Шалава - Дмитрий Щербаков

— Ты опять!.. — громко застонал Сашка, увидев картину, ставшую за последние недели почти привычной. — Откуда?! Откуда это все?!

— Семен подарил. — холодно, едва ли не вызывающе ответила Инга. — А тебе что, жалко?

— Снова Семен… — Таранов тяжело опустился в кресло. — Прошлый раз французское белье, словно ты его любовница… Ты хоть понимаешь, что принимать такие подарки от чужого человека неприлично?!

— Не вижу в этом ничего неприличного! — отчеканила Инга. — Я за ним ухаживала, как за младенцем, переодевала, судно ему подносила, видела всего с ног до головы. Почему же он теперь не может подарить мне прелестные трусики и лифчик? Подумаешь!

— Да такие подарки дарят только шлюхам! — возмущенно выкрикнул Сашка. — Намекая на определенные отношения! Добиваясь подобных отношений! Ты что, шлюха?!

— Повторяешься, милый! Ты все это уже говорил, — отрезала Инга. — И я тебе объясняла, что я думаю по этому поводу! Хватит!

— Хорошо, но сегодня?! — Таранов завелся. — Ты знаешь, сколько стоит такая куртка?! А такие серьги?! Да на них трех моих зарплат не хватит! Понимаешь ты, трех зарплат!

— Зарабатывай больше! — бросила Инга презрительно.

Окончивший когда-то филологический факультет МГУ, Сашка — специалист по русской поэзии — теперь служил дворником. Влюбленный в волшебную музыку стихов, раньше Сашка верил: только с их помощью людей можно сделать добрее и чище. Именно эта наивная юношеская вера определила для Таранова выбор профессии. Друзья тогда подсмеивались над Сашкой: поступил на «факультет невест», как величали в те времена филфак. Впрочем, смеяться вскоре перестали. Таранов всегда был романтиком, что на языке обыденной жизни означало «чудак».

Сашка защитил диплом, поступил в вечернюю аспирантуру. Преподавал у себя же на кафедре и одновременно писал диссертацию по творчеству лишь недавно разрешенного властью замечательного поэта Гумилева. Не спешил: тема казалась слишком важной, а будущее — незыблемым и предсказуемым на много лет вперед. Торопиться вроде бы не имело смысла.

Этот период жизни Таранова омрачила смерть родителей. Сашка был поздним ребенком, и родители его, люди немолодые, умерли один за другим. Отца убил инфаркт: очень уж болезненно старик воспринимал все, что принесла в Россию перестройка. Мать пережила мужа лишь на полгода: ее прикончила печаль.

Сашка остался единственным хозяином большой трехкомнатной квартиры в центре Москвы, доставшейся семье Тарановых от Сашкиного деда, крупного ученого-оборонщика. Отныне Таранов-младший мог распоряжаться ею по своему усмотрению. И он распорядился: женившись, прописал у себя Ингу — тогда еще студентку медицинского института, приехавшую из Ялты учиться…

Но молодоженам не довелось долго наслаждаться беспечным семейным счастьем. Завертелась безумная рулетка инфляции. Вскоре Сашкиной преподавательской зарплаты не стало хватать не только на жизнь, но даже на сигареты. Но самым худшим было другое. Таранов постепенно терял веру в окружающих. Он начал понимать: человеческую природу не переделаешь ни стихами, ни чем-либо иным. Люди всегда останутся алчной, подлой, своекорыстной скотиной. Недаром его сограждане так охотно променяли привычный социалистический порядок на возможность спекулировать, обворовывать друг друга и наживаться за чужой счет. Пускай по-настоящему обогатиться удается лишь единицам, но каждый жлоб лелеет в душе надежду, что именно ему когда-нибудь волшебно повезет.

Поэтому истинная поэзия, истинная литература, истинная музыка — вообще любое истинное искусство, способное возвысить сознание масс, становится помехой для новых хозяев жизни. И оболваненное население, уже почти переставшее быть народом, воет от восторга, слушая слюнявые мотивчики бездарной эстрадной попсы, или роняет слезы, наблюдая день за днем, как «плачут богатые». Псевдокультура пробуждает в людях самые примитивные, животные инстинкты. А однажды разбуженные, эти инстинкты овладевают человеком навсегда.

Осознав это, Сашка понял — цель его жизни эфемерна, попросту говоря, недостижима. Никогда люди не предпочтут духовные ценности наживе, золотой телец всегда будет главным идолом человечества. Таранов бросил докторскую диссертацию, которую начал писать после защиты кандидатской, уволился с кафедры и устроился дворником. Наверное, именно тогда из всеми уважаемого Александра Васильевича, преподавателя, почти профессора, он превратился в Сашку — такое имя более соответствовало его новому статусу. Заниматься далее поэзией ему казалось бессмысленным. Однако иного смысла жизни он тоже не нашел. Лишь любовь к Инге — болезненная, трепетная, бережно лелеемая страсть — составляла теперь единственную основу его существования. Но и эта основа последнее время трещала по швам.

— Где я могу заработать больше?! — закричал Сашка в ответ на выпад жены. — Ты же знаешь, три участка обслуживаю! Работаю, как ломовая лошадь! И не так уж мало получаю! Многие сейчас и такого заработка лишены! Откуда я могу взять еще денег?! Что же мне, грабить идти?!

— Иди грабь, — холодно посоветовала Инга. — Если сможешь. Только ты ведь не сможешь, ты лопух. Чтобы грабить, нужно быть мужчиной.

— А я не мужчина?!

— Ты сопливый идеалист.

— Чтобы грабить, нужно быть бандитом, а не мужчиной!!!

— Пусть так. Мне все равно, как это называется. Но я знаю, чего я хочу. Я хочу носить вот такие вещи. — Она провела ладонью по рукаву кожаной куртки. — И иметь возможность приобретать их. Если же ты не в состоянии обеспечить мне возможность иметь достаточно денег, то по крайней мере не возникай, когда я получаю подарки!

— Да тебя элементарно покупают, понимаешь ты это?! — отчаянно воскликнул Сашка. — Покупают, как проститутку! Сегодня твой Семен дарит тебе подобные подарки, а завтра предъявит счет! Скажет: принимала мои подарки? Пришло время платить! Раз принимала, значит, ложись! Вот что будет завтра!

— Завтра Семен выписывается из нашей больницы. К сожалению… — грустно ответила Инга. — Так что подарков больше не будет. Спи спокойно, Сашенька, никто не уложит твою жену.

— Ты так говоришь, словно жалеешь об этом! — взвился Сашка.

— Может, и жалею! — Инга вызывающе тряхнула головой. — Видишь ли, обидно быть замужем за тряпкой! Особенно когда вдруг встречаешь настоящего мужика и убеждаешься, что они еще водятся на свете!

— Это Семен настоящий мужик?!

— Хотя бы и Семен! Уж он-то не ждет ни от кого подачек! Сам берет от жизни все, что ему нужно!

— Твой Семен — обычный бандит и подонок!

— Семен — сильный человек и не трус! Он доказал свое право на достойное человеческое существование! И имеет столько, сколько тебе даже не снилось, Сашенька! Ты просто завидуешь!

— Ага! Жлобы всегда считают, что им все завидуют! Их тупые мозги не способны сообразить, что на свете есть нечто более важное, чем их вонючие иномарки.

— Если ты такой умный, почему же ты такой бедный? — отпарировала Инга.

— Да не стремлюсь я к богатству! И требую, чтобы ты завтра же вернула Семену все его подарки!

— Хрен тебе, Сашенька! Знаешь, кто ты?! Ты жалкий слизняк! Именно такие, как ты, выдумали всякие идиотские «духовные радости» и забавляются ими! Утешаются, уроды! Мы, мол, выше всяких мирских соблазнов. Нам, мол, ни к чему дворцы, нас устроят и хижины! А сами тайком исходят завистью! И «духовные радости» свои высосали из пальца только для того, чтобы оправдать собственную трусость, слабость и неспособность нормально заработать! Ах, ах, ах, аристократы духа! Ах, ах, ах, бессребренники! Да вы живете в хижинах лишь потому, что не можете заполучить дворцы! Рады бы, да не можете! И успокаиваете себя вашими дурацкими выдумками! А стоит поманить любого из вас настоящими деньгами — побежите, аж пятки засверкают! Знаю я вас! Черви навозные!

— Врешь, дрянь! Господи! Какая же ты дрянь! — Сашка вскочил с кресла и выбежал из комнаты.

Спустя полчаса, когда Инга немного успокоилась, она поняла, что хватила через край. В конце концов, Сашка единственный, кто есть у нее в этом городе. И худо-бедно содержит ее — собственной Ингиной зарплаты хватает только на шпильки. Родная Ялта теперь заграница… Да и не собиралась Инга уезжать из Москвы. Здесь столько возможностей… Короче, надо мириться с мужем, решила она.

Сашка, пригорюнившись, сидел у окна. Когда Инга вошла, он даже не обернулся. Она приблизилась, погладила его ладонью по волосам. Он тряхнул головой, желая сбросить ее руку. Но она руки не убрала.

— Прости меня, малыш! — проронила Инга проникновенно. — Завелась я, вспылила. Наговорила черт знает чего… прости! Но ты тоже должен меня понять! Когда ты потребовал, чтобы я вернула подарки, у меня просто в глазах потемнело! Я ведь знаю, что таких вещей мне никогда не купить. Вот и психанула. Извини за резкие слова. Крыша поехала… Так надоела бедность! Сколько лет прошло с тех пор, как ты уволился с кафедры, а никакого облегчения не предвидится. Впереди только сплошная нищета, беспросветность… Сорвалась я. Прости!

— Не любишь ты меня, — произнес Сашка горько.

— Да что ты, Сашенька?! Ты у меня самый любимый, самый дорогой человек. Кого же мне и любить-то, как не тебя?! — притворно возмутилась Инга.

— Не верю… — вздохнул Сашка. Впрочем, твердости в его голосе не было.

— Не веришь? Хочешь, докажу? — рассмеялась Инга.

Она забралась к нему на колени, обняла за шею и начала целовать в губы. Сначала Сашка отворачивался, потом, сломленный упорством жены, отворачиваться перестал и мало-помалу стал отвечать на ее поцелуи. Дыхание обоих супругов участилось.

— Отнеси меня в спальню… — жарко прошептала Инга.

Постель всегда примиряла их. Инга знала силу своей женской привлекательности, знала, насколько дорога и желанна Сашке. Она неизменно этим пользовалась, тем более что сама обожала секс. Сочетая приятное с полезным, Инга добивалась от мужа всего, чего хотела. После мгновений страсти, умиротворенный, счастливый Сашка готов был выполнить любое ее желание. И уж конечно, он разрешит ей оставить себе полученные от Семена подарки…

Таранов и Инга познакомились случайно, в университетском общежитии. Сашка зашел туда навестить питерских коллег — тоже аспирантов-литературоведов, приехавших посмотреть кое-какие архивные материалы, имевшиеся только в Москве. Парней разместили в общаге, и Таранов, чья тема диссертации совпадала с их темами, принял приглашение зайти к ребятам вечерком, чтобы в неформальной обстановке обсудить животрепещущие проблемы поэзии. Тогда как раз было время разгула горбачевского «сухого закона», так что спиртное продавалось свободно только у спекулянтов. Но оба питерца не скаредничали, и Таранов от них не отставал. Закупив выпивки, мужики вольготно расселись за небольшим студенческим столом и тотчас затеяли жаркую дискуссию о судьбах русской литературы. Водка лилась рекой. Минуты, складываясь в часы, летели незаметно.

Когда пьянка была в самом разгаре, один из питерцев, Антон, предложил:

— Ребята, может, девчонок позовем? Здесь, через комнату от нас, такие две девчонки живут… Первокурсницы. В смысле, на второй перешли. Я с одной познакомился, с Маринкой. Баба — класс. И подруга ее не хуже. Сходит, навестим?

— Две? — скривился Кирилл, его коллега. — Нас же трое.

— А к ним время от времени наведывается какая-то третья девица. Я вчера обратил внимание. — отозвался Антон. — Кажется, она и сегодня там. Так пойдем?

— Пошли! — решил Сашка. — Пусть девчонок только две, все равно позовем. Присутствие дамы скрашивает любую мужскую компанию, даже если женщина всего одна!

Парни вышли из номера, немного прошли по коридору и постучали в дверь с цифрой «30».

— Да-да! — откликнулся девичий голос.

— Девчонки, это я, Антон! — крикнул приезжий. — Я с друзьями! Можно войти?

— Подождите, мы не одеты! — раздался возбужденный веселый визг.

Парням пришлось подождать минут десять, прежде чем им предложили:

— Войдите!

Антон толкнул дверь и вступил в комнату. За ним двинулся Кирилл. Сашка зашел последним.

— Привет, девчонки! — поздоровался Антон, едва переступив порог комнаты. — А где ваша третья подруга?

— Инга в гости зашла, ненадолго, — пояснила одна из девушек, Марина. — Здесь она, скоро вернется. А чего?

— Да мы с друзьями вот тоже хотим вас в гости позвать, — смущенно произнес Антон. — У нас есть выпивка, еда всякая, музыка… Только нас трое, поэтому хотелось бы, чтобы ваша Инга присоединилась к нам. А то один из нас останется без партнерши по танцам. Ой! — спохватился Антон. — Совсем забыл, извините, девчонки… Может, вы заняты, и вам не до нас? Тогда давайте отложим до другого раза, хотя обидно, мы так хорошо сидим, лишь вашего общества не хватает…

— Нет, мы не заняты! — улыбнулась Марина. — Но познакомь нас со своими друзьями, Антон!

— Вот это Кирилл, вместе со мной приехал из Питера, — Антон вытащил приятеля из-за своей спины и подтолкнул на середину комнаты. — А третий в нашей славной компании — Саша Таранов, московский коллега-литературовед. Сань, покажись милым дамам!

Сашка протиснулся между ребятами, взглянул на девченок… и обомлел. Одну из двух студенток он знал. Это была Люба Златникова, занимавшаяся в семинарской группе, которой Таранов преподавал поэзию «серебряного века».

— Моя подруга Любовь! — представила между тем Марина девушку.

— Здравствуйте, Александр Васильевич! — открыто и чуть насмешливо улыбнулась Люба Таранову. — Вот мы с вами и встретились… вне аудитории!

Сашка давно чувствовал, что Златникова к нему неравнодушна. С самого начала занятий Люба проявляла повышенный интерес к предмету Таранова, часто оставалась после семинаров, просила объяснить отдельные отрывки изучаемых стихов. Но объяснений почти не слушала, ибо — Сашка был уверен — сама отлично разбиралась во всем. Она вообще прекрасно знала и понимала произведения символистов, футуристов, акмеистов, имажинистов — короче, всех представителей многочисленных поэтических течений начала века. А задерживалась в аудитории исключительно ради Таранова, в этом он не сомневался: уж очень затейливые вопросы выдумывала девчонка, уж очень пожирала взглядом Сашку, растолковывающего ей элементарные, казалось бы, вещи. И глаза Любы горели при этом так…

Златникова была девушкой не особенно яркой внешне, но исключительно женственной и милой, можно сказать, красивой, хотя разглядеть такую красоту дано не каждому. К тому же Люба обладала идеальной фигурой — с точки зрения тех мужчин, которым нравятся женщины тоненькие, гибкие и хрупкие. А Сашке нравились именно такие. Но сделать шаг навстречу чувству девчонки Таранов не мог. Во-первых, он считал ее слишком незрелой, неоперившейся, и ее влюбленность относил к разряду детской дури.

Это неудивительно: как часто мы, не успев прожить на земле и четверти века, уже числим себя матерыми волками, все на свете знающими и понимающими, и нередко проходим мимо чего-то настоящего, даже не заметив его из-за своей щенячьей спеси! Так было и с Сашкой: он не доверял порыву Любы. А во-вторых, Таранов в любом случае не мог позволить себе интимной связи с собственной студенткой. Слишком по-другому его воспитывали, слишком щепетильным характером он обладал, чтобы пойти на подобный конфуз.

И теперь Сашка чувствовал, что здорово смущен.

— Так вы знакомы? — обернулся к нему Антон.

— Моя студентка, — пробормотал Таранов. — Здравствуйте, Люба.

— Маринка! — окликнула Златникова подругу. — Ты готова к великолепной интеллектуальной вечеринке? Как твои мозги — шевелятся? Александр Васильевич у нас человек особый, с таким не забалуешь!О тряпках с ним лучше не говорить — сама себе дурой покажешься! Думаю, и друзья у него под стать, верно, мальчики? Надеюсь, мы повеселимся на самый возвышенный лад! Да, Александр Васильевич?

— Ребята, я домой пойду, пожалуй... — обратился Сашка к питерцам. — Негоже мне пьянствовать со своей студенткой.

— Да что вы, Александр Васильевич?! — Люба встала, подошла к Таранову вплотную, глядя на него вроде бы иронично, но на самом деле почти умоляюще. — Останьтесь, пожалуйста! Я никому не скажу! А Маринка вообще с другого факультета, да и не проболтается она! Если же проболтается — я ей такое устрою! — Люба угрожающе смерила взглядом подругу. Та поежилась. — А если вы не останетесь — я тоже никуда не пойду! — безапелляционно закончила Златникова.

— Действительно, брось ты, Саш! — взмолился Антон. — В конце концов, ты только аспирант, а не профессор! Посидим, выпьем, потанцуем... Или мы не люди?!

— Нет, я все же, пожалуй, отваливаю... — забормотал Сашка. — Тем более я третий лишний...

— И вовсе не лишний! — горячо возразила Люба.

Тут дверь комнаты отворилась, и внутрь влетела еще одна девушка. Едва увидев ее, Таранов раздумал уходить. Она была необычно хороша: сложенная, как Люба, но с таким красивым, точеным, завораживающим лицом, что дух захватывало.

— Где моя сумка, девки?! — воскликнула вновь прибывшая, сверкая огромными карими, чуть ли не черными глазами и кривя восхитительные коралловые, чувственные губы. — Я сматываюсь!

— Вот и Ингуля примчалась! — недобро улыбнулась Люба. — Что случилось, Ингочка? Опять влипла?

— Влипла, влипла, — отозвалась Инга нетерпеливо. — Так сумка моя где? Мне надо срочно линять!

— Вон, в углу твоя сумка, — кивнула Златникова. — Вечно швыряешь ее где попало.

Инга торопливо схватила сумку и устремилась к выходу.

— Может, останетесь, девушка? — неожиданно для себя преградил ей путь Таранов. — Мы тут вечеринку затеваем, посидим, выпьем, музыку послушаем... — словно процитировал он недавнюю фразу Антона.

— Я уже насиделась! Некогда мне! — недовольно бросила Инга. — Пустите, ребята, я спешу! — Она решительно отодвинула его в сторону и выскочила вон.

— Ишь, гордая... — как бы про себя произнесла Люба и добавила беззвучно и зло: — Шалава...

Последнее высказывание девушки никто не услышал.

— По-моему, вы недолюбливаете свою подругу. За что? — спросил Сашка.

— А, это наши дела... Есть за что! — отрезала Златникова. — Если б мы с первого класса не учились вместе...

И вдруг, перебивая Любу, из коридора донеслись визгливые девичьи крики, перемежающиеся мужской гортанной нерусской бранью, смешанной с сугубо русским отборным матом.

Сашка сам не помнил, как оказался за дверью. Будто некая таинственная сила вынесла его. Женский голос он узнал. Это был голос Инги, и Таранов рванулся к ней на помощь.

Ингу, схватив обеими руками за плечи, яростно тряс какой-то кавказец. Он свирепо ругался. Девчонка верещала и пыталась огреть джигита сумкой.Однако это ей не удавалось.

Сашка мгновенно оказался рядом, схватил горца за кисти рук и, резко оторвав его от Инги, оттолкнул. Девушка быстро спряталась за спину неожиданного спасителя.

— Что случилось? — громовым командным голосом вопросил Таранов.

— Телка сперла у меня деньги! Сперла и не отработала! Отдавай деньги, сука! Проститутка! — выкрикнул джигит.

— Это правда? — полуобернулся к Инге Сашка.

— Врет он! Врет! — истерично взвизгнула Инга. — В гости я к нему зашла сдуру, а они втроем хотели меня трахнуть! Да не вышло! Вот он деньги и выдумал! Сволочь!

Джигит, видимо, принимал Таранова за официальное лицо — представителя администрации общежития или бойца комсомольского оперативного отряда. Поэтому сдерживал темперамент.

— Обыщи ее, дорогой1 — заорал он. — У нее триста рублей! Я ей дал! Пусть возвращает, раз не отработала!

— Нет у меня его денег! — опять взвизгнула Инга.

— Обыщи ее, обыщи! — настаивал кавказец.

— Ну, обыскивать я не имею права, я не милиция, — возразил Таранов. — Инга, скажи, у тебя есть триста рублей?

— Есть! Но это мои деньги! Мне мама прислала из Ялты! У меня и квитанция имеется! Вот! — Она потрясла серенькой бумажкой, неизвестно откуда вытащив ее. — Вчера только перевод получила!

Триста рублей по тем временам являлись огромной суммой. Так что дело было серьезное.

— Извини, друг! — развел руками Таранов, обращаясь к горцу.

— Ты не милиция? А кто? — агрессивно спросил тот.

— Я знакомый этой девушки, — пояснил Сашка.

— Одна шайка! — взвыл джигит.

— Да пошел ты! Свинья черножопая! — завопила Инга торжествующе.

Кавказец ринулся вперед, занося кулак.

В школе Сашка занимался боксом. Потом бросил секцию, хотя тренер пророчил ему блестящее спортивное будущее. Но Таранов считал, что постоянные удары по голове отнюдь не содействуют развитию интеллекта и предпочел любимую поэзию карьере боксера.

Однако ни навыков, ни физической формы не растратил. Дома он постоянно отжимался от пола и колотил специально купленную боксерскую грушу, небольшую, но тяжелую, повесив ее в дверном проеме одной из комнат. Еще Таранов владел парой-тройкой самых простых и безотказных приемов боевого самбо. Проще говоря, постоять за себя Сашка умел — по крайней мере, на дворовом уровне.

Он встретил джигита прямым правой. Горец качнулся назад. Таранов прыгнул к нему, врезал левой и еще раз правой. Кавказца швырнуло на стену коридора. Сашка снова подскочил, схватил противника за грудки, рванул и ловкой подсечкой сбил с ног. Тот упал грузно, тяжело, неловко и, видимо, сильно ушибся. Таранов отступил.

— Иди, позови ребят! — приказал он Инге, несколько недоумевая, почему питерцы до сих пор не пришли на помощь.

Однако его недоумение тотчас же разрешилось. Из номера вывалились Кирилл и Антон. На них, вцепившись намертво, висела Маринка.

— Не лезьте, ребята, не лезьте! — причитала девчонка. — Пусть сама разбирается со своими проблемами! Не лезьте!

— Но ведь Саша уже влез! — возмутилась появившаяся последней Люба.

— Просто я не успела его остановить! — застонала Марина отчаянно.

Инга, слышавшая все это, злобно фыркнула.

Таранов понял, почему парни не вышли раньше: Марина помешала. А он уж решил — трусят... Слава богу, ошибся! Интересно, за какие грехи обе подруги так не любят Ингу? Завидуют, что ли, ее красоте?

Впрочем, додумать Сашка не успел. Из другого конца коридора на выручку поверженному соплеменнику неслись кавказцы. Шесть человек. Таранов мгновенно сообразил: пытаться объясниться с ними бессмысленно. Можно только драться.

Валявшийся на полу джигит, чуть оклемавшись, уже поднимался на ноги. Дополнительный противник, отметил Сашка, надо его сразу вырубить. Не мешкая, Таранов мощным крюком снизу вновь опрокинул горца. Минут десять отключки касатику обеспечено, удовлетворенно сказал себе он.

По обе стороны от Таранова выросли Антон и Кирилл. Джигиты приближались. Дитя семидесятых, Сашка имел приличный опыт уличных драк. Не дожидаясь, пока враги подойдут вплотную, он кинулся навстречу, одновременно согнувшись и падая на колени. Его голова угодила точно в солнечное сплетение самому здоровенному кавказцу, бежавшему впереди. Тот хрюкнул и с наскока перелетел через Сашку, ничком растянувшись на полу. Двое джигитов, мчавшихся следом, споткнулись о Таранова и тоже упали. Сашка вскочил. Перед ним, словно нарочно подставляясь, мелькнула чья-то небритая смуглая нижняя челюсть. В мозгу вспыхнули давние наставления тренера по боксу: старайся ударить в угол, в самый угол подбородка, это будет нокаут. Таранов пробил метко и четко, как бы метнув весть свой вес в цель одним броском. Нокаут.

Сзади яростно «работали» питерцы. Они успели оглушить одного из двух споткнувшихся о Сашку джигитов. Второй сумел подняться. Что касается самого здоровенного горца, получившего головой под дых, то он продолжал валяться, надсадно хрипя. Теперь противников было поровну: трое на трое.

Вдруг какофонию потасовки разорвала резкая трель милицейского свистка. Дерущиеся, будто по команде, отпрыгнули друг от друга и застыли. Милиционеры приблизились.

Стражей порядка было двое: лейтенант и сержант. Их привела Люба, сумевшая непонятным образом проскочить по коридору мимо бьющихся насмерть мужиков и выбраться на лестницу. Златниковой двигал страх за своего Александра Васильевича: они видела, как Таранов упал, и решила, что теперь его затопчут. Мысленно ругая последними словами потаскуху Ингу, Люба побежала звать милицию.

— Та-ак! — произнес лейтенант, осматривая замерших нарушителей спокойствия. — Опять лица кавказской национальности... Вот ведь повадились в Москву! Шакалье...

— Зачем нехорошо говоришь, начальник?! — возмутился один из джигитов. — Мы мирные торговцы! Фрукты привезли! А нас обокрали!

— Мирные?! — усмехнулся лейтенант. — Почему же везде, где вы, мирные, появляетесь, сразу начинаются драки, изнасилования, грабежи, убийства?! Почему, если меня вызывают куда-то, где скандал, я всегда на девяносто процентов уверен, что увижу ваши рожи?! Почему?!

— Плохо, плохо говоришь, командир, — покачал головой горец.

Распалившийся было лейтенант уже взял себя в руки.

— Всем предъявить документы! — приказал он.

— Можно, я схожу за нашими паспортами? — спросил кавказец.

— Сержант, проводи! — распорядился лейтенант.

— Мне тоже надо зайти в комнату, — подал голос Антон. — Документы там.

— Давай, —кивнул милиционер.

Антон вернулся первым, показал лейтенанту паспорта — свой и Кирилла, — а также командировочные удостоверения.

— Та-ак! — произнес лейтенант, возвращая бумаги. — А ты, парень? — обернулся он к Сашке.

Таранов вытащил университетский пропуск.

— Ага, Александр Васильевич! — сощурился мент. — Преподаватель, значит? Словесность преподаете? И не стыдно вам, культурному человеку, затевать драки в общежитии? Я понимаю — джигиты, у них глаза видят только дензнаки да женские задницы. Но вы-то? Взрослый, образованный мужчина? Как вас-то угораздило?

— Он за меня заступился! — вмешалась Инга. — Этот, — она указала на горца, которого Сашка вырубил первым и который сейчас, уже очухавшись, стоял скромно в сторонке, — пристал ко мне, принуждал к сожительству, ударил меня. Вот, смотрите! — Девушка показала свой припухший глаз — видно, горец успел-таки ей врезать. — А Саша и ребята заступились, — закончила Инга.

— Девка врет! — заорал кавказец возмущенно. — Она у меня деньги стащила, мочалка драная! Триста рублей стащила! Отдавай двести рублей назад, шалава!

— Попрошу не оскорблять! — загремел лейтенант. — А вы, девушка, скажите — брали у него триста рублей? Я ведь обыщу вас!

— Обыщи, начальник, правильно! — подхватил горец.

— Можно и не обыскивать! — заявила Инга. — Вот они, эти деньги! — Она достала пачку измятых купюр. — Но они мои! Мне их мама прислала, я только вчера получила! У меня и квиток есть, вот! — Девушка показала лейтенанту серую бумажку.

— Паспорт у вас есть? — спросил милиционер, изучая квитанцию денежного перевода. — Предъявите!

— Пожалуйста! — фыркнула Инга.

— Вы прописаны в другом общежитии, — сказал лейтенант, просмотрев паспорт. — Что делаете здесь?

— К подругам пришла! Они тоже из Ялты! Вон стоят!

— Да, да, мы ее в гости пригласили! — наперебой защебетали Люба с Мариной.

Проверив и их документы, лейтенант обернулся к «обворованному» кавказцу.

— Что-то не складывается у тебя, джигит! Деньги-то — девкины!

— Мои деньги! — брякнул горец упрямо и зло. — Она их стащила! Земляки могут подтвердить!

— Твои земляки что хошь тебе подтвердят! — резко оборвал его лейтенант. — Ладно, в отделении разберемся. Драка, хулиганство, попытка изнасилования... Разберемся! Вы, ребята, — обратился он к Сашке и ленинградцам, — тоже пройдете с нами. И девушки.

— Браток, отпустил бы ты нас, — попросил Сашка. Он был почти ровесником лейтенанта и счел возможным обратиться к нему запросто.

— Отпустить? — Милиционер хмыкнул. — А ты взгляни, как вы джигитам хари попортили! Они вполне могут написать заявление об избиении! А это минимум пятнадцать суток! Да еще вот товарищ утверждает, что девушка обокрала его. А она — что он пытался изнасиловать и ударил. Тут статьей пахнет и не одной!

Вернулся сержант, сопровождавший горца, ходившего за документами. Он протянул лейтенанту семь паспортов. Тот бегло ознакомился с ними.

— Та-ак! — протянул лейтенант по привычке. — А вы, джигиты, еще и не имеете временной московской прописки. Нарушение паспортного режима. Ох, ребятки, не завидую я вам!

Пока он говорил, Инга отозвала в сторону кавказца, обвинявшего ее в краже. Люба слышала, как подруга сказала горцу:

— Слушай, кацо, или как там тебя... Сейчас мы пойдем в отделение, я повешу на тебя статью об изнасиловании. Проведем экспертизу, мне поверят. Свидетелей нет, мы были в комнате одни... А мои подруги, да и парни подтвердят, какая я встрепанная и испуганная влетела к ним в комнату, как хотела побыстрей убежать отсюда. И сидеть тебе лет восемь. Хочешь?

— Сука! — прошипел джигит.

— Сука не сука, а так и будет. Кражу денег ты доказать не сможешь. Мои деньги! И квитанция есть, и мать моя подтвердит, что высылала! А твоим черножопым друзьям никто не поверит. Да и, повторяю, не было их в комнате. Милиция это выяснит — колоть они умеют... Ну что, хочешь на зону? Там тебя, джигит, за изнасилование самого девочкой сделают, царицей Тамарой...

— Ох, сука! —простонал горец. — Что ты хочешь, паскудина?

— Заяви ментам, что ни ко мне, ни к парням вы претензий не имеете. Я со своей стороны тоже скажу, что претензий не имею. И разойдемся миром.

— А деньги?! —окрысился кавказец.

— Мои это деньги! Мои! Усвой! А не усвоишь — сядешь! Въехал, козел горный?!

Джигит посверкал глазами, поскрипел зубами, но делать было нечего — он согласился.

Выслушав обе стороны, лейтенант, сдвинув фуражку, чисто по-русски почесал затылок.

— Ладно! — решил он наконец. — Девчонки и вы, ученые мужи, свободны. А вам, джигиты, придется все же пойти в отделение. Нарушение паспортного режима, ничего не поделаешь!

Кавказцы действительно не имели никаких официальных оснований проживать в Москве. Они приезжали сюда за наживой — спекулировать на московских рынках — и селились в полупустых летом студенческих общагах нелегально, давая взятки администрации.

— Отпустите их, капитан! —вдруг попросила Инга лейтенанта. Она подошла к нему вплотную, положила ладонь ему на рукав и посмотрела прямо в глаза своим чарующим влажным взглядом. Секунды три лейтенант стоял, словно остолбенев.

— Хорошо! — сбросил он наконец оцепенение. — Раз такая женщина просит... — Казалось, он только сейчас по-настоящему увидел Ингу, и она околдовала его. — Собирайте свои манатки, джигиты,  и чтоб духу вашего не было на моем участке! Мы с сержантом проследим! А от визита в отделение я вас пока освобождаю. Пока! — подчеркнул он.

Через полчаса, когда кавказцы под присмотром милиционеров покинули общежитие, а Таранов, Инга и все остальные привели себя в порядок, питерцы предложили все же устроить совместную с девчонками попойку. Сашка не возражал. Девушки приняли приглашение с восторгом — ребята теперь казались им героями.

— А вы, оказывается, и драться умеете, Александр Васильевич! — шепнула Люба Таранову по дороге в комнату Антона и Кирилла. — Вы меня просто восхищаете!

Сашка пожал плечами. Признаться, его сейчас интересовала лишь Инга. Весь вечер он не отходил от нее. Девушка принимала ухаживания молодого перспективного аспиранта, да еще москвича, вполне благосклонно. Люба только губы кусала.

— Переночевать-то у вас сегодня можно, девки? — спросила Инга подруг под конец застолья.

— Можно, но в последний раз! — объявила подвыпившая Маринка. — Надоели твои штучки, Ингуля! Школа школой и Ялта Ялтой, но мы с Любкой не обязаны терпеть твои блядские выходки! Я хочу университет закончить. А с тобой вылетишь в два счета! Шалава!

— Сама ты шалава! — взвилась Инга. — Ну и пошли вы в жопу! Не нужны мне ваши милости! Обойдусь как-нибудь! Сучка! Обе вы сучки!

Она схватила свою сумку и метнулась прочь.

— Бегите, догоняйте, Александр Васильевич! — с горькой иронией бросила Люба Сашке. За весь вечер они так и не перешли на «ты».

Таранов хотел ответить, но только махнул рукой и устремился следом за Ингой. Он догнал ее уже на улице. Осторожно попытался взять за локоть, девушка зло вырвала руку, метнула косой острый взгляд.

— Куда вы, Инга? —спросил Сашка озабоченно. — Вам есть где ночевать? Ведь вас могут не пустить в ваше общежитие! Поздно уже!

— Какая разница? — огрызнулась девчонка. — Переболтаюсь до утра! Лето на дворе, не замерзну!

— Вот что, Инга, — рассудительно начал Таранов. — Поедете ко мне.

— Ага! Жди! — грубо перебила она. — Я не шлюха вокзальная!

— Да нет, что вы... — смутился Сашка. — Я без всяких... Просто живу я один, а комнат у меня три. Любая из двух свободных — ваша! И клянусь — никаких приставаний!

— Даете слово? — улыбнулась наконец Инга.

— Даю! — произнес Таранов торжественно.

— Ладно, верю, — смягчилась девушка. — Едемте. Ловите мотор.

— Такси? — смутился Таранов. — Все деньги мы просадили... Дома-то, конечно, есть... Но я так не люблю объясняться с водилами, говорить, мол, сейчас вынесу, а они смотрят как на жулика... Может, все же метро? Еще успеем, если поторопимся...

— Нет, никаких метро! — отрезала Инга. — Деньги есть у меня — те самые триста рублей. Мне их мать прислала, чтоб я сняла себе квартиру. Не могу в общаге своей, с начальством не поладила, житья не дают... Ну да ладно! Ловите тачку, Александр Васильевич!

Когда подъехили к Сашкиному парадному, Инга незаметно сунула в руку Таранову необходимую для оплаты проезда сумму.

— Плати! — шепнула она.

Сашка расплатился. Они выбрались из такси. Машина отъехала.

— Я сейчас же отдам! — засуетился Таранов. — Вот только поднимемся.

— Брось ты, Саша! — рассмеялась Инга. — Какие мелочи... Скажи, у тебя еще выпить найдется?

— Обязательно, — кивнул он. — Есть венгерский вермут, водка...

— Годится! — махнула рукой Инга. — Что угодно годится, я пью все подряд. А ничего, что я тебя на «ты»? Не обижаешься, Александр Васильевич?

— Что ты... — улыбнулся Сашка. — Я счастлив...

— А почему ты один живешь? — спросила Инга в лифте. — Где твои родители? Разменялся, или уехали куда?

— Умерли, — опустил голову Таранов. — Они старенькие были...

— Извини... Давно умерли?

— Полгода.

— Соболезную. А мои вот живы, слава богу. Отец, правда, пьет как извозчик, а мать... Ну ладно, не будем.

Они уже стояли у Сашкиной двери.

— А сейчас мы с тобой войдем и сразу выпьем на брудершафт! — объявила Инга. — И обязательно с поцелуем! Чтобы узаконить нашу дружбу!

— Проходи в гостиную, — предложил Таранов, отперев квартиру и пропуская девушку вперед. — Я сейчас все приготовлю.

Вскоре они действительно пили на брудершафт.

— Ну, теперь целоваться! — Инга взяла Сашкину голову обеими руками, притянула к себе и впилась губами в его губы.

Таранов почувствовал, как невыносимо сладкая волна заливает, обволакивает мозг и тело.

— Ну все, все, Александр Васильевич, достаточно! — пробормотала девчонка, с трудом отстранившись. — Ты обещал не лезть. Я сегодня не в форме.

— А завтра? — ляпнул Сашка и сам испугался своей смелости.

— Завтра посмотрим! — обещающе улыбнулась Инга. — А ты шикарно живешь, Саша! — добавила она, оглядев комнату.

— Наследство... — буркнул Таранов. — Скажи, ты ведь, как я понял, в медицинском учишься? Это что — призвание?

— Черт его знает... — Инга чуть раздраженно пожала плечами. — Я вообще-то дипломированная медсестра. У нас в школе было такое своеобразное учебное производство — санитарками вкалывали. Попутно нас обучали на медсестер. Правда, профессиональный диплом из всех наших девок получила только я. Мне мать и говорит — у тебя, мол, способности, езжай в Москву, учись на врача. Вот я и приехала.

— Нравится? — поинтересовался Сашка.

— Москва нравится. — усмехнулась девушка.

— А учеба?

— Да ну, занудство. Я думала получить специальность венеролога, вернуться домой и организовать частную практику. У нас там это актуально, можно хорошо заработать, и начальство всегда прикроет от милиции — рыло-то у всех в пуху... Но сейчас мне такая идея нравится меньше.

— Почему?

— Учиться долго. И потом, познакомившись с Москвой, начинаешь мыслить шире. Другие перспективы открываются...

Он слушал ее, не особенно вникая в смысл слов. Он просто любовался ею. Таких красавиц ему встречать еще не приходилось. Все в ней казалось совершенным, неудержимо влекущим, и грациозный поворот головы, и изящно-выразительные движения рук, губ, глаз, и даже голос девушки настолько очаровывали Сашку, что он почти не замечал нарочитую вульгарность, звучавшую некоторым диссонансом в столь прелестных устах.

— Ладно, пожалуй, на сегодня довольно впечатлений, — заявила Инга, когда вся водка была выпита, а вермута оставалось совсем чуть-чуть. — Где ты меня уложишь, Саша?

— Могу прямо здесь постелить, — предложил Таранов. — Вон, на тахте.

— Годится. Только давай действительно без приставаний. Устала я... Покажи мне ванную.

Утром Сашка проснулся, чувствуя совершенно детскую радость бытия. В таком настроении он не просыпался с тех пор, как умерли родители, и сначала удивился: что это с ним? Потом вспомнил: Инга. Присутствие в соседней комнате восхитительной девушки переполняло его счастьем...

Приготовив завтрак, Таранов отправился будить Ингу.

— Уйди! — воскликнула она, едва открыв глаза. — Уйди, не смотри на меня! Я спросонок — чучундра полная! Уйди, Сашка!

— Никакая ты не чучундра! — рассмеялся он. — Ну да ладно, чисти перышки. Жду на кухне.

— Ого, ты и пожрать приготовил! — восхитилась Инга, явившись из ванной — уже умытая, причесанная и накрашенная. — Да из тебя образцовый муж получится! Повезет кому-то!

— Садись, — предложил Таранов. — Разговор есть. Слушай, зачем тебе маяться по общагам или квартиру снимать, тратиться? Перебирайся ко мне. Я тоскую в одиночестве, никак предков покойных забыть не могу. А с тобой — совсем другое дело. Перебирайся!

— Ты офонарел! — уверенно констатировала Инга. — Да с какой стати? Мы чужие люди!

— По-моему, все же не совсем чужие... — отвел глаза Сашка.

— А вдруг я тебя обворую? Как того кавказца? — лукаво прищурилась Инга.

— Ой, хватит! — отрезал Таранов. — Только не надо такое на себя напускать! Воровка, тоже мне...

— А знаешь, ты довольно откровенен... — произнесла Инга с деланной задумчивостью. — И вообще, просто нахал. Так нагло мне еще никто койку не предлагал. Всего второй день знакомы — и на тебе. Другие хоть ухаживают, хоть выясняют сначала, хочу ли я их... А ты... Хамло ты, Сашенька!

— Да я тебя не в любовницы зову! — воскликнул Таранов отчаянно. — Но ведь ты живешь у подруг! Плохо тебе в твоей общаге! Сама вчера жаловалась! Вот и поживи здесь...

— Зачем? — не менее деланно удивилась Инга.

— Познакомиться хочу поближе... — пробормотал Сашка. — Нравишься ты мне...

— Значит, пристанешь. Не сейчас, так потом.

— Не захочешь сама — не пристану. Одна комната будет полностью в твоем распоряжении. Хочешь — поставлю замок. Ну, согласна?

— Ладно! — рассмеялась наконец Инга. — Чудной ты мужик, Александр Васильевич! Мне таких не попадалось...

— Чем чудной?

— Лыцарь. И откровенный до глупости, извини уж. Будь на твоем месте кто другой, я бы обязательно заподозрила какую-нибудь гадость. А ты — нет, ты на гадость просто не способен.

Она осталась, Сашка действительно не приставал к ней — Инга сама пришла к нему в постель, следующей же ночью. После чего осталась у него уже насовсем.

Начался учебный год. Однажды, закончив очередное семинарское занятие, Таранов собирал со стола свои книги, намереваясь уходить, как вдруг почувствовал, что он в аудитории не один. Саша удивился: студенты уже разошлись. Он поднял глаза и увидел Любу Златникову.

— Здравствуйте, Александр Васильевич, — тихо произнесла девушка. — Извините, что пришла незваной, но я должна с вами поговорить.

— Здравствуйте, Люба, — кивнул Таранов. Он давно не видел Златникову: она теперь училась на втором курсе, а там Сашка не преподавал.

— Александр Васильевич! — начала девушка после короткой паузы. — Я слышала, вы собираетесь жениться... на Инге.

— Да, собираюсь! — улыбнулся Таранов. — Вы против?

— Не делайте этого, Саша! — вдруг горячо выкрикнула Люба. — Вы же совсем не знаете Ингу! Она... она очень нехорошая женщина!

— Бростье, Люба, — отмахнулся Таранов. — Зачем клеветать на подругу? Я понимаю ваши чувства, но... сердцу не прикажешь.

— Да, да, Александр Васильевич, я люблю вас! Люблю и ревную! Но сейчас пришла не поэтому! Я бы приняла любой ваш выбор, стиснула бы зубы, перетерпела, но Инга! Я слишком хорошо с ней знакома! Мы в Ялте жили совсем рядом! Так вот она —пляжная давалка! С пятнадцати лет!

— Что?! —Сашка оторопел. —Что это значит?

— Проситутка, Саша, проститутка! Она и раньше чересчур интересовалась всем, что касается отношений между мужчиной и женщиной, а в пятнадцать стала ходить на пляж, выбирать там себе мужика, какой понравится, и трахаться... ой, простите, заводить с ним роман на одну ночь! И брала за это деньги! Вот так!

— Ты врешь, Люба! — воскликнул Сашка. — Будь ты мужчиной, я бы тебя ударил!

— Ну и ударьте, Александр Васильевич! А я все равно скажу! Помните тот вечер, когда вы с ней познакомились? Знаете, что тогда произошло на самом деле?! Инга сняла этого кавказца, которого вы потом избили, часа за два до вашего прихода в нашу с Мариной комнату! И переспала с ним! Они сговорились так: он дает ей триста рублей, а она удовлетворяет его и еще двух его земляков. Деньги джигит заплатил вперед, но Инга, трахнувшись с ним, сбежала, пока он ходил за приятелями! И бабки прихватила! А после он ее поймал! Но и он тоже хорош, привел не двоих, а целую кодлу. Если бы не вы с ребятами, она надолго запомнила бы эту ночь.

Люба говорила сбивчиво, сильно волнуясь. Сашка таращил на нее глаза.

— Чушь какая-то! — проронил он наконец. — У Инги была квитанция перевода из Ялты. Я сам видел! Ты клевещешь, Люба!

— Ничего не клевещу! Квитанция действительно была. Инга регулярно получала переводы от матери, но сразу же отправляла их назад с другого почтамта. А квитанции сохраняла, чтобы всегда иметь отмазку от милиции. Такую хитрость ее мамаша придумала. Ей не хотелось тратиться на содержание дочки в Москве. Инга постоянно снимала мужиков и обкрадывала их! Брала только деньги, никогда — вещи, боялась сесть! Она и жила-то у нас летом, потому что скрывалась от какого-то очередного любовника, которого обчистила в своей общаге! Тоже приезжего... И вы хотите сделать такую женщину своей женой, Александр Васильевич?!

— Я не верю тебе, Люба. — пробормотал Сашка жалко. — Откуда ты все это знаешь? Да еще так подробно?

— Инга сама все рассказывала Маринке! А Маринка — мне. У Инги ведь никого больше нет в Москве, кроме нас. А вот теперь еще — вас!

Таранов вспомнил: его невеста действительно недавно навещала своих ялтинских подруг. Но поверить Любе Сашка просто не мог. Он удрученно молчал.

— Хотите еще доказательсьв?! — выкрикнула Люба, заметив его состояние. — Пожалуйста! Помните,  после того вечера Инга поехала ночевать к вам? Она рассказывала, что не допустила тогда вас до себя, хотя соблазняла все время. Знаете почему?! Потому что она еще не дошла до того, чтобы в один вечер переспать с двумя мужиками! А на следующую ночь сама к вам пришла, правда ведь? Она ловила вас!

— Зачем я ей? — хмыкнул Сашка.

— Ей нужна московская прописка! Она считает вас перспективным мужем, надеется, что вы быстро добьетесь степеней известных! Поэтому и положила глаз на вас! Любовью тут и не пахнет!

— Ловила, говоришь? — Сашке показалось, что он нащупал одно несоответствие в рассказе девушки. — Но я сам предложил ей пожить у меня! А она долго отказывалась! Как ты это объяснишь?

— Какой же вы наивный! Да это была просто тактика! Инга понимала, что подцепила вас, и водила наживку, чтобы вы заглотнули ее как следует! Прикидывалась пай-девочкой! А вы и клюнули!

— Нет, Люба, я тебе не верю! — отрезал Сашка решительно. — Инга давно уже живет со мной и не совершила за это время ничего, что могло бы хоть в какой-нибудь степени подтвердить твои слова. У меня нет оснований не доверять ей.

— Так вы на ней женитесь?

— Обязательно. Заявление мы уже подали. Я люблю ее!

Люба сникла. Она повернулась спиной к Таранову и пошла вон из аудитории. В дверях обернулась.

— Я желаю, Александр Васильевич, чтобы вам никогда не пришлось вспомнить мои слова и убедиться в их справедливости. Прощай, Саша! — добавила она тихо.

Вернувшись домой, Сашка пересказал всю историю Инге.

— Вот сука! — возмутилась та. — Да она совсем ошалела из-за того, что я перебежала ей дорогу. Сам видишь, как эта дура влюблена в тебя. Надо же такое выдумать про лучшую подругу! Ноги ее не будет на нашей свадьбе! И Маринки тоже! Они обе всегда мне завидовали! Красоте моей! Моему успеху у мужчин! Сами-то обе — мокрощелки! Целки несчастные!

— Ой, Инга, как грубо... — поморщился Таранов. — Не надо так о своих подругах. Тем более девчонки очень хорошенькие...

— Тебе нравятся? — надулась Инга. — Вот и беги к ним! Лиши девочек невинности, обеих сразу! Они будут счастливы!

— Прекрати, Инга, — мягко попросил Сашка. — Ты же знаешь, я люблю только тебя...

С тех пор прошли годы. Долгое время Таранов не имел повода разочароваться в жене, не имел случая выяснить, справедливы были обвинения Любы или нет. Правда, Сашка сильно подозревал, что Инга не любит его. Однако она никогда не давала ни малейшего основания заподозрить себя в супружеской неверности. Отчасти Таранов догадывался, почему так происходит: он вполне устраивал Ингу сексуально, и ей просто не нужны были другие партнеры. Кроме того, Инга боялась потерять московскую прописку и престижного мужа — кандидата наук, будущего доктора, который — она не сомневалась — скоро сделает блестящую академическую карьеру.

Медицинский институт Инга бросила сразу после свадьбы и несколько лет нигде не работала. Сашка получал приличную зарплату да еще подрабатывал репетитором — натаскивал абитуриентов к вступительным экзаменам. Денег с избытком хватало на двоих, а заводить детей Инга не торопилась — хотела пожить для себя. «Успеем хомут надеть», — говорила она.

Страшный девяносто второй год сломал благополучие семьи напрочь. Одуревшая с голодухи, с ужасом осознавая крушение всех своих надежд, Инга сама потребовала, чтобы Сашка уволился с кафедры. Он и не возражал по причинам не столько материального, сколько философского, мировоззренческого плана. Таранов больше не видел впереди великой цели, ради которой стоило бы терпеть лишения. Он потерял веру в человечество.

Сначала, повинуясь настоянию жены, Сашка попытался заняться бизнесом. Однако, лишенный как коммерческой жилки, так и настоящего стимула — деньги всегда мало интересовали Таранова, — вскоре прогорел и едва рассчитался с долгами. Вставал даже вопрос о том, чтобы приватизировать и продать квартиру. Но обошлось — выручил питерский коллега Кирилл, ставший к тому времени крупным предпринимателем, перебравшийся жить в Москву и женившийся на Любе Златниковой. Выручил Кирилл Сашку абсолютно бескорыстно, в память о старой дружбе и чтобы сохранить для себя единственного человека, с которым он и его жена еще могли поговорить иногда о поэзии. А при миллионных оборотах фирмы Кирилла те десять тысяч долларов, что задолжал Таранов, казались бывшему питерскому литературоведу несущественной мелочью. Он даже расписки у Сашки не взял на эту сумму. Кирилл порой больше просаживал за один вечер в казино.

Устроившись дворником, Сашка все же лелеял надежду, что когда-нибудь отдаст Кириллу долг. Накопит и отдаст. Однако надежде этой не суждено было сбыться. Кирилла застрелили в подъезде собственного дома, его фирма перешла в чужие руки, а Люба, сумевшая сохранить от всего прежнего богатства лишь маленькую двухкомнатную московскую квартиру, даже слышать не хотела о деньгах.

— Я их ненавижу! — говорила она Сашке по телефону. — Из-за них убили Кирилла! Единственного человека, любившего меня в этом мире! И знать ничего не желаю ни о каком долге! Кирилл никогда мне о нем не рассказывал, и я не видела, как он давал тебе эти бабки! Может, ты все выдумал, Саша, и просто хочешь материально поддержать бедную вдову? Из жалости. Но мне не нужна твоя жалость!

Люба сблизилась с Кириллом сразу после того, как Сашка женился. Кириллу тогда удалось перевестись из ЛГУ в МГУ и переехать в Москву — ради Любы, в которую он влюбился по уши. Таранов подозревал, что девчонка пошла на связь с сохнувшим по ней питерцем просто от отчаяния — она не переставала любить Сашку, он это чувствовал. Но, натура верная и отзывчивая, Люба вскоре всерьез привязалась к Кириллу и приняла его настойчивое предложение руки и сердца. До самой его смерти она была ему прекрасной женой. Других близких людей у Любы не осталось. Ее родители относились к судьбе дочери совершенно равнодушно, сосредоточив все свои чувства на двух ее младших братьях. Отец и мать вообще потеряли связь с Любой, едва она уехала из Ялты, и поступила в Московский университет. Они не поддерживали девчонку материально. Люба перебивалась на стипендию, подрабатывала по вечерам уборщицей, и ей частенько случалось голодать. Пока в ее жизни не появился Кирилл.

Люба очень хотела ребенка, но что-то в их молодой семье не складывалось. Никаких отклонений в организме Любы врачи не обнаруживали, а Кириллу проверяться было некогда — он постоянно вертелся в своем бизнесе, как белка в колесе. Так и осталась Люба после смерти мужа совсем одна на свете.

Когда Кирилла похоронили и выяснилось, что Люба лишилась состояния, Инга заявила Сашке:

— Не хочу больше видеть у нас эту стерву! Я не забыла, что она плела тебе про меня перед нашей свадьбой! Не смей ни приглашать ее, ни даже звонить! Не хочет она, чтобы ты возвращал долг, — и хорошо! Зря ты вообще сказал ей о деньгах. В любом случае — пусть катится!

— Это подло, Инга... — возразил Таранов робко.— Пока был жив Кирилл, мы принимали их обоих у себя, ходили к ним, дружили... Он очень помог мне... А теперь он погиб, Люба разорена, и что — не нужна больше стала старым друзьям? Подло...

— Ах, подло?! — Инга начала заводиться. — Знаю я, чего ты добиваешься! Теперь, после смерти ее благоверного, она опять начнет тебе глазки строить! А ты и рад! Тебе это льстит! Конечно! Кто ты такой?! Дворник! Неудачник чертов! А тут баба влюблена в тебя столько лет! Хоть и жалкая, а все-таки отдушина для твоего самолюбия! И то сказать: где тебе еще самоутверждаться?! Не за метлой же своей!

— Дворник — тоже профессия, — вздохнул Сашка.— А я — хороший дворник, лучший в микрорайоне...

— Ага! Герой социалистического труда! Гений скребка и лопаты! Король помойных ям, отважный борец с грызунами! Тьфу!

Она долго еще скандалила и в конце концов добилась от Сашки обещания не общаться с Любой. Однако, давая такое слово, Таранов заранее решил, что выполнять его не станет. И не выполнял. Он звонил Любе с улицы или из жэка, если удавалось, пытался поддержать совсем затосковавшую девушку морально и сам жаловался ей на Ингу, хотя понимал — это по-мужски. Но свары, затевавшиеся теперь Ингой почти ежедневно, с каждым разом становились все более невыносимыми. А Люба — женщина тактичная и умная — умудрялась так расспросить бесхитростного Сашку о его жизни, что он не успевал опомниться, как выкладывал ей всю подноготную. Потом Таранов стыдился невольных откровений, но успокаивал себя одним серьезным аргументом: узнавая о его семейном неблагополучии, Люба чувствует, что она не так одинока, что кому-то нужна хотя бы в роли исповедницы...

Работать Люба устроилась корректором в какую-то типографию: другой работы со своим высшим филологическим образованием она не нашла. Трудиться ей приходилось на износ, она страшно уставала, но не роптала.

— Хорошо, хоты такую службу отыскала, — говорила Люба Сашке. — В наши-то времена... На панель — и то бы, наверно, не взяли, старовата. Хотя я могу выдать себя за двадцатилетнюю. Как думаешь, Александр Васильевич, сгожусь я еще в путаны?

— Дуреха ты, Любка, — вздыхал в трубку Таранов.— Что несешь... Какая панель...

— Что, не сгодилась бы? — подкалывала его девушка.— Действительно старенькая? Не потяну?

— По-моему, ни ты, ни Инга за все эти годы ничуть не изменились. Словно вас кто законсервировал. Обеим можно дать по восемнадцать лет. Впрочем, я давно тебя не видел. Может, горе изменило тебя?

— Не изменило... — грустно отвечала Люба. — Сама не знаю почему... Даже стыдно как-то. А не виделись мы действительно давненько. Как бы это нам встретиться, а, Саша?

— Не знаю... Инга даже слышать о тебе не хочет, все не может забыть тот твой рассказ о ней.

— А ты веришь моему рассказу?

— Не знаю... Да и неважно это. Я по-прежнему ее люблю. И мне, признаться, все равно, кем она была до  встречи со мной. Вот если б она мне изменила — тогда да... А так — наплевать. Проститутка, не проститутка...

— Ладно, Саш, не буду высказываться по этому поводу. Замнем для ясности. А вот увидеться хотелось бы.

— Я чего-нибудь придумаю, — пообещал Сашка.— Обязательно придумаю, не сомневайся.

Впрочем, вскоре жизнь обернулась так, что они смогли видеться достаточно часто. А произошло следующее: Инга заявила о своем желании пойти работать. И устроилась медсестрой в больницу — благо, сохранила свой давнишний диплом. Теперь она часто уходила из дома на сутки — дежурить. В такие дни Люба стала приезжать к Сашке и порой даже оставалась ночевать. Никаких интимных отношений между ними не было — просто дружба. Но Сашка знал — Люба продолжает его любить, а с годами это чувство стало зрелым, глубоким, освободилось от юношеской идеализации предмета любви и приобрело черты пожизненного бремени. Смерть Кирилла, как ни странно, только усилила любовь девушки к Таранову, ибо освободила ее от груза благодарности мужу, от долга перед ним, от нежности к нему — живому, и оставила Любу одну-одинешеньку во всем мире. Ответственную за свои эмоции и поступки только перед самой собой...

Инга, всегда озабоченная только собственной персоной, нс замечала визитов бывшей подруги. Люба, впервые побывав у Тарановых после гибели Кирилла, начала пользоваться теми же духами, что и Инга, а других следов своего пребывания в квартире Сашки, кроме запаха, она не оставляла. Соседи тоже не могли донести Инге о посещениях ее мужа чужой женщиной. С соседями Инга не общалась и даже не хотела знакомиться: раньше — из снобизма, а теперь — от стыда за нынешнюю профессию Сашки. Инга боялась, что ее станут называть дворничихой.

— Саня, а ты не думаешь, что Инга во время своих ночных дежурств изменяет тебе? — спросила как-то Люба.

— Уверен, что нет, — отозвался Таранов. — Она, едва явится со службы, сразу тащит меня в постель и доводит до полного изнеможения. Если б она грешила на стороне, то не могла бы так, ведь все же она не железная. И потом, я бы догадался. От нее пахло бы посторонним мужиком. Это не спутаешь.

— Да, ты прав... — кивнула Люба задумчиво. — Не спутаешь, пожалуй... Хотя, знаешь, измени она тебе, я была бы счастлива...

Люба впервые со времен их давнего объяснения в аудитории позволила себе столь откровенно намекнуть на свое чувство к Сашке. И у него хватило такта пропустить ее слова мимо ушей.

Однажды Инга вернулась с работы весела и возбужденная.

— Сашка, к нам такой пациент поступил! — с порога начала рассказывать она. — У него ножевое ранение бедра. Говорит — напали на улице незнакомые хулиганы. Это официальная версия. Представляешь, он снял отдельную палату и там постоянно толкутся мощные такие ребята с пистолетами! Охраняют его. Стволы ихние я видела, они хвастали. Я этого парня, раненого, буду вести постоянно. Я одна. Он сам так захотел и заплатил за это! Так что некоторое время дома я буду появляться только на ночь.

— Что значит «вести»? — спросил Сашка недовольно.

— Ну, обслуживать, ухаживать, процедуры проводить. А ночью за ним будут присматривать его охранники. Они так сказали: тебе мы доверяем, ты его принимала, но больше чтобы ни одного незнакомого лица. Только ты и врач, больше никто. Они боятся нового покушения. А мне светят приличные деньги, если я поставлю парня на ноги.

— Что же за шишка такая твой пациент?

— Неужели не ясно? Бандит! Лидер какой-то подмосковной группировки. Крутой малый, весь в мускулах. Жуть!

— И как звать этого крутого малого?

— Семен...

После того как Семен выписался из больницы, Инга больше не вспоминала о нем в разговорах с Сашкой. Она вообще стала другой: перестала скандалить, не попрекала мужа малыми заработками, была весела, приветлива и ласкова. Таранов буквально отдыхал душой. Он привык к вещам, подаренным Инге Семеном, и уже не замечал их — тем более что всегда мало внимания обращал на шмотки, как свои, так и чьи-то еще. Через несколько недель Сашка вовсе забыл и раненого бандита, и связанные с ним неприятности. Впрочем, Таранов имел основания забыть не только какого-то там случайного блатняка — мало ли их нынче? — но и все на свете. Ибо Инга устроила мужу настоящий медовый месяц. Она взяла отпуск, уговорила Сашку сделать то же самое, и они сутками не вылезали из постели, перемежая сие достойное занятие домашними пьянками, а также визитами в не самые дорогие, но вполне приличные ресторанчики, которых развелось последнее время в Москве множество. Средства на эти походы черпались из Ингиного гонорара, полученного от того же Семена. Но об источнике денег Таранов предпочитал не вспоминать. Он был слишком счастлив.

Однако, несмотря на все свои телячьи восторги, однажды Сашка выбрал момент, чтобы тайком позвонить Любе. Выслушав его патетический рассказ, девушка взволновалась.

— Ой, Саня, не нравится мне это! — заявила она. — Инга — змея, всегда была змеей. Хитрой змеей. Сперва ластится, потом укусит. А сейчас... Такое впечатление, что она прощается с тобой!

— Брось, Любка! — обиделся Таранов. — Скажешь тоже — прощается! Я умирать не намерен. Я молодой, крепкий мужик, кого хошь переживу. А если ты намекаешь, что она собирается разводиться... Уж очень не похоже!

— Боюсь я за тебя! — заключила Люба. — Береги себя... Пожалуйста

Но Таранов пропустил мимо ушей предупреждение подруги. «Ревнует девчонка», — подумал он и решил пока больше Любе не звонить. Не травить ей душу.

Отпуск Инги подходил к концу, а деньги у супругов все еще были. И Сашка, которому отчаянно хотелось продлить сладкие денечки, предложил жене:

— Может, ты уволишься? Обратно ведь всегда можно устроиться, не в эту больницу, так в другую. Медсестер везде не хватает.

— А ты? — спросилаИнга.

— Я возьму две недёли за свой счет. Мне дадут. А после... После временно сокращу объем работы, перестану подхалтуривать, убирать дворы перед офисами всех этих фирм, расположенных на первых этажах. Ну, которые отдельно платят дворнику, я тебе рассказывал. А основные свои участки я делаю быстро, утром прошелся — и все. Так договорились?

— Конечно! — улыбнулась Инга. — Знаешь... спасибо тебе! Мне самой так хотелось потянуть еще это наше... счастье! Только я не знала, как подступиться. А ты все решил моментом. Спасибо!

Еще две недели пролетели в полном блаженстве. Затем Таранов вышел на работу, и жизнь постепенно начала возвращаться в обычную колею. Правда, инерция «медового месяца» сказывалась: Инга по-прежнему была нежна и обольстительна, откровенно наслаждаясь случайным эфемерным достатком, а Сашка пребывал в состоянии расслабленного благодушия. Домой оп теперь возвращался счастливый — только от того, что возвращается домой. Такого с ним давненько не бывало.

— Слушай, Саш, мне тут моя больничная приятельница звонила, — однажды сказала Инга мужу, когда тот явился с работы. — Хорошая девка, врачиха. Мы с ней долго протрепались. И знаешь, до чего договорились'? Она советует нам приватизировать наконец нашу квартиру. А то у нас много лишних метров, мало ли... Сейчас все эти чиновники так и норовят заграбастать муниципальную недвижимость, особенно в Центре. Могут придумать гадость какую-нибудь да переселить нас, скажем, в Бутово. Давай приватизируемся от греха, а? А то страшновато...

— Мороки много, — поморщился Сашка.

— Никакой мороки! — горячо возразила Инга. — Мне подруга объяснила... Я сама все сделаю, один черт — дома сижу! Тебе придется только съездить, подписать кое-что. Вместе съездим. Ну как, решено?

— Действуй, — пожал плечами Таранов.

Квартиру приватизировали на удивление быстро. После подписания всех документов, когда жилплощадь стала совместной собственностью супругов Тарановых, Инга сказала мужу, вернувшись с ним домой:

— Надо это дело отметить! У нас денег осталось как раз на один хороший загул. Давай гостей позовем!

— Неохота! — улыбнулся Сашка. — Мне тебя достаточно, больше никого видеть не хочу. Давай сами выпьем.

— Нет уж! — заявила Инга решительно. — Я должна отблагодарить свою приятельницу-врачиху и ее друзей. Ведь это они помогли мне так быстро все оформить, ты же не принимал в этом участия... Давай позовем их завтра!

— Ну ладно, — согласился Сашка неохотно. — Только мне надо с работой разгрестись, я сегодня несколько профилонил из-за этой нашей поездки. Так что скажи им, чтобы приезжали попозже.

— Отлично! — оживилась Инга. — Сходи сейчас, купи водки, вина, а закуской я займусь завтра, пока ты будешь на службе. Когда ты примерно вернешься?

— Так, уйду утром, — прикинул Таранов. — Потом приду часов в одиннадцать-двенадцать, затем снова уйду. Окончательно вернусь примерно в шесть. Собирай народ к семи.

— Заметано! — рассмеялась Инга. Разделаться с работой на следующий день Сашке удалось даже раньше, чем предполагалось. Он поспешил домой. Однако, подойдя к двери своей квартиры, Таранов услышал доносящуюся оттуда музыку и возбужденные голоса. Сашка позвонил. Ему открыла Инга — она была уже несколько под хмельком.

— Ребята приехали раньше, — потупилась девушка. — Я не смогла их остановить... Они сами привезли продукты, а девчонки сказали, что помогут мне готовить стол. Я не смогла остановить их... — повторила она виновато.

Показалось ли Сашке, или действительно виноватость ее голоса была наигранной?

— Ладно, плевать, — махнул рукой Таранов. — Пойду переоденусь. Надо еще душ принять, но я постараюсь быстро..

— Давай быстрее! — воодушевленно воскликнула Инга: — Мы ждем в гостиной! Может, не полезешь под душ?

— Нет, надо. Я после работы все же...

— Ну хорошо, ждем! — Инга удалилась к гостям.

Провозился Сашка действительно недолго. Едва он вошел в комнату, где происходило веселье, жена тотчас бросилась к нему — она занимала за столом удобную позицию напротив входа.

— Мой муж Александр! — представила она Сашку присутствующим.

Таранов оглядел гостей. Их было пятеро: три парня и две девицы. Обе гостьи по внешнему виду вполне могли сойти за начинающих шлюх: азартных, алчных и еще не приобретших профессионального спокойного цинизма, свойственного опытным проституткам. Эта пара дамочек отличалась броской вульгарной красотой и тягучей провинциальной развязностью; с трудом верилось, что одна из них — дипломированный врач.

Двое парней не выделялись ничем, кроме высокого роста, мощного телосложения да кричаще модной одежды, их туповатые физиономии не запоминались. Однако третий выглядел совершенно иначе. Он бьл так же могуч, так же модно наряжен — правда, с куда большим вкусом, — но лицо имел умное, решительное, по-мужски красивое. Нежгучий брюнет, мужик носил современную дорогую прическу, удачно оттенявшую правильные хищные черты. Этого малого Сашка сразу выделил из тройки.

— Штрафную хозяину! — объявил брюнет после слов Инги. Он взял большой бокал и, опрокинув над ним только что открытую бутылку водки, наполнил до краев. В бутылке осталось не более четверти.

— Много! — попытался возразить Таранов.

— Ничего, догоняй нас, а то неудобно — пили тут без хозяина... — Брюнет усмехнулся.

— Саша, неужели тебе слабо столько выпить? — задорно прошептала Инга, сверкнув глазами.

Таранов косо посмотрел на нее, молча взял бокал, резко выдохнул и одним махом влил в себя водку.

— Ура-а! — хором заверещали обе девицы, хлопая в ладоши.

Сашка вдохнул, сдерживая подступающие слезы и боясь, что спиртное рванется обратно. Инга предупредительно подала мужу его же бокал, снова полный.

— Запей!

Таранов выпил залпом, думая, что там лимонад. Однако в бокале было шампанское. Впрочем, после водки оно проскочило действительно как лимонад. Стало легче.

— Ну, давай знакомиться, - сказал брюнет, — Инга, будь добра, отрекомендуй своему мужу ребят.

Инга послушно представила Сашке всех поочередно.

— А я Семен! — заключил церемонно брюнет, протягивая Таранову ладонь.

—Александр, — автоматически пожал Сашка его руку. И вдруг вскинулся: — Семен?  Инга, какой Семен? Бандит?!

— Что за чушь? — густо расхохотался брюнет. — Я —бандит? Ты, Саша, кажется, уже пьян. Я депутат Думы своего города. Знаешь мой город? — Он произнес название.

— Нет... — протянул Сашка, чувствуя, что действительно неудержимо пьянеет. Коктейль «Северное сияние» — водка с шампанским — действовал быстро.

— Еще узнаешь! — пообещал Семен насмешливо.— Мы не так знамениты, как Люберцы, Долгопрудное или Подольск, но тоже не лыком шиты.

— Ты — депутат? — Сашка вдруг смерил парня помутневшим пьяным задиристым взглядом. — Что-то не верится!

— Документ показать? — Семен иронизировал. — На, смотри документ. — Он достал удостоверение.

Изучив красную книжицу, Таранов немного успокоился. Правда, депутат... Может, он и отношения не имеет к тому Семену, из больницы? Просто приятель Ингиной подруги. А с бандитом — тезка, всяко же бывает... Сашкина голова плыла, ему хотелось отогнать от себя тревогу.

— Пойдем потанцуем, Саша! — схватила его за руку сидевшая рядом девица.

Встав из-за стола, Таранов неловко помог выйти партнерше и тяжело навалился на нее. Они начали двигаться в такт музыке. Сашку пошатывало, его ноги заплетались. Танец давался с трудом. Почувствовав состояние кавалера, девица почти остановилась, лишь чуть покачивая бедрами и переступая на месте. Таранов попытался взять себя в руки.

— Это ты врачом работаешь? — спросил он.

— Врачом? С чего ты взял? — удивилась гостья.

— Ну как же? Кто-то из вас двоих врач в клинике, где раньше работала Инга. Разве нет?

— Ах, да... — смутилась девушка. — Но это не я, это Олька.

Сашка поднял взгляд, нашел глазами вторую гостью. Ее как раз выводил из-за стола один из мужиков. Они, полуобнявшись, пересекли комнату и вышли в коридор, несколько секунд спустя Таранов услышал хлопок двери ванной. «Трахаться, что ли, он ее повел? — подумал Сашка.— Простые, однако, нравы в медицинской среде!»

Сашка посмотрел на остальных присутствующих и вздрогнул. Семен откровенно любовно обнимал за плечи Ингу и шептал ей что-то на ухо. Инга улыбалась, гладя предплечье парня.

— Кто такой Семен? — спросил Таранов партнершу.

— Ты же слышал... Депутат городской Думы... — отвела глаза гостья.

— Он бандит?! — произнес Сашка резко.

— Это меня не касается...

— А сама ты кто?

— В баре работаю...

— Ясно. Я устал танцевать! — заявил Таранов.

Они вернулись за стол.

— Инга, пересядь поближе ко мне! — приказал Сашка.

— Зачем это? — Инга возмущенно вскинулась. — Ты пьян, Саша!

— Пересядь! — непримиримо потребовал Таранов.

— Вот еще! Саша, ты ведешь себя неприлично! Невежливо! Что о тебе люди подумают?!

— Мне плевать, что они подумают! Пересаживайся!

— Идем танцевать, Инга! — предложил Семен, прерывая их спор.

Она кивнула. Он встал, протянул ей руку. Они сомкнули объятия, заскользили по комнате.

— Не заводись, братан! — посоветовал Сашке оставшийся за столом мужик. — Давай выпьем! Миша меня звать, ты не забыл?

Он налил две рюмки, одну сунул Таранову, чокнулся с ним.

— За милых дам! — провозгласил Миша, глумливо ухмыляясь.

Сашка машинально выпил, обернулся посмотреть на жену. И едва не вскрикнул: Семен и Инга, танцуя, целовались взасос.

— Сволочи! — заорал Таранов, вскакивая. — Убью! Он кинулся к Семену. Попытался оторвать его от Инги. Тот, не прерывая своего занятия, словно нехотя. отмахнулся. Пьяный Сашка, как щенок, отлетел обратно к столу. Его ловко поймал Миша, усадил.

— Говорил же тебе, братан, не заводись! — осклабился он.

— Пусти! — воскликнул Таранов. Он рванулся, пытаясь освободиться от державших его Мишиных рук, но руки эти были будто стальные.

— Не дергайся, братуха! — дружелюбно хрюкнул Михаил. — Давай лучше еще выпьем!,

Семен и Инга демонстративно не обращали внимания на Таранова, продолжая целоваться. Сашка сделал вид, что успокоился, отвернулся от танцующей пары.

— Наливай! — прохрипел он Мише.

— Так-то лучше! — Парень потянулся за бутылкой. Сашка, улучив момент, рванулся из-за стола, однако Михаил среагировал четко. Обхватив Таранова за талию, он вновь усадил его и переставил свой стул так, что перекрыл Сашке путь: теперь тот при всем желании не мог выйти, не налетев на Михаила.

— Пей! — жестко приказал «гость» хозяину, ставя перед ним очередную рюмку водки.

— Не хочу! — огрызнулся Сашка. — Выпусти меня! Что за бред?!

Он действительно не знал, как себя вести. Пристыдить Ингу, дуру пьяную? Не дают. Затеять драку с Семеном? Опять же не дают. Орать, звать на помощь? Вроде повода нет. Вроде ничего противозаконного не происходит. Да и стыдно...

— Ну выпей же! — хохотнул Миша.

— Отстань! Выпусти меня! Какого черта ты меня держишь? Это мой дом! — продолжал возмущаться Сашка.— Чего ты пристал ко мне?!

— Я пытаюсь удержать тебя от скандала, — пояснил Михаил. — Ты пьян, Саша, и ведешь себя ху... реново. Лезешь в драку с уважаемым человеком. — Он кивнул головой в сторону Семена. — А я не хочу, чтобы уважаемый человек набил тебе рыло. Понял?! — Последнее слово Миша произнес грубо и угрожающе — чувствовалось, что он мастер запугивать.

Сашка сник. Он действительно начинал понимать.

— Пей! — опять приказал Михаил.

Таранов покорно выпил. Он понимал, с Мишей ему не справиться, тот явный профессионал, скрутит, как котенка. Надо выжидать. Сашка и выжидал, тоскливым взглядом следя за Семеном и Ингой.

Они тем временем перестали целоваться и о чем-то шептались. Наконец, видимо, договорились. Инга, взяв партнера за руку, повела его к выходу из комнаты.

Сашка вздрогнул. Он отказывался верить глазам. Инга, его Инга — с этим?!. Боже! Боже, спаси! Да что же это происходит?! Вот так, прямо при муже, — с чужим, посторонним мужиком?! И куда она его потащила?! Неужели в их спальню?! В их супружескую спальню, на их постель, где они столько лет... Господи!..

— Сиди, не рыпайся, — предупредил Таранова Михаил, — Выпил бы еще, авось, полегчает. Бабы — они все ба-бы! — добавил он даже несколько сочувственно.

Сашка не ответил. Он представил себе Ингу в постели с другим мужчиной. Услужливое воображение моментально нарисовало картину: вот она стонет, произносит бессвязные нежности, проделывает всякие хитрые любовные штучки, известные только ей и ему, Сашке, наработанные за долгие годы совместной жизни... И все это с другим?! То, что принадлежит Таранову... да не принадлежит даже, а является неотъемлемой частью его самого, его души, тела, всего его существа, она отдает неизвестно кому? Боже, как больно! Да лучше б этот Семен самого Сашку избил бы до смерти, убил бы! А отнять, увести у человека мимоходом любимую женщину... Невыносимо! Таранов застонал, заскрипел зубами.

— Ну-ну, успокойся, Саня! — сказал Миша. — Говорю же, бабы не стоят переживаний. Лучше выпей.

«Этот все одно и то же твердит» — подумал Таранов с ненавистью.

— Лучше выпусти меня! — прохрипел он, приподнимаясь.

— Э-э, нет! — отрезал Миша. — Сидеть! — добавил он, словно стегнул.

Тут в комнату, громко разговаривая, вошли развлекавшиеся до того в ванной Оля и ее кавалер. Михаил на свою беду обернулся.

— Ага, вот и Боря притриндюхал! — похабно хихикнул он.

Сашка действовал молниеносно. Схватив со стола пустую водочную бутылку, он изо всех сил огрел ею Мишу по стриженой голове. Бутылка разлетелась вдребезги. Парень охнул и начал валиться со стула. Таранов вскочил, отшвырнул с дороги бесчувственного Михаила и ринулся к двери. Путь ему заступил Борис, но Сашка, качнувшись вперед, махнул бутылочным горлышком с острыми торчащими осколками стекла — так называемой «розочкой». Борис испуганно отшатнулся. Сашка устремился вон.

Он бесом влетел в спальню... и замер. На ЕГО супружеском ложе, сладострастно рыча, сопя, извиваясь, Семен трахал ЕГО жену. Инга надрывно всхлипывала — сочно и благодарно. Она наслаждалась. Вот оба одновременно вскрикнули в последний раз, и Семен отвалился, перевернувшись на спину.

— Встать, сука! — заорал Сашка вне себя, — Вставай, сволочь бандитская, депутат гребаный, я тебе харю располосую!

Он яростно потрясал «розочкой».

Семен вскочил мгновенно. Сашка сделал выпад, целя в ненавистную рожу, но Семен ловко отбил его руку и мощным встречным ударом вышвырнул Сашку из комнаты. Таранов упал бы, но врезался в подоспевшего только сейчас Бориса. Борис отлетел. Сашка удержался на ногах, резко развернулся. Взметнулась «розочка». Борис дико взревел и скорчился, спрятав лицо в ладони. Сквозь его пальцы закапала кровь: щека Бориса была рассечена от виска до подбородка.

Обезумевший Сашка ринулся обратно, к Семену. Но тот уже его ждал. Профессионально отработанным движением перехватив и выкрутив кисть Таранова, Семен врезал ему под дых. Сашка захрипел, согнулся, «розочка» звякнула об пол. Семен добавил противнику в подбородок — точным крюком снизу, затем рванул обессилевшее тело на себя за предплечье, которое все еще сжимал, и ударил снова. Таранов рухнул на колени, потом повалился на бок.

Семен не мешкал. Он сначала оделся, ибо драться ему пришлось голым, потом связал Сашку его же ремнем. Обошел квартиру. Обнаружив всхлипывающего в прихожей Бориса и валявшегося в комнате без сознания Михаила, вернулся к Инге.

— Давай, девочка, вызывай «Скорую помощь» и милицию! — весело произнес Семен. — Твой дурак такого наворотил, что нам больше возиться с ним не придется. Он сам сделал все, что нужно.

Старший оперуполномоченный райотдела милиции Артем Иванович Снегирев выслушал задержанного внимательно, ни разу не перебив.

— Да-а, ну и влип ты, Саша, — скривился Снегирев, когда Таранов закончил. — Подлая история... Полное впечатление, что тебя нарочно подставили. Да так оно и есть. Но! — Артем Иванович поднял вверх указательный палец. — Но у меня имеются два заявления от потерпевших и акты экспертиз. На горлышке бутылки твои отпечатки пальцев. Что увечья потерпевшим нанесены именно этой бутылкой, то бишь тобой, доказано. Кроме того, имеются показания четырех свидетелей, в том числе твоей жены. Все показания практически абсолютно идентичны, и все они — против тебя. Так что... — Снегирев развел руками.— Как мужик мужика я тебя понимаю, но закон есть закон. Нанесение тяжких телесных повреждений, а возможно даже, в одном случае покушение на убийство. Это уж решит суд, как квалифицировать. Но сядешь точно, это я тебе гарантирую. И помочь здесь чем-нибудь просто не в моей власти... — Опер опять развел руками.

— Отпустили б вы меня, Артем Иванович! — взмолился Сашка отчаянно. — Насиделся в КПЗ!.. Ну ведь не виноват я!

— Виноват, Саша, к моему глубокому сожалению, виноват. Мое мнение — это мое мнение, но закон считает иначе. Впрочем, отпустить я тебя могу. Временно. Дать тебе шанс выкрутиться. А не сможешь... Тогда, скорее всего, будет суд. И получишь ты... года два минимум. Адвоката нанять ведь не сумеешь?

— Что вы? На что?! — горько усмехнулся Сашка.

— Вот-вот. А у нас любят сажать беззащитных. Какого-нибудь крупного блатняка, группировщика, мафиози стоит только взять — сразу свора сволочи налетит отмазывать: адвокаты там, правозащитники, газетчики, прочая продажная мразь. Изойдут соплями: ах, уголовно-процессуальный кодекс, ах, права человека, ах, поганые менты! Не трожьте бедненького бандитика-бизнесменчика, он убивал-насиловал-грабил не по злобе, а в коммерческих целях! Заботился о собственном процветании, а значит, о процветании державы! Тьфу, бляди! — Милиционер яростно тряхнул головой. — А попадется обычный человек, которого и защитить-то некому, так ему — со всего плеча! Пусть он попался на сущей мелочи, на бытовухе, на семейном скандале, вот как ты, — ему влепят на всю катушку, от души! Тьфу!— еще раз сплюнул Снегирев.

— Что же мне делать, Артем Иванович? — спросил Сашка безнадежно.

— Отпущу я тебя сейчас, — выдохнул опер. — Постарайся выпутаться. Ты же не сбежишь, правда?

— Куда мне бежать? — отозвался Сашка тоскливо. Разве что к Любе... Ну да вы там меня сразу найдете...

— Кто такая Люба? — заинтересовался Снегирев.— Любовница твоя?

— Нет, просто приятельница. Мой самый близкий друг.

— А почему сразу найдем?

— Вы же Ингу спросите. А она на Любу на первую и укажет. Она ее ненавидит, люто ненавидит, хоть они и учились вместе с первого класса...

— Откуда ж ненависть?

— Любка влюблена в меня много лет. Раньше я думал, что Инга ревнует. А теперь... не знаю. Ума не приложу. Но ненавидит ее — это точно.

— Ладно, ясно. Вернемся к нашим невеселым делам. Итак, пока я тебя отпущу. Я тебе почему-то верю — и истории твоей заковыристой, и что не сбежишь.

— А моя история вызывает сомнения?

— Видишь ли... У меня — нет. Но свидетели, в том числе и твоя жена, в один голос твердят, что никакой любовной интрижки у Инги с этим Семеном не было. Что ты просто перепил и набросился на гостей ни с того ни с сего. Сговорились, ясно. Но суд поверит им, а не тебе, их больше.

— Можно провести экспертизу простыней! Там наверняка остались следы!

— Думаешь, за эти два дня Инга не удосужилась выстирать простыни? — Снегирев иронично взглянул на Сашку. — Нет, брат, доказать, что ты действовал в состоянии аффекта на почве ревности, будет труднехонько. Ой, как труднехонько! Тем более ты был пьян, это зафиксировано врачами и это отягчает...

— Что же мне делать? — опять спросил Сашка.

— Ступай сейчас домой. У тебя есть один день. Послезавтра я обязан буду либо возбуждать уголовное дело, либо отказывать. Если возбуждаю, материалы уходят от меня к следователю. Дознание-то, считай, уже произведено. И дальше вопрос о мере пресечения до суда и все остальные вопросы решает следствие. Так что поспеши. Ты должен найти обоих потерпевших и упросить их забрать заявления. Делай, что хочешь: умоляй, предлагай деньги, угрожай... Но утовори! Иначе сядешь однозначно. А в тюрьму тебе, по-моему, нельзя, не выживешь ты там. Ни в тюрьме, ни в зоне. Не тот ты человек, вижу.

— Значит, я пока могу идти? — уныло произнес Сашка.

— Иди. И не впадай в отчаяние. Может, все образуется.

— Да как образуется? Как я заставлю этих ребят забрать заявления? Они не друзья мне, чужие... Бандиты подмосковные.

— Откуда знаешь, что бандиты? — насторожился Снегирев.

— Инга говорила. Она Семена раненого выхаживала, когда в больнице работала медсестрой. Там, видать, и снюхалась с ним. Говорила: денег у него не мерено. Значит, и друзья его побогаче меня будут. Чем я их подкуплю? Что у меня есть?

Оперативник подумал.

— Вот что, Саша, ступай домой. И попытайся сделать все так, как я сказал. Сдается мне, у тебя получится. Неспроста твой Семен все это затеял. Семен Юрьев... Если это тот Семен Юрьев, то такой мальчишечка дуриком ничего не делает. Что-то ему от тебя надо...

— Жену мою ему надо! — вдруг выпалил Сашка бешено.

Снегирев удивленно взглянул на него. До сих пор опер недоумевал в душе, как это столь мягкий, открытый, а главное, вовсе не агрессивный, незлой человек, как Таранов, и отнюдь не громила на вид, смог так капитально отделать двух могучих жлобов. Теперь как-то сразу недоумевать перестал.

— Из-за одной только твоей жены Юрьев весь этот сыр-бор затевать бы не стал, — возразил Артем Иванович Сашке. — Просто увел бы девку, и все. Нет, он хочет чего-то еще. Если, конечно, Семен — тот самый Юрьев, разумеется! — оговорился оперативник.

— Сволочь он, кем бы ни был! — сорвался Сашка. '

— А ты не так тих, как кажешься! — проронил Снегирев одобрительно. — Ладно, иди, Саша, Иди и успокойся. И постарайся спасти себя, мне совесть не позволяет тебя сажать. Иди. А я постараюсь выяснить какие-нибудь подробности о вашем Семене...

Сашка подошел к своей квартире, позвонил. Ему долго никто не открывал. Он позвонил еще, потом еще и еще. Наконец дверь растворилась. На пороге стоял полуголый Семен. Сашка замер: подобного он все же не ожидал. «Хотя почему, собственно? — спросил себя Таранов. — Если Инга сделала то, что сделала, то почему бы ей и не принимать теперь Семена? Ради этого ведь старалась...» Но как держаться, что говорить стоящему перед ним человеку, Сашка не знал. Поэтому он молчал.

— О, тебя выпустили! — приветливо, даже радостно произнес Семен. — Проходи. А я хотел завтра просить с тобой свиданки. А теперь вот ни к чему. Поговорим здесь. Да ты проходи, проходи! — Юрьев сделал широкий жест рукой.

«Скотина! Держится как хозяин! — подумал Сашка.— Ишь ты, приглашает меня в мою собственную квартиру! Милостиво так приглашает! Сволочь!»

Он молча вошел в прихожую.

— Извини, Инга несколько не одета, она пока побудет в спальне! — насмешливо, почти издевательски продолжал Семен. — Прошу в гостиную! Да ты не стесняйся, будь как дома!

— Я и так дома! — буркнул Сашка сквозь зубы.

— А вот об этом и пойдет речь! Об этом и будет наш предстоящий разговор! — весело объявил Семен. — Присаживайся. Я не говорю — садись, надеюсь, ты не сядешь, не дай бог...

— Что тебе от меня надо? — мрачно спросил Таранов, опускаясь в кресло. — Какой еще разговор... между тобой и мной?

— Важный, Саша, важный. Итак, тебя выпустили. Но ведь не навсегда же, правда? Будет суд, будет тюрьма. И надеяться тебе не на что. Я прав?

— Предположим.

— И предполагать не надо. Прав. Выпустили тебя наверняка до послезавтра — видимо, ты сумел разжалобить опера. Уж я процедуру знаю! Тебе, вероятно, попался опер-энтузиаст, сыскарь-честняга, к тому же крутой профессионал. И, надеюсь, этот профессионал объяснил, что сядешь ты обязательно. Объяснил?

— Ну? — произнес Сашка грубо.

— Баранки гну! — взвился Семен. — Не понукай, не запряг! Будут еще мне тут нукать всякие!.. Слушай ухом, чмо! Если мои ребята не заберут из ментовки свои заявления, чалиться тебе на зоне от звонка до звонка! А отпетушат тебя еще в тюрьме! Уж об этом я позабочусь, будь уверен! Наш телеграф работает быстро! Я обеспечу твоей заднице сексуальные услуги на весь срок твоего пребывания за колючкой! Веришь?! Веришь или нет, петух топтаный?!

— Что тебе. от меня надо, в конце концов?!

— Я бы:мог тебя хоть сейчас поставить раком и отодрать, — произнес Семен вкрадчиво. — Мог бы тебе почки отбить, яйца... что захотел бы. И не делаю этого только потому, что Инга попросила не обижать тебя.

— Спасибо ей, благодетельнице! — едко усмехнулся Таранов.

— Ты зря иронизируешь, — Семен успокоился. — Ты должен Инге ноги целовать — это она уговорила обойтись с тобой мягко. Не сажать, не превращать в пидера... А я посадил бы тебя за своих ребят, ей-богу, посадил бы, хоть мне это и невыгодно! Ну да ладно...

— Похоже, ты мне хочешь что-то предложить. Какую-то сделку, — уверенно сказал Сашка. — Предлагай. Я не в том положении, чтобы отказываться тебя слушать. Итак, что за сделка?

— Да, сделка... Именно сделка... — Семен задумчиво смерил Таранова пренебрежительным брезгливым взглядом. — Не стоишь ты сделки, мокрица! Но ради Инги — хорошо, сделка... Условия такие. Мне нужна твоя квартира. Вот эта самая, — он притопнул ногой по полу. — И мне нужна Инга. Зацепила девка, захороводила... Мы с ней — пара. А для тебя, для фраера, она слишком хороша. Красавицы, подобные ей, не должны прозябать в нищете, с болтливыми придурками-дворниками. Договоримся следующим образом: ты завтра разводишься с Ингой и оформляешь на ее имя дарственную. Даришь бывшей жене квартиру. Ты, как я понял из рассказов Инги, человек бла-а-родный, лыцарь, вот и совершишь лыцарский поступок. Взамен получишь свободу. Мои парни завтра же заберут из ментовки заявления. Сразу, как только я дам команду.

— А если не заберут? Если я все сделаю, а ты обманешь?

— У нас словами не бросаются. Это не по понятиям. — Семен говорил жестко, будто рубил.

— Хорошо, предположим. Но как же я сумею за один день и развестись, и дарственную оформить?

— Это не твоя забота. Поедем в загс моего города, там вас разведут наилучшим образом за пять минут. Там же у меня и нотариус свой, он оформит дарственную не менее быстро. Это для вас, лохов, все сложно, а мы, деловые, умеем решать вопросы. Жить умеем!

Сашке показалось, что при последних словах Семен чуть отставил в сторону ногу, задрал подбородок и приосанился — короче, принял позу памятника самому себе.

— Квартиру тебе отдай... — пробормотал Сашка. — Квартиру, где умерли мои родители... Жену отнял, теперь дом родной отнять хочешь... В котором я родился... Человек ты или нет?

— Ты не согласен на мое предложение? Значит, сядешь! — бросил Юрьев презрительно. — А в зоне быть тебе петухом. Впрочем, ты там долго не протянешь. Там не любят шибко грамотных. Ты сам повесишься.

— Ладно, положим, я соглашусь... А где мне жить?

— Это уже твои проблемы. Отсюда ты выпишешься — я устрою тебе липовую справку, пятнадцатую форму. И гуляй на все четыре стороны.

— Куда ж я пойду?

— Повторяю — меня не касается. Учись жить, Сашок! Выбирай себе ломоть по зубам. Для тебя нынешнего слишком хороша и эта квартира, и эта женщина. Так что освобождай место.

— Скажи, обойтись со мной подобным образом... Кто придумал? Инга? Или все же ты? — спросил Сашка тихо.

Семен ухмыльнулся.

— Ты еще на что-то надеешься в смысле Инги? Ох и дурак ты! Сопливый дурак! Думаешь, сейчас она вбежит в комнату и со слезами раскаяния бросится тебе на шею, умоляя простить ее?! И ты, рыдая от умиления и собственного благородства, простишь?! Не думай! Не вбежит и не бросится! Эх, Саня, Саня! — Юрьев расхохотался.

— И все же, — настаивал Сашка. — Выгнать меня на улицу — чья идея?

— Ладно, расскажу, — снисходительно согласился Семен. — Инга — женщина действительно добрая, хоть и не такая дура, как тебе кажется. И сначала наш план был другой. Сначала она должна была убедить тебя приватизировать квартиру — мы боялись, что в ином случае при разводе все права на жилплощадь останутся за тобой, ведь ты москвич,а Инга иногородняя, да еще из другой теперь страны и детей не имеет. Ну, приватизация удалась — ты согласился, а я помог с оформлением. Потом мы затеяли попойку — хотели продемонстрировать тебе наши с Ингой отношения.

Собирались просто потрепать твои нервы, уединиться, оставив тебя косого под охраной ребят. Произойди все строго по плану, Инга сразу подала бы на развод с тобой, я бы остался жить здесь, у нее, или часто приходил бы, что одно и то же. В конце концов ты бы дошел до ручки от того, что кто-то почти у тебя на глазах трахает твою любимую бабу, и я предложил бы тебе тихо-мирно съехать отсюда в одну из принадлежащих мне московских квартир. Куда-нибудь на окраину. Мы с тобой обменялись бы дарственными, и все это был план Инги. Весьма гуманный план, цени!

— Ценю, — пробормотал Сашка глухо.

— Ты, козел, сам все испортил. Никто не ожидал, даже Инга, что ты такой бешеный! Полез драться, пробил голову Мишке, изувечил Борьку... Сам виноват! Я бы тебя посадил сейчас, но Инга просит не делать этого. Да и невыгодно теперь, ведь право собственности на квартиру останется за тобой. Поэтому предлагаю обмен: свобода за квадратные метры. Ну как, согласен?

— А жилье-то мне? Предоставь что-нибудь хоть на окраине....

— Ага, стану я распылять капитал впустую. Теперь расклад другой. Теперь ты у меня в руках. Либо — либо. Решай.

— Мне надо подумать...

Семен опять разозлился. Его деланное благодушие, его фальшиво-веселый, псевдодружеский тон мгновенно исчезли.

— Козел. — прошипел Юрьев. — Я с самого начала предлагал тебя пришить! Инга не захотела! Пожалела, видишь ли, мужа! Соглашайся, урод, не испытывай мое терпение! Оно не бесконечно!

— Можно, я поговорю с Ингой? — попросил Сашка.

— Зачем еще?! Тебе мало болтовни?!

— Мне надо... надо объясниться с ней. Ну пойми... Мы много лет прожили вместе... Я люблю ее, а она, кажется, любила меня... И мне надо узнать почему... Как... так получилось! — с трудом закончил Сашка.

— Тогда дашь окончательный ответ? — деловито уточнил Юрьев.

— Тогда да, — кивнул Таранов.

— Ладно! — согласился Семен. — Сейчас позову ее. И даже оставлю вас наедине. Но учти, тля: если ты ее ударишь или хоть попробуешь ударить, я тебя по толчку размажу!

— А что она меня боится? — равнодушно удивился Сашка.

— Представь, боится, — без выражения подтвердил Семен.

— Почему?

— Говорит, ты на все способен. Говорит, она и раньше подозревала, что ты психованный, что тебя можно гнуть до бесконечности, но нельзя сломать, что, доведенный до предела, ты в состоянии сотворить такое... Подозревала, но не верила. А когда ты искалечил Борьку и Мишку, поверила. И теперь боится. Но ведь мы-то с тобой знаем — ей бояться нечего, верно?! — Семен глумливо ухмыльнулся, покровительственно потрепал Таранова ладонью по щеке.

Сашка отстранился.

— Позови ее, — попросил он.

— Смотри, мы договорились! — угрожающе напомнил Юрьев и вышел.

Вскоре появилась Инга. Когда она вошла, Сашка вдруг ощутил, как сердце его сжалось — от тупой душевной боли и странной, необъяснимой нежности к этой подлой, развратной, но ослепительно красивой и невыносимо желанной девке, которую он так любил и которую, похоже, теперь терял навсегда.

— Что тебе надо, Саша? — спросила Инга с порога. Она старалась держаться независимо и отчужденно, но чувствовалось, что смущена и испугана. Хотя старается не показать этого.

— Сядь, — мягко попросил Сашка.

Инга уселась напротив него, закинула ногу на ногу.

— Ну?

— Инга, объясни мне... — медленно начал Сашка.— Объясни, зачем ты так поступила со мной? Разлюбила? Ну сказала бы честно, развелись бы, разменялись... Зачем же так-то?

— Семену нужна эта квартира. Желательно даром. А мне нужен Семен.

— Но я-то, Инга, я-то! Я же живой! И я же любл... любил тебя! Зачем же ты со мной так?! Зачем же ноги-то об меня вытирать?! Я все же не тряпка половая! Я все же мужчина!

— Разве ты мужчина, Саша? — печально спросила Инга. — Мужчина должен обеспечивать свою женщину, уметь защитить ее, мужчина должен занимать какое-то положение в обществе, чтобы его уважали, боялись задеть, оскорбить. Соответственно, боялись бы оскорбить его женщину. А ты? Как в том анекдоте: ты не мужчина, ты самец.

— Боже, как цинично! Сама подумай!...

— Цинично, зато правда! — перебила Инга. — Вот скажи мне: ты способен добиться хоть какого-нибудь общественного положения выше положения дворника?

— Теперь, в нынешние времена, не способен. Но...

— Вот именно: но! Сейчас начнутся различные отговорки: слышали, не надо. Строй и режим тебе изменить не дано. Так, по крайней мере, попробуй хоть сам выдвинуться при этом режиме! Воспользуйся его преимуществами — теми, которые есть! Подумай о себе, не о человечестве, не о России, не о народе, а о себе! О своей семье, о своем достатке! Возвысься! Не можешь? Совесть не позволяет даже пробовать?! Ну и сиди в своем болоте! А меня уволь, не хочу.

— Но ведь ты любила меня когда-то! Или нет?!

— Любила. А теперь люблю Семена.

— Почему? Разве я стал другим?

— В том-то и дело, что не стал. Остался прежним. А жизнь вокруг изменилась. Тогда, раньше, когда я полюбила тебя и вышла за тебя замуж, мы жили в другой стране, в другой эпохе. Там ты был сильным. Настоящим мужчиной. Уважаемый университетский преподаватель, перспективный ученый, прямой, честный, добрый человек с безупречной репутацией, талант, будущий профессор, заведующий кафедрой, декан, член-корреспондент, академик... К тому же постоять за себя ты умел — я имею в виду на улице. Защитить от хулиганов. Тогдашних хулиганов. Непрофессионалов.

А теперь все иначе. Теперь правит бал Семен. У него деньги, у него власть, у него даже общественное признание хоть он и бандит — недаром его избрали депутатом городской Думы. И еще у него — перспективы. А ты? Кто ты такой? Дворник. То есть чуть больше, чем никто. Какие перспективы у тебя? Всю жизнь махать метлой и перебиваться с хлеба на квас.

— Ну уж, с хлеба на квас! — возмутился Сашка. — Не так плохо мы жили! Конечно, без излишеств...

— А я хочу излишеств! — возразила Инга. — Хочу ездить на «мерседесе», а не на метро! Хочу чувствовать себя личностью, богиней, а не тупой совковой кошелкой! И Семен может мне это дать. А ты — можешь? Нет! Потому что ты теперь — не мужчина! Ты — прошлогодний снег, отработанный шлак! Обломок третичной эпохи! А мне нужен мужик! Я женщина, и красивая женщина, весьма красивая! Я жить хочу!

— Но твой Семен — подонок...

— Ой, какие мы совестливые! Не разводи соплей. Семен превосходит тебя по всем статьям, даже по чисто личностным. В койке он тебе ничуть не уступает, поверь мне, а на кулаках он тебя одной рукой сделает! Уже раз сделал!

— Я был пьян!

— Он бы тебя и трезвого сделал в шесть секунд, не сомневайся.

— Но ведь ты продаешься! Просто продаешься, как проститутка! Неужели ты сама этого не понимаешь?!

— Продаюсь? Ну и что? Все женщины продаются и покупаются, польстившись на деньги мужчин, на их общественное положение, красивую внешность, силу, храбрость, лихость или же доброту, справедливость, мягкость — кому что нравится. Так было и так будет во веки веков. Поэтому не надо орать — проститутка, проститутка...

— Не ври, Инга! Не подменяй понятий! Есть чувства истинные, искренние — они не зависят от внешних обстоятельств, — и есть чувства продажные, покупаемые сегодняшним богатством, успехом, красивой позой — они исчезают при первом же неблагополучии! Так что не все женщины — проститутки! Вот Люба, например, никогда не продавалась!

— Любка! — Лицо Инги исказилось ненавистью. — Да уж! Она вечно была чистюлей, вечно блюла себя, целку свою, будто ее целка кому-то нужна! Ханжа чертова!

— Она не ханжа! Она ждала любви и не хотела размениваться!

— Ну конечно. Любка во всем лучше меня! Вот и вали к ней, что же ты за меня цепляешься? Я тебе изменила, я тебя из квартиры твоей собственной выставила, я вообще бывшая шлюха и воровка! Так убирайся к Любке, она примет, счастлива будет! Чего ты медлишь?!

Сашка вздрогнул, словно получил пощечину. В пылу спора он на мгновение забыл о своем нынешнем положении. Теперь вспомнил.

— А ты действительно бывшая пляжная девочка? Люба не врала? — спросил он тихо и как-то безнадежно.

— Действительно, действительно! Была пляжной давалкой! Но ложилась только с теми мужиками"которые нравились! И они мне платили! Отличная работа, по-моему: и удовольствие получаешь, и деньги! А в Москве я обворовывала всяких кобелей, да! Сперва трахнусь, потом обворую! И кавказцу тому, которого ты избил в общежитии, когда мы с тобой познакомились, я тоже перед этим дала! За триста рублей! Обещала троим, а дала одному! Вот так, Сашенька. Вот такая у тебя жена! И что теперь ты мне сделаешь? Соли на хвост насыплешь?

— Ничего не сделаю, — ответил Таранов глухо.

— Эх, ты! — бросила Инга презрительно. — Я-то, когда шла сюда, боялась, что ты меня сейчас зарежешь или по крайней мере измордуешь! А ты... Дешевка! Тебе рога наставили, из родительского дома, считай, уже выгнали, а ты знай утираешься! Слизняк ты, Саша, слизняк и есть, верно Семен говорит! Фраер, лох, тряпка половая! Об тебя действительно только ноги вытирать! Ты не просто деньги зарабатывать не можешь — ты ничего не можешь! Вообще ничего! Теперь я знаю — я правильно с тобой поступила! Так, как ты заслуживаешь! Овцы существуют для того, чтобы их стричь!

— Значит, я овца? — спросил Сашка тихо.

— Самая настоящая! — заявила Инга торжествующе.

— А те, кто убивает ради денег, — настоящие мужчины?

— Именно так! Во все времена, во все века люди уважали одну лишь силу! Силу и богатство! Англичане не один век грабили полмира, и что же? Ограбленные до сих пор преклоняются перед своими грабителями! Перед нацией насильников и убийц! И везде так. Кто смел, тот и съел! Только грабить надо уметь!

— А умей я грабить, ты не бросила бы меня?

— Тогда ты был бы совсем другим человеком! Что об этом говорить?!

— Ладно... — Таранов встал, прошелся по комнате.— Зови своего супермена. Мне уже все понятно.

Инга вышла. Тотчас вернулась с Семеном.

— Ну что, ты согласен, наконец? — спросил бандит насмешливо.

— Согласен, — вздохнул Сашка. — Можно мне сегодня переночевать здесь? Идти мне некуда. Да и завтра удобнее будет, сразу поедем в твой город, закончим наши дела...

— Ночуй последнюю ночь, — разрешил Семен. — Если, конечно, тебе доставят удовольствие звуки, которые будут доноситься из нашей спальни.

...Сашка действительно не спал почти всю ночь, слушая любовные стоны Инги и до крови искусывая губы. Он только сейчас со всей ясностью осознал, как глубоко его оскорбили, надругались над ним. До этого Таранов воспринимал происходящее словно сквозь туман: КПЗ и совершенно незнакомая, никогда раньше на себя не примерявшаяся роль подследственного, кандидата в уголовники полностью ошеломили его. Теперь вызванная стрессом моральная анестезия прошла, и Сашка совершенно отчетливо понимал, в какую яму с дерьмом его окунули. Таранову хотелось орать благим матом от стыда, унижения, от собственного бессилия. И сознавая это бессилие, он молчал, лишь яростно грызя губы...

На следующее утро все трое первым делом съездили в город Семена, где оформили развод Сашки с Ингой и дарственную на квартиру. Затем вернулись.

— Можешь позвонить своему оперу, убедиться: ребята наверняка уже забрали заявления, — сказал Семен Таранову.

Сашка так и сделал. Артем Иванович подтвердил: действительно, заявления забрали. Таранов свободен.

Сашка упаковал в дорожную сумку свои пожитки, потом снял телефонную трубку, набрал рабочий телефон Любы.

— Люба? Ты можешь сейчас отпроситься со службы? Беда у меня...

— Что случилось, Саша? — спросила Люба озабоченно.

— Беда... Большая беда... Так ты отпросишься?

— Хорошо, сейчас договорюсь. Трудно, конечно, но... договорюсь.

— Тогда я прямо к тебе приеду, ладно?

— Приезжай, жду. Не прощаюсь.

— Я так и знала, что ты поддерживаешь связь с этой сукой! — заявила Инга, когда Сашка повесил трубку. — Вот и катись к ней, к дешевке этой. Она как раз по тебе! Каждая женщина сама назначает себе цену! Любке отлично подходит роль дворничихи, потому что цена ей — грош! А вот я стою дорого! — Она заносчиво вскинула голову.

— Дорого, дорого, — усмехнулся Семен, обнимая Ингу. — Ладно, Сашок, катись отсюда, не отнимай у людей время!

Юрьев открыл входную дверь, сделал характерный жест рукой.

Сашка вышел, и тут же сильный пинок под зад швырнул его на пол — Таранов даже сумку выронил.

— Это тебе для скорости! — осклабился Семен. — Что-бы не задерживался здесь!

Дверь бывшей Сашкиной квартиры шумно захлопнулась.

Люба вытянула из пачки сигарету. Таранов поднес зажигалку. Девушка прикурила, глубоко, отрешенно затянулась, неосознанно изящным поворотом руки отвела кисть в сторону и выдохнула дым красивой длинной струйкой. Кажется, Сашка только сейчас заметил, насколько грациозно каждое движение Златниковой, каждый, даже самый мелкий, ее жест.

— Почему ты не взяла фамилию Кирилла? — спросил Таранов.

— Сначала не хотела, — отозвалась Люба задумчиво.— Не верила, что у нас надолго. А потом... Я собиралась менять фамилию, но ждала, пока появится ребенок. Он связал бы нас с Кириллом окончательно. И вот... ни ребенка, ни Кирилла. А я по-прежнему с девичьей фамилией. Судьба.

— Жалеешь?

— Ни о чем не надо жалеть в этой жизни. Просто у меня все вернулось на круги своя. Я все та же влюбленная девчонка, только теперь при квартире, при московской прописке и при профессии — какой-никакой. А вот ты, Александр Васильевич, похоже, все потерял.

Люба часто с мягкой иронией называла Сашку по имени-отчеству, словно напоминая ему их бывшую разницу в общественном положении, смешную теперь им обоим.

— Да... — вздохнул Таранов. — Сначала любимого дела лишился, потом потерял и жену, и квартиру... И самого себя, кажется, тоже потерял... Уважать перестал.

— Вот это зря, — возразила Люба. — Что ты мог сделать, когда тебя предала жена? Предал самый близкий тебе человек, знающий все твои слабости.

— Но меня унизили! — воскликнул Сашка страстно. — Унизили как мужчину, смертельно оскорбили, опустили так!.. Я больше не чувствую себя человеком, мужиком! Щенком каким-то чувствую...

— Брось! — перебила Люба. — Не бери в голову. Тебя подставила Инга. Не сделай она этого — ничего бы не было.

— Но я-то, я-то сам!.. Что ж я, полный тюфяк?

— Ты нормальный... очень хороший человек, Саня. А потому доверчивый. И, кроме того, любовь слепа. И зла. Я не стану повторять всякие пошлости типа: мы же вас прэдупрэждалы. Не стану, поскольку знаю: ты не виноват. И... успокойся. Если вокруг властвуют бандиты, ты не должен комплексовать только из-за того, что ты не бандит. И не должен становиться бандитом, чтобы кому-то что-то доказать. Оставайся самим собой.

— Оставаясь самим собой, я остаюсь побитым щенком,— сказал Сашка горько. — И не побитым даже, а ошпаренным горячими помоями чужой кухни. Больно... Мне кажется, я должен отомстить.

— Не надо! — резко отозвалась Люба. — Не надо. Они сами себе отомстят. Им будет очень плохо... просто в результате того, что они такие, какие есть. Поверь мне.

— Не могу... — склонил голову Сашка. — Внутри все так и кипит. Мне кажется, я готов убить их.

— Брось! — произнесла Люба жестко. — Убить он готов... Выдумал тоже!

— Хорошо, но что мне делать?! Как жить дальше? И где жить?!

— Живи пока у меня. Слава богу, мы с тобой не чужие. Живи сколько угодно, комнат две, а мне с тобой лучше, чем в одиночестве. Замуж я теперь вряд ли выйду...

— Почему? Ты такая красивая...

— Вряд ли, — повторила Люба. — Потому что едва ли найдется человек, который полюбит меня так же сильно, как Кирилл. Но даже если найдется... Сомневаюсь, что он сумеет разбудить меня, вновь вызвать во мне чувство благодарности, ответной привязанности. Мне уже не восемнадцать. А сама я влюбиться не смогу. Я однолюбка, Саша!

— Извини... — опустил глаза Таранов.

— Проехали! — вдруг заявила девушка, изо всех сил стараясь говорить весело. — А давай-ка сегодня выпьем, Александр Васильевич! Когда мы последний раз вместе пили? А? Кажется, еще при Кирилле?

— Кажется...

— Вот давай и отметим твое новоселье! Беги-ка ты, Саша, за водкой! Деньги-то есть?

— Имеются, — он кивнул.

Уходя от жены, Сашка захватил с собой все свои деньги, справедливо рассудив, что Инге они не понадобятся — ее теперь будет содержать Семен.

— Вот и беги. Оттянемся в полный рост, как в юности...

С прежней работы Сашка уволился — слишком долго и неудобно ему было ездить каждый день из окраинного района, где жила Люба, в центр столицы дворничать. Решил поискать места поближе. А пока он занимался выпиской из своей бывшей квартиры. Необходимые документы он уже оформил и сегодня должен был зайти в милицию забрать паспорт с окончательным штампом о выписке.

Стоя у окошка паспортного стола, Таранов мысленно прощался и с тем кусочком Москвы, который всегда считал «малой родиной», и вообще с прежней жизнью. Он чувствовал — новая жизнь будет иной, хотя внутренне Сашка вовсе не хотел что-либо менять. Но перемены наступят. Таранов знал, однако не желал признаваться в этом даже самому себе.

Паспортистка протянула Таранову красную книжицу. Сашка взял, просмотрел. «Ну вот ты и бомж, братец!»— мысленно усмехнулся он.

— Саша? Что ты здесь делаешь? — раздался знакомый голос.

Таранов обернулся. Перед ним стоял старший опер Снегирев.

— Да вот Артем Иванович, выписался, — скривился Сашка.

— Зайди ко мне! — распорядился Снегирев и, не оглядываясь, двинулся прочь по коридору. Таранов потащился следом.

Артем Иванович дошел до своего кабинета, отпер дверь и жестом предложил Сашке войти.

— Прошу!

— Спасибо, но я не понимаю... — начал Таранов.

— Присядь, Саша, — сказал Снегирев, усаживаясь за свой стол. — Поговорим. Значит, квартиру у тебя отобрали?

— Отобрали.

— Дарственная?

— Да.

— А куда ты выписался?

— Никуда Артем Иванович. По липовой справке. Живу пока у Любы...

— Это подружка твоя?

— Да она. Люба одинокая, я ее не очень стесняю. По крайней мере, она так говорит.

— А как собираешься дальше

— Не знаю. Деваться мне некуда, кроме Любки, у меня никого нет. Посмотрим. Жизнь покажет.

— Да-а, положение... Ладно! Я кое-что выяснил про твоего Семена. Интересует?

— Любопытно.

— Итак, Юрьев Семен Леонидович, кличка Сюр. При прежней власти был судим за разбой. В настоящее время возглавляет преступную группировку своего города. Жесток, расчетлив, дерзок, умен. Хорошо разбирается в людях, умеет понравиться, произвести выгодное впечатление — недаром его избрали депутатом городской Думы. Вдохновитель и организатор множества корыстных преступлений как в своем городе, так и в Москве. Но никаких улик, которые позволили бы предъявить ему обвинение, у органов нет. Официальным прикрытием деятельности группировки Сюра служат две коммерческие фирмы, принадлежащие его младшему брату Иннокентию. Последний предположительно является наркоманом и полностью находится под влиянием Семена. Вся недвижимость, которой владеет Юрьев-старший, получена им по дарственным от Иннокентия. Так что практика обращения с дарственными у Сюра отработана... Благодаря ей Семен остается безупречным депутатом, что позволяет ему широко использовать статус депутатской неприкосновенности и спокойно руководить своей группировкой. Имеются неподтвержденные оперативные данные, что у Сюра налажены прочные связи с милицией и с бюрократическими структурами его города. Крепкий орешек...

— Что же ему понадобилось от меня? — удивился Сашка. — Я человек маленький. Или он действительно влюбился в Ингу?

— Конечно, он ею увлекся. Но главное — другое. Доходы от рэкета последнее время перестали удовлетворять Сюра. Его можно понять: он со всех сторон зажат конкурирующими бандами. Сверху давят блатные авторитеты всероссийского масштаба: сейчас есть тенденция укрупнять подпольные преступные империи, и Юрьев поставлен перед выбором — либо жестоко воевать, либо «идти под кого-то» и быть низведенным до положения вассала, шестерки. Снизу же группировку Сюра подпирает молодняк, «отмороженные», жаждущие урвать свой кусок и готовые ради этого шестерить кому угодно, в обход Семена. То есть Юрьев должен усилить свои позиции, усилить группировку, иначе может потерять все. А что дает в наше время силу? Только одно — деньги. Большие деньги, значительно большие, чем Сюр имеет теперь. Где их взять? С наркотиками, приносящими колоссальную прибыль, Юрьев раньше не работал. Соответственно, не имеет ни опыта, ни связей, ни рынка. Но наркотики — это шанс. А наш район, кишащий «ново-русскими» кабаками, известен как рассадник наркомании и узловой участок транзита «дури» на Запад. Значит, здесь есть и потребители, и поставщики, и оптовые покупатели. Надо только вытеснить здешнюю группировку, занять ее место и унаследовать ее сферы влияния. Тем более, известно: здешняя группировка — этническая, кавказская, то бишь не блатная, не являющаяся частью блатного сообщества. Следовательно, ее можно выбить отсюда, не испортив отношений с ворами в законе. А это важно любому бандиту — не перебегать дорогу «смотрящим», уважать воровские законы и воровских авторитетов хотя бы формально. Иначе, попав за решетку — а от этого не застрахован ни один группировщик, начиная с последней шестерки и кончая самым влиятельным «папой», — так вот, попав за решетку, рискуешь быть «опущенным» или просто убитым — ведь тюрьмами и зонами реально управляют блатные. Поэтому, как бы ни был крут бандит, на мнение воров в законе он всегда оглядывается.

Теперь ты понимаешь: Сюр имел все основания считать наш район лакомым кусочком для себя. Он начал потихоньку производить разведку. Действовал сам: видимо, считал дело слишком важным и шестеркам не доверял. Помогали Семену двое его ближайших сподвижников, известные тебе Михаил Толстолобов и Борис Клямкин. Больше Юрьева никто не сопровождал в поездках сюда. Даже телохранители.

Сюр понимал: прежде чем начать широкомасштабную войну с местной группировкой, он должен обзавестись штаб-квартирой, базой, «норой», расположенной где-то поблизости. Чтобы было куда «нырнуть» в случае необходимости, чтобы было где отсидеться после разборок. И, наверно, Юрьев уже намеревался купить здесь жилплощадь на имя подставного лица — приобрести ее на свое имя или на имя кого-то из своих приближенных он не мог: кавказцы легко выяснили бы это, а значит, вся его конспирация полетела бы к черту. Но тут происходит досадный случай: после визита в очередной ночной кабак нашего района — визита, имевшего разведывательную цель, Юрьев подвергается нападению нескольких родственников местных заправил — молодых джигитов, только что спустившихся с гор, рвущихся в бой и принявших Семена с его спутниками за лохов. Видимо, кавказцы отследили, как щедро Сюр расплачивался в кабаке, заметили у парня пачки долларов и решили «обуть». Ничего у них, естественно, не вышло: им только поломали челюсти да ребра Семеновы бойцы. Но сам Семен получил случайное ножевое ранение. Попал в больницу. Там и познакомился с Ингой.

Знаешь, Саша, сколько стоит твоя бывшая квартира по нынешним ценам? Тысяч двести баксов. Осознаешь? Громадные деньги, которые так называемый предприниматель не станет тратить, если можно этого избежать. И вот Семену подворачивается Инга. Девка местная, живущая в идеально подходящей для целей Сюра хате. Почему бы не воспользоваться? Тем более баба сама буквально тает от крутости Юрьева, от его богатства, щедрости... Скажи, таяла?

— Еще как, — горько усмехнулся Сашка.

— Ну вот. Небось, подарки принимала дорогие, ты возражал, требовал, чтобы она их вернула, а Инга в ответ скандалила... Так ведь было?

— Все так, — вздохнул Таранов.

— Знакомая история, покачал головой Снегирев. — Но продолжаю. Итак, Юрьев решает соблазнить Ингу. Тут и корысть, и несомненное мужское влечение: женщину красивее твоей бывшей жены, Саша, мне, например, встречать не доводилось. Даже по телевизору или в кино не видел таких. Так что у Семена деловые интересы совпали с личными плотскими желаниями. Правда, под ногами болтается какой-то там муж... ты, стало быть. Ну да это ж мелочи. И вместе с Ингой Сюр разрабатывает план твоей нейтрализации...

— Он говорил мне, что сначала хотел просто меня убить, — сообщил Сашка. — Но Инга не позволила...

— Убить? Ну, это Сема перегнул. Убивать тебя слишком накладно, слишком опасно. Да и как? Нанимать киллера больно дорого. Кончать самому? Но тогда надо избавляться от трупа, вывозить его куда-то, прятать. А это сложно... да и страшно. Можно попасться. Тем более, любой труп имеет тенденцию всплывать, обнаруживаться. Его всегда можно опознать. Если это труп бандита, мы и искать не будем убийц: бандиту туда и дорога, пусть его коллеги ищут обидчиков и мстят. Но если это труп гражданина, то найти преступника для меня, например, дело чести.

А еще представь: пропадает человек. Куда он делся, начинают интересоваться хотя бы на его работе. Инга твоя вынуждена заявить нам: муж пропал. Вынуждена, иначе подозрение падет на нее. И если где-то обнаруживается твой труп, мы сразу начинаем отрабатывать связи Инги. И выходим, соответственно, на Семена...

Так что убивать тебя Сюр даже и не собирался, это он врет, крутого из себя изображает. Ему куда проще и спокойнее было задавить тебя морально. Что он и сделал.

Остальное ты знаешь. Еще могу добавить одну деталь. Сюр был, вероятно, осведомлен, что в нашем отделении у его конкурентов-кавказцев агентуры нет: горцев прикрывают более высокие чины, из министерства. Поэтому Семен велел своим парням заявить на тебя, не боясь, что об этом станет известно джигитам и его предполагаемая явочная квартира окажется засвеченной. Вот так.

Артем Иванович замолчал, достал сигарету, размял, прикурил. Выжидательно посмотрел на Сашку.

— Все это, конечно, очень любопытно, Артем Иванович, — сказал Таранов. — Спасибо, что рассказали, я с интересом выслушал. Спасибо за хлопоты, но, к сожалению, мне данная информация уже ни к чему, разве что для общего образования. Я теперь бомж, окончательный бомж, и обратного хода у меня нет. Квартира уплыла, жена... ну ее. Поздно вы мне рассказали все это...

— Кстати, мы можем доказать, что справка, по которой ты выписывался, липовая, — предложил Снегирев. — И восстановить твою прописку.

— Не надо, — попросил Сашка. — Если так сделать, Сюр ваш начнет мстить. А я живу сейчас у Любы и не хотел бы ее подставлять.

— Логично, — согласился Снегирев. — За двести тысяч баксов, цену квартиры, Юрьев способен теперь даже убить. Если потеряет из-за тебя хату...

— Вы поймите, я не боюсь! — заверил Сашка. — За себя не боюсь. Но у меня есть Люба. Вдруг она пострадает по моей вине? Это будет невыносимо, поймите...

— Понимаю, — кивнул Снегирев. — Что ж... Я вынужден констатировать: помочь тебе как служитель закона — гражданину я не могу. Но как мужик мужика я тебя спрашиваю: скажи, Саша, ты хотел бы отомстить?

— А что, есть возможность? — насторожился Таранов.

— Видишь ли... У меня друг работает в РУОПе. Такой же опер, как я. Он зовет меня к себе, у них есть вакансия. Я согласился, документы оформляю. Кстати, через этого друга я и выяснил все про Юрьева. Так вот: ты, Саша, насколько я понимаю, малый довольно лихой, вон как отделал Толстолобова и Клямкина, а они профессионалы. Я предлагаю тебе такой вариант. У меня есть приятель, бывший кагэбэшник. Сейчас он ведет школу боевых искусств, готовит якобы телохранителей, а на самом деле натаскивает бойцов бандитских группировок — за приличные деньги, разумеется. Он мне кое-чем обязан в прошлом, и если я попрошу, он возьмется тренировать тебя бесплатно. Через полгода он из тебя сделает приличного бойца. Тогда я смогу устроить тебя в РУОП, в специальный отдел быстрого реагирования — СОБР. Группировку Сюра я буду разрабатывать лично, я уже договорился, и обещаю тебе: когда придет время брать Юрьева, ты обязательно попадешь в группу захвата. А уж тогда сможешь рассчитаться с Семеном по-свойски. Я бы на твоем месте сделал его импотентом, чтоб неповадно было соблазнять чужих жен. Но ты поступишь так, как сам захочешь... И еще учти: собровцы, кроме зарплаты, получают приличные премии за каждую удачную операцию. Если эти премии откладывать, то можно скопить на какое-никакое жилье... Ну как, согласен?

— Мне надо подумать, Артем Иванович, — отозвался ~ Сашка неуверенно.

— Думай, — согласился Снегирев. — Вот тебе мои телефоны — рабочий и домашний. — Он записал номера на листке календаря, вырвал бумажку и протянул Таранову. — Надумаешь — звони. Буду ждать. Я считаю, мое предложение — лучший для тебя вариант. Более того — единственный достойный выход из создавшейся ситуации.

— Скажите, Артем Иванович, почему вы все это делаете для меня? Почему помогаете? Совсем чужому человеку...

— Просто меня предельно возмутила твоя история, Саша. Слишком внаглую тебя обобрали, унизили, подставили. Это чересчур даже для бандитов. Обычно они опускают тех, кто сам замазан в криминале. А тут... И еще. Знаешь, меня тоже когда-то предала жена. Любимая жена. Предала не так подло, не так низко, мерзко и откровенно, как предала тебя Инга, но ситуация была похожей... Весьма похожей. Подоплека та же — деньги. Так что, пытаясь помочь тебе наказать Ингу, я как бы опосредованно мщу и своей бывшей... Прямо мстить не могу — в моей истории криминала не было. Но продажных баб следует наказывать. А пуще того следует наказывать мужиков, играющих на алчности этих баб... Беспощадно карать таких мужиков! Семенов всяких...

— Бомж ты мой, бомж... — Люба ласково потрепала Сашку по голове. — Не переживай и давай ужинать. Все образуется.

— Думаешь? — скривился Таранов. — Не знаю... Я бы принял предложение Артема, но для этого надо заполучить хотя бы прописку. Вряд ли на работу в РУОП возьмут бомжа.

— Прописка — не проблема. — Люба сняла с плиты и поставила на стол кастрюлю борща, от которого шел аппетитный пар. — Сделаем просто: подадим заявление в загс, поженимся — фиктивно, естественно. Я тебя пропишу. И ты снова станешь полноценным гражданином.

— А не боишься, что я потом оттягаю у тебя часть жилплощади по суду? — усмехнулся Сашка.

— Дурак ты! — фыркнула Люба. — Еще раз что-нибудь такое вякнешь, обижусь, учти.

— И выгонишь?

— Сань, не зли меня. Я только с виду киска бархатная, а вообще-то девушка с характером. Бойкот тебе объявлю, я умею. Сам на стену полезешь. Кирилл покойный боялся моих бойкотов пуще любых скандалов.

— А за что ты его наказывала?

— За рулетку. Знаешь же, он был игрок. Дикие деньги в казино просаживал. Не мог остановиться. И ведь не жадный совсем... Он и бизнесом занимался, поскольку бизнес — та же рулетка, та же азартная игра. Но в коммерции ему фантастически везло, а вот в казино... Короче, если б не мои бойкоты, я могла бы остаться вдовой значительно раньше. Кирилл таких долгов бы наделал, с какими не живут.

— Ясно. Скажи, а ты не жалеешь о той жизни? О богатстве?

— О Кирилле жалею. Родной он мне был. А о богатстве... нет, пожалуй. Кое-что оно, конечно, дает, но слишком много требует взамен.

— Объясни.

— Видишь ли... Я так же, как и ты, родом из развитого социализма. Я люблю посидеть за столом, люблю хорошую компанию, я хочу принимать у себя людей интересных и приятных мне, а не так называемых «нужных» или «престижных». Люблю атмосферу искренности, умные, откровенные беседы на темы, которые почему-то принято именовать отвлеченными. Люблю, когда есть друзья, а не «компаньоны». Друзья без личной корысти к тебе и без камня за пазухой. Люблю уверенность в завтрашнем дне. Беззаботность люблю. Люблю одеваться так, как мне нравится, а не так, как диктует мода, этикет, социальный статус и тэ дэ. И не хочу в жизни играть, притворяться. Хочу быть самой собой. Всегда, в любых ситуациях, с кем угодно — только самой собой.

А богатство... Ну вот суди сам. Кирилл был постоянно, почти круглосуточно занят — обслуживал капитал, обеспечивал его оборачиваемость. Я уж и не знаю, кто для кого больше оборачивался — капитал для Кирилла или Кирилл для капитала. На меня у Кирилла времени практически не оставалось. Да и ни на что не оставалось. Вся жизнь — на нервах.

Периодически он таскал меня на разного рода презентации, премьеры, шоу, где я должна была улыбаться незнакомым и не всегда симпатичным мне людям, выслушивать чье-то хвастовство, чьи-то «философские» рассуждения — как правило, зверскую банальщину, смотреть порой безобразно гнусные порнографические представления, от которых меня тошнило, пить с совершенно никчемными, морально убогими, на мой взгляд, личностями — «партнерами» Кирилла, внимать речам различных знаменитостей, изрекающих чаще всего отчаянную пошлятину, выдаваемую ими за чуть ли не мистические откровения, — и все это ради бизнеса, в интересах бизнеса, в интересах «дела», как выражался Кирилл. То бишь, если разобраться, для увеличения капитала, богатства. А зачем оно при такой жизни? Какой от него кайф?

Или друзья. У нас было много друзей, пока мы не разбогатели. А потом они все... нет, не исчезли, но отношения с ними совершенно изменились. Исчезло равенство... искренность исчезла. Одни превратили нашу дружбу в завуалированное попрошайничество, другие преисполнились едва скрываемой злобной завистью... и тоже неявно попрошайничали. Не изменился только ты, Саша. За это Кирилл и любил тебя, и выделял среди остальных. Он мне рассказывал, как случайно, от Инги, узнал о твоем долге, как впихнул тебе те самые десять штук баксов буквально насильно, как ты категорически отказывался брать. Кирилл тогда был поражен. Хотя чего поражаться? Когда-то и взаимопомощь, и щепетильность являлись нормой нашей жизни. Просто он слишком долго вращался в своем «деловом» мире, отвык.

— Значит, ты все же знала о моем долге Кириллу?— перебил Сашка.

— Ну конечно, еще бы. Только это был не долг, а подарок. Кирилл иного толкования просто не мыслил. Он очень радовался, что смог помочь тебе в трудную минуту. И пожалуйста, не опошляй его поступок дурацкой фразой «Я отдам»!

— Извини... — смутился Таранов, собиравшийся произнести именно эту фразу.

— Понимаешь, Сань, — продолжала Люба мягче, — этот поступок Кирилла, может, единственный, которым я по-настоящему горжусь. Все остальное, что он сделал за период своей карьеры бизнесмена, гордости, откровенно говоря, не вызывает.

— Почему?

— Как тебе объяснить... Бизнес сильно меняет человека. Калечит. Появляется этакий нравственный вывих. Бизнесмен любое проявление жизни, любую вещь, любого знакомого начинает рассматривать сквозь призму денег, выгоды, прибыли. А подобный взгляд не прибавляет духовности никому.

Кирилл сам зверел от своей работы. Срывался, шел в казино, просаживал подчас целые состояния. Слава Богу, не занимал прямо на месте огромных сумм у кого попало, как это случалось с другими. Но не занимал лишь потому, что я запрещала. Только страх перед моим презрением его останавливал. А так... все бы заложил, в том числе и собственную жизнь.

— Ты говоришь — зверел от работы. Почему же он не бросил бизнес?

— Ой, Саша, святая душа... Когда под твою дудку пляшут огромные капиталы, когда ты распоряжаешься судьбами целых регионов и отраслей промышленности, остановиться очень трудно... хочется продолжать и продолжать. Наступает опьянение своим мнимым всемогуществом. А кончается все это пулей в подворотне. Для многих оно так кончается...

— Похоже, ты была не очень счастлива с Кириллом?— осторожно предположил Сашка.

— Не очень... — грустно согласилась Люба. — Нет, сначала мы отлично жили. Но потом, когда он ударился в коммерцию... Я, правда, очень жалела его. Я видела, куда он катится и чем кончит. Только остановить не могла. Оставалось лишь быть с ним до конца. А после его гибели я поставила крест на всей той жизни. Не на нем, не на памяти о нем, а на жизни «богатой госпожи». Хватит, не хочу. И долгов Кирилла наследовать не хочу. Не нужно мне ТЕХ денег. Они-то его и погубили. Сначала задурили, закружили ему голову, а после убили. Выстрелом какого-то безмозглого наемного скота, которого самого чуть позже наверняка ликвидировали. И смерть Кирилла, к сожалению, закономерна...

Вот и подумай, Саша, что дало мне богатство? Возможность покупать богатые наряды? Некоторый бытовой комфорт? И все. Ты вдумайся — и все! Стоит ли это потери мужа — сначала я его потеряла живым, а потом и совсем потеряла? Стоит ли это постылой, неестественной жизни? А ты спрашиваешь...

— Ох, Любка! До чего ж вы с Ингой разные! Просто противоположные! Даже не верится, что за одной партой сидели!

— Дура она, твоя Инга, извини уж, — беззлобно констатировала Люба. — Ограниченная дура. Примитив. Жалко ее.

— А вот она тебя вряд ли когда пожалеет, — задумчиво произнес Сашка. Он даже не догадывался, насколько пророческими окажутся его слова.

Они вышли из загса. Сашка поймал такси — он сегодня безоглядно тратил остатки своих денег. Открыл перед Любой дверцу, поклонился с шутливой, но вполне искренней галантностью.

— Садись первым, — шепнула девушка. — Теперь принято так.

— Почему? — удивился Таранов. Он впервые слышал об этом.

— Чтобы женщина первой выходила из машины. Чтобы ее не смогли неожиданно увезти, похитить, изнасиловать... Примета времени.

Автомобиль мчался по широким, золотящимся листвой деревьев улицам московской окраины. Люба прижалась к Сашкиному плечу.

— Знаешь... у меня такое чувство... Странное такое чувство, дурацкое... Словно все, что происходит с нами,— происходит на самом деле. И заявление наше — не липовое, а самое настоящее.

Таранов чуть улыбнулся, ласково обнял спутницу.

— Может, так оно и есть?

Люба вдруг решительно отстранилась.

— Нет! — сказала она. — Не так! Не хочу ничего покупать. Не хочу платной любви. Я не Инга. Просто чувство дурацкое... Разнюнилась девушка. Извини.

Сашка не обратил особенного внимания на ее слова, почти не услышал их. Он сам испытывал странное чувство эйфории, легкого опьянения происходящим.

Таксист высадил их неподалеку от дома, не подвозя к подъезду — Таранов так его попросил. По дороге Сашка купил в коммерческом ларьке две бутылки шампанского.

— Надо же отметить помолвку! — объяснил он Любе.

— Возьми еще водки. Хоть бутылку. А то недобор будет, — невесело посоветовала она.

— Не будет! — провозгласил Таранов. — Не допустим! Дома он быстро сварганил бутерброды с черной зернистой икрой — вместительную баночку этого лакомства Сашка приобрел заранее. Собрал на стол. С шумом открыл шампанское, выстрелив пробкой в потолок, но не выплеснув ни капли шипучей жидкости. Разлил вино по бокалам.

— Выпьем за нас! — объявил он, подавая один из них Любе.

Она невольно улыбнулась, принимая хрусталь, серебристо чокнулась своим бокалом с Сашкиным и задорно выпила искрящийся пузырьками нектар.

Таранов включил магнитофон, извлек откуда-то незнакомую Любе кассету, поставил. Из динамика неожиданно полилась музыка Штрауса.

— Ты когда-то прекрасно танцевала вальс! — Сашка протянул Любе руку. — Идем, невеста!

Она снова улыбнулась, но что-то грустное было в ее улыбке.

Они закружились по комнате в танце. Сашка вел хорошо, но все плотнее и плотнее прижимал к себе партнершу. Их движение замедлилось. Таранов положил и вторую руку на талию Любы, приник к девушке. Люба судорожно вздохнула. Они почти застыли, лишь чуть покачиваясь, не обращая уже внимания на пульсирующую мелодию жизнерадостного австрийца. Сашка потянулся своими губами к Любиным. Она, закинув голову и закрыв глаза, чуть разомкнула губы, ожидая поцелуя.

Вдруг девушка резко оттолкнула Таранова.

— Нет... Не надо... — хрипло произнесла она.

— Почему? — опешил Сашка.

— Не надо... — Люба отошла к стене. — Я не хочу... так.

— Как? — не понял Сашка.

— Вот так... после всего, что случилось... не хочу! Таранов схватился за голову устало будто разом обессилев, опустился на диван.

— Значит, и ты тоже больше не считаешь меня мужчиной, — произнес он горько.

— Саня, ты что?! — Люба вскинула удивленные глаза.— Я люблю тебя, всегда любила! Но сейчас... Пойми и меня тоже! Я, может, всю жизнь этого ждала! Даже когда была женой Кирилла, ждала... ждала, что ты придешь, скажешь «люблю»! Кирилл отпустил бы меня, он был благородным человеком, несмотря на весь его бизнес, он бы стиснул зубы и отпустил! И я пошла бы за тобой с закрытыми глазами! Но сейчас... Сейчас ты просто хочешь отомстить Инге... или самоутвердиться как мужик. Не надо, я так не хочу, я не кукла, я живая! Не надо... унижать меня!

— Любка, что ты несешь?! Ну вдумайся сама, что?! За кого ты меня держишь?! За подонка, самовлюбленного самца? Чем я заслужил?!

— Ох, Саня, где ты раньше был?.. Да, я знаю, какой ты. Но теперь... Понимаешь, я очень давно без мужика. А ведь я женщина, настоящая женщина, что бы там ни плела твоя Инга! После смерти Кирилла я дважды пыталась... И это была мерзость. Нет, мужики были нормальные, к ним я претензий не имею. Но я сама, получив сексуальное облегчение, испытывала такой стыд, такое отвращение... Что вот так, без любви ложусь в постель с чужим, безразличным мне человеком, которому я тоже, в общем-то, безразлична. Я попробовала раз и больше с тем парнем не встречалась. Через некоторое время попробовала с другим — очень уж хотелось ласки, думала, первый раз вышло просто недоразумение... И снова то же самое! Короче, я поняла: спортивный секс не для меня. Я, дурища, ждала тебя, Саня. Но не так, как сейчас! Сейчас мне все время будет казаться, что ты таким образом просто расплачиваешься со мной за крышу над головой. И я не смогу отделаться от этого чувства! Я боюсь возненавидеть тебя! Вот...

Последнее слово она произнесла тихо и будто удивленно. Казалось, столь длинная, страстная речь вконец вымотала Любу. Девушка сникла, ссутулилась, опустила голову. Таранов застонал.

— Значит, выброшенный на улицу, я не нужен даже тебе... — выдохнул Сашка безнадежно. — Даже тебе, самому близкому теперь и дорогому для меня человеку... Конечно... Женщине нужен мужик. А я? Кто я? Чуть-чуть больше, чем никто... — вспомнил он Ингу.

— Не говори так, Саня. Извини меня. И постарайся понять, — произнесла Люба устало. — Я еще не готова...

— Это я не готов, — перебил Сашка. — Я должен подготовиться. Должен. И я подготовлюсь! — добавил он с угрозой.

Люба не поняла, что имеет в виду Таранов, но переспрашивать не стала. И не раз жалела потом об этом.

Любу повысили по службе: из корректоров произвели в редакторы рекламного отдела типографии. Девушка стала больше зарабатывать; правда, ей теперь приходилось порой задерживаться на работе. Поэтому Сашка взял за правило встречать Любу по вечерам у ворот ее учреждения: что-то неуловимо тревожило Таранова последнее время, он постоянно ощущал какое-то беспокойство, неуютность существования. Чем вызвано это чувство, Сашка не понимал, но оно не оставляло его, и Таранов ежедневно в определенный час занимал свой пост вблизи типографской проходной.

Сегодня Люба задерживалась дольше обычного. Темнело. Сашка поеживался от вечернего осеннего холода и нараставшего волнения. Наконец Люба появилась.

— Что так долго? — буркнул Таранов. — Я извелся весь...

— А... — махнула рукой девушка. — Звонок был какой-то странный. Позвонила баба, экзальтированная такая напористая. Говорит, хочу у вас рекламный буклет заказать. И описывает, какой именно. По описанию получается буклетик на очень крупную сумму. И тираж она назвала приличный. И срочно ей, а за срочность — дополнительная плата. Я ей все это объяснила, она орет: на деньги мне плевать, любые заплачу, только сделать надо как можно быстрее. Сейчас, мол, приеду, дождитесь, мол, обязательно. А уже конец рабочего дня. Но не могу же я подводить руководство, ценную клиентку упускать. Ну и прождала ее два часа, как дура. Она небось и не собиралась приезжать. Разыграла. Извини, Сань, что я тебя дотемна здесь продержала. Замерз?

— Ерунда, — улыбнулся Таранов. — Я хотел позвонить тебе, узнать, почему задержалась, да жетончиком не запасся. Не подсуетился вовремя, вот и нервничал. Сам виноват.

К станции метро вела длинная, с обеих сторон стиснутая автотрассами аллея. В обычное время она бывала достаточно оживленной: люди возвращались с работы. Сейчас же аллея пустовала и даже машин поблизости от нее не наблюдалось.

Вступив на аллею, Сашка достал сигареты.

— Будешь? — спросил он Любу.

— Давай, — кивнула девушка. — Давно не курила, все клиентку ждала, от телефона отойти боялась.

Некоторое время они шли молча, разгоняя сгущающиеся сумерки алыми сигаретными огоньками.

— Ерунда все, наверное... — произнес вдруг Таранов.

— Что ерунда? — удивилась Люба.

— Да предчувствия мои... Мне все кажется, что мои несчастья не кончились. Что впереди ждет какое-то продолжение... Чушь, конечно, кому я теперь нужен?

— Мне... — отозвалась девушка тихо.

— Любка, кончай валять дурака! — заявил Сашка решительно. — Выходи за меня замуж по-настоящему. Хватит нам... пионеров изображать.

— Нет, Саша, — глухо произнесла Люба после недолгой паузы. — Нет. Не сейчас. Сейчас не могу.

— Но почему?!

— Не любишь ты меня, я чувствую. Может, я тебе нравлюсь, влеку. Но не любишь. Просто хочешь за что-то зацепиться в жизни. Найти суррогатную Ингу, суррогатную семью. А потом возненавидишь меня, ибо я — не Инга, а моя квартира — не та, где ты родился. Будешь чувствовать фальшивку, будешь злиться... И виноватой, крайней окажусь я. Не хочу.

— Люба, ты ошибаешься, — сказал Сашка очень серьезно. — Я словно прозрел за последнее время. И понял: не Инга мне всегда была нужна, а ты...

— Пойми, Саша, ты сейчас слишком подавлен, пришиблен. Поэтому тянешься к тому, что легче взять. Ко мне. Так нельзя. Я ведь живая, у меня тоже есть гордость. Встань сначала на ноги, стань опять самим собой. Верни себе чувство самоадекватности, избавься от комплекса, вызванного травмой... Вот тогда и решай. Вот тогда, если ты позовешь меня, почувствуешь, что я нужна тебе, я вся твоя. А теперь... Не хочу платной любви!

— Ты жестока...

— Нет. И ты это поймешь... со временем.

Мимо них по проезжей части почти неслышно прошелестел автомобиль. Он остановился метрах в десяти от неторопливо идущей пары. Из машины вылез плечистый парень с фигурой атлета. Что-то знакомое почудилось Таранову в этой фигуре. Парень осмотрелся по сторонам и двинулся навстречу Сашке с Любой.

— Земляк, закурить не угостишь'? — произнес он, приближаясь.

Голос парня тоже показался Таранову знакомым, но толком разглядеть мужика Сашка не мог: закат светил тому в спину. Таранов достал пачку сигарет, вытащил одну, подал.

— Спасибо! — Парень протянул свою руку навстречу Сашкиной. Тотчас струя жидкости ударила в лицо Таранову. Сашка судорожно схватил ртом воздух. В глазах все поплыло. Уже падая, он успел заметить, как Люба. скошенная такой же струей, валится на руки атлету. После наступила темнота.

Очнувшись, Сашка долго не мог понять, где находится. Помещение напоминало подвал: глухой кирпичный склеп без окон, и только высоко под потолком виднелась отдушина. Освещалась комната электричеством; достаточно яркий, но какой-то сортирно-желтый свет лампочек придавал каменному мешку еще более мрачный вид.

Сашка рывком приподнялся, сел. Он сидел на широкой деревянной лежанке, покрытой сверху матрасом. Таранов осмотрелся.

Напротив возвышались три мощные мужские фигуры. Сашка сразу узнал Семена. Приглядевшись, узнал и двух других: это были Мишка Толстолобов и Борька Клямкин. Все трое гнусно ухмылялись.

— Зачем ты притащил меня сюда? — крикнул Сашка, с ненавистью глядя в глаза Юрьеву. — Ты же получил все, что хотел! Мы в расчете! Ты дал слово! Сам говорил: бросаться словами — не по вашим понятиям! Говорил?!

— Да, я дал слово, — усмехнулся Семен. — Но какое? Не сажать тебя. Я тебя и не посадил, ты на свободе. А больше никаких слов я не давал. Так или не так? — Словно ища поддержки, он обернулся к своим спутникам, стоявшим чуть сзади.

Сашка заскрипел зубами, сжал кулаки. Ответить было нечего.

Бандиты глумливо разглядывали кипевшего бессильной яростью парня. Осознав, что беспомощен, что выглядит смешно и жалко, Сашка заставил себя успокоиться, поднял на Семена угрюмые глаза.

— Ладно, чего еще тебе от меня надо? — спросил он устало. — Вроде высосал всего... Чего надо-то?

Лицо Юрьева стало каменным.

— Ты, чмошник, изувечил моих ребят! — сказал он жестко. — Мишке пробил голову, а Борьке вообще фотографию попортил. Такого мы не прощаем. Что с тобой делать? Ребра переломать? Так ты нюни распустишь, к ментам побежишь, а мне сейчас лишние заморочки с ментами ни к чему. Хотели тебя отпетушить, но ты не блатной, не кавказец, подмоешься и будешь жить дальше как ни в чем не бывало. Фраер, тьфу! Тогда мы решили, что тебе особенно приятно будет поделиться с нами твоей новоявленной невестой!

По знаку Семена бандиты расступились. Сашка увидел Любу. Абсолютно голую, ее распяли на скамейке. Руки Любы, вытянутые за головой, привязаны к толстой стальной трубе, проходившей вдоль дальней стены помещения. Ноги девушки, задранные вверх и согнутые в коленях, прикрутили к двум вертикальным металлическим штангам, между которыми стояло ее «прокрустово ложе», — эти штанги выходили из пола комнаты и уходили в потолок. Рот Любы был залеплен широким пластырем, и она могла только испуганно таращить глаза.

— Скоты-ы-ы! — взревел Сашка, вскакивая.

Он бросился на Семена с кулаками. Страшной оплеухой тот отшвырнул Таранова в противоположный угол.

— Кажется, ты еще не понял, что здесь сейчас произойдет! — ухмыльнулся Юрьев, потирая ушибленную ладонь.— Ну ничего, сейчас поймешь. Миша, займись мальчиком, он, кажется, не собирается угомониться. Развлекись от души, только синяков желательно не оставлять. А ты, Боря, приступай.

Семен подошел к Любе, содрал пластырь с ее губ.

— Саня... — всхлипнула девушка.

Юрьев, осклабившись, отошел в сторону и присел на стоявшую у стены тумбу. Закурил, устроился поудобнее, словно собираясь смотреть представление.

Борис приблизился к распростертой девушке, жадным резким движением запустил руку ей меж бедер, сжал.

— Это тебе не мужика драть! — произнес он с придыханием. — Спасибо, шеф, ты умеешь превращать месть в удовольствие!

Бессмысленно заорав, Сашка вскочил на ноги, рванулся вперед. Михаил встретил его прямым, безукоризненно точным ударом в солнечное сплетение. Таранов, хрипя, покатился по полу. Толстолобов, самодовольно хмыкая, поднял обессиленного парня, сгреб за грудки, встряхнул.

— Гляди внимательно! — предложил он. — Зрелище! Расширенные ужасом глаза Любы закрыла от Таранова массивная фигура Бориса со спущенными штанами. Клямкин примерился, сделал резкое движение бедрами, девушка закричала — надрывно и рыдающе-безнадежно, как подстреленная птица.

Сашка рванулся из рук Толстолобова, махнул кулаком, целя по лицу врага. Но тот, видимо, ждал атаки. Легко отбив удар, он элементарной пощечиной свалил Таранова. Потерявший голову от бессильного отчаяния, Сашка на четвереньках метнулся под ноги бандиту. Мишка, заржав, отшвырнул противника пинком, словно отпихивая зарвавшегося щенка-кабысдоха.

Сашка, рыча и колотя руками собственный лоб, катался по полу. Люба непрерывно стонала тонким запредельным голосом. Клямкин часто, шумно пыхтел, будто пилил дрова на скорость, и дергался с интенсивностью отбойного молотка. Наконец бандит бурливо захрипел, как засорившийся унитаз, и остановился.

— Кончил! — провозгласил Борис, натягивая штаны.— Кайф! Мишка, меняемся! Теперь твоя очередь любить, а моя — сражаться! — издевательски патетично объявил он.

Блатные поменялись местами. Толстолобов расстегнул брюки, пристраиваясь к Любе. Та сделала отчаянную, безнадежную попытку рвануться. Напрасно... Мишка сильно, с оттяжкой хлестнул девчонку стальной ладонью по ягодице. Люба заверещала. Ничего человеческого уже не было в ее крике — только животная предсмертная тоска. Так верещит придавленная телегой кошка.

— Не-ет! — вновь взвыл Сашка, бросаясь в бой. На сей раз его встретил Клямкин. Этот действовал куда более жестоко, чем «коллега». Он двинул Таранова в промежность— не калеча, но беспощадно. От оглушающей, ослепляющей боли Сашке показалось, что его голова сейчас лопнет— боль взорвет, размечет во все стороны мозги. Таранов рухнул на колени. Но Борис не собирался миндальничать с ненавистным лохом. Рывком он поднял Сашку, заломил ему локоть к лопатке, а другой рукой обхватил сзади за шею, под подбородок.

— Смотри! — приказал бандит. — Смотри, чушок сраный, как любят твою бабу! Мне из-за тебя теперь шрам на морде придется стягивать, бешеные бабки платить! Надо мной даже шлюхи смеются тайком! И все из-за тебя! Смотри, смотри, женишок! Ты теперь хуже пидера стал!

Закатившимися от муки глазами Сашка смотрел, как конвульсивно, судорожно, болезненно корчится тело Любы в такт движениям насильника. Девушка каждый раз пыталась как бы отползти, отодвинуться, отдалиться от терзающего ее мужского жезла. Но тщетно. До Сашки доносилось бессмысленное, полусумасшедшее бормотание Любы, перемежающееся бессвязным лепетом о пощаде и пронзительными взвизгами боли. «Да, видеть такое — похуже, чем по яйцам получить! — мелькнуло в голове у Таранова.— Подонки, какие же подонки! Ох, дайте мне только отсюда живым выйти...»

Наконец кончил и Мишка. Заметив это, Борис отпустил Сашку, тотчас врезал ему с двух сторон по ребрам. Задыхаясь, Таранов упал. Клямкин добавил ему носком сапога по почкам.

— Не калечить! — бросил Семен не терпящим возражений тоном. — Хватит с него. А вот на девочке можешь еще раз отметиться, если хочешь.

— Хочу| — осклабился Борис.

— А я потом повторю! — заржал Михаил, которого явно развлекала ситуация.

Сашка перевернулся на полу, сел, тихо простонал. Делать он больше ничего не мог, словно остекленел. Как сквозь вату Таранов наблюдал два следующих акта соития. Люба уже на на что не реагировала, ее тело лишь механически сотрясалось под ударами бедер «партнеров».

...Толстолобов, завершивший экзекуцию, застегивался.

— Сволоки ее в душ, — приказал Юрьев. — Оботри всю, особенно промой ей дырку. Уничтожь улики. А то еще заявит, сука...

Мишка усмехнулся, развязал руки и ноги девушки, начал поднимать ее безвольное тело.

— Я сама... — вдруг слабо проговорила Люба.

— Что «сама»? — резко спросил Семен.

— Вымоюсь сама... Только проводите меня, я идти не могу...

— Ладно, пусть сама в своей щели ковыряется, — разрешил Семен. — Только проследи за ней, Мих. Чтоб без халтуры.

Когда Любу привели из душа, девушка уже немного пришла в себя. Она вяло оделась.

— Итак, ты, телка, породнилась с моими братками! — весело объявил Семен. — Сейчас мы это отметим! Боря, водки!

Борис извлек из своей сумки пару бутылок самой дешевой водки.

— Я не буду... не хочу... — пробормотала Люба.

— Тебя не спрашивают. — отмахнулся Семен. — Боря, а ты угости мальчика!

— Не стану я пить вашу водку! — выкрикнул Сашка, все еще сидевший на полу.

— Станешь! — прошипел Клямкин, рывком поднимая его на ноги.

Таранов попытался оттолкнуть бандита, но Борис яростно саданул его под дых. Сашка захлебнулся дыханием, судорожно раскрыл рот, пытаясь глотнуть воздуха, и тут же почувствовал, как в горло хлынула обжигающая жидкость.

— Ну, выпьешь сама или помочь? — спросил Семен Любу.

— Выпью... — обреченно прошептала та.

Юрьев налил ей полный стакан. Люба залпом выпила. Юрьев сразу налил второй.

— Погоди... — сипло выдохнула девушка.

— Пей, время! — приказал Семен.

Она покорно выпила.

— Все, сваливаем, пацаны! — распорядился Юрьев.

...Домой Сашку и Любу везли в машине с зашторенными окнами, так что даже определить место, где происходила расправа, они не могли. К тому же стояла ночь и на улице было совсем темно.

Высадили их у собственного подъезда, буквально вышвырнули из автомобиля. Тачка тотчас умчалась.

— Идем спать... — пробормотала пьяная Люба заплетающимся языком. — Погуляли... Хорошо хоть, завтра выходной... Эти сволочи все рассчитали.

Сашку разбудил телефонный звонок. Таранов торопливо выскочил в коридор из своей комнаты, спеша снять трубку. Он не хотел, чтобы трезвон потревожил спящую Любу: пусть отдохнет девчонка после вчерашнего ужаса. Но Сашка опоздал: Люба уже высунулась из спальни.

— Алло! — досадливо крикнул Таранов в микрофон.

— Здравствуй, Сашенька! — раздался насмешливый голос Инги. — Узнаешь девушку?

— Узнаю... — буркнул Таранов.

— Ну конечно, как же не узнать любимую жену, — ерничала Инга. — Правда, бывшую, зато любимую столь горячо, столь горячо...

— Что тебе надо? — перебил Сашка.

— Столь горячо тобой любимую, что ты, едва разведясь с ней, подал заявление в загс с другой бабой. С постоянной своей подстилкой! — выкрикнула вдруг Инга зло.

— Врешь! — вскипел Сашка. — Люба никогда не была моей любовницей, ты это прекрасно знаешь!

— Расскажи своей бабушке! — с торжествующим злорадством прокричала Инга. — Тоже мне, ангелочки! Голубки! Возвышенная неземная любовь! Нечего мне лапшу на уши вешать! Знаю я все! Блядун и потаскуха грязные развратники, предатели — вот вы кто!

— Не тебе судить! Ты-то кто'?

— Она ведь сюда к тебе ездила, когда я на дежурства уходила! И оставалась ночевать! Что, не так?!

— Откуда ты знаешь?

— Соседи Семену доложили! Сочувствовали мне, лицемеры чертовы!

— Семен уже и с соседями скорешился?

— Представь, скорешился И я скорешилась! Профессии Семена мне стыдиться не приходится!

— Откуда ты знаешь, что мы с Любой подали заявление?

— От Мишки с Борькой! Они за тобой следили, хотели ребра тебе переломать! Да я удержала! — Инга ехидно расхохоталась. — Я объяснила им, что если они хотят допечь тебя до самых печенок, то пусть лучше трахнут Любку! Тогда ты сам повесишься! И Семен одобрил — следов останется меньше! Вот так, Сашенька! Ну, как ты вчера провел время со своей невестой?! — торжествовала Инга. — Счастлив был?! Наслаждался?!

Сашка молчал.

— Женись, женись теперь на бабе, которую в очередь оттрахали два мужика подряд! Живи с ней! Живи и вспоминай, Сашенька! И ментам вы не сможете заявить — заявлять нечего, улик нет! Вот так! — восторженно орала Инга.

— Ты ответишь за это, Инга, — сказал Сашка тихо.— Ты ответишь мне за Любу. И подонки твои ответят. Клянусь.

— Ты еще угрожаешь?! — издевательски хохотнула Инга. — Слизняк! Кому отвечу?! Тебе, что ли?! Руки коротки! А ты живи, живи со своей сортирной подстилкой!

— Ответишь. Клянусь. — Сашка сказал это глухо, но твердо. Не произнеся больше ни слова, он бросил трубку.

Люба вышла из своей комнаты, из которой до сих пор только выглядывала, слушая разговор, и нежно коснулась Сашкиной руки.

— Саня, успокойся, — попросила она.

— Это Инга подбила бандитов изнасиловать тебя,— бесцветно произнес Таранов. — Они хотели просто избить меня, отомстить. А она подговорила трахнуть тебя. При мне. Чтобы мне стало совсем невыносимо!

— Саня, успокойся, пожалуйста! — ласково, но настойчиво повторила Люба. — Никто не умер. И даже не покалечен. Забудем, как дурной сон. Пока. Временно. Вспомни о тренировках, потом поступай в СОБР, рассчитаешься...

— Ты не понимаешь, — деревянно проговорил Тара-нов. — Ты не понимаешь, Любка, Любка моя, не понимаешь, не понимаешь...

Он мягко отнял у нее свою руку и ушел на кухню. Люба, которая не успела даже одеться и вышла в коридор в одной ночной рубашке, вернулась в свою комнату. Она привела себя в порядок, умылась, причесалась, потом зашла на кухню к Сашке. Тот сидел за столом, положив голову на руки, и лицо его выражало безнадежное отчаяние.

— Санька, ну не переживай же ты так! — воскликнула Люба ободряюще. — Лучше устраивайся скорее тренироваться!

— Тренироваться! — фыркнул Сашка. — Я звонил тут Снегиреву, уточнял. Чтобы приобрести нужную форму за короткий срок, надо пахать почти круглосуточно! Иначе заниматься придется минимум год! А я не могу ждать год, я повешусь! Мне уже сегодня всю ночь снились наши с тобой вчерашние приключения! И я знаю себя — эти сны будут теперь повторяться еженощно! А ежедневно я не смогу смотреть тебе в глаза. Пока не рассчитаюсь с ними за тебя!

— Поступай на интенсивные тренировки, — твердо сказала Люба.

— Ага! А кормить меня кто будет?! Ты?!

— Я. Я стала прилично зарабатывать. Много ли нам двоим надо?

— Любка, мне стыдно сидеть на твоей шее! И так не мужик уже, а тут еще... — Он горестно обхватил голову ладонями.

— Тогда вот что, Саня... — произнесла Люба медленно. — Плюнь на все. Плюнь и забудь. Поступай работать хоть дворником, хоть куда. И выбрось эту историю из головы, как дрянной кошмар. Я люблю тебя. Любым люблю — и сильным, и слабым, и... любым. Оправься от стресса... и решай — нужна я тебе, нет ли...

— Да кем я буду себя чувствовать перед тобой, если не отомщу им?! — почти заорал Таранов.

— Я могу обойтись без мести. Пойми, я взрослая женщина, Саня. Ну, изнасиловали... бывает. Надеюсь, не заразили нечем. Впрочем, я проверюсь.

— А если залет?!

— Вытравлю. Не девочка. Нынче аборт сделать — легче чем зуб вырвать.

— Как ты можешь так спокойно обо всем этом?!

— А мне не пятнадцать лет. И даже не двадцать. Я не в дворянском пансионе выросла. И не стану, как обесчещенная гимназистка, всю жизнь потом мотаться по психиатрам. Я сильная, Саня, хотя знаю, что произвожу впечатление прямо противоположное. Но... мне известна цена многому в жизни. И ломать свою жизнь из-за пары подонков я не намерена. Они того не стоят.

— Но ты так кричала вчера!— А я тебе объясняла... — вздохнула Люба. — Я очень давно без мужика. У меня там заросло все, стало как будто у девственницы. Мне просто было жутко больно.

Таранов сжал кулаки. Некоторое время оба молчали.

— Вот что... — произнес наконец Сашка через силу.— Я не могу иначе... Ты готова кормить меня три-четыре месяца?

— Готова, — опустила голову Люба. — Я сделаю все, как ты хочешь, Сань. Но лучше б не надо этого! Давай действительно просто постараемся забыть. Начать жизнь с чистого листа! Бандиты больше к нам не сунутся, я уверена!

— Ага! А мы должны спасибо им за это сказать! За то, что они нас больше не тронут! Ах, спасибо вам, мальчики-девочки! И жить дальше, завися от прихоти любого блатного шакала, которому взбредет в голову на нас наехать!

— Их бог накажет...

— Бог слишком медлит! Слишком! Я не могу ждать, пока он очухается!

— Богохульствуешь... Впрочем, делай как знаешь. Я приму любое твое решение.

Сашка вышел в коридор. Люба слышала, как он крутит диск телефона.

— Алло, Артем Иванович? — донесся до кухни голос Таранова. — Помните, вы обещали помочь мне с тренером по боевым искусствам? Я бы очень был вам обязан...

— Что-то больно хлипок он для бойца, — тренер оценивающе оглядел юношески стройную, хрупковатую фигуру Таранова.

— А вы испытайте! — окрысился Сашка.

— Испытать? — Тренер произнес это чуть насмешливо, но посмотрел на парня внимательнее. — Впрочем, плечи у тебя что надо... И рост ничего, подходящий... — Он о чем-то на мгновение задумался. — Выше среднего, но не каланча... Ты должен быть вертким! — заключил он. — И ловким. Ну-ка покажи кулаки! — Он вдруг быстро схватил Сашкину кисть, осмотрел. — Так я и думал — почти с пивную кружку, — удовлетворенно констатировал тренер.

— Хватит валять дурака, Вадим! — вмешался стоящий рядом Снегирев. — Что ты тут устроил? Ты жеребца покупаешь или невольника? Ты ему еще зубы посмотри! Человеку помочь надо, а ты...

— Ладно, Тема, не ершись, — проронил тренер примирительно. — Просто я давно ищу кандидата для осуществления одного проекта. Твой подзащитный может подойти. И если подойдет... Ох, Артем, если он только подойдет, я не то что денег за обучение не возьму — я и так из уважения к тебе не возьму, — а еще и отвалю тебе потом, со временем, такую кучу бабок!

— Не пыли, Вадь, — вздохнул Артем Иванович устало. — По-моему, ты носишься со всякими проектами сказочного обогащения с тех самых пор, как тебя из органов поперли. Лучше б шел работать «на землю». Ты же классный опер. Чем всякую мразь тренировать...

— Не-ет, Тема, дураком я был раньше! — вскинулся Вадим. — Теперь я не дурак бескорыстный! Мне бы только человека найти... Как тебя звать? — вдруг резко обернулся он к Сашке.

— Называйте Алексом, — буркнул тот.

— Алекс так Алекс. Заметано. Пошли, переоденешься. Я дам тебе боевую форму и проверю в спарринге. Выстоишь... ну, тогда и поговорим! — неожиданно перебил себя Вадим. — Историю твою я знаю, — добавил он. — Артем просветил.

Они прошли в раздевалку, но не в общую, где, как заметил Таранов, гужевалась толпа молодых «качков», а в другую, отдельную. Причем тренер постарался провести туда Алекса так, чтобы никто из «качков» не обратил внимания на парня.

— Борцовки купил? — уточнил Вадим, доставая из шкафчика несколько курток-«самбовок» и прикидывая, какая подойдет Таранову. — Переобувайся... Нет, сперва снимай свои рейтузы и надень под них вот это, — он протянул Алексу специальный щиток для прикрытия гениталий. — А то без потомства останешься! — криво усмехнулся тренер.

Таранов прикрепил щиток, который пришелся впору и оказался вполне удобным, натянул сверху тренировочные штаны, надел борцовки, примерил поданную Вадимом куртку. Она тоже подошла.

— Теперь перчатки! — заявил тренер.

Перчатки были своеобразные: вроде боксерских, но мягче, пластичней. Они защищали руки и при этом позволяли не только наносить удары, но и производить захваты.

— А теперь слушай! — Вадим присел на скамейку, предлагая Таранову место рядом. — Ко мне сейчас поступила группа бойцов одной подмосковной группировки. Молодняк, который хочет приобрести настоящие профессиональные боевые навыки...

— Как же вам разрешают все это?! — воскликнул Сашка. — Школу вашу, бандитов тренировать...

— Не перебивать! — рявкнул Вадим. — Впрочем, тебе, Алекс, объясню. Возможно, ты вскоре приобретешь право задавать мне вопросы. А твой нынешний вопрос совершенно идиотский. Достойный школьника брежневских времен. Где ты жил все последние годы, интересно? Не знаешь, что у нас теперь все дозволено?

— Но все же? — настаивал Алекс.

— Официально я руковожу центром подготовки частных телохранителей. Документы в полном порядке. Довольно с тебя?

— Ясно... — кивнул Таранов. — Я вспомнил, мне же Снегирев говорил. Извините.

— Ладно, продолжаю. Так вот, мы имеем группу зеленых боевичков. Они до сих пор тягали свои штанги, били морды по подворотням, но не более. Я сделаю из них если не спецназ, то около того. Я их вчера смотрел — ребята крепкие. Сейчас ты должен схватиться с самым подготовленным из них. Фулконтакт. Слыхал такой термин? По-русски — мордобой без ограничений. Выдержишь — тогда я кое-что предложу тебе. Но учти: твой партнер — мужик резкий и злой. Не боишься?

— Я сам злой! — процедил сквозь зубы Алекс.

— Отлично. Что ж, идем. Группа, наверно, уже в зале.

Они прошли в зал, где лениво разминались бандиты.

— Стройся! — гаркнул Вадим.

Громилы оторопели, но приказ нехотя выполнили.

— Вы разгильдяи! — начал вещать Вадим, прохаживаясь вдоль ряда развязно стоящих молодцов. — Сразу видно— никто из вас не служил в спецназе! Сейчас вы просто дворовая шпана, тухлые отморозки! Вы, конечно, способны избить паралитика или рэкетировать одинокую старушку! Но настоящее дело вам не по зубам! Пока! Я говорю «пока», потому что ваш «папа» попросил сделать из вас команду! И я сделаю! Вопросы есть?!

Все молчали.

— Вопросов нет — это хорошо! — вновь загремел Вадим. — Тогда я еще кое-что скажу! На тренировках все мои распоряжения вы должны выполнять беспрекословно и мгновенно! Кто замешкается — буду бить по чем попало! Ясно?!

Бандиты притихли.

— Может, есть несогласные?! — Вадим обвел взглядом строй.

Несогласных не нашлось.

— Хорошо же! — расслабил плечи Вадим. — Еще одно: нерадивых я буду выгонять и отправлять прямиком к вашему «папе»! Он платит за вас большие деньги, и я отвечаю перед ним за качество вашей подготовки! А с лентяями пусть разбирается сам!

«Братва» дружно поежилась.

— Разойдись! — заорал Вадим. — Построиться строго по росту! Подравняться! Смирно! Рассчитайсь!

— Номер второй, два шага вперед! — скомандовал тренер, когда расчет был окончен. Из строя выступил рослый, на полголовы выше Сашки-Алекса, могучий детина. Таранов понял — с этим ему предстоит драться. Алекс холодно усмехнулся под шлемом: перед выходом из раздевалки Вадим вручил ему шлем — вроде боксерского, но с забралом, защищающим лицо от повреждений, — и велел надеть. Под такой маской видны были только глаза Алекса.

— Ты показал себя самым сильным и сноровистым бойцом из всех вас вчера, — продолжал между тем Вадим, обращаясь к детине. — Надень боевую форму. Будешь спарринговаться вон с ним, — тренер указал на стоящего в стороне Таранова. — Он тоже новичок. Хочу поглядеть, что он собой представляет. А ты выступаешь от имени всей своей бригады! По тебе, по этому бою я буду судить, чего вы стоите! Мужики вы или бакланье дворовое!

Детина оглядел худощавую фигуру Алекса, ухмыльнулся.

— Одеваться! — резко приказал Вадим, заметив его ухмылку.

Парень сбегал в угол зала и вернулся в шлеме и перчатках.

— Становись! — бросил тренер.

Бойцы встали друг напротив друга.

— Фулконтакт! — рубил фразы Вадим. — Без всяких ограничений. Разрешены любые приемы. Бой — до полного отключения одного из противников! Приготовились! Время!

Едва дождавшись команды, Алекс первый бросился в атаку. Он ударил ногой, утяжелив удар весом бедра и туловища. Однако бандит ожидал подобного выпада. Согнутым предплечьем он с силой блокировал пинок. Такой блок рассчитан был на то, чтобы свалить Таранова, но нога Алекса неожиданно легко ушла в сторону и вниз, лишь чуть соприкоснувшись с рукой противника — пинок был ложным. Корпус бандита слегка провалился вправо, следуя инерции собственного движения, и тотчас Алекс врезал врагу кулаком по шлему. Парня отбросило на несколько шагов, он еле устоял, тряхнул головой, очухиваясь, и яростно кинулся на Таранова.

Двумя боксерскими нырками Алекс ушел от двух зубодробительных ударов противника, а сам достал его правой по ребрам. Он метил под дых, но не попал. Таранов спешно подался назад, стараясь избежать ответной атаки. Но не успел: бандит лягнул его в голову.

Удар получился страшный. Хотя Алекс сумел пригнуться и прикрыться плечом, потрясение было сокрушительным. Таранов пролетел почти ползала, грохнулся на ковер-татами и замер. Казалось, с ним покончено.

Другой бы не встал. Но Алекс слишком полон был бешеной, мрачной, холодной злобы, слишком ненавидел противника, в котором воплотил для себя всю блатную мразь сегодняшней российской действительности. Пролежав неподвижно всего миг, Таранов вскочил. Зал дружно охнул. Дюжий детина, уже торжествовавший победу и спешивший к Алексу — добивать, оторопел. Алекс метнулся навстречу. Увернувшись от плохо подготовленного прямого правой, Таранов пробил врагу подряд два свинга с обеих сторон, потом сгреб за грудки, рванул на себя и боднул в лицо. Прием оказался неэффективным из-за забрала шлема, однако Алекс не растерялся. Коленом он достал печень бандита, затем, захлебнувшегося дыханием, оттолкнул от себя и подсек. Тот тяжело упал. Таранов вскочил на него верхом и принялся безумно молотить кулаками. Будто стараясь раздолбить голову парня.

— Время! — крикнул Вадим. — Да стой же ты, черт! — рявкнул он во всю глотку, заметив, что Таранов не реагирует.

Только тут Алекс остановился. Он медленно поднялся и двинулся к выходу из зала.

— Ступай в мой кабинет! — приказал Вадим. — Врача, быстро! — крикнул он своему заместителю, торчавшему в коридоре. — А этому, — тренер ткнул в плечо Таранова,— дай ключ от кабинета. Сиди, жди меня! — бросил он Алексу.

Сашка глубоко. вздохнул, словно прощаясь с чем-то.

Впрочем, он действительно с чем-то прощался.

Вадим пришел в кабинет минут через сорок. Таранов, сняв шлем и перчатки, сидел на скамье у стены, устало откинув голову.

— Ключ! — потребовал прежде всего Вадим.

Алекс отдал. Тренер тщательно запер дверь кабинета, подергал ее, проверяя, затем обернулся к совершенно измученному внешне парню. Широко, но мрачно улыбнулся.

— Твоего спарринг-партнера отвезли в больницу, — сообщил Вадим. — Черепно мозговая травма. Жить. будет, трепанация не грозит, но поваляться в палате «братухе» придется. Здорово ты его...

— Он заслуживает, — буркнул Таранов.

— А ты действительно злой, Алекс! — сказал Вадим одобрительно. — Злой и отчаянный, как загнанная в угол крыса.

— А я и есть загнанная в угол крыса, — угрюмо усмехнулся Алекс. — Крысиный король. Только голый. Без приближенных, без подданных и с обломанными клыками. А хуже всего то, что я стал именно таким королем сразу, в одночасье, никогда прежде не стремясь ни к королевскому сану, ни к крысиному трону, ни даже к отращиванию клыков.

— Поэтично сказано, — кивнул Вадим. — В тебе чувствуется бывший специалист по стихоплетству. Мне Снегирев рассказывал, кто ты был, кем ты стал и кто ты есть нынче. Я искренне сочувствую, поверь.

— Кстати, где Артем Иванович?

— Я его проводил, заверив, что беру тебя. Нашему с тобой разговору свидетели не нужны. Тренировать эту шушеру,— он небрежно кивнул головой в направлении спортзала, — я поручил помощнику. Кстати, хорошо, что сегодняшние «пацаны» не могли под шлемом разглядеть твоего лица. А то не простили бы тебе изувеченного «братуху»...

— Плевать... — махнул рукой Алекс. — Никого я теперь не боюсь. Все самое плохое со мной уже случилось, хуже просто не бывает.

— Отлично, отлично... — Вадим прошелся по кабинету.— Значит, ты хочешь отомстить своим обидчикам...

— Хочу восстановить свою личность, — поправил Таранов вяло. — Хочу вновь почувствовать себя мужиком, достойным любви женщины, способным защитить ее от чего угодно, от любого насилия...

— А для этого нужно самому стать сильным! — неожиданно напористо проорал Вадим. — И прежде всего богатым! Ведь богатство — главная сила нашего мира! Согласен?!

— Пожалуй... — дернул плечом Алекс. — Богатство — это, конечно, власть. Но богатство можно отнять с помощью другой власти. Вполне первобытной, тривиальной власти кулака. Мне знаком такой пример...

— Правильно! — воскликнул Вадим страстно. Его лицо  пылало фанатизмом. — А значит, чтобы уметь защищать свою власть, свои деньги и в конечном итоге свою женщину, надо стать бойцом! И не просто бойцом, а супербойцом! Непревзойденным, непобедимым, всепроникающим, неуловимым и вездесущим! Согласен?!

Размахивая руками, тренер навис над Алексом, сверля его горящим взглядом. Таранову казалось, что он видит перед собой только глаза Вадима и еще, смутно, его фигуру. Остальное пространство комнаты словно заволокло туманом.

— Согласен! — ответил Алекс механическим голосом.

— Отлично! — Вадим вновь прошелся по кабинету, сел за свой письменный стол. Он немного успокоился, стряхнул с себя морок сверхидеи. — Подсаживайся поближе, — предложил Алексу. — Мне надо кое-что тебе рассказать.

Алекс устроился по другую сторону стола.

— Тебе, наверно, известно, что раньше я работал в КГБ,— начал Вадим. — И занимал не очень высокую, но весьма, весьма ответственную должность. Я заведовал отделом по подготовке суперагентов. Сверхсекретным отделом, сам понимаешь. В моем распоряжении находились не только кадровые офицеры госбезопасности. Были ученые, аналитики и вообще специалисты самых разнообразных отраслей знания: медики, биологи, психологи, парапсихологи, гипнологи, социологи, компьютерщики... короче, всякой твари по паре. Последние годы передо мной была поставлена задача: создать такого суперагента, который один может выполнять функции нескольких агентурных служб — слежение, проникновение в закрытые объекты, проведение боевых операций, ликвидаций, и все это без предварительного обеспечения, без прикрытия, солируя, так сказать. И при этом оставаясь живым и нераскрытым, неопознанным в любой ситуации. Мой отдел должен был разработать систему подготовки подобных монстров. Задача, сам понимаешь, почти невыполнимая. Но КГБ являлся организацией серьезной, там шуток не шутили. Получил приказ — выполняй любой ценой. Персональная ответственность за осуществление проекта возлагалась на меня. Я вынужден был подключить все силы и средства отдела, использовать все допустимые и даже недопустимые с моральной точки зрения методы... Конечно, выполнить программу в полном объеме мы не смогли. Но кое-каких результатов добились...

Вадим помолчал, побарабанил пальцами по столу.

— А почему не смогли? — поинтересовался Алекс.

— Видишь ли, возможности человеческого организма  не беспредельны. Сколько ни тренируй отдельно взятую  личность, она не поднимется выше своего биологического порога, установленного для нее природой в той или иной области деятельности. Это при обычных условиях. Но у каждой людской особи есть резервы... биологические резервы. Они иногда подключаются в ситуациях психофизических сверхперегрузок. И тогда человек творит чудеса. Самый банальный, распространенный пример подобных реакций известен — это когда у бегунов открывается так называемое «второе дыхание», то есть подключаются резервные объемы легких. Но имеются примеры и более яркие. Я располагаю абсолютно достоверными свидетельствами о таких случаях. Некто, убегая от преследующего его льва, перепрыгнул пропасть шириной пятнадцать метров. Лев прыгать не решился, и данный некто спасся. Еще: одного английского буржуя прижали в темном углу грабители. Пырнули ножом в живот. Но буржуй так напряг свое брюхо, что клинок из специально закаленной стали переломился от удара. Грабители ретировались, объятые мистическим ужасом, а буржуй сберег и жизнь, и кошелек. Есть и другие примеры: люди в определенных ситуациях рвут руками листовое железо, удерживают без вреда для себя на плечах многотонный груз, реагируют быстрее самых быстрых автоматов, мгновенно решают в уме задачи, недоступные сотне компьютеров... Короче, примеры есть.

— Но ведь это все случайные события! — перебил Таранов. — Насколько я знаю, выстроить их в систему, научиться управлять подобными явлениями безумно трудно. Значительно чаще в перечисленных ситуациях люди гибнут или... сходят с ума. Неужели вам что-то удалась?

— Кое-что удалось... — повторил Вадим многозначительно. — Мы разработали программу превращения человека в сверхбойца. Не в абсолютного супермена, конечно, не в Терминатора какого-нибудь, но в бойца, способного эффективно противостоять целому взводу спецназа и стоящего сотни агентов-шпионов самой разной специализации. Одна загвоздка: чтобы стать таким существом, человек должен пройти через систему воздействий, настолько жестоких и опасных, что может не выжить...

— У вас получился хоть один такой суперагент? — поинтересовался Алекс. — Кто-то решился подвергнуть себя... вашим воздействиям?

— Решился. И агент получился. Даже не один, а несколько.

— Нашлись добровольцы? — усмехнулся Таранов.

— Добровольцы!.. — в свою очередь усмехнулся Вадим.— Да, добровольцы нашлись. Из камеры смертников. Те, чьи прошения о помиловании отклонили. Вот такие добровольцы...

— Как же вы их тренировали?

— Метод комплексный. Помимо обычных тренировок, проводимых, правда, на грани, а то и за гранью физических возможностей человека, применялись определенного рода наркотики, гипноз, длительные болевые шоки, лишение сна, еды... в общем, ужас. Освенцим. Многие погибали.

— А те, кто остался?

— Те стали непобедимыми. До определенной степени, конечно. Они все же люди, а любого человека можно убить.

— И эти, так сказать, люди сейчас работают... по специальности?

— Видишь ли... — Вадим даже слегка смутился. — Видишь ли, нет...

— Почему?

— Понимаешь, сырье... то есть, я хотел сказать, человеческий материал, который к нам поступил, был совершенно негодным. Уголовники, подонки, мразь, сам понимаешь... Мы не могли им доверять, не могли выпускать из  клетки в мир. Представь, что стали бы творить, вырвавшись на волю, людские отбросы, наделенные вдруг сверхсилой и обретшие, по их мнению, полную безнаказанность? Они превратились бы в серьезную угрозу для общества. Поэтому после всесторонней проверки возможностей этих созданных нами монстров их приходилось уничтожать.

— То есть попросту исподтишка отстреливать?

— О, нет. У нас был другой способ избавляться от них. Так сказать, последний тест, последняя проверка эффективности разработанной нами системы обучения. В процессе занятий бойцу без его ведома вводился в подсознание определенный цифровой код, при произнесении которого любым человеком боец должен был автоматически самоликвидироваться. Когда становилось ясно, что суперагент полностью подготовлен, и возникала опасность, что он, пользуясь приобретенными навыками, вырвется на свободу, кто-нибудь из посвященных проговаривал ему данный код...

— Круто, и вы хотите предложить мне стать таким бойцом?

— Ты догадлив.

— Здесь и идиот догадается. Но скажите, код самоуничтожения у меня тоже будет? — ехидно осведомился Алекс.

— Конечно. Видишь, я с тобой откровенен. Ведь гарантировать мне твое подчинение может только код. А то, что ты о нем осведомлен, удержит тебя от необдуманных поступков.

— А если, превратившись в супермена, я просто прикончу вас?

— Исключено. Метод обучения построен так, что боец не может причинить вред наставнику. Ни сам, ни чужими руками. У него возникает слишком сильная психологическая зависимость от учителя. Вот так.

— Ясно... — вздохнул Таранов.

— Так ты согласен?

— А вы уверены, что я выдержу... пройду подготовку и останусь жив?

— Судя по твоему сегодняшнему бою — выдержишь. Впрочем, решать тебе.

— А если я не соглашусь, а потом стану болтать?

— Подумаешь, болтай. Понарассказал тебе отставной гэбист сказок... Сколько подобных баек курсирует сейчас в прессе? Сотни, да еще позабористей моей. Так что болтай, если дурак.

— А почему вас уволили из органов?

— Новые веяния... Отдел расформировали как противоречащий общечеловеческим ценностям. Меня выкинули без права работать в органах. Хорошо хоть, всю документацию по проекту «Суперагент» я успел уничтожить. А то посадить могли пачкуны-правозащитники...

— Понял.

— Так ты согласен?

— Да. У меня нет выбора.

— Хорошо. Завтра в семь утра жду тебя. — Вадим сказал где. — Дома предупреди, что надолго уезжаешь в командировку. Отправимся в одно место... там я и буду, тренировать тебя.

— А группа? — Алекс кивнул головой в сторону спортзала.

— Их пусть обучает мой помощник. Он справится.

— Что мне с собой брать?

— Форму для тренировок и смену одежды. Все.

Прощаясь, вновь испеченные компаньоны пожали друг другу руки.

— Ужинать будешь? — спросила Люба, когда Алекс вернулся домой.

— Обязательно! — объявил Таранов. — Проголодался зверски!

— О, да тебя опять били... — огорченно протянула девушка, взглянув на его лицо.

— На сей раз бил я! — провозгласил Алекс гордо. — И неслабо бил! Противника в больницу увезли.

— Поздравляю, — сказала Люба без особого энтузиазма. — Переодевайся, еда готова, — добавила она, возвращаясь на кухню из прихожей.

— Я завтра уезжаю, Люб, — сообщил Таранов, за ужином. — Надолго, не меньше чем на месяц. Ты не волнуйся, ладно? Я обязательно приеду к тебе, как только... как только буду готов, — добавил он тише.

Люба перестала есть, отложила ложку, неестественно выпрямилась и посмотрела на Алекса долгим, встревоженным взглядом.

— Ты что-то задумал, Саня, — произнесла девушка тихо и отчаянно. — Что-то страшное, я чувствую... Такое, о чем мы не договаривались... Не надо! Сделай все, как решили! Пожалуйста!

— Любка! — Таранов устало уперся головой в ладонь, опершись локтем на стол. — Ты, кажется, не вполне понимаешь, что со мной... что со мной произошло. Меня нет. Я стерт, словно карандашный набросок ластиком. Я чистый лист... со следами прежнего контура рисунка. Мне надо вновь нарисоваться... по-новому. Лучшим, чем прежде...

— Ты мне не нужен лучший! Ты мне нужен такой, какой ты есть! Даже если... — Люба осеклась.

— Даже если — что? — спросил Алекс встревоженно.

— Даже если я тебе не нужна! — решительно закончила Люба.

— Ой, да разве дело в этом... — Таранов болезненно отвел глаза. — Помнишь, ты отказала мне? Ну, после загса?

— Я жалею об этом! — горячо воскликнула Люба.

— Не жалей... Ты права была... Нет, не в том, что говорила о какой-то там платной любви, а в том, что я никакой любви не стою... И дальнейшие события это доказали...

— Чушь, Саня, чушь! — выкрикнула девушка.

— Нет, не чушь! — вдруг совершенно иным голосом взорвался Алекс. — Не чушь, Любка! Я лучше знаю! И не возражай мне! Не смей возражать!

Он смотрел на нее, оскалив зубы, сверкая глазами. Таким Люба видела Таранова впервые. Она не испугалась — ничуть, — но сердце ее сжалось от боли за него.

— Успокойся, Саня, — тихо сказала девушка. — Делай как знаешь. Как тебе лучше. Но учти — я ведь тоже имею право выбора.

— Прости, Любка... — склонился Таранов. — Конечно, имеешь. Но я. клянусь — придет время, и ты не пожалеешь, если выберешь меня!

— Во сколько ты уезжаешь?

— Меня будут ждать в семь. Значит, проснуться надо в пять утра.

— Тогда идем спать. Завтра вставать рано. Я хочу проводить тебя. Ведь неизвестно, когда опять увижу. Да и увижу ли...

Они разбрелись по своим комнатам. Наутро Люба накормила Алекса, собрала в дорогу и сказала на прощание:

— Саня постарайся все же не наделать глупостей. Впрочем... Имей в виду: я жду тебя всегда. Любого.

Сашка крепко обнял девушку и припал к ее губам. Люба ответила на поцелуй — сперва несмело, затем все больше распаляясь. Таранов целовал ее нежно и ярко — впервые в жизни.

...Вадим с машиной ждал в условленном месте. Увидев Таранова, он молча распахнул перед ним дверь. Алекс уселся на соседнее с водителем сиденье. Вадим так же молча пожал ему руку, здороваясь, и повернул ключ зажигания.

— Куда едем? — поинтересовался Таранов, когда тронулись.

— В одно веселое заведение, — усмехнулся экс-кагэбэшник. — У бывшей моей конторы имеется небольшая секретная база на Валдае, построенная специально по моему заказу для моего отдела. Когда начался бардак, я все документы о наличии этой базы тихонько уничтожил. Теперь о ее существовании знаю я один. База так замаскирована, что найти ее случайному человеку практически невозможно.

Там мы с тобой и обоснуемся. Там есть все необходимое для наших игр.

...Боль раскаленными иглами вонзалась в мозг. Она казалась невыносимой. Алекс катался по земле, выл, грыз собственные руки. Но боль не отступала, не становилась слабее. В мире не было ничего, кроме этой боли. Сознание мутилось. И только голос Вадима прорывался в него сквозь кровавую пелену мучения. Алекс не понимал слов, которые произносил Учитель, но смысл их сводился к одному: раскаленные иглы боли должны пронзить какой-то Барьер... барьер... барьер...

...Жрать. Жрать и спать. Набить чем попало — хоть землей, хоть чем — конвульсивно ноющий, невыносимо сосущий, сотрясающий тело спазмами желудок и завалиться вмертвую спать... Только спать, всегда спать, никогда не просыпаться, пусть это смерть... Но спать нельзя! За спиной обжигающий ремень Учителя, а впереди — зверь! Огромный, страшный, оскаливший зубы зверь, с чьих желтых  клыков капает зловонная слюна, а смрадное дыхание все ближе, ближе... И невозможно поверить, что это чудище — просто собака! Нет, это не обычный пес, это кошмарный Цербер, страж врат Ада! Бежать... Но жесток ремень Учителя, грозен и резок его окрик! Драться! Но Цербера невозможно победить, он бессмертен... Смертен! Учителю лучше знать! Зверь, жутко рыча, бросается на него, но не менее жутким зверем бросается навстречу Алекс... Что это?! Хрустят шейные позвонки, грозный Цербер летит, отброшенный прочь, как грязная половая тряпка... Кровь на руках... Кровоточащие кисти... Их лучше зализать языком, по обы-чаю животных... Вот раны уже и зарубцевались... Не так уж и страшно разят клыки Цербера! Пальцы человеческого существа куда страшнее!

Летающие тарелки! Нет, не те, откуда вылезают покрытые зеленой шерстью плюгавые пришельцы, выдуманные слабоумными придурками, а настоящие металлические диски, каждый — величиной с блюдце! Они сами — живые существа! Они атакуют, и нет от них спасения, ибо каждый удар такого летящего блюдца сшибет с ног, покалечит, а остальные навалятся кучей, добьют! А за спиной — Учитель, чья жизнь в сотни раз дороже твоей и которого ты обязан спасти, прикрыть собой! Как?! Но в руках — верный автомат Калашникова, а рядом — целая куча снаряженных рожков к нему! И вот уже грохочут очереди, и страшные. стальные враги, на лету сбиваемые пулями, бессильно валятся в траву...

Боль, снова боль! Но раскаленные иглы ее уже не так ужасны, они словно проходят сквозь тот самый Барьер, который приказал преодолеть Учитель. Проходят, проходят, все больше этих игл вонзается в Барьер. Барьер истончается, становится проницаемым, почти не ощущаемым, эфемерным. И вместе с ним исчезает боль... И приходит наконец Великий Покой... Он заливает теплым благостным потоком все тело, потом душу, потом мозг... И растворяется в этом потоке сама сущность твоя... Великий Покой... Нирвана... Смерть...

Алекс проснулся ярким солнечным утром. Он лежал в незнакомой кровати, а над ним склонялось озабоченное, но довольное лицо тренера.

— Вадим Андреевич? Сколько я спал? — спросил Таранов встревоженно.

— Трое суток, — Вадим улыбнулся. — Это нормально, ты должен был восстановиться. Жрать хочешь?

— Как зверь.

— Сейчас пожрем. Да так, как в лучших ресторанах не кормят! Я, знаешь ли, гурман и отменный кулинар. А ты заслужил славный праздничный стол! Особенно если учесть, что последнее время тебе пришлось питаться исключительно собачьими отбросами.

— Что? — Алекс привстал. — А сколько... сколько это продолжалось?

— Два месяца. Ты наверняка не помнишь, но мы начали работать сразу, как только приехали. Я ввел тебе наркотик... И дальше — понеслось!... Гипноз, тренировки, болевые шоки... весь набор. Не помнишь?

— Я действительно мало что помню. Какие-то чудовища, космические агрессоры... Это были глюки?

— Нет, хотя реальные события ты воспринимал через призму галлюцинаций.

— Мне кажется, я умирал... и умер.

— Ты умирал, и не раз. Но выжил! И мы победили!

— Значит, теперь я — сверхбоец?

— А ты протестируй себя, — хитро сощурился Вадим.— Прочувствуй свой организм, попробуй. И убедись.

Алекс поднял руку, сжал кулак, осмотрел. Вроде ничего особенного. Никаких особых ощущений. Хотя...

— Хочешь ударить? — спросил Вадим. — Я догадывался, что захочешь. Вон, в углу кирпичи лежат. Врежь.

Таранов легко вскочил с койки, подошел к стопке кирпичей, неуверенно взял один, взвесил на ладони.

— Смелее! — подбодрил Вадим.

Левой рукой Алекс подбросил кирпич, а правой саданул по нему. Кирпич распался в воздухе, на пол грохнулись уже две его половинки.

— Убедился? — усмехнулся Вадим.

Таранов с сомнением разглядывал свой кулак. На нем не было ни царапинки. Ни боли, ни ломоты в костяшках Таранов тоже не чувствовал.

— Все еще не веришь? — Вадим встал. — Что ж, пойдем в зал, если ты можешь еще чуток потерпеть со жратвой. Помнишь, какой я боец? Так вот лупить тебя я буду всерьез, насмерть, а ты... постарайся не очень ушибить меня, Ладно?

Алекс медленно пошел следом за тренером. Вадим в рукопашном бою непревзойденный ас — Таранов это знал. Неужели он сможет хотя бы на равных... Но все оказалось удивительно просто. Вадим нападал всерьез, это чувствовалось — видно, он сам хотел убедиться в возможностях ученика. Молниеносные выпады бывшего кагэбэшника, казалось, невозможно было даже увидеть, не то что избежать их — так они были стремительны. Однако Таранов легко уворачивался, блокировал и ловил тренера на самые элементарные броски — тот только по залу летал, грохаясь время от времени об татами то спиной, то одним боком, то другим. Много раз Алекс мог провести нокаутирующий удар, но не наносил его, лишь обозначал. Схватка напоминала ему игру.

— Ну хватит! — сказал Вадим, в очередной раз поднимаясь с пола, — Убедился? Или хочешь еще сходить в тир, пострелять?

— В тир — потом! — объявил Алекс. — Сначала поесть. Сюкся осень кусать хосет.

Сашка чувствовал небывалый душевный подъем. Он думал о Любе. Милая моя... Теперь ты будешь отомщена, жестоко отомщена! Теперь тебе не стыдно будет опереться на ЭТУ руку!

Инга... Мысль о ней вызывала тупую душевную боль. Вспоминалась ее красота, ее восхитительное тело, ее страстность... Ну да вопрос об Инге теперь можно будет решить без проблем. Алекс хищно улыбнулся своим думам.

— Я хочу рассказать тебе о твоих новых возможностях, — толковал Вадим за завтраком, больше напоминавшим изысканный банкет. — В рукопашной ты можешь справиться не менее чем с пятью специально обученными людьми. Больше вряд ли одолеешь, всему есть пределы, но пятерых — гарантированно. Далее: стреляешь ты без промаха из всех видов стрелкового оружия, какие имеются в здешнем тире, а тут подобрана неплохая коллекция. Это искусство вживлено в твое подсознание, тут ты вроде компьютера. Даже точнее.

Но тебе еще многому нужно учиться, Алекс. Очень многому. Правда, теперь ты будешь усваивать любые знания и приемы быстро, феноменально быстро, значительно быстрее нормы, практически сразу, с первого захода. И усваивать — как бы это сказать — идеально. Ибо каждый новый приобретенный тобой навык отныне сразу превращается в рефлекс. Ты не сможешь ошибаться.

— Чему же еще я должен научиться? — спросил Таранов несколько недоуменно. — Выходит, что я и так уже практически сверхчеловек...

— Повторяю: многому, Алекс. Я научу тебя сражаться в любых условиях, проникать в закрытые объекты, произвольно менять внешность, отпечатки пальцев, рисунок сетчатки глаз, показатели веса тела, характеристики твоего индивидуального запаха. Ты станешь почти неуловимым, почти непобедимым! Все, что ты слышал о ниндзя, детские сказочки по сравнению с тем, что сумеешь ты.

Взгляд Вадима вновь маниакально засверкал, как тогда, во время разговора в тренерском кабинете.

— Мистика какая-то, — фыркнул Алекс. — Вы говорите — менять внешность, отпечатки пальцев и так далее...

Но ведь это колдовство, ведьмачество! Оборотни там, упыри, вурдалаки и прочая ерунда... полеты в ступе. Это нереально!

— Реально, Алекс, реально! — воскликнул Вадим возбужденно. — Существуют тончайшие перчатки из специального, очень прочного материала, повторяющие форму руки и неразличимые на ней, существуют особые контактные линзы для глаз — их наличие у человека невозможно выявить даже с помощью приборов, существует высочайшая техника наложения грима... Обращаться со всеми этими штучками я тебя научу. Что касается веса тела, его можно регулировать путем волевой концентрации биоэнергии, а характеристики запаха — управляя физиологическими процессами организма. Тебе, чье подсознание подчиняется сознанию, теперь доступно очень многое...

— Перчатки, линзы... А они у вас есть?

— Здесь и их, и прочих причиндалов суперагента столько, что хватит на много лет. Не волнуйся. Но это еще не все, что ты должен знать и уметь. Я научу тебя разбираться в людях, определять по мельчайшим особенностям поведения, речи, пластики движений, какова умственно-эмоциональная структура, характер той или иной личности. Сам я так не могу, но ты сможешь, ты куда более чувствительный аппарат, чем обычный человек и даже чем детектор лжи. Твоя интуиция безупречна, а психотехнику, приемы психологического зондирования ты быстро усвоишь. Это тебе пригодится, когда придется подбирать сообщников или разрабатывать операции морального подавления, закабаления каких-либо крупных воротил.

Но запомни, Алекс: у тебя есть недостатки. Прежде всего, ты смертен, как все мы. Так что привыкай не подставляться под прицельный огонь, стреляй первым, не раздумывая. Убей в себе гуманизм — он тоже является твоим недостатком. Одним из самых серьезных.

Ну, нейтрализации электронных охранных устройств и прочей подобной чепухе я тебя обучу. Еще слежка... Ты должен чувствовать «хвосты», чувствовать любую опасность, кожей чувствовать. И своевременно пресекать. Ты должен стать как бы человеком-невидимкой. Надеюсь... да чего там надеюсь — уверен: с этим тоже проблем не возникнет.

Теперь о наших взаимоотношениях. Я для тебя — Учитель с большой буквы. Ты не способен ни только убить меня, но даже ударить по-настоящему. Более того: ты нуждаешься во мне психологически. Куда бы тебя ни занесло, ты будешь испытывать непреодолимую потребность вступить со мной в прямой психологический контакт. А я могу уничтожить тебя простым произнесением ряда цифр. Не забывай об этом и оставайся послушным мальчиком.

Итак, подведем итоги. Главное нами сделано. Еще два-три месяца обычных занятий — и ты готов к подвигам, перед которым померкнут подвиги Геракла.

— Постойте, Вадим Андреевич... Я не все понимаю. Давайте резюмируем. Вы изготовили из меня почти идеальную боевую машину, которую собираетесь еще и усовершенствовать. Зачем это нужно мне — я понимаю. А вот зачем это нужно вам? Объясните, каковы ваши цели? Для чего вы намерены меня использовать?

— Цели все те же, Алекс, — власть! Меня выбросили из КГБ, как щенка, как паршивого лейтенантика, чуть под суд не отдали... Неужели я это прощу?! Никогда! Программой подготовки суперагентов владею теперь только я, я единолично! И не одной лишь программой, но и живым, способным действовать суперагентом — тобой! Я давно искал такого вот, как ты, доведенного до отчаяния человека, готового рискнуть жизнью, чтобы овладеть сверхспособностями! И нашел! И ты овладел! А значит — бог за меня!

— Может, дьявол? — тихо спросил Сашка.

— А плевать, хоть и дьявол! Но власть сама идет ко мне в руки! Что такое сейчас власть? Прежде всего — деньги! И мы с тобой добудем очень, очень много денег! Но это — первый шаг! Посмотри, кто сейчас властвует в России? Бандиты, блатняки, криминал! С тобой я смогу подмять под себя весь российский криминал! С тобой и с деньгами, добытыми тобой же! А тогда... Я скуплю всю российскую прессу, милицию, ФСБ, я, я один, а потом мои дети будут единолично управлять Россией! А через нее — и всем миром. С еврейской финансовой олигархией Запада, со всеми этими Римскими клубами и прочими мондиалистами я договорюсь! Мы с ними хоть и разных кровей, но мыслим одинаково! И сумеем поделить мир!

Глаза Вадима сверкали почти безумно. Он фанатик, понял Алекс, властолюбивый маньяк, параноик вроде Гитлера, псих. Впрочем, Сашка вдруг осознал — этот человек очень близок к своей цели. Ему до нее уже буквально рукой подать. И мания величия здесь ни при чем. «А при чем здесь я, — подумал Таранов, — мои новые возможности и моя зависимость от него?..»

— Вадим Андреевич, как ваша фамилия? — спросил  Сашка.

— Вайнахов, а что? — удивился тот.

— Да нет, ничего, — хмыкнул Алекс. — Моя, например, Таранов. И, похоже, я теперь вполне соответствую своей фамилии...

Последующие три месяца Вадим обучал Алекса различным тонкостям ремесла «суперагента», которые тот, как считал Вайнахов, должен был освоить. Таранов прекрасно понимал: его превращают попросту в сверхбандита.

Три месяца спустя под вечер Вадим собрал богатый стол, на сей раз со спиртным.

— Представляешь, все это время я не пил! — объявил он Алексу. — Пока тебя готовил, позволить себе не мог. Сегодня отдохну душой. Да и ты выпей, не жмись: похмельного синдрома у тебя не будет. И вообще алкоголь для тебя безвреден: ты можешь действовать одинаково эффективно что трезвый, что пьяный.

Таранов действительно с удовольствием выпил водки, запивая ее пивом, и ничего, кроме кайфа, не почувствовал.

— Завтра ты пойдешь на дело! — сообщил Вадим.— Дело я уже подготовил, все обеспечение, разведку провел сам. Позже этим будешь заниматься ты, но первая операция есть первая операция. А займемся мы для начала ограблением банков. Завтра ты будешь действовать один. У меня здесь есть нигде не зарегистрированный автомобиль без номеров, точнее, с накладными номерами, на нем и поедешь. Я дам тебе схему расположения помещений банка, а главное — укажу, где сейф. В этом сейфе обычно бывает до миллиона долларов наличными. Их и надо взять. Твое снаряжение: сильный автомат с глушителем, взрывчатка, эластичный заплечный мешок для денег, а также пистолет и нож — на всякий случай. Еще, конечно, маска. Действовать тебе придется быстро, очень быстро, в максимальном режиме. Ну, ты сможешь. План такой: подъезжаешь, врываешься в банк, расстреливаешь охрану, служащих, посетителей — вообще всех. Уничтожаешь огнем видеокамеры слежения и прочую электронную чепуху. Прорываешься к сейфу, взрываешь замок, выгребаешь баксы и отходишь. Коли кто попадется на пути — ликвидируешь. Садишься в машину, отъезжаешь, машину и оружие бросаешь в ближайшей подворотне, поджигаешь, а сам исчезаешь своим ходом, отсекая «хвосты». Ныряешь на вокзал, там садишься в ближайшую электричку — и все. Чего ты морщишься? Боишься не справиться?

— Зачем столько трупов? — мрачно спросил Алекс.

— Ах, вон что... Во-первых, ты никого не должен оставлять у себя в тылу при налете — это основное правило. Во-вторых, никто не должен успеть опомниться, чтобы ты смог чисто уйти. И в-третьих, мы с тобой начинаем вели-кое дело, сулящее мировое господство. Поверь, я знаю, что говорю. Будущий век — век власти мафии во всем мире. А я знаю, что такое мафия. Я сумею объединить, собрать в один кулак мафии всех континентов и привести их под мой контроль. А правой моей рукой будешь ты. Я не знаю, удастся ли мне когда-нибудь создать второго такого бойца, как ты: все же очень трудно, почти невероятно пройти мою программу подготовки суперагента и остаться живым. Когда работал мой отдел, мы испытали нашу систему на сотне человек — все они были приговорены к расстрелу, ты помнишь, — из них выжило только десять, а сверхбойцами стали всего трое, остальные семеро остались калеками. И вся эта сотня состояла из здоровенных, тренированных, не сломленных ни этапом, ни лагерями, ни тюрьмами мужиков — калек и дохляков мы не брали, сам понимаешь. Так что и у тебя, и у меня сейчас — уникальный шанс. Весь мир будет у наших ног! Чингисхан, Наполеон, Гитлер рядом с нами покажутся жалкими пачкунами! И когда начинаешь такое дело, сантименты недопустимы! Нам нужен этот миллион долларов! Это начальный капитал, а значит— своя группировка, которую ты подберешь сам! Потом еще несколько ограблений — и эта группировка станет огромной! Передавим конкурентов — вся Москва наша! Потом область! А там и вся Россия! Ты врубаешься, Алекс?!

— Врубаюсь! — блестяще разыгрывая восторг, воскликнул Таранов. — И никакая сила нас уже не перешибет! Вы гений, шеф!

— Действительно врубаешься! — Вадим сейчас походил на памятник самому себе.

Невольно Сашка вспомнил свое первое настоящее объяснение с Семеном Юрьевым — еще на бывшей тарановской квартире. Сюр тогда тоже здорово напоминал памятник самому себе.

— Ладно, давай обсудим детали завтрашней акции,— предложил Вайнахов, успокаиваясь. — Вот схема помещений банка. Запоминай. Ничего, что ты выпил. Повторяю, на твои способности спиртное не действует. Итак, гляди: вот здесь охрана...

Они обсуждали план предстоящего налета до тех пор, пока Вадим не напился в лоскуты. Алекс отнес его в кровать, укрыл пледом. Рядом поставил табуретку, на нее водрузил бутылку водки и налитый до половины стакан — опохмелиться...

Именно этот стакан Вадим и увидел, когда проснулся утром. Он жадно схватил его, опорожнил. Под стаканом оказался листок бумаги.

«Вадим Андреевич! — изумленно начал читать Вайнахов. — Я действительно не могу причинить вам вреда — кодировка действует. Но и участвовать в ваших адских планах не хочу. Тем более что чувствую — я действительно способен их осуществить для вас. Физически способен, но не морально. Меньше всего я желал бы для человечества всемирной власти мафии. Да, я презираю человечество, но и люблю тоже — за отдельных его представителей, создавших Художественную Культуру и придумавших Великую Романтическую Любовь. На мой взгляд, это единственные два достижения людского сообщества за всю его историю. И именно ради них я не желаю людям судьбы бандитских рабов. А уж каковы бандиты — я осведомлен. Не надо нам таких хозяев жизни.

А еще я люблю Россию, страну великой Культуры и самой искренней в мире Любви. И ненавижу тех, кто губит и растлевает русский народ. В том числе ненавижу бандитов.

Не пытайтесь искать меня, мешать мне, пытаться убить. Ибо я приложу все силы, чтобы самостоятельно раззомбироваться и перестать чтить вас как Учителя. Может статься, у меня получится, все же подсознанием своим я управлять научился — с вашей помощью. А раззомбируюсь — так разгадаю и код, который для меня смертелен. И тогда вы перестанете быть для меня опасным, а я останусь сверхбойцом. Подумайте, стоит ли связываться?

А деньги у вас появятся, и немалые. Я заплачу за науку, хотя она едва не стоила мне жизни. Но расплачусь — с первых заработков. Заработки будут — я прихватил несколько комплектов спецприспособлений «суперагента», в том числе оружие, и намерен все это использовать. Еще я позаимствовал вашу машину с накладными номерами. За нее тоже заплачу. Надеюсь больше никогда не встретиться с вами. Прощайте, Вадим Андреевич.

                                                                                                                                              Таранов».

«Вот скотина! — зло подумал Вайнахов, дочитав послание. — А я-то принимал его за совсем другого человека! За сопливого интеллигента хлюпика, получившего по носу, возомнившего, что жизнь кончена и от отчаяния решившего рискнуть шкурой ради вознесения на трон! А он!.. Тухлый борец за идею! Дерьмо славянское!»

Это была самая большая, самая модная и, откровенно говоря, единственная настоящая дискотека в родном городе Семена Юрьева. Она представляла собой не просто танцевальный зал. Здесь функционировал весьма приличный ресторан, имелся бар и вообще обстановка была вполне престижная. Поэтому местные «новые русские» отнюдь не гнушались дискотекой. Тем более что тут порой попадались свежие девочки.

Шалим, не последний из бойцов группировки Сюра, сегодня тоже пришел сюда. Шалим был не в настроении: жена, устав от постоянных загулов мужа и отчаявшись вытащить его из банды, сбежала в чем была к матери в Псков, прихватив с собой свою четырнадцатилетнюю дочку от первого брака. Девка уже входила в сок, и Шалим давно положил на нее глаз. Но выжидал. Довыжидался...

Жена была годами старше Шалима, но, как истая северянка, полностью сохранила свою тонкую девичью стать и чарующую спокойную царственную красоту. Она сама выглядела совсем юной, и мужики на улице оборачивались, когда она танцующей походкой проходила мимо. А дочка уродилась вся в нее. Теперь Шалим упустил обеих и скрипел зубами от досады.

Шалим бухнулся за ближайший столик, велел подскочившему халдею подать коньяку. Тот тотчас принес. Шалим залпом выпил первый бокал и огляделся.

Молодежь танцевала. Шалим скользнул взглядом по толпе, ища знакомые лица. Ага, вот Гарик Сычов со своей компанией. Пляшут, крутых из себя строят, мускулатурой играют, качки хреновы... Какие они крутые?! Шестерки! Свистни им любой сюровец — и они, как собачонки, побегут за водкой, или морду бить, кому скажешь... И денег не спросят. Потому что надеются выдвинуться, отличиться, «подняться». Да только куда им, шакалам...

Ого, а что это за девочка среди них? Нездешняя. Коса толстенная по плечам точеным так и прыгает. А фигура-то, фигура! Словно лоза гибкая. А двигается! Прямо балерина! А мордаха!.. Интересно, откуда она? Похоже, ее Гарик клеит... Ну, посмотрим!

Музыка закончилась, объявили перерыв. Сычов с группой своих наперстников направился в зал. До сих пор он чувствовал себя здесь почти хозяином, но, увидев Шалима, тотчас кинулся к нему — здороваться.

— Привет, Шалим! — издалека закричал Гарик фамильярно-заискивающе, заранее протягивая руку для пожатия.

Шалим снисходительно принял его ладонь, вяло пожал.

— Тоска-а, Сыч, — брюзгливо проговорил он. — Давай  свою шоблу за мой стол. Гулять будем.

Гарик, слегка ошалевший от такой чести, истошно завопил на весь зал:

— Братва! Подваливай сюда! Шалим приглашает!

«Качки» несмело приблизились. Каждый почтительно пожал вислую ладонь Шалима. Расселись, заказали коньяку, подражая уважаемому человеку, пригласившему их.

— За дружбу! — поднял тост Шалим.

Выпили.

— Вот всех знаю, — лениво протянул Шалим, нарушая подобострастное молчание. — Все рожи известные. А это что за небесная ласточка к нам запорхнула? — Он ткнул пальцем в приглянувшуюся ему девушку.

— Это моя сеструха троюродная, Шалим, — залебезил Гарик. — Из Карелии приехала погостить. Москву посмотреть да институт выбрать, куда поступать...

— Увянь, Сыч, — презрительно бросил бандит. — Пусть девочка сама скажет. Как тебя кличут-то, ласточка небесная?

— Катя, — спокойно ответила девушка. — А вас, сударь, как звать-величать? Или Шалим — это имя?

Держалась она независимо, без страха и притворства, что еще больше подзадорило Шалима.

— Крестили меня Жаном, — ухмыльнулся он. — Хотя я некрещеный...

— Жаном? — искренне удивилась Катя. — Вы что, француз?

— Ага. Русско-татарского розлива! — хохотнул Шалим.

— Что, правда Жан? — Девушка обвела вопросительным взглядом окружающих ребят. Все отводили глаза.

— Да Жан, Жан! — совсем развеселился Шалим. — Могу паспорт показать, если разыщу его... Но называть разрешаю Иваном. Эксклюзивно тебе, Катюша.

— Спасибо, но давайте я лучше буду звать вас, как все,— Шалим.

— Можно и так, — согласился бандит. — Значит, в институт поступаешь? И кому они только сейчас нужны, эти институты?

— Не нужны? Почему? — изумилась Катя.

Тут как раз заиграла медленная музыка.

— А вот пойдем потанцуем, и я тебе объясню, почему сейчас не нужны институты! — Шалим схватил девчонку за руку и потащил на танцплощадку почти силой. Впрочем, она не сопротивлялась. У себя дома Катя привыкла к уважительному обращению с девушками и ничего дурного от этого Жана-Шалима не ожидала. Просто немного невоспитан человек, вот и все...

— Ох, братва, трахнет он ее, трахнет... — перепуганно забормотал Гарик остальным. — Затащит в мужской сортир и трахнет прямо на полу... Что ж делать-то, что ж делать?!

— А чего ты сопли распустил? — грубо перебил Гарика его ближайший друг Генка. — Ну трахнет — и трахнет. Самки для того и предназначены, чтобы их трахать. И потом, это ж Шалим! Что ты ему сделаешь? Наоборот, гордись, породнитесь — Катька все же сеструха тебе. А от Шалима, я слыхал, жена сбежала. Может, возьмет Катьку к себе на месяц-другой. И ты через нее приподнимешься.

— Ты не понимаешь, не понимаешь... — залепетал Гарик. — Она ж девственница, ей едва восемнадцать исполнилось! Она ведь ребенок совсем! Нельзя с ней так!

— Да торчи ты, дурень! — отмахнулся Генка. — Ему шанс предоставляется, а он ноет!

Генка претендовал на лидерство в их компании и хотел подмочить авторитет Сычова в глазах ребят, выставив его хлюпиком, разнюнившимся из-за какой-то там телки, пусть и сестры.

— Ты такая белая, просто льняная, — говорил между тем Шалим Кате, перебирая ее волосы. Девушке это не нравилось, но она не противилась из вежливости. Бог ее знает, Москва все же, вдруг здесь так принято? — Я таких натуральных блондинок и не видел... — продолжал бормотать Шалим.

Тут он лгал. Такой же искрящейся блондинкой была его жена и ее дочь. Но Катя этого не знала.

— Такой уродилась, — просто ответила она. — У нас многие такие.

— Блондинка... — масляно подхрипывал Шалим. И приехала из Карелии... Может, ты финка?

— Почему это финка? — немного даже обиделась Катя. — Русская я. Фамилия — Сычова, как и у Игоря.

— У какого Игоря? — скривился Шалим. — У Гарика, что ли?

— А почему ты о нем так пренебрежительно? — слегка возмутилась Катя. — Мне казалось, Игоря здесь уважают.

— Почему пренебрежительно? — переспросил Шалим, ухмыляясь. — А пойдем спустимся на первый этаж, я тебе объясню почему.

На первом этаже находился мужской туалет.

— Н-ну, пойдем, — несколько недоуменно согласилась Катя. Она не знала ни архитектуры этого здания, ни распространенных здесь обычаев. Ей и в голову не приходило, куда и зачем ее ведут.

Они двинулись вниз по лестнице, незаметно для девушки Шалим махнул рукой сычовской компании — мол, следуйте за нами. Те послушно поплелись в отдалении, строго соблюдая дистанцию.

В нижнем вестибюле Шалим подвел Катю к двери с буквой «М». Он крепко держал девчонку за кисть выше ладони. Катя уже начинала понимать, что происходит что-то неладное. Она попыталась освободиться, но Шалим так сильно стиснул руку девушки стальными пальцами, что ей стало больно.

— Пустите! — почти простонала Катя шепотом.

— Молчи, дуреха, — лениво, чуть ли не ласково предложил Шалим.

Он резким кивком подозвал ребят Гарика. Те приблизились.

— Освободите мне помещение! — приказал Шалим, указав подбородком на дверь туалета.

Сычовская компания состояла из восьми человек. Семеро ринулись в сортир. Гарик остался.

— Шалим, может, не надо, Шалим? — плаксиво заныл он.

— Исчезни, — равнодушно бросил бандит, словно не слыша его слов.

— Шалим, она целочка... — продолжал канючить Гарик. — Она... не умеет ничего. Зачем тебе такая? Хочешь, я тебе настоящую бабу приведу? Я знаю одну, красивая-а-а! Оставь Катьку, а?..

— Д-достал! — вдруг резко выплюнул бандит, мгновенно раздражаясь. Он выбросил свободную левую ладонь вверх, сгреб горстью лицо Сычова и одним толчком швырнул парня на пол. Гарик застонал — не столько от боли, сколько от унижения.

Катя, которая теперь все поняла, неожиданно рванулась. Однако Шалим не зевал. Он дернул девчонку за руку, притянув к себе, и так выкрутил ей кисть, что она изо всех сил закусила губу, чтобы не закричать. Шалим, не выпуская девушку, ослабил хватку.

— Стой спокойно! — процедил он.

— Я позову на помощь! — простонала Катя.

— По морде схлопочешь, — безразлично сообщил Шалим.

Впрочем, девушка и сама догадывалась: ее вопли останутся без внимания. Наверху так грохочет музыка, что никто ничего не услышит. А если и услышат, вмешиваться не посмеют. Этот Шалим здесь, видимо, большой человек, все его боятся. Даже Игорь — лихой, драчливый Катин братец — снес полученную от Шалима оплеуху как должное и сейчас только виновато повизгивает... Что же делать, господи?!

Между тем Гариковы ребята повытолкали из сортира трех или четырех обнаруженных там мужиков.

— Помещение свободно, хозяин! — якобы шутливо, но вполне всерьез козырнул Шалиму Генка.

Бандит потащил Катю в туалет. Следом, возбужденно галдя, двинулись сычовцы. За ними уныло поплелся сам Гарик — бывший атаман, разом опущенный до положения парии.

Катя шла словно в оцепенении. Происходящее казалось ей нереальным. Дурным сном каким-то...

— Встаньте на дверях! — приказал Шалим сычовцам. Те столпились у входа, приготовившись наблюдать предстоящий спектакль. Шалим выволок Катю на середину помещения.

— Значит, говоришь, ты целка? — елейно начал он, развернув девушку к себе лицом. — Что ж, я не садист. Драть тебя, так и быть, не стану. Возьмешь в рот. Ну, давай! — Он расстегнул ширинку. Катя смотрела на него остекленелыми, непонимающими глазами.

— Чего вылупилась?! — разозлился Шалим. — Или не поняла?!

Он вдруг нагнулся и обеими руками с двух сторон ударил Катю под колени — резко и сильно. Девушка, вскрикнув, упала на четвереньки. Выпрямившийся Шалим достал из штанов свой член и ткнул им в Катины губы.

— Соси, ну! — рявкнул он.

Девчонка в ужасе отшатнулась.

— Шалим, не надо-о-о! — вдруг отчаянно заорал Гарик. Подбежав к бандиту, он начал судорожно хватать его за руки, пытаясь оттащить.

— Ах ты чмо парашное! — Шалим взорвался уже всерьез. Он врезал парню наотмашь — страшно, по-настоящему, со всего плеча. Гарик отлетел, как тряпичная кукла, головой и спиной треснулся об стену, начал сползать. Его глаза обессмыслились. Неверные друзья Сычова хором захихикали.

Шалим остервенел. Он схватил Катю под мышки, рывком поставил на ноги и тотчас опрокинул на спину. Сам навалился сверху.

— Ты, сука, не захотела по-хорошему! Так я теперь сломаю твою целку! Сама напросилась, паскуда! — шипел бандит.

Девушка попыталась вырваться. Шалим со всего размаху влепил ей пощечину, почти оглушив. Затем до груди задрал Катину юбку, разорвал на ней колготки и трусики.

Спустил брюки, коленом раздвинул девчонке бедра и приготовился войти в нее.

— А ну, оставь ее! — раздался неожиданно жесткий голос. Человек говорил тихо, но его почему-то сразу все услышали.

Шалим дернулся и обернулся. В дверях стоял высокий худощавый плечистый парень и холодным взглядом словно пронизывал бандита.

— Кто пустил этого козла?! — взвыл Шалим. — Выбросить его отсюда! Выбросить вон! И морду ему стесать, чтоб мамаша не узнала!

Первым опомнился Генка. Он прыгнул на вновь прибывшего, выбросив в ударе ногу. Как тот уклонился, никто не заметил, но все зафиксировали здоровенный кулак незнакомца, с хрустом проломивший физиономию Генки. Горе-задира пролетел по воздуху несколько метров и шлепнулся, обливаясь кровью, прямо на Шалима.

Бандит, сбросив с себя безвольное тело, вскочил, натягивая штаны. Пользуясь моментом, Катя отползла к окну.

— Мочите его! — заорал Шалим ребятам. — Чего встали, мочите, пока я вас не замочил!

Трое сычовцев сделали попытку напасть на незнакомца. Даже не двигаясь с места, Таранов — а это был он — мгновенно вывихнул одному из них руку, второму своротил челюсть, а третьего хлопнул ладонями с двух сторон по ушам.

Именно третьему досталось особенно впечатляюще: парень, скорчившись, повалился ничком, обхватил голову обеими руками и принялся кататься по полу, завывая благим матом. Эффект соответствовал ожиданиям: оставшиеся трое юнцов будто остолбенели, не решаясь шевельнуться.

Гарик счастливо улыбался, сидя на корточках у стены.

— Ах вы, говно! — взревел Шалим, оставаясь, однако, там, где стоял.

Алекс шагнул к нему. Сверкнул жутковатой, мрачной улыбкой.

— Ты хорошо застегнул штаны? Молодец. А то можешь пол испачкать, когда наложишь в них.

— Да я тебя... — начал было Шалим неуверенно.

И тут мощная ладонь с растопыренными широкими длинными пальцами метнулась к его паху. Бандит еще и охнуть не успел, а страшный пришелец горстью сгреб все его мужское хозяйство, сжал. Шалим тонко, пронзительно завизжал.

— Девочек любишь? — поинтересовался Алекс. Очень любишь? Отвечай, вафлер, когда тебя спрашивают.

— Люблю!.. Люблю!.. Ох!.. — даже не простонал, а пропищал Шалим.

— А каких любишь? Только совсем молоденьких? Или постарше тоже? — продолжал Алекс невинным голосом, доверительно заглядывая в глаза бандиту и одновременно все сильнее сжимая его член и яйца.

— Всяких!.. Всяких люблю!.. Красивых!.. Отпусти-и-и!!!— заверещал Шалим.

— Значит, всяких... — произнес Таранов, как бы раздумывая. — Ну, больше не будешь любить! — заключил он решительно и рванул вниз стиснутые в кулаке органы бандита.

От крика Шалима задрожали стены: Алекс с корнем выдрал ему гениталии. Бандит упал, продолжая орать. Таранов брезгливо отряхнул ладонь.

Носком сапога резко и расчетливо ткнул Шалима под дых. Рев сменился храпом.

Перешагнув через новоявленного кастрата, Алекс подошел к Кате, поднял ее, поставил на ноги, оправил на ней одежду.

— Ничего, девочка, ничего, успокойся, — он погладил Катю по щеке, достал платок, вытер ей слезы и кровь. — Все уже позади. Тебя больше никто не обидит.

Катя, вдруг разом осознавшая происшедшее, неожиданно разразилась потоком слез.

— Ну, ну, что ты, — ласково улыбнулся Таранов. — Говорю же — все позади. Не надо плакать.

— Спаси... Спаси... — Катя захлебывалась словами.— Спасибо вам... Я так... испуга... ой... испугалась, что... ни-чего... не понима... ла. А-а-а! — опять вовсю зарыдала она.

Алекс осторожно обнял девушку, прижал к себе. Она уткнулась ему в грудь, всхлипывая.

Пришедший наконец в себя Гарик приблизился к сестре и ее спасителю.

— Извините... — сказал он робко. — Я тоже хочу поблагодарить вас. И предупредить. Вы должны срочно уехать отсюда. Иначе вас убьют. Сестру я тоже увезу — обратно в Карелию. Придется и самому бежать...

— Ты ее брат? — обернулся к нему Таранов. — Чего ж так перессал? Почему плохо защищал ее?

— Вы не знаете Шалима. Он из команды Сюра. А Сюр — главный в нашем городе. На него вся милиция работает, и вся городская администрация, мэр...

— Твое имя? — перебил Алекс.

— Гарик... — опешил тот.

— Так вот, Гарик, все это я знаю. Но не бойся, парень, никуда тебе не придется уезжать...

Его фразу прервал истошный вопль очухавшегося Генки. Кстати, морда у парня, действительно с одной стороны была проломлена: и скула, и нос, и глаз заметно съехали вправо. Теперь Генкино лицо сильно напоминало зигзаг.

— Шалима завалили! — орал Генка. — Ну будет вам теперь! Ну будет, козлы позорные!

Он метнулся к выходу — остановить никто не успел.

— Сейчас приведет братву Сюра... — сказал один из парней Гарика тоскливо. — Кто-нибудь из них всегда пасется в кафе «Кура»... Своротят нам рожи, если не убьют... Может, попробуем повязать этого? — он кивнул на Таранова. — Реабилитируемся...

— Только суньтесь, гады! — выкрикнул Сычов. — Я — с ним! Да он и один вас перекалечит!

— Успокойся! — Алекс отстранил заслонившего его Гарика. — Слушайте, парни, а не надоело вам Сюру шестерить? Чем вы хуже его прихвостней? Не пора ли дать им хорошего пинка под зад?

— Действительно, Стас, Витек, Степка, чем мы хуже?!— восторженно завопил Гарик, несколько потерявший чувство реальности от пережитого. — Наломаем им как следует, сколько можно?!

— Ага, они все крутые... — протянул Стас. — И у них  стволы...

— Драться вы умеете наверняка ничуть не хуже большинства сюровцев, — вмешался Алекс. — Настоящих профессионалов среди них не так уж много. А оружие найдется. Скажите лучше — сколько в городе бригад вроде вашей?

— Да, почитай, в каждом дворе, — ответил Гарик. — Не меньше сотни пацанов наберется.

— И вы всех знаете?

— Всех, — кивнул Сычов.

— И все они лижут задницу Юрьеву?

— Попробуй, не полижи! — возмутился Стас. — У Сюра все куплено — и милиция, и мэрия...

— Чушь! — Алекс вскинул голову. — Стоит только начать. Милицию, мэрию перекупим. Весь город будет наш!

— Да постреляют нас! — воскликнул Стас, чуть не плача. — Постреляют, как котят! У Сюра такие бойцы!..

— Трусишь? — прищурился Таранов.

— Да не трушу... — смутился парень. — Но у них автоматы! А у нас?!

— А как насчет этого? — Алекс сделал неуловимый жест рукой, и в ней неизвестно откуда, словно по волшебству, возник револьвер с глушителем. Присутствующие почему-то сразу поняли, что данный ствол — отнюдь не пугач. И не перделка газовая.

— Как тебе такая штука нравится? — спросил Таранов Стаса, поигрывая револьвером.

Ребята завороженно молчали.

— Кто вы? — произнес наконец Гарик несмело.

— Я свободный художник и холодный философ!— Добродушная усмешка, пришедшая из прежней его жизни, тронула губы Сашки Таранова. Но следующую фразу он произнес совсем другим тоном: — Зовите меня Сатар!

— Эй ты, с рукой! И ты, с челюстью! — обратился Сатар к ребятам, которых покалечил. — Вы с нами?

— Да, — ответил парень с вывихнутой рукой. — Если возьмете...

Второй, не имея возможности произнести что-либо, усиленно закивал.

— Тогда подойдите по одному, — распорядился Сатар.— Как вас зовут?

— Меня Антоном, его — Пашкой, — сказал тот, что был способен говорить, приблизившись.

— Дай руку! — приказал Сатар. Тот подал. Таранов обхватил ее и ловко дернул.

Антон взвыл.

— Поболит до завтра, — объявил Сатар. — Завтра пройдет, если не тревожить. Но домой ты сейчас не пойдешь, останешься с нами. Сегодня вы мне все нужны. Я для вас устрою показательные выступления. — Он недобро усмехнулся.

Пашке Таранов так же профессионально Вправил челюсть. Потом занялся третьим побитым парнем, Сергеем, скромно стоявшим до сих пор в стороне. Ему Сатар нажал пальцами куда-то за уши, и у того прекратились нервические подергивания всего тела, головокружение и тошнота.

— Как тебя зовут, милая? — спросил Сатар Катю, глядевшую на него с немым восторгом. Девушка вздрогнула, смешалась и промолчала. — Как зовут твою сестру?— обернулся Таранов к Гарику.

— Катькой! — охотно ответил тот.

— Катенька, приведи себя в порядок, — мягко, но не терпящим возражений тоном велел ей Сатар. — У тебя разорванное белье из-под юбки торчит. Зайди в кабинку, придумай что-нибудь. Нам предстоит серьезное дело, ты не должна привлекать к себе внимания.

Катя послушно кивнула, скрылась в кабинке. Там она задрала юбку, осмотрела себя. Трусики были загублены окончательно, от них пришлось избавиться. А вот рваные концы колготок девушка связала на животе тугим узлом. Сверху прикрыла юбкой. Вроде сойдет, решила Катя. Она вышла из кабинки, подошла к зеркалу, повертелась. Нормально, никто ничего пе заметит, убедилась девушка.

— Молодец, Катя! — похвалил Сатар. — Что ж, идемте на улицу. Встретим спешащих к нам друзей там. Кстати, Стас, ты, судя по всему, мужик осведомленный. Ты уверен, что по мою душу явится именно !братва», а не милиция?

— Уверен — твердо ответил Стас. — Сюровские ребята всегда сами разбираются, если кто на них наедет. Менты здесь ни при чем. Да и ментов у нас в городе всего ничего...

— Отлично. Тогда вперед. Да... — Сатар досадливо дернул головой. — Гарик, уведи отсюда Катю. Ждите нас снаружи. Девчонке назачем видеть то, что я сейчас сделаю.

Гарик послушно взял Катю под локоток и вывел из туалета.

Сатар подошел к распростертому телу Шалима. Бандит лежал неподвижно в луже собственной крови. Кровь насквозь пропитала его штаны. Он был без сознания.

Сатар криво усмехнулся. Затем нагнулся, схватил Шалима под горло и одним движением пальцев сломал ему гортань, передавив сонную артерию.

Присутствующие парни издали единый вздох ужаса.

— Вам еще не приходилось убивать? — спросил Сатар, выпрямляясь.

— Может, и приходилось... — пробормотал Стас побелевшими губами. — Может, кого и били до смерти... Но это ж сам Шалим...

— А мне плевать — Шалим или другая мразь! — оскалился Сатар. — По мне — все они этого стоят! А ну, вперед, пацаны! И привыкайте поменьше бояться авторитетов! Они дохнут так же, как и все остальные!

Он развернулся спиной к убитому и, не оглядываясь, вышел из сортира. Сатар знал: эти пугливые «отморозки» покорно побредут за ним следом. Никуда не денутся.

Весна стояла теплая. Сатар вывел свою новоиспеченную команду из здания ресторана-дискотеки, отвел в сторону от дверей, за кусты, и сказал:

— Постоим тут. Не замерзнем. Мне надо поймать «мстителей» у входа. А вы посмотрите, как дела делаются.

— Я тоже? — тихо спросила Катя.

— Прости, Катенька, тебя я отпустил бы, тебе здесь нечего делать. Но одну отправлять боюсь, а Гарик мне нужен. Не обижаешься?

— Что вы... — отозвалась девушка кротко. — Вы же спасли меня... Я теперь ваша должница...

— А чего вы собираетесь сделать, Сатар? — осторожно поинтересовался Сычов.

— Увидишь! — фыркнул Таранов. — Вот что, парни: вы хотите стать самыми крутыми людьми в городе? Разъезжать на «мерседесах», иметь сколько угодно бабок, шикарные особняки, лучших девочек, лучшую выпивку и плевать с высокой башни на всяких Сюров, х...юров и прочую шелупонь? Хотите?!

Обученный определять характеры людей, Сатар безошибочно чувствовал: именно этого данные молодые людишки и хотят больше всего на свете. Именно об этом мечтают как о высшем счастье. Только боятся Семена и его бойцов. Алекс был уверен, что составил для себя абсолютно точный психологический портрет всех мальчиков из компании Сычова. Сомнения вызывал только сам Гарик: уж очень он льнул к Кате, слишком искренне восхищался ею — это Сатар тоже чувствовал. А Катя принадлежала совсем другому миру — прежнему миру Сашки Таранова.

— Мы-то хотим... — начал было отвечать на вопрос Стас.

— Да что там пену гнать! Конечно, хотим! — вдруг решительно перебил его Антон. — А вы, Сатар, похоже, предоставляете нам такой шанс! Неужели упустим, пацаны?! Тем более терять нам уже нечего: за Шалима сюровцы нас всех если не убьют, то уж покалечат точно! Ну, чего молчите?!

— Правильно! Правильно! — не очень уверенно, но дружно загудели осмелевшие «пацаны». — Хватит кубки по углам сшибать, пьяных грабить| Только сядем ни за грош! Пора настоящим делом заняться!

— Вот и перетерли вопрос~ — ухмыльнулся Сатар.— Значит, теперь мы подельники. Братва. Можете все говорить мне «ты». А теперь слушай мою команду: всем заткнуться и наблюдать. Кто первый заметит противника, тому зачтется!

Противник ждать себя не заставил. На площадке перед рестораном с визгом затормозили два джипа. Из них высыпали мужики в кожаных куртках, широких штанах и импортных кроссовках — одинаковые, словно из одного инкубатора. Выделялся среди них только Генка — более простым, бедным костюмом.

— Он вряд ли ушел! — частил Генка, взбегая по лестнице, ведущей к дверям ресторана. — А если ушел — спросим ребят куда! Найдем, я уверен! — Казалось, от сознания собственной значительности и важности той роли, которую он сейчас играл, Генка напрочь забыл о своем развороченном лице.

За Генкой следовали трое из подъехавших на джипах сюровцев. Остальные четверо остались возле машин.

— Сидите и не высовывайтесь! — приказал Сатар своим. — Только смотрите! — Он вышел из кустов и преградил дорогу бандитам.

— Не меня ли вы ищете, братва?

Юрьевские бойцы так опешили, что замерли. Пару секунд они лишь тупо разглядывали наглеца. Первым пришел в себя Генка.

— Это он, он! — заорал малый не своим голосом. — Это он меня бил! Это он Шалима!.. — Тут Генка запнулся, не находя слов.

— Где Шалим? — грубо спросил Таранова один из бандитов. Сюровцы пока не понимали, как им себя вести. Человек, который по всем законам логики должен был бежать от них во все лопатки, сам предстал перед ними, разговаривает какие-то разговоры и, похоже, ничуть не боится. Загадка!

— А Шалима вашего я придушил, — с дружелюбной улыбкой сообщил Сатар. — Он в сортире теперь лежит, протухает. Можете послать туда «шестерку» убедиться.

Старшой «братвы» настолько обалдел, что распорядился:

— Генка, сбегай, глянь!

Руководство ресторана-дискотеки не считало нужным держать ни охрану, ни швейцара. Заведение находилось под «крышей» банды Семена, и ни один залетный блатняк не решился бы посягнуть на кассу или спокойствие танц-притона. Ибо любой уголовник понимал — ему дорого обойдется подобная «гастроль». Местные это понимали тем более.

Никем не задержанный — холл первого этажа заведения был безлюден, — Генка вернулся секунд через двадцать.

— Лежит! — выкрикнул он рыдающим голосом. — Совсем мертвый лежит, бля буду, пацаны!

— Я, мальчики, никогда не вру, — заметил Сатар наставительно.

— Кончай его! — взвизгнул предводитель тройки.

Бандиты молниеносно выхватили из-под курток короткие автоматы. Сычов и компания, наблюдавшие за развитием событий, видели: три яркие в темноте струи трассирующих пуль, сойдясь в одной точке, опрокинули фигуру Сатара навзничь. Гарик невольно вскрикнул, но звук его голоса потерялся в дробном стуке свинца о стену ресторана. Сквозь этот стук неожиданно прорвались, донеслись до слуха три тихих коротких щелчка. «Кожаные куртки», отброшенные неведомой силой, покатились вниз по лестнице. Сатар тотчас вскочил — живой и невредимый. Генка смотрел на него выпученными глазами, пытаясь осмыслить происшедшее. Сатар вскинул свой револьвер.

— Не убивай... — прошептал остолбеневший Генка.

Сатар, сатанински усмехнувшись, спустил курок. Удар свинца отшвырнул несостоявшегося сюровца шага на три. Генка пару раз конвульсивно дернулся и застыл. «Шестерки» умирают первыми», — вспомнил Таранов название известного детективного романа.

Однако философствовать было некогда. Жизнь уже ощетинилась стволами еще четырех автоматов: бандиты, оставшиеся у машин, взяли врага на прицел. Упреждая готовую скосить его смерть, Сатар прыгнул вперед и покатился по ступеням лестницы. Автоматные очереди вновь прошли над ним. На лету Таранов выдернул из-под свитера продолговатый предмет цилиндрической формы и метнул его в сторону автомобилей. Раздался негромкий взрыв, напоминающий хлопок лопнувшей шины. Сюровцев накрыло ядовитое облако газа. Парни захрипели и повалились наземь, как подрубленные.

Не обращая внимания на газ, который, впрочем, уже относило ветром, Сатар подошел к поверженным бойцам, обезоружил и связал их же ремнями. Затем запихнул тела в джипы. Осмотрелся по сторонам. Вокруг было пустынно: увеселительное заведение находилось в стороне от жилых кварталов. К тому же сгущалась темнота, а новые времена давно приучили людей не соваться на улицу вечером. Автоматы сюровцев, как и револьвер Таранова, имели глушители, поэтому стрельба не привлекла ничьего внимания. Короче, случайных свидетелей кровавой схватки Сатар мог не опасаться.

— Пацаны! — позвал он ребят Сычова. — Валите сюда!

Шестеро парней тут же возникли рядом. Следом Гарик тащил перепуганную Катю. Хотя нет, не тащил — просто помогал ей идти, бережно обнимая и поддерживая.

— Кто из вас умеет шоферить? — спросил Сатар ребят.

— Я! — откликнулся Сычов.

— И я! — добавил Антон.

— Отлично. Та-ак. Гарик, у вас есть какое-нибудь место, где можно спокойно поговорить с клиентами? — Сатар кивнул на находящихся в джипах пленников.

— В каком смысле? — несколько недоуменно спросил Сычов.

— Ну, клиенты могут шуметь, кричать, возмущаться... — пояснил Таранов. — Мне надо их расспросить кое о чем. А они, вероятно, не захотят со мной беседовать. Обижены. Придется убеждать, доказывать, аргументировать... понимаешь? Мальчики начнут выражать протест, апеллировать к правам человека, к Уголовному кодексу, к Конституции... И, я уверен, делать они это будут чересчур громко. Зачем нам беспокоить мирных граждан? Мирные граждане и так до предела затурканы мудрым политическим руководством. Пусть хоть наши проблемы обойдут их стороной... Согласен?

— Я понял тебя... — пробормотал Гарик.

— Так есть помещение? — В голосе Сатара вновь зазвенел металл.

— Помещение-то есть... — замялся Сычов. — Заброшенный бункер за городом, недалеко. Мы там себе качалку оборудовали. Но...

— Что «но»? — бросил Сатар жестко.

— Катя... — промямлил Гарик.

— Ах, Катя! .. — Таранов сразу обмяк. — Конечно, Кате там делать нечего. Отведи ее домой, а сам сразу дуй к нам. Надеюсь, Антон знает дорогу в этот бункер?

— Конечно! — воодушевленно подтвердил Антон. Его глаза горели нездоровым азартом. Парень чувствовал, что наконец-то происходит то, о чем давно мечталось: он становится настоящим бандитом, группировщиком, и, судя по всему, ему будет отведена не последняя роль в формирующейся структуре. Конечно, Сатар — человек загадочный и страшный, но он, несомненно, способен расправиться с сюровцами. А после ему потребуются приближенные. Доверенные лица. И уже ясно, что такими лицами Сатар намерен сделать Антона и остальных ребят из сычовской компании. Они станут хозяевами города. Антон представил себя подъезжающим на «мерседесе» к ресторану-дискотеке, выбирающим себе там на ночь любую телку, независимо от ее желания, швыряющим доллары направо и налево... Да-а, игра стоила свеч.

Подобные же эмоции переполняли всех шестерых парней. Сатар явственно ощущал волну агрессивной злой радости, исходящую от них. Лишь Сычов выпадал из контекста: ему хотелось поскорее увести отсюда Катю, остальное сейчас мало волновало его. Поняв это, Таранов прикрикнул:

— Гарик, чего ты ждешь?! Хватай девчонку и пулей домой! Потом — пулей в бункер! Выполняй!

Сычов, подхватив под руку Катю, мгновенно исчез вместе с ней.

— Остальным — собрать оружие убитых! Да аккуратней, «пальчиков» не оставляйте! — приказал Сатар. — Стас! Задержись. Тебе — особое задание как самому осторожному. Ты сейчас с нами не поедешь...

— Почему? ~ — возмущенно перебил Стас. От обиды он даже забыл о страхе. — Что я, хуже других?!

— Молчать! — рявкнул Сатар. — Молчать и слушать! Ты сейчас обзвонишь, обойдешь, разыщешь лидеров команд, таких, как ваша. Всех, кому считаешь возможным доверять. Предпочтительно таких, кто имеет какую-нибудь обиду на Сюра или его ребят. Говорить будешь следующее: в городе появился посланец очень крутых людей, собирающихся прибрать к рукам бизнес Семена. Этот посланец сколачивает бригаду из местного молодняка, чтобы одним ударом покончить с Юрьевым. Предлагает сотрудничество. Посланец, естественно, я. Каков я в деле, думаю, ты сумеешь рассказать. Те, кто согласится к нам присоединиться, должны к утру привести своих людей в боевую готовность и ждать твоего сигнала. Тебе я позвоню, спать не ложись. Все понял?

— Понял, — кивнул Стас. — Скажи, Сатар... а за тобой действительно стоят крутые люди?

— А ты сомневаешься? — усмехнулся Таранов.

Конечно, никто за ним не стоял. Но «отмороженным» юнцам знать об этом было необязательно.

— Я все понял, Сатар! — воскликнул Стас воодушевленно. — Сделаю! Так все сделаю, что ты будешь доволен!

— Ступай! — махнул рукой Таранов. Парень убежал.

— По машинам! — приказал Сатар подошедшим ребятам, трое из которых держали в руках автоматы и запасные рожки к ним. — Антон, поедешь впереди, покажешь дорогу.

Свинцовые от боли, четверо бандитов валялись на бетонном полу заброшенного бункера. Они готовы были ответить на любые вопросы страшного человека с мрачными беспощадными глазами, вот уже десять минут избивавшего их тонким металлическим прутом, отысканным им здесь же. Но человек пока ни о чем не спрашивал «братву», только бил — жестоко, расчетливо, мастерски. Будучи сами профессионалами пыток, сюровцы невольно изумлялись сквозь боль искусству этого палача — так бить, как он, они не умели. Ему не требовалось специальных инквизиторских приспособлений — простым железным прутом он мог довести свою жертву до безумия.

Иногда страшный человек перепоручал экзекуцию сопровождавшим его молодым «отморозкам» из местных. Тогда сюровцы даже несколько отдыхали: юнцы не способны были причинять такую боль, как их наставник. Но длились подобные «перерывы» недолго: обычно через минуту мрачноглазый вновь брался за прут сам.

Наконец он остановился, отбросил в сторону орудие пыток.

— Хватит пока. Гарик, пойдем на улицу, покурим. Остальным стеречь клиентов!

Вдвоем они вышли из бункера, закурили. В лунном свете струи табачного дыма отдавали фиолетовым.

— Скажи, Сатар, почему ты ни о чем не спрашиваешь... этих? — Сычов мотнул головой назад. — Почему только бьешь?

— Психология... — скривился Сатар. — Сейчас они чуть-чуть отдохнут, боль отпустит. А когда я вернусь, испугаются. До слез испугаются. И расскажут мне все, что я захочу.

— Ясно. А что тебе от них надо? Конкретно?

— У банды Сюра где-то должен быть арсенал. Не дома же они свои автоматы держат, автомат — не пистолет, его в квартире спрятать трудно, обнаружат при первом же обыске...

— Погоди, какой обыск? — перебил Сычов недоуменно. — Местные менты...

— Все куплены, знаю, — закончил за него Сатар. — Но группировку Юрьева достаточно плотно ведет РУОП. А это — фирма серьезная. Так что ошибок «братве» делать нельзя. Понял?

— Понял. Продолжай.

— Так вот, арсенал нужен нам. Еще нам нужно узнать, кто руководит ихней «братвой», пока Семена нет в городе. Ведь он с лучшими своими бойцами сейчас в Москве, ты в курсе?

— Нет, откуда? — удивился Гарик. — И чего они там делают?

— Воюют. Точнее, довоевывают и обеспечивают свой интерес на захваченной территории. Налаживают бизнес.

Перед визитом в город Семена Таранов побывал в бывшем своем районе, потолкался возле различной околокриминальной публики. По слухам, сплетням, разговорам, домыслам, ходившим в этой среде, Алекс составил для себя, достаточно точную и полную картину сложившейся там обстановки. Он понял: Семен одолел кавказцев и теперь пытается перехватить бизнес побежденных. То есть организовать безотказно функционирующую систему торговли наркотиками: поставки, рынок, транзит. Судя по всему, Юрьев близок к успеху.

— Ясно... — кивнул между тем Гарик. — Сатар, еще один вопрос... Почему ты не стал вывозить трупы из ресторана? Почему бросил их? Ведь найдут, поднимется шухер... Не лучше ли было спрятать?

— А зачем? — усмехнулся Сатар. — Пусть их обнаружат менты. Я уверен — они заведут уголовное дело и сразу уберут его в сейф, с глаз долой. А искать убийц предоставят «братве».

— Но «братва» быстро узнает об убийстве и будет начеку!

— Мне и надо, чтобы сюровцы были начеку. Чтобы знали — кто-то начал против них войну. Тогда они не удивятся, если их неожиданно поднимут «в ружье»...

— Ты, видать, задумал что-то хитрое... — пробормотал Сычов. — Мне не понять...

— Здесь и понимать нечего. Комбинация проста, как веник. Запомни, Гарик: чаще всего наиболее надежно срабатывают именно простые решения. Только нужно иметь смелость для их воплощения... Ладно, скажи мне лучше: с Катей все в порядке?

— Я отвел ее домой, велел запереться и никому не открывать. Мои родители сейчас на даче, так что она одна, — пояснил Сычов озабоченно. — Я, признаться, волнуюсь, как она там...

— Она действительно твоя сестра?

— Да нет... — Гарик смущенно улыбнулся. — Просто наши деды родом из одной деревни, Сычовки. Деревня вымерла, а мой дед и Катькин вместе перебрались в город. И решили считать друг друга братьями. Так и прожили всю жизнь, как братья, так и наших отцов воспитали. Потом, правда, моя семья переехала из Карелии сюда, в Подмосковье, но отношения сохранились... В общем, Катька если и сестра мне, то названая.

— Понятно. Ты любишь ее?

— А!.. — Гарик осекся. — Слушай, как ты догадался?!— спросил он изумленно.

— Чувствую, — улыбнулся Сатар.

— Невероятно... Я сам только сегодня понял, что люблю ее...

— Вот и хорошо, что понял, — произнес Таранов задумчиво. — Береги эту девчонку, парень. Она настоящая. Такая девчонка дороже денег, дороже власти, дороже всего на свете...

— Но я не знаю, как она ко мне относится, — сокрушенно вздохнул Сычев.

— Хорошо относится. Она была на грани... Сегодня, правда, ты себе здорово напортил. Не тем даже, что не смог одолеть Шалима, а тем, как держался до этого. Но, слава богу, худшего не произошло... Так что пока все поправимо. Постарайся вновь заслужить ее уважение. И не повторяй больше сегодняшних ошибок.

— Никогда, — тихо, но твердо пообещал Гарик.

— Вот и ладно. Бросай сигарету, идем посмотрим, как там наши клиенты. Не соскучились ли...

...Через пару минут Сатар уже знал все, что ему было нужно. Еще через пять минут трупы четверых сюровцев покоились на дне близлежащего болота. Убить бандитов — расстрелять из трофейных автоматов — Сатар приказал своим подручным, Антону и остальным. Избавил от этой процедуры только Гарика, послав его заводить автомобили.

— Первая кровь на вас, парни! — сказал Сатар, когда мертвые тела с бульканьем погружались в трясину. — Теперь обратного хода нет. Теперь пойдет-покатится...

Товарный склад фирмы «Глобус», обнесенный железобетонной оградой, располагался на пустыре неподалеку от города. Фирма принадлежала Иннокентию Юрьеву, младшему брату Семена, и этот склад был у нее не единственным. Но именно на этом складе, как выяснил Сатар, банда Сюра держала свой арсенал.

Джипы остановились в кустах, окружавших пустырь. Сатар вылез из автомобиля, жестом предложил выходить ребятам. Те повиновались.

— Я подойду к воротам один, — сказал Таранов, — а вы оставайтесь снаружи. И внимательно слушайте. Если понадобитесь — крикну, позову. Тогда врывайтесь туда и стреляйте в любого, кого увидите. Ясно?

— Ясно! — ответил за всех Антон.

— Хорошо, Гарик, назначаю тебя старшим, пока меня не будет. Услышишь мой крик — командуй...

Парень кивнул. Сатар поймал косой, ревнивый взгляд Антона, брошенный им на Сычова. «Та-ак, — подумал Таранов, — Антоха злится, что старшим назначили не его. Тут пахнет будущими внутренними разборками, дележом власти. Антон — малый честолюбивый и хитрый. Не завидую я Гарику!»

— По машинам! — приказал Сатар. — Пора...

...Джипы мягко подкатили к воротам склада. Таранов выбрался наружу и направился к двери, находившейся слева от ворот. Там располагалась караулка, что-то вроде проходной обычного предприятия. Она представляла собой почти равносторонний кирпичный кубик, по-видимому, довольно просторный внутри. Сатар знал: попасть на территорию склада он сможет только через караулку. Ворота охранники не откроют: джипам совершенно незачем въезжать за ограду.

Сатар постучал условным стуком.

— Руслан, ты, что ли? — раздалось из-за двери. — Оружие сдавать приехал?

— Я, я! — отозвался Сатар, мастерски копируя голос Руслана — бандита, возглавлявшего группу перебитых сюровцев. — Открывай, некогда!

Какое-то время Таранова разглядывали в глазок. Но Сатар это предусмотрел: поверх своей одежды он набросил куртку Руслана, который был с ним. примерно одного роста. А разобрать в ночной темноте лицо стучавшего почти невозможно, на это и рассчитывал Таранов.

Наконец дверь растворилась.

— Ну, что с Шалимом? — спросил открывший ее охранник. — Вы нашли козла, посмевшего поднять руку на нашего человека?

— Нашли, нашли, — усмехнулся Сатар.

Тотчас страшный удар в подбородок отшвырнул охранника внутрь караулки. Таранов рванулся следом, выхватывая из-под куртки автомат. Внутри находились еще трое бандитов. Расположившись за круглым столом, они резались в карты. Струя свинца снесла двоих из парней со стульев, а третьего бросила на стену, спиной к которой он сидел. Блатняк, надсадно хрипя, сполз обратно на свою скамейку. Сатар не заметил, что перед смертью охранник успел нажать имевшуюся под столом потайную кнопку, подав тем самым сигнал тревоги «братве», стерегущей само здание склада...

Таранов прикончил четвертого, оглушенного им раньше бандита, затем сбросил с себя ставшую ненужной куртку Руслана и бегом устремился сквозь заднюю дверь караулки к темневшему вдалеке строению. Оказавшись у входа в него, Сатар автоматной очередью разворотил замки и ворвался в здание. Он рассчитывал на неожиданность: его оснащенное глушителем оружие стреляло почти бесшумно, к тому же с момента начала штурма не прошло еще и минуты. Таранов надеялся сразу ликвидировать оставшихся охранников, застигнув их врасплох. Однако он просчитался.

Помещение склада было освещено тусклым электрическим светом и заставлено ящиками с японской аудио- и видеоаппаратурой. Но людей здесь Сатар не обнаружил.

Недоумевая, Таранов осторожно двинулся вперед, то и дело разворачиваясь то вправо, то влево. Охранников нигде не было. Казалось, с каждой секундой смертельная угроза сгущается: Сатар ощущал ее почти физически.

Он дошел уже до середины помещения, когда сзади раз-дался вдруг резкий голос:

— Замри!

Таранов замер. Голос доносился от той самой двери, в которую Сатар вошел сюда. Это было невероятно: Таранов мог поклясться, что, когда он взламывал замки, поблизости пе прятался ни один человек. Если б кто-то прятался, Сатар почувствовал бы его присутствие. Как же враги оказались за спиной?

— Брось автомат, ты на прицеле! — продолжал между тем резкий голос. — Да без глупостей, козел! А то я из тебя дуршлаг сделаю!

Не оборачиваясь, чтобы не испугать целившихся в него бандитов и не получить очередь в затылок, Сатар медленно и плавно отвел в сторону левую руку, сжимавшую автомат, и выпустил его. Оружие упало с характерным громким стуком.

...Загадка появления охранников за спиной у Таранова объяснялась просто. Именно в тот момент, когда Сатар крушил свинцом замки дверей склада, бандиты, получившие сигнал тревоги, выходили из здания через потайную заднюю дверь, о существовании которой недавние пленники Таранова забыли ему сообщить. Алекс не ошибался: пока он находился во дворе, людей вокруг не было. Люди появились потом, попросту обойдя противника.

Бандиты не стали сразу убивать Таранова только потому, что обнаружили: киллер пришел один. А значит, лучше взять его живым и выяснить, кем он послан. Кто посмел наехать на группировку Сюра?

...Автомат Алекса с характерным громким стуком упал на пол. Тотчас время для Таранова словно замедлилось, секунды вдруг стали длинными, как часы. Сатар прыгнул винтом вниз и вбок, крутанувшись через левое плечо. На лету он выхватил револьвер и успел выстрелить — вслепую, на голос врага, то есть почти наугад. Однако интуиция не подвела: один из двух стоявших в дверях бандитов упал, сраженный пулей. Второй сумел рвануть гашетку, но поздно: чуть раньше Сатар успел выстрелить еще раз. Свинец ударил охранника в грудь, навзничь опрокинув его. Автоматная очередь ушла в потолок.

Таранов откатился к ящикам с аппаратурой, мгновенно повалил несколько из них, создав что-то вроде баррикады. Он знал: бойцов внутри склада изначально было пятеро. Значит, еще трое живы и боеспособны.

Некоторое время стояла напряженная тишина. Сатар сосредоточился, как бы настраиваясь на биологическую волну своих врагов, прислушался.

— Ромка, ты хорошо запер заднюю дверь? — разобрал он чей-то голос. Обычный человек, конечно, не услышал бы этот голос на такой дистанции. Но Таранов недаром тренировался по особой методике — он умел до предела обострять чувства.

— Хорошо, — ответил другой голос. — Да и не найти ее, если не знать...

— А где у нас сотовый телефон? — поинтересовался первый.

— Его Илья в караулку забрал, — отозвался второй виновато. — Телке своей звонить собирался...

Спрашивавший бандит крепко, зло выматерился.

— Ладно! — сказал он, завершив многоэтажное ругательство. — Я сбегаю, вызову подмогу. А вы не давайте этому высунуться. Сами тоже под пули не лезьте, но и ему высунуться не давайте!

«Ну вот, влип, — подумал Сатар. — Сейчас парнишечка вызовет бригаду — и все! .. Интересно, на чем я прокололся? Вроде каждый свой шаг просчитал... Надо подать сигнал ребятам. Но как? Крика моею они за воротами не услышат, стены склада больно толстые, да и расстояние... Снять, что ли, глушитель с револьвера и бабахнуть? Но поймут ли пацаны? Успеют ли остановить того, кто побежал звонить? Сомневаюсь...»

Сычовская компания сгрудилась между двумя джипами. Нервно сжимая оружие, ребята напряженно вслушивались в звуки, доносившиеся из-за ограды. Иногда парням казалось, что они различают стрекот автоматов с глушителями, но уверенно утверждать это никто бы не решился.

Неожиданно раздался отчетливый револьверный выстрел. Он долетел словно очень издалека, однако все его хорошо расслышали.

— Сатар подает сигнал! — вскинулся Гарик. — Вперед!

— Он обещал крикнуть! — возразил Антон. — Не мешай ему, не лезь без команды, Сатар лучше знает, что делать!

— Но почему он стреляет без глушителя?!

— Мало ли! — заявил Антон упрямо. Он препирался скорее из чувства противоречия и обиды на то, что старшим назначили не его. На самом деле он серьезно не задумывался, почему Сатар выстрелил без глушителя. Антон просто желал заявить о себе. И, конечно, трусил, как, впрочем, и все остальные.

Гарик замешкался, но лишь на секунду. Он успел проникнуться огромной симпатией к Сатару, был благодарен ему за спасение Кати и уже почитал своим благодетелем. Поэтому колебался недолго.

— Командую здесь я! — проронил он резко. — И я приказываю: все за мной! Кто не подчинится — с тем Сатар разберется... как с Генкой!

Сычов развернулся и, не оглядываясь, ринулся к двери в караулку. Пинком растворил ее, влетел внутрь помещения. Он слышал: парни бегут следом.

!'арик успел вовремя: охранник со склада уже доставал из кармана убитого приятеля телефон сотовой связи. В голове Сычова молнией вспыхнул приказ Сатара: стрелять во всех, кого здесь увидишь. Гарик спустил курок. Автоматная очередь, пущенная с близкого расстояния, буквально раскромсала тело вражеского бойца.

В караулку ввалились парни.

— Тихо! — прикрикнул на них Гарик. — Надо разобраться в обстановке. Видно, у Сатара что-то не сложилось...

Таранов бабахнул из револьвера еще пару раз. Если Гарик не догадается, откуда и зачем этот шум, дело тухлое... Но в любом случае надо попробовать выкрутиться. Сатар вновь присоединил к стволу глушитель.

Двое оставшихся бандитов время от времени просовывали автоматы в дверной проем и вслепую поливали огнем тарановскую баррикаду. Сами, однако, выглядывать не решались, памятуя о судьбе своих товарищей. Охранники явно предпочитали дождаться подмоги.

«Как же мне добраться до этих двоих? — лихорадочно соображал Сатар. — Патронов у них, судя по всему, сколько угодно, а вот у меня... Эх, была бы еще одна газовая шашка! Но ведь нету... А что, если пойти ва-банк? Сыграть с ребятками в интересную игру под названием «Кто бы-стрее»? Рискованно... Безумно рискованно, но другого выхода, пожалуй, нет.

Сатар глубоко вдохнул, собираясь с духом. Затем резко, одним рывком, чтобы уже поздно было трусить и сомневаться, вскочил на ноги и крикнул:

— Эй, мужики! Я — вот он!

Тотчас в дверном проеме возникло дуло автомата. Но, прежде чем оно плюнуло огнем, Сатар бросился в сторону, уходя от пуль. Выстрелил он в прыжке. Свинец ударил точно по автоматному глушителю. Оружие вылетело из рук палившего бандита. Второй блатняк от неожиданности высунулся. Следующий револьверный выстрел размозжил ему лицо.

Не мешкая, Сатар кинулся к дверям. Он едва успел: обезоруженный боец уже поднимал автомат убитого приятеля. Однако так и не поднял... Еще не зная, чего ему ожидать дальше, Сатар беззвучной трусцой побежал к караулке. И в этот миг оттуда высунулась физиономия Сычова.

Сатар мгновенно исчез за ближайшим кустом. Притаился, выжидая. Сычов осмотрелся и сказал кому-то за своей спиной:

— Никого, двигаем. Сатар наверняка нуждается в помощи.

Услышав это, Таранов, уже не таясь, вышел на открытое место.

— Гарик1 — окликнул он. — Вы успели завалить парня, который хотел позвонить по телефону?

Сперва Сычов несколько оторопел, увидев новоявленного шефа, будто из воздуха возникшего перед ним. Но сразу заулыбался.

— Все в порядке, Сатар! Мы вовремя подсуетились!

— Хорошо. Зови ребят.

Когда парни толпой обступили его, Таранов сказал:

— Ну, так. Боевое крещение вы приняли. Теперь нам надо найти арсенал и убрать трупы. Кстати, кто первый догадался, что мои выстрелы — это сигнал?

— Я, — признался Гарик чуть смущенно.

Антон испуганно поглядел на Сычова, однако тот не собирался никого подставлять под гнев атамана. Антон успокоился, но зря. Сатар заметил его взгляд и сразу все понял.

— «Малосообразителен, зато крайне тщеславен, — оценил он парня. — Доверять нельзя, щадить не стоит, можно только использовать — с учетом характера. А Гарик просто молодец. Похоже, он сильно отличается от остальных... Впрочем, видно будет».

Арсенал отыскали быстро — Сатар примерно представил, где замаскирован вход в оружейный склад. Он находился под полом здания, а люк, ведущий гуда, прикрывала плита, практически не отличимая внешне от остального покрытия пола. Ключи от люка нашлись у одного из убитых бандитов.

Арсенал оправдал ожидания: были там и автоматы, и глушители к ним, и достаточное количество боеприпасов.

— Ну вот мы и во всеоружии, — удовлетворенно усмехнулся Сатар. — Теперь слушай мою команду: трупы побросайте в джипы. Мы с Гариком их вывезем и утопим в болоте. — Остальным сидеть здесь и ждать. На звонки не отвечать, никого на территорию не пускать, пока не вернется Гарик. Я подойду позже. Все! Выполнять! Старшим назначаю Антона.

Джипы они утопили в болоте вместе с трупами — благо трясина здесь была знаменитая. В город возвратились пешком. У первого попавшегося телефона-автомата Сатар остановился.

— Сейчас я позвоню Стасу, — сказал он Гарику. — Если у него все в порядке, ты отправишься к нему. Соберете всех, кого он смог завербовать, и отведете на склад. Пацанов надо вооружить, обучить пользоваться глушителями. Я тебе показал, как с ними обращаться, ты усвоил?

— Усвоил, — кивнул Гарик.

— Значит, вооружаетесь и ждете меня. Хотя, может быть, я обернусь даже раньше вас, кто знает?

— А куда ты, Сатар?

— Мне надо нанести один визит. Направить дальнейшие события в нужное нам русло.

Таранов набрал номер Стаса. Убедившись, что все идет по плану, кратко проинструктировал парня.

— Все, действуй! — бросил он Гарику, повесив трубку.

Сычов быстро ушел. Теперь Сатару следовало самому браться за дело.

...Особняк Мишки Толстолобова был красив — над его архитектурой явно потрудились люди со вкусом, не чета Мишкиному. Дом из красного кирпича, обнесенный невысоким кирпичным забором, отлично вписывался в окружающий ландшафт. Умевший прекрасно видеть в темноте, Сатар разглядел все это уже на подходе к «объекту». Разглядел и оценил. «Если б у Толстолобова появились дети, они росли бы в весьма эстетически обустроенном пространстве, — подумал он. — Однако у Мишки уже не будет детей».

Перед визитом сюда Сатар успел забежать на свою «базу» — в заброшенный карьер вблизи города, где спрятал машину, угнанную им у Вайнахова. Сатар хотел доукомплектовать собственное вооружение, чтобы быть готовым к любым неожиданностям предстоящей акции. Выполнив это намерение, он вновь тщательно замаскировал автомобиль. Обычно карьер был безлюден, но мало ли...

Теперь, изучая двор толстолобовского особняка — арену предстоящего боя, — Таранов подумал: «Интересно, знает уже Мишка о гибели своих людей? С тех пор прошло часа полтора, может и знать... Но даже если так, что он способен сейчас предпринять? Только послать «братву» выяснить обстоятельства дела. Кто что видел и так далее. А там небось уже работают менты. Короче, морока: свидетелей нет, дискотечный народ и служащие кабака в большенстве своем разошлись по домам... Правда, убитый Генка наведет на мысль, что надо потрясти ребят Сычова, навестить их родственников... Но вряд ли бандиты уже успели за это взяться. А я постараюсь сделать так, чтобы вообще не успели. Однако в любом случае действовать надо тихо. Мишка, кстати, наверняка усилил охрану своего домика, и нельзя допустить шума».

Сатар выяснил еще у пленников: Генка вытащил семерых сюровцев из кафе «Кура» неожиданно, те никого не предупредили, куда и зачем едут, — не успели, да и не сочли необходимым, в курсе были только охранники арсенала — бойцы заехали туда за оружием, ибо не носили с собой даже пистолетов: последнее время в городе участились неожиданные облавы РУОПа, и таскать ствол без дела стало опасно. Но охранники арсенала теперь никому ничего не в состоянии рассказать. Они не в состоянии рассказать даже, сколько всего бандитов поехало разбираться с обидчиком Шалима. И Толстолобов, замещающий сейчас Юрьева, думает пока, что погибли только четверо... не считая Генки, естественно, который сюровцем не являлся и чья судьба Мишку вряд ли интересует.

Однако пора было начинать действовать. «Эх, жаль, у меня больше нет газовых шашек! — подумал Сатар, беззвучно перепрыгивая через забор, окружающий Мишкин особняк. — Могли бы пригодиться... Впрочем, может быть, и лучше, что их нет. Шум от них и вонь. Опасно».

Но больше всего в данный момент Сатар опасался телефонов сотовой связи, по которым «братва», охраняющая Толстолобова, может мгновенно поднять всеобщую тревогу. Это сразу сорвало бы планы Таранова. Подобного поворота событий следовало избежать любой ценой.

Преодолев ограду, Сатар присел в кустах палисадника. Вдруг на другом конце двора раздался отчаянный, заливистый собачий лай. Площадка перед домом в мгновение ока наполнилась вооруженными мужиками. Их было человек десять. Сатар замер.

Мужики настороженно вглядывались в темноту, ощупывая окружающее пространство лучами сильных фонарей.

— Ни черта не видно! — зло произнес наконец один из «братвы». — Забир, спусти-ка с цепи Рейгана. Пусть покажет, чего он унюхал.

Собаку спустили. Не переставая лаять, огромный пес помчался к Таранову. Луч фонаря какое-то время провожал зверя, но вскоре стал бесполезен: Рейган скрылся-за кустами. Сатар ждал его, сжимая револьвер с глушителем.

Пес приближался. Таранов видел его горящие зрачки, оскаленную пасть. Шагов с шести Рейган прыгнул. Сидевший на корточках Сатар выбросил навстречу летящему телу левую руку и поймал пса за горло. Собачьи зубы клацнули, зверь хрипло рыкнул. Таранов опрокинул животное на бок, ткнул ему стволом между глаз и спустил курок.

— Мнэ-э-э-а-а-у! — завизжал Сатар одновременно с выстрелом, мастерски копируя вопль перепутанной кошки.

Пуля снесла псу полчерепа. Таранов отпустил труп, и тут же великолепно изобразил голосом злобное собачье рычание, лай, рев, завозился, шевеля кусты.

— Кошара! — произнес кто-то из бандитов облегченно. — Рейган кошару почуял. И загрыз, кажется. Дурак он все же...

— Я пойду проверю! — заявил мужик, который приказывал спустить собаку. — А вы пока в дом не уходите, мало ли...

Он направился в сторону Таранова. Сатар, двигаясь бесшумно, переполз к стволу ближайшей яблони, затаился. Блатняк подходил все ближе, освещая себе путь фонарем. Когда парень находился уже шагах в десяти от Таранова, тот поднялся на ноги.

Блатняк должен был зайти за кусты, а потом обогнуть яблоню, чтобы добраться до места, где погибла собака. Едва он поравнялся с невидимым во тьме Тарановым и стал обходить скрывавшее Сатара дерево, поверх его фонаря вдруг возникло дуло револьвера. Оно, словно чертик из табакерки, выскочило из темноты, мгновенно упершись глушителем в лицо бандиту.

— Тихо! — хлестнул угрожающий шепот. — Стоять!

Малый застыл.

— Жить хочешь? — проскрежетал Сатар, нагоняя ужас.

— Да... — ответил мужик, еле шевеля мгновенно онемевшими губами.

— Это хорошо-о... — протянул Таранов. — Делаем так: подзови поближе «братву» под каким-нибудь предлогом. Только не всех сразу. Троих-пятерых. Остальных удали со двора. Понял?!

— Понял... — выдавил из себя бандит. Секунду подумав, он крикнул своим: — Пацаны, да тут не Рейган загрыз кота, а кот порвал морду Рейгану| Ох и здоровенный котище! Кто хочет посмотреть, идите сюда! Забир, а ты иди обязательно! Рейгана надо посадить обратно на цепь! Мне он не дастся, только тебе!

Чтобы подтвердить слова заложника, Сатар громко, жалобно заскулил по-собачьи, а потом яростно зашипел разозленным котом.

Четыре охранника двинулись на зов командира.

— Остальные по своим местам. — крикнул тарановский пленник. Пятеро бандитов удалились в дом.

Весело переговариваясь, четверо парней приближались. Сатар почувствовал, как напрягся, напружинился его заложник, хотя глушитель револьвера по-прежнему упирался ему в глазницу. «Хочет попробовать освободиться, когда я отвлекусь на других, — понял Сатар. — Дурень... Но убивать этого дурня пока рано. Пригодится».

«Братва» подошла совсем уже близко. Пленник даже слегка дернул головой: он рассчитывал, что неизвестный сейчас уберет ствол от его лица, чтобы расстрелять приближавшихся, и появится шанс вырваться. Но бандит ошибся. Резким движением Сатар выдернул из-под одежды второй револьвер, точно такой же, как первый. Глухо клацнули выстрелы. Четыре блатняка повалились, не успев даже вскрикнуть. Следующие четыре пули погасили упавшие фонари.

— Как тебя звать? — поинтересовался Таранов у заложника.

— Бурый, — назвался тот кличкой. Он совсем обмяк.

Хладнокровие и ловкость киллера лишили блатняка воли к сопротивлению.

— А я — Сатар! Запомни, Бурый, — Сатар! В этой жизни все бывает так, как хочу я. Ты убедился?!

— Убедился, — буркнул сюровец.

— Еще раз спрашиваю — жить хочешь?

— Кто ж не хочет...

— Тогда брось автомат, — приказал Сатар.

Бурый выпустил оружие, которое до сих пор держал в руке, даже не пытаясь им воспользоваться.

— Ты должен помочь мне завалить остальных твоих ребят. Поможешь — сохраню тебе жизнь.

— Как я могу тебе верить?

— Я словами не бросаюсь. Это не по понятиям. — Сатар жестко усмехнулся, вспомнив Юрьева.

Бурый вдруг почувствовал — этот монстр говорит правду. Выполнишь его требования — не убьет.

— Согласен я, согласен! — едва не выкрикнул Бурый, боясь, что Сатар передумает.

— Хорошо! — вновь усмехнулся Сатар. — Иди к дому, я пойду сзади. Свети фонарем прямо вперед, так, чтобы меня не было видно за тобой. Входная дверь на сигнализации?

— Да.

— На какой?

— Если дверь или любое окно, или чердачный люк открываются, сигнал сразу поступает в комнату охраны. Включается монитор, на котором мы видим, где именно пытаются прорваться налетчики. И соответственно реагируем.

— Ясно. Сколько охранников в доме?

— Ты же, наверно, видел. Пятеро...

Сатар почувствовал, что парень врет.

— Не хочешь ты жить! — оскалился Таранов. — Не хочешь, Буренький! Хочешь пойти на говядину, как буренка!

Револьвером Сатар сильно надавил на глаз уголовника. Этого было достаточно: бандит, вздрогнув всем телом, чуть не рухнул на колени от страха. Таранов едва удержал его.

— Стоять! Фонарь держать прямо! Вдруг из дома наблюдают!

— Прости, Сатар! — взмолился Бурый. — Я тебя последний раз обманул! Больше не повторится!

— Так сколько?!

— Пятеро и еще трое на втором этаже! Не считая шефа!

— Мишки?

— Да.

— Отлично. Ладно, топай. Введешь меня в дом без шухера — останешься жив. Ну, пошел! И учти — стреляю я без промаха!

Бурый двинулся к зданию. За ним, невидимый в темноте, особенно плотной из-за яркого света фонаря, шел Сатар. По дороге он беззвучно перезарядил свое оружие.

Из дома за ними действительно наблюдали. Однако, как Таранов и рассчитывал, не смогли разглядеть сквозь тьму и густые заросли, что произошло. Но, когда четыре фонаря погасли, бандиты насторожились.

— Бригадир! Бурый! — Окликнули они своего командира, подходившего к дверям дома. — Что там произошло? Где пацаны застряли? Почему выключили свет?

— Кота хотят поймать, — брякнул Бурый первое, что пришло в голову. — Он ручной, но фонарей боится. Вот и потушили. Открывайте!

Дверь ему открыли.

Приотставший и спрятавшийся за ближайшим деревом, Сатар вскинул револьверы. Двумя выстрелами он сбил торчащие над дверью видеокамеры слежения. Сам тотчас рванулся вперед. Гигантскими скачками подлетев к дому, отбросил с дороги Бурого, походя оглушив его ударом рукоятки, и ворвался внутрь помещения. Столпившиеся в предбаннике бандиты ничего не успели понять: Сатар открыл огонь с двух рук, по-македонски, почти одновременно прикончив всех пятерых.

Таранов сразу сообразил: шум падающих тел, вскрики и стоны умирающих, а более всего — отключение камер слежения не могли не всполошить охранников со второго этажа. Сатар торопливо осмотрелся. Наверх вела узкая крутая лестница. Таранов мгновенно нырнул под нее. И вовремя: по лестнице уже кто-то сбегал.

— Пацаны! — раздался встревоженный голос. — Пацаны!

«Человек один, — понял Сатар по звуку шагов. — Плохо...»

В этот момент шаги замерли приблизительно на середине лестницы.

«Увидел трупы, — подумал Таранов. — Надо кончать его, пока не поднял крик...»

Коротким прыжком выскочив из своего укрытия, Сатар выстрелил. Пуля попала бандиту в висок. Парень покатился вниз по ступенькам, даже не застонав.

Таранов бросился во двор. Подбежав к распростертому, только-только начавшему приходить в себя Бурому, Сатар несколько раз хлопнул его по щекам. Издав нутряной хрип, блатняк очнулся.

— Вставай! — прошипел Сатар. — Отведешь меня на второй этаж, в комнату охраны. Ну, шевелись!

Бурый послушно поднялся, двинулся вперед. Когда бандит перешагивал через трупы своих товарищей, Сатар почувствовал волну ледяного ужаса, исходившую от пленника. «В штаны бы не наложил, герой, — внутренне усмехнулся Таранов. — Все они герои с теми, кто послабее. А нарвутся на кулак — куда что девается...»

Они уже поднимались по лестнице — Бурый впереди, Сатар сзади, — когда услышали окрик:

— Петька, ну что там? Куда ты делся?

— Отзовись, — приказал Сатар Бурому. — Да гляди, чтобы голос не дрожал!

— Пацаны, это я! — крикнул Бурый. — Здесь все в порядке!

Однако бандиты не поверили ему. Сатар услышал топот двух пар ног. Охранники с автоматами на изготовку выскочили из боковой двери, расположенной слева от лестницы.

— Не стреляйте! — взвизгнул Бурый.

Сатар пальнул одновременно из обоих револьверов. Как всегда, без промаха.

— Ну вот и все... — вздохнул Сатар. — А где сам Мишка?

— В глубине дома, — ответил Бурый, трясясь с ног до головы. — С телкой развлекается...

— Он мог слышать, что здесь творилось?

— Вряд ли. Он не любит, когда его беспокоят. Поэтому стены жилых комнат толстые, звуки почти не пропускают...

— Отлично, — кивнул Сатар. — Ну что, я обещал не убивать тебя. Не убью. Но придется связать и пасть тебе заткнуть. А то мало ли...

Впрочем, никаких «мало ли» Таранов не допускал. Он чувствовал, до какой степени напуган Бурый, и понимал — тот больше не решится предпринимать что-либо против Сатара...

Толстолобов был крайне занят: он усиленно соблазнял девицу, согласившуюся сегодня прийти к нему. Мишка давно подбивал клинья под нее, но она все не поддавалась. Девка была из порядочных, и это обстоятельство особенно возбуждало Толстолобова: шлюхи, на все готовые после первого знакомства с денежным кавалером, смертельно наскучили Мишке. И вот наконец его усилия принесли удачу: красавица приняла настойчивые ухаживания бандита и вполне добровольно решила провести с ним вечерок. Толстолобов не знал, какие обстоятельства сопутствовали принятию такого решения, и самодовольно приписывал успех своему мужскому обаянию. Обстоятельства же были до крайности банальны: родители девчонки вот уже пять месяцев не получали зарплаты, а сама она никак не могла найти себе работу. Вконец отчаявшись, красавица решила обзавестись богатым любовником, надеясь, что он поддержит ее материально и она хоть таким способом поможет бедствующей семье.

И вот торжествующий Толстолобов после совместной выпивки, танцев и просмотра по видаку нескольких фильмов фривольного содержания затащил свою гостью в спальню. Он уже раздевал девчонку, когда неожиданно мощный удар снаружи вышиб дверной замок. Дверь распахнулась.

На пороге стоял ухмыляющийся человек со странными глазами.

Трусом Мишка не был. Он мгновенно сориентировался, метнулся к тумбочке и выхватил из ящике пистолет. Однако незнакомец каким-то непонятным образом вдруг оказался рядом, выбил у бандита оружие и крепко приложил Толстолобова в челюсть. Михаил отлетел, сильно треснулся спиной и затылком об стену. Из глаз посыпались искры. Девчонка запоздало завизжала.

Незнакомец между тем поднял Мишкин ствол, разрядил.

— Затвор ты, козлик, не успел передернуть, — с усмешечкой констатировал он, вышвыривая пушку и обойму за дверь.

— Кто ты такой? — просипел Мишка.

— Зови меня Сатар, — мрачно оскалился парень. — Я по твою душу пришел. Молись, если верующий.

Но молиться Толстолобов не собирался. Отметив про себя, что Сатар вроде бы не вооружен, Мишка кинулся на него. Все с той же усмешечкой Таранов врезал бандиту под дых, почти одновременно двинул крюком снизу в подбородок и с двух сторон обеими ладонями — по ушам.

Толстолобов, хрипя и подвывая, рухнул на пол. Сатар ощутил, какое жгучее унижение испытывает сейчас блатняк, — унижение, не сравнимое по силе воздействия даже с причиненной ему болью. Именно этого Таранов и добивался. Именно поэтому решил излупить Мишку при девчонке.

— Что, погано тебе, чмо парашное? — усмехнулся Сатар, пронизывая взглядом Толстолобова. — Это только начало, цветочки. Ягодки впереди.

Мишка, не перестававший выть, неожиданно стремительно вскочил, махнул огромным кулаком, целя врагу в подбородок. Сатар легко, как бы нехотя уклонился и свалил бандита простой пощечиной. Толстолобов опять вскочил и опять был опрокинут пощечиной, нанесенной с оскорбительной небрежностью. Мишка заревел от бессилия.

— Ну как тебе, девочка, нравится сейчас твой любовник? — обернулся Таранов к замершей от ужаса девчонке. — Хорош, правда?

Толстолобов издал отчаянный стон, — стон ярости, не имеющей возможности реализоваться в ответных действиях.

— Ладно, прервемся пока, — сказал Сатар.

Он схватил Мишку левой рукой за грудки, поднял, поставил на ноги и резким ударом в зубы оглушил. Бросил обмякшее тело на пол, а сам направился к девушке.

— Тебя, милая, я сейчас свяжу и заткну тебе ротик,— сообщил он. — Чтобы ты под ногами не путалась.

— Не убивайте меня! — попросила девчонка жалобно.

Сразу почувствовав, что девка не шлюха и никакого отношения к делам банды Сюра не имеет, Сатар и не собирался ее убивать. Он так и сказал ей.

— Но связать тебя придется, — добавил Сатар. — Иначе куда мне тебя девать прикажешь?

Выполнив эту нехитрую операцию, он вежливо отнес красавицу в другую комнату, а затем вернулся приводить в чувство Толстолобова.

— Что тебе от меня надо? — выдавил из себя бандит, очнувшись. — Кто тебя послал? Ты денег хочешь или чего?

— Не узнал ты меня, — усмехнулся Сатар. — Ничего, сейчас узнаешь. — Он достал откуда-то из складок одежды маленький металлический флакон, налил из него себе на ладонь густую жидкость. Отвернулся, несколько раз сильно провел рукой по лицу, избавляясь от грима. Взглянул на Мишку.

— Таранов... — пробормотал тот изумленно. — Ты, сволочь...

— Думаю, ты теперь понимаешь, Мишенька, что шансов у тебя нет, ты умрешь. Но, прежде чем умереть, сделаешь кое-что для меня.

— Хрен тебе! — выкрикнул Мишка.

— Сделаешь, сделаешь! — заверил его Сатар. — Ибо умирать можно тоже по-разному. Думаю, ты в курсе.

Он вытащил один из своих револьверов.

— «Пушка»? — поразился Толстолобов. — А почему ты сразу ствол не достал?

— Хотел, чтобы ты хоть приблизительно испытал то, что я испытывал тогда, в вашем подвале. Теперь я более-менее удовлетворен. Начнем наши главные игры.

С этими словами Сатар прострелил Мишке коленную чашечку. Бандит дико заорал. Не обращая внимания на его вопли, Сатар прострелил Мишке вторую. Потом, оставив блатняка реветь от боли, Таранов взял стул, стоявший в спальне, и отломил у него ножку.

— Приступим, — сказал Сатар, несколько раз взмахнув импровизированной дубинкой.

Не прошло и получаса, а Мишка уже непрерывно выл, причитая:

— Хватит! Хватит! Я все скажу! Все сделаю! Хватит!

— Хорошо, — Сатар отбросил палку. — Вопрос первый: где сейчас Клямкин?

— В Москве, — торопливо отозвался Мишка. — Обеспечивает связь между мной и шефом. Завтра к вечеру должен быть в городе.

— Отлично, — кивнул Сатар. — Скажи мне Боренькин адрес.

Мишка назвал.

— Молодец, не врешь, — похвалил Сатар. — Теперь вопрос второй: знаешь, что в ресторане-дискотеке постреляли ваших?

— Знаю.

— Пострелял их я, — сообщил Сатар.

— Я уже догадался...

— Умник. Теперь ты сделаешь следующее: обзвонишь всю свою !братву! и скажешь: тебе известно, кто на вас наехал. Завтра с этими людьми назначена !стрелка!. Пусть все бойцы к десяти часам утра прибудут на склад оружия. Там они вооружатся, и ты поведешь их на разборку. Выполняй!

— Нет! — выкрикнул Мишка, собрав остатки мужества.

Не изменившись в лице, Сатар молча поднялся с койки, на которой сидел, и подобрал свою дубинку. Поигрывая ею, навис над Толстолобовым.

— Итак, нет? Или все-таки да?

— Ладно... — простонал Мишка. — Телефон там, на тумбочке...

— Сколько сейчас в городе ваших бойцов? — спросил Сатар, подавая Толстолобову телефон.

— Было пятьдесят... Не считая четверых личных телохранителей Кеши Юрьева. Они мне не подчиняются, только своему хозяину и Семену...

— Пятьдесят человек, — Сатар что-то прикинул в уме.— Остались семечки! — весело подытожил он. — Звони!

Когда Мишка выполнил все, что от него требовалось, Сатар прикончил бандита. Затем спустился во двор и прошел к тому месту, где убил собаку. Вытащил из кустов свою сумку. Вернулся в спальню Мишки и достал из сумки фотоаппарат «Минокс»...

Окончив дело, Сатар зашел в Мишкину ванную, где быстро и тщательно восстановил на своем лице грим.

Освободив связанную девчонку, Таранов вывел ее на улицу. По дороге девушка в ужасе шарахалась от трупов.

— Не нравится зрелище? — подковырнул ее Сатар.— А зачем же связалась с бандитом, если такая нежная?

— Семья голодает... — пробормотала девчонка. — Думала, он поможет.

— Деньги нужны? — осклабился Сатар. — Постой здесь, сейчас что-нибудь придумаем.

Он вновь взлетел на второй этаж, обыскал Мишкину гостиную, спальню. Добыча оказалась внушительной — пятьдесят тысяч баксов. Таранов вернулся к девчонке.

— Возьми, — протянул он ей деньги. — И запомни вот что: эту ночь ты ночевала дома. Поняла — дома! Предупреди родителей, чтобы не болтали. Иначе может быть худо и тебе, и им. Врубилась?

— Врубилась... — потупилась девушка. — Спасибо вам.

— Пустое. Ступай.

Она кивнула и быстро исчезла.

Вернувшись в дом, Сатар развязал Бурого.

— Ты кто по должности в вашей группировке? — спросил он бандита.

— Начальник личной охраны Толстолобова. Был...— вздохнул тот.

— Я так и предполагал, — оскалился Сатар удовлетворенно. — Вот что, парень, дела твои плохи. Своих ты предал, подставил под мои пули. Если об этом узнает Сюр, представляешь, что он с тобой сделает?

— Представляю... — повесил голову Бурый.

— Поэтому я предлагаю тебе работать на меня. Помочь мне добить Семена окончательно. Я намерен взять ваш город под свой контроль. Поможешь — сделаю тебя не последним человеком в моей группировке. Согласен?

— Выбора у меня нет... — уронил Бурый.

— Соображаешь! — фыркнул Сатар. — Что ж, тогда поехали. Где стоит машина Толстолобова?

— В гараже.

— Выводи ее. Сам сядешь за руль.

Автомобиль подъехал к воротам склада фирмы «Глобус». Сатар вышел, постучался в дверь караулки. Уже светало. Таранова разглядели в глазок, открыли. На пороге стояли Гарик и Стас.

— Собрали народ? — спросил Сатар прежде всего.

— Собрали, — отозвался Стас.

— Сколько?

— Шестьдесят человек. Я звал только самых надежных, обиженных когда-то ребятами Сюра. Некоторые отказывались, мы их не трогали.

— Молодец, Стасик, я в тебе не сомневался, — Сатар похлопал парня по плечу. — Сейчас я им речугу толкну. А вы откройте ворота. Надо загнать во двор тачку.

Ворота открыли. Машина Толстолобова въехала за ограду. Из нее вылез Бурый.

— А этот гад зачем нам?! — возмутился Сычов.

— Спокойно! — оборвал парня Сатар. — Он теперь наш союзник. Поможет провести ликвидацию остатков банды Юрьева, а потом будет работать нашим консультантом. Он мужик опытный. Ты, Гарик, лучше пацанов собери перед зданием. Скажешь, Сатар приехал, говорить будет. Надеюсь, все уже знают, кто такой Сатар?

— Конечно, все знают и все ждут тебя с нетерпением!— заверил Стас.

...Речь Таранова произвела на молодых «отморозков» огромное впечатление. Собственно, говорил им Сатар приблизительно то же самое, что сычовским ребятам, когда убеждал их присоединиться к нему, чтобы свалить Сюра. Но на сей раз Сатар был еще более убедителен. Слушатели почувствовали в нем истинного вождя, лидера, сильную личность, за спиной которой никакие конкуренты не страшны. Сатар мастерски играл на жадности, завистливости и моральной неразборчивости этих парней, на их лютой злобе ко всякому, кто имеет больше бабок. Раньше только страх не позволял «отморозкам» выступить против Семена и его людей. Сатар избавил пацанов от страха, внушил им, что бояться нечего. И они безоговорочно признали в Таранове атамана.

...К десяти часам утра у ворот склада выстроился целый кортеж автомобилей. Дверь караулки отворилась, оттуда показался Бурый.

— Братва, проходи сюда! — крикнул он. — Мишка уже здесь. Проходите по одному.

Бандиты потянулись к караулке.

— Идите все к зданию, Мишка сейчас выйдет! — напутствовал Бурый бывших сотоварищей.

Сюровцы столпились возле входа в пакгауз, недоуменно переглядываясь. Они еще не понимали, что к чему.

В этот момент оглушительно грохнул револьверный выстрел. Это был сигнал. Тотчас со всех сторон застрекотали автоматы с глушителями. Миг — и последние оставшиеся в городе ударные силы банды Семена Юрьева перестали существовать...

— Перекидайте трупы в котельную, — командовал Сатар своим новоявленным подчиненным. — Она там же, где и арсенал, за отдельной дверью, найдете. Потом нужно разжечь уголь в топке и всех мертвяков спалить. Антон, ты назначаешься старшим, распоряжайся.

Под руководством Антона «отмороженные» занялись делом. Тем временем Сатар подозвал к себе Гарика и Бурого.

— Бурый, ты можешь связаться с Кешей Юрьевым?— спросил он бандита.

— Нет... — скривился тот. — Кеша со мной и разговаривать не станет. Я для него слишком мелкая сошка.

Сатар досадливо щелкнул пальцами.

— А что надо-то? — спросил Бурый.

— Мне надо подловить где-нибудь Кешу и взять живым. Пока он не успел просечь сложившуюся ситуацию, — пояснил Сатар. — То есть желательно это сделать сегодня, сейчас, — добавил он.

— Так в чем проблема? — пожал плечами Бурый. — Кеша ежедневно ровно в двенадцать выезжает со своей виллы и едет в офис своего банка...

— Где его вилла, знаешь? — быстро спросил Сатар.

— Конечно.

— Тогда едем. Гарик, ты с нами. Ствол захвати.

Минуту спустя джип Толстолобова мчал троих террористов по направлению к вилле Иннокентия Юрьева.

Бронированный «кадиллак» Кеши выехал из ворот виллы. Братец Семена сидел на заднем сиденье, с двух сторон зажатый телохранителями. С утра Юрьев-младший сделал себе укол героина и теперь пребывал в блаженном состоянии «прихода». Позже кайф несколько схлынет, повысится работоспособность и можно будет потрудиться на благо Отече... то есть на свое собственное благо. Посоловевшими глазами Юрьев взглянул на шофера и вытянувшегося рядом с водилой парня. «Телохранители, хранители моего тела, — благодушно подумал Кеша. — Своего тела не пожалеют, а мое сохранят. Вон какие плечистые мальчики... С такими надежно. Молодец я все же, умею обеспечить свою безопасность!»

«Кадиллак» уже подъезжал к повороту на трассу, когда шофер вдруг резко затормозил.

— В чем дело? — недовольно вскинулся Кеша.

— Да вон, идиот какой-то перевернулся, не проехать...— отозвался водила. — Похоже, с трассы вылетел, занесло... Придурок.

Поперек узкой дороги, практически полностью перегораживая ее, лежал на боку автомобиль-джип. Возле него возился парень самого простецкого вида.

— Эй, козел! — крикнул ему шофер, высовываясь. — Ты скоро уберешь с дороги свой металлолом?! Люди спешат!

— Мужики, помогли бы, — отозвался парень просительно. — А то вот не могу тачку на колеса поставить... Тяжелая, черт... одному не справиться.

Водила какое-то время тихо матерился. Затем обратился к своему соседу:

— Витек, пойдем и впрямь поможем. А то этот пидер до  вечера нас здесь продержит. Разрешите, хозяин? — обернулся он к Кеше.

— Ступайте, — милостливо проронил Кеша.

Водила и Витек выбрались из машины, непредусмотрительно оставив дверцы раскрытыми настежь. Сатар только этого и ждал. Неуловимым движением обеих рук он выхватил свои револьверы и спустил курки. Два бандита рухнули как подкошенные. Одним гигантским прыжком Сатар оказался возле «кадиллака», сунулся в раскрытую дверцу и мгновенно пристрелил двух других Кешиных телохранителей, только еще достававших оружие. Кеша, увидев наведенные на него стволы, похолодел. Страх прошиб его даже сквозь героиновую дурь.

— Вылезайте, Иннокентий Леонидович, — предложил Сатар насмешливо. — Приехали.

Кеша с трудом выбрался из машины. Его колотил озноб.

Из ближайших кустов уже выходили Гарик и Бурый.

— Уложите трупы в джип, — приказал им Сатар. — Освободите «кадиллак». На нем мы повезем хозяина. — Он крепко хлопнул Иннокентия по плечу — тот даже присел.

Вскоре кортеж из двух автомобилей тронулся — но в обратном направлении, к Кешиной вилле.

— Куда... куда мы... вы... меня? — запинаясь, пробормотал Юрьев-младший. Его по-прежнему трясло.

— К тебе домой! — объявил Сатар, веселясь. Затем добавил совсем другим голосом: — Доставай свой переносной телефон. Звони к себе в банк. Скажи — ни сегодня, ни завтра тебя в офисе не будет. Дела.

— За... зачем? — икнул Кеша.

— Звони, гнида, — произнес Сатар ледяным тоном.— Делай что говорят. Береги шкуру.

Кеша дрожащей рукой вытащил телефон.

— Да смотри у меня, чтоб все было нормально! — прикрикнул Таранов. — Если кто что поймет — крышка тебе!

Иннокентий постарался в точности исполнить распоряжение страшного человека. Более-менее получилось.

На вилле никого не было. Прислугу Юрьев-младший держал только приходящую — во избежание огласки его страсти к героину и других мелких шалостей. Постоянно при Кеше находились только телохранители — ныне уже мертвые. Они же вызывали и распускали по домам персонал — пока были живы, естественно. Все эти подробности были известны Сатару от Бурого, а тот, в свою очередь, знал  от Мишки Толстолобова.

Первым делом Таранов обследовал особняк снизу доверху. И обнаружил несколько приятных сюрпризов.

— Здесь тоже есть котельная с топкой, — сказал он Бучу и Гарику. — И угля полно. Займитесь трупами.

Сам же Сатар отвел пленника на второй этаж и запер в глухой каморке без окон, неизвестно для чего предназначенной.

Когда Гарик и Бурый выполнили задание, они поднялись к Таранову — за дальнейшими распоряжениями.

— Бурый, ты езжай на склад, — велел Сатар. — Скажи, пусть охраняют арсенал, пока не получат новой команды от меня. Передай Антону: всех пацанов держать там ни к чему, но солидную охрану оставить надо. Спят пусть по очереди. Антон по-прежнему старший. Ты оставайся при нем. Еще скажи: завтра или послезавтра всем будут солидные бабки. Премия. Скажи, мол, Сатар лично выдаст. Усвоил?

— Да, — кивнул бандит.

— Поезжай на Мишкином джипе — это безопасней, на него у тебя доверенность, а трупы Толстолобова и остальных обнаружат еще не скоро. Ручаюсь.

— Почему? — поинтересовался Бурый.

— А кому он нужен, Толстолобов, чтобы в его особняк лезть?

— Клямкину...

— Я же сказал — трупы обнаружат не скоро! — отрезал Сатар. — Все, ступай!

Бурый ушел.

— А мы что будем делать? — спросил Гарик.

— Стеречь этого, — Сатар кивнул на дверь каморки.— Спать будем тоже по очереди.

— А зачем его стеречь? Зачем он вообще нужен?

— Мне надо кое-что получить с него. Информацию и наличные. Хочется, чтобы он помог нам добровольно. И он поможет. Кешенька круто сидит на игле. Завтра, оставшись без дозы, он для меня за один укол героина сделает все, что я захочу.

— А где ты возьмешь героин?

— В его же тайничке, что я здесь обнаружил. Там не меньше чем полкило. Интересно, куда ему столько? Жадность...

— А почему ты не можешь заставить его раньше?

— Надоело пытать, Гарик... — грустно вздохнул Сатар... Сквозь нынешнюю его жесткость, сквозь мастерски наложенный грим вдруг неуловимо проступили черты прежнего Сашки Таранова. Но лишь на мгновение. — И потом, устал я. А вечером у меня еще одно важное дело! — закончил Сатар, как отрубил.

— Тогда спи первый, — предложил Гарик. — Я постерегу.

Таранов шел по аллее, направляясь к дому Бориса Клямкина. От Бурого Сатар знал, что Клямкин, когда приезжает по делам в город, первый вечер неизменно проводит со своей семьей — женой и сыном. А делами начинает заниматься лишь на следующий день. Бурый заверял, что Борис всегда очень пунктуален, поэтому Сатар не сомневался — клиент на месте.

На скамейке аллеи сидел мальчик лет тринадцати и рыдал буквально навзрыд. Прежний Сашка Таранов обязательно поинтересовался бы, не нужна ли мальчишке помощь. Сатар же, скорее всего, прошел бы мимо, но он вдруг инстинктивно почувствовал: слезы мальчишки как-то связаны с личностью Клямкина. Таранов подошел.

— Эй, пацан! — окликнул он паренька именно в том тоне, который должен нравиться подросткам. — Что случилось? Обидел кто?

— Отстань... отстань... отстаньте! — едва выдохнул парнишка.

— Э, так не пойдет! — Сатар схватил мальчика за предплечья, поставил на ноги, встряхнул. — Ну-ка рассказывай! — приказал он строго, но дружелюбно. — Что за горе? Тебе сникерса не купили?

— Да какой... сникерс! — горько выкрикнул мальчишка. — Сестру! .. Сестру мою изувечили! А-а-а! Уйдите вы от меня! Чего пристали?

— Изувечили, говоришь? — Сатар заставил мальчика поглядеть себе в глаза. — Кто? За что? Отвечай! Может, я помогу!

— Да не поможете вы... — безнадежно махнул рукой паренек. — Никто не поможет...

— Как тебя звать'? — спросил Сатар.

— Серегой...

— Так вот, Серега, давай-ка все подробно. Сдается мне, у нас с тобой общие враги.

Неожиданно для себя Сережа поверил этому чужому, нездешнему дядьке — Сатар умел убеждать. И мальчишка начал рассказывать.

Лида, сестра Сережи, была девочкой исключительно красивой. И ужасно старомодной. Как говорили раньше, строгих правил. Как говорят сейчас — с комплексами. То есть попросту девчонка блюла себя, не трахалась направо и налево с кем попало. А не с кем попало не получалось — не находила Лида среди сверстников достойного кандидата. Поэтому оставалась нетронутой. Трудно ей это давалось — приходилось выдерживать прессинг со стороны одноклассников и старших ребят, но Лида держалась. Помогал верный пес Луис-Альберто — огромная восточноевропейская овчарка — и младший брат. Сережка, несколько лет занимавшийся боксом, к тому же рослый не по возрасту, мог одолеть любого одиннадцатиклассника. Сестру он оберегал тщательно и весьма успешно, до поры.

Случилось так, что Лида попалась на глаза Риве Клямкиной, жене Бориса. А надо сказать, Рива не сидела на шее у мужа: бескорыстная любовь к деньгам не позволяла ей довольствоваться только теми суммами, которые соизволит выделить Риве супруг. Рива содержала в Москве собственную фирму. Сводническую. Девочки по вызову. В любое время и на любой вкус. Рива организовала работу так, что ей самой почти не приходилось заниматься делами фирмы: непрерывность и эффективность производственного процесса обеспечивали наемные работники, Клямкина лишь иногда наведывалась с ревизией да подсчитывала барыши. За «крышу» ей платить не приходилось, ибо защиту фирмы гарантировал Борис, то бишь группировка Сюра. Таким образом, предприятие Ривы было архивыгодным.

И вот, увидев Лиду, Рива сочла, что девочка вполне подходит для ее бизнеса. Досуга у Клямкиной хватало, и она решила немножко исследовать характер вероятной кандидатки — благо сын Клямкиных, Эдвард, учился в одной школе с Лидой и был одноклассником ее брата. Однако, узнав некоторые подробности Лидиной биографии, Рива поняла — здесь ловить нечего. Она, правда, попыталась найти подходы к девчонке, соблазнить ее деньгами, карьерой фотомодели — даже наняла фотографа, сделавшего несколько снимков Лиды, одетой только в купальник, — но успеха не имела. Едва разговор зашел о высокооплачиваемом сексе, Лида наотрез отказалась продолжать какие-либо контакты с Клямкиной.

Рива плюнула было на это дело — мало ли девок? Попалась тупая, не понимающая своего счастья мокрощелка — ну и начхать... Однако судьба повернула по-другому. Борис по заданию шефа как раз обольщал одного американского финансового магната, способного оказать большую помощь банде в переправке капиталов за кордон и — главное — в отмывании там денег. А магнат был немолод, пресыщен и капризен. Семен послал к нему именно Клямкина, надеясь, что им поможет сговориться общность национального происхождения. Борис и Арон — так звали западника — действительно прекрасно понимали друг друга. Но Арон, почувствовав крайнюю заинтересованность в нем предполагаемых партнеров, пожелал, чтобы его всячески ублажали. Клямкин и старался. Только вот угодить престарелому ловеласу было трудно. Правда, в основном Борис справлялся. И вдруг, под самый занавес своих московских гастролей, Арон потребовал доставить ему юную девственницу — непременно русскую и непременно божественной красоты...

Клямкин заметался. Нет, красотки в фирме Ривы имелись — и очень, ну очень молоденькие, и даже совсем дети, девочки, не дозревшие даже до месячных. Но вот девственность...

И вдруг в столе у жены Борис случайно обнаружил фотографии девчоночки с совершенно чарующей внешностью.

И возраст подходящий — не ребенок, но еще и не женщина, даже не вполне девушка. То есть именно то, чего жаждет Арон. А главное, каждый снимок Лиды был собственноручно помечен Ривой: «Невинна».

Выяснив у жены подробности, Борис лично встретился с Лидой, объяснил ей, чего от нее хотят, и сразу предложил огромную сумму. Лида брезгливо отказалась. Клямкин взбесился: капризный Арон грозился немедленно уехать обратно в Америку, если ему не предоставят предмет его страсти.

Беда еще была в том, что Борис поторопился показать клиенту фотографии Лиды, и магнат возжелал именно ее. Иначе отказывался вообще иметь дело с Клямкиным и теми, кого он представляет. Потерять выгодных партнеров Арон не боялся: группировок, подобных сюровской, в России — как грязи, и всем им нужен он, Арон... Борис впал в отчаяние.

Он принял решение похитить Лиду и денька три подержать в заключении, чтобы сделать сговорчивей. Однако предусмотрительная девчонка заранее, сразу после беседы с Клямкиным, оповестила о своих проблемах РУОП. Стоило Лиде исчезнуть, менты мгновенно вычислили похитителей. На дачу, куда привезли девушку бандиты, ворвалась группа захвата СОБР. И началось «маски-шоу»...

Слава Иегове, повторял потом про себя Клямкин, что я нанял для похищения телки ребят со стороны, опытных блатняков, твердивших на допросах, что захватили девку с целью получить от ее родителей выкуп, заставив их продать квартиру... Словом, Клямкина парни не заложили. Нет, не из благородства, просто знали: им еще в тюрьме сидеть, зону топтать, а там и разобраться могут по сигналу с воли... Короче, Борьку пронесло. Но контракт с Ароном сорвался. Обиженный финансовый магнат отбыл домой. По слухам, к нему уже отправились гонцы другой российской банды.

Обозлен был Борька, обозлена была Рива. На семейном совете они решили примерно наказать Лидку. И поручили сделать это своему тринадцатилетнему сыну Эдварду...

Конечно, Сережа, брат Лиды, не мог знать всей подоплеки происшедшего, всех подробностей ситуации, приведшей к состоявшейся расправе. Но в таких подробностях Сатар и не нуждался. Он легко домысливал их самостоятельно.

— У Эдьки своя команда, — продолжал рассказывать Сережа, вытирая слезы. — Пятнадцать человек, все мои одногодки и для всех для них Эдька — бог, потому что богатый, и папаша у него — крутейший в городе бандит... Они поймали нас с Лидкой после школы, Луиса-Альберта убили железными палками, набросились на меня... Троих я вырубил, но остальные навалились кучей... Я-то — ладно... А Лидку... Лидку... — он опять разразился неудержимым плачем.

Лиду малолетние подонки распяли на земле, раздели и начали употреблять в очередь. У них лихо получалось: несмотря на нежный возраст, щенки имели приличный сексуальный опыт. Особенно отличился Эдик Клямкин: он отметился на Лиде пять раз...

— А потом... — Сережа задыхался. — А потом он засунул ей туда... ну, туда, вы понимаете!.. Засунул ей туда пустую бутылку из-под пепси-колы и бил ногой... пока не разбил... А-а-а! .. — вновь зашелся парнишка.

— Я понимаю тебя... — сказал Сатар серьезно. — Попробуй успокоиться, ты же мужчина. Где сейчас Лида?

— В больнице... Я «неотложку» вызвал... Но поймите, поймите, им же за это ничего не будет! Им нет четырнадцати, их даже посадить не могут! А от спецшколы Эдьку Клямкина папаша отмажет! Эдька так и сказал: я возьму все на себя, а «шнурок» отмажет!

— Какой шнурок? — не понял Сатар.

— Отец!

«Ага, новомодный детский жаргон, — догадался Сатар. — Однако я уже совсем старик — перестал понимать язык молодежи!..» — усмехнулся он про себя.

— Я бы убил Эдьку! — выкрикнул Сережа. — Но меня-то тогда никто от спецшколы не отмажет! А там я удавлюсь, я знаю! Но я еще подумаю! Эдьке все равно не жить!

— Вот что, Сергей, — Сатар погладил мальчишку по голове, — ступай-ка ты домой и не вынашивай никаких планов мести. Твои враги вскоре получат сполна. Так получат, что даже ты будешь удовлетворен. Дня через три, максимум — через неделю ты обо всем узнаешь. А теперь иди.

— Вы правду говорите? — поднял глаза Сережа.

Сатар так посмотрел на него, что паренек сразу ему поверил.

— А кто вы? — спросил он робко.

— Меня зовут Сатар. И слов на ветер я не бросаю...

Борис Клямкин проживал с семьей в обычном многоквартирном доме. Но хату имел шикарную — огромную, перестроенную из двух соседних квартир, прекрасно звукоизолированную и внутренне обустроенную с помощью лучших дизайнеров Москвы. Подобное жилище могло служить эталоном жилья типичного «нового русского». Клямкин откровенно гордился образцово-показательностью своей «берлоги» и нередко говорил жене:

— Это раньше мы были евреи, или хуже того — жиды! Теперь никаких жидов и евреев нет! Теперь есть «новые русские»! Именно мы тот добропорядочный средний класс, на который опирается правительство!

— Добропорядочный средний класс! — ухмылялась циничная Рива. — Добропорядочный, да не слишком законопослушный!

— Это потому, что законы несовершенны! — живо возражал Борис. — Уголовный кодекс набит пережитками тоталитаризма! А принять нормальные цивилизованные законы мешают красно-коричневые антисемиты, засевшие в Государственной Думе! То ли дело Америка! Разве там хоть один бизнесмен моего уровня боится попасть за решетку? Да никогда! Тюрьма там — для мелкоты, «отморозков» по нашему! Для нищей шелупони! А людей обеспеченных там защищает закон! Защищает от всякой голожопой шушеры! Вот бы и у нас так! Я верю, что так и будет, только когда?!

Борька, бывший комсомольский функционер, обожал высокопарное словоблудие. Рива же еще до горбачевщины стала бандершей, умудрившись при этом избежать первой ступени данной карьеры — нелегкого топтания на панели. Рива никогда не имела ни убеждений, ни иллюзий, ни идеалов. Единственным ее богом, помимо канонического и в общем-то безразличного ей Иеговы, являлись деньги. А единственным моральным принципом — крепкая еврейская семья. Крепкая не любовью или взаимной верностью супругов — какие, право, мелочи... Крепкая плотной материальной спайкой мужа и жены и общим оголтелым желанием любой ценой воспитать здоровых, предприимчивых, лишенных слюнявой романтической дури детей. Детей, которые никогда не будут ни в чем знать отказа, которые родятся богатыми и, когда подрастут, приумножат это богатство. Дети и богатство — вот какую религию исповедовала Рива. И ради этой религии она готова была растлить, продать в рабство, истерзать до смерти десятки, сотни чужих детей. Никакие моральные соображения ее не останавливали.

Должно быть, за равнодушие к вере предков Иегова наказал Риву — позволил ей родить только одного ребенка. Но зато Эдвард получился именно таким, каким она и хотела видеть своего сына. Теперь Рива ждала, пока он окончательно вырастет и подарит ей внуков. Много внуков...

Сейчас семейство Клямкиных в полном составе сидело у себя в гостиной и смотрело видак. Эдвард ерзал.

— Па! — обратился он наконец к отцу. — А мне, правда, ничего не будет за эту телку?

— Не будет! — заверил Клямкин. — Они все у меня во где сидят! — Он показал огромный, крепко сжатый кулак.— Ты все правильно сделал, Эд. Девка поперла против нашей семьи. Мы такое не прощаем!

Рива, слушая, одобрительно кивала. «А молодец у меня мужик, хоть иногда и заносит его... порассуждать», — думала она.

...Тем временем Сатар вскрывал отмычками многочисленные замки на стальной двери квартиры Клямкиных. У Бурого Таранов выяснил, что телохранителей Борис не держит, но жилище оборудовано специальной сигнализацией. В случае непредусмотренного визита незваного гостя на пейджеры дежурных бойцов группировки Сюра поступает сигнал опасности и парни меньше чем через минуту должны оказаться здесь. Отключал сигнализацию только набор цифрового кода на двери. Код Клямкины меняли ежедневно. Конечно, Сатар не мог его знать. Зато он знал другое: никто уже не примчится защищать Борю Клямкина. Некому...

—У -кол! У-кол! У-кол! .. — нудно орал Кеша Юрьев из своей каморки.

— Давно он так? — деловито спросил Сатар Гарика.

— Часа два... — ответил Сычов. — Достал совсем...

— Ладно, выводи, — распорядился Сатар. — Побеседуем с мальчиком...

Выглядел Кеша неважно — у него вот-вот должна была начаться ломка. Гарик отконвоировал Юрьева в ближайшую гостиную виллы — там расположился Сатар.

— Садись, — сказал Таранов пленнику, жестом предлагая кресло напротив своего. — Гарик, ты свободен. Отдохни.

Сычов вышел.

— Итак, Иннокентий, поговорим. — Сатар достал сигарету, закурил.

— Прежде — укол! — безапелляционно потребовал Кеша и вдруг, разом сникнув, потерянно пробормотал: — Я без дозы не могу...

— Доза твоя — вот! — Сатар положил на столик перед собой полный шприц. — Сам разводил. Получишь, как только сделаешь то, что мне надо.

— Откуда ты знаешь, сколько порошка мне требуется на один раз? — агрессивно спросил Кеша.

— Дурак ты, Иннокентий. У тебя же дозы по пакетикам. расфасованы. Даже даты проставлены — когда какую колоть. На два месяца вперед. Ты, видать, любишь порядок, парень...

— Дай мне уколоться сейчас... — попросил Кеша жалобно. — Ломает меня...

— Обойдешься. Сперва дело.

Юрьев повесил голову. Но неожиданно резким движением попытался схватить шприц со стола. Сатар поймал его руку, слегка выкрутил и толкнул Юрьева обратно в кресло.

— Дура-ак... — почти ласково пропел Таранов. — Тебе же нужно рукав закатать, жгут наложить, подготовиться... Ну, схватил бы ты машинку и что дальше?

Кеша с видимым отчаянием скорчился в кресле.

— Что тебе от меня надо? — проныл он.

— Сколько у тебя сейчас наличности — в банке и в фирме?

— Миллионов семь-восемь наберется... баксов, естественно.

— А где вы держите основной капитал?

Иннокентий хитро ухмыльнулся.

— Будто не знаешь? Не прикидывайся. Я ж догадался, что ты от Семена. Нечего мне тут мозги трахать.

— От Семена? — Сатар едва скрыл изумление. — Ну, положим, от Семена. Только, братец, будь добр отвечать. на мои вопросы. А то дозы вообще не получишь.

— Хочешь сыграть свою роль до конца? — бесцветно спросил Кеша.

— Какую роль?

— Какую, какую... Роль «отмороженного» налетчика, не имеющего никакого отношения к Семену. Хочешь сыграть до конца?

— Предположим.

— Ладно, я не возражаю. Я принимаю условия игры. Спрашивай.

— Итак, где вы держите основной капитал группировки?

— В Швейцарии, — скучным голосом затянул Кеша. — На моем личном секретном счете. Никто, кроме меня, не может получить деньги с него. Да и я могу их получить, только присутствуя в банке лично и предъявив свои отпечатки пальцев и рисунок сетчатки глаза. Живьем, так сказать, предъявив. Довольно с тебя? И не прикидывайся, что ты этого не знал! Не прикидывайся, милок!

Сатар, пытаясь осознать услышанное, какое-то время молчал.

— Зачем такие сложности? — спросил наконец он.

— Н-ну, ты и зануда! — Кеша хмыкнул. — Артист хренов. Ладно, объясняю для дураков, если Семен тебе изложил недоходчиво. Я не умею зарабатывать деньги, это факт. Тут я перед Сенькой щенок. Но зато я умею переправлять капиталы за границу! Я умею, а Сенька — нет! И это мой бизнес! Однако Сенька все время ищет другие каналы. Но пока не находит и пользуется мной. А вдруг однажды найдет?! Я стану не только ненужным брату, но и лишним. А лишние в нашем деле долго не держатся. Кто мне тогда гарантирует жизнь?! Только мой счет! Сенька не захочет терять капитал. А капитал существует лишь до тех пор, пока я жив! И что бы ты, парень, со мной не делал, я не поеду с тобой в Швейцарию и не переведу деньги на имя Семена! Так ему и передай! И скажи: хватит подсылать ко мне всяких садистов! Однажды я могу просто умереть, и Сенька лишится всего! Вот так! А теперь — дозу!

Слушай, ты же завернутый наркоман! — произнес Сатар задумчиво. — Как же ты до сих пор не умер? И долго ли ты еще протянешь'?

— Ты, мужик, либо плохо проинструктирован, либо совсем тупой! — объявил Кеша хвастливо. — Протяну я, братец, долго, очень долго, куда дольше тебя. И жить буду лучше тебя. Мне уже дважды проводили полное очищение организма и восстановительную терапию. После нее я как новенький, могу колоться сколько угодно. За мной следят лучшие врачи. А мне немного надо для счастья: жизнь и героин. Мою жизнь тщательно оберегает Семен. И будет оберегать всегда: ради швейцарского счета. Даже если найдет другие каналы перевода баксов за кордон, все равно меня он будет беречь, я знаю его жадность! Ведь и тебе он велел ни в коем случае не убивать меня! Любой ценой сохранить мне жизнь! Велел же?! Признайся! Ну признайся!

Сатар счел нужным согласиться.

— Вот видишь! — торжествующе заорал Кеша. — Вот видишь, ты и раскрылся! А теперь — дозу! Дозу, козел! У меня уже крыша едет! — Кеша требовательно протянул руку.

— Нет, подожди! Ты получишь дозу, как только позвонишь в свой банк и в фирму! Ты должен потребовать, чтобы всю наличность погрузили в броневичок и привезли сюда! Срочно! Как привезут — будет тебе доза!

— Не пойму, зачем это понадобилось Семену, — буркнул Кеша. — Ну, тебя-то спрашивать бесполезно, я понимаю, у тебя приказ... Но и ты меня пойми. Меня уже ломает. Всякие звонки, утряски, да еще пока привезут — все это займет часа полтора. Дай, я сначала уколюсь!

— Нет! — жестко отрезал Сатар. — Сперва — деньги!

Кеша поник.

— Сенька — дурак и сволочь... — промямлил он. — Сколько денег потратил на эту свою идиотскую войну с джигитами... А у меня легальный бизнес и налоги! Не могу я ему выдавать огромные суммы, даже не зная, на что они идут! Понимаю — на дело, но хотя бы знать-то я должен! Да, конечно, постоянно отчитываться передо мной — это раздражает, но неужели лучше подсылать к родному брату убийцу-садиста?!

— Ничего не знаю, — отмахнулся Сатар, решив подыграть Кеше. — У меня приказ!

— Ладно... — вздохнул Юрьев-младший. — Давай телефон.

Когда деньги были привезены и выгружены, а доставившие их люди уехали, Кеша получил наконец вожделенный шприц. Он нетерпеливо закатал рукав, перетянул жгутом предплечье, вогнал иглу в вену и вколол препарат. По лицу его разлилось блаженство.

Спустя какое-то время Иннокентий уснул.

— Скоро он проснется? — спросил Гарик.

— Он не проснется. В шприце было пять его обычных доз героина. Раствор-то готовил я, — пояснил Сатар. — На языке наркоманов это называется «золотая вмазка». На человеческом языке — смертельная доза.

— Понял тебя... Какие будут дальнейшие распоряжения, командир?

— Сейчас поедем на склад. Я выдам пацанам деньги. Заработали...

...Сатар разделил между новоявленными боевиками миллион долларов. Затем, оставшись с Гариком, Бурым и Антоном, сказал им:

— Теперь я уеду. Весь город — ваш. Бурый, ты знаешь, как собирать дань с местных коммерсантов — с кого сколько. Поможешь наладить это дело Антохе. Поступаешь в его подчинение. Гарика я пока возьму с собой в Москву, он мне нужен. Но вообще-то я назначаю Сычова вашим «папой». Учтите это.

Антон опустил глаза, однако Сатар заметил, как злобно они сверкнули. Усмехнулся про себя.

— Антоха, ты — первый заместитель Гарика. Ты же, Бурый, как я уже сказал, консультант при Антохе. Всем все ясно?

Парни закивали.

— Возражений нет?! — спросил Сатар жутковатым звенящим голосом.

— Какие возражения, Сатар? — пробубнил Антон. — Ты хозяин...

Вот уже целую неделю Семен Юрьев не получал вестей из родного города. Но это мало его волновало: дело там в надежных руках. Мишка Толстолобов хоть и туповат, но исполнителен, действует всегда строго по инструкции. Кроме того, Мишку постоянно контролирует Клямкин, а он поумнее. Правда, тоже что-то давно не давал о себе знать, однако с ним это бывает: небось погряз в семейной жизни, он ведь обожает отпрыска и свою Риву. Изменяет жене, правда, на каждом шагу, но обожает ее. Да, чужая душа действительно потемки, особенно душа инородца...

Короче, Семен не беспокоился о том, как идут его дела на «малой родине». Считал — беспокоиться не о чем. Тем более что здесь, в Москве, на Юрьева вдруг навалились такие беды, что он уже второй день не мог оправиться от полученного удара...

Когда в дверь позвонили, Семен как раз думал, идти ему за бутылкой или перебиться, вчера весь день пил, нельзя же так... Услышав звонок, Юрьев лениво потащился в прихожую. Глянул в глазок — кто бы там мог быть? За дверью стоял худощавый парень самого простецкого вида.

— Чего надо? — крикнул Семен.

— Техник-смотритель из жэка, — отозвался парень. — Плановый осмотр батарей центрального отопления.

Юрьев нехотя открыл. Парень вошел, огляделся.

— Начнем с самой большой комнаты, вы не возражаете?

— Давайте, только скорее! — буркнул Юрьев.

Парень проследовал в гостиную, опять огляделся.

— Родной дом... — непонятно произнес он. — Здравствуй, давно не виделись...

— Чего?! — рявкнул Юрьев. — Ты кто такой?

— Зови меня Сатар. Впрочем, знал ты меня под другим именем. Не узнаешь? Сейчас узнаешь.

Странный незнакомец извлек откуда-то маленький металлический пузырек, налил себе на ладонь густую жидкость. Отвернулся, несколько раз с силой провел рукой по лицу. Взглянул на Юрьева.

— Сашок! — охнул тот. — Какого черта тебя сюда принесло?! И почему у тебя глаза другого цвета?!

— Надо же, цвет глаз моих запомнил! — усмехнулся Сатар. — Где Инга?

— Ее нет... — смутился Семен, но тотчас опомнился: — Вали отсюда, козел, пока цел!

— Инги нет? Жаль. А скоро будет?

— Ты не понял, чушок сраный?! Уноси ноги; пока я их тебе из жопы не вырвал!

Вместо ответа Сатар страшной оплеухой сшиб Юрьева с ног. Секунду пролежав, Семен вскочил, кинулся на Таранова. Будучи профессионалом, абсолютно уверенный в своих силах, Юрьев намеревался сделать из Сашки кровавый бифштекс, выместить на нем все свои обиды последних дней. Однако зубодробительный удар бандита поймал пустоту. Сам Юрьев по инерции пролетел вперед: Сатар, отступив чуть в сторону, еще и наподдал Семену по затылку. Тот врезался лицом в край стола, рухнул на колени, склонился. Несколько мгновений Семен пытался очухаться, затем тряхнул головой, поднялся. Он все еще не верил, что происшедшее — не случайность. Яростно протрубив расплющенным о стол носом, Юрьев ринулся в бой. Только опять промахнулся. Здоровенный кулак Таранова между тем был куда более точен: Семен ощутил его на своих губах, раньше услышал, чем почувствовал, как хрустко ломаются зубы, и вновь осознал себя уже лежащим спиной на полу. Юрьев опять встал. В глазах у него плыло. Сатар маячил мутным силуэтом. Семен лягнул врага. Мимо. Сам едва устоял. Сатар злорадно скалился.

— Зх, Сенька, не по Сеньке твоя шапка! — ехидно проронил он. — Гляди, как надо бить, сосунок! Учись, чмо!

Тотчас Юрьев получил но ребрам так, что решил — ему выбили сердце. Он начал валиться, но Сатар не дал врагу упасть. Следующий удар подбросил Юрьева в воздух. На лету Семен словил головой еще один удар. Впечатался в стену, стал оседать, но Сатар снова не позволил ему отключиться. Некоторое время Таранов бил бандита словно со всех сторон одновременно. Юрьев только хрипел от невыносимой боли, не в силах даже потерять сознание.

Наконец Сатар выпустил его из плена своих стремительно мелькающих кулаков. Семен плюхнулся на пол, как мешок с дерьмом, и сразу провалился в спасительное беспамятство.

Очнулся он, сидя за письменным столом. Сатар стоял спиной к нему, глядя в окно. Казалось, Таранов глубоко задумался. «В ящике стола лежит пистолет, — лихорадочно соображал Юрьев. — На боевом взводе. Только успеть достать! Сейчас я пристрелю этого урода, сейчас пристрелю!»

Он резко выдвинул ящик стола, схватил оружие, вскинул и дважды дернул спусковой крючок. Раздались два сухих щелчка.

— Бах! Бах! — насмешливо сказал Сатар, не оборачиваясь. — Не убивай меня, Сенечка, миленький! Я еще такой молодой!

Семен взвыл от досады, швырнул бесполезный ствол в Таранова. Тот молниеносно развернулся, поймал пистолет.

— Неужели ты думал, козел, что я нарочно посадил тебя за стол, чтобы ты смог меня пристрелить? И специально оставил тебе заряженную «волыну»? Наивный ты придурок,

— Гад! — бессильно простонал Юрьев.

— Ладно, вафлер, переползай в кресло, поговорим. Переползай, сказал! А то еще получишь!

Семен подчинился.

— Ну вот, теперь отвечай, — предложил Сатар, усаживаясь напротив. — Итак, где Инга?

— Нет здесь больше Инги. И не будет. Она ушла от меня.

— Надо же! Не ожидал. Жаль. Мне очень хотелось размазать тебя в ее присутствии. Размазать, как дерьмо по толчку, а потом еще объяснить, что ты стал нищим. И посмотреть на ее реакцию.

— Как это нищим? — опешил Семен.

— А вот так. В твоем городе теперь заправляет другая бригада. Все твои бойцы уже давно жмурики. Кешенька, братец твой, тоже околел, и его швейцарский счет околел вместе с ним. Такие-то дела, Сема.

— Ты врешь, — прошептал Семен неуверенно.

— Больше тебе скажу, Сенечка, — продолжал Сатар.— Если ты там появишься, тебя сразу грохнут, как котенка. Перднуть не успеешь.

— Врешь ты, врешь! — вскричал Юрьев отчаянно.

— А ты позвони, убедись. — Сатар протянул ему телефон. — Звони начальнику городской милиции, больше некому. Да не брякни чего лишнего! — Сатар мгновенно выхватил револьвер с глушителем. — Про меня, например! Пришибу сразу!

Семен позвонил, поговорил. Все подтверждалось. Юрьев повесил трубку, потерянно уронил голову.

— Твоя работа... Сатар? — тихо спросил он, выделив голосом новое имя Сашки.

— Моя, моя, — подтвердил Таранов. — Я еще больше тебе скажу, лох ты мой занюханный. Все твои ребята, находившиеся в Москве, просили тебе кланяться. Я прошелся по квартирам, которые они здесь снимали. Пришлось изрядно поработать последние четыре дня.

— Ты и их? .. А откуда у тебя адреса?!

— От Клямкина.

— Врешь! Борька не мог предать!

— Мог, мог. Когда я приставил нож к горлу его сыночка, Боренька сразу таким говорливым стал! Честное слово, я едва остановил его... пулей. Он рассказал все, что надо, и в итоге смертельно надоел мне своей болтовней. Зануда он редкостный. Как ты его о терпел?

— Что же он еще тебе рассказал? — Семен спрашивал уже машинально, не вдумываясь в смысл своих слов. Его охватило могильное безразличие.

— Еще... — хмыкнул Сатар. — Еще должен сообщить тебе, что миллион долларов, который ты рассчитываешь получить за первую реализованную тобой партию героина, ты не получишь. Видишь ли, мне совершенно случайно, ты же понимаешь, совершенно случайно стало известно от Клямкина место встречи твоего человека с гонцами наркодельцов. Место встречи и пароль. Так вот, гонцов я перестрелял, твоего человека похитил и тоже убил. Понимаешь, почему сначала похитил? Чтобы хозяева гонцов решили, что их люди убиты по твоему поручению. Что ты просто кинул их, обманул. Уверяю тебя, именно так они и решат. Поэтому, Сенечка, тебе надо сейчас сломя голову бежать куда глаза глядят. Ибо по твою душу скоро явятся киллеры. А героин и деньги у меня. Можешь убедиться.

Сатар вытащил из своей объемистой сумки два чемоданчика, раскрыл. В одном лежали пакеты с белым порошком, в другом — тугие пачки долларов.

— Ты кинул наркомафию?! — Семен истерично расхохотался. — Ну молодец, Таранов! Наш пострел везде поспел! Ох и молодец ты! Порадовал напоследок!

— Чему ты веселишься? — спросил Сатар недоуменно. Он ничего не понимал. Сбрендил Семен, что ли? Такое случается от сильных переживаний. Сашка в свое время сам чуть не сбрендил...

— Чему веселюсь?! — почти счастливым голосом завопил Семен. — Да ты отомстил за меня! Видишь ли, дурачок, героин-то гонцам передавал не мой человек! И отвечаю за него не я!

Теперь опешил Сатар.

— Как это?...

— А вот так! — выкрикнул Юрьев торжествующе.— Сейчас объясню! Ты, браток, что-то не сильно интересовался, куда исчезла Инга! Видать, она тебя больше совсем не волнует!..

— Волнует, — перебил Сатар жестко.

— А раз волнует, тогда слушай все сначала! Тебе Клямкин ничего не говорил о человеке по имени Буба Князь?! Или, официально, Вахтанг Аристархович Гуридзе, вор в законе?! Говорил тебе о нем Борька?!

— Упоминал... — пробормотал Сатар.

— Тогда изволь выслушать подробности! Буба давно предлагал мне войти в его «семью». Но я всегда деликатно отказывался, я считал, что моя собственная «семья» достаточно сильна! Это на зоне Буба куда авторитетней меня, а на воле другие расклады! Но Князь меня перехитрил! Позавчера я сидел тут вместе с Ингой, ждал своего человека, который должен был забрать вот этот самый героин, чтобы передать его гонцам в условленном месте. И вдруг в квартиру врываются собровцы, ставят раком двух моих телохранителей, а потом и меня с Ингой! Появляется некий ментовский полковник с экспертами, с понятыми, со всей этой шурой-мурой! Изымают героин, изымают ствол, снимают отпечатки пальцев — а там и мои, и Ингины! Ну, думаю, все, сидеть нам обоим — не отмазаться. Только менты неожиданно исчезают, словно их ветром сдуло, и забирают одни лишь свои протоколы, а вещественные доказательства оставляют! Не успел я как следует одуреть от такого факта — появляется, будто из-под земли, Буба Князь! И тут я начинаю понимать из его речей, что полковник работает на него и что теперь мою и Ингину судьбу решает Буба — сидеть нам или не сидеть. Конечно, мы ему в ножки — пощади! Он готов смилостивиться, предлагает свои условия. А условия такие: наркобизнес, отвоеванный мной у кавказцев, он берет в свои руки, а я должен торчать у себя в городе со своей бригадой и тихо платить Бубе в «общак»! В его «общак»! За это он принимает меня в свою «семью». Но, поскольку я слишком долго кочевряжился, он налагает на меня штраф! Оказывается, ему сильно нравится Инга, и он решил забрать ее себе!

— И она согласилась? — прервал Юрьева Сатар.

— А куда ей было деваться? Садиться?! Буба мог посадить ее одну, выведя меня из-под удара, он так и сказал. Конечно, она предпочла стать любовницей Князя. А Буба, чтобы девка не вздумала рыпаться, и эту квартиру у нее отнял! Заставил подписать дарственную и в тот же день выписал отсюда. Теперь эта хата — его. Продаст, наверное. Мне он дал трое суток на сборы и велел убираться. Своих людей послал в мой город — проверить состояние дел, чтобы определить размер причитающейся с меня дани. Так что он небось уже в курсе твоих художеств, Сашенька!

— А наркотики? — спросил Сатар.

— Наркотики Буба забрал с собой. Он отсюда же позвонил связнику наркомафии и предупредил, что товар передаст его человек, а не мой. Но ни место встречи, ни пароль менять не стал, только уточнил.

— А зачем ему нужно было предупреждать что наркоту передаст его человек? Ну, оставил бы как есть, а с тебя взял бы деньги...

— Моего человека гонцы знали в лицо! Пароль нужен был только для порядка. Поэтому не предупредить смежников Буба не мог. А заодно решил объяснить, кто новый хозяин дела. Так что ты прикончил человека Князя, а нс моего! И подставил Бубу, а не меня! Ну, он-то отбрешется, все знают, какой авторитет, но миллион баксов Буба потерял. При его жадности он лопнет! Спасибо, Сашок, отомстил ты за меня!

— Как выглядит этот Буба? — спросил Сатар.

Семен описал.

— Н-да, повезло Инге, — ухмыльнулся Сатар. — Ну-ка, Сеня, расскажи мне про этого Князя все, что знаешь...

Выслушав Юрьева, Таранов призадумался.

— Мне нужен телефон связного наркомафии! — заявил он наконец.

Семен назвал. Таранов еще помолчал.

— Знаешь, старик, я не хотел сам тебя убивать, — сказал он пару минут спустя. — Хотел дать тебе побегать по стране от киллеров, порезвиться... ты ведь у нас мальчик резвый. Но теперь придется завалить тебя самому. Прости уж!

Семен вскочил с кресла и тут же получил пулю в сердце...

«А ведь Люба была права... — думал Сатар, покидая свое горемычное жилище. — И Юрьев, и Инга получили по заслугам и без моей помощи. Просто потому, что жили именно так, как жили. Правда, без меня Семен повонял бы еще на этом свете, но, ручаюсь, Буба Князь быстро бы его ликвидировал. Зачем Бубе лишний рот, лишний посредник, да еще не менее жадный, чем он сам? Убрал бы... тем более что не мог быть уверенным в надежности Сюра. А Инга... Что ж, посмотрим, как моя красавица наслаждается жизнью!»

Буба Князь пировал в отдельном кабинете небольшого частного ресторанчика. Буба ужинал тут каждый день— здесь прекрасно готовили. Обычно во время трапезы Князь пребывал в уединении. Но сегодня было приятное исключение — за столом с Бубой сидела его новая фаворитка, Инга.

Тревожные мысли мучили Бубу. Почему не дает о себе знать человек, который должен был передать героин гонцам наркомафии и получить с них деньги? Непорядок... А непорядка в работе Князь не любил. Очень не любил...

Одно его сейчас радовало — новое приобретение. Вот эта девка. Красива, стерва, до безумия. Буба раньше никогда и не видел таких. Прошлая ночь была восхитительной, девка выкладывалась, старалась угодить Бубе, и Князь даже забыл о том, что у него уже довольно часто вообще ничего не получалось с женщинами... Да, ценное приобретение эта Инга. И досталась, считай, даром. Продажа ее квартиры с лихвой возместит сумму, которую пришлось выложить полковнику из отдела по борьбе с наркотиками за цирковое представление перед Семеном...

Неожиданно покой Князя нарушил вошедший в кабинет телохранитель.

— Шеф, к вам рвется какой-то человек. Говорит, по важному делу.

— Не наш? Гоните его! — отрезал Буба.

— Знаете, шеф... — замялся «братуха». — Он производит впечатление очень крутого парня. Очень опасного. Вы знаете, я не трус, и никто из наших ребят сроду не трусил, но гнать этого... Он настроен мирно, но он... Отмороженный какой-то!

Князь удивился. Свою «пехоту» он всегда ценил прежде всего за храбрость. Именно за храбрость. И если уж Костя — так звали телохранителя — вдруг завел такие речи, то, пожалуй, стоит обратить на них пристальное внимание...

— Как он назвался? — спросил Буба.

— Сатар.

Князь вздрогнул. Только вчера он получил отчет от своих парней, ездивших в город Семена Юрьева вентилировать обстановку. Оказалось, сюровцев из города выбили, и там орудует уже другая банда. Посланцы Князя вышли на лидеров этой банды — Антона, молодого беспредельщика из дворовых гопников, и Бурого — блатняка из бывших сюровцев, переметнувшегося па сторону новых хозяев. Антону и Бурому было предложено войти вместе со всей их бригадой в «семью» Бубы Князя. Они вроде бы и не против, им гак было бы даже спокойнее, но над ними стоит какой-то страшный человек, Сатар. И тут они такого понарассказали про этого Сатара, что у слушателей волосы буквально встали дыбом...

— Сатар, говоришь? — небрежно произнес Буба, стремясь скрыть собственный испуг. — Что ж, зови. Я как раз ждал его со дня на день.

Костя развернулся, чтобы выйти, но тут нервы Бубы не выдержали.

— Будьте начеку! — визгливым шепотом бросил он в спину телохранителю. — В случае чего — стреляйте сразу!

— Слушаюсь, шеф! — обернулся Костя. Он ничем не показал, что удивлен или смущен поведением босса. Возможно, действительно ничего не заметил.

Сатар вошел. С первого взгляда он убедился: описание Бубы Князя, сделанное Юрьевым, полностью соответствует действительности. Этот совсем еще не старый грузин казался насквозь пропитанным грязью, хотя его смокинг сиял чистотой. Выпученные, цвета поноса глаза Бубы сидели словно бы на самой переносице — горбатой, огромной, уродливо искривленной. Жестокий толстогубый рот Князя напоминал открытую смердящую рану. Весь облик вора в законе вызывал гадливый страх и омерзение.

Сатар знал: Инга никогда не ложилась с мужчинами, которые ей не нравились. Даже если она брала деньги за любовь, то выбирала клиентов по собственному вкусу. Таранов бросил мимолетный взгляд на бывшую жену. Явно прописанное на ее лице страдание неожиданно облагораживало внешность Инги, придавало ее красоте глубину. «Интересно, как чувствовала себя Ингуля прошлой ночью в. объятиях этого скота?» — внутренне усмехнулся Сатар.

— Здравствуйте, Вахтанг Аристархович! — церемонно произнес Таранов, опускаясь на свободный стул. — Судя по тому, что вы меня приняли, вы обо мне слышали. Это хорошо, ибо я имею к вам важный разговор. Точнее — деловое предложение.

— Давайте определимся, господин Сатар, — сказал Буба осторожно. — Мои парни уже сделали от моего имени определенное предложение вашим людям. Вы в курсе?

— Конечно, — кивнул Таранов.

— Прежде чем говорить подробно, может, попросим даму, — Буба указал подбородком на Ингу, — оставить нас?

— Не стоит, — возразил Сатар. — Мое дело касается именно ее. Пусть присутствует.

— Но...

— Подождите, Вахтанг Аристархович! Выслушайте. Если мои люди готовы принять ваше предложение, я не возражаю. Долю взаимных интересов вы определите непосредственно с ними. Как решите, так и будет, вмешиваться я не стану. Надеюсь, с этим вопросом все?

— Если так... то да... пожалуй, все... — ответил Буба обескураженно.

— Вот и отлично. Но я предлагаю вам сделку совсем другого рода. Мне очень нравится эта девушка, Инга. Продайте ее мне.

— Хамите, юноша~ — вскинулся Князь.

— Ничуть! — спокойно парировал Сатар. — Для начала предлагаю триста тысяч долларов.

— Наличными?

— Да.

— А что, они у вас с собой?! — спросил Буба желчно.

— Да, с собой. И, если мы сговоримся, я вам тотчас же их передам, а Ингу уведу. Итак?

— Вы не боитесь, молодой человек, что я сейчас свистну моих ребят, отниму у вас деньги и выкину отсюда голым?! Не боитесь?! — повторил он с нажимом.

— Ничуть! — обезоруживающе улыбнулся Сатар. — Вы, Вахтанг Кикабидзович... ох, простите ради Бога, Вахтанг Аристархович!.. вы, вероятно, осведомлены, кто такой Сатар. Я могу с ходу пристрелить вас, а потом пострелять всех ваших мальчиков и спокойно уйти, прихватив Ингу. Но я не хочу ссориться с воровским сообществом и, кроме того, ищу вашей дружбы. Однако Инга нужна мне в полную собственность. Может быть, вас оскорбила сумма, которую я предложил за нее? Вы цените ее дороже? Хорошо, увеличим сумму. Скажем, до пятисот тысяч баксов.

— Вы серьезно? — холодно ухмыльнулся Буба.

— Вполне. Вы согласны?

— Нет.

— Хорошо. Семьсот тысяч.

— Нет.

— Семьсот пятьдесят.

— Миллион! — вдруг выпалил Князь.

— Восемьсот пятьдесят! — предложил Сатар.

— Миллион! — повторил Буба.

Инга во все глаза смотрела на двух кошмарных мужиков, ведущих из-за нее запредельную торговлю. Один из этих мужиков был отвратительно страшен внешне, второй — еще более страшен, но не лицом или телом, а тем могильным холодом, который исходил от него. Сатар казался девушке воплощенным исчадием ада, самой Смертью. Инга боялась его даже больше, чем Бубу Князя. Да, Буба бессилен и омерзителен как любовник, от него блевать хочется, а нужно угождать... но он, по крайней мере, не убьет, если сама не нарвешься. А Сатар... Боже мой, ну и монстр! Пришел покупать женщину, как рулон туалетной бумаги... Инга понимала: сейчас ее жизнь не стоит ни гроша, торг идет из-за ее плоти, и только... Вся внутренняя сущность девушки, вся та составляющая ее личности, что называется душой, была возмущена и оскорблена до крайности. Инга чувствовала себя полностью растоптанной... Князь принудил ее к сожительству угрозами, а этот Сатар просто покупает, даже не интересуясь ее мнением, даже не давая себе труда угрожать... Душа Инги, казалось, сейчас разорвется. Душа!.. Как презрительно Инга когда-то смеялась над этим словом! А теперь вот приперло...

— Девятьсот! — набавил между тем Сатар Князю.

— Миллион, и ни цента меньше! — яростно заявил Князь.

— Хорошо, по рукам! — Сатар протянул ладонь, Князь, отдуваясь, пожал ее.

Сатар вытащил из сумки тот самый чемоданчик с долларами, который показывал Семену.

— Считайте!

Буба не только тщательно пересчитал деньги, но и проверил их с помощью специальной машинки — не фальшивые ли. Процедура заняла довольно много времени.

— Все правильно! — объявил наконец Князь. — Можете забирать товар, — он кивнул на Ингу. — Да, ее паспорт у меня... — замялся вдруг Буба. — Если хотите, я пошлю человека, он привезет... Подождете?

— Обойдемся! — усмехнулся Сатар. — Паспорт, какие мелочи... Идем, женщина! — Он крепко взял Ингу за руку.

Вдвоем они вышли на улицу, Сатар подвел девушку к шикарной машине, посадил туда, запер дверцу.

— Посиди! — проронил он. — Мне надо позвонить. И не вздумай пытаться бежать! Пристрелю!

— Да куда ж я побегу... — всхлипнула Инга.

Сначала ехали молча. Сатар не считал нужным заводить разговор, а Инга боялась. Но вскоре молчание стало нестерпимым для девушки.

— Скажите хоть, кто вы... — робко попросила она.

Не говоря ни слова, Сатар свернул к тротуару, остановил автомобиль. Инга встревоженно следила за спутником. Сатар достал маленький плоский флакон, свинтил крышку, вылил себе на ладонь немного густой жидкости. Отвернулся от Инги, несколько раз с силой провел ладонью по своему лицу. Опять повернулся к девушке.

— Саша?.. — выдохнула Инга. — Боже мой, Саша!.. Постой!.. — Она вдруг испуганно пригляделась. — А глаза, Саша! Они же у тебя были сине-серые! А сейчас — ярко-зеленые! Как это?!

— Контактные линзы, — пояснил Сатар. — Могу и их снять, но это чуть дольше. Неохота. Едем, — он тронул с места автомобиль.

Некоторое время потрясенная Инга молчала. Потом отважилась спросить:

— Куда мы едем?

— Ко мне, — бросил Сатар.

— Куда — к тебе? — произнесла девушка нерешительно. Она узнавала и не узнавала своего прежнего мужа. Чувствовала — другой он. Совсем не тот Сашка Таранов, которого она знала много лет. Тот был — святая душа. А этот... Этот грозил пристрелить, если что. И, похоже, не врал.

— Ко мне в особняк. Он на окраине Москвы, — ответил между тем Сатар.

— В особняк?! — задохнулась счастьем Инга. — Сашенька, я знала, что ты придешь и спасешь меня... знала, знала... — залепетала опа. — Придешь и спасешь, именно ты, единственный мой... Когда Семен меня предал, отдал без звука этому вонючему бессильному ублюдку, мне оставалось только на тебя надеяться, Сашенька... Ты не думай, я всегда тебя любила, только тебя одного, я это быстро поняла... Я и затеяла всю эту историю с квартирой только для того, чтобы тебя подхлестнуть, заставить выбраться из твоего болота, заставить проявить себя. Ты же самый лучший, самый умный, самый сильный, я всегда это знала!... И ты доказал это, проявил себя! .. Видишь, я была права, что подвигла тебя!.. Как ты выложил за меня миллион баксов этому придурку! Ты даже глазом не моргнул! Ты настоящий мужчина, Сашенька, нет, ты — сверхмужчина, я горжусь тобой, любимый мой, единственный! Я всегда любила только тебя и буду теперь любить только одного тебя, ты ведь меня никому не отдашь, правда?! Правда?!

Сатар молчал.

— Сашенька, почему ты не отвечаешь?! — приторно щебетала Инга. — Ты ведь любишь меня?! Скажи — любишь?

— Заткнись, — равнодушно посоветовал Сатар. — От дороги отвлекаешь. Еще врежемся куда-нибудь из-за тебя— костей не соберем.

Инга обескураженно притихла.

Они въехали во двор шикарного особняка. Навстречу машине выскочил рослый мускулистый парень лет двадцати.

— Гарик, загони тачку в гараж, — распорядился Сатар. — И ступай к себе. Позже я тебя вызову, понадобишься. Идем, Инга!

Он привел ее на второй этаж дома, в довольно просторный холл, совмещенный с потрясающёй спальней, куда Инга не преминула заглянуть. После чего восторженно кинулась на шею Таранову.

— Сашенька, возьми меня! Я так соскучилась по настоящему мужчине!

Сатар жестко отстранил ее, отошел.

— Соскучилась? А Семен? Ты рассталась с ним совсем недавно.

— Ой, Семен... — поникла Инга. — Он неделями не уделял мне внимания. Он такой деловой... для постели у него и сил не оставалось... Да о чем мы говорим, Сашенька! Мы столько не виделись! Возьми же меня! — Она порывисто подалась к нему.

Таранов вновь отстранил ее.

— Сядь, Инга! — предложил он. — Нам надо поговорить.

— Да о чем говорить-то... — заикнулась было Инга, присаживаясь на диванчик. И примолкла, заметив ледяной взгляд бывшего мужа.

— Видишь ли, Инга, — начал Сатар задумчиво. — Я долго анализировал наши с тобой отношения. И пришел к выводу, что любовь наша всегда была платной. Точнее, это я оплачивал твою любовь. Оплачивал московской пропиской, шикарной квартирой, своим общественным положением, деньгами, наконец... я ведь прилично зарабатывал для тех времен. И, главное, я всегда знал, что любовь наша — платная. Что ты любишь меня за... за деньги. За материальное благополучие, вернее. Что ты в отношениях со мной — купленная женщина. Проститутка. Я это всегда знал и всегда гнал от себя эти мысли. Прятал голову в песок, как страус. Допрятался...

И вот теперь я опять купил тебя. За дикую сумму в миллион долларов, которая досталась мне... впрочем, тебе не обязательно знать как. Но я тебя купил. Так покупают кусок говядины. И ты, купленный кусок говядины, снова готова меня любить. Потому что у меня есть этот особняк, потому что у меня есть машина иномарка, потому что у меня есть доллары... ведь ты же не веришь, что я отдал за тебя последние.

— Саша!.. — произнесла Инга жалким голосом.

— Заткнись! — рявкнул Сатар. — Заткнись и слушай! Говорить будешь, когда тебя спросят! Поняла?!

— Поняла... — всхлипнула Инга. Она еще на что-то надеялась.

— Так вот, продолжаю, — успокоился Сатар. — Знаешь, когда мы только расстались, я очень тебя хотел. Точнее, думал, что хочу. Я буквально грезил тобой, представлял, как я тебя трахну — хоть за деньги, хоть как угодно. Так было до определенного момента... Ты даже снилась мне тогда... И вот я заплатил за тебя и теперь имею право воплотить сны в реальность...

— Так воплоти! — умоляюще воскликнула Инга.

— Знаешь, не хочу... — полупечально-полубезразлично усмехнулся Сатар. — Вот сейчас абсолютно точно понимаю: не хочу. Нс желаю платной любви. Не желаю делить ложе с проституткой. А еще могу открыть тебе один секрет. У меня было намерение отомстить тебе. Просто отомстить. Каким образом? Зверски затрахать тебя, довести до полной прострации. Истрахать в кровь, в сопли, чтобы надолго убить твою похоть, чтобы еще полгода после этого тебя от одного слова «секс» бросало в дрожь. Я способен так сделать, я теперь на многое способен... очень на многое. Двадцать мужиков не сумеют сотворить с тобой такое, что сумел бы сотворить я, поверь... И... даже этого не хочу! Даже мстить тебе! Не интересна ты мне больше, Инга. Ни в каком качестве не интересна.

— Так... ты меня выгонишь? — в ужасе пролепетала Инга.

— Нет, я тебя еще не отпускаю. Посиди здесь. Есть еще один человек, который имеет к тебе счет. Этот человек и решит твою судьбу.

Сатар вышел из холла, заперев дверь снаружи. Инга огляделась. На окнах решетки, второй этаж, не сбежать. Да и куда бежать? Здесь страшно, но одной на улице — еще страшнее...

Сатар зашел в комнату к Гарику.

— Вот что, старик, поезжай-ка ты по этому адресу, — он протянул Сычову листок бумаги. — Передашь от меня записку. Там живет женщина, молодая женщина, красивая... Любой зовут. Пусть она записку прочитает и, если согласится, приедет с тобой сюда.

— А если не согласится?

— Что ж... Извинись — очень вежливо извинись, гляди! — и попроси для меня разрешения позвонить ей. Не будет разрешать — проси, умоляй. В ногах валяйся! Но добейся!

Сатар вернулся в холл к Инге.

Сычов привез Любу примерно через час. Таранов выскочил из дома встречать девушку. Он бросился к ней, раскрыв объятия, и... застыл.

— Саня... — тихо произнесла Люба. — Как же надолго ты исчез... Я боялась больше никогда не увидеть тебя. Разве можно... Разве можно так исчезать, чучело ты мое, чумичело! Я ж все глаза исплакала! Ну обними меня, не бойся, дурачок!

Таранов, счастливо охнув, подхватил ее на руки, закружил...

— Что у тебя за сюрприз? — говорила Люба, поднимаясь вместе с Сашкой по лестнице на второй этаж особняка. — И какой еще Сатар? Почему ты Сатар, что за глупость? Саня, объясни!

— Сейчас все сама поймешь, — заверил Таранов.

Они вошли в холл. Увидев Любу, Инга отшатнулась, закрыла лицо руками — получилось картинно, хотя Инга меньше всего об этом думала.

— Вот, Люб, Инга! — сказал Сатар хищно. — Я купил ее сегодня у того, кому ее продал Семен. Теперь Инга полностью в моей власти! Я могу убить ее — никто не хватится! Я могу отдать ее своим боевикам на забаву — и мало ей не покажется! Люба! Инга очень виновата перед тобой! Что с ней делать? Тебе решать!

— Саня, ты заговорил, словно индеец из романов Купера! — Люба смерила его насмешливым взглядом. — Теперь я понимаю, почему Сатар... Сатар, Сагамор, Атос, Портос и де Пейрак. Анжелика в Новом Свете... в новом свете решения заданной задачи. Прекрати, Саня!

— Что прекратить?! — опешил Таранов.

— Играть роль злодея из приключенческой беллетристики. Тебе не идет.

— Ты не ответила на мой вопрос! — загремел Сатар.

— На какой вопрос?

— Что делать с Ингой! — проорал Сатар возмущенно.

— Ой, Саня... — Люба грустно и мудро улыбнулась.— Ничего с ней делать не надо. Плевать мне на нее, на убогую. Пусть живет себе... Отпусти ее.

— И ты прощаешь ей все, что было?! — воскликнул Сатар.

— Нет, не прощаю. Но, похоже, она уже наказана. Эй, Ингуль| Взгляни на старую подругу, что ж ты так засмущалась?

Инга отняла руки от лица, посмотрела па Любу огромными влажными глазами и вдруг бросилась перед ней на колени.

— Любочка, Любочка, прости меня! Ты ж всегда меня прощала, прости и сейчас! Попроси его... попроси его не убивать меня! Ну пожалуйста!

Она судорожно хватала Любу за юбку. Чувствовалось, что Инга смертельно перепугана.

— Актриса... — Люба брезгливо отстранилась. — Никто тебя не убьет. Да встань ты, дура!

Инга покорно поднялась с колен.

— Сань, расскажи мне, что с ней произошло-то? — повернулась Люба к Таранову.

Сатар коротко пересказал ей злоключения Инги.

— И ты, дуреха, теперь без паспорта? — В голосе Любы звучало даже некоторое сочувствие.

— Он у Бубы... Могу взять... — отозвалась Инга меланхолично. — Все равно там прописки нет...

— Тебя выписали по липовой справке, как меня? — злорадно фыркнув, спросил Сатар. — Значит, отныне ты бомжиха, — заключил Сатар удовлетворенно. — Похлебай-ка теперь того дерьма, которое предназначала мне. Но к Бубе не ходи, убьют. Его самого, наверное, уже убили.

— Почему?! — изумленно вскинулась Инга. Люба тоже взглянула на Сашку с недоуменным любопытством.

Сатар загадочно усмехнулся.

Окруженный телохранителями, Буба Князь вышел из ресторана. В руке Гуридзе сжимал чемоданчик с миллионом долларов — платой за наложницу. Вахтанг не жалел, что продал Ингу. Да, девка была восхитительна, но девок много, а баксы это баксы. Надо ж, миллион за любовницу! Уму непостижимо! Какой, однако, дурак этот Сатар!

Буба направлялся к своей машине, когда вдруг услышал знакомое сухое туканье. Князь остановился в удивлении и ужасе. Ребята, его ребята, его верная отважная «пехота», падали один за другим! Их расстреливали из небольших профессиональных винтовок с глушителями неизвестные киллеры! И били они из окон автомобиля самого Бубы! Князь застыл.

Расправа не заняла и минуты: секунд через десять телохранители Гуридзе валялись на мостовой. Самого Бубу подхватили под руки подоспевшие с обеих сторон битюги и затолкали в его собственный лимузин. Автомобиль тотчас отъехал.

— Здравствуй, Буба! — обернулся с переднего сиденья человек, чье лицо пересекал глубокий шрам. — Ты меня не знаешь, но небось слышал. Я Кошмар.

Конечно, Вахтанг о нем слышал. Это был полулегендарный, прославившийся запредельной садистской жестокостью вожак боевиков наркомафии.

— Что тебе от меня надо, Кошмар? — выговорил Князь срывающимся голосом. — Зачем ты убил моих людей? Мы же не воюем, мы же партнеры...

Буба понимал: если за него взялся сам Кошмар, значит, дело плохо. Значит, ребят постреляли не зря — были причины. Но Вахтанг надеялся на свой авторитет, на свою безупречную в преступном мире репутацию. Если что-то случилось с товаром, Князь сумеет доказать, что он здесь ни при чем. В конце концов, ему должен поверить на слово даже Кошмар. Все знают: Буба Князь никогда своего слова не нарушал. Договоримся, подумал Буба. Ну, заплачу штраф, заплачу за моральный ущерб... Вахтанг закусил губу: он представил, какую сумму придется выложить. Кто подставил?1 Неужели засранец Семка?1 Ну, если так, он плохо умрет, господин Сюр!

— Партнеры, говоришь? — хрипло хохотнул Кошмар.— Партнеры не убивают гонцов своих партнеров, не отнимают товар и деньги!

— Это нс я! — выкрикнул Вахтанг визгливо. — Меня подставили, Кошмар, ну поверь! Все знают: Буба Князь — честный вор!

— Честный вор? Подставили? — скривил и без того кривую харю Кошмар. — А что это у тебя за чемоданчик в руках'? Ну-ка, дай!

Протянув руку через спинку сиденья, Кошмар забрал у Бубы чемоданчик, осмотрел.

— Чемоданчик-то наш, Буба! Тот самый, который наши люди должны были отдать твоему человеку в обмен на товар. Только наши люди пребывают ныне в лучшем мире, а чемоданчик пребывает у тебя. Или, может, в нем не баксы?

Кошмар легко открыл хитрый замок чемоданчика, откинул крышку.

— Баксы! — хрюкнул он удовлетворенно. — Ну, что ты теперь скажешь, Буба?

— Сатар! — простонал Вахтанг. — Он подставил! Сука, сука, отморозок сраный! Ну, найду!..

— Какой еще Сатар? — бросил Кошмар презрительно.

— Беспредельщик подмосковный! — заторопился Буба. — Он выбил группировку Сюра, ты должен знать, Кошмар! Я сидел себе в кабаке со своей новой девкой, Ингой, а этот Сатар явился и стал Ингу у меня торговать! Я и продал! Он заплатил мне миллион баксов и отдал их как раз в этом чемоданчике... — Буба вдруг осекся. Он понял, как жалко и неубедительно звучат его слова.

— Миллион баксов за телку?! — Кошмар оскорбительно расхохотался. — Ты хочешь убедить меня, что некий Сатар, бандит-отморозок, заплатил тебе миллион долларов за обыкновенную блядь? Расскажи это своей грузинской бабушке, батоно Гуридзе! Боже мой... И чего только люди не придумают, когда приходит пора отвечать за свои поступки! Оборжешься! Ей-Богу, оборжешься!

Вахтанг ясно осознал: теперь он не спасется, не отбрешется. Улика налицо, а объяснение слишком фантастично. И представив, какую лютую смерть ему сейчас предстоит принять, Буба тонко, по-поросячьи завизжал.

— И куда мне теперь идти? — спросила Инга тоскливо.

— Мне плевать! — вспылил Сатар. — Твоя дальнейшая судьба меня не интересует! Когда ты меня выгоняла из дома, ты думала, куда я пойду?! И куда бы я пошел, не будь у меня Любы?!

— А у меня нет Любы... Вообще никого нет... — протянула Инга безнадежно. — Даже Семен теперь не примет, испугается...

— Семен сдох! — злорадно заявил Сатар.

— Да? — переспросила Инга безразлично. — Ну вот, и на него рассчитывать не приходится... А у меня даже паспорта нет...

— Валяй на панель! — желчно посоветовал Сатар.— Или девочкой по вызову. Как раз по тебе работа. Там паспорт не спрашивают.

— Саня, что ты несешь! — возмутилась Люба. — Дай ей хоть денег!

— Не дам! — отрезал Сатар. — Продажных тварей надо наказывать! Может ты, Любка, простила ей свое изнасилование, но я не простил! Сам я ее не трону, но пусть убирается! Пусть в чем есть убирается!

— Саня... — попыталась перебить его Люба.

— Нет! — отрезал Сатар. — А уж если ты такая всепрощенка, пусти ее жить к себе!

— Ну, это было бы слишком, — фыркнула Люба.

— Вот видишь! — подхватил Сатар. — Конечно, слишком! И помогать ей после всего — тоже слишком! Пусть скажет спасибо, что я ее не тронул! Инга, слышь! А ну, пошла отсюда! Пошла вон, пока я не передумал!

— Саня, ты жесток... — подала голос Люба.

— Ладно... — вдруг слабо произнесла Инга. — Действительно, только на панель, больше некуда... Прощайте... Простите меня.

Ссутулившись, она побрела к двери.

— Саня! — Люба яростно сверкнула глазами, глядя на Таранова. — Сделай для нее хоть что-нибудь!

— Обойдется! — сказал Сатар жестко. — Она не заслужила прощения.

— Инга! — позвала Люба.

Та остановилась, обернулась. В ее взгляде мелькнула надежда.

— Инга! — продолжала Люба. — Паспорт ты можешь получить, обратившись в приемник-распределитель для бомжей. Скажешь, что осталась без жилья, — выдадут. И уезжай и Ялту...

— Спасибо... — ответила Инга.

— Пока мне больше нечем тебе помочь. Да и не хочется, извини. Так что, до свидания.

— До свидания, Люб... — Склонив голову, Инга вышла.

Глядя в окно, Сатар проследил, как Гарик проводил Ингу через двор особняка. Таранов удовлетворенно хмыкнул, повернулся к Любе.

— Ну вот мы и вместе, Любка моя! Выходи за меня замуж!

— Где ты пропадал столько времени, Саня? — спросила девушка решительно. — Я хочу знать!

— Я становился мужчиной! — воскликнул Сатар с пафосом. — И стал им! Смотри, вот этот особняк, — он вскинул вверх руки, как бы обнимая дом, — я купил всего несколько дней назад! Он твой, если ты захочешь!

— Да не нужен мне особняк,— отмахнулась Люба.— Мне важнее понять, кем ты стал, Саня. Что ты натворил? И кто такой Сатар?

— Я отомстил! И я стал мужчиной! Смотри!

Он метнулся в угол, выхватил из шкафа пачку фотографий, вернулся обратно к девушке.

— Смотри! — Сатар сунул Любе фотографии. — Это те, кто насиловал тебя, издевался над тобой! Они не ушли от расплаты! Ты можешь гордиться мной, Люба!

На снимках были трупы. Затравленно скалился Семен, бессмысленно кривился Мишка Толстолобов, вековая лицемерно-фальшивая скорбь царила на упитанной роже Бориса Клямкина. У Эдварда же Клямкина сквозь испуг проступала брезгливо-капризная усмешечка омерзительно избалованного подростка. А на лице Ривы застыло беспросветное материнское горе. Но те, кто когда-либо попадал в лапы Ривы или ее сына, вряд ли посочувствовали бы этому горю...

Люба в ужасе перебрала фотографии, уронила их, отшатнулась.

— Боже мой... — прошептала девушка. — Это сделал ты... Ты с ума сошел, Саня?

— Они получили по заслугам! Все! — выкрикнул Сатар гордо.

— И женщина?.. И мальчик?.. — простонала Люба.

— Да! Да! Мальчик — сын Борьки Клямкина, вот этого! — Сатар поднял с пола соответствующий снимок. — Он в свои тринадцать лет уже был таким же подонком, как папаша! Насильником и садистом! А баба — Рива Клямкина! Она детьми торговала, поставляла девчонок-малолеток богатым извращенцам! Разве они не заслужили смерти?

— Не знаю... не знаю... наверно... Но ведь ты не Бог...

— Вот видишь, Любка! — Сатар слышал только.то, что хотел услышать. — Выходи за меня замуж! Теперь тебе не придется стыдиться меня!

— Я и не стыдилась никогда... раньше.

— Я отомстил за нас! Я стал мужчиной! — продолжал Сатар, пропустив слова Любы мимо ушей. В упоении от новой своей роли Таранов, как некогда Семен и Вадим-Учитель, походил на памятник самому себе.

— Не мужчиной ты стал, а бандитом... Сатар! — вдруг произнесла Люба гневно.

— Что?... — поперхнулся Сашка.

— Я ухожу, Саня! — бросила Люба беспощадно.

— Но почему, Люб?.. — Сатар заикался. — Ты говорила, что будешь всегда любить меня... любого... помнишь?!

— Тебя, но не... Сатара! Ты стал играть по их правилам, Саня! По правилам тех, с кем боролся! Может, так и надо с ними, может, иначе нельзя, иначе их не победить, но ты и жить собрался по их правилам! Домом своим хвастаешься... Чем здесь хвастаться?! Тем, что ты сумел ограбить грабителей и на добытые деньги устроился не хуже тех же самых грабителей?! Стыдно, Саня! Ты стал сильным, но потерял душу! Я ухожу. Живи как знаешь, но Сатар мне не нужен!

— Ты не поняла, Люба!.. — закричал Сашка, однако было поздно: девушка выбежала и с силой захлопнула за собой дверь.

Сатар машинально собрал с пола фотографии, спрятал их и мертвенно застыл посреди холла.

— Дорого же обошлась мне платная любовь... — обессиленно прошептал он.

Гарик и Катя вошли в холл на цыпочках. Катя все это время жила в особняке. Сычов уговорил девушку поехать вместе с ним и Тарановым в Москву, упирая на то, что так безопаснее. Сатар не возражал. Наоборот, приветствовал решение Кати присоединиться к ним. Он чувствовал: это даст возможность Гарику загладить свою вину перед девушкой.

Впрочем, Катя давно уже простила своего псевдобрата. Она с чисто женской чуткостью поняла, что Гарик в ситуации с Шалимом просто растерялся, запутавшись в сетях ложного кодекса чести, принятого среди бандитов, которым Сычов тогда стремился подражать. И еще Катя поняла: тот случай многому научил Гарика. Он стал другим. Он уже никогда не повторит прежних ошибок.

Катя с детства была влюблена в «брата». Тогда он казался ей самым сильным, самым умным, самым добрым из всех знакомых мальчишек. С годами влюбленность переросла в любовь — правда, еще незрелую. Но страшный шок, пережитый Катей за последнее время, разом сделал девушку взрослой. Взрослой и мудрой. Умеющей понимать и прощать.

— Сатар, что с тобой? — встревоженно воскликнул Гарик, увидев остолбенелого, почти невменяемого шефа.

— Меня только что отвергла любимая женщина, — потерянно пробормотал Таранов.

— Почему? — тихо спросила Катя.

— Неважно. Не хочу рассказывать! — помотал головой Сатар.

— Игорь, ну-ка выйди! — приказала Катя Гарику.— Выйди, выйди! — повторила девушка настойчиво. — Мне надо поговорить с Сашей.

— Но...

Сычов вышел.

Катя подошла к Таранову вплотную, положила ему на предплечье свою легкую ладошку.

— Ну же, Саш, что случилось? Может, все не так страшно? Может, все поправимо? Расскажи мне! Я женщина и лучше понимаю женщин!

— Ничего ты не понимаешь! — взорвался Сатар. — И ничего нельзя исправить! Я же умею воспринимать человеческие эмоции! И я чувствовал: от нее исходил страх, отвращение, презрение! Что тут исправишь?! А я люблю ее, люблю, больше всего на свете люблю, больше самого себя, понимаешь ты это?!

— Сатар, успокойся! Успокойся и расскажи.

— Не называй меня больше Сатаром!

— Хорошо, Саша. Но расскажи!

Постепенно взяв себя в руки, Сатар рассказал ей, что произошло. Около часа после этого они беседовали. Затем позвали Гарика.

— Вот что, старик, домой тебе возвращаться нельзя — проговорил Сатар решительно. — Созданная нами группировка скорее всего быстро погорит — парни слишком неопытны. Менты похватают их на раз, даже ушлый Бурый не убережет...

— А ты? — спросил Гарик.

— Я бы уберег. Но мне это не нужно, ты же догадываешься, наверное.

— Догадывался... Зачем же ты втянул ребят? Подставил, выходит?

— Выходит! — рявкнул Сатар. — Ты вспомни, что творят дворовые команды молодых «отморозков» вроде твоей! Гопота сраная! Вот скажи, вы, например, чем занимались?! Ну грабили кого попало — это ясно. А ограбленных били?!

— Били...

— Насмерть?!

— Всяко... — насупился Гарик. — Но я старался сдерживать пацанов.

— А баб насиловали?! Серьги из ушей у них выдирали с мясом?! Кольца отрывали вместе с пальцами?!

— Никогда! — возмутился Сычов. — Другие бригады делали такое, знаю, но своим я запрещал! Вглухую запрещал! Даже ценой собственного авторитета!

— Ладно... — остыл Сатар. — Я давно понял, что ты старался быть Робин Гудом... Это я так, вспылил. Объясняю, почему я подставил пацанов вашего города...

— Не надо, я уже въехал! — горячо возразил Гарик.

— Нет, я все же объясню! Из тех ребят, кого Стас звал в группировку, войти в нее согласились только такие, которые уже твердо решили для себя, что станут бандитами! Остальные отказались, многие! Присоединившиеся к нам рано или поздно сели бы и без моего вмешательства в их судьбу! Но прежде натворили бы столько бед! И страдали бы от них не коммерсанты всякие, а обычные люди! А я переключил внимание ваших гопников на богатеньких, которыми занимался Сюр! В итоге городские улицы стали безопаснее! И будут безопаснее довольно долгое время! Ибо пока-а еще подрастут новые «отморозки»!

— Да понял я, Сатар, понял!.. — почти взмолился Гарик.

— Понял — хорошо. А возвращаться домой тебе нельзя ни в коем разе. Не только из-за ментов. Если ты вернешься, тебя убьет Антон — он метит в главари, а ты конкурент.

— Что же мне делать дальше? — спросил Гарик. Не безнадежно спросил, не потерянно, а просто ожидая указаний от своего босса.

— Скажи, ты непременно хочешь быть бандитом? — Сатар не скрывал сарказма.

— Сроду не хотел... — исподлобья взглянул Гарик.— Но так уж вышло, что я оказался вожаком дворовой команды. Иначе нельзя было — либо вожак, либо вечно битый...

— Ясно. Значит, ты вполне мог бы жить по-другому.

— Честно говоря, да.

— Что ж, отлично. В таком случае Катя согласна стать твоей женой.

— Что?... — поперхнулся Гарик. — Это правда? — тихо спросил он девушку, во все глаза глядя на нее.

— Правда, — улыбнулась Катя, нежно и чуть снисходительно.

— А я думал, ты никогда... — обалдело произнес Сычов.

— Дурачок ты, Игорь! — Она подошла к нему, ласкова погладила по щеке. — Дурачок!

— Я куплю вам квартиру. И будьте счастливы, — мрачно заявил Сатар. — Самому мне, видать, уже не светит...

— Саша, брось дурить! — страстно воскликнула Катя.— Ты же вроде поверил мне, что все обойдется!

Вадим Андреевич Вайнахов сидел в своем тренерском кабинете, когда в дверь постучали.

— Да? — крикнул Вадим.

Заглянул его помощник.

— Щеф, там вас какой-то малый спрашивает...

— Что ему надо?

— Не знаю... Говорит, от Алекса...

— От Алекса?! — Вайнахов вскочил и тут же снова сел. — Черт... Проводи его в раздевалку, скажи, сейчас выйду.

Помощник ушел. Вайнахов задумался. Что могло понадобиться Алексу? Зачем он прислал порученца? Убить Вадима? Нет, вряд ли. Все же основной принцип системы подготовки суперагента — абсолютизация фигуры Учителя. На время занятий Учитель становится для ученика воплощенным богом — иначе заставить человека полностью преодолеть инстинкт самосохранения невозможно, а без этого ничего не получится. И после успешного завершения тренировок наставник остается для бойца фигурой священной. Так что вроде бы Вадим сейчас ничем не рискует...

Однако Вайнахов испытывал некоторые опасения. В конце концов, всех возможностей человека с управляемым подсознанием не знает никто. Вдруг Алекс сумел раскодироваться? Маловероятно, конечно, но вдруг?

И тут Вадим неожиданно сообразил: если Алекс раскодировался, то какой ему смысл убивать Вайнахова? Ведь тогда Вайнахов для него больше не опасен! Значит?.. Значит, бояться нечего и следует узнать, что нужно порученцу, одернул себя Вадим, волевым усилием прерывая готовый хлынуть поток счастливых надежд.

Он вышел в раздевалку и сразу увидел незнакомого парня лет двадцати — высокого, крепкого, мускулистого. Парень держал в руках чемоданчик.

— Я Вайнахов, — представился Вадим, подойдя. — Это ты от Алекса?

— Да. Меня зовут Игорь, — парень улыбнулся, протянул для пожатия руку. — Алекс велел передать вам вот это,— он подал Вадиму чемоданчик.

— Что здесь'? — поинтересовался тренер.

— Деньги. Миллион долларов, — простодушно пояснил Гарик, чуть понизив голос.

— Чего?! — Вайнахов опешил. — И ты привез их один?! И не сбежал с ними по дороге?!

— Да бросьте вы! — опять улыбнулся Гарик. — Зачем бежать? Не в деньгах счастье. Да и потом, жить с такими деньгами страшно. Опасно. Любой может польститься убить тебя. Кроме того, дружба Алекса мне дороже любых денег.

— Лопух ты, — ухмыльнулся Вадим. — Ладно, иди. Спасибо.

Вадим не обратил внимания, что к его разговору с Игорем внимательно прислушивается один из находящихся в раздевалке парней. Парень был рядовым бойцом очередной бандитской группировки, которую Вайнахов взялся «превращать в спецназ»...

Вадим не подавал вида, но был потрясен жестом Алекса. Ничего не видя и не слыша, проплыл он в свой кабинет. Положил чемоданчик на стол, раскрыл... и замер над тугими пачками баксов. Такой суммы ему до сих пор даже видеть не приходилось. Все его горячечные грезы о бешеных деньгах, о мировом господстве были всего лишь воображением. А воображение отступало перед оглушительной реальностью этих зеленых бумажек...

Вадим так и не услышал, как дверь его кабинета тихонько отворилась. Как сзади подкрался ухватистый «качок», сжимавший в руке гирю. Наверно, Вайнахов даже боли не успел почувствовать, когда эта гиря обрушилась на его затылок...

В квартире сотрудника РУОПа майора Снегирева зазвонил телефон. Снегирев поднял трубку.

— Артем Иванович? — раздалось на другом конце провода. — Это Таранов. Может, помните?

— Саша? Конечно, помню. Что тебе?

— Мне надо с вами поговорить. Посоветоваться. Мы можем встретиться?

— Можем. Приезжай прямо сейчас ко мне. У меня свободный вечер.

— А удобно?

— Вполне. Записывай адрес... Жду.

Ждал Снегирев Сашку с большим нетерпением. Ему было о чем спросить Таранова.

Когда тот приехал, Артем проводил визитера в гостиную.

— Выпьешь? Есть «Наполеон», трофейный, собровцы на квартире одного клиента прихватили, поделились.

— Спасибо, выпью. Артем Иванович, у меня к вам дело довольно деликатное...

— Подожди! — Артем достал бокалы, разлил по ним коньяк. — Давай, что ли, чокнемся. И выпьем не как коньяк, а по-русски. За встречу! Давно мы не виделись...

Они чокнулись и залпом, как водку, выпили «Наполеон».

— Отлично! — выдохнул Снегирев. Я хочу кое-что рассказать тебе, Саша. Ты знаешь, что группировки Сюра больше не существует? А сам Сюр убит?

— Да-а? — очень натурально удивился Таранов.

— Убит, — повторил Артем, не обращая внимания на возглас собеседника. — И все его боевики тоже полегли.

— Кто же их так? — наивно перебил Сашка.

— Кто? — усмехнулся Артем. — Местные гопники, «отморозки». Как им удалось одолеть матерых волков, я просто диву даюсь. Они же щенки... Мы их уже всех повязали. Город Семена теперь свободен от рэкета. Не навсегда, конечно, но свободен.

— По-моему, это хорошо, — вставил Таранов.

— Хорошо... — произнес Снегирев, размышляя. — Хорошо... — повторил он. — А скажи мне, Саша, чем ты занимался последние месяцы?

— Да так... крутился.

— Что твои шуры-муры с Вайнаховым? Удалось тебе чего-нибудь добиться?

— Нет. Мы разругались. Мы с ним слишком разные люди.

— А ты в курсе, что Вадим тоже убит?

— Как?! — На сей раз Сатар был поражен всерьез. — Кто ж его?

— Один из его учеников. Паренька, правда, быстро поймали, он тупой совсем... быдло. Но при нем нашли миллион долларов! И на допросе ублюдок сознался, что именно за эти деньги он и прикончил Вайнахова... Вопрос: откуда у Вадима такая сумма?

— Вы меня спрашиваете?

— Тебя, тебя. Судя по показаниям убийцы, деньги Вадиму передали от какого-то Алекса. Помнится, именно так ты ему когда-то представился?

— Мало ли Алексов... — хмыкнул Сатар.

— Да, пожалуй, немало, — согласился Снегирев. — Пожалуй, немало. Ладно, вернемся к делу Юрьева. Так вот, «отморозки» никогда не смогли бы одолеть группировку Сюра, если б их не поддержал некий таинственный персонаж, который, собственно, и выполнил основную работу.

— Что же это за персонаж?

— Они называют его Сатаром. Страшный человек этот Сатар, надо признать! Страшный и очень ловкий... даже талантливый по-своему. Мы пытались выйти на него через некоего Сычова, которого Сатар увез с собой, покидая город. Буквально сегодня я Сычова допросил, но он все отрицает. Не знаю, не замешан, бывшие друзья оговаривают, никакого Сатара в глаза не видывал, слыхом не слыхивал, и вообще я недавно женился, получил в наследство от дальнего родственника московскую квартиру, теперь обустраиваюсь с любимой супругой, все остальное мне до фени...— процитировал Артем Гарика.

Сатар внутренне улыбнулся. Квартиру для Игоря и Кати он купил у их однофамильцев — супружеской четы, забиравшей к себе своего престарелого больного отца и продававшей его жилплощадь. Продажу, по просьбе Таранова, оформили дарственной — естественно, не задаром. Подобный кульбит нужен был Сатару, чтобы ни у кого никогда не возникло к Гарику вопросов типа: откуда ты взял деньги на жилье?

— Улик против этого Сычова действительно нет, только показания его прежних приятелей, которые, впрочем, не отрицают, что в деятельности группировки. после ее воцарения в городе Игорь действительно участия не принимал. Я пытался его прижать опознанием... есть у меня подозрение, что миллион долларов Вайнахову передал именно он. Но убийца Вадима не опознал Сычова.

«И не мог опознать, — подумал Сатар. — Я слишком хорошо загримировал тогда Гарика».

— А зачем вы мне все это рассказываете, Артем Иванович? — невинно поинтересовался Таранов.

— Давай в открытую, Саша! Сатар — это ты?!

Сатар напрягся, определяя, работает ли здесь где-нибудь скрытая от глаз звукозаписывающая аппаратура. Убедившись, что нет, Сашка расслабился.

— Да, Артем Иванович. Это я. Как вы догадались?

— Я сразу подумал на тебя. Сатар — Саша Таранов. Ты мог так назваться в пику Сюру — Семену Юрьеву.

— Все верно. Вы действительно классный опер, Артем Иванович. Я восхищен.

— Не боишься, что я тебя арестую?

— С какой стати? Сатар для вас недосягаем, Артем Иванович, потому что его попросту нет. Доказать его идентичность со мной невозможно. Вы не имеете никаких улик, даже косвенных, одни лишь досужие россказни подследственных бандитов. Даже если вы им предъявите меня для опознания, они вам уверенно заявят, что Сатар и я — совершенно разные люди.

— Почему?

— Ну вот вам пример — какого цвета глаза у Сатара?

— Пример в точку — цвет его глаз все пацаны действительно прекрасно помнят. Они у него ярко-зеленые.

— А у меня?

— Цвета маренго, — усмехнулся Снегирев.

— Вот видите! — весело фыркнул Сатар.

— Значит, ты полностью менял внешность? Как ты этого добивался?

— Это просто, если уметь. Накладываешь специальный грим, волевым усилием создаешь себе другое выражение лица, вообще иной облик, воздействуешь на окружающих психологически... Короче, ерунда.

— Тебя Вадим этому научил?

— Да.

— А его убийство тоже ты подстроил?

— Никогда! Его смерть — для меня самого полная неожиданность. Деньги ему действительно послал я. В благодарность за науку. Вадим Андреевич очень любил деньги.

— Они его и погубили... Ладно, Саша, с моральной точки зрения я не могу осуждать тебя. Ты избавил общество от грязи... хотя бы частично. А как представитель закона я, судя по всему, перед тобой бессилен. Но, честно говоря, стоило бы тебя привлечь... Таких ты дел наворочал... Так нельзя. Закон есть закон.

— Напрасно вы это. Закон людьми писан. А вот мораль — та и впрямь от бога. Она первичней.

— Не хочу с тобой полемизировать. Лучше скажи — ты собираешься продолжать... свою деятельность? Сатар еще появится в поле зрения правоохранительных органов?

— Нет. Сатар сделал все, что от него требовалось. Теперь он законсервирован... возможно, навсегда.

— От чего это зависит?

— Сатар появится только в том случае, если в нем возникнет насущная необходимость. Если без него никак нельзя будет обойтись.

— Что ж... будем надеяться, что такой ситуации удастся избежать. А куда ты дел его оружие?

— Оружие и все остальные причиндалы Сатара надежно спрятаны.

— И доказать их отношение к тебе нереально?

— Конечно. Но их и найти нереально. Ручаюсь.

— Ладно! — подмигнул Артем. — Не стану я больше тратить свое рабочее время на столь фантастическую фигуру, как Сатар. Но уж и ты постарайся, чтобы он впредь не мелькал в оперативных данных.

— Будьте уверены. Еще у меня к вам просьба. Оставьте в покое Сычова. Дайте парню спокойно жить.

— Хорошо. Ты за этим приходил?

— Нет, Артем Иванович, дело у меня к вам другое. Я хочу пожертвовать значительную сумму на нужды РУОПа.

— Какую?

Таранов назвал. Артем присвистнул.

— Не хило. И что ты ждешь от меня?

— Я хочу, чтобы эти деньги пошли на закупку спецтехники, оружия, аппаратуры или на премии бойцам, а не были разворованы чиновниками. Можно это устроить?

— Устроить можно. Я даже знаю как...

Люба открыла дверь и замерла в дверном проеме.

— Может, впустишь? — попросил топтавшийся перед ней Сашка.

— Зачем ты пришел, Сатар? Я не звала! — сказала девушка холодно.

— Люб, ну впусти, а? Не на лестнице же нам разговаривать! — Таранов умоляюще заглянул в глаза Златниковой.

— По-моему, нам не о чем разговаривать, Сатар... — Она все время выделяла голосом псевдоним Сашки. — Впрочем, проходи, — Люба посторонилась.

Таранов вошел, смущенно застыл в прихожей.

— Проходи в кухню, — предложила Люба мягче. — Или дорогу забыл?

Она посадила его за стол, сама села напротив, закурила.

— Слушаю тебя, Сатар. Зачем пришел? Покупать меня?

— Не на что мне покупать тебя, Любка...

— Как не на что? — произнесла Златникова насмешливо. — А особняк, «мерседес», миллионы? Или спустил? В рулетку проиграл?

— Особняк и машину я продал. А деньги все передал в РУОП. Пожертвовал. На нужды борьбы с организованной преступностью. Так что голый я, Любка. Ни жилья... ни гроша в кармане... ничего.

— И ты решил, что я тебя пожалею? — Люба прищурилась. — Без денег ты остался? Так иди ограбь кого-нибудь! Ты же крутой мужик, Сатар. Что тебе стоит завалить пару-тройку человек, предварительно выбив из них пару-тройку миллионов «зелени»? Ступай, действуй! Благо, жулья вокруг полно, есть где развернуться!

— Люба... Я избавился от своих денег ради тебя...

— А мне не нужны такие жертвы. Я их недостойна. Я простая, непритязательная девушка, из тех, которых быстро забывают. Из тех, которых можно бросать на полгода, пе подавая никаких вестей о себе, а потом присылать за ними «шестерку», пускать пыль в глаза — шикарной машиной, виллой, горой трупов, демонстративным изгнанием бывшей соперницы...

И такие девушки сразу тают, как сахар, падают на спину перед кумиром-благодетелем и раздвигают ножки... Главное, чтобы была куча бабок в загашнике, а уж девчонка никуда не денется, собачкой побежит за хозяином. Верно, Сатар?

И тут Таранов взорвался.

— Любка, ты же ничего нс знаешь! Не знаешь, а берешься судить! И даже выслушать меня не хочешь! И что ты все — Сатар, Сатар!.. Нет больше Сатара! Похоронен до поры, пока не понадобится! И, если на то пошло, не так уж плох был Сатар, как ты вообразила! Не веришь — у друзей моих спроси, у Гарика с Катей, которые, кстати, именно друзья, а не «шестерки» вовсе! Вот ты тычешь в глаза — особняк, машина! А ты спросила, зачем я их купил? Спросила?! Я купил их, чтоб Инге отомстить. За тебя, между прочим, отомстить, ударить ее тем, что ей больнее! А мне самому вся эта мишура — тьфу! Инге она нужна, а мне — тьфу!

— Вот и ступай к Инге! — выдала свой главный аргумент Люба. — По-моему, ты меня с ней перепутал! Это она всегда продавалась, а не я! Я любила тебя, всю жизнь любила! Без всего!

— А я сейчас и есть без всего... — проронил Сашка тихо. — И пришел тебе сказать, что люблю тебя. Больше жизни люблю... А ты меня гонишь, прежним богатством в глаза тычешь... Как будто я предал тебя... променял на богатство... А ведь я не предавал, Люба! Все, что я делал, я делал во имя тебя, чтобы быть достойным тебя, чтобы ты могла опереться на меня во всем, всегда... Да, в какой-то момент меня занесло, захотелось осыпать тебя золотым дождем, поразить... Но сам по себе золотой дождь никогда не был для меня главным... Слышишь, никогда! А ты меня гонишь... Значит, я нужен тебе только несчастненький, чтобы меня можно было свысока жалеть? А если я победил, то уже не нужен? Ступай, Сашенька, покупай себе проституток? Мы слишком гордые, слишком самостоятельные и независимые, чтобы принять мужика, которому не надо утирать сопли? Так, Люба?

— Что ты несешь, Саня? — вздохнула Златникова надломленно. — Что несешь?

— Любка, ты пойми, ты создала себе систему ценностей, обратную той, что господствует сейчас в обществе! Обратную той, что исповедовал Кирилл... или не он сам, а его окружение. Обратную системе ценностей Инги и подобных ей! Понимаешь, не иную, не принципиально другую систему ценностей, а просто обратную! Как в зеркале! То, что левое — правое, а то, что правое, — левое! Они считают, что за деньги можно убить кого угодно — ты в пику им считаешь, что убивать нельзя вообще, даже подонков! Они считают, что женщина должна выбирать себе в спутники только исключительно богатея — ты в пику им считаешь, что должна выбирать только исключительно мужика сирого и убогого! Это ж не принципы, а... перевертыш какой-то, Люба!

— Я всегда выбирала тебя... — произнесла Люба неуверенно.

— А сейчас? Разве я другой?

— Ты Сатар, бандит...

— Да не бандит я! Мститель!

— А деньги?

— Я обязан был их взять! Ситуация диктовала!

— Почему ты не поступил в СОБР, как мы договаривались? После того как окончил курс тренировок?

— Тренер попался с гнильцой. Да позволь мне наконец рассказать тебе все с начала? Тогда ты меня поймешь, я уверен!

— Ладно, — вздохнула Люба. — Говори... Саня.

Говорил он долго. Под конец рассказа Люба, бледная, взволнованная, уже сидела рядом с ним, крепко держа его за руку.

— А про Ингу ты что-нибудь слышал? — спросила девушка, когда Таранов умолк.

— Слышал. Я ее нашел и отправил в Ялту. Чтоб не отсвечивала в Москве.

— Правильно. Пусть там занимается любым делом, если хочет... Кстати, куда ты девал наркотики, героин этот Бубин?

— Уничтожил. На что он мне?

— Верно... И еще у меня один вопрос к тебе, Саня. Что ты теперь собираешься делать? Где работать?

— Я теперь многое могу, Люб. У меня особые психофизические возможности. Попытаюсь исследовать их структуру, изучить себя... И разработать методику развития способностей, подобных моим, у других. Причем методику, основанную не на откровенном садизме, как было у Вадима, а нормальную. И главное, такую, которая делала бы человека не просто более совершенной биологической машиной, а существом по-настоящему духовным... это должно быть прежде всего. Духовные, нравственные, культурные ценности должны стать для людей важнее материальных. А тогда и материальные появятся у всех в достаточном количестве. Исчезнет вражда... исчезнут лжепророки и вообще любые мессии, желающие вести за собой стадо... Ибо стада уже не будет, будут личности, способные почувствовать истинную моральную сущность любого «вождя». Как я чувствую эмоции людей...

— И наступит золотой век, — улыбнулась Люба чуть печально. — Ты, как всегда, о высоком, Саня. Что ж, я полностью тебя поддерживаю... я вся твоя. С чего собираешься начать?

— Ой, Любка! — хитро прищурился Сашка, маскируя смущение. — Иронизируешь надо мной? Растекся Таранов мыслию по древу, воспарил? Так? Меня теперь не обманешь... Нет, девочка, я не собираюсь витать в облаках. Зарабатывать попробую целительством. Думаю, у меня получится. При моей сверхчувствительности я смогу диагностировать нервные болезни... да и не только нервные! И лечить их внушением, подключая резервные возможности организма самого больного. Я уже вижу... знаю, как это надо делать. А попутно... попутно буду избавлять людей от моральной слепоты, от поклонения ложным ценностям... будить их души. Это и станет первым шагом к золотому веку. Я вновь обрел цель в жизни... Хотя по сравнению с тем, что я обрел наконец тебя, все остальное такая ерунда!

— Идеалист ты мой... — ласково прошептала Люба.— Я люблю тебя, Сашенька...

...После этой ночи Сашка больше никогда не вспоминал Ингу. Потому что платная любовь не шла ни в какое сравнение с истинной...