прихожане постепенно успокоились. Фрэнсиса встревожило и одновременно позабавило это происшествие. Он взял пару молитвенников и вернулся на свою скамью.

Мистер Оджерс промокнул лоб и продолжил:

– Итак, как я говорил, даже если не рассматривать легенду о святом Соле…

Домой они возвращались в компании мистера и миссис Оджерс. Фрэнсис в душе был согласен с женой и сестрой, которые утверждали что для Оджерсов, имевших десятерых детей, воскресенье, пожалуй, было единственным днем недели, когда они могли плотно поужинать (хотя и не так плотно, как в былые времена). Общество Оджерсов нельзя было назвать слишком приятным. Фрэнсис бы предпочел, чтобы они были менее подобострастными. Порой он специально говорил нечто обратное собственным взглядам, лишь бы услышать противоположную точку зрения, и в результате всегда с изумлением наблюдал, как священник изворачивается, чтобы оказаться на его стороне. Непреклонен Оджерс был только в одном: он ни за что не хотел ссориться с Полдарками. Домой они шли парами: леди впереди, джентльмены позади.

«О господи, – подумал Фрэнсис, – вот если бы Оджерс умел играть в карты и у него было что проиграть».

– Этот Пэйнтер совсем распустился, – сказал он. – Интересно, почему мой кузен выставил его из дома? До этого Росс ведь не один год мирился с его поведением.

– Говорят, этому предшествовал некий скандал. Да уж, Пэйнтер – законченный негодяй. Тюрьма по нему плачет. Боюсь, прихожане даже после его ухода не смогли успокоиться.

Фрэнсис подавил улыбку:

– Интересно, а что он хотел рассказать о Франции? Или этот тип все выдумал?

– Нет, мистер Полдарк, это не выдумки. Моя супруга по делам прихода навещала миссис Джанет Тренкорм, ну, вы знаете, племянницу жены мистера Тренкорма. Так вот, та рассказала… Мария! Что тебе сообщила миссис Тренкорм?

– О, она рассказала, что в Шербуре беспорядки. Хотя, скорее всего, это преувеличение. Говорят, что якобы французскую тюрьму… Как же она называется? В общем, эту тюрьму во вторник или в среду взяли штурмом бунтовщики, а губернатора и его людей безжалостно поубивали.

– Лично я в этом что-то сомневаюсь, – немного подумав, сказал Фрэнсис.

– Уверен, что все это неправда, – категорически заявил мистер Оджерс. – Самосуд во все времена достоин порицания. А этот Пэйнтер – опасный тип. Будь у него такая возможность, он бы разгромил наши дома.

– Когда в нашей стране начинаются бунты, – сказал Фрэнсис, – их предводителями или зачинщиками становятся отнюдь не старые пьяницы. Кстати, Оджерс, взгляните на это овсяное поле. Если погода позволит, завтра начнем жатву.

По прибытии в Тренвит Фрэнсис отвел маленького викария в сад, а дамы удалились привести себя в порядок. Когда они вошли отужинать в зимнюю гостиную, маленькие серые глазки миссис Оджерс заблестели при виде щедро накрытого стола.

– А где Верити? – поинтересовался Фрэнсис.

– Я поднималась к ней в спальню, но ее там не было, – ответила Элизабет.

Тогда Фрэнсис наклонился к оттопыренному уху тетушки Агаты и спросил:

– Вы не видели Верити?

– А? Что? – Тетушка Агата встрепенулась и оперлась на свою клюку. – Верити? Думаю, она ушла.

– Ушла? Куда она могла пойти в такое время? Быть не может!

– А вот представь себе. С час назад подошла ко мне, поцеловала и ушла. Между прочим, она была в плаще и с вещами. Я не разобрала, что она сказала. Пробормотала что-то, словно простолюдинка. Если бы нынешнюю молодежь учили говорить как в мои времена, то бед на этом свете было бы меньше. Шахты не работают. Говорю тебе, Фрэнсис, этот мир испортился. Многие нынче вылетят в трубу. Да, миссис Оджерс, послушайте меня, мало утешения в…

– А Верити не сказала, куда собралась?

– Кто? Верити? Говорю же, я не разобрала. Но она оставила для вас двоих письмо.

– Письмо? – Элизабет первой все поняла. – И где оно?

– Неужели вы прямо сейчас хотите взглянуть на письмо? Что за нетерпение? Вот ведь какие любопытные. Куда же я его дела? Только что лежало вот тут, в моей шали.

Тетушка Агата доковыляла до стола и присела. Ее сморщенные руки перебирали складки и кружева платья. Мистер Оджерс с нетерпением ждал, когда тоже сможет сесть к столу и отведать наконец холодную курицу и пироги с крыжовником.

Поначалу тетушка Агата лишь потревожила парочку вшей, но потом в ее дрожащей руке появилось запечатанное письмо.

– По-моему, тут попахивает оскорблением, – сказала старая леди. – Просить меня передать запечатанное письмо. А? Что вы скажете? Как будто мне есть дело до секретов мисс Верити… Я хорошо помню тот день, когда она появилась на свет. Это было зимой пятьдесят девятого. Сразу после празднования в честь взятия Квебека. Мы с твоим отцом поехали на травлю медведя в Сент-Анн, а когда вернулись, только вошли в дом…

Фрэнсис распечатал письмо и передал его Элизабет:

– Читай.

Его красивое лицо исказилось от внезапного гнева, который он не в силах был сдержать.

Элизабет быстро пробежала глазами исписанный листок бумаги.

Дорогой Фрэнсис, я любила тебя всю свою жизнь, и тебя, Элизабет, больше семи лет. Молю Бога, чтобы вы поняли, какую боль я испытываю от нашего расставания. Последние три с лишним месяца я разрывалась между верностью семье и любовью. Эти чувства были одинаково сильны и при более счастливых обстоятельствах могли бы мирно сосуществовать. Вам может показаться верхом глупости, что я предпочла разорвать наши отношения и последовать за человеком, которому вы не доверяете, но умоляю вас, не сочтите это вероломством. О дорогие мои, как бы я была счастлива, если бы нас разделяло только расстояние…

– Фрэнсис! – окликнула Элизабет мужа. – Ты куда?

– Узнать, на чем Верити уехала… Может, еще успею ее вернуть! – сказал Фрэнсис и быстро вышел из комнаты.

– Куда-куда? – переспросила тетушка Агата. – Чего это на него нашло? Что в том письме?

Оджерсы сидели с открытым ртом.

– Простите, – извинилась Элизабет. – Боюсь, произошло небольшое недоразумение. Прошу вас, присаживайтесь и угощайтесь. Нас не ждите, мы немного задержимся.

И с этими словами она вышла из гостиной вслед за мужем.

Все четверо слуг собрались в большой кухне. Табб с женой только что вернулись из церкви и рассказывали Бартлам про выходку Джуда Пэйнтера. Как только на кухне появился Фрэнсис, смех сразу оборвался.

– В котором часу мисс Верити вышла из дома?

– О, часа полтора назад, сэр, – сказал Бартл и с любопытством посмотрел на хозяина. – Сразу, как вы ушли в церковь, сэр.

– На какой лошади она уехала?

– На своей, сэр. С ней еще Эллири поехал.

– Эллири… Она взяла что-нибудь с собой?

– Не знаю, сэр. Эллири уже вернулся, он в конюшне, задает корм лошадям.

– Вернулся?

Фрэнсис постарался взять себя в руки и быстро пошел в конюшню.

Все лошади были на месте.

– Эллири! – позвал Фрэнсис.

Из-за двери показалось испуганное лицо слуги.

– Да, сэр?

– Как я понимаю, ты сопровождал мисс Верити. Она тоже вернулась?

– Нет, сэр. Она сменила лошадь на перекрестке возле Баргуса. Ее там поджидал джентльмен с парой лошадей. Она пересела, а меня отослала домой.

– Что за джентльмен?

– Вроде бы моряк. По крайней мере, одет как моряк…

Полтора часа. Значит, они уже проехали Труро. А оттуда могли двинуться дальше в трех направлениях. Вот до чего докатилась его сестрица. Решила выйти за этого пьяницу, который избивал свою покойную жену. Блейми имеет над ней дьявольскую власть. Несмотря на темное прошлое и на его грубые манеры, стоило этому негодяю только свистнуть, как она сразу за ним побежала.

Когда Фрэнсис вернулся в кухню, Элизабет уже была там.

– Нет, госпожа, – говорила ей Мэри Бартл, – я ничего про это не знаю.

– Эллири вернулся один, – сказал Фрэнсис. – А теперь, Табб, и ты, Бартл, и вы, женщины, я хочу знать правду. Вы передавали письма мисс Верити?

– Нет, что вы, сэр, никогда, – хором ответили слуги.

– Успокойся, вовсе ни к чему так кричать, – одернула мужа Элизабет. – Сейчас мы уже мало что сможем сделать.

Но Фрэнсиса не волновало то, как он выглядит в глазах прислуги. Он понимал, что через день-два правда выйдет наружу. Он станет посмешищем для всей округи. Пытался пресечь отношения сестры с недостойным человеком, а она преспокойно улизнула из дома, пока брат был в церкви.

– Должен же быть кто-то, через кого они обменивались письмами, – резко заявил он Элизабет. – Кто-нибудь из вас видел возле дома моряка?

Нет, они никого похожего не видели.

– Ты же знаешь, что Верити навещала бедняков в Соле и Грамблере, – сказала Элизабет.

– Кто-нибудь незнакомый в дом приходил? – продолжал допрос Фрэнсис. – Кто-то, кто мог передать мисс Верити письмо?

Но слуги опять все отрицали.

– Миссис Полдарк из Нампары часто приходила, – вдруг вспомнила Мэри Бартл. – Через кухню…

Миссис Табб наступила ей на ногу, но было уже поздно. Фрэнсис пару секунд не отрываясь смотрел на Мэри, а потом вышел из кухни, громко хлопнув дверью.

Элизабет отыскала мужа в большой гостиной. Фрэнсис стоял у окна, сцепив руки за спиной, и смотрел в сад.

– Милый, мы должны смириться с уходом Верити. Она сделала свой выбор. Верити взрослая и вольна поступать как считает нужным. Если уж она решила, мы все равно не смогли бы ее остановить. Жаль только, что твоя сестра сделала это тайком.

– Чертов Росс! – сквозь зубы проговорил Фрэнсис. – Это его рук дело. Его и наглой девки, на которой он женился. Неужели ты не понимаешь? Он же все эти годы планировал побег Верити. Пять лет назад он прекрасно знал, что мы не одобряем их связь, но позволил этим двоим встречаться у себя в доме. Росс поощрял тогда ее неповиновение и потом так и не смог смириться со своим поражением. Он никогда не любил проигрывать. А я-то гадал, где Верити могла снова сойтись с этим типом. Наверняка это все Росс устроил. Он знал, что я снова заставил их разорвать отношения, и посодействовал этому негодяю. Он подогревал интерес Блейми, а Демельзу использовал как посыльную и сводницу!

– Мне кажется, ты торопишься с выводами, – возразила жена. – Мы пока не знаем, связана с этим Демельза или нет. Я уж не говорю о Россе.

Фрэнсис даже не обернулся.

– Ну конечно, – запальчиво сказал он, – ты же всегда защищаешь Росса. Ты и мысли допустить не можешь, что он способен сделать нам что-то во вред.

– Я никого не защищаю, – возмутилась Элизабет. – Просто несправедливо обвинять людей, не выслушав их.

– Да тут же все ясно как белый день. Только слепой не увидит. Как еще Блейми мог организовать ее побег? Верити не получала никаких писем. Демельза сама не могла все устроить, она ведь прежде не знала Блейми. А Росс разъезжает по всей округе по делам своей чертовой компании. Ему ничего не стоило время от времени наведываться в Фалмут и передавать письма.

– Хорошо, но теперь мы в любом случае уже ничего не можем с этим поделать. Верити ушла. Даже не представляю, как мы без нее будем справляться. Сейчас самая тяжелая пора в году. И Джеффри Чарльз станет по ней скучать.

– Мы справимся, не сомневайся.

– Нам следует вернуться к Оджерсам. Невежливо оставлять их одних. Сегодня мы уже все равно ничего не сможем сделать, Фрэнсис.

– У меня пропал аппетит. А гости наши отсутствием аппетита не страдают, так что не заметят моего отсутствия.

– И что мне им сказать?

– Правду. В любом случае через день-два об этом будет говорить вся округа. Вот уж Росс порадуется.

В дверь постучали. Это была Мэри Бартл.

– Прошу прощения, сэр, – сказала она. – Приехал мистер Уорлегган.

– Кто? – удивился Фрэнсис. – Черт возьми! Интересно, не знает ли он чего?

Вошел Джордж. Холеный, учтивый, широкоплечий и солидный. Редкий гость в последнее время.

– Рад, что вы уже отужинали. Элизабет, вам к лицу это простое платье…

– Господи, мы еще даже за стол не садились! – сказал Фрэнсис. – У вас новости от Верити?

– Она не дома?

– Уже два часа как уехала. Сбежала с этим негодяем Блейми!

Джордж быстро оценил ситуацию и понял, что хозяевам сейчас явно не до него.

– Мне очень жаль. Я могу чем-то помочь?

– Нет. Тут ничем не поможешь, – вздохнула Элизабет. – Я уже сказала Фрэнсису, что нам остается только смириться. Муж вне себя от этой новости. Но у нас в гостях Оджерсы, они решат, что мы сошли с ума. Простите, Джордж, я должна пойти посмотреть, сели они за стол или нет.

Элизабет проскользнула мимо Джорджа, он проводил ее взглядом, и на секунду в его глазах отразилось восхищение.

– Фрэнсис, вам следовало бы знать, что урезонить женщин практически невозможно. Они своенравны. Дружище, позвольте сестре поступить по-своему. А если у нее ничего не выйдет, так в том не будет вашей вины.

Фрэнсис позвонил в колокольчик:

– Просто не смогу сейчас сидеть за одним столом с этими смиренными овечками. Ваш визит вечером в воскресенье оказался настолько неожиданным, что я на миг было понадеялся… Как же мне ненавистна мысль о том, что этот тип все-таки добился своего!

– Я провел день у миссис Тиг и жутко устал от женской болтовни, вот и решил отдать приятный долг Тренвиту. Бедная Пейшенс. Сидит там, как наживка на крючке, и ждет, когда я ее проглочу. Она по-своему довольно милая, но ей не хватает чистоты породы. Готов поклясться: у нее ноги коротковаты. У женщины, на которой я женюсь, не только происхождение должно быть безупречным, но и внешность…

– Простите, Джордж, но сегодня вечером в этом доме вас развлекать не станут. О, миссис Табб, подайте ужин сюда. Принесите нам половину вареной курицы, если Оджерсы еще не все съели, немного холодной ветчины и пирог. Признаюсь, Джордж, есть в побеге Верити нечто такое, что злит меня до крайности.

Джордж пригладил на груди цветастую шелковую жилетку.

– Не сомневаюсь, друг мой. Я понимаю, что выбрал для визита крайне неподходящее время. Но поскольку вы теперь редко бываете в Труро, я решил не ждать вас, а совместить приятное с полезным.

И тут только Фрэнсис понял, что Джордж к чему-то клонит. Он сильно зависел от Уорлеггана, бывшего его главным кредитором, а после того апрельского скандала за карточным столом их отношения стали заметно прохладнее.

– Вы вроде бы сказали – отдать приятный долг? – переспросил Фрэнсис.

– Можно и так выразиться. Это связано с Сэнсоном и с вопросом, который вы подняли после того прискорбного случая.

Пока еще ни Фрэнсис, ни кто-либо другой не получили от мельника ни пенни. Сэнсон уехал из Труро на следующий день после того, как Росс разоблачил его как шулера, и, по слухам, осел в Лондоне. Выяснилось, что мельницы принадлежали компании, за которой в свою очередь стояли другие компании.

Джордж достал из кармана позолоченную табакерку и постучал по ней пальцем:

– Мы с отцом неоднократно это обсуждали. Поступок Сэнсона не налагает на нас никаких обязательств, но бросает тень на нашу репутацию. Вы знаете, что у нас нет предков, которые подарили бы нам доброе имя, мы сами его создаем.

– Да, я все понимаю, вы достаточно ясно выразились. – Фрэнсис поторопился заверить в этом собеседника, который редко упоминал о своем скромном происхождении.

– Так вот, как я говорил вам еще в мае, большинство выданных вами Мэтью Сэнсону векселей со временем попали в распоряжение Кэри. Кэри всегда был в нашей семье кем-то вроде казначея. Мэтью оказался паршивой овцой, и Кэри принял от него ваши векселя в обмен на денежные выплаты.

Фрэнсис хмыкнул:

– Мне от этого не легче.

– Верно, не легче. Но на семейном совете мы решили погасить половину всех векселей, которые Кэри принял от Мэтью. Не бог весть какая сумма, ничего особенного. Таким образом мы хотим восстановить справедливость. Как я уже сказал, ничего особенного. Около двенадцати сотен фунтов.

Фрэнсис покраснел:

– Я не могу принять от вас милостыню, Джордж.

– Какая, к черту, милостыня! Вас обманным путем лишили денег – вот что главное. Мы делаем это, чтобы защитить собственную репутацию. Так что вы тут совершенно ни при чем.

Миссис Табб внесла в гостиную поднос с ужином. Она накрыла стол возле окна, поставила на него поднос и придвинула два стула. Фрэнсис наблюдал за служанкой. Одна половина его сознания никак не могла смириться с бегством Верити и вероломством Росса, а вторая – пыталась оценить широкий жест со стороны человека, к которому он начал терять доверие. Жест был поистине королевский, и никакая гордость не могла заставить Фрэнсиса отказаться.

– Вы хотите сказать, эти деньги пойдут на погашение моего долга вашему банку? – спросил Фрэнсис, когда миссис Табб вышла из комнаты.

– Это вам решать. Но я бы предложил одну половину суммы направить на погашение долга, а вторую взять наличными.

Фрэнсис покраснел еще пуще:

– Это очень благородно с вашей стороны. Я даже не знаю, что и сказать.

– Не надо лишних слов. Не самая подходящая тема для разговора между друзьями, но я должен был все разъяснить.

Фрэнсис сел за стол:

– Поужинайте со мной, Джордж. Я по такому случаю откупорю бутылочку отцовского бренди. Уверен, оно поможет смягчить мою злость из-за побега Верити и определенно сделает меня более приятным собеседником. Вы не останетесь на ночь?

– Благодарю, – сказал Джордж, и они приступили к ужину.

А Элизабет тем временем, извинившись перед гостями, вновь их покинула. Мистер Оджерс приканчивал сбитые с вином и сахаром сливки, а его супруга – миндальный пирог. Оставшись в обществе одной лишь престарелой леди, они почувствовали себя более раскованно.

– Интересно, насколько честны намерения этого капитана? – сказала миссис Оджерс. – Сегодня они обвенчаться не смогут, а с моряками ни в чем нельзя быть уверенной. У него, может, есть жена в Португалии, а бедняжка и не знает. Как думаешь, Кларенс?

– Фто? – переспросил мистер Оджерс с набитым ртом.

– Малышка Верити, – вздохнула тетя Агата. – Малышка Верити. Кто бы мог подумать, что она вот так уйдет из дома.

– Интересно, как это воспримут в Фалмуте? – продолжала миссис Оджерс. – Конечно, мораль в портовых городах не столь строга. А они, чтобы пустить людям пыль в глаза, могут пройти через некое подобие свадебной церемонии. Я считаю, что мужчинам, которые убивают своих жен, вообще следует запретить жениться вторично. Ты согласен со мной, Кларенс?

Оджерс опять что-то промычал в ответ.

– Малышка Верити, – сказала тетя Агата. – Она всегда была упрямой, как и ее мать. Помнится, когда ей было лет шесть или семь, мы в тот год давали бал-маскарад…

В большой гостиной подали бренди.

– Не выношу интриги, – с горечью произнес Фрэнсис. – Если бы у Блейми хватило смелости прийти ко мне и поговорить начистоту, мне бы все это, конечно, не понравилось, но я хотя бы не стал его презирать.

Временное охлаждение отношений было позади, после сегодняшних событий Фрэнсис по-прежнему, если даже еще не больше, доверял Джорджу. Еще бы, ведь у него в кармане лежали шесть сотен фунтов, которые он и не рассчитывал вернуть, и на такую же сумму уменьшились его долги. Деньги пришлись как нельзя кстати. Благодаря им жизнь в Тренвите в ближайшие месяцы кардинально изменится, теперь они смогут отказаться от строжайшей экономии во всем. Благородный жест достоин благородного ответа. Друзья познаются в беде.

– Но, увы, так было всегда, – продолжил Фрэнсис. – Блейми с самого начала действовал у нас за спиной. Встречался с Верити в Нампаре… с молчаливого согласия Росса. И все тайком, тайком. Я вот подумываю поехать завтра в Фалмут и вытряхнуть парочку из их любовного гнездышка.

– И наверняка обнаружите, что капитан отбыл в Лиссабон и ваша сестра вместе с ним. – Джордж пригубил бренди. – Нет, Фрэнсис, оставьте их покое. Не стоит брать на себя ответственность, пытаясь вернуть Верити обратно. Вред уже нанесен. Возможно, она очень скоро сама в слезах приедет домой.

Фрэнсис встал и начал зажигать свечи.

– Нет уж, сюда она не вернется, пусть хоть год напролет рыдает! Пускай отправляется в Нампару, к тем, с кем вместе все это замышляла. Черт с ними, Джордж. – Фрэнсис обернулся, и фитиль осветил его злое лицо. – Что меня бесит больше всего – это соучастие Росса в ее побеге. Проклятье, не ожидал я такого от своего единственного кузена! Что я ему сделал плохого, что он решил поступить со мной так подло?!

– Ну, вы, как минимум, женились на его возлюбленной, – напомнил Джордж. – Этого, по-вашему, не достаточно?

Фрэнсис на секунду замер.

– Ах да… Действительно, но это было так давно. – Он задул свечу. – Все это уже быльем поросло. Росс давно и счастливо женат. Он даже счастливей, чем… Нет, бессмысленно таить злобу по этому поводу.

Джордж посмотрел в окно на темнеющий сад. Свечи отбрасывали на стену размытую тень от его ссутулившейся фигуры.

– Фрэнсис, вы знаете Росса лучше меня, так что не мне вам указывать. Но к сожалению, многие люди из числа тех, кому мы верим, имеют второе дно. Я убедился в этом на собственном опыте. Вполне возможно, что и Росс тоже не так прост. Не берусь судить, но все мои попытки завязать с ним дружеские отношения неизменно встречают резкий отпор.

Фрэнсис вернулся к столу:

– А вы разве не приятельствуете? Нет? Чем же вы Россу не угодили?

– Этого я не знаю. Но знаю, что при открытии его шахты все остальные пайщики были готовы вести дела через мой банк. Однако ваш кузен бился до последнего, пока не заставил их проголосовать за банк Паско. Кроме того, мне передавали некоторые его замечания в мой адрес. Это слова человека, который явно затаил обиду. И наконец, эта рискованная схема по запуску медеплавильной компании, которая негласно нацелена против нас.

– О, я так не думаю, – возразил Фрэнсис. – Их цель – добиться справедливых цен для шахт.

Джордж искоса посмотрел на собеседника:

– Я не расстраиваюсь по этому поводу, вся их затея провалится из-за нехватки денег. Однако все это говорит о том, что ваш кузен относится ко мне враждебно, чего, как мне кажется, я не заслуживаю. Так же как и вы не заслуживаете того, чтобы он предал интересы вашей семьи.

Фрэнсис сверху вниз посмотрел на гостя. Последовала долгая пауза. Часы в углу пробили семь.

– Очень сомневаюсь, что это предприятие потерпит неудачу именно из-за нехватки денег, – невыразительным голосом произнес Фрэнсис. – За ним стоит достаточное количество влиятельных людей…

Когда они подъезжали к Фалмуту, уже вечерело. Солнце напоминало огромный кроваво-красный китайский фонарик в обрамлении волнистых облаков. Город серым пятном сползал к бухте.

– В последнем письме ты написала, что целиком полагаешься на меня, – сказал Эндрю, когда они спускались с холма. – Надеюсь, тебе понравится, как я все устроил.

– Я с готовностью сделаю все, как ты пожелаешь.

– Венчание состоится завтра в одиннадцать утра, в церкви Короля-Мученика Карла. Вчера утром я получил разрешение у пастора Фрикса. Гостей не будет, только моя старая хозяйка и капитан Бригг в качестве свидетелей. Все пройдет настолько тихо, насколько это возможно.

– Благодарю.

– А сегодня, – Эндрю откашлялся, – я подумал, что сегодня тебе лучше остановиться в одной из гостиниц. Но когда я по ним проехался, мне показалось, что все они для тебя слишком уж низкопробные.

– Ничего, я не привередливая.

– Мне не нравится мысль, что ты станешь ночевать в подобном месте, где, вполне вероятно, будет в достатке шумных и пьяных мужчин. – Эндрю посмотрел в глаза Верити. – Это неправильно.

Она слегка покраснела:

– Все это не имеет значения.

– Поэтому я бы хотел, чтобы ты переночевала в своем новом доме. Миссис Стивенс проследит за тем, чтобы ты ни в чем не нуждалась. А я переночую на корабле.

– Прости, если я кажусь тебе равнодушной, – сказала Верити. – Это совсем не так. Просто на сердце очень тяжело из-за разлуки со всем, что я так долго любила.

– Дорогая, я понимаю твои чувства. Но я уйду в море лишь через неделю после свадьбы. Уверен, еще до моего отъезда ты на все станешь смотреть по-другому.

– Фрэнсис непредсказуем, – вдруг после долгого молчания произнесла Верити. – Я, конечно, буду по всем ним очень скучать, но мне бы хотелось, чтобы мы уехали дальше чем на двадцать миль. Для того, кто ищет ссоры, это слишком уж маленькое расстояние.

– Если твой братец заявится, я быстро его успокою.

– Я знаю, Эндрю. Но как раз этого я бы хотела меньше всего.

Блейми едва заметно улыбнулся:

– Я был очень терпелив на балу и, если понадобится, проявлю терпение снова.

В небе кричали чайки, море пахло иначе, чем дома, здесь в солоноватом воздухе чувствовались запахи водорослей и рыбы. Солнце село прежде, чем они выехали на главную улицу; гавань залил призрачный свет вечерней зари.

Верити казалось, что они привлекают внимание всех прохожих. Но это и неудивительно, ведь капитан Блейми – известный человек в Фалмуте. Неужели горожане все еще относятся к Эндрю с предубеждением? Если так, она сделает все, чтобы это изменить. Против нее у местных жителей уж точно не может быть никаких предубеждений.

Верити искоса посмотрела на жениха и вдруг поняла, что они за все время знакомства встречались не больше тридцати раз. Возможно, ей придется столкнуться с чем-то таким, о чем она еще не знает. Ничего, если они любят друг друга, им никакие препятствия не страшны.

Они остановились. Эндрю помог Верити спешиться, и они вошли в дом с портиком. Миссис Стивенс встретила их у порога, она довольно любезно поздоровалась с молодой женщиной, хотя во взгляде ее промелькнула какая-то подозрительность или даже ревность.

Верити показали столовую и кухню на первом этаже, со вкусом обставленную гостиную и спальню на втором, а также две спальни в мансарде, где жили дети, когда они бывали дома. Детей Верити еще ни разу не видела. Шестнадцатилетняя Эстер воспитывалась у родственников, а пятнадцатилетний Джеймс служил юнгой на флоте. Верити была так поглощена противостоянием с родственниками, что прежде как-то не задумывалась о том, как примут ее пасынок и падчерица, но сейчас ей стало тревожно.

Когда она вернулась в гостиную, Эндрю стоял у окна и смотрел на гавань, мерцающую в лучах заката. Верити подошла и встала рядом. Он взял ее за руку, и она сразу успокоилась.

– А какой из этих кораблей твой? – спросила Верити.

– Он довольно далеко отсюда – в бухте Сент-Джаст. Самый высокий из трех. Уже стемнело, вряд ли ты его разглядишь.

– Нет, я вижу. Какой прекрасный корабль! Можно мне будет как-нибудь на нем побывать?

– Хоть завтра, если пожелаешь, – сказал Эндрю, и Верити по его голосу поняла, как он счастлив. – А сейчас я ухожу. Я попросил миссис Стивенс подать тебе ужин, как только она освободится. Ты устала с дороги и наверняка хочешь прилечь.

– А ты разве не останешься на ужин?

Блейми заколебался:

– Ну, если ты хочешь.

– Прошу, останься. Какая чудесная гавань! Я смогу сидеть у окна, смотреть на корабли и ждать твоего возвращения домой.

Спустя еще несколько минут они спустились в небольшую столовую и отведали отварную баранину с каперсами и малину со сливками. Еще час назад они были взрослыми людьми, старавшимися не предпринимать поспешных и необдуманных действий, как будто никак не могли сбросить груз ограничений и напряжение, с которыми жили все эти годы. Но пламя свечей раскрепощало мысли, гнало прочь сомнения и дарило радость от приключения.

Они никогда еще не ужинали вместе. Сквозь тюль на окнах было видно, как по улице снуют люди. Гостиная находилась чуть ниже уровня мостовой, и, когда мимо проезжал какой-нибудь экипаж, колеса казались больше кучера. Они заговорили о корабле Эндрю. Он рассказывал Верити про Лиссабон: о звоне городских колоколов, об апельсиновых деревьях и оливковых рощах. Когда-нибудь она обязательно отправится туда вместе с ним. Интересно, хороший ли из нее выйдет моряк? Верити, которая ни разу не бывала в море, с энтузиазмом закивала в ответ.

Они смеялись, а городские часы тем временем пробили десять.

Эндрю встал:

– Наше поведение недостойно, любовь моя. Уверен, миссис Стевенс нас осудит. Она-то рассчитывала, что мы съедим все ее печенье.

– Я так рада, что ты остался, – сказала Верити. – Если бы ты сразу ушел, мне одной было бы здесь немного не по себе.

Эндрю всегда был человеком сдержанным, но сейчас суровое лицо капитана засветилось от переполнявших его чувств.

– Верити, прошлой ночью я перевернул последнюю страницу своей прежней жизни. Завтра начну новую. И мы должны написать ее вместе.

– Это именно то, чего я хочу, Эндрю, и я ничего не боюсь.

Он подошел к двери и посмотрел на Верити. Она неподвижно сидела у окна. Он вернулся:

– Доброй ночи.

Эндрю наклонился, чтобы поцеловать невесту в щеку, но она подставила губы. Они замерли в поцелуе. Эндрю положил руку Верити на плечо:

– Если с тобой приключится что-то плохое, то не по моей вине. Клянусь. Доброй ночи, любовь моя.

– Доброй ночи, любимый.

Эндрю наконец оторвался от нее и покинул комнату. Она слышала, как он бегом поднялся наверх за шляпой, потом снова спустился и вышел из дома. После чего увидела, как он промелькнул мимо окна гостиной. Верити откинулась на спинку кресла и еще долго так сидела, полуприкрыв глаза.

Примерно в то же самое время, когда Верити со свечой в руке поднималась наверх, чтобы лечь спать, Марк заступил на смену на шахте Уил-Лежер.

С ним работал Мэтью, один из младших сыновей Заки Мартина. Парнишка откатывал пустую породу в яму в ближайшей пещере. Воздуха было так мало, что конопляные свечи еле горели и работать приходилось в полумраке. Стены тоннеля сочились влагой, под ногами хлюпала вода. Но Мэтью считал, что ему повезло: ведь он за шесть пенсов в день (или в ночь) работал с таким опытным шахтером и быстро набирался опыта. Еще несколько лет, и он подаст заявку на собственную выработку.

Марк всегда был неразговорчив за работой, но сегодня он вообще не произнес ни слова. Мэтью не знал, в чем дело, а спросить боялся. Правда, мальчишке было всего девять, так что он вряд ли бы понял, что гложет его напарника, даже если бы тот все ему и рассказал.

Марк еще пару дней назад перестал заниматься самообманом. В глубине души он уже несколько недель понимал, что его подозрения справедливы, но поначалу отказывался это принять. Но тревожные звоночки все множились. Намеки тех, кто знал правду, но боялся сказать вслух, косые взгляды окружающих – все это накапливалось, как снег на крыше, день за днем, день за днем, пока крыша наконец не рухнула. Теперь Марк наверняка знал, что жена ему изменяет, и знал, с кем она спуталась.

Керен была умной женщиной. Марк постоянно искал в доме какие-нибудь мелочи, которые выдали бы присутствие другого мужчины, но ничего такого не находил. Он пытался ее подловить, но она всегда думала на шаг вперед. Керен очень быстро соображала. Снежный барс быстрее, чем бурый медведь.

Но в сырую погоду на прошлой неделе она допустила ошибку. Земля размякла, и, хотя Керен старалась идти по каменистым местам, все равно то тут, то там были видны ее следы.

Марк боялся этой недели ночных смен, он чувствовал, что развязка уже близка. Праведный гнев никак не мог освободить его от пут любви, и в результате бедняга оказался в западне.

Для продолжения работы требовался порох, дальше киркой было не пробиться. Об этом Марк и сказал Мэтью. Потом он достал тяжелый молот и стальной бур. С легкостью опытного шахтера он быстро выбрал место в стене, пробурил глубокое отверстие, вытащил инструмент, вычистил и высушил отверстие. Затем взял бочонок с порохом и заложил порох внутрь. В порох он воткнул металлический штырь, залепил отверстие глиной и хорошенько утрамбовал буром. Покончив с этим, Марк вытащил штырь, а на его место в качестве запала вставил набитый порохом стебель тростника.

Марк снял шляпу, осторожно подул на свечу, чтобы она получше разгорелась, и поджег запал. После этого они с Мэтью быстро укрылись за первым поворотом тоннеля.

Марк досчитал до двадцати. Ничего. Еще раз. Потом он досчитал до пятидесяти. После чего заглянул в бочонок и выругался. Оказывается, в темноте он поставил бочонок возле стены и в него попала вода.

– Осечка, – констатировал Марк.

– Вы там осторожнее, мистер Дэниэл, – предостерег его Мэтью, которому не нравилась эта часть шахтерской работы. – Лучше подождите еще.

Но Марк хмыкнул и вышел из укрытия. Мальчик последовал за ним.

Как только Марк потянул за запал, порох вспыхнул, раздался грохот, и ему в лицо полетели камни. Марк закрыл лицо руками и повалился на спину. Стена обрушилась.

Мэтью обезумел от страха и со всех ног кинулся было за помощью. Но потом опомнился и пошел через клубы дыма обратно, туда, где Марк пытался выбраться из-под камней.

Мэтью схватил его за руку:

– Мистер Дэниэл! Мистер Дэниэл!

– Назад, парень! Не весь заряд взорвался!

Но Мэтью не мог оставить старшего товарища, и они вместе на ощупь прошли за поворот тоннеля. Мэтью раздул свою свечу и в ее мерцающем свете посмотрел на напарника. По черному лицу Марка текли струйки крови, волосы и брови опалились.

– Ваши глаза, мистер Дэниэл! С ними все в порядке?

Марк посмотрел на свечу:

– В порядке, вижу нормально.

В тоннеле снова раздался грохот – это взорвалась оставшаяся часть заряда. Из-за поворота выплыли клубы черного дыма.

– Вот тебе наука, парень. С порохом всегда надо осторожно.

– У вас лицо все в крови.

Марк уставился на свои ладони:

– Это я его руками запачкал.

Левая ладонь и пальцы кровоточили. Все случилось из-за того, что порох отсырел, но именно это обстоятельство и спасло ему жизнь. Марк достал из кармана грязную тряпку и обмотал ею руку.

– Подождем, пока дым рассеется, и поглядим, что у нас получилось.

Мэтью присел на корточки и озабоченно посмотрел на окровавленного Марка:

– Вам бы доктору показаться. Пусть он хорошенько все перевяжет.

Марк резко встал на ноги.

– Нет уж, подыхать буду, а к доктору не пойду, – заявил он и направился к обвалившейся стене.

Они начали работать, но скоро Марк понял, что не может толком пользоваться раненой рукой; кровь никак не останавливалась, а лицо щипало и саднило.

Еще через час он сказал:

– Пойду-ка я подышу немного. И ты, парень, тоже лучше побудь на воздухе. Нечего тебе без нужды дышать этой гарью.

Мэтью с радостью отправился за ним; мальчик, хоть он в этом и не признавался, в ночную смену уставал больше, чем в дневную.

Они дошли до основного ствола шахты и начали подниматься на поверхность. Расстояния здесь были небольшие, не сравнить с теми, что на Грамблере, и вскоре оба уже вдыхали свежий воздух и слушали шум моря. Нет ничего слаще, чем глоток свежего воздуха после подъема из шахты. Еще пара шахтеров отдыхала неподалеку. Они подошли к Марку и начали давать ему советы.

Вообще-то, Марк поднялся, чтобы наложить нормальную повязку, а потом собирался снова спуститься в забой. Но пока он разговаривал с товарищами и они перевязывали ему руку, вернулись все старые тревоги. Марка накрыла волна отчаяния и злости; он понял: в эту ночь все и решится.

Какое-то время Дэниэл держался, убеждая себя в том, что еще слишком рано и надо подготовиться, но потом повернулся к мальчику и сказал:

– Беги домой, парень. Хватит на сегодня. Я, пожалуй, больше не буду ничего подрывать.

На работе Мэтью запрещал себе мечтать о сне – правда, это у него плохо получалось, – но сейчас просто думать не мог ни о чем другом. Вот красота: еще только миновала полночь, а значит, ему подарили целых шесть часов сна! Правда, Мэтью хотел было проявить солидарность и подождать Марка, чтобы вместе пойти домой, но тот так на него рыкнул, что мальчишку буквально сдуло в сторону Меллина.

Дэниэл проводил его взглядом, потом коротко попрощался с товарищами и ушел сам. Шахтерам он сказал, что не уверен, стоит ли тревожить доктора Эниса, но в душе уже все для себя решил. Он знал, что будет делать.

Марк спокойно шел обратно. Когда впереди показался освещенный звездами дом, у него сжалось сердце. Если бы Марк верил в молитвы, он бы молился о том, чтобы его догадки не подтвердились, чтобы Керен оказалась хорошей женой и он мог бы жить с ней и дальше, не опускаясь до подозрений.

Подойдя к дому, Марк взялся за засов и надавил на дверь.

Дверь открылась.

Марк тяжело задышал, как будто всю дорогу бежал сломя голову, и неуклюже шагнул через порог. Даже не останавливаясь, чтобы зажечь свечу, он сразу прошел в спальню. Ставни были закрыты. В темноте, ощупывая стену дома – своего дома, – он прошел к кровати. Угол, грубое одеяло. Присел на краешек и провел рукой по постели. Керен – его Керен – не было.

Марк застонал от боли. Он знал, что это конец. Его душили слезы. Так он некоторое время и сидел, задыхаясь от рыданий.

Выйдя из дома, Марк потер пальцами глаза, посмотрел по сторонам, шмыгнул носом и отправился по направлению к Мингусу.

В темноте показался домик привратника, Марк обошел его кругом, чтобы посмотреть что и как. В верхнем окошке он приметил полоску света.

Остановился и постарался унять боль, которая бурлила у него в крови и рвалась наружу. Дальше – дверь. Марк призадумался. Постучать – значит дать им время. Керен может успеть ускользнуть другим путем. Эти двое соображают быстрее его. Они станут нагло изворачиваться и наверняка сумеют выкрутиться. Нет, в этот раз он должен получить доказательства.

«Подожду», – решил Марк.

Он, пригнувшись, отошел на такое расстояние, чтобы можно было одновременно видеть оба выхода: парадный и черный.

«Присяду здесь и подожду».

На небосводе вовсю мерцали звезды. Легкий ветерок зашелестел в папоротнике и затих. В зарослях дрока застрекотал сверчок. Где-то высоко вскрикнул ночной ястреб: звук был жутковатый, словно дух давно умершего шахтера бродил по своим старым владениям. Сова уселась на крышу дома и сипло заухала.

«Я подожду».

Старая луна выползла на небо и окрасила горизонт в бледно-желтый цвет. Повисела немного, блеклая и увядшая, и начала закатываться.

Дверь домика привратника приоткрылась на несколько дюймов, и оттуда выскользнула Керен.

Их отношения – ее и Дуайта – оставались по-прежнему странными; было в них что-то, о чем она раньше и не задумывалась. Керен желала завладеть любовником полностью и, обнаружив, что это не выходит, даже немного заревновала. Первой любовью Дуайта была его работа. Керен-то в свое время и подобралась к нему, изобразив интерес к его работе, и теперь удерживала молодого врача, продолжая следовать своей тактике.

Не сказать, чтобы Керен это так уж не нравилось. Напротив, ей даже доставляло удовольствие разыгрывать из себя рассудительную помощницу доктора. Это немного напоминало ее роль в пьесе «Хилари Темпест». Порой она воображала себя женой врача. Марк в счет не принимался. Вот она, полная очарования, в деловом, но женственном платье помогает Дуайту в каком-то серьезном исследовании. Керен знала, что ее руки будут холодными и умелыми, а все действия – невероятно полезными. В результате Дуайт станет ею восхищаться, да и не только он, но и все мелкопоместные дворяне. О ней заговорят по всей округе. Керен слышала об успехе миссис Полдарк на балу в Зале приемов и о том, что с тех пор многие приезжали в Нампару специально, чтобы с нею повидаться. И никак не могла понять причину этого успеха.

В прошлом месяце жена Росса вдруг возомнила себя настоящей леди и намекнула Керен, чтобы та была поосторожнее в своих поступках. Керен это возмутило. Что ж, если Демельза добилась успеха в высшем обществе, то уж она, в роли жены доктора, пойдет еще дальше. Но и это еще не предел. Мало ли какая возможность может подвернуться? Как-то к Полдаркам заезжал грузный волосатый старик; Керен случайно встретилась с ним, когда шла через долину Нампары, и он одарил ее взглядом, который никак не назовешь мимолетным. Когда Керен узнала, что это был баронет, да еще и неженатый, она очень порадовалась, что надела в тот день свое лучшее платье.

Домой она пробиралась через заросли кустов. Часы Дуайта показывали половину четвертого, так что времени у нее было предостаточно, но и задерживаться тоже не следовало. В низину между домами опустился туман. Керен нырнула в него, как в реку. Одежда потяжелела от сырости, лицо стало влажным, в волосах поблескивали капельки воды. Между кустами тут и там попадались луноцветы, Керен на ходу сорвала один. Она на ощупь перебралась через овраг, поднялась вверх по склону и вынырнула в кристально чистый воздух.

Сегодня она, лежа обнаженной в объятиях Дуайта, сумела его разговорить. Он рассказал любовнице о том, чем занимался днем, о маленьком мальчике, умершем в Марасанвосе от ангины, о результатах лечения прикованной к постели женщины, которая страдала от абсцесса, о планах на будущее. Вообще-то, чужие проблемы Керен абсолютно не волновали, но эти разговоры должны были сцементировать их отношения.

Когда Керен добралась до дома, луна уже закатилась, небо на востоке стало светлеть. Она оглянулась. Овраг у нее за спиной был похож на молочную реку с четкими берегами. Керен вошла в дом и повернулась, чтобы закрыть дверь, но в этот момент кто-то снаружи распахнул ее еще шире.

– Керен.

Сердце у нее сперва замерло, а потом так заколотилось, что, казалось, еще немного, и от этого грохота расколется голова.

– Марк! – воскликнула она. – Ты сегодня рано! Что-то случилось?

– Керен…

– Как ты смеешь так меня пугать! Я чуть не умерла от страха!

Она уже немного пришла в себя и бросилась в атаку, чтобы упредить нападение. Но на этот раз Марку было что ей предъявить.

– Где ты была, Керен?

– Я? – переспросила Керен. – Мне не спалось. Боли замучили. О, Марк, такие сильные боли. Я молила Бога, чтобы ты поскорее пришел и приготовил мне что-нибудь теплое. Но я была совсем одна. Я не знала, что мне делать. Вот и подумала, может, пройдусь, авось и полегчает. Если бы знала, что ты вернешься пораньше, пошла бы тебе навстречу. – Цепкие глаза Керен разглядели в полумраке повязку на руке мужа. – Ой, Марк! Ты поранился? Несчастный случай, да? Дай-ка я посмотрю!

Керен шагнула к мужу, но он наотмашь ударил ее по губам обожженной рукой, с такой силой, что она отлетела в дом и осела на пол, как кучка тряпья.

– Ты – грязная лгунья! Грязная лгунья! – В голосе Марка снова прорывались рыдания.

Керен заплакала от боли. Ее тоненький, похожий на писк котенка, девичий плач был так не похож на рыдания Марка.

Он наклонился над женой и сказал страшным голосом:

– Ты была с Энисом.

Керен подняла голову:

– Сам ты грязный! Грязный подонок! Поднял руку на женщину! Вонючая скотина! Отойди от меня! Отстань! Я тебя в тюрьму упрячу! Убирайся!

Слабые лучи света упали на опаленное и почерневшее лицо Марка. Керен разглядела его сквозь пальцы и пряди спутавшихся волос и снова заплакала.

– Ты была с Энисом, ты спала с ним! – Голос Марка звучал все громче и громче.

– Неправда! Ни с кем я не спала! – кричала Керен. – Ты сам все врешь! Да, я ходила к Энису, потому что плохо себя почувствовала. Он ведь доктор, не забыл еще? Ты жестокий грубиян. Мне было так больно.

Даже эта на ходу выдуманная причина заставила Марка на секунду призадуматься. Больше всего на свете он хотел быть справедливым, поступить с ней правильно.

– И сколько ты там пробыла?

– О… Больше часа. Он дал мне какую-то пилюлю, а потом я должна была подождать, пока…

– Я прождал тебя больше трех часов…

Керен понимала, что должна срочно что-то придумать.

– Марк, – с отчаянием в голосе сказала она, – это совсем не то, что ты думаешь. Клянусь Богом, Марк. Если ты сходишь к Энису, он все объяснит. Пойдем сейчас к нему. Он все время ко мне приставал, просто проходу не давал. А когда я однажды ему уступила, он пригрозил, что, если не стану с ним встречаться, он все расскажет тебе. Клянусь Богом, памятью матери клянусь. Я ненавижу этого человека, Марк! Я только тебя одного люблю! Иди убей его, если хочешь. Он заслужил это, Марк! Клянусь Богом, он мною воспользовался!

Керен не останавливалась, она говорила первое, что приходило в голову, слова были ее единственной защитой. Она осыпала Марка словами, чтобы отвести от себя его гнев, врала, изворачивалась, а потом, когда увидела, что все ее попытки тщетны, ловко, как кошка, проскочила у него под мышкой и кинулась к двери.

Марк одной рукой ухватил жену за волосы и притянул к себе.

Керен сопротивлялась что было сил, она пинала его, кусалась, царапалась. Но Марк не дал выцарапать себе глаза, а на укусы попросту не обращал внимания, будто ничего и не чувствовал. Он разорвал ворот ее платья и сдавил горло.

Керен перестала кричать, ее глаза наполнились слезами, остекленели, вылезли из орбит. Она понимала, что умирает, но жизнь не отпускала и звала ее обратно. Дуайт, баронет, годы триумфа, слезы, смерть.

Керен резко дернулась, Марк потерял равновесие, и они повалились на ставни. Хлипкая защелка не выдержала, и оба рухнули на подоконник. Марк придавил своим телом Керен.

Летнее утро. Остекленевшие глаза девушки, которую он любил, женщины, которую ненавидел. Ее лицо распухло. Марк обезумел, к горлу подступала тошнота, его слезы капали на ее лицо.

Он ослабил хватку, но мертвая Керен продолжала смотреть на него. Марк закрыл ее лицо ладонью и оттолкнул от себя.

Под его рукой что-то тихо щелкнуло. Марк повалился на пол и застонал.

А она не двигалась.

В небе ни облачка. Штиль. Чирикают и щебечут птицы. В низкорослом боярышнике второй выводок птенцов дрозда, за которыми любил наблюдать Марк, вылетел из гнезда; остался только один, самый слабенький. Прочие хлопали крыльями, вертели головой и с интересом разглядывали этот странный новый мир.

Молочная река тумана уходила по оврагу до самого берега моря, а там разлеталась среди песчаных холмов, как клочья пара из кипящего чайника.

Когда рассвело, море успокоилось, от ночной бури не осталось и следа. На горизонте, над светлой, как голубиное яйцо, водой, поднималась терракотовая дымка. Восходящее солнце окрасило светлым кармином гребни дюн.

Четко просматривались неказистые лачуги Уил-Лежер, между ними передвигались несколько фигур в блекло-коричневом тряпье, которое в лучах восходящего солнца казалось розовым и очень даже красивым. Солнечные лучи расшевелили туман, рассеяли и погнали его к низким скалам, где он укрылся в тени, перед тем как окончательно растаять.

Снегирь, которого приручили Марк и Керен, спорхнул на порог дома, выпятил грудь и запрыгнул внутрь. Там было тихо, но снегирю не понравилась эта тишина, он немного поклевал крошки на полу и попрыгал обратно за порог. Там он увидел, что один из его друзей свесился из окна, но почему-то не пытается привлечь его внимание.

Снегирь улетел.

Солнце добралось до дома, протянуло свои лучи по усыпанному песком полу, рябому от следов обуви. Осветило перевернутый стул и разбросанные по полу огниво, огарок свечи и шахтерскую шляпу.

На пороге лежал сорванный Керен луноцвет. Его раздавили, но белые влажные лепестки еще не успели потерять свою свежесть.

Россу снилось, что он спорит с сэром Тревонансом и другими акционерами из-за медеплавильного завода. В этом сне не было ничего удивительного, ведь в последнее время вся его жизнь наяву была посвящена защите интересов «Карнморской медной компании». Все силы были брошены в бой, и никто не знал, чем он закончится.

В этой битве все методы были дозволены. На «Объединенные шахты» оказывалось серьезное давление, Ричарда Тонкина вынудили уйти из правления, а у сэра Джона Тревонанса затянулась судебная тяжба в Суонси.

Россу снилось собрание, которое должно было состояться через несколько дней в доме Тревонанса, и на этом собрании все говорили одновременно. Росс без конца стучал по столу, призывая участников дискуссии к порядку, но его никто не хотел слушать, и чем больше он стучал, тем сильнее шумели спорщики. Потом все вдруг умолкли, а Росс обнаружил, что лежит на своей кровати и слушает, как кто-то стучит в парадную дверь.

Уже рассвело, сквозь не полностью зашторенные окна светило солнце. Гимлетты скоро встанут. Росс потянулся к часам, но оказалось, что он, как обычно, забыл их завести. Рядом на подушке темным облаком раскинулись волосы Демельзы. Ее дыхание было ровным, как ход часов. У нее никогда не возникало проблем со сном. Если Джулия просыпалась среди ночи, Демельза вставала, успокаивала малышку, а через пять минут засыпала сама.

Кто-то торопливо спустился вниз, и стук прекратился. Росс выскользнул из постели, а Демельза села, как всегда свежая, словно бы и не ложилась спать.

– Что там такое?

– Не знаю, дорогая.

В дверь постучали, и Росс открыл. В подобных ситуациях он почему-то до сих пор все еще ожидал увидеть Джуда.

– Прошу прощения, сэр, – сказал Гимлетт, – там вас мальчик спрашивает. Чарли Барагванат, сын садовника из Мингуса. Он ужасно расстроен.

– Сейчас спущусь.

Демельза тихо вздохнула. Она думала, что это какие-то известия о Верити. Весь вчерашний день, чудесный солнечный день, бо́льшую часть которого они провели на пляже, гуляя босиком по мелководью, золовка не шла у нее из головы. Это был день освобождения Верити, и она, Демельза, планировала его дольше года. Теперь ей не терпелось узнать, как все прошло.

Демельза сидела на кровати, подтянув покрывало к самым глазам, и наблюдала за тем, как Росс одевается и выходит из комнаты. Ей так хотелось, чтобы его перестали беспокоить по разным делам. Единственным ее желанием было остаться наедине с мужем и дочерью. Но гости приходили все чаще, особенно, как иронически называл их Росс, ее воздыхатели. Сэр Хью Бодруган вот уже несколько раз заезжал на чай.

Вернулся Росс. Демельза сразу поняла: что-то неладно.

– В чем дело?

– Мальчишка лопочет не пойми чего, сложно разобрать. Думаю, что-то на шахте.

Она села:

– Несчастный случай?

– Нет. Ты поспи, сейчас еще только пять утра.

Росс снова спустился вниз, к мальчишке, который так стучал зубами, будто продрог до костей. Росс дал ему пару глотков бренди, и они направились через яблоневый сад на холме.

– Ты первый туда пришел? – спросил Росс.

– Да, сэр… Я… я обычно заглядываю к ним по пути. Они, правда, не всегда дома в это время года. Да еще так рано. Но я всегда хожу этой дорогой. Я подумал, что хозяев нет дома. А потом я увидел ее… потом увидел… – Мальчишка закрыл лицо руками. – Я чуть в обморок не хлопнулся. Правда, сэр. Чуть не упал прямо там.

Когда они подошли к дому, там уже стояли трое мужчин: Пол Дэниэл, Заки Мартин и Ник Вайгус.

– Мальчик сказал правду? – спросил Росс.

Заки кивнул.

– В доме есть кто-нибудь?

– Нет, сэр.

– А вы знаете, где сейчас Марк?

– Нет, сэр.

– За доктором Энисом послали?

– Только что, сэр.

– Да, уж за ним-то мы послали, будьте уверены, – с горечью добавил Пол Дэниэл.

Росс мельком глянул на него и велел:

– Заки, пойдешь со мной.

Они вместе направились к открытой двери, Росс пригнулся и вошел в дом.

Керен лежала на полу. Кто-то накрыл ее одеялом. Солнечный свет заливал его золотистым потоком.

– Но мальчик говорил…

– Да… Мы ее перенесли. Нам показалось неправильным оставлять бедняжку вот так.

Росс опустился на одно колено и приподнял одеяло. На Керен был красный платок, который Марк выиграл год назад на состязаниях борцов. Росс встал и вытер ладони.

– Заки, а где был Марк, когда это случилось? – спросил он вполголоса, чтобы никто не мог подслушать.

– Он сегодня работал в ночь, капитан Росс, и сейчас как раз должен был вернуться. Но в самом начале смены с ним произошел несчастный случай. Наш Мэтью пришел домой и лег спать в начале первого.

– Как думаешь, где он может быть?

– Вот уж не знаю.

– Вы послали за приходским констеблем?

– За кем? За стариком Вейджем? А надо было?

– Да нет, это приход Мингуса, и делом займется Дженкинс.

На пол упала чья-то тень. Это был Дуайт Энис. Лицо белое как полотно, а глаза лихорадочно блестят.

– Я… – Он посмотрел на Росса, потом на тело на полу. – Я пришел…

– Чертовски неприятное дело, Дуайт.

Росс испытывал к молодому человеку дружеское расположение, поэтому он повернулся к Полу Дэниэлу, который тоже вошел в дом, и сказал:

– Идемте, не будем мешать доктору осматривать тело.

Пол был против, но возражать такому уважаемому человеку, как капитан Полдарк, не стал. Они вышли из дома. Росс оглянулся и увидел, как Дуайт наклонился, чтобы откинуть одеяло. Рука у него дрожала; казалось, молодой врач вот-вот упадет без чувств прямо на труп Керен.

Весь день никто не слышал о Марке Дэниэле. Около полуночи он, раненый и почерневший от гари, поднялся из шахты, перед рассветом разоблачил неверность жены, а потом его поглотил теплый день.

Больше никто ничего не знал. Но шепоток об измене Керен, как ветер в траве, распространился по округе, и никто не сомневался в том, что именно это и послужило причиной ее смерти. И, что любопытно, похоже, никто не сомневался в справедливости такого исхода. Греховодница получила по заслугам. С того момента, как эта девица появилась в их краях, она постоянно выставляла себя напоказ перед здешними мужчинами. Любая женщина, у которой было хоть немного мозгов, понимала, что Марку просто так рога не наставишь. Керен тоже знала, чем это чревато, но решила рискнуть. Она поставила на свой быстрый ум против его медленной силы. Какое-то время ей все сходило с рук, но потом она совершила ошибку, и тут-то для нее все и закончилось. Возможно, это было не по закону, но зато справедливо. А «Тот мужчина» должен был благодарить небеса, что остался жив. Будь он не так осторожен, тоже лежал бы сейчас там, на полу, со сломанной шеей. На его месте любой бы уже сел на лошадь и ускакал миль за двадцать от Мингуса. И не возвращался бы, пока Марк на свободе. Потому что, несмотря на всю его ученость, он для Марка был сопливым мальчишкой, которого здоровяк-шахтер мог сломать, как прутик.

Впрочем, Эниса не сильно осуждали, хотя и могли бы.

За те месяцы, что Дуайт здесь прожил, он успел завоевать любовь и уважение, а вот Керен местным с самого начала не нравилась. Они могли бы ополчиться на Эниса, который разрушил чужую семью, но вместо этого винили Керен, за то, что она соблазнила молодого врача и сбила его с пути истинного. Многие женщины видели, как Керен смотрела на их мужей. «Это не его вина», – говорили они. Но все же никто из местных не хотел бы оказаться на месте доктора. Он был вынужден прийти к Марку и осмотреть тело; рассказывали, что, когда Энис покинул дом, пот с него лил в три ручья.

В шесть вечера Росс отправился повидать Дуайта.

Сначала Боун не хотел его впускать: «Доктор велел ни под каким предлогом его не беспокоить». Но Росс даже слушать не стал и решительно вошел в дом.

Дуайт сидел за столом с выражением беспросветного отчаяния на лице и смотрел на лежавшую перед ним груду бумаг. С утра он не переоделся и не побрился. Увидев Росса, Энис встал:

– У вас какие-то важные новости?

– Никаких новостей. Но вот что действительно важно, Дуайт. На вашем месте я бы здесь не оставался. Уезжайте, проведите несколько дней в городе у Паско.

– Зачем мне уезжать? – не понял Дуайт.

– Затем что Марк Дэниэл – опасный человек. Неужели вы думаете, что, если обманутый муж решит с вами поквитаться, его смогут остановить Боун и пара замков на дверях?

Дуайт закрыл лицо руками:

– Значит, вам уже все известно?

– Ну, удивляться тут нечему. В сельской местности все обязательно выплывает наружу. Так вот…

– Я никогда не забуду ее лицо! – сказал Дуайт. – Я целовал ее всего за два часа до этого!

Росс прошел через комнату и налил доктору стакан бренди:

– Выпейте. Вам еще повезло, что Марк до вас не добрался. Теперь надо сохранить вам жизнь.

– Не вижу в этом смысла.

Росс сдержался.

– Послушайте, юноша, – сказал он как можно мягче, – вы должны взять себя в руки. Сделанного не воротишь. Однако можно предотвратить еще большее зло. Я здесь не для того, чтобы судить вас.

– Знаю, – кивнул доктор. – Я знаю, Росс. Я сам себя сужу.

– И несомненно, слишком сурово. Любому понятно, что в этой трагедии виновата девчонка. Уж не знаю, насколько вы к ней привязались…

Тут Дуайт сломался:

– Я и сам не знаю, Росс. Правда не знаю. Когда я увидел ее там, на полу, я… мне показалось, что я любил ее.

Полдарк налил себе выпить, а когда снова подошел к Энису, тот уже немного оклемался. И Росс продолжил свои увещевания:

– Сейчас главное – на какое-то время уехать отсюда. Хотя бы на неделю или около того. Судьи выдали ордер на арест Марка, констебли уже его ищут. Это все, что можно было сделать на данный момент, и, возможно, этого будет достаточно. Но вот если Марк захочет сбежать… Да, все жители графства по закону обязаны помогать в поимке преступника, но я лично сомневаюсь, что хоть кто-то из них станет в этом участвовать.

– Люди приняли его сторону и правильно сделали.

– Но это еще не значит, что они против вас, Дуайт. Как бы там ни было, через день-два будут предприняты и другие меры, а через неделю Марка здесь уже не будет, и вы сможете спокойно вернуться.

Доктор встал, опрокинув полупустой стакан:

– Нет, Росс! За кого вы меня принимаете? Думаете, я стану прятаться, пока Марка не разыщут, а потом потихоньку вернусь обратно? Ну уж нет, я предпочту встретиться с ним один на один, и будь что будет.

Дуайт начал ходить взад-вперед по комнате. Потом остановился:

– Посмотрите на ситуацию с моей точки зрения. Я подвел местных жителей во всех отношениях. Абсолютно чужой человек пришел к ним как врач. Самое худшее, с чем я столкнулся, – это подозрительность, но чаще меня встречали с добротой. В благодарность за помощь – хотя это мой долг – люди несли мне свежие яйца и другие продукты, которые приберегали для больных, и слышать ничего не хотели, когда я пытался отказаться. И такие, казалось бы, незначительные знаки внимания я получал даже от пациентов доктора Чоука. Люди доверяли мне. А я в ответ разрушил жизнь одного из них. Если я уеду сейчас, то навсегда останусь для них обманщиком и неудачником.

Росс ничего на это не ответил.

– Но есть другой, пусть и более тяжелый путь – пройти через все это и попробовать еще раз. Послушайте, Росс, в Марасанвосе снова случай гнойной ангины. В Грамблере одна роженица чуть не умерла из-за неправильных действий повитухи. Были четыре случая, когда состояние больных силикозом шахтеров улучшилось после правильного лечения. Здесь есть люди, которые поверили в меня. А я, я их предал. Но если я сейчас уеду и оставлю их на попечении Томаса Чоука с его допотопными методами, это будет еще большим предательством.

– Я не предлагал вам этот выход, – сказал Росс.

Дуайт покачал головой:

– А другого просто нет.

– Тогда проведите несколько дней в Нампаре. У нас есть свободная комната. И слугу своего возьмите.

– Нет. Спасибо за приглашение. С завтрашнего дня я буду жить по своему обычному распорядку.

Росс мрачно посмотрел на молодого человека:

– В таком случае ваша смерть будет на вашей совести.

Дуайт прикрыл глаза руками:

– На моей совести смерть Керен.

Из домика привратника Росс пошел прямиком к Дэниэлам. Все семейство сидело в полумраке. Обстановка была как на поминках. Присутствовали все взрослые, кроме жены Пола. Бет, которую Керен при жизни так презирала, не могла смириться с мыслью, что покойница всю ночь пролежит одна, и ушла в дом Марка на бдение.

Старик Дэниэл посасывал глиняную трубку и все говорил, говорил, говорил. Его никто не слушал, но старика, похоже, это не волновало. Он просто старался заглушить словами свою боль и тревогу.

– Помнится, когда я в шестьдесят девятом году работал на Верхнем озере, был там такой случай. Да, точно, на Верхнем озере, в шестьдесят девятом… Или в семидесятом? Один парень сбежал с женой лавочника. Очень хорошо это помню. Но в том не было его вины…

Все уважительно поздоровались с Россом. Заплаканная бабуля Дэниэл поспешила уступить гостю свой расшатанный табурет. Росс всегда был вежлив со старухой, и она старалась платить ему той же монетой. Росс поблагодарил бабулю, но отказался, сославшись на то, что ему нужно переговорить с Полом с глазу на глаз.

– Да, не было в том его вины. Удрал, стало быть, тот парень с женой лавочника. А тот взял лопату – и за ними. Прям с лопатой и побёг. Ничего больше и не прихватил, токмо лопату.

Пол расправил плечи и без лишних вопросов вышел вслед за Россом из дома. Он закрыл за собой дверь, прислонился к ней и слегка набычился. Соседи тоже стояли и разговаривали возле своих домов, но они не могли их услышать.

– Есть какие-нибудь новости от Марка?

– Нет, сэр.

– Как думаешь, где он может быть?

– Понятия не имею, сэр.

– Я так полагаю, Дженкинс тебя уже допросил?

– Да, сэр. И всех в Меллине тоже. Но мы ничего не знаем.

– А если бы и знали, то не сказали бы, так?

Пол посмотрел на свои ботинки:

– Так, сэр.

– Пол, это не драка или воровство, это очень серьезное преступление. Если бы Марк что-то украл и ударился в бега, то со временем о нем бы все позабыли. Но когда дело касается убийства, все иначе.

– А почему вы так уверены, что это Марк ее убил?

– Если он не убивал, то почему сбежал?

Пол пожал своими могучими плечами и, прищурившись, посмотрел на заходящее солнце.

– Полагаю, Пол, мне следует рассказать тебе, что будет дальше. Судьи выдадут ордер, констебли пойдут по следу, Дженкинс, старый кузнец из Марасанвоса и Вейдж из Сола тоже очень постараются. Думаю, у них все получится.

– А может, и нет.

– Если не получится, организуют облаву. А облава для беглеца не шутка. Лучше бы до этого не доходило.

Пол переступил с ноги на ногу, но ничего не ответил.

– Пойми, я знаю Марка с самого детства, – продолжил Росс. – И мне очень больно думать о том, что его непременно выследят и повесят.

– Если сам сдастся – точно будет болтаться на виселице, – возразил Пол.

– Стало быть, ты не знаешь, где брат?

– Ничего я не знаю. Но кое о чем догадываюсь.

– Ага. – Росс наконец услышал то, что хотел. – Пол, ты ведь знаешь бухту Нампары? Не сомневаюсь, что знаешь. Там есть две пещеры. В одной из них спрятана лодка.

Пол метнул на Росса быстрый взгляд:

– И?

– Лодка совсем небольшая. Я, бывает, на ней рыбачу. Весла держу на отмели в пещере. Уключины у меня дома, так что без меня никто эту лодку не возьмет.

Пол облизнул губы:

– Правда?

– Правда. И еще у меня дома есть съемная мачта и паруса. Так что можно превратить лодку в куттер. По опыту знаю, она неплохо выдерживает ветер. На большой глубине далеко от берега, правда, могут возникнуть проблемы, но летом отчаянный человек и в океане справится. В Англию Марку путь теперь заказан. Однако на севере – Ирландия, на юге – Франция, а там сейчас волнения. У Марка есть знакомые в Бретани, он ведь плавал туда.

– Неужели? – Пол начал заметно потеть.

– Да, – сказал Росс.

– А как насчет парусов и уключин?

– Они могут оказаться там после наступления темноты. И еще немного еды, чтобы не умереть с голоду. Но это так, просто мысли вслух.

Пол вытер пот со лба:

– Спасибо вам за такие мысли. Если…

– У меня всего одно условие. – Росс ткнул указательным пальцем в грудь Полу. – Об этом должны знать только двое или трое. Не слишком приятно прослыть пособником убийцы. И я бы не хотел, чтобы в это был посвящен Вайгус. У Ника имеется мерзкая привычка: он вечно выбалтывает сведения, способные навредить другим. Во власти есть люди, которые только порадуются, если я суну голову в петлю. А я не собираюсь этого делать ни ради тебя, ни ради твоего брата, ни ради всех разбитых сердец Меллина. Если не найдешь помощника в своей семье, обратись лучше к Заки Мартину.

– Нет, сэр, я и сам справлюсь. Нет нужды привлекать посторонних. Старик наш помрет с горя, коли увидит Марка в петле. И бабуля тоже, хотя, кто знает, может, и нет: она у нас крепкая. Но это позор для всей семьи. Если такое случится…

– Тебе известно, где брат сейчас?

– Я знаю, где он может появиться, и оставлю там ему записку. Но думаю, что раньше завтрашней ночи ничего не получится. Сначала я назначу встречу, а потом еще надо убедить Марка, что для всех будет лучше, если он уплывет. Говорят, его все это очень сильно подкосило.

– Так, значит, его кто-то видел?

Пол мельком глянул на Росса:

– Ага.

– Не думаю, что Марк станет упираться, если ты упомянешь о его отце. Но ты все же поторопись, Пол. Все надо сделать не позднее завтрашнего дня.

– Хорошо. Я постараюсь. Если получится сегодня, я дам вам знать. И спасибо вам, сэр. Пока не знаю, как вас отблагодарить, но непременно отблагодарю, будьте уверены!

Росс развернулся и пошел в Нампару, а Пол направился в дом, где старик Дэниэл все говорил и говорил своим дребезжащим голосом, лишь бы только не наступила тишина.

Росс, погруженный в свои мысли, вернулся в Нампару. Джон Гимлетт мыл окна в библиотеке, перед тем как повесить пошитые его женой шторы. Трудолюбие этой пары, особенно по контрасту с ленью Пэйнтеров, всякий раз приятно удивляло Росса. Сад был ухожен. В прошлом году Демельза купила семена мальвы, и сейчас, в безветренное летнее утро, ее цветы окрашивали стены в царственный пурпур. Джулия лежала в кроватке в тени деревьев. Росс увидел, что дочка не спит, и взял ее на руки. Малышка радостно загукала и стала хватать отца за волосы.

Демельза копалась в саду. Росс посадил Джулию на плечо и побежал к жене. Демельза была в белом муслиновом платье и, что доставило Россу странное удовольствие, в перчатках. Его жена постепенно превращалась в настоящую леди, причем делала это спокойно и без лишней суеты.

В это лето она повзрослела. Природная склонность к озорству никуда не делась, просто Демельза научилась себя контролировать. А еще она перестала удивляться тому, что мужчины оказывают ей знаки внимания.

Демельза взяла у мужа радостно гукающую дочку:

– Смотри, Росс, у нас еще один зубик. Вот тут, потрогай. У тебя чистые руки? Тогда пощупай.

– Да, действительно. Скоро наша дочь сможет кусаться, как Гаррик.

– Есть какие-нибудь новости о Марке?

Росс вполголоса все рассказал жене.

Демельза бросила взгляд на Гимлетта:

– А это не очень опасно?

– Нет, если поторопиться. Мне кажется, Пол знает больше, чем говорит, и Марк объявится сегодня вечером.

– Мне страшно за тебя. А вдруг кто-нибудь узнает?

– Сейчас главное, чтобы Дуайт сидел дома и не высовывался.

– Ой, у меня же для тебя весточка от Элизабет, – спохватилась Демельза и вытащила из кармашка передника письмо.

Росс сломал печать.

Дорогой Росс!

Тебе, должно быть, известно, что Верити прошлой ночью сбежала к капитану Блейми. Она уехала, пока мы были на вечерне, и они вместе отправились в Фалмут. Сегодня они поженятся.

Элизабет

– Значит, Верити все-таки решилась! Я очень этого боялся.

Демельза тоже прочитала письмо.

– Но почему они не могут быть счастливы вместе? Я всегда говорила: лучше рискнуть, чем до гроба вести тоскливую, пусть и сытую жизнь.

– Но Элизабет пишет: «Тебе, должно быть, известно». Почему она решила, что мне об этом известно?

– Ну, наверное, уже пошли слухи.

Росс пригладил взъерошенные дочкой волосы. Этот жест был совсем мальчишеским, но сам он оставался очень серьезным.

– Не могу представить, как Верити будет жить с Блейми. Хотя, возможно, ты права и она обретет с ним счастье. Молю Бога, чтобы так и было. – Росс освободил руку из цепких пальчиков Джулии. – Начался дождь – жди ливня. Как я понимаю, мне надо съездить в Тренвит, повидаться с Фрэнсисом и Элизабет. Тон письма довольно резкий. Полагаю, они расстроены.

«Значит, это все-таки случилось, – подумала Демельза. – Верити вышла замуж. Я тоже стану за них молиться, потому что не смогу спать спокойно, если эти двое будут несчастливы в браке».

– Надо поспешить – до заката меньше часа. – Росс посмотрел на Демельзу. – Ты ведь не поедешь к ним вместо меня?

– К Элизабет и Фрэнсису? Господи, нет, конечно! Росс, я на многое ради тебя пойду, но только не на это.

– Ну, тебе-то тревожиться не из-за чего. А мне поехать, конечно, надо. Хотел бы я знать, что подтолкнуло Верити к этому шагу, после стольких-то лет. Полагаю, она могла бы и для меня письмо написать.

Росс ушел, а Демельза поставила Джулию на землю и позволила ей походить по саду. Малышка топала туда-сюда, визжа от радости и стараясь дотянуться до цветочков. Гимлетт тем временем закончил мыть окна, подхватил ведро и ушел в дом, а Демельза думала о своем и смотрела, как солнце клонится к закату. Закат был не из тех, каким бы хотелось завершить день: блеклое небо в полосках облаков быстро темнело.

Выпала роса. Демельза подхватила дочку на руки и унесла ее в дом. Гимлетт уже занес внутрь кроватку, а миссис Гимлетт зажигала свечи.

Демельза накормила Джулию размоченным в бульоне хлебом и, только когда уложила ее спать, поняла, что Росс что-то слишком уж долго не возвращается. Она спустилась вниз и открыла парадную дверь. Ночь затянула небо облаками, прохладный ветер шуршал в кронах деревьев. Погода начала меняться. Где-то вдалеке раскудахталась камышница.

Наконец появился муж. Смуглянка, увидев Демельзу, заржала, а Росс спрыгнул на землю и накинул поводья на ветку сиреневого куста.

– Кто-нибудь приходил?

– Нет. Долго тебя не было.

– Повстречал Дженкинса и еще Уилла Нэнфана. Уилл вечно все знает. В помощь Дженкинсу выделили двух констеблей. Будь добра, зажги свечу, надо немедля отнести вниз парус.

Демельза прошла за мужем в библиотеку.

– Ветер поднимается. Марк должен уплыть сегодня. Если это вообще возможно. Завтра будет поздно, и уже не только из-за погоды.

– А почему, Росс?

– Сэр Хью, один из судей по этому делу, настаивает на привлечении военных. Очевидно, Керен… Думаю, он положил на нее глаз, ты же знаешь этого похотливого старикана…

– Знаю, Росс.

– Так что у него в этом деле личный интерес. А это плохо для Марка. Но есть у сэра Хью и еще одна причина.

– Какая?

– Помнишь, на прошлой неделе в Сент-Анн был инцидент с таможенником? Сегодня власти направили туда отряд драгун. Они побудут там какое-то время и вполне могут устроить облаву. Как ты знаешь, сэр Хью – друг мистера Тренкорма, и именно там он покупает спиртное. Для них будет выгодно переключить внимание драгун с контрабандистов на поимку убийцы.

– Тебе помочь?

– Нет, я и сам управлюсь за полчаса.

– А… что насчет Верити?

Росс с мачтой на плече остановился в дверях библиотеки.

– Да… Она действительно сбежала. И мы из-за этого здорово поспорили с Фрэнсисом.

– Поспорили? – Демельза почувствовала, что Росс чего-то недоговаривает.

– Ну, это мягко сказано. Вообще-то, мы поругались. Он обвинил меня в том, что я организовал побег Верити, и отказался поверить, когда я поклялся, что это не так. Вот уж не ожидал такого от Фрэнсиса.

Демельза передернула плечами, как будто ей вдруг стало холодно.

– Но, дорогой, почему он заподозрил именно тебя?

– Представляешь, они с Элизабет решили, что я каким-то образом передавал через тебя письма Блейми к Верити. Я как услышал такое, чуть его не ударил. В любом случае поссорились мы надолго. Столько всего друг другу наговорили, что теперь нелегко будет помириться.

– О, мне так жаль…

Росс постарался изобразить беспечность.

– Ты пока побудь здесь и скажи Гимлетту, что я вернулся. Пусть займется Смуглянкой.

Демельза прошла немного вместе с Россом вдоль ручья, он скрылся в темноте, а она стояла и слушала, как волны разбиваются о берег.

Помогать убийце избежать наказания – дело малоприятное, но теперь все стало гораздо сложнее, потому что на кону было самое главное – ее отношения с Россом. Целый год Демельза делала все, что могла, ради счастья Верити, прекрасно понимая, что ни Росс, ни тем более Фрэнсис с Элизабет не одобрят ее усилия. Но она даже не думала о том, что результат этих усилий приведет к разрыву отношений между Россом и его кузеном, и теперь не представляла, что же делать.

Демельза настолько глубоко погрузилась в свои мысли, что не заметила, что по лужайке к дому идет какой-то человек. Она вошла в дом, и тут ее кто-то окликнул. Демельза отступила назад, чтобы фонарь из холла осветил двор.

– Доктор Энис!

– Простите, миссис Полдарк, я не хотел вас напугать… Ваш муж дома?

Демельза узнала доктора, но сердце ее по-прежнему отчаянно колотилось.

– Его сейчас нет.

Энис был так не похож на себя прежнего – ухоженного молодого человека в черном сюртуке, он как будто не спал целую неделю. Доктор стоял в нерешительности у порога, понимая, что его не хотят приглашать в дом, вот только ошибался в причине.

– А как скоро он вернется?

– Может, через полчаса.

Дуайт повернулся, чтобы уйти, но остановился:

– Вы простите меня за вторжение?

– Да, конечно.

Демельза проводила Дуайта в гостиную. Это было опасно, но деваться было некуда.

Доктор держался очень напряженно.

– Прошу, не обращайте на меня внимания, занимайтесь своими делами, я вам не помешаю.

– Вы мне не помешали, – тихо сказала Демельза. – Я ничем не занята. – Она прошла через комнату и задернула шторы. – Мы нынче припозднились с ужином. Не желаете бокал портвейна?

– Нет, спасибо. Я…

Демельза отвернулась от окна.

– Вы, конечно, слышали о сегодняшней трагедии? Наверное, осуждаете меня? – с жаром спросил Дуайт.

Она слегка покраснела:

– Как я могу вас осуждать, если даже ничего толком не знаю.

– Мне не следовало об этом упоминать. Но я так много про это думал… Думал весь день, а поговорить было не с кем. И вечером я почувствовал, что должен куда-нибудь пойти. А ваш дом – единственный…

– Сегодня для вас выходить из дома небезопасно, – заметила Демельза.

– Я высоко ценю ваше мнение. Ваше и Росса. Именно его доверие привело меня сюда. Не чувствуй я этого доверия, мне бы оставалось только встать и уйти.

– Не думаю, что вы утратили доверие Росса, но вряд ли именно нынче вечером он будет рад вашему визиту.

– Почему?

– Я бы предпочла этого не объяснять.

– Вы хотите сказать, что мне следует уйти?

– Да, полагаю, что так будет лучше.

Демельза переставила тарелку на столе.

– Мне, несмотря ни на что, важно заручиться вашей поддержкой… Сегодня вечером я был готов… Был готов…

Демельза посмотрела ему в глаза:

– Тогда оставайтесь, Дуайт. Присаживайтесь и не обращайте на меня внимания.

Энис опустился в кресло и закрыл лицо руками. Демельза ходила туда-сюда, а он все говорил сам с собой, спорил, пытался что-то объяснить. Но вот чего не было в его монологе, так это жалости к себе и попытки оправдаться. Он, скорее, пытался найти оправдание для Керен. Ведь теперь ее все осуждали, и только он один мог защитить.

А потом, когда Демельза уже в третий раз вышла из гостиной и вернулась обратно, Дуайт вдруг замолчал.

– Что такое? – спросила она.

– Кажется, кто-то постучал в окно.

У Демельзы екнуло сердце, она сделала глубокий вдох и постаралась взять себя в руки.

– О, я догадываюсь, кто это. Вы сидите, я сама посмотрю.

Демельза вышла, прежде чем Дуайт успел ей возразить, и закрыла за собой дверь. Ну вот, именно этого она и боялась. И как раз когда Росса нет дома. Оставалось надеяться, что муж скоро вернется. А то ей при таком раскладе в одиночку не справиться.

Демельза прошла через холл и открыла парадную дверь. Фонарь осветил пустую лужайку. За кустом сирени что-то пошевелилось.

– Прошу прощения, мэм.

Это был Пол Дэниэл.

Демельза встретилась с Полом взглядом, потом посмотрела ему за спину:

– Капитан Полдарк только что ушел в бухту. Ты… ты один?

– Так вы все знаете? – вопросом на вопрос ответил Пол.

– Знаю.

Пол тихонько свистнул. От стены дома отделилась чья-то фигура. Пол протянул руку за спину Демельзы и прикрыл дверь, чтобы свет не падал на лужайку.

К ним подошел Марк, его лицо было в тени, но Демельза смогла разглядеть темные глазницы.

– Капитан Росс спустился в бухту, – сообщил брату Пол. – Нам бы тоже лучше туда пойти.

– Там во время прилива иногда рыбачат Боб Барагванат и Боб Нэнфан, – предупредила их Демельза.

– Тогда подождем капитана под яблонями, – сказал Пол. – Оттуда все подходы хорошо видать.

«И еще прекрасно видно, если кто-то выходит из дома».

– Безопаснее подождать его в доме. Лучше в библиотеке.

Демельза толкнула дверь и вошла в холл, но мужчины не торопились следом, они отступили назад и шепотом перекинулись парой фраз.

– Марк не хочет еще больше втягивать вас в это дело. Он лучше подождет снаружи.

– Нет, Марк, мы совсем не против. Заходите же скорей!

Пол направился в холл, а следом за ним, пригнувшись, чтобы не задеть притолоку, вошел и Марк. Прежде чем открыть дверь в спальню, через которую можно пройти в библиотеку, Демельза успела разглядеть волдыри у Марка на лбу, его посеревшее лицо и перевязанную руку. Она подхватила фонарь, чтобы пройти дальше, и тут в противоположном конце холла что-то пошевелилось. На пороге гостиной стоял Дуайт Энис.

Тишина в холле стала гнетущей, а потом взорвалась.

Пол Дэниэл захлопнул парадную дверь и прислонился к ней спиной. Марк с изможденным, опаленным лицом стоял с виду спокойно, только на шее и сжатых в кулаки руках вздулись вены.

Первой сориентировалась Демельза.

– Дуайт, возвращайтесь в гостиную. Сейчас же! – Демельза не узнавала собственный голос. – Марк, ты меня слышишь? Марк!

– Так это – чертова западня, – сказал беглец.

Демельза встала перед ним, она была такой маленькой и хрупкой на его фоне.

– Как ты смеешь такое говорить! Пол, ты что, ничего не понимаешь? Уведи его. Сюда, быстро.

Марк смотрел на Дуайта поверх головы Демельзы:

– Ах ты, гад.

– Тебе следовало сказать мне об этом раньше, – ответил Дуайт. – Прежде чем ее убивать.

– Чертов скользкий прелюбодей. Пользуешься своим положением. Разрушаешь жизнь тех, кому якобы помогаешь.

– Ты должен был прийти ко мне, а не убивать слабую женщину, которая не может себя защитить.

– Да я тебя сейчас…

Марк шагнул вперед, Демельза встала между ними. Марк, не глядя, попытался убрать ее с пути, но Демельза не отступила и принялась колотить его кулаками по груди. Марк моргнул и посмотрел вниз, на Демельзу.

– Ты хоть понимаешь, что все это значит для нас с Россом? – сверкая глазами, спросила она. – Мы ни в чем не виноваты. Мы же только пытаемся помочь. Помочь вам обоим. А вы готовы поубивать друг друга в нашем доме, на нашей земле. Неужели вам неведомы верность и… и дружба, которая превыше всего? Что привело тебя сюда сегодня вечером, Марк? Ты ведь не свою шкуру спасаешь. Ты хочешь спасти от бесчестья своего отца и родных. Если тебя повесят, это убьет старика. Что для тебя дороже – жизнь отца или жизнь этого человека? Дуайт, немедленно возвращайтесь в гостиную!

– Не могу, – сказал Дуайт. – Если Дэниэл хочет со мной разобраться, я останусь.

– А что он тут делает? – спросил Пол у Демельзы.

– Миссис Полдарк пыталась уговорить меня уехать.

– Ах ты, гад, – повторил Марк.

Демельза схватила шахтера за руку, хотя он и не думал замахиваться.

– Сюда. Здесь вас могут заметить слуги, и тогда уже скрыть ничего не получится.

Марк не сдвинулся ни на дюйм.

– И так уже ничего не скроешь, коли он обо всем знает. Выходи, Энис. Я с тобой покончу.

От Пола пока не было толку, но теперь он решил вмешаться:

– Эй, Марк, не глупи. Мне не меньше твоего противен этот слизняк, но, если ты с ним схватишься, все будет кончено.

– Все и так уже пропало.

– Да ничего подобного! – закричала Демельза. – Как ты не понимаешь! Выдав тебя, доктор Энис выдаст и нас!

Дуайт растерялся.

– Я никого не собираюсь выдавать, – сказал он.

– Да я скорее змее поверю, – отрывисто прохрипел Марк.

К нему подошел Пол:

– Да уж, встреча не из приятных, но деваться нам некуда. Идем, старина, мы должны все сделать так, как говорит миссис Полдарк.

Доктор Энис схватился за голову:

– Я никого не выдам, Дэниэл. Третье зло не исправит первые два. То, что ты сотворил с Керен, останется на твоей совести, а мой грех – на моей.

Пол потихоньку подталкивал Марка в сторону спальни, но тот вдруг сбросил руку брата и снова остановился. На его изможденном лице отразилась напряженная работа мысли.

– Может, сейчас и не время сводить счеты. Но это время еще настанет. Уж поверь мне, Энис.

Дуайт даже не поднял головы.

Марк посмотрел на Демельзу, которая, как ангел-хранитель, стояла между ними, сдерживая его гнев.

– Не беспокойтесь, мэм, я не запятнаю ваш пол кровью. Я не желаю зла этому дому… Куда мне пройти?

Когда вернулся Росс, Дуайт сидел в гостиной, обхватив голову руками, а Дэниэлы были в библиотеке. Марка то и дело трясло от приступов ярости. В холле между гостиной и библиотекой стояла на посту Демельза. Увидев Росса, она села на ближайший стул и дала волю слезам.

– Что стряслось? – удивился Росс.

Демельза в ответ выдавила несколько бессвязных слов. Росс поставил парус в углу холла.

– Дорогая… Ну и дела! Где они?

Демельза затрясла головой и показала на двери.

Росс подошел к жене:

– Значит, все живы? Господи, готов поклясться, кто-то из них был на волосок от смерти.

– Это точно.

Росс обнял жену за плечи:

– И ты это предотвратила? Любимая, расскажи, как тебе это удалось?

– Почему ты принес парус обратно?

– Сейчас из бухты не выйти. Вместе с приливом поднялась волна. Лодку перевернет, как только мы оттолкнем ее от берега.

За час до рассвета они пошли вдоль ручья в бухту. Темноту тут и там, словно драгоценные камни, подсвечивали светляки. Прилив отступил, но волны по-прежнему с ревом набрасывались на берег. Такое часто случается на северном побережье: море может без предупреждения разбушеваться, и тогда вам конец.

Луна начала блекнуть в первых лучах рассвета, и они медленно пошли обратно. Еще сутки тому назад в душе Марка бушевала неукротимая, всепожирающая ярость, а теперь все чувства вдруг разом угасли. Его темные глаза запали.

Когда они подошли к дому, Марк сказал:

– Пойду-ка я лучше своей дорогой.

– Мы приютим тебя до завтра, – предложил Росс.

– Нет, не стану я больше вас в это впутывать.

Росс остановился:

– Послушай, дружище, местные на твоей стороне, но если ты пойдешь к кому-то из них, то втянешь людей в беду. Здесь, в библиотеке, ты будешь в безопасности. Ветра нет, так что к вечеру море может успокоиться.

– А вдруг он на вас донесет? – сказал Пол.

– Кто? Энис? Нет, тут ты к нему несправедлив.

Они пошли дальше.

– Послушайте, капитан Полдарк, меня не беспокоит – повесят меня или я сумею сбежать. Мне теперь все равно. Но одно я знаю наверняка. Не стану я прятаться там, где могу навлечь неприятности на друзей. Точно вам говорю. А коли пришлют солдат, значит так тому и быть.

Оставшийся путь до дома они молчали.

– Ты всегда был упрямый как осел, – сказал Росс.

– Послушай-ка меня, Марк, – вмешался Пол, – я тут подумал…

Кто-то вышел из дома.

– А, Демельза, – немного раздраженно произнес Росс. – Я же говорил тебе – ложись спать. Дорогая, нет нужды волноваться.

– Я заварила чай. Подумала, что вы уже должны вернуться.

Все прошли в гостиную. При свете единственной свечи Демельза разлила чай из большого оловянного чайника.

Трое мужчин стоя пили чай. Двое старались не смотреть друг другу в глаза, а третий тупо уставился в стену. Пол с удовольствием сжимал в холодных ладонях горячую кружку.

– Рев волн даже наверху слышен, – сказала Демельза. – Я так и подумала, что у вас ничего не получится.

– Прошлой ночью тоже рев был еще тот, – вдруг вступил в разговор Марк. – Когда я из шахты поднялся. Так ревело тогда, господи прости…

В гостиной повисло молчание.

– Останешься сегодня у нас? – спросила Демельза.

– Я ему предлагал, но он и слышать об этом не хочет, – пояснил Росс.

Демельза взглянула на Марка и ничего больше не сказала. С таким спорить бесполезно.

Он опустил кружку:

– Я подумываю смотаться в Грамблер.

Снова – тишина. Демельза поежилась.

– Там и отравиться недолго, – сказал Пол. – Ты же знаешь, в Грамблере воздух всегда был ядовитый. Можно найти местечко и получше.

– Я подумываю спуститься в Грамблер, – повторил Марк.

Росс глянул в окно:

– До рассвета туда не добраться.

Демельза тоже посмотрела в окно. На горизонте четко вырисовывался силуэт полуразрушенного подъемника шахты.

– А если попробовать укрыться в Уил-Грейс? – предложила она. – Там ведь еще остались лестницы?

Росс глянул на Марка:

– Лет шесть назад лестница была вполне крепкой. Для верности можешь взять веревку.

– Я подумываю спуститься в Грамблер, – как заведенный твердил Марк.

– Брось, дружище. Никто не станет винить меня в том, что ты прятался в Уил-Грейс. Согласен, Пол?

– Да, я тоже думаю, что там он будет в безопасности. А ты что скажешь, братец? Решай, скоро рассвет. Ни один солдат туда не спустится.

– Не нравится мне это, – вздохнул Марк. – Слишком близко к вашему дому. Люди могут вас заподозрить.

– Пойду соберу тебе поесть, – сказала Демельза.

Спустя час наступил новый день, и она потеряла покой.

В девять утра дородный Сэм Дженкинс забрался на пони возле своей кузни и поехал в Мингус с намерением по пути наведаться к доктору Энису. Без четверти десять сэр Хью Бодруган также прибыл в Мингус, а за ним явился и преподобный Фабер, ректор церкви в Сент-Минвере. Посовещавшись до одиннадцати часов, послали за доктором Энисом. В полдень встреча закончилась. Сэр Хью Бодруган поехал в Тренвит повидаться с Фрэнсисом Полдарком, из Тренвита – в Сент-Анн, где встретился с мистером Тренкормом, а уж оттуда они вместе отправились переговорить с драгунским капитаном. Капитан дураком не был, так что переговоры оказались непростыми, и, когда сэр Хью ехал домой отобедать, моросящий дождь приятно охлаждал его разгоряченное лицо с густыми бакенбардами.

Затем несколько часов царило долгожданное спокойствие.

В четыре Росс спустился к морю, чтобы оценить обстановку. Мелкий дождь унял ветер, но неприятная зыбь еще оставалась. В светлое время суток вода спадет дважды, но лучше воспользоваться отливом после полуночи. В пять прошел слух, что солдаты, вместо того чтобы участвовать в облаве на убийцу, весь день обыскивали дома в Сент-Анн и обнаружили большой склад контрабанды. Узнав об этом, Росс посмеялся.

В шесть вечера на узкой дороге в долине Нампары появились три драгуна и один всадник в штатском. Такого здесь еще не видели.

Демельза заметила их первой и сразу побежала в гостиную, где Росс в это время предавался невеселым мыслям о ссоре с Фрэнсисом.

– Не сомневаюсь, это просто светский визит.

– Но почему они едут именно к нам, Росс? Почему? Думаешь, кто-то донес?

Росс улыбнулся:

– Дорогая, ступай перемени платье и приготовься выступить в роли хозяйки.

Демельза выбежала из гостиной и по пути увидела сквозь приоткрытую парадную дверь, что человек в штатском – это констебль Дженкинс. Поднявшись наверх, она быстро переоделась под цокот копыт и бряцание оружия драгун. И тут постучали в парадную дверь. Гостей впустили. Демельза с тревогой ждала, что будет дальше: она знала, каким обходительным или, наоборот, непочтительным может быть Росс. Однако ссоры не последовало, голоса звучали приглушенно.

Демельза причесалась и заколола волосы гребнем, потом выглянула в окно и увидела, что в дом вошел только один военный, двое других в великолепных черно-белых киверах и красных мундирах ожидали его снаружи.

Спустившись, Демельза взялась за ручку двери, и тут в гостиной раздался взрыв смеха. Она решила, что это хороший знак, и вошла в комнату.

– Познакомься, дорогая, это Макнил, капитан Королевского полка Шотландских гвардейских драгун. Капитан, позвольте представить вам мою жену.

Капитан, моложавый, крепкий, холеный и с большущими пшеничными усами, выглядел весьма впечатляюще в своем красном с золотом мундире, черных с золотыми галунами брюках и начищенных сапогах со шпорами. На столе лежали огромный кивер и пара желтых перчаток с крагами. Капитан поставил на стол стакан и на военный манер склонился над рукой Демельзы. Когда он выпрямился, в его цепких карих глазах читалось: «А этот сельский сквайр неплохо устроился – вон какую красотку отхватил!»

– С констеблем Дженкинсом, полагаю, ты знакома.

Мужчины подождали, пока Демельза сядет, и только потом сели сами.

– Капитан Макнил описывал прелести наших гостиниц, – сказал Росс. – Он считает, что у корнуоллских клопов отменный аппетит.

Драгун рассмеялся, но это было лишь слабое эхо того хохота, который Демельза слышала, стоя у двери.

– Ну, я не совсем так выразился, – сказал он. – Возможно, все дело в том, что их здесь просто слишком уж много.

– Я предложил ему остановиться у нас. Пусть не особенно комфортно, но зато и вошек не слишком много.

Демельза слегка покраснела, когда Росс использовал ее старое словечко.

– Благодарю. Сердечно вас благодарю. – Капитан Макнил закрутил кончик уса так, словно хотел покрепче привинтить его к лицу. – В память о былых временах я бы с огромным удовольствием принял ваше приглашение. Оказывается, миссис, мы с капитаном Полдарком оба участвовали в сражении на реке Джеймс в восемьдесят первом году. Старые сослуживцы, так сказать. Здесь, у вас, я был бы довольно близко к месту убийства, но слишком далеко от контрабанды, которую мы обнаружили сегодня днем. – Капитан усмехнулся. – А меня, как вы понимаете, прислали в эти края как раз на поиски контрабанды.

– Да, мы понимаем, – сказала Демельза, а сама попыталась представить, каково это – целоваться с таким усачом.

Констебль Дженкинс неуверенно откашлялся:

– Хм… По поводу этого убийства…

– Ах да. Мы должны…

– Позвольте наполнить ваш стакан, – предложил Росс.

– Благодарю. Как я уже объяснил вашему супругу, это всего лишь рутинный опрос. И насколько я понимаю, капитан Полдарк одним из первых обнаружил тело. Также говорят, что беглого преступника видели в ваших краях…

– Неужели? – изумилась Демельза. – А я ничего такого не слышала.

– Ну, это со слов констебля.

– Ходят слухи, мэм, – поспешил вставить Дженкинс, – но мы не знаем, кто их распространяет.

– Так что я заехал к вам с визитом, в надежде, что вы сможете что-нибудь мне подсказать. Капитан Полдарк знает этого человека с детства, вот я и подумал, что, возможно, он догадывается, где скрывается убийца.

– Да вы и за год не осмотрите все здешние кроличьи норы. Но я не думаю, что Дэниэл станет прятаться. Скорее всего, он отправится в Плимут и поступит во флот.

Капитан пристально смотрел на Росса:

– А что, этот парень хороший моряк?

– Понятия не имею. Но здесь у каждого море в крови.

– Тогда скажите, много ли на берегу мест, где можно спустить лодку на воду?

– Это смотря какую.

– Ну, обычную небольшую лодку, которой могут управлять один-два человека.

– При спокойном море таких наберется с полсотни. А при сильном волнении ни одного такого места между Пэдстоу и Сент-Анн не сыщешь.

– А как вы оцениваете сегодняшнюю погоду?

– Сегодня волнение умеренное, думаю, к вечеру пойдет на спад. Ну а завтра вечером в Соле уже можно будет спустить лодку на воду. А почему вас это интересует?

Капитан Макнил снова подкрутил усы:

– А много ли поблизости, в тех местах, откуда можно совершить побег, хороших лодок?

– О, я вас понял. Нет, таких, с которой бы управился один человек, совсем нету.

– А вы не знаете кого-нибудь, у кого имеется подходящая лодка?

– Знаю, у меня у самого есть такая. Держу ее в бухте Нампары.

– А где вы храните весла, сэр? – решился спросить констебль Дженкинс.

Росс встал:

– Джентльмены, могу ли я рассчитывать на то, что вы с нами отужинаете? Сейчас распоряжусь.

Кузнец от оказанной ему чести немного занервничал, но капитан Макнил встал и отклонил предложение:

– Я к вам еще заеду, и мы обязательно посидим, вспомним старые времена. Но сейчас, если вы любезно уделите мне время, я бы хотел осмотреть бухту и ближайшие скалы. Полагаю, это мне поможет и в одном, и в другом деле. Так сказать, есть шанс убить двух зайцев одним выстрелом.

– Ну, торопиться некуда, – ответил Росс. – Попробуйте сначала бренди. Уверен, вы по вкусу сразу сможете определить, уплачена ли за него пошлина.

Драгун разразился громким здоровым смехом. Они еще некоторое время побеседовали, и капитан попрощался с Демельзой. Он щелкнул каблуками и склонился над ее рукой, так что пощекотал пальцы усами. Потом взглянул на нее с нескрываемым восхищением, взял со стола кивер и перчатки и вышел.

Росс показал капитану бухту и скалы, а когда муж вернулся, Демельза сказала:

– Уф, как я рада, что все обошлось. И ты так хорошо держался. Никто бы не заподозрил, что тебе что-то известно. А этот капитан – очень симпатичный мужчина, я бы не стала возражать, если бы меня такой арестовал.

– Не стоит его недооценивать, – заметил Росс. – Он шотландец.

С наступлением ночи зарядил ливень.

В десять, когда прилив уже достиг пика, Росс спустился в бухту и увидел, что волнение улеглось. Лучшей ночи для побега и не пожелаешь. Темнота ложилась на глаза, словно вторые веки, не допуская даже мысли о том, что тебя могут заметить.

В полночь на шахте Уил-Грейс двое мужчин вошли в здание подъемника с обвалившейся крышей: Пол Дэниэл, в старой фетровой шляпе и с мешком через плечо, и Росс, в длинном черном плаще, который делал его похожим на летучую мышь. Они принялись ждать. Наконец где-то в глубине рудника мелькнул огонек.

Дождь беспрерывно барабанил по шляпам мужчин, щедро поливая их самих и высокую траву вокруг. Они наблюдали и ждали.

Когда Марк приблизился к поверхности, огонек погас. Потом из шахты появились его голова и плечи. Марк вылез и присел на корточки. А дождь все не переставал.

– Я уж думал, скоро утро, – сказал Марк. – Как там прилив?

– Сойдет.

Они пошли по долине к дому.

– В этой шахте – целое богатство, – заметил Марк. – Я всю ее облазил, чтобы с ума не сойти.

– Как-нибудь непременно ею займусь, – пообещал Росс.

– Медь… В жизни не видел такой богатой жилы. И серебряная руда имеется.

– Где?

– В восточном забое. Он почти всегда затоплен…

В окнах гостиной горел свет, но Росс подошел к дому со стороны библиотеки, оттуда на ощупь добрался до двери, и они в полной темноте вошли в дом. Потом Полдарк зажег свечу в дальнем углу, там, где когда-то играла на импровизированной сцене Керен.

На столе стоял нехитрый ужин.

– Не надо бы вам так рисковать, – сказал Марк, но от еды не отказался.

Свет в гостиной горел для прикрытия. Демельза сидела в темной спальне на втором этаже и наблюдала за долиной. Росс не хотел рисковать после визита драгун.

Марк быстро поел. Выглядел он ужасно: густая щетина отросла на полдюйма, а после дождя на лице остались грязные полосы.

– Вот, держи. – Росс положил на стол сверток с едой. – И вот еще старый плащ. Это все, что мы можем для тебя сделать. Ветра нет, так что тебе придется очень постараться, чтобы к утру скрыться за горизонтом.

– Эх, если бы я мог вас как-то отблагодарить, – вздохнул Марк. – Послушайте…

– По пути расскажешь.

– Я думал о своем доме. О том, который для нее построил. Вы же не дадите ему развалиться?

– Не дадим, Марк.

– Там сад, огород. Забирай все себе, Пол. Урожай должен быть хороший.

– Не волнуйся, я пригляжу.

– И еще. – Марк посмотрел на Росса. – Я хотел попросить… Вы проследите, чтобы ее похоронили как надо? Не в общей могиле, как какую-нибудь нищую бродяжку… Она такой не была…

– Я прослежу, – пообещал Росс.

– Там, под кроватью, – деньги. Хватит, чтобы заплатить… Я бы хотел надгробие…

– Да, Марк, я прослежу, чтобы Керен упокоили достойно.

Марк взял котомку с едой и плащ и сдавленным голосом произнес:

– И на надгробии пусть выбьют: «Керен». Ей никогда не нравилось полное имя – Керенхаппут. Пусть будет Керен Дэниэл. Просто Керен Дэниэл.

Они направились в бухту. Ливень не погасил огоньки светлячков. Море уже не ревело, а только ворчало и шипело под непрерывными потоками дождя. Белая бахрома волн слегка подсвечивала мрак ночи. Они пересекли ручей и пошли по мягкому песку. Когда до пещеры оставалось несколько ярдов, Росс остановился, придержал рукой Пола и шепотом спросил:

– Что это там?

Старший брат Марка положил мачту на песок и пригляделся. Он немного присел, потом выпрямился. Пол привык работать в темноте, и зрение у него было острое.

– Человек.

– Солдат, – сказал Росс. – Я слышал, как скрипят ремни.

Они опустились на корточки.

– Я лучше пойду, – предложил Марк.

– Погоди, – возразил Пол. – Я его успокою. Шапки у них высокие, а сами-то они – мягкотелые.

– Никого не убивать, – велел Росс.

Но Дэниэл-старший уже ушел.

Росс присел на песок и притянул мачту к себе. Марк начал что-то тихо бормотать.

«Макнил расставил своих людей вдоль скал, – подумал Росс. – Он ведь собирался одним выстрелом убить двух зайцев. Так есть шанс поймать либо убийцу, либо контрабандистов. Но если он решил наблюдать за побережьем от Нампары до Сент-Анн, людей пришлось поставить довольно далеко друг от друга».

Они проползли немного дальше. И, услышав чей-то резкий вскрик, бросились вперед. У входа в пещеру грохнул мушкетный выстрел. Солдат рухнул на песок.

– Все в порядке, – сказал запыхавшийся Пол. – Только, боюсь, шуму наделал.

– Быстро за лодкой!

Вот они уже в пещере. Росс забросил в лодку мачту и парус. Марк потянулся за веслами.

– Я возьму, спускайте лодку! – скомандовал Полдарк.

Братья потащили лодку по мягкому песку. Дважды она застревала. Потом еще пришлось оттаскивать в сторону тело драгуна. Росс подбежал, закинул весла и тоже навалился на лодку.

Послышались крики и скрип камней под сапогами.

– Сюда! – крикнул кто-то. – У пещеры!

Они добрались до кромки воды. Белая пена волн могла их выдать.

– Забирайся! – сквозь зубы велел Росс.

– Уключины! – сказал Марк.

Росс достал уключины из кармана и протянул их Марку. Одна упала в песок, и пришлось искать ее на ощупь. Марк запрыгнул в лодку. Последний толчок. Волна качнула лодку и чуть не выбросила ее обратно на берег. Марк выставил весла.

– Давай!

Солдаты их услышали и побежали на звук. Кто-то выстрелил из мушкета. Лодка выровнялась. Волны не унимались. Росс с Полом навалились еще разок. И вдруг лодка словно ожила и быстро отплыла в темноту. Пол упал на четвереньки, Росс рывком поставил его на ноги. Кто-то сзади схватил его за плащ. Полдарк пригнулся, и прямо у него над ухом бабахнул мушкет. Ударом кулака он сбил драгуна с ног, и они с Полом побежали вдоль берега. Свернули к ручью. Преследователи не отставали. Росс на секунду остановился и ударил пробегавшего мимо человека. Тот свалился в ручей. Росс отбежал в заросли папоротника высотой фута в четыре. Здесь, на склоне холма, его бы и с факелами не отыскали.

Он лег и несколько минут не двигался, прислушиваясь.

Что с Полом?

Потом встал и пошел дальше. Опасность никуда не делась, и ему еще предстояло с ней встретиться.

Разумнее всего было вернуться в Нампару окольным путем: двигаясь через заросли папоротника и дрока, выйти в западную часть поля, откуда можно было вдоль оврага спуститься прямо за дом.

Гимлетты давно спали, поэтому Росс воспользовался черным ходом через кухню, задул свечи в гостиной и быстро поднялся в спальню.

Демельза стояла у северного окна, но, как только услышала шаги Росса, подбежала к двери:

– Ты цел?

– Тише! Джулию не разбуди.

Росс быстро скинул плащ, стянул с шеи платок и вкратце рассказал жене о том, что произошло в бухте.

– Солдаты! Господи…

Росс сел:

– Дорогая, помоги. Они с минуты на минуту могут здесь появиться.

Демельза опустилась на колени и в темноте стянула с него сапоги.

– Но кто мог тебя предать? Неужели Дуайт Энис?

– Господи, нет, конечно! Просто твой красавчик Макнил – парень не промах.

– О Росс, твои руки!

Росс пригляделся:

– Наверное, ободрал кулаки, когда врезал одному из солдат. – Он прикоснулся к руке Демельзы. – Дорогая, да ты вся дрожишь.

– И ты бы на моем месте задрожал. Сидела здесь одна в темноте, а потом вдруг начали стрелять…

Росс хотел что-то ответить, но тут в дверь постучали.

– А теперь, любовь моя, успокойся. Не торопись. Стучат-то они не слишком настойчиво, да? Значит, не уверены в себе. Подождем, пусть постучат еще, а потом зажжем свечу.

Росс встал, собрал сброшенную одежду и пошел к шкафу.

– Нет, – остановила его Демельза. – Лучше под кровать. Сложи аккуратнее, а я запихну.

В дверь снова постучали, на этот раз громче.

– Сейчас разбудят Гимлетта, – сказал Росс и зажег свечу. – Вот жизнь у бедняги: постоянно будят посреди ночи.

Демельза быстро подтерла воду с пола, а когда свеча разгорелась, взяла полотенце и вытерла мужу лицо и руки.

Когда Гимлетт подошел к двери, Росс уже надевал халат.

– Что там такое?

– Простите, сэр, там сержант, и он просит вас выйти.

– Проклятье, нашли время для визитов! Джон, пригласи его в гостиную, я сейчас спущусь.

Праздник в Соле прошел вяло, и мистер Оджерс решил, что его призывы возымели действие на прихожан. Однако причина была совсем в другом. Иной раз обстоятельства жизни оказываются сильнее любой проповеди.

Солдаты для местных были как тля на картофеле. Все надеялись, что они скоро уйдут, но драгуны вместо этого в полном составе переместились в Сол и прекрасно там себя чувствовали. Они разбили лагерь в поле за домом доктора Чоука, и, когда небо прояснилось, к большому разочарованию местных, оказалось, что ливень не смыл военных с лица земли.

У Росса выдалось несколько неспокойных дней. Мало того что он рисковал, когда помогал Марку, так вдобавок еще и с Фрэнсисом поссорился. Настолько серьезно двоюродные братья никогда прежде не ругались. В последние годы всякое случалось, но они всегда относились друг к другу с уважением. Росса расстроило не то, что его заподозрили в содействии побегу Верити, а то, что ему не поверили, когда он стал это отрицать. Ему самому никогда бы не пришло в голову выразить сомнение в честности Фрэнсиса. При этом складывалось впечатление, что кузен не просто не хочет, а боится поверить в непричастность Росса. Это обстоятельство было трудно объяснить, и одновременно оно оставляло неприятный осадок.

В пятницу в доме у Тревонанса должно было состояться общее собрание акционеров «Карнморской медной компании». Росс планировал приехать заранее и вместе с Ричардом Тонкином обсудить состояние дел.

С самого открытия медеплавильного завода конкуренты вставляли им палки в колеса: склоняли к бойкоту владельцев шахт, пытались вытеснить молодую компанию с рынка сбыта очищенной меди, на торгах всякий раз занижали цены.

Но до сих пор акционеры как-то справлялись со всеми трудностями.

Росс в первый раз с вечера вторника выбрался из дома. Подъезжая к Грамблеру, он без особого удовольствия заметил, что ему навстречу скачет высокий кавалерийский офицер.

Макнил осадил лошадь и слегка поклонился:

– О капитан Полдарк, а я как раз хотел с вами повидаться. Вы располагаете временем, чтобы вернуться и побеседовать со мной полчаса?

– Я бы с радостью, – ответил Росс, – но у меня деловая встреча в Тревонансе. Может, проедетесь со мной?

Макнил развернул лошадь:

– Да, пожалуй, мы сможем поговорить по дороге. Я собирался заехать к вам раньше, но был занят: то одно, знаете ли, то другое.

– О, понимаю – контрабандисты.

– И не только они. Вы помните то дельце о побеге убийцы?

– Так вы полагаете, он сбежал?

Капитан Макнил подкрутил ус:

– Ясно, сбежал! Удрал из вашей бухты, капитан, и на вашей собственной лодке!

– Ах вот оно что. А я думал, там была стычка ваших драгун с контрабандистами. Сержант… э-э-э…

– Полагаю, сержант Драммонд ясно изложил вам свою позицию по этому делу.

– Я посчитал, что он ошибается.

– Можно узнать почему?

– Как я понял, в том деле были замешаны несколько человек. Убийцы не бегают стаями.

– Да, но местные сочувствовали убийце.

Какое-то время они ехали молча.

– Жаль, что вы не поймали хотя бы одного из этих мерзавцев. Из ваших никто не пострадал?

– Не в том смысле, что вы имеете в виду. Разве что достоинство слегка пострадало. Если бы мы поймали хоть одного, негодяю бы точно не поздоровилось.

Росс решил сменить тему:

– Капитан, вы видели много церквей? Церковь Сола напоминает мне ту, что я встречал в Коннектикуте, вот только наша хуже сохранилась.

Но Макнила было не так-то просто сбить с толку.

– И еще меня смущают уключины, – сказал он. – Интересно, где злоумышленники их раздобыли?

– Дэниэл, если это был он, запросто мог их украсть. Здесь все в свободное время рыбачат, так что достать уключины не проблема.

– Похоже, вы не очень-то расстроились из-за пропажи лодки.

– Я стараюсь ко всему относиться философски. Полагаю, когда тебе под тридцать, пора уже этому научиться. Такой подход своего рода защита. Ведь с годами человек начинает лучше сознавать настоящие потери – времени, достоинства, юношеских идеалов. Конечно, мало радости остаться без лодки, тем более что лодка была хорошая, но вздыхать по ней – это все равно что вздыхать по ушедшей молодости.

– Такое отношение делает вам честь, – сухо заметил Макнил. – Я постарше вас на годик-другой, не позволите на правах старшего дать вам один совет?

– Конечно.

– Будьте поосторожнее с законом, капитан. Этот старый чернильный кальмар изворотлив и капризен. Его можно игнорировать дюжину раз, но, как только он в вас вцепится, вы сразу поймете, что от него так просто не вырваться. Однако позвольте заметить, что я во многом с вами согласен. Армия меняет взгляды на жизнь. Все эти судьи и приходские констебли начинают вызывать раздражение. Поверьте, я и сам через это проходил… – Макнил вдруг хохотнул. – Но это…

– Видите вон тех детей, Макнил? Тут вокруг растут одни только буки. Дети нарвут листьев, чтобы отнести их домой приготовить. Еда не слишком сытная, и от нее пучит живот.

– Да, – мрачно сказал капитан, – я хорошо их вижу.

– Признаюсь, меня тоже порой многое раздражает, – продолжил Росс. – И приходские констебли с местными судьями в том числе. Но думаю, это началось раньше, чем вы себе представляете. И чтобы избежать проблем, я поступил в Пятьдесят первый пехотный полк.

– Спорить не стану. Как говорится, бунтарь – всегда бунтарь. Но бунтарство, капитан, бывает разным, так же как и преступления. И когда на помощь приходскому констеблю отправляют отряд королевской кавалерии…

– И причем превосходный отряд.

– Благодарю. Так вот, в этом случае безрассудство граничит с глупостью, а это ни к чему хорошему не приведет. Военные в штатском – не самые почтительные люди, а уж в форме – тем более.

Они миновали церковь Сола и поехали в сторону Тренвита.

– Мне кажется, у нас много общего, капитан Макнил.

– Можно и так сказать.

– Я часто попадал в передряги и всегда выпутывался. Думается, и вы тоже.

Капитан рассмеялся, и с соседнего поля вспорхнули птицы.

– Полагаю, вы сможете согласиться с тем, что, хотя мы чтим закон, в жизни есть куда более важные вещи, – сказал Росс.

– Например?

– Дружба.

Они еще немного помолчали.

– Закон такое не признаёт.

– О, я от него этого и не жду. Я лишь прошу вас признать это.

Шотландец в очередной раз закрутил ус:

– Вы больше уже не носите военную форму, но я-то мундир не снимал. Так что всякими там моральными аргументами меня в угол не загнать.

– Но моральные аргументы – самая эффективная сила в мире, капитан. Именно они, а не сила оружия одолели нас в Америке.

– Что ж, в следующий раз испробуйте их на моих солдатах. Думаю, они оценят такую перемену. – Макнил осадил лошадь. – Боюсь, мы зашли слишком далеко, капитан.

– До бухты Тревонанс еще миля пути.

– Но к соглашению мы за эту милю не придем. Пора прощаться. Я был бы рад, если бы вы по достоинству оценили мое предупреждение.

– О, я оценил, можете в этом не сомневаться.

– Ну, стало быть, сказано достаточно… На этот раз. Возможно, мы еще встретимся… И надеюсь, при других обстоятельствах.

– Буду рад снова вас увидеть, – сказал Росс. – Если когда-нибудь окажетесь в наших краях, мой дом в вашем распоряжении.

– Благодарю.

Макнил протянул Россу руку, тот снял перчатку, и они обменялись рукопожатием.

– Вы где-то поранились? – спросил Макнил, взглянув на содранные костяшки пальцев Росса.

– Да, попался в ловушку для кроликов.

И они разъехались, Росс отправился своей дорогой, а Макнил повернул обратно, в сторону Сола. Драгун энергично подкручивал усы, и сдавленный смех то и дело сотрясал его крупное тело.

Медеплавильный завод растянулся вверх по склону бухты Тревонанс.

Клубящийся дым от печей был виден еще издалека, а в безветренный день солнце не могло пробиться сквозь его завесу. Работа велась с удвоенной силой. Повсюду возвышались горы угля и золы, нескончаемой вереницей шли мулы, у плавильни и причала копошились люди.

Росс решил осмотреться и спешился. Несколько печей уже были построены. Одни – для обжига, другие – для плавки. Руду сначала обжигали, а затем плавили. В промежутках избавлялись от пустой породы. И через двенадцать часов такой обработки расплавленную медь опрокидывали в емкость с водой. От резкого охлаждения она становилась зернистой. Затем медь обжигали еще двадцать четыре часа и снова опрокидывали в воду, пока наконец неочищенная медь не выливалась для охлаждения в литейные формы из песчаника. Чтобы медь приобрела нужное качество, все эти манипуляции проделывали с ней по нескольку раз. Весь процесс в среднем занимал две недели.

«Неудивительно, что для выплавки тонны меди требуется в три раза больше угля, чем для выплавки тонны олова, – подумал Росс. – А уголь идет по пятьдесят шиллингов за вей[7]».

Он заметил, какой нездоровый вид у многих рабочих, а ведь завод открыли всего три месяца назад. Жар от печей и дым способны вынести только самые крепкие, и здесь уровень заболеваемости был даже выше, чем на шахтах. Этого Полдарк не предвидел. Росс много сделал для того, чтобы завод наконец заработал, и верил, что его усилия приведут к процветанию местных поселений и, возможно, спасут шахты от банкротства. Но похоже, беднягам, которые трудились на заводе, процветание не грозило.

Дым и гарь погубили всю растительность в бухте. Папоротник стал бурым на месяц раньше срока, листья на деревьях скукожились и поблекли. Росс в глубокой задумчивости поехал по направлению к Плейс-Хаусу, стоявшему на противоположной стороне долины.

Когда Росса проводили в гостиную, сэр Джон Тревонанс еще читал за завтраком «Спектейтор».

– А, Полдарк, присаживайтесь. Что-то вы рано. Или это я припозднился? Тонкин появится не раньше чем через полчаса. – Хозяин дома встряхнул газету. – Чертовски все это тревожно, не правда ли?

– Вы о беспорядках в Париже? – уточнил Росс. – Да, полагаю, это уже слишком.

Сэр Джон прожевал последний кусок мяса.

– И ведь король им уступил! Каково? Ну как можно быть таким размазней! Пара залпов картечи – вот и все, чем надо было уважить бунтовщиков. Говорят, д’Артуа и некоторые другие уже покинули Францию. Удрали при первых раскатах грома!

– Что ж, теперь французы займутся своими делами, – сказал Росс. – Англичанам, на мой взгляд, следует принять это к сведению и навести порядок в собственном доме.

Сэр Джон не ответил и еще какое-то время читал газету, а потом скомкал ее и с досадой бросил на пол. Датский дог, который лежал возле камина, встал, понюхал газету и отошел – видно, запах не понравился.

– Ну что за человек этот Фокс! – воскликнул баронет. – Черт, да он дурак, каких свет не видывал! Принялся хвалить чернь. Ну прям врата райские открылись!

Росс встал и подошел к окну. Тревонанс проследил за ним взглядом:

– Только не говорите мне, что вы виг, капитан Полдарк! У вас в семье вигов сроду не было.

– Я не виг и не тори, – ответил Росс.

– Но кого-то же вы поддерживаете?

Росс редко задумывался о таких вещах. Он наклонился и потрепал пса.

– Я не виг и никогда не стал бы поддерживать тех, кто хает свою страну и восхваляет чужую. Мне подобное не по душе.

– Это понятно! – кивнул сэр Джон, ковыряясь в зубах.

– Но я никогда не стану поддерживать и того, кто доволен тем, как в данный момент обстоят дела в Англии. Так что, как видите, я, можно сказать, нахожусь в затруднительном положении.

– О, я так не думаю…

– И не забывайте, я всего несколько месяцев назад сам штурмовал тюрьму. А в ней содержалось больше узников, чем в Бастилии, где их, говорят, было всего полдюжины. Правда, я не насадил голову тюремщика на кол и не ходил с ней по Лонстону. Но это еще не значит, что у меня не было такого желания.

– Однако, Полдарк… – Сэр Джон явно почувствовал себя неуютно. – Прошу меня простить, пойду переоденусь к приезду Тонкина.

Он торопливо вышел из комнаты, а Росс продолжил гладить дога по голове.

С самого вечера понедельника Демельза боролась со своей совестью, и, когда в пятницу Росс уехал по делам, она поняла, что не успокоится, пока не признается.

Поэтому сразу после отъезда мужа Демельза пошла в Тренвит. Она безумно нервничала, но другого выхода не было. Да еще письмо от Верити, которое она надеялась получить вместе с газетой, так и не пришло.

Совершив ошибку всех ранних пташек, Демельза удивилась, увидев, что Тренвит-Хаус еще погружен в сон. Она позвонила в колокольчик у парадной двери, и Мэри Бартл сообщила, что миссис Полдарк еще в постели, а мистер Полдарк завтракает в зимней гостиной.

Демельза рассудила, что так, пожалуй, даже лучше.

– Могу ли я его увидеть? – спросила она.

– Если вы подождете, мэм, я схожу спрошу.

Воспользовавшись подвернувшейся возможностью, Демельза бродила по великолепному холлу и разглядывала портреты, которые не успела рассмотреть раньше. «Странная компания», как назвал их Росс, и больше половины – Тренвиты. Демельзе показалось, что она заметила, в какой момент в семью вошли Полдарки: у людей на портретах появились более резкие черты, голубые глаза под тяжелыми веками и широкие рты. В ранний период у Тренвитов были волнистые темные бороды и довольно миловидные лица. Демельзу заинтересовала рыжеволосая девушка в бархатном платье времен Вильгельма и Марии. Возможно, кровь Полдарков привнесла в род Тренвитов некую силу. Или даже дикость? Портрет Элизабет пока еще не нарисовали, а жаль.

В доме было очень тихо и как-то пусто. Демельза вдруг сообразила, в чем причина этой пустоты. Здесь не было Верити. Она замерла на месте и впервые поняла, что лишила эту семью самого живого человека. Да, она послужила отмычкой в руках вора, который ограбил Фрэнсиса с Элизабет.

Прежде Демельза никогда не смотрела на случившееся под таким углом. Ей всегда казалось, что Верити живет неполной жизнью. Она видела ситуацию глазами Блейми, а не Фрэнсиса с Элизабет. И даже когда задумывалась о них, считала, что родственники цепляются за Верити из чистого эгоизма, ведь она была им полезна. Ей не приходило в голову, что в этом доме любили Верити и тяжело переживали ее уход. Демельза осознала это, только когда оказалась одна в большом и таком пустом холле. Она даже удивилась, что у нее хватило наглости прийти сюда.

– Мистер Полдарк готов вас принять, – произнесла Мэри Бартл у нее за спиной.

Итак, пока сэр Джон Тревонанс за завтраком принимал Росса, Фрэнсис за завтраком принимал Демельзу.

Фрэнсис встал, чтобы поприветствовать гостью. В отличие от сэра Джона, который встретил посетителя в халате, Фрэнсис был в желто-оранжевой визитке с отворотами из гладкого шелка, шелковой сорочке и коричневых бриджах. Но дружелюбно он не выглядел.

– Простите, Элизабет еще не спускалась, – сухо сказал Фрэнсис. – Она нынче завтракает наверху.

Демельза покраснела:

– Я пришла не к Элизабет. Я хотела повидаться с вами.

– Вот как? В таком случае прошу, присаживайтесь.

– Мне бы не хотелось помешать вашей трапезе.

– Я уже позавтракал.

Демельза села, а Фрэнсис так и стоял, положив руку на спинку стула.

– Итак?

– Я пришла, потому что должна вам кое о чем рассказать, – начала Демельза. – Я знаю, что вы поссорились с Россом, после того как сбежала Верити. Вы думаете, что в этом виноват Росс.

– Это он вас прислал?

– Нет, Фрэнсис, вы же знаете, что он бы никогда так не поступил. Поверьте. Росс не имеет к побегу вашей сестры никакого отношения. Я это точно знаю.

Фрэнсис зло посмотрел Демельзе в глаза:

– Почему я должен верить вам, если не поверил ему?

– Потому что я могу рассказать вам правду.

Он усмехнулся:

– Сомневаюсь.

– Да, Фрэнсис, могу. Дело в том, что это я помогла Верити, а вовсе не Росс. Он ничего об этом не знал. Он, как и вы, не одобрил бы ее побег.

Фрэнсис пристально посмотрел на Демельзу, нахмурился и отошел к окну; он как будто даже не хотел слушать ее признание.

– Я думала… Я верила, что так будет лучше для Верити. Я мечтала, чтобы она была счастлива… – Демельза начала запинаться, она так хотела обо всем рассказать Фрэнсису, но у нее не хватало смелости. – После бала я сама вызвалась… вызвалась быть посредницей. Капитан Блейми присылал мне письма, а я передавала их вашей сестре. Она давала мне свои письма, и я вручала их почтальону, который развозит газеты. Росс вообще ничего об этом не знал.

В гостиной повисла тишина. Только часы тикали. Фрэнсис сделал глубокий вдох и выдохнул на оконное стекло:

– Стало быть, это все вы…

Демельза встала:

– Поверьте, мне было тяжело прийти к вам и во всем признаться. Представляю, что вы сейчас обо мне думаете. Но я просто не могла смириться с тем, что вы по моей вине поссорились с Россом. Пожалуйста, поймите, я совсем не хотела причинить вред вам или Элизабет. Да, вы правы, я вмешалась не в свое дело. Но я поступила так только из любви к Верити. Я не хотела…

– Убирайтесь! – велел Фрэнсис.

У Демельзы комок подступил к горлу – она не думала, что все обернется так плохо. Она лишь хотела исправить свою ошибку, но в результате сделала только хуже. И Фрэнсис, похоже, не изменил отношения к Россу.

– Поймите, – сказала она, – я пришла, чтобы честно во всем сознаться. Если хотите, можете ненавидеть меня. Наверное, я это заслужила. Но пожалуйста, не ссорьтесь из-за этого с Россом. Мне следовало…

Фрэнсис схватился за щеколду окна, будто собираясь его открыть. Демельза заметила, что у него дрожит рука. Да что с ним такое?

– Уходите и больше никогда не приходите в этот дом, – заявил он. – Запомните: пока я жив, я не желаю видеть вас в Тренвите. И Росс тоже пусть держится подальше. Если он женился на такой невежественной потаскухе, как вы, пусть теперь сам расхлебывает последствия.

Фрэнсис произнес это ровным голосом и так тихо, что Демельза едва могла его расслышать. Она оставила Фрэнсиса, взяла в холле свой плащ и вышла из дома на солнце. Демельза почувствовала головокружение, все поплыло перед глазами, и она опустилась на стоявшую возле стены скамью.

Спустя несколько минут свежий ветерок привел Демельзу в чувство, она встала и пошла обратно в Нампару.

Лорд Деворан по причине плохого самочувствия сегодня не присутствовал. Мистер Тренкорм также не явился, он разбирался с жалобами своих пострадавших работников, у которых в подвалах и на чердаках обнаружили контрабанду.

С самого начала Росс почувствовал неладное. Это было общее собрание акционеров, и, значит, оно должно было начаться после наступления темноты. Кто-нибудь мог шпионить за входом в особняк, поэтому собрания никогда не проводились в дневное время.

Всего пришло двадцать акционеров. На повестке дня было обсуждение предложения, внесенного Рэем Пенвененом. Он хотел построить прокатный стан и агрегат для резки металла на вершине холма, там, где его земли граничили с владениями сэра Джона. Он предложил из своего кармана оплатить половину стоимости всей стройки при условии, что компания оплатила вторую. Собственники Уил-Радиант неожиданно отказались продлить договор аренды на свой прокатный стан, так что приступать к строительству следовало незамедлительно. В противном случае медь придется продавать в слитках.

Единственный спорный вопрос – выбор места. Росс выступил на стороне Пенвенена, решив потешить самолюбие человека, у которого имелись свободные деньги. Он ожидал, что Альфред Бэрбэри станет возражать. Так и случилось. Вытащили старый пыльный аргумент: мол, акционерам с севера достаются все сливки. Росс слушал споривших, но при этом уже не в первый раз заметил, что косой Окетт отмалчивается и пощипывает нижнюю губу. Фокс, производитель ковров, и вовсе словно в камень превратился.

Наконец Тонкин, который отлично справлялся с ролью председателя собрания, сказал:

– Я бы хотел услышать мнение других акционеров.

После небольшого замешательства часть присутствующих все-таки высказалась, причем преимущественно в пользу строительства рядом с заводом.

– Все это очень хорошо, джентльмены, но позвольте узнать, где мы возьмем вторую половину необходимой суммы? – резюмировал Окетт.

– Когда компания еще только создавалась, основных акционеров поставили в известность о том, что могут возникнуть дополнительные расходы. И мы все тогда согласились, – сказал Тонкин. – Поймите, проект этот крайне важен для нас. Не имея возможности прокатывать и нарезать медь, мы потеряем все наши маленькие рынки. А они могут решить исход дела. Мы не в силах принудить правительство закупать нашу медь для Монетного двора. Но можем рассчитывать на то, что наши друзья будут приобретать ее именно у нас.

Акционеры одобрительно закивали.

– Все это хорошо, просто замечательно, – Окетт от волнения начал косить сильнее обычного, – но, боюсь, наша шахта не в состоянии принять такие вызовы. Боюсь, все идет к тому, что мне, например, вообще придется продать свои акции.

Тонкин сурово посмотрел на Окетта:

– Продадите вы свои акции или нет – это ваше личное дело. Но пока вы ими владеете, вы по долгу чести принимаете ответственность наравне со всеми.

– Мы бы с радостью, но из камня воду не выжмешь, – заявил Окетт. – Нравится нам это или нет, нам придется освободиться от обязательств этого предприятия.

– Вы говорите о банкротстве?

– Нет, о банкротстве речи не идет. Акции оплачены. Мы сохраним дружеские отношения, но…

– Да что не так? – спросил Блюитт. – Во вторник вы мне сказали, что высокие цены на последних торгах несказанно порадовали собственников Уил-Мехико.

Окетт кивнул:

– Да, это так. Но вчера я получил письмо от банка Уорлегганов, в котором сообщалось, что они больше не могут обеспечивать наш кредит и нам следует перевести его в другой банк. Это означает…

– Вы получили такое письмо? – спросил Фокс.

– Это означает разорение. Если только Паско не откроет нам кредит, но он всегда осторожничает и требует серьезного обеспечения. По пути сюда я заехал к Уорлегганам, чтобы попытаться убедить их пересмотреть свое решение. Вот так вдруг закрывать кредит – это неслыханно…

– Они как-нибудь объяснили свое решение? – поинтересовался Росс.

– Я получил точно такое же письмо, – перебил его Фокс. – Как вам известно, я развиваю свой бизнес в нескольких направлениях и за последний год набрал долгов. Вчера вечером я наведался к мистеру Николасу Уорлеггану и объяснил ему, что изъятие средств приведет к краху всех моих начинаний. Он был не очень уступчив. Полагаю, банкир узнал о моем участии в «Карнморской медной компании» и это его возмутило. Думаю, именно это всему причиной.

– Так и есть. – Все посмотрели на Сент-Обина Трисайза. – Я не стану обсуждать свои дела за этим столом, джентльмены. Но последние несколько лет деньги я получал от банка Уорлегганов. У меня самое надежное обеспечение – земля. Но я не могу лишиться этого обеспечения. Если Уорлегганы решат взыскать все долги прямо сейчас, я буду с ними бороться… Они не получат мою землю, но получат бо́льшую часть моих активов, включая акции «Карнморской медной компании».

– Дьявол, как они обо всем этом узнали? – зло спросил Блюитт. – У половины из нас есть задолженность, которую Уорлегганы могут истребовать в любой момент.

– Видно, кто-то проболтался.

Ричард Тонкин постучал по столу:

– Кто-нибудь еще получал письма от Уорлегганов?

Молчание.

– Пока нет, – ответил Джонсон.

– Что ж, – сказал Тревонанс, – если бы вы все вели дела с Паско, как я, то не попали бы в такое положение. Переведите все счета к Паско.

– Легче сказать, чем сделать, – возразил Фокс. – Окетт прав. Паско требует надежного обеспечения. Я ведь был их клиентом, но не смог получить достаточно свободных денег и в результате перешел к Уорлегганам. Так что вряд ли вернусь обратно.

Рэй Пенвенен нетерпеливо хмыкнул:

– Это ваше личное дело. Если каждый станет рассказывать тут о своих проблемах, наше собрание превратится в бдение методистов. Вернемся к прокатному стану.

В итоге пришли к соглашению, что Пенвенен построит стан как самостоятельное предприятие там, где посчитает нужным. «Карнморская медная компания» будет владеть только тридцатью процентами акций. Все чувствовали нереальность происходящего, но в интересах Пенвенена было выгодно на время закрыть эту тему. Шахты работали в кредит и на данный момент не могли выйти из дела.

Росс видел это особенное выражение на лицах собравшихся. Кто-то явно их предал. Если имена трех акционеров стали известны, то и другие от этого не застрахованы. Собрание закончилось рано. Решения были приняты, предложения рассмотрены, имя Уорлеггана больше не упоминалось. Росс гадал, сколько из принятых решений будет выполнено? Какова опасность того, что эта жестокая борьба закончится их поражением?

Росс пожал всем руки и удалился одним из первых. Ему надо было подумать. Он хотел понять, где же произошла утечка информации. И только когда он подъехал к дому, ему в голову пришла одна очень неприятная и тревожная мысль.

Демельза лежала в постели, но не спала. Когда она заговорила, Росс оставил попытки раздеться в темноте.

– Что-то ты сегодня рано улеглась, – сказал он. – К чему бы это?

Глаза Демельзы неестественно блестели в желтом пламени свечи.

– Есть какие-нибудь новости о Марке?

– Нет пока. Еще рано.

– Насчет Франции разные слухи ходят.

– Да, я знаю.

– Чем закончилось ваше собрание?

Росс обо всем рассказал. Демельза выслушала мужа и на минуту притихла.

– Ты хочешь сказать, что теперь из-за всего этого проблем станет еще больше?

– Может быть.

Пока Росс раздевался, Демельза не произнесла ни слова. Ее волосы разметались по подушке, и один локон оказался на подушке Росса. Тот залез в постель, секунду подержал локон в пальцах и уложил его к остальным.

– Не гаси свет, – попросила Демельза. – Я должна кое о чем тебе рассказать.

– А в темноте не сможешь?

– Только не об этом. Темнота иногда так давит… Знаешь, мне кажется, в такие теплые ночи нам бы лучше спалось без балдахина.

– Как пожелаешь.

Росс поставил свечу рядом с кроватью, желтые отсветы пламени заиграли на пологе у них в ногах.

– О Верити ничего нового не слышал?

– Я весь день проторчал у Тревонанса.

– Ох, Росс.

– Что-то случилось?

– Я… я сегодня ходила в Тренвит повидаться с Фрэнсисом.

– И за каким дьяволом тебя к ним понесло? Там тебе не обрадуются. И уж точно новостей о Верити не расскажут.

– Я туда не за новостями ходила. А чтобы сказать Фрэнсису, что он ошибается, думая, будто это ты подстроил побег Верити.

– И какой от этого толк?

– Я не хотела стать причиной вашей ссоры и рассказала ему всю правду. Рассказала, что ты не знал о том, что это я помогла Верити сбежать.

Демельза лежала очень тихо и ждала.

Волна раздражения накатила на Росса, но, так и не достигнув самой высокой точки, схлынула и растворилась в океане усталости.

– О господи, – слабым голосом сказал он. – Какое это имеет значение?

Демельза даже не пошевелилась. Постепенно новости стали проникать в сознание Росса, и у него в голове начали выстраиваться новые цепочки из мыслей и чувств.

– И что он сказал?

– Он… он меня выставил. Сказал, чтобы я убиралась… Он был очень зол. Я никогда не думала…

– Если он еще хоть раз попробует сорвать на тебе злость… А я все не мог понять, почему Фрэнсис в понедельник вдруг на меня накинулся. Его поведение было таким же диким и необъяснимым, как ты говоришь…

– Нет, Росс, нет, это не так, – настойчиво зашептала Демельза. – Ты не на него должен злиться, а на меня. Это одна я виновата. По правде говоря, я даже не во всем ему призналась.

– А в чем ты призналась?

– В том, что еще с апреля, после бала в Зале приемов, помогала Верити и Блейми обмениваться письмами.

– Ну а что ты от него скрыла?

Демельза не сразу ответила.

– Росс, ты, наверное, меня побьешь.

– Непременно.

– Я так поступила, потому что люблю Верити и мне тяжело было видеть, как она несчастна.

– И?

И Демельза рассказала ему правду. О своей тайной поездке в Фалмут в его отсутствие, о том, как она устроила этим двоим встречу и как вообще все получилось.

Росс ни разу ее не остановил. Демельза поведала мужу всю историю вплоть до самого побега, она часто сбивалась, но не собиралась ничего утаивать. Росс слушал с любопытством и недоверием. Он начал подозревать, что история Демельзы была частью другой истории. Фрэнсис, видимо, догадался, что Верити и Блейми свели намеренно, и заподозрил в этом его, Росса. А ведь Фрэнсис был полностью в курсе дел «Карнморской медной компании»…

Пламя свечи дрогнуло, и отсветы перебежали на постель. Выходит, все началось с Демельзы.

– Просто не могу в это поверить, – наконец произнес Росс. – Если бы кто-то другой мне все это рассказал, я бы назвал его лжецом. Никогда бы в такое не поверил. Я думал – у меня преданная жена, думал – тебе можно доверять.

Демельза молчала.

Злость легко вырвалась наружу, теперь никакая усталость не могла ее остановить.

– Ты действовала за моей спиной. У меня это в голове не укладывается. Ты меня предала…

– Я хотела действовать открыто. Но ты бы мне не позволил…

Да, Демельза его предала и спровоцировала этим еще большее предательство. Теперь все встало на свои места.

– И ты решила действовать исподтишка? Плевать на доверие, плевать на преданность, главное – добиться своего.

– Я ведь не ради себя это делала. Я для Верити старалась.

– Предательство и ложь, – с отвращением произнес Росс. – Ты лгала мне больше года. Мы не так давно поженились, но я гордился тем, что наш союз – единственное, что постоянно в моей жизни, что наши отношения останутся неизменными и ничто не сможет на них повлиять. Я был уверен, что мы полностью доверяем друг другу. Я бы жизнью поклялся, что это так: Демельзе можно верить во всем, она никогда не предаст, она – единственное чистое существо в этом треклятом мире…

– О, Росс! – Демельзу душили рыдания. – Ты разбиваешь мне сердце!

– А ты ждала, что я тебя ударю? Так тебе понятнее? Хорошая порка – и все забыто? Но ты не собака и не лошадь, чтобы тебя таким образом учить уму-разуму. Ты – женщина, тебе инстинкт должен подсказывать, что хорошо, а что плохо. Верность не покупается: ее или дарят, или в ней отказывают. Видит бог, ты решила мне отказать…

Демельза начала на ощупь выбираться из постели. Рыдая, вцепилась в полог, встала и пошла вокруг кровати. Ее трясло от рыданий. Когда она добралась до двери, Росс сел.

Он все еще был зол.

– Демельза, немедленно вернись в постель!

Но она вышла и хлопнула дверью. Росс тоже поднялся с кровати, взял свечу и снова открыл дверь. На лестнице Демельзы уже не было. Жир закапал со свечи. Росс направился в гостиную. Демельза попыталась закрыть перед ним дверь, но муж распахнул ее одним ударом.

Демельза помчалась к следующей двери. Росс поставил свечу на пол и успел поймать жену возле камина. Он прижал ее к себе. Демельза сопротивлялась, но как-то беспомощно, словно бы из последних сил. Росс ухватил ее за волосы и запрокинул ей голову.

– Отпусти меня, Росс. Отпусти.

Росс смотрел, как слезы текут по ее щекам, потом отпустил. Демельза стояла напротив него и плакала.

«Она заслужила, – подумал Росс. – Этого еще мало! Пусть поплачет!»

Ему бы следовало ее ударить. Ремнем выпороть. Пьяная самка, дворовая девка. Какая порочная смесь! Будь проклят ее дерзкий нрав! Верити вышла за Блейми, и все, все его неприятности из-за того, что Демельза влезла не в свое дело. Да он мог всю душу из нее за это вытрясти.

Но в Россе уже проснулось врожденное чувство справедливости. Да, Демельза была частично виновата в этой истории, но нельзя же сваливать на нее всю ответственность за последствия. От замужества Верити, по сравнению с остальным, меньше всего вреда. Чертов Фрэнсис. Какое вероломство! А может, он торопится с выводами? Нет. Все сходится.

– Идем отсюда, ты замерзнешь, – грубовато сказал Росс.

Демельза как будто его не слышала.

После беседы с Фрэнсисом она вернулась домой в подавленном состоянии. Демельза представляла себе, какой будет реакция мужа на ее признание, странно только, что она расстроилась так сильно.

Гнев Росса пошел на спад, но не исчез окончательно, просто опустился до приемлемого уровня. Он понял, что Демельзу ранили его речи. Что он ей наговорил? Не слишком ли был груб? Но Полдарки просто не терпят, когда им перечат. Чертов Фрэнсис, все неприятности начались из-за него. Первый разрыв между Верити и Блейми, а потом его упрямое нежелание пересмотреть свое решение. Демельза действовала из лучших побуждений, в этом нет никаких сомнений. Да уж, благими намерениями вымощена дорога в ад. Но какими бы ни были ее намерения, она не имела права вести себя подобным образом. Просто не имела права. Демельза вмешалась не в свое дело, лгала ему, но, хотя сейчас она расстроилась до слез, пройдет день-два, и она снова будет весела и счастлива. А вот последствия ее действий будут нарастать как снежный ком и скажутся на жизни многих людей.

Демельза перестала плакать и отступила на шаг:

– Мне не холодно.

– Хорошо, только не сиди здесь всю ночь.

– Ты ложись. А я приду позже.

Росс оставил ей свечу и вернулся в спальню. Там он зажег еще одну свечу и подошел к колыбели. Джулия раскидала одеяльца и лежала попкой кверху, как молящийся мусульманин. Росс хотел накрыть спящую дочь, но тут вошла Демельза.

– Посмотри на нее, – сказал Росс.

Демельза тихонько всхлипнула и перевернула малышку. Ангельское личико Джулии обрамляли каштановые кудряшки.

Демельза осторожно отошла, а Росс остался стоять у колыбели и смотрел на дочь. Когда он обернулся, Демельза уже сидела в глубине кровати, и Росс видел только пирамидку ее коленей.

Он лег рядом и задул свечу, а Демельза все не укладывалась.

«Безрассудная и упрямая во всем, – подумал о жене Росс. – И в преданности, и в печали. Не моргнув глазом предает меня из любви к Верити. Но мне ли ее судить? По милости Демельзы между мною и Фрэнсисом образовалась пропасть, и, возможно, это приведет к полному краху».

– Росс, – вдруг сказала Демельза. – Неужели мой поступок так ужасен?

– Даже обсуждать это не желаю.

– Но я должна знать. Тогда мне не казалось, что я поступаю слишком дурно. Я понимала, что обманываю тебя, но я думала, что так надо для счастья Верити. Может, это неправильно и глупо, но я и правда так считала.

– Не сомневаюсь, – сказал Росс. – Однако все не так просто. Это повлекло за собой и другие последствия.

– Какие?

– Пока ничего не могу тебе сказать.

– Мне очень жаль, – вздохнула Демельза. – Я даже не представляла, что поссорю тебя с Фрэнсисом. Мне бы это и в дурном сне не привиделось. Если бы знала, никогда бы так не поступила.

Росс вздохнул:

– Ты породнилась с особенной семьей. Не жди от Полдарков, что они будут вести себя благоразумно. Я уже давно этого не жду. Мы вспыльчивы, даже чересчур вспыльчивы, возможно, порой резки. Мы искренне любим и ненавидим, причем нередко без достаточных на то оснований. Пожалуй, тобою двигал здравый смысл. Если двое любят друг друга, то пусть поженятся и обретут счастье, несмотря на прошлое, и к черту все последствия.

Демельза надолго притихла, а потом сказала:

– Но… Я все равно не понимаю. Ты говоришь загадками. Я чувствую себя обманщицей, это так ужасно…

– Больше я не стану ничего объяснять. Не сейчас. Сначала я должен во всем удостовериться. А то, что я тебе наговорил… Это я сгоряча. Так что забудь, если сможешь, ложись и спи.

Демельза тяжело вздохнула:

– Жаль… Как бы я была счастлива, если бы вы с Фрэнсисом помирились.

– Тогда, боюсь, долго тебе теперь счастья не видать.

Демельза притихла и больше не приставала к Россу с расспросами. Но никто из супругов не спал. После ссоры Демельза была на грани срыва, ответы на свои вопросы она не получила, а слезы не принесли облегчения. Она пребывала в полном неведении и потому чувствовала себя очень неуютно. Росс дал понять, что есть еще какие-то причины для его гнева, но не сказал, какие именно. Демельза всегда и во всем стремилась к полной ясности и не любила оставлять проблемы нерешенными. Но она понимала, что на сегодня уже достаточно. Росс чем-то встревожен, он сильно устал, и ему нужен покой. Спустя еще какое-то время Демельза закрыла глаза и постаралась уснуть. А Росс даже и не пытался.

В сочельник Демельза получила от Верити письмо.

Дорогая кузина Демельза!

Твое поздравление доставили вчера утром, и вот спешу ответить!

Рада узнать, что вы все, несмотря на эпидемии, живы и здоровы. У нас в городе все очень плохо – свирепствуют две или три болезни. Если не одна зараза прицепится, так другая. Но мы с Эндрю, слава богу, тоже здоровы. На воскресной службе из-за эпидемии скамьи наполовину пустовали. После службы мы были приглашены к жене мэра на поминки по ее маленькому сыну. Миссис Добуз очень опечалена, но смиренно приняла потерю, она прекрасная женщина.

Хорошо, что вы наконец получили весточку от Марка Дэниэла. Рада, что он добрался до Франции и теперь в безопасности, если там сейчас кто-то может чувствовать себя в безопасности. То, что произошло, ужасно, мне очень жаль, что все так получилось, и я сочувствую Марку, хотя и не оправдываю его.

В последнюю неделю мы были очень заняты. Флотилия Ост-Индской компании из трех чудесных кораблей и фрегата, а также две флотилии из Вест-Индии и одна из Португалии на пути домой зашли в наш порт, и только несколько кораблей с Подветренных островов отправились дальше, к Ла-Маншу. Из наших окон открывается прекрасный вид на гавань, а там сейчас сотни две парусов. Флотилии перевозят ценные грузы, в городе множество пассажиров.

Моя дорогая, могу тебе сообщить, что я очень счастлива в новой жизни. Я думаю, возраст – это, скорее, то, как человек сам себя ощущает. Прежде я в тридцать один год казалась себе увядшей старухой, но теперь я замужем и все совершенно иначе. С тех пор как я сюда приехала, я прибавила в весе и совсем забыла, что такое катар. Возможно, это здешний мягкий климат пошел мне на пользу, но, думаю, дело не в нем. Эндрю тоже очень счастлив. Дома он все время насвистывает, для меня это так непривычно, ведь в Тренвите никто никогда не насвистывал. Я о многом тоскую, вспоминаю свои былые заботы, скучаю по знакомым лицам, особенно когда Эндрю нет дома. Но, дорогая, можешь даже не сомневаться, что верила в нас не напрасно. Благодарю тебя за все, что ты для нас сделала.

Как бы я хотела, чтобы это Рождество нас всех примирило. Мы бы встретили его вшестером, и, конечно, с Джулией и Джеффри Чарльзом. Как бы это было хорошо. Увы, боюсь, Фрэнсис никогда не смягчится. Но я знаю, что Росс не такой, и поэтому весной, когда погода улучшится и он будет не так занят, приглашаю вас провести неделю в нашем доме. У меня здесь много друзей, и все, кто поближе узнаёт Эндрю, хорошо к нему относятся.

Дорогая, мне очень жаль, что все труды Росса, похоже, оказались напрасными. Это так грустно, ведь промышленность нынче в упадке.

В наших краях много обнищавших жестянщиков. На прошлой неделе они вошли в город и устроили беспорядки. Зима была ужасной; я смотрю на оголодавших людей и молюсь, чтобы здесь не произошло того, что случилось по ту сторону Ла-Манша.

Постарайся сделать так, чтобы Росс не принимал все слишком близко к сердцу, это его извечная беда. Если случится худшее и медеплавильная компания закроется, это всего лишь на несколько лет, но потом наверняка наступят лучшие времена и завод снова откроется.

Вчера Миллет, капитан одного из фрегатов, сказал, что для улучшения ситуации нам нужна еще одна война. Ужасное предложение, но многие из гостей с ним согласились. А по мне, так уж лучше нищета.

Единственное, что меня расстраивает, – это то, что Эндрю часто отсутствует дома. Сегодня вечером он отплывает, и его не будет все рождественские праздники и в Новый год тоже. Я часто думала о том, чтобы отправиться вместе с ним, но Эндрю говорит, что надо подождать до лета, когда в Бискайском заливе будет спокойнее.

Эндрю преданно любит море, но на флоте его считают слишком уж напористым. Домой муж всегда возвращается на взводе, как будто каждое плавание испытывает его нервы на прочность. В первые дни его легко разозлить и он частенько пребывает в дурном настроении. А еще я думаю, что Эндрю в море иногда немного выпивает. В этом нет ничего удивительного, надо же ему как-то снимать напряжение. Но на берегу – ни капли спиртного. У меня уходит целый день драгоценного времени на то, чтобы вернуть мужу покой, а потом, совсем скоро, он вновь уплывает.

Я пока еще не познакомилась с моими «детьми». Это испытание мне предстоит перед Пасхой, примерно в это время «Громовержец» с юнгой Джеймсом Блейми на борту пристанет к родным берегам. Эстер Блейми, дочь Эндрю, учится в пансионе и живет у его сестры в Плимуте. Может случиться так, что и она тоже навестит нас этой весной. Помолись за меня! Я надеюсь оказать детям радушный прием и, если все получится, хочу, чтобы наш дом стал их домом. Иногда мне кажется, что я совсем не умею общаться с людьми. Некоторые умеют держаться непринужденно, вот бы и мне так научиться.

Прошлой ночью нашу экономку, миссис Стивенс, так замучили боли в животе, что пришлось послать за доктором Силви. Доктор сказал, что это спазмы, и дал миссис Стивенс зашитую в тряпочку серу, чтобы она прикладывала ее туда, где почувствует боль. Оказалось, прекрасное средство, но я думаю, что ей нужно есть побольше ревеня.

Буду думать о тебе в Рождество. Я несказанно рада, что ты вдохновила меня на то, чтобы начать новую жизнь.

Благослови Господь вас обоих.

Верити

Росс вернулся домой только в начале одиннадцатого. Вечер выдался чудесный. За час до его возвращения у парадной двери появились певчие из церкви Сола и начали распевать рождественские гимны.

Демельза была не особенно религиозной, но она читала молитвы, которым ее научила мама, и, в зависимости от ситуации, прибавляла к ним концовки собственного сочинения. А под Рождество она всегда испытывала душевный порыв пойти в церковь. Мудрость рождественских сказок и красота гимнов затрагивали струнки ее души, и, если бы ей сейчас предложили, она бы с радостью присоединилась к хору.

Да, Демельзе очень хотелось подпеть им в этот вечер, когда они слабыми голосами затянули «О, помни, человек». Но удовольствие, которое она получила от двух гимнов, немного омрачило незнание того, как себя повести дальше. Демельза послала миссис Гимлетт за печеньем, которое испекла днем, и принесла гостям две бутылки канарского из запасов Росса.

Первым в дом вошел дядюшка Бен Трегигл, а за ним остальные. Плохо одетые и явно голодные, они смущались и жмурились на свету. Всего восемь человек. По словам дядюшки Бена, двое из хора заболели гнойной ангиной, еще трое – лихорадкой, а у Сью Бейкер опять случился припадок. Сам Трегигл, с крючковатым носом и длинными черными волосами, которые сальными кудряшками сбегали по плечам, был похож на пронырливого чужеземца.

Демельза суетливо раздала всем стаканы, один взяла сама. Ей было бы куда легче развлекать сэра Хью Бодругана, чем этих бедных застенчивых певчих. С Бодруганом она хотя бы знала, как себя держать. Демельза раздала певчим печенье и снова наполнила их стаканы, а когда гости встали, чтобы уйти, дала им горсть серебра – шиллингов на девять. Порозовевшие от вина, повеселевшие и разбогатевшие, певчие вышли из дома в туманную лунную ночь. Они собрались вокруг фонаря и там спели еще один гимн, на удачу, после чего всей толпой зашагали вверх по долине в сторону Грамблера.

Посмеявшись над собственной неловкостью и порадовавшись, что все закончилось благополучно, Демельза вернулась в гостиную и стала одним пальцем подбирать на спинете незамысловатую мелодию рождественского гимна «In dulci jubilo»[8]. Потом села и начала играть обеими руками. Демельза делала определенные успехи, хотя миссис Кемп, слушая, как играет ее ученица, обычно хмурилась и говорила, что эти мотивчики – не музыка.

Так она сидела, наигрывая на спинете, пока не услышала, что вернулся Росс.

Демельза встретила мужа на пороге и сразу все поняла.

– Я приберегла для тебя кусок пирога, – сказала она. – А еще, если хочешь, есть холодный цыпленок. И чудесные сладкие кексы.

Росс уселся в свое любимое кресло, и Демельза помогла ему снять сапоги.

– Я поужинал у Тонкина. Не пиршество, конечно, но я сыт. А вот от стаканчика рома с парочкой твоих кексов не откажусь. У нас были гости?

Демельза рассказала про певчих из Сола и добавила:

– А еще утром принесли письмо от Верити.

Росс медленно читал и устало щурился. Демельза положила руку мужу на плечо и вместе с ним во второй раз перечитывала письмо, а он накрыл ее руку ладонью.

Они больше не заговаривали о причинах той июльской ссоры, но это не означало, что ссора забыта. Демельза по характеру была открытой, она любила, чтобы в отношениях царила полная ясность, поэтому переживала недоговоренность тяжелее, чем муж. А Росс все последние месяцы пытался решить другие проблемы и бо́льшую часть времени проводил вне дома.

Демельза не сразу догадалась, что Росс подозревает в предательстве Фрэнсиса, а когда она это поняла, до нее постепенно стал доходить смысл и всех других доводов мужа. В результате она порой чувствовала себя виноватой не только в ссоре Росса с кузеном, но и в проблемах медеплавильной компании, которые с каждым днем росли как снежный ком. Все эти мысли давили на Демельзу, и Росс даже представить не мог, насколько ей тяжело. В эту осень их отношения впервые оказались под угрозой, хотя внешне ничего не изменилось.

– Что ж, ты в своих усилиях преуспела больше меня, – сказал Росс. – Остается только позавидовать твоему чутью.

– А у тебя нет хороших новостей?

– Мы с Джонсоном и Тонкином пункт за пунктом просмотрели все бухгалтерские книги. Сэр Джон – и тут, я думаю, многие с ним согласятся – пришел к выводу, что лучше обойтись малой кровью и признать поражение. После торгов в понедельник состоится последнее собрание акционеров. Если большинство выступит против продолжения работы, то вторник я проведу за ликвидацией нашего предприятия.

– А ты знаешь, кто бы мог тебя поддержать?

– Тонкин, конечно, выступит за, как и Блюитт с Джонсоном. У всех троих прекрасная репутация, но нестабильное финансовое положение. Лорд Деворан будет с нами, пока у него не попросят денег. Пенвенен уже подумывает о том, как использовать свою дробилку для других целей.

Демельза присела рядом с мужем:

– Ты свободен до понедельника?

– Да, надо же повеселиться на Рождество.

– Росс, не мучай себя понапрасну. Верити права.

Росс собирался вздохнуть, а получилось, что зевнул.

– В чем именно?

– Она пишет, что ты все принимаешь слишком близко к сердцу и от этого все проблемы. Скажи, как это отразится на нашем благосостоянии?

– Возможно, мне придется продать часть акций Уил-Лежер.

– Нет, только не это!

– Надеюсь, всего лишь половину. Ту, которую я выкупил у Чоука.

– Но они же приносят… как ты их там называешь… дивиденды. Такая жалость! А Харрис Паско разве не твой друг?

– Он банкир, дорогая. Для него на первом месте обязательства перед вкладчиками.

– Но у него в хранилищах наверняка куча денег. Он ведь все равно ими не пользуется, и Паско знает, что тебе можно верить. Ты же через пару лет расплатишься с ним по этим его… как их там… если он тебе одолжит…

Росс улыбнулся:

– Пожалуй, над этим стоит подумать. Мне надо будет на два дня поехать в Труро, и Паско пригласил остановиться у него. Гостю ему трудно будет отказать.

Демельза нахмурилась, расправила юбку на коленях и, немного подумав, сказала:

– Не нравится мне это. Это ведь несправедливо, Росс! Как-то жестоко и не по-людски. Разве банкиры не христиане? Они что, ни разу не подумали: «А каково было бы мне самому, окажись я в долгах?»

– Не вешай нос, дорогая. Ты же не хочешь, чтобы мы под Рождество превратились в унылую парочку и, печально вздыхая, желали друг другу счастья?

– Росс, а мы не можем взять денег под залог Тренвит-Хауса?

– Дом уже заложен.

– А если продать лошадей и волов? Я могу пешком походить и спокойно обойдусь самыми простыми продуктами. Мне не привыкать. А еще есть мое серебристое платье и брошь с рубином. Ты же сам говорил, что она стоит не меньше ста фунтов.

Росс покачал головой:

– Все это не покроет и половину долгов. Нам придется смириться с положением вещей.

– А есть хоть какой-то шанс, что работы продолжатся?

– Я возлагаю надежды на торги в понедельник. А еще есть предложение остановить плавку и, чтобы предотвратить банкротство, стать простыми торговцами. Но такой способ спасения репутации мне не по душе.

Демельза посмотрела на мужа и подумала: «Не слишком ли эгоистично радоваться тому, что Росс в наступающем году будет больше времени проводить дома? А что, хоть какое-то утешение! Во всем есть свои плюсы, даже в закрытии компании».

Рождество в Нампара-Хаусе и окружающих его поселениях прошло тихо, но это было затишье перед бурей. У Росса с того момента, как они начали осуществлять свою затею, еще никогда не было столько свободного времени. Все лето, чтобы сэкономить, они старались обходиться на ферме своими силами. Росс все деньги вкладывал в компанию, а теперь оказалось, что проще было взять и выбросить их со скалы в море. Неприятное сравнение, но надо смотреть правде в глаза.

После того июльского собрания Росс и его сотоварищи-акционеры неизменно оказывались в проигрыше. Сент-Обин Трисайз, Окетт и Фокс отстранились от дел, и дальше уже почти каждую неделю кто-то выбывал из строя. Тех, кому Уорлегганы не могли нанести удар в лоб, банкиры убирали, зайдя с тыла. Владельцы шахт вдруг обнаруживали, что им отказано в кредите, или же возникали какие-то проблемы с поставкой угля. Сэр Джон продолжал судиться по своему делу в Суонси. Права Альфреда Бэрбэри на некоторые из его пристаней в Труро и Фалмуте оказались под вопросом, и, пока он не разорвал контракт с «Карнморской медной компанией», ему грозили судебные разбирательства. Даже Рэй Пенвенен не мог чувствовать себя в полной безопасности.

Естественно, не всему виной были Уорлегганы, но они привели в действие определенные механизмы. Вцепись банкиры в компанию мертвой хваткой, она бы и месяца не просуществовала, а так в их схемах можно было найти кое-какие пробелы. Уорлегганы напрямую контролировали только треть медеплавильных компаний, остальные сотрудничали с ними в своих интересах.

На второй день Рождества, единственный безветренный день на той неделе, Росс и Демельза поехали в Уэрри-Хаус, чтобы нанести визит сэру Хью Бодругану. Росс недолюбливал Бодругана, но он знал, что Демельза, получив приглашение еще девять месяцев назад, втайне мечтает посетить этот дом, и ему просто захотелось порадовать жену.

Когда они приехали, сэр Джон разливал джин по бутылкам, но, как радушный хозяин, тут же забросил это занятие и препроводил их в просторную гостиную, где Констанс, леди Бодруган, возилась со своими щенками.

Росс отметил, что Констанс ведет себя не так грубо, как при последней их встрече. Другими словами, приветствуя гостей, она обошлась без богохульств. Видимо, леди Бодруган смирилась с тем, что ее престарелый пасынок испытывает симпатию к беспородной жене Росса Полдарка.

Они пили чай на безопасном расстоянии от огромнейшего камина – Демельза в жизни не видела ничего подобного. А рядом расположились спаниели, щенки датского дога и собаки прочих пород, которых Констанс угощала пирожными со стола, из-за чего в светскую беседу постоянно вклинивались лязг челюстей и рык ее питомцев.

Из камина то и дело вырывались клубы дыма, но потолки в гостиной были настолько высокие, что дым куполом поднимался вверх и утекал сквозь щели.

В такой своеобразной атмосфере Демельза пила крепкий чай и пыталась расслышать рекомендации Констанс по лечению чумки.

Высокий Росс выглядел довольно нелепо в небольшом кресле. Он кивал в ответ на разглагольствования сэра Хью, который сидел, откинувшись в кресле, и мысленно фантазировал, представляя Демельзу у себя в постели.

После чаепития сэр Хью, хотя уже стемнело, настоял на том, чтобы гости посмотрели дом и конюшни. Они прошли по продуваемым сквозняками коридорам; потом конюх с фонарем в руке провел их в большую комнату на первом этаже. Когда-то эта комната была богато украшена, но теперь здесь повсюду появилась плесень, половицы скрипели, а стекла в окнах потрескались. Вдоль одной стены стояли большие клетки с рыжими кроликами, а напротив – со щенками. Запах тут был просто невыносимый. В следующем помещении вдовствующая леди держала семейство сов, нескольких сонь, больную обезьянку и пару енотов. Они спустились еще ниже, на этот раз в коридор, уставленный клетками с дроздами, щеглами, канарейками и виргинскими соловьями. Сэр Хью так часто сжимал Демельзе руку, что она начала подозревать, что все это было затеяно с одной-единственной целью – побродить вместе с нею в темноте. В одной из комнат сквозняк оказался настолько сильным, что на пороге их чуть не сдуло обратно в коридор, а задний фонарь погас. Сэр Хью положил свою короткую толстую руку Демельзе на талию, но Демельза ловко выскользнула, только шелк платья зашелестел, и быстро подошла к Россу.

Во всем доме лучше всего содержались конюшни с прекрасными гунтерами[9] и сворой гончих, но осмотр прекратили на полпути: леди Бодруган обеспокоилась не комфортом гостей, а тем, что лошадей потревожат без нужды.

Когда они вернулись в гостиную, дым под потолком сгустился. Демельза еще не освоила премудрости виста, поэтому они часок поиграли в кадриль, и она выиграла пять шиллингов. Затем Росс поднялся из-за стола и сказал, что им пора ехать, пока ветер не усилился. Сэр Хью, вероятно в надежде на дальнейшее сближение, предложил гостям остаться на ночь, но они поблагодарили и отказались.

На обратном пути Демельза вела себя тихо, пожалуй, слишком тихо даже для такой ветреной ночи.

Когда они нашли укрытие в своей долине, она сказала:

– Люди, владеющие самыми большими домами, не обязательно самые приятные, так, Росс?

– Равно как и люди с самой лучшей родословной не всегда бывают самыми благородными.

Демельза рассмеялась:

– Ни за что бы не осталась там на ночь. В этом доме повсюду сквозняки. И спать страшно: вдруг проснешься, а рядом в постели та старая больная обезьяна.

– О, я не думаю, что сэр Хью так уж болен.

Демельза снова рассмеялась, но порыв ветра унес ее смех.

– Я серьезно, – сказала она, восстановив дыхание. – Какой смысл в огромном доме, если нет возможности содержать его в порядке? У них плохо с деньгами?

– Не настолько. Но старый сэр Роберт растратил бо́льшую часть того, что позволял порядок наследования.

– Это, наверное, странно, когда пасынок годится тебе в отцы. А если серьезно, Росс, разве сэр Хью не может одолжить тебе на время необходимую сумму?

– Благодарю покорно. Я предпочел бы, чтобы компания закрылась достойным образом.

– А еще у кого-нибудь можно занять? Старый мистер Тренеглос не сумеет помочь? Он ведь неплохо заработал на шахте, которую вы для него запустили. Сколько тебе нужно, чтобы продержаться еще какое-то время?

– Минимум три тысячи фунтов.

Демельза сложила губы в трубочку, как будто хотела присвистнуть, а потом сказала:

– А для себя лично, Росс, чтобы не продавать акции Уил-Лежер? Я, честно говоря, больше беспокоюсь об акциях.

– Ну, это будет видно, когда я переговорю с Паско, – уклончиво ответил Росс. – В любом случае я не стану занимать у друзей.

«Я не стану занимать у друзей».

С этой мыслью Росс утром в понедельник выехал из Нампары в Труро. В душе он был согласен с Демельзой: его счастье – это жена и дочь, работа в удовольствие на земле и возможность видеть плоды своих трудов. Именно об этом он мечтал, вернувшись домой из Америки, и с тех пор ничего не изменилось. Прошедший год был кошмаром, дурным сном, а теперь Росс очнулся, и лучше обо всем забыть. Но нельзя избавиться от клейма поражения и выдернуть ядовитое жало триумфа Уорлеггана.

И нечем было разбавить горечь разочарования из-за необходимости продать свою долю акций Уил-Лежер. Росс пока не хотел расстраивать Демельзу, но понимал, что это неизбежно. Потеря Уил-Лежер станет худшей из потерь.

Возле небольшого ельника Росса поджидал Заки Мартин.

Пони и лошадь, которые совершили вместе не один переход, легко зашагали в ногу. Росс постарался не думать о делах и справился о семье Заки. Мартины были довольно крепкими. Зимой миссис Заки заставляла их пить рыбий жир. Жуткая гадость и к тому же вонючая, но лекарство пошло всем на пользу.

– Благодарю вас, сэр, все трое ребятишек Джинни в полном порядке. И сама она уже чувствует себя намного лучше.

Заки рассказал, что на Уил-Лежер работает один шахтер по фамилии Скобл, он вдовец, ему уже за тридцать, живет за Марасанвосом. Капитан Полдарк наверняка его знает.

– Ты Белоголового имеешь в виду?

– Его самого. Скобла так за необычный цвет волос прозвали. Так вот, он проявляет интерес к нашей Джинни, а она его знать не хочет. Не то чтобы он ей совсем уж не нравится. Просто Джима никто не заменит. Так она говорит. А мать ей внушает: дескать, хватит убиваться, у тебя трое маленьких ребятишек, надо о них позаботиться. Скобл-то хороший, спокойный, трудолюбивый, у него свой дом, вот только детей до сих пор все нет. А Джинни говорит, что, может, через годик она и подумает, а пока это невозможно: мол, что люди скажут? А мать ей толкует: так-то оно так, да вот только мужчины не любят ждать подолгу. Смотри, найдется девушка, которая будет рада выйти за бездетного вдовца.

– Миссис Заки во многом права, – сказал Росс. – И не стоит бояться того, что подумают окружающие. Я знаю в Труро одного священника, который привел в дом вторую жену всего через два месяца после смерти первой. Для людей из высшего общества в этом нет ничего необычного.

– Я передам дочке ваши слова. Может, тогда она посмотрит на все это по-другому. Нехорошо, конечно, выходить за того, кто тебе не по душе. Но я не думаю, что Скобл так уж не нравится Джинни. Да и в любом случае не стоит хоронить себя заживо.

На развилке у церкви Сола они заметили Дуайта Эниса, Росс помахал ему рукой и собрался свернуть к перекрестку Баргуса, но Дуайт знаком попросил их остановиться. Заки отъехал в сторонку, чтобы не мешать разговору. Когда доктор подошел поближе, Росс заметил, что его красивое лицо стало мертвенно-бледным.

Теперь Дуайт мог не волноваться за свое место, его самоотверженная работа во время осенних эпидемий весьма этому поспособствовала. Разумеется, о трагедии не забыли, и за спиной у Эниса до сих пор еще перешептывались, но отъезда его никто не желал. Молодой врач нравился людям, местные жители нуждались в нем и уважали его. После закрытия Грамблера многие подопечные доктора Чоука перешли к Энису. Работа не приносила особого дохода, но все старались хоть как-то ему заплатить. Дуайт тяжелым трудом смывал бесчестие. А когда выдавалось свободное время, предпочитал проводить его в одиночестве.

– Вы неважно выглядите, – заметил Росс. – Вам не помешает отдохнуть день-другой. Я как раз еду к Паско, они будут рады вас видеть.

Дуайт покачал головой:

– Об этом не может быть и речи. Работы непочатый край. Уеду на три дня, а потом за три месяца не наверстаю.

– Можете поделиться работой с Чоуком. Как-то это не очень справедливо: у вас – сотня бедных пациентов, а у него – десяток богатых.

– Ничего, я справляюсь, – сказал Дуайт. – Старый мистер Тренеглос на прошлой неделе позвал меня подлечить его подагру. А вы ведь знаете, что он не жалует нашего брата. – Энис печально улыбнулся. – Но я остановил вас не для того, чтобы обсуждать свои дела. У меня плохие новости. О Фрэнсисе Полдарке. Вы еще не слышали? Говорят, он заболел, и его сын тоже.

– Да ну? Нет, я ничего об этом не слышал. Вы его навещали?

– Их лечением, естественно, занимается доктор Чоук. Ходят слухи, что это гнойная ангина. Morbus strangulatorious.

Росс посмотрел доктору в глаза. Эта болезнь бродила по округе уже около девяти месяцев. Это не была эпидемия в привычном смысле слова, но временами недуг наносил молниеносные удары, и последствия оказывались ужасными. Бывали случаи, когда умирали все дети в семье. Гнойная ангина вспыхивала то в одной деревне, то в другой, а потом снова исчезала. Дуайт нахмурился, словно бы прочитав мысли Росса.

– Не далее как на прошлой неделе я просмотрел все свои записи касательно этой болезни. В сорок восьмом в Корнуолле была серьезная вспышка гнойной ангины. Но с тех пор нам удавалось ей довольно успешно противостоять.

– А в чем причина этого заболевания?

– Никто не знает. Некоторые винят во всем ядовитые свойства воздуха. Особенно вблизи воды. Но с тех пор, как Кавендиш провел свои эксперименты, взгляды медиков по этому вопросу претерпели значительные изменения.

Росс подумал об Элизабет.

– Дуайт, я бы хотел, чтобы вы их проведали.

Молодой человек покачал головой:

– Только в том случае, если за мной пришлют… К тому же я не претендую на то, что у меня есть средство от этой болезни. Результат лечения предсказать невозможно. Бывает, что сильные умирают, а слабые выживают. И Чоук знает не меньше моего.

– Не умаляйте свои достоинства, доктор.

Росс не знал, следует ли, повиновавшись порыву, немедленно поехать в Тренвит и проведать Элизабет. Забыть прежние обиды – это так по-христиански. Но медеплавильная компания гибла буквально у него на глазах, и он не мог себе такое позволить. Торги не станут откладывать, а времени у него хватало только на дорогу в Труро.

Пока Росс раздумывал, как лучше поступить, на вершине холма появился доктор Чоук собственной персоной. Он ехал к ним со стороны Сола.

– Прошу меня простить, – сказал Энис, – но этот человек пытался помешать моей работе. Я не желаю с ним встречаться.

Дуайт приподнял шляпу и пошел своей дорогой.

Росс не двигался с места, пока доктор не приблизился на достаточное расстояние. Будь у Чоука такая возможность, он бы проехал мимо.

– Добрый день, доктор Чоук.

Тот надменно посмотрел на Росса:

– Мы вас потревожим, мистер Полдарк. Не могли бы вы посторониться? У нас неотложное дело.

– Я не намерен вас задерживать, но я узнал, что мой кузен серьезно болен.

– Серьезно болен? – Доктор покосился в сторону удаляющегося конкурента. – На вашем месте я бы не стал верить всем подряд.

– Правда ли, что у Фрэнсиса гнойная ангина? – сухо спросил Росс.

– Да, вчера я обнаружил ее симптомы. Но он идет на поправку.

– Так скоро?

– Мне удалось своевременно сбить жар. Я прочистил ему желудок порошком от лихорадки и к тому же дал вашему кузену сильную дозу хинина. Главное – компетентный подход к лечению. Вы можете навестить его, когда пожелаете.

Чоук собрался объехать Росса по краю дороги, Смуглянка выпустила пар из ноздрей и забила копытом.

– А Джеффри Чарльз?

– Там не ангина. У него легкий приступ четырехдневной лихорадки. У остальных домочадцев воспаление горла, а это совершенно другой диагноз. А теперь позвольте мне откланяться, сэр.

Чоук двинулся дальше, а Росс еще какое-то время смотрел ему вслед, потом развернул Смуглянку и поехал за Заки.

Торги закончились, и вскоре должно было начаться традиционное застолье.

Все прошло по плану, да вот только по плану чужому. Как обычно, конкуренты подстроили так, чтобы «Карнморская компания» не получила ни фунта меди. Шахты на этом выиграли, ведь само существование «Карнморской медной компании» было угрозой для всех остальных покупателей. Стоило Заки перестать подавать заявки, как цены бы тут же упали до прежнего уровня.

Росс начал сомневаться в том, что шахты – уцелевшие шахты – были настолько беспомощны, насколько это пытались показать Уорлегганы. Раз уж они не смогли сохранить единство, им предстояло погибнуть поодиночке. Это был темный, подлый и жестокий бизнес.

За длинным обеденным столом по одну руку от Росса сидел Заки, а по другую – капитан Хеншоу, который представлял интересы Уил-Лежер. Джорджа Уорлеггана Росс заметил, только когда подали обед.

Прежде Уорлегган никогда не присоединялся к традиционному застолью. Ему незачем было сюда приходить. Да, он владел контрольным пакетом акций нескольких предприятий, но при этом всегда действовал через агентов или управляющих. Странно, что Джордж решил до них снизойти, – обретя власть, он предпочитал более изысканное общество.

За столом на секунду воцарилось молчание. Все знали, кто такой Уорлегган, и понимали, что при желании он способен уничтожить или вознести многих из них. Джордж Уорлегган поднял голову и встретился с Россом взглядом. Он слегка улыбнулся и помахал ему холеной рукой.

Этот жест послужил сигналом к началу обеда.

До прибытия остальных Росс назначил Ричарду Тонкину встречу в таверне «Семь звезд». Выйдя из «Красного льва», он обнаружил, что рядом с ним шагает Джордж Уорлегган.

– Росс, что-то в последнее время вы редко наведываетесь к нам в Труро, – непринужденно и даже дружелюбно начал он. – Не далее как вчера Маргарет Воспер заметила, что вы перестали посещать наши карточные вечера.

– Маргарет Воспер?

– Так вы не знаете? Миссис Картланд четыре месяца назад сменила фамилию на Воспер, и бедный Люк уже начал чахнуть. Не знаю, что в ней такого фатального, но, похоже, мужья этой дамочки за ней не поспевают. Она отчаянно карабкается вверх и еще успеет выскочить за лорда.

– В ней нет ничего фатального, – сказал Росс. – Обычная жажда жизни, а жажда сама по себе – вещь опасная.

– Значит, образно говоря, Маргарет высасывает жизнь из своих возлюбленных? Что ж, вам следует знать – она сказала мне по секрету, что некогда мечтала выйти за вас. Видит бог, это был бы интересный эксперимент! Думаю, на вас бы она зубки-то пообломала.

Пока они переходили через улицу, Росс мельком глянул на Уорлеггана. Они не виделись восемь месяцев, и, похоже, у Джорджа за это время прибавилось веса в обществе. Раньше он пытался скрывать некоторые свои особенности и, подражая аристократам, старался казаться лощеным, обходительным и бесстрастным. Теперь же, обретя богатство и власть, он с особенным удовольствием выставлял напоказ все то, что до сих пор прятал. Прежде он маскировал свою бычью шею под богатыми шелковыми галстуками или платками, а сейчас, напротив, даже немного акцентировал на ней внимание. Он уверенно шагал, держа в руке длинную трость и наклонив голову вперед. Когда-то Джордж пытался сдерживать свой раскатистый бас, а теперь дал ему волю, из-за чего все изысканные обороты, которым Уорлегган успел научиться, в его устах несколько резали слух. Черты лица у него были крупными – мясистый нос, полные губы, широко расставленные глаза. Денег у этого человека было более чем достаточно, и теперь его целью было заполучить власть. Ему нравилось, что с ним считаются. Нравилось, что его боятся.

– Как ваша супруга? – поинтересовался Джордж. – Вы нечасто выводите ее в свет. Она имела успех на балу, но с тех пор ее что-то не видно.

– У нас нет времени на светскую жизнь, – ответил Росс. – К тому же сомневаюсь, что мы сумеем извлечь из этого пользу.

Джордж даже и не подумал оскорбиться.

– Конечно, Росс, ведь вы так заняты. Медеплавильная компания пожирает львиную долю вашего времени.

Изящный ответ.

– Компания и Уил-Лежер.

– Да, с Уил-Лежер вам повезло: хорошее качество руды и легкий дренаж. Одна из немногих шахт, которая все еще представляет интерес для потенциального инвестора. Полагаю, вскоре кое-какие ее акции появятся на рынке.

– Неужели. И чьи же?

– Насколько я понял, ваши, – осторожно сказал Джордж.

К этому моменту они как раз подошли к порогу «Семи звезд». Росс остановился и посмотрел в лицо Джорджу. Эти двое враждовали еще со школьных времен, но до драки дело никогда не доходило. Семена раздора, регулярно падая в почву, пока не давали всходов. А теперь казалось, что все накопленное за многие годы готово вырваться наружу.

Джордж хоть и ледяным тоном, но все же поспешил извиниться:

– Простите, видимо, меня ввели в заблуждение. Ходили такие разговоры.

Своевременное извинение предотвратило уже готовую было разразиться бурю. Джордж не боялся потасовок, но не мог позволить себе уронить собственное достоинство. Кроме того, даже в нынешние, более цивилизованные, чем прежде, времена ссора с джентльменом грозила закончиться чем-то посерьезнее драки на кулаках.

Росс не отрываясь смотрел на него холодными светлыми глазами.

– Вот именно, вас ввели в заблуждение.

Джордж оперся на трость и немного ссутулился.

– Досадно. Вы же знаете, я всегда готов вложиться в стоящее дело. Если вдруг появится достоверная информация об акциях на продажу, известите меня. Я заплачу по тринадцать с половиной фунтов за акцию. Это больше, чем вы… чем кто-либо сможет получить на сегодняшний день на открытом рынке. – И Джордж метнул злорадный взгляд на своего высокого собеседника.

– Я не могу повлиять на партнеров, – ответил Росс. – Вам лучше обратиться к кому-нибудь из них напрямую. Что же касается меня, то я предпочту сжечь свои акции.

Джордж посмотрел через улицу и, немного подумав, произнес:

– Главный недостаток Полдарков в том, что они не способны признать поражение.

– А главный недостаток Уорлегганов в том, что они не могут смириться, когда с ними не хотят иметь дело.

Лицо Джорджа побагровело.

– Но мы не забываем оскорблений.

– Что ж, надеюсь, тогда вы это непременно запомните. – Росс повернулся к Уорлеггану спиной и вошел в таверну.

Печальные новости из Тренвита Демельза узнала только к полудню. Бетти Проус рассказала ей, что заболели все трое молодых Полдарков, только тетушка Агата здорова, а из четырех слуг захворали трое. Говорят, Джеффри Чарльз чуть ли не при смерти и никто не знает, что делать. Демельза пыталась расспросить Бетти подробнее, но та ничего больше добавить не могла.

Демельза опять занялась выпечкой, но надолго ее не хватило. Она взяла на руки ползавшую у нее под ногами Джулию и отнесла ее в гостиную. Там уселась на ковер перед камином и, пока играла с дочкой, пыталась решить, как ей лучше поступить.

Да, она им ничем не обязана. Фрэнсис вообще сказал, чтобы она и близко к Тренвит-Хаусу не подходила. И кстати, сам Фрэнсис совершил подлый, просто ужасный поступок – он выдал Росса Уорлегганам.

Элизабет с мужем могли попросить о помощи кого-нибудь из Тигов или из родственников, которые жили западнее, в Тременхире. И доктор Чоук тоже наверняка наведывается в Тренвит-Хаус. Так что они вполне способны сами о себе позаботиться.

Демельза бросила дочке тряпичный мячик, Джулия его остановила и, забыв о маме, постаралась распотрошить.

У Демельзы вроде как не было повода пойти к родным мужа. Еще подумают, будто она подлизывается, чтобы загладить ссору. А зачем ей мириться со своей соперницей Элизабет? Да, весь прошедший год та никак себя не проявляла с этой стороны, но опасность никуда не делась. Она ведь чудо как хороша и вся такая утонченная. Элизабет оставалась для Росса недосягаемой и таинственной, а жена всегда была под рукой, как верная овчарка, – никакой загадочности и стремиться не к чему, они ведь каждую ночь спали в одной постели. Да, они стали ближе друг другу, но в их отношениях не осталось ничего волнующего. Скорее всего, думала Демельза, муж рассуждает именно так.

Нет, лучше оставить все как есть. Она уже однажды вмешалась в их дела, хватит.

– Ай-ай-ай! – сказала Демельза. – Нехорошая девочка. Зачем рвешь мячик? Ну-ка, брось его маме. Давай же! Толкай ручкой. Толкай!

Но, с другой стороны, именно то, что она когда-то вмешалась в дела этой семьи, делало ее ответственной за последствия этого вмешательства. Не поспособствуй Демельза замужеству Верити, та бы осталась дома и сейчас могла бы за всеми приглядеть. Да и Фрэнсис не поссорился бы с Россом и не предал бы кузена. Неужели она одна во всем виновата? Порой Демельзе казалось, что Росс именно так и считает. По ночам – а теперь она иной раз просыпалась посреди ночи – ее начинало мучить чувство вины.

Демельза посмотрела в окно. До сумерек еще часа два. Торги, наверное, уже закончились. Росс сегодня домой не вернется, так что она не сможет с ним посоветоваться. Но ей не нужны были советы мужа. Она и сама знала, как следует поступить.

Джулия ползала по ковру, а Демельза встала и приблизилась к колокольчику, но звонить не стала. Она так и не привыкла вызывать слуг, дергая за шнурок.

Демельза прошла в кухню.

– Джейн, я уйду ненадолго. Надеюсь вернуться до темноты. Но если вдруг не вернусь, уложи Джулию, хорошо? Проследи, чтобы молоко было кипяченым и чтобы она все съела.

– Да, мэм.

Демельза поднялась наверх за плащом.

Вся компания расположилась в отдельном кабинете в «Семи звездах». Акционеры совсем пали духом. Председательствовал лорд Деворан – толстый неопрятный мужчина в сюртуке табачного цвета. Лорд был простужен, оттого что бросил носить парик.

– Итак, джентльмены, – прогнусавил он, – мы заслушали финансовый отчет, предоставленный мистером Джонсоном. Должен сказать, я весьма разочарован, ведь менее чем четырнадцать месяцев назад мы все с таким энтузиазмом начинали наше дело. Компания обошлась мне в изрядную сумму, и, подозреваю, большинство из нас потерпели значительные убытки. Но правда заключается в том, что мы откусили больше, чем могли проглотить. Это надо признать. Я знаю, что многие из вас болезненно восприняли методы наших конкурентов, меня и самого они не устраивают. Но все по закону, так что предъявить им нечего. У нас просто нет средств, чтобы продолжить дело.

Деворан умолк и взял понюшку табаку.

– Одно дело – основать предприятие с неплохими перспективами и найти множество людей, желающих в него понемногу инвестировать. И совсем другое – искать тех, кто готов поддержать ненадежную компанию или скупить внезапно выброшенные на рынок акции, – сказал Тонкин. – Всем понятно, что мы переживаем трудные времена и никто не хочет рисковать своими деньгами.

– У компании было бы в два раза больше шансов преуспеть, если бы мы не допустили к участию в ней людей с ненадежными кредитами, – заметил сэр Джон Тревонанс.

– Недопустимо совать нос в финансовые дела тех, кто выступает на твоей стороне, – возразил Тонкин. – И уж конечно, никто не предполагал, что имена основателей компании станут достоянием гласности.

– О, вы же знаете здешние нравы, – ответил сэр Джон. – Тут никто и пяти минут язык за зубами не удержит. Я действительно верю в то, что все дело в воздухе. Влажность способствует излишней откровенности.

– Что ж, чья-то откровенность дорого нам обошлась, – вздохнул Тонкин. – Я лишился своего положения и большей части сбережений.

– Ну а я так и вовсе на пороге банкротства, – сказал Гарри Бюитт. – Уил-Мейд закроется уже в этом месяце. А впереди маячит долговая тюрьма.

– А где Пенвенен? – спросил Росс.

Все молчали.

– А что вы на меня смотрите? Я ему не сторож, – произнес сэр Джон.

– Сбежал с тонущего корабля, – съязвил Тонкин. – Его волнует прокатный стан, а не наша компания.

– Ну, пожалуй, наш корабль уже можно назвать затонувшим, – заключил сэр Джон. – Так что вопрос о бегстве не стоит. А оказавшись в воде, вполне естественно использовать все средства, лишь бы добраться до берега.

Полдарк наблюдал за собеседниками. На лице сэра Джона промелькнуло самодовольное выражение. До Рождества Росс такого за ним не замечал. С крахом их предприятия сэр Джон терял больше всех, правда не в пропорциональном отношении. Огромные плавильные печи стояли на его земле. На протяжении того недолгого времени, что существовала компания, он единственный получал прибыль со своих инвестиций в виде портовых сборов, роста доходов от угольных барж, арендной платы за землю и прочего. Именно поэтому Россу и показалась странной эта перемена в настроении сэра Джона. Неужели он за рождественские праздники углядел невидимый для других берег? Росс пытался уловить настроение своих партнеров. Он надеялся, что хоть кто-то из них проявит стойкость, но даже Тонкин смирился с поражением. И все же он предпринял последнюю попытку поднять их боевой дух:

– Я категорически не согласен с тем, что корабль уже затонул. У меня есть предложение. Мы сможем продержаться до весны, если…

Тренвит-Хаус показался Демельзе унылым и серым, хотя, возможно, это впечатление родилось из воспоминаний о последнем визите в этот дом. Или из знания о том, какая беда там поселилась.

Демельза дернула дверной колокольчик, и откуда-то с кухни во внутреннем дворике донесся тихий звон. Сад без ухода разросся, лужайка спускалась до самого ручья, вода в пруду позеленела. Два кулика, склонив хохлатые головы, бегали по нему, но, заметив человека, шарахнулись в сторону.

Демельза снова подергала шнур звонка. Тишина. Тогда она попробовала открыть дверь. Большая круглая ручка легко подняла засов, и тяжелая дверь со скрипом открылась.

В холле никого не было. Высокие венецианские окна выходили на юг, но тени зимнего дня уже прокрались в дом и скрыли все фамильные портреты в конце холла, кроме одного, и уходящую наверх лестницу. Бледный сноп света падал на изображение рыжеволосой Анны-Марии Тренвит, которая, по словам тетушки Агаты, родилась, еще когда на троне сидел Старина Роули[10], кем бы тот ни был. Продолговатое лицо девушки было повернуто к окнам, застывший взгляд ее голубых глаз был устремлен на лужайку.

Демельза поежилась и провела пальцем по слою пыли на длинном столе. В доме пахло сухими травами. Она подумала, что лучше, наверное, было по старой привычке войти с черного хода, и тут наверху громко хлопнула дверь.

Демельза быстро прошла через холл и постучала в дверь, ведущую в большую гостиную. Та была приоткрыта, и Демельза решила войти. Вся мебель в комнате была накрыта чехлами от пыли.

Значит, этой гостиной не пользовались. Всего два года назад Демельза, беременная Джулией, впервые вошла в этот дом. Ей было дурно, она выпила пять бокалов портвейна и спела перед совершенно незнакомыми ей дамами и господами. Тогда присутствовали Джон Тренеглос, захмелевший и потому веселый, его злобная жена и Джордж Уорлегган. И еще Верити, ее дорогая подруга. Все вокруг блестело и сверкало, и Демельзе казалось, что она попала в сказочный замок. После этого она побывала в городском доме Уорлегганов, в Зале приемов и в Уэрри-Хаусе. Она повзрослела и успела многое повидать. Но тогда она была счастливее.

Демельза услышала, что кто-то спускается по лестнице, и быстро выскользнула обратно в холл. В полумраке, цепляясь за перила, ковыляла вниз по лестнице старушка в парике, выцветшем черном платье и накинутой поверх него белой шали.

Демельза быстро пошла ей навстречу.

Тетушка Агата остановилась на неверных ногах и попыталась разглядеть гостью. Ее глаза давно утонули в гуще морщин.

– Кто там? Это ты, Верити? Ты вернулась? И очень вовремя…

– Нет, это не Верити, – сказала Демельза и заговорила громче: – Это жена Росса, Демельза. Я пришла вас проведать.

– Кто, говоришь? А, бутончик Росса. Что ж, сейчас не время для визитов. Все заболели, все до единого. Кроме меня и Мэри Бартл. Она так занята, ухаживает за ними не покладая рук, а на старушку совсем нет времени. Голодом меня заморила! Ну точно помру от голода! Черт побери, разве старая леди не нуждается в том же уходе, что и молодая? – Тетушка Агата покрепче вцепилась в перила, скатившаяся слеза мигом исчезла где-то в ее сморщенных щеках. – Просто в доме нет порядка, вот что я тебе скажу. Как Верити ушла, так все и развалилось. Ох, не следовало ей нас бросать. Слышишь меня? Эгоистка, сбежала с тем мужчиной. А должна была остаться с нами. Такова воля ее отца. Но эта девчонка всегда была упрямицей. Вот, помнится, когда ей было пять лет…

Демельза проскользнула мимо старушки и поднялась наверх. Она знала, где расположена главная спальная. Только Демельза свернула в коридор, как из одной из комнат вышла пожилая темноволосая женщина с тазом воды. Демельза ее узнала. Это была Сара Трегигл, невенчанная жена дядюшки Бена. Увидев Демельзу, она быстро присела в реверансе.

– Они там?

– Да, мэм.

– А ты… приглядываешь за ними?

– Это доктор Томми меня позвал, мэм. Но вы же знаете, я простая повитуха. Я пришла, потому что больше некому. Но мое дело принимать роды… или обмывать покойников.

Демельза взялась за ручку двери и посмотрела вслед женщине, которая на ходу неловко расплескивала воду. Все знали тетушку Сару. Неподходящая сиделка для аристократов. Но что делать? Выбора не было. Запах трав усилился.

Демельза тихо открыла дверь и проскользнула в комнату.

После встречи с акционерами Росс решил немного пройтись. Паско обычно садились ужинать не раньше восьми, а он не горел желанием целый час развлекать дам светской беседой в гостиной.

Росс шел по окраинным улочкам небольшого города и намеренно гнал прочь мысли о недавнем собрании. Он думал о своей семье, о распутном отце, который всю жизнь попадал в переделки, менял женщин, дрался с их мужьями и отцами и до самого конца оставался упрямым циником. Он размышлял о Демельзе и о том, как его размолвка с Фрэнсисом повлияла на их отношения. Это трудно было себе представить, но все же между ними появилась некая отчужденность, как черная полоса на гербе бастарда. Он думал о Гаррике, собаке Демельзы, и о том, как беспечно смеется пока еще далекая от всех жизненных перипетий Джулия. Вспоминал о Марке Дэниэле, прикидывая, сможет ли тот прижиться на чужбине, или однажды тоска по дому приведет беднягу на виселицу. Он размышлял о больных родственниках в Тренвит-Хаусе и о Верити.

Так незаметно для себя Росс вышел к реке за городом. Вечером вода поднялась, тут и там светились огни кораблей, в доках двигались светлые точки фонарей. У причалов пришвартовались три судна: две небольшие шхуны и еще один корабль, довольно крупный для этой реки. Подойдя ближе, Полдарк разглядел реи на фок-мачте и понял, что это красавица-бригантина. Новенькая, недавно покрашенная, с блестящей латунью на юте. Росс подумал, что судно с такой глубокой осадкой доставить сюда и вывести обратно в море можно только в высокий прилив. Вот почему нынче вечером на пристани царила такая суматоха.

Росс прогулялся до деревьев, которые нависали над самым берегом, и повернул обратно. С этого места даже в безлунный вечер можно было полюбоваться широкой полосой прилива с решеткой из мачт на первом плане и мерцающими огоньками вдоль черной окраины города.

Снова поравнявшись с бригантиной, Росс заметил, что на борт судна понимаются несколько человек. Наверху у сходней стояли два матроса с фонарями, и, когда один из мужчин шагнул на палубу, фонарь осветил его лицо. Росс от неожиданности вздрогнул, но сумел взять себя в руки – с этим человеком он уже ничего не мог поделать – и двинулся дальше. Он все же оглянулся один раз, но мужчины уже были на палубе.

Когда мимо Росса прошел матрос, он неожиданно для самого себя спросил его:

– Ты с «Королевы Шарлотты»?

Матрос остановился и удивленно посмотрел на Полдарка:

– Я? Нет, сэр. Я со «Сказочной долины». У нас капитаном Ходжес.

– «Королева Шарлотта» – прекрасный корабль. Она впервые в этой гавани?

– Нет, вроде в этом году уже заходила раза три или четыре.

– А кто капитан судна?

– Капитан Брей, сэр. Кажется, они как раз сейчас отплывают.

– А какой груз на борту, не знаешь?

– В основном зерно и сардины, – сказал матрос и пошел дальше.

Росс еще какое-то время смотрел на бригантину, потом развернулся и направился обратно в город.

В центре спальни стояла небольшая жаровня, в которой с целью обеззараживания помещения курились травы. Все трое больных находились в одной комнате. Фрэнсис лежал на большой кровати из красного дерева, Джеффри Чарльз – в своей кроватке в алькове, а Элизабет сидела рядом с сыном. Никакие прежние обиды не могли сравниться с огромным облегчением, которое она испытала, увидев гостью.

– О, Демельза, как это любезно с твоей стороны! А я уже отчаялась. Мы просто в ужасном положении. Ты так добра. Мой бедный мальчик…

Демельза посмотрела на Джеффри Чарльза. Малыш с трудом дышал, каждый вдох сопровождался хрипом и сипением. Лицо изможденное, щечки раскраснелись, а глазки полузакрыты. За ушками и на шее Демельза заметила красные пятна. При каждом вдохе и выдохе он сжимал и разжимал один кулачок.

– Сейчас у него… спазмы… Потом будет отрыжка или его стошнит… После чего наступит облегчение, но… только на время… – У Элизабет от отчаяния срывался голос.

Демельза посмотрела на ее покрасневшее лицо, на сверкающие от волнения серые глаза и забранные в пучок светлые волосы.

– Ты тоже больна, Элизабет, и должна лежать в постели.

– Со мной другое – просто немного лихорадит. Я продержусь. О, мой бедный мальчик. Я без устали молюсь за него…

– А Фрэнсис?

Элизабет закашлялась и с трудом сглотнула.

– Ему… немного… лучше. А малыш… бедняжка… Если бы я только могла ему помочь. Мы смазали ему горло настойкой из роз. Но кажется, легче ему не стало.

– Кто там? – каким-то чужим голосом спросил Фрэнсис со своей кровати.

– Это Демельза. Она пришла нас проведать.

Все замолчали, потом Фрэнсис, медленно подбирая слова, произнес:

– Хорошо, что она забыла старые обиды…

Демельза тихо выдохнула.

– Если бы слуги были здоровы, мы бы могли подменять друг друга, – продолжила свой рассказ Элизабет. – Но на ногах осталась только Мэри Бартл… Том Чоук уговорил тетушку Сару… Не самый удачный выбор… Но он больше никого не нашел.

– Не надо ничего объяснять, – сказала Демельза. – Побереги горло. Тебе надо лежать. Послушай, Элизабет… Я не представляла, какая тут у вас обстановка, а потому не знала, как долго здесь пробуду. Но если вам нужна моя помощь, я останусь сколько понадобится. Но сначала… сначала я должна сбегать домой и попросить миссис Гимлетт, чтобы она присмотрела за Джулией. А потом сразу вернусь.

– Спасибо тебе. Побудь с нами хотя бы одну ночь. Это такое облегчение, когда можно на кого-то положиться. Я очень тебе благодарна. Слышишь, Фрэнсис? Демельза сегодня останется с нами на ночь.

Дверь открылась, и в спальню, прихрамывая, вошла Сара Трегигл с тазом свежей воды.

– Тетушка Сара, – попросила Демельза, – помогите мне уложить миссис Полдарк в постель.

После ужина дамы оставили мужчин беседовать за бокалом портвейна.

– Итак, какие у вас новости на сегодня? – спросил Харрис Паско.

Полдарк задумчиво разглядывал темное вино в бокале.

– С нами все кончено. Компанию завтра ликвидируют.

Банкир кивнул.

– Я предпринял последнюю попытку переубедить компаньонов, – продолжил Росс. – На сегодняшних торгах цена на медь впервые за многие годы не понизилась, а пошла вверх. В свете этого я предложил поработать вместе еще полгода. Объяснил, что можно взять в долю плавильщиков. На шахтах именно так и поступают, когда заключают договор с вольными рудокопами. Я сказал, что надо использовать все шансы. Кое-кто согласился, но влиятельные акционеры выступили против.

– В особенности сэр Джон Тревонанс, – вставил банкир.

– Да. Как вы узнали?

– Вы правы насчет цены на медь. Сегодня мне сообщили, что она поднялась еще на три фунта.

– Итого – шесть фунтов за шесть недель.

– Однако имейте в виду, могут пройти годы, прежде чем цена на металл достигнет приемлемого уровня.

– Но как вы догадались, что сэр Джон будет выступать против моего предложения?

Харрис Паско облизнул губы и несколько неохотно ответил:

– Не столько против вашего предложения, сколько против продолжения работ в целом. Ну, мои выводы основаны на слухах.

– На каких?

– Скажем так: сэр Джон боролся со встречным ветром, а теперь готовится сделать его попутным. На этом проекте он потерял кругленькую сумму и жаждет вернуть утраченное. Он не желает, чтобы плавильный завод понапрасну простаивал.

Росс припомнил интонации сэра Джона, когда тот выступал на собрании, вспомнил он также и о том, что Рэй Пенвенен на собрание не явился.

Полдарк встал и поинтересовался:

– Вы хотите сказать, что сэр Джон продаст завод Уорлегганам?

Коротышка-банкир потянулся за своим бокалом вина:

– Я думаю, он хочет пойти с ними на компромисс. Больше мне об этом ничего не известно.

– То есть мы обанкротимся, а они с Пенвененом заключат сделку, чтобы покрыть свои потери!

– Похоже, что вскоре появится некая управляющая компания, в которой у Уорлегганов будет свой представитель, – ответил Паско.

Росс какое-то время молча рассматривал книги в застекленном шкафу.

– Знаете, – произнес он, – нынче вечером мне показалось, что я видел, как Мэтью Сэнсон поднимается на один из кораблей в доках. Такое возможно?

– Да, он вернулся в Труро несколько месяцев назад.

– И ему позволили вернуться сюда и торговать как ни в чем не бывало? Неужто Уорлегганы стали полновластными хозяевами всей округи?

– Никто не станет поднимать шум из-за какого-то Сэнсона. Он надул всего-то четверых или пятерых человек, и никто из них не обладает достаточным влиянием.

– А корабль, на котором он прибыл?

– Это собственность компании, которую контролируют Уорлегганы. У них два судна – «Королева Шарлотта» и «Леди Лайсон». Так сказать, побочный бизнес и, не сомневаюсь, весьма доходный.

– На вашем месте я бы испугался за свою душу. Интересно, в этом городе, кроме вас, остался хоть кто-то, кого они не купили со всеми потрохами?

Паско покраснел:

– Мне эта семейка тоже малосимпатична. Но вы перегибаете палку. Для обычного человека Уорлегганы всего лишь влиятельные богатеи. Вы же решили перейти им дорожку, а потому они для вас представляют нечто большее. Мне жаль, поверьте, очень жаль, что вы не преуспели в своей борьбе. Если бы деловая репутация стояла на первом месте, то, без сомнения, победа была бы на вашей стороне.

– Стало быть, при наличии хорошей репутации нам просто не хватило золота, – заключил Росс.

– Это был не мой проект, – выдержав паузу, заметил банкир. – Я сделал все, что мог, а в результате лишь понесу убытки.

– Понимаю, пойдут разговоры. – Росс снова сел. – Что ж, пора платить по счетам. Компания, можно сказать, самораспустилась, так что пора уладить наши личные дела. Какова моя задолженность вашему банку?

Харрис поправил очки в стальной оправе:

– Она невелика… Около девяти сотен фунтов или чуть меньше. Это превышает залог под ваше имение.

– Если я продам свою долю акций Уил-Лежер, это покроет бо́льшую часть долга, вместе с дивидендами, о которых мы только что говорили?

– Не только покроет, но и превысит. Кстати, я как раз вчера услышал, что кое-кто интересуется акциями Уил-Лежер. Предлагают восемьсот двадцать пять фунтов за шестьдесят акций.

– Есть еще один небольшой нюанс, – сказал Росс. – Гарри Блюитт, управляющий Уил-Мейд, пострадал серьезнее меня. Он опасается, что его посадят в долговую тюрьму. Я не удивлюсь, если так оно и будет. Акции и дивиденды дадут около тысячи фунтов, я бы хотел, чтобы весь остаток перешел к Блюитту. Тогда у него будет шанс остаться на плаву.

– Я правильно понимаю: вы согласны, чтобы я продал ваши акции по указанной цене?

– Если это максимум, который вы можете за них выручить.

– Это больше, чем вы могли бы выручить, если бы ваши акции оказались на открытом рынке. На сегодняшний день тринадцать фунтов пятнадцать шиллингов за акцию – хорошая цена.

– Тринадцать фунтов… – Ножка бокала вдруг треснула в пальцах Росса, и вино выплеснулось ему на руку.

– Что случилось? Вам плохо? – испугался Паско.

– Не беспокойтесь, все в порядке. Надеюсь, я не разбил вашу семейную реликвию?

– Нет, но…

– Я передумал, – сказал Полдарк. – Пожалуй, я не стану продавать акции.

– Коук – так зовут человека, который вышел на меня с этим предложением.

Росс достал платок и вытер руку.

– На самом деле этого человека зовут Уорлегган.

– Да ничего подобного. Уверяю вас. С чего вы взяли?

– Мне безразлично, кого они выбрали на эту роль. Это их деньги, и акции они не получат.

Паско несколько смутился:

– Я не знал… Поверьте, я понимаю ваши чувства, но это выгодное предложение.

– Я не приму это предложение, даже если придется продать дом и землю. Простите, Харрис, нравится вам это или нет, но вам придется подождать свои деньги. Дадите мне пару месяцев, ладно? За это время я достану необходимую сумму. Но свою шахту я сохраню любой ценой и сделаю ее процветающей, даже если мне придется сесть в тюрьму.

Нотариус Пирс играл с дочерью в криббедж у себя дома. Слуга доложил о прибытии Росса. Мисс Пирс, миловидная девица лет двадцати пяти, вечно недовольная тем, как она выглядит, извинилась и быстро вышла из комнаты. Мистер Пирс отодвинул стол, поворошил дрова в камине и пригласил гостя сесть.

– Здравствуйте, капитан Полдарк. Ваш визит для нас целое событие. Останетесь на партию в криббедж? С Грейс играть всегда немного скучновато: она ведь и пенни не рискнет на вскрытии.

Росс отодвинул свое кресло подальше от камина:

– Я нуждаюсь в вашем совете и помощи.

– Что ж, милостивый государь, помогу, коли сумею.

– Мне нужен заем в тысячу фунтов без залога.

У Пирса брови поползли на лоб. Как и все остальные акционеры Уил-Лежер, он держался в стороне от битвы медных компаний, но прекрасно знал, как обстоят дела.

– Хм. Серьезное предложение. Без залога, говорите? Да, я так и подумал. Боже, боже.

– Я согласен заплатить большие проценты.

Мистер Пирс почесался:

– Без залога. А вы обращались к Кэри Уорлеггану?

– Нет, и не собираюсь.

– Так, понятно. Да… Это будет очень непросто. Если без залога, то что вы можете предложить в качестве обеспечения?

– Мое честное слово.

– Так-так. Понимаю. Но честного слова достаточно лишь для дружеского соглашения. Вы обращались к кому-нибудь из своих друзей?

– Нет. Я хочу, чтобы это было деловое соглашение. Я заплачу.

– Заплатите? Вы имеете в виду проценты? Да… Но кредитора прежде всего волнует его собственный капитал. Если вы так нуждаетесь в деньгах, то почему не продадите акции Уил-Лежер?

– Потому что именно этого я и хочу избежать.

– Ах так? – Багровая физиономия нотариуса не вселяла надежды. – А ваша недвижимость?

– Уже заложена.

– И на какую сумму?

Росс ответил.

Мистер Пирс взял понюшку табаку:

– Я думаю, если вы переведете залог к Уорлегганам, они дадут вам больше.

– В последние годы Уорлегганы несколько раз пытались влезть в мои дела, – ответил Росс. – Я этого не допущу.

Мистер Пирс хотел напомнить гостю о том, что проситель не выбирает, но воздержался.

– А вы не думали перезаложить свое имущество? Среди моих знакомых найдется пара человек, которые согласятся пойти на подобный риск.

– И этого будет достаточно?

– Возможно. Но разумеется, это будут краткосрочные сделки. Скажем, на год-два…

– Меня бы это вполне устроило.

– …И, соответственно, они повлекут за собой высокие проценты.

Таким образом, в дополнение ко всем прочим обязательствам Россу предстояло к этому времени в будущем году раздобыть четырнадцать сотен фунтов. Безнадежное положение… если только цена на медь не продолжит расти, а в Уил-Лежер не обнаружится еще одна богатая жила.

– Вы можете организовать такой заем?

– Я могу попробовать. Сейчас не самое подходящее время для подобных сделок. Трудно найти дешевые деньги.

– Это не дешевые деньги.

– Да, конечно, абсолютно с вами согласен. Что ж, через пару дней я сообщу вам что и как.

– Я бы предпочел получить ответ завтра.

Мистер Пирс с трудом поднялся из кресла:

– Боже, боже, ноги совсем не гнутся. Мне полегчало, но подагра еще дает о себе знать. Думаю, я смогу завтра сообщить вам о результатах, но деньги появятся не раньше чем через неделю.

– Это мне подходит. Я согласен.

Во вторник отъезд из города пришлось отложить до пяти вечера.

В первой половине дня Полдарк, Джонсон, Тонкин и Блюитт ликвидировали «Карнморскую медную компанию». Росс не рассказал партнерам о намеках, которые ему сделал накануне Паско. Теперь уже при всем желании никто из них не смог бы помешать сэру Джону заключить соглашение с Уорлегганами. Да и предотвратить переход медеплавильного завода в руки Уорлегганов или в собственность новой компании, которая воспользуется результатами их трудов, тоже не представлялось возможным. Но ничего, эта компания будет лишь одной из многих. Еще посмотрим, не поспособствует ли ее появление повышению цен в пользу шахт.

Ликвидация предприятия не разорила Тонкина, но Росс сочувствовал ему больше других, потому что особенно симпатизировал этому человеку. Тонкин столько труда вложил в компанию, столько сил и энергии потратил, пока убеждал, спорил и выстраивал различные схемы, и теперь, по прошествии пятнадцати месяцев, выглядел совершенно разбитым. Гарри Блюитт, который выступил инициатором создания компании, вложил в нее все до последнего пенни, и сегодняшний день стал для него настоящим финансовым крахом. Суровый и расчетливый Джонсон перенес поражение спокойнее всех, но он и потерял меньше остальных.

После того как все закончилось, Росс снова зашел к мистеру Пирсу и узнал, что деньги будут. Он даже подумал, уж не сам ли Пирс за всем этим стоит. Нотариус был человеком сообразительным и хорошо чувствовал собственную выгоду. Затем Росс вернулся к Паско. Выслушав новости, банкир покачал головой. Столь недальновидное поведение Полдарка шло вразрез с его принципами. По мнению Паско, уж лучше было закрыть дело и начать все сначала, чем погружаться в пучину долгов, из которой еще не известно, выберешься или нет.

Там же Росс написал Блюитту о том, что положил на его счет в банке Паско двести пятьдесят фунтов. Это кредит на пять лет под четыре процента годовых. И выразил надежду на то, что эта сумма поможет Блюитту удержаться на плаву.

Домой Росс возвращался после заката, и обратная дорога заняла у него два часа. Когда он ехал через погруженную в темноту долину и впереди уже показались огни Нампары, перед ним вдруг возникла фигура в плаще.

Росс был зол и подавлен, но, увидев Демельзу, встряхнулся:

– Здравствуй, дорогая. Что-то ты поздно гуляешь. В гости ходила?

– О, Росс, я так рада, что мы встретились. Я боялась, что ты приедешь домой, когда меня там не будет.

– Что-то случилось?

– Нет, все хорошо. Потом расскажу.

– Тогда забирайся ко мне, подвезу тебя полмили.

Демельза поставила ногу на ногу Росса, и он подтянул ее к себе. Смуглянка слегка пошатнулась. Демельза поудобнее устроилась перед мужем и как будто с облегчением вздохнула.

– Если выходишь из дома в такой час, бери кого-нибудь с собой.

– Ох… Да тут у нас вроде как безопасно.

– Не будь такой самоуверенной. Нищета не делает людей благороднее.

– Тебе удалось хоть что-то спасти? Работы продолжатся?

Росс обо всем рассказал.

– О, дорогой, мне так жаль. Правда, деталей я не поняла, я ведь в этом совсем не разбираюсь. Но мне очень жалко тебя.

– Ничего страшного. Горячка прошла, теперь надо успокоиться.

Демельза встревожилась:

– Какая горячка?

Росс похлопал жену по руке:

– Я просто образно выразился. Кстати, ты слышала, что в Тренвит-Хаусе все болеют? Я хотел заехать к ним сегодня, но времени уже не было.

– Да, слышала… еще вчера.

– А не знаешь, как там они?

– Знаю. Им сегодня стало лучше… но опасность пока не миновала.

Супруги пересекли ручей, впереди показался размытый силуэт дома. У двери Росс спрыгнул со Смуглянки и помог спешиться Демельзе. Ему вдруг захотелось поцеловать жену в губы, но она в последний момент подставила ему щеку.

Демельза открыла парадную дверь и крикнула:

– Джон! Мы вернулись!

Ужин прошел спокойно: Росс обдумывал события последних дней, а Демельза была на удивление молчаливой. Росс рассказал ей о том, что сумел сохранить свою долю акций Уил-Лежер, но не объяснил, как именно это сделал. Решил, что расскажет попозже, когда подойдет срок расплачиваться. Для одного дня новостей и так было достаточно.

Теперь он сожалел, что не врезал Уорлеггану, когда была такая возможность. Джордж был не из тех, кто предпочитает давать повод для драки. Надо же, он еще имел наглость вернуть в город своего родственничка Сэнсона. Интересно, как бы отреагировал на это Фрэнсис? Фрэнсис…

– Я правильно тебя понял, Джеффри Чарльзу тоже стало лучше? – спросил Росс. – Дети обычно тяжело переносят ангину.

Демельза вздрогнула и продолжила ужинать.

– Я думаю, худшее уже позади.

– Что ж, рад это слышать. После предательства Фрэнсиса двери моего дома для него закрыты, но такой болезни я и злейшему врагу не пожелаю.

За столом снова воцарилась молчание. Первой его нарушила Демельза:

– Росс, после того, что произошло в июле, я поклялась, что больше у меня никогда не будет от тебя секретов. Так что лучше тебе узнать обо всем сейчас, пока ты не решил, что я снова тебя обманываю.

– Что? – не понял Росс. – Ты в мое отсутствие ездила навестить Верити?

– Нет. Я была в Тренвите.

Демельза внимательно наблюдала за выражением его лица, но оно не изменилось.

– Ты хочешь сказать, с визитом?

– Нет… Я ходила им помочь.

Свеча на столе начала чадить, но никто из них даже не попытался снять нагар.

– И они тебя, разумеется, выпроводили?

– Нет, я осталась у них на всю ночь.

Росс посмотрел Демельзе в глаза:

– Зачем?

– Росс, я должна была. Я пошла просто проведать больных, но застала их в ужасном состоянии. У Фрэнсиса жар спал, но он был совершенно без сил. Джеффри Чарльз вообще был при смерти. Элизабет тоже заболела, но отказывалась это признавать. Да вдобавок еще трое слуг слегли, так что за ними ухаживали только Мэри Бартл с тетушкой Сарой Трегигл. Я помогла уложить Элизабет в постель и всю ночь дежурила у кроватки Джеффри Чарльза. Два или три раза я боялась, что он уже умер, но малыш приходил в себя, и к утру ему стало лучше. Я ушла домой, а днем снова вернулась. Доктор Чоук говорит, что кризис миновал. Он сказал, что Элизабет перенесла болезнь лучше других. Я помогла им по мере сил, но сказала, что дольше остаться не смогу. Но ничего страшного. Миссис Табб уже снова на ногах, и она за всеми присмотрит. Сегодня ночью они и без меня справятся.

Росс посмотрел на жену. Будучи человеком великодушным, он не сказал ей те слова, что вертелись у него на языке.

К тому же бесполезно было отрицать, что чувства, которые двигали Демельзой, ничем не отличались от тех, которыми руководствовался он сам, пытаясь спасти Джима Картера. Разве справедливо теперь винить жену в том, что она поддалась благородному порыву? Росс не мог выкинуть ее поступок из головы, но порядочность и нежная привязанность к Демельзе помогли ему промолчать.

Дальше ужинали молча.

И снова первой заговорила Демельза:

– Я просто не могла поступить иначе, Росс.

– Да, это было очень великодушно и благородно с твоей стороны. Возможно, недели через две я смогу по достоинству оценить твой поступок.

Они оба понимали, что имел в виду Росс, но не стали развивать эту тему.

Ночью поднялся юго-западный ветер и дул не переставая двадцать часов кряду. Потом наступило короткое затишье, после которого ветер задул снова, но уже с севера и принес с собой дождь со снегом. Новый, 1790 год начался в пятницу, в самый разгар бури.

Спать легли рано, Демельза очень устала: прошлой ночью Джулия, у которой резались зубки, капризничала и не давала маме спать.

Ветер всю ночь громыхал и выл с характерным для настоящего «северянина» визгливым присвистом. В окна, что выходили на море, нещадно хлестал дождь, и, чтобы внутрь не подтекала вода, пришлось заложить их снизу тряпками. Холод проникал даже за опущенный полог кровати, и, дабы в доме появился еще один источник тепла, Росс растопил большой камин в гостиной на первом этаже. Разводить огонь в спальне было бесполезно – ветер задувал весь дым обратно в комнату.

Росса разбудил плач Джулии. Это был даже не плач, а писк на фоне грохочущего ветра, и он подумал, что Демельза просто его не услышала. Росс решил сам успокоить дочку, он сел и тут заметил, что жены рядом нет.

Как только он раздвинул полог, в лицо сразу ударила волна холода. Демельза сидела возле детской кроватки. Рядом на столике оплывала свеча. Росс тихонько свистнул, чтобы привлечь внимание жены. Она обернулась.

– Ну, что такое стряслось?

– Я не уверена, Росс. Зубки, наверное.

– Не сиди там, простудишься. Надень халат.

– Мне не холодно.

– Малышка замерзла, перенеси ее к нам.

Ответ Демельзы заглушил внезапно обрушившийся на окно шквал града. Переговариваться не имело смысла, Росс вылез из кровати, надел свой халат, прихватил халат для жены и, подойдя к Демельзе, накинул ей его на плечи.

Некоторое время они вместе смотрели на дочку. Джулия не спала, у нее раскраснелись щечки, и всякий раз, когда девочка хотела заплакать, плач прерывался сухим кашлем.

– У нее жар, – громко, чтобы перекричать шум ветра, сказал Росс.

– Наверное, это из-за того, что зубки режутся. Надеюсь…

Град прекратился так же внезапно, как и начался. И после этого вой ветра казался едва слышным свистом.

– Лучше возьмем ее на ночь к нам, – предложила Демельза.

Она наклонилась над кроваткой – как показалось Россу, довольно неловко – и взяла дочь на руки. Халат соскользнул на пол.

Росс проводил Демельзу до кровати, и они вместе уложили дочку.

– Я сейчас, только глоточек воды выпью, – сказала Демельза.

Росс наблюдал за тем, как она подошла к кувшину и налила в кружку воды. Медленно выпила и налила еще. Тень Демельзы покачнулась и поползла по стене вниз. Росс в ту же секунду оказался рядом с женой.

– Что с тобой?

– Кажется, простыла, – ответила та.

Росс взял ее за руку. Несмотря на царивший в комнате холод, рука Демельзы была горячей и влажной.

– И давно это у тебя?

– Всю ночь. Вечером почувствовала, что начинается.

Росс внимательно посмотрел на жену, разглядывая ее лицо при тусклом свете, а потом потянул вниз ворот ее ночной сорочки.

– У тебя шея припухла.

Демельза отступила на шаг и закрыла лицо ладонями.

– Моя голова. Как же болит голова, – прошептала она.

Росс разбудил Гимлеттов, перенес дочку и Демельзу в гостиную, устроил их перед камином и укутал в одеяла. Джона послал за Дуайтом. А Джейн приказал застелить кровать в комнате Джошуа – там не коптил камин и окна выходили на юг. В такую бурю лучше помещения для больных не найти.

Росс порадовался, что сменил прислугу. Гимлетты не Пэйнтеры, они не ворчали и не стенали, жалуясь на свою горькую судьбинушку.

Росс тихо разговаривал с Демельзой. Пока он пытался внушить жене, что их дочь крепкая девочка и наверняка очень быстро поправится, в голову ему приходили самые мрачные мысли. Они накатывали волнами, грозили затопить здравый смысл и лишить его хладнокровия. Демельза сама сунула голову в петлю. Родственные обязательства…

Нет, дело не в этом. Росс не мог понять, что именно подтолкнуло жену к этому шагу, но он знал, что за этим стоит нечто большее, чем родственные обязательства. Для Демельзы все сплелось воедино: ее участие в побеге Верити; его ссора с Фрэнсисом; их с ней размолвка; крах медной компании; ее визит в Тренвит-Хаус. Все это нельзя было рассматривать по отдельности, и странным образом теперь ответственность за болезнь жены лежала и на нем тоже.

Росс не стал демонстрировать свою тревогу и недовольство три дня назад, и уж тем более нельзя было делать это теперь. Он обтирал Демельзе лоб, пытался шутить и поглядывал на Джулию, которая, наплакавшись, наконец заснула.

Спустя еще какое-то время Росс пошел помочь миссис Гимлетт. Камин в гостиной уже растопили. Джейн, опасаясь сырости, забрала белье наверху и перестелила его на кровать внизу. Пока Росс помогал Демельзе забраться в постель, весь дом от ветра ходил ходуном, хлопали ковры, дребезжали картины.

Грохнула входная дверь. Дуайт Энис снял в холле мокрый плащ и прошел в комнату Джошуа. Он осмотрел горло Демельзы, прощупал пульс и задал пару вопросов, после чего переключил свое внимание на малышку. Росс стоял рядом со свечой в руке. Демельза тихо лежала в кровати-алькове и наблюдала за врачом. Спустя несколько минут Энис вышел в холл за своим саквояжем, Росс пошел следом за ним.

– Что скажете?

– Обе больны.

– Вы имеете в виду гнойную ангину?

– Симптомы очевидны. У вашей супруги они выражены сильнее, чем у дочери. Вплоть до розовых кончиков пальцев.

Энис отводил взгляд и хотел вернуться обратно в комнату, но Полдарк его остановил:

– Насколько все плохо?

– Я не знаю, Росс. Некоторые быстро проходят через пик болезни, но выздоровление – это всегда долгий путь. От трех до шести недель.

– О, мне не важно, сколько это займет времени, лишь бы они поправились.

Дуайт похлопал Росса по плечу:

– Ну-ну. Все будет хорошо.

– Как это лечится?

– Тут мало что можно сделать, в основном все зависит от организма больного. По моему опыту, помогает молоко. Но обязательно кипяченое, обязательно. Оно поддерживает силы. Строгий постельный режим, никаких физических усилий и полный покой. Необходимо ограничить любые нагрузки на сердце. Можно попробовать прикладывать к горлу морскую соль. В пользу кровопускания я не верю.

– А кризис скоро наступит?

– Нет. Через день или два. А пока наберитесь терпения и не падайте духом. У них больше шансов, чем у деревенских жителей. Те лежат полуголодные, без света и воды.

– Да, конечно.

Росс вспомнил, что сказал ему Дуайт два дня назад: «Результат лечения предсказать невозможно. Бывает, что сильные умирают, а слабые выживают».

Северный ветер не переставал еще трое суток.

Под конец первого дня нового года ветер принес еще и снегопад, и на следующее утро вдоль изгородей и стен домов образовались заносы, но продуваемая сильным ветром земля оставалась голой.

Увешанная сосульками водокачка стала похожа на сгорбленную нищенку, вода в кадке замерзла. По небу бежали мертвенно-бледные тучи.

Ближе к полудню снова начался град. Он даже не падал, а стелился по земле. Казалось, ни одно окно не способно выдержать такой напор. Град барабанил в окно, а потом вдруг ненадолго прекращался, и в паузе можно было услышать, как где-то вдалеке воет и ревет, подобно огромному зверю, северный ветер.

Все эти жуткие звуки стали частью кошмаров Демельзы. Температура не спадала еще два дня, и, казалось, старая кровать Джошуа возвращает нетвердое сознание Демельзы в ее первую ночь в Нампаре.

Время пошло вспять.

Она тринадцатилетняя оборванка, голодная, невежественная, дерзкая и одновременно напуганная до смерти. Ее раздевают догола и моют под водокачкой. Вот она в пахнущей лавандой сорочке ложится спать на огромную кровать. На спине еще не зажили рубцы от побоев отца, ребра ноют от тумаков, которыми ее наградили уличные мальчишки на ярмарке в Редрате. Свеча оплывает на прикроватном столике, раскрашенная статуэтка Девы Марии кивает ей с каминной полки. Но самое страшное – она не может глотать. Кто-то набросил петлю ей на шею. А еще Некто страшный притаился за дверями библиотеки: ждет, пока она заснет и потухнет свеча, тогда они в темноте вместе подкрадутся к кровати и затянут петлю.

Поэтому ей нельзя засыпать: все что угодно, только не спать. Скоро Гаррик поскребется в окно, надо будет его впустить. С ним ночью спокойнее.

Иногда по комнате ходили люди. Демельза часто видела Росса, Джейн Гимлетт и доктора Эниса. Они были рядом, но не были реальными. Даже ребенок в кроватке, ее ребенок, не был настоящим. Все это было ее фантазией, чем-то из нереального будущего, из той жизни, о которой она могла только мечтать.

Вот все они оказались в круге света оплывающей свечи. Кивающая статуэтка, сломанные ребра, петля на шее и Некто страшный за дверью библиотеки.

«Вы забрали мою дочушку! – вопит Том Карн, пока она дрожит от страха, спрятавшись в буфете. – По какому праву вы глазели на ее спину! Да я вас засужу!»

– Кажется, эта статуэтка беспокоит Демельзу, – сказал Росс. – Лучше ее убрать.

Демельза выглядывает за край кровати, высовывается с полки буфета, она смотрит вниз на две маленькие фигурки, которые дерутся где-то далеко внизу. Росс забрасывает ее отца в камин, но тот как ни в чем не бывало встает на ноги и теперь собирается затянуть петлю у нее на шее.

«Ты спасена? – шепотом вопрошает отец. – Спасена? Распутство и пьянство – грех. Господь вытащил меня из болота и поставил на твердую землю. Теперь никакого пьянства и прелюбодейства».

«Спасена? – спрашивает Фрэнсис. – От чего спасена?»

Все вокруг хихикают. Но они смеются не над Фрэнсисом, а над Демельзой, над тем, как она пытается изобразить из себя важную леди, притворяется, будто она одна из них, а сама – обычная судомойка, которую вытащили из кишащего вшами домишки. Судомойка. Судомойка…

Она глубоко вздыхает и сбрасывает с края кровати свою жизнь и все свои воспоминания. Они становятся все меньше и меньше и постепенно уносятся прочь. Пусть они утонут. Пусть умрут. Только бы обрести покой.

«Пусть утонет в грязи, – говорит Росс. – Мерзкий карточный шулер… Пусть утонет».

«Нет, Росс, не надо! – Она хватает его за руку. – Спаси его. Или тебя обвинят в убийстве. Какая теперь разница, если мы вернули то, что потеряли? Мы ведь не потеряли Уил-Лежер. Мы снова будем вместе. А больше нам ничего не надо».

Демельза вздрогнула – к ее лбу приложили что-то холодное.

– Обычно жар так долго не держится, – сказал Дуайт. – Признаюсь, я растерян и не знаю, что предпринять.

Да, именно так Марк и убил Керен. Ей об этом не рассказывали, но слухи-то ходили. Они стояли возле окна, и он придушил ее насмерть. И теперь с ней хотят сделать то же самое. Она заснула, и Некто страшный вышел из библиотеки и теперь затягивает петлю у нее на шее.

– Гаррик! – шепотом позвала Демельза. – Гаррик! Ко мне, мальчик! Помоги!

– Выпей это, дорогая.

Голос Росса доносится откуда-то издалека, из другой комнаты, из чужой комнаты, из комнаты ее мечты.

– Бесполезно, – сказал Дуайт. – Она сейчас не в состоянии глотать. Может, через несколько часов, если…

А Гаррик уже скребется, он очень хочет попасть в дом.

– Откройте окно! – попросила Демельза. – Откройте скорее, пока… еще… не поздно…

Что-то большое, лохматое и темное прыгает на нее через комнату. Демельза задыхается от радости: они сделали, как она просила. Гаррик облизывает шершавым языком лицо и руки хозяйки. Она плачет от облегчения. Но вдруг, к своему ужасу, понимает, что пес принял ее за врага и вцепился зубами ей в шею. Она сопротивляется, пытается объяснить, но у нее не хватает голоса, не хватает дыхания…

Свеча погасла, стало холодно. Она дрожит в темноте. Джулия плачет – у нее режутся зубки. Надо встать и дать малышке попить. Если бы только ветер не был таким холодным. Где Росс? Он еще не вернулся? Верити говорит, что он все принимает слишком близко к сердцу.

«Что ж, в этот раз я его не разочарую. Больше я не стану его обманывать. Обманывать. Я его не подведу. Да, конечно, но как это сделать? Если не знаешь, нельзя быть уверенной».

Что-то не так с Джулией, и с ней самой тоже. Да, конечно, Джулия заболела. Она сидела возле ее кроватки всю ночь. Фрэнсис тоже болен. И Элизабет, только она не хочет это признавать. Во рту противный медный привкус. Это все из-за травы, которую они жгут в комнате. Тетушка Сара пришла сразу после распевания гимнов, чтобы присмотреть за всеми ними. Но…

– Росс! – позвала Демельза. – Росс!

– Он заснул в кресле в гостиной, мэм, – сказала какая-то женщина, но это была не Пруди. – Вы хотите, чтобы я его позвала? Ваш муж не спал три ночи.

Нет, спать нельзя. Вдруг придет отец? Он приведет всех иллаганских шахтеров, и они подожгут дом. Но ведь отец исправился и стал совсем другим человеком. Он женился на Нелли Чегвидден. Интересно, как бы он теперь к ним заявился? Может, с хором методистов? И распевал бы вместе с ними гимны под окнами. Демельза представила эту картинку. Смешно, но смеяться не получилось – она закашлялась. А потом она поняла, что это вовсе не смешно. Они уже стоят под окном. Она смотрит сверху на море лиц и видит, что шахтеры голодны и хотят хлеба.

Толпа тянется через всю долину и вопит: «Мы имеем право на хлеб по справедливой цене! Дайте нам зерно! Дайте, или мы не уйдем!»

Она понимает, что единственный хлеб, который она может им дать, – это ее ребенок…

Рядом с ней стоит мельник Сэнсон. В углу Верити с Эндрю Блейми, но они слишком увлечены друг другом и не замечают ничего вокруг. Она рыдает от безысходности и страха. Шахтеры требуют хлеба. Еще минута, и они подожгут дом.

Демельза оборачивается в надежде увидеть рядом Росса, потом снова смотрит в окно, но устремленные к ней лица шахтеров уже заволокло клубами белого дыма.

– Смотрите, – сказала Джейн Гимлетт, – снова снег пошел.

«Снег! Разве ты не видишь, что это не снег, а дым?! – попыталась выкрикнуть Демельза. – Дом подожгли, мы все сгорим заживо!»

Сэнсон упал, и дым начал проникать в ее легкие.

Демельза закашлялась, потянулась к горлу и наткнулась на чью-то руку.

Утром четвертого января ветер стих и повалил снег. К полудню снегопад закончился. Поля стали белыми, ветви деревьев клонились к земле под тяжестью влажного снега, вниз по ручью дрейфовали льдины. Джон Гимлетт рубил дрова во дворе, но для этого ему сначала приходилось растаскивать скованные льдом поленья. Девять уток Гимлеттов направились к воде, на фоне белого снега они казались грязно-желтыми. На Хэндрона-Бич начался отлив, огромные волны бушевали вдалеке от берега. Целую неделю пляж был под слоем изо льда и желтых водорослей, а теперь его накрыло белым снежным покрывалом. Дюны стали похожи на горные хребты, а темные скалы взирали на все свысока, укутавшись в белые саваны.

Наступила мертвая тишина. Как будто после неистовой бури на землю набросили пуховое одеяло. Мир замер, только собачий лай эхом гулял по долине. Море шумело, но его рев растворялся в тишине.

А потом в тучах образовалась брешь, и выглянуло ослепительно-яркое солнце. Ветки деревьев и кусты начали оттаивать, а вниз по крыше заскользили небольшие снежные лавины. В поле появились черные прогалины; малиновка, пристроившись на пушистой от снега ветке яблони, запела гимн солнцу.

Но тучи разошлись в конце дня, так что оттепель длилась недолго; вскоре в долину заползли тени, и снова ударил мороз.

С наступлением сумерек, около четырех часов, Демельза открыла глаза и посмотрела на деревянный потолок кровати. Теперь она почувствовала себя не так, как прежде, – более спокойно и несколько отстраненно. Кошмары отступили. Она очнулась в реальном мире: длинные тени тянулись через комнату, от потолка исходило бледное сияние, шторы на окнах раздвинуты, Джейн Гимлетт клевала носом, сидя у камина.

Демельза попыталась сообразить, какой сегодня день, какое время суток и какая погода за окном. Страшный шум прекратился, но где – в ее голове или снаружи? Вокруг царили мир и покой, но Демельза смотрела на все как будто издалека. У нее больше не осталось жизненных сил. А она сама? Она еще по-прежнему в этом мире? Где Росс? А Джулия? Все больны? Надо было найти ответы на эти вопросы. Демельза хотела подать голос, но ей почему-то стало страшно. Ей показалось, что если она заговорит, то либо разобьет раковину тишины, либо останется в ней навсегда. Ей словно бы предстояло сделать выбор между жизнью и смертью. Она не знала и боялась узнать.

Джуд и Пруди, отец, Верити и Фрэнсис… Нет, стоп, там, дальше, ее снова ждет кошмар.

Торфяные брикеты в камине развалились, огонь вспыхнул ярче, и лицо Джейн Гимлетт обдало жаром. Служанка проснулась, зевнула и подложила в камин еще несколько брикетов. Потом она встала и направилась к кровати, проверить, как там больная… И тут же поспешила из комнаты на поиски Росса.

Она нашла хозяина в гостиной. Росс сидел в своем любимом кресле у камина и смотрел на огонь. Потом они вместе вернулись в спальню Джошуа, и Росс приблизился к кровати. Демельза лежала с закрытыми глазами, но, видимо, она почувствовала, как тень упала ей на лицо. Демельза открыла глаза и увидела мужа. Джейн Гимлетт подошла ближе и поставила свечу на прикроватный столик.

– Ну, здравствуй, любовь моя, – сказал Росс.

Демельза попыталась улыбнуться и, поборов страх, решилась подать голос:

– Здравствуй, Росс…

Раковина разбилась. Он ее услышал, и в этот момент она поняла, что обязательно выздоровеет.

Демельза сказала еще пару слов, но муж ее не расслышал, он наклонился ближе, но все равно не разобрал.

А потом она очень отчетливо произнесла:

– Джулия…

– Все хорошо, дорогая. Но только не сейчас. Завтра. Сначала окрепни немного, а потом ты ее непременно увидишь. – Росс наклонился и поцеловал жену в лоб.

– День? – спросила Демельза.

– Ты болела несколько дней, – сказал Росс. – Шел снег. Было холодно. А сейчас постарайся уснуть. Вечером придет Дуайт, пусть увидит, что ты выздоравливаешь. Спи, Демельза.

– Джулия, – повторила она.

– Завтра, любовь моя. Завтра ты ее увидишь. Спи.

Демельза послушно закрыла глаза и впервые за последние пять дней задышала ровно и глубоко.

Росс отошел к окну. Он не был уверен в том, что поступил правильно, скрыв от жены правду.

Джулия умерла накануне ночью.

Малышку похоронили спустя два дня. Погода стояла тихая и морозная, снег еще лежал в укромных уголках на полях и тропинках. На похороны пришло много народу. Гроб несли шесть девушек в белом: две дочки Мартинов, две Дэниэлов и две младшие сестры Джима Картера. Они пронесли его полторы мили до церкви Сола. Вдоль дороги молча стояли люди, процессия проходила мимо, и они шли следом. На полпути к процессии присоединился церковный хор. Певчих не приглашали, но они всякий раз, когда девушки останавливались, чтобы передохнуть, пели псалмы, и остальные тоже им подпевали.

Рядом с Россом шел Дуайт Энис, за ними – Джон Тренеглос и сэр Хью Бодруган. Пришли Гарри Блюитт и Ричард Тонкин. Харрис Паско прислал своего старшего сына. Капитан Хеншоу с супругой двигались за Джоан Тиг вместе с одним из кузенов Тременхиров. За ними шли Джуд и Пруди Пэйнтер, Дэниэлы и Мартины, Картеры, Вайгусы, Нэнфаны, а дальше – сплошная толпа шахтеров с женами, мелкие фермеры и батраки, дробильщики, откатчики, рыбаки.

Псалмы в исполнении такого количества людей производили огромное впечатление. Всякий раз, перед тем как снова двинуться в путь, они умолкали, и тогда в наступившей тишине был слышен далекий шум моря.

В результате мистер Оджерс обнаружил, что на отпевание пришли три с половиной сотни людей. Они заполнили церковь и тихо стояли во дворе.

Росс старался держать себя в руках, но эта неожиданная дань уважения сломила его. Он не был религиозным, и пережить потерю ребенка ему помогала злость. Росс не мог смириться с волей Небес, и нанесенный судьбой удар ожесточил его еще больше.

То, что Демельза выжила, не вызывало у него благодарности к Богу. Слишком велика была понесенная потеря. Когда мать еще в детстве брала его в церковь, он вместе со всеми повторял псалом: «Если вы сегодня услышите голос Божий, то не упрямьтесь». Но после того, как мама умерла, даже когда Росс плакал, душа его восставала, и он выстроил стену, чтобы защитить себя от собственной слабости и сентиментальности.

Тогда Росс сказал себе: «Ну что же, я ее потерял. Ничего не попишешь. Так тому и быть». Сегодня он, уже взрослый, повторял себе те же самые слова.

Но эти простые полуголодные люди, которые бросили работу в поле, на шахте или на ферме и пришли на похороны его дочери, чтобы выразить ему соболезнование, сломали выстроенную Россом защиту.

Вечером снова поднялся северный ветер. Росс неотлучно сидел возле Демельзы. Она медленно приходила в себя после потрясения, которое испытала, когда услышала страшную новость. Вся ее сущность сконцентрировалась на собственном выживании и не позволяла усталому разуму отвлекаться на мысли о понесенной потере. Сейчас главное – сохранить телесную оболочку. А потом, когда болезнь действительно отступит и начнется процесс выздоровления, тогда и настанет время испытаний.

Около девяти вечера пришел Дуайт, он осмотрел Демельзу, и они какое-то время вместе посидели в гостиной. Росс был погружен в собственные мысли и, казалось, был не в состоянии уловить смысл самых простых реплик гостя. Он все повторял, что не может простить себе, что не устроил поминки и не угостил пришедших на похороны ни едой, ни вином. Он объяснял Дуайту (как будто тот не знал), что таков обычай – угощать людей после похорон.

На похороны его дочери собрались жители со всей округи. Росс такого не ожидал. Он очень надеялся, что они поймут: пока Демельза больна, невозможно устроить все как положено. Дуайт подумал, что Росс пьян. Но он ошибался. Начиная с третьего дня болезни жены и дочери Росс не выпил ни капли. Если что-то и влияло на его физическое состояние, так это недостаток сна.

Росс был надломлен душевно, но тут уж Дуайт ничем не мог ему помочь. Только время, случай или сам Росс могли навести порядок в его душе. Он не мог признать поражение. Полдарк был как взведенная до предела пружина, и, для того чтобы к нему вернулось душевное равновесие, что-то должно было ее спустить.

– Росс, я не говорил об этом раньше, но чувствую, что должен высказаться. Мне очень горько, что я не смог спасти вашу дочь.

– Не ожидал увидеть сэра Хью. В нем больше сострадания, чем я думал.

– Мне все кажется, что я должен был сделать что-то еще. Вы помогли мне здесь обустроиться. Вы всегда были мне добрым другом. Если бы только я мог вам отплатить…

– А из Тренвит-Хауса на похоронах никого не было, – заметил Росс. – Думаю, они все еще больны.

– О, даже если они выздоравливают, этот процесс займет не одну неделю. За лето и осень я наблюдал множество подобных случаев. Как бы я хотел… Чоук, конечно же, будет говорить: дескать, все случилось из-за того, что я пренебрегал своими обязанностями. Наверняка станет уверять, что это он спас Джеффри Чарльза…

– Джеффри спасла Демельза, – сказал Росс, – ценой жизни Джулии.

На дом обрушился очередной шквал ветра.

Дуайт встал:

– Да, вы вправе так думать. Мне очень жаль.

– Будь проклят этот ветер!

– Хотите, я останусь у вас на ночь?

– Нет. Вам надо выспаться. Завтра вам предстоит много дел, а я могу хоть весь год посвятить выздоровлению Демельзы. Давайте выпьем чего-нибудь горячего, а потом ступайте домой.

Росс поставил чайник на огонь и смешал кувшин грога, который они выпили вместе.

– На похоронах было столько бедняков, – произнес Росс. – Я не накормил их и не напоил. А они в этом так нуждались.

– Никто и не ожидал, что вы сможете накормить три деревни, – терпеливо ответил Дуайт.

В дверь тихо постучали.

– Простите, сэр. – Это была Джейн Гимлетт. – Вас зовет хозяйка.

– Что-то случилось?

– Нет, сэр.

Росс попрощался с Дуайтом и прошел в спальню.

Демельза казалась такой маленькой и слабой в огромной кровати Джошуа. Она протянула Россу руку, тот взял ее в свою и сел на стул рядом. На прикроватном столике мерцали две свечи, в камине догорал огонь.

Росс пытался придумать хоть какую-то тему для разговора.

– Сегодня днем пришло письмо от Верити, – неловко начал он. – Не знаю, что ей ответить.

– Она… здорова?

– Да, думаю, да. Я прочитаю тебе, когда станет светлее. Она спрашивает, как там Фрэнсис и остальные. Она слышала только, что в Тренвит-Хаусе болеют.

– А про нас?

– Про нас она пока не слышала.

– Росс, ты должен ей написать. Напиши ей обо всем.

– Хорошо.

– Как они, Росс? Элизабет и…

– Выздоравливают, – сказал Росс.

Он чуть было не добавил: «Даже Джеффри Чарльз», но сдержался.

Росс прислонился к деревянному краю кровати и постарался забыть обо всем, что произошло в последние недели. Он гнал прочь разочарование и боль и пытался мысленно вернуться в те счастливые дни, которые оба проживали вместе всего год назад. Так они просидели довольно долго. Ветер понемногу стих – видимо, сменил направление, превратившись в северо-западный. Огонь в камине начал угасать.

Росс слегка пошевелил рукой, и Демельза ухватилась за нее еще крепче.

– Я не ухожу, – сказал он. – Только помешаю угли в камине.

– Пусть догорают. Пожалуйста, не уходи. Не оставляй меня одну.

– Что с тобой?

– Я просто подумала…

– О чем?

– О Джулии. Ей будет очень одиноко. Она ведь не любила ветер.

Росс просидел рядом с Демельзой всю ночь. Он так и не заснул, только дремал урывками, пока ветер с воем бился о стены дома. И во сне, и наяву у него в голове крутились одни и те же мысли. Безысходность и скорбь. Джим Картер, Уорлегганы, Джулия. Неудачи и потери. Его отец умер в одиночестве в этой самой комнате. Возвращение из Америки, разочарование в Элизабет и счастье с Демельзой. Неужели и эта последняя радость потеряна? Даже если и нет, теперь она всегда будет отравлена горечью воспоминаний. И его собственная жизнь – как она пойдет дальше? Ожесточенная и безнадежная битва за компанию закончилась поражением и, скорее всего, банкротством. Через несколько недель ему исполнится тридцать. Это, конечно, далеко не старость, но часть жизни уже позади. Наступает новый этап, и предстоит подумать, какой дальше выбрать путь. Что же осталось позади? Молодость?

А что бы он чувствовал сегодня вечером, если бы все повернулось иначе, если бы он одержал победу над тюремными властями, над Уорлегганами и этой страшной болезнью? Если бы не проиграл, не понес такую тяжелую потерю? Просто уснул бы и не терзался подобными мыслями? Или… У Росса не было ответов, да и сил на то, чтобы их искать, тоже. Теперь ему трудно было представить, что он мог добиться успеха в любом из своих предприятий, или поверить в то, что впредь вообще возможно хоть какое-то начинание. Этот этап его жизни закончился поражением, полным и безоговорочным. Все дороги приводят к печальному финалу.

Шторм не унимался. Ближе к утру Росс сходил за дровами, растопил камин и, чтобы согреться, выпил несколько стаканов неразбавленного бренди. Когда он снова сел рядом с кроватью жены, алкоголь добрался до его сознания, и он уснул.

Ему снились невероятные истории, в которых имели значение только сила, упорство и готовность вступить в бой. Росс на какое-то время погрузился в гущу пережитых за последние месяцы невзгод и теперь медленно выбирался в настоящее. Проснувшись, он обнаружил, что сквозь шторы уже пробивается серый свет, а возле камина стоит Джон Гимлетт.

– Который час? – спросил Росс.

Джон обернулся:

– Где-то без четверти восемь, сэр. Я пришел сказать, что к берегу дрейфует корабль.

Росс посмотрел на жену. Демельза мирно спала, ее темные кудри разметались по подушке, но она все еще была слишком бледной.

– Его пока не разглядеть, темновато, – шепотом продолжал Джон, – я приметил его, когда ходил за дровами. Думаю, кроме меня, его никто не видел.

– Про что ты толкуешь?

– Про корабль, сэр, он довольно большой.

Росс потянулся к бутылке и налил себе еще стаканчик. Он окоченел, во рту пересохло.

– Далеко?

– Сразу за мысом Дамсел. Он обогнул мыс, но при таком ветре, да еще с такой волной в море ему не выйти.

Спросонок Росс не очень хорошо соображал, но бренди помог ему взбодриться. Сегодня будет пожива для шахтеров и их семей. Удачный день.

– Вы наверняка увидите судно из окна наверху, сэр.

Росс встал и потянулся, потом вышел из комнаты и не спеша поднялся по лестнице. Стекло в их старой спальне покрывал толстый слой морской соли, и разглядеть что-либо было невозможно. Но, открыв окно, Росс сразу увидел то, о чем говорил Гимлетт. Довольно большое двухмачтовое судно ныряло вверх-вниз и кренилось под ударами волн. Все паруса были сорваны, только обрывки бились на ветру. Моряки соорудили на носу временный парус и пытались держать корабль по ветру, но, если только у него не вырастут крылья, скоро они окажутся на берегу. Начинался отлив.

Росс уже хотел закрыть окно, но тут кое-что привлекло его внимание. Он сходил за отцовской подзорной трубой и пристроил ее на оконной раме. Труба была отличная, отец выгодно выменял ее у какого-то пьяного капитана фрегата в Плимуте. Пока Росс рассматривал судно, шторы захлопали у него над головой. Ветер наконец-то начал стихать.

Полдарк опустил трубу. Это была «Королева Шарлотта».

Он направился в гостиную и налил себе еще бренди. Мимо двери проходил Гимлетт.

– Джон! – окликнул его Росс.

– Да, сэр?

– Седлай Смуглянку.

Гимлет посмотрел на хозяина и увидел в его глазах огонь, как будто у Росса было видение. Но явно не Божественное.

– Вы чем-то огорчены, сэр?

Росс выпил еще стакан:

– Те люди на похоронах, Джон. Их следовало обогреть и накормить. Сегодня утром мы об этом позаботимся.

Гимлетт испугался за хозяина:

– Присядьте, сэр. Не надо бы вам больше пить.

– Немедля седлай Смуглянку, Джон.

– Но…

Росс посмотрел слуге в глаза, и тот сразу вышел из комнаты.

Демельза по-прежнему спала. Росс надел плащ и шляпу и оседлал Смуглянку, которая уже ждала его у порога. Смуглянка застоялась в конюшне и теперь рвалась вперед. Через секунду они уже мчались вверх по долине.

В первом доме Грамблера не было видно никаких признаков жизни. Джуд и Пруди держали у себя контрабандный джин. На похоронах дармового пойла им не досталось, так что по возвращении домой они, горько сетуя на судьбу, напились своим собственным.

На стук Росса никто не ответил, тогда он навалился на дверь плечом и сорвал слабенькую задвижку. В темноте и вони он нащупал чье-то плечо, тряхнул и понял, что это Пруди, потом тряхнул того, кто спал с нею рядом, и добился результата.

– Господи, да что ж это такое, – взвыл Джуд, – человек уже не хозяин в своем доме, врываются тут…

– Джуд, – тихо сказал Росс, – похоже, скоро будет кораблекрушение.

Пэйнтер сразу перестал причитать и сел:

– А? Где?

– На Хэндрона-Бич. С минуты на минуту. Иди подними людей в Грамблере, и пусть передадут весточку в Меллин и Марасанвос. Я отправлюсь в Сол.

Джуд прищурился в полумраке, его лысина сморщилась, как второе лицо.

– А чего их звать? Они и сами скоро сбегутся. Можно и не…

– Корабль большой, – сказал Росс. – На борту провизия. На всех хватит.

– Ага, но…

– Не спорь, или я запру тебя в доме и сам все сделаю.

– Хорошо, капитан Полдарк. Это я спросонья плохо соображаю. Чего за корабль-то?

Росс вышел и так хлопнул дверью, что весь дом содрогнулся. С потолка прямо на лицо Пруди свалился кусок засохшей грязи.

– Да что на тебя нашло! – Пруди треснула Джуда по лысине и села.

Джуд почесывал пузо под рубашкой:

– Странно как-то это все, скажу я тебе.

– Чего такое? Странно, что ты проснулся ни свет ни заря, вот это и впрямь странно.

– Мне приснился старый Джошуа. Видел его ясно, ну прям как наяву. Как в семьдесят седьмом, когда он увязался за той хохотушкой из Сент-Анн. И вдруг я проснулся, а он и стоит рядом, живехонький.

– Да кто стоит-то?

– Старый Джошуа.

– Ты старая безмозглая обезьяна. Он уже шесть лет как в могиле!

– Знаю, вообще-то, это был капитан Росс.

– Так чего сразу не сказал? Почему мне голову морочишь?

– Да потому, что он был точь-в-точь как старый Джошуа.

Лишь благодаря превосходным навыкам судовождения капитану Брею удавалось в течение целого часа удерживать корабль вдали от берега.

Да и шторм вдруг утих, и какое-то время казалось, что у него получится вывести «Королеву Шарлотту» в открытое море.

Но потом начался отлив, и шансов у него не осталось. Росс как раз вернулся домой и мог увидеть все своими глазами.

Эту картину он запомнил на долгие годы. Вода схлынула, но песок был мокрым до самых дюн и гальки. Местами скалы до вершин были серыми от пены. Клочья пены кружили между утесами, как стаи чаек. Вдоль берега по дуге выстроились человек тридцать-сорок – те, кто откликнулись на его призыв поживиться. В их сторону кормой вперед неслась побитая, потрепанная и наполовину затопленная «Королева Шарлотта».

Когда Росс забрался на стену, солнце вырвалось из-за убегающих на восток туч. Неземное сияние окрасило небо в нездоровый желтый свет, на громадных волнах заплясали золотистые пятна. Потом солнце завесили рваные тучи, и свет померк. «Королева Шарлотта», как и задумал капитан, выпрыгнула на берег кормой вперед, но не смогла закрепиться. Огромная волна развернула корабль и в считаные секунды опрокинула его на бок; вниз по палубе стекали потоки воды.

Шатаясь от ветра и выпитого бренди, Росс бежал вдоль кромки моря. «Королеву Шарлотту» выбросило на сушу на полпути к утесу Лежер. Сейчас до корабля было не добраться, но его быстро затапливало. Волны бешено накатывали на берег, на полдороге к дюнам слабели и, схлынув, оставляли после себя огромные лужи в полдюйма глубиной. Люди на корабле пытались спустить шлюпку. Рискованное решение, но оставаться на борту в прилив было не менее опасно.

Шлюпку удачно спустили с кокпита, однако, как только в нее запрыгнули три или четыре человека, вдоль подветренного борта бригантины пронесся поток воды и увлек ее за собой. Люди отчаянно работали веслами, но с течением им явно было не справиться. Огромная волна обрушилась на шлюпку и понесла ее к берегу, потом оставила позади, и уже следующая волна перевернула шлюпку и разнесла ее в щепы.

Люди на берегу отступили перед прибоем, но, когда волнение слегка унялось, Росс и еще несколько человек наблюдали за кораблекрушением, а отступающая вода хватала их за колени и пыталась утащить с собой.

– Нынче утром нам туда не подобраться, – заключил Вайгус и, поеживаясь от холода, потер ладони. – Прибой нас в клочья порвет, лучше уж в отлив поживимся. А сейчас можно расходиться по домам.

– Что-то я никого не вижу, – сказал Заки Мартин. – Видно, моряков затянуло волной и теперь выбросит дальше по берегу.

– При такой волне корабль и одного прилива не выдержит, – заметил Росс. – Скоро поживитесь.

Заки мельком глянул на Росса. Этим утром капитан Полдарк выглядел свирепо.

Кто-то крикнул:

– Поберегись!

Громадная волна ударила в бригантину, в воздух поднялся столб брызг высотой футов в двести, потом медленно осел и разлетелся по ветру. Заки с Вайгусом схватили Росса и потащили его назад.

– Корабль переворачивается! – закричал он.

Они попытались бежать, но безуспешно. Волна захлестнула их по пояс и, словно соломинки, потащила за собой на берег, бросила на глубине двух футов и, растрачивая силы, поползла дальше. Времени было только на то, чтобы встать на ноги и приготовиться к очередному удару. Росс смахнул с глаз воду.

«Королева Шарлотта» была повержена. Огромная масса воды протащила ее вперед, едва не перевернула вверх дном, сломала обе мачты и смыла за борт всю команду, за исключением двух матросов. На волнах подпрыгивали обломки такелажа, бочонки, обрывки швартовых канатов и мешки с зерном.

С дюн к месту крушения устремились местные жители с топорами, корзинами и мешками. Их появление подстегнуло тех, кто пришел раньше, и вскоре мелководье почернело от людей. Хватали все, что попадалось под руку. Прибой обнажил бригантину. Из экипажа только один матрос живым добрался до берега; волна принесла троих мертвецов; остальные исчезли в пучине.

Постепенно распогодилось, а люди все прибывали, они шли с мулами, пони и даже с собаками. Но на сушу вынесло только малую часть груза, и добычи на всех не хватало. Росс приказал делить все поровну. Если к берегу прибивало бочонок с сардинами, его тут же вскрывали, делили на равные части и раздавали тем, кто подходил с корзинами. Росс поспевал повсюду, он отдавал приказы, советовал, подбадривал.

Около десяти на берег выбросило три бочонка с ромом, их тут же открыли. Подвыпив, местные раздухарились, кое-кто даже затеял драку прямо в воде. С приливом часть их отступила к дюнам, там они развели из обломков кораблекрушения костры и принялись пировать. Вновь прибывшие смело бросались в воду. Иногда волна подхватывала мужчину или женщину и утаскивала их в море. Один человек утонул.

К полудню прилив вытеснил людей с пляжа, и они издалека наблюдали за тем, как волны разбиваются об остов «Королевы Шарлотты». Росс поехал в Нампару, но только чтобы перекусить и заправиться изрядной порцией бренди. На вопросы Демельзы он отвечал мягко, но бесстрастно.

Волны разбили часть палубы «Королевы Шарлотты», и на берег вынесло мешки с зерном. Большинство снова бросилось на пляж, чтобы вытащить мешки на сушу, пока зерно не испортилось. Росс тоже спустился, по пути ему попадались возвращающиеся назад счастливчики. Огромный мокрый мешок с мукой медленно поднимался по дюне, под ним можно было разглядеть красное и потное лицо миссис Заки. Тетушка Бетси Тиггс вела тощего мула, нагруженного корзинами с сардинами и мешком зерна. Старик Дэниэл помогал Бет Дэниэл поднять на дюну стол и пару стульев. Джоуп Ишбел и Белоголовый Скобл волокли мертвую свинью. Остальные тащили дрова, кто-то нес корзину с углем.

На берегу мужчины пытались накинуть петлю на вновь показавшийся из воды люк. Росс не находил себе места и, чтобы как-то заглушить боль потери, решил им помочь.

К половине третьего вода отступала уже в течение часа. Около пятисот человек ждали, еще сто пели и плясали вокруг костров на дюне или накачивали себя спиртным, развалившись на песке выше уровня прибоя. На берегу не осталось ни единого обломка. Прошел слух, что шахтеры из Иллагана и Сент-Анн идут за своей долей добычи. Эта новость подхлестнула местных еще сильнее.

В три часа Полдарк зашел в воду. За день он уже не раз промокал до нитки и теперь не почувствовал холода.

Это было опрометчивое решение – с морем шутки плохи. Росс, пройдя немного вперед, поднырнул под волну и поплыл под водой. Когда он вынырнул, волна ударила его в лицо, и он чуть не захлебнулся, но сумел плыть дальше. Добравшись до подветренного борта, Росс ухватился за расщепленный обломок мачты, который торчал в сторону берега, и подтянулся. Люди на берегу что-то кричали и махали руками.

Забираться на палубу пока было небезопасно. Росс снял с пояса канат и привязал его к основанию мачты. Потом поднял руку, что послужило сигналом оставшимся на берегу. Канат натянулся и задрожал. Еще несколько минут, и на борт взойдут десятки мужчин с топорами и пилами.

Сидя верхом на мачте, Росс оглядел корабль. Никаких признаков жизни. Все надстройки на баке снесло штормом, и именно оттуда груз попа́дал в воду. Остальная добыча ждала на корме. Росс посмотрел на ютовую надстройку. Да уж, возле пристани в Труро бригантина выглядела совершенно иначе. Видимо, «Королеву Шарлотту» за неделю штормов изрядно потрепало в Ла-Манше и возле мыса Лендс-Энд. Наконец-то Уорлегганы встретили достойного противника.

Росс слез с мачты и, прижимаясь к палубе, начал пробираться к полуюту. Дверь в рубку была приоткрыта на пару дюймов, но ее заклинило. Из щели в углу, как слюна изо рта больного старика, стекала струйка воды.

Росс нашел обломок такелажа и попытался с его помощью отжать дверь. Обломок треснул, но дверь немного подалась. Росс подналег на нее плечом. На корабль обрушился очередной вал. Вода взметнулась высоко вверх, а когда она падала вниз, хвост волны закружил вокруг «Королевы Шарлотты», залив Полдарка до самых плеч. Он изо всех сил вцепился в дверь. Волна бурлила и тащила его за собой, но потом отступила. Хлынувшая из рубки вода еще долго заливала Росса. Он подождал, пока уровень ее опустится до пояса, и протиснулся внутрь.

Что-то мягко постукивало его по ноге. Освещение в рубке было призрачно-зеленым, словно на глубине. Три иллюминатора вдоль левого борта находились под водой, а те, что справа, разбитыми стеклами смотрели в небо. На воде покачивался стол, рядом плавали парик и газета. На верхней стене чудом удержалась карта. Росс посмотрел вниз. Оказалось, что по ноге его постукивала человеческая рука. Рядом с Полдарком лицом вниз вяло покачивался мертвец. Хлынувшая в дверь вода подтащила его к ногам Росса. На мгновение ему привиделось, что человек подает признаки жизни.

Росс ухватил мертвеца за воротник и приподнял над водой. Это был Мэтью Сэнсон.

Росс хмыкнул, отпустил его и выбрался из рубки на воздух.

Прилив закончился, и сотни людей вброд добрались до корабля. Они взламывали топорами люки и вытаскивали на палубу все, что осталось на корабле. Часть смешанного груза в кормовом отсеке не пострадала. Там же обнаружилось еще несколько бочонков рома. С палубы срывали доски, сняли штурвал и нактоуз, из кают повытаскивали одежду и кое-какую мебель. Джуд так набрался, что едва не утонул на глубине в два фута, и теперь крепко обнимал позолоченную носовую фигуру. Возможно, принял ее за настоящую женщину или решил, что она вся из золота.

С наступлением сумерек недалеко от корабля, чтобы осветить дорогу, разожгли большой костер. Поднявшийся ветер гнал клубы дыма от берега, смешивая их с дымом от костров на дюнах.

Росс сошел с корабля и вернулся домой. Он сменил затвердевшую от соли одежду, быстро перекусил и посидел с Демельзой. Но поселившийся в его душе бес все не унимался. Боль и злость никуда не делись. Росс снова отправился к морю.

В подножии песчаных холмов более трезвые горожане хоронили при свете фонаря погибших. Росс остановился и велел копать могилы поглубже. Он не хотел, чтобы их вымыло на поверхность следующим приливом. Потом Полдарк справился у Заки, скольким морякам удалось спастись. Оказалось, что двоих уже отвезли в Меллин.

Росс поднялся немного повыше и посмотрел на толпу у костра. Ник Вайгус играл на флейте, люди танцевали; некоторые упились настолько, что не могли дойти домой и лежали прямо на песке. Ветер пробирал до костей, так что многие теперь наверняка заболеют, богатая добыча не пойдет им впрок.

Кто-то тронул Росса за руку. Это был Джон Гимлетт.

– Простите, сэр.

– В чем дело?

– Шахтеры, сэр. Из Иллагана и Сент-Анн. Первые уже идут по долине. Я решил…

– Много их там?

– Боб Нэнфан говорит – сотни.

– Хорошо, возвращайся домой, старина, и запри дверь на засов. Им нужен груз с корабля.

– Да, сэр, но там уже почти ничего не осталось… На корабле-то.

Росс почесал подбородок:

– Знаю. Но и выпивки тоже почти не осталось. Мы с ними справимся.

Росс спустился на пляж. Он надеялся, что иллаганские шахтеры не провели весь нынешний день в пьянках. Люди на берегу понемногу угомонились. Искры от костра веером разлетались по песку. Прямо за корпусом «Королевы Шарлотты» пенился бурун, в сумерках он был похож на бледную вершину скалы.

Кто-то снова схватил Полдарка за руку. Пэлли Роджерс из Сола.

– Гляньте-ка туда, сэр! Что это? Неужто огонь?

Росс посмотрел на море.

– Если это корабль, так его тоже несет к берегу! – сказал Роджерс. – Он слишком близко, ему некуда деваться. Господи, спаси их грешные души!

Росс разглядел за бурунами мерцающий огонек, а потом, совсем рядом, еще один и побежал к кромке воды.

Ему навстречу неслись по песку оторвавшиеся от волны хлопья пены самых разных размеров. Росс с плеском шагнул в воду и остановился. Ветер не давал отдышаться.

– Вон там, сэр! – крикнул подоспевший Роджерс.

Снова начинался шторм, но из-за туч все же выглядывали звезды, так что было достаточно светло. Большой корабль, больше бригантины, стремительно приближался к берегу. Огни горели на носу, а посередине, на корме, огней не было. Судно поднималось над водой, а в следующую секунду видны были только мачты, волны кидали его из стороны в сторону, оно явно потеряло управление.

Кто-то на борту понял, что конец уже близок, и поджег пропитанную маслом ветошь. Люди на берегу заметили огонь.

Корабль выбросило на берег ближе к Нампаре, и пострадал он меньше «Королевы Шарлотты», только фок-мачта накренилась от удара.

И в этот момент на берег устремился авангард шахтеров из Иллагана и Сент-Анн.

«Гордость Мадраса», корабль Ост-Индской компании, возвращался домой с грузом шелка, чая и специй на борту. В тот день утром он, словно призрак, выскочил из тумана возле бухты Сеннен и наверняка разбился бы о камни Гэрнед-Хэд, но шторм на время стих, и у него появился шанс выйти в открытое море.

Потом это судно видели у маяка Годреви, а спустя еще какое-то время шахтеры из Иллагана и Сент-Анн, только-только прознавшие о крушении «Королевы Шарлотты», сообразили, что с минуты на минуту на берег у Гвитиана или Бассет-Коув вынесет добычу побогаче. Пришлось выбирать. В результате толпы шахтеров разбрелись по пивным и винным лавкам Сент-Анн, а на утесах расставили наблюдателей.

«Гордость Мадраса» под прикрытием тумана прошел под маяком Сент-Анн и был замечен только перед самыми сумерками, когда его уже несло по волнам мимо бухты Сола. Шахтеры прикинули, что корабль выбросит на берег через несколько миль, и последовали за ним вдоль скал, так что их авангард оказался на Хэндрона-Бич одновременно с судном.

То, что последовало за крушением, и в солнечный летний день выглядело бы ужасно, а уж зимой, в шторм, при свете звезд и под аккомпанемент пронзительно воющего ветра, картина казалась просто фантастической.

Корабль приближался так быстро, что его успели заметить всего с десяток местных, да и то лишь после того, как на палубе зажглись огни. Как только судно врезалось в берег, к нему устремились и пришлые, и местные, и тут уж началось соперничество за добычу.

До конца отлива оставалось еще два часа, и, хотя добраться до корабля было сложно, очень скоро разгоряченные ромом и джином люди бросились в воду. Волны перекатывались через борт, но на палубе все еще горел огонь. Два матроса смогли доплыть до берега, один тянул за собой канат, однако никто на суше и не подумал за него ухватиться. Третьего матроса выбросило на берег в бессознательном состоянии, с него тут же стянули рубаху и брюки и оставили лежать голым на песке.

А шахтеры все прибывали. Вскоре на сером песке перед кораблем образовался огромный черный полукруг из людей. В этот раз Росс не стал участвовать ни в разграблении груза, ни в спасении потерпевших крушение. Он немного отошел назад и наблюдал за происходящим. Глядя на его лицо, никто бы не подумал, что он не одобряет действия мародеров. Видимо, боль утраты не оставила в душе Полдарка места для осуждения их жестокости.

Матросы с «Гордости Мадраса» добирались до берега, но теперь мародеры ничтоже сумняшеся срывали с них одежду, а тех, кто пытался сопротивляться, отчаянно колотили. Голые моряки отползали от греха подальше. Двое вытащили ножи, но их тут же избили до полусмерти.

К семи вечера после отлива корабль был виден как на ладони, и к этому времени на берегу собралось тысячи три человек. Промасленные бочонки из-под сардин горели и дымили, как огромные факелы. «Гордость Мадраса» превратился в скелет, по которому ползали мириады муравьев. Люди были повсюду: одни, орудуя ножами и топорами, вытаскивали из трюма богатства Индии; другие, пьяные или избитые до полусмерти, дюжинами валялись на берегу. Команда и восемь пассажиров – их все-таки отбили от мародеров Заки Мартин и Пэлли Роджерс со товарищи – разделились на две группы: более многочисленная во главе с помощником капитана отправилась за помощью; остальные сбились в кучку на некотором расстоянии от судна, их охранял капитан с обнаженной саблей в руке.

Богатый груз растащили, отменный бренди выпили, и начались потасовки. Тлеющая вражда между деревнями и шахтами вспыхнула с новой силой. Соблазны той ночи одинаково подействовали на пустые желудки и на пустые карманы. Уцелевшим после кораблекрушения казалось, что их выбросило на чужой берег, а разговаривающие на странном наречии мужчины и женщины со злыми смуглыми лицами сильно смахивали на дикарей, готовых растерзать их ради хорошей одежды.

С приливом вода снова окружила судно. Росс по канату, который свисал с носовой части, взобрался на борт. Повсюду царила разруха. На палубе валялись пьяные. Кто-то дрался за рулоны ткани, кто-то – за портьеры или коробки с чаем, разрывая и рассыпая желанную добычу. Но те, кто был потрезвее, понимали, подобно Россу, что время поджимает, и старались обчистить корабль, пока он еще цел. Судно «Гордость Мадраса», как и «Королева Шарлотта», лежало на боку, и следующий прилив мог разнести его в щепки. В трюме при свете фонарей десятки людей передавали по цепочке товары на палубу, там награбленное подносили к борту и опускали или сбрасывали тем, кто ждал внизу. Это были жители Сент-Анн, а чуть дальше тем же самым были заняты иллаганцы.

На корме шахтеры из Грамблера и Сола сдирали обшивку со стен в капитанской каюте. А в углу под стук молотков и скрежет деревянных панелей мирно спал Пол Дэниэл. Росс поднял его на ноги за ворот куртки, но Пол только улыбнулся и снова осел на пол.

Джек Кобблдик кивнул Россу:

– Не беспокойтесь, сэр. Мы прихватим его, когда будем уходить.

– У вас полчаса, не больше, – сказал Полдарк и вернулся на палубу.

Сильный холодный ветер пробирал до костей. Крики, смех, пение вдалеке, стук молотков, удары и стоны дерущихся – все это перекрывал гул надвигающегося прилива. В ту ночь он походил на грохот сотен повозок, ехавших по деревянным мостам.

Росс обошел двух дерущихся у шпигатов и попытался разбудить пьяных. Потом напомнил о приливе тем, кто продолжал грабить корабль, но они только кивали в ответ.

Росс посмотрел в сторону берега. От горящих и дымящих бочонков по песку веером разбегались искры; толпы людей были окрашены в коричневый и оранжевый цвета; вокруг дюжины погребальных костров в черном дыму мелькали подсвеченные пламенем лица мародеров. Все это действо напоминало какой-то языческий обряд, а дюны – курящиеся вулканы.

Держась за канат, Полдарк соскользнул с борта судна и побрел по колено в воде к берегу. Пока он проталкивался через толпу, к нему, словно живительный сок в сухую ветку, начали возвращаться обычные человеческие ощущения.

Росс огляделся по сторонам в поисках уцелевших после кораблекрушения. Они, сбившись в кучку, стояли чуть в стороне от основной толпы. Когда Росс подошел ближе, двое матросов вытащили ножи, а капитан приподнял саблю:

– Держись подальше, приятель! Иди, куда шел! Мы будем драться!

Росс оглядел их с головы до ног. С десяток измученных и дрожащих от холода бедолаг. Если им не помочь, некоторые и до рассвета не доживут.

– Я всего лишь собирался предложить вам кров, – сказал Росс.

Услышав речь образованного человека, капитан опустил саблю.

– Кто вы такой? И что вам нужно?

– Моя фамилия Полдарк. У меня здесь неподалеку собственный дом.

Капитан вполголоса посовещался с остальными.

– И вы предлагаете нам кров?

– Именно. Очаг. Одеяла. Горячее питье.

Люди были в таком ужасе от того, как с ними обошлись мародеры, что просто не могли сразу поверить в добрые намерения Росса. К тому же капитан собирался оставаться на берегу всю ночь, чтобы впоследствии иметь возможность выступить полноправным свидетелем в суде. Однако восемь пассажиров смогли его переубедить.

– Мы принимаем ваше предложение, сэр, – сказал он, но саблю в ножны убирать не стал. – Показывайте дорогу.

Росс слегка поклонился и медленно двинулся вдоль берега. Капитан зашагал рядом, двое матросов держались у них за спиной, остальные плелись в хвосте.

Они прошли мимо десятков танцующих вокруг костра людей, которые пили только что заваренный чай (из трюмов «Гордости Мадраса») с бренди (позаимствованным оттуда же). Потом обогнали шестерых мулов, которые под весом нагруженных на них рулонов ткани с каждым шагом утопали в песке на несколько дюймов. Обошли стороной с полсотни мужчин, которые дрались из-за четырех слитков золота.

– И вы никак не можете обуздать этих… дикарей? – дрожащим от негодования голосом спросил капитан.

– Никто не может, – ответил Росс.

– В ваших краях нет закона?

– Такого, который обуздал бы тысячу шахтеров, – нет.

– Это… позор. Просто вопиющее безобразие. Два года назад я потерпел крушение у берегов Патагонии, но даже там отношение не было таким варварским.

– Возможно, тамошние туземцы питаются лучше, чем здешние жители.

– Питаются? Ах, еда… Если бы в наших трюмах была провизия, а все эти люди голодали…

– Многие из них уже несколько месяцев живут впроголодь.

– …То это могло бы послужить хоть каким-то оправданием. Но провизии у нас не было. Они попросту разграбили корабль! Мы едва остались живы! Я и в мыслях не допускал, что такое возможно! Это чудовищно!

– В этом мире многое можно назвать чудовищным, – заметил Росс. – Будем благодарны судьбе за то, что они удовольствовались вашими сорочками.

Капитан мельком взглянул на Полдарка. Чей-то фонарь выхватил из темноты худощавое сосредоточенное лицо, бледный шрам и полуприкрытые глаза. Больше капитан не сказал ни слова.

Перебравшись через стену в конце пляжа, они увидели, что к ним со стороны Нампары движется группа людей. Росс остановился и попытался их рассмотреть, а потом услышал скрип кожаных ремней.

– А вот и представители закона, к которому вы взывали.

И действительно, это была группа из дюжины пехотинцев во главе с сержантом. Капитан Макнил со своими людьми уехал пару месяцев назад, а этих Росс не знал.

Они выдвинулись из Труро, как только узнали о крушении «Королевы Шарлотты». Во всяком случае, так сказал сержант, когда капитан обрушился на него с гневными жалобами. Вскоре их окружили уцелевшие пассажиры и члены команды с «Гордости Мадраса». Все требовали немедленно остановить беззаконие. Сержант пощипывал нижнюю губу и смотрел в сторону берега, где кипели страсти, дикие и низменные.

– Сержант, если вы туда спуститесь, то примете весь риск на себя, – предостерег его Росс.

После этих слов все на секунду умолкли, а потом снова начали наперебой жаловаться и возмущаться.

– Хорошо, – сказал сержант. – Успокойтесь. Мы остановим мародерство. Говорю же вам, не волнуйтесь, мы проследим за тем, чтобы грабеж прекратился. Они больше ничего не растащат.

– Я бы советовал вам повременить до утра, – сказал Росс. – За ночь они поостынут. Надеюсь, вы не забыли о двух таможенниках, которых убили в прошлом году в Гвитиане?

– У меня приказ, сэр.

Сержант посмотрел на свой маленький отряд и снова перевел взгляд на берег, где в дыму кишели толпы людей.

– Мы положим этому конец, – заявил он и похлопал по своему мушкету.

– Предупреждаю: половина из них пьяные и многие дерутся между собой. Если вмешаетесь, они переключатся на вас, – сказал Росс. – Пока в ход шли только кулаки и палки. Если откроете по ним огонь, то и половина из вас не выберется оттуда живыми.

Сержант снова засомневался:

– Вы советуете мне дождаться рассвета?

– Это ваша единственная надежда.

Капитан снова начал было возмущаться, но раздетые пассажиры, которые замерзли до полусмерти, заставили его замолчать и попросили поскорее отвести их в тепло.

Росс предоставил сержанту самому принять непростое решение и пошел в сторону дома.

У двери он остановился и обратился к своим спутникам:

– Если позволите, господа, я попросил бы вас не шуметь. Моя жена только начала выздоравливать после тяжелой болезни, я бы не хотел нарушать ее покой.

Разговоры постепенно стихли, и Росс провел гостей в дом.

Росс проснулся с первыми лучами солнца. Он проспал как убитый семь часов подряд. Боль никуда не делась, но пережитое накануне слегка ослабило ее власть. Демельзе прошлой ночью стало лучше, и Джейн Гимлетт сказала, что подежурит в кресле у камина, так что Росс поднялся в свою старую спальню, где впервые за неделю разделся, лег в постель и смог поспать не урывками.

Росс быстро оделся, постаравшись сделать это как можно тише. Внизу, в гостиной и в двух соседних комнатах, спали двадцать два человека. Он не хотел их будить. Минувшей ночью Росс не щадил себя, и теперь боль от старой раны дала о себе знать. Нога с трудом гнулась, и он, прихрамывая, подошел к окну. Ветер еще не стих, морская соль толстым слоем осела на стеклах. Росс открыл окно и посмотрел в сторону Хэндрона-Бич.

Только-только рассвело, семь темных туч плыли друг за другом по чистому небу, словно рожденные штормом чахлые дети, о которых теперь все позабыли. Прилив сошел на нет, останки обоих кораблей оказались на суше. «Королева Шарлотта», полностью выпотрошенная, напоминала выбросившегося на сушу старого кита. Вокруг «Гордости Мадраса» еще копошились люди. На песке тут и там виднелись темные пятна. Росс сначала подумал было, что утес Лежер и берег к востоку от него украсили гуляки, но потом он понял, что единственным гулякой здесь был ветер: это он сдувал дорогие шелка с обломков кораблей и развешивал их в самых труднодоступных местах по всему побережью. На дюнах и на берегу выше линии прибоя еще можно было увидеть разбросанные рулоны ткани и прочие товары, но бо́льшую часть их уже растащили.

Ночью на берегу произошла настоящая бойня.

Джек Кобблдик заходил к Россу незадолго до полуночи и рассказал, что солдаты спустились на берег и попытались взять под охрану обломки кораблей. Но прилив отогнал их назад, и мародеры, совершенно не обращая на военных внимания, спокойно продолжили свое дело. С сержантом, который попытался их угомонить, поступили довольно грубо, солдатам даже пришлось стрелять в воздух, чтобы распугать народ. А потом озлобленная толпа в тысячу человек шаг за шагом вытеснила их с пляжа.

Чуть погодя поймали иллаганского шахтера, который приставал к женщине из Сент-Анн. Завязалась потасовка, и неизвестно, чем бы все закончилось, если бы, еще до того как на берегу появилась очередная сотня разгоряченных мужчин, море не пригрозило утащить добычу.

Росс не знал, пытались ли солдаты после отлива снова взять под охрану обломки кораблей, но думал, что вряд ли. Сержант, наверное, послал за подкреплением, а его подчиненные благоразумно несут дозор на дюнах.

Но пройдет шесть часов, и у них под охраной останутся только остовы кораблей, все остальное растащат по дощечке.

Росс притворил окно, и, как только подернутое солью стекло скрыло вид на море, вернулась острая боль от утраты. Он ведь прежде мечтал о будущем Джулии, наблюдал за тем, как девочка подрастает и постепенно становится самостоятельной, как начинают проявляться черты ее характера. Трудно было поверить в то, что заложенная в ней красота, так и не раскрывшись, теперь превратится в прах. Нет, это просто невозможно было принять.

Росс медленно оделся и похромал вниз. Джейн Гимлетт крепко спала в кресле напротив потухшего камина. Демельза уже проснулась.

Росс сел на кровать, и она сразу протянула к нему руку. Рука была тоненькая и слабая, но чувствовалось, что мышцы постепенно становятся упругими.

– Как ты?

– Уже гораздо лучше. Проспала всю ночь. О, Росс, я чувствую, как ко мне возвращаются силы. Еще несколько дней, и я встану на ноги.

– Не так скоро.

– А ты поспал?

– Да, я спал как… – Росс осекся и продолжил: – Как убитый.

Демельза сжала его руку:

– А люди с корабля?

– Я к ним еще не заходил.

– Я ни разу не видела кораблекрушение. Днем не видела. Так, чтобы по-настоящему.

– Скоро я отнесу тебя в нашу спальню, и ты сможешь все рассмотреть в подзорную трубу.

– Сегодня утром?

– Нет, не сегодня.

– Жаль, что сейчас зима, – сказала Демельза. – Кажется, я уже соскучилась по лету.

– Лето еще придет, никуда не денется.

Они помолчали.

– Завтра, наверное, уже мало что от кораблей останется.

– Тише, Джейн разбудишь.

– А ты заверни меня в одеяла, и ничего плохого со мной не случится.

Росс вздохнул и прижал ее ладонь к своей щеке. Вздох не был печальным, ведь выздоровление Демельзы возвращало ему вкус к жизни. Как бы она ни страдала, какой бы тяжелой ни была ее потеря, Демельза всегда шла дальше и никогда не сдавалась – это не в ее характере. И хотя Демельза была женщиной, а Росс суровым и временами высокомерным мужчиной, она была сильнее именно благодаря гибкости своей натуры. Это не значило, что Демельза переносила потерю дочери легче, чем муж, но Росс понимал, что она оправится первой. Возможно, потому, что ему пришлось вытерпеть еще и другие поражения и разочарования. Но главной причиной было то, что Демельза от природы всегда стремилась стать счастливой. Такой уж она родилась, такой всегда и останется. Росс благодарил за это судьбу. Где бы Демельза ни оказалась, сколько бы ни прожила, она всегда будет щедро отдавать себя тем, кого любит, станет придумывать, как сделать их жизнь лучше, будет работать и растить детей…

Росс заметил, что жена за ним наблюдает, и улыбнулся.

– Что-нибудь слышно из Тренвита? – спросила Демельза.

– Нет, все последние новости я тебе уже рассказал.

Росс смотрел на жену и видел по ее лицу, что, несмотря на страшную потерю, она не держит зла на Фрэнсиса и Элизабет. И он устыдился своих мыслей.

– Ты не слышал, на «Гордости Мадраса» есть погибшие?

– Среди пассажиров нет, а вот матросы не все уцелели.

Демельза вздохнула:

– Росс, кажется, шахтеры из Иллагана и Сент-Анн изрядно потоптались в нашем саду. Я слышала шум, а Джейн сказала, что они привели с собой мулов и ослов.

– Если они что-нибудь и сломали, это всегда можно исправить.

– А ты не видел среди них моего отца?

– Нет, твоего отца я там не видел.

– Наверное, он и к таким делам теперь по-другому относится. Я думаю, вряд ли среди тех, кто пришел, было много методистов. Интересно, что бы он обо всем этом сказал?

Росс догадался, что Демельза говорит не о кораблекрушении.

– Его слова не имеют никакого значения, дорогая. Совершенно не важно, что бы сказал об этом твой отец.

Демельза кивнула:

– Я знаю. Иногда мне кажется, что у Джулии не было ни единого шанса.

– Почему?

– Не знаю, Росс. Ей сразу стало очень плохо. И она была такой маленькой…

Они надолго замолчали.

Потом Росс встал и раздвинул шторы. Но даже это не потревожило сон Джейн Гимлетт. Солнце уже позолотило верхушки деревьев в долине. Когда Росс подошел обратно к кровати, Демельза потерла глаза:

– Знаешь, кажется, мне нравится твоя борода, Росс.

Росс пощупал подбородок:

– А мне нет. Сегодня же сбрею.

– Как думаешь, погожий будет денек?

– Вполне.

– Как бы я хотела увидеть солнце. В эту комнату оно заглядывает только после обеда.

– Как только поправишься, снова поднимешься наверх.

– Росс, мне так хочется в нашу комнату. Пожалуйста, подними меня туда хоть на несколько минут. Я, если постараюсь, наверняка смогу устоять на ногах.

Росс, поддавшись порыву, согласился:

– Ну ладно, так и быть.

Он приподнял жену на кровати, укутал ее ноги одним одеялом, еще два набросил на плечи и взял ее на руки. Демельза сильно похудела, но Росс почувствовал, как она обхватила его за шею, и это прикосновение было для него как бальзам на душу.

Тихо, чтобы не разбудить Джейн, Росс покинул комнату и, поднявшись по скрипучей лестнице, вошел в спальню и усадил Демельзу на кровать. Потом открыл одну створку окна и расчистил кружок стекла от соли. Закрыв окно, он вернулся к Демельзе. По ее щекам текли слезы.

– Что случилось?

– Кроватка, – сказала Демельза. – Я совсем забыла про кроватку.

Росс обнял жену за плечи, и так они тихо сидели минуту или две. Потом он подхватил Демельзу на руки и усадил ее на стул возле окна.

Она смотрела на море. Росс наклонился и прижался щекой к ее щеке. Демельза уголком одеяла попыталась остановить слезы.

– До чего красивы утесы с этими цветными лентами.

– Да.

– Ярмарка в Редрате. Сейчас пляж напоминает мне ярмарку после закрытия.

– Надо бы прибраться, но море все смоет.

– Росс, – сказала Демельза, – мне бы хотелось, чтобы ты помирился с Фрэнсисом. Так будет лучше для всех.

– Может быть, когда-нибудь.

– Нет, в ближайшее время.

– Хорошо, в ближайшее время. – У Росса не хватило мужества отказать Демельзе.

Солнце осветило ее бледное лицо со впалыми щеками.

– Когда что-то происходит, – произнесла она, – наподобие того, что произошло с нами, все ссоры кажутся такими мелкими и глупыми, как будто мы ссоримся, не имея на то права. Разве мы не должны использовать любую возможность любить друг друга?

– Если она есть, такая возможность.

– Да. Но разве мы не обязаны попытаться найти ее? Неужели нельзя позабыть все ссоры и обиды? Чтобы Верити могла приезжать к нам, а мы могли приезжать в Тренвит. Надо отбросить ненависть и жить в мире, пока еще есть время.

Росс помолчал немного, а потом сказал:

– Я полностью с тобой согласен.

Они вместе наблюдали за происходившим на берегу.

– Я так и не дошью то платьице для Джулии, – вздохнула Демельза. – А оно было такое красивое.

– Идем, милая. Ты простудишься.

– Нет, Росс, мне не холодно. Я хочу еще немного посидеть на солнышке.

Бленхейм – родовое имение герцогов Мальборо, один из крупнейших дворцово-парковых ансамблей Англии. – Здесь и далее примеч. перев.

Уэсли Джон (1703–1791) – английский богослов, протестантский проповедник и основатель методизма.

Калибан – персонаж пьесы Шекспира «Буря»; восстающий против хозяина слуга; грубый, злой, невежественный дикарь.

Шекспир У. Гамлет, принц датский. Перевод М. Лозинского.

«Я воскресну» (лат.).

Латинский юридический термин, соответствующий русскому понятию «добросовестность» и обозначающий честные намерения с чьей-либо стороны.

Вей – устаревшая английская мера веса, равная приблизительно 200 кг.

«В нежной радости да воспоем» (лат.).

Гунтер (англ. hunter, от hunt – охота) – порода лошадей, выведенная англичанами специально для охоты.

Старина Роули – прозвище английского короля Карла II (1660–1685), данное ему придворными за излишнее сластолюбие в честь лучшего жеребца в королевской конюшне.

Вернуться назад

HOME

Уинстон Грэм - Демельза