Охота на охотника - Роман Злотников, Андрей Николаев

— …А к нам как попал?

Второй стюатор отхлебнул зеленого чаю, поставил чашку и откинулся на кресле, привинченном к полу. В принципе в таком креплении кресла не было никакой необходимости, гравитационные генераторы лайнера имели почти семидесятипроцентный запас мощности по маневровой нагрузке. Но привинченные к полу кресла дежурной смены являлись святой традицией, которая соблюдалась на кораблях и судах не менее ревностно, чем ритуал крещения в церкви.

— Да у меня свояк в агентстве. Он давно мне хорошее местечко обещал, потому я на каботаже и торчал. Чтобы если подвернется что стоящее — быть тут как тут.

Дежурный оператор двигательного отсека согласно кивнул. Дежурство, как обычно, обещало быть жутко скучным, а поскольку на лайнере во время дежурства строго запрещалось принимать пищу, играть в 3D и настольные игры (под каковым наименованием скрывались как вроде бы безобидные шахматы, шатки и го, так и карты, кости и все остальное), не говоря уж о более «предосудительном» времяпрепровождении, оставалось только трепать языком. На каком-нибудь другом корабле (кроме военного, естественно) капитан вряд ли бы включил в должностную инструкцию подобный пункт. Просто потому, что экипаж, скорее всего, его бы просто проигнорировал (первое правило любого нормального руководителя — требуй только то, чего сумеешь добиться), но круизные лайнеры — особое дело. Попасть на «круизник» — мечта любого моряка. Матросы круизных лайнеров — элита гражданского флота. Даже рядовые члены экипажа «круизников» размещаются в двух-трехместных каютах, для экипажа предусмотрен спортзал, бассейн (конечно не такой, как на пассажирских палубах, но все же), а любой член экипажа получает в два-три раза больше, чем на других гражданских кораблях. Обслуживающий персонал вышколен, а продукты всегда свежие и высшего качества. К тому же «круизники» еще и самые безопасные корабли — их техническое состояние поддерживается в идеальном порядке, а мощность двигателей и компенсаторных систем делает их недосягаемыми ни для одного капера или пирата. Еще бы, как правило, пассажирами «круизников» являются такие люди, что иск даже одного из них сможет полностью разорить круизные компании. А если их будет несколько?

— Это да, тут тебе повезло. Попасть на «Куин Дистину» — такой шанс выпадает раз в жизни.

— Вот я об этом и толкую, — оживился стюатор, — а моя вой подняла: «Это ты специально устроил — чтоб от семьи сбежать! По бабам шляться! Там на твоем лайнере только шлюхи разъезжают, которые на любого мужика бросаются, а ты и рад!!».

Оператор усмехнулся.

— Да какие тут шлюхи, помещения экипажа полностью изолированы. Даже от обслуживающего персонала.

— Да говорил я ей, — грустно вздохнул стюатор, — без толку все. Слушать не хочет. «Ты все равно найдешь как до баб добраться!». Вообще-то она у меня нормальная баба — хозяйство держит и симпатичная. Все при ней. Только ревнивая больно.

— Это да, — глубокомысленно наморщив лоб, кивнул оператор, — они все такие. Сами на любого мужика заглядываются, а нам ни-ни! Вот черт!!! — Ноги оператора слетели с пульта, а спина резко приняла вертикальное положение. — Это что еще за чертовщина?

Охота на охотника

— Что? — озадаченно вскинулся стюатор.

— Смотри, второе включение основных двигателей коррекции за последние пятнадцать минут. Что-то тут не так!

Стюатор озадаченно уставился на экраны, заполненные цветными диаграммами и кривыми линиями. Его обязанности заключались в обслуживании трюмных уборочных и ремонтных роботов, поэтому в схемах и диаграммах, высвечивающихся на экране, он мало что понимал.

— А почему?

— Основные двигатели коррекции включаются только при резком изменении курса, причем если требуемое отклонение от курса достигает величины более пятнадцати градусов. А согласно полетной маршрутной карте следующее изменение у нас где-то через восемь часов. Я этим маршрутом уже шестой раз иду, можешь мне поверить…

Стюатор нервно поежился.

— Может, камни?

Оператор раздраженно фыркнул.

— Это тебе не каботажник. Наши радары видят любой опасный камешек часа за два полетного времени, а при такой форе чтобы обогнуть любой метеоритный поток, достаточно отклонения в доли градуса… смотри, опять! — Оператор качнулся к пульту, и его пальцы забегали по клавишам. — Надо подключить еще пару сборок контуров охлаждения, а то…

Закончить он не успел. Корабль едва заметно тряхнуло. Стюатор, напряженно вглядывающийся в экраны, заметил, как скачком изменилось несколько диаграмм, а самая большая, занимавшая центральный экран, запульсировала тревожно-багровым, понимающе кивнул:

— И опять!

Оператор ответил не сразу.

— Это не опять…

Что-то в его голосе заставило стюатора резко развернуться и уставиться на сотоварища. Оператор сидел за пультом скукожившись и испуганно глядя в потолок зала, за которым, почти в километре над их головами, над всеми пассажирскими палубами размещалась капитанская рубка. Те, кто в ней находился, явно знали о ситуации больше, чем они двое, но, похоже, им это сильно помогло…

— Это не опять, — сдавленным голосом повторил оператор, — это не коррекция курса. По нам кто-то стреляет…

Они оба не знали, что эти выстрелы были салютом, ознаменовавшим явление цивилизованному миру Великого и Ужасного Агламбы Керрора…

Некоторое время спустя десятки бойких мастеров пера и 3D камеры бросились по следам «самого ужасного и беспощадного» пирата современности, пытаясь выяснить, откуда он явился. Однако накопать что-то из ряда вон выходящее не удалось. Где он появился на свет, на какой планете, планетоиде или искусственном объекте — так и осталось неизвестно. Хотя, судя по тому, как он чувствовал себя в невесомости, считалось, что он если и не родился, то вырос где-то на орбитальных шахтах.

Первые его следы обнаруживаются в системе Лунин. Впрочем, через систему Лунин прошла практически вся шваль из числа тех, кто потом оказывался на больших торговых путях. Луния являлась самой большой клоакой обитаемой части рукава. И местом, где сталкивались и завязывались в узел интересы сотен и тысяч самых богатых и влиятельных людей Вселенной. Именно поэтому с ней до сих пор ничего не могли поделать. Официально Луния считалась зоной «свободной для поселения» и управлялась «Советом шахт». Священной коровой, дающей Совету всю полноту власти, была «Великая хартия вольных шахтеров», документ, являющийся этакой Конституцией, пополам с декларацией о государственном суверенитете системы. Документ явно анархистского толка, принятый почти семьдесят лет назад на Большой сходке. Ходят слухи, что его отцом являлся сам «князь Кропоткин» — личность легендарная, известный террорист и борец за свободу всех от всех, принявший в качестве псевдонима титул и имя исторической личности, действительно существовавшего в XIX веке русского анархиста (впрочем, может и не было никакого русского анархиста, а все это были выдумки бессовестных журналистов). Согласно легенде, когда «князю» уже совсем сели на хвост, ему удалось бежать в систему Лунин, которая в то время не имела никакого юридического статуса и была просто местом, где каждый пытался сколько-нибудь заработать, рубя породу в богатейшем поясе астероидов системы. То есть там не было ни власти, ни порядка, ни юрисдикции. Естественно, преследующие его спецслужбы (а князь успел насолить не одному десятку государств) несколько расслабились, вполне резонно посчитав, что дело сделано и уж теперь-то ничего не помешает найти и арестовать человека, изрядно насолившего не одному десятку правительств. Тем более что в поясе подвизалось с десяток агентств, специализирующихся на розыске и передаче в руки правосудия различных личностей, наивно полагавших, что пояс — лучшее место для того чтобы спрятаться. Так что можно было бы даже не марать руки, а просто назначить цену, и голову князя должны были доставить на блюдечке с голубой каемочкой. Но не тут-то было. Буквально в течение полугода из ниоткуда появился «Совет шахт», который оперативно собрал Большую сходку, тут же принявшую «Великую хартию вольных шахтеров», ставящую представителей ЛЮБЫХ организаций, «чья деятельность направлена на лишение человека его неотъемлемой свободы», вне закона «на всей территории, находящейся под юрисдикцией системы Лунин». Конторы «охотников за головами» были мгновенно вышвырнуты из системы «отрядами шахтерской милиции», а что касается деятельности государственных спецслужб, «Хартия» объявила, что «люди Лунин считают государство первым из угнетателей» и ставят своей высшей целью «соблюдение и ревностную охрану святого права личности на свободу и независимость». И потому люди Лунин будут «яростно бороться с попытками любых организаций навязывать свою волю и свое внимание свободным людям». Это привело к тому, что в системе Луни до сих пор, спустя семьдесят лет, не было никакой полиции или иных государственных структур, а закон, как в древние времена на матери-Земле, вершился «по праву сильного». Просто все действующие там бандитские кланы формально считались «случайно собравшимся сообществом граждан», то есть все бандитские разборки «Совет шахт» формально считал «стихийными драками»: мол, собрались не слишком близко знакомые люди в каком-нибудь баре пивка попить, а тут зашли туда еще несколько не слишком близко знакомых людей. И как-то они друг другу не понравились… Оттуда и трупы. Естественно, при таком подходе система Лунин стала настоящим рассадником бандитов и пиратов.

Лет через пять Агламаба Керрор уже стал капитаном. Его первый корабль был, как обычно, переоборудован из каботажного транспортника. Сначала Керрор промышлял тем же, чем и другие пираты — мелким грабежом каботажников, налетами на шахты в поясах астероидов планетных систем, грабежами небольших поселений… Однако таким путем не сильно быстро разбогатеешь (если разбогатеешь вообще). Уж больно велика конкуренция, а добыча едва-едва окупает затраты на содержание и ремонт донельзя изношенного корабля. Да и к тому же «добыча», как правило, прекрасно осведомлена об опасности и вооружена не намного хуже, чем «охотник», и огрызается изо всех сил. Поэтому он на некоторое время исчез, а когда появился вновь — выяснилось, что Агламба Керрор решил пойти ва-банк. И, как ему показалось, вытянул козырную карту!

Он сколотил эскадру из нескольких кораблей и начал совершать налеты на крупные круизные суда. Конечно, перехватить круизный лайнер не так-то просто, у этих дур слишком хорошие движки. Поэтому на пиратских судах, которые представляли из себя по большей части переоборудованные транспорты или малотоннажные пассажирские суда, угнаться за ними было совершенно невозможно. И оттого «круизники» считались совершенно безопасными в отношении пиратства. Но Керрор все хорошо продумал. Во-первых, когда он вышел на охоту, у него в эскадре уже было пять судов, так что он мог перекрывать всю лобовую полусферу по курсу движения корабля. Во-вторых, два из них — имели движки немногим хуже, чем у «круизников» — от портовых буксиров, так что и возможностей для маневра у добычи оставалось немного. Кроме того, как только Агламба захватил первый лайнер, он запустил схему, позволявшую, как казалось Керрору, полностью обезопасить его «маленький» бизнес. Схема состояла в том, что, захватив и ограбив первый лайнер, Керрор отобрал пару сотен наиболее значительных пассажиров и увез их в неизвестном направлении. Суммарный выкуп, затребованный им за этих людей, составил почти восемьдесят миллионов соверенов. Однако, даже получив выкуп, Агламба не отпустил заложников, а сначала захватил следующий лайнер и, лишь набрав заложников с него, отпустил часть предыдущих…

Спустя год Агламба Керрор оказался на первых полосах всех сетевых агентств. Некоторые считали его порождением ада, некоторые бичом божьим, посланным напомнить богатым и знаменитым, что их жизнь на весах господа — всего лишь мимолетный прах. Пифия Маглоб, секс-символ компании «Уорнер Бразерс» и самая скандальная звезда современности, публично объявила, что если он прекратит пиратствовать и отпустит заложников — она готова провести с ним «безумную ночь любви». Самые маститые журналисты искали его внимания и были готовы на любые жертвы, лишь бы заполучить его в свои программы. Он казался мессией, титаном духа, гением преступного мира, человеком, посрамившим силовые структуры самых могучих государств…

Механизм казался безупречным. Керрор заботливо сохранял свой пул заложников, задерживая некоторых из них на два, а то и на три последующих захвата, тщательно следя, чтобы в составе заложников в равной мере присутствовали государственные мужи, денежные мешки и личности, крайне популярные у публики, а его эскадра продолжала грабить «круизники».

И все было бы у него нормально, если бы он вовремя остановился. Да, заложники давали ему некую страховку, но всякая страховка эффективна до поры до времени. Ну сколько народу летит в круизном лайнере — человек семьсот, ну пусть тысяча, а людей, которые МОГУТ себе это позволить или хотя бы ЗАДУМЫВАЮТСЯ об этом — сотни тысяч. И все они хотят безопасности. Поэтому, уже после третьего захвата, правительство Содружества американской конституции было вынуждено отправить корабли на поиски базы Агламбы Керрора. И хотя сначала кораблям было приказано искать не особо шибко (опасаясь за жизнь уже захваченных «особо важных персон», которых еще надеялись освободить без излишнего шума и потерь), после четвертого захвата ситуация изменилась в корне. И тут Агламба решил показать, кто в доме хозяин. После того как патрульная эскадра перехватила и взяла на абордаж два корабля из его эскадры, Керрор захватил очередной «круизник» и устроил показательную бойню.

На его несчастье, треть пассажиров этого лайнера оказались подданными русского императора. Наверное, Керрор и сам перепугался, когда старший абордажной группы приволок ему паспорта зарезанных и расстрелянных пассажиров, однако дело было сделано. Колесо фортуны повернулось к Керрору другой стороной. Ровно через два дня после той бойни русский император объявил его «лицом, оскорбившим Императора» и перед Агламбой тут же закрылись все двери. Банки, в которых были открыты его секретные счета, на которых, после всех путешествий по транзитным счетам, дебетовым картам и кофрам с наличностью, оседали денежки от продажи награбленного и денег за заложников, тут же обнародовали их номера. Скупщики краденого принялись отбрыкиваться от имущества, предложенного Керрором, как черти от ладана. Самые верные его агенты публично объявляли о том, что они по тем или иным причинам ранее сотрудничали с Агламбой, но теперь «глубоко раскаиваются в содеянном и отдают себя в руки правосудия». Два оставшихся корабля его эскадры самостоятельно прибыли на Нью-Вашингтон и, заглушив двигатели на парковочной орбите, объявили, что готовы принять представителей властей «для обсуждения вопросов, связанных с осуществлением правосудия». Что ж, это было вполне объяснимо. Надо было быть полным идиотом, чтобы поссориться с русским императором. Русские могли бы считаться во всех отношениях цивилизованным народом, если бы не их совершенно славянское отношение к возмездию. Если кто-то или что-то вызвало их неудовольствие настолько, что они решали, будто сие деяние можно расценить как «оскорбление Императора», то все, все законы забывались напрочь, все международные договора отправлялись побоку, все возможные экономические и иные потери — отшвыривались в сторону как бесполезный хлам, и озверевший русский медведь выходил на БОЛЬШУЮ ОХОТУ. И не дай боже попасться ему под горячую лапу! Мир затаил дыхание, ожидая скорой кровавой развязки. Прежний кумир ничтоже сумняшеся был превращен в «блюдо» для нового развлечения. Все жаждали зрелища!

Однако на этот раз охота не принесла никаких результатов. Агламба Керрор исчез. Авианосные эскадры бороздили космос, стаи эсминцев засовывали чуткие носы радаров в самые глубокие дыры, но пирата нигде не было. Он будто провалился в черную дыру. И мало-помалу накал поисков ослаб. Эскадры вернулись к местам базирования, эсминцы и крейсера оттянулись поближе к своим базам. Разочарованная публика, сначала приникшая к экранам в ожидании скорых новостей, начала переключать каналы па другие шоу.

Но все понимали, что русский медведь так ничего и не забыл. И стоит, пусть не сейчас, пусть спустя десять, двадцать, сто лет, когда-нибудь, Агламбе Керрору вновь появиться на горизонте, шерсть на загривке этого, маскирующегося под цивилизованного, зверя, мгновенно встанет дыбом, и он вцепится в горло своему врагу со всей своей первобытной свирепостью.

Сделав очередной шаг, он неожиданно перестал ощущать твердь под ногами и ухнул в густую жижу, которая на Промашке кое-где заменяла нормальную почву. Хотя ему не впервой было встречать опасность лицом к лицу, инстинкт самосохранения заставил закрыть глаза, уж больно неприятно было наблюдать, как за прозрачным забралом шлема поднимается уровень болота. Его моментально засосало почти по самую шею, и быть бы ему очередным «сухим утопленником» этого мира-ловушки, да только в самую последнюю секунду перед тем, как провалиться в болото, он рефлекторно вцепился ребристой поверхностью перчатки в свисающую с вершины «плакучего ротанга» одиночную плеть. Под весом человека плеть растянулась почти до предела, но тем не менее продолжала каким-то чудом удерживать голову Дика на поверхности. Но, увы, простора для маневра у него не было. Он с трудом выпростал из грязи свободную руку и набросил на ветвь петлю портативного коммуникатора. Вообще-то этот прибор предназначался совсем для иных целей, но в сложившейся ситуации из него могла получиться вполне сносная лебедка. И все наверняка прошло бы гладко, стоило включить на сматывание катушку, но в этот момент он ощутил легкое прикосновение к плечу. Словно нежные женские губы пробежались по обнаженной коже. Хотя какая обнаженная кожа может быть в скафандре высшей биологической защиты? Дика охватила паника — все на Промашке знали о «поцелуе смерти», который дарило своим жертвам только одно-единственное живое существо в разведанной части Галактики, а именно паучья змея, водящаяся в юго-восточных трясинах этой «гостеприимной» планеты. Надо же было случиться довольно редкому событию в практике: смертельно опасная гадина вздумала подняться на поверхность рядом с барахтающимся человеком… Так или иначе, но осталось каких-нибудь пять-шесть секунд до того момента, когда тело скрючит от судорог, из саднящего рта повалит кровавая пена, а перед глазами, если не врет преподобный Мак-Гиверн, возникнет ангел, чтобы сопроводить к райским вратам…

— Эй, дорогой! — услышал Дик словно сквозь вату.

Он отмахнулся от наваждения — паучьи змеи не умеют разговаривать, но голос продолжал настаивать:

— Ну давай же, открывай глазки!

Шесть секунд прошло, но судороги все еще не наступали. Это было неправильно и, значит, с этим следовало разобраться. Дик напрягся и попытался открыть вроде как уже открытые глаза… Никакого забрала на голове не обнаружилось, равно как и тесных объятий скафандра. Не наблюдалось и мерзкой трясины, так же как грязно-серых пейзажей, подернутых мелкой сеткой непрекращающихся ни на секунду дождей малопривлекательной планеты Промашки. Не было свисающей с неимоверной высоты «плакучего ротанга» плети. А также смертоносной «паучьей змеи». Не было ничего из того кошмара с планеты Промашка, который приснился Ричарду Сандерсу… вокруг царил лишь мягкий полумрак шикарной спальни двухкомнатного сьюта одного из самых дорогих отелей «Майти Новус» на совсем другой планете — Ривьере-4, славящейся своими уютными песчаными пляжами, солнечной погодой и лучшим гостиничным сервисом среди всех миров американского сектора влияния.

Слева раздался манящий шелест и Сандерс повернулся на другой бок. В непосредственной близости от огромного «сексодрома», на котором Сандерс и «вынырнул» из коварной западни Промашки, роскошная платиновая блондинка натягивала чулки на стройные ножки. Больше на ней ничего не было.

— Ну наконец-то, — торжествующе произнесла она, заметив пробуждение партнера, — проснулся-таки!

Дик расслабился. Вот, дьявол, это был просто ночной кошмар… Он еще раз, с искренним удовольствием, окинул взглядом одевающуюся женщину. Как же ее зовут? Амалия, Глэдис, Сэнди? Дик принялся лениво перебирать женские имена в алфавитном порядке, пытаясь определить, какое из них подходит блондинке, но так и не смог сделать правильный выбор. Голова после вчерашнего гудела как пивной котел — не стоило так злоупотреблять крепкими коктейлями вперемешку со «стар-хайникеном». Но, хвала звездам, глобус сильно напрягать не пришлось — красотка сама пришла ему на помощь.

— Неужто, мой сладкий, ты не хочешь поцеловать свою Веру на прощание?

— Ну-у-у, — промычал Дик, окидывая соседку по постели уже более внимательным взглядом. Черт, он вчера так набрался, что никак не мог вспомнить, где и как он ее подцепил. Но, как говорится, мастерство не пропьешь, похоже ему удалось подцепить самую шикарную женщину вчерашнего вечера (в этом отеле контингент менялся постоянно и, появившись на следующий день, можно было не обнаружить вчерашнюю подружку, зато глазам представала дюжина новых кандидаток). Так что здесь все было в порядке. Вот только подробностей явно бурной ночи он припомнить не смог. А значит, следовало тут же освежить впечатления…

— Да, я… очень даже хочу поцеловать свою Веру… и знаешь, не только поцеловать!

Он скользнул в ее сторону, схватил красотку за гибкую талию и резко потянул на себя. Вера с удовольствием взвизгнула, отчаянно взбрыкнула смуглыми ножками и, хохоча, очутилась на ложе — она понимала правила игры. Потом наступил черед сладостных минут, до предела заполненных возней, придыханиями и приглушенными стонами, которые завершились к обоюдному удовольствию пароксизмом блаженства…

Чуть позже, жадно вдыхая ароматную смесь нововенерианской «травки» пополам с синтетической «нирван-пыльцой», Дик поинтересовался, поглядывая в потолок, под которым плавающие клубы разноцветного дыма складывались в объемные композиции:

— Слушай, куколка, а что означает твое «на прощание»? Разве мы уже надоели друг другу?

Девушка недоуменно посмотрела на него:

— Ты что, уже забыл?

— А что я должен был помнить? — переспросил Счастливчик, нежно поглаживая ее по бедру в том месте, где после бурного оргазма проявилась так называемая «экстрим-татуировка», которая обычно была не видна и о ней мог знать только любовник. Такие украшения в последнее время вошли в моду среди любительниц острых ощущений. Обычно женщины выкалывали пульсирующее сердечко, пробитое стрелой, или коротенькую вспыхивающую надпись типа «Ай лав ю», «Ай нид ю» или «Кисс май дарлинг». Но Вера, похоже, соригинальничала — на коже, сохранившей свою ослепительную белизну из-за того, что она, как видно, принадлежала к той части женского населения Содружества, которая считала, что след от трусиков на золотистой от загара коже выглядит более пикантно, чем ровный загар, свернулась кольцом зеленая змейка. И не просто свернулась, а кусала себя за хвост.

— Ну ты нахал! — Вера ущипнула Дика за руку. — Нельзя так явно показывать женщине, что ты пропускаешь ее слова мимо ушей! — тут она иронично улыбнулась. — Хотя вы, мужчины, всегда так поступаете… Я тебе уже говорила вчера вечером, когда мы поднимались в твой номер. Вчера пришла светограмма. У моего босса возникли какие-то затруднения. К тому же слимы стакнулись с глюкерами, и он хочет, чтобы я перестала загорать на солнышке и вернулась на службу. Так что, мой сладкий, я покидаю Ривьеру ближайшим рейсом, регистрация на который, — она бросила быстрый взгляд на настенный таймер, — заканчивается через час двадцать.

— Может быть, полетишь следующим? — поинтересовался Дик, пропустив мимо ушей жаргонные словечки, которых никогда прежде не слышал, ибо уже прикидывал в уме, кого из перспективных кандидатур наметить на вечер. Когда наступал неизбежный момент разлуки, он легко расставался с женщинами. Правда, эта крошка чем-то затронула его за живое и расставаться вот так, после первой ночи, не было никакого желания.

— Я бы с удовольствием, но мой босс немотивированной задержки не поймет.

— Ты такая незаменимая? Интересно, в какой области? Послушай, а чем занимается малышка Вера в свободное от отдыха время?

Вера прижала свой палец к губам Счастливчика.

— Но я же не спрашиваю, чем занимается малыш Дик!

Он расхохотался. Сандерс ценил в людях, а в женщинах особенно, чувство полной самодостаточности. Похоже, это не столько он вчера «снял» Веру, сколько она решила устроить себе славную ночку «с этим красавчиком». И никаких обязательств и пустых надежд.

— Все, сдаюсь, сдаюсь!

Он попытался увлечь ее повторить пару поз из «Камасутры», но Вера покачала головой:

— Увы, мой сладкий, наш скоротечный роман подошел к своему эпилогу.

— Надеюсь, он пришелся тебе по душе?

— Кто?

— Не кто, а что. — Ричард напустил на свое мужественное лицо значительный вид и крепко прижал девушку к груди. — Эпилог нашего романа.

Она не сразу, но все же отстранилась.

— Да, единственное, о чем следует пожалеть, так это о его скоротечности. Ну а теперь, ради звезд, отпусти меня. Нужно еще отдать распоряжения кибер-бою, пусть отнесет мой багаж на корабль.

Дик демонстративно спрятал руки за спину. Вера покинула ложе, собрала разбросанную по полу одежду, поправила перед зеркалом волосы и здесь заметила лежащий на каминной полке коммуникатор. Многозначительно оглянувшись на Дика, который до этого момента с удовольствием наблюдал за всеми манипуляциями любовницы, девушка набрала на микроклавиатуре какой-то текст.

— Это что, прощальная любовная записка? — лениво поинтересовался Счастливчик, который, если говорить честно, не любил, когда трогали его интимные вещи.

— Я не любительница записок, тем более занесенных в чужую электронную память. Просто если как-нибудь тебе вспомнится этот милый уголок и захочется связаться со мной, наберешь код, который оставляю на память.

С этими словами она накинула на себя одежду и покинула номер.

Сандерс еще пару минут понежился в постели, припоминая последние полчаса, к тому же, чуть погодя, в памяти всплыло еще несколько приятных эпизодов из прошедшей ночи, а затем поднялся и проследовал в душ.

Спустя десять минут он вышел на лоджию своего номера и бросил взгляд на бирюзовый океан, кое-где расцвеченный разноцветными мазками прогулочных яхт и катамаранов. Итак, роман закончился, да здравствует новый роман! А чем еще прикажете заниматься на курортной планете, полной всяческих соблазнов, половозрелому мужчине в расцвете сил и энергии, правда, слегка уставшему от постоянных треволнений на службе и заслужившему хотя бы месяц полноценного отдыха? А индивидуальный код, оставленный в коммуникаторе, он сотрет позже. Встречаться с бывшей партнершей по курортному сексу он не собирался: вряд ли Вера будет также хороша в обычной обстановке, как была на Ривьере-4. По жизни Счастливчик неукоснительно следовал нескольким принципам, которые были призваны облегчать ему жизнь, и один из них звучал так: «Никогда не пытайся дважды войти в одну и ту же реку». Его действие можно было распространить также и на курортные романы.

Он вернулся в номер, заказал легкий завтрак из омлета с таирским салатом, ростбифа и бокала зоммельдарского вина и выпустил в потолок клуб разноцветного дыма, похожего на кочан брюссельской капусты. До конца отпуска оставалось еще две недели, и надо постараться, чтобы они прошли с максимальной пользой. Сандерс не собирался ни на йоту отступать от того образа плейбоя-прожигателя жизни, который избрал для себя на все время пребывания на Ривьере-4. Постаравшись получить от этого максимум удовольствия и… терапевтического эффекта… Ради справедливости следовало признать, что куколка с редким именем Вера весьма этому способствовала. До нее он уже «окучил» тут с полдюжины «кисок», возьмем хотя бы тех же Амалию, Глэдис или Сэнди по прозвищу Сдоба, но Вера…

Думал ли когда-нибудь выходец из многодетного пуэрториканского семейства, что к тридцати пяти годам станет постояльцем самых фешенебельных отелей на самых модных курортах и будет проводить время с самыми роскошными куколками, которые сами лезут к нему в постель. Как уже говорилось, женщины не играли в его жизни какую-то важную роль, они просто были одной из сторон его жизни. Внешней вывеской того образа, который Ричард предпочитал надевать «в свете». Крутая тачка, солидный счет в банке и женщина, рядом с которой не стыдно появиться в приличном обществе. Но его спутница ни в коем случае не должна была быть одной и той же на протяжении хотя бы года. Потому что нет на свете ничего более разрушительного, чем женщина. Она может обрушить твою жизнь сильнее, чем тропический тайфун, землетрясение или биржевой кризис. Он понял это в тот момент когда с замиранием сердца ждал приезда парамедиков, чтобы они избавили несчастную Бланку-Исабель от судорожных конвульсий… С тех пор он не подписывался на долгосрочную связь.

Счастливчик усмехнулся.

И все-таки Вера чем-то его зацепила… Занятная девчонка. Умна, в меру стервозна, остроумна. Опять же не требовала от своего ухажера никаких признаний в любви, никаких клятв верности, которые так обожают романтические барышни при неизбежном расставании с красавцем Сандерсом, обладателем атлетической фигуры и внешности этакого рокового латиноса-любовника (смуглая кожа, нос с горбинкой, чувственный рот), каковое сочетание способно свести с ума любую бабенку, у которой сердце сделано не из силикона. А если к прочим достоинствам Счастливчика добавить ярко-синие глаза, доставшиеся этому образцовому мачо по какому-то капризу генетики, то становилось понятно, что он был настоящей угрозой для большинства прелестниц, которые вселились в «Майти Новус» в один период с Сандерсом.

Через полтора часа сытый, облаченный в сетчатую майку и шорты, он объявился возле первой лунки, где уже маялся кибер-бой с клюшками для гольфа. Вчера днем Сандерс принял приглашение сыграть партию с влиятельным сенатором, с которым свел знакомство еще в Нью-Вашингтоне. Джек Ширра возглавлял один из узковедомственных подкомитетов и по долгу службы частенько общался с Уильямом Вилкинсоном. Почему последний изменил своему обычному правилу и представил одного из своих агентов (причем лучших) одному из тех, от кого сам же рекомендовал всегда держаться подальше — можно было только догадываться. Впрочем, вполне возможно, дело было в том, что Дику уже давно не помешало бы завести свое собственное «прикрытие сверху». Уж слишком много влиятельных людей имели зуб на Счастливчика. Что ж, в любом, даже в самом демократичном, обществе всегда найдутся люди, чьи интересы, пусть всего лишь на каком-то этапе их жизни, пойдут вразрез с интересами общества. И как раз для того, чтобы это «вразрез» не нанесло столь уж большого вреда, существуют люди, подобные Вилкинсону, Сандерсу и их коллегам… Сам Ширра тоже был совершенно не прочь завести дружеские контакты с одним из наиболее успешных агентов Бюро. Так что, столкнувшись вчера случайно в вестибюле, они обменялись радушными приветствиями и тут же договорились устроить товарищеский матч один на один.

Поскольку Ширра задерживался, Дик решил немного потренировать руку. Он вытащил из держателя кибер-боя свою любимую клюшку номер 8 и уже было направился к тренировочной зоне, как его сканирующий, иначе не скажешь, взгляд миновал невысокую изгородь, отгораживающую поле от открытого бассейна, и уперся в живописную брюнетку, отдыхающую в шезлонге. Загорелая до шоколадности кожа, густая копна блестящих волос цвета вороного крыла и удивительно пикантный бюст. К сожалению, ее глаз не было видно за поляроидными очками, но то, что они в этот момент были направлены на Счастливчика, не вызывало никаких сомнений…

Вот и достойная смена Вере.

К сожалению, возле брюнетки постоянно крутился какой-то долговязый субъект. Вот и сейчас он пристроился в соседнем шезлонге. То, что это не законный супруг, Дик мог дать стопроцентную гарантию. Глаз у него на такие вещи был наметан.

Тем временем брюнетка приподняла очки, и Дик похвалил себя за проницательность, поскольку его предположение оказалось верным. После ланча обязательно займусь этой цыпочкой, решил он.

— Мистер Сандерс! — раздался у него за спиной чей-то голос. Совсем как сегодняшним утром. С одним лишь отличием — на этот раз голос был мужским. Точнее, квазимужским, ибо не отличался обилием обертонов.

От неожиданности Ричард повернулся.

Перед ним подобострастно изогнулся посыльный кибер.

— Чего тебе? — недовольно поинтересовался Счастливчик.

Вместо ответа андроид раскрыл ладонь с кристалликом изумрудного цвета.

Дик досадливо сморщился. Все-таки они его достали! Вообще-то эта поездка тоже в какой-то мере являлась заданием Бюро. После Промашки психологи Бюро констатировали наличие у агента Сандерса психологической травмы, иногда проявлявшейся в виде коротких ночных кошмаров. И ему было предложено пройти курс психологической реабилитации в одном из центров психологической помощи. Но Дик встал на дыбы. После недели упорных препирательств с начальством Дику удалось отстоять свое право на индивидуальный реабилитационный курс в виде отпуска на шикарных курортах Ривьеры-4. Конечно, здешние отели были ему не очень-то по карману, но это должен был стать первый полноценный отпуск агента Сандерса за последние пять лет. Так что почему бы и не шикануть?

— Красная линия, сэр! — со значением произнес посыльный.

— Когда пришло сообщение? — спросил Дик, лихорадочно просчитывая, дадут ли ему сыграть матч.

— Только что, сэр.

Даже здесь, на фешенебельных пляжах самого модного курорта последнего десятилетия, где развлекались финансовые тузы и их политические шестерки, работникам связи нечасто доводилось иметь дело с сообщениями «красной линии», связывающей гиперпочтой напрямик Ривьеру-4 с правительственными офисами Нью-Вашингтона.

Дав киберу четвертак, Ричард покрутил в пальцах кристалл и ловким движением вставил себе в ухо.

Послышалось тихое жужжание — началась раскодировка донесения согласно индивидуальным особенностям организма-приемника, потом прямо в мозгу Счастливчика раздался знакомый голос:

— Вылетай первым же рейсом. Дядюшка очень плох. Подробности при личной встрече.

И все. На кристалле, способном вместить в себя всю библиотеку Конгресса до последней брошюры, больше ничего не было.

Одно слово — гиперпочта.

До предела лаконично.

До предела безлично.

Отпуск сорван, а кто тому причина, оставалось только гадать. Теперь понятно, почему Ширра опоздал на матч и наверняка вообще не придет. Думается, его уже оповестили об ухудшении здоровья «дядюшки».

Да, теперь надо подумать, отчего ему так поплохело.

Раз в кристалле об этом ни гугу, попробуем догадаться сами.

Дело явно не связано с Халифатом, Сандерс не знал тюркского, а без знания языка нечего туда и соваться. Вряд ли здесь замешаны новояпонцы с их тягой к высоким технологиям, основательным образованием Дик похвастать не мог, ибо в Дабл-Принстоне больше напирал на барьерный бег и флирт с первокурсницами, чем на технические дисциплины. Вряд ли речь могла зайти и про таирские претензии на спорный кусок соседнего бесхозного сектора — для решения задач такого рода полно костоломов и без Счастливчика. Нет, скорее всего он понадобился в связи с продлением лицензии на отстрел кого-нибудь из лидеров Черной Триады, могущественной террористической организации, раскинувшей свои щупальца по всей освоенной части Галактики. После того, как Дик без особых осложнений сумел убрать Хюй Дзон Хвана — второе лицо хавангской преступной группировки, его стали считать главным специалистом по антитеррору. Впрочем, чего зря напрягать извилины, поживем-увидим.

Он с сожалением, увы, не судьба, в последний раз окинул брюнетку с ног до головы и встретился с ее очень и очень заинтересованным взглядом. Сандерс улыбнулся. Впрочем, на утренний рейс, на котором улетела Вера, он уже опоздал, а до вечернего еще почти четыре часа…

Дик припарковал машину у парадного входа (серебристая капля «Форда-дилейни» последней серии неплохо смотрелась рядом со стилизованным кипятильником взметнувшегося ввысь на 64 этажа центрального корпуса) и вошел в здание штаб-квартиры Федерального Бюро. На входе перед турникетом он подставил кибер-охраннику зрачок своего правого глаза под хобот сканера, чтобы тот беспрепятственно мог сличить отпечаток сетчатки с образцом, хранящимся в базе данных. Спустя мгновение из динамика раздался обезличенный голос:

— Все в порядке, мистер Сандерс, можете пройти!

Редкие случайные посетители удивлялись тому, что охранный комплекс Бюро все еще использовал столь древние системы доступа. Ведь во всех общественных зданиях давно уже использовались мощные комплексы дистанционного контроля, совершенно не мешавшие людям. Так, некоторые датчики были вмонтированы прямо в дверные ручки и успевали провести сканирование отпечатков пальцев за долю секунды, пока пользователь нажимал на ручку чтобы открыть дверь, другие, сканировавшие сетчатку, были встроены в передние зеркальные поверхности дверей. Никто и не подозревал, что система контроля доступа в Бюро едва ли не на порядок сложнее и надежнее всех этих необременительных комплексов. Поскольку аппаратура анализировала не только саму сетчатку, но и добрый десяток иных параметров, в том числе и структуру движения тела, наклоняющегося к сканнеру…

Элегантные стеклянные дверцы турникета (0,5 дюйма прозрачного поликарбоната, выдерживающего выстрел из оружия ручного калибра) плавно распахнулись. Теперь Дику предстояло преодолеть обширный и пустой холл с мозаичным белоголовым орланом на полу, окруженным пальмовыми ветвями и словами девиза Бюро: «Беречь и защищать!». Осталось всего-навсего подойти к зеркально отполированным дверям лифта (трехдюймовая бронебойка, армированная углеродными нитями), улыбнуться кибер-лифтеру (не улыбнешься, он и пальцем не пошевелит!) и спуститься на четыре этажа, чтобы потом отмерить полста шагов до заветной двери приемной, где за клавиатурой дисплея коротает мисс Элизабет Сьюзен, цербер в образе блондинки. Пышные формы Сьюзен, заставлявшие мужиков бросать на нее плотоядные взгляды, а женщин ревниво кривить ротики, скрывали отнюдь не излишнюю плоть, а накаченные мышцы специалиста по ближнему бою. А пухлые губки прятали острый язычок. Так что Сьюзен не следовало подставляться ни под захват, ни под горячую руку. Впрочем, у Сандерса со Сьюзен были совершенно особые отношения…

— Привет, Сюзи! — Дик протянул культуристке цветок магнолеандра, который сорвал перед самым отлетом.

— Добрый день, мистер Сандерс! Как отдохнули?

Сандерс замер. От тона его старой партнерши по тайнобудо веяло такой холодностью, что если бы Сандерс сейчас держал в руках стакан виски, ему не было бы никакой необходимость добавлять лед…

— Н-неплохо. Шеф у себя?

— У себя.

На этот раз тон понизился еще на пару градусов. Да-а, похоже, в Бюро грянули какие-то уж слишком большие изменения… впрочем, предпринимать что-то не выяснив хотя приблизительные причины происходящего не стоило. Поэтому Дик только растянул губы в резиновой улыбке и двинулся в сторону двери кабинета.

— У мистера Вилкинсона посетитель, сэр. Извольте подождать.

Сандерс насторожился. Теперь тон слегка потеплел. Похоже, что причина внезапного охлаждения Сьюзен находилась по ту сторону двери. Сандерс мысленно усмехнулся. Сюзи тащилась от крупных мужчин, которых не удавалось с первого раза уложить на татами. А через руки Сьюзи прошла вся мужская составляющая коллектива центрального офиса. Сандерс стал пользоваться ее некоторым расположением как раз потому, что оказался единственным из всех кто сумел выиграть первую схватку. Сейчас счет их поединков перевалил за полста, и ему удавалось поддерживать более-менее ровный баланс побед и поражений. Что и обеспечивало ему те самые особенные отношения с секретарем-телохранителем шефа… Интересно, что за горилла сидела сейчас в кабинете шефа?

Нельзя сказать, что ожидание сильно затянулось. Спустя пару минут раздался голос шефа, усиленный наружными динамиками:

— Сьюзен, лапочка, Сандерс объявился?

— Так точно, сэр.

— Пусть зайдет.

Едва Ричард переступил порог кабинета, ему сразу стала понятной необычайная холодность Сюзи. Ну и глыба! На двухместном диванчике скромно сложив ручки на коленях возвышался детина ростом далеко за два метра, одетый в строгий серый костюм с галстуком, не слишком-то гармонировавшим с цветом рубашки. Но Сандерс отметил это как-то автоматически, ибо никакая цивильная одежда, на этой помеси гризли и санторианского боевого дракона не могла выглядеть гармонично. Попробуйте выкрасить престижным вишневым металликом тяжелый танк. А теперь отхромировать ствол и гусеницы. Ну и еще обтянуть ложементы экипажа тончайшей кожей «Конноли» и отделать рубчатые рукоятки многофункционального штурвала полированными вставками из корня ореха. И что получится? Вот нечто подобное возвышалось сейчас перед шефом на его просторном двухместном диване, каковой смотрелся под седалищем этого «нечто», как тесноватое креслице. Но что было гораздо обиднее, этот мордоворот при появлении Счастливчика повел себя самым невежливым образом. А именно, не обратил на его появление никакого внимания. Вид у незнакомца был слегка осоловелый, словно он дремал с открытыми глазами, как это свойственно всем здоровякам, когда они коротают перерывы между подзаправками. Так что в глазах Дика он сразу обрел статус не только урода, но и записного хама.

Вилкинсон окинул его придирчивым взглядом и едва заметно шевельнул левым веком. Никто посторонний не заметил бы этого движения, недаром одним из неофициальных прозвищ шефа было — «Железная маска», но Сандерс слишком долго работал с ним, чтобы не научиться различать вот такие едва заметные сигналы. Этот означал, что Сандерс прибыл вполне вовремя, выглядит вполне нормально и пока еще не успел никак навлечь себя его неудовольствие. Шеф повернулся к гостю и негромко произнес:

— Знакомьтесь, мистер Полубой, это специальный агент Дик Сандерс.

Детина молча поднялся с взвизгнувшего натруженными пружинами диванчика, сделал шаг вперед, разом преодолев добрую треть кабинета, и протянул лопатообразную ладонь.

— Мичман Касьян Полубой, — с акцентом произнес он на стар-инглише, — Флот Его Величества.

«Угу, Флот Его Величества… русские значит. Однако далече этого морячка занесло, — прикинул Дик, пожимая лопату, — видно до средоточия цивилизации из своей медвежьего угла на перекладных добирался». К русским Ричард особой симпатии не питал и эта неприязнь могла показаться смешной, поскольку проистекала из довольно комичной ситуации. На первом курсе Дабл-Принстона он как-то раз попал в компанию к русским аспирантам, прибывшим из какой-то русской губернии или города со смешным названием «Тьму-та-ра-ка-нии» по обмену опытом. Как-то вечером они предложили ему «скушать по граммульке водочки». Дик как раз собирался на свидание с одной девчонкой, которую обхаживал почти полтора месяца и потому немного нервничал, так что это предложение показалось ему хорошей возможностью снять стресс. Щас!!! На свидание он так и не попал, а от того вечера у него остались какие-то смутно кошмарные воспоминания о том, как эти парни доставали одну за другой бутылки со странным названием «Камергерская» из картонного ящика, разливали по странным многогранным посудинам и закусывали разбухшими огурцами жуткого вида… Дело кончилось жутчайшим отравлением (ему двое суток промывали желудок в университетской клинике), тем более обидным, что русские навестили его в изоляторе и принесли с собой бутылку все той же «Камергерской». Когда один из аспирантов радостно вытащил ее из своей сумки с возгласом: «Сейчас мы тебе здоровье-то поправим!», Дику стало плохо. Тогда он пришел к выводу, что аспиранты, видимо, по природной злобе либо еще по каким-то своим непонятным Сандерсу причинам, поставили перед собой задачу извести молодого пуэрториканца. И лишь гораздо позже он узнал, что «прием на грудь» — один из самых распространенных видов спорта на территориях, подведомственных Императору…

Вот только что этот урод делает в кабинете шефа? Если это курьер русских (а кем еще мог быть простой мичман), то место ему в курьерском отделе или, максимум, в кабинете заместителя начальника департамента информации, но никак в кабинете Директора Бюро. А если нет… но додумать эту мысль Сандерс не успел.

— Специальный агент Сандерс будет сопровождать вас на Хлайб. — Голос шефа был предельно спокоен и доброжелателен, но Счастливчик ошарашено замер. На Хлайб? В эту клоаку, только номинально числящуюся в американском секторе?

Пока все эти мысли проносились в голове Ричарда, русский медленно повернул голову и окинул его спокойным, но явно оценивающим взглядом.

— Мистер Сандерс бывал в Развалинах?

Шеф едва заметно усмехнулся.

— Мистер Сандерс бывал во многих местах. Награды за его голову объявили несколько террористических организаций, в том числе хванги. — Шеф сделан паузу, давая возможность русскому сделать вывод из этой информации. Русский, не отрывая взгляда от счастливчика медленно кивнул. И шеф продолжил:

— На Хлайбе он не был.

Русский вновь кивнул, его взгляд сделался совершенно равнодушным, и он отвернулся. Но плохо он знал Вилкинсона.

— Поэтому существует ОЧЕНЬ большая вероятность, что там его никто не знает.

Русский на мгновение задумался, а потом снова кивнул. И шеф нанес последний удар:

— Кроме того, в нашем Бюро он носит неофициальное прозвище «Счастливчик».

Русский вновь перевел взгляд на Ричарда и несколько мгновений рассматривал его уже с гораздо большим интересом. Ну еще бы, в подобных конторах всегда ОЧЕНЬ серьезно относятся к вроде бы столь эфемерным вещам, как везение, и иметь на своей стороне человека, который статистически доказал то, что к нему благоволит удача… Вот только прозвище «Счастливчик» частенько дают ЕДИНСТВЕННЫМ выжившим в проваленных операциях. И сейчас он, похоже, пытался понять к какой из категорий Счастливчиков относится Сандерс. К счастью, он был достаточно сообразителен, чтобы осознавать, что никто не собирается делиться с ним подробностями секретных операций Бюро, в которых участвовал специальный агент Сандерс. Поэтому он растянул губы в вежливой улыбке и, протянув Дику руку, произнес все с тем же непоколебимым спокойствием:

— Буду рад работать с вами, мистер Сандерс.

Шеф благосклонно кивнул головой.

— Вот и хорошо, мистер Полубой, где вы устроились?

— В «Генерале Шермане».

Мистер Вилкинсон вежливо кивнул, но по едва заметно дрогнувшей брови Счастливчик понял, что его несколько удивил избранный русским отель. «Генерал Шерман» был заведением недешевым, но кто его знает, какие у русских командировочные. В Империи всегда благосклонно относились к людям в погонах, не то что в этих богом стукнутых демократиях…

— Вы уже пообедали?

Русский молча качнул головой. Шеф понимающе кивнул.

— Прошу прошения, но нам с агентом Сандерсом надо кое-что обсудить, тем более что он только что прибыл и пока не в курсе наших с вами секретов, так что… если вы не против, я знаю кто составит вам компанию. — Он наклонился к коммуникатору и негромко позвал:

— Сюзи!

— Да, мистер Вилкинсон! — Тон Сюзи был сух и деловит.

— Ты уже была на ланче?

— Нет, мистер Вилюшсон. — На этот раз в голосе боевого секретаря прозвучали нотки надежды.

— Тогда ты не могла бы составить компанию нашему гостю.

— Конечно, мистер Вилкинсон. — А вот сейчас голосом Сюзи можно было бы заправлять пышки вместо меда.

— Вот и отлично… — Шеф поднялся с кресла и протянул руку русскому. — Не смею вас больше задерживать.

Русский поднялся, аккуратно пожал протянутую руку и двинулся в сторону двери. Глядя в его широченную спину, Сандерс внезапно ощутил приступ острой неприязни. Этот приступ был совершенно иррационален. В конце концов он никогда даже не пытался серьезно подкатиться к Сюзи (в конце концов надо быть полным идиотом с микроскопическими мозгами, расположенными к тому же не в голове, а в головке, чтобы подкатываться к секретарю шефа без каких-то серьезных намерений). Но то, как просто этот громила вытеснил Ричарда из головки боевой секретарши, вызвало в нем какую-то совершенно детскую обиду и горечь.

— Садись, Ричард.

Голос, шефа заставил Ричарда оторваться от созерцания захлопнувшейся двери…

Сандерс толкнул крутящуюся дверь ресторанчика «У старого кэбмена» и огляделся. В том, что Сюзи поведет русского именно сюда, он был уверен — этот ресторан был ее любимым местом для ленча. Никаких новомодных штучек, вроде парящих столиков или голографических рыбок, плавающих между посетителями, и не дай бог кибер-официанты. Все чинно, достойно и прилично. Еду и напитки подают приветливые девушки в костюмах черт знает какого века. Предполагается, что того самого, когда в Лондоне в качестве такси были двухколесные коляски, влекомые лошадью. Особый колорит обстановке придавали тележные колеса, сбруи и фотографии лошадей, развешанные по стенам. Когда Сюзи привела Сандерса сюда впервые, он неудачно сострил, что не хватает только запаха лошадиного пота, навоза и пучков соломы под ногами. Целый месяц после этой остроты крошка Сюзи была с ним холоднее айсберга, а ее расположение значило много — кто кроме нее мог предупредить о настроении шефа и намекнуть, пусть и туманно, о предполагаемом направлении очередной командировки.

Любимый столик секретарши возле окна был пуст. Сандерс вопросительно приподнял бровь, но тут встретился взглядом с серыми глазами русского. Они сидели в самом темном углу, причем мичман спиной к стене, что было само по себе похвально — он мог видеть как входящих в ресторан, так и дверь кухни, а Сьюзан расположилась напротив него. Острый взгляд резанул Сандерса, пробежался по фигуре, потом Полубой опустил глаза в тарелку и продолжил что-то хлебать из нее. Сюзи сидела спиной к Сандерсу и пока не видела его.

«Хоть бы кивнул, что ли, — раздосадовано подумал Дик, — а то посмотрел, как на пустое место». Он не торопясь направился к столику, на ходу привлек внимание бармена и поднял палец — как обычно, Пит. Бармен кивнул. Этот молчаливый диалог происходил у них всякий раз, когда Сандерс появлялся в ресторанчике — он считался здесь уже завсегдатаем и мог позволить себе вот так, походя, заказать аперитив.

Русский как раз отодвинул глиняную миску и вытер губы салфеткой. Миска была чиста, будто он вылизал ее досуха. «Здорово ты проголодался, парень», — про себя усмехнулся Сандерс. Он чуть поклонился мичману.

— Не помешаю?

— А-а, Дик. Привет. — Сюзи бросила в его сторону мимолетный взгляд.

По ее чуть туманному взору Дик понял, что русский уже завладел ее сердцем настолько прочно, что прежние друзья отошли на второй план. Во всяком случае, пока.

— Чем сегодня угощают? — Сандерс опустился на свободный стул.

— Касьян заказал луковый суп, две порции, двойной бифштекс и пиво, а я салат — хочу похудеть.

«Ах, он уже „Касьян“, а не мистер Полубой или господин мичман, с досадой подумал Дик, — резвый парень. Не успел появиться, как уже покорил малышку. Интересно, чем? Молчаливостью или аппетитом. А может, тем, что русский?» В молчанку Сандерс и сам мог поиграть — почему-то молчаливых уважают больше, чем болтунов. По крайней мере, интерес они вызывают больший. На аппетит он не жаловался, хотя две миски супа и двойной бифштекс за ленчем — многовато. А что касается национальности… тут уж ничего не поделаешь. Если Сюзи потянуло на экзотику, придется отступиться. На время, конечно. На время. Рано или поздно она поймет, что в штанах у мужиков одно и то же, что у русских мордоворотов, что у стопроцентных американцев. Ну а какой за этим последует выбор, Дик не сомневался. Все-таки Сюзи воспитана в демократической стране, а не в какой-то там Империи.

— Ваш мартини, сэр. — Сандерс благосклонно кивнул официантке и сделал обычный заказ — минеральная вода «Перье-Америк», говяжий стэйк с молодым картофелем, кофе.

Русский расправлялся со второй миской лукового супа и, хотя ел он аккуратно, чувствовалось отсутствие светского лоска, который проявляется хоть за столом, а хоть и в обычной дружеской пьянке. Ложка была зажата в кулаке Полубоя, будто он собирался по меньшей мере рыть ею окоп, а не есть суп. И брови он поднимал всякий раз, поднося ложку ко рту, словно удивлялся ее содержимому.

Сюзи тихонько вздохнула. Дик искоса посмотрел на нее. Секретарша млела. Сандерс залпом допил мартини, пожевал маслину и выплюнул ее в бокал. Обычно он проглатывал косточку — говорят, что косточки маслин хорошо влияют на потенцию, но сегодня он был слишком раздражен. Да и какая к черту потенция, если в ближайший месяц, а то и полтора, о пикантных приключениях можно забыть. Во-первых — на Хлайбе времени на любовь просто не будет, а во-вторых, если бы время и нашлось, Сандерс слишком дорожил своим здоровьем, чтобы рискнуть подцепить неизвестную болезнь. В том, что на Хлайбе все болезни неизвестны официальной науке, Дик был уверен стопроцентно — репутация космической помойки, которой обладал Хлайб, закрепилась за ним давно и прочно.

Принесли заказ Сандерса и русского. Полубой настругал бифштексы крупными ломтями, залил кетчупом и принялся сосредоточенно пережевывать.

Дик отрезал ломтик стэйка.

— Как вам здешняя кухня? — поинтересовался он.

Полубой поднял от тарелки тяжелый взгляд, между его густых бровей залегла глубокая складка. Можно было подумать, что вопрос Сандреса заставил его серьезно задуматься. Подождав ответа, Дик чуть заметно пожал плечами и отправил в рот кусочек мяса. Одно из двух: либо русский — редкостный тугодум, либо просто невоспитанный человек.

Полубой проглотил прожеванный кусок бифштекса. Вели судить по времени, которое он затратил на его обработку зубами, кусок должен был превратиться в молекулярную субстанцию. Кадык дернулся на его мощной шее. Дик представил, как пища, сопровождаемая спазмами пищевода падает в желудок и внутренне содрогнулся.

— У нас есть поговорка, мистер Сандерс, — сказал Полубой, уставясь Дику в переносицу, — когда я ем — я глух и нем. Подцепив на вилку очередной кусок, мичман отправил его в рот. И снова его челюсти принялись методично крушить волокна говядины.

— Какая прелесть! — воскликнула Сюзи. — Я теперь тоже буду молчать за едой.

— Слава богу, что в ближайшее время наши совместные ленчи отменяются, — пробормотал Сандерс.

— Что?

— Прекрасная поговорка, говорю. — Дик вытер губы салфеткой и отхлебнул минеральной.

Черт знает что! Даже аппетит пропал.

Конечно, он еще при первом взгляде на русского понял, что ужиться с ним будет трудно. Когда он исчез за дверью кабинета шефа и они остались вдвоем с Вилкинсоном, Дик попытался высказать свои сомнения в целесообразности работы с русским, да еще на Хлайбе, но шеф только пожал плечами.

— Я все прекрасно понимаю, старина. — Иногда он позволял себе держаться с агентами запанибрата. Правда, панибратство было односторонним. — Однако вопрос согласован там, — шеф поднял палец к потолку, — и тебе придется потерпеть его общество. Виски?

— Со льдом, если можно.

— Не переживай, Дик, надеюсь, долго это не продлится. — Вилкинсон подал ему бокал, на два пальца наполненный «Чивас ригал».

Сандерс вздохнул, поболтал кубики льда в бокале и поднес его ко рту.

— И чем таким мы должны заняться в этой клоаке?

— Захватить или уничтожить Агламбу Керрора.

Поперхнувшись, Сандерс вылил половину виски на подбородок и рубашку.

— Спокойно, мой мальчик, спокойно.

— Шеф, — сказал Сандерс, откашлявшись, — как вы себе представляете нашу работу на Хлайбе? В паре с русским, который говорит на языке, который вышел из употребления полвека назад, с манерами землекопа, и с внешним видом только что вылезшего из берлоги медведя? При взгляде на его костюм…

— Костюмы на Хлайбе не в ходу, — улыбнулся Вилкинсон, — там все больше носят такие отрепья, что смотреть противно. А внешний вид… ну что ж, если местная шпана из уличных банд хотя бы раз поостережется липнуть к вам при виде мистера Полубоя, то это компенсирует его недостатки. К тому же информация о том, что Керрор находится на Хлайбе, пришла именно от русских. И наверху оценили то, что они не полезли на Хлайб самостоятельно, а вполне корректно обратились к нам.

Сандерс понимающе кивнул. Хлайб действительно чисто формально принадлежала к американскому сектору. Свои делишки там проворачивали все кому не лень. Поэтому если бы русские затеяли там свою операцию и если бы в ней было задействовано два-три авианосных соединения, то Президент, скорее всего, ограничился бы парочкой дипломатических нот по поводу недопустимости нарушения суверенитета территории Содружества, ну и выторговал бы под это дело у Императора какие-нибудь еще торговые привилегии. На этом бы все и кончилось. Но вместо этого русские предпочли официальный путь. И высоколобые политиканы отвесили ответный реверанс, отдуваться за который придется Бюро и лично Сандерсу. Ричард вздохнул, покатал головой, допил оставшийся виски и отставил бокал, давая понять, что готов к инструктажу.

— Прежде всего — легенда, — начал шеф, — историю освоения Хлайба помнишь?

— В общих чертах.

— Не беда, — отмахнулся Вилкинсон, — освежишь вечером. Материалы тебе уже подобрали. Итак, по легенде вы — археологи…

Дик, кивая в нужных местах, слушал шефа. Собственно, никакого другого прикрытия, кроме археологии, на Хлайбе быть не могло. Нет, конечно, был вариант: два любителя острых ощущений решили потратить деньги на поиск экзотического способа самоубийства, но финансирование такого проекта обошлось бы «конторе» на порядок дороже. А так как все знали, что археология повсеместно финансируется весьма скупо, можно было обойтись минимумом инвестиций в такое сомнительное дело, как поиски Керрора. Сандерс уже понял по намекам шефа, что от него не ждут, что он будет рвать последнюю рубаху, помогая русским. Хотя это и так было понятно. Поймать Керрора на вроде как американской территории, по наводке русских, да еще и совместно с ними… Бюро потом долго придется отплевываться от ехидных статей в прессе и саркастически сформулированных запросов оппозиции в Конгрессе.

Сандерс отвлекся от своих размышлений и вновь сосредоточился на том, что говорил шеф. Итак, археологи… После открытия Хлайба ООН собиралась объявить его историческим заповедником — уже при первичном осмотре развалин мегаполиса были обнаружены следы нескольких цивилизаций, наслоившиеся один на другой. Строительство города велось слоями: причем ни один не был похож на другой, и идентифицировать принадлежность хотя бы к одной известной цивилизации ученые так и не смогли. Вся беда заключалась в том, что Хлайб располагался хоть и на окраине, но в секторе, находящемся под протекторатом Содружества. Пока высоколобые мужи потирали руки в предвкушении исторических открытий, на планету хлынули частные компании, предприниматели, авантюристы и сопутствующие им отбросы демократического общества. А что делать? Как говорили в старину: у нас свободная страна. Когда ООН опомнилась, объявлять Хлайб заповедником было уже поздно — двести тысяч поселенцев были готовы отстаивать свое право на освоение свободных территорий с оружием в руках. Так было еще в эпоху освоения Дикого Запада на старушке Земле, так осталось и в век заселения внеземных колоний. Единственно, что смогли сделать Объединенные Нации, его добиться запрета на свободное ношение оружия на Хлайбе. Впрочем, и на этот раз, как обычно, Объединенные Нации просто проштамповали сложившийся порядок вещей, поскольку в том, что этот запрет ДЕЙСТВИТЕЛЬНО выполнялся, заслуг этого громоздкого сонмища надувшихся от собственной значимости бюрократов не было никакого. Просто в единственном на Хлайбе городе, в силу до сих пор необъясненного феномена использование любого вида порохового или энергетического оружия вызывало необъяснимые катаклизмы: так называемое схлопывание пространства. В зоне, от нескольких ярдов до нескольких десятков ярдов от эпицентра происходили необратимые изменения любого вещества на молекулярном уровне и все, находившееся в зоне катаклизма, превращалось в пыль. Зоны схлопывания кочевали по всему мегаполису, и даже самая отпетая шпана, не говоря уже о серьезных мафиозных кланах, контролирующих весь бизнес на Хлайбе, придерживалась мнения, что лучше выяснить отношения кулаками или холодным оружием, чем вывернуться наизнанку и осесть на пол первичной материей.

— …наш посол, — продолжал Вилкинсон. — На большую помощь рассчитывать не стоит, но обрисовать обстановку он сможет. Как-никак, Ян Уолш сидит там уже пятнадцать лет и, можешь мне поверить, очень плотно там устроился. Ну да все материалы по Хлайбу получишь в отделе информационного обеспечения. Вопросы?

— Когда вылетать?

— Завтра, — Вилкинсон взглянул на часы, — прямого рейса на Хлайб нет, так, что маршрут разработаешь сам. Я думаю, ты еще успеешь принять участие в ленче с мистером Полубоем и Сьюзан. Присмотрись к нему, попробуй завязать дружеские отношения. Этот парень, похоже, из числа расходного материала — кулаки у таких гораздо крупнее мозга. Сведения о нахождении Керрора на Хлайбе непроверенные и мичман, по-моему, прибыл с единственной целью: удостовериться, что сведения верные. Отловом Керрора, вероятно, будут заниматься другие, более подготовленные в умственном отношении и, естественно, не в одиночку. Но постараться поладить с этим парнем будет неплохо. Может быть, сможешь выудить из него что-то полезное…

Гулко глотая, Полубой опорожнил кружку пива, вежливо отрыгнул в ладонь и с сожалением оглядел пустой стол. Сандерс, отхлебнув кофе, раскурил сигару и покосился на Сьюзан. Секретарша с явным сожалением поднялась.

— Господа, мне, к сожалению, пора. — Она подала мичману руку, ладонью вниз.

Полубой, приподнявшись, подержал ее руку в своей.

— Спасибо за компанию, — словно нехотя выдавил он и плюхнулся на стул.

— Мистер Сандерс. — Сюзи холодно кивнула Дику. Наверняка она сожалела о его присутствии.

Сандерс, обернувшись, проводил ее глазами. Русский сидел, вперив тяжелый взгляд в столешницу. Покачивая полными бедрами, Сюзи прошла к двери, оглянулась и, увидев, что мичман уже забыл о ее существовании, гордо вскинула подбородок и вышла из ресторана.

— Очаровательная девушка, не правда ли? — спросил Сандерс.

Русский вылущил зубочистку из бумажного пакетика, поковырялся в зубах и сплюнул на пол кусочек мяса. Пауза затягивалась.

— Если вы согласовали все вопросы с начальством, то через два часа прошу ко мне, — наконец сказал Полубой, — скоординируем наши действия. Как я понял, отлет завтра в три по-местному, — он внимательно проверил счет, отсчитал деньги, добавив десять процентов на чай, и поднялся из-за стола, — до встречи, мистер Сандерс.

— Всего доброго, мистер Полубой. — Дик натянул на лицо самую радостную улыбку.

«… как и у некоторых сцинков, настоящих ящериц и гадюк в период вынашивания плода образуется подобие плаценты млекопитающих, то есть пример так называемого истинного живорождения. Для классификации риталусов выделен отдельный вид: ritalus serpentes, что вызвано затруднением классификации животных по принадлежности к одному из известных видов. Ареал обитания — высокогорные районы планеты Луковый камень. Существенные отличия от местных животных по строению ДНК затрудняют проследить эволюцию риталуса. Повышенный метаболизм…»

Сандерс прогнал файл вперед. Чего он никогда не любил, так это читать, или не дай бог изучать, научные труды.

«… в неволе не приручаются. Стоит отметить местные суеверия о возможности симбиотического сотрудничества с риталусом, основанного на первичном „запечатлении“: якобы риталус, подобно многим животным, считает своей матерью первое увиденное после рождения существо. Привязанность риталуса в таком случае носит характер подчинения по стайному признаку, общение с „матерью“ осуществляется на ментальном уровне, не требующим звуковых, визуальных или кинестетических контактов. Поскольку проверка данного факта не представляется возможным, к нему следует относиться, как к одному из проявлений фольклора».

Сандерс криво улыбнулся — не далее как три часа назад он был свидетелем чего-то похожего как раз на ментальный контакт.

«Охота на риталуса и отлов запрещены. Риталус чрезвычайно опасен при любых контактах, поскольку повадки животного не изучены. Местными охотниками отмечается ярко выраженная способность риталуса к мимикрии. При нападении рекомендуется сохранять неподвижность. Любое движение может быть расценено, как угроза. Внимание! Бронежилеты и скафандры любых видов не гарантируют необходимой защиты. Чрезвычайно прочная чешуя, необоснованно быстрая для животного мира реакция, а также мускульный потенциал, соответствующий животным на несколько порядков превышающих массой риталуса, делают его исключительно опасным при контактах. Динамическое усилие челюстей соответствует приблизительно двадцати тоннам на квадратный дюйм. Избегать мест обитания, а также территорий, на которых возможно присутствие данного вида».

— Никогда не собирался на Луковый камень, а теперь меня туда и вовсе не заманишь, — пробормотал Сандерс, отключая комп.

Он постучал в дверь номера, который занимал мичман Полубой, ровно через два часа после того, как они расстались. За прошедшее время Сандерс уже успокоился и свыкся с мыслью, что русского придется терпеть какое-то (хотелось бы, чтоб не слишком продолжительное) время. А что касается дружеских отношений… видит бог, он сделал все, что мог… Дик вернулся в гостиницу, принял душ и, надев халат, подключил к компу полученный в отделе информационного обеспечения кристалл.

Ничего нового он не почерпнул, но хотя бы имел представление, где им с Полубоем придется работать. Когда пришла пора идти на встречу с навязанным напарником, Сандерс был готов, в общих чертах, конечно, предложить русскому несколько вариантов поиска следов Керрора. Дик переоделся в темный костюм — дело шло к вечеру, спрятал кристалл в карман и двинулся на встречу.

На стук никто не отозвался. Сандерс постучал погромче. Подождав некоторое время, он убедился, что коридор гостиницы пуст, вынул универсальный ключ-карту и вложил ее в щель приемника. Замок щелкнул, Сандерс нажал ручку и вошел в номер.

Справа, из приоткрытой ванной комнаты, слышался плеск воды и невнятное мычание. «Очень хорошо, — подумал Сандерс, — небольшой щелчок по носу господину Полубою явно не помешает». Дик решил расположиться в холле, приготовить себе выпивку и там и встретить хозяина номера — одетый человек всегда имеет психологическое преимущество перед голым. Пора уже поставить на место этого увальня.

Сандерс осторожно, чтобы не щелкнула магнитная присоска, прикрыл за собой дверь, обернулся и замер. Прямо перед ним на полу сидели две непонятные зверюги. Размером чуть больше фокстерьера, с забавными треугольными мордами и черными бусинами глаз. Их можно было бы принять за собак, если бы не матовая чешуя, покрывавшая крепкие тела. Они сидели, как собаки, поджав задние лапы, маленькие ушные раковины торчали на голове, будто половинки радарных антенн. Сандерс чмокнул губами — он еще не забыл курс в академии «конторы», на котором обучали искусству обращения с животными. Главное, двигаться плавно и медленно, хотя две такие крохи вряд ли что сделают. Ну шум поднимут, ну попытаются схватить за брюки… Сюрприз, естественно, не получится, но хотя бы то, что Дик вошел в номер и мог, при желании, спокойно пристрелить Полубоя, должно немного сбить гонор с мичмана. Сандерсу много не надо — пусть русский будет чуть повежливее и не строит из себя крутого парня. В конторах, аналогичных той, в которой служил Дик, других ребят не держат и не надо об этом лишний раз напоминать.

Сандерс слегка наклонился вперед и протянул руку. Будто радуга блеснула перед глазами. Он моргнул. Зверушки рассредоточились, причем он не уловил движения, которым они отпрянули друг от друга. Просто только что они сидели рядом и вот уже припали к полу, с двух сторон надвигаясь на Сандерса. Он медленно выпрямился и опустил руку. Звери замерли. То один, то другой выбрасывал из сжатой пасти длинный язык, продолжая сверлить Дика черными глазками. До него только сейчас дошло, что в командировку, подобную этой, никакой агент, русский, или американец, не возьмет ни кошку, ни собаку, ни тем более подобных тварей, даже если он в них души не чает. Сандерс нащупал лопатками дверь, мечтая о том, как бы выбраться из номера, но только сделал движение, чтобы достать карту-ключ, как ящерицы опять припали к полу. Сандерс разозлился. Оружия при нем не было — лучевик он оставил в гостинице, но вибронож, как обычно, прятался в петле за воротником рубашки между лопаток. Дик стал медленно поднимать руку. Обе зверюги забили в пол толстыми короткими хвостами, одна из них сжалась в комок, в приоткрытой пасти матово блеснули треугольные клыки и Сандерс сдался. Расслабившись, он привалился спиной к двери. Оставалось только ждать, когда русский закончит водные процедуры. Через минуту шум воды прекратился. Зверушки, как по команде, повернули головы к ванной комнате, затем развернулись и, неслышно скользя по полу, исчезли в холле. Из ванной выглянул Касьян Полубой.

— Проходите, мистер Сандерс. Располагайтесь. Вас не тронут.

— Сердечно благодарен. — Дик постарался вложить в слова весь имеющийся в наличии сарказм и прошел в холл.

Оглядевшись и не обнаружив ящериц, он налил себе бренди, уселся в кресло и независимо вытянул ноги. Что ж, и проигрывать тоже надо уметь.

Он уже приканчивал бренди, когда в комнату вошел мичман Полубой. Он был абсолютно гол и нимало этим не смущался. Не обращая внимания на гостя, он принялся рыться в объемистой сумке, лежавшей на кровати. Если в костюме он выглядел здоровяком, то без одежды представлял незабываемое зрелище. Сандерсу захотелось немедленно раздеться и посмотреть на себя в зеркало. Он подавил сомнительное желание, четко осознавая, что сравнение будет не в его пользу. Мичман не походил на культуриста или на тяжелоатлета. Есть люди, которым физическая сила дана от рождения и Полубой относился именно к ним, ну а специфика работы сделала его тело сухим и поджарым. Ни капли жира, лишь узловатые мышцы, сплетения сухожилий и грация. Природная грация, которой обладают крупные хищники.

Облачившись в пятнистые штаны и странную майку в горизонтальную голубую полоску, Полубой уселся в кресло напротив Сандерса и вперился в него из-под бровей тяжелым взглядом.

— Что это за милые зверушки охраняют ваш покой? — спросил Дик.

Полубой поднялся из кресла, прошел в спальню, принес портативный комп и поставил его на журнальный столик.

— Мистер Вилкинсон говорил, что вы проработаете нашу легенду и маршрут, — сказал он.

— Извольте. — Дик достал кристалл и вставил его в комп.

Над столиком возникла голографическая проекция Хлайба. Полубой откинулся в кресле, погладил квадратный подбородок и вопросительно взглянул на Сандерса.

— Город Хлайб, расположен на одноименной планете, — начал Сандерс монотонным голосом, бессознательно подражая экскурсоводам или преподавателям, которым наплевать, дойдет материал до слушателя, или нет, — самоназвание — Город Пяти Башен. Освоение планеты началось около двухсот лет назад…

Поневоле принимая немногословную манеру русского общаться, Дик старался говорить кратко и по существу. Его пальцы бегали по клавиатуре, и голограмма мегаполиса послушно поворачивалась вокруг своей оси. Упомянув о запрете носить личное оружие, Сандерс сделал короткую паузу, ожидая вопроса, но поскольку мичман промолчал, продолжил:

— Хлайб — это так называемая Свободно Ассоциированная Территория. Там нет губернатора, а официальными представителями «народа Хлайба» являются «мэры Верхнего города», хозяева так называемых Башен. Причем никто («возможно кроме Яна Уолша», мелькнула мысль у Сандерса) до сих пор не понял, действительно ли это независимые хозяева или простые марионетки кого-то. Скажем боссов преступных кланов Нижнего города или кого-то еще. Каждая Башня представляет собой если не отдельную республику, то город, это уж точно. Мэр каждой башни совершенно независим, у него своя полиция, свои суды, инфраструктура и так далее и тому подобное. Главным должностным лицом Содружества, является посол Содружества по особым поручениям, каковым в настоящий момент является мистер Ян Уолш, — тут Сандерс позволил себе короткую усмешку, — уж не знаю, как у него это получается, но по финансовым вопросам споров не возникает — отчисления в казну, а следовательно и налоги, перепадающие в федеральный бюджет от Хлайба, поступают регулярно, — тут Сандерс позволил себе усмехнуться более язвительно, — если бы не это, вряд ли центральное правительство Содружества терпело Хлайб в том виде, в котором он существует. Официальный доход большинства жителей Башен составляет инопланетный туризм и организация так называемых «археологических экспедиций». Кроме того, существует определенная прослойка, специализирующаяся на сомнительных финансовых операциях, но эти господа не афишируют свою деятельность, хотя занимают одно из главных мест в иерархии общества. В ближайшем секторе галактики Хлайб — самый большой центр развлечений. Легализовано там буквально все, начиная от проституции и кончая тараканьими бегами…

Полубой все так же задумчиво смотрел на голограмму, и Сандерсу оставалось лишь гадать, слышит его мичман или спит с открытыми глазами.

— Второй слой Хлайба имеет название Нижний город. Все, кто не смог уцепиться за деньги, крутящиеся в Башнях, орудует там. Развлечений в Нижнем городе еще больше, чем в верхнем и они, естественно, на порядок отстают в смысле легальности от развлечений, предлагаемых в Башнях…

— Наша легенда и предполагаемый маршрут? — прогудел Полубой.

Сандерс не спеша встал, налил себе содовой и, только усевшись в кресло и отхлебнув, в свою очередь спросил:

— О каком маршруте, позвольте узнать, идет речь?

— Для поисков Агламбы Керрора.

— Боюсь, уважаемый мистер Полубой, вы себе не очень ясно представляете, что нам предстоит. В Хлайбе почти десять миллионов жителей, а зарегистрированных не более трех с половиной миллионов. Они могут пожелать сотрудничать с нами, а могут и отказаться..

— Вы предъявите документы вашего департамента.

— И тогда нам останется только собрать вещи и улететь первым рейсом по домам. С правительственным чиновником, да еще из секретной службы на этой планете не захочет общаться никто. Разве что наш консул и губернатор планеты. Но допустим, эти три с лишним миллиона согласились поговорить с вами, но это наиболее законопослушные граждане. Как вы полагаете, могут они знать хоть что-то о местонахождении международного террориста, разыскиваемого всеми цивилизованными планетами?

Полубой подвигал челюстью и снова перевел взгляд на голограмму.

— Итак, нам остается попытать счастья в Нижнем городе, а также в Каналах. Что за отбросы живут в Каналах, можете себе представить по тому, что располагаются они на уровень ниже Нижнего города. Наша задача: опросить несколько миллионов человек с целью выяснить местонахождение Керрора. Я не хочу показаться паникером, но задачу вам поставили невыполнимую.

— Нам поставили, — слово «нам» Полубой подчеркнул, давая понять Сандерсу, что они в одной упряжке, — у меня есть приказ и его надо выполнить, — веско сказал он. — Наша легенда?

Дик вздохнул и закатил глаза. Ничем этого дуболома не проймешь!

— По легенде, подготовленной в нашем ведомстве, мы — археологическая экспедиция Таирского университета. Цели и задачи записаны на этом кристалле. По пути на Хлайб у нас будет возможность изучить материал. Исключительно поэтому на Хлайб мы летим через Таир. Если кому-то захочется проверить двух археологов, то в базе данных университета он найдет все необходимые сведения. Если вы удовлетворены нашим разговором, я бы хотел откланяться — нужно уладить кое-какие дела перед командировкой.

— До свиданья, мистер Сандерс, — сказал Полубой, поднимаясь из кресла.

К удивлению Дика, он даже протянул руку для прощания. Ладонь у русского была под стать фигуре — сухая и жесткая, будто покрытая акульей кожей. Проводив Сандерса до двери, он отомкнул ее своей карточкой и, распахнув настежь, сказал:

— Наше название животных, о которых вы спрашивали, вам ничего не скажет. По международной классификации видов флоры и фауны этот вид имеет название риталус.

— Благодарю. — Сандерс коротко кивнул и покинул номер.

Дик никогда не оставлял интересующие его вопросы без ответов и поэтому, вернувшись в гостиницу, вызвал информаторий и набрал на клавиатуре название зверьков, так ему досадивших.

«Риталус (ritalus serpentes), один из вновь открытых видов животных, у которых, как и…»

Спустя десять минут Сандерс налил себе двойную порцию виски без содовой и выпил залпом, как лекарство. Знакомый врач как-то сказал, что небольшие дозы алкоголя помогают успокоить расшатанные нервы. До сих пор рецепт доброго доктора не подводил Ричарда Сандерса…

Путешествие на Таир доставило Счастливчику мало удовольствия. Однажды ему пришлось возвращаться с задания на транзитном корабле, перевозившем странников то ли на какой-то праздник, то ли в паломничество по святым местам. Посудина была из тех, что если не разваливаются на старте, то гробятся при посадке. Выбирать, однако, не приходилось — на хвосте висели члены секты Семи Лун, главаря которых Сандерс ликвидировал. Весь корабль с паломниками пропах немытыми телами и дезинфекционными растворами. Жили по двадцать человек в каюте, и если кто-то из верующих не мог заснуть ночью, вся братия вскакивала с двухъярусных коек и принималась бить поклоны, обращаясь к образу святого, висевшему над дверью. Сандерсу приходилось следовать их примеру, иначе могли лишить похлебки, которую выдавали два раза в день.

Через неделю полета, на короткой остановке на одном из транзитных перегрузочных терминалов, во время которой на судно взошли еще несколько десятков богомольцев, Сандерс с трудом смылся с корабля и заявился в «контору» прямо в тех отрепьях, которые служили одеждой большинству паломников. Он был бос, а в руке у него был корявый посох, на который он опирался. Если прибавить к этому неряшливую бороду, всклокоченные волосы и красные от недосыпания глаза, то можно только удивляться, как его не задержали в городе. Сенсоры охраны пропустили его беспрепятственно, киберлифтер принял страдальческий оскал за улыбку и доставил на четыре этажа вниз.

До сих пор Сандерс с удовольствием вспоминал лицо Сюзи, когда он, постукивая посохом, вошел в приемную. Замешательство секретарши длилось всего несколько мгновений, но, при желании, за это время Сандерс вполне смог бы нейтрализовать и ее и собственного шефа. Опомнившись, Сюзи окутала посетителя силовым коконом, а через семь секунд в двери приемной уже вломилась охрана. Дик к этому времени упал на колени и, молитвенно сложив руки, истово клал поклоны, обращаясь к двери в кабинет шефа.

Тогда Сандерс был моложе на пять лет и позволял себе некоторые вольности. К тому же ему очень хотелось показать этим конторским крысам, что значит настоящий полевой агент и в каких условиях иногда приходится работать. Как бы то ни было, выговор ему влепили, однако двухнедельный отпуск предоставили без промедления.

Не сказать, что нынешний рейс, которым они с Полубоем добирались до Таира, напомнил Сандерсу полег в наполненном паломниками ковчеге, но что-то схожее было. Корабль кишел переселенцами — республика Таир помимо собственных планет энергично осваивала еще десяток новых миров, а потому рабочие руки требовались как никогда. Летели целыми семьями, и поэтому в коридорах корабля было не развернуться от скачущих, бегающих и визжащих детей, которых постоянно искали их матери, тоже не сдерживающие эмоций в поисках любимого чада. Отцы семейств и холостяки оккупировали все три бара корабля и чтобы пробиться к стойке и получить выпивку, приходилось ждать по полчаса. Сандерс и Полубой жили на разных палубах, и это было единственное, что примирило Сандерса с всеобщей неразберихой — до Таира встречаться им было нежелательно, чтобы случайно не привлечь к себе внимания.

Дик почти всю неделю перелета просидел в каюте, выбираясь в бар и ресторан ближе к ночи. О том, чтобы приударить за какой-нибудь смазливой девчонкой не было и речи, хотя иногда Сандерсу удавались подобные блиц-романы. Но в таком романе главное — окружить предмет вожделения вниманием и заботой, закружить голову и действовать быстро, не давая времени на размышления. А где прикажете хотя бы угостить выпивкой, если в баре, пока донесешь заказанный виски до рта, десять раз толкнут под руку и половина содержимого будет на собственной рубашке? Собственно, наметанный глаз Сандерса уже выхватил из всеобщей суматохи несколько девиц определенного рода занятий, которых и угощать не придется, но он перестал бы себя уважать, если бы пришлось платить за любовь. Лет через пятьдесят, если он доживет до того почтенного возраста, когда женщина доставляет больше эстетического наслаждения, нежели физического, может быть, но не сейчас. Один раз Дик увидел мичмана на обзорной палубе. Тот стоял, скрестив руки на груди перед панорамным экраном, а вокруг клубились дети, чинно прогуливались почтенные семейства, обтекая Полубоя, как прибой одинокую скалу. Сандерс не стал приближаться и проследовал в свою каюту, нежно прижимая к груди бутылку «Теламор Дью».

Столица республики Таир встретила их мелким моросящим дождем. Шпили космопорта тонули в низких облаках, бетон полосы блестел, будто смазанный маслом. Пройдя таможенный досмотр первым, Сандерс подождал, пока Полубой минует турникеты таможни. Русский нес на плече объемистый баул, похожий на те, что таскают космодесантники, отправляясь к новому месту службы. Риталусы семенили рядом с ним, деловито перебирая лапами по лужам и не обращая внимания на толчею космопорта. Сандерс думал, что с животными у мичмана возникнут проблемы: карантин и все такое прочее, но его пропустили беспрепятственно.

Встретив взгляд русского, Дик слегка кивнул, приглашая следовать за собой. Он знал здесь небольшой бар, спрятавшийся за складами и таможенными терминалами и поэтому неизвестный туристам.

В полутемном помещении, пропахшем пивом и табачным дымом, Дик сразу прошел к стойке и заказал пару пива. Полубой занял столик в темном углу заведения. Сандерс поставил на стол, кружки, покосился на риталусов, сидящих возле ног мичмана и устроился напротив.

— Как прошел полет? — спросил он, отхлебнув пива.

— Нормально, — буркнул мичман. Наклонившись, он обтер ладонью дождевые капли, блестевшие на чешуе риталусов. Зверьки сидели по-собачьи, поджав задние лапы и, не мигая, глядели на Сандepca бусинами глаз.

— У нас есть человек в местном университете, который оказывает Конторе некоторые услуги. Он забронировал нам домик в кампусе. Кроме того, он проведет ознакомительную экскурсию по территории университетского городка. Согласитесь, если уж мы работаем под таким прикрытием, то знать местные достопримечательности просто обязаны. — Дик посмотрел, как Полубой отпил разом полкружки пива и поморщился — все-таки университетское образование предполагает некоторую интеллигентность, а у русского были манеры портового грузчика.

— Когда мы вылетаем на Хлайб?

— Послезавтра.

Такси за полчаса доставило их к университету. Человек Конторы, высокий худой мужчина с буйной шевелюрой и трехдневной щетиной на подбородке, встретил их возле ворот городка.

— Профессор Шиманек. — Он склонил голову с таким видом, что было непонятно, то ли он приветствует гостей, то ли собирается взглянуть на собственные ботинки.

— Очень приятно. — Сандерс включил самую радостную улыбку.

Не дождавшись ответного представления, Шиманек поджал губы.

— Вообще-то на территорию университета животные не допускаются, — сказал он в пространство, — но в виде исключения… Надеюсь, ваши питомцы чистоплотны?

— Исключительно чистоплотны, — подтвердил Сандерс, видя, что Полубой не намерен отвечать.

Важно кивнув, профессор провел их по территории, через плечо давая объяснения. Городок был пуст — студенты разъехались на каникулы. Экскурсия затянулась минут на сорок — профессор явно гордился университетом и с подробностями изложил им историю учебного заведения и перечислил выдающихся личностей, обучавшихся в нем. Сандерс с преувеличенным вниманием слушал импровизированную лекцию, иногда переспрашивая Шиманека, Полубой молча бухал башмаками позади.

Домики университетского городка прятались среди подмокших развесистых деревьев. Остановившись возле одного из них, профессор передал Сандерсу ключи.

— Сейчас у нас пустовато, преподаватели и студенты разъехались, но библиотека в вашем распоряжении, господа, — тут профессор скептически поджал губы, — хотя я сомневаюсь, что она вам понадобится. Меня вы найдете в корпусе «Г» с десяти утра до шести вечера.

— Как найти библиотеку? — спросил Полубой.

— Справа от главного корпуса. Скажете, что вы работаете со мной. — Кивнув на прощание, Шиманек удалился.

Сандерс распахнул дверь.

— Прошу!

Полубой отстегнул ремешки шлеек, и риталусы тотчас скрылись в высокой траве, а мичман, взвалив на плечо сумку, проследовал мимо Дика, даже не взглянув на него.

Внутри домик представлял собой двухкомнатную благоустроенную квартирку с кухней. Видимо, здесь жили семейные преподаватели.

Расположившись в своей комнате, Сандерс заглянул к Полубою.

— Зачем вам понадобилась библиотека?

— Посмотреть историю заселения Хлайба, — проворчал тот, разбирая вещи.

— На это уйдет неделя, уважаемый господин Полубой. Более того, кроме специфических материалов по изучению исчезнувших цивилизаций, вы там ничего не найдете. Для нас с вами Таирский университет только прикрытие. Всю информацию нам предоставят непосредственно на Хлайбе.

Полубой уселся в кресло и потер квадратный подбородок. Сандерс уже понял, что этот жест ускоряет его мыслительный процесс. Если только это вообще было возможно.

— Насколько надежен этот Шиманек?

— Скажем так: он иногда оказывает нам небольшие услуги, — уточнил Сандерс. — профессорская зарплата, знаете ли, оставляет желать лучшего. А в чем дело?

— Как-то все непрофессионально. — Полубой угрюмо взглянул на Сандерса. — Легенда шита белыми нитками, ну какие мы с вами археологи…

Сандерс снисходительно усмехнулся.

— Вы абсолютно правы. Вернее, это было бы так, если бы мы с вами представляли бы какой-либо другой университет. Но Таирский… — он усмехнулся. — поверьте, даже не предпринимая никаких особых усилий, мы с вами НИЧЕМ не будем отличаться от БОЛЬШИНСТВА археологов с лицензией Таирского университета.

Полубой наморщил лоб.

— Поясните.

Сандерс вздохнул.

— Ну… Таир — торговая республика. И здесь привыкли торговать всем, что пользуется спросом. В том числе и… — он развел руками, — так что наше прикрытие идеально еще и тем, что с «археологами Таирского университета» (Ричард голосом выделили бо-ольшие кавычки, в которые включил это определение) с удовольствием будут иметь дело все, кто не только к специальным агентам, но и к настоящим археологам не подошел бы и на пушечный выстрел. Меня больше волнует насколько верны ваши сведения?

— Вернее не бывает, — отрезал Полубой, взял полотенце и прошел в душ.

— Ваши риталусы никого не съедят? — спросил он вслед мичману. — Нам только инцидента с полицией не хватает.

— Без приказа никого. — Мичман захлопнул за собой дверь.

Парадная форма капитана сияла так, что глазам было больно. Мельком посмотрев документы, он вернул их Сандерсу и взял под козырек.

— Прошу прощения — необходимая формальность.

— Пустяки, — отмахнулся Дик.

Капитан сделал знак и возле него возник стюард в белой форменной куртке с галунами.

— Проводите господ археологов в каюту. К сожалению, господа, не могу выделить вам отдельные апартаменты.

— Ничего, в экспедициях приходилось и на голой земле ночевать, — жизнерадостно воскликнул Сандерс.

Стюард подхватил его багаж, взялся за ручки сумки Полубоя и, крякнув, с натугой оторвал ее от палубы.

— Позвольте, я сам. — Мичман забросил сумку на плечо. — Необходимый инструмент, — пояснил он.

— Какая прелесть! — пропел женский голос.

Сандерс почувствовал прикосновение к плечу чего-то мягкого. Неземные ароматы окутали его. Молодая женщина с высокой прической, в обтягивающих брюках и полупрозрачной переливающейся блузке, наклонилась, протягивая руку с явным намерением погладить риталусов, замерших возле ног Полубоя.

— Какие милые собачки!

— Не советую вам этого делать, мисс, — прогудел мичман, натягивая шлейку.

— Почему?

— Они не любят чужих.

— Но мне хочется. — Женщина надула губки, как капризный ребенок.

Один из зверьков стремительно выбросил тонкий язык, будто ремнем хлестнув протянутую к нему ладонь. Любительница животных взвизгнула и отпрянула назад. Сандерс поддержал ее за талию.

— Осторожнее. — Талия была топкая и гибкая, и держать ее было одно удовольствие.

— Боже, у меня будет синяк. — Женщина посмотрела Сандерсу в лицо. Она явно не торопилась высвободиться из его объятий. Поднеся свою ладонь к его глазам, она сказала: — Какие невоспитанные создания! Надеюсь, я их не встречу во время перелета свободно гулящими по палубе.

— Я вам это гарантирую, мисс Янсен, — сказал капитан.

— Мисс Анжела Янсен? — уточнил Дик. Ого, похоже, им попались о-очень непростые попутчики. Он не слишком разбирался в хитросплетениях Таирской политики, но основных фигурантов знал…

— Да!

— Сандерс, Ричард Сандерс. Археологическая экспедиция на Хлайб. — Дик отступил и наклонил голову, скользнув взглядом по ее фигуре. Совсем неплохо. — А это мой помощник Касьян Палубой. Эти милые зверушки очень помогают нам в работе — нюх у них исключительный. Касьян, отнеси пока вещи в каюту. — Дик незаметно подмигнул Полубою.

Анжела Янсен проводила мичмана надменным взглядом.

— Странная личность, — сказала она, выпятив нижнюю губу, — не очень-то он похож на ученого.

— На раскопках он бывает просто незаменим. Там, где нельзя использовать тяжелую технику, — проговорил Сандерс, понижая голос, — так мы летим вместе, мисс Янсен?

— Как видите, — она оценивающе взглянула на Дика. У нее был большой чувственный рот с полными губами. — Я предложила бы вам присоединиться к нашей компании, но раз вы летите с помощником, да еще с таким…

— Он человек нелюдимый и весь рейс будет сидеть в каюте, я уверен, — поспешил сказать Сандерс, — а что у вас за компания?

— Мои друзья, люди нашего круга. Ну вы понимаете, о чем я. Мы летим на Хлайб немного развеяться. Мальчики решили поучаствовать в каком-нибудь из этих сумасшедших ристалищ, ну а мы будем болеть за них. А-а, вот и мои друзья.

Сандерс обернулся. Прямо на корабль неслась стайка разноцветных двухместных глидеров. Пилоты явно проверяли нервы капитана на прочность — лишь возле самого корабля глидеры заложили крутой вираж и закачались возле шлюза. Капитан яростно дернул фуражку и направился, было, к выбирающимся из машин пассажирам, но Анжела Янсен придержала его за рукав.

— Капитан, ну что вы? Мальчики просто пошутили.

— А если бы один из них въехал в корпус, мисс Янсен, кто бы отвечал?

— Они все прекрасные пилоты. Ну, Поль, не будьте таким серьезным, а то я пожалуюсь на вас папе, — она мило улыбнулась капитану, — мы же летим развлекаться!

Капитан заложил руки за спину и покачался с носка на пятку, явно сдерживаясь. Сандерс отступил немного в сторону, чтобы не мешать вновь прибывшим.

Компания состояла из четырех молодых людей и трех девиц. Все были примерно одного возраста — около двадцати пяти лет. Девицы были в легкомысленных комбинезончиках, заканчивающихся чуть ниже колена и обтягивающих тело, как вторая кожа, парни кто в чем, но то, что одежда куплена в самых престижных магазинах или даже сшита на заказ, было видно сразу. Когда они подошли поближе, Сандерс понял, что вся компания под изрядной дозой алкоголя или травки — лица у всех были раскрасневшиеся и гомонили они, как менялы на блошином рынке — все сразу и каждый свое.

— …и пусть воду в бассейне подогреют — я не могу плавать в холодной воде.

— …Паоло, дорогой, я уже соскучилась! Давай одну каюту возьмем.

— …в морду, если бы ты меня не удержала…

— Анжела, дорогая, прикажи отнести наш багаж!

— …будем веселиться. А это еще кто с такой постной рожей?

«Кто это тут с постной рожей? — подумал Сандерс. — Кроме меня, некому». Он и вправду немного скис, когда понял, что компания разбита на пары и на мисс Янсен и помимо него есть претенденты. Впрочем, лететь четыре дня, так что это мы еще посмотрим, у кого будет постная физиономия к концу полета, утешился он.

— Попрошу документы, господа, — проскрипел капитан, выступая вперед.

— Поль, дорогой, — пропела Янсен, — ну к чему формальности? Я за всех ручаюсь: это Карен, Эльжбет и Нора, а это Юджин, Паоло, Карл и Ахмет.

Последний обратил на себя внимание Сандерса — он один хоть и немного, но отличался от пестрой компании. Во-первых, он был явно трезв, а во вторых, гордая посадка головы и прямая осанка привлекли бы к нему внимание в любом обществе.

Девушка, которую Янсен представила как Карен, протянула капитану пачку паспортов и кинулась на шею Анжеле.

— Дорогая, ты прекрасно выглядишь! Скажи, это твоя яхта?

— Можно считать, что моя.

Краем глаза Сандерс заметил, как капитан поморщился. Девицы по очереди прикладывались к щечке мисс Янсен, бросая на Дика изучающий взгляд. Мужчины его игнорировали, лишь Ахмет коротко кивнул.

— Капитан, скоро мы вылетаем? — Рыженькая Нора повела плечиком.

— Вылетают из кабака, если плохо себя ведут, — буркнул капитан, — мы стартуем, как только эскортный фрегат даст сигнал, что готов к следованию.

Сандерс рассеянно улыбался, слушая щебетание девиц. Нора состроила ему глазки, Карен, которая, как он понял, привыкла распоряжаться, внушала стюардам, что с ее багажом надо обращаться как можно бережнее. Эльжбет, высокая блондинка, прильнула к Паоло.

— Энжи, представь нам этого импозантного мужчину.

— Это м-м… археолог, профессор Сандерс. Вы ведь профессор? — Мисс Янсен вопросительно приподняла бровь. Ей явно хотелось, чтобы попутчик оказался хотя бы профессором.

Сандерс понял, что если не ответит утвердительно, полет он будет коротать с Полубоем.

— Естественно. Профессор археологии Сандерс. Мы с ассистентом летим на Хлайб, чтобы…

— Замечательно, — воскликнула Нора, — археология это так увлекательно. Я хочу посмотреть свою каюту, а потом искупаться. Здешняя погода мне надоела. Капитан, а вода в бассейне теплая?

— Просто кипяток, — сдерживаясь, ответил капитан. — Эй, кто-нибудь! Проводите гостей.

После того как компания скрылась в корабле, он сказал несколько энергичных слов. Впрочем, сказаны они были вполголоса. Пачку паспортов он, повертев в руках, сунул в карман. Видно было, что настроение у него окончательно испортилось — он наорал на заправщика, будто бы слишком близко притершего машину к корпусу яхты, пнул кибера, слишком медленно, по его мнению, ползущего сверху вниз по посадочной опоре в поисках дефектов.

— Нелегко с такими пассажирами? — сочувственно спросил Сандерс.

— Я, черт возьми, капитан первого ранга, я командовал эсминцем в инциденте у Брубаса, я дрался с пиратами на Криптоне и будь я проклят, если не подам в отставку после этого рейса!

— Как же вы оказались командиром яхты? — поинтересовался Сандерс.

— Господа из парламента решили, что никто лучше боевого командира не сумеет командовать правительственной яхтой. Я не против — честь велика, но когда мне говорят: капитан Мерсерон… кстати, Поль Мерсерон, — Сандерс пожал протянутую руку, — когда мне говорят: спикер желает посетить Ривьеру, а потом министр занятости летит на похороны тещи, и вообще будьте любезны быть в готовности, потому, что запоры Генерального прокурора лучше всего лечатся на Симароне, мне хочется угнать эту чертову позолоченную посудину и заделаться пиратом. А теперь вот, пожалуйста — дочка председателя оппозиционной партии организует увеселение для своих друзей, таких же бездельников, как и она. Вы не служили в армии, профессор, и вам не понять, что дисциплина…

— Почему же, я проходил обязательный курс подготовки для университетских преподавателей.

— А-а, — обрадовался капитан, — хорошо, хоть вы меня поймете. Кстати, ваш помощник мне тоже понравился. Люблю таких вот молчаливых, надежных и крепких ребят. Заходите в офицерскую кают-компанию запросто, профессор. И конечно, спортзал и бассейн в вашем распоряжении.

— Благодарю, вас сэр. — Дик благодарно прижал руку к сердцу.

Он вполне понимал капитана. В республике Таир всем заправляли торговые кланы, а правительство и парламент были скорее витринами, которые позволяли демократическим державам формально считать Таир одной из таких же стран, как и они сами, но именно только формально. Все вооруженные силы Республики Таир едва начитывали сотню кораблей, что составляло в лучшем случае треть военного флота любого из Таирских торговых кланов. А суммарный бюджет, которым распоряжалось правительство, не превышал и десятой части такового у самого мелкого клана. И эта, ясная всем, «опереточность» формально вроде как высших органов государства приводила к тому, что и «верховная власть» и «слуги народа» вели себя как капризные актеры популярных сериалов…

Капитан извинился, сказав, что должен посмотреть, как разместились гости, и вернулся на корабль. Сандерс докурил сигару, размышляя, что путешествие может оказаться приятным. Тем более что задание представлялось ему малообещающим как в смысле поимки Керрора, так и в перспективе продвижения по службе. Он даже прикинул, чем мог быть недоволен Вильямсон, что поручил ему, Дику Сандерсу, имеющим на счету немало сложных дел, нянькаться с русскими. Он вообще привык работать один, не рассчитывая на то, что кто-то прикроет спину. Сандерс просто не доводил ситуацию до такой, когда приходится думать, как унести ноги. Если тебя раскрыли, если за твою голову обещана награда, если ты получил ранение, даже случайное — ты не профессионал и место тебе не в секретной службе, а в лучшем случае в диверсионном отряде. А то и вовсе в абордажной команде любого эсминца Содружества. Конечно, случались и осечки, но от случайностей никто не застрахован…

С другой стороны, может быть все дело в том, что старый лис Вилкинсон почувствовал за этим делом что-то этакое, пока не слишком объяснимое, но… А Сандерс в Конторе считался самым высококлассным «интуитивистом». Поэтому на его предрасположенность к случайным связям и некоторые излишества в потреблении горячительного начальство смотрело сквозь пальцы. Во всяком случае, у Счастливчика не раз получалось так, что подцепленная в баре подружка внезапно оказывалась личной секретаршей лица, доступ к которому Контора пыталась найти уже не один десяток раз, а случайный собутыльник, которому приспичило поплакаться на плече Сандерса по поводу своей дерьмовой жизни, в процессе этого плача, вываливал некие ключевые сведения, за которыми Контора охотилась давно и безуспешно. И Сандерс прекрасно осознавал, что своим присутствием в столь высокопоставленной правительственной организации обязан тому, что у мистера Вилкинсона был нюх на подобных людей, а вовсе не отличный диплом престижного университета, как он думал на заре своей карьеры. Как, впрочем, и то, что стоит этому его качеству дать пару-другую осечек — и его вышвырнут из Бюро, брезгливо кривя губы. Несмотря на все его заслуги. Возможно, именно поэтому он стал несколько чаще позволять себе злоупотреблять содержимым пузатых бутылок…

Но пока Вилкинсон верил в его способности, и лучшее, что Счастливчик (получивший свое прозвище еще и благодаря таким неожиданным удачам) мог сделать, это не подвести того, кто предоставил ему, парню с самого дна, подобный шанс…

Внутри яхта была стилизована под морское судно. Правда, судно высшего класса: панели красного дерева в коридорах, деревянные двери кают. Впрочем, отыскав свою, Сандерс понял, что дерево — всего лишь стилизация — стальные воздухонепроницаемые переборки, как и положено на космическом корабле, страховали двери, нависая из притолоки.

Каюта явно не предназначалась для высоких гостей, впрочем, все удобства в ней были. Полубой лежал, забросив руки за голову, на одной из коек, стоящих друг против друга. На полированном столике стояла открытая банка пива. Пол покрывал матовый пластик, имитирующий паркет, свет был притушен и Сандерс не сразу различил риталусов, лежавших возле койки мичмана. Полубой был в своей странной полосатой майке и пятнистых штанах. Для лагеря археологов сойдет, но в таком обществе, какое собралось на корабле, полагалось что-то более приличное. Сандерс подумал, что надо бы помягче намекнуть об этом русскому.

Он покопался в мини-баре, выбрал пиво, открыл и уселся в кресло.

— Давайте условимся, мистер Полубой: раз уж мы археологи и давно работаем вместе, то нам более пристало называть друг друга по именам. Вы меня можете звать Диком, или Ричардом, а я вас — Касьяном, или у этого имени есть сокращение?

— Нет.

— Отлично. Стало быть я — профессор Сандерс, а вы — мой ассистент Касьян Полубой. В профессора меня произвела мисс Янсен, и я не стал отказываться. Ничего, что вы оказались моим подчиненным?

— Ничего. — Полубой взял пиво, отпил, не приподнимая головы, и водрузил банку себе на живот. Живот у него был плоский, и даже сквозь полосатую ткань были видны квадраты мышц.

— Если вам интересно, то мисс Янсен — дочь лидера оппозиционной партии Таира. Она с друзьями летит на Хлайб, чтобы развлечься. Это на нее напал ваш риталус…

— Если бы напал, ей бы пришлось регенерировать руку.

— Ну, значит, ей повезло. Общество довольно пестрое, но я хотел бы обратить ваше внимание вот на что: если мы не хотим, чтобы на нас косились, то лучше одеваться соответственно принятым в высшем обществе нормам. У вас есть что-нибудь более приличное, чем эта форма?

— Костюм.

— Вот и прекрасно. Кстати, среди друзей мисс Янсен я заметил одного молодого человека. Я никогда не жаловался на память и потому сразу вспомнил, кого он мне напоминает. Племянника хана Казым-Гирея. Помните скандал с колонией Итиль, решившей отделиться от султаната?

— Помню. — Полубой допил пиво, смял банку в кулаке и привел себя в сидячее положение. Именно привел, потому что само движение было быстрым, но одновременно плавным. Он как бы перетек из одного положение в другое. — Значит, сразу по прилете нам надо будет отделиться от этой компании. Ахмет-Гирей объявлен в розыск на подвластных султанату планетах и за вознаграждение его могут выкрасть даже с Хлайба. Охотников за головами там, как я понимаю, хватает.

— Я уже подумал об этом, — согласился Сандерс, — консул вышлет за нами личный глидер в космопорт, и на яхте мы не задержимся.

В каюте раздался мелодичный звон.

— Готовность к старту, как я понимаю, — сказал Сандерс, — капитан пригласил нас в кают-компанию. Думаю, как только ляжем на курс, надо будет воспользоваться приглашением.

Согласно кивнув, Полубой откупорил очередную банку и снова растянулся на койке.

— А как мы вообще попали на правительственную яхту?

Счастливчик криво усмехнулся.

— Ну это же Таир… Правительство торгует принадлежащей ему скудной собственностью с не меньшим энтузиазмом, чем любой лоточник в порту. А мне до смерти надоели низкоклассные рейсовики. Я попросил Шиманека заказать билеты на что-нибудь приличное и… вот мы здесь.

Обед начался, как и положено, с аперитива: дамы предпочли сухой «Мартини», джентльмены — виски и водку. Впрочем, Карен, которой, как уже понял Сандерс, надо было родиться мужчиной, тоже предпочла водку. Капитан представил гостям первого помощника, штурмана и главного механика, после чего все приступили к трапезе. Стюарды были вышколены, еда отменная, и если бы не легкомысленный треп, который вели мисс Янсен и ее гости, что вызывало досаду на лице капитана Мерсерона, обед можно было бы считать удавшимся. Полубой, к удивлению Сандерса, ловко орудовал ножом и вилкой и даже помог Норе очистить таирского омара. Он обошелся без щипчиков — просто ловко разломал в пальцах панцирь, вызвав аплодисменты Карен и молчаливое одобрение капитана, и положил омара на тарелку девушки. Эльжбет продолжала льнуть к своему кавалеру, Карл и Юджин вполголоса обсуждали предстоящие развлечения на Хлайбе, Ахмет-Гирей ел мало: на тарелке у него лежало крыло куропатки, которое он вяло ковырял. С огорчением Сандерс увидел, что его взгляд то и дело обращается к Анжеле Янсен. Впрочем, Карен все больше вызывала интерес Дика. Она, судя по всему, исповедала то же самое в отношении мужчин, что и Дик в отношении женщин — главное, чтобы связь не была в тягость никому из партнеров. Он уже несколько раз поймал на себе оценивающий взгляд Карен и переключил внимание на нее. За кофе, когда он раскурил сигару, Карен вынула сигареты и вопросительно посмотрела на него. Сандерс поднес ей зажигалку.

— Что же вы такого хотите обнаружить на Хлайбе, профессор? — спросила она без особого интереса. Как понял Сандерс, чтобы завязать разговор. — По-моему, искать там что-либо интересное — это бесполезный труд.

— Ну что вы, — он укоризненно взмахнул сигарой, — несколько цивилизаций, причем лишь одна из них кое-как идентифицирована, наслоились друг на друга. Я уверен, что даже при минимальных усилиях, а наша экспедиция носит в основном ознакомительный характер, мы преподнесем научному миру сенсацию и подготовим почву для более детального изучения…

— С удовольствием подожду сенсации, профессор, — прервала Карен, — однако хочу вас предостеречь от слишком оптимистичных прогнозов. Хлайб не место наслоения одной цивилизации на другую, Ричард… вы ведь позволите вас так называть? Во всяком случае, не в том смысле, который вы вкладываете в эти слова. Хлайб — это наслоение помоек нескольких цивилизаций. Туда сбрасывали мусор, сливали нечистоты и все то, что не хотели держать на материнской планете. Здесь обломки неудачных конструкций и непроверенных машин, остатки экспериментов, которые могли отрицательно повлиять на население. Вы представляете, на что вы можете наткнуться?

— Мы археологи, мисс, — вдруг встрял в разговор Полубой, — и довольно хорошо представляем себе, на что можем наткнуться на Хлайбе, но вы тоже правы, чтобы достать что-то стоящее, часто приходится поработать и ассенизатором.

— Фу… как грубо, — Карен сморщила носик в его сторону но обращалась по-прежнему к Дику, — а хобби у вас какое-нибудь имеется?

— Я коллекционер. — Сандерс испытующе посмотрел ей в глаза. Кой черт! Этот взгляд может означать только одно, или все его женщины ему приснились.

— Что же вы коллекционируете?

— Надеюсь, то же, что и вы. Интересных людей.

Полубой поднялся, громыхнув стулом.

— Господа, я с вашего разрешения вернусь в каюту. Мистер Сандерс, вы говорили, что нам надо обсудить план экспедиции.

— Да, да, я помню. — Сандерс, проклиная мичмана, поднялся из-за стола. — Я не прощаюсь, — негромко сказал он, склонившись к Карен.

Русский топал, не оглядываясь, и Сандерс почувствовал себя учеником, которого ведут к директору школы. «Какого черта я вообще поперся за ним? Ну сказал бы, что подойду попозже!» Полубой прошел мимо их каюты, направляясь, если Сандерс правильно помнил план корабля, в рубку управления. Он ускорил шаги, чтобы догнать его.

— Вы что-то хотели мне сказать? — спросил он в широкую спину.

— Только то, что вы очень резво начали знакомство. Эта женщина, если судить по ее словам о Хлайбе, не так проста, как кажется.

Сандерс разозлился. Он же не учит этого дуболома, как устанавливать на корпусе противодесантные мины, хотя тоже умеет это делать…

— Прошу простить, мистер Полубой, но, как мне представляется, мой послужной список дает мне право самому определять… — Тут Счастливчик резко выдохнул и замолчал, поскольку осознал, что Полубою глубоко до фени все его объяснения. Он равнодушно пер вперед, бухая каблуками. Спустя пару минут и очередной поворот коридора Сандерс, слегка приведя свои нервы в порядок, спросил ледяным тоном:

— А куда вы, вообще, направляетесь?

— В рубку.

— И что мы там будем делать?

— Хочу посмотреть, на что способен корабль. Можете считать, что вы меня напугали рассказом о возможных осложнениях.

— Корабль пассажирский. Конечно, у него есть системы защиты, а возможно и пара тройка орудий припасена, — сказал Дик, — все-таки это правительственное судно. Но можете не беспокоиться, нас сопровождает фрегат.

— Вот поэтому и беспокоюсь, — прогудел Полубой, — без причины фрегат не выделяют для сопровождения прогулочного рейса, — он остановился и повернулся к Сандерсу, — если я вас обидел, то прошу прощения. Но у меня приказ и я хочу убрать даже малейшие причины, которые помешают его выполнить.

Внезапно Дик увидел, что русский улыбается. Зрелище было не для слабонервных — так мог бы улыбаться шлем на скафандре высшей защиты. Если бы умел.

Пока Сандерс приходил в себя, Полубой исчез за автоматическими дверями рубки.

Офицеры на мостике встретили их с недоумением, но приветливо. Каждый занимался своим делом, корабль шел по курсу, и всей работы у дежурной смены было следить за показаниями приборов. А к визитам пассажиров здесь привыкли. На яхте часто возили лиц, которым невозможно было отказать в удовлетворении любопытства, несмотря на все флотские традиции и корабельные уставы. Так что появление еще одной «экскурсии» приняли с обреченной вежливостью.

Полубой подошел ко второму помощнику, который был старшим из офицеров, и вполголоса принялся расспрашивать его о яхте. Причем, к удивлению Сандерса, делал он это настолько умело, что все выглядело, как если бы туповатый студент обратился за разъяснением к своему научному руководителю. Второй помощник, молодой человек лет двадцати трех, в щегольски сидящей белой форме, почувствовал себя старым космическим волком и залился соловьем. Выбирая выражения попроще, он бесхитростно выложил все тактико-технические данные корабля, явно гордясь, показал пульт управления защитой и вооружением. Как и предполагал Сандерс, на борту имелись три гравитационных орудия класса «тарантул», что совсем неплохо для яхты, и полтора десятка легких спарок-«единорогов», пригодных лишь для отражения абордажной атаки.

Полубой с глуповатым видом кивал и ахал, пока второй помощник, ведя его под руку, выбалтывал все секреты корабля. Сандерс только диву давался, насколько мичману удалось прикинуться штатской крысой — даже костюм висел на нем мешком, словно под ним были не перекачанные мышцы профессионала, а заплывшая салом туша кабинетного червя. Полубой стукался обо все углы, смахивал нечаянным движением бумаги, один раз чуть не уселся на пульт управления стартовыми двигателями и когда он, наконец, стал благодарить помощника за лекцию, по лицам команды Сандерс понял, что все вздохнут с облегчением, когда он покинет рубку.

На прощание Полубой долго жал офицеру руку, заглядывал в глаза и робко осведомлялся, не угрожают ли кораблю метеориты, кометы, астероиды и прочие небесные тела. Снисходительно улыбаясь, помощник уверил его, что никакой опасности нет и быть не может, пока он на борту.

— Не знал, что вы актер, — одобрительно отозвался Сандерс, когда они оказались в коридоре, — а вы что-нибудь поняли из того, что говорил этот молодой человек?

— Я канонир второго класса и уж худо-бедно в вооружении разбираюсь, — буркнул Полубой, — в навигации, правда, ни в зуб ногой. А кораблик и впрямь ничего. Команда, только, разболтана.

— Да, второй помощник трепач, каких мало, — согласился Сандерс.

Риталусы встретили их на пороге каюты, и Сандерс впервые подумал, что в присутствии этих тварей есть смысл — лучших сторожей и придумать было нельзя.

Полубой завалился на койку и через несколько минут спокойно засопел. Дик тоже прилег, перебирая в уме варианты сближения с Карен. Пожалуй, можно и форсировать события, решил он. Дамочка, похоже, не привыкла коротать время в одиночестве, и если Сандерс будет тянуть резину, запросто упорхнет к одному из своих спутников. Вроде бы Карл и Юджин больше смотрят друг на друга, чем на девушек, но лучше все же поторопиться…

Полубой обрушился в воду, как оторвавшаяся от скалы глыба гранита. Нора, парившая над гладью бассейна на гравишезлонге, взвизгнула, когда брызги каскадом обрушились на нее.

— Моя прическа!

— Сожалею, мисс, — невнятно буркнул мичман и, рассекая воду, устремился к противоположному бортику.

Сандерс покачался на трамплине, дожидаясь, пока лежавшая на песчаном пляжике Карен обратит на него внимание, толкнулся и, сделав сальто с полуоборотом, без брызг вошел в воду.

Бассейн был невелик — двадцать метров в диаметре, но небольшие размеры скрадывались искусной стилизацией под крохотную лагуну. Голограмма окружала его тропическим морем, в солнечном ярко синем небе парили перистые облака, о рифы у входа в лагуну бился пенный прибой. Океан был небывало лазурного цвета. Такого яркого оттенка Сандерс не наблюдал даже на Ривьере.

Дик вынырнул. Вода и впрямь была слишком теплая. Он поплыл к берегу и вылез на пляж возле Карен. Она была в узком бикини и соломенной шляпе с огромными полями.

— Профессор, вам кто-нибудь говорил, что вы не похожи на ученого?

— Сто раз говорили, — вздохнул Сандерс. — Даже и не знаю, что делать. Может, перестать следить за собой, отрастить брюшко? В самом деле, ученая степень предполагает солидность, дородность, величавость.

— Не люблю толстых мужчин, — заметила Карен, — ваш помощник тоже не кабинетная крыса, но он совершенно не в моем вкусе. Слишком большой. Он похож на бульдозер.

— Скажу по секрету. — Сандерс прилег рядом с девушкой на песок. — Таковым он и является. Что в физическом плане, что в моральном.

— Да, я заметила… м-м-м, такта в нем не слишком много.

Сандерсу показалось, что изначально Карен хотелось дать мичману более, скажем так, энергичную характеристику. Полубой в который раз проплыл вдоль бассейна, тараня воду с уверенностью кашалота. Брызги летели веером, пенная дорожка стлалась за ним по воде, как за идущей на взлет летающей лодкой.

Возмущенная Нора подгребла к берегу и, подхватив полотенце, направилась в душевую, демонстрируя всем окружающим, как она раздражена, взбешена, сердита и… так далее.

— А где ваши остальные друзья? Мисс Янсен, Эльжбет?

— Как это неделикатно: спрашивать у женщины, где ее подруги. Вас они интересуют или я?

— Ваша прямота обезоруживает, — пробормотал Сандерс, — вы же видите, что меня интересуете исключительно и только вы.

— Ну так и ведите себя соответственно. В конце концов, мы взрослые люди, и не знаю, как вы, а чего хочу от вас я, должно быть понятно.

— Рад, что наши желания совпадают, — Сандерсу было немного не по себе от стремительного натиска Карен, но, если дама приглашает танцевать, отказываться не принято, — я спросил просто так, чтобы поддержать разговор.

— Все мужчины одинаковы, — возмущенно взмахнула рукой Карен, — нет чтобы ясно и четко изложить, чего они хотят…

— И получить по физиономии, — хмыкнул Сандерс. — Все мужчины хотят от женщины одного и того же. Только одни умеют это скрывать, а другие идут напролом и чаще всего остаются ни с чем.

— А кто не рискует, тот перебивается пластиковыми куклами. И поговорить можно, и удовольствие получить. Ладно, я вас совсем запугала, — неожиданно улыбнулась Карен, — настроение такое — скука здесь смертная. Эльжбет никак не оторвется от Паоло. По-моему, они из каюты вылезают только, чтобы поесть. Карл и Юджин… вы уже поняли, что этим ребятам никто, кроме них самих не нужен. Ну, может еще заряд адреналина. Его они найдут на Хлайбе. А мисс Янсен со своим ненаглядным Ахмет-Гиреем на обзорной палубе. Звезды, романтика. Интересно, она знает, что у него уже четыре жены? Хотя, если Энжи предпочитает золотую клетку… Как-никак, а он единственный наследник хана.

Полубой выбрался из воды, неловко поклонился в их сторону и прошел к выходу. Капли воды блестели на мускулистом теле, делая его еще более рельефным. Он встряхнул, будто вылезший из воды пес и, широкими шагами проследовал в сторону замаскированного искусственной каменной глыбой входа в раздевалку. Карен проводила его пренебрежительным взглядом и, повернувшись к Сандерсу, отбросила шляпу и протянула ему руку. Он помог ей подняться.

— Не желаете поплавать? — спросила она.

— Вода слишком теплая. Я чуть не сварился, пока плыл до берега.

— А сейчас? — Она одним движением развязала тесемки бюстгальтера и отшвырнула его в сторону.

Грудь у нее была небольшая, аккуратная, с острыми сосками, вызывающе торчащими в разные стороны.

— Пожалуй, рискну. — Дик почувствовал, что его охватывает давно забытый азарт — в колледже у них была своеобразная игра: трахаться на людях. Ну почти на людях: в аудитории между лекциями, в припаркованных на людных улицах автомобилях, поздним вечером на скамейках во вроде как безлюдных сквериках.

Карен вошла в воду по плечи и обернулась, поджидая его.

— Вот и мы. — На пляже показались Анжела Янсен и Ахмет-Гирей.

— А мы уж заждались вас, — с досадой проворчал Дик, — вода просто превосходная, мисс Янсен, — добавил он громче.

На ней был бордовый купальник, вокруг бедер повязан прозрачный газовый платок. Ахмет-Гирей ревниво покосился на Сандерса. Кожа у него была смуглая то ли от природы, то ли от загара. От плеча через грудь спускался тонкий выпуклый шрам. Дик улыбнулся ему, подхватил брошенный на песок бюстгальтер Карен, вошел в воду и незаметно передал ей.

— Черт бы их побрал, — пробормотала она.

— Нам еще три дня лететь, — улыбнулся Сандерс, — увидимся за ленчем.

Она что-то сказала в ответ, но как раз в этот момент Анджела с визгом попыталась затолкать Ахмет-Гирея бассейн.

В душевой Дик пустил холодную воду — от теплой в бассейне его охватила истома. Хотя, может, и не вода была тому причиной. Он закрыл глаза и подставил лицо под ледяные струи, ощущая, как к нему возвращается бодрость. Да, такой женщины у него давно не было. Честно признаться, он опасался женщин с таким характером — он больше подошел бы мужчине, причем какому-нибудь военному. Солдафону до мозга костей, который что думает, то и говорит и добивается поставленной цели не считаясь ни с какими потерями. По служебной лестнице такие вояки не поднимаются выше полковника, но у подчиненных приобретают определенную симпатию. Однако как она быстро все решила… глазки не строила, не кокетничала. «Мы с вами взрослые люди». И когда разделась, его прямо в жар бросило от желания. Такие женщины хороши как раз для случайной связи, долгие отношения с ними быстро утомляют — уж очень они любят командовать, и если поначалу приказ ложиться в постель воспринимается с энтузиазмом, то постепенно это утомляет.

Однако какая у нее шикарная фигура… нет, не шикарная. Шикарность — это пышность, зрелость, у Эльжбет именно такая, а у нее как раз тело спортсменки. И такая форма груди, что так и хочется прикоснуться…

Горячее тело прижалось к спине Сандерса, тонкие руки легли на грудь, погладили, скользнули вниз по животу.

— Будет лучше, если ты сделаешь воду потеплее.

Он почувствовал на шее горячее дыхание, не поворачиваясь, положил руки ей на бедра. Она и трусики успела снять…

— Ты с ума сошла, это же мужская душевая.

— И что?

— Может войти Ахмет-Гирей!

— И что? — Ее руки опустились еще ниже. Прежний азарт накатил дурманящей волной.

— Да ничего. — Дик повернулся, прижал ее к себе и впился в полуоткрытый рот, ощущая, как набухшие от холодной воды соски царапают грудь.

Ее язык скользнул к нему в рот и заметался, то ускользая, то наступая, не давая передышки. Он стиснул гибкое тело и ощутил, как ее острые ноготки впиваются в ягодицы, стремясь слиться с ним, стать одним целым. Она больше не просила сделать воду теплее — им и так было жарко…

— У вас такой вид, мистер Сандерс, будто мы уже поймали Керрора и вам выдали премию, в размере годового жалованья.

— Знаете, Касьян, вряд ли я буду настолько удовлетворен, даже если мы и поймаем этого отморозка. — Дик повалился на койку и блаженно потянулся.

— Мистер Сандерс…

— Да бросьте вы, мичман. Если уж нам предстоит общее дело, то давайте привыкать называть друг друга по именам.

— Хорошо, Дик. Вы часом не выпили лишнего?

— Нет, — Сандерс мечтательно вздохнул, — кажется, я вас огорчу, Касьян. Остаток пути вам придется коротать в одиночестве. А ночью тем более.

Полубой присел на постели и хмыкнул.

— Быстро вы ее обработали.

— Это не я обработал, это меня обработали. Я не особенно сопротивлялся — это не женщина, это ураган!

— М-да… никакой дисциплины, — проворчал Полубой.

Сандерс покосился на него. Мичман улыбался уголками губ.

— А вы и шутить умеете, — усмехнулся Дик.

— Бывает. А вот капитан вас не одобрит, это точно.

— Ну что ж, это его проблемы, — Сандерс внезапно вспомнил Карен, — мы, в конце концов, взрослые люди!

За ленчем Сандерс и Карен сидели вместе. Никакого переполоха в компании их сближение не вызвало. Лишь капитан Мерсерон неодобрительно поджал губы, когда Дик под руку с Карен появился в кают-кампаний.

— Вы сияете, как новая медаль, — шепнул Полубой, проходя к своему месту, — нельзя же так напоказ выставлять э-э… ваши отношения.

— А почему нельзя? — Услышав его, во весь голос осведомилась Карен и надменно огляделась.

— Можно, можно, — успокоил ее Сандерс, придвигая стул, — тебе мартини, водку?

— Водку.

Анжела мило улыбалась, поглядывая на них, Ахмет-Гирей, как всегда сидел с непроницаемым лицом; Эльжбет и Паоло подняли бокалы, салютуя; Карл и Юджин смотрели так, словно их это не касалось. Стюарды теперь, прежде чем предложить вино, склонялись к Сандерсу, желая узнать его мнение. Занятый новыми ощущениями — обычно его романы не выносились на всеобщее обозрение, Сандерс почти пропустил речь капитана.

— …маршевые двигатели. Я уже высказал капитану Жилмару свое недовольство и предупредил, что подам рапорт по возвращении на Таир.

— Но мы же не будем их ждать, Поль? — спросила Янсен.

— Конечно, нет! — Возмущению Мерсерона не было предела. Скомкав салфетку, он швырнул ее на стол. — У меня есть приказ… предписание прибыть на Хлайб послезавтра и мы будем там послезавтра. Мы пойдем в обычном режиме, и пусть Жилмар поторопит своих людей, если не хочет чтобы «Ганимедом» командовал кто-нибудь более умелый. У меня еще остались связи во флоте и я не…

— А разумно ли это: двигаться без прикрытия? — негромко спросил Полубой.

— Если я соберусь раскапывать землю в поисках черепков и костей, я непременно посоветуюсь с вами, господин Полубой. А пока предоставьте мне делать то, на что я потратил всю жизнь.

— Я только спросил, — пожал широкими плечами Полубой, склоняясь над тарелкой.

После отповеди капитана разговоры в кают-компании вообще увяли…

Мерсерона разбудил вызов с мостика. Бормотанье репродуктора связи, как всегда, вклинилось в сон мягко и ненавязчиво. Постепенно набирая децибелы, вызов звучал все громче. Капитан нашарил клавишу.

— В чем дело? — спросил он, не открывая глаз.

Он все еще надеялся, что ничего срочного в вызове не было — если бы возникла внештатная ситуация, напрямую угрожающая кораблю, баззер тревоги рявкнул бы так, что его снесло с постели.

— Не могли бы вы подняться на мостик, — в голосе второго помощника звучала неуверенность, — кажется, у нас попутчик.

— Кажется?

— Неопознанный корабль, сэр. Судя по величине поля отражения классом не ниже корвета.

— Так запросите его! — раздраженно бросил Мерсерон, все еще надеясь, что удастся доспать.

— Он не отвечает на вызовы, сэр.

— Сейчас буду.

Через пять минут капитан был в рубке. Он еще на военном флоте привык к неожиданностям и знал — лучше появиться перед подчиненными с красными от недосыпа глазами и небритым, чем задержаться на лишние минуты. Слишком много в космосе случайностей, которые невозможно предвидеть, и счет иногда идет даже не на секунды, а на мгновения и человеческие жизни.

Второй помощник шагнул навстречу, вскидывая руку к фуражке. Мерсерон ввел на борту яхты обязательность доклада по всей форме. Пусть на каботажниках капитана называют как угодно, хоть по имени, хоть кличкой, дисциплина начинается с соблюдения субординации, а дисциплина — это святое!

Но на этот раз Мерсерон махнул рукой, прерывая доклад.

— Ну что тут у вас?

— Неопознанный корабль. Идентификации не поддается. Мы непрерывно запрашиваем его, сэр.

Судя по отметке на экране, корабль шел на пересечение курса «Глории». Мерсерон считал данные с дисплея. Через несколько минут они будут в зоне досягаемости тяжелых «онагров», если они есть на борту незнакомца. Предполагай лучшее, но готовься к худшему — еще один опыт, вынесенный с военной службы, никогда не подводил Мерсерона.

— Силовое поле?

— В походном режиме, сэр.

— Поднять до пятидесяти процентов, — скомандовал капитан. Он окинул экраны датчиков слежения за пространством внимательным взглядом. Какое-то несоответствие привлекло его внимание. — Датчики дальнего обнаружения вот на этот участок. — Через мгновение приказ был выполнен. — Что видите, помощник?

— Э-э… ничего, сэр. Космос пуст. Вот здесь какая-то аномалия, поглощающая излучения сенсоров. Видимо, газовое или пылевое облако высокой плотности.

— С какой скоростью движется эта м-м… аномалия? — Капитан откинулся на спинку кресла и ядовито посмотрел на офицера.

— С какой скоростью? — переспросил тот, чтобы выиграть время, как ученик, не выучивший урока. Ну э-э… о черт!

— Вот именно, — рявкнул Мерсерон, — чему вас учили семь лет, молодой человек? Это корабль за концентрированным полем, юноша, и через, — капитан снова бросил взгляд на экраны, — через четырнадцать минут они возьмут нас в клещи! Энергетическую установку на полную мощность и чтобы через три минуты были готовы дать максимальную скорость. Комендоров к орудиям, связь с «Ганимедом». Быстро. Пассажиров не беспокоить — не хватало мне паники на борту.

В рубке возникла суета, операторы забормотали, повторяя приказания и докладывая о готовности систем.

— «Ганимед» на связи, сэр.

Мерсерон встал перед экраном, заложив руки за спину. Помощник увидел, как ладони капитана сжимаются в кулаки — на экране возник смуглый офицер в форме военного флота. Лицо его было безмятежно.

— Капитан-лейтенант Жилмар. Слушаю вас, господин капитан первого ранга. — Из уважения к прошлым заслугам он назвал Мерсерона по воинскому званию.

— Жилмар, нас преследуют два корабля. Причем один идет, прикрываясь полем отражения. Вы знаете, кто у нас на борту?

Безмятежность исчезла с лица капитан-лейтенанта, будто ее смахнули губкой, как неудачную формулу со школьной доски.

— Вы сможете уйти?

— Нет, черт возьми, не сможем. Если бы могли, я бы не стал вас беспокоить. — Мерсерон вложил в голос весь сарказм, на какой был способен. — Вы способны двигаться?

— Три часа назад дали ход.

— Как скоро вы сможете догнать нас, если мы будем идти с полной скоростью?

— Часа через два, полковник. — Жилмар виновато пожал плечами.

— За два часа нас возьмут на абордаж, если просто не уничтожат!

— Может, не так все плохо, — капитан-лейтенант попытался улыбнуться, — может, встреча случайная?

Кулаки Мерсерона побелели — с такой силой он сжал их за спиной.

— Посчитайте вероятность случайной встречи в открытом космосе, Жилмар. Если величина будет больше отрицательной с семью нулями, я съем свою фуражку без соли, перца и соуса! — Неожиданно заорал Мерсерон, потрясая кулаками. — Если вы не подойдете через шестьдесят минут, капитан-лейтенант, готовьтесь сдать командование кораблем в ближайшее время!

— Мы сделаем все, что можно. — Голос Жилмара стал сух и официален. — Какие характеристики кораблей вам известны?

— Никаких, кроме скорости — примерно вдвое против нашей, и один корабль классом не ниже корвета.

— Мы будем через час, полковник, если не взорвется реактор. Я буду постоянно на связи. Удачи! — Экран погас.

Мерсерон постоял, тяжело дыша, затем повернулся к второму помощнику.

— Боевая тревога? — спросил тот.

— Нет, рано. Мы — гражданское судно и даже пираты не нападают на гражданские корабли без предупреждения.

Кухня в каюте Карен была шикарная, хоть и маленькая. Все, что надо: холодильник, сервировочный столик, лучевая плита, кофеварка. Сандерс нажал на кнопку, и запах молотого кофе ударил в ноздри, будоражащим ароматом растекся по кухне. Он подставил чашку прозрачного магдебургского фарфора, и черная густая жидкость заполнила ее, образовав изумительную нежно-бежевую пену. Он налил кофе во вторую чашку, поставил их на понос и вернулся в спальню. Конечно, это ошибка — подавать женщине кофе в постель, хотя после первой ночи, и какой ночи, можно и поступиться некоторыми принципами. Например — кофе по собственному рецепту, которым он нечасто удостаивал своих партнерш. Обычно на прощание. Жаль, что Веру угостить не успел.

Карен лежала на боку, смятая простыня едва прикрывала ноги, копна волос закрывала лицо, но он помнил, как оно склонялось к нему, и сквозь румянец проступала благодарность за блаженство; как сухие, лихорадочно горящие глаза пытались угадать желание; какой восторг охватил его самого, когда он понял, что они читают мысли друг друга, на эти сладкие и дикие мгновения сделавшись телепатами.

Длинный ворс ковра щекотал босые ступни, тело было легким, словно в невесомости и он ощущал готовность продолжать игру, вот только чашки кофе не хватало для большей уверенности в себе. Сейчас он это поправит.

— Какой запах, — пробормотала Карен, не двигаясь, — если я сейчас не выпью кофе, я умру.

— Ты выпьешь кофе, а потом мы будем жить дальше. Здесь, в твоей каюте, в этой постели. Мы будем жить долго и счастливо, регулярно, а может и спонтанно, но то, что это будет прекрасная жизнь — я уверен. — Он скользнул взглядом но ее телу и ускорил шаги.

Ему показалось, что от покрытого ковром пола ногам передалась мелкая дрожь, он перевел взгляд на поднос с чашками кофе. Пенка разбежалась к краям чашек и по поверхности жидкости пробежала мелкая рябь. Чашки звякнули на блюдцах.

— У вас дрожат руки, профессор, — Карен приподнялась, опершись на локоть, смахнула с лица волосы, — не торопитесь. Пока я не выпью кофе ничего вам не обломится.

— Я и не тороплюсь. Я неспешен, как набирающая ход волна, но когда я обрету силу — я смету все и тогда…

Корабль тряхнуло, Сандерса повело в сторону, чашки заскользили по подносу. Дик остановился, поднял взгляд к потолку, прислушиваясь, потом поставил поднос на прикроватный столик и бросился собирать одежду, разбросанную по всей спальне.

— Что случилось? — Карен села, спустив ноги с кровати. — Мы натолкнулись на рифы? Рулевого — повесить. Чего ты задергался?

— Нас обстреливают, — буркнул Сандерс, наспех натягивая брюки, — сиди здесь, я выясню подробности.

— Пираты, — Карен зевнула и, взяв чашку, отхлебнула кофе, — на маршруте Таир — Хлайб? Не смеши меля.

Палуба ушла из-под ног, и Сандерс повалился на постель, толкнув Карен. Кофейное пятно расплылось по простыне.

Коротко взревела сирена. Раз-другой.

— Внимание пассажиров! Всем оставаться в каютах, экипажу занять места по боевой тревоге, — раздирая барабанные перепонки, рявкнул голос капитана.

— Ну что я говорил, — Сандерс схватил с подноса чашку, одним глотком выпил кофе, закашлявшись от обжигающей горечи, — все, я побежал, — он ткнулся губами в щеку Карен.

— Сказано: сидеть по каютам, — неуверенно напомнила она.

— Меня не касается. Место ученого — в гуще событий, — застегивая рубашку, Сандерс выскочил в коридор.

У выхода с пассажирской палубы его попытался остановить стюард.

— С дамой из третьей каюты истерика, — сказал Сандерс, — она бьет посуду и выливает кофе на постель. Помогите ей.

Стюард устремился по коридору.

— Извини, дорогая, — пробормотал Дик, направляясь к рубке управления.

В рубке на него поначалу не обратили внимания — каждый занимался своим делом: второй помощник непрерывно докладывал о состоянии корабля; первый, в полурасстегнутом кителе, отслеживал перемещения противника; офицер связи бубнил, пытаясь вызвать нападающие корабли, что после нападения было совершенно необязательно; капитан Мерсерон ругался, поминая чертову службу, собственный корабль, капитан-лейтенанта Жилмара и проклятых пиратов.

— Могу помочь, капитан? — спросил Сандерс.

— Если немедленно исчезнете с мостика, — рявкнул Мерсерон, обращая к нему побагровевшее лицо.

— Кто нас обстреливает?

— А черт его знает!

— А фрегат, который нас сопровождал?

— Будет не раньше чем через два часа. Шли бы вы в каюту, профессор. Или мне приказать, чтобы вас отвели?

— Я имею военный опыт, полковник, — Сандерс склонился к экранам, — корабли идентифицированы?

— Нет.

— Позвольте, — Сандерс пробежался пальцами по клавиатуре, — ага… это корветы типа «Гурия». Не понимаю, почему их нет в вашей базе.

— Это же гражданское корыто! Чьей они принадлежности?

— Год назад их стали производить верфи на Салюсе. О том, что он добыл для Конторы чертежи и ТТХ корветов до того, как они сошли со стапеля, Дик, естественно, умолчал. — Это свободный мир, но на самом деле находится под протекторатом султаната Регул.

— Черт, слишком долго я в отставке, — покривился Мерсерон, — но ведь это международный конфликт! Никогда не думал, что Регул сейчас рискнет пойти на это.

— Отнюдь, капитан. Я же говорю: Салюс — якобы свободный мир и султанат всегда откажется от любых претензий.

— Какое у них вооружение?

— Мелочь я не вспомню, а из тяжелых — четыре «онара» и два «скорпиона». Нам хватит.

Яхта снова содрогнулась. Дик ухватился за спинку кресла, чтобы не упасть. С пункта управления огнем доложили, что корабли противника в зоне поражения «тарантулов».

— Будете отвечать? — спросил Сандерс.

— А что толку? Их защиту я не пробью. Если только станет ясно, что они хотят уничтожить нас — тогда.

— Силовое поле — сорок пять процентов, мощность падает! — крикнул второй помощник.

На камерах наружного наблюдения уже были ясно видны корабли, перехватившие «Глорию»: повиснув не далее, чем в пяти милях с правого и левого борта, они методично крушили защиту яхты. Мерсерон тяжело вздохнул.

— Ну, вот и все. Внимание на пульте управления огнем: цель — корвет с правого борта, огонь по готовности.

Одновременный залп «тарантулов» завяз в силовом поле корвета, вызвав мгновенную радужную вспышку, и тотчас корабли усилили огонь. «Глория» теперь содрогалась непрерывно, будто ее хлестали огромными невидимыми кнутами, как норовистую лошадь, сбросившую седока.

— Они вызывают нас, сэр, — доложил первый помощник.

Мерсерон смерил его взглядом.

— Застегнитесь, Петреску, вы на мостике, а не на прогулке с девочкой, — капитан повернулся к экрану связи, — соединяйте.

Экран остался темным, Мерсерон недоуменно приподнял бровь, но в эту минуту зазвучал голос, говоривший на стар-инглиш с сильным акцентом. Сандерс попытался определить национальность говорившего — он явно раньше слышал этот акцент, с растянутыми гласными. Голос был мягкий, как прикосновение шелка к коже. Он будто извинялся за то, что говорил неприятные вещи.

— Капитан, будьте благоразумны. Прекратите огонь и приготовьтесь принять абордажную группу. Мы не сделаем пассажирам и команде ничего плохого, не усугубляйте ваше положение бессмысленным сопротивлением.

— Я не привык разговаривать с невидимым собеседником, — Мерсерон говорил не спеша, явно пытаясь тянуть время, — назовитесь и определите вашу принадлежность…

— Не вам ставить условия, капитан. Прекратите огонь, в противном случае я не могу гарантировать сохранность вашего корабля и экипажа. Наши орудия работали на половинной мощности. Даю вам три минуты.

Мерсерон стукнул кулаком по подлокотнику. На щеках заиграли желваки, слышно было, как он скрипнул зубами.

— Мы можем разбить абордажные боты на подходе. «Единороги»… — начал второй помощник.

— И тогда они расстреляют нас, как в тире, — оборвал его Петреску, — сэр, я считаю, что надо принять их условия. Пусть выгребают корабельную кассу и побрякушки пассажиров. Даже если они выкинут нас в спасательных капсулах и заберут яхту, через час нас подберет «Ганимед».

— Я никогда еще не спускал флага, — проскрипел Мерсерон, — не будет этого и сегодня.

— Я не уверен, что это пираты. Слишком уж согласованно повреждение двигателей сопровождающего нас фрегата и нападение. Боюсь, их цель не деньги и не корабль, а кто-то, находящийся на борту яхты. В таком случае они не оставят свидетелей, — поддержал капитана Сандерс, и в тот же момент его бросило на пульт перед капитанским креслом.

В рубке мигнул свет, половина экранов погасла. Капитан злобно выругался и переключил монитор на контроль повреждений.

Гравитационная волна слизнула с обшивки три «единорога», антенны поля отражения и силового поля, вплавила в корпус выступающие ретрансляторы связи и датчики обнаружения. «Глорию» закрутило вокруг своей оси.

— Силовое поле семь процентов, выведены из строя датчики левого борта, — в голосе первого помощника зазвучала паника, — капитан, принимайте условия.

— Что с орудиями?

— Центральный пункт управления огнем отключился.

— Орудиям — перейти на ручное управление. Связь с «Ганимедом», — капитан навис над пультом, пытаясь остановить вращение корабля маневровыми двигателями.

Доклады о повреждениях посыпались, как из прохудившегося метка.

— Куда стрелять, мы их не видим!.. дальняя связь не работает… системы наведения вышли из строя, фокусировка орудий сбита…

Сандерс не впервые участвовал в схватке кораблей, и всегда его угнетала собственная беспомощность. Все, что он мог делать, это следить по оставшимся экранам за тем, как неизвестный противник безнаказанно расстреливает яхту. «Глория» снова содрогнулась, бесстрастный механический голос сообщил, что пробита внутренняя обшивка. По кораблю загрохотали, падая в пазы, переборки, разделяя яхту на герметичные отсеки.

— Все, абордаж, — выдохнул первый помощник. Лицо его из бледного стало серым. Сандерс обернулся к капитану.

— Сколько у вас людей?

— Двадцать три человека плюс пассажиры. Слишком мало. Из личного оружия только всякая парадная муть типа кортиков и ручных скорчеров, — Мерсерон с горечью покачал головой, — делать нечего, будем ждать гостей.

В рубке воцарилась напряженная тишина. Сандерс тяжело опустился в свободное кресло. Как там Карен? Если обшивку вскрыли, как это обычно делается, возле помещений команды, то пострадать она не должна. Так же как и Полубой. Интересно, он понял, что происходит?

— Герметичность восстановлена, — хрюкнул репродуктор.

Поползла вверх переборка, открывая выход из рубки.

— Они уже здесь, — пробормотал первый, вжимаясь в кресло.

Мерсерон поднялся, проверил, застегнуты ли пуговицы на кителе, поморщился, проведя рукой по подбородку, и повернулся к двери.

— Без паники, стрелять они не будут. Всем оставаться на местах, говорить буду я, — заявил он, надевая фуражку.

Ждать пришлось недолго. Сандерс ссутулился и прищурил глаза, пытаясь принять вид «книжного червя», больше привыкшего находиться в институтской библиотеке, чем в рубке космического корабля. Второй помощник встал позади капитана, вытянувшись, как на параде. Скосив глаза, Сандерс увидел, как дрожат его пальцы, прижатые к канту на форменных брюках. Операторы замерли на своих местах, первого помощника одолела нервная икота, он старался справиться с ней и от этого икал еще громче. Мерсерон брезгливо покосился на него.

— Вдохните поглубже, Петреску, и задержите воздух, — посоветовал он.

Дверь рубки бесшумно уехала в стену, и в проеме возникли стволы двух плазмобоев. Петреску мучительно громко икнул. «Стрелять не будут, — убеждал себя Сандерс, — двигатели в маршевом режиме, не дураки же они — смещение силового каркаса порвет всех на тряпочки». Впрочем, для «штатских крыс», каковых, вероятно, избирались встретить здесь пираты, покрытые окалиной раструбы плазмобоев должны были выглядеть более чем внушительно…

Спустя несколько мгновений плазмобои исчезли, и рубка заполнилась людьми в абордажных скафандрах с откинутыми за спину шлемами. Сноровисто выдергивая офицеров из кресел и слегка подкалывая в спину абордажными саблями, они построили команду вдоль стены. Поводя плазмобоями, двое десантников замерли возле двери, впрочем, как заметил Сандерс, оружие было на предохранителях. Он, по привычке, оценил оснащенность и вооружение нападавших. У всех были широкие сабли, чуть изогнутые в верхней трети к спинке клинка. Блики полированного металла разбежались по рубке солнечными зайчиками. Скафандры были старые — двойные, полужесткого типа, армированные титановой нитью. В Содружестве их не применяли уже более двадцати лет. Экзоскелетный скафандр был только на одном — плотном невысоком крепыше с иссиня-черными, коротко стриженными волосами. Тонкие губы кривились на смуглом лице, когда он оглядывал команду «Глории». Его оружие было в ножнах, и Сандерс отметил необычно малую кривизну клинка, по сравнению с абордажными саблями десантников.

Мерсерон шагнул вперед.

— По какому праву вы подвергли неспровоцированному нападению гражданский корабль? Я заявляю решительный протест и…

— Не трудитесь, капитан, — мужчина поднял руку, прерывая речь Мерсерона, — мне на наши протесты плевать. За то, что вы осмелились сопротивляться, я мог бы выбросить вас в открытый космос, однако я отдаю должное вашей отваге и оставляю жизнь вам и вашему экипажу. Мне нужен судовой журнал, а также, — он ухмыльнулся, — все ценности, имеющиеся на борту корабля. После этого можете следовать своим курсом. Если сможете. А сейчас попрошу ответить на несколько вопросов: пункт назначения?

Сандерс узнал голос — этот человек говорил с Мерсероном, требуя прекратить сопротивление «Глории», и он снова утвердился в мысли, что это не пираты. Капитан корабля редко посещает взятое на абордаж судно — мало ли что, а с конфискацией груза может справиться и командир абордажной группы.

— Планета Хлайб, пассажирский рейс, — сквозь зубы процедил Мерсерон.

— Пассажиры?

— Десять человек. Двое ученых, остальные туристы.

— Должно быть богатые туристы, если зафрахтовали правительственную яхту, а, капитан? Судовая касса?

— В кают-компании.

— Я могу проводить, — выступил вперед первый помощник, — я знаю шифр.

Мужчина сделал знак, и двое десантников, подхватив Петреску под локти, вывели его из рубки.

— Всегда приятно встретить разумного человека, — прокомментировал предводитель.

Один из десантников, колдовавший над терминалом главного компьютера, обернулся к нему и сказал несколько слов. Хоть Сандерс и не знал этот язык, но что говорят на фарси, определить было несложно. Собственно, он был готов к этому, когда опознал атакующие корабли.

Мужчина склонился к экрану и через некоторое время выпрямился, удовлетворенно улыбаясь.

— Да, я не ошибся. Пассажиры у вас достаточно известные личности. Насколько я знаю, вас сопровождал фрегат, капитан. Так вот, чтобы у него не возникло желания преследовать нас, мы заберем одного-двух человек в качестве гарантии безопасности…

— Вы идете по пути Агламбы Керрора. Если вы вспомните, как он закончил свою карьеру…

— Мы не собираемся никого убивать, капитан. Мы не кровожадны. — Мужчина коротко хохотнул, показав ослепительно белые зубы. Он явно упивался властью над безоружными людьми и, наверное, в этот момент чувствовал себя чуть ли не господом богом: мог подарить жизнь, а мог и отнять. — Этих людей мы высадим на одной из нейтральных планет. Их путешествие несколько затянется, вот и все.

В рубку вернулся Петреску с одним из провожатых. Десантник, в ответ на вопросительный взгляд командира, утвердительно кивнул.

— Ну что ж, господа, на этом наш визит заканчивается. Я попрошу вас проводить меня до шлюза, если вы не против.

Людей сбили в кучу, заставив заложить руки за голову, и повели к корабельному шлюзу, куда пришвартовался один из десантных ботов. В коридоре на пассажирской палубе Сандерс, старающийся держаться в середине группы, увидел сбитых в кучу пассажиров под охраной нескольких десантников с обнаженным оружием. Он встретился взглядом с Карен — она стояла, как и все, положив руки на затылок. Дик едва заметно кивнул ей, пытаясь успокоить. Карен закусила губу. Эльжбет жалась к Паоло, будто он мог помочь ей, Юджин и Карл, как обычно, держались рядом. Анжела Янсен и Ахмет-Гирей стояли немного в стороне от всех. Платье Анжелы было порвано, у Ахмет-Гирея была рассечена бровь, и глаз стремительно заплывал опухолью. Полубоя среди пленников не было.

Мерсерон обвел всех взглядом.

— Господа, приношу вам свои извинения за столь неудачный рейс. Позвольте так же…

— Извиняться следует мне, — мужчина отстранил капитана, — но я не стану. Каждый промышляет, как может…

Ахмет-Гирей рванулся к нему. Двое десантников повисли на его плечах. Он закричал что-то на фарси, обращаясь к предводителю пиратов. Из всего услышанного Сандерс разобрал только имя — Юсуф. Мужчина что-то резко ответил и тогда Ахмет-Гирей заговорил на стар-инглиш. Он торопился, изо рта летела слюна, глаза сверкали бешенством, незаметный до сих пор акцент прорезался в его речи.

— Это не пираты, не верьте ему. Они никого…

Его резко ударили в висок навершием сабли. Ноги Ахмет-Гирея подогнулись и он повис на руках державших его десантников. Закричала Анжела Янсен, взвизгнула Эльжбет.

— Молчать всем! — заорал Юсуф.

На пассажиров и команду посыпались удары, тычки остриями клинков. Сандерсу досталось саблей плашмя вдоль спины, он зашипел от боли, стараясь казаться жалким и испуганным. Последнее было изобразить легко — выхода из создавшейся ситуации он не видел. Теперь уже было ясно, что нападение на «Глорию» имело целью захватить Ахмет-Гирея, а после таких нападений свидетелей не оставляют. Или всех выбросят из шлюза, или расстреляют яхту из орудий.

Офицеров и пассажиров согнали на верхнюю пассажирскую палубу, расставили парами и, в окружении десантников, погнали к выходному шлюзу. Мерсерон обернулся к Юсуфу.

— У меня был еще один пассажир!

Сандерс мысленно зааплодировал капитану — его и самого подмывало спросить, где Полубой. Он видел впереди весь коридор пассажирской палубы. Все стилизованные под красное дерево двери были распахнуты и лишь одна оставалась закрытой. Дверь их с мичманом каюты. Юсуф равнодушно пожал плечами.

— Сожалею. Герметичная переборка одной каюты не поднялась после того, как мы наложили заплаты на пробоины, и давление пришло в норму. Следовательно, за ней космос, капитан. Если пассажир был там, а больше его нигде нет — команду мы заперли в ангаре, значит ему не повезло.

— Будьте вы прокляты.

Сандерс с удовольствием присоединился бы к проклятию Мерсерона, если бы это помогло Полубою. Жаль мужика, он начинал нравиться Дику. Была в нем какая-то спокойная уверенность, основательность и надежность, как в тяжелом танке. «Я ни разу не терял напарников, — вдруг подумал Сандерс, — правда и напарники у меня были только когда я начинал работать, но он был русский! Скандал… Как я буду докладывать Вилкинсону?» — подумал он и тут же спохватился. Похоже, если его логические выкладки верны, доложить он просто-напросто не сможет. «Ганимед» подберет на месте боя несколько обломков и к случаям внезапного и необъяснимого разрушения космических кораблей будет добавлено еще одно название: яхта «Глория», порт приписки — Таир, республика Таир. Хотя нет, Мерсерон, кажется, успел передать, что его атакуют. Эх, если бы «Ганимед» был хоть чуть-чуть ближе… Вольно же было капитану лететь без сопровождения.

Пленники вытянулись по коридору по двое в ряд, сопровождаемые охраной. Сандерс оказался рядом со вторым помощником. Мальчишка шел, сцепив зубы, на скулах играл нездоровый румянец то ли от стыда, то ли от страха. Дик легонько толкнул его локтем. Парнишка, словно на прогулке в парке, повернул к нему голову и спросил чуть ли не во весь голос:

— Слушаю вас, профессор.

Дик едва не застонал — ну что за идиот! Идущий рядом десантник с короткой черной бородкой тут же врезал парню кулаком по почкам. Он изогнулся, мучительно ловя ртом воздух. Сандерс почувствовал, как в груди закипает бешенство. Он скосил глаза. Его охранник отвлекся, поправляя шлем на спине. Сандерс взял второго помощника под руку, придержал, соображая, как лучше вырубить бородатого — ударом в горло или в пах, насколько он помнил, у этого типа скафандров там было слабое место. Что будет потом, ему стало все равно: теперь он точно знал, что живым с «Глории» не уйдет никто — ни из команды, ни из пассажиров.

Грохот и треск ломающегося дерева ошеломили всех: и пассажиров и пиратов. Закрытую дверь каюты будто прошили из плазмобоя — две неуловимо стремительные тени, отливающие серебром чешуи, врезались в десантников. Скафандры двух из них мгновенно оказались порванными в клочья, вверх ударили фонтаны крови. Они еще падали, когда Сандерс от души врезал бородатому ребром ладони по горлу, швырнул вытаращившего глаза второго помощника на палубу и подхватил выпавшую из рук десантника саблю.

Остатки двери, выбитые мощным ударом, вылетели в коридор, и среди десантников разъяренным гризли возник русский мичман…

Сверху облака были похожи на равнину, покрытую грязноватым подтаявшим снегом. «Футов шестьсот пятьдесят — семьсот от поверхности», — прикинул Ян Уолш. Обычно облака поднимались выше, и тогда казалось, что можно выйти из окна и пройтись по ним, увязая, будто в сугробах. Однако ночью прошел дождь и испарения города, пропитанные выхлопами наземного транспорта, дымом от тысяч забегаловок, готовящих пищу на открытом огне, сточными водами и вонью нескольких миллионов человеческих существ, опустились, скрыв гравитационную сеть, протянутую между пятью башнями. Из-за этих башен город и получил свое название. Они стояли по периметру, замыкая город в почти правильный пятиугольник. Почти, потому что Северная башня отстояла от центра чуть дальше остальных. Почему, никто не знал. Причуда архитектора, а может ошибка строителей. Так или иначе, три башни: Западную, Восточную и Южную-2 Уолш видел отчетливо, тогда, как Северная казалась зыбким расплывчатым монстром, вылезающим из моря, от которого ее отделяло едва ли десять миль. Даже в ясную погоду она пряталась в испарениях и только на закате часть ее окон бросала сквозь дымку отраженные солнечные лучи. Тогда она еще больше походила на чудовище, сверкающее глазами в наступающих сумерках.

Даже подумать было страшно, каково сейчас там, внизу, на уровне моря. Уолш только два раза спускался в преисподнюю, которую по недоразумению называли городскими кварталами: первый раз, когда прилетел на Хлайб и, согласно дипломатическому протоколу и собственным убеждениям, был обязан ознакомиться с местом сосредоточения основной части населения Хлайба, и второй — когда его секретарша вздумала полетать и порхнула вниз с крыши башни. После случая с секретаршей и натянули невидимую грависеть — уж очень повадились суицидники летать с башен. Уолш попытался посчитать, сколько будешь находиться в свободном полете, пока не размажешься по земле, сбился и плюнул. Не очень то и хотелось. Тогда его пригласили опознать тело в полицейский участок. Он опознал секретаршу по родинке под грудью, чем вызвал усмешки проводившего дознание следователя и патологоанатома. Оба раза он возвращался к себе, на четыреста семидесятый этаж, полностью занятый посольством, и неделю валялся, мучимый жестокой аллергией. Видно, что-то такое было в воздухе Хлайба, что он исходил соплями и кашлем, даже выбираясь на крышу башни, на полуторатысячеярдовую высоту над городом. Уолш даже здесь, в кондиционированном, биологически исправленном и постоянно проверяемом на предмет бактерий воздухе посольства каждый месяц испытывал приступы аллергии. А сегодня придется подниматься на продуваемую всеми ветрами посадочную площадку для встречи какого-то специального агента, некоего Ричарда Сандерса, чтоб он сдох по дороге. У посла, в предвкушении этой встречи, уже с утра начали слезиться глаза и першить в горле, но ничего не поделаешь — служба. Пятнадцать лет, как одна монета, киснул он на Хлайбе, а что поделаешь, если рылом не вышел и все волшебные места в посольском корпусе расхватали выходцы из так называемой аристократии. Понятно, их родители пробили им места в престижных колледжах и вели по жизни, взяв за ручку и отряхивая пыль с коротких штанишек, а он, Ян Уолш, собственной башкой пробивался в жизни. Посол невольно поднял руку и погладил себя по лысине, будто проверяя, не осталось ли там синяков. Может, он и полысел от здешнего климата? Ну и черт с ним. Осталось три года, а там и волосы нарастим и душу и тело вылечим! Три года прятаться в кондиционированных покоях, улыбаться на приемах, спать с постылой любовницей, а где взять другую, если никто, заслышав про Хлайб, лететь сюда не хочет? Флоранс, и та согласилась разделить с ним компанию, когда он твердо пообещал и подкрепил обещание соответствующими документами у нотариуса, что обеспечит ей безбедное существование на все оставшиеся годы жизни. Флоранс он подцепил во время последнего отпуска, который позволял себе раз в два года. Обычно он проводил месяц на Вионе, нежился на пляже, купался в ласковом море, пустом и чистом, как бассейн, заводил подружку на пару недель, а вот от Флоранс отлепиться не сумел. Она была перелетной бабочкой, порхавшей с курорта на курорт в поисках богатых клиентов. У нее было всего в меру: в меру пышное тело, в меру амбиций, в меру ума. Вот этого ума ей и хватило, чтобы понять — век потаскушки, пусть и из полусвета, короток, как век бабочки однодневки и Уолш привез ее сюда, на Хлайб в качестве референта черт знает по каким вопросам. Сейчас и не вспомнить, да и не важно. Было это три года назад, но за три года любая женщина может надоесть и Уолш все чаще задумывался: не отпустить ли ее с миром, и не найти ли ей замену — отпуск намечался через два месяца. Денег жалко, но с другой стороны, терпеть эту слезливую раздобревшую от безделья особу уже не было сил. Уолш прикинул, что если с очередным кредитом, который выдает его банк, конечно открытый через подставное лицо, под дикие проценты, все сложится удачно, то о деньгах можно не беспокоиться. Он даже повеселел. Что, специальный агент? Да и черт с ним! Встретим, окружим заботой, подсунем ему Флоранс. Главное — чтобы отчет агента понравился в министерстве. Можно даже будет устроить ему экскурсию по злачным местам. Естественно, только не в Нижнем городе. Если с этим парнем что-то случится, голову снимут вместе с выслугой, а терять выслугу после пятнадцати лет пребывания на помойке очень не хочется. По всему видно, правительство озабочено, чтобы все прошло гладко, даже сообщение, которое пришло неделю назад, раскодировать будет сам агент, в присутствии посла. Интересно, по какому ведомству числится этот Сандерс. Если не по министерству финансов, тогда наплевать. Сказано: оказывать полное содействие. Ну, это мы еще посмотрим. Видимость деятельности создать несложно: сделаем, что в наших силах, господин Сандерс; окажем любую помощь, уважаемый сэр, но видите ли, в чем дело. Каждая башня — считай отдельный город, я не могу настаивать на содействии, я могу лишь просить. Что? Нижний город? Да вы с ума сошли, дорогой мой! Это же клоака, вертеп на вертепе, бандит на бандите, даже если он президент компании. Что ж, запретить я не имею права, но в таком случае я снимаю с себя всякую ответственность. Да, сэр! О чем непременно поставлю в известность министерство! Да, только так!

Запищал зуммер, напоминая о том, что пора приступать к делам. Посол вставил в нос фильтры, вызвал секретаря — относительно молодого и пронырливого, а главное не подверженного приступам депрессии, молодого человека, и направился к лифту. Секретарь семенил чуть позади, преданно дыша в затылок. Нет, этот с крыши не спрыгнет. Слишком любит жизнь, да и долю в делах имеет. Кто знает, если бы Джанет была в деле, может, и подумала, прежде чем шагнуть в пустоту…

«Глория» висела над Хлайбом, сцепившись силовым каркасом с «Ганимедом», который и приволок яхту к конечной точке маршрута. В шлюз, провожая Сандерса и Полубоя, набилась вся команда, за исключением вахтенных, первого помощника Петреску и второго помощника Мелори — наконец-то Сандерс узнал фамилию парнишки. Бывший первый помощник находился под арестом в собственной каюте, а Мелори в криогенной камере — вылечить его на Хлайбе возможности не было, и Мерсерон решил доставить его на Таир, где, как он сказал, порвет любого, кто встанет между вторым помощником и лучшими врачами номинальной столицы республики. Пассажиры тоже были в числе провожающих. Конечно те, кто выжил. После абордажа и последующей схватки было решено, что приключений с них хватит и они решили вернуться на Таир.

Команда выстроилась в коридоре пассажирского отсека, пока капитан, в присутствии пассажиров, толкал речь в рубке, благодаря «господ археологов». Речь транслировалась по корабельной сети и была, на вкус Сандерса, слишком выспренна, а на взгляд Полубоя — просто ни к чему. Путь до шлюза напоминал дорогу, по которой проходили римские триумфаторы. Сандерса и Полубоя награждали дружескими тычками, каждый норовил пожать руку, Анжела Янсен пылко поцеловала обоих, а Эльжбет просто разрывалась, обнимая то одного, то другого. Паоло не препятствовал.

В шлюзе Сандерс сказал ответную речь, в которой просил, по мере возможности, хранить молчание о происшедшем, иначе, мол, по университету поползут нежелательные в ученой среде слухи. Впрочем, он был уверен, что все это бесполезно, так что их экспедиция, скорее всего, окончится гораздо раньше, чем предполагалось. А чего не можешь изменить, по поводу того не стоит волноваться…. Полубой стоял рядом красный, как зовросский тюльпан. С трудом удалось уговорить сказать его несколько слов, но лучше бы он промолчал.

— Господа! — начал он. — … и дамы, — добавил мичман, вспомнив о приличиях, — напрасно вы все это… да. Чисто случайно все получилось… а я и не хотел.

Собравшиеся грохнули дружным и несколько нервным смехом. Полубой покраснел еще больше, хотя казалось, что больше некуда. «Сейчас он тоже похож на медведя, — подумал Сандерс, — только не того, который вылетел из каюты, разнося в щепки дверь, а другого, циркового. Неуклюжего, для смеха одетого в приличный костюм с галстуком».

Полубой махнул рукой и потянул шлейку с риталусами, чинно сидящими возле него. Зверьки поднялись и деловито потопали за ним в челнок.

— А я так и не погладила собачек, — вздохнув, сказала Анжела Янсен, — я тоже таких хочу!

Сандерса сильно дернули за рукав.

— Если ты намерен вот так, ничего не сказав, слинять… — начала Карен.

Дик не дал ей договорить и под рев команды и аплодисменты пассажиров, обнял и припал к ее губам.

— Я буду ждать вас на Таире, профессор. — Усмешка далась Карен нелегко — губы кривились и дрожали, в глазах стояли слезы. — И если ты не прилетишь, я тоже стану археологом и откопаю тебя, куда бы ты ни зарылся.

— Я приеду, — сказал он, сам в это не веря, коснулся губами уголка глаза, почувствовал слезинку и, резко развернувшись, пошел вслед за мичманом.

Возле люка его опять перехватили, на этот раз возможный наследник хана Казым-Гирея.

— Я ваш вечный должник. — Сказал Ахмет-Гирей, прижимая руку к сердцу. Бровь ему зашили, и опухоль на глазу почти спала — остался только сине-желтый синяк, странно смотревшийся на смуглом лице. — Ваш и господина Полубоя, несмотря на то что он не захотел меня выслушать. В любое время жду вас на Итиле. Удачи, профессор.

Правая рука у него была на перевязи, и он подал для пожатия левую.

Устраиваясь в ложементе кресла, Сандерс покосился на Полубоя. Тот сидел отвернувшись к задраенному иллюминатору и, казалось, считал секунды до старта.

— Вот это проводы, а, Касьян?

— Ни к чему это, — пробурчал Полубой, — честное слово, случайно получилось. Второй раз так не выйдет.

«Ага, случайно, — подумал Сандерс, пристегиваясь, — в случайности, уважаемый мичман, я давно не верю». Он откинулся на подголовник, вспоминая недавние события…

— На пол, — гаркнул Полубой!

Онемевшие от неожиданности пассажиры и команда застыли. Сандерс сбил подсечкой Эльжбет, та увлекла за собой Паоло, к которому прицепилась, казалось, намертво. Петреску присел, скуля и закрывая голову руками. Дик обернулся как раз вовремя, чтобы принять по касательной на клинок падающий удар сабли и встречным ударом разрубить горло напавшему десантнику. Краем глаза он заметил, как Полубой наклонился, выпрямился, и в руках его блеснули две сабли. Он был в своих пятнистых штанах и невозможной полосатой майке, огромные бицепсы бугрились на могучих руках, вздувшиеся трапециевидные мышцы делали фигуру похожей на перевернутый треугольник.

Спотыкаясь о попадавших на пол людей, к нему бросились двое пиратов, визжа и вращая оружием. Мгновенный проблеск — словно сверкающий веер раскрылся перед мичманом и один из них упал с рассеченной головой, а второй, скуля, отступил, размахивая обрубком руки. Сандерс невольно охнул. Да уж, с рукопашной подготовкой у русских похоже все было в ажуре.

— Бей их, — заорал Мерсерон, вскакивая на ноги.

Юджин и Карл одновременно бросились к освободившемуся оружию. Карл получил по голове рукоятью и повалился навзничь, но Юджин успел подхватить саблю.

С одной стороны коридора бились Сандерс и Мерсерон, делавший длинные выпады из-под руки Дика, которые больше создавали психологический эффект, чем действительно могли нести угрозу. С другой бушевал Полубой, в стремительном движении превратившийся в многорукое чудовище. Юджин, оказавшийся неплохим фехтовальщиком, страховал его, отгоняя пытавшихся зайти сбоку десантников. Ахмет-Гирей, с саблей в руке, загнал женщин и скулящего первого помощника в каюту Сандерса и Полубоя и присоединился к Дику, оттеснив назад капитана. Теперь Сандерс смог перевести дыхание — против него одновременно действовали двое и он уже начал уставать. Под ногами что-то промелькнуло, и десантник, наседавший на него со зверским лицом, закричал от ужаса, выронил саблю и попытался оторвать вцепившегося в горло риталуса. Зверек чиркнул лапой ему по лицу и Сандерс с содроганием увидел, как мокрой тряпкой сползла с лица кожа, повиснув под подбородком, и поползли по кровавому месиву вытекшие глаза.

Юсуф что-то гортанно кричал, созывая людей.

— Вперед, к шлюзу, — крикнул Полубой, тесня десантников.

Сандерс и Ахмет-Гирей шаг за шагом отступали — их противники сменялись, нападая парами, а их заменить было некому, хотя Мерсерон рвался достать кого-нибудь через голову Дика.

Сражение постепенно переместилась на широкую площадку перед шлюзом, и у Сандерса упало сердце — здесь перевес в людях должен был сыграть решающую роль. Всеобщая свалка разбилась на отдельные схватки. Ахмет-Гирей вертелся вьюном — против него бились одновременно трое. Сандерс с капитаном едва успевали отмахиваться от наседавших пиратов. Мерсерон рубанул сплеча. Его противник выскользнул из-под удара, сбивом уводя клинок капитана в сторону. Мелькнула широкая сабля. Капитана заслонил внезапно выросший перед ним второй помощник. Лезвие снесло ему верхушку черепа, как кусок арбуза. Обливаясь кровью парень повалился на палубу. Мерсерон зарычал, хлестнул наотмашь, разрубая пирату лицо…

Ахмет-Гирей развалил одного противника через ключицу до груди, но не успел прикрыться от удара другого, подставил левую руку, смягчая удар, и теперь рука, распоротая от кисти до локтя, висела плетью. Лицо его стало серым и только глаза горели неугасимой яростью боя.

Сандерс чувствовал, что силы уходят. Легкие горели, губы с жадностью хватали воздух. Мерсерон был не в лучшем положении — парадный китель капитана был располосован, щеку пробороздила глубокая царапина, сочившаяся кровью и если бы не риталусы, методично выгрызавшие из рядов нападающих очередную жертву, все было бы уже кончено. По ним били саблями, пытались поймать руками, но это было все равно, что ловить тень, хотя Сандерсу показалось, что несколько раз зверьков зацепили. Правда, на стремительности и эффективности их атак это, похоже, никак не отразилось.

Схватка затягивалась, и ощущалось, что десантники, привыкшие к скоротечности боя, тоже выдыхаются. Нападали они вяло, больше для проформы и Сандерс выбрал момент, чтобы оглянуться. Нет, пираты не устали, они просто ждали, когда усталость одолеет уцелевших защитников «Глории». Ахмет-Гирей, шатаясь, отступал, пока не уперся в переборку спиной, с трудом блокируя удары, Мерсерон побагровел, дыхание с хрипом рвалось из его груди и только Полубой и Юджин слаженно, будто на показательных выступлениях, отбивали выпады и рубящие удары и атаковали сами.

Юджин парировал клинок противника, кистевым движением вырвал саблю из его рук и полоснул поперек груди. Зажимая рану, десантник отступил и на его месте возник Юсуф. Движения его были стремительны. Обманом он заставил Юджина открыться и стремительно ударил в грудь. Юджин успел заслониться саблей, он все сделал правильно, и сталь встретила сталь, но его сабля лопнула, будто стеклянная, встретившись с клинком Юсуфа. Сандерс увидел, как пять дюймов окровавленной стали вышли на секунду из спины Юджина.

Юсуф мгновенно выдернул оружие, отскочил назад, издав победный клич. Юджин зашатался, обломок сабли выпал из его руки и он осел на палубу, будто из тела выдернули все кости. Он еще падал, когда Юсуф, подскочив, развалил его голову до подбородка стремительным кистевым ударом. Сандерс замер. Что-то было неправильно. Для такого удара нужны сила и замах, а Юсуф едва повел клинком.

Полубой оглянулся и заревел так, что заложило уши. Отбросив двоих десантников, он пошел на Юсуфа, вращая саблями.

Сражающиеся расступились, освобождая место для схватки.

Юсуф пошел кругом, мягко ставя ноги. Экзоскелетный скафандр придавал его движениям плавность и силу набегающей на берег волны. Выставив клинок острием к противнику, он замер, сторожа каждое его движение. Сандерс впился взглядом в его оружие. По лезвию, вдоль кромки, шла матовая полоска, гасившая падающий на нее свет, будто вбирая его в себя.

Полубой глыбой надвигался на противника, не переставая вращать клинками, которые казались в его руках обычными кухонными ножами. Сабли пойманными гадюками бились в его огромных ладонях. Он чуть пригнулся, но все равно возвышался над Юсуфом на целую голову. Майка на нем висела клочьями, открывая мощный торс. Под кожей перекатывались бугры мышц. Сандерс похолодел. Мичман, скорее всего, не видел, на что способен клинок врага и будет строить свою атаку на классических приемах фехтования, но крикнуть, предупредить его не успел. Юсуф ухмыльнулся, быстро шагнул вперед и, не мудря, нанес удар сверху. Полубой провел классический отбив… и его клинок, срезанный почти возле самой рукояти, узкой полоской порхнул в воздухе. Полубой успел отклониться в сторону, одновременно нанося косой удар в основание шеи. Югуф, парируя, коротко взмахнул саблей, и мичман остался безоружным.

Кто-то выругался, кажется, Мерсерон. Десантники заухмылялись. Возле Полубоя возникли риталусы. Растопырив лапы, они припали к палубе, медленно поводя головами.

— Назад, — негромко рыкнул мичман и отбросил обломки сабель, — я сам разберусь.

Юсуф шагнул вперед, дразня противника острием клинка. Полубой рванул на груди остатки майки, и, выставив руки в классическом борцовском захвате, качнулся вперед. Юсуф нанес страшный удар сплеча навстречу ему. Сандерс моргнул — ему показалось, что мичман, странно исчезнув на мгновение, возник вплотную перед противником, стоя на одном колене. Левая рука Полубоя сжимала кисть руки Юсуфа, судорожно стискивающей рукоять клинка. По экзоскелетному скафандру Юсуфа будто пробежала волна напряжения. Секунду противники смотрели друг другу в глаза, потом, в наступившей тишине треснула, ломаясь, кость запястья, Юсуф болезненно вскрикнул и Полубой нанес ему удар в лицо снизу вверх раскрытой ладонью. Голова Юсуфа откинулась назад, касаясь затылком лопаток, хрустнул позвоночник и он упал на колени. Полубой поднялся, продолжая удерживать его за кисть. Тело Юсуфа безвольной куклой висело у него в руке. Полубой вынул из безвольных пальцев саблю, разжал кулак, перекрестился и поцеловал висящий на груди крестик. Десантники замерли, ошеломленно глядя на тело своего командира. Их оставалось еще человек восемь против четверых, один из которых едва стоял на ногах, но смерть Юсуфа сломила их волю. Звякнула, падая па палубу, сабля, за ней другая, третья. Полубой коротко рявкнул что-то на фарси и десантники, заложив руки за голову, мгновенно выстроились воль стены, лицом к ней.

— Дик, быстро в ангар, освободи команду, — сказал Полубой, — капитан, вы не против, если мы запрем этих клоунов в одной из пассажирских кают и поднимемся на мостик?

— Совсем не против, — сказал Мерсерон, утирая пот рукавом мундира, — я не буду против, даже если вы скажете, что вы теперь командуете «Глорией».

— Нет уж, спасибо. А вот если позволите занять место комендора — не откажусь.

— Ради бога, мистер Полубой, только сначала я бы хотел заморозить этого парня, — он кивнул на Мелори, — до ближайшего госпиталя.

Сандерс освободил команду, объяснил ситуацию и побежал в рубку. Карл стоял на коленях возле тела Юджина, Эльжбет с Паоло в ужасе смотрели на трупы, не в состоянии двинуться с места. Анжела сидела прямо на полу возле привалившегося к стене Ахмет-Гирея и рыдала, не в силах остановиться. Он гладил ее по плечу здоровой рукой, шепча что-то на ухо. Мелори уже унесли, Петреску капитан приказал запереть в его каюте. Сандерс, обходя трупы, подошел к Карен, стоявшей в дверях каюты.

— Организуй уход за ранеными. Доктор сейчас подойдет, только перевяжет парней из команды, которые сидели в ангаре. Им тоже досталось.

— А ты? — спросила Карен, кусая губы.

— Я в рубку. Рядом два боевых корабля, и внезапность — наш единственный шанс.

Полубой уже сидел за пультом управления огнем, проверяя фокусировку «тарантулов» и переводя энергию из накопителей на орудия. Мерсерон и два офицера пытались оживить силовое поле и наладить связь.

— Механик, что с реактором?

— Они вывели его на холостой режим. Через пятнадцать минут могу дать ход.

— Как? — Мерсерон обернулся к Полубою.

— А черт его знает. Я не навигатор, — проворчал тот.

— Что с защитой? — спросил Сандерс.

— Выбор невелик: либо орудия и процентов сорок защиты, либо один залп из орудий и попытаемся уйти, — ответил капитан, — несколько датчиков слежения уцелели, — он показал на экран.

Два корабля висели в полумиле от «Глории».

— Уйти не дадут, — покачал головой Сандерс.

— Они не будут стрелять, — Полубой крутанулся на кресле, поворачиваясь к нему лицом, — не забывай — они не знают, что здесь произошло. Но уйти не дадут, это точно. Разобьют двигатели и снова возьмут на абордаж. Сейчас надо сидеть тихо, стоит немножко потянуть время, пусть думают, что здесь все в порядке. А вот если начнут нервничать… — Полубой покачал головой, — хотя стрелять на поражение они тоже станут в последнюю очередь. Пока не будут окончательно уверены в том, что абордажная команда и этот их главарь мертвы. Вот тогда нам придется туго.

В этот момент тоненько запищал зуммер вызова. Похоже, оставшимся на кораблях надоело ждать, а может, истекло некое контрольное время. Все замерли. Потом капитан повернулся в сторону Полубоя.

— Что будем делать?

— Есть у нас такая песня, — задумчиво сказал Полубой, — «Врагу не сдается наш гордый „Варяг“, пощады никто не желает».

— «Варяг», — Мерсерон наморщил лоб, — кажется, это ваш тяжелый крейсер из состава третьей ударной группы?

— Вы почти угадали, полковник, — усмехнулся Полубой, — так что двум смертям не бывать, а одной не миновать? Дик, ты что скажешь?

Все посмотрели на Сандерса так, будто от него одного зависело принятие решения. Он огляделся, покрутил головой. Да-а, кто бы знал, что придется сдохнуть не от пули и от ножа…

— Давай, Касьян…

«Ганимед» упал на пиратские корветы, как орел на зазевавшихся сусликов. К тому времени один из них был почти недееспособен — Полубой показал, что как комендор он ничуть не хуже, чем абордажник, и корвет, выбрасывая струи ледяного пара, беспомощно висел в пустоте. Команда пыталась заделать пробоины, от второго пирата только-только отвалили абордажные боты, направляясь к яхте, когда залп главных орудий фрегата накрыл корветы. Обломки абордажных ботов еще кружились вперемежку с телами десантников, а не добитый Полубоем пират уже распадался. Корпус, вспыхивая частыми взрывами, разваливался на глазах у Сандерса, Полубоя и Мерсерона, сгрудившихся у единственного живого экрана.

— Виват, Жилмар! — заорал Мерсерон, забыв, что совсем недавно грозился приложить все силы, чтобы уволить капитан-лейтенанта в отставку.

Оставшийся корвет попытался прикрыться силовым полем и даже успел ответить фрегату из «онагров», но силы были слишком неравны. «Ганимед», почти не маневрируя, за полчаса превратил корвет в исходящее паром решето. Еще час ушел, чтобы высадить абордажную команду на сдавшийся корвет, и только потом два бота направились к «Глории». Мерсерон поворчал для приличия, мол, могли бы сначала и нас посетить, но после признал действия Жилмара правильными.

Во время последнего боя яхта потеряла способность двигаться, и «Ганимед», сцепившись с ней силовым каркасом, повел «Глорию» к Хлайбу. Тела Юджина и трех погибших в схватке членов экипажа заморозили, чтобы предать земле на Таире, на яхте осталась лишь аварийная команда, все остальные проделали оставшийся путь на фрегате.

Сандерсу и Полубою освободили офицерскую каюту. Риталусов капитан Жилмар хотел было отправить в ангар, но тут уж воспротивились и пассажиры, и Мерсерон, и, естественно, Полубой. В каюте он осмотрел животных, перекатывая их по полу, как младенец плюшевые игрушки. Сандерс, присевший рядом на корточки, только головой покачал, не обнаружив на чешуе ни одной царапины.

— Черт возьми, по крайней мере одному несколько раз досталось саблей, — недоумевал он.

— Для них это — семечки, — буркнул Полубой. В мирной обстановке он опять стал угрюм и немногословен. — А вы неплохо дрались, Дик.

— Куда мне до вас, — отмахнулся Сандерс.

Он подошел к столу, куда Полубой положил захваченную саблю Юсуфа. На трофей не покусился даже капитан-лейтенант Жилмар, несмотря на то что иметь на военном корабле оружие разрешалось только членам команды. Добытое в бою оружие остается победителю — таков закон абордажников. Сандерс взял клинок в руки. Витая гарда была вызолочена, навершие имело форму головы ястреба. Сам клинок едва заметно изгибался в верхней трети, кромка лезвия и обоюдоострый утяжеленный наконечник были покрыты матовым напылением. По клинку шла надпись арабской вязью.

Полубой отпустил риталусов и подошел к Сандерсу.

— Он раскроил череп Юджину, словно лист бумаги, — сказал Сандерс.

— Я видел, — кивнул Полубой.

— Что за напыление, как думаете?

— А черт его знает, — Полубой поднес клинок к глазам, — никогда не видел, чтобы за тридцать секунд перерубили три абордажные сабли. Здесь даже зарубки не осталось.

— Возможно, на Хлайбе удастся сделать анализ металла.

— Это вряд ли. — Полубой, умиротворенный и сонный после обеда и душа, положил саблю на стол и улегся на койку. — Времени у нас не будет анализы делать.

Он отвернулся к стене и через минуту захрапел.

Дик пошел искать, где расселили женщин — организм после нервного напряжения схватки требовал расслабления, а Сандерс считал, что лучший вид расслабления — общение с женщиной. К Карен его, однако, не пустили. Корабельный медик встал грудью перед их каютой, сообщив, что бедные дамы находились на грани нервного срыва, а потому он всем прописал успокоительное, и они спят. Делать было нечего, и Сандерс, заглянув в кают-компанию, пропустил с капитаном Мерсероном и капитан-лейтенантом Жилмаром по стаканчику и отправился спать…

Утром они уже висели на орбите Хлайба, потом последовали проводы, и вот сейчас Сандерс, наблюдал, как поворачивается в иллюминаторе челнока шар планеты. Почти всю поверхность скрывали облака и лишь справа, сквозь рваное одеяло туч, проглядывали скалистые горы и подступающий к ним океан.

Челнок вошел в облака и пилот передал управление автомату — их вели на радиоприводе. Прослойка облачности, как оказалось, была тонкой — всего футов триста. Внизу Сандерс разглядел пять огромных башен, словно пальцы руки торчавших из нижнего слоя облаков. Через несколько минут им предстояло встретиться с послом Содружества на Хлайбе. Вилкинсон при последнем инструктаже, проходившем без русского, предупредил Сандерса, что посол — тот еще тип, хотя дело знает и кроме него помощи оказать никто не сможет. Ян Уолш, несмотря на свои финансовые махинации, имел некоторый вес в высшем обществе Хлайба и напрягать с ним отношения не стоило ни в коем случае.

— У него рыльце в пушку, к тому же он живет с проституткой. Улыбайся сколько угодно, но к человеку, который пятнадцать лет продержался в такой клоаке, как Хлайб, следует отнестись с максимальным уважением, — наставлял Вилкинсон Дика. — У нас, конечно, есть чем его прижать, но перегибать палку не стоит. Как говаривал старина Аль-Капоне, добрым словом и пистолетом можно сделать гораздо больше, чем одним пистолетом…

Челнок снизился и Сандерс подивился размерам башни — квадрат крыши, со стороной никак не меньше тысячи ярдов, казался нормальным летным полем. Как бы подтверждая это, чуть в стороне от посадочной полосы стояли выстроенные в линейку глидеры гражданского образца. Башенка управления полетами возвышалась в дальнем углу поля, а рядом с необычайно длинной по стандартным меркам разгонной полосой, отсвечивая мутными стеклами, притулился бетонный бункер.

Челнок завис над площадкой, двигатели смолкли и Сандерс поднялся, загадав, что если Уолш ему понравится — все будет в порядке. Полубой прошел к выходу, привычно придерживая семенящих на шлейке риталусов.

Распахнулся люк, чмокнув, присосался к бетону трап и на Сандерса, вперемежку с водяной пылью, обрушился поток ни с чем не сравнимых запахов. Пахло ржавчиной, болотом и прокаленным асфальтом одновременно, а над всеми ароматами царила неповторимая сероводородная вонь. Замерев на секунду, Дик спустился по трапу. Влажный ветер вмиг растрепал прическу и Сандерс поморщился — ему хотелось предстать перед послом аккуратным и собранным.

Позади процокали по трапу когти риталусов и Полубой встал рядом с Сандерсом, исподлобья оглядывая безлюдное поле.

— Кажется, нас должны были встретить?

— Кажется, да, — согласился Дик, чувствуя, что Ян Уолш ему уже не нравится.

В бетонном бункере распахнулась низенькая дверца. Две несуразные фигуры в длинных не то плащах, не то балахонах, двинулись к челноку. Впереди шествовал невысокого роста толстяк — плащ обтягивал солидное брюшко, как полиглас каркас дирижабля. За ним семенил высокий, чтобы не сказать, длинный и худой мужчина, и вытянутой над головой толстяка руке удерживающий громадный зонт. Зонт трепетал от порывов ветра, то складывался веером, то раскрывался парашютом, и оставалось только удивляться, как он не унесет длинного прочь с крыши и не обрушит вниз, в туман и облака, укрывшие безобразие Хлайба от нескромных взглядов.

Можно было пойти на встречу, но Сандерс предпочел подождать. В конце концов, он не мальчишка какой-то и инструкции, выданные послу, знал наизусть — оказывать всемерное содействие, а тот, видите ли, от дождя прячется. Разве это дождь? Так, мерзость какая-то моросит с неба.

Толстяк приблизился и Сандерс увидел, что он лыс, как яйцо псевдожирафа с Перкантории. Был как-то Сандерс на этой милой планете. Решил, неизвестно почему, может, временное помешательство настигло, поохотиться на модную дичь. Дичь придавила местного егеря в первый же день и гоняла Сандерса по пескам две недели, пока за ним с орбиты не прислали спасательную капсулу. На память о собственном безумстве он прихватил с планеты яйцо самой зубастой и неистовой твари, которую он видел, по недоразумению названной жирафом, пусть и псевдо. Ничего круглее и глаже он в жизни не встречал и вот теперь встретил. Именно такая гладкая и круглая голова была у чрезвычайного и полномочного посла Содружества на Хлайба, Яна Ч. Уолша младшего. Посол внимательно посмотрел на стоящих рядом Сандерса и Полубоя, и безошибочно — столько лет на дипломатической службе что-нибудь, да значат, обратился к Дику.

— Добро пожаловать на Хлайб, мистер Сандерс, — рукопожатие у него было энергичным, хотя ладонь, как и предвидел Дик, оказалась пухлой и влажной.

Говорил посол в нос и, присмотревшись, Сандерс понял, почему он гундосит — в носу у посла находились биологические фильтры. «Вот гад, — разраженно подумал Дик, — сам предохраняется, а нас что, за людей не считает?» Тем не менее он расплылся в счастливой улыбке.

— Рад приветствовать вас, господин посол.

— О-о, никаких званий, прошу вас. Вы мои гости! — Уолш прямо лучился радушием.

— Позвольте вам представить моего коллегу: мистер Полубой, подданный Российского императора.

— Рад, — просиял Уолш, — сердечно рад!

— Угу, — сказал Полубой.

— Это, господа, мой секретарь, но прошу, пройдемте вниз. У меня жуткая аллергия, я на свежий воздух без фильтров никогда не выхожу. Для вас он безвреден, хотя и не напоминает французский парфюм — ветер с запада, а там у нас сплошные болота. Гниют круглый год, — продолжая тараторить, Уолш двинулся к бункеру, поминутно оглядываясь на гостей, будто опасаясь, что ветер с болот сдует их с крыши башни.

Сандерс мысленно поставил себе неуд — фильтры в носу посла объяснялись просто, и может быть он не такой уж плохой, хотя и способен, по первому впечатлению, заговорить собеседника насмерть. Секретарь напротив был молчалив. Здороваясь, он кивнул одному и другому гостю. Даже не столько кивнул, сколько выдвинул вперед массивную челюсть, словно боялся, что, наклонив голову, нелепо торчащую на длинной тонкой шее, он больше никогда не сможет ее поднять.

— У меня есть инструкции относительно вас, господа, — говорил тем временем Уолш, — но вам придется зачитать их мне.

— Я в курсе, господин посол…

— Никаких «господин посол», прошу вас! Просто — Ян.

— Отлично, тогда — просто Дик.

— Касьян.

— Очень, очень приятно. Сейчас мы обмоем встречу, а заодно и продезинфицируем организм, — пропел Уолш, приглашая гостей в лифт непомерных размеров, состоящий, казалось, из сплошных зеркал, — кто его знает, что там нынче гниет на болотах, хе-хе-хе…

Лифт рухнул вниз, голова секретаря, как поплавок, нырнула в плечи и вынырнула обратно. Уолш отчетливо клацнул зубами и поморщился.

— Никак не привыкну, — гнусаво объяснил он, — если едешь верх, то от перегрузки обгадится можно, а если вниз — обед к горлу подкатывает.

Они вышли на четыреста семидесятом этаже. Посол покатился вперед, показывая дорогу, секретарь нырнул в какую-то комнату по дороге — видимо, он был нужен Уолшу, только чтобы держать над ним зонт.

В офисе посла можно было устраивать танцы: огромное помещение было обставлено минимумом мебели, окна от пола до потолка выходили на облачную равнину, розоватый паркет приглашал ангажировать какую-нибудь даму на тур забытого, но от того не утратившего своего очарования, вальса. Полубой прошел к окнам, риталусы уселись возле двери, Сандерс, следуя приглашению посла, уселся в кресло. Уолш, покосившись на животных, пробормотал: «какие милые зверюшки» и присел за стол. Покопавшись в ящиках необъятного стола, он вытащил коробочку с кристаллом и толкнул ее по столу к Сандерсу.

— Дело прежде всего, не так ли? Буду премного обязан, если вы мне прочитаете, что там такого секретного.

Дик огляделся.

— Я бы рад, но вы уверены, что ваша контора не прослушивается?

— Уверенным можно быть только в собственной смерти, не так ли? — Посол склонил голову, будто приглашая поскорбеть вместе с ним. — Однако вы правы, — он выдвинул плоский пульт из-под крышки стола, — попросите нашего русского друга подойти, если вы хотите, чтобы он нас слышал.

Неожиданно Уолш подмигнул Дику и тот понял, что посол не так прост, как хочет казаться. Он вспомнил развернутую характеристику Яна Уолша, подготовленную аналитическим сектором отдела информационного обеспечения. За пятнадцать лет, что Уолш провел в качестве посла, он сумел избежать конфликтов как с местными властями, так и с боссами полукриминальных структур, царившими в Нижнем городе. Не вступая ни в какие союзы между представительствами иностранных государств, он ухитрился создать себе имидж третейского судьи, к которому обращались в случае возникших спорных вопросов, и решал эти вопросы к всеобщему удовлетворению. В то же время он создал несколько финансовых групп, на что министерство иностранных дел, контора-работодатель мистера Уолша, смотрело сквозь пальцы — дело прежде всего и если Ян Уолш успевает набивать собственные карманы, не пренебрегая долгом перед Содружеством, так тому и быть. Тем более, что если убрать с Хлайба Уолша, найти ему сколь-нибудь адекватную замену будет совершенно невозможно…

— Касьян, не могли бы вы присоединится к нам? — позвал напарника Сандерс.

Полубой подошел к столу и опустился в кресло. Уолш тем временем раскрыл настенный бар.

— Что предпочитаете, господа?

— Скотч, если не затруднит, — попросил Дик, заметив знакомую этикетку.

— Пиво, — сказал Полубой.

Обеспечив гостей напитками, посол со стаканом виски уселся за стол и пробежался пальцами по пульту. Вокруг собеседников встала мерцающая завеса. У Сандерса заложило уши.

— Прошу прощения, старье несусветное, — извинился Уолш, — однако новое оборудование не присылают. Говорят: средств нет.

Сандерс вынул личный декодер, вложил кристалл и поставил декодер на стол. Пробежав глазами возникший на экране текст, он повернул его к Уолшу. Тот наклонился немного вперед, глаза его забегали по экрану. Полубой молча пил пиво. Наконец посол откинулся назад и, отхлебнув виски, улыбнулся.

— Ну что ж. Что-то в этом роде я и ожидал. Единственная неожиданность, должен признаться, приятная, это присутствие представителя российской империи. Я, господа, всегда испытывал слабость к подданным императора. Какие тонкие философские мысли удалось донести им до человечества, насколько глубоко оказалось проникновение в душу человека, что без русской литературы, живописи, театра наша цивилизация утратила бы огромную часть культуры. Огромную и невосполнимую часть, поскольку именно русский человек с присущей всем славянам широтой и моральными устоями…

Сандерс взглянул на Полубоя. Тот, не мигая, смотрел на посла, словно пытаясь понять, о чем тот говорит. Однако пиво он прихлебывать не забывал.

— …идущими прямо из корней этого великого народа, способен предотвратить разложение, которому, увы, подвержены многие демократии. С прискорбием хочу констатировать, что и Содружество Американской Конституции находится в их числе. С огромным удовольствием вспоминаю, как однажды…

— А вы не желаете узнать, в чем именно состоит наша миссия? — прервал Сандерс излияния посла.

— Конечно, желаю! — Уолш возмущенно всплеснул руками. — А о чем я, по-вашему, говорю?

— Честно говоря, нить ваших рассуждений от меня ускользнула, — Дик сокрушенно вздохнул, — я, видите ли, практик, и со мной надо говорить прямо и открыто. Итак, если вы не против, приступим.

Через минуту Уолш забыл про виски, а через пять промокнул лысину платком и допил его залпом, забыв о светских манерах. Полубой, молчавший все время, пока Сандерс разъяснял послу, в чем будет заключаться его «всемерное сотрудничество с привлечением всех средств и возможностей», допил пиво, смял, по обыкновению, в кулаке банку и кашлянул.

— Хотел бы добавить, — прогудел он, — что в случае удачного завершения миссии все, принимавшие деятельное участие в ее выполнении будут удостоены личной благодарности его Императорского Величества со всеми полагающимися привилегиями.

Посол приподнял бровь, что на языке дипломатической мимики выражало крайнюю степень удивления. Сандерс попытался вспомнить, какие именно привилегии приносит личная благодарность императора. Точно вспомнить он не смог, но это было что-то такое, о чем простому смертному можно было только мечтать.

— Что ж, господа, — Уолш побарабанил пальцами по столу, — скажу прямо: вы меня ошеломили. Во-первых, ради личной благодарности императора, конечно, стоит расшибиться в лепешку, но боюсь, цель ваша сейчас так же недостижима, как если бы вы и вовсе не прилетали на Хлайб. А во-вторых, я даже не знаю, с какого конца взяться за это дело. Я ведь контактирую в основном с дипломатическим персоналом посольств, а здесь потребуются связи несколько иного рода. Вашего э-э… клиента, если только он находится на планете, придется искать не в цивилизованном обществе, а там, — посол ткнул большим пальцем через плечо, в сторону окна, — в Нижнем городе, или, простите за каламбур, еще ниже. Я же, при всем желании…

— Не надо преуменьшать ваших возможностей, Ян, — сладко улыбнулся Сандерс. — Кстати, мне по секрету намекнули, что налоговое управление заинтересовалось некоторыми банками Хлайба, в управлении которыми, как они подозревают, принимают участие подданные Содружества. Вы не знаете, кто бы это мог быть?

— Ума не приложу, — проворчал Уолш. Недрогнувшей рукой он налил себе виски на два пальца, забыв предложить гостям, покатал во рту, выпил и, отставив бокал, задумался, скользя взглядом по поверхности стола, будто там было что-то написано.

— Вот и мне не хотелось бы, чтобы это стало широко известно, — вкрадчиво произнес Сандерс и замолчал.

В кабинете повисла напряженная тишина. Счастливчик примерно представлял, о чем думал посол. Можно жить сколь угодно далеко от планет, подпадающих под юрисдикцию Содружества, можно выйти в отставку, не дождавшись пенсии, но нельзя обкрадывать налоговое управление. У предателя, сдавшего иностранной разведке два десятка самых важных государственных секретов, было больше шансов ускользнуть от наказания, чем у человека, обманувшего фискальные органы. В конце концов, предателя может прикрыть разведка, на которую он работал, а к уклонистам от уплаты налогов негативно относятся все государства. Ведь у каждого государства есть свои налоговые службы, и примеры успешного ухода от ответственности в данной области нервируют любое правительство…

— Да уж… — скривившись, пробормотал Уолш, — и тем не менее: вы не знаете, о чем просите. О Хлайбе ходят разные слухи и даже легенды. Основная — город, это рай для археологов. Не знаю, предполагает ли настоящий рай безлюдье, но Хлайб населен весьма густо и жители его совсем не похожи на праведников. Нет, — Уолш поднял руку, — не перебивайте меня. Я прошу всего лишь три минуты внимания. Допустим, я обеспечу вам поддержку в башнях и Нижнем городе, причем не на всей территории — Развалины, находящиеся в центре города, неподвластны никому. Поддержку не слишком сильную, а под Нижним городом есть еще один уровень и называется он «Каналы». Что происходит там, я имею чисто умозрительное представление, и если в башнях еще есть какое-то подобие государственной власти и полиция поддерживает относительный порядок, то в Нижнем городе правят криминальные кланы. Они ведут человека от рождения до смерти, как пастух овец, жестко регламентируя каждый его шаг. В Нижнем городе у меня есть кое-какие связи, но в Каналах совсем другой мир. Если я скажу, что там царит полный беспредел, то это будет лишь частичная констатация факта. Цивилизованному человеку не дано представить жизнь в тех условиях. И даже это еще не все. Под Каналами проходит зона отчуждения между людьми, не совсем людьми, я имею в виду и физические свойства и моральные, и совсем не людьми, сохраняющими человеческий облик настолько, насколько это выгодно.

— Поясните, — нахмурился Сандерс.

— Генетические эксперименты, по большей части неудавшиеся, оставляют после себя шлак, издержки, которые сбрасываются туда, откуда нет выхода к людям. Оттуда никто не возвращался, правда, я не слышал, чтобы кто-то туда стремился попасть. Я все это знаю понаслышке, но название зоны, пролегающей под Каналами, говорит само за себя: Гной. Башни подчиняются, или делают вид, что подчиняются некоему подобию государственной власти, олицетворяемому мэром, Нижним городом правят четыре — пять человек, Каналами правит бесправие, но все, от губернатора до проститутки с модифицированным телом подчиняются суду некоего индивидуума. Его никто не видел, его никто не знает, что он из себя представляет — неизвестно. Может это отпетый преступник, может, это искусственный интеллект. Он редко проявляет себя, но слово его закон, его желание приравнивается к приказу и выполняется незамедлительно. У него нет определенной цели, его интересы проявляются всегда неожиданно и не поддаются логике. Даже имени его не знает никто, но легенды говорят, что он видит и знает все. Упоминают о нем шепотом, а то и вовсе мысленно, называя его при этом «Смотрящий», — Уолш нервно хохотнул, — подходящая кличка, да? Я смогу организовать ваши «раскопки» в Нижнем городе на очень ограниченной территории и настоятельно рекомендую этим и ограничиться. И, конечно, по своим каналам я пробью информацию о местонахождении вашего клиента, — Уолш явно избегал называть Керрора но имени, — но, повторяю, отыскать не только его самого, но и следы его пребывания кажется мне задачей невыполнимой.

Посол вытер губы платком, вытер лоб и лысину и посмотрел на собеседников, проверяя, какое впечатление произвела его речь.

— Не так все плохо, Ян, — воскликнул Сандерс, — от вас требуется всего лишь свести нас с нужными людьми.

— Люди, нужные вам, и люди, нужные мне — совершенно разные, позволю заметить. Однако вы не оставляете мне выбора. А что, если Керрора нет на Хлайбе?

— Он здесь, — сказал Полубой и поднялся, словно ставя точку в разговоре.

— Помогите нам, а мы поможем налоговикам забыть о «Хлайб траст энд инвестинг бэнк», — добавил Сандерс, вставая, — номер в гостинице забронирован?

Уолш выключил свою допотопную глушилку. Он принял решение, лицо его разгладилось, и он обрел прежнюю говорливость.

— Какая гостиница, друзья мои?! Вы будете жить здесь, в посольстве, и поверьте, здесь вам будет намного спокойнее. Вечером я представлю вас персоналу посольства.

— Нам понадобится глидер, — сказал Полубой.

— Конечно, конечно, только я не советую вам опускаться ниже гравитационной сети. Некоторые э-э… личности, имеющие немалый вес в Нижнем городе, почему-то считают воздушное пространство над своей территорией, до гравитационной сети включительно, личной собственностью. Сбить они вас не смогут — стрельба, даже из ручного оружия на Хлайбе карается очень сурово не только законом, но и криминалом, а вот отследить и доставить крупные неприятности вполне в силах, — Уолш пригорюнился на минуту, — вы не представляете, где мне приходится работать, господа. Здесь все коррумпировано, здесь власть губернатора кончается за порогом его кабинета, здесь…

— Глидер может нам понадобится сегодня вечером.

— Сделаю все, что в моих силах, — Уолш наклонил голову, сверкнув вновь вспотевшей лысиной, — мой секретарь проводит вас в покои…

Секретарь ожидал гостей за порогом офиса посла. Он снова выдвинул челюсть и повел рукой, приглашая следовать за собой. Коридор был пуст, если не считать застывших у дверей лифта охранников. После нескольких минут блуждания секретарь вывел их к массивной раздвижной двери, чиркнул личной карточкой по щели опознавателя и с поклоном отступил в сторону.

«Покои», как выразился Уолш, состояли из двух спален, гостиной и ванной комнаты с гидромассажной ванной.

— Вызов персонала, сэр, — секретарь показал Сандерсу пульт, лежавший на столе, — господин посол просит вас отобедать с ним.

— Непременно отобедаем, — согласился Сандерс, закрывая за ним дверь, — ну, Касьян, как вам посол?

— Довольно скользкий тип, — мрачно сказан Полубой.

— Прежде, чем говорить гадости о хозяине, лучше сначала проверить комнаты на предмет присутствия «жучков», — заметил Сандерс.

— А зачем? Пусть знает, что мы о нем думаем, к тому же вы расставили все точки в разговоре с ним, — с обезоруживающей прямотой сказал мичман, — что касается наших дел, то будем обсуждать их в других местах. Согласны?

Первые сутки пребывания на Хлайбе пролетели незаметно — после обеда, на котором посол представил Сандерса и Полубоя персоналу посольства и своей подруге, он допустил их к собственной базе данных, в которой можно было найти личные дела всех мало-мальски значимых в городе Пяти Башен персон. Напарники оторвались от экрана только, когда Уолш намекнул им, что на ночь имеет обыкновение сдавать технический отдел посольства под охрану.

Утром Сандерса разбудил какой-то непонятный шум. Приоткрыв глаза, он огляделся. Дверь закрыта, за окном — то ли туман, то ли облака. Звук доносился из спальни Полубоя.

Зевая, Дик стукнул для приличия пару раз в дверь и вошел. В комнате пахло, как в спортивном зале. Сандерс хорошо помнил подобные запахи, потому что после каждого отпуска он вгонял себя в форму, до одури отрабатывая приемы единоборств, работая с холодным оружием и проводя бесчисленные спарринги. Тренажерный зал «конторы» навсегда пропитался запахами пота, железа и немного — крови. Какие же спарринги без крови, так, балет. Полубой, в одних трусах, стоял, расставив чуть согнутые ноги на ширину плеч, и отбивал атаки риталусов. Зверьки кидались на него с пола, а он ладонями и предплечьями отводил атаки, смахивая их в воздухе, как назойливых мух. Риталусы грациозно переворачивались в воздухе, падали на лапы и тотчас бросались в новую атаку. Пару раз Полубой не успевал за стремительными животными, они, пробивая защиту, глухо тыкались мордами в его грудь и живот, и тогда он негромко рычал. Все происходило в таком темпе, что Счастливчик зажмурил глаза и громко провозгласил:

— Сегодня в нашем цирке: всемирно известный Касьян Неустрашимый и его дикие медведи.

— Риталусы, — пробурчал Полубой, взглянув на него через плечо. Чувство юмора у него, видно, еще не проснулось.

Риталусы, воспользовавшись тем, что он отвлекся, таранили его грудь и он, покачнувшись, отступил на шаг.

— Ша, ребята, — негромко сказал он.

Зверьки угомонились и, не взглянув на Сандерса, юркнули под кровать.

Полубой подхватил полотенце. Когда он обернулся, Дик увидел на его груди и животе красные пятна — места, куда риталусы, пробив блок, ткнулись острыми мордами. Предплечья же были почти полностью багровыми. На лице мичмана выступил пот, мускулистая грудь была мокрая, словно он побывал под душем.

— Утренняя гимнастика? — спросил Сандерс, посторонившись, чтобы пропустить Полубоя.

— Точно.

— Мне хотелось бы попробовать.

— Не советую, Дик. Вы не в лучшей форме, — отрезал русский, скрываясь в ванной комнате.

— Ну и черт с вами. — Сандерсу стало обидно. Конечно, он видел, на что способны риталусы, да и сам Полубой, во время схватки с мнимыми пиратами, но он тоже не мальчик-только-что-из-колледжа. «Ладно, после поговорим», — решил он.

Посол не зря гордился своей кухней — никаких пищевых синтезаторов, никакой химии, только натуральные продукты и настоящий шеф-повар, выписанный из одного из лучших ресторанов столицы Содружества. Во время званного обеда Сандерс успел оценить способности повара и во время завтрака лишь утвердился во мнении, что никакая синтезированная пища в подметки не годится созданной живыми человеческими руками. Он поглощал пищу не торопясь, наслаждаясь каждым кусочком. Полубой же ел так, словно это был концентрат из рациона абордажной группы, оставленной на захваченном корабле. Во время завтрака он что-то заказал повару, отчего у того глаза полезли на лоб. Однако, не прекословя господину археологу, которого представил сам посол, через пятнадцать минут повар принес металлический судок. Из-под крышки выбивались струйки пара. Полубой заглянул в судок, удовлетворенно кивнул и поблагодарил повара. Тот, пожав плечами, удалился. Запах, который донесся до Сандерса, не имел ничего общего с теми, которые должны сопутствовать пище и были способны на весь день испортить аппетит. Когда Дик поинтересовался, что это, Полубой коротко ответил, что это пища для риталусов. Сам собой возник следующий вопрос. Усмехнувшись уголком губ, Полубой взял судок подмышку и поднялся из-за стола

— Не беспокойтесь, Дик, в вашей комнате они не нагадят.

Перед своим номером они обнаружили молодого парня, который подпирая стену, явно кого-то ожидая.

— Господа археологи? — с сомнением осведомился он, — я — Мигель, личный водитель господина посла.

— Мы археологи, — подтвердил Сандерс, открывая дверь, — а вот тебя я вчера не видел.

— У меня был выходной, — беззаботно отозвался Мигель, — мистер Уолш сказал, чтобы я покатал вас над городом и вообще, поднатаскал в здешней обстановке. Глидер на крыше, как соберетесь — поднимайтесь. Номер машины — ноль семнадцать.

— Договорились. — Сандерсу понравился шустрый, разбитной парнишка. Он чем-то напоминал его самого в молодые годы, когда он был вожаком одной из уличных банд, в изобилии водившихся в его родных кварталах — А ты что, местный?

— Местный. Коренной. Вы только скажите, куда надо — мигом доставлю.

— Мы еще и сами не знаем — куда, — буркнул Полубой, на которого энтузиазм водителя не произвел никакого впечатления.

Небесно-голубой глидер был не последней модели и даже не предпоследней, но чистый и ухоженный. Мигель плавно довел его до края крыши и свалил в крутое пике. Полубой, предусмотрительно пристегнувшийся к креслу, едва покачнулся. Сандерс размазался по спинке водительского сиденья.

— Эй, полегче.

— Как скажете. А мистер Уолш любит, чтобы уши закладывало. — Мигель оскалился в улыбке.

Видно было, что и ему доставляет удовольствие выписывать в небе дикие виражи.

— Предупреждать надо, — проворчал Сандерс, пристегиваясь.

— Куда едем? — спросил парнишка.

— Давай по периметру. Посмотрим, что к чему, — прогудел Полубой.

Срезая верхушки облаков, глидер помчался вдоль башен. Все они были похожи только на первый взгляд, а вблизи было видно, что строили их не одновременно, и что архитектор каждой дал волю фантазии. Даже цвет башен был разный. Если Южная-1, с крыши которой они свалились, была серо-зеленая, как гранит, тысячелетиями омываемый морем, то Западная была темно вишневого цвета. Северная, к которой они приблизились через полчаса, имела фиолетовый оттенок. Воздушное пространство между башнями было непривычно пусто — Сандерс привык, что в столице Содружества глидеры ползут по выделенным коридорам на любой высоте, словно муравьи, бредущие к муравейнику. Здесь же он заметил от силы три — четыре машины, прочертившие серую муть нависшего неба, да и те прошли высоко, на уровне верхних этажей, а то и выше.

— А воздушный транспорт в Башнях разрешено иметь только официальным лицам и полиции, — пояснил Мигель, — ну конечно, купить статус официального представителя какой-нибудь планеты не сложно — были бы деньги. Но деньги большие. Да и куда тут летать? Планета мертвая или почти мертвая. Только возле экватора есть несколько поселений и те для туристов. Местным все до чертиков — и в городе экзотики хватает.

— Кстати о городе, — сказал Сандерс, — здесь смотреть нечего, а что, если мы снизимся?

— Можно попробовать, — Мигель неуверенно качнул штурвалом, — я, правда, не знаю, насколько высоко облака — можем ткнуться в сеть. То есть автомат предупредит об опасном приближении. Вы все равно ничего внизу не разглядите — сеть натянута на высоте около четырехсот футов от поверхности. Ну крыши посмотрите, улицы внизу…

— Давай рискнем, — предложил Сандерс.

— Как пожелаете. — Мигель завалил глидер па крыло и нырнул в облачную муть.

— А зачем сеть? — поинтересовался Полубой.

— Официально — чтобы предотвратить незаконные полеты выше разрешенного уровня.

— А неофициально?

— Суицидников развелось, как клопов в ночлежке, да и, кроме того, был у нас тут такой спорт, что-то вроде русской рулетки: собиралась команда отмороженных, человек в десять. Всем раздавали парашютные антигравы, ну и прыгали они с какой-нибудь башни. Говорят, впечатления незабываемые: вдоль окон башни летишь, потом в облаках, потом выныриваешь и — Нижний город внизу. Красота!

— А при чем здесь рулетка?

— Один антиграв из десяти был неисправен. Модное увлечение было. Я даже сам хотел попробовать, но мистер Уолш сказал: хочешь у меня работать — забудь. Его можно понять — полгода назад у него секретарша с крыши сиганула. Вообще без ничего. Ну, и был еще случай: в честь дня рождения господина Сигевару его лучшая боевая группа прыгнула в полном составе, чтобы доказать свою преданность. Тридцать человек. И ни у одного антиграв не сработал.

— Однако… — Сандерс покрутил головой.

— Ага… а полгода назад что-то вроде эпидемии случилось. За неделю больше семисот человек покончили с собой. Мы, помню, с мистером Уолшем с приема летели. Консул Нового Амстердама устраивал. Подлетаем, значит, к башне, я и говорю — смотрите, а по крыше человек двадцать бегут, взявшись за руки. Мы близко уже были — видно, что люди не хотят, страшно им, жить хочется — лица такие, что я три дня заснуть не мог, и месяц кошмары снились. Ну вот, добежали они до края и, так и не расцепившись, полетели вниз. Мистер Уолш кричит — давай за ними. Я подумал — ему интересно будет, как они об асфальт шмякнутся, а он двери раскрыл, свесился и попытался поймать хоть кого-то… Не удалось. Он сам чуть не вывалился. Я его за шиворот ухватил, а он орет, меня отпихивает… а потом заплакал. Мы с ним после два дня пили, и он приказал никого не пускать, хоть секретарь, хоть Флоранс, а хоть Президент Содружества.

Сандерс с Полубоем переглянулись. Да, посол показал себя с неожиданной стороны.

— Не судите, да не судимы будете, — пробормотал мичман.

— Когда, говоришь, эпидемия была?

— Как раз за неделю перед Днем Обретения Столицы. Это у нас праздник такой — Хлайб признали свободной планетой под протекторатом Содружества. Планировались торжества, фейерверки там всякие. Но какие праздники, если граждане свободной планеты пачками с жизнью прощаются? От асфальта отскребать не успевали. Вот после этого сеть и повесили.

— Расследование было?

— Было… только выводы остались там, — Мигель поднял глаза вверх, — до народа ничего не дошло. Так, слухи ходили разные. Мол, кто-то дал понять, обретайте хоть столицу, хоть чего, а закон здесь не вы, и людьми не вы командуете.

— Хм… а кто же?

— Кто его знает, — Мигель замкнулся, — слухи, что вы хотите.

Глидер вывалился из облаков футах в пятидесяти над гравитационной сетью, Мигель резко поднял нос машины и повел ее по кругу, чтобы пассажиры могли рассмотреть Нижний город.

Сверху небоскребы казались протянутыми к небу пальцами. Грязными, немытыми, разной длинны и торчащими без всякого порядка, будто здесь, в стремлении достичь высоты, сплелись несколько рук, мешая друг другу добраться до намеченной цели. Город напоминал земные города, какими их показывали в хронике — никакого порядка в застройке, в архитектуре, но вид был потрясающий, хотя здешним небоскребам до земных было далеко — дома поднимались едва ли на триста футов над поверхностью и узкие улицы казались отсюда ручейками, прорезавшими глубокие ущелья. Развалины в центре города походили на новые строящиеся районы. Только строительство будто остановилось несколько лет назад, оставив здания недостроенными где наполовину, а где только уложив фундамент. Сандерс попытался определить, что ему напоминают развалины, и наконец понял — муравейник. Полуразрушенный муравейник, в котором похозяйничал голодный медведь.

Грависеть чуть поблескивала узлами в местах сцепления силовых полей. Она накрывала город сверху, как рыбацкий невод косяк тунца, не позволяя никому выскользнуть к поверхности, добраться до облаков и затеряться в них.

— Глидер она удержит? — внезапно спросил Полубой.

— Наверное, удержит, — задумчиво ответил Мигель, — я не пробовал, да и не слышал, чтобы кто-нибудь снизу или сверху пытался прорваться. «Подушка» начинается сразу под нами — я уже чувствую, что машину будто кто поддерживает. Если кто прыгает с башни — повисает, будто муха в паутине и через пять минут прибывает полиция. Вылавливают бедолагу, и в дурдом. Сначала, конечно, накостыляют, как же без этого. Ну что, насмотрелись? Нас, конечно, не задержат — машину посла знают, но мистер Уолш будет недоволен.

— Вали все на нас, — сказал Сандерс, — мы, археологи, народ непредсказуемый.

Посол пригласил их к себе в кабинет вскоре после ленча. Угостив гостей виски и пивом и включив глушилку, Уолш обошел свой стол и присел на его край. Лицо у него было непроницаемо — ни дать ни взять дипломат старой школы, который улыбается одними губами и смеется, когда этого ждут.

— Ничего утешительного, господа, сообщить я вам не смогу. Я связался с портовыми властями — все новоприбывшие обязаны пройти карантин…

— А мы? — спросил Сандерс, больше для того, чтобы сбить Уолша с официального тона.

— Вы — мои гости, хотя, прививки не помешают. Но об этом позже. Так вот: за последние несколько лет никто, похожий на вашего клиента, на планету не прибывал. Я сам просмотрел личные дела, так что…

— Несколько лет — это сколько? — поинтересовался Сандерс.

— Три года.

— Пластическая операция, — буркнул Полубой.

— А заодно и смена ДНК, что ли? — усмехнулся посол. — Нет, господа, здесь хоть и бардак, но за приезжими присматривают строго. Раньше бывало, что туристы, не соразмерив собственных сил и аппетитов, ввязывались в сомнительные увеселения и приключения, но после того, как один из высокопоставленных политиков Турсонга был найден мертвым, дело поставили весьма серьезно.

— Миновать портовый контроль возможно?

— Теоретически возможно все, но практически… Челноки садятся только на полосы, расположенные на башнях, причем на Северной башне было много аварий и несколько лет назад, не помню, то ли пять, то ли семь лет, ее переслали использовать. Проникнуть в Нижний город помимо как из одной из башен, практически невозможно. Так что, похоже, вы ошиблись.

Сандерс взглянул на Полубоя и поразился — он был безмятежен, словно Агламба Керрор уже сидел под замком, дожидаясь скорого и справедливого суда.

— А скажите, Ян, нельзя ли проверить эту информацию в Нижнем городе? — спросил Дик, потому что мичман невозмутимо пил пиво и, кажется, говорить ничего не собирался.

— Это займет больше времени, чем проверка по официальным каналам, но я могу попробовать. Среди клиентов банка, о котором вы упоминали, есть люди, которые… м-м… имеют вес в Нижнем городе. Они мне ничем не обязаны, и придется в ответ на услугу оказать ответную любезность. Как вы понимаете, если гарантий о том, что налоговая инспекция утратит интерес к банку, не будет, я мало что смогу сделать. — Уолш искоса посмотрел на Сандерса, делая вид, что решение далось ему с превеликим трудом.

— Завтра я вам гарантирую гарантии, — сыронизировал Сандерс, — так что можете приступать.

— Вот завтра и приступим, — поправил его Уолш. Полубой смял банку, положил ее на стол и поднялся, потеряв к разговору всякий интерес. «А чего ради я стараюсь, — подумал Дик, шагая за ним по коридору, — мне же ясно дали понять, что в этом деле рвение не слишком уместно. Да пропади оно все пропадом! Отправлю отчет Вилкинсону, попрошу нажать на налоговиков и хватит. Мне даже благодарность императора не пообещали, как Уолшу, так какого черта я буду жилы рвать?»

— Что будем делать, если поиски Уолша дадут отрицательный результат? — спросил он, когда они вернулись в номер.

— К чему сейчас ломать голову? Будет день — будет пища, — лениво, будто разговаривал с надоедливым ребенком, сказал Полубой и закрыл за собой дверь своей спальни.

Ответ от Вилкинсона пришел на следующий день утром. Сандерс расшифровал его в присутствии Уолша и развернул дешифратор экраном к послу.

— В случае успеха миссии Министерство Налогов и сборов потеряет интерес к «Траст энд иннвестинг бэпк», — прочитал господин посол и промокнул лысину, — это нечестно, Дик. Исход вашей миссии от меня не зависит.

— Так сделайте все, зависящее от вас, чтобы она удалась, Ян.

— Никогда не любил археологию, — проворчал Уолш.

— А я никогда ею не занимался, — усмехнулся Сандерс.

Полубой предложил прокатиться на глидере, но Сандерс отказался и спустился в бар. Все, что можно увидеть с глидера, он уже видел, а вот то, что его отпуск прервали на самом интересном месте, следовало исправить, пока было время — Уолш сказал, что информация поступит не раньше чем через сутки.

Бар был почти пуст. Сандерс заказал кофе с коньяком и присел к стойке. Бармен включил престарелую кофеварку — только в детстве Дику довелось такие видеть. Агрегат заурчал, кипятя воду и перемалывая кофе. Девиз посла — все, что можно достать за деньги, должно быть натуральным, был в ходу и здесь. По бару поплыл сказочный аромат, бармен наполнил пузатую рюмочку коньяком и отошел, чтобы не мешать клиенту. Это к вечеру, когда посетителям важно будет не только выпить, но и излить душу, он будет выслушивать слезливые истории, кивать в нужных местах и поддакивать, а пока можно лишний раз проверить чистоту рюмок и ассортимент бутылок.

Сандерс отхлебнул коньяк, покатал во рту и, одобрительно кивнув, проглотил. То, что надо.

Он был почти уверен в том, что Уолшу не удастся ничего узнать об Агламбе Керроре. Даже если он на Хлайбе, не такой это человек, чтобы оставлять за собой следы. Слишком его напугали русские. Теперь он забьется в нору на несколько лет, если, конечно, окончательно не свихнулся. Сандерс читал протоколы допросов людей Керрора, захваченных после того, как его эскадра распалась и, по всему было видно, даже без приложения выводов аналитического отдела, что Керрор понемногу сходит с ума. То ли слава ударила ему в голову, то ли страх, когда он узнал, что одна из самых влиятельных в обитаемом космосе империй объявила его вне закона, но то, что с головой у него не все в порядке, утверждали даже самые преданные ему командиры эскадры. Приступы депрессии, накатывавшие на Керрора, продолжались по несколько недель, во время которых он беспробудно пил. Депрессия сменялась лихорадочной жаждой деятельности. Последним его подвигом был захват транспорта, перевозившего поселенцев на Турсонг. Богатых людей там не было — сплошь фермеры с семьями. Словом, корабль не стоил топлива, что было израсходовано на его преследование. Керрор, не обнаружив на транспорте ничего ценного, довел его до орбиты Турсонга и бросил там, предварительно открыв все шлюзы. В пути он лично допрашивал поселенцев и видавшие виды пираты, вспоминая эти допросы, бледнели до зелени. После этого рейда от эскадры Керрора стали откалываться, исчезая в необъятном космосе, наиболее уравновешенные капитаны из тех, что еще помнили о чем-то вроде пиратского кодекса чести. Плохо было, что пираты, сдавшие свои корабли, не смогли сказать, когда и где Керрор исчез. Может, это случилось во время последней попытки договориться со скупщиками на Гефесте, а может, после того, когда во время докования их корабли прижал к поясу астероидов русский линкор. В последовавшей неразберихе и панике каждый спасался, как мог и на каком корабле ушел Керрор никто не знал. Так или иначе, отследить его не удалось, и откуда у русских появились сведения о местонахождении пирата, Сандерс мог только гадать. Конечно, трудно предположить, что на Хлайбе действовала русская разведка — кому нужна эта помойка. От силы один-два стукача, время от времени оказывавшие услуги тому, кто больше заплатит, но в таком случае, почему Полубой так верит в то, что Керрор здесь?

Коньяк кончился и Сандерс заказал еще одну рюмку. Как раз и кофе поспел. Дик вдохнул божественный аромат и только собрался пригубить обжигающей жидкости, как что-то мягко коснулось его плеча. Он взглянул в зеркало за стойкой. За спиной стояла, зазывно улыбаясь, Флоранс Вердье. Вот уж кого сейчас не хотелось видеть, так это подругу посла. Еще на обеде, где Сандерса и Полубоя представили, как археологов, Флоранс вела себя довольно бойко, учитывая присутствие Яна Уолша, который был, как всем известно, ее благодетелем. Лет десять, да что там, лет пять назад, она бы заинтересовала Сандерса. Да, минус пять лет и двадцать фунтов. На обеде она блистала, упакованная в блестящее платье, настолько тонкое, что казалось, ткань вот-вот лопнет на ее пышном теле. Правду сказать, пропорции фигуры она сохранила и теперь, вот только Сандерс предпочитал более изящных женщин. Сейчас на ней были брюки в обтяжку из атласного материала и свободная блузка со смелым декольте, заканчивающимся, кажется, в районе того места, где соединялись ее еще довольно стройные ноги.

— Вы позволите, профессор?

Вчера на приеме Сандерс сразу представился профессором — это внушает уважение. Профессор Сандерс, Таирский университет, кафедра археологии. И все вопросы отпадают.

— Конечно, дорогая Флоранс. — Она попросила называть ее по имени еще при знакомстве.

Грациозно опустившись на табурет, узковатый для ее пышных ягодиц, она поманила бармена пухлым пальчиком.

— Что вы пьете, профессор?

— Коньяк.

— В такую рань?! Нет, перед обедом я обычно принимаю аперитив. Жорж, милый, ирландский виски с сахаром. Ну ты знаешь.

Сандерс, подивился: виски могло, конечно, считаться аперитивом, но с сахаром?

Пока бармен смешивал для Флоранс напиток, она обернулась к Дику и, как бы невзначай, положила ладонь на его локоть.

— Ах, профессор, вы меня так заинтриговали. Я так люблю археологию. Кажется, когда-то я даже прослушала несколько лекций. Я, правда, ничего не помню, но преподаватель был просто душка. И ваш помощник мне тоже очень понравился. Несколько застенчив, но такой милый и галантный.

Сандерс в учтивых выражениях поблагодарил ее, пытаясь незаметно высвободить руку. Флоранс держала крепко, и после осторожных попыток он смирился. Да-а, назвать русского мичмана милым и галантным? Пожалуй, на это способна только отчаянно скучающая особа. «Не дай бог, твою скуку придется развеивать мне», — подумал Сандерс.

Бармен принес заказ и Флоранс, подняла на три четверти полный бокал. Дику пришлось сделать то же самое.

— За наше знакомство, профессор, — сказала Флоранс, отпивая половину бокала.

Заглядевшись, на нее, Сандерс машинально проглотил весь коньяк, хотя надеялся посмаковать его с кофе.

— О-о, а вы умеете пить, профессор, — одобрила Флоранс, — люблю мужчин, которые умеют пить. Ян тоже ничего, но после двух бокалов становится плаксивым. Вы ведь не собираетесь рыдать на моей груди?

— Ни в коем случае, — поспешно ответил Сандерс.

— Вы мне все больше нравитесь, — Флоранс игриво повела плечиком, — не хотите попробовать? — Она протянула свой бокал Сандерсу. На краешке его Дик заметил следы помады.

— Да у вас у самой мало, — сказал он, — Жорж, принесите мне то же самое, что пьет дама.

— Вот это правильно, — Флоранс допила напиток и щелкнула пальцами, — а мне повторить.

«Однако темпы у нее. Так того и гляди напьется и придется ее тащить на себе, а как на это посмотрит Уолш, еще неизвестно», — забеспокоился Сандерс.

Бармен поставил перед ним бокал. Дик взял его, и, делая вид, что любуется цветом напитка, осторожно понюхал. Нет, пахло только виски. Причем неплохим.

«А-а, перед обедом можно», — решил Сандерс, приветственно поднимая бокал.

Сахар слегка смягчил крепость виски. Может, поэтому он, поглядывая на Флоранс, выпил половину и даже удивился легкости, с какой виски прошел в желудок. Спиртное мягко ударило в голову. Дик отхлебнул остывший кофе и скользнул взглядом за декольте Флоранс. М-м… то, что он увидел, ему очень даже понравилось. Ну в самом деле, чтобы обновить впечатления от женщин со спортивными фигурами, хоть раз стоило попробовать зрелую женщину. Вот примерно такую, как эта. И лицо у нее милое, только красится она слишком ярко. Впрочем, спасибо хотя бы за то, что она не пользовалась новомодным тату-макияжем с голографическими вставками. Однажды ему попалась такая куколка. Вечером было глаз не отвести, а когда наутро, после душа, она вошла в спальню, Сандерс решил, что это покушение, и едва не пристрелил красотку. С тех пор прежде, чем увлечь даму в номер, он незаметно выведывал, каким макияжем она пользуется, а со временем даже научился распознавать голографические изыски. Сейчас, похоже, все было чисто.

— Расскажите мне про археологию, — попросила Флоранс, — наверное, это так увлекательно: искать новые формы жизни, летать по планетам, открывать неизведанные миры!

Сандерс внимательно посмотрел на собеседницу — издевается или и вправду путает археологию с ксенобиологией, зоологией и бог знает чем еще? Нет, женщина смотрела заинтересованно, вот только чем вызван ее интерес, Дик пока что не понял: то ли действительно его профессией, то ли им самим. Вернее, некоторые предположения у него были…

— Дорогая, на работе я говорю о работе, но наедине с такой женщиной я могу только любоваться ею.

— Фу, профессор, нельзя же так с места в карьер, — Флоранс жеманно махнула на него рукой, — я почти что замужняя женщина.

— Тем больший интерес вы возбуждаете во мне. Ведь замужняя женщина принадлежит другому, и это наводит на грустные мысли, — Сандерс заметил, что бокал ее опустел, — бармен, повторить! За даму плачу я.

Расход небольшой, но до чего эффектно. Флоранс с благодарностью посмотрела на него и Дик понял, что победа близка. Теперь следовало закрепить успех какой-нибудь романтической историей, которых у него имелось великое множество.

— Вот, помню, однажды мы прибыли на Сарган. Протекторат Регула, но законы еще суровей, чем в султанате. Совершенно закрытое полигамное общество. Чудом я познакомился с одной из жен местного князька, конечно, исключительно ради дела…

Бармен подобрался поближе, не переставая протирать бокалы, ну и наплевать, пусть послушает и поучится, как надо клеить скучающих дамочек. Вот только виски кончился. От сахара во рту было липко и Дик, не прерывая рассказа, предложил освежится шампанским, что было встречено с энтузиазмом.

Поглядывая в зеркало над стойкой, Сандерс видел, что бар постепенно заполняется, но это его уже не интересовало. Пусть даже послу донесут, что приезжий профессор льнул к его подруге, так ему и надо — если Уолш оставил в одиночестве такую женщину, пусть ему будет хуже. Дик уже забыл, что посол отсутствует по его просьбе, он, как охотник увидел добычу и все вокруг перестало для него существовать. Тем более что шампанское оказалось превосходным, но слабым. Теперь можно было перейти к джину.

— …и мы остались наедине под звездным небом. Над нами всходили три луны и озера серебрились в их сиянии…

А мичман дурак дураком! «Не желаете ли прокатиться»? Сандерс, может быть, и пожелал бы прокатиться до Нижнего города — говорят, там есть такие заведения… Но нам и здесь будет неплохо и, кстати, без риска подцепить местную заразу. «Контора» обычно косо смотрит на агентов, которые привозят с задания, а хоть и из отпуска, что-то непотребное в своем организме. Ханжи чертовы! Попробовали бы раскрутить какое-нибудь дело без привлечения женщин. Да это самое древнейшее оружие разведки, вспомнить хотя бы Суламифь! Или Сусанну? Не важно. Сандерс почти уверил себя, что Флоранс ему нужна исключительно для дела. А как же! Кому Уолш будет поверять свои горести и радости, не секретарю же. Стало быть, он на правильном пути.

— …зашили в мешок и бросили в озеро! Сердце мое было разбито… я не мог забыть ее почти неделю. — Сандерс, опустил голову и похвалил себя — как натурально дрогнул голос и, кажется, даже слезу удалось выдавить.

— Бедный Ричард, — в голосе Флоранс тоже зазвучали слезы, — как я вас понимаю.

Они уже сидели за столиком, она наклонилась вперед и положила ладонь на его руку. Какие нежные у нее пальцы, и глаза такие… такие… а губы, как эти, как их? Коалы… нет, калы, нет, калы белые. Как гвоздика, как розы и такие пухлые. Если она ими… э-э… впиявится… вопьется… словом, если поцелует, о-о…

— А вот и пиво! Флоранс, дорогая, как я рад, что встретил тебя! Мичман а-атличный археолог, а как саблей владеет… и мужик крутой, но он русский, а ты, ты — женщина моей мечты. Что? Поможешь? Кому, мне? Да я сам кому хошь помогу. Вот, держись за меня. Понаставили столов, понимаешь, пройти негде… бармен, за посуду я уплачу. Идем, дорогая.

«Пауки» явно проигрывали. Один уже лежал на спине, мелко дрожа лапами в агонии, второй еще пытался приблизиться к «скорпиону», чтобы пустить в ход мощные жвала, но противник был слишком подвижен. Из пробитого в нескольких местах панциря «паука» текла алая кровь, одна из псевдоног волочилась, сломанная в коленном суставе, боевая раскраска, покрывающая лицо, потекла, оставив похожие на слезы следы. Он попытался сделать бросок вперед, «скорпион» легко ушел в сторону, припал на руки и хвостом нанес через голову очередной удар, пришедшийся в шею. «Паук» ткнулся головой в настил ринга, руки напряглись, пытаясь приподнять тело. «Скорпион» поднялся на ноги и, подрагивая хвостом, подошел вплотную к противнику. Лицо «скорпиона» еще пылало жаждой схватки, пот стекал по обнаженной груди, стройные ноги ступали с завидным изяществом. Кожа, цвета апельсина, не портила впечатления от гибкой фигуры и тонких черт лица, недаром многие из собравшихся возле ринга мечтали переспать с ней хотя бы раз. О том, на что способны в постели обладательницы модифицированных тел, ходили легенды.

Ударом ноги «скорпион» перевернул «паука» на спину и, раскинув руки, как бы говоря: он в вашей власти, повернулся к зрителям. Толпа взревела, охрана навалилась, оттесняя наиболее рьяных поклонников от ринга. «Убей, убей» — принялся скандировать зал. Что ж, почти все схватки заканчивались именно так. Огромные экраны показывали попеременно то лицо «паука» застывшее в отчаянии, то надменную улыбку «скорпиона». Взмахом руки «скорпион» заставил публику замолчать. Опустившись в боевое положение так, что грудь почти касалась лица врага, «скорпион» замер в томительной для публики паузе. Молчание повисло над залом.

Взметнулся мощный хвост, стремительно описал в воздухе дугу, обрушиваясь на беззащитное тело «паука», и смертоносный шип вонзился чуть выше гениталий, пробив мышцы брюшного пресса. Предсмертный крик утонул в реве толпы. «Скорпион» рванул хвост на себя, и, выворачивая из тела сизые внутренности и розовые жгуты мышц, вспорол тело до нижних ребер.

Герберт ван Хонк приглушил звук и отвернулся от экрана. Довольно улыбнувшись, он провел рукой по волнистым седым волосам, как бы поощряя себя. Он стал богаче еще на несколько тысяч фунтов, потому что был уверен — в схватке между силой и скоростью победит скорость. Во всяком случае, сегодня. «Пауки» были на исходе жизни. Через неделю цикл жизнедеятельности заканчивался у обоих, и сноровка у них была уже не та. Еще пару месяцев назад они порвали бы «скорпиона» в клочья, а перед тем, как добить, поимели бы под вопли зрителей, но сегодня они были обречены.

Ван Хонк покосился на экран. «Скорпион» уже добил второго «паука» и секунданты тащили его с ринга, оставляя за растерзанным телом широкую кровавую полосу. «Скорпион» стоял в своем углу, глядя поверх голов секундантов, вытиравших от пота ее оранжевое тело. Хвост был уже подтянут к спине и шип прятался в золоченых ножнах. «Неделю отдыха, — подумал ван Хонк, — нет, через три дня будут готовы „водомерки“ — пусть позабавиться с ними, а потом дам отдохнуть. „Богомол“ ее все равно уделает, когда выйдет на пик цикла, то есть через… сколько?» — Он сверился с базой данных, чертыхнулся и нажал вызов.

— Мисс Салливан вернулась? — спросил он, даже не потрудившись посмотреть на экран.

— Только что, босс.

— Попросите ее зайти.

— Слушаюсь.

Зрители расходились неохотно — на экранах крутили повтор наиболее интересных фрагментов схватки. Охрана не торопила — в толпе сновали драгдиллеры и продавцы спиртного. Через час-другой зал очистится, а упившихся и обнюхавшихся до полусмерти выбросят на улицу. До следующего боя.

Виктория вошла, как всегда не постучавшись. На ней было длинное платье с разрезом до бедра, низким квадратным декольте и обнаженной почти до ягодиц спиной. Когда она так одевалась, ван Хонку хотелось, чтобы их договор поскорее закончился — один из пунктов гласил: личные отношения строятся с учетом пожеланий подписавших соглашение. Виктория Салливан пожелала не переводить деловые отношения на скользкую почву личных. Вообще ван Хонк никогда бы не пошел на подписание договора с женщиной, тем более что на него работали только те, кто был предан уже по месту рождения. Еще отцы тех, кто работает под его руководством, служили ему. А раньше так же служили его отцу, а еще раньше — деду. Виктория была пришлой не только на подконтрольной ван Хонку территории, но и вообще в Нижнем городе. Откуда она взялась, никто так и не смог узнать, но когда клан Сигевару стал вполне удачно вытеснять ван Хонка из бизнеса, до него дошли слухи, что объединенным аналитическим и отделом специальных операций его конкурента руководит некая женщина. Пока люди ван Хонка наводили справки, положение стало угрожающим: его потеснили с рынка имплантационных органов, управляющий кварталом публичных и игорных домов заявил, что переходит под руку Сигевару вместе со всеми заведениями, а боевики ван Хонка, прибывшие для наведения порядка, попали в засаду и были изрублены в капусту.

Путем сложнейших комбинаций удалось выяснить, где живет таинственная особа, доставившая ему столько неприятностей. Ее охраняли не хуже, чем самого Сигевару, но ван Хонк сам планировал операцию, на что ушло несколько недель. За это время его положение стало катастрофическим.

Охрану удалось нейтрализовать бесшумно. Тепловые, сенсорные и датчики движения вырубили за несколько секунд запущенным в охранную систему вирусом. Оставалась последняя преграда — хлипкая дверь, которая и вылетела с первого удара. Ван Хонк сам пожелал участвовать в операции. Уж очень было любопытно взглянуть на эту специалистку. Взглянуть и… оставить на месте в таком виде, чтобы это послужило назиданием Сигевару, а равно и остальным кланам, уже поднимавшим голову и готовым сожрать ван Хонка живьем.

Виктория Салливан сидела в кресле, закинув ногу на ногу с бокалом «мартини» в руке и учтиво поприветствовала ван Хонка, едва успевшего остановить своих людей.

— Я ждала вас как раз сегодня, Герберт, — сказала она, — не желаете присесть? Полагаю, нам есть, о чем поговорить.

Прежде всего она детально разобрала операцию, которая вывела ван Хонка на нее, затем пересказала, каким образом он нейтрализовал охрану и системы слежения.

— Я могла бы и сама открыть дверь, но подумала, что с испуга ваши люди могут меня прикончить раньше, чем мы с вами объяснимся. Я предлагаю вам свои услуги, Герберт. О деталях договоримся позднее, сейчас важно принципиальное согласие.

И ван Хонк согласился. Видимо, подсознательно, он и сам был готов предложить ей работу, но то, что она его опередила, совершенно ошеломило его. Она запросила немалые деньги, плюс процент с дохода, но он пошел на это и не жалел. Испытательным заданием было поручение дать понять Сигевару, что инициатива перешла к клану Ван Хонка. Как раз приближался день рождения Сигевару, и Виктория пригласила своего нового босса воочию убедиться в ее способностях.

Они стояли у открытого окна, выходящего на площадь Первых Поселенцев. Ван Хонк пригласил полюбоваться редким зрелищем дона Луизиоде Консальту, своего давнего партнера по бизнесу. Виктория была в умопомрачительном платье, которое, казалось, состояло из одних разрезов и ленточек. Высокая прическа придавала ее аристократическому облику королевское достоинство. Внизу, в окружении телохранителей, Сигевару готовился принимать поздравления от командиров бригад и наиболее приближенных соратников числом тридцать человек. Они должны были, в доказательство верности, прыгнуть с башни Южная-1, и они прыгнули.

Крик первого оборвался мокрым шлепком об асфальт. Сигевару кивнул головой — самоубийство одного из приближенных входило в ритуал. А затем послышался стремительно приближающийся многоголосый вопль, и на мостовой расцвели серо-багровые кляксы размазанных по асфальту людей.

Дон Луизио де Консальта блевал в углу комнаты, ван Хонк глотал слюну, чтобы не последовать его примеру, и не мог оторваться от кошмарного зрелища. Мисс Салливан, вопросительно приподняв бровь, посмотрела на него.

— Дон Луизио всегда такой впечатлительный? — понизив голос, спросила она.

— Он не ожидал подобного зрелища, — пояснил ван Хонк, — должен признаться, весьма впечатляет. — Он кивнул в сторону площади за окном.

— Рада, что вам понравилось. Итак, когда мне выходить на работу? — спросила она.

С тех пор прошло больше года. Клан Сигевару едва дышал, а он сам скрывался, ежедневно меняя место ночлега.

Присев в кресло, Виктория мельком взглянула на экран и, по обыкновению положив ногу на ногу, качнула острой туфелькой.

— «Скорпион»?

— Да, — кивнул ван Хонк.

— Надо будет не забыть получить выигрыш, — немного озабоченно сказала Виктория.

Несколько секунд ван Хонк оторопело глядел на нее, потом хлопнул себя по коленям и рассмеялся.

— Да-а. Я-то думал, что один сорву куш.

— Не будьте жадным, Герберт, вам не идет, — отозвалась Виктория, — итак, я вас слушаю?

— Как отдохнули?

— Вы меня вызвали в самый неподходящий момент, Герберт. Прервали приключение на самом интересном месте, но не слушать же мой отчет, как я провела отпуск, вы меня позвали. Это — личное. Как я понимаю, вас интересует объединение сликов с глюкерами. Я работаю над этим.

— Сколько вам потребуется времени?

— От трех дней до недели. Придется убрать самых горластых, а остальным пообещать участие в прибыли. Пообещать и дать, — она поднял руку, — нет, господин ван Хонк, придется уступить. На общих показателях это не отразится, а выгода прямая — до сих пор они работали и на Фиттингоффа, и на Сигевару, и на вас. Теперь же будут смотреть вам в рот в ожидании приказаний. Поверьте, уличные банды лучше иметь в союзниках.

Ван Хонк поднял голову и задумался. Если слики и глюкеры перейдут на его сторону, к его владениям прибавится несколько жилых кварталов, а это потенциальные клиенты. Причем кварталы не из бедных. Конечно, по меркам Нижнего города.

— Хорошо, Викки, — по просьбе ван Хонка мисс Салливан согласилась отзываться на сокращенное имя, — так и поступим. Это, собственно, все, что я хотел у вас узнать. А нет, еще вот что: когда «богомол» выходит на пик жизненного цикла?

— К началу следующей недели. Я вычту из зарплаты системщика, чтобы не забывал вносить изменения в базу. Думаю, этого будет достаточно на первый раз. Еще что-нибудь?

— Ничего, кроме нижайшей просьбы пообедать со мной, — сказал ван Хонк, поднимаясь.

— С удовольствием, Герберт.

— А позавтракать?

— Только после того, как вы меня уволите, — Виктория мягко улыбнулась, — вы же знаете, не в моих правилах путать работу и личные отношения.

— К сожалению, да, однако не оставляю надежду, что когда-нибудь вы измените своему правилу, — сказал ван Хонк, открывая перед ней дверь.

Фаршированные угри были великолепны, а запеченные в перьях зовросские ласточки вообще произведением искусства. Когда подали десерт, ван Хонк попытался направить разговор на прошлое Виктории — он все еще не оставлял надежду узнать когда-нибудь, откуда на Хлайб свалилась эта женщина.

У нее был исключительно прагматичный взгляд на вещи: если надо было убрать конкурентов, она не колебалась ни минуты, но в то же время операции, ею разработанные, отличались истинно женским изяществом. Именно это ставило в тупик противоборствующие ей стороны, а там работали профессионалы высокого класса, прошедшие школу контрразведок серьезных держав, таких, как тот же Ниппон и Содружество Американской Конституции. Конечно, с точки зрения своих бывших хозяев, это были ренегаты, но их профессионализм от этого не страдал. В начале совместной работы ван Хоик попытался установить наблюдение за Викторией. Через несколько дней под окном его особняка, в парке, повешенным на дереве, был обнаружен труп человека, которому он приказал разузнать все о мисс Салливан. Она ни словом не обмолвилась об инциденте, а ван Хонк просто предпочел забыть о нем.

Отпив кофе, Виктория улыбнулась краешком губ.

— Герберт, не обижайтесь, но если бы вы знали, насколько детскими выглядят ваши попытки расколоть меня хоть на откровения, а хоть и на постель, вы бы их оставили навсегда.

— Капля камень точит, — попытался отшутиться ван Хонк, хотя и был раздосадован, — Викки, вы меня уже который раз тыкаете мордой в дерьмо, в конце концов, я — ваш босс. Это даже неприлично.

— Я же не виновата, что вы меня вынуждаете. Сообщить что-либо о себе я смогу только в том случае, если уберусь с этой милой планеты, а о том, чтобы стать вашей любовницей, я даже и не думала. У вас слишком опасный бизнес.

— По сейчас то вы работаете на мой клан и, значит, тоже подвержены тем же опасностям, что преследуют меня.

— Я мирюсь с этим. Издержки профессии. Вы же понимаете, как только вы меня возьмете, вам захочется главенствовать везде, что в любви, что в работе, а этого я допустить не могу. Как профессионал.

Ван Хонк разочарованно откинулся в кресле и утешил себя глотком настоящего Remi Martin Louis XIII по полторы тысячи фунтов за бутылку. Как и обычно, из любой дружеской беседы с Викторией, даже если она принимала вид пикировки, он выбирал крохи информации. Сегодня удалось лишь подтвердить подозрения, что у нее была профессиональная подготовка разведчика или контрразведчика. Впрочем, это было видно и по ее работе, так что ничего нового он не узнал. Ему стало даже обидно: неужели женщина может настолько его превзойти в деле, которым его семья кормится вот уже почти столетие?

Хотя один прокол в ее рассуждениях все-таки удалось найти: неужели она всерьез думает, что после того, как она узнала всю подноготную клана, все то, что ван Хонк прячет даже от командиров боевых групп, не говоря уже о рядовых исполнителях, она сможет спокойно уволится, будто работает в каком-нибудь турагентстве? Менеджер по продаже поездок к солнечным берегам… То, что клан Сигевару практически исчез с карты Нижнего города, это ведь ее заслуга. Все, что она узнала о клане, было использовано весьма эффективно и ван Хонк будет полным идиотом, если решится выпустить ее с Хлайба. За информацию, которой она сейчас владеет, любой соперник заплатит не торгуясь. Впрочем, для радикальных мер пока время не настало. Тем более что у него были некие методы, способные в определенный момент удивить эту опасную женщину. Вот и сейчас она пребывала в полной уверенности, что провела свой отпуск совершенно одна и без всякого присмотра…

Пусть идет как идет, а там будет видно.

Хозяин ресторана, стоявший поодаль, пока важные гости не отобедают, подошел узнать, понравилась ли им еда. Ван Хонк благосклонно кивнул, Вероника тоже удостоила хозяина похвалой, хотя и заметила, что ласточки были чуть-чуть пересушены, а если бы в соус положили на два цветка зеленой орхидеи больше, то он бы от этого только выиграл. Уж как готовить ласточку, она знает получше иных шеф-поваров. Хозяин, рассыпаясь в извинениях, заверил, что такого больше не повторится, а то, что в соусе не хватает орхидей, так он просит покорно простить, но доставка капризных растений налажена из рук вон плохо. Разумеется, если госпожа пожелает сделать предварительный заказ, то подобного недоразумения удастся легко избежать.

К столу приблизился охранник и, почтительно склонившись, прошептал ван Хонку несколько слов. Поморщившись, тот допил коньяк.

— Терпеть не могу, когда отрывают от обеда. Викки, я прошу меня простить, но вам придется заканчивать с десертом без меня — как раз сегодня мне необходимо пройти еженедельные обследования. В моем возрасте, — ван Хонк вздохнул, — приходится чаще слушать докторов, чем прекрасных женщин.

Виктория поднялась, протягивая ему руку. Он склонился, сделав вид, что касается губами тыльной стороны ее ладони. Не хватало еще целовать руку своей служащей! Она смахнула с его лацкана несуществующую пылинку и поблагодарила за доставленное удовольствие. Расстались они тепло, как добрые друзья. Усаживаясь в машину, ван Хонк поманил телохранителя, замершего возле двери.

— Задание для Сеймура Уейнстейна: пусть узнает, откуда на Хлайб доставляют зеленую орхидею. И вообще, пусть выяснит ареал распространения этого растения. «Все-таки она допустила еще одну ошибку», — удовлетворенно подумал он.

Вернувшись в особняк, он прошел в подвал, где у него была оборудована специальная комната, экранированная всем, чем можно от постороннего электронного вмешательства. Навстречу ему поднялся невысокий толстяк с обширной лысиной. Ван Хонк сделал ему знак и, пока электроника проверяла комнату, прошел к бару и налил себе и собеседнику вина из собственных подвалов.

— Итак, слушаю вас, господин посол, — сказал он, передавая Яну Уолшу бокал и присаживаясь на кушетку.

Схваченный кожаными ремнями он лежал на жертвеннике голый, как в день Страшного суда. Барабаны разносили весть о поимке шпиона по всем окрестным селениям и к вечеру соберутся вожди, воины и просто любопытствующие, чтобы присутствовать на его казни. А пока главный шаман, согласно древнему ритуалу, бил его по голове с двух сторон мягкими костяными молоточками, обернутыми травой бри-брен. Это делалось специально, чтобы сломить его волю — когда старейшины начнут задавать ему вопросы, он должен будет выложить все, что знает, а что не знает — придумать, лишь бы прекратить невыносимую пытку. Потом его подвесят за ноги, вскроют грудную клетку и вырвут сердце. Он еще успеет увидеть, как оно будет биться на золотом блюде и главный шаман начнет разделывать его на куски, по числу присутствующих вождей. Он уже видел этот ритуал, правда, издали, в сильную оптику. Тогда зрелище показалось ему завораживающим, видимо потому, что не он был основным действующим лицом.

Он попытался вырваться из пут, напрягая руки, но сутки, проведенные под палящим солнцем, не прошли даром — сил не было, а было только ощущение жажды, боль в голове и тошнота, подкатывающая к горлу.

Шаман куда-то ушел и он испугался, что его вырвет, и он захлебнется собственно блевотиной, поскольку шевельнуть ни рукой, ни ногой был не в состоянии. Широко открывая рот, он попытался издать хоть какой-то звук, чтобы привлечь к себе внимание, но из пересохшей глотки вырвался лишь комариный писк и жалкое сипение. От отчаяния он был готов заплакать. Да видно, не вся влага испарилась из измученного тела — он ощутил, как слезы потекли но лицу, и всхлипнул от жалости к себе. Шаман внезапно оказался поблизости и, положив пухлую ладонь ему на лоб, сказал, злорадно ухмыляясь:

— Дик, милый, почему ты плачешь? Все хорошо, все в порядке, с кем не бывает.

Сандерс разлепил веки. Над ним с заботливой материнской улыбкой склонилась Флоранс Вердье.

— Я здесь, с тобой, — добавила она, глядя, как Сандерс пытается выпутаться из простыней.

«Может поэтому я и плачу, что здесь ты, а не Вера или Карен?» — подумал Сандерс.

— У тебя нет чего-нибудь попить? — просипел он, с трудом присаживаясь на раскуроченной постели.

— Конечно, есть, милый, — прощебетала Флоранс, вставая и направляясь на кухню, — тебе пиво, виски или шампанского.

Сандерс обнаружил, что он совершенно голый, как и Флоранс. Господи, как меня угораздило? Полные слегка обвисшие ягодицы мисс Вердье призывно колыхались в такт шагам.

— Только не шампанского. Пива, пожалуйста.

Она вернулась, неся в руке открытую банку пива. Как отметил Сандерс, груди ее тоже подверглись губительному воздействию силы тяжести.

Она прилегла в изысканной позе, опираясь на локоть и преданно глядя на него. Дик припал к банке и не оторвался, пока не осушил ее до дна.

— Который час, дорогая? — Голос вернулся и вообще ему заметно полегчало.

— Уже вечер, милый. Ты был такой… э-э… усталый, что, к сожалению…

Сандерс почувствовал, что краснеет. Надо же, первый прокол. И ведь никто, кроме него самого, не виноват, что так получилось. Хотя Флоранс тоже виновата. Судя по ее виду, никаких похмельных мучений она не испытывала, так почему же ему так плохо? Он вспомнил, что пил в баре, и понял, что удивляться нечему — он не употребил разве что дифенилтрихлорметан, да и то, похоже, только потому, что его попросту в баре не нашлось. Но какова Флоранс! Он уже с уважением взглянул на нее и тут же пожалел — она приняла его взгляд за любовный призыв и с готовностью откликнулась, придвинувшись поближе. Тяжелые груди угрожающе заколыхались.

— М-м… дорогая, видишь ли, я сейчас немного не в форме и поскольку это не последняя наша встреча, а я верю, что не последняя, то может быть мы отложим э-э… слияние наших душ на некоторое время?

Разочарованно вздохнув, Флоранс откинулась на спину. Если бы не лишние килограммы, Сандерс не остался бы равнодушным к ее прелестям. Если бы еще пару стаканчиков виски… Но о выпивке и думать не хотелось, а значит, и о Флоранс следовало забыть.

Он присел на постели, переждал головокружение и взялся за брюки.

— Ты не знаешь, мистер Уолш в конторе?

— Ты что, Дик? Да если бы он был в Башне, разве бы я поддалась на твои уговоры?

«Ну, наверное, не очень-то ты и сопротивлялась.»

— И когда вернется?

— Обещал к вечеру.

— У-у… тогда мне пора. Нам еще работать и работать на Хлайбе. Не хотелось бы испортить с ним отношения.

— Кажется, ему все равно, — грустно сказала Флоранс, и Сандерсу даже стало ее жалко. Ну в самом деле, завезли черт знает куда и посадили в золоченую клетку. — Но ты прав. Не стоит испытывать его терпение. Я лишь надеюсь, что наша встреча не последняя.

— Я уверен в этом, — твердо заявил Сандерс, чмокнул ее в щеку и решительным шагом вышел из комнаты.

Он вспомнил ночь с Верой. Что-то часто ему стали сниться кошмары в чужой постели после выпивки. Надо выбирать одно из двух: либо пьянка, либо женщины. К тому же сегодня он, судя по реакции Флоранс, не оправдал ее ожиданий. Какого черта он пил этот виски с сахаром?

Полубой сидел в гостиной в трусах и полосатой майке и смотрел местные новости. Сандерс начал подозревать, что из нижнего белья мичман предпочитает майки именно подобной расцветки. Сам он, озолоти его с ног до головы, ни на что не одел бы аналогичную.

— Привет, — буркнул Сандерс, проходя в свою спальню, — Уолш не объявлялся?

— Нет.

Раздевшись, Дик прошествовал в душ — надо было хотя бы к ночи привести себя в относительный порядок.

— А как вы прокатились? — спросил он на ходу.

— Нормально.

«Скоро он вообще разучится говорить», — подумал Сандерс, переступая через бортик ванны. Она была полна до краев, и неожиданно наступив на что-то колючее, Сандерс, крякнув от неожиданности, отскочил назад. Из-под воды на него таращились риталусы. Чешуя на их боках стояла дыбом, хвосты виляли, создавая крохотные водовороты.

— Касьян, что за черт? Меня чуть удар не хватил, — рявкнул Сандерс, врываясь в гостиную.

— А в чем дело?

— Ваши зверюги! Вы их что, утопили?

— Им необходимо изредка проводить время в воде, иначе чешуя закостенеет и превратится в панцирь. — Полубой пошевелился в кресле.

Сандерс услышал цоканье по кафелю, и риталусы гуськом прошествовали мимо него, направляясь в спальню мичмана. За ними по паркетному полу пролегла мокрая дорожка.

— Могли бы и предупредить, раз уж приходится жить в одном номере, — раздраженно сказал Дик.

— Не знал, что вы такой пугливый, — парировал Полубой.

Сандерс подавил досаду. В конце концов, сам виноват. Мог бы и под ноги посмотреть.

После душа он ощутил, что жизнь почти вернулась в измученное алкоголем тело. Вытирая голову, он плюхнулся в соседнее с Полубоем кресло.

— Ну что нового на Хлайбе?

— Убийство мэра Восточной башни.

Сандерс взглянул на экран и тошнота снова дала о себе знать.

— Ого! Кто же это его так?

— Неизвестно. Месяц назад ему было передано чье-то пожелание свернуть взрывные работы в Нижнем городе. Работы велись на порядочной глубине, практически на границе с Каналами, и никому не мешали. Мэр проигнорировал пожелание и выступил с резкой отповедью, намекая, что он — один из столпов местного общества. Сегодня его нашли разделанным, как индейку перед Рождеством.

— А что полиция?

— Шеф полиции клянется, что отыщет злодеев. — Полубой поднялся. — Извините, Дик, я хочу спать. Завтра вы тоже не пожелаете составить мне компанию?

— Нет уж, благодарю. Я лучше подожду, может, Уолш сообщит что-то новое.

Скептически усмехнувшись, Полубой удалился в спальню…

На следующее утро мичман проснулся рано. Наскоро перекусив, он на мгновение задержался у двери спальни напарника, но раздававшееся оттуда мирное посапывание (на грани храпа) явственно показывало, что планы Сандерса со вчерашнего вечера не сильно изменились. И, судя по тому, что он завалился спать, не потревожив Полубоя, Уолшу пока тоже нечем было их порадовать. Или Сандерс его не дождался…

Мигель поджидал его, слоняясь возле лифта. Обменявшись рукопожатием, они вошли в лифт. Мигель покосился на охранника — вот, мол, гости посла со мной за руку здороваются. Пол провалился под ногами, Полубой качнулся, как дуб под порывом ветра. Мигель приподнялся на цыпочки и рассмеялся.

— Мистер Уолш сто раз просил сделать спуск более плавным, но ему возражают, что тогда если после завтрака надумаешь съехать в Нижний город, то доберешься только к обеду. — Он был немного взвинчен и постоянно переминался с ноги на ногу.

Полубой взглянул на него сверху вниз. Парнишка покраснел под его взглядом.

— Мистер Полубой, мне сегодня утром позвонили и попросили организовать с вами встречу, — сказал он с виноватым видом, — клянусь, я никому ничего не говорил. Только перед официантками похвастался, что вот по просьбе мистера Уолша помогаю археологам.

— Кто звонил?

— Не знаю, хоть убейте! Какая-то дама. Судя по выговору, настоящая леди.

— И что?

— Она просила передать, что хотела бы встретиться с вами сегодня в одиннадцать тридцать в «Пестрой цапле». Это бар, здесь, недалеко. Вполне приличное место, — затараторил Мигель, видя, что Полубой нахмурился, — конечно, господин посол там не бывает, но и мисс Вердье, и даже господин секретарь иногда заходят.

— А что она хочет? — спросил Полубой.

— Кто, леди? Не сказала.

Касьян слегка пожал широкими плечами. Что ж, можно и встретиться. Лишь бы это не оказалась какая-нибудь любвеобильная дамочка из тех, что были на приеме у посла. Дамочками пусть занимается Сандерс — у него к этому способности.

С раздирающим скрежетом лифт остановился.

Улицы и дома, окружавшие башню, были вполне приличны на вид, впрочем, Полубой только вчера начал свои исследования Нижнего города, да и то с воздуха. До бара добрались пешком за десять минут. Зеркальные двери отражали серую мостовую, фасады домов и толпу горожан, спешащих по своим делам. На вывеске, что висела над входом в бар, с рюмкой в лапе развалилась птица, действительно отдаленно напоминавшая цаплю. Клюв у нее был погнут, глаза смотрели в разные стороны и было непонятно, то ли художник был навеселе, рисуя вывеску, то ли хотел дать понять посетителям, что трезвым отсюда никто не выйдет.

Мигель услужливо распахнул перед Полубоем дверь. Внутри преобладали болотные цвета — грязно зеленые столики, якобы сплетенные из камыша и тусклые лампы, бросающие на посетителей желтоватый свет. За длинной стойкой, стилизованной под болотистый островок, уверенно двигался бармен, обслуживая сидящих на табуретах клиентов. Табуреты походили на кочки, готовые нырнуть в болото при любой попытке утвердится на них. Мигель огляделся и потянул Полубоя за рукав. Мичман оглянулся.

В полутемном углу, за столиком, сидела женщина, немного приподнявшая руку, чтобы привлечь их внимание. Она была в распахнутой серебристой куртке, узких брюках и черных полусапожках. Под курткой можно было разглядеть высокую грудь, грозившую порвать тонкую черную блузку, с небольшим вырезом возле шеи. Волосы женщины были схвачены в хвост, на столе перед ней стоял высокий бокал с чем-то пузырящимся и искристым. Женщина протянула Мигелю сложенную пополам купюру.

— Спасибо, ты можешь идти, — сказала она низким, хрипловатым голосом.

Парнишка взял деньги, виновато покосившись на Полубоя.

— Я подожду вас снаружи, — сказал Мигель, исчезая.

— Угу, — мичман отодвинул стул и по-хозяйски устроился за столом, — чем обязан, мисс?

— А вы предпочитаете сразу перейти к делу? — Женщина скривила губы в усмешке.

— Выпить я мог и в башне, — веско сказал Полубой, — у вас ко мне какое-то предложение, я надеюсь? Что-то связанное с моей работой?

— Смотря с какой.

Чтобы выиграть время, Полубой обернулся к бару и, поймав взгляд бармена, поманил его к себе.

— Кружку пива, и быстро.

Откинувшись назад, женщина закурила длинную сигарету, выпустив дым в сторону мичмана. Молчание затягивалось. Бармен положил на стол картонный кружок, поставил на него кружку и с поклоном удалился. Не торопясь, Полубой отхлебнул несколько глотков и вытер большим пальцем усы.

— Кроме археологии, меня здесь ничего не интересует, — он взмахнул ладонью, словно отбрасывая прочь не привлекающие его предложения, — университет Таира, от которого…

— Даже Керрор?..

Воздух был полон испарений, неведомые насекомые самых разнообразных форм и расцветок порхали среди вьющихся растений, собирали пыльцу с цветков, кружили возле лица, и Сандерс с трудом подавлял желание отмахнуться, а то и раздавить парочку самых настырных. Работник сада в белоснежном халате шествовал впереди, то и дело оглядываясь, как бы желая проверить, не потерялся ли гость в непроходимых дебрях. Тропинка под ногами была утоптана, земля слегка влажная, на листьях блестели капельки росы.

За очередным поворотом открылась полянка. Ян Уолш стоял на коленях, разрыхляя землю вокруг растения с розоватыми листьями маленькими садовыми граблями.

— Профессор Сандерс, господин посол, — возвестил работник и, повернувшись, скрылся в чаще.

— А-а, вот и вы, Дик. Прошу, не приближайтесь, пожалуйста. Симнофлора плохо реагирует на незнакомых людей. Может даже зачахнуть, — Уолш взял лейку, стоявшую под рукой и аккуратно, под корень, чтобы не попасть на само растение, полил взрыхленную землю, — я сам долго не мог приблизиться к ней без специального костюма, гасящего индивидуальные признаки, присущие моему телу.

— Подумать только! — проворчал Сандерс. Ему было немного не по себе — как никак только вчера он соблазнил официальную подружку Уолша. Знает или не знает? — Должно быть, дорогостоящее хобби — держать такой сад, персонал по уходу, выписывать растения с других планет?

— Ничто не дается даром, мой друг, — Уолш поднялся, отряхнул колени и полюбовался своей работой, — прекрасно, вы не находите?

— Я в восторге, — кисло заметил Сандерс.

Уолш собрал садовый инвентарь и повернулся к нему.

— Что же касается ваших намеков на стоимость моего хобби, так я трачу на свой сад всю зарплату, которую мне платят в Министерстве иностранных дел. Здесь все чисто, мой дорогой профессор.

— Охотно верю. В этой оранжерее мы можем спокойно говорить или придется пройти в ваш кабинет?

— В этом помещении никто не может находиться, миновав камеру очистки, иначе включится сигнализация биологической тревоги. Мои питомцы очень нежны, Дик. Вы ведь тоже прошли очистку?

— Да, почти десять минут меня окуривали каким-то вонючим дымом. Или паром. Редкостная мерзость. Как наши дела?

— Я с пользой провел вчерашний день. — Посол направился по тропинке и Сандерсу поневоле пришлось последовать за ним. — А ваш день был удачным? — Он приостановился и внимательно взглянул на Дика.

«Наверняка знает про Флоранс», — подумал Сандерс.

— Я немного перестарался в баре, — сыграв смущение, признался он, — это вы виноваты, Ян. Такой коллекции алкоголя можно только позавидовать.

— И все натуральное, заметьте, мой друг. Все, до последней капли. Говорят, Флоранс также была там?

— Да, некоторое время мы даже провели вместе, — сообщил Сандерс, аккуратно дозируя правду.

— И даже вместе вышли.

— Ну… мисс Вердье неважно себя почувствовала, и я проводил ее до номера.

Уолш остановился, повернувшись к Сандерсу и Дик увидел на его лице понимающую улыбку. Не злорадную, не ехидную, а именно понимающую. Это было так неожиданно, что он даже покраснел.

— Скажу вам честно, Дик, привезти ее сюда было большой ошибкой с моей стороны. Сами знаете, встречаешь женщину, и кажется, вот она. Именно та, которую ждал всю жизнь. И все поначалу прекрасно, но проходит время, у кого больше, у кого меньше, и интерес, основанный на сексе, исчезает, увы. Флоранс теперь для меня просто как друг, которому я могу поверить свои горести. Не все, — Уолш поднял палец, — не все, Дик. Запомните. Те, которые вас интересуют или которые представляют государственный интерес, ей знать не обязательно. Скучно ей от наших с вами игр, а от государственных тем более.

— Я ничего такого и не думал, — смешался Сандерс.

— Бросьте, Дик. Я же все понимаю. Совмещать приятное с полезным — это лучшее, что может быть в вашей работе. Позвольте дать вам совет: развлеките ее. Да-да, и не делайте большие глаза. Развлеките, но не пытайтесь использовать против старого доброго Яна Уолша. Она вам здесь не помощница. — Посол повернулся и зашагал дальше.

Они вышли к камере очистки с дымчатыми стеклами. Уолш убрал инструмент в специальный ящик, вымыл руки и, прежде чем войти в камеру, обернулся к Дику.

— Что же касается наших дел, то ответ я получу сегодня к вечеру. Я устраиваю небольшой прием в честь местного художника. Приходите вместе с господином Полубоем, там и поговорим.

Дым, или пар окутал их. Сандерс закашлялся и помахал рукой возле лица. «Надо же, как он меня уел, — подумал он, — а с виду такой простак, что можно было лишь удивляться, как ему досталось место посла, хоть и на Хлайбе». Из тумана к нему приблизилось лицо Уолша. Он хитро подмигнул Сандерсу.

— А как вам Флоранс? Вспоминая свои первые впечатления, скажу, что она исключительно хороша в постели.

Полубой медленно поднял кружку. Рука не дрогнула, хотя на миг он ощутил смятение. Если уж подобные дамочки знают о цели их прилета на Хлайб, то Агламба Керрор и подавно. И дураком он будет, если не слиняет с этой планеты при первой же возможности. Хотя возможностей у него теперь не так уж и много. Да и посадочные площадки можно перекрыть в два счета. Но откуда просочилась информация об их миссии? Неужели Сандерс сболтнул какой-нибудь девке, или утечка пошла из его «конторы»? В то, что информацию могли передать из русской разведки, Полубой не верил ни на мгновение и дело было даже не в его доверии к собственному ведомству. Слишком ограниченное число людей в имперской разведке было посвящено в планы по поимке пирата, и любая утечка непременно вывела бы на возможного «крота». Ну что ж, придется эту дамочку спросить, откуда она располагает такими сведениями. Заговорит как миленькая, не таких раскалывали.

Он поставил кружку на картонную подставку и приветливо улыбнулся. Жалко дамочку, хоть и не в его вкусе. Вот Сандерсу, скорее всего, понравилась бы.

— С такой женщиной я готов говорить о чем угодно, — мягко сказал он, — вы не находите, что это не слишком подходящее место?

— Самое подходящее, — не согласилась женщина, насмешливо улыбаясь, — я с вами никуда не пойду, не надейтесь. Мне не хочется, чтобы завтра в подворотне обнаружили мой хладный труп со следами пыток. Все, что хотите спросить — спрашивайте здесь.

Полубой обвел взглядом бар. Посетителей было мало, и на них никто не обращал внимания. Придется рискнуть. Может ведь женщине внезапно стать плохо! Он выйдет один, а Мигелю скажет, что дамочка хотела его соблазнить и он улизнул, пока она вышла попудрить носик.

— Не стоит, милейший, — женщина снова выпустила дым от сигареты в его сторону, — я понимаю, как вам хочется свернуть мне шею, и понимаю, что вы это сделать в состоянии — поиски Керрора не доверят случайному человеку. Но тогда вас будет искать не только полиция, но и люди одного из самых могущественных на сегодняшний день кланов, правящих в Нижнем городе. Именно благодаря моему положению в клане ван Хонка я узнала о ваших интересах. Послушайте, да перестаньте же сверлить меня глазами. Я на вашей стороне. — Женщина энергично затушила сигарету, подалась вперед и понизила голос. Теперь она говорила с напором, почти сердито: — Скажу больше, мне не нужен Керрор, забирайте его себе и делайте с ним, что хотите: убивайте на месте, вывозите с планеты для справедливого суда, но мне нужна ваша поддержка. Мы можем на время объединить наши усилия. Ну что скажете?

Полубой расслабился — он принял решение. Не то чтобы он всерьез воспринял ее угрозы — даже если его станут искать, исчезнуть с планеты он сможет всегда. Вот только дело доверят другому, а это означает потерю времени и инициативы. Полубой был уверен, что у Керрора налажена сеть осведомителей, а то, что знают несколько человек: Сандерс, Уолш, он сам, а теперь и эта дамочка, рано или поздно просочится из их узкого круга.

— В чем же заинтересованы вы? — спросил он.

— Мне необходимо проникнуть в нижний уровень города. В Гной или хотя бы в Каналы. По моим сведениям, Керрор может скрываться только там. Больше я вам сказать не могу, но добавлю, что наши дороги там разойдутся.

— Стало быть, вам доподлинно известно, что он на планете?

— Я еще не услышала ваш ответ на предложение, — женщина предостерегающе подняла палец, — не держите меня за дуру.

— А я еще не уверен, что вы что-то знаете об интересующем меня человеке. Пока это только слова, моя дорогая.

Женщина покопалась в висящей на спинке стула сумочке и, достав что-то, сжала кулачок и протянула руку Полубою.

— Какое-то время я работала на господина Сигевару и совершенно случайно наткнулась на человека, который передал мне вот это. Держите. Этого хватит для того, чтобы вы мне поверили?

Мичман подставил ладонь и почувствовал, как в нее упало что-то небольшое и довольно тяжелое. Он поднес ладонь к лицу, больше скрывая предмет от посторонних глаз, чем пытаясь рассмотреть — в полумраке бара он видел прекрасно, и опустил взгляд.

На ладони лежал платиновый перстень с выволоченной по контуру камеей, изображавшей двуглавого орла. Полубой прочитал надпись на внутренней стороне перстня и сжал его в кулаке так, что почувствовал, как металл впился в ладонь. Это был перстень Его высочества Константина Георгиевича, племянника Ее Величества, царствующей супруги императора Всероссийского. Князь, инкогнито, путешествовал на «Бархатной розе» с молодой женой, когда Агламба Керрор захватил корабль. По отзывам сдавшихся пиратов, Его Высочество вел себя в высшей степени достойно и принял мученическую смерть от рук самого Керрора. Та же участь постигла и его молодую жену. Перстень, опять таки по показаниям пиратов, Керрор носил не скрываясь — чего уж скрывать, когда непоправимое совершилось.

— Я могу оставить это у себя? — хрипло спросил Полубой.

— Ради бога, — женщина небрежно махнула рукой, — меня подобные безделушки не интересуют.

— Я должен посоветоваться с напарником. — Полубой решил оставить игры в таинственность — собеседница наверняка знала, что он действует не один.

— Мы можем встретиться здесь же послезавтра в это же время.

— Очень хорошо, — мичман поднял, бросил на стол купюру, расплачиваясь за пиво, — надеюсь, мы сможем быть друг другу полезны. Всего доброго.

— До встречи, — женщина чуть кивнула головой, встала и, положив ладонь ему на рукав, спросила, — а что, больше нет желания свернуть мне шею?

— Это я всегда успею, — дружелюбно улыбаясь, ответил Полубой.

Сандерс, сидя в гостиной, брезгливо принюхивался. После посещения сада господина посла запах дезинфекции, казалось, въелся в его одежду. Местные новости уже прошли, до ленча делать было нечего и он размышлял, куда мог запропаститься напарник. Мичман, непредсказуемый, как и все русские, мог ринутся искать Керрора и в одиночку, тем более, что надежда получить помощь от посла таяла с каждым днем. Сандерс и сам не очень верил, что Уолш, какие бы у него ни были связи с местным криминалом, выяснит что-то о местонахождении пирата. Не станет Керрор обращаться за помощью к боссам мафии, а если и обратится, то через посредников. Светиться ему нельзя — слишком большую цену назначили русские за его голову, а ради денег мафия продаст кого угодно, тем более что Керрор потерял и свою эскадру, и защитников, видевших в нем современного Робин Гуда. Романтический ореол поблек в море пролитой крови.

Дик уже собрался справиться у охраны, когда Полубой покинул посольство, как мичман появился в дверях. Лицо его было как всегда непроницаемо.

— Добрый день, — приветствовал его Сандерс, — как прошла ваша прогулка?

— Есть кое-что новое. А у вас?

— Господин посол… — Сандерс вдруг замолчал и поднял руку, призывая к молчанию.

Он жестом попросил Полубоя оставаться на месте, подошел к двери и отлепил от косяка крохотную коробочку — световой сигнал анализатора внешнего облика объекта поднял тревогу именно тогда, когда Полубой прошел под косяком.

— …был настолько любезен, — продолжал Сандерс, как ни в чем не бывало, — что удостоил меня аудиенции в оранжерее. Это у него такое хобби. Сначала я чуть не задохнулся в дезинфекционной камере, — Дик подмигнул Полубою, приглашая включаться в игру, — а потом пришлось выслушивать лекцию по зоологии.

Не переставая разговаривать, Сандерс поставил мичмана навытяжку и принялся обследовать его одежду с помощью анализатора: провел вдоль рубашки, по брюкам, перешел к рукавам.

— …откуда-то узнал, что я клеился к Флоранс. Черт возьми, здесь везде шпионы, Касьян, — прибор в руке Сандерса пискнул и мигнул багровым светом, — нельзя, понимаешь, провести пару часов с интересной женщиной, как об этом уже докладывают. Знал бы ты, как мне было неловко, — Сандерс стал стаскивать с Полубоя куртку.

— Ни за что не поверю, что тебе стало неловко, — подыгрывая, сказал мичман.

— Точно говорю! Ты раздевайся, пойдем, пропустим по рюмочке, — внимательно изучив рукав куртки Полубоя, Сандерс бросил ее на кресло и увлек его в ванную.

Закрыв за собой дверь, он еще раз тщательно прошелся по одежде мичмана анализатором.

— Вроде чисто. Где вы подцепили жучка?

— Вроде негде было, — пробормотал Полубой, морща лоб, — хотя постойте. В конце разговора она положила руку мне на рукав — вроде как заключала мир, потому что мы разговаривали довольно резко.

— Кто — она?

Полубой присел на край ванны и вытянул ноги.

— Кто она, я не знаю, но она предложила помощь в поисках Агламбы Керрора.

Он подробно рассказал Сандерсу о своей встрече и в заключение показал перстень. Сандерс рассмотрел его, подбросил на ладони, словно взвешивая.

— Перстень настоящий?

— Да. Подделка фамильных драгоценностей царской династии карается очень сурово. На моей памяти по просьбе нашей полиции Содружество Американской Конституции выдало нам одного ювелира, пытавшегося сбыть подобные подделки. Не помните этот случай?

— Нет, — покачал головой Сандерс, — но я не интересуюсь мелочевкой…

— Это не мелочевка, — Полубой повысил голос, — если вы, там, в своем…

— Ладно, ладно, согласен, не мелочевка. А вы не подумали, что эта женщина может работать на Керрора? Ведь он мог дать ей перстень, чтобы заманить нас в ловушку. Она ведь сумела подбросить вам МЗУ.

— Что такое МЗУ? — спросил Полубой.

— Молекулярный звуковой усилитель. Своего рода биологически созданное подслушивающее устройство. Очень сложная технология. На нашем жаргоне мы их называем «чешуя». Он напоминает рыбью чешуйку, клеится к любой поверхности и практически не обнаруживается электронными средствами. Мне просто повезло — когда вы вошли в комнату, комбинированный анализатор засек, что на вас что-то лишнее. Он срабатывает на тысячные доли грамма. Ну и второй раз он сработал, когда МЗУ передал запись нашего разговора. Он записывает речь, сжимает информацию и выстреливает ее в миллисекунду, а может и быстрее. Неужели вы не слышали о таких приборах?

— Я не шпион, Сандерс, — скривился Полубой, — вот заложить парочку сосредоточенных зарядов и рвануть линейный крейсер в своем собственном порту — это ко мне. Ну а если бы на моей одежде приехал муравей?

— Мы бы нашли его. Ладно, хорошо, что хорошо кончается. Так что вы думаете об этой подруге?

— Я думаю, надо будет пойти на встречу. Мы будем готовы, ведь так?

— Она может прийти не одна, — предостерег мичмана Сандерс.

— Ну и что? — спросил Полубой, и в глазах его было столько недоумения, что Сандерс понял, сколько бы подручных Керрора ни пришло за ними, обратно они не вернутся.

— Нет, ничего, — сказал он, мечтая, чтобы и у него было бы столько же уверенности в успехе.

В центре зала для приемов царил полумрак, горели только свечи, освещая стойку бара. Весь свет был сосредоточен на стенах: бра, направленные светильники и опять таки свечи освещали картины. Видимо, в размещении экспозиции принял участие сам художник, чьи работы были сегодня выставлены — сам подбирал освещение и размещал собственные шедевры.

Ян Уолш, в смокинге, встречал гостей у входа в зал. При виде Сандерса и Полубоя широкая профессиональная улыбка осветила его лицо.

— А вот и наши ученые друзья! — воскликнул он. — Проходите, господа. Вам, как представителям творческой профессии, искусство должно быть особенно близко.

Полубой мрачно огляделся. Если при виде его фигуры, упакованной в дорогой костюм, взятый напрокат, кто-нибудь подумал бы, что ему близко искусство, Сандерс был бы весьма удивлен.

— Я бы выпил пива, — сказал мичман.

— Напитки в баре, прошу, господа. — Уолш жестом отправил их в глубину зала и устремился к следующим гостям.

— Может, отозвать его и спросить напрямик, как дела? — предложил Полубой.

— Это будет невежливо по отношению к приглашенным и привлечет к нам ненужное внимание, — остановил его Сандерс. — Походите по залу, посмотрите картины. Весьма необычная манера исполнения.

Он остановился возле полотна, на котором из клубка голых человеческих тел торчали в разные стороны руки и ноги. Руки были нежно-голубые, ноги — ядовито красные. «Любовь в невесомости», — прочитал Сандерс и попытался сосчитать конечности, чтобы понять, сколько народу участвовало в акте любви. Рук и ног было неравное количество, кроме того, ноги имелись в нечетном числе. Решив, что в групповухе участвуют инвалиды, Сандерс направился к бару, возле которого Полубой уже приканчивал первую кружку пива.

Публика фланировала по залу, то скрываясь в темноте, то проявляясь на свету, возле полотен. Наиболее серьезные ценители склоняли головы, отступали на шаг, вновь приближались к картинам, выбирая наиболее удачный ракурс. Сам живописец сновал от группы к группе, явно напрашиваясь на комплименты. У него был удручающе низкий лоб, глубоко посаженные маленькие глазки и взбитые в высокий хохол волосы, флюоресцирующие в темноте. «Если он неожиданно возникнет из темноты возле Полубоя со своей светящейся прической, ему может не поздоровиться, — подумал Сандерс, — получит кружкой по башке, и еще повезет, если мичман этим ограничится».

— Профессор, — произнес рядом томный голос, — а я уж отчаялась вас дождаться.

— Добрый вечер, Флоранс, — Сандерс учтиво склонил голову, — вы обворожительны.

Теперь, когда он получил карт-бланш от посла на соблазнение мисс Вердье, ему почему-то совсем не хотелось обольщать ее. Правду говорят: интерес вызывает лишь то, что достается долгим и упорным трудом. Мисс Вердье была в балахонистой накидке, которая, прилегая к телу, делалась почти прозрачной. Она щелкнула пальцами в направлении бармена.

— Жорж, повторите, будьте любезны. И профессору Сандерсу то же самое.

— Я, собственно, начал с коньяка… — заикнулся, было, Дик.

— Как и в прошлый раз. Не пейте эту дрянь, там дубильные вещества. Вот напиток для настоящих мужчин. — Флоранс подняла бокал с уже известным Сандерсу напитком.

— Только не увлекайся, Дик, — проворчал Полубой, — нам еще надо обговорить с послом условия работы.

— Я прослежу, чтобы все было в норме, — заверила его Флоранс, — ваше здоровье.

Сандерс, внутренне содрогаясь, припал к бокалу. Черт его знает, откажешь — устроит скандал. Кажется, Флоранс прибыла на прием одной из первых и коротала время в ожидании Сандерса, употребляя любимый коктейль.

Глаза у нее, что ни говори, прекрасные, но манеры… Сандерс вспомнил Веру (он вообще постепенно вспомнил почти все подробности того чудесного вечера и ночи). Полунамеки, быстрые взгляды. Ничего не говоря, даже не обещая, она сразу дала ему понять, что он заинтересовал ее так же, как и она его. Небрежные легкие движения и вся она была будто не от мира сего. Игра, конечно, но какая увлекательная.

Карен, хоть и действовала прямолинейно, почти грубо, была леди до кончиков ногтей. В речи, даже вульгарной, на грани грубости, чувствовался стиль, утонченность, которую не заменит ни жеманство, ни напускное высокомерие.

Флоранс, конечно, попроще и пьет этот невозможный коктейль. Что у нее, предки, что ли, из Ирландии? Но каков бюст… Сандерс вспомнил, как она несла ему, лежащему на постели, банку с пивом. Вся такая аппетитная, с приятными округлыми формами… если не злоупотреблять виски с сахаром…

Он принял от мисс Вердье очередной бокал и внезапно увидел, что они уже стоят перед какой-то картиной, озаренной трепетным светом свечей. По полотну, среди звездного неба, бежал хоровод планет. Приглядевшись, можно было обнаружить на планетах крошечные фигурки людей в недвусмысленных позах. «Вселенская любовь». Да, сюжеты разнообразием не отличались.

— А к чему разнообразие? — спросила Флоранс и Дик понял, что последнюю фразу он произнес вслух. — Любовь есть любовь и ничего нового с того момента, как позы «Камасутры» были увековечены в камне, еще не придумали. Признайтесь, профессор, ваша мечта — отыскать что-то подобное индийскому эпосу в наследии некой исчезнувшей цивилизации. А если они не похожи на людей, представляете, как это было бы интересно?

Сандерс признался, что представить «Камасутру» в исполнении негуманоидов он не в состоянии, и, сделав большой глоток, с тоской огляделся. На его счастье, стоявший рядом с Уолшем Полубой заметил его взгляд и направился к нему.

— Мисс, — пробасил он, — мне придется увести вашего собеседника — нас ждет господин посол. Буквально на несколько минут, — добавил мичман, заметив, что Флоранс готова возразить.

— Последняя фраза была лишняя, — проворчал Сандерс, следуя за Полубоем.

— А если она закатит скандал? Нет уж, Дик, отвязывайтесь от нее сами: напоите, в конце концов. Неужели так трудно споить слабую женщину.

— Эту — да, — в сердцах бросил Сандерс и добавил, понизив голос, — мне, во всяком случае, не под силу.

Еще подходя, он понял, что скажет Уолш — уж больно постная у него была физиономия.

— Господа, кажется, я вас огорчу. Из весьма надежного источника я узнал, что Агламбы Керрора на Хлайбе нет. Мне было сказано откровенно: если бы он появился здесь, его мигом сдали в руки русской разведки. Двойная выгода: деньги и благодарность Российской империи. Так что, увы, боюсь, вам придется покинуть эту гостеприимную планету без ожидаемого приза. Нет, я вас не тороплю. Я понимаю, следует сделать хотя бы вид, что вы прибыли покопаться в архивах, или изучить какой-нибудь астроартефакт. К примеру, «Золотой термитник» или еще что-то эдакое, — Уолш пошевелил в воздухе пальцами.

— Да кому интересно, какой вид мы сделаем, — пожав плечами, спросил Сандерс, — я так полагаю, что здесь всем на все плевать, — он почувствовал, что членораздельная речь дается с трудом, и отставил недопитый бокал с липким пойлом, — черт возьми, в «конторе» будут недовольны. А вас точно взгреют, мистер Полубой, — Сандерс повернулся к мичману и обнаружил, что тот исчез, — все-таки какие эти русские бестактные, — проворчал он, ища сочувствия у Яна Уолша.

— Ничего, Ричард, это его проблемы. Выбросите все из головы и отдохните напоследок.

— Этим я и займусь, — пообещал Сандерс и пошел искать Флоранс…

Ее губы были холодные от шампанского. Он ощутил, как они, едва касаясь, поднимаются по внутренней стороне бедра, и понял, что еще кое-что может. Сандерс приподнялся на локтях. Лицо Флоранс в полутьме показалось ему прекрасным. Она улыбнулась, глядя на него снизу вверх, склонила голову, и он откинулся на спину, снова погружаясь в пучину наслаждения.

Да, как партнерша она даже могла дать небольшую фору и Вере, и Карен. Те, хоть и знали толк в подобных развлечениях, но все же были любительницами. А Флоранс — настоящая профессионалка, причем изголодавшаяся по мужчине. Если судить по ее темпераменту, то Ян Уолш перестал прикасаться к ней никак не меньше полугода назад, а то и больше.

Сандерс всегда знал, что как любовник он выше всяких похвал — еще ни одна дама не рассталась с ним обиженной, но сегодня он почувствовал себя колледж-боем, впервые забредшим в публичный дом. Несколько раз ему казалось, что силы на исходе, но нежность и умелые действия Флоранс, а также допинг в виде шампанского, возвращал Сандерса к жизни.

Он застонал от наслаждения, присел и перевернул Флоранс на живот — он не любил, когда что-то от него не зависело, даже приход оргазма…

Спустя несколько минут они лежали рядом, усталые и опустошенные. «Все, на этот раз все», — в который раз решил Сандерс. Он хватал ртом воздух, чувствуя, как по груди стекает пот. Его выжали, как лимон, вывернули, как тряпку и делай теперь с ним что хочешь — пока он не выспится, ни к чему это не приведет. К тому же шампанское и принятый на приеме виски, хоть и выходили с потом, все же здорово туманили голову и били по ногам — он чувствовал, что не то, что идти, а даже просто стоять на своих двоих не в состоянии.

Флоранс пошевелилась и встала с постели. Сандерс повернул голову и проводил ее взглядом. Обычно после близости ему надо было некоторое время, чтобы вновь возбудиться при виде партнерши, однако теперь, несмотря на наступившую апатию, ему было приятно смотреть на нее. Может, она напоила его каким-нибудь афродизиаком? Сам он никогда не пользовался подобными вещами. Он прикрыл глаза, расслабился и очнулся, ощутив, как его приподнимают на постели. Флоранс подложила ему под спину подушку. Горящие свечи окружали ее растрепанную, но милую головку ореолом.

— Профессор, вы, кажется, собрались вздремнуть?

— Пять минут, не больше, — выдавил Сандерс.

— Не пойдет! — Она протянула ему тонкий бокал на треть наполненный жидкостью, цвета крепкого чая. На краешке бокала висел ломтик лимона. — Если ты откажешься от этого, я тебя возненавижу.

Сандерс поднес бокал к лицу, вдохнул. «Боже мой, — подумал он, — это же “Henessey”. И никак не меньше чем двадцатипятилетней выдержки».

— Откуда у тебя это сокровище? — спросил он, наслаждаясь ароматом коньяка.

— Мало ли откуда. А ты подумал, что я употребляю только виски с сахаром? Кстати, ты знаешь, кто ввел моду на употребления коньяка с лимоном?

— Э-э… и кто же? — Сандерс согрел бокал в ладонях и сделал маленький глоток. Напиток растекся во рту. Да, настоящий «Henessey».

— Последний русский император династии Романовых. Я специально узнавала. Пей, не стесняйся, есть еще.

— Русский император, говоришь? — Сандерс утвердился на подушке, взял ломтик лимона в руку и приподнял бокал. — В таком, случае — его здоровье!

Мягкое тепло пробежало по пищеводу, неся с собой силы и любовь к жизни. Высосав лимон, Дик блаженно вздохнул. Да, оказывается, и русские могут что-то полезное придумать. Есть, есть в любом народе достойные восхищения люди и у русских они есть тоже. Вот коньяк с пшеном опять таки… Жаль, что в напарники достался такой-то увалень. Знай себе пиво хлебает, ладно бы водку — национальный напиток, так нет, наливается пивом, будто впервые его попробовал. И сам он какой-то того… слов нет, мужик крутой, но уж очень зацикленный на работе. Даже с приема слинял сразу, как только Уолш огорошил их неприятным известием.

Он ощутил в руке тяжесть и, опустив взгляд, обнаружил в пальцах новый бокал с коньяком. И с лимоном.

— Фло, я тебя люблю, — сказал Сандерс, искренне веря, что так и есть, — я хочу выпить за тебя, — Они сдвинули бокалы, сплели руки и выпили, глядя друг другу в глаза. Губы ее были мягкие, и через мгновение Сандерс забыл, что совсем недавно хотел спать.

Флоранс тоже слегка опьянела. Немного покачиваясь, она проследовала на кухню и вернулась с бутылкой «брюта».

— Нет ничего лучше для восстановления сил, — пояснила она.

Сандерс взял у нее бутылку, путаясь в фольге, раскрутил проволоку и, поддевая пальцами снизу, стал вытаскивать пробку. С гулким хлопком пробка взлетела к потолку, Флоранс взвизгнула, шампанское ударило вверх пенистой струей.

— Бокалы! — рявкнул Сандерс.

Флоранс с готовностью подставила хрустальные бокалы, и он наполнил их доверху, пока пена не полилась через край. Не отрываясь, они выпили терпкое кислое вино и наполнили бокалы снова.

— Я хочу напиться и любить тебя пьяной, — прошептала Флоранс, — и чтобы ты был пьян. Вино снимает тормоза, а я хочу, чтобы ты вспоминал эту ночь всю жизнь.

Тонкий звон бокалов поплыл по спальне. Бутылка «брюта» казалась бездонной.

— Я хочу, чтобы ты забыл всех, кто был до меня, и помнил только меня одну.

— Так и будет.

Губы у нее стали кислые от вина, а язык горячий и быстрый. Он метался у него во рту, возбуждая все больше и больше, и Дик уже не понимал, от чего пьян: от коньяка и вина, или от этой волшебной женщины.

Стук сердца стал резким и прерывистым: тук, тук, тук-тук-тук… это от любви? От коньяка? От шампанского?

— Я наполню ванну. — сказала Флоранс, — у меня есть настоящий либелиум. Я приобрела его по случаю в Нижнем городе. Ты пробовал его когда-нибудь? О-о… его растворяешь в воде, всего шепотку и кажется, что твоя вся кожа покрыта нервными окончаниями… я один раз чуть не умерла — не могла остановиться. А теперь мы будем вдвоем и…

— Я не хочу уморть… уреть… умирать, — Сандерс чувствовал, что язык с трудом ему повинуется, и сделал над собой усилие, — я хочу жить… с тобой. Как можно чаще.

— Дурачок, — Флоранс чмокнула его в нос, — я добавлю нейтрализатор, и через час действие либелиума кончится. Но ты эту ночь не забудешь никогда.

— Иди. Скорей. Я не могу ждать — слышишь, как стучит сердце?

— Это в дверь стучат. — Флоранс встала с постели и направилась к двери, даже не потрудившись накинуть халат.

— А если там Уолш?

— Мы соблазним его.

В глазах все плыло, но Сандерс ощущал себя сильным, как никогда. Либелиум так либелиум!

— Как я рада, — послышался голос Флоранс, — вас-то нам и не хватало.

— Мисс Вердье… я ослеплен. Вы обворожительны. Профессор Сандерс у вас? — Дик узнал знакомый бас.

— Профессор? Конечно, у меня! Мы только что выпили за здоровье русского императора. Вы тоже должны непременно выпить за его здоровье. А потом мы пойдем в ванну с либелиумом.

— Прекрасная мысль, прекрасная!

Сквозь туман Сандерс увидел, как в спальне появилась огромная фигура Полубоя.

— Добрый вечер, профессор.

— Привет. — Сандерс нашел в себе силы помахать рукой.

— Дорогая мисс Вердье, — Полубой обернулся к Флоранс, — так мы будем пить за здоровье императора?

— Обязательно. У меня есть коньяк!

— За здоровье русского императора следует пить только водку, — поправил ее Полубой, — и только так, как ее пьют русские. Несите фужеры.

Флоранс белым привидением скользнула в кухню. Дик почувствовал, как на постель опустилось что-то тяжелое.

— Сандерс, вы в состоянии говорить? — Полубой помахал перед лицом напарника ладонью.

— Могу…

— Мы идем в Нижний город, здесь больше ловить нечего.

— А там что ловить? Алре… Аккро Керула… пирата? Так его же там нет!

— Он там, Сандерс. Собирайтесь, — решительно сказал мичман.

— Нет. Сначала ванна. Втроем с либелиумом. Он уже там.

— У-у… кефирчик вам пить, Ричард, через тряпочку, а не коньяк с шампанским мешать.

— Почему через тряпочку? — удивился Сандерс.

— Чтобы много не выпили, а то описаетесь, — пояснил Полубой, — так… — Он огляделся, соображая, сможет ли он одеть Сандерса или придется завернуть его в простыню и нести на плече.

— Вот и я. — Флоранс с бутылкой «Императорской» и тремя фужерами возникла возле постели.

Полубой сорвал пробку и налил до краев два фужера. Один он протянул Флоранс, второй взял себе.

— А я? — с обидой спросил Сандерс.

— Извините, профессор, — мягко сказал Полубой, — водка кончилась, но мы с вами непременно выпьем. Потом.

Сандерс закрыл один глаз и присмотрелся. Фужеры действительно были огромные.

— За здоровье Его Величества пьют до дна, — заявил Полубой, поднимаясь во весь рост.

— А если я не смогу? — жалобно спросила Флоранс.

— Оскорбление императорской фамилии, — понизив голос, сказал Полубой, — профессор, вы знаете, что это такое?

— Это… стрррашно… — сказал Сандерс и заплакал.

Сурово глядя на Флоранс, Полубой опрокинул фужер в рот. Сандерс зачарованно смотрел, как водка исчезала из фужера. Кадык Полубоя дернулся всего два раза. Флоранс, тоже потрясенная, смело повторила его жест. Полубой придержал фужер за донышко, когда она хотела отстранить его.

— До дна!

Флоранс, захлебываясь, влила в себя водку и уронила фужер. Водка текла по ее подбородку, по груди, она судорожно дышала открытым ртом. Полубой мгновенно наполнил фужер остатками «брюта».

— Запейте, дорогая. Шампанское прошло легче.

— О, боже… это так… так…

— Вы хотели наполнить ванну, — напомнил Полубой.

— Но вы одеты, — возразила мисс Вердье.

— Я уже разоблачаюсь. — Мичман стал расстегивать пуговицы на рубашке.

Флоранс выпрямилась, выпятив грудь и, пошатываясь, удалилась в ванную комнату. Полубой схватил брюки Сандерса и стал напяливать на него.

— Очнитесь же, черт возьми.

— Да…

Кое-как застегнув брюки, Полубой накинул на Сандерса рубашку, подхватил ботинки, и, положив его руку себе на плечо, легко поднял с кровати.

В ванной что-то упало.

— Фло… — пролепетал Сандерс и попытался высвободиться, — с ней что-то…

— О, черт. — Полубой посадил его в кресло и метнулся в ванную.

Появившись через секунду, он снова взвалил на себя Сандерса.

— Идемте же.

— А Флоранс?

— Я положил ее на коврик, чтобы не простудилась, — успокоил его мичман.

— Молодец!

Охранник возле лифта с недоумением приподнял бровь при виде профессора Сандерса в невменяемом состоянии и напомнил Полубою, что лифты отключаются через полчаса.

— Мы только проветримся немного, — сказал мичман, заводя Сандерса в лифт, — профессору необходим свежий воздух.

Мигель встретил их наверху. Дул порывистый холодный ветер, рваные облака бежали по небу и сквозь прорехи в тучах светила огромная багровая луна. Посадочная площадка была пуста, и только по периметру горели огни, освещая края башни.

— Что же так долго? — спросил Мигель. — Сеть снимают на десять минут, я же предупреждал… Что это с профессором?

— Что, что… пьянка и бабы, — проворчал Полубой, — заводи свою шушлайку.

Мигель нырнул на водительское сиденье. Засвистели турбины глидера. Полубой открыл пассажирскую дверцу и сгрузил внутрь Сандерса. На воздухе ему и впрямь стало легче, и он недоуменно озирался. Полубой захлопнул дверцу, обежал машину, влез, пристегнулся.

— Давай, Мигель.

Глидер сорвался с места, будто пришпоренный скакун. Едва перевалив парапет, Мигель свалил его в крутое пике. Сандерс порхал но салону, как незакрепленный груз в трюме корабля, попавшего в шторм. Полубой ухватил его за куртку и прижал к сиденью, пытаясь застегнуть на нем ремни безопасности. Внезапно Сандерс забормотал, опустил стекло и высунулся наружу. В кабине засвистел ветер. Мигель оглянулся.

— О, боже, он что, совсем спятил?

— Не знаю. — Полубой попытался втащить Сандерса обратно, но тот отбивался, что было сил.

Глидер вошел в облака над грависетью. Мимо замелькали белесые клубы. Полубой наконец понял, в чем дело, и больше не пытался помешать Сандерсу. Мигель снова оглянулся и выругался — Сандерс блевал в окно и встречный поток воздуха размазывал содержимое его желудка по бокам машины.

Облака поредели и внизу разноцветными звездами, зажглись огни Нижнего города. Улицы сверху были похожи на светящиеся реки. Темные развалины с редкими вкраплениями огоньков напоминали отрезанный от большой земли остров, необитаемый и таинственный.

Глидер спикировал на плоскую крышу наиболее высокого небоскреба. Сандерс достал платок и вытер лицо и рот. На Полубоя он старался не смотреть.

— Где мои вещи? — спросил он более менее трезвым голосом.

— Все вещи здесь.

— А эта… — Сандерс покосился на Мигеля, — эта штука, что на вас прицепила та дамочка?

— Я ее нашел и утопил в унитазе.

Мигель вывел машину из пике в нескольких метрах над крышей и плавно приземлился.

— Быстрей, господа… Если я не успею вернуться на башню, мистер Уолш меня уволит, — сказал он, выскакивая из машины и бросаясь к багажному отделению.

Сандерс икнул и судорожно зашарил по двери, ища ручку. Вывалившись наружу, он подбежал к краю крыши, встал на колени и свесился вниз. Его снова вырвало.

Полубой оттащил в сторону сумки, протянул Мигелю несколько купюр и хлопнул его по плечу.

— Спасибо, парень. Послу скажешь, как уговорились.

— Сделаем. — Мигель улыбнулся, помахал рукой скрюченному в три погибели Сандерсу и прыгнул в глидер. Машина свечкой рванулась вверх.

Полубой наблюдал за ней, пока она не вошла в облака, и почти тут же в воздухе засветились тонкие золотистые нити — грависеть вновь накрыла Нижний город непроницаемым покрывалом.

— Куда он так спешил? — осведомился подошедший Сандерс.

— Каждую неделю сеть отключают на десять минут для проверки генераторов гравитационного поля, — хмуро пояснил Полубой, — если бы он не успел, то у многих возникли бы вопросы, а почему посольский глидер оказался под сетью.

— Все равно нас будут искать.

— Хватятся только завтра к вечеру, и Мигель скажет послу, что мы отправились исследовать «Экран перехода». А так как местонахождение этого артефакта известно лишь приблизительно, то у нас будет еще несколько дней без опеки мистера Уолша, местной полиции, мафии и тому подобное.

— Он-то знает, кого мы ищем, — напомнил Сандерс. Он себя чувствовал вполне терпимо, только жутко болела голова, и последние события вспоминались с трудом.

— Пока он капнет своему начальству, пока оно свяжется с вашим, мы уже сделаем свое дело. Не люблю, когда мне говорят что делать. Есть цель — Агламба Керрор, есть средства — два профессионала, а больше ничего не требуется. Вы как, идти в состоянии?

— Да, — коротко ответил Сандерс, поднимая сумку.

Полубой закинул на плечо свою, взял подмышку завернутую в ткань саблю, доставшуюся ему от командира регуланского десанта.

— На нижних этажах отель. Не пять звезд, но на одну ночь сойдет, — сказал он, направляясь к выходу с крыши небоскреба.

Сандерс огляделся. Чего-то не хватало. Он мучительно попытался вспомнить, чего именно.

— О-о… Касьян, а где ваши риталусы?

— Пустил погулять, — буркнул Полубой, — не отставайте, Дик. Если то, что говорил Мигель о здешних нравах, правда, то лучше нам держаться вместе.

Сандерс вздохнул и поплелся вслед за мичманом. Он уже понял, что затеял русский, но сил спорить не было. Сейчас выпить противоалкогольный антидот, повалиться в кровать и не забыть помолиться, чтобы Флоранс не подняла панику раньше времени. Уолш, конечно, тертый калач, но узнав об их самовольной отлучке может взбелениться. Как же, если с ними что-нибудь случится, спросят прежде всего с посла: почему не удержал, почему не предупредил и так далее и тому подобное. При маниакальном желании Уолша спокойно дослужить до пенсии такой прокол может ему обойтись очень дорого.

По лестнице они спустились на несколько этажей, затем заплеванный лифт довез их до второго этажа. Здесь был ресепшн отеля, за конторкой сидел прилизанный молодой человек с оттопыренными ушами.

— Номер на двоих на одну ночь, — сказал Полубой. Молодой человек выдвинул пульт регистрации, лениво нажал кнопку.

— Будьте любезны, я должен вас зарегистрировать, — сказал он.

— Что, даже на одну ночь?

— Хоть на час, у нас приличная гостиница.

Сандерс огляделся. Молодой человек явно заблуждался. Может эта гостиница и была приличной лет десять назад, но если с тех пор холл хоть раз убирали, то он бы сильно удивился. Экранные панели, по которым шла трансляция нескольких местных каналов были покрыты таким слоем пыли, что разобрать, что показывают можно было только весьма приблизительно. В углах потолка Сандерс заметил паутину, косяки дверей рассохлись, и даже пол под ногами скрипел, отчего было ощущение, что он вот-вот провалится.

Полубой уже собрался подискутировать с портье, когда Сандерс отодвинул его в сторону — он понял, что если в ближайшее время не примет горизонтальное положение, то просто упадет. Вытащив портмоне, он отсчитал несколько купюр местной валюты, на которую обменял в посольстве баксы Содружества.

— Вас ведь не затруднит зарегистрировать нас самому? — стараясь, чтобы голос звучал как можно задушевнее, спросил он и положил деньги на конторку, — видите ли, мы с другом хотели бы остаться инкогнито, — Сандерс повел плечом, жеманно оглянувшись на Полубоя.

Мичман пошел красными пятнами. Портье сально ухмыльнулся, сгреб деньги и пробежался пальцами по клавиатуре.

— Выпивку в номер не желаете?

— Ни в коем случае, — при мысли о выпивке Сандерс вновь ощутил тошноту, — никаких стимуляторов, все должно быть естественно. Вы меня понимаете?

Молодой человек прекрасно все понял, что и показал своей гнусной ухмылкой. Сняв с доски за спиной ключ-карту, он бросил ее на конторку.

— Если станет скучно — дайте знать. Помогу разнообразить э-э… досуг. — Он приподнял зад от стула и шепнул, обдав Сандерса приторным запахом местной разновидности жевательного табака. — Есть мальчики с модифицированными телами. Неизгладимое впечатление.

— Благодарю, — Сандерс взял с конторки карту, — будем иметь в виду, — он обернулся к Полубою, — пойдем, дорогой.

Мичман ответил яростным взглядом.

В щель приемника на двери номера Сандерс попал со второго раза — давно у него так не тряслись руки. В прихожей, уронив сумку на пол, он устремился в ванную и припал губами к крану с водой. Мысль о том, чтобы проверить ее на отсутствие бактерий он отогнал. В конце концов, прививки от болезней, присутствующих на Хлайбе, ему сделали, да и как сотрудник Бюро он был нашпигован всякой медицинской всячиной по самые брови, вот и получится проверка хваленой медицины Содружества.

Номер состоял из крохотной прихожей и спальни с двумя придвинутыми друг к другу кроватями. Полубой немедленно отодвинул одну к стене.

Отыскав в сумке аптечку, Дик вытащил упаковку с антидотом, вылущил две горошины и разжевал их, перевернувшись от жгучей горечи.

Полубой хмуро наблюдал за ним. Пока Сандерс отпивался водой, мичман успел скинуть куртку и ботинки и расположится па кровати.

— Что это вы там плели этому недоноску? — спросил он.

— Я ему сказал то, что он ожидал услышать. Чем меньше вопросов к нам возникнет, тем лучше. — Сандерс повалился на кровать и со вздохом блаженства вытянулся во весь рост. — Вы лучше скажите мне, что намерены предпринять?

— Найти Агламбу Керрора.

— Ага… Но ведь Уолш ясно дал понять, что по его сведениям…

— А мне плевать, что сказал мистер Уолш, — отрезал Полубой, — у меня есть задание и я его выполню. Когда разведка получила сведения, что Керрор здесь, я немедленно вылетел к вам, поскольку Хлайб находится под вашей юрисдикцией. Здесь я получил подтверждение информации о Керроре. Какие могут быть сомнения? Если у вас они есть — говорите, но если вам просто лень работать — скажите прямо. Я справлюсь один.

У Сандерса не было сил, чтобы спорить, но он все таки попытался изложить свою точку зрения. Он говорил минут пятнадцать, только один раз прервавшись, чтобы влить в себя еще литр той жидкости, что текла из крана. Он неопровержимо и логично обосновал невозможность розысков Керрора без какой-либо помощи со стороны посольства. Он в пух и прах, как ему казалось, разбил надежды Полубоя на сотрудничество неизвестной интриганки, подсунувшей доверчивому мичману перстень погибшего князя, который во-первых, вполне мог быть подделкой (ведь это Хлайб, поймите Касьян), а во-вторых, мог попасть сюда пройдя через десяток перекупщиков (это Хлайб, Полубой). Он буквально на пальцах посчитал, сколько им понадобится времени, чтобы вдвоем прошерстить Нижний город, Каналы, а возможно и мифический Гной, испытывая противодействие всех обитателей мегаполиса от крутых мафиози до уличной шпаны. Выходило несколько лет интенсивных поисков без какой-то надежды на успех. Когда Сандерс закончил свою речь, ему показалось, что если бы риталусы находились здесь, то и они бы убедились в безосновательности поисков Агламбы Керрора на Хлайбе, но русский мичман сидел, играя желваками, и тупо смотрел в пол. Дослушав все доводы Сандерса, он поднял на него тяжелый взгляд и сказал:

— У меня приказ, Ричард. С вами или без вас я его выполню. А без Керрора я назад не вернусь.

Сандерс даже застонал от злости — все его логические выкладки разбились о тупое упрямство этого громилы. Приказ у него, видите ли! Дик присел на постели и крепко потер лицо ладонями, соображая, какие можно еще найти доводы, чтобы переубедить Полубоя. Голова после приема антидота была пустая, как воздушный шарик.

— Вы вполне можете доложить Вилкинсону, что Керрор на Хлайбе не обнаружен, — добавил Полубой, — вам нужен предлог, чтобы свернуть операцию, так что может быть проще. Если хотите, я засвидетельствую, что вы сделали, что смогли. Это вас устроит?

— Знаете, Касьян. За такое предложение я бы набил вам морду, да только состояние у меня теперь неподходящее, — в сердцах ответил Сандерс, — давайте спать, а завтра разберемся.

— Согласен, — ухмыльнулся Полубой, — кстати, Ричард, у меня есть фляжка со спиртом. Для медицинских надобностей. Не желаете подлечиться? Пятьдесят граммов спирта вернут вам нормальное состояние.

— Нет уж, благодарю. — Сандерс глотнул слюну. — Сейчас мне кажется, что пить я больше не буду никогда и ничего. Впрочем, возможно я заблуждаюсь.

За стеной кого-то били, возможно ногами, и он орал диким голосом, требуя справедливости, грозя страшными карами, вплоть до того, что пожалуется какому-то Тригге, и клялся, что последнюю дозу «виртухи» принял чисто случайно. Сандерс попробовал накрыть голову подушкой, но сон уже пропал. К тому же во рту был мерзкий привкус желчи и, собравшись с силами, он доплелся до ванной и напился воды.

Полубой похрапывал как ни в чем не бывало, и никакого дела до скандала за стеной ему не было.

За единственным окном вставал серый день. Иллюминация на соседнем здании, до которого было рукой подать, высвечивала серые стены и немытые окна. Одним словом, и погода, и состояние Сандерса, и свара за стеной составляли нормальный депрессивный коктейль алкоголика после утреннего пробуждения. Именно в такие часы приходят безрадостные мысли о напрасно прожитой жизни, и человек начинает искать веревку, вставляет в рот ствол, или прыгает из окна.

Сандерс вспомнил вчерашний разговор с мичманом. Да, конечно, можно доложить, что русский свихнулся и прочесывает Хлайб, несмотря на то что надежды на успех нет, но если Полубой в одиночку, каким-то чудом и вправду обнаружит Керрора, то скандал будет колоссальный. И даже не на уровне спецслужб, а на правительственном. Из «конторы» Сандерс вылетит с треском и с такой характеристикой, что ни одна самая последняя уличная банда, специализирующаяся на ограблении старушек, выходящих из церкви, не возьмет его в свои ряды. Прощай престижная работа, модные курорты, кипящий в крови адреналин. Дик представил себя в какой-нибудь подворотне, в рванье, исполняющим на губной гармонике жалобные мелодии в надежде наскрести мелочи на кусок хлеба, и вздрогнул. Нищета была его навязчивым кошмаром всю жизнь. От нее он бежал в колледж, зубрил, как сумасшедший, рвался в отличники в Дабл-Пойнте, не жалел ни себя, ни других на заданиях. Так что же теперь из-за тупого, как армейский сапог мичмана кинуть под хвост карьеру, а с ней и всю жизнь?

Скрипнув зубами Сандерс поднялся, размял мышцы, сделал несколько глубоких вдохов и принялся отрабатывать приемы рукопашного боя в ограниченном пространстве — места в номере было немного, а кроме того, эта система требовала полного контроля сознания и места в голове на упаднические мысли не оставалось.

Через пять минут он стал задыхаться, через десять его прошиб пот, и он всерьез разозлился на себя, через двадцать исчез убогий гостиничный номер, исчез хмурый рассвет, крики за стеной и был только он и тени, которые было необходимо нейтрализовать, чтобы остаться в живых.

— Ничего. Впечатляет, — донеслось до Сандерса словно из другого измерения.

Он вынырнул из призрачной схватки, будто из мутной воды, сделал несколько дыхательных упражнений. Полубой сидел на кровати, свесив ноги и, почесывая растительность на выпуклой груди, с одобрением смотрел а него.

— Когда вы встречаетесь с дамочкой, что передала вам перстень? — спросил Сандерс.

— Завтра. Сегодня я хотел оценить обстановку в городе и хотя бы в общих чертах составить план действий. Вы со мной?

— Да, — коротко ответил Сандерс и ушел в ванную. Ледяная вода полностью возродила его к жизни, он ощутил зверский голод и подумал, что вчерашнее обещание не употреблять алкоголь никогда в жизни, было, возможно, несколько поспешно.

Драка за стеной прекратилась, и теперь там распевали в три голоса под аккомпанемент бьющейся посуды. Лопоухого портье за конторкой сменила стриженная наголо девица с бордовым румянцем во всю щеку. Не отрываясь от журнала, она смахнула с конторки карту-ключ, спросила, остаются ли постояльцы еще на сутки, после чего окончательно потеряла к ним интерес.

В ближайшем баре Сандерс и Полубой, не сговариваясь, заказали по яичнице с беконом и по две чашки кофе. Сандерс вдобавок выпил стакан апельсинового сока, с привкусом аптеки. Прикончив яичницу, Полубой разложил на столе мятый лист бумаги.

— Схема разделения города на сферы деятельности кланов, — пояснил он, — Мигель достал у приятеля из полиции.

Сандерс присмотрелся. Город, зажатый между башнями, был поделен на пять неравных секторов, в которых были вписаны названия кланов.

— Если вы хотите приступить к расспросам, то, думаю, следует начать с вот этого, — он ткнул пальцем в самый маленький сектор с вписанным от руки названием клана: Сигевару, — здесь меньше всего народу. От силы тысяч семьсот. Можно отбросить серьезные организации типа банков и представительств международных компаний, если таковые имеются на Хлайбе — без Уолша нас и на порог не пустят, а по высшему эшелону общества он уже прошелся. Стало быть, остается уличная шпана, обыватели, мелкие и крупные гангстеры, которые сгруппировались под кланом Сигевару. Я полагаю, тысяч пятьсот, ну шестьсот от силы.

Словно не заметив издевки, Полубой сложил бумагу, спрятал ее в карман и залпом допил кофе.

— Согласен. Ко всему прочему моя вчерашняя знакомая сказала, что работала на Сигевару, и перстень к ней попал именно тогда. Оружие у вас есть?

— Огнестрельное оружие в Нижнем городе не применяет даже полиция, — напомнил Сандерс.

— Я знаю, — кивнул Полубой и пристукнул по полу завернутой в ткань саблей, — вам надо будет что-нибудь приобрести. Думаю, труда это не составит. Итак, приступим?

Сандерс едва успел отклонить голову. Арбалетная стрела ударила в деревянный брус и, басовито гудя, мелко задрожала. Брызгами разлетелись щепки. Сандерс вскользь принял на лезвие удар мачете, увел его в сторону и косым ударом снизу развалил нападавшему щеку. Взвыв, тот опрокинулся на спину.

— Дверь, Ричард, — крикнул Полубой.

Сандерс оглянулся. Стальная решетка со свистом вылетела из притолоки и плотно вошла в пазы на полу, закрывая путь к отступлению.

Бармен вновь навел самострел на Сандерса и Дик, пригнувшись, бросился к нему. Щелкнула тетива, стрела рванула волосы, как брошенная любовница. Перемахнув стойку, Сандерс с лету врезал бармену в лоб эфесом «бастарда» и пригнулся к пульту, пытаясь определить, как убирается решетка.

Полубой, дико ревя, бушевал в толпе, расшвыривая облепивших его аборигенов. Ему даже некогда было вытащить саблю — настолько плотно наседала на него толпа.

Через стойку полезли багровые потные морды кто с битой, кто с цепью, а большинство с длинными тяжелыми ножами, напоминавшими мачете. В ограниченном пространстве большая длина оружия не давала Сандерсу преимущества, и он широко взмахнул клинком, заставляя отпрянуть наиболее настырных. Один не успел и, поддерживая на весу разрубленное предплечье, отбежал в сторону. Парируя и нанося улары, Сандерс пробился к Полубою и встал спина к спине.

— Дверь не открыть! — крикнул он.

— Прикрой меня. — Несколькими ударами очистив вокруг себя пространство, Полубой ухватил подпирающий потолок деревянный брус и рванул его, выдирая из пола. Затрещал выворачиваемый паркет. Мичман вырвал брус, перехватил и завертел вокруг себя, как силовой жонглер на арене цирка. — Эх, мать вашу…

Фальшпотолок просел, посыпались обломки светящихся панелей, завизжали женщины. Воздух загудел, рассекаемый огромным брусом и нападавшие на мгновение остановились. Полубой шагнул вперед. Два-три завсегдатая неудачно подставились. Послышался хруст костей, крики. Толпа отхлынула.

— Спину прикрой!

Сандерс, оскалившись, сделал несколько выпадов, рубанул по руке, неосторожно махнувшей битой, смазал кому-то эфесом по зубам, выигрывая время. Полубой перехватил брус подмышку, как рыцарское копье, и с диким криком бросился на дверь. Решетка вылетела вместе с косяком и притолокой и мичман, по инерции вынеся заодно и двери бара, вырвался на улицу. Сандерс, пользуясь минутным оцепенением толпы, выскочил вслед за ним.

Полубой развернулся и швырнул брус в проем двери. Прохожие шарахнулись в стороны. Сандерс спрятал «бастард» под куртку и выбежал на проезжую часть.

— Такси!

Только что высадивший пассажиров глидер развернулся к нему, Сандерс рванул дверь.

— Касьян!

— Иду. — Полубой не спеша обошел машину и обстоятельно устроился на пассажирском сиденье.

Сандерс сел рядом, ощупывая порванную и рассеченную в нескольких местах куртку. Достав платок, он промокнул кровь, сочившуюся из пореза на щеке.

— Куда едем? — спросил водитель — дед, явно пенсионного возраста с седой щетиной на щеках, без нескольких зубов и с хитрыми глазами, сиявшими на морщинистом лице чистым голубым цветом.

— Пока прямо, — сказал Сандерс, поднимая стекло между водительским и пассажирскими сиденьями, — у вас исключительная способность вести переговоры.

— Это не мой профиль. Взяли бы да сами спросили, — огрызнулся Полубой.

— А что я должен был спросить? Где тут Агламба Керрор прячется, да? Так дела не делаются, мой дорогой.

— А как?

Сандерс замолчал. Похоже, русскому ничего не докажешь. Ладно, раз такое дело, придется разделить полномочия.

— Касьян, давайте договоримся: переговоры веду я, а вы обеспечиваете силовое прикрытие. Так пойдет?

Полубой нахмурился, соображая, потом кивнул.

— Пойдет.

Глидер вырвался из плотного потока машин на второй уровень. Здесь движение было не таким интенсивным. Сандерс опустил стекло и попросил подняться еще выше, насколько возможно. Разрешенный для полетов коридор проходил на уровне последних этажей небоскребов, без права посадки на площадки.

— Только для полиции, ну и для тех, кому положено, — невразумительно пояснил дед.

Они двигались от развалин в центре города к Восточной башне. Скоро впереди встала ее громада, напоминавшая пчелиный улей с откинутой передней стенкой — бесчисленные окна, арки и смотровые площадки напоминали соты.

— Вам куда?

— Понимаешь, друг, — Сандерс подался вперед и заговорил доверительным тоном, — мы тут стали спрашивать в баре, где, мол, «Экран перехода», а нас чуть не зарезали. Это что, во всем городе так гостей встречают?

— Ну, во первых, местные никогда не скажут: «Экран перехода», — снисходительно, как ребенку, стал объяснять дед, — мы эту хрень называем «Мертвое зеркало». Только никто ее не видел, потому, что если посмотришь в «Мертвое зеркало», тут и сдохнешь сразу. А может, унесет тебя невесть куда. Никто из тех, кто хотел его найти, назад не вернулся, так что черт его знает, что с людьми делается, — тут дед хитро прищурился, — да только сдается мне, вы там не только о нем спрашивали…

Сандерс покосился на мичмана, но тот сидел с независимым видом.

— Ну-у… да, — деликатно поддакнул Дик.

— У-у, милок, чтобы задавать некоторые вопросы, нужно разрешение поиметь. Так что вам повезло, что живыми ушли, — дед некоторое время помолчал, а затем спросил, явно выделяя голосом особенную интонацию вопроса, — а зачем он вам, «экран» этот?

— Мы археологи с Таира, — подпустив в голос нотку печали, сказал Сандерс, — и интересуется специфическими «артефактами», разыскать которые можно только здесь.

— Ха, с Таира… и дипломы, поди, имеются?

— А как же!

— Слушай, парень. Здесь дипломами таирского универа каждый второй проходимец размахивает. А что делать-то? — водитель обернулся, и Сандерсу показалось, что он оценивает их с Полубоем, — ну если очень хочется пошарить в нашей помойке, подскажу, что делать. Надо только присесть и поговорить толком, — он завалил глидер, высматривая свободную площадку.

Вот именно, что поговорить и обдумать все толком. Сандерс вздохнул. А ведь день не сулил поначалу неприятностей.

После завтрака они остановили глидер. Водитель оказался словоохотливым малым с небритой физиономией и бегающими красными глазками. Он не стал строить из себя законопослушного гражданина, когда Полубой, к ужасу Сандерса, прямо спросил его, где можно приобрести оружие, а свернул с основной улицы в переулок, поплутал между серыми домами и остановил машину перед малоприметной дверью, обитой ржавым железом.

— Здесь есть все, что угодно, господа, — заявил он, выбравшись из глидера и несколько раз ударив ногой по двери.

Дверь отворилась быстро, будто за ней кто-то ожидал их прихода. Водитель пошептался с громилой в кожаной куртке и с жуткого вида псом на стальной цепи и поманил за собой. Громила провел их в зал и повел рукой, приглашая выбирать. А выбирать было из чего: на стеллажах навалом лежали абордажные сабли, ножи, мачете; горками высились сюрикены и метательные ножи, связками лежали толстые арбалетные стрелы. Наиболее достойные образцы висели чуть в стороне, куда и направился Сандерс. За его спиной Полубой о чем-то спросил хозяина.

— Ты что, парень, спятил? За это от властей можно десять лет каторги схлопотать, а ребята из клана даже и разговаривать не станут — за ноги подвесят и кишки наружу выпустят.

— Ладно, ладно, — прогудел Полубой, — и спросить уж нельзя.

— Хм, скажет тоже, — никак не мог успокоиться верзила, — огнестрельное ему подавай. Никто вам здесь его не продаст, а заложить могут. И вообще, берите, чего надо, и проваливайте, — он недвусмысленно тряхнул цепью, на которой сидело клыкастое чудовище.

Сандерс перебрал несколько клинков, примеряя их по руке, и выбрал абордажную саблю с небольшим круглым эфесом, с защитной скобой и клинком в тридцать дюймов, напоминавшую формой палат. Профессиональные абордажники называли такое оружие «бастард». Для сабли слишком прямое лезвие, для шпаги — слишком короткое. Помесь какая-то, ублюдок, одним словом. Верзила одобрил выбор — видно было по его маленьким глазкам, но цену заломил несусветную. Сандерс, было, попробовал торговаться, но Полубой молча отсчитал кредитки. Хозяин, получив деньги, заметно подобрел.

— Давно оружием занимаешься? — спросил, пользуясь моментом, Полубой.

— А сколько себя помню.

— Сможешь определить, что за сталь? — Мичман развернул тряпку и вытянул из ножен свою саблю.

Хозяин склонился к лезвию, провел пальцем по кромке и быстро взглянул на Полубоя.

— Откуда, она к вам попала, естественно, не скажете, — то ли спросил, то ли констатировал он.

— Естественно.

— Н-да… за такой клинок можно купить весь мой магазин. И дело не в металле. Вот это напыление… — верзила нырнул куда-то за стенд, — вот, смотри, — в руках у него был охотничий нож. По кромке лезвия шла полоса тусклого цвета, — этот ножик мне обошелся в годовую выручку. Кто продал — не твое дело, но таких в городе больше нет, как специалист говорю. Один сильно умный человек, земля ему пухом, сказал, что по такой технологии сработано едва ли две дюжины клинков во всей галактике и все они наперечет. Вроде бы используют такой материал исключительно для высокоточных систем оружия, в силу его необыкновенной твердости, тугоплавкости и сопротивлению низким температурам одновременно. На клинке он создает кромку молекулярной толщины, причем заточка проводится только один раз — при изготовлении. Ты, парень, этой штукой не очень-то свети — оружие у нас ценится, а кто понимает, оторвет ее у тебя вместе с рукой.

— Не оторвет, — осклабился Полубой, пряча саблю. После покупки оружия, они приобрели плащ из обычного материала для Полубоя — контурные вещи облегали фигуру, а это было бы слишком вызывающе, поскольку Полубой немедленно прорезал внутренний карман и пристроил под плащ саблю — не таскать же в руке. «Бастард», в виду небольшой длины клинка, Сандерс разместил под курткой.

Они расстались с водителем за квартал до развалин, довольные друг другом — Полубой заплатил ему два счетчика за посредничество в приобретении оружия.

— Касьян, вы сами не из царской фамилии? — поинтересовался Сандерс. — Если вы так будете разбрасываться деньгами, мы раньше времени привлечем к себе внимание.

— Это входит в мои планы, — невозмутимо ответил Полубой, — из тех, кто заинтересуется сорящими деньгами двумя археологами с Таира, непременно найдется тот, кто что-то слышал о Керроре. Сказал же Господь: отделю зерна от плевел, вот и нам останется только ждать тех, кто придет с вопросами, отделить и задать свои. Кроме того, что-нибудь поведает дамочка, у которой интересы якобы совпадают с нашими, и у нас будет информация из разных источников. По-моему, все логично.

— Ага. Только нам понадобится рота десанта для поддержки.

— Ну уж и рота, — благодушно проворчал Полубой, — десяток ребят с моего взвода. Шучу, шучу, — добавил он, — сами справимся.

Сандерс вздохнул. Кажется, он начинал привыкать к юмору напарника, а это уже немало.

Если вокруг дома имели еще пристойный вид (естественно настолько, насколько могут иметь пристойный вид древние полуразвалившиеся постройки неизвестно каких цивилизаций, приспособленные под жилища для людей под девизом минимума затрат), то впереди, там, куда им предстояло в скором времени отправиться, начиналось что-то невообразимое. Будто неведомая сила обрушила верхние этажи зданий на проезжую часть, выбила окна, выжгла зелень, которая хоть и редко, но все же встречалась в Нижнем городе. Прохожих вокруг было немного, машин, скользящих над выщербленным асфальтом и парящих на разных уровнях и того меньше. Казалось, по мере приближения к развалинам жизнь в городе замирала, не решаясь переступить незримую черту, за которой царили хаос и разрушение. Как-то Сандерсу довелось побывать на Таллусе, вскоре, после гражданской войны. Примерно то же самое он видел там: развалины, суетливых прохожих, убожество и нищету и над всем этим страх пережитого кошмара. Здесь атмосфера страха присутствовала где-то рядом, словно затаилась в развалинах, но в любой момент могла нахлынуть и затопить еще живые кварталы города.

Было довольно прохладно, асфальт был мокрый — видимо недавно прошел дождь и вместо того, чтобы освежить атмосферу, только усилил запахи нечистот из подворотен и придал им привкус гниющего болота.

На ближайшем здании, ободранными стенами и цветом напоминавшем шкуру бездомной кошки, сверкала неуместными рождественскими огнями вывеска: «Сад наслаждений». Полубой, поправив плащ, направился в заведение. Солидная дверь с зеркальными стеклами и облицовкой под дерево пропустила их внутрь.

Большой полутемный зал рассекал надвое низкий подиум с натыканными стальными шестами от пола до потолка. Низкий потолок из мерцающих панелей поддерживали массивные брусья, уходящие в паркетный пол. Столы стояли вдоль стен, образуя возле подиума свободное пространство, у стойки бара было не протолкнуться, и несколько барменов мелькали, как привидения, обслуживая клиентов. В помещении стоял шум — посетители, пытаясь перекричать назойливо лезущую в уши ритмичную музыку, орали, что было сил. Сандерс огляделся. Публика была самая разношерстная и среди вполне приличных костюмов встречались странные личности, одетые в явное рванье. Присутствовавшие дамы откровенными нарядами и профессиональным выражением помятых лиц не оставляли сомнения в своей принадлежности к самому низкому разряду падших женщин.

Увернувшись от брюнетки, распахнувшей перед ним от шеи до пупка серебристый корсаж, Дик протолкался к бару, где Полубой уже оккупировал два табурета.

— Два пива, — рявкнул мичман, перекрывая музыку.

— Виски, — крикнул Сандерс, вдогонку бармену. Через пару минут бармен грохнул на стойку перед Полубоем две кружки пива, а перед Сандерсом поставил толстостенную стопку с чем-то желтоватым. Пригубив напиток, Сандерс заскучал, с завистью глядя, как мичман с явным удовольствием присосался к кружке.

— Как пиво?

— Дерьмо, — ответил Полубой, вытирая усы, — но нельзя же обижать хозяев, если собираешься о чем-то спросить.

Музыка смолкла и посетители, как по команде, повернулись к подиуму. Узкие лучи, освещавшие его, погасли, раздалась заунывная музыка, напомнившая Сандерсу мелодии погребальных обрядов диких племен Шулави. Стойка бара осталась единственным освещенным местом в заведении и, взглянув в зеркало за спиной бармена, Дик обнаружил, что окружающие лица вполне подошли бы любому аборигену заповедного мира — эмоции читались на них столь же явно, как татуировки на телах дикарей, а инкрустации, из вживленных искусственных драгоценностей дополняли возникшую у него ассоциацию.

— Угости даму, красавчик, — послышался рядом томный голос.

Сандерс, не глядя, сунул свой виски женщине. Через мгновение ему вернули пустую стопку.

— Неплохо. А повторить? Не пожалеешь!

Это была все та же женщина в серебристом корсаже и пышной прозрачной юбке. Продолговатые изумруды, вживленные в кожу скул, светились блеском кошачьих глаз, линия бровей была продолжена агатами, уходящими под прилизанные зеленоватые волосы на висках.

Больше чтобы отвязаться, чем заинтересовавшись собеседницей, Сандерс заказал еще выпить.

— Благодарю, — женщина привалилась грудью к его плечу, — что-то раньше я тебя здесь не встречала. Турист?

— Археолог, — переглянувшись с Полубоем, ответил Сандерс.

— А-а… «посох пилигрима», «рубиновая звезда», «мертвое зеркало»… этого дерьма у нас хватает. А этот мордоворот с тобой?

— Со мной, — кивнул Сандерс, сдержав усмешку.

— Ну и рожа, — сказала женщина, нимало не заботясь о том, что мичман ее слышит, — прямо маньяк-извращенец. Даже физиономию модифицировать не надо.

— Он только с виду такой, а вообще-то смирный, — успокоил ее Сандерс, — ну туповат немного, а так ничего, — мстительно добавил он.

— Можно подумать, у вас тут высший свет собрался, — проворчал Полубой.

— Красавчик, скажи ему, чтобы заткнулся. Наши пришлых не любят, а он еще оскорбляет.

— Касьян, помолчи, — сурово сказал Сандерс, — так ты развалины знаешь?

— Я — нет, — женщина допила виски и выжидающе посмотрела на него. Дик заказал еще, — но люди есть — подход знать надо. А если ты попросишь поласковей, покажу нужных.

Подиум осветили несколько узких лучей, и зал взревел в восторге — вокруг шестов обвились с полдюжины обнаженных женских тел. Видимо, исполнительницы стриптиза раздевались еще за кулисами, чтобы не томить ожиданием публику. Полубой клацнул зубами по кружке, Сандерс забыл про свою собеседницу: такого разгула плоти он еще не видел. Исполнительницы отличались друг от друга только цветом кожи, разукрашенной сверкающими изумрудами, рубинами, аметистами, золотыми вставками и дикой расцветки прическами, но всех роднило одно — гипертрофированные груди и ягодицы, подчеркивающие невозможно тонкие талии. Павлиньи и страусиные перья, вживленные в бедра и плечи, делали их похожими на невиданных птиц, невесть откуда слетевшихся на подиум. В одно мгновение подиум оказался окруженным толпой, прихлопывающей в такт музыке. Мелодия постепенно звучала все громче, ритм стал более отчетливым и быстрым. По залу заметались ослепительные вспышки света.

— Так тебя модификанты интересуют, — разочарованно протянула женщина в корсаже, — могу успокоить — они все уже расписаны по крутым ребятам.

— Предпочитаю натуральные пропорции, — как можно равнодушней сказал Сандерс.

— Да? А приятель твой вон, слюни пустил.

Полубой выглядел и вправду несколько ошарашенным.

— Что я могу поделать, если у человека дурной вкус, — пожал плечами Сандерс.

Кто-то из публики не выдержал и выскочил на подиум. Моментально рядом оказался охранник, огрел его бейсбольной битой и швырнул в зал. Завязалась короткая драка, и к выходу протащили несколько бесчувственных тел. За одним тянулась кровавая полоса, которую быстро затоптали окружающие.

— Ты покажи нужных людей, мы заплатим, — встрял Полубой, оторвавшись от редкого зрелища.

— А что конкретно вы ищите? К некоторым саркофагам даже местные не суются.

— Понимаешь, человек нам один нужен. Говорят, прячется он в развалинах, — брякнул Полубой. Музыка как раз затихла, и его голос покрыл шарканье ног и стоны стриптизерш.

— А говорил — археологи, — женщина попятилась. Глаза у нее стали испуганные.

Сандерс обернулся и встретил тяжелый взгляд бармена. Лучи, направленные на подиум, гасли один за другим, но действо, похоже, перестало интересовать публику. Толпа, понемногу приближаясь, обступала Сандерса и Полубоя полукругом. Кто-то взял Дика за руку железными пальцами и прошипел прямо в ухо:

— В развалинах, говоришь, прячется?

Сандерс посмотрел в прищуренные глаза на багровом лице, украшенном вживленными в виски золотыми дисками. Помимо этих украшений лицо разделял шрам, проходящий точно посередине лба, носа и губ, отчего казалось, что у человека два лица, каждое с одним глазом.

Кто-то вытолкнул в круг обладательницу серебристого корсажа. Сквозь слой макияжа ее побледневшее лицо казалось неудачно раскрашенной маской.

— А я что? — визгливо закричала она. — Говорят — археологи, а потом вдруг спрашивают: где человека одного в развалинах найти? Вот этот урод, — она ткнула пальцем в Полубоя, — спросил. И денег обещал.

— И денег обещал… — почти ласково прошипел двоеликий, — так ты нам предложи, мы не откажемся.

Танец на подиуме заканчивался, стриптизерши, на прощание, принимали наиболее замысловатые позы, но кроме нескольких любителей, они уже никого не интересовали.

Сандерс поискал в толпе охранников и вдруг с замешательством увидел, что и охрана в форменных рубашках и с битами в руках, заодно с толпой.

— Как, говоришь, человека зовут? — снова прошипели ему в ухо.

— Путает подруга, — пробасил Полубой, как ни в чем не бывало отпивая пиво. Дику показалось, что мичман спокоен, даже меланхоличен, — не нужен нам никто, археологи мы.

— Не хотят вежливо разговаривать, — обращаясь к толпе, грустно сказал двоеликий, — спросим по-другому.

Перед глазами Сандерса блеснуло, и широкий мачете ткнулся ему в живот.

— Ну теперь что скажешь?

Почувствовав движение, Сандерс скосил глаза. Бармен взмахнул руками, собираясь набросить ему на шею блестящую проволоку с шариками на концах.

Полубой выплеснул пиво в лицо бармену, кто-то кинулся на него, наклонив голову, и мичман ахнул кружкой по неосторожно подставленному затылку. Сандерс отбил мачете в сторону, локтем с разворота врезал двоеликому по обеим половинкам мерзкой рожи и рванул из-под куртки «бастард». Он ожидал припугнуть толпу видом обнаженного клинка, однако в ответ вокруг засверкали мачете, появились металлические дубинки и шипастые цепи. Они едва успели отскочить от стойки и занять оборону вокруг одного из брусьев, поддерживающих сверкающий огнями потолок.

Это было не фехтование, это была свалка, как, впрочем, любая рукопашная. Полубой месил толпу кулаками и ногами, и противники разлетались от него пачками. Сандерс не хотел никого убивать и старался сдерживать удары и бить только плашмя. Однако вскоре он понял, что живыми их выпускать из заведения никто не собирается. Пострадавших оттаскивали назад, их места занимали другие аборигены, несколько женщин забрались на стулья и стойку бара, чтобы лучше видеть. С подиума смотрели танцовщицы, так и не закончившие свой номер.

Острие мачете царапнуло щеку, по лицу побежала кровь, и Сандерс почувствовал, что звереет. Пропуская свистящий удар, он пригнулся и ответным движением вспорол ляжку оборванцу с толстой цепью в руке. Краем глаза Дик заметил, что бармен целится в него из арбалета, и понял, что пора уносить ноги…

Глидер пошел вдоль Восточной башни, заложил вираж и плюхнулся на площадку перед застекленным фасадом ресторана. Мастерства водителю явно не хватало, несмотря на почтенный возраст, но зато он брал напором — глидер втиснулся между припаркованных на площадке машин, едва не разбив сразу несколько.

— Вот и посидеть можно, и поговорить, — прошамкал дед, вылезая из машины и направляясь к ресторану.

Швейцар кисло покосился на деда, но Сандерс сделал знак, что он с ними. Тогда швейцар так же подозрительно воззрился на его порванную одежду и рассеченную щеку.

— Столик возле окна, — сунув ему в руку купюру, шепнул Сандерс.

Швейцар пошептался с метрдотелем и проводил их за столик, с которого открывался вид на Нижний город.

Дед сразу схватил толстое меню и зашуршал страницами.

— Так, чем угощаться будем? — спросил он сам себя и, как бы вспомнив, взглянул на Дика и Полубоя, — у вас деньги-то есть? Информация, она, того, дорого стоит.

— Есть деньги, есть, — успокоил его Полубой. Напарники тоже проголодались и потому не отставали от добровольного гида, заказывая еду.

— Так в чем проблема? — спросил водитель, хитро прищурившись.

— Видишь, какое дело, отец… — начал Полубой, но получил под столом ногой по щиколотке и замолчал.

— Спросили мы кое-что в «Садах наслаждений», — негромко произнес Сандерс, — да, видимо, не ко времени попали. Едва ноги унесли. Прямо сумасшедший дом.

— Так-так… сейчас соображу, — прошепелявил дед, — а вопрос ваш был таков: как отыскать в развалинах человечка нужного. Ну задолжал он вам или от полиции скрывается. Так?

— Точно, — восхитился Сандерс.

— На лету ловишь, отец, — поддакнул ему Полубой.

— Так вы, голуби, не с того конца взялись, — дед откинулся на стуле, самодовольно поглядев на них, — на таких вопросах много шустрых ребят погорело. И из полиции, и частных сыщиков, и охотников за головами. Не вам чета были, а сгинули, как и не было.

— Что, вообще ни о чем узнать нельзя? — с раздражением спросил Полубой.

— Можно, но с умом. Вот, к примеру, дурь любую проси, хоть сколько. Девок любых, хоть модификанток, хоть нормальных, тоже предоставят. Подпольные бои, где чудища всякие бьются — ради бога, но, — дед поднял палец, — про человека, который в развалинах скрылся, ни-ни!

— А если подмазать? — Сандерс потер пальцами, будто считал купюры.

— Да сдается мне, вы и попробовали подмазать. И как?

— М-м…

— То-то. Сто монет с вас, ребята, и обед, — дед обвел глазами стол, — а после уж так и быть, расскажу вам, как дельце обтяпать.

— Идет, — сказал Полубой.

Сандерс молча кивнул. Похоже, выхода не было, кроме как положиться на ушлого деда.

Старик ел не спеша, смакуя каждое блюдо и Сандерс уже видел, что Полубой готов запихнуть деду в рот все, что было на столе, лишь бы тот побыстрее перешел к инструкциям.

Закончив с десертом, дед закурил толстую сигару и, отпив глоточек коньяку, прищелкнул пальцами. Сандерс отсчитал сто кредиток и сунул ему в руку.

— Горю вашему помочь несложно, — начал дед, — есть такое понятие у нас, как «сквознячок». Вот после того, как освоите его, так можете задавать любые вопросы. Любые! И отказа ни в чем не будет.

Он сделал длинную паузу, наслаждаясь ароматным дымом сигары.

— Отец, не тяни, — попросил Полубой.

Видно что-то в его голосе подстегнуло старика, и он продолжил.

— Заходите в любой кабак в Нижнем городе, как можно ближе к развалинам и начинаете играть у людей на нервах, то есть задавать вопросы. Вы бы и сегодня выкрутились, если бы после того, как народ взбесился, сказали бы: мы начинаем «сквознячок». Вот только и всего: «сквознячок» начинаем, и все. Традиция у нас такая, парни: тот, кто говорит «сквознячок» идет через весь сектор к башне, а по пути может спрашивать все, что угодно. Но уж тут не зевай: мочить вас будет и уличная шпана, и ребята из кланов. По всему сектору молва пойдет — «сквознячок» идет и все, кому не лень, пожелают вас тормознуть.

Сандерс скептически хмыкнул, но Полубой явно заинтересовался.

— Какие-нибудь еще правила есть? — спросил он.

— Да, почти никаких, — отмахнулся дед, — через бандитов с улицы пробьешься — главаря уложи, но не насмерть — этого не простят, и во всем квартале гуляй, как хочешь аж целые сутки. С кланом посложнее. Дон — неприкосновенен. Если доберешься до личного телохранителя дона — почет тебе и уважение. Тут уж тебе все пятки лизать станут. Вот так, ребята. Так что, пойдете на «сквознячок»?

— Мы подумаем, — сказал Полубой.

Дедок кивнул, будто услышал, что хотел, небрежно попрощался, поднялся из-за стола и вышел из ресторана. В окно они видели, как его глидер, царапнув таки борт соседней машины, нырнул вниз с площадки.

— Ну и что? — спросил Сандерс, небрежно поигрывая ложечкой в кофейной чашке.

— Как что? У нас есть выбор? — удивленно взглянул на него Полубой.

Кровопийца Смольник сидел в конторе, неторопливо подчитывая, сколько ему принесла победа «скорпиона» над «пауками» в последнем бою. Кровопийцей его прозвали клиенты, но он не обижался. Подумаешь, ну забыли, что его зовут Натан, так что? Лишь бы дорогу в контору не забыли. По идее он не должен был принимать ставки на схватки модификантов из сектора ван Хонка, но ведь люди просят. Деньги несут, и у каждого в глазах горит надежда: в этот раз я отыграю все, я стану богатым, счастливым, здоровым и уважаемым. Сколько таких прошло через эту контору, сколько вышли, глядя перед собой слепыми от безнадежности глазами, сколько орали здесь, требуя назад свои деньги. А один даже сиганул в окно. Семнадцатый этаж, стекло тонированное, по пятьдесят монет за квадратный фут. Не мог из приемной прыгнуть, идиот…

Дверь распахнулась, ударившись о стену. Смольник привычно сунул руку под стол, где у него на специальной полочке лежал заряженный арбалет. Ванадиевая тетива, ложе красного дерева, никелированный механизм, фирма «Робин Гуд» производит такие только по заказу. Осечек не бывает. Семьдесят три монеты штука.

Кровопийца поднял глаза и расслабился. В дверях, тяжело дыша и прижимая руку к сердцу, стоял Микки Вайсберг, по кличке «Сегодня я выиграю».

— Ты что, пешком поднимался? — участливо спросил Смольник.

— Последние три этажа, — подтвердил Микки, — какие-то уроды киберлифтеру башку проломили, так он выше четырнадцатого не везет.

— Ай-ай-яй, — огорчился Смольник, будто не он сам неделю назад огрел кибера битой по голове. Кто знает, может, пройдя последние три этажа пешком неудачники будут хоть немного поспокойнее? — Ты по делу или проведать?

— Чего тебя проведывать, — проворчал Микки, усаживаясь на стул и доставая мятую пачку денег, — ставлю двести пятьдесят на «сквознячок». — Он бросил деньги на стол и потер щетинистую щеку.

— На кого? — полюбопытствовал Кровопийца, пересчитывая деньги.

— Два парня сегодня или завтра пойдут. Серьезные ребята, похоже. Один такой здоровый, как шкаф, с усами, а другой смазливый, смуглый. Щека у него рассечена. Ставлю, что пройдут три квартала, не меньше.

— Сведения верные? — осторожно осведомился Смольник.

— У меня? — обиделся Микки. — Да ты забыл, как я снял три тысячи на «сквознячке»?

— Только было это семнадцать лет назад. А те пять компаний, которые ты на «сквознячок» после того выигрыша завернул, так и сгинули.

— Не хочешь — не верь. Ставку прими и расписку дай.

— Ладно, ладно, — Смольник написал расписку, — а если так уверен, то почему всего на три квартала ставить?

— А они уже того… наследили, — подмигнул Микки.

Сандерс допивал кофе, размышляя, что, видимо, это его последняя в жизни чашка. Он посмотрел в окно, за которым парили глидеры, сквозь дымку виднелись силуэты башен и далеко внизу поджидали свои жертвы уличные бандиты, клановые боевики и просто отморозки, которым все равно, кого мочить, лишь бы мочить. Ну что ж, будет звезда на мемориале у главного входа в «контору». Вилкинсон выпьет за упокой грешной души Счастливчика Сандерса, которому наконец-то счастье изменило, помянув недобрым словом русских. Сюзи, может быть, всплакнет и все. Финита… Бросить все и подать прошение об отставке? Вот прямо сейчас через Уолша! Нет, не годится. Кажется, этот носорог всерьез рассчитывает на него. Ишь ты, аж светится.

— Касьян, вы не забыли, что завтра у нас важная встреча?

— Не забыл, — кивнул Полубой, — вот после встречи и начнем «сквознячок». Моих ребят вызывать? Шучу, шучу. Ха-ха…

К ним плавной походкой приблизился метрдотель. Был он весь благостный, гладкий, волосы на яйцеобразной голове расчесаны один к одному и прилизаны, как приклеены. Смокинг поражал изяществом, а галстук-бабочка, казалось, был готов вспорхнуть с белоснежной рубашки. С отеческой улыбкой он остановился чуть поодаль, ожидая, когда клиенты обратят на него внимание.

— Чего тебе? — посмотрел на него Полубой.

— Господа желают десерт? — сладко улыбаясь, будто на десерт предполагалась его улыбка, спросил метр.

— Кофе, ликер, счет, — коротко сказал Сандерс.

— Я бы выпил пива, — добавил Полубой.

— Пиво на десерт?

— Угу.

Слегка приподняв бровь, чтобы клиенты не приняли его удивление на свой счет, метр подозвал официанта и что-то прошептал ему. Кивнув, официант удалился.

— Позвольте спросить, где вы узнали о нашем ресторане, господа? — ласково осведомился метрдотель.

— Мимо проходили, — брякнул Полубой, — гляжу — вывеска: ресторан… — он опустил взгляд на фирменную салфетку с вышитой надписью, — «У Максима на Хлайбе». Обстановка приличная, официанты шустрые и метр такой достойный. Дай, думаю, зайду.

— Но позвольте, мы находимся на тридцать четвертом этаже.

— У меня очень хорошее зрение. Пиво будет?

— Одну минуту, — отступился метрдотель. Ликер оказался клубничным, какого Сандерс с роду не пил, правда, кофе порадовал крепостью и вкусом. Он промокнул губы салфеткой и уже собрался позвать официанта, когда увидел, что Полубой слишком уж расслабленно развалился на стуле, а взгляд у него стал до того меланхоличен, что Сандерс тотчас вспомнил подобную реакцию мичмана в «Саду наслаждений».

— В чем дело? — негромко спросил он.

— Трое ребят справа через два стола, трое слева, — так же негромко ответил мичман, — кажется, по нашу душу.

Сандерс незаметно огляделся и заметил еще двоих, отрезавших выход к лифтам. Если у него и были сомнения, то теперь они отпали — официант, склонившийся к мужчинам, вызвавшим его интерес, оглянулся на столик, за которым сидели они с Полубоем.

— Э-э… любезный, — Полубой прищелкнул пальцами, — счет, пожалуйста.

— Прошу, господа, — метр положил на стол кожаную с золотым тиснением папку.

— А выход у вас… — Полубой отчитал деньги, не жалея чаевых, — только через лифты? Мы, видите ли, прибыли на такси, но отпустили машину.

— Через лифты, — подтвердил метр, внимательно следящий за руками Полубоя, — лифты скоростные, удивительно комфортные. Скорость набирается постепенно, чтобы клиент…

— А через кухню?

— Э-э… что, через кухню?

— Ну выход есть через кухню? — Полубой встал, снял с вешалки плащ и надел его, не застегивая.

Сандерс натянул куртку, незаметно пробуя, как выходит из петли «бастард».

Ответить метрдотель не успел — к столику с двух сторон подошли одетые в одинаковые черные контурные куртки мужчины. Один из них, высокий, с черными, стриженными ежиком волосами и восточными чертами лица, выступил вперед. Улыбаясь углом тонкогубого рта, он процедил в нос, будто был сильно простужен:

— Господа пойдут с нами. Они ведь рассчитались?

— Рассчитались, — подтвердил метр, бледнея на глазах.

— А в чем дело? — надменно спросил Сандерс.

Он уже понял, что ничего хорошего ждать не приходится, и решил намеренно обострить ситуацию. Метр попытался выскользнуть из сомкнувшегося вокруг столика круга, но незнакомцы стояли плотно.

— Должок за вами, — отвратительно осклабясь сказал высокий, — если здесь уплатили, то теперь наша очередь собирать долги.

— Касьян, ты что-нибудь им должен? — недоуменно спросил Сандерс.

— Ни гроша, — ухмыльнулся Полубой и сунул руку за отворот плаща.

— А чего тогда от нас хотят эти клоуны?

— Получить направление в госпиталь…

— Вынь руку! — рявкнул высокий.

Как по команде из-за его спины выступил рябой верзила и схватил Полубоя за запястье. Мичман вырвал из-под плаща пустую руку и, не размахиваясь, ткнул его кулаком в лоб. Глаза рябого закатились и он осел на пол. Он еще падал, а в руках остальных уже сверкнули клинки: две катаны, два мачете и волнистый крис. Пискнул, ныряя под стол, метрдотель. Сандерс швырнул навстречу нападающим стул и выхватил «бастард». Полубой на этот раз не стал использовать подручные предметы и тоже обнажил саблю.

Как Сандерс не любил рукопашные! В прежней работе если ты начал стрелять, драться на ножах или просто бить морды до того, как выполнил задание, считай, ты его уже не выполнишь. Таких накладок с ним случалось немного — две-три за всю карьеру, а здесь уже второй раз за день.

За Полубоя с его диковинной саблей Сандерс не волновался и сосредоточился на своих противниках. Один был с катаной, второй с крисом. Сандерс сконцентрировал внимание на нем — от этого оружия оставались глубокие болезненные и долго не заживающие раны. Ни один уважающий себя абордажник не использовал крис, и дело было не в том, чтобы поберечь противника. Просто вооруженного крисом абордажника в плен не берут — кончают на месте, независимо от того, поднял ты руки или бился до последнего. Была надежда, что их хочет задержать полиция, но теперь стало ясно — это боевики клана Сигевару, на территории которого они так неудачно начали свои расспросы.

Парируя удары легкого самурайского меча, Сандерс едва успевал уворачиваться от глубоких выпадов второго противника. Тот норовил нанести режущий удар по ноге или руке, надеясь, что болевой шок заставит Сандерса ослабить внимание. Наконец Дик выбил катану сильным ударом снизу. Меч, вращаясь, взлетел к потолку. Крис скользнул по клинку палаша, ткнулся в гарду и ушел в сторону. Сандерс, как на фехтовальной дорожке, сделал стремительный глубокий выпад. Острие «бастарда» на ладонь вошло в грудь противника. Тот выронил крис и схватился за лезвие. Сандерс выдернул палаш, разрезая ему ладони, и обернулся. Вовремя — первый противник протянул руку, чтобы поймать падающий меч за длинную рукоять. Сандерс ударил по клинку, отправляя катану в сторону выхода. Противник в замешательстве отступил, наткнулся на столик и повалился, увлекая за собой столовые приборы. Полубой уже обезоружил нападавших — обломки клинков валялись на полу, похожие на серебристых рыбин. Его противники отступили, унося рябого верзилу, который так и не очухался.

— Жив? — спросил мичман, вытирая лоб тыльной стороной ладони.

— Вроде, — отозвался Сандерс, — Касьян!

Боевики, отступившие к дверям, одновременно взмахнули руками. Полубой подхватил стол и выставил его, как щит перед собой. Сандерс успел нырнуть за мичмана — в столешницу вонзились несколько метательных ножей и два сюрикена.

— И подойти не дадут, суки, — Полубой подтянул второй стол и соорудил из них баррикаду.

— Зато и к нам не сунутся.

— А толку? Выбираться как-то надо.

Под защиту баррикады заполз белый, как скатерть, метрдотель.

— Господа, может лучше договориться?

— А ты знаешь, кто это?

— Люди господина Сигевара.

— И что, с ними можно договориться?

Метр тоскливо огляделся.

— Теперь уже нет.

— То-то, — Полубой посмотрел за окно, — Ричард, глидер хорошо водите?

— Нормально. В гонках участвовал. А что? — в свою очередь спросил Сандерс и подумал, что только глидер угнать не хватало. Хотя по-другому не уйти.

— Пригодится, — Полубой помолчал и добавил погодя, — в будущем.

— Почему не сейчас?

Полубой ткнул большим пальцем через плечо. Сандерс оглянулся и выругался — возле парковочной площадки ресторана парили три глидера. По кургузым обводам он узнал «Ершей» — бронированные машины, недавно поступившие на вооружение спецвойск Содружества. Эти уйти не дадут, будь ты хоть трижды чемпионом по экстремальным гонкам. Неплохо кланы обеспечены…

— Выходим по одному, руки перед собой, чтобы я их видел, — сказал гнусавый голос, усиленный динамиком.

— Лучше выйти, — прошептал метр, слизывая с губ капельки пота, — три раза предлагать не будут. И ресторан разнесут… — он всхлипнул, — семья, дети…

— Ладно заливать-то, — пробурчал Полубой, — какие дети на Хлайбе.

— Ну нет детей, нет семьи, — легко согласился метр, — так что ж теперь, ложись и помирай? — Он выглянул из-за стола и, внезапно обмякнув, распластался на полу.

— Что, попали? Куда? — Сандерс попытался разжать стиснутые на груди руки метрдотеля.

— Н-не-е… не попали, — пролепетал метр. — Сейчас попадут — они огнемет принесли.

— Что? — в один голос воскликнули Сандерс и Полубой. — Разве огнеметы на Хлайбе разрешены?

— Господин Сигевару, пусть он не огорчит предков, задержавшись на этом свете, с недавних пор не признает запреты на оружие, — стуча зубами, выговорил метрдотель.

Полубой схватил его за лацкан и притянул к своему лицу.

— Я тебя спрашивал: через кухню есть выход? Говори, есть или нет?

— Нет. Продукты доставляет грузовой лифт. Но он сейчас внизу и пока доедет из вас бифштекс будет. Хорошо прожаренный. И из меня тоже.

— Попробуем, — сказал Полубой, быстро выглянув из-за стола. — Ричард, вы готовы?

— Готов. — Сандерс сунул палаш в петлю на куртке и принял низкий старт.

— По моей команде на счет «три», — предупредил Полубой, — а ты оставайся здесь, тебя не тронут.

— Хотелось бы верить, — отозвался метр, — это… удачи вам, ребята. Как мне надоели эти паразиты, кто бы знал!

— Спасибо, — кивнул мичман. — Ричард! Один, два, три!

Сандерс рванул вперед так, что едва не выскочил из ботинок. Как его успел опередить Полубой, осталось загадкой, но мичман ломился впереди Дика, расшвыривая столы и стулья, как ледокол тонкий весенний лед. Двери кухни были уже совсем близко, когда Сандерс уловил краем глаза вспышку. Огненный шар, вспухая и пожирая все на своем пути, устремился к нему. Последним усилием Сандерс бросился вперед, пролетая в распахнутые Полубоем двери кухни. За спиной пламя огнемета бушевало по залу, мгновенно сжигая дерево, плавя пластик, обугливая стены и потолок.

Ноги пекло. Сандерс перекатился на спину и сел. Брюки тлели и он захлопал ладонями, сбивая тлеющую ткань. Полубой уже тащил к дверям огромный холодильный шкаф. Забаррикадировав им дверь, мичман прошелся по кухне. Из-за разделочного стола в дальнем углу выглянул кто-то в белом поварском колпаке, и мичман поманил его к себе.

— Ты кто?

— Шеф-повар-вар… — выдавил тот, выбивая зубами дробь.

— Где грузовой лифт?

— М-м… — повар потряс головой, будто не мог понять, чего от него хотят.

— Погодите, Касьян, — вступился Сандерс, — дайте человеку прийти в себя.

— А нас тем временем поджарят. Где лифт, тебя спрашивают? — заорал Полубой, делая зверское лицо.

— Во… вон там, за микроволновкой и лазер-грилем.

Полубой подошел к лифту, нажал кнопку подъема.

— Сколько он сюда будет ехать?

— Около семи минут. Он старый…

В двери кухни ударила волна огня, холодильный шкаф покачнулся. «Не успеем, — подумал Сандерс, — к тому же, пока мы будем спускаться, они сожгут нас не спеша и со вкусом. В шахте огонь сожрет все. Даже если не сгорим, тросы расплавятся, и полетим мы с тридцатого этажа, как те бедолаги, у которых антигравы не сработали».

— Что теперь? — спросил он, прислонившись к электро-вакуумной плите. — Может, дождемся залпа и попробуем прорваться?

— Не успеем, — Полубой стоял, посреди кухни, сосредоточенно роясь в карманах, — ага, есть.

Он вытащил полукруглый предмет, напоминающий половинку теннисного мяча, положил его на пол и, нажав кнопку, выступающую сверху, отступил назад.

— Что это? — поинтересовался Сандерс.

— «Миксер», — коротко ответил Полубой, — как у вас называется не знаю.

— Как работает?

«Миксер» загудел. Сандерсу показалось, что от него побежала рябь, как по воде, образовав на полу полутораметровый в диаметре круг.

— Смешивает, взбивает. В общем, что-то такое на молекулярном уровне, — туманно пояснил Полубой, — идите сюда, только близко к нему не подходите. Вообще он рассчитан на глубину около восьми метров, но надеюсь, так глубоко не пробьет. Старая машинка. Так, в кармане завалялась. Сейчас по команде прыгаем.

— Куда?

— Вниз. Один, два, три! — Мичман взвился в воздух, Сандерс последовал за ним, чувствуя себя последним дураком.

Пол под ногами просел, ноги погрузились в него по щиколотку, и вдруг опора под ногами исчезла, и Сандерс полетел вниз. Нос и глаза мгновенно забило известкой, рукой он порвал какие-то провода. Затем он больно ударился обо что-то ступнями, одно мгновение стоял, ошарашено озираясь, и снова полетел вниз. Рядом, рыча и ругаясь сквозь зубы, падал Полубой. На этот раз Сандерса повело в сторону, и он рухнул на спину так, что перехватило дыхание. Поблизости ворочался Полубой, пытаясь выпутаться из плаща.

— …твою мать! Не скисла машинка, — бормотал мичман, — два этажа пролетели, как огурчики.

— А теперь тем же путем пошли вон отсюда! — раздался звонкий женский голос.

Монотонный голос Уэйнстейна убаюкивал и Герберт ван Хонк налил себе еще одну чашку крепкого кофе. Традиционный послеобеденный доклад секретаря в последнее время начал его тяготить. Наверное, годы сказывались. В последние месяцы он стал замечать за собой склонность к излишнему комфорту, к чересчур изысканной пище, дорогим и редким винам. Конечно, он мог себе это позволить, но, вспоминая прежние годы, когда он не раз участвовал в разборках с другими кланами или усмирял уличные банды и мог обходиться простой грубой пищей и четырьмя — пятью часами сна, ван Хонк признавался себе, что лучшие годы ушли в небытие. Даже к женщинам он теперь испытывал странное чувство: они казались ему забавными и красивыми игрушками, способными скрасить вечер, ночь, но не более того. Исключение составляла, пожалуй, только мисс Салливан, и то ему казалось, что уступи она его ухаживаниям, он потерял бы к ней интерес и постарался бы свести партнерские отношения к схеме начальник — подчиненный. Он невесело усмехнулся, подумав, что и в этом она права! Чтобы окончательно не заснуть, ван Хонк поднялся с кресла и подошел к окну. Армированное тончайшими сигнальными нитями бронестекло среагировало на его приближение, затемнив поверхность. Уэйнстейн замолчал, и ван Хонк шевельнул рукой.

— Продолжайте, Сеймур, — это был его стиль, выработанный годами — называть подчиненных на «вы». Снобизм, конечно, но зато каждой букашке кажется, что ее уважают. Отличный специалист Уэйнстейн, однако выслушивать его нудное бормотание — сущая мука.

— …отгруженные господину де Консальта внутренние органы, как произведенные в лабораториях, так и доставленные из развалин, — бубнил Уэйнстейн, — составляют в процентах по отношению к аналогичному периоду прошлого года…

— Скажите, Сеймур, — не выдержал ван Хонк, — вам самому нравится этот казенный язык, на котором составлены доклады?

Уэйнстейн моргнул несколько раз, явно не понимая вопроса. Достал платок, вытер пористое лицо и попытался пригладить торчащие в разные стороны седые волосы, добавив на воротник новую порцию перхоти. В молодости ван Хонка раздражал внешний вид Уэйнстейна, однако это не мешало секретарю проявлять редкую въедливость и внимание к мелочам, и ван Хонк заставил себя не замечать его неряшливость.

— Э-э… язык? — промямлил Уэйнстейн. — Но как же иначе? Ведь это…

— Хорошо, хорошо, продолжайте, — вздохнул ван Хонк.

Мысли его вернулись к Виктории Салливан и ее предложению перехватить у Сигевару его часть доставки имплантантов и тяжелых наркотиков, производимых в развалинах. Если это удастся, у клана ван Хонка будет около шестидесяти процентов всех поставок и можно будет подумать о предложении Фитингоффа о разграничении интересов. Клан Фитингоффа давно мечтает подчинить себе научные и околонаучные археологические разработки в развалинах и если отдать ему свою долю в обмен на органику и наркотики… Да, это стоит серьезно обдумать.

— …единиц печени, почечной ткани, обезжиренных мышечных волокон, обезвоженного эпидермиса, мозгового вещества и жидкости, а также подготовку конечностей, исключая первичную обработку гениталий… — продолжал монотонно гудеть Уэйистсйн.

Ван Хонк поморщился, в который раз посетовав на свое чересчур развитое воображение и, наполнив рюмку коньяком, выпил залпом, как лекарство.

Однако зверь, загнанный в угол, становится смертельно опасен. Если Сигевару лишить всего, он наплюет на писаные и неписаные законы, и тогда недавняя война кланов покажется возней в песочнице. По некоторым сведениям, Сигевару уже приобрел вооружение, запрещенное не только к хранению, но даже к транзиту через Хлайб. Конечно, большинство из этого добра сможет сделать только один залп, но даже одного залпа из «онагра» хватит, чтобы стереть с лица земли пару городских кварталов, а боевики Сигевару всегда славились своим презрением к смерти и фанатичной преданностью. Видимо, придется попросить о встрече с кланами Фитингофа, Ларог и де Консальты, чтобы обсудить возникшую проблему.

— …все, чем я позволил себе привлечь ваше внимание, — наконец закончил Уэйнстейн, захлопывая свою старомодную папку.

— Угу… ну что ж, картина отрадная, как по-вашему?

— М-м… динамика роста перевозок и производства могла бы быть более… — забормотал секретарь, но ван Хонк решительно прервал его.

— Могла быть, а могла и не быть, Сеймур. Не будем требовать от жизни слишком многого. Вы занялись тем, о чем я вас просил?

— Э-э?

— Относительно мисс Салливан, — напомнил ван Хонк.

— Да, есть кое-какие подвижки в нужном направлении, — как всегда уклончиво сказал Уэйнстейн, — конечно, целостность общей картины будет достигнута лишь с течением времени, но мы двигаемся в нужном направлении и, надеюсь, вскоре…

— Доложите, что известно уже сейчас, — нетерпеливо остановил ван Хонк витиеватые излияния секретаря.

— Как угодно, — секретарь поднялся и, перейдя за свой стол, включил отражающее поле, окутавшее кабинет непроницаемой завесой, — принимая во внимание должность и способности мисс Салливан, я полагаю, это будет не лишнее, — пояснил он, — итак: ваш запрос был относительно зеленых орхидей, применяемых в кулинарии, как один из ингредиентов соуса к запеченным в перьях зовросским ласточкам. Я правильно изложил?

— Правильно, — ван Хонк начинал терять терпение. Достав из кармана информационный кристалл, секретарь вложил его в комп и взглянул на экран.

— Сведения самые общие, но есть кое-что интересное. Изначальный ареал распространения зеленых орхидей — планета Зоврос. Растение — эндемик восточного побережья ныне высохшего Жемчужного моря, в настоящее время сохранилось только в государственном заповеднике, расположенном на Алозских островах. Доставляется на Хлайб в исключительно ограниченных количествах, что и определяет небывалую рыночную стоимость растения. То же самое касается и зовросских ласточек, хотя они распространены на планете повсеместно. Рецепт приготовления соуса с лепестками орхидей был утерян во время одной из революций около двухсот пятидесяти лет назад и восстановлен уже в нашем веке по отрывочным сведениям и сохранившимся письменным воспоминаниям ликвидированной, как класс аристократии Зовроса. Считается, что вкус, питательные свойства, а также благоприятное воздействие на организм конечного продукта восстановить не удалось, а ведь по легендам соус способствовал значительному омоложению организма и секрет его приготовления был известен только высшей аристократии Зовроса. Передавался рецепт единственно из уст в уста достигшим совершеннолетия членам царствующего дома женского пола. Но, увы, в результате государственного переворота, который на Зовросе традиционно именуется революцией…

— Да, припоминаю, — кивнул ван Хорн, — политическая атмосфера Зовроса никогда не отличалась стабильностью.

— Совершенно верно, — поддакнул Уэйнстейн.

— Однако эти сведения ничего не добавляют к образу мисс Салливан, — хмыкнул ван Хорн. Иного он и не ожидал, однако следовало использовать любую возможность выяснить, кто такая на самом деле глава его разведки и контрразведки, — благодарю вас, Сеймур.

Секретарь помялся, поводя шеей, будто ему за воротник залетела пчела.

— Это еще не все, господин ван Хорн. Я взял на себя смелость детально ознакомиться с полученными сведениями.

— Да? Так говорите же, черт возьми, Сеймур, иногда вас приходится тянуть за язык!

— Прошу прощения, больше не повторится. Для начала позволю себе небольшой экскурс в историю Зовроса. Во время последовавшей за упомянутой революцией гражданской войной аристократия и примкнувшее к ней население было вынужденно эмигрировать с планеты. Развитие техники не позволяло в то время совершать длительные перелеты без основательной подготовки, и эмигранты захватили одну из четырех колонизированных Зовросом планет, где были традиционно сильны монархические настроения. К несчастью для метрополии, колония Фионимар полторы сотни лет успешно развивала экономику и науку, вследствие чего была совершенно независима от Зовроса. На планете был собственный космический флот, который возродившаяся аристократия начала форсированными темпами развивать и усиливать. Через пятнадцать лет Зоврос, истощенный гражданской войной, внезапно столкнулся с новой проблемой — недружелюбно настроенным соседом. Последовало несколько военных конфликтов в космосе с переменным успехом. Ни та, ни другая сторона не получили решающего перевеса в войне и с тех пор конфликт тлеет, разгораясь в военные действия с приходом к власти на Зовросе очередного правительства. Последняя битва в космосе состоялась сорок лет назад и никому не принесла победы. Одним словом, война стала перманентным состоянием для соседствующих государств. Каждое ищет новые способы ведения боевых действий, каждое старается привлечь на свою сторону союзников, но пока никто из серьезных держав не проявил интереса к планетам, — затерянным на окраине обитаемых миров. Вы позволите? — Уэйнстейн посмотрел на кофейник и облизнул пересохшие губы.

— Ради бога, Сеймур. — Ван Хорн налил чашку кофе и щедро добавил туда коньяка. — Не скажу, что понимаю, к чему вы клоните, но история ваша довольно занимательна.

Торопливо выпив кофе, секретарь кивнул.

— А дальше будет еще занимательней. На Фионимаре не такое закрытое общество, как на Зовросе, и вот что привлекло мое внимание: на планете правит династия Соммервилей, представители которой в свое время правили и Зовросом. Знаете, сколько царствующих особ сменилось на троне за двести пятьдесят лет?

— И сколько же?

— Вы не поверите: двое.

— Однако… — протянул озадаченный ван Хорн, — даже, если учесть, что продолжительность жизни возросла, это феноменально.

— Это фантастично! — воскликнул Уэйнстейн, которому приличная доза коньяка в кофе ударила в голову. — Я не мог не заинтересоваться этим вопросом и выяснил, что среди подданных Соммервилей ходит легенда о некоем растении, вывезенном с материнской планеты и прижившемся на Фионимаре, которое, будучи приготовленным особым способом, существенно продлевает жизнь. Если учесть, что первые колонисты привезли с собой множество видов зовросской флоры и фауны, в том числе и зовросских ласточек, все становится на свои места, не так ли? Легендарное растение — зеленая орхидея!

— Так вы полагаете, что наша Виктория?.. — задумчиво сказал ван Хорн.

— Я уверен! Позвольте еще коньяка?

Уэйнстейн, ободренный приглашающим жестом ван Хорна, сам налил коньяк в чашку и выпил, словно его томила жажда, в три глотка. Вытерев рот ладонью, он снова метнулся к экрану.

— Но и это еще не все! — заявил он торжествующим тоном.

— Не томите. — Ван Хорн почувствовал, что близок к разгадке тайны, которая не давала ему покоя несколько месяцев.

— Я позволил себе изучить генеалогическое древо Соммервилей, — продолжил Уэйнстейн, — и вот, извольте взглянуть.

Ван Хорн не спеша подошел и склонился над столом. С экрана на него смотрела девушка в военной форме. Именно так могла бы выглядеть Виктория Салливан лет десять назад.

— Члены королевского дома, не наследующие престол, традиционно идут служить в вооруженные силы, — понизив голос, сказал Уэйнстейн, — во флот, в наземные войска и… — Секретарь сделал паузу, как опытный рассказчик анекдотов.

— Ну? — заорал выведенный из себя ван Хорн.

— И в разведку, — закончил секретарь и вытер вспотевший лоб, — на этой женщине форма офицера разведки Фионимара.

Ван Хорн ощутил, как в груди закипает холодная ярость. Скорее всего, это чувство возникло от растерянности. Что могло понадобиться агенту с периферийной планеты на Хлайбе и зачем ей понадобился он, Герберт ван Хорн.

— Имя этой особы выяснили? — Он ткнул пальцем в экран.

— Это не составило труда. Это баронесса Паулина фон Борнштайн, дочь двоюродного брата Его Величества Себастьяна Второго, принца Евгения.

Ван Хорн выплеснул остатки кофе из своей чашки прямо на ковер, налил коньяка и выпил по примеру Уэйнстейна как воду. А чего он взбесился? Ну оказалась мисс Салливан баронессой, как ее там, ну и что? Надоело девочке торчать у себя в деревне, и она решила посмотреть мир, изведать новые ощущения. Вышла в отставку, а так как профессии никакой, занялась привычным делом. Надо признать, ее неплохо учили. Он почти успокоился. Прежде чем что-то решать с Викторией, надо хорошенько все взвесить. Служит она не за страх, а за совесть, может, ей больше ничего и не надо? Ван Хорн обернулся к замершему возле стола секретарю.

— Сеймур, вы проделали колоссальную работу. Я вами весьма доволен. Надеюсь, в проблему вы никого больше не посвятили? — Он дождался отрицательного жеста от Уэйнстейна и добавил, немного помолчав: — Думаю, мисс Салливан может продолжать работать. То, что мы о ней узнали, возможно, пригодится в будущем. Можете быть свободны.

— Это не все, — пролепетал секретарь.

— Да вы что, издеваетесь? — вспылил ван Хорн. — Что я из вас как клещами информацию вытягиваю. Докладывайте!

— Вчера, после вашего обеда с мисс Салливан и встречи с господином послом, я, как всегда, забрал ваш костюм. Ну чистка и так далее. Вот что я обнаружил на лацкане. — Уэйнстейн снова позвал ван Хорна к компу.

Подсоединив универсальный анализатор, он настроил параметры и увеличил изображение.

— Видите? Похоже на чешуйку от рыбы. Это было приклеено на вашем костюме за правым лацканом. Биологическое передающее устройство. Чрезвычайно сложно обнаружить, тем более что спустя сутки после установки оно распадается. Ведет запись звуковых сигналов и передает их импульсами, длиной в миллисекунду. Такую штуку на Хлайбе не достать, и если допустить, что устройство поставила мисс Салливан…

А больше некому! В тот день ван Хорн ни с кем близко не общался, не считая Яна Уолша. С Уолша станется — мог подставить «жучка» и он, но посол не приближался к ван Хорну ближе чем на расстояние протянутой руки, и уж тем более ван Хорн с ним не обнимался.

Значит, разговор с послом Содружества ей известен. Что ей это даст? Сведения о том, что кто-то ищет Агламбу Керрора на Хлайбе, ну и что? Мало ли кто кого ищет на Хлайбе?

Внезапно ван Хорн почувствовал, как кровь бросилась ему в лицо. Она поставила «жучка» после обеда, когда он, как последний кретин, склонился поцеловать ей руку. Она проявила заботу, якобы смахнув с лацкана пылинку, он расчувствовался, приняв это за потепление личных отношений, а на самом деле…

Схватив со стола коньяк, ван Хорн припал к горлышку и не отрывался, пока бутылка не опустела. Уэйнстейн деликатно смотрел в сторону. Ван Хорн размахнулся и шарахнул бутылку о стену. Панель розового дерева треснула, по комнате разлетелись осколки. Подскочив к столу, ван Хорн смахнул с него комп и, что было силы, поддал его ногой.

— Так, — тяжело дыша, он уперся побелевшими кулаками в столешницу и вперился в секретаря, — эту суку взять, допросить… и чтобы все сказала, слышишь, ты?

— Слышу, — пролепетал Уэйнстейн.

— Нет! Сам допрошу. Просто возьми ее. Понял?

Торопливо кивнув, секретарь засеменил к двери.

— Стой! — Ван Хорн упал в кресло и яростно потер подбородок.

В таком деле гнев — плохой советчик. А ну как она ничего не скажет или предпочтет принять какую-нибудь гадость. От мертвого шпиона толку никакого. Выявить связи, вот что главное. Связи и способ передачи данных. Ведь не просто так шпионка такой квалификации работает на его клан: или выполняет попутно свои задачи, или копает под него.

— Викторию Салливан не трогать. Наблюдение вести только электронными средствами общего назначения. Пусть думает, что это поголовная проверка. Пусть все будет, как прежде. Выяснить, с кем общается и каким путем попала на Хлайб. В ближайшие дни надо будет взять человека Сигевару из числа наиболее приближенных и выяснить у него, какие отношения были у его босса с этой сучкой. Для этой операции наймешь банду из развалин. Людей, мутантов — безразлично. Все, можешь идти.

Проследив, как Уэйнстейн скрылся за дверью, ван Хорн открыл резной шкафчик и достал бутылку зеленого стекла. Отец предпочитал это пойло, прежде чем решался на что-то серьезное. Конечно, не спьяну, но самые дикие мысли приходили ван Хорну-старшему после общения с абсентом, настоянным на регуланской полыни. Вдвое больше алкалоидов, чем в обычной земной. И ни разу отец не принял ошибочного решения!

— Что ж, баронесса Паулина фон Борнштайн, я вам безразличен как любовник? Посмотрим, понравлюсь ли я вам в роли обманутого мужа, — прошипел ван Хори, наливая в рюмку белесоватую жидкость. Едкая настойка обожгла глотку, он схватил кофейник и припал к носику. Из глаз потекли слезы. То ли от обиды, то ли от ядовитого пойла…

Сандерсу удалось первым подняться на ноги. Сквозь клубы пыли он разглядел, что они находятся не то в ангаре, не то в гараже. Вдоль стен были верстаки, у задней стены висел на тросах полуразобранный глидер, еще один стоял возле слипа перед ребристыми металлическими жалюзи. Рядом с глидером, уперев руки в бока, стояла женщина в облегающем сине-зеленом комбинезоне с распахнутым воротом. Она была ростом почти с него, черные волосы змеями струились по плечам, брови были нахмурены, а карие глаза метали молнии. Фигурой она напомнила Сандерсу Сюзи — тот же широкий разворот плеч, гордая посадка головы, под одеждой чувствовалось тренированное тело. Большая грудь рвалась из комбинезона, а длинные стройные ноги в полусапожках были вызывающе расставлены на ширину плеч. Помахав перед лицом ладонью, чтобы разогнать пыль, женщина топнула ножкой.

— Ну чего уставился? Валите отсюда.

— Здравствуйте, мисс, — сказал Сандерс.

— Апчхи… — сказал Полубой, поднимаясь на ноги, — здравствуйте.

— До свидания. Убирайтесь.

— При всем уважении, мисс, мы никак не можем убраться тем же путем, как вошли, — резонно возразил Сандерс, — кроме того, нам бы не хотелось туда, — он поднял глаза к дыре в потолке, — возвращаться. Если вы будете так любезны указать нам другой выход, мы им непременно воспользуемся.

— Выход вон там, — кивнув куда-то им за спину, она перевела взгляд на Полубоя, несколько мгновений смотрела на него, нахмурившись, а потом неожиданно улыбнулась.

Сандерс посмотрел на мичмана и тоже едва сдержал улыбку — в волосах Полубоя застряли какие-то опилки, а лицо было белым от бетонной пыли. «Странно, — подумал Сандерс, — у меня вид, наверное, не лучше, однако мне не улыбнулись». Полубой взъерошил волосы, стер ладонью пыль с лица и вдруг Сандерс увидел, что мичман стремительно краснеет.

— Касьян, с вами все в порядке?

— Ага… угу… в порядке. — Наконец мичману удалось сказать что-то членораздельно. Сандерс впервые видел его в явном замешательстве. — А что там, за дверью?

— Склады Сигевару с замороженной продукцией, — помолчав, ответила женщина, — вы откуда такие красивые свалились? Из отдела выбраковки?

— Н-нет. Мы из ресторана, — запнувшись, ответил Полубой.

— Ого! Решили уйти, не расплатившись? Вы, господа, теперь заплатите за ущерб лично господину Сигеваре. А он не любит, когда ему причиняют ущерб.

— В ресторане мы расплатились, — сказал Сандерс, — только у группы молодых людей в одинаковых куртках к нам, неизвестно почему, возникли претензии, и нам пришлось выбираться этим путем. Кстати, когда они войдут на кухню ресторана и обнаружат дыру в полу, то не исключено, что последуют за нами. Скорее всего минуя э-э… этот вход, — он указал пальцем в потолок, — но все равно, нам не хотелось бы задерживаться. Могу еще добавить, что у них огнемет.

— Через дверь вам не пройти, — задумчиво сказала Женщина, — под нами тридцать этажей клана.

Сандерс и Полубой переглянулись. Мичман пожал плечами — ну и что, мол? Прорвемся. Дик усмехнулся. Он готовился умереть завтра, во время «сквознячка», но никак не сегодня.

— В таком случае мы позаимствуем этот глидер, — сказал он.

— Еще чего, — женщина отступила назад, сунула руку за спину, — это моя машина и управляю ей только я.

Что-то щелкнуло, и в руках у нее оказался стальной телескопический шест, длиной около полутора метров.

— Мисс, не хотелось бы причинять вам боль, — начал Сандерс, двинувшись к ней, — но вы не оставляете нам выбора.

Он ожидал, что Полубой обойдет ее с другой стороны, но к его удивлению мичман не двинулся с места.

— Погодите, Ричард. Мисс, давайте договоримся. Вы нас отсюда вывозите, а мы заплатим такую сумму, что вам не придется работать в такси по крайней мере год.

— Я не таксистка, — отрезала женщина

— Ну как хотите, — пожал плечами Сандерс, делая еще шаг.

— Постойте, Ричард, — остановил его мичман, — так нельзя. Попробуем выбраться через башню.

— Знаете, Касьян, я давно подозревал, что вы потенциальный самоубийца. Я тоже собрался сдохнуть на Хлайбе, но завтра, а сейчас давайте скрутим эту девку и…

— Сам ты гомик недотраханный, — мгновенно отозвалась женщина.

— Нет, мы ее не тронем. — В голосе Полубоя послышалась угроза, и Сандерс разозлился.

— Слушайте, мичман, а не пошли бы вы…

— Ладно, не ругайтесь, ребята, — вдруг сказала женщина. Она повернула рукоять шеста, и тот сложился в тридцатисантиметровую трубку. — А, черт, надо же когда-то решаться. Садитесь.

Покусывая губу, Сандерс вызывающе посмотрел на Полубоя. Тот пожал плечами и направился к глидеру. Вдоль корпуса машины: перед двигателем, под крыльями и возле багажника проходила массивная наваренная на раму труба, да и сам глидер был непривычных очертаний, хоть Сандерс и узнал обычную пассажирскую модель. Он открыл дверь и присвистнул — пассажирских сидений не было. На месте снятых кресел было пустое пространство с крепежными ремнями, продетыми в скобы на полу.

— Лучше, если вы ляжете на пол и пристегнетесь, — сказала женщина, заметив его недоумение, — мне совсем не надо, чтобы вы порхали по кабине во время движения.

— Спасибо, — пробасил Полубой, — как вас зовут?

— А вам не все равно? — огрызнулась она, но, бросив быстрый взгляд на мичмана, внезапно сменила гнев на милость, — Лив меня зовут.

— Я — Касьян, а он — Ричард.

— Очень приятно, — усмехнувшись, сказала женщина.

— Нас могут ждать снаружи, — предупредил Сандерс, — перед рестораном я видел три «Ерша». Знаете, что это?

— Знаю. Сигевару получил их неделю назад. Хорошие тачки, но тяжелые.

Полубой улегся на пол и пристегнулся. Сандерс последовал его примеру. Засвистела турбина. Лив нажала кнопку на панели управления, подождала, нажала вновь и выругалась.

— В чем дело? — забеспокоился Сандерс.

— Ворота заблокировали, — процедила Лив, — ну, суки!

— Может, нам все-таки выйти? — спросил Полубой.

— Сиди! — прикрикнула Лив, пробегая пальцами по панели.

На стекла машины опустились металлические решетки. Турбина взвыла, глидер приподнялся над площадкой, опустил нос и вдруг рванулся напролом через закрытые ворота. Сандерс едва успел прижаться спиной к переднему креслу. Машина с грохотом врезалась в металлические жалюзи и вынесла их вместе с куском стены. Глидер накренился на бок и, прежде чем Лив выровняла его, Дик успел увидеть, как жалюзи планируют вниз, наподобие огромной бабочки.

Он посмотрел в заднее стекло и сжал зубы. От ресторана на них падали «Ерши».

— Лив! — крикнул Полубой.

— Вижу.

Она завалила глидер на спину, выводя его в лоб атакующим машинам. Сандерс извернулся, чуть не свихнув шею, чтобы видеть, что происходит.

«Ерши» пикировали на них сомкнутым строем — одна машина чуть вырвалась вперед, и они шли клином, как маленький косяк перелетных птиц. Бронированные угловатые корпуса росли на глазах. «Если на них есть вооружение — разнесут в пыль», — успел подумать Сандерс, но тут же увидел пустые внешние подвески и дыры на месте бортовых пушек.

Лив завизжала так, что заложило уши и дала двигателю полную мощность. «Ерши» будто прыгнули им навстречу. Сандерс скрипел зубами, Полубой что-то дико орал по-русски.

В последний момент Дик увидел, как передний «Ерш» рванул вверх, а два других лепестками вывернули в стороны, уходя от лобового столкновения.

Одному «Ершу» не повезло — он на полном ходу врубился в стену башни. Полетели обломки камня, куски обшивки, оранжевая вспышка ударила по глазам, и машину Лив завертела догнавшая взрывная волна. Лив бросила глидер в пике — два оставшихся «Ерша» разворачивались за ней вдогонку.

— Браво! — рявкнул Полубой.

— Да, это было недурственно, — пробормотал Сандерс, — а эти двое?

— Уйдем, — успокоила его Лив, — они неповоротливые и тяжелые.

Она снизилась и повела глидер между домов, закладывая такие виражи, что Полубоя и Сандерса, несмотря на ремни, кидало от одного борта к другому. Во время этой сумасшедшей гонки Сандерсу удалось пару раз приподняться и бросить взгляд на преследователей. «Ерши» безнадежно отставали, правда, ему показалось, что за ними в погоню устремились глидеры в полицейской расцветке, но, мелькнув один раз, они пропали, затерявшись в лабиринте домов Нижнего города. Один «Ерш» исчез через пять минут преследования, второй еще пытался их догнать, и упорно висел на хвосте, когда Лив, взглянув вниз, заявила:

— Через минуту входим в сектор ван Хорна. Они туда не сунутся.

Последний «Ерш» клана Сигевару и вправду завис над невидимой границей сектора, а перед ним, откуда не возьмись, возникли три серебристо-серых глидера. Чем закончилось противостояние, Сандерс не увидел — Лив снизилась и влилась в общий поток машин. Вытирая со лба смешавшийся с бетонной пылью пот, Дик обнаружил, что пальцы трясутся, как у мелкого воришки, впервые попробовавшего ограбить банк.

— А если бы они не свернули? — спросил он в пространство.

— Тут бы нам всем и хана, — беззаботно отозвалась Лив.

— Это точно, — подал голос Полубой.

— И все-таки я рад, что не настоял на том, что поведу я, — сказал Сандерс.

— А-а! А то: я вам больно сделаю, мисс, — передразнила его Лив, — ладно, куда вас подбросить?

— Вообще у нас номер в гостинице возле Южной-1, но сначала я бы перекусил и выпил пива, — заявил Полубой, — и потом, мы не можем вас так просто отпустить! Вы пообедаете с нами.

— Договорились.

Лив повела глидер к Южной башне, не нарушая правил движения и вскоре Сандерс узнал небоскреб, в котором они поселились, сбежав из под опеки Яна Уолша.

Поставив глидер на платную стоянку, они ввалились в маленький ресторанчик, полупустой ввиду раннего часа — ленч уже закончился, а до вечерней трапезы было еще далеко. Сандерс даже удивился, как много они успели за столь короткий срок: разнести бар, ресторан, нажить смертельных врагов в лице клана Сигевару и все за какие-то полдня. Действительно, бывают в жизни моменты, когда события спрессованы в минуты и каждая может оказаться последней.

Полубой отодвинул для Лив стул и у Сандерса чуть глаза на лоб не вылезли — раньше он не замечал за мичманом подобной галантности. Максимум на что он был способен — это передать за обедом соль и то по настоятельной просьбе. Во всяком случае, на «Глории» он вел себя так, будто женщин для него не существовало. Извинившись перед Лив, и сказав, что им надо привести себя в порядок, Сандерс подмигнул Полубою и направился к туалету.

— Тебе бы штаны сменить! — крикнула Лив ему вдогонку.

Штаны и впрямь обгорели теперь болтались выше щиколотки, что для Сандерса, привыкшего выглядеть более, чем достойно, это было равносильно, как если бы он был вообще без брюк.

Взглянув в зеркало в туалете, Дик крякнул и принялся смывать серую маску, облепившую лицо. Рядом плескался Полубой.

— Вы что это, глаз на нее положили? — спросил Сандерс как можно небрежней.

— Почему? — Полубой мучительно покраснел.

— Без микроскопа видно, — объяснил Сандерс, — что девица вполне, только не ко времени. Вы ее даже в постель уложить не успеете.

— А это как постараться, — неожиданно ответил Полубой, рассматривая себя в зеркало, — знаете, Ричард, иной раз я жалею, что морда у меня, как топором тесанная.

— Нормальная морда. Только завтра утром у нас встреча, а потом — «сквознячок», на который мы подписались.

— Я помню, — вздохнул мичман, — а жаль, черт возьми, но приказ есть приказ.

— Солдафон, — буркнул Дик ему в спину.

Лив уже успела заказать на троих по порции отбивной с жареной картошкой и зеленым горошком, и по кружке пива, пояснив, что любит пищу простую и сытную. Полубой одобрительно кивнул. Сандерс, хоть и не проголодался, но тоже поковырял мясо, приглядываясь к новой знакомой.

— Лив, скажите, почему вы решили нам помочь? Ведь теперь у Сигевары и к вам счет немаленький.

— У меня к нему больше, — сказала она с набитым ртом и отхлебнула пива, — он совсем уже обнаглел — платить за поставки перестал.

— За какие поставки?

— Я — «каботажница», — сказала Лив и замолчала, считая, что это все объясняет.

— А что это означает? — поднял голову от тарелки Полубой.

— Да вы откуда свалились?

— Мы? — Сандерс посмотрел на мичмана. — Мы, вообще-то, археологи. Хотели поработать с некоторыми артефактами, но…

— Ха-ха-ха, — сказала Лив, подчищая тарелку хлебной корочкой.

— Не понимаю, что смешного? Я — профессор Сандерс, а это мой ассистент, доктор…

Лив так посмотрела на него, что зеленый горошек встал у Дика поперек горла. Полубой поспешил склониться над тарелкой.

— В гараже мне послышалось, что он — мичман, а не доктор, — невинно заметила Лив, — ну это бывает. А от какой вы организации? Небось, Таирский универ? Я угадала?

— Ну как вам сказать, — замялся Сандерс, — а что, собственно, такого плохого в университете Таира? Весьма уважаемое учреждение с богатой историей и…

— И бумаги, наверное, есть?

— Есть совершенно настоящие удостоверения кафедры астроархеологии.

— Я хочу пирожные, — Лив огляделась в поисках официанта, — а удостоверения засуньте себе в задницу, — посоветовала она.

Полубой хрюкнул в кружку с пивом. Сандерс поднял руку, привлекая внимание официанта, решив подобным образом выиграть время, раз уж напарник ему помогать не собирался.

— Мне кажется, вы совершенно напрасно подозреваете нас в чем-то противозаконном, — сказал он, когда принесли пирожные и чай, — когда мы искали «горштадский призрак» в пещерах Литании…

— Слушайте, ну хватит уже, — поморщилась Лив, откидывая назад гриву черных волос, — не держите меня за дуру! Не хотите говорить, что вам понадобилось на Хлайбе — не надо. Только не вешайте мне лапшу. А чтобы вы совсем успокоились, скажу кое-что: я — коренная таирка и про наш универ знаю куда больше вас. Ха… археологи!

— Она права, Ричард, — вмешался Полубой. — Лив, мы не можем вам сказать, чем занимаемся. Могу только заверить, что ни экономике, ни социальному устройству, ни благополучию жителей Хлайба никакого вреда мы не нанесем.

— Да плевать мне на Хлайб, — пренебрежительно отмахнулась Лив, — только предупредите, если соберетесь взорвать какую-нибудь башню, чтобы я успела унести ноги. Особенно Южную-1. Я собираюсь устроиться туда на работу.

— И в качестве кого?

— Я же говорила, я — каботажница и больше ничего не умею.

Полубой откинулся на заскрипевшем стуле и посмотрел на Сандерса. Тот пожал плечами.

— А что на Хлайбе понимают под словом «каботаж»?

— А-а, — протянула Лив, — так господа археологи не в курсе. Довольно прозаическое занятие. Вы представляете, чем зарабатывают на жизнь в развалинах?

— Ну в общих чертах.

— Могу уточнить: производством всего того, что даже в Нижнем городе производить опасаются, а также поисками тех самых артефактов, за которыми вы, якобы, охотитесь. Ну, помимо всего прочего, подпольные бои модификантов, проституция в любых формах и секс с любыми существами, выходящими из мини-фабрик по клонированию и кабинетов модификационной хирургии. Так вот, после всего этого остается много, как там это называется, шлака. Остатков человеческих и не совсем человеческих тел. Кроме того, в развалинах случаются различные катаклизмы. Тут, скорее всего, инопланетные игрушки виноваты. Какие-то непонятные болезни вдруг обнаруживаются. Бывает, что людей охватывает вдруг жажда убийства или другого рода насилия, бывает, пачками сходят с ума. Каботажники доставляют сюда, в Нижний город, шлак, найденные диковинки, тем и живут. Пока сами не попадут на разделочный стол в прозекторской одного из кланов. Вот так, господа.

За столом воцарилось молчание. Лив, как ни в чем не бывало, ела ложечкой пирожное и запивала его цветочным чаем. Полубой допил пиво и теперь сидел молча, потирая подбородок.

— Я вас разочаровала? — спросила Лив, обращаясь к мичману.

— Совсем нет, — задумчиво ответил тот, — каждый выживает как может, и вы, мисс, не исключение.

— Золотые слова! И перестаньте мне «выкать», наконец!

— Согласен. — Полубой протянул руку. — Касьян.

Лив с видимым удовольствием пожала его необъятную ладонь.

— Ричард, можно — Дик, — сказал Сандерс, пожимая протянутую руку, — а что же ты теперь намерена делать и почему все-таки ушла от Сигевару?

— Платить перестал, урод! Раньше зажимал деньги, говорил — товар плохой, с гнильцой, а я всю эту требуху льдом перекладываю, как положено, даже заморозку сухую купила. Теперь вообще кидает гроши и еще грозится: уйдешь, мол, из-под земли достану. А между прочим, полгода назад от него уже ушла одна подруга. И как красиво ушла, вы бы видели, — Лив вновь завертела головой в поисках официанта, — мороженого хочу.

Сандерс сделал глоток кофе и замер, нахмурившись. Рукав комбинезона Лив сполз с запястья и на руке стала видна татуировка — змея, кусающая себя за хвост. Дик попытался вспомнить, где он видел точно такую. Совсем ведь недавно видел, в течение месяца-двух.

— Ну а теперь вы… ты куда? — спросил Полубой.

— Хочу к ван Хорну наняться. Его клан на подъеме и платит он, говорят, прилично. Это, кстати, его сектор, — Лив повела вокруг рукой, — Сигевару с ним на ножах, но напрямую связываться боится. Силы не те. Так что здесь вы в безопасности, а назад возвращаться не советую.

— Это, Лив, как получится, — невесело усмехнулся Сандерс.

Лив доела мороженое и блаженно потянулась. Полубой, не скрывая восхищения, смотрел на нее. Иногда у мужчин бывает такой взгляд при знакомстве с женщиной. Это он только восторгается новой знакомой. Потом взгляд преобразуется в туманно-масляный, что означает — мужчина уже дал понять, каковы его чувства, и ожидает решения, ну и ведет себя соответственно: осторожно и предупредительно. Сандерс усмехнулся: до этой стадии обольщения Полубой еще не дошел и вряд ли дойдет, так как знакомство было полезным, выгодным, но интересы дела заставят мичмана расстаться с надеждой завязать более тесные отношения. Лив поднялась из-за стола.

— Ну что, мальчики, мне пора.

Полубой громыхнул стулом, поднимаясь. Банальный румянец принял на его лице багровые тона.

— Как я… мы можем связаться с тобой?

— Из любой будки телекома наберете вот этот номер. — Лив взяла салфетку и написала на ней несколько цифр. Если я в машине — тотчас отвечу.

Полубой осторожно взял протянутую руку, неловко покачал на весу, а потом, к изумлению Сандерса и смущению Лив, склонился и коснулся тыльной стороны ладони губами. Надо отдать должное, получилось это у него вполне светски, признал Дик.

Пожимая руку девушке, он задержал ее ладонь, перевернул вверх запястьем и приподнял рукав.

— Давно вы сделали этот рисунок? — спросил он.

— Как начала работать на Сигевару, — просто ответила Лив, — у него совершенно дикие понятия о долге перед кланом и подобные картинки есть у всех, кто на него работает. Он считает, что таким образом люди сильнее ощущают свою ответственность перед организацией. Насколько я помню, это символ времени, но Сигевару придал этому еще одно значение: человек, замысливший предательство, пусть лучше убьет сам себя. Как змея укусит себя за хвост и сдохнет от собственного яда, потому что иначе смерть покажется предателю желанной но недостижимой.

Они вместе вышли из ресторанчика и проводили Лив до парковки. Она помахала рукой, послала лично Полубою, как показалось Дику, воздушный поцелуй и, усевшись в глидер, взвилась со стоянки и исчезла в потоке машин.

Мичман, сунув руки в карманы плаща, долго смотрел ей вслед, и Сандерс не решился нарушить молчание. Сам он расставался с женщинами легко, тем более что обычно это происходило после того, как он получал желаемое. Так что чувства Полубоя были ему непонятны, но внушали определенное уважение.

— А что за история с татуировкой? — наконец спросил Полубой.

— Где-то я такую видел, причем совсем недавно, — задумчиво сказал Сандерс, — никак не могу вспомнить…

— Бывает, — согласился Полубой.

Ван Хорн поднимался чуть свет независимо от того, во сколько удалось вечером лечь спать, по старой привычке, а вернее, свято следуя девизу, который ему вбил в голову ван Хорн-старший: кто рано встает — тому Бог подает. Небо над небоскребами Нижнего города едва посветлело, чуть приглушив буйство рекламы. Ван Хорн заканчивал еженедельный ритуал бритья, когда запищал сигнал вызова. Парикмахер уже смыл с его лица пленку, нейтрализующую аминокислоты, содержащиеся в луковицах волос, и готовился освежить помолодевшую кожу дезодорантом, но ван Хорн жестом остановил его и выслал за дверь. До завтрака его мог беспокоить только секретарь и только по исключительно важным вопросам.

— Слушаю вас, Сеймур. — За короткие часы сна ван Хорн успел остыть и даже выспаться, несмотря на то что выпил почти бутылку полынной настойки.

Новых мыслей относительно мисс Салливан в голове не родилось, но зато появилось ощущение, что нити этой игры он держит в своих руках. Вряд ли Виктория догадывалась, что «жучок», так ловко поставленный на пиджак ван Хорна, был обнаружен.

— Доброе утро, господин ван Хорн, — учтиво начал Уэйнстейн, — согласно вашему распоряжению мы провели нынешней ночью операцию в секторе клана Сигевару.

— Следов не оставили, надеюсь?

— Как можно? — Уэйнстейн всплеснул руками. — Подставили одну из местных банд, с которой у Сигевару напряженные отношения. Кое-что любопытное удалось выяснить по вопросу, который мы вчера затронули, — осторожно продолжал секретарь, — я могу говорить или лучше зайти к вам.

— Зайдите после завтрака, — распорядился ван Хорн, но тут же поправился: — нет, лучше через десять минут.

Парикмахер как раз успел закончить работу и ван Хорн удобно расположился в кресле с первой чашкой кофе, которую пил натощак. Уэйнстейн покосился на кофейник, однако ван Хорн сделал вид, что не заметил и даже не предложил ему присесть. Он был зол на себя за вчерашний срыв и отчасти винил в этом секретаря, который довел его почти до истерики своим докладом. Конечно, это было несправедливо, но где сказано, что босс должен быть справедливым к своему подчиненному?

— Нам удалось м-м… пригласить для беседы одного из приближенных господина Сигевару, некоего Роджера Мышкуна, — начал Уэйнстейн, — он отвечает, вернее, отвечал за доставку из развалин органического материала, то есть под его руководством проводились рейды в развалины. Так же каботажники, работающие на Сигевару, находились под его командой. Вчера что-то случилось и Мышкун, по слухам, получивший от Сигевары предупреждение, напился в стельку, так что нейтрализовать его было несложно.

— Предупреждение? Ах да, припоминаю. Господин Сигевару предупреждает один раз, после чего очередной прокол становится последним. Однако избавьте меня от подробностей, Сеймур — я еще не завтракал. — Ван Хорн налил еще чашку. — Продолжайте.

— Из всего мусора, что высыпал на нас под ментоскопом Мышкун, внимания заслуживает вот что: шесть месяцев назад в развалинах произошел очередной всплеск необоснованных убийств. Мышкун организовал рейд, добивая выживших и подбирая трупы. Как вы знаете, сбор органики был основной частью дохода клана Сигевару, поскольку лаборатории по клонированию по его мнению обходятся слишком дорого. Один из тех, кто выжил, оказался абордажником из команды последнего корабля Агламбы Керрора. Помните такого?

— Еще бы, — ван Хорн насторожился, — но, кажется, он пропал несколько лет назад?

— Абордажник сообщил Мышкуну, что знает, где скрывается Керрор, и под этим предлогом предложил обмен: вы мне жизнь, я вам — Керрора. Пират был нетранспортабелен, Мышкуй побоялся принимать решение и вызвал на место кого бы вы думали?

— Викторию Салливан, — проворчал ван Хорн, — и прекратите задавать мне ваши дурацкие загадки. Что еще удалось узнать?

— Абордажника поместили в один из модификационных госпиталей и мисс Салливан в присутствии Мышкуна провела допрос. Пират отказался отвечать, пока не получит гарантий и ей вроде бы тоже пришлось отступить, а через несколько дней она уволилась от господина Сигевару. Если это можно так назвать.

— Можно, Сеймур, можно, — проговорил ван Хорн.

— К сожалению, это все, что нам удалось выжать из Роджера Мышкуна, — Уэйнстейн сокрушенно развел руками, — видимо, алкоголь во взаимодействии с ментозондированием отрицательно повлиял на мозговые функции.

— И что?

— Он э-э… скончался, — едва слышно пролепетал секретарь.

— Черт бы вас подрал, Уэйнстейн, — ван Хорн со стуком поставил чашку на стол, расплескав кофе, — мне что, по примеру Сигевары ввести у себя предупреждения? Он еще что-нибудь успел сказать?

— По-видимому, он бредил, господин ван Хорн. Из его бормотания немного можно было понять. То ему мерещились какие-то чудища, то он утверждал, будто абордажник знает не только, где скрывается Керрор, но и некое существо, обитающее ниже Каналов в окружении оживших покойников, секретарь понизил голос до шепота, — и будто бы это и есть тот самый Смотрящий… И вроде бы Керрор и это существо договорились о взаимодействии.

— Ну это, конечно, бред, — поморщился ван Хорн, — так называемые легенды Нижнего города. Если это все, то можете идти.

— А мисс Салливан?

— Идите, идите. Мне надо подумать.

Уэйнстейн удалился, осторожно прикрыв за собой дверь, а ван Хорн присел за стол и вызвал по закодированному каналу посольство Содружества американской Конституции. Через минуту на экране появился улыбающийся Ян Уолш.

— Здравствуйте, Герберт. — Улыбка держалась на лице Уолша, как прибитая гвоздями. — Рад видеть вас в добром здравии.

— Здравствуйте, Ян. Кажется, я могу вас обрадовать.

— Вот как?

— Помните вашу просьбу, выяснить возможность пребывание одного интересующего вас человека в Нижнем городе? — Несмотря на защиту от подслушивания, ван Хорн решил подстраховаться и не называл имен.

— М-м… Дайте подумать, — Уолш наморщил лоб, будто вспоминая, хотя ван Хорн был уверен, что посол прекрасно понимает, о чем речь, — ах, ну да! Только это была не просьба, а так… к слову пришлось.

— Да? А мне показалось, что вы крайне заинтересованы в положительном решении вопроса. Ну так вот: я ошибся, утверждая, что интересующий вас субъект не может находиться на Хлайбе. Он здесь.

К удивлению ван Хорна, Уолш не проявил никакого энтузиазма. На мгновение его лоб пошел морщинами, но тут же разгладился.

— Мой дорогой Герберт, эта тема меня больше не волнует.

— А вы не вспомните, какая награда назначена за голову этого мерзавца?

— Ну весьма крупная награда. Причем как от Содружества, так и от русских.

— И вы мне хотите сказать, что пятьдесят процентов вас не волнуют? Только вы и я, господин посол. Вы и я. Причем доставку и охрану этого человека я беру на себя. От вас потребуется лишь передать его в руки правосудия и получить причитающееся вознаграждение. Мое имя можно не упоминать. Так как?

Уолш нашарил позади себя стул и опустился в него, будто ноги перестали ему служить. Ван Хорн ясно представлял, что творится сейчас в голове у посла: мелькают цифры, газетные заголовки, экстренные выпуски новостей, в которых он — главный участник. Наконец Уолш поднял голову и ван Хорн понял, что выиграл.

После того как они обговорили некоторые детали предстоящей акции, он вызвал Уэйнстейна. Действовать надо было быстро и решительно, тем более что противник был более чем серьезен — шеф собственной разведки Виктория Салливан…

Виктория проверила последние поступившие на комп данные, занесла их в картотеку, закрыла личным шифром и облегченно откинулась в кресле. Все, пора спать — три часа ночи. Вечером она подписала контракт с каботажницей, которая, как оказалась, также сбежала от Сигевару. Вряд ли ее побег вызовет в кланах такой же резонанс, как в свое время уход самой Виктории, но бегство получилось на редкость эффектным, слухи по Нижнему городу распространяются если не со скоростью света, то уж звук обгоняют намного. Каботажница понравилась Виктории своей независимостью и профессионализмом — как-никак ушла от трех «Ершей», а кроме того, заинтересовала рассказом об археологах, с ее помощью выбравшихся из башни Сигевару. В одном Виктория узнала здоровяка, с которым у нее была назначена встреча назавтра, второй также показался знакомым. Жаль только, что Лив забыла фамилии археологов, если, конечно, предположить, что они их называли.

За ночь Виктория пробила по информационной сети сведения, предоставленные каботажницей; ведь могло быть и так, что Сигевару захотел иметь своего человека в клане заклятого врага. Похоже, все было чисто.

Вибродуш смыл накопившуюся усталость и унес прочь сомнения. Кожа порозовела, тело охватила приятная расслабленность. Она провела ладонями по бедрам, по груди, мимолетно подумала, может ли сегодня доставить себе немного наслаждения? Тело немедленно отозвалось на ласку — набухли соски, внизу живота возникло почти забытое томление. За каждодневными заботами она почти забыла о том, какое это блаженство. Более того, самоудовлетворение, чего бы там ни говорили ханжи, отлично снимает стресс, а ведь кроме небольшого приключения, случившегося во время отпуска, у нее не было мужчины с тех нор, как она прибыла на Хлайб. Нет, не сегодня. Виктория включила холодную воду, смывая истому, встряхнулась, вышла из душа и взглянула в зеркало. И это тело хотел получить ван Хорн? Она представила, как его тонкие пальцы с пергаментной кожей скользят по груди, и ощутила неприятный озноб. Нет, только не он со своими повадками паука, затягивающего неосторожную муху в липкую паутину! Сквозь его напускную вежливость и тактичность постоянно пробивается образ того, кем он и является на самом деле — стареющим самцом, считающим, что имеет право играть судьбами людей по собственной прихоти. А ведь, наверное, причисляет себя к высшему обществу Хлайба, и невдомек ему, что на свалке не может быть аристократии. В лучшем случае беспринципные подонки, волею судьбы оказавшиеся на вершине мусорной кучи!

Виктория прошла в спальню. Даже здесь, на двадцать первом этаже, сполохи рекламы бросали отсветы на стены комнаты. Она подошла к окну. Ее квартира располагалась в эркере, выступавшем из башни, и можно было посмотреть вниз, прямо под ноги, полюбоваться рекой огней, затопившей город. В центре мрачно темнели развалины, впрочем, если бы там зажглись огни, это было бы хуже. На памяти Виктории такого не случалось, но, как ей рассказывали, много лет назад развалины внезапно осветились призрачными зарницами, а на следующий день Нижний город наводнили безумцы, уничтожающие на своем пути все живое. С тех пор власти Хлайба ввели посты наблюдения по всему периметру развалин, но подобное больше не повторялось. Легенды, которыми немедленно обросло происшествие, приписывали катастрофу делу рук таинственного Смотрящего, а оставшиеся в живых сумасшедшие твердили о некоей субстанции зеленовато-желтого цвета, выступившей из-под земли и затопившей развалины. Распространяемые ей миазмы якобы и сводили людей с ума, однако проверить это не удалось: субстанция исчезла, не оставив после себя следов. Как говорили старожилы, слилась в Гнойник, на самый нижний уровень Хлайба, на котором никто не был. Существование Гнойника так и осталось гипотезой, а сам мифический уровень со временем получил название Гной.

Виктория задумчиво посмотрела на развалины. Если все пойдет, как она задумала, то совсем скоро она или опровергнет большинство городских легенд, или исчезнет, как все, кто пытался проникнуть в подземные лабиринты под развалинами. Нет, она не может исчезнуть — слишком многое зависит от удачного исхода ее операции на Хлайбе.

Она затемнила стекла, отсекая игру огней, настроила над кроватью полог микроклимата и скользнула под него. Ван Хорн встает рано, да и у нее завтра важный день и за оставшиеся считанные часы она могла позволить себе выспаться с помощью гипносна — организм пока позволяет подобное насилие над нервной системой. Пусть ван Хорн мучается бессонницей, или забывается с помощью алкоголя или снотворного.

Виктория включила установку гипносна, совмещенную с датчиками сигнализации, которыми она лично оснастила свою квартиру, поставила ее на отключение в семь утра и через полминуты провалилась в сон.

Она шла по травяному ковру, и цветы щекотали ей босые ступни. Весна и начало лета — самое прекрасное время на экваториальных озерах. Здесь, вдали от столицы, люди старались оберегать природу, оставляя ее в нетронутом первозданном виде. Впереди показалась бирюзовая гладь воды с ковром орхидей, покрывающих мелководье. Одна из немногих уступок любви к покинутому миру — цветы, которые вывезли, чтобы хоть что-то напоминало о далекой стране, скрытой за голубым небосводом и затерявшейся среди холодных звезд. По древней традиции она сама должна сорвать три орхидеи, чьи лепестки передадут свадебным блюдам свой неповторимый аромат и волшебные свойства. Это будет ее подарком жениху. Подарком невесты, первым и одним из череды многих, которыми она украсит жизнь избранника.

Она присела на корточки и погрузила ладони в прохладную воду. Цветы надо сорвать как можно ближе к чашечкам, но при этом не повредить ни одного лепестка, иначе их первенец, зачатый в брачную ночь, может родиться слабым.

Она осторожно приподняла цветок, любуясь игрой серебристых блесток на лепестках, как вдруг пронзительный холод окутал ее. Морозный туман на миг перехватил дыхание, заставляя сердце сжаться от стужи. Неистовый свист метели пронзил тишину, и ледяной вихрь подхватил ее, унося с берегов сказочных озер…

Датчики движения и металлодетекторы заливались пронзительным звоном, климатическая установка при первых сигналах тревоги мгновенно сменила теплый полог на дикий мороз.

Виктория слетела с кровати, будто ее и впрямь подхватила бушующая метель. Одним движением она вырвала из ножен ланскнетту — короткую широкую шпагу, всунула пальцы левой руки в кастет с широким полумесяцем лезвия вместо шипов, выпуклой стороной обращенным наружу. Слабость, вызванная стремительным переходом от гипносна к бодрствованию, мешала сосредоточиться. Голова гудела, тело было словно чужое. При вспыхнувшем свете она увидела, что входная дверь покрыта белыми кристаллами льда и последняя надежда, что сигнализация сработала случайно, оставила ее.

Под мощным ударом дверь лопнула на сотни мерзлых осколков, и в комнату ворвались боевики ван Хорна в прошитых стальной нитью черных защитных плащах. Она сразу поняла, что убивать ее не будут — ни у одного в руках не было клинка, только металлические биты и у двоих крупноячеистая кевларовая сеть.

Где-то она допустила ошибку, но сообразить, какую именно, можно будет после. А сейчас…

Она привычно закружилась, врываясь в толпу боевиков. Невозможно-белое на фоне черных плащей тело ураганом заметалось по комнате. Тусклое лезвие ланскнетты не встречало сопротивления, взрезая защитные плащи, и уж совсем не ощущалось, как оно проходит сквозь плоть. Спальня наполнилась криками, звоном запахом крови и тяжелым дыханием бестолково мечущихся людей. По лопаткам чиркнула бита, Виктория стремительно обернулась, разваливая полумесяцем переносицу боевика, и внезапно увидела за их спинами Уэйнстейна, сжимавшего в руках ствол какого-то оружия. Яростно вскрикнув, она бросилась к нему, сметая заступавшие ей дорогу черные плащи. Уэйнстейн заверещал, выставляя вперед оружие. Она, словно танцуя, ногой сбила ствол в сторону, и тут на ее плечах повисли сразу двое. Виктория кистевым движением рубанула за спину, кто-то болезненно охнул, и, на миг освободившись, она что есть силы врезала Уэйнстейну подъемом ноги в пах.

В спальню полезли новые боевики, и она поняла, что обычным путем уйти не удастся. Хрустнула кисть под ударом биты, и кастет выпал из онемевших пальцев. Виктория едва сдержала крик боли. Кто-то бросил сеть, она рассекла ее в воздухе, широким взмахом отогнала наиболее напористых и метнулась к окну. Подхватив висевший возле окна антиграв, она ткнула острием ланскнетты в стекло. Дюймовой толщины бронестекло водопадом осыпалось вниз. Она вспрыгнула на край пропасти, ветер ударил в лицо. Под ногами переливались огни города, маня в свое тепло. Виктория обернулась, злой улыбкой выражая презрение, успела заметить зеленую вспышку, и мир рухнул глыбами льда, погребая ее под собой.

Свет… настолько яркий, что пробивает веки и причиняет глазам боль. И холод… почему в последнее время ее все время преследует холод? Кажется, что солнечные лучи, которые она впитала на Ривьере, были последними в ее жизни, а все остальное — холод.

Постепенно тишина отступила, и издалека возникли голоса. Они то приближались, то вновь таяли вдалеке. Один произносил слова с обманчивой мягкостью, второй сипел, будто сдерживая мучительную боль. Слова вроде бы знакомые, но чтобы разобрать, надо сосредоточиться, а проклятый холод не позволяет…

— …ей сломали руку?

— Это просто вывих. Надо же было как-то обезоружить. Вы бы видели, что она творила. Я думал, всех в лапшу изрубит. Вправьте, пока она без сознания.

— Слушаюсь.

— Потерн?

— Трое убитых, пятеро раненых. Причем один из них вряд ли выживет.

— Это уму непостижимо, Уэйнстейн! Одна баба чуть не перебила лучших боевиков клана.

— У нее было необычное оружие, господин ван Хорн. Я отправил его на экспертизу — защитные костюмы оказались бессильны.

— Ладно, после доложите о результатах. Такое оружие и нам пригодится. Почему она голая?

— Она спала, когда мы э-э… приступили к акции. Кроме того психологический эффект обнаженности…

— Бросьте, Сеймур. Она профессионал, ей на это плевать. Оденьте. Момент, что это?

— Где?

— Вот, на ягодице.

Сухие пальцы натягивают кожу.

— Это татуировка клана Сигевару, господин ван Хорн. Все, кто дает клану клятву, обязаны сделать такую.

— Это я знаю. Почему на заднице?

— Место расположения значения не имеет, хотя может она хотела этим подчеркнуть свое отношение.

— Хм… довольно неосторожно, хотя что возьмешь с женщины. Полная неспособность предвидеть последствия.

— Точно так. Если бы она не замешкалась на окне, только бы мы ее и видели. Хорошо, О’Доннел успел ударить из парализатора.

— А если бы не успел, я бы с вас голову снял, Уэйнстейн! Дилетанты! Когда очнется, вызовете меня. Все.

Она хочет открыть глаза, но веки словно приклеены к зрачкам, а вместо тела кусок льда. И горло перехвачено настолько, что воздух едва приникает в легкие.

Шаги, тихий разговор и вдруг страшная боль в руке и стон прорывается сквозь смерзшиеся губы.

— Ого! Приходит в себя. Ну-ка, доктор, помогите мне. Она чувствует себя куклой, когда ее перекатывают, натягивая грубую ткань, провонявшую чужим потом.

— Вот сюда сажайте, — говорит сипатый, — так, теперь ремни. Все, можете быть свободны. Хотя постойте. Почему она не шевелится?

— Остаточные явления после паралича.

— Так сделайте что-нибудь!

Она чувствует укол в руку, значит, нервные окончания оживают. Оказывается, она боялась, что не сможет никогда двигаться, смотреть на мир, говорить. Слезы облегчения непроизвольно просачиваются сквозь ресницы.

— Э-э… да она плачет! Все, доктор, идите.

Шаги, шипение дверей.

— Она пришла в себя. Да, плачет. Я ее пальцем не тронул, клянусь! Откуда я знаю, почему. Может, боится. Да, слушаюсь.

«Боюсь? Я? Нет, только не вас, твари… Может быть того, кто притаился под развалинами, но никак не вас, крысы помоечные».

Виктория открыла глаза. Сначала все было, как в тумане, но потом она стала узнавать окружающее. Вокруг нее стояли полупрозрачные герметично запаянные ящики, набитые доверху сухим льдом. Помеченные красным кругом — из центров по клонированию. В ящиках, помеченных синим крестом содержалось то, что еще недавно было органами живых людей.

Слева — длинный мраморный прозекторский стол, справа — утилизатор отходов, попросту, высокотемпературная печь, где поврежденные органы превращаются в пепел за несколько секунд.

Она сидела в центре зала в одной из лабораторий по подготовке органики, поступающей из развалин. На ней был серый комбинезон какого-то подсобника, весь в засохших кровяных пятнах и омерзительно воняющий потом.

Сеймур Уэйнстейн возился возле переносного ментоскопа, соображая, куда прилаживать провода. «Как был кретином, так и остался, — подумала Виктория, — будто в первый раз собирается пользоваться».

Он повертел в руках каску с контактами на висках, затылке и над лобными долями, заметил, что Виктория очнулась, и обратился к ней, вроде бы даже с радостью.

— Ну слава богу. Наконец-то вы очнулись. Нельзя же так пугать добропорядочных людей, моя милая.

— Я… — Голос был слабым и писклявым — видно голосовые связки еще не отошли. Она откашлялась. — Я вам не милая, Уэйнстейн, и чем раньше вы это поймете, тем будет лучше.

— Ну-ну, мисс Салливан. Мы, конечно, не дружили, но все-таки общались, как э-э… коллеги. Вы мне, как коллега, не подскажете, вот эти два провода…

— Да? Может, мне еще и самой себя отментоскопировать?

— Напрасно вы так, дорогая, напрасно. — Уэйнстейн опять занялся проводами.

Виктория заметила, что секретарь держится как-то неестественно — будто ему в штаны засунули баскетбольный мяч, и вспомнила, как врезала ему между ног.

— Вы бы лед приложили, — участливо сказала она, — а лучше бы к врачу обратились, не то останетесь без своей любимой игрушки.

Уэйнстейн отложил шлем, подошел к ней, широко расставляя на ходу ноги, и дал увесистую оплеуху. Клацнули зубы, во рту появился привкус крови. Виктория небрежно сплюнула кровавую слюну сквозь зубы и насмешливо посмотрела на Уэйнстейна.

— Если вы меня положите на пол, то сможете отходить ногами, что гораздо приятнее и безопасней. А то ладошку отобьете, не дай бог. Придется левой дрочить…

Новый удар откинул голову в сторону так, что хрустнули шейные позвонки.

— Это только начало, детка, — пообещал Уэйнстейн, — вот позабавимся с аппаратом, что, как я подозреваю, бесполезное занятие, и займемся тобою всерьез. Ну скажи, чтобы не терять времени, у тебя ведь мнемоблокада, да?

— Проверишь, не развалишься.

Уэйнстейн криво ухмыльнулся и отошел к мнемоскопу.

Зашипела, отворяясь, герметичная дверь. Ван Хорн вошел, брезгливо морща нос и косясь на ящики с человеческими останками. Увидев, что губы Виктории в крови, он резко повернулся к секретарю.

— В чем дело? Я же приказал не трогать мисс Салливан, — резко сказал он. Слишком резко, чтобы поверить, будто он и вправду рассержен.

— Она вела себя не подобающим образом, — напыщенно заявил Уэйнстейн, и Виктория усмехнулась.

Так и есть, расписали роли заранее. Ван Хорн осуждающе покачал головой, достал собственный платок и вытер кровь с ее лица.

— Прошу его простить, мисс Салливан, но после того, как вы его ударили, — ван Хорн сделал многозначительную паузу, — Сеймур сам не свой. Я даже и представить не мог, что он способен настолько выйти из себя. Принимаете извинения?

— Там видно будет.

— Угу… — Ван Хорн прошелся по складу, уселся на ящик с красным кругом и тяжело вздохнул: — Видите ли, мисс Салливан, ваше будущее зависит от того, насколько вы будете откровенны. Вы понимаете, о чем я?

— Совершенно не понимаю.

— Ну, во-первых, зачем вам понадобилось ставить «жучка» мне на костюм?

— Ради вашей же безопасности, это моя работа. Я должна в любую минуту знать, где вы и все ли в порядке, — ответила Виктория, решив, что раз уж они обнаружили «чешую», то отрицать свою причастность бессмысленно.

— Ну допустим. Тогда ответьте на вопрос, который занимает меня вот уже несколько месяцев: кто вы и зачем прибыли на Хлайб?

Виктория пожала плечами, насколько позволяли стягивающие ее ремни.

— Кто я не так важно, а прибыла на планету, чтобы получить работу соответственную моим знаниям и способностям. Как вы понимаете, я профессионал и даже выйдя в отставку вынуждена хранить молчание. В наших кругах болтовни не прощают.

— Что вы профессионал я убедился достаточно быстро. Еще когда вы работали на клан Сигевару, — согласился ван Хорн, — но вот то, что вы в отставке… в этом позвольте усомниться.

— Усомниться позволяю, но развеять сомнения не могу. Вам придется поверить мне на слово.

— Ну что вы, дорогая. Кто же в наше время верит словам. — Ван Хорн сделал знак Уэйнстейну, тот подкатил ментоскоп ближе к креслу и надел на голову Викторин шлем. — Включайте, Сеймур. А вы, дорогая баронесса Паулина фон Борнштайн, подумайте, стоит ли скрывать от меня то, что я уже знаю. Или узнаю в ближайшее время.

Ей удалось сохранить равнодушное выражение лица, хотя сердце рванулось, едва не выскочив из грудной клетки. Что ж, раз он знает, кто она, то отрицать очевидное не имеет смысла. Но только это и больше…

Ван Хорн с любопытством наблюдал, как ее взгляд потерял осмысленность, глаза остекленели, а рот приоткрылся и с губ протянулась нитка слюны. Уэйнстейн с кривой улыбкой манипулировал ментоскопом, поглядывая на экран.

— Пошла запись, — довольным тоном сообщил он.

— Не радуйтесь заранее, — остудил его восторги ван Хорн, — она выдаст нам имя и, может быть, какие-нибудь трогательные сцены из детства, а мне важно узнать, зачем разведке Фионимара понадобился Агламба Керрор, и главное — где он скрывается.

— А не проще будет применить физическое воздействие, — спросил секретарь, — а потом проверить информацию на ментоскопе?

— Что, так сильно болит? — с деланным участием осведомился ван Хорн. — Экий вы неосторожный, Сеймур. А прибегнуть к физическому воздействию конечно придется, но потом. Это я предоставлю вам, так и быть. Если у нее мнемоблокада, то иначе раскрыть погашенные участки мозга не получится. Либо она сама их откроет, либо сдохнет… вы уверены, что она нас не слышит?

— Уверен, — кивнул Уэйнстейн.

«Вы теперь взрослая, Паулина. Настал момент узнать рецепт, хранимый женщинами королевского рода. Вы готовы?

…Курсант фон Борнштайн, полевая форма одежды не предполагает голографического макияжа во время тактико-специальной подготовки. Встаньте в строй.

…окончания академии и с честью понесете пурпурное знамя, освященное кровью ваших предков. Фионимар и Соммервиль!!!

…Паулины фон Борнштайн отныне не существует. Вы можете идти, мисс Салливан. Желаю удачи. Фионимар и Соммервиль!!!»

Виктория сплюнула скопившуюся во рту слюну и взглянула на ван Хорна, пытаясь определить, много ли они узнали. Если только то, что она видела во время снятия мнемограммы, то ничего страшного. Уэйнстейн снял шлем. Волосы, мокрые от пота, неприятно облепили голову. Господи, на кого она сейчас похожа? На мокрую курицу, которую вот-вот начнут ощипывать!

— Скажите, Виктория… я ведь могу вас называть по-прежнему Викторией? Какой у вас чин в разведке?

— У меня давно не было связи, — сказала она и ужаснулась своему хриплому голосу, — можно подсчитать по выслуге лет, если вас это интересует.

— А каким было ваше задание?

— Внедриться в структуры наиболее влиятельного клана.

— А дальше?

— Пока это все. Дальнейшие инструкции должны были поступать по мере выполнения первой части…

— Фу, как некрасиво лгать! — поморщился ван Хорн. — А впрочем, если не хотите говорить, не надо. Сеймур!

Уэйнстейн вновь надел ей на голову шлем и отступил к ментоскопу.

— Знаете, о чем я попросил бы вас подумать, — наклонясь к ее лицу, вкрадчиво спросил ван Хорн, — о некоем Агламбе Керроре, — он посмотрел ей в глаза, словно желая там найти интересующую его информацию, — зачем разведке такой захолустной планеты, как Фионимар, понадобился этот убийца? А главное, подумайте, как можно до него добраться. Где он, с кем он, насколько глубоко забился и кто ему помогает прятаться. Договорились?

И вновь она цеплялась за ускользающее сознание, отчаянно сопротивляясь наплывающим из памяти образам, и вновь ее накрыло с головой беспамятство, и опять она воочию видела недавнее прошлое. Хотя и не все… нет, не все! Кое-что ей все-таки удалось спрятать…

Они прождали уже полтора часа сверх назначенного времени, когда Сандерс наконец не выдержал.

— Она назначила точное время встречи? — спросил он.

Полубой, против обыкновения наливаться пивом, сидевший над четвертой по счету чашкой кофе, отрицательно покачал головой.

— Нет, просто сказала: в это же время. Ждем еще полчаса для ровного счета.

Официант, поначалу крутившийся вокруг в ожидании серьезного заказа, потерял интерес к клиентам, наливающимся кофе. В кафе заходили случайные посетители выпить кружку пива, рюмку водки или бренди. Две дамочки в переливающихся по последней моде контурных плащах и шляпках с голографическими вставками, поедали огромный торт со взбитыми сливками, время от времени подстегивая аппетит рюмками коньяка. Сначала Сандерс наблюдал за ними, прикидывая от нечего делать, за какое время они уничтожат торт, но вскоре его замутило, и он отвернулся…

Ночь прошла спокойно. Наутро Сандерс выбросил в мусоропоглотитель подпаленные брюки и оделся в полувоенную куртку, в которых в Нижнем городе щеголял каждый третий, и такие же штаны. Поковырявшись в сумке, он распихал по карманам такие необходимые мелочи, как универсальный детектор обнаружения «жучков» и прочей электронной мерзости, ручку-фонарь и свой старый десантный нож в кожаном чехле. Напоследок он проверил палаш. На кромке лезвия остались зазубрины — столкновение с катаной, крисом и металлическими битами не прошло для «бастарда» незамеченным и Дик загладил зазубрины алмазным оселком, извлеченным из ручки ножа. Полубой натянул на торс выстиранную с вечера полосатую майку, а в остальном оделся так же, как и Сандерс, заменив куртку плащом — его сабля была длиннее палаша и под куртку не влезала. Они загодя пришли в кафе, где была назначена встреча, и как оказалось, напрасно.

Полубой взглянул на часы, допил кофе и поднялся. Ждать дольше смысла не было. Или что-то случилось с таинственной незнакомкой, или у нее изменились планы.

— Как будем добираться до места старта? Может, позвоним и попросим Лив, чтобы отвезла? — спросил Сандерс.

— Нет. После вчерашнего ей в секторе Сигевары лучше не появляться, — не согласился Полубой, — возьмем такси.

— Можно и такси. А признайтесь, вы на нее запали, Касьян.

— Ну так что ж, — неожиданно легко признался Полубой, — действительно, она мне очень понравилась. Однако у меня к таким женщинам странное отношение. Все мысли будто выдувает из головы. А если чувствую, что и ей я по нраву, так вообще черт-те что начинается: — заикаюсь, бывает, руки дрожат, коленки подгибаются, и башка совершенно не работает.

— В этом деле башка не главное, — усмехнулся Сандерс, несколько оторопело слушая признания мичмана, — главное, чтобы работало кое-что другое. Вы меня, надеюсь, понимаете?

— Не надо, Ричард, — Полубой поднял руку, останавливая глидер, — пошлость вам не к лицу. Или ваш имидж джентльмена только маска?

Водитель, лысый детина с красными то ли с похмелья, то ли от недосыпа глазами, долго не соглашался ехать в сектор Сигевары, да еще к развалинам. Только посулив два счетчика, Сандерсу удалось его уговорить.

В глидере отчетливо пахло мочой и алкогольным перегаром, под ногами каталась пустая бутылка из-под дешевого бренди. Сандерс открыл окно. Машины шли сплошным потоком, не пересекая, однако, границы секторов — там была своя водительская мафия. Водитель выбрал момент и переулками, ныряя между грязных стен каких-то ночлежек, вывез их к развалинам.

— Все, дальше не поеду, — категорично заявил он. До бара «Сад наслаждений» было идти около двух кварталов.

Они зашагали, стараясь не выделяться в толпе, что было не так уж сложно. Главное было подстроиться под ритм движения пешеходов, которые двигались будто без определенной цели, глазея по сторонам. А посмотреть было на что. Дома были нашпигованы всяческими увеселительными заведениями — видно для того, чтобы осваивающие развалины авантюристы, искатели инопланетных диковинок, нелегалы-врачи, каботажники, наркокурьеры и прочая, прочая, прочая могли спустить кредитки, фунты или чем им еще оплачивали тяжкий труд, не удаляясь от места работы.

— Вертеп на вертепе, — бормотал Полубой, угрюмо посматривая на окна первых этажей, где заспанные проститутки вяло демонстрировали свои прелести.

Это был праздник плоти: хирурги-модификаторы не зря ели свой хлеб, изменяя человеческие тела до неузнаваемости. В одном месте Сандерсу бросилась в глаза вывеска: «Дизайн и художественная обработка гениталий». Он передернулся, однако не удержался, чтобы не подколоть мичмана.

— А что, собственно, такого? Ну отдыхает народ, веселится. Кто знает, может, завтра его разберут на составные части, а сегодня он хочет за свои кровные насладиться всем, что душа пожелает.

— Душа этого пожелать не может по определению, — отрезал Полубой.

— Можно подумать, что у вас нет публичных домов.

— Есть, но до такого скотства мы еще не докатились. И никогда не докатимся, слава Господу и Императору. Ладно, похоже, мы пришли.

Дверь в бар уже успели навесить, и даже стены, кусок которых выбил Полубой, были как новые.

Мичман остановился, распахнул плащ и перекрестился.

— Ну что, господин Сандерс? За веру, царя и отечество!

— За бога, демократию и президента, — поправил Сандерс, сжимая под курткой рукоять «бастарда».

— Каждому — свое, — рассудил Полубой и толкнул дверь бара.

Брус, который Полубой выворотил вчера, уже заменили. Двое рабочих вставляли цветные панели в потолок. Неопрятная женщина в халате, толкая перед собой моющую машину, бродила по помещению, оставляя за собой широкую влажную полосу. Несколько человек сидели в углу, потягивая пиво из высоких стаканов, возле стойки над чашкой кофе сидела стриптизерша в длинном плаще.

Бармен, увидев входящих с улицы Сандерса и Полубоя, нырнул под стойку. Когда он выглянул, в лицо ему смотрело острие палаша. Стриптизерша с восторгом уставилась на сверкающее лезвие «бастарда», будто это была редкая драгоценность. От группы сидящих отделился мужчина. Когда он вышел на свет, Сандерс узнал двоеликого. Полубой, не торопясь, обнажил клинок и постучал острием по полу.

— Господа, вчера мы, кажется, не договорили.

Двоеликий подошел ближе и Сандерс с удовлетворением увидел, что под глазами у него иссиня-черные круги, а раздвоенный нос свернут в сторону.

— Я считаю, что разговор окончен, — кислым голосом заявил двоеликий, — вчера ребята слегка перебрали, а вы спросили что-то невпопад.

— Мы и сегодня спросим, — сказал Полубой, — только сперва вот что: мы начинаем «сквознячок». А теперь, если желаете, можем повторить свои вопросы.

Сидящие в углу переглянулись. Бармен почесал выступающий над стойкой объемистый живот, двоеликий одобрительно кивнул.

— Ясно. Будем считать, что нас вы прошли. Два раза такого погрома мой бар не выдержит. Что вы хотели узнать?

— Милый, ты мне нравишься, — тягуче провозгласила стриптизерша, обращаясь к Сандерсу, — хочешь, я тебе отдамся?

Она сбросила плащ, и соскользнула с табуретки, проделав перед Диком танцевальное па. Перья на плечах и бедрах встрепенулись и распушились павлиньим хвостом, качнулись огромные груди, вызывающе и бесстыдно блеснули золотом кольца в сосках.

— Оставь нас, — резко приказал двоеликий.

— Ну-у, Тим! Посмотри, какой красавчик.

Двоеликий развернулся и залепил ей пощечину. Обиженно надув губы, стриптизерша подобрала плащ и, покачивая необъятными бедрами, удалилась за подиум.

— Извините, господа. После модификации она зациклена на одном. Итак, о чем речь?

— Прежде всего, — Сандерс, убедившись, что бармен настроен миролюбиво, отвернулся от стойки, — после того, как мы вышли от вас, нас очень быстро нашли люди Сигевару.

— Понял, — двоеликий поднял руку, — двое из клана были здесь, когда началась свалка и одному от вас, — он кивнул Полубою, — крепко досталось. Здесь рядом у Сигевары лаборатория. Они взяли глидер и отследили вас. Что еще?

— Мы можем быть уверены, что сказанное не выйдет отсюда? — спросил Сандерс.

— Нет. Правила есть правила, но особый смысл имеет вот что: ваши вопросы передаются по цепочке, и чем дальше вы пройдете, тем больше узнаете — сведения начнут собирать, как только вы покинете бар.

— Ну что ж, придется рискнуть: у нас есть информация, что на Хлайбе несколько месяцев, а может быть и не один год скрывается Агламба Керрор. У вас есть данные о его местонахождении?

Двоеликий присвистнул, среди сидевших в углу возникло оживление.

— Полгода назад один из боевиков Сигевару здорово перебрал здесь и бормотал что-то о Керроре, но поскольку он захотел получить мою танцовщицу, невзирая на очередь, его быстро зарезали. Мы тогда еще подумали, что парень спьяну захотел повыпендриваться, но если вы прибыли, чтобы найти Агламбу, стало быть, он знал, о чем говорит. Ничего конкретного сказано не было — вот все, что я могу вам сообщить.

— Немного, — с сожалением протянул Сандерс. Он отвел Полубоя в сторону, пошептался с ним и обернулся к двоеликому.

— Вы говорили, что у Сигевары рядом лаборатория. Где конкретно?

— Мой человек проводит вас, однако большей помощи не ждите. «Сквознячок», господа!

— А что, — вступил в разговор Полубой, — разве вы сами не работаете на клан?

— Мы работаем на его территории, — поправил Тим, — он для нас и банк, и суд, и закон. Но иногда закон так приятно переступить, — он криво усмехнулся, — господин Сигевару в последнее время что-то стал слишком закручивать гайки. Банды глюкеров и сликов уже вышли из-под него, но им проще, а я привязан к своему бизнесу, — он обвел рукой помещение.

— Глюкеры, слики… — пробормотал Сандерс, — кажется, это я уже слышал. Кто это?

— Банды мародеров из развалин. Развалины не делятся на сектора, и они работают, где выгоднее.

— Ясно. Что вы говорили насчет провожатого?

Тим обернулся.

— Гастон! Проводишь.

Из-за стола поднялся тощий маленький человечек со стриженной налысо головой и молча двинулся к дверям бара. Сандерс и Полубой кивнули двоеликому и направились вслед за ним.

— Желаю удачи, господа, — сказал тот, — однако не советую заканчивать «сквознячок» у господина Сигевару — правила существуют для всех, но не все их соблюдают. А у вас перед ним должок со вчерашнего дня, или я не прав?

— Вы правы, — буркнул Полубой, — но и он нам кое-что должен.

Гастон ждал их на улице, сидя прямо на тротуаре. Он поднялся и резво пошел вперед.

— Что это нам должен Сигевару? — спросил Сандерс.

— Десерт, — коротко ответил Полубой. Провожатый довел их до переулка, осторожно выглянул из-за угла и поманил Сандерса.

— Видите глидер? — Голос у него был высокий и писклявый, как у евнуха.

— Вижу.

— В нем каботажник. Ждет товар. За машиной дверь, будто в обычный дом, но это бутафория. Там лифт в подвальные этажи, на самом нижнем производят товар, два других — склад и ночлежка для персонала. Лифт кодовый, его может вызвать только каботажник, внизу трое — четверо охранников. Не знаю, как сейчас, а раньше это были модификанты. Без перьев и совсем не такие грудастые, как наши птички. Пока, ребята. — Гастон повернулся и засеменил к «Саду наслаждений».

Переулок был зажат между высотными домами и ветер в нем свистел, будто набирающий силу ураган. Справа, возле мусорных баков, накрывшись рваньем, отдыхал какой-то бродяга. Если фасады зданий, выходящие на главные улицы были в более-менее приличном состоянии, то выходящие в переулок выглядели так, словно их не обновляли со времени постройки. Окна казались черными зрачками наркомана, расширенными во всю радужку из-за налета грязи и копоти. За стеклами стоявшего в переулке глидера тоже было ничего не разглядеть, но по другой причине — они были или тонированы, или поляризованы. В них, как в зеркале, отражались стены и сам переулок, пустой и непривлекательный.

— Каботажник, как только увидит нас, подаст сигнал тревоги. Скорее всего, если нет камер слежения, он выполняет функции наблюдателя, — негромко сказал Сандерс.

— Вряд ли есть камеры — это ведь их сектор.

— Что будем делать?

Полубой почесал затылок, потом распахнул плащ, стянув его с одного плеча, чтобы пола волочилась по земле. Лицо его вдруг оплыло, губы распустились, и сам он как-то обмяк.

— Вы — пьяны в стельку, — заявил он, — а я еще могу ходить. Ясно?

— Пока нет.

— Ничего, скоро сообразите. — Полубой подхватил Сандерса за талию, приподнял так, что его ноги едва касались земли, и вывернул из-за угла в переулок.

Сандерс поначалу оторопел, но потом, сообразив, что к чему, опустил голову и повис на мичмане, загребая ногами дорожную пыль.

— Вернулся я из боя, — внезапно заголосил Полубой надрывным голосом, — да к молодой жене, а там сидит поручик, и лапает ее…

— Не в рифму, — пробормотал Сандерс.

— Зато жизненно, — отрезал Полубой, подпевайте…. Схватил я верный бластер, а он как закричит…

Этой песни Сандерс не знал, а потому затянул свою:

— Среди звезд, среди тысячи солнц, я одной лишь тобою живу… — Изредка вскидывая голову, будто норовистая лошадь, он обводил переулок взглядом, пытаясь увидеть на стенах камеры наблюдения. — … губы алые, белая грудь, и глаза сквозь туманность глядят…

Полубой оперся на капот глидера всем весом, качнув висевшую на стояночной подушке машину, собрался с силами и закричал, что было мочи:

— В военном трибунале, защитник выступал, сам слезы утирает и мне так говорит…

Боковое стекло со стороны водителя опустилось, и на Полубоя брезгливо уставились тусклые глаза на отекшем лице землистого цвета.

— Хватит орать, придурки!

— …а был ты подполковник, а стал ты рядовой! А я мальчонка смелый… — ревел Полубой, не обращая на водителя внимания. Хлопнув себя по колену, он присел, будто собирался пуститься вприсядку, — а сорока годов…

— …отнесу на руках, лунным светом постель застелю… — задушевным голосом тянул свое Сандерс.

Подобравшись к дверце, Полубой стремительно просунул руку в окно, хватая водителя за горло. Сандерс, неожиданно лишившийся его поддержки, упал на четвереньки, больно стукнувшись коленом.

Водитель посипел, пытаясь оторвать от глотки железные пальцы мичмана. Открыв дверцу, Полубой перехватил шею водителя правой рукой, вытащил его из глидера и пару раз стукнул головой о корпус машины.

— Вызывай лифт, — шепнул он, немного ослабляя хватку.

— Не могу, — прохрипел водитель, — они сами…

Полубой сжал пальцы, и водитель засучил конечностями, как лишенный программы кибер.

— Вызывай, тебе говорят. Мы на «сквознячке» и все равно пройдем через вашу лавочку. А ты о себе подумай. Как вызвать лифт?

— Сканер считывает данные с сетчатки глаза.

— Ну так пошли, посмотришь в дырочку и гуляй себе.

— Они меня убьют!

— Или они потом, или я прямо сейчас. Выбирай.

— Если придушишь — глаза закатятся под веки, — предупредил Сандерс.

— А если голову отрезать? — деловито спросил Полубой.

— Тогда все в порядке.

— Я сам, сам открою, — залопотал водитель.

Полубой заломил ему руку и подвел к низенькой двери в стене. Сандерс держался сбоку, чтобы не попасть в поле сканера. Водитель ткнул ладонью в кирпичную кладку, и сбоку в стене открылось круглое отверстие. Полубой прижал его лицом, стараясь, чтобы правый глаз оказался напротив сканера. Зеленоватый луч осветил на миг выпученный мутный глаз, отверстие в стене закрылось и за дверью послышался низкий гул.

— Порядок, — сказал Полубой, хрястнул водителя кулаком по затылку и опустил обмякшее тело на асфальт.

Они встали по обе стороны дверцы. Полубой вытянул из-под плаща саблю, Сандерс достал «бастард».

— Что это была за песня? — спросил Сандерс невинным тоном. — Какой любопытный текст.

— А у вас, Ричард, даже песни похабные, — парировал мичман.

Лифт оказался обычным подъемником с решетками вместо стен, в котором едва хватило места для двоих. Сотрясаясь и дребезжа, он двинулся вниз, едва встала в пазы наружная дверь. Свет пробивался откуда-то снизу сквозь щели между платформой и стеной, кирпичная кладка медленно скользила вниз.

Внезапно лифт дернулся и замер. Сандерс почувствовал, как в носу засвербило, а горло перехватило судорогой.

— Что за черт? — выдавил он.

— Значит, водитель не все сказал, — сказал Полубой, моргая слезящимися глазами.

Быстро ощупав стены и потолок, мичман присел на корточки, провел ладонью по полу.

Глаза щипало невыносимо, душил кашель — видно, в шахту пустили какой-то газ. Сандерс задержал дыхание. Полубой направил саблю вниз острием и с маху вонзил ее в пол, загнав на треть клинка,

— Прижмитесь к стене, — скомандовал он. Словно вскрывая банку консервов, Полубой вырезал в полу круг и ударил по нему ногой. Кусок пола провалился вниз. Судя по звуку падения, глубина была не больше десяти футов. Мичман присел на корточки, спустил в дыру ноги и прыгнул вниз.

— Прыгайте, здесь невысоко, — донесся до Сандерса его сдавленный голос.

Грудь горела, слезы застилали глаза и Сандерс, на ощупь ухватившись за края вырезанного отверстия, повис на руках, почувствовал на лодыжках железную хватку мичмана и разжал пальцы. Полубой подхватил его подмышки и прислонил к стене. Здесь газа было меньше — видно он заполнял шахту, стекая откуда-то сверху.

— Присядьте, чтобы я смог добраться до двери, — сказал мичман.

Сандерс расставил ноги и согнул колени. Полубой взобрался ему на плечи, едва не раздавив своим весом. Заскрежетал по железу клинок сабли, пахнуло свежим воздухом. Дик посмотрел наверх — Полубой вырезал в двери квадрат, вышиб его могучим ударом и, оттолкнувшись от Сандерса так, что тот отлетел назад, нырнул в образовавшееся отверстие.

— А мне что, здесь подыхать, — пробормотал Сандерс, поднимаясь на ноги.

Сверху послышался шум схватки, звон клинков. Что-то с грохотом обрушилось, раздался душераздирающий крик, хрипение и все затихло.

— Касьян, — вполголоса позвал Сандерс, — вы про меня не забыли?

В отверстии показалось сердитое лицо Полубоя. Свесившись, он протянул Сандерсу руку.

— Поднимайтесь.

Первое, что бросилось Сандерсу в глаза — обрубок тела посреди помещения. Голова и правая рука лежали в стороне, срубленные мощным косым ударом от ключицы до подмышки. К руке была зажата кривая абордажная сабля с обломанным клинком. Вдоль стен стояли стеллажи с запаянными пластиковыми контейнерами. Сквозь прозрачные стенки контейнеров были видны колбы с бесцветной жидкостью.

Еще один обитатель лаборатории, жуткого вида существо с узловатыми суставчатыми лапами вместо рук, и безгубым ртом с выступающими из верхней челюсти клыками, было пришпилено к стене саблей мичмана. Под ногами у него валялся широкий и короткий обоюдоострый меч.

— Умерьте свой пыл, — попросил Сандерс, постепенно приходя в себя от воздействия газа, — нам надо кого-то допросить.

— Здесь не все, — ответил мичман, — кроме того, этот жив. — Он указал на слабо дергающееся тело на стене.

Сандерс с сомнением оглядел существо.

— Думаете, он может говорить?

— Сейчас увидим, — ответил Полубой, взялся за рукоять сабли и качнул ее из стороны в сторону.

Существо забило пятками, выкатывая белесые в красных прожилках глаза.

— Сколько вас здесь?

Безгубый рот разомкнулся, открывая черную пасть. По клыкам потекла розовая слюна. Полубой снова качнул саблю.

— Скажешь — умрешь быстро.

Сандерса замутило, и он отвернулся. Слов нет, информацию нужно добывать любым путем, по была бы его воля, он добил бы существо не столько из сострадания, сколько из брезгливости. Таких монстров просто не должно существовать. Было бы время, он с удовольствием разобрался с заказчиком, которому понадобилось такое создание, но, к сожалению, на это времени не было: если до Керрора пока не дошли слухи, что его ищут, то дойдут в ближайшие часы.

— Вни-изу-у… два моди и химик… и лаборант, — донеслось до Сандерса хрипение монстра.

— Как туда попасть?

— Стеллаж… за ним лестница…

— Спасибо, — сказал Полубой.

Резко вырвав саблю, он молниеносно взмахнул ею. Шею монстра пересекла красная полоса, голова с кошмарными клыками отделилась от тела, упала и откатилась под ноги Сандерсу. Из перерубленных вен ударил высокий фонтан крови — видимо, сердце работало на износ, заставляя ее циркулировать с бешеной скоростью. Безголовое тело мягко осело на пол. На стене осталась глубокая борозда.

Полубой отступил, чтобы не запачкаться в крови, наклонился и вытер клинок об одежду лежащего на полу трупа.

— Идем дальше?

— Только я пойду первым, иначе некому будет вопрос задать, — сказал Сандерс.

Вдвоем они попытались отодвинуть от стены стеллаж.

— Наверное, какой-нибудь механизм, — пробормотал Сандерс, отступая.

Полубой нахмурился, ухватился за стойки и рванул на себя. Что-то затрещало. Сандерс присоединился к нему. Стеллаж качнулся и стал заваливаться на них. Посыпались с полок контейнеры, один раскололся, и содержимое высыпалось на пол. Стеллаж с грохотом рухнул, за ним открылся проем двери с вывороченными косяками. Ступени металлической лестницы вели в темноту. Природная любознательность взяла верх — Сандерс присел, обмакнул палец в пролившуюся из разбитой колбы жидкость и попробовал вещество на вкус.

— Спорамитин, — заявил он, — редкостная гадость — выпрямляет все извилины в мозгу за три-четыре приема, зато позволяет видеть все, что пожелаешь — загадочные миры, волшебные страны. Сопровождается таким выплеском эндорфинов, что человека можно резать на куски, а он будет блаженно улыбаться.

— Мерзость, — отрезал Полубой, заглядывая в дыру, — вы хотели идти первым.

— Угу… — Сандерс подошел и попробовал лестницу ногой, — не нравится мне это.

Он осторожно ступил на лестницу. Внезапно ступени исчезли, вспыхнул ослепительный свет. Сандерс заслонил глаза ладонью.

— Назад, — заорал Полубой, схватил его за шиворот и рванул на себя.

Перед лицом Дика прогудело лезвие огромной секиры, ухнуло в пол и глубоко застряло в досках. Кряжистый модификант, на голову ниже Сандерса, но вдвое шире, вырвал секиру из пола и, вращая ею, словно бумажными веером, пошел на него. Огромные шары бицепсов перекатывались на руках, шея, казалось, отсутствовала напрочь, отчего казалось, что круглая маленькая голова растет прямо из необъятных плеч. Отступая на склад, Сандерс выставил перед собой палаш, который вдруг показался ему соломинкой, по сравнению с оружием противника.

— Этот — мой, — крикнул Полубой, отталкивая Сандерса.

Вслед за первым на склад ворвался второй урод — копия того, что Полубой приколол к стене. Сандерс сделал длинный выпад, чтобы привлечь его внимание. Модификант отреагировал молниеносно — он прыгнул прямо на клинок Сандерса, нимало не заботясь о собственной шкуре, одновременно поднимая над головой двойной топор с обоюдоострым лезвием. Палаш ткнулся ему в грудь и отскочил, словно от стены. Топор уже падал на голову, и Сандерсу пришлось перекатом уйти под вскинутые руки модификанта. Он наотмашь рубанул назад и снова «бастард» лишь скользнул по телу противника. «Да что он, железный, что ли?» — мелькнуло в голове у Дика.

— Лицо… бей в лицо, — крикнул Полубой, стремительными движениями уходя от рвущей воздух секиры. Суставчатые лапы модификанта складывались по нескольким сочленениям, и предугадать, откуда будет следующий удар, было невозможно. Даже парировать удары Сандерс не мог — «бастард» не выдержал бы соревнования в прочности с оружием противника, кроме того, топор был намного тяжелее клинка и попросту смел бы его с дороги.

Сандерс отступил назад и почувствовал лопатками полки с контейнерами. Все, отступать было некуда.

Модификант оскалился и в прямом ударе резко выбросил вперед лапу с топором. Сандерс присел, чувствуя, как лезвие топора бреет волосы на затылке, и на выдохе сделал глубокий выпад, целясь противнику в страшную клыкастую морду. «Бастард» вошел прямо в глазницу, протыкая выпученный глаз, углубился в мозг и остановился только ткнувшись в кости черепа. Модификант взревел, хватаясь лапами за клинок, и подался назад. Палаш вырвался у Сандерса из руки, оставаясь в страшной ране. С жутким воем модификант вырвал его из раны и отбросил в сторону. По морде из пустой глазницы потекла кровь и слизь. Взревев, он двинулся к Сандерсу, загребая воздух уродливыми конечностями. «Оторвет голову, как нечего делать», — понял Сандерс. Под руку ему попался топор, который противник выпустил, когда получил палашом в глаз. Дик схватил его обеими руками, шагнул модификанту навстречу, сделал топором круг над головой, разгоняя тяжелое оружие и ударил сбоку в голову. Модификант попытался заслониться лапой, но, отбросив ее, топор ударил в висок, с хрустом врубаясь в череп. Монстр рухнул на колени, потом повалился на бок. Топор торчал из его черепа, как чудовищный нарост.

— Порядок? — услышал он голос мичмана и обернулся.

Полубой, опустив шпагу, играл с противником в кошки-мышки: секира гудела, рубя воздух, сметала со стеллажей контейнеры, крушила металлические стойки. Противники хрустели битым стеклом, усеявшим пол. Модификант рубил стремительно перемещающегося противника и никак не мог попасть, а Полубой, на взгляд Сандерса, валял дурака.

Сандерс присел на пол и привалился спиной к стеллажу.

— Вам помочь? — спросил он.

— Нет. — Полубой перепрыгнул через летящую параллельно полу секиру и еще в воздухе обрушил саблю на череп модификанта. Клинок развалил голову, как гнилой арбуз и рассек грудную клетку модификанта до нижних ребер. Сандерс закрыл глаза. Послышался чавкающий звук, потом двойной удар и все смолкло.

— Интересный экземпляр, — пробормотал Полубой, — если вы отдохнули, то можно идти дальше.

Модификант лежал навзничь рядом с секирой. Вокруг быстро расплывалась лужа крови. Серый мозг выпал из черепной коробки и лежал в луже спорамитина. «Этому выпрямление извилин не грозило, — подумал Дик, — у него их просто не было».

— Мне бы такое оружие, — проворчал Сандерс, покосившись на саблю Полубоя, — как вы узнали, что мой в броне? — спросил он, поднимаясь.

— Он не в броне. У него тело покрыто хитиновым панцирем. Первый, которого я убил, был таким же.

Они прошли в помещение, где голографическая ловушка едва не погубила Сандерса. Здесь, похоже, было оборудовано что-то вроде комнаты отдыха. Три постели, лазерная плита возле стены, стол забитый грязными тарелками с остатками еды.

— А где остальные? Этот, которого вы к стене пришпилили, говорил, что здесь еще химик и лаборант.

— Найдем, — ободрил Полубой, разглядывая комнату. Подойдя к пустой стене, он положил на нее ладонь и хмыкнул — рука по локоть погрузилась в стену.

— Отключайте экран, — сказал он, — вам все равно некуда деваться.

Стена моргнула и исчезла, а за ней, чуть ниже уровня комнаты, где они находились, Сандерс увидел лабораторию, в которую вел наклонный широкий пандус. Внизу, на стульях возле какой-то аппаратуры, сидели двое мужчин. Один с непомерно большой лысой головой, второй — парень, лет двадцати. На обоих были грязные белые халаты, и оба смотрели на Полубоя, так, будто у него выросло еще две головы.

— Мы не хотели, нас заставили, — громко, чуть дрожащим голосом сказал большеголовый.

— Забирайте все, — добавил парень.

— А нам ничего не надо, — пряча саблю под плащ, сказал Полубой и спустился по пандусу, — так, спросить кое о чем. Мы с коллегой идем «сквознячком». Слышали про такое?

— Слышали, — кивнул мужчина.

— Вот и отлично. — Полубой присел рядом с ними на край стола, отодвинув в сторону реторты и тигли. — Ричард, вы не хотите спросить их о чем-нибудь? Вроде вы говорили, что сбор информации по вашей части.

Сандерс подобрал «бастард», вытер его какой-то тряпкой и сунув в ножны, спустился в лабораторию.

— Основной вопрос такой: где Агламба Керрор?

— А откуда нам знать? — спросили в свою очередь мужчина и парень.

Полубой фыркнул. Сандерс покосился на него.

— Повторяю вопрос, — Сандерс прищурился, — мы уверены, что Агламба Керрор на Хлайбе. Более того, мы знаем, что один из боевиков Сигевару хвастался, будто знает что-то об этом человеке. Может быть до вас дошли какие-то слухи, или случайно кто-то что-то сказал, а вы не придали этому значения. Так вот, теперь самое время покопаться в памяти.

Химики переглянулись. Парень почесал шею, под воротником у него мелькнула зеленая татуировка.

— Ну-ка, ну-ка, — Сандерс подошел к нему и отогнул ворот несвежей рубашки.

Парень замер, настороженно косясь на Дика. На шее свилась в кольцо зеленая змейка. В мозгу Сандерса будто кто-то повернул выключатель. Отпуск, девушка по имени Вера в его постели, зеленая змейка на ягодице, проявляющаяся в момент выброса адреналина. В том случае она проявилась после оргазма.

Сандерс резко повернулся к Полубою.

— Как звали ту женщину, с которой вы встречались?

— Она не представилась, — пожал широкими плечами мичман.

— Опишите ее.

— Ну… блондинка, волосы уложены в высокую прическу, ростом пожалуй с вас будет, может, чуть ниже. Зеленые глаза, полные губы, нос с горбинкой, чувственные ноздри, высокие скулы, — принялся монотонно перечислять Полубой, будто диктовал приметы угнанного глидера, — говорит, немного растягивая слова — стар-инглиш для нее не родной…

— Так это мисс Виктория Салливан, — вдруг воскликнул парень.

Головастый закивал, соглашаясь с ним.

— А поподробнее? — неожиданно разволновавшись, спросил Сандерс.

— Она работала на Сигевару, а потом переметнулась к ван Хорну. Ох и женщина, должен вам сказать, — заговорил мужчина, — после ее ухода наш клан просто умирает. Это ведь она нас взяла на работу. Мы с Виктором с голоду загибались, — он кивнул на парня, — пришли устраиваться, а нас с порога в шею. Понятное дело, не жрали неделю, одежда, как со свалки. А ведь у меня диплом химика Симаронского…

— Стоп, — прервал его Сандерс, — сантименты после. Она ведь тоже была обязана сделать татуировку, правильно?

— Ха, — осклабился парень, — она и сделала, когда Сигевару пригрозил. Только сделала «экстрим-тату», и знаете где?

— На правой ягодице, — пробормотал Сандерс. Мужчина и парень озадаченно захлопали глазами.

— А вы откуда знаете? Она Виктору сказала, потому что мы ей вроде как обязаны и готовы были пылинки с нее сдувать. Да вот только недолго пришлось.

— Видел я эту татуировку. Значит, ее зовут Виктория Салливан. Касьян, мы должны ее найти.

— Ваша знакомая? А «сквознячок»?

— Да черт с ним! Дайте перстень.

Полубой достал из кармана перстень русского князя и протянул ему. Сандерс показал его мужчине и парню.

— Где она могла найти эту вещь? Ну хоть приблизительно можете сказать?

Парень вздохнул, словно решаясь на что-то, и встал со стула.

— Да чего там приблизительно. Мы точно знаем.

Он перешел к столу, на котором стоял комп, набрал пароль и нажал ввод. Один из столов отъехал в сторону вместе с частью стены и за ним Сандерс увидел стеклянный бокс. Они с Полубоем подошли ближе, сопровождаемые большеголовым. За стеклом, в ванне, плавало голое человеческое тело. К венам на руках присосались трубки, провода, опутывавшие тело, казались щупальцами спрута. Мужчина выглядел изможденным донельзя — сквозь кожу проступали ребра, живот провалился, суставы рук и ног казались огромными из-за неестественной худобы конечностей.

— Кто это? — спросил Сандерс.

— Разиня Якобс, — ответил парень, — это он передал перстень мисс Салливан. Он служил у Керрора навигатором.

— Что с ним?

— Когда его нашли, он был почти мертв — его несколько раз ударили ножом. Вылечить его мы не в состоянии, можем только держать на этом свете, а он, когда приходит в себя, твердит, чтобы мы перенесли его вниз, в Гной. Там, мол, ему помогут. Мисс Салливан, после разговора с ним, попросила поддерживать в нем жизнь и сказала, что вернется. И все никак не придет. А мы все ждем.

— Поговорить с ним можно? — спросил Полубой.

— Можно попробовать, — с сомнением сказал мужчина и кивнул парню, — давай, разбуди его.

Парень вернулся за комп. Жидкость в ванне забурлила, тело начало подавать признаки жизни — дернулись несколько раз конечности, между сомкнутых век возникла белая полоска — Якобс пытался открыть глаза. Наконец губы шевельнулись.

— Мисс Салливан? — усиленный голос загремел в лаборатории. Парень испуганно оглянулся и уменьшил звук.

— Куда говорить?

— Вот, — большеголовый вытянул откуда-то сверху шарик микрофона на витом шнуре.

— Мы пришли от нее, Якобс, — осторожно начал Дик, — она передала нам перстень, полученный от вас, чтобы вы нам поверили.

— Где он?

— Вот, смотрите, — Сандерс прижал перстень к стеклу.

— Похоже, это он, — признал мужчина, немного приоткрыв глаза, — вы отнесете меня вниз?

— Нет, мы пришли поговорить.

— Говорить не о чем. Или вы несете меня в Гной, или убирайтесь.

— Вы знаете, где Агламба Керрор?

— Знаю. Вам его не достать, кто бы вы ни были. Он тоже внизу, ему покровительствует сам… кха-а… — Конец предложения потонул в надрывном кашле.

Тело Якобса заколыхалось в жидкости, тощая грудь выгнулась, крупная дрожь сотрясла ноги.

— Оставьте его, Сандерс, — сказал Полубой, — нам нужна Салливан.

— Подождите, — отмахнулся Дик, — как попасть в Гной? Где именно скрывается Керрор?

— Если вы спуститесь туда, вас найдут… см… см… Смотрящий… больше ни у кого в галактике Агламба не нашел бы защиты… приведите мисс Салливан.

Сандерс оглянулся. Полубой уже направлялся к выходу. Дик сделал знак парню еще уменьшить звук.

— Кто такой Смотрящий? — тихо спросил он.

— Тот, кто правит Хлайбом, тот, кто царит в развалинах, тот, кто сводит с ума и дарует блаженство… тот, кто играет судьбой планет и наслаждается неограниченной властью… он — бог, он — дьявол, он — суть мы, наши грехи и пороки, наши чаяния и надежды, наша жизнь и смерть…

— Как давно он на Хлайбе? — Сандерс почувствовал, что наткнулся на что-то гораздо более интересное, чем Агламба Керрор. Он знал это состояние — в висках начинало покалывать, по спине бежали мурашки, будто кто-то свыше подавая ему знак: мимо пройти нельзя.

— Он здесь века, тысячелетия… а может, мгновения. Для него не существует времени, он — вечен.

— Остатки цивилизаций, на которых стоит Хлайб…

— Это он привел их к гибели, как прежде даровал могущество… он — игрок… приведите мисс Салливан…

— Все, иначе он умрет. — Парень схватил Сандерса за рукав и буквально оттащил от бокса.

Дик бросил последний взгляд на сообщника пирата. Что бы он там ни думал о Смотрящем, спасти его, пожалуй, могла только срочная операция. Несколько месяцев парить в герорастворе, питаться глюкозой и все-таки надеяться, что Смотрящий его спасет… не врачи, не срочная операция и трансплантация отказавших органов, а именно Смотрящий. Если бы люди так верили в Бога, во Вселенной давно бы воцарилось царствие небесное.

— Мы уходим, — сказал Сандерс, направляясь за Полубоем к выходу.

— Возьмите нас с собой, — в один голос взмолились мужчина и парень, — Сигевару не простит того, что вы там учинили, — он показал на дверь, за которой находился склад.

— А этот… Якобс?

— Мы закроем все наглухо и его не найдут. Питание и процедуры осуществляются автоматически.

— Хорошо. Можем подбросить вас в сектор ван Хорна.

Полубой уже нашел пульт управления лифтом и спустил его на склад. Сандерс сказал, надо бы подбросить химиков в другой сектор, и он согласно кивнул. Мужчина, не глядя по сторонам, проскользнул в лифт. Парень немного задержался и появился, нагруженный контейнерами с спорамитином.

— Не с пустыми же руками являться к ван Хорну, — сказал он, — о черт, — он посмотрел на трупы модификантов, — бедные уроды… чем такая жизнь, лучше уж… хотя другой жизни они и не знали.

Глидер стоял на месте, водитель все еще валялся без сознания.

Сандерс привычно устроился за пультом управления. Засвистела турбина, глидер качнулся, всплыл над асфальтом и рванулся вперед.

— …такое ощущение, что она прикрывает что-то или кого-то Керрором. Как вы полагаете, Сеймур?

— М-м… очень похоже. Вот здесь, как только возникает инструктаж, его сразу заполняет образ Керрора. Дырявый, непрочный, но пока мы не можем пробиться глубже. Его подручный, Якобс, возможно знает больше. К Керрору он может вывести, но для нее это не главное. Я бы продолжил.

— Хм… а если она?..

— Издержки профессии шпиона. Ха-ха…

Ее бросало то в жар, то в холод, в голове звенели литавры, били барабаны, визжали варварские трубы, по спине стекая пот.

Шлем, чмокнув, освободил голову, и она попыталась что-то сказать пересохшими губами… или спросить? Нет, спрашивать нельзя, спрашивают они. Это они ее спрашивают, а она молчит.

— Ну как мы себя чувствуем?

Сухие холодные пальцы приподняли ей голову, взяв за подбородок. Виктория попыталась сфокусировать зрение. Не сразу, но ей это удалось. Из тумана выплыло озабоченное лицо ван Хорна.

— Милочка моя, посмотрите, на кого вы похожи? — Он провел платком у нее под носом и показал ей. Платок был в крови. — До чего вы себя доводите, Викки? И сосудики в глазах полопались. Вы сейчас похожи, извините, на кролика-альбиноса.

— По… пошел ты… — прошептала она.

— Если я уйду, то, боюсь, Сеймур даст волю своему гневу. Посмотрите, он до сих пор с трудом передвигается.

— Я… рада.

Ван Хорн выпрямился, огорченно покивал головой.

— Бедная девочка. Однако подытожим, что нам известно, — ван Хорн сцепил руки за спиной, опустил подбородок на грудь и медленно прошелся вокруг кресла, на котором она сидела, — вы, моя дорогая, прибыли на Хлайб, задолго до того, как людям Сигевары удалось захватить навигатора Керрора, Разиню Якобса, так? Поправьте, если я ошибусь. Вы прибираете Якобса к рукам, прячете его и узнаете, что повсеместно разыскиваемый пират находится на Хлайбе. Кстати, где вы спрятали Якобса? — Ван Хорн помолчал, но, не дождавшись ответа, продолжил: — Отсюда следует вывод: вам нужен не Керрор, а нечто или некто другой. То, что вы пытаетесь закрыть вашу цель образом Керрора, позволяет судить об этом с большой долей уверенности. Итак, моя дорогая, следующий вопрос будет таким: кто скрывается там, за кровожадным пиратом и насильником Агламбой Керрором? Вы видите, я не требую выложить сразу всю информацию, я прошу лишь ее малую часть.

— Хорн, — облизав губы, сказала Виктория, — я вам уже говорила: вы слишком жадный. Этот кусок вам не по зубам. Возможно, он не по зубам никому… Забирайте Керрора, получайте положенные награды и почести и живите спокойно. Забудьте…

— Как? Вы предлагаете мне забыть о том, о чем я не имею ни малейшего представления! Это просто невежливо. А если мне представляется случай, не использовав который я буду жалеть всю жизнь? Что хорошо для планеты Фионимар, вполне может пригодиться и Герберту Ван Хорну.

— Мне жаль вас, Хорн, — Виктория нашла в себе силы криво усмехнуться, — в ваших умозаключениях есть серьезная ошибка. Изначальная ошибка. Я не посол и не технический эксперт. Я — разведчик. А теперь делайте, что хотите.

Ван Хорн прищелкнул языком и повернулся к Уэйнстейну.

— Сколько она еще выдержит?

— Один сеанс гарантирован.

— А если мы копнем поглубже?

— Зависит от уровня мнемоблокады. В следующий раз, сняв с нее шлем, мы рискуем увидеть перед собой растение. Дебила, пускающего слюни и гадящего под себя. Может, все-таки вы позволите… э-э… проверенные методы?

— Да, боюсь, что к этому мы придем рано или поздно, а пока давайте еще один сеанс, — ван Хорн склонился к ее лицу, — Викки, дорогая, подумайте о том, кто прячется за Агламбой Керрором, хорошо? Вы просто подумайте о нем, а мы попробуем прочитать. Клянусь вам, если вы пойдете нам навстречу, я оставлю вас в покое.

— Пошел к черту.

Ван Хорн сделал знак Уэйнстейну, тот взял в руки шлем ментоскопа, но прерывистый навязчивый звон заставил его нахмуриться. Он посмотрел на ван Хорна. Тот сделал нетерпеливый жест.

— Узнайте, в чем дело?

Секретарь аккуратно положил шлем на стол и ответил на вызов.

— …ван Хорна. Повторяю: срочно вызываю господина ван Хорна.

— Ван Хорн слушает, в чем дело, Алекс.

— Нападение на десятый уровень. Связь потеряна. — Голос не казался обеспокоенным, хотя нотка неуверенности в нем слышалась.

— Кто? Сигевару?

— Пока не установлено.

— Ну так установите. Я буду у себя, докладывать каждые пять минут, все.

Ван Хорн направился к выходу.

— Продолжайте здесь, Сеймур. После очередного сеанса действуйте на ваше усмотрение.

— Слушаюсь. — Уэйнстейн приблизился к Виктории и попытался надеть шлем.

Она забилась в кресле, попыталась ударить его в лицо головой. В нападении неизвестных на резиденцию клана она увидела проблеск надежды. Крохотный луч, минимальный шанс, но и его надо было использовать. Хотя бы выиграть время. Ремни сдержали ее, но секретарь никак не мог изловчиться надеть шлем.

— Господин ван Хорн, вы не поможете?

— О, черт, — вам Хорн быстрыми шагами вернулся от двери и обеими руками схватил ее за волосы.

Уэйнстейн рывком нахлобучил на нее шлем и, поблагодарив шефа, вернулся к компу.

Ван Хорн стремительно вышел, и не успела еще дверь за ним закрыться, как Виктория почувствовала, что сознание опять ускользает, стирается, замещаемое всплывающими образами. Она закричала, забилась в путах, пытаясь изгнать навязчивые воспоминания, выиграла несколько секунд, но затем стремительно провалилась в небытие…

Пока все шло неплохо. Сандерс, толкая перед собой оставшегося на ногах боевика, гнал его к одной из пожарных лестниц. Позади оставались бесчувственные тела тех, кто хотел их остановить. Полубой просто глушил боевиков и охранников рукоятью сабли, Сандерс ранил нескольких, когда понял, что они настроены слишком серьезно. Жизнью можно рисковать или по призванию, или за большие деньги. Очень большие. Видимо, боевикам платили немало. Теперь следовало допросить вот этого, кто первым бросил оружие на пол.

После налета на лабораторию они беспрепятственно выбрались из сектора Сигевару, теперь следовало подумать, где могла находиться Виктория Салливан.

— А чего думать, — сказал Жанно, парнишка-лаборант, — штаб-квартира клана в башне, стало быть она там. Я слышал, мисс Салливан занимает у ван Хорна немалый пост. Вот если бы нам ее увидеть, может с работой поможет.

— А помнишь Людвига? — спросил его головастый мужчина, который представился, как Иеремия. — Он-то должен знать, где ее найти.

— Кто это: Людвиг? — спросил, заинтересовавшись, Сандерс.

— Бывший каботажник. Его в развалинах прихватили с товаром глюкеры. Он как раз перевозил остатки «змеиного ожерелья», ну и вырвался он от них весь поломанный, без глаза и зубов, но товар доставил. Так-то калеку никто держать не будет, но говорят, ван Хорн заявил, что преданность ценится превыше всего. Сейчас Людвиг в башне работает, в гараже.

— Как его найти?

Иеремия почесал лысый череп.

— Выпить он любил. Как свободен, так торчит в «Сивом стриже», это бар, куда любят зайти каботажники. Если он там — поможет.

— Если вспомнит, кто мы; все-таки года полтора не виделись, — буркнул Жанно, — а у него после глюкеров с башкой не все в порядке.

Бар «Сивый стриж» гудел, как осиное гнездо. Дым плотным облаком висел под потолком, а ругань, смех и разговоры по плотности не уступали табачному дыму. Перед баром, стилизованным под кабину управления глидером, яблоку негде было упасть. Стулья заменяли старые сиденья от глидеров, столами служили плиты гравизахватов.

— Каботажники по ночам работают, — пояснил Жанно, перекрикивая шум голосов, — а с утра отдыхают, потому, как вечером должны быть в порядке. Он повертел головой, отыскивая Людвига. — Вон он, — сказал Иеремия, указывая в угол. За пустым столом сидел старик с растрепанными седыми волосами, в опрятном синем комбинезоне. Одним глазом, как воробей на хлебную корку, он смотрел на пустую рюмку перед собой, то ли раздумывая, повторить ли заказ, то ли ожидая, когда кто-нибудь его угостит.

Увидев Жанно и Иеремию, протолкавшихся к его столику, он поначалу нахмурился, но потом, видимо вспомнив, раскинул руки и попытался подняться из-за стола.

— Ребята! Сто лет вас не видал, — подняться ему не удалось по причине сильнейшего опьянения, но радость от встречи была написана на его морщинистом лице, — вы откуда?

Выбитый глаз старика глядел прямо, тогда, как здоровый бегал по глазнице, как кусочек подтаявшего льда в пустом стакане.

— Привет, Людвиг, — Иеремия и Жанно по очереди обнялись с ним, — вот решили посмотреть, как ты. А-а, старый хрыч, все горькую пьешь?

— А чего нам… нам ночью не лететь. — Людвиг на миг пригорюнился, потом увидал присаживающихся за стол Сандерса и Полубоя. Это кто такие? — спросил он Жанно громким шепотом.

— Хорошие люди. Поговорить с тобой хотят. Нас они здорово выручили — мы от Сигевару ноги сделали.

— Вот это молодцы! — воскликнул Людвиг. — За это не грех и выпить, — он хитро покосился на Полубоя, который оказался к нему ближе.

— Сейчас организуем, — кивнул мичман и обернулся к стойке, однако Людвиг его опередил.

— Дитмар, фирменную! — Его пронзительный голос перекрыл шум голосов.

Бармен кивнул и полез под стойку. Людвиг, оживившись, потер ладони.

— А вы, я вижу, парни серьезные, — одобрительно сказал он, — знаете, с чего разговор начать. А я поговорить всегда рад, ты только уважение прояви. Все как есть скажу, а чего не знаю — у людей спросим. Людвига здесь уважают.

Через минуту бармен принес две бутылки без этикеток, стаканы и миску соленых орешков. Людвиг самолично налил всем по полстакана, поднял свой, приветствуя гостей.

— Будем знакомы, — он лихо опрокинул стакан в рот и подхватил из миски орешек, — эх, хороша. Наша, фирменная. Так и называется: «Сивый стриж».

Полубой махнул полстакана, будто в бочку перелил, Жанно и Иеремия выпили торопливыми глотками и тут же принялись за орехи. Сандерс осторожно понюхал напиток. Судя по запаху, «фирменная» была настояна на помете этих самых сивых стрижей.

— Хорошо ты пьешь, — одобрил Полубоя Людвиг, — сразу видно — честный человек.

Сандерс понял намек и, выдохнув, проглотил свою порцию. По пищеводу побежал огонь, в глазах вспыхнули искры, будто ему дали бутылкой настойки по голове. Хватая ртом воздух, он цапнул горсть орехов и принялся ожесточенно жевать.

Людвиг тем временем снова наполнил стаканы.

— Фирменная, она память оживляет, — сказал он, — это ведь я рецепт Дитмару сказал, да. А сам выпытал еще на Магдебурге, когда в увольнение ходил. Был там у нас любимый кабачок, «Свиное ухо». Эх, как там кислую капусту с ребрышками готовили, а под это блюдо свой шнапс. Долго, помню, обхаживал я Марту. И так, и этак. Уж и в постель уложил — это мне просто было, пилотам ни в чем отказа нет, а рецепт никак не хотела выдать. Ну и сделал я вид, что расстаемся мы. Только это и подействовало, — Людвиг взял стакан, повертел перед глазами, — да… а через месяц меня из флота пинком под зад. И полетел я, как тот стриж, а приземлился аж на Хлайбе. Ну ладно, поехали. — Настойка исчезла в его глотке.

На этот раз он даже закусывать не стал. Сандерс, задержав дыхание, выпил свою порцию. К его удивлению, пошло намного легче. Полубой вообще хлебал настойку, как воду.

— Так ты во флоте служил, отец? — спросил он.

— Да, было дело. На «Дефендерах» летал. А базировались мы на «Мюнхене», а это тогда самый большой тяжелый крейсер во флоте был. Эх, и время было, — на единственный глаз Людвига набежала слеза, он смахнул ее большим пальцем, — был бы я сейчас в отставке полным полковником, а то и бригадным генералом, а вот, видишь, до чего проклятая довела. — Он ожесточенно схватил бутылку и снова наполнил стаканы.

— Да, военному человеку тяжело на гражданке, — согласился Полубой.

— Вот, ты меня понимаешь! — обрадовался Людвиг. — И черт меня дернул похмелиться перед вылетом… я ж тогда при посадке три «единорога» снес. Хорошо, не погиб никто. Ну вот, выперли меня, а тут Дитмар, — старик кивнул в сторону бара, — брату письмо прислал: мол, так и так, обосновался на Хлайбе, открыл бар, а еще нужны здесь профессиональные пилоты на глидер. А что такое глидер, по сравнению с «Дефендером»? Тьфу — детская коляска. — Людвиг медленно, с видимым удовольствием выцедил настойку, крякнул и неожиданно сказал. — Парни, если у вас ко мне разговор, то говорите сейчас, а то после третьей я могу и соображение потерять.

Сандерс с Полубоем переглянулись. Дик кивнул — раз ты с ним общий язык нашел, то давай, спрашивай.

— Вот, отец, — доверительно начал мичман, — Жанно и Иеремия сказали, что у ван Хорна работает такая Виктория Салливан. Как бы нам с ней увидеться?

— Мисс Салливан, — кивнул Людвиг и вдруг губы его скривились в плаксивую гримасу, — работает… работала, вернее.

— А сейчас что, ушла?

— От ван Хорна не уходят… Виктория… Им ведь, ну верхушке клана, персональный глидер полагается с водителем, а она сама летала. Так я ей машину готовил. Эх, Вика, девочка ты моя… Движок ей перебрал, как она просила, а раз крыло она помяла, так я за ночь сделал. Приносит она бутылку коньяка, благодарит, значит. Я говорю: только с вами, мисс Салливан. Один пить не буду. Ну мы с ней в гараже под мои бутерброды и раздавили тот коньяк. Ей вроде лететь куда-то, а она пьяным-пьяна. Я говорю: доставлю, куда желаете. Она смеется… а, говорит, черт с ним. Давай, Людвиг. Так вот иной раз и давала мне порулить. А теперь все, отлетался Людвиг…

— Да что случилось, — не выдержал Сандерс, видя, что старый пилот уже совсем раскис.

— А ты не шуми! Ишь ты, какой сердитый. И пьешь ты без удовольствия. Ты ей кто? Никто! А Людвиг…

— Он — ее парень, отец, — пояснил Полубой, толкая Сандерса коленом под столом, — потерялись они. Сам знаешь, как бывает. Что с ней?

— А-а… это дело другое, — Людвиг выпучил глаз, разглядывая Дика, словно только сейчас его увидел, — вроде парень ты ничего. Только уж больно смазливый. Обидел ее, поди?

— Обидел, — Сандерс опустил голову, чувствуя, что еще минута и он возьмет старика за горло, — так уж вышло. Даже и не попрощались толком.

— А ты думай в следующий раз, — Людвиг неожиданно протянул руку и ткнул Сандерса пальцем в лоб, — она девка правильная, сильная, она подстилкой не будет. Давайте за нее, — он приподнял бутылку, увидел, что она пуста и взял другую, — за Викторию!

Сандерс выпил, не ощущая ни вкуса, ни крепости и молился только о том, чтобы старик не свалился под стол. Жанно и Иеремия, тоже сильно опьяневшие, спорили друг с другом, кому лучше продать спорамитин: клану, или уличным драгдиллерам.

— Сегодня ночью, — начал Людвиг, приглушив свой пронзительный голос, — взяли ее, Викторию твою. Сам Уэйнстейн командовал. Это секретарь ван Хорна… ну и всякие делишки для него обделывает. Грязный тип, сальный, глазки, как у хорька, а говорит ласково, будто лучший друг. Она жила через два этажа над гаражом, а сегодня как раз моя смена была. Среди ночи слышу — стекла сверху на посадочную площадку сыплются. Я выскочил, посмотрел наверх, а у нее свет горит, шум, гам. И антиграв мне под ноги — шлеп! Ее антиграв, уж я-то знаю. Потом смолкло все. Я утром Литицию поймал — она у Виктории убиралась по утрам, ну она и говорит: все в крови, три трупа вынесли, пятерых в госпиталь, а сам мистер Уэйнстейн едва ходит. Порубила, говорит, твоя мисс Салливан боевиков господина ван Хорна, а теперь ее вниз уволокли.

— Куда — вниз? — спросил Сандерс.

— Может, на склад, а может, в хирургию. В лаборатории не потащат и в контору тоже. Ну там зал для приемов, три этажа жилых. Стало быть, только туда.

Сандерс полез в карман, достал пачку фунтов.

— Сколько возьмешь, чтобы провести нас в башню?

— Отбить ее хочешь? Тяжело… А деньги, сколько ни дашь, все равно не проведу, — остановил его Людвиг, — там, на входе, кроме боевиков еще и полиция. Хочешь чтобы вас по всему Хлайбу гоняли?

— А по-другому пробраться можно? — спросил Полубой.

Людвиг запустил пальцы в седые волосы, подумал, упершись остановившимся взглядом в столешницу.

— Ну есть один способ. Если не побоитесь. Но другого я не знаю.

— Говори! — в один голос заявили Полубой и Сандерс.

— Глидер нужен. Угнать сможете?

— Есть глидер, что дальше?

Они ждали Людвига в подъезде жилого дома, напротив стоянки, где оставили глидер. Хоть старик и не внушал опасений, как сказал Полубой: береженого Бог бережет. Старик мог привести с собой боевиков ван Хорна, хотя Сандерс и не очень в это верил.

Людвиг появился, как и обещал, через час, после того, как они расстались возле бара. Жанно и Иеремия, сбыв часть товара драгдиллеру, которому их представил Людвиг, отправились отсыпаться и думать, как попасть на работу к ван Хорну, если Виктория Салливан им больше не помощник.

Подойдя к глидеру, старик подергал дверцу, недоуменно озираясь. В руках у него была увесистая сумка. Он поставил ее на землю, полез в карман, достал объемистую фляжку и от души к ней приложился.

— Вроде спокойно, — сказал Полубой, осматривая улицу, и они выбрались из своего убежища.

— Я уж думал, что вы сбежали, — сказал Людвиг, заметив их.

Водрузив сумку на капот машины, он раскрыл се и подозвал Полубоя и Сандерса.

— Два антиграва, как и обещал. По триста монет, дешевле не найдете.

— Годится, — кивнул Полубой, — ты что-нибудь выяснил?

— Времени не было, — Людвиг удрученно развел руками, — но больше ей негде быть: или в хирургии, или на складе. У ван Хорна в городе есть еще несколько точек, где он обрабатывает… ну выбивает информацию, но ее из башни не вывозили, иначе мне бы сказали в гараже.

— Сколько у ван Хорна человек?

— Всего человек триста, триста пятьдесят, но сейчас в башне не больше ста. Охрана, боевики, подсобники, два хирурга на дежурстве, лаборанты. Опять-таки механики в гараже, ну и обслуга разная. Так что, готовы?

— Готовы, — сказал Сандерс, — слушай, давай я пока поведу, а ты окно открой пошире. Может, проветришься хоть немного.

— Да мне бутылка фирменной, как тебе стакан минеральной, — возмутился старик, — а потом что, в воздухе пересаживаться будем?

— Ладно, уговорил.

Сандерс с Полубоем устроились на пассажирских местах, позади пилота. Людвиг с видимым удовольствием занял водительское место. Уверенно проверив топливо, аккумуляторы и систему антигравитации, он обернулся к пассажирам.

— Внимание, наш лайнер отправляется по назначению. Пассажирам пристегнуть ремни.

— Ты давай это… рули, — буркнул Полубой, однако пристегнулся.

Сандерс последовал его примеру.

Уверенно подрабатывая антигравитационными плитами, Людвиг дал полную мощность турбинам. Глидер встал вертикально, как поплавок.

— Ты что делаешь, старый козел? — рявкнул Сандерс. Из будки на вставший на дыбы глидер смотрел охранник стоянки, соображая, то ли звать полицию, то ли досмотреть редкое зрелище.

— Йа-ху-ууу, — заорал Людвиг, врубая антигравитацию.

Глидер пулей сорвался с места, в секунды проскочил все пять уровней пассажирского потока, уворачиваясь от чинно следующих в своем ряду машин. Теперь впереди было только небо. Если, конечно, не считать антигравитационную сеть. Облака над Нижним городом почти рассеялись, и сеть поблескивала далеко вверху, отражая ячейками скупые солнечные лучи. Людвиг крутанул восходящую бочку. Одну, другую, третью и с полупетли вышел в горизонтальный полет.

— Старик, — сказал Полубой, — еще такой финт и я тебе шею сверну.

Сандерс был готов сделать это прямо сейчас.

— Да ладно тебе. Смотри, погода какая! Движок тянет, фляжка полная, чего еще надо? — отозвался старик.

— Дело сделаем, а потом крутись хоть целый день.

— Я свою работу сделаю, вы о своей думайте, — Людвиг помолчал, — к башне подойду на триста футов — ближе нельзя, ближе — только для своих, а этот глидер мигом определят. Ветер северный, бала четыре, смотрите, как бы о стену не шарахнуло. Как выйдете — сразу включайте машинки. Энергии под завязку. На половинной мощности пойдете футов десять в секунду. Пользоваться-то умеете.

— Умеем, — буркнул Сандерс.

— Слушай, отец, — подался вперед Полубой, — вчера вам на работу каботажника устраивалась. Такая… волосы черные, крепкая такая, глаза карие…

— Лив Уилер, что ли? Видал. Тоже девка хоть куда. Там один ее клеить сразу начал, так она ему в лоб палкой своей заехала. Видали, палка у нее из ручки прыгает?

— Видали.

— Минут десять парень в себя прийти не мог. Она ночью тоже в развалины пошла, но утром, когда я со смены уходил, ее еще не было. Передать что?

— Не надо, — помолчав, сказал Полубой.

Башня надвигалась на них своей громадой, подобно айсбергу, наплывающему на беспомощно застывший корабль. Верхушка ее терялась в дымке, бесчисленные окна поблескивали, словно кристаллы льда, отражая солнечный свет.

— Одевайте машинки, — голос Людвига стал серьезным, — значит, как договорились: в течение часа жду вас внизу, за периметром охраны.

Полубой надел антиграв поверх плаща, Сандерс напялил свой на куртку, защелкнул скобы подмышками, проверил вектор смещения антигравитационного поля. В пределах допустимого. Не хотелось рисковать понапрасну.

— Приготовились!

Сандерс открыл дверь, сдвинул ее назад. Воздушный поток ударил в лицо, выжал из глаз слезы. Он нащупал замок крепления ремней, поглядывая на проплывающую мимо серо-зеленую стену. Глидер, в котором они сидели, показался ему муравьем, бегущим вдоль бордюра, отделяющего мостовую от тротуара. Бесконечным и неприступным.

— Пошел! — выдохнул Людвиг.

Сандерс расцепил замок и нырнул в бездну. Его тряхнуло и падение замедлилось — антиграв сработал безотказно. Почти рядом парил Полубой. С развевающимися полами плаща он был похож на огромную нелепую птицу.

Глидер, выбросив их, резко развернулся, уходя в сторону. Людвиг заложил петлю и, перейдя в пике, скрылся внизу.

— Ричард, вон те окна! — крикнул Полубой. — Двенадцатый и тринадцатый уровни.

Сандерс прикинул расстояние. Скорость падения была слишком велика.

— Не успеваем. — Ветер срывал слова и уносил их прочь, как опавшие листья.

— Знаю. Давайте за мной в одиннадцатый.

— Понял.

Полубой вытянул из-под плаща саблю и лавировал, приближаясь к стене. Сандерс падал в нескольких футах позади него. Перед самым окном Полубой врубил антиграв на полную мощность, падение еще замедлилось, перейдя почти в горизонтальный полет. Мичман занес руку с саблей и, наотмашь, как дубиной, ударил в надвигающееся стекло. В ливне осколков он влетел в окно, как камень из пращи. Через три секунды за ним последовал Сандерс.

Здесь, судя по обстановке, было что-то вроде комнаты отдыха. Несколько охранников в фирменных мундирах резались в ма-джонг, четверо молодых мужчин в одинаковых контурных куртках сидели перед стереовизором.

Шок от появления Полубоя длился не более нескольких секунд, затем охранники похватали металлические биты, а в руках боевиков оказались тяжелые абордажные сабли.

— Нам нужен склад или хирургическая лаборатория, — сказал Полубой, — мы никого не тронем, если вы отведете нас туда.

— А за пивом не сбегать? — спросил рыжий боевик и обрушил на мичмана удар сабли.

Полубой отвел неумелый удар и врезал пролетевшему мимо боевику рукоятью по затылку. Все, как по команде, бросились на него и Сандерс, пользуясь моментом, напал на них с фланга, оглушив «бастардом» одного охранника и располосовав бедро другому.

Минуту или две звенели, сталкиваясь, клинки, слышались глухие удары, вскрики. Сандерсу досталось по ноге битой, он разрубил охраннику ключицу ответным ударом и, приставив палаш к горлу еще одного, заставил его сдаться. Собственно, тот и не очень усердствовал, явно стараясь держаться за спинами остальных. Исход схватки, как всегда, решила дикая сила и удивительное оружие мичмана.

Тяжело дыша он стер со щеки струйку крови — один из боевиков зацепил его кончиком сабли и огляделся. Живые стонали, не живые, а может, просто без сознания, валялись кучами тряпья.

Сандерс надавил острием палаша на шею стоявшего на коленях охранника.

— Утром захватили мисс Салливан. Знаешь, о ком я говорю?

— Знаю, — торопливо подтвердил охранник.

— Где она?

— В хирургии. Мы так называем…

— Я знаю, что вы так называете. Веди. Только по запасной лестнице, понял?

Полубой выглянул в коридор. То ли никто не слышал шума схватки, то ли свидетели постарались скрыться, однако на этаже, похоже, никого не было.

Сандерс подкалывал охранника в мягкое место и тот с готовностью указывал дорогу, говоря идущему впереди Полубою, куда поворачивать. Через несколько минут они вышли к лестнице. Пользовались ей нечасто — на широких ступенях толстым слоем лежала пыль. Отпечатывая на ней свои следа, они стали подниматься к двенадцатому уровню.

— Вы позволите мне не ходить с вами? Если узнают, что я вас провел… — залепетал охранник.

— Ладно. Но если обманешь, я вернусь. — Полубой сделал зверское лицо и наклонился, заглядывая ему в глаза.

— Что вы, что вы. Вот двенадцатый уровень. Налево широкий коридор, третья дверь ведет в приемную. Там что-то вроде тамбура. Код 12-07-45. Это дата, когда господин ван Хорн стал главой клана.

— Нескромный парень, — усмехнулся Полубой, — а кто был до него?

— Его отец, ван Хорн-Старший. Он погиб — его глидер потерял управление. Все считают, что это сделал клан Сигевару и…

— Плевать. Так ты точно не хочешь с нами пройтись?

— Вы же обещали. — Охранник молитвенно сложил руки перед грудью.

— Ладно, — согласился Полубой, только не думай, что сможешь сбежать, пока нас не будет. Повернись.

Охранник повернулся к нему спиной, и мичман коротко ударил его в затылок рукоятью сабли…

То озноб, то жар. Тело словно чужое, только голова буквально раскалывалась на части и в ней еще звучали вопросы, ответы на которые она пыталась скрыть от копающихся в мозгу любопытных пальцев. Сейчас, похоже, пальцы спустились ниже — Виктория чувствовала, как кто-то лапает ее, тиская грудь, щиплет соски.

Веки были словно налиты свинцом, и она не сразу смогла открыть глаза. Прямо перед ее лицом возникла ненавистная физиономия Уэйнстейна, потная и красная от вожделения. Комбинезон на ней был расстегнут и спущен до пояса и Уэйнстейн тискал ее груди, то и дело сглатывая слюну.

— Если ты кончил, то отвали, — едва слышно сказала Виктория.

Губы двигались с трудом, в горле стоял комок, который мешал не то что говорить — дышать нормально не давал.

Уэйнстейн сильно сдавил пальцами грудь, затем стал выкручивать сосок так, что у нее потемнело в глазах.

— Животное… у меня же синяки останутся. — Она старалась держать марку. Пусть этот урод не думает, что подобным образом заставит ее говорить.

— Тебе скоро уже будет все равно, дорогая, — прошипел Уэйнстейн, — ты еще будешь просить добить тебя, после того как все скажешь. Я не такой чистоплюй, как ван Хорн. Я буду задавать вопросы по-своему, дорогая баронесса.

Двери за спиной секретаря раздвинулись. Лицо секретаря отстранилось. Туман перед глазами мешал ей видеть, кто вошел. Она услышала звук удара, падения и чьи-то быстрые приближающиеся шаги.

— Ну, здравствуй, Вера-Виктория. Я за тобой, — сказал невероятно, до слез знакомый голос.

— Дик… почему так долго? — прошептала она, падая в черную бездну.

Сандерс лихорадочно стал отстегивать ремни, крепившие ее руки и ноги к креслу.

— Придется нести на руках, — сказал он.

— Ну-ка позвольте, — Полубой отодвинул ею в сторону, порылся в бездонных карманах плаща, выудил коробку с ампулами и, запрокинув Виктории голову, прижал ампулу к пульсирующей на шее вене.

— Что это?

— А черт его знает, — пробормотал Полубой, — из нашей армейской аптечки. Раньше помогало.

Сандерс отошел к компу, просмотрел введенные за последнее время файлы, с интересом взглянул на Викторию и, достав личный кристалл, скачал файлы себе. Потом, видя, что мичман все еще стоит возле девушки, набрал код посольства, составил лаконичное сообщение, отослал, после чего стер из памяти компа все файлы, а затем, несколькими ударами своего «бастарда» превратил комп в крошево.

— Ну что?

— Сейчас. Кажется, действует, — буркнул мичман.

Сознание проявилось рывком, и она увидела склонившееся к ней грубоватое лицо с короткими густыми усами и почти квадратным волевым подбородком. Нахмуренные серые глаза внимательно изучали ее.

— Дик, твой друг меня разглядывает, — слабым голосом пожаловалась она, — а я не одета.

— Исключительно в медицинских целях, — сказал Полубой, — ну-ка, давайте, — он помог ей просунуть руки в рукава комбинезона и застегнул его доверху, — так лучше?

— Гораздо.

— Что с вами делали?

— В голове копались. Где Уэйнстейн?

— Вон лежит, — показал Полубой належавшего ничком секретаря, — господин Сандерс сильно огорчился, увидев вас с ним наедине.

— Убит?

— Жив, — ответил Сандерс, подходя к ним, — надо убить?

— Неплохо бы. Но есть кое-что похуже, — задумчиво сказала Виктория.

— Господа, все это хорошо, но нам надо уходить, — напомнил Полубой, — вы как себя чувствуете?

Виктория, опираясь на подлокотники, попыталась встать. Голова слегка кружилась, но состояние было почти нормальное. Она ощущала даже некоторый подъем.

— Вроде нормально. Помогите мне, — она направилась к Уэйнстейну.

Секретаря посадили в кресло, пристегнули ремнями. Виктория дала ему несколько пощечин. Уэйнстейн открыл затуманенные глаза. Взгляд его стал осмысленным, он дернулся в ремнях и внезапно заскулил, словно щенок, которому дали незаслуженного пинка.

— Мисс Салливан! Вы ведь не сделаете это, правда. Вы не можете…

— Еще как могу. Ты будешь чувствовать, как превращаешься в ничто и это будет твоя последняя сознательная мысль, Уэйнстейн.

Она надела ему на голову шлем, ловко подсоединила контакты.

— Можем идти, — сказала она Полубою, внимательно наблюдающему за ее действиями.

— Пошли, — коротко сказал он.

Выходя за дверь, она включила мнемоскоп на полную мощность. Двери закрылись, отсекая от них дикие вопли Уэйнстейна.

Этаж был пуст, будто все обитатели вымерли либо сбежали. Виктория чувствовала некоторую слабость и опиралась на руку Сандерса.

— Подождите, — вдруг сказала она, — здесь рядом лаборатория анализа артефактов.

Они свернули за угол и остановились возле массивной стальной двери. Виктория набрала на пульте код.

— Только бы не сменили шифры, — пробормотала она. Дверь бесшумно поднялась вверх.

— Вот что мне надо, — сказала Виктория, — без нее я как голая.

В помещении, заполненном всевозможной аппаратурой, в стеклянном кубе висела, зажатая силовым полем ланскнетта. По тусклому лезвию пробегали зеленые сполохи. Виктория отключила прибор, открыла куб и взяла шпагу в руку. Сандерс хмыкнул — металл клинка был покрыт точь-в-точь таким же напылением, как и сабля Полубоя.

— Ну вот, теперь только у меня ржавая железка, а у всех…

— Если выберемся с Хлайба, я тебе устрою такую же, — пообещала Виктория.

Они покинули лабораторию, направляясь к лестнице.

— Как лучше отсюда выбраться, — спросил Полубой, — мы хотели через гараж. Взять любой глидер…

— Через гараж не выйдет, — покачала головой Виктория, — он выше, а верхние этажи, скорее всего, заблокированы. Там кроме гаража покои ван Хорна и всегда куча боевиков. Командир боевиков Алекс О’Доннел — настоящий профессионал, так что, скорее всего, они уже вызвали подмогу из города, а пока постараются удержать нас здесь. Лифты и лестницу блокируют силовыми щитами, внизу — полиция с парализаторами. У Алекса они тоже есть. Два или три — ван Хорн добился на них разрешения. А как вы сюда попали?

— Спрыгнули с глидера. Людвиг помог.

— Старый алкоголик, — растрогалась Виктория, — надо же, никак от него не ожидала. Ну вы, ребята, даете. Я бы не решилась. Однако обратно этим путем не уйти, у вас только два антиграва.

— Есть один вариант, — задумчиво сказал Полубой, — Людвиг будет ждать нас за периметром охраны, напротив главного входа в башню.

— Но вниз-то как попасть?

— Немного рискованно, но в училище мы это делали не раз. Где здесь ближайшее окно?

— На этом и тринадцатом уровне окон нет, — сказала Виктория.

— Как это «нет»? Мы же видели…

— Бутафория, голограмма. Здесь глухие стены.

— Ну значит надо спуститься на одиннадцатый.

Охранник на лестнице лежал ничком и тихо постанывал. Перепрыгнув через тело, они побежали вниз. Виктория находилась на странном подъеме сил. Ее захлестнула эйфория, сейчас она могла бы прыгнуть с башни даже без антиграва, настолько она казалась себе всемогущей. Это едва не подвело их всех.

Обогнав мужчин, она вылетела на одиннадцатый уровень.

Вдоль коридора стояли две шеренги боевиков. Первая — припав на одно колено, вторая — сразу за ними. Стоявший сбоку с парализатором в руке Алекс О’Доннел махнул рукой.

— На пол, — заорал Полубой, подсечкой сбивая с ног Викторию.

Сверху ее накрыл своим телом Сандерс. Резко ударили спусковые механизмы арбалетов в руках боевиков. Полубой зарычал.

— Вперед, — крикнул он.

Сандерс вскочил на ноги, Виктория в один миг оказалась рядом с ним. Полубой уже бушевал среди черных курток. Втроем они ворвались в строй, рубя, оглушая ударами рукоятей, рыча и визжа, словно стая демонов. Строй мгновенно распался. Полубой сильно толкнул Викторию в сторону распахнутой двери, Сандерс на мгновение замешкался. Краем глаза Виктория заметила зеленую вспышку парализатора, и Сандерс обмяк, мешком опускаясь на пол.

— Дик!

Полубой рванулся вперед, снес голову подставившемуся боевику, отбросил с дороги безголовое тело и, выбив саблей парализатор из рук О’Доннела, в последний миг задержал удар, прижав клинок к шее командира боевиков. Мгновение они смотрели друг другу в глаза, потом Полубой грязно выругался, метнулся к двери и захлопнул ее за собой.

Виктория, стоя па коленях, хлопала Сандерса по щекам, пытаясь привести в чувство.

— Прекратите, — все еще полный горячкой боя, Полубой оттолкнул ее, — он вырубился на два-три часа.

— Но как же…

— Антигравом умеете пользоваться?

— Да.

Полубой, ворочая Сандерса, как мешок с песком, снял с него антиграв.

— Надевайте.

— Без него я не уйду, — сказала она решительно, — вы что, хотите бросить его здесь?

— Не мелите ерунды, — взорвался Полубой и внезапно скривился, — а, черт, — он откинул полу плаща, и Виктория увидела, что у него в боку, совсем рядом с ключицей, торчит арбалетный болт.

— Вы ранены!

— Как видите, — он отложил саблю и склонился, разглядывая рану, — пустячок, а приятно, — пробормотал он.

— Хотя бы стрелу обломайте.

— Она металлическая.

Виктория закусила губу, болт вонзился в очень неудачном месте, мичман едва мог двинуть рукой. Полубой несколько мгновений пялился на точащий из его тела кончик болта с пластиковым оперением, а затем скрипнул зубами и, прижав к оперению ладонь, надавил на болт, вгоняя его в тело. На его скулах заиграли желваки, заскрипели стиснутые зубы. На спине, под майкой, напротив раны, вздулась шишка.

— Режьте, — сказал он сдавленным голосом.

Виктория, закусив губу, разрезала полосатую майку и вздувшуюся бугром кожу. Из раны хищно блеснуло острие. Полубой продолжал давить на оперение и скоро показался весь наконечник. Виктория, пачкая пальцы кровью, зацепила его и потянула. Медленно, дюйм за дюймом, болт пополз из тела. Наконец пластиковое оперение исчезло в ране. Полубой смотрел перед собой остановившимся взглядом.

— Быстрее. — Голос у него был хриплый, каркающий.

Одним рывком Виктория выдернула стрелу и отшвырнула ее в сторону. Из раны струйкой ударила кровь. Она зажала рану ладонью. Полубой резко выдохнул, убрал ее руку и опустил на рану майку.

— Вас надо перевязать.

— Потом. Надевайте антиграв.

Виктория послушно надела аппарат. Полубой подхватил бесчувственное тело Сандерса и подтащил к окну.

— Идите сюда, — скомандовал он, — кладите его руку себе на плечо, сами обхватите его подмышкой. Вот так. Полминуты удержите его?

— Я его удержу столько, сколько потребуется.

— Прекрасно, — Полубой обхватил Сандерса, — теперь включаем антигравы и прыгаем. Управлять полетом буду я.

Они встали над пропастью. В дверь позади ударили чем-то тяжелым.

— Готовы?

— Да!

— Вперед!

Виктория прыгнула, одновременно включая антиграв. Они падали по наклонной, будто катились с огромной крутой горы. Свистел ветер, тело Сандерса норовило выскользнуть из объятий, и она сжала зубы и прижалась щекой к его лицу.

— Я не отпущу тебя… никогда не отпущу…

— Внимание! — крикнул Полубой.

Она увидела, как стремительно приближается земля. Кто-то бежал к ним, размахивая руками…

Удар. Она повалилась на землю, стараясь, чтобы Сандерс оказался сверху.

— Вот черт. Прямо цирк, — услышала она знакомый голос.

Людвиг оторвал ее руки от Сандерса, взвалил его себе на плечо. Полубой помог ей подняться.

Уже в глидере, придерживая за плечи привалившееся к ней бесчувственное тело Дика, она вдруг расплакалась. Людвиг оглянулся, подмигнул.

— Чего теперь плакать-то. Порядок. Выбрались.

Полубой, сидевший рядом с ним, промолчал.

Уходить в развалины решили под утро. Во-первых — даже ночные гуляки и уличная шпана к четырем-пяти часам утра расползаются по домам и ночлежкам, а во-вторых — каботажники возвращаются из развалин в башни и боевики кланов уходят в подземные лаборатории и мастерские, поскольку делать до следующей ночи им больше нечего — товар передали и отправку обеспечили.

После бегства из башни ван Хорна Людвиг привез их в «свою лачугу» — большой пустой ангар с бетонными стенами и гофрированной крышей.

— Купил по случаю, когда еще деньги были, — похвастался он, — думал, ремонтную мастерскую устроить, да куда там.

На бетонном полу кое-где стояли лужи — с дырявой крыши во время дождя натекало, в дальнем углу было оборудовано что-то вроде жилой комнаты: стол и несколько стульев, походная армейская кровать и холодильник, забитый консервами. Огромный металлический ящик, заменяющий хозяину шкаф, довершал картину домашнего уюта.

Людвиг загнал глидер прямо в ангар. Полубой вытащил Сандерса, на плече донес его до койки и положил на нее.

— Вас надо перевязать, — непререкаемым тоном заявила Виктория, — снимайте плащ и майку.

Полубой без возражений снял плащ, осторожно стянул майку — она присохла к ране. Людвиг цокнул языком.

— Чем это?

— Стрела.

— Чуть левее и ниже и все, отпрыгался бы. Погоди, у меня аптечка есть.

Из-под кровати он вытянул плоский ящик, доверху набитый армейскими аптечками с надписью на ново-дойче.

— Со службы остались, — пояснил он.

— Так им сколько лет? — возмутилась Виктория.

— А чего им сделается? Упакованы герметично, хоть сто лет пролежат, — он рванул зубами клапан, воздух с хлопком проник внутрь аптечки, — ну, что я говорил!

Полубой подал свою флягу, пояснив, что там спирт. Людвиг оживился было, заявив, что «фирменную» лучше всего настаивать на спирту, но мичман сказал, что это только для медицинских целей. Виктория чистой тряпкой обработала рану. Края были покрасневшие, но чистые.

— Зашить бы надо, — задумчиво сказала она.

— Не надо, — сказал Людвиг, вынимая из аптечки тюбик, — края у дырки сожми, а этой штукой заклей. Через сутки срастется, а от клея и следа не будет.

Виктория подсела на кровать к Сандерсу, нащупала пульс. Он был слабый, но ровный и дыхание спокойное, без одышки. Видимо, заряд парализатора задел Дика по касательной.

— Почему вы не убили Алекса? — спросила Виктория, посмотрев на Полубоя, который устроился в продавленном кресле.

— Не успел, — мрачно ответил мичман.

— Не хотите говорить — не надо, но я видела, что стоило вам пошевелить рукой, и он был бы мертв. Что будем делать?

— Отдыхать, — отрезал мичман, — а утром пойдем в развалины. Кстати, мы видели Разиню Якобса.

— Что он сказал?

— Чтобы вы забрали его и перенесли в Гной. Мол, там его кто-то вылечит. Впрочем, с ним Сандерс говорил, вот его и спросите.

Виктория устроилась на трех стульях. Людвиг принес ей надувную подушку и плед с электроподогревом. Подогрев не работал, но сам плед из шерсти таирского мериноса был очень теплым. Ее знобило, и следа не осталось от эйфории, охватившей ее в башне. Глаза слипались, и в конце концов она задремала, под перестук инструментов, которыми Людвиг обследовал глидер.

— Эх, хороша тачка, — бормотал он себе под нос, осматривая висящую на цепях машину, — Слышь, Касьян, — вполголоса позвал он, — не спишь?

— Нет.

— Откуда глидер-то?

— Взаймы взяли у Сигевары, — буркнул Полубой. У него тоже глаза закрывались помимо воли, но заснуть он никак не мог — напряжение схватки не отпускало. Кроме того, бок зудел, будто кто-то ползал под кожей.

— Хе-хе-хе, — старик рассыпал мелкий ехидный мех, — а на кой он вам?

— Взорвем к чертовой матери. Люблю фейерверки.

— Хе-хе… шутишь? А продайте мне, а? Денег, правда, нет, но как заработаю — отдам.

— Забирай.

— Правда? — Людвиг хлопнул себя по тощим ляжкам, метнулся к холодильнику, достал бутылку «фирменной» и налил в два стакана.

Полубой, прикрыв один глаз, молча наблюдал за ним. Людвиг поднес ему стакан и умильно заглянул в глаза.

— А цену какую спросишь?

Полубой, кряхтя, выпрямился в кресле, взял стакан, чокнулся с Людвигом и залпом проглотил настойку.

— Ящик консервов, — ответил он сдавленным голосом.

Людвиг выпучил глаза.

— Не врешь? Глидер тысяч восемь с половиной, а то и девять стоит!

— Не вру. Все, отец, дай поспать. — Полубой снова развалился в кресле и закрыл глаза.

Людвиг накрыл его драным пальто, допил свой стакан и решительно направился к глидеру.

Сандерс очнулся почти в полной темноте. Последнее, что он помнил, была ослепившая его вспышка парализатора. Он рывком сел на постели, огляделся. Рядом в кресле похрапывал Полубой, на стульях спала накрытая пледом Виктория. Или Вера? Или Паулина?… решив разобраться с этим вопросом позже, Сандерс поднялся. В теле была неприятная слабость, кроме того, он ощущал зверский голод.

Неподалеку, на цепях, висел глидер с открытыми дверцами, капотом и багажником. Из кабины доносилось гнусавое пение и негромкий стук. Сандерс подошел поближе и заглянул внутрь.

— Во! Как живой, — увидев его, воскликнул перепачканный смазкой Людвиг, — очухался? Ну и молодец.

— А ты чего, разбираешь его, что ли? — спросил Сандерс.

— Ограничители снимаю, — пояснил Людвиг, — хозяин у него дурак был. Как летал — непонятно.

— Слушай, пожрать есть чего-нибудь?

— В холодильнике консервы. Если хочешь, «фирменная» там же стоит.

Сандерс вскрыл первую попавшуюся банку, в которой оказались бобы с мясом, подумал, плеснул треть стакана настойки, проглотил и навалился на консервы. Он уже почти прикончил банку, когда на стульях зашевелилась Виктория.

Посмотрев на Сандерса, она улыбнулась.

— У тебя фасоль на подбородке.

Сандерс вытер ладонью лицо.

— Привет. Как себя чувствуешь?

— Не очень, — поморщилась она, — а ты?

— Слабость. Сколько я валялся, а главное, как мы сюда попали?

— Людвиг привез, — Виктория встала, закинула руки за голову, поправляя волосы, — мы с твоим другом тебя на двух антигравах с башни спустили. Чуть не гробанулись. А спал ты три с половиной часа. Людвиг! — крикнула она.

— Чего? — Старик наполовину высунулся из кабины.

— Душ у тебя имеется?

— А как же, — ответствовал тот, — как дождь идет на улице, так с крыши льет, как из ведра.

— Ну-у, — Виктория обиженно выпятила губы и напомнила Сандерсу ту девушку, которую он знал во время отпуска, — хоть вода есть?

— Во-он в том углу кран со шлангом. Шланг на гвоздь повесишь — будет тебе душ. Вода из бака, из соседнего дома — я провел. Освежиться решила?

Виктория вспомнила, как ее лапал Уэйнстейн, как бежали по спине струйки пота во время ментоскопирования и кивнула.

— А одежды у тебя, случайно, нет?

Людвиг вылез из глидера, порылся в шкафу и достал плотно упакованный сверток.

— Вот, мне уже не пригодится, а тебе впору будет. Может, чуть великоват, хотя он контурный. По фигуре съеживается.

Девушка взяла сверток и направилась в угол, куда показал старик.

— Только не подсматривать, — предупредила она, не оборачиваясь.

Сандерс достал из холодильника бутылку воды, отпил глоток и вздохнул. На Ривьере они принимали душ вместе…

Послышался плеск воды и визг Виктории.

— Людвиг, старый ты хрен! Вода холодная!

— А как я тебе ее подогрею? На костре, что ли?

Сандерс усмехнулся. Да, госпожа баронесса, это вам не то, к чему вы привыкли. Хотя, как полевой агент, она, видимо, привыкла ко многому. И стаж у нее не многим меньше, чем у него. Надо же, не планета, а рассадник шпионов. Содружество, Фионимар, русские и напоследок тот, кто сидит в развалинах. Интересно, что ответит «контора» на его запрос, который он отослал с компа Уэйнстейна. Если Уолш передал его сразу, то утром должен придти ответ.

— А полотенце есть? — снова крикнула Виктория, перекрывая шум воды.

— Что ж такое, — Людвиг выбрался из глидера и достал из шкафа рваное банное полотенце, — поработать спокойно не дадут.

— Давай я отнесу, — сказал Сандерс. Людвиг подозрительно взглянул на него и погрозил пальцем.

— Ты, гляди там… не очень-то.

— Ты, Людвиг, знай себе, в железках ковыряйся, — в сердцах сказал Сандерс, отобрал полотенце и зашагал к Виктории.

Если в углу, где у Людвига была оборудована комната, был хоть какой-то свет, то здесь приходилось продвигаться почти на ощупь. Сандерс остановился, ожидая, когда глаза привыкнут к полутьме. Постепенно он стал различать впереди, под струей воды, обнаженное тело Виктории. В горле пересохло. Сейчас он видел даже полоски от купальника. Надо же, загар еще не сошел… Он замер в неуверенности, не зная, на что решиться, оглянулся назад, забросил полотенце на плечо и стал расстегивать рубашку.

— Не надо, Дик, — услышал он сквозь плеск воды тихий голос, — я не хочу так. Мы не животные.

— Нет, мы не животные, но будет ли другая возможность? — хрипло спросил он, продолжая раздеваться.

Он бросил одежду на пол и шагнул под ледяную струю. Дыхание перехватило, однако он тут же перестал ощущать холод — тело Виктории, желанное, как никогда, манило его к себе. Он положил руки ей на плечи, притянул к себе.

— Не надо, — снова шепнула она, но он уже чувствовал на лице ее губы.

Он провел руками по ее спине, спустился к талии, положил ладони на ягодицы и прижал ее бедра к своим. Она приникла к нему, ее дыхание было горячим, губы настойчивыми, руки, обжигая прикосновениями, скользили по его груди, животу. Они слились телами, дыханием, казалось, даже мыслями.

Она прислонилась спиной к стене, он положил ладони ей под ягодицы, приподнял ноги и медленно вошел в нее. Она укусила его плечо, сдерживая крик.

Они почти не двигались, наслаждаясь необычайным единением и только в конце, когда она впилась в его губы, яростно бросились навстречу друг другу, выплескивая накопившееся одиночество и тоску…

Вода, просачиваясь между телами, приносила прохладу и успокоенность. Он осторожно опустил ее на пол, и она обессилено приникла к нему.

— Ну скажи, что у тебя никого не было после Ривьеры?

— Никого!

— Врешь, — вздохнула она, — ну и правильно. Я не хочу знать, был ли кто или нет, мне достаточно, что сейчас ты со мной. Выключи воду, я замерзла.

Сандерс закрутил кран. Виктория пошевелилась.

— Спину поцарапала, — пожаловалась она, — ну что за любовь? Никаких удобств.

— Зато как романтично, — возразил Дик.

Он поднял полотенце и принялся вытирать ее, но она тут же отстранилась.

— Я сама. А то мне захочется продолжения. Отвернись.

Отвернувшись, он натянул пахнувшую потом одежду на мокрое тело. Людвига видно не было — наверное, все еще копался в глидере. Полубой как сидел в кресле, так и оставался неподвижным.

— Ты иди, — сказала Виктория, — я сейчас. А то Людвиг подумает что-нибудь.

— Наверняка подумает.

— Ну вот и иди.

Он медленно вернулся в «комнату». Присел на кровать. Ну ладно, нравилась ему эта женщина, но ведь многие нравились! Тем более что она никогда не согласится оставить работу и уехать с ним. И он не уедет с ней — что он будет делать там, на забытом богом Фионимаре? Скорее всего, в разведку его не возьмут и что, сидеть без дела? Тем более что она королевских кровей, а он кто? Выбившийся в люди латинос, проложивший себе дорогу потом и кровью, своей и чужой.

Он помотал головой, отбрасывая дурные мысли. Что будет, то и будет. Вот сделаем дело, тогда и посмотрим, как жить и с кем жить.

Заворочался Полубой, всхрапнул, потянулся и сел в кресле, моргая заспанными глазами.

— Где мисс Салливан?

— Сейчас подойдет, — буркнул Сандерс.

— А Людвиг?

— В глидере ковыряется. Когда выйдем?

— Под утро, — Полубой взглянул на часы, — часа через полтора.

Из глидера вылез Людвиг, вытирая руки грязной тряпкой, подошел, присел на стул.

— Вы дальше-то куда? — спросил он, стараясь не глядеть на Сандерса.

— В развалины, — ответил Полубой, — подбросишь?

— Само собой! Вы перекусите на дорогу — потом может и времени не быть. Развалины, это, брат… да! А я пойду, соберу тачку. Малость подправил ее. Теперь как новая.

Полубой поднялся на ноги, огляделся недоуменно.

— А где моя майка? Последняя!

— Вот, я постирала — она вся в крови была. — Виктория неслышно приблизилась к ним, протягивая выстиранную майку.

Повисло молчание.

— Вот это да! — только и сказал Сандерс. Людвиг восхищенно присвистнул, Полубой покачал головой.

Виктория была в парадном мундире офицера флота Магдебурга. Серебрились витые погоны, аксельбант пересекал высокую грудь, туго перетянутая ремнем талия казалась невозможно тонкой, галифе с ярко-красными лампасами выгодно подчеркивали бедра. Общий вид несколько портили босые ноги с маленькими ступнями.

— Кто сказал, что военная форма идет только мужчинам? — спросил Людвиг, победно всех оглядывая.

— А ты что, босиком в развалины пойдешь? — спросил Сандерс.

Людвиг полез под кровать, долго не появлялся и наконец вынырнул оттуда весь в пыли, но с довольным выражением лица.

— Ну-ка, примерь, красавица! — Он протянул Виктории ботинки для хардболла с ребристым протектором и длинной шнуровкой на голени. — Должны быть в самый раз. Лет двадцать назад они были в большой моде. Я по пьяни купил, а потом гляжу — они на пять размеров меньше.

Виктория зашнуровала ботинки, притопнула.

— Годится. Спасибо, Людвиг. Ты — мой самый любимый мужчина!

Старик крякнул, махнул рукой.

— Ладно. Знаем мы, кто любимый, — вздохнув, сказал он и заковылял к машине.

Они быстро перекусили. Людвиг набил два рюкзака консервами. Время близилось к четырем утра.

— Ну, пора, — Полубой передал один рюкзак Сандерсу, второй взял сам.

Глидер уже ждал их с распахнутыми дверцами, покачиваясь на стояночной подушке. Полубой сел впереди, Сандерс с Викторией сзади. Людвиг захлопнул дверцы и дал двигателю тягу. Медленно, словно прощаясь, машина проплыла длинным ангаром. Едва выйдя за ворота, Людвиг добавил мощности и свечой взмыл в небо…

Кулак сокрушил чашку магдебургского фарфора в мелкие осколки.

— Как ушли?!! — заорал Герберт ван Хорн, с бешенством глядя в невозмутимое лицо начальника охраны.

— Один был ранен, его держали с двух сторон и спустились на двух антигравах, — спокойно ответил Алекс О’Доннел, — внизу их ждал глидер. Идентифицировать машину не удалось — либо краденая, либо из другого сектора.

— Где Уэйнстейн?

— Мы привели его. — О’Доннел подошел к двери, распахнул ее и подал знак.

Два боевика ввели Сеймура Уэйнстейна. По лицу его плавала бессмысленная улыбка, лицо было смятым, распушенным, будто лицевые мышцы полностью атрофировались. По подбородку обильно стекала слюна и падала на рубашку с мокрым пятном во всю грудь. В кабинете возник отчетливый запах фекалий и мочи.

Ван Хорн сглотнул.

— Что с ним?

— Мы вынули его из-под ментоскопа. Усиление было максимальным, пробыл он в шлеме около получаса, — деловито доложил О’Доннел.

— А… а почему такая вонь?

— Он ходит под себя, господин ван Хори. Мозговые центры разрушены, он уже не человек.

— Уберите… это, — ван Хорн махнул рукой. Его передернуло. — Ладно, еще не все потеряно. Алекс, когда они ушли?

— Час назад.

Ван Хорн открыл резной шкафчик, наполнил рюмку полынной настойкой и выпил залпом. Сморщившись, он прошел к столу, подхватил с блюдца дольку лимона и пожевал.

— Так. Думаю, я знаю, куда они направятся. Подготовьте три отряда по десять человек из ваших лучших людей…

— У меня все — лучшие, — перебил его О’Доннел. Он иногда позволял себе подобные вольности, но поскольку был специалистом высочайшего класса, ему многое прощалось.

— Вот и отлично, — повысил голос ван Хорн, — выбросите три группы в развалины, в район Забытого Пепелища. Если я не ошибаюсь, именно там проводил работы Сигевару, когда на него работала Салливан. Пусть прочешут местность и устроят несколько засад. Я полагаю, наши неведомые друзья еще не успели войти в развалины. Тем более, один из них ранен, как вы говорите.

— Его достали парализатором.

— Отлично, отлично, — ван Хорн нервно потер руки, — после того, как отправите группы, подготовьте два полугрузовых глидера. С этой группой отправитесь вы сами. Руководить ею вы не сможете, но выбросить в район и направить на цель будет несложно. Запомните: Виктория Салливан нужна мне живой. Что будет с остальными, значения не имеет.

— Кого вы дадите в мое распоряжение? — спросил О’Доннел.

Ван Хорн подошел к нему вплотную и криво улыбнулся. Лицо Алекса О’Доннела окаменело.

— Я думаю, вы поняли, — лениво растягивая слова, произнес ван Хорн…

Виктория перегнулась через Сандерса и показала вниз.

— Забытое Пепелище. Здесь Сигевару проводил поиски в прошлом году.

— Это здесь нашли Якобса?

— Да.

— А нам куда?

— Чуть дальше, если он не перепутал. Там есть вход в Каналы. Обычно туда никто не спускается, если только есть точная информация о чем-то таком, из-за чего можно рискнуть собственной или чужой шкурой. Я там раньше не была. Людвиг, — она тронула старика за плечо, — постарайся сесть где-нибудь возле во-он той стены.

Стена, про которую она говорила, делила развалины на две части: она проходила с запада на восток, единственно целая и почти не тронутая разрушениями. Вообще район развалин выглядел именно так, как можно было предположить из названия. Ни одного целого здания, лишь хаотическое нагромождение рухнувших друг на друга построек. Причем по остаткам стен было хорошо видно, что подобная архитектура неприсуща земной цивилизации. Если Нижний город строился и перестраивался под земные вкусы, либо вообще на фундаментах, оставшихся от прежних зданий, то здесь нельзя было использовать ничего, да и желания за полторы-две сотни лет, которые Хлайб осваивался, ни у кого не возникало.

Людвиг мастерски прошел на бреющем вдоль стены, выбрал более-менее ровную площадку и подвесил глидер в паре футов от земли.

— Могу вас подождать, — предложил он.

— Не надо, — отказалась Виктория, первой выбравшись из глидера, — мы не знаем, когда вернемся.

— Если вернемся, — проворчал Сандерс. Полубой забросил рюкзак с консервами на плечо и огляделся.

— Странное у вас настроение, Ричард. Будто помирать собрались. А место приятное, — резюмировал он.

— А внизу, по слухам, еще приятнее, — ободрила его Виктория.

Неожиданный звук зуммера нарушил кладбищенскую тишину развалин. Сандерс завертел головой.

— Где это?

Виктория подняла руку, призывая к молчанию.

— Каботажники иногда ставят в развалинах маячки, чтобы ночью не плутать, и оставляют рядом «бродилку» с единственным открытым каналом для связи с базой на случай, если с машиной что-нибудь произойдет.

Людвиг кивнул.

— Сам сколько раз ставил, а когда глюкеры меня на запчасти разбирать стали, я бы без…

— Тихо, — Виктория подошла к горке камней и откинула несколько в сторону.

Присев, она достала заваленную камнями стандартную «бродилку» в пластиковом корпусе, взглянула на остальных и нажала кнопку приема. Из аппарата слышалось только потрескивание, но на другом конце канала явно кто-то был.

— Слушаю, — решившись, сказала Виктория.

— Мисс Салливан?

Она узнала голос и поморщилась. Нашел все-таки…

— Да, это я. Слушаю вас, Алекс.

— Три группы ищут вас в районе Забытого Пепелища. Еще одна вылетает для поддержки, как только поступит сигнал об обнаружении. Ее поведу я. Ван Хорн посылает за вами модификантов серии хомо-инсекта.

Виктория почувствовала, как сердце бухнуло в ребра, сжалось и провалилось в пятки.

— Почему вы предупреждаете нас?

— Передайте Полубою: Алекс О’Доннел всегда оплачивает свои долги.

— Алло… — позвала она, поняла, что О’Доннел отключился, и положила «бродилку» на камни.

Сандерс нетерпеливо переминался с ноги на ногу, Полубой стоял, как скала, как часть несокрушимой стены, разделившей развалины.

— Ну и что? — спросил Сандерс.

— Чем быстрее мы унесем отсюда ноги, тем лучше.

— И насколько быстро?

— Бегом! — не задумываясь, ответила Виктория, — Касьян, вам привет от Алекса О’Доннела.

— Спасибо, — невозмутимо пробасил мичман, — что за паника?

— Ван Хорн выслал за нами модификантов.

— Ну и что, — чуть бравируя, спросил Сандерс, — мы уже имели с ними дело и…

— С подобными не имели. Дик, поверь, если я говорю: надо уносить ноги, значит, так и есть. Людвиг, тебя тоже касается. И лучше будет, если ты переберешься в сектор Фиттингофа, Ларог или де Консальты.

— Там видно будет. Ты бы взяла «бродилку». Перенастроить канал пять минут, а я бы был на связи. Не дай бог чего…

— Нет, улетай. Все, двигаем отсюда. Не забудьте, что Сигевару тоже может присоединиться к игре.

— Минуту, — прервал ее Сандерс, — Людвиг, из этой машины можно связаться с посольством Содружества?

— Сколько угодно.

— Мне надо поговорить с Уолшем, — сказал Сандерс, перехватил взгляд Полубоя и добавил, — вы сами говорили — приказ есть приказ, вот я и доложусь во избежание.

— Ваше право, — кивнул мичман.

Людвиг настроил канал связи, Сандерс устроился на водительском сиденье и захлопнул дверцу. На вызов долго никто не отвечал, наконец раздался сонный голос секретаря Уолша, длинного нескладного парня, Сандерс попросил немедленно вызвать посла.

— Господин посол спит. Вы знаете, сколько времени? Пять утра! В это время…

— Если вы немедленно не разбудите Уолша, можете считать себя уволенным, — пригрозил Сандерс, думая, что осуществит свою угрозу в лучшем случае после возвращения в метрополию.

Пришлось ждать еще несколько минут. Небо над развалинами посерело, наступал тот предрассветный час, когда сон особенно сладок. Поэтому Сандерс не удивился, услышав раздраженный голос посла.

— Сандерс? Настоятельно рекомендую вам вернуться в посольство, где бы вы ни находились. Я получил подтверждение, что Керрор не прибывал на планету. Если…

— Во первых: Керрор здесь, Уолш, — перебил его Сандерс, — а во вторых: на мое имя должна была прийти шифрограмма. Передайте ее мне этим каналом немедленно. Я сильно в вас разочарован, Ян.

— Но простите, — начал Уолш, тоном ниже, — я же…

— Делайте, что говорят. Ваша дальнейшая судьба зависит от успеха операции.

Сандерс вставил личный кристалл в панель глидера, считал шифрограмму и отключился. Минута ушла на дешифровку. Приказ был лаконичен: параллельно нейтрализации Керрора выяснить все возможное о Смотрящем. Считать это дополнение к заданию приоритетным.

Сандерс запустил такое ругательство, что обитатели трущобного квартала, где он родился, умерли бы от восхищения. Выскочив из глидера, он в сердцах пнул подвернувшийся под ногу обломок.

— Плохие вести? — спросил Полубой.

— А что хорошего можно ждать от начальства. — Дик вздохнул, успокаиваясь. В конце концов, сам виноват. Кто его тянул за язык докладывать о Смотрящем? Забыл, забыл, идиот, что инициатива всегда наказуема. — Можем идти, — сказал он, взваливая на плечо рюкзак.

— Спасибо, — ехидно сказала Виктория и первой двинулась через развалины.

Людвиг посмотрел им вслед, покачал головой и полез в машину. Надо было собирать вещи и думать, где в Нижнем городе можно будет укрыться от гнева ван Хорна. В том, что рано или поздно станет известно, кто помогал бежать Виктории, старик не сомневался.

Он поднялся почти к облакам под гравитационной сетью, задал обратный курс на свой ангар и включил автопилот. Здесь, на высоте почти семьсот футов, было заметно светлее, чем у поверхности. Людвиг не спеша достал флягу и, смакуя, отпил глоток. Что ж, теперь есть своя машина. Если повести дело с умом, можно будет открыть свой бизнес. Главное — не высовываться. Потихоньку, полегоньку… Первое время придется пахать диким каботажником, ну, так это ничего. А там, глядишь, деньги появятся, оборудуем мастерскую. Главное, что теперь он вольная птица!

Людвиг погладил панель управления. Не «дефендер», конечно, но тоже летает. Он включил радар, который в свое время снял с разбитой полицейской машины, сам усовершенствовал, и теперь дальность приема на порядок превосходила стандартную. Внизу проплывали развалины. Экран показывал внизу сплошную черноту, изредка зеленоватыми пятнами высвечивая тепловое излучение. Это были или лаборатории, или стоянка «черных» археологов, или мастерские по работе с артефактами и другой дрянью, найденной в развалинах. Пусть себе ковыряются, подумал Людвиг, добра на всех хватит.

До границы Нижнего города было уже недалеко, когда радар высветил три отметки, входящие в развалины со стороны сектора Сигевару. А ведь Виктория говорила, что Сигевару тоже может сесть им на пятки, вспомнил Людвиг, сделал последний глоток, спрятал флягу и отключил автопилот. Ну-ка, посмотрим, куда это они направляются. Он довернул глидер на новый курс, издали наблюдая за тремя машинами. Одна отметка — это семиместный глидер, их опознать легко, а вот две другие насторожили старика. Отражающий сигнал был слишком мал и мерцал странным ореолом, будто сигнал радара поглощался обшивкой машин.

Людвиг поднялся еще выше и прибавил скорость, иногда пробивая вытянувшиеся книзу отростки облаков. Вроде бы уже должны быть рядом. Он завертел головой и в этот момент увидел их на триста футов ниже себя. Они шли уступом — впереди грузопассажирский глидер, а за ним две угловатые машины, тяжелые и неуклюжие с виду. Было в их неуклюжести что-то угрожающее. Размером они были больше стандартной пассажирской модели, вот только почему отметки на радаре были такими слабыми?

Все машины имели цвета клана Сигевару — темно-зеленый с красной продольной полосой на корпусе. Людвиг прикинул расстояние. Если он начнет сканирование, они мигом его обнаружат, но уйти он сумеет без вопросов — зря что ли всю ночь ковырялся в электронике и в двигателе. Да и не этим каракатицам состязаться с ним в пилотаже.

Он перевел глидер в пологое пикирование, включил сканер и присвистнул. На экране сканера возникли обводы машин и рассчитываемые компом технические характеристики, но не это вызвало оторопь Людвига: красным цветом на схемах были обозначено вооружение — два сорокамиллиметровых «мародера» в подвесках и четыре двадцатимиллиметровые «фузеи» в корпусе.

— Совсем старик спятил, — пробормотал Людвиг, имея в виду Сигевару. — Вика, девочка, они же вас в пыль разнесут!

Однако теперь тактику надо было менять — одно дело потрепать нервы пилотам гражданских машин, и совсем другое — уйти от огня «мародеров» и «фузей». Вот если бы загнать их пониже к развалинам, а то кто знает, достанет их «хлопок» на такой высоте?

Кровь закипела предчувствием боя — Людвиг не ощущал подобного состояния лет пятьдесят, если не соврать. Он отключил сканер — все было ясно, плотнее подтянул ремень безопасности и попытайся вспомнить скорострельность «мародера». Вроде бы время накопления энергии семь секунд. Значит, на это и стоит рассчитывать.

Они шли ему навстречу, уверенно набирая высоту, и Людвиг ясно представил себе, как его глидер увеличивается в прицелах. Вот зеленые отметки поиска цели исчезли и загорелись красные — готовность к залпу. Будто почувствовав, как пальцы пилотов легли на кнопки выстрела, он бросил машину вправо и вниз. Неизвестные машины на миг закрыла оранжевая вспышка и глидер качнула волна турбулентности — мимо! Всерьез играют ребята.

Людвиг переворотом ушел вниз. Как он и ожидал, маневренность противника оставляла желать лучшего. Они только начали разворот, а он уже промчался впритирку к борту одной из машин, заставив ее шарахнуться в сторону. Снизившись, он пошел по прямой, позволяя зайти себе в хвост, оглянулся. Ага, оба на хвосте. Людвиг рывком вырубил антиграв, глидер будто замер в воздухе, обретя вес и резко потеряв скорость. Тяжелые машины с ревом пронеслись мимо, а он беспорядочно закувыркался, падая на развалины.

Так, сейчас они развернутся… пора! Включив плиты гравитации, он вывел глидер из штопора и тут же рванул его в сторону. Вшших-хх… пронеслись мимо заряды «мародеров». Семь секунд, можно и поиграть. Людвиг сбросил скорость и взял ручку на себя, плавной петлей опоясывая глидеры Сигевары.

Ровная строчка прошила его глидер через капот, кабину и багажник, рвануло плечо, в лицо полетели брызги разбитых стекол. На мгновение он потерял сознание, а когда пришел в себя, глидер падал. В салоне пахло горелым, поток воздуха рвал волосы, бил в лицо. Правая рука онемела. Забыл, забыл про «фузеи», старый дурак!

Привычно выведя глидер в горизонтальный полет, он оглянулся. За машиной стелился черный дым. Преследователи приблизились и не спеша следовали за ним, чтобы расстрелять, как в тире. Нет, ребята, рано расслабились. Людвиг качнул ручку. Порядок: движок цел, управление в норме. Он выключил на миг кормовые плиты. Глидер просел, задирая нос, Людвиг вновь врубил антигравы и дал полную мощность. Глидер мгновенно оказался выше машин Сигевары, Людвиг опрокинул его на спину, спикировал и днищем ударил сверху бронированную тушу. Машины просели почти до земли. Стремительно мелькали внизу остатки строений.

— Ну что, добавим развалин в развалины? — заорал в восторге старик.

Пилот боевой машины попытался за счет большей мощности двигателя стряхнуть глидер Людвига, давал крен, пытался увеличить скорость, но Людвиг висел на нем, как припаянный. Второй противник не мог стрелять, не задев напарника, и висел позади, пытаясь зайти то справа, то слева.

Внезапно Людвиг почувствовал, как нос машины приподнялся. Это было невероятно, но они поднимались.

— Хорошая у тебя тачка, — проскрипел Людвиг и вырубил антигравы.

Мгновенно возросший вес его глидера бросил обе машины вниз. В последний момент старый пилот успел включить плиты, сорвался с падающей машины и, чиркнув брюхом глидера по камням, ушел вперед. Впереди и чуть левее, на стене, он увидел три фигурки.

— Порядок, — пробормотал он, — порядок, Вика. Теперь и вам легче, и я уйду.

Позади раздался глухой удар и взрыв. Раскидывая куски брони, тяжелая машина пропахала борозду в каменном крошеве, врезалась в остатки здания и исчезла в багровой вспышке.

— А как ты хотел, парень? Не умеешь летать — грызи землю, — прошептал Людвиг.

Превозмогая боль, он обернулся. Второй противник подобрался футов на шестьдесят. «Уйдем, нет?» — успел подумать старик…

Виктория, прижав ладони к лицу, смотрела, как «Ерш» дал залп. С подвесок сорвалось оранжевое пламя. Глидер Людвига попытался вывернуться из-под удара, но скорость была слишком мала.

Заряд плазмы по касательной ударил его машину. Глидер завертелся, теряя скорость, врезался в нагромождение каменных глыб, проехал несколько метров, поднимая пыль и щебень и замер.

Виктория спрыгнула со стены и бросилась к упавшей машине. Сандерс и Полубой устремились вслед за ней.

«Ерш» завис неподалеку от места падения. Видно было, как подвески двигаются, ловя в прицел замершую мишень.

— Сволочь!!! — орал Полубой, на бегу грозя кулаком в сторону «Ерша».

— Вера… черт, Виктория, назад, — кричал Сандерс.

Внезапно секунды будто разбились на мгновения, а те, в свою очередь, на неосязаемые единицы времени и все словно застыло.

Из развалин двумя гигантскими стенами поднялись бирюзовые сполохи слепящего пламени. Они сошлись, словно ладони великана, прихлопнув попавшего между ними «Ерша», подобно назойливому комару. Гулкий хлопок ударил по барабанным перепонкам. Тугая волна бросила Викторию на землю и протащила несколько метров.

Стена пламени истончилась в тонкий луч и лопнула, рассыпавшись зелеными искрами.

«Ерш», превратившийся в пыль, осыпался на землю серым пеплом.

Глидер Людвига взорвался, когда они были уже недалеко. Машина яростно запылала, коптя небо черным дымом. Сквозь огонь было видно упавшее головой на пульт управления тело старого пилота. Виктория рвалась к огню, отбиваясь от Сандерса, который держал ее, обхватив за талию. Полубой угрюмо смотрел на пламя.

— Пусти, — неожиданно спокойно сказала Виктория. Сандерс разжал руки. Она медленно подошла к пылающему глидеру, отстегнула с мундира витые серебристые погоны лейтенанта военного флота Магдебурга, сняла аксельбант и, ладонью закрывая лицо от жара, положила их в огонь.

Сандерс опустил голову. Полубой перекрестился.

— Пойдемте, мисс Салливан, — сказал он.

Виктория кивнула и медленно пошла прочь от погребального костра.

— К нам гости, — неожиданно сказал Сандерс.

В полумиле от них из повисшего над камнями глидера выпрыгивали боевики Сигевары.

— Хочу крови, — внезапно заявил Полубой спокойным голосом, будто попросил глоток воды.

Сандерсу это очень не поправилось, и он уже собрался напомнить мичману о том, что «приказ есть приказ», когда к Полубою подошла Виктория.

— Нет, Касьян, — она положила руку ему на плечо, — надо уходить.

Добравшись до стены, Полубой сложил ладони ковшиком, Сандерс оттолкнулся от них, схватился за верхний край стены, подтянулся и, взобравшись наверх, помог подняться Виктории. Вдвоем они втащили на стену Полубоя и на несколько секунд замерли, глядя на догорающий глидер.

Боевики Сигевары бегом приближались к стене, но справа и слева им наперерез двигались две группы ван Хорна.

— Пока разберутся, кто главный, мы будем далеко, — пробормотал Сандерс.

— А может, полюбуемся? — предложил Полубой.

— Нет, — отрезала Виктория, — эти не страшны, даже если у людей Сигевары есть плазмобои. После того, что произошло, стрелять не решатся. Но вот те, кто идет за ними… — она замолчала, подбирая слова, потом тряхнула головой, рассыпая по плечам волосы, — здесь недалеко вход в Каналы, про который мне говорил Якобс. Если не станем торчать здесь, как приманка для инсектов, через десять минут будем там.

Она спрыгнула вниз и уверенно пошла вперед, обходя остатки стен и глыбы камней. Полубой и Сандерс, с сожалением посмотрев, как сближаются друг с другом боевики соперничающих кланов, последовали за ней…

Воздух был влажный, густой, но без запахов плесени. Сандерс прикинул, что сейчас они находятся примерно на глубине двадцати футов под поверхностью развалин. Идти было легко — разрушения коснулись только поверхности, под ногами была мелко-ребристая поверхность непонятной породы. Создавалось впечатление, что они идут по песчаному дну высохшего моря. Здесь не было полной темноты — царили сумерки, какие бывают, когда солнце уже зашло, а луна еще за горизонтом, или как в утренние часы, когда готовое выйти на небосвод светило одну за другой гасит звезды. На стенах мелкая рябь породы переходила в крупные волны, чтобы на потолке сгладиться в ровную гладкую поверхность. Высота тоннеля была около двенадцати футов и он напоминал огромную трубу, утопленную в землю строителями и забывшими, зачем они ее проложили.

Спуск в Каналы был несложным. Вспоминая указания Якобса, Виктория провела их к ничем не отличающемуся от другой части развалин нагромождению строительного мусора и бетонных блоков. Несколько минут она исследовала окрестности, потом попросила Полубоя помочь ей свернуть большой камень. Полубой поплевал на руки и навалился на камень всем весом. Камень неожиданно легко, словно на шарнире, сдвинулся с места и мичман, не ожидавший такого подвоха, плашмя растянулся на щебенке. Сандерс отвернулся, скрывая улыбку. Полубой поднялся, укоризненно глядя на Викторию, и принялся отряхиваться. Девушка, прыснула, прихлопнула рот ладонью и извинилась.

— Простите, я и сама не знала, что он легкий.

Из-под земли послышался гул, будто там заработал старый, проржавевший за долгие годы бездействия, механизм. Квадрат развалин, площадью около десяти футов, отъехал в сторону, открывая вход в катакомбы. Вслед за катящимися вниз по наклонному спуску мелкими камнями, они спустились под землю. Здесь веял едва ощутимый ветерок, неся запахи земли и чуть слышную вонь стоялой воды.

— В Каналы есть много входов, — пояснила Виктория, — большинство пробили люди, но есть и такие. Об этом Якобс узнал случайно. Как он говорил, будто голос в мозгу подсказал ему, как попасть в Каналы. Тогда он с Керрором, его любовницей и двумя абордажниками из команды последнего корабля Керрора — «Солнечного ветра», почти неделю блуждал в развалинах в поисках входа в подземелья. Дальше я знаю дорогу лишь приблизительно — Якобс был в таком состоянии, что толком ничего объяснить не мог, а может, не хотел.

— Я думаю, что знаю, куда идти, — задумчиво сказал Полубой.

— У вас есть схема Каналов? — оживился Сандерс. — Откуда?

— Схемы нет, — поморщившись, ответил мичман, — это, если хотите, интуиция.

— Браво, — насмешливо сказал Дик, — вы впервые на Хлайбе, не говоря уж о Каналах, но мы должны довериться вашему подсознанию.

— Что вы предлагаете?

Сандерс промолчал, скептически скривив губы. Предложить, действительно было нечего.

— Сделаем так, — решила Виктория, — веду я, поскольку Якобс довольно подробно описал маршрут от входа вниз, через несколько уровней, а вы проверяете меня, советуясь со своей интуицией.

В ее голосе Сандерсу послышалась скрытая насмешка, но, Полубой, похоже, ничего не заметил и молча кивнул… И теперь Виктория уверенно шагала впереди, с уверенным видом выбирая нужные (или казавшиеся ей таковыми) тоннели среди развилок. Судя по тому, что Полубой ни разу не оспорил ее выбор, его интуиция была с ней согласна. Один раз они устроили привал, вскрыли две банки консервов разложили по котелкам и принялись есть, присев прямо на пол. Сандерс, прежде чем присесть, пощупал ребристую поверхность.

— Странно. Пыли нет. Можно подумать, что кто-то регулярно проводит здесь уборку.

— Так влажность какая, — возразил Полубой, — откуда пыли взяться?

— Ну тогда была бы грязь.

На это возразить было нечего, и мичман промолчал.

Виктория ела молча, изредка вздыхая. Одни раз Сандерс заметил, как она часто-часто заморгала глазами, будто хотела спрятать слезы — видимо, вспомнила Людвига. Странно, профессионал, несколько лет работающая под прикрытием, уничтожившая несколько десятков боевиков Сигевары, еще была способна на такие чувства? Хотя женщины — народ непредсказуемый. Удовлетворившись этим рассуждением, Дик сделал вид, что ничего не заметил.

— Что это было, там, наверху? — Он хлопнул в ладони, изображая раздавившие боевой глидер стены пламени.

— Эффект «схлопывания пространства», — нехотя ответила Виктория, — в просторечии — «хлопок». В Нижнем городе вероятность реакции на высвобождение энергии около семидесяти процентов, в развалинах достигает девяноста пяти. Впрочем, вероятность падает с увеличением высоты и на уровне верхних этажей башен стрелять практически безопасно. По идее, здесь, в Каналах, она должна составлять все сто процентов.

— Это радует, — отозвался Сандерс, — может, хотя бы здесь стрелять не решатся.

— Ты не знаешь людей Сигевары. Для некоторых из них смерть за клан — цель жизни.

Воды оказалось всего три пластиковые бутылки, так что каждый сделал по паре глотков, запивая бобы. После еды они немного посидели, собираясь с силами, потом Полубой сунул пустые банки в рюкзак, чтобы не оставлять следов и, поднявшись на ноги, мотнул головой.

— Пошли, пора.

Они двигались уже несколько часов, когда перед одним из разветвлений тоннеля между Викторией и Полубоем возник спор, по какому тоннелю идти. Виктория настояла на своем, и они свернули направо, но теперь Полубой пошел впереди. Его фигура в распахнутом плаще казалась в полумраке еще огромней, тем не менее двигался он почти беззвучно и с поразительной легкостью. Внезапно он остановился, подняв руку с раскрытой ладонью. Виктория чуть не налетела на него. Обернувшись, мичман поманил к себе Сандерса.

— Ваш анализатор, — прошептал он.

Кивнув, Сандерс присел на корточки и достал универсальный анализатор. Сигнальный индикатор бросил красный отблеск на его лицо. Переключая режимы, он проверил пространство впереди.

— Датчики движения, определения биомассы, тепловые сенсоры, — сказал он, поднимаясь, — настроены на объем человеческого тела.

— Все правильно, — кивнул мичман, — чтобы не сработали на мелочь. Крысы, там, еще кто-нибудь.

— Ненавижу крыс, — сказала Виктория.

— До сих пор ни одной не встретили, — успокоил ее Сандерс, — что может быть там, впереди. Может, это как раз логово Керрора?

— Вряд ли, — покачала головой Виктория, — слишком близко к поверхности. Скорее всего, одна из лабораторий Сигевары или ван Хорна, либо лагерь диких каботажников. Интересно, нас обнаружили?

Ответ на этот вопрос они получили почти сразу — впереди, там, где тоннель терялся в полумраке, замелькали пятна света.

— Назад, — скомандовал Полубой.

Добежав до разветвления тоннеля, он остановился.

— Я бы с удовольствием размялся, — сказал он, вопросительно поглядев на Сандерса.

— Можно, — согласился тот.

— Вы оба — узколобые кретины, — заявила Виктория, — пока нас не увидели, могут подумать, что датчики сработали на постоянных обитателей Каналов. Здесь тоже люди живут. А вот если мы уничтожим охрану лаборатории, они определят направление нашего движения и тогда устроят нам бег с препятствиями, выставят впереди заслоны. Каналы они знают намного лучше нас.

Вопреки мнению Сандерса о женской логике, с этим поспорить было нельзя, и они свернули в другой тоннель. Полубой по-прежнему шел впереди. Не пройдя и сотни метров, он вновь остановился.

— Кажется, все-таки придется подраться, — заявил он.

— А в чем дело? — поинтересовался Сандерс. Тоннель уходил вперед, видимых препятствий не было. Дик достал анализатор, но Полубой, встав на одно колено, коснулся пола. Кисть его руки исчезла, словно он опустил ее в мутную воду.

— Дыра, — объяснил он, — похоже, голограмма. Нехитрый фокус, но действенный.

— Как вы определили?

— Черт его знает, может, интуиция. — Он хитро взглянул на Викторию и, достав из рюкзака пустую консервную банку, бросил ее вперед.

Банка исчезла, через три секунды послышался звук падения.

— Футов десять, двенадцать, — определил Сандерс, — будем прыгать?

— Посмотреть бы, что там, — проворчал мичман, — ноги переломать недолго.

— Решайте быстрее, — поторопила их Виктория.

Позади замелькали фонари преследователей. Полубой удовлетворенно хмыкнул и извлек саблю. Сандерс последовал его примеру. Они отошли от провала на несколько шагов и встали, перегораживая тоннель. Виктория потянула носом воздух, опасаясь почувствовать резкий характерный запах инсектов, но ничего не ощутив, встала рядом с мужчинами.

Судя по звукам, их преследовали около десятка человек. Сандерс уже различал знакомые фигуры в коротких куртках, когда резкая команда заставила боевиков остановится. Вперед вышел один из них, встал на колено и не спеша навел плазмобой.

— Ложись, — крикнула Виктория.

Тоннель озарился оранжевой вспышкой, и тотчас на группе боевиков сомкнулась бирюзовая стена пространственного сдвига.

В тоннеле ударная волна могла распространяться только в две стороны, и ее удар подхватил лежащих ничком Сандерса, Полубоя и Викторию и покатил их к провалу. Сандерс думал лишь о том, как бы не напороться на собственный палаш, где свои, а где чужие конечности, он уже не понимал, кувыркаясь и путаясь, то в собственной куртке, то в плаще Полубоя. Чей-то ботинок попал в бровь, и из глаз посыпались искры.

Внезапно ребристый пол исчез, и он полетел вниз, выронив «бастард» и успев лишь выставив вперед руки…

Пошевелившись, он попытался определить, все ли цело, и не смог. Зверски болел глаз, в который кто-то заехал ботинком, на ногах кто-то лежал и вставать, кажется, не собирался. Сандерс похлопал вокруг себя. Пальцы наткнулись на металлические пуговицы мундира.

— Хватит меня лапать, — попросила Виктория, — и вообще, слезь с меня.

— Если смогу, — огрызнулся Сандерс, — Касьян, вы мне ноги придавили.

— Простите, — проворчал Полубой, перекатываясь в сторону.

— Как я и говорила — в Каналах эффект схлопывания при реакции на выстрел достигает ста процентов, — сказала Виктория, поднимаясь на ноги, — стало быть, это были люди Сигевару.

— Куда мы свалились? — спросил Полубой.

— На один уровень вниз, — пояснила Виктория, — если я правильно поняла Якобса, уровней не меньше пяти; впрочем, возможно, он бредил.

Сверху не доносилось ни звука. Сандерс поежился, представив, что стало с боевиками. Впрочем, может так и лучше: мгновение, и тебя нет, а пыль унесет ветерком или впитают стены…

По поводу, в каком направлении двигаться, разногласий не возникло: и Виктория и Полубой показали в одну сторону.

— А ты что за лицо держишься? — спросила Виктория.

— Кто-то из вас приложил, — ответил Сандерс.

— Ну-ка, покажи, — она отвела его ладонь, — опухает быстро. А скоро посинеет, а потом пожелтеет…

— Спасибо, — сварливо сказал Дик, — умнешь ты приободрить человека.

Он уже и сам чувствовал, что глаз заплывает.

— Ничего страшного. Можно подумать, первый синяк, который ты себе посадил, — она провела прохладной ладонью по его лицу, и он быстро коснулся ее губами.

Виктория, притворно нахмурившись, покачала головой.

— Кому что, а у тебя одно на уме. Ну, что, двигаемся дальше?

Через несколько часов, спустившись еще на два уровня, они решили остановиться. Похоже модификанты-инсектоиды потеряли их след, во всяком случае пока… Да и на пути их никто не встретился, и могло показаться, что обитатели Каналов, о которых ходили легенды в Нижнем городе, словно вымерли. Впрочем, Сандерса не оставляло ощущение, что за ними кто-то постоянно наблюдает — по спине пробегал холодок и он оглядывался, нервно сжимая рукоять папаша. В безжизненности Каналов было что-то пугающее. У Сандерса даже возникло подозрение, что несколько раз в год кто-то проводит здесь генеральную уборку, протирая пыль и уничтожая вредителей, а заодно и проникших людей.

Договорились, кто когда будет дежурить в то время, пока остальные попробуют заснуть. Первой выпало бодрствовать Виктории. Полубой вскрыл для каждого по банке консервов, быстро съел свою порцию и, пробурчав, что, кто как, а он — спать, завернулся в плащ и вскоре засопел.

Сандерс с трудом протолкнул в желудок бобы с мясом, запил водой. Не часто даже во время заданий ему приходилось обходиться столь однообразным меню. Тоннель был пуст, будто сквозняк выдул из него все живое, спать не хотелось. Он привалился к стене и вытянул ноги.

Виктория вычистила свою банку, выпила воды и скривилась.

— Никогда не любила бобы.

— Ну, моя дорогая баронесса, здесь я вам ничем помочь не могу, — улыбнулся Сандерс.

Девушка оглянулась на Полубоя.

— Он тоже знает?

— Нет.

— Много ты прочел в базе ван Хорна?

— Все, что было.

Она помолчала.

— Что, прикидываешь, когда мне перерезать горло: сейчас или попозже? — спросил он.

— А зачем? Интересы содружества и Фионимара не пересекаются. Ну встретились два шпиона, трахнулись и разбежались, — в ее голосе проскользнула горечь, — продолжения не будет.

— Это вопрос или утверждение?

Она не ответила, поправила мундир, улеглась на пол и положила голову к нему на колени.

— Ты не против?

— Нет. — Сандерс расстегнул верхние пуговицы ее мундира.

Она схватила его за руку.

— Прекрати немедленно!

— Почему?

— Потому!

— Ну хорошо, — он скрестил руки на груди, — ты не хочешь мне рассказать о Смотрящем? Я так понимаю, что твое задание установить с ним контакт.

— Ты неправильно понимаешь. Кроме того, это очень длинная история.

— Время пока есть.

Виктория задумалась, потом привстала на локтях.

— Касьян, — тихо позвала она, — вы не спите?

Полубой продолжал похрапывать. Виктория опять легла Сандерсу на колени.

— Как думаешь, он спит?

— Думаю, да. Большим тактом он не отличается, но судя по храпу сейчас он предоставил нас самим себе.

— Смотрящий… — задумчиво сказала Виктория, — я не знаю, кто это или что это. Может, электронный мозг, а может, преступник, засевший под развалинами и Каналами, или объединенная группировка мафии. Никто не знает. Знают только, что если он что-то решил — так и будет. Слышал в новостях об убийстве мэра Восточной башни?

— Слышал.

— Он решил построить на границе с развалинами подземный развлекательный комплекс. Успели лишь провести несколько взрывов, чтобы заложить фундамент. По слухам, его предупредили, что работы лучше свернуть и оставить все, как есть. Мэр — недалекий человек, я знала его, выступил по информканалам с гневной отповедью. Его нашли аккуратно разделанным в собственном кабинете. Будто кто-то подготовил его тело для банка трансплантатов: все внутренние органы лежали отдельно, отдельно — конечности, отдельно — мозг. Секретарша ничего не видела и не слышала. Утром шеф пришел на работу, а к обеду нашли то, что от него осталось. Вот так.

— Пока что ничего сверхъестественного, — пожал плечами Сандерс, — ты сама знаешь, что на планете правят кланы…

— Да. После гибели ван Хорна-Старшего прошел слух, что Герберт ван Хорн, желая побыстрее взять бразды правления кланом в свои руки, за неделю до гибели отца отправил в Каналы группу проверенных людей. Я нашла в базе зашифрованные документы, относящиеся к тому периоду. Много не знала, но группа имела задание пробиться через все уровни Каналов и исследовать Гной, если они его обнаружат. До сих пор существование этого слоя лишь гипотеза. Возможно, у группы было еще какое-то задание. Обратно они не вернулись, а отец Герберта погиб при весьма странных обстоятельствах.

— Бывает и так, — равнодушно сказал Сандерс, — сынок подсидел задержавшегося на этом свете папашу.

Виктория пошевелилась, посмотрела ему в лицо снизу вверх.

— Тебе совсем неинтересно?

— Почему не интересно. Просто все это легко объяснимо.

— Угу… Ну, тогда расскажу тебе кое-что из истории планеты Зоврос. Будешь слушать?

— Давай, — Сандерс делано зевнул, — ты только сама не засни. Тебе еще два с половиной часа дежурить.

— Я постараюсь, — пообещала Виктория, — начнем издалека. Зоврос — странная планета. Один большой материк и множество мелких островов. Там не было деления на нации и государство, и когда цивилизация достигла уровня государственности, всегда было одно. И вот в одни прекрасный момент это огромное государство разделилось на федерации, как теперь говорят, а затем эти федерации внезапно настолько обособились друг от друга, что стали вести себя, как склочные соседи. Причем произошло это внезапно и за очень короткий промежуток времени, в течение жизни одного поколения. Письменность была развита уже достаточно хорошо, и остались документальные свидетельства того периода. К сожалению, они ничего не объясняют. Начались войны.

— И так бывает. Просто кому-то достались более плодородные земли, а может, кто-то позарился на жену соседнего государя. — Сандерс опять положил ладонь на грудь Виктории.

Она сбросила его руки и приподнялась.

— Если не прекратишь, рассказывать не буду. Ты же шпион, ты должен собирать информацию, нет? А ты только одним озабочен.

— Хорошо, хорошо. Буду собирать информацию. Что ты там о женщинах говорила?

— Ничего я не говорила о женщинах. Ты маньяк, Сандерс. Так вот: с началом войн с соседними народами стали происходить удивительные вещи. То одно государство делало гигантский скачок в развитии наук и технологий и, следовательно, в вооружениях и начинало подчинять себе соседние, то, внезапно, прогресс останавливался, и соседи догоняли вырвавшегося вперед и восстанавливался паритет.

— Просто хорошо работали разведывательные органы, — сказал Сандерс и сам почувствовал, что этим не все можно объяснить.

— Возможно. Дальше — еще интереснее. Одно за другим государства стали впадать в некий ступор. Ладно бы они остановились в развитии, но налицо был явный регресс — уничтожались культурные и научные центры, города пустели — люди стали селиться в деревнях, а то и просто уходили в леса и вели полупервобытный образ жизни. Никакой закономерности в тех событиях выделить мы не сумели. Продолжался этот период около полутора тысяч лет и закончился тем же, с чего все началось: примерным паритетом. Причем научное и культурное развитие планеты осталось таким же, каким было полторы тысячи лет назад. На уровне раннего Средневековья. Поэтому на моей прародине так много легенд и суеверий и так сильны священники. Ну что скажешь?

— Та-ак, — протянул Сандерс, — дай-ка я попробую сформулировать выводы, к которым пришли ваши исследователи. Исходить я буду из того, что историей родной планеты заинтересовалась разведка, согласна? Ты ведь не просто так мне все это рассказала?

— Давай, давай, — подбодрила его Виктория, — не могу же я тебе все разжевывать, а то будешь потом хвастаться: вот, мол, соблазнил девицу, а она мне все и выложила.

— Хм… Вывод может быть один: кто-то управлял вашей цивилизацией. Так? Причем управлял настолько тонко, что и мысли о чужой, навязанной извне воле, ни у кого не возникло.

Виктория разочарованно вздохнула.

— Ты слишком умный, Дик. Пожалуй, я тебя все-таки прикончу. Потом.

— Значит, я прав! — воскликнул Сандерс.

— Тихо. Разбудишь Полубоя. Кстати, кто он?

— М-м…

— Только не надо говорить, что он археолог. С этим вопросом, по-моему, мы разобрались.

— Он из русской разведки, и он, как сам говорит, не разведчик, а диверсант. Боевик. Ну а нашу цель ты знаешь. Так я не закончил, — он собрался с мыслями, — стало быть, вы полагаете, что тот, кто играл вашей планетой, покинул ее почти тысячу лет назад и… позволь, — Сандерс даже привстал, — о, черт. Здесь творилось то же самое!

— Молодец! — Виктория приподнялась и чмокнула его в губы.

— Ага… так-так. Ты ищешь это существо…

— Или оружие, или технологию, с помощью которой можно отбросить целую планету в Средневековье.

— Глубоко же вы копаете, — сказал Сандерс с невольным уважением.

— Война, Дик, это двигатель прогресса. Все это война… — грустно сказала Виктория, — Фионимар выдыхается. Ресурсы истощены — освоенные планеты нам отбить не удалось и с каждым годом нам становится все труднее сдерживать агрессию Зовроса. А они нас в покое не оставят. Я посвятила проекту «Длань Бога» семь лет жизни. Сначала была нелегалом на Зовросе. Пришлось уходить — там очень тяжело работать. В той культуре женщины — почти ничто, так, машины для наслаждений и продолжения рода, причем греховные и нечистые. Два года корпела в архивах на Симароне и Таире. О тамошнем университете я могу рассказать тебе гораздо больше, чем ты мне, профессор несчастный.

— Ты и нашу легенду знаешь?

— Я многое знаю. Что тебе ответили из штаб-квартиры?

— Ты о чем? Пожалуй, это я тебя прикончу на прощание, — усмехнулся Сандерс, — приказали выяснить, кто такой Смотрящий. Вам он, конечно, важнее. Он, оно или что там такое, под Каналами. Но выяснить я обязан.

— Ладно, после разберемся, — согласилась Виктория и сладко зевнула, — его еще надо найти.

Сандерс, посмотрел на нее. Сейчас он хотел ее, как никогда прежде. Может потому, что вскоре их дороги должны были разойтись, а может, и вправду она стала для него дороже других женщин.

— Хочешь — поспи, — сказал он, — я посижу, потом разбужу Касьяна и сам тоже лягу.

— А ты не уснешь?

— Смеешься что ли? Чтобы я заснул на посту? — Он скорчил сердитую гримасу.

— Ладно, верю. — Она улыбнулась и закрыла глаза.

Скоро лицо ее расслабилось, и дыхание стало ровным и спокойным. Полумрак истончил ее черты, она показалась Сандерсу столь прекрасной, он вдруг подумал, что уже не сможет жить без нее. Обычно он довольно быстро терял к женщине интерес, но сейчас не мог поверить, что это она была с ним на Ривьере, что это они любили друг друга в ангаре Людвига под ледяным душем. Он попытался вспомнить эти моменты, но почему-то получилось так, что вспомнить он смог только мимолетные взгляды и радость случайных прикосновений. Никакой гордости кобеля, у которого самая красивая женщина, только ее тонкие черты и глаза, которые смотрели не насмешливо — насмешка, это защитная реакция на скорое расставание, нет, ее глаза смотрели с ожиданием: скажешь ты наконец те слова, которые я жду, или ты действительно тупой самец, уложивший в кровать еще одну бабу. Одну из многих…

Сандерс закусил губу. Господи, ну почему он такой идиот? Когда теперь представится возможность открыться перед ней? Он покосился на Полубоя. Нет, только не в присутствии русского. Смешно даже подумать, что он что-то поймет. Кажется, его развитие остановилось на уровне инстинктов: пожрать, выпить пива, сделать работу, все! Сандерс горько усмехнулся. А сам-то он кто? Удачливый шпион, бабник и скрытый алкоголик с претензиями на высокие чувства и непомерными амбициями.

Он прогнал неприятные мысли и снова засмотрелся на лицо Виктории. Ведь, по сути, они были вместе только там, в ангаре. На Ривьере он напился так, что мало что мог вспомнить. Ничего, все поправимо. Выясним, что там затаилось, под Каналами, и возьмем отпуск! Ведь должны же ей дать отпуск! Она же говорила, что семь лет работала, так неужели пару недель не дадут? Ну хоть недельку! Они поедут снова на Ривьеру и повторят все сначала: сделают вид, что только познакомились, он будет ухаживать и дарить ей цветы, а потом она скажет:

— …вашу мать! Голуби небесные! Перережут, как овец, а вы и не почувствуете!

Сандерс на ощупь цапнул «бастард» и открыл глаза. Напротив них стояли несколько фигур, с головы до ног закутанные в белые одежды. Полубой был уже на ногах, Виктория откатилась к стене, вскочила и, выхватив ланскнетту, приготовилась защищаться.

— Молодец, Дик, — пробормотала она, — часовой из тебя отменный.

Полупрозрачные белые ткани, которыми был задрапирован зал, добавляли пространства и света помещению, и казалось, что пещера огромна, хотя своды ее ненамного превосходили по высоте тоннели, которые сходились сюда. Пол, в отличие от ребристого пола в тоннелях, был настолько ровный и гладкий, что казался зеркалом, слегка замутившимся от времени. Еще когда они шли сюда, ведомые закутанными в белое служителями, долетевшее пение показалось Сандерсу совершенно невозможным — настолько чисты и прозрачны были выводившие печальную мелодию голоса. Как оказалось, пели несколько женщин и трое молодых людей, в отличие от служителей, не носивших капюшона, но также одетых в белые балахоны. По знаку одного из служителей они замолчали и удалились в один из тоннелей, оборачиваясь и низко кланяясь у порога. Их взгляды могли показаться слишком любопытными — они буквально ощупывали фигуры пришельцев, но когда старший служитель заговорил, многое объяснилось.

«Братство света» оставило поверхность Хлайба почти два десятилетия назад, не выдержав насмешек, непонимания и издевательств, выпавших на долю новой религии. Человек, которого здесь почитали пророком, увел избранных в подземные пустоты, поскольку жизнь на поверхности стала невыносима. Несколько лет братство скиталось по Каналам, подвергалось нападениям «черных» археологов, охотников за органикой, монстров, в которых превратились некоторые обитатели развалин, пока не спустилось на этот уровень. И здесь, наконец, они обрели долгожданный покой и смогли жить, как предписывалось по незыблемым законам, озвученным и записанным пророком Кристофером в своей единственной книге. Поначалу братство насчитывало около трех сотен человек, но постепенно их количество сократилось до сотни — многие умерли, не выдержав непривычной атмосферы подземного убежища, маловеры бежали и их не задерживали, зато остались наиболее убежденные сторонники. И когда пророк Кристофер оставил вновь обретенный мир и вознесся к Создателю, они стали жить по его заветам. Многое пришлось познавать в процессе становления общества — ведь книга пророка была написана им как дневник, и не предназначалась для публичных целей. Но постепенно разночтения Святой Книги остались в прошлом, и теперь толкование ее не вызывало сомнений ни у тех, кто пришел в Каналы вместе с Кристофером, ни у вновь присоединившихся членов братства.

«Впитывайте свет, впитывайте знание, впитывайте добро и тепло человеческое, саму суть его и, преломляя свет этот в душах ваших, освещайте мир вновь обретенный братством!»

Служитель ни разу не сбился на протяжении всей речи, из чего Сандерс заключил, что произносит он ее уже не в первый раз. Лица у служителей и служительниц были бледными, что было вполне объяснимо — лучи солнечного света давно их не касались, но мягкость, с которой они глядели на посетивших пределы братства Полубоя, Сандерса и Викторию, подкупала.

— И если кто-то из вас соизволит присоединиться к «Братству Света», мы с радостью раскроем свои объятья обретенному брату или сестре и поможем всеми силами забыть хаос и тлен, из-за которого и покинули мы поверхность проклятой богом планеты, — завершая речь, объявил верховный служитель.

Лица присутствующих с ожиданием обратились к троим возможным последователям пророка Кристофера. «Да уж, это не толпень вонючих паломников. До чего одухотворенные лица. И где? Здесь, на Хлайбе… — подумал Сандерс, оглядывая собравшихся. — Да, таких умиротворенных ликов не увидишь не то что в Башнях, или в Нижнем городе, а и на самом Новом Ватикане». Глаза людей, казалось, и вправду излучали мягкий свет, и Сандерс неуверенно посмотрел на Полубоя. У него язык не повернулся бы объяснить этим людям, что привела их в тоннели не жажда уединения, не поиски спокойной жизни, а нечто совсем противоположное, и вступать в братство никто из них не собирается.

Полубой выступил вперед, неуверенно повел плечами, кашлянул. Видимо и ему пришлись по душе подземные жители, и не так-то просто было и ему отказывать им на столь доброжелательное приглашение.

— Добрые люди, — начал он, слегка поклонившись, — боюсь, недостойны мы вступить в «Братство Света», потому как привела нас в Каналы не надежда обрести здесь покой, а поиски отщепенца, которому даже там, — Полубой уставил толстый пален в потолок, — даже там не нашлось ему места.

— Ну что ж, — сказал верховный служитель, — путнику братство дорогу укажет, голодного — накормит, уставшего — приютит, а заблудшего светом своим осенит. Как и завещал пророк Кристофер.

— Вот-вот, — кивнул Полубой, — и нам, стало быть, дорогу укажете. А если поможете нам найти злодея многогрешного, благодарность наша вечно с вами пребудет. Зовут его Агламба Керрор…

Ропот, пробежавший по рядам членов братства, показал, что это имя им известно.

— Проходил здесь такой человек, — подтвердил служитель, — давно проходил, но память столь злую о себе оставил, что никак не покинут нас горькие воспоминания. Нескольких братьев лишил жизни этот человек и ушел дальше вниз. И мы с удовольствием покажем вам, по каким тоннелям он проследовал, а пока «Братство Света» хотело бы оказать вам гостеприимство. Много времени это не отнимет, — добавил служитель, увидев нетерпение на лице Полубоя, — скромная трапеза, которую мы приглашаем вас разделить с нами — вот и все, на что потратите вы свое время и силы.

— С радостью принимаем приглашение. — Полубой снова поклонился и присоединился к Сандерсу и Виктории.

— Какие-то они уж очень благостные, — тихо проговорила Виктория.

— Ага, — злорадно воскликнул Сандерс, — вот они, издержки профессии как сказываются — и каждом человеке видеть потенциального врага, это, моя милая, чистая паранойя.

— Сам ты…

— Господа, давайте не будем давать лишних доказательств, что мы явились с поверхности, — сказал Полубой.

Верховный служитель предложил, пока будут накрывать столы, посмотреть, как живет братство. Две служительницы, скромно улыбаясь, повели их по тоннелям, которые были соединены между собой. Некоторые ответвления были закрыты пластиковыми стенами с вырезанными и прикрытыми материей отверстиями. За двадцать лет братство обустроилось вполне прилично — в одном тоннеле у них была даже оранжерея, в которой Сандерс с удивлением увидел овощные культуры. Конечно, растения были чахлые, но по уверению служительниц, плодоносили весьма неплохо.

— Здесь мы выращиваем съедобные грибы. — В темном помещении стоял запах влажной земли.

Служительница зажгла свечу. На стенах висели гроздья блеклых грибов, которые, видимо, и составляли основной рацион членов братства. Виктория смущенно озиралась, явно ожидая какого-то подвоха, Полубой слушал, казалось, с интересом и даже сорвал один гриб и съел, вызвав улыбку сопровождающей женщины.

— Обычно мы их варим, — сказала она, — но можно употреблять и в сыром виде.

Лишь за одну перегородку их не провели. Как объяснила служительница, там, в отдельной келье, живут послушники, которые пожелали присоединиться к братству, и нарушать их покой во время добровольного уединения нельзя. Возле перегородки на вбитых в стену костылях висело несколько белых балахонов. В эту одежду новопринятые члены братства оденутся, чтобы показать, что помыслы их так же чисты, как белая незапятнанная ткань.

Сандерс задержался возле импровизированной вешалки, провел рукой по одежде. Видимо, все-таки братство поддерживало контакты с поверхностью — не производят же они и ткань здесь, под землей. За балахоном его рука нащупала пустоту, он отодвинул одежду в сторону. Там были ниша, в которой лежали, скорее всего, вещи будущих членов братства. Сверху лежал длинный нож, несколько украшений, свернутая в несколько раз контурная куртка, мелочь, которую обычно носят в карманах. Рука его наткнулась на что-то продолговатое. Сандерс поднес находку к свету и несколько секунд глядел на нее.

— Вас что-то заинтересовало? — услышал он голос служительницы.

— Да… интересный покрой плаща, — нашелся Сандерс, — у меня, знаете ли, хобби, — он доверительно понизил голос, — я коллекционирую одежду необычного фасона.

— О-о, но это вполне обычные балахоны, — улыбнулась женщина, — мы шьем их сами и поверьте, времени на это уходит совсем немного. Простота осветит путь ваш — так сказано в книге пророка Кристофера и мы следуем этому завету во всем.

— Прекрасный завет, — немедленно согласился Сандерс, — непременно возьму на вооружение.

Они догнали Викторию и Полубоя когда те уже входили в общий зал. Вдобавок к постоянному свету, который пронизывал Каналы, в помещении зажгли множество свечей. Несколько накрытых столов радовали глаз разнообразием продуктов. Конечно, разнообразием, в сравнении с бобово-мясным рационом. В основном здесь были грибы во всех видах, но присутствовало и мясо. Обжаренное, с аппетитной корочкой, оно лежало на больших блюдах, украшенное бледной зеленью.

Сандерс подхватил Полубоя под руку и, широко улыбаясь, отвел в сторону.

— Возле помещения, где медитируют послушники, за висящими на стене балахонами есть ниша. В ней вещи послушников, от которых они, видимо, решили отказаться ввиду присоединения к братству. Угадайте, что я увидел среди вещей?

— Э-э…

— Таирский боевой шест.

— Черт возьми!

— Вот именно, — Сандерс засмеялся, словно Полубой удачно пошутил, — я подумал, что вам это будет интересно. Улыбайтесь, Касьян, улыбайтесь. Много вы видели на Хлайбе боевых шестов с Таира?

— Только один.

— Вот и я о том же. А теперь пойдемте к столу, нас уже ждут. Если задумаете посмотреть, что к чему, предупредите — я отвлеку их внимание.

С посудой у отшельников явно дело обстояло неважно: вместо бутылок на столах стояли пластиковые фляги, из которых, по знаку верховного служителя и разлили бледно-розовую жидкость в разномастные чашки и бокалы. Полубоя, Сандерса и Викторию обслуживала одна из приближенных Верховного. Впрочем, понятие «верховный» было здесь чисто номинальным — за столом, да и вообще в братстве, как заметил Сандерс, царила демократия. Если власть Верховного в чем-то и выражалась, так только в почтительном отношении к нему со стороны остальных.

Перед тем как приступить к трапезе, Верховный поднялся с места, огладил жидкую бороду, растущую, как показалось Сандерсу, прямо из кадыка, и произнес своеобразную молитву:

— Приветствуя братьев наших младших, волею пророка Кристофера оказавшихся нашими гостями, возблагодарим его за то, что он проложил их трудный путь через пределы наши. Пройдя очищение, станут они лучами, которые источит «Братство Света», озаряя падшим и заблудшим единственно верную дорогу в грешной жизни. Памятуя слова Кристофера, и неукоснительно соблюдая заветы его, простим во мраке греха блуждающим сомнения их и вознесем молитву, дабы прозрели они и спала пелена черная с затуманенных глаз их. Мы же, со всей кротостью и смирением, поможем им в этом. — Верховный поднял большую чашу с золотым орнаментом по краю и, сделав большой глоток, жестом пригласил всех приступать к трапезе.

Сандерс отпил из бокала с отбитым краем и, приподняв брови, одобрительно кивнул.

— Вполне приемлемо, — заявил он, — напоминает «Моэ э Шандон Империаль», только без газа. Виктория, дорогая, помнишь, мы пили «Моэ» на Ривьере? Вот, весьма рекомендую. Тем более что кроме воды нам долго не придется ничего пить.

Девушка отпила из своего бокала и улыбнулась.

— Да, неплохо.

— Ненавижу шампанское, — буркнул Полубой, накладывая себе полную тарелку грибов и мяса, — меня от него пучит.

— А от пива? — с самым невинным видом спросил Сандерс.

— Никогда! — отрезал мичман, набивая рот мясом.

— Угу… не увлекайтесь так, я сейчас попробую их отвлечь, — Сандерс наклонился к Виктории и зашептал что-то ей на ухо.

Она выслушала, кивнула и чокнулась с ним бокалом Сандерс опустошил свой и служительница немедленно наполнила его снова.

— Достопочтенные братья и сестры, — Сандерс поднялся с места, — позвольте от своего лица и от лица моих друзей, поблагодарить вас за угощение и трогательную заботу о наших душах, блуждавших до сей поры во мраке невежества и дикости…

Полубой удивленно покосился на Сандерса, который продолжал вещать с порозовевшим лицом и загоревшимися глазами. Виктория тоже с интересом слушала и даже порывалась вставить несколько слов, однако Сандерс разливался соловьем и остановить его было невозможно.

— …светом любви и мудрости и падут башни, грехом и алчностью вскормленные. Мы же, преследуя порождение мрака и смрада, злодея, сошедшего в эти светоносные пределы, Агламбу Керрора, обязуемся донести до людей ваши слова и молитвы, если суждено нам будет вернуться из путешествия нашего опасного. Позвольте же поведать вам о том, что привело нас в Каналы.

Обойдя столы и чокаясь с братьями и сестрами, Сандерс приблизился к Верховному служителю, пристроился рядом с ним и принялся живописать злодеяния Керрора, не упуская мельчайших подробностей. Постепенно он завладел вниманием слушателей и многие, покинув свои места, сгрудились вокруг стола, за которым сидел Верховный.

Виктория тоже собрала вокруг себя аудиторию, состоявшую в большинстве из женщин и, как понял Полубой по доносящимся до него обрывкам, рассказывала последние новости Хлайба, упирая на разврат и насилие, о которых она говорила с удивившей мичмана горечью.

Он незаметно огляделся. Чинный порядок, которым началась трапеза, был нарушен. Члены братства, раскрыв рты, внимали рассказчикам, тут же обсуждая услышанное. В помещении повис гул голосов, пламя свечей трепетало, озаряя бледные лица.

Прожевав очередной кусок, Полубой понюхал напиток, который так нахваливал Сандерс, скривился, вытер рот и поднялся из-за стола. Лавируя между столами, он не торопясь направился к тоннелю, где в отдельной келье жили послушники, решившие бросить солнечный свет и присоединиться к свету подземному, прижимая руку к животу и кривя рот так, чтобы любой случайно бросивший на него взгляд мог бы сразу понять, по какому такому делу он удаляется. Перед входом он оглянулся. Нет, на него никто не смотрел, настолько Сандерс и Виктория завладели вниманием слушателей, что было вполне объяснимо — новости доходили до членов братства нечасто.

Полубой отодвинул в стороны балахоны и сразу увидел сложенный боевой шест. Точно такой же он видел у Лив, когда она пыталась помешать им угнать ее глидер. Полубой сжал его в кулаке, снова посмотрел назад и, отбросив закрывающую проход ткань, вошел в помещение.

Здесь не было светлых драпировок, покрывающих стены в зале и он остановился, ожидая, когда глаза привыкнут к темноте. Тоннель переходил в небольшой зал, в котором стояли несколько огромных пластиковых емкостей. Полубой подошел к одной и заглянул через край. Емкость была почти до верха наполнена водой — видимо послушники, перед тем, как облачится в белые балахоны, совершали что-то вроде омовения. Самих послушников, однако, здесь не было. Полубой огляделся в поисках помещения, где они могли находиться и замер. До слуха донесся странный звук, будто где-то рядом пропускали воздух через водяной фильтр. Он перешел к следующему резервуару. И здесь вода стояла, почти переливаясь через край. Странный звук раздался снова и теперь Полубой определил направление, откуда он доносился. Подойдя к емкости, он заглянул внутрь и остолбенел.

Из воды на него смотрела Лив Уилер. Черные волосы водорослями окружали ее голову, вода подступала под ноздри, карие глаза с мольбой смотрели на мичмана. Она попыталась что-то сказать, изо рта с бульканьем вырвались пузырьки воздуха. Это был тот самый звук, который привлек его внимание.

— Лив…

Она скосила глаза вниз и вбок. Полубой засучил рукав и сунул руку в воду. Почти сразу он нащупал ее запястье, обвитое ремнем. Вытащив из-за голенища нож, Полубой перерезал ремень, нащупал вторую руку и освободил ее.

— Что ты здесь делаешь?

Лив вынырнула, показав голые плечи и с шумом хватая ртом воздух.

— Ванну принимаю, — зло сказала она, — отвернись.

— Зачем?

— Затем, что я голая! Посмотри, где-то рядом моя одежда.

Полубой огляделся. Комбинезон Лив, аккуратно сложенный, лежал на низкой скамье рядом с резервуаром. Здесь же стояли ее полусапожки. Старательно отворачиваясь, он подал комбинезон девушке. Плеснула вода, послышалось сдавленное проклятие.

— Помоги выбраться.

Он протянул назад руку. Опираясь на нее, Лив выбралась из емкости.

— Ух, черт, голова кружится, — сказала она.

— А что случилось?

— Что-что… посиди сутки в воде, я посмотрю, как ты себя будешь чувствовать, — сварливо ответила Лив, — откуда ты взялся?

— Сандерс увидел твой шест, и пока он там братьям зубы заговаривает, я решил посмотреть, ты это или…

— Я это, я, — Лив шуршала одеждой, притоптывала ногой, надевая полусапожки, — все, можешь поворачиваться.

Полубой обернулся. Лив, наклонившись, отжимала длинные волосы. Комбинезон облепил мокрое тело, рельефно обрисовав полную грудь, крепкие мышцы на руках, плоский мускулистый живот.

— Что вы здесь делаете? — спросила Лив, завязывая волосы узлом на макушке.

— Мы… э-э… по делу в Каналах. Случайно натолкнулись на «Братство Света». Сандерс там им речь толкает, а я пошел тебя искать. Они нам устроили праздничную трапезу…

— Ты вино пил?

— Нет. Не люблю вино. Сандерс пьет и нахваливает.

— Идиот, — прошипела Лив, — где мой шест?

— Вот, держи. А как ты оказалась в этом чане?

— Они посадили, — буркнула Лив, — тоже вином угощали. Ты мясо ел?

— Ел.

— Вкусно?

— Неплохо. Я, правда, люблю недожаренное.

— Господи, — Лив воздела руки, — какие вы идиоты. Это же людоеды! Сегодня утром в соседней бочке сидел охранник из лаборатории Сигевару. Утром они его разделали прямо здесь. Вот его вы и ели.

Полубой удивленно приподнял брови и почмокал губами.

— Да? А вроде ничего…

Лив вытаращила на него глаза, покачала головой.

— Ну ты даешь, Касьян. Ладно, пойдем Дика выручать. После вина наступает эйфория, а потом человек засыпает. Со мной так же было, — она повернула ручку шеста, привела его в боевое положение, затем снова сложила, — их в тоннелях человек сто, так что как отобьем Дика, надо сразу делать ноги.

— То-то я смотрю, уж очень они ласковые, — проворчал Полубой.

Отшвырнув занавеску, они пробежали тоннелем и ворвались в зал. «Братство» стояло полукругом, явно ожидая их прихода. Сандерс, лежащий головой и руками в блюде с грибами, ворочался в нем и что-то лепетал. Виктория, откинувшись на стуле, с бессмысленной улыбкой смотрела на них полузакрытыми глазами.

Вперед выступил Верховный служитель. В руке он, как скипетр, держал абордажную саблю.

— Вам лучше смириться с участью, пришельцы. Впитав ваше тепло и сущность, мы светом ваших очищенных душ добавим тепла и покоя в этот мир, и когда…

Лив хищно оскалилась и стремительно шагнула вперед. Щелкнул шест, выскакивая из рукояти. Крутанув его в руках, Лив врезала Верховному по лбу. Служитель опрокинулся навзничь, обливаясь кровью. В руках членов братства сверкнули ножи. Полубой выхватил саблю и широким взмахом заставил братьев отпрянуть.

— Прочь с дороги, — взревел он, — или в ближайший месяц у вас не будет недостатка в свежем мясе!

Поблескивая из-под капюшонов тусклыми глазами, братья отступили. Некоторые осталось в зале, явно выбирая момент для нападения, но большинство исчезли в тоннелях.

Полубой за шиворот поднял Сандерса из блюда, ладонью вытер ему лицо. Сандерс бессмысленно уставился на него, явно не узнавая.

Лив остановилась перед Викторией.

— Мисс Салливан! Она с вами?

— С нами, — буркнул Полубой.

Он достал из кармана плоскую аптечку, открыл ее и, достав ампулу, прижал ее к шее Сандерса.

Когда жидкость всосалась, он попросил Лив подержать Дика и перешел к Виктории. Проделав с ней ту же операцию, он отбросил аптечку в сторону и уселся на ближайший стул, свирепым взглядом обводя оставшихся братьев.

— А я еще подумал, откуда они здесь мясо берут?

Верховный жрец заворочался на иолу. Полубой наклонился, сгреб его за балахон на груди и рывком подтянул к себе.

— Ну что, святоша? Хочешь, я тебя сейчас разделаю, не вымачивая? Что, братья, отведаете тела безгрешного?

— С радостью любую участь приму, — прохрипел Верховный, — не в твоих силах очернить братство.

Полубой широко размахнулся и от души саданул служителю в глаз огромным кулаком. Верховный, кувыркаясь по полу, откатился под ноги братьям. Полубой подобрал с пола его саблю и положил себе па колени.

— Касьян… в чем дело? — послышался слабый голос Виктории.

— Лив, объясни, — попросил мичман, хлопая Сандерса по щекам.

Голова Дика моталась из стороны в сторону, он слабо стонал, пытаясь отстранить Полубоя.

— Давай, давай, просыпайся, — твердил Полубой, тряся его, как грушу.

В зал вошли несколько братьев. Двое выступили вперед, в руках у них были взведенные арбалеты. Полубой оставил Сандерса, взмахнул саблей и одним ударом разрубил стол с остатками праздничной трапезы. Сандерс, примостившийся, было, на нем, рухнул па пол. Братья отступили, пряча арбалеты.

— Полубой, вы что творите? — спросил Сандерс, ворочаясь среди остатков блюд. — Виктория?

Девушка махнула на него рукой, согнулась, и ее бурно вырвало. Лив поддерживала ее за плечи.

— Ну вы в порядке? — Полубой помог Сандерсу подняться на ноги.

— Почти, — пробормотал тот, — однако крепко мне вино в голову ударило.

— Тем более что закусывал ты человечиной, — сказала Лив.

— Что?!

— Что слышали, — под твердил Полубой, — это — каннибалы.

Сандерс, бледнея па глазах, обвел членов братства диким взглядом, схватился за живот и изверг из себя то, что еще не успел переварить.

— Касьян, — позвала Виктория, — надо уходить.

— Сейчас пойдем, — согласился мичман, — мне здесь тоже разонравилось. Дайте вот только поблевать человеку.

— Надо быстрее уходить, — Виктория помассировала горло, сплюнула вязкую слюну, — запах… я давно слышу запах, только сказать не могла. Инсекты… совсем близко модификанты ван Хорна.

Сандерс, шатаясь, поднялся на ноги. Лицо у него было желто-зеленого цвета.

— Всех перебью, твари! — заорал он, выхватывая палаш.

— Тихо, Ричард, спокойно, — Полубой перехватил его руку, — надо уходить и как можно быстрее. Черт с ними, с людоедами.

Сандерс, скрипя зубами, спрятал «бастард». Полубой ухватил за балахон ближайшего брата.

— Где выход? Ну? Нам надо дальше, вниз.

Брат молча кивнул в сторону бокового тоннеля.

— Если обманул — вернусь и всех перебью, — оскалившись, пообещал ему Полубой.

Лив помогла подняться Виктории и повела ее, поддерживая за талию. Сандерс, переворачивая на ходу столы и круша посуду, последовал за ней. У выхода Полубой обернулся. Верховный, слабо постанывая, сидел на полу. Лицо его было в крови, глаз заплыл огромной опухолью.

— Молитесь, чтобы нам не пришлось возвращаться этой дорогой, — сказал Полубой и поспешил за остальными.

Тоннель, по которому они двигались, полого спускался вниз. Сандерсу казалось, что свет с каждой минутой становится более тусклым, но он приписывал это отравлению. Голова немного кружилась, во рту было погано, но силы постепенно возвращались к нему. Виктория тоже пришла в себя и быстро шла впереди, коротко переговариваясь с Лив.

— Какого черта вы не дали мне прикончить хотя бы Верховного? — спросил Сандерс шагавшего рядом Полубоя.

— А что толку? Ну убили бы вы его, нашелся бы новый Верховный. Мне кажется, изначально секта не была каннибальской. Вы же слышали, что их пророк писал дневники, заносил свои рассуждения о жизни, а они интерпретировали ее по-своему.

— Ну и что ж теперь, пусть жрут путников?

Сандерс сплюнул, стараясь избавиться от мерзкого вкуса во рту.

— Они вырождаются, Ричард, — рассудительно продолжил Полубой, — вы же видели: детей нет, новых людей тоже почти нет, а путники… ну какие путники в Каналах? К тому же, — он хитро прищурился, — я шибко надеюсь, что они сейчас как раз ринулись за нами в погоню.

— …

— Ну хоть немного попутаются под ногами у модификантов.

Сандерс покачал головой. Его русский напарник удивлял его все больше и больше. Странная смесь простых инстинктов, высокого благородства и иезуитской хитрости.

— Лив, — позвал он, — как ты среди них очутилась?

— Не повезло, — ответила девушка, — координаты медцентра неверные дали. Только приземлилась, смотрю — знакомые рожи. Боевики Сигевару. Один узнал меня. Улететь я не успела. Часа два бегала от них в развалинах, потом нашла заброшенный вход в Каналы. Так и там не отстали, скоты. Ну а когда оторвалась от них, смотрю — заблудилась. Когда меня эти, в балахонах нашли, я от радости чуть не рехнулась. Привели меня к себе и Верховный давай уговаривать вступить в братство. Я — ни в какую. Тогда, как и вам, накрыли стол, выставили угощение. Видно порядок у них такой. Очнулась — сижу в бочке с водой, голая. А они из другой бочки мужика тащат. Не знаю, сколько он просидел в воде, но как вареный был. Верховный его тюк по темечку, а уж разделали… куда там хирургам. Если бы не вы, сожрали бы меня и косточки выплюнули.

— Тихо, — вдруг сказала Виктория, — чувствуете?

Полубой шумно потянул носом воздух.

— Ничего не чувствую.

— Да, кажется, какой-то странный запах, — согласился Сандерс, — чем это пахнет?

— Выделения инсектов. Смешанные потовые железы человека и секреция организма насекомых.

— Кто это — инсекты? — спросила Лив.

— Да, — поддержал ее Сандерс, — ты уже несколько раз говорила, что ван Хорн пустит за нами модификантов. Мы уже встречались с ними. Крепкие ребята, но справиться можно.

— Вы не с теми встречались, — мрачно сказала Виктория, — Лив, ты была хоть раз на боях модификантов?

— Была. В секторе Сигевары. Ну здоровые мужики. Модифицированная мускулатура, шкура, как у слона…

— Это не то. У ван Хорна дело поставлено гораздо серьезней. Представьте паука, или скорпиона размером с человека. Повышенная скорость реакций, непробиваемый хитиновый панцирь, ядовитые железы и вдобавок почти человеческий интеллект. Их выращивают, внося изменения в человеческий зародыш, жизненный цикл не более года. Раньше ван Хорн их не применял во время стычек с враждебными кланами, но этого было ждать недолго. Вот и дождались. Эксперимент будет проведен на нас.

— А как они отличат нас от боевиков ван Хорна, — спросил Полубой, — их ведь поведут люди?

— Да. Алекс О’Доннел передал мне, что он поведет группу хомо-инсекта, но значит с ним будет еще минимум четверо. Видимо, инсектам отдали приказ запомнить наш запах. Ну как детям говорят: это вкусно, ешь! Тебя, Лив, они, конечно, в расчет не брали, но мы наследили в башне ван Хорна здорово.

— Как их можно убить? — спросил Сандерс.

— Ты со своей железякой лучше не лезь, — ответила Виктория, — ты тоже, Лив. Если деваться будет некуда, пытайтесь бить в голову, в глаза. Головы у них почти человеческие. Ну а мы с Касьяном, надеюсь, что-то сможем сделать. Только надо найти зал, вроде того, где только что были. Здесь сомнут.

Свет явно затухал, будто светильник, освещавший Каналы, остался далеко позади. Пробираться приходилось почти на ощупь. Постоянный сквозняк приносил все более резкие запахи настигающих модификантов.

Внезапно впереди забрезжил тусклый свет. Почти бегом они устремились вперед и через несколько минут выскочили в круглую пещеру с отвалом земли посередине. Странный мертвенный свет пробивался откуда-то сверху. Вроде бы не дневной, да откуда ему взяться здесь, в десятках футов под поверхностью. Сандерс задрал голову. Вверху были видны перекрывавшие свод неплотно лежавшие плиты, в щели между которыми и лился свет. Земля под ногами была слегка влажная, Сандерс поковырял ее носком ботинка. Блеснул металл. Он присел на корточки, ухватил какую-то железяку и потянул на себя. Из земли вывернулась почти целая панель управления глидером. Он копнул еще раз. Показался покрытый ржавчиной топливный бак и кусок гравитационной плиты.

— Интересно, как сюда попал глидер? — спросил Сандерс, ни к кому специально не обращаясь.

— Слышала я, раньше бывали месяцы, когда даже каботажники отказывались вылетать в развалины, — задумчиво сказала Лив, — машины пропадали одна за другой. Вроде даже видели, как глидер, идущий на полной скорости ни с того, ни с сего падал на землю. Будто кто-то отключал бортовые антигравы.

— Хрен с ними, с глидерами, — проворчал Полубой, — Виктория, есть смысл бежать дальше? — Он огляделся. — Я бы, честно говоря, подождал здесь.

— Да, — согласилась Виктория, — здесь хоть светло. Они в темноте, как дома, а вот мы…

— Ну, значит, ждем здесь, — подытожил Сандерс, — Касьян, вы не думаете, что сейчас бы нам весьма пригодились ваши риталусы?

— Кто такие риталусы? — в один голос спросили Лив и Виктория.

— Животные с моей планеты, — нехотя ответил Полубой, — да, пригодились бы. Но сутки назад я потерял с ними контакт. Или они экранированы, или погибли.

— Жаль, — промолвил Сандерс, вспоминая, как риталусы управились с регуланским десантом на «Глории».

Полубой присел прямо на холм земли, воткнул рядом абордажную саблю, которую забрал у Верховного служителя «Братства Света» и развязал тесемки рюкзака.

— Поесть никто не желает? — спросил он. — Может, в последний раз.

— Спасибо, я недавно наелся, — с горечью сказал Сандерс.

— Да, я тоже сыта, — заявила Виктория.

— А я буду, — сказала Лив.

Полубой открыл банку и передал ей. Она присела рядом с ним.

— Не возражаешь?

— Конечно, нет, — он широко улыбнулся, — господа, что я вспомнил! — Он полез в карман, вытащил флягу и отвинтил крышку. — У меня же есть выпивка! Ричард, Виктория, вы, как наиболее пострадавшие от деликатесной пищи…

Лив прыснула в кулак.

— …можете первыми снять пробу. Но предупреждаю, спирт неразбавленный, а воды у нас нет.

— Плевать, — заявил Сандерс, — по пятьдесят граммов можно и без воды.

Он взял флягу, поднял ее, приветствуя всех, запрокинул голову и сделал пару глотков. Оторвавшись от флаги, он часто-часто задышал открытым ртом.

— Может, все-таки закусите, — предложил Полубой. Сандерс помотал головой и передал флягу Виктории.

Она взяла ее, с сомнением посмотрела на него.

— Выпей глоток, — подбодрил ее Дик, — больше не надо — от алкоголя реакция притупляется. Да больше и невозможно. Я думал, самое крепкое, что я пробовал, это «фирменная» Людвига. Как я был не прав!

Виктория храбро глотнула из фляги, выронила ее и замахала руками. Полубой поймал флягу на лету и передал Лив. Девушка, вызывающе глядя на него, сделала два глотка, вытаращила глаза и закашлялась. Мичман поднес ей ложку с бобами и мясом. Она клацнула зубами по ложке, торопливо прожевала и, вытерев слезы, покачала головой.

— Это не выпивка, это топливо для глидера, не иначе.

Полубой усмехнулся.

— Чтобы уметь пить «шило» надо послужить в Императорском флоте, — он оглядел всех, — ну что, господа. За нас! Хорошая у нас команда. Будем здоровы, — и не спеша отпил из фляги, крякнул, завернул крышку, убрал флягу в карман и обстоятельно принялся закусывать.

Сандерс и Виктория присели на землю с другой стороны отвала. Виктория поежилась и Дик обнял ее за плечи. Говорить не хотелось, и они сидели молча, чувствуя, что что-то недосказали друг другу. Может, времени не хватило, а может просто по глупости.

— Если выберемся, бросай свою дурацкую работу и перебирайся жить ко мне, — шепнул Сандерс.

— Лучше ты бросай свою идиотскую контору и переезжай на Фионимар, — так же шепотом ответила Виктория.

— Значит, ты меня не любишь.

— Нет, это ты меня не любишь.

Полубой доел бобы, забрал пустую банку у Лив, повертел их в руках и отбросил в сторону. Скрывать следы уже не было смысла. Лив придвинулась к нему, положила ладонь ему на руку и заглянула в лицо.

— Поздно мы встретились, да, Лив? — спросил он.

— Да, — она вздохнула, — мне кажется, я бы могла прожить с тобой всю жизнь.

— Не загадывай. Хотя я бы на это согласился.

Мичман нахмурился, словно прислушивался к чему-то, отстранил Лив и встал во весь рост.

— К нам гости, господа.

Сандерс отметил в голосе мичмана уже знакомую меланхоличность, вытащил из ножен «бастард» и встал рядом с ним.

Выдернув из земли абордажную саблю, Полубой извлек из-под плаща свой клинок. Зашипела, вылетая из ножен, ланскнетта Виктории и, как бы завершая приготовления к бою, резко щелкнул боевой таирский шест Лив.

— Тактика у нас простая, господа, — лениво процедил Полубой, — прикрываем друг другу спины, вот и все, — он посмотрел наверх, — а все-таки хорошо, что здесь светло.

Из тоннеля, нарастая, накатился скрежет и дробный топот двух десятков ног. Волна вони обогнала модификантов на несколько секунд, заставляя людей брезгливо морщиться.

Первыми из тоннеля вырвались пауки, следом, с ходу перебравшись на стену, появилась скорпион. Последним из темноты возник богомол — ему приходилось пробираться по тоннелю скорчившись, но в пещере он выпрямился, нависая над людьми вытянутым зеленоватым телом. Наиболее походила на людей скорпион, тогда как у богомола и пауков остались от человека только чудовищно раздутые, покрытые хитином, грудные клетки и верхние части головы с вполне человеческими чертами. Выступающие вперед жвала постоянно шевелились, словно уже пережевывали куски порванной в клочья добычи.

Хватательные ноги богомола распрямились, как огромные складные ножи и вновь сомкнулись с пронзительным скрежетом. Сандерс успел заметить, что усеянные мелкими шипами костяные лезвия не уступают по длине его палашу, и переместился, пытаясь прикрыть от богомола Викторию.

Инсекты напали одновременно с трех сторон.

Сандерс отбил удар хватательной ноги, присел, уходя от другой, и резко выбросил вперед руку с палашом. «Бастард» отскочил в сторону, словно наткнулся на камень. Сандерс оступился, взмахнул рукой и увидел падающий на голову шипастый костяной нож. Виктория из-за его плеча нанесла быстрый встречный удар, срубив треть занесенной над Сандерсом ноги богомола.

— В голову, сказано было — бей в голову, — крикнула она.

— В голову я не достану. — Сандерс отскочил назад, сторожа взглядом каждое движение противника.

— Круг, круг держать, — взревел Полубой.

В левой руке у него был сабля Юсуфа, в правой — абордажная сабля верховного служителя «Братства Света». Отбив ею бросок паука, мичман мгновенным движением пиратского клинка отсек ему сразу две ноги. Ударила желтая кровь.

Вскрикнула Лив. Полубой обернулся, рубанул сбоку, но достал второго паука лишь кончиком сабли, отколов кусок панциря на боку. Лив что есть силы ударила паука в голову, заставив его отпрянуть. Шест хрустнул в мощных жвалах и она с трудом выдернула его, оставив конец шеста в челюстях инсекта.

Модификанты изменили тактику — теперь они нападали попеременно, заставляя людей реагировать и стараясь вырвать кого-нибудь из ощетинившегося клинками круга.

Земля постепенно осыпалась под ногами, обнажая останки глидера, и подошвы скользили по ржавому металлу, мешая сохранять равновесие. Сандерс почувствовал, что начинает выдыхаться — сказывалось недавнее отравление, по лицу Полубоя катился пот, черные волосы Лив облепили лицо и не было времени смахнуть их.

Скорпион, зацепившись колючками ног за стену, резкими выпадами выманивала на себя Викторию, угрожая огромными клешнями. Лицо женщины-инсекта светилось яростью, гримаса искажала лицо, обнажая белоснежные клыки.

Больше никто не произносил ни слова — берегли силы. Только звон клинков и хриплое дыхание, только скрежет хитина и скрип жвал…

Модифицированные мышцы не знали усталости. Инсекты одновременно бросились вперед, сдавив людей в плотную груду. И уже некогда сделать выпад, и негде размахнуться и возле самого лица яростные горящие глаза и со жвал брызжет зловонная слюна…

Полубой зарычал от боли — вырвавшаяся из глотки паука игла ударила его в грудь. Он перехватил пиратский клинок и ударом сверху пронзил хитин панциря, пригвоздив паука к земле, краем глаза заметил, как второй паук опрокинул Лив и, развернувшись, со страшной силой ударил его в голову эфесом абордажной сабли. Инсект отпрянул, повалился на спину, суча лапами, перевернулся и вновь бросился вперед.

Сандерс перехватил голой рукой ногу богомола. Ладонь рвануло болью, по запястью хлынула кровь. Парируя палашом удары второй ноги, он успел оглянуться. Нет, помощи не будет — Полубой катался но земле, выламывая лапы модификанту, Лив лежала скорчившись, прижав руки к животу, Виктория танцевала, кружилась, уворачиваясь от ударов хвоста и клацающих клешней скорпиона. Не было больше команды — каждый бился за себя…

Закричав от ярости, Сандерс отчаянным усилием рванулся в сторону, неловко выставил «бастард» и тот взлетел, выбитый из руки мощным ударом. Блеснул над головой клинок ланскнетты и богомол отпрянул назад,

— Вставай, — Виктория протянула Дику левую руку, — быстрее…

Она охнула, выгнулась назад. Длинный хвостовой шип скорпиона ударил ее в спину, пробил лопатку и вышел под левой грудью. В лицо Сандерсу плеснуло кровью. Виктория попыталась улыбнуться, на губах выступила кровавая пена. Последним усилием она протянула ему ланскнетту и даже успела перевернуть ее рукоятью вперед.

— Возьми…

Как во сне Сандерс обхватил пальцами теплую рукоять шпаги.

Скорпион рванула шип, ломая Виктории ребра и разрывая сердце…

— Сзади, сзади!!! — ревел Сандерсу Полубой, придавленный к земле агонизирующим телом паука.

Развернувшись, Дик нырнул под ноги-ножи, широким ударом разрубил надвое длинное тело богомола и тут небо обрушилось на него, поглотив сознание зияющей бездной…

Полубой смотрел, как скорпион подходит к нему, поочередно переставляя псевдоруки, почти человеческие ноги и клешнястые конечности. Сил, чтобы сбросить с себя труп паука уже не было. Казалось, будто оранжевое тело модификанта светится в падающем сверху свете. Хвост подрагивал, выбирая место для удара окровавленным шипом. Светились торжеством глаза на женском лице, обнаженная грудь вздымалась спокойно — инсект, похоже, совсем не устал. Лицо склонилось к мичману — она в упор разглядывала поверженного противника. Раздвинулись в улыбке полные губы. Затем она обернулась, словно проверяя, нет ли кого за спиной, выпрямилась, занося хвост для удара…

Голова с точеными чертами лица вдруг взлетела в воздух, таща за собой струю крови. Тело свернулось клубком, мощный хвост забил по земле, свиваясь в кольцо и распрямляясь во всю длину.

Полубой моргнул, пытаясь стряхнуть с ресниц кровь. Над ним склонилось знакомое лицо. Он криво усмехнулся.

— Что, Сашка, добить пришел?

— Заткнись, — Алекс О’Доннел свалил с Полубоя труп паука и присел рядом. Контурная куртка у него на груди была рассечена, в прорехе запеклась кровь.

— Ты-то с кем схватился? — спросил Полубой.

— Пришлось объяснить кое-кому, кто главный, потому и опоздал. Твоих всех побили?

— Сейчас посмотрим, — Полубой перекатился на живот, поднялся, помогая себе руками, подошел к лежащей без движения Лив и перевернул ее, — жива. Жива, каботажница моя милая, — он отвел ее руки от живота, — жалом вскользь попал. Перевязать и как новая будет.

Он присел возле Сандерса, покачал головой.

— Тоже вроде живой. Голову разбили. — Полубой выпрямился, перешел к Виктории, склонился, рассматривая рану, и вдруг с маху сел на землю и обхватил голову руками.

— Что? — спросил О’Доннел.

— Отвоевалась наша баронесса, — выдавил Полубой, — эх ты, черт!!! Какая девчонка была… — Он запрокинул голову, мазнул ладонью по глазам.

О’Доннел помолчал, изредка поглядывая в тоннель, из которого появился.

— Касьян, — позвал он, — уходить вам надо. Ван Хорн мне вдогонку людей послал.

— Всех передавлю!

— Всех не передавишь. Ты кого на Хлайбе ищешь?

— Керрора, суку. Такие люди погибают, а он…

— Агламбу Керрора? — переспросил О’Доннел. — Вот иди и возьми его. Не знал я, что он здесь, а то бы сам кончил.

Полубой поднялся с земли, похлопал по обрывкам плаща, достал флягу, открыл и сделал несколько больших глотков.

— Помянешь? — спросил он, протягивая О’Доннелу флягу.

Тот молча взял, выпил, не поморщившись, завернул крышку и вернул флягу Полубою.

— Аптечку я тебе оставлю, — сказал он, — перевяжи своих и двигайте дальше. А я пойду встречу людей ван Хорна. Скажу, что заблудился, а когда сюда вышел — все уже мертвые были.

— Вернуться не хочешь? Тебя простили давно.

— Нет, Касьян, — О’Доннел покачал головой, — я уже отрезанный ломоть.

— Как знаешь, — Полубой оглядел побоище, — Викторию похорони, — тихо попросил он.

— Похороню, — пообещал О’Доннел.

Он поднялся, достал из поясной сумки аптечку, положил ее рядом с Лив и направился к тоннелю.

— Сашка! Передай ван Хорну, что за мной должок, — сказал ему вслед Полубой.

— Твой должок я ему сам верну, — не оборачиваясь, ответил О’Доннел.

Туман перед глазам, а в груди пустота… Сердце остановилось, умерло, лопнуло, и куски его застряли в аорте и душат, разрывают горло, не дают вздохнуть, крикнуть горькие слова…

— Ты… ты ее бросил! — Сандерс тряс Полубоя, вцепившись слабыми пальцами в отвороты плаща. — Где ты бросил ее? Я пойду… она жива!

Мичман молчал, отвернувшись. Руки плетьми висели вдоль тела, на скулах перекатывались тугие желваки.

Сзади кто-то положил руки на плечи Сандерса, обнял, один за другим разогнул пальцы на одежде Полубоя.

— Дик, она умерла. Ты же сам видел. Касьян не мог вынести ее тело — он тащил тебя и меня. — Лив отвела его в сторону, помогла сесть.

Сандерса колотила крупная дрожь, тело сводила судорога. Он закрыл лицо ладонями, поник, плечи его затряслись. Лив подошла к Полубою.

— Касьян, спирт остался?

— Остался.

— Давай, — она требовательно протянула руку. Полубой достал флягу, взболтнул и передал ей. Присев на корточки возле Сандерса, Лив тронула его за руку.

— Дик, выпей.

Он непонимающе взглянул на нее. Она поднесла горлышко фляги к его губам, наклонила. Сандерс сделал пару глотков, скривился.

— Хватит, — выдавил он.

Жидкий огонь пронесся по пищеводу, разбил застрявший в глотке комок. По телу пробежала теплая волна…

Он очнулся в тоннеле. Перед глазами мелькал ребристый пол и перемазанные в земле полы плаща. Кто-то страшно сопел над головой, изредка ругаясь сквозь стиснутые зубы. Прошло несколько секунд, прежде, чем он вспомнил все и пошевелился. Полубой осторожно снял его с плеча, посадил на пол и рухнул рядом. Возле него примостилась Лив, державшаяся руками за живот.

— Все, привал, — выдохнул Полубой и вытер с лица нот рукавом плаща.

И тогда Сандерс спросил его… В нем тлел еще огонек надежды и он спросил, хотя уже знал ответ. И когда Полубой ответил, Дик сорвался…

— Касьян, — позвал он, — прости меня. Ты не виноват, никто не виноват.

— Я не мог… — с болью в голосе отозвался Полубой, — не мог ее спасти. И вынести не мог.

— Я знаю. Прости.

— Все в порядке, Дик. Ты как себя чувствуешь?

Они перешли на «ты» совершенно естественно и Сандерс даже не понимал, почему раньше он держался так отстранено от этого крепкого и надежного, как скала, человека. Он потрогал голову, ощупал липкую массу на виске и над глазом.

— Ничего не помню, — сказал он.

— Когда ты разрубил богомола, он успел достать тебя сбоку, — объяснил Полубой, — кровь я остановил, но голова скоро начнет болеть. У меня есть аптечка, но там осталось только три ампулы амфимина. Потерпишь?

— Потерплю. А что с Лив?

— Ерунда, — откликнулась девушка, — брюхо ободрали. Разогнуться не могу, а так — порядок.

Полубой достал из кармана банку консервов, вырвал клапан. Они ели по очереди, передавая банку друг другу. Ложка заскребла по дну, Полубой облизал ее и отбросил банку.

— Все ребята, — заявил он, — переходим на подножный корм.

— Тут грибы на стенах, — сказала Лив, — кажется те, которыми питается «Братство Света».

— Лучше не вспоминай, чем они питаются, — попросил Сандерс, — а вода есть?

— Нет, но стены влажные. Можно пить росу.

— Угу… если через три дня не найдем Керрора, он нас придушит голыми руками после такой диеты.

— Разберемся, — сказал Полубой.

Отдохнув еще несколько минут, они двинулись дальше. Сандерс удивлялся сам себе: какая сила гнала его на поиски Агламбы Керрора? Кажется, в таком положении надо думать только о том, как выжить самому, так нет! Он чувствовал, что пока не найдет пирата и не возьмет его, остановить его сможет только смерть. Русский, что ли, заразил его своим отношением к заданию?

Сандерс ковылял, придерживаясь за стены. Впереди шел Полубой, придерживая Лив за талию и изредка оглядываясь на него. В тоннеле было сыро и мрачно и казалось, что они бредут по бесконечной трубе, и будут так брести до конца жизни, потому что труба никогда не кончится. А может, это не труба, а жизнь? Где-то впереди, невидимая и неслышимая есть цель и ее надо достигнуть, дойти, доползти, хоть ногтями рви землю, а надо! Зубами скрипи и хоть сотри их в порошок, а доберись…

Ноги будто переступали сами собой, и Сандерс уже не придерживался за стены, а, скорее, притормаживал руками, чтобы не упасть лицом вперед — ноги явно не успевали за туловищем.

Полубой снова оглянулся.

— Кажется, куда-то мы выбрались, — сказал он и вдруг нахмурился и остановился.

Сандерс налетел на его монолитную спину и тоже встал.

— В чем дело?

— Хм… — на лице Полубоя внезапно появилась улыбка, — ну, слава Богу, — пробормотал он и двинулся дальше.

Своды тоннеля раздались вверх и в стороны, и они вышли в пещеру, посередине которого протекал вязкий зеленоватый поток. Здесь было заметно светлее и, похоже, свет исходил как раз от текущего по пробившему в скале русло потоку.

— Так, — сказал Сандерс, — по-моему, мы вышли в Гной.

— Похоже, — согласился мичман.

Сандерс не сразу разглядел сидящие на краю русла две маленькие фигурки. Полубой присел на корточки и риталусы степенно подошли к нему и сели на задние лапы, глядя ему в лицо бусинами глаз.

— Нашлись… нашлись, малыши, — Полубой провел ладонями по чешуйчатым телам, — посидите минут пять, — попросил он Сандерса и Лив, — я с ними пообщаюсь.

Они отошли в сторону и присели. Почва здесь была каменистая, словно застывшая лава. Они присели, камень был теплый, будто лава застыла совсем недавно.

— Кто это? — спросила Лив, толкнув Сандерса плечом.

— Риталусы. Животные с его планеты под странным названием Луковый Камень.

— Забавные собачки, — улыбнулась Лив.

— Эти собачки — бойцы, круче которых я не видел. Если бы они были с нами…

Лив погладила его по руке. Странно, но впервые он подумал, что женщина может быть другом. И красивая, и не глупая, а вот поди ж ты, не испытывает он к ней никаких чувств, кроме дружеских! Он попытался вспомнить, а есть ли у него друзья? Ну коллеги по работе, но их он видел не часто. Соседи по дому, в котором он появляется от силы два раза в году, редкие собутыльники в случайных забегаловках… нет, пожалуй, до сих пор друга у него не было. Может, теперь есть и не один, а сразу два? Как хочется, чтобы у Лив и Касьяна все сложилось, как надо. Вот она не задумается, чтобы все бросить и уехать с мичманом, а он не смог. Он не смог даже пообещать этого Виктории.

Лив, словно догадавшись, о чем он думает, сжала ему пальцы.

— Ничего, — шепнула она, — все еще устроится.

Касьян подошел к ним и тяжело присел рядом.

— Значит так, — задумчиво сказал он, — Керрор где-то недалеко. Они, — он кивнул на риталусов, — его чуют. Предлагаю отдохнуть, прежде чем выходить на него.

— Если перед выходом вколешь мне амфимин, я буду в норме, — сказал Сандерс.

— И мне, — добавила Лив.

— Сделаем, — кивнул мичман, — а не собрать ли нам грибов, а то одна банка консервов на троих — не густо.

Втроем они вернулись в тоннель, нарвали со стен несколько пригоршней грибов и вернулись в пещеру. Полубой снял плащ и постелил его для Лив. Сандерс увидел, что полосатая майка на груди мичмана превратилась в окровавленные лохмотья.

— Тебе тоже досталось?

— Паук погрыз, падла, — пояснил Полубой, один за другим отправляя в рот грибы, — а ничего, есть можно.

— Как ты его убил? Я видел, как вы катались по полу.

— Шею свернул, — просто ответил Полубой и протянул один гриб Лив, — на, попробуй. На курицу похоже.

Сандерс хмыкнул. Свернул шею модификанту-инсекту и говорит об этом так спокойно, будто раздавил клопа. Нет, действительно невозможный мужик.

После еды потянуло в сон. В присутствии риталусов можно было не беспокоиться о противнике, и Сандерс раскинулся на спине, выбрав ложбинку в камнях.

Полубой и Лив тихо переговаривались. До слуха Сандерса доносились отдельные фразы. Кажется, она спрашивала о риталусах.

— …никто не знает, — гудел Полубой, — и не принадлежат ни к одному видов животных на планете. Метаболизм совершенно отличный от известных организмов. Чертовски много железа в крови…

Лив спросила что-то. Сандерс не разобрал.

— …слепыми. А когда глаза открылись, стали ходить за мной, как за матерью, — голос Полубоя то приближался, то удалялся, накатываясь, как морской прибой, — я их могу чувствовать на расстоянии нескольких миль. Когда я вылетал, чтобы договориться с конторой Сандерса о сотрудничестве, им дали несколько вещей Керрора. Не знаю уж, что они запомнили — запах, вкус, еще что-то, но когда я в Южной башне попросил их отыскать следы Керрора на Хлайбе, они взяли след, будто он был совсем свежий. В этой пещере они потеряли со мной контакт и стали ждать, когда я появлюсь. Мне даже не надо разговаривать с ними. Телепатия или что-то другое, но мы понимаем мысли друг друга.

«Если бы все так могли, — подумал Сандерс, — понимать мысли друг друга. Насколько проще жилось бы на свете. Никто не смог бы обманывать, строить интриги. Таких людей просто все избегали бы. А я оказался бы не у дел… ну и черт с ним!»

Ему показалось, что он только что закрыл глаза, но кто-то требовательно потряс его за плечо.

— Подъем, — вполголоса сказал Полубой, — пора.

Сандерс сел, потянулся и охнул от боли в голове.

Полубой передал ему ампулу амфимина и Дик прижал ее к локтевому сгибу. Через полминуты он уже был готов идти хоть на край света.

Мичман осмотрел свою саблю.

— Так, у тебя, Дик, шпага Виктории. Лив, возьми, — он протянул ей абордажную саблю.

— Если бы я еще знала, как ей пользоваться.

— Чего там хитрого! Руби с плеча и дело с концом. Шест твой все равно там остался.

— Паук сжевал, гад, — подтвердила Лив.

Она неловко взмахнула саблей, покачала головой и сунула ее за пояс.

Выход из пещеры был только один — вдоль русла зеленоватого потока. Он полого спускался вниз и Сандерс невольно задумался, а как они будут дышать там, на глубине? Движения воздуха здесь совсем не ощущалось. Однако, недостатка кислорода они не испытывали — видимо, поток нес его с собой. Испарения от его зеленоватой поверхности были почти не заметны на глаз, а запах не ощущался совсем.

Только через час Сандерс вдруг заметил, что риталусы опять исчезли. Когда он спросил о них Полубоя, тот хитро подмигнул.

— Знаешь первую заповедь карточного шулера? Всегда имей в рукаве на одного туза больше, чем у партнера.

Шагалось на удивление легко и, поскольку идти молча было скучно, Сандерс принялся вспоминать прошлую жизнь. В том, что теперь она изменится, он нисколько не сомневался. Теперь все будет по-другому! Хватит прыгать из постели в постель, хватит глушить виски и всякую дрянь, пора и о семье подумать. Вон, их у отца с матерью пять душ было, а он все-таки смог в люди выбиться. Достойная работа, приличная зарплата.

— Мы ведь в трущобах жили, — сказал он, — с хлеба на воду перебивались, и дорога была одна — или на рудники, спину гнуть, или в банду и в двадцать лет получить заточку в живот от такого же звереныша, как и сам, или спустя пару лет загнуться на каторге. Вы бы знали, чего мне стоило поступить в колледж! Зубами науку грыз. А попал в район — одни черные. Ну, местный шовинизм и все такое. Дня не проходило, чтобы без драки обошлось. И травили меня, и латиносом обзывали, хотя какой я латинос? Так, одна пятая часть если есть и то много.

— …фермерствовали. Крепкое хозяйство было, а отец, когда узнал, что я во флот решил податься, вожжами отходил вдоль спины, ага. Неделю присесть не мог. Мать-то плакала, но видела, что если я решил — все! Никуда не сверну, — говорил Полубой, — я упрямый, как баран, все так говорили.

— Точно! — согласился Сандерс, — это я тоже заметил.

И он принялся обстоятельно рассказывать, как он учился в школе, как надрался до посинения с русскими. Полубой гнул свое — про жизнь в училище, про службу в спецназе, вспоминал Луковый Камень и всех приглашал туда приезжать. Лив тоже не молчала — и ей было что поведать. И про то, как брат-придурок залез в долги и пришлось всей семьей отрабатывать, не то в поденщики бы попали, а это на всю жизнь. А потом она выучилась водить глидер.

— …или детей рожать, или на фабрику — спину гнуть. А пошли вы все, думаю! И сорвалась. Ох и покидала меня судьба перед тем, как на Хлайб попала. А здесь задержалась и вот вас встретила.

— Теперь уж не расстанемся, да?

— Никогда! — воскликнул Сандерс.

— Вместе всю жизнь, — гудел Полубой, — таких ребят, как мы, поискать, и не найдешь! А Керрора скрутим, лишь бы не сдох, пока поймаем.

— А за его здоровье почему не выпить? — спросил Сандерс, удивляясь сам себе.

— А и выпьем, — Полубой остановился, достал фляжку, — Лив, тебе, как даме, первой.

Всем стало весело и легко. Самое сложное осталось позади, а теперь, когда они вместе, им все нипочем!

— За здоровье этого… как его, — Лив согнулась от смеха, — Агламбы! — сделав глоток, она отдала флягу Сандерсу и тот, задыхаясь от хохота, влил в себя обжигающую жидкость.

— Ха-ха… — гулко бухал Полубой, — ну-ка, осталось там чего? — Он опрокинул флягу надо ртом, ловя топкую струйку спирта губами, — все! — Он хрястнул фляжкой о стену, она запрыгала и пырнула в зеленую жижу.

Обнявшись, они ощутили необычайное единение мыслей, как если бы были одним организмом. Вот если бы и вправду можно было слиться друг с другом и жить, как одно целое.

Сандерс взглянул на Полубоя и оторопел — на лбу мичмана расплывался огромный волдырь. Багровый, с желтым гнойником посередине.

— Э-э, Касьян, где это тебя угораздило? — Он ткнул пальцем в лоб мичмана.

— Ты на себя посмотри, — сказала Лив, — весь чирьями идешь, как пацан пятнадцатилетний. Что, тоже гормоны взыграли.

— Милая моя, — Полубой повернул ей голову, — да у тебя тоже пятна какие-то по всему лицу. Это мы грибов обожрались, точно говорю. И аптечка пуста…

— Подыхать будем, — вдруг понял Сандерс, и дикий страх охватил его, — не хочу! Почему здесь? Я всю жизнь пахал, как раб, неужели приличного места не нашлось?

— А какая разница? — мрачно спросил Полубой. — Здесь или там, один хрен, где гнить.

— Только жизнь наладилась, — всхлипнула Лив, — только человека встретила!.. — Она бессильно опустилась на колени и зарыдала.

Ноги не держали, и Сандерс сполз по стене на камни. Слезы обиды душили его и он не стеснялся их — рядом в голос рыдала Лив, Полубой, обняв ее за плечи, моргал ресницами, стряхивая слезы. Опустошение и безысходность навалились могильным камнем, выдавливая последние силы. Куда спешили? Зачем рвались в эти подземелья, где даже некому будет глаза закрыть.

Сквозь бегущие ручьем слеза Дик рассмотрел скользящие вокруг тени. Кто это? Крысы? Черви? Будут жрать его, а ведь он еще живой. Нет, лучше помогите, может еще не все потеряно?

Надвинулось что-то зеленое, бородавчатое… Его подхватили под руки. Куда несете? Дайте же сдохнуть спокойно!!!

Мозаичный пол, весь в серебряных и золотых блестках, лежал под ногами. Стрельчатые окна, тянущиеся к далекому потолку, почему-то были заложены серым гранитом. Витые колонны держали далекий свод, и пламя огромных свечей озаряло громадный зал ярким трепетным светом.

Сандерс почувствовал, что его никто не держит, повел плечами. Рядом стояли Полубой и Лив. Девушка ошеломленно озиралась, мичман играл желваками на скулах. Лица у них были чистые, без всяких признаков нарывов и гнойников.

Не далее чем в нескольких футах, окружая их полукольцом, стояли кошмарные уроды с зелеными бородавчатыми мордами. Желтые клыки свисали из безгубых ртов на подбородки, красноватые глазки смотрели из-под массивных низких лбов. От приземистых коренастых фигур веяло силой и злобой. Они напоминали этаких созданий тьмы из фэнтезийных 3D постановок. Этаких троллей или орков. На поясах троллей, висели кривые ятаганы. По тусклому блеску клинков Сандерс понял, что они не уступают по боевым свойствам ни сабле Полубоя, ни ланскнетте Виктории.

Полубой взглянул на Сандерса.

— Ну что, похоже, пришли, — сказал он, — как сопливых пацанов взяли, мать их так!

— Ты о чем? — не понял Сандерс.

— Забыл, как ржали и спирт пили? А как потом прыщами пошли и рыдали над загубленной жизнью, тоже забыл?

— Черт… — только и смог выдавить Сандерс, — психотропное воздействие, это же ясно!

— Какое? — переспросила Лив.

— Потом объясню, — сказал Полубой, настороженно оглядываясь.

Гулкое эхо шагов, эхом отдавшихся в зале, заставило их посмотреть в одну сторону. Высокий бледный мужчина в сиреневом комбинезоне, с плащом, закрепленном на одном плече и с длинной шпагой на боку, не спеша приблизился к ним и остановился, сложив на груди руки. Лицо его было бледное, близко посаженные серые глаза спокойно изучали стоявших перед Сандерса, Полубоя и Лив, чуть дольше задержавшись на девушке. Мышиного цвета волосы были аккуратно разделены пробором.

— Вот, стало быть, кто меня ищет, — он усмехнулся одной половиной лица, отчего у Сандерса возникло страшное ощущение, что на незнакомце полумаска, делящая лицо пополам, — что ж, позвольте представиться: кровожадный злодей, объявленный в розыск на всех обитаемых планетах, личный враг императора всероссийского и прочая, прочая, прочая, Агламба Керрор. К вашим услугам, господа.

Сандерс, как бы случайно, обернулся. Тролли напряженно следили за каждым движением пришельцев.

— Да, — сказал Керрор, — не стоит делать резких движений. Эти милые существа порвут любого, стоит только приказать. Как я понимаю, вы впервые видите мое лицо, так утешьтесь хотя бы этим, господа, поскольку жить вам осталось недолго. Впрочем, скажу прямо, решать это буду не я, а тот, кто, единственный во всей Вселенной, не отказал мне в гостеприимстве. Думаю, что вы не пожалеете о том, что добрались сюда, и пусть это послужит вам небольшим утешением.

— Ты всегда такой речистый, Керрор? — спросил Полубой. — Может, решим все вопросы, как мужчины. Или хваленый Агламба Керрор боится?

— Не надо, — усмехнулся Керрор почти доброжелательно, — не надо меня провоцировать, все равно это не получится. Если бы я так легко выходил из себя, разве я стал бы тем, кто я есть?

— Убийцей, насильником, отщепенцем, — продолжил Сандерс, — стал бы, только карьера твоя закончилась бы намного раньше.

— Идиоты придумали определения для других идиотов, — пожал плечами Керрор, — тоже развлечение. Однако, господа, довольно разговоров. Я уступаю место более совершенному созданию, чем вы, или даже я, — он отступил чуть в сторону.

Тишина хлынула в зал, затопляя его, словно вода из прорванной плотины. Сначала они увидели сияние глубокого фиолетового цвета, надвигающееся из глубины зала, подобно неумолимой волне прилива. Ничего не слыша и не видя вокруг, они следили за его приближением, зачарованные волной очарования, исходившей от него. Свечи потускнели на фоне приближавшегося существа, которое беззвучно плыло над мозаичным полом и чем ближе оно подступало, тем четче и явственней становились его удивительные черты. Гармония движений завораживала и заставляла пытаться вспомнить что-то подобное, но память молчала, потому ничего похожего ни один человек еще не встречал в своей земной жизни.

Лицо, настолько прекрасное, что при взгляде на него отказывались служить все чувства, кроме преклонения, дышало кротостью и милосердием. Изящные руки, способные доставить забытье, или приглушить любую боль своими объятиями, казались сотканными из света звезд. Прекрасные могучие крылья трепетали за спиной, подобно плащу невиданной расцветки. Их складки казались мягче любой ткани, когда-либо созданной человеком.

Ему не нужны были украшения — любые драгоценности померкли бы рядом с его красотой. Сверкающие рога над высоким чистым лбом казались естественной короной, увенчавшей прекрасную голову.

Прежде чем существо заговорило, Сандерс уже знал, насколько ничтожны люди в сравнении с ним: неуязвимое, практически бессмертное, не нуждающееся ни в пище, ни в отдыхе, оно могло жить среди звезд в глубинах космоса, обходясь без любых приспособлений, с помощью которых человек, возомнивший себя равным богам, пытался покорить вселенную. Холод и мрак, адский пламень и невыносимый свет — ничто не могло стать преградой для божественного создания.

Волшебный голос, зазвучавший в голове, заставил Сандерса забыть о внешнем очаровании существа и отдаться на волю блаженства, подхватившего его, как облако и мягко окутавшего в незримые покровы.

— Люди… насколько быстро мне прискучило развлекаться, исследуя устройство вашего убогого общества, настолько интересно оказалось общение с отдельными личностями. Ошибается тот, кто считает, что социум становится общим организмом, управляемым избранным интеллектом. Лишь сложение индивидуальностей может дать хотя бы приближенное понятие о возможностях единицы. И гораздо интересней наблюдать за каждой, даже самой ничтожной в своем невежестве личностью. Низшая ступень, на которой вы стоите, не позволяет вам заглядывать настолько далеко, чтобы осознать мое величие. Вы ведь согласны с этим?

Сандерс хотел бы выразить словами, что творилось в его душе, но не было слов, чтобы подтвердить великую истину, открывшуюся перед ним. Он ревниво взглянул на Полубоя и Лив и с гордостью увидел, что они разделяют его чувства. Если бы он знал, чем может пожертвовать, лишь бы этот голос, этот взгляд были вечно обращены на него… но даже его жалкая жизнь будет лишь мелким камешком под ногой божественного существа и вряд ли заставит его обратить внимание под ноги. Пыль, тлен, прах — вот что такое он, Ричард Сандерс.

— Хорошо, — одобрение отозвалось в груди Сандерса небывалым всплеском восторга, — я вижу, вы понимаете меня, если это только возможно. Оставьте нас, — существо грациозно взмахнуло рукой, отсылая счастливцев, которые служили ему, — к чему нам лишние глаза и уши, если вы готовы повиноваться мне в жизни или в смерти.

Чудесное создание поманило их за собой и, словно прикованный к нему невидимыми цепями, Сандерс двинулся вслед за ним. Как неловки, как суетливы его движения… о, если бы он мог, он пополз бы вслед за чудом, созданным Господом, лишь бы не осквернять его взор невзрачными движениями своего хилого смрадного тела.

— Мою скуку, томление духа, невозможность донести с высоты своего разума хоть толику истины, не смогли понять даже те, кто стоял рядом со мной по праву рождения. Глупцы и невежды! Они смогли лишь отторгнуть от себя то, что не в силах были уложить в систему ничтожных правил, созданных для рабов. Поиск, вечный поиск истины закончен, и я познал ее, но тем самым подписал себе приговор на вечное одиночество. Но один из вас, люди, смог заинтересовать меня и даже развлечь.

Грациозный взмах крыльями открыл перед Сандерсом прозрачную стену с замурованными, повисшими, как муха в янтаре, человеческими телами. Два мужских и одно женское, распластанные, как лягушки под ножом исследователя, с удаленными внутренностями и рассеченной и свернутой кожей, открывавшей розоватые мышцы. Восторг застыл на их лицах, в обнаженных телах чудился призыв продлить запретное наслаждение, чтобы позволить раздвинуть границы собственной ограниченности и доставить своими муками хоть что-то похожее на удовлетворение сказочному повелителю.

— Счастье и восторг ждут и вас. И вы испытаете смертное наслаждение, отдавая то, что единственное вы можете отдать — вашу жалкую жизнь. Готовы ли вы к этому?

Сандерс протянул руки, умоляя предоставить блаженство первой смерти ему.

Полубой сорвал плащ, рванул на груди заскорузлую от крови полосатую майку.

Лив рухнула на колени в отчаянии, что первой будет не она.

Две стремительные тени вырвались из ниоткуда, и опрокинули чудотворное создание, воздевшее к небесам изящные руки. Дикий, на грани ультразвука (а может и за гранью его) визг ударил под череп, казалось, даже минуя ушные раковины, стирая наваждение. Сандерс со страхом увидел свои простертые вперед руки, Лив оглядывалась, не понимая, почему она оказалась стоящей на коленях.

— А-а, гнида рогатая, — взревел Полубой. Риталусы рвали поверженное тело, не позволяя противнику подняться на ноги. Наконец это ему удалось. Распахнулись огромные крылья, встопорщенные локтевые и коленные рога делали огромную фигуру воплощением возмездия. Движения его были столь стремительны, что глаз не успевал уследить за его перемещениями. Человеческий глаз, но не глаза чешуйчатых демонов, в которых превратились риталусы. Уворачиваясь от смертельных ударов, они терзали и рвали на части беспомощное перед их яростью тело фиолетового существа.

— Низшие, низшие!!! — зазвучал в мозгу Сандерса панический призыв.

Полубой, с саблей в руке следивший за схваткой, и не решавшийся вмешаться, развернулся к хлынувшим в зал бородавчатым уродам. Сандерс вытер пальцы о куртку, рукоять ланскнетты удобно легла в ладонь.

— Ну вот, — удовлетворенно пробормотал он, — а то: наслаждение смертью! Лив, держись за нами! — крикнул он.

Выхватив взглядом высокую, на голову выше троллей, фигуру Керрора, Сандерс бросился к нему.

Нет, искусство сабельного боя эти твари еще не постигли. Впрочем, им это было и не нужно, с такими-то клинками. Но тут лезвие, разрубающее все на своем пути, встретило такое же, оказавшееся способным его задержать. И отбить. Размахивая ятаганами, будто это были дубины, тролли попытались задавить Полубоя и Сандерса массой своих крепких тел, но это была не схватка в тоннеле, где негде развернуться. В огромном зале места было много. Да и сдвинуть с места глыбу Полубоя было совсем нелегко. Ох, как легко себя чувствовал Сандерс, сбросив наваждение. Ланскнетта летала в руке, встречая не уступающее ей по крепости лезвия, но превозмогая умелостью бойца. Сандерс крутился волчком, делал вольты, пропуская мимо смертоносную сталь и рубил, колол, разваливал зеленые черепа, отсекал лапы, полосовал клинком поперек бочкообразных тел и никак не мог насладиться упоением боя.

Мичман валил троллей, будто косой косил. Зеленая кровь стекала по его лицу, искаженному в жуткой гримасе, сабля сбивала в сторону ятаганы, пробивая неуклюжую защиту, и разваливала тела, не встречая сопротивления.

Внезапно все кончилось. Сандерс недоуменно огляделся, переводя дух. Тролли исчезали в разных концах зала, словно проваливаясь сквозь землю. В центре, на потускневшем фиолетовом теле копошились риталусы. Сандерс и Полубой осторожно приблизились, все еще опасаясь гипнотического воздействия.

Все было кончено — фиолетовый умирал. По краям крыльев появилась черная кайма, тело полыхнуло переливами фиолетового, красного, оранжевого и бирюзового цветов. Сандерс успел заметить на месте левого глаза пустую глазницу, заполненную кровью, и тело съежилось, обугливаясь на глазах. Через несколько секунд перед ними лежало подобие мумии, скорчившееся и жалкое.

— Ну это ладно, — промолвил Полубой, — а вот где наш друг Керрор?

Риталусы сорвались с места и, цокая когтями по полу, унеслись по следу.

— Если никому здесь ничего не надо, — сказал Полубой, — то лучше поспешить. Этот гад, конечно, не уйдет, но хотелось бы взять его живым.

Обходя трупы троллей, они направились к выходу, в котором исчезли риталусы.

Керрор действительно далеко не ушел. Пройдя длинным коридором, перешедшим в тоннель, они наткнулись на его растерзанный труп. Рядом сидели риталусы, синхронно покачивая треугольными мордами, и явно ждали одобрения.

Полубой впервые проявил недовольство, жестом велев им отойти в сторону. Присев на корточки он повернул голову трупа к свету и удовлетворенно хмыкнул, а потом достал из-за голенища длинный нож.

— Если кто слишком чувствительный, советую отойти, — сказал он.

— Что ты хочешь сделать? — спросил Сандерс.

— Забрать с собой доказательства выполнения приказа.

Сандерс взял Лив за руку и отвел ее подальше. Туда, где не слышно было скрипа лезвия по шейным позвонкам.

Через несколько минут Полубой присоединился к ним, прижимая к себе завернутый в остатки плаща круглый предмет.

— Куда теперь? — спросил Сандерс, — обратно через Каналы и развалины я не дойду.

— И не надо, — ответил Полубой, — у меня назначено рандеву, — внезапно он широко улыбнулся, — Лив, радость моя, это совсем не то, о чем ты подумала.

«Убери весь металл из голоса, и ради Бога, не пытайся делать выводы, выводы сделают без тебя, ты понял? — вспомнил Сандерс напутствия Вилкинсона, — думаю, не надо тебе напоминать, что от твоего доклада зависит твоя дальнейшая карьера. Кстати, и моя тоже. Ну, с богом, мой мальчик».

Кабинет представлял, видимо, копию кабинета какого-то политического деятеля на Земле: панели темного дерева до высоты человеческого роста, выше — темно-синие обои в мелкую редкую полоску, лепнина на потолке и огромные окна, закрытые тяжелыми гардинами. Хрустальная люстра, угадывающаяся под потолком, дала о себе знать случайным отблеском подвесок, когда он шел от двери к огромному письменному столу, покрытому зеленым сукном. В углах комнаты царил мрак и Сандерс, мельком обежав ее взглядом, обратил все внимание на сидящего за письменным столом человека. За столом, откинувшись в кресле так, что в свете настольной лампы с темно-зеленым абажуром были видны лишь кисти рук, сидел Аарон Грейблад, председатель объединенного комитета начальников штабов. В полутьме тускло поблескивали линзы его старомодных очков, само же лицо, неоднократно виденное Сандерсом в новостях, казалось туманным пятном. Пожалуй, даже к лучшему — пронзительный взгляд Грейблада, по слухам, ввергал в трепет даже видавших виды адмиралов флота.

— Специальный агент…

Председатель комитета прервал его небрежным движением руки.

— Переходите к делу, Сандерс. Предысторию я знаю, так что давайте сразу о результатах миссии.

Хотя Сандерс и собирался, для разгона, начать с просьбы русских о содействии, он быстро сориентировался. Что ж, раз начальство желает знать результат, так тому и быть.

Осторожно, стараясь подбирать обтекаемые выражения, Сандерс в общих чертах обрисовал картину поисков Агламбы Керрора, вскользь упомянув возникшие дружественные связи с разведкой Фионимара, представительница которой, к сожалению, погибла во время выполнения задания. Коротко охарактеризовав работу мичмана Полубоя, как в высшей степени эффективную, он перешел к описанию инопланетного существа, известному на Хлайбе как Смотрящий. Легенды, порожденные самыми дикими слухами о возможностях существа, подтвердились полностью. Помня о предупреждении Вилкинсона относительно выводов, Сандерс дал характеристику воздействия Смотрящего на психику человека, физические возможности, упомянув редкую скорость реакций, способность к мгновенной регенерации поврежденных органов и глубокому аналитическому анализу ситуаций применительно к возможным последствиям того, или иного действия.

Один раз ему почудилось движение в самом темном углу кабинета, однако он сумел подавить желание посмотреть туда, продолжая доклад сухими казенными фразами, столь ценящимися в кругах политической бюрократии.

После того как доклад был закончен, Грейблад несколько минут сидел молча, постукивая пальцами по зеленому сукну столешницы, после чего, переварив сказанное, начал задавать вопросы.

Нельзя было сказать, что вопросы были каверзные, однако у Сандерса возникло убеждение, что Грейблад задавал их так, будто хотел оставить от его доклада определенное впечатление для третьего лица. Если бы, конечно, не предполагалось, что в кабинете они находятся вдвоем.

Да, он, Ричард Сандерс, лично видел труп Агламбы Керрора, да, мичман Полубой отрубил у трупа голову и забрал с собой, как доказательство о выполнении задания. Нет, лично Сандерсу это не кажется дикостью, поскольку на кон была поставлена честь царствующего императора. Прошу прощения, сэр, если позволил себе…

Подданная республики Таир Лив Уилер действительно поднялась на борт русского эсминца вместе с ним, но о ее дальнейшей судьбе ему ничего неизвестно. Да, тело существа, известного на планете Хлайб под именем Смотрящий, было оставлено на уровне, обозначаемом как Гной, поскольку извлечь его на поверхность не представлялось возможным. Нет, дело было не в желании, а в физическом состоянии специального агента Сандерса и гражданки республики Таир Лив Уилер, которых к точке рандеву доставил мичман Полубой. Поскольку точка рандеву оказалась за пределами обжитой зоны Хлайба, русский эсминец «Стремительный», отследив их движение с помощью находящегося у мичмана узконаправленного маяка, орбитальным залпом пробил в поверхности планеты тоннель глубиной немногим меньше мили и доставил оставшихся в живых участников миссии на борт с помощью десантного бота.

Пальцы, скользившие но сукну, замерли. Сандерс молчал, ожидая дальнейших вопросов, хотя, как ему казалось, из него выжали все, что можно. Нет, не так. Все, что о чем он уже упоминал в письменном докладе на имя Вилкинсона.

— Благодарю вас, Сандерс, — произнес наконец Грейблад скрипучим голосом, — можете быть свободны. Если у вас были какие-либо планы на ближайшее время, рекомендую их отложить. Вы можете понадобиться.

— Слушаю, сэр. — Сандерс четко повернулся и покинул кабинет.

Едва взглянув на скучающего в приемной секретаря, он вышел в холл и подошел к окну. Зеленое море листвы простиралось, казалось, до горизонта. Говорят, председатель комитета любит выходить в лес и собственноручно кормить ручных косуль. Что ж, у каждого свое хобби.

А вот интересно, что делал в кабинете сам Президент Содружества Американской Конституции. Хотя он и сидел в самом темном углу, Сандерс видел его прекрасно, будто тот был ярко освещен софитами. Раньше Сандерс не замечал за собой способности видеть в темноте, но, похоже, путешествие но Каналам и Гною сильно изменило его. Специальный агент Сандерс — ноктолоп… Вот о чем лучше молчать. Любопытно будет проверить, на что он еще способен?

И на что теперь способны Касьян Полубой и Лив Уилер, тоже неплохо было бы узнать!