Зимняя роза - Дженнифер Доннелли

Дженнифер Доннелли

Зимняя роза

Jennifer Donnelly

THE WINTER ROSE

* * *

Дженнифер Донелли пишет книги для детей и взрослых. Она живет в Бруклине и Калликуне, штат Нью-Йорк, с мужем и двумя грейхаундами. И страстно любит чай и розы.

Всем, кому нравятся «Поющие в терновнике» Колин Маккалоу и «Собиратели ракушек» Розамунды Пилчер! 

* * *

Я думал, что «Зимняя роза» не может быть лучше «Чайной розы», но, что невероятно, она на самом деле лучше! От нее просто не оторваться.

The Sunday Salon

«Зимняя роза», вторая часть трилогии, начавшейся с «Чайной розы», – красивая, эмоциональна и запоминающаяся история. Индия и Сид захватили мое внимание и мое сердце… Я был очарован этой парой и наслаждался их приключениями вплоть до последней страницы.

BookReporter

Романтический сюжет, точные приметы эпохи… Эта потрясающая мелодрама наверняка понравится любителям эпической исторической прозы.

Booklist 

* * *

Памяти Фреда Сейджа и того Лондона, который он знал

Доктор, мои глаза Не могут видеть неба. Или это и есть награда Для тех, кто научился не плакать?  Джексон Браун 

Пролог

Полицейского Фрэнки Беттс был способен учуять за милю.

От них разило пивом и пахло лавровишневой водой. Двигались они так, словно им жали ботинки. В бедных кварталах, где многие недоедали, а то и голодали, эти служители закона напоминали откормленных, лоснящихся молочных телят. В каком пабе откажут полицейскому в бесплатной кормежке? Вот они и жирели.

Фрэнки от них просто дичал. Так и хотелось крушить все, что под руку попадется, и бить морду каждому, кого увидит. И на тебе! Один сидит прямо перед тобой. И не где-нибудь, а в «Баркентине», считающейся оплотом Фирмы. Корчит из себя обычного посетителя. Попивает пиво, болтает, жратву заказывает.

Каков наглец!

Фрэнки вдавил окурок сигареты в пепельницу, засучил рукава и встал, готовый избить полицейского до бесчувствия. Но еще раньше перед ним на барной стойке возникла новая кружка с пинтой пива. Дези, владелец заведения, постарался.

– Дружище, ты же не торопишься уходить? Едва прийти успел. – Голос Дези звучал бодро и весело, но глаза предостерегающе блеснули.

– Спасибо, – буркнул он, садясь обратно.

Дези вовремя его остановил. И правильно сделал. Сид разозлится. Скажет, что недоволен. Фрэнки не дурак и не станет вызывать недовольство Сида. Они все старались не злить хозяина.

Глотнув портера, Фрэнки закурил новую сигарету, списывая ошибку, которую едва не совершил, на нервы. Для Фирмы настали тяжелые времена. Опасные. Полицейские обложили их со всех сторон. На прошлой неделе они ограбили фургон, перевозивший деньги для выплаты жалованья, и скрылись, прихватив более тысячи фунтов. Это стало последней каплей для Фредди Литтона, местного члена парламента, и он объявил им войну. Сида арестовали. Дези и Ронни – тоже. Но мировой судья их выпустил. Оказалось, что свидетелей ограбления нет. Точнее, были, пока не узнали, кто причастен. А как узнали, что Сид Мэлоун, оба мужчины и женщина тут же отказались от первоначальных показаний. Забыли вдруг, как выглядели грабители.

– Произошла ошибка. Полиция арестовала непричастного, – сразу после освобождения заявил газетчикам Сид на ступенях Олд-Бейли, здания центрального уголовного суда. – Я же не злодей и не преступник. Обычный деловой человек, старающийся честно зарабатывать себе на жизнь.

Эту фразу Сид повторял всякий раз, когда полиция совершала налет на его лодочную мастерскую или на один из пабов. Фраза настолько прилипла к нему, что Элвин Дональдсон, инспектор уголовной полиции, окрестил его Председателем, а его шайку – Фирмой.

Литтон был вне себя от ярости и поклялся: он получит голову Сида на блюде. Он найдет честного человека, не боящегося говорить правду, не боящегося Мэлоуна и остальных головорезов, и, когда это случится, упечет их на пожизненное.

– Хвастаться он горазд, – сказал Сид. – Хочет, чтобы его снимки красовались в газетах. Выборы на носу.

Тогда Фрэнки поверил хозяину. Однако сейчас, когда рядом с ним сидел полицейский, Фрэнки одолели сомнения насчет правоты слов Сида. Фрэнки посмотрел на незваного гостя в висевшее за стойкой зеркало. Кто он? Человек Литтона или еще кого-то? Зачем его послали?

Фрэнки по собственному опыту знал: куда один полицейский затесался, поищи и найдешь еще дюжину. Он оглядел зал. Уж если какой паб и заслуживает называться воровским притоном, так это наша «Баркентина», подумал он. Заведение находилось на северном берегу Темзы, зажатое между двумя складами Лаймхауса. Темное, с низким потолком. Фасад выходил на Нэрроу-стрит, а задворки сползали прямо в реку. В часы прилива Темза стучалась в заднюю стену. Фрэнки знал почти всех присутствующих. Трое местных парней стояли возле очага, передавая друг другу какие-то побрякушки. Четверка в углу резалась в карты. Пятый кидал акульи зубы в мишень для дартса. Остальные сидели вокруг шатких столов или за стойкой. Курили. Пили. Говорили и смеялись во всю глотку. Бахвалились. Все – мелкая шушера.

Человек, к которому был послан этот тип… он не драл глотку и не бахвалился. Уж мелким его никак не назовешь. Он был одним из самых могущественных и устрашающих главарей лондонского преступного мира. По мнению Фрэнки, если этому вонючему полицейскому дорога своя шкура, то ему следует сейчас встать и дать деру отсюда, пока ноги еще носят.

Фрэнки продолжал его разглядывать. Официантка Лили принесла полицейскому миску дымящегося варева, пролив на газету, которую он читал.

– Рагу, какое подают в Лаймхаусе, – сказала она.

Человек с нескрываемым ужасом посмотрел на содержимое миски.

– Там рыба, – сухо заметил он.

– Ну прям Шерлок Холмс! А чего вы ожидали? Каре ягненка?

– Хотя бы свинину.

– Мы где? В Лаймхаусе, а не в ближних графствах. С вас два пенса.

Человек выложил монету, затем грязной ложкой помешал серое варево, и в нем показались кусочки костей и кожи. Мелькнул ломтик картошки, веточка сельдерея. Следом к поверхности поднялся белый осклизлый кусок.

Карп… Фрэнки часто видел их во время отлива. Больших, черных, белоглазых, беспомощно трепыхающихся в вонючем речном иле. Проглоти кусок, приятель, – и понос на неделю обеспечен, мысленно добавил он.

– Что, не нравится наше угощение? – спросил подошедший Дези. – Ты даже не притронулся.

Незнакомец положил ложку. Вопрос застал его врасплох.

Поди сообразил, куда попал, подумал Фрэнки.

– Что бы в глотку ни пихал, ничего не лезет, – наконец сказал незнакомец. – На одном портере живу. А съем хоть кусок – сразу выворачивает.

– Совсем никак?

– Бывает, ложка каши пройдет. Молоко. Иногда яйцо. Надзиратели постарались. Отбили кишки. С тех пор и маюсь.

Фрэнки едва не расхохотался. А у Дези ни один мускул на лице не дрогнул.

– Сидел, стало быть? – спросил владелец паба.

– Угу. Налет на витрину. Ювелирный магазинчик в Камдене. В кармане складной нож лежал. Полиция сразу: вооруженное ограбление. Судья пятерик впаял.

– Только что вышел?

Незнакомец кивнул и снял кепку, показывая голову, остриженную на тюремный манер.

– Бедняга, – улыбнулся Дези. – По-моему, голову тебе отделали почище кишок. В какой тюряге срок мотал? В Рединге?

– В Пентонвиле.

– Гостил я у них. Надзиратель там – врагу не пожелаешь. Уиллокс его фамилия. Он по-прежнему расшибает яйца кулаком?

– У него не заржавеет.

Врун поганый, подумал Фрэнки. Нужно было хоть узнать, кто там в надзирателях.

Нет никакого Уиллокса в Пентонвиле. И никогда не было.

Шоу налил полицейскому еще пинту:

– Держи, парень. Заведение угощает.

Дези понес пиво к столу, и вновь его глаза предупредили Фрэнки: «Смотри в оба».

Потягивая пиво и пыхтя сигаретой, Фрэнки посидел еще пару минут, затем как бы ненароком задел руку соседа, расплескав пиво на газету.

– Извини, приятель, – сказал Фрэнки, разыгрывая случайность. – Мы с официанткой тебе всю газету намочили.

– Ничего страшного, – улыбнулся тип. – На что еще эти газетенки годятся? Только разлитое пиво подтирать.

Фрэнки засмеялся. Полицейский снова прокололся: принял его смех за дружелюбие. Фрэнки знал, что так оно и будет.

– Рад знакомству. Майкл Беннет.

– Взаимно, – ответил Фрэнки. – Роджер Эванс.

– Слышал об этом? – спросил Беннет, указывая на первую страницу с крупным заголовком. – Пишут про ограбление фургона, перевозившего жалованье. Утверждают, опять Сид Мэлоун. Ускользнул с десятью тысячами фунтов.

Я бы не отказался, подумал Фрэнки. Проклятые газетенки всегда преувеличивали.

Беннет доверительно коснулся руки Фрэнки:

– Я слышал, Мэлоун прячет свои денежки в разных местах: одну часть на речной барже, а вторую – на сахарном складе.

– Что, в самом деле? – разыграл удивление Фрэнки.

Беннет кивнул.

– А еще я слышал, что третью часть он держит прямо здесь, в «Баркентине». Может, мы сидим на деньгах, – сказал он, постучав ногой по половице. – У тебя, случайно, ломик в кармане не завалялся? – (Фрэнки снова выдавил из себя смех.) – Где бы он свои денежки ни прятал, место должно быть солидным, – продолжал разглагольствовать Беннет. – Жалкая развалюха старика Фейджина[1] ему не подойдет. Мне один парень рассказывал, только на кражах слитков они загребли тысячи. Тысячи! Дружище, представляешь, если бы на тебя свалились такие деньги?

Фрэнки снова начинал душить гнев. У него дернулись пальцы. Сломать бы нос этому трепачу. Научился бы тогда не совать его в чужие дела.

«Головой работай, Фрэнки, а не кулаками. Головой», – постоянно говорил ему Сид.

Беннет опять потянулся к руке Беттса.

– Я не только об этом слышал. Говорят, Мэлоун частенько бывает в этом пабе. У него тут что-то вроде штаб-квартиры.

– Чего не знаю, того не знаю, – ответил Фрэнки.

Беннет наклонился ближе:

– Мне нужно перекинуться с ним словечком. Только короткий разговор. Не подскажешь, где его найти?

– Извини, приятель, – покачал головой Фрэнки.

Беннет выложил на стойку десятифунтовую банкноту. Для большинства жителей Лаймхауса десять фунтов были целым состоянием. Фрэнки повел себя схожим образом, быстро убрав деньги себе в карман.

– Жди меня за пабом. Минут через пятнадцать появлюсь.

Он вышел через главный вход «Баркентины», а затем вернулся в паб через подвал, поднялся по узкой лестнице в кухню, а оттуда на второй этаж. Пройдя по тускло освещенному коридору, Фрэнки дважды постучался в запертую дверь.

Дверь открылась. На пороге стоял поджарый человек в рубашке и жилете. В руках он держал дубинку, утяжеленную свинцом, которую даже не пытался спрятать. В центре комнаты за столом сидел другой человек, неторопливо пересчитывающий двадцатифунтовые купюры. Он поднял голову. Изумрудные глаза уперлись во Фрэнки.

– Беда, хозяин, – сказал Фрэнки. – Внизу чужой. Должно быть, от Литтона. Представился Беннетом. Через пятнадцать минут выберется наружу.

– Задержи его там, – произнес человек с изумрудными глазами и возобновил пересчет купюр.

Фрэнки спустился вниз, выйдя через подвальную дверь. Майкл Беннет, продолжавший сидеть за стойкой, посмотрел на часы возле кассы. Они показывали почти два часа ночи. Допив пиво, он выложил несколько монет на стойку и поднялся с табурета.

– Спокойной ночи, приятель, – кивнул Беннет владельцу паба, и Дези помахал ему рукой. – Где у вас тут сортир?

– Ты нас с Букингемским дворцом не перепутал? – усмехнулся Дези. – Нам реки хватает. Думаю, и тебе хватит.

Покинув паб, Беннет завернул за угол и спустился по каменной лестнице, ведущей с улицы к воде.

Фрэнки стоял в тени свай и видел его появление. Беннет расстегнул брюки и долго облегчался. Было время отлива. Река едва различалась в темноте, но Фрэнки слышал ее звуки. На волнах покачивались баржи. Скрипели канаты, хлопали буйки, создавая вокруг себя маленькие водовороты. Когда Беннет наконец закончил, Фрэнки вышел из-под свай.

– Черт! – крикнул Беннет. – Ну ты меня и напугал. Под сваями вообще тьма кромешная. Где Мэлоун?

– Идет сюда.

– Ты уверен?

– Тебе мало моих слов?

– Если ты меня обманул, я заберу деньги, – пригрозил Беннет.

Фрэнки покачал головой, мысленно похвалив себя. Роль честного малого он играл безупречно.

Они ждали еще минут десять. Беннет забеспокоился. Когда его беспокойство начало сменяться раздраженной нервозностью, у них за спиной вспыхнула спичка. Беннет резко обернулся.

Фрэнки тоже обернулся и увидел Сида и Дези, стоявших на нижней ступеньке лестницы. Дези зажигал фонарь.

– Ты Майкл Беннет? – спросил Сид.

Беннет молча смотрел.

– Мой хозяин задал тебе вопрос, – напомнил Фрэнки.

Беннет повернулся к нему:

– Твой хозяин? Но я думал… Ты говорил… – Он запутался и замолчал.

– Чего тебе нужно? – прорычал Фрэнки, прекратив разыгрывать компанейского парня. – Кто тебя послал?

Беннет попятился назад, подальше от Сида.

– Мне не нужны неприятности, – сказал он. – Я всего лишь хотел передать послание. Одна женщина желает видеть Сида Мэлоуна. Она готова встретиться с ним в любое время и в любом месте, но ей непременно надо его увидеть.

– Ты полицейский? – недоверчиво спросил Фрэнки. – Тебя Литтон подослал?

– Я тебе правду сказал, – покачал головой Беннет. – Я частный детектив.

Мэлоун запрокинул голову, оценивающе глядя на Беннета.

– Вам придется дать ей ответ, – сказал ему Беннет. – Вы не знаете эту женщину. Она не успокоится и придет сама.

Мэлоун по-прежнему молчал, но хотя бы слушал. Ободренный его вниманием, Беннет осмелел:

– Эта женщина не признает ответов «нет». Имени ее назвать не могу. Она велела его не разглашать. От себя добавлю: весьма настырная сука.

Свою фразу он закончил смешком.

Позже Фрэнки вспоминал, как при слове «сука» у Сида дрогнули губы. Он подумал, что хозяин сейчас улыбнется. Сид непринужденно двинулся к Беннету, словно собирался поблагодарить за сведения, но вместо этого схватил его руку и одним быстрым легким движением сломал ее. От боли Беннет рухнул на колени, а при виде костей, торчащих из сломанной руки, закричал.

Сид вцепился ему в волосы, запрокинул голову и сдавил нос.

– Вот тебе мой ответ. Ясный и внятный. Передай Фионе Финнеган: человек, которого она разыскивает, мертв. Та же участь ждет и тебя, если посмеешь еще раз сунуться в эти места.

Он отпустил Беннета. Тот рухнул в прибрежную грязь. Сид повернулся и зашагал назад. Фрэнки последовал за ним. Дези задул фонарь.

– Хозяин, что это за девчонка? – спросил Фрэнки, озадаченный просьбой Беннета и реакцией Сида. – Брюхатая? – (Сид не ответил.) – Родственница?

В темноте Фрэнки слышал только голос. Лица Сида он не видел, а если бы увидел, то удивился – столько давней душевной муки отражалось на лице его хозяина.

– Она мне никто, Фрэнки. Никакая не родственница. Никто и ничто.

Часть первая

Май 1900 года

Глава 1

– Джонс!

Услышав свою фамилию, Индия Селвин Джонс обернулась. Мод забрала у нее очки, и ей, чтобы увидеть позвавшего, пришлось прищуриться.

– Профессор Фенвик! – воскликнула она, просияв при виде лысого, бородатого мужчины, проталкивающегося к ней через море колышущихся голов в академических шапочках.

– Джонс, а вы умненький котенок! Стипендии от Уолкера и Листера. Премия от Денниса! Есть хоть какие-то награды, которых вас не удостоили?

– Премию Битона получила Хэтчер.

– Премия Битона – сплошное надувательство. Любой дурак способен вызубрить анатомию. Врачу требуются не только знания, но и нечто большее – умение их применить. Хэтчер едва ли сумеет шину наложить.

– Тсс, профессор! Она стоит у вас за спиной! – прошептала Индия, опасаясь, что подобные слова могут вызвать скандал.

Выпускная церемония закончилась. Под звуки бодрого марша студентки покинули маленькую сцену аудитории и теперь позировали для фотографий или болтали с родными и друзьями, пришедшими на торжество.

Фенвик отмахнулся от слов Индии. Скандалов он не боялся. Этот человек высказывался свободно, резко и, как правило, во весь голос. Индия частенько становилась мишенью его язвительных словесных стрел. Она хорошо помнила первые дни ее появления в аудитории Фенвика. Ей поручили собрать анамнез у больного плевритом. Затем Фенвик велел ей открыть диагностический журнал и на основе записей дать общую картину состояния пациента. Индия едва успела произнести «Я чувствую…», как профессор накинулся на нее:

– Вы… что? Вы… чувствуете? – загремел он. – Джонс, вы записались на мой курс не для того, чтобы чувствовать. Мы здесь говорим не о поэтах эпохи раннего романтизма. Мы ставим диагнозы, ведем истории болезни. Вы здесь находитесь только для наблюдений, поскольку еще слишком невежественны для чего-то другого. Чувства затуманивают ясность суждений. Джонс, вы поняли мои слова? Что делают чувства?

– Затуманивают ясность суждений, сэр, – ответила Индия, щеки которой пылали.

– Прекрасно. Начните чувствовать вашего пациента, и вы повредите ему дурацкими предубеждениями. Запомните, Джонс: пациента надо наблюдать… замечать отечность сердца и знать, что она вызвана почечной недостаточностью… наблюдать печеночную колику и знать ее причину – отравление свинцом… Да, Джонс, наблюдать пациента, с ясностью и бесстрастием, и тогда вы его вылечите.

Кажется, это было вчера. А теперь…

– Так-так, дайте-ка взглянуть, – сказал Фенвик, горя нетерпением увидеть содержимое кожаной папки, зажатой у Индии под мышкой.

Индия раскрыла папку. Ей самой хотелось еще раз увидеть свои имя и фамилию, выведенные каллиграфическим почерком, дату – 26 мая 1900 года, печать Лондонской медицинской школы для женщин, а также заявление всему миру, что она прошла необходимое обучение и отныне имеет право называться доктором.

– Доктор Индия Селвин Джонс. Не правда ли, звучит красиво? – спросил Фенвик.

– Согласна. Звучит красиво. Но мне надо услышать эти слова еще несколько раз, прежде чем я в них поверю.

– Чепуха! Кому-то и нужна бумажка, подтверждающая, что они врачи. Однако вы к таким не относитесь.

– Профессор Фенвик! Профессор, идите сюда… – раздался пронзительный женский голос.

– О боги, – вздохнул профессор. – Декан. Похоже, эта дьяволица притащила с собой главного врача Бродмурской больницы. Хочет, чтобы я убедил его взять кое-кого из вас на работу в эту больницу. Вам чертовски повезло, что Гиффорд уже взял вас к себе.

– Да, сэр. Мне просто не терпится поскорее начать.

– Неужели? – фыркнул Фенвик. – А вы хорошо знаете Уайтчепел?

– Я немного работала в Королевской бесплатной больнице.

– А по вызовам на дом ходили?

– Нет, сэр.

– Беру свои слова назад. Насчет Гиффорда и везения.

Индия улыбнулась:

– Неужели это так скверно? Я ходила по вызовам в других бедных районах. В Камдене, Паддингтоне, Саутуарке.

– Запомните, Джонс, Уайтчепел – уникальное место. Другого такого не сыщете во всем Лондоне. Вы там многое узнаете и многому научитесь. Можете не сомневаться. Но с вашим умом и знаниями вам бы стоило поработать в клинике при каком-нибудь университете, обучаясь у прекрасных врачей. Потом открыть свой кабинет, как Хэтчер. Частная практика. Ваше место там.

– Сэр, открытие своего кабинета мне не по карману.

Фенвик выразительно посмотрел на нее:

– Даже если бы и было по карману, сомневаюсь, что вы на это согласились бы. Дай вам ключи от прекрасно оборудованного кабинета где-нибудь на Харли-стрит, вы их тут же вернете и помчитесь в трущобы.

– Мне, сэр, предпочтительнее туда просто пойти, – засмеялась Индия.

– По-прежнему бродите по воздушным замкам?

– Сэр, мне больше нравится называть это целями.

– Значит, больница?

– Да.

– Для женщин и детей.

– Совершенно верно.

Фенвик вздохнул:

– Помню, как вы с Хэтчер говорили об этом, но я тогда не поверил, что ваша затея пойдет дальше разговоров.

– У Харриет не пошло. У меня… пошло.

– Джонс, вы хоть представляете, с чем столкнетесь в первые же дни работы?

– Кое-что представляю.

– Сбор денег… охота за подходящим местом… Вы свихнетесь от одной только административной стороны вашей затеи. Вам понадобится время, чтобы сдвинуть больницу с мертвой точки. Уйма времени, когда у вас не будет ни минуты, чтобы просто передохнуть. Работая у Гиффорда, вы собьетесь с ног. Как вы все это выдержите?

– Я найду способ, сэр. Чтобы почувствовать разницу, надо попробовать, – решительно произнесла Индия.

Фенвик покачал головой:

– Помните, как шесть лет назад вы говорили мне те же слова? Только-только появившись здесь. Я до сих пор не могу понять зачем.

– Зачем… что?

– Зачем у молодой аристократки, принадлежащей к одной из богатейших семей Англии, такая тяга почувствовать разницу?

– Сэр, я не… я не… – вспыхнула Индия.

– Профессор! Профессор Фенвик!

Опять декан.

– Мне надо идти, – сказал Фенвик, но не тронулся с места; несколько секунд он сосредоточенно разглядывал свои ботинки, затем добавил: – Не стану скрывать, мне будет недоставать вас, Джонс. Вы были лучшей студенткой из всех, кто у меня учился. Рациональной, логичной, без эмоций, не в пример моему нынешнему стаду дурочек. Рад был бы сказать, что самое тяжелое уже позади, но это лишь начало. Вы хотите почувствовать разницу, изменить мир, однако у мира могут быть свои мысли на сей счет. Надеюсь, это вам известно?

– Конечно, сэр.

– Хорошо. Тогда зарубите себе на носу: что бы в вашей тамошней жизни ни случилось, вы врач. И очень хороший. Этого отнять у вас никто не сможет. И не потому, что так написано здесь. – Он постучал по кожаному переплету ее диплома. – А по причине… – Он коснулся лба Индии. – Никогда об этом не забывайте.

Теперь настал черед Индии разглядывать свои туфли.

– Не забуду, сэр, – прошептала она.

Ей хотелось поблагодарить профессора за все, что он сделал; за превращение восемнадцатилетней невежды во врача. Но она не знала, как это сделать. Обучение заняло шесть лет. Шесть долгих лет трудностей, борьбы и сомнений. Если бы не Фенвик, Индия не дошла бы до финиша. Но как выразить ему свою благодарность? С чего вообще начать?

– Профессор Фенвик… – произнесла она, подняв голову, но его рядом уже не было.

Индию захлестнуло чувство одиночества и потери. Вокруг смеялись и весело болтали недавние однокурсницы. Их окружали родные и друзья. Только она была одна, если не считать Мод. Фредди отсутствовал по причине государственных дел. Уиш в Америке. Ее родители жили в Блэквуде, за сотни миль от Лондона. Но даже если бы они жили рядом со школой, то все равно не пришли бы. Индия это знала.

На мгновение она подумала о том, кто обязательно пришел бы, если бы смог; о парне, который пешком прошагал бы из Уэльса до Лондона, чтобы в этот день оказаться рядом с ней. Хью. Мысленным взором Индия увидела его взбегающим по Оуэнс-Хилл, услышала его смех. Мозг подкинул другую картину: Хью стоит на скале Диффидс-Рок, голова запрокинута, руки распростерты и обращены к хмурым и ненастным валлийским небесам. Индия попыталась прогнать эти картины, но не смогла. Глаза защипало от слез. Она торопливо смахнула слезы, зная, что Мод где-то неподалеку – сестра обещала ей праздничное чаепитие. Знала Индия и о нетерпимости сестры к растрепанным чувствам.

– Прекрати, Джонс! Немедленно! – прошипела себе Индия. – Чувства затуманивают ясность суждений.

– И шампанское тоже, старуха, но потому-то мы и любим его! – вдруг послышался рядом громкий мужской голос.

Индия стремительно обернулась и застыла в изумлении.

– Уиш! – воскликнула она; двоюродный брат наклонился и чмокнул ее в щеку. – Что ты здесь делаешь? Я думала, ты в Штатах!

– Только что вернулся. Корабль пришвартовался вчера. Едва дождался, пока из трюма выкатят мой автомобиль, и гнал сюда, не щадя мотора. Такое событие, Инди, я не пропустил бы даже ради всех сокровищ мира. Разве ты не видела меня в задних рядах? Я аплодировал как сумасшедший. Бингэм тоже.

– Бинг, это и в самом деле ты? – спросила Индия, глядя за спину брата.

Там стоял Джордж Литтон, двенадцатый герцог Бингэм.

– Привет, Инди, – сказал он, робко протягивая руку. – Поздравляю.

– Какой замечательный сюрприз! Я вас попросту не увидела. Мод стянула мои очки. Уиш, глянь-ка на себя! Такой загорелый и обаятельный. Поездка была успешной? Ты теперь миллиардер?

– Пока еще нет, старая землеройка, но скоро стану, – засмеялся Уиш.

– Дорогая, только не подзадоривай его. Он и так уже лоснится от самодовольства. – В голосе сестры звучала ужасающая скука.

– Мод, верни мне очки! – потребовала Индия.

– Ни в коем случае. Это не очки, а сущая жуть. Они испортят фотографии.

– Но без них я ничего не вижу.

– Если уж ты так настаиваешь, – вздохнула Мод. – Знаешь, Индия, если стекла твоих очков станут еще толще, ты будешь таскать на носу настоящий бинокль. – Мод поморщила нос. – Не уйти ли нам отсюда? Здесь просто воняет больницей.

– Слушайся свою слишком старшую сестру и собирай вещички, Болтушка Инди, – сказал Уиш.

– Очень смешно, Уиш, – буркнула Мод.

– Уиш, не называй меня этим отвратительным прозвищем! – потребовала Индия.

– Что, и в самом деле отвратительное? – улыбнулся Уиш. – А помнишь, почему я наградил тебя им? Тебе тогда было лет десять, и ты взахлеб трещала об особенностях гнездования крапивников. В тебе уже тогда проявлялась исследовательская жилка. И неукротимое многословие.

– У неукротимого многословия есть более точное определение: словесный понос, – произнес Бинг, моргая, как сова.

Уиш и Мод покатились со смеху. Бинг слегка улыбнулся. Индия постаралась сохранить серьезное выражение. Все они росли вместе и, когда встречались, сразу вспоминали про старые привычки. Индия смотрела на них – все трое почти задыхались от смеха. Так и казалось, что Уиш сейчас шлепнет Бингэма поварешкой, а Мод добавит в заварочный чайник чернил. Потом, не в силах удержаться, Индия тоже захихикала. Внезапное появление Уиша и Бинга заставило ее забыть про недавнюю грусть. Теперь она сияла от счастья. Детьми они были не разлей вода, но сейчас редко собирались в одном месте и в одно время. Мод, повинуясь капризам, путешествовала по экзотическим местам. Уиш постоянно ставил финансовые эксперименты. Из банкира он превратился в игрока на бирже. Он умел за считаные дни сколотить целое состояние и столь же быстро потерять все деньги. Бингэм редко покидал Лонгмарш, предпочитая шумным лондонским улицам тишину лесов и лугов. А Фредди, жених Индии и брат Бингэма, практически жил в палате общин.

– Ребята, нам надо торопиться. – В голосе Уиша ощущалось нетерпение. – Так что собирай вещички, леди Инди.

– И таким прозвищем прошу меня тоже не называть, – предупредила Индия.

– А как тебя назвать, если мы опоздаем к ланчу? Мы заказали столик в «Коннахте» на половину первого. Решили устроить тебе маленький праздник. Но если не поторопишься, мы туда не доберемся.

– Уиш, незачем было… – начала Индия.

– Не волнуйся. Это не я. Затея Литтона.

– Бинг, незачем было…

– И не я, Инди. Мой братец.

– Что, Фредди тоже здесь? – изумилась Индия. – Как? Когда? Он говорил, что получил приглашение к К.-Б. на все выходные.

– Ничего не знаю, – пожал плечами Уиш. – Видно, сумел отвертеться. Фредди я застал уже на лестнице. Он спускался вниз. Я подбросил его сюда.

– А где он сейчас?

– На улице. Разворачивает машину.

– Уже нет. Я здесь, – сказал молодой блондин.

Он был высоким и худощавым, одетым в элегантный короткий сюртук и шевиотовые брюки. В его сторону тут же повернулась дюжина восхищенных женских голов. Возможно, какая-нибудь престарелая дряхлая тетушка или совсем юная девица и спросили бы, кто он такой, но большинство собравшихся сразу его узнали. Он был членом парламента, восходящей звездой, чей дерзкий переход из стана консерваторов к либералам приковал к себе внимание газет. Он был младшим братом Бингэма, всего лишь вторым сыном в семье, но застенчивый, тушующийся Бинг всегда мерк на его фоне.

– Фредди, что тебя сюда принесло? – спросил Уиш. – Я даже заволновался.

– Я тронут, старик. Искренне тронут.

– Речь не о тебе. Об авто.

Уиш дрожал над своим новеньким «даймлером».

– Хм… Да. С машиной что-то не совсем так, – признался Фредди. – Я никак не мог включить на этой чертовой жестянке обратную передачу. В нейтральное положение рычаг тоже не переводился. Мне и мотор заглушить не удалось.

– Фредди… – начал Уиш, но Фредди его не слушал; он целовал Индию в щеку. – Отлично, дорогая! Мои поздравления.

– Фредди, ты болван! – заорал Уиш. – Как понимать, что тебе не удалось заглушить мотор? В каком состоянии машина? Едет сама?

– Разумеется, нет. Я усадил туда швейцара. Когда я видел его в последний раз, он двигался в сторону Кингс-Кросса.

Уиш с руганью выскочил из аудитории. Бинг последовал за ним.

– Его драгоценное авто в полном порядке, – улыбаясь во весь рот, признался Фредди. – Стоит перед входом. Но ты видела физиономию Уиша?

– Фредди, это уже злая шутка! Бедняга Уиш! – воскликнула Индия.

– Бедняга Уиш. Скажешь тоже! – фыркнула Мод. – Для него это хороший урок. А то помешался на автомобилях. Может, мы все-таки уйдем отсюда? Меня уже тошнит от здешних запахов. Инди, я не преувеличиваю. Жуть полнейшая. Чем это воняет?

Индия принюхалась:

– Я ничего не ощущаю.

– У тебя нос заложен, что ли? Как ты можешь ничего не чуять?

Индия принюхалась еще раз:

– А-а, так это ка…

Она хотела сказать «капуста». У соседней церкви была благотворительная кухня для бедняков, и запахи оттуда всегда проникали в аудиторию. Но Фредди не дал ей договорить.

– Это кадавры, – заявил он. – В просторечии, трупы. Инди мне о них рассказывала. Лучшие отправляют в колледжи при больницах Гая и Барта, а женской школе достаются уже с тухлятинкой.

Мод побледнела, прижав к груди унизанную кольцами руку.

– Мертвецы? – шепотом переспросила она. – Фредди, ты явно шутишь. Скажи, что шутишь.

– На этот раз нет. Я предельно серьезен. Даже поклясться могу.

– Боже милостивый, меня сейчас вытошнит! Я немедленно ухожу.

Мод ушла, зажимая рот рукой.

– Предельно серьезен? – накинулась на жениха Индия. – Неужели, когда мы собираемся вместе, обязательно нужно превращаться в двенадцатилетних оболтусов?

– Обязательно, – ответил Фредди.

Он наградил ее ослепительной улыбкой, и Индия, наверное, в миллионный раз подумала, что Фредди – самый обаятельный мужчина из всех, кого она видела.

– Ты несносен, Фредди. Честное слово.

– Да. И я это признаю́. Но только таким способом я смог хотя бы пять минут побыть наедине с тобой, – сказал Фредди, сжимая руку Индии. – А теперь собирай вещи, старая жердь. Мы отправляемся в «Коннахт».

– Уиш сказал, чья это затея. Фредди, можно было обойтись и без торжеств.

– Я так хотел. Насколько тебе известно, люди не каждый день становятся докторами.

– Это так здорово! Так неожиданно! Я думала, ты все выходные проведешь у К.-Б.

К.-Б. сокращенно именовали Генри Кэмпбелла-Баннермана, лидера оппозиции. Ходили слухи, что лорд Солсбери, британский премьер-министр и нынешний глава консервативной партии, намерен осенью провести всеобщие выборы. Кэмпбелл-Баннерман созвал свой теневой кабинет для выработки платформы либеральной партии. Туда же пригласили нескольких перспективных заднескамеечников, включая Фредди.

– Старый шалунишка все отменил, – сказал Фредди. – Подустал малость.

– И когда ты узнал?

– Пару дней назад.

– А почему мне не сказал? – спросила задетая Индия.

Она и так переживала, зная, что его не будет на церемонии.

– Дорогая, я собирался, – сокрушенно произнес Фредди. – Наверное, нужно было так и сделать. Но едва мне стало известно, что тягомотина на выходные отменяется, я решил сделать тебе маленький сюрприз и отпраздновать твой выпуск. А теперь хватит метать в меня молнии. Идем за твоими вещичками.

Индии стало стыдно. Как у нее язык повернулся отчитывать Фредди? Он всегда был таким предупредительным. Они вышли из аудитории и по узкому коридору направились в лекционный зал, где Индия и другие выпускницы оставили свои вещи. Зал поразил ее полной тишиной. Индия не помнила, чтобы здесь бывало так тихо. Фредди уселся на скамью и стал открывать бутылку шампанского, похищенную со стола с напитками. Индия огляделась по сторонам, но не в поисках своих вещей. Она обвела глазами помещение, глядя на ряды скамеек, поднимающихся амфитеатром, прозекторский стол, шкафы, плотно забитые толстыми медицинскими книгами и справочниками, скелет по прозвищу Понсонби, болтающийся на подставке… и поняла, что видит все это в последний раз. Грусть, заглушенная встречей с друзьями и женихом, нахлынула на нее снова.

– Поверить не могу, что все закончилось и мне уже больше не сидеть здесь, – сказала Индия.

Фредди что-то пробурчал, хмурясь на неподатливую пробку.

– Это место… эта школа… все годы, проведенные здесь… все позади… – Голос Индии дрогнул.

В мозг хлынули картины прошлого. Яркие фрагменты. Она увидела себя и Харриет Хэтчер в анатомическом театре, склонившимися над трупом. Они удаляли кожу, называя и зарисовывая мышцы и кости, стараясь делать это как можно быстрее, пока трупный запах не сделался невыносимым. А главное, стараясь, чтобы их не вывернуло. «Чиркануть и блевануть» – так это называлось на их жаргоне. Профессор Фенвик то ругал их растяпами с кривыми руками, то приносил соду и подставлял ведро.

Однажды профессор оказался для них с Харриет настоящим ангелом-хранителем, появившись буквально из ниоткуда. Толпа пьяных первокурсников из колледжа при больнице Гая подкараулила их за воротами школы. Парни спустили брюки и потребовали, чтобы студентки осмотрели их члены.

– К сожалению, джентльмены, мои студентки не смогут выполнить вашу просьбу, – сказал профессор Фенвик. – Им запрещено выносить микроскопы за пределы здания школы.

Доктор Гаррет Андерсон, декан. Живая легенда. Первая англичанка, получившая медицинское образование, одна из основателей школы. Энергичная, остроумная, твердостью воли не уступавшая шеффилдской стали, она была для Индии источником постоянного вдохновения и наглядным упреком тем, кто считал женщин слишком слабыми и глупыми для профессии врача.

– Чертова фольга! Как они ее навертели? – пробормотал Фредди, выбивая Индию из раздумий. – Ага! Наконец-то.

Индия посмотрела на жениха. Ей очень хотелось рассказать ему об этом месте, хотелось, чтобы он понял.

– Фредди… – начала она. – Оставь ты эту бутылку…

Увы, было слишком поздно. Фредди направил бутылку на Понсонби и вытащил пробку. Струя залила скелету голову.

– Бедный Понсонби, – вздохнула Индия. – Ты оскорбил его чувства.

– Это муляж. Мертвая конструкция, у которой нет никаких чувств. Садись и давай выпьем. – Фредди постучал по скамейке рядом с собой; когда Индия села, он подал ей бокал. – За доктора Индию Селвин Джонс, – произнес он. – За самую умную в Лондоне девчонку. Дорогая, я так горжусь тобой!

Он чокнулся и залпом осушил бокал.

– Вот, – сказал Фредди, протягивая Индии кожаную коробочку.

– Что там?

– Открой и посмотри.

Индия подняла крышку и вскрикнула от изумления. Внутри лежали изумительно красивые золотые часы с бриллиантовыми цифрами. Фредди перевернул часы обратной стороной. Там было выгравировано: «Думай обо мне».

Индия покачала головой:

– Фредди, это сказочная красота. Даже не знаю, что и сказать.

– Скажи, что выйдешь за меня.

– Я это всегда говорила, – улыбнулась она.

– Тогда переходи от слов к делу. Давай завтра и поженимся.

– Но я на следующей неделе начинаю работать у доктора Гиффорда.

– Плевать на доктора Гиффорда!

– Фредди! Тише! Не говори так.

– Давай убежим. Этим же вечером. – Фредди наклонился и уткнулся носом в шею Индии.

– Не могу, глупенький ты мой. Ты же знаешь, что не могу. У меня есть работа. Важная работа. И ты знаешь, как упорно я добивалась этой работы. И потом, еще и больница…

Фредди поднял голову. Его красивые глаза янтарного цвета потемнели.

– Индия, я не могу ждать вечно. И не хочу. Уже два года, как мы с тобой помолвлены. Два года!

– Фредди, пожалуйста… не порти мне этот день.

– Оказывается, вот чем я занимаюсь! Порчу тебе день? – уязвленным тоном спросил он. – Значит, мое желание видеть тебя своей женой – это непотребные речи?

– Нет, конечно. Я хотела сказать…

– Долгое время твоя учеба стояла на первом месте. Теперь она окончена. Мужское терпение имеет свои пределы. – Фредди поставил пустой бокал, и его голос зазвучал серьезнее. – Мы могли бы столько всего сделать вместе. Тебе всегда хотелось почувствовать разницу. Ты постоянно говорила о желании что-то сделать. Но что ты сделаешь, работая у Гиффорда? Или в больнице, которой вечно не хватает денег? Индия, ты же способна на большее. Так сделай что-то серьезное и важное. Давай вместе работать над реформой здравоохранения. Стань моей советницей. Консультируй меня. И вместе мы сделаем то, чего не было прежде. Мы осуществим настоящие перемены. Не для одного Уайтчепела и даже не для Лондона, а для всей Англии. – Фредди схватил ее за руки; он говорил без передышки, не давая Индии вставить слово или возразить. – Ты замечательная женщина. Ты мне нужна. На моей стороне. – Он притянул Индию к себе и поцеловал. – И в моей постели, – прошептал он.

Индия закрыла глаза и попыталась вдохновиться словами Фредди. Так она делала всегда, стараясь принимать то, что он говорил. Ведь он так заботливо к ней относился, был таким добрым. Фредди любил ее. Он являл собой воплощение всех качеств, о каких любая женщина могла бы только мечтать. Индии хотелось растаять от его поцелуев, но губы Фредди были слишком жесткими и настойчивыми. Жестикулируя, Фредди сдвинул ее очки. Его рука переместилась с талии Индии на грудь. И тогда она отпрянула.

– Надо идти, – сказала она. – Другие уже гадают, куда мы запропастились.

– Не будь холодна со мной. Я так тебя хочу.

– Фредди, дорогой, здесь вряд ли подходящее место…

– Индия, давай назначим дату нашей свадьбы. Я хочу, чтобы мы стали мужем и женой.

– Мы станем. Скоро. Я обещаю, – сказала Индия, поправляя очки.

– Ладно. Ну что, пошли?

– Я еще не нашла свои вещи. Ты иди. Я через пару минут буду.

Фредди попросил ее не увязать в поисках и ушел. Индия смотрела ему вслед и думала, что он, конечно же, прав.

Два года назад в Лонгмарше он встал на одно колено и сделал ей предложение. Вскоре нужно будет определиться с датой свадьбы, и, когда это случится, их с Фредди ждет нескончаемая череда обедов и вечеринок, где ей придется выслушивать такие же нескончаемые разговоры о платьях, кольцах и приданом. И Фредди еще не раз потребует отказаться от ее надежд на больницу и вместе с ним заняться реформой здравоохранения. Слов нет, дело это благородное, но ее призвание – лечить, а не заседать в разных комиссиях. Отказаться от лечения больных Индии было столь же трудно, как и перестать дышать.

Индия нахмурилась, досадуя на себя. Фредди был таким внимательным, а она платила ему неблагодарностью. И она это знала. Давно пора определиться с датой свадьбы. Чего проще: взять и выбрать день. Одну из прекрасных летних суббот.

Она и определилась бы, причем с радостью, если бы…

Если бы она любила Фредди.

Индия еще посидела на скамье, глядя в открытую дверь, затем сбросила мантию. Родные и друзья ждут, и она не вправе затягивать их ожидание. Она сложила мантию, опустив на стул. Провела по волосам и почувствовала, что ее светлые локоны, убранные в аккуратный пучок, теперь разлохматились и свисали тонкими закрученными прядками. Все ее попытки приручить волосы заканчивались ничем. Индия стала приглаживать прядки. Пальцы наткнулись на украшенный драгоценными камнями гребень, который она носила постоянно. Сейчас Индия вытащила гребень, положив на ладонь. Вещица была от Тиффани, парная, и стоила небольшое состояние. Платиновый, украшенный десятками мелких, безупречных по красоте драгоценных камней, гребень совершенно не вязался со скромной, неброской одеждой Индии, состоявшей из серой юбки, такой же жилетки и белоснежной накрахмаленной блузки.

Гребень она взяла в день отъезда из Блэквуда. В тот день она повернулась спиной к родовому гнезду, родителям и их проклятым деньгам.

– Учти, Индия, если ты уедешь, я лишу тебя наследства, – заявила мать, чье красивое лицо было белым от гнева.

– Не нужно мне ваших денег, – ответила Индия. – Мне от вас вообще ничего не нужно.

Палец Индии провел по трем изящным инициалам, выгравированным на внутренней стороне гребня, – И. С. Дж. Инициалы совпадали, однако гребень принадлежал ее матери – Изабелле Селвин Джонс, графине Бернли. Если бы не этот гребень, ее бы сегодня здесь не было. Если бы мать не оставила гребень в карете. Если бы Хью его не поднял. Сплошные «если».

Индия прикусила ладонь, пытаясь болью заслониться от воспоминаний. «Не надо, – твердила она себе. – Не вспоминай о нем. Не чувствуй его. Вообще убери все чувства». Но она чувствовала, ибо Хью заставлял ее чувствовать. Больше, чем кто-либо.

Перед мысленным взором снова мелькнуло его лицо. Но на этот раз Хью не смеялся. Он стремительно бежал с реки вверх по склону, держа на руках свою сестру Би. Лицо Би было совсем бледным, а подол платья – красным от крови. Хью завернул сестру в попону и напевал ей всю дорогу до Кардиффа. Неумолчно, ни разу не сбившись. Индия и сейчас слышала его чудесный голос: тихий и нежный. «Paid ag ofni, dim ond deilen, Gura, gura ar y ddor; Paid ag ofni, ton fach unig, Sua, sua ar lan y mor». Индия достаточно знала валлийский, чтобы понимать, о чем он поет. «Ты не бойся, то лист дубовый в нашу дверь сейчас стучится. Ты не бойся, это плещет одинокая волна». Хью пел сестре колыбельную «Suo Gan».

Индия вновь посмотрела на гребень, но увидела только Хью, когда за ним явилась полиция. Его лицо, искаженное горем.

– Опять думаешь о нем? – послышалось со стороны двери.

Индия вздрогнула и подняла голову. Мод не вытерпела и пошла за ней.

– Бедняжка Инди, – насмешливо произнесла Мод, – не смогла спасти Хью и потому решила спасать мир. Бедный мир. Он еще не знает, что́ его ждет.

Индия не ответила. Ну почему Мод всегда насмехается над печальными событиями?

– Меня отправили в этот склеп за тобой. Так что прекращай вызывать духов и собирай вещички, – продолжала Мод. – Дальше я уже не в состоянии удерживать эту свору. Уиш уговаривает несчастную декан вложить деньги в его очередную безумную затею. Фредди спорит с каким-то престарелым скрипучим тори… и… Индия, ты никак ревела?

– Нет, конечно. С чего ты взяла?

– Нос весь красный. И на волосы посмотри. Сплошные джунгли. Отдай мне гребень.

Мод расчесала светлые волосы сестры, скрутила узлом на затылке, потом отошла, оценивая прическу Индии.

– Чудесно! – похвалила себя Мод.

Индия улыбнулась и попыталась с благодарностью принять жест старшей сестры. У них такие жесты заменяли сестринскую любовь.

Потом Мод окинула взглядом одежду Индии и нахмурилась:

– И в этаком виде ты явишься в «Коннахт»?

– А чем тебе не нравится? – спросила Индия, расправляя юбку.

– Я думала, ты захватишь смену одежды. То, что на тебе, слишком… унылое. Ты выглядишь так, словно отправляешься на похороны.

– Ты говоришь совсем как мама.

– Ничего подобного!

– Говоришь!

Пока Мод упорно отрицала малейшее сходство с их матерью, Индия надела жакет и шляпу. Потом взяла черную мантию, докторский саквояж и последовала за сестрой. Поднявшись на последнюю ступеньку, у самой двери, Индия обернулась и бросила прощальный взгляд на аудиторию, на все книги, схемы и заспиртованные образцы, а также на Понсонби. Она прошептала слова прощания. Ее глаза снова были ясными, а лицо – спокойным. Душевную боль она спрятала поглубже. Индия Джонс вновь была собой. Хладнокровной. Невозмутимой. Энергичной. Восприимчивой. Умеющей держать чувства под строгим контролем.

– Никогда не давай им волю, – прошептал ей Понсонби. Или только показалось? – Всегда помни: чувства туманят ясность суждений.

И еще много чего, старина, подумала Индия. Много чего. 

Глава 2

Джозеф Бристоу поднялся на крыльцо дома 94 по Гросвенор-сквер в Мейфэре. Его особняк был выше и внушительнее большинства соседних зданий. В Лондон Джо вернулся ранним поездом и прямо с вокзала Кингс-Кросс поехал домой. Как хорошо, что сегодня воскресенье. Часы показывали час дня. Обед наверняка уже подан. Джо рассчитывал на баранью ногу или ростбиф с йоркширским пудингом. Целую неделю Джо провел в Брайтоне, подыскивая место для нового магазина его компании «Монтегю». Он скучал по дому. По домашней еде. Но сильнее всего Джо скучал по семье. Ему не терпелось увидеть Фиону и маленькую дочурку Кейти. Джо потянулся к звонку, однако дверь распахнулась сама.

– С возвращением, сэр. Позвольте взять ваши вещи, – произнес Фостер, их дворецкий.

– Добрый день, мистер Фостер. Как поживаете?

– Отлично, сэр. Благодарю за то, что поинтересовались.

Джо собрался было спросить у него, где Фиона, но в этот момент мимо пронеслись два фокстерьера.

– С каких пор у нас появились собаки? – спросил Джо.

– Они наше недавнее приобретение, сэр. Кто-то оставил их в парке. Они совсем оголодали и клянчили у гуляющих еду. Миссис Бристоу взяла их домой.

– И почему меня это не удивляет? – покачал головой Джо. – Как их зовут?

– Липтон и Твайнинг, – ответил дворецкий. – Миссис Бристоу сказала, что они похожи на ее конкурентов. Постоянно тявкают и путаются под ногами.

Джо засмеялся. Он смотрел, как собаки носятся по холлу, наскакивая друг на друга и задорно лая. Потом один подбежал к стойке для зонтиков и уже собирался задрать ногу, но быстрый пинок Фостера убедил его этого не делать. Второй пес запрыгнул в большой горшок с папоротником и принялся лихорадочно рыть землю.

– Прошу прощения, сэр.

Фостер двинулся к невоспитанному животному. В этот момент в холл ворвались двое сорванцов, которые размахивали тростями, словно копьями. Это были Робби и Сюзи, дети Эллен, сестры Джо. За собой они тащили шелковый коврик, связанные концы которого образовывали подобие сумки. На коврике сидела очаровательная синеглазая малышка – его дочь Кейти. Она грызла печенюшку. Джо нагнулся и поцеловал свое сокровище.

– Привет, мои любимцы, – поздоровался он с детьми. – Что это вы затеяли?

– Похищаем Кейти, чтобы потребовать за нее выкуп, – ответил Робби. – Мы из племени кикуйю, а Кейти – из масаев. В Африке есть такие племена. Я читал о них в журнале для мальчиков.

– Да ну?

Из гостиной донесся громкий вопль.

– Военный отряд! Отступаем к холмам Нгонг! – крикнул Робби.

Кейти успела помахать отцу. Ее потащили в столовую, а в холле появились еще трое детей – потомство младшего брата Джимми. За ними, бормоча ругательства, неслась их мать Мег. Успев чмокнуть Джо в щеку, она побежала дальше.

Джо покачал головой. Тихий день? Спокойный обед? В этом-то доме? О чем он думал?

– Интересно бы знать, как проходят воскресные дни в соседних домах, – произнес он вслух. – Дотягивают ли они по уровню сумасшествия до нашего?

– Вы про Гренвилл-Баркеров? Про Уолсингемов? – спросил Фостер, вновь появляясь в холле с одним из фокстерьеров под мышкой. – Я бы так не думал, сэр.

– Кстати, мистер Фостер, где моя миссус?

– В саду, сэр. У нее полным-полно гостей.

– Гостей?

– Благотворительный ланч по сбору средств на ремесленную школу для девочек при миссии Тойнби.

– Впервые слышу про этот ланч.

– Миссис Бристоу сама узнала всего три дня назад. К ней обратились его преподобие и миссис Барнетт. Вроде у школы частично обрушилась крыша. Результат сильных ливней.

– И моя жена в очередной раз занимается чьей-то бедой.

– Полагаю, это становится неотъемлемой частью ее дел.

– А чего-нибудь пожевать найдется?

– Все угощение подано в сад, сэр.

Джо пересек дом и вышел в залитый солнцем сад. Он ожидал увидеть человек двадцать или чуть больше, но, к его удивлению, там собралось больше сотни. Что еще удивительнее, все они молчали. Вскоре Джо понял причину столь тихого поведения гостей. В дальнем конце сада стояло около сорока девочек от десяти до шестнадцати лет. Их окружали завораживающе красивые кусты красных роз. Воспитанницы школы. Все были вымыты и причесаны, а их юбки и блузки, явно доставшиеся от старших сестер и матерей, аккуратно отглажены. Одна из воспитанниц запела чистым, звонким голосом. Остальные подхватили. Джо узнал песню. «Come into the Garden, Maud»[2]. Гости стояли в полном молчании. Некоторые вытирали глаза.

– Ах, Фиона, ну и бесстыжая ты девчонка! – прошептал Джо.

Он оглядывал собравшихся, высматривая жену. Фиону он отыскал не сразу, зато увидел много знакомых лиц. Ведущие промышленники, аристократки, политики. Фиона собрала их всех и перемешала у себя в саду. Торговцев с виконтами, актрис – с министрами кабинета, социалистов – с представителями высшего общества. Разделы светской хроники называли Джо и Фиону ’Арри и ’Арриета, ехидно намекая на мир лондонских кокни, в котором они родились и выросли. Газетчики злословили, что дом 94 по Гросвенор-сквер – единственный дом в Мейфэре, где дворецкий говорит по-английски лучше, чем его хозяева. Это не мешало людям из самых высших слоев общества добиваться приглашения на приемы, устраиваемые Фионой.

Гостям нравилось бывать в доме 94. Разговоры, смех, сплетни, споры. Здесь угощали отменной едой и подавали лучшие вина. Но главной силой, способной повлиять на самого высокомерного и заносчивого критика, была сама Фиона. Прямая, обезоруживающая своей прямотой, легко находящая общий язык с уборщицами и герцогинями. Глава международной чайной империи, одна из богатейших женщин мира, она была у всех на устах. Ею восхищались. О ней не переставали говорить. Все знали историю ее стремительного подъема с самых низов. Все знали, что ее отец был складским грузчиком, которого убили, а вскоре она лишилась и матери. Вынужденная спасаться бегством, она приплыла в Нью-Йорк, где на нее положил глаз местный магнат. Однако замуж она вышла не за него, а за виконта. Несколько лет назад виконт умер, но Фиона по-прежнему носит его кольцо с бриллиантом.

– Есть ли у нее дети от первого брака? Нет, дорогая. Не было у них с первым мужем детей. Почему? Он был… из тех самых… ты понимаешь.

Такие разговоры велись сплошь и рядом. Не меньший интерес вызывало дерзкое разорение ею своего конкурента.

– Дорогая, так она же сделала это из мести. Тот человек убил ее отца. И ее пытался убить! Представляешь?

Сарджент донимал ее просьбами попозировать для него. Эскоффье назвал в ее честь десерт. Когда Уорт окрестил новый ансамбль из юбки с жакетом «Костюмом Фионы», модницы замучили портних требованиями сшить им такой же. В гостиных, за чаем с пирожными, дамы шептались о том, что она не носит корсет. В мужских клубах, за портвейном и «Стилтоном», джентльмены во весь голос кричали, что корсет ей и не нужен, поскольку на самом деле Фиона… мужчина. Иного быть не может, поскольку у нее самые большие яйца во всем Лондоне.

Наконец в одном из углов сада Джо заметил жену. Едва девичий хор закончил петь, Фиона встала и обратилась к гостям:

– Леди и джентльмены! Прекрасные голоса, только что звучавшие здесь, принадлежат воспитанницам ремесленной школы для девочек при миссии Тойнби. А теперь я прошу вас послушать куда менее прекрасный голос… мой собственный. – Гости засмеялись, кто-то стал возражать, но Фиона продолжила: – Эти девочки растут в семьях, доход которых меньше одного фунта в неделю. Представьте семью из шести человек, вынужденную целую неделю жить на деньги, которые кто-то из нас тратит на журналы или шоколадные конфеты. Благодаря исключительной смышлености этих девочек отобрали для обучения в школе, где они получат востребованную профессию и таким образом смогут выбраться из нищеты. Его преподобие и миссис Барнетт рассказали мне, что обильные дожди повредили часть школьной крыши. И теперь, едва пойдет дождь, занятия прекращаются, а дети вынуждены сбиваться в кучу, чтобы не промокнуть до нитки. Слыша об этом, вы наверняка испытываете такое же потрясение, какое испытала я.

Фиона вновь сделала паузу, дав улечься эмоциональным восклицаниям.

– Школьное здание отчаянно нуждается в новой крыше. Но крыша – лишь начало. Когда она появится, нам понадобятся дополнительные столы, доски, книги. Школе понадобятся новые учителя и деньги на оплату их жалованья. Но больше всего нам понадобитесь… вы. Нам понадобится ваша постоянная помощь, ваша доброта и щедрость. Это позволит нам увеличить число учащихся и расширить круг профессий. Мы начинали с экономок, гувернанток и поварих. Теперь надо двигаться дальше. Владелицы магазинов вместо продавщиц, управляющие вместо секретарш, президенты компаний вместо женщин-клерков. В том числе и чайных компаний. Что скажете, сэр Том? – спросила она, подмигнув Томасу Липтону.

– Нет уж, довольно с нас одной! – воскликнул Липтон.

– Математика, экономика, бухгалтерское дело… Да, прежде девочек такому не учили. Спрашивается, чему их нужно учить сейчас? И для чего? Чтобы по вечерам, когда закроется их кондитерский магазин, они могли бы в холодной комнате, при свечах, читать Шекспира? Нет. Если их цель – вырваться из порочного круга нищеты, им нужна более квалифицированная работа, с более высоким жалованьем и более широкими возможностями…

Джо смотрел на жену и в который уже раз, наверное в миллионный, думал, что никогда не видел более очаровательной женщины. Он знал ее с детства. Красота Фионы не только не поблекла, наоборот, жена стала еще красивее. На ней была белая блузка, жакет небесно-голубого цвета и такая же юбка. Покрой юбки умело скрывал растущий живот. Фиона находилась на четвертом месяце беременности их вторым ребенком и вся сияла от счастья. Ее густые черные волосы были уложены в высокую прическу, закрепленную жемчужными гребнями. Щеки Фионы раскраснелись от теплого дня, а ее несравненные сапфировые глаза лучились от чувств, передаваемых словами. Пока она говорила, никто не перешептывался и не переминался с ноги на ногу. Глаза всех собравшихся были устремлены на нее.

Глядя на жену, Джо испытывал прилив гордости, однако под гордостью таилась тревога. Под прекрасными синими глазами темнели круги, а лицо выглядело похудевшим. Она работает не щадя себя, подумал Джо. Такой плотный график был под силу не каждому мужчине. Фиона вставала в пять утра и до восьми работала в домашнем кабинете. Затем они втроем завтракали, после чего она отправлялась в свою контору на Минсинг-лейн. К трем часам дня Фиона обычно приезжала домой, чтобы выпить чая с Кейти и немного поиграть, затем возвращалась на работу. Ее рабочий день заканчивался в девять вечера, когда они с Джо ужинали и за бокалом вина рассказывали друг другу о событиях дня. И при такой занятости Фиона еще изыскивала время, чтобы неутомимо заниматься делами созданного ею благотворительного фонда – Общества помощи Восточному Лондону. В ведении фонда находились школы, приюты и благотворительные кухни.

Джо часто говорил ей, что проблемы Восточного Лондона слишком обширны и одной женщине с ними не справиться. Ее героические усилия – капля в море. Настоящая помощь должна исходить сверху, от правительства. Нужны программы по выходу из нищеты. Нужны выделяемые парламентом деньги для финансирования этих программ. Фиона никогда не спорила. Она лучезарно улыбалась и говорила, что он прав, конечно он прав, но сейчас такая-то благотворительная кухня, снабжающая едой окрестных бедняков, нуждается в припасах, и если она отправит фургон в Ковент-Гарден, сможет ли он и его коллеги отдать бесплатно какое-то количество фруктов и овощей? Джо отвечал «да», затем просил прекратить работать на износ или хотя бы побольше отдыхать, но она никогда не прислушивалась.

Фиона закончила речь. Гости бурно зааплодировали. Фиону обступили желающие внести пожертвование. Джо продолжал аплодировать, когда почувствовал у себя на спине чью-то руку.

– Привет, старина!

Это был Фредди Литтон, член парламента от Тауэр-Хамлетс – части Лондона, куда входил Уайтчепел и школа для девочек. Джо удивился его появлению. Вряд ли Фредди собирался сделать пожертвование. Фиона встречалась с ним не раз в надежде получить правительственные деньги на благотворительные цели, но дальше расплывчатых обещаний дело не шло.

– Привет, Фредди. Рад вас видеть.

– Фантастический успех, – сказал Фредди, покачивая бокал с шампанским. – Кто-то говорил, что Фиона собрала две тысячи. Прекрасная сумма.

Джо решил поставить его на место.

– Согласен, сумма прекрасная. Но было бы еще прекраснее, если бы к этому подключилось правительство. Есть какие-либо шансы?

– Видите ли, его преподобие и миссис Барнетт обращались и ко мне. Я направил в палату общин запрос о выделении средств в размере пятисот фунтов. Не хваля себя, скажу, что я очень аргументированно обосновал свой запрос, – улыбнулся Фредди. – Проталкивал изо всех сил. Ответ должен прийти со дня на день.

Новость не удовлетворила Джо. По его мнению, Фиона помогала детям Уайтчепела намного больше, чем избранный представитель. Джо это злило.

– Утренние газеты сообщили, что парламент недавно одобрил выделение сорока тысяч фунтов на обновление королевских конюшен, – сказал Джо. – Наверняка в парламенте смогут найти пятьсот фунтов для школы. Или дети менее важны, чем лошади?

– Разумеется, нет.

Джо пристально посмотрел на него:

– Речь не о детях вообще. О детях бедняков. Ведь их отцы не голосуют. Не могут голосовать, поскольку у них недостаточно денег. Боже упаси, когда они получат это право. Тогда вы все останетесь без работы.

– Чтобы распространить избирательное право на весь рабочий класс, понадобится еще одна реформа избирательной системы. А этого не произойдет. Во всяком случае, при Солсбери, – снисходительно произнес Фредди.

– Время премьер-министра истекает. Он не вечен на своем посту, как и его консервативная политика, – сказал Джо, возмущенный покровительственным тоном Фредди. – В один прекрасный день правительство наделит всех граждан правом голоса. И бедняки будут голосовать наравне с богатыми.

– Политику правительства должны определять те, кто лучше других понимает ее тонкости, – возразил Фредди.

– Политику правительства должны определять те, кто настрадался от этих тонкостей. Вот так-то, дружище.

– Вас послушать, так любой человек, любой бездельник и неуч должен иметь голос в правительстве?

– А почему бы и нет? Многие уже имеют.

– В точку, старина. В точку, – согласился Фредди.

Его губы улыбались, но глаза на мгновение вдруг сделались жестокими и угрожающими. Уже в следующее мгновение лицо парламентария вновь приняло учтивое и дружелюбное выражение.

– Послушайте, Джо, ведь мы с вами как-никак на одной стороне. – (Джо хмыкнул.) – Да, на одной. Нас обоих заботит судьба Восточного Лондона, его жителей и перспективы на будущее. Разве не так?

– Да, но…

– Я знал, что мы найдем общий язык, потому и пришел. Давно собирался с вами поговорить. Думаю, вы слышали о намеченных на сентябрь всеобщих выборах. Официального сообщения пока не было, однако…

Вот оно что, подумал Джо. Судя по всему, Фредди появился уже после того, как девичий хор закончил петь «Come into the Garden, Maud».

– …и тори рассчитывают на победу. Мне нужна ваша помощь. Ваша поддержка, чтобы представительство от Тауэр-Хамлетс осталось за либералами. Мы должны встать крепостной стеной и не допустить продвижение тори.

– «Мы» – это кто? – полюбопытствовал Джо.

– Высший класс.

– Меня к ним не причисляйте.

– К кому это тебя не причислять? – спросил женский голос.

Подошедшая Фиона улыбнулась мужу, сжав его руку. Глаза у нее сияли.

– Фиона, ваш муж, между прочим, умеет быть очаровательно скромным. Я тут втолковывал ему, что он теперь тоже принадлежит к высшему классу и является одной из ведущих фигур нашего общества.

– Фредди, но я же… – начал Джо.

– Я не стараюсь сделать вам комплимент, – сказал Фредди, словно прочитав его мысли. – Да, происходите вы из рабочей среды, но больше к ней не принадлежите. Вы человек, добившийся всего самостоятельно. Вы владеете крупнейшей в стране сетью магазинов и крупнейшим концерном сельскохозяйственной продукции. И всего этого вы добились самостоятельно, подчинив себе могучую силу частного предпринимательства.

– Черт побери, Фредди! – не выдержал Джо. – Здесь не митинг в поддержку вашей партии. Говорите прямо: чего вы хотите?

– Вашей поддержки. Я имею в виду вас обоих.

– Моей?! – воскликнула Фиона. – Но у меня даже права голоса нет.

– Зато есть рычаги влияния, – ничуть не смутился Фредди. – У вас обоих в Восточном Лондоне находятся склады и фабрики. Там работают сотни людей, многие из которых имеют право голоса. Мне нужны их голоса. Место в парламенте я получил как консерватор, но затем ушел из их стана. Тори хотят вернуть это представительство себе. Дикки Ламберт – их ставленник – действует весьма агрессивно. Меня ждет яростное столкновение с ним. Выборы пока еще остаются на уровне слухов, однако его это не смущает. Он вовсю разглагольствует о них по местным пабам.

– А откуда у вас такая уверенность, что рабочие не проголосуют за лейбористов? – спросила Фиона.

– Да вы шутите! – засмеялся Фредди. – Это же кучка горлопанов марксистского толка! Никто не принимает их всерьез.

– Думаю, наши рабочие сами разберутся, за каких кандидатов им голосовать, – сказал Джо. – И подсказки со стороны им не нужны.

– Ошибаетесь, Джо. Еще как нужны. Вы для них – наглядный пример. Они равняются на вас. Хотят быть такими же, как вы. И они сделают то, что вы им скажете.

– А что вы сделаете для них? – спросила Фиона.

– Я намерен работать с предпринимателями, чтобы Восточный Лондон ощутил приток капитала. Больше сахарных заводов. Новые пивоварни. Новые фабрики. Мы сделаем перемещение производства выгодным для деловых людей. Например, льготное налогообложение.

– Но эти меры обогатят только фабрикантов.

– Замечание не по существу, – поморщился Фредди. – С появлением новых фабрик появятся и новые рабочие места.

Джо изумленно покачал головой. Фредди не знал ровным счетом ничего о жизни своих избирателей. Такое незнание было ошеломляющим и даже оскорбительным.

– Вот только какими будут эти новые рабочие места? – спросил Джо, голос которого зазвучал громче. – Еще одна кондитерская или спичечная фабрика? Еще одна дубильня? Еще один склад? Там по-прежнему платят жалкие гроши. Бедняги, работающие в таких местах, гнут спину от зари до зари, работают по шесть дней в неделю и все равно вынуждены выбирать между покупкой еды и угля.

Фредди посмотрел на него так, словно Джо был умственно отсталым ребенком.

– Правительство не виновато, если какой-то человек не научился распоряжаться своими деньгами.

– Да поймите вы наконец: там нечем распоряжаться! Всё, что зарабатывается, тут же тратится на насущные нужды, – почти закричал Джо.

– Зато деньги на пабы у них находятся всегда. По вечерам там не протолкнуться. Это мне известно по собственному опыту, – сказал Фредди. – Я ходатайствовал о закрытии самых злачных из них. Но либералы позаботятся не только о новых рабочих местах в Восточном Лондоне. Мы намерены укрепить там законность и порядок. Я сам возглавлю решительную борьбу с преступностью. Фактически уже начал. Я увеличил число полицейских на улицах и организовал патрулирование акватории Темзы. Сейчас я выступаю за ужесточение наказаний для нарушителей закона.

– Такие заявления мы слышим от каждого политика, – сказал Джо.

– Но не у каждого политика за словами следуют дела. Как вы знаете, я охочусь за Мэлоуном. Да, за Мэлоуном.

При звуке этого имени у Джо дрогнуло сердце. Он украдкой взглянул на Фиону. Их глаза встретились. «Молчи», – предостерегали глаза жены. Джо поспешно отвернулся, не желая, чтобы Фредди видел их молчаливый диалог. А Фредди, если и видел, умело это скрыл, продолжая свой монолог.

– Я до него еще не добрался. Но обязательно доберусь. Я добьюсь показательного суда над ним. Он обязательно на чем-нибудь споткнется. Они все спотыкаются. Покалечит кого-нибудь при ограблении или даже убьет. И тогда я отправлю его на виселицу. Попомните мое слово.

Фиона побледнела так сильно, что Джо за нее испугался. Взяв жену за руку, он собирался проводить ее к ближайшему стулу. В этот момент словно из воздуха возник Фостер и тихо сообщил миссис Бристоу о посетителе, который желает ее видеть.

– Так проводите его сюда, – попросила Фиона.

– Я бы этого не делал, мадам, – ответил дворецкий и кивнул в сторону оранжереи.

Посмотрев туда, Джо увидел за стеклянной стеной незнакомого человека в мешковато сидящем костюме. Одна рука была у него на перевязи. Незнакомец сразу не понравился Джо. Раньше, чем он успел спросить о незнакомце, Фиона извинилась и сказала, что ей нужно отлучиться.

– Неотложное дело, – торопливо пояснила она. – Я недолго.

Джо стало не по себе. Он везде и во всем старался оберегать жену. Фиона называла это чрезмерной опекой. Ему почему-то захотелось ее удержать. Он почти уже двинулся следом, когда Фредди снова заговорил. Тем временем Фиона вошла в оранжерею и поздоровалась с незнакомцем, пожав ему здоровую руку. Джо отругал себя за излишнюю подозрительность.

– Фредди, извините, я отвлекся. О чем вы говорили?

– Я говорил: если Мэлоуна повесят, это будет грозным посланием остальному ворью и головорезам в Восточном Лондоне.

– Закон и порядок – это прекрасно. Никто не спорит. Но с их помощью вопрос решается лишь частично. Пьянство, насилие, преступность… все они растут на почве нищеты. Устраните нищету, и многие проблемы исчезнут.

Фредди засмеялся:

– Знаете, старый крот, своими рассуждениями вы все больше напоминаете этих свихнутых социалистов. Ну как правительство может устранить нищету? Может, распахнуть перед бедняками двери Королевского монетного двора и раздать им гинеи?

Раздражение, вызываемое словами Фредди, превратилось внутри Джо в настоящий гнев. Он мысленно напомнил себе, что Фредди – их гость.

– А как насчет более реальных мер? – спросил Джо. – Например, достойное жалованье вместо грошей, получаемых этими мужчинами и женщинами за свой тяжелый труд. Предложите им достойные деньги. Предложите компенсации за несчастные случаи на работе, чтобы их семьи не голодали. Предложите их детям настоящее образование, чтобы их жизненные перспективы не ограничивались фабрикой или причалом. Фредди, вы же всерьез хотите победить на выборах? Это легко сделать. Предложите вашим избирателям надежду.

Произнеся эти слова, Джо сказал, что его ждут дела. Он снова посмотрел в сторону оранжереи, но Фионы и незнакомца там не было. Джо не на шутку встревожился. Войдя в дом, он позвал Фостера.

– Где миссис Бристоу? – напряженно спросил он.

– У себя в кабинете, сэр. Вместе с ее посетителем.

– Что это за человек и почему он здесь?

– Его зовут Майкл Беннет, сэр. Род занятий и причину визита он не назвал.

Джо поспешил к лестнице. Слова Фостера еще больше его насторожили. Уважающий себя посетитель не станет скрывать, зачем пришел. Джо взбежал по лестнице, ругая себя, что сразу не последовал голосу интуиции, а продолжал выслушивать излияния Фредди. Дверь кабинета Фионы была закрыта. Джо постучался и, не дожидаясь ответа, вошел. Фиона сидела за столом. Глаза у нее были красными. Пальцы комкали платок. Напротив сидел Майкл Беннет.

– Фиона, что происходит? Чем ты расстроена? – спросил Джо и тут же повернулся к Беннету. – А вы вообще кто?

– Не волнуйся, – ответила Фиона. – Это Майкл Беннет. Частный детектив.

– Детектив? Зачем тебе понадобился сыщик?

– Чтобы найти Чарли, – ответила Фиона и отвернулась.

Лицо Джо стало каменным.

– Сколько мы вам должны?

Беннет поерзал на стуле.

– Предварительно мы договаривались на пятьдесят фунтов. Но это было до моей руки и… всего прочего. Счета от врача и…

– Ста фунтов хватит? – спросил Джо.

У Беннета округлились глаза.

– Конечно. Вполне.

Джо выложил на стол купюру. Частный детектив быстро убрал деньги.

– Как я говорил вашей жене…

– Достаточно, мистер Беннет. Благодарю вас, – перебил его Джо.

– Но я не успел рассказать миссис все, что узнал. Я только…

– Спасибо, мистер Беннет, – снова прервал его Джо, открыв дверь кабинета.

Беннет пожал плечами и удалился. Джо снова закрыл дверь.

– Что приключилось с его рукой?

– Сломана. Это сделал Чарли. Мистер Беннет передал мне его слова: «Вот мой ответ. Ясный и внятный».

Услышанное взбесило Джо.

– Фиона, как это понимать? – заорал он. – Я думал, мы всесторонне обсудили этот вопрос и вроде бы оба согласились, что пытаться устанавливать контакты с твоим братом – занятие весьма опасное. И как бы ты себя повела, согласись он увидеться с тобой? Пригласила бы на воскресный обед? Позволила бы ему качать Кейти на коленке? А может, чтобы отвлечься от взламывания сейфов и разбивания голов, он бы приходил рассказывать нашей дочери сказки перед сном?

– Джо, я просто хочу его видеть.

– А я не хочу его видеть ближе, чем на расстоянии десяти миль от нас. Ты знаешь, кто он такой и чем занимается. Черт побери, Фиона! О чем ты думала?

Прекрасные синие глаза Фионы наполнились слезами. В них была глубокая, неутихающая тоска.

– Джо, он мой брат. Это ты понимаешь?

– Фиона, Сид Мэлоун – преступник.

– Это не его имя! – сердито воскликнула она, ударив по столу. – Его зовут Чарли. Чарли Финнеган.

– Был когда-то.

– Если бы я смогла увидеться с ним. Если бы мы спокойно поговорили…

– И что бы ты сделала? Наставила бы его на путь истинный? Превратила бы в благочестивого гражданина? Ничего подобного. Есть сражения, из которых тебе не выйти победительницей. Даже тебе, любовь моя. Нужно похоронить прошлое. Он сделал свой выбор. Сам же тебе и сказал.

Фиона отвела глаза. Джо чувствовал: внутри ее шла напряженная борьба.

– Фиона, я догадываюсь, о чем ты думаешь. Не вздумай сама его искать. Это слишком опасно.

– Джо, ты слышал Фредди Литтона. Он пообещал арестовать Чарли, судить и повесить!

– Фиона, обещай мне, что ты не станешь… – Его прервал стук в дверь. – Кто там еще? – рявкнул Джо.

– Прошу прощения, сэр, но его преподобие и миссис Барнетт уходят и желали бы проститься, – донесся приглушенный голос Фостера.

– Иду, мистер Фостер.

Избегая смотреть на мужа, Фиона вытерла глаза и быстро вышла из кабинета.

Джо со вздохом сел прямо на стол. Ему не хотелось возвращаться к гостям. Может, попозже. Спор с Фионой всколыхнул его. Джо оглядел кабинет. На столе высились штабеля папок. Он знал об их содержимом: то были десятки заявок в Общество помощи Восточному Лондону. Отношение к благотворительным делам у Фионы было таким же трезвым и рациональным, как и к делам ее чайной компании. От заявителей она требовала представить досье на их организацию и административный состав, а также подробный план использования запрашиваемых средств. Получив такое досье, Фиона наносила туда визит и знакомилась с людьми. Резервы общества были велики, но не безграничны, и она настоятельно, без поблажек, требовала разумно и оправданно тратить каждый полученный пенс. Фиона часами разбирала заявки, засиживаясь допоздна. Порой Джо заставал жену за работой и в час ночи, и даже в два часа.

– Любовь моя, ложись спать, – обычно говорил он.

– Обязательно лягу. Только еще одну заявку посмотрю, – отвечала она, зная, что каждый выписанный ею чек уменьшал число голодных детей.

Такое пристальное внимание имело свои причины. Прежде всего, доброе сердце, не позволявшее Фионе пройти мимо голодной бродячей собаки. И потом, она, как и Джо, родилась и выросла в Восточном Лондоне. Теперь они оба стремились отдать долги месту, научившему их следовать за мечтой и добиваться поставленных целей. Но Джо знал не только это. Если она сможет изменить десять… сто… тысячу жизней обитателей Восточного Лондона, возможно, это повлияет на одну-единственную жизнь, изменить которую Фионе было не по силам. Жизнь ее брата.

Джо встал, напряженно морща лоб. Он лучше, чем кто-либо, знал: тех, кого Фиона любила, она любила навсегда. И попытки вырвать Сида Мэлоуна из преступного мира не прекратятся. И ее действия будут такими же упорными и неотступными, как месть убийце ее отца. Она потратила на это десять лет. Она рисковала всем: состоянием, бизнесом, жизнью. Чем рискнет она, спасая брата?

Ничем, мысленно ответил себе Джо. Десять лет назад Фиона могла наплевательски относиться к своей жизни, поскольку была одна. Но теперь у нее семья. Малолетние дети хорошо излечивают от рискованных поступков. «Нужно похоронить прошлое», – несколько минут назад сказал ей Джо. Она так и сделает. Обязательно сделает. Глупость Фионе не свойственна. Она видела руку Беннета.

Джо собрался выйти из кабинета, и тут ему на глаза попалась папка. Она валялась рядом со столом. Уходя, Фиона, должно быть, ее смахнула. Джо нагнулся за папкой. На ней незнакомой рукой было выведено: «Мэлоун». Наверняка Беннет писал. Джо даже не потрудился заглянуть внутрь. Зачем? С поисками покончено. Он швырнул папку в мусорную корзину.

– Похоронить прошлое, – произнес он вслух, выходя из кабинета Фионы и даже не подозревая, что прошлое способно похоронить его самого. 

Глава 3

У дома 22 по Сарасен-стрит экипаж Сида Мэлоуна остановился. Там его уже ждали Фрэнки Беттс и Том Смит, двое из его людей. Позднее время и проливной дождь сделали улицы Лаймхауса почти пустыми. Сиду это нравилось. Он избегал излишнего внимания к своей персоне.

Если бы не экипаж, Сид вполне сошел бы за местного жителя – какого-нибудь работягу, возвращающегося из паба домой. На нем были рабочие брюки из грубой ткани и темно-синяя шерстяная куртка, какие носят моряки. На ногах – тяжелые ботинки. Голову прикрывала кепка. Никаких перстней и прочих побрякушек он не носил. И его люди тоже. Сид им этого не позволял. Такие штучки сразу становились особыми приметами. Лицо Сида было гладко выбрито. Брился он сам. Рыжие волосы стягивал в конский хвост. Когда они делались слишком длинными, Сид попросту обрезал их складным ножом. К услугам парикмахеров он никогда не обращался. Слишком много врагов было у Сида, чтобы позволить кому-либо с бритвой в руке приблизиться к его горлу.

– Получил ваше послание, – сказал он своим людям, выбрасывая окурок в сточную канаву. – Что там еще? Где Ко?

– Внутри, – ответил Фрэнки. – Нервничает малость.

В доме номер 22 помещалась прачечная «Кантон». Ее название было крупными буквами написано на фасадных окнах, а чуть ниже шли слова: «Лучшая прачечная». Свет в помещении не горел. Сид постучался в дверь, которую почти сразу открыла молодая китаянка в красном платье. Она молча провела Сида и его людей в заднюю часть помещения, поклонилась и исчезла.

Тедди Ко, местный кокни и сын китайских иммигрантов, сидел, положив ноги на стол. Короткие волосы Тедди были аккуратно подстрижены, а сам он одет в модный, облегающий костюм. На манжетах поблескивали золотые запонки. Из нагрудного кармана выглядывали большие часы. Его ботинки сверкали, как два куска черного янтаря. Увидев Сида, он вскочил и вышел из-за стола, чтобы обменяться рукопожатием. Усадив Сида и его парней, Ко что-то крикнул на кантонском диалекте. Из коридора мгновенно появился старик в хлопчатобумажной куртке и шапочке. В руках он держал чайный поднос. Разлив по чашечкам крепкий черный чай сорта «кимун», старик поставил чайник на стол. Его скрюченные руки дрожали, отчего чай пролился на стол Ко. Старик попытался промокнуть лужицу тряпкой, но Ко вырвал тряпку, швырнул ему в лицо и вытолкал из кабинета.

– Грёбаные ку́ли, – пробормотал Ко, захлопывая дверь, снова сел, взглянул на Сида и нахмурился. – Приятель, подсказать тебе хорошего портного? Есть один малый на Нанкин-стрит. Сошьет тебе костюмчик не хуже, чем на Сэвил-роу.

– Ему не нужен костюм, и он тебе не приятель, – прорычал Фрэнки.

– Тедди, что случилось? – спросил Сид. – Фрэнки говорит, ты занервничал.

– «Занервничал» – слишком мягко сказано. Сюда явился доктор, из этих… SSOT. Ну и…

– И ты нас позвал из-за какого-то пьянчужки? – спросил Фрэнки.

– Фрэнки, ты читаешь что-нибудь, кроме сводок о скачках? Я сказал не sot, а S-S-O-T[3], – пояснил Тедди. – Общество подавления торговли опиумом. Они хитрые дьяволы. Заплатили, как обычные клиенты, вошли и начали шастать по комнатам. Донимали курильщиков, гасили курильницы. И проповеди читали о вреде опиума. Губят мне все дело.

Сид покачал головой и досадливо поморщился. Он-то думал, что сюда сунул нос Билли из Вест-Энда по прозвищу Большой Придурок. Или итальянцы из Ковент-Гардена, которые не прочь влезть в чужие части города.

– Тедди, у меня нет времени на чепуху, – сказал Сид и встал. – С этим засранцем разбирайся сам.

– Ты позволишь мне договорить? Доктор привел с собой дружка. А зовут его Фредди Литтон. Знаешь такого? Член парламента. Он сейчас в заведении. И газетчика захватили. Литтон угрожает мне закрытием.

Сид нахмурился. Это уже не мелочи. Литтон поднял немало шума вокруг недавних ограблений, совершенных Фирмой. Но он никогда не встревал в их опиумные дела, и Сид не хотел, чтобы такое случилось. Фирма имела с Ко недурные доходы. Ко и подобные ему покупали у них опиум и платили Фирме за охрану их территории от вмешательства чужаков.

– Ты пытался выгнать Литтона? – спросил Сид.

– Мои девочки пытались. И старик.

– Твои девочки? – усмехнулся Сид. – Так выйди к нему сам. Расшиби несколько голов.

Ко откинулся на спинку, сочтя предложение оскорбительным.

– Я уважаемый гражданин. Столп общины. Расшибать головы – не моя линия действий.

Фрэнки презрительно фыркнул:

– Переводя на нормальный язык, Ко не хочет, чтобы уважаемый член палаты общин видел его лицо. Его же не позовут в Вестминстер на чай, если Литтон стукнет, что преуспевающий китаец Ко, торговец опиумом Ко и сутенер Ко – одно и то же лицо. Честолюбив он, наш Тедди.

– Послушай, Фрэнки! Я плачу вам деньги за защиту, так извольте меня защищать! – закричал Ко, ударяя кулаком по столу.

– Не забывай, Эдвард, с кем говоришь, – предупредил Фрэнки.

Сид видел, как Фрэнки начинает брызгать слюной, но сегодня ему не хотелось потасовок. Повадки у парня – как у бультерьера. Если не давать ему упражнять челюсти, начнет грызть мебель.

– Раз уж мы здесь, наведем порядок и свалим, – сказал Сид.

Фрэнки шел первым. По узкой лесенке он поднялся на второй этаж и постучал в закрытую дверь. Открылся стеклянный глазок. Саму дверь открывать не торопились.

– Главного из себя строишь? – спросил Фрэнки, улыбаясь в глазок; его тяжелая дубинка разнесла глазок вдребезги. – Открывай эту проклятую дверь, иначе разнесу ее в клочья и тебя вместе с ней!

Дверь послушно распахнулась. Высохший старик, подававший им чай, отошел в сторону, потирая глаз. Сид вошел первым, огляделся по сторонам и застыл, сбитый с толку роскошью убранства. По стенам тянулись деревянные платформы, расписанные цветами и драконами. Над платформами висели тяжелые шелковые балдахины. Пол устилали плотные ковры. В сотнях бумажных фонариков подрагивали свечи. Воздух был пронизан горьким сизым дымом. Странно было видеть ожившую экзотику сказочного китайского города, перенесенную в Лондон.

Тедди Ко владел дюжиной таких мест. Он называл их прачечными. Днем там действительно стирали и гладили белье, однако прачечные служили пристойным фасадом для злачных заведений. По вечерам, когда пустели чаны и остывали утюги, к дверям торопливо подходили озирающиеся мужчины и женщины, совали деньги в руки девочек Ко и погружались в забытье.

Их сейчас и видел Сид лежащими на платформах и распростертыми прямо на полу. Отяжелевшие веки, полуоткрытые рты. Молодая женщина, открывшая дверь, бесшумно двигалась между лежавшими. Она наклонялась, чтобы наполнить трубки кусочками коричневой пасты или подложить подушку под чью-то запрокинувшуюся голову. На кроватях, наполовину скрытых балдахинами, в обнимку с посетителями мужского пола лежали девочки Ко. Сюда приходили люди из разных слоев. Были богатые – Сид это видел по их одежде, – а были и такие, кому опиумная услада стоила недельного жалованья. Заприметив в углу состоятельную женщину, Фрэнки прошел туда и склонился над ней. Казалось, она спит. Фрэнки потрепал ее по щеке. Ответа не последовало. Тогда он деловито снял с ее пальцев все кольца. Сид оглядел помещение, но Литтона не увидел.

– Где Литтон? – спросил он у подошедшего Тедди. – И где этот доктор?

– В другой комнате, – ответил Ко, жестом приглашая Сида в соседнее помещение.

Убранством она была похожа на первую, но шумнее. Две женщины о чем-то спорили. Первая, брюнетка, вальяжно развалилась на платформе рядом с симпатичным парнем лет восемнадцати от силы. Вторая, худенькая блондинка, отчитывала первую, пытаясь стащить с платформы.

– Мод, это очень сильный наркотик, – говорила она. – Его применяют строго по врачебному предписанию. Он вызывает привыкание и разрушительно действует на организм.

Брюнетка протяжно вздохнула и умоляюще обвела глазами комнату. Увидев Ко, она обратилась к нему:

– Ко, дорогой, нельзя ли выставить отсюда эту особу?

– Кто она?

– Моя сестра.

– Тогда вы, Мод, и выставляйте ее! – крикнул Тедди. – И сами уходите. Она сюда притащилась из-за вас!

Блондинка встала. Она была в очках. Сид прикинул ее рост. Где-то пять футов и шесть дюймов, учитывая каблуки ботинок.

– Ошибаетесь, сэр. Я здесь из-за всех несчастных душ, попавших в плен к опиуму.

Сид досадливо застонал. Они с Фрэнки должны бы сейчас сидеть в «Баркентине» и обсуждать с ребятами назревающую работенку. Весьма прибыльную, кстати. Вместо этого они вынуждены заниматься какими-то пустяками. Да любой сопляк за пару пенсов вытурит отсюда эту очкастую девицу. Тедди совсем обнаглел.

– Тедди, где этот чертов доктор? – спросил он.

– Ты никак ослеп? Вот она, перед тобой! – ответил Тедди.

– Кто? Эта? Так она же женщина, – сказал Сид.

– Вы очень наблюдательны, – усмехнулась блондинка. – Я и в самом деле врач, а также член Общества подавления…

– Не тратьте слова, дорогуша. Я все знаю про это общество.

Блондинка запнулась, но быстро оправилась.

– Знаете? Прекрасно. Тогда вы знаете и о том, что мы с моим коллегой, членом парламента от Тауэр-Хамлетс, намерены закрыть эти рассадники страданий. Вместо общения с семьей, игр с детьми люди приходят сюда и погружаются в опийный дурман. Это недопустимо. Они не должны отдавать свои тяжело достающиеся деньги подпольным наркотическим королям и проституткам.

Сид посчитал, что с него довольно.

– Фрэнки, Том, выведите ее отсюда! – распорядился он.

В этот момент появился высокий мужчина с волосами пшеничного цвета. Откуда он вошел, Сид не уследил. Здешние помещения были настоящим лабиринтом, и каждая комната имела по нескольку дверей. Но мужчина был ему знаком. Фредди Литтон собственной персоной. С ним был еще один, тоже знакомый Сиду: Майкл Макграт, репортер газеты «Кларион», издаваемой Бобби Девлином. Газетчик явился сюда с фотоаппаратом. Оба еще не успели заметить Сида.

– Вы сделали снимок, где я ломаю опиумную трубку? – спросил у Макграта Литтон, и тот кивнул. – Хорошо. И не забудьте про мое имя в заголовке статьи. Что-нибудь вроде «Литтон находит в Лондоне источник наркотической заразы»… Или: «Литтон преподает “Фирме” урок. На преступности денег не сделаешь»…

– Не то что на политике, – сказал Сид Фрэнки. – Это точно.

– Надеюсь, не слишком длинно для заголовка? – спросил у газетчика Литтон. – И не забудьте упомянуть про всю мою плодотворную работу с Обществом подавления торговли опиумом. Когда выйдет статья?

– Послезавтра, – ответил Макграт, задвигая ножки фотоштатива.

Фрэнки присвистнул:

– Хозяин, эта долбаная камера нам ни к чему. И такое бесцеремонное вмешательство в наши дела – тоже.

Раньше, чем Макграт успел что-то сообразить, Фрэнки подскочил к нему, вырвал фотоаппарат из рук и швырнул в окно. Звон разбитого стекла, донесшийся с улицы, подсказал газетчику, во что превратилась его игрушка.

– Это как понимать? – заорал Макграт. – Вы угробили новенькую фотокамеру!

– Вали отсюда, и поскорее! Иначе вылетишь следом, – сказал ему Сид.

Макграт был сильным и рослым. Он повернулся, готовый нанести удар. И тут его глаза стали вдвое шире. Газетчик попятился.

– Что за черт? – пробормотал он, поворачиваясь к Литтону. Лицо газетчика стало мертвенно-бледным. – Мы так не договаривались! Почему вы не сказали, что и он будет здесь?

Макграт выскочил из комнаты и помчался вниз.

– На выход, миссус, – бросил блондинке Сид.

– Не смейте к ней прикасаться! – закричал Фредди Литтон. – Как же я не догадался, что за всем этим тоже стоите вы, Мэлоун? – Он повернулся к врачу. – Индия, немедленно выведи Мод отсюда. Я вызываю полицию. Пусть этих людей арестуют. Притон будет закрыт.

Фрэнки громко расхохотался:

– Ничего-то у тебя, дружище, не получится. Тедди Ко платит копам больше, чем нам.

– Эти слова, мистер Беттс, вы повторите в суде, – сердито произнес Фредди. – Мне нужно имя… Значит, Ко?

– Фрэнки… – процедил сквозь зубы Сид, чье терпение стремительно таяло.

– Будет исполнено, хозяин.

Фрэнки подошел к Литтону, схватил его за плащ и поволок из комнаты. Литтон упирался, бормотал ругательства. Затем громко хлопнула дверь.

– Кто вам дал право? Оставьте его в покое! – закричала блондинка.

– Вам тоже пора двигать отсюда, дорогуша, – печально улыбнулся ей Сид.

– Я никуда не пойду.

– Послушайте, мисс, не устраивайте сцен, – посоветовал Сид.

– Я доктор, а не дорогуша. И не мисс. Доктор Индия Селвин Джонс.

– Индия, дорогая, помолчи минутку и послушай, – сказала темноволосая женщина. – Ты хоть представляешь, с кем говоришь? Это же Сид Мэлоун. Ты наверняка слышала такое имя. Даже ты. Будь умницей и уходи отсюда, пока можно.

– А я вас не боюсь, – вздернув подбородок, заявила Индия.

– Вам и не надо меня бояться, мисс… доктор Джонс. Женщину я никогда пальцем не трону. Фрэнки и Томми – тоже. Мужчины… это совсем другое. Не знаю, как мои парни обойдутся с мистером Литтоном. Фрэнки не зря называют Безумным Фрэнком. Он бывает непредсказуем.

Глаза врача за стеклами очков округлились. Она нагнулась за своим жакетом и докторским саквояжем.

– Ты себя разрушаешь, – сказала она женщине, которую звали Мод.

– Индия, ради бога, не будь такой занудой. Сама не умеешь получать удовольствие, так еще и другим мешаешь.

– По-твоему, Мод, пристрастие к наркотикам – это удовольствие? И сифилис тоже? А вы… – Индия повернулась к Сиду. – Вы не только порабощаете зависимых от зелья. Вы еще и эксплуатируете молодых женщин ради получения прибыли.

– К вашему сведению, доктор Джонс, мы никого не принуждаем и не держим здесь силой. Если девушка работает у Ко, она хочет этого сама.

– Хочет сама? Вы утверждаете, что она хочет деградировать? Подвергаться риску заболеть?

– Нет. Я говорю, что она хочет зарабатывать деньги на оплату жилья. У Ко теплее, чем на улицах. И гораздо безопаснее.

Доктор Джонс покачала головой. Судя по ее лицу, она хотела сказать еще что-то, но промолчала. Надев жакет, она вышла. Сид оглядел комнату. Ко исчез. Сид поспешил вслед за блондинкой, чувствуя, как внутри бурлит злость.

Эта женщина и ее дурацкое общество не представляли для него никакой угрозы. А вот Литтон представлял. Вмешательство парламентария грозило большими неприятностями. Выйдя на улицу, Сид увидел, что Литтон и врач успели отойти на целый квартал.

– Ты ведь знаешь, куда направляется этот красавчик, – сказал Фрэнки. – И сюда он притащит не местных парней. Он поднимет шум, и здесь появится целая свора из Скотленд-Ярда.

Сид кивнул. Этого нельзя допустить. По крайней мере, сейчас. Тедди понадобится время, чтобы привести заведение в подобающий вид.

– Эй! Вы двое! – крикнул Сид, и Литтон обернулся. – Мы вас подвезем. – Сид указал на свой экипаж.

Фредди взял доктора за руку, и они пошли дальше.

– Ребята, убедите их, – распорядился Сид.

Фрэнки и Том быстро догнали пару. Литтон мотал головой, упирался, но в конце концов он и его спутница повернулись и двинулись обратно. Литтон помог доктору забраться в экипаж. Следом влез Том и сел рядом с ними. Фрэнки и Сид уселись напротив.

– Учтите, Мэлоун, что бы вы там ни замышляли, у вас это не получится, – заявил Фредди. – Доктор Джонс происходит из влиятельной семьи. Я тоже.

– Литтон, вы никак опиумного дыма нанюхались? Что за бред вы несете? – спросил Фрэнки.

– Этот яйцетряс думает, что мы его похитили, – пояснил Сид, устало потирая виски. – Доктор Джонс, где вы живете?

– Индия, молчи. Не хватает только, чтобы этот человек узнал твой адрес, – предупредил Фредди.

Сид глубоко вдохнул и так же глубоко выдохнул. У него начинала болеть голова.

– Или вы назовете мне любой адрес в Западном Лондоне, или я высажу вас обоих на Ратклиффской дороге.

Вряд ли блондинке это название что-то говорило, но Литтону наверняка сказало. Это была самая опасная лондонская дорога, кишевшая ворами, шлюхами и головорезами.

– Слоун-сквер, – выдавил Литтон.

– Гони в Челси, Ронни, – крикнул кучеру Сид. – И побыстрее.

Экипаж тронулся. Сид с удовлетворением отметил, что Литтон трогает вспухшую губу. Лица доктора он не видел; она смотрела в пол. Кожаный докторский саквояж она держала на коленях, вцепившись в ручку. Руки у нее дрожали, и Сида это огорчало. Он бы сам с радостью въехал Литтону по физиономии, но Сид не привык пугать женщин. Доктор Джонс подняла голову. Ее искренние серые глаза пересеклись с глазами Сида, и, к своему удивлению, он увидел, что она совсем не испугалась. Руки у нее дрожали от злости. Даже от ярости.

– Вы достойны презрения, Мэлоун, – заявила доктор Джонс, ее голос тоже дрожал от злости. – Вы наживаетесь на чужой нищете. На человеческом отчаянии. Знаете ли вы, к чему приводит наркотическая зависимость? На что она толкает людей? У большинства людей в этом притоне нет лишних денег. Сегодня они покупают себе отраву, а завтра им будет нечем платить за жилье.

– Доктор Джонс, я им не нянька и не сторож. Я всего-навсего деловой человек. И не мне говорить этим людям, на что им тратить их деньги, – ответил Сид.

– А вы видели, как выглядит пристрастившийся к опиуму, когда не может получить очередную дозу? – продолжала Индия. – Его начинает трясти. Он покрывается обильным по́том. Потом у него начинаются боли. И рвота.

– Не надо преувеличивать, дорогуша. Идиотов везде хватает. Кто-то не знает меры и прокуривает себе мозги. Но таких немного. А для остальных это вполне безвредное баловство.

– Ошибаетесь, мистер Мэлоун. Эти люди разрушают себя, телесно и душевно. Неужели вы этого не понимаете? Неужели не видите всей жуткой пагубности ваших действий?

– Индия… – попробовал осадить ее Фредди, нервно поглядывавший на Сида.

Но доктор его не слышала. Или не обращала внимания на его слова.

А она действительно ничего не боится, подумал Сид. Надо отдать ей должное.

– Приходите в Королевскую бесплатную больницу, мистер Мэлоун, – продолжала доктор Джонс. – Я проведу вас по психиатрической палате. Покажу, к чему приводит зависимость от наркотиков. Вы своими глазами увидите, насколько безвредно это так называемое баловство.

– Индия, ради бога, уймись! – прошипел Фредди. – Ты же не собираешься перевоспитывать Сида Мэлоуна.

– А с чего вы решили, что я или кто-то из посетителей Тедди хочет перевоспитываться? – спросил Сид. – Вы называете их несчастными. Зависимыми. Но эти зависимые выглядят куда счастливее вас, дорогуша.

Фрэнки и Том засмеялись. Фредди подался вперед. Фрэнки уперся пальцами ему в грудь, толкнув обратно. Сид видел, что Литтон в бешенстве. Если бы не Фрэнки, Литтон мог бы его и ударить. Что ж, в смелости члену парламента не откажешь. Затем Сид увидел, как Фредди накрыл руку Индии своей и крепко сжал. А-а, вот в чем дело, подумал Сид. Ничто не делает мужчину глупее, чем желание выставить себя героем перед своей девицей. Сид с новым интересом посмотрел на доктора. Во всей этой суматохе он как-то забыл о ее принадлежности к женскому полу.

Впрочем, забыть и не мудрено. Она не старалась выглядеть привлекательной в глазах мужчин. Никакой прически. Волосы наспех убраны в пучок. Возможно, у нее даже привлекательное лицо, но его портили эти жуткие очки. И одежда на ней была жуткой. Темная юбка, жилетка такого же цвета, скрывающая фигуру, если у нее таковая есть. Никаких украшений, если не считать золотой цепочки, опоясывающей жилетку спереди. Цепочку Сид заметил только сейчас.

– …чтобы купить опиум, мужчины лишают своих детей хлеба. Женщины торгуют своим телом…

Боже милостивый! Она продолжала читать ему нотацию. Сид наклонился вперед и потянул за цепочку. Из кармана жилетки показались часы. Это заставило доктора Джонс умолкнуть и изумленно посмотреть на Сида.

– Какая занятная вещица, – сказал Сид, щелкая крышкой.

– Вы не посмеете, – бросил ему Литтон.

– Фрэнки, как думаешь, сколько могут стоить такие часики? – спросил Сид, не обращая внимания на слова Литтона.

– Золотой корпус, бриллиантовые цифры… Фунтов сто, если не больше.

– Сто фунтов, – задумчиво повторил Сид. – Семья складского грузчика могла бы жить на такие деньги целый год. Знаешь, Фрэнки, очень легко учить других, как им поступать, когда ты возвращаешься домой к жарко пылающему камину и сытному обеду. А те несчастные, что несут свои гроши к Ко, работают по четырнадцать часов на какой-нибудь поганой фабрике, живут по пять-шесть душ в тесной вонючей комнатенке и трижды в день едят хлеб с маргарином, поскольку другую пищу их сгнившие зубы не выдерживают. – Индия, все еще гневно смотрящая на него, вздрогнула, но Сид и глазом не моргнул. – Вот что я скажу, Фрэнки. Будь я на их месте, то прокурил бы все деньги, а заодно и голову, только бы на время забыть про этот ад.

Сид вернул часы в карман доктора Джонс. Остаток пути ехали молча. Экипаж катил на запад, двигаясь вдоль реки. Увидев Вестминстерский мост и здание парламента, Сид облегченно вздохнул. Через несколько минут Ронни свернул с Гросвенор-роуд на север. Близ Пимлико-роуд, откуда до Гросвенор-сквер рукой подать, Сид постучал в стенку экипажа, велев остановиться. Он решил высадить пассажиров поближе к месту назначения на случай, если словоохотливому доктору взбредет в голову произнести прощальную речь.

Кажется, и это не остановило Индию.

– Мистер Мэлоун, я еще раз настоятельно вас прошу… – начала она, когда экипаж замедлил ход.

– Доктор Джонс, мне доставило удовольствие проехаться в вашем обществе, – перебил ее Сид, поспешив открыть дверцу.

Фредди вылез первым и помог выбраться доктору. Затем потянулся за своим плащом.

– Мистер Литтон и вы, доктор Джонс, убедительно прошу больше не попадаться мне на Сарасен-стрит.

– Доктора Джонс вы там больше не увидите, а вот я еще появлюсь, – предупредил его Литтон. – Вы обязательно на чем-нибудь попадетесь, Мэлоун. Рано или поздно это случится. Вы допустите ошибку, и она станет роковой. Когда это случится, я позабочусь, чтобы вы оказались в тюрьме. Слово даю.

Сид схватил Фредди за галстук и обеими руками втянул обратно в экипаж. Никто еще не угрожал ему тюрьмой. Никто.

– Фредди! – услышал он голос Индии, которая стояла на тротуаре и не видела этой сцены.

– Отпустите! – шипел Фредди, царапая пальцы Мэлоуна.

– Вижу, приятель, вы доктору небезразличны? – спросил Сид.

– Уберите от меня ваши грязные руки! – потребовал Фредди, задыхаясь на каждом слове.

– Отвечайте на вопрос.

– Отпустите! Черт…

Веки Фредди задергались. Лицо посинело.

– Так небезразличны? – спросил Сид, затягивая галстук еще сильнее.

– Д-да!

Сид отпустил его.

– Тогда, парень, чтобы ее не огорчать, не вздумай являться за мной один. 

Глава 4

– Ливерпуль-стрит! – выкрикнул проводник.

Поезд сбавил ход. Индия надеялась, что двери вагона откроются быстро. Половина восьмого, а подземка уже безобразно переполнена. Пассажиры стояли впритык. Вагон качало, и какой-то отвратительный тип в шляпе-котелке всякий раз так и норовил к ней прижаться.

– Прекратите, иначе я позову охрану, – прошипела она нахалу.

Он и не подумал. Тогда Индия догадалась загородиться от него докторским саквояжем. Наконец поезд остановился, двери открылись, и поток пассажиров вынес ее на перрон. Индия двигалась к лестнице, натыкаясь на чужие портфели и зонты. Нет, домой она поедет на омнибусе.

Возле станции ей попалась женщина с грудным ребенком.

– Мисс, подайте пенни на младенца.

От женщины разило джином.

– На Хай-стрит есть миссия. Идите туда. Там вы получите бесплатный суп и молоко для ребенка, – сказала Индия.

Но женщина, в глазах которой не было ничего, кроме пустоты и отчаяния, уже отошла. Индия видела, как попрошайка схватила за рукав проходящего мужчину. Тот подал ей мелочь. Индия нахмурилась. Конечно, мужчина сделал это из благих намерений, но тем самым он поощрял пьянство.

– Газета «Кларион»! Свежие новости! Читайте о Председателе. Король преступного мира. Только в «Кларион»! – кричал малолетний разносчик газет, размахивая утренним выпуском.

Председатель. Помнится, так Фредди называл Сида Мэлоуна. Вспомнив обстоятельства встречи с Сидом, Индия вздрогнула. Она торопливо обошла разносчика и его кипу газет, мельком взглянув на заголовок. «Новое лондонское дно». Под заголовком был рисунок. Художник верно изобразил лицо, но промахнулся с глазами.

Глаза Сида вовсе не были бегающими и жестокими. Суровыми – да, но в них чувствовались проницательность и ум. Эти глаза взволновали ее сильнее, чем пугающая репутация Мэлоуна. Газетный рисунок всколыхнул улегшееся волнение. Усилием воли Индия прогнала мысли о Сиде. Сегодня ей хватало более насущных забот.

Она пересекла Бишопсгейт и по оживленной Мидлсекс-стрит дошла до Хай-стрит в Уайтчепеле. Далее путь Индии пролегал по Варден-стрит, на которой находился кабинет доктора Гиффорда. Там же, чуть севернее, находилась и Королевская бесплатная больница. Индия шагала быстро и энергично. На голове – черная соломенная шляпа. Ее белая блузка и серый пыльник уже несколько лет как вышли из моды, но были выстираны и тщательно отглажены. Сегодня – ее первый рабочий день у Гиффорда. Индия волновалась, и еще как. Мало того, что она наконец-то стала практикующим врачом. Волнений добавляло и то, что началом ее практики стал тысяча девятисотый год, который многие считали зарей золотого века медицины. Вторая половина XIX века ознаменовалась замечательными достижениями, и когда Индия представляла, как все это разовьется в ближайшем будущем, у нее дух захватывало от блистательных перспектив.

Результаты исследований Листера, Пастера, Дженнера и Коха внесли огромный вклад в понимание микробной природы инфекционных заболеваний, а появление препаратов для анестезии позволило совершить настоящий прорыв в хирургии. Повреждения конечностей еще в недавнем прошлом были чреваты гангреной и ампутацией. Скольких людей новые методы лечения избавили от участи калек! Хирурги научились удалять злокачественные опухоли. Более того, они могли удалять целые органы, не вызывая при этом кровотечения и заражения крови. Индия видела это собственными глазами. Выдающиеся американские гинекологи Симпсон и Келли успешно проводили удаление матки и яичников. В последнее время неоднократно сообщалось об успешной практике кесарева сечения, позволявшего сохранить жизнь матери и ребенка.

Немецкий физик Рентген открыл особые лучи, способные проникать через ткани человеческого организма. Военные врачи уже применяли их для обнаружения пуль, застрявших в теле солдат. Во Франции Беккерель экспериментировал с ураном, а супруги Кюри – с радием. Результаты экспериментов были многообещающими. Вскоре у врачей появится возможность заглянуть в человеческий организм без хирургического вмешательства, а значит, отпадет опасность кровопотери, послеоперационного шока и занесения инфекции.

Фармакология тоже радовала впечатляющими успехами. Болеутоляющие средства вроде аспирина, героина и хлороформа. Антитоксинные сыворотки для лечения оспы и дифтерита. Еще год-другой – и будет найдено лекарство от туберкулеза.

Думая обо всех этих достижениях, Индия замирала от восторга. Ей не терпелось применить их в повседневной работе, чтобы облегчить участь больных бедняков Уайтчепела. Но стоило развернуть любую городскую газету, и действительность напоминала ей о том, чего медицина еще не успела достичь в массовом объеме. Были приняты десятки постановлений в сфере здравоохранения, направленные на улучшение качества питьевой воды, переоборудование изношенной и несовершенной канализации и борьбу с перенаселенностью жилищ. Все это позволило значительно снизить смертность от холеры, сыпного тифа и оспы, но в трущобах по-прежнему свирепствовали скарлатина, инфлюэнца и брюшной тиф. Джин и опиум разрушали ум, тогда как недоедание и бедность разрушали тело. Индия знала: на каждого социального реформатора, врача и миссионера, пытавшихся вытащить бедняков из паба, винного магазина и опиумной курильни, найдется свой Сид Мэлоун, тянущий их обратно.

При всех впечатляющих успехах медицины, при всем желании поскорее начать свою врачебную деятельность Индия нервничала. Сможет ли она соответствовать требованиям больницы с большим наплывом пациентов? Сможет ли одновременно вести нескольких больных? Получится ли у нее по обилию симптомов поставить правильный диагноз? Поддержка профессора Фенвика осталась в прошлом. Здесь ей придется рассчитывать на свои знания и навыки.

Обогнув шумную стайку молоденьких фабричных работниц, Индия поднялась на невысокое крыльцо дома 33 по Варден-стрит. Дом был в георгианском стиле, двухэтажным, со стенами песочного цвета. Частный кабинет доктора Эдвина Гиффорда занимал первый этаж. На втором жила какая-то семья. Индия немного постояла на крыльце, стараясь успокоиться. В первый день работы ее ни в коем случае не должны видеть запыхавшейся. Индия уже протянула руку, чтобы постучаться, как дверь вдруг распахнулась. Оттуда, едва не налетев на Индию выскочила молодая женщина в униформе медсестры.

– Ой, вэй! – воскликнула она, беря Индию за руку. – Наконец-то! Гот зи данк![4] Я уже высматриваю вас. Доктор Селвин Джонс? Где вас носило? Я боялась, что вы вообще не придете.

– Но сейчас еще без четверти восемь, – взглянув на часы, сказала Индия.

– Вы врач или банкир? – фыркнула женщина. – Мы начинаем ровно в семь.

– В семь? Доктор Гиффорд говорил, что в восемь.

– Он всегда так говорит новеньким. Но мы работаем в Уайтчепеле, доктор. Среди наших пациентов полным-полно фабричных и складских рабочих. Им надо успеть побывать у нас еще до гудка. Входите. Будем вас определять.

Медсестра потянула Индию за рукав и повела. Они прошли мимо приемной, заполненной пациентами, и оказались в узком коридоре, ведущем в заднюю часть дома. Там находился кабинет доктора Гиффорда. Пока шли, женщина успела забрать у Индии шляпу и пыльник и вручить белый халат. Халат на ней висел, а руки тонули в рукавах.

Медсестра наморщила лоб и сама закатала Индии рукава.

– Великоват он для вас. Сеймуру был в самый раз, но вы-то не мужчина. Надо будет заказать несколько штук поменьше. – Она махнула в сторону открытой боковой двери. – Там смотровая…

Договорить медсестре помешал громкий металлический лязг. Она бросилась в помещение и вернулась, ведя за ухо мальчишку. На голове у него была черная кипа́, а вдоль лица свисали длинные локоны.

– Ах, ду пишер! Ду фангст шойн он[5]? – с упреком спросила медсестра. – Возвращайся в приемную и сиди тихо!

Индия уже собиралась спросить имя женщины и чем она здесь занимается, но та вновь скрылась в смотровой. Индия пошла туда. Медсестра ползала на четвереньках, собирая инструменты, упавшие по вине мальчишки.

– Где здесь автоклав? – спросила Индия, опускаясь на колени, чтобы помочь.

– Что-что?

– Аппарат, где инструменты стерилизуются горячей водой и повышенным давлением.

– Нет у нас такого.

– Но ведь без него нельзя. При постановке диагнозов необходима асептическая среда. Я уже не говорю про хирургические операции. Необходимость ее доказана многократно. Доктор Листер очень четко высказывался о микробных свойствах…

– Только доктор Листер здесь не работает. А я работаю.

Индия, сидевшая на корточках, едва не шлепнулась на пол.

– Тогда как вы очищаете инструменты?

– Уношу домой и мою в кухонной раковине. Когда помню, – ответила женщина, бросая на поднос скальпель и пару зажимов. – Освоились? – спросила она, поднимаясь с пола. – Тогда я пошлю к вам первого больного.

– Подождите! Я даже не успела спросить вашего имени.

– Ой, простите. Элла Московиц, – представилась женщина, протягивая руку.

– Доктор Джонс, – ответила Индия, пожимая руку. – Вы регистратор?

– А еще медсестра, секретарша, клерк и бухгалтер. И служительница зоопарка. Извините, больше говорить не могу. Мы и так сегодня опаздываем. Принимайтесь за дело, чтобы к ланчу вся очередь рассосалась.

– Что-о? Все, кого я видела? К полудню?

Стольких пациентов она не принимала и за весь рабочий день.

– Да. Все.

– А доктор Гиффорд здесь?

– Нет. Сегодня вы одна.

– Боже мой! Никак у вас тут эпидемия?

Элла Московиц громко расхохоталась:

– Эпидемия! Здорово подметили. Да, эпидемия… знаете чего? Уайтчепелита. Сегодня обычный день. А вот случись эпидемия, вы настоящий ад увидите. Гот золь упитен!

– Как вы сказали?

– Простите. Я сказала: «Не дай Бог». Стало быть, вы не еврейка? По вам и не скажешь. Не припомню, чтобы в синагоге было полно Селвинов Джонсов. А среди ваших пациентов евреев хватает. Если возникнут сложности с ними, зовите меня. Но с ирландцами разбирайтесь сами.

Элла умчалась. Индия недоуменно смотрела ей вслед. Она едва успела оглядеть помещение, как Элла вернулась вместе с невысокой худенькой женщиной, которой на вид было лет сорок пять.

– Миссис Адамс. Вот история ее болезни, – сказала Элла, бросая на стол папку.

– Да постойте же вы! – крикнула пациентка.

Элла остановилась на пороге.

– Что-то еще, миссис Адамс?

– Я плачу достаточно денег за прием у врача и хочу видеть врача, а не какую-то выскочку-медсестру.

– Доктор Джонс и есть врач. Наш новый врач.

Миссис Адамс покосилась на Индию:

– Халат бы сменили. Этот колоколом раздувается.

Индия критично оглядела чрезмерно длинный халат с закатанными рукавами и поняла, что напоминает девчонку, решившую поиграть во взрослую женщину.

– Вот что, миссис Адамс… – начала Элла.

– Элла, все в порядке, – сказала Индия, закрыв дверь кабинета. – Доброе утро, миссис Адамс. Вы сомневаетесь в том, что я врач? У меня есть диплом. Хотите взглянуть?

Индия полезла в саквояж за дипломом. Там же лежали разноцветные картинки с изображением улыбающихся фруктов и овощей. Буклеты о приготовлении питательной еды, не требующей больших расходов. Брошюры о правилах личной гигиены. Все это Индия собиралась раздавать пациентам во время осмотра.

Диплом не развеял сомнений миссис Адамс.

– А у вас есть штучка, которую носит доктор Гиффорд? – спросила женщина. – Она на шее у него всегда висит.

Индия вынула из саквояжа стетоскоп и показала пациентке.

– Ладно, убедили. Раз у вас есть такая же штука, значит вы и впрямь врач.

Индия улыбнулась:

– Теперь расскажете, что́ вас беспокоит?

– Ребенок в животе – вот что. Боли просто жуткие. Доктор Гиффорд прописал мне лауданум. Сначала помогало, но потом перестало.

– Пузырек при вас? Можно взглянуть?

Миссис Адамс послушно достала из кармана пузырек. Индия посмотрела на этикетку. Лауданум. Настойка опия, которую обычно не прописывали беременным.

– Миссис Адамс, как давно вы это принимаете? – спросила Индия.

– Где-то месяца три.

– А какой у вас срок беременности?

– Месяцев пять. Может, шесть.

Индия кивала, одновременно листая историю болезни миссис Адамс. Странно, что там не было никакого упоминания о беременности. Только записанные рукой доктора Гиффорда жалобы пациентки на боль и общую слабость. Вначале он прописал женщине слабый раствор лауданума, но постепенно увеличивал дозировку. Индия провела миссис Адамс в смотровую, попросила раздеться и лечь на стол. Пациентка громогласно недоумевала: зачем? Доктор Гиффорд никогда ее не осматривал. Однако спорить не стала и разделась. Едва увидев голые руки миссис Адамс, Индия сделала над собой усилие, сохраняя нейтральное выражение лица. Женщина была невероятно худая. Кожа да кости.

– Вы хорошо питаетесь? – на всякий случай спросила Индия.

– Не тянет меня сейчас на еду. Подташнивает. Но такое не редкость, когда носишь ребенка.

– Да. Тошнота – обычное явление, – согласилась Индия.

– Мне ли не знать? Девять раз беременела. Родила пятерых. Каждая беременность была тяжелой, но эта совсем никуда не годится. Жутко устаю. Бывают дни, когда сплю на ходу. Однажды у плиты заснула. Чуть фартук не спалила.

– А как спите?

– Плохо. На боку спать больно, а на спине – неудобно.

– Миссис Адамс, сколько вам лет?

– Сорок шесть. Вот уж не думала, что в таком-то возрасте снова залечу. Месячные закончились. Решила, настала у меня женская перемена. Потом кровь начала течь понемногу. Это меня и насторожило. При перемене никакая кровь уже не течет.

– Вы позволите осмотреть ваш живот?

Миссис Адамс кивнула. Индия расстегнула пуговицы на камисоли пациентки и ослабила тесемки нижней юбки. Вместо равномерного, симметричного вздутия, характерного для беременного живота, Индия увидела странный ком. Она стала ощупывать живот, начав с верхней части и двигаясь ниже, ко дну матки. Индия старалась ощутить хоть какой-то признак плода в животе: голову, локоть или пятку. Ничего. Она полезла в саквояж за акушерским стетоскопом: деревянным предметом, внешне похожим на велосипедный клаксон. Индия приставила грушевидный конец к животу миссис Адамс и прильнула ухом к раструбу. И снова ничего. Да, внутри миссис Адамс что-то росло. В этом Индия не сомневалась. Но только не ребенок.

– У меня там все в порядке? Ничего опасного? – поинтересовалась пациентка.

– Вы что-нибудь знаете о гинекологическом зеркале? – спросила Индия, уклоняясь от ответа, и женщина покачала головой. – Это устройство позволяет врачам осматривать детородные органы. Вы позволите?

Миссис Адамс открыла рот и высунула язык.

– Вы… вы, наверное, меня не поняли, миссис Адамс. Мне нужно осмотреть… противоположную часть вашего тела.

– Это как?

– Мне необходимо осмотреть ваше влагалище. Без этого я не смогу понять, что́ там у вас внутри.

Миссис Адамс села на столе.

– А это еще зачем? Шутки решила со мной шутить, грязная обезьяна? Я пять раз рожала и ни о чем таком не слышала! Значит, вот чему вас учат в этой вашей медицинской школе? Произносить грязные словечки и глазеть на чужие срамные места?

В голосе женщины слышалась злость, однако глаза были полны страха.

– Почему вы не выпишите мне настойку, как доктор Гиффорд? – громко спросила она.

– Так-так-так. Миссис Адамс, из-за чего весь этот шум?

Индия резко обернулась. Возле стола стоял плотный седовласый мужчина с аккуратной бородкой клинышком. Это и был доктор Гиффорд. Он не удосужился постучаться, а просто вошел в смотровую, не зная, есть ли там кто и что там происходит. Индия сочла такое поведение крайне невежливым по отношению к ней и ее пациентке.

– Слава Богу, доктор Гиффорд. Как я рада, что вы пришли! А то эта ваша девчонка раздела меня до панталон. Спрашивается зачем, если мне всего-то нужен рецепт на настойку?

– Доктор Гиффорд, там нет никакого эмбриона, – сказала Индия, стараясь говорить так, чтобы пациентка не поняла. – Зато есть утеральная масса. Весьма крупная.

– Достаточно, доктор Джонс.

– Но, сэр, миссис Адамс необходимо провести интравагинальный осмотр. Ей следует…

– Я сказал, достаточно.

– Доктор Гиффорд, о чем это она бубнит? С ребеночком моим все нормально? – спросила явно встревоженная миссис Адамс.

– Все прекрасно, миссис Адамс. – Он торопливо написал несколько слов на рецептурном бланке и подал ей. – Вот вам новый рецепт. Добавляйте по три капли в чай каждые два часа.

Измученное лицо женщины облегченно просияло. Поблагодарив доктора Гиффорда, она торопливо оделась и ушла.

– Доктор Гиффорд… – начала Индия.

– Вы чересчур медлительны, доктор Джонс, – сказал Гиффорд, отметив выписанный рецепт в истории болезни миссис Адамс. – Девяносто процентов времени вы потратили впустую. А нужно было всего-навсего произвести быстрый осмотр и прописать лауданум.

– У этой женщины, скорее всего, рак матки. Ей требуется срочная операция, а не лауданум.

– Боюсь, миссис Адамс операция уже не поможет.

– Вы… вы с самого начала знали, что она не беременна?

– Да, знал, – ответил Гиффорд, подняв на нее глаза. – Неужели вы принимаете меня за идиота?

– Разумеется, нет. Я далека от каких-либо предположений. Но… почему вы ей ничего не сказали?

– Зачем? Скажу я или нет, она все равно умрет. Так зачем усугублять страдания ее последних месяцев? Пусть думает, что беременна. Что в этом плохого? Я стараюсь избавлять ее от болей. Ничем другим помочь ей не могу.

Индия не верила своим ушам. Гиффорд самоуверенно распоряжался чужой жизнью. Играл роль Господа Бога. Элизабет Адамс была взрослой женщиной. Она заслуживала правды о своем состоянии и возможности самой принимать решения.

– Доктор Гиффорд, ее опухоль может быть операбельной, – сказала Индия. – Или доброкачественной. Если бы я уговорила ее на вагинальный осмотр, это позволило бы взять образец для исследования под микроскопом. Возможно, опухоль действительно доброкачественная, а боли вызваны давлением опухоли на окружающие ткани.

Доктор Гиффорд положил ручку. Он едва сдерживал бешенство.

– Доктор Джонс, вы молодой, неопытный врач. Я принимаю это во внимание… до поры до времени. Если вы до сих пор не заметили, мой кабинет находится в беднейшей части Лондона. Люди, приходящие сюда, едва наскребают деньги на лекарства, не говоря уже об операциях. Даже если Элизабет Адамс каким-то чудом изыщет средства на операцию, она все равно не выживет. Она слаба и страдает от постоянного недоедания. Нас захлестывает целая лавина больных, но мы должны направлять свои усилия туда, где они действительно принесут благоприятные результаты.

Индия сглотнула. У них был целый курс по врачебной этике, но подобные темы там не рассматривались.

– Прошу прощения, сэр. Такой медицине меня не учили.

– Ей вы будете учиться сами, – ответил доктор Гиффорд. – И перед вами, доктор Джонс, не гипотетические случаи из учебника, а суровая реальность. Песенка Элизабет Адамс спета. Но другим людям, ожидающим в приемной, еще можно помочь. Конечно, если вы успеете принять их до начала двадцать первого века. – Он закрыл историю болезни миссис Адамс и встал. – Запомните, доктор, на каждого пациента тратьте не больше десяти минут. Счастливо оставаться!

– Сэр, вы уже уходите?

– Это вас удивляет?

– Нет, сэр.

– Меня ждут пациенты в Королевской бесплатной больнице. Я просто решил заглянуть по пути. Посмотреть, как вы справляетесь. Судя по тому, что я увидел, неважно. Хочу надеяться, что не ошибся, взяв вас на работу.

– Вы не ошиблись, сэр.

– Мне было бы невыносимо разочаровать вашего декана. До свидания, доктор Джонс.

– До свидания, сэр.

Индия плюхнулась на стул, обхватив голову. Какое жуткое начало! Ей ни в коем случае нельзя потерять это место. Придется объясняться с Гаррет Андерсон, говорить этой замечательной женщине, что Гиффорд уволил ее, сочтя непригодной для работы. Сама мысль о таком разговоре казалась Индии невыносимой. Она ерзала на стуле, вспоминая отрывки из выпускной речи декана: «На вас устремлены глаза всего мира. Многие будут аплодировать каждой вашей победе. Но еще больше будет радующихся каждому вашему поражению…»

Индия слышала эпитеты, какими люди награждали ее и других женщин-врачей. Их называли аморальными, непорядочными и даже бесполыми. За этими словами скрывалось дремучее невежество и замшелые предрассудки. Нельзя давать доктору Гиффорду ни малейшего повода усомниться в ее профессиональных качествах. У нее нет права на провал.

Она вспомнила объявление, которое ежеквартально появлялось в журнале школы. Несколько строчек, публикуемых по распоряжению декана: «Обращаемся с искренней просьбой ко всем женщинам-врачам: сообщать секретарю Медицинской школы обо всех полученных ими назначениях, а также обо всех известных им вакансиях». Женщин-врачей брали на работу редко и неохотно. Вакансии появлялись и того реже. Если она лишится этого места, еще не известно, когда удастся найти другое. Но доктор Гиффорд все равно не имел права лгать миссис Адамс. Это бессовестно.

Что же ей делать? Долго раздумывать Индии не пришлось. Элла ввела в кабинет нового пациента: мальчишку, который пришел вместе с матерью.

– Генри Аткинс. Глисты, – сообщила Элла.

Вслед за Генри пришла шестнадцатилетняя Ава Бриггс с чудовищно воспаленной челюстью. Пару дней назад мать заставила ее вырвать все зубы. Зубодером выступил местный кузнец.

– Это ей подарок на день рождения, – объяснила женщина. – У дочки были такие зубы, что ни один парень не женился бы на ней. Кому охота разоряться на дантиста?

После мисс Бриггс пришла Рейчел Айзенберг, жалуясь на то, что вышла замуж месяц назад и до сих пор не забеременела. Ее сменила Анна Мэлони – старуха лет семидесяти, не помнящая точного своего возраста, которую мучил двухнедельный запор. Потом были еще пятнадцать пациентов обоего пола и разного возраста. В полдень, когда Индия думала, что ее гудящие ноги не выдержат и она рухнет на пол, появилась Элла с чайником и плетеной корзинкой.

– Принесли с собой, чем червячка заморить? – спросила она, и Индия покачала головой. – Так я и думала. Ничего, угостимся моим. К счастью для вас, я захватила вторую тарелку.

– Мне, право, неловко, сестра Московиц.

– Просто Элла.

Столь бесцеремонное поведение медсестры задело Индию.

– Надо поесть. Легче станет. Иначе грохнетесь в голодный обморок, а у меня нет времени отдирать вас от пола.

Индия заставила себя улыбнуться. У нее сосало под ложечкой, но не от голода. Пока шел прием, она отодвигала свои опасения насчет доктора Гиффорда, но сейчас они снова вылезли наружу.

– Жареная курочка, – сообщила Элла, выкладывая на стол половину курицы. – Картошечка с петрушкой и каша. – Морща лоб, Элла снова порылась в корзине и довольно улыбнулась. – И кугель из лапши! – Она подала Индии тарелку и вилку. – Угощайтесь.

– Здесь на десятерых хватит. Вы все это наготовили сами?

– Мамочка постаралась. У моих родителей ресторан на Брик-лейн. Кошерная пища.

Индия проткнула вилкой картофелину.

– У вас ноги отвалятся. Садитесь. Поешьте. Отдохните. Вам понадобятся силы для второй половины дня, – посоветовала Элла.

Индия села, несколько раз ковырнула картошку, затем положила вилку.

– У вас что-то стряслось? – догадалась Элла.

Индия рассказала ей о первых трениях с доктором Гиффордом.

– Да… И что? – невозмутимо спросила Элла.

– И что? Как после этого я могу продолжать здесь работать? Значит, я смиряюсь с самыми отвратительными нарушениями в медицинской практике.

– И думать не смейте об уходе, – предупредила Элла.

– Как я могу остаться? Я понимаю: при таком наплыве пациентов наши действия должны быть рациональными и практичными. Этому я должна научиться. Но ситуация, в которой я оказалась, выходит за рамки эффективности. Это вопрос этики. Вопрос моральных принципов.

– Боже мой! – засмеялась Элла. – Доктор Джонс, куда вы притащили свои моральные принципы? В Уайтчепел? Вы допустили ошибку. Завтра оставьте этих маленьких зануд дома.

Индия не засмеялась. Ее глаза сердито вспыхнули.

– Поведение доктора Гиффорда непростительно. Он должен был честно рассказать Элизабет Адамс о том, что у нее на самом деле, объяснить последствия и оставить за ней выбор лечения. В том числе и отсутствие всякого лечения, если она так хочет. Но выбор должен оставаться за ней, а не за ним.

Элла перестала есть. Прекратила шутить.

– Доктор Джонс, почему вы согласились здесь работать?

– Чтобы помогать бедным.

– Так помогайте.

– Но доктор Гиффорд…

– Насрать на доктора Гиффорда!

Шокированная Индия откинулась на спинку стула.

– Как у вас язык поворачивается? Вы же работаете на него.

– Нет. Я работаю у него, и он мне платит. Только и всего. А работаю я на них. – Элла ткнула пальцем в сторону приемной. – Там ждут около тридцати человек. Бедняки. Каждый – со своей хворью. Среди них полно детей. Так что засуньте ваши сомнения и угрызения совести подальше и помогайте им. Вот и весь моральный принцип. Вам понятно, доктор Джонс?

– Зовите меня просто Индией, – помолчав, ответила Индия.

Элла улыбнулась и положила ей на тарелку еще один кусок курочки, после чего убрала остатки их ланча обратно в корзину.

– Это вам на перекус… если получится. Сейчас пришлю очередного пациента.

Индии не удалось притронуться к еде. Весь остаток дня и начало вечера она безостановочно принимала пациентов. Детишек, кашляющих так, что у них гремело в груди. Жену складского грузчика, которой муж во время ссоры отхватил палец. Нескольких прачек, едва способных двигаться из-за болей в скрюченных спинах. Девочек-подростков с цингой. Проститутку, больную сифилисом. Парня, покусанного бультерьером. Нескольких детей, больных дизентерией. Двух малышей, игравших вблизи очага и получивших ожоги. Маленькую девочку с туберкулезом. Еще одного мальчика, проглотившего шестипенсовик. Его мамашу заботило не столько здоровье сына, сколько возможность вернуть монету.

Часы в кабинете доктора Гиффорда пробили семь. Индия как раз заканчивала осмотр своей последней пациентки – фабричной работницы с воспаленной печенью.

– Я пропишу вам таблетки, чтобы снять воспаление, – сказала она женщине. – Но, кроме их приема, вы должны воздерживаться от употребления спиртного.

– Это как?

– Никакой выпивки. Ни виски, ни портера, ни эля… словом, ничего вообще.

Женщина посмотрела на нее как на сумасшедшую:

– Я скорее дышать перестану.

– Тогда ваша печень пострадает еще сильнее.

Работница весело засмеялась и ушла. Ни капли силы воли, подумала Индия, глядя ей вслед. Здешний рабочий класс все больше ее изумлял. Жалкие гроши, зарабатываемые тяжелым трудом, они тратили на спиртное, сласти и вредную для организма пищу, которую называли вкусняшками: холодец, бекон, маринованные огурчики и подобное. Взять ту же миссис Бернс, принесшую свою туберкулезную дочку. Тощая, бледная малышка сосала конфету с бренди.

– Вашей дочери необходима полноценная пища. Прежде всего молоко и овощи, – сказала Индия, взяв со стола принесенные цветные иллюстрации.

Миссис Бернс как-то странно посмотрела на нее:

– Миссус, я знаю, как выглядит морковка.

Индия покраснела и отложила картинки.

– Вы даете ребенку молоко?

– Редко. Когда денег наскребаем, – ответила миссис Бернс. – А мой старик не жалует зелень.

– Но если вам хватает на конфеты с бренди, должно хватить и на молоко, – заметила ей Индия.

– Бросьте, миссус. Моя бедняжечка любит эти конфетки. Помню, бабка мне говорила: «Позволь себе немного того, что любишь, и будешь счастлива».

Молоко гораздо полезнее. Шпинат и каша – тоже. Индия не уставала это повторять своим сегодняшним пациентам. Это она переняла от профессоров, работавших в Королевской бесплатной больнице. Правда, результатов их увещеваний она почти не видела.

Индия присела к столу, чтобы сделать запись в историю болезни последней пациентки, но дверь приоткрылась, и Элла сообщила:

– К вам еще одна девица. Мисс Эмма Майло. Я просила ее прийти завтра, но она малость не в себе.

– Что с ней?

– Мне не говорит. Слышала, что здесь появилась женщина-врач, и требует, чтобы вы ее приняли.

– Хорошо. Я приму ее. А потом мы отправимся по домам. – Индия склонилась над историей болезни.

– Мисс, к вам можно? – через несколько минут услышала она.

Индия подняла голову. У двери стояла рыжеволосая девушка лет восемнадцати, если не меньше.

– Садитесь, – сказала Индия, кивнув на стул возле стола Гиффорда. – На что жалуетесь, мисс Майло?

Мисс Майло молча теребила завязки маленького шелкового ридикюля.

– Мисс Майло!

– Мне нужно… что-то, чтобы не было детей. Я слышала, у докторов есть такие снадобья и разные штучки. – Глаза девушки были полны мольбы. – Я подумала, раз вы женщина, вы мне поможете. – Эмма потупила взор. – Пожалуйста, мисс, помогите, – прошептала она.

– Боюсь, я не смогу вам помочь, – с сожалением ответила Индия. – Это кабинет доктора Гиффорда, а он противник противозачаточных средств. Я не согласна с его точкой зрения, но у меня связаны руки. Если у вас есть интимные отношения и вы не хотите забеременеть, их необходимо прекратить.

– И всего-то? – горько усмехнулась девушка.

– Мисс Майло, я…

– Спасибо, – пробормотала она, стремительно вскочив со стула.

На мгновение Индия увидела другую убегающую девушку – не Эмму Майло, а Би Маллинс, сестру Хью. У двери Эмма Майло обернулась, чтобы еще раз взглянуть на Индию, но Индия видела только Би: бледную, запачканную кровью, с немым укором в глазах. Усилием воли Индия прогнала видение. Она ничем не могла помочь этой рыжеволосой. Ничем. Еще на собеседовании Гиффорд ясно изложил свои взгляды на противозачаточные средства. Он считал их аморальными и потворствующими распутному поведению низших слоев, а потому никогда не прописывал. Индия мысленно окрестила его динозавром. Она хотела возразить и сказать, что нежелательные беременности еще более аморальны, поскольку лишь умножают нищету и убожество, но была вынуждена прикусить язык. Кроме работы у Гиффорда, других предложений ей не поступало.

То был ее первый компромисс и, как теперь она поняла, далеко не последний.

Индия тяжело привалилась к спинке стула. Ее взгляд бродил по противоположной стене, увешанной наградами и грамотами доктора Гиффорда. Профессор Фенвик и декан ни разу не обмолвились, что ей придется идти на компромисс с совестью. Сколько еще таких случаев будет в ее медицинской практике? Четыре? Десять? Тысяча? Стала ли она более нравственной, отказав Эмме Майло в противозачаточном средстве? Гиффорд, который месяц лжет Элизабет Адамс. Кто он? Гуманист, стремящийся облегчить участь пациентки? Или убийца?

– Прошу прощения, Конфуций, вы готовы идти домой?

В дверях снова стояла Элла.

– Да, конечно. – Индия тряхнула головой, прогоняя мысли, потом торопливо собрала бумаги. – Дома допишу.

Она очень устала и мечтала поскорее снять ботинки с распухших ног и съесть тарелку супа. Она погасила свет, спустилась по лесенке, прошла по коридору и уже хотела уйти, но увидела, что Элла одна убирает приемную. Индия взялась ей помогать. Через какое-то время входная дверь открылась. Явился доктор Гиффорд в вечернем костюме.

– Как справились? – спросил он.

– Отлично, – ответила Индия. – Приняли всех, кто записывался на сегодня.

– И впрямь отлично! – воскликнул Гиффорд, пробежав глазами регистрационный журнал. – Пятьдесят четыре пациента. Неплохо для первого дня, доктор Джонс.

– Благодарю вас, сэр.

– Я всего на минутку. Надо бежать. Обедаю с епископом. Вас не затруднит запереть дверь?

Индия так устала, что не знала, хватит ли ей сил повернуть ключ в замке. Но Гиффорду твердо ответила «да». Он простился с обеими женщинами и собрался уйти. Тут кто-то отчаянно забарабанил в дверь.

– Слышу! Сейчас открою! – крикнула Элла.

На крыльце стоял мальчишка-подросток.

– Вы можете пойти со мной? Нужна помощь. Ребенок застрял! – выпалил он.

Индия застонала. Супу придется обождать. Соображая, какие перевязочные материалы захватить с собой, она спросила мальчика:

– В чем застрял ребенок? В сливной трубе? В дымоходе?

– Нет! Не там! Он застрял у ма внутри! Не хочет выходить! Мисс, ей совсем плохо! Вы обязательно должны пойти.

Он чуть не плакал.

– Вы ведь справитесь без меня? – спросил Гиффорд.

– Конечно, доктор Гиффорд.

Индия открыла саквояж, проверила содержимое и убедилась, что часть ее запасов на исходе.

– Элла, у нас есть марля? И хлороформа у меня на донышке. Он тоже найдется?

Гиффорд, открывавший дверь, остановился.

– Это излишне, – бросил он Индии.

– Как вы сказали, сэр?

– Хлороформ не понадобится, – повторил он. – Я запрещаю применение анестезии для рожениц.

– Но, доктор Гиффорд, это не таит никакой угрозы для матери. Симпсон и Келли придерживаются мнения, что хлороформ не препятствует родам. Более того…

– Благодарю, доктор Джонс, – прервал ее Гиффорд. – Я не нуждаюсь в наставлениях по анестезии из уст моей подчиненной. Мне прекрасно известны свойства хлороформа. Родовые боли – наследие Евы. Пытаться их облегчить – значит идти против Божьей воли. Роды в муках благотворно действуют на женщин. Они укрепляют характер и прогоняют нечестивые чувства.

Индия с отвращением посмотрела на него. Вначале он казался ей старомодным. Побывав на собеседовании, она мысленно назвала его динозавром. Нет, не так. Во времена динозавров не было врачей. Гиффорд – посланец Средневековья. Чудовище из эпохи невежества и мракобесия.

– Не смею вас задерживать, доктор Джонс. Вас ждет пациентка, – бросил ей Гиффорд. – Засуньте ей тряпку в рот. Пусть кусает. Другую дайте в руки, чтобы их занять. И напомните ей о страданиях нашего дорогого Господа. 

Глава 5

Фиона Бристоу погрузила руки в деревянный ящик с чаем, зачерпнула горсть ароматных листьев, поднесла к лицу, закрыла глаза и принюхалась.

Все грузчики склада Оливера, находившиеся поблизости, прекратили работу, чтобы полюбоваться диковинным зрелищем. Для тех, кто работал здесь давно, оно было привычным, и они просто оперлись на чайные грабли. Они не впервые видели миссис Бристоу. А вот новички вытягивали шеи и смотрели на нее во все глаза. Женщины на складах и причалах бывали редко. Еще меньше было тех, кто появлялся в таких местах в шелковом костюме и шляпе с плюмажем, шел мимо матросов и стивидоров, огибая лебедки и переступая через веревки. И все ради проверки очередного груза чая, прибывшего на корабле. Но миссис Бристоу была женщиной необыкновенной.

– «Дарджилинг», – наконец произнесла Фиона, открыв глаза. – Хорошего качества.

– Этого мало, – заявил Мел Трамбулл, управляющий складом Оливера. – Такое мне любой ребенок скажет.

– А вы не торопитесь. Я еще не закончила. Весь этот сбор – с одной плантации… – сказала Фиона.

– С какой?

Мужчины кивали и подталкивали друг друга. Монеты переходили из рук в руки.

Фиона закрыла глаза и снова принюхалась.

– С Маргаретс-Хоуп.

– Урожай?

– Второй в году, – чуть помедлив, ответила Фиона, открыла глаза и с улыбкой добавила: – Собран с поля на северном склоне в среду, во второй половине дня, женщиной в ярко-розовом сари.

Грузчики захохотали.

– Ладно, уймитесь. Очень смешно, – проворчал Мел.

– Так я права? – спросила Фиона.

Мел полез в карман брюк, с явной неохотой достал шестипенсовик и бросил ей. Фиона ловко поймала монету. Раздались приветственные возгласы.

– Вам тут за развлекушку платят? – накинулся на них Мел. – Возвращайтесь к работе!

– Я оказалась права! – засмеялась Фиона. – Я выиграла наше пари. Я же говорила вам, что могу с закрытыми глазами, только по запаху, назвать любой чай. Любой!

– Не будьте такой хвастуньей, миссис Би. Вам это не к лицу, – фыркнул Мел.

– А вы так позорно не проигрывайте мне, – засмеялась Фиона, глядя, как ее рабочие вновь принимаются за дело. – И дайте мне пару фунтов этого восхитительного «дарджилинга». Представляю, какой у него вкус!

– Не могу. Нет ни щепотки лишней.

– Это почему?

– Звонили из магазина в Кенсингтоне. Они продали пять ящиков и просят доставить еще четыре. Найтсбриджу нужно три ящика. У меня остается шесть. А Букингемскому дворцу требуется восемь. Похоже, принцесса пристрастилась к нашему чаю.

Фиона нахмурилась, моментально сосредоточившись на деле.

– Так я и знала! Нужно было закупить больше. Сократите число ящиков для магазина в Кенсингтоне, а дворцу дайте столько, сколько они просят. С нашими наилучшими пожеланиями.

– Что?.. Бесплатно? – едва не завопил Мел. – Это же четыреста фунтов высококачественного чая! Можно сказать, небольшое состояние!

– Да, зато благодаря им мы получим большое. Мел, неужели вы не понимаете? Принцесса Александра еще ничего у нас не заказывала. У нас есть разрешение на поставку от ее величества. От принца Эдуарда. Но от принцессы Александры нет, а нам она очень нужна. Она такая модница. Ее фотографии помещают все журналы. О ней пишут в каждом разделе светской хроники. Каждая женщина в нашей стране хочет походить на нее. Если принцесса станет пить «Тэс-Ти», тысячи англичанок последуют ее примеру. Ее покровительство – это такая известность, которую нам не принесет и тысяча рекламных статей.

Чувствовалось, слова Фионы не убедили Мела.

– Вообще-то, миссис Би, это отдает азартной игрой.

– А во мне есть что-то от азартного игрока, – сказала она, подбрасывая и ловя шестипенсовик. – И вы это знаете.

– Даже слишком хорошо, – проворчал Мел.

– Пусть завтра утром все ящики доставят во дворец. И добавьте к ним ящик нашего ванильного чая. Возможно, принцессе он понравится… Кстати, нумалигурский «ассам» уже прибыл? – спросила Фиона, успев подняться по лестнице на пол-этажа. – Вы его смотрели? Тогда давайте сейчас и посмотрим. Хочу надеяться, он нас не разочарует…

Мел побежал следом, потея на июньской жаре. Ему, как и многим другим, было не угнаться за Фионой. В свои тридцать лет Фиона Бристоу владела компанией «Тэс-Ти» – чайной империей, доход которой исчислялся многими миллионами фунтов. Империя, начавшаяся с нескольких ящиков чая и бакалейного магазинчика в Нью-Йорке, нынче имела сеть магазинов «Тэс-Ти» и салонов «Чайная роза» не только в Англии и Америке, но и во многих крупных городах других стран.

– Замечательный аромат, – сказала Фиона, разглядывая горсть темных терпких листьев. – Мел, я подумываю о создании нового купажа. Он должен быть достаточно крепким и насыщенным, чтобы отвечать вкусам поклонников кофе. Отсюда можно будет перекинуть мостик…

Ее слова потонули в звонком мужском голосе:

– Фиона, старая форель! Вот вы где!

Обернувшись, она увидела высокого блондина, стремительно идущего к ней.

– Фредди? Неужели это вы?

– Собственной персоной. Заезжал к вам на Минсинг-лейн. Секретарь сказала, что вы здесь.

– Какая неожиданность!

– Ничуть. Ваш член парламента занимается работой на благо вас и Восточного Лондона.

Фредди достал из нагрудного кармана конверт и протянул Фионе.

– Что там?

– Откройте и посмотрите.

Фиона открыла. Внутри лежал банковский счет на пятьсот фунтов, предназначенных ремесленной школе для девочек при миссии Тойнби.

– От правительства. Палата общин удовлетворила мою просьбу, – сказал Фредди. – Счет я передам его преподобию Барнетту, но вначале хотелось показать его вам.

– Значит, вы не просто… – Фиона осеклась, подбирая наиболее тактичное слово для того, что хотела сказать.

– Что? Не просто болтал и раздавал пустые обещания? Как видите, нет. Я очень серьезно отношусь к подобным обещаниям и не жалею сил, чтобы улучшить жизнь моих избирателей. Смею надеяться, это будет замечено и отмечено… Что это вы делаете?

Фиона вертела в руках банковское поручение.

– Ищу потайные нити, – ответила она, забыв про дипломатию.

– Не ищите. Их там нет, – ответил несколько задетый Фредди, забирая у нее бумагу. – Но буду вам ужасно признателен, если вы замолвите за меня словечко перед Джо.

– За пятьсот фунтов я замолвлю целых два. Спасибо, Фредди. Я и в самом деле очень вам благодарна. Говорю совершенно искренне.

Фредди кивнул:

– Думаю, вы не откажетесь сообщить ему, что сейчас я напряженно работаю над законом об ограниченной ирландской автономии, учитывая интересы моих избирателей-ирландцев. Немалое их число – это ваши рабочие. А еще я не менее напряженно занимаюсь разработкой антикриминальных мер.

– Не желаете ли чашечку чая? – предложила Фиона, надеясь сменить тему. – Как видите, его здесь полным-полно. Может, свеженького «дарджилинга»?

– Нет, спасибо. Мне надо бежать, – ответил Фредди, выстреливая словами. – Но обязательно скажите Джо, что я провел несколько встреч с официальными лицами Скотленд-Ярда и Министерства внутренних дел. И мы достигли полного взаимопонимания. Выделены деньги на дополнительные полицейские патрули по всему Тауэр-Хамлетс. Несколько дней назад пятеро полицейских из Уоппинга схватили пару взломщиков. А их коллеги из Уайтчепела разорвали цепь контрабандной торговли. Очередь за Сидом Мэлоуном. Он представляет угрозу и вам с Джо, и любому крупному торговцу, имеющему склады и причалы на Темзе. За минувшие полгода шайка Мэлоуна дважды совершала дерзкие налеты на прибрежные склады. Но смею вас уверить, с каждым днем я подбираюсь к нему все ближе. Я едва не схватил его на ограблении фургона с деньгами. Совсем недавно я был близок к его аресту в Лаймхаусе. Оказывается, он сует свои жадные пальчики и в торговлю опиумом. Кольцо вокруг него смыкается, и он это знает. Мэлоун – жестокий и опасный человек, заслуживающий самого сурового наказания. Жаль, что казни больше не совершаются публично. Я бы с большим удовольствием посмотрел, как его вздернут на виселице.

Фиону обуял ужас. У нее перехватило дыхание, но она заставила себя улыбнуться. Фредди не должен видеть ее страха.

– Мне пора. Время подпирает. Кланяйтесь от меня Джо, – сказал он.

Фиона пообещала, что так и сделает. Фредди умчался. Мел, который все это время осматривал ящики с другими сортами чая, снова подошел к ней.

– Идемте, посмотрим на партию «кимуна»… Миссис Бристоу, что с вами? Вы совсем бледная. Мэм, что случилось?

Фиона покачала головой и попыталась сказать, что с ней все в порядке. Но колени у нее подогнулись. Она схватилась за край ящика для чая, тем самым лишь замедлив падение.

Мел выругался, успев подхватить ее, иначе она бы ударилась о пол, поднял Фиону и усадил на ящик.

– Миссис Бристоу? Вы нормально себя чувствуете?

– Голова немного закружилась, – вяло кивнула Фиона. – Должно быть, от жары… и от ребенка. Я беременна.

– Я вызову врача.

– Незачем. Я сейчас оправлюсь. Это был легкий обморок.

Она снова заставила себя улыбнуться, однако Мел недоверчиво качал головой.

– Принести вам чего-нибудь? Бренди?

– Бренди не надо, а вот чашка чая будет очень кстати.

– Вы сможете спуститься вниз?

– Я еще немного посижу здесь. Пусть ноги окрепнут. Вы принесете чай сюда?

– Но вам нельзя оставаться одной. Вдруг обморок повторится? Я сейчас кого-нибудь пришлю…

– Нет, Мел, не надо. Я хочу немного посидеть одна. Несколько минут. Соберусь с силами.

Мел неуверенно кивнул и поспешил к себе в кабинет, где на небольшой плите у него постоянно кипел чайник.

Едва он ушел, Фиона спрятала лицо в ладонях. Страх вызывал у нее тошноту. Только что рядом с ней стоял Фредди Литтон, улыбался и обещал повесить ее брата. Те же слова он говорил у нее в саду, на встрече по сбору денег для ремесленной школы для девочек. Фионе и тогда стало не по себе от его слов, но после ухода Фредди она успокоилась, сочтя эти слова обычным бахвальством политика. Ей удалось прогнать страх, а теперь страх явился снова, взяв реванш.

Она встала и медленно побрела к лестнице. Нужно разыскать Чарли, причем немедленно. Она должна предупредить его, пока еще не поздно.

– Но как? – вслух прошептала она и остановилась.

После истории с Майклом Беннетом она не вправе посылать к Чарли еще кого-то.

Фиона не забыла сломанную руку Беннета. «Мэлоун – жестокий и опасный человек…» – звучал у нее в мозгу голос Фредди.

О том же говорил ей и Джо. Муж называл Чарли опасным и настаивал на прекращении поисков. Но как она может их прекратить? Чарли – ее брат.

Фиона вспомнила, каким Чарли был прежде, и ее глаза наполнились слезами. Добрый, отзывчивый парень. Ни капли жестокости. Жизнерадостный, постоянно смеющийся. Она вспомнила, как он играл в футбол с младшим братишкой Шейми или брал малыша на реку – посмотреть корабли. Чарли охотно ходил за продуктами больным и престарелым соседям и всегда отказывался брать за это деньги, хотя каждый пенс для него не был лишним.

Их семья жила тогда на грани нищеты, едва сводя концы с концами. Фиона вспомнила их дом на Монтегю-стрит: две комнаты на первом этаже, две на втором. Плата за жилье съедала львиную долю семейных доходов; оставшихся денег едва хватало на еду. И при этой нищей жизни у них было всё. Родители, любившие их. Песни и истории, которые пели и рассказывали по вечерам у очага. Смех. Надежда. Мечты. А потом не стало ничего. Сначала они потеряли отца. Затем мать. Вскоре не стало и их маленькой сестры. Чарли исчез в ту страшную ночь, когда убили их мать. Она и Шейми выжили только благодаря заботам и помощи неравнодушных людей: Родди, которого они привыкли звать дядей, их родного дяди Майкла в Америке и ее первого мужа Николаса.

Но рядом с Чарли таких людей не оказалось. Ему помог Денни Куинн и воровская шайка, которой Куинн верховодил. Чарли и сейчас был одинок. Ему не от кого услышать о нависшей над ним опасности. Если он не уедет из Восточного Лондона и не покончит с прежней жизнью, рано или поздно Фредди Литтон до него доберется.

Джо советовал ей не встревать. Забыть Чарли. Похоронить прошлое.

Неужели Джо забыл урок, который преподала им жизнь? Прошлое – неукротимый мертвец. Прошлое невозможно похоронить. Оно будет снова и снова выползать из могилы, отравляя воздух… зловонием иного рода, гораздо хуже трупного. Невыносимым запахом печали, сожалений и раскаяний.

Сида Мэлоуна породило жестокое и кровавое прошлое, начавшееся в 1888 году, когда на улицах Уайтчепела появился неуловимый убийца. Когда грузчики работали по шестнадцать часов в день, получая пять пенсов в час. Когда грязные, отвратительные меблирашки плодили и выталкивали на улицы воров и проституток.

Все началось со смерти их отца. Пэдди Финнеган работал на одном из складов компании «Чай Бертона» и стал жертвой несчастного случая. Он выпал из погрузочной двери на пятом этаже склада. Едва дети справились с этим горем, как убили их мать. Ее убил безумец, прозванный Джеком-потрошителем. Та ночь стала переломной для Чарли. Он как раз возвращался домой и увидел истекающую кровью мать на тротуаре. В мозгу Чарли что-то повернулось. Он убежал и исчез. Найти его не смогли. Через несколько недель из Темзы выловили его тело. Оно успело настолько разложиться, что Чарли опознали только по обнаруженным в кармане отцовским часам. Семейной реликвии, которую отдал ему умирающий Пэдди.

Фиона осталась одна с малолетним Шейми на руках. Отчаянно нуждаясь в деньгах, она решила добиваться денежной компенсации за смерть отца. Мать подавала прошения, но ответа не получила. В местной конторе «Чая Бертона» Фионе отказали. Тогда она отправилась в главную, намереваясь поговорить с Уильямом Бертоном, владельцем компании. Обманув швейцара и пробравшись в кабинет Бертона, она случайно подслушала его разговор с главарем преступного мира Уайтчепела Шиханом Котелком. Из разговора Фиона узнала, что причиной смерти ее отца стал вовсе не несчастный случай. Гибель Пэдди Финнегана подстроил Шихан, выполняя приказ Бертона, которому ее отец стал костью поперек горла, поскольку убеждал грузчиков объединяться в рабочий союз… Только чудом Фиона сумела убежать от Бертона и Шихана и не стать жертвой шихановских головорезов, посланных в погоню. Фиона спешно покинула Лондон, поклявшись, что однажды Бертон сполна заплатит за содеянное. Это обещание она сдержала, вернувшись через девять лет и обанкротив Бертона. Его компания перешла в ее собственность.

Бертон попытался ее убить прямо в зале заседаний, когда ему были предъявлены все доказательства банкротства. Попытка не удалась. Он скрылся. Полиция искала Бертона по всему Лондону и после нескольких недель безрезультатных поисков предположила, что он сбежал на континент. Бертон действительно планировал бегство в Европу, но позже. Вначале он собирался расправиться с Фионой. Все это время он прятался на старом заброшенном чайном складе, куда сумел заманить Фиону. Его третье покушение на ее жизнь оказалось бы успешным, если бы не вмешательство Сида Мэлоуна.

Узнав из газет о ее блистательной победе над Бертоном, Сид установил за Фионой негласное наблюдение. Как и Родди, он не верил в бегство Бертона. Люди Сида следили за ней постоянно. Это они спасли ее и Джо, перевезя их затем на южный берег Темзы. Там Фиона узнала, что Чарли Финнеган не погиб в восемьдесят восьмом, а превратился в Сида Мэлоуна.

При виде убитой матери у него действительно помутилось сознание. В полубезумном состоянии он скитался по Восточному Лондону, не зная, где находится и кто он. Чарли спал где придется, питался отбросами. Однажды поздним вечером, когда он рылся в помойном баке в поисках еды, на него напал его давний враг Сид Мэлоун, жестоко избил, украл отцовские часы и попытался убить. Защищаясь, Чарли кинул в него камень, который раскроил Сиду череп. Испугавшись, Чарли бросил тело Сида в Темзу, но забыл забрать отцовские часы.

Постепенно к Чарли начала возвращаться память. Он вспомнил, кто он и где жил прежде. Пойдя по тому адресу, он обнаружил, что в их бывшей комнате живут другие люди. Одинокий, боящийся, что его схватят и обвинят в убийстве Мэлоуна, он пришел к единственному человеку, которому мог доверять, – Денни Куинну. В местном преступном мире тот был второстепенной фигурой. Денни посоветовал ему затаиться и взять себе имя Сида Мэлоуна. Сид был одинок, а рыжие волосы придавали ему сходство с Чарли. Куинн рассуждал так: если у полиции возникнут подозрения и они начнут задавать вопросы, живой и здоровый Мэлоун будет готов на эти вопросы ответить.

Встреча с братом подействовала на Фиону даже сильнее, чем смертельное столкновение с Бертоном. Все эти годы она считала Чарли умершим. Она обнимала его, плача от радости. Но радость омрачал нынешний род занятий Чарли. Фиона умоляла брата порвать с преступным миром и вспомнить о своих прежних мечтах. Задетый и рассерженный словами сестры, он заявил, что каждый из них выживал так, как умел. Он потребовал от Фионы не пытаться его искать. Дядя Родди, дослужившийся до сержанта полиции, прочесал оба берега, но следов Чарли не обнаружил. «Отпусти его, Фи», – уговаривал ее Джо. Фиона неохотно согласилась, решив утаить от подросшего Шейми правду о Чарли, которого он любил и которым восхищался. Нынешний Чарли вряд ли вызвал бы у Шейми восхищение. Его кумир стал преступником, жестоким и беспощадным.

– Миссис Бристоу! Зачем вы встали, мэм? Сидели бы на ящике. – Мел вернулся с чаем, Фиона не слышала, как он поднялся. – У вас по-прежнему нездоровый вид, – сказал он, ставя дымящуюся кружку на ящик. – Думаю, вам стоит поехать домой. Я сейчас схожу за вашим кучером. А вы пока пейте чай.

Фиона кивком поблагодарила его. Он был прав. Ей надо поехать домой. Она сделала несколько глотков. На полу что-то блестело. А-а, шестипенсовик, выигранный у Мела. Поднимаясь сюда, она держала монету в руке. Должно быть, выронила, когда сама рухнула на пол. Фиона нагнулась за монетой. В ее нынешней жизни шесть пенсов не значили ничего. А когда-то шесть пенсов означали разницу между сытым и голодным желудком.

Фиона смотрела на шестипенсовик, но видела другие монеты. Пенни, шестипенсовики, шиллинги. Чарли вытаскивал их из кармана и выкладывал на шаткий стол в грязной комнате, где они жили. Среди них была и банкнота в один фунт, мятая, с пятнами крови. Эти деньги Чарли получал за победы в жутких кулачных боях.

– Бери, – говорил он. – Бери все.

Фиона не хотела, но взяла. На эти деньги можно было купить молока для малышки. Мясо на ужин. Уголь для обогрева. Ботинки для Шейми. А еще ими можно было заплатить за жилье.

– Чарли, – сокрушенно прошептала Фиона, сжимая в пальцах монету.

Тогда все они нуждались в его заработках. Ради заботы о матери, брате и сестрах Чарли отказался от своей давней мечты уехать в Америку.

Теперь он нуждался в ее помощи.

– Я тебе помогу, – сказала Фиона.

Она сама займется поисками брата. Чарли ясно дал понять: слушать чужих он не станет. Но ее он послушает. Она заставит его слушать… если только сможет найти.

Фиона не знала, откуда начинать поиски. Чарли обитал где-то в Ист-Энде, но где именно – она и понятия не имела. По словам Беннета, он встретил Чарли в прибрежном пабе, но названия паба не сказал. Точнее, не успел сказать. Джо выставил частного детектива за дверь.

Джо. При мысли о муже Фиону захлестнуло чувство вины. Узнав о ее затее, он сильно рассердится. Его предостерегающий голос и сейчас звучал у нее в мозгу. Джо действовал из лучших побуждений, пытаясь защитить ее и обезопасить ей жизнь. Он хотел, чтобы она отказалась всего от одной неподвластной ей стороны жизни и сосредоточилась на всех остальных, подчиняющихся ее воле и желанию. Она ведь была такой успешной, такой блистательной. У нее было все, что можно и чего нельзя купить за деньги. Она замужем за любимым человеком. Счастлива по-настоящему. Но при всем доступном ей счастье в душе Фионы не утихала саднящая грусть по близкому человеку, которого не было рядом, который не придет на воскресный обед и не услышит радостных воплей детей: «Дядя пришел!» И не появится на семейных фотографиях.

Она осуществит задуманное. Она найдет Чарли. Пусть это риск. Она готова рискнуть. Свои планы Фиона решила держать в тайне от всех, даже от Джо. Ей было очень тяжело обманывать мужа, но иного выхода она не видела. В том, что касалось ее брата, Джо был упрям и непримирим. Он считал Чарли жестоким и пропащим человеком. Но Фиона так не думала. Когда она разыщет Чарли и вернет в семью, Джо поймет, что ошибался. Он простит жене эти действия втихаря. Чарли отнюдь не пропащий. По натуре он не преступник и не злодей. Он не принадлежит к преступному миру. Он принадлежит ей, и она вернет его обратно. Найдет способ вернуть.

– Миссис Бристоу! – крикнул с лестницы Мел. – Экипаж подан! Кучер ждет!

Фиона встала. В ногах еще ощущалась слабость, но сама она была полна решимости.

– Мэм, вы готовы? – спросил Мел, с сопением и пыхтением поднимаясь к ней.

– Да, Мел. Идемте.

Ее пальцы по-прежнему сжимали шестипенсовик. Фиона сунула монету в карман. Да, она азартный игрок. И в этот раз она поставила на Чарли. 

Глава 6

– Хозяин! – крикнул Фрэнки Беттс. – У нас готово!

Сид Мэлоун потянулся за фонарем, посветил на кирпичи. Дыра сделана. Сквозь нее виднелись опорные столбы, на которых держалась крыша склада «Крепость». Но ширина дыры была всего лишь около фута. Им нужен пролом гораздо шире.

– Ронни, Оз, беритесь за дело! – распорядился Сид. – Шевелитесь!

Замелькали кувалды. Ронни и Оззи молотили по стене. Остальные складывали обломки кирпичей в пустые ящики.

Сид взглянул на карманные часы. Половина первого. Час до подхода лодки О’Нила. И только два часа до начала отлива. Если к тому времени они не управятся, придется все бросать и сваливать.

– Дези, где сторож? – с нескрываемым раздражением спросил Сид.

– Все еще глазеет на пожарные повозки.

– Жирный ублюдок! – выругался Сид.

За несколько часов до появления здесь двое его ребят подожгли заброшенный склад на соседней улице. Расчет оправдался: все сторожа в радиусе мили бросились тушить огонь. Все, кроме одного – толстяка необъятных размеров. Сид не брался даже гадать, на сколько стоунов тянули эти необъятные телеса. Увидев зарево, сторож и не подумал помочь. Дойти до горящего склада и то было для него непосильной работой. Он ограничился тем, что вышел на улицу и стал пялиться на проносящиеся пожарные повозки. Но если зрелище ему надоест и он вернется внутрь, это осложнит дело. Хорошо еще, сторож не слышал шума от ударов кувалд. Как Сид и рассчитывал, пожарные команды ехали к пылающему зданию по этой улице. Их колокола и повозки создавали изрядный шум.

– Эй! Полицейские! – вдруг крикнул Дези.

Сид схватил Ронни за рубашку, а Оззи за руку, едва не схлопотав от последнего кувалдой.

– Что там еще? – тяжело дыша, спросил Оззи.

– Тише ты! – прошипел Сид. – Дези, чем они заняты?

– Проверяют замок.

У Сида напрягся каждый мускул.

– Отлипли от замка. Теперь болтают с нашим милым толстячком. Хорошие парни. Нечего внутрь соваться…

– Дези!

– Все в порядке, хозяин. Они уходят.

Сид выдохнул. Затем схватил кувалду Оззи и ударил по стене. Им двигал страх. С каждым ударом было видно, как на его широкой спине напрягаются все мышцы. Удары железа по кирпичу болезненно отдавались в руках. Сид едва их ощущал. Подготовительные действия слишком затягивались. Им не уложиться во времени. Увидев Тома, лихорадочно размахивающего руками, Сид опустил кувалду.

– Остановись, хозяин. Хватит! Мы уже внутри.

Сид бросил кувалду и пролез в пролом раньше, чем Том прекратил болтать. За ним влезли еще пятеро. Оззи тащил фонарь. Дези остался на причале Лондонских доков за часового. Сид потребовал фонарь и, получив, поводил им вокруг, осматривая громадное помещение. В нем не было ничего, кроме рулонов тканей. Шелк. Парча. Все рулоны были упакованы в коричневую бумагу. И никаких коробок или ящиков.

– Фрэнки, мы пришли сюда не за тканью на наряды, – сказал Сид.

– Они где-то здесь, – стоял на своем Фрэнки. – Нюхом чую. Дружок говорил, что на шестом. Может, он этаж спутал? Глянем на пятом.

Люди Сида беззвучно, как призраки, поднялись по лестнице. Достигнув пятого этажа, они рассредоточились. Каждый двигал коробки и заглядывал под парусину. Через несколько минут Оззи вернулся обратно.

– Пусто здесь, хозяин, – сказал он.

– Тогда поищем на четвертом, – отрывисто бросил Фрэнки, выбираясь на лестницу.

При свете фонаря Сид снова взглянул на часы. Еще пятнадцать минут псу под хвост. Дело дрянь. И от Дези отошли на приличное расстояние. Если крикнет – не услышат. Сид не знал, где сейчас сторож и продолжает ли полиция толкаться у дверей. Он решил, что даст Фрэнки еще пять минут на поиски, а потом они сваливают. Значит, промашка вышла.

Когда Сид спустился на четвертый этаж, Фрэнки находился в центре помещения, ломиком открывая крышку ящика. Извлекаемые гвозди скрипели. Сид даже вздрогнул. Затем раздался негромкий смех и голос Фрэнки:

– Здесь, хозяин! Нашел!

Подойдя ближе, Сид увидел крупные надписи на ящиках. «Оружейная компания “Винчестер”. Произведено оружейным заводом Боунхилл в Бирмингеме». Фрэнки восторженно разглядывал вытащенную из ящика винтовку.

– Хватит глазеть! – одернул его Сид. – Время подпирает. Придется сначала вытащить все ящики на лестницу. Заставим два верхних марша и только потом начнем спускать вниз. Где остальные ящики?

Фрэнки вернул винтовку на место. Люди Сида быстро пересчитали ящики с винтовками. Вместе с открытым пятьдесят пять. И еще двадцать ящиков с пистолетами.

– Ронни, брось в мешок полдюжины «бристолей». Это для нас, – распорядился Сид, указав на пистолеты. – Остальные погрузим на лодку. Шевелимся, парни.

Как уговаривались, его люди разбились на пары. Каждая пара подняла по длинному ящику и потащила к лестнице. Переноска сопровождалась кряхтением и приглушенной руганью. В ящиках лежало по двадцать пять винтовок. Сами ящики были тяжелыми и мало приспособленными к переноске. Сида вновь охватила тревога. Вес. Дополнительные ступеньки. Дополнительное время. А где сейчас этот долбаный сторож?

Когда протолкнули через пролом первый ящик, Дези уже пританцовывал от беспокойства.

– Где вы валандались? Я уж подумал, не загребли ли вас.

Сид объяснил причины задержки.

– Не нравится мне это, – вздохнул Дези. – Пропасть ящиков, тьма ступенек. Мы не успеем отправить лодку вовремя.

– Успеем. Поглядывай за своим красавцем.

Один за одним ящики проталкивали через пролом на причал Лондонских доков. Сид слышал каждый стук и грохот. Деревянные лестницы «Крепости» были старыми и рассохшимися. Каждый шаг отзывался скрипом. Все эти звуки играли на нервах Сида, перебирая их с виртуозностью арфистки. Снова и снова он и его люди возвращались на склад и тащили ящики к пролому. Они почти закончили предпоследний проход, когда Сид услышал голоса. Голосов было два. Они доносились с первого этажа. Говорившие стояли у лестницы.

– Замерли! – прошипел Сид.

Его люди послушно застыли. Ящики, которые они держали, тоже застыли в воздухе. Сид находился на площадке пятого этажа. Положение его было крайне уязвимым. Если бы он догадался сказать Ронни, чтобы не запихивал пистолеты в мешок, а раздал бы ребятам. Пистолеты не были заряжены, но сторож об этом не знал. Теперь мешок находится на шестом этаже вместе с Дези. С кувалдами, ломами и курткой Сида, где лежал его нож. При нем – ничего. Даже гвоздя нет. Ошибка новичка. Как он мог так сглупить? Если сторож потащится наверх, если увидит их, Сиду с Фрэнки придется бросить ящик и бежать за ним. Сид этого не хотел. Не хотел ни лишнего шума, ни тем более крови. Он планировал операцию совсем не так.

Сид задумал устроить пожар, чтобы отвлечь сторожа и чтобы исчезнувших винтовок хватились только через несколько дней. А может, и недель. Этого времени О’Нилу хватит, чтобы беспрепятственно приплыть в Дублин. Пристанет где-нибудь в устье Лиффи, сдаст груз и будет попивать «Гиннесс» в своем любимом пабе. А лондонские полицейские еще и не почешутся.

Но если сторож на них наткнется, это осложнит дело. Придется вышибить из него дух и связать да еще постараться, чтобы он не увидел их лиц. Утром его найдут, или жена помчится в полицию сообщать, что муж не вернулся домой. Когда сторожа развяжут, он все выложит копам, и тогда жди погони.

Сид ждал и вслушивался. От тяжелого ящика, который они держали на весу, все его мышцы напряглись. И ведь некого упрекнуть в дурной затее. Идея целиком принадлежала ему. Дези пытался его отговорить.

– Забудь про это, хозяин. Схлопочешь билет прямехонько в тюрягу, – говорил Дези. – К докам с крыши не подобраться. Двери, как крепости. Стены пять футов толщиной. Как ты думаешь, почему его назвали «Крепостью»?

– По той же причине, по какой подаваемая тобой моча называется пивом. Принятие желаемого за действительное, – ответил Сид. – Стены имеют пятифутовую толщину только у основания. Чем выше, тем они тоньше. На шестом этаже их толщина всего фут.

– Откуда ты знаешь? – угрюмо спросил Дези, пропустив мимо ушей замечание о пиве.

– Смотрел чертежи.

– Не заливай, хозяин. Где?

– В ратуше. Можешь спросить у Фрэнки. Мы с ним нарядились в лучшие костюмы, отправились в ратушу и назвались архитекторами. Теперь слушай, как мы это провернем. Проникнем на Лондонские доки со стороны реки, поднимемся на шестой этаж и там пробьемся через стену в «Крепость». Заберем товар, заметем следы – и ищи-свищи.

– Черт тебя побери, хозяин, да ты настоящий гений! – восторженно произнес Оззи, когда Сид разложил сделанные рисунки. – Ратуша, архитекторы… Кто бы еще до такого додумался? Это дельце по нам. Деньжонок огребем на нем по полной.

А если все сорвется, они окажутся в тюрьме.

Перед мысленным взором Сида мелькнула картина. Серый вихрь, наполненный черными и белыми пятнышками. Каменный пол в тюрьме Уормвуд-Скрабс. Гранитный, успел подумать Сид, и в то же мгновение его голова ударилась о пол. Потом была только обжигающая боль. Это Уиггс въехал ему по ребрам. Столько лет прошло, а пронзительный смех надзирателя до сих пор звучал в ушах Сида.

Внизу, в «Крепости», продолжали раздаваться шаги. Кто-то поднялся на первый марш, проскрипел по площадке, поднялся на второй. Теперь голоса слышались отчетливо. Один был женским. Говорили о пожаре. Женщина хотела посмотреть на пожар из окон склада. Сид слышал каждое ее слово. К этому времени женщина поднялась на второй этаж. Еще немного – и они столкнутся нос к носу.

Потом раздался ворчливый, недовольный голос сторожа:

– Помилосердствуйте! Неужели вы решили подниматься на самый верх? Отсюда видно ничуть не хуже, чем с последнего этажа.

– Вы уверены? Я же не зря заплатила деньги. Мы условились: за четыре пенса я могу смотреть с любого места.

– Тогда поднимайтесь одна. Мне на этих поганых ступеньках недолго и шею сломать.

– А крысы тут есть? – вдруг спросила женщина.

– Само собой.

– Ой, почему сразу не сказали? Терпеть не могу крыс!

Сид услышал дробь каблуков, выбиваемую по скрипучим ступенькам. Женщина спускалась вниз.

Уходят. Сид ждал, напрягая слух, чтобы убедиться в этом. Потом до его ушей донеслось сопение, кряхтение и несколько еще таких же звуков. Облегченно вздохнув, Сид повернулся к Фрэнки. Можно двигаться дальше. И вдруг он с тревогой увидел, что Фрэнки дрожит. Наверное, от напряжения. Как-никак они держали на весу тяжеленный ящик. Но вскоре Сид понял: парень трясется от смеха. Боясь, что его услышат, Фрэнки предусмотрительно закусил губу. Его щеки блестели от слез.

– Как ее вообще сюда занесло? – прошептал он.

– Нечего болтать. Шевелись! – бросил ему Сид.

Фрэнки подал сигнал тем, кто был впереди, и они продолжили подъем. Порой Сид сомневался, есть ли у Фрэнки нервы. Оружие – это тебе не драгоценности, не серебро или картины. Из него стреляют и убивают, поэтому к тем, кто переправлял оружие, судьи относились без всякого снисхождения. Если их схватят, каждому светит по двадцать лет. Толстяк-сторож пыхтел всего этажом ниже, а Фрэнки смеялся. Понятное дело: парень не нюхал тюремной камеры и не попадал в руки таких, как Уиггс. Кроме Дези, никто из его ребят не успел ощутимо посидеть в тюрьме. Сид, как мог, уберегал их от такого опыта.

– Где вы ошивались? Отдых себе устроили? – спросил Дези, когда они наконец вернулись в Лондонские доки. – Видел, как он зашел внутрь. Пытался вас предупредить, но вы уже спустились. О’Нил здесь. Слышал его мотор.

– Все в порядке, Дези. Пришлось подзадержаться. Главное, мы здесь, – сказал Сид, поднимая с пола рубашку и куртку. – Спустись вниз и скажи О’Нилу, что мы сейчас подойдем. Потом возвращайся за барахлом, – добавил он, торопливо одеваясь.

Пока Сид говорил с Дези, двое его парней вернулись в «Крепость», набрали рулонов тканей и завалили пробитую дыру. Затем протиснулись сами и уже со стороны доков поправили рулоны. Вот и ящики с обломками кирпичей пригодились. Ящики поставили возле закрытой дыры, наверх добавили еще несколько, замаскировав следы пролома.

Сид опять посмотрел на часы и выругался. Почти два. Им пора было бы давно свалить отсюда. Допустим, полчаса у них еще есть. Полчаса, чтобы спустить семьдесят два ящика с шестого этажа и погрузить в моторную лодку.

– Нормально, парни. Последнее усилие, – сказал он. – Двигаться быстро и без шума. Отсюда до трюма, как планировали. На причале ничего не оставлять.

Парни кивали. Ронни был весь мокрый от пота. Оззи снял кепку и вытирал лоб. Пит нагнулся, упер руки в колени, успокаивая дыхание. Они уже выдохлись, а их ожидал завершающий и самый трудный этап операции.

Люди Сида снова взялись за ящики. Спускать – не поднимать. Уже легче. Как и в «Крепости», деревянные ступени склада Лондонских доков тоже скрипели у них под ногами. Но если в «Крепости» был сторож, на складе он отсутствовал.

Ровно в семь вечера управляющий складом Лондонских доков запирал дверь, а в шесть утра открывал. Ночью он никогда не наведывался и не проверял состояние склада. Сид это знал, потому что пару месяцев назад отправил сюда Оззи на подработку. Оззи проработал месяца полтора, затем объявил управляющему по фамилии Ларкин, что возвращается домой в Дарем.

За время работы Оззи завоевал доверие управляющего. Под конец этих полутора месяцев Ларкин доверял Оззи запирать склад. Этот наивный человек считал, что один ключ гарантирует безопасность. Ведь запасной можно украсть и сделать копию. А так… Ларкин не предполагал, что у Оззи в кармане лежит кусок мыла. Изготовить слепок – секундное дело. Дружок-кузнец за пару часов сделал по слепку второй ключ. Сид с ребятами приплыли сюда заблаговременно, наняв незнакомого лодочника. Оззи впустил их. Когда закончат, выпустит обратно.

Если закончат…

Когда спустились на первый этаж, Сид огляделся по сторонам, ища глазами Дези. Тот должен был стоять у самой двери. Зарево пожара освещало верхние этажи склада, но не дотягивало до нижних.

– Все в порядке? – спросил он в темноту.

– Все в порядке, – послышался ответ.

Оззи и Ронни опустили ящики, открыв двери на причал. Сид услышал тарахтение мотора. Затем раздался рассерженный голос О’Нила, владельца моторки.

– Черт, где вы прохлаждались?! Я тут жду с половины первого. Думал, вы вообще не появитесь.

– Непредвиденные трудности, – сказал Сид, поднося ящик к воде. – Трюм открыт?

– С чего мне держать открытым этот грёбаный трюм? Я готовился отчалить.

Сид остановился как вкопанный, заставив остановиться и всех остальных.

– Тебе нужны винтовки?

– Да, но…

– Тогда закрой пасть и открой трюм. Живо!

О’Нил не препирался. Все опустили ящики на землю. Оззи и Ронни прыгнули в трюм. Сид и Фрэнки стали подавать им ящики. Том и Дик побежали на склад за новой партией.

– Скоро начнется отлив. Я не успею к утру выйти в открытые воды, – проворчал О’Нил. – Если по пути в Ирландию меня схватят с грузом оружия…

– Свои дела решай сам, – пресек его сетования Сид. – Держи трюм открытым, а сам не путайся у меня под ногами.

Неожиданно в их разговор врезался стук второго мотора. Его услышали все.

У Сида зашевелились кишки в животе.

– Речная полиция. И откуда их принесло? – Он повернулся к своим. – Прячьтесь на складе!

О’Нил хотел побежать со всеми. Сид загородил ему путь.

– Останешься здесь. Скажешь, что у тебя барахлит мотор.

– Если они увидят груз, мне конец! – крикнул владелец лодки. – Вдруг они начнут обыскивать трюм?

– Сделай так, чтобы они туда не сунулись.

Звук мотора нарастал. Сид метнулся к двери склада. Фрэнки запер дверь изнутри. Торчать у окон было опасно. Парни прильнули к двери и замерли, прислушиваясь.

Полицейские окликнули О’Нила. Их лодка, сверкая фонарями, подплыла к причалу. Сид все же рискнул выглянуть в окошечко слева от двери. О’Нил теребил в руках грязную ветошь.

– Маленькая неполадка, – объяснил полицейским хозяин лодки. – Дым пошел от мотора. Но я вроде разобрался, что к чему.

– Какой у вас груз? – спросил полицейский.

Его напарник осматривал лодку, поставив ногу на планшир. Осадка лодки была нормальной. Три ящика с оружием не такой груз, чтобы она осела ниже ватерлинии.

– Сейчас никакого, – ответил О’Нил. – Вез баранину из Дублина. Один кусок оказался с червями. Весь трюм провонял.

Второй полицейский поморщился и убрал ногу с планшира.

Вот и умница, подумал о нем Сид.

– А куда направлялись? – спросил первый.

– На склад Батлера. Разгрузился вчера вечером. Думал, там и останусь до рассвета. Но зашел в «Рамсгит». За пивом разговорился с соседом по стойке. Он сказал, что одному человеку нужно доставить в Дублин партию лезвий для кос. Надеюсь добраться до него раньше других перевозчиков.

Неожиданно первый констебль повернулся в сторону склада. Сид мгновенно пригнулся. У него застучало сердце. Он вжался в стену, надеясь, что в темноте констебль его не увидел. Полицейский подошел к двери, подергал ручку, посветил фонарем в окно. Луч высветил ящики и коробки. Затем полицейский убрал фонарь. Сид облегченно вздохнул, но в следующее мгновение едва не подскочил. Полицейский забарабанил в дверь.

– Откройте! – крикнул он. – Это полиция! Открывайте!

Ребята Сида замерли. Сам он попытался сглотнуть, но в горле пересохло. Сердце гулко колотилось, кровь шумела в ушах. Констебль снова забарабанил в дверь. Сид уже собирался подать своим сигнал к бегству, когда послышался голос второго полицейского:

– Хватит стучать. Это ж Лондонские доки. У них нет ночных сторожей.

– Вы ничего странного не заметили? Может, чего слышали? – спросил первый у О’Нила.

– Нет, сэр. Я же с мотором возился. Потом услышал вашу лодку.

– Заканчивайте свои дела и уплывайте. И чтоб, когда мы поплывем обратно, вас здесь уже не было.

Сид закрыл глаза и хрипло выдохнул. Пронесло. Взревел мотор полицейской лодки, забурлила вода. Полицейские поплыли дальше.

Фрэнки снова открыл двери. Все бросились наверх, подгоняемые страхом. Ребята Сида таскали ящики, пока у них не стали подкашиваться ноги и не появился огонь в легких. Было почти три часа ночи, когда они добрались до последних ящиков.

– Итак, всего шестьдесят девять ящиков, – сказал О’Нил; он стоял на палубе и вел подсчет. – Ты говорил, что их семьдесят пять. Где еще шесть?

– Три сейчас поднесут. Итого семьдесят два, – ответил Сид. – До последних трех нам было не добраться. Чуть на сторожа «Крепости» не напоролись. Если они тебе нужны, отправляйся за ними сам. Дорогу покажем.

– В таком случае я удержу часть денег. Все должно быть по-честному.

– Удерживай. Я постараюсь удержать своих ребят, которым это не понравится. Но гарантий не даю. Их шестеро, а я один.

О’Нил плюнул в воду, затем жестом позвал Сида, и оба скрылись в рулевой рубке. Там владелец лодки вынул из сейфа конверт и протянул Сиду. Сид вскрыл конверт и пересчитал деньги. Две тысячи фунтов, как и договаривались.

– Ирландцы хорошо платят, – усмехнулся Сид.

– Мы не стоим за ценой. Главное – освободиться от английской тирании, – ответил О’Нил. – Ирландия будет свободной. Мы будем стрелять в английских деспотов из их же оружия.

Сид кивал. Он едва слушал патриотические речи О’Нила, рассовывая банкноты по карманам.

– Мэлоун… ты ведь тоже ирландец. С такой фамилией, ты должен был бы отдавать нам винтовки даром, а не продавать. Борьба за свободу – дело благородное. Странно, что оно тебя не волнует.

– Единственное благородное дело, которое меня волнует, приятель, – мое собственное, – ответил Сид.

Сказав О’Нилу, что с ним приятно работать, он спрыгнул с лодки и направился к складу.

Тогда-то все и пошло наперекосяк.

Оказавшись на берегу, Сид увидел бегущих Оззи и Ронни, которые тащили ящик. За ними бежали Том и Дик со своим ящиком. Третий ящик Фрэнки нес на плече. Груз был слишком велик для одного. Фрэнки спотыкался. Дези стоял возле двери, держа в руке мешок с кувалдами, ломиками и пистолетами. Другой рукой он закрывал дверь.

– Двигаем отсюда, хозяин! Валим на лодку. Управляющий приперся, – сообщил Фрэнки.

– Что? Зачем… – спросил было Сид и осекся.

Чертовщина какая-то! Ночью на складе Лондонских доков никто не появлялся. Они целых три недели проверяли.

– Из-за пожара. Должно быть, решил проверить. Забирайся в лодку! – бросил Фрэнки, пробегая мимо.

– Эй, постойте. Я вас на борт не возьму… – начал возражать О’Нил.

Сид быстро сунул руку в карман куртки. Перед глазами О’Нила мелькнуло шестидюймовое лезвие ножа.

– Отвезешь нас в «Баркентину», – сказал Сид.

Хозяин лодки молча кивнул.

Дези был уже на борту. Оззи и Ронни забирались на палубу.

– Быстрее! Последний рывок! – крикнул Сид, махая Тому и Дику.

Они были рядом с бортом, переправляя ящик через планшир. Оставался Фрэнки. Он находился всего в нескольких футах от лодки. Сид бросился к нему, желая помочь и принять часть тяжести ящика на себя. Но в этот момент Фрэнки споткнулся, накренился вперед и концом ящика ударил Сида по голове. Ослепленный ударом, Сид попятился, сделал шаг назад, потом второй, размахивая руками и пытаясь выпрямиться на причале. И вдруг причал исчез. Под ногами был только воздух. Сид упал в воду, соприкоснувшись с верхушкой утопленной сваи.

Зазубренная древесина пропорола ему кожу. Сид открыл рот, чтобы крикнуть, но рот заполнился водой, и оттуда не вылетело ни звука. Он ничего не видел и не мог дышать. Ему оставалось одно из двух: всплыть на поверхность или утонуть. Но Сиду было не пошевелить правой рукой. Он отчаянно двигал левой. Легкие жгло. Кое-как он нащупал левой рукой сваю и, цепляясь за нее, поднялся к поверхности. Парни вовсю звали его. Чувствовалось, они сильно напуганы. Потом он услышал другой звук – мотор полицейской лодки. Пока еще копы были далеко, но это ничего не меняло. Все планы Сида не выдержали проверку временем.

– Дайте веревку! Нам нужна веревка! – орал Фрэнки, перемежая слова ругательствами.

Сиду был виден край причала. Ящик с винтовками по-прежнему торчал там. Его нужно убрать еще до полицейских, иначе им всем хана.

– Вытащите Сида! Вытащите его! – крикнул Ронни.

– Забудьте обо мне. Ящик грузите! – приказал Сид.

Звук полицейского мотора становился все громче. Их лодка в любой момент могла вынырнуть из тумана. Сид отпустил сваю, чтобы добраться до Ронни. Его относило от причала. Вода вокруг потемнела от его крови. На несколько секунд он снова ушел под воду, затем вынырнул. Ребятам не хватало времени, чтобы поднять его на борт, и он это знал.

– Слушай, долбаный О’Нил, где твоя долбаная веревка! – снова закричал Фрэнки.

Сдурел он, что ли? Так орать, когда копы близко! Они же услышат. О’Нил надавил на дроссель. Правильно. Хоть так заглушит этих горластых парней. Сид махнул Фрэнки. Тот лежал на причале, протягивая ему руку.

– Нет, хозяин, – ответил Фрэнки.

– Уплывайте!

Звук бурлящей воды становился все громче. Сид понимал: ему уже не выкарабкаться. Он потерял слишком много крови. Она и сейчас продолжала вытекать. Скоро вытечет вся. Это его радовало. Даже смерть была лучше, нежели снова оказаться в тюрьме. Но у его ребят еще оставался шанс, если только они не сглупят. Сид увидел, как Оззи и Ронни наконец-то забрались на борт. Фрэнки опасливо поглядел на приближавшуюся полицейскую лодку. Ну, забирайся же на борт, подумал Сид. Однако Фрэнки прыгнул не в лодку О’Нила, а в воду.

– Я же велел тебе забираться в лодку! – зашипел на него Сид.

– Хозяин, ты и в самом деле мог это сказать? – удивился Фрэнки.

Обхватив плечи Сида, Фрэнки утащил его под сваи причала. Еще немного – и полицейские в лодке накрыли бы их обоих. Увидев на одной из свай полусгнившую веревку, Фрэнки схватился за ее конец, чтобы его и Сида не унесло волной.

– Извел меня этот чертов клапан! Только сейчас понял, в чем дело! – крикнул полицейским О’Нил, заставляя мотор реветь еще громче.

– Совсем спятил. Мы сейчас захлебнемся в его волнах, – прорычал Фрэнки, вцепляясь в веревку.

Фрэнки ошибался. О’Нил намеренно устроил этот шум, отвлекая полицейских, а то они заметят подозрительно низкую осадку лодки и поймут, что за час ее успели чем-то нагрузить.

– Спокойной ночи, джентльмены! – крикнул полицейским О’Нил, и его лодка понеслась прочь от Лондонских доков.

Наконец-то! Парням повезло.

– Держись, хозяин, – шептал Фрэнки. – Не успеешь и глазом моргнуть, как он высадит наших возле «Баркентины» и вернется. О’Нил заставит свое корыто летать, иначе Оззи заставит летать его кишки.

Сид кивнул и закрыл глаза. Сверху послышались шаги. Ларкин спрашивал у полицейских, что́ случилось. Находясь внутри, он слышал шум.

– Да какой-то парень с никудышным мотором, – ответил один из полицейских. – У вас все нормально?

– Нормальнее не бывает, – ответил Ларкин.

– Вы уверены? Никаких следов взлома? Ничего не пропало?

– Обе двери заперты крепче, чем кошачья задница, – ответил управляющий.

Он пожелал полицейским спокойной ночи и ушел внутрь. Лодка отчалила. Сид и Фрэнки остались плавать в волнах Темзы. Боль, разлившаяся по телу Сида, была такой острой и изматывающей, что он знал: она его доконает раньше воды. У него кружилась голова. Ему стало холодно. Очень холодно. Долго он так не протянет.

– Фрэнки… – прошептал Сид.

– Да, хозяин.

– Хочу, чтобы ты знал…

– Что ты всегда меня любил?

Сид засмеялся. Даже боль не помешала этому. Не о чем больше тревожиться. Никаких тебе печалей. Все казалось ему веселым и забавным. Он всегда думал, как здорово уходить из жизни смеясь.

– Навар… Он в кармане куртки. Раздели поровну. Мою долю отдай Джем.

– Сам отдашь. Завтра, когда ее увидишь.

Голос Фрэнки отдалялся, становясь все тише, пока Сид не перестал его слышать. Потом исчезли боль и холод. Не осталось ничего. Только черная ночь, черная вода и черная бездна забвения. 

Глава 7

– Презервативы?

– Ни в коем случае!

– Колпачки?

– Забудьте о них.

– Может, тогда противозачаточные губки? – спросила Индия, останавливаясь посреди Брик-лейн.

– Похоже, вам не терпится вылететь, – сказала Элла. – Гиффорд пронюхает, и ваше желание исполнится.

– Ему вовсе не обязательно об этом знать. Мы можем раздавать противозачаточные средства без излишней огласки.

– Даже если мы убедим пациенток держать язык за зубами, кто это будет оплачивать?

– Я как-то не подумала, – призналась Индия.

– И потом, где нам доставать все эти чудеса? Найти подобные штучки в Лондоне не проблема, но поставщики знакомы с Гиффордом, а он – с ними. Если его подчиненная заказывает коробку презервативов, ему непременно сообщат. – Элла дернула Индию за рукав, оттаскивая от приближающегося молочного фургона. – Идемте. Кафе в той стороне.

– До сих пор не могу поверить, что он такой динозавр, – продолжала Индия. – Почему он возражает против хлороформа? В наши дни обрекать рожающую женщину на ненужные мучения, отказываясь облегчить ее участь, – это просто варварство. Вы слышали, какие слова он говорил, когда мы уходили?

– Слышала. Тысячу раз. Я ассистировала ему при многих тяжелых родах и собственными глазами видела жуткие вещи. Женщины корчатся от боли, а он преспокойно читает и даже ест. Это происходило у них дома. Мне хотелось убежать без оглядки, но я оставалась. Я для них была единственной помощницей. Я массировала им ступни. Они хватали меня за руки. Уйди я, и они останутся один на один с ним. А он будет поглядывать на часы, хмуриться и призывать этих несчастных крепиться или мужаться. И твердить им строчки из Бытия: «В болезни будешь рождать детей…» Напыщенный придурок! Он велел им думать об Иисусе. Представляете? – Элла горько усмехнулась. – Я мало знаю про вашего Иисуса, но даже мне известно, что он был мужчиной и не зачал ни одного ребенка.

– Прежде чем начать работать у Гиффорда, я слышала о нем исключительно хвалебные отзывы. Его называли святым. У него ведь есть второй кабинет на Харли-стрит. Мне говорили, что деньгами от той практики он покрывает расходы на лечение бедняков, которых принимает на Варден-стрит.

– Ой, я вас умоляю! Я веду бухгалтерию по обоим кабинетам и могу сказать, практика в Уайтчепеле приносит ему больше денег, чем он получает на Харли-стрит. Пятьдесят-шестьдесят человек в день, по десять минут на каждого… А теперь еще и вы ему помогаете.

– Я не могу дальше с ним работать. Просто не могу, – сказала Индия.

– Не заводите опять эту шарманку, – предупредила Элла. – Вы нужны Уайтчепелу!

Они перешли улицу напротив синагоги. Оттуда были слышны молитвы. Индия поняла, что попала в еврейскую часть Уайтчепела: лабиринт улиц, улочек и тупиков, разбросанных к северу и югу от Хай-стрит. Западной границей квартала служил Олдгейт, а восточной – еврейское кладбище.

Невзирая на ранний час, еще не было и шести часов утра, улицы были полны народа. Портные несли на плечах рулоны тканей и готовую одежду. В полотняных сумках столяров позвякивали рубанки и стамески. Разносчики пекарен тащили корзины с черным хлебом. У входа на узкий двор, служивший бойней скота, шохет[6] точил нож.

Фургоны с еврейскими надписями на стенках развозили разные товары и уголь. Доски объявлений сообщали о грядущем выступлении известного русского анархиста князя Кропоткина, о собрании польских социалистов и об услугах свахи.

И такое разнообразие языков. Индия еще не слышала, чтобы на одной лондонской улице говорили на стольких языках. Какая-то женщина окликнула Эллу с крыльца. Элла ей ответила.

– Это русский язык? – спросила Индия.

– Да. Моя семья из Санкт-Петербурга.

Ей махнула другая женщина. Элла снова ответила.

– А это польский. Я его немного знаю. Здесь вы услышите румынский, голландский, немецкий и литовский. Есть говорящие на бессарабском и украинском. Коренных англичан здесь нет. Каждый откуда-нибудь приехал. Дети почти все говорят по-английски. Из их родителей – только часть. А из поколения бабушек-дедушек – никто.

– Боже мой! Как же тогда эти люди друг друга понимают?

– Идиш выручает.

– В каких странах говорят на идише? – спросила удивленная Индия.

– Во всех.

– Как такое возможно? И почему все понимают этот язык? Откуда он происходит?

– Идиш? – со смехом переспросила Элла. – Он происходит из сердца.

Она остановилась возле скромного кирпичного дома.

– Вот мы и пришли. Предлагаю поесть. Я так с голоду умираю.

Индия заметила сверкающие окна и новенькую вывеску, на которой было выведено: «Ресторан Московица. Полноценная кошерная еда». Маленький ресторан был переполнен. Рабочие со складов и мастерских сидели бок о бок с фабричными работницами. У прилавка в три ряда стояла очередь домохозяек, покупавших к завтраку бублики и куличи. Возле самовара сидели бородатые старики, попивая крепкий сладкий чай. Их скрюченные пальцы сжимали набалдашники палок. То здесь, то там взгляд Индии натыкался на недавних иммигрантов. Они жевали булочки с маслом, жадно всматриваясь в новую жизнь, однако неуверенности в глазах было больше, чем восторга. Яркие разноцветные платки женщин делали их похожими на попугаев.

Элла нашла два места за столом и отправилась искать свою мать. Индия села, поставив докторский саквояж под стул. Принесли чайник. Она налила себе чашку, выпила без молока и сахара, после чего закрыла глаза. Она вполне могла спать сидя, не обращая внимания на шум.

Ночь они с Эллой провели без сна. Роды, которые им пришлось принимать, оказались затяжными и тяжелыми. Мальчишка привел их в Доланс-Рентс – скопище обветшалых домов на Дорсет-стрит. Это была одна из самых бедных улиц Уайтчепела. Потуги миссис Стокс продолжались более двадцати часов. К приходу Индии и Эллы состояние роженицы и ребенка было весьма плачевным.

В промежутках между схватками миссис Стокс всхлипывала, а во время схваток громко кричала. Пока Элла раскладывала инструменты, Индия торопливо сняла жакет, повязала фартук и засучила рукава.

Где находился муж миссис Стокс, никто не знал. Трое ее малолетних детей испуганно сгрудились в углу.

– У вас есть горячая вода? – спросила Индия.

Старший кивнул, указав на плиту и чайник.

– Вылей воду в таз и принеси мне мыло, – попросила Индия.

Тщательно вымыв руки, она приступила к осмотру роженицы.

– Я посылала за доктором, – прохрипела миссис Стокс. – Не надо мне акушерки. В прошлый раз по милости акушерки я чуть не умерла.

– Я и есть доктор, миссис Стокс, – ответила Индия.

Она начала осмотр, попросив женщину свести ноги вместе и опустить колени. Индия говорила негромко, стараясь ободрить и успокоить роженицу. Одну руку Индия положила на живот, а другую протолкнула в лоно, стараясь нащупать шейку матки и застрявшего ребенка.

– Полтора дюйма. Тазовое предлежание, – сказала она Элле, затем, прослушав сердцебиение ребенка, добавила: – Случайные флуктуации. Возможно сдавливание пуповины. Таз сужен.

Элла кивнула, поняв эту словесную стенографию. Тазовые кости миссис Стокс почти не расширились. Ребенок пытался выйти лицом вверх. Задняя часть его черепа давила матери на позвоночник, усугубляя и без того болезненный процесс. Маленькое сердце билось неровно; возможно, из-за пережатия пуповины. К тому же, как предполагала Индия, кости таза у миссис Стокс были деформированы. Обычно женщины из бедных слоев страдали рахитом – болезнью, вызванной недоеданием. Рахит вызывал деформацию костей, что приводило к осложнениям во время родов.

Когда Индия завершила осмотр, Элла уже приготовила акушерские щипцы, зажимы, марлю, иглы, катушку с хирургической нитью, карболку и хлороформ. Оставалось достать из докторского саквояжа последний инструмент – кефалотриб.

Взглянув на него, Индия покачала головой. Этот похожий на щипцы инструмент применялся лишь в исключительных случаях, когда уже не оставалось надежд извлечь ребенка из материнского чрева и нужно было спасать жизнь матери. Мощные широкие пластины щипцов умерщвляли младенца, раздавливая ему череп, после чего мертвого ребенка вытаскивали наружу. По правилам кефалотриб должен был находиться в саквояже Индии, но ее воротило от одного вида этого пыточного орудия. Применить его могли только откровенные палачи, какими иногда и оказывались пьяные, некомпетентные акушеры.

– Уберите обратно, – попросила она Эллу. – Я ни разу не брала в руки эту жуть. Надеюсь и сегодня обойтись без нее.

– Вы уверены? Доктор Гиффорд всегда требует полной подготовленности.

– Сейчас этой женщиной занимается не доктор Гиффорд, а я.

Гиффорд категорически запретил им брать хлороформ, но у Индии был свой пузырек. Пусть и немного, но она рассчитывала снять у миссис Стокс боли. Тогда роженица прекратит кричать и начнет дышать. Схватки окажут необходимое действие: матка расширится и распрямится, связки и деформированные кости немного раздвинутся, и это позволит Индии вытащить младенца живым.

Элла смочила марлю хлороформом, капнув чуть-чуть, словно жидкость ценилась на вес золота, затем поднесла марлю ко рту и носу миссис Стокс. Страдающая женщина схватила ее руку и облегченно заплакала. Индия мысленно обругала Гиффорда.

Когда лекарство начало действовать и миссис Стокс успокоилась, Индия с Эллой усадили ее на край кровати. Индия слышала от опытных акушерок, что сидячее положение, при котором женщина упирается спиной в стену, или хождение по комнате ускоряли роды. За годы учебы Индия старалась найти таких женщин и внимательно прислушивалась к их советам. Акушерки – многих из них правильнее было называть повитухами – учили ее делать роженицам массаж, рассказывали о благотворном действии лекарственных трав. Они же советовали ей не мешать роженицам кричать. Если хотят – пусть воют. Это тоже облегчало роды.

Индия и Элла провели с миссис Стокс всю долгую ночь. Водили по комнате, когда ей позволяли силы, а когда силы кончались, помогали снова лечь, выслушивая ее сетования вперемешку со слезами. Они массировали ей виски, руки и ноги, прикладывали горячие компрессы, поили мятным и имбирным чаем, давали касторовое масло и растягивали скудный запас хлороформа.

Время тянулось еле-еле. Миссис Стокс ненадолго уснула. Индия с Эллой едва стояли на ногах. Обе были голодны. Элла вспомнила, что захватила остатки дневного обеда. Она развернула бумагу. Обе обрадовались хоть какой-то еде, пока не услышали сопение из угла, где спали дети. Самая младшая проснулась и жадно смотрела на еду. Элла перехватила ее взгляд, кивнула Индии и понесла их скудную трапезу голодному ребенку.

– А моя мамочка умрет? – спросила девчушка, быстро проглотив все, что было. – Я этого боюсь. Отец нас бьет. Мама всегда нас защищает, а он называет нас маленькими ублюдками и кричит, что мы не его дети. Мисс, это правда? Я маленький ублюдок?

Индия даже задохнулась от такого вопроса.

– Нет, дорогая. Ни в коем случае. Ты красивая. Очень красивая. А ты слышала историю?

– Какую?

– Есть чудесная сказка про гадкого утенка. Так его называли все вокруг. Утенка постоянно дразнили, отчего он был очень грустным. Но потом с ним случилось чудо. Когда мне было столько, сколько тебе, я очень любила эту сказку. Хочешь, я тебе ее расскажу?

– Очень хочу!

Индия усадила девчушку на колени и стала рассказывать сказку про гадкого утенка. Под конец сказки, когда гадкий утенок превратился в прекрасного лебедя, глаза девочки радостно сияли.

Индия любила эту сказку не только за красоту сюжета. Когда-то она сама была таким же утенком. Ей вспомнилось, как в пять лет, найдя гнездо дрозда, она помчалась по лужайке, торопясь показать находку отцу. Отец тогда вырвал гнездо у нее из рук и отругал за то, что она собирает разную грязь. В десять у нее впервые появились очки, которые Мод назвала гадкими. В шестнадцать мать заявила ей, что красотой она не блещет и никогда блистать не будет, а потому должна учиться искусству очаровывать мужчин. Слишком редко Индия по-настоящему ощущала себя лебедем, и слишком мало было таких мест. Детская, где няня Ходжи рассказывала ей сказки и истории. Потом вечера с Хью, когда он обнимал ее в темноте и называл красавицей. И наконец, медицинская школа.

Дочка миссис Стокс поцеловала Индию в щеку и поблагодарила за сказку.

– Интересно, а как это? – сонно спросила она.

Индия отнесла ее на груду тряпья, служащего детям постелью.

– Ты о чем спрашиваешь?

– Как это – быть лебедем?

Индия задумалась над ответом, но малышка уже заснула. Индия смотрела на ребенка, а сердце сжималось от болезненного желания рассказать о том, что не поддавалось словесному выражению.

– Индия, наша пациентка готова тужиться, – сообщила Элла.

Миссис Стокс вновь лежала на кровати, тяжело дыша и напрягаясь.

– Вот и хорошо, – обрадовалась Индия.

Она отошла от детей, свернула старое одеяло, дырявую простыню, добавила свой пыльник и подложила импровизированную подушку под спину миссис Стокс. Других подушек в доме не было.

– Миссис Стокс, а теперь подайтесь вперед. Изогните спину. Так. Упритесь подбородком в грудь и возьмите себя за бедра.

Миссис Стокс покачала головой.

– Не могу, – всхлипнула она. – Только не это. Не могу. В прошлый раз я думала, меня разорвет.

Индия видела шрамы.

– Мы этого не позволим. Мы все сделаем медленно, и вы отлично справитесь.

Миссис Стокс старалась заглянуть ей в глаза. Индия поняла: женщина ей не верит.

– Верьте мне. И помогайте. Когда я скажу тужиться, тужьтесь изо всех сил. Считайте про себя до десяти. Затем отдых. Понятно? – (Миссис Стокс кивнула.) – Отлично. Вдохните поглубже и… тужьтесь!

Почти два часа миссис Стокс тужилась. Индия с Эллой держали ее за ноги и подбадривали. Она обливалась по́том, кричала, шумно дышала и после каждой схватки заявляла, что больше не может тужиться. Но потом Элла вытирала ей лицо, Индия убеждала поднапрячься еще немного, и миссис Стокс тужилась снова.

В половине пятого утра наконец-то показалась головка ребенка.

– Теперь уже точно недолго. Давайте, миссис Стокс. Вдохните… Почти вышел… – сказала Индия, осторожно берясь за младенческую голову.

Когда голова вышла полностью, миссис Стокс откинулась на импровизированную подушку и облегченно засмеялась.

Однако Индии было не до смеха. Пуповина обмоталась вокруг шеи младенца, отчего его личико посинело.

– Элла, пережмите пуповину, – распорядилась Индия.

Элла быстро зажала в двух местах подрагивающий шнур пуповины. Индия перерезала пуповину в пространстве между зажимами и освободила шею ребенка, затем вытащила и самого новорожденного. Мальчик. Он не шевелился.

– Давай, голубчик, дыши, – прошептала Индия, укладывая ребенка на кровать.

Пальцем она очистила ему рот и подергала за нос. Когда это не помогло, Индия подняла младенца и, левой рукой поддерживая его спину, правой взялась за ножки. Она осторожно согнула ему спину, заставив поднять грудь, чтобы внутренние органы опустили диафрагму и наполнили легкие воздухом. Затем также осторожно согнула его тельце в противоположном направлении, подтянув коленки к лицу и заставив принудительно выдохнуть. Ребенок не выказывал интереса к жизни. Чувствовалось, едва появившись, он был не прочь покинуть этот мир. Индия ему этого не позволила. Он был и ее ребенком. На протяжении долгой, изнурительной ночи она уговаривала его выйти на свет и не собиралась позволять ему ускользнуть в смерть. Еще два принудительных вдоха-выдоха, и снова никаких результатов. Еще три и… Каким-то чудом ребенок дернулся всем телом, заверещал, а потом и завопил. Индия слышала, как облегченно всхлипнула мать. Миссис Стокс и ее сыну досталось. Они оба безумно устали. Но они оба были живы.

Вот это как, подумала Индия, заворачивая ребенка в марлю и на мгновение прижимая к себе.

Она посмотрела на детей. Те крепко спали. Жаль, что девчушка сейчас не бодрствует. Тогда бы Индия дала ей подержать новорожденного братишку и сказала, что примерно то же ощущает гадкий утенок, превратившись в лебедя…

– Хватит дрыхнуть, доктор!

Индия открыла глаза. Элла вернулась, принеся тарелку с жареным хлебом и вазочку с джемом, и села напротив.

– Ну и ночка была. Врагу не пожелаешь, – зевнула медсестра. – Самое смешное, что через девять месяцев мы снова окажемся в том доме.

– Тогда нам придется захватить с собой прозектора, – мрачно ответила Индия, вспомнив прощальный разговор с матерью новорожденного.

– Миссис Стокс, вам ни в коем случае нельзя больше рожать. Вы должны прекратить интимные отношения с мужем.

– Каким это образом? – оторопела миссис Стокс.

– Объясните ему, что новая беременность вас погубит, и скажите «нет».

Миссис Стокс посмотрела на нее как на сумасшедшую:

– Миссус, а вы пробовали сказать «нет» каменщику, который весит пятнадцать стоунов?

Элла пришла ей на помощь, посоветовав миссис Стокс воспользоваться половинкой выжатого лимона или небольшой губкой, смоченной в уксусе. Оказалось, женщина пробовала и то и другое. А чем закончилось? Беременностью. Тогда Индия предложила ей поискать в аптеках противозачаточные колпачки. Миссис Стокс лишь покачала головой:

– Сразу видно, вы не из наших мест. Ну, найду я такого аптекаря. А вы знаете, сколько они стоят? Мне они не по карману. И никому из здешних. Одна такая штучка-дрючка стоит два шиллинга и три пенса.

Индия растерянно смотрела на бедную женщину. На младенца, требующего молока, которое истощенный организм его матери мог выработать намного меньше, чем требовалось. Она смотрела на проснувшихся детей, во все глаза разглядывавших новорожденного брата, и понимала: нужно найти способ помочь миссис Стокс. Но как?

– Элла, мы должны что-то сделать для нее, – сказала Индия, подливая себе чая. – Просто обязаны.

– Согласна. Но что?

– Снабдить противозачаточными средствами, – сделав несколько глотков, ответила Индия.

– Я вам уже говорила: это очень опасная затея.

– Но я последовала вашему совету.

– Моему?

– Да. Вашему. Вчера вы посоветовали мне… оставить моральные принципы дома и просто помогать людям. Помните?

Элла покачала головой:

– Не очень-то обращайте внимание на мои слова. У меня язык без костей.

– Но ваши слова врезались мне в память. Заставили задуматься.

– Это ж надо!

– Да. Я думала о миссис Стокс и таких, как она. О том, что видела и слышала, пока училась в медицинской школе. Нам показывали младенцев, которых задушили собственные матери, обезумев от постоянного крика. В морге я видела тело девочки-подростка. Узнав о беременности, отец забил ее до смерти. А сколько женщин превратились в развалин из-за нескончаемых беременностей!

– Ой, дорогуша, вы прямо как луч солнца на хмуром утреннем небе.

– Элла, мы должны что-то сделать. С чего-то начать.

– Но я могу хотя бы позавтракать? Тяжело спасать мир на голодное брюхо.

– Элла, я вполне серьезно.

– И я тоже, Индия. Ну что мы можем сделать вдвоем? Ничего.

– Кое-что можем.

– И что же?

– Оказывать бесплатную медицинскую помощь женщинам и детям Уайтчепела.

Элла чуть не подавилась ломтиком жареного хлеба.

– Всего-навсего? А я-то думала, это будет сложно.

Серые глаза Индии буравили Эллу. Она была знакома с медсестрой менее суток, но чувствовала родственную душу. Возможно, причиной была доброта Эллы, которую Индия видела в темных глазах этой женщины, теплых и таких не похожих на ее собственные. Может, их сблизила новая жизнь, которой они вместе помогли прийти в этот мир. Возможно, причина была в чрезмерной усталости, но Индия почему-то чувствовала, что может рассказать Элле все.

– Элла, я хочу открыть больницу. Для бедных. Лечить нуждающихся… и не только. Я замахиваюсь на большее. Вы знаете, что лучший вид медицины – превентивная, а не лечебная. Если мы охватим своим вниманием детей, пока они еще очень малы, а лучше – пока они еще находятся в утробе матери, то сможем разорвать порочный круг. С утробы надо и начинать. Заботиться о здоровье беременных женщин и новорожденных, обучать молодых матерей принципам личной гигиены и рационального питания. Помогать им ограничивать численность семьи…

Индия так увлеклась перспективами, что не заметила, как Элла, перестав есть, достала из сумки книжечку и подвинула ей. То была книга, написанная Флоренс Найтингейл: «Вводные заметки об устройстве родильных домов».

– Эту книгу я знаю наизусть! – воскликнула Индия, ее глаза вспыхнули. – Я особенно поддерживаю утверждение мисс Найтингейл, что на каждую пациентку родильного дома должно приходиться две тысячи триста кубических футов пространства плюс одно окно.

– Когда мне не спится, я лежу и мечтаю: вот бы стать сестрой-распорядительницей в таком родильном доме. Чистом, современном, с новой системой водопровода и канализации, – призналась Элла.

– Добавим к этому качественную санитарию, надлежащую вентиляцию и стерилизацию постельного белья, – подхватила Индия.

– А также полноценное питание и свежее молоко.

– И достаточный штат патронажных сестер. Хорошо подготовленных, чтобы все матери и дети, выписанные из родильного дома, находились под постоянным наблюдением.

– В больнице должно быть отделение женских болезней. И такое же детское.

– Современная операционная, где соблюдаются требования Листера относительно антисептики.

– Операционная, черт побери! – вздохнула Элла, приваливаясь к спинке стула. – Честолюбивые у вас замыслы.

– Возможно, – согласилась Индия. – Может, с операционной придется подождать. Начинать все равно придется с небольшой больницы.

– Даже небольшая больница стоит кучу денег, – заметила Элла. – Они у вас есть?

– Да. Я организовала фонд.

– И сколько же в нем? – деловито спросила Элла.

– Пятьдесят фунтов. Премиальные, которые я получила на выпускной церемонии.

– И только? – разочарованно протянула Элла. – С такими деньгами даже фруктовый лоток не откроешь.

– Я собираюсь регулярно делать отчисления от своего жалованья.

– Вы пока еще ничего не заработали!

– Заработаю. Элла, я хочу это осуществить. Я намерена попробовать.

Элла закатила глаза, но ответить ей помешало появление матери. Та подлетела к столу с двумя порциями яичницы, подрумяненного картофеля и печеными яблоками. Шумно поставив все это на стол, она порывисто обняла дочь и поцеловала в лоб.

Столь эмоциональное поведение было бы простительно, если бы мать и дочь встретились после десятилетней разлуки. Но Индия чувствовала, что миссис Московиц устраивает Элле такую встречу каждый день. Индия стыдливо отвернулась. Она не помнила, чтобы мать или отец когда-нибудь целовали ее так. Правда, в раннем детстве ей позволялось целовать мать в щеку, но только если она пообещает не помять материнское платье.

Миссис Московиц присела к столу. Элла познакомила ее с Индией. Мать взглянула на Индию, затем на дочь и спросила:

– А что у вас обеих такие вытянутые физиономии?

Элла рассказала, что у них с Индией нашлась общая мечта – открыть больницу. Но пока дальше мечтаний они не двинулись.

Мать цокнула языком:

– Чем хандрить, возьмитесь за дело. Начните с малого. Как известно, Бог помогает тем…

– Ох, мамэлэ![7]

– …кто сам себе помогает, – закончила она, погрозив дочери пальцем. – И без «ох, мамэлэ», Элла. Ты же знаешь, что я права. Эй, мистер Московиц! – крикнула она, махнув мужу. – Ты в подвал собрался? Дорогуша, принеси мне яиц.

Ее муж, поглощенный беседой, сидел у самовара и не собирался ни в какой подвал, а потому посмотрел в ее сторону и удивленно заморгал.

– Три дюжины.

Мистер Московиц вздохнул и поднялся со стула.

Миссис Московиц обернулась назад и прищурилась, увидев двоих парней за столом.

– Янки, Арон, почему вы еще здесь?

– Мама, ты спрашиваешь в философском смысле?

– Не строй из себя умника, господин учащийся ешивы, которому мамочка до сих пор хлеб маслом намазывает. Доедай и иди, не то опоздаешь. Арон, а ты подойди сюда. Когда ты в последний раз мылся? В твоих ушах картошку можно выращивать.

– Мама!

– Иди и вымой уши! – Она снова повернулась к дочери и Индии. – От маленьких детей головная боль, от взрослых – сердечная. А у вас, доктор Джонс, есть свои малыши?

– Зовите меня просто Индией. Детей у меня нет. Я не замужем.

– Ах! Не понимаю я этих нынешних девиц. Ну скажите, почему вы с моей дочерью влипли в эту жуткую врачебную работу вместо замужества? Как вы найдете себе мужей? Вы только посмотрите на себя. Бледные, усталые, круги под глазами. Какой мужчина захочет просыпаться, видя рядом такое лицо? Приукрасили бы себя, духами побрызгались. Разве это плохо?

Она пощипала щеки Индии, чтобы вызвать румянец.

– Эйне шэйнэ мэйдл![8] – улыбнулась миссис Московиц и тут же снова нахмурилась. – А вот прическу вам нужно изменить.

– Мама, генуг![9] – сказала Элла.

Вошел посыльный. Миссис Московиц вскочила, отчитала его за позднее возвращение и заняла прежнее место за кассовым аппаратом.

– Индия, не обращайте внимания. Мою мамочку хлебом не корми – дай сунуть нос в чужие дела.

– У вас чудесная мать, – засмеялась Индия. – И она права.

– Насчет чего? Вашей прически?

– И в этом тоже. Но я имела в виду начало дел. Пусть даже скромное.

– С чего предлагаете начать?

– Можно начать с помощи миссис Стокс. Мы наведем справки о приобретении надежных и доступных противозачаточных средств для нее и таких, как она. Должен же найтись в Лондоне какой-то аптекарь, врач, поставщик, не заламывающий цены. Мы найдем такого и сообщим ей.

– Но действовать надо очень осторожно.

Индия кивнула. Противозачаточные средства не были запрещены. Врачи относительно свободно прописывали их для женщин из средних и высших слоев. Но часть общества была настроена решительно против. И не только священники. Находились политики и газетчики, считавшие подобные средства аморальными. Они гневно клеймили всех, кто выступал за право женщин предохраняться от нежелательной беременности. Консервативные настроения были все еще сильны. Индия знала о случаях, когда за одну только публикацию брошюр о противозачаточных средствах людей чернили, отправляли в тюрьму и даже отбирали детей.

– Мы будем действовать осторожно, – сказала Индия.

– Тогда ваше предложение, доктор Джонс, принимается, – весело ответила Элла. – Сегодня мы спасем миссис Стокс от новой беременности. Завтра построим новенькую, сверкающую больницу для женщин Уайтчепела.

– По рукам.

Они чокнулись чашками и принялись за еду. Элла настаивала, чтобы Индия съела все до крошки, поскольку ей понадобятся силы. Число записавшихся на прием сегодня еще больше, чем вчера. Затем напомнила, что на Индию возложены еще и вечерние обходы в больнице.

Индия не знала, как доживет до полудня, не говоря уже о вечере. Взглянув на Эллу, она увидела, что и та находится в таком же состоянии. Ничего, они обе проживут этот день. Индия улыбнулась. Ей было радостно сознавать, что у нее появилась подруга.

Мир она пока не изменила, но неожиданно для себя обрела подругу. 

Глава 8

Где бы ни проходил Фредди Литтон, ему всегда смотрели вслед. И сейчас, когда он размашисто шагал под дождем по Беркли-сквер в Мейфэре, женщины в возрасте от пятнадцати лет и до пятидесяти поворачивали голову в его сторону. Их привлекала густая грива золотистых волос, скульптурный подбородок и глаза бледно-янтарного цвета. Высокий, худощавый, гибкий, Фредди был воплощением безмятежного обаяния патрициев. И хотя он делал вид, будто ничего не замечает, но ловил каждый женский взгляд. Взгляды свидетельствовали об интересе, а интерес приносил пользу как в бальных залах и спальнях, так и возле урн для голосования. Женщины не имели избирательных прав – и слава Богу! – но зачастую могли оказывать влияние на мужей, наделенных этим правом.

Фредди увернулся от проезжающей кареты, изящно обошел детскую коляску и направился к ступеням крыльца дома номер 45 – большого городского особняка, построенного Адамом. Там его приветствовал дворецкий, который провел Фредди через анфиладу просторных комнат с роскошным убранством и множеством уникальных старинных вещей. Он знал, что все они достались леди Изабелле по наследству от родителей. Со стороны ее мужа здесь не было ничего. Лорд Бернли был никем. Уэльский угольный барон, которому посчастливилось стать богаче Господа Бога. Изабелла происходила из рода Одли, и ее родословная прослеживалась вплоть до династии де Клеров и Вильгельма-Завоевателя.

Родословная самого Фредди простиралась почти столь же далеко, что уже создавало ему весомую репутацию в глазах Изабеллы. Ричард Литтон, первый граф Бингэм, получил дворянство в конце XIII века, во времена правления Эдуарда I, завоевал королю Уэльс, а затем повел свои войска на север, чтобы сокрушить Уильяма Уоллеса. Нападение Ричарда Литтона на Фолкерк отличалось поразительной жестокостью. Уоллес окрестил его Красным Графом и сказал, что во всех океанах не хватит воды, чтобы смыть кровь с рук этого захватчика. В фамильной галерее Лонгмарша был портрет Ричарда Литтона. Светловолосый, обаятельный, с янтарными глазами, Красный Граф выглядел точно так же, как покойный отец Фредди и сам Фредди. Теперь портрет висел у Фредди в квартире. Мать потребовала, чтобы он забрал полотно, сам вид которого вызывал у нее ненависть.

Проходя через столовую Изабеллы, Фредди завистливо поглядывал на портрет кисти Гольбейна, стол работы Чиппендейла и парные вазы эпохи династии Тан. Какая удивительная коллекция, какой блистательный дом и как выгодно было бы молодому парламентарию завладеть всем этим. Его семья не могла похвастаться таким обилием замечательных вещей. Слишком многое продали, чтобы расплатиться с долгами. Что касается домов, Литтоны владели приземистым кирпичным монстром на Карлтон-террас в Эдинбурге, родовым гнездом Лонгмарш и обветшалым поместьем в Котсуолде. Последние два принадлежали брату Фредди.

При мысли о Бингэме улыбка сразу покидала обаятельное лицо молодого Литтона, как сходит тонкий слой позолоты, обнажая металлическую основу. И тогда на поверхности появлялось иное, куда более угрюмое выражение. Как же я устал стоять в тени других! – с горечью подумал он. Фредди быстро совладал с собой, и в гостиную Изабеллы уже входил, улыбаясь как ни в чем не бывало.

– Миледи, к вам достопочтенный сэр Фредерик Литтон, – доложил дворецкий, открыв двери гостиной.

– Фредди, дорогой, входи.

Его будущая теща сидела у камина. В платье из серого шелкового фая, украшенная жемчугами, она выглядела очень внушительно. Ледяной оттенок ткани сочетался с цветом ее глаз. Хозяйки других богатых лондонских домов давным-давно отказались от официальных дневных нарядов, предпочитая более свободные и удобные платья для полуофициальных приемов. Но только не Изабелла. В корсете родилась, в корсете и умрет, подумал Фредди. Женщина сидела, держа спину безукоризненно прямой. Глядя на Изабеллу, он вдруг понял, что за все годы ни разу не видел ее развалившейся в кресле или на диване.

– Добрый день, Изабелла, – произнес Фредди, наклонился, поцеловал ей руку и улыбнулся.

– Какое удовольствие видеть тебя, Фредди. Как любезно с твоей стороны выкроить время в череде твоих политических дел и навестить меня.

Можно подумать, у меня был выбор, хмуро подумал Фредди.

Приглашение на чай он получил с утренней почтой. Хотя и составленное в учтивых выражениях, оно воспринималось как приказ. Должно быть, Изабелла узнала, что Индия окончила медицинскую школу и стала практикующим врачом. Письмо сразу испортило ему настроение. Наверное, судьбе показалось этого мало. С той же почтой он получил второе письмо – от хорошенькой Джеммы Дин. Она написала, что между ними все кончено. Джемма разозлилась на Фредди за то, что он никогда не выполняет своих обещаний. А ведь он собирался провести с ней выходные. Он даже купил ей подарок: те самые часы, которые пришлось отдать Индии. В тот день он уже выскочил из дома, мечтая о двух сутках постельных развлечений с Джеммой, и вдруг нелегкая принесла этого идиота Уиша, который все испортил. Фредди не оставалось иного, как поехать с ним на выпускную церемонию, делая вид, будто он решил сделать Индии сюрприз. Письмо Джеммы изобиловало упреками. Она хотела выйти замуж за Фредди и злилась на его нежелание на ней жениться. Размечталась! Чтобы мужчина из рода Литтонов женился на девице из Восточного Лондона. Это все равно что сравнить чистопородного жеребца Дарли-Араба с ломовой кобылой. В конце Джемма писала, что уже нашла себе другого и тот на ней женится.

– Как твоя политическая жизнь, Фредди? Солсбери простил тебе переход в другой лагерь? – спросила Изабелла.

Это была прелюдия перед основным разговором. Изабелла распорядилась подать угощение. Учтивая болтовня продлится, пока оно не будет подано. И ни минутой дольше.

– Он вновь со мной разговаривает, – ответил Фредди. – Полагаю, это уже что-то значит.

– Я бы так не поступила. Ты совершил ужасный проступок. Прямое предательство.

– Нет, Изабелла. Это была заявка на выживание. Мое. Ваше. Всего правящего класса.

Два года назад, едва став парламентским представителем от Тауэр-Хамлетс, Фредди ошеломил политический мир, переметнувшись от консерваторов к либералам. Он объяснял это желанием заставить правительство уделять больше внимания нуждам бедняков. В действительности его дезертирство не имело ничего общего с политикой и целиком касалось личных целей. Будучи умным и пронырливым политическим животным, Фредди почуял, куда дует ветер, и определил, на каком направлении его ждут преимущества. Вскоре либералы будут управлять Англией, а он – управлять ими.

– Дорогой, наверное, я чего-то не понимаю. Ты повернулся спиной к своей партии и самому премьер-министру. Каким образом это обеспечит нам выживание?

– Солсбери недолго ходить в премьер-министрах. Он стоит у руля с восемьдесят пятого года. Почти шестнадцать лет. За это время либералы постоянно его атаковали и дважды одержали победу.

Изабелла отмахнулась от слов Фредди.

– Получив премьерство, они не смогли удержаться у власти. Всего год в первый раз, два во второй.

– Да, в восемьдесят шестом и девяносто втором им не повезло. Но тогда Солсбери был крепче. Он сдает, стареет. Он политик ушедшей эпохи. Еще год назад он был готов уйти с поста, и ушел бы, не разразись Англо-бурская война. Как только мы одержим победу, он уйдет.

– А пост премьер-министра займет его племянник. Еще один тори. Как тебе такой вариант, Фредди?

– Артур Бальфур долго не продержится. Это ясно как божий день. Эпоха тори закончилась. Времена меняются. Страна меняется. Новые голоса заявляют о себе. Радикалы, социалисты, суфражистки…

– Сплошь ужасные люди. По мне, так лучше бы они сгинули.

– Согласен, но они не сгинут. И как бы они себя ни называли, все они хотят одного – нового порядка. Тори их не слушают, а либералы прислушиваются. Либералы понимают: настало время, когда правящему классу нужно поделиться малой частью власти.

– Фредди, и ты считаешь это справедливым? – язвительно спросила Изабелла. – Ты считаешь, что мой разносчик молока и мой трубочист, люди, которые не умеют должным образом говорить по-английски, читают по складам и едва могут расписаться, эти люди должны править Англией? Они, а не те, кто родился в семьях с давними политическими традициями, кого обучали и готовили для работы в правительстве? И ты хочешь сказать, что это правильно?

– Боюсь, это не имеет никакого отношения к таким понятиям, как «правильно» и «неправильно», зато целиком связано с необходимостью, – ответил Фредди. – Смотрите, что творится на континенте. Сплошные забастовки и демонстрации. Анархисты бросают бомбы и убивают представителей власти. Они хотят вообще отменить собственность и уничтожить общественный порядок. Мы не можем позволить, чтобы нечто подобное происходило и у нас. Мы должны предотвратить заразу анархизма. Мы должны дать рабочим крохи, и побыстрее, пока они не поднялись и не забрали весь пирог.

Изабелла повернулась к окну. Разговор заметно опечалил ее.

– Белую сирень нужно подрезать, – после некоторого молчания сказала она. – Разрослась до неприличия.

Вот и конец дебатам, подумал Фредди. Поведение Изабеллы было типичным для ее поколения. То, чего они не видели или не желали видеть, попросту не существовало. Движение за независимость в Ирландии, война в Южной Африке, упрямые профсоюзы… Фредди видел зловещую взаимосвязь этих событий. Все они были признаками надвигающейся бури, угрожавшей потрясти основы Британской империи. Изабелла же считала их мелкими помехами, которые можно устранить силами колониальных войск и местной полиции.

Пока говорили о ее саде, ударил гром. Фредди выглянул в окно. Дождь барабанил по окнам. По небу неслись летние дождевые тучи. И вдруг на мгновение он увидел другое окно и услышал другой голос. Он снова был мальчишкой, сидящим в Лонгмарше, в бабушкиной комнате. Играла бабушкина музыкальная шкатулка. Шопен. Прелюдия «Капли дождя». Этой музыкой она заглушала брань и крики отца, который снова напился. Бинг и Дафна лежали на бабушкиной кровати и плакали. Мать сидела на диванчике у окна. У нее была сломана рука.

Бинг снова оставил свой велосипед на лужайке. Там его и нашел отец. Велосипед успел изрядно промокнуть под дождем. Отец схватил медную кочергу и погнался за Бингом, собираясь отлупить за беспечность. Мать загородила сына собой и приняла все удары мужа на себя.

Отец остановился лишь тогда, когда она потеряла сознание. Он поплелся к себе в кабинет, чтобы напиться еще сильнее. К этому времени из сада вернулась бабушка Фредди. Она собрала всю семью в своей комнате, заперев дверь изнутри.

– Кэролайн, ты должна действовать, – сказала бабушка, вытирая кровь с лица матери. – Ты должна оставить его. Немедленно. Сегодня он тебя чуть не убил.

– Я пробовала. Ты это знаешь. Он угрожает мне разводом. Он говорит, что любой суд оставит детей с ним и я никогда их не увижу. Кто тогда их защитит?

Бабушка прошла к туалетному столику – поискать какую-нибудь мазь. По пути ее взгляд упал на Фредди, и она увидела, что, в отличие от брата и сестры, он не плачет, а внимательно смотрит и слушает.

– Ложись, мой мальчик, – сказала она внуку. – Постарайся уснуть.

– Бабушка, что нам делать? – спросил Фредди.

– Сама хотела бы знать. Нас здесь две женщины и трое детей. Мы бессильны против него.

Фредди не хотел быть бессильным. В свои десять лет он заявил бабушке, что станет сильным.

– Бабушка, я обещаю, – с недетской серьезностью произнес он.

Свое обещание он выполнил. Фредди всегда выполнял то, что обещал.

– Опять-таки, Фредди, – сказала Изабелла, вытаскивая его из прошлого. – Зачем я нанимала Гертруду Джекилл и поручала ей устройство цветочного бордюра, когда бо́льшая часть дома пустует?

Служанка подала чай с канапе и печеньем. Фредди знал: сейчас начнется другая дискуссия, куда менее приятная, чем необходимость устройства цветочного бордюра. Он внутренне приготовился. Служанка ушла, плотно закрыв двери. Он остался наедине с Изабеллой.

– Я не привыкла, чтобы дом пустовал. Он всегда был полон жизни. Здесь устраивались вечеринки, званые обеды и балы. Мы проводили здесь весь лондонский сезон. Здесь мои дочери впервые были представлены свету. Ты помнишь?

– Еще бы не помнить!

– Конечно, ты должен помнить, – подхватила Изабелла, остановив на нем взгляд ледяных глаз. – Расскажи, чем нынче занимается Индия.

Фредди решил не подслащивать пилюлю.

– Неделю назад она окончила медицинскую школу, получила диплом врача и теперь работает у доктора Эдвина Гиффорда в его кабинете в Уайтчепеле.

Изабелла с усилием проглотила ком в горле. Когда она заговорила снова, ее голос дрожал от гнева.

– Это ты виноват. Как ты мог это допустить? Тебе нужно было давным-давно на ней жениться. Как муж, ты имел бы право запретить ей работать.

Внутри Фредди вспыхнуло раздражение, которое он тут же обуздал.

– Моей вины в этом нет. Индия отказывалась даже думать о свадьбе, пока не окончит учебу. Вы же знаете, насколько она упряма.

– Фредди, ты должен что-то сделать. Должен воззвать к ее рассудку. Она не может возиться со всем этим… с этой грязью и кровью. Разгуливать по трущобам. Работать бок о бок с мужчинами. Ты должен удалить ее от медицинской практики. Это пагубное занятие для женщины.

– После выпускной церемонии я сказал ей, что больше не желаю ждать. Она согласилась назначить дату свадьбы. Скоро.

– «Скоро» – понятие растяжимое, – бросила ему Изабелла. – Ты ее жених. Если уж ты не можешь ее образумить, наверное, пора поискать того, кто сможет.

Фредди изобразил отчаяние.

– Изабелла, возможно, вы правы. – Он встал. – Вы знаете мои чувства к Индии. Я люблю ее больше жизни. Но я – это я, а она, быть может, найдет свое счастье с другим. С тем, кто ближе к ее миру. У нее есть подруги по медицинской школе. У нее есть Мод. Возможно, это деликатное дело лучше отдать в руки понимающей подруги или сестры.

Изабелла побледнела. Меньше всего ей хотелось, чтобы устройством жизни Индии занимались такие же сумасбродные женщины-врачи, не говоря уже о Мод. Сам намек на то, что одна непутевая дочь Изабеллы будет опекать другую, возымел желаемое действие.

– Сядь, Фредди. Я хочу совсем не этого. Я хочу вернуть Индию. Вернуть в наш мир. Она единственная надежда, моя и мужа. Ты же это понимаешь? Мод – отрезанный ломоть. Индия – нет. Пока еще нет.

Фредди начал говорить ей обычные утешительные слова, но Изабелла его прервала:

– Наши семьи знакомы очень давно. Между нами всегда были доверие и понимание. Надеюсь, я могу говорить с тобой напрямую.

– Конечно, – ответил Фредди.

Все шло даже лучше, чем он надеялся. Он был уверен, что Изабелла настроена исполнить самую заветную его мечту. Они не первый год крутились вокруг этой темы, но она никогда не давала ему твердых гарантий. Только говорила, что даст за Индией внушительное приданое.

– Как ты знаешь, сыновей у нас с мужем нет. Только племянник Алоизиус, которого мы объявим наследником, если у нас не будет внуков. Нам нужен зять, трезво мыслящий мужчина, способный управлять семейным богатством. Я уже не раз говорила тебе: я была бы очень рада видеть этим зятем тебя, но ваша помолвка чрезмерно затянулась. Женись на Индии, верни ее в семью, и побыстрее. Мы не пожалеем денег на свадьбу… если она состоится и если еще до конца года всей этой медицинской чепухе настанет конец.

Фредди кивал, изо всех сил изображая спокойствие. Он был близок, соблазнительно близок к получению желаемого.

– Индия получит приличное приданое, включая кругленькую сумму в сто тысяч фунтов и ежегодный двадцатитысячный доход. Она также получит дом на Беркли-сквер, а после моей смерти и Блэквуд.

Фредди подавил желание запрыгать от радости. Обещание превосходило самые смелые его мечты. Куча денег, лондонский дом и поместье в Уэльсе – все будет принадлежать ему.

– Изабелла, это более чем щедро. Так приятно сознавать, что мы с Индией начнем совместную жизнь… что наша семья начнется в этом удивительном доме. С ним связано столько чудесных воспоминаний. Но для меня важнее всего счастье Индии.

– Для женщины нет большего счастья, чем замужество и подобающее место в обществе. Если ты действительно любишь мою дочь, если у тебя есть хоть капля привязанности ко мне и лорду Бернли, поторопись сделать ее своей женой.

Фредди допил чай и простился с Изабеллой, пообещав, что в ближайшее время пригласит Индию в Лонгмарш. Будущая теща позволила поцеловать ее в щеку и сказала, что ждет добрых вестей.

Гроза прошла, тучи рассеялись. Солнце высушивало мокрые улицы. Фредди был так взбудоражен блистательными перспективами, что перепрыгнул через чугунную ограду, окружавшую Беркли-сквер, напугав какого-то малыша в матросском костюмчике. Идя по парку к Пикадилли, он думал, что в скором времени обскачет Бингэма, Уиша и Дикки Ламберта. Деньги Селвина Джонса… они устранят любые преграды.

Конечно, не все было так просто. Его тщательно продуманные планы упирались в зануду и замухрышку, которую звали Индией. Нужно ее убедить назначить дату их свадьбы. Это легче сказать, чем сделать. Они совсем не виделись. Он был по горло занят в палате общин. Она – у доктора Гиффорда, плюс ее работа в Обществе подавления торговли опиумом, в Фабианском обществе и в Лиге за избирательные права женщин. Фредди вздохнул. Насколько проще, если бы великолепная Джемма Дин была из богатой аристократической семьи. Но Джемма происходила из самых низов.

Сколько времени он потратил на Индию? Годы. Фредди удивлялся собственному терпению. Он вел долгую, филигранную игру, превосходящую хитроумные шахматные партии. Симулировал интерес к ее медицинским занятиям и скучным разговорам о достижении всеобщего блага. Но желанный эндшпиль так и не наступал. Нужно найти способ и все-таки заставить ее назначить дату свадьбы. Вот только как? Разумеется, был древний проверенный способ. Фредди несколько раз пытался вступить с Индией в интимные отношения, но она вела себя холодно. На их медицинском языке это называлось фригидностью. Все его попытки заканчивались ничем.

Надо поискать другой способ. Бингэм приглашал их всех в Лонгмарш на последние в июне выходные. У него есть еще две недели, чтобы уломать Индию туда поехать. Правда, он хотел там поработать над важной речью в поддержку закона об ирландском гомруле. Но, кроме дневных часов, будут утренние и вечерние. Время для длинных прогулок пешком и верхом. Он выберет момент, останется с Индией наедине, взовет к ее чувствам, обвинит в неверности, пригрозит разорвать помолвку. Нажмет на все рычаги, чтобы добиться от нее даты свадьбы.

Фредди вступал на скользкую тропу. Даже если он надавит на Индию и добьется от нее даты свадьбы, работа будет выполнена лишь наполовину. Изабелле требовалась не только свадьба. Она хотела, чтобы Индия прекратила врачебную практику. Надо действовать последовательно. Сначала он сделает Индию своей женой, а затем уже станет думать, как положить конец ее карьере.

Фредди вышел на Пикадилли и, проходя мимо отеля «Риц», решил побаловать себя бутылочкой «Болле». Как-никак скоро он разбогатеет, и это надо отпраздновать. От одной мысли, что у него появятся деньги, ему стало намного легче. Его финансовое положение почти всегда было стесненным, а на избирательную кампанию требовалась значительная сумма. Если верить последним слухам, премьер-министр собирается проводить выборы в сентябре. Дикки Ламберт продолжал обхаживать Восточный Лондон: посещал деловых людей, угощал потенциальных избирателей в пабах и клубах. Фредди знал: ему придется изрядно потрудиться, чтобы потеснить этого настырного парня. Он уже начал. Пригласил Джо Бристоу и других ведущих торговцев и промышленников, имеющих интересы в Восточном Лондоне, в «Реформ-клуб», где собирался угостить их отменным обедом с лучшими винами и убедить гостей, что он их человек. Все это будет стоить чертовских денег, но голоса никогда не доставались дешево.

Фредди уже входил под высокую каменную колоннаду «Рица», когда услышал «Капли дождя». Под аркой стоял скрипач. Возле ног лежал открытый скрипичный футляр. Там поблескивали монеты. Фредди смотрел на них, но не видел. Вместо монет перед ним была гостиная в Лонгмарше. Ему тогда исполнилось двенадцать, его сестре Дафне – шесть. Она лежала на полу и плакала. Над ней стоял отец с перекошенным от гнева лицом. Он снова напился. Фредди чуял крепкий запах джина.

Отец был непредсказуем. Вспышку его гнева мог вызвать любой пустяк. Пересоленный суп. Книга в библиотеке, поставленная не на свое место. Шалости детей. В тот вечер он разъярился из-за скакалки Дафны. Она оставила скакалку на полу в столовой. Отец споткнулся, а потом с силой ударил дочь по лицу, сбив с ног. Он уже собирался ударить Дафну снова, когда Фредди, не зная, как и чем остановить пьяного зверя, схватил скакалку и огрел отца по спине.

Роберт Литтон обернулся.

– Иди сюда, малец! – прорычал он и, покачиваясь, двинулся на Фредди.

Но Фредди был слишком юрким и проворным. Он отскочил в сторону.

– Беги, Дафф! – крикнул он сестре. – Запрись у себя в комнате. Беги!

Дафна побежала в одну сторону, Фредди – в другую. Его руки по-прежнему сжимали скакалку. Он знал, куда бежит, поскольку не впервые спасался бегством. Фредди достиг площадки второго этажа, побежал по длинной портретной галерее и заполз под стул с подзором. Через несколько минут появился отец. Он натыкался на рамы портретов, пинал ногами мебель, но до самого конца не дошел. Вернувшись к лестнице, отец поднялся на третий этаж, где находились комнаты детей. Фредди слышал, как он барабанит в дверь комнаты Дафны, требуя, чтобы дочь вышла и получила от него урок уважения к отцу.

Фредди плотно заткнул уши, чтобы не слышать этих криков. Матери и бабушки дома не было. Они пошли навестить соседку. Бингэм, скорее всего, прятался на конюшне. Брат всегда так делал. Слуги разбежались. Кроме него, остановить отца было некому. Но Фредди не знал, как это сделать. Вдруг отец сломает дверь и ворвется к Дафне? Нужно действовать. Нужно что-то придумать. Но что?

Шум усилился. Отец больше не стучал в дверь. Теперь он пинал дверь ногами. Фредди слышал плач сестры. Ведь он убьет Дафну, в ужасе думал Фредди. На этот раз дело кончится убийством.

А он, Фредди Литтон, совсем один. Никто ему не поможет. Ни мать, ни бабушка, ни даже Бог, которому он молился в церкви и который никогда не отвечал на его молитвы. Один-одинешенек. Растерянный и испуганный.

От нового удара дверь треснула. Фредди услышал оглушительный крик Дафны. Сестра обезумела от страха.

Фредди бился об стул головой. Ему самому было страшно. Такого отчаяния он еще не испытывал. Стул стронулся. Деревянные ножки заскрипели по полу. И вдруг Фредди понял, что ошибался. Он вовсе не один.

На него с портрета смотрел Ричард Литтон. Красный Граф.

Умные, свирепые и безжалостные глаза графа, казалось, спрашивали, какого черта он тут распускает нюни, когда эта пьяная скотина вот-вот вломится к его сестре.

– Я… не знаю. Понимаю, что должен его остановить. Вот только как? – прошептал Фредди, подбежал к портрету и, дотронувшись до холста, попросил: – Помоги мне. Пожалуйста.

Граф был изображен в рыцарских латах, восседающим на черном, грозного вида, боевом коне. Левая рука сжимала поводья, правая – меч. Под конскими копытами теснились искалеченные, окровавленные тела вражеских солдат. На заднем фоне пылали замки и деревни, а коленопреклоненные женщины оплакивали павших в бою.

Фредди знал историю своего далекого предка. Ричард Литтон был другом детства Эдуарда, сына Генриха III. Генрих был слабым и неумелым правителем, предпочитавшим компромиссы открытому столкновению. Знать под предводительством Симона де Монфора, шурина Генриха, взбунтовалась против него и в сражении при Льюисе разбила королевские войска. Королевская семья оказалась под домашним арестом. Англией стал править де Монфор. Эдуард, старший сын Генриха, тяжело переживал случившееся, не находя выхода нараставшему гневу. Ричард, всегда и везде сопровождавший Эдуарда, оставался при нем и во время ареста.

– Ричард, я обязательно верну корону. Наступит такой день, когда я стану королем, – говорил другу Эдуард. – И тогда я собственноручно вырву сердце у де Монфора.

Ричард считал старого короля слишком благочестивым, нерешительным и мягкотелым, тогда как королевское ремесло порой требовало быть безжалостным. Согласно семейной легенде, слушая речи Эдуарда, Ричард не выдержал и сказал:

– Быть хочешь королем? Тогда вначале вырви собственное сердце.

Эдуард последовал совету друга. С помощью Ричарда он сумел бежать, собрал армию и в сражении при Ившеме захватил де Монфора в плен. То была эпоха рыцарства, когда аристократов не убивали на войне. Эдуард положил ей конец. Он обезглавил своего дядю, выпотрошил кишки и скормил воронам. В то время он еще не был королем, а когда стал, то щедро одарил Ричарда Литтона деньгами и землями, сделав друга детства командующим королевской армией и одним из самых могущественных людей в Англии.

– Ты мог быть сильным, – сказал Фредди, глядя на портрет Красного Графа. – У тебя были лошади и оружие.

Фредди не имел ничего, кроме жалкой девчоночьей скакалки. Надо быть последним дураком, чтобы споткнуться об нее.

«Или изрядно пьяным», – вдруг послышалось у Фредди в мозгу.

Его дыхание участилось. Фредди посмотрел на скакалку. Казалось, Красный Граф услышал его мольбу о помощи. И ответил. Фредди не стал терять время. По обеим сторонам лестницы тянулись перила. На каждой площадке и промежуточном марше они заканчивались стойками. За считаные минуты Фредди привязал скакалку к одной стойке, пропустил веревку под турецкой ковровой дорожкой, а конец спрятал за другой стойкой. Портретная галерея и лестница, ведущая на первый этаж, освещались плохо. Фредди знал, что отец, ослепленный джином и гневом, не заметит веревки. Затем он разулся, один ботинок спрятал, а второй оставил на лестнице.

Сделав это, Фредди поднялся на третий этаж. Отец почти уже проломил дверь в комнату Дафны. Фредди слышал, как сестра выла от страха.

– А ну прекрати! – крикнул Фредди. – Оставь сестру в покое!

Отец обернулся. Его лицо, в прошлом довольно красивое, стало одутловатым. Взгляд был тяжелым, а сами глаза налились кровью. Но Фредди заметил в них удивление.

– Что-то ты сегодня слишком смел, малец, – произнес отец, направляясь к нему.

– А ты слишком пьян, – ответил Фредди, пятясь назад и стараясь, чтобы расстояние между ним и отцом не сокращалось. – И мне хочется проучить тебя, пьяный боров!

Выпалив это, Фредди со всех ног бросился бежать. Он спустился по длинной лестнице, достиг площадки второго этажа и спрятался за стойкой перил раньше, чем отец покинул третий этаж.

Фредди следил за дальнейшим поведением отца. Ага, пьяный зверь заметил ботинок и улыбнулся. Потом ускорил шаг, спустился на площадку второго этажа, повернулся и уже собрался сбежать на первый.

И тут Фредди что есть силы натянул веревку и почувствовал, как отцовская нога зацепилась. Отец потерял равновесие, подался вперед и упал, покатившись по лестнице. Фредди слышал глухие удары и затем… громкий треск и хруст. Отец ударился головой о мраморный пол. Тогда Фредди встал и через перила глянул вниз. Отец лежал, странно разметав руки и ноги. Его глаза были открыты, но уже ничего не видели. Под головой растекалась лужа крови.

Фредди отвязал скакалку, надел ботинок, затем спустился на несколько ступенек и надел второй. Сойдя на первый этаж, он обогнул тело отца, дергавшееся в предсмертных судорогах, и отнес скакалку в гостиную. Затем разыскал дворецкого. Тот находился в погребе и вытирал пыль с винных бутылок. Изобразив испуг, Фредди рассказал ему о несчастном случае с отцом.

– Не понимаю, как это он так, – говорил Фредди оторопевшему дворецкому. – Я прятался в портретной галерее. Отец сегодня был очень зол. Он поколотил Дафну и хотел поколотить меня. А потом… шум, грохот. Я выбежал на звук и увидел его упавшим с лестницы.

Те же слова Фредди повторил врачу, матери и бабушке, священнику и полицейскому инспектору. Когда посторонние покинули дом, было очень поздно. Бабушка напоила Фредди теплым молоком, капнув туда рома, и уложила спать. Невзирая на сильное утомление, заснуть он не мог. Фредди лежал и смотрел в потолок. Случившееся потрясло его до глубины души. После полуночи он встал и на цыпочках пробрался в портретную галерею.

– Я убил его, – прошептал Фредди, обращаясь к портрету. – Я уподобился ему. И тебе. Ты согласен?

Ответа не было.

Фредди заплакал.

– Я не хотел его убивать. Я хотел спасти Дафну. Теперь мне страшно. Очень страшно. Что мне делать, сэр Ричард? Пожалуйста, подскажи. Помоги.

Фредди показалось, что он услышал голос графа, донесшийся из глубины веков. Быть хочешь королем? Тогда вначале вырви собственное сердце…

– Но как? – измученно прошептал Фредди. – Как?

Сердце у него в груди продолжало биться. Фредди стал вспоминать, что когда-то давно его отец был совсем другим. Но это было очень давно. Фредди плохо помнил те времена. По обрывочным рассказам бабушки он знал, что у отца начались неурядицы с деньгами, после чего он пристрастился к джину. Потом несколько раз потерпел сокрушительное поражение в палате общин. Все это сделало его раздражительным, желчным, подверженным вспышкам гнева. Того, прежнего отца, Фредди любил до сих пор.

Ему было всего двенадцать. Он еще не знал, что месть отцу не возникла на пустом месте, из-за мелких обид. Она накапливалась постепенно, год за годом. А случай с Дафной стал последней каплей.

Он вернулся к себе в комнату и снова лег. Страх не оставлял его. Фредди боялся, что к нему явится стенающий призрак отца или толпа демонов с вилами. Но никто не приходил. В доме было тихо. Тишина и глубокое облегчение при мысли, что ни он, ни Дафна с Бингом больше уже никогда не подвергнутся истязаниям. Когда небо над Лонгмаршем посветлело, Фредди закрыл глаза и уснул.

Спустя несколько недель после отцовских похорон Фредди завтракал вместе с матерью. Она все еще носила траур.

– Представляю, Фредди, как тебе тяжело сознавать, что у тебя больше нет отца, – сказала мать, глядя не на него, а в окно.

– И совсем не тяжело, – ответил он, намазывая масло на ломтик хлеба.

Мать повернулась к нему. Ее глаза округлились, и хотя она была неподвижна, словно каменная статуя, Фредди почувствовал, как она отпрянула. Он прижал ладонь к груди, проверяя, бьется ли сердце. Ему становилось все легче. И душа не болела, как поначалу. Фредди улыбнулся и погрузил хлеб в яичницу.

Скрипач доиграл прелюдию Шопена. Вместе с последними звуками погасли и воспоминания Фредди. Он бросил музыканту несколько монет и вошел в отель. Он думал об Индии, об их бутафорской женитьбе, куда он вскоре ее втянет. Рука инстинктивно прижалась к груди. Вся эта затея почти не вызывала у него боли.

Все фигуры выстроились на нужных местах. Он готовился к эндшпилю. Через неделю он сделает последний решительный шаг, отправившись в Лонгмарш, и одержит победу.

Годовой доход в двадцать тысяч фунтов значительно облегчит его жизнь. 

Глава 9

Фиона в ночной сорочке стояла перед зеркалом большого шкафа, раскрасневшись от напряженного выбора наряда. Ее чулки и нижняя юбка валялись на полу. Фиона с беспокойством посмотрела на серебряные часы, тикавшие на туалетном столике. Она снова опаздывает. Было всего семь утра, но это ничего не меняло.

– Джо, какой надеть? Розовый или клетчатый? – спросила она, держа перед мужем два жакета: шелковый и сатиновый.

– Ни тот и ни другой, – ответил Джо, подойдя к ней сзади и поцеловав в затылок.

– Джо, дорогой, мне нужно ополоснуться в ванне. От меня потом разит, как от грузчика. Отойди.

– А я люблю, когда ты вся вспотевшая, – сказал он, возясь с пуговицами ночной сорочки. – Такая теплая, соленая и вкусненькая…

– Ты говоришь обо мне, словно о кульке с чипсами.

– Ты почти такая же вкусная.

– Почти!

– Фи, я люблю тебя, но чипсы есть чипсы. – Он расстегнул сорочку и взял в ладони потяжелевшие груди жены. – Девочка, ты только посмотри на них! – воскликнул Джо, любуясь на отражение в зеркале.

– Перестань! Я на поезд опаздываю.

– По-моему, они стали вдвое больше, – одобрительно хмыкнул Джо.

– Дай мне одеться.

Джо не ответил. Он молча сбросил с жены сорочку, снова поцеловал Фиону в затылок. Его руки опустились на ее заметно округлившийся живот.

– Фи, давай, а? У меня, стоит взглянуть на тебя, сразу встает.

– У меня нет времени!

– Дорогуша, это совсем недолго. Поверь.

Его рука скользнула ей между ног.

– Джо, остановись. Я не могу. Время подпирает.

На самом деле Фиона вовсе не хотела, чтобы он останавливался. Она хотела Джо. Сильнее, чем когда-либо. Такое с ней уже было, когда она носила Кейти. Тогда желание не оставляло ее ни на минуту. Она не могла насытиться мужем. Его пальцы проникли внутрь и принялись ласкать там, заставляя Фиону замирать и наполняться влагой. Она закрыла глаза и положила голову на его плечо.

– Ты все еще хочешь, чтобы я остановился?

– И не вздумай, парень.

Джо подвел Фиону к кровати и усадил на край. Сам он встал на колени, развел жене ноги и просунул язык туда, где недавно побывали его пальцы. Фиона застонала от желания.

– Боже, как ты здорово это умеешь! – прошептала она.

Джо всегда знал, где и как прикоснуться к ней. Сейчас он разогревал Фиону до предела, поддразнивал, снова и снова приводя на грань оргазма, чтобы потом отстраниться. Он взращивал ее желание до состояния полной безудержности.

– Да… – стонала Фиона, запустив пальцы в его волосы. – Ой, Джо… сейчас, пожалуйста, сейчас… ой…

– Мамочка!

Фиона застыла. Из коридора донесся звук проворных детских ножек. Потом маленькие кулачки забарабанили в дверь.

– Мама! Мама! Мама! Мама!

Фиона метнулась к шкафу и схватила валявшуюся ночную сорочку. Она едва успела прикрыть наготу, как Кейти, справившаяся с дверной ручкой, распахнула дверь и ворвалась в родительскую спальню.

– Доброе утро, мамочка! – заверещала дочь.

– Доброе утро, моя дорогая!

Фиона подхватила дочь на руки, поцеловала в щеку и уткнулась носом в шею, вдыхая удивительный запах маленького тела.

– Мамочка, играть!

– Я сейчас не могу, любовь моя. Мамочка собирается в поездку.

В проеме двери появилась Анна, няня Кейти.

– Вы уж меня простите, миссис Бристоу, – задыхаясь от бега, сказала Анна. – Я наполняла ванну и не уследила. Эта проказница выскочила из детской.

– Ничего страшного, Анна. Пусть побудет у нас и пообщается со мной перед отъездом.

– Да, мэм. Доброе утро, мистер Бристоу.

– Доброе утро, Анна.

Джо сидел на стуле возле кровати, держа на коленях подушку. Подушка прикрывала бугор под пижамными штанами. Бедняга, подумала о муже Фиона. Она сама была возбуждена. Внезапное появление дочери принесло столько же досады, сколько и радости.

Фиона поднесла Кейти к Джо:

– Утенок, посиди немного с папочкой. А маме нужно…

– Нет! – завопила Кейти, вцепляясь в мать мертвой хваткой. – Играй со мной!

– Кейти, дорогая, сейчас мне некогда.

– Ну пожалуйста, – захныкала Кейти.

Фиона тяжело сглотнула. Слова Кейти были как нож по сердцу. Только вчера она вернулась из деловой поездки в Эдинбург, а этим утром уезжала в Париж. Всю неделю она почти не видела свою малышку.

– Кейти, мы обязательно поиграем, – сказала Фиона. – В субботу, когда я вернусь. Обещаю.

– Нет! Нет! Нет! – взвыла Кейти, размахивая ножками.

Фиона быстро передвинула вопящую малышку так, чтобы ее удары не пришлись по животу.

– Послушай, детка, пожалуй, хватит, – попытался урезонить дочку Джо.

– Кейти, пошалила и будет, – подхватила Фиона.

– Мама, хочу играть!

– Ну ладно. Мы с тобой… поиграем в одевание. Мамочка сейчас быстренько примет ванну, потом наденет свой красивый клетчатый костюм, а ты посидишь на кровати и примеришь мамины украшения. Хочешь так поиграть?

Кейти радостно закивала. Фиона усадила дочку на кровать, дала ей несколько браслетов и нитку жемчуга, затем нагнулась за жакетом. Неожиданно в комнату влетел белый мохнатый и рычащий комок и стал носиться по полу, разбрасывая все, что на нем лежало. Это были фокстерьеры Липтон и Твайнинг.

Кейти засмеялась и захлопала в ладоши.

– Как их сюда принесло? – проворчал Джо.

– Должно быть, Анна оставила открытыми все двери. Они что-то утащили. По-моему, твой галстук.

Собаки затеяли игру, похожую на перетягивание каната. Только канатом им служил голубой шелковый галстук. Каждый пес вцепился зубами в свой конец. Судя по рычанию, никто не собирался уступать.

– Это же твой? – спросила Фиона, пытаясь отобрать у собак галстук.

– Мой… что?

Собаки ловко увернулись от Фионы, продолжая с рычанием терзать галстук.

– Липтон, отдай… Хороший пес. Джо, я про твой галстук. Не успеешь оглянуться, как это зверье его уничтожит.

– Голубой? Понятия не имею… Кейти, дорогуша, это не конфеты!

Джо вскочил со стула, чтобы вытащить изо рта дочки нитку жемчуга.

В дверь постучали.

– Кто там? – с заметным отчаянием спросила Фиона.

В дверь просунулась голова молодой женщины.

– Прошу прощения, мэм, но мистер Фостер просит вам передать, что экипаж уже подан. Если вы не поторопитесь, то опоздаете на поезд в восемь ноль пять. Следующий пойдет только в четверть двенадцатого. Но на нем вы не поспеете к парому в Кале и…

– Спасибо, Сара. Передайте мистеру Фостеру, что я сейчас спущусь.

– Хорошо, мэм, – ответила Сара, закрыв дверь.

Фиона вновь посмотрела на часы. Времени на ванну уже не оставалось, иначе она не успеет на ранний поезд. Придется ехать во Францию, благоухая потом. Отличное начало важной деловой поездки. Обойдя собак, продолжавших терзать галстук, Фиона торопливо надела чистое нижнее белье, схватив из шкафа первое попавшееся. Грязное она свернула в тугой комок и бросила в корзину. Потом надела юбку.

– Джо, дорогой, вчера звонила Кэти. Просила напомнить тебе насчет сегодняшнего ужина. Хотела поделиться с тобой своими планами насчет филиала в Брайтоне, – сообщила Фиона, хватая блузку.

– Спасибо, что напомнила. У меня из головы вылетело.

– Мамочка, смотри! Красиво? – спросила Кейти, тряся ручонками, на которых красовались материнские браслеты.

– Очень красиво. Ты вообще у меня красавица, – ответила Фиона, застегивая пуговицы жакета.

– Фи, газеты уже приносили?

– Газеты?.. Да.

– Ты их взяла с собой в дорогу?

– Да.

– А можно пробежать их глазами?

– Слушай, я уже упаковала их в дорожную сумку. Там всего набито. И отчеты по продажам, и жуткий табель Шейми, – сказала Фиона, надеясь переменить тему. – Вчера получила. Мой братец снова провалил экзамены по французскому и по английской литературе. Едва сдал историю.

– Я тебе ничего не разворошу, – пообещал Джо и встал. – Мне нужна только «Таймс». Я слышал, в Нормандии какая-то пакость погубила яблони. Может, появились подробности.

– Сейчас достану, – быстро ответила Фиона.

Ее волновал не беспорядок в сумке. Среди газет была одна, которой лучше не попадаться мужу на глаза.

– Я что, сам найти не могу? – удивился Джо. – Ты лучше заканчивай сборы.

Он полез в сумку Фионы и вытащил кипу газет. Фиона затаила дыхание, надеясь, что «Таймс» окажется наверху.

– «Кларион»? Фи, зачем тебе эта газетенка? – со смехом спросил Джо.

Он взглянул на первую страницу скандальной газеты, скороговоркой читая заголовки статей о нанесении увечий, убийствах и программах мюзик-холлов. И вдруг перестал смеяться.

– «Новые порядки в преступном мире», – прочел он вслух. – «Преступники щедро платят некой Фирме из Восточного Лондона».

Пока Джо читал статью, в спальне было тихо. Только Кейти что-то мурлыкала себе под нос, надевая на голову бусы из жемчуга. Фиона не спрашивала мужа о содержании статьи, поскольку успела ее прочесть.

Роберт Девлин, издатель «Клариона», напечатал целую серию статей о могущественном главаре преступного мира Восточного Лондона. Девлин назвал его преступником нового поколения, демонстрирующим новый, предпринимательский подход к своим занятиям. Эти люди обходились без краж со взломом, не опускались до карманных краж и старались обходиться без насилия. «Фирма», как именовал их Девлин, старалась не привлекать к себе излишнего внимания. Их деятельность внешне имела вполне законный характер и, казалось бы, была связана с пабами и клубами. Но это только внешне. За благопристойным фасадом скрывались более доходные виды преступной деятельности: проституция, азартные игры, вымогательство и торговля опиумом. Многие придерживались мнения, что за недавней чередой шокирующе дерзких ограблений тоже стоит Фирма.

«Эти преступления не имеют ничего общего с мелким уличным воровством, где эмоции зачастую преобладают над рассудком, – приводила газета слова старшего инспектора уголовной полиции Элвина Дональдсона. – Мы сталкиваемся с тщательно спланированными операциями, которые осуществляются группой дерзких, безжалостных и прекрасно организованных преступников».

Газета цитировала и слова Фредди Литтона. Он рассказывал, как однажды столкнулся с главарем этой шайки лицом к лицу. Встреча произошла в Лаймхаусе, в опиумной курильне, куда Литтон явился с намерением закрыть притон. Столкновение едва не закончилось трагически, но Фредди называл это скромной платой за безопасность своих избирателей. На следующее утро Литтон нагрянул туда снова в сопровождении отряда полиции, но увидел лишь пустые комнаты. Полицейские не обнаружили ни щепотки опиума и ни одной опиумной трубки. Их перехитрили.

«Враг хитер и скользок, – продолжал Литтон. – Но мы знаем, кто он и как действует, а потому он обязательно предстанет перед судом. Это лишь вопрос времени».

Девлин был не настолько глуп, чтобы называть имя главаря, и ограничился лишь прозвищем Председатель, но поместил фотографию. Снимок был сделан в профиль. Кепка, надвинутая на глаза, и размытое лицо делали преступника практически неузнаваемым, но Фиона все равно его узнала. Это был Чарли.

Джо дочитал статью и посмотрел на жену:

– Ты поэтому купила «Кларион»? Из-за Сида?

Фиона отвела взгляд, с ужасом предчувствуя следующий вопрос.

– Фиона, ты продолжаешь его разыскивать?

– Да.

– Ты опять кого-то наняла? А ведь я просил тебя этого не делать.

– Я никого не нанимала.

Чувствовалось, Джо ей не верил.

– Ты что же, решила сама его искать? – (Она кивнула.) – Когда? Где?

– Я… навела кое-какие справки. В Лаймхаусе.

– В каком месте Лаймхауса?

– В прачечной Ко.

– Черт побери, Фиона! Это же преступное логово! – загремел Джо.

Испуганная громкими голосами родителей, Кейти перестала играть и во все глаза смотрела на отца и мать.

– Прошу тебя, не надо кричать, – сказала Фиона.

– Нет, я буду кричать! Я буду орать во все горло! Ты прекрасно знаешь, что́ случилось с Майклом Беннетом. Ты видела его руку. Хочешь оказаться на его месте? Фиона, мы с тобой достаточно поговорили на эту тему. Ты сказала, что прекратишь поиски..

– Нет, это ты потребовал прекратить поиски. Я тебе согласия не давала, – ответила Фиона. – Джо, я тебе тогда говорила и повторяю: он мой брат.

– Мне ровным счетом наплевать на то, кто он. Я не хочу, чтобы моя жена общалась с такими, как Сид Мэлоун!

– Чарли! Его зовут Чарли Финнеган, а не Сид Мэлоун.

Кейти громко заревела.

– Только в твоем воображении, – недовольно бросил ей Джо.

– Любовь моя, не плачь, – сказала Фиона, беря дочку на руки. – Все хорошо, не надо плакать.

Кейти плакала жалобно и безутешно. Пытаясь ее успокоить, Фиона заметила, что у малышки появились два новых зуба. И когда они успели прорезаться? А я пропустила этот важный момент, с упреком подумала Фиона.

В дверь снова постучали.

– Кого еще принесло? – сердито спросил Джо.

– Прошу прощения, сэр, но пришел мистер Джеймс и желает вас видеть. А миссис Бристоу наверняка пропустит поезд в восемь ноль пять. Мэм, может, подать экипаж к поезду, который отходит в одиннадцать пятнадцать?

– Нет, Сара. Я уже бегу! – крикнула Фиона. – Кейти, любовь моя, мамочке нужно срочно выходить.

– Нет, мама, нет! – взвыла Кейти, еще крепче цепляясь за мать.

Фиона растерянно посмотрела на Джо.

– Идем, Кейт Великая, – сказал он, забирая дочь. – Пойдем посмотрим, какую кашу приготовила тебе наша повариха.

Но Кейти было не заманить кашей. Она заплакала еще безутешнее, протягивая ручонки к матери. Фиона оторопела. Ее разрывало надвое. Она быстро поцеловала плачущую Кейти, затем мужа.

– Сид Мэлоун не Чарли Финнеган, – напомнил жене Джо, хватая ее за руку. – И даже близко не стоял. Чарли мертв. Помни об этом.

– Не говори так. Никогда! – крикнула Фиона, вдруг ослепленная яростью на мужа. – Он не умер. Он жив!

Подхватив жакет и дорожную сумку, она выскочила из спальни, сама готовая расплакаться. Сара заблаговременно упаковала ее чемоданы и погрузила в экипаж. Фиона сбежала по лестнице к входной двери. Плач Кейти так и звенел у нее в ушах.

– Поспешайте, Майлс! – усевшись в карету, крикнула кучеру Фиона. – Я должна успеть на этот поезд!

Майлс забрался на козлы, взмахнул кнутом. Карета тронулась. Фиона откинулась на спинку сиденья.

– Чертов упрямец! – произнесла Фиона вслух, словно Джо ехал вместе с ней. – Ну почему ты не можешь понять? Ты ведь даже не пытаешься!

Ей было очень горько. Ссора с Джо после ухода частного детектива стала первой серьезной размолвкой в их семейной жизни. До этого они редко расходились во мнениях и уж точно никогда не кричали друг на друга, пока разговор не стал касаться Чарли.

С момента их воссоединения прошло три года, и все это время они были безмерно счастливы. Оба познали горечь разлуки, обоим была знакома печальная, неполноценная жизнь друг без друга. Встретившись снова, оба старались ни в коем случае не повторять ошибок юности и не принимать их счастье как нечто само собой разумеющееся. Фиона знала Джо с раннего детства и за все годы только однажды по-настоящему разозлилась на него. То был страшный день, когда он объявил, что им придется расстаться. Оба считали, что их женитьба – вопрос ближайшего времени. Но Джо, выпив на празднике лишнего и допустив слабину, оказался в постели у Милли Петерсон, дочери его хозяина. Милли забеременела, и Джо был вынужден на ней жениться. Когда он рассказал Фионе о случившемся, это едва не разрушило фундамент ее жизни. Ее злость на Джо смешивалась с горем и отчаянием, ведь он растоптал все: их любовь и надежды на совместную жизнь.

Тогда он предал Фиону. Сейчас ей казалось, что предательство повторяется, хотя причина была другой. Джо заставлял ее стать глухой к голосу сердца, повернуться спиной к родному брату. Джо не знал, каково это – лишиться семьи. Фиона помнила обжигающую боль, разрывавшую ей душу, когда хоронила самых близких: отца, мать, сестру, которой не исполнилось и года. Но считать мертвым живого Чарли… Нет, она никогда этого не сделает!

Фиона тяжело вздохнула. Нужно положить этому конец – всем резким словам и ссорам. Во второй раз они с мужем поссорились снова из-за Чарли. Это плохо, очень плохо и для них самих, и для малышки Кейти. Существовал только один способ прекратить поиски Чарли – найти его.

Фиона решила, вернувшись из Парижа, с удвоенной силой продолжить поиски. Она обследует прибрежные пабы Уоппинга, игорные притоны Уайтчепела. Она отправится туда пешком, одевшись так, как одеваются тамошние женщины. И конечно же, она будет предельно осторожна. Фиона не хуже других знала, насколько опасны бывают порой темные улицы Лондона, но, как и ее брат, она умела выживать на них.

– Все будет хорошо, – сказала она, продолжая воображаемый разговор с Джо. – Вот увидишь. Я найду его. Обязательно найду. И ничего плохого со мной не случится. Чарли этого не допустит.

Но Джо с ней не было. Никто не возразил Фионе, не сказал, что она упряма и ослеплена любовью и что ее слова в лучшем случае глупость, а в худшем – чреваты опасными последствиями.

И потому Фиона совершила крупную ошибку.

Она поверила своим словам. 

Глава 10

– Гомруль – пораженческая политика. Вот как это называется! Это капитуляция! – прогремел сэр Стюарт Уолтон, сахарный барон, имевший завод в Уайтчепеле.

Произнеся эти гневные слова, он вонзил зубы в ножку жареного перепела, поданного с гарниром из трюфелей.

Торговцы и промышленники, собравшиеся за столом, одобрительно загалдели, поддерживая его точку зрения. Фредди поднял руку, призывая своих гостей к тишине. Сам он не сидел за столом, а стоял. Точнее, расхаживал перед столом. Разговоры о политике всегда будоражили его, заставляя вскакивать с места.

– Сэр Стюарт, мне целиком понятны ваши взгляды, – сказал Фредди, – но могу ли я воззвать к вашей благосклонности… и попросить задуматься над этим не только как верноподданный гражданин, но и как блестящий промышленник, каким все мы вас знаем?

Снова послышались одобрительные возгласы и звон хрустальных бокалов. Сэр Стюарт махнул рукой. Фредди продолжил:

– Ирландия требует многого в плане денег и людских ресурсов. Но, в отличие от Индии или Южной Африки, вложения в нее приносят более чем скромные доходы. В этой стране нет хлопка. Там не растет чай, кофе и сахарный тростник. В ирландских недрах не попадаются золотые слитки и алмазы. Гомруль даст всем этим агрессивным крикунам, ратующим за полную независимость Ирландии, ограниченное самоуправление, но Британия по-прежнему будет собирать налоги. Образно говоря, мы не кормим корову, не заботимся об устройстве ей хлева, но забираем у нее молоко. Это выгодное дело, и вы, сэр Стюарт, вряд ли станете отрицать очевидное. Начинается новое столетие, которое уже назвали международным. Британии придется еще сильнее и жестче, чем прежде, конкурировать с Германией, Россией, Францией и таким колоссом, как Америка. А хорошая деловая обстановка немыслима без хорошего правительства.

– Вы абсолютно правы, мой мальчик! – воскликнул бумажный магнат Джон Филлипс.

Послышались одобрительные возгласы, выражение согласия с мнением Фредди, аплодисменты. Даже сэр Стюарт кивал. Чувствовалось, речь Литтона успокоила его. Джон Филлипс встал, вытер рот и провозгласил тост:

– За Фредди Литтона! Фредди понимает нас, выражает наши интересы, и я хочу, чтобы он представлял их в правительстве. Фредди, мальчик мой, я буду голосовать за вас.

И опять гости одобрительно зашумели. Взметнулись руки с наполненными бокалами, но не все. Фредди приветливо улыбался, а глаза зорко следили за теми, кто не торопился поддержать тост. Первым он заметил Эдвина Уолтерса, крупного пуговичного фабриканта. Тот не поднял бокал по понятной причине: он был пуст, и Уолтерс ждал, когда официант его наполнит. Вторым, кого заметил Фредди, был Дональд Лэм, занимавшийся серебрением изделий и владевший сетью мастерских. Но и здесь причина была очевидна: Лэм уронил на колени булочку и торопился ее подобрать, пока та не упала на пол. Не поднял бокал и Джо Бристоу, однако там никаких заметных причин не было. Он просто не хотел пить за Фредди. Джо сидел, откинувшись на спинку стула, и его лицо было непроницаемым.

– Фредди, а какая польза Восточному Лондону от гомруля? – спросил Джо, дождавшись, когда смолкнут возгласы. – Какие блага принесет ограниченное ирландское самоуправление грузчикам, работницам спичечных фабрик и уборщицам в Уайтчепеле, Уоппинге и Лаймхаусе?

Улыбка Фредди сделалась напряженной. От Бристоу этого и следовало ожидать. Он был крупным торговцем, но действовал совсем не так, как его собратья. Джо не жаловался на налоги. Не требовал правительственного контроля над профсоюзами и тюремных сроков для бастующих рабочих. Вместо этого Бристоу защищал права рабочих. Его поведение раздражало Фредди. Чертов упрямец!

– Как вы наверняка знаете, Джо, многие из моих избирателей и ваших рабочих – ирландцы. Выступая в поддержку гомруля, я учитываю и их интересы. Заботы Ирландии по-прежнему остаются их заботами. Вы же это понимаете?

– Нет, Фредди, не понимаю, – ответил Джо. – Если ирландец живет в Восточном Лондоне, он уже не в Ирландии. Спрашивается, зачем он уехал из родной страны? Чтобы найти работу. Чтобы зарабатывать больше, чем у себя на родине. Он хочет денег, которых хватало бы на еду и одежду для детей. На их учебу, чтобы не бросали школу и не шли на фабрики из-за необходимости помогать семье. Здешнему ирландцу плевать, если Вестминстер рассорится с Дублином. Его больше волнует возможность вступить в профсоюз и не быть уволенным за это. Что вы намерены сделать для него?

– Я очень рад, что вы спросили об этом, – сказал Фредди; он любил подобные вопросы, поскольку давно научился на них отвечать. – Вот мой ответ: столько, сколько я в состоянии сделать. Я уже довел до сведения правительства амбициозный план социальных реформ в Восточном Лондоне. Недавно оно выделило деньги для ремесленной школы для девочек при миссии Тойнби. Вы наверняка знаете, что я тесно сотрудничаю с одним молодым доктором, практикующим в Уайтчепеле, над осуществлением моей идеи об открытии бесплатных больниц для беременных женщин и маленьких детей. Я добиваюсь выделения субсидий на молоко для младенцев, веду переговоры о внедрении программы по основам здорового образа жизни и личной гигиены для начальных школ. Я также являюсь председателем комитета, который следит за посещаемостью школьных занятий детьми из бедных семей. Это касается детей всех возрастов. Мои планы гораздо обширнее, и я мог бы еще многое рассказать моим уважаемым гостям, но замечаю неоднократные попытки официантов подать на стол говядину по-веллингтонски. Боюсь, дальнейшее промедление может обернуться бунтом за столом.

Судя по Джо, он хотел сказать еще что-то, но смех гостей лишил его такой возможности. Именно на это и рассчитывал Фредди. Филлипса, Уолтона и других больше волновала остывающая говядина, чем переселившиеся соотечественники Пэдди Финнегана, которые даже не имели избирательных прав.

Фредди вернулся на место и довольно улыбнулся. Несмотря на реплику Джо Бристоу, вечер можно считать успешным. По расчетам Фредди, он заручился поддержкой почти всех своих гостей, которых набралось около сорока. Это означало голоса их рабочих, трудившихся в Восточном Лондоне. Здесь уже счет шел на тысячи. Его гости наслаждались непринужденной обстановкой: ели, пили, смеялись и разговаривали.

Он угостил их не только отменным обедом. Фредди дал гостям достаточно пищи для разговоров. В начале вечера он пространно объяснил свои меры, направленные на борьбу с преступностью, а также рассказал о своей поддержке Парламентского совета предпринимателей, созданного для сдерживания выступлений рабочих и их профсоюзов. Отвечая на вопрос Джо, Фредди ясно дал понять, что сохранит льготы для рабочих, озабоченных будущим своих детей. Даже самые алчные предприниматели сознавали: сегодняшние дети трущоб завтра придут на фабрики и склады, и если сегодня их плохо учат и они недоедают, завтра хозяева получат тупую рабочую молодежь, не умеющую прочитать этикетку на ящике с чаем и не способную этот ящик поднять по причине физической слабости. Тяжелее всего было всучить гостям поддержку гомруля, но даже это блюдо Фредди ухитрился сделать съедобным.

Фредди мысленно похвалил себя за идею устроить обед у себя в клубе. В атмосфере «Реформ-клуба» было что-то расслабляющее, успокаивающее. Попадая сюда, посетители чувствовали себя умными, щедрыми и открытыми. Каким бы тяжелым ни выдался день, Фредди становилось легче, едва он переступал порог «Реформ-клуба». Возможно, причиной тому был особый запах кожи, смешанный с запахами вина, дерева и табака. Возможно, на него успокаивающе действовали официанты, вежливые, ненавязчивые, всегда знавшие, что́ он желает съесть и выпить. Все это приносилось раньше, чем Фредди успевал открыть рот. Возможно также, на него действовало общество единомышленников, с которыми он мог без конца говорить о политике. А может, главной причиной было благотворное отсутствие женщин.

«Реформ-клуб» был клубом членов либеральной партии. Снаружи здание клуба, построенное из портлендского камня, напоминало внушительное итальянское палаццо. Внутреннее убранство отличалось чисто мужской строгостью и было полностью свободно от женской суеты. Настоящий оазис, где мужчины на время могли скрыться от своих жен и любовниц. Здесь ничто не мешало им, сидя в удобных креслах перед пылающим камином, неспешно читать газеты, попивать портвейн и закусывать стилтонским сыром. И никто не нарушит их покой какой-нибудь нелепой просьбой. Здесь они могли говорить свободно и откровенно, не опасаясь задеть чувствительную женскую натуру.

Для гостей Фредди заказал уютный зал, попросив администратора не экономить на блюдах, вине и сигарах. Его затраты оказались не напрасными, обещая щедрые доходы. Фредди уже расслабился и собрался насладиться обедом, когда к нему наклонился официант и шепотом сообщил, что его желает видеть какой-то детектив.

Фредди вслед за официантом спустился на первый этаж в небольшую приемную. Его ожидал не кто иной, как Элвин Дональдсон. Это был человек Фредди. Одним преступникам Дональдсон платил за сведения, из других попросту их выбивал и, как правило, держал Фредди в курсе о мелких и крупных нарушениях закона, допущенных обеими сторонами – преступным миром и полицией.

– Извините за беспокойство, – начал Дональдсон, даже не поздоровавшись. – На реке произошло ограбление, и я подумал, что необходимо поставить вас в известность.

– Где? – только и спросил Фредди.

– На складе «Крепость».

– Проклятье! – вырвалось у Фредди.

Это был Лаймхаус. Его округ.

– Ограбление крупное и весьма специфическое. Похищена большая партия оружия. Никто не знает, каким образом и когда, но ящики с винтовками пропали. Их украли. Газеты уже вовсю трезвонят о случившемся.

– Чертовщина! Это Мэлоун! – воскликнул раздраженный Фредди. – Вы ведь знаете, это он! Арестуйте его! Я требую его голову!

– Мы не можем его арестовать. У нас есть лишь подозрения, и только. Ничего конкретного.

– Так найдите это конкретное!

– У нас нет даже свидетелей.

– Создайте свидетеля! Заплатите ему. Пусть разыграет очевидца! Сколько вам нужно? – спросил Фредди, доставая бумажник.

Дональдсон рассмеялся:

– Во всем Лондоне не хватит денег, чтобы заплатить тому, кто отважится указать на Сида Мэлоуна. Вы это знаете, мистер Литтон.

Фредди снова выругался и запустил руку в волосы. Это граничило с катастрофой. Он ухлопал целый вечер и ощутимую сумму денег, пытаясь убедить сорок влиятельных торговцев и промышленников, что ведет суровую борьбу с преступностью и держит преступные элементы под контролем. Склады и фабрики его гостей находились либо на берегу Темзы, либо в непосредственной близости. Что подумают эти люди, увидев утренние газеты?

– Я хочу, чтобы к завтрашнему утру он сидел в тюрьме.

– Но…

– Я сказал: хочу видеть его в тюрьме. Если вам никак не схватить его за ограбление, найдите другую причину. Может, он бьет лошадь? Пинает собаку? Давно не возвращает библиотечные книги? Дональдсон, найдите на него хоть что-то. И не разочаруйте меня, иначе я обращусь к более расторопному детективу, – сказал Фредди, протягивая Дональдсону две десятифунтовые купюры.

Оставив инспектора засовывать деньги в карман, Фредди вернулся к гостям.

– Все в порядке? – спросил человек слева от него.

Этот человек владел двумя пивоварнями в Уайтчепеле и складом в Уоппинге.

– В полнейшем порядке, – улыбаясь, ответил Фредди. – Кое-какие мелкие правительственные дела. Спасибо, что меня вовремя уведомили об изменениях.

Он поглубже вдохнул, погрузил вилку и нож в остывшую говядину и сделал вид, что наслаждается вкусным блюдом. Его нервы гудели от напряжения, но он был не вправе показать это гостям. Оставалось надеяться, что двадцатифунтовая бумажка сделает самого Дональдсона порасторопнее. Если тот найдет причину для ареста Мэлоуна и если к моменту, когда газеты затрубят об ограблении, Мэлоун уже будет в тюрьме, Фредди выйдет из всей истории победителем.

А если нет? – мысленно спросил он себя. В таком случае, старый крот, ты сегодня упрочил победу на выборах… Дикки Ламберту. 

Глава 11

– Доктор Джонс, вы еще здесь? – спросила Бриджет Мэллой, сестра-распорядительница Королевской бесплатной больницы. – Я думала, вы закончили обход.

– Закончила, но хочу задержаться. Надо понаблюдать за одной малышкой. Поступила час назад. Зовут Мэри Эллертон. Сказали, требуется неотложная помощь. Ребенок едва дышал. Сейчас положение стабилизировалось, но мне все равно тревожно, – ответила Индия, перелистывая записи на планшете, с которым делала обход.

– Туберкулез?

– Думаю, да.

– А девочку хоть как-то лечили? Это же явно не вчера началось. Ее родители что-то делали?

– В общем-то, да. Они ее накормили жареной мышью.

– Даже не верится, что эта шутка еще жива, – засмеялась сестра Мэллой. – Я слышала ее в детстве. Она уже тогда считалась старой.

– Я бы тоже сочла это шуткой, – серьезно ответила Индия, – если бы собственными глазами не увидела, чем иногда кормят детей, чтобы те поправились. Еще в годы учебы. Я видела девочку, которую кормили живыми личинками, чтобы вылечить от туберкулеза. Другую родители заставляли семь раз обойти вокруг осла, считая, что это уймет ее надсадный кашель.

– Что ж, маленькая Мэри Эллертон хотя бы получила кусочек мяса, – заметила сестра Мэллой.

– О чем думала ее мать? Жарить грызуна…

– Доктор Джонс, у вас есть дети?

– Нет.

Индии вечно задавали этот вопрос, который приводил ее в бешенство.

– Понятно, – произнесла сестра Мэллой, как будто это все объясняло.

Самой Индии это ничего не объясняло.

– Что вы хотели сказать своим «понятно»? – не выдержала она.

– Миссис Эллертон очень бедна. Так? У бедняков нет денег, зато есть мыши.

– Сестра Мэллой, я могу лишь горько сожалеть о таком дремучем невежестве. Вы ведь не оправдываете его?

Голубые глаза сестры Мэллой внимательно смотрели на Индию. Судя по их выражению, она тоже горько сожалела о дремучем невежестве, но это не касалось миссис Эллертон.

– Доктор Джонс, а вы представьте мать, которая очень любит свою дочь, видит, как та страдает, но ничем не может ей помочь. Поджарить мышь – это уже что-то. Согласна, не самое лучшее средство, но хоть какое-то. Для нас с вами это бабкины предрассудки, а для бедной, страдающей матери, чей ребенок тает на глазах… пусть слабая, но надежда.

Индия собралась прочесть ей лекцию о болезнях, разносимых мышами, но в этот момент по коридору промчалась младшая медсестра.

– Доктор Джонс! – закричала она. – Мэм, вас срочно зовут в отделение неотложной помощи.

– Прекратите вопить, Эванс, – шикнула на девицу сестра Мэллой.

– Да, мэм. Извините, мэм.

– Мэри Эллертон стало хуже? – спросила Индия, выскакивая в коридор.

– Нет. Там новый пациент. Только привезли. Весь горит в лихорадке.

– А где дежурный хирург? – спросила сестра Мэллой.

– Так на Хай-стрит уличное происшествие. Два экипажа и омнибус столкнулись. Доктор Меррил занят по горло. Он просил меня привести любого, кого сумею найти.

Крики, доносящиеся из отделения неотложной помощи, Индия услышала еще на подходе. Толкнув двери, открывающиеся в обе стороны, она попала в громадное помещение с белеными стенами. Оно находилось на достаточном расстоянии от остальных отделений и палат больницы. Индия увидела троих санитарок и студента-медика. Все они пытались удержать мужчину с покалеченными ногами. Рядом еще двое санитарок разрезали одежду на неподвижно лежащей женщине.

Мимо Индии промчался доктор Меррил с громко плачущим ребенком на руках.

– Койка номер один, возле раковины, – крикнул он. – Высокая температура, бред. Возможно, общее заражение… Эванс! Хлороформ мне! Живо!

Индия бросилась в дальний конец отделения, едва не поскользнувшись в луже крови. Вскоре она увидела койку номер один и распластанного на ней мужчину. По крайней мере, она так решила, глядя на торчащие ботинки и макушку головы, поскольку все остальное было закрыто куртками. Рядом стояли еще двое мужчин в рубашках.

– Что здесь происходит? – спросила Индия, откидывая куртки. – Зачем вы его так плотно закрыли? Ему же тяжело дышать!

– Закрыли, потому что зубами стучал от озноба, – ответил один мужчина, судя по свернутому носу, любитель подраться. – Где вас носило, миссус? И где этот чертов доктор?

– Я и есть этот чертов доктор, – ответила Индия. – Как зовут больного?

Но, посмотрев на лицо, она сама получила ответ. Сид Мэлоун.

– Никогда не слыхал про женщин-врачей, – недоверчиво пробормотал все тот же мужчина.

– Остынь, Томми. Она и впрямь доктор. Та девица, что мы у Ко видели. Помнишь? – сказал второй.

Он был моложе и худощавее первого.

Индия не слышала их разговора. Ей важнее всего было проверить, в каком состоянии жизненно важные органы пациента. Его пульс был пугающе слабым, дыхание – поверхностным, а зрачки – сжатыми. Пышущая жаром кожа свидетельствовала о крайне высокой температуре. Но, когда Индия попыталась засунуть в рот Мэлоуна термометр, ее пациент стал бешено сопротивляться. Она испугалась, что он сейчас прокусит стекло.

– Сколько он находится в таком состоянии? – спросила она, делая еще одну попытку измерить температуру. – Мистер Мэлоун, не упрямьтесь. Будьте хорошим мальчиком.

– С утра, – ответил худощавый.

Индия все-таки сумела поставить термометр и извлечь обратно.

– Так-так. Целых сто шесть градусов[10]. Рвота была? Голова у него болит? Сыпь? Может, он подхватил инфекцию от корабельных матросов?

– У него рана, – помявшись, ответил худощавый.

– Рана? Где? – Индия осмотрела руки Сида, полагая, что не заметила следов.

– Не на руках. На боку. На правом.

Индия расстегнула куртку Сида. По рубашке, словно сгнившие цветы, тянулись желтые и коричневые пятна. В нос ударил отвратительный запах. Она расстегнула рубашку, развязала неумело наложенную повязку и чуть не вскрикнула. Рваная, зияющая рана тянулась от подмышки до бедра. Края раны почернели и загноились. Сквозь поврежденные ткани белели ребра. Индия поняла: дорога каждая секунда. Она огляделась. Отделение неотложной помощи превратилось в настоящий сумасшедший дом. Весь персонал был вплотную занят пострадавшими в дорожном столкновении.

– Как вас зовут? – спросила она худощавого, и тот опять замялся. – Имя свое можете назвать?

– Фрэнки. Фрэнки Беттс.

– Мистер Беттс, снимите с него одежду.

– Что, всю?

– Да! И побыстрее! Начинайте! А вы… – она подозвала Томми, – пойдете со мной.

Индия подбежала к раковине, заткнула слив и пустила холодную воду. Потом взяла с полки полдюжины простыней и бросила в раковину.

– Намочите, хорошенько отожмите, потом приложите к телу мистера Мэлоуна.

– Но как…

– Делайте, что я вам сказала.

Индия поспешила к шкафчику с лекарствами и, открыв стеклянные дверцы, схватила оттуда пузырьки с хинином, хлороформом и карболовой кислотой. Оттуда она заскочила в кладовую, где взяла таз, иглы, хирургическую нить, ножницы, термокаутер и шприц. Все это она сложила на поднос. На обратном пути Индия взяла еще один таз, памятуя, что не все спокойно переносят запах паленого мяса.

Вернувшись к койке номер один, она услышала разговор спутников Мэлоуна. Томми говорил Фрэнки, что Сиду нужна отдельная палата. Держать его в общей – чистое безумие. Он сейчас бредит и может наговорить такого… А рядом – столько посторонних и, возможно, опасных ушей. Вдруг кто услышит? Вдруг Билли Мэдден узнал, что Сид в больнице? Этот вонючий проныра сразу начнет ошиваться возле их логова и вынюхивать.

– Докторша сказала, что пока он останется здесь. Значит, так тому и быть. А в его состоянии ты виноват, Томми. Я еще два дня назад говорил, что его надо везти к врачам.

– Ошибаешься, Фрэнки! Я тут ни при чем. Он сам говорил, что ни в какую долбаную больницу не поедет.

– Посторонитесь! – крикнула Индия.

Фрэнки отошел. Индия шумно опустила поднос на столик рядом с койкой Сида. Спутникам Мэлоуна удалось его раздеть, и теперь они заворачивали его во влажные простыни.

– Не забудьте и голову обернуть, – распорядилась Индия.

Она быстро вымыла руки и наполнила один таз горячей водой. Вернувшись, она ногой пододвинула табурет. Сид к этому времени был полностью завернут в холодные влажные простыни. Его била дрожь.

– Как это произошло? – спросила Индия.

Приподняв Сиду голову, она сумела протолкнуть ему в рот дозу хинина, чтобы унять жар. Томми и Фрэнки слышали вопрос, но молчали.

– Я врач, а не полицейский. Меня не касается, чем занимался мистер Мэлоун в момент ранения. Но я должна знать, каким образом и когда это случилось.

– Миссус, а вы можете ему помочь?

– Именно этим я сейчас и занимаюсь.

– Он упал в реку и ударился о сваю. Она-то и распорола ему бок.

Индия покачала головой. Только бы не в Темзу. Во всем Лондоне не сыщешь места грязнее.

– Сколько времени он пробыл в воде?

– Около двух часов.

– Когда?

– В субботу, поздним вечером.

Сегодня вторник. Значит, инфекция уже три дня пирует на теле Мэлоуна.

– А почему вы его раньше не привезли?

– Вы можете его вылечить? – вместо ответа спросил Фрэнки.

– Попытаюсь. Состояние у него очень тяжелое. Рана имеет гангренозный характер.

– Он должен получить самый лучший уход. Мы заплатим. Пусть его перенесут в отдельную палату. Незачем ему лежать на этой паршивой койке, среди шума и воплей, – заявил Томми.

– Сейчас мне удобнее работать здесь. Перемещением займемся позже.

– Но ему обязательно нужна отдельная палата. И чтобы тихо было.

– Будете мне мешать, сделаете ему только хуже. – Индия смочила хлороформом марлевый тампон.

– Не суйся не в свое дело, Томми. Она знает лучше нас, – сказал Фрэнки.

Индия поднесла марлю ко рту и носу Сида. Выбранная ею концентрация притупляла боль, но не погружала в сон. Сид был слишком слаб. Он попытался отвернуть голову, но Индия крепко прижимала тампон. Через несколько секунд она убрала марлю и повернулась к Беттсу:

– Вы будете держать его за правую руку так, чтобы она была у него над головой. Другую руку положите ему на левое плечо. А вы, – обратилась она к Томми, – держите его за лодыжки.

– Что? Это еще зачем? Что вы собрались делать? – занервничал Томми.

– Удалять омертвевшие ткани. Советую вам не смотреть.

Индия взяла новый кусок марли, свернула и затолкала Сиду в рот. Потом села и стала обрабатывать его рану карболкой. Сид сжался, затем попытался вырваться из рук своих парней.

– Слушайте, миссус, не могу я его держать, – признался Томми.

– Можете. И держать надо крепко.

Томми не внял совету Индии, и буквально через несколько секунд его начало выворачивать.

– В таз, – бросила ему Индия, даже не взглянув.

Томми перестал для нее существовать, равно как и остальные, включая ее саму. Остался только ее противник – инфекция. Чудовищная инфекция. Промывкой и очисткой раны гангрену не остановишь. Внешний слой мышц начал чернеть. Его придется срезать. Индия трудилась больше часа, осторожно продвигаясь по всей длине раны. Ее проворные пальцы умело отсекали омертвевшие куски, стараясь не оставлять даже пятнышка гнили и ставя заслон на пути гангрены. Она чувствовала, как с каждым вдохом и выдохом расширяются и сжимаются ребра Сида. Индия внимательно вслушивалась, нет ли хрипов и бульканья. Каждые нескольку минут она дотрагивалась до запястья Сида, проверяя пульс и оставляя кровавые отпечатки на его бледной коже. Кровь Сида затекала ей под ногти, струилась по костяшкам пальцев и тыльным сторонам ладоней, попадая в рукава.

Она едва замечала, что спутники Сида частенько сдвигались, когда то одного, то другого выворачивало в таз. Когда она поднесла острие термокаутера к окончанию вены, Фрэнки пробормотал, что она не женщина и никак не может быть таковой. Единственным, кто не издавал никаких звуков, был Сид. Он вгрызался в марлевый валик, вздрагивал и напрягался, но ни разу не вскрикнул. Ни разу. Индия знала, какую неимоверную боль он должен сейчас испытывать, и удивлялась его стойкости.

Посчитав, что она сделала все возможное и инфекция больше не будет расползаться, Индия подравняла рваные края раны и наложила швы. Сшивание подвигалось медленно. У Сида на спине и боках хватало участков вздутой, огрубелой кожи. Шрамы. Индия уже видела такие шрамы на теле мужчин, побывавших в тюрьме. Она перевела взгляд на лицо Сида, проверяя цвет. К ее удивлению, Сид смотрел на нее, и глаза у него были вполне ясные и осмысленные. Наверное, следствие боли, подумала Индия. Боль вернула его в сознание.

– Напрасно я тогда вытолкал вас из заведения Тедди Ко, – выплюнув марлю, хрипло произнес он. – Вы нашли потрясающую возможность отомстить.

– Очень сочувствую, что доставила вам боль, мистер Мэлоун, – сказала Индия. – Я не рискнула добавить к хлороформу наркотики. Вы слишком слабы.

Голова Сида откинулась на подушку. Индия снова измерила ему температуру. Полоска ртути осталась на прежнем месте. Индия велела Фрэнки и Томми снять простыни. Придется заново мочить их в холодной воде и заново обертывать пациента. Еще одна попытка сбить температуру.

– С ним все будет в порядке? – спросил Фрэнки.

– Не знаю. Его ждет тяжелое сражение за свою жизнь.

С соседней койки донесся душераздирающий стон. Глаза Сида разом открылись. Индия увидела, что он пытается встать.

– Лежите, мистер Мэлоун. Не обращайте внимания. – Индия повернулась к Фрэнки, который торопливо связывал мокрые простыни. – Я сейчас узнаю насчет отдельной палаты. Ему нужен покой и отдых. Сон поможет справиться с инфекцией.

За время, пока Индия занималась раной Сида, хаос, связанный с поступлением жертв уличной аварии, сменился относительным порядком. Она разыскала сестру-распорядительницу и спросила насчет отдельной палаты. Когда Индия вернулась к койке Сида, он дрожал под заново намоченными простынями. Над ним стоял Фрэнки Беттс, поглаживая его по лбу.

– Поднапрягись, хозяин. Тебе нужно выкарабкиваться. Постарайся.

Фрэнки говорил Сиду, что все девочки без него скучают и что некто по имени Дези ждет его с бутылкой виски, сочным стейком и кучей денег.

– Когда ты поправишься, мы купим себе самую модную одежду, какая только есть в Лондоне, и кольца с золотыми суверенами размером с обеденные тарелки. Тебе они понравятся, хозяин. Вот увидишь, – подпевал Томми.

Индия слушала, удивляясь, как эти жесткие люди способны на нежные слова. Потом сказала, что теперь они должны уйти и дать их другу отдохнуть. Скоро его переведут отсюда в отдельную палату.

– А кто будет за ним присматривать? – спросил Фрэнки.

– Я, – ответила Индия.

– Миссус, у него должно быть все лучшее, – сказал Томми. – Не скупитесь, мы заплатим.

Индия уже собиралась проводить их до двери, когда в помещение вошли. Один был в костюме, двое – в полицейской форме.

– Где здесь доктор Джонс? – спросил человек в костюме.

Индия едва успела ответить, как Фрэнки заорал на человека в костюме:

– Что вас сюда принесло, Дональдсон? Какие у вас дела в больнице?

– Мистер Беттс, пожалуйста, не… – попыталась вмешаться Индия.

– Так-так. Сид Мэлоун, Фрэнк Беттс по прозвищу Безумный Фрэнки и Томми Смит. И все – в одном месте. Какая удача. Мне явно повезло, – сказал Дональдсон. – Парни, вы арестованы.

Индия видела, как дернулся кадык Сида. Его глаза открылись. Шум его разбудил.

– Прошу прощения, джентльмены, но вы не можете… – снова попыталась вмешаться она.

– Доктор Джонс, мне нужно несколько минут потолковать с вашим пациентом. – Дональдсон обошел Индию. – Ну что разлегся?.. Вставай! – рявкнул он, ткнув Сида в бок.

– Послушайте меня! – крикнула Индия. – Здесь больница, а не отделение полиции. Мистер Мэлоун – мой пациент, и вопросы нужно адресовать мне, а не ему! – (Дональдсон и Беттс удивленно повернулись к ней.) – Мистер Мэлоун сейчас не в том состоянии, чтобы отвечать на какие-либо вопросы. Он опасно болен.

– Мэлоун уже стал мистером. Ему очень идет, – презрительно фыркнул Дональдсон, отошел от койки и вперился взглядом во Фрэнки. – Что ж, если я не могу допросить Сида, придется отвечать тебе.

– Мне не о чем разговаривать с вами, – ответил Фрэнки.

– Да ну? И тебе нечего сказать про дельце, которое вы провернули в «Крепости»?

– Не понимаю, о чем вы, – пожал плечами Фрэнки.

Индия в очередной раз попыталась вмешаться:

– Мистер Беттс и вы, мистер Дональдсон, я должна вас просить…

– Кража и контрабанда оружия – опасное занятие, Беттс. Если бы ты пекся о собственном благе, то держался бы подальше от таких игр.

– Лучше бы своему папаше посоветовали.

– Да как ты…

Глаза Сида вновь открылись, и он увидел, как разъяренный Дональдсон въехал Фрэнки по лицу. Сид попытался сесть, но не смог.

– Мерзавец, – прохрипел Сид.

Через мгновение поднос с медицинскими инструментами взмыл в воздух. За ним взлетел таз с содержимым, исторгнутым Фрэнки и Томом.

– Сукин сын! – заорал Дональдсон, которому блевотина забрызгала ботинки. – Я убью тебя, Мэлоун!

К этому времени Сид уже сидел на койке. Он сорвал с тела мокрые простыни и раскачивался, пытаясь спустить ноги на пол.

Индия не верила своим глазам.

– Прекратите! Немедленно прекратите! – закричала она. – Немедленно покиньте отделение! Все! Эванс, позовите санитаров.

Она подбежала к Сиду. Его глаза остекленели. Он начал бредить. В Королевской бесплатной больнице Индия изучала приемы обращения с психически больными. Она вытолкнула руки Сида наружу и навалилась на него всем телом, придавив к койке.

– Лежите смирно! Вы все швы себе разорвете!

Он был намного крупнее Индии и отчаянно дергался.

– Фрэнки! Томми! – завопила она.

Друзья Сида пришли ей на помощь. Втроем они кое-как смогли его унять. Прибежали три санитара. Они схватили мокрую простыню, сброшенную Сидом, положили на его грудь, а концы связали под койкой. То же санитары проделали и с его ногами. После этого Индия распорядилась принести шприц и успокоительное. Она не хотела применять сильнодействующее средство, но Сид не оставлял ей иного выбора. Появление полицейских сделало его неуправляемым. Недавно наложенный белый бинт быстро становился красным. Индия готовила дозу для инъекции. А Дональдсон продолжал говорить.

– Констебли, арестуйте этих людей! – приказал он.

– Арестовать нас? – взвился Фрэнки. – За что? Мы ничего не сделали!

– Вы не закрылись в установленное время.

– Мы… что?

– Сегодня «Баркентина» работала до четырех часов утра. Я отправил туда полицейских в штатском. Вы нарушили закон о лицензии.

– Шутить изволите!

– Попрошу подать наручники.

– Слушайте, Дональдсон! За такие нарушения берут штраф, а не отправляют в тюрьму! Вам ли не знать? – закричал Фрэнки.

– Это компетенция мирового судьи.

На мгновение стало тихо, затем Индия услышала возбужденный голос Томми:

– Фрэнки, не смей глупить! Ему это только на руку. Он хочет, чтобы ты его ударил. И тогда загребут всех. Потерпи немного. Боуси приедет и мигом нас вытащит. Не падай духом, парень.

Дональдсон подошел к койке Сида. Индия только что закончила вводить успокоительное и вытащила шприц из его руки.

– Доктор Джонс, ему придется отправиться с нами. Он тоже арестован.

– Это исключено, – сказала Индия, прижимая тампон к месту укола. – Если вы стронете его с места, это его убьет. Тогда уже я добьюсь вашего ареста, сэр.

Дональдсон сердито снял с пояса наручники и приковал запястье Сида к раме койки.

– Рид, – обратился он к одному из полицейских, – останетесь здесь и будете стеречь Мэлоуна.

Индия подняла голову. Ее глаза, ставшие ледяными, уперлись в глаза Дональдсона.

– Снимите наручники с моего пациента. Немедленно! – потребовала она.

– Увы, не смогу. Он может сбежать.

– Вы считаете, он может сбежать? В его-то состоянии? – резко спросила она.

– Выбор за вами, доктор. Он или останется здесь, но в наручниках, или отправится в тюремную камеру, где их не будет.

Возмущенная Индия повернулась к полицейскому:

– Советую не путаться у меня под ногами.

Когда успокоительное подействовало, Индия позвала санитаров, и они перенесли Сида в отдельную палату. Констебля она туда не пустила, велев сидеть в коридоре. Присутствие полицейского не лучшим образом подействует на Сида. Он по-прежнему бредил, дергая головой.

– Они меня преследуют. Они меня преследуют, – повторял он.

Индия не знала, как его успокоить. Она без конца повторяла, что с ним все в порядке и никто его не преследует. Она развязала простыни, которыми он был привязан к койке, сняла бинты и сердито покачала головой:

– Вы, никак, пытаетесь себя убить? Посмотрите, что вы наделали!

Индия обрезала нити поврежденных швов и наложила новые. Сид попытался было встать и сорвать наручники. Он напрягся изо всех остававшихся у него сил, отчего на шее проступили жилы.

– Прекратите, мистер Мэлоун! Ради бога, лежите спокойно!

Он повернул к ней голову, и в его глазах мелькнуло такое отчаяние, что у Индии перехватило дыхание. Она ненавидела избранный им жизненный путь и то, чем он занимался, но в этот момент вдруг прониклась сочувствием.

– Неужели в этом смысл вашей жизни? – спросила Индия. – В насилии? В вечной загнанности?

– Вам-то что? – вопросом на вопрос ответил Сид и снова рухнул на подушку.

Наложив новые швы, Индия еще раз измерила ему температуру. Никаких перемен. Придется опять давать хинин. Она взяла пузырек. Дверь палаты приоткрылась. Вошел доктор Гиффорд. За ним следовала Элла Московиц, записывая его распоряжения.

– Добрый вечер, доктор Гиффорд. Добрый вечер, сестра Московиц.

– Доктор Джонс, я завершил дела на сегодня. Заглянул по пути. – Он мельком взглянул на Сида. – Слышал об этом молодце. Судя по виду, не жилец.

Внутри Индии вспыхнул гнев. Сид то терял сознание, то снова приходил в себя. Возможно, он слышал слова Гиффорда.

– Он силен и намерен бороться за жизнь. Я помогу ему, – громче, чем следовало, сказала Индия.

Если Сид слышал слова Гиффорда, возможно, услышит и ее слова.

– Хм… Что ж, дело ваше. На вашем месте я бы не стал тратить время на таких, как он. Хотя… если он умрет, тоже приятного мало. Тогда у нас будет две смерти за вечер и обилие писанины завтра.

– Двое? – переспросила Индия.

– Да. Мы потеряли Элизабет Адамс. Она умерла час назад.

Индия помнила эту женщину. Гиффорд поддерживал в ней уверенность, что она беременна, а у нее была опухоль. Индия хотела исследовать характер опухоли. Гиффорд запретил.

– От чего умерла миссис Адамс?

– Рак матки.

Индия не удержалась от восклицания.

– Опухоль была совершенно неоперабельной.

Индия кивнула. Большинство раковых опухолей в последних стадиях были неоперабельными, но ведь они не сразу становились такими. Если бы Гиффорд сразу, как только она пришла к нему на прием, направил ее на операцию, сейчас миссис Адамс, вероятно, была бы жива и укладывала детей спать.

– Со временем, доктор Джонс, вы убедитесь, что не всегда можно руководствоваться правилами. Когда ваш опыт возрастет, вместе с ним появится и чутье на подобные случаи. Иногда куда милосерднее давать пациентам надежду вместо правды. Сестра Московиц, эти записи должны быть готовы к завтрашнему утру.

– Конечно, доктор Гиффорд, – ответила Элла.

Индия дождалась, когда смолкнут его шаги в коридоре, затем сердито повернулась к Элле:

– Я хорошо помню миссис Адамс. Она мне рассказывала о болях и жуткой усталости. В чем, спрашивается, проявлялось его милосердие?

– Успокойтесь, Индия…

– Это просто невыносимо. Он делает клятву Гиппократа посмешищем. Элла, клянусь Богом, все, что он говорит, его замшелые взгляды… В его присутствии я не чувствую себя врачом. Я себя чувствую… проституткой. – Последнее слово она произнесла шепотом.

– Лучше бы вы ею были. Тогда ваши заработки принесли бы нам намного больше денег. Кстати, сколько их в нашем фонде?

– Пятьдесят восемь фунтов и пять шиллингов, – со вздохом ответила Индия.

– Если вас уволят, у нас не будет даже этого. А деньги вам нужны, чтобы платить за жилье.

– Вы правы, Элла. Простите. Просто я очень рассердилась на него. «Иногда куда милосерднее давать пациентам надежду вместо правды», – повторила она, подражая высокопарной манере доктора Гиффорда. – Элла, а почему нельзя давать им и то и другое? Почему?

– Можно. Мы так и будем делать. Но не сейчас.

Индия сокрушенно кивнула.

– Знаете, когда я в первый раз шла к нему на собеседование, мне говорили, что он настоящий праведник. Набожный человек. Представляете?

Темные глаза Эллы озорно сверкнули.

– Он и в самом деле набожен, Индия. Вот только Богом он считает… себя.

Индия невольно засмеялась. Элла умела ее рассмешить. Шутки медсестры успокаивали Индию, позволяя выбрасывать из головы все посторонние, будоражащие мысли и сосредоточиваться на работе.

– Кто это на койке? – спросила Элла.

– Сид Мэлоун.

– Вы шутите?

Индия ответила, что нет, и вкратце изложила причину появления Сида у них в больнице.

Элла сразу прошла к койке, взяла Сида за руку и крепко пожала.

– Gott in Himme[11], – сказала она. – К чему катится мир, когда взрослые мужчины весь день валяются в постели?

– Элла? Это ты? – прохрипел Сид.

– Тсс… Лучше помолчи.

– Только не с тобой, дорогуша.

– Отдыхай. Ты в хороших руках. Можно сказать, в лучших. Только молись, чтобы моя мамочка не прознала, где ты. Она немедленно явится и притащит с собой столько куриного бульона, что у тебя вырастут перья. Постарайся уснуть. Это сейчас тебе нужнее всего.

Сид кивнул. Элла пошла к двери палаты.

– От него жар идет, как от паровой трубы. Надеюсь, он выкарабкается. Сид – хороший парень.

– Сид Мэлоун? Хороший парень? – удивилась Индия.

– Лучше многих.

– Элла, а вы-то откуда знакомы с Сидом Мэлоуном?

– Он питается в нашем ресторане. Он и его ребята. Однажды к нам заявилась шпана. Рослые, квадратные. Мы сразу поняли: пришли поиздеваться. Четверо их было. Они нарочно толкнули Янки, и он уронил поднос. Потом оскорбили моих родителей. А затем велели Пози подойти и сказали ей, что она грязная жидовка. Сказать такое малышке, которая и мухи не обидит. – Элла тряхнула волосами, и Индия увидела, что ее глаза полны ярости. – В тот день Сид у нас обедал. Вдвоем с Фрэнки. Он попросил мою мать увести Пози наверх, а потом они с Фрэнки вытолкали этих лбов на улицу и отделали по первое число.

– Двое против четверых?

– Вы когда-нибудь видели Сида в драке? – улыбнулась Элла. – С тех пор они больше не появлялись. И им подобные – тоже. Что вы смотрите на меня так, будто я самая отъявленная врунья во всем Уайтчепеле? Клянусь, так оно и было.

– Я вам верю. Я просто удивлена.

Элла пожала плечами:

– Он не злодей. Он хороший человек, который порой делает плохие дела… Вы одна справитесь? Может, помощь нужна?

– Спасибо, я справлюсь, – ответила Индия.

Был восьмой час вечера. Индия знала, что рабочий день Эллы начался в шесть утра. Усталость на лице не скроешь за улыбкой.

– Тогда не буду отвлекать. До завтра.

– Спокойной ночи, Элла.

Индия вернулась к койке Сида и в который раз проверила его состояние. Улучшения не наступало. Скрестив руки на груди, Индия обдумывала, как быть дальше. Холодная ванна из мокрых простыней или порция хинина? Может, то и другое? Сид снова заметался и забормотал.

– Фи, – прошептал он. – Где ты, Фиона?

Бессвязный бред на фоне стабильно высокой температуры, подумала Индия.

– Придется еще раз угостить вас хинином, мистер Мэлоун, – сказала она, готовя дозу. – После этого вам станет лучше. Зачем же множить писанину для бедняги доктора Гиффорда? 

Глава 12

Коротышка Сюзи Донован, колоритная мадам «Тадж-Махала», уперла руки в широкие бедра и нахмурилась:

– Чем тебе не понравилась Адди? – (Фрэнки пожал плечами.) – Фрэнки, ну что ты привередничаешь? Она же свеженькая! Юная. Чистенькая. Сиськи остренькие, торчат вверх, как бычьи рога. А ты тут сидишь и киснешь над пивом. Веди ее наверх. Ты мне уже все печенки проел своим нытьем.

– Не могу я. Душа у меня не лежит.

– При чем тут душа, парень? Тут кое-что другое требуется. Посмотри на Боуси, – сказала Сюзи, указывая на толстого мужчину, поднимавшегося по лестнице в сопровождении двух девиц. – Он ведь мигом примчался. Тебе бы праздновать, что дешево отделались, а не нюни распускать. Вас выпустили?

– Да, выпустили, – угрюмо согласился Фрэнки.

По сути, они и до тюрьмы-то не доехали. Со времени ареста Фрэнка и Томми не прошло и часа, а Гарри Боус, юрист Фирмы, уже примчался в отделение полиции Уайтчепела. Он потребовал, чтобы его допустили к задержанным. Фрэнки рассказал ему, как все было.

Боус слушал и хмурился. Он прошелся по коридору, затем, увидев подбитый глаз Фрэнки, спросил:

– Как тебя угораздило?

– Дональдсон заехал.

Боуси улыбнулся:

– Где?

– В больнице.

– Кто-нибудь видел?

– Томми.

Боуси выпучил глаза:

– Я спрашиваю про того, кому бы поверил мировой судья.

Фрэнки задумался.

– Докторша видела. Она рядом стояла.

– Замечательно! – обрадовался Боус. – Я скоро вернусь. Жди здесь, – усмехнулся он, постучав по прутьям решетки. – Никуда не уходи.

– Очень смешно, – огрызнулся Фрэнки.

Через полчаса Гарри Боус вернулся в сопровождении рассерженного констебля.

– Ты свободен, – объявил адвокат, глядя, как полицейский открывает камеру. – Заплатишь штраф за нарушение правил работы паба, и только. Никаких формальных обвинений. Сейчас Дональдсон отправит одного полицейского в больницу, чтобы снять наручники с Сида.

– Боуси, ты просто бесподобен! Как тебе это удалось? – спросил ошеломленный Фрэнки.

– Я ему сказал: если он продержит вас здесь еще хотя бы минуту, я выставлю ему иск о рукоприкладстве. Сказал, что мне известны обстоятельства и есть свидетели. Пообещал вызвать доктора Джонс для дачи свидетельских показаний.

Возле выхода из участка они наткнулись на Дональдсона. Фрэнки уже собрался открыть рот, но Боуси схватил его за рукав.

– Ни слова, – прошептал адвокат, выведя его наружу.

– Как это «ни слова»? Боуси, ему никто еще не говорил, какая он задница? Так я скажу! – заявил Фрэнки.

– Послушай меня, Фрэнки, тебе и остальным ребятам в ближайшее время придется быть очень осторожными.

– Говори яснее!

– Ходят слухи, что досточтимый мистер Литтон вознамерился арестовать Сида за «Крепость». Но у него нет ни доказательств, ни свидетелей. Поэтому он и полиция будут искать малейшую зацепку, чтобы сцапать нашего парня. Будьте осторожны. Никаких опрометчивых поступков. На этот раз вам повезло. В другой может не повезти.

– Проснись же! – Сюзи щелкнула пальцами перед Фрэнки. – Поднимайся наверх.

Но настроения кувыркаться в постели у Фрэнки не было. Его радовало, что стараниями Боуси их так быстро выпустили. Однако радоваться по-настоящему, зная, каково сейчас Сиду, он не мог. Состояние Сида тревожило его сильнее, чем этот недолгий арест.

– Сюзи, хватит меня дергать. Как ты это себе представляешь? Я буду тискать девчонку, а думать о том, что мой хозяин умирает в больнице?

– Ты когда-нибудь прекратишь? Сид не умирает.

– Ты его не видела! Он просто загибается. Напрасно я его послушался. И Томми еще подпевал. Надо было стразу брать его в охапку и везти к врачу.

– Выкарабкается он. Сид слеплен из крепкого теста. Он выжил на лондонских улицах. Скольких парней обломал у Денни Куинна. Не сломался в тюрьме. А сколько стычек было у него с полицейскими, Шиханом Котелком, Билли Мэдденом и еще черт знает с кем. Столько пройти, чтобы загнуться на больничной койке? Не верю.

Фрэнки уставился на недопитое пиво:

– Сюзи, у меня никого нет, кроме него. Если с ним что случится, я просто не знаю, как жить дальше.

Сюзи сочувственно кивала. Она знала историю Фрэнки. Да и все остальные – тоже.

Сид спас Фрэнки жизнь. Осиротев в десять лет, мальчишка попал в работный дом, откуда через месяц сбежал. Потом почти два года жил на улицах. Правильнее сказать, выживал. К тому времени Фрэнки освоил ремесло карманника и был успешным воришкой. Но однажды он залез в карман Сида. Фрэнки и понятия не имел, что лезет в карман к самому Мэлоуну, иначе не посмел бы. Он пустился наутек, одолел половину улицы и уже радовался удаче, когда Сид его настиг, поднял в воздух и практически зашвырнул внутрь «Баркентины». Никогда еще Фрэнки не молился так истово. Не о спасении шкуры. Он понимал, что его песенка спета. Фрэнки молился о том, чтобы Мэлоун оборвал его жизнь быстро и без мучений.

Но вместо расправы Мэлоун повел с ним разговор. Сид признался: если бы не сунул руку за бумажником, так бы и не узнал, что бумажник украли. Он попросил Фрэнки повторить трюк. Фрэнки повторил, и изумленный Сид признался, что ничего не почувствовал.

– А у тебя талант, парень, – сказал он Фрэнки. – Умеешь работать чисто.

Эти слова Фрэнки помнил по сей день и дорожил ими.

Потом Сид попросил его рассказать, кто он и откуда. Выслушав, махнул Дези, чтобы принес еды. Спустя час Фрэнки, готовившийся в покойники, был по-прежнему жив. Мало того, он наелся до отвала и обрел крышу над головой, получив койку на чердаке «Баркентины».

Это было шесть лет назад. Сейчас ему стукнуло восемнадцать, и он давно не вел жизнь озябшего, голодного уличного мальчишки. Видя его, люди торопились отойти в сторону. Владельцы пабов, куда он заходил, учтиво спрашивали, чего он желает съесть и выпить. Портные снимали с него мерку, чтобы сшить одежду по фигуре. Парикмахеры его стригли и брили. Для друзей он был Безумным Фрэнки, но для остальных – мистером Беттсом.

Сид подарил ему совершенно новую жизнь. Интересную, полную событий и приключений. У Фрэнки появилась работа, куча денег и нечто вроде семьи. Сид сделал его членом своей команды – одним из крепких ребят, которых боялись и уважали. Однако для Фрэнки куда важнее было внимание Сида к нему. Интерес. Сид взялся его учить. Начал с малого: с умения вскрыть сейф, отомкнуть хитроумный замок, собрать сведения о доме, который собирались ограбить. Потом предметы стали серьезнее. Умение приобретать и удерживать власть. Умение разбираться в людях и выбирать тех, кому можно доверять. Не сразу, но Фрэнки все же уразумел: крепкие кулаки – только часть общей картинки. Другая ее часть – умение применяться к обстоятельствам и быстро соображать.

Учеба давалась Фрэнки нелегко. Какое-то время казалось, что он шагу не может ступить, чтобы не ввязаться в драку. Дези врачевал ему сломанный нос, разбитую челюсть, ухо, которое едва не оторвали. Фрэнки помнил, как однажды ночью сидел у стойки с распухшей физиономией и едва видел заплывшими глазами. Дези наливал ему виски, чтобы унять боль. Сид присел рядом и спросил, с кем и из-за чего он сегодня сцепился. Фрэнки рассказал, как один из парней Билли Мэддена косо посмотрел на него. А потом… среди опрокинутых столов замелькали кулаки.

Мэдден контролировал лондонский Вест-Энд. Собирал дань с публичных домов и игорных притонов и не брезговал грабежом богатых особняков. На этом сколотил круглую сумму, но жаждал большего. Он хотел прибрать к рукам и Восточный Лондон со складами, причалами и громадными богатствами, плывущими по реке. Мэдден постоянно отправлял туда своих парней, так сказать на разведку. Фрэнки от этого зверел.

Сид выслушал его рассказ, потом сказал:

– Но причина-то не в парнях Мэддена, правда? Их слова и делишки не имеют особого значения. Причина в тебе, Фрэнки. Ты сердит. Фактически не знаешь удержу своему гневу. Он терзает тебя изнутри, делает полубезумцем. Так?

Слыша это, Фрэнки чувствовал, будто Сид заглянул ему в самую сердцевину. Увидел пьяную мать, которая погибла, споткнувшись перед проезжавшей каретой. Увидел начальницу работного дома, избивавшую его до бесчувствия. Увидел тамошних мальчишек, укравших у него еду, башмаки, одеяло. Ответить Сиду он не мог. Распухший язык не ворочался во рту.

Сид и не требовал ответа. Он встал и похлопал Фрэнки по плечу:

– Хочешь отомстить за обиду? Тогда учись управлять своим гневом. Не позволяй ему управлять тобой.

Фрэнки старался. Теперь ему удавалось контролировать гнев. Не всегда, но бо́льшую часть времени. Он начал смотреть на события так, как смотрел на них Сид. Иногда лучше сидеть и помалкивать. Пусть какой-нибудь дурак бахвалится, что спер пять фунтов, и попадает в тюрягу. А ты выходишь из укромного местечка вроде «Крепости» с двумя тысячами в кармане. Этого молодца сгрибчили, поскольку нашлась куча свидетелей. Зато ты обделал все так чисто, что полицейские только в затылках чешут.

Фрэнки слушал и учился. Ответом на заботу Сида стала его преданность и… любовь, хотя Фрэнки никогда не произносил это слово. Сид стал для него всем: отцом, братом, хозяином, другом. Для Фрэнки не было большего счастья, чем находиться рядом с Сидом. Скажем, вскрывать замок. Или взламывать сейф. Или обсуждать новое дело. Это была настоящая жизнь.

А затем Фрэнки подвела самоуверенность, и он едва все не погубил. Не выдержав, он опять сцепился в парнями Мэддена. Дело было в пабе. Фрэнки учинил там такой разгром, что владелец вызвал полицию. Фрэнки арестовали, посадили в Дептфорд. Ему светил ощутимый срок по полудюжине разных обвинений. Фрэнки рассчитывал на помощь Сида, но с воли сообщили: Сид пришел в ярость и отказался помогать. За день до суда дверь его камеры вдруг распахнулась и ему велели убираться. На улице его уже ждал Сид, и они поехали прямо в «Баркентину». Паб встретил Фрэнки тишиной и пустыми столами. Не было даже Дези. Фрэнки это показалось подозрительным. Он не помнил, чтобы «Баркентина» пустовала.

– Не думал я, что ты непроходимо глуп. Я ухлопал тысячу поганых фунтов, чтобы тебя вытащить, – сказал Сид.

– Прости, хозяин. Я не знаю, как…

Сид не дал ему договорить.

– Видел, как ты ухмылялся, когда тюремщики выводили тебя на улицу. Думаешь, тюрьма – это забава? А если бы меня не оказалось рядом или я бы не сумел подмазать мирового судью? Где бы ты сейчас сидел? Не здесь. Ты бы куковал в Уандсворте. В настоящей тюрьме, Фрэнки.

Сид снял пиджак, положил на стол. Потом стал расстегивать рубашку. Фрэнки не сразу понял, зачем он это делает. Потом мелькнула догадка: Сид не хотел забрызгать одежду кровью.

– Хозяин, не бей. Пожалуйста. Такое не повторится. Клянусь! – взмолился Фрэнки.

Сид молча расстегнул последнюю пуговицу, снял рубашку и положил рядом с пиджаком. Фрэнки видел широкую грудь Сида, под гладкой белой кожей играли мускулы. Сид посмотрел Фрэнки в глаза. Сурово, как никогда не смотрел до этого, затем повернулся спиной… Фрэнки едва удержался, чтобы не вскрикнуть.

Спина Сида была испещрена страшными узорами красных рубцов. В одних местах их ткань была плотной и узловатой, в других – настолько тонкой, что под кожей просвечивали ребра.

– Боже мой! – только и мог прошептать Фрэнки.

– Плетка-девятихвостка, или кошка. Исполосовала мне кожу в лоскуты. Приговаривали к десяти ударам. Надзиратель вломил тридцать.

– Почему?

– Потому что так хотел, и ему никто не мог помешать. Закончив ходить плеткой по спине, он бросил меня в карцер. На голый пол. Подстилки там не полагались. Со стен вода капала. Никто не думал, что я выдержу. Этот мерзавец сказал, что уже заказал мне гроб. – Сид надел рубашку. – Запомни то, что видел, Фрэнки. И запомни еще: шрамы, которые тюремщики оставляют у тебя на коже, – ничто по сравнению со шрамами внутри.

Фрэнки хотел спросить Сида о внутренних шрамах. Хотел узнать, почему Сиду ночами не спится и он бродит по улицам, пока не устанет. Почему Дези иногда застает его спящим на стуле возле очага, но редко в постели. У Фрэнки было много вопросов к Сиду. Его интересовало, имеют ли шрамы Сида какое-либо отношение к деньгам, которые он раздавал каждому нуждающемуся придурку. И если Сид ненавидит деньги, как тогда ему не противно смотреть на пачки купюр, которые загромождают стойку бара после каждой их работы? Фрэнки захлестывали вопросы, однако что-то в глазах Сида не позволяло их задавать. Вместо вопросов он пообещал еще сильнее заняться своим характером и больше не попадать в тюрьму. И до сих пор ему это удавалось.

Рука Сюзи легла ему на плечо.

– Попомни мои слова. Не успеешь глазом моргнуть, как Сид выкарабкается. И вы заявитесь сюда всей гурьбой. Будете охотиться на моих девочек и не подпускать полицию к заведению.

– Ты так думаешь?

– Я просто знаю. А пока займись чем-нибудь. Наведайся к «Крепости», посмотри, не забыл ли чего. Потряси Тедди Ко. Работа освобождает мозги от тревожных мыслей.

– Так я и сделаю. Та-ра, дорогуша.

– И не возвращайся, пока снова не начнешь улыбаться, – предупредила Сюзи. – Вытянутые лица мешают доходам. Не то придется огорчить Сида и сказать, что на этой неделе я в прогаре.

– Дорогая, ты каждую неделю в прогаре[12], – сказал Фрэнки, поцеловав ее в макушку.

– Так я тебе и поверила! – огрызнулась Сюзи.

Фрэнки буквально выскочил из «Таджа». Сюзи была кругом права. Сид – парень из крепкого теста, а ему нужно чем-то себя занять. Сид в больнице не залежится, а когда выйдет, Фрэнки ему покажет, что даром время не терял. Пусть хозяин убедится, что Фрэнки Беттс умеет не только замки открывать и сейфы взламывать. У Фрэнки крепкие кулаки, но он может и головой думать.

Он утрет нос Элвину Дональдсону. И этому идиоту Литтону. Ишь, придумали: запихать его в тюрягу за то, что вовремя «Баркентину» не закрыл. Он им устроит настоящее преступление. Это он им обещает, и за ним не заржавеет.

Фрэнки зашагал на юг, к реке. Нет, к «Крепости» он еще долго не подойдет. И Тедди Ко пока у них на хорошем счету. Этим вечером он займется новыми перспективами.

Через полчаса Фрэнки подошел к месту, обещавшему новые перспективы, – к складу «Марокко», расположенному в Уоппинге, на Хай-стрит. Здание было внушительным и казалось недоступным. А он вовсе и не собирался туда вламываться. Он лишь хотел поговорить с тамошним сторожем – престарелым Альфом Стивенсом.

Сид всегда обходил склад «Марокко» стороной. Причин он не называл. Скорее всего, их попросту не было. Во всяком случае, так думалось Фрэнки. Там хранились товары богатенькой компании «Монтегю». А принадлежала эта процветающая компания человеку по имени Джо Бристоу, у которого в Лондоне магазины на каждом углу. Фрэнки слышал, что Бристоу родом из Восточного Лондона. Тем лучше. Поймет, что безопасно вести дела… тоже денег стоит. Словом, давно пора заставить Бристоу платить их Фирме. 

Глава 13

Должен же существовать способ оборвать все это. Способ умереть.

Должно же существовать внутри человека нечто, соединяющее тело с душой. Рукоятка какая-нибудь, зажим или замок. То, что можно повернуть или отодвинуть, разъединив тело и душу.

Если бы мне удалось найти этот замок, думал Сид.

Он тонул в море боли. Вокруг плескались красные волны, неся его на своих гребнях и постепенно погружая в глубину.

Сид почувствовал чью-то руку, вытаскивающую его из моря. Чьи-то пальцы у себя на запястье. Он услышал голос. Женский. Раздававшийся издалека.

– Озабочена, – произнес голос. – Угроза. Сепсис.

– Отпустите меня, – прошептал ей Сид. – Освободите меня. Пожалуйста…

– Тсс…

Потом эта маленькая сильная рука прижалась к его сердцу.

Это было позже, намного позже. Несколько дней назад. Или недель. А может, и минут. Сид не знал. Он по-прежнему слышал шум воды. Но не морской. То были струи дождя, хлещущие по стеклу. Сид не знал, настоящий это дождь или его галлюцинация.

Он открыл глаза и увидел ее. Доктора. Она всматривалась в его лицо. У нее были серые глаза. Светло-серые, мягкие, как крыло чайки.

– Где я? – спросил Сид.

– В больнице. У вас серьезная рана. И болезнь у вас тоже очень серьезная.

В больнице. Паршивая новость. Больница мигом выдаст тебя полицейским. Кто-то снял с него наручники, но Дональдсон в любую минуту может вернуться. Или Литтон. Сид не доверял этому месту. И ей не доверял.

– Дайте мою одежду. Я ухожу, – заявил он и попытался сесть, но боль накрыла его, как приливная волна, снова швырнув на койку.

– Не делайте этого, – сказала врач.

Он почувствовал у себя во рту термометр.

Доктор засекла время, вытащила термометр и объявила:

– Сто пять. Уже лучше. Возможно, мы сумеем согнать температуру.

– Зачем вы это делаете? – резко спросил Сид.

– Проверяю, как отступает ваша лихорадка.

– Я не про это, – покачал он головой. – Зачем вы мне помогаете?

– Потому что, мистер Мэлоун, я врач. Это моя работа. А сейчас потерпите. Мне нужно сделать вам укол.

Игла проткнула ему кожу. Вокруг разлилось тепло. Боль немного отступила. Сид едва не заплакал, так он был благодарен этой женщине.

– Сделайте еще один укол. Пожалуйста, – попросил он.

– Сейчас не могу. Только через несколько часов.

– Который теперь час?

– Начало десятого. Следующий укол я смогу вам сделать только в полночь.

Она встала, приготовившись уйти.

– Еще три часа? Я не выдержу. Куда вы уходите? Поговорите со мной.

– Поговорить с вами? Не могу. Я должна…

Он схватил врача за запястье, удивив ее. Он совсем не хотел ее пугать. Но ему было страшно. Очень страшно.

– Пожалуйста, – сказал Сид и снова попытался сесть.

– Мистер Мэлоун, извольте лечь!

– Так вы останетесь?

– Хорошо, я останусь, но только если будете лежать.

Он согласился.

– Расскажите мне что-нибудь. Что угодно. Просто чтобы была тема разговора. Например, как вы стали врачом.

– Вы взвоете от скуки, – устало рассмеялась она.

– Ничуть. Я хочу знать.

Дверь палаты приоткрылась.

– Доктор Джонс, вот говяжий бульон, о котором вы просили. И еще сестра Абель подумала, что вам самой не помешает чашка чая.

– Поблагодарите ее от моего имени. И вам спасибо.

Девушка оставила поднос на столике возле койки Сида и ушла. Ему показалось, что она вот-вот присядет в реверансе. Медсестра с восхищением смотрела на врача, а врач этого даже не замечала.

– Выпейте немного бульона.

– Не могу. Меня сразу вырвет. Поговорите со мной… пожалуйста.

– Мистер Мэлоун, вы всерьез хотите слушать про учебу в медицинской школе? Я, наоборот, стараюсь удержать вас от впадения в кому, а не толкать туда.

– Разговор… ваш голос… он отвлекает меня от боли.

– Так сильно болит? – спросила она, озабоченно морща лоб.

– Жуть полнейшая.

– Хорошо. Но тогда пусть это будет услуга за услугу. Я расскажу вам свою историю, а затем вы расскажете свою.

Сид кивнул. Сейчас он согласился бы на что угодно. Врач села у изголовья койки и начала рассказывать. Она смущалась, часто запиналась, а один раз даже остановилась и призналась:

– Самой не верится, что я рассказываю о подобных вещах. Раньше я никому про это не рассказывала.

– Почему?

Она ненадолго задумалась.

– Никто и не спрашивал.

Прошло еще несколько минут. Она заговорила о том, каково это: в восемнадцать лет, одной, оказаться на Хантер-стрит, на ступенях крыльца Лондонской медицинской школы для женщин. Хмурое выражение лица исчезло, разгладились морщины на лбу. Она рассказала Сиду, как получила свой первый «неуд» по химии и первое «отлично» по диагностике. Рассказала о нескончаемых вечерах в библиотеке, о первом вызове на дом, когда стажировалась в Королевской бесплатной больнице. Рассказала и об отношении студентов-мужчин, которые всячески поносили и смешивали с грязью ее и таких, как она, поскольку считали, что женщинам нечего соваться в медицину. Сид просил поговорить с ним, чтобы отвлечь разум от боли, но, к своему удивлению, его заинтересовал рассказ доктора. И она сама заинтересовала, чего он совсем не хотел.

Доктор Джонс рассказывала Сиду об ощущениях, возникавших, когда осматриваешь пациента, говоришь с человеком, который в тот момент корчится от боли; как нелегко бывало завоевать доверие. Иные пациенты поначалу даже прикасаться к себе не разрешали. А доверие к врачу – самое ценное. И какая это неописуемая радость, когда твой больной начинает выздоравливать, как здорово сражаться за чью-то жизнь. Сид внимательно наблюдал за ее лицом. Исчезла прежняя сдержанность. Лицо доктора Джонс оживилось и засияло.

Сид хотел знать, как она не боится брать в руки скальпель и делать то, что делала с ним, когда его привезли в больницу. Оказалось, в первый раз она дрожала от ужаса, потому что видела человека, а не поврежденное место. Но с годами она научилась сосредоточиваться на повреждениях и теперь видела только опухоли, грыжи и прободения.

– Скажите, а на ком вы учились резать?

– Мы учились на трупах. На трупах людей, собак, свиней. На любых, которые удавалось заполучить.

– Не верится что-то.

– А на ком, по-вашему, мы должны были учиться? На живых людях? И они будут терпеливо лежать, позволяя полосовать себе тело? Знаете, трупы не самое страшное. Все зависит от степени их разложения. Самые свежие трупы доставались студентам-мужчинам. А наша школа получала уже порядком разложившиеся. Когда их вскрываешь, внутри все скользкое. Скальпель не вонзается в ткань, а прыгает. И швы накладывать трудно. Нить вдавливается в ткань и прорывает ее. У живого человека ткани крепче и эластичнее.

– Жуть какая! Пожалуйста, дальше не надо.

– Извините, мистер Мэлоун. Потому я особо и не рассказываю о своей работе. Просто на меня нашло. Не смогла удержаться.

– Держу пари, что вас охотно приглашают на званые обеды.

– Не очень, – засмеялась она.

– А что вы чувствуете, когда ваш пациент откидывает копыта? – спросил Сид, стараясь дать ей хоть какую-то тему для разговора.

Красная водная стена нарастала. Он знал, если волна накатит снова и понесет, ему уже будет не выбраться на поверхность.

– У меня таких случаев не было. Я не потеряла ни одного.

– Значит, я стану первым.

– Не станете.

Какая самоуверенность!

– Откуда вы знаете?

– Оттуда, мистер Мэлоун, что каждая болезнь – это битва. Сражение человека – прекраснейшей, сложнейшей, чудеснейшей машины, которой нет равных, – с одноклеточным паразитом. С бактерией. У бактерии нет разума, души, сознания, цели и смысла. Неужели вы хотите, чтобы вас одолел такой противник? Я бы не хотела. И он вас не одолеет.

Серые глаза доктора Джонс сверкали страстным огнем. Сид заглянул в них и на мгновение увидел ее душу. Ее суть. Смелую, яростную женщину с непростым характером. Упрямую, нетерпеливую и добрую. Настолько добрую, что она сидит, забрызганная чужой кровью и блевотиной, кричит на опасных людей и, не считаясь со временем, спасает таких, как он. Сид понял: перед ним редкая женщина, столь же редкая, как роза среди снега.

Он хотел рассказать ей об увиденном. О том, что когда-то и его окружали добрые, хорошие люди. Давно это было. Но Сид сдержал порыв. Еще подумает, что он бредит. И тогда он попросил:

– Расскажите, почему это случилось.

– Что случилось?

– Почему вы стали врачом.

– Я… – начала она и осеклась, покачав головой.

Нет. Этого она не расскажет.

– Тогда сделайте мне новый укол, – сказал он. – Одно из двух. Выбирайте.

– Боль усилилась?

Сид неохотно кивнул. Он чувствовал свою беспомощность и полную зависимость от этой женщины, что его бесило. Он не позволял себе быть зависимым от кого-либо. Никогда и ни в чем.

Доктор Джонс пощупала его пульс и нахмурилась.

– Укола не будет?

– Пока нет.

– Тогда рассказывайте. Когда-то давно жила-была… – подсказал он начало.

Она повернула голову к окну, за которым хлестал дождь, но Сид понял: она сейчас видит другое окно и другое место.

– Когда-то давно жила-была девочка, и жила она в Уэльсе, в прекрасном замке Блэквуд.

– Я же пошутил насчет «жила-была». Я хочу не сказку, а настоящую историю.

– Лежите спокойно, и я расскажу вам настоящую историю.

– Тогда продолжайте.

– Сам замок не был веселым местом, но вокруг простирались густые леса, журчали ручьи, высились черные холмы. И у девочки была целая компания замечательных друзей, с которыми она играла. У нее была сестра Мод, двоюродный брат Уиш, а также друзья Фредди и Бинг. В эту же компанию входили дети местного егеря: его дочь Би и сын Хью. Дом Хью и Би стоял в лесу. Девочка любила приходить к ним в гости. Их мама, милая улыбчивая женщина, рассказывала сказки у очага. А на столе всегда был чай с печеньем. Так они и росли вместе: девочка и ее друзья, и были они, как говорят, не разлей вода.

– А потом появилась злая ведьма? Или волк?

– Нет, мистер Мэлоун. Не было там ни ведьмы, ни волка. Зачем нужны придуманные чудовища, когда в мире полным-полно настоящих?

Эти слова были нацелены в него. Она косвенно назвала его чудовищем. Сквозь боль пробился гнев. Кто она такая, чтобы его судить? И какое ему дело до ее мыслей о нем? Сид хотел попросить ее уйти, но не смог. Ее голос был единственным, что не позволяло боли взять его за горло.

– Но дети выросли и покинули свой лесной дом. Хью стал конюхом в замке, а Би – горничной.

– А кем стала девочка?

– Печальной и никчемной узницей, приговоренной к ношению корсета и платьев.

– Не очень-то счастливая история.

– Вполне согласна. Боюсь, дальше будет еще печальнее. Когда Би исполнилось шестнадцать, она влюбилась. В кого – не сказала ни мне, ни остальным. Мы думали, сочиняет она, водит нас за нос.

Сид заметил, что теперь разговор шел от первого лица. Голос Индии погрустнел, а взгляд стал отсутствующим. Сид смотрел в ее глаза, и пока они были рядом, он оставался над болью и красными волнами.

– Однажды я пришла в конюшню – поболтать с Хью – и застала там Би. Она плакала. Потом вдруг сказала, что у нее будет ребенок. Отец – парень из соседней деревни. Стоило ей заикнуться о ребенке, он исчез неизвестно куда. Я хотела ей помочь и предложила подождать. Вместе мы что-нибудь придумаем. Но Би очень боялась, что о беременности узнают ее родители. И мои. Она работала у моего отца. Если он узнает – тут же прогонит ее из замка.

Индия глотнула остывшего чая и продолжила:

– У моей матери были два очень дорогих и ценных парных гребня. Один затем появился в лавке местного старьевщика. Думаю, старьевщик не обрадовался, а сильно перепугался. Он сообразил, какова настоящая цена этой штучки и чьи инициалы выгравированы на гребне. Он заявил в полицию и описал приметы молодого парня, принесшего ему гребень. Это был Хью. Полиция искала его, но не смогла найти. А я нашла. Я нашла его в нашем тайном месте – в развалинах старого дома. То место входило в число земель, принадлежащих моему отцу. Там же я увидела и Би. Она лежала на полу. Хью соорудил ей постель из конских попон. Они оба были забрызганы кровью. Кто-то сделал ей аборт… Иные мясники туши разделывают аккуратнее. Хью украл гребни, чтобы заплатить за эту варварскую операцию. Увидев меня, Хью потребовал уйти, но я сказала, что не оставлю Би. Ей нужен был врач. Я попросила его через полчаса принести сестру к воротам. Потом пошла в конюшню и дождалась, пока старший конюх не отправится на обед. Тогда я запрягла лошадь в одну из наших двуколок. Хью поднес Би, я укрыла их обоих попонами, и мы без остановок помчались в Кардифф, где находилась ближайшая больница. С нами поехал Фредди.

Индия умолкла и покачала головой.

– Я отчаянно сглупила, не взяв денег. Мать внушала мне, что благовоспитанные юные леди не должны носить с собой деньги. Пришлось найти ближайшую лавку ростовщика и продать мои сережки. Мы довезли Би до больницы, но… мертвой. Там сразу вызвали полицию. Я испугалась за Хью. Мы решили поскорее выбраться из больницы, но заблудились. – Она невесело рассмеялась.

– Почему вы смеетесь?

– Мы очутились в легочной палате. В легочной! Куда ни глянь – повсюду лежали шахтеры, умирающие от легочных болезней.

– Я что-то не понимаю.

– Простите. Я думала, вы знаете. Многие знают. Мой отец – лорд Бернли. Он владеет половиной угольных шахт Уэльса. Большинство умирающих в той палате работали на его шахтах. А может, все. Мы видели тридцатилетних мужчин, внешне напоминавших столетних стариков. Дети шахтеров страдали от туберкулеза. На одной кровати лежала девочка лет шести. Она кашляла кровью. Ее простыня вся была в пятнах крови. Одна женщина узнала меня. На мне был плащ переливчатого синего цвета. Мать купила его в Лондоне. Женщина плюнула в меня и сказала, что за эту дорогую одежку заплачено жизнью ее мужа.

Индия замолчала, не в силах продолжать.

– Теперь понятно, почему вы стали врачом. Из-за Хью, егерского сына.

Его голос прозвучал резко и насмешливо. «Не смей», – одернул он себя, но было поздно. Слова уже вылетели.

Индия уловила эту резкость и вздрогнула, вдруг став хрупкой и беззащитной.

– Сама не представляю, зачем я вам все это рассказала. Должно быть, только нагнала на вас скуку. Простите меня, мистер Мэлоун. – Она встала.

– Подождите. Что с ним случилось?

– Его арестовала полиция, – сказала она, собирая чашки.

– Это уж как пить дать! – фыркнул Сид. – Ваш отец обвинил парня в краже. И даже возврат гребней не помог.

– Отцу вернули только один гребень. Хью утверждал, что второго он не брал, но ни отец, ни полицейские ему не поверили.

– А вы?

– Я поверила и продолжаю верить.

– Он любил вас?

Чашка выскользнула из рук Индии, с шумом упав на поднос.

– Этот вопрос относится к числу сугубо личных.

– А вы любили его. – (Индия промолчала.) – Но сейчас вы почему-то не с ним.

– Вы угадали, мистер Мэлоун. Я не с ним, – глухо ответила она, берясь за ручки подноса.

– Бедный красавчик! Поди корячится сейчас на шахте и сохнет по вам. Но я никак не могу представить, чтобы доктор Джонс, она же леди Индия, вышла замуж за арестанта.

– Хью умер, мистер Мэлоун. В тюрьме. От тифа.

Глумливый ты придурок, сказал себе Сид.

– Черт побери! Я… простите, пожалуйста. Я не знал. И не думал…

– Естественно, вы не знали. Трудно представить обратное.

Занавес опустился. Открытое, сияющее лицо снова исчезло. И все из-за него. Он нарочно сказал такие слова, чтобы задеть ее. Отомстить за то, что задела его. Назвала чудовищем. Разве она это говорила? Может, он сам все придумал? Сид разозлился на самого себя. Ему снова захотелось извиниться и попросить ее остаться, рассказать еще что-нибудь о себе. Но как ее попросишь после всех его слов?

– Я скоро зайду и измерю вам температуру, – сказала доктор Джонс, собравшись уйти.

– Подождите… пожалуйста.

Его боль усиливалась. А под болью… скрывалось что-то еще. Пряталось и выжидало. Сида начало трясти.

– Мне нужно еще одно одеяло, – стуча зубами, произнес он.

– У вас уже два. Вам снова холодно?

– Замерзаю.

Она опустила поднос и достала из шкафчика одеяло. Оно не помогло. Сида продолжало трясти. Удары сердца вдруг сделались частыми и громкими. Казалось, еще немного – и оно, пробив ребра, выпрыгнет наружу.

– Доктор Джонс, я…

Он пытался рассказать ей про боль и темное существо, затаившееся внизу, но не смог. Ему стало трудно дышать.

– Сестра Абель! – послышался крик Индии и следом – топот бегущих ног.

Кто-то о чем-то кричал. Сид услышал слова «септический шок».

Красная волна боли быстро поднималась. Сид потянулся к руке Индии и крепко сжал. Он не должен отбросить копыта. Он должен любым способом остаться в живых. С ней он чувствовал себя в безопасности. Она удержит его, не даст утонуть, какими бы высокими ни были красные волны.

Но затем ее голос стал удаляться. Он не слышал ничего, кроме плеска моря. Красные волны перекатывались через него, неся куда-то и увлекая в пучину. 

Глава 14

– Ты ее любишь?

Фредди провел рукой по нагой груди Джеммы Дин, по ляжке и нежной коже бедра.

– Нет, Джем, не люблю, – ответил он. – Я люблю тебя. Знаю, ты мне не веришь, но это так.

– Я тебе верю, Фредди. Во всяком случае, ты любишь меня настолько, насколько такой, как ты, вообще способен любить. Другими словами, не особо.

– Джем…

– Если ты ее не любишь, зачем собираешься на ней жениться?

– Потому что она богата. Очень богата. А я, к сожалению, нет. – (Джемма фыркнула.) – Я говорю правду. Мой чертов братец управляет всеми семейными деньгами. Точнее, тем, что от них осталось. Он выдает мне суммы на содержание. Жалкие гроши. А чтобы попасть туда, куда я хочу, мне нужны настоящие деньги.

– И куда же ты хочешь попасть, Фредди?

– На Даунинг-стрит.

Фредди повернулся и приподнялся. Он лежал на широкой кровати Джеммы, завернутый в скомканные простыни. Они только что занимались любовью. Как сказала Джемма, в последний раз.

– Подожди, пока я не женюсь. Обещаю, тогда нам станет легче. Я разбогатею настолько, что деньги будут торчать у меня из ушей. Тогда я смогу сделать все, что ты хочешь. Буду платить за твое жилье. Куплю тебе экипаж и лошадей. Исполню любой каприз.

– И зачем это мне тебя дожидаться? – язвительно спросила Джемма. – К тому времени я сама выйду замуж. Мой новый мужчина богат. Он покупает мне все, что ни попрошу. Платья. Меха. И уже платит за это жилье.

Фредди почувствовал себя в жарких тисках ревности. Он был готов убить нынешнего благодетеля Джеммы.

– Кто он?

– Не твое дело, – ответила Джемма, слезая с кровати.

– Как его зовут? – спросил Фредди, хватая ее за руку.

– Отцепись! – огрызнулась она. – Я сказала достаточно. Мне вообще не стоило тебя пускать. Надо было выгнать тебя коленкой под зад. Я бы и выгнала, если бы не твоя обаятельная морда.

– Но я и в самом деле обаятелен, – улыбнулся Фредди. – И вдобавок хороший любовник.

– Не льсти себе.

– Ни капельки, – прошептал он, затаскивая Джемму обратно и утыкаясь в ее ухо.

– Прекрати, Фредди. Тебе пора уходить. Я не шучу.

– И совсем не пора, – возразил он.

Он приподнялся и уселся на Джемму, одновременно крепко прижав ее руки к кровати.

– Слезь с меня!

Он поцеловал ее. Губы Джеммы были сладкими от шоколада и хранили вкус шампанского.

– Скажи, что ты меня не хочешь, – подзадорил он Джемму. – Говори, не стесняйся.

– Я тебя не хочу.

Он ловко просунул руку ей между ног, проник пальцами в лоно и заставил вскрикнуть.

– Врунья! – усмехнулся Фредди. – Там все мокренько.

Он подвигал пальцами, сначала осторожно, потом настойчивее. Он поцеловал Джемму за ухом и заставил вздрогнуть, когда наклонил голову к ее грудям. Теперь она его не остановит. Джемма была создана для любви. Такого красивого тела, как у нее, он больше не видел. Розоватое, сплошь состоящее из шелковистых округлостей. Рядом с ней он терял голову от желания. Их слияния были взрывными, агрессивными, шумными. Такое ему не дарила ни одна женщина. Фредди не представлял, как можно потерять ее и вместе с ней все богатство наслаждений.

– Скажи мне, Джем… – прошептал он, входя в нее. – Скажи, что хочешь меня.

– Пошел ты, Фредди!

– А я уже там, – засмеялся он.

Его толчки, поначалу медленные, становились все быстрее, пока он не почувствовал, что Джемма движется вместе с ним, и не услышал ее стонов и ругательств. Тогда он вдруг замер. Ее глаза, полузакрытые, подернутые пеленой наслаждения, сразу распахнулись.

– Скажи мне, – потребовал Фредди, и в его голосе появились угрожающие нотки.

Джемма не отвечала. Тогда он кусил ее в плечо.

– Ой! Засранец! – крикнула Джемма.

Дернувшись всем телом, она высвободила руку и шлепнула его. Фредди слегка сдавил ей горло и снова поцеловал, но Джемма до крови укусила его губу.

– Сука, – прошептал он, сильнее сдавив ей горло.

Из уголков ее глаз брызнули слезы. Он слизал их, насладившись их соленой горечью, затем возобновил толчки, двигаясь медленно и глубоко.

– Скажи мне…

По телу Джеммы прошла судорога. Потом еще одна. Фредди их почувствовал.

– Да, – наконец выдохнула она. – Я хочу тебя. Я очень тебя хочу, Фредди… сейчас. Боже… сейчас…

Потом она обмякла в его руках. Фредди гладил ей волосы, водя пальцами по длинным каштановым прядям. Он насытился и испытывал приятное утомление.

Сегодня он приехал к ней домой, умоляя принять его обратно. Почти месяц назад они серьезно повздорили. Джемма узнала про Индию и про помолвку. Это привело ее в бешенство, и она заявила, что больше не желает его видеть.

Он принес цветы, шоколадные конфеты, бутылку шампанского и подарочек.

– Джем, я скучал по тебе, – сказал Фредди, когда дверь квартиры приоткрылась. – Неужели ты по мне не скучала? Совсем?

– Ни капельки, – ответила она, пытаясь захлопнуть дверь. – Будь добр, проваливай отсюда.

Но Фредди и не подумал уходить. Он вручил Джемме букет роз. Желтых, символизирующих прощение. Потом пустил в ход свое красноречие. Фредди попросил разрешения войти на минутку, чтобы просто выпить шампанского в память о старых добрых временах. Он налил Джемме полный бокал, затем второй. Они сидели на диванчике. Фредди пододвинулся ближе и ловко надел ей на мизинец золотое колечко в виде свернувшейся змеи с изумрудным глазом.

– Змея, – усмехнулась Джемма. – Очень подходяще.

После этого Фредди не составило труда уложить ее в постель. Побрякушки всегда делали ее покладистее. Он радовался, что Джемма его не выставила. Он хотел ее вернуть. Так и случится, причем скоро. Он найдет ей квартиру получше этой и наполнит разными красивыми вещицами: мебелью, цветами, картинами. Купит ей «Виктролу»[13]. Потом станет покупать драгоценности, яркие, броские, а она будет дарить ему в постели безумные наслаждения. Нужно лишь дождаться свадьбы.

Он подумал об Индии, своей будущей жене. Они давно не виделись, но через неделю встретятся в Лонгмарше. И там он непременно заставит ее назначить дату свадьбы. Для этого есть разные способы.

Джемма шевельнулась в его объятиях, пододвинулась ближе. Фредди поцеловал ее в макушку. Здесь, на ее измятой кровати, он был счастлив, наслаждаясь ею и шампанским, которое они пили в сумерках.

С Индией у него такого не будет. Он никогда не раскроется перед ней. Фредди это знал. Свое сердце он мог открыть только Джемме, поскольку ее собственное было еще чернее.

«Ты ее любишь, Фредди?» – спросила у него Джемма.

Он ответил «нет», но, услышь он такой вопрос в прошлом, сказал бы «да». Когда-то он действительно любил Индию. Тогда они были невинными детьми. А потом изменились и они, и всё вокруг.

В детстве Индия была прелестной. И невероятно отзывчивой. Фредди помнил, как она постоянно спасала птиц со сломанными крыльями и попавших в беду зверюшек. Бельчат, оставшихся без матери. Крошечных слепых детенышей крота. В конюшне Индия даже устроила для них что-то вроде ветеринарной клиники. У нее было очень доброе сердце. Как-то летом в Блэквуде он увидел это воочию. За несколько месяцев до убийства отца.

Ему тогда было двенадцать, а Индии десять. Сачками для бабочек они ловили лягушек на берегу пруда. В этом развлечении участвовали все, кроме Дафны и Индии. Первая была еще слишком мала для подобных забав и осталась в детской, а вторая сочла ловлю лягушек жестокой. Уиш, которому надоели лягушки, предложил ловить рыб, водившихся в пруду. Он, Бингэм и Хью быстро скинули рубашки и завернули брючины. Мод и Би завязали юбки узлом и шагнули в воду, держась за руки. Пруд был мелким, и вскоре все они отошли на приличное расстояние от берега.

Фредди замешкался. Подвернув брюки, он стал расстегивать рубашку, ненадолго забыв, что этого делать нельзя. А когда вспомнил, было слишком поздно. Индия, оставшаяся в знак протеста сидеть на берегу, увидела его спину. Фредди даже отвернулся, чтобы не встречаться с ней глазами. Он поспешил снова застегнуть рубашку, но Индия не позволила. Она распахнула на нем рубашку и смотрела на уродливые рубцы, тянущиеся у него по груди. Потом с необычайной осторожностью дотронулась до них, но Фредди все равно вздрогнул. Не от ее прикосновения. От стыда.

– Фредди, откуда у тебя это?

– От отца, – нехотя ответил он.

– Отец тебя… бьет? – шепотом спросила Индия.

– А как ты думаешь, зачем мы на лето приезжаем сюда? И почему ты никогда не ездишь в Лонгмарш? Мама отсылает нас к вам, чтобы мы не попадались ему на глаза. Раз мы далеко, он срывается на лошадях. И на маме.

Взглянув на Индию, Фредди увидел, что ее глаза полны слез. Из-за него.

– Индия, не реви, – сказал он. – Мне только тяжелее от твоей жалости.

– Это не жалость, Фредди, – дрогнувшим голосом возразила она. – Это горе.

Она вытерла слезы и взяла его за руку. Так они и сидели на берегу тихого пруда в тишине летнего английского вечера. Единственный раз в жизни Фредди не чувствовал себя одиноким.

Он полюбил Индию, но по-детски. С годами его любовь изменилась. И другим летом, когда ему шел девятнадцатый год, а ей семнадцатый, он приехал в Блэквуд, надеясь, что она согласится стать его женой.

Естественно, что и жизнь их всех изменилась. Они уже не играли дружной детской ватагой. То лето оказалось последним из проведенных вместе. Мод и Индию впервые вывезли в свет. За Мод ухаживали полдюжины парней из аристократических семей. Би работала в замке горничной. Хью стал конюхом. Уиша с осени ждала работа в банке «Баринг». Бингэм изо всех сил старался управлять Лонгмаршем.

Мод и Индия тепло встретили гостей и обрадовались возможности снова провести время вместе. Однако в Индии что-то изменилось. Едва ее увидев, Фредди сразу это почувствовал. Держалась она отрешенно, а ее мысли бродили неведомо где.

Как-то ночью Фредди сидел у окна и раздумывал о странностях в поведении Индии. И вдруг внизу, на лужайке, он увидел стройную женскую фигуру. Полная луна освещала ее бледное лицо и светлые волосы. Это была Индия, быстро идущая в сторону конюшни.

Удивленный и обеспокоенный – время перевалило за полночь, – Фредди выскочил из дома и последовал за ней. Когда он достиг конюшни, Индия уже шла в лес, и не одна. С ней был Хью Маллинс, их бывший товарищ по играм.

Фредди не поверил своим глазам. Решив узнать, что́ же связывает повзрослевших Индию и Хью, он двинулся следом, стараясь ничем себя не обнаружить. Взявшись за руки, Индия и Хью шли к скале Диффидс-Рок – ее любимому месту. Хью влез на громадный валун и помог забраться Индии. Когда они уселись, Хью притянул ее к себе и поцеловал. Фредди почувствовал, что его мир распадается на куски. Он подполз ближе, отчаянно желая услышать разговор пары.

– Я так рад, что ты пришла. Думал, вдруг не придешь. У меня же теперь соперник появился? – спросил Хью.

– Соперник? Кто?

– Фредди. Я же вижу, как он на тебя смотрит. Он тебя любит.

– Не говори глупостей, – засмеялась Индия. – Фредди меня совсем не любит. Если у него и есть какие-то чувства ко мне, то как у брата к сестре.

– Но тебе его прочат в мужья.

Индия покачала головой:

– Фредди женится на блистательной красавице, под стать себе. Зачем я ему? Я для него слишком заурядна. И потом, мое сердце отдано другому. – Индия обхватила лицо Хью и принялась его целовать, нежно и страстно, потом вдруг сказала: – Возьми меня, Хью. Прямо здесь. Я тебе отдамся.

– На этом жестком шершавом камне? Ты что, спятила?

– Ну тогда в лесу, под деревом.

– Не раньше, чем мы поженимся. Иначе это непорядочно.

– Ханжа! – со смехом бросила она.

– Бесстыжая девица!

Фредди смотрел и не узнавал Индию. Она никогда не вела себя так ни с ним, ни с другими. Тихая, замкнутая девочка, какой ее привыкли видеть, исчезла. Индия смеялась. Она была счастлива и свободна. И такой ее сделал Хью.

Она прильнула к нему и стала смотреть на звезды.

– Хью, я жду не дождусь, когда мы поженимся! Мы будем жить в уютном домике, как у твоих родителей. Представляешь: в очаге пылает огонь, на решетке кипит чайник. По вечерам будем петь и рассказывать чудесные истории в окружении наших чудесных детишек.

– Индия, – серьезным тоном ответил ей Хью, – ты прекрасно знаешь: если мы поженимся, нам не позволят жить в Блэквуде. Скорее всего, отец лишит тебя наследства.

– Неужели ты думаешь, что я хочу остаться здесь? В этом унылом, безрадостном доме? Я хочу уехать. Мы с тобой уедем далеко-далеко. С тобой я согласна хоть на край света.

– Ты сама не знаешь, о чем говоришь. Ты еще слишком молода и не видишь последствий.

– Мне скоро исполнится восемнадцать. Достаточный возраст, чтобы самой решать, чего я хочу. Всего через два месяца. И тогда мы уедем. Прямо в день моего рождения. Обещай мне, Хью.

– Не могу. Если я тебе пообещаю, однажды ты меня возненавидишь. Ты начнешь скучать по дому и по жизни, к которой привыкла. Я создать тебе такую жизнь не смогу. Ты будешь сожалеть о встрече со мной, не говоря уже о замужестве.

– Не говори таких слов. Хью, я никогда тебя не возненавижу. Никогда. А теперь пообещай мне, что мы уедем вместе. Обещай, Хью Маллинс.

– Индия, ты потеряешь все.

– Я обрету все, – возразила Индия, поднеся палец к его губам. – У меня будешь ты.

– Индия, я люблю тебя, – сказал Хью, обнимая ее.

– Обещай мне!

– Обещаю, глупая ты девчонка… Обещаю.

Фредди отвернулся. Он услышал и увидел достаточно. В мозгу зазвучали слова Красного Графа: «Быть хочешь королем? Тогда вначале вырви собственное сердце»… Он думал, что вырвал сердце еще в тот вечер, когда в Лонгмарше спустился по лестнице и увидел искалеченное тело отца. Оказалось, нет. Малая часть его сердца еще оставалась и продолжала жить. Фредди это знал, поскольку ощутил, как она разлетается вдребезги.

Он поплелся назад в Блэквуд. Его любовь к Индии превращалась во что-то иное: черное, исполненное ненависти. Внутри бушевали ярость и гнев. Боль, которую он испытывал, была хуже всякой телесной боли. Он думал, что не переживет ту ночь, но пережил. А еще через неделю боль сослужила ему хорошую службу. Она помогла ему сделать то, что он сделал, – передать Хью Маллинсу гребень. Помогла отплатить Индии ударом за удар.

Джемма снова шевельнулась в его руках.

– Который час? – спросила она.

Фредди прищурился на часы, стоявшие на ее бюро:

– Половина восьмого.

Это означало, что ему нужно вставать и уходить. Ровно в половине девятого он должен быть на обеде. На очередном политическом обеде. На этот раз с местным руководством профсоюза грузчиков. Там ему придется снова упражняться в искусстве политика, когда предлагаешь много, но не даешь никаких обещаний. Публика, которая его там ждет, уже сейчас вызывала у него зевоту. Обычные профсоюзные зануды с их чертовыми вопросами о забастовках, повышении жалованья и сокращении рабочего дня. Его совсем не тянуло туда идти, но придется.

Слава богу, шумиха вокруг ограбления «Крепости» поутихла. Одной щекотливой темой меньше. Про ограбление писали во всех газетах, но, к счастью, одновременно там же сообщалось об аресте Сида Мэлоуна и двух его сообщников. Дональдсон их арестовал. Вот только зацепок инспектор не нашел. Сообщников пришлось выпустить. А сам Мэлоун вместо камеры загремел в больницу, где его выхаживает – кто бы мог подумать? – Индия! На данный момент власти не могли упечь за решетку ни Мэлоуна, ни его людей. Но этот неприятный факт Фредди скрасил заявлениями о том, что расследование продолжается. Полиция ищет улики и собирает доказательства, а потому справедливость вскоре восторжествует. Не самый лучший финал, но Фредди хотя бы ослабил удар по своей репутации. Если принять во внимание все обстоятельства, он не так уж и плохо выпутался из всей истории, показав себя быстрым, жестким, умеющим контролировать события.

Фредди высвободился из объятий Джеммы.

– Старушка, мне надо бежать. Обязан быть на одном скучнейшем обеде, – сказал он, вставая с постели.

Он заскочил в ванную, чтобы умыться и причесаться, затем подхватил с пола одежду и быстро оделся. Прежде чем уйти, он наклонился и поцеловал сонную Джемму.

– Чертовски рад, что мы снова вместе.

– А кто сказал, что мы вместе? – спросила Джемма, открывая свои ленивые кошачьи глаза. – Нет, Фредди, мы не вместе. У меня теперь другой мужчина, и ты это знаешь.

Фредди присел на кровать, взяв Джемму за руку:

– Как только я женюсь, все изменится. Обещаю.

– Фредди, мне нужны не только обещания. Обещаниями с моей портнихой не расплатишься.

– Джемма…

– До свидания, Фредди. Возвращайся после свадьбы… или вообще не приходи.

Она закрыла глаза и повернулась к нему спиной.

Фредди потянуло на возражения, но его подпирало время. Если он сейчас не уйдет, то опоздает. Выйдя из квартиры Джеммы, он торопливо сбежал по лестнице и хлопнул входной дверью. Она жила в Степни, на тихой улочке. Кеб здесь вовек не сыщешь. Фредди поспешил в южном направлении, к Коммершел-роуд.

Через неделю мы все будем в Лонгмарше, думал он. Осталось всего семь дней. Он не пожалеет никаких усилий, чтобы заставить Индию назвать дату свадьбы. Он пустит в ход все уловки: будет распинаться о неумирающей любви, скажет, что жить без нее не может, потом добавит, как давно он мечтает о детях. Если же вся эта словесная мишура не сработает, всегда остается другой способ. Способ, который почти всегда гарантирует свадьбу.

Фредди вышел на Коммершел-роуд, поднял руку, ловя кеб, и мрачно улыбнулся. Жениться, и как можно скорее. Никогда еще он не ощущал такой решимости исполнить задуманное: приобрести жену и удержать любовницу. 

Глава 15

Джо громко выругался. Потом еще раз.

– Полыхает до самой крыши! – крикнул его кучер.

Но Джо вряд ли его услышал. Прежде чем Майлс остановил экипаж, Джо выскочил и побежал по Хай-стрит.

Склад «Марокко» был охвачен огнем. Из окон и погрузочных дверей вырывались злые, извивающиеся языки пламени. В полуночное небо тянулся густой черный дым. Час назад констебль полиции постучался в двери дома номер 94 по Гросвенор-сквер и сообщил мистеру Бристоу о пожаре на его складе. Джо разбудил всех. Фостер бросился к Майлсу, веля срочно запрягать. Джо быстро оделся и выскочил наружу.

Сейчас он пытался прорваться к горящему зданию, но его не пускал рослый, угрюмого вида пожарный.

– Пропустите меня! – кричал Джо, отталкивая пожарного. – Где он? Где он, черт побери!

– Кто? – рявкнул пожарный.

– Управляющий складом. Альф Стивенс. Вы видели его?

Подбежал другой пожарный, взял Джо под локоть.

– Сэр, прошу вас не…

– Еще раз меня тронешь, приятель, и я сломаю твою пустую голову. Где Альф?

Ночной воздух прорезал крик. Душераздирающий крик человека, испытывающего невыносимую боль. Крик раздался не из горящего склада, а с улицы. Точнее, с соседнего склада «Орел».

– Боже! Нет… нет… – пробормотал Джо.

– Не ходите туда, – сказал ему первый пожарный. – На такое лучше не смотреть.

Но Джо уже несся туда со всех ног. Перед складом стояла небольшая толпа. Люди смотрели не на пожар, а на что-то, лежавшее на земле.

– Может, кто-нибудь сделает хоть что-нибудь? – спросил один из толпы.

– Где этот проклятый доктор? – выкрикнул второй.

Джо протолкнулся сквозь толпу. На земле корчился Альф Стивенс, управляющий складом. Его друг. Альф чудовищно обгорел. Левая сторона буквально расплавилась. Кожа на руках и груди стала угольно-черной. Во многих местах она лопнула, обнажая покрасневшее обожженное мясо. Удивительно, что глаза Альфа не пострадали. Взгляд их был дикий и даже безумный, но осмысленный. Увидев Джо, Альф протянул к нему руку. Джо опустился на колени и осторожно взял почерневшую руку, боясь причинить Альфу дополнительную боль.

– Бес, бес, бес, – хрипел Альф. – Лукавый бес. Я ему въехал, он лампу качнул, и пошло. Бес, бес, бес…

Альф явно бредил.

– Альф, держись, – сказал Джо. – Помолчи. Сейчас подоспеет помощь. Продержись еще немного…

Пока Джо говорил, к ним сквозь толпу протолкнулся еще один человек. Судя по сюртуку и кожаному саквояжу, это и был долгожданный врач. Взглянув на Альфа, он покачал головой.

– Как это случилось? – спросил врач.

– Понятия не имею. Должно быть, когда пожар начался, он находился внутри. Зная Альфа, думаю, он попытался потушить. Один.

Доктор неспешно вдохнул, затем полез в саквояж, достал оттуда шприц и коричневый пузырек.

– Морфий. Унять боль, – тихо пояснил он.

Джо смотрел, как врач наполняет стеклянный цилиндр шприца. Однажды, когда он сломал ногу, ему сделали укол морфия. Но то была капелька по сравнению с дозой, приготовленной для Альфа. Это же смертельная доза. Врач поднял голову и наткнулся на взгляд Джо.

– Это все, что я могу сделать.

– Тогда делайте.

Врач принялся искать вену на ноге Альфа. Сделать укол в руку не представлялось возможным. Альф задергался в судорогах. В вену доктор попал только с четвертой попытки. Он опорожнил шприц, и судороги утихли.

– Берти… моя жена… – вдруг сказал Альф, перестав бредить.

– Я позабочусь о ней. Она не будет ни в чем нуждаться. Обещаю.

Альф кивнул. Затем его глаза утратили фокус. Потускнели. Еще через несколько минут врач приложил ухо к груди Альфа и сказал:

– Скончался.

Джо сел на корточки. Его лицо стало мокрым от слез. Зеваки продолжали смотреть, но ему было все равно. Потом ему на плечо легла чья-то рука. Майлс.

– Простите, сэр. Но коронер говорит, что им нужно забрать Альфа. Будут делать вскрытие. А вас ждет полицейский инспектор. Ему надо с вами поговорить.

Джо встал. Глянул на улицу, на «Марокко». Склад продолжал гореть. К этому времени огонь пожирал крышу. К утру склад сгорит целиком. И все, что находилось внутри. Тысячи и тысячи фунтов дорогостоящих продуктов. Это будет тяжелый удар по его торговле. Но потеря товара не самое страшное. Гораздо хуже, что огонь унес человеческую жизнь. Не стало хорошего человека, которого Джо любил и которому доверял.

– Мистер Бристоу? – (Джо обернулся.) – Полицейский инспектор Элвин Дональдсон. Как понимаю, вы последний, с кем Альфред Стивенс говорил перед смертью. Вы позволите задать вам несколько вопросов?

Джо кивнул. Дональдсон спросил, давно ли Стивенс работал у него и в какой должности. Потом спросил, не было ли в последнее время на складе каких-либо неприятностей.

– Каких именно? – уточнил Джо.

– Допустим, местная шантрапа пыталась обложить вас данью за их так называемую защиту.

– Нет. Альф бы мне сказал.

– Мистер Стивенс говорил вам что-либо?

– Да, но полную бессмыслицу. По-моему, он бредил, – сказал Джо.

– А вы можете повторить мне эту бессмыслицу? – попросил инспектор.

Джо повторил. Дональдсон внимательно выслушал, затем кивнул:

– Ну вот и объяснение.

– Мне это ничего не объясняет, – пожал плечами Джо. – Альф говорил о каких-то бесах. Насколько я его знаю, ни в каких бесов он не верил и вообще был человеком здравомыслящим. А тут… набор слов.

– Ошибаетесь. Огонь повредил ему гортань, и вам слышалось «бес». На самом деле он называл фамилию. Беттс. Фрэнки Беттс.

– Я все равно ничего не понимаю.

– Мистер Бристоу, вы уверены, что никому не платите… дань? Я не хочу доставлять вам лишних хлопот. Я просто…

– Я же вам сказал. Платить разным вымогателям не в моих правилах.

– А вот Фрэнки Беттс решил, что пора обложить вас данью. Мистер Бристоу, я знаю этого типа. Преступник. Могу побиться об заклад, что этим вечером Фрэнки явился на склад и стал вымогать у Альфа Стивенса деньги. Стивенс велел ему проваливать. Между ними произошла драка, в результате чего опрокинулась зажженная лампа и начался пожар. Фрэнки быстро смотался. Альф попытался самостоятельно потушить огонь и оказался в западне.

Джо переварил услышанное.

– Я прошу вас арестовать Фрэнка Беттса. Я хочу, чтобы его отправили на виселицу.

– Я сам этого хочу, но наших желаний мало. Я поговорил со сторожами на соседних складах «Орел» и «Балтик» и понял, что свидетелей нет. Никто не видел, как Беттс шел на ваш склад или убегал обратно. Слова умирающего Стивенса не являются основанием. Вы же сами назвали их бессмыслицей. То же скажет и адвокат Беттса. Мы не сможем предъявить ему никаких обвинений. Нам не за что зацепиться. А зацепки – вы уж мне поверьте – мы ищем давно.

– С каких это пор у шпаны Ист-Энда появились адвокаты? – удивился Джо.

– Это не просто шпана, мистер Бристоу, – усмехнулся Дональдсон. – Это хорошо организованная шайка. Возможно, вы слышали об их главаре. Он возглавляет группу, именуемую Фирмой.

Джо знал, какие слова услышит сейчас от Дональдсона, и внутренне приготовился, надеясь, что ошибся. Но он не ошибся, и, когда инспектор их произнес, сердце Джо стремительно полетело вниз, точно камень, брошенный в реку.

– Главаря называют Председателем, но его настоящее имя Сид Мэлоун. 

Глава 16

Индия услышала щебетание птиц. Воробьи, подумала она. Докучливые существа. Они вечно собирались на подоконнике ее квартиры, отчаянно чирикая и сражаясь за хлебные крошки. Сейчас ей хотелось, чтобы они улетели подальше. Она жутко устала и хотела снова погрузиться в сон. А сон ей приснился удивительный: будто она снова маленькая и живет в Блэквуде. На деревьях щебечут крапивники и юрки, приветствуя рассвет. Лето. Впереди – целый день. Сейчас няня Ходжи покормит ее завтраком: яйцами всмятку и тонкими ломтиками поджаренного хлеба. Потом вся их компания отправится к Би и Хью. А дальше – в лес, где их ждут удивительные приключения. Ее родители уехали в Аскот на скачки, где пробудут неделю. Неделя полной свободы!

Она открыла глаза, ожидая увидеть блеклые обои своей спальни на Бедфорд-сквер. Но увидела не надоевший узор, а пару глаз, внимательно глядящих на нее. Красивых, добрых, озорно улыбающихся глаз. И были они зеленого цвета, изумрудно-зеленые, как долины Блэквуда.

Я продолжаю спать, решила Индия, снова закрыла глаза и уткнулась лицом в подушку, которую обхватила рукой и плотно сжала.

– Ой! – воскликнула подушка. – Дорогуша, это ж мое больное место.

Индия вскрикнула и села. Нескольких секунд хватило, чтобы понять: она не у себя в постели и это не ее квартира. Она находилась в больничной палате. С пациентом, которого звали Сид Мэлоун. Судя по всему, она заснула прямо на нем.

– Боже… простите, – забормотала Индия. – Я уснула. И спала тут… с вами…

– Минуточку, миссус, – прервал ее Сид. – Вот так и появляются слухи. Я забочусь о своей репутации. Вы спали не со мной, понятно? Вы спали на мне. Это совсем другое.

Индия потянулась к его запястью. У нее вспыхнули щеки. Она разом вспомнила все предыдущие события. Сейчас понедельник, утро. Инфекция атаковала организм Сида в субботу вечером, вызвав септический шок. Индия тридцать шесть часов подряд боролась за его жизнь. Несколько раз она с ужасом сознавала, что вот-вот его потеряет, но он выкарабкался. Его пульс стал устойчивым. Не то чтобы сильным, но устойчивым.

Она встала за термометром и поймала свое отражение в настенном зеркале. Безупречно белая накрахмаленная блузка вся пропотела и измялась. Ее локоны напоминали пружины, торчащие из матраса. Глаза затуманенные, а на щеке… следы засохшей слюны.

– Вы жутко выглядите, доктор Джонс. По-моему, вам самой нужна помощь врача, – сказал Сид.

Но Индия не отозвалась. Нечего давать ему повод позубоскалить. Она вытерла слюну, сунула Сиду в рот термометр и засекла время по часам. Через три минуты она извлекла термометр и воскликнула:

– Ха! Да у вас сто и семь десятых![14]

И тогда она улыбнулась. Улыбка была широкой, прекрасной, совершенно бессознательной, осветив все лицо Индии. Недавнее замешательство тут же забылось. Печальное недоразумение, и только. Главное – она спасла человеческую жизнь. Сид Мэлоун не отправился в морг. Он по-прежнему лежал в этой палате, живой и говорящий ей пакости. Она изо всех сил боролась за его жизнь и победила.

– Вам значительно лучше, мистер Мэлоун. Значительно лучше. Говорю вам с полной уверенностью: вы непременно доживете до ограбления очередного банка, – торжествующе заявила она.

– Зовите меня просто Сидом. Я настаиваю. И можно я тоже буду называть вас Индия? После минувшей ночи и всего такого…

– Нельзя. – Все еще улыбаясь, Индия опустила термометр. – Есть хотите?

– Нет.

– А придется. Я распоряжусь насчет говяжьего бульона для вас и заставлю его проглотить, даже если для этого вас придется привязать к койке.

– Обещаете?

Индия выпучила глаза. Она снова села и сняла повязку с раны Сида. Ее движения были быстрыми и энергичными. Усталость исчезла, сметенная одержанной победой. Индия осмотрела рану. Воспаление уменьшилось.

– А у вас удивительно сильный организм, – сказала она. – Будь на вашем месте кто-то послабее, он бы точно лежал сейчас в морге.

– Я тут ни при чем. Это вы, – возразил Сид. – Я слышал слова вашего начальника. Он считал, что я не стою ваших усилий. Большинство врачей не стали бы со мной возиться. Я вам обязан жизнью, доктор Джонс.

Индия смотрела ему в глаза, не зная, что и думать. Говорил он это всерьез или опять смеялся над ней? Она вспомнила первую ночь, проведенную в его палате. Ее откровенный рассказ о себе. Индия до сих пор не понимала, зачем рассказала ему все это, и сожалела о допущенной оплошности.

– Это моя работа, мистер Мэлоун, – быстро произнесла Индия, отметая его благодарность.

– Ах, да. Ваша работа. Конечно.

– Черт побери! Ты все еще здесь? – послышался голос у двери.

– Никак я злоупотребляю вашим гостеприимством? – спросил Сид.

– Я не про тебя, Мэлоун. Я про доктора Джонс, – сказала Элла Московиц.

– Как видишь, – ответила ей Индия, неожиданно для себя переходя на «ты».

– Значит, домой ты не ездила?

– Нет.

– Индия, ты торчишь здесь с вечера субботы. Вчера у тебя был выходной день. Гиффорду плевать, на что ты его ухлопала. Через час у тебя начнется прием.

– Элла, не волнуйся. Я захватила смену одежды.

– Меня не твой внешний вид волнует. Тебе нужно отдохнуть. Ты того и гляди свалишься замертво.

Сид посмотрел на Индию, которая отвернулась.

– А я думаю, доктора Джонс очень волнует ее внешний вид, – сказал он.

– Можете думать все, что угодно.

Элла посмотрела на Индию, на Сида и снова на Индию.

– Я что-то пропустила?

– Мне пора, – не отвечая на вопрос, сказала Индия. – Попроси старшую медсестру, чтобы мистеру Мэлоуну принесли говяжий бульон. И пусть ему делают подкожные инъекции морфия: по десять миллиграммов каждые три часа. В полдень ему нужно сменить повязку. Вечером я зайду. Увидимся у Гиффорда. Счастливо оставаться, мистер Мэлоун.

– Постойте? Когда я смогу отсюда выйти? – спросил Сид.

– Самое раннее – через неделю, – ответила Индия, собирая свои вещи.

– Через неделю? Да вы шутите! – взревел Сид. – Не могу я прохлаждаться здесь целую неделю. Я намерен выписаться. Сегодня же.

– Пожалуйста. Но вечером вы вернетесь. Только не в отдельную палату. В морг.

– Хватит меня пугать! Я прекрасно себя чувствую. Здоров как бык.

– Дорогуша, не задерживайся. Я его успокою, – сказала Элла. – Тебя работа ждет. Только не забудь позавтракать.

Индия выбежала из палаты. По коридору разносился голос Эллы:

– Вот что, парень, если не успокоишься, я позову санитаров. Они явятся с большим шприцем и сделают тебе укол в задницу. Тогда сразу рот закроешь.

По пути из больницы Индия чувствовала: она что-то упустила. Она мысленно перебрала распоряжения, данные Элле. Нет, все учла. Она записала все данные его осмотра. В историю болезни она их занесет позже. Тогда что же? Что она могла забыть?

Свернув с Хай-стрит на Варден-стрит, она вспомнила. Историю Сида! Она ведь так и не выслушала его историю. Они же договаривались: она расскажет ему свою историю, а он ей – свою. Но он ничего не рассказал. Следом она сделала неприятное открытие: она хотела услышать его историю. Очень хотела. 

Глава 17

– Давай все разложим по полочкам, – сказал Джимми, брат Джо. – Альф мертв. Склад «Марокко» сгорел дотла. Ты знаешь, кто это сделал. А полиция не в силах никого арестовать?

– Так они говорят. Свидетелей не было. Только слова умирающего Альфа, которые легко оспорить.

Они с Джимми сидели у него в кабинете и пили шотландский виски. Часы показывали девять утра. Одежда Джо пропахла дымом. Его лицо почернело от копоти. Он вернулся домой пару часов назад и сразу позвонил Джимми. Брат быстро примчался.

– Они что, не могут даже просто задержать этого мерзавца? – спросил Джимми, потрясенный смертью Альфа.

– Получается, что так. По их словам, задержать его несложно, но они не смогут предъявить ему никаких обвинений.

Джо сделал новый глоток. Он не спал более суток, но усталости не чувствовал. Давно он не находился в таком взбудораженном состоянии. За ночь он пережил бурю эмоций: ярость, негодование, горе. Но к утру буря утихла, сменившись решимостью. Спокойной и неотступной.

– Джимми, там ничего не меняется. Тебе ли этого не знать? – вдруг спросил он брата. – Преступления. Бедность. Повседневная жестокость. Пока ехал оттуда, смотрел из окошка экипажа. Ветхие дома. Унылые, грязные улицы. Уоппинг, Уайтчепел… Да весь чертов Ист-Энд такой! Там ничего не меняется.

– Ты прав. Картина мрачная, – согласился Джимми.

В коридоре послышались легкие, быстрые шаги.

– Фи, мы здесь, – крикнул Джо. – Только не беги, любовь моя. Ребенку это повредит.

Через пару секунд Фиона уже стояла в кабинете, красная, запыхавшаяся, не сняв пальто и перчаток. Она только что вернулась из поездки в Париж.

– Фостер рассказал мне о случившемся. Джо, ты как? – спросила она. – Вид у тебя просто жуткий! Слушай, неужели Альф мертв?

– Да, любовь моя. Альфа больше нет.

Фиона тяжело опустилась на стул. Ее глаза наполнились слезами. Джимми встал и сказал, что пойдет на кухню и поищет еды. Джо оценил его тактичность. Не все можно обсуждать даже в присутствии родного брата. Несколько успокоившись, Фиона спросила, при каких обстоятельствах начался пожар. Джо рассказал ей про Фрэнки Беттса. Когда он закончил, она встала и начала ходить по кабинету.

– А как быть с доставкой грузов на «Марокко»? Часть капитанов уже знают о пожаре и попридержат суда. Но кто-то уже вошел в Темзу. Можно перенаправить их к складу Оливера? – спросила Фиона. – У меня места хватит.

– Мы туда заезжали по пути домой. Мел сообщил, что второй этаж свободен. Джимми вскоре поедет на «Марокко». Возьмет пару ребят, которые там работали. Они останутся и будут перенаправлять все приходящие баржи к складу Оливера.

– Но ведь склад застрахован. Надо как можно быстрее связаться со страховой компанией, – сказала Фиона; она все так же расхаживала по кабинету, уперев руки в бока и глядя в пол.

– Труди уже позаботилась. Страховщики пошлют туда своих людей. Она их там и встретит.

Фиона кивнула.

– И еще таможенное управление… Нужно и им сообщить.

– Сначала я должен кое-что сообщить тебе, – перебил ее Джо.

Она перестала ходить и подняла глаза на мужа. В них был страх.

– Можешь не сообщать. Я уже догадалась, – тихо сказала Фиона. – Это он?

Джо кивнул.

– Я говорил с полицейским инспектором. Он сообщил, что Фрэнки Беттс – один из шайки Сида Мэлоуна. Но свидетелей нет, а без свидетелей арестовать этого Беттса невозможно.

– Джо, я не могу поверить. Просто не верится, – прошептала она.

– Понимаю тебя, Фи. Такие вещи тяжело выслушивать. Я тоже решал: сказать тебе или нет. Потом решил сказать. Тебе необходимо понять, кем в действительности является Сид Мэлоун. Может, это заставит тебя отказаться от мысли его разыскать. – (Фиона молчала.) – Мы ведь не закончили с тобой разговор о Сиде. Тогда ты торопилась в Париж. Я хочу закончить его сейчас. Я хочу, чтобы ты прекратила поиски. Он дотла сжег мой склад. Он убил Альфа Стивенса.

– Джо, не говори так. Это неправда. Он ничего не делал и не приходил на склад. Это сделал Фрэнки Беттс.

– По приказу Сида.

– Ты уверен? А если нет?

– Фиона, как ты можешь быть настолько слепой?

– Я не слепа. Джо, он мой брат. Я не могу взять и отказаться от него. Я нужна ему. Я это знаю. И сейчас я нужна ему сильнее, чем когда-либо. Не могу сказать, откуда я это знаю. Я просто… чувствую.

Джо покачал головой:

– Фиона, в первую очередь ты нужна мне.

Фиона присела на оттоманку рядом со стулом, взяла мужа за руки.

– Джо, я знаю. Знаю, как тебе сейчас тяжело. Альф очень много для тебя значил.

– Да, значил. Но сейчас мы говорим не об Альфе, – напомнил ей Джо.

– Тогда о чем мы говорим? Подскажи.

Джо смотрел на любимую жену. В ее красивых сапфировых глазах он видел себя. Свое прошлое, настоящее и будущее. Они знали друг друга очень давно, с раннего детства. Фиона была его душой и сердцем. Всеми надеждами и мечтами он делился с ней. Она поддерживала его решения, одобряла риски, на которые он шел ради расширения своей торговли. Но что еще важнее, Фиона поддерживала его. Однако то, что сейчас бурлило внутри Джо, не имело ничего общего с магазинами и торговлей. То, о чем он собирался ей рассказать, могло навсегда изменить жизнь их обоих, и Джо пока не знал, поддержит ли его Фиона и в этот раз.

– Фиона, я очень зол. Настолько, что готов взорваться. Потому я сижу здесь и с утра пью виски. По той же причине я не пошел на работу. Боюсь пробить дыру в стене или опрокинуть стол.

– У тебя более чем достаточно оснований для злости, – сказала Фиона. – Погиб хороший человек. Твой склад полностью сгорел.

– Но это лишь часть. Я зол на причины, породившие все это. Я зол, что в Восточном Лондоне годами ничего не меняется. Со времени бесчинств Джека-потрошителя прошло целых двенадцать лет. Одиннадцать – со дня всеобщей забастовки грузчиков. Тогда все английские газеты писали о Восточном Лондоне и о том, в каких ужасных условиях живут там люди. Каждый политик призывал к переменам. И что с тех пор изменилось? Что, Фи? Ровным счетом ничего! Помнишь наше детство? Наши матери выбивались из сил, чтобы нас накормить. Мой отец торговал по семь дней в неделю. Твой попытался создать в Уоппинге рабочий союз, за что его и убили.

– Я помню… Мой отец репетировал речь о рабочем союзе. Он ходил перед очагом, а мы были его слушателями. Чарли, Шейми, наша ма и малышка Айлин. – Она улыбнулась, вспомнив те времена. – Будь он жив, то и сейчас произносил бы речи. Объяснял бы грузчикам необходимость объединяться в союз. Призывал бы к забастовкам.

Джо подался вперед. Его голос обрел другие интонации.

– Нет, Фиона. Не уверен, что он продолжал бы это делать. Твой отец был смелым и решительным человеком. В восемьдесят восьмом он попытался создать рабочий союз. А через двенадцать лет увидел бы бессмысленность забастовок. Он бы увидел письмена на стене.

– Ты это о чем?

– Люди ведут войну за лучшую жизнь. И забастовки – только отдельные сражения в этой войне. Если рабочий класс хочет перемен… я говорю о настоящих переменах… они должны понять, где нужно вести сражения. В фабричных цехах и на причалах они одержат лишь мелкие, временные победы. Они должны научиться воевать там, где результаты намного ощутимее. В Вестминстере.

– Джо, как это с пожара на складе «Марокко» мы переместились в Вестминстер? – удивилась Фиона.

– Утром приезжал Фредди Литтон. Вскоре, как пожарные справились с огнем.

– Выражал соболезнование?

– Угадала, – невесело рассмеялся Джо. – Целых две секунды. А потом заговорил об избирательной кампании. В десятый раз стал мне рассказывать про всеобщие выборы, намеченные на осень, про свои шансы на переизбрание. И конечно же, что первоочередной своей задачей он считает решительную борьбу с преступностью. Попросил меня о поддержке… – Джо вдруг замолчал.

– И что ты ему ответил?

Вместо ответа Джо потянулся к медальону на шее Фионы, открыл и посмотрел на фотографию их дочери.

– Посмотри на нашу Кейти. Просто эталон здоровья. Благодаря хорошей пище у нее сильные ручки и прямые ножки. Она не знает, каково проснуться среди ночи и плакать от голода. Или дрожать от холода в залатанной одежонке.

– Дорогой, откуда у тебя все эти мысли? – спросила Фиона.

– Отовсюду. Они результат наблюдения за окружающей жизнью. За пределами Гросвенор-сквер она полна печальными событиями. Сегодня ночью погиб Альф. Пятнадцать человек, работавших у меня на складе, лишились работы. А полиция разводит руками. По дороге сюда я видел босоногих детишек, играющих в канаве, и благодарил судьбу, что Кейти этого не узнает.

– Джо, я что-то тебя не понимаю. Ты без конца возвращаешься к Восточному Лондону… Джо, дорогой, ты никак… опьянел?

– Возможно, немного и опьянел. Но клянусь тебе, никогда еще моя голова не была такой трезвой, как сейчас. Фи, разве ты не понимаешь? Жизнь в Восточном Лондоне никогда не менялась. Она была такой же, когда появились мы с тобой. И когда появились наши родители. И их родители. За полвека, если не больше, ничего не изменилось. Злодеи бродят по улицам, злодеи корпят над бумагами в конторах и злодеи заседают в парламенте. Знаешь, после пожара я словно прозрел. Я вдруг увидел то, чего не замечал прежде. Я такой же злодей, как и любой из них. Стою в стороне, позволяю жизни катиться по накатанной колее и палец о палец не ударю, чтобы эту жизнь изменить.

– Джозеф Бристоу, это неправда! – не выдержала Фиона. – Мы отдаем изрядные суммы на нужды Восточного Лондона.

– Да, отдаем, – торопливо согласился Джо. – Это хорошо. Это хоть что-то, но этого недостаточно. Совсем недостаточно. Пойми, Фиона, даже если мы отдадим все, что у нас есть, мы ничего не изменим. На какое-то время залатаем несколько дыр, и только.

– Что именно ты пытаешься мне сказать? – спросила Фиона, утомленная поездкой и тяжелыми новостями.

Джо посмотрел на нее, потом сделал глубокий вдох:

– Фиона, я хочу баллотироваться.

– Баллотироваться? Куда? – поинтересовалась вконец ошеломленная Фиона.

– В парламент. В палату общин. Представителем от Тауэр-Хамлетс.

Фиона моргала, глядя на мужа.

– Я выступлю против Фредди Литтона. – (Она смотрела, раскрыв рот.) – Я войду в список кандидатов от новой лейбористской партии. 

Глава 18

– Индия! Ради бога, остановись! – закричал Фредди.

Индия его не слышала. Она пришпорила свою лошадь, пятнистую кобылу по кличке Долговязая Леди, и та пустилась в галоп к невероятно высокой живой изгороди. До этого Уиш заявлял, что такая преграда Индии не по зубам.

– Инди, я пошутил! – завопил ей вслед Уиш. – Остановись! Там слишком высоко!

– Индия, одумайся! – во всю мощь легких орал Фредди.

Едва передние ноги Долговязой Леди оторвались от земли, он затаил дыхание. Уиш, Бингэм и Мод хором вскрикнули, когда лошадь перелетела через преграду и скрылась из виду. Донесшийся до них звук копыт подсказывал, что лошадь и всадница благополучно приземлились.

– А она смелая, – сказал Бингэм. – Я бы не решился.

– Безрассудная дура – вот кто она! – возразил Фредди.

– Никак у Литтона сердце заволновалось? Вот уж не знал, что оно у тебя есть.

– Заткнись, Уиш!

– Зря сердишься, старик. Это было очень трогательно.

Рассерженный Фредди не ответил. Он пришпорил своего Мальчика и поскакал в сторону конюшни.

Уиш был прав. Он волновался, и еще как! Не за жизнь Индии. За богатство семьи Селвин Джонс. На мгновение он представил жуткую картину: передние ноги Долговязой Леди застревают в чересчур высокой живой изгороди, Индия падает, а перепуганная лошадь молотит по ней копытами. Случись такое, вместе с невестой погибли бы и его лучезарные надежды.

Конюх, появившийся из конюшни, взял поводья лошади Фредди. Второй вышел в ожидании, когда подъедет Индия.

– Фредди, почему ты меня не подождал? – спросила она, двигаясь трусцой.

– Мне хватило твоей дурацкой выходки, – сердито ответил Фредди, соскакивая на землю. – Предельно дурацкой.

На этот раз эмоции в его голосе были настоящими.

– Ты ведь никогда на меня не сердишься.

– Еще как сержусь! – резко возразил он. – Индия, ты же врач! Думаю, ты достаточно насмотрелась на сломанные шеи и раздробленные кости, чтобы самой не повторять чужих глупостей.

– Прости, что заставила тебя поволноваться. Но я была уверена в Долговязой Леди. И не ошиблась.

В голосе Индии Фредди уловил раскаяние. Он этим воспользуется. Возможно, сумеет превратить раскаяние в чувство вины и заставит ее назвать дату свадьбы. Вот уже сутки, как Фредди пытался это сделать, но безуспешно. Индия по-прежнему оттягивала срок, как и в день ее выпуска. Как и все эти два года.

Бросив стек конюху, Фредди поспешил в дом. Он чуть ли не бегом миновал просторный холл и по главной лестнице поднялся на третий этаж, к себе в комнату. Все еще злясь, он швырнул куртку на письменный стол, смахнув на пол несколько листов черновика его речи. В Лонгмарш они приехали вчера: он, Уиш, Мод и Индия. Сейчас был вечер субботы. Завтра им возвращаться в Лондон. Изабелла будет ждать добрых вестей. Он обещал ей, что вернется и назовет дату.

Схватив графин с джином, он налил себе порцию и шумно поставил графин на стол. От сотрясения ожила матовая черная шкатулка. Из ее недр раздались начальные звуки прелюдии «Капли дождя». Фредди взял шкатулку, инкрустированную малахитом и серебром. Незадолго до смерти бабушка отдала шкатулку ему. Фредди везде таскал шкатулку с собой. Сейчас его пальцы инстинктивно коснулись едва заметного углубления на дне. Фредди нажал на углубление, одновременно надавив на одну из малахитовых вставок. Негромко щелкнув, сбоку выдвинулся потайной ящичек. В нем лежал женский гребень в виде стрекозы. Дорогая вещица от Тиффани. Одна из двух одинаковых.

Фредди смотрел на гребень, когда в коридоре послышались шаги. Затем в его дверь постучали. Индия. Он знал, что она пойдет следом. Фредди задвинул ящичек, поставил шкатулку на место, потом залпом выпил джин, приготовившись к дальнейшим событиям.

– Фредди, дорогой, ты у себя? – Не дождавшись ответа, Индия вошла. – Ну хватит сердиться. Лучше пойдем прогуляться. Вечер чудесный. Тепло, ветра нет. Мы давно так не отдыхали, правда?

Фредди отставил пустой стакан.

– Тебе же все равно, – сказал он, глядя на нее.

– Ты о чем?

– Индия, не разыгрывай неведение. Тебе на меня наплевать.

– Фредди, да как ты можешь…

– Ты прекрасно знаешь, случись что с тобой, моя жизнь тоже будет разрушена. Однако ты рискуешь собой, совершенно не принимая во внимание мои чувства.

Индия подбежала к нему и принялась торопливо объяснять, что прыжок через живую изгородь был импульсивным. Ей захотелось немножко попроказничать, но она и не думала оскорблять его чувства. Наоборот, она высоко их ценит.

Щебечи, пташка, щебечи, думал Фредди. Он отошел, присел на старинный диван Честерфилд, стоявший у изножья кровати, и погрузился в размышления. Из открытых окон пахло розами и свежескошенной травой. Июнь на исходе. В июле парламент уйдет на каникулы, а в сентябре, когда заседания возобновятся, Солсбери почти наверняка объявит выборы. Об этом Фредди сообщил парламентский организатор либеральной партии. К этому времени ему просто необходимо стать женатым человеком. Финансово он почти на мели. Старинная крыша дома в Лонгмарше требовала основательной починки. Бингэм так и сказал: до зимы он сможет выделять ему лишь скромные суммы. Фредди это не устраивало. Деньги требовались ему сейчас. Но он не мог получить к ним доступ, поскольку его чертова невеста до сих пор отказывалась назвать ему дату их чертовой свадьбы!

Индия села рядом с ним, глядя на него предельно честными глазами и продолжая говорить о своих высоких чувствах к нему.

– Индия, скажи мне что-нибудь определенное, – резко перебил ее Фредди. – Мы с тобой вообще поженимся? Я долго и терпеливо ждал. Твоя учеба закончилась, но ты по-прежнему отказываешься назвать дату свадьбы. И причина этого только одна… – Фредди старался выглядеть сокрушенным женихом. – Если ты не хочешь видеть меня своим мужем, если у тебя есть другой, то просто обязана мне честно сказать. Тогда я тихо отойду.

– Фредди, как у тебя язык поворачивается? – удивилась потрясенная Индия. – Нет у меня никакого другого! Отчего тебе в голову взбрела столь нелепая мысль? Я целиком и полностью тебе верна.

– А что еще мне остается думать? И о чем думаешь ты? По какой тогда причине ты продолжаешь оттягивать дату свадьбы?

– Фредди, у меня нет никого, кроме тебя. Честное слово! Как мне это доказать? Мое замужество с тобой тебя убедит?

– Ты же знаешь, что убедит. И ты знаешь: жениться на тебе – мое заветное желание.

– Ты просил определенности. Октябрь тебя устроит? Думаю, разумнее всего подождать, пока не пройдут выборы. До этого твоя голова все равно будет поглощена ими.

Фредди смотрел на нее, почти онемев.

– Октябрь… Прекрасная пора, – наконец выдавил он из себя.

– И это самый удачный выбор с практической стороны, – подхватила Индия. – Я смогу договориться с доктором Гиффордом о недельном отпуске. Но поскольку я совсем недавно начала работать, это все, на что он согласится. Или ты настраивался на долгий медовый месяц?

– Сразу после выборов начинается хлопотная пора. Там вообще не до поездок.

– Быть может, ты выкроишь время и мы на несколько дней съездим на запад. В Корнуолл.

– Это было бы так здорово! Только мы, и никого рядом. – Фредди взял ее за руку. – Индия, ты уверена…

– Уверена, – ответила она, наклоняясь к его щеке для поцелуя.

Фредди повернулся, и поцелуй пришелся в губы. Он провел пальцами по щеке Индии, затем по шее.

– Я так счастлив с тобой. Ты моя жизнь. Вся моя жизнь. Без тебя я бы потерялся в этом мире.

– А я без тебя. Фредди, я так сожалею, что доставила тебе столько огорчений. Я даже не задумывалась. Какая же я эгоистка! Ушла с головой в работу. Прости меня, пожалуйста.

– Непременно, дорогая, – ответил он, обнимая Индию за плечи. – И ты должна простить мне этот жуткий всплеск. Конечно, ты не собиралась ломать себе шею. Думаю, у меня это от чрезмерной усталости. От нескончаемых заседаний. На следующей неделе я должен произносить речь о гомруле, а я даже черновика не набросал. Речь эта чертовски важна. От нее зависит моя политическая судьба.

– Бедняжечка. Еще раз прости мое ребячество. Меньше всего мне хотелось тебя волновать. Тебе и так достается. Столько работать. Удивляюсь, как у тебя сил хватает.

– Я это делаю для моих избирателей. И для нашей страны.

Помпезные слова, от которых он сам готов был засмеяться, произвели на Индию желаемое впечатление. Она крепче прижалась к нему и сказала:

– Какой же ты хороший человек, Фредди Литтон.

– Это ты делаешь меня таким. – Он приподнял ей голову и попросил: – Индия, поцелуй меня еще. Мне так не хватало твоих поцелуев.

Индия робко поцеловала его в губы. Фредди крепко обнимал ее, но не спешил и действовал осторожно, чтобы не спугнуть. Возможно, и на этот раз все закончится ее слезами, но если все пройдет в его ключе, пусть плачет. Наконец-то Индия определилась с датой, однако ему требовались гарантии. Нужно сделать так, чтобы она не передумала, как прежде. Заняться с ней любовью и, если повезет, сделать беременной.

Фредди снова поцеловал Индию, осторожно и со всей нежностью, на какую был способен. Почувствовав, что она начинает таять в его руках, он быстро расстегнул ее жакет для верховой езды. Сбросив жакет, Фредди принялся за ее блузку, постоянно нашептывая ей нежные слова.

– Фредди, я не думаю…

– Тише, дорогая. Я просто хочу полюбоваться тобой. Ты красивая… такая красивая.

Под блузкой оказался корсет: жесткий, прошитый китовым усом. Такой и пулей не пробьешь. Фредди решил не трогать корсет. Слишком много возни. Он расстегнул верх камисоли и стал ласкать груди Индии: маленькие, едва заполнявшие половину его ладони. Фредди специально наклонился, чтобы она не видела его разочарованного лица.

– Фредди, не надо… – сказала Индия, отодвигаясь от него.

– Индия, пожалуйста, не говори «нет». И не будь холодна ко мне. Ты всегда бываешь такой холодной, а я очень тебя хочу.

– Но Фредди, именно так и получаются дети…

– У меня есть кое-что. Думаю, название ты знаешь. Я воспользуюсь этой штучкой. – Он поморщился, делая вид, что едва сдерживается. – Боже мой… эта боль в паху… Ты даже не представляешь, какая она мучительная.

Индия закусила губу.

– Фредди, а ты… ты…

– Разумеется, я… Я берег себя для тебя.

– Ты хоть знаешь, что делать?

– Глупая девочка, – улыбнулся он. – А ты не знаешь? Разве в медицинской школе вы это не проходили?

– Я… знаю. Теоретически. Но тут… по-настоящему, – сказала Индия, запахивая блузку и беспокойно озираясь.

– Дорогая, мы совсем одни. Уверяю тебя, – успокоил ее Фредди.

Он встал, запер дверь на ключ и вернулся к Индии.

– Нам никто не помешает. Давай займемся любовью. Здесь. Сейчас. Я хочу, чтобы мы принадлежали друг другу. Неужели ты этого не хочешь?

– Да, – прошептала Индия, глядя ему в глаза. – Конечно хочу.

Фредди поставил ее на ноги и раздел. Снял костюм для верховой езды, жуткий корсет, чулки, сапоги и даже блумерсы. Но когда попытался снять с нее нижнюю сорочку, Индия воспротивилась.

– Подожди, – сказала она. – Прости… наверное, я слишком застенчивая.

Индия забралась в кровать под одеяло и сама сняла сорочку. Потом закрыла глаза и откинулась на подушку.

Боже милостивый! – подумал Фредди. С этой скромницей придется повозиться. Он налил в стакан джина и предложил Индии глотнуть. Она сделала всего один глоток и поморщилась, чувствуя, как обжигающая жидкость течет по горлу. Затем Фредди разделся сам и лег рядом.

Он обнимал Индию, шептал ласковые слова и без конца повторял, как сильно ее любит. Он вытащил гребень из ее волос и стал целовать ей лоб, щеки, шею, грудь. Рука Фредди скользнула ей между ног. Индия затаила дыхание. Фредди просунул ей в лоно палец, второй. Внутри было сухо, как в солонке. Фредди впервые оказывался в постели со столь холодной женщиной. Во всем теле Индии не было ни искорки страсти, ни капли желания. Он не представлял, как у него получится сделать задуманное. И тогда он подумал о Джемме Дин с ее потрясающей грудью и круглой задницей. Это моментально вызвало у него эрекцию. Обрадованный Фредди попытался войти в Индию и не смог.

– Дорогая, так у меня ничего не получится. Тебе нужно раздвинуть ноги, – прошептал он.

Индия немного раздвинула их. Фредди вновь попытался в нее войти. У нее изогнулись колени. Пятки вдавились в матрас. Фредди взглянул на ее лицо. Индия смотрела в потолок и кусала губы. «Терпение, старый шалунишка, – сказал себе Фредди. – Терпение. За двадцать тысяч в год многие корячатся гораздо тяжелее».

– Тише, дорогая. Все в порядке, – успокаивал он Индию. – Все в полном порядке.

Он снова поцеловал ее в губы. Потрогал соски и сказал, что любит ее. Потом сделал очередную попытку оказаться внутри ее. Скорее бы все это закончить. Он чувствовал, как Индия выгнула спину, услышал ее стон. Не от наслаждения. Какое уж там наслаждение? От боли.

Нужно как можно быстрее осуществить задуманное.

– Я хочу тебя, Индия. Очень…

Он сам раздвинул ей колени и втиснулся в нее. Что-то натянулось и оборвалось. Индия вскрикнула.

– Тише, любовь моя. Боль сейчас пройдет.

Фредди совершал толчок за толчком, прикрывая ее рот своим, чтобы она не закричала снова. Чувствуя приближающийся оргазм, он сделал последний толчок, содрогнулся всем телом и затих. Он дышал ртом, положив голову на грудь Индии. Вскоре он сел на постели. Индия тоже села. Ее руки одеревенели и дрожали. Лицо было совсем бледным.

Фредди взял ее за руку и с наигранной заботливостью спросил:

– Никак я причинил тебе сильную боль?

– Есть немного.

– Девочка моя, пожалуйста, не сердись на меня. Я вел себя как болван. Настоящий болван. Обезумел от желания. У меня и в мыслях не было сделать тебе больно. Пожалуйста, скажи, что ты на меня не сердишься. – Он обхватил ее лицо и поцеловал. – Скажи.

– Конечно же не сержусь, – тихо ответила Индия, попытавшись улыбнуться.

– Первый раз всегда тяжело. Так говорят. Потом становится лучше. – Фредди заключил ее в объятия. – Дорогая, ты доставила мне столько счастья.

– Я рада, Фредди.

Он улыбнулся, затем медленно погасил улыбку, сделав озабоченное лицо.

– Нет! Нет! Как я только мог! – испуганным тоном произнес он.

– Что такое?

– Я забыл.

– Что забыл?

– Презерватив.

– Фредди, ты не мог забыть!

– Не волнуйся. Уверен, все обойдется. Ничего страшного не случится. А если… так мы же все равно скоро поженимся. Скажем потом, что ребенок родился немного раньше срока.

Фредди с удовлетворением отметил, что бледное лицо Индии стало белым. Он хотел произнести еще несколько успокоительных фраз, но часы на каминной полке пробили шесть.

– Это что же, шесть вечера? Нужно успеть принять ванну и одеться к обеду.

– Надо, – согласилась Индия.

Натянув сорочку через голову, она вылезла из кровати и стала одеваться.

– Я люблю тебя, Индия. Очень люблю. Ты же это знаешь? Жду не дождусь, когда мы поженимся. Когда у нас будет дом, семья, наша совместная жизнь.

Она убрала волосы в пучок, закрепила гребнем и с улыбкой сказала:

– Я тоже жду не дождусь.

– Я едва доживу без тебя до обеда. Оденься поэлегантнее. Подбери что-нибудь специально для меня.

Индия пообещала. Она повернула ключ и выскользнула за дверь. Оставшись один, Фредди снова плюхнулся на кровать и облегченно, с хрипотцой, вздохнул. Потом допил оставшийся в стакане джин. Фредди осуществил задуманное: заставил Индию обозначить дату свадьбы и наконец-то уложил эту холодную суку в постель. Если природа ему подыграет, Индия забрюхатеет. Он с удовольствием вспомнил ее испуганный взгляд, когда сообщил, что забыл о презервативе. Индия считала себя эмансипированной женщиной, но даже она не настолько безумна, чтобы родить ребенка вне брака. Это сразу поставило бы клеймо на ней и на ребенке и имело бы сокрушительные последствия. Гиффорд бы немедленно ее уволил, а Британская медицинская ассоциация лишила бы ее права заниматься врачебной практикой.

Фредди встал, облачился в халат и подошел к открытым окнам. За ними темнели угодья Лонгмарша, давно пребывавшие в запустении и дикости. Денег на садовников не было уже в его детстве. Спасибо отцу, который только пил и делал долги. Фредди хорошо помнил здешнюю жизнь до несчастного случая с отцом. Их осаждали кредиторы, требуя денег, которых не было. И тогда родители стали продавать вещи. Сначала кольца и золотые безделушки, потом картины и мебель. Он помнил Дафну в рваных платьях, перелицованные и заштопанные воротники и манжеты. Бингэму пришлось оставить Итон. Мать больше не могла оплачивать его обучение.

Он перевел взгляд на музыкальную шкатулку, открыл ее, послушал грустные, вздрагивающие звуки шопеновской прелюдии, после чего выдвинул потайной ящичек и взял в руки гребень-стрекозу. Изящную вещь, точную копию того, который он совсем недавно вытаскивал из волос Индии. Этот гребень давно жил в потайном ящичке его музыкальной шкатулки. Много лет. С того дня, когда Фредди сунул его в карман, а второй передал Хью Маллинсу.

Бери, Хью. Никто вовек не узнает…

Перед мысленным взором снова всплыло лицо Хью. Бледное, испуганное. Хью стоял в конюшне. Он не спал несколько дней. Его сестра Би попала в серьезную беду. Она забеременела от деревенского парня, а тот, узнав об этом, дал деру. Би требовалась помощь. В деревне была женщина, помогавшая в таких делах, но не бесплатно. Если не сделать аборт, Би навлечет бесчестье на себя и свою семью. Она лишится работы, а с ней – Хью и их отец. Из дома их тоже выгонят, поскольку дом принадлежал лорду Бернли.

Фредди узнал об этом всего через несколько дней после ночного свидания Индии и Хью, решивших пожениться. О беременности Би ему рассказала Мод. Индия, естественно, тоже знала и пыталась достать денег, не объясняя родителям, для какой цели. Поначалу Фредди пропустил это мимо ушей. Ему хватало своих горестей. Фредди не мог поверить, что Индия предпочла его неотесанному парню. И вдруг расстроенная Изабелла попросила его помочь ей найти исчезнувшие парные гребни.

– Фредди, я ума не приложу, куда они запропастились. Я никак не могла их где-то оставить. Если я их потеряла, муж невероятно разозлится на меня. Это его подарок. Он специально их заказывал.

– Когда вы видели их в последний раз? – спросил Фредди, радуясь, что просьба Изабеллы отвлечет его от тягостных мыслей.

– Вчера я ездила в Кардифф за покупками. Они были у меня в волосах. Помню, на обратном пути они натерли мне кожу головы. Я их вытащила и убрала в ридикюль. С тех пор я их не видела.

Фредди попросил показать ему ридикюль и обнаружил, что у того разошелся шов. Это расстроило Изабеллу еще сильнее. Она думала, что гребни исчезли навсегда. Фредди советовал ей не поддаваться панике. Возможно, они выпали из дырявого ридикюля, когда она шла из конюшни в дом, и теперь лежат в траве. Фредди вызвался поискать их там. Он искал не только в траве, но и на тропинке, и на дороге, ведущей к конюшне, а также внутри конюшни. Наконец он додумался заглянуть в экипаж Изабеллы.

– Да вот же они! – воскликнул Фредди, увидев гребни.

Один лежал на сиденье, второй – на полу. Фредди уже хотел вернуть гребни Изабелле, когда у него вдруг появилась идея, подсказанная блеском серебряных вещиц. Он отдаст Изабелле только один гребень и скажет, что нашел в траве. Второй оставит себе и потом продаст какому-нибудь лондонскому старьевщику. Фредди всегда нуждался в деньгах. Он положил поднятый с пола гребень в карман и потянулся за вторым, как вдруг услышал у себя за спиной:

– Фредди, это ты? Леди Бернли велела развернуть экипаж?

Это был Хью.

Меньше всего Фредди сейчас хотелось видеть Хью. Утихшая было ревность вспыхнула снова. У Фредди чесались кулаки хорошенько отлупить Хью. Но он этого не сделал. Он взял второй гребень, и вдруг ему пришла в голову еще одна идея. Замечательная идея, как отомстить Хью.

Он закрыл дверцу экипажа и протянул Хью гребень:

– Бери, Хью. Никто не узнает.

Хью озадаченно посмотрел на гребень:

– Взять? Зачем?

– Поможешь Би.

Хью судорожно вдохнул.

– Ты знаешь?

– Мод рассказала. Она пыталась выпросить у матери десять фунтов, но Изабелла отказалась давать деньги неизвестно на что. Мод удручена. Мы все удручены. Мод говорила, если отец узнает про Би, вас всех погонят с работы и из дома. Всю вашу семью. Так что бери и не валяй дурака.

Хью посмотрел на гребень:

– Это же вещь леди Бернли!

– Она потеряла гребень и попросила меня поискать. Я ей скажу, что обыскал все вокруг, но гребня не нашел. Она не усомнится в моих словах, поскольку считает, что потеряла гребень.

Хью покачал головой. Он пытался отдать гребень Фредди, но Фредди разыграл великодушие.

– Это всего-навсего серебряная безделушка. Камни ненастоящие. Много за него не дадут, но несколько фунтов выручишь. Этих денег хватит, чтобы помочь Би. Подумай о ней, Хью. Подумай о своей сестре.

Внутри Хью происходила борьба. Он любил сестру и страдал, не зная, как ей помочь. А тут друг детства неожиданно предложил решение. Наконец Хью кивнул и молча спрятал гребень в карман.

Через неделю Би умерла, не доехав до больницы, а Хью оказался в тюрьме. Фредди он не выдал. Он вообще не сказал ни слова. Хью с детства отличала порядочность, и Фредди это было известно.

Узнав о случившемся, лорд Бернли пришел в ярость. Индия умоляла его отозвать обвинения против Хью. Поддавшись ее мольбам, он согласился при условии, что Хью вернет второй гребень. Но сделать этого Хью никак не мог, потому что гребень находился не у него, а у Фредди.

Хью так и остался в тюрьме, продолжая утверждать, что у него нет и никогда не было второго гребня. Его поместили едва ли не в самую жуткую из камер, кишевшую насекомыми. От матрасных вшей он подцепил тиф и через месяц умер. Миссис Маллинс, потерявшая дочь и сына, не вынесла горя и повесилась. Отец Хью лишился не только семьи, но и крыши над головой. Он бродил по окрестным лесам и полям. Иногда к нему возвращался рассудок. Потом он снова погружался в безумие. Поздней осенью его тело обнаружили в соседней долине. Он умер от переохлаждения.

Быть хочешь королем? Тогда вначале вырви собственное сердце…

Тем летом он почти полностью избавился от чувств, остававшихся в его сердце.

Наступил сентябрь. Фредди вернулся в Оксфорд. Прошедшее лето оказалось судьбоносным не только для него. Хью и Би были мертвы. Индия порвала с родителями и покинула Уэльс, уехав в Лондон. Мод собиралась замуж, даже не предполагая, какую катастрофу ей это сулит. Безмятежные дни, проводимые их детской компанией в Блэквуде, стали достоянием прошлого. Детство закончилось.

Фредди не раз убеждался в правоте слов Красного Графа. Без сердца существовать в мире гораздо легче. Легче презирать Индию, которую он когда-то любил. Легко наблюдать, как она продолжает горевать по любимому человеку, и выражать ей притворное сочувствие. Легко обдумывать будущую женитьбу на ней без любви, но по трезвому расчету. Мысль о помолвке подала ему Изабелла, когда он учился на третьем курсе. Она переживала разрыв с дочерью и с помощью Фредди надеялась вернуть ее в семью. Индия никогда не отдаст ему свое сердце; симпатия – это все, на что он может рассчитывать. Ничего, зато он получит ее деньги, а от них намного больше пользы, чем от сердца.

В дверь снова постучали. Фредди убрал гребень в потайной ящичек. Он так и не продал гребень, сообразив, насколько это опасно. Имея клеймо Тиффани и инициалы Изабеллы, гребень был слишком опознаваемым, чтобы предлагать на продажу даже самым нещепетильным скупщикам.

– Войдите, – отозвался Фредди.

– Прошу прощения, сэр, но я пришел наполнить вам ванну.

Это был его слуга.

– Спасибо, Армстронг. – Фредди поставил шкатулку на стол. – И вот еще что…

– Да, сэр.

– Когда закончишь, будь добр, скажи дворецкому, чтобы перед обедом подали шампанское. Хочу отпраздновать приятное событие. Сегодня вечером я объявлю дату нашей с Индией свадьбы.

– Отлично, сэр. Если позволите, примите мои искренние поздравления.

Фреди благосклонно принял их. Он чувствовал, как плечи освободились от тяжелой ноши. А ноша была действительно тяжелой и называлась нищетой. С этой проблемой он справился весьма изящно, как справлялся со многими другими, требовавшими решения и не находившими тех, кто бы за них взялся.

Вскоре он обеспечит себе ведущую роль в либеральной партии, которая будет значительнее его нынешнего положения заднескамеечника. Возможно, он станет главным парламентским организатором партийной фракции. Не исключено, что министром иностранных дел в теневом кабинете. Этого он достигнет своей речью о гомруле и усилиями в борьбе с преступностью. Дональдсон продолжит зорко следить за Мэлоуном. Фредди не сомневался: этот самоуверенный наглец обязательно на чем-нибудь проколется. Индия рассказывала, как Мэлоун едва не умер в больнице, на что Фредди ответил, что этот парень обязательно нужен ему живым. Смерть лишила бы его удовольствия увидеть Сида в тюрьме. К октябрю Фредди вернется в парламент, переизбравшись от Тауэр-Хамлетс и вдобавок женатым, счастливо обосновавшимся в доме на Беркли-сквер. Возможно, в ноябре он съездит в Блэквуд – по-хозяйски оценить свое будущее поместье.

Конечно, Блэквуд не имел такой блистательной родословной, как Лонгмарш. Его не проектировал сам Кристофер Рен, зато поместье родителей Индии было значительно больше и имело все современные удобства. Сегодня у него не было даже такой дерьмовой развалины, как Лонгмарш, но скоро ему будут доступны невиданные возможности. И даже то, чего он жаждал больше всех сокровищ мира: чтобы, обращаясь к нему, люди называли его не сэром Фредериком и не досточтимым членом парламента, а… премьер-министром.

И он этого добьется. С его умом и напором плюс денежки Индии. Послушавшись совета Красного Графа, он вырвал собственное сердце. В один прекрасный день он станет королем. 

Глава 19

Мод Селвин Джонс сидела перед туалетным столиком в комнате, которую ей отвели в Лонгмарше. Она щелкала ножницами, укорачивая челку своих иссиня-черных волос. Затем принялась за волосы по бокам, придавая им желаемую форму, после чего отодвинула стул от зеркала, оценивая результаты. Мод тряхнула головой. Ей нравилось ощущение коротких волос, едва достигавших шеи. Помнится, увидев ее с такой прической в первый раз, мать Фредди и Бинга побледнела. Мод усмехнулась. Она обожала шокировать немолодых чопорных дам.

Пока она закрепляла в ухе коралловую сережку, рука начала чесаться.

– Ну что, паршивец, набегался по траве и принес мне блох? – спросила она рыжевато-коричневого мопса Джерома, лежащего у ее ног.

Пес поднял голову и недоуменно посмотрел на нее угольно-черными глазами.

– Нет? Странно. Должно быть, эти препротивные обои. Стоит до них дотронуться, и сразу крапивница.

Но Мод прекрасно знала: причина вовсе не в обоях. Скоро зуд в руке распространится на все тело, вызывая ощущение, словно тысячи мелких муравьев ползают по ее коже. Так и будет, если она сейчас же не примет меры.

Мод встала, открыла платяной шкаф и пошарила в карманах пыльника. Пусто. Она порылась в шляпных коробках, потом выволокла из шкафа чемоданы, не переставая ругать горничную.

– Джерри, ну куда эта чертова девица могла его деть? – спросила она у мопса, впиваясь ногтями в руку.

Закусив губу, Мод осматривала комнату. Ее глаза беспокойно скользили по стенам и мебели, пока не уперлись в ночной столик. Подбежав к нему, она выдвинула ящик.

– Вот ты где! – обрадовалась Мод, достав изящный эмалированный портсигар.

Она достала сигарету, чиркнула спичкой и глубоко затянулась. Несколько секунд она удерживала сизоватый дым в легких, затем стала медленно выпускать, закрыв глаза. Когда Мод снова открыла их, ее глаза были влажными и довольными.

– Да благословит тебя Бог, Тедди Ко, – пробормотала она и улыбнулась.

Тедди мастерски умел смешивать опиумный порошок с табаком, и его сигареты внешне не отличались от обычных. Мод уже собиралась вернуться к туалетному столику, когда дверь комнаты резко открылась. На пороге стояла Индия, еще не снявшая костюм для верховой езды.

– Хорошо покаталась? – спросила Мод.

Индия не ответила. Она закрыла дверь, сняла жакет и бросила на кровать. Затем бросилась туда сама, вдавив голову в мягкие подушки.

Мод повернулась к ней. Судя по лицу, сестра была чем-то расстроена.

– Инди, что случилось? Никак с Фредди поссорилась?

Индия не ответила и на эти вопросы. Она лежала и смотрела в потолок. Зная сестру, Мод не допытывалась.

– Мод, скажи, я холодная? – наконец спросила Индия.

Мод подошла к ней, потрогала лоб.

– Я бы так не сказала. Лоб у тебя теплый. Ты заболела, что ли?

Индия села на постели.

– Мод, я не о таком холоде. Я имела в виду… ну, ты понимаешь.

– Вот оно что, – поняла Мод. – Это тебе Фредди сказал?

– Да.

Индия крутила на пальце кольцо, подаренное Фредди в знак их помолвки. Кольцо с изумрудом старомодной огранки принадлежало матери Фредди. Индия надевала кольцо, только когда встречалась с ним, чтобы ему было приятно. Вообще-то, она не любила драгоценности, считая их рассадником бактерий.

– Мы определились с датой свадьбы.

– Да ну? Какая замечательная новость!

– Полагаю, что да. Потом он меня поцеловал. И… все остальное. Получилось так себе. Означает ли это, что я холодная?

– Так вы с Фредди занимались любовью?

– Да.

– Послушай, вашей помолвке уже два года! Ты хочешь сказать, что до этого ты ни разу с ним не спала?

– Да.

– Индия, ты просто безнадежна, – вздохнула Мод, снова присаживаясь к туалетному столику.

– Наверное, так оно и есть, – упавшим голосом отозвалась Индия.

Лицо Мод потеплело.

– Только не поддавайся отчаянию. С тобой все в порядке. А в этих делах просто нужно немного практики. Мужчины сродни велосипедам. Пока не научишься ездить, никакого удовольствия, – сказала она и снова затянулась.

– Как… откуда ты научилась? – спросила Индия.

Мод выпустила сизое облачко и закашлялась.

– Как? Неужели в медицинской школе тебя не учили анатомии?

Индия смотрела в пол, красная от смущения. Мод почувствовала, что затронула болезненную тему. Она пожалела о своем легкомысленном замечании.

– Дорогая, вот мой тебе совет. В следующий раз сначала выпей бутылочку вина. А потом не противься чувствам, которые тебя охватят. – (Индия неуверенно кивнула.) – Индия, ты же понимаешь, о чем я говорю. У тебя есть эти чувства?

– К Фредди?

– Ну разумеется, к Фредди!

Индия нахмурилась, словно решала серьезную проблему медицинского свойства.

– Да, конечно есть. Он будет удивительным мужем. – Индия продолжала рассказывать Мод о прекрасных политических качествах Фредди и о том, какую заботу о бедных он проявляет. – На прошлой неделе мы с Фредди ходили на лекцию Бенджамина Сибома Раунтри. Он квакер, реформатор. Этот человек провел революционные исследования причин бедности в Йорке. Мод, мы с Фредди должны приложить все усилия. Нас ждет много важной работы.

– Да, Инди, – вздохнула Мод, утомленная восторгами сестры. – Слышала я про этого реформатора. Но мы говорим о Фредди. Вопрос простой: ты хочешь ложиться под него и раздвигать ноги?

– Мод! – воскликнула густо покрасневшая Индия.

– Перестань быть такой ханжой. Тебя послушать – получается, ты любишь Фредди так, как я люблю Джерома. Или Уиша.

– Ты любишь Уиша? Ничего удивительного! Да и кто может не любить Уиша? – громко спросил Уиш, входя в комнату.

– А что, любимца публики не научили стучаться? – спросила Мод.

– Зачем? Стук в дверь предупреждает девчонок. И как я тогда увижу голенькую лодыжку? Или что-то получше?

Он оттянул вырез шелкового халата Мод и заглянул вниз. Мод оттолкнула руку.

– Помнится, раньше ты охотно показывала мне свои сиськи, – сказал Уиш.

– Тогда мне было десять и они не отличались от твоих. И потом, если помнишь, ты мне платил за каждый показ.

– Я и сейчас готов заплатить. Столько, сколько скажешь. Скоро у меня будут даже не горшочки денег. Целые сундуки, которые я поставлю в несколько рядов, – заявил Уиш.

Он плюхнулся на пол возле ног Мод, усадив Джерома на колени. Мод взяла щетку для волос и попыталась хоть как-то упорядочить его непокорную каштановую шевелюру. Уиш улыбался. Ему это явно нравилось.

– Девочки, а вы хотите знать, каким образом?

– Нет, – хором ответили Мод и Индия.

– По глазам вижу, что хотите. Сейчас расскажу.

Уиш принялся вдохновенно рассказывать о своем последнем проекте вложения денег. На сей раз схема сказочного обогащения касалась разработки земли в Калифорнии.

– Место называется Пойнт-Рейес. Это настоящий рай, и находится он всего в пятидесяти милях к северу от Сан-Франциско. Такой красоты вы никогда не видели. Вы даже представить не могли, что где-то существует столь красивый уголок. Пойнт-Рейес – мыс на калифорнийском побережье. Там продается участок в тысяча двести акров. Я намерен купить участок целиком и построить отель у самой воды. Не просто отель, а роскошный отель. Знаете почему? Потому что в Сан-Франциско полным-полно людей с очень большими деньгами. Я заманю их в Пойнт-Рейес. Риск провала исключен. Вам обеим обязательно нужно присоединиться. Я сделаю вас миллионершами.

– Миллионы бы мне не помешали, – сказала Мод. – А то в прошлый раз я по твоей милости потеряла кругленькую сумму на южноафриканских алмазных копях.

– Откуда же мне было знать, что там начнется война? Но разве я не умножил твой доход покупкой акций «Юнайтед стейтс стил»? По-моему, ты имеешь неплохие дивиденды.

– Допустим, – согласилась Мод.

– А ты, Инди? По-прежнему живешь на проценты со вклада в Английском банке?

– Что? Да, на них.

– Тебе пора уходить из этого банка. Проценты там мизерные. Их главный козырь – надежность. Обычно на это ловятся приходские священники и старые девы… Послушай, старая гончая, я сказал что-то не так?

– Уиш, ты очень наблюдателен, – насмешливо бросила ему Мод.

– В чем дело, Инди? – допытывался он.

– Ни в чем. Я в лучшем виде.

Уиш вопросительно посмотрел на нее. Индия вздохнула и без обиняков рассказала, что у нее произошло с Фредди. Уиш был для Мод и Индии как брат, и они всегда делились с ним своими секретами.

– Не беспокойся, – кивнув, сказал он. – Я знаю, в чем корень твоей проблемы.

– Знаешь? – удивилась Индия.

– Да, и очень хорошо. Позволь тебя спросить, Инди, ты любишь Фредди?

– Конечно люблю.

Уиш хлопнул в ладоши:

– Так я и знал! Любовь все губит и портит. Проклятая любовь – вот как я это называю. Тебе ни в коем случае нельзя любить своего супруга. Любовь оставь для любовника. И он должен быть совсем из другого круга. Возможно, актер. Или музыкант. Может, художник. Кто-то из той публики.

– Сказочно дельный совет, – усмехнулась Мод.

– Напрасно иронизируешь. Великолепный совет! – возразил Уиш. – Жениться и выходить замуж нужно лишь для наследников, богатства, домов и лошадей. Иначе зачем еще это нужно? Это сродни добровольному заключению в тюрьму. Я на такое никогда не рискну. Предпочитаю зарабатывать деньги честно.

– Уиш, иди прими ванну, – сказала Мод. – Нас скоро позовут на ужин.

Уиш посмотрел на сестер:

– Я вам ничем не помог?

– Ни капельки, – ответила Индия.

– Хм… Наверное, в деньгах я разбираюсь лучше, чем в любви. – Он встал, собираясь уйти. – До встречи за ужином, дорогие.

Уиш ушел. Мод повернулась к Индии и увидела, что состояние у сестры ничуть не изменилось.

– Индия!

– Чего?

– Ты не ответила на мой вопрос. О своих чувствах. Я имела в виду…

– Я знаю, что́ ты имела в виду, – раздраженно ответила Индия.

– Значит, ты любишь Фредди?

– Уиш меня уже спрашивал. Я ответила, что да. Разве ты не слышала?

– Я тебя отлично слышала. Вот только не поверила.

– В таком случае… нет, – уже не раздраженно, а сердито ответила Индия. – Я не люблю Фредди. И поэтому я намерена выйти за него. Когда-то у меня были чувства. Давным-давно. Не хочу повторения.

– Хью? – спросила Мод, но Индия промолчала. – Ты не обязана выходить за Фредди.

– Я хочу за него выйти. Мы люди одного круга. Он прекрасный человек.

– Ты хочешь сказать, надежный.

– Пойми, Мод, Хью был фантазией, – сказала Индия. – Мы обе это знаем. Фантазией, состряпанной глупой романтической девицей.

– Не помню, чтобы в то время ты отметала Хью как фантазию. Наоборот, ты была раздавлена случившимся.

Индия покачала головой:

– Все это – чепуха. Об этом интересно читать в романах. А жизнь – она другая. Хорошие браки строятся на общих интересах, одинаковом происхождении, симпатии, уважении, заботе и совсем не обязательно на любви.

– Откуда ты набралась такой мудрости? Из своих учебников?

– Давай, Мод, зубоскаль. Как насчет Даффа? Там была сплошная любовь, страсть и… плотское влечение. Мы все пытались тебя отговорить, но ты уперлась, и ни в какую.

В свои девятнадцать Мод вышла замуж на Даффа Хэддона, сына герцога. Он был неотразимо обаятелен, остроумен и всегда становился душой компании. К сожалению, он был еще и пьяницей. Это Мод обнаружила вскоре после замужества. Они отправились в Каир. Свадебное путешествие закончилось гибелью Даффа. Перепив, он оскорбил владельца ресторана. Наутро его тело нашли в грязном переулке. Он был убит несколькими ударами ножа.

– Да, Инди, я допустила чудовищную ошибку. И мы все это знаем. Для тебя – весомый аргумент в споре. Дескать, ты, сестричка, была впечатляющим примером, и я не хочу повторять твоей ошибки. Но если ты так скажешь, то наврешь, и прежде всего самой себе. А правда совсем другая. Ты собираешься замуж за нелюбимого человека, потому что потеря любимого человека едва не раздавила тебя и ты не хочешь пройти через эту боль снова.

Индия сердито посмотрела на нее, собралась ответить и вдруг… отступила. В своем репертуаре, подумала Мод. Нет чтобы честно признать поражение. Индия просто поменяла тему разговора.

– Дай мне затянуться, – сказала Индия, указав на сигарету сестры.

– Лучше не стоит, – торопливо ответила Мод. – Это… вредно для здоровья.

– Знаю. Одна затяжка.

– Индия, я серьезно. Не надо…

Индия встала с кровати, подошла к Мод и выхватила сигарету. После двух коротких затяжек она отчаянно закашлялась.

– Боже милостивый, что там? Порох? – спросила Индия, возвращая сигарету.

Почти, мысленно ответила Мод.

Индия снова закашлялась, сказала, что у нее сильно кружится голова, и вернулась на кровать.

Замечательно, подумала Мод. За обедом с будущей родней нам только не хватало Индии, попробовавшей моей сигаретки. Хорошо, если ее не вывернет прямо на стол. Что же делать? Сказать, пусть принесут чая? Нет, лучше кофе, и покрепче. Мод дернула шнурок звонка.

– Кофе. Отличная идея, – сказала Индия. – А то меня вдруг жутко потянуло в сон. Может, из-за деревенского воздуха? – Она закрыла глаза и, полежав так минуту-другую, тихо сказала: – Мод, а ведь он был таким красивым. Очень красивым. Он до сих пор мне снится.

Мод едва узнала этот нежный, томный голос, совершенно не похожий на привычные отрывистые фразы Индии. Сейчас в сестре говорил опиум.

– Да, он был очень красив, – вслух согласилась Мод. – Как там у поэтов? «Уж лучше полюбить и потерять любовь, чем никогда ее не знать»

– Теннисон. Какой же он дурак, – сказала Индия. – Держу пари, он никогда никого не любил. Если бы любил, ни за что не написал бы такую чушь.

Мод хорошо помнила тот ужасный день, когда Би умерла, а Хью арестовали. В доме был переполох. Все началось с исчезновения Хью и Би. Они два дня подряд не появлялись на работе, и никто не мог их разыскать. Индия не находила себе места от беспокойства. Мод тоже. Обе знали, что Би беременна.

Индия первой нашла брата и сестру в развалинах старого дома, стоявшего на отцовских угодьях. Би сделали аборт. Хью заплатил знахарке, но откуда взял деньги, не сказал. Аборт был сделан грубо и неумело. У Би не прекращалось кровотечение. У нее поднялась температура, Би мучилась от боли, но не позволяла Хью отнести ее домой или к деревенскому врачу. Она боялась, что кто-то из местных узнает о случившемся с ней.

Индия привела к развалинам всю их детскую компанию: Мод, Фредди, Бинга и Уиша, чтобы сообща решить, как помочь Би. Та лежала на полу, завернутая в старые конские попоны. Мод видела, как сквозь них капает кровь. Бингэм стоял в углу, бледный, молчаливый. Фредди ходил взад-вперед. Уиш держал Би за руку, рассказывал ей дурацкие шутки, пытаясь хоть как-то отвлечь.

– Нужно везти ее в больницу, – сказала Индия. – И немедленно.

– Индия, не торопись. Дай мне минутку подумать, – попросил Фредди.

– У нас нет ни минуты!

Фредди взял ее под локоть и отвел подальше, чтобы не слышали Би и Хью. Но Мод услышала.

– Она совершила противозаконный поступок, – шептал Фредди. – Если мы не проявим осторожность, то сами можем вляпаться.

– Фредди, что ты несешь? Она же больна. Ей помощь нужна! Неужели ты этого не понимаешь? Тебе что, наплевать на Би?

– Совсем не наплевать! – сердито прошипел Фредди. – Я тоже пытаюсь найти выход. Но за тебя я волнуюсь больше. Вдруг тебя арестуют? Я всего-то прошу подождать. Дай мне время найти разумное решение. Разобраться, что к чему.

– Я не могу ждать. И Би тоже, – сухо ответила ему Индия.

Она велела Хью перенести сестру к воротам Блэквуда и оставаться за деревьями. Ворота находились невдалеке от развалин. Индия сказала, что возьмет в конюшне одну из двуколок и подъедет к воротам. А потом они поедут в Кардифф, где есть больница и где их никто не знает.

Индия отправилась в конюшню одна, оставив их всех волноваться и перешептываться. Когда она подъехала на двуколке к воротам поместья, рассерженный Фредди сел рядом. Он попросил Мод остаться с Бингэмом, поскольку тот был близок к обмороку. Уиша он послал в дом – сообщить лорду Бернли о случившемся и заверить лорда, что Фредди поехал в Кардифф исключительно ради безопасности Индии.

Вспоминая события шестилетней давности, Мод сознавала: в общем-то, Фредди уберег ее семью от крупного скандала. Он нагнал страху на персонал больницы и двух газетчиков, пригрозив, что лорд Бернли лишит их работы, если в истории брата и сестры Маллинс будет хоть раз упомянуто имя Индии. Когда Фредди и Индия вернулись из Кардиффа, лорд накричал на дочь и велел убираться с его глаз. Затем поблагодарил Фредди за находчивость. Убитых горем родителей Хью он выгнал с работы и из дома.

Трагическая история стала поворотным моментом для всей их детской компании, изменив каждого. Воспоминания об их последней встрече в развалинах и о том, что они сделали или не сумели сделать… эти воспоминания не давали им покоя. Мод знала: Уиша смерть Хью сделала странником, мешая осесть на одном месте, а Бингэма – затворником в родовом гнезде. Смерть Хью обострила целеустремленность Фредди. Что касается самой Мод, она искала забвение в дурманящих веществах и обществе эффектных, но никудышных мужчин. Трагедия семьи Маллинс оказалась травмой для всех, но самый сильный удар получила Индия. Потому-то она и решила порвать с родителями и стать врачом. По той же причине она теперь собиралась замуж за нелюбимого человека.

Мод посмотрела на сестру. Дыхание Индии выровнялось. Глаза оставались закрытыми. На мгновение Мод увидела ее семнадцатилетней девочкой, умной и застенчивой, с постоянно моргающими глазами за стеклами очков. Вздрагивающей от звука материнского голоса. Скованной внутри дома и смелой вне его. Индия ездила на лошадях, на которые другие боялись даже сесть. Забиралась на высокие деревья, снимая орущих от страха кошек. Раздавала рождественские подарки беднякам. Она стучалась в двери лачуг, где на пороге ее встречали тощие матери и чумазые, настороженно глядящие ребятишки.

Но чаще всего Мод вспоминала сияющее лицо Индии в темноте их общей комнаты, когда сестра рассказывала о губах и руках Хью и о том, как она его любит. Ее лицо буквально светилось, а голос был полон чувств и страсти. Смерть Хью разбила Индии сердце. Она была безутешна. А по прошествии времени Индия собрала острые осколки в коробку, которую поставила на высокую полку, чтобы уже никогда не открывать. После Хью ее страсть перешла на изучение медицины, а не на другого мужчину. И уж конечно, не на Фредди.

Негодный способ для вступления в замужество, подумала Мод.

Или, наоборот, подходящий?

Может, и в самом деле лучше спрятать сердце на высокую надежную полку, чем рисковать, что оно снова разобьется? Наверное, в рассуждениях сестры есть здравый смысл. Лучше выйти замуж за хорошего, внимательного человека, который тебя понимает и уважает, чем гоняться за любовью.

Возможно.

Индия уснула. Мод прикрыла ее шерстяным одеялом. Осторожно коснувшись лба сестры, она разгладила морщины на лбу. Индия потратила столько лет, изучая человеческий организм, усердно трудясь над разгадкой его тайн. Знала названия мышц и костей. Знала, как работают органы. Индия изучила почти все, что только можно. Лишь один предмет остался неизученным. Самый важный.

– Маленькая бедняжка Инди, – прошептала Мод, – у тебя чертова пропасть медицинских знаний, но ты совсем не знаешь свое сердце. 

Глава 20

– Мел, что же мне делать? – спросила Фиона у управляющего складом Оливера. У нее бешено колотилось сердце, а сама она дрожала от волнения. – Мы собирались перекусить. Спокойный ланч на ступенях Старой лестницы. Только я и он. А теперь мне при всем желании не подойти к Старой лестнице. Представляете?

Гул нарастал, разносясь, будто раскаты грома. Фиона засмеялась и недоверчиво покачала головой.

– Отродясь подобного не видел, – признался Мел Трамбулл. – Миссис Би, вам лучше туда не спускаться. Столько возбужденных парней орут во всю глотку. Еще оглохнете. Оставайтесь здесь – от греха подальше.

Фиона и Мел стояли у открытой погрузочной двери на чайном складе Оливера. Внизу, на Хай-стрит, около тысячи мужчин разного возраста стояли плечом к плечу. Они кричали, свистели и хлопали в ладоши. Некоторые забрались на развозочные фургоны и даже на фонарные столбы. Десятки других сгрудились у погрузочных дверей соседних складов. Все вытягивали шеи, стремясь получше рассмотреть светловолосого человека. Он расхаживал по крыше фургона, перевозящего доски, и что-то говорил: убежденно, со страстью.

– Как он сумел туда забраться? – недоумевала Фиона.

– Не знаю, правда или нет, но вначале он сидел в пабе с Тиллетом и Бернсом. Ребята дожидались, когда он выйдет, затем подняли на плечи, принесли сюда, поставили на крышу и потребовали речь, – ответил Мел.

– Судя по всему, их требование удовлетворено, – заключила Фиона.

Она смотрела на оратора, и ее сердце переполняла гордость. На лице играла улыбка, по ширине не уступающая Темзе. Фиона знала этого человека, очень давно и очень хорошо. Но сейчас, глядя, как он подчиняет себе внимание сотен, ей казалось, что она видит его впервые.

Это был Джо. Ее Джо.

В «Рамсгит», паб вблизи склада Оливера, он приехал на ознакомительную встречу с Беном Тиллетом и Джоном Бернсом. Оба были влиятельными профсоюзными деятелями, получившими известность после знаменитой всеобщей забастовки 1889 года. Джо хотелось получше узнать их, получить совет, а может, и поддержку в его борьбе за место парламентского представителя от Тауэр-Хамлетс. Зная, что Фиона утром тоже собиралась в эти края – проверить новую партию чая, он предложил посидеть вместе на Старой лестнице и полакомиться рыбой и чипсами. Их ланч может подождать, а вот потенциальные избиратели – вряд ли.

Новая волна одобрительных возгласов заставила Фиону покрепче схватиться за кромку погрузочной двери.

– И часто ваш муж произносил такие речи? – поинтересовался Мел.

– Ни разу в жизни.

– Ну и ну! А скажите, миссис Би, он, часом, не берет уроки красноречия?

Фиона засмеялась:

– Уроков не берет, но в красноречии упражняется давно. Целых тридцать лет.

Окажись на месте Джо кто-то другой, то вряд ли сумел бы произнести импровизированную речь перед столь многолюдной взбудораженной толпой, наверняка растерялся бы и сник. Но только не Джо! Пусть он сейчас владел обширной торговой империей и успел привыкнуть к роскошным залам заседаний… прошлое не забылось. Он родился и вырос в семье рыночных торговцев и сам торговал с тележки. А уличные торговцы за словом в карман не лезут. На улицах Уайтчепела Джо проводил больше времени, чем дома. Его первыми словами были: «Покупайте мою плекласную петлуууску!» Джо выкрикивал их из колыбели – старой овощной корзины, стоявшей позади родительской тележки.

Он знал Восточный Лондон, людей, живших здесь, и умел говорить с ними. Его речь не была монологом. Джо умел превратить ее в диалог. Он то шутил со своими слушателями, то бросал им встречные вопросы. В юности Джо вовсю пользовался трюками уличных торговцев, привлекая внимание покупателей. Тогда он стремился, чтобы люди в первую очередь увидели его товар. Сейчас его слова были адресованы сердцам и умам слушателей.

Фиона видела, что муж успел сбросить пиджак, закатал рукава рубашки и снял галстук. Она знала: Джо это сделал, поскольку терпеть не мог костюмов и говорил, что пиджак и галстук мешают ему думать. Но сейчас такой жест объединял его со слушателями. В рубашке с закатанными рукавами и расстегнутым воротником он уже не был хозяином. Он был одним из них.

Коренастый мужчина, сложив руки рупором, прокричал:

– Склад «Крепость» обокрали, похитили винтовки. Владелец перенес свое дело в Саутуарк. Недавно сгорел склад «Марокко», и еще пятнадцать ребят остались без работы. Нам нужно больше полицейских. Вы собираетесь их нанять?

– Нет, – покачал головой Джо. – Не собираюсь. – Послышались удивленные возгласы, грубый смех и шиканье; Джо подождал, когда слушатели угомонятся, затем сказал: – С какой стати я должен понапрасну тратить деньги налогоплательщиков? Полицейских здесь и так хватает, как и отделений полиции.

В толпе больше не смеялись и не шикали.

– Литтон обещает вам увеличить число полицейских, потому что такие обещания красиво смотрятся на газетных заголовках, – продолжал Джо. – Иногда он даже чуть-чуть увеличивает штат местной полиции, однако результатов это не приносит. Он бы мог прислать сюда тысячу полицейских, но ваша жизнь все равно не изменилась бы. Хотите избавиться от преступности? Тогда избавьтесь от ее причин: бедности, невежества, голода, болезней. Нет, я не стану увеличивать численность полиции и строить новые тюрьмы. Я дам вам больше школ и больниц. Я дам вам достойное жалованье за ваш нелегкий труд и компенсации за несчастные случаи. Хотите больше полицейских – голосуйте за Фредди Литтона. Хотите достойную оплату, лучшую жизнь, будущее… голосуйте за меня.

Послышались одобрительные крики. Слушатели свистели и аплодировали.

Изумленная Фиона наблюдала за мужем.

– Такое ощущение, будто он с детских лет занимается политикой, – сказала она Мелу.

– Так оно и есть, миссис Би. Вы же говорили, что он родился и вырос в семье лоточников. Искусство торговли у него в крови. А что такое политика, если не разновидность торговли? Вся разница в том, что сейчас ваш муж продает не яблоки. Себя.

– И, как видим, отбоя от покупателей нет.

Утром, узнав о намерении Джо баллотироваться в парламент от Тауэр-Хамлетс, она поначалу была шокирована, но быстро оправилась и сказала, что ей очень нравится эта идея и она готова его поддерживать на каждом шагу. А Джо понадобится не только ее поддержка, но и поддержка многочисленных сторонников, поскольку впереди его ждала жестокая битва.

Во время последних всеобщих выборов в девяносто пятом году Независимая рабочая партия не сумела провести в парламент ни одного кандидата. Новая партия, именующая себя лейбористской, была создана всего несколько месяцев назад, когда Независимая рабочая партия объединилась с социал-демократической федерацией и кучкой профсоюзов, создав Комитет рабочего представительства. Джо понимал, что он не имеет никакого политического опыта, баллотируется от недавно созданной, не успевшей себя проявить партии. Казалось бы, все играло против него, но он был настроен бороться за место в парламенте. Свой статус новичка в политике он намеревался обратить себе на пользу, а не во вред. Он недвусмысленно даст понять: если его выберут, он не станет еще одним богатым человеком, прошедшим в парламент. Он станет новым голосом в парламенте, свободным от традиций и титулов. И сферой его интересов станет исключительно Восточный Лондон и люди, живущие там.

– А с какой стати мы должны вам верить? – выкрикнул человек в кепке. – Вы не из рабочих. Вы собрались пройти в парламент от лейбористов. Но вы далеки от нас. Вы же капиталист!

– Совершенно верно. Капиталист! – с улыбкой ответил Джо. – Я один из самых богатых людей в нашей старушке-Англии!

Ответ Джо удивил слушателей своей честностью, что им понравилось. Люди засмеялись.

– Я богат настолько, что надо мной нет и никогда не будет хозяев, – продолжал он. – Только не думайте, что я родился с серебряной ложкой во рту. Когда мне было пять лет, я продавал яблоки на улице. Мерз на ветру и мок под дождем. Когда я рос, у уличных торговцев не было профсоюза. Его и сейчас нет. Если я болел или получал травму и не мог работать, то оставался голодным. Это я всегда помнил и помню. Я всегда буду помнить, каково с утра до вечера бродить по улицам в поисках работы. Я знаю ваши нужды изнутри, тогда как другие кандидаты – с чужих слов. Думаете, Литтон и Ламберт в детстве хоть однажды ложились спать голодными? Дрожали по ночам от холода, потому что у семьи не было денег на уголь? Вы правы. Да, я капиталист, но капиталист, имеющий совесть.

– Хорошие слова. Ему стоило бы сделать их своим девизом, – одобрительно сказал Мел.

Фиона приложила палец к губам. Ей хотелось услышать очередной вопрос, обращенный к Джо.

– А зачем нам голосовать за лейбористов? – спросил кто-то. – Зачем нам вообще голосовать? Что нам парламент? Шишкам в правительстве плевать на рабочего человека. Так было раньше. Так и сейчас. Все, чего мы добивались, было завоевано борьбой профсоюзов за наши права.

Эти слова толпа встретила одобрительными криками. Джо обождал, пока они не стихнут, затем сказал:

– Да, вы добивались определенных уступок… ценой невероятного мужества и жертв. Но скажите, долго ли вам удавалось сохранить эти уступки? – (Никто ему не ответил.) – Капиталисты хотят отобрать все уступки, на которые были вынуждены пойти. Для этого они создали Парламентский совет предпринимателей. Вы, как и я, читаете газеты и наверняка слышали о такой организации. Знаете вы и о том, какими методами они нынче действуют. Ваши хозяева больше не станут разгонять рабочие пикеты. Зачем? Они будут бороться с вами в парламенте. У них есть свои люди, которые день и ночь атакуют правительство, стремясь провалить любой закон, несущий благо рабочим. И они добиваются успеха. На ваши забастовки они отвечают локаутами и штрейкбрехерами. И капиталисты не собираются на этом останавливаться. Ходят слухи, что на рассмотрении правительства находится проект закона, позволяющего подавать в суд на профсоюзы, требуя возмещения ущерба, и даже вводить запрет на забастовки.

– А чем поможете нам вы?

– Я намерен сражаться с этими хищниками на их же поле, – ответил он. – Я перенесу битву с фабрик, где существует потогонная система и штрафы за малейшую провинность, со складов и причалов… прямо в Вестминстер. Вы живете в самом богатом городе самой богатой страны мира. И это богатство создано благодаря усилиям каждого из вас. Всех без исключения. Оно создано вашим упорным трудом, вашим потом и кровью. – Джо несколько раз прошелся взад-вперед по крыше фургона, затем вдруг резко повернулся к слушателям и крикнул: – Тогда почему ваши дети голодают? Почему ваши жены экономят на всем? Почему вы работаете по двенадцать, четырнадцать, шестнадцать часов в день и все равно должны выбирать, купить вам сыну башмаки или дочери пальто?

Выкрики, поддерживающие Джо, были страстными и гневными. Он задел слушателей за живое. Джо поднял руки, требуя тишины. Он тяжело дышал. Чувствовалось, его силы на исходе.

– Бесполезно надеяться на победу, играя по правилам капиталистов. Настало время установить наши собственные правила. Марши и забастовки были первым шагом. Следующий шаг – новое законодательство. Давайте вместе отправимся в Вестминстер. Давайте изменим старые законы и напишем новые. Законы, которые будут защищать ваше жалованье, ваши рабочие места, ваши семьи. Что вы на это скажете? Хотите ли вы сделать этот шаг вместе со мной?

И снова послышался гул. Он нарастал, как приливная волна, перехлестывая через кирпичный каньон Хай-стрит и захватывая все на своем пути. В воздух полетели кепки и шляпы. Потянулись руки, стремясь прикоснуться к Джо.

Джон Бернс поднялся на колесо фургона.

– Что вы на это скажете, парни? – крикнул он. – Рискнем мы поддержать нашего Джо?

Гул стал еще громче. Руки подхватили Джо и спустили вниз. Толпа сомкнулась вокруг него, словно водоворот. У Фионы перехватило дыхание. Она поднесла руку ко рту. Но уже в следующее мгновение Джо, словно пробка, взлетел вверх и оказался на плечах двух рослых рабочих. Толпа расступилась. Рабочие понесли его по Хай-стрит, мимо складов и причалов, где из каждой погрузочной двери и с мостков слышались приветствия. Он успел махнуть Фионе и скрылся за поворотом.

– Проход к Старой лестнице свободен. Но есть вам, миссис Бристоу, придется одной, – сказал Мел.

– Вы правы. Интересно, вернут ли мне его к ужину. – Она посмотрела на угол, за которым скрылись ее муж и процессия. – Хотела бы я знать, куда они его понесли.

– Куда? – со смехом переспросил Мел. – Могли бы и догадаться. Прямиком в Вестминстер! 

Глава 21

– У Мэри Эллертон, малышки с туберкулезом, была тяжелая ночь. Полагаю, осмотр вы начнете с нее, – сказала сестра-распорядительница. – Час назад привезли некоего мистера Рэндалла. Строитель. Сломал руку. Доктор Гиффорд зафиксировал место перелома, но хотел, чтобы вы посмотрели.

– И доктор Гиффорд здесь? – удивилась Индия.

– Да. Утром у него была неотложная операция. Камни в желчном пузыре. Сестра Московиц ассистировала. Возьмите список больных.

Индия поблагодарила сестру-распорядительницу и взяла планшет, быстро пробежав имена и фамилии. Двадцать человек, если не больше. Часы показывали восемь утра. В десять ее ожидал прием пациентов на Варден-стрит. Она еще раз перечитала список, допила чай и приготовилась начать новый рабочий день. Индия едва успела достать из саквояжа стетоскоп, когда в дверь постучали. Не дожидаясь, когда она произнесет «Войдите», дверь открылась. Вошла сияющая Элла, а за ней – две громадные фруктовые корзины с ногами. Выглядели корзины завораживающе красиво. Вдоль стенок лежал мох, а сверху – свежие цветы. Корзины были наполнены фруктами, орехами, печеньем и разными сластями. Лиц тех, кто их нес, Индия не видела.

– Смотри, какие восхитительные! – воскликнула Элла.

– Элла, хватит болтать! Они же тяжелые. Говори, куда их поставить.

– Сейчас скажу, потерпите чуток.

– Поторопись, а то у меня спина переломится!

– Элла, как это понимать? – спросила Индия.

– Ставьте на пол, вон туда, – скомандовала Элла.

Мужчины послушно опустили корзины в указанном месте. Индия увидела, кто их принес. Люди Сида Мэлоуна.

– Здравствуйте, мистер Беттс и мистер Смит. Зачем вы принесли все это? – спросила она.

– Чтоб вас отблагодарить, миссус. От нашего хозяина. И от нас. За то, что починили его.

– Мистер Беттс, я не могу…

– …поверить в щедрость такого подарка, – подхватила Элла. – Просто невероятная доброта. Правда, доктор Джонс?

Она повернулась так, чтобы ее лицо видела только Индия, и предостерегающе посмотрела на строптивую докторшу.

– В общем… да. Действительно так.

– Спасибочки, Эл, – сказал Фрэнки, поцеловав медсестру в щеку.

– Благодарить надо не меня, а доктора Джонс.

Перспектива поцелуя одинаково встревожила Фрэнки и Индию. Фрэнки ограничился тем, что снял шляпу.

– Да, это… спасибо, миссус, – сказал он.

– Ваша благодарность ни к чему, мистер Беттс. Я просто делала свою работу.

Фрэнки посмотрел на Индию так, словно она ударила его наотмашь. Элла покачала головой. Индия почувствовала, что допустила жуткий ляп. Ее обдало волной раздражения. Ну почему ей всегда так тяжело говорить с этими людьми?

– Ну, мы тогда потопали. Та-ра, Эл. До встречи в вашем ресторане.

– Та-ра, ребята. Еще раз спасибо.

Едва дверь за ними закрылась, Индия потребовала:

– Элла, убери эти корзины, чтобы я их не видела.

– Что-о?

– Этим так называемым подаркам не место в больнице. Мы обе знаем, на какие деньги покупалось их содержимое. На деньги от краж, торговли наркотиками и бог знает от чего еще. Не надо мне нечестивых даров Сида Мэлоуна. Избавься от них.

– Черта с два я от них избавлюсь! – (Индия ошеломленно заморгала.) – У тебя с глазами все в порядке? Цвета различаешь? Синий, красный, зеленый, желтый? – вдруг спросила Элла.

– Разумеется.

– Тогда почему ты с дурацким упрямством признаёшь только два цвета – черный и белый? Внизу, как ты помнишь, есть детская палата. В ней полным-полно маленьких оборванцев, которые с удовольствием слопают печенье или апельсин.

– По-твоему, развращать детей – это нормально? – спросила Индия, задетая критикой Эллы. – Кормить их сластями, купленными на преступные доходы? На чьи-то горькие слезы?

– Даже если у Сида Мэлоуна на ногах копыта, а сзади – хвост, мне на это плевать. Зато детишки получат фрукты. Может, кто-то впервые попробует апельсин.

– Прекрасно, Элла. Поступай, как тебе угодно, – сухо ответила Индия, возвращаясь к списку больных.

– Ты опусти шерсть на загривке, а то она стоит торчком. Позволь плохому человеку сделать доброе дело. Даже если оно делается нашими руками.

Индия хотела спросить у Эллы, как она, честная женщина, усердно соблюдающая Шаббат, способна шутить и кокетничать с преступниками, но медсестры в кабинете уже не было. А через несколько секунд в дверь постучала младшая медсестра Алисон Фитч. Индия даже вздрогнула от неожиданности.

– Доктор Джонс, вас зовут. На отделение неотложной помощи пришла какая-то мисс Майло. Мы спросили, что беспокоит, но она не сказала. Утверждает, что она ваша пациентка.

Не дослушав, Индия выбежала из кабинета.

– Майло… Майло… – вслух повторяла она.

Фамилия была ей знакома. Потом она вспомнила молодую женщину, обратившуюся к ней за противозачаточными средствами.

Эмма Майло стояла в приемной, прислонившись к стенке. Еще издали Индия увидела, в каком она ужасном состоянии. Глаза Эммы были полузакрыты. В лице – ни кровинки.

– Мисс Майло, – окликнула ее Индия. – Мисс Майло, что с вами?

Эмма Майло с трудом открыла глаза.

– Прошу вас, помогите.

– Идти сможете? В нескольких шагах есть свободная койка.

Мисс Майло отлепилась от стены, медленно шагнула, потом сделала еще такой же шаг, не сводя глаз с Индии.

– Боже милостивый, – прошептала младшая медсестра Фитч, глядя не на пациентку, а на пол под ногами Эммы.

Индия перехватила ее взгляд. На плитках пола блестела кровь. Слишком много крови.

Индия подбежала к Эмме, подхватила, не дав осесть на пол.

– Каталку мне! – распорядилась она.

Алисон Фитч сбегала за каталкой. Вдвоем с Индией они уложили мисс Майло. Та громко вскрикнула, затем подтянула колени к груди. Подол ее юбки был мокрым от крови.

Индия позвала другую медсестру:

– Отвезите пациентку в первую операционную!

– Утром там оперировал доктор Гиффорд. Помещение еще убирают, – ответила женщина.

– Тогда во вторую. Быстрее!

Медсестры взялись за рукоятки каталки. Индия побежала вперед и буквально влетела во вторую операционную. Правила требовали тщательно вымыть руки и надеть чистый фартук, но на это не было времени. Индия подскочила к раковине, схватила бутылку с карболкой, побрызгала на руки и вернулась к мисс Майло. Алисон раскладывала на подносе инструменты. Вторая медсестра по фамилии Арнольд разрезала пояс на юбке Эммы и сняла ее вместе с нижним бельем. На пол упала горка окровавленных тряпок.

– Выкидыш? – спросила сестра Арнольд.

– Не думаю, – сказала Индия.

Однажды она уже видела такое кровотечение. В Уэльсе. Перед глазами замелькали лица Би и Хью. Горестные воспоминания вызвали панику. Усилием воли Индия прогнала посторонние мысли.

– Мисс Майло, вы меня слышите? Мисс Майло? Фитч, дайте соль.

Она говорила негромко, властно, уверенно. Голос не выдавал страха, владевшего Индией. Она не позволит страху вмешаться. Фитч поднесла к ноздрям мисс Майло флакон с нюхательной солью. Эмма закашлялась и попыталась отвернуться.

– Вот и умница. Только не теряйте сознания, – сказала ей Индия. – Фитч, поднимите фиксирующие стремена. Нужно переложить пациентку на стол.

– Доктор, у этого стола нет стремян. Только у стола в первой операционной, – ответила Фитч.

Индию охватила ярость. Камни в желчном пузыре – не такой серьезный случай, чтобы занимать первую операционную, но Гиффорд всегда поступал так, как удобно ему.

– Фитч, держите мисс Майло за левую ногу, а вы, Арнольд, – за правую.

Обе медсестры приподняли ноги мисс Майло и согнули в коленях. Ягодицы и бедра были в крови. Кровь продолжала течь. Индия попыталась ввести ей во влагалище гинекологическое зеркальце. Мисс Майло выгнулась и закричала. Инструмент выскользнул на пол. Индия вспомнила совет профессора Фенвика: «Кричать – это прекрасно. Поощряйте ваших пациентов кричать. Если кричат – значит живы». Тогда его слова ужаснули Индию. Теперь она понимала, почему Фенвик так говорил. Это были единственные доспехи, помогающие врачу защититься от страданий.

Индия сделала новую попытку. Одну руку она положила на живот Эммы, вторую просунула в лоно. Руки Индии стали ее глазами и подтвердили то, что она подозревала.

– Матка пациентки проткнута в нескольких местах. Придется срочно оперировать. Арнольд, принесите карболку. Фитч, дайте хлороформ и маску.

– Доктор Джонс, пожалуйста… – Мисс Майло находилась в полном сознании. – Когда мои родители придут за мной, не говорите им правду. У меня был ребенок… от моего начальника. Он женат.

– Кто делал вам аборт? И где?

– Не знаю. Томас водил меня на квартиру к какой-то женщине. Она все делала на кухне. Там было грязно… Очень болит.

Мисс Майло сглотнула. Ее глаза закрылись. Она затрясла руками в воздухе. Окровавленные пальцы Индии перехватили их.

– Я боюсь, – прошептала мисс Майло. – Боже, я так боюсь…

– Фитч, хлороформ! – крикнула Индия.

– Уже готов.

Медсестра поднесла маску к лицу мисс Майло. Пациентка трижды глубоко вдохнула и вдруг перестала дышать. Ее грудь опустилась.

Индия сорвала маску и стала делать искусственное дыхание. Медсестры за ее спиной тревожно переглядывались.

– Один… два… три… – считала она, вдавливая ладони в грудь Эммы. – Фитч, сверните простыню и суньте ей под спину. Арнольд, подержите ее руки над головой. Давайте! В чем дело? Шевелитесь!

– Доктор Джонс… мэм, она умерла, – тихо сказала Арнольд.

Индия попятилась на шаг, упрямо мотая головой.

– Она не может умереть. Ей нельзя умирать. Я не теряла ни одного пациента. Она… не могла умереть.

Индия посмотрела на Эмму, на лужу крови между ног, на безжизненные глаза.

– Нет, – прошептала Индия, ударяя себя по лбу.

– Не вините себя, доктор Джонс. Как она обошлась с собой, за то и поплатилась. Безропотно согласиться на такую жуть, – сказала Алисон Фитч.

Индия закрыла глаза. Сделала глубокий вдох, но это не помогло.

– Подите прочь, – сказала она Алисон.

– Что?

– Прочь подите!

– Но я должна отвезти ее в морг, – попыталась возразить Фитч.

– Не трогайте ее. Уходите.

– Как скажете, доктор Джонс, – ответила надувшаяся Фитч, но препираться не стала.

Индия соединила разведенные ноги мисс Майло и прикрыла их простыней. Кровь со своих рук она не смыла, а стерла подолом изрядно перепачканного халата. Потом осторожно закрыла умершей глаза.

– Доктор Джонс, это моя работа, – осторожно заметила ей сестра Арнольд.

– Я тоже умею.

Они молча подняли с пола нижнее белье мисс Майло и положили рядом с телом. Другой простыней Арнольд прикрыла тело Эммы.

– Я должна была ей помочь, – бесцветным голосом произнесла Индия.

– Вы и помогли ей, – сказала сестра Арнольд. – Настолько, насколько это вообще было возможно. При такой-то потере крови… ее бы никто не спас.

– Я не про сегодня, а когда она впервые ко мне пришла. Я должна была еще тогда ей помочь. Но струсила. Жалкая трусиха – вот я кто.

Покинув операционную, Индия вернулась в свой кабинет за оставленным в спешке списком больных. Она хотела взять список и уйти. Ее ждал обход. Но вместо этого Индия опустилась на стул и обхватила голову. На глаза навернулись слезы. Она зажмурилась.

Она вновь услышала голос Фенвика. Вы… что? Вы… чувствуете? Джонс, вы записались на мой курс не для того, чтобы чувствовать.

Не чувствуй! – мысленно приказала себе Индия. Не чувствуй этой смерти. Не чувствуй вообще ничего.

Стука в дверь она не услышала. Дверь открылась.

– Доктор Джонс, можно к вам? – спросил мужской голос.

Она подняла голову. Перед ней стоял Сид Мэлоун. Смутившись, Индия быстро встала.

– Доброе утро, мистер Мэлоун. Чем еще я могу вам помочь?

Сид молча и удивленно смотрел на ее халат. Индия тоже взглянула и увидела, что халат густо забрызган кровью.

– Простите. Я и не заметила… – осеклась Индия, но через несколько секунд заговорила снова. – Девушка. Лет семнадцать, не больше. Подпольный аборт, сделанный крайне неумело. Я потеряла ее… только что.

– Она первая? Первая из ваших пациентов, кого вы не спасли.

– Да, первая. А откуда вы узнали?

– Вы мне говорили, что не потеряли ни одного.

Сид выдержал ее взгляд. Удивительно, откуда у этого жестокого и опасного человека такие нежные глаза?

– Плохо дело. Она страдала, – сказал он.

Индия отвела глаза, так как его взгляд начинал ее будоражить.

– А никто не умирает с улыбкой на устах. Вы это знали, мистер Мэлоун? Такое встречается только в сказках. Полнейшая выдумка. Люди умирают в муках и страхе. Они кричат, плачут, ругаются, умоляют, но никогда не улыбаются… Да, она страдала. – Сорвав с себя халат, Индия скомкала его и сердито швырнула в угол.

– А теперь и вы.

– Я что-то не понимаю.

– Вы страдаете из-за ее страданий.

Откуда он это узнал? – удивилась Индия. Как увидел?

– Злюсь я, только и всего, – торопливо сказала она. – Мне ассистировала никудышная медсестра. Работать пришлось на шатком операционном столе, без фиксирующих стремян, поскольку доктор Гиффорд, мой работодатель, занял лучший стол для удаления камней из желчного пузыря. – Она сокрушенно всплеснула руками. – Камни в желчном пузыре! Проще простого. С этим и обезьяна справится на ящике из-под фруктов. Для такой операции достаточно штопора. А он забрал лучший стол и даже не подумал, каково будет нам, если у кого-то случится выкидыш или трудные роды. Я уже не говорю про подпольный аборт.

Индия продолжала, рассказывая Сиду о плачевном состоянии гинекологии и преступном лицемерии медицинской верхушки. Богатым, видите ли, пользоваться противозачаточными средствами можно, а беднякам, которым такие средства гораздо нужнее, категорически запрещено. Сид молчал. Он не корчил гримасы, не говорил общие фразы и не советовал ей успокоиться. Он давал Индии выговориться и, когда она выпустила пар, перестав ходить по кабинету, сказал:

– Ваш хозяин никуда не годится.

– Мой хозяин?

– Ну да. Этот Гиффорд. Тяжело вам с ним. Уходить вам надо от него и работать самой. Тогда будете поступать, как захотите. Как считаете правильным. И чего вы тянете?

– Мне это не по средствам. И потом, я не хочу. Во всяком случае, меня не привлекает частная практика. У меня есть надежды… правильнее называть их мечтой… да, у меня есть мечта однажды открыть больницу. Для бедных женщин и детей. Здесь, в Уайтчепеле. Я начала откладывать деньги. В той больнице пациенты будут платить столько, сколько смогут. А тех, у кого совсем плохо с деньгами, я бы принимала бесплатно.

Индия замолчала. Решит, что я спятила, подумала она. Возможно, так оно и есть. Я снова открываю ему свое сердце. Вначале рассказала об учебе, затем про Хью, а теперь поделилась мечтой о больнице. Фредди я никогда ничего подобного не рассказывала. Что за чертовщина происходит со мной?! Почему я рассказываю об этом не кому-то другому, а ему?

– Почему бы вам не попросить денег у своего отца? Вы же говорили, он невероятно богат.

– Мне не нужны его деньги. С тех пор как я уехала из Блэквуда, я не попросила у него ни пенни. И не попрошу.

– Ну тогда я дам вам денег.

– Как вы сказали?

– Я дам вам денег на больницу. Сколько вам нужно?

Индия смотрела на Сида и не верила, что он способен сделать столь щедрое и необдуманное предложение. И неужели он хоть на мгновение поверит, что она согласится?

– Спасибо вам. Большое спасибо. Но я никак не могу принять от вас деньги.

– Почему? – (Она не ответила.) – Мои деньги грязные. Причина в этом?

– Мистер Мэлоун, я врач. Я приносила клятву лечить людей. Как я могу взять деньги, сделанные на разрушении чьих-то судеб, здоровья и даже жизни?

Эти слова заставили Сида замолчать. Потом он достал платок и дотронулся до лба Индии.

– У вас там кровь.

Индия стояла не шевелясь, а он вытирал ей со лба чужую кровь. Он находился совсем рядом. Его прикосновение было удивительно осторожным. Индию вдруг охватило отчаянное желание уронить голову ему на грудь и заплакать об умершей мисс Майло. Выплакать всю свою печаль и гнев.

– Простите, мистер Мэлоун, – сказала она, поспешно отойдя. – Вы наверняка пришли сюда не ради скучной лекции о состоянии британской медицины, да и карьерные устремления младшего врача вас едва ли интересуют. Тогда зачем вы пришли? Какую помощь вам еще оказать?

Сид поднял руку:

– Это я должен извиняться. Просто хотел зайти к вам перед выпиской, только и всего. Поблагодарить вас за то, что вы сделали.

– Бросьте, мистер Мэлоун. Я всего лишь…

– …делала свою работу. Это я знаю. Обычная повседневная работа, – с оттенком горечи произнес он. – И все-таки я хочу вас поблагодарить. Если в будущем я смогу что-то сделать для вас, если вам что-то понадобится… все, что угодно…

– Хорошо, я поняла. Если мне понадобится краденая картина или фунт опиума, я знаю, к кому обратиться, – язвительно ответила Индия.

– Угу. Ну что ж… та-ра, доктор Джонс.

Глубины его глаз сейчас были скрыты от нее. Нежность исчезла. Он надел шляпу и ушел.

Индия со стоном закрыла глаза. Ну почему она так ответила на его предложение? Он всего лишь хотел поблагодарить ее, предложить свою помощь, а она буквально вытолкала его за дверь. Почему?

Ей был известен ответ. Если бы она заплакала по мисс Майло, если бы склонила голову ему на грудь, он бы позволил ей это. И не понадобилось бы никаких слов, только его сильные руки, обнимающие ее, и его щека, прижатая к ее щеке. Индия знала, тогда ей захочется его тепла, его прикосновений, и, в отличие от Фредди, Сиду не придется ее об этом просить.

Она это знала и ужасалась себе. 

Глава 22

– Добрый день, господин Литтон.

– Добрый день, господин премьер-министр.

– Собрался послушать вашу блистательную речь. Надеюсь, вы готовы ее произнести?

– Да, сэр, – с улыбкой ответил Фредди. – И история вместе со мной.

Лорд Солсбери поднял кустистые брови. Его проницательные глаза сверкнули.

– Вас не упрекнешь в недостатке уверенности. Боевой у вас дух, мой мальчик.

Премьер-министр, окруженный несколькими ведущими министрами его кабинета, только что вошел в зал Святого Стефана в Вестминстере, где стоял Фредди, молчаливо собираясь с мыслями и ожидая скорого испытания. Через несколько минут он выступит с речью в поддержку закона об ирландском гомруле. Солсбери немного постоял с ним, пожаловался на череду утомительных правительственных дел, которые необходимо завершить до ухода парламента на летние каникулы.

– Что у нас было вчера? Ах, да! Винные тарифы, вспышка ящура в Фенских болотах и петиция по сбору средств на установку светофоров в Безингстоке. Скукотища неимоверная, должен вам сказать. Главное – это не заснуть на подобных заседаниях. – Премьер-министр помолчал, затем лукаво добавил: – Скажу вам без обиняков, Фредди, сегодня у вас шансов не больше, чем у снежинки, попавшей в ад, но я с удовольствием посмотрю, как вы будете таять. Предвкушаю час отличного развлечения.

– Я и не знал, господин премьер-министр, что вы считаете победы либеральной партии развлечениями.

Солсбери рассмеялся:

– Кто-то должен предупредить Кэмпбелла-Баннермана, что этот молодой щенок зарится на его место.

– Нет, сэр. Не на его. На ваше, – ответил Фредди.

Теперь засмеялись министры кабинета Солсбери. Сам премьер-министр улыбался, но глаза смотрели жестко и неумолимо. Он так и не простил Фредди переход в другой лагерь. И уж конечно, не простит поддержку закона о гомруле. Для лорда Солсбери сам закон и все добровольно наложенные ограничения на английскую власть и могущество в Ирландии сильно попахивали предательством.

– Удачи вам, молодой Литтон, – сказал он, продолжая улыбаться одними губами. – Она вам понадобится.

Настоящий лев зимой, подумал Фредди, глядя вслед премьер-министру. Последний из своего поколения. Солсбери происходил из рода Сесилов, одной из величайших английских династий, взращенной и выпестованной для политики. Его предки занимали ключевые министерские посты при Елизавете Тюдор и Якове Стюарте. И хотя лев постарел, став седым и согбенным, он оставался львом, еще способным разорвать в клочья молодых выскочек. Это Фредди знал.

Часы в зале пробили десять.

– Черт! – выругался Фредди.

Теперь придется чуть ли не бежать в палату общин. В нем поднималось раздражение. Не исключено, что старый хитрец намеренно его задержал. Подумав об этом, Фредди снова выругался и трусцой двинулся дальше.

– Фредди! Фредди! Ты видел сегодняшний выпуск «Таймс»? – послышалось сзади.

Фредди обернулся.

– Бингэм! И ты здесь?

– Как видишь.

– Выбрался послушать мою речь?

– Да, но…

– Умница!

– Фредди, так ты…

– Некогда, – отмахнулся Фредди, направляясь в лобби для членов палаты общин. – Я жутко опаздываю. Каждая секунда дорога. Увидимся позже.

– Фредди, постой! – крикнул Бингэм, размахивая газетой.

– Потом, Бинг, потом! Встретимся в «Реформ-клубе»! – крикнул брату Фредди и исчез в лобби.

Оттуда он быстро прошел в палату и занял место на одной из обитых кожей скамеек со спинками.

Обведя глазами палату общин с ее внушительной готической архитектурой, Фредди убедился, что здесь собралась не менее внушительная аудитория. Мелькали члены парламента в сюртуках и шелковых шляпах. И только Джеймс Кейр Харди, депутат от лейбористской партии, явился в твидовом пиджаке и кепке. Парламентские организаторы обеих партий не скрывали, что большинство их членов намерены голосовать «за». Подняв голову, Фредди увидел пестрое племя газетчиков, угнездившихся на галерее для посетителей. Он также узнал нескольких членов палаты лордов.

Сегодня был важный и ответственный день в его политической карьере. Сегодня закон о гомруле проходил второе чтение в палате общин. Собравшихся ожидали дискуссии и острые дебаты, во время которых палата рассмотрит содержание и положения закона и затем решит, принять его или отвергнуть. Фредди неустанно трудился за кулисами, обеспечивая поддержку закону со стороны обеих партий. Битва была не из легких; он лишь недавно собрал большинство, необходимое для проталкивания закона через палату. Он допускал, что в момент голосования кто-то из сторонников закона вдруг может передумать. Необходимо убедить сомневающихся и перетянуть их на свою сторону, а для этого он должен произнести эпохальную речь. Да, именно эпохальную.

Несколько месяцев Фредди писал и переписывал варианты речи, рвал прежние черновики и начинал заново, пока не добился точных слов и бьющих в цель абзацев. И тогда он начал упражняться в произнесении речи. Он репетировал у себя в квартире без устали, пока от усердных повторений у него не садился голос. Наконец речь прочно засела в его памяти. Каждое слово. Чтение подготовленных речей в палате не допускалось. Ораторы могли пользоваться лишь тезисами, однако Фредди считал их признаком умственной слабости и никогда не выступал по тезисам. Он умел захватить аудиторию и всегда выступал только по памяти, приводя впечатляющее количество фактов и цифр. То же он намеревался сделать и сегодня.

Фредди отчетливо сознавал, что его выступление станет объектом пристального внимания политиков и прессы как в Англии, так и за границей. Если оно окажется успешным, победа обеспечит ему дальнейшее восхождение внутри партии и позволит одержать другую победу – на осенних выборах. Многие из его избирателей в Тауэр-Хамлетс были ирландцами, и он беззастенчиво играл на их патриотических чувствах.

Если же он провалится… Нет, он не провалится! Он никак не может допустить провала. Слишком многое поставлено на карту.

Попытки ввести в Ирландии ограниченное самоуправление (тот самый гомруль) делались неоднократно и всегда заканчивались поражением. При Гладстоне либералы дважды проталкивали законопроекты через палату общин: в восемьдесят шестом и в девяносто третьем. Но палата лордов неизменно их дробила. Возражения аристократов были просты: дайте самоуправление одной части Британской империи, и вскоре вас заставят это сделать во всех остальных частях. Кого-то неудачи с гомрулем и остановили бы, но только не Фредди. Он не сомневался в подобранных аргументах и в своей способности убедительно их преподнести. Когда палата общин сегодня примет законопроект, а так оно и будет, на фоне прежних неудач с гомрулем победа Фредди Литтона засияет еще ярче.

Собравшиеся почти заполнили палату. Фредди почувствовал, как его охватывает волнение. Политика была для него смыслом жизни. Его главной целью, единственной настоящей любовью. В такие моменты, как сейчас, он испытывал величайшее счастье. Игра вот-вот начнется. Его нервы были напряжены, что не сказывалось на самочувствии. Фредди чувствовал себя уверенно. Все шло так, как ему надо. Абсолютно каждое событие. Он сумел уломать Индию. Его финансовое положение вскоре значительно улучшится, и Джемма снова вернется в его жизнь. И конечно же, его речь произведет фурор.

Заседание объявили открытым. Капеллан спикера прочел молитву, и обычная парламентская рутина началась. В списке обсуждаемых вопросов законопроект о гомруле значился первым. Едва спикер закончил вступительные замечания, Фредди поднялся со скамьи, показывая спикеру, что желает выступить.

– Уважаемый член палаты от Тауэр-Хамлетс, – произнес спикер.

– Благодарю вас, господин спикер… Господин премьер-министр, достопочтенные господа, уважаемые коллеги по палате общин, я решил выступить перед вами, чтобы поговорить о будущем Ирландии и тем самым упрочить не что иное, как будущее Британии…

Зал наполнился громкими одобрительными возгласами со стороны скамей, занимаемых либералами.

– Нынешняя Британия – это империя, какой мир не видел со времен Рима эпохи Цезаря. Бескрайняя, удивительная империя, над которой никогда не заходит солнце. И мы, ее граждане, вполне заслуженно греемся в лучах ее славы, одновременно чувствуя ее мощь и восхищаясь ее несравненными достижениями…

Его речь вновь прервали восторженные крики либералов.

– Однако меня одолевают опасения, что слишком долгое пребывание на ярком солнце Британской империи ослепило парламентариев, сидящих в правой части этого уважаемого зала, и они не замечают надвигающейся бури.

Зазвучали иные возгласы – недовольные. Фредди быстро заглушил их, взмахнув рукой.

– У наших берегов слышны пока еще отдаленные раскаты грома, – продолжил он. – Они становятся громче, по мере того как упомянутые парламентарии продолжают видеть в нашей соседке Ирландии врага, отказывая ей в политическом самоопределении, каким мы – наследники Великой хартии вольностей – пользуемся уже давно. Отказывая ей в правах и привилегиях гомруля.

Парламентарии-тори подняли оглушительный вой. Он был встречен громогласными одобрительными криками либералов. Фредди улыбнулся, довольный тем, что его слова спровоцировали в зале обстановку, близкую к бунту. Он продолжал говорить, искусно противопоставляя идеологическим аргументам наглядные примеры, горькие факты и сухие цифры. Все это пересыпалось возбуждающей риторикой. Сторонники Фредди неоднократно прерывали его одобрительными криками. Противники шикали. Но парламентарии обоих лагерей внимательно слушали. Никто не ерзал на месте. Никто не зевал. Все подались вперед.

Выступление Фредди перевалило на вторую половину часа. В этот момент он краешком глаза увидел Эдварда Берриджа, заднескамеечника от партии тори. Он вбежал в зал с кипой газет. Опоздал ты, дружище, подумал Фредди и отвернулся, чтобы не отвлекаться. Он не видел, как Берридж передал газеты старшему парламентскому организатору тори. Не видел он и улыбку на лице организатора, когда тот пробежал глазами первую страницу. Фредди видел только собственную победу и грядущую славу.

Его вдохновенное выступление длилось более часа. Фредди на цифрах и фактах показывал парламентариям, во что обходится содержание Британской империи в плане людских, финансовых и военных затрат. Если в Африке, на Арабском Востоке и в Индии, местах, богатых природными ресурсами, такие затраты вполне оправданны, то в Ирландии они излишни.

– Мы все еще ведем войну в Трансваале и сталкиваемся с беспорядками в Индии, – сказал он, завершая свое впечатляющее выступление. – Так давайте не будем превращать ирландских республиканцев в революционеров. И способ уберечь наших соседей от беспорядков есть. Это гомруль. Ирландия должна сама управлять своей жизнью. Гомруль не является окончательной передачей властных полномочий. Это не пораженчество. Это политический прагматизм, за которым будущее.

Фредди вернулся на свое место под горячие аплодисменты парламентариев-либералов. Его благодарили за сильную, вдохновенную речь. Он улыбался, не сомневаясь, что набрал большинство голосов, необходимое для проталкивания законопроекта. Еще немного – и в «Реформ-клубе» он отпразднует этот успех. Фредди откинулся на спинку скамьи, ожидая, когда спикер объявит о голосовании по законопроекту, и был удивлен, когда вместо спикера поднялся Эдвард Берридж.

Что этот малый задумал? – недоумевал Фредди, нервы которого снова напряглись.

Берридж был очень дружен с Дикки Ламбертом, соперником Фредди за представительство от Тауэр-Хамлетс. Не являясь членом парламента, Ламберт не мог выступать. Зато Берридж мог.

– Уважаемый член палаты от Банбери, – объявил спикер.

Берридж откашлялся и мрачным тоном спросил:

– Хотелось бы знать, видел ли уважаемый член палаты от Тауэр-Хамлетс сегодняшний номер «Таймс»?

У Фредди зашевелились волосы на затылке. Такой же вопрос задавал ему Бингэм, когда он спешил на заседание. Почему?

– Нет, не видел. Возможно, положение дел в округе моего коллеги оставляет ему больше свободного времени, чего не могу сказать о себе.

Сторонники Фредди засмеялись. Тори сидели с каменными лицами.

– Господин спикер, я желаю внести существенную поправку, – сказал Берридж.

И вновь зазвучали одобрительные возгласы. Фредди чувствовал, что его ударили исподтишка. Как и все присутствующие, он знал: Берридж воспользовался существующим протоколом не ради поправок к законопроекту о гомруле. Тори намеревался утопить гомруль.

– Ваши основания, сэр? – спросил спикер.

Берридж взмахнул над головой экземпляром «Таймс», и еще пара дюжин парламентариев-тори сделали то же самое. «Перестрелка в Дублине. Пятеро убитых», – кричал заголовок на первой странице. «Республиканцы подстерегли полицейских и застрелили их из винтовок, украденных с лондонского склада».

Зал наполнился гневными криками. Послышался свист и оскорбительные возгласы. Фредди казалось, что удары сыплются на него со всех сторон. Он едва дышал.

Берридж дождался тишины и продолжил:

– Пятеро убитых в Дублине были англичанами. У них остались английские жены и английские дети. Республиканцы, революционеры, мятежники… называйте этих ирландцев как вам угодно, но названия не изменят главного. Они – убийцы. Все без исключения. И уважаемый член палаты хочет, чтобы Англия передала бразды правления этим преступникам, этим убийцам? Позволительно ли людям подобного сорта управлять судьбой нашей ближайшей соседки и в конечном итоге влиять на судьбу и нашей страны? Позволительно ли давать гомруль в руки отребья?

Фредди попытался было ответить, но его зашикали возбужденные тори. Спикер призвал к порядку. Когда страсти постепенно улеглись и Фредди сделал новую попытку выступить, Берридж нанес ему еще один удар.

– Винтовки, из которых застрелили наших полицейских, были украдены со склада «Крепость». Склад этот находится в Восточном Лондоне, в округе Тауэр-Хамлетс. – Берридж сделал паузу и добил Фредди словами: – Судя по всему, уважаемый член парламента хочет превратить Ирландию в территорию беззакония и преступлений на манер округа, который он представляет.

В зале раздался смех, жестокий, язвительный, убийственный. Берридж и его стая атаковали, а тори, ощутив собственное преимущество, позволили ему это. Меж тем либералы, почувствовав, что законопроект провалился, оставили Фредди один на один с торжествующими противниками. Спикер вновь призвал к порядку. Зал успокоился. Берридж махнул спикеру, показывая, что сказал все и можно объявлять голосование. Оно состоялось. Большинство членов палаты общин проголосовали против. С гомрулем было покончено.

И со мной, скорее всего, тоже, подумал Фредди.

Объявили перерыв. Парламентарии дружно покидали зал, торопясь выкурить сигарету или чего-нибудь выпить. Кто-то положил руку Фредди на плечо, похлопал по спине. Вокруг перешептывались, восклицали и вполголоса обменивались впечатлениями. Фредди поднял глаза на галерею для публики и увидел хмурого Бингэма, рядом с которым стоял Уиш. Чуть поодаль – улыбающийся Ричард Ламберт. Газетчики лихорадочно строчили в блокнотах.

Фредди не двинулся с места. Он не торопился вставать и заниматься другими делами. Теперь ему предстояло сражение уже не за гомруль, а за собственное выживание. Он увидел Берриджа. Тот выходил из зала в сопровождении улыбающегося премьер-министра. Фредди удивило, что он не испытывает к противнику никакой вражды. Берридж сражался за свою партию. Подвернулась возможность опрокинуть противника, Берридж и опрокинул. При иных обстоятельствах Фредди поступил бы точно так же.

Главным виновником случившегося был всего один человек. Не Берридж. Не Ламберт. И уж конечно же, не сам Фредди.

Главным виновником, испортившим Фредди карьеру, был Сид Мэлоун. Если бы Мэлоун со своими головорезами не ограбил «Крепость», винтовки не попали бы в Ирландию. Пятеро полицейских были бы живы. Гомруль успешно прошел бы через палату общин, и успех законопроекта гарантировал бы и личный успех Фредди.

Мэлоун все разрушил, причем очень серьезно. Мэлоун и заплатит. Довольно скоро. Дорого заплатит. 

Глава 23

Сид лежал на кровати у себя на втором этаже дома. Первый занимала «Баркентина». На Сиде распласталась совершенно голая Джемма Дин.

– Джем, поосторожнее. Бок болит, – простонал Сид.

– Сильно болит?

– Сильнее не бывает.

– Бедняжка, – сказала Джемма, скатываясь с него. – Так лучше?

– Значительно.

– Выпить хочешь?

– Не откажусь.

Джемма вылезла из постели Сида, накинула халат и прошла к бюро налить две порции виски. Наливая, она напевала какую-то песенку из репертуара своего мюзик-холла. Сид осторожно прикоснулся к ране, убедившись, что повязка на месте. Три дня назад он вернулся из больницы. Со времени его встречи со сваей прошло две недели. Рана заживала на удивление быстро, но пройдет еще какое-то время, прежде чем он полностью окрепнет и сможет выдерживать постельную акробатику Джеммы. А эта девчонка своими руками и ртом умела делать чудеса…

Джемма подала ему стакан. Пока она забиралась в кровать, часть виски из ее стакана пролилась Сиду на грудь. Джемма наклонилась, слизала пролитое и улыбнулась ему.

– Я по тебе соскучилась, – сказала она, целуя его в губы.

– И я по тебе соскучился, дорогуша.

Сид залпом проглотил виски, поставил пустой стакан на ночной столик, потом сунул руку под подушку, стараясь не привлекать внимания Джеммы. Найдя то, что ему требовалось, Сид сел на постели.

– Фрэнки тут учудил, пока тебя не было. Ты даже не поверишь, – сказала Джемма.

– Скорее всего, поверю.

– Он спер у доктора одну из штучек с трубками. Забыла название. Ты, наверное, видел. Ею сердце слушают и хрипы в груди.

– У какого доктора?

– У той девицы, что тебя штопала.

– Поганец Фрэнки! Ей же нужна эта штука, – рассердился Сид.

Джемма посмотрела на него как на сумасшедшего.

– Сид, это пустяк. У врачей полным-полно такого добра. Докторша наверняка уже себе новую купила. А Фрэнки с помощью этой штучки замки прослушивает. Приставил к сейфу Дези. Сказал, что слышит, как там железки поворачиваются. Дез его застукал. Фрэнки глазом не моргнул. Говорит: «Твой сейф захворал. Я ему грудку слушаю». Дез едва не обделался. Правда, смешно?

– Ага, смешно. – Сид заставил себя улыбнуться, хотя ему было не до смеха.

Как доктор Джонс сможет работать? Чем будет слушать больных? Вдруг ей пришлось покупать новый… как его? А это вычет из ее сбережений на больницу. Надо потребовать от Фрэнки пойти и вернуть украденное.

– Что с тобой? Что-то не так? – забеспокоилась Джемма.

– Устал немного, – ответил Сид, помня, что у него в руке.

– Хлопотный парень этот Фрэнки.

– И не он один.

Сид оттянул пальцем вырез ее халата, открыл и потерся носом о груди Джеммы.

– Слушай, а тут можно прятать сокровища, – сказал он.

Джемма захихикала. Сид сунул руку в глубокую ложбинку между ее грудями, разжал пальцы, и предмет, который он прятал на ладони, оказался там.

– Честное слово, Джем, ты даже не представляешь, какие чудеса там можно найти. Взгляни сама!

Сид вытащил сверкающее ожерелье и помахал перед Джеммой. Ожерелье из безупречных бриллиантов, с медальоном, на крышке которого мелкими бриллиантами были выведены инициалы «ДД». Джемма перевернула медальон обратной стороной.

– «Джемме. Ни пуха ни пера. С любовью, Сид», – прочла она. – Охренеть! Это мне?

– А кому же еще? – Сид надел ожерелье ей на шею. – Жаль, таких же сережек не нашлось.

– Сид, ты не…

– Ты хотела сказать, я плохо искал? Да. Очень невнимательно с моей стороны. – Он снова потрогал ее грудь, делая вид, что ищет сережки, затем нахмурился. – Пусто.

Джемма надула губы.

– Погоди, – сказал Сид, полностью распахивая на ней халат. – Есть еще одно местечко, куда я не заглядывал.

Он сунул руку ей между ног.

– Грязный жулик! – засмеялась она.

– Вот и они!

Сид протянул Джемме пару сережек под стать ожерелью.

– Ой, Сид! – завизжала Джемма. – Какие красивые! Честное слово! И боооольшие!

Она страстно поцеловала Сида, затем поспешила к зеркалу – надевать подарок.

– Небольшой подарок по случаю твоего дебюта. Рад, что тебе понравилось.

Этот подарок Сид и его парни добыли несколько месяцев назад в Гринвиче. Тогда они обнесли богатенький особняк и неплохо поживились драгоценностями. Конечно, эти бриллианты пришлось выковырять из прежних украшений. Вот откуда был подарок Джемме. Сид спал с ней и хотел отблагодарить за ласки. Бриллианты как нельзя лучше подходили для благодарности. Сейчас они красиво смотрелись на ее шее и в ушах. А потом, когда она станет постарше и ей понадобятся деньги, сможет продать его подарок. Сид знал многих девиц, подобных Джемме. Все они становились старше и начинали испытывать нужду в деньгах.

Джемма вертелась перед зеркалом, любуясь собой. Она то приподнимала гриву своих густых каштановых волос, то позволяла им падать на плечи. Сид смотрел на соблазнительные изгибы ее ягодиц, на покачивающиеся груди и чувствовал, что снова ее хочет.

– Ты неотразима, – сказал он Джемме.

Она вернулась в кровать и оседлала Сида.

– Осторожнее! Дорогуша, так ты меня сломаешь.

Джемма снова поблагодарила его, затем приподнялась, протолкнула его член в себя и стала раскачиваться взад-вперед. Медленно, дразняще. Волосы двигались вместе с ней, подрагивая на плечах. Бриллианты сверкали на шее, ловя скудный свет лампы. Сид попробовал дотянуться до Джеммы, но не до конца зажившая рана напомнила о себе. Он поморщился.

– Лежи спокойно, – сказала Джемма и сдавила себе груди, водя большими пальцами по напрягшимся темным соскам.

– Джем, черт тебя побери… – простонал Сид.

Он уже не мог сдерживаться. Она была такой великолепной и неистовой. Оргазм накрыл его через несколько секунд.

Когда Сид совладал с дыханием, Джемма нагнулась к нему и поцеловала.

– А третьей части подарка, случаем, не было? – озорно спросила она.

– Третьей? И чего бы ты хотела, алчная девчонка? Браслет?

– Мэлоун, я хочу кольцо. Кольцо с бриллиантом.

– Джемма, – вздохнул Сид, – не заводи эту песню снова. Я тебе все сказал с самого начала. Я не из тех, кого манит женитьба и семейная жизнь.

– Да, ты говорил. Но я подумала… вдруг что-то изменилось? Бывает же такое…

– Я мало забочусь о тебе? – резко спросил он.

Сид и прежде дарил ей драгоценности. Он оплачивал ей жилье. Его стараниями у нее появилась дюжина платьев и пара меховых штучек. Таких актрисочек, как Джемма, в лондонском театре «Гейети» хватало, и ее сольная роль в предстоящем музыкальном спектакле тоже была оплачена Сидом, хотя она этого и не знала.

– Ты чудесно заботишься, – поспешила ответить Джемма. – Ты много чего мне подарил… кроме одного подарка, которого мне так не хватает, – твоего сердца.

– Этого я тебе никогда не обещал.

Не обещал и не пообещает. Сид не хотел никого любить. Ни сейчас, ни в будущем. Когда-то он любил. Давно, в другой жизни. И потеря тех, кого он любил: отца, мать, всю их семью, чуть не сломала его.

Джемма рассердилась. Он это видел по ее лицу.

– Ты знаешь, что окружил себя стеной? Спишь со мной вот уже два месяца, а я о тебе ничегошеньки не знаю. Ты не сказал, есть ли у тебя мать и где она живет. Я не знаю ни откуда ты, ни кто твой отец.

– И не узнаешь, – сказал Сид. – Либо привыкай к этому, дорогуша, либо… дверь открыта.

Глаза Джеммы негодующе вспыхнули.

– Значит, под себя положу, а жениться погожу?

– Нет, не так. Поскольку ты мне небезразлична, я никогда на тебе не женюсь. Ты знаешь, кто я и чем занимаюсь. Кем бы я был, если бы потащил в свою жизнь еще и тебя?

– Я бы разделила с тобой все. Хорошее и плохое, – сказала Джемма.

– Где там хорошее? – невесело рассмеялся Сид. – Сплошная дрянь. Если тебе всерьез хочется замуж, поищи кого-нибудь другого. Я не встану у тебя на пути.

– Ты меня не понимаешь. Я не хочу замуж ради самого замужества. Я хочу тебя. Хочу быть рядом с тобой. По-настоящему. Это все, о чем я мечтаю.

Сид не представлял, что это такое – мечтать. Сам он никогда не мечтал. Мечты – что сны. Сны ведь тоже снятся не всем. Некоторым снятся кошмары.

Сид вылез из постели, натянул брюки и пошел налить себе новую порцию виски. От перепалки с Джеммой у него начинала болеть голова. Джемма Дин была девчонкой из Восточного Лондона, не обремененная иллюзиями. Сиду думалось, что уж она-то лучше других поладит с его темным прошлым. Но он сомневался, что даже она выдержит самое худшее в нем. Он сам едва справлялся.

Воспоминания никуда от него не ушли. Они всегда таились и выжидали. Днем ему еще удавалось их сдерживать, но по ночам они набрасывались и терзали его. Он почти не спал. Стоило закрыть глаза, и перед ним начинали мелькать картины. Отец, умирающий в больнице. Мать, лежащая на тротуаре, и ее кровь, уходящая в трещины между булыжниками. Начало его новой жизни у Денни Куинна. Тюрьма.

С Куинна все и началось. После смерти ма все могло бы пойти по-другому, если бы он только знал. Он мог бы обратиться к дяде Родди, пусть и не родному дяде, но другу семьи, и рассказать, как все было. Начать со страшной ночи, когда он увидел тело матери и помчался неведомо куда, оказавшись на Собачьем острове. Рассказать, как у него помутился разум и временно отшибло память. А главное – рассказать о драке с настоящим Сидом Мэлоуном, которого он убил, обороняясь. Но он испугался. Родди служил в полиции, и Сид думал, что тот его арестует. И он пошел не к Родди, а к Куинну. Это стало настоящим концом его прежней жизни. Он продал душу, но не сразу. По кусочкам. Вначале Денни поручал ему менее опасные дела: собирать долги, выталкивать из заведения разбушевавшихся посетителей, охранять бордели. Сид прекрасно справлялся с заданиями, и Куинн стал поручать ему дела посерьезнее: кражи со складов, поиск покупателей на большие партии краденого, продажу контрабандного опиума.

А потом его поймали. Сид проник в ювелирный магазин, украл несколько колец. И надо же было свалять такого дурака! Дня не прошло, как он вышел прогуляться, надев два понравившихся краденых кольца. Что еще хуже – он хвастался этим направо и налево, рассказывая всем и каждому, как ловко провернул дельце… Прогулка оказалась недолгой. Арест, камера в полицейском участке. Суд. Сид слушал приговор и поверить не мог, что это его приговорили к трем годам. Их он провел в тюрьме Уормвуд-Скрабс.

За две недели до ареста Сиду исполнилось восемнадцать. Он чувствовал, что его жизнь кончилась. Впервые увидев сырую, холодную, грязную камеру, он поклялся отойти от Денни Куинна. Отсидит положенное, выйдет на свободу и с прежними делишками завяжет навсегда. Потянулись дни, наполненные изнурительными, отупляющими занятиями. Сида заставляли дробить камни, ходить взад-вперед по особой дорожке, крутить рукоятку вращающегося барабана. И так – по восемь часов в день. Нарочито бессмысленный труд в сочетании с одиночеством и избиениями за малейшую провинность: заговорил в строю или переглянулся.

Дни были тяжелыми, но ночи… Эх, если бы существовал нож, которым можно вырезать из себя ту часть, где хранились воспоминания, Сид сделал бы это не задумываясь. Лязгала дверь его одиночки. В коридоре тушили свет. Он садился на койку и замирал, едва дыша, и только склонялся к жестяной параше, если его выворачивало. Жуткое состояние начиналось у него под вечер, когда только-только смеркалось. Оно не оставляло Сида и в камере. Ему не спалось. Напрягшись всем телом, он сидел и вслушивался в темноту – не раздастся ли шаги. Теплилась робкая надежда: вдруг не к нему? А если к нему… он сознавал, что бессилен противостоять надзирателям. В первые месяцы он постоянно думал о самоубийстве. Он бы и свел счеты с жизнью, если бы было чем.

Куинн сразу разгадал его состояние. Денни пришел к нему на свидание и, едва взглянув, сказал:

– Имя назови.

Сид покачал головой. Если он назовет имя, на его совести повиснет еще одна смерть, и это навсегда привяжет его к Денни.

– Не будь же таким идиотом! – прошипел Ден. – Ты здесь торчишь четыре месяца. А дали тебе три года. Скажи, ты выдержишь остаток срока? Все эти долбаные два года и восемь месяцев?

Сид все-таки назвал имя надзирателя.

– Уиггс. Иэн Уиггс.

Через два дня Иэна Уиггса убили. Труп с перерезанным горлом бросили к воротам тюрьмы. После этого тюремщики оставили Сида в покое. Другие заключенные тоже не отваживались задевать Сида. Это было началом его новой жизни. Началом его репутации, власти и уважения. Из тюрьмы Сид вышел в двадцать один год.

– Вы отбыли свой срок, мистер Мэлоун. Ваш долг обществу выплачен, – сказал ему при освобождении начальник тюрьмы. – Мы надеемся, что вы извлекли уроки из допущенных ошибок и что нахождение в тюрьме благотворно подействовало на ваш характер. Уверен, отныне ваш жизненный путь будет прямым.

– Да, сэр, – ответил Сид.

Черта с два я это сделаю! – подумал он.

Тюрьма, конечно же, изменила его, но совсем не в том направлении, о каком разглагольствовал начальник. Сид стал жестче, беспощаднее и решил никогда больше не зависеть от чьего-либо милосердия. Поскольку такой штуки, как милосердие, не существовало. А если и существовало, то не для него.

Едва вернувшись в Ист-Энд, он отправился в «Тадж-Махал» и заявил Денни, что намеревается поставить Восточный Лондон под свой контроль. Оба берега Темзы.

– Великоват замах. Ты не находишь? – спросил его Денни. – Шихан Котелок явно не обрадуется.

Шихан, одна из самых зловещих фигур преступного мира Ист-Энда, контролировал Уайтчепел, Уоппинг и другие места на северном берегу.

– Я не говорил, что это случится на следующей неделе. Я буду действовать неторопливо.

Сид так и действовал. Собрал вокруг себя надежных людей. Одних он знал раньше, с другими познакомился в тюрьме. Как и он, эти парни понимали: лучше действовать обдуманно и втихомолку, чем тупо бахвалиться после каждой кражи. Понимали они и другую истину, постигнутую Сидом на своем горбу: настоящая сила – она в голове, а не в кулаках.

Они начали с южного берега. Как генерал, ведущий долгосрочную кампанию, Сид разместил своих людей петлей вокруг предместий Ротерхита и Саутуарка. Затем петля начала стягиваться, выдавливая мелкие шайки. Если не помогали доводы, применяли силу. Всем доходчиво разъяснялось: теперь у этих мест один хозяин и территория целиком находится под его управлением. Сид медленно и уверенно продвигался к прибрежным складам и хранящемуся там добру.

Через два года он стал полновластным хозяином южного берега. Почти со всех заведений типа «Тадж-Махала», борделей, игорных домов, спортивных состязаний и торговли наркотиками Сид и его люди имели дань. Когда они кому-то предлагали свое покровительство, отказавшихся не было. Теперь можно было распространять свое влияние и на северный берег. Сид несколько раз наведывался в «Тадж-Махал». А потом… Денни Куинна убили. Шихан перерезал ему горло, недовольный тем, что Ден выбрал сторону Сида. Через какое-то время убили самого Шихана, перерезав его горло прямо в Ньюгейтской тюрьме. Это сделал не Сид, но многие считали, что он. Пусть считают. С устранением Шихана не осталось никаких препятствий для подчинения себе северного берега, что он и сделал.

Сид не хотел такой жизни ни в прошлом, ни сейчас, но он слишком глубоко в ней завяз, чтобы выбраться. Он нажил себе слишком много врагов. Правда, и друзей у него появилось не меньше, в том числе и опасных. Таких, как Билли Мэдден, убивавший десятками на пути к власти над Вест-Эндом, и как сицилийцы Анджи Ваццано и Никки Баррекка, правившие Ковент-Гарденом и Хеймаркетом. Встречаясь, они пожимали друг другу руки, угощали обедом, выпивкой и женщинами. Но Сид знал: они все жаждут заполучить его владения и не преминут его свалить, едва почуют слабость.

А величайшей слабостью Сида Мэлоуна была любовь.

– В постельку вернешься? – примирительным тоном спросила Джемма.

Сид не успел ответить. В дверь постучали.

– Что надо? – рявкнул он, напрягшись всем телом.

– Хозяин, тебя хотят видеть, – послышался голос Оззи.

– Чертовщина! – Сид распахнул дверь. – Кого еще принесло? Дональдсона? Я же говорил ему, что к пожару на «Марокко» мы не имеем никакого отношения.

Дональдсон обвинил Фрэнки в поджоге склада и убийстве сторожа. Фрэнки клялся и божился, что в тот вечер и близко не подходил к «Марокко». Сид ему поверил. Он бы просто не осмелился, поскольку Сид недвусмысленно потребовал от него и остальных, чтобы тот склад не трогали.

– Нет, хозяин, не Дональдсон. Женщина.

Проклятье! Неужто Фиона?

– Докторша. Та, что штопала тебя в больнице. Миссус Джонс.

Значит, не сестра. Секундное облегчение сменилось злостью. Эта-то зачем приперлась?

– Что? Она здесь? В пабе?

– Ага, хозяин.

– Ты уверен?

– Уверен, иначе бы не говорил.

– С ней еще кто-то?

– Нет. Одна явилась.

– Ладно. Сейчас спущусь. А ты, Оззи, за ней приглядывай.

Сид надел рубашку, сунул ноги в ботинки и потянулся за пиджаком.

– Что она здесь делает? – спросила Джемма.

– Сам хотел бы знать, – буркнул Сид. – Может, задумала с жизнью расстаться.

Он бросился вниз, перепрыгивая через ступеньки, обвел глазами зал, но доктора Джонс не увидел. Сида охватил страх. Она и понятия не имела, какие типы собирались в «Баркентине» и на что они способны. Наконец он заметил Индию. Она сидела за столом в дальнем углу: шляпа на макушке, ноги сведены, руки на коленях. Казалось, она ждет омнибус где-нибудь на Бромптон-роуд. Через пару секунд Сид уже стоял перед ее столом. Увидев его, Индия улыбнулась и затараторила, но он махнул рукой, обрывая ее словесный поток.

– Вы совсем спятили? Какого черта вы сюда явились?!

– Пришла к вам. Вы же говорили: если мне что-то понадобится, обращаться к вам. Теперь понадобилось. Вот я и пришла.

– Какая же вы глупая женщина. Вы хоть представляете, где находитесь?

– Вроде в «Баркентине».

– Не прикидывайтесь наивной.

– Извольте объяснить ваши слова!

– Как вы сюда добрались?

– В кебе. Но часть пути прошла пешком. Кучер отказался подъезжать ближе.

– Ваше счастье, что вас не убили. Или чего похуже.

– Не представляю, что может быть хуже убийства.

– Есть. Можете мне верить. Вставайте.

– Куда мы отправимся? – спросила она и встала.

– Вы отправитесь домой.

– Никуда я не уйду, – заявила Индия и снова села.

– Доктор Джонс… – процедил сквозь зубы Сид.

– Мистер Мэлоун, мне нужна ваша помощь. Дело очень серьезное. Вопрос жизни и смерти.

Сид тоже сел.

– Вам известно, что полицейские боятся этого места? – перегнувшись через стол, спросил он. – Большие сильные дядьки с большими тяжелыми дубинками боятся сюда заходить, а вы явились запросто.

– Но вы меня защитите от всех опасностей, а полицейские этого не сделают, – ответила она.

Сид понял, что спорить с ней бесполезно.

– Выкладывайте вашу просьбу.

– Мне нужны… не мне. Моим пациентам. Презервативы, противозачаточные колпачки, губки. Словом, средства, предохраняющие от нежелательной беременности.

Мужчины за соседними столами повернулись и глазели на нее. Индия либо не замечала их, либо не придавала значения.

– Я знаю о них, можете не объяснять. Только говорите потише.

Сид оторопело провел рукой по лицу. Он чувствовал себя обиженным. Странно. После всего, что он повидал и успел натворить, казалось, оторопь и обиды давно остались позади. Оказывается, нет.

– Мне нужны качественные вещи. Не какие-нибудь кустарные подделки. Вы можете это достать?

Сид задумался.

– Мне делали разные заказы, но чтобы такой странный… это впервые, – признался он.

– Я прошу не об одолжении. Естественно, я за всё заплачу.

Сид поморщился. Ей невдомек, что он, быть может, не хотел брать с нее плату, а просто хотел помочь. Эта женщина творила добро. В мире таких мало. «Позволь плохому человеку сделать доброе дело», – сказала Элла в день его выписки из больницы. Он подслушал их разговор в кабинете Гиффорда. Сид хотел сделать доброе дело, но Индия не позволила. Прекрасно. Хорошие врачи тоже бывают беспросветными дурами. Желает заплатить – пусть платит.

– Думаю, я смогу, – наконец сообщил ей Сид. – Вот только… если я возьмусь, это будет краденый товар. Вам это известно? Вероятнее всего, контрабанда с континента. Вы наравне со мной нарушите закон. Вы сможете с этим жить, доктор Джонс? Сможет ли ваша белоснежная совесть выдержать такое пятно? – насмешливо добавил он.

– Да, смогу. Придется. Поскольку мне до сих пор не оправиться от смерти Эммы Майло. Больше ни с одним моим пациентом такого не случится. Вы ведь деловой человек, мистер Мэлоун? – спросила она, возвращая насмешку. – Я обращаюсь к вам с деловой просьбой. Вы ее выполните или мне придется обращаться к кому-то другому?

– Выполню. Только стоить это будет недешево.

– Сколько?

– Сто фунтов.

Индия сникла.

– Таких денег у меня нет, – сказала она. – Простите, что напрасно отняла ваше время. – Она опустила голову и в этот момент заметила цепочку часов, свешивающуюся из нагрудного кармана; Индия быстро извлекла часы и протянула Сиду. – Зато у меня есть вот это. Двадцать четыре карата. Бриллиантовый циферблат. Наверняка они стоят сто фунтов. Так говорил мистер Беттс, когда мы ехали от Тедди Ко. Помните. Ну как, хватит?

Сид взял часы. Перевернул. «Думай обо мне», – гласила надпись на задней стороне.

– Литтон подарил? – спросил он.

– Да.

– И как он отнесется к тому, что вы расплатились его подарком за коробку презервативов?

– Он поймет.

– А мне сдается, что нет.

– Надеюсь, при следующей вашей встрече с ним вы ему об этом не расскажете.

– Я умею хранить тайны. Сохраню и вашу. – Сид спрятал часы в карман.

– У воров тоже есть понятие о чести? – ехидно спросила Индия.

– Представьте себе.

– Значит, по рукам, – сказала она, наградив его таким же ехидным взглядом.

– Мне понадобится несколько недель, – предупредил Сид, задерживая ее руку дольше, чем следовало.

Рука Индии была совсем не женской. Это тебе не мягкая, изящная рука Джеммы. Рука доктора Джонс была сильной, с пожелтевшими от йода пальцами. Красивой такую руку не назовешь, но Сиду захотелось задержать ее в своей, прижать к щеке и почувствовать прохладу ладони. Ему этого хотелось сильнее, чем прекрасного тела Джеммы.

Индия осторожно, но настойчиво высвободила руку. В ее глазах мелькнула тревога. Она его боялась. Боялась, черт побери! Неужели она думала, что он способен сделать ей больно? Откуда у нее такие мысли? А у него откуда? Что вообще он делает? Сидит и болтает с этой костлявой четырехглазой ведьмой, когда наверху, в постели, его ждет истомившаяся Джемма Дин с ее щедрым ртом и потрясающими сиськами?

Сид порывисто встал.

– Оззи! – крикнул он.

Оззи, находившийся у стойки, повернулся.

– Да, хозяин.

– Мистер Мэлоун…

– Что-то еще, доктор Джонс?

– Я подумала… надо хотя бы угостить вас ужином. В знак благодарности.

– Это лишнее.

– Но я…

– ОЗЗИ!

Оззи мгновенно подлетел к столу.

– Чего, хозяин?

– Проводи нашего доброго доктора домой.

– Тогда спокойной ночи, мистер Мэлоун.

– Та-ра, доктор Джонс.

Посмотрев вслед ушедшим Оззи и Индии, Сид тоже решил уйти. Он зашагал через зал к двери, пройдя мимо лестницы. На ступеньках, накинув халат, его дожидалась Джемма.

– Сид, прости меня за глупые слова. Идем в постель.

– Не сейчас, Джем.

– Но почему?

Он поднялся и торопливо чмокнул ее в щеку:

– Дела появились. Если хочешь, оставайся здесь или Ронни отвезет тебя домой.

– Когда я тебя увижу?

– Когда увидишь.

Выйдя из «Баркентины», Сид увидел, как Оззи помогает доктору Джонс сесть в экипаж. Они поедут на запад. Он повернул на восток.

Сида обуревало беспокойство. Он знал, что все равно не уснет, а потому решил прогуляться. На восток, вдоль берега. Идти, идти несколько часов подряд. А может, дней. До самого устья, до моря. И по пути он будет думать. Обдумывать новый план. Новое дело. Что-то такое, что принесет еще больше денег, больше власти. Такое, о чем и преступники, и полицейские будут говорить: «Дерзкая работенка. До чертиков опасная и все такое. Сделано невозможное. Такое по плечу только Мэлоуну, больше никому. Должно быть, это он».

Влажный вечерний воздух заставил его застегнуть пиджак и поднять воротник. Сид был один, и это его очень устраивало. Никто ему не нужен. Ни Джемма Дин, ни его докучливая сестра. И уж явно не Индия Селвин Джонс.

Он был Сидом Мэлоуном. Хозяином. И он не нуждался ни в ком. 

Глава 24

– Дез, что значит «он просто ушел»? Мы с ним должны были отправиться в Лаймхаус. Куда его понесло? Скоро полночь.

– Не знаю, Фрэнки. Ушел.

– А Джемму оставил здесь?

Дези пожал плечами, словно подчеркивая, что он сам не понимает.

– Ронни повез ее домой.

– Когда Сид вернется?

– Задолбал ты меня вопросами! Не знаю! Если Сида понесло гулять, гадай ни гадай, он может вернуться завтра к утру, а может и через пять дней. Кто его знает?

Скрипнули ржавые петли. Дверь открылась.

– Поди, вернулся, – сказал Дези.

– Сид! Это ты? – крикнул Фрэнки, сидевший так, что дверь была ему не видна.

– Боюсь, нет, Фрэнки, – последовал ответ.

В зал вошел человек в костюме и макинтоше рыжевато-коричневатого цвета. Это был Элвин Дональдсон. За ним в просторном холле «Баркентины» стоял целый отряд полицейских.

– Добрый вечер всем, – произнес Дональдсон. – Значит, Сида Мэлоуна здесь нет?

– Нет, представьте себе, – ответил Фрэнки, мигом вскакивая на ноги. – Что вам понадобилось? Опять хотите нас арестовать на пустом месте? Страшно было прийти одному? Весь Скотленд-Ярд притащили с собой?

– Получили сообщение, – сказал Дональдсон, взял старую фарфоровую кружку, повертел в руках и бросил на пол; кружка разлетелась вдребезги. – Здесь были замечены контрабандные товары.

– А поточнее? Что за контрабанда?

– Оружие. Украдено со склада «Крепость».

– Да ну? – усмехнулся Фрэнки. – И кто сообщил?

– Я, – ответил Дональдсон.

– Что-о?

Инспектор поддел указательным пальцем висевший на стене барометр и двигал до тех пор, пока тот не сорвался с крючка и не упал. Барометр постигла судьба кружки.

– Я был здесь час назад, – сообщил Дональдсон. – Вы меня не заметили? А вот я заметил винтовку и два пистолета, лежащих прямо на стойке, – усмехнулся инспектор. – Сейчас их не видно. Должно быть, спрятали.

Фрэнки сообразил, что́ последует дальше.

– Где ваш долбаный ордер? – крикнул он.

– Вот. – Дональдсон полез в карман и достал ордер, подав Фрэнки. – Джентльмены, попрошу в зал, – сказал он полицейским.

Полицейские мощной синей волной хлынули в зал.

– Это нарушение наших прав! – завопил Фрэнки, наблюдая, как они опрокинули стол, задев стоящие на полке часы.

Дональдсон покачал головой:

– Нет, это еще не нарушение. Нарушение сейчас последует.

Сказав это, он повернулся и пошвырял на пол все, что находилось за стойкой бара: бутылки со спиртным, касса, тарелки, бокалы и стаканы.

– И что ты намерен делать, Фрэнки? Вызвать полицию? – спросил Дональдсон.

Один из полицейских засмеялся.

– Ты у меня сейчас задницей посмеешься, потому что я вышибу тебе зубы и запихну в глотку, – прорычал Фрэнки и двинулся на насмешника.

– Советую тебе быть осторожным, Фрэнки, – предостерег Дональдсон. – Угрозы в адрес полицейского приведут тебя за решетку и уже никакие ухищрения твоего адвоката тебе не помогут. Ты это должен понимать. Свидетелей предостаточно. Двадцать человек.

Почему он меня предупреждает? – удивился Фрэнки, останавливаясь на месте. Инспектору только навар, если бы я этому полицейскому в рыло заехал. Ответ пришел мгновенно – от его внутреннего голоса. Потому что он не хочет тебя арестовывать. Ему надо, чтобы ты все это видел своими глазами и рассказал Сиду.

– Я что, посланцем остаюсь? Вам это надо? – крикнул Фрэнки, перекрывая гул.

Дональдсон кивнул:

– Передай ему, Фрэнки, что пора закрывать лавочку. И еще скажи: это только начало. И не забудь сказать, что Фредди Литтон передает ему привет. 

Глава 25

Индия с Эллой после окончания приема у доктора Гиффорда вышли на Варден-стрит. Ежась от прохладного вечернего ветра, Индия застегнула жакет. Элла тем временем заперла дверь.

– Сегодня мы потеряли еще двух женщин, – угрюмо проговорила Индия, глядя, как доктор Гиффорд садится в экипаж. – Только что услышала от него. Ты знала?

– Нет, – ответила Элла, бросая ключ в сумочку. – А причина?

– Послеродовой сепсис.

– Миссис Гиббс? – спросила Элла.

– Да. И миссис Холлоуэй. По-моему, о Гиффорде пора сообщить в Британскую медицинскую ассоциацию. Элла, он не соизволил вымыть руки! Он убийца этих женщин.

– Остынь, подруга. Такое сложно доказать. А у этого молодца хватает друзей в БМА. Не забывай. Заявишь на него – они мигом прискребутся к тебе. Это как пить дать. Повернут дело так, что все произошло по твоей небрежности. Или по небрежности санитарок.

– Они моют руки. Я это знаю. Даже когда я за ними не слежу. Уж это я им вдолбила.

– Кому это важно? Главное другое: если ты заявишь на Гиффорда, тебе здесь больше не работать. И другие тебя тоже к себе не возьмут. Решат, что ты скандальная особа. – (Индия вздохнула.) – Как твои успехи с закупкой презервативов? – поинтересовалась Элла.

– Меняешь тему?

– Пытаюсь.

– Скоро мы их получим.

– Серьезно? – просияла Элла. – И как тебе удалось?

– Сид Мэлоун взялся их раздобыть. Я ездила в «Баркентину».

– Надо же! Смелая ты, однако.

– У меня почти не было выбора. Скоро они окажутся у нас. А дальше нам потребуется…

– …больница, – докончила ее фразу Элла. – Но пока больницы нет, советую понадежнее спрятать эти игрушки. Не хватало только, чтобы Гиффорд их нашел.

– Я их положу на раковину, – сказала Индия. – Рядом с мылом. Там он их точно не заметит.

Элла громко расхохоталась:

– Признаюсь, доктор Джонс, я впервые слышу, что ты шутишь.

– Я? Шучу? У меня и в мыслях не было шутить.

– Теперь верю. Пошли.

Элла взяла ее за руку. Едва они успели сойти с тротуара на мостовую, как вдруг услышали громкий и довольно пугающий шум. Казалось, кто-то сворачивал шею гусю. Элла отскочила в сторону. Индия обернулась и увидела, кто их напугал. Это был ее двоюродный брат Уиш. Он сидел в машине, сдвинув на лоб автомобильные очки.

– Инди! Иди сюда! Ты, никак, забыла обо мне? – крикнул он.

Ужин! Она совсем забыла, что обещала Уишу встретиться с ним после работы и поужинать.

– Боюсь, что так.

Индия наклонилась и поцеловала Уиша в щеку. Как всегда, она была рада его видеть.

– Дырявая башка. Есть хочешь?

– Не то слово. Элла, познакомься с моим двоюродным братом Алоизиусом. Уиш, представляю тебе медсестру Эллу Московиц.

– Рад знакомству. Вы составите нам компанию?

– Элла, соглашайся, – сказала Индия.

– Я бы с радостью.

– Какие будут предложения? Я практически не знаю эту часть города.

Индия закусила губу, соображая, куда бы им поехать.

– Можно отправиться в «Грейт Истерн». Это привокзальный отель.

– А почему бы не закатиться в наш ресторан? – предложила Элла. – Пусть твой брат почувствует настоящий вкус Восточного Лондона.

– Замечательная мысль! На Брик-лейн есть ресторан Московица. Он принадлежит матери Эллы. Еда там отменная.

– Уговорили. Запрыгивайте в машину.

Индия забралась на пассажирское сиденье. Элла уселась сзади. Уиш тронулся с места и едва не угодил в дорожное происшествие. Его пассажирки не успели даже закрыть дверцы.

– Уиш! Берегись! – завопила Индия.

Он резко свернул вправо. Женщин подбросило на сиденьях. Индия вытянула шею и увидела кучера громадной повозки с сеном. Тот потрясал кулаком, адресуя жест Уишу.

– Прошу прощения. У машины прекрасное управление, и в этом она превосходит конкуренток. Ее раскупают нарасхват.

– Рули, а не болтай, – бросила ему Индия.

Сегодня у нее выдался на редкость утомительный день. Выходя из кабинета доктора Гиффорда, она едва держалась на ногах от усталости. Но, как оказалось, одновременно быть усталой и испуганной невозможно. Уиш несся по улицам, не сбавляя скорости даже на поворотах. Он лавировал между экипажами и омнибусами и совершенно не обращал внимания на встречный транспорт. Подъехав к ресторану, он лихо развернулся и чуть не сбил престарелого пешехода. Когда мотор умолк, Индия облегченно вздохнула.

– Не автомобиль, а чудо, – сказал Уиш. – Даймлер сломал зубы на судовых двигателях, переключился на автомобильные, и тут ему повезло. Нет машин надежнее и быстрее, чем его. А какая ходовая часть! Я вложил в его компанию десять тысяч. Это сделает меня до жути богатым. – Он улыбнулся во весь рот. – Или обнищаю вконец и буду жрать отбросы на помойках.

– Алоизиус, что за лексикон? – упрекнула его Индия.

У ее двоюродного брата была слабость вкладывать деньги в рискованные предприятия. Иногда это приносило щедрые дивиденды, иногда разоряло в пух и прах. Машина и приглашение на ужин свидетельствовали об успехе. Точнее, об успехе в данный момент. Еще через месяц он может ночевать у Индии на полу или жить в квартире Мод. Такое уже бывало, и не раз.

Когда-то он имел постоянную и вполне достойную работу. Уиш был вице-президентом банка «Баринг», но ушел оттуда, заявив, что работа угрожает его здоровью.

– Каким образом? – спросила тогда Индия, интересуясь медицинским аспектом его болезни.

– Смертельная скука.

Элла провела их внутрь. Когда сели за стол, Уиш закрыл глаза и втянул в себя воздух.

– Жареная курица, петрушка, чеснок! – воскликнул он. – Настоящая еда! Я уж думал, такое больше не готовят. Давайте закажем все это плюс бутылку вина. Угощаю.

Элла прошла к матери – передать заказ – и вернулась с подносом, на котором стояли бутылка вина и бокалы.

– Берегитесь, Уиш! – предупредила она. – Моя мамочка вас заметила, а она настроена выдать меня замуж. Сказала, что вы обаятельный молодой человек. И еще спросила, не иудей ли вы.

– Должен ее разочаровать. Я принадлежу к Англиканской церкви, – ответил Уиш.

При виде мисок с рубиново-красным борщом, толстых ломтей черного хлеба и тарелки со сливочным маслом у него вспыхнули глаза.

– Ну и ну! И все это приготовила ваша мама? – (Элла кивнула.) – Тогда скажите ей, что я готов перейти в иудаизм, но только если смогу на ней жениться!

На столе появились маринованные грибочки, корнишоны, соленые огурцы, квашеная капуста и тончайшие ломтики языка с хреном.

– Смотрю, сегодня ты при деньгах? – спросила у брата Индия.

– Еще при каких.

– От вложений в фирму Даймлера?

– Нет, от еще более соблазнительной затеи. От вложений в Калифорнию.

– Не та ли авантюра с землей, о чем ты нам все уши прожужжал?

– Угадала. Только это не авантюра, а разумное вложение. Возможно, оно обеспечит меня деньгами до конца дней.

– Это я уже слышала.

– Да будет тебе. Неужели у тебя нет ни капли любопытства?

– У меня есть, – сказала Элла.

Индия улыбнулась. Она видела, как брата распирает от желания рассказать про свою новую затею.

– Удовлетвори любопытство Эллы.

– Все началось, когда я был в Сан-Франциско. Я обедал с одним местным адвокатом. Он-то и навел меня на эту блестящую мысль. От него я узнал об изумительном месте на берегу, к северу от города. Называется это место Пойнт-Рейес. – Уиш подался вперед; его глаза возбужденно сверкали. – Скажу без преувеличения: я нашел рай земной. Такого вы еще не видели. Добраться туда легко. Доезжаете поездом до станции Пойнт-Рейес, а дальше – к берегу. Я нанял повозку и поехал мимо невообразимо зеленых холмов, скотоводческих ранчо, отвесных утесов и заливчиков с водой небесно-голубого цвета. Наконец вы прибываете к заливу Дрейка и оказываетесь на самом краю Америки. Впереди – только море и небо. Возникает ощущение, будто ты достиг конца мира… Нет, я ошибся. Наоборот, начала мира. Это как первый день творения, и ты первый человек в этом мире, где нет ни мерзостей, ни зла. Пока нет. Вокруг – сплошная красота.

Индия откинулась на спинку стула:

– Надо же! Я еще не слышала от тебя таких речей. Столько вдохновения. Так ты уже купил участок?

– В общем… хм… нет. Не совсем.

– А почему? Чего ты ждешь?

– Нужно набрать денег. Сейчас у меня с ними туговато. Все, что было, вложил в «Юнайтед стейтс стил» и «Даймлер». И вдруг появляется это чудо.

– Уиш, даже не думай об этом.

– А разве я что-то сказал? – невинным тоном спросил он.

– Спроси Мод. Или Бинга.

– Я спрашивал. Они сказали «нет».

– Что вы собираетесь делать с тем участком? – спросила Элла.

– Я собираюсь построить фешенебельный отель, каких еще никто не строил. Я назову его «Утес». Он станет конкурентом всех отелей по всему миру, включая Ньюпорт, Бат и даже Ривьеру. Вначале я, естественно, куплю сам участок. Потом создам компанию, после чего начну выпуск акций, чтобы собрать деньги, необходимые для строительства. Я уже нашел тех, кто будет строить отель. Еще каких-нибудь три… от силы четыре года, и «Утес» откроется. Я стану миллионером.

– Потрясающе! – воскликнула Элла, захваченная его энтузиазмом.

– Вы уверены, что у вас нет еврейских корней? Может, прадедушка с прежней родины? Или дядя? – спросила миссис Московиц, неся к соседнему столу тарелку с брискетом.

Элла застонала.

– Алоизиус Селвин Джонс, познакомьтесь с моей мамой Сарой Московиц. Уши у нее как у крольчихи.

– У вас замечательная деловая хватка. Из вас получится замечательный муж, – сказала миссис Московиц, выразительно поглядев на Эллу.

– Мама, генуг шойн![15] – упрекнула ее дочь.

Миссис Московиц молча удалилась на кухню.

– Уиш, расскажите нам еще про Калифорнию, – попросила Элла.

– Не могу. Слова не способны передать тех красот. Если хотите узнать, что́ она из себя представляет, там нужно побывать. Приглашаю обеих. Через несколько недель я туда возвращаюсь. Поехали со мной.

– Не можем, глупыш. Или ты забыл, что у нас работа? И я слишком бедна для таких путешествий. Мне бы и на пароход не хватило, не говоря уже о поездке через всю Америку.

– Так ты продолжаешь жить на проценты с тех денег? – нахмурился Уиш.

Индия кивнула. Дотронувшись до руки Уиша, она сказала Элле:

– Уиш помог мне окончить медицинскую школу. По сути, он помогал, когда мне было неоткуда ждать помощи. Я стала врачом только благодаря ему.

– Чепуха! – смутился Уиш. – Я за тебя на занятия не ходил.

Индии пришлось рассказать Элле, что она порвала с родителями и была вынуждена сама платить за обучение. Она продала драгоценности, оставленные ей бабушкой, и картину Гейнсборо, перешедшую к ней от тетки. Так у нее появилось более пяти тысяч фунтов. Часть денег она потратила на переезд в Лондон, наем жилья и плату за первый год учебы. Затем Уиш, узнав, как она обращается с деньгами, отругал ее.

– Не смей транжирить основную сумму! – кричал он тогда.

Оставшиеся деньги Индии Уиш поместил в свой банк на счет, отличавшийся надежностью и гарантировавший небольшие, но стабильные проценты. Индии приходилось на всем экономить, но проценты более или менее покрывали ее расходы.

– И какова твоя финансовая картина сейчас? – спросил Уиш. – Сколько ты получаешь?

– Пять процентов.

– Боже милостивый, ты живешь на двести пятьдесят фунтов в год?! – воскликнул он.

– Тише ты! – шикнула Индия, памятуя, что посетители ресторана жили на куда более скромные деньги.

– Прости, – прошептал он. – Но как ты?

– Туго. Правда, теперь станет полегче. Мне уже не надо платить за учебу.

– А твое докторское жалованье?

– Те деньги я не трогаю. Я их откладываю. На больницу. Мы с Эллой хотим открыть больницу в Уайтчепеле.

Уиш посмотрел на Индию, потом на Эллу и расхохотался:

– Вы собираетесь открыть больницу на свое жалованье? И когда вы рассчитываете это сделать? Когда вам будет по девяносто? Такие деньги по крупицам не собирают. Леди, вам нужна финансовая поддержка. У вас должны быть инвесторы. Нужно выпустить акции больницы. Установить плату за лечение и другие услуги. Это позволит вам выплачивать акционерам дивиденды. Медицина тоже требует делового подхода. И нечего смущаться.

– Мы собираемся делать прямо противоположное тому, что ты сказал, – заявила Индия, сердито глядя на брата. – Мы хотим бесплатно лечить бедняков. Никто из здешних детей не должен страдать только потому, что их матерям не наскрести шиллинг на врача.

– Ммм… – промычал Уиш, хрустнув огурчиком. – Тогда вам понадобится сонм ангелов.

– Можно без насмешек?

– Я не насмехаюсь. Я говорю о благотворителях. О меценатах.

– Махэрс[16], – сказала миссис Московиц, принесшая гостям дочери аппетитные вареники, золотистые котлеты по-киевски и жареную картошку с луком.

– Совершенно верно, – подхватил Уиш. – Посидите с нами, миссис Московиц. Выпейте вина.

– Спасибо, дорогой, но меня стряпня на кухне ждет.

– И ушки на макушке, – добавила Элла.

– Откуда нам взять этих благотворителей и меценатов? – спросила Индия.

– Они к вам не явятся. Сами ищите, – бросила миссис Московиц, вновь удаляясь на кухню.

– Ваша мама права, – сказал Уиш. – Вам нужно выстроить четкий план. Решить, где именно вы собираетесь открыть больницу, ее размеры, какие болезни там будут лечить, примерная численность персонала. Все это должно у вас от зубов отскакивать. Потом стучитесь в двери ваших состоятельных друзей. Если среди них есть родственники королевской семьи, это повысит ваши шансы. Обещайте этим людям, что память об их помощи останется. Дайте им что-нибудь взамен.

– Но у нас ничего нет!

– Будет. Пообещайте им бронзовую табличку в вестибюле. Назовите их именем палату. Здесь простор для вашего воображения.

– Именные скамейки в саду, – сказала Индия.

– Именные таблички на койках, – добавила Элла.

– Вам ведь могут оказывать не только финансовую помощь, – продолжал Уиш. – Попросите кондитерскую фабрику отдавать вам ломаное печенье и помятые сухари. То же у чаеторговцев. Пусть отдают вам порванные пачки и мятые коробки. На ткацких фабриках бывает брак, который обычно режут на ветошь, а вам пригодится для постельного белья.

– Откуда вы это знаете? – удивилась Элла.

– Одно время я работал в банке. Среди наших клиентов были сиротские приюты, музеи, школы, больницы и так далее. Они обращались к нам за советами и подсказками в таких делах. И мы им помогали.

– Так помоги нам, – попросила Индия. – Мы тебе заплатим… со временем.

– Вам мои услуги не по карману. – (Индия сникла.) – И потому я буду помогать вам бесплатно. Я стану вашим… как это называется?.. директором по развитию. – Уиш довольно улыбнулся. – Как вам мое предложение?

– Удивительно! – ответила восхищенная Элла.

– Уиш, мы не смели и просить тебя о такой помощи, – призналась Индия.

– Вы и не просили. Я сам предложил.

– Но почему? Это потребует много времени и сил, а тебе своих дел хватает.

Взгляд Уиша потеплел.

– Моя милая и чересчур серьезная малышка Инди, – засмеялся он, – неужели ты не знаешь? Совсем не знаешь? – (Индия покачала головой.) – Потому что у тебя, старая землеройка, доброе сердце. Я очень хотел бы походить на тебя. Но… – Уиш дьявольски улыбнулся. – Не могу. Не получается быть добродетельным, когда вокруг столько хорошеньких женщин и отменного вина. И потому ангельский труд я передаю тебе и Элле. А я на шлейфах ваших одежд въеду на небеса.

– Дорожка может оказаться ухабистее, чем вы думаете, – сказала миссис Московиц, водружая на стол еще корзинку с хлебом.

– Сражение за меценатов ничуть не отличается от прочих сражений, – изрек Уиш, намазывая масло на аппетитный кусок хлеба. – Не стану тешить вас иллюзиями. Не ждите, что деньги прольются на вас дождем. Придется побегать и попотеть.

Слова Уиша вернули Индию на землю.

– Элла, нам это по силам? Откуда мы время возьмем?

– Если хотите, чтобы ваши мечты исполнились, нечего спать, – ответила ей появившаяся и тут же исчезнувшая миссис Московиц.

– И как твоя мать услышала? Она же была в другом конце зала!

– Я с самого детства пытаюсь это понять, – ответила Элла.

– И сколько времени нам понадобится? – спросила у брата Индия.

– Трудно сказать. Лет пять… или шесть… Все зависит, какие суммы вы сумеете вытрясти из людей и как быстро.

Индии снова стало грустно.

– Пять лет, – повторила она, сразу представив, сколько жизней бедность и болезни унесут за эти годы. Она напрягала ум, пытаясь найти другой способ. – А как же Калифорния? Ты говорил, что ищешь партнеров.

– Я не шутил. Я готов сделать тебя своим партнером.

Индия задумалась.

– Серьезно?

– Почти гарантированно.

– И доход больше пяти процентов?

– Гораздо больше.

– Что я должна сделать?

– Стать моим деловым партнером. Помоги мне купить участок. Одолжи деньги, которые лежат у тебя в «Баринге». Когда я сделаю компанию публичной и ко мне хлынут деньги, я отдам тебе со щедрыми процентами. Втрое больше, чем занимал.

– Втрое? Это же…

– Пятнадцать тысяч фунтов.

Индия изумленно моргала, потом нахмурилась:

– Но в таком случае я должна буду отдать тебе все свои деньги?

– Да, все. Тебе придется жить на свое жалованье.

– Уиш, пойми, у меня же нет других денег.

– Идущий на риск побеждает. Ты по-прежнему хочешь получать свои жалкие пять процентов? Или ты хочешь больницу?

У Индии в квартире на письменном столе стояла банка из-под варенья, куда она складывала деньги на больницу. Много ли там прибавлялось каждую неделю? Крохи. Ей вспомнилось предложение Сида Мэлоуна. Но от его грязных денег она отказалась. Сколько времени понадобится, чтобы набрать пожертвования? А доктор Гиффорд будет и дальше жестоко, по-скотски обращаться с пациентами-бедняками. И тогда она сказала Уишу:

– Хорошо. Я согласна. Завтра ты получишь деньги.

– Умница ты моя, – похвалил ее Уиш. – Мой адвокат подготовит контракт, где ты будешь названа моим деловым партнером. А пока мы будем действовать в других направлениях. Нужно собирать пожертвования и добавлять их к деньгам на Пойнт-Рейес. В «Баринге» я открою отдельный счет. Нужно придумать ему название. Тогда благотворители будут отправлять пожертвования прямо на счет больницы. Как мы ее назовем?

Индия с Эллой несколько раз переглянулись.

– Уайтчепельская больница? – предложила Элла.

– Для женщин и детей, – добавила Индия.

– Но если больница бесплатная, это обязательно нужно отразить в названии, – сказал Уиш.

– Уайтчепельская бесплатная больница… – начала Индия.

– …для женщин и детей, – закончила Элла.

– Готово! – заключил Уиш. – А теперь, чьи пороги мы станем обивать, собирая пожертвования? Надо составить список.

– Начните с Натана Ротшильда! – предложила миссис Московиц.

– С Натана? Вы имеете в виду лорда Ротшильда? Миссис Московиц, вы с ним знакомы? – спросил ошеломленный Уиш.

Лорд Ротшильд, глава династии банкиров, был одним из богатейших людей Англии.

– Я знаю, где он живет, – пожала плечами миссис Московиц. – Уже неплохо.

– Я тоже знаю, где живет королева, – выпучила глаза Элла.

Официант принес вторую бутылку вина. Уиш наполнил три бокала, затем налил и в четвертый, который протянул миссис Московиц.

– За шеф-повара, – сказал он.

– За вмешивающихся матерей, – усмехнулась Элла, поднимая бокал.

– За больницу, – сказала Индия, поднимая свой.

– Лэхаим! – улыбнулась миссис Московиц. – За жизнь. 

Глава 26

Фредди Литтон сидел в гримерной Джеммы Дин. Только что в театре «Гейети» закончилась генеральная репетиция музыкального спектакля, и Джемма, смочив кольдкремом фланелевую салфетку, убирала с лица грим.

– Джем, прошу тебя, сделай это по старой дружбе.

– Отвали, Фредди. Ностальгией за жилье не заплатишь.

– Но мне всерьез нужна твоя помощь. Мне нужен тот, кто сорвет субботний митинг лейбористской партии.

Положение Фредди было незавидным. Провал законопроекта об ирландском самоуправлении нанес серьезный удар по его карьере, и теперь он всеми силами стремился сохранить свою репутацию в глазах избирателей.

– Пойми. Запланирован крупный митинг, – продолжал он. – Будут выступать все левые: Тиллет, Бернс, Кейр Харди. Туда же явится миссис Панкхёрст и будет ратовать за избирательные права для женщин. И туда же придет этот чертов Джо Бристоу. У него это первое появление перед широкой публикой. Тоже дебют, но на другой сцене. Осенью он собрался соперничать со мной за место в парламенте. Дата выборов пока не объявлена, а он уже выступает с нападками на меня. Газетенки охотно глотают все, что он им скармливает. Печатают каждое его слово. Его нужно опозорить. Очернить ему репутацию.

– И как, по-твоему, я это сделаю? – спросила Джемма, силясь стереть голубую полоску над глазом.

– Очень просто. Тебе нужно взять нескольких подруг из числа здешних актрис, прийти на митинг и разыграть пьяных шлюх. Кричать, шуметь, мешать выступающим. Особенно Бристоу. Создадите сумятицу, а потом незаметно исчезнете. Люди еще будут шуметь. Полиция вмешается и разгонит митинг. Уверен, так оно и будет. А потом газеты раззвонят, что за публика собирается на митинги лейбористов. Это серьезно подорвет позиции Бристоу и его чертовой партии. Не упрямься, Джем. Окажи мне дружескую услугу. Я заплачу тебе двадцать фунтов.

– Нет уж, Фредди, спасибочки. Я в твоих подачках больше не нуждаюсь. Нынче есть кому обо мне заботиться.

Она повернулась и покачала головой, от этого движения в ее ушах засверкали бриллиантовые серьги.

– Подарок жениха. Бриллианты настоящие.

– Сомневаюсь, – возразил Фредди.

Такие крупные бриллианты стоили изрядных денег.

– Представь себе. В каждом по десять каратов. Я проверяла.

– Иди ты! И кто же он? Принц Эдуард?

– Принц не так богат, как этот парень, – засмеялась Джемма.

Она прикусила язычок, но женское тщеславие оказалось сильнее осторожности.

– Его зовут Сид Мэлоун, – выдала тайну Джемма.

Фредди привалился к спинке стула. Внутри закипел гнев вперемешку с ревностью. У него перехватило дыхание. Опять этот Мэлоун.

Мэлоун опозорил его перед Индией, сделал из него посмешище в палате общин, а теперь еще и забавляется с Джеммой в постели, чего сам Фредди страстно желал, но не мог.

Сколько усилий еще понадобится, чтобы убрать этого Мэлоуна с дороги? Не далее как вчера Фредди наорал на Дональдсона, спрашивая, почему тот до сих пор не арестовал явного преступника. Дональдсон ответил, что сначала ему требуются неопровержимые доказательства вины Мэлоуна. Парень слишком умен и осторожен. Всегда просчитывает ходы. Дональдсон сказал, что давит на Мэлоуна со всех сторон, и давление постоянно усиливается. Недавно он сфабриковал ордер на обыск и устроил настоящий погром в «Баркентине», одном из пабов Мэлоуна. Полиция арестовала двух сообщников Сида – Никки Ли и Чарли Чжао. Их обвинили в торговле контрабандным опиумом. Теперь обоим светит тюрьма.

– Терпение, – заверял его Дональдсон. – Мы обязательно доберемся до Мэлоуна. Вот увидите.

– Джемма, твоя шутка не блещет остроумием, – сказал Фредди, стараясь говорить спокойно. – Мэлоун – отъявленный преступник!

– Думай, что говоришь. Сид Мэлоун – настоящий джентльмен. Он обращается со мной так, как тебе и не снилось. Я тебе и другое расскажу. Я не единственная твоя подружка, с кем он встречается.

– О чем ты болтаешь?

– Лучше спроси о ком. Видела недавно твою ненаглядную с ним.

– Кого?

– Фредди, чего ты дурачка строишь? А на ком ты жениться собираешься? Или забыл свою докторшу?

– Индия? С Сидом Мэлоуном? – громко расхохотался Фредди. – Джем, по-моему, тебе стоит заложить эти побрякушки и купить хорошие очки.

– Говорю тебе, это была она. Заявилась в «Баркентину». Я видела, как она уходила.

– А больше ты ничего не видела?

– Думаешь, я набрехала? Могу доказать. Она просила Сида в чем-то ей помочь. В чем – не знаю. Я потом к Сиду пристала. Он сказал, что заключил с ней деловую сделку, и больше ни гугу. Но я знаю кое-кого из парней. Они сидели вблизи. Один подслушал. Докторша говорила с Сидом про презервативы. Чушь какая-то! Притащиться в «Баркентину» и говорить с таким человеком, как Сид, о презервативах. Правда, смешно?

Но Фредди было не до смеха. Сумасбродная Индия, вечно пекущаяся о женском здоровье, вполне могла решиться на визит в «Баркентину».

– Должно быть, Сид заломил большую цену за то, что ей требовалось, – продолжала Джемма. – Таких денег в кошельке докторши не водилось, и она расплатилась своими часами. Я их видела у него на ночном столике. На задней стороне надпись: «Думай обо мне». Ну что, теперь поверил?

– Да, Джем, теперь поверил, – ответил Фредди, переваривая услышанное.

– Фредди, он на мне женится, – объявила Джемма. – Сид Мэлоун намерен сделать меня своей женой.

– Мои поздравления, старушка, – с натянутой улыбкой произнес он. – Покажи кольцо.

– Кольца пока нет, – нехотя призналась Джемма. – Еще не выбрала.

Актрисой Джемма была хорошей, но большим талантом там и не пахло, и Фредди сразу распознал ее вранье. Сид Мэлоун не собирался на ней жениться, но Джемме хотелось уязвить Фредди, вызвать ревность. Что ж, здесь он подыграет и, быть может, получит желаемое.

Он подался вперед, уперся локтями в колени и обхватил голову.

– Мне радостно за тебя, Джем, – сказал он, печально улыбаясь. – И грустно за себя. Если бы моя жизнь целиком принадлежала мне, все пошло бы совсем по-другому. Очень даже по-другому.

– О чем это ты?

– О нас с тобой. Мы могли бы стать прекрасной парой.

– Фредди, а не так давно ты говорил мне совсем другое. Говорил, что собираешься жениться, но не на мне.

– Джемма, я ее не люблю. И ты это знаешь. Я люблю тебя, но соединиться с тобой не могу, – соврал Фредди.

– Почему?

– Потому что мне нужны деньги Индии. Члены парламента получают немного. Это считается служением обществу, а не работой на собственный доход. Но попробуй бороться за преображение Англии и, в общем-то, всего мира, когда тебе нечем заплатить за квартиру.

– Фредди, ты сейчас беззастенчиво врешь. Только меня тебе не одурачить. Я тебя знаю как облупленного. Ты соперничаешь с другими за власть. Власть ты любишь больше всего, и деньги тебе нужны, чтобы добиваться власти. Плевать тебе на преображение мира. Ты хочешь править миром. – Джемма наклонилась и поцеловала его. – Когда-нибудь так и случится. Поэтому я не стану с тобой ссориться. Я сделаю то, о чем ты просишь. Возьму нескольких девчонок и пойду на субботнее сборище. Поскандалим там.

– Правда, Джем? Ты сделаешь это для меня?

– Нет. Я сделаю это за пятьдесят фунтов.

Фредди хотелось влепить ей пощечину. Ишь, сколько заломила! Но вместо этого он сказал:

– Спасибо, Джемма! Я искренне тебе благодарен. Деньги принесу, когда снова увидимся.

– И не забудь.

Фредди поцеловал ее на прощание и покинул театр «Гейети». Он остановился на Коммершел-стрит, намереваясь поймать кеб. Где раздобыть пятьдесят фунтов для Джеммы? Обед, устроенный в «Реформ-клубе», почти разорил его. Стоило подумать о долгах, и его плечи ощущали их тяжесть. Еще одной гирей была избирательная кампания Джо Бристоу. Однако все это меркло по сравнению с тем, что он узнал от Джеммы про Индию. Индия пыталась заполучить противозачаточные средства. Она продолжала осуществлять свои безумные планы по устройству женской больницы. Значит… она не забеременела после их близости и не собиралась в ближайшее время бросать работу.

Фредди выругался. Еще недавно все шло как по маслу. А теперь – сплошные неудачи. Обсуждение гомруля, закончившееся скандалом, чуть не раздавило его, серьезно подпортив репутацию. Этот чертов Уиш помогает Индии собирать деньги на больницу. Изабелла начала беспокоиться. Она обрадовалась, услышав, что ее несносная дочь наконец-то определилась со временем свадьбы. А дальше… будущая теща ничуть не растаяла и с прежней твердостью заявила: никаких обещанных денег до тех пор, пока Индия не оставит медицину.

– Ну что мне делать? – спрашивал себя Фредди, расхаживая по улице с поднятой рукой.

Он пытался найти ответ, но в голову упорно лезли… презервативы. Нашел о чем сейчас думать! Но эти резиновые штучки крепко засели у него в мозгу. Ведь не просто так они не дают ему покоя. Есть какое-то недостающее звено. Но какое?

Кучер, ехавший в другую сторону, заметил его и жестами показал, что сейчас развернется и подъедет. Фредди кивнул.

– Успокойся, старик. Успокойся и подумай, – сказал он себе.

Он снова прокрутил в голове услышанное от Джеммы. И как Индия могла обратиться к Мэлоуну за помощью? Не к кому-то, а к человеку, вызывавшему у нее отвращение? Пусть ответит. По сути, Фредди собирался устроить ей нагоняй. Скажет, что их с Мэлоуном видели вместе и сообщили ему. Ее заигрывание с типами вроде Мэлоуна совершенно неприемлемо. Со стороны Индии это чистое безумие.

Но должна же быть причина, серьезная причина, толкнувшая Индию на такой шаг. Серьезная причина. Чем больше Фредди думал об этом, тем отчетливее понимал: предположение, что Индия закупает противозачаточные средства для своей больницы, ошибочное. Вняв совету Уиша, она собиралась откладывать деньги, пока не соберет достаточную сумму. Помнится, Индия так ему и сказала. Тогда почему же она тратила свои скудные средства на материалы для больницы, которая еще не открылась?

Может, она собиралась распространять презервативы, работая у Гиффорда? Это казалось Фредди более правдоподобным объяснением. Но в таком случае почему она попросту не заказала у поставщиков медикаментов?

И вдруг он догадался. Она не хочет, чтобы Гиффорд об этом знал.

Должно быть, Гиффорд – противник противозачаточных средств. Тогда многое становилось на свои места. Гиффорд – упрямец и консерватор. И впрямь динозавр. Индия собиралась раздавать презервативы без его ведома.

Фредди смотрел, как кучер осторожно разворачивается на середине улицы. Пожалуй, и ему нужно сделать такой же разворот. Он не припрет Индию к стенке немедленно. Нет, он выберет подходящее время. Что-то внутри подсказывало: нужно отложить эти сведения до поры до времени. Позже они сослужат ему хорошую службу.

Кеб подъехал. Забравшись внутрь, Фредди немного успокоился. Итак, Джемма обещала помочь. По крайней мере, он поставит заслон на пути Джо Бристоу. Ну и наглец! Зачастил к нему в округ и порочит его перед местными оборванцами. Фредди пытался применять честные методы борьбы: оспаривал утверждения Бристоу, указывал на отсутствие у Джо необходимого опыта. Безрезультатно. Тогда он прибегнул к иным методам. Заплатил Дональдсону, чтобы тот послал своих молодцов бить стекла в главной конторе Джо и срывать рекламу его магазинов. Полицейские будут и на митинге лейбористов: одни придут в штатском, другие в форме, чтобы арестовать нарушителей закона. Если все пройдет как задумано, парни Дональдсона и подружки Джеммы превратят митинг во всеобщую свалку.

Кеб повез Фредди в западную часть города. Глядя из окошка на оживленную Коммершел-стрит, он заметил вывеску паба «Красный Граф». Пабов с таким названием хватало по городам Англии, и все они были названы в честь его предка Ричарда Литтона. На здешней вывеске Ричарда изобразили в доспехах и с мечом. На лице – бессердечие, бесстрашие и беспощадность. Граф выглядел человеком, способным на любые поступки, только бы получить желаемое. Победить любой ценой.

Хорошо быть Литтоном нынешних времен, подумал Фредди. Он не испытывал никаких угрызений совести. Он сорвет митинг лейбористов и опорочит Джо Бристоу. В любви и на войне все средства хороши. А состязание за представительство от Тауэр-Хамлетс превращалось в настоящую войну.

Проезжая мимо изображения именитого предка, Фредди улыбнулся ему. «Приободрись, старик, – сказал он себе. – Литтоны обуздывали шотландцев и валлийцев. Их потомок обуздает Восточный Лондон. Любой ценой». 

Глава 27

– Обожаю Уайтчепел летом, – сказала Элла, обходя кучу свежего конского навоза. – Нет места прекраснее.

Индия, шедшая следом, обмахивалась шляпой.

– И зачем только я это делаю? – спрашивала она вслух. – Вместо прохлады только нагнетаю зловоние.

В воздухе стояла жуткая вонь, которую распространяли выгребные сортиры, сточные канавы, дохлая собака, отбросы с рынка и июльская жара. В первые жаркие дни лета, идя по узким улицам и переулкам, Индия боялась, что ее вытошнит. Но потом привыкла. Жизнь заставила. Уайтчепел не собирался приспосабливаться к ней, а потому она научилась приспосабливаться к Уайтчепелу.

Она шла без жакета, с закатанными рукавами блузки. Забыла опустить после осмотра последнего пациента, а сейчас решила, что незачем. Так прохладнее. Щеки Индии раскраснелись от жары, волосы выбились из пучка, блузка успела запачкаться. Индия была мокрой от пота и ужасно уставшей. Сейчас они с Эллой больше напоминали уборщиц, чем врача и медсестру.

– Я могу убить за кувшин лимонного сквоша. Надеюсь, мамочка догадалась приготовить его, – сказала Элла.

– А я надеюсь, она приготовила целую ванну. Я бы в нем искупалась, – подхватила Индия.

День клонился к вечеру. Посетив последнего пациента – ребенка, больного дизентерией, они с Эллой направлялись из Степни в Уайтчепел. Число заболеваний росло. Жара усугубляла антисанитарию, царившую в подавляющем большинстве домов и магазинов. Дети ели испорченную пищу и заболевали. Обычно летом детская смертность в Уайтчепеле сильно подскакивала. Спад наступал только к осени. Прежде Индия читала об этом в медицинских журналах, а теперь убеждалась на собственном опыте.

– Элла, посмотри. – Индия схватила ее за рукав и подвела к старому кирпичному зданию, большому, пятиэтажному, шириной не менее сорока футов. – Оно выставлено на продажу. Видишь табличку?

Они прочитали ее. Прежде здесь находилась пекарня. Владелец продавал здание за четыре тысячи фунтов.

– У нас нет даже четырехсот, – вздохнула Элла. – Но если бы мы и нашли четыре тысячи, Уиш не позволил бы нам купить. Сказал бы, что слишком дорого. Он постоянно твердит: «Нужно строго следовать плану». Разве ты не слышала?

– Слышала. – Индия тоже вздохнула. – Но смотри, какой чудесный большой дом.

– Мы найдем другой, не хуже этого. Сначала нам нужно собрать двадцать пять тысяч.

Пару дней назад они снова встречались с Уишем в ресторане родителей Эллы. Он показал им чек на сто фунтов, выписанный его давним школьным приятелем, и обрисовал примерный план дальнейших действий. Он утроит пять тысяч фунтов, вложенных Индией в проект Пойнт-Рейеса, и поместит эти деньги на счет больницы. Тем временем они будут работать как проклятые и наберут на пожертвованиях еще десять тысяч. Когда у них появится такая сумма, Уиш добавит пять тысяч к пятнадцати. Эти деньги он ни за что не позволит тратить. Они пойдут на так называемую агрессивную инвестицию, приносящую десять процентов годовых, то есть примерно две тысячи фунтов на текущие расходы больницы: жалованье персоналу, коммунальные услуги, приобретение медикаментов и материалов медицинского характера.

Оставшиеся пять тысяч фунтов Уиш велел распределить так: две тысячи на содержание здания, еще две на ремонт и тысячу – на мебель и необходимый инвентарь. Он не скрывал, что в первые несколько лет придется экономить на всем, но, как только больница откроется, они продолжат сбор пожертвований. Собранные деньги будут добавляться к основному капиталу. Первоначальные двадцать тысяч будут расти, а значит, будет расти и текущий бюджет больницы. Уиш говорил, что не видит препятствий, почему бы основной капитал не возрос до двухсот тысяч фунтов. Тогда сумма ежегодных текущих расходов составит уже не две, а двадцать тысяч фунтов.

– Двадцать тысяч фунтов на расходы, – сказала Индия, глядя на окна бывшей пекарни. – Представляешь? Как ты думаешь, мы когда-нибудь достигнем этой суммы?

– Не достигнем, если не будем шевелиться сейчас, – спустила ее с небес Элла. – Идем.

Они пересекли Шенди-стрит, где шумел субботний рынок, и двинулись к дому Эллы. Ресторан был закрыт, поскольку в Шаббат запрещалось приготовление пищи и всякая другая работа. Но Элла с Индией надеялись, что с пятничного ужина остался брискет.

Элла предупредила Индию: сначала ей придется выслушать поучения. Ее мать была фрум[17] и соблюдала предписания иудейской веры. Миссис Московиц расстраивалась всякий раз, когда ее дочери приходилось работать в Шаббат.

– А что прикажешь делать? Сказать женщине на сносях, пусть дождется воскресенья? Если роды происходят в субботу, я иду помогать роженице. А если Бог не хочет, чтобы я работала в Шаббат, пусть сделает так, чтобы дети в этот день не рождались. Инди, ты меня поддержишь? – со вздохом спросила Элла.

– И не подумаю. Пока мама будет наставлять тебя на путь истинный, я прошмыгну на кухню и угощусь брискетом.

– Доктор Джонс, много шутить вредно. Это уже второй случай на неделе. Поостерегись, иначе люди подумают, что у тебя есть чувство юмора.

Индия показала ей язык. Они дошли до конца Шенди-стрит, свернули налево, в Хорс-лейн и двинулись в сторону Степни-Грин. Они хотели сократить дорогу, пройдя через луг, и дальше свернуть на запад, в сторону Брик-лейн. Однако, подойдя ближе, Индия и Элла увидели, что на лугу собралась толпа.

– Что это они здесь делают? – удивилась Индия.

– Кажется, митинг лейбористской партии. Теперь вспоминаю: отец что-то говорил.

– Да-да, ты права. Фредди тоже говорил. Он еще сказал, что планируется выступление Джо Бристоу. Этот человек соперничает с ним за представительство от Тауэр-Хамлетс. Фредди говорил…

– Джонс! Велеречивая Инди Джонс! Иди сюда!

Индия обернулась, сразу узнав голос. Поискав глазами, она заметила молодую женщину в модной соломенной шляпке. Та проталкивалась к ней сквозь толпу.

– Доктор Хэтчер, какая приятная неожиданность, – сказала Индия, когда женщина подошла.

Свою бывшую однокурсницу Харриет Индия не видела со дня выпуска.

– Велеречивая Инди? – повторила Элла.

– Детское прозвище. Перекочевало вслед за мной в медицинскую школу, – пояснила Индия. – Уиш однажды назвал меня так, а добрая старушка Харриет услышала, и началось. Жуткое прозвище, правда? И совершенно незаслуженное.

– Не знаю, – озорно возразила Элла. – По-моему, оно тебе отлично подходит.

Индия познакомила Эллу и Харриет, затем удивилась внушительной толпе, собравшейся на митинг.

– Я пришла послушать миссис Панкхёрст, – сообщила Харриет. – Ты слышала ее выступления?

Индия ответила, что слышала.

– Удивительная женщина. А какая умница! – с жаром произнесла Харриет. – Честное слово, она своего добьется. У женщин появится избирательное право. Попомните мои слова. – Она прищурилась, поглядев в сторону подиума. – Никак здесь и уважаемый член парламента?

– Сомневаюсь, – сказала Индия. – Митинг устроен лейбористами.

– Но такая сторонница, как миссис Панкхёрст, ему бы очень пригодилась. Я думала, Фредди – просвещенный политик. Из новой породы руководителей. Будущее либеральной партии. Так написано в «Таймс». Он верит в необходимость избирательного права для женщин?

Индии стало неуютно.

– Конечно верит. Если не на практике, то в плоскости теории.

– А попроще объяснить можешь? – спросила Харриет.

– Он хочет, чтобы у женщин появилось право голосовать, но… не сейчас. Он считает, что у либералов не столько сил, а потому нельзя одновременно вести сражение на многих фронтах. Фредди убежден: вначале они должны консолидировать силы и вновь сделать премьером своего человека. А когда эта цель будет достигнута, можно побороться и за избирательное право для женщин.

– По мне, так чушь собачья! – заявила Харриет.

– Непременно передам это Фредди, – пообещала Индия.

– Инди, у меня в голове не укладывается, почему ты выходишь за него. Общего у вас не больше, чем у мела с сыром. Впрочем, нет. Я не то хотела сказать. Я могу представить почему. Элла, вы видели Фредди?

– Нет еще.

– Удивительный мужчина. Элегантный, обаятельный… Самый золотой из золотых мальчиков. Когда он заходил навестить Индию, у нас все девицы млели.

– Харриет! – одернула ее покрасневшая Индия.

Харриет язвительно улыбнулась:

– Ой, прости. Забылась. У женщин не может быть подобных чувств. Особенно у женщин нашего круга: высокоморальных, порядочных и здравомыслящих. Нам ведь это внушал старикан Брирли.

– Опять ты за старое, – проворчала Индия.

Подражая суровому, звучному голосу Энтони Брирли, их профессора анатомии, Харриет произнесла:

– Вагина, узкий проход между вульвой и маткой, образован преимущественно мышцами, не имеющими нервной ткани. Клитор, являющийся внешним, чуждым придатком, для процесса деторождения совершенно бесполезен. Он средоточие умственной нестабильности у женщин. Удаление клитора часто бывает показано при лечении истерии, психоза и стойкой нимфомании… – Харриет громко рассмеялась и добавила: – Возможно, для него и чуждый. А я бы ни за что со своим не рассталась.

Элла захихикала.

– Харриет, ради бога, уймись! – сказала Индия. – Мы же не в аудитории, а в общественном месте. Говори потише, иначе нас арестуют за непристойное поведение.

– Да здесь никто и понятия не имеет, о чем я говорю. Взять тот же клитор. Они подумают, что это марка зубной пасты. Тебе, случаем, не попадалась такая реклама на стенках омнибуса?

Элла снова прыснула.

– Нечего ее поддерживать! – упрекнула медсестру Индия.

Харриет подмигнула Элле, достала из жакета серебряный портсигар, закурила и с наслаждением затянулась. Окружающие покосились на нее. Индия вырвала сигарету у нее изо рта, бросила на траву и растоптала каблуком.

– Первая заповедь врача: «Не навреди». Забыла, доктор Хэтчер?

– Гиппократ имел в виду наших пациентов, доктор Джонс.

– И нас самих. Ты по-прежнему выкуриваешь по двадцать штук в день?

– Бывает и больше.

– Ты же знаешь, что курение вызывает рак легких.

– Это не подтверждено.

– Скоро подтвердят.

– А мне сигареты доставляют кучу удовольствия, – заявила Харриет.

Индия поморщилась. В группе, где они учились, она превосходила других по знаниям и навыкам, зато Харриет пользовалась большей популярностью. Легкий характер, бойкий язычок. Харриет умела рассмешить любого. И ее юмор творил чудеса. Пообщавшись с ней, самые беспокойные пациенты успокаивались и начинали улыбаться. Индия завидовала Харриет. Там, где доктор Джонс начинала читать лекции, доктор Хэтчер просто развлекала своих больных. Велеречивая Инди. Права была Элла. Меткое прозвище ей дали в детстве.

– Ладно, девочки, я вас покидаю, – сказала Харриет. – Хочу подобраться ближе к миссис Панкхёрст. Да, чуть не забыла… Как твои успехи у Гиффорда?

– Прекрасно.

– Врешь! Посмотри на себя. Выглядишь, как торговка рыбой.

– Вообще-то, едва справляюсь. А как дела на Харли-стрит?

Харриет родилась в богатой семье. Окончив медицинскую школу, она открыла практику в одном из самых процветающих мест Лондона. Там находились кабинеты многих известных врачей.

– Ад кромешный. Скука неимоверная. Является какая-нибудь разодетая особа и начинает жаловаться, как ее утомляет лето. Приходит другая. Ту раздражают слуги. У третьей обостряется невралгия, когда из Итона на каникулы приезжают ее драгоценные сыночки. Еще несколько таких визитов – и я орать начну. – Харриет протяжно вздохнула. – Инди, а помнишь, как мы говорили про твою больницу? Ночью, когда не спалось или когда обалдевали от учебы?

– Естественно, помню.

– Я и сейчас об этом думаю.

– Я тоже. Мы с Эллой пытаемся перевести эти мысли в реальность. У нас даже появился директор по развитию – Уиш. Сейчас мы заняты сбором пожертвований. Деньги, вещи, еда. Когда наберется достаточная сумма, начнем присматривать здание в Уайтчепеле.

– Инди, ты серьезно?

– Я всегда относилась к этому серьезно.

– И сколько вы сумели набрать?

Индия с Эллой смущенно переглянулись.

– Ну, сто семьдесят восемь фунтов… – сказала Индия.

– …и пять коробок ломаных сухарей, – добавила Элла.

– Тогда я, пожалуй, повременю закрывать свой кабинет, – засмеялась Харриет.

– Обсмеивать проще всего, – взвилась Индия. – Мы обязательно откроемся. Просто нужно время, чтобы собрать деньги.

– Индия, я и не сомневаюсь, что вы откроетесь. И я не смеюсь над вами. Ни капельки. Мне осточертело на Харли-стрит. Если у вас все получится, я приду к вам работать. Бесплатно.

– Ты серьезно? – задала тот же вопрос Индия.

– Да. Деньги мне не нужны. Мне нужна хорошая встряска. Похоже, ваша больница меня встряхнет.

Индия пристально посмотрела на нее:

– Хэт, ловлю тебя на слове.

– Вы обязательно откроетесь. Сделай это, старушка, и я приду к вам. И Фенвика с собой приведу. Ему тоже осточертело преподавание. Признался мне, что его нынешний поток – еще более непроходимые дуры, чем мы.

– В устах Фенвика это почти комплимент, – сказала Индия.

– О! Смотрю, здесь одна из моих пациенток. Единственная, с кем мне приятно видеться. Миссис Бристоу!

В нескольких ярдах от них стояла красивая женщина в розовом костюме и шляпе, украшенной искусственными розами. Стояла на цыпочках, вытягивая шею. Она улыбнулась Харриет и подошла к ним. Индия сразу поняла, что миссис Бристоу беременна и даже определила срок: где-то месяцев пять. Умело сшитый костюм скрывал беременность от многих глаз, но только не от глаз Индии.

– Как вы себя чувствуете? – задала профессиональный вопрос Харриет.

– Благодарю вас, прекрасно, – ответила Фиона.

Харриет познакомила их, затем спросила Фиону, не миссис ли Панкхёрст она пришла послушать.

– Вообще-то, я должна была представить собравшимся своего мужа. Я безбожно опоздала на целый час. Хотела пробраться к подиуму, но не представляю, как буду протискиваться через толпу.

– Я хочу обойти лужайку по краю, – сказала Харриет. – Идемте вместе.

– Я уже пробовала. Там полным-полно полиции. Никого не пропускают. Уж лучше попробую прямиком. Рада познакомиться, доктор Джонс и сестра Московиц.

– Только будьте осторожны, миссис Бристоу, – предупредила Фиону Харриет.

– Врачебное предписание? – улыбнулась Фиона.

– Совершенно верно.

– Вот к кому вам надо обращаться, – сказала Харриет, когда Фиона Бристоу отошла. – Она богаче Мидаса и постоянно занимается благотворительностью.

Индия записала себе в память: спросить Уиша об этой женщине. Харриет простилась и тоже отошла.

– Элла, похоже, у нас есть не только сто семьдесят восемь фунтов и пять коробок сухарей. У нас появилась заведующая детским отделением.

– Она умеет обращаться с детьми?

– Харриет замечательно с ними ладит. Особенно с малышами.

– Уже четверть пятого, – сказала Элла, поглядев на часы. – Начало митинга запоздало на пятнадцать минут. Ну как, останемся послушать миссис Панкхёрст?

– Да. Думаю, они вот-вот начнут. Наверное, ждали Фиону Бристоу.

Позади подиума на стульях сидели несколько человек. Один стул пустовал.

– Сумеет ли она туда добраться? Элла, ты ее видишь?

Вопрос Индии потонул в возбужденных возгласах и свисте. А на подиум поднималась миссис Панкхёрст.

– Протолкнемся ближе, – сказала Элла.

Сказать было легче, чем сделать. Люди стояли плотной стеной.

Миссис Панкхёрст уже поднялась на подиум. Приветствия зазвучали громче. Индия знала: эта женщина умеет зажигать слушателей. Хрупкая внешность и мягкие черты лица были обманчивы. Едва начав говорить, миссис Панкхёрст преображалась, и хрупкости в ней оставалось не больше, чем у мускулистого каменщика.

– Добро пожаловать! Я говорю это вам, женщины. И вам, мужчины. Эти же слова я обращаю к полицейским, которых, как вижу, сегодня собралось втрое больше обычного! Вас интересует, зачем мы здесь собрались? Не потому, что мы нарушители закона. Мы пришли сюда, движимые нашим стремлением стать законотворцами.

Вновь зазвучали приветствия, но их начали заглушать недовольные крики. Индия повернулась в ту сторону. К лужайке примыкал паб, у дверей которого, потрясая пивными кружками, стояли рассерженные мужчины.

– Валяй домой белье стирать, пронырливая сука! – крикнул один из них.

Миссис Панкхёрст продолжала говорить, игнорируя крикунов.

Ее поддержали сторонники. И вдруг возле паба началась потасовка. Туда поспешили полицейские и быстро разняли подравшихся. Порядок был восстановлен, а через несколько минут…

– Избирательное право для женщин, когда ад замерзнет! – истошно завопил мужской голос.

Послышалось улюлюканье. На этот раз голоса были женскими. Индия настороженно обернулась. Неподалеку от места, где стояли они с Эллой, собралась шумная женская компания, по облику и нарядам которых можно было сразу догадаться, чем они зарабатывают на жизнь. Женщины кричали, мяукали и топали ногами, хохоча во все горло. Одна выкрикнула непристойность в адрес миссис Панкхёрст. Индия присмотрелась к ним взглядом врача, выискивая признаки венерических болезней. И не нашла ни одного.

– Элла…

– Чего?

– Странные какие-то женщины. Они вовсе не похожи…

– …на шлюх, – констатировала Элла.

– У них слишком здоровый вид.

– Да и голодными их не назовешь.

– Похоже на спектакль. Как будто их наняли изображать проституток.

– Плохо играют. Неубедительно, – усмехнулась Элла.

– Боюсь, добром это не закончится.

– Давай поскорее выбираться отсюда.

Индия кивнула. Повернувшись, она пошла в сторону еще остававшегося узкого прохода, торопясь покинуть луг. Потом вдруг остановилась.

– Элла… погоди! Фиона Бристоу… Она добралась до подиума?

Элла завертела головой, разглядывая лица.

– Нет. Вон она стоит. До подиума еще идти и идти. Видишь ее шляпу?

Индия кивнула и крикнула:

– Миссис Бристоу! Миссис Бристоу! Идите сюда!

Ее голос потонул в гуле других голосов, стремящихся заглушить миссис Панкхёрст. В воздухе промелькнул сочный помидор, упав возле ее ног. Миссис Панкхёрст вздрогнула, но продолжала говорить. Напряжение возрастало, делаясь осязаемым. Индии это напряжение казалось тигром, крадущимся в высокой траве. Она догадывалась, во что все выльется. Ей приходилось лечить жертв уличных столкновений, и она знала, с какой быстротой обыкновенные люди превращаются в неуправляемую толпу. И Фиона Бристоу находилась в самой сердцевине. На шестом месяце беременности.

– Надо вывести ее, – сказала Индия.

– Поторопимся.

Элла схватила Индию за руку, и они вместе начали проталкиваться сквозь плотные ряды возбужденных людей.

Когда они добрались до миссис Бристоу, обе едва дышали, обливаясь потом. Индия коснулась спины Фионы, и та обернулась. Лицо миссис Бристоу было совсем красным. Индию это встревожило.

– Миссис Бристоу, мы уходим. Вы должны пойти с нами. Вам нельзя здесь оставаться. Особенно в вашем положении.

– Я сама пыталась выбраться. Но меня зажали со всех сторон. Шагу не ступить.

– Пробились к вам, пробьемся и обратно. Я вас выведу, – пообещала Индия. – Держитесь между нами и старайтесь, чтобы вас не толкали в живот…

Ее слова заглушили крики и пронзительный полицейский свисток.

Одна из проституток устроила стычку с двумя констеблями. К ней присоединился пьяный, начавший оскорблять полицейских. Подбежал второй, замахнулся на первого. Послышались новые крики. Индия упрямо проталкивалась вперед. Она шла против течения. Забыв о миссис Панкхёрст, люди устремились к драчунам. И вдруг в общий гам вклинился новый звук: стук конских копыт. С западной стороны к лужайке приближалась конная полиция. Они гнали людей обратно, а пытавшихся выскользнуть угощали дубинками.

Столь быстрое появление конной полиции тоже показалось Индии подозрительным. Она едва успела об этом подумать, как чья-то лошадь взвилась на дыбы и задела копытом женщину. Та закричала. Из раны на щеке хлынула кровь.

– Объявляю ваше собрание вне закона! – послышался мужской голос, усиленный мегафоном. – Эммелин Панкхёрст, приказываю вам прекратить выступление!

Кто-то крикнул в поддержку выступающей. Крик заглушила лавина протестов. Полицейский офицер отдал распоряжение, и всадники цепью направились к подиуму. Находившиеся вблизи женщины испуганно закричали и попытались убежать. Но как убежишь, когда вокруг мечется возбужденная толпа? Индия оглянулась на Фиону. Шляпка с розами исчезла. Волосы разметались по лицу, успевшему побледнеть. Индия опасалась, как бы с миссис Бристоу не случился обморок. Индия оглядела площадь. Жилых домов не было. Сплошные магазины и пабы, но и туда не добраться. Индия повернулась к подиуму, и у нее возникла идея. Схватив Фиону за руку, она поменяла направление.

– Идемте назад! Быстро! – крикнула Индия.

– Куда вы? – удивилась Элла.

– К подиуму! Это наш единственный шанс!

Индия пробивала для Фионы дорогу к подиуму, отпихивая чужие руки и локти. Она ни на мгновение не выпускала руку миссис Бристоу из своей. Лошадей она больше не видела, но слышала и чувствовала, что те неумолимо приближаются. Спереди подиум украшал огромный транспарант с лозунгом «Право голоса для женщин! Уже сейчас!» Подиум появился только сегодня. Его сколотили для митинга. Индия надеялась, что второпях, чтобы потом столь же быстро разобрать.

Те, кто еще недавно стоял вдоль подиума, разбежались, и там образовалась пустая полоса. Индия выбралась из толпы, одолела последние ярды до подиума и вывела Фиону на свободное пространство. Приподняв низ транспаранта, Индия облегченно вздохнула, не увидев деревянной обшивки. Только опорные столбы и прибитые крест-накрест доски.

– Заползайте внутрь! – крикнула она Фионе.

Когда Фиона заползла, Индия повернулась, надеясь проделать то же самое с Эллой и спрятаться самой. Но Эллы поблизости не было. Индия лихорадочно оглядывала толпу. Наконец она заметила Эллу. Та отбивалась от рослого полицейского.

– Инди, оглянись назад! Назад! – крикнула Элла.

Индия обернулась. На нее неумолимо двигалась черная лошадь. Большие испуганные глаза животного были совсем рядом. Лошадь встала на дыбы. Пытаясь загородиться, Индия подняла руки. Она попятилась назад и упала на траву. Металлические подковы застучали по оставшимся булыжникам. Через мгновение Индии показалось, что ее окружают тысячи бьющих копыт. Она свернулась в тугой клубок. Конское копыто задело ей бедро. Индия закричала и перевернулась на правый бок, стремясь выкатиться из-под копыт к подиуму. Но было слишком поздно. В голове вспыхнул ослепительный свет. А потом все исчезло. 

Глава 28

– Фрэнки, что это за чертовщина? – спросил Сид Мэлоун, глядя на десятки женщин, наводнивших приемное помещение уайтчепельского отделения полиции. – Никак подрались на распродаже простыней и наволочек в «Хэрродс»?

– Кто их там разберет? – вопросом на вопрос ответил Фрэнки, осторожно дотрагиваясь до распухшего глаза.

– Понятнее можешь объяснить?

– Не знаю я, хозяин. Их как-то диковинно называют. Вражистки. Вроде у них митинг был по этому поводу, а потом из него мордобой получился.

– Суфражистки, олух. Судья что, собрался их всех арестовать? А держать где будет?

– Арестовали только их предводительшу. Какую-то миссис Панкхёрст. Остальных будут выпускать. Шмотки отдадут, и шагайте. Может, до утра подержат. Для острастки. Один полицейский сказал, что они даже имен не спрашивали. Судья решил их попугать. Дать слегка нюхнуть тюрьмы.

– Вряд ли подействует. На тебя, смотрю, ничего не действует, – бросил ему Сид.

Несколько часов назад ему сообщили, что минувшей ночью Фрэнки арестовали за драку. Опять. Никого из людей Сида поблизости не было, и вызволять буяна пришлось ему самому. Меньше всего Сиду хотелось идти в полицию, но он пошел.

– Прости, хозяин.

– Кто на этот раз? Опять Дональдсон что-то подстроил?

– Шайка Мэддена.

– Где? – навострил уши Сид.

– В Уоппинге. В «Шансе Уитби». Захожу туда. Вижу, сидят двое. Наглые. Хохочут во все горло. Пиво лакают и официантов гоняют: принеси нам это, подай нам то. Хозяин, и тут я не сдержался. Теперь им не до смеха.

– Большой Билли с ними был?

– Нет.

Сид кивнул. Возможно, двое необузданных щенят решили кутнуть. Так обычно отвечал Билли, когда Сид его спрашивал. А Сид спросит и в этот раз. И опять последуют извинения, обещания, что больше ничего подобного не повторится. Чистой воды вранье. Сид прекрасно знал, что Билли Мэдден хочет прибрать к рукам Ист-Энд. Скорее всего, прознал, что Фредди Литтон ополчился на Фирму. Решил, их деньки сочтены. Сиду пришлось заняться сбором сведений. Послать своих парней по другим пабам: посмотреть, не сунул ли еще кто нос на чужую территорию.

– Мне предъявят обвинения? – спросил Фрэнки, и Сид покачал головой. – Кого ж ты пуганул?

– Никого. Несколько фунтов, сунутых в правильные руки, и вдруг никто ничего не видел. Деньги все могут, Фрэнки. Помни об этом.

– Запомню. Спасибо, хозяин, – сказал Фрэнки.

Он радовался, что легко отделался, но в то же время чувствовал некоторую досаду. Переговоры, где основную роль играли слова и деньги, его не привлекали. То ли дело, когда противник запуган, а еще лучше – получил по морде! Фрэнки любил драматические развязки. Сид об этом знал, списывая на его молодость. Когда жизнь рога обломает, научится иному поведению.

Шум в углу отвлек Сида от мыслей о будущем Фрэнки. Повернувшись туда, он нахмурился.

– Девлин приперся, – сказал он. – Давай-ка двигать отсюда, пока он нас не запечатлел. Иначе придется опять расколотить его игрушку.

– Он меня уже видел и даже внимания не обратил. Я слышал, на этом митинге вместе со шлюхами загребли рыбу покрупнее. Кого-то из высших слоев. Девлин хочет состряпать статью об утонченных леди, затесавшихся среди прочего охвостья. Показать моральную беспринципность высшего класса… что-то в этом роде, – пожал плечами Фрэнки; его пиджак был порван и заляпан кровью; достав гребень, Фрэнки расчесал спутанные волосы. – Моральная беспринципность – это по мне. Можешь представить, как вставляешь какой-нибудь похотливой герцогине? У меня от одной мысли встает.

– Фрэнки, побереги мои уши, – сказал Сид, направляясь к двери.

– Я слышал, что и твоя подружка в это встряла.

– Какая подружка?

– Докторша.

– Доктор Джонс? Она здесь?

– Так говорили.

– Чего ж ты раньше молчал, Фрэнки? Если Девлин ее найдет, ей мало не покажется.

– Это как?

– Распишет ее во всех красках. Сделает из нее злодейку. Смешает с дерьмом.

– Ну смешает. Нам-то какое дело, хозяин?

– Большое. Во всяком случае, мне. Идем.

– Сид, ну чего ты в самом деле? Я жрать хочу! За углом тут есть приятный паб.

Сид его не слушал. Нужно поскорее найти Индию. Он прошел сквозь толпу женщин. Одни стояли, другие сидели. У кого-то на лицах была написана откровенная скука, словно полицейский участок им давно примелькался. Кто-то находился в ступоре. Куда ни глянь – порванные блузки, измятые шляпы, ссадины на лицах.

Увидев Индию, Сид не сразу ее узнал. На лице – следы крови. Блузка расстегнута, а воротник – тоже в крови. Вместе с Эллой Московиц они склонились над какой-то женщиной. Индия приподняла подол, оторвала от своей нижней юбки лоскут и перевязала рваную рану на руке женщины. Надо же! Помогают пострадавшим, когда могли бы улизнуть отсюда под шумок. Девлин находился всего в ярде от Индии. Газетчик, как хищник, кружил, высматривал и вынюхивал. Предупредить ее? Слишком поздно. Девлин уже находился совсем рядом.

Сид попятился.

– Забудь, – бросил он Фрэнки.

Индия повернулась к нему. Сид увидел ее лицо, где упрямство и решимость сочетались с ошеломляющей невинностью. Усталая, голодная, в перепачканной одежде. Но сейчас она думала не о себе, а о врачебном долге. Сид знал: она никуда не уйдет из этой клоаки, а будет и дальше рвать одежду на лоскуты, пока не перевяжет все раны.

– Ага! – громко воскликнул Сид. – Энни! Мэри! Я вас, красотки, повсюду ищу. Выбирайтесь-ка отсюда и марш на работу!

Индия растерянно моргнула. Элла посмотрела на него как на безумца. Сид кивнул в сторону Девлина. У Эллы округлились глаза.

– Не серчай, хозяин. Сейчас уходим, – сказала Элла. – Хотели немножко отдохнуть. А что, без нас там не справиться? – спросила она и пихнула локтем Индию.

Обе вульгарно захохотали.

– Мэлоун, это что же, ваши? – спросил Девлин. – Я думал, вы деловой человек.

– Я и есть деловой человек. А это мои работницы – официантки из «Тадж-Махала».

Говоря, он смотрел на Индию. У той отвисла челюсть. Сид ущипнул ее за подбородок, заставив закрыть рот.

– Официантки, значит? – усмехнулся Девлин.

– Ага. Всегда рады обслужить. Правда, девочки? Мистер Девлин притащил сюда свой новенький фотоаппарат, над которым трясется. Жаль, если его игрушка разобьется, как было с прежней.

– Остыньте, Мэлоун. Я пришел не по вашу душу. Сегодня здесь рыбка покрупнее. Мне сообщили, что полицейские задержали невесту члена парламента. Провела вечерок в компании пьяниц и шлюх. Можно сварганить неплохую статейку. Особенно в преддверии выборов. Ходят упорные слухи, что они состоятся осенью. «Либеральные замашки невесты парламентария»… что-нибудь в этом роде.

– Вам, Дев, не привыкать истории из пальца высасывать.

Сид повернул Индию лицом к себе и с нарочитой пристальностью осмотрел запекшуюся кровь на виске. Он видел, как она побледнела.

– Украсили тебя, Мэри. Срочно мыться и переодеваться, иначе ты всех посетителей распугаешь, – сказал он, выразительно показывая глазами, чтобы молчала. – Дев, а вы уверены, что нужная вам пташка еще здесь? Вы знаете ее имя?

– Только фамилию. Джонс. Еще знаю, что она врач. Работает у Эдвина Гиффорда на Варден-стрит. Старый пуританин. Консервативен до мозга костей. После такой статейки он ее мигом уволит. А у меня будет материал для послесловия. Или интервью с Литтоном. Фокусы подружки могут провалить его кандидатуру.

– Вам так этого хочется? – спросил Сид.

– По правде, я не любитель политических дрязг, – пожал плечами Девлин. – Но газета должна продаваться. А вы, Мэлоун, знаете эту особу? Знаете, как она выглядит?

– Откуда ж мне знать? Мы с мистером Литтоном принадлежим к разным слоям общества.

– Это точно, – нахмурился Девлин.

Сид послюнил большой палец и стер засохшую кровь под глазом Индии. Только бы не допустила ляпа со своей честностью.

Кажется, Индия поняла свою роль. Она улыбнулась газетчику.

– Что, Дев? Заинтересовались? – спросил Сид. – Внешне не скажешь. А там такие соки бродят! Правда, дорогуша?

Он взял Индию за подбородок и поцеловал в губы. Потом облизал свои, словно после куска сочного бифштекса.

– Если хотите вкусить, заглядывайте в «Тадж», – подмигнул он Девлину.

– Я женат, – сухо ответил газетчик.

– Тем более.

Сид хлопнул в ладоши.

– Все, девочки, хватит здесь прохлаждаться. Работа ждет. Та-ра, Дев, – бросил он, обернувшись через плечо.

Девлин что-то буркнул и отошел. Сид быстро вывел Индию и Эллу на улицу. Там Элла поцеловала его в щеку, поблагодарив за помощь.

– Я побежала, а то мамочка с ума сходит. Пока, Индия. До завтра.

Индия не ответила, глядя себе под ноги.

– Рана болит? – спросил у нее Сид. – Смотрю, вас хорошо царапнуло.

Индия подняла голову. Ее глаза сердито пылали.

– Как вы смели? – дрожащим от гнева голосом спросила она.

Сид опешил. Он-то ожидал благодарности.

– Как я смел? – растерянно повторил он.

– Да! Как вы смели?

– Что именно? Как я смел спасти вас от Девлина? От ваших снимков в его газетенке? Как я смел спасти вашу работу и заодно вашу чертову помолвку? То-то Фредди обрадуется, когда узнает, что его невеста затесалась среди шлюх. Да еще повздорила с полицией, как пьяный грузчик. А уж как это понравится его избирателям!

– При чем тут проститутки? Я была…

– Это вы знаете. А газеты распишут вашу историю по-своему.

– Вы зашли слишком далеко, мистер Мэлоун. Кто вам позволил говорить такие слова? Кто вам дал право меня целовать? Это было в высшей степени непристойно. Представляю, какое удовольствие вы себе доставили, однако…

– Не льстите себе, – усмехнулся Сид.

Его слова так задели Индию, что он сразу же пожалел о них. Он хотел загладить вину, но ему помешал смех. Фрэнки. Сид успел забыть о подопечном.

– Фрэнки, проводи Эллу домой.

Фрэнки посмотрел на Сида, затем на Индию. Глаза парня помрачнели. Он переминался с ноги на ногу, будто хотел что-то сказать.

– Поторопись, – бросил ему Сид.

Фрэнки кивнул и поспешил вслед за Эллой. Сид снова посмотрел на Индию. На ее порванную одежду и рану на лице.

– Как вас угораздило? – спросил он.

– Лошадь, – напряженно ответила Индия.

– Вам еще повезло. Могло быть хуже.

– Очень повезло.

Черт, ну почему мы опять цапаемся?! – недоумевал Сид. Каждый их разговор превращался в перепалку. Так было в притоне Ко, в больнице, в «Баркентине». Теперь и здесь. Он всего-навсего хотел ей помочь. Уберечь от нежелательных последствий. Неужели она этого не поняла?

– Простите за вмешательство, доктор Джонс, – сказал Сид. – Я допустил ошибку.

Он приложил руку к шляпе и зашагал, смешиваясь с толпой.

– Мистер Мэлоун, я… постойте… пожалуйста, обождите… – сбивчиво заговорила Индия, но Сид ее не услышал.

– Мэлоун!

Индия обернулась. С крыльца полицейского участка торопливо спускался Девлин, держа наготове фотоаппарат.

– Мэлоун, наглый обманщик!

Сид повернулся. Вид у Индии был как у загнанного зверя. Гнев в глазах сменился страхом.

– Ботинки не помешают вам бежать? – спросил он.

– Нет!

– Тогда, доктор, бежим и не оглядываемся! 

 – Поднажмите! Тут уже недалеко, – подгонял Индию Сид.

Они улепетывали от Девлина, но за десять минут так и не смогли оторваться от настырного газетчика.

– Мэлоун, постойте! Я всего лишь хочу задать вам несколько вопросов! – кричал он.

Их разделяла одна улица.

Индия остановилась.

– Мистер Мэлоун, я больше не могу бежать, – прохрипела Индия. – Я поговорю с ним. Не волнуйтесь, я не позволю ему сделать снимок.

– Он щелкнет вас еще по пути. Однажды он меня одурачил. Сказал, что хочет просто поговорить. А свой чертов аппарат держал под мышкой. Потом бах! Его поганый магний вспыхнул, и я попал к нему на пластинку. Если он сделает ваш снимок, вам конец. Сейчас у него нет доказательств. Судья не назвал имен. Но если у него появится ваша фотография, где вы стоите на Дин-стрит, растрепанная, с пятнами крови, Литтону это очень не понравится.

– С чего это вдруг у вас такая забота о Фредди? Он о вас совсем не заботится. Наоборот, пытается как можно быстрее отправить в тюрьму.

– Мэлоун! Ну постойте минутку! – донесся вопль Девлина.

– Последний рывок. Еще несколько ярдов – и мы уйдем от погони.

– Ну ладно.

Они добежали до конца Дин-стрит, где Сид втолкнул Индию в дверь приземистого кирпичного дома. Дверь оказалась открытой. Они протопали по коридору первого этажа. Откуда-то появилась старуха, щуря на них белесые глаза. Узнав Сида, она улыбнулась:

– Здравствуй, дорогой. Что-то ты запыхался. Опять понадобился мой погреб?

– Да, Салли.

– Тогда идемте.

Она провела Сида и Индию в конец дома, где находилась грязная кухонька, и открыла дверь. В темноту уходили щербатые ступени.

– Сал, я перед тобой в долгу, – сказал Сид, поцеловав старуху в морщинистую щеку.

– Ты мне ничего не должен. Рейзи передает тебе привет. Лампа на полке.

Сид схватил шахтерскую лампочку и коробок спичек «Веста». Девлин видел, куда они свернули, и теперь громко барабанил во входную дверь.

Старуха вздохнула и сняла с полки тяжелую сковороду.

– Кто на этот раз? – спросила она.

– Газетчики.

– Сущие дьяволы. Хуже полицейских. Ты береги себя. – Салли потрепала Сида по щеке.

– И ты себя береги, Салли.

Сид успел зажечь лампу. Салли обождала, пока они не спустятся, затем плотно закрыла дверь.

– Не ударьтесь головой, – сказал Сид, ведя Индию по сырому подвалу, где можно было идти, только пригнувшись.

Он остановился перед обшарпанным платяным шкафом. Индия насторожилась.

– Мы что, туда спрячемся? В этот шкафчик? Там ведь…

– Что? Мы окажемся там слишком близко друг к другу?

– Нет, не это. Совсем не это. Я просто…

– Идемте. Говорить будем потом, – сказал Сид и раздвинул заплесневелые платья и совсем ветхий макинтош; Индия чуть не вскрикнула, увидев вместо задней стенки узкий проход. – Нагибайтесь и идите за мной. – Сид вошел первым, затем помог войти Индии, после чего закрыл изнутри дверцу шкафа и задвинул одежду. – Идти придется долго. Улиц десять или двенадцать. Зато не надо бежать.

Индия во все глаза смотрела на проход. Сид понял, что́ ее пугает. Мокрые стены, по которым сочилась дождевая вода, и, что еще хуже, низкий земляной потолок, густо затянутый паутиной. Мокро было и под ногами, где в тусклом свете лампы поблескивали лужи. Об этом туннеле Сид узнал от Денни Куинна. Кто и зачем его выкопал – неизвестно.

– Держитесь за мой пиджак и не отставайте. Пол такой, что поскользнуться недолго.

– Куда ведет проход?

– На восток.

– А вдруг Девлин проберется и сюда?

– Не волнуйтесь. Салли его не пропустит. Ее сковородка бьет без промаха.

– Откуда вы знаете Салли?

Сид не ответил. Он на ходу прикрутил фитиль лампы. Керосина в ее бачке хватало, но фитиль почти прогорел. Огонек подрагивал, угрожая погаснуть. Их ждало долгое путешествие под землей, и Сиду хотелось, чтобы фитиля хватило до конца. В туннеле была своя жизнь, не жаловавшая света.

– Кто такой Рейзи? – попробовала зайти с другого бока Индия.

– Муж Сал.

– Где он?

– Умирает.

– Умирает? Дома? Надо вернуться. Может, я сумею ему помочь.

– Он в больнице. Рак желудка.

– Какая больница?

– Барта.

– Одна из лучших.

– Я тоже так слышал.

– И вы оплачиваете его пребывание там? – помолчав, спросила Индия.

– Вам-то что?

Индия приготовилась ответить, но вдруг споткнулась. Послышался жуткий, пронзительный визг. Индия вскрикнула и вцепилась в спину Сида.

– Вы не сказали мне, что здесь крысы!

– Решил не пугать вас заранее. А вы их боитесь?

– Нет… – Он услышал, как она сглотнула. – Да. Боюсь. И туннелей боюсь. У меня боязнь замкнутых пространств.

– Могли бы предупредить, – вздохнул Сид.

– Я пыталась, но вы слушать не стали.

– А вы забудьте, что находитесь в туннеле. Представьте, что идете по улице. Не думайте о нем.

– О крысах тоже не думать?

– Они испугались вас сильнее, чем вы их.

– Я так не думаю.

Значит, доктор Джонс иногда бывает пугливой и беззащитной. И даже признаётся в этом. Последнее удивило Сида. Он уже не так сердился на Индию. Сид ободряюще сжал ей руку и снова удивился, когда она в ответ сжала его пальцы. Решив отвлечь ее от мыслей о крысах, он сказал, что скоро получит заказанные ею противозачаточные средства. Потом спросил о больнице, насколько Индия приблизилась к осуществлению своей мечты.

– Вы пытаетесь отвлечь меня от мыслей о крысах?

– Вы видите меня насквозь, – усмехнулся Сид.

Он прибавил шагу, увлекая Индию за собой. Чертов фитиль был на последнем издыхании, а они не прошли и половины туннеля.

– Лучше расскажите о себе. Тогда это будет честно. Когда вы лежали в больнице, я рассказала вам про свою семью, про учебу. Теперь ваш черед. Помните? Мы договаривались: услуга за услугу. Может, вам проще отвечать на вопросы? Давайте так. Где вы родились? – (Сид молчал.) – Судя по вашей манере говорить, в Восточном Лондоне. Кем были ваши родители? Кто-то из них непременно был рыжеволосым. Это вытекает из законов Менделя. Вы, наверное, знаете, что Мендель был первым генетиком. Он изучал наследственные свойства гороха.

– Миссус, я не горох.

– Это я поняла, но все живые существа имеют генетический материал. При размножении он переходит к их потомству. Рыжие волосы у вас от матери? Я угадала?

Сид по-прежнему молчал, но с удовлетворением отметил, что туннель сделал извилистый поворот влево. Они одолели половину пути.

– Братья у вас были? А сестры? Неужели никого? – допытывалась Индия. – В детстве у вас была собака? И кошек не было? А волнистый попугайчик? – Разочарованная молчанием Сида, она вздохнула. – Так нечестно! В больнице вы просили говорить с вами, и я говорила. Теперь я прошу рассказать о себе, а вы отказываетесь. – Индии показалось, что она знает причину его молчания. – Вы сердитесь на меня, да? Я прошу прощения. Пожалуйста, не сердитесь.

– Я и не сержусь. Просто не люблю рассказывать о себе.

– Я же чувствую, что обидела вас. Там, в участке. Вы пытались мне помочь и помогли, а я ответила вам черной неблагодарностью. Представляю, как взбесился бы Фредди, если бы мой снимок попал в газеты. Я у вас в долгу, мистер Мэлоун.

– Называйте меня Сидом. И совсем вы у меня не в долгу. Взаимная плата.

– Не понимаю.

– Вы спасли меня. Теперь я спас вас. Мы квиты.

– Да. Конечно. Квиты.

Ему почудилось или он уловил в ее голосе оттенок разочарования? Раздумывать об этом Сиду было некогда. Земля впереди шевелилась. Не сама по себе. Как скрыть это от Индии? Проблема, казавшаяся неразрешимой, вдруг разрешилась сама собой. Фитиль в лампе ярко вспыхнул и погас. Наступила кромешная тьма.

– Вы же не впервые здесь идете? Пожалуйста, скажите, что знаете выход. Пожалуйста. – Голос Индии звучал совсем жалобно.

– Выход я знаю. Только впереди будет… некоторое препятствие. Большая… лужа. И глубокая. Лучше, если я перенесу вас через нее.

Индия ответила не сразу.

– Там ведь не лужа, правда?

Сид не ответил на ее вопрос, сказав:

– Держите лампу, а я буду держать вас. Готовы?

– А если вернуться назад?

– Готов поспорить на любую сумму, что Девлин дожидается за дверью дома Салли.

– Тогда вперед. Я готова.

Подхватывая Индию на руки, он случайно задел ее ягодицы.

– Извините, – пробормотал он.

– Ничего страшного. В темноте не видно.

Наконец он поднял Индию. Она была совсем легкой. Казалось, он держит на руках не женщину, а ребенка. Индия обхватила его за шею, и Сид невольно вдыхал ее запахи: лаванду, крахмал и пот.

– Когда минуем лужу, останется совсем немного, – успокоил Индию Сид.

– Сид, поговорите со мной. Пожалуйста. Расскажите что-нибудь. Что угодно. Вы же когда-то были мальчишкой. Чем занимались? В какие игры играли? В баскетбол? В ножички? В крокет?

– Да, в Ист-Энде только и играть в крокет. Уличные булыжники отлично заменяют ровное поле.

– Но были же у вас какие-то занятия.

– Я любил сидеть у реки, – помолчав, сказал Сид. – Со своим па. И с сестрой. Па знал названия всех судов. Рассказывал нам, кто их строил, куда они плавали и какие товары привозили. Кое-что он приносил домой. По правде сказать, воровал, когда управляющий складом отвернется. Чай приносил. Мускатные орехи. Палочки корицы.

Он продолжал говорить, надеясь, что его голос заглушает писки и крысиную возню. Это и была так называемая лужа. Сид старался не наступать на крыс, но они сами лезли под ноги. Должно быть, это самое крупное крысиное поселение в Лондоне. Хорошо, что его тяжелые башмаки не прокусить.

– Боже, я чую их запах, – сказала Индия. – Их здесь десятки? Или сотни?

Она крепче обняла Сида за шею. Он чувствовал, как дрожат ее руки. Голова Индии упиралась ему в грудь. Он прижался щекой к ее макушке.

– Почти выбрались. Теперь совсем скоро.

Ему не хотелось, чтобы их путь закончился. Остаться бы с невесомой Индией на руках, которая нуждается в его силе и поддержке. А он будет идти и идти. Прочь из этого жестокого города, прочь из своей жестокой жизни. Сиду хотелось идти с ней всю ночь, пока не наступит прекрасное солнечное утро. И тогда бы они уселись где-нибудь на берегу, у самой воды. Там, где соленый ветер унесет зловоние грехов и море отмоет его дочиста.

Желание было безумным, и Сид быстро прогнал все мысли, но продолжал нести Индию на руках, хотя крысы остались позади. Он нес ее до самого конца туннеля и только там опустил на землю.

– Где-то здесь должен быть лаз.

Он стал ощупывать стены. Бывали моменты, когда он сматывался второпях, без всякого фонаря, и тогда лаз приходилось искать ощупью. Сид помнил, что здешний лаз напоминал щель. Наконец его пальцы нащупали нишу, вырытую в плотной лондонской глине. Он пригнулся и вполз. Голова ударилась о что-то жесткое и круглое. Бочка. Сид отодвинул ее, и в проход хлынул яркий свет. Сид потащил за собой Индию.

– Где это мы? – спросила она, щурясь на газовый свет.

– В подвале «Нищего слепца». Это паб на Уайтчепел-роуд, – ответил Сид, возвращая бочку на место.

Взглянув на лоб Индии, он поморщился.

– В чем дело?

Сид достал носовой платок и приложил к открывшейся ране на виске. Платок покраснел от крови.

– Кто лечит врачей? – тихо спросил он.

– Пустяки, – сказала Индия, прижимая платок к ране.

– Вы не ответили на вопрос.

– Врачей лечат другие врачи, – устало ответила она.

– А когда вы в последний раз ели? – спросил Сид.

У нее и сейчас дрожали руки. Под глазами темнели круги.

– Не помню. Кажется, в субботу утром.

Более суток назад, поскольку сейчас был вечер воскресенья.

– Идемте наверх. Я угощу вас ужином.

– Нет. Я и так доставила вам хлопот. Я сейчас возьму кеб…

– …и по пути домой потеряете сознание. Кучер оберет вас подчистую. Прежде чем ехать, нужно подкрепиться.

– Уговорили, доктор Мэлоун. Идемте ужинать, – сдалась Индия.

Они поднялись в зал. Пока Индия приводила себя в порядок, насколько это было возможно, Сид отыскал столик в углу. Он заказал пинту портера и две порции пюре с камберлендскими сосисками. Индия пыталась отказаться от пива в пользу чая, но Сид не позволил.

– Чай вам сейчас бесполезен. Пейте портер.

Она слабела с каждой минутой. Нужно срочно ее покормить, иначе она свалится со стула. Сид намеренно выбрал место поближе к камину, где потрескивали поленья. Смеркалось. Вечер обещал быть прохладным. Сид надеялся, что тепло пойдет ей на пользу. Принесли пиво. Индия сделала осторожный глоток, а следом – несколько больших и жадных. Потом поставила кружку на стол, смущенно оглядевшись по сторонам. Темнота, сблизившая ее с Сидом в туннеле, слова, произносимые легко и свободно… все куда-то исчезло, сменившись неловким молчанием. Индия заговорила первой:

– Спасибо за пиво. И за то, что привели меня сюда. Так приятно сидеть.

– Лихая ночка была?

– Ужасно.

– А что с вами случилось?

Индия рассказала, опуская мелкие подробности.

– Все это как-то странно, – добавила она. – Беспорядки начались с нескольких женщин. Их было четыре или пять. Вели себя как проститутки, а на проституток совсем не похожи. И потом я их не видела. То есть в полицию их не забрали.

– Понятно. Устроили балаган и свалили. Кому-то понадобилось сорвать митинг. Выставить ораторов в черном свете. Вот и наняли ряженых. Может, сами копы и устроили. Дональдсон и его свора вечно гнутся под власть имущих.

– И кто бы мог устроить этот… балаган?

Сид недоуменно покосился на нее. Удивительно, как эта умная, образованная женщина в некоторых делах оказывается совершенно дурой.

– Дорогуша, кто там был главной мишенью?

– Джозеф Бристоу. Он вроде собрался участвовать в выборах и выставить свою кандидатуру от Тауэр-Хамлетс.

– А кому выгодно, чтобы Бристоу обмазали дерьмом?

– Не знаю.

Сид выпучил глаза.

– Ну кому? – допытывалась Индия.

– Может, лорду Фредди?

Индия отпрянула и решительно замотала головой:

– Ни в коем случае! Как вы могли такое подумать? Фредди – джентльмен. Он никогда не опустится до столь грязных методов.

Сид поднял руки:

– Простите за ошибку. Должно быть, у Бристоу есть и другие противники.

Официантка принесла заказ. На каждой тарелке высилась горка картофельного пюре с коричневой подливкой и три толстые сосиски. Индия жадно принялась за еду. Довольный Сид наблюдал за ней. Он поднял вилку, но есть ему помешало появление женщины, тащившей за руку маленькую девочку. Тощую, с отсутствующим взглядом. Лицо женщины было обрюзгшим. От нее разило джином.

– Мистер Мэлоун, оставьте чего дитенку поесть, – попросила женщина.

Индия уже хотела отдать девочке всю свою тарелку, но Сид сунул руку в карман и подал женщине несколько монет. Сообразив, что получила целый фунт, она схватила его руку и поцеловала.

– Эй, Китти! А ну чеши отсюда! – крикнула официантка, выскочив из-за стойки. – Извините, мистер Мэлоун.

– Ничего страшного, – ответил Сид.

Индия ковырнула вилкой в пюре и посмотрела на Сида:

– Зачем вы это сделали? Лучше бы отдали мою порцию. А так вы только поощряете пьянство. Эта женщина отправится в соседний паб и пропьет ваши деньги.

– И что?

– Как это что? Ей нельзя пить!

– Почему же? А что еще у нее есть?

– Начнем с того, что у нее ребенок.

Сид покачал головой:

– Девчонка слабоумная. Они обе долго не протянут. А джин их согреет. Подарит капельку радости.

– Куда полезнее выпить молока. Съесть кашу. И зеленые овощи.

– В брокколи – никакой радости.

– Зато очень много питательных веществ.

Ну вот, опять этот назидательный тон. Нежная, пугливая, умеющая чувствовать, Индия, которую он нес на руках по темному туннелю… исчезла. Ее место заняла доктор Джонс.

– Вам не понять желания внести капельку радости в тяжелую жизнь? – спросил Сид. – Или в вашей жизни этого не было?

– Если бы мне потребовалось облегчить тяжелую жизнь, я бы не схватилась за бутылку джина. Или за трубку с опиумом, – резко ответила Индия.

Сид снова покачал головой. Он пожалел, что пригласил ее на ужин. Не успели взяться за еду, и на тебе! Ну почему у них не получается разговора без ссор? Почему каждая их встреча кончается перепалкой?

– И не надо этих ваших укоризненных покачиваний головой! – еще сильнее распалилась она. – Оглянитесь по сторонам! Посмотрите на мужчин, пропивающих жалованье. Они вливают в себя пинту за пинтой. Готовы голодать, только бы на выпивку осталось. И жен с детьми обрекают на голод. С чем они вернутся отсюда к семьям? Все подряд! С жалкими грошами в карманах…

– Слушайте, хватит болтать! – не выдержал Сид. – Вы не знаете, о чем говорите! Вы когда-нибудь работали шестнадцать часов на причалах? Ворочали уголь или говяжьи туши в холод, под дождем, думая, что свалитесь замертво от усталости? А потом возвращались к жене и пятерым ребятишкам в тесную комнату? Одну на всех, где сквозняки так и гуляют? Кто-то из детей болен, а голодны все. Вы хоть представляете, каким отчаянием разит в этих комнатенках? Какой озлобленностью? И вы станете упрекать работягу, что ему хочется на час забыться? Посидеть в теплом пабе, пропустив пинту-другую?

Индия откинулась на спинку стула:

– Сид, вы всегда так рассуждаете? Всегда намеренно закрываете глаза на то, что есть добро и что – зло?

– А вы, Индия, тоже всегда рассуждаете так? Всегда бываете праведной сукой?

Вид у Индии был такой, словно Сид влепил ей пощечину. Вилка выпала из рук Индии. Сид уставился на тарелку, где еще было полным-полно пюре, а в остывшей подливке плавали недоеденные колбаски, а затем схватил тарелку и швырнул в камин.

– Вы, никак, окончательно спятили? – зашипела Индия.

– По-прежнему голодны? – спросил он.

– Представьте себе! А вы только что угробили…

– Устали?

– Да, но я не понимаю…

– Рана болит?

– Меньше, но болит.

– Отлично! Добро пожаловать в жизнь рабочего класса. А теперь вставайте.

– Что? Почему? Куда мы пойдем?

– Знакомиться с вашими пациентами. – Сид бросил на стол несколько монет и взял Индию за руку, заставив встать. – Идемте… доктор.

Едва очутившись на улице, Индия резко вырвала руку:

– Я никуда с вами не пойду. Знакомства с пациентами мне и так хватает. У Гиффорда. И в больнице.

– А у них дома вы бывали?

– Естественно! Где, по-вашему, я принимала роды?

Сид пренебрежительно усмехнулся:

– Бьюсь об заклад, перед вашим приходом они отскребали свои комнатенки. Беременные женщины ползали на четвереньках, морщились от схваток и драили полы, зная, что вы придете. Моя ма так делала. И все остальные матери. Не хотели, чтобы врачи и акушерки думали, будто они неряхи и не прибираются в доме. А я покажу вам кое-что другое…

– Мне не требуется указаний о том, как я должна выполнять свою работу. Тем более от вас.

Индия повернулась лицом к проезжей части и подняла руку, надеясь поймать кеб.

– И насчет каши вы ошибаетесь. Жутко ошибаетесь, – сказал Сид, идя за ней.

– Счастливо оставаться, мистер Мэлоун.

– Вы говорили, что ваши пациенты должны есть кашу. Чушь полнейшая!

Забыв про кеб, Индия двинулась к Сиду. Ее глаза метали молнии.

– Нет! Я говорю чистую правду. Если бы я сумела убедить своих пациентов есть на завтрак кашу с молоком, а не хлеб с чаем, как они привыкли, половина лондонских больниц опустела бы.

На ее сердитые слова Сид ответил своими, в которых было не меньше злости:

– А вам известно, что бедные женщины не могут готовить кашу? Почему? Да потому, что многие живут там, где даже плохонькой плиты нет. Не знали? Откуда вам знать? Ваша голова набита вычитанными знаниями о бедняках. Вы любите поговорить о них. Наверное, вы говорите с ними у Гиффорда и в палатах больницы. Или в отмытых комнатах. А в их привычной обстановке вы с ними говорили хоть раз? Сомневаюсь, иначе вы бы знали особенности их быта. И потом, чтобы сварить кашу, нужно сжечь уголь, а уголь стоит денег. Но даже те, кому хватает на уголь, не станут есть кашу. Принесите ее в любой уайтчепельский дом, и вашу полезную еду выбросят за окно. Овсянка, за которую вы ратуете, слишком похожа на баланду, которой кормят в тюрягах. Вас когда-нибудь отправляли в работный дом? У вас отбирали детей? А последние крохи человеческого достоинства? Вам бы захотелось добровольно есть то, что заставляют есть там?

Индия не ответила. Она лихорадочно сигналила приближающемуся кебу.

– А-а, твою мать! Чего это я понапрасну слова трачу?

Сид порылся в карманах, достал деньги и вложил Индии в руку:

– На кеб. Та-ра. – Он отошел на несколько шагов, потом вдруг повернулся. – Хотите стать великой? – (Ответа не было.) – Индия, я вас спрашиваю! – (Она молчала.) – Вы хороший врач. А хотите стать великим?

Индия медленно опустила руку и повернулась к нему:

– Сначала скажите зачем?

– Что зачем?

– Зачем вдруг решили устроить мне какой-то нелепый поход по домам бедняков? Можно же банки грабить, сейфы вскрывать или чем еще вы занимаетесь по вечерам?

– Потому что плохой человек хочет сделать добро, – повторил он слова Эллы, подслушанные в больнице.

Индия ошеломленно открыла рот, но быстро справилась с собой.

– Во-первых, подслушивать – недостойное занятие. А во-вторых, насмешки неуместны.

– Я говорю с полной серьезностью. Вы им нужны.

– Кому им?

– Им, – повторил он, раскинув руки. – Всем этим бедным гребаным человечкам, пытающимся выжить в своем бедном гребаном мире.

– Вас сегодня так и тянет на сквернословие. А знаете почему? – Она прищурилась. – Думаю, вы просто пьяны.

– Хотел бы. Но я трезв. Так вы едете?

– Сначала скажите, почему вам это так важно.

Сид умолк, а когда заговорил снова, его голос был совсем тихим.

– Потому что когда-то у меня в Уайтчепеле была семья. Ма. Брат. Две сестры. Младшей было несколько месяцев. Она заболела. Воспаление легких. Мы тратили все деньги, пытаясь ее вылечить. Однажды у сестренки случился приступ. Ма схватила ее и понесла к врачу. Час был совсем поздний. На улице темень. В ту ночь мою ма убили. У самой двери. Она едва успела выйти за порог.

– Боже мой, – прошептала Индия.

– Они выжимали из нас деньги… так называемые доктора… и ничего не делали. Ничего. Только стыдили мою ма за плохую заботу о ребенке. Говорили, что она плохо кормит малышку, не пытается уберечь от сырости. Представляете? Уберечь от сырости? В долбаном Лондоне? – Он тряхнул головой. – Будь у нас достойное жилье, куда мы могли бы переселиться, все сложилось бы по-другому. Для малышки. Для всех нас.

– И для вас, – тихо сказала Индия; Сид отвернулся; Индия смотрела на него, потом спросила: – Кто вы, Сид?

– Тот, которого вам не захочется узнать поближе.

– Миссус, у меня найдутся дела поинтереснее, чем торчать здесь весь вечер. Вам нужен кеб или нет? – возмутился кучер.

– Нет, я передумала, – ответила Индия. – Извините. – Она вернула Сиду деньги. – Идемте. Показывайте, что собирались показать.

Индия сидела на каменных ступенях церкви Христа на Коммершел-роуд в Уайтчепеле, уставившись в темноту и сжимая полупустую бутылку портера. Церковные колокола недавно прозвонили полночь. Рядом сидел Сид, держа промасленный пакет с несъеденными мясными пирогами.

– Вы как? – спросил он.

– Скоро приду в себя.

– Я переусердствовал. Нельзя было так с вами.

– Еще несколько минут – и я оправлюсь.

Четыре часа назад Индия покинула знакомый ей Лондон и очутилась в совершенно другом городе. Еще девочкой она прочла «Божественную комедию» Данте. Сегодня она испытала то же состояние, погрузившись в подобие Дантова «Ада». И каждый шаг по извилистым улочкам Уайтчепела вел ее по здешним кругам.

Первым местом, куда Сид привел Индию, был дом шкипера на лихтере Джона Харриса, который иногда ему помогал. Мэгги, жена Джона, провела их на кухню, предложив Индии трехногий шаткий стул. Индия села, стараясь не шевелиться, чтобы ненароком не задеть ребятишек, спящих под столом.

– Мэггс, сколько у вас выходит, если сложить жалованье Джона и твою работу? – спросил Сид.

Сесть ему было негде. Он стоял, прислонившись к стене и скрестив руки на груди.

– Около фунта в неделю, – ответила Мэгги, не поднимая головы от работы.

Она склеивала внешние половинки спичечных коробков. Рядом сидели мальчик и три девочки, возрастом от семи до двенадцати лет. Дети склеивали внутренние половинки.

– А сколько человек в семье?

– Десять. Я, муж, пять девочек и трое мальчиков. Самые маленькие спят под столом.

– И сколько вы зарабатываете на склейке коробков, миссис Харрис? – спросила Индия.

– Два пенса за двенадцать дюжин.

Два пенса за 144 коробка, подумала ошеломленная Индия. Чтобы заработать шиллинг, нужно склеить 1440 коробков. Не удержавшись, она чихнула. Дым, шедший от клея, щипал ей глаза, вызывая слезы. Наверное, и голова у нее кружилась от паров клея. А может, причина головокружения – качающийся стул. Или присутствие Сида. Оно полностью лишало ее равновесия, как будто земля уходила из-под ног.

– Ма, – прошептала самая младшая из дочерей Мэгги. – Ма, я устала.

Ее узкое личико было совсем бледным, если не считать синих кругов под глазами.

– Дорогуша, еще немного, – ответила миссис Харрис. – Хлебни чайку, – добавила она, пододвинув дочери щербатую чашку с остывшим чаем.

Индия бросила взгляд на кухонную полку, где тикали часы в помятом корпусе. Половина одиннадцатого. Детям давным-давно пора спать.

– А сколько съедает плата за жилье?

– Двенадцать шиллингов и шесть пенсов, – ответила миссис Харрис.

Затем она подробно рассказала, сколько стоят продукты и уголь и сколько она тратит в неделю на то и другое. Сид с Индией постучались в ее дверь десять минут назад. Сид представил Индию, сказав, что доктор Джонс готовится открыть больницу в Уайтчепеле и проводит опрос населения.

– Черт, еще один! – вздохнула Мэгги Харрис, проводя их на кухню. – На прошлой неделе уже приходили доброхоты. Говорили, что я должна кормить свою ораву фасолевым супом. Проклятым фасолевым супом! Они у меня из сортира не вылезали бы.

– А ты им готовила овсянку или брокколи? – спросил Сид, выразительно посмотрев на Индию.

Индия ответила не менее выразительным взглядом. Ну почему он всегда вызывает в ней чувство вины, как будто она занимается неблаговидными делами? Она вполне законопослушный человек. Это он не в ладах с законом.

Миссис Харрис прыснула со смеху:

– Овсянку? Да, сэр. Дворецкий подает ее на серебряном подносе. А что до брокколи – она воняет на весь дом. Малышню просто выворачивает. Хлеб с маргарином – вот наша еда. Капуста с картошкой. Чаем запиваем. Если повезет – ножки или кусочек бекона для мужа. Иногда рубец. Или недоносок…

– Недоносок? – повторила Индия.

– Так зовут телят, родившихся раньше срока.

– А-а. Я не знала.

– Иногда бывает копченая колбаска для малышей. Это если у мужа появляется приработок. – Миссис Харрис с тревогой и надеждой посмотрела на мужа. – Что-нибудь намечается?

– Через пару дней, – ответил Сид. – Переезд. Нам понадобится лодка Джона.

Женщина не скрывала своего облегчения.

– Благослови тебя Бог!

– За врачебный опрос тебе полагаются деньги, – сунув руку в карман, сказал Сид. – Пять фунтов.

Для Мэгги это была громадная сумма. Однако…

– Мы в подачках не нуждаемся, – довольно резко заявила она.

– Ты меня не поняла. Это не подачка. – Сид посмотрел на Индию. – Ты отвечала на вопросы. Значит, работала. За это полагаются деньги.

– Тогда почему не она раздает деньги? – спросила Мэгги. – Почему это делаешь ты?

– Потому что доктор Джонс меня попросила. Я сопровождаю ее. Меня никто не рискнет ограбить. Больница будет построена на деньги богатых людей. Они не скупятся, Мэггс. Честное слово. И это достойная оплата за добросовестную работу. Доктор Джонс, скажите ей сама.

– Мистер Мэлоун говорит правду, – быстро включилась в игру Индия. – Мы проводим обследование жителей Уайтчепела. И вопросы я вам задавала не из любопытства. Мы стараемся определить, как нам распределить имеющиеся ресурсы. Сейчас идет работа над всеобъемлющим планом лечебных услуг, которые будут включать как профилактику заболеваний, так и действенное их лечение. И мы оплачиваем участие в обследовании.

Мэгги разглядывала спичечный коробок, вертя его в руках. Индия понимала: женщина борется с собой, не желая ронять достоинство. Дети смотрели на мать. Индию поразила безучастность детских лиц. Казалось, жизнь с ранних лет научила их ничего не ждать и ни на что не надеяться.

Не возьмет, подумала Индия. Пять фунтов. Небольшое состояние, однако эта женщина не торопилась протягивать руку. Индия уже собралась возразить, когда Мэгги подняла голову и сказала:

– Доктор Джонс, если у вас появятся еще вопросы, обязательно приходите. Я с удовольствием отвечу.

Слова этой женщины были попыткой сохранить гордость и показать детям, что она не выпросила деньги, а заработала. Для нее гордость – главное. В этом тесном жилище из двух грязных душных комнатушек, где обитают восемь вечно голодных ртов. Какая глупость! Индии захотелось закричать. Или заплакать. Она не знала, во что выльются ее эмоции. И вдруг самая младшая, невзирая на усталость, посмотрела на мать и улыбнулась. Индия вдруг поняла: крупица гордости, зернышко чувства собственного достоинства – единственное, что Мэгги Харрис должна передать своим детям.

– Спасибо, миссис Харрис. Вы мне очень помогли. Так толково все объяснили. Все бы так отвечали.

Вскоре они с Сидом покинули дом Харрисов и пошли на юг. Миновали две улицы. Сид остановился у входа в переулок, темневшего между двумя магазинчиками, и подозвал Индию.

– Опять туннели? – опасливо спросила она.

– Никаких туннелей. Обещаю.

Переулок был сырым. По желобу в середине струился зловонный ручеек. По обеим сторонам в беспорядке валялись бочки, пустые ящики и стояли мусорные баки. В конце переулка Индия увидела довольно аккуратное сооружение из деревянных поддонов и ящиков, над которыми нависал большой кусок корабельного паруса. Сид поднес палец к губам, затем осторожно приподнял край парусины.

Индия прищурилась. Поначалу она увидела лишь груду тряпья, затем под грудой различила лежащую женщину и ребенка. Индия узнала в ней ту самую попрошайку, которая подходила к ним в «Нищем слепце». В головах у женщины стояла полупустая бутылка джина и валялась скомканная засаленная газета. Должно быть, прежде в этой газете находились рыба и чипсы. Сид подал сигнал: пора уходить. И вдруг женщина открыла глаза, вскочив на ноги. В руке блеснул нож.

– Успокойся, Китти, – сказал Сид, пятясь назад. – Мы не хотели тебя будить. Просто зашли убедиться, что у вас с дочкой все хорошо.

Китти растерянно моргала:

– Простите, мистер Мэлоун. Напугали вы меня.

– Нет, это ты меня прости. Спи.

Дочка Китти захныкала и шевельнулась. Грязные ручонки потянули тряпье на себя.

– Вот, возьми. – Сид снял куртку и укрыл спящую девочку. – Спокойной ночи, дорогуша.

Китти устало кивнула и легла рядом с дочкой.

Затем были еще остановки. Индия познакомилась с Эдом Арчером, вдовцом, и его умственно отсталым сыном. Они жили под железнодорожной эстакадой, поскольку домовладельцы отказывались сдавать ему жилье. Все знали, как однажды, когда Эд ушел на работу, его сын устроил пожар. Местные власти пытались поместить парня в приют для умственно отсталых, но Эд противился, как мог. В детстве его сын уже побывал в таком приюте. Санитары говорили, что Уилли мешал всем подряд и потому его привязали к кровати. На целых три месяца. Эд пригрозил: если кто-то вздумает снова тронуть его парня, он убьет сына и покончит с собой.

Они навестили грузчика Элвина Биннса. Он жил в подвальной комнате без окон с женой и двумя малолетними детьми. Жена страдала туберкулезом, дети тоже. Она знала, что умирает. Индия содрогнулась, выслушав сокровенное желание миссис Биннс. Та хотела, чтобы ее дети… умерли первыми. Тогда она будет спокойна, что они не попадут в работный дом.

Следующими, с кем Сид познакомил Индию, были сестры Ада и Энни Армстронг. Ада была калекой и занималась надомной работой. Энни работала на сахарной фабрике, а вечерами помогала сестре делать бумажные цветы. Но заработка сестер хватало лишь на хлеб с маргарином и чай. Весь обед состоял из вареной картошки. Почти все деньги уходили на врачей для Ады и лекарства, чтобы унять боль в искривленных ногах с вывернутыми ступнями. Естественно, Ада слышала пояснения сестры, и ее глаза наполнились беспокойством, а худенькие пальцы мяли платок. Заметив это, Энни поспешила добавить, что сестра делает цветы с потрясающей быстротой и всегда поет за работой. Ее песенки такие чудесные, что кажется, будто она забавляется, а не работает. Продолжая хвалить сестру, Энни рассказывала, как приятно после утомительного дня на фабрике вернуться домой, где тебя ждет горячий чай. Индия заметила аккуратно уложенные волосы Ады и белизну ее блузки. Многие посмотрели бы на Аду с брезгливой жалостью, но Энни ее обожала.

Когда они вышли от сестер, Сид закурил сигарету и спросил:

– Ну что, есть желание дальше читать проповеди о пользе овсянки?

Индия не ответила на его вопрос, задав свой:

– Откуда вы их всех знаете?

– Кого?

– Сид, не играйте со мной. Откуда все, у кого мы побывали, вас знают? Вряд ли Ада и Энни помогают вам воровать на причалах.

– На складах они неплохо подворовывают.

– Сид…

– У меня многосторонняя деятельность. Часть этих людей работает на меня. Остальные просто мелькают перед глазами, только и всего.

– Нет, не только и всего. Вы знаете их имена. Разговариваете с ними. Спрашиваете о них… Еще и деньги им даете, – помешкав, добавила Индия.

Сид пошел быстрее. Индии пришлось почти бежать за ним. Догнав, она схватила Сида за руку:

– Фредди утверждает, что у вас целые сундуки денег, но никто не знает, на что вы их пускаете. У вас нет богатых домов, экипажей, лошадей. Вы не носите дорогие костюмы. Жены и детей у вас тоже нет… Я вас спрашивала, кто вы. Теперь поняла кто.

– Неужели поняли?

– Да. Вы современный Робин Гуд.

– Доктор, вы слишком сильно налегали на сказки, – засмеялся Сид. – Я же вам ответил, кто я. Деловой человек, и только.

– Тогда почему вы занимаетесь судьбами этих людей? Почему заботитесь о них?

– Потому что мне это выгодно. Если эти люди умрут, они уже не придут в мои пабы и игорные заведения. Значит, я понесу убытки.

Из дома сестер Армстронг Сид провел Индию по переулкам и тупикам, где женщины продавали себя за четыре пенса. Он показал подвал, на ступеньках которого, свернувшись в общий клубок, ночевали бездомные мальчишки. Индия увидела, как возле мусорных куч старики дрались с голодными собаками из-за объедков. На этом экскурсия в другой Лондон закончилась. Они вышли к церкви Христа – отдохнуть и перекусить. Потом Индия отправится к себе на Бедфорд-сквер.

Индия снова отхлебнула из бутылки. Потом сделала еще глоток. Портера оставалось совсем на донышке. Индия не привыкла к крепким напиткам. От пива у нее закружилась голова. Наверное, я пьяна, подумалось ей, и в тот момент она услышала детский плач. Плач доносился из корзинки. Женщина, несшая корзинку, опустила ее у стены «Колоколов», паба, находившегося напротив церкви. Затем женщина начала петь, услаждая слух посетителей «Колоколов» романтическими балладами. Певицу вряд ли слышали и вообще замечали. Закончив песню, женщина наклонялась к корзинке. Детский плач перемежался с надрывным кашлем.

– Пневмония, – уныло констатировала Индия. – Слышите хрипы?

Поцеловав младенца, женщина возобновила пение. С романтических баллад она перешла на песенки из музыкальных спектаклей. За наигранной веселостью Индия улавливала отчаяние.

Детский плач и кашель, громкий смех посетителей паба, жалкое пение несчастной матери… Наступил момент, когда больная голова Индии этого не выдержала. Схватив пакет с пирогами, Индия сбежала со ступенек.

– Возьмите, – сказала она, протягивая женщине еду. – И это…

Порывшись в карманах, Индия вытащила все имевшиеся у нее монеты. Их набралось почти на фунт.

– Этих денег… их хватит на комнату. Найдите теплую комнату. Ребенка поднесите ближе к огню. Если там окажется чайник, дайте подышать паром.

– Ой, спасибо, миссус! – сказала женщина. – Спасибо!

Она поцеловала Индию в щеку, подхватила ребенка и пошла в сторону Уэнтворт-стрит, где были меблирашки.

– А завтра принесите дочку на Варден-стрит! – крикнула ей вслед Индия. – К доктору Гиффорду. Спросите доктора Джонс. Слышите? Доктора Джонс!

На Индию оглядывались прохожие, но ее это не волновало.

– Идемте, – сказал ей неожиданно подошедший Сид. – Уже совсем поздно. Я должен проводить вас домой.

Он махнул проезжавшему кебу, помог ей сесть и сам тоже сел.

Индия продолжала смотреть вслед женщине, несущей в корзинке больного ребенка.

– Малышка не доживет до утра. В легких полно мокроты. Вы слышали, как она кашляет? И личико совсем посинело.

Индии хотелось плакать. По молодой женщине, пытавшейся пением заработать на пропитание себе и ребенку. По Мэгги Харрис и ее детям. По Эду Арчеру и его слабоумному сыну. По всем людям, кого она увидела за сегодняшний вечер, и по тысячам других, ей неизвестных. А еще ей хотелось плакать по самой себе. По той Индии, какой она была всего несколько часов назад: самоуверенный, всезнающий доктор, считавший, что любые проблемы пациентов можно решить овсянкой и брокколи. Ей хотелось плакать, пока не распухнет горло, пока не заболит тело и в глазах больше не останется слез. Но она не проронила ни слезинки.

– Смотрю, вы притихли. В чем дело? – спросил Сид.

– Какой жестокий мир. Какой уродливый. Иногда кажется, что все попытки изменить его к лучшему – дурацкое занятие.

– Не говорите так.

Индия покосилась на него:

– После всего, что мы сегодня видели? Почему?

– Просто… не надо. Иначе это не вы.

Через полчаса кеб остановился на Бедфорд-сквер. Сид выпрыгнул первым, помог Индии выйти и проводил до двери.

– Спасибо, что довезли меня до дома. И за помощь в участке. И за ужин. За все остальное – тоже. Это было настоящее приключение. – Помолчав, она добавила: – Может, подниметесь ко мне на чашку чая?

Сид покачал головой:

– Вам надо отдохнуть. А у меня еще есть дела.

Сид хотел пройти мимо Индии и открыть дверь в вестибюль. Их глаза встретились. Он притянул Индию к себе и поцеловал. Индия ответила поцелуем, обвив шею Сида и крепко прижавшись к нему, словно решив больше не отлепляться. От Сида пахло угольным дымом и рекой. Его губы хранили вкус портера и сигарет. Руки, обнимавшие Индию… Ей было не с чем их сравнить, но она хотела только эти руки.

Сид чуть отстранился, задав ей немой вопрос, который затем повторил вслух:

– Я отпущу кеб…

Она смотрела, как Сид сошел с крыльца, и спросила себя, не сошла ли она с ума. Она же помолвлена, черт побери! Она невеста Фредди. Фредди, доброго, честного, порядочного, любящего ее.

– Мне нельзя этого делать, – прошептала она себе. – Я виновата. Я не должна была его целовать.

Но, когда Сид вернулся, Индия снова поцеловала его, страстно, неистово. А потом повела наверх. В квартире было темно, но Индия не стала зажигать лампы. В окна светила полная луна, наполняя пространство квартиры бледным серебристым светом. Едва Индия закрыла входную дверь, Сид обнял ее и не отпускал. Но этого Индии было мало. Она хотела прижаться к нему телом, сердцем, душой. Никогда еще она так сильно, до боли, не хотела близости с мужчиной. Даже с Хью.

Индия расстегнула на нем жилет, потом рубашку, сбросив то и другое. Сид схватился за пуговицы ее блузки, распахнул ее и даже оторвал кружева от корсета, затем потянул Индию к дивану.

– Не туда, – прошептала она и повела Сида в спальню.

Она была потной, немытой, полупьяной. В волосах и на шее запеклась кровь. Ну и пусть. Индия повалилась на кровать, увлекая Сида за собой. Там они избавились от остатков одежды. Ей вспомнилась насильственная близость с Фредди. Замутненное сознание, смятение, физическая боль и отчаянное желание, чтобы это поскорее закончилось. Но сейчас, если Сид не войдет в нее, она закричит. Разревется. Что-нибудь сломает… Сид придавил ее своим телом и через мгновение вошел в нее. Индия ухватилась за железные прутья изголовья и выгнула спину. Почти сразу ее обдало волной наслаждения, настолько сильного и стремительного, что у нее перехватило дыхание.

– Пожалуйста, не останавливайся, – прошептала Индия, когда к ней вернулась способность говорить. – Я так тебя хочу…

Сид двигался в ней, не заставляя, а уговаривая ее тело отзываться множеством мелких судорог, чем-то похожих на речную рябь. Индия провела по его спине и вдруг ощутила рубцы. Лунный свет играл на его теле, делая шрамы еще выпуклее. При виде их ее затопила непонятная печаль. Индия снова осторожно дотронулась до шрамов.

– Кто это сделал? – спросила она, однако он лишь покачал головой. – Кто ты, Сид? – спросила Индия, вспомнив, что уже задавала ему этот вопрос, и он снова не ответил.

Она взяла его лицо в ладони. Ей хотелось заглянуть ему в глаза, но они были закрыты.

– Посмотри на меня. Сид, посмотри на меня, – прошептала она.

Сид открыл глаза. Темные, красивые, полные печали и горя. Наклонившись, он поцеловал ее в губы, в шею и вдруг выкрикнул ее имя.

В темноте спальни они занимались любовью снова и снова, вели себя, как голодные, которым никак не насытиться. Потом, исчерпав запас сил, они уснули, обнявшись и переплетя ноги, и спали, пока за окном не начало светать. 

Глава 29

Фредди сидел в просторной гостиной перед камином в своей квартире в Челси, перекинув ногу через подлокотник кресла, и задавался вопросом, бывал ли когда-нибудь Шопен в Англии.

Скорее всего, бывал. Этот вывод Фредди сделал, одновременно слушая дождь, барабанящий в стекла, и игру музыкальной шкатулки. Какая еще страна могла бы вдохновить композитора на прелюдию «Капли дождя»?

Грязно-серый вечер полностью соответствовал его грязно-серому настроению. События по-прежнему разворачивались не так, как ему требовалось. Джемма сдержала слово и вместе с подружками сорвала митинг лейбористов. Газеты поместили очень нелестные отчеты об этом сборище, однако главная цель не была достигнута. Популярность Бристоу ничуть не пошатнулась. Наоборот, только выросла. А популярность самого Фредди продолжала падать.

Он вздохнул, глотнул портвейна. Эх, закатиться бы к Джемме! Покувыркаться бы с ней власть, и его картина мира вновь засверкала бы. Но сегодня он должен был разыгрывать перед Индией внимательного, заботливого жениха и встретиться с ней по важному вопросу. Он уже не помнил по какому. Пропаганда трезвости? Реформа здравоохранения? Чем бы ни была ее затея, Фредди не сомневался: вскоре ему придется выдерживать занудливые разговоры с синими чулками и квакерами, обожавшими совать нос в жизнь бедняков. От этой мысли ему хотелось застрелиться.

Его невеселые мысли прервал стук в дверь. Он встал и поплелся открывать. Служанка уже отправилась домой. Теперь она приходила утром и после полудня уходила. Скудные финансы больше не позволяли Фредди нанимать ее на весь день.

Может, это всего лишь почтальон или посыльный? Фредди открыл дверь. На пороге стояла насквозь промокшая Индия.

– А ты сегодня рано, дорогая, – не скрывая удивления, сказал он.

Помнится, она обещала прийти к семи. Часы недавно пробили пять.

– Да, я помню. Извини.

– Ну что ты? За что извиняться? Я же не это имел в виду. Просто у нас будет на два часа больше. Проходи, снимай плащ.

Индия оставила мокрый макинтош в передней. В гостиной она заняла кресло, где только что сидел Фредди.

– Чашечку чая, чтобы согреться? – предложил Фредди.

– Лучше бы бренди.

– Ты серьезно?

– Да. Налей, пожалуйста.

Очень странно, подумал Фредди, идя к буфету, где у него хранилась выпивка. Обычно Индию нужно было долго уговаривать выпить чего-нибудь крепче чая.

– Фредди, я хочу кое о чем тебя попросить, – сказала Индия.

Он шумно поставил тяжелый графин с бренди. Черт, только не это! – испуганно подумал Фредди, сразу упав духом. Сейчас попросит перенести свадьбу на более поздний срок. Опять. Только этого ему не хватало.

– Не могли бы мы перенести дату свадьбы на более ранний срок? Скажем, на август?

– Конечно можем, дорогая. – Фредди повернулся, изо всех сил скрывая изумление. – Передвинем на любой срок. А чем вызвана столь неожиданная перемена?

– Я… я подумала… до октября так долго ждать. А у тебя впереди трудные выборы. Я подумала, тебе не помешает помощь и поддержка жены. Я буду рядом с тобой.

Фредди улыбнулся. Он не поверил ни единому ее слову. Причина лежала совсем в другой плоскости, и он знал в какой. Все признаки налицо. Индия заметно похудела. Бледная. Возбужденная. Фредди налил ей рюмку, поставил на ближайший столик, а сам опустился на колени перед креслом.

– Дорогая, не хочешь ли ты сообщить мне еще какую-нибудь новость? – спросил он, беря Индию за руки.

Ее глаза округлились. На лице появилась тревога.

– Еще какую-нибудь новость? Разумеется, нет! Других новостей у меня нет. И что это может быть за новость? – торопливо спросила она.

В ее голосе Фредди уловил испуганные нотки.

– Может, ты беременна? Как ты помнишь, я тогда позабыл надеть презерватив. Если да, то тебе не о чем волноваться, любовь моя. Такая новость меня только обрадует.

– Я не беременна, – резко ответила Индия.

– Ты уверена?

– Вполне.

Фредди ответил разочарованным восклицанием. Потом спросил себя: так ли это важно? Сейчас июль. В августе они поженятся. Если она не беременна, то вскоре забеременеет. И как только это произойдет, он настоит, чтобы она оставила врачебную практику. Беременной женщине тяжело принимать нескончаемый поток пациентов. И потом, эти грязные бедняки со своими отвратительными болезнями представляют большую опасность для будущего ребенка. Фредди этого попросту не позволит.

– Ну что ж, – Фредди хлопнул в ладоши, – как насчет того, чтобы поужинать перед сегодняшним событием?

– Каким событием?

– Хм… прости, старушка. Всего не упомнишь. Я куда-то подевал приглашение, – сказал Фредди и принялся рыться в визитных карточках, сваленных на каминной полке.

– Да! Совсем забыла! Выступление Генри Мейхью в Фабианском обществе. Наверное, опять доклад по его исследованиям жизни лондонских бедняков.

Фредди нахмурился. Индии было не свойственно забывать подобные вещи. Она жила этими событиями. Фредди вглядывался в лицо Индии и вдруг заметил красную полосу на виске.

– Дорогая, что с тобой произошло?

Индия коснулась раны, не дав Фредди ее рассмотреть.

– Ничего особенного. Пациент бредил, руками размахивал. Мне случайно попало.

– А как ты себя чувствуешь? – спросил Фредди. – Рана довольно серьезная.

– Пустяки. Скоро затянется. Просто рана немного намокла под дождем.

– Тогда тебя нужно срочно везти в «Симпсонс», – весело произнес Фредди. – Там нас угостят хорошими кусками говядины с жареной картошкой. Это сразу придаст тебе сил.

Слава богу, там ему пока еще отпускали в кредит, чего не скажешь о его клубе и портном. Но скоро и в «Симпсонсе» начнут спрашивать, когда мистер Литтон соизволит заплатить долги.

– Чудесно, Фредди! Поехали туда. Пока едим, обсудим предстоящую церемонию. За такой короткий срок вряд ли мы сумеем подыскать церковь в Лондоне. Может, сделаем это в Лонгмарше? Попросим местного священника совершить обряд, а затем устроим в доме свадебный ужин. Надеюсь, твоя мать и Бингэм не станут возражать?

Фредди так и подмывало ущипнуть себя. Не спит ли он? Неужели это говорит Индия? Неужели через считаные недели он женится на ней и ее внушительных деньгах? Но что-то омрачало радость Фредди. Тихий внутренний голос подсказывал ему: такой внезапный поворот событий чересчур хорош, чтобы не иметь подвоха. Фредди быстро заглушил этот голос. События и так слишком долго были на редкость паршивыми. Он готов к переменам, особенно к коренной перемене в его судьбе.

– Идемте, леди Литтон, – сказал Фредди, вставая и поднимая Индию с кресла. – Нас ждет обед.

– Тсс, Фредди. Я еще не леди Литтон. Не называй меня раньше времени. Это дурная примета.

Фредди показалось, что в ее глазах что-то мелькнуло. Или не показалось? Похоже, ей невыразимо грустно что-то терять. Или кого-то. Фредди снова посмотрел на невесту. Индия улыбалась. Он тоже улыбнулся.

– Да, ты пока еще не леди Литтон. Но вскоре станешь ею, дорогая. Глазом моргнуть не успеешь. 

Глава 30

– Ну и неделька! – воскликнула Элла, засовывая папки в шкаф. – Начиналась она с полицейского отделения…

– …а закончилась в работном доме, – вздохнула Индия. – Неужели эта неделя все-таки закончилась? И неужели сегодня пятница?

Закрыв глаза, она лежала на скамейке в приемной кабинета доктора Гиффорда. От усталости ей было не шевельнуться. Сегодня она приняла шестьдесят одного пациента. К полудню Индия перестала чувствовать себя врачом. Она просто мясник и с людьми обращается, как с кусками мяса или связками колбас. Прострел, стригущий лишай, ревматизм, катар… Список болезней был нескончаемым. Девять женщин просили дать им противозачаточные средства. Умоляли чуть ли не на коленях, но она ничем не могла им помочь, поскольку Сид еще не выполнил заказа. Тяжелее всего было смотреть на больных детей. Шестеро с рахитом, еще у пятерых – признаки цинги. Эти заболевания угнетали Индию сильнее, чем такие убийцы людей, как туберкулез и тиф. Рахитом и цингой нельзя было заразиться; здесь все зависело от профилактики, упирающейся в правильное питание.

– Ваш ребенок пьет молоко? – обычно спрашивала Индия, глядя на искривленные ножки малыша.

– Не даю я ему молока, миссус. Рвет его. У лавочников, торгующих молоком, жуткая грязь, – отвечала ей мать ребенка.

– Вы можете давать вашей девочке апельсины? По штуке трижды в неделю? – спрашивала она, заметив кровоточащие десны у восьмилетней апатичной девчушки.

– Хорошо, если в месяц наскребу на один. Три апельсина в неделю нам не по карману, – отвечала мать.

– Элла, дополнительное питание, – произнесла вслух Индия.

– Пожалуйста, говори целыми фразами. Я читать мысли пока не научилась.

Индия открыла глаза, приподнялась на локте.

– Нужно найти способ обеспечить детей дополнительным питанием. Если мы это сделаем, половине наша больница не понадобится. При больнице обязательно должна быть кухня. Но мы будем раздавать не только супы. Молоко для детей. И свежие фрукты. Интересно, сколько дополнительной площади нам понадобится?

– Много. При скорости твоих замыслов нам придется купить вокзал Виктория. Кстати, сколько у нас собрано?

– Двести тридцать фунтов, – ответила Индия. – Уиш говорил, что фирма «Коулман» отдала ему пятьдесят помятых банок.

– Великолепно. Мы намажем горчицей несуществующие сосиски и угостим наших несуществующих пациентов, – усмехнулась Элла.

– Зато я рассказала Уишу про Фиону Бристоу, – с надеждой в голосе добавила Индия. – Они знакомы. Он обещал в ближайшее время встретиться с Фионой.

– С миру по нитке. Хорошо, что на митинге ты сумела спрятать ее в безопасном месте. А то еще неизвестно, чем бы это закончилось.

– Боюсь, плохо бы закончилось, – ответила Индия, радуясь, что Фиона Бристоу не пострадала в общей сумятице.

– Это и для тебя могло плохо закончиться. Твое счастье, что лошадка лишь царапнула тебя копытом. Могла бы и черепушку пробить, – сказала Элла, шумно задвигая ящик. – Ну все, мои труды закончились. Что собираешься делать вечером?

– Рухнуть в кровать.

– И никаких романтических ужинов с твоим блистательным парламентарием?

– Нет. Мы с Фредди практически не виделись в эти дни. Его партия готовится к сентябрю. У них там как военный штаб. Хотя через пару недель мы с Фредди отправимся на прием, – сообщила Индия, добросовестно пытаясь изобразить энтузиазм.

Элла лукаво улыбнулась:

– Значит, больше никаких прогулок с Сидом Мэлоуном?

– Что ты сказала? – встрепенулась Индия.

– Слышала я, доктор Джонс, про вашу полуночную прогулочку.

– Откуда?

– Новости в Уайтчепеле распространяются быстро.

– На самом деле, Элла, я обследовала жилищные условия наших будущих пациентов. Собирала факты. Так что прогулочка была чисто профессиональной.

– Да ну? – фыркнула Элла. – И много фактов ты насобирала?

– Элла! – сердито воскликнула Индия. – Неужели ты думаешь, что мы с Сидом Мэлоуном… что мы…

– Ничего я не думаю. Просто хочу тебя немножко расшевелить. А ты сразу в бутылку полезла. Раз у тебя нет планов на вечер, идем к нам.

– Спасибо, но не могу. Мне надо домой.

– И что тебя там ждет? Тарелка наспех приготовленного супа и номер «Ланцета» на десерт? Идем к нам. Хоть поужинаешь по-человечески.

– Но Элла, у тебя Шаббат.

– В обществе подруги он станет еще благословеннее. – Она засмеялась. – Я уже начинаю выражаться, как моя мамочка. Пошли, Индия. Тебя нужно подкормить.

Индия была невероятно голодна. Миссис Московиц изумительно готовила. Оказавшись в семье Эллы, она на какое-то время перестанет думать о Сиде.

– Ладно. Принимаю приглашение.

Они погасили свет, заперли дверь и отправились на Брик-лейн. К удивлению Индии, в окнах ресторана было темно.

– Заведение что, закрыто?

– В пятницу мы всегда закрываемся пораньше, – объяснила Элла. – Маме требуется бездна времени, чтобы всего наготовить, отскрести каждую половицу и свести домашних с ума.

Семья Московиц жила над своим заведением. Индия с Эллой поднялись на второй этаж. Уже на лестнице их встретил аромат шафрана и корицы, от которого потекли слюнки.

– Мама, я дома! – крикнула Элла, направляясь на кухню.

– Элла, как же я рада, что ты пришла! А то я вконец зашиваюсь. Твой отец вскоре вернется из шул[18], но посмотри, что за кавардак у нас творится!

У миссис Московиц были заняты обе руки. Одной она помешивала в кастрюле, другой – вынимала из духовки аппетитную плетенку.

– Не волнуйся, ты все успеешь, – успокоила ее Элла.

– Индия, здравствуй, дорогая. Пришла разделить нашу трапезу в Шаббат?

– Да, миссис Московиц.

– Прекрасно. Будь добра, возьми халу и поставь на буфет в столовой.

– Что взять?

– Булку, которую я испекла. Накрой салфетками. Они на столе… увидишь. Ребекка, подойди ко мне, я расчешу твои лохмы! Элла, поймай мне сестру.

– Ребекка? У тебя есть еще одна сестра? – спросила Индия, неся халу в столовую.

– Это настоящее имя Пози, – пояснила Элла, хватая младшую сестренку. – Однажды посетитель сказал ей, что она красива, как букетик цветов[19], с тех пор на Ребекку она не отзывается. Пози, да не вертись ты!

Элла села, зажала извивающуюся девочку между ног и начала заплетать ей косы.

Миссис Московиц, продолжая мешать в кастрюле, открыла кухонное окно.

– Мириам! Соломон! Ковер! – рявкнула она.

Индия сама нашла столовую. Занавески на окнах были выстираны и накрахмалены, а вся мебель сдвинута к стенам. Осторожно ступая по недавно натертому полу, она подошла к буфету. Возвращаясь на кухню, Индия едва не налетела на двух ребятишек, сгибавшихся под тяжестью шерстяного ковра.

– Вы хорошо его вычистили? – крикнула из кухни миссис Московиц.

– Да, мама! Да, мама! Да, мама, да! – хором крикнули Мириам и Солли.

На кухне Индию вновь отправили в столовую, велев убедиться, что ковер и в самом деле чистый. Элла пришла ей на помощь. Они вдвоем расставили мебель, выдвинув на середину обеденный стол. Его застелили белоснежной скатертью, достали самые лучшие тарелки и стаканы. Когда стол был накрыт, Элла украсила его двумя сверкающими серебряными подсвечниками и серебряной чашей. Тем временем Пози неустанно благословляла халу, размахивая над ней ножом, будто волшебной палочкой.

– Это благословение или цирковой фокус? Достаточно одного раза! – одернула младшую сестру Элла.

Индия впервые видела еврейский ритуал, посвященный Шаббату. Она вспомнила свои посещения церкви. Длинный путь до блэквудской церквушки, бесцветные проповеди и скучные воскресные обеды, проходившие почти в полном молчании. Она и представить не могла, чтобы кто-то из ее семьи громко разговаривал за столом и уж тем более кричал во всю мощь легких.

– Элла!

– Чего?

– У вас так принято?

– Что?

– Ваш Шаббат. Я думала, ваши трапезы проходят, как у христиан: тихо и чинно.

– Тихо? – захохотала Элла. – Чинно? Это в нашем-то доме? Я тебя умоляю!

– Индия согласится быть нашей шабес гой?[20] – спросила Пози.

– Кем-кем? – не поняла Индия.

– По иудейскому закону, в пятницу после захода солнца работать запрещено, – пояснила Элла. – Мы не можем даже зажигать свечи и огонь в плите. Приходится искать христианина, который согласится это сделать. Ты окажешь нам такую честь?

– С радостью, – ответила Индия.

Как хорошо, что она согласилась на приглашение Эллы. В семье Московиц царило шумное предвкушение праздничного ужина. Взрослые и дети ожидали какого-то чуда. Естественно, что их состояние передалось и ей. Когда все приготовления в столовой были закончены, они прошли на кухню за новыми поручениями. Там миссис Московиц осматривала уши, шеи и руки младших детей. Убедившись, что весь ее выводок должным образом подготовился к еде, она переключила внимание на Индию.

– Волосы, – нахмурилась миссис Московиц. – Идем.

Индия последовала за ней, как набедокуривший ребенок. Миссис Московиц повела ее к себе в спальню, усадила на кровать и вытащила из пучка волос скреплявший его гребень. Затем быстрыми, уверенными движениями стала расчесывать светлые волосы Индии. Поначалу Индия держалась скованно, ожидая упреков. Мать всегда осыпала ее упреками, возмущаясь непокорностью волос. Однако миссис Московиц сказала совсем другое:

– Какие чудесные у тебя волосы. Прямо золотые нити.

Индия поблагодарила за комплимент и закрыла глаза, наслаждаясь материнской заботой этой женщины. Родная мать никогда не расчесывала ей волосы. Только няня.

– Что-то ты сегодня тихая. Должно быть, влюбилась.

У Индии перехватило дыхание. Откуда мать Эллы может знать? Неужели это заметно? Потом догадалась, что миссис Московиц просто поддразнивает ее.

– Да, влюбилась, – ответила Индия, стараясь говорить ровным тоном.

– Мазл тов[21], дорогая! Это случилось недавно?

– Нет, – поспешила ответить Индия. – Мы с женихом помолвлены уже два года.

Ответ удивил и озадачил миссис Москвовиц.

– Два года? И вы оба выдержали?

– Получается, что так. Мы выбрали совместную жизнь, но со свадьбой пришлось обождать. Я училась, потом начала работать. А он…

– Как-как? Выбрали? – нахмурилась миссис Московиц.

– Я что-то сказала не так?

– Индия, моя дорогая, не вы выбираете любовь. Любовь выбирает вас.

Сказано это было таким тоном, что Индия невольно почувствовала себя дурочкой, не знающей азбучных истин.

Расчесав ей волосы, миссис Московиц уложила их узлом на затылке и скрепила гребнем.

– Так намного лучше.

Порывшись в шкатулке с драгоценностями, она достала красивую брошь и приколола Индии на воротник.

– В Шаббат женщина должна выглядеть исключительно. Не стоит забывать, что Бог – мужчина.

Они вернулись в столовую. Миссис Московиц попросила зажечь свечи на столе и газовые лампы по всей квартире. Потом все собрались в гостиной.

– Осталось дождаться мистера Московица, – сказала миссис Московиц. – Янки, прочти Хаширим. По-английски, чтобы наша гостья поняла.

За окнами стемнело. Дети миссис Московиц окружили мать и слушали, как их старший брат читает Песнь песней.

– Какой голос. Просто канторский, – вздохнула миссис Московиц, когда Янки начал читать.

Арон выпучил глаза. Мириам и Солли корчили рожи всякий раз, когда слышали о поцелуях. Пози устроилась у Эллы на коленях. Индия слушала, зачарованная прекрасным голосом этого серьезного юноши и страстностью произносимых им слов.

– «…На ложе моем ночью искала я того, которого любит душа моя, искала его и не нашла его. Встану же я, пойду по городу, по улицам и площадям, и буду искать того, которого любит душа моя; искала я его и не нашла его…»

Индия знала: Песнь песней – это аллегория о любви человечества к Богу. Во всяком случае, так говорил священник в Блэквуде. Но, слушая знакомые слова, она думала не о Боге, а о Сиде. Индия закрыла глаза, стараясь слышать только слова Янки, стараясь вытолкнуть из памяти все воспоминания о ночи, проведенной с Сидом, и не смогла.

Она слышала и ощущала его. Видела его спящего; видела лучи утреннего солнца, играющие на его обаятельном лице. В то утро она проснулась раньше Сида. Оделась, приготовившись отправиться на работу. Когда он открыл глаза, она сидела на кровати, смотрела на него и осторожно водила пальцами по изгибу подбородка. Она всматривалась в его лицо, замечая каждую мелочь: потускневший шрам под глазом, морщинки в уголках глаз.

Сид потянулся к ней. Индия перехватила его руку.

– Нет, – сказала она. – Я не могу снова быть с тобой.

Сид сел, завернувшись в простыню.

– Из-за Фредди? – спросил он.

Она кивнула. Но это было правдой лишь отчасти. Индия испытывала невероятное чувство вины, поскольку предала Фредди. Однако ее новой близости с Сидом мешал не Фредди, а Хью. Человек, которого она любила и потеряла. Индия помнила обжигающую боль, гнев, горе. Сердце, отданное Хью, разбилось вдребезги. Решись она на отношения с Сидом, ее ждет та же участь. Все это плохо кончится. Да и может ли конец быть иным?

Одевшись, Сид сел рядом с ней, сложив руки на коленях. Оба долго молчали. Первым заговорил он.

– Ты мне только одно скажи. То, что у нас было ночью… с Фредди у тебя так же?

Индия смотрела в пол, не в силах ответить.

– Сдается мне, что не так.

– Сид, я не могу, – прошептала она. – Прости, но… не могу.

Он встал. Глаза у него были раненые, но в голосе звучала язвительная горечь.

– Ты все еще меня боишься? Ну да, доктор Джонс была и остается слишком праведной. Доверять преступным элементам опасно. Никогда не знаешь, какой трюк мы выкинем. – Сказав это, он вышел из спальни.

– Сид, обожди! – крикнула Индия. – Все не так. Все совсем не так!

Но было поздно. Сид ушел, хлопнув дверью.

Индия подбежала к окну, прижав ладони к стеклу. Ей хотелось догнать Сида, однако она не двинулась с места.

– Ты не прав, – говорила она, глядя ему вслед. – Я не тебя боюсь. Неужели ты не понял? Себя.

На следующий день, напуганная случившимся и тем, с какой легкостью позволила эмоциям одержать верх над разумом, она закончила работу пораньше, отправилась к Фредди домой и попросила перенести дату свадьбы на август. Фредди обрадовался. Индия была благодарна ему за уступчивость. Она поклялась себе больше никогда не предавать его и не давать поводов для малейших сомнений в ее верности. Она будет ему хорошей женой. Помогающей. Поддерживающей. Разделяющей его заботы. Фредди – прекрасный человек, и он заслуживает такую жену.

Они поехали в ресторан «Симпсонс» и за ужином обговорили подробности их свадьбы. Дату перенесли на третью субботу августа. Еще пять недель, и они станут мужем и женой. Индия согласилась бы и на более ранний срок, но Фредди был плотно загружен разного рода социальными обязательствами, отнимавшими у него не только будние дни, но и выходные. Ей хотелось, чтобы свадьба подвела черту под всеми ее недавними сумасбродствами, чтобы жизнь изменилась окончательно и бесповоротно. Выйдя замуж, она перестанет думать о Сиде и тосковать по нему. Индия очень на это надеялась.

А пока Индия думала о нем постоянно. Что еще хуже, она часто вела с ним мысленные разговоры. Иногда спорила, но чаще рассказывала о своей работе у Гиффорда и о надеждах на открытие своей больницы. В конце дня, когда, вернувшись домой, она усаживалась у камина с какой-нибудь толстой унылой медицинской книгой, перед мысленным взором всплывало лицо Сида. Его зеленые глаза, глубокие, полные тайн, чем-то похожие на долины Уэльса. Его щедрая улыбка. Она слышала его голос, порой насмешливый, а порой окрашенный грустью. Она вспоминала его объятия.

Когда Индию захлестывало чувство вины, к которому добавлялись страх и гнев, она говорила себе, что Сид – полная противоположность Фредди. Человек, настолько же погруженный в свои темные, корыстные дела, насколько Фредди был погружен в заботы об общем благе. Индия находила убедительные аргументы, но все равно не могла до конца в них поверить.

Мог ли быть плохим человек, который давал деньги нищенке Китти, заботился о сестрах Армстронг и снабжал работой мужа Мэгги Харрис? Элла однажды упрекнула ее за то, что она видит мир черно-белым. В таком случае Сид состоял из оттенков серого. В нем странным образом перемешивалось хорошее и плохое. Индия знала это по собственному опыту. Она видела его в опиумном притоне Тедди Ко. Видела его растрепанных женщин в «Баркентине». Слышала об ограблении склада «Крепость». Но совсем недавно Сид укрыл своей курткой бедную больную девочку. Он давал деньги сиротам и кормил бездомных стариков. У него было доброе сердце, только раненое. В его жизни случилось что-то ужасное. Он вскользь рассказал, что потерял семью, а его мать убили. Но Индия чувствовала: это лишь часть трагедии. Она успела ненадолго заглянуть в его сердце, прежде чем оно снова захлопнулось. И сейчас, сознавая всю неисполнимость своего безумного желания, она хотела снова прикоснуться к сердцу Сида и исцелить его.

– Папа! Папа! – вдруг пискнула Пози.

Спрыгнув с колен Эллы, малышка побежала к двери. Индия услышала скрип ступеней, и вскоре в гостиной появился глава семейства Московиц.

– Шаббат шолом, моя сладкая! – произнес он, подхватывая Пози на руки.

– Шаббат шолом, папа! – ответила Пози, целуя отца в щеку.

Мистер Московиц поздоровался с семьей, затем приветствовал Индию, после чего повернулся к жене и, виновато улыбаясь, сказал:

– Я привел гостей. Двоих братьев. Я познакомился с ними в шул. И их сестру. Все трое только вчера приехали из Санкт-Петербурга.

Индия посмотрела на осунувшиеся лица гостей мистера Московица, стоявших у двери гостиной. На лице молодой женщины она заметила следы слез.

– Он всегда кого-нибудь притащит, – буркнул Солли.

– Сара, ты видишь, что девочка плачет? – шепотом спросил мистер Московиц. – Они голодны. Им негде приткнуться.

– Само собой, плачет, – ответила миссис Московиц. – Кто на пустое брюхо смеяться будет!

Подойдя к гостям, она громко и приветливо заговорила с ними по-русски. При звуках родной речи на изможденных лицах появились улыбки.

– Спать со мной они не будут. Увольте. В прошлый раз гости наградили меня блохами, – пробормотал Солли.

Элла влепила брату подзатыльник, заставив закрыть рот.

Миссис Московиц пригласила нежданных гостей раздеваться, затем предложила умыться и повела в столовую. Индия поспешила сесть, но Элла покачала головой. Сообразив, что здесь тоже существуют правила, она смущенно встала.

– Арон, подай киддушный стакан, – велел мистер Московиц.

Арон взял со стола серебряный стакан, наполнил вином и подал отцу. Мистер Московиц прочел молитву и выпил вино. Голос у него был ниже, чем у Янки, но ничуть не менее красивым. Затем глава семейства снял салфетку с халы и благословил. Отломив кусочек, мистер Московиц обмакнул его в соль и съел. Такие же кусочки получили жена, дети и все гости. После этого мистер Московиц пригласил всех садиться за стол.

Янки с Ароном принесли из кухни дополнительные стулья. Элла поспешила поставить на стол еще три тарелки. Миссис Московиц и Мириам сходили за угощением. Ужин начался с густого грибного супа, в который макали халу. На второе подали курицу с абрикосами, сладкую, нежную, тающую во рту. Потом настал черед морковного цимеса с медом и корицей и плова из золотистого риса. Индия заметила, как гости изо всех сил стараются есть деликатно, а не сметать с тарелок все, что им подкладывала миссис Московиц.

Стоило гостям немного подкрепиться, и они оживились. Рассказывая о своем путешествии и о Петербурге, иммигранты говорили с миссис Московиц по-русски. Элла переводила Индии. Миссис Московиц расспрашивала гостей, желая узнать новости о родном городе.

– Мама родилась и выросла в Петербурге, – пояснила Элла. – А папа приехал из деревни. Он был сыном фермера, продавал на базаре кур. Там они с мамой и познакомились.

– Ее хотели выдать за сына богатого купца! – встряла в разговор Мириам. – Но папа ей улыбнулся, и мама сразу пошла с ним.

– Мириам, ты рассказываешь так, словно я была бездомной собачонкой. Все обстояло совсем не так! – возразила миссис Московиц.

Дети захихикали. Подобно всем детям, они обожали историю встречи родителей и соперничали друг с другом за право ее рассказать.

– Мамин папа очень на нее рассердился, – сказала Мириам.

– Он назвал нашего папу болваном. Он не знал, что наш папа изучает право в университете, – добавил Солли. – Рабби из его штетл[22] помог ему подготовиться.

– Мамины родители заявили: если она выйдет за папу, то она им больше не дочь.

– Но мама все равно вышла за папу!

– Сначала они жили бедно, и из еды у них была одна картошка.

– А потом папа стал важным адвокатом, и у них появилось много-премного еды. И красивый дом.

– Тогда мамины родители пожалели, что называли папу болваном, и извинились перед ним.

– Будет языком трепать! – засмеялась миссис Московиц. – Видите? – спросила она, поворачиваясь к Индии. – Сплошной бешерт. Есть такое слово в идише. Означает «обреченные быть вместе». Как я тебе и говорила: вас выбирает любовь.

Она с нежностью посмотрела на мужа, и ее глаза лучше всяких слов говорили Индии, как она счастлива выбором, сделанным любовью.

– А потом нашим маме и папе пришлось уехать. Плохие люди сожгли их дом, – с недетской серьезностью произнесла Мириам.

– И они шли пешком до самой границы, с Эллой и Янки, – добавил Солли.

– Было и прошло, – включился в разговор мистер Московиц. – Все это позади. Кто не способен выдержать плохое, не доживет до хорошего. А в Уайтчепеле так много хорошего.

Элла, переводившая иммигрантам слова детей, перевела и отцовские. Воодушевленные ими, гости улыбнулись. Разговоры продолжались. Миссис Московиц откинулась на спинку стула и сидела с отсутствующим взглядом. Должно быть, вспоминает Петербург и все, что потеряла, подумала Индия.

– Вы, наверное, скучаете по родине, – сказала она хозяйке дома.

Миссис Московиц покачала головой.

– Нет, дорогая моя, – возразила она и улыбнулась. – Я и не покидала родину. – Она кивнула в сторону мужа и детей. – Где они, там и моя родина. И мой дом.

Индия улыбнулась, глубоко тронутая словами миссис Московиц, и вдруг снова подумала о Сиде. Жаль, что его нет за этим столом. Это было нужно не столько ей, сколько ему самому. Ей захотелось, чтобы вместо грязного зала «Баркентины», вместо жестоких лондонских улиц, вместо его постоянного одиночества он сидел сейчас здесь, окруженный теплом и светом этого вечера, среди приветливых людей. Чтобы и он, как Индия, был тронут их любовью друг к другу и к трем бедным незнакомцам. У него в душе есть такой же свет. Индия это знала, поскольку видела проблески.

Потом начались угрызения совести. Она снова думает о Сиде, когда помолвлена с Фредди. Фредди – высоконравственный, принципиальный человек. Сейчас он ведет напряженную политическую борьбу, и ему, как никогда, нужны ее любовь и верность. Как она может быть такой неверной? Что, черт побери, творится у нее в мозгах?!

Ей вспомнились слова миссис Московиц. Не вы выбираете любовь. Любовь выбирает вас. Думая над ними, Индия вдруг поняла, что знает ответ. Любовь сделала выбор за нее. И любовь выбрала Сида. 

Глава 31

– И тогда я ска-азал Старому Биллу. Я ска-азал… Ой, Мэлоун! Иди сюда на м’нутку. Послушай, чё я скажу.

Билли Мэдден, он же Большой Билли, хозяин преступного мира Западного Лондона, был пьян. Он подозвал Сида, обнял за шею и продолжал хвастливо рассказывать, как в свои десять лет отвалтузил полицейского мамкиной скалкой.

– Черепушку ему раскроил. Прямиком в больничку загремел. А я тогда совсем сопляком был!

Мэдден шумно захохотал, обнажив подгнившие зубы. От его зловонного дыхания, перемешанного с дешевым одеколоном, Сида затошнило.

– Сид, а ты хоть одного полицейского укокошил? – спросил Мэдден.

– Разумеется, нет. Я же деловой человек. Что у меня общего со Старым Биллом?

– Деловой человек, да? И какими делами ты занимаешься? Надувательством? – Билли снова захохотал, потом понизил голос до заговорщического шепота. – А чего б тебе не начать с полицейских? Я так слышал, Элвин Дональдсон досаждает тебе. Можно быстренько его погасить… – Он чиркнул воображаемым ножом по горлу.

– И дальше? Лишить себя удовольствия? – спросил Сид. – Мне нравится нагонять страху на этого молодца. Обожаю водить полицейских за салом. Эй! – крикнул он проходящему официанту, торопясь поскорее отделаться от Мэддена. – Принеси мистеру Мэддену и его ребятам еще шампанского!

Мэдден крепче обнял шею Сида. Пальцы, унизанные кольцами, впивались Сиду в щеку.

– Люблю я этого парня! Он просто милашка, – объявил Билли. – Умнее нас всех. – Улыбка чуть потускнела, а хищные глаза сощурились. – И богаче всех.

– Только не после этого вечера, Билли. Торжество вытряхнет из меня все деньги. К утру ни фартинга не останется.

– А где ж эта… почетная гостья? – спросил Мэдден, убирая руку. – Я хочу ее поздравить.

– Лопнуть мне на месте, если я знаю. Не вышла еще к почтеннейшей публике. Кстати, хорошо, что напомнил. Пойду ее искать, – сказал Сид, обрадовавшись поводу отцепиться от Мэддена. – Как только ее найду, сразу пошлю сюда.

Сид прошел туда, где стояли Дези и Фрэнки.

– Джем случаем не видели?

– А этот долбаный проститут чего тут делает? – прорычал Фрэнки, глядя в сторону Мэддена.

– Полегче, Фрэнки. Он наш гость.

– Зачем ты его позвал?

– Ради хороших отношений. Как говорят, держи друзей вблизи, а врагов еще ближе. Слышал такое? Нет? Ничего, потом усвоишь.

Эту житейскую мудрость Сид нередко постигал своим горбом.

– Я бы и держал его вблизи. Голову ему бы зажал под мышкой, чтоб не рыпался. Нельзя ему давать столько вольностей. Неправильно это.

В голосе Фрэнки звучал упрек. Сид не стал отвечать. Не был он настроен на споры. Он и так не спал несколько ночей подряд, и у него жутко болела голова. Мэддену известно, что Дональдсон охотится за ним. Это угнетало Сида сильнее головной боли. Поди Билли руки потирает, надеясь на успех инспектора полиции. Если Фирма окажется за решеткой, Мэдден подомнет под себя Восточный Лондон.

– Мэдден так и ждет, чтоб тебя сковырнуть. Сам знаешь. Ты уже говорил с Джо Гризом? – спросил Фрэнки.

– Нет. А что у Джо?

– Да вот, хмырь один заявился к нему неделю назад. Сказал, надо переправить краденую картину. Гриз его впервые видел. Понятное дело, стал расспрашивать: «Откуда ты? Кого знаешь? С кем работаешь?» Тот начал что-то мямлить. Гриз его вытолкал. Не нравится мне это, хозяин. Нутром чую: Мэдден за всем этим стоит. Ищет, как бы извалять Гриза в дерьме и подставить полицейским, чтобы сгрибчили. Мэдден давно хочет отнять у Гриза переправку краденого.

– Могли и сами полицейские подослать.

– У них изобретательности не хватит, – покачал головой Фрэнки.

– Раньше не хватало. Времена меняются. Дональдсону напрямую нас не сцапать. Вот он и ищет обходные пути. Если он прижмет Гриза с краденой картиной, дальше понятно. Надавит на Джо посильнее. Пообещает ему веселую жизнь в камере, если не покажет на нас.

– Как-то не подумал, – удивленно выпучил глаза Фрэнки.

– В этом твоя беда, Фрэнки. Ты не любишь думать.

Сид отошел. Ни с того ни с сего наорал на официанта. Плевать ему сейчас на то, как он говорит. Он устал от Фрэнки. От Мэддена. От всех. Сида не оставляло беспокойство. Ему хотелось убраться отсюда, из всей этой пропахшей дымом темноты. Желание уйти становилось все настойчивее. Если бы не торжество в честь Джеммы, он бы ушел.

Мимо прошли Ронни с Томом, поглощенные разговором.

– Парни, Джем не видели?

– Хозяин, что с твоей головой?

– С чем?

– С головой. Ты ее так скребешь, будто кожу содрать хочешь.

Сид сообразил, что безостановочно чешет себе виски.

– Да так, голова немного болит. Где Джемма?

– По-моему, она еще не появлялась.

Сегодня был великий день в жизни Джеммы Дин. Точнее, вечер. Она с успехом солировала в новом музыкальном спектакле театра «Гейети» и имела сногсшибательный успех. Выполняя обещание, Сид устроил пышное торжество в ее честь. Он закрыл на этот вечер «Альгамбру», принадлежащее ему питейное заведение на Коммершел-роуд, и пригласил туда весь театральный мир Восточного Лондона и изрядную часть преступного мира. Всем обещалось обилие выпивки и еды.

Сид заказал себе неразбавленный виски, выпил залпом. Потом, прислонившись к стойке, стал разглядывать собравшихся. В углу, окруженный полудюжиной прикормленных полицейских, сидел Джо Гриззард, самый известный в Лондоне скупщик краденого. Джо нарезал стейк, сверкая бриллиантами своих перстней. В другом конце зала уплетала ножку жареной утки Берта Вайнер из Шедуэлла. Сюда она явилась вместе со своими взломщиками. За пианино, аккомпанируя себе, пела Веста Тилли, исполнительница главной роли. У стойки выпивали Макс Мозес и Джо Вайнстайн, главари жестокой уайтчепельской уличной банды «Бессарабы». Компанию им составили два известных букмекера. В другом конце расселись трое молодцов из соперничающей банды «Одесситы». Эти поспорили, кто дольше продержит палец в пламени свечи. Одноглазый Чарли Уокер и его шайка карманников «Нищие слепцы» сумели незаметно стянуть у официанта несколько тарелок с икрой. По залу с важным видом прохаживались Тедди Ко и двое других опиумных королей Лаймхауса. Все трое одеты с иголочки: в новых костюмах и ботинках. Стайка хористочек пожирала их глазами.

Сид закрыл глаза, снова принявшись массировать саднящие виски. На время он исчез из этого зала, забыв про Мэддена, Гриза и всех прочих лондонских воров и головорезов. Он перенесся на берег моря, с Индией. Из вечера в утро. Он поспешно вытолкнул картину из головы. Об Индии он думал постоянно, начиная с вечера их прогулки по трущобам Уайтчепела. Ему этого не хотелось. Индия задела его, заставила почувствовать себя глупцом. Что еще хуже, она заставила Сида влюбиться в нее. Он мог простить женщине многое, но только не это.

Послышались крики и аплодисменты. Сид открыл глаза. В зале появилась Джемма. Она потрясающе выглядела в атласном платье бирюзового цвета, сшитом так, что каждая складка и изгиб подчеркивали ее великолепную фигуру. На шее сверкало подаренное им бриллиантовое ожерелье, в ушах – его серьги. Руки украшали несколько браслетов и кольцо с крупным камнем. Все головы повернулись в ее сторону. Глаза Мэддена так и заелозили по ее телу.

Джемма была сногсшибательно великолепной. Казалось, это должно вызывать у Сида гордость. Ревнивая. Сладострастная. Нечто. Но он не чувствовал гордости. Он вообще ничего не чувствовал. Приличия требовали подойти к Джемме, что он и сделал.

– В «Гейети» восходит новая яркая звезда, – сказал он, подходя к Джемме сзади.

Джемма обернулась.

– Ну и ну, мистер Мэлоун. Ради меня вы даже приоделись! – воскликнула она, смерив его взглядом.

Сид улыбнулся. Сегодня он изменил своим всегдашним грубым брюкам и рубашкам, надев костюм.

– Джем, ты была бесподобна. Все об этом только и говорят. – Он поцеловал ее в щеку.

– Кто говорит? Кого ты пригласил? – спросила она.

Бойкие глаза Джеммы мигом забегали по залу. Сид знал: она оценивает гостей и прикидывает, кто и что мог бы сделать для нее. Она стремилась к выгоде, как и все, кто здесь собрался. Это было свойственно им, ей, Сиду. Это было свойственно Восточному Лондону.

Ему вновь отчаянно захотелось уйти отсюда. Из «Альгамбры», с этого торжества. Убраться из опостылевшего Восточного Лондона.

– Джем, пойдем прогуляемся, – сказал он, беря ее за руку.

Ему хотелось пройтись с ней, поговорить. Ему требовалось, чтобы Джемма удержала его здесь. В этом месте. В этой жизни.

– Прогуляться? Сейчас? Ты, никак, спятил? Я только что пришла.

Возможно, подумал Сид. Возможно, я действительно спятил.

– Я знаю, чего тебе не терпится, но этого ты не получишь, – с лукавой улыбкой добавила она. – Ты мне платье порвешь. У нас еще будет время. Сид, дорогуша, кто назвал меня великой актрисой?

Сид натужно улыбнулся:

– Билли Мэдден. Иди поздоровайся с ним. Он хочет тебя поздравить.

– Ты не возражаешь?

– Ни капли. Иди, котенок. Это твой вечер. Развлекайся.

Иди, Джем. Иди к нему, думал Сид, глядя ей вслед. Он будет обходиться с тобой лучше, чем я. Он даст тебе все, чего ни пожелаешь. Все, что тебе нужно.

Сид заказал новую порцию виски. К нему подошли Фрэнки, Ронни и Том. По их виду он понял: что-то случилось.

– В чем дело? – напряженно спросил Сид.

– Беда в «Тадже», – ответил Ронни.

– Какая?

– Одна цыпочка попыталась покончить с собой. Шума было предостаточно. Сюзи орет, словно ошпаренная кошка.

Сид велел Тому передать Джемме, что его вызвали по делу, и остаться присматривать за ней. Взяв Фрэнки и Ронни, он поехал в «Тадж».

– Ад кромешный, Сид! Что творится? – завопила Сюзи, когда они приехали. – Что я буду делать с телом? Как избавляться? А если копы пронюхают?

– Сюзи, успокойся и расскажи, что тут произошло.

Оказалось, одна из девиц Сюзи взбеленилась, когда ее лучший клиент предпочел ей другую девчонку, помоложе.

– Они сцепились. А этого я никогда не допущу. Мужчины сюда приходят не скандалы слушать. Этого им и дома хватает.

– Что с зачинщицей скандала?

– Уволила ее за драку, не по головке же гладить. Так эта глупая сука пошла и выпила бутылку мышьяка, что у меня был припасен от мышей. Вконец рехнулась!

– Я так понимаю, она мертва…

– Если нет, то скоро будет.

– Где она сейчас?

– Наверху. В восьмой комнате.

Они поднялись на второй этаж, оказавшись в просторной открытой гостиной, где девицы поджидали клиентов.

– Видишь этот разгром? – угрюмым тоном спросила Сюзи. – Уделала всю гостиную. Зеркало расколошматила. И мою любимую вазу. Вычту у нее из жалованья. У живой или мертвой.

Она толкнула дверь восьмой комнаты. Там на узкой кровати лежала женщина, держась за живот. Ее губы покрывала белесая пена. На глазах вошедших она свесилась вниз, и ее вывернуло на пол.

– Чертовщина! – завопил Фрэнки, поспешив убраться из комнаты.

– Что, Молли, жива еще? – спросила Сюзи.

Женщина застонала.

– Что делать будем? – спросил Ронни.

– Против природы не попрешь, – ответила Сюзи. – Выживет так выживет. А нет – тело в реку и концы в воду. Не хочу полицейских приплетать. Недавно и так задали мне жару. Знаешь, что этот яйцетряс Дональдсон побывал здесь вчера? Хорошо еще, один из его парней постоянно ходит к нам. Предупредил заранее. Я всех посетителей выпроводила через заднюю дверь. Девкам велела вниз спуститься. И как раз этот красавец заявляется. Потом я двоих ребят покрепче у дверей поставила, чтоб чужаков не пускали. Только своих. А то полицейские могут косить под посетителей. Сплошные расходы.

– Эйприл, Эйприл! – всхлипнула Молли.

– О чем она говорит? – спросил Сид.

– Так зовут ее дочку, – послышалось сзади.

Сид поднял голову. У двери стояли несколько девиц. Говорившая посмотрела на него темными мертвыми глазами. Вторая, голая по пояс, привалилась к дверному косяку. Характерная бледность на лице выдавала в ней курильщицу опиума.

– Для Эйприл возьмите… – произнесла Молли, глядя обезумевшими от страха глазами.

Сид увидел банкноту в один фунт, зажатую в ее кулаке.

– Деньги мне не лишние, – заявила Сюзи, потянувшись к банкноте. – По твоей милости мне теперь в гостиной ремонт надо делать.

– Руку убери, – бросил ей Сид.

Он смотрел на лицо умирающей проститутки, покрытое шрамами и царапинами. Часть из них были давними, часть – совсем свежими. Отощавшие руки и ноги, такое же тело, прикрытое поношенным платьишком. Глаза женщины были полны мучительного страха. Не за себя. За маленькую дочь. Она держалась из последних сил, сражалась с отравой и болью, пытаясь найти кого-то, кто позаботится о ее ребенке.

Сид смотрел на нее, а видел другую женщину, умершую давно. Не в комнате. На улице. Свою мать. Ее побелевшее лицо, окровавленную блузку. Мать лучше, чем он, поняла бы ужас женщины, оставляющей ребенка на произвол судьбы в таком месте, как Уайтчепел. Сид вспомнил, как держал на руках безжизненное тело матери, не позволяя полицейским ее увезти. На него снова нахлынуло тогдашнее отчаяние, гнев и чувство вины.

– Уэнтворт-стрит, восемнадцать… миссис Эдвардс… она там… пожалуйста… О боже!

Молли снова схватилась за живот, свернувшись в клубок и воя от боли.

– Слушай. Слушай внимательно, – обратился к ней Сид, садясь на корточки. – Твой ребенок не пропадет. Я сам о ней позабочусь. Обещаю.

Молли закрыла глаза. По щекам покатились слезы. Испустив душераздирающий крик, она забилась в судорогах.

– Помогите ей! – крикнул Сид. – Позовите врача. Ронни, поезжай за доктором Джонс. Отправляйся!

Кто-то из девиц вздыхал, иные заплакали.

– Сюзи! Фрэнки! Поднимите ее! – крикнул Сид.

Изможденное тело Молли содрогнулось еще раз и затихло.

– Умерла, – прошептал Сид.

– Хозяин, нам хлопот меньше, – сказал Фрэнки. – Мертвое тело, и только.

– Заткнись, Фрэнки! – оборвал его Сид.

Он снова дотронулся до головы. Боль внутри сделалась такой сильной, что мешала смотреть. Он огляделся по сторонам. Комнатка с грязными цветастыми обоями. Такая же грязная кровать. И мертвая женщина на кровати. Лужа блевотины на полу и человеческие отбросы, толпящиеся у двери. Ему стало тошно до глубины души.

– Вынесите ее отсюда и похороните, – распорядился Сид.

– Нельзя ее хоронить. Нас закидают вопросами, – возразил Фрэнки. – Бросим тело в реку, как сказала Сюзи.

Сид подумал о дочери Молли, не успевшей запомнить материнское лицо. Могила – хоть какая-то память о матери. Место, куда можно приходить год за годом. Место для скорби.

– Отвезите ее к церкви Христа. Там при кладбище есть могильщик. Поезжайте сейчас.

– Он проболтается.

– Так заплати ему за молчание! – сердито крикнул Сид.

– Сид, это всего-навсего грязная шлюха! – крикнул в ответ Фрэнки. – Что из-за нее рисковать? Дональдсон и так сидит у нас на хвосте.

Их перепалка привлекла внимание. По всему длинному коридору открывались двери, и оттуда выглядывали растрепанные девицы и полуголые мужчины.

– Закройте двери. Вас это не касается, – бросил им Сид.

Его послушались не все.

– В чем дело? Оглохли? – заорал Сид.

– Чего это вы раскричались? И вообще, кто вы такой? – насмешливо спросил мужчина, который стоял у ближайшей двери, попыхивая сигарой.

Его голос оказался спичкой, поднесенной к фитилю. Подскочив к мужчине, Сид с размаху ударил его по лицу, сломав нос. Мужчина с криком рухнул на колени. Сид поднял его, поволок в гостиную и толкнул на стол. Не выдержав тяжести, стол опрокинулся. Все бутылки с виски и джином полетели на пол. Зазвенело стекло. Девицы жались по стенам, визжа от страха, или прятались за мебелью. Жертва Сида попыталась подняться. Сид встал над ним.

– Теперь ты знаешь, кто я? – (Мужчина что-то простонал.) – Вот и хорошо. Забирай свои шмотки и вали.

Из-за дивана выползла Сюзи.

– Сид, и ты туда же? Посмотри, какой разгром учинил! – завопила она. – Стол сломал, все бутылки разбились! Кто за это платить будет? Я, что ли?

Сид повернулся к ней. Достав из кармана пачку денег, он стал бросать в воздух купюру за купюрой. Деньги падали на ковер. Он расшвырял всю пачку. Сотни фунтов; сумму, намного перекрывающую стоимость поврежденной мебели. Осмелевшие девицы принялись подбирать деньги. Сюзи, не вставая с четверенек, пыталась собрать как можно больше денежных бумажек, крича девицам, что это не их деньги.

– Хозяин, да что с тобой? – крикнул ошеломленный Фрэнки. – Совсем рассудок потерял?

– Умершую женщину похоронить. Потом найдите ее ребенка. Подыщите ей няньку. Няньке дадите пятьдесят фунтов и скажете, пусть придет ко мне. Я дам еще. Но если с ребенком что-то случится, я с нее спрошу.

– Но, Сид…

Сид закрыл глаза, пытаясь совладать с бушующим гневом. Ему не хотелось бить Фрэнки. Совсем не хотелось.

– Не препирайся со мной. Делай, что я сказал.

Фрэнки покачал головой. Он прошел в восьмую комнату и стал заворачивать тело Молли в грязные простыни. Ронни ему помогал. Сюзи запихивала деньги в вырез платья. Ее глаза метали молнии в Сида, но она не проронила ни звука. «Тадж» пустел. Оставшихся можно было пересчитать по пальцам. Остальные торопливо покинули заведение. Сид посмотрел, как они сбегают по ступеням, затем прошел в помещение, служившее ему кабинетом. Когда-то там был кабинет Дена Куинна, где Дена и убили. На полу до сих пор темнели въевшиеся пятна крови.

Сид присел за стол, обхватил голову. Думая, что Молли еще можно спасти, он собирался послать за Индией. Не успел. Наверное, и к лучшему. Он помнил, как она негодовала, увидев шлюх в заведении Ко. Что подумала бы она о «Тадже»? И о нем, кому принадлежит это злачное место?

Индия наверняка обвинила бы его в смерти Молли. И была бы права.

– Черт бы тебя побрал, женщина! Сгинь! – крикнул Сид.

Он бросился чернильницей в стену. Расшвырял конторские книги, опрокинул лампу. Затем пинал стол до тех пор, пока тот не треснул. Выпустив пар, тяжело дыша, он сел на уцелевший стул, упер руки в колени и опустил голову. Только сейчас Сид заметил под столом коробку, обернутую в коричневую бумагу и перевязанную бечевкой. Коробка приплыла вчера из Амстердама, спрятанная в трюме корабля. Сид выругался и достал коробку.

– Вот так. Последняя встреча, и больше у меня с тобой никаких дел. Никаких, – произнес он.

Выйдя из «Таджа», Сид сел в экипаж и назвал кучеру адрес. Экипаж тронулся. Сид откинулся на сиденье и посмотрел на руки. Они тряслись. Такое было с ним впервые. Он не помнил, чтобы у него когда-нибудь тряслись руки. Более того, его не оставляло ощущение, что он разваливается на куски. Он выглянул в окно экипажа, пытаясь сосредоточиться на чем-нибудь другом. Мимо проходила припозднившаяся лондонская публика. Официанты закрывали двери ресторанов. Пошатываясь, брели пьяные. Гуляки из высших слоев прыгали в кебы. А рядом с ними – попрошайки. Проститутки. Кутящие моряки. Сид прижал ладони к глазам, поглубже вдохнул, затем снова посмотрел на руки. Они и сейчас дрожали. Выругавшись, он закурил сигарету, сделал несколько затяжек и выбросил в окно. Наконец экипаж добрался до Блумсбери и остановился возле нужного дома на Бедфорд-сквер.

Сид не торопился вылезать. Какое-то время он просто смотрел на дом. В одном из окон он видел женщину, сидящую за письменным столом. Мягкий свет лампы освещал ее лицо.

Последняя встреча, и больше у меня с тобой никаких дел. Так он говорил себе в «Тадже». Но ему хотелось противоположного. Хотелось оказаться в ее квартире, рядом с ней. Хотелось положить голову ей на колени, обнять за талию и чувствовать, как ее сильные, успокаивающие руки гладят ему лоб. Он был бы счастлив просто сидеть с ней в одной комнате. Говорить и слушать. Расспрашивать о работе и смотреть, как загораются ее глаза, когда она рассказывает о проведенном дне. Смотреть, как меняется выражение ее лица. Смешить ее. Он был бы рад даже спорить с ней о чем угодно. О пользе овсянки и брокколи. Или о чем-то еще.

Индия читала. Сид посмотрел на часы. Время двигалось к полуночи, но она продолжала работать. Он уже хотел сказать кучеру, чтобы тот отвез его в «Альгамбру», когда взгляд упал на коробку. Подхватив ее, Сид вылез из экипажа. Джонс, квартира номер два, прочел он. Сид позвонил в звонок.

Индия открыла через несколько минут. Она была в ночной сорочке, поверх которой набросила халат. Светлые локоны, не стянутые гребнем, разметались по плечам.

– Сид? Боже мой, ну и сюрприз!

– Прибыли вещи, которые ты заказывала. Прошу извинить за позднее появление.

– Вещи?

Он кашлянул.

– Да, дорогуша. Вещи.

До нее наконец дошло.

– Да! Конечно. Вещи. Спасибо огромное. Как здорово, что ты привез их мне домой! – Индия нагнулась за коробкой.

– Тяжелая, – предупредил Сид. – Я занесу в квартиру. Не беспокойся, я умею себя вести.

– Спасибо, – слегка покраснев, ответила Индия.

– За умение себя вести?

– И за это тоже.

Сид поднялся в ее квартиру. В прошлый раз ему было не до разглядывания жилища Индии, и потому он с любопытством вертел головой по сторонам. Помимо уже знакомой ему спальни, в квартире были кухонька и гостиная. Сида поразило обилие книг. Они занимали весь письменный стол, полку над камином и кухонный стол. Книжные башни громоздились на стульях и прямо на полу. Возле письменного стола лежала груда толстых медицинских журналов. Их венчал чайник и остатки сэндвича. А на письменном столе, на одной из шатких книжных горок, стояла потемневшая серебряная ваза с единственной роскошью докторской гостиной – дюжиной безупречно красивых белоснежных роз, только начинающих распускаться.

– Куда поставить коробку? – спросил Сид.

– В любое место.

Он нашел свободный уголок пола возле камина и снова огляделся.

– Это так ты проводишь субботние вечера?

Индия обвела взглядом гостиную и словно впервые увидела царящий там хаос.

– У одного из моих пациентов малярия. Он матрос. Во всяком случае, я предполагаю малярию. Хотя вполне может быть и лихорадка денге. Я мало знакома с тем и другим, чтобы утверждать наверняка. Вот и пришлось заняться чтением. Плохая замена клиническому опыту, но лучше, чем ничего.

Возникла короткая пауза.

– Тогда я… пойду, – сказал Сид.

– Посиди немного. Я тебя хотя бы чаем угощу. Должна же я отблагодарить тебя за хлопоты.

– Ну хорошо, – после недолгого колебания согласился он.

Индия подхватила чайник и понесла на кухню.

– Почему ты до сих пор стоишь? – удивилась она.

– Пытаюсь найти место, куда присесть.

– Извини, – засмеялась Индия. – Смахни книги с дивана и садись.

Сид устроился на диване. Пока Индия грела воду, стоя к нему спиной, он еще раз посмотрел на свои руки. Они и сейчас дрожали. Сид сжал пальцы в кулаки, приказав дрожи уняться.

– Даже не знаю, как тебя благодарить за эти сокровища, – бросила ему через плечо Индия.

– Ничего особенного. Я только сейчас сообразил, что надо было привезти их прямо на Варден-стрит. И тебе не пришлось бы тащить их туда.

– Ни в коем случае! Я буду раздавать их тайком. Попадись эта коробка Гиффорду на глаза, узнай он, чем я занимаюсь у него под носом, выгнал бы меня с треском.

Индия принесла чайник, чашки с блюдцами и блюдо с имбирным печеньем. Все это она опустила на низенький столик, расчищенный Сидом от книг. Налила чай, добавила по его просьбе молока и предложила печенье.

– Ты так мне и не сказал, чем сам занимаешься в столь поздний час. Явно не борьбой с малярией.

– Нет, конечно.

– Ты когда-нибудь спишь?

– Удается, но редко.

Индия с беспокойством смотрела на него, и Сид отвернулся.

– Сид, что-то не так?

Он невесело рассмеялся.

– Угу. Всё, – сказал он, проведя дрожащей рукой по лицу.

– Бок так и не зажил? – еще сильнее встревожилась Индия. – Боли сохраняются? Снова температура?

– Индия, да я про этот чертов бок давно забыл. Дело в тебе. Лучше бы мы никогда не встречались. Ты мне все сломала. Всю мою долбаную жизнь. – (Ошеломленная Индия отставила чашку.) – Ты заставляешь меня ненавидеть то, чем я занимаюсь. То, кем являюсь. Что ты со мной делаешь? У меня отняли все: семью, дом, будущее. Единственным способом выжить было вернуть себе хоть что-то.

Индия не ответила на его вопрос. Она молча смотрела на Сида, и выражение ее больших серых глаз было таким же раненым.

– Когда я с тобой, то думаю о вещах, о которых давно перестал думать. Вспоминаю то, о чем запретил себе вспоминать. Хочу того, чего давно уже прекратил хотеть.

– Ты о каких вещах говоришь? – едва слышно спросила Индия.

– О разных безумствах. Хочу проснуться в доме у моря и чтобы в окна лился солнечный свет. Чтобы ветер пах солью. Я даже не знаю, где это место. Но я хочу проснуться там. С тобой.

– Сид, пожалуйста… не надо об этом.

– Почему?! – почти закричал он. – Потому что я недостаточно хорош? Потому что я не…

– Потому что я помолвлена и выхожу замуж, – сердито перебила его она.

Сид кивнул и встал, будто собираясь уйти, потом вдруг наклонился, обхватил ее лицо и поцеловал.

– Свадебный подарок, – пояснил Сид. – Передай жениху мои наилучшие пожелания.

– Ты очень жесток, – тихо произнесла Индия, Сид шагнул к двери. – Сид, я не хочу терять… терять твою дружбу. Для меня она много значит, – призналась она.

– Дружбу? Ты это так называешь?

– Давай поговорим в другой раз, когда ты не будешь таким рассерженным, – предложила Индия, глядя не на Сида, а вниз.

– Нет, Индия. Разговоров у нас уже не будет, потому что больше я не хочу тебя видеть. Никогда. Иначе мне придет конец. Это ты знаешь? А ты знаешь, что́ я натворил за сегодняшний вечер? Оставил свою девчонку одну на большом торжестве, которое замутил для нее. В зале, где собрал злодеев со всего Ист-Энда. Людей, к которым опасно поворачиваться спиной даже на секунду, не то что на целый вечер. Я устроил дикий разгром в борделе, приносившем мне кучу денег. Распугал всех посетителей. Кто-то из них теперь туда ни ногой. Я наделал кучу совершенно непростительных глупостей, и все из-за тебя.

Сид достал из кармана часы Индии, которыми она расплатилась за презервативы, и бросил ей. Индии удалось их поймать.

Она растерянно посмотрела на часы, потом снова на него.

– Почему ты возвращаешь мне часы? Это было частью нашей сделки. Платой. – (Сид молча открыл дверь.) – Сид, я хочу знать!

Он остановился и повернулся к ней:

– А черт его знает! Точнее, не знаю. Я уже ничего не знаю. 

Глава 32

Приземистое здание бывшего склада, куда вошла Фиона Бристоу, находилось на Чешир-стрит в Уайтчепеле. Войдя туда, она застала жаркую дискуссию между двумя женщинами и мужчиной. Так и не дождавшись, когда ее заметят, Фиона хотела сама заявить о своем присутствии, но потом решила не мешать спорящим. Несколько минут роли не играли.

Стоя на коленях, доктор Джонс мелом рисовала план будущей больницы. Пыль и грязь дощатого пола ее ничуть не смущали. Рядом, тоже на коленях, стояла медсестра Элла Московиц.

– Нам нужны два водопроводных стояка, – долетал до Фионы голос доктора Джонс. – Один на северной стороне здания и один на южной. Тогда все этажи будут в достаточной мере обеспечены горячей водой…

– Постой. Умерь пыл, – сказала Элла, лихорадочно строчившая в записной книжке. – Ты хоть представляешь, каких денег это стоит?

– Нет.

– Громадных. Одни материалы сколько потянут, не говоря уже о работе.

– Инди, но почему сейчас? Почему непременно это здание? – вклинился в разговор мужчина; он хмуро косился на ржавые трубы, змеившиеся по стенам; унылую картину дополняли свисавшие с потолка провода; все лампочки в патронах были разбиты. – Здание в отвратительном состоянии и совсем небольшое.

– Зато дешевое, – ответила доктор Джонс. – Всего пятьсот фунтов. У нас ведь есть деньги на первый взнос.

– Есть, но первый взнос – лишь часть денежного уравнения, – возразил мужчина. – Ты это знаешь. Затем тебе понадобится ежемесячно платить по закладной, ремонтировать здание и наполнять его всеми медицинскими штучками-дрючками.

– Важно положить начало. Склад уже был бы нашим. А ремонт начали бы, когда соберем больше пожертвований.

– Ты не можешь угрохать деньги на эту развалину. Серьезные дела в такой спешке не делаются, – сказал мужчина.

– Но, Уиш…

– Индия, что с тобой? Ты вытащила меня из дома, заставила ехать сюда, по дороге мне все уши прожужжала. Я думал, и впрямь что-то стоящее. Этот склад никуда не годится. Объясни, чем вызвана такая спешка?

Индия присела на корточки.

– Я больше не могу работать у Гиффорда. Не могу, и все.

– Придется потерпеть. Ты сейчас не можешь хлопнуть дверью и уйти. Что случилось на этот раз? Что тебя выбило из колеи?

– Мы сегодня опять потеряли пациентку, – тихо сказала Элла. – Молодую мать. Ее звали Сьюзен Бриндл. Ей было всего девятнадцать.

– Прискорбный случай, но в вашей практике, насколько понимаю, такое случается часто.

– Она умерла от родильной горячки.

– Я не понимаю, что это такое.

– Послеродовой сепсис, которого не должно быть. Заражение легко предупредить, если бы врач, осматривавший Сьюзен, вымыл руки. Она пятая мать, которую мы потеряли за последние две недели. Все умерли по одной и той же причине. Двое новорожденных тоже умерли. Не выдержали жизни без матерей. От отцов в таких случаях никакого проку.

– Будь он проклят! – вдруг воскликнула Индия. – Чудовище! Ну почему он не может вымыть свои поганые руки? Это ведь так просто. Эффективность мытья рук перед осмотром многократно подтверждена Земмельвейсом, Пастером, Листером. И всего-то нужно подойти к раковине, тщательно намылить руки и тщательно смыть. Пустяк, который спасает жизнь роженицам.

Фиона заметила, что даже в гневе врач говорила спокойным тоном, управляя своими эмоциями. Ее заинтересовала эта женщина, способная держать в узде бурлящие чувства.

Элла невесело улыбнулась:

– Зато у доктора Гиффорда нашлось время проверить, готов ли счет на имя миссис Бриндл. Счет он вручил ее мужу вместе с новорожденной дочерью, а потом пожелал всего доброго. Вот так! Всего доброго овдовевшему отцу, который остался со слабеньким младенцем на руках. Представляете, Уиш?

– Его нужно остановить, – сказала Индия.

– А почему нельзя сообщить о его варварстве? – удивился Уиш.

– Для Индии это было бы равнозначно профессиональному самоубийству, – вздохнула Элла. – Сравните его авторитет с авторитетом Индии. Врач-мужчина с сорокалетним стажем и молоденькая докторша, проработавшая от силы два месяца. На чью сторону станет БМА?

– Это еще что за зверь? – спросил Уиш.

– Аббревиатура слов «Бесстыжие Медицинские Акулы», – сказала Элла.

Фиона закусила губу, чтобы не рассмеяться.

– Это всего-навсего Британская медицинская ассоциация, – пояснила Индия.

– Какая разница, что́ означают эти буквы?! – запальчиво воскликнула Элла. – Ассоциации плевать на наши возмущения. Мы не в силах остановить Гиффорда.

– Ошибаешься, Элла. Мы можем его остановить, – тихо, но уверенно произнесла Индия.

– Да ну? И как же?

– Если мы откроем больницу, его пациентки уйдут к нам. Ты сама говорила: с тех пор, как я начала у него работать, его дела пошли в гору. Большинство пациентов – мои. Если я уйду, Гиффорд потеряет и их.

– Старуха, ты бросаешь ему вызов? – улыбнулся Уиш.

– А что еще мне остается? Я могу молча смотреть, как этот коновал гробит все новых пациенток. Могу заявить на него, и меня, скорее всего, лишат лицензии. Что бы ты стал делать на моем месте?

В голосе Индии Фиона уловила легкую дрожь. Индия встала. Эмоции, которые до сих пор ей удавалось сдерживать, были написаны у нее на лице. Фиону глубоко тронула смелость этой женщины. Смелость, недоступная пониманию мужчин. Но Фиона это понимала, поскольку прекрасно знала, какую цену платит любая женщина за допуск в мужской мир.

– Теперь понятно, почему тебе приспичило покупать это здание, – сказал Уиш. – Ты хочешь положить начало. Что-то лучше, чем ничего.

Индия кивнула:

– И потом, Уиш, за него просят совсем дешево.

«Останови ее, – потребовал у Фионы внутренний голос. – И помоги ей».

– На самом деле здание совсем не дешевое, – сказала Фиона, подходя к ним. – Задняя стена вот-вот рухнет. Посмотрите наверх. Видите? Крыша прохудилась. Судя по белому пятну на кирпичах, она постоянно протекает. Просить за это здание даже половину названной цены – грабеж на большой дороге. Если агент по недвижимости будет убеждать вас в обратном, гоните его прочь.

Индия стремительно обернулась.

– Миссис Бристоу! Живая и здоровая! – воскликнула она.

– Только благодаря заботам вас двоих. И зовите меня просто Фионой. После митинга я повсюду искала вас. Хотела выразить свою благодарность. Вы же тогда спасли не только меня, – сказала она, погладив живот.

Фиона рассказала, что в тот день она пряталась под подиумом, пока опасность не миновала. Затем выползла, позвала своего перенервничавшего мужа, и он быстро отвез ее домой.

– Как вам удалось выбраться с площади? – спросила Фиона.

– Я – лягаясь и вопя, – ответила Элла. – Но это я. А Индию полицейская лошадка погладила. К счастью, только слегка. А ночь мы провели в полицейском отделении.

– Что-что? – оторопел Уиш.

– Спасибо, Элла. Премного тебе благодарна, – буркнула Индия.

– Так ты переночевала в кутузке? Ты? – громко расхохотался Уиш. – Ты побывала на митинге лейбористов? Индия Селвин Джонс, какая же полосатая у тебя жизнь. Фредди об этом знает?

– Нет! И не вздумай ему рассказать. У него и так полно забот с избирательной кампанией.

– Фредди? Избирательная кампания? – повторила Фиона. – Неужто речь о Фредди Литтоне?

– Да. Я его невеста, – сказала Индия.

– Невеста нынешнего парламентария и жена его политического соперника тайком встречаются на обветшалом складе в трущобах Уайтчепела, – улыбнулась Фиона. – Наше счастье, что об этом не пронюхал мистер Девлин. Он бы состряпал сенсационную историю.

– Это точно. – Вспомнив настырного газетчика, Индия побледнела. – А откуда вы узнали, где нас искать? – спросила она, меняя тему.

– Я догадалась спросить у доктора Хэтчер. Она подсказала адрес кабинета на Варден-стрит. Я поехала туда, но кабинет оказался закрытым. Соседка посоветовала сходить в ресторан семьи Московиц на Брик-лейн, а уже там мне сказали, где вас искать. Женщина, говорившая со мной, рассказала о вашей больнице и предложила внести двадцать фунтов в ваш фонд, – со смехом добавила Фиона.

– Gott in Himmel! – простонала Элла. – Вы уж простите эту женщину. Вы говорили с моей мамочкой.

– Не надо извиняться. Она рассказала мне много интересного. Я бы с удовольствием побеседовала с ней еще.

Индия и Элла поделились с ней своими планами. Фиона внимательно слушала, то кивая, то хмурясь, а потом забросала их вопросами.

– Вам ни в коем случае не стоит торопиться с покупкой, даже если у вас есть деньги, – сказала Фиона. – Сначала получите закладную. Установите выплату процентов и определите амортизационные отчисления с дохода. Насколько я понимаю, вы планируете вложение денег. Не обязательно покупать здание. Его можно арендовать. С точки зрения налогов, это гораздо выгоднее. У вас составлен баланс для обоих вариантов? Что советует ваш бухгалтер?

Индия с Эллой переглянулись.

– У нас… нет бухгалтера, – смущенно призналась Индия.

– Почему? – удивилась Фиона.

– Они не могут себе этого позволить. И потом, у них пока нет столько денег, чтобы требовались услуги бухгалтера. Боюсь, от силы фунтов четыреста наберется, – сказал Уиш.

– Ой, простите! Я же вас не познакомила, – спохватилась Индия. – Фиона, представляю вам Алоизиуса Селвина Джонса, моего двоюродного брата и нашего директора по развитию. Он нам усердно помогает в сборе пожертвований. Разумеется, когда у него находится время. Уиш великодушно согласился работать бесплатно. Да нам было бы и нечем ему заплатить.

Возникла неловкая пауза. Индия смущенно разглядывала запыленные носки своих ботинок.

– Представляю, какими наивными показались вам наши рассуждения, – сказала она, подняв глаза на Фиону. – Наша с Эллой сила – медицина, а не деньги. Мы хотим создать больницу, где ни одной женщине, ни одному ребенку не откажут в помощи. Многие люди этого попросту не понимают. Даже мой дорогой двоюродный брат понимает с трудом, – добавила она, улыбнувшись Уишу. – А вы понимаете?

– Лучше, чем вы думаете, – ответила Фиона.

Ей вспомнились события двенадцатилетней давности. Поздний вечер. Темная улица, куда выбежала ее отчаявшаяся мать с малышкой Айлин на руках. Матерью владела одна мысль: поскорее принести ребенка к врачу.

– Когда-то я жила в нескольких улицах от этого места. Мы были очень бедны. Практически нищие. Моя маленькая сестренка серьезно заболела, и мать, невзирая на поздний час, побежала с ней к врачу… – Фиона осеклась.

Как похоже на историю Сида, подумала Индия.

– Вашей маме удалось найти врача?

Фиона покачала головой:

– Нет. Не удалось. Было слишком поздно… для всех нас. Я потеряла и мать, и сестру.

– Какая ужасная история, – сказала Индия.

– Ужаснее, чем вы думаете.

Фиона недоумевала и даже злилась на себя. Спрашивается, зачем она рассказывает о глубоко личных событиях почти незнакомым людям? И в то же время она хотела показать Индии, что понимает и разделяет идею больницы.

– Доктор Джонс, занимайтесь и дальше медициной. У вас это получается намного лучше. А мы с вашим братом подумаем над денежной стороной. Вас не затруднит зайти завтра ко мне в контору? – спросила Уиша Фиона. – Я подготовлю чек.

– И я смогу уговорить вас на двадцать фунтов? – спросил Уиш, хватаясь за представившуюся возможность.

Фиона улыбалась, но продолжала смотреть на Индию. В этой женщине что-то было. Очень сдержанная, умеющая владеть собой. А внутри – огонь, бесстрашие и спокойное противостояние жизненным трудностям. Индия Селвин Джонс обязательно откроет свою больницу. В этом Фиона не сомневалась. С чужой помощью или самостоятельно, но обязательно откроет, даже если каждый пенс ей придется зарабатывать самой и на это уйдет пятьдесят лет.

– Нет, мистер Селвин Джонс, – ответила Уишу Фиона. – Уговорить меня на двадцать фунтов вы не сможете. Только на тысячу. 

Глава 33

– А ты знаешь, что дядя Санни однажды застрелил таксу? – спросил Бингэм, щурясь от солнца.

– Боже, за что? Неужели собака на него бросилась? – удивилась Индия.

– Нет, по ошибке. Принял ее за куропатку. Это было в поле. Такса принадлежала дядиной приятельнице. Та очень горевала. И дядя нашел выход из положения. Он велел изготовить из таксы чучело и преподнес бедной женщине в качестве подарка.

– Бинг, такого просто не могло быть!

– Представь себе, было. Этот жуткий человек имел свои представления о заботе и сострадании. Санни говорил, что несчастная хозяйка таксы проплакала целую неделю.

История была жуткая, однако Индия не смогла удержаться от смеха.

– Наконец-то я слышу, как старая землеройка смеется, – улыбнулся Бинг. – А то ходишь с угрюмым видом. У тебя что-то случилось?

«Случилось, – мысленно ответила Индия. – Через несколько недель я стану женой твоего брата, но люблю другого».

– Нет, Бинг. Ровным счетом ничего. Тебе показалось, – весело ответила она вслух.

– Ты уверена?

– Честное слово, – соврала Индия, натягивая невидимые поводья своих чувств столь же крепко, как и поводья лошади, на которой сидела.

Они с Бингэмом находились в Бленхеймском дворце, загородном поместье Санни Черчилля, герцога Мальборо и давнего друга Бинга. Он пригласил на выходные Бинга, Фредди, Мод, Уиша и Индию. Сегодня была суббота. Санни объявил, что они непременно должны поохотиться на лису. Уиш, вынужденный задержаться из-за какого-то званого обеда, приехал сегодня утром. Сейчас они с Фредди ускакали вперед. Индия с Бингэмом отстали. Оба поднялись на гребень холма, надеясь оттуда увидеть азартных охотников, но ничего не увидели. За спиной высилась громада Бленхейма, построенного из темно-желтого известняка. Впереди простирались поля и перелески, но нигде не мелькали рединготы охотников, силуэты их лошадей и мчащиеся пятна гончих.

Индии не терпелось возобновить погоню за лисой. Волнение и беспокойство, владевшие ею, требовали движения. Быстрого. Стремительного. Чтобы не думать ни о чем, кроме очередного холма или живой изгороди. Это состояние передалось и ее жеребцу. Недовольный остановкой, конь уныло тряс головой и ударял копытами.

– Инди, а знаешь, что я больше всего люблю в Бленхейме, да и в Лонгмарше тоже? – спросил Бингэм.

– Нет. И что же? – спросила она, изображая любопытство.

– Средство для полировки мебели.

– Шутка?

– Знаю, это звучит безумно. Пруст обожал печенье «Мадлен». А я обалдеваю от полироля «Годдард». Я люблю постоять в столовой, когда служанки только-только протерли мебель, и дышать этим запахом. Он улетучивается не сразу. Ты замечала? Запах остается. Утром он смешивается с запахом селедки и бекона, вечером – с запахом фазаньего мяса и грибов. Я очень люблю этот запах. Аромат моих школьных каникул, рождественских и новогодних праздников. Если какая-нибудь женщина вздумает меня приручить, ей достаточно слегка помазать у себя за ушами полиролем «Годдард» – и я ее раб. – Бинг замолчал; Индия решила, что этим все и ограничится, но он добавил: – Инди, пусть это длится вечно. Сегодняшний день. Это мгновение. Пусть время исчезнет. Останется только здесь и сейчас. И все мы. Не хочу ни назад, ни вперед.

– И я бы не отказалась. Целую вечность наслаждаться клубникой со сливками на лужайках Бленхейма.

Вранье. Она не хотела ни клубники, ни сливок, ни здешних лужаек, ни этой дурацкой охоты на лису. Ей хотелось сидеть где-нибудь в Уайтчепеле и пить портер. С Сидом. Говорить о чем-то, что касалось Уайтчепела – места, к которому она все больше проникалась любовью. И с человеком, которого она не смела любить.

– Крокет на лужайке. Долгие прогулки в сумерках. Все женщины в белом, с розами в волосах. Их походка очаровывает. Рай – ничто в сравнении с августом в Англии… Но не бывать тому, – вздохнул Бинг и его улыбка померкла.

– Чему не бывать? – спросила Индия, пропустившая его слова мимо ушей.

– Это не продлится.

– Лето?

– Лето. Мы. Эта жизнь, – пожал плечами Бингэм.

Удивленная грустным тоном, Индия повернулась к нему:

– Бинг, что с тобой? Откуда такое уныние?

– Времена меняются, Инди. Несколько лет назад… да что там, всего год назад Фредди с легкостью выиграл бы представительство от Тауэр-Хамлетс. Сама мысль о каких-то лейбористах, способных оказать эффективное противодействие, показалась бы смехотворной.

Слова Бингэма выбили Индию из потока ее мыслей, заставив прислушаться.

– Бинг, ты, никак, думаешь, что Фредди может проиграть выборы?

– Увы, да. Тори умело используют скандал с ограблением «Крепости». И потом, Фредди недооценил Джо Бристоу. Пресса обожает этого человека. Газеты почти ежедневно пишут о нем, а ведь дата выборов еще официально не объявлена. Нас ждет гонка троих участников. Исход пока неясен, но, если делать ставки, я бы поставил на Бристоу. Он говорит с рабочими на их языке, чего ни Фредди, ни Дикки Ламберт делать не умеют. – Бингэм кивнул в сторону Бленхейма, чьи стены золотило послеполуденное солнце. – Дни прежней эпохи сочтены. И так слишком долго горстка людей владела несметными богатствами.

– Вы из-за этого вчера поспорили? – спросила Индия.

– В том числе, – ответил Бингэм. – Фредди хватил лишку, и понеслось. Его злость в сочетании с хмелем – жуткая смесь. Санни он назвал глупцом, который ничего не желает знать, кроме охоты на лис, а Уиша – вульгарным типом, одержимым погоней за деньгами.

Индия вздрогнула:

– Это его не красит. Хорошо, что Уиша вчера не было. Надеюсь, Фредди хотя бы тебя пощадил.

Бингэм покачал головой:

– Фредди не свойственно кого-то щадить. Меня он обвинил в трусости. Дескать, я зарываюсь в свои исследования творчества Байрона и Лонгфелло, а радикалы и социалисты тем временем захватывают страну.

– Боже мой, Бинг, это он сгоряча! Он так не думает. Нас сейчас давят со всех сторон.

– Нет, он правильно думает. Я не обижаюсь. Фредди – лучший из нас. Единственный, кому хватает мужества нырять в гущу жизни.

Фредди вчера был сильно не в духе. Индия это знала. И выпил больше, чем следовало, что усугубило его состояние. Он осмелел и, когда все расходились по комнатам, шепнул ей:

– Дорогая, не запирай дверь.

Но дверь она все-таки заперла и потом сидела в темноте на постели, не в силах уснуть. Она слышала, как Фредди дергает дверь, потом раздался негромкий стук. Особо шуметь он не решался – могли услышать. Утром он дулся на Индию и высказал свое недовольство. Индия сослалась на привычку. Живя одна в Лондоне, она привыкла запирать дверь. Вот и здесь она машинально повернула ключ, потом быстро уснула и не слышала его появления.

Объяснение выглядело вполне правдоподобным. Фредди поверил ей и перестал дуться. Но дважды такой номер не пройдет. Индия не представляла, как ей вывернуться сегодня. Фредди жаждал близости. Ничего удивительного, ведь он ее жених. Она сама должна была сгорать от желания. Но Индия была холодна. Она желала другого мужчину, желала его прикосновений. Однако неделю назад тот мужчина сказал, что больше не хочет ее видеть.

– Эгеееей! Инди! Бинг! Где остальные?

Индия обернулась, увидела подъезжающую Мод и даже обрадовалась. Появление сестры оборвало поток ее мучительных мыслей.

– Мод, ты, никак, с лошади падала?

Одежда Мод, руки и даже лицо были забрызганы грязью. Шляпа исчезла, а из волос торчали прутики и листья.

– Я пыталась не отставать от мужчин. Мы перемахнули через высокую стену и оказались в болоте. Грязь там была по колено. Они погнали дальше. Я решила, что с меня хватит.

– Ты не падала?

– Удержалась.

– Где они сейчас?

– Спроси чего полегче. Они поперли в лес. Фредди орал, что лиса его. Уиш ему не уступал. Санни трубил в свой идиотский рожок. Собаки лаяли, как церберы.

– Что будет, если они и впрямь наткнутся на лису? – спросил Бинг. – Уиш не забыл пистолет?

– При нем. Сама видела, – ответила Мод. – Размахивал им в доме. Горничную напугал.

Уиш любил азарт погони, но терпеть не мог завершение охоты. Он прекрасно стрелял, избавляя добычу от лишних мучений.

Фредди за завтраком поддразнивал Уиша, говоря, что тому никогда не стать политиком. Зверье в палате общин опаснее лис, а стрелять в противников запрещено.

– Глядите! Они возвращаются! – крикнул Бингэм, вытягиваясь в седле.

Уиш и Фредди неслись к ним по пустоши, явно соревнуясь друг с другом. Уиш вырвался вперед. Фредди его нагнал. Потом оба поехали трусцой, возвращаясь обратно тем же путем.

– С тебя, старик, двадцать фунтов, – сказал Уиш, когда они с Фредди подъехали ближе; увидев Мод, забрызганную грязью, он засмеялся. – Неудачные румяна ты выбрала. По мне, так темноваты.

– Кто бы говорил, – бросила ему Мод. – Фредди, ты же это намеренно сделал.

– Что?

– Заставил прыгать через живую изгородь.

– Конечно намеренно. Но я надеялся утопить в глине Уиша, а не тебя. Извини, старуха.

– Где Санни? – спросила Индия.

– Понятия не имею, – пожал плечами Уиш. – Он скакал впереди нас, потом мы его потеряли. Кстати, Индия, раз уж мы заговорили о Санни, порадую тебя хорошей новостью. Я говорил с ним о Пойнт-Рейесе. Пытался убедить его сделать вложение, когда проект станет публичным. Среди прочего упомянул твою больницу. По-моему, он заинтересовался. Сказал, что настроен сделать пожертвование.

– Он так и сказал? – обрадовалась Индия. – Хорошая новость. Спасибо, Уиш!

– И сколько удалось набрать? Два фунта? – язвительно спросила Мод.

– Более двухсот, дорогая сестра. Мне нравится собирать пожертвования. У меня это недурно получается, – признался Уиш. – Сообщаю всем, что вчера на званом обеде я получил двести фунтов от леди Элко. Объяснил ей что к чему. Сто фунтов пожертвовала Дженни Черчилль. И… – он сделал драматическую паузу, – пятьсот фунтов от лорда Ротшильда.

– Замечательно! – воскликнула Индия.

Она не видела брата несколько дней и ничего не знала о его успехах. Ей не терпелось сообщить Элле.

– Если сложить четыреста фунтов, которые у нас были, и тысячу фунтов от Фионы Бристоу, добавив к ним собранные деньги, размер нашего фонда возрастает почти до двух тысяч четырехсот фунтов. И это, Инди, еще не все, – продолжал Уиш. – Вчера я встретил на обеде твою подругу Харриет Хэтчер. Она сказала, что ее родители пожертвуют не менее трехсот фунтов. А теперь… ты не поверишь. Принцесса Беатриса, которая дружна с матерью Харриет, возможно… повторяю, возможно, пожелает стать патронессой больницы.

Индия смотрела на него во все глаза. Принцесса Беатриса была младшей дочерью королевы. Ее интерес и поддержка необычайно повысили бы авторитет больницы. Эта новость подействовала даже на Мод и Бинга. Фредди, наклонившись вперед, лениво играл поводьями.

– Миссис Хэтчер и Харриет приглашены к принцессе на чай. Ее высочество явно захочет познакомиться с тобой. Харриет сказала, что тебе необходимо пойти вместе с ними. Ты сможешь?

– Конечно смогу! – не колеблясь, ответила Индия. – Мне ничего не помешает. Где? Когда?

– В Лондоне. Восемнадцатого августа.

– Исключено! – резко возразил Фредди. – Это день нашей свадьбы.

– Черт побери, совершенно верно! Я же совсем забыл, – спохватился Уиш. – Слушай, а нельзя передвинуть свадьбу на недельку-другую?

– Нельзя! – отрезал Фредди раньше, чем Индия успела открыть рот. – Приготовления идут полным ходом.

Индия нагнулась к нему.

– Дорогой, но почему нельзя? – спросила она, коснувшись его руки. – Свадьбу можно перенести на двадцать пятое. Викарий не станет возражать, я уверена. Можно позвонить ему отсюда. Заодно позвоним ресторатору и в цветочную фирму. Я бы не стала просить, но это касается больницы. Ты знаешь, как мне важно, чтобы она поскорее открылась.

– А если двадцать пятого они не смогут? – спросил Фредди.

– Тогда наша свадьба сдвинется на начало сентября. Сам понимаешь, я никак не могу сказать «нет» члену королевской семьи. Особенно когда ее покровительство так много значило бы для успеха больницы. Дорогой, ну пожалуйста.

– Будь по-твоему, старуха, – сказал Фредди. – Сразу после охоты и позвоним викарию.

– Ты у нас рыцарь! – воскликнул Уиш. – Должен признаться, когда наша девочка впервые заикнулась мне о больнице, я подумал, что она спятила, но сейчас уже так не думаю. Больница откроется. Пожертвования растут. Возможно, мы получим патронессу из королевской семьи. Дела с Пойнт-Рейесом тоже на мази. Возможно, я сделаю компанию публичной раньше, чем предполагал. Самое позднее, через полгода. А когда это случится, вы будете купаться в деньгах.

– Это значит, что в начале будущего года мы сможем подыскивать здание! – с восторгом произнесла Индия.

Она хотела поблагодарить Уиша за проделанную работу, когда лошадь Фредди вдруг взвилась на дыбы. Сам он едва удержался в седле.

– Не может этот конь долго стоять на месте, – сказал Фредди. – Уиш, погнали к пустоши. Ставка удваивается.

Глаза Уиша сверкнули. Раньше, чем кто-то успел их отговорить, оба галопом помчались в сторону пустоши. Индия пришпорила своего коня. Мод и Бингэм двинулись следом. Путь, выбранный Фредди, пролегал через холмистый луг. Луг изобиловал рытвинами, кочками и заболоченными участками, что делало маршрут довольно рискованным. Фредди помчался на головокружительной скорости. Уиш, хохоча во все горло, устремился за ним. Вскоре оба вырвались далеко вперед.

– Что за игру устроили великовозрастные мальчишки? – крикнула Мод. – Никак, они собрались нас угробить?

Индия видела, как Уиш спустился с холма и скрылся за деревьями. Фредди не отставал. Подъехав к кромке перелеска, Мод и Бингэм остановились, дожидаясь Индии.

– Слышу собак, – сказал Бингэм. – Должно быть, Санни все-таки выгнал лису из норы. Держу пари, Уиш и Фредди уже предвкушают выстрел.

Индия вдруг решила, что с нее довольно. Ей не хотелось видеть развязку. Она представляла, какой ужас испытывает загнанный зверь.

– Ну что, девочки, едем за ними? – спросил Бингэм, готовясь тронуть поводья.

– Я не поеду. Я… – начала Индия.

Ее слова прервал звук выстрела, донесшегося из леса.

– Бедная лисичка, – вздохнула Мод. – Я тоже не хочу смотреть на этот трофей. Поехали к дому. Мне не терпится принять горячую ванну и выпить холодного джина.

Послышался звук рожка.

– Санни их нашел, – сказал Бингэм.

Санни, исполнявший обязанности егермейстера, имел при себе охотничий рожок. Но сигнал, долетавший со стороны леса, был каким-то странным. Санни сообщал не о пойманной лисе. Это был сигнал тревоги. Все трое, пришпорив лошадей, понеслись на звук рожка. Бингэм скакал первым, пригибаясь к седлу, чтобы не напороться на ветви деревьев и кустарников. Он же нашел остальных участников охоты. Лошади, привязанные к дереву, бешено вращали глазами и испуганно ржали. Собаки выли. Псари, как могли, удерживали их, не пуская ближе. Индия видела только Санни. Он стоял внаклонку, и его тошнило.

– Бингэм, женщинам здесь нечего делать! – крикнул Санни.

– Нет, пусть подъедут! – возразил Фредди. – Особенно Индия. Она же врач!

Доскакались, подумала она. Хорошо, если шею никто не свернул.

Заметив просвет слева от Бингэма, она дернула поводья и поспешила к месту происшествия.

– Что случилось? – крикнула она, выезжая на пустошь.

Потом увидела сама.

Уиш лежал, распластавшись на спине. Левая половина лица исчезла. Его ноги были поджаты, а руки широко раскинуты. Правая сжимала пистолет.

Соскочив с лошади, Индия подбежала к нему. Она сразу поняла, что уже ничем не может помочь Уишу, но все равно прижала ухо к его груди. Сердце молчало. Ей захотелось кричать от горя, упасть на тело Уиша и забиться в рыданиях. Но она себе этого не позволила. Индия действовала так, как ее учили. Снова проверила дыхание и пульс. Убедившись в отсутствии того и другого, взглянула на часы. Возможно, коронер спросит о времени смерти. Фредди ходил взад-вперед. Мод дрожащими руками пыталась закурить сигарету. Бингэм что-то бормотал.

– Боже мой… этого не могло… он не мог… Фредди, как это случилось?

– Сам не знаю. Уиш увидел что-то вроде норы и крикнул, что лиса скрылась там. Я посоветовал ему бросить затею. Лису из норы уже не вытащишь. Собаки подняли лай. Я подумал, что лиса снова выбралась наружу, и поспешил к ним. И вдруг… выстрел. Сзади меня. Я обернулся, думая, что лиса все-таки высунула нос. А потом… увидел его… таким. – Фредди ненадолго умолк, потом отчаянно взмахнул руками и почти закричал: – Это был несчастный случай! Мы все согласны с таким мнением? Ужасный, жуткий несчастный случай!

– А чем еще это могло быть? – спросила потрясенная Мод. – О чем ты говоришь?

– Меня волнует то, что могут сказать другие.

– Фредди, поясни, – потребовал Бингэм.

– Уиш был очень расстроен. У него были большие трудности… финансового порядка. Ему пришлось продавать вещи. Картину. Свое кольцо. Он признался мне утром, когда приехал. Это было перед охотой.

Индия посмотрела на правую руку Уиша. Кольцо с бриллиантом исчезло. Фамильная вещь, с которой Уиш не расставался.

– Но утром я видела его с кольцом, – сказала она.

– Какие трудности? – спросила Мод. – Наоборот, он говорил, что дела идут успешно.

– Я точно помню: когда мы завтракали, кольцо было при нем.

– Индия, отцепись ты от этого кольца! – прикрикнула на нее Мод. – Фредди, какие трудности? Он ни слова не говорил о трудностях.

– Он не хотел расстраивать вас с Индией.

– Фредди, так ты думаешь… ты хочешь сказать, что он…

– Я ничего не думаю. Я лишь передаю вам его слова. Он потерпел крах с вложениями. И это угнетало его сильнее всего.

– Боже, назревает скандал, – произнесла Мод. – О каких вложениях речь?

– О каком-то участке земли в Калифорнии. Он называл. Я не запомнил.

– Пойнт-Рейес, – глухо произнесла Индия.

Она присела на корточки и нежно погладила Уиша по щеке.

– Да, это место, – подтвердил Фредди. – И ты тоже сделала вклад?

– Да.

– Сколько?

– Все, что у меня было.

– Я и понятия не имел. Черт!.. Прости.

– Но Уиш говорил, что все идет прекрасно! – высоким, не своим голосом крикнула Мод. – Он собирался сделать компанию публичной. Мы слышали это собственными ушами. Всего несколько минут назад. Такого просто не может быть.

– Он старался делать хорошую мину, – сказал Фредди. – А мне он утром признавался, что его калифорнийская затея никого не интересует.

Деньги, скандалы, усилия, чтобы не потерять лицо. Тело Уиша еще не успело остыть. Вытекающая кровь уходила в землю, а они говорят об этом. Индия ненавидела их за это… и понимала. Она была одной из них. Они станут говорить о Пойнт-Рейесе, о погоде или о вчерашнем ужине, если это позволит им не думать об Уише. Не плакать. Не стенать. Не разваливаться на куски на глазах семьи, друзей и слуг.

Индия встала и разыскала Санни. Тот по-прежнему стоял в согнутой позе, исторгая содержимое желудка. Незачем его тревожить. Так правильнее. Он хозяин, она гостья. Она не должна ему мешать. Пусть выворачивает свои благородные кишки наизнанку. Она сделает вид, что не заметила. Забавно, как этикет всегда вылезал на первое место. Особенно в чрезвычайных случаях. «Хорошие манеры – признак хорошей родословной», – всегда повторяла ее мать. Могла бы гордиться дочерью, с горечью подумала Индия и пошла к своей лошади.

– Индия, постой! Куда ты собралась? – насторожился Фредди.

Она повернулась к жениху. Сейчас она должна была бы рыдать в его объятиях.

– За коронером, – сухо ответила она. – Надеюсь, ты не будешь возражать? Как-никак мой двоюродный брат погиб. 

Глава 34

– Нет! – застонал мужчина, пятясь от кровати. – Только не моя Элли! Боже, только не моя красавица Элли!

– Вы можете нормально держать лампу? – крикнула на него Индия. – Мне ничего не видно!

– Она умирает! Помогите ей! Умоляю, помогите ей!

– Я и пытаюсь ей помочь! Но мне нужен свет!

Мужчина, которого звали Фред Коберн, шумно всхлипнул, затем сжал ручку керосиновой лампы и влез обратно на кровать.

– Ниже! Ниже держите, – прорычала Индия.

Фред повиновался. Лампа тускло освещала кровать и лежащую на ней роженицу.

Из роженицы хлестала кровь. Простыни были мокрыми от крови. Кровью пропитался матрас. Кровь стекала по металлическому основанию кровати на пол. Руки Индии тоже были почти по локоть в крови. Блузка из белой давно стала красной.

– Боже милостивый, воззри на все это.

Лампа отчаянно качнулась, вновь скрыв от Индии акушерские щипцы.

– Пододвиньте стол к кровати. Поставьте лампу на него. Быстрее! – приказала она.

Фред выполнил ее приказ, затем сел, обхватил голову и заплакал. Света по-прежнему было мало. Индия ногой зацепила ножку стола, придвинув его ближе.

За врачом супруги Коберн послали, только когда всерьез перепугались. Придя к ним, Индия узнала, что роды длятся уже два дня, ребенок едва сдвинулся с места, а младенческое сердечко работает с опасными перебоями. Роженица была измождена. Несколько минут назад, едва Индия начала осмотр, случился разрыв плаценты. У миссис Коберн открылось сильное кровотечение. Индия знала: если она немедленно не остановит кровь, женщина умрет. Но для этого сначала надо извлечь ребенка, а у матери сжались тазовые кости. Индия пользовалась щипцами Тарнье – длинными искривленными акушерскими щипцами со скобой для вытяжения – и со всей силой, какая у нее была, старалась протащить голову младенца через узкий просвет изуродованных тазовых костей его матери.

Сделав глубокий вдох, Индия уперлась ногой в раму кровати и потянула щипцы на себя. Миссис Коберн кричала, извивалась от жесткого прикосновения пластин щипцов. Младенец чуть сдвинулся.

– Держитесь, миссис Коберн, теперь недолго, – сжав зубы, подбодрила роженицу Индия.

Она снова набрала в легкие воздуха и взялась за щипцы, впившись в них так, что у нее заныли мышцы рук и плеч.

– Умоляю, только не дайте моему ребенку умереть, – просила миссис Коберн.

Тяжело дыша, Индия сделала новую попытку. Она почувствовала, что голова младенца движется. Обрадовавшись, она с новой силой налегла на щипцы и вытащила ребенка наружу. Это был мальчик.

Индия положила его на кровать. Тельце ребенка было синюшным. Он не дышал. Индия знала: у нее есть считаные секунды, чтобы спасти… или потерять две жизни.

– Мой ребенок… – застонала миссис Коберн.

Стон превратился в крик боли, когда Индия просунула левую руку в родовой канал, сжала пальцы в кулак и надавила на матку. Правой она давила на живот роженицы, заставляя матку сомкнуться и тем самым остановить кровотечение.

– Мой сын… Что с ним? – закричал Фред Коберн.

Он был крупным мужчиной, да еще обезумевшим от страха. Случись что, Индии с ним не справиться. Эллы сегодня с ней не было – помогала доктору Гиффорду.

– Фред, у нас сын! А где он? Почему не кричит? – испуганно всхлипнула миссис Коберн.

– Мистер Коберн, возьмите ребенка и пальцами очистите ему рот, – попросила Индия.

Отец новорожденного и не подумал это сделать. Он попятился от кровати, от корчащейся от боли жены и неподвижного младенца.

– Мистер Коберн, послушайте меня. Мне нужна ваша помощь.

Фред Коберн отчаянно замотал головой. Индии пришлось успокаивать и уговаривать его. Это требовало времени, которого у нее не было совсем. И тогда она стремительно подхватила и сорвала с кровати окровавленное одеяло, перевязав живот Эллисон Коберн. Потом взяла со стола подсвечник, намотала на него концы одеяла и несколько раз повернула, стягивая ткань. Такое подобие шины называлось «испанский воротник». За годы учебы Индия несколько раз видела, как акушерки применяли этот способ. Однажды он действительно помог. Индия надеялась, что «испанский воротник» поможет ей выиграть несколько секунд.

– Почему она такая бледная? – спросил Фред Коберн.

Его голос граничил с визгом.

Индия взяла ребенка на руки.

– Мне нужна чистая тряпка. Простыня, полотенце. Что угодно. Принесите! – резко потребовала она, надеясь хоть чем-то его занять.

– Почему она лежит неподвижно и не шевелится?

– Мистер Коберн, я просила тряпку, – напомнила Индия, отчаянно пытаясь оживить младенца.

Она сама удалила из младенческого ротика сгусток слизи, затем несколько раз надавила на грудку, заставляя легкие дышать. Генри Майкл Коберн – такое имя выбрали родители, если родится мальчик. А сокращенно его будут звать Гарри.

– Оживай, Гарри Коберн, – говорила она младенцу. – Дыши… хотя бы ради меня.

– Элли, просыпайся! Элли, дорогая!

Шатаясь, Фред Коберн подошел к кровати, наклонился и потрепал жену по щеке. Судя по голосу, он был на грани истерики. Индия нагнулась к младенцу, зажала ребенку ноздри и осторожно дохнула в рот. Она не оставляла попыток заставить новорожденного дышать, когда Фред Коберн, стоявший на коленях возле жены, вдруг вскочил на ноги.

– Она умерла! – заорал он. – Боже, моя Элли мертва!

Он побрел к полке над очагом, смахнул оттуда заварочный чайник, тарелки и несколько фотографий в рамках. Пол покрылся черепками и осколками. Давя их ногами, Фред Коберн развернулся и шаткой походкой двинулся к кровати.

– Лампа! – крикнула ему Индия. – Лампу не уроните!

От ее голоса вся ярость, бушевавшая внутри Фреда, вырвалась наружу. Его лицо перекосилось от горя и гнева. Он бросился к Индии.

– Сука! Убийца! – кричал он, нанося ей удар за ударом. – Ты убила ее! Ты убила мою Элли!

Индия не могла защищаться, так как руками загораживала младенца. Но когда Фред Коберн сдавил ей горло, инстинкт самосохранения одержал верх. Она несколько раз лягнула Фреда. Она молотила по его груди, царапала ногтями, пытаясь высвободиться из его хватки. Ей стало трудно дышать. Глаза закрывались. Тело почти обмякло. Ее спасли двое соседей. Услышав звон бьющейся посуды, они вбежали в комнату и оттащили обезумевшего Фреда от Индии. Индия рухнула на пол, судорожно глотая воздух.

– Уведите его отсюда, – прохрипела она.

Когда Коберна увели, Индия кое-как дотащилась до кровати и склонилась над младенцем. Она щупала ребенка, стараясь почувствовать хотя бы малейшие признаки жизни. Ни дыхания, ни пульса. Признаков жизни не подавала и Эллисон Коберн.

В комнату вошел другой мужчина, а следом – две женщины. Все трое в ужасе смотрели на неподвижные тела матери и ребенка.

– Что случилось? И что с вами? – спросила одна из женщин, косясь на Индию.

– Миссис Коберн скончалась вскоре после родов, – объявила Индия. – Ребенок, скорее всего, родился мертвым. Пусть кто-нибудь сходит за коронером.

Она встала с кровати, расправила окровавленную одежду и прошла на кухню. Там на плите кипел жестяной чайник. Придя сюда, она попросила Фреда нагреть воды. Индия налила в таз кипятка, разбавила холодной водой из крана и вымыла руки. Пока она вытиралась, до ушей донесся шепоток кого-то из соседок:

– Вложи маленького ей в руки. Бедняжка так и не подержала его при жизни. Пусть хоть сейчас подержит.

– Жалость-то какая. Еще года не прошло, как они поженились.

– Надо было доктора позвать. Тогда бы и беды не случилось.

– Она и есть доктор.

– Я говорю про настоящего доктора, который дело знает, а не про эту девку.

Индия стояла, закрыв лицо мокрыми руками. После мести Фреда ее голова пульсировала от боли. Горло жгло, словно туда налили кислоты. Но ссадины на шее, разбитая губа и опухшие глаза были пустяками по сравнению с болью, вызванной словами незнакомой женщины.

Умом Индия понимала: надо промыть и смазать раны. Затем собрать и вымыть инструменты. Но вместо этого она стала разыскивать что-то, чем можно накрыть Эллисон Коберн и ребенка. Простыней среди белья на сушилке не оказалось. Индия открыла дверцы кухонного шкафа, но нашла там лишь тарелки, жестянку с чаем и сахарницу.

Индия вернулась в гостиную, где обнаружила комод. В верхнем ящике лежала сплошь одежда. Индия собралась задвинуть ящик, когда заметила наверху комода небольшую фарфоровую кружечку с желтым утенком и словом «Малыш». Кружечка была не новой, с щербатым ободком. Рядом лежала погремушка. Роспись, украшавшая погремушку, почти стерлась, но кто-то заботливо начистил игрушку до блеска. Поодаль лежали муслиновый чепчик и две распашонки, украшенные изящной вышивкой. Индия взяла распашонку, повертела в руках и вдруг увидела на кромке выцветшую синюю надпись «Тейт и Лайл». Денег на ткань у Эллисон не было, и она взяла мешок из-под сахара.

Скудное приданое, приготовленное нищей матерью для своего первенца. Свидетельство жесткой экономии, постоянного отказа себе во всем, хождения по лавчонкам и барахолкам с несколькими пенсами в кармане. И в то же время – свидетельство надежд на лучшую жизнь и счастье.

Индия водила пальцем по аккуратным стежкам. Чем жертвовала Эллисон Коберн, чтобы купить нитки? Покупкой угля? Или еды? Еще недавно Индия отчитала бы ее за неразумную трату денег. Как можно вместо молока и зелени покупать щербатые кружки и погремушки?

Это она виновата. Обе смерти на ее совести. Она слишком гордилась своими знаниями и навыками, считала себя опытным врачом. И вот результат. Будь она попроворнее, умей получше обращаться со щипцами, мать и ребенок остались бы живы.

Отчаянная дрожь в ногах заставила Индию сесть. Коронер, пришедший через полчаса, нашел ее на кровати. Индия держала умершую за руку и шептала:

– Они правы, Элли. Они правы, малыш Гарри. Нужно было позвать доктора, который знает дело. 

 – Доктор Джонс, что, черт возьми, с вами приключилось?! – спросил доктор Гиффорд.

Индия занесла в клинику щипцы Тарнье, которые могли понадобиться.

– Я потеряла роженицу. Ребенок тоже умер. Отец обезумел.

– Вы уведомили полицию? Предъявили обвинение?

– Об этом я как-то не подумала.

– Но этот негодяй вас избил!

– Он потерял жену и ребенка, – сказала Индия.

– Я вынужден дать вам завтра выходной. Правда, не знаю, как мы справимся без вас.

Индия этого тоже не знала и не хотела знать. К горлу подступала тошнота. Нужно убраться из кабинета Гиффорда раньше, чем сэндвич, съеденный на ланч, вывалится ему под ноги.

– Как вы себя чувствуете, доктор Джонс? – спросил Гиффорд, всматриваясь в ее лицо.

– Прекрасно. Честное слово. Простите, мне нужно идти.

Из кабинета Гиффорда она действительно вышла, но, едва закрыв дверь, бросилась в туалет. Там она успела склониться над унитазом, и ее начало выворачивать наизнанку. Позывы на рвоту повторялись снова и снова. У Индии начали слезиться глаза.

Замечательно, подумала она, поднимаясь на ноги. Мне только приступа гастроэнтерита не хватало.

Подойдя к раковине, Индия умылась и прополоскала рот. Посмотревшись в зеркальце, висевшее над раковиной, Индия даже вздрогнула, решив, что следом за ней в туалет зашла покалеченная пациентка. Потом сообразила: она смотрит на свою физиономию. Под правым глазом чернел внушительный синяк, похожий на жирную пиявку. Индия провела рукой по исцарапанным щекам, дотронулась до рассеченной губы. Ее снова затрясло, как в доме Кобернов. Через несколько секунд ее опять вытошнило.

Выбравшись из туалета, Индия подхватила плащ и саквояж и ушла, даже не простившись с доктором Гиффордом. Она торопливо шла по Варден-стрит, мечтая поскорее добраться до станции метро и стараясь не замечать любопытных взглядов прохожих. Где-то на полпути ее снова затрясло. Индия плюхнулась на первую встретившуюся скамейку. Да что это со мной? – недоумевала она. Дрожь не утихала. Индия вдруг ощутила неимоверную усталость, глубокую, пронизывающую все тело. Она не представляла, как доберется до метро. У нее не было сил, чтобы просто встать со скамейки.

Индия сунула руку в карман плаща, выгребла монеты и пересчитала. Набралось фунт и двенадцать пенсов. Хватит с лихвой на кеб. Пока она считала деньги, сверху упало несколько капель. Слезы? Она посмотрела на темнеющее вечернее небо и увидела облака. Капли дождя, а не слезы. Слез у нее не было.

«Отвыкайте чувствовать», – твердил ей Фенвик. Что ж, она в этом преуспела. Она ничего не чувствовала. Она пыталась заплакать, силой вызывала слезы. И не могла. Слезы не появлялись. Три дня назад не стало ее дорогого Уиша. Скорее всего, самоубийство. Со смертью двоюродного брата рухнули надежды на больницу. Сегодня у нее на глазах умерли роженица и младенец. После такого впору стенать от горя и кататься по полу. Но Индия не уронила ни слезинки. Она ничего не чувствовала. Полное оцепенение.

В ушах звучал голос Фенвика. Отвыкайте чувствовать. Отвыкайте чувствовать. Слова профессора всегда были для нее авторитетными. Воспринимались как приказ. Но сейчас Индия услышала другой их смысл, тот, какой и пытался передать ей Фенвик. Не приказ. Предостережение. Чувствовать опасно. Попробуй прочувствовать жизнь мужчин, работающих на заводах и фабриках, пристанях и угольных шахтах. Каждый день они работают до изнеможения, но их дети вынуждены мерзнуть и недоедать. Попробуй прочувствовать жизнь женщин, которые рожают детей, корчась от боли и рискуя умереть. Радость от появления ребенка сменяется горестным сознанием: в семье прибавился еще один вечно голодный рот. Попробуй прочувствовать жизнь самих детей с недетским выражением глаз. Эти дети с ранних лет клеят спичечные коробки, делают бумажные цветы и учатся плакать беззвучно… Прояви чувства – и тебе конец.

– Ну и ну! Что ж это с тобой приключилось, милая? – спросил мужской голос. – Кто же тебя так разукрасил? Неужто муж? Совести у него нет!

Индия подняла голову, увидела пару добрых карих глаз и невесело рассмеялась:

– Нет, это не мой муж. Это чужой муж… Теперь уже не муж, а вдовец. Это я сделала его вдовцом. Сегодня он потерял жену и новорожденного сына. Будь я настоящим врачом, то сумела бы их спасти.

Ей вспомнился крошечный Гарри Коберн. Казалось, он крепко спит… Мертвый ребенок на руках мертвой матери.

– Я хотела помогать людям, – сказала Индия. – Что-то менять в их жизни. Потому и стала врачом. Я жаждала перемен. Но они не наступили. Я мечтала открыть больницу и не открыла. Хотела, чтобы в многострадальном Уайтчепеле прекратились страдания… а они только множатся.

Ее собеседник, пожилой оборванец, нахмурился:

– Да, миссус, тебя послушаешь, хоть вешайся. Но не может все кругом быть плохо. Наверняка есть и что-то хорошее. Когда чувствуешь себя на самом дне, подумай о чем-нибудь хорошем, что есть в твоей жизни. Может, у тебя уютный дом. Или муж заботливый. А ребятишки? Они всегда как светлое пятно. Дети-то у тебя есть?

– Нет. Я живу одна.

– А друзья, подруги? Люди на твоей работе?

– Того, у кого работаю, я просто терпеть не могу. Правильнее сказать, работаю на него. Равнодушный, жестокий человек. Не врач, а палач. – Начав говорить, Индии было не остановиться. – Таких надо в тюрьму сажать. Их даже близко к пациентам нельзя подпускать. А мой старинный близкий друг недавно погиб. Покончил с собой. Мне он приходился двоюродным братом. Мужа у меня нет, но есть жених. Удивительный, добрый. Но я его не люблю. Я люблю совсем другого мужчину, только у меня с ним ничего не получится. Он ходит по кривым и скользким дорожкам.

– Черт побери, миссус, у тебя и впрямь мрак сплошной! – изрек бродяга; он задумался, покусывая губу, потом достал из кармана поношенной куртки помятую фляжку. – Даже не знаю, что тебе и посоветовать. Куда ни глянь – сплошная задница, ты уж прости за грубое слово. – Он протянул Индии фляжку. – На, хлебни. Утешься чуток.

Радость от выпивки. Видел бы ее Сид – вот бы посмеялся! Недели три назад… может, больше он задал ей вопрос: неужели у нее никогда не возникает потребности утешиться? Она тогда высокомерно ответила: «Мистер Мэлоун, если бы такая потребность возникла, я бы не искала утешения в бутылке джина»… Индия взяла фляжку и сделала большой глоток. Джин обжег ей горло. Она закашлялась, но тут же глотнула снова. Пусть Сид Мэлоун смеется над ней. Он это заслужил, потому что был прав. По поводу ее, овсянки, всего остального. Он был прав, а она – нет.

Индия еще несколько раз припадала к фляжке.

– Возьмите, – сказала она, протягивая старику деньги. – Купите себе еще, а то я почти все выпила.

Старик просиял:

– А за это, миссус, благодарствую. – Он похлопал Индию по спине. – Утром тебе станет лучше. Вот увидишь.

– Ни капли не станет. У меня все безнадежно. Беспросветно. Поганый круг поганой беспросветности. С чего там может быть лучше? Скажите, с чего? – Индия в последний раз приложилась к фляжке, но неудачно. Джин потек по ее подбородку, и она вытерла его рукой. – Ну что, у вас нет ответа? Не беспокойтесь, у меня тоже нет. Но меня это совершенно не волнует.

– Почему так, миссус?

– А потому что я порываю со своим ремеслом. Вот почему.

Индия встала на нетвердые ноги, подхватила докторский саквояж и бросила на улицу. Саквояж открылся, и оттуда во все стороны полетели инструменты, пузырьки и бинты.

Индия смотрела на эту груду и улыбалась.

– Спокойной ночи, – сказала она старику.

– Спокойной ночи, миссус.

Повернувшись спиной к Уайтчепелу, она пешком отправилась к себе на Бедфорд-сквер. 

Глава 35

У Бедфорд-сквер Элла, с корзинкой в руке, выпрыгнула из омнибуса, не дожидаясь, пока тот остановится. Сюда она добиралась более двух часов. В основном из-за оживленного вечернего движения. Вдобавок на Гауэр-стрит опрокинулся молочный фургон. Элла торопливо шла к дому, где жила Индия. Доктор Джонс не появлялась на работе два дня подряд, и это всерьез беспокоило медсестру Московиц. Доктор Гиффорд рассказал ей о случившемся в доме Кобернов, добавив, что Индия взяла выходной, но через день вернется на работу. Через день – значит вчера утром. Но Индия так и не появилась.

Элла еще вчера хотела ее навестить, но не сумела. Помешал дикий наплыв пациентов. Доктору Гиффорду даже пришлось отменить дневной прием на Харли-стрит. С тех пор как Индия начала работать на Варден-стрит, число пациентов возросло вчетверо.

Услышав про случившееся с Индией, миссис Московиц заявила дочери, что отправляться с пустыми руками просто неприлично. И теперь, пыхтя и отдуваясь, Элла тащила на четвертый этаж тяжеленную корзину, собранную мамочкой. Достигнув площадки, она опустила корзину и постучала в дверь. Ответа не последовало. Элла постучала еще раз, а потом заметила, что дверь приоткрыта, и решила войти. Едва переступив порог, она услышала голоса, доносившиеся из спальни Индии.

– Индия, неужели у тебя остались хотя бы малейшие сомнения? Боже, да ты посмотри на себя! Это же безумие. Полнейшее безумие!

Элла узнала этот голос. С Фредди Литтоном она познакомилась неделю назад.

– Дорогая, Фредди прав. Тебя могли убить.

Второй голос, женский, Элла слышала впервые. Она замешкалась, не решаясь входить. Ее здесь не ждали, а происходящий разговор явно не предназначался для ее ушей.

– Тебе вообще не следовало этим заниматься. Я с самого начала говорил, что куда плодотворнее тратить время на разработку вопросов здравоохранения. Твои знания и навыки были бы направлены на благо сотен тысяч людей. Принимать роды может и ветеринар. Ты способна на большее.

– Я думала, в Уайтчепеле от меня больше пользы, чем в Вестминстере.

– Теперь ты сама убедилась в иллюзорности своих мыслей. А если бы тебя убили, разговоры о пользе вообще утратили бы всякий смысл.

– Индия, хотя бы раз в жизни прислушайся к доводам разума. Пожалуйста, – снова произнес женский голос.

В спальне стало тихо, затем раздался слабый, безжизненный голос, в котором Элла едва узнала голос своей подруги.

– Хорошо. Я уволюсь.

– Хас вэ халила! Бист мишугенэ?[23] – прошептала Элла.

– Дорогая, это верное решение. Честное слово. Ты крайне утомлена. Тебе необходим отдых. И ты обязательно отдохнешь. Мы тихо поженимся, а затем я подарю тебе удивительное свадебное путешествие. Мы проведем сказочный медовый месяц. Что бы ты сказала насчет…

Фредди не удалось поделиться планами свадебного путешествия. Элла ворвалась в спальню, прервав его разглагольствования.

– Вот ты где, доктор Джонс! Валяешься в постели и прогуливаешь работу? – нарочито веселым тоном спросила Элла.

– Здравствуй, Элла, – угрюмо поздоровалась Индия.

Выглядела Индия препаршиво. Увидев ее, Элла сделала над собой усилие, чтобы не вздрогнуть.

– Мы не слышали, как вы постучались, – сухо сказал Фредди.

– Не слышали? Наверное, слишком увлеклись своей речью?

Фредди прищурился. Элла подчеркнуто этого не заметила и представилась Мод, затем согнала Фредди со стула у кровати Индии и села сама. Приподняв Индии подбородок, Элла осмотрела покалеченное лицо.

– Ну и отделал тебя этот поганец. Губу стоило бы зашить. Гиффорд отпустил тебя, даже не наложив швы? – спросила Элла и, не дождавшись ответа, заговорила дальше. – Тебе нельзя было идти одной. Взяла бы меня. Вдвоем мы бы его утихомирили.

– Ей вообще не следовало туда ходить, – сказал Фредди.

Элла повернулась к нему и с мрачной улыбкой произнесла:

– Мистер Литтон и вы, мисс Селвин Джонс, не оставите ли вы нас наедине? Это не займет много времени. Всего несколько минут. Меня настораживает синюшность и припухлость в области orbicularis oris[24], и я хотела бы осмотреть это место. Хочу убедиться, что наш дорогой доктор получает надлежащее лечение.

– Конечно, – согласилась Мод.

Фредди неохотно вышел вслед за ней. Когда они ушли, Индия посмотрела на Эллу и спросила:

– У меня распухла губа? И ты собираешься проводить осмотр из-за распухшей губы?

– Это так, для прикрытия, – ответила Элла, беря Индию за руку. – Что за чушь я слышала насчет твоего увольнения?

– Слышала? Ты хотела сказать, подслушала?

– Шестьдесят пять. Пульс у тебя в норме. – Она потрогала лоб Индии. – Температуры нет. Кстати, сколько было, когда ты измеряла в последний раз?

– Я ничего не измеряла.

– Напрасно. Измерить температуру не помешает. Где твой саквояж?

– Я его выбросила на улице.

Элла хватила кулаком по ночному столику Индии:

– Ну и дура!

– Нет, я не дура. Впервые в жизни пытаюсь вести себя по-умному.

– Ты хотя бы ешь?

– Аппетита нет.

– А рвота?

– Тоже нет.

– Расклад такой: если не считать нескольких царапин и разбитой губы, с тобой ничего страшного не случилось.

– Элла, я приняла решение, – тихо ответила Индия.

– Да ты что? Нихт ду гедахт![25] – Потрясенная Элла незаметно для себя перешла на идиш.

– Представь себе, возможно. Я повинна в смерти двоих. Троих, если добавить мисс Майло. Даже четверых, если вспомнить миссис Адамс. На самом деле смертельных исходов намного больше. Добавь сюда все смерти от родильной горячки. Я давным-давно должна была подать жалобу на действия Гиффорда. Я дошла до точки. Исчерпала себя. Я не гожусь для этой работы. В Вестминстере я принесу больше пользы и уж, конечно, намного меньше вреда, чем приносила в Уайтчепеле.

– Локшен![26]

– Нет, это не чепуха. Это…

– Хэрт зих эйн…[27]

– Элла, я тебя внимательно слушаю…

– То-то и оно, что нет. Та мать и ее первенец умерли совсем не по твоей вине. Они умерли из-за нищеты и невежества. Когда они позвали врача? В последнюю минуту. Почему? Да все по той же причине – собственной бедности. Я думала, ты хотела изменить положение таких, как эта мать. Думала, ты всерьез собралась открыть больницу, в которой бедные женщины получали бы квалифицированную помощь. Я думала, ты действительно хочешь помочь бедным. Индия, у тебя начали появляться результаты. Так не бросай начатое. – (Индия отвернулась к стене.) – Не прячься от меня!

– Элла, пожалуйста, не донимай меня. Я устала и хочу спать.

Элла тяжело привалилась к спинке стула, закусив губу. Она была в полной растерянности. Чем еще расшевелить Индию? Какие слова найти? Она сама утратила четкие представления о правильном и неправильном. Ей вспомнились слова матери: «Если Бог хочет заставить людей страдать, Он с избытком дает им понимание». Как всегда, Сара Московиц была права. Индия находилась в самой гуще душевного кризиса. Царапины на лице и на теле – пустяки. Не заметишь, как заживут. Но главная боль Индии вызвана царапинами на сердце. Она слишком глубоко принимала страдания людей, виня в каждом промахе себя. И сердце не выдержало.

– Индия, послушай. Пожалуйста, послушай меня. Ты сейчас на себя не похожа. Неужели тебе самой не ясно? Ты устала до предела, тебе больно, и ты думаешь, что это предел. Столько разных бед валилось на тебя за эти недели. Нужно как следует отдохнуть. Позволь себе несколько дней настоящего отдыха, и ты сможешь вернуться на работу. Я знаю, что сможешь.

– Сестра Московиц, как наша пациентка? – спросил Фредди, приоткрыв дверь.

«Совсем рехнулась», – хотела ответить Элла.

– Ее состояние не внушает опасений, лорд Фредди. Нет болезней, которые не излечивались бы отдыхом и куриным бульоном. В гостиной я оставила корзину. Это моя мать прислала. Если вы проголодались, еды там хватит на всех.

– Очень любезно с ее стороны. Поблагодарите вашу маму от нашего имени. – Фредди посмотрел на Индию и снова нахмурился. – Дорогая, все в порядке?

– Вполне.

Ну вот, опять этот равнодушный, мертвый голос. Он пугал Эллу сильнее, чем раны Индии, ее бледное лицо и исхудавшее тело. Индия всегда усиленно прятала свои эмоции, старалась держать себя в руках, однако голос неизменно выдавал ее настоящие чувства. Ее голос всегда был полон огня и страсти. Элла отдала бы сейчас что угодно, только бы услышать прежний голос Индии. Эти нескончаемые тирады о докторе Гиффорде, бедственном положении рабочего класса или беспринципности Сида Мэлоуна…

Сид Мэлоун.

Между ними что-то произошло. Что именно, Элла не знала. Ну да, оба ходили допоздна по Уайтчепелу. Потом в Индии что-то изменилось. Не так жутко, как сейчас. Внешне она осталась такой же, но прежней назидательности поуменьшилось. Индия больше не расхваливала достоинства овсянки и не читала каждому, кто приходил на Варден-стрит, лекции о вреде пьянства. Видно, в тот вечер Сиду удалось пробить ее броню праведности.

Решение появилось само собой. Теперь Элла знала, как поступит.

– Ну, мне пора, – сказала она, беря сумку. – Та-ра!

– Мисс Московиц, вы могли бы оказать доктору Джонс одну очень большую услугу? – вдруг спросил Фредди с предельной учтивостью.

– Конечно. Любую услугу.

– Пожалуйста, передайте доктору Гиффорду, что Индия не вернется на работу. Через день или два она направит официальное письмо. Когда немного окрепнет.

– Обязательно передам.

Все, кто знал Эллу, знали и то, что легко отступать – не в ее правилах. К счастью, Мод видела ее впервые, а Фредди за одну короткую встречу ничего не успел о ней узнать. И потому их не насторожила ее слишком уж лучезарная улыбка и целеустремленное выражение лица, а также поспешный уход. Элла и не собиралась отступать. Как хороший генерал, она не стала ввязываться в безнадежное сражение. Она вела войну за душу Индии и собиралась обратиться за подкреплением. 

Глава 36

– И давно она в таком состоянии? – спросил Сид.

– Неделю, – ответила Элла.

– Напрасно ты не пришла ко мне раньше.

– Я бы пришла, но куда? Тебя же не найти! Ты пробовал выуживать сведения из Фрэнки Беттса? А из Дези Шоу? Это все равно что открывать створки устрицы птичьим перышком.

– Она не вылезает из постели?

– Да. И почти ничего не ест. У нее душевный слом. Из-за роженицы и ребенка. Она считает, что виновата в их смерти. Во всяком случае, так мне кажется. Но могут быть и другие причины, – добавила Элла и многозначительно посмотрела на Сида.

– Ты передала Гиффорду послание Литтона? – спросил Сид, оставив без внимания ее взгляд.

– Забыла. Извини, дорогуша.

– Вот и умница, – улыбнулся Сид.

Надсадный кашель погасил его улыбку. Он повернулся к девочке, сидящей рядом. На вид ей было лет восемь. Кашляла она громко и тяжело, а когда зашлась, не смогла дышать. Через несколько секунд дыхание восстановилось, но Сиду эти секунды показались часами.

– Потерпи. Скоро приедем.

Девочка равнодушно кивнула. Ей было слишком плохо, чтобы интересоваться, куда и к кому они едут.

Когда экипаж остановился, Сид вышел первым, помог выбраться Элле, вытащил ее корзину, а затем вынес ребенка. Девочка склонила голову ему на грудь и закрыла глаза. Они поднялись на четвертый этаж.

Элла постучала. Ответа не было. Она постучала вторично. И снова тишина.

– Я тебе говорила. Она теперь даже к двери не подходит. Здесь бывают только Литтон и ее сестра. У них есть ключи.

Сид передал Элле девочку, которая была намного легче корзинки. Пугающая легкость, подумала Элла. Сид достал из кармана шпильку и пинцет, каким пользуются зубные врачи.

– Я этого не вижу, – сказала Элла.

– Вот и хорошо.

Сид без труда открыл дверь и внес корзину с едой. Брискет, ячменный суп, свежий хлеб и полдюжины прочих блюд. Еду Сид выбирал сам. Миссис Московиц вздыхала и говорила, что ей теперь нечем кормить посетителей.

Элла внесла девочку и положила ее на диван Индии, затем поправила одеяло, чтобы больной ребенок не замерз.

– Фредди, – послышался из спальни слабый голос Индии. – Это ты?

– Нет, дорогуша. Это я, Элла.

– Элла? Кто тебя впустил?

– Меня?.. Как кто? Твоя хозяйка. Я на минутку. Вот… привезла тебе… вещи привезла… от доктора Гиффорда.

– Ты бы могла шайкой верховодить, – восхищенно прошептал Сид.

– Спасибо, Элла. Положи их куда-нибудь. Ты сама выберешься? – спросила Индия.

– Конечно, – крикнула Элла. – Справишься? – шепотом спросила она Сида.

Он кивнул. Элла тихо выскользнула из квартиры. Сид набрал в легкие побольше воздуха и открыл дверь в спальню. Индия лежала спиной к двери. Из единственного окна лился сумеречный свет. Услышав шаги, она даже не повернулась.

– Элла, тебе не открыть замок?

– Я не Элла.

Индия резко повернулась и села на постели:

– Что ты здесь делаешь?

– Ну и ну, – прошептал Сид, увидев ее лицо, и без приглашения присел на краешек кровати.

– Сид, я прошу тебя немедленно уйти, – запротестовала Индия, укутываясь в одеяло.

– Успокойся. – Он наклонился и осторожно потрогал кость под правым глазом. – Тебе повезло, что этот тип в глаз не заехал. – Сид расстегнул воротник ее ночной сорочки и осмотрел ссадины на шее. – Тебе вообще повезло, что жива осталась.

– Мне-то что, – горько вздохнула Индия. – А он потерял все. Я убила его жену и ребенка.

Выпирающие ключицы свидетельствовали о том, что Индия сильно исхудала. Сид не был врачом, но знал причину. Состояние, в котором находилась Индия, было слишком хорошо ему знакомо. Чувство вины съедало ее заживо. Сид убрал руки, и Индия торопливо застегнула пуговицы.

– Почему ты здесь?

– Я привез девочку. Она на диване в гостиной. Девочка очень больна. Я знаю ее мать. Врач этой женщине не по карману.

– Ей не по карману, но у тебя есть деньги. В Восточном Лондоне достаточно врачей. Незачем было везти больного ребенка в Блумсбери.

– Я хотел показать ее хорошему врачу.

– Извини, Сид, но я больше не занимаюсь медицинской практикой. Я не смогу тебе помочь.

– Ты меня слышала? Помощь нужна не мне. Девочке, которая лежит на твоем диване.

– А ты меня слышал? – рассердилась Индия. – Я внятно сказала, что больше не практикую. Я ушла от Гиффорда. С меня довольно.

Сид встал и молниеносным движением отбросил одеяло.

– Вставай с кровати! Живо!

Индия отказалась, вцепившись в матрас. Сид поднял ее на ноги.

– Что ты делаешь? – визжала Индия. – Прекрати!

Но Сид буквально втолкнул ее в гостиную. Больная девочка не лежала, а сидела. Ее лицо оставалось бледным. Дышала она с трудом. Глаза умоляюще смотрели на Индию.

– Скажи ей. – Сид подтолкнул Индию к дивану. – Скажи ей, что ты больше не лечишь.

– Это шантаж, – прошипела Индия.

– Называй как угодно.

– Мне понадобятся инструменты. Саквояжа у меня больше нет.

– Вот твои инструменты. – Сид сходил к двери и принес оставленный Эллой черный кожаный саквояж.

– Как тебе удалось?

– Бросил клич. Обнаружил, что Шейкс все продал по дешевке.

– Кто?

– Старый бродяга, чей джин ты лакала из фляжки. На скамейке, вблизи станции метро. Во всяком случае, мне так говорили.

Индия покраснела и схватила саквояж.

– Мог бы и халат принести, – огрызнулась она. – Я что, в таком виде буду осматривать ребенка?

Сид сходил в спальню за халатом, а когда принес, Индия отмахнулась. Она начала осмотр, и ей уже было не до Сида. Малышка Джесси даже не реагировала, когда Индия измерила ей температуру, прощупала пульс, осмотрела глаза, нос и горло. Индия достала стетоскоп и принялась выслушивать легкие пациентки. И вдруг Джесси закашлялась и никак не могла остановиться. Ее лицо покраснело, глаза расширились от страха, когда она начала задыхаться. Наконец девочке удалось судорожно глотнуть воздуха.

– Это коклюш, – сказала Индия.

Она полезла в саквояж за блокнотом и ручкой. Пока она что-то писала, Сид смотрел на ребенка. Приступ кашля миновал. Джесси изможденно привалилась к подлокотнику дивана. Глаза у нее были закрыты. Руки и лоб покрывал липкий пот. Сид испугался за ее состояние. Индия подала ему два исписанных листка.

– На Тоттенхэм-Корт-роуд есть аптека Диксона. Отнесешь рецепты туда. Пока лекарства готовят, зайди в три-четыре магазина к западу от скобяного магазина Уорта. Купи четыре бамбуковые палки длиной четыре фута каждая. Поторопись!

Поскольку Ронни ждал в экипаже, Сид сумел выполнить все заказы Индии и быстро вернуться. Когда он поднялся в квартиру, на плите кипел чайник. Индия отвела Джесси в спальню и уложила на кровать, плотно укутав в одеяло. В ногах, на низком столике, стоял фарфоровый таз.

– Мне нужна твоя помощь, – увидев Сида, сказала Индия.

Он передал ей бутылочки из аптеки. Индия протянула ему моток бечевки и попросила привязать бамбуковые палки с четырех углов кровати. Пока он прикреплял палки, Индия дала Джесси выпить лекарство. Хинин, как значилось на этикетке. Едва все палки были закреплены, Индия натянула на них пару простыней, соорудив подобие палатки. Затем плеснула в таз из второй бутылки. В спальне сразу же запахло эвкалиптом. Индия сходила за чайником и, просунув голову внутрь палатки, налила в таз кипятка, после чего быстро задернула полог.

– Джесси, как тебе там? – спросила она.

– Сплошной туман, мисс, – ответил слабый детский голосок.

Индия улыбнулась:

– Тебе это полезно. Закрой глаза и просто дыши.

– Я боюсь. А вдруг опять начнется кашель?

– Ничего страшного, Джесси. Просто кашляй. Понимаю, ты боишься, но все будет хорошо. Если начнется кашель, постарайся не пугаться.

Джесси помолчала и неуверенным голосом ответила:

– Хорошо, мисс.

– Тебе станет лучше. Обещаю. Лекарство и пар тебе помогут. Дня два таких процедур, и ты вернешься домой совсем здоровой. Как говорят, и оглянуться не успеешь. – (Ответа не было.) – Джесси, ты мне веришь?

– Да, мисс. – Теперь детский голос звучал сильнее и увереннее.

– Вот и хорошо. Отдыхай. Я скоро вернусь и подолью горячей воды. А потом угостим тебя горячим супом, если ты в состоянии есть.

– Спасибо, мисс.

Индия выпроводила Сида из спальни. Держа руки в карманах, он прошел в гостиную и сел. Индия устроилась напротив.

– Девочку придется оставить здесь. Она слишком слаба. Эти процедуры нужно будет повторить еще несколько раз.

– Я оплачу все расходы. Покупай все, что ей требуется.

– Сид, я помогу ей, но это не меняет моего решения. Я больше не буду заниматься практикой. Я принесу больше пользы в парламентском комитете, занимаясь реформой здравоохранения.

– Кто тебе это сказал? Фредди?

– Никто ничего мне не говорил. Это решение я приняла сама.

– Индия, ты не виновата, – помолчав, сказал Сид.

Индия немедленно вскочила и сжала руки в кулаки.

– Тебе-то откуда это знать? – сердито крикнула она. – Ты что, успел сделаться экспертом по акушерству? Прочитать работы Симпсона и Келли? Познакомиться с тем, что писал Бланделл?

– Нет, – спокойно ответил Сид, выдерживая вспышку ее ярости. – Но я знаю тебя.

Индия посмотрела на него со смешанным чувством злости и душевной боли, затем снова плюхнулась на стул, ссутулила плечи и сцепила пальцы на коленях.

– Ты хоть видел, как гаснут глаза новорожденного ребенка? – спросила она. – Вся красота, надежда… все исчезает…

Сид подался вперед, взял ее за руки:

– Ты не виновата.

Индия хотела вырваться, но вдруг судорожно вцепилась в его руки. Сид снова удивился силе этих внешне маленьких и хрупких рук. На них упала капля, вторая. Щеки Индии были мокрыми от слез. Большие серые глаза – тоже.

– Прости. Я не… Я не позволяю себе этого. Я не плачу. Я не…

Вопреки словам, Индия уткнулась в него и заплакала. У нее вздрагивали плечи. Плач перешел в судорожные рыдания. Долго сдерживаемые эмоции вырвались наружу. Сид молча обнимал Индию, отдавая ей силу, пока к ней не вернулась собственная.

– Больно. Боже, как это больно! – всхлипнула Индия, поднимая голову. – Элизабет Адамс, Эмма Майло, Эллисон Коберн и ее ребенок… Я скорблю по ним… Очень скорблю.

– Тогда не сдавайся. Ради их памяти, Индия, не сдавайся. Если отступишь, другие женщины останутся наедине с бездушными подобиями доктора Гиффорда.

– Но я никудышный врач.

– Ты хороший врач. Ты не достигла совершенства, только и всего. А тебе этого хочется. Совершенства и праведности. Но ты не то и не другое. И никто этого не достиг… кроме меня.

Индия тихо засмеялась. Сид тоже улыбнулся.

– Элла привезла еду. Хочешь перекусить? А то совсем отощала.

– Нет. Может, потом. Не сейчас.

– А чая хочешь? Я заварю.

– Нет.

– Принести тебе халат? Так и замерзнуть недолго.

– Сид!

– Да.

– Можно мне это? Только это? – спросила она, сжимая его руки.

Он молча кивнул и тоже сжал ей руки. 

Глава 37

Фредди поднес стакан к губам и залпом выпил. Он ждал, когда виски его согреет, расслабит, подарит удовлетворенность самим собой и миром. Но этого не произошло. Он поставил стакан и посмотрел на лохматую женскую голову, которая судорожно поднималась и опускалась у него между ног. Запустив руки в волосы девицы, Фредди подтащил ее ближе.

– Интенсивнее! – потребовал Фредди.

Девчонка, которой на вид было не больше семнадцати, поперхнулась. Худенькая ручка впилась в простыню. Фредди откинулся на спину, пытаясь отдаться языку и губам этой девицы, но ничего не получилось. Он потянулся к стакану и снова глотнул виски. Вчера он выступал в Степни. В ушах и сейчас звучали голоса перебивавших его выступление. Газетчики обрушивали на него потоки провокационных вопросов.

– Я сказал, интенсивнее. Ты что, не слышала?

Он потянул девицу за волосы. Та ойкнула от боли.

Фредди почти не слышал ее. Теперь в его ушах звенел гневный голос Изабеллы. Его снова вызывали на Беркли-сквер, и не далее как сегодня утром.

– Фредди, ты говорил, что она оставила медицинскую практику и ушла от доктора Гиффорда. Вчера я виделась с Мод и от нее узнала, что какой-то пьяный безумец жестоко избил Индию. Моя дочь и твоя невеста… избита! Но это еще не все. Мод сообщила, что Индия вернулась к Гиффорду и продолжает строить планы открытия больницы для бедняков. Это абсолютно нетерпимо!

– Изабелла, не спешите с выводами, – сказал Фредди, пытаясь успокоить будущую тещу. – Это временная ситуация.

– Теперь я понимаю, что допустила чудовищную ошибку. Я оказала доверие совсем не тому человеку.

– Это нечестно и не соответствует действительности. Индия собиралась уволиться, но…

– Причины меня не интересуют. Или прямо сейчас доделывай работу до конца, или я поищу кого-нибудь другого. Я слышала, молодой Уинстон Черчилль весьма амбициозен. У него далеко идущие планы. Ему не хватает только денег, за что он должен благодарить свою расточительную мать. Амбиции и бедность – могущественные движущие силы. Тебе ли этого не знать, Фредди? Интересно, как отнесся бы Уинстон к перспективе стать владельцем особняка в Мейфэре и годового дохода в двадцать тысяч?

Покидая Беркли-сквер, Фредди едва сдерживался. Его душил нарастающий гнев. От Изабеллы он направился прямо в «Реформ-клуб», чтобы поостыть и выпить виски. Но управляющий клубом отвел Фредди в сторону и сообщил: если до конца месяца он не оплатит долги, его членство в клубе будет аннулировано. Клубу он задолжал около трехсот фунтов. Фредди наградил управляющего несколькими отборными эпитетами, после чего двинулся в бордель на Кливленд-стрит, которым владела умная и житейски опытная женщина по имени Нора. Фредди бывал здесь и раньше, когда Джемма по разным причинам оказывалась недоступна. С недавних пор он стал появляться в борделе намного чаще. Сегодня он рассчитывал провести время с Уинни, его любимицей, но ему сказали, что она занята. И тогда он выбрал Элис, новенькую, с чьей помощью надеялся на время забыть о своей провальной избирательной кампании, Изабелле, Индии… и об Уише. Прежде всего об Уише.

Замысел не удался.

– Отцепись! – сердито бросил он, отталкивая Элис. – Где носит Уинни? На дом затребовали?

– В деревню поехала. Мадам дала ей отпуск, – ответила Элис. – Может… желаете еще выпить? – робко спросила она, запахивая на груди шелковое кимоно.

Фредди кивнул. Элис поспешила к столу в углу комнаты, где стояли бутылки, стаканы и бокалы. Вид у Элис был испуганный и обеспокоенный. Но ему-то что? Когда чувства шлюхи для него что-то значили? Особенно сейчас? Какое ему дело до всех и каждого? Он убил лучшего друга. Человека, с которым вырос и которого любил, как брата.

Сердце Фредди… крохотный остаток сердца… сжался от боли.

Уиш был не первой его жертвой. Первой был отец, но тогда он особо не горевал, поскольку не видел выхода. Не вмешайся он в тот вечер, отец в припадке пьяного безумия убил бы Дафну. А потом был Хью Маллинс. Но Фредди его и пальцем не трогал. Он вовсе не хотел смерти Хью и не думал, что тот умрет. Фредди лишь хотел, чтобы Хью подержали в тюрьме. Тем временем Индия забудет свою девичью любовь.

И теперь Уиш. Никаких разумных причин убивать двоюродного брата Индии у Фредди не было. Он это сделал из злости и ради выгоды – исключительно своей. Его разозлило, что Уиш встрял в эту авантюру с больницей и начал убеждать Индию снова перенести дату свадьбы. Когда Фредди стало невыносимо слушать эти разговоры, он сыграл на азарте Уиша и устроил гонку. Все бы обошлось, но Уиша угораздило заметить лису. Он вытащил пистолет, однако сам застрелить зверя не мог и попросил Фредди. Как и в случае с Хью, Фредди усмотрел в этом шанс. Взяв пистолет, он выстрелил. Не в лису. В Уиша. Выстрел снес Уишу половину лица, подняв фонтан крови. Фредди смотрел, как друг детства вывалился из седла. А затем, проливая настоящие слезы, спешился, подбежал к Уишу, стянул с судорожно дергающейся руки фамильное кольцо и вложил туда пистолет.

Когда остальные участники охоты примчались на звук выстрела, потрясение Фредди не было наигранным. Он лихорадочно бормотал, что Уиш тщательно скрывал свои финансовые проблемы, а они становились все серьезнее, раз покойный был вынужден заложить фамильное кольцо. Насчет финансовых проблем Фредди не врал. Уиш рассказал ему о них утром, но тут же добавил, что так всегда бывает, когда начинаешь новое дело. Ничего, скоро решатся.

Казалось бы, содеянное должно было вызывать у Фредди горе и ужас. Поначалу и вызывало. Потом переживания потускнели, сменившись чувством облегчения. Уиш мертв, а без его финансовых знаний и связей больница Индии тоже умрет. Фредди не боялся разоблачения. Если сразу никто не заподозрил его причастность к гибели Уиша, с какой стати эти подозрения возникнут позже? Единственная улика – кольцо Уиша – была надежно спрятана внутри музыкальной шкатулки.

В мозгу зазвучали слова Красного Графа: «Вырви собственное сердце».

– Почти вырвал, старина, – прошептал он. – Почти.

– Вы что-то сказали? – спросила девица.

– Ничего. Где виски?

– Пожалуйста. – Она подала Фредди стакан.

Пока Элис забиралась в постель, мысли Фредди снова вернулись к Изабелле и Индии. Он решительно не понимал случившегося. Еще две недели назад Индия согласилась уйти от Гиффорда.

Фредди был твердо уверен, что убедил невесту оставить медицинскую практику. Даже слишком твердо. Когда Бингэм сообщил, что в этом месяце снова вынужден урезать Фредди пособие, Фредди вспылил. «Подавись своими деньгами!» – крикнул он брату. Потом похвастался, что стараниями Изабеллы у него скоро будет годовой доход в двадцать тысяч и особняк Селвин Джонсов. Несколько дней назад он зашел навестить Индию и увидел в ее спальне больного ребенка. Индия не вдавалась в подробности о появлении этой девчонки, сказав лишь, что ребенка привезла подруга. Похоже, та же подруга отговорила ее уходить с работы. Фредди быстро догадался, кто это. Чертова Элла Московиц! Кто же еще?!

Индия не только вернулась к Гиффорду, но и с еще бо́льшим рвением продолжила собирать деньги на свою больницу. Они с Эллой решили заняться этим сами. Индия по-прежнему очень уповала на чаепитие с принцессой Беатрисой. Она похвасталась Фредди, что им удалось найти надежного поставщика противозачаточных средств, не задающего лишних вопросов. Имени она не назвала. Имя выболтала Джемма. Это был Сид Мэлоун. Индия с Эллой раздавали эти средства на своей работе. Разумеется, тайно. Узнай об этом Гиффорд, шума не оберешься.

Фредди надавил пальцами на виски. Он был близок… невероятно близок к осуществлению всех своих желаний, однако вопреки всем его усилиям ему так и не удавалось обуздать Индию. При мысли, что он теряет приданое Индии, его захлестнуло взрывоопасной смесью гнева и паники. Этого нельзя допустить, иначе на его карьере можно ставить крест. Нет, он не вправе опускать руки. Наверняка есть способ опрокинуть планы Индии раз и навсегда. Какое-то нестандартное решение, до сих пор не приходившее ему в голову.

Он снова подумал о Красном Графе. Ричард Литтон наверняка нашел бы такое решение. Но надо учитывать, что Красный Граф никогда не оказывался в столь паршивом положении, как его потомок. Фредди видел жестокое лицо, насмешливые глаза. На мгновение ему показалось, что насмешка адресована исключительно ему. Его охватил стыд, подхлестнувший злость.

– Я намедни в театре была. Музыкальное представление смотрела, – вдруг сказала Элис, нарушив его мысли.

Фредди повернулся к ней.

– Плевать мне, что ты там смотрела! – огрызнулся он, подавая опустевший стакан.

– Простите. Вы чем-то расстроены. Моя ма всегда говорила: если тебя что-то тревожит, поговори про это, и станет легче. А еще она говорила…

– Можешь оказать мне услугу? – язвительно спросил Фредди. – Рот держи закрытым, а ноги – открытыми. И пошире.

Элис шумно сглотнула, сняла кимоно и легла рядом.

– Не лежи дохлой рыбой, – упрекнул ее Фредди. – Одна такая у меня уже есть. Возбуди меня, Элис. Заставь забыть обо всем. Сделай так, чтобы у меня получилось. Трогай меня, трогай себя. Делай что-нибудь!

Элис развела ноги, засунув пальцы себе во влагалище. Послышался стон. Фальшивый, как на сцене.

Фредди посмотрел на свой обмякший, вялый член.

– Не помогает, Элис. Никак. И что мы будем теперь делать?

– Извините, – пролепетала Элис, садясь на постели. – Вы ведь не скажете Норе, правда?

Она до боли вцепилась во Фредди.

– Ой! – закричал он. – Никчемная ты сука!

Он ударил Элис по лицу. Сильно. Не хотел, но сработал инстинкт. Элис разрыдалась. Ее всхлипывания не разжалобили Фредди, наоборот, только рассердили. Он схватил Элис за шею и несколько раз встряхнул.

– Замолчи! – велел Фредди. – Немедленно замолчи!

– Пожалуйста, не бейте меня, – прохрипела Элис, пытаясь вырваться.

Ее большие испуганные глаза подействовали лучше всякой ласки и выпивки. Член Фредди встал.

Фредди хотелось кого-нибудь избить. Жестоко. Ему требовалось куда-то переправить захлестывающий гнев. Ему хотелось ударить Индию, Изабеллу, Джемму. Превратить в кровавое месиво Джо Бристоу и Сида Мэлоуна. Но все они находились вне его досягаемости. Доступной была только Элис. Пусть отдувается.

Через несколько минут, когда он кончил, Фредди лежал на спине, потягивая виски и дымя сигаретой. Он успокоился и чувствовал себя почти умиротворенным. Элис ушла за ширму, где мылась. Он слышал ее пофыркивания.

– Кончила полоскаться? – спросил он. – Принеси воды. Я тоже хочу умыться.

Ответом ему были новые полоскания и фырканья.

– Послушай, ты уже достаточно чистая. Как насчет воды?

Сказав это, Фредди вдруг подумал: а чиста ли она? К своему ужасу, он обнаружил, что не воспользовался презервативом. С Уинни он всегда надевал презервативы, но сегодня взбучка от Изабеллы и выговор в клубе заставили его забыть о мерах предосторожности. Фредди ни разу не болел триппером и не хотел получить его сейчас.

Как бы он объяснил это Индии?

Фредди выругался. Мысли о презервативах напомнили ему о безденежье. До сих пор он покупал презервативы в аптеках Пейна, где тоже задолжал. Не далее как вчера аптека направила к нему посыльного, напомнив о долге. Денег у Фредди не было. Он поиздержался. Снова. Нужно поискать другой источник презервативов.

У кого же их раздобыть? Естественно, у Индии. Он засмеялся, подумав, как приходит и просит поделиться ее запасами. И вдруг ему стало не до смеха. Фредди сел на постели. У него появилась идея. Блестящая, безупречная, надежная идея.

– Элис! – крикнул он.

Ответа долго не было. Потом послышалось робкое:

– Что?

– Кончай хныкать и иди сюда. У меня есть для тебя работа. Я дам тебе пять фунтов. Так что в накладе не останешься. 

Глава 38

– Где они? – с удивлением услышала Индия сердитый голос доктора Гиффорда, стоявшего в дверях смотровой комнаты на Варден-стрит.

– Простите, сэр? – спросила она, поднимая голову от истории болезни.

– Противозачаточные средства. Я знаю: они где-то здесь. Где вы их прячете?

Индия обмерла. Откуда он узнал? С каждой пациентки она брала клятвенное обещание молчать о том, где они получили спасительные приспособления.

– Сегодня утром в мой кабинет на Харли-стрит пришла некая миссис Элизабет Литтл. Мать Элис Литтл, одной из ваших пациенток. Миссис Литтл была в ярости. Она сообщила, что ее дочь обращалась к вам за противозачаточным средством и получила просимое. Доктор Джонс, это правда?

Индия помнила Элис Литтл. Та сказала, что замужем, имеет троих детей и увеличение семьи сделает их нищими.

– Да, сэр. – При всей антипатии к доктору Гиффорду она ни разу ему не соврала и не собиралась этого делать сейчас. – Позвольте мне объяснить…

– Здесь нечего объяснять. Мисс Литтл девятнадцать лет. Она не замужем и вдобавок душевнобольная. По словам матери, не отличается разборчивостью в знакомствах с противоположным полом. Нимфоманка. Надеюсь, доктор Джонс, вы знаете особенность этого заболевания. А вы лишь… потворствовали ее болезни. Спрашиваю вас еще раз: где они?

– Доктор Гиффорд, Элис Литтл рожала детей. Я ее осматривала.

– Вы свободны. Больше мне ваши услуги не понадобятся.

Индии показалось, что ей влепили пощечину. Ее увольняли. По сути, выгоняли с работы, лишая источника дохода. Когда Индия наконец смогла говорить, то спросила:

– Доктор Гиффорд, почему вы меня увольняете?

– Вы прекрасно знаете почему. Вам известно, что я не поощряю использование противозачаточных средств. Половое сношение существует исключительно для рождения детей. Таков замысел Бога.

– Тогда почему столько детей умирает? Это тоже часть Божьего замысла?

Резкие слова вылетели раньше, чем Индия спохватилась. После срыва это бывало с ней все чаще, но ее удивила собственная порывистость и горячность. Доктора Гиффорда тоже.

– Дети умирают из-за неопрятности, пьянства и праздности их родителей, – сердито ответил он.

Индия засмеялась. Два месяца назад она сказала бы то же самое. До Уайтчепела. До мисс Майло и маленького Гарри Коберна. До встречи с Сидом.

– Доктор Гиффорд, вы видели мать, растящую шестерых детей в двух комнатенках? – спросила Индия, встав со стула. – Как ей содержать детей в чистоте, если для этого нужно греть воду, а у нее нет денег на уголь? Как прокормить столько ртов на фунт в неделю?

– Не уходите от темы разговора. Применение противозачаточных средств аморально. Просто бессовестно вручать презерватив любой женщине, не говоря уже о незамужних и душевнобольных.

Индия вышла из-за стола.

– Что по-настоящему бессовестно, сэр, так это ваше упорное нежелание признать, что постоянные беременности и роды подрывают здоровье женщин, а их детей обрекают на хроническую бедность.

– Я более не желаю вас слушать, доктор Джонс. Вами займутся официальные лица в Британской медицинской ассоциации. Я добьюсь, чтобы вас лишили лицензии. Немедленно покиньте мою клинику!

– Вы… вы этого не сделаете. Не посмеете! – прошептала оторопевшая Индия.

– Что случилось? Что тут произошло? Доктор Гиффорд, доктор Джонс!

В дверях, выпучив глаза от изумления, стояла Элла с кипой папок в руках. Индия знала их содержимое. То были истории болезни недавно скончавшихся пациентов. Раз в месяц Элла приносила эти папки ей или доктору Гиффорду на просмотр и подпись, после чего они отправлялись в архив.

Индия не могла ответить Элле, а Гиффорд не посчитал нужным.

– Я сожалею, что вообще взял вас на работу, доктор Джонс, – язвительно произнес он. – Ваши суждения свидетельствуют о пробелах в вашем образовании. Но за вас просила ваш декан, и я уступил ее просьбам.

Внутри Индии забурлил гнев. В Гиффорде ее бесило все: несправедливые замечания, архаичное мировоззрение и наплевательское отношение к пациентам. И вновь слова полились из нее раньше, чем она успела прикусить язык.

– Я знаю, почему вы взяли меня на работу. Мне можно платить меньше, чем врачу-мужчине, и нещадно нагружать работой. С тех пор как я пришла к вам, мы стали принимать вчетверо больше пациентов. И они приходят сюда благодаря мне. Не вам… мне.

Элла разинула рот.

Гиффорд брезгливо поморщился и покачал головой:

– Вот к чему привело позволение учить женщин медицине. Неслыханная дерзость…

Гнев, копившийся в Индии, вырвался наружу.

– А вот это… – Она стремительно подошла к Элле. – Это происходит, когда медициной занимаются мужчины. – Индия открыла папку, лежавшую сверху. – Джеймс, Сюзанна. Тридцать один год, – прочла она дрожащим от гнева голосом. – Пятеро детей. Последние роды принимали вы. Разрывы от акушерских щипцов привели к образованию свища. В результате у нее появилось недержание мочи и она утратила способность к половой близости. Муж ее бросил. Покончила жизнь самоубийством… Розен, Рейчел. Двадцать пять лет. Поступила в родильное отделение Королевской бесплатной больницы двадцать четвертого июля. В тот же день родила двойню. Оба мальчики. Двадцать шестого у нее обнаружен послеродовой сепсис. Умерла через три дня… Вайнстайн, Това. Поступила девятнадцатого июля. Умерла двадцать седьмого от послеродового сепсиса… Биггс, Аманда. Умерла первого августа от послеродового сепсиса. Три смерти за неделю, и все они были вашими пациентками. Скажите, доктор Гиффорд, вы мыли руки после Рейчел? После Товы? После Аманды? Кого еще вы заразили? Думаю, это мы узнаем на следующей неделе.

– Вот что, доктор Джонс… – процедил Гиффорд.

Индия раскрыла другую папку:

– Джонсон, Эльса. Затяжные роды. Для стимулирования дважды применялась спорынья. Ребенок родился мертвым. Симптомы указывают на передозировку.

– Доктор Джонс…

– Рэндалл, Лаура. Двадцать два года. Родила девочку. Неполное удаление плаценты. В результате – заражение крови. Умерла шестого июля. Ребенок умер четырнадцатого от недостаточного питания.

– Доктор Джонс, с меня достаточно! – загремел Гиффорд.

Индия прекратила читать и, глядя ему в глаза, сказала:

– Попробуйте лишить меня лицензии, и тогда обещаю: я сделаю все, что в моих силах… все… чтобы вы лишились своей.

– Отдайте мне папки.

– Вначале вам придется меня ударить.

Элла шумно вздохнула.

– Вы изволили забыть, что являетесь младшим врачом. Британская медицинская ассоциация даже не станет вас слушать. Ваши обвинения – недостаточное основание, чтобы лишить меня лицензии.

– Возможно, зато я лишу вас пациентов. И здесь, и на Харли-стрит. Уменьшение пациентов означает уменьшение доходов. А ведь деньги для вас, доктор Гиффорд, – главное! Я отнесу эти папки в «Кларион», «Таймс», «Газетт». Ваши богатые пациентки узнают, как отвратительно вы лечите женщин из бедных слоев. Что еще хуже для вас, я зароню в них сомнение, мыли ли вы руки перед тем, как осматривали их.

– Убирайтесь вон! – зашипел побледневший Гиффорд. – Немедленно!

Индия сорвала с крючка плащ, подхватила саквояж и ушла, унося с собой папки. Уже на лестнице она услышала сердитый вопрос Гиффорда:

– Сестра Московиц, куда это вы?

– Вон из вашей поганой клиники! – крикнула Элла. – Если она уходит, мне здесь тоже делать нечего.

Элла стремительно выскочила на улицу, хлопнув дверью. Индия в это время засовывала папки в саквояж.

– Элла, что ты задумала?

– Ухожу отсюда, вот что.

– Подумай хорошенько.

– Слишком поздно. – Элла зашагала в сторону Хай-стрит, увлекая Индию за собой. – Идем. Нам сюда.

– Куда ты меня ведешь? В ресторан?

– Нет. В паб. Нам сейчас не суп нужен, а кое-что покрепче.

Они пересекли Варден-стрит и через пять минут оказались в «Нищем слепце».

– Садись там, – распорядилась Элла, указав в угол, и прошла к бару.

Индия добрела до стола и села. Ее сердце бешено колотилось, а кожа оставалась холодной. Все признаки шока.

Элла вернулась с двумя пинтами портера.

– Боже мой, что я наделала?! – воскликнула Индия. – Потеряла работу. А из-за меня ты потеряла свою. Как мы будем жить? С каких денег платить по счетам? Чем вообще займемся?

– Найдем себе новое место работы, только и всего, – ответила Элла, выдвигая стул.

– Это будет проще простого, – невесело рассмеялась Индия. – Доктор Гиффорд даст нам блестящие рекомендации.

Элла тяжело плюхнулась на стул и взялась за кружку.

– Вот что, доктор Джонс, я готова дать тебе самую блестящую характеристику. Шантаж, запугивание, воровство. За десять минут ты нарушила больше законов, чем Сид Мэлоун за год.

Индия спрятала лицо в ладонях:

– Ты права. Как я себя вела! Кричала. Угрожала. Стащила папки. Элла, в кого я превратилась?

– В человека. Наконец-то! – засмеялась Элла. – За наше здоровье! – провозгласила она, чокаясь с Индией. 

Глава 39

– Кого я вижу! Разрази меня гром, если это не юный Фрэнсис Беттс.

Фрэнки резко обернулся. На улице было темно. Ближайший газовый фонарь находился в десяти ярдах. Обычно в такое время «Тадж-Махал» светился огнями, но не сегодня. Вчера люди Дональдсона совершили налет на заведение, переломав все, что попалось под руку, и арестовав Сюзи и девиц.

– Кто там? – рявкнул Фрэнки, щурясь в темноту. – Я спрашиваю, кто там?

Из темноты появились три фигуры: Большой Билли Мэдден и двое его подручных, Делрой Лоусон и Микки Макгрегор.

– Чем это ты занимаешься, Фрэнки? Никак в уборщицы заделался? – спросил Дел, кивком указывая на швабру и ведро в руках Фрэнки.

Ведро было доверху набито пищевыми отходами с кухни. Во вчерашней суматохе о них забыли, и все это начало гнить. Фрэнки решил вынести их наружу. Ночью ассенизаторы заберут.

– Ха-ха. Кажется, кто-то мыльце уронил[28], – усмехаясь, сказал Микки.

– Беттси, тебе не составит труда нагнуться и поднять? – спросил Дел.

Еще через секунду опрокинутое ведро оказалось на голове Дела, после чего Дел отлетел и ударился о кирпичную стену «Таджа». Дел упал, пытаясь сорвать ведро. Ему это удалось, но он тут же снова надел ведро, защищаясь от ног Фрэнки.

– Тебе и сейчас смешно, членозвон? Вставай, говнюк. Вставай и посмейся. Ну! – крикнул Фрэнки.

– Не смей называть меня членозвоном! – раздался из-под ведра приглушенный голос Дела.

Фрэнки был настроен растоптать ведро вместе с головой Дела, если бы Микки не подобрался сзади и не оттащил его. Фрэнки вырывался, но Микки держал крепко, заломив ему руки за спину.

– Хватит, ребята. Цирк окончен, – сказал Билли. – И ты, Фрэнки, успокойся. Мы не настроены тебя калечить. Если Микки тебя отпустит, обещаешь не дергаться? Подумай, прежде чем ответить. Ты один, а нас трое.

Фрэнки в последний раз попытался вырваться из рук Микки. Убедившись в тщетности дальнейших попыток, он торопливо кивнул.

– Мик, отпусти его, – распорядился Билли.

– Чего ты хочешь? – угрюмо спросил Фрэнки, отряхивая куртку.

– Тебя, Фрэнсис.

– Искренне польщен, Билли. Но я не из тех парней.

Билли пропустил это мимо ушей.

– Ходят слухи, что хватка Мэлоуна слабеет. Сначала разгромили его «Баркентину». Теперь «Тадж».

– Случается, – пожал плечами Фрэнки. – Сюзи досталось, но она держалась молодцом. Сказала, что держит меблированные комнаты, а не бордель. И кого копы ни трясли, отвечали: да, здесь меблирашки.

– Тогда почему же «Тадж» закрыт? – спросил Билли, глядя на темные окна заведения.

– Делаем ремонт. Решили поменять окраску стен.

– Я слышал, Сид получал от «Таджа» тысячу фунтов в неделю. Может, для него это пустяк. Говорят, он богаче Бога. А какова твоя доля? Сколько с этого имеешь ты, Фрэнки?

– Спасибо, мне хватает. Ни в чем себе не отказываю.

– Это с твоим-то талантом, парень? С твоими навыками? Золотые руки беречь надо, а тебя тут заставляют отбросы выносить.

Билли задел за живое. Те же мысли шевелились и у самого Фрэнки.

– Зашел проверить, как там внутри. Только и всего.

– Так, значит, ты теперь ночной сторож? Это никуда не годится. Я не только про тебя. Томми, Ронни, Оз, Дези… Дел говорит, они каждый вечер просиживают задницы в «Баркентине» и маются от безделья. Сид ведь у вас деловой человек? Во всяком случае, он себя так называет. Но насколько я вижу, плевать ему на все дела. Что ты на это скажешь?

Фрэнки улыбнулся:

– Проваливай к чертям, Билли! Вот что я скажу.

Мэдден покачал головой. Вид у него был обиженный.

– Глупо ты себя повел, Фрэнки. Очень глупо. Микки, Дел, поучите нашего юного друга хорошим манерам.

Но урок хороших манер так и не состоялся. Микки и Дел были из тех громил, кому сначала требовалось хорошенько разозлиться – и тогда они становились жестокими. Они предпочитали заниматься неодушевленными предметами, а поручения вроде услышанного от их главаря выполняли неохотно и неуклюже. У Фрэнки все было наоборот. Жестокость была его призванием, его искусством. Ничто не доставляло ему столько удовольствия, как подвернувшийся шанс показать себя.

Билли не успел договорить, как Фрэнки повернулся и быстро, с изяществом ударил Микки в дыхательное горло. Тот зашатался, попятившись назад. Фрэнки подскочил к Делу, схватил за лацканы куртки и коленом двинул ему в пах. Дел с воплем рухнул на колени и тут же исторг на булыжники съеденный ужин.

– Школа закрыта, Билли, – сказал ему Фрэнки. – Валите в свой Хаммерсмит и не вздумайте заявиться сюда опять.

Билли покачал головой:

– Парень, Мэлоун этого не стоит. И никто другой тоже. Я не собираюсь отступать, и ты это знаешь.

– Рад за тебя, Билли. Одолжить тебе носовой платок?

Билли немного помолчал, затем продолжил:

– Тедди Ко в последнее время покупал у вас опиум? – Он ждал ответа, но Фрэнки не собирался отвечать. – Думаю, нет. А знаешь почему? Потому что теперь он покупает у Джорджи Фука. Джорджи имеет связи с Кантоном. Получает товар прямо оттуда, в двойном дне ящиков для чая. Сколотил себе шайку и подгребает под себя Лаймхаус. Так что, дружище, присматривай за Уайтчепелем. Вчера вечером Макс Мозес и его свихнутые отделали по полной хозяина «Нищего слепца». Сказали, что теперь он будет платить не Сиду, а им… Смотрю, Фрэнки, тебя это удивляет. Что ж так?

Фрэнки никогда не умел скрывать своих чувств. Как он ни пытался делать безучастное лицо, слова Мэддена взбудоражили его. Он слышал о происшествии в «Нищем слепце». Еще на прошлой неделе он говорил Сиду, что Ко ведет себя подозрительно тихо. Но Сид отмахнулся. Хозяина больше заботила больная девчонка, с которой он и уехал в экипаже. А ведь Сиду нужно было бы проучить Ко и Мозеса. Да и Билли Мэддена тоже, чтобы знал, чья это территория, и не строил из себя хозяина. Однако Сид палец о палец не ударил. Увы, Мэдден прав. Сид стал слабым. Или спятил. Может, то и другое.

– Фрэнки, ваша империя распадается. Разве ты этого не видишь? Мэлоун выдохся, о чем знают все подряд.

– Заткнись, Билли! – потребовал Фрэнки, но тот и не думал молчать.

– Вокруг этих мест кто только не кружит. Китайцы, итальянцы, евреи. Каждый хочет урвать кусок. Кроме меня. Мне нужно всё. И мне нужен ты. Очень нужен. И ты об этом не пожалеешь. Пораскинь мозгами, Фрэнки. Мэлоун – тонущий корабль. Не допускай, чтобы он утянул на дно и тебя. – Билли повернулся к подручным. – Эй, вы! Поднимайтесь! Вы меня позорите!

Дел и Микки, кряхтя, поднялись. По булыжникам забарабанил дождь. Вдалеке загремел гром.

Мэдден подставил ладонь дождю.

– Фрэнсис, надвигается буря. – Билли бросил на Фрэнки бездушный взгляд и улыбнулся. – Постарайся, чтобы она тебя не застигла. 

Глава 40

Индия звякнула чашкой по блюдцу и невесело рассмеялась:

– Увы, беда не приходит одна.

– Доктор Джонс, вы хорошо себя чувствуете? – спросил Эндрю Спенс.

– Нет. Скверно.

– Хотите выпить чего-нибудь покрепче чая?

– Не помешает. Не каждый день узнаёшь о своем разорении.

Индия находилась в конторе «Хэддон и Спенс», куда пришла с Мод, Бингэмом и Робертом Селвин Джонсом, отцом Уиша. Их позвали на оглашение завещания Уиша. Фредди с ними не было. Его не пустили дела.

Эндрю Спенс, адвокат Уиша, уведомил собравшихся, что никто из них не получит каких-либо денег из личных сумм покойного, поскольку имение Уиша будет выставлено на аукцион и продано для погашения долгов. Вслед за этим Индия узнала, что к ней перешло право владения участком земли площадью 1200 акров на заброшенной ферме в Пойнт-Рейесе, округ Марин, штат Калифорния.

– Прекрасный уголок, как мне говорили. Граничит с заливом Дрейка. Судя по данным картографического управления, находится вблизи мыса. Завораживающий вид на океан, – сказал Спенс, подвигая Индии карту.

– А как же деньги? – спросила Индия, посмотрев на извилистые линии и цифры, которые ничего ей не говорили.

– Деньги?

– Да, те деньги, которые я передала двоюродному брату для вложения в землю. Могу ли я вместо земли получить ту сумму?

– Боюсь, это невозможно.

– Но почему?

– Потому что деньги уже потрачены. – Спенс говорил с расстановкой, будто перед ним сидела непроходимая дура. – Ваш двоюродный брат их потратил на покупку земли. Это плохая новость. Но есть и хорошая новость. Права на владение участком теперь принадлежат вам. Вы являетесь… простите, являлись деловыми партнерами по «Утесу», фешенебельному отелю, который предполагалось построить в Пойнт-Рейесе. Ваш двоюродный брат покинул этот мир. Вы продолжаете здравствовать. Следовательно, теперь вы являетесь единственной владелицей земли.

– Значит, денег я не получу. Совсем никаких, – сказала Индия.

Она до сих пор не могла понять простую истину, которую ей пытался растолковать адвокат: все ее деньги исчезли.

– Есть небольшая сумма. Точнее, появится после ликвидации различных инвестиций мистера Джонса, продажи его автомобиля, мебели и прочего имущества. Но, скорее всего, эти деньги пойдут на покрытие долгов. Его кредиторы выдвинули требование на получение денег от продажи имения. Особо крупную сумму мистер Джонс задолжал строительной фирме, нанятой для подготовительных работ по возведению отеля. Эта сумма составляла… – Спенс заглянул в бумаги… – десять тысяч фунтов и, к сожалению, не является возвратной. Представитель строительной фирмы уведомил нас, что эти деньги он потратил на наем рабочих для рытья котлована. Боюсь, яма уже вырыта как в прямом, так и в переносном смысле. Упомянутое требование – первое из примерно дюжины требований, которые должны быть удовлетворены посредством продажи поместья вашего двоюродного брата.

– А я не могу рассчитывать на какие-либо деньги от продажи поместья?

– Нет, доктор Джонс, поскольку вы не являетесь кредитором, – терпеливо пояснил Спенс. – Вы деловой партнер. Вы передали мистеру Джонсу свои деньги для вложения от вашего имени. Он не имел перед вами обязательств имущественного и финансового характера. Согласно контракту, заключенному между вами и мистером Джонсом, предполагалось следующее: когда его компания станет публичной, он выкупит у вас вашу партнерскую долю. К сожалению, этого не случилось… Таковы риски, на которые мы должны идти, вкладывая деньги, – добавил он, покровительственно улыбнувшись Индии.

Спенс встал и долил бренди в бокалы посетителей. Выпили все, кроме отца Уиша. Тот поцеловал племянниц и ушел. Индия смотрела ему вслед, и у нее сжималось сердце. Смерть единственного сына подкосила ее дядю, и теперь он редко покидал дом.

Коронер объявил смерть Уиша несчастным случаем. Но Индия знала: дяде с трудом верилось в самоубийство сына. Ей самой тоже. Несколько дней назад Фредди пригласил Индию на ужин – отпраздновать ее увольнение. Среди прочего говорили об Уише. Индия пыталась убедить себя и Фредди в немыслимости самоубийства. Уиш никогда бы не пошел на такой шаг. Это было не в его характере. Финансовые неприятности случались у него и раньше, причем часто, но он всегда их улаживал. Тогда Фредди напомнил ей о кольце Уиша. Это кольцо было подарено предку матери Уиша, морскому капитану, самим лордом Нельсоном. На кольце, в окружении бриллиантов, красовался фамильный герб Нельсонов. Уиш очень дорожил кольцом и часто говорил, что никогда с ним не расстанется.

– Должно быть, на этот раз он оказался на финансовом дне. Или он так считал. Иначе он бы ни за что не продал кольцо, – уверял Индию Фредди.

Индия неохотно согласилась с его доводами. Уиш обожал фамильную реликвию. Дядя Роберт, узнав о гибели сына, спросил про кольцо и получил дополнительный удар, когда ему сказали, что оно продано.

Спенс вновь уселся за стол:

– По крайней мере, доктор Джонс, у вашего двоюродного брата не было других деловых партнеров. Только вы. Это исключает раздел земли и затяжные судебные разбирательства о том, кто сколько акров должен получить. Вам весьма повезло.

Индия покачала головой. Повезло? Она бы предпочла назвать свое положение другим словом – «крах». Мелькнула мысль о продаже участка. Но как и кому? Участок находился на другом конце света. От ближайшей железнодорожной станции нужно еще ехать по скверной дороге. По словам Уиша, прежний владелец годами пытался его продать. Наверное, и ей придется ухлопать не один год, пока сыщется покупатель.

– Индия, так ты отдала Уишу все свои накопления? – спросила Мод.

– Да.

– Боже, разве можно было так сглупить?!

– Я думала, это мне поможет собрать деньги для больницы.

– Черт бы тебя побрал вместе с твоей проклятой больницей! – не выдержала Мод. – Как будто мало тебе копаться в чужих кишках и прочем дерьме…

Индии совсем не хотелось выслушивать нотации. Ей казалось, что она держится на тонкой ниточке и та в любой момент может оборваться. Она только-только оправилась после смерти Уиша и нападения Фреда Коберна. Доктор Гиффорд выгнал ее с работы. А теперь выяснилось, что она потеряла свои деньги. Что она скажет Элле? Индия попыталась успокоиться. У них хотя бы остались деньги благотворителей. Эти деньги лежали в банке «Баринг» на счету больницы, и смерть Уиша на них никак не отразилась.

– Разве тебе недостаточно того, что ты подвергалась опасности подцепить какую-нибудь заразу или оказывалась мишенью для безумца? Просто чудо, что он не забил тебя до смерти…

– Мод, прошу тебя, – раздраженно бросила сестре Индия.

Сейчас ее мысли были заняты поиском работы и дальнейшим сбором средств для больницы, а Мод отчитывала ее, как напроказившую девчонку.

– Нет, Индия, это я тебя прошу! Я видела, в каком ты была состоянии! Глаза распухли. Лицо – пятьдесят оттенков пурпурного. Фредди назвал это безумием, и он прав… Ты совершенно на мели. Тебе придется съехать с квартиры. Жить ты переедешь ко мне.

– Большое тебе спасибо, Мод, за предложение. Но ты же знаешь, мы не уживемся. Через десять минут переругаемся вдрызг.

– Не знаю, с чего ты вдруг заговорила об этом.

– Вспомни Тедди Ко. Лаймхаус.

– До чего ты горазда говорить о разрушительных привычках, – вспыхнула Мод.

– Ты знаешь, как я к этому отношусь, – начала Индия.

– А если я дам тебе определенную сумму? – перебила Мод.

– И в придачу ниточки, за которые меня можно дергать. В этом я уверена.

– Индия, ты грубостью отвечаешь на мои попытки тебе помочь?

– Нас с тобой воспитывала одна мать. Ты не хуже меня знаешь: где деньги, там всегда и ниточки.

– Какие ниточки? Я просто предлагаю тебе деньги!

Индия бросила взгляд на сестру:

– И эти деньги я смогла бы потратить на открытие больницы?

– У меня другие мысли на этот счет. Ты могла бы открыть частную практику на Харли-стрит.

– Вот они, ниточки!

– Ты совершенно несносна! Не понимаю, почему ты бешено противишься моим попыткам тебе помочь, – сказала Мод.

– Кабинет на Харли-стрит – твоя идея помощи? Где моей ноги не будет, так это на Харли-стрит!

Индия не заметила, как вскочила со стула. Глаза Мод гневно сверкали. Бингэм обеспокоенно смотрел на рассерженных женщин.

– Мод, старая ты землеройка, промочи горло, – сказал он, хватая бренди Спенса. – Инди, и ты тоже. Сядь. Успокойтесь обе. Эмоции затмевают вам разум и мешают думать.

Он наполнил бокалы сестер и уселся на край адвокатского стола. Какое-то время он сидел молча, грызя большой палец, а затем наконец сказал:

– Индия, ты все чудовищно раздула. Ты совсем не на мели. Это лишь плод твоего разгоряченного воображения.

– Поясни! – потребовала Индия, удивленно подняв бровь.

– Ты ни о чем не забыла?

– Я?

– Да, ты. Ты скоро выходишь замуж. Когда это произойдет, ты получишь приданое. Весьма щедрое, скажу тебе. Оно обеспечит вам с Фредди очень комфортабельную жизнь. И это не считая дома на Беркли-сквер.

– Бингэм… – начала Мод.

– Что за бред ты несешь? – докончила Индия.

– Это не бред. Я говорю о лондонском доме. О твоем доме. О вашем с Фредди доме, – улыбнулся Бинг, будто его слова что-то объясняли. Увидев недоуменные лица Индии и Мод, он добавил: – Ты же знаешь… свадебный подарок леди Изабеллы.

– Что?! – воскликнула потрясенная Мод, поворачиваясь к сестре. – Индия, мама отдает тебе лондонский дом? Почему же ты ничего не сказала мне? – с нескрываемым негодованием спросила она.

– Потому что я сама ничего об этом не знала! – отрезала Индия.

Она откинулась на спинку стула и попыталась сделать глубокий вдох, но не смогла. Ее корсет вдруг превратился в тугой железный панцирь. Значит, мать говорила с Фредди о приданом? Когда? Почему Фредди умолчал об этом? Она не хотела связываться ни с родительскими деньгами, ни с их недвижимостью. Фредди это знал. Почему же действовал за ее спиной?

– Так ты не знала? – смутился Бингэм и вдруг побледнел. – Черт! Ну я и болтун! Выпустил кота из мешка. Это требовалось держать в секрете. Возможно, Фредди хотел сделать тебе сюрприз. Инди, ты же ему не скажешь, что я разболтал раньше времени? Притворишься, что удивлена?

– Мне, Бинг, и притворяться не надо. Когда Фредди тебе это рассказал?

– Где-то около месяца назад. Но я уверен: это не выдумка. Совсем недавно он опять упомянул про приданое, когда рассказывал, из-за чего доктор Гиффорд тебя выгнал. Эта сумасшедшая девица Элис Литтл и ее мамаша. История с презервативами и все такое.

Бингэм продолжал говорить, но Индия едва слышала его слова. У нее в прямом смысле перехватило дыхание.

– Бинг, откуда ты знаешь имя моей пациентки? – тихо спросила она.

– Как откуда? Ну… мне Фредди сказал.

– Но я не называла ему никаких имен.

– Индия, ты несешь чепуху. Естественно, называла. Он водил тебя на ужин, чтобы отпраздновать твой вылет с работы. Помнишь?.. Девочки, сегодня какой-то сумасшедший день. Завещание Уиша. Деньги. Нам не помешает куда-нибудь смотаться на ланч.

– Нет, я не называла ему имени пациентки, – повторила Индия, больше для себя, чем для Бингэма. – Это нарушило бы врачебную тайну. Я бы никогда и никому не назвала ее имени.

– Боже, так ли уж это важно? – простонала Мод. – По пути сюда я видела чайный салон «Лайонс». Неплохое место для ланча.

Однако мысли Индии были очень далеки от чая.

– Мне надо идти, – объявила она и порывисто встала. – Сейчас.

– В «Лайонс»? Отлично. Мы пойдем с тобой, – подхватила Мод.

– Нет. Мне нужно кое-кого повидать. Пациентку. – Индия распахнула дверь.

– Инди, постой! Что случилось? Что не так? – крикнул ей вслед Бингэм.

Она обернулась. Глаза вытаращены, а на лице застыла болезненная гримаса.

– Не знаю, Бинг. Или ничего не случилось. Или всё. 

Глава 41

Индия стояла на крыльце дома 40 по Миртл-уок, обшарпанного здания с двумя комнатами на первом этаже и двумя на втором, в Хокстоне.

– Я разыскиваю женщину. Ее фамилия Литтл. Элис Литтл, – пояснила Индия мужчине, открывшему дверь. – Она здесь живет?

– Нет у нас таких, – покачал головой мужчина. – У соседей спрашивали?

– Во всех домах на улице, – устало ответила Индия.

– Извините, дорогуша. Ничем не могу помочь, – сказал он, закрывая дверь.

Индия сошла на тротуар. К горестям последних дней прибавилась еще одна. Миртл-уок оказался холостым выстрелом. Никакая Элис Литтл здесь не жила. Возможно, такой женщины вообще не существовало, а ее пациентка назвалась чужим именем и дала фальшивый адрес. Индия смотрела на узкую улочку и думала, как ей быть дальше. Она хотела найти Элис Литтл. Правильнее сказать, должна была найти, поскольку собиралась задать этой девице несколько важных вопросов.

Расставшись с Мод и Бингэмом, она взяла кеб и поехала на Брик-лейн. Она понятия не имела, где живет Элис Литтл, но очень надеялась на феноменальную память Эллы. Бывшая медсестра знала почти всех пациентов с Варден-стрит в лицо и по именам. Зачастую и их адреса, поскольку без конца отправляла им напоминания с требованием оплатить счет. Элис Литтл относилась к идеальным пациенткам: пришла всего один раз и в тот же день оплатила свой визит.

– Я ведь заполняла ее карточку, – сказала Элла.

Они с Индией стояли возле ресторана. Элла закрыла глаза и прижала пальцы ко лбу.

– Это у тебя колдовской ритуал, чтобы вспомнить? – спросила Индия.

– Тсс! Литтл. Литтл. Элис Литтл. Из Хокстона. Это я помню. И цветы. Что-то связанное с цветами. Я допытывалась, как называется улица… догадывалась, что может соврать.

Элла открыла глаза:

– Вспомнила! Миртл. Миртл-уок[29]. Вот как называется улица. Я уверена.

– Элла, ты чудо! Спасибо тебе огромное, – бросила Индия, заторопившись в Хокстон.

– Постой! Куда ты понеслась?

– Потом расскажу!

Индия не сомневалась, что найдет Элис Литтл на Миртл-уок. Как теперь быть? Рядом зажегся газовый фонарь. Незаметно стемнело. Нужно возвращаться домой и обдумывать план дальнейших действий. Индия побрела по тротуару, когда дверь дома номер 40 снова открылась.

– Эй! – крикнул мужчина, и Индия обернулась. – Вы уверены, что эта особа живет на Миртл-уок? Миссус говорит, тут неподалеку есть еще и Миртл-клоуз.

– Где?

Из-за спины мужа высунулась сухопарая женщина.

– Идите по нашей улице до конца. Там свернете на Хокстон-стрит, потом направо – на Наттол-стрит. Миртл-клоуз будет слева.

Индия поблагодарила женщину и поспешила в указанном направлении. Через пятнадцать минут, запыхавшись от быстрой ходьбы, она добралась до Миртл-клоуз. Чем дальше на север, тем грязнее становились улицы и тем беднее выглядели люди. Миртл-клоуз оказалась даже не улицей, а небольшим тупиком. Четыре дома с одной стороны, четыре с другой и один в самом конце. Редкие булыжники проезжей части покрывал толстый слой грязи. Индия зашла в дом номер один. Тот же результат. Похоже, Элис им наврала. Индия постучалась в дом под номером три. Ей открыла растрепанная, неопрятного вида женщина. Выслушав вопрос, тут же задала свой:

– А чё вам надо от Элис?

– Поговорить. Я ее врач, – ответила Индия, все еще не веря в удачу.

– Да ну? – Женщина недоверчиво покосилась на Индию. – С каких это пор у нас доктора-женщины появились?

– С тысяча восемьсот сорок девятого года, когда Элизабет Блэкуэлл окончила Женевский медицинский колледж в Нью-Йорке, – сказала Индия. – Так могу я видеть миссис Литтл?

– Никакая она не миссус, – усмехнулась женщина. – И никогда не будет. Не найдет она себе мужа. От таких, как она, мужчинам известно что нужно.

Индия натянуто улыбнулась, сгорая от нетерпения.

– Могу я ее видеть?

Женщина повернулась к лестнице и зычно крикнула:

– Эй! Элли! Тут тебя спрашивают.

Индия услышала скрип открывшейся двери, детский плач и торопливые шаги. Едва взглянув на бледную, изнуренную женщину, Индия сразу узнала в ней свою пациентку. Женщина тоже узнала ее и замерла, готовая убежать обратно. В этот момент хозяйка дома, сердито глянув на Индию, спросила:

– Я вам что, швейцар? Входите или проваливайте!

Индия взбежала по лестнице и схватила Элис за руку, не дав скрыться.

– Мисс, прошу вас. Я не хочу неприятностей, – прошептала Элис и вздрогнула.

– Я тоже не хочу. Мне нужно поговорить с вами.

Из квартиры снова донесся детский плач.

– Вы позволите зайти?

Элис кивнула.

Ее жилище состояло из одной грязной комнатки. Индию встретил тошнотворный запах – смесь баранины, лука и мокрых пеленок. Комната освещалась единственной керосиновой лампой, бросавшей скудный круг света на стол, два стула, узкую железную кровать и детскую кроватку у стены. Там, держась за прутья, стояла кривоногая девочка лет полутора и печально смотрела в сумрак. Рядом лежал вопящий младенец. Элис подхватила младенца на руки и принялась качать. Крики перешли в хныканье. Элис пододвинула миску с похлебкой из хлеба, воды и сахара. По краю миски ползала муха.

– Вы не кормите ребенка грудью? – спросила Индия.

Элис угрюмо посмотрела на нее:

– Это вредит моей работе.

– А какой работой вы занимаетесь?

Элис перевела взгляд в пол и не ответила.

Индия вздохнула. Разговор не клеился, а у нее была масса вопросов. Ей требовались ответы. Во что бы то ни стало. Она попробовала зайти с другого конца.

– Ваша мать говорила, что вы живете с ней. Как вижу, это не так?

– Если видите, нечего спрашивать.

– Элис, через три дня после вашего визита ко мне приходила ваша мать. Она говорила с доктором Гиффордом, моим начальником. Ему она сказала, что у вас душевное заболевание. Это правда?

Элис горько засмеялась:

– От клиентов и детей свихнешься.

– Ваша мать заявила на меня за то, что я снабдила вас презервативами. Доктор Гиффорд запрещает нам распространять противозачаточные средства. Помогая вам, я сильно рисковала. После прихода вашей матери он меня уволил.

Элис в ужасе посмотрела на Индию:

– Боже! Мисс, я так виновата. Я ведь не хотела вам зла. Я даже не думала… Он говорил нам, что́ надо делать и какие слова говорить. А зачем – про то ни слова. Ни мне, ни Норе. Мне бы сразу догадаться, что он зло замышляет. Он злодей.

– Погодите. Давайте по порядку. Я ничего не поняла. Нора – это кто? Ваша мать? Зачем она пошла к доктору Гиффорду?

– Не мать она мне, – покачала головой Элис. – Работаю я у нее. Родная ма со мной говорить не желает. Пару лет назад обрюхатил меня парень. Так я родила Мэри, свою старшую. Парень обещал жениться, а как узнал, что я с пузом, слинял. Па выгнал меня из дому. Нора меня подобрала. Определила на работу… Заведение она содержит, Нора. Думаю, догадаетесь, на чем я зарабатываю.

– Можно присесть? – спросила Индия, у которой вдруг закружилась голова.

Элис пододвинула ей стул.

– Чаю могу согреть.

– Нет, спасибо, – не своим голосом ответила Индия.

Элис смотрела на Индию, сидящую напротив, и кусала губы.

– Простите меня, мисс. Я виновата. Мне деньги были нужны. Он хорошо заплатил. По пять фунтов мне и Норе. Но знай я, что вас уволят, то этого не сделала бы. Клянусь!

– Элис… – начала и тут же осеклась Индия.

– Что, мисс?

– Вы говорили про того, кто вам заплатил. Кто он?

– Клиент.

– А имя у него есть?

– Какой-то Фредди. Они ж нам фамилий не называют.

Индию затошнило. Она закрыла глаза.

– Мисс, вам нехорошо?

– Похоже, что да.

Когда позывы на рвоту улеглись, Индия открыла глаза и спросила:

– Этот Фредди – он блондин? Высокий?

– Угу.

– Вы его постоянно… принимаете?

– Я? Нет. Он только один раз меня выбрал. Это когда Уинни, его всегдашняя девушка, не работала. Не нравится он мне. Жестокий. И грубый. После него все болит.

Так оно и есть, подумала Индия.

– И он заплатил вам с Норой? Вам – за приход ко мне на Варден-стрит, а Норе – за ее спектакль перед доктором Гиффордом, где она сыграла роль вашей матери?

– Да.

Тошнотворное ощущение сменилось пустотой. Все куски головоломки сложились. Фредди, знающий имя ее пациентки. Бингэм, говорящий о приданом. Дом на Беркли-сквер. Причастность ее матери. Простое и логичное объяснение… если не добавлять эмоций.

– Спасибо вам за помощь, Элис, – сказала Индия и встала.

– Вы ведь ему не скажете? – насторожилась Элис. – Этому Фредди.

– Элис, я должна ему сказать. Я помолвлена с этим человеком.

– Мисс, вам нельзя ему рассказывать. Он быстро расчухает, от кого вы узнали. Норе пожалуется. Она вышвырнет меня. А мне нужна работа.

– Мне тоже, – сказала Индия.

Элис стыдливо отвела глаза. Ее утихший младенец снова поднял рев.

Индия открыла сумочку, достала десять фунтов. Это были ее последние деньги. Дома, в жестянке из-под чая, лежала еще пара фунтов и какая-то мелочь в вазе. И все. Она положила деньги на стол.

– Элис, не возвращайтесь к Норе. Найдите себе другую работу. Что угодно, только не это. Сифилис кончается долгой, мучительной смертью. А вы нужны своим детям.

– Ой, мисс, спасибо вам пребольшое! – Элис поспешно спрятала деньги. – Вы-то что теперь делать будете? В смысле работы?

– Не знаю.

– Можно попробовать другую работу, – с наигранным энтузиазмом сказала Элис. – Такая красивая женщина, как вы, зарабатывала бы достаточно.

Индия подумала о месяцах, проведенных у Гиффорда. Как часто она шла на компромисс со своими идеями и убеждениями, только бы сохранить работу. Дорого же пришлось заплатить за эти компромиссы. Вспомнилось, как Фредди неделями давил на нее, требуя определиться с датой свадьбы. Все его слова о любви, о желании постоянно видеть ее рядом. О совместной работе, которая пойдет на благо Лондону и Англии в целом.

Она встала:

– Спасибо, Элис. Другую работу я уже попробовала. Думаю, я достаточно побыла в положении шлюхи. 

Глава 42

– Литтон, открой дверь!

Фредди прекратил заводить граммофон. На диване распластался его школьный друг Дуги Мокинз, чья голова покоилась на коленях соблазнительной брюнетки. Дуги что-то говорил, но Фредди не мог разобрать ни слова.

– Старик, о чем ты? – крикнул Фредди. – Я совсем оглох из-за этого чертового граммофона.

– Дверь! Кто-то упорно стучится!

– Сейчас открою.

Фредди еще раз крутанул ручку и пустил диск. Полился регтайм, легкий и пенистый, как шампанское, которое Фредди наливал, ветреный, как женщины, которые пили это шампанское.

– Фредди, кто к нам ломится? – спросил, покачиваясь, Берти Гарднер, еще один дружок Фредди.

– Я почем знаю? Может, Эллиот? Этот имбецил вечно опаздывает.

Фредди взглянул на часы. Двенадцатый час. Только бы Эллиот не приволок с собой ораву. Случись такое, пропорция уменьшится. Девиц на всех не хватит. Шампанского тоже.

Схватив открытую бутылку, Фредди по пути к двери наполнил бокалы. Сегодня он пригласил к себе нескольких ребят из клуба. У троих имелись автомобили, поэтому, прежде чем отправиться сюда, заехали в Королевский театр на Хеймаркет и набрали актрисок. У Фредди там была одна знакомая актриса. Дав фунт швейцару у служебного входа, он проник в театр и немало удивил эту актрису, появившись в ее гримерной. Она быстро собрала подружек, обожавших кататься в автомобилях и проводить время с мужчинами из высшего общества.

Сегодня Фредди захотелось устроить вечеринку. Последнее время он работал как проклятый. Ходили слухи, что к концу сентября парламент распустят и объявят всеобщие выборы. В палате общин набралась целая гора незавершенных дел, поэтому Фредди перестал отличать день от ночи. Он с нетерпением ждал начала избирательной кампании. Он был готов к новой битве. А вскоре у него появится и финансовое подкрепление.

Несколько дней назад Гиффорд уволил Индию. Фредди пригласил ее на обед, где она ему все рассказала. Ему пришлось изображать потрясение, затем сочувствие, но он справился.

– Литтон, где у тебя хранится «Болли»? – крикнул из другого конца гостиной Джордж Мэннерс.

– В ванне!

А Индия осталась без гроша в кармане. Эта мысль вызвала у Фредди улыбку. Он знал, что сегодня оглашали завещание Уиша. Доходов у Индии не было, а благодаря Уишу ухнули и ее сбережения. Остались деньги благотворителей. Но сколько там набралось? Пара тысяч фунтов. На такие деньги больницу не откроешь. Быть может, теперь, без Уиша и реальных денег, она увидит всю бесплодность своей затеи и откажется от благородных порывов. Ловко я это провернул! – похвалил себя Фредди.

С помощью Элис и Норы он добился увольнения Индии. Хорошее вложение средств: заплатить десять фунтов, чтобы получить тысячи.

Но все это было чертовски утомительно! Сегодня Фредди захотелось временно забыть про свои тревоги и развлечься. И скоро он неплохо развлечется с роскошной рыжеволосой танцовщицей. Они так недурно целовались и обнимались, пока у этого чертового граммофона не кончился завод. Рыжая и сейчас смотрела на него во все глаза. Смотрела и улыбалась. Она послала ему воздушный поцелуй. Фредди сделал вид, что поймал. И тут опять в дверь принялись барабанить.

Фредди выпучил глаза и вообразил, как большой крюк тянет его к двери. Воротник его рубашки был расстегнут, сама рубашка выбилась из брюк. Посмеиваясь и поглядывая на рыжую, он открыл дверь.

– Эллиот, уймись, поганец! Ты… – Фредди не договорил.

Не успел он открыть дверь, как получил звонкую пощечину. Удивленный и взбешенный, он попятился назад. На пороге стояла Индия.

– Черт тебя побери! – пробормотал он, держась за щеку. – Индия? За каким… За что ты меня ударила?

– Фредди, я знаю, – сказала она.

Глаза Индии метали молнии, а пальцы были сжаты в кулаки.

– Что ты знаешь? – спросил он, закрывая дверь из прихожей в гостиную. – Дорогая, я ничего не понимаю.

– Сегодня я говорила с Элис Литтл. Она мне рассказала о твоей затее. Это отвратительно. Мошенник!

Фредди почувствовал, как его душа уходит в пятки.

– Индия, я понятия не имею, о чем ты, – стараясь говорить уверенно, произнес он.

– Я также узнала, как у меня за спиной ты сговорился с моей матерью. О приданом. О доме на Беркли-сквер. И в какую сумму она меня оценила? Сколько она готовилась заплатить, чтобы спихнуть меня замуж? Полагаю, никакая сумма не была бы для нее чрезмерной…

– Индия, дорогая, я никоим образом…

– Когда ты делал мне предложение, я тебе сказала, что родители исключили меня из завещания. Тебя это ничуть не остановило. Ты ответил, что любишь меня, а остальное тебя не волнует. Ты красочно расписывал мне, как мы будем жить скромно и всего добиваться сами. Значит, это была отъявленная ложь? Иначе зачем бы тебе понадобились закулисные переговоры с моей матерью и авантюра с моим увольнением? Тебе была нужна совсем не я, а деньги, которые за мной давали.

– О чем ты говоришь? Кто так бессовестно тебе наврал?

– Фредди, неужели ты не понимаешь? Игра окончена. Я знаю все. – Она горько усмехнулась. – Почти все. Вот только не знаю, почему мне раньше не открылось, что ты за человек. – Индия буквально впихнула ему подаренное кольцо и золотые часы. – Точнее, в кого ты превратился.

В серых глазах Индии Фредди увидел печаль, гнев и ошеломление.

– И когда ты успел измениться? – тихо спросила она.

– Я не… Я не… – запинаясь, бормотал он, протягивая к ней руки.

– Фредди, я тебя знаю. Правильнее сказать, знала. Мы же выросли вместе. – Индия попятилась, глядя на него так, словно перестала узнавать. – Раньше ты был другим. Добрым. Заботливым. Осталось ли в тебе хоть что-то от прежнего Фредди?

– Индия, послушай…

Она покачала головой. В глазах блестели слезы.

– Больше я не хочу тебя видеть. Никогда! – С этими словами она повернулась и побежала вниз по лестнице.

– Индия! Постой! – крикнул Фредди.

Но она не остановилась. Каблуки ее ботинок продолжали стучать по ступеням. Потом громко хлопнула входная дверь.

– Дерьмо, – прошептал он, прижимая ладони к глазам. – Дерьмо. Дерьмо. Дерьмо. Дерьмо. Дерьмо.

Его будущее, над которым он так долго и упорно трудился, только что развернулось и ушло.

Фредди пробовал себя убеждать, что еще не все потеряно. Он найдет способ ее вернуть. Попытается убедить, что все это было превратно понято и истолковано. Наплетет о чудовищной ошибке. Но чутье подсказывало другое: Индия не захочет его слушать. И видеть его не захочет. Никогда. Все ушло, разлетелось в прах. Деньги, дом. Жизнь, которую он тщательно выстраивал столько лет… столько проклятых лет… исчезла в мгновение ока. Игра окончена. Он проиграл.

Он вернулся в гостиную и, не глядя на гостей, прошел в спальню. На кровати Джордж Дарлингтон разложил какую-то актриску.

– Вытряхивайтесь! – велел обоим Фредди.

– Потерпи немного, старик. Дай дело закончить, – раздраженно ответил Джордж.

– Я сказал, вытряхивайтесь!

– Фредди, ты что, взбесился? Отвали!

В три прыжка Фредди одолел расстояние до кровати, стащил оттуда Джорджа и вытолкал за дверь. Девица выскочила сама, придерживая расстегнутую блузку. Фредди заперся изнутри, сел на кровать и перевел взгляд на стену. Оттуда на него смотрел Красный Граф.

В дверь спальни постучали, потом забарабанили. Друзья звали его, не понимая, почему он отсиживается. Рыжеволосая танцовщица вкрадчивым голоском предлагала разделить с ней его уединение. Фредди не ответил и ей. Он сидел неподвижно и смотрел на портрет. Часы пробили полночь. Затем час ночи. В гостиной больше не играл граммофон. Голоса гостей смолкли. Фредди продолжал сидеть.

Никогда еще он не был так похож на своего предка, как сейчас, в тусклом, колеблющемся свете лампы. Лицо утратило живость, готовность улыбнуться. Исчезли остатки человечности. Осталась лишь безжалостная решимость.

И когда ты успел измениться? – спрашивала у него Индия, и глаза ее были полны слез.

Когда? – задал себе тот же вопрос Фредди. После отца? После Хью?

Он жестоко обманул Индию. Подругу своего детства. Девочку, которая однажды летом на берегу пруда в Блэквуде плакала из сострадания к нему. Больше никто и никогда не плакал по нему. А он врал ей, помыкал ею, устроил торг за ее спиной. Из-за него она лишилась накоплений. Он подрубил ее мечты о больнице. Он убил двоих, которых она горячо любила. И все в надежде заполучить ее деньги.

После расправы с Уишем и Хью… даже после случая с отцом Фредди горевал и испытывал раскаяние. Сейчас он не чувствовал ничего. Ничего, кроме странного ощущения свободы. Когда-то любовь, сострадание и совесть ограничивали его. Теперь уже ничто его не ограничит. Не сможет. Никогда.

Он вновь услышал голос графа. Быть хочешь королем? Тогда вначале вырви собственное сердце…

Нет. Предок ошибался. Вначале нужно вырвать чье-то сердце. Сердце того, кто добр, честен и бесхитростен. А потом все пойдет как по маслу.

Он прижал ладонь к груди. Затем посмотрел на Красного Графа.

– Свершилось, старик, – сказал Фредди. – Наконец-то. 

Глава 43

Старый скрипучий кеб, в котором ехала Фиона Финнеган, замедлил ход и остановился.

– Не здесь, – сказала она кучеру. – Немного дальше.

– Миссус, я знаю, где «Баркентина» находится, но дальше не поеду.

– До того места еще целых полмили!

Кучер пожал плечами:

– Охотно отвезу вас обратно. Но если вам приспичило в «Баркентину», дальше пешком идите.

– Я заплачу вдвое больше. Втрое.

– Денег у вас не хватит, чтоб я согласился туда ехать, – усмехнулся кучер. – Ну как, разворачиваться будем или вы выходить надумали?

Фиона сердито бросила ему деньги за проезд и вышла из кеба. Она находилась на опасном участке Ратклиффской дороги, изобилующем покосившимися пабами, дешевыми меблирашками и лавчонками с сомнительными товарами. В нескольких футах от нее помаргивал одинокий газовый фонарь. И в его свете она увидела, как из ближайшего паба выскочил болезненного вида ребенок с кувшином джина и прошел человек, неся корзину с попискивающими крысами. Кучер взмахнул хлыстом. Кеб тронулся с места и исчез за углом. Фиона продолжала стоять на том же месте, кусая губу, пока к ней не приблизился странного вида мужчина, заложивший руки за спину, и спросил, который час.

– Извините, у меня нет часов, – ответила Фиона и быстро зашагала, не дав ему подойти слишком близко. – Дура! – прошипела она себе.

Она намеренно оделась победнее, выбрав старую юбку и мешковатую кофту. Волосы убрала в пучок и заколола, как делала в юности. И все равно на нее обращали внимание, а в Лаймхаусе это не сулило ничего хорошего.

«Возвращайся, – требовал внутренний голос. – Возвращайся, пока у тебя еще есть выбор».

Фиона его не слушала. Нет у нее никакого выбора и не было. Она это поняла еще два года назад, узнав, что ее брат жив.

Чарли здесь. Здесь. Он принадлежит мне. Нашей семье, твердила она себе. А на этих улицах, среди этих людей, в этой жизни он чужой. Его место за семейным столом, на каждом воскресном обеде. Сколько событий прошло мимо ее брата. Только по ее рассказам Чарли знал о том, как они с Шейми уехали в Нью-Йорк и как протекала их жизнь там с дядей Майклом и замечательной женщиной Мэри, ставшей его новой женой. Брат не знал, что она восстановила отношения с дядей Родди. Чарли не видел, как растет Шейми, для которого он всегда был кумиром. Он не присутствовал на ее свадьбе с Джо и не знал, что у него есть маленькая племянница Кейти. Все это было отнято у Чарли, поскольку его самого отняли у семьи. Но она обязательно вернет брата. Рано или поздно это случится.

С дороги Фиона свернула на Нэрроу-стрит. С реки тянуло сыростью. Фиона ощущала это кожей. До слуха долетало угрюмое постукивание буев. Ходьба в темноте по незнакомым улицам, где полным-полно ям и ухабов, представляла испытание для любого, а тем более для женщины на шестом месяце беременности. Но Фиона не собиралась поворачивать назад. Над Чарли нависла опасность, и очень серьезная.

Фредди Литтон вышел на тропу войны. Он успевал появляться везде и всюду чуть ли не одновременно. Настроенный сохранить за собой место парламентария от Тауэр-Хамлетс, он посещал благотворительные кухни, склады и уайтчепельские пабы, пожимая руки и целуя младенцев. Он возобновил свои усилия по искоренению преступности на обеих берегах Темзы. Полиция хватала нищих, бродяг и даже прогуливающих школу детей, бросая всех в тюремные камеры, и так переполненные ворами, убийцами и сутенерами. Полицейские устроили настоящие погромы в «Тадже» и «Баркентине». Фиона знала об этом из газет.

Сегодня днем она тайком встретилась с Майклом Беннетом. Новости, сообщенные частным детективом, были неутешительными. По словам Беннета, пару дней назад Литтон побывал в каждом полицейском отделении на территории его округа и в нескольких сопредельных, где пообещал продвижение по службе тому, кто поможет ему арестовать Сида Мэлоуна. Каждый новоиспеченный констебль, мечтающий стать сержантом, каждый сержант, мечтающий о работе в Министерстве внутренних дел, лезли из кожи вон, давили на осведомителей, пытаясь нарыть хоть что-то на Мэлоуна.

От Беннета Фиона уходила расстроенной и встревоженной. Она решила немедленно разыскать Чарли. Этим же вечером. Джо находился в Лидсе по делам. До завтра его не будет. Фиона знала, как муж относится к ее брату. Собственный замысел вызывал у нее чувство вины, но Джо упорно не желал понимать очевидного: Чарли – часть их семьи. Такая же часть, как он, Кейти и малыш, растущий у нее в животе.

Чем дальше на восток, тем реже попадались газовые фонари, зато число ям и рытвин возрастало. Фиона старалась смотреть под ноги, боясь оступиться, подвернуть ногу или как-то еще навредить ребенку. Она побывала в «Тадже», но брата там не нашла. Заглянула она и в заведение Ко. Беннет говорил, что Чарли часто появляется у китайца. Увы, и там ее постигла неудача. Беннет предупреждал об опасности посещения «Баркентины». Там чужаков не любят. Фиона подумала, что он имел в виду незнакомых мужчин. Вряд ли сообщники Чарли, крепкие, жестокие парни, сочтут появление незнакомой женщины угрожающим. Она собиралась разыскать владельца заведения и попросить его передать Чарли, что она здесь. Фиона не сомневалась: брат обязательно встретится с ней. Она не уйдет, пока не увидится с ним.

До «Баркентины» оставалось ярдов двадцать, когда за спиной Фионы послышались шаги. Ее кто-то преследовал. Паб почти рядом. Главное – туда войти. Она прибавила шагу.

– Эй! Эй, миссус! – окликнули ее. – Постой!

Вместо этого она побежала, но было слишком поздно. Ее схватили за руку, и она вынуждена была остановиться.

– Где твои учтивые манеры, миссус? – спросил грубый голос; незнакомец развернул ее лицом к себе. – Ты не слышала, что тебя зовут? Мы вот хотим с тобой познакомиться.

– Отпустите меня! – потребовала Фиона, пытаясь вырвать руку.

Но пальцы, сжимавшие ей запястье, были крепкие и мясистые. Человек, нагнавший ее, тоже был крепким. Рядом с ним Фиона увидела парня лет шестнадцати.

– Это мне пригодится, – сказал мужчина, хватая ее за левую руку и снимая обручальное кольцо.

Его грязная рука скользнула в карман юбки в поисках денег. Не вынимая руку из кармана, он стал щупать Фиону между ног.

– Прекратите! – закричала она.

– А ты хорошенькая, – ухмыльнулся верзила.

Он придавил Фиону к стене темного обветшалого склада и поцеловал. Его руки принялись гулять по ее грудям.

– Билли, дальше пойдешь без меня, – сказал он парню. – Мы с моей новой подружкой малость прогуляемся.

– Помогите! – крикнула парню Фиона. – Я беременна. Ради бога, помогите!

Билли остановился.

– Исчезни! – рявкнул мужчина.

Билли повиновался. Втянув голову, он шагнул в сторону и растворился в темноте.

Фиона кричала изо всех сил, отчаянно надеясь, что кто-нибудь ее услышит. Мужчина ударил ее по щеке и стал заламывать руку за спину, пока Фиона не вскрикнула от боли.

– Еще завопишь, хуже будет. Поняла?

– Прошу вас, пожалуйста, отпустите меня, – всхлипывая, взмолилась она. – Порядочности ради.

– Никогда о такой девке не слыхал. Шевелись лучше, – приказал верзила, толкая Фиону к деревянной лестнице, которая опоясывала «Баркентину» и вела к воде.

Фиона шла на дрожащих ногах. «Не зли его, – говорила она себе. – Не провоцируй». Один раз он ее ударил. Ударит и снова.

Где-то на середине шаткой лестницы Фиона споткнулась. Дернув заломленную руку, мужчина поставил ее на ноги, послав телу новую волну боли. Фиона вскрикнула. Тогда он грязным платком заткнул ей рот.

Ум Фионы напряженно изыскивал способы выбраться. О ее местонахождении никто не знал. Этот злодей может сделать с ней что угодно, и об этом тоже никто не узнает. Свободной рукой она прикрыла живот. Что бы ни случилось, она должна остаться в живых и сохранить ребенка.

Сойдя с лестницы, Фиона очутилась в прибрежной грязи и остановилась. Не отпуская руку, мужчина толкнул ее к старому каменному зданию. Казалось, оно утопает в илистой глине. Это и была «Баркентина». Он подвел ее к узкой двери в дальнем конце здания, открыл дверь и потащил Фиону дальше. Внутри было темно. Мужик порылся в кармане, чиркнул спичкой. Вскоре у Фионы над головой загорелся керосиновый фонарь.

Не церемонясь, он расстегнул на ней кофту, затем блузку и принялся лапать. Отвращение едва не заставило Фиону закричать. Она торопливо огляделась вокруг. Старые заплесневелые бочки, мотки веревки, лопата. В дальнем конце темнела лестница, ведущая наверх. Если бы только ей удалось добежать до лестницы.

Мужчина грубо развернул Фиону и пригнул к пивной бочке. Кромка бочки впилась ей в живот. Фиона умоляла пощадить ребенка, но кляп заглушал ее слова. Одной рукой громила сжал ее руки, другой задрал подол. Сорвав с нее панталоны, он раздвинул ее ноги. По щекам Фионы покатились горячие слезы.

– Я виновата… я виновата… – неистово всхлипывала она, думая о младенце, Кейти и Джо, но ее слезы были слишком запоздалыми.

Верзила расстегнул ширинку и, что-то бурча, вытащил член. Фиона почувствовала, как он навалился на нее сзади. В этот момент сверху донеслись писклявые звуки аккордеона и топот ног. Задрожала дверь вверху лестницы. Мужчина поднял голову и сердито взглянул на потолок, щуря свои маленькие глазки. Схватив Фиону за руку, он потащил ее на середину. Свободной рукой она попыталась вынуть кляп, но тот был крепко завязан. Пальцы Фионы вцепились в узел.

Мужчина нагнулся и потянул за железное кольцо в полу. Открылся люк. Света фонаря хватало, чтобы разглядеть железные ступеньки, уходящие в глубокий черный туннель.

– Шевелись. Вниз спускайся, – велел он, указывая на ступеньки.

Фиона понимала: стоит ей спуститься в туннель, и она уже не поднимется наверх. Этот тип ее изнасилует, а когда насытится, убьет. Она подумала о дочери и муже, которых не увидит. И тогда она бросилась на мужчину, вцепившись свободной рукой ему в глаза.

Он рухнул на спину, увлекая Фиону за собой, но его тело погасило удар. Она быстро отползла, встала на ноги и уже обеими руками взялась за кляп. Расшатав и вырвав его, Фиона бросилась к лестнице. Увидев это, мужчина погнался за ней и почти поймал, но она оказалась проворнее. Вырвавшись, она закричала:

– Помогите! Помогите! Хоть кто-нибудь!

Фиона прислушалась, ожидая услышать шаги и голоса. Но наверху все так же пиликал аккордеон, посетители громко хохотали и танцевали, отчаянно скрипя половицами. Никто сюда не спустится, никто ей не поможет.

– Я с тобой играть не собираюсь, – угрожающе глядя на нее, заявил верзила. – Вниз спускайся!

Фиона продолжала кричать, выплескивая страх, стыд, раскаяние и злость… И вдруг случилось чудо: дверь наверху открылась.

– Помогите! Умоляю! – с новой силой закричала Фиона.

Послышались тяжелые шаги, потом мужской голос – явный кокни – проревел:

– Что здесь за чертовщина?

В круге тусклого света появился молодой парень. Тощий, гибкий. Фиона мигом его испугалась. Она попыталась проскочить мимо него к лестнице, но парень схватил ее за руку.

– М’нутку, миссус. Что случилось?

– Пожалуйста, пропустите меня, – всхлипнула Фиона, испытывая страх и стыд.

– Все в свое время. Я спросил, что за шум тут у вас.

– Он… он схватил меня на улице. Ограбил, затем принудил…

– Это ты, Фрэнки? – перебил ее мужчина. – Мы тут позабавиться собрались, только и всего.

Фрэнки хмуро покосился на верзилу.

– Олли, растлитель малолетних. Что, недавно из тюряги? – Фрэнки опять посмотрел на Фиону, заметил порванную одежду и царапины на лице. – Что ты устроил, Оллс? Малолеток не нашлось, кому сунуть?

Мужчина нервно рассмеялся:

– Фрэнки, вставь ей первым. Давай. Я после тебя.

– Заткнись, гнида!

– Выслушайте меня, – обратилась к Фрэнки Фиона. – Я шла сюда повидать Сида. Сида Мэлоуна. Я его друг. Мне нужно с ним увидеться. Можете провести меня к нему?

Лицо Фрэнки помрачнело.

– Докторше той вы подружка. Верно?

Его вопрос был больше похож на упрек.

– Докторше… – повторила Фиона, не поняв вопроса.

– Так я и думал, – сердито произнес Фрэнки. – Пронырливым сукам неймется. Пользы от вас никакой. Сплошные беды. Но вам-то плевать. Вам это заместо игры. Тянет в трущобы, как мух на гнильцу. Пообщаться с отбросами общества. Будет о чем потом языками почесать за чаем. Захотелось острых ощущений? Сейчас получите.

Фрэнки отпустил ее руку и поднял с полу бочарный обруч с заклепками.

– Прошу вас, пощадите, – взмолилась Фиона, поднимая руки.

Но Фрэнки смотрел не на нее. Он замахнулся обручем на мужчину. Послышался ужасающий хруст, и у того изо рта хлынула кровь вперемешку со слюной и зубами.

Фиона закричала. Она зажмурилась и плотно заткнула уши, но полностью отгородиться от криков не могла. А того, которого звали Олли, кричал, не умолкая. Фионе показалось, что этот кошмар продлится вечно. Затем крики сменились стонами, а потом стало тихо. Фиона опустила руки, открыла глаза. На полу валялся бездыханный Олли.

– Нет! – застонала Фиона. – Боже, нет!

Над Олли стоял Фрэнки и тяжело дышал. Он бросил обруч, повернулся к ней и улыбнулся. Фиона попятилась к стене. Ноги не держали ее. Она сползла на корточки. Фрэдди подошел к ней и тоже опустился на корточки. Их лица разделяло не более трех дюймов.

– Ну что, нравится? – спросил он. – По-прежнему хотите влезть в наш мир?

– Пожалуйста, выпустите меня отсюда. – Фиона была близка к истерике. – Пожалуйста.

– Все вы своими… благодеяниями замутили ему голову, – сказал Фрэнки. – Он повернулся спиной к друзьям, забросил дела. Из-за таких, как вы. Его место здесь. С нами, а не с вами. Теперь слушайте меня внимательно и зарубите себе на носу: оставьте Сида Мэлоуна в покое. – Он сжал Фионе подбородок. – Вы меня слышите?

– Да! – крикнула она.

– Убирайтесь отсюда. Провожатых не будет, – бросил Фрэнки и ушел.

Фиона думала, что задохнется от зловония смерти. Ее голова раскачивалась, как на волнах. Зрение утратило резкость. «Не вздумай падать в обморок, – предупредил внутренний голос. – Иначе отсюда не выберешься. Вставай. Ради Кейти, ради малыша, вставай!»

Она заставила себя встать. Подниматься наверх она не решалась, боясь снова встретиться с Фрэнки, и двинулась к узкой двери, обогнув безжизненное тело и разлившуюся лужу крови. Выбравшись наружу, Фиона протопала по прибрежной грязи, поднялась по ступеням, опоясывавшим «Баркентину», и вновь оказалась на мостовой за пабом.

Жива, подумала она. Слава богу, я жива!

Эта внезапная, отрезвляющая мысль привела ее в движение. Спотыкаясь, Фиона побрела вперед, а через несколько шагов побежала, придерживая руками живот. Она решила, что будет бежать, пока хватит сил и позволит ее состояние. Она убегала от «Баркентины» и трупа в подвале. От страшного человека Фрэнки. От своего брата. Фиона бежала по Нэрроу-стрит навстречу темной лондонской ночи. 

Глава 44

Индия сидела на перевернутом ящике из-под чая во дворе дома семьи Московиц. Ее щеки горели. Рукава блузки были закатаны. Вопящего мальчишку она держала таким захватом, который у борцов называется полунельсоном.

– Мартин! Хватит ужом извиваться! – не выдержала мать мальчишки.

– Мартин, потерпи еще немного. Я скоро закончу. Если не будешь мне мешать, получишь леденец, – пообещала Индия.

Она просунула пинцет в правое ухо мальчишки, приказав своей руке замереть. Темная масса, которую требовалось извлечь, находилась довольно глубоко в слуховом проходе. Индия боялась задеть барабанную перепонку.

Мимо с кудахтаньем пронеслись две курицы. Из окна высунулась миссис Московиц и зычно попросила принести картошки. В переулке, примыкавшем к дальнему концу двора, лаяла собака. Где-то хрипло мяукал кот. Затем послышался грохот опрокинутого мусорного бака. Индия набрала побольше воздуха, отодвинула все звуки и полностью сосредоточилась на нежном мальчишечьем ухе.

– Мартин, ты любишь шоколадные лепешечки? – спросила она, слегка поворачивая его голову к свету. – Или тебе больше нравится ассорти? У меня есть лимонные леденцы. И мятные конфеты тоже.

Услышав про мятные конфеты, Мартин перестал извиваться. Индия тут же воспользовалась предоставленным ей шансом. Еще через пару секунд мальчишка снова хныкал, но уже на руках матери, а Индия разглядывала то, что извлекла из его уха.

– Запоночный абсцесс, – сказала она. – Отсюда и боли у вашего сына, миссис Мичер. Я сейчас промою ухо карболкой, а вы в течение недели будете промывать обычной соленой водой. Вскоре Мартин забудет, что у него болело ухо.

Мартин зашмыгал носом.

– Мятные конфеты, – напомнил он, с упреком глядя на Индию. – Я люблю мятные конфеты.

– Ты у нас парень смелый и получишь заслуженную награду. – Она достала из кармана толстую зеленую конфету.

– Спасибо вам, мисс, – сказала мать Мартина. – Малец-то от боли совсем извелся… У нас на этой неделе не густо, – смущенно добавила она. – Мой-то муж каждое утро наниматься ходил. А его не брали. Я вам вот это принесла.

Она подала Индии пакет. Развернув серую оберточную бумагу, Индия увидела кружевную салфеточку.

– Как чудесно у вас получилось, миссис Мичер! – похвалила женщину Индия. – Нам ваш подарок очень пригодится. Спасибо вам большое.

Миссис Мичер улыбалась.

Индия встала. Мимо к сараю торопливыми шагами шла Элла, неся таз с теплой мыльной водой.

– Это для твоей следующей пациентки. Шестилетняя девчонка. По-моему, экзема. Там столько грязи, что не сразу и поймешь.

– А сыпь… – начала Индия и вдруг ощутила толчок в спину.

Она обернулась и увидела Пози. Та брела, не разбирая дороги. Все внимание малышки было поглощено банкой с остатками меда на стенках. Пози самозабвенно отскребала банку, облизывая пальчики.

– Пози, вынь глаза из банки! Смотри, куда идешь! – отчитала младшую сестру Элла.

Пози что-то промычала, так и не выйдя из медового транса.

– Так вот, сыпь… – снова заговорила Индия.

– Мама, я вернусь домой к девяти. Может, к десяти. Ждать меня не надо! – послышался голос Янки.

Толкнув кухонную дверь, он вышел во двор: умытый, причесанный, опрятно одетый. Янки с аппетитом ел яблоко. Подойдя к Элле, он протянул сестре запонки.

– И куда это ты, господин ученик ешивы, собрался улизнуть? – спросила Элла.

– Что значит «улизнуть»? Я иду к рабби Абрамовичу на углубленные занятия.

– Чем ты там собрался заниматься? – поинтересовалась Элла, застегивая брату запонки на манжетах.

– Торой. Чем же еще? – удивился он.

– А я думала, там есть не менее увлекательный предмет по имени Мими Абрамович.

Янки молча бросил огрызок в таз, расплескав воду.

– Ах, ду пишер! – закричала Элла, тряся головой и моргая.

– Киш ин тухэс арайн[30], Эл! – засмеялся Янки.

– Янки! – послышался другой женский голос; из кухни вышла миссис Московиц с большой деревянной ложкой. – Я все слышала. Ты что же, слопал яблоко и с таким ртом собираешься читать Тору? Да еще в доме раввина? И с таким ртом ты будешь целовать свою мать?

– И Мими Абрамович тоже, – язвительно усмехнулась Элла.

Миссис Московиц остановилась как вкопанная и прижала руку к груди.

– Дочку раввина? Янки, это правда?

– Нет, мама! – пробормотал густо покрасневший Янки. – И не кричи на весь свет. А ты у меня дождешься, – сердито бросил он сестре, после чего удалился через ворота.

Миссис Московиц смотрела ему вслед и улыбалась.

– Вы только представьте! Породниться с Абрамовичами… Алэвай![31] Эта жуткая Альма Розенштейн трезвонит на каждом углу, что раввин выбрал ее сына в женихи своей Мириам. Она ж теперь будет писать кипятком!

Миссис Московиц пошла в ресторан, размахивая ложкой, словно дирижерской палочкой, и начисто забыв про нечистый рот сына, но в дверях неожиданно остановилась и закричала:

– Арон! Мириам! Соломон! Долго мне еще дожидаться ощипанных кур? До конца года управитесь?

– Да, мама! – отозвался Арон из угла, где они с братом и сестрой ощипывали кур.

– Если бы Флоренс Найтингейл видела это, – покачала головой Элла.

– Не менее двух тысяч трехсот кубических футов пространства на каждую пациентку.

– Полы и стены, покрытые белой плиткой.

– Постоянная обеспеченность горячей водой.

– Нам все-таки нужно что-то придумать с курами.

– И с котом.

Индия и Элла замолчали, глядя на залатанный навес и ветхий сарай. То и другое категорически не соответствовало требованиям медицинских наставлений. Однако пространство под навесом было плотно заполнено пациентами. И все – из бедных слоев. Матери с детьми. Беременные женщины. Старики. Все молча и терпеливо ждали. Никаких жалоб. Эти люди были готовы ждать весь сегодняшний день и даже завтрашний, чтобы доктор осмотрела воспаленные миндалины у пятилетнего ребенка или нашла причину кашля у младенца.

– Насколько помню, доктор Джонс, вы спрашивали о признаках сыпи. Покраснение кожи с наличием трещин и кровоточивости.

– Благодарю вас, сестра Московиц.

– Я готова ассистировать. Только заменю воду в тазу, – сказала Элла и пошла на кухню, но через несколько шагов обернулась. – Инди!

– Что?

– Ты по-прежнему рада, что перебралась в этот сумасшедший дом?

Индия улыбнулась и обвела глазами двор. Пози все так же самозабвенно долизывала остатки меда из банки. В другом углу, окруженные клубящимся облаком птичьих перьев, сидели Мириам, Арон и Соломон. Приемной служил участок двора. Навес с заплатками, протянутый мистером Московицем и Янки от сарая до отхожего места. Вместо стульев и диванов – ящики из-под чая и фруктов для женщин с детьми. Взрослые пациенты сидели прямо на земле. И наконец, сарай, превращенный в кабинет. Восемь футов в длину, шесть в ширину. Усилиями ее и Эллы стены и пол сверкали. Рядом на веревке сушилось нижнее белье. А потом Индия засмеялась. По-настоящему. От смеха ее щеки раскраснелись, а в уголках глаз появились морщинки.

– Элла, я не просто рада. Я счастлива. Честное слово!

У нее появился свой кабинет. Невзирая на потерю денег, вопреки всему, что обрушилось на нее за последнее время, Индия принимала пациентов. Здесь она лечила так, как ей всегда хотелось: честно и с вниманием к людям.

В сарае ее ждала девочка, страдающая экземой. Идя туда, Индия задумалась о крутых переменах в своей жизни. Еще две недели назад она жила на чистенькой, благопристойной Бедфорд-сквер, работала у известного врача Эдвина Гиффорда и была помолвлена с восходящей звездой либеральной партии. Сейчас, без гроша в кармане, она жила над рестораном семьи Московиц и принимала пациентов на их дворе. Прежняя ее жизнь разбилась вдребезги, но Индия никогда не была так счастлива.

Если вспомнить, дальнейшее произошло само собой. Разрыв с Фредди больно ударил по Индии. Ей было невыносимо оставаться наедине со своими мыслями. После бессонной ночи она пешком отправилась на Брик-лейн. Едва увидев ее, Элла сразу поняла: с Индией случилась беда. Найдя свободный стол в углу, Элла усадила подругу и потребовала рассказать все по порядку.

Что Индия и сделала. Сначала она рассказала о завещании Уиша и исчезновении денег на больницу. Потом об авантюре Фредди, который с помощью Элис Литтл добился ее увольнения. Индия думала, что они с Эллой спокойно поговорят, но в семье Московиц говорить с глазу на глаз было невозможно. Заметив ее, малышка Пози тут же влезла к ней на колени. Потом пришла Мириам с гребнем и щеткой и стала канючить, чтобы Элла расчесала и заплела ей волосы. Следом явился Янки с просьбой завязать ему галстук. И наконец, миссис Московиц, почувствовав, что Индия зашла не просто поболтать, присоединилась к разговору, не забыв принести чайник. А где миссис Московиц, там и все семейство. Индия не успела глазом моргнуть, как рядом уже сидели мистер Московиц, Арон, Соломон и друг Соломона Рейбен, живший по соседству.

Индия говорила сбивчиво, каждую минуту ожидая упреков вроде «Слезы тебя уродуют» или «Показывать эмоции – это для актрисок и комнатных собачек». Так ей всегда говорила мать. Но отец и мать семейства, а также их старшие дети слушали ее с сочувствием, возмущаясь наглостью Фредди и бездушием Гиффорда. Пози ее просто целовала. Мириам обнимала, а Сол протянул свой не блещущий чистотой платок. Затем начались разговоры, быстро переросшие в споры. Семейство Московиц пыталось выбрать для нее оптимальную стратегию действий.

– Индии нужно забрать подаренные драгоценности. Ей же их подарили, – заявил Янки.

– Ни в коем случае! Дрянных чувств на них налипло – что грязи, – возразила Элла.

– Чувства-шмувства! Эти побрякушки можно продать, – сказала миссис Московиц.

– Индии незачем продавать его дрэк[32]. Она способна сама заработать. Врач как-никак.

– Заработать? Где? Индия осталась без работы. И ты, сестричка, тоже! – не унимался Янки.

– Неправда! Мы начали искать работу!

Индия пыталась вставить хоть слово, но безуспешно. Вскоре она обнаружила, что ей остается лишь сидеть и молча пить чай. Она не понимала, почему ей не дают говорить. Казалось, свою дальнейшую судьбу она отдала в руки других и теперь не имеет права голоса.

Она смотрела на родню Эллы. На мистера Московица, хмуро разглядывающего сцепленные пальцы. На миссис Московиц, не забывавшую разливать чай. На Эллу, переругивающуюся с Янки. На маленькую Пози, обхватившую ее большой палец.

И вдруг из глаз Индии хлынули слезы. Она поняла: именно так и ведет себя семья. Эти люди поняли ее усталость, растерянность, страхи и решили хотя бы на время сделать ее беды своими. Индия вытерла глаза, надеясь, что никто не видит. Никто не видел. Все слушали Эллу, а та отбивалась от Янки, сомневавшегося насчет скорого появления новой работы.

– Мы побывали всего в трех больницах. В Лондоне полно других. Что-нибудь да найдем, – утверждала Элла.

– Везде будет повторяться та же история, – усмехнулся Янки. – Радуйтесь, если найдете работу уборщиц. Держу пари, Гиффорд об этом позаботился.

– Мелешь о том, чего сам не знаешь.

– Постойте, постойте! – воскликнула миссис Московиц. – Я чего-то недопонимаю. Зачем вы обе клянчите работу по больницам? Я уже которую неделю слышу, как вы долдоните про свою больницу. Так вы ее хотите? – спросила Сара Московиц, глядя то на дочь, то на Индию.

– Конечно хотим, – ответила Элла.

– Так у вас она уже есть. Здесь.

– Мама, ты предлагаешь принимать больных в ресторане? – опешила Элла.

– Бист ду мишугенэ?[33] Во дворе! Бак для кипячения белья передвинем в дальний конец. У нас есть старый сарай. В нем и откроете свой кабинет.

– На заднем дворе? – переспросила Индия. – Но, миссис Московиц, это… двор.

– И что?

– Там нет смотрового стола. Нет горячей воды. Необходимых инструментов. Нет автоклава. Далеко не идеальные условия для проведения операций.

Миссис Московиц взмахнула рукой, словно отгоняя докучливую муху.

– Вам идеальные условия нужны или кабинет? В Петербурге мы встречали лекарей на рынках. Представь себе: мясник одновременно работает зубодером. Рядом лежат свиные головы. Чем громче пациенты вопили, тем меньше он с них брал. Почему? Это помогало торговле. Люди приходили поглазеть на пациентов и заодно покупали колбасу.

– А где мы найдем пациентов? Как они узнают про наш кабинет? – спросила Элла.

– Ой, вэй, как вы обе умеете из мухи сделать слона. – Миссис Московиц повернулась и громко крикнула: – Гершель! Гершель Файн!

Крепко сбитый молодой человек, несший на плече корзину с луком, остановился.

– Слушаю, миссис Московиц.

– Когда твоей Эве рожать?

– Где-то через месяц.

– Она нашла себе врача?

– Врача? – невесело усмехнулся Гершель Файн. – На жалованье лоточника? Хорошо, если мы ветеринара найдем.

– Так вот что я тебе скажу. Будут тебе и врач, и медсестра. Причем лучшие в Лондоне! За это ты будешь целую неделю бесплатно снабжать нас овощами и фруктами.

Гершель Файн посмотрел на миссис Московиц. Снова нахмурился. Пожевал губу, после чего сказал:

– Кроме изюма. Он уже в цене, а вам понадобится не меньше пяти фунтов. На остальное согласен. Целую неделю бесплатных поставок.

Миссис Московиц вздохнула:

– Ох, Гершель Файн, жестокий ты человек. Очень жестокий. Ну да ладно. Изюм скостим. По рукам?

– По рукам.

– Скажи Эве, пусть завтра приходит. Девочки ее посмотрят.

– Но ребенок-то родится еще через месяц.

– Дородовой осмотр входит в плату. Им же нужно заранее знать, что к чему.

– Хорошо, я жене скажу, – кивнул удивленный Гершель Файн и понес лук на кухню.

– Ну вот, девочки! – Миссис Московиц торжествующе улыбалась. – Первая пациентка у вас уже есть. Ваш кабинет официально открыт. Принимайтесь за уборку сарая. Мистер Московиц вам поможет. Ты им поможешь, мистер Московиц?

Прежде чем он успел высказать свое согласие или несогласие, Индия нашла новую причину:

– Миссис Московиц, здесь не все так просто. Я вынуждена искать оплачиваемую работу. Мне надо чем-то платить за жилье.

– Поживешь у нас.

– Спасибо за щедрое предложение, но это невозможно.

Миссис Московиц потянулась через стол и коснулась руки Индии:

– При всем уважении, дорогая Индия, насчет возможностей я спрашиваю у Бога, а не у тебя.

– Но я не хочу быть вам в тягость.

– Дорогуша, ты ничего не знаешь о тяготах. А я знаю. И про настоящие беды знаю. Казаки с шашками – это беда. Смотреть, как у тебя на глазах избивают твоего отца или мужа, – это беда. А девчонка, которая почти ничего не ест и не путается под ногами, – совсем не беда. И никому не в тягость. – А затем, словно вдруг вспомнив, добавила: – Естественно, решать мистеру Московицу. Как он скажет, так и будет. Если он согласится, ты останешься… Мистер Московиц, о тебе речь! – напомнила Сара, хлопнув по столу.

Мендель Московиц задумчиво посмотрел на жену. Пощипал бороду. Затем отхлебнул из чашки и сказал:

– Она остается.

Младшие дети радостно загалдели.

– Вот и решено, – подытожила миссис Московиц.

Так оно и случилось. Индия продала все, кроме кровати, одежды и книг. Оставшееся имущество Янки и Арон перевезли на Брик-лейн в тележке, запряженной ослом. Кровать запихнули в мансарду, где спали Элла и сестры. Индии пришлось спать вместе с Пози. Комнатка была тесная, негде повернуться. Летом здесь царила духота. Вдобавок Пози мешала Индии спать, хихикая и рассказывая разные истории. Но Индия считала, что обрела лучшее жилье, какое у нее когда-либо было. Каждый вечер она падала в кровать уставшей и счастливой, а каждое утро радостно просыпалась, готовая ко всем событиям нового дня.

Событий хватало. Они с Эллой работали от восхода до заката, с часовым перерывом на обед, и принимали до семидесяти пациентов в день. Но даже когда рабочий день заканчивался, как сегодня, им приходилось убирать так называемый кабинет, подметать площадку под навесом и кипятить инструменты на кухне миссис Московиц.

Индия шла со шваброй и ведром в сарай, когда дверь кухни снова открылась. Она ожидала увидеть миссис Московиц и услышать очередное распоряжение, однако из двери вышел Сид Мэлоун. Они не виделись несколько недель, с того дня, как он привез к ней больную девочку Джесси. В грубых брюках, рубашке и жилете, Сид был просто неотразим. Увидев Индию, он улыбнулся во весь рот. Ее же при виде Сида охватили противоречивые желания. Ей хотелось побежать к нему и одновременно спрятаться подальше. От этой эмоциональной каши у Индии голова пошла кругом. Она лишь улыбнулась в ответ и помахала ему.

– Мэлоун! – весело приветствовала его Элла. – Что у тебя стряслось, парень? Катар? Ревматизм? Прострел? Присаживайся, мы тебя осмотрим.

– Нет уж, спасибо. Однажды я уже побывал в ваших руках. – Сид подошел ближе, глядя на залатанный навес, старый сарай и кур, устроившихся на насесте. – Я заходил поужинать. Твоя мать сказала, что вы обе во дворе. Чем это вы тут занимаетесь?

– А ты не догадался? – спросила Индия. – Мы с Эллой открыли кабинет. Только что закончили сегодняшний прием пациентов. – Индия оттолкнула крутящуюся возле ноги курицу. – Ты сейчас стоишь в приемной.

Сид удивленно посмотрел на нее:

– Ты что же, ушла от Гиффорда? Почему?

Элла взялась подметать приемную. Индия кратко рассказала ему про увольнение, переезд к семье Московиц и разрыв с Фредди.

– Так Литтон все это подстроил? – присвистнул Сид. – А парень оказался смышленее, чем я думал. Можешь ему передать: если его прокатят на выборах в парламент, я подыщу ему работенку.

– Сомневаюсь, что мне представится такая возможность.

– Вы больше не разговариваете?

– Нет.

– Он, поди, безутешен? – улыбнулся Сид. – Не может жить без тебя?

– Без меня вполне. Но не без денег, которые ему обещали. После свадьбы он получил бы от моих родителей особняк в Лондоне и двадцать тысяч ежегодного дохода.

– Двадцать тысяч? – удивленно заморгал Сид. – Знаешь, дорогуша, я бы тоже был безутешен. Это во столько тебя оценили?

– Столько я стоила раньше. Акция имела ограниченный срок действия.

– Выходит, почтенный джентльмен вовсе и не почтенный. И не джентльмен. Что ж, не все мы таковы, какими кажемся.

Индия пристально посмотрела на него:

– Никто из нас не таков, каким кажется.

Сид отвел взгляд и поковырял землю носком ботинка.

– Да. Точно.

– Да. Точно, – повторила Индия.

– Значит, теперь ты свободная женщина? Доступная?

Индия покраснела и тоже опустила глаза, ошеломленная двусмысленностью последнего слова.

– Думаю, это была бы плохая затея, – сказал Сид.

Индия посмотрела на него, решив, что он говорит это всерьез. Но Сид улыбался. Он дразнил ее. Индия тоже улыбнулась.

– Прескверная, – сказала она, решив его подразнить.

На самом деле ей хотелось сказать совсем другое. Плохая это затея или совсем скверная, Индии было все равно. Она любила Сида. Ей хотелось обнять его, притянуть к себе и поцеловать. Но желание осталось неосуществленным. Да, она любила его. Страстно. Вот только отношения у них не складывались. Слишком разными они были. Индия это знала. Сид тоже.

После того как он привез к ней Джесси, между ними установилось хрупкое перемирие. Оба следовали невысказанному правилу: говорить о чем угодно, кроме чувств друг к другу. Кроме того, что было для них важнее всего. Но это позволяло им общаться вполне искренне и по-дружески. Словом, быть друзьями. Их разговоры теперь протекали в сдержанной манере, когда обдумываешь каждое слово. Индия ненавидела эту учтивость. Ей нравилась их прежняя манера, когда они орали друг на друга на улицах Уайтчепела.

– Тогда я пойду, – сказал Сид.

– Куда?

– Красть драгоценности короны. Надо же чем-то развлечься вечерком..

– Сид, это не смешно. Ты должен прекратить свои занятия. Ты знаешь, что́ Фредди намерен предпринять.

– Если уж мы заговорили о драгоценностях… – перебил ее Сид.

– Но мы не говорили о драгоценностях. Вообще.

– А где твои часы? Что-то я их не вижу. Куда ты их дела? Снова на что-то обменяла?

– В какой-то мере, да, – ответила Индия. – Но это не…

Глаза Сида помрачнели.

– Черт тебя подери, Индия! Зачем ты это сделала? – позабыв про учтивость, сердито спросил он.

– Потому что я…

– Если тебе что-то понадобилось, нужно было прийти ко мне. Ну почему ты всегда так жутко упрямишься?

Она попыталась ответить, но Сид не давал вставить слово.

– Может, ты все-таки позволишь мне сказать?

– Нет. Я знаю, что́ ты скажешь. «Я не могу это принять, Сид. Это кровавые деньги, Сид». Ладно, плевать! – Он смачно выругался; Индия даже присвистнула, но Сид продолжал: – Тебе же нужны эти часы. Как ты без них будешь… измерять дурацкий пульс и все такое. И что ты купила на полученные деньги? Уж такая сумма у меня бы нашлась.

– Ошибаешься, не нашлась.

– Да будет тебе, – усмехнулся Сид. – Я знаю твои скромные потребности. Так что это было?

Индия улыбнулась, наслаждаясь проблеском настоящих чувств, прорвавшихся у Сида, потом сказала:

– Моя чертова свобода! 

Глава 45

Усталый, осунувшийся, переволновавшийся, Джо Бристоу взбежал на крыльцо больницы Гая. Час назад он вернулся из деловой поездки в Лидс. Дома его дожидался констебль. Лицо дворецкого было белым как мел, а повариха плакала. Фиона отсутствовала дома почти сутки и только недавно нашлась. По словам констебля, полиция нашла ее в Лаймхаусе и отвезла в больницу Гая, вручив заботам некоего доктора Тейлора.

Джо влетел в здание больницы и, задыхаясь от волнения, спросил дежурную медсестру, где он может найти доктора Тейлора. Женщина указала на невысокого, грудь колесом, человека, который отчитывал молоденькую медсестру за недостаточно начищенные туфли.

– Здравствуйте, доктор Тейлор. Я Джо Бристоу.

Мигом позабыв о медсестре, доктор повел Джо в свой кабинет.

– Что случилось? В каком состоянии моя жена? Что с ребенком?

– С ребенком все в порядке. И с вашей женой тоже… вскоре будет.

– Вскоре будет? В каком состоянии она сейчас? Что вообще случилось?

– Рад, что вы приехали, мистер Бристоу, – уклончиво ответил врач. – Миссис Бристоу выражала желание отправиться домой самостоятельно, но я не позволил. Я хотел, чтобы ее сопровождал кто-нибудь из близких. Так было бы лучше.

– Откуда она поступила в вашу больницу? – зачем-то спросил Джо.

– Из Лаймхауса. После того как она побывала в заведении «Баркентина».

– Черт побери! – Джо выругался.

– Вам знакомо это место?

– Я знаю о его существовании.

– Там, мистер Бристоу, ваша жена подверглась нападению и едва не была изнасилована.

Доктор Тейлор ввел Джо в кабинет, где и рассказал подробности случившегося: как Фиону привезли, как он осматривал ее раны, а ее волновало только состояние ребенка. Ответив на все вопросы Джо, он задал свой:

– Мистер Бристоу, что ваша жена делала в Лаймхаусе? – (Джо знал ответ, но промолчал.) – Сэр, я спрашиваю лишь потому, что у меня в голове не укладывается, зачем женщина ее уровня и в ее положении отправилась в подобное место, да еще поздно вечером. – Сделав паузу, доктор Тейлор задал новый вопрос: – Мистер Бристоу, у вашей жены бывали… странности в поведении? Навязчивые состояния? Бред?

– Что? Почему вы спрашиваете?

– Я рассказал вам не все. Миссис Бристоу утверждала, что в «Баркентине» у нее на глазах убили человека. Сержант Хикс, услышав об этом, сразу же отправил в паб дюжину полицейских, но никакого трупа они там не нашли. Все пожимали плечами. Удивлялись: какой еще труп? Ни одного свидетеля. Вообще ничего. Правда, на полу в подвале были следы крови, однако владелец паба заявил, что недавно резал кур.

Джо молча кивнул. Если не знать, какого пошиба публика собирается в «Баркентине», слова Фионы и впрямь покажутся бредом. Доктор Тейлор знал, что заведение пользуется дурной славой, но не представлял, насколько она дурная.

– Сержант Хикс приезжал сюда, чтобы сообщить миссис Бристоу о результатах проверки. Но она не приняла его объяснений и продолжала утверждать, что там убили человека. Теперь вам понятна моя настороженность? Ваша жена пережила сильный шок и нуждается в покое и отдыхе. Это необходимо ей и развивающемуся плоду. Настоятельно советую не давать ей никаких газет. Необходимо избегать всего, что может ее возбудить или взволновать. Я пытался ей это растолковать. Надеюсь, вы сделаете то же самое.

– Непременно сделаю, доктор Тейлор.

– Отлично. Если это не приведет к изменениям в поведении миссис Бристоу, обязательно сообщите мне. Могу порекомендовать прекрасного врача в Вифлеемской больнице. Он творит настоящие чудеса в лечении женской истерии.

Значит, Бедлам. Джо содрогнулся от одной только мысли о психиатрической больнице. Спешно поблагодарив доктора Тейлора, он сказал, что хочет пройти к жене.

Доктор Тейлор повел его наверх, где находились отдельные палаты.

– Не стану вам мешать. Если что-то понадобится, пошлите за мной.

Джо вошел в палату. Фиона сидела на койке в грязной, порванной одежде, сложив руки на коленях и опустив голову. Рядом лежали газеты.

– Врач советовал вообще не давать тебе газет. Где ты раздобыла эти?

– У пациентов взяла, – ответила Фиона.

– Тейлор считает, что у тебя помутился рассудок и ты находишься в шаге от психиатрической больницы. – (Фиона не ответила.) – Это правда? Там действительно убили человека?

– Да, – прошептала она. – Убили того, кто на меня напал. Это сделал человек по имени Фрэнки.

– Черт побери, да это же Беттс! Он убил Альфа и сжег мой склад. И ты видела, как все произошло?

– Да.

Джо замутило. Не все мужчины выносили подобное зрелище. Иные сходили с ума. А тут – беременная женщина. Ей нельзя было и на десять миль приближаться к Сиду Мэлоуну и его шайке.

– Ты по-прежнему считаешь своего брата бедным заблудшим пареньком? Все еще думаешь, что достаточно погладить его по головке, угостить печенюшками – и он вернется на путь истинный?

– Он этого не делал.

– Вполне мог бы, окажись он там. Фиона, а ты вообще знаешь, кто такой Фрэнки Беттс? Нет? Так я тебе расскажу. Он правая рука твоего брата. Преемник. Фрэнки не просто жестокий человек. У него не в порядке с головой. И ты находилась в одном помещении с ним? Он же и тебя мог убить!

– Джо, Чарли хочет уйти. Бросить преступную жизнь. Фрэнки Беттс сам мне об этом сказал. Велел не вмешиваться и оставить Чарли в покое. Если бы мне удалось повидать брата, поговорить с ним, он бы ушел. Я это знаю.

Джо молча отвернулся. Гнев, охвативший его, был настолько силен, что ему хотелось опрокинуть ночной столик и швырнуть на пол графин с водой. Если бы не сила воли, он бы разгромил палату.

– Ты хоть представляешь, до чего я сердит? – спросил он, поворачиваясь к жене. – Фиона, как ты могла это сделать? Подвергнуть опасности себя и нашего ребенка? Все мои предостережения пошли прахом? – (Фиона по-прежнему не отвечала.) – Попробуй на мгновение представить, каково было бы Кейти расти без матери, а мне – остаться вдовцом? Отвечай! Я тебя спрашиваю!

Фиона подняла голову. У Джо сжалось сердце. Все ее лицо было в ссадинах. Нижняя губа разбита. Под левым глазом вздулся синяк. На шее остались следы пальцев. Неужели ее пытались душить?

Фиона взяла с кровати газету. Джо увидел, что это «Кларион». В броский заголовок была вынесена цитата из очередной обличительной речи Фредди Литтона против Сида Мэлоуна. Глядя на газетную страницу, Фиона заговорила:

– Мне было десять лет. Чарли – девять. Нас послали в магазин. На обратном пути мы увидели ватагу мальчишек. Их было пятеро. Они мучили кошку: связали ей передние лапы и пинками заставляли бежать. Естественно, кошка падала. Мальчишки гоготали. Они были старше нас, выше ростом. Чарли передал мне купленные чай и сахар, подошел к заводиле и заехал тому по физиономии. Нос он мальчишке не сломал, но кровь пустил. К нашему удивлению, заводила струсил и заревел. Другого мальчишку Чарли ударил в живот, после чего вся ватага убежала. Когда мы остались вдвоем, брат поднял на руки измученную кошку. Вид у нее был жуткий. Одна лапа оказалась сломанной. Дома он устроил ей постель в старой корзинке из-под яиц, натолкав туда тряпок. Наша мать не жаловала кошек, но даже у нее не хватило духу потребовать унести беднягу вон из дома. Чарли весь вечер провозился с кошкой. Держал ее поближе к огню, поил молоком с ложки. Он соорудил что-то вроде шины для сломанной лапы. Даже в детстве он был добрым. А теперь… – Фиона указала на газету. – Мальчишка превратился в преступника. Как это случилось, Джо? Как? – Ее голос дрогнул.

Джо сел рядом, обнял за плечи. Оба сидели молча.

– Поехали домой? – через несколько минут спросила Фиона.

– Нет, дорогая, – покачал головой Джо, и Фиона недоуменно посмотрела на мужа. – Сначала пообещай мне, что ты больше никогда этого не сделаешь. Никогда.

– Я не могу тебе этого обещать. Ты же знаешь, что не могу. Пожалуйста, не проси меня делать выбор.

– А я попрошу. Выбирай. Здесь и сейчас. Я или Мэлоун.

Фиона округлила глаза. Казалось, ее ранили.

– Но, Джо…

У него сжалось сердце.

– Стало быть, я получил ответ? Ты не оставишь своих попыток? Ты готова разорвать мир голыми руками, если бы это помогло вернуть твоего брата. И никакие мои слова не изменят твоего решения. Я лишь напрасно трачу время.

Джо старался не показывать своего горя. Он собирал все имевшееся у него мужество, чтобы сделать этот необходимый шаг. Фиона была для него всем. Он не представлял, как будет дышать без нее, но других решений не видел. Джо не знал, как еще заставить ее остановиться. А отойти в сторону и просто наблюдать, как своими безумными, обреченными поисками брата Фиона разрушает себя и их семью, он не мог.

– Наш экипаж внизу. Я скажу доктору Тейлору, что ты поедешь одна. Кучер тебя обождет. Я поеду в кебе.

– Джо, прошу тебя, не делай этого.

– Поживу в «Коннахте», пока не найду что-то более подходящее. Попрошу Труди привезти мои вещи. Я люблю тебя, Фиона. Я люблю Кейти. Люблю вас больше жизни. Надеюсь, ты передумаешь.

– Ты бросаешь меня? Снова?

– Тогда это была моя вина. Сейчас нет.

Лицо Фионы сморщилось. Из глаз хлынули слезы. При виде ее плачущей Джо едва не дрогнул, но все же заставил себя встать и подойти к двери.

– Надеюсь, Фи, ты сделаешь выбор, – прошептал он, выходя из палаты. – И очень надеюсь, что ты выберешь меня. 

Глава 46

– Сдается мне, старушка Флорри Найтингейл явно нюхала эфир, когда писала эту книгу, – сказала Элла, помахав своим экземпляром «Вводных записок об устройстве родильных домов». – Две тысячи триста кубических футов на каждую пациентку? Плюс окно?

– Нам придется довольствоваться малым, – хмуро кивнула Индия. – Значительно снизить запросы. Меньше пространства, меньше окон, меньше воды, раковин и туалетов.

– Только в одном у нас не будет недостатка. В наших пациентах.

– А здание-то совсем неплохое. Согласна?

– Согласна. Выглядит вполне прилично. Крыша крепкая, никаких протечек. Освещение работает. Водопровод тоже. Раковины на каждом этаже. Конечно, это лишь хребет. Но все необходимое есть.

– Понадобится оборудовать туалеты. Кухню или хотя бы плиту.

– Уверена, на это мы потратим меньше тысячи. Но как будем расплачиваться за простыни и полотенца? За шприцы, скальпели, подкладные судна и…

– Я знаю, – вздохнула Индия. – Все очень просто. Нам нужно двадцать четыре тысячи фунтов, а не две тысячи четыреста.

Индия с Эллой стояли внутри бывшей фабрики красок на Ганторп-стрит. Миссис Московиц слышала, что здание выставлено на продажу. Дешево. Первоначальную цену полторы тысячи фунтов снизили до тысячи двухсот. Владелец обанкротился и торопился продать здание побыстрее. Миссис Московиц предложила сходить и посмотреть. Обе засмеялись.

– Мама, за бывшую фабрику могут просить хоть миллион фунтов! – сказала Элла. – У нас есть всего две тысячи четыреста фунтов. Этой суммы никак не хватит, чтобы купить здание, отремонтировать и обставить.

– А что, от вас убудет, если вы сходите и посмотрите? Бог дает орехи, но не колет их за нас, – сказала миссис Московиц.

Они согласились. Агент по недвижимости проводил их внутрь и сказал, что, по его мнению, они могут предложить владельцу тысячу фунтов. Потом отправился пить чай, оставив их осматривать здание.

– Всего тысячу, – сказала Индия.

– Поторгуемся, – предложила Элла.

– Ты знаешь, что́ твоя мама говорит по этому поводу…

– Знаю, но думаю, если Бог хочет помочь нам с этим зданием, Ему придется ограбить банк.

– Привет! – послышалось со стороны двери. – Индия, Элла… вы здесь?

Повернувшись, Индия увидела Харриет Хэтчер. Та глубоко затянулась сигаретой и бросила окурок на улицу.

– Харриет! – обрадовалась Индия. – Что ты здесь делаешь?

– Решила нанести вам визит. Захотелось узнать, как подвигаются дела с больницей. Мама Эллы рассказала, где вас искать. Смотрите, кого я привела, – сказала Харриет и ехидно улыбнулась.

В дверь быстро вошел грузный мужчина.

– Джонс! – загремел знакомый голос. – По-прежнему строите воздушные замки?

– Профессор Фенвик! – воскликнула Индия, обрадовавшись своему преподавателю не меньше, чем появлению Харриет. – Что привело вас сюда?

Но Фенвик уже отправился смотреть газовое освещение.

– Говорят, на заднем дворе семейства Московиц вы устроили кабинет, – сказала Харриет. – Об этом только и разговоров. В медицинской школе. В больницах. Фенвик захотел увидеть собственными глазами. Сказал, что решил бросить преподавание. И еще сказал, что терпеть не может нынешний выпускной курс.

– Отъявленные тупицы. Все без исключения. Вместо работы с историями болезни торчат у агентов по недвижимости и выясняют, почем на Харли-стрит помещения под их будущие кабинеты! Их, видите ли, модная обстановка заботит! – раздраженно бросил Фенвик и стал подниматься по лестнице.

– Профессор, мы собираемся разместить на втором этаже детское отделение, – крикнула ему вдогонку Индия.

– Нет и тысячу раз нет! Здание старое. Откуда вам знать, каков здесь напор воды? Разместите здесь родильное отделение. Оно больше остальных нуждается в горячей воде. На втором этаже напор получше, чем на третьем и четвертом. Джонс, вы что, никогда в больнице не были?

Харриет подняла большие пальцы вверх.

– Его зацепило! – шепнула она, улыбаясь до ушей.

– Само собой, вам понадобится администратор. Кто-то должен управлять больницей. Делать отчеты. Нанимать и увольнять работников, – сказал Фенвик, спускаясь вниз.

Увидев Эллу, он протянул руку и представился:

– Артур Фенвик.

– Профессор, у вас кто-то есть на примете? – спросила Индия.

– Поменьше наглости, Джонс. Когда больница откроется, дайте мне знать.

– Профессор, правильнее будет сказать «если», – вздохнула Индия.

Она вкратце рассказала о трагической гибели двоюродного брата и судьбе фонда больницы. Фенвик нахмурился:

– Сколько владелец просит за это здание?

– Тысячу двести, но агент по недвижимости считает, что можно сторговаться и за тысячу.

– Предложите владельцу восемьсот, сторгуйтесь на девятистах, и я заплачу первоначальный взнос. Двадцать процентов должны их устроить. Меня можете объявить гарантом сделки.

Индия едва не потеряла дар речи.

– Профессор, вы серьезно? Вы готовы это сделать?

– Считайте, что уже сделал.

– Но почему? – спросила Индия, потрясенная его щедростью.

Он посмотрел на нее поверх очков:

– Была у меня студентка. Девушка наивная до глупости. Я спрашивал ее, почему она хочет стать врачом. Чтобы почувствовать разницу – так она отвечала. Думаю, и я дозрел до того, чтобы почувствовать разницу. – (Индия крепко обняла своего бывшего преподавателя.) – Уф! Я уже чувствую разницу, Джонс.

Индия разжала руки и тут же, вопреки протестам Фенвика, обняла его снова. Затем все вместе они обошли здание, отмечая достоинства и недостатки постройки. Фенвик сообщил, что Королевская бесплатная больница заменяет старые койки. Если найти ломового извозчика, эти койки им отдадут бесплатно. Еще он слышал о планах декана Гаррет Андерсон обновить мебель в библиотеке медицинской школы. Он не сомневался, что и это можно будет получить бесплатно.

– Все, что вам могут отдать, далеко от идеала, – напомнил Фенвик. – Столы из библиотеки довольно старые. Кровати из Королевской больницы деревянные, а не такие, как приняты сейчас: металлические и с приспособлениями.

– Профессор Фенвик, беднякам некогда ждать, когда оборудование в больнице станет идеальным, – возразила Индия. – Им нужна помощь. Самая элементарная помощь. И она им требуется сейчас. Старые койки лучше, чем вообще никаких. Мы их хорошенько отмоем горячей водой и продезинфицируем карболкой.

– Я уже чувствую разницу, – усмехнулась Харриет. – Не ты ли отправлялась на работу к Гиффорду с пакетом овсянки и картинками с улыбающимися фруктами и овощами? Что произошло?

– Всего-навсего реальность Уайтчепела, – со смехом ответила Индия. – Сейчас я довольна, если куры не лезут в смотровой кабинет.

Вернулся агент по недвижимости. Индия отвела его в сторону и предложила восемьсот фунтов. Он покачал головой, сказав, что это совсем мало, но согласился передать предложение владельцу. Затем он попросил всех покинуть здание, простился и поспешил по другим делам.

– Нет у него никаких других дел, – сказал Фенвик, глядя агенту вслед. – Этот парень отправится прямо к владельцу. Тот уступит здание за девятьсот. Попомните мои слова.

Индия с Эллой вприпрыжку вернулись на Брик-лейн, пытаясь сообразить, откуда им взять деньги на ежемесячные выплаты по закладной и ремонт. Имеющиеся две тысячи четыреста фунтов не покроют всех расходов.

– Придется нам продолжить то, чем занимался Уиш, – стучаться в двери, – сказала Элла.

– И попытаться продать участок в далеком Пойнт-Рейесе, – добавила Индия.

– Но еще остается вопрос с персоналом, – вспомнила Элла. – Как мы будем им платить?

– Это я попробую уладить. Персонал можно поискать в Лондонской медицинской школе для женщин. Студенткам очень нужна медицинская практика, а их далеко не везде берут. Когда мы откроемся и начнем работать, я поговорю с деканом. Думаю, она согласится направить часть студенток к нам.

– Замечательная идея! – воскликнула Элла.

– Элла, а ведь мы сумеем осуществить задуманное, – сказала Индия, сжимая руку своей подруги и коллеги. – Мы сможем! Пусть не так, как планировал Уиш. Возможно, не самым правильным способом…

– …но это будет наш способ, – подхватила Элла.

Вернувшись домой, они попросили младших детей позвать миссис Московиц, чтобы сообщить ей радостную новость. Вскоре она вышла с кухни, вытирая руки о фартук. Подбежавший Соломон сказал, что Индии принесли пакет.

– Солли, от кого пакет? – спросила Индия.

– Не сказали, – пожал плечами мальчишка.

– Но должен же быть обратный адрес, – сказала Элла.

– Я смотрел. Нет там никакого адреса. Подъехал экипаж. Кучер отдал мне пакет и сразу уехал.

– Может, у Фредди совесть пробудилась и он вернул тебе подаренные драгоценности, – предположила Элла.

– По-моему, это ты у нас нанюхалась эфира, – ответила Индия.

В коридор вбежала Пози.

– Индия, тебе подарок! – нараспев произнесла она. – Открой! Открой скорее!

– Наверняка еще одна кружевная салфетка, – проворчала Тилли. – Их уже штук пятьсот набралось.

Снова открылась дверь. Вошел мистер Московиц, а за ним Янки с Ароном.

– Почему мы собрались в коридоре? – удивился он.

Миссис Московиц объяснила мужу причину. Индия продолжала вертеть в руках пакет. Коричневая оберточная бумага. Никаких надписей. И никакого намека на пославшего. Индия развязала бечевку и развернула бумагу.

– Что такое «Маканудо»? – спросил Солли.

– Марка сигар, – ответил широко образованный Янки.

– Индия курит сигары? – удивилась Пози.

– Да нет же, коротышка. Это ящичек из-под сигар.

– Соломон! Не смей называть сестру коротышом! – отчитала его миссис Московиц.

Дети громко захохотали.

– Коротышкой, мама! Не коротышом![34] – пояснил Соломон.

– Чтоб я этого слова не слышала!

– Мама, я его не произносил. Это ты сказала «коротыш».

– Соломон Московиц! Как ты разговариваешь с матерью? Янки, это твое влияние.

– Мое? Что я такого сделал?

Миссис Московиц уже собиралась ему сказать что, но в этот момент Индия подняла крышку ящичка и громко вскрикнула, помешав воспитательному процессу.

– Gott in Himmel! – воскликнула миссис Московиц, заглядывая в ящичек, в котором лежали толстые пачки стофунтовых банкнот.

– Пересчитай! – попросила Элла.

Индия покачала головой и молча положила ящичек на стол. Она знала, кто прислал деньги, и не хотела к ним прикасаться. Его деньги были ей не нужны.

– Тогда я сама пересчитаю, – заявила Элла.

Она трижды пересчитала деньги, в чем ей помогала вся семья. Закончив, Элла даже привалилась к стене, шумно выдохнув:

– Индия, там десять тысяч фунтов. Десять чертовых тысяч фунтов!

Потрясенная миссис Московиц даже не упрекнула дочь за неподобающий лексикон.

– Сегодня над Уайтчепелом идет денежный дождь, – сказала она.

– Глядите! На дне записка, – сказал Солли, указывая на дно ящичка.

Элла вытащила клочок бумаги. Ни обращения, ни подписи. Всего три слова: «На вашу больницу».

– Индия, теперь мы легко купим здание, – сказала она. – И сделаем ремонт. Хватит и на постельное белье, и на жалованье врачам…

– Нет, не хватит, – сухо возразила Индия.

– Почему? – удивилась Элла.

– Я знаю, кто прислал эти деньги. Сид Мэлоун. Кровавые деньги, до которых я не хочу даже дотрагиваться. Я намерена их вернуть.

– Индия, ты спятила?

– Элла, на сей раз это не корзина с фруктами! Это десять тысяч фунтов.

– Ты до чертиков права! Десять тысяч!

– И каждый фунт добыт торговлей опиумом. Контрабандой. Проституцией. Грабежами. Больница создается, чтобы избавлять людей от страданий. Можно ли открывать ее на деньги, добытые страданиями других людей?

– Ты это серьезно?

Индия сложила деньги обратно в ящичек. Элла закрыла глаза и покачала головой:

– Нельзя быть такой упрямой. Даже тебе.

– Элла, я права. Я знаю, что права.

– Нет. Ты у нас праведная. Похожие слова, только смысл разный.

Индия вздрогнула, но не отступила.

– Жаль, что ты не понимаешь очевидных вещей, – сказала она и, взяв деньги, покинула жилище семьи Московиц. 

Глава 47

Сид лежал с закрытыми глазами в кровати и ждал, когда его одолеет сон. Бессонница донимала его трое суток подряд. Измученный, опустошенный, он очень хотел уснуть, но ему мешали голоса. Они проникали сквозь половицы: один упрямый, второй пронзительный. И оба громкие. Наконец, не в силах больше терпеть, Сид встал, обулся и потопал вниз. Время было непозднее – начало вечера. Посетителей в «Баркентине» – раз два и обчелся. Сид почти сразу же увидел обладателей голосов, помешавших ему заснуть. Один принадлежал Дези. Второй – спорящей с ним Индии.

– Я знаю, что он здесь. Мне нужно его видеть. Вы хотя бы можете передать ему, что я пришла?

– Простите, мисс. Я о таком вообще не слыхал.

– Как это не слышали, если вы у него работаете?

– Простите, мисс. Желаете чего-нибудь выпить?

– Мистер Шоу, нечего водить меня за нос!

– Дез, я уже здесь, – не выдержал Сид, и Индия обернулась. – Чем я обязан удовольствию видеть вас, доктор Джонс? – устало спросил Сид.

– Думаю, вы знаете, – ответила она, помахав сигарным ящичком.

– Продолжим разговор наверху. – Приведя Индию к себе в комнату, Сид плотно закрыл дверь и только тогда заговорил. – Я же просил тебя не появляться здесь, но ты опять пришла. И на этот раз – с десятью тысячами фунтов в коробке из-под сигар. Ты совсем спятила?

– Я взяла кеб. Меня довезли почти до места.

– Да хоть по воздуху прилетела. Больше так не делай.

Индия молча оглядела жилище Сида. Железную кровать с мятыми простынями. Одежду, разбросанную по полу. Бутылку виски на ночном столике.

– Забирай. – Она неуклюже бросила ему деньги. – Я не могу это принять. Забирай. Напрасно вообще ты их посылал. Ты же знаешь, как я отношусь… к…

– К кровавым деньгам?

– Да. К кровавым деньгам.

– Индия, не будь такой жутко упрямой.

– Упрямство здесь ни при чем. Сид, мы оба прекрасно знаем, откуда взялись эти деньги!

– Пожалуйста, избавь меня от лекций. Я слишком устал, чтобы слушать о том, как люди погрязают в бедах, поскольку не едят овсянку.

Индия сердито посмотрела на него:

– Я думаю не об их бедах. О твоих, Сид. О твоих. – (Сид отвернулся; ему вдруг стало невыносимо видеть ее глаза.) – Ты хочешь дать мне крупную сумму, чтобы тебе стало легче. Чтобы продолжать жить прежней жизнью, но облегчить совесть благодеянием. Я этого не позволю.

Сид раздраженно повернулся к ней.

– Да я просто хочу тебе помочь! Помочь твоим пациентам! – крикнул он.

Они снова орали друг на друга. А ему хотелось… уложить ее рядом с собой. Обнять и попросить что-нибудь рассказать. О ее детстве. О пациентах. О чем угодно. Ее прикосновение, ее голос… они успокаивали его. Тогда бы он заснул. Сид знал, что уснет, если она ляжет рядом.

– Поступай, как знаешь, Индия, – наконец сказал Сид. – Оставь деньги здесь. Завтра я пошлю их снова и адресую Элле. Сдается мне, она их возьмет. У нее нет такого тупого упрямства, как у тебя.

Индия сердито швырнула ящичек с деньгами ему на кровать.

– Прекрасно, – сказал Сид, пристально глядя на нее. – Ты вернула мне деньги. И чего ты этим достигла? Хочешь преподать мне урок? Задеть мои чувства? Спешу тебе сообщить: меня это не задевает. Это ударит по здоровью людей, которые могли бы получить помощь в больнице. Откажись от денег, и ты останешься на своем высокоморальном островке в тепле и сухости. Тебе ведь там уютно? А можно пойти на риск. Шагнуть в грязь, где все мы топчемся, и спасти несколько жизней.

Казалось, Индия вот-вот заплачет. Усталость сделала Сида жестоким.

– Извини. Я не хотел… – начал он.

– Есть одна жизнь, – дрогнувшим голосом произнесла она. – И ту жизнь я бы очень хотела спасти. Если я возьму деньги, я не спасу, а погублю эту жизнь. Сид, тебе нужно выбираться из всего этого.

– Ну никак ты не уймешься! Твоя чертова больница еще не открылась, а ты уже пытаешься браться за тяжелые случаи. – Сид смотрел ей прямо в глаза. – Неужели ты не понимаешь, что есть что-то, помимо денег?

– Неправда! – воскликнула Индия.

Сида удивила внезапная свирепость в ее голосе. Раньше, чем он успел что-то сказать, Индия подошла к нему, обняла и поцеловала. Ее поцелуй был страстным, голодным. Сид закрыл глаза. Его волнами захлестывали противоречивые чувства: потрясение, желание, любовь, печаль и страх. Он боялся Индии и того, что она просила от него. Он боялся за Индию.

Сид обнял ее и крепко прижал к себе. Потом отодвинул. Индия вопросительно посмотрела на него. Сид покачал головой.

– Почему? – спросила она.

– Потому что ты хорошая, – сердито прошептал он. – Настолько хорошая, что даже меня заставляешь верить в лучшее вопреки собственному опыту. Я-то знаю: ничего хорошего в этой жизни нет.

– Ты не хочешь меня.

– Я очень тебя хочу. Больше, чем кого-либо из женщин, которых хотел. Но я не могу. И не сделаю. Это было бы ошибкой. Жуткой ошибкой. Ты и сама знаешь. Ты же мне говорила. Тебе стоит уйти, – как можно мягче сказал Сид. – Я велю Озу тебя отвезти. Доставит тебя в целости и сохранности на Брик-лейн и…

– Я не хочу уходить.

– Индия…

– Я… я люблю тебя, Сид.

В комнате стало тихо. Сид слышал потрескивание угля в камине, лай собаки где-то на улице и стук собственного сердца.

– Что ты сказала?

– Я сказала, что люблю тебя.

– Неправда!

– Правда, – прошептала Индия, утыкаясь взглядом в свои руки, чтобы совладать с захлестнувшими ее чувствами.

Сид попытался заговорить, но не смог. Женщины говорили ему о любви, но ни одна не вкладывала в эти слова такого смысла, как Индия. Ее любовь означала целый мир. Ее любовь была всем, чего он хотел и чего боялся.

– Это было бы катастрофой, – наконец произнес Сид. – Ты ведь знаешь.

Глаза Индии были полны боли.

– Если ты меня не любишь, я смогу это понять и принять, – произнесла она. – Но если любишь, пожалуйста, не заставляй меня просить.

Сид снова обнял ее. Крепче, чем прежде.

– Я очень тебя люблю, Индия. Ты даже не догадываешься, как я тебя люблю.

Они стояли, обнявшись. Потом Сид почувствовал ее губы у себя на щеке. На губах. Поцелуи Индии были страстными и неистовыми. Его поцелуи – ранящими. Сид хотел ее. Ему хотелось обнять ее нагую, чувствовать ее тело, чувствовать биение ее сердца. Здесь и сейчас. Без предисловий. Его любовь была сравнима с темнотой, и Сид это знал. Печальной, сокрушительной, которая раздавит их обоих. Обратной дороги не будет, но сейчас Сид и не хотел возвращаться. Не надо ему обратных дорог.

Сид расстегнул и снял с нее блузку, затем камисоль. Отсветы каминного пламени плясали на ее коже, отбрасывая тени. Сид поцеловал плавный изгиб ее плеча, потом впадинку под горлом. Ее груди легко помещались у него в ладонях.

– Я не ахти как умею это, – призналась Индия. – Боюсь, сначала мне нужно выпить. Мне… холодно.

– Я тебя согрею.

– Я не про такой холод. Я подразумеваю…

– Знаю, что ты подразумеваешь. Ты ошибаешься.

Сид взялся за пояс ее юбки и сбросил юбку на пол, после чего снял нижнюю юбку. Затем расшнуровал и снял с нее ботинки и чулки. Он любовался обнаженной Индией, пил ее, как редкое вино. Покраснев под его взглядом, она подняла юбку и попыталась прикрыться.

– Не надо. – Сид отнял у нее юбку. – Я хочу тебя видеть, Индия. Ты красивая. Очень красивая. Ты это знаешь?

Он перенес Индию на кровать и лег рядом с ней. Он целовал ее губы, наслаждаясь нежностью ее кожи. Ему хотелось только эту ночь. Эту комнату. Эту женщину. Он целовал ее груди, мягкий плоский живот, изгиб бедер. Добравшись до лобка, он пощекотал волосы. Индия хихикнула. Сид повторил, пока она не засмеялась громко и не попросила прекратить. Сид просто жаждал слушать, как она смеется. Это были звуки ее удовольствия, ее счастья. Вопреки просьбам, он снова пощекотал ее и, когда она зашлась смехом, раздвинул ей ноги и стал целовать там. Сид ласкал ее лоно, пока там не стало мокро и дыхание Индии не сделалось сбивчивым.

– Возьми меня, Сид, – прошептала она. – Я хочу тебя.

Он осторожно вошел в нее, продолжая ласкать, пока Индия не раздвинула ноги шире. Тогда он обхватил ее ягодицы и проник глубже. Ему до боли хотелось Индию. Он перехватил ее испытующий взгляд. Потом Индия закрыла глаза и стала двигаться в одном ритме. Поначалу медленно.

– Как прекрасно, – бормотала Индия. – Как прекрасно…

Она искала его губы. Ее пальцы запутались в его волосах. Сид чувствовал, что ее движения становятся сильнее и требовательнее. Ее тело делалось все жарче, покрываясь липким потом. Сид ощущал приближающийся оргазм, который ему никак не удержать. В это мгновение Индия вздрогнула и выкрикнула его имя. Сид закрыл глаза и уже не противился оргазму. Он растворился в ощущениях, звуках и запахах Индии. Когда все кончилось, Сид продолжал обнимать Индию. Она дрожала. Сид прикрыл ее своей рубашкой.

– Я люблю тебя, Сид. Я очень тебя люблю, – прошептала она, ненадолго приоткрыв глаза.

Потом она снова закрыла глаза и прижалась к нему, положив голову на его руку. Сид расправил мокрые от пота локоны, прилипшие к ее щеке. Через несколько минут ее дыхание выровнялось и стало медленнее. Индия погрузилась в сон. Сид смотрел на мерцающие угли в камине. Он хотел остаться с ней на всю ночь, а когда наступит утро, снова заняться с ней любовью. Потом увезти ее куда-нибудь. Туда, где светло и красиво. На берег моря.

Индия шевельнулась в его руках и тихо вздохнула. Сид смотрел на нее, на ее прекрасное лицо и спрашивал себя, не совершил ли он самое худшее преступление в своей поломанной жизни.

Часть вторая

Лондон, сентябрь 1900 года

Глава 48

– Джентльмены! Джентльмены! Где мы находимся? В Утопии? Или в Уайтчепеле? – кричал Фредди Литтон, обращаясь к мужской аудитории: грузчикам, фабричным рабочим и строителям, до отказа набившимся в прокуренный зал паба «Десять колоколов». – Мы бы и хотели жить в идеальном мире, только мы там не живем. А живем мы в реальном мире, где вынуждены сталкиваться с реальными фактами и делать реальный выбор. Голосовать за лейбористов – все равно что бросать голоса в помойку. У лейбористской партии нет никаких шансов. Любой здравомыслящий человек это понимает. Мы должны сплотиться и одолеть настоящего врага – тори, возглавляемых Солсбери.

Сидящие кивали с серьезным видом. Стоящие задумчиво почесывали подбородки. В целом слова Литтона были встречены жиденькими возгласами. Не успели они отзвучать, как в атаку ринулся Джо Бристоу.

– В восемьдесят восьмом они говорили то же самое работницам спичечных фабрик! – крикнул он с другого конца зала. – Политики, газетчики, фабриканты. Словом, все, имевшие власть, утверждали, что у рабочего движения нет шансов на успех. Это говорилось накануне забастовки работниц, требовавших повысить безопасность труда. Как известно, забастовка закончилась победой. А в восемьдесят девятом власть пыталась запугать грузчиков, требовавших повышения жалованья, и опять накануне их забастовки. Как мы знаем, грузчики тоже одержали победу. Их запугивали. Говорили: «Не надейтесь. Не смейте роптать. И не мечтайте». Сегодня я вам говорю: не слушайте их. Пусть ваша солидарность будет посланием Вестминстеру и всему миру. Я говорю вам: надейтесь. Набирайтесь смелости. Верьте. Верьте в лейбористскую партию. Верьте в меня. Но, что еще важнее, верьте в самих себя.

На сей раз одобрительных возгласов было намного больше. Они перемежались со свистом и выкриками, но Джо едва слушал их, продолжая говорить и полемизировать с Фредди.

Парламент распустили неделю назад, а на двадцать четвертое октября были назначены всеобщие выборы. Для кандидатов в палату общин наступил жаркий месяц. По всей стране они выступали с предвыборными заявлениями, вели дебаты с соперниками, сражались с критиками всех мастей. Предвыборная лихорадка охватила всю Британию, но нигде словесные поединки не вызывали такого жгучего общественного интереса, как битва за представительство от Тауэр-Хамлетс.

Время близилось к десяти вечера. Джо выступал в местном отделении профсоюза, когда ему сообщили, что буквально в двух шагах отсюда, в пабе, находится Фредди Литтон, сопровождаемый газетчиками. Сторонники Джо, жаждавшие дебатов, подхватили его на руки и перенесли в «Десять колоколов». Невзирая на усталость и охрипший голос, он не колебался. Внутри Джо бурлил гнев. Гнева было столько, что казалось, тот никогда не иссякнет.

Гнев не покидал Джо ни днем ни ночью. Никогда еще он не был настолько зол, как сейчас. Гнев служил его движущей силой, заставляя стучаться в двери, говорить с избирателями, давать интервью и произносить речи. Другие на его месте давно бы рухнули от измождения.

Джо злился на Восточный Лондон и на всегдашних спутников жителей этой части столицы: лишения, высокий уровень преступности, отчаяние и беспросветную, бесконечную нищету. Он давно уже не дрожал от холода в заплатанной куртке, и его отец давно уже не отказывался от завтрака, чтобы им с братом и сестрами досталось побольше. Джо и Фиона были богаты. Они ушли от бедности, но сейчас ему открылась горькая истина: бедность от них никуда не ушла.

Бедность разрушала семьи. И как бы далеко ты от нее ни ушел, она сумеет тебя догнать. В этом печальном факте Джо убедился на примере собственной семьи. Они с Фионой теперь жили порознь. Три недели назад он ушел из дому и нынче жил в «Коннахте», а Фиона с Кейти остались на Гросвенор-сквер. И причиной всему был Сид Мэлоун, брат Фионы. Двенадцать лет назад этот парень, не выдержав бедности и отчаяния, сломался. Сида затянул преступный мир, изменив до неузнаваемости, но Фиона так и не смогла с этим смириться.

Джо хотелось искоренить бедность. Сокрушить с той же яростью, с какой жестокое наследие бедности сокрушало его, вынуждая день за днем проводить вдали от тех, кого он любил больше всего на свете, – жены и дочери.

– Все это прекрасные, высокопарные слова! – насмешливо воскликнул Фредди, когда Джо закончил говорить. – Но слова стоят недорого. В правительстве ценится опыт. Умение работать в рамках государственной системы и решать вопросы.

– Опыт? – переспросил Джо. – Что ж, приятель, я расскажу вам и остальным о своем опыте. У меня достаточно опыта по части голода, холода и работы по шестнадцать часов в день при любой погоде. А каков ваш опыт, Фредди? Вам когда-нибудь приходилось работать на голодный желудок? Вам знаком холод, пробирающий до костей? Разумеется, нет!

– Давайте не уклоняться от насущных тем! – вспыхнул Фредди.

– Я думал, что как раз говорю на очень насущную тему, – парировал Джо, рассчитывая вызвать смех собравшихся.

– Тогда расскажите этим добрым людям о ваших планах по сдерживанию ужасающей преступности в Уайтчепеле. Да и есть ли у вас какие-либо планы?

– Представьте себе, есть. Я планирую построить больше школ.

– Школ? – театрально расхохотался Фредди. – Нам не нужны школы. Уж если что нам и нужно, так это…

– Что? Тюрьмы? Больше тюрем?

– Я так не говорил… – начал было Фредди, но Джо не оставил ему шансов закончить.

Джо подгонял Литтона, стремясь направить разговор в нужное русло, но достигнуть желаемого результата не мог. Пока не мог.

– Рассказать вам, почему мистер Литтон считает тюрьмы важнее школ? – спросил он. – Потому что он скорее предпочтет упрятать вас за решетку, чем обучать! Образованные люди задают слишком много вопросов. Вы вдруг захотите узнать, почему вкалываете по четырнадцать часов ежедневно, зарабатывая лишь фунт в неделю. Или почему ваши дети отправляются на фабрики, в шахты или мыть посуду и полы в пабах, тогда как другие слои общества посылают своих детей в Оксфорд и Кембридж.

– Это всего-навсего типичная марксистская трескотня! – крикнул взбешенный Фредди. – Если правительство решит, что Уайтчепелу нужно больше школ, они появятся. Обязательно появятся. Я вам обещаю, что…

Фредди распалялся все сильнее, и впервые за вечер Джо улыбнулся. Он повернулся к газетчику, сидевшему рядом. Тот торопливо строчил в блокноте.

– Вы записываете все? – спросил Джо.

– Каждое слово, – ответил репортер, продолжая писать.

Все газеты освещали сражение за представительство от Тауэр-Хамлетс, публикуя каждое колкое и оскорбительное словцо, которым обменивались кандидаты, а также все их обещания. В глубине души Джо сомневался, что ему удастся собственными глазами увидеть зал заседаний Вестминстера. Но, когда пройдут выборы, он вменит себе в обязанность следить, чтобы каждое обещание, данное победителем и запечатленное газетами, непременно было выполнено. Быть может, на следующий год, уже при новом правительстве, в Уайтчепеле появятся новые школы, станет больше патронажных сестер, а число обветшалых домов и отчаявшихся людей уменьшится.

Кто-то протянул ему пинту пива. Джо сделал большой глоток. Портер был как бальзам для его воспаленного горла. Облизав с губ пену, Джо стал дожидаться шанса снова включиться в дебаты и потребовать от соперника изыскать средства на строительство новых больниц, благотворительных кухонь, сиротских приютов и вдовьих домов.

В отличие от Фредди, Джо сражался за нечто большее, чем представительство от Тауэр-Хамлетс и привилегию заседать в парламенте. За нечто большее, чем собственная карьера в политике.

Он сражался за справедливость для жителей Восточного Лондона. За их права и возможности. За окончание эпохи бедности и невежества. Эпохи беспросветности и безнадежности.

Джо сражался единственным оставшимся у него способом за воссоединение с семьей. 

Глава 49

В сгущающихся сумерках Сид увидел ее. Индию. Теперь его Индию. Она шла впереди, вверх по Ричмонд-Хилл. Одной рукой она придерживала шляпу, в другой – у нее была дорожная сумка, из которой выглядывала бутылка вина.

Индия пыталась идти шагом, но постоянно сбивалась на бег. Вскоре она свернула на Арден-стрит и вошла в небольшой трехэтажный дом. Квартиру здесь они сняли по настоянию Сида – подальше от мест, где жили. То был единственный способ видеться с Индией. Его люди не пронюхают об этом месте, а значит, ничто не будет угрожать ее безопасности.

Достав ключ, Сид открыл дверь и вошел в узкую парадную. Индия уже поднималась на третий этаж. Он слышал, как на втором она поздоровалась с престарелой соседкой!

– Здравствуйте, миссис Энсли. Как поживаете?

– Спасибо, дорогая, замечательно. А как мистер Бакстер?

Мистер Бакстер. Услышав эту фамилию, Сид улыбнулся. Так он представился домовладелице, когда они впервые зашли в этот дом узнать насчет квартиры.

– Меня зовут Альфред Бакстер, а это моя жена Теодора.

Фамилию он позаимствовал, увидев на стенке омнибуса рекламу какао Бакстера. Хозяйке он назвался коммивояжером и сообщил, что бо́льшую часть времени проводит в разъездах, а жена не любит оставаться одна и потому уезжает к матери в провинцию. В Лондоне они будут появляться нечасто и готовы заплатить вперед. Плата за год устроит? Изумленная неожиданной удачей, домовладелица тут же сдала им квартиру, не задавая вопросов.

Сид слышал, как Индия простилась с миссис Энсли, взбежала на последний марш лестницы и отперла дверь. Он поднялся следом. Бросив плащ и сумку в передней, Индия пошла по квартире, окликая Сида. Он закрыл глаза, наслаждаясь звуком собственного имени в ее устах. Искренностью голоса. Счастьем.

Сид знал: очень скоро она убедится, что его в квартире нет. Снятое жилище было скромным: большая открытая гостиная с таким же большим окном от пола до потолка, спальня, кухонька и уборная. Квартира сдавалась с минимальным набором мебели. Ковры и занавески Индия купила сама. Сид тихонечко закрыл дверь. Индия успела обследовать спальню. Выскочив оттуда и увидев его, она застыла на месте.

– Добрый вечер, миссис Бакстер, – улыбнулся Сид, протянув ей букет белых роз. – Выходил за ними. Думал, успею вернуться раньше тебя, но…

Не дав Сиду договорить, Индия бросилась к нему, обняла за шею и принялась страстно целовать.

– Я так волновалась, – призналась она. – Увидела, что тебя нет дома. Подумала: а вдруг ты не придешь?

Сид ответил поцелуем, затем отстранился, торопясь сменить тему. Этой любви было для него слишком много. Так и утонуть недолго.

– Проголодалась? – спросил он. – Должно быть, проработала весь день. Я принес еду.

Сид сходил на кухню и вернулся с корзиной и парой бокалов. Корзину он поставил на стол под окном и начал вынимать из нее снедь.

Индия покачала головой.

– Я хочу только тебя, – сказала она и снова поцеловала Сида.

– А как насчет промочить горло бокалом вина?

Сид полез в ее сумку за бутылкой. От резкого движения сумка опрокинулась. Оттуда выскользнула папка, а из папки – раскрашенные фотографии с видами зеленых холмов, кобальтового залива и высоченных утесов над морем. Подняв снимки, Сид взглянул на них и застыл в изумлении.

– Что это за место? – спросил он, глядя на фотографии.

– Участок земли, оставленный мне двоюродным братом в Калифорнии. Место называется Пойнт-Рейес. Продать участок я не могу. Во всяком случае, так говорил американский агент по недвижимости… Сид? Что случилось? У тебя такой странный вид.

Сид покачал головой и засмеялся:

– Я… не знаю. Какое-то странное ощущение, словно я уже видел это место. Наверное, во сне. Словом, чепуха.

Потом он вспомнил, где впервые увидел Пойнт-Рейес. В туннеле. Тогда же он впервые обнял Индию. Помнится, ему захотелось уйти с ней из Лондона. Куда-нибудь в новое прекрасное место. На берег моря. И перед мысленным взором предстало именно это место. Сид хотел рассказать Индии, но она была слишком занята поцелуями.

Он отложил снимки, поцеловал Индию, после чего откупорил бутылку и наполнил бокалы. Выпив полбокала, Индия вытерла рот тыльной стороной ладони и потащила Сида в спальню.

– Черт побери! Если бы я знал, что ко мне будут приставать, то для защиты взял бы своих парней, – сказал Сид, стараясь не расплескать вино.

– Они бы не выстояли. Особенно против меня, – заявила Индия, расстегивая его жилет.

Потом она расстегнула на нем рубашку, поцеловав грудь, шею и губы. Столь же ловко Индия расправилась с его брюками, и они упали на пол. Туда же отправились и трусы.

– Не так прытко, миссус, – запротестовал Сид. – Как насчет того, чтобы вначале приятно побеседовать? Ты же знаешь: «Как ты, Сид? Как прошел твой день?»

– Потом. Когда я получу свое.

Забрав у Сида вино, Индия потащила его на кровать, широкую, украшенную резьбой. Эту кровать она нашла в магазине подержанной мебели. Сид опустился на теплое пуховое одеяло. Индия почти молниеносно сбросила с себя жакет, блузку и юбку, проявив к ним не больше почтения, чем к лохмотьям. Оставшись в камисоли и чулках, она залезла на Сида, обхватила его лицо и принялась целовать. Ее поцелуи были затяжными и неистовыми. Сид закрыл глаза, вспомнив, как она рассказывала ему о своей холодности. Это она-то холодная? Страстностью она превосходила всех его прежних любовниц.

Индия потянулась к его рукам, крепко прижав их к подушке. Она целовала ему щеки, глаза, губы. Потом спрятала лицо у него на шее, вдыхая его запах. Худенькое тело Индии прижалось к телу Сида. Он не заметил, как вошел в нее. Она была мягкой, очень мягкой. И очень мокрой. Через считаные секунды она содрогнулась всем телом и выкрикнула его имя.

Сид моргал, глядя в потолок. Он едва успел достичь полной эрекции. Когда Индия снова открыла глаза, он посмотрел на нее и со смехом произнес:

– И что, это все? Я ощущаю себя какой-то дешевкой. – Сид сел на постели и поцеловал Индию. – Я для тебя просто предмет, и не более того. – Он вытащил гребень из ее волос.

Светлые волосы разметались по ее плечам. Сид расстегнул на ней камисоль, снял через голову и поцеловал груди. Его руки скользили по шелковистой коже ее спины.

Индия негромко стонала, спрятав руки в его волосах.

– По-моему, тебе стоит извиниться, – сказал Сид.

– Ты так считаешь? И за что же?

– За обращение со мной как с игрушкой. Как с пленником.

Индия громко рассмеялась. Сид улыбался, наслаждаясь ее смехом. Потом обхватил ее ягодицы и снова вошел в нее, сделав пару толчков. Ее запах вызвал у него мгновенную эрекцию.

– Ой, Сид, – прошептала она. – Я… я…

– Что?

– Я вовсе не собираюсь извиняться! – захихикала она.

– Ах так? Что ж, тогда мы заставим тебя извиняться.

Он принялся сосать и покусывать ее груди, пока Индия вновь не стала совсем мокренькой. У нее перехватило дыхание. Сид возобновил толчки и повторял их, пока ее тело не изогнулось. Тогда он остановился.

– Нет, не останавливайся… не останавливайся! Прошу тебя…

– Ну что, будешь извиняться?

– Нет! – крикнула Индия.

Она обвила его худенькими руками и укусила за ухо. Сид снова и снова приводил ее на грань экстаза и останавливался, пока Индия не почувствовала: еще немного, и она от желания сойдет с ума.

– А как теперь? Ты…

– Нет, – ответила она, заткнув ему рот поцелуем.

Поцелуи продолжались. Затем Индия вдруг отодвинулась. Ее серые глаза потемнели и стали серьезными. К этому времени в спальне почти стемнело.

– Сид, я не собираюсь извиняться, – напористо заявила она. – Слышишь меня? Ни за то, чем мы с тобой занимаемся. Ни за свою любовь к тебе. Я не стану извиняться ни сейчас, ни в будущем. Никогда.

Захваченный эмоциями, Сид подхватил ее на руки. Они снова занялись любовью, как тогда, в их первую ночь, страстную, отчаянную, когда ему хотелось затеряться в ней. Потом они просто лежали. В спальне совсем стемнело. Индия свернулась калачиком в его сильных руках, таких надежных и безопасных. Когда ее дыхание стало глубже, Сид осторожно, стараясь не разбудить Индию, встал, прикрыл ее плечи одеялом, поцеловал влажные локоны на шее и нахмурился. Какая же она бледная, худенькая и хрупкая.

Сид натянул брюки и отправился на кухню готовить незамысловатую еду. Состояние Индии внушало ему беспокойство. Она совсем отощала. Работала на износ и почти ничего не ела. До открытия больницы оставался месяц. Они с Эллой работали почти круглыми сутками. Собирали пожертвования, чтобы оплачивать ремонтные работы. Ругались со строителями и посыльными. Собственноручно проверяли, насколько правильно и надежно установлена каждая облицовочная плитка, каждая труба, лампа и дверная ручка. Несколько дней назад Сид заглянул к ним посмотреть, как идут дела. Индию он застал сидящей на полу родильного отделения в окружении стамески, отвертки и ведерка с раствором. Она самостоятельно переустанавливала решетку слива. Стамеска выскользнула у нее из рук и поранила ей палец. Индия наскоро его перевязала и продолжила работу.

– Решетка стояла так, что мешала воде свободно уходить, – пояснила Индия. – И швы были заделаны кое-как. А трещины здесь недопустимы, иначе в трещинах будет скапливаться грязь и плодить инфекцию.

– А почему ты не заставила строителей переделать? – спросил Сид, опускаясь рядом.

– Я им говорила, причем дважды. Потом поняла: проще самой сделать. Им наплевать.

Зато ей не наплевать. Для нее не существовало мелочей. Сид видел это в каждом ее движении. Индию всерьез заботило здоровье бедняков Уайтчепела, и в первую очередь женщин и детей. Она думала о практических переменах к лучшему. Хотела почувствовать разницу.

Индия была совсем не похожа на любую из женщин, прежде встречавшихся Сиду. Почти всем им хотелось драгоценностей, мехов и нарядов. Только не Индии. Она никогда не раздумывала о своем гардеробе. Если одежда чистая и прилично выглядит, если можно расстегнуть манжеты на блузке и закатать рукава, Индия была счастлива. Драгоценности не вызывали у нее ни малейшего интереса. Их она считала нелепыми побрякушками. Зато ее глаза вспыхивали при виде таких предметов, от одного взгляда на которые у Сида начинала кружиться голова. В основном это касалось блестящих острых металлических штучек. Ее вдохновляли скальпели, зажимы, шприцы. Хлороформные маски. Бутылочки и пузырьки с лекарствами. Иглы и гибкие трубки, мензурки и колбы.

Сиду запомнился день, когда из Нью-Йорка прибыл заказанный инкубатор: замысловатое сооружение из стекла и металла, снабженное газовым водогрейным котлом. Индия была так перевозбуждена, что не смогла уснуть.

– Сид, инкубатор будет спасать младенцев, – говорила она. – Тех, кто родился недоношенным. Раньше мы не могли им помочь.

Все это было куплено на его деньги. Те, что поначалу она отказывалась брать. Наконец Сид все-таки убедил ее взять.

– Возьми ради них, – сказал он, имея в виду ее пациентов. – И ради меня.

Денежная щедрость занимала в его списке второе место. На первом стояла любовь.

Гремя тарелками, Сид разложил купленные деликатесы, затем составил тарелки на поднос. Может, Индия соблазнится и наконец-то поест как следует. По пути сюда он завернул в «Хэрродс». Сид слышал, что богачи покупают еду там, а поскольку Индия происходила из состоятельной семьи, он подумал, что ей захочется более изысканных угощений, нежели рыба с чипсами и пироги со свининой. Осталось дополнить поднос открытой бутылкой вина. В этот момент из спальни донеслось его имя. Судя по интонации, Индия была расстроена и даже испугана.

– Сид! – снова позвала Индия.

– Что такое? Что случилось? Я здесь, – сказал Сид, вбегая с подносом в спальню.

Индия сидела на постели, растерянно моргая.

– Я думала, ты ушел, – жалобным тоном призналась она. – Я решила, что уже утро.

Сид опустил поднос на прикроватный столик:

– Успокойся. Я никуда не ушел. Просто выходил на кухню. Сооружал нам ужин.

Индия терла глаза. Вид у нее был смущенный. Сид присел на кровать и поцеловал Индию в наморщенный лоб. Им было трудно выкроить время, чтобы побыть вместе. Чертовски трудно! Квартиру они сняли месяц назад, но сумели выбраться сюда только дважды. Завтра к обеду Индия должна снова быть в больнице и наблюдать за установкой операционного стола. Сида ждали свои визиты: сначала к Тедди Ко, потом в «Нищего слепца». Визиты, которые он ненавидел. Но о них он подумает завтра. Его дела принадлежали завтрашнему дню, а не этому вечеру.

– Дорогуша, ты ненадолго заснула. А время еще только самое начало девятого. У нас с тобой целая ночь впереди. Многие часы.

– Я не хочу часы, – сказала Индия, безутешно глядя на него. – Я хочу дни. Месяцы. Годы.

– Не начинай. Ты же знаешь, что это невозможно.

– Почему?

– Потому что кто я и кто ты. Индия, мы уже говорили об этом. Ешь-ка лучше. Я тут кое-чего сообразил. Тебе нужно поесть.

Сид подал ей наполненный бокал. Индия сделала несколько глотков. Сид подхватил поднос и переставил его на кровать.

– Брокколи найти не удалось. И овсянки тоже. Надеюсь, это их заменит.

– Очень смешно.

На подносе были собраны изысканные кушанья. Жареная курочка по-корнуэльски, приправленная лимоном и тимьяном. Прозрачные, словно стекло, ломти ветчины. Спаржа в оливковом масле с добавлением уксуса и пряностей. Синевато-розовая свежая картошка. Брюссельская капуста с беконом. А на десерт острый рассыпчатый чеддер, стилтонский сыр с голубыми прожилками, мясистые абрикосы, вишни в изящной корзиночке. И шоколад.

– Боже милосердный, да это же настоящий пир! Где ты раздобыл такое великолепие? – спросила удивленная Индия.

– В «Хэрродсе», – ответил Сид, довольный собой; Индия недоверчиво посмотрела на него и захихикала. – Чего смеешься?

– Да вот, представила тебя в «Хэрродсе». Как ты водишь компанию с чванливыми вдовами и высокомерными магазинными приказчиками.

– Издеваешься, да? Ну-ну. В следующий раз угощу тебя маринованными улитками и заливным из угря. – Сид взял ломтик ветчины и насильно запихнул ей в рот.

Индия схватила его за руку, поцеловала ладонь и поднесла к своей щеке.

– Сид, женись на мне.

– Доешь ветчину.

Она быстро прожевала и проглотила ломтик.

– Сид, я не шучу.

– Зря я тебе вина налил. Пьянеешь с первого глотка.

– Клянусь, я совсем не опьянела. Женись на мне.

– Вообще-то, женщины не делают мужчинам предложение.

– Прекрати шутить. Я серьезно. Хочу, чтобы ты на мне женился. – (Сид выразительно посмотрел на нее, но ничего не сказал.) – Ты мог бы начать жизнь заново.

– Ты не знаешь моего мира, – невесело рассмеялся Сид. – И людей оттуда. Там не начинают жизнь заново.

– А ты начни. Уйди оттуда. Скажи им, что выходишь из игры.

– Вроде как забрал биту с мячом и двинул домой? Так?

– Да.

– Боюсь, дорогуша, поздновато.

– Но почему? Разве ты не хочешь оставить все это позади? Насилие? Страх?

– Страх – это все, что у меня есть. Видя, как меня боятся, я только и чувствую себя живым.

– Ты бы смог…

– Черт тебя подери, Индия! Я не хочу об этом говорить! – вспылил Сид. – На считаные часы я стараюсь забыть, кто я и чем занимаюсь. Нахожу себе отдушину, где добро и красота. Несколько светлых часов. Выкраиваю себе ночи с тобой. Самая малость. Так не отнимай ее у меня… пожалуйста.

Сиду стало муторно. Он бы отдал что угодно, только бы исполнить просьбу Индии: повернуться спиной к нынешней жизни и начать заново. С ней. Но он знал, что это невозможно. Он ничего не сказал – не хотел расстраивать Индию. Зачем ей знать, что выхода из его мира нет? Только вынос… в сосновом ящике.

Индия поцеловала его, заглушив все слова. Обняла, притянула к себе.

– Прости меня. Прости. Больше я не скажу об этом ни слова. Обещаю. Я люблю тебя, Сид. Я так тебя люблю! – прошептала она.

Сид уткнулся в ее шею.

– И я люблю тебя, Индия. Ей-богу, лучше бы я в тебя не влюблялся. 

Глава 50

– Мамочка!

– Что ты хочешь, дорогая? – спросила Фиона, с трудом удерживая дочку на коленях.

В кресле едва хватало места для Кейти, Фионы и ее громадного живота.

– А можно мне сказку?

– Разумеется.

– А десять сказок?

– Две.

– Ну тогда пять?

– Из тебя вырастет замечательный коммерсант, – засмеялась Фиона. – Пожалуй, мне пора брать тебя на чайные аукционы.

– Пять, мамочка. Пять.

– Значит, пять. Продано, – сказала Фиона. – Теперь беги принимать ванну. Когда вымоешься, мы почитаем.

Кейти слезла с материнских колен и побежала к няне Анне, застывшей в дверях кабинета. Прежде чем уйти, малышка вновь повернулась к матери.

– Мамочка!

– Слушаю, утеночек.

– Хочу папу.

Фиона поморщилась:

– Кейти, я знаю, что хочешь, но папа сейчас не здесь.

– А я хочу его.

– Любовь моя, скоро он тебя навестит.

– Но…

– Идем, малышка, – испытывая неловкость, ласково позвала Анна. – Нам пора купаться. А в воду мы насыплем красивой розовой соли. Хочешь плескаться в такой воде?

Кейти кивнула и пошла за няней. Фиона с тяжелым сердцем смотрела им вслед. Телесные раны, оставленные нападавшим, почти исчезли. Душевная рана, нанесенная Джо, не затягивалась. Фиона очень скучала по мужу. Кейти отчаянно недоставало отца. Всем стало плохо, и виновата в этом она одна.

Так и сказал ей Джо, возложив на нее вину за случившееся.

Фиона знала, как вернуть мужа. Способ был прост: поехать к нему и сказать, что она больше не станет искать Чарли. Джо вернется домой, и они снова заживут счастливой семьей. Все будут счастливы. Кроме меня, подумала она.

В ее жизни и так было слишком много потерь. Родители. Сестра, умершая совсем маленькой. Ник. Она потеряет и Чарли, если не сумеет его найти и вразумить. Тогда он точно кончит тюрьмой или виселицей. Неужели ее желание не потерять брата столь предосудительно? Она хочет, чтобы в ее жизни были и муж, и брат. Так что в этом плохого? Джо требовал от нее сделать выбор. Она бы сделала, если бы знала как. Но как повернешься спиной к тому, кого любишь?

Подумав о родителях, Фиона остро почувствовала, до чего же ей их недостает. Тоска по ним ощущалась до боли. Они бы знали, как поступить. Мама дала бы ей дельный совет. Ее ма всегда умела найти выход. А ее па перешерстил бы все пабы Восточного Лондона, пока не нашел бы сына, а найдя, выволок бы оттуда за шкирку.

– Подскажи мне, ма. Подскажи, па, – закрыв глаза, шептала Фиона. – Посоветуйте, что делать.

Она ждала, когда в сердце послышится голос матери, а в мозгу зазвучат отцовские слова. Ждала хоть какого-то знака, подсказки. Но единственным ответом стал стук в дверь.

– Войдите, – отозвалась Фиона, радуясь отвлечению от тягостных мыслей.

Это был Фостер.

– Мадам, вас желает видеть мистер Финнеган, – сообщил он.

– Мистер Финнеган? Мой… мой брат? – прошептала Фиона, отказываясь верить своим ушам.

– Да, мадам. Прикажете проводить его к вам?

– Конечно! – воскликнула Фиона, поднимаясь со стула.

Чарли здесь. Он все-таки пришел. Чарли. Как давно она мечтала об их встрече! Наконец-то они смогут поговорить. Она расскажет брату о грозящей ему опасности и убедит покинуть Лондон. А когда Чарли будет далеко и в безопасности, она отправится к Джо, сообщит хорошую новость и попросит вернуться домой.

Услышав шаги в коридоре, Фиона вдруг занервничала. Поведет Чарли себя дружелюбно или будет зол? Что он ей скажет? Что скажет она в ответ? Долго раздумывать не пришлось. Дверь стремительно распахнулась, и в кабинет вошел… рыжеволосый парень.

– Привет, Фи.

Фиона растерянно моргала, глядя на стоящего перед ней высокого жилистого парня.

– Шейми, – пробормотала она, никак не ожидая вместо Чарли увидеть младшего брата. – Какого черта тебя принесло в Лондон?!

– Хм… Я тоже рад тебя видеть, – сказал он, целуя ее в щеку.

Фиона поцеловала брата и попыталась обнять.

– Слушай, у нас едва ли получится обняться, – сказал он, осторожно похлопав ее по животу. – У тебя там один ребенок или полдюжины?

Фионе было не до его подкусываний. Она вдруг поняла, почему он здесь. Случилась большая беда, иначе зачем ему спешить сюда из Америки, даже не сообщив телеграммой о приезде? Кто-то заболел, покалечился или даже умер.

– Шейми, что случилось? – спросила Фиона. – С кем? С дядей Майклом? С тетей Мэри? С детьми?..

– Да ничего не случилось. Все живы, здоровы и шлют тебе свою любовь.

– Тогда почему ты здесь? Октябрь только начался. До твоих каникул еще далеко.

Шейми снял куртку и присел на диванчик.

– Фиона, со школой я попрощался.

– Попрощался? Как? – удивилась Фиона и тоже села. – Учебный год едва успел начаться. Ты что же, экстерном сдал выпускные экзамены?

– Не угадала.

– Только не это, – простонала Фиона. – Неужели тебя исключили?

– Хм… в общем… да.

– Почему?

– Директор сказал, что я слишком много времени провожу в горах и под парусом и почти не бываю на занятиях.

– Он это сказал и сразу тебя исключил? Не дал тебе времени подтянуть хвосты? Ему что, не свойственно сначала предупреждать учеников и только потом выгонять?

– Конечно, он меня предупреждал, – признался Шейми, которому стало неуютно. – Он сделал мне целых четыре предупреждения, а потом выпер. Я на него не в обиде. Отметки у меня были хуже некуда. Но, как я сам понимаю, торчать там дальше мне было бесполезно. Бесцельная трата времени, когда тебя уже ничему не могут научить.

Фиона изумленно моргала, не веря своим ушам. У Шейми это был завершающий год учебы в Гротоне, привилегированной частной школе в Коннектикуте. На следующий год, в июне, его ждали выпускные экзамены и поступление в университет.

– Тебя уже ничему не могут научить? Шейми, как это понимать? – торопливо спросила Фиона. – Ты что, уже постиг естественные науки, математику, историю и латынь? А как насчет…

– Не имеет значения, Фи. Особенно теперь. Директор прав. Я действительно все время проводил в горах и под парусом. Я стал самым молодым из тех, кто забирался на все сорок шесть вершин Адирондакских гор. Самым молодым, кто в одиночку проплыл от Новой Шотландии до Киза на Ньюфаундленде.

Оторопевшая Фиона слушала восторженный рассказ брата о горных вершинах и ущельях, секстантах и звездах.

– Ты лишил себя всего, – сказала она, когда Шейми замолчал. – Образования. Будущего. Чем ты собираешься заниматься?

– Путешествовать и исследовать мир. Это единственное, что мне по-настоящему интересно.

Фиона покачала головой. Их разговор с каждой секундой становился все более нереальным и нелепым.

– Фи, я же не просто так приехал в Лондон. Королевское географическое общество финансирует экспедицию в Антарктику. Ее возглавит капитан Роберт Скотт. Я намерен встретиться с ним и попросить взять в члены команды. Если понадобится, буду умолять.

– В Антарктику? Ты не можешь отправиться в Антарктику! И вообще никуда! Тебе всего семнадцать! – кричала Фиона.

Она несколько опомнилась после неожиданного появления брата и новостей. Шок, пережитый ею при виде Шейми, сменился гневом за его дурацкий, необдуманный поступок.

– Фиона, я знаю, тебе это тяжело принять. Понимаю, насколько все неожиданно…

– Это еще мягко сказано!

– Тогда попытайся понять одну простую вещь: наш мир с каждым днем становится все меньше. Если я ухлопаю еще пять лет на университет, будет слишком поздно. Все открытия сделают без меня. Другие поднимутся на пока еще не покоренные вершины, достигнут самых удаленных мест и нанесут их на карты.

– Шейми, нечего преподавать мне свой чертов урок географии!

– Фиона, послушай… ты хотя бы меня послушай. Путешественники нашли исток Нила и истоки почти всех других крупных рек. Делались попытки достичь Северного полюса и подняться на вершины высочайших гор мира. Сейчас все только и говорят об Эвересте. Его называют третьим полюсом. Все уважающие себя альпинисты хотят туда подняться, но тибетцы никого не пускают. Есть такой путешественник – Фрэнсис Янгхазбенд. Месяц назад он выступал в Королевском географическом обществе. У меня есть экземпляр его доклада. Ходят слухи, что вице-король собирается отправить его в Лхасу. На переговоры. Этот человек побывал везде: в Маньчжурии, в пустыне Гоби, в Монголии и Непале. А теперь он хочет подняться на Эверест. На Эверест! Представляешь?!

– Я другого представить не могу, – охладила его пыл Фиона, – того, как ты распорядился возможностями, которые я тебе создала, и всеми деньгами, что я на тебя потратила. Все это ты швырнул в помойку. А ты хоть представляешь, как тебе в жизни повезло? Многие твои сверстники могли бы только мечтать об учебе в Гротоне. Шейми, я хочу, чтобы ты вернулся в школу, окончил ее и поступил в университет.

– Наши желания не совпадают, причем сильно.

– Ошибаешься! Я думаю о твоем благе.

– Фи, но ты не знаешь, что является благом для меня. Это знаю только я.

– Да? В семнадцать лет ты это знаешь?

– Послушай, ты ведь в школе не засиделась. Ушла оттуда в четырнадцать лет, а от меня требуешь протирать штаны.

– Ушла? Как у тебя язык поворачивается? Родители забрали меня из школы. У них не было иного выбора. Мне пришлось пойти работать к Бертону и помогать кормить нашу семью.

– Это не меняет фактов, – не сдавался Шейми. – В свои семнадцать ты жила самостоятельно. Сама распоряжалась своей жизнью. Тебе не исполнилось и восемнадцати, а на твою долю выпало больше приключений, чем у других бывает за всю жизнь.

– Ты считаешь это приключениями? Позволь тебя разочаровать, Шейми. То, через что я прошла, называлось не приключениями, а трагедиями, – сказала Фиона, внутри которой клокотала ярость.

Шейми хотя бы хватило совести выглядеть пристыженным.

Некоторое время брат и сестра молчали, потом Фиона сказала:

– Я отправлю телеграмму директору школы. Попрошу принять тебя обратно. Если мне удастся исправить твой ляп, ты первым же пароходом поплывешь обратно в Нью-Йорк.

– Нет, Фи. Обратно я не вернусь.

– А вдруг тебя не возьмут в эту экспедицию? Чем ты собираешься зарабатывать на жизнь? После университета тебя бы ожидала достойная работа в «Тэс-Ти» или в «Монтегю».

– Я надеялся…

– А не надо надеяться! Не рассчитывай, что мы будем тебя содержать. И на особое отношение к себе не рассчитывай. Нужна работа – милости прошу на склад. Могу пристроить тебя на склад Оливера. Завтра утром переговоришь с управляющим.

– Я надеялся, что ты позволишь распоряжаться деньгами, которые Ник оставил мне.

Речь шла о Николасе Сомсе, первом муже Фионы. Они поженились, когда Шейми был еще маленьким. Ник обожал Шейми и относился к нему как к сыну. Умерев, он оставил Шейми в наследство двести тысяч долларов. Деньги лежали на особом счете и воспользоваться им Шейми мог лишь тогда, когда ему исполнится двадцать один год. Счетом распоряжалась Фиона.

– Должно быть, ты шутишь, – сказала она.

– Нисколько.

– Ты всерьез думаешь, что я передам такие деньги семнадцатилетнему лоботрясу? – (Шейми молча встал и взял куртку.) – Куда ты?

– К друзьям. – Судя по голосу, слова сестры его больно задели. – Остановлюсь у Олденов. Как вижу, здесь мне не рады.

– Шейми, не говори глупостей. Тебе здесь всегда рады.

– Пока я соглашаюсь с твоими словами и делаю то, что хочешь ты. Этого не будет. Я уже не мальчишка, а взрослый человек. И я отправлюсь в Антарктику. Пока!

– Шейми… – Фиона попыталась встать, но живот замедлял ее движения, и когда она поднялась со стула, брат был уже внизу.

Она поспешила к окну. Шейми вышел из дома с дорожной сумкой в руке и зашагал по улице.

Фиона закрыла глаза, сдерживая слезы. Боже, как такое могло случиться?! Как она выпроводила Шейми из дома? Он не пробыл здесь и получаса и теперь снова уходил из ее жизни.

Средний брат не желал с ней видеться. Муж из-за нее жил в гостинице. А теперь она прогнала и младшего брата. Все мужчины, которых она любила, оставили ее. По щеке Фионы скатилась слеза, потом вторая. У нее на глазах рушилась семья. От нее уходили, когда она только и мечтала удержать всех вместе. Возле себя. Уберечь.

Она услышала, как открылась дверь. В кабинет вошел Фостер, держа в одной руке чайный поднос, а в другой – носовой платок. Дворецкий деликатно кашлянул:

– Простите, миссис Бристоу. Не хотел вам мешать, но подумал, что чашка чая будет вам не лишней.

Скорее всего, он слышал перепалку между ней и Шейми. Она смотрела, как Фостер ставит поднос на письменный стол и предусмотрительно кладет рядом платок. Дворецкий собирался тихо исчезнуть, когда Фиона остановила его.

– Спасибо, мистер Фостер, – сказала она, благодарная его предупредительности и тактичности.

– Вам нужно что-то еще, миссис Бристоу? Я могу вам чем-нибудь помочь?

– Вы знаете, как заставить мужчин жить на одном месте и не рваться на край света?

– Да, мадам. Способ весьма прост.

– Вы серьезно, мистер Фостер? Поделитесь как?

– Превратить их в женщин. 

Глава 51

Еще с улицы Фрэнки услышал голоса. Удивительно, кто в такое время мог находиться внутри «Баркентины»? Часы показывали половину четвертого, а Дез, не желая обострений с полицией, пунктуально закрывал паб с трех до пяти. Прежде чем зайти внутрь, Фрэнки послушал еще немного. Голоса оказались знакомыми. Один – сердитый и пронзительный – принадлежал Джемме. Другой – Сиду. Сид говорил тихо и, казалось, едва сдерживался.

Фрэнки схватился за дверную ручку, но передумал. Он обошел паб, спустился по ступенькам, ведущим к реке, затем по лестнице из подвала поднялся в кухню. Дези был там – мыл стаканы и помешивал в кастрюле варево, называемое им супом.

– Все в порядке, Дез?

– Ага, Фрэнки. А у тебя?

– Да нормально, спасибо. Что там по соседству?

– Хозяин цапается с Джеммой.

Сид порвал с Джеммой, и Фрэнки это знал. Вроде бы удивительно, но он не удивлялся. Нынче он перестал удивляться поступкам Сида.

Подойдя к двери, отделявшей кухню от зала, Фрэнки посмотрел в замызганное окошко. Сид расположился возле окон, глядя на реку. Джемма расхаживала взад-вперед. Пусть Сид и порвал с ней, но она с ним еще не порвала. Джемма комкала в руке платок. Глаза у нее были красными.

– Ну почему, Сид? Скажи мне почему.

– Джемма, уймись. Мы уже обо всем поговорили.

– У тебя другая появилась, да? Кто она?

– Нет у меня никого.

– Врешь! – заорала Джемма.

В зале что-то громко хрустнуло.

– Ад кромешный, – пробормотал Дези. – Только не говори, что это синее блюдо моей бабушки.

– Не скажу, – пообещал Фрэнки.

– Она что, целует тебя, как целовала я? Или кувыркается в постели лучше меня?

– Джем, по-моему, пора отправить тебя домой.

– Я никуда не поеду. С места не сдвинусь, пока не скажешь мне правду. Помнится, ты говорил, что никогда не влюблялся и не собираешься. Но ведь ты влюбился, да? – (Сид не ответил.) – Так я и думала… Самое паршивое, что не в меня, – добавила Джемма.

Дези покачал головой:

– Ну никак в толк не возьму, и чего хозяин с ней расстался. – Он бросил в суп щепотку соли. – Я бы женщину вроде Джеммы ни в коем разе не выгнал из постели. Что-то тут не так.

– Все тут не так, Дез. Понятности кончились.

– Не то слово! Кстати, а ты чего пожаловал, Фрэнки? Зашел поесть?

Только не твое поганое варево, подумал Фрэнки, глядя на кастрюлю.

– Пришел с хозяином поговорить.

– О чем?

– О паршивце Мэддене. О паршивце Ко. И о поганых итальяшках.

– Понятно, – кивнул Дез. – А то Мэдден стал больно много себе позволять.

– Вот-вот.

Большой Билли Мэдден наглел все сильнее. Еще месяц назад он не осмелился бы выкидывать такие коленца. Навязывал свое покровительство пабам Уайтчепела и вообще хозяйничал на здешнем берегу. Кто-то вломился на склад Батлера, обчистил корабль на причале Сент-Кэтрин-Дока и ограбил лавочника с Хай-стрит в Уоппинге. Мэдден, больше некому. Фрэнки был уверен. Мэдден вел себя как акула, почуявшая в воде запах крови. Сиду нужно с ним разобраться, и немедленно.

На прошлой неделе Мэдден через Дина Донга отправил Фрэнки послание, напомнив, что его предложение остается в силе. Фрэнки выпроводил Дина коленкой под зад, добавив с полдюжины недвусмысленных слов. Билли Мэдден так и не понял. Фрэнки не нуждался в работе. Потребуйся ему работа, он бы поступил подручным к любому головорезу, который платит. Дело было не в деньгах. Совсем не в них. Фрэнки мечтал о крупных операциях вроде их нападения на склад «Крепость»: спланировали, провернули и свалили. Он мечтал о власти над Восточным Лондоном. Ему хотелось быть принцем города. Принадлежать к братству, ощущая верность собратьев и их любовь, если такое возможно. И во главе должен стоять Сид.

Джемма обрушила на Сида очередную порцию упреков.

Фрэнки видел, как Сид молча встал и надел куртку. Джемма пыталась его задержать. Вскоре до ушей Фрэнки долетел звук открывшейся двери, которая тут же закрылась.

– Охренеть, – пробормотал он. – Хозяин сделал ноги и оставил нас с Джем.

– Жалко девку. Сходи налей ей утешительную порцию. А я тут доведу суп до окончательной готовности.

Интересно, что Дез понимал под окончательной готовностью? Бросит туда сушеных тараканов? Или крысиных лапок для навара? Суп Дези больше был похож на зелье в ведьмином котле. Фрэнки толкнул дверь и вышел в зал. Джемма подпирала стойку.

– Джем, что за шум у вас тут был? – спросил он. – Не нашла общего языка с хозяином?

– Ты нас слышал?

– Тут не хочешь да услышишь.

– Я надеялась, что мы с ним спокойно поговорим. Думала, смогу его вернуть… – Она не договорила и шмыгнула носом.

– Выпить хочешь? Помогает унять боль.

– Плесни джину.

– Джин уж точно растопит все твои печали.

– Ничего подобного, – горько усмехнулась Джемма. – Он нашел другую.

– Ой, Джем, он же мужчина. Порезвится и вернется. Мы всегда возвращаемся.

Фрэнки извлек из-под стойки бутылку, откупорил, налил в стакан и пододвинул Джемме.

– Ты и себе налей, дружок, – сказала она, залпом проглотив джин.

– А мне-то зачем?

Джемма с сожалением посмотрела на него:

– Боже мой, Фрэнки, хватит из себя дурачка разыгрывать!

– Полегче! Знаю, что ты расстроена и все такое, но…

– Ты ничего не замечаешь? Он уходит.

– Дорогуша, он уже ушел.

– Не только от меня. От нас. От тебя. От ребят. Отсюда. Из Восточного Лондона. Из этой жизни.

– Чтоб мне яйца прищемило, – пробормотал Фрэнки, но по сердцу полоснул страх.

Джемма налила себе вторую порцию.

– Ты же любишь его? – спросила она, сделав большой глоток. – Больше, чем я. Впрочем, это не важно. Он ведь и тебя бросит.

– Заткнись, Джем! – прорычал Фрэнки.

– Так и есть, я ошиблась, – засмеялась Джемма. – Он не уйдет. Не сможет. Знаешь почему? Он уже ушел.

– Кому сказано, заткнись! – заорал на нее Фрэнки, хлопнув бутылкой по стойке.

Трясущейся рукой Джемма поднесла стакан к губам и влила в себя остаток. Фрэнки был доволен, что она замолчала. Он не хотел это слышать. Ему было невыносимо это слышать, поскольку в глубине души он знал: она права. В Сиде всегда было что-то от Робин Гуда. Он и раньше раздавал деньги чуть ли не каждому попрошайке, но летом все усугубилось. Точнее, с тех самых пор, как он встретил эту докторшу. Сначала помог ей достать коробку гондонов и денег не взял. Потом расчувствовался из-за старой шлюхи, повесившейся в «Тадже». Дальше хуже. Докторша получила от него деньги на открытие больнички. Кучу денег.

И кто знает, какие еще глупости Сид творит сейчас? Джемма думает, он нашел себе новую кралю. Даже если это и так, Фрэнки знал: Сид не позволит ни одной женщине вмешиваться в свои дела. Но похоже, именно это и произошло. Что-то отвлекало его от дел. Сид позволял Фирме катиться к чертям собачьим. И всем им – тоже.

Фрэнки понимал: надо что-то делать. Но что? Закрыв глаза, Джемма лакала третью порцию. Фрэнки зримо представил, как и он сам наливается джином после ухода Сида, бросившего его на милость Большого Билли Мэддена, Никки Баррекка и всех тех, кто жаждал отхватить кусок Восточного Лондона.

– Довольно! – крикнул он, вырывая у Джеммы стакан.

– Фрэнки, ты что? Я же не допила!

– Собирай вещички. Мы уходим!

– Почему? И куда?

Фрэнки схватил плащ и сумочку Джеммы, а потом взял ее за руку.

– Надо разнюхать, где Сид Мэлоун ошивается днями напролет. 

Глава 52

– Джо, урны уже здесь! Поднимайся!

Джо Бристоу открыл затуманенные глаза. Вокруг было темно и шумно. И запах был какой-то странный. Пахло деревом и книгами. «Где я?» – мысленно недоумевал Джо. Потом вспомнил. В здании школы на Брик-лейн, в которой открыли избирательный участок. Сегодня – день выборов. Джо, полулежавший на жестком учительском столе, с трудом поднял усталую голову.

– Да просыпайся же ты, черт побери!

Брат стоял в дверях пустой классной комнаты, куда Джо забрел передохнуть и незаметно уснул.

– Джимми, который час? – хрипло спросил Джо.

– Половина девятого. Только что привезли первые избирательные урны! Вставай, ленивая задница! Там уже считают бюллетени!

Джо вновь улегся на стол и закрыл глаза. Он еще никогда так не выматывался. Последние два дня он выступал чуть ли не круглосуточно, забыв про сон и едва успевая поесть. Похоже, он побывал в каждом пабе и в каждом отделении профсоюза, на каждом складе и фабрике Восточного Лондона. Его горло настолько воспалилось, что он едва мог говорить.

Чувствуя, что он одерживает верх над соперниками-либералами и тори, сторонники Джо побуждали его сполна воспользоваться своим преимуществом. Джо так и делал, хотя и сомневался насчет собственных шансов. Ламберт и Литтон были опытными политиками, а он – нет. К тому же Литтон представлял интересы Восточного Лондона в парламенте, что тоже играло против Джо.

Сейчас Фредди находился на первом этаже, в небольшом актовом зале школы. Там же находились Дикки Ламберт, счетчики, уполномоченный по выборам, сторонники и репортеры различных газет. Джо сознавал, что тоже должен спуститься вниз.

«Вытерпи еще несколько часов», – уговаривал он себя. Оставалось лишь наблюдать за происходящим, дождаться, когда закончится подсчет голосов, и поздравить Фредди с победой. Потом можно будет поехать домой отсыпаться.

Нет, не домой, подумал он, и грудь вдруг обожгло душевной болью. Дом – это особняк под номером 94 на Гросвенор-сквер, где жили Фиона и Кейти и где он больше не жил. Он съехал оттуда более месяца назад, оставив Фиону принимать решение, но все никак не мог привыкнуть. Каждое утро он просыпался в номере отеля «Коннахт», думая, что лежит в своей постели. В их с Фионой постели. Потом, открыв глаза, видел цветастые гостиничные обои, занавески отвратительного малиново-красного цвета и разбросанную по полу одежду. Тогда он вспоминал, что поставил жену перед выбором: он или ее брат, а Фиона отказалась выбирать.

И потому они жили в подобии ада. Супруги почти не разговаривали. Когда Джо заходил проведать Кейти, Фиона старалась куда-нибудь уйти. Он, в свою очередь, старался покинуть дом до ее возвращения. Однако на прошлой неделе Джо потерял представление о времени и задержался дольше обычного. Они с Фионой столкнулись в холле. Жена молча кивнула и пошла к лестнице, но Джо схватил ее за руку.

– Я по тебе скучаю, – сказал он. – И я тебя люблю.

– Тогда почему ты меня покинул?

– Ты знаешь почему. Пойми, Фиона, есть сражения, в которых тебе не победить. Даже тебе.

– Но я пытаюсь, черт побери! – воскликнула она, вырывая руку.

– Сколько еще будут продолжаться твои попытки, Фи? Что еще должен натворить Сид Мэлоун, чтобы заставить тебя отказаться от затеи вернуть его в нормальную жизнь? Я лишился склада. Альф мертв. Тебя саму чуть не убили. Мерзавец, напавший на тебя, убит. Что переломит твое упрямство? Или Сиду нужно кого-то убить у тебя на глазах?

Рассерженная Фиона поковыляла к лестнице. Гнев в сочетании с упрямством не позволит ей пойти на попятную. Во всяком случае, сейчас. Но скоро это закончится. Джо надеялся, что закончится, поскольку ему осточертело жить порознь и противостоять собственной жене. Он знал: Фиона нуждается в нем. И он очень нуждался в ней. Все его успехи и достижения – бессмыслица, если ее нет рядом. За несколько недель жесткой, бескомпромиссной избирательной кампании он безумно устал телом и душой.

И сейчас его грыз вопрос: а не напрасно ли все это? Изменят ли хоть что-то затраченные им усилия? Если Литтон победит, выполнит ли этот хлыщ щедро раздаваемые обещания? Джо не знал. Он вообще уже ничего не знал, кроме одного: ему отчаянно хотелось вернуться домой, где его радушно встретит жена. Ему хотелось лечь рядом с ней и рассказать обо всех событиях минувших недель. Лежать с ней в темноте и рассказывать. А потом заняться с ней любовью и заснуть в ее объятиях… Вместо этого он вновь уснул на жестком столе.

Его отчаянно трясли за плечо. В помещении было совсем темно. Наверное, и час уже довольно поздний.

– Джо, бездельник, поднимайся! – зарычал у него над ухом брат.

– Джимми, имей совесть, дай еще немного поспать. Не видишь, я совсем выжат? – сонно спросил Джо.

– Нет! Вставай и спускайся вниз. Сейчас же. Подсчет голосов закончен. Слышишь, Джо?

Джо поднял голову, сунул руку в карман пиджака.

– Погоди немного. Я куда-то запихнул свою речь о признании поражения. Ведь победил Литтон?

– Нет, не он.

– Ты что, шутишь? Неужели Ламберт? Подумать только, Ламберт – новый член парламента.

– Пошевели мозгами, тупица, – сказал сияющий Джимми. – Ты победил!

Ошеломленный, потерявший дар речи, Джо тупо смотрел на брата.

В класс влетел Джон Бернс, руководитель лейбористов и советник Джо, помогавший ему с избирательной кампанией.

– Только что получил телеграмму! – крикнул он. – Кейр Харди победил в Мертил-Тидвиле, а Ричард Белл – в Дерби. Наша новая партия одержала три победы!

– Три? – переспросил Джо.

И что Бернс так радуется из-за каких-то трех мест? Тори и либералы наверняка получили сотни мест.

– Три – это только начало. В прошлом правительстве у нас было всего одно место. Теперь мы утроили свое представительство! Сам знаешь: лавина начинается с мелких камешков. Лейбористы вышли из ворот и начали движение! Пусть сегодня у нас только три места. В следующий раз будет тридцать, а потом и триста!

– Джо, да что же ты сидишь? Вставай! – потребовал Джимми.

Джо поднялся на одеревеневшие ноги.

– Внизу полно газетчиков, – сказал Бернс. – Им нужна речь. Порадуй их хорошей речью. Там и фотографы, поэтому, парень, приведи себя в надлежащий вид. Я скажу, что ты появишься через несколько минут.

Джимми и Джон спустились вниз. Джо поправил галстук и провел пятерней по волосам, потом заправил рубашку в брюки и застегнул пиджак. Идеально было бы принять ванну и сменить одежду, но в существующих условиях сойдет и так.

Джо поглубже вдохнул, закрыл глаза и стал готовиться к тому, что ожидало его внизу. Недавняя усталость постепенно сменялась эмоциональным возбуждением. Джо начал осознавать, что он победил. Он действительно победил. Теперь он член парламента, часть чего-то несравненно большего, чем он сам. После этого вечера он уже не будет прежним Джо Бристоу. И не только он. Джо чувствовал: его город и страна тоже не будут прежними. В трех местах сегодня состоится чествование новых членов парламента. Здесь, в Восточном Лондоне. В долине Южного Уэльса. В фабричном городе Мидлендса. Бернс был прав: это действительно начало чего-то нового. Тори и либералы… лишь кормили рабочего человека обещаниями, забирали его голос, ничего не давая взамен. Теперь у рабочих появился собственный голос. Пусть пока негромкий, но голос. Кто-то будет говорить от их имени, рассказывать об их жизни. Кто-то будет сражаться в Вестминстере за их интересы.

Это была победа, одновременно скромная и монументальная. Джо ощущал не только ее сладость, но и горький привкус. Он был горд, взволнован, невероятно счастлив, но ему не хватало рядом Фионы. Он хотел разделить свою победу с ней, как привык делать всегда. Джо хотелось почувствовать руки жены, обнимавшие его. Ему хотелось увидеть глаза Фионы, сияющие гордостью… за него.

Довольно их разлуки. Они вновь должны быть вместе.

Джо знал, как он поступит. Он сам встретится с Сидом Мэлоуном. Придет не как шурин Сида, а как новый член парламента. Один, без полиции. Предложит Сиду перемирие. Они обстоятельно поговорят. Джо предупредит Сида, с чем тот столкнется, если не прикроет свою преступную лавочку. Джо пока не знал, насколько успешной будет эта встреча, зато он знал другое: его поступок покажет Фионе, что он понимает ее стремления и пытается ей помочь. Он постарается. Ради нее.

Джо открыл глаза, неспешно спустился в актовый зал и сразу же почувствовал царившее в нем возбуждение. Члены избирательной комиссии и их помощники взволнованно что-то обсуждали. Газетчики строчили в блокнотах, курили и поглядывали на часы. С ними общался усталый, осунувшийся Фредди Литтон, пытаясь показать, что не раздавлен поражением. Дикки Ламберт уже уехал.

Джо мигом заметили.

– Мистер Бристоу! Сэр, вы можете сделать заявление? Мистер Бристоу, идите сюда! Мистер Бристоу, вы можете немного постоять? Мне нужно вас сфотографировать.

Сначала Джо подошел к Фредди и пожал руку. Литтон устало ему улыбнулся и поздравил с победой.

– Мистер Бристоу, у вас есть речь? – спросил какой-то газетчик. – Хотя бы несколько слов.

Джо повернулся к газетной братии. Глаз зацепился за распахнутые двери школы. В дверях и на улице толпились люди. Его сторонники. Отныне – его избиратели. Рабочие, часами стоявшие на холоде. А ведь утром каждому из них рано вставать.

– Да, джентльмены, – сказал Джо. – У меня есть несколько слов. Но эти слова адресованы им. – Большим пальцем он указал на открытые двери. – Людям, сделавшим меня своим представителем в парламенте. Если хотите услышать, о чем я буду говорить, идемте со мной.

Джон Бернс услышал его, улыбнулся и поспешил на улицу.

– Джентльмены! Позвольте представить вам уважаемого члена парламента от Тауэр-Хамлетс – мистера Джозефа Бристоу!

Тишина продержалась секунды две, после чего воздух взорвался приветственными возгласами. Их становилось все больше. Не умолкая, они катились вдоль Брик-лейн. Вверх полетели шляпы и шапки. Взрослые обнимали друг друга, как дети. Кто-то пустился в пляс. В домах зажигался свет, распахивались окна, открывались двери. Люди выходили в том, в чем легли спать, не обращая внимания на холод. Разбуженная детвора терла глазенки и громко орала. Мужчины открывали бутылки пива и чокались. Женщины колотили в кастрюли. А праздник продолжал шириться.

Наконец Джо поднял руки, пытаясь успокоить избирателей и произнести речь, но люди не умолкали. Он повернулся к Бернсу. Тот улыбался во весь рот.

– Видишь, парень? – крикнул он, хлопая Джо по спине. – Знаешь, как это называется? Надежда. 

Глава 53

– Альби, клянусь священной коровой, это же Норман Колли! – воскликнул Шейми.

– Где? – спросил Альберт Олден.

– Там! Стоит на середине лестницы, руки в карманах. Видишь?

– Это ведь он вместе с Маммери пытался подняться на Нангапарбат?

– Да.

Шейми, Альби и все интересовавшиеся альпинизмом знали, что пять лет назад Колли, Альберт Маммери и еще один британский альпинист Джеффри Гастингс, впервые попытались подняться на этот гималайский пик. Маммери и двое проводников-шерпов были застигнуты лавиной и бесследно исчезли. Колли и Гастингс уцелели.

– Как думаешь, мы сможем с ним поговорить? – спросил Шейми.

– Держу пари, что он говорит только с горными богами, – ответил Альби. – Черт! Шейми, ты только посмотри! Это же Нансен!

Шейми стремительно обернулся и увидел человека, переходящего улицу. Высокого светловолосого норвежца с усами, как у моржа. Такого трудно не заметить.

– Фритьоф Нансен, – благоговейно прошептал Шейми и снял кепку.

– Надеюсь, ты не будешь преклонять колени? – засмеялся Альби.

– Могу.

Нансен первым пересек Северный Ледовитый океан в попытке достичь Северного полюса. Когда его шхуна «Фрам» оказалась затертой во льдах, он продолжил путь пешком. Полюса он не достиг, но ему удалось достичь отметки в 86 градусов 14 минут северной широты. Так далеко вглубь полярного царства не забирался еще никто.

– Интересно, кто еще из знаменитостей будет сегодня? – рассуждал вслух Альби.

– Пока не знаю, но давай поспешим, пока не заняли все хорошие места, – сказал Шейми.

Оба рылись в карманах, выискивая членские билеты, когда сзади послышался звонкий голос:

– Альби! Альби Олден, подожди меня!

– Только не это, – скорчив гримасу, простонал Альби. – Уилла приперлась.

– Где?

Шейми оглянулся, но увидел только худощавого мальчишку в брюках-гольф и с рюкзаком на плече. Мальчишка бежал к ним. Никакой Уиллы рядом не было.

– Привет, Альбс! – выпалил мальчишка и тут заметил Шейми. – Никак это Шейми? Шейми Финнеган? Мне не привиделось? – спросил он и чмокнул Шейми в щеку.

– Уймись, приятель, – буркнул Шейми, отходя в сторону.

Мальчишка расхохотался:

– Шейми, какой же ты дуралей. Это я, Уилла!

– Уилла? А куда делись твои волосы?

В последний раз они виделись более года назад, на вечеринке в саду дома Олденов. Тогда ее длинные каштановые локоны были заплетены в аккуратную косу и зашпилены на затылке. Сейчас длина волос Уиллы едва достигала подбородка.

– Волосы я обрезала. Они всегда мне мешали. Мамочку чуть удар не хватил. Слегла на неделю. А как ты, Шейми? Мы же бездну времени не виделись. И что ты делаешь в Лондоне? Я думала, ты в школе, грызешь гранит наук.

Шейми торопливо рассказал, что со школой простился, назвал причину, заодно поведав и о реакции старшей сестры на перемены в его жизни. Теперь он рассчитывает временно пожить в доме Олденов, пока Фиона не остынет. Или пока он не отправится в экспедицию на борту «Дискавери». Все зависело от того, что произойдет раньше.

Уилла с сияющими глазами слушала его рассказ. Шейми заметил, как сильно она изменилась за это время. Прежде он воспринимал ее не иначе как докучливую сестру Альби, но сейчас она стала другой. Симпатичной. Когда она успела измениться? Даже обкромсанные волосы и старый твидовый пиджак брата не уменьшали ее привлекательности.

– Думаешь, у тебя получится? Думаешь, тебе найдется место в составе экспедиции? – спросила Уилла, когда он закончил рассказывать.

– Я намерен попробовать. Я даже выработал стратегию. Решил не обращаться непосредственно к капитану Скотту. Едва ли он захочет даже поздороваться со мной. Сюда я пришел не просто послушать доклад. Я хочу поговорить с Эрнестом Шеклтоном. Он третий помощник Скотта, отвечающий за питание команды и хранение съестных припасов. Иллюзий я не строю. В лучшем случае меня возьмут мальчиком на побегушках. Этим как раз ведает Шеклтон. Если откажет, я не оставлю попыток. «Нет» для меня не ответ. Я должен поплыть с ними. Иного выбора у меня нет. Точнее, есть: ворочать ящики с кумкватом на складе мужа моей сестры.

Уилла засмеялась:

– Хотела бы я оказаться на твоем месте, Шейми. Тебе повезло. Представляешь, если тебя возьмут в экспедицию? Ты отправишься туда, где еще не ступала нога человека. Увидишь то, что пока никто не видел.

Ее большие глаза цвета зеленого мха пристально смотрели на него, и Шейми не сразу отвел взгляд. Смутившись, он наконец отвел глаза и спросил:

– А что новенького у тебя, Уилла? Чем нынче занимаешься? Альби рассказывал, что ты с друзьями ездила в Шотландию.

– Ездила, – улыбнулась Уилла. – И с друзьями. Но только они остались в отеле, а я отправилась на Бен-Невис. Гора – просто загляденье.

Шейми удивленно выгнул бровь. Бен-Невис была самой высокой горой не только Шотландского нагорья, но и всей Британии. Чтобы туда подняться, требовались подготовка альпиниста и умение ориентироваться на местности. Погода на склонах горы отличалась непредсказуемостью, а тропы нередко едва просматривались.

– Наверное, поднималась по тропе Бена? – спросил Шейми.

– Подъем для бабушек? – усмехнулась Уилла. – Нет, я поднималась на гребень Карн-Мор-Дерг.

– Серьезно? – Шейми изо всех сил пытался скрыть восхищение, ведь он дважды пытался подняться на этот гребень и оба раза вынужден был поворачивать назад из-за проливного дождя. – Должно быть, тебе повезло с погодой.

– Дождь со снегом и жуткий ветрище.

– Пришлось повернуть назад?

– Нет. Конечно не без усилий, но я все же поднялась, – засмеялась Уилла. – А потом спустилась. Ведь спуски важнее подъемов, правда?

– Слушайте, детки, если хотите, можете стоять тут хоть до ночи и говорить о восхождениях. Но я иду внутрь. Не хочу сидеть где попало. Пока, Уиллс, – сказал сестре Альби.

– Альби, погоди! Я хочу пойти с тобой. Я мчалась со всех ног, чтобы послушать выступление Шеклтона. Но поезд опоздал, и у меня не оставалось времени заскочить домой за членским билетом. Ну возьми меня с собой в качестве гостя.

– В таком виде? – поморщился Альби.

Подавляющее большинство слушателей лекций в Королевском географическом обществе составляли мужчины, однако на сегодняшней присутствовали и женщины. Все они были одеты, как и подобает женщинам: в платьях или костюмах, поверх которых они накинули пальто. На головах – шляпы.

– Не упрямься, Альби. Будь другом!

– Уилла, ты не можешь пойти в таком наряде! Что люди скажут? Ты же девчонка, а не парень. Это недопустимо. Кончится тем, что всех нас выставят, а я вовсе не хочу остаться без лекции.

Уилла хмуро посмотрела на брата. Потом схватила кепку Шейми и нахлобучила себе на голову, спрятав курчавые каштановые волосы.

– Теперь я заправский парень, верно?

– Иди домой, Уиллс, – процедил сквозь зубы Альби. – Если мама обнаружит, что ты разгуливаешь по Лондону в наряде уличного сорванца, она задаст перцу нам обоим.

– Она ничего не узнает. Да и с чего ей узнать?

– Она всегда узнаёт, а все шишки почему-то валятся на меня.

– Домой я не пойду, – сказала Уилла. – Подожду здесь. На этих ступенях. В темноте. Легкая добыча для любого лондонского грабителя и убийцы. Одна и совершенно беззащитная…

– Это ты-то беззащитная? – хмыкнул Альби.

– Так нечестно! Я хочу послушать Шеклтона. Я знаю об Антарктике больше вас двоих!

Добиваясь своего, она не топала ногой, не плакала и не применяла прочих женских уловок. Она лишь посмотрела на брата, затем на Шейми и снова на брата, пригвоздив взглядом обоих, словно лягушек на столе вивисектора.

– Ребята, ну возьмите меня с собой. Я сяду в самом конце. Никто даже не заметит. Если не возьмете, я все равно проберусь в зал. Ты же это знаешь, Альби. Ну пожалуйста.

Альберт вздохнул, проиграв этот поединок.

– Ладно. Твоя взяла, – сказал он, натянув сестре кепку по самые уши.

– Так я иду с вами? – с надеждой спросила она.

– При одном условии.

– Согласна на любое.

– Если мама пронюхает, я ничего об этом не знаю.

– Ты просто прелесть! – воскликнула Уилла и быстро поцеловала брата в щеку.

– Прекрати лизаться, Уиллс. Ты же изображаешь парня.

– Извини.

Альби застегнул все пуговицы на пиджаке сестры и поправил воротник рубашки. Неудовлетворенный ее видом, он снял очки и нацепил ей на нос. Уилла была худенькой, угловатой девчонкой, и маскарад удался. Любой незнакомец принял бы ее за младшего брата Альби. Шейми был рад. Хорошо, что Альби не упрямился. Шейми хотелось, чтобы Уилла пошла с ними. Ему будет о чем с ней поговорить.

Трое молодых людей взбежали на крыльцо и оказались в обшарпанном лекционном зале на Берлингтон-Гарденс. Зал принадлежал Комиссии по делам государственной службы, любезно позволявшей Королевскому географическому обществу проводить здесь свои заседания. О лекции Шеклтона объявили неделю назад. С тех пор Шейми позабыл про еду и сон.

Альберт Олден был лучшим другом Шейми. Ровесники, они познакомились несколько лет назад на лекции в географическом обществе и почти сразу прониклись взаимной симпатией. Оба страстно увлекались альпинизмом. Уилла была сестрой-близнецом Альби. В самом начале дружбы с Альбертом Шейми узнал, что брат и сестра практически неразлучны и потому он должен смириться с присутствием Уиллы. Впрочем, он не возражал. Часто он вообще забывал, что она девчонка. В альпинизме Уилла разбиралась лучше большинства мужчин. Лучше самого Шейми, в чем ему не хотелось признаваться.

Уилла часто говорила ребятам, причем почти всегда шепотом, что мама и слышать не хочет о ее стремлении первой покорить Эверест. Брат и Шейми напоминали ей: восхождение туда не дается даже мужчинам. Но Уилла лишь улыбалась и говорила:

– Вот увидите.

Шейми вместе с семьей Олден проводил каникулы в Озерном краю. Уилла всегда говорила матери, что лишь смотрит, как мальчишки лазают по горам, но, едва оказавшись вне поля зрения родителей, быстро переодевалась в старые брюки Альберта и первой устремлялась вверх по склону.

– Один член и один гость, – подойдя к билетной кассе и показав членский билет, сказал Альби.

Едва взглянув на Уиллу, служащий протянул ему два билета. Следом билет получил Шейми. Он лишний раз убедился: большинство людей заняты исключительно собой и не видят дальше собственного носа. Едва все трое оказались в зале, Шейми повел их к сцене. Его стратегия не допускала случайностей.

Близость к сцене требовалась Шейми, чтобы по окончании лекции перехватить Шеклтона, чтобы поговорить и убедить его, что Шеймус Финнеган – нужный для экспедиции человек. Посередине третьего ряда Шейми заметил четыре свободных места. Троица поспешила туда. Когда рассаживались, с другого конца ряда подошел молодой человек. Судя по внешности, их ровесник. Он занял четвертое место. Лицо парня показалось Шейми знакомым. Наверняка они встречались на каких-то лекциях.

– Думаю, мы сегодня услышим хорошего оратора, – сказал парень.

Уилла собиралась ответить, но Альби ее опередил:

– Одного из лучших.

– Говорят, только его напористость обеспечила ему участие в экспедиции Скотта, – сказал Шейми.

Не прошло и минуты, как все четверо уже с воодушевлением говорили об экспедиции. Они знали ее историю, равно как и историю самого Шеклтона. Для них он был героем. Отец хотел видеть Шеклтона врачом, но тот пошел против отцовской воли и в шестнадцать лет покинул школу, отправившись в море. Он тогда был на год моложе их. Первым кораблем, на борт которого ступил Шеклтон, был «Хотон тауэр», направлявшийся из Ливерпуля в Вальпараисо через мыс Горн. Судно достигло мыса в самый разгар зимы и целых два месяца огибало его, пробиваясь сквозь метели и штормовые ветры. В последующие пять лет Шеклтон плавал повсюду: ходил на Дальний Восток и в Америку. Из рядового матроса он стал первым помощником, а затем и капитаном торгового судна. Вплоть до лета прошлого года Шеклтон ходил на торговых судах, после чего в его жизни произошел крутой поворот. Он добился приема у Ллевеллина Лонгстаффа, главного финансиста антарктической экспедиции, и убедил Лонгстаффа включить его в состав экспедиции, и тот ходатайствовал за него вместе с сэром Клементсом Маркемом, президентом Королевского географичекого общества. Благодаря их поддержке он был принят. Шеклтон сумел убедить влиятельных людей и оказался в составе экспедиции. Шейми был убежден, что и он сумеет.

За разговорами четверка не заметила, как в зале притушили свет, предложив аудитории умолкнуть.

– Подумать только! Антарктика! – возбужденно произнесла Уилла.

– Я бы отдал что угодно, только бы оказаться на борту их корабля, – признался новый знакомый.

Шейми благоразумно промолчал.

– Кстати, меня зовут Альберт Олден, – представился Альби, протянув парню руку. – А это мо… мой…

– Брат-близнец, – подсказала Уилла, и ее щеки вспыхнули, а в глазах зажглись озорные огоньки.

– Джордж Мэллори, – представился парень, пожав руки всем троим.

Интересно, этот Джордж Мэллори догадался, что Уилла – девчонка? – подумал Шейми. Может, и догадался. Ему-то какое дело? А Уилла ишь, вдруг заулыбалась во весь рот. Шейми откинулся на спинку, удивленный и раздраженный этим обстоятельством. Джордж и Уилла уже строили планы отправиться после лекции в паб. Опять-таки, ему-то что? Уилла – симпатичная девчонка. Ну и что? Плевать ему на то, кому она улыбается. Или кто улыбается ей в ответ. Он сюда пришел увидеться с Шеклтоном.

Свет погас. На сцене появился аскетичного вида джентльмен – президент общества.

– Явился, болтун, – простонал Альби. – Теперь будет бубнить себе под нос.

Уилла прыснула. Джордж улыбнулся. Шейми сердито посмотрел на них. После вступительной речи сэра Клементса Маркема, показавшейся им бесконечной, место на сцене занял Эрнест Шеклтон.

Послушав его десять секунд, Шейми начисто позабыл про Уиллу Олден и Джорджа Мэллори. Он забыл про всё и всех на свете, за исключением Эрнеста Шеклтона. Этот человек обладал гипнотической силой. Шеклтон ходил по сцене – настоящий сгусток энергии – и говорил о зове земель, еще не нанесенных на карту, о безбрежных морях и надежных кораблях, о братстве смелых моряков-ученых. Он говорил о славе, которой покроет себя Королевское географическое общество и вся Британия, если Скотт и команда «Дискавери» первыми достигнут Южного полюса. Шеклтон напомнил присутствующим, что не только англичане полны решимости покорить полюсы и стяжать славу. Их соперники трудятся не покладая рук. Не стоит забывать, что Нансен почти достиг Северного полюса. А другой норвежец – Карстен Борхгревинк – недавно вернулся из Антарктики. Разве он не продвинулся на юг дальше, чем кто-либо? Покорение обоих полюсов – это уже не вопрос «если». Это вопрос «когда».

Шейми сидел на самом краешке и, затаив дыхание, всматривался и вслушивался. Все фибры его души были направлены к человеку на сцене, к дерзости, мужеству и дальновидности Шеклтона. Капитан Шеклтон делал все, что хотел делать Шейми, был всем, кем Шейми хотел быть. И не просто хотел. Слушая выступление, Шейми укрепился в мысли: он должен это сделать. Уход из школы был правильным шагом. Теперь он должен отправиться в море.

Через час Шеклтон завершил свою лекцию. Зал взорвался аплодисментами. Шеклтон спустился со сцены, залпом проглотил стакан воды. Слушатели продолжали аплодировать. Шеклтон поклонился, вскинул руки, затем снова поднялся на сцену, чтобы ответить на вопросы.

Шейми смотрел, как один за одним в зале вставали желающие спросить. Молодые и постарше. Сами они никуда не рвались. Им достаточно забрасывать вопросами такого, как Шеклтон. Чужие ответы заменяли им исследования и приключения. Слушая их, Шейми ясно это понимал. Нет, он скорее умрет, чем останется одним из них. Это он тоже понял.

Он обязательно завладеет вниманием Шеклтона. Сегодня же. Даже если придется следовать за Шеклтоном по пятам и спать на крыльце его дома. Шеклтон выслушает его. Выслушает и поймет. Внутри они совершенно одинаковы. Шейми понадобится всего минута, может, две, чтобы убедить Шеклтона. Пусть Альби, Уилла и этот чертов Джордж Мэллори отправляются в паб. Эрнест Шеклтон собирается в Антарктику. И Шейми Финнеган поплывет вместе с ним. 

Глава 54

– Что, Литтон? Стыдоба с этими выборами, – сказал Дуги Хокинс. – Лейбористы, значит, победили?

– Да, победили, – угрюмо ответил Фредди.

– Это, старина, лишь начало бед. Не успеешь оглянуться, как уличные торговцы окажутся в палате лордов, а портовый грузчик – на Даунинг-стрит.

Фредди напряженно улыбнулся. Ему хотелось сломать Дуги нос. Если этот хлыщ продолжит свои утешения, приправляемые идиотской болтовней, Фредди не выдержит и сломает. Он сюда пришел развеяться, хотя бы на время забыть о своем катастрофическом провале, и нечего ему об этом напоминать.

– А здесь чудесное сборище, ты не находишь? – спросил Дуги.

– Я только что пришел, – ответил Фредди.

Об этом торжестве он услышал случайно, когда уходил из клуба. Студия в Челси, куда он попал, была целиком оформлена в мавританском стиле и принадлежала одной художнице, любовнице сына герцога. Высокородный сынок решил отпраздновать открытие первой выставки ее произведений.

– Джемму Дин видел? – спросил Дуги.

– Нет. Она здесь?

– Стоит у окна. По-моему, она в несколько разобранном состоянии. А может, мне показалось. Просто давно ее не видел. Я так понимаю, какое-то время она не появлялась на публике. Теперь появилась. Сдается мне, ей опять нечем платить за жилье.

Дуги заметил другого приятеля и поспешил к нему.

Фредди смотрел ему вслед. Недавно он хотел сломать Дуги нос. Теперь ему хотелось разбить мерзавцу череп за шуточку по поводу счетов Джеммы. Дуги не надо волноваться о счетах. Семья Хокинса владела десятью тысячами акров земли в Корнуолле и десятками домов в Лондоне. Этот идиот Дуги родился и вырос в богатстве и роскоши. Все доставалось ему легко. Таким не надо волноваться из-за каждого фунта… От мыслей о чужом благополучии душа Фредди наполнялась жгучей завистью.

Фредди вытянул шею, ища глазами Джемму. Наконец он заметил ее. Вернее, ее бриллианты. Сегодня на ней были только серьги, но в свете газовых люстр они сияли как звезды. Помнится, Джемма рассказывала, что серьги ей подарил Сид Мэлоун и что они стоят чертово состояние.

Ему бы сейчас очень пригодилось состояние, хоть чертово, хоть какое. На прошлой неделе Бингэм оплатил его счета в «Реформ-клубе», а то администрация грозилась предать их гласности. Портной не стал с ним даже разговаривать. События становились все паршивее. Фредди глотнул виски, стараясь не думать об этом.

Он предпочел бы думать о прекрасной Джемме Дин, однако сейчас она показалась ему не такой уж прекрасной. Дуги прав. Она действительно находилась в разобранном состоянии. Платье на ней, похоже, с чужого плеча и висит мешком. Может, Джемма решила создать себе новый облик – этакая тростиночка не от мира сего? Некоторым девицам это шло. Бледным, унылым девицам, обожающим поэзию и подверженным приступам хандры. Но Джемме такое никак не шло. Она была женщина с формами: кругленькая, спелая, готовая вывалиться из корсета. Фредди представил, как расстегивает на ней корсет и ласкает ее теплые тяжелые груди. Покувыркаться бы с ней полночи. Это мигом выбило бы его из нынешней беспросветности.

– Привет, старушка. Как дела? – спросил Фредди, подходя к ней.

– Потрясающе, Фредди. Просто потрясающе, – язвительно ответила Джемма.

Ее пальцы сжимали бокал шампанского. Джемма залпом его осушила и подозвала официанта. Возможно, хотела напиться.

– Слышала про выборы, – сказала она. – Жаль, что ты не победил.

– Мне тоже жаль.

– Я и о твоей помолвке слышала. Как говорят, пришла беда – открывай ворота.

– Похоже.

Фредди почувствовал раздражение. Он надеялся, что болтовня с Джеммой поднимет ему настроение. Оказалось, наоборот.

– Да, куча дерьма. – Джемма сделала большой глоток шампанского. – Но, по крайней мере, ты теперь свободен. И я тоже.

У Фредди встали волосы на загривке. Ему очень не понравилась такая направленность их разговора.

– Ты о чем, Джем?

– Тебя бросили. Меня тоже.

– Тебя? Мне очень горько об этом слышать.

– Ты серьезно? – встрепенулась она.

– Сомневаешься в моей искренности?

Джемма не ответила, а вместо этого спросила:

– Помнишь, как ты в последний раз приходил ко мне?

– Девочка моя дорогая, я помню каждый приход к тебе.

– А помнишь, что ты говорил?

– Хм… что-то о моей избирательной кампании?

– Нет, о нашей женитьбе. Ты, помнится, жалел, что не можешь жениться на мне, поскольку вынужден жениться на Индии. Так твои родители настаивали. А теперь она тебя бросила. Ты свободный мужчина. Мы можем пожениться. Что нам помешает?

Фредди оторопел.

– Джем, ты же знаешь, это не так просто.

– Фредди, я другое знаю. Ты врун поганый! Вот что я знаю. – Голос Джеммы звучал все громче, и на них стали оборачиваться.

– Джемма, думаю, тебе уже довольно, – сказал Фредди, пытаясь увести ее в тихий уголок.

– Правильно. С меня довольно. И тебя, и Сида Мэлоуна, и всех прочих дешевых гондонов.

– Джемма, будь благоразумна, – прошипел Фредди. – Ты же знаешь мои чувства к тебе. Знаешь, что я считаю тебя самой восхитительной женщиной в Лондоне. Но браки строятся не только на взаимной привлекательности. У нас с тобой разное происхождение. Разная жизнь. У нас едва ли найдется что-то общее.

Джемма засмеялась. Смех ее был резким, даже отвратительным.

– А вот тут, дружочек, ты ошибаешься, – заявила она. – У нас с тобой больше общего, чем ты думаешь. Гораздо больше.

– Да неужели?

– Например, твоя бывшая невеста. И мой бывший жених.

– Джем, старушка, я вынужден отобрать у тебя шампанское. Ты начинаешь нести какую-то околесицу.

– Сид Мэлоун спит с Индией Селвин Джонс. По-твоему, это околесица?

Теперь настал черед Фредди смеяться. И он засмеялся. Громко.

– Забавная новость. В самом деле? Вряд ли за всю свою жизнь я слышал что-то более абсурдное.

– Помнишь, я рассказывала, как она приходила к Сиду? Гондоны ей понадобились. Целая коробка. Это было давно, еще летом.

– Да… и что?

– Ты мне и тогда не поверил. Но я оказалась права. И сейчас тоже права, – сказала Джемма.

Фредди увидел, что ее глаза больше не смотрят в разные стороны. И пьяного блеска в них не было. Только горечь и острая злоба.

– Ты ошибаешься. Ты не знаешь Индии. Она бы никогда не связалась с такими, как Мэлоун. Никогда.

– Несколько дней назад мы проследили за Сидом. Я и Фрэнки Беттс. Сид перестал появляться в привычных местах. Вот Фрэнки и захотелось узнать, где он прячется. Дело было поздно вечером. Мы увидели, как Сид взял кеб и поехал на Брик-лейн. Мы за ним. Смотрим, он подъехал к ресторану Московица, проехал еще немного и остановился. Индия сейчас там живет. Мы тоже остановились. Ждем. Через несколько минут Индия вышла и села в кеб. Мы повисли у них на хвосте. Выехали они из Уайтчепела и покатили дальше. Доехали до одного милого домика и вошли туда. Потом и свет на верхнем этаже загорелся. Кеб уехал, а они там остались.

Фредди не ответил. У него не было слов. Сид Мэлоун и Индия. Уму непостижимо. Такого просто не могло быть. Индия не только бросила его – она спуталась с его злейшим врагом. Мало того что Мэлоун с молодчиками ограбили «Крепость». Из-за Сида в парламенте задробили его закон о гомруле. Косвенно это повлияло и на результат выборов. Фредди знал, что ему никогда не оправиться после унижения в палате общин. Доверие к нему было серьезно подорвано.

Внутри Фредди закипел гнев. Смертельный гнев.

– Где эта квартира? – прорычал он, хватая Джемму за руку. – Назови адрес!

Джемма вырвала руку.

– Фредди, меня без конца накалывали, и я устала. Хочешь сведений – плати. Деньги на бочку. Двухсот фунтов вполне хватит.

– Джемма, пожалуйста…

– Ты знаешь, где я живу.

– Сука!

– Четыреста, – ответила Джемма и, повернувшись, удалилась. 

Глава 55

Никогда еще Шейми Финнегану так не хотелось выпить чашку горячего чая. Другими его желаниями были сухая одежда, пылающий огонь в камине и мягкое кресло.

Вахта, которую он нес перед домом Эрнеста Шеклтона, длилась полтора дня. Шейми был близок к обмороку. Но он не позволит себе потерять сознание. Не для того он все это затевал. Шейми был готов простоять здесь еще полтора дня, если его упорство заставит Шеклтона снизойти до разговора с ним. Если понадобится – он простоит на этом чертовом тротуаре целую неделю.

Шейми пытался подойти к Шеклтону после лекции в Королевском географическом обществе, но капитана окружала плотная толпа, и к нему было не пробиться. Потом толпа рассеялась, и он сделал новую попытку. Увы, Шеклтон направлялся на обед в «Клуб путешественников».

– Мистер Шеклтон, сэр, можно с вами поговорить? – крикнул Шейми, двигаясь трусцой за капитаном и его свитой.

– Чего тебе, парень?

– Я бы хотел… Сэр, я бы хотел примкнуть к вашей экспедиции.

Шеклтон засмеялся. Его спутники – тоже.

– Не ты один. Этого хотят все лондонские школяры!.. Увы, парень, наша экспедиция полностью укомплектована, – уже чуть добрее добавил он и ушел.

– Шейми, идем с нами, – позвал Альби. – Утопишь свои печали в пинте пива. Джордж говорит, поблизости есть недурное местечко.

Шейми молчал, продолжая следить за удалявшимся Шеклтоном.

– Тебе же не терпится увязаться за ним, – сказала Уилла.

Она прочла мысли Шейми. Да, он не хотел потерять Шеклтона из виду.

– Я бы не стал, – сказал Альби. – Твое преследование может его рассердить.

– Ну и что? – поддержала Шейми Уилла. – Зато Шеклтон увидит твое упорство.

– Встретимся дома, – сказал Шейми, пускаясь догонять капитана. – Или не встретимся.

– Удачи! – крикнула ему Уилла.

Шейми шел за капитаном до самого «Клуба путешественников». Время близилось к полуночи, когда Шеклтон вышел оттуда. Шейми бросился к нему и повторил просьбу, но получил резкую отповедь.

– Я не фазан и не люблю, когда меня выслеживают.

Однако и такой ответ не сломил Шейми. Когда Шеклтон сел в кеб, он сел в другой и приказал кучеру ехать следом. Следующий их разговор состоялся возле крыльца дома капитана.

– Опять ты! – воскликнул Шеклтон, заметив настырного парня. – Чего ты хочешь, черт тебя побери?!

– Войти в состав антарктической экспедиции.

– Это невозможно. Я тебе уже говорил. А теперь, если ты не уйдешь, мне придется удалить тебя силой.

– Вы вправе это сделать, сэр, – ответил Шейми.

Сердито сопя, Шеклтон взбежал по ступеням крыльца. Дома он задернул шторы, но Шейми видел, как пару раз они колыхнулись. Шеклтон не удалил его силой. Капитан избрал другую тактику. На следующий день Шеклтон несколько раз куда-то уходил и снова возвращался, подчеркнуто не замечая Шейми.

И тем не менее Шейми не сдавался. Его вахта перед домом Шеклтона началась в ночь со вторника на среду. Сейчас уже был четверг. Часы показывали десятый час утра. Шейми прикидывал, чем это может закончиться. Скорее всего, обмороком, но он не знал, случится это от жажды, голода или двух бессонных ночей. И как поступит в этом случае Шеклтон? Перешагнет через него? Пихнет в канаву?

Эти вопросы крутились в усталой голове Шейми, когда дверь дома Шеклтона вдруг распахнулась и оттуда вышел хозяин с белой полотняной салфеткой в руке. Следом прилетели соблазнительные запахи бекона и жареных ломтиков хлеба. Желудок Шейми громко заурчал.

– Ну ты и трюкач, парень, – сказал Шеклтон. – Простоять возле моего дома тридцать часов кряду.

– Тридцать три часа и десять минут, сэр.

– Я так понимаю, ты думаешь, это произведет на меня впечатление.

– Зная ваши мысли, сэр, я не дерзну так думать. Я вовсе не собирался произвести на вас впечатление. Я лишь хотел продемонстрировать вам приверженность моей мечте.

– Приверженность, говоришь? Когда днем температура не поднимается выше пятидесяти восьми, а ночью падает до сорока двух?

– Вы не упомянули дождь, сэр. Он начался вскоре после полуночи и шел до половины шестого утра.

– В самом деле? – задумчиво почесал подбородок Шеклтон.

– Да, сэр.

– Вопрос в том, сможешь ли ты продержаться так сорок восемь часов? А семьдесят два? Неделю? Месяц? И когда погода совсем не лондонская. Там днем выше десяти не бывает, а по ночам температура падает до минус сорока. Способен ли ты действовать во время свирепой пурги, когда окоченевшие руки не гнутся, а пальцы ног чернеют? Не пропадет ли тогда твоя приверженность? Хорошенько подумай, прежде чем ответить. Мужчины гораздо крепче тебя пытались это выдержать и погибли.

– Я не боюсь умереть, сэр. Я боюсь прожить никчемную жизнь.

Шеклтон выковыривал из зубов застрявший кусочек пищи.

– Хвастливые мальчишечьи слова, – наконец изрек капитан.

– Мне семнадцать, сэр. На год больше, чем было вам, когда вы огибали мыс Горн на «Хотон тауэре».

– Идем в дом, – немного помолчав, сказал Шеклтон. – Моя повариха приготовила яичницу с беконом. – Он поднял палец. – Я тебе ничего не обещаю. Просто хочу немного покормить, а затем отправить домой к маме.

– Моя мама давно умерла, сэр. Вы можете пытаться отправить меня домой, но я не пойду. Мой дом – это море, дикие, неизведанные воды Антарктики. Я буду и дальше стоять здесь на ветру и дожде, пока…

– Довольно! – выпучил глаза Шеклтон. – Ты мне еще начни рассказывать о белых китах. Наша экспедиция не похожа на этого чертового «Моби Дика» и прочую романтическую чепуху из россказней морских волков. Это научная экспедиция. Ты что-нибудь умеешь делать? И вообще, ты когда-нибудь ступал на борт судна?

– Я поставил рекорд, быстрее всех пройдя на парусной яхте от Ярмута до Ки-Ларго. Один.

– На парусной яхте, говоришь? Под бушпритом?

– Нет, сэр.

– Треугольный топсель?

– Да, сэр. С генуэзским стакселем.

– Ты что же, проделал путь из Новой Шотландии почти до Ньюфаундленда? Зачем?

– Хотел бросить себе вызов, сэр.

– Похоже, что бросил. Напомни-ка мне свое имя.

– Шеймус Финнеган, сэр.

– Ирландец, значит? – улыбнулся Шеклтон. – Я сам родился в Ирландии. Что ж, Шеймус Финнеган, идем в дом. Угощу тебя чаем. Я тебе по-прежнему ничего не обещаю, но мне будет интересно послушать про ту яхту. Говоришь, генуэзский стаксель?

От многочасового стояния у Шейми затекли ноги. Он споткнулся на первой же ступеньке, но быстро выпрямился и последовал за Шеклтоном внутрь. Пять минут назад ему хотелось рухнуть замертво. Сейчас он чувствовал, что готов взлететь. Ему хотелось громко кричать и танцевать джигу. Однако он не позволил себе ни того ни другого. Он останется серьезным и собранным. Ему выпал шанс, совсем маленький, но это было все, в чем он нуждался. Он пробил трещину в категоричности Шеклтона. Щелочку, в которой виднелась Антарктика. Щелочку в свою мечту. 

Глава 56

Индия проснулась там же, где уснула, – на руке Сида. Когда она шевельнулась, он улыбнулся и поцеловал ее в макушку.

– Между прочим, ты во сне храпишь, – сказал Сид.

– Неправда.

– Правда. Храпишь, как старуха.

– Чепуха.

В окно хлестал дождь. Индия выглянула на улицу. Когда они повалились в кровать, спускались сумерки. Теперь за окном было черным-черно. Спальню освещал мягкий, неяркий свет масляной лампы, стоявшей на бюро.

– Который час? – спросила Индия.

– Недавно за полночь перевалило. Я слышал церковный колокол.

Посмотрев на Сида, она увидела круги у него под глазами. Сами глаза были усталыми.

– Почему ты до сих пор бодрствуешь? – спросила она. – Не можешь заснуть?

– Не хочу, – улыбнулся Сид. – Когда я с тобой, мне не нужен сон.

– Но ты вообще не спишь, – сказала Индия, приподнимаясь на локте.

– Сплю.

– Не спишь, – хмуро повторила она. – Может, ты вечером выпил слишком много кофе или чая? Переусердствовал со спиртным?

– Нет, нет и нет, доктор Джонс. Я прекрасно себя чувствую.

Индия недоверчиво закусила губу.

– Значит, тебя что-то тревожит.

Сид отвел глаза. Индия поняла, что угадала.

– В чем дело, Сид?

– Говорю тебе, все нормально.

Он постоянно отнекивался, уклоняясь от ее вопросов. Врал ей. Так было с самого начала их знакомства. Сид объяснял это желанием защитить ее, но такая защита только злила Индию.

– Ты же знаешь, что можешь рассказать мне все, – напряженно произнесла она. – Я не побегу разбалтывать это Оззи, Коззи, Роззи и прочим широкоплечим парням.

– Я тебе сказал, что все нормально, значит так оно и есть, – сухо ответил Сид.

Индия резко откинула одеяло, встала и прошла к стулу с ее одеждой.

– Что ты делаешь? – насторожился Сид.

– Одеваюсь, – ответила она, натягивая нижнюю юбку.

– Куда собралась?

– Домой.

– Индия, черт побери, почему?! Почему ты так себя ведешь?

– Потому что ты меня не любишь.

– С чего ты взяла? Любил и люблю.

– Нет, не любишь, – возразила она, стремительно поворачиваясь к нему. – Сид, ты только говоришь, что любишь, но ты мне не доверяешь. Это не любовь. Если ты по-настоящему любишь женщину, ты ей веришь. Я тебе все рассказала о своей жизни. Все! Там, в больнице, когда я тебя почти не знала. Я откликнулась на твою просьбу. Ты обещал рассказать свою историю, но до сих пор не рассказал. О своем прошлом ты молчишь. Говорить о нашем будущем не позволяешь. Черт возьми, ты даже не называешь мне причину своей бессонницы! Меня не волнует, откуда ты родом, кем были твои родители и чем ты занимался, пока… пока…

– Пока не пошел по кривой дорожке.

– Я этого не сказала.

– Это и так понятно. – Сид глубоко втянул воздух и шумно выдохнул. – Индия, есть вещи, о которых невозможно рассказать другим людям.

– Так вот кто я тебе? Другие люди?

– Нет, – упрямо буркнул Сид, не сказав больше ни слова.

Индия застегнула пуговицы на блузке. Профессия врача научила ее быстро одеваться даже ночью. Она присела на кровать, чтобы обуться.

– Индия, пожалуйста, не уходи. Пожалуйста.

Что-то в голосе Сида заставило ее отложить туфлю и посмотреть на него. Он больше не сердился. Вид у него был беспомощный и испуганный.

– Сид, почему ты ничего мне не рассказываешь? Что мешает тебе рассказать о своем прошлом? – тихо спросила Индия.

Их глаза встретились. Индия увидела, что в Сиде идет внутренняя борьба.

– У меня была тяжелая полоса, – после долгого молчания сказал он. – Давно, когда мне было восемнадцать.

Она кивнула, пока не зная, куда он клонит, но готовая слушать.

– Это тогда у тебя появились шрамы на спине?

– Да.

– Как?

– Угостили плеткой-девятихвосткой. Тридцать ударов.

– Боже мой! – прошептала Индия, и ее гнев сменился ужасающей печалью. – За что, Сид?

– Угрожал надзирателю.

– Физически?

– Нет. Я угрожал пойти к начальнику тюрьмы.

– Зачем?

– Чтобы рассказать ему… попытаться… – Сид осекся.

– Тридцать ударов… Тебя же могли забить до смерти.

– Почти забили.

– Ты поэтому не можешь спать? Шрамы до сих пор болят?

– Нет. Не шрамы.

Сид смотрел в окно. У него двигался кадык, словно Сид пытался и не мог вытащить слова из потаенных глубин своей души. И вдруг он повернулся к Индии и срывающимся голосом произнес:

– Меня там изнасиловали. В тюрьме.

Индия думала, что ее вытошнит.

– Когда? Кто? – шепотом спросила она.

– Надзиратель. Уиггс была его фамилия. Еще двое меня держали. Так продолжалось почти два месяца. Они всегда приходили, когда стемнеет. Я слышал их шаги по каменному полу. Слышал, как они приближаются. Их голоса. Потому я и не сплю. Не могу. – Индия потянулась к нему, но он отодвинулся. – Не трогай меня. Не надо.

– Прости. Не буду. Раз ты просишь, не буду… Ты сказал, это продолжалось почти два месяца. Что произошло потом? Кто прекратил эти издевательства?

– Денни Куинн.

– Кто?

– Куинн. Мой прежний хозяин. Как-то ночью он подкараулил Уиггса возле паба. Пошел следом и перерезал надзирателю горло.

Индия зажала рот. Сид жестоко засмеялся.

– Ты по-прежнему меня любишь? – спросил он.

Он подался назад, ударив головой о стену. Так вели себя пациенты Бедлама. Индия видела это собственными глазами. Истерзанные души пытались разбить себе голову и выпустить жуткие воспоминания. Она вползла на кровать и протиснулась между Сидом и стеной.

– Прекрати! Немедленно прекрати! Посмотри на меня. Сид, посмотри на меня. – (Он поднял глаза.) – Я любила и люблю тебя. Слышишь? Я люблю тебя.

Сид так крепко сжал кулаки, что на руках проступили вздутые вены. Он дрожал всем телом. Дыхание стало судорожным и поверхностным. Индия догадывалась: сейчас ему хочется куда-то ударить, что-то сломать. Слишком долго он носил эту боль в себе, и теперь, когда она выходила наружу, ему было страшно. Индия знала, что надо сделать. Она заберет у Сида его боль. Весь гнев, всю печаль. Весь яд, отравлявший душу. Медленно, осторожно она потянулась к его кулакам и так же осторожно разжала ему пальцы.

– Выпусти все это наружу. Дай этому уйти, – прошептала она.

Индия крепко обняла его. Сид снова попытался ее оттолкнуть, но она держала крепко. Пальцы Сида застряли в ее волосах. Он содрогнулся всем телом. Индия услышала его резкие, душераздирающие всхлипывания. Горячие слезы обжигали ей кожу. Индия держала его в объятиях, качала, как ребенка, шептала утешительные слова, целовала, плакала вместе с ним, но не разжимала рук.

Когда бушевавшие эмоции наконец утихли, Сид поднял голову и посмотрел на Индию.

– Боже мой, Индия, что я наделал? – спросил он, утирая ей слезы. – Затащил тебя в свою жизнь. Еще тогда, в «Баркентине», мне нужно было бы отправить тебя домой. А вместо этого я заставляю тебя плакать из-за всей жути, которую успел натворить.

– Нет, не из-за всей жути. Я плакала по тебе.

Сид помолчал.

– Никто еще этого не делал. Не плакал по мне.

– Никто и не любил тебя так, как я.

Он не мог смотреть ей в глаза, а потому уставился на свои руки.

– Расскажи остальное, – попросила Индия. – Как ты оказался в тюрьме. Что делал, когда вышел оттуда. Расскажи, где вырос. Какие песни тебе пела мать. Каким был твой отец. Расскажи.

Он должен поговорить об этом. Должен рассказать ей. Довериться ей. Это был его единственный шанс. Их единственный шанс.

Индия встала, наполнила бокалы из полупустой бутылки, оставленной на ночном столике.

– Выпей, – сказала она, подавая Сиду бокал. – Легче будет рассказывать.

Сид большими глотками выпил вино, откинулся на подушку, закрыл глаза и начал рассказывать.

Поначалу слова давались ему с трудом, но затем полились потоком. Он говорил более двух часов, рассказывая Индии о жизни на Монтегю-стрит. О родительской семье. О том, что когда-то его звали Чарли. Он рассказал об обстоятельствах смерти отца и матери. О том, как не вынес зрелища убитой матери и побежал, не разбирая дороги. Потом рассказал об оборванных связях с семьей. Индии показалось, что эта часть воспоминаний по-прежнему остается незаживающей раной в душе Сида. Потом он рассказал про Куинна, про то, как незаметно глубоко завяз в жизни, из которой нет выхода. Он говорил, пока не охрип. Завершив рассказ, он взглянул на Индию уставшими, опустошенными глазами:

– Ну вот. Теперь ты знаешь все.

– Спасибо.

– Не понимаю, за что ты меня благодаришь. Все это погано, как ад. И говори не говори – ничего не изменишь.

– Наоборот. Я знаю, что́ тебе нужно сделать. Уехать отсюда. Далеко. Подальше от Лондона и твоей здешней жизни. Подальше от Англии и всех ужасных воспоминаний.

– И только? Ну так давай отправимся на Ривьеру. Завтра же закажу билеты.

Индия не обратила внимания на его сарказм. Она сидела, наморщив лоб, заглядывая внутрь себя.

– Мы можем уехать. Можем покинуть Лондон вдвоем, – сказала она.

– Да ну? Если не ошибаюсь, миссус, ты вот-вот откроешь больницу в Уайтчепеле.

Серые глаза Индии уставились на Сида.

– Я откажусь от больницы, – сказала она. – Ради тебя.

– И закроешь дверь перед больными бедняками? Перед теми, кому мечтала помочь?

– Двери не закроются. Харриет, Фенвик и Элла справятся без меня. Во всяком случае, на первых порах. Быть может, потом мы вернемся. Все уляжется. Люди о тебе забудут.

– И не мечтай, дорогуша. У тех, о ком ты говоришь, очень цепкая память.

– Послушай меня…

– Нет, Индия, это ты меня послушай. Неужели ты не понимаешь, что мне слишком поздно менять свою жизнь? Я пропащий человек, а ты – нет. Эта больница – твоя мечта. Ты столько сил угрохала ради ее появления. Я не позволю тебе вот так взять и все бросить. В этом поганом, отвратительном городе ты построила нечто прекрасное. Красивое.

– Сид, нечто прекрасное и красивое – это ты, – тихо произнесла Индия.

Сид отвернулся, не в силах говорить. В глазах бурлили эмоции.

Индия крепко стиснула его руку:

– Не считай себя пропащим. Мы можем начать жизнь заново, как мистер и миссис Бакстер. Мы уедем отсюда. Отправимся в Шотландию, в Ирландию или на континент. – Индия вдруг выпрямилась и опять схватила Сида за руку. – Нет… погоди! – Она громко рассмеялась. – Есть такое место! Как же я раньше не подумала? Я сейчас расскажу, что мы с тобой сделаем. Там мы действительно начнем жизнь заново!

– Ты спятила.

Индия спрыгнула с кровати, ненадолго скрылась в гостиной и вернулась с папкой в руках.

– Мой двоюродный брат называл это концом света, – возбужденно заговорила она. – Потом он признался, что ошибся. Там совсем не конец, а начало. Начало мира. Он рассказывал, как стоял там. Вокруг – только море и небо. Он чувствовал, будто находится в первом дне творения, а сам он первый человек на земле. И нет ни зла, ни уродства. Только красота и гармония.

– Индия, да о чем ты толкуешь?

Она раскрыла папку и протянула ему фотографии:

– Это Пойнт-Рейес в Калифорнии. Он принадлежит мне. Я владелица этого места. Вот туда мы и отправимся.

Сид смотрел на снимки. Индия помнила, как вспыхнули его глаза, когда он увидел их впервые. Ему хотелось верить в это место, в них с Индией, в новую жизнь. Она же видела, насколько он жаждал новой жизни.

– И что ты намерена там делать?

– Я же врач. Врачи нужны везде.

– Зато я не врач.

– Ты можешь готовить еду. Вести хозяйство. Штопать носки.

– Дорогуша, напрасно ты не развиваешь другой свой талант. Тебе бы стоило писать сказки. Ты потрясающе умеешь их рассказывать. Ты почти заставила меня в них поверить.

– Сид, это не сказки. Мы туда уедем. Ты и я. Там есть старое ранчо. Мы отремонтируем дом и будем в нем жить. Это и есть начало новой жизни.

– Да, любовь моя, – с грустью произнес Сид.

– Мы начнем новую жизнь, – упрямо повторила Индия. – Ты мне веришь?

– Индия…

Она обхватила его лицо:

– Скажи! Скажи, что ты мне веришь! – (Сид открыл глаза, но промолчал.) – Сид Мэлоун, существует искупление. И прощение. Даже в этом мире и даже для тебя. Ты можешь начать заново, если сделаешь такой выбор. Ты сумел войти в свою нынешнюю жизнь, сумеешь и выйти. Я тебе помогу.

Глядя в его изумрудно-зеленые, полные боли глаза, Индия отчаянно хотела, чтобы он представил новую жизнь. Новое начало. Будущее, отличающееся от всего, что он знал.

– Ты мне веришь? – снова спросила она.

– Да, Индия, – наконец ответил он. – Верю.

Она страстно поцеловала Сида, затем быстро разделась и проскользнула под него. Они занялись любовью со страстью, превосходящей все прежние моменты их близости. А потом Сид положил ей голову на грудь. Индия обняла его и пообещала, что они уедут, как только больница откроется и заработает. Через две недели. Самое большее через три. Сначала поездом до Саутгемптона, там на пароход и в Нью-Йорк, а затем снова поездом через всю Америку, в Калифорнию. Индия пообещала дать Сиду один из снимков – пусть напоминает ему об их будущем.

– Нам там понравится, – сказала она. – Знаю, что понравится.

Сид не ответил. Индия посмотрела на него. Он дышал глубоко и ровно. Голова тяжело давила ей на грудь. Глаза Сида были закрыты. Он уснул. Наконец-то он спал.

Приутихший дождь вновь остервенело забарабанил по окну. Ветер гнул и раскачивал ветви деревьев. Возбужденные глаза Индии следили за осенней грозой. Пусть гром и молния хорошенько встряхнут этот мир, затихший на ночь, этот город и всех его обитателей.

Сид нуждался в ней, и она всегда будет рядом, даря любовь и защиту. Она не пожалеет усилий, пойдет на любые жертвы, чтобы они начали жизнь заново. До сих пор Сид знал лишь потери и крушения. Но есть и начала, и она ему это докажет. Заставит поверить. Они оставят прошлое позади. Отныне Сид принадлежал ей. Ей. И она никогда не отпустит его от себя. 

Глава 57

– Ты все-таки должен ей сообщить, – крикнула Уилла Олден.

– Нет, – донеслось из-за закрытой двери примерочной.

Разговор этот происходил на Хеймаркете, в магазине, торгующем одеждой из габардина фирмы «Бёрберри».

– Как тебе это видится? Возьмешь и исчезнешь? Или открытку пошлешь с Южного полюса?

Дверь примерочной шумно распахнулась. Оттуда, громко топая, появился Шейми Финнеган. Облачение изменило его почти до неузнаваемости: мешковатые брюки, анорак и шлем, закрывающий лицо. Все это было сшито из патентованного водонепроницаемого габардина Томаса Бёрберри.

– Ой, как стильно! – воскликнула Уилла.

– Одежда от Бёрберри не стильная, а прочная и надежная, – ответил Шейми, стаскивая шлем. – И теплая.

– Надеюсь. Но даже в ней смотри не отморозь свой драгоценный зад.

– Уилла, откуда в твоем голосе нотки зависти? – спросил Шейми.

– Пока завидовать нечему. Ты еще не на полюсе.

– Буду и там.

– Посмотрим.

– Надо же, Шейми. Ты-то сам веришь? Скотт, Шеклтон, Южный полюс… и ты в составе экспедиции, – сказал Альби.

Шейми посмотрелся в зеркало. Оттуда на него глядел полярный исследователь. Верил ли он в реальность происходящего? Нет, совсем не верил. Все, что случилось, ему и сейчас казалось сном.

Каких-то две недели назад он мок и мерз, стоя перед домом Эрнеста Шеклтона в попытке убедить капитана взять его в антарктическую экспедицию. Шеклтон все-таки пригласил его в дом и накормил завтраком. Они проговорили пару часов. Шеклтон с любопытством слушал рассказы Шейми об одиночном плавании и зимних восхождениях на вершины Адирондакских гор. Когда служанка пришла убирать посуду со стола, капитан по-прежнему не сказал Шейми «да», однако не сказал и «нет».

Дней через пять полиция задержала помощника экспедиционного кока за пьянство в общественном месте. Еще через два дня в дом номер 12 по Уилмингтон-Крессент, где жили Олдены, пришло письмо на имя Шейми. Он унес письмо к себе в комнату и только там решился вскрыть. Шеклтон уведомлял Шейми о его зачислении в экспедицию помощником кока. Шейми с громким радостным воплем выскочил из комнаты и понесся вниз, торопясь сообщить новость Альберту и Уилле.

Конечно, работенка хуже не придумаешь. Это тебе не еду готовить. Будет дни напролет чистить картошку и надраивать кастрюли. Но Шеклтон ему обещал: когда судно достигнет берега Антарктики, он вместе с другими участниками экспедиции отправится в поход к полюсу. Он войдет в историю. Шейми был абсолютно уверен, что Скотт и Шеклтон достигнут полюса. Разве эти люди могли потерпеть неудачу? Такая возможность выпадала раз в жизни, поэтому никто и ничто не помешает ему отправиться в путь.

– Почему бы тебе самому не рассказать Фионе? Чего ты боишься? – спросил Альби, разглядывая новенькое снаряжение друга.

– Шуму не оберешься. Она хочет, чтобы я возвращался в эту чертову школу.

– Но чем она тебе помешает? Ты уже принял решение. Как-никак твоя сестра. Должна же она понять.

– Ты не знаешь Фиону. Ей ничего не стоит приехать на причал и попытаться за ухо увести меня с корабля.

Шейми хмуро посмотрел на свое отражение в зеркале. Ему хотелось рассказать Фионе. Он сознавал, что так было бы правильнее всего. Но он знал и другое: новость приведет сестру в ярость. Фиона закатит грандиозный скандал. Вот если бы можно было отправить телеграмму с борта корабля. Или найти другой способ сообщить ей и так выбрать время, чтобы она не волновалась о его отсутствии, но уже не смогла бы ему помешать.

Кто-то потянул Шейми за анорак. Это Уилла расправляла куртку на его плечах.

– Поменяй на меньший размер, – предложила она.

– И не собираюсь! – фыркнул Шейми.

– Не упрямься. Анорак не должен быть облегающим, но этот на тебе просто болтается.

– Откуда ты знаешь?

– Так она пасется здесь каждую неделю, – объяснил Альби. – Бродит, разглядывая палатки и рюкзаки.

Шейми смотрел, как Уилла расправляет ему рукава. Их глаза встретились в зеркале.

– Ты должен сообщить Фионе. Ведь знаешь, что должен. Жестоко держать ее в неведении. Сам же потом будешь мучиться, – заявила Уилла.

Она была права, однако ее правота не облегчала задачу Шейми. Он смотрел на физиономию Уиллы, и вдруг его осенило.

– Я не буду мучиться, потому что сам я ничего сестре не скажу. Это сделаешь ты, Уиллс.

– Еще чего!

– Уилла, ну пожалуйста. Ради нашей дружбы. Ты всегда нравилась Фионе. От тебя эту новость она воспримет спокойнее, чем от Альби.

– Меня не втягивай, приятель. И думать не смей, – отрезал Альби.

– В декабре мы с Шеклтоном едем в Данди. Сразу после Рождества. Надо посмотреть, в каком состоянии корабль. Его строят специально для экспедиции и хотят назвать «Дискавери». Дождешься, когда я уеду, и расскажешь ей.

– Фиона быстро сообразит, что я к этому причастна, – сказала Уилла. – И я окажусь в дурацком положении.

– Знаю, Уиллс. Так оно и есть. Мне самому неловко. Но уж лучше так.

– Для тебя.

Шейми поморщился:

– В общем-то, да. Но и для Фи тоже. Гораздо лучше ей услышать об этом от тебя, чем прочесть в моем письме. Или в телеграмме.

– Шейми, ты не посмеешь сразить ее телеграммой.

– Посмею, если других способов не останется. Уиллс, пожалуйста, сделай это для меня.

Уилла задумалась. Шейми ждал, не решаясь на нее давить. С таким характером, как у Уиллы, это бы все испортило.

– Ну хорошо, сделаю, – наконец согласилась Уилла, – но при одном условии.

– Говори. Выполню.

– Однажды и ты сделаешь то же для меня. Когда я отправлюсь на Эверест, ты сообщишь моей маме.

Шейми усмехнулся и уже собрался поддразнить Уиллу, сказать, что выполнять такое условие ему никогда не придется. Но стоило ему увидеть ее лицо, и у него пропало желание подкалывать Уиллу. Она говорила всерьез, ничуть не сомневаясь в себе. Ее зеленые глаза не отпускали Шейми. Он смотрел в них, и вдруг его охватило будоражащее чувство, что он видит себя: свое бесстрашие, авантюрный дух и беспокойную, ищущую душу.

– Согласен. По рукам, – ответил он.

Шейми снова повернулся к зеркалу, вытянулся во весь рост, выпятил грудь и расправил брюки. Раздался смех Уиллы. Она по-прежнему смотрела на него. Теперь ее глаза были веселыми и вызывающими.

– Хватит охорашиваться, поваренок. Начинай вещички собирать, – сказала она. – Если ты не достигнешь Южного полюса, это сделаю я. Когда спущусь с Эвереста. 

Глава 58

– Фрэнки!

– Чего тебе, Дез?

– Тут какой-то парень хочет поговорить с Сидом. Называет себя новым членом парламента.

– А премьер-министра он с собой не захватил?

– Он не шутит. Говорит: или подать ему Сида на разговор, или он явится сюда с парой дюжин полицейских и разнесет паб в щепки.

Фрэнки, игравший с Озом, поднял глаза от карт и посмотрел на Дези.

– До чего ж настырный. Меня уже воротит. Кто этот дрочила? Пусть подойдет. Я ему задницу начищу.

Дези подал знак Джо.

– Фрэнк Беттс – это ты? – спросил он, подойдя к столу.

– Тебе-то что?

– Меня зовут Джо Бристоу. Я хочу видеть Сида Мэлоуна.

Фрэнки повернулся на стуле и смерил Джо взглядом, заметив и рабочую одежду, и ломик в руках.

– А тачку свою снаружи оставил? – спросил Фрэнки, и Оззи хохотнул.

– Фрэнки, я знаю о тебе все. О Фирме тоже. А еще я знаю, что ты сжег мой склад.

– Понятия не имею, что ты там несешь, приятель.

– Я хочу просто поговорить с Сидом. Только и всего. Хочу прийти с ним к взаимопониманию. Сейчас, пока головы не полетели и не стало слишком поздно.

– Хочешь произвести благоприятное впечатление? – хмыкнул Фрэнки.

– Что-то вроде этого.

Фрэнки отхлебнул из кружки. Угощать портером Джо он и не собирался.

– Если Сида здесь нет, передай ему, пусть зайдет ко мне, – сказал Джо. – Мой кабинет находится на Коммершел-стрит, дом восемь. Я всего-навсего хочу с ним поговорить. Никаких подвохов. Слово даю!

Внутри Фрэнки вспыхнула паника. Он почуял угрозу. Не со стороны Бристоу. Этот на рожон не полезет, не та натура. Со стороны законности, которую представлял Джо. Похоже, закон начинал добираться до Сида.

– Послушай, Фрэнки…

– Не собираюсь я слушать, так что вали и продавай свои груши в другом месте, – бросил Фрэнки, возвращаясь к карточной игре и пиву.

Через мгновение стол был опрокинут и раскрошен в щепки. Та же участь постигла и кружку с портером. Джо стоял перед Фрэнки с поднятым ломиком.

– Теперь будешь слушать?

Фрэнки мигом оказался на ногах. У него колотилось сердце, кулаки зудели от желания вломить. Он что есть силы ударил правой рукой и угодил Джо в живот. Джо скрючился от боли, выронив ломик. Фрэнки нагнулся, намереваясь ломиком раскроить Джо череп, когда Джо неожиданно выпрямился и ударил его наотмашь. Перед глазами Фрэнки вспыхнули и заплясали ослепительные круги. Он повалился на пол и застонал, держась за голову. Это был прием уличных драчунов. Бристоу намеренно выронил ломик, подлавливая Фрэнки. Ну как же он забыл, что этот парень родом из Восточного Лондона? Когда круги погасли и в глазах у Фрэнки прояснилось, он увидел склонившегося Джо.

– А это, кусок дерьма, тебе за Альфа Стивенса.

Джо выпрямился и оглядел зал со всеми посетителями. Желающих вступить с ним в поединок больше не было.

– Передайте Сиду мое послание, – сказал Джо. – Пусть приходит.

Подняв с пола ломик, он покинул паб.

Едва за Джо закрылась дверь, из тени возле лестницы вышел Сид.

– Фрэнки, ты сжег склад Бристоу? – спросил он.

– Хозяин, ты что же, все время торчал здесь? Спасибочки за помощь.

Сид стремительно подошел к Фрэнки, поднял с пола и ударил о стену.

– Я тебе задал вопрос. Ты сжег склад Бристоу?

– Да! Слушай, отпусти меня!

Но Сид и не думал его отпускать. Удары сыпались на Фрэнки справа и слева, пока парень не заскулил, умоляя прекратить, и пока Дез и Оззи не стали оттаскивать Сида. Когда Сид отпустил жертву, Фрэнки сполз на пол.

– Зачем ты это сделал?! – закричал Сид. – Стивенс не был одним из нас. Он был безобидным стариком, Фрэнки! Никогда никому не гадил!

Фрэнки поднял избитое лицо.

– Я это сделал для тебя, пока ты лежал в больнице. У меня и в мыслях не было калечить этого старого пердуна. Просто сказал ему: так, мол, и так, пора бы твоему хозяину платить нам. А он кинулся на меня и следом лампу опрокинул. Я ему кричал, чтобы валил со склада, пока цел, но он хозяйское добро спасал.

– И теперь Стивенс мертв, а Бристоу знает, что это твоих рук дело.

Фрэнки встал.

– Ты же не пойдешь, правда? В смысле, к этому Бристоу?

– Не знаю, – буркнул Сид, меряя шагами зал. – Ничего пока не знаю.

– Вначале докторша. Теперь этот член парламента. Не заметишь, как привыкнешь обхаживать власти.

Сид побелел. Фрэнки сжался, боясь получить новый град тумаков, но ошибся.

– Что ты вообще знаешь о докторше? – дрожащим от гнева голосом спросил Сид.

– Хозяин, да мне плевать, с кем ты трешься в постельке.

Сжав кулаки, Сид шагнул к нему. Фрэнки не сдвинулся с места.

– Ну давай бей. Мне не привыкать. Наше дело разваливается на части, и ты это позволяешь. Китайцы, евреи, итальянцы – все лезут в наши владения. Эта свора шелудивых собачонок подминает под себя наши курильни, бордели и пабы. А у Мэддена аппетиты шире. Ему мало владеть одной-двумя улицами. Ему весь берег подавай. Ты что, ослеп? Не видишь, что творится?

– Вижу, Фрэнки. Только мне плевать. Мэдден может забирать, что хочет. Все.

– Что-о? – оторопел Фрэнки. – Это же твое. Ты строил по кирпичику. Бился за власть.

Сид полез в карман и вытащил пистолет. То был один из полудюжины пистолетов, которые Фирма после налета на «Крепость» оставила себе. Он положил пистолет на стол.

– С меня хватит, – сказал Сид.

Фрэнки чувствовал, что у него перехватывает дыхание, останавливается сердце. Привычная жизнь рушилась. Боль от ударов Сида была пустяком по сравнению с другой болью, вызванной намерением хозяина уйти.

– Ну почему, хозяин? – тоном испуганного мальчишки спросил Фрэнки.

– Я больше не хочу такой жизни, Фрэнки, – тихо ответил Сид. – И никогда не хотел.

Сид в последний раз оглянулся по сторонам. Посмотрел на Дези и Оза. На зал «Баркентины». На реку за окном.

– Дез, ты теперь главный, – сказал он. – Дела с тобой я улажу. Со всеми вами. Дайте мне несколько дней. – А Фрэнки он сказал: – Слушайся Дези. Учись у него. Он знает об игре больше, чем все мы, вместе взятые.

Сид повернулся, приготовившись уйти. Глядя, как он идет к двери, как уходит от них, Фрэнки не выдержал. Недавняя печаль сменилась гневом.

– Что ты себе позволяешь?! – заорал он в спину Сиду. – Ты не можешь взять и уйти!

Сид в последний раз обернулся. Его усталые, измученные глаза встретились с глазами Фрэнки.

– Я уже ухожу. Позаботься о себе, парень.

И он ушел. 

Глава 59

Шейми, Альби и Уилла лежали в саду дома Олденов и смотрели на небо. Ночь была ясной, и звезды сверкали, как бриллианты.

– Уиллс, задай мне еще какой-нибудь вопрос, – попросил Шейми.

– Назови прямое восхождение Ориона.

– Пять часов.

– А склонение?

– Пять градусов.

– В пределах каких широт наблюдается?

– Между восемьдесят пятой и семьдесят пятой. Лучше всего виден в январе.

– Основные звезды созвездия?

– Альнилам, Альнитак, Бетельгейзе, Минтака и… сейчас вспомню… Ригель!

– А еще? – спросила Уилла. – Ты пропустил одну звезду.

– Нет там больше звезд. Ты пытаешься сбить меня с толку.

– Есть.

– И какая?

– Беллатрикс.

– А, черт!

Шейми терпеть не мог, когда его тыкают носом. Уилла легко называла созвездия и безошибочно перечисляла их характеристики. Он видел, как умело обращалась она с секстантом на семейной яхте. По части вычислений она превосходила и Шейми, и Альби и почти не уступала ее отцу – адмиралу Королевского флота.

– Мне никогда этого не запомнить, – вздохнул Шейми. – А Шеклтон требует знать такие вещи наизусть.

– Запомнишь, – ободрила его Уилла. – Зубрежка поможет. Пока плывешь в Гренландию, времени у тебя будет предостаточно.

– Не забывай, ему придется там ишачить, – усмехнулся Альби.

– Может, заткнешься! – рявкнул Шейми.

– Гляжу, тебя повысили. Из поварят произвели в собачьего надсмотрщика.

– Не слушай ты его, Шейми, – сказала Уилла, сама давясь от смеха. – Возьмешь с собой секстант. Плавание даст тебе отличную возможность поупражняться в навигации.

– Когда не нужно какашки убирать за собачками! – воскликнул Альби, заражая смехом и сестру.

Шейми сердито зыркнул на них.

До экспедиции оставалось еще несколько месяцев, но подготовка к ней шла полным ходом. Клементс Маркем и капитан Скотт вместе с Фритьофом Нансеном отбыли в Христианию, чтобы осмотреть «Фрам» и обсудить внутреннее устройство экспедиционного корабля. Два дня назад Шеклтон отправился в Данди, препираться с судоверфью. Шейми должен был ехать с ним, однако в последнюю минуту планы изменились. Было решено, что через три недели Шейми поедет в Гренландию и примет упряжку ездовых собак.

Шеклтон списывался с гренландскими заводчиками, пытаясь купить собак для экспедиции, но переписка результатов не дала. Скотт предложил купить русских собак. Шеклтон отказался. По его словам, гренландским собакам нет равных. Они крепче, быстрее бегают и способны выдерживать крайне низкие температуры. Неудивительно, что спрос на них велик. Шеклтон писал разным заводчикам, получая одинаковый ответ: у них не осталось собак для продажи. Однако Шеклтон был не из тех, кто смиряется с отказами. Он решил послать в Гренландию экспедиционного зоолога Эдварда Уилсона, снабдив внушительной суммой денег. Вместе с Уилсоном должен будет поехать и Шейми. Зоолог займется переговорами и покупкой, а когда собаки будут приобретены, забота о них ляжет на плечи Шейми. Ему предстояло кормить и поить их, вычесывать, следить за тем, чтобы они достаточно двигались, и даже петь им.

– Сэр, вы сказали… петь? – спросил Шейми, думая, что ослышался.

– Да, петь. Собаки, как и люди, подвержены приступам ностальгии, – ответил Шеклтон. – Если они погрустнели, пой им песни. Это их взбодрит. Не обижайся, парень, но для экспедиции эти собачки ценнее тебя. Я хочу, чтобы они были здоровыми и довольными.

После разговора, заметив мрачную физиономию Шейми, Уилсон сказал, что ему повезло. А то ведь мог застрять на каком-нибудь складе в Данди, считая бульонные кубики «Оксо» и банки сардин вместе со вторым коком Кларком и стюардом Блиссетом.

Шейми пихнули в бок. Он повернулся лицом к Уилле.

– Хватит дуться, – сказала она. – Это же лучше, чем торговать апельсинами или чаем.

Она озорно улыбалась. На лице играл румянец. Сегодня у Олденов был официальный семейный обед, и Уилле пришлось одеться подобающим образом: шелковое платье цвета слоновой кости, кружевные чулки и туфли на высоком каблуке. А ведь она красивая, решил Шейми.

– Ты права. Это лучше, – согласился он, продолжая смотреть на нее.

Шейми думал, Уилла покраснеет, но она не покраснела, и он первый отвел взгляд.

– Что-то я опять проголодался, – сообщил Альби. – Пойду гляну, не завалялся ли где сэндвич.

– А нам принесешь? – спросила Уилла. – Не забудь добавить маринованных огурчиков. И лимонный сквош.

– Желаете что-нибудь еще, мадам? – тоном официанта спросил Альби.

– Торт.

Альби удалился, оставив сестру и Шейми вдвоем. Уилла перевернулась на живот и приподнялась на локтях.

– А без тебя, Шейми, будет одиноко. Не с кем будет поговорить о горах.

– Поговори с Альби.

– Он мне сразу рот заткнет. Только и бубнит, что я могу пораниться или что-то сломать. На самом деле он просто злится моим успехам. Как же, девчонка лазает по горам лучше, чем он. – (Шейми засмеялся.) – Кстати, ты помнишь Джорджа Мэллори? Мы с ним познакомились на лекции Шеклтона. Весной собирается подняться на Монблан. У него хорошие альпинистские навыки. Я хочу поехать с ним. Во всяком случае, надеюсь. Все зависит от того, сумею ли я уломать Альби. Родители ни за что не отпустят меня одну. Это может повредить моей репутации.

Идея Уиллы отправиться с Мэллори в Альпы неожиданно вызвала у Шейми волну ревности.

– Отличная затея, – сказал он вслух. – Надеюсь, вы неплохо проведете время.

– Ты так считаешь? – удивилась она.

– Конечно. Зачем мне врать?

Уилла пожала плечами и сменила тему:

– Значит, в ближайшем будущем меня ждет визит к Фионе? Ты ведь так и не решился сообщить ей ошеломляющую новость?

– Да, не решился, – угрюмо ответил Шейми.

С недавних пор, когда речь заходила о Фионе, у Шейми становилось тяжело на сердце. Если бы он мог, то хоть завтра вернулся бы к сестре. Но как туда вернешься? Придется извиняться, соглашаться ехать в Гротон, чего он никак не собирался делать. Его упрямая сестра ни за что не стала извиняться бы, и он не знал, как быть.

– Ты мог бы навестить Фиону еще до отъезда в Гренландию, – сказала Уилла, словно прочитав его мысли.

Она частенько это делала, пугая Шейми своей проницательностью.

– Нет! – отрезал Шейми.

– Уверена, за это время Фиона порядком остыла.

– Нет.

– Просто мысли вслух. – Уилла вновь подняла голову к небу, глядя на созвездие Ориона, великого охотника. – Как думаешь, кто-нибудь смотрит сейчас на него в Антарктике? А на Монблане, Килиманджаро и Эвересте он виден? Эх, хотела бы я быть Орионом и видеть то, что видит он. Целый мир! Всю магию и тайны мира, красоту и силу, беды и опасности.

Черт, и как у нее это получается?! – мысленно удивился Шейми. Как несколькими словами она умеет точно передать то, что я чувствую? Повернув голову, он взглянул на Уиллу. На ее лицо, освещенное луной, на изгиб ее рта и восторженные глаза. И вдруг, с глубокой внутренней болью, он почувствовал, что будет скучать по Уилле. Сильнее, чем по Альби, и даже сильнее, чем по своей семье. Сейчас ей семнадцать, а когда он вернется из Антарктики, будет девятнадцать или двадцать. Она повзрослеет. Возможно, обручится с кем-нибудь или даже выйдет замуж. От этой мысли Шейми стало пронзительно грустно. Захотелось рассказать Уилле о своих чувствах, но он не знал, как это сделать. Такие вещи давались ему еще хуже, чем латынь.

– Уилла… – начал он.

– Я знаю, – произнесла она. – Я тоже буду по тебе скучать. – Она порывисто и крепко поцеловала его. – Береги себя. И возвращайся.

– Жди меня.

Уилла поморщилась, словно он был не вправе обращаться к ней с такой просьбой.

– Нет.

– Почему?

– А если бы мы поменялись местами и в плавание отправилась я, ты бы стал меня ждать? Сидел бы на одном месте, когда еще не все пустыни нанесены на карту, вершины не всех гор покорены, когда остались уголки, где до сих пор не ступала нога человека? И тебе отчаянно хочется там побывать, исследовать, нанести на карту. Ты чувствуешь, что зачахнешь и умрешь, если этого не сделаешь. Ты бы стал меня дожидаться?

С другой девчонкой он бы заикался, запинался и нес цветистую чепуху. Но не с Уиллой. Ей он мог сказать правду.

– Нет, не стал бы, – ответил Шейми и, помолчав, спросил: – Альби знает о твоем замысле? А родители?

– Я постоянно говорю о путешествиях, но родители считают это обычной болтовней.

Прежде и Шейми так думал, однако сейчас его уверенность поколебалась.

– Почему бы тебе не войти в состав какой-нибудь экспедиции? – предложил он.

– Ты спятил? – засмеялась Уилла. – Плыть на корабле, где сплошные мужчины?

– Об этом я как-то не подумал.

– Верх надежд – выйти замуж за капитана и плавать вместе с ним. Никто не возьмет женщину в экспедицию. Ни в морскую, ни в сухопутную. Представляешь, какой бы разразился скандал? И никто не согласится финансировать экспедицию, затеваемую женщиной. Пусть я оказалась бы успешнее Скотта и Нансена, вместе взятых, это не переломило бы устоявшихся представлений. Королевское географическое общество не дало бы мне ни фартинга. Остается одно: путешествовать на собственные средства.

– Как?

– С помощью моей сумасшедшей тетки Эдвины, маминой старшей сестры. Она старая дева и суфражистка. Говорит, что брак ничем не лучше заключения в тюрьму или в приют для умалишенных. По ее мнению, у молодых женщин должно быть право выбора. Но помимо этого, нужны деньги. Тетка положила на мое имя пять тысяч фунтов. Я смогу их получить, когда достигну восемнадцатилетия. Конечно, на такую экспедицию, как у Скотта, не хватит, зато я смогу несколько раз обогнуть земной шар.

– И ты всерьез намерена путешествовать? – спросил изумленный Шейми. – Оставить дом, семью и отправиться в неведомые края?

– Да, – кивнула Уилла, глядя на него жестко и решительно.

Шейми подумал о миссис Олден, о том, как всякий раз она тревожилась и расстраивалась, когда Уилла взбиралась на холмы или отправлялась бродить по окрестностям, возвращаясь перепачканной и исцарапанной.

– Уиллс, это будет непросто.

– То-то я не знаю.

Уилла замолчала, потом снова поцеловала Шейми. Ее губы были сладкими, но с привкусом горечи. Возможно, этот поцелуй последний.

– Шейми, давай встретимся там, – сказала она.

– Где?

Уилла подняла голову к вечернему небу и улыбнулась:

– Точного места я не знаю. Где-то там. Где-то в этом широком мире. Где-то под Орионом. 

Глава 60

Фрэнки Беттс знал, как ему поступить. Он должен был это сделать.

Неспешным шагом он дошел до рынка Спитафилдс, заглянул в паб, чтобы пропустить утреннюю пинту портера, затем купил ярко-красную розу себе в петлицу.

Сегодня он оделся как рабочий. Так обычно одевался Сид: брюки из грубой ткани, рубашка без ворота, матросская куртка и шерстяная шапка. Из петлицы его темно-синей куртки торчала красная роза. Фрэнки знал, что Сиду такое не понравилось бы. Однако сегодня Фрэнки требовалось привлечь к себе толику внимания. Ровно столько, чтобы посетители паба, куда он заходил, и цветочница, с которой флиртовал, запомнили бы его.

Коммершел-стрит он пересекал трусцой, чтобы не угодить под телегу, везущую уголь. Он бежал, а пистолет во внутреннем кармане ударял его в грудь. Это был пистолет Сида, оставленный в «Баркентине», когда хозяин уходил оттуда.

Фрэнки поймал свое отражение в витрине галантерейного магазина и улыбнулся. Если не всматриваться, вылитый Сид. Он даже волосы стянул в конский хвост, выглядывавший из-под шапки.

Тот, к кому он шел, знал, как выглядит Сид Мэлоун, но Фрэнки был готов держать пари на тысячу фунтов, что другие и понятия не имели об облике хозяина. В этом и заключался весь трюк. Нужно оставить нескольких свидетелей, иначе его план не сработает. Должен же кто-то сообщить Старине Биллу о случившемся и назвать виновного.

Подойдя к дому номер 8 на Коммершел-стрит, Фрэнки взглянул на указатель и пружинисто поднялся по лестнице в помещение номер 21. Дверь была со вставкой из матового стекла. Над дверью трудился стекольщик, соскребая надпись, сделанную краской: «Ф. Р. Литтон, член парламента».

– Немного побеспокою тебя, приятель, – сказал стекольщику Фрэнки, нарочито шумно обходя рабочего и его инструменты.

Следом вошла уборщица с ведром воды. Фрэнки ей подмигнул.

Беттс оказался в приемной, где другая женщина расставляла и рассовывала по шкафам и полкам содержимое нескольких ящиков и коробок. Она стояла к нему спиной. Согласно табличке на столе, ее звали мисс Г. Меллорс.

– Дорогуша, что означает это «Г»? – громко спросил Фрэнки. – Горделивая? Или Грозная?

Мисс Меллорс подпрыгнула от неожиданности и резко повернулась.

– Что вам угодно? – ледяным тоном спросила она.

– Хочу видеть Джо Бристоу.

– Извините, сэр, но мистер Бристоу пока не принимает посетителей. Прием начнется не раньше чем через час.

– А вы назовите ему мое имя, миссус. Думаю, он сделает мне исключение.

– Сэр, я не могу…

– Будет вам спорить, дорогуша, – оборвал ее Фрэнки. – Если ваш хозяин узнает, что я приходил и ушел, то сильно на вас рассердится.

– Ну хорошо. И как же вас зовут?

– Мэлоун. Сид Мэлоун.

– Один момент, мистер Мэлоун. Присядьте, пожалуйста.

Фрэнки сел, сложил руки на коленях и вперился в узор ковра. Его дыхание оставалось ровным. Сердце тоже билось ровно. С Оза пот хлестал бы ручьями. У Деза руки бы тряслись. Ронни бы вообще обделался. Но Фрэнки оставался спокойным и собранным. Сид всегда говорил, что у Фрэнки в теле нет ни одного нерва.

Фрэнки поднял голову, прикинул расстояние от двери кабинета Бристоу до лестницы. Он должен пулей вылететь отсюда и молить всех богов, чтобы Старина Билл в это время не прогуливался бы по Коммершел-стрит. Выбраться на улицу, и тогда дело в шляпе. Оттуда спешно на восток, в Уайтчепел. Там есть десятки мест, где можно спрятаться, полным-полно кроличьих нор, куда залезешь – вовек не найдут.

Его план удастся. В этом Фрэнки не сомневался. Он вернет Сида из мира законности и порядка обратно в «Баркентину». В родную стихию.

– Так вы, сэр, и есть мистер Мэлоун?

– Он самый, – улыбнулся Фрэнки.

– Мистер Бристоу примет вас.

– Большое спасибо.

Мисс Меллорс ввела Фрэнки в кабинет Джо и закрыла дверь.

Джо сидел за столом. Он был без пиджака. Увидев Фрэнки, он встал.

– Беттс? – сухо спросил Джо, упирая руки в бока. – Труди говорила про Сида. Где он?

– Да здесь он, здесь, – негромко ответил Фрэнки, сунув руку в карман.

Шансов спастись у Джо не было. Фрэнки прицелился и выстрелил. Отдача чуть приподняла его руку. Боясь промазать, он выстрелил вторично. Джо попятился назад, уперся в стену и сполз на пол. В груди краснели две дырки.

Бросив пистолет, Фрэнки быстро вышел из кабинета.

– Что случилось? Что это за шум я слышала? – закричала испуганная мисс Меллорс.

Фрэнки не удостоил ее ответом. Уборщица мыла пол возле двери, загораживая вход. Фрэнки дернул ее за подол платья и отпихнул с дороги, затем рванул закрытую дверь.

– Эй! – сердито крикнул стекольщик. – Я же тут работаю!

Фрэнки что есть силы толкнул его. Отчаянно размахивая руками, старик ударился о перила, но не удержался и вылетел в пролет лестницы. Послышался крик, глухой стук. Других звуков не было.

Фрэнки понесся вниз, перепрыгивая через ступеньки. В вестибюле он на секунду остановился и поморщился, глядя на сероватую массу, вытекавшую из черепа мертвого старика.

– Ну давайте орите… – пробормотал он, глядя вверх.

Потом он услышал истошный женский крик. Казалось, от этого крика полопаются стекла.

Фрэнки улыбнулся и бросился бежать. 

Глава 61

– Индия, это не самая удачная шутка, – сказала Харриет. – Не успела открыть больницу и теперь хочешь ее бросить?

– Харриет, я не хочу ее бросать, – возразила Индия, расхаживая по тесному кабинету. – У меня нет иного выбора. Я должна уехать и прошу вас с Эллой взять руководство на себя.

– И на какой срок? На неделю? На месяц?

– Насовсем.

– Я этого не понимаю! – замотала головой Харриет. – Ты ухлопала столько сил, чтобы эта больница стала реальностью, а теперь поворачиваешься к ней спиной?

Индия подумала о Сиде. Вопреки ее опасениям, он сделал невероятное: отринул свою прежнюю жизнь, оставив позади всё и вся. Ради нее. Пару дней назад он заходил к Московицам и сообщил ей, что должен навсегда уехать из Лондона. Чем быстрее, тем лучше. Они решили отплыть в Америку через две недели. На это время он заляжет на дно в Восточном Лондоне, а она пока останется в доме родителей Эллы. Была у них мысль обосноваться в снятой квартире на Арден-стрит, но дом находился далеко от Ист-Энда. Тратить столько времени на дорогу, когда Индия дорожила каждой минутой? К моменту ее отъезда больница должна открыться и начать работать.

Сиду тоже требовалось завершить дела в Восточном Лондоне. Сегодня они виделись мельком. Сид пришел в ресторан позавтракать, и они успели перекинуться несколькими фразами. Индия торопилась в больницу. Как назло, у нее что-то случилось с желудком, и она совершенно не могла есть. Сид заметил ее состояние и забеспокоился. Индия свалила все на нервы. Сид рассказал о необходимости заглянуть в «Баркентину» и завершить кое-какие дела. Индия насторожилась и стала его отговаривать, Сид поспешил ее успокоить. Дел там не так уж много. Придет и уйдет, и с прошлым будем покончено, уже навсегда.

Индия поцеловала его и проводила взглядом. Шаги Сида стали легче. Он шел с высоко поднятой головой. Он вообще разительно изменился. Перед уходом Сид сделал замечательное признание: давно освободившись из тюрьмы, он только сейчас почувствовал себя по-настоящему свободным. Индия несказанно обрадовалась его словам. Ей было не дождаться момента, когда они окажутся на борту корабля, оставив Лондон позади. А впереди – целая жизнь вдвоем.

– Инди, я серьезно. Ты говоришь какую-то бессмыслицу, – не могла успокоиться Харриет. – Покинуть больницу! Что могло тебя заставить?

– Не что, Хэтч, а кто, – тихо ответила Индия.

Харриет окинула ее пристальным взглядом:

– Это явно не Фредди. Неужели тот, о ком я подумала? Элла говорила, это…

– Лучше не спрашивай.

– Разрази меня гром!

– Харриет, не сейчас, – начала было Индия, но ее прервал топот каблуков по коридору и появление запыхавшейся молодой медсестры.

– Доктор Джонс, доктор Хэтчер, идите быстрее. Там мужчину привезли с огнестрельными ранами.

Индия и Харриет вскочили с мест и последовали за медсестрой.

– Почему его привезли сюда? – недоумевала Харриет. – У нас женская больница, и мы еще даже не открылись.

– Полицейские слышали, что здесь есть врачи. А везти до Королевской бесплатной больницы далеко. Раненый очень плох, доктор Хэтчер.

– Где он? – спросила Харриет, шедшая рядом с медсестрой.

– В операционной, под присмотром нашей старшей сестры.

– Но операционная еще не готова! – воскликнула Харриет.

– Похоже, у нас появился первый пациент, – сказала Индия.

Все трое спустились по лестнице в вестибюль, а оттуда – в операционную. Там царил полнейший хаос. Двое полицейских пытались удержать истерически вскрикивающую женщину в окровавленной одежде. Двое других укладывали раненого на операционный стол.

– Мистер Бристоу! Мистер Бристоу! – стенала женщина. – Умоляю, помогите ему. Хоть кто-нибудь, помогите!

Увидев Харриет, женщина мертвой хваткой вцепилась в нее.

Индия протиснулась между ними и подбежала к операционному столу. Лежащий мужчина был без сознания. Элла, успевшая вымыть руки и надеть маску, разрезала на нем рубашку.

– Боже мой, Элла! Это же Джо Бристоу, новый член парламента.

– Индия, он при смерти. Умоляю, поторопись!

Грудь Джо была залита кровью. Под красным слоем просматривались две пулевые раны. Индия подбежала к раковине и принялась торопливо мыть руки, одновременно попросив Эллу проверить состояние жизненно важных органов раненого. Пока Элла отвечала, медсестра Двайер начала загружать в автоклав скальпели, зажимы, ножницы, иглы и хирургическую нить.

– Да успокойтесь вы! – долетел до ушей Индии сердитый голос Харриет. – В операционной должно быть тихо. Тихо!

Отцепив от себя стенающую женщину, Харриет повернулась к Индии:

– Готова к операции?

Индия быстро кивнула.

– Джентльмены, идемте со мной! – крикнула полицейским Харриет. – Сюда, пожалуйста.

Ей удалось вывести констеблей и всхлипывающую истеричку из операционной, обеспечив Индии столь необходимую тишину.

– Индия, быстрее! Мне нужна твоя помощь! – крикнула Элла.

Джон Бристоу пришел в сознание. Он уперся пятками в стол, выгнув спину.

– Двайер! Хлороформ! – скомандовала Индия.

Домыв руки и надев маску, она вернулась к операционному столу. Двайер уже приложила хлороформную маску к лицу Джо. Он пытался сопротивляться, но глаза быстро закрылись, и он затих. Когда медсестра убрала маску, из носа и рта Джо струилась яркая пенистая кровь.

– У него легкие повреждены, – сказала Индия. – Сколько сквозных ранений? – спросила она у Эллы.

– Одно, в области десятого грудного позвонка. Точнее, остатков позвонка.

Индия выругалась.

– Позвоночник поврежден? – задала она новый вопрос.

– Не знаю.

Индия велела подать скальпель и ранорасширитель. С пулей, застрявшей в позвоночнике, можно повременить. Рана кровоточила, но не сильно. Вторая рана была гораздо серьезнее. Она находилась в области сердца и внушала Индии большие опасения. Пуля раздробила два ребра, и их осколки, словно шрапнель, разорвали окружающие ткани. Среди этого месива Индии было не разглядеть вторую пулю.

Во время студенческой практики она мало сталкивалась с огнестрельными ранами, но знала: обычно пули влетают в тело под углом. Ткани способны замедлять их продвижение, а кости – отклонять в сторону. Пуля не достигла сердца Джо, в противном случае он был бы уже мертв. Это хорошая новость. Но пуля могла находиться где угодно: например, на волосок от уязвимого перикарда или застрять в печени. А вот это уже скверная новость.

Вторую пулю обязательно нужно обнаружить и извлечь. Более того, любое неосторожное движение может протолкнуть пулю глубже и умножить число повреждений. Действуя быстро, Индия срезала самые поврежденные участки плоти и удалила осколки ребер, но и это не позволило ей получше увидеть рану. Отверстие, проделанное пулей, было слишком глубоким и слишком узким.

Индия потребовала пинцет. Ранорасширитель она отдала Элле, велев максимально раскрыть рану. Однако Индии и сейчас было не найти местоположение пули.

– Усильте свет, – сказала она.

– Доктор Джонс, газовые светильники включены на полную мощность, – ответила Двайер.

– Тогда тащите сюда настольную лампу.

Двайер выскочила из операционной и вернулась с керосиновой лампой, фитиль которой был выкручен почти до конца.

– Держите лампу пониже, – распорядилась Индия.

Двайер повиновалась, однако свет по-прежнему не проникал вглубь раны.

– Ниже!

– Доктор Джонс, я боюсь вас обжечь.

– Ниже!

Двайер опустила лампу еще ниже. Индии обожгло щеку. Запахло ее подпаленными волосами. Наконец Индия увидела пулю. Или показалось? Но ведь в глубине что-то блеснуло, и совсем не так, как блестит ткань или кость. Это был металлический блеск.

– Расширь рану еще немного, – сказала она Элле.

Элла, умело двигая ранорасширители, выполнила распоряжение. Индия вдохнула, задержала дыхание, затем ввела пинцет в рану. Достигнув пули, она сжала пинцет, но пуля выскользнула. Рана была глубокой, длины пинцета не хватало. К тому же от крови пуля стала скользкой. Извлечь ее пинцетом практически не представлялось возможным.

– Подайте кюретку, – велела Индия.

Двайер протянула ей длинный тонкий инструмент, напоминающий ложку. Индия стала медленно вводить кюретку в рану. Услышав характерный лязг металла, она прижала черешок кюретки к стенке раны, надеясь подцепить узкой чашечкой пулю.

От ее действий Джо застонал и забился на столе.

Когда он успокоился, Индия возобновила извлечение пули кюреткой.

– Ну давай… давай же… – шептала она.

Наконец Индия увидела пулю, подцепила кюреткой и потянулась за пинцетом. На этот раз ей удалось зажать пулю. Вскоре пуля была полностью извлечена и брошена в металлическую миску. Следом из раны хлынула кровь. Индия с Эллой молниеносно заткнули рану стерильной тканью, пытаясь остановить кровотечение. Ткань мигом намокла. Они сменили тампон, потом еще раз.

– Дело дрянь, – послышался голос Харриет, которая держала миску и всматривалась в беловатый клочок, прицепившийся к пуле. – Легочная ткань. Отпрыгался, бедняга.

– Не торопись его хоронить, – возразила Индия. – У него есть шанс. Задето легкое, а не сердце. Ребра отклонили пулю.

Легочная ткань отличалась эластичностью и заживала лучше органических тканей. Пациенты с легочными ранениями выздоравливали… иногда. Все зависело от скорости остановки кровотечения, степени воспаления и сил организма.

Индия посмотрела на очередной тампон. Он тоже был насквозь мокрым от крови. Индия вполголоса выругалась, взглянула на Джо, нахмурилась и вдруг отошла от стола, стянув с рук перчатки.

– Ты что задумала? – насторожилась Харриет.

– Он потерял очень много крови, – сказала Индия. – Хочу сделать переливание.

– Нельзя. Слишком рискованно. Сама знаешь: переливания крови убивают столько же пациентов, сколько спасают. Мы чего доброго его погубим.

– Мы его точно погубим, если промешкаем, – возразила Индия.

– Нужно узнать его группу крови и проверить на перекрестную совместимость.

– Харриет, нас время подпирает! Воспользуемся моей кровью. У меня группа С.

Индия сознавала всю опасность такого шага. Определение групп крови находилось еще в зачаточном состоянии. Были выявлены три основные группы: А, В и С. Однако смешение первых двух групп приводило к фатальным последствиям, а кровь группы С смешивалась с любой из них. Причин этого никто не знал, и в данный момент они совершенно не интересовали Индию. Ее главной задачей было спасение жизни Джо Бристоу.

– Инди, ему нужно много крови, – напомнила Харриет. – Скорее всего, больше, чем ты способна дать.

– Начнем с пинты, – ответила Индия.

Она засучила рукав, взяла резиновый жгут, обмотала вокруг предплечья и затянула зубами.

– Давай, Хэтч, у тебя это хорошо получается, – сказала Индия, подавая Харриет шприц. – Я видела, как в Королевской больнице ты переливанием спасла пациента.

– И еще двоих угробила, – буркнула Харриет, протирая спиртом внутреннюю сторону локтя Индии.

Постучав по коже, Харриет ввела иглу в тонкую голубую вену. Индия принялась сжимать и разжимать кулак. Харриет набрала четыре унции, потребовала второй шприц и набрала еще четыре, после чего зажала вену марлевым тампоном.

– Хэтч, давай еще.

– Индия…

– Сама же говорила, что ему нужно много крови.

Харриет взяла у нее еще восемь. Распорядившись, чтобы Элла подготовила руку Джо к переливанию. Индия приложила тампон к вене. У нее кружилась голова.

– Ты как себя чувствуешь? – спросила Харриет.

– Прекрасно, – ответила Индия. – Торопись, иначе кровь свернется.

Индия прислонилась к прохладным кафельным плиткам стены и закрыла глаза, стараясь унять головокружение глубоким дыханием.

– Всю кровь перелили? – не открывая глаз, спросила Индия.

– Почти, – отозвалась Харриет.

– Элла, что происходит?

– Ничего не меняется. Кровотечение не останавливается. Тампоны все мокрые.

– Черт! – Индия открыла глаза. – Хэтч, бери шприц. Повторим.

– Нет.

– Нам нужна всего одна пинта.

– Нет! Побойся Бога, Индия! Мы вливаем ему кровь, а она тут же выливается обратно. Говорю тебе, его не спасти.

– Тогда полпинты. Еще одно взятие. Уж лучше ты, иначе мне придется самой.

Харриет схватила шприц.

– Садись на пол, пока не рухнула, – потребовала она.

Индия уселась на пол. Это было совсем не лишним. Когда Харриет закончила брать кровь, Индия предельно ослабела. Сейчас даже смертельная опасность не заставила бы ее встать.

– Эл, как там? – тихо спросила она.

Ответ пришел не сразу.

– Поток замедляется. Кровотечение пока не остановилось, но замедлилось.

– Отлично, Харриет, вампирша ты моя, – улыбнулась Индия.

– Нам все равно нужно больше крови, – сказала Элла.

– Сестра Московиц, у меня группа С, – сообщила Двайер.

– Умница. Протри себе руку, – распорядилась Элла.

– А ты сиди смирно. Не шевелись и молчи, – велела Индии Харриет, высунулась из операционной и, остановив первую попавшуюся медсестру, приказала: – Сходи в паб на углу и принеси доктору Джонс пинту портера и сэндвич. Поживее!

Медсестра побежала в паб.

– Двайер, работай кулачком, – сказала Харриет, готовя шприц.

Индия с закрытыми глазами сидела на полу и ждала, пока Харриет сделает Джо новое переливание. Ей принесли пиво и сэндвич. Поев и ощутив приток сил, Индия встала и подошла к Джо.

– Как его состояние? – спросила она у Харриет.

– Основные органы действуют. Худо-бедно, но действуют. Сейчас у него появился шанс выжить. Благодаря тебе.

– Благодаря нам.

– Я хочу осмотреть вторую рану, вколоть ему хинин, а потом будем молиться об удачном исходе, – сказала Харриет.

– Я буду тебе ассистировать, – заявила Индия.

– Между прочим, полицейские, которые привезли Бристоу, по-прежнему в больнице. Сидят в кабинете администратора. Они хотят взглянуть на извлеченную пулю и переговорить с тобой. Ты готова?

Индия кивнула:

– А как состояние женщины, которая приехала с ними?

– До сих пор в шоке, но получше. Я дала ей бренди. Еле усадила.

Индия с Харриет прошли в кабинет администратора. Харриет отдала полицейским пулю и велела Индии сесть. В кабинете, помимо констеблей, находился еще и полицейский инспектор. Индия узнала этого человека: Элвин Дональдсон, человек Фредди. Его появление встревожило Индию. Она знала, что это никак не связано с Сидом, но вдруг отчаянно обрадовалась их скорому отъезду из Лондона.

Дональдсон поздоровался с ней, спросил о ранах Джо и о том, не произносил ли раненый каких-либо осмысленных фраз во время операции. Индия рассказала о характере ран, добавив, что Джо по большей части находился без сознания.

– Так мистер Бристоу выкарабкается? – осторожно поинтересовался Дональдсон.

– Не знаю. Мы делаем все, что в наших силах, но его состояние крайне тяжелое.

Инспектор кивнул.

– Это будет квалифицировано как убийство или покушение на убийство, – сказал он одному из полицейских. – Но в любом случае я его ущучил. Теперь он уж точно загремит.

– Вы знаете, кто стрелял в мистера Бристоу? – спросила Индия.

– Да, доктор Джонс, знаем. Нам об этом рассказала мисс Меллорс, секретарь Бристоу. Она видела стрелявшего. Она находилась в невменяемом состоянии, однако нам удалось кое-что из нее вытянуть. Она назвала нам имя. Полагаю, вы его тоже знаете. Ведь несколько месяцев назад вы его лечили..

У Индии заледенела кровь. Нет! – мысленно взмолилась она. Боже, только не это!

– Летом он был вашим пациентом. Его зовут Сид Мэлоун. 

Глава 62

Сид Мэлоун стоял у открытого окна своей комнаты в «Баркентине». Окно выходило на Темзу. Было время отлива. Над водой стлался густой туман. Лишь немногие местные лодочники отваживались плавать в такой час. Самих лодочников было не видно, но с реки доносились их бесплотные голоса. На мгновение Сид представил, как длинные, извивающиеся щупальца тумана обвивают его и тянут под воду, не давая вырваться. Он отвернулся, вспомнив настойчивые просьбы Индии держаться подальше от этого места.

– Сид, не ходи туда. Не хочу, чтобы ты уходил, – сказала она.

– Дорогуша, все будет в лучшем виде, – успокоил ее Сид. – Надо завершить кое-какие дела. Ты и оглянуться не успеешь, как я вернусь.

– Обещаешь? – спросила она, с тревогой глядя на него большими серыми глазами.

– Обещаю.

– Ты ведь не вернешься к прежней жизни, правда?

– Ни в коем случае, – с улыбкой ответил Сид. – Ты ж теперь накрепко связана со мной, миссус. Хотела меня – и получила.

Сид продолжил сборы. Его потрепанный кожаный саквояж стоял на кровати. Сид решил не обременять себя вещами. Кое-что из одежды. Кое-какие чисто мужские штучки. Больше ему ничего не требовалось. Никаких воспоминаний. Сюда он пришел лишь за тем, чтобы отдать Дези и остальным то, что им причиталось. После расправы с Фрэнки за сожжение склада «Марокко» и убийство Альфа Стивенса Сид на следующий день встретился со своим адвокатом и переписал всю имевшуюся недвижимость на Дези. Тот стал собственником «Тадж-Махала», «Баркентины», «Альгамбры» и других заведений. Дези был честным человеком, и Сид знал: он ребят не обделит. Сами здания стоили не особо много, зато происходившее в их стенах приносило хороший доход. Фирма останется на плаву и без Сида.

Сложив старый твидовый пиджак, Сид засунул его в саквояж, поверх положил бушлат. Теперь можно закрывать. В последний раз Сид окинул взглядом комнату. Когда-то он не представлял себе иной жизни, как только здесь, на берегу серой зловонной Темзы. Не представлял, как сможет покинуть Лондон, Уайтчепел и свое прошлое. Сейчас он вполне мог это представить, и причиной была Индия.

В их последнюю ночь, проведенную в квартире на Арден-стрит, когда Сид рассказал ей о своем прошлом, он почувствовал, как у него глубоко внутри что-то зажглось. Что-то яркое, теплое и невероятно хрупкое. Чувство, без которого он прожил столько лет. Забытое чувство. И все же он узнал это чувство, именуемое надеждой.

Индия заставила его поверить в себя, в новые начинания, в прощение и искупление. В любовь. В ту ночь она исцелила его сердце, действуя столь же умело, как и несколько месяцев назад, когда врачевала его тело. Сид пока не знал, чем займется по приезде в Калифорнию, но и не волновался по этому поводу. Он был сильным и умелым. Там наверняка найдется для него достойная работа. С прежними занятиями было покончено, как и с кривыми дорожками. Он вступил на прямой, честный путь.

Взяв саквояж, Сид вышел на лестницу. Теперь отдать Дези документы на недвижимость, и останется всего одно незавершенное дело. Всего одно, и тогда он навсегда попрощается с Уайтчепелом и прежней жизнью.

Сиду нужно было сходить за наличными деньгами.

Все знали, что он хранит деньги в банке «Альбион». Там у него было несколько официальных счетов, куда он регулярно вносил суммы, поступающие от заведений, поддерживая репутацию законопослушного предпринимателя. Но в том же банке Сид арендовал большой сейф, о котором не знал никто. Сейф был набит купюрами. Сид намеревался взять оттуда пятьсот фунтов на оплату их поездки в Калифорнию. За несколько лет он вполне мог честно заработать такие деньги. Остальное – вплоть до последнего пенни – пойдет ее больнице. Ради него Индия отказалась от своей мечты. Так пусть хотя бы сама мечта не умрет. Сид считал, что просто обязан об этом позаботиться. Деньги он передаст Элле. Она девушка смышленая и сумеет ими распорядиться.

Хорошо, что вскоре они с Индией покинут Лондон. По городу быстро распространится слух, что он вышел из игры. Те, кто никогда не питал к нему особых симпатий, вскоре узнают, что он исчез один, без сообщников.

Сид сбежал по ступенькам. Предстоящая сцена прощания его вовсе не радовала. Дези был сердит, да и остальные тоже. Они хотели, чтобы он остался и их жизнь продолжала течь в прежнем русле. Сид их понимал. Тому, кто покидает, бывает легче, чем покинутым. Хорошо, что его уход произойдет тихо, без свидетелей. Часы показывали половину четвертого. «Баркентина» была закрыта. Дези стоял за стойкой, протирая кружки.

– Это все, что ты берешь с собой? – спросил Дези, покосившись на саквояж.

– Угу. Остальное твое. И это тоже, – сказал Сид, выкладывая на стойку документы на право владения.

– Спасибо, хозяин. Ты поступил очень порядочно. Немногие на такое способны.

Наступила гнетущая тишина. Сид поспешил ее нарушить.

– Фрэнки здесь?

– Нет. Не знаю, куда он запропастился. Я уже несколько дней не видел его.

– Ну, тогда я двинул, – сказал Сид. – Будь осторожен, Дез. Приглядывай за Мэдденом и Ко, держи Фрэнки на вожжах, и все у тебя будет тип-топ.

Дези кивнул и приготовился что-то сказать, но ему помешал отчаянный стук в дверь.

– Эй! Нечего ломать мне дверь! – бросив полотенце, крикнул Дези.

– Это я, Оззи! Дез, открывай!

– Где хозяин? Он еще здесь? – спросил Оззи, вваливаясь внутрь с газетой в руках.

За ним вбежал Ронни.

– Чем у тебя глаза замазаны? Не видишь, что он здесь? Совсем спятил? И с какого перепугу вы тут балаган устраиваете? – накинулся на них Дези.

Оззи шумно захлопнул дверь, лязгнув тяжелым засовом. Потом бросил Дези газету.

– Времени в обрез. Сюда вот-вот вломятся полицейские. – Оззи нагнулся, упер руки в колени, пытаясь отдышаться. – Решил принести тебе газетку, хозяин. Нечего сказать, умеешь же ты уйти, хлопнув дверью.

– Оз, не темни! Ты можешь говорить по существу? – накинулся на него Дези. – Что случилось?

– У него спроси, – выдохнул Оззи, кивая на Сида.

Дези вопросительно посмотрел на Сида.

– Не понимаю, о чем он, – признался Сид.

– Так сунь нос в эту дерьмовую газетенку! – заорал Оззи. – Прыщавые мальчишки-разносчики кричат об этом на каждом углу. Скоро копы повалятся на наши бошки, как груды кирпичей.

– Они уже сцапали Пита и Тома, – сообщил Ронни.

Дези развернул газету. Сид заглянул ему через плечо, прочитал кричащий заголовок и… перестал ощущать удары сердца.

«Покушение на убийство члена парламента. Кровавые забавы Мэлоуна».

Сид быстро пробежал газетные строчки:

Джозеф Бристоу, недавно избранный в парламент от лейбористской партии, отчаянно цепляется за жизнь после двух выстрелов в грудь. Трагедия произошла около 10 часов утра в его кабинете на Коммершел-стрит, куда явился Сид Мэлоун, предприниматель из Восточного Лондона. Ничего не подозревающая Гертруда Меллорс, секретарь мистера Бристоу, провела его в кабинет, откуда вскоре послышались выстрелы. Мэлоун поспешил скрыться, но, убегая, совершил новое преступление. На глазах упомянутой мисс Меллорс и другой свидетельницы – Глэдис Хоу, живущей в Хокстоне, на Смити-стрит, – он толкнул пожилого стекольщика Генри Уилкинса, в результате чего тот перелетел через перила и разбился насмерть. Об этом обе женщины сообщили репортеру «Клариона». Полиция задержала нескольких сообщников Мэлоуна и теперь охотится за ним самим. Инспектор сыскной полиции Элвин Дональдсон убедительно просит всех, кто располагает какими-либо сведениями о местонахождении Мэлоуна, связаться с ним…

«Нет!» – мысленно выкрикнул Сид, думая не столько о себе и беде, в которой оказался, сколько о своей сестре. Только не они! Не Фи и не Джо.

– Теперь нам крышка, – вздохнул Дези. – Зачем ты это сделал, Сид? Других мишеней не нашлось? Приспичило стрелять в этого чертового парламентария? Думал, никто не заметит?

– Я этого не делал! – возразил Сид.

– Да ну? Тогда кто же?

– Дезмонд Шоу! – послышалось снаружи. – Это инспектор сыскной полиции Элвин Дональдсон. У меня ордер на ваш арест. Откройте дверь.

– Твою мать! – выругался Дези. – В чем меня обвиняют? – крикнул он в ответ.

– В укрывательстве беглеца. Открывайте!

– Держи карман шире! – проорал Дези. – Валите в туннели, – повернувшись к Сиду, распорядился он. – Уходите. Все. Я задержу их, насколько возможно.

– Нет. Оз и Рон должны остаться.

– И загреметь как пособники? Нет уж, спасибочки, – ответил Оззи.

– Вас продержат до утра, потом выпустят. Обязаны по их же законам, – попытался возразить Сид.

– Болтайте подольше, тогда все загремим, – сердито бросил Дези.

– Мы пойдем с тобой. Наша сила в численности, – заявил Ронни, увлекая Сида на лестницу, ведущую в подвал.

Как бы парни ни ненавидели сейчас Сида, он знал: закон они ненавидят еще сильнее и потому сделают все, чтобы только он не попал в руки Дональдсона.

Все трое за считаные секунды оказались возле люка в подвальном полу. Сид поднял крышку. Ронни спрыгнул первым и ощупью нашел керосиновый фонарь, который они всегда держали наготове. Затем спрыгнул Оззи. Сид едва успел закрыть крышку изнутри, когда в зале паба раздался лающий голос Дональдсона.

– Живо в подвал! – приказал он. – Там есть люк.

С лестницы донесся топот бегущих ног. Сид повис на железном кольце, приделанном к крышке люка изнутри. Оззи подпрыгнул и тоже схватился за кольцо. Вместе они весили более трехсот пятидесяти фунтов.

– Сэр, нам не открыть люк, – послышался голос кого-то из полицейских.

– Берите лопату, суйте в щель и налегайте, – распорядился Дональдсон.

– Нет тут лопат.

– А смекалка у тебя есть? Ломайте бочку! Планки засунем.

– Хозяин, мне что-то фонарь не найти, – испуганно прошептал Ронни.

– Плевать на фонарь! Крюк ищи! – прошипел Сид.

К кольцу крышки люка крепилась толстая металлическая цепь с изогнутым крюком на конце. В пол было вделано другое кольцо. От Ронни требовалось немного: ощупью найти крюк и прицепить к кольцу. Сид слышал его сопение. Несколько раз Ронни задевал за его ноги. Наконец парень нашел цепь. Послышался скрежет.

– Зацепил. Валим!

Сид и Оззи спрыгнули на пол. Мелькнула полоска света. Крышка приподнялась на дюйм и тут же снова захлопнулась.

– Они застопорили крышку! – послышалось над головой.

– Найдите топор! – заорал на подчиненного Дональдсон. – Разрубим эту крышку к чертям собачьим!

Нащупав фонарь, Сид зажег его. Света хватало всего на ярд, но большего им и не требовалось.

– В «Нищего слепца»? – спросил Ронни, идущий первым.

– Нет. Уверен, нас там уже ждут. Отправимся к Салли. Она о нас позаботится.

Они прошли по туннелю с полсотни ярдов, когда Оззи вдруг окликнул Сида.

– Чего тебе?

– Хозяин, зачем ты это сделал?

– Я этого не делал.

– Будет тебе отпираться.

– Оз, ты меня знаешь лет пять. Как, по-твоему, стал бы я в кого-нибудь стрелять, когда вокруг светло да еще полно свидетелей? Мне такое свойственно?

– Но если ты не стрелял, тогда кто? И почему он назвался твоим именем?

– Не знаю.

– Паршиво все это.

– Согласен.

– Стрелявший знал, что Бристоу имел на тебя зуб. Может, это был кто-то из посетителей «Баркентины»? Был в зале, когда Бристоу пришел по твою душу и устроил Фрэнки выволочку. Помнишь? А когда Бристоу ушел, ты тоже устроил Фрэнки выволочку и сказал ему, что выходишь из дела. И тогда Фрэнки…

Сид замер на месте и обернулся назад.

– Боже мой! – прошептал он. – Фрэнки… 

Глава 63

Индия остановилась посреди Дин-стрит. Задыхаясь от быстрой ходьбы, она вертела головой по сторонам, надеясь отыскать запомнившийся дом или иной ориентир. Они с Сидом были здесь, когда убегали от Девлина. Индия напрягала память. Тогда они повернули направо. Или все-таки налево?

Индия пошла дальше, уверенная, что нужный дом вот-вот покажется, затем снова остановилась, напрочь сбитая с толку. Покинув больницу, она помчалась в «Баркентину» и «Тадж-Махал», пытаясь отыскать Сида. И не нашла.

Она закрыла глаза, пытаясь унять поднимавшуюся панику и остановить бешеный поток мыслей, который мешал вспомнить дорогу. Но в голове продолжали звучать голоса. Голос Дональдсона, сообщивший, что Сид стрелял в Джо Бристоу. Голос Харриет, умолявший ее спрятаться вместе с ним. Голос Эллы, требовавший найти Сида.

После ухода Дональдсона Индия поспешила к себе в кабинет. Харриет пошла следом.

– Я что-то ничего не понимаю, – призналась бывшая однокурсница. – Ты покидаешь больницу, чтобы сбежать с убийцей?

– Не говори так! – крикнула Индия, хватая жакет и сумку. – Он этого не делал. Я знаю.

– Индия, когда ты видела его в последний раз? – спросила Элла.

– Не далее как сегодня утром. У вас дома. Он собирался в «Баркентину». Я не хотела, чтобы он туда ходил. Но он сказал, что ему нужно. У него осталось последнее незавершенное дело.

– Черт тебя побери, Индия! – воскликнула Харриет. – Какие еще доказательства тебе нужны?

– Никаких. Мне вообще не нужны доказательства. Я и так знаю, что он этого не делал! – крикнула Индия.

– Помолчите обе! – велела Элла; она задумалась, нервно покусывая губы, затем добавила: – Только один человек может сказать наверняка, кто стрелял в Джо Бристоу. Он сам.

– Если только он находится в сознании, – напомнила Индия.

– Мы что, не знаем, какова вероятность этого? – огрызнулась Харриет.

– Он придет в сознание. Обязательно придет. Главное, он остался жив. А когда мистер Бристоу сможет говорить, он расскажет полиции, что в него стрелял не Сид.

– Индия, пока это случится, пройдет не один день. Или… вообще никогда. Не теряй времени. Разыщи Сида раньше полиции, – сказала Элла.

– Пошевели мозгами. Ты его найдешь и влипнешь в историю, – предостерегла Харриет. – Любая помощь ему сделает тебя сообщницей преступления.

Индия смотрела на обеих. Ее лицо превратилось в маску боли. Сказав подругам, чтобы внимательно следили за Джо Бристоу, и пообещав вернуться через пару часов, она выбежала из здания больницы на Ганторп-стрит. Мимо проезжал кеб. Индия чуть не угодила под колеса, пытаясь его остановить.

– Мисс, вам помочь? – послышался дружелюбный голос.

Индия открыла глаза. Перед ней, опираясь на метлу, стоял пожилой седовласый мужчина с черными усами.

– Я ищу одну женщину. Ее зовут Салли. Пожилая, невысокого роста, волосы седые.

– Похоже, вы говорите про жену Рейзи. Салли Гаррет. Она живет в четвертом доме. Видите его? Вон там, по правую руку.

Поблагодарив дворника, Индия поспешила к дому номер четыре и постучалась в дверь. На ее стук никто не вышел. Тогда она распахнула дверь и вошла. Индия помнила, что Салли жила в самом конце коридора. Подойдя к знакомой двери, она постучалась. И снова ей никто не ответил. Она постучалась еще раз.

– Чего еще нужно? – послышался женский голос.

– Хочу с вами поговорить, – ответила Индия. – Я подруга Сида Мэлоуна.

Дверь распахнулась.

– Не ори на всю улицу! – прошипела Салли и, схватив Индию за руку, втащила внутрь.

– Простите. Я не хотела… – смущенно пробормотала Индия.

– Тебя кто видел?

– Видел? Меня? – ошеломленно повторила Индия.

– Ну да. Как ты входила. Нынче полицейских в Уайтчепеле как собак нерезаных. За тобой следили?

– Я… Думаю, нет.

– Кто-нибудь с тобой говорил? Останавливал по пути?

– Нет… впрочем, да. Дворник на улице. Я заблудилась. Он подсказал мне, как пройти.

– Какой он с виду?

– Не знаю. Среднего роста. Седые волосы…

– Усы у него были?

– Да.

Салли плюнула в очаг.

– Поганец Уилли Доббс, – прорычала она. – Теперь с минуты на минуту жди гостей. Явятся не запылятся.

– Каких гостей?

– Копов, кого же еще? Уилли – из местных констеблей. Бывший. Поверить не могу, что у него все те же усы. Похоже, содрал с какого-нибудь шелудивого кота.

– Я ничего не понимаю.

Салли нахмурилась:

– Прежде у Сида другие подружки были. А ты, смотрю, не из шибко сообразительных. Помню его последнюю – Джемму Дин. Девка с полуслова понимала.

Видя смущение Индии, Салли рассмеялась. Смех старухи больше напоминал кудахтанье.

– Дорогуша, тут проще простого. Уилли мечтает заграбастать наградные денежки. Он и половина Уайтчепела. Старый черт думает, что слежка за мной – верный способ. Видел, как прежде Сид приходил и уходил от меня. Вот и решил дождаться. Дурень и не знает про туннели.

– Миссис Гаррет… о чем вы? Какие наградные денежки?

– Тысяча фунтов. За сведения, которые помогут арестовать Сида Мэлоуна. Ты что, не знаешь? Парламентарий этот поганый и объявил награду. Весь Восточный Лондон взбудоражил, идиот. Деньги обещал. Требовал голову Сида. Его бредни во всех газетах.

– Быть того не может, – возразила Индия. – Совсем недавно я делала ему операцию. Он находился без сознания. Ни одного слова не произнес.

– Я не про него. Про старого. Про Литтона.

Боже, только Фредди тут не хватало! – подумала Индия. Она знала о глубокой ненависти Фредди к Сиду. Теперь он наверняка усмотрел шанс добраться до своего врага и упрятать за решетку.

– Видела я этого Литтона. И двух часов не прошло. Стоял у входа в контору этого Бристоу и болтал перед газетчиками. Послушать – Сид Мэлоун такой-сякой, прямо выродок, который никак не мог появиться на свет у порядочных родителей. Возмущался, как он посмел поднять руку на Джо Бристоу. Ну такой убитый горем, разве что слезу не пустил. Думает, у нас здесь короткая память. А я-то помню: месяц назад Литтон чуть ли не в каждом пабе обливал Бристоу помоями.

– Миссис Гаррет…

– Я тебе вот что скажу. Те, кого власти считают настоящими злодеями, не выдадут Сида ни за какие деньги. Но не все у нас такие. Кое-кто и родную мать продаст за пару пенсов. Уилли Доббс – из таких. В большую беду он угодил. Я про Сида.

– Миссис Гаррет, я знаю, что он в беде. Потому и пришла к вам. Вдруг вы подскажете, где его искать.

– Как где? В обычных местах, – пожала плечами Салли. – В «Баркентине», в «Тадже», в «Слепце»…

– Я там уже была.

– Что, всюду сунулась?

– Кроме «Нищего слепца».

– Глупее ничего не придумала? – сердито проворчала старуха.

– Ну почему? Я хочу ему помочь, – сказала уязвленная Индия.

– На всякий случай подскажу. Не нашего поля ты ягода. Такая женщина, как ты, только сунет нос в «Баркентину» или в «Тадж», и ее сразу все заметят. И языками пойдут чесать. Копы – они не конченые тупицы. Знают: преступник если нос и высунет, то в двух случаях. Либо деньги понадобились, либо по крале своей соскучился. Где у Сида денежки лежат, никому не известно. Зато ты своей дуростью показала, кто нынче у него в подружках. Копы и без Уилли Доббса обойдутся. Сядут тебе на хвост, и все тут. Говоришь, помочь ему хочешь? Так возвращайся в Мейфэр, Найтсбридж или где ты там еще живешь и держись от него подальше.

Индия смотрела в пол. Дождавшись, когда Салли умолкнет, она кашлянула и тихо сказала:

– Я написала ему письмо. Надеялась, что вы сумеете передать.

– Напрасно надеялась. Если поганец Доббс притащит сюда полицию, они всю квартиру вверх дном перевернут. Не понаслышке знаю.

Индия достала из саквояжа конверт:

– Пожалуйста…

Салли вырвала у нее конверт и швырнула в огонь:

– Глупая девка! Хочешь всех нас в беду впутать? Никаких писем! Скажи на словах. Я передам.

– Скажите ему, чтобы встретился со мной на квартире в пятницу в полдень. Оттуда мы уедем.

– Это все?

– Да.

Салли может считать ее глупой, но она обошлась без упоминания Арден-стрит. Он и так догадается, о какой квартире речь.

– Если увижу, передам, – сказала Салли. – А теперь тебе пора топать отсюда. – Торопясь выпроводить Индию, она открыла дверь и тут же закрыла. – Полиция уже здесь. И все по твоей милости. Теперь перетрясут квартиру вдоль и поперек. Если меня упрячут в тюрягу, кто будет ходить к Рейзи в больницу? А он только и жив, потому что я его навещаю. Идем, – сказала Салли, дернув Индию за рукав.

– Куда мы отправимся?

– Я-то никуда. А вот ты уйдешь.

– Но ведь дверь…

– Не в дверь. По туннелям. Я скажу полиции, что Доббс напридумал черт-те чего. Никто ко мне не приходил. Не улыбается мне ночевать за решеткой из-за таких, как ты.

– По туннелям? – повторила Индия, бледнея на глазах. – Но я не… Я не могу туда спуститься.

В дверь квартиры Салли забарабанили.

– Извини, дорогуша. Другого выбора у тебя нет.

– Я не смогу. Я не знаю дороги, – бормотала Индия через две минуты.

К этому времени она уже находилась в туннеле и, сгорбившись, смотрела на Салли. Старуха осталась внутри старого шкафа, не имевшего задней стенки.

Над их головами снова принялись барабанить в дверь.

– Отправляйся в «Нищего слепца», – сказала Салли. – Отсюда всего четверть мили. Два раза повернешь направо, один раз налево, потом и сам туннель изогнется вправо. Тебе встретятся туннели поменьше. Туда не суйся.

– А вдруг я заблужусь?

– Так постарайся не заблудиться.

Дверца шкафа захлопнулась. Индия осталась в одиночестве и темноте. Отчаянно пахло землей. Этот вкус она ощущала даже во рту. Казалось, ее похоронили заживо.

Салли снабдила ее коробком спичек «Веста» и свечкой. Несколько спичек погасли, едва успев загореться. Наконец Индии удалось зажечь свечку. Колеблющееся пламя едва освещало пространство вокруг. Индия вдруг ощутила стеснение в груди. Ей стало тяжело дышать.

– Дыши, – приказывала себе Индия. – Дыши, как обычно.

От капли ледяной воды, упавшей на затылок, она вздрогнула. Вода капала и со стен. Индия обнаружила, что стоит в луже.

– Сейчас же начинай движение, – отдала она себе новый приказ. – Шаг… потом другой.

Держа свечку перед собой, Индия побрела по туннелю. Через несколько ярдов она увидела узкое ответвление, уходящее влево. Индия вспомнила наставление Салли: два поворота направо и один налево. Или два налево и один направо? Нет, два правых поворота. Индия не сомневалась, что правильно запомнила маршрут.

Пройдя еще несколько ярдов, она увидела поворот направо и свернула туда. Оставался еще один правый поворот, затем левый и затем сам туннель повернет направо и она доберется до цели. Все не так уж и страшно, как ей думалось. Еще немного – и она попадет в «Слепца».

Однако потолок туннеля вдруг начал понижаться, а стены опасно сузились.

В тот ли правый туннель я свернула? – мысленно спросила себя Индия. Или сунулась в туннель поменьше, о чем предупреждала Салли?

Впереди что-то белело. Индия опустила руку со свечкой и едва не вскрикнула. То был скелет. Сквозь сгнившие лохмотья торчали кости. По ребрам ползали тараканы. Индию затрясло. В годы учебы она видела предостаточно скелетов, но такого – никогда. Его запястья были связаны истлевшей веревкой. Следующим жутким открытием Индии стал разбитый череп скелета. Кем бы ни был тот человек, здесь он оказался явно не по своей воле.

Повернувшись, она побежала обратно. Ей на руку попали капли расплавленного воска. Боль заставила Индию поморщиться, но она даже обрадовалась. Это быстро привело ее в чувство.

Прекрати! Прекрати немедленно, мысленно приказала она себе. Если не возьмешь себя в руки, потом здесь найдут и твои кости.

Индия вернулась в главный туннель, приподняла подол юбки, обернула его вокруг свечи, предохраняя руку от новых капель, и пошла дальше. До паба всего четверть мили. Не ахти как и далеко. Нужно лишь быть внимательной и не пропустить поворота направо. Минут через пятнадцать она увидела новый туннель, уходящий вправо. Индия посветила на потолок и стены, желая убедиться, что снова не попала в малый туннель. Еще через несколько минут пути она увидела справа второй такой же туннель. Оставался всего один поворот налево. Всего один. Она не заблудится. Тут совсем недалеко.

Земля под ногами становилась все мокрее, а стук падающих капель – все громче. Индия понимала: она идет под домами с их водяными резервуарами и помойными кучами. Мысль о том, что́ может содержаться в такой воде, заставила ее содрогнуться.

Вскоре ее нос ощутил нечто худшее, чем запах протухшей воды: тошнотворное крысиное зловоние, от которого кишки слипались в комок. Индия старалась не думать о крысах. Пыталась убеждать себя, что их, быть может, там уже и нет. Но они были.

Индия остановилась, не зная, смеяться ли ей от радости, ведь она не сбилась с пути, или плакать от страха. В прошлый раз Сид на руках перенес ее через скопление крыс, однако сейчас его не было рядом и ей придется идти одной.

Звук падающих капель стал еще громче. А вот и причина, подумала Индия. У крыс здесь водопой. На следующем шаге она споткнулась и отчаянно замахала руками, пытаясь сохранить равновесие. Свеча выскользнула, а сама она ткнулась лицом во что-то мягкое и мокрое. Следом туда же погрузились ее руки и грудь. Это что-то набилось ей в ноздри и рот. Закричав, Индия села прямо в месиво и начала отфыркиваться и отплевываться, пытаясь очистить лицо. Оказалось, что это всего-навсего густая вонючая глина. Индия встала на колени, протянула руку, рассчитывая опереться о стену и встать. Но стены не было.

Индия вновь села в глинистое месиво, пытаясь вслепую нашарить упавшую свечку, совершенно не представляя, куда та могла упасть. Пальцы Индии без конца нащупывали скользкие бугорки, а кое-где погружались в воду. Вскоре стало ясно, что свечки ей не найти. Ее источник света утонул в глине. Даже если каким-то чудом свечка и обнаружится, зажечь промокший фитиль все равно не удастся.

Внутри Индии забурлил страх, угрожая достигнуть градуса истерики. Тогда она вспомнила: у нее остались спички. Они лежали в кармане юбки. Индия встала и похлопала по карману. Коробок был там. Но юбка успела намокнуть от глинистой жижи. Вдруг и спички отсырели? Индия вытерла руки о жакет, затем осторожно вытащила коробок. Ощупав спички, она убедилась, что они отсырели, но лишь частично. Индия чуть-чуть выдвинула коробок из футляра, убедилась, что держит футляр нужной стороной, после чего достала сухую спичку и чиркнула. Спичка зашипела и вспыхнула. Индия чуть не заревела от облегчения. Подняв зажженную спичку повыше, она увидела, что часть стены обрушилась. Капающая вода превратила земляной пол в жижу. Индия протопала несколько шагов по этой жиже и вдруг повернула назад. Кажется, она пошла не туда. Точно не туда. Пламя спички обожгло ей пальцы. Индия бросила спичку, вновь оказавшись в темноте.

Первой мыслью было зажечь другую спичку, но Индия вовремя остановилась. Знает ли она, сколько сухих спичек у нее осталось? Двадцать? Десять? Две? Она снова выдвинула коробок и ощупью пересчитала годные спички. Пять. Всего пять сухих спичек, а она прошла лишь первый поворот. Как она с пятью спичками сумеет сделать еще два поворота и достичь двери «Слепца»?

Удрученная, Индия привалилась к стене. Она не представляла, что ей теперь делать. Брести впотьмах наугад? А как впотьмах отгонять крыс? Почуяв ее, они набросятся всей стаей. И назад возвращаться нельзя. Далеко. И потом, где гарантия, что полиция ушла от Салли? Индия почувствовала, как к глазам подступают слезы ужаса и отчаяния.

Перед мысленным взором мелькнула картина: Сид-подросток. Одинокий, забившийся в трюм старого корабля, где он оплакивал убитую мать. Следом мелькнула другая картина: повзрослевший Сид на железной тюремной койке. Он сидит, опустив голову. Руки стиснуты в кулаки. Дверь с лязгом распахивается. Сид вскидывает голову, затем вскакивает, подбегает к стене и пытается допрыгнуть до крошечного окошка высоко над головой. Пальцы царапают грубую каменную стену. Он наполовину обезумел, зная, что сейчас опять начнется ад, но никто не придет ему на помощь… Последняя картина из их вечерней прогулки по Уайтчепелу, когда Сид снял куртку, прикрыв спящего ребенка уличной попрошайки.

Индия заплакала. Не по себе. По Сиду. По всему, что он пережил и перестрадал. Она убеждала Сида отринуть прошлое, говорила, что у него получится. Он пытался, но кому-то этого явно не хотелось. Кто-то явно стремился затащить его обратно в болото прежней жизни. Кто и почему – Индия не знала. Но она знала, что ни в коем случае этого не допустит, даже если ей придется пересечь океан, кишащий крысами. Она должна помочь Сиду, поскольку больше ему никто не поможет. Индия хотела вытереть слезы с лица, но рукав был густо запачкан подсыхающей глиной. Индия горько рассмеялась. Как она поможет Сиду, если ей самой не выбраться из этого проклятого туннеля?

– Проявите смекалку, Джонс. Смекалку, – произнес голос.

Оказавшись в безвыходном положении, кто-то слышал голос Бога. Или голос давно умершей любимой матери, мужа, друга. Но Индия услышала голос профессора Фенвика.

– Представьте, как одним прекрасным вечером вы решили отправиться в театр, – говорил он Индии и ее однокурсницам. – Идете вы себе по Друри-лейн и вдруг видите, как зазевавшийся кучер не смог удержать лошадей. Экипаж вынесло на тротуар, и там они потоптали пешехода. У него раздроблена нога, перебита бедренная артерия. Ваш медицинский саквояж остался дома. Как спасти пострадавшего? Что думаете, мисс Армстронг?

– Прежде всего, сэр, поставить ему правильный диагноз.

Услышав это, Фенвик закрыл глаза. Глупость его студенток порой становилась невыносимой.

– А вы, Хэтчер?

– Сэр, я думаю, здесь необходимо основательное знание анатомии.

– Джонс?

– Технические возможности, сэр?

– Нет и тысячу раз нет! Когда наступает ад кромешный, вас выручит только смекалка, и больше ничего. Превращайте ваши перчатки в жгуты, а панталоны – в перевязь. Бутылка виски из ближайшего паба станет вашим антисептиком. Жакеты и блузки сгодятся вместо бинтов. Далеко не идеальная замена, однако в чрезвычайных обстоятельствах выбор у вас невелик.

Индия сделала несколько успокаивающих вдохов и выдохов.

– Проявляй смекалку, Джонс, – решительным тоном сказала она себе. – Шевели мозгами.

Она вспомнила вечер, когда их с Сидом занесло в этот туннель. Сид тогда был в брюках из плотной ткани. На ногах – тяжелые ботинки. У нее не было ни того ни другого. Кожаные туфельки, шерстяные чулки и хлопчатобумажная юбка не спасут от крысиных зубов. А что есть в ее распоряжении? Несколько спичек и сам коробок. Конечно, можно поджечь коробок, но он быстро сгорит, и тогда у нее ничего не останется.

– Соображай, Джонс. Что еще у тебя есть?

У нее был медицинский саквояж. Индия быстро ощупала его содержимое. Скальпели, ножницы и зажимы не годились. Оставались бинты, иглы, хирургические нитки и пузырек с хлороформом. Индия подумала было зажечь бинт, но тонкая марля быстро сгорит. К тому же бинтов у нее немного; они закончатся раньше, чем она минует крысиный водопой.

«Хлороформ, – упорно вертелось в ее мозгу. – Хлороформ…» Индия пыталась найти применение другим предметам в саквояже, но мысли по-прежнему вертелись вокруг хлороформа. Это средство погружало людей в бессознательное состояние. Может, подействует и на крыс? Индия нащупала пузырек. Вот он. Стоит попробовать для одурманивания крыс. Возможно, эти твари попросту убегут от запаха. Возможно…

– Возможно, ты просто спятила, – сказала она себе. – Как ты собираешься действовать? Соорудишь малюсенькую маску для крыс? Попросишь их встать в очередь?

Придется открыть пузырек и побрызгать хлороформом прямо на крыс. А дальше? И она, и крысы находятся в туннеле со спертым воздухом. Она будет дышать теми же парами, что и они. Несколько тварей потеряют сознание, потом и она сама. Не исключено, что насовсем.

И вновь Индию охватила паника, угрожая ее решимости. Темнота становилась невыносимой. Индия решила зажечь еще одну драгоценную спичку. Ей требовалось несколько секунд света. Пузырек с хлороформом по-прежнему находился у нее в руке. Убедившись, что он надежно закрыт пробкой, Индия убрала пузырек в саквояж и чиркнула спичкой. Хлороформ относился к числу особо огнеопасных жидкостей, поэтому…

Огнеопасный. Способный дать огонь. Пламя. Факел. Я же могу пустить хлороформ на факел, подумала Индия. Вот только из чего сделать сам факел?

Она поднесла спичку к открытому саквояжу, отчаянно надеясь, что положила туда дополнительные пакеты бинтов и потом забыла. Ничего подобного. Спичка погасла. Индия громко выругалась, сознавая безнадежность своего положения. Все ее усилия напрасны. Ей отсюда не выбраться. Потом кто-нибудь найдет ее тело. Точнее, кости. Остальное сожрут крысы. Они не побрезгуют и кожей саквояжа, ее туфлями – словом, всем, кроме замызганного костюма из жакета и юбки.

Ее костюма… костюма! Индия сунула пузырек в саквояж и расстегнула жакет. Он был весь в глине и мокрый, зато блузка осталась сухой. Индия выпрямилась и ощупала нижнюю юбку. Та тоже намокла, но панталоны были сухими. Индия сняла блузку, затем панталоны, скомкав то и другое. У нее появилась идея, которую стоило проверить на работоспособность.

Снова надев жакет, Индия встала на колени. Ощупью вынула из саквояжа бинт и положила на землю, выбрав место посуше. Затем, достав коробок, вынула оставшиеся спички и положила на бинт, предохраняя их от намокания. Скальпелем она процарапала дырочку в футляре коробка, потом опять полезла в саквояж за хирургическими щипцами и хлороформом. Щипцы и пузырек она тоже положила на пол. Приготовления завершились. Довольная результатом, Индия зажгла спичку и быстро вставила в проделанную дырочку.

При скудном свете спички она связала блузку с панталонами, после чего зажала получившийся жгут между пластинами щипцов. Жгут вывалился из пластин. Спичка погасла.

– Проклятье! – крикнула Индия.

Она начала заново, свернув в тугой жгут блузку, затем панталоны, после чего связала оба жгута. Факел получался хлипкий. Нужно больше тряпок, гораздо больше, вот только взять их неоткуда. Индия чиркнула спичкой. Едва загоревшись, та упала в лужу.

Индия сделала несколько успокаивающих дыханий, зажгла еще одну спичку и вставила в футляр коробка. В саквояже лежала катушка серебристых хирургических ниток, которыми зашивали разрывы тканей у рожениц. Сейчас нитки пошли на скрепление пластин щипцов и их рукояток.

Спичка погасла. Индия пристроила на коленях свой импровизированный факел, еще раз проверила состояние пузырька и зажгла последнюю спичку.

Действуя с молниеносной быстротой, Индия открыла пузырек, вылила хлороформ на жгут и поднесла к гаснущей спичке. Секунды тянулись еле-еле. Потом раздался громкий хлопок, и факел вспыхнул.

Индия вскочила на ноги. Металл щипцов обжигал ей руку. Обмотав скрепленные рукоятки подолом юбки, она подхватила саквояж и бросилась бежать. Туннель заворачивал влево, зловоние нарастало. Потом она увидела крыс. Их были сотни. Индия на мгновение остановилась, но тут же испустила боевой клич амазонок и рванулась вперед, держа факел у самой земли. Испуганные криком и светом, обезумевшие крысы бросились врассыпную, давя друг друга. Несколько тварей повисли на ней, вцепившись в туфли и юбку. Индия отпихивала их ногами и продолжала двигаться.

Вскоре туннель еще круче повернул влево. Крысиное скопище осталось позади. Индия остановилась, чтобы перевести дух и унять бешено колотящееся сердце. Она закрыла глаза, приказав крысиному зловонию и пискам исчезнуть. Снова открыв глаза, она почувствовала себя спокойнее… пока не взглянула на факел. Бо́льшая часть жгута сгорела. Пламя заметно тускнело.

– Твою мать! – выругалась Индия и снова побежала.

Два поворота направо и один налево. Правые повороты она уже сделала. Можно ли считать изгиб влево поворотом? Скорее всего, да. Кажется, она не заблудилась. Индия помнила эти места. Тогда Сид нес ее на руках, и ей ничего не угрожало. Два поворота направо и один налево, затем туннель изогнется вправо, и она у цели. Так ей объясняла Салли.

Туннель едва начал изгибаться вправо, когда пламя факела судорожно задергалось. Еще через пять ярдов факел погас. У Индии не осталось ни хлороформа, ни спичек. Остаток пути ей придется брести впотьмах.

Страх вновь принялся нашептывать ей на ухо, но она отказывалась слушать. Она почти добралась. Индия знала: так оно и есть. До «Нищего слепца» осталось каких-нибудь двадцать футов. От силы тридцать. Интуиция заменит ей факел. Индия убрала щипцы в саквояж, нащупала стену и пошла дальше.

Вот тогда-то она и услышала… Звук впереди напоминал покашливание, словно кто-то, едва кашлянув, тут же заткнул себе рот. Индия остановилась, напряженно вслушиваясь, но больше ничего не услышала. Так прошла минута, затем вторая. Никаких звуков.

Было ли это покашливанием? Может, ей просто почудилось? Разве найдется еще один бедняга или дурак, бредущий по туннелю в кромешной тьме?

– Эй! Есть тут кто-нибудь? – крикнула Индия.

А вдруг это Сид? – подумала она. Что, если он прячется где-то здесь?

– Сид! Сид, это ты?

Ответа по-прежнему не было.

Темнота, отнимавшая зрение, обостряла остальные чувства. Поблизости кто-то был. Индия чувствовала присутствие другого человека. Но это был не Сид.

Индию обдало ужасом. Держась за стену, она побежала дальше, стараясь нащупать дверь в подвал «Слепца». Нужно попасть туда раньше, чем незнакомец до нее доберется. Еще ярд, второй, третий, и вдруг стена исчезла. Рука повисла в воздухе. Вот он, подземный вход в паб. Индия устремилась в нишу, наткнувшись на что-то твердое и неподатливое. «Бочка», – лихорадочно догадалась она. Индия со всей силой надавила на бочку, однако та крепко стояла на месте. Тогда она уперлась ногами в земляной пол и сделала новую попытку, упершись плечом. Бочка чуть сдвинулась. Появилась полоска света. Индия испуганно вскрикнула. Тот, кто за ее спиной, увидит свет, а значит, и ее.

Собрав остатки сил, Индия снова уперлась в бочку. Тело отозвалось всплеском боли. Но бочка сдвинулась, потом еще чуть-чуть. Индия протиснулась в образовавшуюся щель, волоча за собой саквояж. Она не стала тратить время и силы, чтобы задвинуть бочку на место, а бросилась к шаткой подвальной лестнице.

Индия не видела, как в туннеле, в нескольких футах от щели, вспыхнула спичка и осветила лицо констебля, собравшегося зажечь потайной фонарь. Не видела она и Элвина Дональдсона.

– Как видим, мисс Дин была права, – сказал инспектор, поворачиваясь к ошеломленному Фредди Литтону. – Добрая докторша и впрямь спуталась с Сидом Мэлоуном. Слышали, как она окликала его по имени?

– Задержите ее. Почему вы не побежали следом? Арестуйте ее, черт побери! – прошипел Фредди.

– Ни в коем случае, – покачал головой Дональдсон. – Она пытается найти Мэлоуна. Держу пари, они намерены где-то встретиться. Если ее не трогать, она выманит его из любой норы.

– Встретиться… но где? Это могут быть тысячи разных мест. Никто не знает, где их чертова квартира.

– Джемма Дин знает, – улыбнулся Дональдсон. – Помните, она вам говорила?

– Да. Только за адрес она требовала четыреста фунтов.

– Если хотите сцапать Мэлоуна, вы заплатите ей эти деньги. 

Глава 64

Фиона стояла перед гардеробом и хмурилась. Сегодня во второй половине дня у нее было запланировано чаепитие с владельцем здания в Эдинбурге, которое она хотела купить. Для такой встречи она должна выглядеть надлежащим образом.

– А вместо этого я похожа на цирковой шатер, – пробормотала она, оглядывая себя в зеркало.

Костюм в темно-синюю и кремовую полоску надевать ни в коем случае нельзя. Фиона потянулась к другому – из красного шелкового фая – и прикинула на себя.

– Теперь я напоминаю помидорину, – вздохнула она, возвращая костюм на место.

Что ни надень, выпирающего живота не скрыть. Она была на девятом месяце. Такой живот уже не назовешь ни симпатичным, ни очаровательным. Он стал невероятно большим и тяжелым. Фиона ощущала себя скорее самкой кита, чем женщиной.

Ее руки застыли на животе. Роды не за горами. Интересно, разделит ли с ней Джо радость появления на свет сына или дочери?

Рядом с ее гардеробом стоял гардероб Джо. Фиона порывисто распахнула дверцу, сняла один из костюмов мужа и прижала к лицу. Ткань пахла им. Запах был чистым, мужским. Боже, как же она соскучилась по Джо! Как хотела, чтобы он вернулся и они снова зажили семьей.

– Поезжай и помирись с ним, – не далее как утром сказал ей дядя Родди. – Он тебя любит.

Она была готова поехать, но сначала требовалось узнать куда. Фиона позвонила в парламентскую приемную Джо на Коммершел-стрит. Телефон не отвечал. Тогда она позвонила в Ковент-Гарден, однако и там никто не подошел к телефону. Странно. Труди всегда отвечала на звонки. Скорее всего, Джо отправился в Вестминстер, а Труди его сопровождала.

Фионе отчаянно хотелось помириться с Джо. Но ради их примирения ей придется раз и навсегда отказаться от дальнейших поисков Чарли. Навсегда. Родди так и сказал. Брата она потеряла, и если не признает этого, то потеряет и мужа. Утром Родди неожиданно появился в ее главной конторе на Минсинг-лейн.

– Миссис Бристоу, вас хочет видеть некий Родни О’Мира. На прием он не записывался, – сообщила ей секретарь Минна Кальверт.

Лицо Фионы мигом просияло.

– Проведите его ко мне! – сказала она и заторопилась к двери.

Родди не был кровным родственником, но с детства дружил с отцом Фионы. Он жил с ними, и дети считали его своим дядей. Когда не стало родителей, Родди заменил ей и Шейми отца и мать. Впоследствии, уже будучи сержантом полиции, он помог Фионе сокрушить Уильяма Бертона. Узнав, что Чарли Финнеган стал преступником, Родди поспешил перевестись из Лондона в провинцию. Во-первых, он был раздавлен новостью, а во-вторых, не захотел оказаться в ситуации, когда будет вынужден арестовать сына своего старого друга. Кроме Фионы и Джо, только Родди знал, кем на самом деле является Сид Мэлоун, и поддержал решение супругов не говорить об этом Шейми.

– Фиона, девочка моя, здравствуй! – воскликнул Родди, тепло обнимая ее.

Обрадованная Фиона тоже обняла его, удивляясь столь неожиданному появлению. Она улыбнулась его явному, как у отца, ирландскому акценту. Прошло несколько месяцев с тех пор, как они виделись. За это время Родди немного пополнел и поседел, но все равно это был ее любимый дядя Родди.

– Какой сюрприз! Располагайся, – сказала Фиона, забирая у Минны чайный поднос. – Я и подумать не могла, что ты выберешься в Лондон. Почему не написал, не дал мне знать?

– Да потому что сам не знал, – ответил Родди, опускаясь на стул возле письменного стола Фионы. – Утром получил телеграмму от сержанта участка в Ковент-Гардене. Они арестовали человека по имени Том Каннингем. Пару дней назад он убил женщину. В наших краях человек с таким же именем и фамилией разыскивается по подозрению в убийстве. Вот я и решил убедиться, тот ли это Каннингем. Обвинений на него предостаточно. И у нас, и здесь есть свидетели. Загремит прямо на виселицу, и одним злодеем в мире станет меньше.

Фиона слегка вздрогнула. Родди с выработавшейся за годы службы наблюдательностью сразу это подметил. Какое-то время он молча прихлебывал чай, затем отставил чашку и сказал:

– Раз уж мы заговорили о злодеях. Пока был в Ковент-Гардене, успел заглянуть в «Монтегю». Видел Джо…

Фиона уткнулась в свою чашку.

– Да, раз уж мы заговорили о злодеях, – тихо повторила она.

– Я имел в виду не его, – сказал Родди.

– Конечно не его, – вздохнула Фиона. – Догадываюсь, что он рассказал тебе о Чарли.

– Рассказал.

– И о нас.

– Угу.

– Надеюсь, ты его отчитал, – сказала Фиона, глядя гостю в глаза.

– Нет, девочка, не отчитал, – ответил Родди, выдерживая ее взгляд. – По сути, я сюда заглянул, чтобы отчитать тебя.

Слова Родди уязвили ее.

– Ты, никак, встаешь на его сторону?

– Да.

– Дядя Родди, но почему?

– Потому что Джо прав. Мне, как и тебе, больно сознавать, что Чарли натворил и в кого превратился. Но у злодеев есть одна черта, которая хорошо мне известна, а тебе – нет. Если кто-то переходит на ту сторону, то уже не возвращается обратно.

– Но Чарли смог бы вернуться. Знаю, что смог бы.

– Фиона, девочка, ты чертовски упряма, и мы оба это знаем. Лично я считаю упрямство достойной чертой характера, но, по-моему, сейчас ты зашла в своем упрямстве слишком далеко.

– Я всего лишь хочу поговорить с Чарли. Помочь ему.

– Знаю, девочка, но это не в твоих силах. Чарли не нуждается в твоей помощи. Он ведь недвусмысленно заявлял об этом. Так перестань цепляться и отпусти его.

– Не могу, дядя Родди. Он мой брат. Это жестоко.

– Ты поступала жестче. Гораздо жестче. Чарли сделал выбор. Он разрушил свою жизнь, а теперь разрушает твою.

– Не разрушает он мою жизнь!

– Еще как разрушает. Посмотри на себя. Выглядишь ужасно. Лицо несчастное. Ничего удивительного. Тебе нужно вернуть мужа. Особенно сейчас, накануне рождения малыша. Да и Кейти нуждается в отце.

Фиона кивнула. Родди был единственным, кто понимал ее чувства по отношению к брату и мужу.

– Да, дядя Родди, я несчастна. Я невероятно скучаю по Джо и хочу, чтобы он вернулся домой.

– Так поезжай и помирись с ним. Ему ведь тоже плохо. Фи, он тебя любит.

– Не знаю, как помириться, – призналась в своей беспомощности Фиона. – Я умею выигрывать сражения. А вот проигрывать их так и не научилась.

– Ничего ты не проигрываешь, твердолобая упрямица. Неужели не понимаешь? Вот если позволишь тьме, погубившей Чарли, погубить и тебя, тогда точно проиграешь.

Родди прав, думала Фиона, стоя перед гардеробом мужа. Она повесила костюм Джо в шкаф и закрыла дверцу, решив позвонить мужу сразу после встречи. Может, они сумеют встретиться за ужином. Посидеть вдвоем, без лишних глаз и ушей.

В дверь постучали.

– Входите! – крикнула Фиона.

Дверь приоткрылась, и в проеме появилась голова горничной Сары.

– Прошу прощения, мэм. Мистер Фостер велел вам передать, что пришел какой-то полицейский чин. Он сейчас в холле. Сказал, ему нужно с вами поговорить.

– Боже мой! И о чем?

– Этого он не сказал. Но я слышала, как он говорил мистеру Фостеру, что дело очень важное.

– Передай мистеру Фостеру, что я спущусь через несколько минут.

Скорее всего, речь пойдет о магазинной краже, поврежденном товарном фургоне и прочих мелких пакостях. Их с Джо бизнес не был застрахован от таких досадных происшествий.

Фиона еще раз глянула на себя в зеркало.

– Так и есть. Цирковой шатер, – вздохнула она.

Надев подаренную Джо нитку жемчуга, Фиона спустилась вниз, где ее дожидался посетитель.

Ей хотелось как можно быстрее перешагнуть через неприятную новость. Кража, дорожное происшествие… что бы то ни было, Фиона надеялась, это не настолько серьезно и не отнимет у нее массу времени. Все ее мысли были о Джо. Ей хотелось положить конец размолвке с мужем, показать ему, что он и их семья для нее дороже всего. Без него дом опустел. Фионе не терпелось вновь услышать, как Джо насвистывает в ванной, бегает за Кейти вокруг обеденного стола и даже орет на собак. А еще ей хотелось потянуться к нему ночью и почувствовать объятие его сильных рук.

Посетитель ожидал ее в гостиной.

– Добрый день, миссис Бристоу. Я инспектор уголовной полиции Элвин Дональдсон, – представился он, едва Фиона переступила порог.

Она смутно помнила этого человека. Он участвовал в охоте на Уильяма Бертона.

– Добрый день, инспектор. Не желаете ли чашку чая? – спросила Фиона, готовая звонком вызвать Сару.

– Благодарю вас, нет, – ответил Дональдсон, стоя и теребя в руках шляпу; глаза инспектора нервно скользнули по ее животу. – Не присесть ли вам, мэм? – предложил он.

– Вы наверняка помните, что я пережила историю с Уильямом Бертоном, а потому наверняка переживу шокирующую новость об опрокинувшемся фургоне или о краже нескольких ящиков чая. Даже в моем нынешнем состоянии.

– Прошу вас, мэм, – деликатно повторил Дональдсон.

– Ладно, – вздохнула Фиона. – Если это вас осчастливит, я сяду. – Она присела на диван и с вымученным терпением посмотрела на инспектора. – И что приключилось на сей раз?

Дональдсон присел рядом, откашлялся и спросил:

– Миссис Бристоу, вы когда-нибудь слышали про Сида Мэлоуна?

Фиона почувствовала, как внутри все каменеет. Неужели Дональдсон каким-то образом разузнал о родстве между ними? Но как? Вскоре эти мысли сменились другими, еще более мрачными.

– С ним… все в порядке? – побледнев, спросила она.

– Что?

– С ним все в порядке? – уже резче повторила Фиона.

– С Мэлоуном? – переспросил Дональдсон, явно не понимая ее вопроса.

– Да.

– Насколько мне известно, в данный момент да. Но его положение мигом изменится, когда мы его схватим.

– Схватите? Почему? Что он сделал?

– Миссис Бристоу, вы меня неправильно поняли, – покачал головой Дональдсон. – Я пришел сюда не за тем, чтобы докучать вам положением Сида Мэлоуна.

– Но ведь он что-то совершил. Что? Сжег один из моих складов? Или разграбил?

– Вы правы, миссис Бристоу. Сид Мэлоун действительно кое-что совершил, но не в отношении вашей собственности. – Дональдсон сделал паузу. – Миссис Бристоу… несколько часов назад Сид Мэлоун попытался убить вашего мужа.

Фиона наклонила голову, будто не расслышала сказанное, затем коротко рассмеялась:

– Такого попросту не может быть!

– К сожалению, может. Мэлоун вошел в кабинет мистера Бристоу на Коммершел-стрит и выстрелил ему в грудь. Дважды. Состояние вашего мужа крайне тяжелое, мэм. Врач, оперировавшая его, извлекла одну пулю, однако другая застряла в области позвоночника и извлечь ее не представляется возможным. Операцию проводили в больнице близ его кабинета. Затем его перевезли в Королевскую бесплатную больницу. Мне неприятно сообщать вам, но… шансы, что он выживет, невелики.

– Нет! Неправда! – закричала Фиона. – Этого не может быть!

Дверь гостиной открылась, и вошел встревоженный Фостер.

– Прошу прощения, мадам, но я слышал крик, – начал было он.

– Мистер Фостер! – воскликнула Фиона.

Она попыталась встать, но ноги подкосились и она повалилась на пол.

– Боже милостивый, мадам! Что случилось? – всполошился Фостер и бросился к хозяйке.

Вдвоем с Дональдсоном они усадили Фиону на диван. Инспектор вкратце рассказал о происшествии.

– Это неправда, – повторила Фиона, лихорадочно мотая головой. – Неправда. Мистер Фостер, скажите ему. Пожалуйста…

В гостиную влетела Сара, вытирая руки о передник.

– Мистер Фостер, что случилось?

Дворецкому было не до нее, поскольку Фиона опять попыталась встать.

– Мадам, прошу вас, не надо вставать.

– Я должна видеть Джо! – зарычала Фиона, пытаясь оттолкнуть дворецкого. – Я должна немедленно поехать в больницу. Не мешайте мне!

– Сара, передайте, пусть запрягают экипаж, – распорядился Фостер. – Потом позвоните Олденам, в дом двенадцать по Уилмингтон-Крессент. Сообщите мастеру Шеймусу, что мистер Бристоу серьезно ранен и находится в Королевской бесплатной больнице. Живее!

Сара не двинулась с места. Она дрожала, как испуганная крольчиха.

– Я сказал, чтобы подали экипаж! И хватит дрожать, глупая девчонка! – не выдержал Фостер.

Его сердитый тон возымел действие. Сару как ветром сдуло.

– Все в порядке, мадам. – Фостер повернулся к Фионе. – Экипаж сейчас подадут. А пока посидите здесь. Вам следует помнить о ребенке.

Фиона заплакала.

– Но почему, мистер Фостер? Почему он стрелял в Джо? – стенала она.

– Прошу вас, попытайтесь сохранять спокойствие, – умолял ее Фостер.

Но Фиона не собиралась успокаиваться. Если Фостер не может ей ответить, пусть ответит полицейский.

– Мистер Дональдсон, почему? – спросила она, поворачиваясь к инспектору и вцепляясь в его руку.

Фостер беспокойно взглянул на дверь. Сара не появлялась.

– Сэр, вам лучше ответить.

– Миссис Бристоу, полной уверенности у нас нет, но по имеющимся сведениям вырисовывается такая картина. Несколько дней назад мистер Бристоу заходил в паб «Баркентина». Это в Лаймхаусе. Он хотел видеть Мэлоуна, но того в пабе не оказалось. Тогда мистер Бристоу обратился к парню по имени Фрэнки Беттс и потребовал передать Мэлоуну, что теперь, когда мистер Бристоу стал членом парламента, все прежние художества уже не сойдут Мэлоуну с рук. Ваш муж хотел, чтобы Мэлоун оставил свои занятия, пока еще не поздно. Беттс грубо ответил мистеру Бристоу. Началась потасовка…

Фиона закрыла глаза и разрыдалась.

– Почему вы плачете, мадам? – спросил Фостер.

– Потому что я виновата, мистер Фостер. Это целиком моя вина! – рыдала Фиона.

– Вы никак не можете быть виноватой.

– Могу. – Фиона привалилась к дворецкому. – Он сделал это для меня, – громко стенала она. – Джо пытался ему помочь. Спасти. Из-за меня. Боже… ох, Джо… Я кругом виновата, мистер Фостер. Неужели непонятно? Я убила его. Я убила моего Джо. 

Глава 65

Фредди Литтон закрыл глаза, набрал побольше воздуха и постучал в дверь квартиры Джеммы Дин. Она жила в Степни, на верхнем этаже двухэтажного дома.

Джемму он не видел с той самой вечеринки, где она рассказала ему про Сида и Индию, но наотрез отказалась сообщить их адрес. Новость ошеломила Фредди, одновременно вызвав бешеную ярость. Мэлоун отобрал у него Джемму, потом победу на выборах, а теперь еще и Индию. Фредди целыми днями только об этом и думал. Он не выходил из дому. Не ел. Практически не спал. Обессиленный, раздавленный, он сидел в кресле с подголовником и лелеял свою ненависть к Сиду Мэлоуну.

И вдруг случилось почти чудо. Судьба преподнесла ему в высшей степени удивительный и невероятный подарок. Этот подарок упал ему прямо в руки. Как гром среди ясного неба, Мэлоун вдруг явился в парламентскую приемную Джо Бристоу и дважды выстрелил в новоявленного депутата. Эти выстрелы разом удалили обоих соперников Литтона. Полиция устроила настоящую охоту на Мэлоуна, и его поимка была делом ближайшего времени. Бристоу поместили в Королевскую бесплатную больницу, и прогнозы врачей ясно свидетельствовали: не жилец.

О случившемся Фредди узнал от парламентского организатора либеральной партии. Тот позвонил ему, сообщив и другую, не менее приятную новость:

– Через месяц состоятся дополнительные выборы.

Большего Фредди не требовалось. От его апатии не осталось и следа. Он соскочил с кресла, торопливо вымылся и оделся. Не теряя ни минуты, он выскочил из дома, нанял кеб и отправился прямиком в Королевскую бесплатную больницу.

Туда он приехал одновременно с Фионой. Вокруг кишели репортеры. Они окружили ее плотным кольцом, забрасывая вопросами. Фредди подбежал к ней и обнял за плечи, ограждая от настырных газетчиков.

– Обещаю вам: негодяй, сделавший это, скоро предстанет перед судом, – заявил он. – Пока не свершится правосудие, я не успокоюсь.

Фиона рассеянно кивнула ему. Она находилась в шоковом состоянии. В это время, как нельзя кстати, вышла медсестра и увела Фиону. Оставшиеся репортеры ловили каждое слово и жест Фредди, что отвечало его планам. Все просили об интервью, и Фредди дал им пространное интервью, страстно превознося добродетельные качества его недавнего соперника за место в парламенте. Выразив глубокое сочувствие семье Бристоу, он перешел к обличению беззакония, царящего в Восточном Лондоне.

– Если отсутствие надлежащей охраны порядка в Восточном Лондоне позволяет настолько распоясаться одному преступнику, то чего ожидать от двадцати? – спрашивал Фредди. – Чудовищное злодеяние, совершенное сегодня, – это нападение не только на невиновного, уважаемого гражданина, но и на члена парламента, а следовательно, на само правительство. Беззаконие подобного масштаба способно привести только к анархии. Мы должны остановить Мэлоуна и таких, как он, причем немедленно!

Закончив интервью, Фредди сообщил репортерам, что отдаст тысячу фунтов из своих денег в качестве вознаграждения за сведения, которые помогут схватить Сида Мэлоуна. Денег у него не было, но он не позволит столь досадному обстоятельству погубить судьбоносный момент.

Прежде чем Дикки Ламберт узнал о покушении на Джо Бристоу, Фредди успел выступить перед прессой и вызвать общественный интерес. Отправившись ужинать в свой клуб, он стал просматривать все вечерние газеты, какие туда доставляли. Статью за статьей: о стрельбе в Бристоу и дерзком побеге Мэлоуна, а также о своих эффектных заявлениях. Никто и не вспомнил о летнем ограблении «Крепости», которое подпортило Фредди репутацию и задробило принятие закона о гомруле. Большинство репортеров, почуяв сенсационную историю, живописало его светлыми красками. Бескорыстный лидер, рыцарь в сверкающих доспехах, поддержавший убитую горем жену своего противника. Но что еще важнее, Фредди представал с газетных страниц проницательным политиком, который понимает, возможно лучше, чем недавно избранный Бристоу, угрозу законности и порядку со стороны преступного сообщества Восточного Лондона.

После выступления у входа в Королевскую бесплатную больницу Фредди отправился к Дональдсону. Инспектора он застал выходящим из участка в сопровождении нескольких полицейских. Разговора не получилось. Дональдсон торопился на поиски Мэлоуна. И Фредди отправился вместе с ними сначала в паб «Нищий слепец», а оттуда вниз, в лабиринт туннелей под Восточным Лондоном. Там у них и состоялся разговор. Дональдсон подтвердил, что в Бристоу стрелял не кто иной, как Мэлоун. У полиции есть показания свидетелей.

– Тогда почему он не в тюрьме? – вспылил Фредди.

– Потому что сначала его надо поймать, – ответил Дональдсон. – Несколько часов назад мы почти накрыли его в «Баркентине», но он ушел по туннелю. Он прячется где-то здесь. Далеко он никак не мог уйти.

Но вместо Мэлоуна они нашли Индию. Фредди рассказал Дональдсону о Джемме Дин и о том, как она выследила квартиру Сида и Индии. Дональдсон настоятельно посоветовал Фредди узнать адрес квартиры. Сид обязательно там появится.

Фредди достал из нагрудного кармана тонкий темно-желтый конверт и подержал на ладони, оценивая вес. Вполне правдоподобно. Оставалось надеяться, что Джемма ничего не заподозрит. Содержимое конверта он изготовил сам, всего час назад. Услышав шаги, раздавшиеся за дверью, Фредди быстро убрал конверт. Послышался звук открываемого замка. Дверь распахнулась. На пороге стояла Джемма в атласном халате. Вид у нее был изможденный и несчастный. От нее попахивало джином.

– Привет, Джем, – поздоровался он. – Ты, как всегда, потрясающе выглядишь.

Он попытался поцеловать ее в щеку, но Джемма отвернулась.

– Чего тебе надо, Фредди?

– Кое-какие сведения.

Взгляд Джеммы сделался цепким.

– Тогда входи.

По длинному коридору Фредди прошел вслед за ней в гостиную. Его поразило обилие чемоданов, баулов и саквояжей. На стульях высились груды одежды, на полу – такие же груды обуви.

– Решила съездить отдохнуть? – спросил Фредди.

– Еду в Париж.

– Надолго?

– Насовсем. Довольно с меня лондонских театриков. Я буду выступать в «Мулен Руж». Вот где платят настоящие деньги… Кстати, о деньгах. Ты принес? Нужный тебе адресок стоит недешево. Правда, цена остается прежней: четыреста фунтов.

– Деньги здесь, – сказал Фредди, похлопав себя по нагрудному карману.

– Давай.

– Только после того, как ты назовешь адрес, – покачал головой Фредди.

– Черта с два! – усмехнулась Джемма. – Ты всегда меня накалывал. Почем я знаю, есть ли вообще у тебя хоть фунт за душой. Пока не увижу денег, никакого адреса.

Фредди достал конверт и протянул Джемме, отчаянно надеясь, что она не заглянет внутрь.

Джемма взяла конверт.

– Я чувствую себя Иудой, – печально вздохнула она.

– Едва ли. Учти, Джем, Мэлоун – убийца.

– Ты всерьез думаешь, что он стрелял в того депутата?

– Я не думаю. Я это знаю. Есть свидетели. Ты поступаешь правильно.

– Может, да, а может, нет. В любом случае парижские квартирки стоят недешево.

Джемма открыла конверт. Фредди мысленно выругался. Он никак не ожидал, что ее потянет проверять. Теперь все значительно усложнялось. Замешательство на лице Джеммы сменилось злостью.

– Ах ты, сукин сын! – воскликнула она, переворачивая конверт, и оттуда посыпались прямоугольники газетной бумаги, нарезанной по размеру денежных купюр. – Играть вздумал?

– Джем, мне очень нужен тот адрес.

– Да неужели? Ну так иди пой на улицах, пока не насобираешь всю сумму! Четыреста настоящих фунтов или проваливай.

Фредди встал со стула, подошел к Джемме и влепил ей звонкую пощечину. Джемма схватилась за щеку.

– Вон! – заорала она. – Убирайся прочь!

Фредди опрокинул ее на диван, обхватил шею и надавил большими пальцами на горло.

– Где их квартира? Где?

Пытаясь вырваться, Джемма царапала ему пальцы, рвала рукава. Каблуки ее туфель скребли по половицам.

– Отпусти… – прохрипела она.

– Адрес, – потребовал Фредди.

– Отпусти меня!

Джемма дернулась и ударила его коленом в пах. Фредди ослепило болью. Он взревел, пятясь назад. Джемма вырвалась и бросилась к двери. Корчась от боли, Фредди кинулся следом, понимая: если она выскочит наружу, все пропало. Схватив Джемму за халат, он потащил ее обратно, намереваясь снова швырнуть на диван, но промахнулся. Джемму отбросило в сторону, и она головой ударилась о тяжелую мраморную крышку стола.

Что-то громко хрустнуло, словно обломилась ветка. Стол опрокинулся. Джемма упала на пол, испустила короткий стон и затихла.

Фредди тяжело дышал, упираясь в колени и борясь с подступающей рвотой.

– Назови этот долбаный адрес! – потребовал он, когда боль в паху утихла.

Джемма не отвечала. Фредди подошел к ней.

– Джемма, не зли меня. Я сейчас из тебя отбивную сделаю. Клянусь, так и будет! – пообещал он, наклоняясь к ней и приподнимая за плечи.

Голова Джеммы запрокинулась назад и тут же неестественно наклонилась вперед. Слишком неестественно. Фредди вскрикнул и разжал руки.

У Джеммы была сломана шея, что и стало причиной смерти.

Фредди стоял, смотрел на мертвую Джемму и сознавал: нужно искать решение, и как можно быстрее, иначе он влипнет в большую беду. Содеянное не вызывало в нем ни ужаса, ни раскаяния, ни даже печали. Все эти чувства он давно оставил позади. Сейчас перед Фредди стояли две цели: найти адрес квартиры Сида и Индии и обставить дело так, будто Джемму Дин убил кто-то другой.

Через несколько минут холодных, спокойных размышлений он нашел решение и принялся за дело.

Фредди знал, что Джемма вела дневник. Сам видел изящную тетрадочку в красной кожаной обложке. Если она где и записала адрес, то в дневнике. Фредди бросился к ее письменному столу и перерыл бумаги, лежащие сверху. Затем выдвинул каждый ящик, вываливая на пол содержимое. Тетрадки в красной обложке нигде не было. Тогда он принялся выкидывать из чемоданов одежду Джеммы, роясь в карманах. Пусто.

– Ну где же ты прячешься? – шептал Фредди, озираясь по сторонам. – Где?

Ему на глаза попалась дорожная сумка, прислоненная к стойке для зонтов. Фредди опрокинул сумку. На пол выпал бумажник, пудреница, конфеты, пачка сигарет. Дневника не было и там. Ругаясь последними словами, Фредди вывернул сумку наизнанку и обнаружил потайной карман. Внутри лежал дневник. Фредди перелистал страницы, добравшись до ноябрьских записей. Имена людей, адреса ресторанов и театров. Он вернулся в начало дневника, осмотрел внутреннюю страницу передней обложки, затем проделал то же с задней. Там он увидел карандашную строчку: «Арден-стрит. Дом № 16. Ричмонд-Хилл».

Адрес был написан вкривь и вкось, что свидетельствовало о спешке или злости Джеммы. Вот и адрес, подумал Фредди. Даже если и не тот, стоит проверить. Довольный находкой, он спрятал дневник в карман, следом убрал конверт якобы с деньгами. Фредди решил прихватить с собой и бумажник Джеммы с настоящими деньгами, ведь именно так и должен вести себя вор. После этого Фредди перевернул вверх дном всю гостиную.

Оттуда он прошел в спальню, где учинил схожий погром, разбросав по полу одежду, зеркало, гребни и флаконы духов. На глаза попалась шкатулка с драгоценностями. Фредди опрокинул содержимое на крышку бюро. Вспыхнули грани удивительно красивых бриллиантов. Он взял серьги, затем ожерелье, прочитав надпись: «Джемме. Ни пуха ни пера. С любовью, Сид». Фредди не раз видел на ней эти украшения. Джемма уверяла, что бриллианты настоящие. Если так, они стоили целое состояние. Он сунул в карман серьги и ожерелье. Так должен поступить человек, спасающийся бегством и отчаянно нуждающийся в деньгах. Особенно если этот человек сам дарил убитой драгоценности и знал их настоящую цену.

Фредди собирался выйти из спальни, как вдруг уловил протяжный скрип. Такой звук бывает, если наступить на расшатанную половицу.

– Кто здесь? – крикнул он, застыв на месте.

Ответа не было. Взяв прислоненную к каминной решетке кочергу, Фредди осторожно пробрался в гостиную. Там было пусто. Он вышел в коридор. Источник шума мог находиться только в одном необследованном помещении – кухне. Сердце Фредди громко колотилось. Подняв кочергу, он толкнул кухонную дверь.

Посреди кухни на полу сидел котенок. Белый, с блестящим розовым ошейником. Фредди с руганью бросился к нему, однако котенок оказался проворнее и шмыгнул под диван.

Черт с этим котенком! Фредди отнес кочергу в спальню. Он почти завершил свой спектакль, почти обеспечил себе алиби. Оставалась финальная сцена, самая тяжелая. Фредди оглядел руки: исцарапанные, окровавленные. Один рукав пиджака порван. Отлично! Но для придания убедительности ему придется пожертвовать и своим лицом. Фредди вернулся на кухню и разыскал заварочный чайник. Он закрыл глаза, сосредоточился и что есть силы ударил чайником по лбу. От удара он едва не потерял равновесие, но сумел удержаться на ногах, схватившись за край раковины. Когда перед глазами перестали мелькать огненные кольца, Фредди выдвинул ящик кухонного стола, схватил хлебный нож и полоснул себе по щеке, проведя от уха до челюсти. Это было не так болезненно, как удар чайником. Дождавшись, когда капли крови запачкают воротник рубашки, Фредди сбежал вниз и вышел на улицу.

Мимо проходили двое рабочих. Покачиваясь, Фредди устремился к ним.

– Помогите! Прошу вас, помогите! – крикнул он.

– Дружище, да что с тобой? – спросил один из рабочих, беря Фредди за руку и пытаясь не дать ему упасть.

– Он… он ее убил. Я его видел. Пытался задержать… и не смог. Вызовите полицию. Торопитесь. Он не мог уйти далеко. Его нельзя упустить. Ни в коем случае.

– Кто он, дружище? Ты о ком?

– Мэлоун. Сид Мэлоун. 

Глава 66

– Вам придется оставить прежние занятия, – сказала Индия изможденной женщине, сидевшей на смотровом столе.

Пока больница не открылась, Индия продолжала вести прием в сарае на заднем дворе дома семьи Московиц.

– Не могу я, доктор Джонс. Сами знаете.

Индия посмотрела в опухшие глаза пациентки, затем стала постукивать по ее ребрам и прислушиваться. В груди женщины булькала жидкость. Дышала она с трудом.

– Как выглядит ваша моча?

– С кровью.

– Вы хотя бы можете бросить пить?

Элизабет Даркин, зарабатывающая на жизнь проституцией, засмеялась:

– А вы бы на моем месте смогли?

Индия вздохнула. Несколько месяцев назад она бы прочла этой несчастной лекцию о вреде спиртных напитков и необходимости питаться свежими овощами. Сейчас она лишь ответила:

– Нет, Элизабет, не смогла бы.

– Так что у меня за хворь?

– Отек легких с воспалительным процессом. И, скорее всего, брайтова болезнь.

– А на понятном языке это что?

– «Пьяные почки».

– И что мне светит? – кивнув, спросила Элизабет.

– Если бы я смогла отправить вас в санаторий, на постельный режим, сдержать распространение сифилиса, удалить из вашей жизни джин и перевести вас на молочную диету, перспективы были бы вполне благоприятными.

– А если без всего этого?

– Тогда не слишком.

Элизабет посмотрела на обшитый дранкой потолок сарая и сказала:

– Вы меня так заботливо лечили. И сифилис. И бронхит. Потом когда я инфлюэнцу подцепила. Жаль, что вы уезжаете.

– Мне самой жаль.

– Зачем уезжаете?

– Есть один человек… очень дорогой для меня. Он нуждается в моей заботе.

– Кто ж позаботится обо мне, когда вы уедете?

– Доктор Хэтчер. В новой больнице.

– Она не вы.

– Она понравится вам больше. Я видела, как она рассмешила пациента, делая ему укол в ягодицу.

– Одному Богу известно, где бы я сейчас была, если бы не смеялась, – сказала Элизабет. – Значит, меня ждет тяжкий конец?

– Не самый тяжкий, но и слишком легким я его не назову. Вы не волнуйтесь. Больница вот-вот откроется. Там у вас будет койка. Присмотр медсестер. И в конце – уколы морфина. Вы знаете, куда обратиться, когда станет совсем плохо.

Элизабет кивнула.

– Вот вам шиллинг за осмотр. – Она достала монету из кармана. – Вчера вечером корабль пришел. Я оказалась там первой.

Индия взяла женщину за руку, прикрыв ее же пальцами монету на ладони.

– Оставьте себе, Лиз. Лучше зайдите в закусочную и возьмите тарелку супа.

Элизабет крепко обняла Индию:

– Уж не знаю, куда вы отправитесь, доктор Джонс, но люди в тамошнем краю будут счастливы заполучить такого врача, как вы.

Пациентка ушла. Индия смотрела ей вслед, и на глаза наворачивались слезы. Как же она будет скучать по Элизабет Даркин и всем женщинам Уайтчепела. По говорливым фабричным девчонкам, крикливым проституткам, молоденьким женам. По всем английским, ирландским, русским, китайским матерям, ухитрявшимся кормить и одевать своих детей на фунт в неделю, добавляя к мизерным деньгам лишь молитвы. Они преподали ей много замечательных уроков. Научили такому, чего не найдешь ни в одном учебнике.

Колокола церкви Христа прозвонили десять часов. Пора. Пока больница не открылась, Индия, Харриет и Элла принимали пациентов все в том же сарае на заднем дворе. А теперь она не увидит даже открытия больницы. Через несколько часов она встретится с Сидом, и они покинут Лондон. Не через две недели, как собирались. Этим же вечером. Во всяком случае, Индия надеялась с ним встретиться. В последний раз они мельком виделись три дня назад. С того страшного дня, когда Сид отправился в «Баркентину», а вскоре в их еще не открытую больницу привезли раненого Джо Бристоу.

Индия попросила Салли Гаррет передать Сиду, чтобы сегодня в полдень он ждал ее на квартире, откуда они немедленно уедут. Все эти дни она, снедаемая волнением, отчаянно надеялась, что Сид по-прежнему на свободе и сумел получить ее послание. Им нужно немедленно уезжать из Лондона. Судьба не оставляла им выбора. Джо перевезли в Королевскую бесплатную больницу. Его состояние ничуть не улучшилось. Сейчас он находился под попечительством другого врача, однако Индия часто заходила его проведать. Джо по-прежнему находился без сознания. Его несчастная беременная жена так и не оправилась от шока и едва могла говорить. Газеты вопили, требуя голову Сида Мэлоуна.

Индия сердцем чуяла: Сид не совершал этого жестокого, бессмысленного поступка. Все знавшие его были того же мнения. Однако Фредди, полиция и газетчики считали Сида виновным. В случае обнаружения ему грозил арест. Они с Сидом оба знали: случись такое, он предпочтет скорее умереть, чем снова оказаться в тюрьме.

На Индию обрушился шквал эмоций: страх за Сида и грусть прощания со своей мечтой. Она вышла из сарая, куда сразу же вошла Харриет Хэтчер, ведя за руку маленькую девочку. За ними шла мать ребенка.

– Миссис Берк, я знаю, как ваша Эмили любит собаку. И все равно вы не должны позволять дочери спать на собачьей подстилке. Это первейший способ заразиться глистами, – сказала Харриет, выпучив глаза на Индию.

Индия печально улыбнулась. Обвела глазами двор, все эти месяцы служивший приемной их кабинета. Попыталась запомнить каждую мелочь. На заборе сидел драный уличный кот. На него из соседнего двора лаял дряхлый беззубый бультерьер Эдди. В курятнике кудахтала дюжина кур. Рядом Арон, Мириам и Солли ощипывали еще дюжину. Неподалеку стоял старинный медный котел, все еще полный мутной воды после утренней стирки. Индия старалась запомнить всех своих пациентов, всех этих женщин и детей, ставших теперь пациентами Харриет. С бывшей однокурсницей они уже попрощались. Индия прошла в кухню и внутренне сжалась, не представляя, как будет прощаться с Эллой и ее матерью. Обе находились на кухне: Элла мыла посуду, а миссис Московиц готовила.

– Черт тебя побери, Индия, неужели мы и впрямь прощаемся?! – спросила Элла, вытирая руки полотенцем.

– Ох, Элла, боюсь, что так.

– Но как я без тебя? Ты же моя лучшая подруга.

– И ты моя лучшая подруга, – сказала Индия, обнимая ее. – Как только устроимся, я напишу.

– А потом ты все-таки вернешься?

– Надеюсь, – ответила Индия, громко шмыгнув носом.

– Ты что? Что еще случилось?

– Ничего. Просто у меня такое чувство, будто я оставляю… словом, все. Я даже сомневаюсь, буду ли снова заниматься медициной, – дрогнувшим голосом призналась Индия.

– Чепуха! Разве в Америке нет больных? – спросила миссис Московиц. – При золотых-то россыпях в Калифорнии? Да они там платят врачам кучу денег.

– Вы, конечно же, правы, – улыбнулась Индия и поцеловала миссис Московиц в щеку. – Вы оказались правы и в другом.

– В чем это?

– В том, что говорили о любви. Вы тогда верно сказали: не ты выбираешь любовь. Любовь выбирает тебя.

– Индия, не говори маме, что она права. Она нос задерет!

Миссис Московиц шлепнула дочь деревянной ложкой.

– Сид Мэлоун – хороший человек, – сказала она Индии. – А рядом с тобой станет еще лучше.

Миссис Московиц поцеловала Индию в лоб, потом обняла. От этой женщины пахло петрушкой, чесноком и курятиной. Чистым бельем и свежим хлебом. Слезы, все это время сдерживаемые Индией, хлынули ручьем. Даже покидая Блэквуд, она не испытывала такой грусти. Но шумная, переполненная квартира над рестораном стала для нее настоящим родным домом, каким никогда не был Блэквуд. И семья Московиц стала ей ближе родительской семьи.

– До свидания, миссис Московиц, – прошептала Индия. – Спасибо вам за все.

Миссис Московиц разжала руки и торопливо вытерла фартуком глаза.

– Их бин верклемпт[35]. Отправляйся, зиските[36], пока мои соленые слезы не погубили суп. И храни тебя Бог!

– Индия…

Индия вздрогнула. Она узнала этот голос. Фредди. Обернувшись, она чуть не вскрикнула. На лбу Фредди темнел здоровенный кровоподтек. Вдоль щеки, от уха до подбородка, тянулась рана.

– Фредди, кто тебя так?

– Мне нужно с тобой поговорить. Наедине.

– Извини, но я ухожу.

– Вряд ли ты сумеешь уйти. Я пришел с двумя констеблями. – Он кивнул в сторону полицейских за спиной. – Это официальная полицейская акция. Элвин Дональдсон, их начальник, разрешил мне поговорить с тобой и попытаться склонить тебя к разумному и сознательному поступку.

– О чем это таком вы говорите? – насторожилась миссис Московиц.

– Я могу поговорить с доктором Джонс наедине? – спросил Фредди, поворачиваясь к миссис Московиц. – Не соблаговолите ли вы оставить нас?

– Не соблаговолю, – заявила миссис Московиц. – Это моя кухня. Я готовлю еду. Идите в зал и там говорите сколько угодно.

– Там посетители, а мне необходим разговор без лишних ушей. Вы добровольно уйдете с кухни или констеблям вывести вас?

Миссис Московиц швырнула ложку в раковину, сняла с плиты суповую кастрюлю, шумно водрузила на стол, после чего резко повернулась.

– Гаи плац! – сердито бросила миссис Московиц, толкая дверь в зал.

– Мама! – прошипела Элла.

– Что?

– Ты велела ему лопнуть, вот что!

– И правильно велела. Никто не командует мной на моей кухне! Никто!

Дверь шумно захлопнулась.

– Очень мило с твоей стороны, Фредди, – сказала Индия, поворачиваясь к нему. – Почти так же мило, как спровоцированное увольнение, но не совсем.

– Извини. У меня не было выбора. Я должен с тобой поговорить.

– Вначале расскажи, где это тебя разукрасили.

– Вчера вечером убили женщину. Из-за ничтожной суммы денег и горсти драгоценностей. Я это видел, пытался задержать убийцу и сам пострадал. Женщину звали Джеммой Дин. Бывшая подруга Сида Мэлоуна. А убийцей был не кто иной, как сам Мэлоун.

Сердце Индии бешено стучало, но лицо сохраняло бесстрастие.

– И какое отношение все это имеет ко мне?

– Думаю, самое прямое.

– Фредди, зачем ты сюда явился?

– Чтобы помешать тебе бежать вместе с ним.

Индию охватила паника. Откуда он знает?

– Какая чепуха! – усмехнулась Индия, стараясь говорить ровным тоном. – Я едва знакома с Сидом Мэлоуном и не собиралась никуда бежать ни с ним, ни с кем-либо еще. А сейчас, с твоего позволения, я пойду к пациентам. Меня ждут.

– Индия… полиция знает.

– О чем? – с наигранной непринужденностью спросила Индия.

Фредди не ответил. Он стоял и пристально смотрел на нее.

А ведь он наслаждается всем этим, подумала она, и ее самообладание вдруг дало трещину.

– Я задала тебе вопрос. Отвечай!

– Они знают о твоих планах встретиться с Мэлоуном и улизнуть вместе с ним.

Страх Индии быстро перерос в откровенный ужас. Сиду грозила чудовищная опасность. Но потом она вспомнила: полиция не знает адреса квартиры. Даже если они надавили на Салли, старуха ничего не смогла им рассказать, поскольку сама не знала. Индия намеренно не назвала адрес.

– Ничего они не знают.

– Знают. Например, то, что сегодня ты собралась уехать. Откуда? Да проще простого. Один из полицейских – местный житель. Он расспросил нескольких твоих пациентов, как его жене попасть к тебе на прием. Они ответили, что никак, поскольку завтра тебя здесь уже не будет.

– Они не знают, куда я собиралась, – упрямо заявила Индия. – И адреса у них нет.

– Представь себе, есть. Ричмонд-Хилл, Арден-стрит, шестнадцать. Адрес я узнал от Джеммы Дин. Я лично заинтересован в этом деле, поскольку покушение на Джо Бристоу – это далеко не рядовое преступление. Я делаю все, что в моих силах, чтобы помочь полиции выследить и схватить Мэлоуна. Я подумал: уж если кто и знает, где его искать, так это мисс Дин. Всем известно, что они были в близких отношениях. Потому я и отправился к ней. Спросишь, откуда узнала она? Тоже очень просто: однажды проследила за Сидом. Перед смертью она сумела назвать мне адрес.

Индия вскочила на ноги, однако Фредди оказался быстрее. Он загородил ей путь к двери.

– Отойди! – потребовала она.

– Индия, полицейским приказано удерживать тебя здесь, пока им не сообщат, что Мэлоун схвачен. Если попытаешься сбежать и любым способом ему помочь, тебя арестуют.

– Это правда? – спросила у полицейских Индия.

– Да, мэм.

– Мерзавец! Это же твоих рук дело, – бросила она Фредди.

– Да, Индия, моих, – не выдержал он. – Я сделал это ради тебя, черствая, неблагодарная женщина. Едва узнав, как развиваются события, я упросил Элвина Дональдсона не впутывать тебя в эту грязь. Не дать газетчикам полоскать твое имя. Наконец, спасти тебя от тюрьмы. Знаешь, что бывает с пособниками убийц? Хочешь лишиться медицинской лицензии? Хочешь сама оказаться за решеткой?

– Он не убийца. Он не стрелял в Джо Бристоу и не убивал Джемму Дин. Я знаю, он этого не делал. А ты, Фредди, опять врешь.

– Хватит быть настолько слепой! Он убийца. И это не только мои слова. Есть двое свидетельниц. В момент преступления они находились рядом с кабинетом и клятвенно утверждают, что в Бристоу стрелял не кто иной, как Сид Мэлоун.

– Почему, Фредди? Почему ты затеял эту гнусную игру? Ты так сильно его ненавидишь? Или твоя ненависть направлена на меня?

– Ненавидеть тебя? Тебя? – Фредди подошел к ней вплотную, чтобы не слышали полицейские. – Наоборот, я беспокоюсь о тебе, Индия. Так сильно беспокоюсь, что не могу стоять и смотреть, как ты себя губишь. Однажды ты уже шла по этой дорожке. Неужели тогда ты не усвоила урок?

– Какой урок? О чем ты?

– О ком. О Хью Маллинсе. Он разбил тебе сердце, что не помешало ему украсть гребень у твоей матери. А ведь он был мелким деревенским воришкой. Сид Мэлоун в десять раз опаснее. Он хладнокровно стрелял в Бристоу. Он расправился с Джеммой Дин. Следующей оказалась бы ты.

Индия молча села за стол и спрятала лицо в ладонях. Страх за Сида сковал ее целиком. Если бы ей удалось выбраться отсюда. Если бы найти способ его предупредить.

– Индия, ну неужели нам было так плохо? – тихо спросил Фредди. – Ты и я – прекрасная пара. Счастливое супружество, дети, друзья, достойная работа, место в обществе. Все.

– Все? – подняв голову, переспросила Индия. – Фредди, а как насчет любви?

– Разумеется, и это. Я как раз собирался сказать…

– Врешь! Не собирался.

– Индия, неужели ты не можешь дать мне второй шанс? Мы бы начали заново.

Индии уже не хватало сил на страхи и потрясения, иначе слова Фредди сбили бы ее с ног. Какой дьявольский расчет: погубить ее любимого человека и одновременно вернуть себе ее саму.

Она пристально посмотрела на Фредди, затем сказала:

– Катись ко всем чертям, Фредди!

Фредди вспыхнул и уже хотел ей ответить, но в этот момент, постучавшись, на кухню вошла Элла.

– Что надо? – грубо спросил Фредди.

– Извините, что помешала, но… Доктор Джонс, там пришла женщина. Она на девятом месяце. Судя по всему, двойня. У нее открылось кровотечение, а схваток нет. Доктор Хэтчер ее осмотрела и подозревает предлежащую плаценту. Доктор Хэтчер склоняется к госпитализации, но вначале хотела бы узнать ваше мнение. Понимаю, сейчас не самое подходящее время, однако случай очень серьезный. Вы могли бы осмотреть пациентку?

– Фредди, я могу выйти?

Фредди не знал, как ответить, и вопросительно посмотрел на полицейских.

– Джентльмены, это в сарае, где есть крыша, стены и пол. Я не скроюсь ни в каком туннеле.

– Почему бы нет, – сказал Фредди. – Только нам придется пойти с тобой. Во время осмотра мы отвернемся.

– Отлично.

Первым к двери подошел полицейский. Индия двигалась следом. Процессию замыкали Фредди и второй полицейский. Элла шла рядом с Индией.

– Эту пациентку вела доктор Хэтчер. Вот история болезни.

Элла протянула Индии тетрадь в линейку. Индия недоуменно посмотрела на подругу. В их кабинете в сарае Индия редко делала какие-либо записи. Документация была непозволительной роскошью. Индия открыла тетрадь, как оказалось, принадлежащую Тилли. Полицейский услужливо распахнул дверь. Индия спустилась с крыльца во двор, листая страницы, заполненные неровным детским почерком. На предпоследней она увидела две фразы, написанные почерком Эллы:

Мама постаралась. Приготовься бежать отсюда.

Индия едва успела сообразить, что к чему, как во дворе началось светопреставление.

Послышался устрашающий лай спущенного с поводка бультерьера.

– Мама! – завопила Мириам. – Мама, помоги! Эдди в нашем дворе! Он сейчас всех нас перекусает!

Перекусает? – мысленно удивилась Индия. Эдди? У него и зубов-то не осталось!

Жуткого вида пес гонялся по двору за рыжим котом, спрыгнувшим с забора.

– Gott in Himmel! Сделайте что-нибудь! – заорала на полицейских миссис Московиц. – Он же сейчас моим детям руки и ноги пооткусывает!

Матери с детьми, не зная, что Эдди – пес шумливый, но совершенно безобидный, тоже пронзительно закричали и бросились кто куда, опрокидывая стулья и фруктовые ящики. Женщины поднимали младенцев над головой. Полицейские пытались загнать Эдди в угол, но пес, взбесившийся при виде кота, сбил с ног одного и прошмыгнул мимо второго. Бультерьер пронесся сквозь гору перьев, оставшихся после ощипывания кур, отчего в воздухе повисла разноцветная пелена. Не разглядев котла, Эдди опасно накренил его. Котел опрокинулся. От удара дверца курятника распахнулась, и оттуда выпорхнула дюжина испуганных кур. Кот прыгнул на одну из них, Эдди прыгнул на кота. Индия смотрела на мчащийся вихрь шерсти и перьев, когда Элла коснулась ее спины.

– Дверь, Инди! Беги! – крикнула она.

Индия в ужасе обернулась к кухонной двери. Там не было никого.

– Сюда, Индия, сюда! – послышался детский голосок.

Это был Солли. Мальчишка отчаянно махал ей рукой, а другой придерживал дверь в дальнем конце двора. Дверь выходила в узкий переулок, тянувшийся вдоль задворков домов. Приподняв подол, Индия бросилась к двери. Едва она успела выбежать, Солли захлопнул дверь и закрепил доской, уперев другой конец доски в противоположную стену.

– Не останавливайся! Беги туда! – крикнул Солли, указывая на восточный конец переулка.

Там Индию уже ждал Арон, стоя возле телеги.

– Быстрее! – крикнул ей Арон.

Индия побежала к нему, задевая за расшатанные булыжники.

– Полезай в телегу, – сказал он, протягивая руку.

Вскоре Индия оказалась в телеге. Ее жакет и саквояж уже лежали там. Кучер приподнял шляпу. Индия узнала его. В свое время она принимала двойню у его жены.

– Здравствуйте, мистер Файн…

– Устраивайтесь за мешками с картошкой, доктор Джонс. И прошу вас, поживее, пока мы все не загремели в тюрьму.

Телега была доверху нагружена тяжелыми пятидесятифунтовыми рогожными мешками с картошкой. За ними оставалось узкое пространство. Индия протиснулась туда. Арон подал ей жакет и саквояж, после чего вплотную придвинул мешок, закрыв щель.

– Дышать можешь? – спросил он.

– Могу.

– Гершель довезет тебя до Ковент-Гардена, – сказал Арон. – Там наймешь кеб. Время еще есть. Ты успеешь. – Он спрыгнул вниз и ударил по борту телеги. – Пошел!

Индия услышала щелчок хлыста. Лошади стронулись с места. Телега со скрипом покатилась, набирая скорость. Индия надеялась, что они приближаются к Коммершел-стрит. Если их не остановят, скоро телега Гершеля затеряется среди множества других телег и фургонов, двигавшихся вокруг рынка Спитафилдс. Только бы Гершель довез ее до Ковент-Гардена! Она сделает так, как советовал Арон: наймет кеб и заплатит кучеру вдвойне, чтобы во весь опор гнал в Ричмонд. Снова ударили колокола церкви Христа. Одиннадцать часов. У нее в запасе оставался всего час. Индии требовалось чудо.

Сид тоже подъедет в кебе. Никаких омнибусов. Индия знала, что он не станет рисковать. Как и она, он доберется по Верхней Ричмондской дороге, затем свернет на Хилл-стрит. Индия понимала: нужно перехватить Сида раньше, чем он окажется на Арден-стрит. Индия закрыла глаза, мысленно подгоняя Гершеля Файна, надеясь и молясь, что не опоздает. 

Глава 67

Кеб остановился на полпути вверх по Ридмонд-Хилл, у начала Арден-стрит. Сид напряженно всматривался в пространство улицы, готовый при первом же подозрении сказать кучеру, чтобы разворачивался. Но возле дома номер шестнадцать не стояло ни экипажей, ни телег. Никто не красил стены и не чинил выбоины на дороге. Улица жила обычной жизнью. Сид расплатился с кучером и вышел.

С подножия холма долетали звонкие крики разносчиков газет:

– Убийство актрисы! Убийца все еще на свободе! Ист-эндский злодей наносит новый удар!

Сид опустил голову и сунул руки в карманы. Об убийстве Джеммы Дин он, как и весь остальной Лондон, узнал из газетных заголовков. Неужели Фрэнки наведался еще и к Джемме? Но зачем, черт побери?! Ведь девчонка была ни в чем не виновата. Сид не помнил, чтобы она хоть раз обидела Фрэнки или кого-то еще. И почему в убийстве Джеммы обвиняют его?

Сид зашагал по улице. Нервы и мышцы напряглись до предела, ожидая опасности, но ее не было. По мостовой разгуливала кошка. Женщина подстригала кусты роз. Другая мыла свое крыльцо. В нескольких шагах от нее мужчина смазывал петли на воротах.

Сид глубоко вдохнул и выдохнул. Казалось, он выпускает весь воздух, скопившийся внутри за эти три дня. В день покушения на Джо он поздно вечером пришел к Салли Гаррет поесть и вздремнуть. Старуха передала ему слова Индии. Потом рассказала, что Индия уходила тем же путем, каким он пришел, – по туннелям. Сид знал, как пугали Индию туннели. Не только блуждание по туннелям, все ее поступки казались ему невероятными. Ради него бросить больницу, сорваться с места и отправиться в Америку.

Сид поравнялся с мужчиной, смазывавшим петли. Тот приподнял шляпу и сказал:

– Прекрасная погода.

– Да, приятель, – кивнул ему Сид. – Так оно и есть.

Сид запрокинул голову, взглянув на эркер их квартиры. Пусто. Дожидаясь его, Индия любила стоять в эркере и смотреть на улицу. Сид вошел в дом, настороженно оглядел парадную, затем бесшумно поднялся по лестнице. Он надеялся, что Индия готова уехать. Ему хотелось убраться из Лондона как можно дальше. Сид знал: его беспокойство будет продолжаться, пока корабль не бросит якорь в гавани Нью-Йорка и они с Индией не растворятся среди толпы и суеты незнакомого города.

Остановившись возле двери, Сид наклонился и прислушался. Ничего подозрительного. Интересно, Индия уже здесь? Открыв дверь, Сид увидел ее. Как всегда, Индия стояла в эркере и смотрела на улицу. Меня ждет, с улыбкой подумал он. Должно быть, только что подошла к окну, поскольку с улицы он ее не видел.

– Ты здесь, – сказал он. – Слава Богу, ты здесь! А то я волновался. Было дурное предчувствие…

Индия не отвечала. Неужели не слышит?

– Индия, дорогая! Что-то случилось? – спросил Сид.

Она слегка наклонила голову, по-прежнему ничего не говоря. Сид подошел к ней и нежно коснулся спины. Тогда она повернулась.

– Сид Мэлоун, вы арестованы за убийство Джеммы Дин и покушение на Джо Бристоу!

– Черт! – воскликнул Сид.

Его подловили. Женщина была ему совершенно незнакома. Скорее всего, нанятая полицией для этого отвратительного спектакля. Сид попятился, затем повернулся и бросился к двери. В проеме стоял улыбающийся Элвин Дональдсон. За его спиной виднелись двое полицейских в форме.

– Привет, Мэлоун, – поздоровался Дональдсон. – Давненько я ждал этой минуты.

– Как вы здесь оказались? Откуда узнали…

– Адрес нам дала твоя леди.

Нет, только не Индия! – подумал Сид. Она бы ни за что не рассказала им про Арден-стрит. Никогда не предала бы его. «Если только кто-то не замутил ей мозги и не заставил поверить, что это ты стрелял в Джо Бристоу и убил Джемму Дин», – сказал ему внутренний голос.

– Я вам не верю. Вы врете, – сказал Дональдсону Сид.

– Можешь верить во что угодно, дружок. А сейчас ты без лишнего шума поедешь с нами.

– Куда?

– В Скотленд-Ярд.

Ему вспомнились слова лже-Индии: «арестован… убийство».

– Послушайте, я не стрелял в Бристоу, – торопливо произнес Сид. – И не убивал Джемму Дин. Пока вы тут устраиваете балаган, настоящий убийца разгуливает на свободе.

– Это ты расскажешь судье. В тюремной камере у тебя будет предостаточно времени, чтобы отрепетировать свою историю.

Тюрьма. Сид замотал головой, ощущая себя быком, угодившим на бойню.

Дональдсон приготовил наручники.

– Теперь не отвертишься, парень. Ты все равно поедешь с нами. По-хорошему или по-плохому – решать тебе.

Сид оглянулся по сторонам. Черного хода в доме не было. Дональдсон не силач, подумал Сид. С ним я справлюсь. А вот с двумя рослыми полицейскими за спиной инспектора… уже нет.

Дональдсон перехватил его взгляд.

– Я бы не советовал, – сказал инспектор, распахивая пиджак и показывая наплечную кобуру.

Сид попятился назад. Сделал шаг, другой. Он не собирался возвращаться в тюрьму ни сейчас, ни когда-либо. В стеклах эркера синело ноябрьское небо, по которому ветерок гнал белые облака.

Сид метнулся к окну и, пробив стекло, выпрыгнул. 

Глава 68

– Bonjour, Madame, – почти шепотом поздоровалась Индия с женщиной за прилавком французской кондитерской на Ричмонд-роуд. – Мистер Бакстер уже заглядывал к вам сегодня?

– Нет, мадам Бакстер, сегодня его пока не было, – с сильным французским акцентом ответила продавщица. – Если зайдет, что ему следует купить по вашей просьбе?

– Ну… скажем… печенье «мадлен»! – выпалила Индия, заставив себя улыбнуться. – Au revoir, Madame.

Выскочив из кондитерской, Индия направилась в цветочный магазин Хаммонда.

– Где же ты, Сид? Где ты? – спрашивала она вслух.

С тех пор как кеб довез ее сюда, она вот уже четверть часа бродила по Ричмонд-роуд, заглядывая в магазины. Индия посмотрела на часы.

– Только шесть минут первого, – сказала она себе. – Он пока еще в пути. Иного быть не должно. Он всегда запаздывает.

Индия молила Бога, чтобы Сид сегодня запоздал.

Обычно он не подъезжал к дому, а вылезал из кеба здесь, на Ричмонд-роуд. Он любил пройтись по живописной пригородной улице, покупал бутылку вина и дюжину белых роз и только потом поднимался по Ричмонд-Хилл. «Белые розы для моей зимней розы», – так он всегда говорил. И пирожные. Он всегда покупал пирожные, потому что считал ее недопустимо худой. Индия и сейчас видела его лицо, зеленые глаза, полные тревоги за ее здоровье. Она слышала его голос, уговаривающий съесть еще кусочек фруктового торта, еще печенюшку, и у нее сжималось сердце.

Ну почему это случилось именно сейчас? Сейчас, когда он собирался распрощаться со своей прежней жизнью и всеми, кто в ней был? Почему судьба не хотела оставить его в покое, позволив беспрепятственно уехать?

Страх надвигался на Индию со всех сторон, угрожая поглотить. Она отказывалась поддаваться, упрямо продолжая свою вынужденную прогулку. Обойдя магазины на одной стороне, она перебежала на другую, равнодушная к уличному движению. В цветочном магазине Хаммонда сын владельца сказал ей, что мистер Бакстер сегодня к ним не заходил. То же ей сказали и в винном магазине. Она спрашивала в газетном киоске, в зеленной и мясной лавках, в книжном магазинчике. Каждое покачивание головы, каждое «нет» усиливали ее отчаяние.

Единственной надеждой Индии было перехватить Сида на улице. Он знала, что полиция уже ждет его в квартире. Она вновь посмотрела на часы. Тридцать пять минут первого. Индия простояла на тротуаре еще двадцать с лишним минут, провожая глазами подъезжающие и отъезжающие кебы и отчаянно надеясь, что дверца одного из них откроется и оттуда выйдет Сид. Когда здешний церковный колокол пробил час дня, Индия поняла: ждать дальше не имело смысла.

С нарастающим чувством беды Индия вновь перешла Ричмонд-роуд и двинулась вверх по Ричмонд-Хилл. Ей казалось, что она идет прямо на виселицу. Ее мутило. В душе еще теплилась хрупкая, крохотная надежда, что Сид, каким-то образом узнав о планах Дональдсона, не приехал на квартиру. Только это и давало Индии силы переставлять ноги. Он сильный и смышленый, напоминала себе Индия. Он научился выживать на жестоких улицах Восточного Лондона. До сих пор интуиция и природные инстинкты помогали ему не погибнуть в этом темном мире. Индия молилась, чтобы они помогли ему и сейчас.

Арден-стрит встретила Индию привычным спокойствием. Никаких полицейских фургонов, никаких подозрительных людей, слоняющихся по улице. Индия ускорила шаг. В ней крепла надежда… пока она не увидела разбитое окно в эркере. Казалось, стекло получило рваную рану и кричало от боли. Остаток пути Индия пробежала. Толкнув ворота, она бросилась к крыльцу. На траве темнела кровь. Кровью были забрызганы темно-зеленые листья розовых кустов и сами поникшие лепестки.

– Боже мой! – воскликнула Индия.

Входная дверь была приоткрыта. Рванув ее, Индия взбежала на третий этаж. Дверь квартиры тоже была открыта.

– Сид! – крикнула Индия. – Сид, ты здесь?

– Уже нет, – ответил ей чужой голос.

Индия стремительно повернулась. На ее диване сидел Элвин Дональдсон. Рядом стоял молодой констебль.

– Что с ним? Что вы сделали?

– Пытался арестовать его. Убеждал поехать с нами без шума, но он не захотел и вместо этого выбросился из окна.

Индия зашаталась, готовая рухнуть на пол. Констебль подскочил к ней.

– Не прикасайтесь ко мне! – огрызнулась Индия, доковыляв до стула.

Она осталась стоять, держась за спинку.

– Где тело? – спросила она. – Я хочу его видеть.

– Тела нет.

– Как это тела нет?

– А так, доктор Джонс, он жив.

Индия чуть не разрыдалась от облегчения.

– Куда вы его отвезли? В какую тюрьму?

– Он сбежал. Но мы рассчитываем скоро его найти. В таком состоянии ему долго не протянуть. Он покалечился при падении. Добавьте к этому рану в спине.

– Вы в него стреляли, – упавшим голосом произнесла Индия.

– Я увидел, что он намеревается сбежать, и выстрелил, чтобы ранить.

– Как гуманно с вашей стороны. Вам ли не знать, что кровопотеря и воспаленные раны тоже убивают? Но вас это вряд ли волнует. Зачем же вы остались здесь, инспектор? Почему не ведете охоту на Сида? Неужели вам не найти ищеек? Или в Лондоне перевелись наемные убийцы?

– Мои люди уже ищут его, доктор Джонс. А остался я из-за необходимости обыскать вашу квартиру. Вдруг найдется какая-нибудь подсказка насчет возможных мест его бегства? Но раз вы здесь, я могу спросить у вас.

– Я не знаю. А если бы и знала, то не сказала бы. Это вы должны понимать.

Дональдсон начал возражать, но Индия перебила его.

– Зачем вам это понадобилось? Зачем? – спросила она, чуть не плача. – Он изменился. Он хотел оставить прежнюю жизнь. Он встал на путь искупления.

– Да ну? – усмехнулся Дональдсон. – Можете не волноваться, мисс, теперь ему долго идти по этому пути. По самому длинному пути в мире.

Индия отвернулась. Ее ум лихорадочно искал выход. Она должна найти Сида. Помочь ему.

– Думаю, вы знаете, что мы будем следить за вами, – сказал Дональдсон, словно прочитав ее мысли.

– А я думала, вы меня арестуете. Мистер Литтон мне так сказал.

Дональдсон покачал головой:

– По закону я должен был бы это сделать. Но вы для нас куда ценнее вне стен тюрьмы. Сегодня Мэлоун вылез из своей норы ради свидания с вами. Возможно, вылезет еще раз.

Индия закрыла глаза. Нет, она не заплачет. Не доставит им такого удовольствия. Но ей было невыносимо думать, что Сид, торопясь к ней, покалечился и получил пулю, а она ничем не может ему помочь. Она не смеет даже искать его, иначе сама наведет полицию на его след.

– Доктор Джонс, я не хочу с вами спорить. Я хочу вам помочь. Я знаю, как это произошло, – сказал Дональдсон, в голосе которого неожиданно появились сочувственные интонации. – Я ведь не дурак и знаю, к какому типу женщин вы относитесь.

– Знаете? – открыв глаза, переспросила Индия.

– В Восточном Лондоне этот тип женщин встречается мне постоянно. В миссиях, на благотворительных кухнях, в приютах и тюрьмах. Молодые женщины из хороших семей, стремящиеся делать добро. Мягкосердечные, полные благих намерений и – простите за откровенность – представляющие собой легкую добычу для таких, как Мэлоун. Он наверняка скормил вам какую-нибудь душещипательную историю, но вы должны знать, что леопарды своих пятен не меняют. Каким бы ореолом ни окружал себя Сид Мэлоун, по своей сути он был и остается преступником. Он опасен и безжалостен. От его злодеяний пострадало множество людей. И вот теперь ему придется расплачиваться за свои грехи.

– А вы за свои собираетесь платить? – жестко спросила Индия.

– Как вы сказали?

– Вы собираетесь платить за свои грехи, инспектор уголовной полиции? Вы продажный полицейский чин, берущий деньги за разгон политических митингов. Вы торгуете конфискованным опиумом и принимаете взятки от содержательниц борделей.

У молодого констебля округлились глаза.

– Довольно! – загремел Дональдсон. – Думайте, что говорите, доктор Джонс. Только благодаря мне вы сейчас не в тюрьме.

– Не вам, а мистеру Литтону. Он заплатил вам, чтобы уберечь меня от тюрьмы, потому-то сейчас я и остаюсь на свободе. Знаете почему? Он все еще надеется на брак со мной и не хочет, чтобы имя будущей жены попало в анналы полиции. Если вы намерены меня арестовать, арестовывайте. Если нет, уходите из моей квартиры.

– Вас я арестовывать не стану, но обязательно доберусь до Мэлоуна. Так что не совершите ошибки. Я намерен добиваться, чтобы его судили, вынесли приговор и повесили.

– За два убийства, которые он не совершал? Я бы не рассчитывала на успех вашей затеи.

– Это почему же?

– Потому что подкуп судей стоит немалых денег, а их-то у мистера Литтона почти не осталось.

Дональдсон наградил ее сердитым взглядом, однако ничего не сказал и вскоре ушел вместе с констеблем. Индия смотрела ему вслед. Она была готова пасть перед ним на колени и просить за Сида, если бы хоть на мгновение поверила, что это поможет. Но она знала: не поможет.

Индия подошла к разбитому окну, возле которого провела столько счастливых вечеров, ожидая Сида, и осторожно вынула из рам осколки, завернула их в газету и сложила у двери.

Перед глазами мелькнула картина: грязный переулок, куда забился истекающий кровью Сид. Один, совсем один. Индия рухнула на диван, обхватила голову и заплакала. Тошнота, одолевавшая ее ранее, поднялась снова. Индию вырвало. Ей вспомнилось, как она потеряла миссис Коберн и маленького Гарри. Как и тогда, она чувствовала себя слабой и отчаявшейся. Как и тогда, ее мир рушился, и она не знала, что делать. Хуже того, она не знала, где сейчас Сид и жив ли он. Ради него она пожертвовала всем: домом, работой, мечтами. Если бы смогла, принесла бы новые жертвы, но больше ей было нечего отдать.

Индия встала. Нужно сходить к домовладелице и позвать стекольщика. Обязанность привести квартиру в порядок лежит на ней. Потом она вернется на Брик-лейн, в дом семьи Московиц, и будет ждать, тревожась за Сида и надеясь получить от него хоть какую-то весточку. Это все, на что она была способна. 

Глава 69

– Мадам, остановитесь! Позвольте мне. Час весьма поздний, и это небезопасно, – сказал Фостер, выбегая из коридора в переднюю.

Но Фиона уже была возле двери. Услышав звонок, она поспешила сюда из кабинета, насколько это позволяло ее нынешнее состояние. Она отодвинула засов и взялась за дверную ручку, и тут храбрость покинула ее. Фиона прислонилась лбом к двери, мешкая с открытием.

– Мадам, позвольте мне, – деликатно попросил Фостер.

В глазах Фионы блестели слезы. Взглянув на дворецкого, она покачала головой. Она не сомневалась: поздний визит касался Джо. Полпервого ночи не время для хороших новостей. Что бы ни случилось, она должна встретить это сама. Повернув ручку, Фиона открыла дверь. Она ожидала увидеть полицейского или посыльного из больницы, но человек на пороге не был ни тем ни другим. Человек этот был невероятно бледен, в грязной, запачканной кровью одежде. Его левая рука висела, как плеть.

– Фиона, – произнес он. – Прошу тебя…

– Нет! – закричала она. – Нет, Чарли, будь ты проклят! Нет!

Фиона накинулась на него, молотя кулаками по его груди.

Мужчина покачнулся и едва не упал с крыльца, но удержался на ногах.

Фостер мигом сбежал вниз.

– Миссис Бристоу, прошу вас вернуться в дом, – сказал он, оттаскивая Фиону от брата. – А вы, сэр, немедленно уходите или я вызову полицию.

– Фиона, я этого не делал! – воскликнул Сид. – Богом клянусь! Я бы ни за что не поднял руку на Джо. Никогда.

– Врешь! – закричала Фиона, вырываясь из рук Фостера. – Там были свидетели!

– Это был не я, а Фрэнки Беттс – один из моих парней. Он вполне мог одеться как я, назвался моим именем. Скорее всего, это он… – Сид замолчал.

– Но зачем? – спросила Фиона.

– Не знаю. Только я этого не делал. Фиона, ты должна мне поверить. Джо это подтвердит. Когда он очнется, он скажет тебе то же самое.

Фиона покачала головой. По щекам катились слезы.

– Если очнется.

– Фиона, он очнется. Знаю, что очнется. Джо – он такой. Крепче стали.

– Я пыталась тебя найти. Искала повсюду. Ты же знал, где я живу. Почему не захотел встретиться со мной?

– Мне нужно было держаться от тебя подальше. Ради твоего же блага. Я хотел тебя оградить.

– Сэр, это мое последнее предупреждение, – угрожающим тоном произнес Фостер, но Сид оборвал его:

– Я уйду… но прошу тебя, Фи. Пожалуйста, скажи, что ты мне веришь. Я не стрелял в Джо.

Фиона заглянула в глаза брата. В самую глубь. Так она делала в детстве, когда хотела узнать, говорит ли он правду. И сейчас увидела, что он не врет. С плачем она подбежала к нему. Сид обнял сестру и крепко прижал к себе.

– Прости меня, Чарли, – всхлипывала Фиона. – Прости, пожалуйста.

– Все нормально, – прошептал он. – Я… я просто хотел, чтобы ты знала. А теперь я пойду.

– Нет. Никуда ты не пойдешь. Поднимайся в дом.

– Нет, Фиона.

– Ты ранен. Живо в дом!

– Мадам, вы вполне уверены в своем решении? – спросил встревоженный Фостер.

– Да, – ответила Фиона, вдруг вспомнив, что ее брата ищут, и боясь, как бы его не увидели. – Быстрее, мистер Фостер.

Когда все оказались в холле и дверь снова закрыли, Фостер предложил вызвать врача.

– Нет! Никаких врачей, – торопливо возразил Сид.

– Но у тебя и сейчас идет кровь, – сказала Фиона. – Тебе нужна медицинская помощь.

– Думаю, я смогу помочь, – включился в разговор Фостер. – На флоте я часто помогал нашему корабельному врачу. Предлагаю пройти в кухню…

– Фиона! Что там за шум? Я слышал крики.

Это был Шейми. Узнав о случившемся с Джо, он перебрался из дома Олденов к сестре. Сейчас он стоял в пижаме у лестницы и тер сонные глаза.

Фиона посмотрела на младшего брата, представила, как все это подействует на него, и у нее сжалось сердце.

– Я не… Шейми, я это совсем не так представляла. Я хотела тебе рассказать… но… не смогла.

– О чем рассказать? – спросил сбитый с толку Шейми. – Фи, а это кто?

– Привет, мальчуган. Помнишь меня? – спросил Сид.

Он привалился к стене и протянул брату дрожащую руку.

Шейми побледнел.

– Боже мой! – пробормотал он. – Быть этого не может!

– Боюсь, что может, – ответил Сид.

У него подкосились ноги, и он сполз на пол.

– Чарли! – испуганно закричала Фиона.

Она бросилась к брату, но Фостер ее опередил.

– Мастер Шеймус, будьте добры, возьмите его за ноги, – сказал дворецкий, осторожно приподнимая Сида.

Вдвоем они отнесли его на кухонный стол, где Фостер аккуратно снял с раненого пиджак и рубашку.

– Боже, что у него со спиной?! – испуганно воскликнула Фиона, увидев шрамы. – Чем его били?

– Судя по всему, плеткой-девятихвосткой, – лаконично ответил Фостер. – К счастью, рана неглубокая, – сказал он, указывая на место под левой лопаткой Сида. – Повреждения незначительны. Пулю я вскоре вытащу.

– А его рука? Сломана?

– Рука в полном порядке. Всего-навсего вывих. Думаю, я справлюсь и с этим.

Фостер попросил Фиону и Шейми вскипятить воду, принести виски, хинин и бинт для перевязки, а также найти что-нибудь из одежды, дабы заменить рваную и окровавленную. Когда дворецкий начал ощупывать рану, Сид очнулся и закричал, но Фостер действовал быстро и умело. Виски помог выдержать операцию. Перевязав рану, Фостер налил Сиду еще виски и стал вправлять вывих. Фиона видела, что брату это досталось тяжелее, чем извлечение пули. Плечевой сустав встал на место. Сид переоделся в старую рубашку Джо, слез со стола и плюхнулся на стул. Он по-прежнему был бледен и дрожал, но находился в лучшем состоянии, чем прежде.

Фостер поставил на стол бутылку бордо, затем быстро приготовил горячий суп и сэндвичи.

– Мадам, я постелю в большой гостевой комнате, – сказал дворецкий. – Смею надеяться, что мистер…

– Финнеган, – подсказала Фиона.

– …что мистер Финнеган покинет дом раньше, чем проснутся служанки и явится повариха. То есть до пяти часов утра. Лишние разговоры нам ни к чему.

Фиона кивнула. Она поняла смысл слов Фостера. Ее брат был беглецом. Укрывая его, она подвергала опасности не только себя, но и всех в доме.

– Спасибо, мистер Фостер. Огромное спасибо за все. Мы будем очень осторожны.

Фостер удалился, оставив Фиону наедине с братьями. Шейми сидел во главе большого соснового стола. Сид устроился сбоку, Фиона – напротив. Все недавние страсти, включая обморок Сида и операцию на кухонном столе, улеглись. В дом вернулась ночная тишина. Тикали часы. Из подтекающего крана медленно капала вода.

Фиона смотрела на брата. Его лицо изменилось. Постарел, осунулся. Глаза были жесткими и настороженными. Но в них она все равно видела мальчика, которого все эти годы помнила.

Она мотнула головой, кусая губы, чтобы снова не заплакать, однако удержать слезы не удалось. Фиона потянулась через стол и накрыла ладонью крупную, испещренную шрамами руку Чарли. Впервые за двенадцать лет они снова сидели вместе: она, Чарли и Шейми.

– Ты меня прости, – сказал Чарли. – За Джо. За этот приход. За все.

– Ешь, – сказала Фиона, вытирая глаза. – Тебе нужно подкрепиться.

Младший брат тоже не притронулся к еде. Шейми сидел с отрешенным видом.

– Шейми, дорогой, и ты тоже ешь.

Шейми демонстративно отодвинул тарелку.

– Не хочу я никакого супа, – буркнул он. – Может, мне кто-нибудь все-таки объяснит эту чертовщину?

Фиона заговорила, но Сид ее перебил. Он рассказал Шейми, что́ в действительности произошло с ним в далеком восемьдесят восьмом году, как он стал Сидом Мэлоуном, какой жизнью жил все последующие годы и почему теперь находится в бегах. Он ничего не приукрасил, а когда закончил, Шейми, до сих пор не проронивший ни слова, повернулся к сестре и срывающимся голосом спросил:

– Фиона, как ты могла молчать? Ведь Чарли и мой брат тоже.

– Я… думала, тебя это огорчит. Вы с Чарли были так близки, и я не хотела… – попыталась объяснить Фиона.

Не дослушав, разъяренный Шейми вскочил со стула:

– Черт тебя побери, Фиона! Ты всегда сюсюкалась со мной!

– Повежливее, парень, – сказал ему Сид.

– Ах, повежливее? Повежливее? Забавно слышать это от тебя. А ты не думаешь, что взламывать сейфы и грабить банки – это несколько невежливо?

– Шейми, довольно! – не выдержала Фиона.

– Ты когда-нибудь собиралась мне рассказать?

– Я хотела. Надеялась, что расскажу. Но сначала я надеялась отыскать Чарли и склонить его…

– К чему? К купажированию чая? К торговле персиками? Невероятно! – замотал головой Шейми. – Оказывается, мой брат не погиб. Он жив. Более того, он стал самым знаменитым лондонским преступником, а я ничего не знал. Фи, может, ты еще что-то от меня утаиваешь? – Он выдвинул стул. – Погоди, не отвечай. Дай я сперва сяду.

– Парень рассердился, – глядя на Фиону, произнес Сид.

– Ты чертовски прав! Я рассердился!

– Ну, узнал бы, и что бы тебе это дало? – спросила Фиона. – Чарли открещивался от меня. От нас. Потому я и не хотела тебе рассказывать. Думала, что правда больно по тебе ударит. Мне хотелось тебя уберечь.

– Прекрати! Хватит пытаться меня уберечь и оградить. Сколько раз я тебе твердил, но ты не желала слушать. Я давно уже не тот маленький Шейми. Я взрослый человек.

– Так изволь и вести себя как взрослый! – не выдержал Чарли. – У Фионы муж в больнице, беглец в доме и сама она почти на сносях. Ей только не хватает твоих проблем.

– Все эти годы, – угрюмо произнес Шейми, – все эти годы я прожил без тебя. А старший брат был бы мне совсем не лишним.

– В этом я перед тобой виноват. Ты даже не представляешь насколько. Но сейчас-то я здесь.

– Угу. Какой сюрприз! Может, даже сходим поиграть в мяч, – с горечью ответил Шейми.

Он пододвинул к себе хлеб, отломил кусок и погрузил в суп.

Чарли откусил от своего сэндвича. Оба замолчали. У Фионы заныло сердце.

Как она хотела, чтобы они вновь стали семьей, как мечтала о воссоединении. Вот оно, воссоединение, но не такое, каким ей виделось. Совсем не такое.

Она взглянула на Чарли, потом на Шейми. Братья были похожи. Оба рыжеволосые и зеленоглазые. Оба непоседливые, пренебрегающие опасностью, неуправляемые. Сейчас каждый сидел, уткнувшись в тарелку. Шейми продолжал злиться. Чарли снедало чувство вины.

Ей хотелось возобновить общий разговор. Сделать новую попытку. Их воссоединение не было идеальным. Идеалом там и не пахло, но это лучше, чем ничего. Неужели они этого не понимают? Фиона не знала, сколько они вот так просидят за одним столом. Не знала, что́ принесет наступивший день ее братьям, Джо и ей самой. Но хотя бы эти считаные часы они проведут у нее на кухне. Будут пить вино. Есть. Разговаривать. Снова вместе. Семьей.

Шейми вдруг перестал жевать и кашлянул.

– Чарли, – позвал он.

– Чего тебе, парень, – ответил Чарли.

Фиона взяла их за руки. Затаив дыхание, она смотрела на братьев, надеясь услышать слова примирения и прощения. Слова, которые перебросят мостик через скорбную пропасть лет. Слова, которые вновь сделают их братьями.

– Чарли, будь любезен, передай мне соль. 

Глава 70

Элла поднялась в мансарду, посмотрела на лежащую подругу и озабоченно нахмурилась.

– Инди, так дело не пойдет. Тебе обязательно нужно позавтракать. Что, так трудно было выпить молока? Съесть пару тостов?

– Мне ничего не лезет в рот. Постоянные позывы на рвоту.

– С чего бы? Ты же ничего не ела.

– Ну вот опять!

Индия встала и поспешила вниз, где находилась единственная в квартире уборная. Когда она доплелась до комнаты, Элла по-прежнему была там. Шатаясь, Индия подошла к кровати, легла и застонала.

– Инди, ты меня пугаешь.

– Элла, это всего-навсего нервы. Мне с детства стоит только понервничать, как тут же выворачивает наизнанку.

– Ты же знаешь, с ним все будет в порядке, – сказала Элла, беря ее за руку.

– Я очень за него боюсь. Вдруг ему сейчас больно? Ему медицинская помощь нужна, а кто о нем позаботится? Два дня прошло, и никаких вестей. Что, если он мертв? – дрогнувшим голосом произнесла Индия.

– Тсс! Немедленно прекрати такие речи. Он жив.

– Ты ведь сама не знаешь.

– Знаю. Он выдержит и прыжок из окна, и пулю. Он бывал в еще худших переделках. И потом, будь он мертв, нашлось бы его тело, и мы бы об этом уже знали. Все лондонские разносчики газет орали бы на разные голоса. Инди, с Сидом все в порядке. Можешь мне верить.

– Тогда почему от него до сих пор нет вестей?

– Он что, настолько глуп? Нет, конечно. Он прекрасно знает, что за тобой следят. Полиция этого особо и не скрывает. Один так и пожирает глазами каждого посетителя. Второй шерстит всю приходящую почту. Еще двое ошиваются снаружи.

– Элла, как думаешь, у него… могли появиться сомнения?

– Насчет тебя? Конечно же нет, глупая ты девчонка. Он непременно объявится. Пришлет тебе весточку. Найдет способ подать знак. Я знаю, так оно и будет. Нужно лишь запастись терпением и ждать, хотя это и тяжело.

Элла продолжала говорить, но Индия почти не слышала ее слов. В животе опять забурлила отвратительная маслянистая волна.

– Боже! – простонала Индия.

– Опять? – насторожилась Элла, видя, как ее подруга выскочила из комнаты. – Индия, я пошлю за Харриет.

В этот раз Элла придирчиво оглядела ее с ног до головы.

– Слушай, а ты еще похудела.

– Когда постоянно выворачивает, не потолстеешь.

– С какого времени ты стала плохо себя чувствовать? Когда точно это у тебя началось?

– Не знаю. Наверное, неделю назад. Может, две. Элла, не надо звать Харриет. Я не думаю, что подцепила инфлюэнцу или что-то в этом роде. У меня нигде не болит. Бронхиальных симптомов тоже нет. Уверена, это нервы.

Элла покачала головой:

– Черта с два, Инди! Дурища, никакие это не нервы! А еще врач!

– Тогда что?

– У тебя как с месячными?

– Да нормально. Последний раз они были… дай-ка подумать… Элла, боже мой! – прошептала Индия и побледнела.

Она была беременна ребенком Сида Мэлоуна. Все сомнения исчезли. В моменты их близости у нее на квартире и потом, в его комнате, им было не до предосторожностей. Она беременна. Индия едва в это верила. Ее захлестнула радость, сильная, шокирующая, неожиданная.

– Беременна, Элла! Я беременна! – прошептала она.

– Ты только не переживай.

– Я не переживаю, хотя оснований для этого предостаточно. Элла, у нас будет семья. Сид, я и малыш. В Америке. В Калифорнии. Жду не дождусь, когда сообщу ему об этом, – взволнованно сказала Индия. – Я сделаю это на корабле, как только мы благополучно уедем из Лондона. Или нет, я скажу ему в Нью-Йорке. А может, дождусь, пока мы не доберемся до Калифорнии. На ранчо Уиша. Пожалуй, там самое подходящее место для таких новостей. – Ее улыбка вдруг погасла. – Если только он поедет со мной. – Недавняя радость сменилась холодным, свинцовым ужасом. – А если нет… я окажусь незамужней женщиной с ребенком на руках. Я лишусь медицинской лицензии. Чем я буду зарабатывать на жизнь? На что содержать ребенка? Бедняжка будет расти без отца.

– Довольно! Сейчас же прекрати каркать! Ты придумываешь ужасы, которые никогда не случатся. Сид поедет с тобой. Вы будете вместе.

– Элла, ты постоянно говоришь об этом, но откуда ты знаешь, что так оно и будет?

– Потому что так говорит моя мамочка, – улыбнулась Элла. – Бешерт – вот что она говорит. Те, кому по судьбе выпало быть вместе. Если в чем я и уверена, так это в том, что мама никогда не ошибается.

Индия заставила себя улыбнуться. Она стиснула руку Эллы, отчаянно желая поверить подруге. 

Глава 71

В гостевой комнате на верхнем этаже дома 94 на Гросвенор-сквер Сид Мэлоун сделал очередную попытку сесть и выбраться из постели.

Три дня подряд у него держался сильнейший жар. Он почти не ел и теперь был не сильнее котенка. Пулевая рана под лопаткой воспалилась, и инфекция быстро завладела его организмом. Надо было прогнать жар пораньше, но Сид не мог. У него не хватало сил. В нем не осталось бойцовских качеств, поскольку ему не за что было бороться.

Индия предала его, сообщив полиции адрес квартиры на Арден-стрит. Она помогла полицейским подстроить ему ловушку, зная, что его схватят и бросят в тюрьму. Более того, зная, как покорежила его тюрьма.

Часть его личности не верила в это. Не могла поверить. Индия его любила. Зная, кто он и что из себя представляет, она пожертвовала всем – даже своей больницей, – только бы находиться рядом с ним. Тогда почему она вдруг ополчилась на него?

Сид знал ответ: потому что он убил двоих. Так писали газеты. Так говорили люди вокруг нее. И она им поверила. Конечно же поверила. Разве могло быть иначе? Ведь Сид Мэлоун, как ни крути, был преступником. Безжалостным. Коварным. Способным на что угодно.

Он вспомнил их последнюю встречу – торопливый завтрак в ресторане семьи Московиц. Он тогда сказал Индии, что у него осталось последнее незавершенное дело, которое нужно довести до конца. Спустя несколько часов Джо Бристоу оказался на больничной койке, сражаясь за жизнь, а свидетельницы сообщили, что стрелял в него не кто иной, как Сид Мэлоун.

Скорее всего, Индия, ужаснувшись содеянному, прямиком отправилась в полицию. А может, полицейские сами явились к ней. Допустим, пронюхали что-то насчет их обоих и пригрозили ей арестом. Как бы там ни было, она выдала адрес квартиры. И как бы там ни было, Сид едва ли мог ее винить.

Он всегда знал: рано или поздно ему придется расплачиваться за совершенные преступления. И этот час настал. Он полюбил, пойдя против своей природы, не послушавшись голоса интуиции. И вот результат: он потерял любовь. Боль потери была сильнее и острее телесной боли, будь то удары плеткой или пуля.

Сид понимал, что оставаться в Лондоне ему никак нельзя. Да и в Англии тоже. Нужно убраться подальше от этих мест и там начать жизнь заново. У него остались друзья среди судовладельцев, а у друзей – связи в Китае, на Цейлоне, в Африке. Они ему помогут… если он сумеет до них добраться.

– Залежался я на этой долбаной кровати. Пора вставать, – произнес Сид и встал; на слабых, негнущихся ногах он обошел комнату. – И вообще, пора сваливать отсюда.

– Ты спятил? – насторожился сидевший у камина Шейми. – На тебя же идет охота. Или забыл?

Шейми пролистывал пришедшие газеты, ища хоть что-то о поисках Сида Мэлоуна.

Сид недовольно вздохнул. Если нельзя выйти, нужно заняться собой и вернуть себе прежнюю силу. Он сделал еще один круг по комнате, затем попытался двигать левой рукой. Сид поднял руку, насколько возможно, отвел за спину, вытянул. На лбу выступил пот, а с губ сорвался тихий стон. Каждое движение сопровождалось болью, но Сид продолжал упражняться. Нужно поскорее восстановить руку. Он был уверен, что сломал ее, выпрыгнув из окна на Арден-стрит, однако мистер Фостер обнадежил его: это всего лишь вывих. Дворецкий Фионы оказался сведущим и по части хирургии: сумел извлечь пулю с помощью филейного ножа и ножниц для разделки птицы.

– У вас немного повреждены мышцы, – сказал Фостер, бросая пулю в форму для пудинга, – но все кости целы. Стрелявший в вас был либо очень хорошим стрелком, либо никудышным.

Сид поблагодарил его за помощь, но настороженность не исчезла. Где гарантия, что дворецкий не стукнет полиции?

– Фи, ты ему доверяешь? – спросил он у сестры, когда Фостер ушел.

– Как самой себе.

Но сказать то же про остальную прислугу она не могла. Фиона, по сути, заперла его в комнате, объявив слугам, что это друг Шейми, который очень болен и которого ни в коем случае нельзя беспокоить. Еду ему приносил Фостер. Три дня, безвылазно проведенные в комнате, начинали Сида доканывать.

– Нашел что-нибудь? – спросил он у Шейми.

– Не-а, – ответил брат, переворачивая страницу.

Сид посмотрел на него и тут же отвернулся. Его сердце переполняла любовь к Шейми и злость на судьбу. Он столько пропустил в жизни брата… и еще столько пропустит.

– Погоди… Тут заметка о погребальной службе по Джемме Дин, – сказал Шейми и начал читать вслух.

Упоминание имени Джеммы глубоко опечалило Сида. Ему было не отделаться от чувства, что он виноват в ее смерти. В их первую ночь он, Фиона и Шейми говорили о Джо и Джемме. Сид рассказал им, как сумел избежать ареста в «Баркентине» и что случилось с ним в Ричмонде. Он прятался в канализационном колодце, откуда выбрался лишь с наступлением темноты и отправился на Гросвенор-сквер. Адрес Фионы он знал, поскольку все эти годы следил за ее жизнью.

– Но зачем Фрэнки Беттсу понадобилось стрелять в Джо? – недоумевала Фиона. – Зачем он убил Джемму Дин?

– Потому что этот парень от злости становится неуправляемым.

– На кого он злился? На Джо? За отказ платить дань? Это я еще могу понять. А при чем тут Джемма Дин?

– Прежде всего, он злился на меня, поскольку я вышел из игры. Это был его способ вернуть меня обратно.

– Откуда? С виселицы? – спросил Шейми.

– Фрэнки не из тех, кто думает о последствиях, – сказал Сид. – Он решил, что своими действиями заставит меня на время уйти в подполье, а потом я снова вернусь в Фирму.

Шейми продолжал листать газетные страницы. В комнату вошла Фиона, недавно вернувшаяся из больницы.

– Зачем ты встал? – спросила она, потрогав лоб Сида. – По сравнению со вчерашним вечером жар несколько спал. Это уже что-то. Но я прошу тебя вернуться в кровать.

Сид послушно лег.

– Как Джо? – спросил он.

– Без перемен, – покачала головой Фиона. – Лежит пластом и только дышит. Никаких движений. По-прежнему не говорит. Медсестры кормят его через трубку. Размалывают овсянку в порошок и смешивают с молоком. – Она помолчала. – Я сейчас заходила в детскую, уложить Кейти. Она спросила, когда папочка приедет домой. А я… я не знала, что ей ответить.

– Фи, только без слез, – сказал Сид, беря сестру за руку. – Он поправится. У него сейчас тело отключилось. Бережет силы. Он выкарабкается.

– Обещаешь? – спросила Фиона, глядя на брата сквозь навернувшиеся слезы.

– Обещаю. Нечто похожее было со мной. Я тоже лежал в больнице. Там мне помогли. Вытащили обратно в жизнь. Ты схожим образом поможешь Джо. Знаю, что поможешь.

Фиона кивнула. Кровать, на которой лежал Сид, была просторной. Он хлопнул по подушке, приглашая сестру лечь рядом. Фиона сняла ботинки и легла, поджав ноги. Кровать жалобно заскрипела.

– Смотрите, чтобы кроватка не сломалась! – поддразнил их Шейми.

– Очень смешно, – нахмурилась Фиона.

– Как малыш? – спросил Сид.

– Дубасит меня без продыху, – ответила она и поморщилась.

– Больно?

– Всего лишь хорошая взбучка изнутри, – покачала головой Фиона.

– Я частенько получал взбучку снаружи. А вот как это ощущается изнутри, даже не представляю.

Фиона положила его руку себе на живот. Поначалу Сид ничего не чувствовал, потом рука подпрыгнула. Ребенок резко лягнул материнский живот.

– Чтоб мне провалиться! – воскликнул Сид. – Силенок у него хватает. С такими ногами быть ему регбистом.

– Вы только взгляните на это! – вдруг крикнул Шейми.

– Нашел что-то про Чарли? – спросила Фиона.

– Нет, про себя… до некоторой степени. Про антарктическую экспедицию. Принц Эдуард пожертвовал на нее десять тысяч фунтов. Вы только послушайте…

Сид улыбался, слушая, как брат читает, и видя, как оживляется лицо Шейми. Голос звучал все взволнованнее. Сид знал: через неделю Шейми отправляется в Гренландию, и радовался за брата. Хорошо, что тому хватило упорства осуществить свою мечту. Правда, Фиона не разделяла энтузиазма Шейми. Брат рассказал, как они повздорили, когда он наотрез отказался возвращаться в школу. Шейми так рассердился на сестру, что ушел жить к друзьям. Нравится Фионе или нет, он все равно поплывет в Антарктику. Никто и ничто его не остановит. Сид это видел.

Ему нравилось наблюдать за повзрослевшим Шейми. За Фионой. Единственные воспоминания, которые он увезет с собой. Драгоценные часы, проведенные втроем. Вскоре жизнь снова разлучит его с братом и сестрой. Уже навсегда. Фиона останется в Лондоне. Шейми отправится странствовать, но время от времени будет возвращаться. А он, Сид Мэлоун, больше никогда не вернется в Лондон.

– Не знаю, зачем тебе плыть в такую даль, – сказала Фиона, когда Шейми закончил читать. – В такие опасные места.

– Фи, он с детства был склонен к путешествиям, – сказал Сид. – Нашему Шейми никогда не сиделось на месте. Неужели забыла? Он всегда убегал с крыльца, чтобы поглазеть на жизнь за поворотом. А помнишь, мы втроем ходили на реку? Это было вскоре после смерти па. Мы пошли к складу Оливера, на Старую лестницу, посмотреть корабли. Мы с тобой сели на ступени, а Шейми отправился играть к воде. Я велел ему никуда оттуда не уходить, но он не послушался. Стоило мне отвернуться, как он уже топал к Лаймхаусу. Ты не удержишь его на одном месте.

– Тебя тоже, – вздохнула Фиона.

– Ты же знаешь, Фи, я не могу остаться.

– Но почему? Тебе незачем уезжать. Когда Джо очнется, он скажет полиции, что в него стрелял не ты.

– Он-то скажет. А вот Джемма Дин уже не очнется. Таких чудес не бывает. Я вынужден покинуть страну. Это мой единственный шанс. Я не собираюсь возвращаться в тюрьму.

– Сам подумай, как ты уедешь? Стоит тебе выйти за порог, как тебя тут же арестуют.

– Послушайте! Нашел! – воскликнул Шейми. – «Пуля не смогла остановить подозреваемого в убийстве. Он скрылся».

Шейми вслух прочитал остаток статьи. Репортер брал интервью у Элвина Дональдсона. Инспектор полиции не сомневался, что в результате засады, устроенной им в Ричмонде, Сид Мэлоун был серьезно ранен.

Я сам нажал курок, – сказал Дональдсон. – И уверен, что не промахнулся. К тому же, выпрыгнув с третьего этажа, Мэлоун серьезно покалечился. Учитывая все это, а также непреложный факт, что в Лондоне ему нигде не найти пристанища, я склонен сделать вывод: преступник либо мертв, либо находится на последнем издыхании. Вскоре его тело будет обнаружено в какой-нибудь зловонной меблированной комнате или в прибрежном притоне. Однако мы не прекратим охоту на Мэлоуна до тех пор, пока не найдем его. Мертвым или живым.

– А вот еще… Это слова Литтона, – продолжал Шейми.

Мы надеемся схватить Мэлоуна живым, но если мы найдем его мертвым, то Джо Бристоу на грешной земле и Джемма Дин на небесах… узнают о свершившемся правосудии. Я говорю не об английских судах, а о высшем суде, творимом нашим Создателем.

– Похоже, Фредди уже начал избирательную кампанию, – с горечью заметила Фиона.

– Теперь ты понимаешь, Фи, о чем я говорил? – спросил Сид. – Власти не успокоятся, пока не найдут меня или мое тело.

– Так давайте дадим им желаемое, – предложил Шейми.

– Что именно? – не поняла Фиона.

– Мертвое тело Сида Мэлоуна.

– Полегче, дружище, – бросил ему Сид. – Нашел чем шутить.

– Я серьезно. Это можно устроить. Если полиция найдет тело и подумает, что ты мертв, тебе потом будет намного легче выбраться из Лондона.

– Отличная идея, Шейми. Но как?

– Ты меня спрашиваешь? В восемьдесят девятом ты проделал такой трюк. Если получилось тогда, получится и сейчас.

– По-твоему, я должен убить кого-то, похожего на меня, бросить в Темзу и надеяться, что труп обнаружат? Потрясающая идея. Тогда меня будут снова разыскивать за убийство, и уже за настоящее.

– Я не об этом. Нужно найти мертвеца и бросить в Темзу.

– Шейми, что за чушь ты городишь?! – рассердилась Фиона. – Как ты намерен добыть мертвое тело? Ограбить свежую могилу? Даже если ты это и сделаешь, полиция вторично не попадется на такой трюк.

– С момента первого трюка прошло почти двенадцать лет, – возразил Шейми. – Полиция не заподозрит взаимосвязи. Они же постоянно вылавливают из Темзы чьи-то трупы.

– Это дурная и опасная затея, – сказала Фиона.

– Зато она вполне может удаться.

– Шейми, это тебе не приключенческий рассказ из журнала для мальчиков!

– Фи, ты сначала послушай. Просто послушай. Если на выловленном теле найдут какую-то личную вещь Сида Мэлоуна, у полиции не останется причин продолжать поиски. Чарли сможет уехать. На континент, в Америку, куда угодно. Он будет свободен. Самое трудное – найти тело.

– Может, не такое уж трудное, – сказал Сид. – Есть у меня… доктор знакомый. Рассказывал, где в медицинской школе лежат трупы. То место я видел. Влезть туда и вытащить труп – легче легкого.

– Чарли, я восхищена твоей идеей! – Фиона даже вспыхнула. – И к списку твоих достижений добавится еще и служитель морга. А Шейми, скорее всего, арестуют как пособника.

Фиона была встревожена и напугана. Сиду не хотелось вновь видеть ее слезы.

– Ты права, Фи. Идея дурацкая. Мы с Шейми уже взрослые. Отсижусь у тебя сколько надо. Пока все не уляжется.

Фиона облегченно вздохнула. Сид сказал, что вид у нее уставший. Пожалуй, ей лучше пойти к себе и лечь.

– Сделай это ради Джо, – сказал он. – Ради Кейти и малыша.

Фиона кивнула, поцеловала братьев и ушла.

Едва дверь закрылась, Шейми повернулся к Сиду.

– Когда? – спросил он.

– Завтра вечером. 

Глава 72

– У Кейти появилось четыре новых зуба, и она трещит без умолку. Она ужасно по тебе скучает и хочет, чтобы ты поскорее вернулся домой. Я пообещала ей, что так и будет. Скоро, очень, очень скоро. Кейти тебе кое-что прислала. – Фиона достала из сумки маленького плюшевого кролика. – Это Уолтер. Помнишь его? Твоя мама подарила его Кейти на Пасху. Ее любимая игрушка. Она сказала: «Принеси папочке, а то ему скучно одному». – У Фионы сдавило горло; она крепко зажмурилась, отгоняя подступающие слезы, затем положила кролика на подушку Джо. – И еще Кейти просила передать, что она тебя очень любит.

Фиона пригладила мужу волосы, одернула пижаму, смахнула с кровати несуществующие пылинки, потом взяла его за руку, поцеловала пальцы и приложила к своей щеке.

– Просыпайся, любовь моя. Пожалуйста, просыпайся, – сказала она.

В дверь палаты постучали. Вошла молодая женщина.

– Миссис Бристоу? Здравствуйте. Простите, что вторглась. Я вам мешаю?

– Ни в коем случае, доктор Джонс, – улыбнулась ей Фиона. – Пожалуйста, проходите.

– Я стараюсь почаще навещать вашего мужа. Однажды мы с вами уже встречались здесь. Но вы тогда… вряд ли меня узнали.

– Скорее всего.

– Как вы сейчас? Как ребенок?

– Ребенок замечательно. Ведет себя, как и все дети, которым не терпится родиться.

– А вы, миссис Бристоу?

– Увы, о себе того же сказать не могу.

Индия опустилась на стул с другой стороны постели Джо.

– Вы же знаете, ваш муж здесь в прекрасных руках. Доктор Харрис – исключительный врач.

– Да, так оно и есть, – сдержанно ответила Фиона.

Индия прощупала у Джо пульс:

– Он реагирует хоть на что-то?

Фиона покачала головой:

– Я пытаюсь вызвать его отклик. Постоянно разговариваю с ним. Я уверена: муж меня слышит. Возможно, это безумие, но чувствую, что так оно и есть.

– Это вовсе не безумие. Многие пациенты, побывавшие в коме, потом рассказывают, что все слышали, и в доказательство повторяют услышанное. Продолжайте говорить с ним.

Индия встала, приподняла Джо веки и осмотрела глаза. Потом осторожно ущипнула кожу на его ладонях и ступнях ног.

– Доктор Джонс, а как успехи с вашей больницей? – спросила Фиона. – Я собиралась там побывать, но визит, сами понимаете, придется отложить.

– Мы на всех парах движемся к открытию. Где-то через неделю больница откроется. Возможно, вы помните доктора Хэтчер. Она станет заведующей детским отделением. Элла Московиц будет у нас сестрой-распорядительницей. У нас есть и главный администратор. Это профессор Фенвик. Он преподавал мне в Лондонской медицинской школе для женщин.

– А вы? Какая у вас роль в новой больнице?

– Боюсь, никакой.

– Почему же? – изумилась Фиона.

– Я уезжаю из Лондона.

– Мне очень жаль это слышать. Можно узнать причину?

Индия помялась, потом ответила:

– Один дорогой для меня человек сейчас находится в затруднительном положении. Он нуждается в моей помощи, поэтому я уезжаю.

– Но потом вы вернетесь?

– Сомневаюсь.

– Представляю, как вам тяжело расставаться с больницей. Я знаю, сколько сил вы в нее вложили.

– Да, очень тяжело.

Фиона увидела боль в глазах Индии и попыталась вызвать у нее улыбку.

– Этот человек… случайно, не ваш брат? У меня их двое, и оба постоянно находятся в затруднительном положении.

– Нет, – засмеялась Индия. – Братьев у меня нет. Только сестра.

– Тогда вам повезло.

Индия продолжила осмотр Джо. Фиона поймала себя на мысли, что шутки шутками, но на самом деле состояние одного из братьев очень тревожило ее. Жар у Чарли спал, но он по-прежнему был слаб. Фиона не решалась приглашать доктора Фрейзера, их семейного врача. Не хотела рисковать. Если врач опознает Чарли, то может сообщить в полицию. Доктор Джонс была совершенно другой. Фиона инстинктивно ей доверяла. Вот к кому стоит обратиться за помощью. Возможно, она сумеет поставить Чарли на ноги.

– Доктор Джонс, могу я вас кое о чем попросить?

– Конечно, миссис Бристоу. Просите о чем угодно.

– Не могли бы вы…

Она просила о невозможном. Просьба втянула бы Индию в историю с разыскиваемым беглецом и поставила бы под удар. Фиона поняла, что не вправе подводить добрую женщину, спасшую жизнь ее мужа.

– Не могли бы вы и дальше навещать моего мужа? Пока вы здесь. Вы много для него сделали. Кто знает, может, вам удастся вытащить его из комы.

– Конечно я буду его навещать. И сделаю все, что в моих силах. А вы, миссис Бристоу, пока выпейте чашку чая, подкрепитесь чем-нибудь и немного прогуляйтесь. Ребенку это будет только полезно. В ваше отсутствие я поговорю с мистером Бристоу.

– Спасибо, доктор Джонс, так я и поступлю. И спасибо вам за все, что вы сделали для нас. За спасение жизни моего мужа.

Фиона взяла Индию за руку, задержав в своей, и поразилась, какой грустью веяло от доктора Джонс. Возможно, они еще увидятся у постели мужа, а может, и нет. Такая замечательная женщина, благородная, сильная и добрая. Фиона сожалела, что не познакомилась с ней поближе.

Фиона зашла в небольшую закусочную, которую заприметила по дороге в больницу. Она едва не совершила опрометчивый поступок. Хорошо, что удержалась. А как рассердился бы Чарли, увидев незнакомку, пришедшую его осматривать. Да и сама доктор Джонс возмутилась бы, что ее попросили помочь человеку, разыскиваемому за убийство.

Фиона заказала чай и мысленно похвалила себя за то, что наконец-то научилась сдерживать порывы и действовать разумно, а не по импульсу сердца.

– Научилась-таки, – сказала она себе. – Но лучше поздно, чем никогда. Хотя бы раз, Фиона, ты поступила правильно. 

Глава 73

Шестое чувство подсказывало Сиду, что за ним следят.

Дело дрянь. Незачем ему сейчас привлекать к себе внимание. Он поднял руки, словно потягиваясь, и слегка повернул голову. Потом облегченно вздохнул. Это была всего-навсего официантка, и разглядывала она не его лицо, а пустую кружку. Он махнул, заказывая новую порцию. Именно так и должен вести себя рабочий человек, навестивший в полдень пивную. Официантка принесла вторую кружку. Он расплатился и поблагодарил, но женщина была настолько занята, что едва взглянула на него. Сид надвинул шляпу пониже и продолжал глазеть в окно паба. Обычный парень, заскочивший в обед промочить горло.

Паб находился возле банка «Альбион», на противоположной стороне. Улица была запружена транспортом, по тротуарам спешили на обед клерки и машинистки. Сид делал вид, что смотрит на них, хотя на самом деле он высматривал Шейми. В твидовом пиджаке горчичного цвета парня было трудно не заметить. В этом море черных юбок и сюртуков Шейми напоминал шлюху среди благочестивых монашек.

Глаза Сида скользнули по циферблату часов над входом в банк. Время близилось к половине первого. Ровно в половине Шейми, как они и условились, должен будет войти в банк и через пятнадцать минут выйти обратно. Если план сработает, у Сида вскоре окажется куча денег. А если нет… он, скорее всего, попадет в тюрьму.

Уже больше часа Сид ждал появления Шейми. Куда же парень запропастился?

Сид глотнул портера, стараясь успокоить взбудораженные нервы. Минувшие сутки дались ему нелегко. Вчера утром, едва Фиона уехала в больницу к Джо, Шейми тоже покинул дом. Добравшись до Лондонской медицинской школы для женщин, он обошел здание, отмечая расположение дверей, окон и деревьев, а также высоту задней стены. Потом Шейми прошелся по соседним улицам в поисках извозчичьей конторы, а затем отправился за покупками. Он купил флакон краски для волос, рабочую одежду, перчатки, пистолет и патроны, веревку, кусок парусины, свечи и спички, шило и пачку шпилек. Шейми успел вернуться раньше Фионы. Покупки он спрятал под кровать Сида. Потянулись долгие часы ожидания. За окном стемнело. Вернулась Фиона, и они втроем поужинали в комнате Сида. Ближе к полуночи, когда обитатели дома наконец-то заснули, братья выскользнули за дверь и отправились в Лондонскую медицинскую школу для женщин.

У старьевщика, чья лавка находилась неподалеку от школы, Шейми арендовал телегу с лошадью. Старьевщик назвал цену. Шейми заплатил вдвойне, чтобы тот не задавал лишних вопросов. Придя в конюшню, братья нашли телегу запряженной.

Здание школы и участок, на котором оно стояло, с трех сторон огораживали стены. Братья подогнали телегу к тому месту, где рос большой дуб, забрались на дерево и очутились во дворе. Подвальная дверь была заперта на хлипкий замок, который Сид открыл за пару минут.

Вспоминая дальнейшие события минувшей ночи, Сид невольно вздрогнул. Стараясь ничем себя не выдать, они бродили по пустому зданию, пока не нашли морг. Тесное темное помещение было завалено гниющими трупами. Братья зажгли свечи и принялись разыскивать рыжеволосый труп. Сид решил, что ему повезло: со второй попытки он наткнулся на тело с рыжими волосами. Увы, оно оказалось женским. Пришлось возобновить поиски. Наконец они нашли труп рыжеволосого мужчины. Он был покрупнее Сида. Не совпадал и оттенок волос: у мертвеца они были не темно-рыжими, а скорее морковного цвета. Ничего лучше братьям найти не удалось, поэтому они завернули труп в парусину, вынесли, перебросили через стену и погрузили на телегу.

Теперь им предстояла долгая поездка в Лаймхаус. Не выдерживая зловония, Шейми хотел сбросить мертвеца с Тауэрского моста, однако Сид отказался. Они поехали в укромное место – к причалу за пабом «Виноград», где частенько бывал Сид.

– Извини, парень, – сказал он Шейми, когда они подъехали к причалу. – Сейчас начнется самое трудное.

Обвязав нос и рот шейным платком, Сид развернул парусину. Потом взял купленный Шейми пистолет и выстрелил под левую лопатку трупа. Пуля глубоко вошла в тело. Гораздо глубже, чем пуля Дональдсона, но полицейские об этом не знали. Сиду хватило предусмотрительности сохранить свою окровавленную одежду, в которую он сейчас и нарядил мертвеца. Шейми, как ни крепился, не смог побороть тошноту, и его вывернуло в окрестные кусты. Закончив одевать труп, Сид вложил в карман брюк свой бумажник с монограммой, а в карман пиджака – именные золотые часы. Этот карман он застегнул.

Затем братья бросили труп в Темзу. Тело несколько раз качнулось на воде, затем медленно погрузилось вниз.

– Та-ра, Сид Мэлоун, – сказал мертвецу Сид. – Через день-другой всплывет. Надеюсь, к тому времени рыбки поработают над его лицом.

На Гросвенор-сквер они вернулись уже на рассвете. Сид проспал часа три, затем встал, срезал свой конский хвост и покрасил волосы в темно-каштановый цвет. В десять часов утра Шейми принес завтрак. Увидев брата, он едва не выронил поднос.

– Зачем ты это сделал? – спросил Шейми.

– Осталось еще одно дельце. Играешь со мной?

– Куда теперь? – задал новый вопрос Шейми.

– В банк «Альбион».

– Давай без шуток! Мы что, будем грабить банк?

– Нет, Шейми. Разве я стал бы рисковать тобой?

– Думаю, нет, – с некоторым разочарованием ответил Шейми.

– Мы заберем оттуда наличность. Очень крупную сумму. Ты будешь подсадной уткой. Ну как, играешь?

– Еще бы. И какой твой план?

– Садись. За едой расскажу.

Дом они покидали порознь и в Сити отправились разными путями. Сид не хотел, чтобы Шейми видели с ним. Его самого могли опознать и схватить.

Ну где черти носят этого парня?! Сид по-прежнему находился в пабе и уже всерьез беспокоился за брата. Сейчас все зависело от точного расчета времени.

Сид сознавал, что его план мог лопнуть. Не исключено, что Элвин Дональдсон потребовал заморозить его банковский счет. Возможно, даже наложил арест на его именной банковский сейф. Но Сид строил свою рискованную игру на том, что до сейфа инспектор не добрался. Сид хорошо умел рассуждать как полицейский, и это многократно спасало его от тюрьмы. Он сознавал: Дональдсон по-прежнему охотится за ним и потому деньги оставит в качестве приманки. Инспектор считал, что Сид, как любой преступник, жаден до денег. Дональдсон не знал натуру Сида, не знал, что тот почти до тошноты ненавидит деньги, стараясь лишний раз не прикасаться к ним. Скорее всего, Дональдсон переговорил с Дэвисом, управляющим банка, и предупредил последнего о возможном визите Сида. Разве может беглец покинуть Лондон без своих денежек?

Как Сид и надеялся, его предположения оправдались.

Согласно плану, Шейми должен был выдать себя за Сида. Парень зайдет в банк и попросит доступ к именному сейфу Сида Мэлоуна. Служащий наверняка уже знал, что Мэлоун – опасный преступник, которого ищет полиция. Он проверит предъявленную Шейми банковскую книжку, проводит в хранилище, а затем вызовет полицию. Вряд ли этот клерк окажется настолько смелым или глупым, чтобы попытаться самостоятельно задержать преступника. Тем временем Шейми откроет сейф, вытащит ящик с деньгами, отнесет в частную просмотровую комнату, вывалит деньги в один из принесенных саквояжей и затолкает саквояж под стол. После этого парню нужно как можно быстрее покинуть банк и двинуть по Корнхилл-стрит в восточном направлении. По дороге Шейми должен будет выбросить заметный пиджак и постараться, чтобы никто не сел ему на хвост, пока он плутает по узким улочкам, ведущим из Сити в сторону Уайтчепела. Сид заставил Шейми дважды повторить все пункты плана и предупредил: что бы ни случилось, банковская книжка и ключ должны остаться в банке. Если его задержат и полиция найдет при нем книжку и ключ, Гренландия отодвинется на неопределенный срок.

Все остальное уже зависело от самого Сида.

Выбор времени, удача, каменные стены «Альбиона» и кишащий копами город – все это стояло между ним и его деньгами. Между ним и свободой.

Сид сделал еще глоток пива и наконец увидел мелькнувшую копну рыжих волос и пиджак горчичного цвета. Шейми не опоздал и точно в половине первого поднялся по ступеням банка. В правой руке Шейми держал потертый кожаный саквояж. Сид знал, что внутри лежит другой такой же саквояж.

Если не приглядываться, Шейми был очень похож на Сида. Одинаковые волосы, одежда, даже походка. Впрочем, не совсем. С походкой пришлось поработать. Шейми был худощавым, и его движения отличались быстротой.

– Пройдись по комнате, – велел брату Сид, и Шейми прошелся. – Да не на цыпочках ходи, парень, – покачал головой Сид. – Иди так, словно это твой настоящий вес.

Шейми сделал вторую попытку, и снова не то. Сид понял: в брате нет ни капли от уличного мальчишки, привыкшего к дракам.

– У тебя есть враг? – немного подумав, спросил Сид. – Парень, который тебе не нравится. Вообрази, что он стал заигрывать с твоей девчонкой. И тогда ты врезал ему прямо на глазах у его дружков.

Шейми усвоил совет. Когда он снова прошелся по комнате, походка стала такой, какая требовалась Сиду. Сид следил за братом, и его обдало жгучей волной грусти. Значит, у Шейми действительно есть девчонка. Кто она, Сид уже не узнает, поскольку скоро снова исчезнет из жизни брата. Навсегда.

– Гораздо лучше, – заставив себя улыбнуться, сказал Сид.

Шейми скрылся за дверями банка. Выждав еще пять минут, Сид бросил на стол несколько монет и покинул паб. Он перешел Корнхилл-стрит, доставая на ходу конверт и собираясь сыграть роль работяги, изумленного и одурманенного величием банка.

Едва оказавшись внутри, Сид сразу почуял неладное. Обычно на входе дежурил худосочный старик, который того и гляди упадет от дуновения ветерка. Но сегодня на его месте стояли двое дюжих молодых мужчин. Возбужденный управляющий говорил с ними вполголоса, тыча пальцем туда, где находились именные сейфы. Значит, управляющий подготовился на случай визита Сида Мэлоуна и сменил охранников на входе. Сид отругал себя за глупость. Как он мог упустить это из виду? Он рассчитывал, что Шейми устроит полицейским охоту за призраком. Какая тут охота, если парень не сможет выбраться из банка?

– Прошу прощения, сэр, – сказал Сид, подходя к управляющему. – Где я могу открыть вклад? – спросил он, почтительно коснувшись полей своей поношенной шляпы.

– Туда идите, – ответил управляющий, нетерпеливо махнув в сторону окошек, за которыми сидели служащие.

– Понимаете, у меня тут кое-какие сбережения, и я хочу…

– Сэр, вам же сказали, куда идти, – не выдержал один из охранников.

– Что-что? Громче говорите. У меня второе ухо не слышит.

В этот момент из подвала, где находились индивидуальные сейфы, в вестибюль поднялся Шейми.

– Прочь с дороги! – рявкнул Сиду второй охранник, отталкивая его назад.

Охранники двинулись к Шейми. Увидев их, парень остановился как вкопанный.

Не останавливайся, парень! Это твой единственный шанс.

Но Шейми не шелохнулся.

Паникует. Не знает, как быть. Он еще слишком зеленый, подумал Сид и набрал побольше воздуха, приготовившись свалить обоих охранников. Сид был готов сражаться с ними насмерть, если это позволит Шейми беспрепятственно выбраться из банка. Но раньше, чем Сид успел сделать хотя бы шаг, Шейми сунул руку в карман пиджака и выхватил пистолет.

Сид мысленно выругался. Это был тот самый пистолет, из которого ночью он стрелял в труп. И как он мог подумать, что у брата нет замашек уличного парня? Их у Шейми было предостаточно.

– Пошевелите мозгами, джентльмены, – на безупречном кокни обратился к ним Шейми. – Хорошенько пошевелите. Мне терять нечего. Совсем нечего. А каждому из вас?

– Матерь Божья! – воскликнул Сид. – Это же он! Сид Мэлоун!

Он поднял руки. Управляющий, охранники и несколько испуганных посетителей сделали то же самое.

– От двери отойдите! – приказал Шейми. – Всех касается.

Сид прошел в левую сторону холла, где находились окошки служащих. У него за спиной слышались испуганные перешептывания.

– Что за чертовщина? – спросил кто-то.

Сид загородил клеркам обзор. Остальные тоже сдвинулись влево. Шейми приблизился к входным дверям.

– Ключи мне бросьте! – потребовал он.

Охранник колебался.

– Не злите его! Сделайте, как он велит! – крикнул охраннику Сид. – Он и так ухлопал двоих!

Охранник отцепил кольцо с ключами и бросил на пол, толкнув к Шейми. Не сводя глаз с охранников, Шейми поставил саквояж, нагнулся за ключами, опустил их в карман, затем подхватил саквояж.

– Всем отойти туда. Я сказал, туда! К лестнице в подвал!

Сид, ближе всех находившийся к лестнице, моментально повиновался брату. Он быстро и бесшумно пятился задом, благословляя сообразительность брата. Управляющий и охранники смотрели только на Шейми. Вскоре Шейми проскользнул за дверь и тут же запер ее на ключ.

– Ключ! Принести запасной ключ! – услышал Сид крик управляющего.

Сид сбежал по ступенькам и почти добрался до просмотровой комнаты, когда его остановила сурового вида тетка с впалой грудью.

– Предъявите банковскую книжку! – потребовала она.

– В банке грабитель, – прошептал Сид. – Угрожает всех застрелить. Бегите, миссус! Прячьтесь!

Испуганную женщину как ветром сдуло. Сид вбежал в просмотровую комнату и увидел потертый саквояж, оставленный Шейми. Схватив саквояж, Сид бросился наверх, но, едва достигнув холла, остановился и замер. В дверях стоял Элвин Дональдсон, окруженный тремя полицейскими. Управляющий сумел открыть входную дверь. Вид у него стал еще возбужденнее. Вместе с охранниками он рассказывал Дональдсону, как все случилось. Испуганные служащие и посетители стояли по периметру холла и говорили все разом. Сид затесался между ними, постепенно приближаясь к двери. Сквозь общий гул он слышал голос Дональдсона.

– Как, черт побери, он сумел улизнуть?! Вас было трое! – распекал их инспектор. – Я же был наверху. Два дня подряд уже здесь торчу! Неужели никто не мог меня позвать?

У Сида зашлось сердце.

– Он держал нас под прицелом и угрожал убить! – сердито возразил управляющий.

– А вы уверены, что это был Мэлоун? Как он выглядел?

– Рыжие волосы. Зеленые глаза. Пистолетом размахивал…

– Боже милостивый! – поморщился Дональдсон. – Мы могли его схватить. Живо на улицу! – рявкнул он полицейским. – Следом за ним!

Полицейские торопливо сбежали по ступеням крыльца.

Управляющий пытался успокоить служащих и посетителей, говоря, что ничего особенного не случилось и банк продолжает работать. Он велел охранникам вернуться на свои места. Не дожидаясь, пока они там окажутся, Сид, прятавшийся за колонной, пулей пронесся по холлу и выскочил на улицу. Он почти скатился с крыльца, высматривая Шейми, но того и след простыл. Полицейские тоже исчезли. Скорее всего, Дональдсон запросил подкрепление. Сид не собирался дожидаться, пока оно здесь появится. Он планировал встретиться с братом уже на Гросвенор-сквер. Повидав Шейми в действии, Сид не сомневался, что так оно и будет. Смелости и мозгов парню не занимать. Редко кто из преступников обладал тем и другим. Особенно мозгами.

Но как он сам доберется домой?

Увидев медленно едущий кеб, Сид махнул рукой.

– Куда ехать, сэр? – спросил кучер, когда Сид забрался на сиденье.

– Кингс-Кросс, – ответил Сид.

Он намеревался затаиться в номере какого-нибудь дешевого отеля. Вернуться в дом Фионы он сможет не раньше, чем уйдет повариха и улягутся спать служанки.

Кеб тронулся. Сид поставил тяжелый саквояж рядом с собой и открыл. Внутри лежали толстые пачки стофунтовых купюр.

Индия назвала их кровавыми деньгами.

Теперь он постарается смыть с них кровь. Даже если это будет стоить ему жизни. 

Глава 74

За писчебумажным магазином Шейми остановился, раскрыл саквояж, достал кепку и нахлобучил ее на голову, затем снял и убрал в саквояж пиджак. Теперь любой полицейский, ищущий рыжеволосого человека в твидовом пиджаке горчичного цвета, не обратит на него внимания. Шейми оглянулся назад, закрыл саквояж и пошел дальше.

– Топай из Сити на восток, и как можно быстрее, – наставлял его Чарли. – Доберешься до Лиденхолла и свернешь на Хай-стрит. Там сегодня базарный день. Затеряешься в толпе. Иди не останавливаясь, пока не окажешься возле Королевской бесплатной больницы. Потом бери кеб и возвращайся домой.

– Постой. Это Уайтчепел. Твоя вотчина. Неужели там нет надежных мест, где можно спрятаться и отсидеться? Нет верных тебе людей?

– Верных, говоришь? – невесело рассмеялся Чарли. – Там каждый верен, но самому себе. Забыл, сколько обещано за мою голову? Тысяча фунтов.

– А как же тогда воровское понятие чести?

– Не смеши меня, парень. Начитался дешевых книжонок о воровском мире. Не существует никакой воровской чести. Откуда честь, если воры забирают то, что принадлежит другим?

По Корнхилл-стрит Шейми дошел до Бишопсгейта, свернул и перешел на другую сторону. Пока все обстояло благополучно. Он шагал мимо магазинчиков и домов, плотно стоящих по обеим сторонам улицы. Женщины мыли ступени к своим домам или шли на рынок, покачивая пустыми корзинами. Никто его не замечал. Идя по Бишопсгейту, Шейми добрался до Лиденхолла, свернул на Олдгейт и вышел на Хай-стрит.

Отсутствие погони успокоило Шейми. Он прибавил шагу. Впереди шумел рынок. Возле лотков и тележек теснились покупатели. Шейми сошел с тротуара. Еще немного – и он растворится в этой шумной толпе. И вдруг неподалеку, словно из-под земли, выросли двое констеблей в форме и направились прямо к нему. Они рассекали толпу, как акулы воду. За ними шел человек в штатском.

Шейми почувствовал их раньше, чем увидел. У него закололо в спине и свело живот. Обернувшись, он увидел шлемы полицейских и попытался сбежать, но не тут-то было. Мешала густая толпа. Тогда он лихорадочно стал искать место, где можно спрятаться. На глаза попались мясная и рыбная лавки, а также паб. И везде по одному входу. Как назло, в этом месте не было ни боковых улочек, ни открытых пространств.

– Эй ты, в кепке! А ну стой! – послышалось за спиной.

И тут же ему на спину легла тяжелая рука.

Шейми набрал побольше воздуха и повернулся.

– Что за дурацкие шутки, приятель? – спросил он, растягивая слова на американский манер. – Уберите ваши чертовы руки с моей спины.

Полицейский убрал руку и посмотрел на напарника. Вид у обоих был смущенный. К ним протолкнулся человек в штатском.

– Отлично сработано! – похвалил он полицейских и тут же нахмурился. – Погодите! Это же не Мэлоун. Как тебя звать? – спросил он у Шейми.

– Байрон Кей Лафонтен Третий.

Дональдсон прищурился.

– Открой саквояж! – потребовал он.

– Одну минутку… – ответил Шейми, пытаясь выиграть время.

– Немедленно открывай! – рявкнул Дональдсон.

Шейми повиновался, ворча себе под нос о бесправных людях в этой беззаконной стране.

– Хуже, чем в Эль-Пасо.

Глухой к его сетованиям, Дональдсон сунул руку в саквояж и вытащил пиджак Шейми.

– Вот он! Пиджак Мэлоуна!

Дональдсон перевернул саквояж и несколько раз встряхнул.

– Где деньги? – закричал инспектор.

Шейми заморгал, изображая недоумение, затем достал бумажник, в котором лежали десять фунтов, и протянул инспектору.

– Отвечай, ты сегодня был в банке «Альбион»? – выругавшись, спросил Дональдсон.

– Да, сэр. Был.

– Что ты там делал?

– Клал в сейф мамины драгоценности, – ответил Шейми. – Гостиничному сейфу она не доверяет. Боится, как бы не ограбили. Я говорил ей, что она рехнулась, но теперь вижу, что мамочка права. Если у вас служители закона позволяют себе такие выходки, о поведении преступников страшно даже подумать.

У Шейми взмокла спина. Купится ли Дональдсон на его кое-как слепленное вранье или сразу поймет что к чему? Ответ не замедлил себя ждать: Дональдсон сообразил быстрее, чем рассчитывал Шейми.

– Мэлоун вернулся в банк, – сказал подчиненным Дональдсон. – Держу пари, он следил за нами. Хитрая бестия, ждал, когда мы отлучимся. – Он кивком указал на Шейми. – Хватайте парня. Это соучастник.

Но Шейми спутал им карты. Полицейский уже протягивал к нему руки, когда он нагнулся и юркнул в толпу. Шейми обежал вокруг старухи, взвешивавшей на ладони репу, и нырнул под тележку торговца овощами. Тот изумленно вскрикнул, увидев рядом с собой всклокоченного парня, а Шейми уже бежал дальше, проталкиваясь сквозь море голосистых женщин, заполонивших пространство. Пробежав ярдов десять, он застрял перед входом в церковь. Оттуда с мессы выходила группа прихожан вместе со священником. Священник остановился, прощаясь с ними. Прихожане отрезали Шейми путь вперед. Вернуться назад он не мог. Оставался единственный выход – вверх по ступеням церкви. Вбежав внутрь, Шейми в три прыжка оказался возле алтаря и дернул дверь ризницы. Та была заперта. Шейми чуть не взвыл от досады.

А полицейские уже бежали по проходу. Еще несколько секунд – и они его схватят. Шейми охватила паника. Он озирался по сторонам, ища хоть какой-то выход. Взгляд наткнулся на узкую приоткрытую дверь справа от алтаря. Шейми не знал, куда она ведет, но раздумывать времени не было. Он пересек алтарь, перепрыгнул через низкое ограждение и толкнул дверь. В замке торчал ключ. Шейми вытащил ключ, вбежал, захлопнул дверь и закрыл на замок с обратной стороны. Едва он успел это сделать, как один из полицейских попытался высадить дверь плечом. Дверь содрогнулась, но выдержала.

В помещении, куда он попал, не было ничего, кроме лестницы, ведущей наверх. Шейми понесся по ней, перепрыгивая через две ступеньки. Снизу доносились крики полицейских, требовавших, чтобы он не делал глупостей и выходил по-хорошему.

– Держите карман шире, ребята, – ответил им Шейми, забираясь все выше.

Лестница закончилась люком. Открыв его, Шейми оказался на колокольне, арки которой выходили на четыре стороны. Над головой висел колокол. Внизу бурлила запруженная народом широкая улица. К церкви с обеих сторон примыкали дома, а задний фасад выходил в переулок. Отсюда никак не спустишься, разве что на крыльях.

Он попал в западню. Полицейские либо потребуют у священника запасной ключ и откроют дверь, либо попросту вышибут ее. Считаные минуты – и они поднимутся на колокольню и схватят его. Шейми бормотал ругательства, ударяя ногой по аркам. И тут он заметил аккуратно сложенный моток веревки. Большего ему не требовалось.

По веревке он спустится с колокольни на покатую церковную крышу, а оттуда – на крышу соседнего здания. Такие трюки он проделывал сотни раз в Скалистых и Адирондакских горах.

Его никто не увидит, поскольку никто в этом забытом Богом месте не имеет привычки смотреть вверх. Шейми подошел к краю и заглянул вниз. Отсюда до церковной крыши было ярдов десять отвесного спуска и еще двадцать до ближайшего здания. Крыши большинства окрестных домов имели люки. Добраться до ближайшего – и он снова окажется на улице.

Одно из двух, подумал Шейми, или я спущусь, или сорвусь и разобьюсь насмерть.

Он потянулся к веревке и только сейчас увидел, что другим концом она прикреплена к колоколу.

– Потрясающе! – усмехнулся Шейми.

Он будет спускаться под колокольный звон, услужливо сообщая полиции, где находится. Им останется лишь подбежать к месту спуска и схватить его. Надо найти способ утихомирить колокол.

К дверному люку было приклепано железное кольцо. Взяв свободный конец веревки, Шейми продел ее через кольцо. Веревка оказалась длинной, и это отняло у него драгоценные минуты. Ту ее часть, которая тянулась от языка колокола к кольцу, он оставил свободно провисать, после чего завязал на кольце узел. Снизу доносились отчаянные удары. Судя по всему, полицейские таранили дверь чем-то тяжелым. Времени у Шейми оставалось в обрез. Обвязываться веревкой, как того требовали правила скалолазания, ему было уже некогда.

Шейми схватился за веревку, перелез через перила и встал, прислонившись к арке. На его ногах не было альпинистских ботинок. Не было мела, чтобы натереть ладони. Если он не сорвется и не разобьется вдребезги, это можно считать чудом. Шейми хотелось помолиться, но он не знал кому. Христос плавал с рыбаками, а не лазал по горам.

Может, Иоанну Крестителю? Нет, тот был странником. Бродил по пустыне.

На ум ему пришел Квазимодо. Но считался ли горбун святым?

Крики снизу и треск крушимой древесины убедили Шейми, что Квазимодо подходит для молитвы. Он перекрестился, сделал глубокий вдох и начал спускаться. 

Глава 75

– Элла, у нас творится что-то странное.

– Вот и я о том же. Ну почему Янки приспичило читать «Кадиш ятом» непременно в доме? Места ему другого не найти, что ли? Когда он это делает, я всегда чувствую себя как на похоронах. Честное слово, мама. Вели ему прекратить.

– Он же хаззан[37]. Сама знаешь. Он должен упражняться, – рассеянно ответила миссис Московиц, глядя из окна гостиной на улицу.

– Пусть идет в переулок и там распевает перед бродячими котами, – проворчала Элла.

У Янки был красивый голос. Элла любила слушать, как он распевает молитвы, но только не эту. «Кадиш ятом» была молитвой по усопшему, и Элле всегда становилось не по себе.

– А ты что, к окну приклеилась? Глазеешь на чужие дела? Отойди сейчас же! Ты меня нервируешь! Вы с Янки оба, – тоном капризного ребенка заявила Элла.

Но миссис Московиц не шевельнулась.

– С чего вдруг вся полиция исчезла? – спросила она. – Столько дней толкались и снаружи, и внутри, и наверху, и внизу. Высматривали, не покажется ли Сид Мэлоун. А сейчас их как ветром сдуло.

– Может, увязались за Индией? Она ушла полчаса назад проведать Джо Бристоу.

– Обычно за ней ходил всего один. Говорю тебе, странно это. Очень странно, – сказала миссис Московиц, наконец задергивая занавеску. – Как будто у них пропало желание его ловить.

– Сомневаюсь, – ответила Элла.

– Где-то он сейчас, – вздохнула миссис Московиц.

– Одному Богу известно.

Прошло больше недели. Сид как сквозь землю провалился. Бедняжка Индия не находила себе места, убежденная, что он сейчас мучается и страдает, прячась на каком-нибудь заброшенном складе или под сгнившим причалом. Элла тоже страдала, но уже за подругу. Да и вся их семья находилась не в лучшем состоянии. Мало того что Индия себя изводит у них на глазах. Жизнь под неусыпным наблюдением полиции выбивала из колеи и взрослых, и детей. Это мешало делам и сказывалось на репутации заведения. Неудивительно, что нервы у всех были на пределе и перепалки порой начинались на ровном месте.

Сегодня была суббота. Шаббат. Ресторан был закрыт, и семейство наслаждалось заслуженным отдыхом. Мистер Московиц дремал на диване. Арон читал. Младшие дети во что-то играли. Едва Элла попыталась вернуться к чтению журнальной статьи, голос Янки зазвучал еще громче. Брат находился в столовой, за плотно закрытой дверью, однако его голос заполнял всю гостиную.

– Ах! – крикнула Элла. – Янки! Генуг!

Янки, словно назло, запел еще громче.

Снизу донесся стук в дверь.

– Очередной безмятежный Шаббат в семействе Московиц, – вздохнула Элла.

– Арон, будь добр, спустись вниз. Посмотри, кто там барабанит, – попросила миссис Московиц.

Ари сбежал вниз и через несколько минут вернулся с объемистым пакетом, обернутым в коричневую бумагу.

– Почтальон приходил. Элла, посылка на твое имя, – сказал Арон.

– Что там? – полюбопытствовала миссис Московиц.

– Сама не знаю, – ответила Элла.

– Может, ты что-то заказывала? – предположила Тилли.

– Нет.

– А от кого посылка? – спросила Пози.

– Обратного адреса нет.

– Открывай поскорее! – не выдержал Солли.

Элла надрезала бумагу. Внутри оказался потертый саквояж.

– Здесь деньги! – воскликнула Элла.

Мистер Московиц приоткрыл один глаз.

– Такое уже случалось или нет? – спросил он.

– О чем ты, папа? Кто нам посылал деньги? Особенно столько. Вы только поглядите!

Элла открыла саквояж пошире, показывая семье толстые пачки стофунтовых купюр. Между пачками мелькнула сложенная бумажка. Элла быстро извлекла и развернула записку.

– Ты только посмотри, Эл! – воскликнул Арон, взвешивая на ладони пачку. – Какая тяжелая. Должно быть, здесь целых пять тысяч фунтов.

– Нет, Арон, – дрожащим голосом возразила Элла. – Здесь пятьсот тысяч.

Миссис Московиц, стоявшая рядом с дочерью, шумно осела на пол и прижала руку к груди.

Встревоженный мистер Московиц встал с дивана, схватил журнал Эллы и принялся обмахивать жену.

– Мама, ты как себя чувствуешь? Тилли, неси бренди!

– Пятьсот тысяч? – шепотом спросила миссис Московиц.

– В записке все сказано, – кивнула Элла.

Дорогая Элла!

В саквояже пятьсот тысяч фунтов. Потрать их на больницу. На помощь жителям Уайтчепела. Тем, кому не на что и не на кого рассчитывать. Сохрани им жизнь. Не дай угаснуть прекрасной мечте. Помоги плохому человеку сделать хорошее дело.

Даты не было. Подписи тоже. Этого и не требовалось. Элла знала, кто прислал деньги.

– Это все? Где он сам? Как его здоровье? – спросила миссис Московиц, протягивая руку к записке.

Мириам принесла из шкафа бренди и бокал. Солли вертел в руках пачку денег, ошалело глядя на нее. Пози взобралась к Элле на спину и обняла за шею. За общим шумом и возгласами никто не заметил, что в сумраке коридора стоит вернувшаяся Индия.

– Янки поет «Кадиш ятом»? – тихо спросила она.

Слушая пение Янки и мистера Московица, она теперь знала много еврейских молитв.

– Индия! – обрадовалась Элла. – Слава Богу, ты вернулась!

– Какая красивая молитва. Красивая и печальная. А его в конце было некому утешить молитвой. Совсем некому.

– Индия, да забудь ты про молитву. Лучше посмотри на это! Взгляни! Пятьсот тысяч фунтов! От Сида. Точно от него. Больше некому. – Элла подняла руки. – Знаю, о чем ты думаешь, но мы не отошлем эти деньги назад. Мы поблагодарим его за щедрость.

– Элла, мы не сможем его поблагодарить.

– Не сейчас, конечно. Но вскоре. Он же объявится.

– Нет, не объявится. Ни вскоре, ни когда-либо.

– Да что ты такое говоришь? Я же тебе запретила такие разговоры. И почему до сих пор стоишь в коридоре. Иди сюда! Иди и взгляни на его щедрость.

Индия вошла в гостиную. Увидев ее, Элла испуганно спросила:

– Что с тобой? Что случилось?

Глаза Индии покраснели от слез. Заглянув в них, Элла увидела глубочайшее отчаяние.

– Я не знала. Столько дней прошло, а я не знала. Пока не услышала их. Выхожу из больницы, а они кричат…

– Кто кричит? И о чем?

– Разносчики газет, – сказала Индия. – Они выкрикивали без умолку.

Она подала Элле номер «Клариона».

«Мэлоун найден!» – возвещал крупный заголовок на первой полосе.

– Где? – спросила Элла, хватая газету.

– В Темзе. Элла, он мертв. Сид Мэлоун мертв. 

Глава 76

Индия смотрела на дверь квартиры Фредди Литтона. Судя по играющему граммофону, он был дома. Индия подняла руку и застыла, не в силах постучать.

Она прижала руки к глазам. Внутри нее все дрожало. Тошнотворное чувство проникало до глубины души. То, что она собиралась сделать, перевернет всю ее жизнь. Обратного пути уже не будет. Она почти ушла, почти сбежала по ступенькам вниз, в темноту промозглого лондонского вечера. Но затем увидела малышку, которую сторонятся другие дети. Индия слышала, как дочка – почему-то она знала, что у нее будет девочка, – спрашивает, что значит «незаконнорожденная». Индия увидела, как ее дочь растет одна, без права учиться в хорошей школе, без подруг, несчастная со дня рождения.

Будущее ее ребенка… их с Сидом ребенка… стоило любых жертв. Только это теперь и имело смысл. Подумав о Сиде, Индия зашаталась и даже была вынуждена присесть на ступеньку. Три дня подряд она провела в постели, плача навзрыд и все глубже погружаясь в черную бездну горя. После Хью она уверяла себя, что больше никогда не полюбит, но ошиблась. Она полюбила Сида Мэлоуна, а теперь потеряла и его.

Газеты смаковали подробности, касавшиеся тела, которое извлекли из мутных вод Темзы. Тело успело настолько разложиться, что опознать Сида удалось лишь по следу от пули под лопаткой и нескольким личным вещам. В первые часы, едва услышав выкрики газетчиков, а потом прочитав большую статью в «Кларионе», Индии хотелось умереть. Она плакала по Сиду, так и не познавшему лучшую жизнь. Плакала по себе, по несбывшимся мечтам совместной жизни с ним.

Индия отказывалась от еды и питья, пока на второй день Элла не подошла к ней и не напомнила простую истину: если она голодает, то вместе с ней голодает и ребенок. Индия вдруг поняла, что Сид не исчез бесследно. В ней осталась его частица, новая жизнь, растущая внутри ее. Она должна сделать все, что в ее силах, ради защиты и сохранения этой жизни. В тот момент она и решила отправиться к Фредди.

– Это единственный способ, – прошептала себе Индия, потом встала и постучала в дверь.

– Одну минуту! – послышался голос Фредди.

Музыка оборвалась. Раздались шаги, дверь открылась, и на пороге предстал Фредди.

– Индия, – язвительно усмехнулся он.

– Можно войти?

– Ах, ты спрашиваешь, можно ли тебе войти. Несколько дней назад ты чуть ли не опрометью убежала от меня. Выставила меня дураком. Превратила в посмешище. Поэтому нет, войти тебе нельзя, – ответил он, приготовившись закрыть дверь.

Индия сунула ногу в дверь.

– У меня к тебе деловое предложение. Оно касается денег. Очень больших денег. Так можно мне войти?

Фредди открыл дверь, небрежно махнув рукой. Едва Индия вошла, он шумно захлопнул дверь.

– Что привело тебя сюда? Чего ты хочешь?

– Фредди, я хочу выйти за тебя замуж.

Даже такой опытный мошенник, как Фредди, не сумел сохранить бесстрастное лицо, и там промелькнуло неподдельное изумление.

– Как ты сказала?

– Я сказала, что хочу выйти за тебя замуж. Сегодня же можно определиться с датой. Днем я побывала у матери и убедила ее увеличить сумму, которую первоначально она тебе предлагала. От нее я принесла пять тысяч фунтов. – Индия достала из сумки конверт и положила на столик. – Если примешь мое предложение, деньги твои. Они же тебе не помешают? Ты ведь решил выиграть на дополнительных выборах. – (Фредди молча смотрел на конверт.) – Потерял дар речи? На тебя это совсем не похоже.

– Слишком неожиданный поворот событий. Я не понимаю…

– Сейчас поймешь, – перебила его Индия. – Фредди, я беременна. Отец моего ребенка мертв.

– Значит, мне предстоит растить незаконнорожденное чадо Сида Мэлоуна? – горько рассмеялся Фредди.

– Я не хочу, чтобы на моем ребенке лежало клеймо незаконнорожденного. Если мы поженимся, ты должен принять ребенка как своего собственного и вести себя, как полагается отцу. Знаю, любить ты не способен. Я и не прошу, чтобы ты любил чужое дитя. Обыкновенная вежливость и малая толика доброты. Таковы мои условия. А вот условия моих родителей…

Индия подала ему второй конверт, открыв который Фредди узнал, что обещания насчет Блэквуда и дома на Беркли-сквер остаются в силе, однако прежняя внушительная сумма в сто тысяч фунтов возросла втрое, а ежегодные выплаты в двадцать тысяч удваивались.

– У меня тоже есть условия, – сказал Фредди, переварив новости. – Первое: я хочу наследников.

– Я постараюсь, чтобы они у тебя появились.

– Эти дети – мои дети – унаследуют поместье Селвин Джонс.

– Я предполагала, что ты этого потребуешь, и потому убедила родителей учредить для своего ребенка независимый фонд. Ты не сможешь его контролировать. Только я одна.

– Они уже знают о ребенке? – недоверчиво засмеялся Фредди. – Ты им сказала?

– У меня не было выбора. Я хочу, чтобы ты на мне женился. Я подумала, что более внушительное приданое поможет тебя убедить.

– И они согласились?

– Конечно. Они бы заплатили еще больше, только бы избежать скандала с внуком, рожденным вне брака.

– Условие номер два: ты прекращаешь свою медицинскую практику в больнице и где-либо еще. Ты держишься подальше от Уайтчепела, Эллы Московиц, Харриет Хэтчер и всех прочих. Ты становишься настоящей женой члена парламента. Тихой, поддерживающей мужа и постоянно находящейся в тени.

– Отлично.

– Условие номер три: мы поженимся в субботу. Через четыре дня. В Лонгмарше.

У Индии кольнуло сердце. Боже, как скоро!

– Индия, ты даешь мне слово?

– Даю, – ответила она. – А ты, Фредди, даешь мне слово? Когда-то ты умел это делать. Твое умение сохранилось?

– Я даю слово.

Индия кивнула:

– Тогда до встречи в субботу, в Лонгмарше, – и направилась к двери.

Ей хотелось поскорее выбраться из этой квартиры, вернуться домой, упасть на кровать в мансарде дома семьи Московиц и, преодолевая горе, попробовать сжиться с тем, что она сделала несколько минут назад.

– Погоди, – остановил ее Фредди, хватая за руку, и Индия вопросительно посмотрела на него. – Индия, все это… все это из-за какого-то поганого преступника. Я не понимаю.

Сокрушенная, с разбитым сердцем, Индия улыбнулась ему:

– Конечно не понимаешь. Ты и не в состоянии понять, Фредди. Это называется любовью. 

Глава 77

Ребенок Фионы с каждым днем все сильнее брыкался в материнском животе. На прошлой неделе она начала думать, что у нее родится сын, и теперь мысленно называла ребенка «он». Вряд ли она ошибалась. Такой же непоседа, как ее братья. Фиона положила руку на свой огромный живот и осталась стоять у окна спальни.

Серый утренний свет делал рельефнее тени под ее глазами и тревогу в них. Фиона вспомнила визит к доктору Хэтчер. Это было больше месяца назад.

– Думайте о радости и счастье, – посоветовала ей врач. – Такие мысли благотворны для ребенка.

Тогда это было легче. Ее муж еще не лежал в коме, за голову Чарли еще не была обещана награда, а Шейми еще не рассказал ей об экспедиции в Антарктику.

– Малыш, доведется ли тебе познакомиться с твоими дядями? – прошептала Фиона, и ее глаза наполнились слезами. – Доведется ли тебе увидеть твоего отца?

Она смахнула слезы. Если дать им волю, потом не остановишь.

Рядом с кроватью дремали Липтон и Твайнинг. Услышав ее голос, Липтон поднял голову. Сара принесла чай и тосты, но Фионе было не до еды. Она оделась, но так и не покинула спальню. Не было сил. Фиону снедало беспокойство. Шейми повез Чарли в Грейвзенд. Оттуда корабли уходили во все концы земли. У Чарли была лодочная мастерская. Он неплохо разбирался в моторах. Такие люди пригодятся на каждом судне. Чарли собирался отплыть на восток, подальше от Англии, сойти в иностранном порту и поискать себе работу.

Уезжали братья ночью. Фиону переполняла грусть, но она старалась держаться, чтобы не усугублять расставание.

– Фи, когда Джо очнется, передай ему от меня привет, – сказал Чарли; Фиона кивнула и опустила глаза, но Чарли приподнял ей подбородок. – Послушай меня. Джо обязательно очнется. Я это знаю, Фи. Может, кто-то и не выходит из комы, но у них нет того, что есть у Джо. У них нет тебя, Кейти и еще одного малыша на подходе. А у Джо есть все, ради чего стоит жить и сражаться. Я знаю: он победит в этой битве.

Потом Сид крепко обнял Фиону, поблагодарил за все и сказал, что любит ее. На этом прощание закончилось. Фиона смотрела ему вслед, зная, что, скорее всего, больше никогда его не увидит. На душе было горько и тяжело. Ночь Фиона провела почти без сна, ворочаясь с боку на бок. Она злилась на судьбу, отнявшую у нее родителей, маленькую сестру, а теперь еще и братьев.

Часы на бюро пробили девять. Где же Шейми? Почему до сих пор не вернулся? Нельзя было его отпускать. И не только его. Обоих. Братья дважды выскальзывали из дому: первый раз за трупом, а во второй – в банк «Альбион» за деньгами Чарли. Операция прошла без сучка и задоринки. Фиона поверила братьям. Их уловка сработала. Вскоре все лондонские газеты трубили о гибели Сида Мэлоуна. Второй поход едва не закончился их поимкой. В тот день Чарли вернулся ближе к полуночи, а Шейми явился домой с поцарапанным лицом. На все ее расспросы братья ответили лаконично: «Пришлось поднапрячься».

Чарли пока еще очень опасно показываться на людях. Даже если теперь его считают мертвым. А Шейми… Вдруг парень влип во что-то нехорошее? По пути с ними могло приключиться что угодно. Их могли арестовать, избить. В них могли стрелять и… убить.

Ребенок отчаянно ударил ножкой в ее живот.

– Счастливые мысли, – произнесла вслух Фиона. – Счастливые мысли, черт бы их побрал!

В дверь спальни постучали.

– Фи, это я, – сказал Шейми, открывая дверь.

Собаки вскочили и завертелись волчками, радостно повизгивая. Фиона облегченно вздохнула.

– Шейми! Слава богу, ты цел и невредим! Я так волновалась. Прошу тебя, скажи, что с Чарли все в порядке.

– Так оно и есть, Фи. С ним все в порядке.

– Где он сейчас?

– На корабле. Поплыл на Цейлон.

Шейми сел напротив. Вид у него был усталый.

– Я зверски хочу есть, – признался он. – Можно я слопаю твой тост?

Фиона намазала тост маслом и протянула брату. Потом налила чай.

– Тяжело было прощаться? – спросила она.

Шейми пожал плечами:

– Я пробыл с Чарли до рассвета. Потом он сказал: «Ну все, парень, прощаемся. Надо бы не так, правда?» И добавил: «Надеюсь, ты отыщешь Северный полюс». Я ему напомнил, что собираюсь искать Южный полюс. На этом и расстались.

– И все? – удивилась Фиона. – Чарли уплыл из Англии, чтобы никогда не возвращаться, и не нашел других слов? Только «Надеюсь, ты отыщешь Северный полюс»?

– Фи, у парней длинные речи не приняты.

Фиона кивнула. Ее снова захлестнула волна грусти. Шейми это заметил, перестал жевать и потрепал сестру по руке.

– По-другому никак, – тихо поизнес он. – Чарли нужно было уехать. Здесь он бы пропал.

– Знаю, Шейми. Знаю, что так лучше. Я просто… просто мне хочется, чтобы вы оба были рядом со мной, как и положено семье. Неужели я прошу слишком много? Я снова всех теряю. Чарли, тебя…

Она не сказала «Джо». Этого и не требовалось. Оба знали: новостей о состоянии Джо не было. Никаких перемен. Каждый день одно и то же. Джо не реагировал на окружающий мир, не шевелился, худел.

– Фи, не куксись! – Шейми попытался взбодрить сестру. – Сама знаешь, нам с Чарли не усидеть на одном месте. Ну что бы мы с ним делали в Лондоне? Пошли бы работать к тебе в «Чайную розу»? Официантка из меня никудышная. Из него тоже. Я бы ронял подносы, а он бы воровал серебряные ложки. – (Фиона хотела улыбнуться шутке, но не смогла.) – Чарли порвал с прежней жизнью. У него появился шанс. Разве ты не этого хотела для нашего брата?

– Да, Шейми, я этого хотела, – сказала Фиона, удивленная проницательностью брата.

– Тогда, Фи, отпусти его. И меня тоже.

– А что мне остается? – вздохнула она. – У меня нет другого выбора.

Шейми встал:

– Давай-ка отправимся на утреннюю прогулку. Доедем до Гайд-парка, погуляем там немного и назад. Возьмем с собой Кейти. Тебе нужно побыть на солнце, подышать свежим воздухом. А то сидишь в четырех стенах и стонешь. Ничего хорошего это тебе не принесет. Да и Джо с малышом – тоже. Жизнь продолжается, Фи. Должна продолжаться. Другой у нас нет.

Фиона озадаченно улыбнулась:

– И с каких пор мой младший братишка стал мудрее меня?

– Около сотни лет назад, – усмехнулся Шейми.

Фиона тоже встала. Они с Шейми уже собрались выйти из спальни, когда в коридоре послышались торопливые шаги. Испуганная Фиона схватила брата за руку.

– С Чарли что-то случилось, – прошептала она. – Так я и знала.

Дверь без стука распахнулась. На пороге стоял Фостер, раскрасневшийся от быстрого бега.

– Мистер Фостер, в чем дело? – спросила Фиона, удивляясь столь внезапному нарушению приличий, ведь за все годы службы в их доме дворецкий никогда не позволял себе подобных вольностей.

– Мадам, он очнулся! – с непривычным волнением произнес Фостер. – Открыл глаза. Пытается говорить. Он сбит с толку и не совсем понимает, где находится. Во всяком случае, так мне сказал посыльный. Но он очнулся!

Фиона мигом догадалась, о ком речь, и быстро пошла к двери.

– Экипаж, и поскорее! – крикнула она.

– Сейчас подъедет, – ответил Фостер. – Сара вас уже ждет с пальто и шляпой.

Фиона поспешила вниз, насколько это позволяло ее состояние. Шейми умчался вперед.

– Мадам, вас не затруднит от моего имени поздравить мистера Бристоу с пробуждением? – крикнул ей вслед Фостер.

– Поздравьте его сами, мистер Фостер, – ответила она. – Места в экипаже хватит всем.

– Мадам, это было бы весьма… необычно.

Фиона остановилась на полпути:

– Если вы до сих пор не заметили, позвольте вам сказать: необычное в нашем доме стало обычным явлением.

– Совершенно верно, мадам.

– И все равно, мы ведь живы. Согласны, мистер Фостер?

Ребенок встретил ее слова очередным толчком в живот. Липтон и Твайнинг цеплялись за юбку.

– Это ведь главное. И другой жизни у нас нет.

– Конечно, мадам.

– Тогда, мистер Фостер, берите Кейти, одевайтесь и поехали. 

Глава 78

– Значит, тебя Сидом звать? А по фамилии как? – спросил старший механик.

– Бакстер, – ответил Сид, застигнутый врасплох.

Механик бросил ему лопату и указал на груду угля:

– Добро пожаловать в ад, мистер Бакстер.

Сид с улыбкой поймал лопату. Корабельная кочегарка его не пугала. Он и так находился в аду. Тем поздним вечером, когда Индия пришла к нему в «Баркентину», ему подумалось, что их любовь – проклятие. Сейчас он был убежден: так оно и есть. С ней он познал рай. Теперь будет познавать ад – бесконечную вереницу лет, тянущихся год за годом. Лет без нее.

– Энди Маккин, – представился второй кочегар. – Мы будем работать в первую смену. Советую раздеться. Скоро здесь будет жарко.

Сид поднялся на борт «Аделаиды» полчаса назад. Его ждали. Задержка с выходом судна – самая пустячная любезность, какую мог ему оказать капитан. В свое время Сид обогатил этого человека, скупая у него контрабандный опиум. Едва Сид оказался на борту, буксир потащил судно от причала в открытое море. Сид успел закинуть сумку с вещами на койку и спуститься в кочегарку, как с мостика последовала команда «полный вперед».

– Давай, приятель! Начинаем! – крикнул ему Энди.

Сид сбросил куртку, стянул через голову рубашку. Через десять минут с него ручьями катил пот. Они с Энди перестали быть людьми, превратившись в винтики корабельной машины. Топка огромного пароходного котла пожирала каждую лопату угля, брошенную в ее пасть, и требовала новых. Огонь опалял Сиду кожу. Мышцы поврежденной руки возмущались всякий раз, стоило ему поднять лопату. Рана под лопаткой отзывалась волнами боли. Сид не возражал. Он приветствовал боль, поскольку она вытесняла все остальное: каждое воспоминание и обещание, каждую надежду.

Боль вытесняла слова приглашения, которое он увидел на каминной доске в кабинете Фионы. Это была последняя ночь в доме сестры. Ему не спалось. Сид встал и отправился бродить по дому. Зашел в кабинет. Разглядывал фотографии, поднимая их и вновь ставя на место. Листал книги Фионы и ее деловые записки. Тогда-то ему на глаза и попалась карточка цвета слоновой кости с текстом, напечатанным каллиграфическим шрифтом.

Граф и графиня Бернли рады сообщить о браке их младшей дочери, леди Индии, с лордом Фредериком Литтоном, вторым сыном леди Бингэм и покойного графа Бингэма. Частная церемония бракосочетания состоится в имении семьи Бингэм Лонгмарше в субботу, 24 ноября. После краткого медового месяца на севере Шотландии чета возвратится в Лондон, где будет жить в доме № 45 по Беркли-сквер.

Приглашаем оказать нам честь и почтить своим присутствием бал, который будет дан в субботу, 15 декабря…

Читая эти слова, Сид чувствовал, будто кто-то проник к нему в грудь и вырвал сердце. Все это казалось настолько нереальным, что у него закружилась голова. Быть такого не может, думал он. Оказывается, может. Ну почему из всех мужчин она выбрала Литтона? Индия знала, что́ он за тип. Знала, чего он хочет: не ее, а ее денег.

– Почему, Индия? Почему? – спрашивал вслух Сид.

Почему после всех мерзостей, устроенных ей Фредди Литтоном, она собралась выйти за него замуж?

Из-за тебя, бывший Сид Мэлоун, мысленно ответил он себе. То, что сделал с ней Сид, было хуже. Полюбил ее, а потом предал их любовь, покусившись на жизнь Джо Бристоу и убив Джемму Дин. Если даже Фиона поначалу верила в это, то Индия тем более.

В последующие дни его злость на Индию полностью иссякла, сменившись жутким горем. Сид был не вправе упрекать Индию в принятом решении. Она всего лишь вернулась в знакомый мир, где был Фредди, аристократический брак, безопасность, надежность. Если кто и заслуживал упрека, так это он сам. Упрека за то, что позволил себе поверить в любовь, когда жизнь учила его обратному.

Больше он никогда не сделает такой чудовищной ошибки.

«Аделаида» везла плужные лемехи и другой фермерский инвентарь в Момбасу, порт в Британской Восточной Африке. Оттуда их путь лежал на Цейлон, в Коломбо, за грузом чая. В Коломбо Сид планировал сойти на берег и устроиться на плантацию. Чайную или каучуковую – ему было все равно. Он согласится на любую честную работу за скромные деньги. Тяжелый физический труд, когда в конце дня так выложишься, что никаких мыслей в голове не остается. Когда не остается сил вспоминать и горевать.

Он всегда хотел отправиться в море. Море отмоет его дочиста, как он когда-то надеялся. Уже отмыло. Сид Мэлоун умер и исчез. Теперь он был Сидом Бакстером, скромным кочегаром. Невидимым. Анонимным. Человеком без прошлого, без истории. Человеком, у которого есть только будущее – бесконечное и беспросветное.

– Сбавь обороты, приятель! – крикнул ему Энди. – Найди себе подходящий темп. Это же дьявольская работенка. На такой скорости ты и дня не продержишься, не говоря уже про все плавание до Коломбо.

Сид улыбнулся.

– Это обещание? – крикнул он в ответ и еще быстрее заработал лопатой. 

Глава 79

– Индия! Ты как себя чувствуешь? Что ты там застряла? – спросила Мод, настойчиво стуча в дверь уборной.

– Мод, я в порядке. Сейчас выйду, – откликнулась Индия, хотя чувствовала себя ужасно.

Она стояла, склонившись над унитазом, в крохотном туалете при церкви Лонгмарша. Утром Индию дважды стошнило в комнате. И вот опять.

– Нервы, только и всего, – соврала она сестре.

Индия вытерла рот, побрызгала лицо водой и открыла дверь.

Ее сестра, только что вернувшаяся из Парижа, стояла перед туалетом с дорожной сумкой в руке.

– Успела в последнюю минуту. Леди Бингэм сказала, что ты здесь. Индия, как это понимать? Что вообще происходит?

– Я выхожу за Фредди. По сути, уже через десять минут.

– Это мамочка мне рассказала. Три дня назад, когда мне взбрело в голову позвонить ей из отеля и спросить, не привезти ли ей отрез шелка из Парижа, – сердито произнесла Мод.

– Я не хотела, чтобы ты знала. Думала, начнешь меня отговаривать. Мама была того же мнения.

– Естественно, начну! – пробормотала Мод, бросая сумку на пол. – Помнится, месяц назад ты заявляла, что больше не желаешь видеть Фредди. Рассказывала обо всех его пакостях. И вдруг – такой поворот. Чем это вызвано?

– Ситуация и так непростая. Пожалуйста, не усугубляй ее. У меня на то есть причины. Вряд ли ты их поймешь.

– А я очень постараюсь понять.

Индия посмотрела на сестру. Хотя бы сейчас Мод не насмешничала.

– Тогда слушай. – Индия присела на скамью, расправила юбку своего белого костюма с глухим воротником. – Я беременна. Ребенок не от Фредди. Он согласился признать ребенка своим в обмен на приданое. Мир очень жесток, и я не хочу, чтобы мой ребенок страдал от обстоятельств своего появления на свет.

– А куда делся отец ребенка? Почему ты не вышла за него?

– Я собиралась. Не здесь. В Америке. Но он… умер.

– Чертовщина какая-то.

– Согласна.

– И кем он был?

– Этого я сказать не могу. И поверь, тебе лучше не знать.

– Индия, это твоя жизнь. Как бы ты ни желала защитить будущее ребенка, ты уничтожаешь собственное. Понимаешь?

– Понимаю.

Мод ходила перед ней взад-вперед, качая головой:

– Мама здесь? Отец тоже?

– Они уже в капелле, вместе с Литтонами. Приехали вчера из Лондона, после улаживания финансовых дел с Фредди.

Не дожидаясь подписания брачного контракта, Фредди нанял архитектора и декоратора для преображения их дома на Беркли-сквер.

– Через год это будет самый красивый и блистательный дом в Лондоне, – сказал он Индии. – Успей до свадьбы заказать себе новые платья. По возвращении из медового месяца нас ожидает бал на двести гостей. Там будут Кэмпбелл-Баннерман, лидеры обеих партий и просто известные люди. Будь я проклят, если не верну себе представительство от Тауэр-Хамлетс.

Индия и раньше знала об амбициях Фредди, но тогда его сдерживала нехватка денег. Теперь, получив от тестя обещанную сумму, Фредди развернется по-настоящему. Его амбиции сделаются безграничными. Индия подумала о бесконечной череде обедов. О планировании меню и рассаживании гостей, об утомительных церемониях знакомства и отупляющей светской болтовне. И ни в одном зале, ни в одной комнате она уже не увидит лица Сида, не услышит его голоса и не заглянет ему в глаза. Ее обдало волной неутихшего горя. Индия наклонилась, чтобы сестра не увидела ее слез.

– Этот костюм покупала мама, – сказала она, теребя оборки на манжетах. – Правда, жуткий?

Мод села рядом, помолчала, потом сказала:

– Помнишь, как летом мы здесь собирались? Уиш еще был жив. Я процитировала тебе строчки из Теннисона: «Уж лучше полюбить и потерять любовь, чем никогда ее не знать». – Мод невесело рассмеялась. – Ты тогда назвала его дураком.

– Я понесла заслуженное наказание. Любовь, которую я потеряла, – единственная любовь, какая у меня была. Другой такой уже не будет. Но Теннисон оказался прав. Какой бы краткой ни была моя любовь, я рада, что познала ее.

– Все не так уж и плохо, – сказала Мод, касаясь руки Индии. – Это только кажется. Ты же знаешь, жизнь можно… компенсировать. Есть способы отвлечься.

– Ты о каких способах? – печально улыбнулась Индия. – О тех, что я видела в притоне Тедди Ко? Нет, Мод, благодарю покорно.

– Ты не угадала. Вообще-то, я думала о твоей больнице.

– Больница для меня закончилась. Таково было одно из условий Фредди. Я должна стать добропорядочной женой члена парламента, целиком преданной его интересам.

– Но тебе никто не запретит заниматься детьми, – сказала Мод. – Один на подходе. Наверняка появятся и другие.

– Да. Я найду, чем еще себя занять, – смело заявила Индия. – Для начала займусь французским. Всегда хотела выучить этот язык и вечно не хватало времени. И за итальянский возьмусь. Смогу читать великих поэтов. Попробую рисовать. – Индия закрыла глаза, ее лицо болезненно сморщилось. – Боже мой, Мод! – прошептала она.

В дверь постучали. Она приоткрылась, и в щель просунулась голова священника.

– Прошу прощения, леди Индия. Вы готовы? Ваш жених уже здесь.

– Да, ваше преподобие, – решительно ответила Индия. – Ты встанешь со мной? – спросила она Мод, беря сестру за руку.

– Индия, ну должен же существовать другой способ. Ты не обязана жертвовать собой. Уезжай отсюда. Немедленно. С Фредди я разберусь сама.

Индия поднесла палец к губам Мод, остановив ее возражения.

– Сегодня я буду засыпать с мыслью, что мой ребенок не узнает жизненных тягот. Для меня сейчас это главное.

Сид умер, но оставил ей частичку себя. Он будет жить в их ребенке. Индия увидит его в улыбке малышки, в ее глазах. В смехе дочери услышит его смех.

Она назовет дочь Шарлоттой. Сид рассказывал, что когда-то его звали Чарли. Шарлотта. Ее ребенок. Не дочь Фредди. Ее дочь. Она будет любить малышку так, как любила отца девочки: всем сердцем и душой.

Индия взяла букет. Фредди сам выбирал цветы. Ярко-красные розы.

– Для меня немыслимо, чтобы ты несла белые розы, – сказал он, отдавая ей букет. – Они для девственниц, а не для шлюхи Сида Мэлоуна.

Индию шокировала его жестокость, но она быстро оправилась.

– Сегодня ты получишь от моего отца чек на триста тысяч фунтов, – шепотом ответила Индия. – Так кто из нас шлюха?

Фредди помрачнел и быстро ушел. Такими будут наши отношения, подумала она. С этим человеком она проживет остаток жизни. С этим человеком она будет делить постель. От последней мысли у нее едва не сдали нервы.

– Идем, Мод, – сказала Индия. – Пора.

Они вышли в притвор и прошли в капеллу. Как только сестры появились в начале прохода, заиграла одинокая арфа.

Фредди стоял возле алтаря и торжествующе улыбался. Лощеный, элегантный, в серой визитке и полосатых брюках. Рядом с ним стоял Бингэм. Индия глубоко вдохнула и двинулась к нему.

Священник лучезарно улыбнулся ей, но она почти не видела его и не слышала его слов. В голове звучал голос Сида, говорившего, что любит ее и что их любовь была ошибкой. «Не была, – мысленно ответила ему Индия. – И никогда не будет».

Началась церемония бракосочетания. Священник прочел молитвы. Жених и невеста произнесли слова брачной клятвы. Фредди надел на палец Индии кольцо, она надела кольцо на его палец. Потом он целомудренно ее поцеловал. Вот и все, они обвенчались. Лорд Фредерик и леди Литтон, муж и жена.

За стенами церкви догорал закат. Близился вечер. По обе стороны паперти собрались фермеры, арендующие землю у Литтонов. Они поздравляли новобрачных, бросая под ноги горсти риса. Мать Фредди повела их в дом, где ждал свадебный ужин. Фредди взял Индию под руку. Ее радовало, что люди заняты разговорами, а значит, ей не придется произносить учтивые фразы. По пути к дому она смотрела на Лонгмарш. Поздней осенью здешние поля и леса превращались в мозаику оранжевых, охристых и коричневых пятен. С таким же успехом сейчас могла быть зима. Ей окружающий пейзаж казался серым.

Дорога сделала поворот к дому, и здесь новобрачных и гостей ждал сюрприз. В двадцати ярдах стоял крупный олень-самец с великолепными развесистыми рогами.

– Боже мой! Где этот чертов егерь? Бинг, позови этого лежебоку! Пусть принесет нам ружья, – сказал Фредди.

Фредди выпустил руку Индии. Он прицелился в оленя из воображаемой винтовки и губами сымитировал звук выстрела. Животное услышало звук, но не вздрогнуло. Олень смотрел на Индию.

«Беги, – мысленно приказала она оленю. – Убегай отсюда и никогда не возвращайся».

Олень моргнул, нагнул свою красивую голову и убежал.

– Сбежал, поганец, – вздохнул Фредди.

– В другой раз, – сказал Бингэм, хлопая брата по спине. – Ты теперь женатый человек, старый крот. Скачки с препятствиями закончились.

Послышался смех и подтрунивания. Сестра Фредди взъерошила ему волосы. Бинг велел поторапливаться, поскольку умирал с голода. Процессия двинулась дальше, но Индия осталась стоять. Она смотрела, как олень пересек поле и перепрыгнул через каменную стену.

К глазам подступили слезы, но Индия справилась с ними. Она не будет плакать. Возможно, потом, но не здесь и не сейчас. Вместо этого она произнесла клятву. Настоящую. Не те бессмысленные слова, которые она одеревеневшим языком бубнила Фредди. Эти слова шли от сердца. Я люблю тебя, Сид. И всегда буду любить.

– Дорогая, ты идешь?

Индия едва не вздрогнула. Разумеется, это был Фредди. Он ждал ее на дороге. Остальные ушли вперед. Индия посмотрела на него. Улыбка, нацепленная им, чтобы произвести благоприятное впечатление на свою и ее семьи, исчезла. Глаза Фредди были холодными. За его спиной мрачно высился замок Лонгмарш. Индия в последний раз оглянулась на оленя, но тот исчез.

– Да, Фредди. Иду.

Часть третья

Лондон, 1906 год

Глава 80

Сэр Дэвид Эрскин, парламентский пристав палаты общин, посмотрел в окно на лужайку, где стоял памятник Кромвелю, и нахмурился. Официальная церемония открытия парламентской сессии закончилась. Собравшиеся разошлись, король уехал, а члены обеих палат занялись своими делами. Тишина в Вестминстере соответствовала такому же тихому пасмурному февральскому дню, что должно было бы радовать парламентского пристава, но не радовало.

– Слишком уж нынче тихо, – обратился он к своему помощнику. – Не нравится мне это, мистер Госсет. Совсем не нравится.

– Сэр, вполне вероятно, что он… перевоспитался, и на этот раз нас ждет сессия без каких-либо потрясений, – ответил помощник парламентского пристава.

– Бывает, и корова летает, – усмехнулся Эрскин. – Он что-то задумал. Нутром чую, так оно и есть. Попомните мои слова: еще до конца дня мы обязательно о нем услышим.

Эрскин стоял прищурившись, приложив руку к груди. Сейчас он был похож на старинного главаря шотландского клана, защищающего свою крепость. Отчасти так оно и было. Являясь парламентским приставом, Эрскин отвечал за поддержание порядка в палате общин. За время пребывания на этом посту ему приходилось разбираться с разными людьми и ситуациями: от заблудившихся туристов и душевнобольных посетителей до крикливых заднескамеечников и бомб. Но поведение уважаемого члена палаты от Хакни всегда застигало его врасплох и загоняло в тупик.

– Он теперь министр, – сказал Госсет. – Премьер-министр поручил ему заниматься трудовыми отношениями. Возможно, это заставит его вести себя сообразно новой должности.

– Сомневаюсь, – возразил Эрскин. – Премьер-министр еще не раз пожалеет об этом назначении. Он рассуждает так: некий человек пинает дверь клуба, потому что этого человека туда не пускают. Достаточно впустить, и все будет в порядке. Нашему премьеру невдомек, что этот человек пинает дверь, поскольку хочет разнести в щепки сам клуб.

– Сэр, мне кажется, утром он вел себя вполне благопристойно.

– Именно кажется, – подхватил Эрскин. – Но я наблюдал за ним во время королевской речи и видел его взгляд. Такой взгляд у него бывает всякий раз, когда он злится. Едва король уехал, он тоже улизнул. То и другое меня настораживает.

Утром состоялось официальное открытие сессии парламента, что всегда происходило при новом составе правительства. Церемония была помпезной и зрелищной. Короля Эдуарда встречали толпы приветствующих. Он проследовал по Королевской галерее и занял свое место на троне в палате лордов. Затем, по установившейся традиции, король отправил герольдмейстера за парламентариями палаты общин. И тоже по традиции, парламентарии захлопнули дверь перед самым носом герольдмейстера, утверждая свое право заседать без вмешательства лордов и монарха. Герольдмейстер постучался трижды, после чего дверь открылась, и парламентарии отправились в палату лордов слушать тронную речь короля. В таких речах излагались цели, которые предстояло достичь новому правительству.

– Думаете, его что-то возмутило в королевской речи? – спросил Госсет.

– Зная его, скорее всего, он возмутился тому, о чем не услышал. Король ни слова не сказал о домах престарелых, школах для сирот и приютах для бездомных шелудивых кошек. Одному Богу известно, что́ его возмутило на этот раз. Но я знаю… – Эрскин осекся, услышав негромкое тарахтение мотора; Госсет тоже услышал. – Ну вот, легок на помине. Госсет, так я и знал. Так я и знал!

– Где же он, сэр?

– Там, – ответил Эрскин, махнув в северном направлении.

Человек в инвалидной коляске пересекал Парламентскую площадь. Его коляска двигалась гораздо быстрее, поскольку была снабжена мотором. Коляску изготовила фирма «Даймлер». Максимальная скорость достигала двадцати пяти миль в час. Эрскин знал это по собственному опыту, поскольку часто был вынужден бежать за коляской.

Плохо было одно то, что уважаемый член палаты от Хакни возвращался в Вестминстер. Но еще хуже было другое. За ним шел целый батальон, насчитывавший триста женщин, вооруженных плакатами и транспарантами. Процессию сопровождали газетчики. Они зарабатывали на этом человеке. Он всегда что-то демонстрировал, против чего-то протестовал, постоянно был готов устроить спектакль. Вот и сегодня о нем напишут больше, чем о премьер-министре, подумал Эрскин.

Для многих этот человек был героем, бойцом, святым. Как и все, Эрскин знал его историю. Уроженец Восточного Лондона, сумевший преуспеть. И очень преуспеть. Намереваясь кардинально улучшить жизнь в Восточном Лондоне, он почти шесть лет назад решил участвовать в парламентских выборах от лейбористской партии и, к удивлению всей страны, победил. Но спустя несколько недель после победы один известный бандит стрелял в него. Пуля, застрявшая в позвоночнике, парализовала ему ноги. Будучи не в состоянии выполнять свои обязанности, он сложил с себя полномочии, и после дополнительных выборов его место занял Фредди Литтон, прежде уже занимавший этот пост.

Многие считали, что выходец из Восточного Лондона распрощается с политикой и будет жить так, как живут инвалиды. Но они ошиблись. Он не позволил увечью помешать его политической карьере. О ее прекращении не было и речи. Весной 1901 года он вернулся в политику и занял вакантное место представителя от Хакни, победив на дополнительных выборах. Люди восхищались его подвигом, восклицая, что ничего подобного в парламентской практике еще не было.

Но, как думал Эрскин, сделанное мало интересовало этого человека. Его интересовало только то, что не сделано.

Госсет прищурился, глядя на плакаты.

– «Избирательные права для женщин – немедленно!» – прочел он вслух. – «Честные и равные права для всех!». – Госсет оглядел толпу. – Черт бы его побрал, сэр! С ним и миссис Панкхёрст!

– Вы заперли двери?

– Конечно, сэр.

– Молодец. Если он думает, что сумеет провести этих ведьм внутрь, действительность обманет его ожидания.

Эрскин и Госсет не тронулись с места, продолжая наблюдать за «силами вторжения». Те двигались по Сент-Маргарет-стрит, направляясь к входу для посетителей.

– Сэр, вы помните капусту? – спросил Госсет.

– Разве такое забудешь? – усмехнулся Эрскин.

Тогда уважаемого члена парламента возмутил закон, поддержанный тори. Этот закон обязывал уличных торговцев платить налог со своих тележек. Бунтарь назвал такое предложение «гнилым, как старые кочны», и призвал торговцев протестовать. Те отправились в Вестминстер, привезя туда двадцать телег гнилой капусты. Вход для членов парламента утопал в осклизлых кочнах. От зловония щипало глаза. Возникший хаос устранили далеко не сразу, но закон был отклонен.

– А орущих младенцев помните? – задал новый вопрос Госсет.

– Еще бы, – проворчал Эрскин.

Эту выходку уважаемый член парламента устроил, когда отклонили его запрос на финансирование бесплатной больницы для женщин и детей в Уайтчепеле. Он собрал толпу рассерженных и крикливых матерей Восточного Лондона. Те взяли своих еще более крикливых младенцев и заполонили галерею для публики. Поднявшийся шум сорвал заседание. Пришлось вызывать полицию. Женщин удаляли силой. Газетчики раструбили об этом по всей стране, обвиняя правительство Бальфура в жестоком безразличии к нуждам бедняков. Когда члены парламента собрались вновь, больница получила деньги.

– И не забудьте про гору навоза! – усмехнулся Госсет. – До сих пор помню выражение лица премьер-министра, когда он это увидел.

– Вас, мистер Госсет, никак, забавляют подобные выходки? – спросил Эрскин, сердито посмотрев на помощника.

– Ничуть, сэр, – ответил Госсет, поспешив сделать хмурое лицо.

Да уж, гора навоза! – подумал Эрскин. Никто не посмел обвинить в этой дерзкой выходке уважаемого члена палаты от Хакни, но его почерк явно прослеживался.

После всеобщих выборов новое правительство Бальфура представило на рассмотрение «закон Тафф Вейла», обязывающий профсоюзы возмещать работодателям ущерб, который те понесли в результате забастовок. Возмущенный таким отношением к профсоюзам, уважаемый член парламента встал и во всеуслышание назвал закон навозной кучей, вонь от которой распространяется до небес. Спикер и премьер-министр тут же вынесли ему порицание, однако новости о готовящемся законе и возражениях парламентария появились едва ли не во всех вечерних газетах. Тем же вечером лондонские извозчики съехались к Парламентской площади и стали опорожнять там телеги с навозом, пока не образовалась целая гора. На нее водрузили фигуру Бальфура.

С «законом Тафф Вейла» премьер-министр и его партия и впрямь вляпались в навоз. Насколько глубоко – это стало понятным лишь около месяца назад, когда тори объявили всеобщие выборы, которые они проиграли. Либералы не только победили; они победили с разгромным счетом. Генри Кэмпбелл-Баннерман стал премьер-министром. Лейбористская партия тоже получила достаточно мест в парламенте. Новый премьер-министр поступил в высшей степени прагматично, признав растущее влияние молодой партии и сделав нескольких лейбористов министрами своего кабинета. В их числе оказался и уважаемый член палаты от Хакни.

Пока Эрскин и Госсет наблюдали за упомянутым парламентарием, он подъехал к входу для посетителей и заглушил двигатель.

– Здравствуйте, пристав Эрскин! Здравствуйте, помощник Госсет! Всегда рад вас видеть, – сказал он, его улыбка была широкой и теплой, но в глазах читался вызов.

– Взаимно, мистер Бристоу, – сухо ответил Эрскин.

– Можно нам войти? Я привел группу женщин, желающих поговорить со своими представителями, хоть и не избранными ими, но для них.

– Все в свое время, сэр. Вначале хотел бы высказать свое пожелание. Я желаю, чтобы мы оба начали новую сессию надлежащим образом.

– И я хочу того же, сэр.

– Рад слышать. В таком случае, мистер Бристоу, мы поймем друг друга. На сей раз не должно быть никакой гнилой капусты, орущих младенцев и навозных гор… – Эрскин сердито посмотрел на миниатюрную женщину в длинном пальто и широкополой шляпе. – И никаких миссис Панкхёрст!

Бристоу разочарованно посмотрел на Эрскина. Миссис Панкхёрст не собиралась отступать и затеяла с парламентским приставом словесную перепалку. Эрскин слушал и морщился, а миссис Панкхёрст изливала свое возмущение. Она говорила, что ни в сегодняшней речи короля, ни в прочих выступлениях не прозвучало и намека на намерение правительства предоставить женщинам право голоса. Это было пощечиной всем британским женщинам, отрицанием их титанических усилий в борьбе за равные права, вопиющим предательством их надежд. А потому она и все женщины, пришедшие сюда, требуют объяснений от своих представителей.

– Вот что, миссис Панкхёрст, я не пропущу вас в Центральное лобби. И остальных тоже. Ничего подобного не будет, – начал Эрскин.

– Миссис Панкхёрст имеет все права встретиться со своим представителем, – сказал Бристоу. – Будучи британской гражданкой, она может беседовать с ним в Центральном лобби. То же касается и остальных женщин.

– Сэр! – донеслось из толпы. – Вы отказываетесь впустить женщин?

Эрскин посмотрел на задавшего вопрос. То был репортер «Таймс», держащий наготове блокнот и самопишущую ручку. Еще дюжина репортеров последовала примеру собрата. Эрскин вздохнул. Будучи военным до мозга костей, он умел признавать поражение. Лучше благородное отступление, нежели кровавое побоище.

– Я не могу впустить всех разом, – сказал Эрскин, вновь поворачиваясь к Бристоу. – Их слишком много.

– Скольких вы можете впустить?

– Пятерых.

– Пятьдесят.

– Тридцать.

– Договорились.

Эрскин и Госсет принялись открывать двери входа для посетителей. В это время пошел дождь.

– По-моему, нам стоит вынести ожидающим зонтики, – сказал Бристоу. – И угостить их горячим чаем. Что скажете?

– Мистер Бристоу, разве я похож на дворецкого? – спросил Эрскин.

– Я все организую сам. Я лишь спрашивал вашего разрешения. Погода на дворе ненастная, а женщины – создания хрупкие.

– Угу, – язвительно хмыкнул Эрскин. – Хрупкие, как тигры.

Бристоу въехал в зал Святого Стефана, поднявшись по пандусу, специально устроенному для него, затем сделал резкий поворот в сторону столовой, чтобы распорядиться насчет чая.

– Следите за скоростью! – крикнул ему вслед Эрскин.

Бристоу махнул рукой, показывая, что понял.

– В прошлом году вы сбили троих швейцаров. И повредили пьедестал статуи Кромвеля!

Когда собравшиеся выделили из своих рядов тридцать делегаток, Госсет сопроводил их в Центральное лобби. Эрскин смотрел на оставшуюся толпу мокрых, забрызганных грязью женщин. Сердитыми голосами они скандировали лозунги, требуя избирательных прав. По крайней мере, кому-то из них достанется чашка горячего чая и зонтик. Бристоу об этом позаботился, а затем вернулся к толпе, чтобы выслушать жалобы женщин своего округа, пешком пришедших к Вестминстеру из Хакни. И как он что-то слышит в этом гуле? – удивлялся Эрскин.

– Это только первый день, – устало заметил он вернувшемуся помощнику. – Парламент едва успел вновь открыться, а нас уже атакуют.

Госсет улыбнулся:

– У меня друг служил в Китае во времена Боксерского восстания. По его словам, когда китайцы хотят пожелать зла, они говорят: «Желаем вам жить в интересные времена».

– Можете не сомневаться, мистер Госсет, нас впереди ждут очень интересные времена. Пока мистер Бристоу заседает в парламенте, недостатка в интересных временах не будет. 

Глава 81

– Что, Мэггс, еще налить? – спросил Сид Бакстер.

– Хотя и не надо бы, но я выпью, – сказала Мэгги Карр.

– Вот и умница.

Сид плеснул в стаканы. Каждая капелька была на вес золота и стоила почти столько же. Виски, когда он мог себе это позволить, привозили сюда из Найроби, а это два дня пути на воловьей упряжке. Кто-то дрожал бы над бутылкой, но не Сид. Он наливал не скупясь.

Большинство людей, проявляя щедрость, делали это, потому что считали жизнь скоротечной и торопились взять от нее все. Сид Бакстер был щедр, поскольку знал, что жизнь длинна. Когда она стала тебе бесполезна, то будет тянуться еле-еле. Это счастье скоротечно, а вовсе не жизнь, и когда оно тебя посещает, подарив прекрасный вечер с другом, такое надо ценить. И Сид ценил эти мгновения.

– Недолго нам осталось протирать штаны, – вздохнула Мэгги. – Дожди не за горами. Давно пора. Осточертело пыль глотать.

Сухой сезон превратил красноземы Тики в мелкую пыль. С дорог и полей она неслась в дома и амбары, покрывала людей и животных, придавая всему слабый терракотовый оттенок. Но сейчас в высоких травах вельда шелестел ветер, а на горизонте, к северу от горы Кении, мелькали молнии и грохотал гром, басовые раскаты которого звучали зловеще.

– Вскоре будем сажать днем и ночью. Думаю, еще неделька, и начнется жаркая пора. – Мэгги отхлебнула виски, потом окинула взглядом свою плантацию. – Сейчас под кофе у меня семьсот акров. Еще двести распахано. Если бы не видела собственными глазами, то ни за что бы не поверила. Ты, Бакс, прямо дьявол, а не работник.

– Это потому, что ты босс дьявола.

Мэгги похлопала его по руке и допила виски. Маргарет Карр была хозяйкой и подругой Сида Бакстера. Владелица кофейной плантации пятидесяти с лишним лет от роду, ростом пять футов и два дюйма, она производила впечатление хрупкой женщины. Но стоило услышать ее голос и прочувствовать ее характер, как это впечатление сразу исчезало. Она овдовела десять лет назад. Детей у нее не было. Фермой она управляла одна, нанимая рабочих на посадку и сбор урожая.

Мэгги сидела по-мужски. Сейчас ее ноги покоились на перилах крылечка хижины Сида. По-мужски она ругалась и работала. Сид привык видеть ее на плантации от зари до зари, сажающей растения под дождем и собирающей красные кофейные ягоды под жгучим солнцем. Во время работы Мэгги носила широкий белый пробковый шлем, мужскую рубашку с закатанными рукавами и брюки, подпоясанные одним из ремней покойного мистера Карра. В отличие от жен здешних поселенцев, она вообще не надевала юбку, даже во время поездок в город.

Сид повстречался с ней пять лет назад, вскоре после того, как торговое судно «Аделаида», на котором он отплыл из Грейвзенда, бросило якорь в Момбасе, старинном арабском торговом порту на побережье Британской Восточной Африки. Сид сошел на берег, намереваясь вскоре вернуться на корабль и плыть дальше, к Цейлону, но сильно напился, завернул в бордель, где и заснул мертвецким сном. Пока он спал, его обобрали подчистую. Когда Сид добрался до порта, поддерживая брюки руками, так как ремень у него тоже украли, «Аделаида» превратилась в маленькое пятнышко на безбрежной глади Индийского океана.

Забористо ругаясь в бессильной злобе, Сид расхаживал по причалу. Рядом стояла женщина, наблюдавшая за разгрузкой плужных лемехов, четырех ящиков с курами и шести коров. Груз увезли с причала, а женщина подошла к Сиду и спросила, все ли у него в порядке.

– А что, по мне не видно, в каком я порядке? – заорал на нее Сид.

Он находился в отчаянии. Плавание на «Аделаиде» позволяло ему забыться. Работа кочегара была изматывающей. Корабль попадал в бури. Сид часто страдал от приступов морской болезни. На корабле все было подчинено выживанию. На суше у него появится время думать и вспоминать.

– Что случилось? – спросила женщина, и он рассказал. – Воловьей упряжкой когда-нибудь управляли?

– Нет.

– Сажать кофе доводилось?

– Нет.

– Сил у вас много?

– А вам-то что, миссус? – огрызнулся Сид.

– Мне нужен помощник. Мой муж давно умер, а распорядитель – пьяница. Много платить не могу, но еды у вас будет вдосталь, а также постель и своя хижина. Скромненькая, зато крыша прочная и крылечко есть.

– Вы хотите, чтобы я отправился с вами? – спросил ошеломленный Сид.

– Мне нужен новый распорядитель, а вам, если не ошибаюсь, нужна работа.

– Согласен, – не особо раздумывая, сказал Сид.

– Я владею кофейной плантацией. У меня тысяча двести акров земли в Тике, к северу от Найроби. Не стану скрывать: работа тяжелая, но это лучше, чем голодать. Вам ведь нужна работа?

– Да.

– Тогда идемте. Поезд отходит через полчаса. – Женщина пошла к станции, обернувшись всего один раз, чтобы спросить: – Как вас зовут?

– Бакстер. Сид Бакстер.

Механик на «Аделаиде» задавал ему тот же вопрос. Назваться Мэлоуном он не рискнул, а фамилия Бакстер, придуманная им, когда они с Индией снимали квартиру на Арден-стрит, сорвалась с его губ раньше, чем он успел спохватиться. Жаль, что он не назвался Смитом, Джонсом, да кем угодно, но только не Бакстером. Ему хотелось забыть Индию, забыть все, что у них было. Теперь каждый день жизни станет напоминать ему об этом.

Мэгги не посчитала нужным сказать Сиду, что второй пассажирский билет ей не по карману. Сиду пришлось ехать в товарном вагоне, сидя на ящике с курами. Рельсы были уложены без балласта. Поезд отчаянно трясло, и когда они прибыли в Найроби, Сид был весь в синяках. Хозяйку встретили воловья упряжка и двое высоких чернокожих молодых людей, вся одежда которых состояла из коротких красных рубашек.

Сид засмотрелся на них, пока Мэгги не сказала:

– Это мои работники из племени кикуйю. Правда, красивые?

Еще через пару дней, после ночлега под открытым небом, они добрались до Тики, состоявшей из горстки хижин на берегу неширокой речки. Оба устали и стерли ноги. Отсюда до фермы Мэгги было еще десять миль. Когда пришли на место, Мэгги показала Сиду его новое жилище – деревянную хижину на четырех столбах, после чего отправила вскапывать землю. Он сказал, что деньги ему не нужны, по крайней мере сейчас, и попросил виски. Мэгги принесла бутылку, предупредив, чтобы растянул подольше.

Виски давало ему забвение по вечерам. Днем он искал забвение в работе, доводя себя до изнеможения. Сид работал, пока одежда на нем не промокала насквозь от пота, а на ладонях не появлялись кровавые мозоли и его не начинало тошнить от жары. Он работал до захода солнца и продолжал работать в темноте… пока не валился на кровать и не засыпал без сновидений.

Как-то вечером, через несколько недель такого самоистязания, Мэгги отправилась в поля и увидела Сида. При свете керосиновой лампы он пытался выкорчевать пень. Поначалу она молча смотрела, скользя глазами по его обгоревшей, покрытой волдырями коже и изможденному телу, потом сказала:

– С меня довольно. Хочешь лезть из кожи вон, делай это на другой ферме, но не на моей. – Они стояли, сердито глядя друг на друга, затем Мэгги уже мягче добавила: – Что бы ты ни сделал там, в Англии, и что бы ни сделали с тобой, работа на износ ничего не изменит. Тебе придется научиться с этим жить, как и все мы живем.

Сид швырнул кирку и поплелся к себе в хижину, злясь, что Мэгги удалось заглянуть к нему внутрь. После этого он нашел другие способы затеряться и забыться. На ферме бывали промежутки, когда не требовалось ни сажать, ни снимать урожай. Надобность в его присутствии на время отпадала. Сид стал путешествовать, отправляясь на сафари в одиночку. Он странствовал днями, а то и неделями. Идя на север, он добирался до горы Кении; его крайней западной точкой стал Мау-Резерв, а восточной – берег реки Таны.

Сид брал с собой палатку, фляжку и винтовку. Стрелял только для пропитания; ему было ненавистно видеть умирающих животных. Он вдоволь испил свою чашу боли. Сид пересекал равнины, взбирался на холмы и видел такие уголки, где еще не ступала нога белого человека. Он наблюдал за львами, слонами и носорогами, шел следом за бесчисленными черными стадами антилоп гну.

В хорошую погоду он ночевал под открытым небом, глядя на звезды и слушая ночные звуки. Где-то на задворках сознания теплилась надежда, что ночью к нему подкрадется лев и оборвет его жизнь. Днем он брел под безбрежным африканским солнцем и вел разговоры с Индией. Задавал ей один и тот же вопрос: «Почему?» – спорил, обвинял. Иногда он впадал в гнев и кричал на нее. А однажды, это было года через три после его приезда в Африку, когда бушевал ливень, Сид разделся, лег на землю и заплакал по Индии. Ему хотелось, чтобы неумолимый дождь содрал мясо с костей и утопил его в раскисшей земле. Но этого не случилось. Сид встал, грязный, озябший, и побрел на ферму Мэгги. К моменту возвращения его била лихорадка.

Мэгги намочила тряпку в холодной воде, приложила ему ко лбу и заставила проглотить дозу хинина.

– Ну что, закончил свои художества? – спросила она, и Сид кивнул. – Вот и хорошо. Кем бы она ни была, она этого не стоит.

– То-то и оно, Мэггс, что стоит, – возразил он.

После того случая он оставил попытки покончить с собой, но не прекратил выпивать. Почти все заработанные деньги он тратил на виски, вино и другие крепкие напитки, какие мог купить в Найроби у торговца Джеванджи. Он пил с Мэгги, с ее соседями-плантаторами, а когда было некому составить ему компанию, пил один.

– Поскорее бы пролетели эти недели, – сказала Мэгги. – Обожаю время, когда цветет кофе. Белые цветки похожи на снег. А затем появляются бобы. Среди зеленых листьев они – точно ягоды остролиста. Это напоминает мне рождественскую пору в Англии.

– Только без пресловутого фруктового торта, – заметил Сид.

Мэгги засмеялась, потом кивком указала на газету, лежавшую на столике. Она сама принесла ему днем одну из лондонских газет почти двухмесячной давности. По местным меркам, газета считалась свежей. Новости добирались до Тики не спеша. Заголовки трубили о победе либеральной партии на всеобщих выборах.

– Читал? – спросила Мэгги.

– Нет, – ответил Сид.

Зачем ему газеты? Они соединяли его с миром, с которым он порвал раз и навсегда.

– Напрасно. Стоило бы прочесть. У нас теперь новое правительство, – сказала Мэгги. – Управление всем африканским протекторатом перешло от Министерства иностранных дел к Министерству по делам колоний. Министром по делам колоний назначен лорд Элджин. Ходят слухи, что губернатор просил, чтобы заместитель лорда Элджина побывал в здешних краях.

Сид нахмурился. Он предпочитал говорить на сельскохозяйственные темы, тогда как все местные плантаторы обожали говорить о политике.

– Мне-то что? – пожал плечами Сид. – Я держусь подальше от политики. И от политиков.

– Я тоже стараюсь, но они сами лезут. Если Лондон подумывает прислать сюда своего человека, что-то затевается. Это я гарантирую.

– Все это прекраснодушные мечты, Мэггс. Даже если кто-нибудь сюда и приедет, что это изменит? Ну, поохотится на львов, в газетах появятся его фотографии, а потом он вернется домой и напрочь забудет про Африку.

– Не сможет. Не те нынче времена. Кто-то должен ответить на жгучие вопросы, и поскорее. Сюда постоянно приезжают новые переселенцы. Где им обосноваться? А что делать с племенами? Масаи совсем не жаждут быть вытесненными в резервации, да и кикуйю тоже. Нанди – те вообще в ярости. Они уже воевали с нами и снова готовы напасть. Земельное управление в замешательстве. Районные уполномоченные тоже. Говорю тебе, Сид, добром это не кончится. Подожди, сам увидишь.

– Что будешь делать ты, если так случится?

– Останусь, – ответила Мэгги, испустив протяжный вздох. – А что, у меня есть выбор? Муж привез меня сюда и вскоре умер, оставив мне ферму, четыреста кофейных деревьев и ни пенса денег. Десять лет я сводила концы с концами, и только сейчас плантация начала приносить доход. Ты-то сам что намерен делать?

Сид подумал о своей маленькой уютной хижине, о дружбе с Мэгги, о труднопроходимой, красивой, равнодушной стране, которую он за эти годы привык считать домом. Подумал о хрупком мире, обретенном здесь. Это все, что у него было.

– Пока остаешься ты, останусь и я, – сказал он.

– Ты мог бы подать заявку на получение земли.

Сид покачал головой. Подай он заявку, ее бы удовлетворили. Британское Министерство иностранных дел выделило бы ему в аренду шестьсот акров земли в провинции Кения сроком на девяносто девять лет и за символическую плату: в год – полпенни за каждый акр. Кто-то уцепился бы за такой шанс. Сид не хотел марать руки. С воровством он покончил.

– Британское правительство забирает землю у одного народа и отдает другому. Попробуй сделать это в Англии, и тебя обвинят в воровстве. А здесь это называется прогрессом.

– Называй это как хочешь, парень, – сказала Мэгги. – Но постарайся, чтобы в нынешнем году у нас был хороший урожай. Иначе мы с тобой, повариха, детишки и все работницы будут голодать.

С политики разговор перешел на местные дела. Мэгги велела Сиду построить изгородь на северном поле, напомнив о прошлогоднем нашествии газелей, повредивших кусты. Сид ответил, что ему достаточно сказать один раз, а изгородь почти готова. Он налил еще, и они поговорили о недавней вспышке мастита у коров, о козьем приплоде и о том, что вблизи курятника видели кобру. Спустились сумерки. Вдали перемигивались огоньки соседней плантации Томпсонов.

– Ты когда собираешься в Найроби? – спросила Мэгги.

– Через пару недель. У нас кончаются запасы зерна, да и керосина тоже. Нужно новое удило для лошади. Элис уже составила целый список разных кухонных надобностей. Длиннющий, как моя рука.

– Да, пока не забыла, – сказала Мэгги, продолжая смотреть в сторону фермы Томпсона. – Почему бы тебе не привезти какую-нибудь приятную безделушку для Люси Томпсон? Слышала, она чуть ли не на шею тебе вешается.

– Разве что от отчаяния, – усмехнулся Сид.

– Не говори ерунды. Девчонка она хорошенькая, сам знаешь. А у Томпсонов две тысячи акров.

Сид вздохнул. Мэгги не впервые пыталась его сосватать. Ее нынешнее поползновение он решил задушить в зародыше.

– Для меня существует лишь одна женщина, но она разбила мне сердце.

Мэри подалась вперед. В глазах вспыхнуло любопытство.

– Что, в самом деле есть такая? И кто она?

– Ты, дорогуша. Пойдешь за меня?

– Ах ты, негодник! – воскликнула Мэгги, но на ее обветренном лице появилась улыбка.

– А что, Мэггс, давай поженимся. Такая пара будет. Что ты на это скажешь?

– Скажу: «Нет уж, премного благодарна». С меня хватило одного мужчины. Мои отношения с вашей породой закончились. Я люблю спокойную жизнь. Почитать книжечку на сон грядущий и уснуть одной.

– Вот и я тоже. Вспомни об этом, когда в следующий раз надумаешь меня сватать.

Мэгги прищурилась:

– Я иногда думаю о женщине, сделавшей тебя холостяком.

– А кто тебе сказал, что она была?

– Мужчине не свойственно жить одному. Без женщины вы все беспомощны, как котята. Все до единого. Если мужчина холост, на то обязательно есть причина. И однажды, Сид, я эту причину найду.

Сказав это, Мэгги тяжело поднялась со стула и пожелала ему спокойной ночи. Сид смотрел ей вслед и улыбался. Он знал: эту причину Мэгги никогда не найдет. Могло показаться, что она любит совать нос в чужие дела, но то было не более чем игрой. Мэгги старалась не заходить слишком далеко. Сид не любил говорить о своем прошлом, она – о своем. Оба это понимали и потому прекрасно ладили. Мэгги знала лишь, что он из Лондона и у него ни жены, ни детей. Сид знал, что в свое время Мэгги с мужем покинули Девон, отправившись в Австралию, но там не прижились и перебрались в Африку. И больше ничего.

Нынешняя жизнь Сида состояла из многих неизвестных. Он не знал, приживутся ли посеянные им саженцы, а если приживутся, то какой дадут урожай. Он не знал, ждать ли нашествия газелей и обезьян на плантацию, не пострадают ли кофейные кусты от какой-нибудь болезни, засухи или чрезмерно обильных дождей. Он не знал, как поведут себя племена кикуйю: будут и дальше терпеть вторжение поселенцев или однажды восстанут, сожгут фермы и поубивают белых в постелях. Он не знал, любит он Африку или ненавидит, проживет здесь до смерти или на следующий год сорвется и уедет. Он не знал, как по утрам ему удается вставать, когда не для кого жить и некого любить. Наконец, он не знал, почему до сих пор жив, не имея ни одной мечты.

В африканской жизни Сида Бакстера бывали дни, много дней, когда он чувствовал, что ничего не знает о земле, туземцах, кофе и себе самом. Но одно он знал наверняка, знал как тяжкую, неизменную истину. Он знал, что Индия Селвин Джонс ушла из его жизни и больше он ее никогда не увидит. Хотя бы в этом у него не оставалось сомнений. 

Глава 82

– Это проклятая бездонная яма, поглощающая деньги! – заявил премьер-министр Генри Кэмпбелл-Баннерман. Разговор происходил в его кабинете на Даунинг-стрит, 10.

– Наоборот, это предприятие начало приносить прибыль, – возразил лорд Элджин, министр по делам колоний.

– И какую же?

– В нынешнем году мы рассчитываем получить не менее сорока тысяч фунтов.

– Сорок тысяч? Я не ослышался? Сорок тысяч? Эта чертова железная дорога стоила нам свыше пяти миллионов! Нужно повысить ее доходность. Мне теперь приходится еженедельно отчитываться в палате общин обо всех расходах. Настырный Джо Бристоу ест меня поедом, требуя отчета, почему пять миллионов ушло на финансирование какой-то железной дороги в Африке, когда в Британии дети голодают. И что я могу ему ответить? Он буквально держит меня за горло. Извольте взглянуть. – Премьер-министр указал на кипу газет, которыми был завален его стол. – Сегодня имя Бристоу красуется на каждой первой полосе, напечатанное крупным шрифтом!

– За это, Генри, вы можете винить только себя, – сказал Элджин. – Вы сделали его министром. Он ваша креатура.

– Он своя собственная чертова креатура! – раздраженно возразил премьер-министр. – К сожалению. И он еще не главная наша проблема. А главной проблемой остается упомянутая железная дорога. Я хочу от вас услышать, каким именно образом мы можем заставить ее приносить ощутимую прибыль.

– Прибыли железной дороги напрямую зависят от прибылей поселенцев. Не будет одного – не будет и другого. Поселенцы дадут продукцию с плантаций и ферм. Продукция пойдет на экспорт. Экспорт даст прибыль и тем, кто выращивает урожаи, и тем, кто их перевозит. Дайте мне больше поселенцев, и тогда обещаю: прибыль подскочит с сорока тысяч до четырехсот.

– Вам нужны поселенцы? Так идите и найдите. Что вам мешает? – спросил Кэмпбелл-Баннерман.

Элджин повернулся к Фредди Литтону, недавно назначенному помощником министра. Для Фредди это была поистине золотая возможность, за которую он и ухватился.

– Сэр, это не так-то просто, – начал Фредди, подаваясь вперед. – Многих пугает перспектива стронуться с насиженных мест и отправиться чуть ли не на другой конец света. Прежде чем поселенец станет фермером и начнет получать прибыль, он хочет иметь определенные гарантии от правительства. К сожалению, никто таких гарантий не дает, и британцы это знают. Люди пишут письма на родину. Кто-то возвращается и рассказывает, насколько трудно получить земельный надел. Проволочки с земельным управлением тянутся годами. Строительство дорог и мостов ведется с черепашьей скоростью. Добавьте к этому постоянные препирательства на разных уровнях власти. Губернатор сердит на Министерство по делам колоний. Районные уполномоченные жалуются на провинциальных уполномоченных. А поселенцы сердиты вообще на всех.

– И как вы предлагаете исправить положение?

– Во-первых, мы отправим в Африку посланника от нового правительства.

– Полагаю, этим посланником будете вы?

– Да, я на это надеюсь, – ответил Фредди.

Литтон видел, что завладел вниманием Кэмпбелла-Баннермана. Старик заинтересовался. Оставалось лишь его убедить.

– Кто-то должен лично отправиться в Африку и разгрести нагромождение тамошних проблем. Я прошу у вас позволения на такую поездку.

– И как вы собираетесь это осуществить?

– Начну с выслушивания всех фракций. Я встречусь с лордом Деламером и представителями Ассоциации колонистов. Я встречусь с губернатором, с провинциальными и районными уполномоченными. Затем я пойду еще дальше и побываю в деревнях и на фермах, поговорю с поселенцами. В Лондон я вернусь, обладая всесторонней картиной сложившегося положения. Когда мы точно узнаем, где и в чем у нас проблемы, то сможем приступить к их решению.

Фредди разложил на столе премьер-министра карту, показывающую продвижение интересов европейских стран на Африканском континенте за последние полвека. Континент пестрел протекторатами и территориями, находящимися под управлением Британии, Бельгии, Германии, Франции и Италии.

– Мы прекрасно знаем о необходимости завершить картирование территорий на северной границе, – продолжал Фредди, указывая на земли, граничащие с Абиссинией. – Только тогда эти территории можно будет должным образом нарезать и сдать в аренду. Железную дорогу нужно продлить вглубь Кенийской провинции и на запад до озера Магади. – Пальцы Фредди замелькали над равнинами и реками. – Торговым компаниям должны быть гарантированы права и обеспечена безопасность перемещения товаров от угандийской границы до Момбасы. И наконец, – он ткнул пальцем в область к западу от горы Килиманджаро, – должно быть ускорено перемещение туземцев в резервации.

– Предлагаемый вояж поможет познакомиться с проблемами уже живущих там поселенцев, – заметил Кэмпбелл-Баннерман. – Но он не обеспечит притока свежей крови, а мы, как сказал ваш начальник, остро нуждаемся именно в этом.

– Я предвидел ваше возражение и, кажется, нашел решение, – ответил Фредди.

– Я так и подумал, – признался премьер-министр.

– Вместе с собой я возьму свою семью.

Кэмпбелл-Баннерман удивленно выгнул бровь:

– И вы считаете, присутствие ваших жены и дочери исцелит все беды Британской Восточной Африки?

– Это будет не просто семейным путешествием по Африке. «Таймс» охотно возьмется помещать мои репортажи и фотографии. У меня есть друзья в газете, которые с радостью опубликуют такую подборку статей. Я буду отправлять репортажи из Момбасы и Найроби, с равнин и холмов, с ферм – словом, отовсюду. Мои рассказы превратят эти проклятые места в земной рай. Когда Джон Буль увидит, что жизнь там безопасна даже для женщин и детей, когда услышит об акрах плодородной земли, ожидающих трудолюбивых рук, когда прочтет об увлекательных охотах, желающие стать поселенцами будут штурмом брать причалы. Это я вам гарантирую.

Кэмпбелл-Баннерман переварил услышанное.

– А что, Элджин, приятно было бы увидеть на первых страницах кого-то из наших? Может, африканские репортажи вытеснят разоблачения Бристоу. Но ваша жена может не захотеть поехать, – сказал премьер-министр, поворачиваясь к Фредди.

Плевать мне на желания моей жены, подумал Фредди, но вслух сказал другое:

– Индия обожает приключения. Шарлотта вся в мать. Едва я расскажу им о поездке, они тут же велят служанкам доставать чемоданы.

Он прекрасно знал, что Индия совсем не обрадуется. Сначала рассердится. Потом станет умолять его оставить Шарлотту дома, но он не уступит. Успех его африканской миссии зависел от путешествия всей семьей.

– Вы уверены в продуманности вашего решения? – спросил Кэмпбелл-Баннерман. – Большинство поселенцев оставляют детей в Англии, опасаясь малярии, дизентерии и прочих африканских опасностей. Я уже не говорю про львов и леопардов.

– Судя по тому, что мне рассказывали, все эти опасности преувеличены, – ответил Фредди.

Премьер-министр сцепил пальцы и перевел взгляд с Фредди на Элджина:

– Вы одобряете эту поездку?

– Конечно.

– Тогда, Фредди, в добрый путь. Отправляйтесь как можно скорее.

– Так я и сделаю, сэр. Спасибо за ваше доверие.

Фредди свернул карту, собрал бумаги и ушел. Элджин, у которого еще были дела с премьер-министром, остался.

– Блистательный парень этот Литтон, – сказал премьер-министр, когда тот покинул кабинет. – Смотрите за ним в оба, старина. Однажды он займет ваш пост.

– Нет. Не мой, Генри, – ответил Элджин. – Ваш.

Только в коридоре Фредди позволил себе улыбнуться. Ему не терпелось отправиться в Африку. Если бы мог, он отплыл бы туда этим же вечером. Чем раньше он распутает африканский узел, тем лучше. Разумеется, премьер-министр прав. Нынче Угандийская железная дорога являла собой бездонную дыру. Но так не должно быть. Каждый, у кого есть крупица дальновидности, поймет, насколько прибыльной она может стать. Линия соединяла громадное озеро с Индийским океаном. Идеальный путь для перемещения товаров с ферм и плантаций в города и порты. Дорога пересекала бесчисленные акры плодородных земель, ждущих освоения. Стоит их освоить – и бездонная дыра превратится в золотое дно. Экспорт сельскохозяйственной продукции принесет неслыханные доходы. В дальнейшем к нему добавятся туризм и охота. Сюда хлынут люди – путешественники и поселенцы, а это приведет к развитию строительной отрасли, а затем и розничной торговли.

Для осуществления этих сказочных перспектив всего-навсего требовалось, чтобы нашелся один человек и достиг перемирия между враждующими фракциями, убедив недавних соперников работать на благо общей цели. Задача не из легких, но Фредди был уверен в себе. Человека, превратившего бездонную яму в золотое дно, конечно же, ждут лавры. Недавний успех либералов ничуть не притушил личные амбиции Фредди. Наоборот, лишь отточил их. Но ему придется быть осторожным. Он хорошо знал: откровенного карьериста ждет общественное порицание, бывающее сродни смерти. Лондон дозволял амбиции, пока они назывались долгом. Он сделает Африку своим долгом перед королем и страной. А Африка, в свою очередь, сделает его премьер-министром.

Фредди вышел из дома 10 по Даунинг-стрит. На улице его ждал экипаж. Если Фредди достигнет поставленных целей – а он обязательно их достигнет, – его партийная карьера, и так достаточно быстрая, станет головокружительно быстрой. Он обойдет Элджина, Черчилля, Асквита, Грея и других. Но что еще важнее, он затмит собой проклятого Джо Бристоу, любимца газетчиков. Оказавшись в инвалидной коляске, этот выскочка стал еще большей занозой в заднице, чем когда ходил на своих ногах. Фредди радовался покушению на Бристоу, считая, что избавился от соперника навсегда. Теперь же он думал, лучше бы этот чертов Джо не пострадал. Калеки постоянно притягивают к себе общественное внимание. Разве кто-то посмеет соперничать с чертовым Малюткой Тимом?[38]

Сев в экипаж, Фредди велел кучеру отвезти его домой на Беркли-сквер. Он должен сообщить важную новость. Подумав об этом, Фредди нахмурился. Индия вовсе не обрадуется. Это он знал наверняка. Забеспокоится по поводу своей драгоценной Шарлотты, как бы девчонка не подхватила какую-нибудь ужасную тропическую болезнь.

Эх, если бы, если бы они подхватили обе! – подумал он.

Ничто бы так не послужило его целям, как смерть так называемой жены и так называемой дочери от малярии. Или от лихорадки денге. От чумы. От чего угодно. Фредди ненавидел обеих и желал, чтобы они исчезли из его жизни. Хотя каждый день ему приходилось притворяться и разыгрывать заботливого мужа и отца. По крайней мере, на публике.

Если бы Индия родила ему сына, тогда их брак хотя бы стал терпимым. Для Фредди была невыносимой сама мысль о том, что все, ради чего он трудился: деньги, дома, – достанется незаконнорожденной сучке Сида Мэлоуна, а не члену семьи Литтон.

Пять лет, как они женаты. Срок более чем достаточный, чтобы Индия вновь забеременела. Но этого не случалось. После рождения Шарлотты прошел год, второй. Преодолевая ненависть, Фредди часто спал с Индией. Результатов не было. Он неоднократно обвинял жену в предохранении от беременности. Будучи врачом, она наверняка знала, как это сделать. Несколько раз он переворачивал ее спальню вверх дном: вытряхивал содержимое ящиков письменного стола, выбрасывал одежду из гардероба, пытаясь найти противозачаточные средства. И не находил. Индия категорически отрицала его обвинения. По ее словам, они заключили сделку, и пока он соблюдает свою часть сделки, она будет соблюдать свою.

Фредди ей не верил. Индия наверняка ему мстила. Обвиняла его в смерти Сида Мэлоуна и засаде на Арден-стрит. Это было ее способом отплатить.

Если бы я смог начать заново, подумал Фредди. С деньгами Индии, но без нее самой. С новой женой. С новым ребенком. Это был бы сын. Мой сын.

Экипаж замедлил ход. Фредди выглянул в окно и увидел, что он уже на Беркли-сквер. Дом под номером сорок пять, его дом, был большим, красивым и величественным. Блистательный символ его внушительного богатства. Однако в те дни, когда Фредди не принимал гостей в зале или в саду, он старался проводить как можно больше времени вне дома, чтобы не сталкиваться с Индией и Шарлоттой. Он собирался заскочить на несколько минут: сказать Индии, чтобы готовилась к грядущему путешествию. А потом – в «Реформ-клуб». Если он вернется оттуда поздно и изрядно пьяным, можно будет вломиться в ее спальню и снова попробовать зачать сына.

Фредди вздохнул, невесело подумав, как это ему противно, но тут же одернул себя.

– Старина, ты женился ради денег, однако никто тебе не обещал, что их не придется зарабатывать, – напомнил он себе. 

Глава 83

– Шейми, как здорово, что мы встретились! А то порой я думал, свидимся ли мы снова, – сказал Альберт Олден, улыбаясь старому другу, с которым они сидели за пинтой портера.

– Трудно угнаться за людьми, которые вечно спешат в Цюрих, – ответил Шейми.

– Еще труднее угнаться за теми, кто спешит к Южному полюсу.

Шейми засмеялся. Два часа назад поезд привез его в Кембридж. Альби встретил его на станции. Они зашли в кампус при Тринити-колледже, где учился Альби, закинули вещи Шейми, после чего поспешили в «Пикерель», старинный паб, один из особо почитаемых Альби. Друзья не виделись почти шесть лет – с тех пор, как Шейми отправился на корабле «Дискавери» в антарктическую экспедицию. Но как бывает у всех настоящих друзей, годы их разлуки быстро стерлись, и вскоре уже казалось, словно они и не расставались.

Альби окончил колледж и сейчас занимался докторской диссертацией по теоретической физике. Шейми не понимал, что теоретического может быть в физике. Альби принялся объяснять, и у Шейми вскоре закружилась голова. Друг увлеченно болтал о броуновском движении, о специальной теории относительности и о выдающемся молодом физике, который ее разработал, – своем тезке Альберте Эйнштейне.

Потом настал черед Шейми. Он рассказал Альби про экспедицию. О том, что они почти дошли до Южного полюса. Оставалось каких-то 480 миль, когда голод и болезни заставили их повернуть назад. В 1904 году Шейми вернулся в Лондон и два года подряд разъезжал по Англии, Европе и Америке, рассказывая об экспедиционных находках.

Обменявшись новостями о семье Шейми и родителях Альби, Шейми спросил:

– А как нынче поживает Уилла? Что делает?

Голос его звучал непринужденно, как будто он спрашивал из вежливости, без всякого интереса.

– Ты лучше спроси, чего она не делает, – усмехнулся Альби. – Лазает по горам Шотландии и Уэльса. Побывала на Мак-Кинли и в Альпах.

– Серьезно?

– А чему ты удивляешься? Ты же знаешь ее натуру. Наша свихнутая тетушка оставила ей некоторую сумму денег, которыми она и оплачивает свои путешествия. Должен признаться, Уилла стала впечатляющей альпинисткой. Поставила рекорд на Маттерхорне. Самое быстрое восхождение среди женщин. И на Монвалоне тоже. Теперь хочет отправиться в Африку. Нацеливается на Килиманджаро. Там не требуется столько теплой одежды, как в Альпах. Говорит, что хочет меньше таскать на себе разного хлама.

– А сейчас она в Европе?

– Нет, здесь.

– Здесь? – излишне возбужденно переспросил Шейми.

– Я тебе что, не сказал? Собирался же. Она приехала на пару недель вместе с лондонскими подругами. Сестры Стивенс – Вирджиния и Ванесса. У них тут куча друзей. Их брат Тоби учился в Тринити. Педантичные девицы, очень странные. Да и Уилла тоже. В смысле, странная. Но они великолепно ладят. По правде говоря, Уилла почти не видится с нами. Занята восхождениями с Мэллори.

– С каким Мэллори? Уж не с Джорджем ли? – спросил Шейми, пытаясь не обращать внимания на раздражающую волну ревности. – Не с тем ли парнем, с кем мы когда-то познакомились в Королевском географическом обществе?

– С тем самым. Он сейчас учится в колледже Магдалины. Постигает историю. И попутно является чем-то вроде звезды в кругах альпинистов. Приметная фигура. Женщины зовут его Джорджем Великолепным.

– А где они совершают восхождения? Я что-то не припомню обилия гор вокруг Кембриджа.

– Они взбираются на церковь Святого Ботольфа, на городскую ратушу, на церковь Святой Марии Великой, на Королевский…

– Что-о?

– Церкви, муниципальные здания, колледжи… Словом, лазают везде, где есть за что зацепиться ногами. И не просто лазают. Заключают пари: кто первый достигнет верха, тот побеждает. Уиллс проиграла Джорджу медальон и дважды отыграла. Сейчас, думаю, он проспорил ей часы. Они называют это стенолазанием. Вместо скалолазания. Правда, забавно? Вместо свободного восхождения на горы… свободное восхождение на стены.

– Ясно, Альб. Я понял.

Услышанное вовсе не показалось Шейми забавным. Он всегда знал, что Мэллори неровно дышит к Уилле.

– Пару дней назад их застукал местный констебль и потребовал прекратить эти забавы. Джордж, парень разумный, внял, а с Уиллы как с гуся вода. Если ее арестуют, у нашей мамочки начнутся припадки и виноват, как всегда, буду я.

– А у них…

Шейми хотел спросить, есть ли между ними отношения, но не успел. Дверь паба с шумом распахнулась. Послышался смех, веселый и вызывающий. Женский смех. Шейми сразу узнал, кто смеется. Этот смех звучал у него в голове во время антарктической экспедиции. Согревал на обжигающем холоде. Сохранял рассудок среди снежных пустынь и завывающих ветров.

Уилла и сейчас выглядела как младший брат Альби. На ней был мешковатый джемпер, молескиновые брюки и горные ботинки. За эти годы она подросла. Исчезла прежняя угловатость. Уилла стала крепче и в сто раз красивее.

Боже мой, а ведь она красавица! – подумал Шейми. Ее волосы были подстрижены немыслимо коротко. Любую другую женщину такая прическа изуродовала бы, но Уилле подходила идеально. Короткие волосы открывали ее нежную шею, волевые черты лица и сияющие глаза цвета зеленого мха.

Сейчас эти глаза были устремлены на ее спутника – высокого, невероятно обаятельного парня. Уилла шутила с ним, игриво пихая в бок. Шейми сразу узнал Джорджа Мэллори. Увидев их вместе, он понял, что получил ответ на свой вопрос. У них есть отношения. Ничего удивительного. Неужели он всерьез рассчитывал, что Уилла будет дожидаться его? Он несколько раз пытался встретиться с ней и Альби, но никогда не заставал их дома. В равной степени и Олдены не могли застать его.

«Давай встретимся там… где-то под Орионом», – сказала ему Уилла накануне его отплытия в Антарктику, предварительно поцеловав. Эти слова не один год поддерживали его. Шейми верил, будто они что-то значат. Сейчас, глядя на Уиллу и Джорджа, он понимал, что ошибался.

Уилла быстро оглядела паб, стреляя глазами по сторонам, пока не заметила брата.

– Альби! А мы везде тебя искали! – воскликнула она. – Надо бы сразу догадаться, что ты торчишь в «Пике». Мы тут странствовали по болотам. Я насквозь пропиталась сыростью и стала похожа на кусок заплесневелого стилтона. Слава богу, твой столик у камина! Может, уступишь мне свой стул? А этот сэндвич можно слопать? Слушай, с кем это ты? Боже мой! Шейми! Неужели ты?

– Привет, Уилла.

Она порывисто обняла Шейми, скользнув губами по щеке. Затем, словно опомнившись, представила Джорджу Мэллори. Все уселись, и начался оживленный разговор. Мэллори и Шейми слышали друг о друге. На столе появились кружки с пивом. Официант подбросил дров в камин. Уилла и Джордж читали об экспедиции «Дискавери», но жаждали услышать рассказ из первых уст. Шейми не оставалось ничего иного, как рассказать им все. О долгом плавании к берегам Антарктики. О снежных бурях и нещадном холоде. О научных изысканиях, которые делали участники экспедиции. О походе вглубь континента со Скоттом и Шеклтоном. О цинге и снежной слепоте, вынудивших их повернуть назад. Они не достигли Южного полюса, но продвинулись на юг дальше, чем кто-либо до них, пройдя триста миль по ледяной пустыне.

– Представляю, как это чертовски досадно. Находиться так близко и повернуть назад, – сказал Мэллори.

– Конечно досадно, – согласился Шейми. – Но мы снова туда отправимся. Скотт пытается собрать команду, и Шеклтон тоже. Я отправлюсь с тем, кто быстрее сумеет добыть деньги для экспедиции.

Рассказ утомил Шейми. У него пересохло в горле. Он встал, чтобы отправиться за новой кружкой, но Мэллори запротестовал и сказал, что сам принесет пиво. Альби отлучился в уборную. Шейми и Уилла остались вдвоем. Наступил момент, которого Шейми так ждал и одновременно боялся.

Уилла сидела, прислонившись к стене и скрестив руки на груди.

– Ну что, холодно было в Антарктике? – спросила она.

– Очень.

– Тогда это все объясняет. У тебя в ручке замерзли чернила. Или ветер унес марки раньше, чем ты успел приклеить их к конверту.

– В точке с координатами восемьдесят два градуса семнадцать минут южной широты почтовые отделения попадаются крайне редко, – ответил Шейми, почувствовав раздражение.

– А как насчет точки с координатами пятьдесят один градус тридцать минут северной широты? Там тоже нет почтовых отделений? – выстрелила в него Уилла, назвав координаты Лондона.

– А как насчет тебя? – парировал Шейми. – Не было времени написать с альпийских высей? Была слишком занята, попивая шнапс с Джорджем Великолепным?

– Шнапса не употребляю, а Джорджа в Альпах я почти не видела. Он заболел горной болезнью. Я – нет. Я установила рекорд.

– И важнее рекорда нет ничего?

– Кто бы говорил, – бросила Уилла, глаза которой метали молнии.

Шейми наклонился к ней и сердито прошептал:

– Неужели это ничего не значило? Твои слова про Орион? Твой поцелуй?

– Для тебя явно ничего не значило.

Шейми не успел ответить. Вернулся Джордж с подносом.

– Жареные сэндвичи с сыром сейчас принесут, – сообщил он, ставя на стол пенящиеся кружки.

Следом вернулся Альби.

К Джорджу и Альби подошли общие по Кембриджу друзья. Когда разговоры закончились, за столом возникла гнетущая тишина. Шейми решил ее нарушить и спросил у Мэллори, куда он мыслит отправиться в ближайшее время.

– Летом собираюсь полазать по горам в Озерном краю. А потом хочу снова поехать в Альпы. – Джордж повернулся к Уилле. – Тебе обязательно нужно поехать со мной. Попытаешься побить рекорд женского восхождения на Монблан.

– Нет. Больше никаких женских рекордов. Я по горло сыта женскими рекордами, – сказала Уилла. – Я хочу установить альпинистский рекорд, и точка. Сам знаешь, насколько важно быть первым. Тогда у тебя появляется имя. Тогда тебя приглашают выступить в Королевском географическом обществе и ты можешь рассчитывать на финансирование экспедиций.

– Что скажешь по поводу Килиманджаро? – спросил Альби. – Там вполне можно установить рекорд.

– Килиманджаро уже покорен, – ответил Мэллори. – Два альпиниста – немец и австриец – побывали там еще в восемьдесят девятом году.

– Они поднялись лишь на пик Ухуру, – поправила его Уилла. – Он хотя и самый высокий, подняться туда сравнительно легко. Конечно, если не нападет горная болезнь. А вот пик Мавензи – крепкий орешек. Чтобы туда добраться, мало быть хорошим скалолазом. Нужно быть еще и хорошим ледолазом. Я хочу отправиться туда.

– Чего ж до сих пор не отправилась? – с вызовом спросил Шейми.

– Не нашла никого, кто поехал бы вместе со мной, – резко ответила Уилла.

– А Джордж?

– Джорджа это не интересует.

– Найми нескольких шерпов, – предложил Шейми.

– В тех краях можно нанять лишь туземцев, и то дальше подножий они не идут. Туземцы не любят Килиманджаро. Говорят, там живут злые духи.

Шейми хотел съязвить и сказать, что злые духи составили бы ей превосходную компанию, но тут принесли заказанные Мэллори сэндвичи. Все четверо набросились на еду, жуя и вспоминая прошлые восхождения.

– Черт, у меня от всех этих разговоров кровь вскипает! – призналась Уилла. – Так бы сейчас и полезла куда-нибудь. Кто хочет вместе со мной поразмяться на стенолазании? Альб, ты как?

Альби в его твидовом костюме и очках на носу – ученый до мозга костей – растерянно заморгал.

– Надеюсь, ты шутишь, – сказал он сестре.

– А ты, Джордж?

– Нет, Уилла, – твердо ответил Мэллори. – И тебе не советую. Нас обоих предупредили. Или ты хочешь провести ночь в тюрьме?

– Сначала им придется меня поймать. – Уилла повернулась к Шейми. – Что скажешь?

– Не знаю, – пожал плечами Шейми. – Я ни разу не лазал по стенам.

– Боишься?

– Нет.

– Бьюсь об заклад, что боишься. И бьюсь о другой, что раньше тебя доберусь до крыши церкви Святого Ботольфа. Влезть туда очень легко. В кладке сплошные выбоины и борозды.

– Мне не надо, чтобы легко.

– А я думаю, что надо. Легкие цели. Легкие победы.

– Какие условия пари? – спросил Шейми.

– Что ты хочешь? – вопросом ответила Уилла, глядя ему прямо в глаза.

– Ничего, – ответил он, рассчитывая задеть ее ответом. – Ровным счетом ничего.

– Должно же быть хоть что-то.

– Может, кое-что и есть. – (Уилла ждала ответа.) – Новые горные ботинки.

– Согласна. – Голос Уиллы звучал ровно, но в глазах мелькнули сердитые огоньки.

– А если выиграешь ты? – спросил Шейми.

– Если выиграю я, ты вместе со мной отправишься на Килиманджаро.

Шейми расхохотался:

– Этого я никак не могу, даже если бы очень хотел. Но такого желания у меня нет. Я тебе уже говорил: Шеклтон собирает новую экспедицию. Если соберет, я поеду с ним. Он намерен отправиться на следующий год. Начинать готовиться нужно уже сейчас. И основательно.

– Шейми, я польщена, – усмехнулась Уилла, откидываясь на спинку стула. – Значит, ты уже настроился проиграть пари. Не стесняйся. Можешь и отказаться. Ты же среди друзей. Мы не будем тебя подкусывать слишком больно.

– Договорились. – Шейми вовсе не хотелось выглядеть трусом перед Джорджем Великолепным. – Если тебе не терпится купить мне новые ботинки, я не смею препятствовать.

Глаза Уиллы вспыхнули.

– Отлично! Тогда пошли.

Все четверо расплатились и вышли. На улице Мэллори пожелал им спокойной ночи.

– А ты разве не пойдешь меня подбадривать? – разочарованно спросила Уилла.

– Я возвращаюсь к себе. Мне еще позаниматься надо.

– В таком случае спокойной тебе ночи, дорогой Джордж.

Уилла обняла его за шею и поцеловала в щеку. Шейми отвернулся и не увидел, как ошеломленный Джордж коснулся места, где только что находились ее губы.

– Ну, тогда… спокойной ночи, – пробормотал Джордж и поспешно удалился.

– А ты, Альб, пойдешь? – спросила Уилла.

– Посмотреть, как останки сестры и друга разлетятся по мостовой? Нет уж, увольте.

Уилла выпучила глаза:

– Тогда до встречи утром.

– Я очень на это надеюсь. На случай, если кто-нибудь из вас выживет, я не стану запирать дверь.

Когда Альби ушел, Уилла повернулась к Шейми:

– Ну что, полезли на Святого Ботольфа?

– На Святого Ботольфа, – ответил Шейми.

– Вечер сегодня ясный, – сказала Уилла по пути к церкви. – Луна светит вовсю. Удобно будет влезать. И кто знает, если повезет, быть может, мы увидим Орион, – игриво добавила она. 

Глава 84

На Тауэрском мосту было тихо. Схлынул вечерний поток людей и экипажей. Солнце почти зашло. На Лондон опускались сумерки. По мосту шли редкие пешеходы – припозднившиеся служащие контор Сити торопились домой, мечтая о теплых тапках и горячем ужине. Этот холодный мартовский вечер не располагал к прогулкам.

И только одна женщина никуда не спешила. Она замерла у перил моста, положив одну руку на перила, а в другой сжимая букет из дюжины роз цвета слоновой кости. Одежда на женщине была вполне траурной: черное пальто и шляпа. Лицо закрывала вуаль, ибо женщина не хотела, чтобы ее узнали. Случись такое, она бы попала в неловкое положение. Леди Индия Литтон, жена лорда Фредерика Литтона, заместителя министра по делам колоний, и вдруг одна стоит на Тауэрском мосту. От нее потребовали бы объяснений, а она не хотела ничего объяснять. Ни пешеходы, проходившие мимо, ни ее семья, ни слуги не знали о ее визитах на мост. Однако она приходила сюда часто, практически как только появлялась возможность. Приходила скорбеть по Сиду Мэлоуну.

Здесь, стоя на восточной стороне моста и глядя в сторону Уайтчепела, она чувствовала его близость. Индия видела его мысленным взором столь же ясно, как если бы он стоял рядом. Говорили, когда кто-то, кого ты любишь, умирает, ты чувствуешь, что человек покинул этот мир. Но Индия этого не чувствовала. Она по-прежнему слышала голос Сида, ощущала его прикосновение. Спустя шесть лет после смерти Сид был для нее живее всех, кто ее окружал. Всех, кроме ее дочери Шарлотты. Их с Сидом ребенка.

Шарлотта была для Индии смыслом жизни. Единственной радостью. Единственным цветом и светом в сером мире, ее зимней розой. Индия приходила сюда, чтобы рассказать Сиду о дочке.

– Она красивая, – тихо произнесла Индия; поблизости никого не было, и этих слов никто не слышал. – Красивая, добрая, смышленая. И еще… благородная. Очень благородная. Я говорю не о внешних приличиях, хороших манерах и прочем. Я говорю о благородстве души и сердца. Она такая же, каким был ты, хотя ты никогда не признавал этого за собой. В нынешнем году ей исполнится шесть. Сид, в ней я вижу тебя. Каждый день в ее глазах я вижу тебя. Цвет глаз у нее мой, серый. Но их взгляд, ее восприятие мира… целиком твои. И улыбка тоже. – Глаза Индии вдруг помрачнели, а в голосе зазвучали тревожные нотки. – Вот только улыбается она редко. Шарлотта – слишком серьезный ребенок. Слишком наблюдательный. Я хочу, чтобы она больше смеялась, больше играла, чтобы с ней иногда случались обычные детские беды. Ей нужно… Ей нужен ты. Ее отец. Тот, кто находится рядом, показывает мир и рассказывает о мире. Настоящий отец, который вообразит себя медведем, будет гоняться за ней, а потом поймает и начнет подбрасывать в воздух. У Фредди вечно нет на нее времени. Так повелось с самого ее рождения. – Индия помолчала, затем продолжила: – Он не испытывает к ней ни любви, ни нежности. На это нет и намека. Правда, он всегда относился и относится к ней как к своему ребенку. Это хорошо. По сути, это единственная светлая сторона в его отношении ко мне.

Вопреки желанию, мысли Индии переместились на ее холодное стерильное замужество. Ей вспомнилось, как радовался Фредди, читая в газетах о смерти Сида. Но ему было мало отнять у нее Сида. Фредди отнял у нее медицину, запретив заниматься врачебной практикой. Более того, он запретил ей появляться в ее больнице Уайтчепела и видеться со старыми друзьями: Эллой, Харриет и профессором Фенвиком. Вместо этого ей надлежало стать идеальной женой человека из высшего общества: осмотрительной, безупречной, интересующейся только нескончаемыми обедами, приемами и светскими раутами, столь важными для успешной карьеры молодого политика.

Как и обещала, Индия честно выполняла свою часть сделки. Днем она составляла меню для очередного обеда, а по вечерам вела светские разговоры с лордом таким-то и леди такой-то, со скучными высокопоставленными гостями, глупыми молодыми женами и отвратительными женами в возрасте, способными говорить лишь о лошадях и собаках. Этим Индия занималась изо дня в день, из месяца в месяц, из года в года, пока все живое и настоящее внутри ее не умерло. Исчезла та молодая, преданная медицине идеалистка, которая ходила по улицам Уайтчепела, читала лекции беднякам и принимала больных. На ее месте нынче был бледный призрак прежней Индии.

Возможно, ее жизнь оказалась бы иной, появись у нее дети от Фредди. Однако Индия больше не беременела, и отнюдь не из-за отсутствия близости с Фредди. Он регулярно наведывался к ней в спальню, полный решимости зачать наследника. Эти моменты всегда бывали краткими, но Индию не оставляло ощущение ужаса. Она выдерживала его близость, хватаясь за столбики кровати или комкая простыни, чтобы не закричать. Она честно выполняла данное обещание.

Фредди упрекал ее в том, что у них до сих пор нет детей. Их общих детей, подчеркивал он. Он винил ее в тайном использовании противозачаточных средств и искусственном прекращении беременности.

– Ты это делаешь нарочно, чтобы мне досадить, – заявил он как-то, перевернув ее спальню в поисках противозачаточных таблеток или ампул.

– Фредди, я ничего не делаю и не стала бы делать. Никогда.

– А я думаю, делаешь. С чего бы тебе не делать?

– С чего? По одной простой причине: тогда бы я уподобилась тебе. Стала бы бесчестной.

Индия знала: причина их безуспешных попыток зачать общего ребенка была не в ней. Однажды она забеременела и родила. Причина была в бесплодии Фредди. Индия не сомневалась, что так оно и есть. Знала она и другое: Фредди никому в этом не признается, и прежде всего – себе. И потому его ночные визиты к ней в спальню продолжались, а Индия продолжала стойко их выдерживать.

Ее раздумья прервала пронзительная боль в правой руке. Незаметно для себя Индия слишком крепко сжала букет, и шипы впились ей в кожу. Ладонь под перчаткой стала липкой от крови.

Индия разжала руку, вытащила шипы. Фредди считал ее руки уродливыми и не раз говорил ей об этом. А вот Сиду они нравились. Он любил гладить ее пальцы, целовать ладони. Индия вспомнила, как ее руки путешествовали по телу Сида и обнимали его лицо, как она целовала его губы, притягивая к себе. Сид говорил, что в ее руках есть сила, навыки, талант, даже магия, и удивлялся, откуда в них, таких маленьких, худеньких, столько силы и как они умеют лечить и успокаивать. Тогда ее руки были грубыми и покрасневшими от постоянного мытья. Тогда они занимались делом. Нынче руки Индии не принимали роды, не вырезали злокачественные опухоли и не успокаивали страдания пациентов. Нежные, гладкие и белые, они вместо рецептов заполняли карточки с именами гостей и писали благодарственные записки. Руки настоящей леди… ни на что не годные.

Индия разглядывала свои руки, но неожиданно они стали расплываться. Она смахнула слезы. Ей нельзя возвращаться домой с красными глазами. Фредди этого не заметит, даже если он сейчас дома, а не в клубе и не в постели с женой кого-нибудь из близких друзей. Зато наблюдательная, восприимчивая Шарлотта сразу увидит. Когда ее мать затихала или погружалась в себя, девочка мигом это чувствовала и начинала беспокоиться.

Где-то часы пробили шесть вечера. Пора возвращаться домой. Дел у нее хватало. Она занималась подготовкой к долгому и тяжелому путешествию в Африку. Через пару недель они с Фредди отправятся туда вместе с Шарлоттой. Узнав об этом, Индия поначалу горячо возражала. Потом стала упрашивать его поехать одному или с ней. Индия боялась везти дочку на континент, где бушуют опасные болезни, нещадно палит солнце, а из-под каждого куста может выползти змея. Одному Богу известно, какие беды таит Африка. Но Фредди был непреклонен.

– Ты слишком трясешься над ней. С Шарлоттой ровным счетом ничего не случится, – сказал он.

В его голосе Индия уловила угрозу и приняла это во внимание. Она знала, что последует, если она вздумает отказаться.

Однажды, когда четырехлетняя Шарлотта лежала с высокой температурой, Фредди объявил Индии, что они приглашены на выходные в Бленхейм и должны поехать. Она ответила, что никуда не поедет, пока ребенок болен. Фредди выждал день. Шарлотта немного оправилась и уже сидела в постели. Индия читала ей книжку.

– Как наша маленькая пациентка? – спросил Фредди, войдя в детскую.

– Спасибо, папочка, сегодня лучше, – ответила малышка, просияв от отцовского внимания, которое так редко получала.

Фредди присел на кровать, забрал у Индии книжку и попросил Шарлотту почитать ему. Девочка ответила, что не умеет читать. Фредди несколько раз повторил просьбу. Шарлотта растерянно хлопала глазами и повторяла, что пока читать не научилась. Фредди нахмурился и заявил, что она его очень разочаровала. Должно быть, она просто на редкость глупа и тупа, если в четыре года не умеет читать. Личико Шарлотты сморщилось, и она залилась слезами.

– Так мы поедем в Бленхейм? – под всхлипывания Шарлотты спросил Фредди.

– До чего же ты злой, Фредди. Ты не просто достоин порицания, ты злодей. Как ты мог…

– Я спросил, поедем ли мы в Бленхейм, – оборвал ее Фредди.

– Да, – выдавила Индия.

– Отлично, – улыбнулся Фредди и покинул детскую, не сказав им больше ни слова.

Перед ним Индия была беззащитна. У нее сердце разрывалось при виде мокрого от слез, сконфуженного лица Шарлотты. Та никак не могла понять, почему ее элегантный золотоволосый папочка вдруг ни с того ни с сего становился резким и жестоким. Фредди знал об этом и не сомневался, что Индия пойдет на все, только бы оградить дочь от подобных сцен.

Индия развязала шелковую ленточку, скреплявшую букет и стала по одной бросать розы в реку, глядя, как течение подхватывает и уносит их. И вдруг ее охватила отчаянная тоска по Сиду и по всему важному и значимому, что она потеряла. Не в силах удерживать слезы, она наклонила голову и заплакала. Внизу бурлила вода, маня к себе. Индия прижалась к перилам и на мгновение представила, как наклоняется все ниже и ниже… Она быстро отпрянула, испуганная собственной слабостью. Такие мысли могли появиться только от отчаяния, но она ему не поддастся. Она не сведет счеты с жизнью, потому что нужна Шарлотте. Шарлотта ее любит, и она до самозабвения любит дочь. Индия смотрела, как быстрое течение уносит розы, пока они не превратились в белые пятнышки на серой воде.

– Я скучаю по тебе, Сид, – срывающимся голосом произнесла Индия. – Очень скучаю. Я люблю тебя и всегда буду любить.

Индия откинула вуаль, чтобы вытереть глаза. Пожалуй, Сид Мэлоун сейчас не узнал бы ее. С лица исчезла былая страстность. Щеки побледнели, в глазах поселилась пустота. Индия снова опустила вуаль и пошла к противоположному концу моста. Ее спина по-прежнему оставалась прямой, но походка стала медленнее. Так ходят люди, лишившиеся цели и утратившие решимость. На фоне наступающего лондонского вечера Индия и впрямь была похожа на призрак. 

Глава 85

Фиона Бристоу, переваливаясь, вошла в свой кабинет и тяжело плюхнулась в глубокое кресло возле камина. Новая беременность опять временно лишила ее легкости движений. Джо сидел напротив в таком же кресле и читал воскресные газеты. Его ноги были укутаны пледом. Их семилетняя дочь Кейти устроилась на полу и старательно рисовала цветными карандашами цветы и птиц. Пятилетний сын Чарли оклеивал ватой бумажного кролика, которого сделал для Пасхи. Младший сын, трехлетний Питер, строил башню из разноцветных кубиков. Терьер Липтон дремал у камина, Твайнинг покусывал его хвост, но Липтон слишком устал и потому лишь сонно рычал.

– Ну что, дорогие, проголодались? Я попросила Сару принести сюда чай и сконы, – сообщила Фиона.

– Умираю с голоду, – призналась Кейти.

– Зверски голоден, – сказал Чарли.

Малыш Питер промычал что-то невразумительное.

– Спасибо, Фи, – ответил Джо, не отрываясь от газеты.

Фиона улыбнулась мужу и детям. Наконец-то все заняты, довольны и спокойны. Она сложила руки на внушительном животе, зная, что эта тишина долго не продлится. Так оно и случилось.

Питер, которому наскучили кубики, отодрал клок липкой ваты, только что приклеенной Чарли к спине кролика, и прилепил на рисунок Кейти.

– Ма! Ма-ааа! – закричал Чарли. – Питер взял мою вату!

– Мам, ты посмотри, что он наделал! Испортил мне рисунок! – возмутилась Кейти.

– Питер, ты поступил очень некрасиво. Извинись перед сестрой и братом, – потребовала Фиона.

Но Питер и не подумал извиняться. Он захихикал.

– Значит, тебе смешно? – возмутилась Кейти и толкнула башню из кубиков, та обрушилась. – Вот, посмотри! Ну что, нравится?

Питеру это совсем не понравилось, и он протяжно заревел.

– Кейти! Он же еще маленький, – упрекнула дочь Фиона.

– А пакостить умеет. Я так долго рисовала!

– Он этого пока не понимает. А ты понимаешь.

– Мама, посмотри. Мой самый красивый цветок заклеил.

Желая показать матери, Кейти нагнулась за рисунком, но Твайнинг ее опередил. Убедившись, что ему никак не разбудить Липтона, пес вырвал у нее рисунок и отбежал.

– Маааааамааа! – взвыла Кейти, готовая зареветь сама.

Фиона хотела было дотянуться до Твайнинга, но восьмой месяц беременности существенно ограничивал ее маневренность. Чуть привстав, она снова погрузилась в кресло.

– Джо, дорогуша, помоги мне утихомирить ораву, – попросила она.

Джо опустил газету:

– Эй, Питер! А ну прекрати безобразничать! – и снова скрылся за газетой.

– Спасибо, Джо, – только и могла сказать Фиона.

Наступило перемирие. Душевные раны быстро затянулись. Порядок был восстановлен. К тому времени, когда Сара принесла чай, дети вновь умиротворенно занимались своими делами.

Сара налила четыре чашки медно-красного «ассама» и поставила блюдо с теплыми сконами, начиненными смородиной. Джо едва обратил внимание.

– Должно быть, в этой газете есть что-то поистине завораживающее, если ты даже на чай не откликаешься, – сказала мужу Фиона.

– Конечно. Моя персона, – улыбнулся Джо, и Фиона бросила в него кусок сахара. – «Таймс» и «Газетт» написали о моем требовании расследовать злоупотребления в работных домах Хакни. Я намерен добиваться закрытия обоих домов. Это притоны беззакония.

– Чем на этот раз ты пригрозил бедняге Кэмпбеллу-Баннерману? Очередным маршем на Вестминстер?

– Нет, я нашел кое-что получше. Точнее, кое-кого. Якоба Рииса.

– Ты про этого фотографа? Разве он не в Нью-Йорке?

Фиона знала это имя. Риис был не только фотографом, но и социальным реформатором. Почти двадцать лет назад он написал революционную книгу об ужасающих условиях, в которых живет нью-йоркская беднота, – «Как живет другая половина». Книга так сильно всколыхнула американскую общественность, что от законодателей потребовали практических шагов по улучшению условий жизни в многоквартирных домах.

– Я ему написал, – сказал Джо. – Попросил приехать и поснимать Ист-Энд. Пообещал оплатить проезд, пребывание и работу. Жду его ответа. «Кларион» уже готов печатать его статьи и снимки. И один человек из «Дейли мейл» тоже заинтересовался.

Джо вернулся к чтению статьи. Фиона смотрела на мужа, и ее сердце переполняли чувства. Шесть лет назад ей казалось, что она уже не может любить его больше, чем любит. Но после покушения, когда судьба едва не забрала у нее Джо, она убедилась, что может. Фиона поняла: она любит его больше собственной жизни и, если понадобится, пожертвует жизнью ради него.

Несколько недель Джо провел в коме, неподвижный, молчаливый, медленно угасающий. Врачи почти уже махнули на него рукой. И вдруг он открыл глаза. Его первыми словами были вопросы о жене и дочери:

– Где Фи? Где Кейти? – Вскоре он задал новый вопрос: – Где этот проклятый Фрэнки Беттс?

Очень скоро Джо обнаружил, что не чувствует своих ног. Фиона никогда не забудет выражение его лица. Таким испуганным она видела его всего один раз – в тот день, когда он сообщил ей, что вынужден жениться на Милли Петерсон.

Фиона взяла его руку, поцеловала:

– Все в порядке, любовь моя. Все в порядке.

– Нет, Фи. Совсем не в порядке. Но будет. Обещаю.

Джо помнил все обстоятельства покушения и рассказал Элвину Дональдсону и Фредди Литтону, что в него стрелял Беттс, а не Сид Мэлоун. Дональдсон не сразу нашел Беттса, но нашел. Фрэнки арестовали, судили и вынесли приговор. Его бы отправили на виселицу, но он утверждал, что не собирался стрелять в Джо, а хотел лишь попугать. По словам Фрэнки, выстрел произошел случайно, когда же он попытался бросить пистолет, то выстрелил вторично. Судья приговорил его к пожизненному заключению.

Джо оправился после ран, однако врачи заявили, что до конца дней его ждет жизнь инвалида.

– Вы должны понимать, мистер Бристоу, – говорил один из них. – Всегда существует опасность осложнений. Ноги усыхают. Мышцы атрофируются. Кровь не может нормально циркулировать. У людей с параличом нижних конечностей часто возникают пролежни, которые воспаляются и становятся гангренозными. Я должен подготовить вас к печальной перспективе лишиться обеих ног.

Фиона знала Джо всю жизнь, знала его как хорошего и смелого человека. Но оказалось, даже она не знала, из какого крепкого теста он сделан. Это открылось ей, когда она увидела, как он борется с судьбой, предреченной ему врачами.

Через два дня после его возвращения из больницы в доме появился гимнастический зал. Джо поставили параллельные поручни. Скрепив ноги ортопедическими скобами, держась за поручни, он попытался ходить. Скобы впивались в тело. Руки, ослабшие после нескольких месяцев нахождения в больнице, дрожали от напряжения, не выдерживая веса тела. Через несколько минут они разжались сами собой, и Джо рухнул на пол.

Фиона со слезами на глазах подбежала к нему, умоляя прекратить, но он сердито ее оттолкнул.

– Это ты прекрати! – крикнул он. – Прекрати волноваться и трястись надо мной.

– Прости. Я не хотела… Я… я просто чувствую, как тебе тяжело.

– Фиона, мне не нужна твоя жалость. Я способен выдержать падения и боль, но жалости мне не выдержать. Особенно твоей.

Джо продолжал неутомимо упражняться. День за днем, не жалея своего ослабевшего тела. Разрабатывал ноги, пока мышцы не восстановили тонус. К нему приходили массажисты – массировать онемевшую плоть и поддерживать кровообращение. Джо смирился с тем, что уже никогда не будет чувствовать своих ног и ходить, но не собирался терять ни их, ни активную жизнь. Он снова стал здоровым и сильным. Сражение с врачами он выиграл. Теперь ему предстояло сражение с миром.

Не прошло и полгода, как Джо объявил, что намерен вновь баллотироваться в парламент. Представлять Тауэр-Хамлетс он, конечно же, не мог, поскольку все эти месяцы не исполнял свои обязанности. Но сейчас он вполне окреп и собирался побороться за открывшуюся вакансию. Умер представитель от Хакни, и в округе намечались дополнительные выборы.

Вестминстер счел его заявление шуткой. Того же мнения были газеты и жители, пока Джо в коляске, снабженной моторчиком, не стал появляться у дверей пабов Хакни, у фабричных ворот и в местных отделениях профсоюзов. В его новой избирательной кампании было даже больше страсти и огня, чем в прежней.

В тот день, когда Джо принес присягу и его объявили членом парламента, рядом с ним находились Фиона, Кейти и малыш Чарли. Их всех переполняла гордость. На выходе из Вестминстера семью ждала целая армия репортеров и фотографов. От вспышек магния слепило глаза. Джо Бристоу, боец, парень из Ист-Энда, не привыкший сдаваться, снискал любовь лондонцев, едва начав свою кампанию, и эта любовь только крепла.

И словно ей было недостаточно выздоровевшего Джо, довольного новой политической ролью, Фиона весьма скоро узнала, что снова беременна. Вернувшись из больницы, муж недвусмысленно заявил ей, что кое-что в его жизни изменилось, но только не их дела в спальне, и он намерен падать с ней в кровать – в буквальном смысле падать – при первой же возможности.

– Дорогая, хотя две мои ноги больше не действуют, с третьей все в полном порядке, – сказал он жене. – Если бы отказала и она, я бы сам докончил то, чего не удалось Беттсу.

Обоим пришлось приспосабливаться, но в конце концов вопрос был решен. Через год после рождения Чарли она забеременела Питером. А вскоре появится и их четвертый ребенок.

Джо отложил газету, попросив скону. Фиона густо намазала ее сливками и клубничным джемом и подала мужу. Пока он ел, она смотрела на него и детей и думала, что нет на земле женщины счастливее ее. Чарли подошел к ней, прося новую порцию чая с молоком. Его изумрудно-зеленые глаза встретились с ее глазами. Он улыбнулся широкой улыбкой маленького мальчишки и на мгновение стал похож на того, в честь кого был назван, – на своего дядю Чарли. У Фионы кольнуло сердце, и она отвернулась.

В случившемся с Джо она до сих пор винила себя. Если бы тогда она не искала брата, если бы не вторгалась в мир Чарли-старшего, Фрэнки бы не явился убивать Джо. Фиона скучала по брату и надеялась, что он в безопасности и кем-то любим. Как ей хотелось, чтобы Чарли сейчас находился здесь, рядом с ними, у жаркого камина, а не скитался бы по миру один. Порой она горевала по нему, но больше никогда не говорила о нем и не собиралась. Тогда она только чудом не овдовела, а Кейти и Чарли не узнали, каково расти без отца. Но сейчас рядом с ней был Джо и их дети. И этого было достаточно. Фиона знала, что в течение всей оставшейся жизни она никогда не попросит о чем-то большем.

– Дядя Шейми! Дядя Шейми! – вдруг радостно закричала Кейти.

Чарли и Питер подхватили ее крик.

Повернувшись к двери, Фиона увидела в дверях кабинета своего младшего брата.

– Как тебе Кембридж? – спросила Кейти. – Нам чего-нибудь привез?

– Кейти, ну ты и грубиянка! – одернула дочку Фиона. – Шейми, дорогуша, привет.

– Привет, Фи. Привет, Джо. – Шейми повернулся к племяннице и племянникам и сделал виноватую физиономию. – Детишки, я так заболтался с друзьями, что совсем забыл пройтись по магазинам.

Три детских личика огорченно вытянулись.

– Шучу! – поспешил добавить Шейми. – Вот подарки для всех.

Под восторженные вопли детей он полез в рюкзак и достал, казалось бы, совершенно неподходящие подарки: компас для Кейти, складной ножик для Чарли и большой кусок кендальского мятного торта для Питера. Фиона поблагодарила брата и тут же изъяла ножик и торт из детских рук. Обиженное хныканье удалось потушить, переключив внимание мальчишек на компас.

Шейми схватил с подноса скону и принялся жевать.

– Как твоя встреча с друзьями? – спросил Джо.

– Прекрасно. Вот только на пасхальном обеде в следующее воскресенье меня не будет.

– Ну вот. Почему? – огорчилась Фиона.

– Я снова отправляюсь в путешествие.

– Никак у Шеклтона умер богатый дядюшка? – усмехнулся Джо. – Откуда он так быстро сумел добыть деньги на новую экспедицию?

Шейми сел и покачал головой:

– Боюсь, в Антарктику я не поплыву. Я отправляюсь в другое место. Заключил дурацкое пари и проиграл. И теперь еду в Африку покорять Килиманджаро.

– Африка! – возбужденно закричала Кейти. – Дядя Шейми, ты привезешь нам живого тигра?

– И зебру? – спросил Чарли.

– А слоненка? – поинтересовался Питер.

– Обязательно привезу, и даже больше.

– Ура! – обрадовались дети.

– Шейми, ради моего спокойствия, не говори им таких вещей, – упрекнула брата Фиона. – Они решат, что ты и впрямь привезешь.

– Значит, в Африку, – сказал Джо, перекрывая детский гвалт. – Ну и ну, парень. Здорово же тебя облапошили, если ты согласился на такое пари.

– Мы не играли в карты, хотя лучше бы играли. Там у меня было бы больше шансов. Мы занимались восхождением.

– С кем?

– Помните Альби Олдена?

– Конечно, – ответила Фиона. – Ты поедешь с ним?

– Нет, не с ним. С его сумасбродной сестрицей. – (Фиона и Джо переглянулись.) – Только не начинайте. Вы не о том подумали. – (Фиона недоверчиво посмотрела на брата.) – Уилла Олден не мой типаж. И потом, у нее уже есть парень.

– Тогда что же он не поедет с ней? – спросила Фиона.

– Не может. У него экзамены в университете.

– А как он относится к тому, что ты отправляешься в такую даль с его девушкой? – поинтересовался Джо.

– Ты когда-нибудь видел Уиллу?

– По-моему, нет, – покачал головой Джо.

– Если бы видел, то знал бы, что мнение Джорджа ее не волнует. И вообще ничье мнение. Захотела в Африку – и поедет. Она бы давно уехала, но не было напарника. Теперь появился. Я, – вздохнул Шейми. – Если у нас получится, мы поставим рекорд восхождения на одну из сложнейших вершин Килиманджаро. Сделаем себе имя. Путешествие может оказаться весьма полезным для нас обоих.

– И когда вы уезжаете? – спросила Фиона.

– В эту пятницу.

– Так скоро!

– Представь себе. Я едва успеваю вещи собрать.

– А эта гора высокая? – задала новый вопрос Фиона.

– Весьма, – засмеялся Шейми. – Высота пика, который мы намерены покорить, более шестнадцати тысяч футов.

– Обещай мне, что будешь осторожен. Обещаешь? Ты возьмешь туда теплую одежду?

– Можешь не сомневаться, Фи. Я обязательно возьму толстый вязаный шарф, галоши и термос с горячей водой.

Фиона закусила губу.

– Опять веду себя как наседка? Обещала не дрожать над тобой. Как-никак, ты дошел до Южного полюса и обратно…

– Почти дошел.

– …а я тебе, как маленькому, советую кутаться. Прости, дорогуша. Никак не отвыкнуть.

Шейми улыбнулся и потрепал сестру по руке. Он держался молодцом. Фиона знала, как его раздражают все ее треволнения. Он с детства не выносил нотаций. Фиона вновь мысленно поклялась оставить эту привычку.

Фиона и представить не могла, что ее беспокойство вовсе не раздражало брата. Он смотрел на ее шумное семейство. На коленях Фионы пристроился уставший Питер. Липтон тянул за край пледа Джо, и Джо ругался на пса. Чарли с аппетитом лопал скону, капая джемом на пол. Кейти пролила чай. На мгновение Шейми захотелось того, что было у сестры. Дома. Семьи. Семейной жизни. Захотелось видеть рядом того, кто его любит. И в это мгновение он взмолился Богу, попросив избавить его от путешествия в далекую Африку с красивой и непредсказуемой девчонкой, которая любит другого. 

Глава 86

Индия Литтон массировала правый висок, пытаясь унять головную боль. Дом стал невыносимо шумным. Через пять дней они уедут в Африку. Приготовления к поездке длились несколько недель, однако и сейчас еще оставалось много незавершенных дел. Индия сидела в гостиной вместе со своим секретарем Люсиндой Биллингсли, просматривая маршрут поездки в Кению и список вещей, которые требовалось взять с собой.

– Итак, в следующий четверг вы отправляетесь в Найроби, – сказала мисс Биллингсли. – Там вы остановитесь в доме губернатора, где проведете пять дней, в течение которых вам предстоит…

Их прервал дверной звонок. Опять. Через несколько минут в кабинет вошел дворецкий и смущенно кашлянул.

– Эдвардс, кто на сей раз? – спросила Индия.

– Секретарь лорда Фредерика.

– Тогда будьте любезны проводить его в кабинет лорда Фредерика.

В дверь опять позвонили. Вскоре Индия увидела свою горничную Мэри, торопливо несущую рулоны саржи цвета хаки. Индия вспомнила, что в девять утра к Шарлотте для примерки должна была прийти портниха миссис Павлич. Сейчас часы показывали почти одиннадцать. Индия окликнула горничную.

– Слушаю, леди Литтон.

– Где Шарлотта?

– В своей комнате, мадам. У нее примерка.

– Но прошло уже два часа! В ее возрасте никакой ребенок не выдержит столь длительного неподвижного стояния. Что происходит? Почему мисс Гибсон до сих пор не вывела ее на улицу? К этому времени им давным-давно полагалось быть в парке.

– Мадам, лорд Фредерик не позволил мисс Литтон выйти. Шарлотта осталась у себя в комнате вместе с мисс Гибсон.

– Что? Почему? – спросила Индия, вскакивая со стула.

– Он сказал, что мисс Литтон не проявила должных успехов в учебе.

– Спасибо, Мэри. Люсинда, прошу меня извинить, но пока на этом остановимся.

– Но, леди Литтон, мы еще не закончили…

Индия уже не слышала, что́ они не закончили. Это ее и не волновало. Выбежав из гостиной, она бросилась наверх. Она опасалась за дочь. Этот волк пробрался в детскую. Только по ее вине. Нужно было проявить больше внимания.

Дверь детской была приоткрыта. Еще в коридоре Индия услышала суровый, недовольный голос Фредди.

– Назови главные статьи экспорта, – требовал он.

Следом раздался нервный, неуверенный голос Шарлотты.

– Кофе, сизаль, буйволовая кожа, шерсть, копра…

– Повтори еще раз, по мере убывания значимости.

Воцарилась пауза. И потом:

– Буйволовая кожа, кофе, сизаль, шерсть, копра…

– Копра идет перед шерстью. Разве я не говорил тебе об этом? Вдобавок ты забыла пчелиный воск.

– Извини, папа, я…

– Давай проверим, насколько успешно ты помнишь статьи импорта.

– Мука, сахар, чай…

Индия рывком распахнула дверь. Шарлотта стояла на скамеечке перед зеркалом-псише, стиснув кулачки. Лицо дочери было усталым и измученным. Она подняла глаза на мать. Индия увидела, что Шарлотта из последних сил сдерживает слезы. Миссис Павлич, портниха Индии, закалывала булавками подол платья, не смея отвести взгляд от работы. Поблизости стояла гувернантка мисс Гибсон, лицо которой тоже было страдальческим.

– Что здесь происходит? – спросила у мужа Индия. – Ты утомляешь ребенка. Разве по ней не видно? Неужели все это так уж необходимо?

Индия говорила ровным, спокойным тоном, не выдавая своих истинных чувств, но сейчас она с удовольствием избила бы Фредди до крови.

– Она сама виновата, – невозмутимо ответил Фредди. – Я велел ей выучить ряд уроков, но она не выучила.

– Папа, я пыталась, – вяло оправдывалась Шарлотта.

– Попытки ничего не значат. Пытаться и любой дурак может. Ты что, дура?

– Нет, сэр, – прошептала девочка.

– Тогда у тебя от зубов должно отскакивать. Итак, статьи импорта.

– Фредди… – начала Индия; ее глаза пылали ненавистью.

Фредди повернулся к ней. «Только не перед слугами», – говорил его предостерегающий взгляд. Индия сознавала: перечить ему опасно. У Фредди имелись способы поквитаться с ней. Много способов.

– Я хотела сказать… пришел твой секретарь. Ждет в твоем кабинете, – напряженным тоном произнесла она, надеясь отвести чудовище от дочери.

Фредди встал.

– Мисс Гибсон, я вами недоволен, – сказал он. – Я специально просил вас проработать с Шарлоттой статьи экспорта и импорта Британской Восточной Африки, а также топографические особенности Кении. Завтра я снова ее спрошу и ожидаю более успешных ответов.

– Да, лорд Фредерик, – ответила мисс Гибсон.

Индия вышла вслед за Фредди, плотно закрыв дверь детской, чтобы ни взрослые, ни сама Шарлотта не услышали ее.

– Как ты смеешь?! Она ребенок, а не дрессированная цирковая мартышка! – прошипела Индия.

– Нет, Индия. Она не просто ребенок. Она мой ребенок. Согласна? Не ты ли этого хотела? Она дочь заместителя министра по делам колоний. В Африке она будет присутствовать на официальных церемониях и вести разговоры со взрослыми. Она должна произвести на них впечатление и не поставить меня в неловкое положение. Позаботься об этом.

Фредди повернулся и ушел. Индия смотрела ему вслед. Такова была игра, в которую играли они с Фредди. Он предупреждал жену. Напоминал, чтобы ни она, ни Шарлотта не сделали в Африке ни одного опрометчивого шага. И чтобы ни один их поступок не отразился дурно на нем, не замедлил его восхождения к креслу премьер-министра. Иначе их ждут последствия. Малые и большие проявления жестокости с его стороны.

Нужно успокоить расстроенную Шарлотту, а потому Индия быстро вернулась в детскую.

– Миссис Павлич, думаю, на сегодня достаточно, – сказала она.

Портниха быстро собрала вещи и ушла.

– Леди Литтон, ваша дочь очень старается. Очень, – сказала гувернантка, когда они остались втроем.

– А вы, мисс Гибсон? – резко спросила Индия. – Превратите учебу в игру. Придумайте стихи, облегчающие запоминание. Создайте из слов акронимы. Сделайте что-нибудь. Найдите способ. Я не потерплю повторения случившегося. Вы меня понимаете?

Гувернантка кивнула, и Индия ее отпустила. Она сознавала собственную жесткость, но удержаться не могла. Слишком много времени она потратила на то, чтобы у Фредди не находилось поводов в чем-то упрекнуть Шарлотту. То была жизнь на иголках, а такая жизнь не могла не иметь печальных последствий.

Едва мисс Гибсон ушла, Шарлотта упала на кровать и залилась слезами.

– Мамочка, я его ненавижу. Ненавижу! – всхлипывала она.

– Тише, Шарлотта. – Индия села рядом с дочерью. – Он твой отец. Ты не должна говорить подобные слова.

– Как только мы окажемся в Африке, я убегу. Вот увидишь!

– Надеюсь, этого не случится, – возразила Индия, гладя дочь по спине. – Я бы этого не вынесла. Мне было бы очень грустно. Ну что бы я стала делать без тебя?

Шарлотта повернулась к матери.

– Мамочка, а давай убежим вместе, – шмыгая носом, предложила она. – Британская Восточная Африка очень большая. Я это знаю. Папа заставил меня запомнить ее площадь в квадратных милях. Нас никогда не найдут.

Индия вытерла слезы со щек дочери. Каждая капелька ощущалась кислотой, разъедавшей ей сердце.

– И куда, по-твоему, нам нужно бежать? – спросила она, ложась вместе с Шарлоттой.

– Можно отправиться в Сахару, но тогда нам понадобятся верблюды. А можно жить в джунглях, как Маугли и Багира. Еще лучше убежать на берег моря. В Африке легко пробраться на корабль. На пристанях всегда очень людно. Никто и не заметит, как мы скроемся. Мисс Гибсон была в Момбасе. Она говорит, что там очень шумно. И океан бирюзового цвета. Там полным-полно обезьян и попугаев. А цветы! Таких красивых цветов ты больше нигде не увидишь.

– И что мы с тобой вдвоем будем делать на море? Расскажи мне историю об этом.

– Мы станем пиратками! – заявила Шарлотта. – Наденем красные юбки, закроем один глаз повязкой и засунем за ухо розовый цветок.

– Повязки на глаз и цветы! – воскликнула Индия. – Представляешь, какое это будет зрелище?

– Да! И еще мы обвесимся разными драгоценностями. У нас будут большие кольца с рубинами и бриллиантовые ожерелья. Все это мы украдем. И у нас будет сундук для сокровищ, набитый золотыми монетами.

– Но где же нам все это хранить?

– На большой желтой лодке. Мы будем плавать по бирюзовому морю. Вода там всегда теплая. Света много. Там куда лучше, чем здесь. Мамочка, ты любишь море? Я очень люблю. Мне нужно всегда-всегда жить на берегу моря.

Индия вспомнила, что Сид любил море и тоже хотел жить рядом с ним. Совсем как его дочка. Он хотел просыпаться в доме на берегу, от солнца, льющегося в окна. Его мечта почти осуществилась. Сид рвался в Пойнт-Рейес. Индия не продала участок и не собиралась. Это была их земля. Если бы только Шарлотта могла увидеть своего настоящего отца!

– Мамочка, никак, тебе стало грустно от моей истории? – вдруг спросила Шарлотта, озабоченно наморщив личико.

– Нет, дорогая. Совсем не грустно, – поспешила успокоить ее Индия.

– Смотрю, ты совсем печальная.

– Тебе показалось. Я думала про цвет лодки. Будет она желтой или нам больше подойдет пурпурная.

– А если сделать ее и желтой, и пурпурной? Полосатая лодка! – заулыбалась Шарлотта. – И солнце с лучами на парусе. Это намного красивее, чем череп и кости.

Индия тоже улыбнулась, радуясь, что к дочери вернулось хорошее настроение. И снова, чуть ли не в миллионный раз, Индия мысленно спросила себя, правильно ли она поступила. Выходя за Фредди, Индия рассчитывала уберечь Шарлотту от уродств жестокого мира. Вот только уберегла ли? Порой она не знала ответа. Порой ей казалось, что нет на свете более уродливого явления, чем ее муж.

– А потом мы убежим на тайный остров. Далеко-далеко.

Мне нужно было убежать вместе с тобой. Еще давно, пока ты находилась у меня в животе, подумала Индия. На какую жизнь я тебя обрекла? Иногда ей представлялось, что жизнь даже в самой отвратительной трущобе, но без Фредди, была бы лучше жизни на Беркли-сквер, бок о бок с ним.

Однако Индия знала и другую сторону жизни в трущобах. Тамошние дети росли больными. Те, кому все же посчастливилось вырасти, ходили грязными и вечно голодными, а вместо школы отправлялись на фабрики. У Шарлотты имелись свои трудности, и прежде всего Фредди, зато ей не грозили голод и бедность. И потом, нынешняя жизнь дочери и необходимость подчиняться Фредди не продлятся вечно. Шарлотта вырастет и получит право распоряжаться деньгами, отложенными для нее дедом. Она сможет покинуть Беркли-сквер и жить своей счастливой жизнью, пользуясь всеми преимуществами, какие дают деньги, происхождение и надлежащее воспитание.

– Мамочка, мы ведь так и сделаем, правда? Убежим к морю. Вдвоем с тобой. И будем жить на нашей лодке. Или в красивом доме на берегу, где все стены будут украшены морскими раковинами. У нас будет замечательная жизнь.

Индия знала: ей самой никогда не видать замечательной жизни. А вот Шарлотта увидит. Индия постарается, чтобы так оно и было. Ради этого она пожертвовала слишком многим. По сути, всем, чтобы обеспечить дочери счастливое будущее.

– Да, дорогая. Мы станем пиратками и будем жить в хижине на берегу моря.

Ложь, конечно. Но Индия внушала ребенку и более отвратительную ложь, говоря, что Фредди – ее отец и что он о ней заботится.

– Я рада, что у нас будет такая жизнь. – Шарлотта прильнула к матери. – Даже если это лишь история.

– Очень красивая история, – сказала Индия.

Шарлотта подняла голову и посмотрела на мать:

– Мамочка, а правда, что красивые истории иногда сбываются?

Индия с улыбкой кивнула. Пусть ребенок думает так. Так легче. И добрее. Намного добрее, чем рассказать ей правду. 

Глава 87

Найроби являл собой болото.

Затяжные дожди превратили красную почву улиц в густую грязь, настолько густую, что в ней вязли колеса воловьих упряжек и тонули мужские сапоги. Сид проделал двухдневный путь из Тики, отправившись за припасами для Мэгги. Повозку ему пришлось оставить на железнодорожной станции и дальше идти пешком.

Он побывал у кузнеца, где купил несколько ярем и починил кое-какие инструменты. Затем пошел на индийский базар за солью и специями; оттуда – к оружейнику за патронами и в универмаг «Норфолк» за йодоформом, хинином и виски. Помимо этого, он купил керосин, свечи, четыре пятидесятифунтовых мешка муки, газеты, шнурки, мыло и вустерский соус. Последним местом его покупок стала пекарня Эллиота. Там он купил фруктовый кекс. Мэгги была сама не своя до них.

Отнеся все покупки в повозку и прикрыв их брезентом, он, перед тем как тронуться в обратный путь, снова пошел в город. Последней точкой его путешествия по Найроби был отель «Норфолк», где он намеревался выпить пару порций виски. Шагая налегке, выбросив из головы бесконечный список покупок, которым его снабдила Мэгги, Сид позволил себе взглянуть на город. Найроби отнюдь не был прекрасным местом, за что Сид его и любил. Никакого жеманства, никаких претензий. Город принимал людей такими, какие они есть, и того же ожидал от них.

Своим существованием Найроби был обязан владельцам Угандийской железной дороги, протянувшейся от Момбасы до озера Виктория. Дорога строилась три года. Рельсы тянулись с востока на запад. Когда они достигли 327-й мили – пойменной равнины, которую масаи называли Энгоре-Ньяробе – Место Холодной Воды, – руководители строительства посчитали ее удобным для размещения рабочих и складирования грузов для дальнейшего броска на запад, где холмистая местность становилась труднопроходимой.

Идя по раскисшим улицам, Сид заметил несколько фермерских семей, приехавших в город за провизией. Глаз сразу выделял их среди горожан. Это были обитатели бушленда. Даже по широким улицам Найроби они двигались гуськом, словно по тропке, стараясь не уколоться о колючие кустарники и не нацеплять клещей. По пути к отелю «Норфолк» Сид насчитал десять новых зданий, а на Стейшн-роуд и Виктория-стрит десятки плотников и маляров подновляли и красили фасады старых.

Найроби мог бы так и остаться железнодорожным поселком, но судьба распорядилась иначе, и он превратился в быстро растущий город. Покосившиеся деревянные дукасы соседствовали с аккуратными новыми отелями и магазинами с огромными витринами, в которых женщины покупали кожаные туфли и платья для приемов в саду. «Норфолк» выписал для своих гостей французского повара, а на Дюк-стрит можно было выпить чашку чая. В доме губернатора давали балы. Скачки на недавно построенном ипподроме становились праздником для всего города. Несколько каменных правительственных зданий добавляли Найроби солидности, а телеграфные столбы – современности. Но стоило приглядеться к городу, как даже самый поверхностный наблюдатель замечал: Найроби по-прежнему во многом оставался пограничным городом. На Виктория-стрит и по сей день существовали бордели, прачечные и опиумные курильни, а сам город населяли в основном спекулянты, бездельники и эксцентричные личности.

С несколькими из них Сид поздоровался, ступив на веранду «Норфолка». Али Кан, местный транспортный барон, выгружал из своего фургона пассажиров и чемоданы. С вокзала эти люди ехали вместе с курами, козами и пианино. На ротанговом стуле, попивая лимонный сквош, развалился испанский доктор Росендо Рибейро. О том, что он здесь, Сид узнал еще раньше, увидев привязанную к столбу зебру, на которой врач ездил к своим пациентам. Пройдя в холл, Сид услышал доносившийся из бара громкий голос лорда Деламера, неукротимого, бесстрашного английского барона, владевшего в Кении двадцатью тысячами акров земли. Здесь находилась и Мэри-Первопроходец, торговка, лихо разъезжавшая по бушленду, как по своей вотчине. На ее поясе болтался хлыст из буйволовой кожи. Мэри была способна перепить Деламера и часто уезжала с попоек, садясь на мула задом наперед.

– Это ты, Бакс? – окликнул его Деламер.

– Боюсь, что так, – ответил Сид, приподняв шляпу.

За столом Деламера сидел Йо Роос, сосед-плантатор Мэгги, крупные землевладельцы братья Коул и еще несколько человек. Прожив в бушленде пять лет, постоянно общаясь с кикуйю, Сид начал во многом воспринимать соотечественников так же, как африканцы: либо как достойных белых людей, либо как отъявленных мерзавцев. За столом Дела собрались и те и другие. Некоторые сочетали в себе черты обоих типов, и все зависело от времени суток и количества выпитого.

– А мы тут захватили твоего соседа, – сообщил Деламер. – Удерживаем в расчете на выкуп.

Сид посмотрел на Рооса, державшего в руке стакан с виски. Бур-переселенец, он приехал в эти края из Претории. Йо был жалким, вечно ноющим неудачником.

– Можете и дальше удерживать. Я выкупать его не собираюсь, – сказал Сид.

Роос нахмурился. Остальные засмеялись.

– Присаживайся к нам, Бакс. Горло промочишь, – пригласил Деламер.

Сид сел, чувствуя себя не в своей тарелке, так как знал, что Деламер и остальные считают его белой вороной. Они не понимали, почему он до сих пор не подал заявку на аренду земли. Почему отказывается сопровождать богатых любителей охоты на крупную дичь, когда на этом можно сделать состояние. Но больше всего эти люди не понимали, как ему удается прекрасно ладить с кикуйю. Все знали, что Сида восхищали африканцы этого племени, платившие ему тем же. Собравшиеся в баре «Норфолка» ничего не понимали, однако это не мешало им привечать его. Найроби не то место, где можно привередничать по части общения, иначе останешься в одиночестве.

На столе появились бутылки с виски и джином. Собравшиеся пили и говорили о политике и сельском хозяйстве, обменивались новостями и слухами.

– Слышали про районного уполномоченного из Турканы? – спросил Роос.

Туркана была отдаленной точкой. Сид знал, что тамошний районный уполномоченный живет один и не имеет помощников.

– Свихнулся от одиночества. Повесился.

– Надо же, – удивился Сид. – А ты-то как узнал?

– Мне рассказал районный уполномоченный из Баринго. Был там вчера. Он беднягу и нашел. Сказал, что и сам бы повесился, если бы нашел дерево повыше.

Деламер переменил тему разговора. Изоляция и ее последствия были очень чувствительными для каждого из собравшихся.

– Как Мэгги? Как ферма? – спросил он у Сида. – По-прежнему выращиваете кофе?

Сид кивнул:

– У нас под кофейными деревьями семьсот акров. Хотим добавить еще двести. Она подумывает посеять сизаль акрах так на пятидесяти. Проверить, как будет расти.

– Тика – прекрасное место для кофе, – сказал Деламер. – Высоковато, правда, но высота вполне терпимая.

– Можно обладать лучшей землей в мире, но она гроша ломаного не стоит, пока не найдешь тех, кто будет на ней работать, – мрачно изрек Роос. – Кикуйю не желают работать на меня. Сколько ни пытался их нанять, не идут. Я предлагаю им деньги, хорошие деньги, а они отказываются. Почему так, Бакс?

– Йо, ты видел львов на равнинах?

– Да.

– А закаты в Тике?

– Ты что, рехнулся? Естественно, видел. Как-никак, я там живу.

– Вот тебе и ответ.

– Не понял.

– Я сказал, потому африканцы и не берут твоих денег. На что им деньги? Покупать чайные сервизы, вазочки для варенья и портреты короля? Зачем им это барахло? У них есть Африка.

Йо хмуро посмотрел на Сида, явно ничего не понимая.

– Боюсь, дружище, твоя поэзия ему недоступна, – усмехнулся Деламер.

– Бакс, у вас на плантации всегда есть кому собирать урожай кофе, – упрямо гнул свою линию Йо. – Почему? Как вам это удается?

Сид покачал головой. Если бы Роос хоть немного вникнул в особенности африканских племен, ответ нашелся бы сам собой.

– Мы нанимаем женщин, а не мужчин, – сказал он.

– Понимаю, – кивнул Йо. – Завзятые лентяи. Им бы только кверху пузом лежать…

– Нет, ты не понимаешь. Мужчины кикуйю не занимаются сельским хозяйством. В их деревнях это традиционно женская работа. Отправить мужчину на поле – все равно что заставить нас с тобой развешивать белье после стирки или вязать носки. С туземными мужчинами такое не пройдет. Попробуй договориться с женщинами. У них есть деловая сметка.

– Женщины берут у Мэгги деньги?

– Нет. Я же сказал: кикуйю деньги не нужны. Зато они охотно берут коз, одеяла и керосиновые лампы. И не только. Хинин, мази, ткань. Детские игрушки. Ради своих ребятишек они согласятся на что угодно. Вот так они устроены.

Сид говорил сущую правду. В этом матери кикуйю не отличались от матерей Уайтчепела. Тех, кто приходил в шумный импровизированный кабинет на заднем дворе ресторана на Брик-лейн. Сид быстро отогнал эти мысли, как делал со всеми воспоминаниями, касавшимися Индии. Затем посмотрел на часы. Стрелка двигалась к четырем. За выпивкой и разговорами незаметно пролетели два часа. Пора трогаться. До наступления темноты он рассчитывал оставить Найроби далеко позади.

– Что ж, джентльмены, приятно было с вами посидеть, но надо топать восвояси.

– Погоди еще минутку, – остановил его Деламер. – Совсем забыл тебе сказать. Я тут обедал с районным управляющим провинции Кения и узнал, что он ищет проводника.

– Для охотников? – спросил Сид.

– Нет, для топографа. Прежний едва успел добраться до земель чинга, как его слопал питон. Вместе с сумкой. Чертова змея сожрала все карты, какие он составил. Новый топограф заявил, что без проводника шагу не ступит за пределы Найроби. А никто не знает Кению лучше, чем ты, Бакс. Он хорошо платит. Пораскинь мозгами. Устроишь себе перемену занятий между посадками и сбором урожая.

– Хорошо, я подумаю. Спасибо.

Сид поднялся и увидел в баре двух маляров, несущих лестницу. Он вспомнил, что в городе спешно красят фасады домов.

– А что это в Найроби всем приспичило красить? – спросил он.

– Неужели не знаешь?

– Если бы знал, не спрашивал.

– Ждем именитого гостя из Англии. Заместителя министра по делам колоний.

Сиду вспомнились слова Мэгги.

– Элджин, что ли, приезжает?

– Нет. Элджин – министр. А заместитель у него… Черт, вылетело из головы! – Деламер схватил с пустого стула газету. – Тут об этом написано, – пробормотал он, водя глазами по первой полосе. – Для Найроби это будет крупным общественным событием.

– Балы, банкеты и куча пустых обещаний. Только и всего, – угрюмо буркнул Роос.

– Ты еще забыл охоту, – сказал ему Деламер. – Эта шишка наверняка захочет подстрелить льва. Они все хотят… Ну вот, нашел. К нам приезжает Литтон.

Сид рылся в кармане брюк, выуживая мелочь для официантки. Услышав знакомую фамилию, он разжал пальцы и посмотрел на Деламера.

– Как вы сказали? – тихо спросил Сид.

– Литтон. Фредди Литтон. Говорят, он везет сюда целую ораву своих подчиненных. И не только. Свою дочку взял. И жену – леди Индию Литтон. Я знал ее отца, лорда Бернли, да упокоит Господь его душу. Был богаче Мидаса и чертовски хороший человек…

Деламер вдруг замолчал, озабоченно взглянув на Сида:

– Сид, ты, часом, на солнце не пережарился? Весь бледный, точно призрак! 

Глава 88

– Шейми, ты только посмотри! Ты представлял Африку такой? Бирюзовой, красной и пурпурной?

– Нет, не представлял. Думал, здесь будут сплошь коричневые оттенки. И много зебр, – ответил Шейми.

Шейми и Уилла стояли на палубе парохода «Гурка» и по-детски распахнутыми глазами смотрели на кварталы Момбасы. К белым прибрежным стенам стремительно неслись пенистые волны прибоя, поднимаясь из сверкающего, залитого солнцем Индийского океана. Гавань окаймляли массивные баобабы с широкими, крепкими стволами. С ними соседствовали раскидистые пальмы и сочно-зеленые деревья манго. Стены и даже скалы покрывали гирлянды бугенвиллей. За высоким маяком к ярко-синему небу поднимались внушительные парапеты форта.

– Смотри! Это Форт Иисуса. Он весь розовый! – воскликнула Уилла. – Так, как и написано в книге.

Уилла взяла с собой добрую дюжину книг о Восточной Африке и вечерами, за ужином, читала их вслух. Вчера они узнали, что португальские завоеватели в 1500-х годах отбили город у арабских работорговцев и для защиты построили мощную крепость. Через двести лет султан Омана захватил крепость и сам город. В 1840 году Момбасой завладел коварный султан Занзибара. Впоследствии он обратился к англичанам с просьбой о защите города. Его малиново-красный флаг и сейчас реял над крепостью, напоминая англичанам, что их владение городом обусловлено молчаливым согласием султана.

Совсем недавно «Гурка» проскользнул через мланго – проход в громадном коралловом рифе, служащий естественной защитой гавани, и теперь готовился бросить якорь в сорока ярдах от берега. Лодочники на юрких дау уже спешили к пароходу, чтобы отвезти пассажиров на берег.

– Поверить не могу! Шейми, мы здесь! Мы добрались! Мы в Африке! – воскликнула Уилла, схватила Шейми за руку и до боли сжала, но Шейми не возражал. – С чего мы начнем осмотр? С форта? Или с деревни?

– Думаю, стоит отправить вещи в отель и попытаться отыскать нужного нам человека из конторы по устройству сафари.

– Ты прав. Хорошая мысль. Но мне не терпится поскорее оказаться на берегу.

– Мне тоже, – признался Шейми.

Их плавание на этом шумном, клацающем пароходе длилось полтора месяца. «Гурка» делал остановки на Мальте и Кипре, заходил в Порт-Саид. Потом, пройдя Суэцким каналом, плыл без остановки до Адена. По меркам Шейми, совершившего плавание в Антарктику на прекрасно оснащенном судне, чья команда была полна решимости поскорее достичь цели, «Гурка» тащился с черепашьей скоростью. В каждом порту они пополняли запасы пресной воды и грузили в трюм скот, который затем становился пищей для пассажиров. Уилла, устававшая от корабельного заточения и жаждавшая новых впечатлений, всегда настаивала на осмотре портов. На Кипре и в Адене она так увлеклась прогулкой, что им пришлось со всех ног нестись на причал, чтобы не опоздать.

Уилла достала толстую записную книжку. Шейми смотрел на свою спутницу, на ее прекрасные, возбужденно округлившиеся глаза, и его сердце ныло от тоски.

– Ты строчишь с самого дня отплытия из Англии. О чем ты пишешь?

– Об увиденном. Я стараюсь записывать все.

– Зачем?

– Для своей лекции. Ее я собираюсь прочесть в Королевском географическом обществе, когда мы вернемся в Лондон. А потом я превращу материалы лекций в книгу путевых заметок. Она разойдется в тысячах экземпляров, и у меня появятся деньги на следующую экспедицию. Я уже неплохо заработала на записках о восхождении на Мак-Кинли. Вот только как мне рассказать о тебе, Шейми? Назвать тебя талантливым исследователем или блистательным исследователем?

Я бы предпочел быть твоим возлюбленным, Уилла, подумал Шейми. Не талантливым, не блистательным, а просто твоим.

– Как насчет «талантливого и блистательного»? – спросил он. – И не забудь о присущей мне скромности.

Боясь выдать свои чувства, Шейми сделал вид, что разглядывает море. Он допустил ошибку. Ему нельзя было ехать с ней в Африку. Нельзя было соглашаться на ее дурацкое пари. В Кембридже ему только казалось, что он влюблен в Уиллу. Теперь он это точно знал.

Каждый день, проведенный с ней, был приключением. Приключением было все, чем они занимались. Шейми вспомнил, с каким аппетитом они уплетали на Кипре красный виноград, заедая соленым сыром и облизывая пальцы. Вспомнил женщин в парандже на балконах Адена. Торговцев с верблюдами. Базары, заваленные пряностями и местной одеждой. Голоса муэдзинов, сзывающих мусульман на молитву. Ни одна из встречавшихся Шейми женщин не была столь любознательной, смелой и жадной до жизни, как Уилла. И он еще никогда не чувствовал себя таким жадным до жизни, как в те моменты, когда Уилла брала его за руку и они брели по деревянным и каменным настилам причалов, крича матросам, чтобы дождались их возвращения. Они плыли в Африку, черт побери! И доплыли.

Какой будет его жизнь после этого путешествия? Разбитой, это наверняка. Он уже не сможет забыть Уиллу и время, проведенное с ней. Ему уже никогда не влюбиться снова. После Уиллы всякая другая женщина покажется ему чем-то вроде посредственной копии, а сама влюбленность – оскорблением его чувств.

Шейми не раз был на грани признания в любви. На самой грани. Слова были готовы сорваться у него с языка, но потом он вспоминал: Уилла принадлежит другому парню. Шейми представлял, как ошеломит ее своим признанием. От его неуместной откровенности ей станет неловко. Что еще хуже, он прочтет в ее глазах жалость к нему. Эти мысли всегда удерживали его.

– Мы спускаемся в лодку!

Басистый голос, раздавшийся за спиной, вышиб Шейми из накатившей печали. То были Имон Эдмондс и его жена Вера. Молодая чета держала путь к холмам Нгонг, где собиралась выращивать кофе. За время долгого плавания Шейми и Уилла сдружились с ними, а также с другими супружескими парами поселенцев.

– Вера, я буду по тебе скучать! – призналась Уилла, крепко обняв ее.

– И я по тебе, Уиллс. Махни нам с вершины Кили. Обещаешь?

Женщины снова обнялись. Имон и Шейми ограничились рукопожатием. Затем носильщик помог Вере перелезть через борт к трапу, по которому она спустилась к ожидающему дау.

Уилла и Шейми тоже не собирались задерживаться на пароходе. Сначала вниз отправились их рюкзаки, затем альпинистское снаряжение и палатка. Все остальное, а также носильщиков, которые это понесут, они рассчитывали найти с помощью фирмы «Ньюленд и Тарлтон», которая устраивала сафари и снабжала путешественников всем необходимым.

Шейми не терпелось поскорее сойти на берег и вновь ощутить под ногами землю. Но еще сильнее ему хотелось начать путешествие к Килиманджаро. Погрузиться в составление планов, закупку припасов, войти в ритм ежедневных переходов, а затем – в нелегкое восхождение на вершину. Он хотел Уиллу и рассчитывал, что физические тяготы погасят в нем желание.

Достигнув людного, шумного причала, они расплатились с лодочником и тут же наняли повозку с осликом, чтобы отвезти вещи в отель «Момбаса-клуб». Из порта в город вели узкие кривые переулки. Улица в привычном понимании здесь была только одна и носила имя португальского путешественника Васко да Гамы. На этой улице помещалась контора фирмы и кабинет Питера Будекера, которому они заблаговременно сообщили телеграммой о своем приезде.

– Васко-да-Гама-стрит, – с завистью произнесла Уилла. – Можешь представить, как однажды появится улица Шеймуса Финнегана? Или авеню Уиллы Олден?

Уилла шла, запрокинув голову, чтобы получше разглядеть минареты и купола арабской части города. Рядом с ними стояли аккуратные беленые дома. Ставни на окнах плотно закрыты, чтобы защитить помещения от изнурительной жары. В одном месте Уилла споткнулась и чуть не упала, но Шейми успел ее подхватить.

Минут через десять они подошли к дому номер 46 – белому каменному зданию со скромной медной табличкой, предлагавшей услуги фирмы «Ньюленд и Тарлтон» по устройству сафари и обеспечение снаряжением для путешествий.

– Не забудь, Уиллс, мы приехали только на сафари. Мы любители достопримечательностей, и не более того.

Уилла кивнула. Они поднялись на второй этаж и нашли нужный кабинет, дверь в который была открыта.

– Мистер Будекер? – спросил Шейми, входя в кабинет, Уилла вошла следом.

Помещение было небольшим: письменный стол, несколько стульев и шкаф. По стенам висели карты Африки.

За столом сидел светловолосый мускулистый человек. Шейми подумал, что ему слегка за тридцать, но по обветренному, обожженному солнцем морщинистому лицу этому человеку можно было дать все пятьдесят.

Услышав голос Шейми, хозяин кабинета поднял голову:

– Здравствуйте, мистер Финнеган и мисс Олден. А я вас ждал. Слышал, что «Гурка» должен прибыть сегодня. Располагайтесь. Как прошло ваше плавание?

Пока Шейми и Уилла делились впечатлениями, Будекер что-то сказал на суахили мальчишке, сидящему по-турецки в углу. Мальчишка тут же вскочил и исчез. Раньше, чем путешественники закончили рассказ, паренек вернулся с тремя высокими узкими стаканами с горячим, очень сладким чаем, куда была добавлена мята. Будекер сделал глоток, затем открыл папку и достал телеграмму, посланную Уиллой из Лондона.

– Вы сообщали, что интересуетесь сафари и хотите отправиться на запад, к Килиманджаро. – Будекер внимательно посмотрел на обоих. – Чего именно вы хотите от Кили?

– Просто посмотреть на гору, – ответил Шейми.

Питер задумчиво кивнул:

– Я правильно понял, что вы хотите полюбоваться видами с этой стороны границы?

– Да, правильно, – ответила Уилла.

– Надеюсь, вы не собираетесь воспользоваться случаем и совершить восхождение?

– Восхождение? – тоном наивной девочки переспросила Уилла. – Нет, конечно.

Будекер снова кивнул:

– Отлично. Уверен, вы оба знаете, что гора находится на территории Германской Восточной Африки. Если вы попытаетесь пересечь границу в любом пограничном поселении, немцы обязательно потребуют у вас документы. Они придирчиво осмотрят ваше снаряжение и захотят узнать, почему вы здесь оказались. Если они заподозрят, что вы – американец и англичанка – собрались подняться на их гору, то могут попросту вас не пустить. Если же вы решите незаконно пересечь границу и попадетесь, это уже попахивает тюрьмой.

Шейми знал, что Килиманджаро принадлежит немцам. Уилла тоже это знала. Они надеялись перебраться через границу и подойти к горе под покровом окружающих джунглей. Если замысел удастся, они как можно быстрее вернутся в Момбасу, а о своем достижении будут молчать до самой Англии. Да, они рисковали, но их это не пугало. Оба твердо верили, что любая гора принадлежит не странам и народам, а тем, кто на нее поднимается.

– Мы всего лишь хотим достичь границы и сделать несколько снимков на память, – включился в игру Шейми.

– Хорошо. Тогда я готов отправить вас в прекрасное путешествие до Таветы. Это к востоку от границы. Вы вдоволь настранствуетесь по бушу и джунглям, а затем поглазеете на Кили. Вас устраивает?

Шейми с Уиллой кивнули. Шейми радовался тому, что Будекер купился на их историю, и не хотел вызывать у служащего подозрений. Разговор продолжался. Обсуждали количество и вес снаряжения, предпочтения в еде и напитках, а также длительность путешествия. Шейми и Уилла располагали деньгами, доставшимися им от родственников, однако любое наследство не бывает бесконечным, поэтому старались экономить на всем. Чтобы уменьшить число носильщиков, оба намеревались часть снаряжения нести на себе. Учитывая это, Будекер заключил, что девятерых носильщиков и одного старшего будет вполне достаточно.

– Десять человек для двоих? – удивился Шейми. – Это же целая армия.

– Это пустяк, – возразил Будекер. – Я тут устраивал сафари для двадцати богатых американцев. Вот где была настоящая головная боль. Пятьдесят ящиков шампанского, еще двадцать ящиков виски, бокалы уотерфордского стекла, веджвудский фарфор, мельхиоровые ложки, вилки и ножи, льняные скатерти для столов, обеды из восьми блюд… Мне понадобилось найти сотню носильщиков. Когда выходили из Найроби, процессия растянулась на целую милю.

Будекер пообещал все устроить как можно раньше; самое большее – за пять дней. Закупленное продовольствие и прочие необходимые вещи вместе с ними поездом отправятся до Вои, городка в провинции Кения, отстоящего от Момбасы на шестьдесят пять миль к северо-западу. Там их встретит старший, вождь масаев по имени Тепили, и девять его соплеменников. Оттуда начнется путешествие в Тавету.

Шейми и Уилла расплатились с Будекером, поблагодарив за хлопоты. Он пообещал незамедлительно сообщить в «Момбаса-клуб» о завершении подготовки. Они пожали служащему руку. Будекер проводил их до двери и вдруг сказал:

– Мисс Олден, мистер Финнеган, вы позволите мне кое-что посоветовать вам?

– Конечно, – великодушно разрешил Шейми.

Искренняя улыбка Будекера исчезла. Глаза сделались предельно серьезными.

– Опасайтесь туземцев племени джагга. Если понадобится, пользуйтесь их услугами, но постоянно оставайтесь начеку. Когда приблизитесь к границе… предполагаю, вы пересечете ее гораздо севернее Таветы… вы окажетесь на территории джагга. Они прекрасные проводники. Никто лучше их не знает местность вокруг Кили. Но они в высшей степени непредсказуемы. Они убивали и немцев, и англичан. Обязательно запаситесь подарками. Там особенно ценятся ножи и зеркала.

– Пересечь границу? Мы ни слова не сказали об этом… – начала Уилла.

– Я помню, о чем вы говорили. Я также знаю, кто вы. Вы, мисс Олден, установили несколько рекордов в Альпах и на Мак-Кинли.

– Откуда вы об этом узнали?

– Я слежу за новостями из мира альпинизма. Я и сам не чужд лазания по горам. И о вас, мистер Финнеган, я тоже слышал. Я следил за экспедицией на «Дискавери» наравне с остальным миром, включая и немцев. Будьте очень осторожны. Африка – это вам не Альпы. И не Антарктика. Это совершенно иное существо.

– Спасибо за советы, мистер Будекер, – сказала Уилла. – Особенно насчет границы.

Будекер насмешливо вскинул голову:

– Какой совет, мисс Олден? Я бы никогда не стал давать подобных советов. «Ньюленд и Тарлтон» не занимается нарушением международных границ и соглашений и не поощряет своих клиентов к безответственному поведению. До свидания.

– Странно это как-то, – сказала Уилла, когда они вновь оказались на улице.

– Он хотел нам помочь и предостеречь. И еще намекнуть: если мы найдем приключений на собственную задницу и нас арестуют, на их помощь можем не рассчитывать.

– Не найдем, – самоуверенно возразила Уилла. – Как он и предлагал, мы отправимся на север. Мы ведь так и так планировали такой маршрут. – (Шейми кивнул.) – И возьмем побольше подарков для джагга. Может, что-то попадется в городе. Но сначала я хочу поплавать. Видел здешние пляжи? Будекер говорил про пять дней. У нас целых пять дней, чтобы валяться на белом песочке и плавать в голубой воде. Рай земной!

Потрясающе! – подумал Шейми. Уилла в купальном костюме. Он же совсем свихнется от желания. Визит к Будекеру был спасительной передышкой. Он с удовольствием обсуждал детали подготовки и возможные препятствия. Это отвлекало его ноющее сердце. Теперь его ждала новая пытка: пять дней на пляже рядом с Уиллой.

– Шейми, ты чего помрачнел? – спросила она. – Что-то не так?

– Да все так, – соврал он. – Я просто подумал, что надо бы зайти в отель и проверить, как там наши вещи. И вообще посмотреть, где нам придется жить эти дни.

– Отличная мысль.

Холл «Момбаса-клуба» встретил их полумраком. В углу стоял мальчишка и ритмично дергал за веревку потолочного вентилятора, сделанного из банановых листьев. Стены украшали звериные головы, пол был устлан потертым дхурри, на котором стояло несколько стульев. С одной стороны располагался небольшой бар, а по другую за стойкой сидел портье – высокий сомалиец в белом балахоне и красном тюрбане.

Шейми и Уилла представились. Помимо «Ньюленда и Тарлтона», они заблаговременно послали телеграмму в этот отель, известив управляющего, что прибудут на пароходе «Гурка».

– Мы забронировали два номера, – напомнил Шейми.

– Мне очень жаль, сэр, но есть только один, – опечаленным тоном сообщил портье.

– Мы бронировали два. Нас двое. Двое, – сказал Шейми, понимая, что сомалиец прекрасно это видит.

– Сэр, мне очень, очень жаль. Хлопотное время настало. Два дня назад из Лондона приехали англичане. Большой бвана и его мсабу. С ними много людей. Отель полон. Вас двое мужчин. Номер один.

– Он принял меня за мужчину, – шепнула Уилла. – Хочет поселить в одном номере.

– А в городе есть другие отели? – спросил Шейми.

– Они все заполнены, сэр.

Шейми провел рукой по вспотевшим волосам. Тем временем носильщики уже двинулись по лестнице, перетаскивая их с Уиллой вещи в номер.

– Постойте… – начал он.

– Все в порядке, – остановила его Уилла. – Мы выдержим. Похоже, сюда пожаловала какая-то важная дипломатическая шишка со свитой. Если мы не согласимся на этот номер, можем вообще остаться на улице.

В номере Шейми расплатился с носильщиками и осмотрел комнату. Она располагалась в задней части отеля и выходила во двор, обсаженный акациями. Убранство было скромным: беленые стены, умывальник и двуспальная кровать.

– Я буду спать на полу, – заявил он.

– Не глупи. Мы великолепно поместимся вдвоем. Только не храпи. Я отлучусь в уборную, а когда вернусь, пойдем на пляж.

Уилла вышла. Некоторое время Шейми стоял у окна, разглядывая город. Затем повернулся и вперился в кровать. Пляж уже скверно, но кровать была настоящей пыткой. Искушением. Шейми представил, как обнимает Уиллу, а потом они занимаются любовью. Это было самым заветным его желанием. Ничего он так сильно не хотел, как эту сумасбродную девчонку. Шейми улегся, чтобы не видеть кровати. Увы, это не помогло. Через считаные часы он будет лежать рядом с Уиллой, слушать ее дыхание и терзаться желанием.

Ну почему они уже не в пути? Почему не препираются с нагловатыми и самонадеянными носильщиками, почему не бредут по убийственной жаре, почему не лезут на ледник, страдая от нехватки кислорода? Все это было бы несравненно лучше, чем оказаться с Уиллой на одной кровати.

– Точно накликаю столкновение с джагга, – пробормотал он, закрыл глаза и уснул. 

Глава 89

– Сколько лошадей? – спросила Мэгги Карр.

Она сидела в хижине Сида и смотрела, как он собирается в путь.

– Двух хватит, – ответил Сид. – Одна мне, другая ему. Носильщики отправятся на своих двоих.

– Само собой. Сколько их будет?

– Шестеро.

– Это для путешествий налегке.

– Конечно. Никаких винтовок и патронов. Обратно – никаких охотничьих трофеев: ни шкур, ни голов. Только подзорные трубы и компасы. Чертежный стол, бумага, палатки и еда. – (Мэгги кивнула.) – Отправлюсь завтра на рассвете. Парень написал, что будет ждать меня в Тике. Мэггс, я не задержусь. Самое большее – две недели. Вернусь к сбору урожая. Женщины работу знают. Оставлю Вайнайну за главную. Она сейчас повела их вскапывать северное поле.

– Сид, я не возражаю против твоего отъезда, – перебила его Мэгги. – Совсем не возражаю. Меня лишь беспокоит, почему ты вдруг срываешься с места.

– Я уже объяснял. Можно хорошо подзаработать.

– Не верю я тебе, – покачала головой Мэгги. – Опять у тебя этот взгляд.

– Какой взгляд?

– Тот, что был, когда я только взяла тебя на работу. Когда ты пытался до смерти заморить себя работой.

Сид отмахнулся и вновь заговорил о сельскохозяйственных делах. Он согласился быть проводником у топографа. Тому нужно было составить карту местности к северу от горы Кения. Мэгги Сид сказал, что деньги ему нужны на покупку плиты. Это было полуправдой. Он действительно хотел обзавестись плитой, но уже располагал деньгами для покупки. Настоящей причиной явилась новость, услышанная от Люси Томпсон и ее матери.

Неделю назад они заезжали к Мэгги и засиделись у нее на веранде. В это время из сарая вернулся Сид и сообщил, что шакал сожрал нескольких кур. Мэгги угостила его чаем. Миссис Томпсон поинтересовалась, слышал ли он новость. Сид залпом проглотил чай и ответил, что нет.

Оказалось, заместитель министра с семьей уже прибыл в Момбасу. Там они проведут неделю, после чего отправятся вглубь страны.

– В Найроби! – возбужденно воскликнула Люси.

В губернаторском доме намечался бал, который станет главным событием года.

То, о чем дальше поведала Люси, было еще хуже.

– После бала губернатор устроит своим гостям сафари. И знаешь, куда они отправятся? В Тику! Представляешь? Они разобьют лагерь у места слияния двух рек, после чего двинутся на запад, к Абердарским горам. Мистер Литтон хочет подстрелить льва, а наши края просто кишат львами.

Сид думал, что у него остановится сердце. Он целых два дня очухивался от известия о приезде Фредди и Индии в Африку и наконец убедил себя, что их пути ни в коем случае не пересекутся. Ферма Мэгги находилась слишком далеко от маршрута именитых гостей. Однако новость, преподнесенная Люси, все изменила. Сид знал местность, где предполагалось разбить лагерь. Оттуда до фермы Мэгги каких-нибудь десять миль. Скорее всего, охотники вообще сюда не доберутся, но рисковать Сид не хотел.

Миссис Томпсон продолжала болтать, многозначительно поглядывая на Сида. Потом сказала, что они с дочерью завтра отправляются в Найроби за новыми платьями. Пробормотав извинения, Сид бросился к себе в хижину и спешно написал записку районному уполномоченному: дескать, он слышал от Деламера, что топографу нужен проводник. Он готов сопровождать топографа, но желательно отправиться в путь незамедлительно. Затем Сид вернулся в дом Мэгги и попросил миссис Томпсон передать письмо.

Женщина широко улыбнулась и пообещала, что непременно передаст. «С удовольствием», – добавила она. Ответ уполномоченного ему принесла уже не миссис Томпсон, а Люси. Было это два дня назад. Лицо девушки совсем не светилось от счастья.

– Это про топографа, – сердито сказала она, бросив ответ на стол.

– Верно, – ответил Сид, удивленный ее тоном.

– Районный уполномоченный мне рассказал. Оказывается, ты взялся сопровождать топографа к горе Кения. Карты он там будет составлять.

– Да. А почему ты хмуришься?

– Я думала, ты писал про бал у губернатора. Просил приглашения. Для себя. Для нас.

Ну и дурь! Сид громко расхохотался. Он на балу у губернатора? Воображение живо нарисовало ему сцену встречи. «Привет, Индия. Привет, Фредди. Как поживаете, черт вас подери?!»

Однако Люси было не до смеха. Последовали гневные слова, а затем и слезы. Люси пулей вылетела из его хижины. Через несколько минут пришла Мэгги и поинтересовалась, что между ними произошло. Сид рассказал.

– Диву я даюсь на тебя, Сид. Я же говорила, что девчонка сохнет по тебе.

– Я думал, ты шутишь.

– Ни капельки. Бедняжка Люси. Что ты ей сказал?

– Ничего.

– Из-за ничего слез не льют.

– Я… просто засмеялся.

– Какой же ты придурок! – воскликнула Мэгги, сердито глядя на него.

– Мэггс, я совсем не хотел ее обижать! Она застигла меня врасплох.

– Люси – прекрасная девушка. Из хорошей семьи. Работящая, красивая, точно картинка. Из нее получилась бы отличная жена. Такие на дороге не валяются.

– Она могла бы найти себе партию получше.

Мэгги затихла. Сид рассказал ей о предстоящей поездке с топографом и спросил, отпустит ли она его.

– Ты рехнулся, Сид. Рвешься черт знает куда с каким-то парнем, когда хорошенькая девчонка мечтает потанцевать с тобой.

– Мэгги, меня на этом балу не будет, и точка. Я туда не поеду ни с Люси, ни с кем-нибудь еще. У меня есть свои причины.

– Давай отправляйся на свое сафари. Надеюсь, лев откусит тебе яйца, – сердито бросила Мэгги.

Их разговор состоялся пару дней назад. За это время Мэгги остыла и зашла узнать, не забыл ли он хинин. Сид угостил ее виски. На столе Мэгги увидела газету, издающуюся в Момбасе.

– Я и не приметила сразу. Где раздобыл?

– Йо Роос оставил.

– На старости лет к чтению потянуло? – прищурилась Мэгги.

– А если и так? – спросил Сид, наклоняясь, чтобы затянуть пряжку на лямке рюкзака.

– Помнится, ты газет и в руки брать не хотел. Чем же эта тебе так понравилась?

Газета была вся мятая и в пятнах, словно ее читали и перечитывали.

– Ничем, – буркнул Сид и выпрямился.

Мэгги бросила на него внимательный взгляд. Чувствовалось, она ему не верит.

Она просмотрела газету от корки до корки и прочла каждый заголовок. Не найдя ничего примечательного, Мэгги сложила газету и вернула на стол. Но потом ее внимание привлекла фотография на первой полосе. Снимок запечатлел заместителя министра по делам колоний Фредерика Литтона. Он с женой и дочерью стоял на фоне Форта Иисуса. Девочка смотрела вниз. Литтон хмурился, а его жена глядела прямо в объектив аппарата. Ее лицо вышло нечетким. Мэгги снова взяла газету и поднесла к глазам. Оказалось, нечеткость вызвана не ошибкой фотографа, а потертостью бумаги, словно по этому месту без конца водили пальцем.

– Это она? – догадалась Мэгги. – Теперь понятно, почему ты не хочешь ехать на бал и стремишься поскорее убраться отсюда. Бежишь, словно тебе задницу подпалили.

– Не понимаю, о чем ты говоришь.

– О ком. О жене заместителя министра. Об Индии Литтон. Это она сделала тебя холостяком. Помнишь, я говорила тебе, что докопаюсь? И докопалась. Теперь понятно, почему тебе не терпится убраться отсюда с топографом. Боишься столкнуться с ней.

– Чушь какая!

– Не ври мне, Сид. Прежде ты никогда не врал.

– Надобности не было, – огрызнулся он.

Они жили по неписаному правилу: не лезть друг к другу в душу. И сейчас Мэгги нарушала правило.

– Извини, Сид. Я просто волнуюсь за тебя.

– Запутанная это история, – сказал он. – Очень запутанная. О многом тебе вообще лучше не знать. Очень о многом.

Мэгги кивнула и снова посмотрела на фотографию:

– А она красивая, эта Индия. Даже на потертом снимке.

– Мэггс, она много больше, чем красивая.

Дальнейших слов и не требовалось. Его голос, полный боли и тоски, сказал ей все.

Мэгги отодвинула стул и встала.

– Домой пойдешь? – спросил Сид.

Она покачала головой:

– Загляну к Томпсонам. Должен же кто-то сказать бедняжке Люси, что у нее нет никаких шансов. 

Глава 90

– Мамочка, а нам взаправду нужно зубы вынимать? – прошептала взволнованная Шарлотта Литтон. – Проводник посоветовал всем пассажирам вынуть зубы.

– Дорогая, не бойся. Он говорил про искусственные зубы, – улыбнулась Индия.

– Но почему?

– А потому, дорогая моя, что под рельсами нет балласта. Это такая подушка, – зычным голосом ответил лорд Деламер. – Эти чертовы идиоты положили рельсы прямо на землю.

– Хью! Такой лексикон не для ушей маленькой девочки.

– Я забыл, что она ребенок, – пожал плечами лорд. – Она читает и говорит лучше, чем большинство знакомых мне взрослых.

– Как бы там ни было… – предостерегла мужа леди Деламер.

– Ну хорошо, хорошо, хорошо, – поспешно согласился Деламер, наклонился к Шарлотте, чтобы слышала только она, и шепотом продолжил: – Они все равно идиоты, даже если запрещают мне называть их чертовыми. – (Шарлотта захихикала.) – И ты вскоре поймешь почему. Когда начнутся равнины, там рельсы уложены без балласта. Колеса станут так подскакивать, что тебе покажется, будто еще немного – и зубы выскочат через макушку. – Он схватил с подноса проходившего официанта меренгу. – Нужно поплотнее набить рот такими вот вкусностями. Вместо подушки. Другого способа нет.

Деламер отправил меренгу в рот и широко улыбнулся Шарлотте. Девочка залилась смехом. Индия прервала разговор с леди Деламер и тоже засмеялась.

– Ваш муж потрясающе умеет находить общий язык с моей дочерью, – сказала она.

– Ничего удивительного. Он сам великовозрастный ребенок, – ответила леди Деламер.

Индия редко слышала, чтобы ее дочь так заливисто смеялась, и это ее радовало. Она вспомнила, сколько волнений вызывала у нее поездка Шарлотты в Африку. Ей казалось, что там ребенок подхватит какую-нибудь опасную болезнь. Но Шарлотта, проведя неделю в Момбасе, буквально расцвела. Щечки порозовели, а в серых глазах появился живой блеск. В Момбасе она целые дни проводила на пляже с Мэри, горничной Индии, собирая ракушки и угощая ланчем чаек. Она познакомилась с интересными людьми, которые ей понравились. Среди них была и молодая пара, которая собиралась отправиться на высокую гору Килиманджаро. Шарлотте нравились даже официальные встречи, на которых она была обязана присутствовать как дочь лорда Литтона. Девочку изумляло разнообразие лиц, окружавших ее: английских, африканских, арабских, индийских, а также разноязыкий говор. На второй день пребывания в Момбасе она стала звать Мэри не иначе как айя, называла чай местным словом и клянчила рупии, чтобы потратить их в дукасах.

– Мамочка, а ты знала, что на суахили белого человека называют мзунгу? Но это слово переводится не как «белый человек», а как «странное или удивительное явление». Как думаешь, папа об этом знает? – спрашивала Шарлотта, морща лоб.

Губернатор Кении Джеймс Хейс Садлер имел личный железнодорожный вагон, в одном из купе которого сейчас и сидела Шарлотта, одетая в белую блузку, юбку цвета хаки и высокие ботинки со шнуровкой. Ей не терпелось поскорее отправиться в Найроби вместе с родителями, лордом и леди Деламер и различными колониальными чиновниками. Шарлотта выглядела так, словно жила в Африке с рождения. Ее шею украшала нитка ярких масайских бус, которые она носила не снимая. Бусы ей подарил все тот же лорд Деламер.

– Шарлотта, а ты любишь зверей? – доев меренгу, спросил Деламер.

– Да, сэр. Очень люблю.

– Тогда считай, что тебе повезло. Ты увидишь их сотнями. Возможно, тысячами. Вот только доберемся до равнин Ати. – (Шарлотта недоверчиво посмотрела на Деламера.) – Думаешь, я привираю?

– Ваши цифры, сэр, звучат несколько преувеличенно.

Деламер раскатисто засмеялся:

– А давай, старушка, сделаем так. Ты будешь их считать, а я дам тебе по рупии за каждую зебру, по анне за каждого жирафа и по пайсу за льва. По рукам?

– Да! – обрадовалась Шарлотта.

К ним подошел Хейс Садлер.

– У Фредди есть вопросы по Ассоциации колонистов, – сказал губернатор, коснувшись плеча Деламера. – Я подумал, что вы успешнее ответите на них, чем я.

– Можете не сомневаться! – ответил Деламер. – От меня он сполна услышит про то, как подло Лондон обращается с нами.

Лорд извинился перед Шарлоттой, сказав, что должен временно ее покинуть, но попросил не забывать про подсчет зверей. Затем Деламер в сопровождении Хейса прошел в купе, занимаемое Фредди. Тот, как всегда, был поглощен составлением отчетов, депеш и прочими делами.

Неожиданно послышался резкий свисток.

– По вагонам! – закричал проводник.

Двери всех вагонов с лязгом закрылись. Паровоз выпустил вулканическое облако пара. Поезд тронулся. Железные колеса заскрипели по рельсам. Через пятнадцать минут поезд покинул остров Момбаса и по длинному мосту выехал на материк.

Бо́льшую часть дня поезд катился через зеленые джунгли, густые, влажные, полные ярких птиц, бабочек и цветов. На участках, отвоеванных у джунглей, располагались плантации, где росли каучуконосы, хлопок и сизаль. Тропические заросли сменялись долинами и ущельями. Иногда поезд останавливался на маленьких полустанках с аккуратно выкрашенными платформами и цветами в кадках, и тогда казалось, будто пассажиры ненадолго переместились из африканской глуши в пригород Лондона. Шарлотта все время не отходила от окна. Ее с трудом дозвались на ланч, а потом на чай.

К вечеру джунгли остались далеко позади. Началась саванна. И там, на ослепительном африканском закате, Шарлотта наконец увидела их – всех зверей, обещанных Деламером, и не только их.

– Ой, мамочка! Мамочка, посмотри! – воскликнула она, увидев первое стадо зебр. – Их там целых пятьдесят!

– А мне думается, их там более пятисот, – сказал Деламер, выбежавший из купе Фредди, где был вынужден проторчать почти весь день, и уселся рядом с Шарлоттой.

Трудно сказать, кто из них радовался больше.

Шарлотта напомнила лорду Деламеру о сделке и принялась весело считать зебр. Очень скоро она дошла до сотни.

– Муж нас разорил! – воскликнула леди Деламер.

– Скажите этому безмозглому машинисту, чтобы сбавил скорость своего чертового паровоза! – вдруг закричал Деламер. – Разве можно на такой скорости что-то рассмотреть?

Леди Хейс Садлер удивленно моргнула. Леди Деламер покачала головой. Но нашелся услужливый молодой человек в полотняном костюме, бросившийся выполнять пожелание Деламера. Это был Том Мид, заместитель районного уполномоченного провинции Кения. Индия пыталась скрыть улыбку, так как всей душой поддерживала странную проказу. Ведь это доставляло столько счастья ее дочери.

– Флоренс! Флоренс! Куда запропастился мой проклятый полевой бинокль?

– Хью, ну неужели надо кричать на весь вагон. Вот он!

Леди Деламер порылась в сумке и достала бинокль. Деламер тут же передал бинокль Шарлотте.

– Там! – крикнул он. – Словно нас дожидались! Дитя, ты их видишь?

Шарлотта приникла к биноклю и вскоре шепотом спросила:

– Лорд Деламер, а это действительно жирафы? Настоящие?

– Все шесть, – ответил он. – Ясно, как божий день… Ты в ту сторону посмотри. Видишь? Целое стадо газелей Томпсона. А этих больших неуклюжих зверей видишь? Антилопы гну. Шарлотта, ты знаешь, что́ говорят про них масаи? Они говорят, что Бог слепил гну из всего оставшегося от других зверей.

– Лорд Деламер, а как насчет львов? – спросила Шарлотта, обводя глазами равнину. – Видите хоть одного?

– Пока нет, но ты не беспокойся. Если мы не увидим их здесь, то обязательно наткнемся на них, когда окажемся на сафари в Тике. В прошлый раз я подстрелил там троих.

Слова лорда напугали Шарлотту.

– Но я не хочу стрелять львов.

Леди Деламер наградила мужа таким испепеляющим взглядом, что он побледнел.

– Дорогая, я же не сказал, что из винтовки, – торопливо проговорил он. – Мы будем их стрелять затвором фотоаппарата. Знаешь, фотограф чем-то похож на охотника. А убивать львов – ни в коем случае! Кстати, я знаю замечательного проводника. Мы попросим его отвести нас туда, где львы. Дай только добраться до Тики. Я тебя с ним познакомлю. Его зовут Сид Бакстер.

Индия, смотревшая в окно, медленно повернулась.

– Вы сказали Сид Бакстер? – вырвалось у нее.

– Да. А вы его знаете?

– Конечно же нет, – ответила Индия, натянуто засмеявшись. – Я… слышала это имя в Момбасе, – соврала она. – Полагаю, он действительно хороший проводник.

– Самый лучший. Он работает у плантаторши неподалеку от Тики. Компанейским парнем его не назовешь, но мы вытащим его с плантации. Уж если он не сможет найти Шарлотте львов, тогда никто не найдет.

Лорд Деламер продолжал говорить, но Индия почти не слышала его. Ее душевная рана по-прежнему болела. На мгновение она вновь оказалась в их квартире на Арден-стрит. Сид стоял в дверях с букетом белых роз. «Привет, миссис Бакстер», – сказал он, прежде чем ее обнять.

– Мамочка! Мамочка, тебе что, плохо стало? – встревожилась Шарлотта.

– Нет, дорогая, – ответила Индия, улыбнувшись дочери. – Просто вдруг усталость почувствовала.

Шарлотта внимательно смотрела на мать, будто взвешивая ее слова и решая, верить им или нет.

– Индия, почему бы вам не прилечь? – предложила леди Деламер. – Мы не дадим Шарлотте скучать.

– Дорогая, ты не возражаешь, если я немного полежу? – спросила у дочери Индия.

Шарлотта кивнула и посмотрела вслед матери. Индия покинула салон, направившись в спальное купе. Шарлотта знала: ее мамочка сказала неправду. Такое печальное выражение материнских глаз, как сейчас, она уже видела. Иногда мать так смотрела на вазу с белыми розами, которые всегда стояли у нее на столе. А иногда этот взгляд появлялся, когда она слишком долго смотрела на Шарлотту.

– Шарлотта, девочка моя, не беспокойся за маму, – сказала леди Деламер, коснувшись ее руки. – Мама устала от дороги и обилия впечатлений.

Шарлотта сообразила, что все ее чувства написаны на лице. Она кивнула и быстро придала лицу прежнее, безмятежно-счастливое выражение. В свои неполные шесть лет она уже знала: счастливым, улыбающимся детям взрослые задают меньше вопросов. А сейчас Шарлотте вообще не хотелось слышать ничьих вопросов. Ей хотелось только ответов.

Она повернулась к окну. Над равниной опускались сумерки. Чтобы лорд Деламер ничего не заподозрил, она то и дело показывала на разных животных, но они ее больше не интересовали. Кто же такой этот Сид Бакстер? И почему ее чудесная мамочка, услышав его имя, вдруг так погрустнела? 

Глава 91

Высокий молчаливый парень нагревал иголку в пламени костра. Когда иголка раскалилась, он похлопал Шейми по ноге и что-то сказал на масайском. Тепили, старший носильщик, африканец из племени масаи, говоривший на ломаном английском, перевел:

– Он говорит, твой не двигаться. Он говорит, твой совсем замереть.

– Ему легко говорить. Не его же будут тыкать иглой, – пробормотал Шейми.

Так же молча парень ввел раскаленный конец иголки под ноготь пальца ноги Шейми, толкая все дальше и дальше. Он чуть наклонил иглу, затаил дыхание, после чего медленно вытащил свое орудие обратно. Из ранки выскочило маленькое белое яйцо. Парень заулыбался.

– Песчаный блохи, – произнес Тепили.

– Песчаные блохи, – повторил Шейми.

– Очень плохой. От них ты очень болеть. Ходить нельзя. Лазать на гора нельзя.

– Слышала я о них, – сказала Уилла, прикладывая к поврежденному пальцу ватку, смоченную карболкой. – Коварные твари. Откладывают яйца под ногтями. Если, чего доброго, яйцо лопнет, пока ты его вытаскиваешь, личинки проникнут во все части тела и устроят настоящий ад. Воспаление, боли, гангрена и так далее.

– Утешила, – буркнул Шейми. – По мне, так лучше Антарктика. Минус пятьдесят, ветер завывает, метель слепит. На такой холодрыге выдерживают только пингвины. Зато никаких тебе песчаных блох, клещей, змей, скорпионов и гигантских пауков-людоедов.

– Тот паук был не таким уж большим, – засмеялась Уилла.

– Ну конечно, крошка размером с суповую тарелку!

– Будет врать.

– Я не вру!

– Может, размером с блюдце, – согласилась Уилла.

– Он прыгнул мне прямо на голову!

– Упал.

– Прыгнул!

Первый день их экспедиции начался для Шейми не самым лучшим образом. Когда проходили под деревьями, к нему вдруг прицепился крупный, жуткого вида паук. Шейми орал и подскакивал, пока не сбросил с себя мерзкое насекомое. Зрелище позабавило Уиллу, Тепили и остальных носильщиков. Этим дело не кончилось. Газель почему-то атаковала не кого-то, а именно его. Шейми поранил руку о колючий куст, затем его укусил клещ и в довершение – эта чертова песчаная блоха. Он мечтал поскорее улечься на раскладушку в палатке, где москитная сетка надежно защищает от разной летучей и ползучей нечисти.

Уилла закончила дезинфекцию его пальца. Шейми натянул носки и обулся. По сути, бдительность Тепили уберегла его от большой беды. После ужина старший проводник вдруг попросил его и Уиллу снять ботинки. Оба нашли просьбу более чем странной, но Тепили настаивал. Осмотрев ступни Уиллы, африканец удовлетворенно кивнул, а когда очередь дошла до Шейми, нахмурился и сразу позвал одного из носильщиков. Извлечение яйца было болезненной процедурой, но Шейми радовался, что его удалось обнаружить и извлечь. Инфекции всегда плохи, особенно в тех местах, где до ближайшего врача – десятки миль.

– Теперь мы спать, – объявил Тепили. – С рассвет ходить дальше.

С этими словами он удалился.

Шейми и Уилла остались у походного костра вдвоем. Они сидели за складным столом, слушая звуки африканского вечера. Уилла разложила на столе свои книги. В путешествие она взяла все книги о Килиманджаро, какие смогла. Среди них были путевые заметки венгерского путешественника Самуэля Телеки фон Сека, который первым попытался подняться на вершину Кибо, и немца Ганса Мейера, первым покорившего ее.

– Тебя здесь все раздражает. Я же вижу, – обеспокоенно сказала Уилла. – Ты жалеешь, что поехал.

– Нет, Уиллс, ничуть. Фактически я даже полюбил Африку. Конечно, без всяких пауков и блох было бы лучше, но когда мы вышли из Вои и вдалеке я увидел заснеженные вершины Кили, то испытал счастье. Эта гора просто красавица. Мне не терпится поскорее оказаться на ее склонах.

– Согласна. Африка – исключительное место, – просияла Уилла. – Золотистые равнины, уходящие в бесконечность, пологие холмы…

– Во многом похоже на Кройдон.

– Хватит меня подкусывать! Я серьезно.

– Знаю, что серьезно. И соглашаюсь с тобой. Африка на самом деле исключительное место. И самым удивительным мне кажется свобода. Здесь это не просто слово. Конкретное понятие. Состояние. Здешнюю свободу можно увидеть, как бескрайнее небо, или услышать, как цокот копыт зебры. Почувствовать, как солнце на спине. Вряд ли где-нибудь я чувствовал себя настолько свободным, как здесь. Даже в Антарктике.

Уилла внимательно посмотрела на него:

– Шеймус Финнеган, путешественник-поэт. Так я и напишу о тебе в своей книге.

Она вновь склонилась над книгами, попутно делая пометки. Шейми наблюдал за ней. Его глаза задержались на линии ее подбородка, изгибах скул и губ. Сегодня они шли почти весь день, преодолев около пятнадцать миль, прежде чем устроили привал. Оба были потными, густо покрытыми пылью, но даже сейчас Уилла оставалась для него красавицей.

Их путешествие началось два дня назад. Сев на поезд в Момбасе, они сошли в Вои, небольшом городке к востоку от горы. Путь до Вои оказался долгим. Они тащились еле-еле, и время поездки увеличивалось на многие часы. Уилла выяснила причину. Оказалось, что к поезду прицеплен личный вагон губернатора, в котором ехал некто Литтон, дипломат, прибывший в Момбасу чуть раньше их, а также его семья. Дочери Литтона очень хотелось посмотреть на зебр. С этим милым ребенком они познакомились на пляже в Момбасе. Когда же поезд наконец прибыл в Вои, был поздний вечер. Шейми и Уилле пришлось переночевать в соломенной хижине. Наутро они пешком отправились в Тавету, где, по договоренности с Будекером, должны были встретить проводников, проверить снаряжение и припасы, а потом отправиться к Килиманджаро. Оттуда их путь лежал на север, в стороне от деревень и чересчур ретивых и подозрительных местных чиновников.

Шейми находился в превосходной физической форме и поначалу сомневался, выдержит ли Уилла все тяготы пути, сумеет ли шагать наравне с ним и длинноногими носильщиками. Его сомнения оказались напрасными. Уилла шла неутомимо и без жалоб. Она ни разу не просила остановиться и передохнуть, не выказывала ни малейшего страха, даже когда на реке Вои они вспугнули жирного крокодила. По правде говоря, это она сбросила с головы Шейми того отвратительного паука. Шейми продолжал искать в ней недостатки, надеясь, что она чем-то его разочарует и заставит ее разлюбить. Но недостатков у нее не было, а его чувства к ней только крепли.

За недели, проведенные вместе, Шейми хорошо узнал характер Уиллы, все ее настроения и состояния. Он знал, что́ она ест на завтрак и как пьет чай. Узнал ее запах. От нее пахло свежим воздухом и разогретой на солнце травой. Ей нравились пожилые люди и собаки, зато она терпеть не могла кроссворды. Полтора месяца плавания в одной каюте, пять ночей на одной кровати в номере «Момбаса-клуба». Эти ночи он никогда не забудет. Он лежал, слушая ее дыхание, ощущая тепло ее тела и тоскуя по ней. Утром он просыпался и видел, что с его груди свешивается ее рука. Зная, что это может ее смутить, он осторожно выбирался из постели, но прежде обязательно целовал Уиллу – всего один раз – в лоб или щеку.

– Слушай, Форсбрук пишет, что Телеки во время восхождения на Кибо поднялся более чем на семнадцать тысяч футов, – вдруг сказала Уилла, подняв глаза от книги и ткнув пальцем в страницу. – Потом у него начали сильно кровоточить губы. Навалилась усталость, и он был вынужден повернуть назад. Чувствую, высота может подгадить и нам.

– Нам незачем спешить. Будем идти медленно, пить побольше талой воды, – сказал Шейми. – Поднимаем все необходимое, разбиваем лагерь, затем спускаемся вниз, чтобы выспаться и отдохнуть. Нам достаточно подниматься на тысячу футов в день, пока не акклиматизируемся. А вот на последних отрезках мы уже пойдем как бешеные. Доберемся до вершины и поскорее вниз.

– Хорошо, что высота Мавензи не превышает семнадцати тысяч футов. Это ободряет. Если Телеки до высоты семнадцать тысяч не страдал от кровотечения, мы тоже можем не опасаться. У нас должно получиться.

– Но Телеки находился на Кибо. Кибо, конечно, не подарок, однако Мавензи куда коварнее. Мейер и Пуртшеллер упоминают, что им повсюду встречались участки с практически отвесными стенами. Ты читала, как Мейер поднимался на ледник? Двадцать ударов ледорубом – вот чего ему стоила каждая ступенька. Добавь к этому склон в тридцать пять градусов и борьбу с горной болезнью. Наши склоны будут еще круче.

– Но у нас есть шипы. У Мейера их не было, – заметила Уилла.

Шейми подумал об альпинистских кошках, которые они захватили с собой. Эти кошки крепились к горным ботинкам и имели прочные металлические шипы. Появились они совсем недавно и еще не успели пройти проверку на пригодность.

– Еще не известно, будет ли от них польза, – сказал Шейми.

– Будет. И потом, мы располагаем более точной картой, чем Мейер и Пуртшеллер. В нашем арсенале квадрант, телескоп, астролябия. Мы будем вести наблюдения, добавлять сведения к уже имеющимся. Так к началу восхождения у нас появится еще более подробная карта.

Как всякий хороший альпинист, Уилла знала: сначала ты совершаешь восхождение глазами. Во время долгого плавания они набросали примерную карту Мавензи, основываясь на фотографиях, описаниях и абрисах своих предшественников. Но оба прекрасно понимали: можно досконально прочитать все книги, взятые в путешествие, добавить к этому свои заметки и наблюдения, и тем не менее все это им ничем не поможет, когда начнется их собственное восхождение. Вот тогда они столкнутся со множеством неожиданностей. Маршрут им придется прокладывать самим. Узнавать, где таятся ледопады и трещины, смертельно опасные ущелья и карнизы. Если повезет, они окажутся первыми людьми, достигшими вершины Мавензи. Если нет – восхождение вполне может закончиться их гибелью.

Уилла вновь оторвалась от книги и теперь смотрела на огонь.

– В сто двадцать первом году Адриан поднялся на Этну, чтобы полюбоваться восходом солнца. В тысяча триста тридцать шестом году Петрарка взошел на гору Ванту. Бальма и Паккар покорили Монблан в тысяча семьсот восемьдесят шестом, а в тысяча восемьсот шестьдесят пятом Уимпер достиг вершины Маттерхорна. Шейми, ты можешь представить их чувства? Ощущение, что ты – первый? Сознание, что твои ноги первыми ступили на вершину, а глаза первыми увидели окрестности с такой высоты?

– Уиллс, я намерен не только это представлять.

– Я тоже, – во весь рот улыбнулась Уилла.

Их глаза встретились. Шейми подумалось, будто в ее глазах он увидел нечто, похожее на страстное желание и надежду. Он был готов подойти к ней, но потом испугался. А вдруг он ошибся? Шейми смущенно отвернулся, сказав, что его разморило и он намерен лечь.

– Я тоже скоро лягу. Бери фонарь. Мне хватит света костра.

Момент был упущен. Шейми встал и пожелал ей спокойной ночи, злясь на себя за бездействие. Он попытался вновь набраться смелости и хотя бы что-то сказать, но еще раньше оба услышали дьявольский смех, донесшийся из темноты. У Шейми похолодела кровь.

– Ты только послушай! – шепнула Уилла. – Это гиены. Должно быть, из-за твоего пальца. Они чуют кровь за многие мили. Даже капельку.

Странные звуки становились все ближе и громче. И вдруг из темноты выскочило крупное, сгорбленное существо и зарычало на Шейми. Он увидел блеснувшие зубы. Гиена схватила его шляпу, лежавшую рядом с палаткой, и исчезла.

– Ах ты, мерзавка! – заорал Шейми, бросившись вслед за гиеной. – Это моя шляпа!

Он догонял воровку, а смех становился все пронзительнее. Тогда Шейми остановился. На него со всех сторон смотрели и подмигивали призрачно-зеленые глаза гиен. Шейми сообразил, что удалился от костра на приличное расстояние. Он быстро вернулся обратно, сопровождаемый новыми взвизгиваниями и тявканьем.

– Они смеются не с тобой, а над тобой, – сказала Уилла, сама с трудом удерживаясь от смеха.

– Говоришь, смеются? Сейчас посмотрим, как они будут смеяться после этого.

Схватив винтовку, Шейми несколько раз выстрелил в воздух. Тявканье стало испуганным. В кустах что-то зашуршало. Донесся звук когтей, царапающих землю. Потом снова стало тихо.

– Как думаешь, Тепили позволит нам спать вместе с ними? – спросил Шейми.

Тепили и остальные носильщики обходились без палаток. Они делали маньятту, со всех сторон огораживая клочок земли ветвями колючих кустарников. Такое сооружение было способно отпугнуть даже самую смелую и наглую гиену.

– Сомневаюсь, – сказала Уилла. – Он считает, что мы дурно пахнем.

– Откуда ты знаешь?

– Он мне сказал.

– Не мог он такого сказать.

– Мог. И оказался прав. От нас просто воняет.

Шейми понюхал собственные подмышки и поморщился:

– Надеюсь, завтра нам попадется какой-нибудь ручей. Хоть помоемся.

Уилла перечитывала свои заметки.

– Уиллс, мне будет гораздо спокойнее, если ты уйдешь в палатку. Эти твари могут вернуться.

– Ладно. Все равно чувствую себя выжатой как лимон.

Забросав костер заранее припасенными ветками, оба пошли в палатку. Было решено взять только одну. Меньше тащить. В палатке свободно помещались две раскладушки. Уединенность создавала холщовая перегородка.

– Бери фонарь, – предложил Шейми. – До кровати я доберусь и ощупью. Я возьму винтовку на случай, если гиены вернутся. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, Шейми.

Он быстро разулся, снял носки и шорты и нырнул под противомоскитную сетку, натянутую над раскладушкой. С минуту он разглядывал сетку, затем повернулся на бок и увидел силуэт раздевающейся Уиллы. Ее длинные ноги, а потом, когда она сняла рубашку, – изгиб грудей. Шейми знал, что она спит в камисоли и мужских трусах, надеваемых под штаны. Шейми тихо застонал. Это было выше его сил. Дальше выдерживать такое невозможно. Он должен рассказать ей о своих чувствах, даже если его признание все изменит между ними. Но на прежние отношения у него уже не хватало сил. Шейми видел, как Уилла, сидя на раскладушке, что-то писала. Он собрался ее окликнуть, когда она заговорила первой:

– Шейми!

– Что?

Фонарь погас. Шейми слышал, как Уилла ворочается, ища позу поудобнее.

– Ты еще не спишь? – (Он промычал что-то невразумительное.) – Что делает человека хорошим альпинистом? Я пытаюсь рассказать об этом в своей книге. Джордж считает, что навыки, но я бы поставила на первое место бесстрашие. Я не отрицаю навыки. Нужно все трезво взвешивать, тщательно готовиться, проверять и перепроверять снаряжение, планировать маршрут и все такое… но в какой-то момент это нужно отпустить. Нельзя подниматься в гору, если постоянно думаешь о падении.

Шейми задумался над ее словами.

– Я считаю, что хорошему альпинисту во многом присуща самонадеянность.

– Самонадеянность? Почему?

– Смотри. Когда ты лезешь на гору, все играет против тебя. Земное тяготение, ветер, погода, высота, время, географическое положение. Ты лишь песчинка на теле монолита, который торчит здесь с незапамятных времен. Но тебе плевать на все обстоятельства. Если нет, ты бы не полезла на гору. Но ты полезла, назло всем бедам и даже смерти. По сути, маленькая блоха, взбирающаяся на гору. На гору! Что это, если не самонадеянность?

Уилла ответила не сразу:

– Пожалуй, ты прав, но тогда я должна признать себя самонадеянной.

– Хм. Есть такое. Амбициозной. Состязательной. И…

– Довольно, приятель. Этого достаточно, – засмеялась Уилла, снова помолчала, потом спросила: – Что ты намерен делать? В смысле, после Килиманджаро. Когда вернемся домой. – Ее голос звучал довольно сонно.

– Узнаю, не уплыл ли Шеклтон в Антарктику. Если нет, уговорю его взять меня с собой. А ты?

– Я снова думаю про Альпы. Мы с Джорджем много говорили про Эверест. Конечно, все это лишь разговоры. Там слишком холодно, да и высота другая, но мы продолжаем фантазировать насчет восхождения. Ему отчаянно хочется туда подняться. – Уилла зевнула. – Мне думается, Джордж за всю жизнь так и не изведает счастья, если не поднимется на Эверест. Я его спросила почему. И получила ответ: «Потому что на свете существует Эверест». Таков Джордж, еще один поэт-путешественник. Везет мне на них.

– Уилла!

– Хм?..

– Мне нужно тебе кое-что сказать.

– Хм?..

Шейми помолчал, набираясь смелости, потом сказал:

– Я… я люблю тебя, Уилла. Уже давно. Я не жду, что ты испытываешь ко мне те же чувства. Я знаю: между тобой и Джорджем что-то есть. Но я должен был тебе сказать. Надеюсь, это не внесет осложнений… но что есть, то есть. Извини.

Воцарилась пауза. Шейми с болезненным напряжением ждал ее ответа. Когда ответа не последовало, он с уверенностью объяснил это себе: Уилла испугалась. А может, рассердилась.

Потом он услышал звук, как будто рядом рвали ткань. Шейми хорошо знал этот звук: Уилла храпела. Она храпела, как пьяница, и спала, как спят мертвецки пьяные люди. Спала она настолько крепко, что даже землетрясение не смогло бы ее разбудить. Это он узнал еще в «Момбаса-клубе».

Шейми сделал глубокий вдох, потом неторопливо выдохнул. Он испытывал облегчение. Надо же, поддался минутному безумию. К счастью, Уилла не слышала его признания. Их дружба продолжится без осложнений, и это его радовало. Сложности им совсем не нужны, особенно когда до Килиманджаро осталось каких-то пятьдесят миль и когда их ждет рискованный подъем на Мавензи.

Уилла продолжала оглушительно храпеть, а Шейми улыбался. Пусть ее храп и не назовешь приятным для уха, но гиен он отпугнет наверняка. 

Глава 92

– Четверо детей вынуждены спать на деревянных поддонах, которые их мать украла на причале, – сердито произнес Джо Бристоу. – Если бы не эти поддоны, они бы спали на сыром полу. Трое малышей больны туберкулезом. Все дети истощены. Вас это удивляет? Мать зарабатывает уборкой. Почти всю неделю уходит из дома в пять утра и возвращается в семь вечера. Отец – инвалид. Работал на причале, покалечился. Никакой компенсации.

Джо почти срывался на крик. Этот разговор происходил в подвале ветхого дома в Уоппинге. Джо остался в узком коридоре. Под колесами его коляски журчала вода, проникая в сырую комнатенку, где ютилась эта семья бедняков. Их сейчас фотографировали. Тощие дети были одеты в лохмотья. Отец лежал на односпальной кровати и тупо смотрел в пространство. Испуганный взгляд матери метался между Джо и большой черной фотокамерой, стоящей на треножнике посреди комнаты.

Человека, настраивающего фотокамеру, звали Якоб Риис. Он слушал гневную речь Джо и рассеянно кивал. Рядом стоял помощник с записной книжкой в черном переплете, занося туда каждое слово Джо.

Не выдержав, Риис подошел к Джо и тихо сказал:

– Вы очень шумите, а мне нужно сосредоточиться.

– В самом деле? – поморщился Джо. – Извините, Джейк. Увидел, как они живут, и не смог сдержаться.

Фотограф похлопал его по спине.

– Знаю, – вздохнул он. – И понимаю. Но гнев не принесет вам денег. А хорошие фото принесут. И хорошие статьи. Их прочтут хорошие люди, которые тоже возмутятся и наорут на своих членов парламента. Нам нужен их гнев, а не ваш. Так что успокойтесь и дайте мне работать.

Джо покорно кивнул. Поскольку здесь от него не было никакого толку, он решил выбраться на улицу и поискать еды, в которой столь нуждались дети и их родители. Джо поднялся в коляске по дощатому пандусу, положенному на ступени. Магазинов вблизи дома не было, и потому Джо повернул в северном направлении, где, как он помнил, они имелись.

Двигаясь по разбитым улицам, он думал над словами Рииса: «Гнев не принесет вам денег». Фотограф прав, но порой гнев оказывался единственным оружием в арсенале Джо. Гнев заставлял его сражаться. Гнев помог ему вызвать Рииса в Лондон, а также заинтересовать редакторов газет в фоторепортажах о жизни бедняков. Гнев уберегал его от самодовольства, которым страдали многие правительственные чиновники. Если повезет, то именно гнев – не его, а премьер-министра – принесет ему необходимые деньги. Все сто тысяч фунтов.

Премьер-министр уже был разгневан. К сожалению, не на условия жизни бедноты Восточного Лондона. На него самого. Премьер злился на его неумолчную критику Угандийской железной дороги и чудовищные деньги, потраченные на ее строительство. Фактически мистер Кэмпбелл-Баннерман настолько разозлился, что месяц назад вызвал Джо к себе вместе с несколькими высокопоставленными служащими Министерства по делам колоний. Расчет был на то, чтобы совместными усилиями попытаться заткнуть рот скандальному мистеру Бристоу.

– Мы предлагаем вам, так сказать, услугу за услугу, – заявил тогда Кэмпбелл-Баннерман. – Вы прекращаете ваши филиппики против железной дороги, а мы изыскиваем для вас запрашиваемые деньги.

– Сколько?

– Полагаю, речь могла бы идти о двадцати тысячах фунтов.

– Это пятая часть необходимой суммы. Ваше предложение смахивает на откровенное оскорбление, – заявил Джо, собравшись уйти.

– Да взгляните же вы на вещи трезво! Нам необходима эта железная дорога.

– Зачем? – спросил Джо. – Катать по ней кучку толстозадых охотников с такими же толстыми кошельками? Туристов, жадных до впечатлений? Доставлять захватчиков чужой земли туда, где их ждут лакомые кусочки?

– Это предельно циничный взгляд! – горячо возразил Фредди Литтон. – Угандийская линия строилась не в помощь спекулянтам, а для дальнейшего исследования земель и удобства перемещения миссионеров к местам проживания туземцев.

Джо громко расхохотался:

– Правительство потратило пять миллионов фунтов для перемещения миссионеров? Африканцы и не знают, как белые их осчастливили. Мы получаем превосходные сельскохозяйственные угодья, новые рынки экспорта и импорта, расширяем Британскую империю, а что получают они? Бога, которого совсем не хотят, и кучу никчемных сборников псалмов? – Он горестно покачал головой. – Конечно, честный обмен не является грабежом. По крайней мере, туземцы смогут хором петь «Ныне отпущаеши», пытаясь выпасать скот на жалких пяти акрах, которые мы им оставили.

– Сэр, мы отвлеклись от темы, – холодно напомнил ему Кэмпбелл-Баннерман.

Джо игнорировал его слова.

– Вы планируете ответвления от основной линии. Я читал доклады путейцев. Во сколько обойдутся вам дополнительные ветки? В миллион? В два? А сколько вы тратите на больницы в Хакни? На школы в Уайтчепеле? На благотворительные кухни в Лаймхаусе? Известно ли вам, что в эту самую минуту, когда я пытаюсь вас образумить, лондонские дети умирают от голода? Да-да, от обыкновенного голода. Конечно же, вы не знаете, потому что ваша нога никогда не ступала в Ист-Энд.

– Ваше сострадание очень трогательно, – съязвил Фредди. – Очень необычно слышать об этом от богатого человека. А не связано ли оно, часом, с желанием заручиться поддержкой ваших потенциальных избирателей?

– Нет, не связано. К вашему сведению, Фредди, я отнюдь не богатый человек. Я бедняк, у которого много денег. Это большая разница. Я всегда помню, что́ значит голодать и коченеть от холода, и никогда не забуду.

– Если мы дадим вам деньги, вы отзовете собак? – спросил Кэмпбелл-Баннерман.

– Да.

– А если не дадим?

– Спущу на вас всю псарню.

– Это почти шантаж.

– Да, черт побери! Да, Генри, я вас шантажирую. Без всяких «почти».

– Чего именно вы хотите?

– Я хочу сто тысяч фунтов для устройства в своем округе пяти больниц и пяти школ. Каждый проект стоит десять тысяч. В эту сумму входит строительство или ремонт, оборудование и снабжение всем необходимым. – Джо бросил на стол толстую папку. – Здесь описано все, как я собираюсь осуществлять эти проекты. Здесь комплексный план по предлагаемым местам, строителям и сметы по расходам.

Кэмпбелл-Баннерман многообещающе хмыкал, однако никаких обещаний не дал. Джо покинул Даунинг-стрит в скверном расположении духа. Вернувшись к себе в кабинет, он вызвал Труди и потребовал, чтобы Якоб Риис отплыл в Лондон с первым же пароходом.

На данный момент Джейк успел сделать три репортажа: два в «Кларионе» и один в «Таймс». После них в Центральном лобби Вестминстера прибавилось посетителей и стало заметно шумнее. Почтмейстер палаты общин посетовал Джо, что своей деятельностью он почти удвоил количество поступающих писем. Джо со дня на день ожидал вызова к премьер-министру.

Путь к магазинам пролегал мимо старой церкви Святого Патрика и огороженного кладбища. Приблизившись к этому месту, Джо увидел элегантный черный экипаж, остановившийся у кладбищенских ворот. Зрелище было необычным: как правило, столь дорогие экипажи в этой части города не появлялись. Подъехав ближе, Джо с удивлением обнаружил, что это его экипаж. Один из двух принадлежащих ему брогамов, которыми пользовалась Фиона. Он знал, что на этом кладбище похоронены родители жены и ее сестра, умершая в младенчестве. Фиона ухаживала за могилами сама. Значит, приехала навестить. Джо помнил, в какой части кладбища находятся те могилы, и по извилистой дорожке направился туда.

Вскоре он заметил среди надгробий фигуру жены. Вокруг цвели нарциссы и колокольчики. Фиона успела выгрести сор из травы и теперь стояла на коленях, обрывая сухие листья. Беременность делала ее движения медлительными и неуклюжими. Джо видел, как она смахнула пыль с отцовского надгробия, затем потянулась к другому, на котором было написано имя Чарли Финнегана. Там был похоронен настоящий Сид Мэлоун, парень, семнадцать лет назад напавший на Чарли. Обороняясь, Чарли был вынужден его убить. Узнав правду, Фиона отказалась менять надпись, опасаясь нежелательных вопросов.

Ее пальцы коснулись букв имени брата. Потом Фиона опустила голову, спрятав лицо в ладонях. Она плакала.

Джо прибавил скорость, насколько позволяла дорожка. Скрип колес по гравию заставил Фиону поднять голову.

– Джо? – удивилась она, торопливо вытирая глаза. – Что ты здесь делаешь?

– Привез Рииса поснимать в одном доме. Фи, что случилось?

– Ничего. Ровным счетом ничего. Я лишь…

– Фиона, я тебя видел. Дорогуша, все в порядке. Ты можешь мне рассказать.

Оба прекрасно сознавали степень ущерба, нанесенного их браку ее поисками Сида. С тех пор как Джо вышел из комы и сообщил полиции и газетчикам, что в него стрелял не Сид Мэлоун, а Фрэнки Беттс, Фиона заговорила о брате всего однажды. Рассказала, как Сид приходил к ним домой и как они с Шейми помогли ему покинуть страну. С тех пор она ни разу не упомянула о нем.

– Я стараюсь поменьше думать о нем, но здесь, на кладбище, это не получается. Меня печалит, что он уже никогда не сможет появиться у нас дома. Никогда. Если кто-то его узнает и сообщит в полицию, он сразу же будет арестован. Элвин Дональдсон и Фредди Литтон до сих пор не прочь повесить его за убийство Джеммы Дин. Джо, как мне хочется, чтобы он вернулся. Я так хочу его увидеть.

Из ее глаз снова полились слезы. Джо их вытирал. Ему было тяжело от мысли, что жена так долго и старательно скрывала от него свою боль. Еще тяжелее было сознавать, что она до сих пор страдает. Однако он не знал, как и чем облегчить ее горе. Выйдя из комы, Джо заявил, что Сид в него не стрелял. Однако Джемма Дин была лишена такой возможности.

Едва узнав, что виновником покушения на Джо является Беттс, Элвин Дональдсон приложил все силы к поимке преступника. Довольно скоро Фрэнки нашли в Дептфорде, где и арестовали. Дональдсон допрашивал его и по поводу убийства Джеммы Дин, однако Фрэнки полностью отрицал свою причастность к этому убийству. Вина вновь пала на Сида Мэлоуна, оставаясь на нем и по сей день. Джо знал, что Фиона права. Ее брат никогда не сможет вернуться домой.

Когда поток слез иссяк, Джо настоятельно попросил жену покинуть кладбище и вернуться домой.

– Фи, кладбище сейчас – неподходящее для тебя место. Оно вредит тебе и ребенку. Поезжай домой, посиди в саду. Как только Джейк закончит, я сразу вернусь.

Наконец Фиона вняла его доводам. Джо проводил ее до брогама и поцеловал на прощание. Он испытывал угрызения совести. Джо смотрел вслед удаляющемуся экипажу, думая о своих действиях. Он упорно сражается, помогая совершенно чужим людям, а его жена приезжает на кладбище и в одиночестве плачет. Так не должно быть. Он должен чем-то ей помочь. Попытаться очистить имя Сида от ложных обвинений. Каким образом – этого Джо не знал, но понимал: необходимо заново расследовать обстоятельства убийства Джеммы Дин.

Он начнет завтра. Начнет с человека, который чуть его не убил. Он отправится в тюрьму к Безумному Фрэнки, как когда-то называл себя Беттс. 

Глава 93

Уилла выругалась сквозь зубы.

– Опять?

Она кивнула, отложила карандаш и трусцой побежала за валун. Шейми был поглощен наблюдениями западного склона Мавензи, проводя их с помощью квадранта. Вскоре до него донеслись характерные звуки. Уиллу тошнило.

– Все в порядке? – крикнул он.

– В порядке, – последовал ответ.

Спустя несколько минут Уилла вернулась, остановившись у походной плиты. Там на сковородке таял снег. Уилла зачерпнула воды, прополоскала рот и тут же выплюнула.

– Из-за чего это происходит? Неужели только из-за высоты? – удивился Шейми.

– Не только из-за высоты. Еще из-за сердитого горного бога племени джагга. Его зовут Рвотник, и он злой как черт.

Шейми громко расхохотался, сбив квадрант и угробив результаты наблюдений.

В Тавете, где они остановились пополнить запасы продовольствия, им удалось найти двух туземцев племени джагга. Те упрямились, но Шейми и Уилла сумели их уговорить. Джагга согласились провести белых людей через густой лес, окружавший гору. Туземцы называли гору Килема Кьяро, что означало «та, которую невозможно покорить». Джагга верили, что в недрах Килиманджаро живет злой бог, наказывающий всякого, кто дерзнет подняться на гору. Уилле пришлось пообещать им керосиновый фонарь, зеркальце, нож и свой золотой перстень с печаткой. Только тогда джагга согласились. Тепили, не доверявший джагга, опечалился и весь путь по лесу шел молча. Питер Будекер предостерегал их насчет коварства джагга, однако Шейми и Уилла прекрасно ладили с туземцами. Скорее всего, Будекер и Тепили просто преувеличивали кровожадность этих туземцев.

– Попей воды, – предложил Шейми. – Полоскать рот недостаточно. – (Уилла что-то буркнула.) – Попей. Тебе нужно наполнить желудок. Если этого не сделаешь, будет еще хуже.

– По-моему, хуже некуда.

С тех пор как они поднялись на двенадцать тысяч футов, Уилла мучила горная болезнь. Согласно плану, они намеревались подняться к седловине – протяженному участку земли между вершинами Кибо и Мавензи – и там, ближе к Мавензи, устроить лагерь. Оттуда с помощью навигационных инструментов они исследуют западный склон и до начала восхождения получат более детальное представление о высотах, расстояниях и возможных опасностях.

Шейми вспоминал, как они боялись заблудиться в густом лесу у подножия Килиманджаро. Однако джагга помогли им, без всяких компасов выведя из холмистого леса к горе. После нескольких дней изнурительного похода по жарким, засушливым равнинам Шейми восхищался первозданностью здешнего леса. Они шли под сенью камфорных и фиговых деревьев, а также подокарпов, надежно защищавших от солнца. Их сопровождали любопытные обезьяны-колобусы, раскачивающиеся на лианах. Над головой, пронзительно вереща, проносились птицы-носороги и краснохохлые турако. А в одном месте из зарослей гигантских папоротников донеслось рычание леопарда.

Постепенно лес сменился альпийскими лугами, затем скалами, грядами и осыпями. Дальше начиналась седловина, представлявшая собой высокогорную пустыню. Поднявшись выше девяти тысяч футов, Шейми и Уилла ощутили первый признак горной болезни – пульсирующую головную боль. Вскоре к ней добавились тошнота и утомляемость.

Верные своему плану: днем подниматься вверх, а спать возвращаться вниз, они пять дней подряд переносили снаряжение с альпийских лугов на ледник, устраивая лагерь ближе к Мавензи, после чего спускались обратно, ночуя на высоте менее трех тысяч футов. Носильщики-масаи, не имевшие снаряжения для подъема по льду, остались на альпийских лугах дожидаться их окончательного спуска. Палатку, плиту, топливо, спальные мешки, фонари, пищу, одежду, фотоаппараты и инструменты – все это приходилось тащить на себе и в рюкзаках. К концу перехода – по льду. Ледорубы оказались полезными, но альпинистские кошки – просто бесценными. Они были устойчивее обычных ботинок с шипами. Уилла сказала, что в них она чувствует себя буквально приклеенной ко льду.

У Шейми на акклиматизацию ушло всего три дня. Странные головные боли совсем не исчезли, да и энергии было не столько, как на равнине, но силы к нему возвращались. С Уиллой такого не происходило. Шейми волновался за нее и не раз высказывал свои опасения вслух. Уилла их напрочь отметала. Ей было тяжело – Шейми это знал, – но она не позволяла себе никаких уступок и наравне с ним проходила все этапы рекогносцировки: от переходов и подъемов до наблюдений и фотографирования.

Уилла бросила на сковородку ком снега взамен выпитой воды и подошла к Шейми, склонившемуся над чертежным столиком. Посмотрела на составляемую карту, на записанные им результаты наблюдений, потом перевела взгляд на склон горы. Их рекогносцировка была почти завершена. К концу дня у них появится рабочая карта западного склона. Уилла сделала все снимки, необходимые для ее книги. Через день, самое большее через два они начнут восхождение.

– Все еще думаешь про кулуар? – спросила она, и Шейми рассеянно кивнул. – Рискованная затея.

Шейми и сам знал, что рискованная. Кулуарами называли горные ложбины, ведущие к вершине. Крутые, а порой и отвесные, они тем не менее являлись лучшими путями на вершину. К сожалению, кулуары часто становились местами сбора камней, обломков скал и льдин. Опаснее всего были льдины. Подтаивая на солнце, они могли спровоцировать внезапный камнепад.

– Если мы достигнем кулуара пораньше, пока солнце еще не разогрелось, этот трюк может удаться. Видишь место соединения того выступа с гребнем? До него можно добраться по северо-западной лощине. Переночуем под гребнем, а на рассвете двинемся по кулуару вверх, достигнем вершины и вернемся обратно на гребень. Если понадобится, снова там заночуем. Если нет, возьмем снаряжение и спустимся по той же лощине.

Уилла хмуро глядела на заснеженный склон.

– Риск, конечно, есть, – добавил Шейми. – Идти нужно будет чертовски быстро.

Шейми знал, что Уилла поняла его намек: никаких поблажек на горную болезнь.

Теперь она рассматривала неприступную, покрытую снегом вершину.

– Мы будем первыми, кто покорил Мавензи.

Шейми поразила решимость, звучавшая в голосе Уиллы, и ее непоколебимая воля. Никаких компромиссов, никакого обсуждения условий. Только победа или поражение. Такую же интонацию он слышал в голосах Шеклтона и Скотта, да и в своем тоже.

Уилла была одержимой, амбициозной, пропитанной духом соревнования, стремящейся сделать себе имя. Это восхищало и в то же время огорчало Шейми. Нет, не потому, что она была женщиной. Он привык к решительным женщинам, ведь его вырастила Фиона. Причиной огорчения была его любовь к Уилле.

За победу приходится платить. Иногда плата бывает высока. Их переход по нижней части склона и даже восхождение на ледник, невзирая на все трудности, не шли ни в какое сравнение со свободным восхождением на вершину. Путь туда изобиловал участками отвесных скал. К этому добавлялись низкие температуры, ветер и недостаток кислорода. Когда они полезут на Мавензи, ему придется забыть, что Уилла – женщина, забыть о своих чувствах к ней. Сумеет ли?

– Маршрут хороший, – вдруг решительно заявила она. – Главное – выбраться из кулуара раньше, чем солнце начнет жарить. Тогда все будет в порядке. Будем надеяться, что злой бог в тот день не станет особо злобствовать.

Шейми вновь вперился в длинную обледенелую полосу кулуара. Посмотрел на зубчатые пики вершины и снежные облака, проплывавшие мимо.

– Будем надеяться, что бог горы даже не обидится. 

Глава 94

Шарлотта Литтон смотрела на обмякшую тушу убитого зверя. Изо рта капала кровь. Глаза облепили мухи. Носильщики специально оставили охотничий трофей, думая, что ей захочется взглянуть. Но ей совсем не хотелось. Шарлотта не понимала, зачем вообще это нужно, зачем люди убивают таких красивых животных. Подняв голову, она увидела того, кто застрелил льва, – ее обаятельного, смеющегося отца. Он гордился удачным выстрелом. Лорд Деламер похлопывал его по спине, а сэр Джеймс Хейс Садлер подал ему бокал шампанского. Глядя на него, Шарлотта сделала то, что делала с раннего возраста, едва научившись говорить. Она прошептала:

– Ты не мой отец. Ни в коем случае. Ты вор. Ты украл моего настоящего отца и выдаешь себя за него. В сказках так часто бывает.

От запаха львиной крови у Шарлотты закружилась голова. Ее затошнило, но она знала, что не имеет права упасть в обморок, иначе отец рассердится. И тогда она взяла его за руку и мелодичным голосом произнесла:

– Поздравляю, папа.

Отец повернулся к ней, торопливо улыбнулся и погладил по голове. Так он всегда делал на публике, желая выглядеть любящим отцом. Но Шарлотта знала: он ее не любит. Ничего страшного, поскольку она тоже его не любит. Оба притворялись, хотя у нее это получалось лучше.

Подошли другие носильщики с убитыми зеброй и газелью. Животные были привязаны за копыта к шестам. Их головы безжизненно качались, из пастей высовывались языки. Лорд Деламер соврал. Он говорил, что они будут охотиться с фотоаппаратами, а не с ружьями. Взрослые всегда врали. Шарлотта отошла от убитых зверей и смеющихся мужчин туда, где под раскидистыми акациями на складных стульях сидели ее мать и остальные женщины. Ее мама была такой красивой в блузке свободного покроя и юбке цвета хаки. Встав за стулом, Шарлотта ткнулась щекой в материнскую щеку.

– А вот и моя дорогая Шарлотта, – сказала Индия, целуя дочь.

– Папа вернулся. Лорд Деламер и сэр Джеймс тоже.

– Уже? – вздохнула леди Деламер. – А мы тут так чудесно проводили утро.

Все леди засмеялись. Все, кроме ее матери. При виде отца мама слегка оцепенела. Никто из взрослых этого даже не заметил. Только Шарлотта. Когда отец находился рядом, мама выглядела так, словно ей трудно дышать. Словно он высасывал из нее все жизненные соки. Отец относился к маме жестоко. Он бил не руками. Словами и молчанием.

Когда он уезжал по правительственным делам, а такое бывало часто, мама преображалась. Печаль, которую Шарлотта почти постоянно видела в ее глазах, исчезала. Шарлотта часто мечтала, как они с мамой убегут от отца. В основном местом бегства она выбирала море, поскольку любила море. Впрочем, ее устроило бы любое место. Главное, чтобы отец их никогда не нашел. В Африке Шарлотте хотелось, чтобы они с мамой ночью тайком выбрались из палатки, сели на лошадей и навсегда ускакали по холмам в бескрайние равнины. Ей очень нравились эти равнины, поросшие густыми высокими травами. И широкое синее небо над головой. В Африке ей нравилось очень многое. Высокие, свирепого вида масайские воины в уборах из черных перьев и с красной боевой раскраской на лицах. Нравились деревушки племени кикуйю с их хижинами и фермами. Ей нравились даже суровые сомалийцы, заставлявшие своих женщин ходить закутанными с головы до пят.

Возможно, когда это отвратительное сафари закончится, они сумеют убежать. Хотя бы на один день.

Поезд привез их из Момбасы в Найроби, где в честь родителей устроили пышные празднества – две недели балов, званых обедов, ужинов и торжеств под открытым небом. Потом они поехали на громадную ферму Деламера и провели там еще неделю. Оттуда – на озеро Виктория, где заканчивалась Угандийская железная дорога. После этого их ждало сафари в окрестностях Тики. А затем их повезут на холмы у подножия горы Кения. Одна из местных леди любезно предоставила им свой дом. Там они будут жить втроем и с несколькими слугами. Отцу нужно писать статьи и составлять отчеты. Он так и говорил, что хочет спокойно поработать в тишине. Быть может, пока он будет занят, они с мамой убегут.

– Великие охотники вернулись! – громогласно возвестил лорд Деламер, раздавая женщинам шампанское.

– Дорогой, как твои успехи? – спросила его жена.

– Настрелял целую кучу! А Литтон добыл льва. Крупный попался, паршивец!

Шарлотта оглянулась на растущую груду убитых зверей. Затем перевела глаза на льва, потерявшего все изящество движений и величие. Слезы обожгли ей глаза. Шарлотта больше не хотела на него смотреть. Ее потянуло вернуться в палатку и упасть на кровать. Как назло, Шарлотту заметил лорд Деламер.

– Ты хорошо себя чувствуешь, старушка? – спросил он, хмуро поглядывая на нее.

Шарлотта весело кивнула.

– Устала немножко, – сказала она.

Это была спасительная фраза, выручавшая в тех случаях, когда с тобой не все в порядке, но ты не хочешь говорить о своем состоянии. Мама постоянно так говорила.

– Солнца перебрала. Иди вздремни. Помогает.

Шарлотта кивнула. Деламер взъерошил ей волосы, смяв аккуратные косички, и девочка пошла дальше.

– Шарлотта! – окликнула ее мать, но она сделала вид, что не слышит. – Хью, куда пошла моя дочь?

– Индия, ну что вы так волнуетесь? Пусть девочка отдохнет от взрослых.

– Шарлотта, обязательно скажи Мэри, куда идешь! – крикнула вдогонку Индия.

– Боже мой, не докучайте ей своим вниманием. Она всего-навсего пошла в палатку. Решила вздремнуть, – ответил Деламер.

Шарлотта подошла к палатке, в которой жила вместе с маминой горничной Мэри, и оглянулась. Мэри поблизости не было. Девочка откинула полог, вошла и улеглась на кровать. Полежав несколько минут, снова поднялась. Она устала, но не так, когда хочется упасть на кровать и заснуть. Ею владела глубокая внутренняя усталость, когда хочется побыть одной. Шарлотте требовалось скрыться от шумных, болтливых взрослых. От грустного мертвого льва. Когда ехали сюда, она видела красивый серебристый водопад. Вряд ли он находится слишком далеко от лагеря. Она сходит туда, послушает шум падающей воды. Возможно, разуется, снимет чулки и пополощет ноги в воде. Чтобы не скучать, она взяла с собой куклу Джейн и ушла.

Шарлотту считали тихим, осторожным ребенком. Такая не станет бродить возле походной плиты и играть с заряженной винтовкой. Взрослые знали об этом и потому не следили за ней очень уж пристально. Никто не проверил, что она действительно находится в палатке. Как жена Фредди, Индия была обязана внимательно и с интересом слушать очередной монолог лорда Деламера, где он обосновывал причины, по которым парламент обязан проявлять больше внимания к нуждам поселенцев. Мэри в этот момент находилась в кухонной палатке и была занята разговором с симпатичным проводником. Тот рассказывал ей, как однажды водный буйвол сильно поранил ему руку, оставив зубчатый шрам. Увлеченная рассказом, Мэри забыла о девочке.

Только ближе к обеду, почти через три часа после ухода Шарлотты, Индия зашла к ней в палатку, откуда сразу же выскочила с испуганными глазами.

– Где Шарлотта? Скажите, кто-нибудь видел мою дочь? 

Глава 95

Сид почуял всадников раньше, чем услышал. Он сидел в траве, у костра, и доедал завтрак, когда по земле передалось цоканье лошадиных копыт.

Во весь опор скачут, подумал он. С чего бы это?

Сид поднялся и, прикрывая глаза от солнца, стал высматривать всадников. Их было двое. Они двигались со стороны Тики. До нее было недалеко. Если бы он захотел, то мог бы вернуться домой еще минувшим вечером. Но ему этого не хотелось. Он решил провести еще одну ночь под звездами. И, если быть честным, еще одну ночь вдали от Литтонов.

Он довольно быстро узнал в одном из всадников Мэгги. С ней ехал какой-то мужчина. Сид прищурился, вгляделся. Всадник был молод и худощав. Сид узнал и его. Том Мид, заместитель районного уполномоченного.

– Какая еще чертовщина понадобилась правительству? – спросил он себя. – Я с этим топографом облазал все уголки вокруг Кении.

Мэгги ехала затаив дыхание, без тени улыбки. Ее жеребец был в пене. Обычно она щадила коня и не гоняла на такой скорости. Сида охватило предчувствие беды, которое он постарался отогнать.

– Мэггс, никак, ты сильно по мне соскучилась? – пошутил он, когда она достаточно приблизилась и могла его услышать.

– Делать мне нечего. Беда у нас, – сказала она, спешилась и стала торопливо забрасывать землей костер.

– Какая беда? Что случилось? – спросил Сид, глядя то на нее, то на Тома.

– Девочка потерялась, – ответил взвинченный Том. – Деламер послал к Мэгги за тобой. Сказал, что ты лучше, чем кто-либо, знаешь здешние места. Мэгги сообщила, что ты уехал, но скоро должен вернуться. Мы смотрели на север и, к счастью, увидели твой дым.

– Том, кто потерялся? Где? – спросил Сид, сворачивая лагерь.

– Не возись с вещами, – сказала Мэгги. – Я их заберу. Садись в седло.

– Потерялась дочь Фредди Литтона, заместителя министра, – пояснил Том. – Литтоны здесь на сафари вместе с Деламерами, губернатором, мной и…

– Том, как ее зовут?

– Шарлотта. Она незаметно вышла из лагеря и…

– Сколько лет?

– Неполных шесть.

Сид перекинул поводья через голову лошади. У него не слушались руки.

– Боже милостивый! – пробормотал он. – Когда это случилось?

– Вчера днем.

Ответ еще сильнее вздернул Сида.

– А где сейчас проводники вашего чертова сафари?! – закричал он.

– Заняты поисками. Ищут с тех пор, как мать обнаружила пропажу ребенка. До сих пор никаких следов.

– Где ребенка видели в последний раз?

– В ее палатке. Но один проводник нашел ее следы, ведущие к реке.

– Там же полно крокодилов. И питон толщиной с древесный ствол.

– Уже никого. Проводники всех перестреляли.

– И змеюшку?

Том кивнул:

– Вспороли всем брюхо. Ничего.

– В таком случае она куда-то пошла и заблудилась.

Сид приладил седло на спину лошади. Шарлотта. Эта девочка была дочерью Индии. Сид отдал бы все на свете, только бы уберечь Индию от того, что ее ожидало. Даже собственную жизнь. Но не мог. Слишком поздно. Сид это знал.

– Я думаю, ты сейчас поедешь прямо в лагерь. Переговоришь с заместителем министра.

– Нет у меня времени на разговоры с ним, – ответил Сид.

– Но…

– Я поеду прямо к реке. Надеюсь, что дурни, называющие себя проводниками, затоптали не все следы девочки и оставили мне хоть одну зацепку.

– Литтоны себе места не находят от беспокойства. Леди Литтон давали успокоительное. Они хотят тебя видеть.

– Мне некогда! Неужели ты не понимаешь? Том, здешние края кишат львами. Маленькая девочка, оказавшаяся в зарослях одна… У нее просто нет шансов выжить. Никаких.

От этих слов Том весь сжался.

– Как ты можешь так говорить?

– Ты посылаешь меня не на спасение, а на поиск останков. Я передаю родителям тело… или то, что найду и что они смогут похоронить. А сейчас не задерживай меня, чтобы я успел раньше хищников. 

Глава 96

Увидев растерзанную звериную тушу, Сид резко, с облегчением выдохнул. На подъезде сюда он чувствовал в воздухе запах крови и слышал громкое жужжание мух. Он был уверен, что наткнулся на останки Шарлотты Литтон, но оказалось, это всего-навсего убитая газель. Сид осторожно покинул место расправы. Скорее всего, убийца газели находился где-то неподалеку. Сид снова вскочил в седло и поскакал на юго-запад от Тики, в сторону равнин Ати.

Вот уже два дня, как он искал пропавшую девочку. Переговорив с Томом Мидом, он помчался к реке Тике. К счастью, никого из сопровождения Литтонов там уже не было. Все они разбрелись. Осматривая берег, Сид награждал их отборными ругательствами. Весь берег был покрыт их дурацкими следами, мешая искать следы, оставленные Шарлоттой. По словам Тома, половина проводников отправилась на запад, другая половина – на восток. Затем все повернут на север и встретятся возле реки Таны.

Том, поехавший с ним к реке, рассказывал о действиях проводников, а Сид пристально осматривал землю. Он шел по расширяющейся дуге, двигаясь от ближайшего к лагерю южного берега в надежде заметить хоть что-то. Ему повезло. Он наткнулся на единственный отпечаток детского ботинка, оставшийся на красной земле. Носок указывал на восток. Сид всмотрелся в след и понял: это не случайно. Том говорил, что девочка ушла во второй половине дня. Возможно, в то время, когда солнце уже начинало медленно опускаться. Кожа у Шарлотты такая же белая, как у ее родителей. Привыкнуть к африканскому солнцу она не успела. Наверняка ее предупреждали об опасности обгореть на солнце. И потому она пошла не на запад, навстречу заходящему солнцу, а на восток.

Сид сказал Тому, что вернется самое позднее через три дня. Том хотел отправиться с ним, но Сид отказался. Он привык действовать в одиночку.

Под конец первого дня поисков он нашел белый носовой платочек с вышитой первой буквой имени Шарлотты. Платок был смят и брошен в высокой траве. Должно быть, Шарлотта плакала, вытирая глаза. Но следов крови на платке не было, а это уже что-то. Значит, в момент, когда девочка бросила платок, она была жива. В душе Сида вспыхнула надежда. Найдя платок, он стал звать ее по имени, пока не охрип. Но ответа не получил. Вспыхнувшая надежда превратилась в уголек, однако совсем не погасла. Найденный платок подсказывал: еще не все потеряно. Сид ощущал, что каким-то образом связан с Шарлоттой. До сих пор он правильно угадывал ее поведение и даже мысли. Нужно и дальше доверять интуиции. Возможно, это принесет свои плоды. Сид ехал до тех пор, пока сгустившаяся тьма не заставила его остановиться.

С момента находки носового платка прошли сутки. Надежда погасла. Сид злился, что вообще позволил себе питать какие-то надежды. Ему ли не знать здешних мест? Все было против маленькой Шарлотты. Не он ли говорил это Тому? Проклятые львы были только началом. Даже если Шарлотта чудом избежала встречи с ними, оставались ночные хищники – гиены и шакалы. А днем – нещадное солнце. Отсутствие пищи и воды. Шарлотту подстерегали ловчие ямы – большие замаскированные ямы, вырытые кикуйю для охоты. И еще – сиафу. В первую ночь шел дождь, а дождь всегда заставляет этих тварей трогаться в путь. Сиду часто доводилось видеть орды обезумевших муравьев-кочевников, безжалостных воинов, двигавшихся бесконечными черными колоннами. Звери и люди, знавшие об этой угрозе, торопились убраться с их дороги. Те, кто не знал или не мог скрыться, оказывались съеденными заживо. Куры в курятниках. Щенята. Младенцы в колыбелях.

Усилием воли Сид прогнал пугающие мысли. Ему отчаянно хотелось вернуть Индии ее дочь. Она была единственной женщиной, которую он любил и продолжал любить. Сиду хотелось помочь Индии, уберечь от страшного горя. Ему было невыносимо представлять ее стенающей над мертвым ребенком. Если он не найдет Шарлотту живой, если львы ее съели, он привезет Индии хоть что-нибудь. Может, ботинки. Ленточку. Что-то из украшений. Но только не останки. Зная Индию, он понимал: она непременно захочет увидеть останки. Люди всегда хотят, думая, что выдержат подобное зрелище. Они и не представляют, на что способна Африка.

Сид въехал на невысокий холм и остановил лошадь. Достав из сумки бинокль, он стал рассматривать окрестности – не мелькнет ли в траве перепачканная кровью морда льва, нет ли где шумной драки из-за пиршества на трупе. Потом поднял бинокль к небу – не кружатся ли грифы, заприметившие мертвечину. Нигде никаких признаков. Сид уже хотел ехать дальше, но что-то его удержало. Он решил понаблюдать еще немного, водя биноклем вдоль горизонта. Минуту, не больше… Потом увидел: на акации что-то белело. Поначалу Сид не обратил на это внимания, однако затем вернулся. Что это за пятно? Откуда оно взялось? Для птицы слишком крупное. Для зверя слишком яркое. Сид прибавил резкости. Белое пятно по-прежнему оставалось трудноразличимым. Мешали ветки. И вдруг пятно шелохнулось. Под деревом тоже что-то шелохнулось. Что-то желто-коричневое.

Сид убрал бинокль и пришпорил лошадь. Это была она, Шарлотта. Она сидела на дереве, а внизу бродили львы. У Сида снова вспыхнула надежда, которой он не дал разгореться. Еще не известно, одна ли Шарлотта на дереве. И жива ли вообще. Большие кошки нередко оберегали свою добычу, затаскивая ее на нижние ветви деревьев.

За сто ярдов от дерева Сид отчетливо увидел двух львиц. Одна встала на задние лапы, напряглась, но тут же с рычанием отступила. За пятьдесят ярдов он остановил лошадь, схватил винтовку и выстрелил в воздух. Львицы убежали. Вскоре он подъехал к дереву, выпрыгнул из седла и запрокинул голову, осматривая ветви.

Футах в двадцати от земли, на пересечении двух ветвей, сидела светловолосая и очень чумазая девочка. Ее голова покоилась на ветке побольше. В руках она держала камни. Судя по оттопыренным карманам юбки, девочка основательно запаслась камнями. Сида изумила находчивость ребенка. Камнями она отпугивала львов.

– Шарлотта! Шарлотта Литтон! – позвал Сид.

Девочка подняла голову. Открыла глаза. Они были серого цвета, как крыло чайки. Такие, как у Индии.

– Прошу прощения, сэр, но мне запрещают разговаривать с незнакомыми людьми.

– Я не такой уж незнакомый. Меня зовут Сид Бакстер. Твои родители послали меня на поиски.

– Тогда, пожалуйста, назовите их имена.

– Индия. Индия и Фредди… Фредерик… Литтон.

Шарлотта кивнула. Она попыталась что-то сказать, но ее глаза закрылись снова, а сама она накренилась вперед. Кулачки разжались, и оттуда выпали камни. Сама она тоже чуть не упала.

Сид мигом влез на дерево, подхватил Шарлотту, положил на плечо и осторожно слез. Опустив ребенка на траву, он достал из седельной сумки фляжку и побрызгал водой на лицо и горло Шарлотты. Девочка очнулась, схватила фляжку и принялась жадно пить.

– Не торопись, – сказал ей Сид, помогая сесть. – Пей маленькими глотками, иначе тебя вытошнит.

Сделав еще глоток, Шарлотта сказала:

– Извините, сэр, но вы забыли Джейн.

– А это еще что за зверь? – удивился Сид, оглядываясь по сторонам.

– Там, на дереве, – сказала Шарлотта, пытаясь показать.

Сид посмотрел на ветки, с которых снимал Шарлотту. Чуть выше этого места между двумя ветвями торчала кукла.

– Сейчас достану твою Джейн. Меня больше волнует твое состояние. Как вообще ты сумела забрести так далеко?

– Я шла. Иногда бежала, когда слышала странные звуки.

– Думаю, ты их вдоволь наслышалась.

Сид передвинул Шарлотту, чтобы она спиной упиралась в ствол дерева, накормил кусочками жесткого сыра, нашедшегося в его сумке, и дал еще воды. Потом он слазал за куклой, а Шарлотте смазал лицо и губы мазью от солнечных ожогов, которой его снабжала Мэгги. Шарлотта немного оправилась. Ее взгляд стал живее. Теперь она могла сидеть самостоятельно. Сид был глубоко восхищен этой смелой малышкой.

– А тебе известно, что ты очень умная девочка? Я знаю взрослых, которые ни за что бы не додумались влезть на дерево, а тем более захватить туда камни.

– Мама говорит, что я всегда должна думать о себе. И все девочки должны.

– Так и говорит?

– Мистер Бакстер, а вы знаете мою мамочку? – спросила Шарлотта, устремив на него большие внимательные глаза.

– Не знаю, – соврал Сид.

– Мне думается, она вас знает. Когда мы ехали в поезде, кто-то произнес ваше имя. Маме стало очень грустно. Почему, не знаю. А вы знаете?

– Понятия не имею, – ответил Сид, голос которого вдруг охрип, затем откашлялся и быстро сменил тему. – Ты в состоянии ехать верхом? Путь займет час. Может, два. Если не задерживаться здесь, это даст нам преимущество во времени. – (Шарлотта кивнула.) – Скоро вечер. Будем ехать, пока не стемнеет. Тогда устроим привал. Ты поспишь. С рассветом поедем дальше. Если повезет, то завтра к обеду я привезу тебя в Тику.

Шарлотта встала. Ноги держали ее некрепко. Сида это настораживало, но еще сильнее его настораживали львы. Сама того не ведая, маленькая путешественница забрела в самую гущу их владений. Сид достал из сумки сменную рубашку и обвязал вокруг головы Шарлотты, защищая ее от все еще жгучего солнца. Потом поднял в седло, сел сам и, удерживая девочку скрещенными руками, натянул поводья.

– Спасибо, мистер Бакстер, что нашли меня, – сказала Шарлотта, поворачиваясь к нему. – Если бы львы меня съели, мамочка бы очень сильно горевала.

– Еще бы! Да и твой отец тоже горевал бы.

– Я так не думаю.

Сид был уверен, что ослышался. Он сильнее натянул поводья, готовый двинуться в путь, когда услышал:

– Жаль, что вы не тот Сид Бакстер, которого знала моя мама. Вы мне кажетесь очень хорошим человеком. Думаю, увидев вас, мама обязательно улыбнулась бы.

– Тсс, – утихомирил Шарлотту Сид. – Сейчас тебе лучше помолчать. Прислонись ко мне и, пока едем, отдыхай. Тебе нужно восстановить силы.

Они поехали неспешным шагом. Шарлотта вскоре уснула. Сид держал поводья в левой руке, а правой крепко обнимал спящую Шарлотту. Разыскивая ее, он двигался широкими дугами. Сейчас он возвращался в Тику кратчайшим путем, рассчитывая потратить вполовину меньше времени.

На привале Сид соорудил Шарлотте постель из мягкой травы и прикрыл старым одеялом. Подумав, он решил, что завтра отвезет Шарлотту не в Тику, а на ферму семьи Макгрегор, находящуюся восточнее Тики. Затем попросит кого-нибудь из сыновей Макгрегора съездить в лагерь и сообщить Литтонам радостную весть о найденной дочке. Макгрегоры жили в добротном каменном доме. Шарлотте будет там уютно. После всех странствий девочка нуждалась в спокойной обстановке и сытной пище. До замужества и переезда в Африку Элис Макгрегор работала в Эдинбурге медсестрой. Сид знал, что она сумеет надлежащим образом позаботиться о Шарлотте.

Он решил побыть на ферме, пока девочку не накормят и не уложат, а потом вернуться к себе. Быть свидетелем встречи матери с дочерью он не хотел. Сид сомневался, что, увидев его, Индия Литтон улыбнется. 

Глава 97

Джо сидел в комнате свиданий в тюрьме Уандсворт и ждал. Помещение было мрачным: сплошь холодные каменные стены и дерево темных тонов. Джо поглубже вдохнул, стараясь успокоиться. Встреча с человеком, чуть не убившим его однажды, была тяжелым испытанием, но отказаться от нее он не мог. Джо считал, что Джемму Дин убил вовсе не Сид Мэлоун, а Фрэнки Беттс. В Уандсворт он приехал, рассчитывая добиться от Фрэнки признания.

С того дня, когда он застал Фиону плачущей на семейном кладбище, Джо твердо решил: он найдет способ очистить имя ее брата от ложных обвинений. Для этого он воспользовался своими политическими связями и отправился прямо к министру внутренних дел Герберту Глэдстоуну, прося у того разрешения на пересмотр дела. Джо сумел убедить министра, но это потребовало некоторых усилий.

– С какой стати нам вновь открывать это дело? – спросил Глэдстоун, листая материалы из папки, принесенной Джо.

– Потому что это дело фактически и не было закрыто. Точнее, закрыто с нарушением процедуры. Сида Мэлоуна обвинили в убийстве Джеммы Дин, не предъявив ему обвинений. Сделать это было невозможно, поскольку к тому времени Мэлоун был уже мертв.

– Здесь говорится о свидетеле. А свидетелем, ни много ни мало, был Фредди Литтон. Он под присягой подтвердил, что видел, как Мэлоун прикончил несчастную женщину, – сказал Глэдстоун.

– Возможно, Литтону только показалось, что он видел Мэлоуна.

– Звучит неубедительно. Литтон не мог ошибиться. Он и сейчас молод, а тогда был еще моложе. Здоровый, сильный молодой человек с прекрасным зрением. Это вам не какой-нибудь тщедушный подслеповатый старец.

– Нет, Герберт, это звучит вполне убедительно. Фрэнки Беттс, пришедший меня убивать и едва не убивший, в тот момент выдавал себя за Сида Мэлоуна. На суде он заявил, что оделся как Сид, а пистолетом хотел лишь попугать меня. Я как не верил его словам, так не верю и сейчас. Зато я очень даже верю, что такой же трюк он мог проделать и с Джеммой Дин. Выдать себя за Сида Мэлоуна, чтобы повесить на того еще одно преступление.

– Но с какой стати Беттсу дважды повторять этот трюк?

– Пока не знаю, но намерен узнать, если вы дадите свое разрешение.

Глэдстоун задумчиво смотрел на него поверх очков, затем сказал:

– Этот ваш внезапный интерес к делу Джеммы Дин… не связан ли он с желанием отомстить? С неудовлетворенностью приговором Беттсу? Возможно, вы считаете, что за покушение на вас его должны были бы повесить, и теперь стараетесь, чтобы его отправили на виселицу за убийство… предполагаемое убийство Джеммы Дин?

– Нет, Герберт, мной движет не месть, а только желание восстановить справедливость.

Глэдстоун остался скептически настроенным к мотивам Джо, но разрешение дал. Если так хочется, пусть раскапывает и ищет новые факты. Желая облегчить задачу, министр написал начальнику тюрьмы Уандсворт, объяснив интерес Джо к этому делу и выразив надежду, что начальник и весь тюремный штат окажут ему всяческое содействие.

Джо не видел Беттса более пяти лет, с самого дня покушения. Он был слишком слаб, чтобы присутствовать на суде и оглашении приговора. Когда надзиратель ввел Фрэнки и усадил по другую сторону стола, Джо не сразу понял, что этот человек и есть Фрэнки Беттс. Вид заключенного его шокировал. Казалось, Фрэнки провел в тюрьме не пять, а пятьдесят лет. Он был невероятно тощ, по-старчески сутул, с седыми волосами. Его щеки ввалились, но не потеряли цвета. Глаза оставались ясными.

Оба долго изучали друг друга, не произнося ни слова. Первым не выдержал Фрэнки.

– Пришел поглазеть на меня? Убедиться, что меня здесь мурыжат по полной? И как, доволен зрелищем?

Джо посмотрел на человека, лишившего его возможности ходить на своих ногах и едва не отнявшего жизнь.

– Нет, Фрэнки. Совсем не доволен. Лучше бы тебя здесь не было, а я бы не сидел в этой коляске.

Фрэнки начал соображать.

– Вот оно что? Теперь понятно, зачем ты здесь. Хочешь погулять по мне кулаками? Это тебе быстро устроят. Вертухай свяжет мне руки за спиной, примотает ноги к стулу – и можно начинать. А потом все скажут, что ничего не видели и не слышали.

– Фрэнки, я пришел сюда не ради мести. У меня нет потребности мстить. Я не злюсь на тебя.

– Будет заливать, начальник, – недоверчиво засмеялся Фрэнки. – Совсем не злишься? Ни капельки? Даже самую малость?

– Это сейчас. А поначалу злился, и еще как. Но я отпустил свой гнев, иначе бы он меня доконал. Быть до конца жизни прикованным к инвалидной коляске – и так жестокий приговор. Поэтому я не захотел становиться еще и узником своего гнева.

– Он тоже так говорил, – почти шепотом, с горечью произнес Фрэнки. – Про гнев. Говорил, надо отпустить.

– Кто говорил?

– Никто. – Фрэнки покачал головой. – Зачем тогда пожаловал? Чего ты хочешь?

– Твоей помощи.

– Моей помощи, – глухо повторил Фрэнки.

– Да.

– Я весь внимание.

– Мой приход связан с делом Джеммы Дин.

Фрэнки зажал губу между зубами и ничего не сказал.

– Полиция убеждена, что Джемму Дин убил Сид Мэлоун. Точно так же они считали, что Мэлоун стрелял в меня, пока я не очнулся и не опроверг их мнение.

Фрэнки на мгновение отвел взгляд.

– И что дальше?

– Я думаю, Джемму Дин убил ты. Это так?

Фрэнки громко расхохотался:

– А вот и нет! Не убивал я эту девку! Если бы убил, думаешь, я бы выложил тебе чистосердечное признание? Если забыл, меня приговорили не к виселице, а к пожизненному. И меня такой расклад устраивает.

Джо пристально посмотрел на него:

– Судья не вынес тебе смертный приговор. А вот Уандсворт вынес. – (Фрэнки молчал.) – У тебя туберкулез?

Фрэнки повернулся к надзирателю, который изваянием стоял у стены, скрестив руки.

– Я хочу вернуться в камеру.

– Сидеть, Беттс, – отрезал надзиратель.

– Я хочу вернуться. Мне не о чем говорить с этим мистером. Вы не можете меня заставить.

– Начальник сказал, что ты должен отвечать на вопросы члена парламента. Сиди и не дергайся.

Фрэнки сел и бросил злобный взгляд на Джо.

– Помоги мне, Фрэнки. Я прошу тебя. Ты передо мной в долгу.

Фрэнки подался вперед:

– Так этот долг я выплачиваю без передышки. Каждую поганую минуту каждого поганого дня, до конца своей поганой жизни.

– Если не хочешь помочь мне, помоги Мэлоуну. Помоги очистить его имя.

Руки Фрэнки, скованные кандалами, ударили по столу.

– В задницу отыметь этого Сида Мэлоуна! – крикнул он.

Надзиратель снял с пояса дубинку. Джо поднял руку, прося не вмешиваться.

– Если бы не Мэлоун, все было бы по-другому, – сердито заговорил Фрэнки. – Я бы не торчал здесь, а ты – в своем грёбаном кресле. Я не собираюсь помогать Мэлоуну. И потом, он мертв. Для меня главное, чтобы он отправился прямо в ад. И этот чертов доктор вместе с ним!

– Постой. Давай по порядку. Какой доктор? – спросил ошеломленный Джо.

– Доктор! Из той больницы… – Фрэнки замолчал, а когда заговорил снова, его голос дрожал от гнева. – Мы были королями. Мы владели Восточным Лондоном. И владели бы дальше. Никто не мог нам помешать, кроме этого доктора. Вот тогда Сид и свихнулся и все пошло прахом. – Фрэнки продолжал говорить, но обращался уже не к Джо. – Говорил же он мне, говорил. Шрамы на теле – ничто по сравнению со шрамами, которые они тебе оставят внутри. Прав он был. Почему же я не слушал? – Фрэнки уронил голову.

Джо дал ему время собраться, затем спросил:

– Какая больница, Фрэнки? Кто этот доктор?

Фрэнки посмотрел на него так, словно у них не было никакого разговора.

– Никакая. Никто. Не обращай внимания. Всё. Наговорился я. – Он торопливо встал, оттолкнув стул.

Джо выругался сквозь зубы. Ведь Фрэнки начинал раскрываться. Может, и раскрылся бы, но он надавил слишком жестко, и момент был упущен.

– Сэр, вы с ним закончили? – спросил надзиратель.

Джо кивнул.

– Фрэнки, если передумаешь, напиши мне.

– Угу. С любовью и поцелуями. На самой лучшей надушенной бумаге, какая здесь водится, – огрызнулся Беттс.

Надзиратель повел Фрэнки.

– Это шанс! – крикнул ему Джо. – Шанс хотя бы раз сделать кому-то добро. Таких шансов у тебя вряд ли будет много.

Он ждал ответа, но не дождался. Только звук закрывшейся железной двери.

А ведь он знает, кто убил Джемму Дин, подумал Джо. Я видел это по его глазам. Знает, но не скажет. И вовсе не страх заставляет его молчать. Гнев. Он до сих пор злится. На Сида. И еще на какого-то доктора. Но почему? Кто он, этот доктор?

Джо смотрел на закрывшуюся дверь и досадливо хмурился. Он ведь был близок. Чертовски близок! Придется побывать здесь еще раз и надавить на Фрэнки, пока тот не сломается. Но сначала нужно собрать сведения. И прежде всего узнать, кто этот таинственный доктор.

Выражение досады на лице Джо сменилось решимостью. Он вспомнил, кто ему поможет. Эта женщина жила в Уайтчепеле и знала всех. Главное, она знала докторов. Она обязательно поможет, поскольку она перед ним в долгу. Несколько лет назад он вручил ей десять тысяч фунтов правительственных денег и еще пять тысяч частных пожертвований на пристройку к ее больнице нового флигеля для детей.

– Домой, сэр? – спросил кучер, войдя в комнату свиданий.

– Нет, Майлз. Пока еще не домой. Мне нужно заехать на Ганторп-стрит, в Уайтчепельскую бесплатную больницу для женщин и детей. 

Глава 98

Индия с Шарлоттой поднялись на крыльцо хижины Сида Бакстера и заглянули внутрь.

– Мистер Бакстер, вы дома? – спросила Индия.

Ответа не было.

– Вряд ли он дома, – послышался у них за спиной голос Мэгги Карр, которая встретила их у ворот, когда они приехали с фермы Макгрегоров. – Вчера вечером он говорил мне, что поедет охотиться на равнины. Надеялся добыть газель для моей поварихи Элис. Я ему передам, что вы заезжали.

– Миссис Карр, можно оставить ему письмо? – спросила Шарлотта, доставая конверт. – Я написала мистеру Бакстеру благодарственное письмо за мое спасение.

– Конечно оставляй. Зайди в хижину и положи на стол.

Шарлотта вошла. Индия последовала за дочерью. Хижина состояла из одной небольшой комнаты, чистой, уютной, но с ощущением одиночества. Казалось, все убранство жилища: красный масайский платок, накинутый на стул, щербатый чайник и кружки у очага, стопка книг на деревянной скамье – было настроено на ожидание друзей, которые так и не появлялись.

– Мамочка, а я хотела бы здесь жить, – вдруг сказала Шарлотта. – Очень бы хотела. Как думаешь, мистер Бакстер позволил бы нам?

– Дорогая, он привык к уединенной жизни. От нас здесь сразу бы стало тесно.

– Мне здесь нравится больше, чем в лагере. И больше, чем в Найроби. В губернаторском доме все так заставлено, повернуться негде. И леди Хейс Садлер постоянно суетится по пустякам.

– Да уж, суетиться она умеет, – сказала Индия, заговорщически улыбнувшись.

В скромной хижине Сида Бакстера ощущался удивительный покой. Здесь было что-то располагающее и очень знакомое. Индию потянуло к этой хижине и к человеку, который здесь жил, хотя она ни разу его не видела.

– Я бы с удовольствием сидела за этим столом и ела простую овсянку из миски, – сказала Шарлотта. – И спала бы на кровати. Здесь бы мне спалось намного крепче, чем на старой горбатой раскладушке в палатке.

– Ты рассуждаешь совсем как Златовласка, – засмеялась Индия. – Пожалуй, нам лучше уйти еще до возвращения медведей.

– Вы не откажетесь выпить со мной по чашке кофе? – спросила Мэгги.

– Миссис Карр, а разве вы не пьете чай? – удивилась Шарлотта.

– Ни в коем случае! Кто же пьет чай на лучшей во всей Африке кофейной плантации? – улыбнулась она, и Шарлотта захихикала. – Хочешь отведать моего кофе? Я попрошу Элис добавить туда побольше молока и положить сахара. У меня и печенье водится.

– С большим удовольствием! – воскликнула Шарлотта раньше, чем Индия успела отказаться.

Мэгги повела их к себе. Ее дом был таким же скромным, как у Сида Бакстера, только гораздо просторнее. Он состоял из гостиной, кухни, столовой, двух спален и мансарды. Попросив повариху сварить кофе и подать печенье, Мэгги предложила гостям расположиться на веранде.

С веранды открывался захватывающий вид. Ферму окружали кофейные поля. Индия впервые видела глянцевитые зеленые листья кофейных кустов. За полями начинались золотистые пространства равнин. А вдалеке высилась гора Кения, вершина которой уходила в безоблачное небо.

– Знаете, миссис Карр, будь у меня дом с такой верандой и такие красоты вокруг, я бы просто сидела и с наслаждением бездельничала, – призналась Индия.

Ее слова рассмешили Мэгги.

– Ах, дорогая, у меня не только дом, но и еще семьсот акров под кофе. Они не дают мне рассиживаться. Кофе подгоняет.

– Вам кто-нибудь помогает?

– Конечно. И замечательно помогает. Прежде всего, Сид. Следит за фермой и работницами. Отвозит урожай на рынок. В прошлом году мы установили в Лондоне рекорд. Столько денег за кофе из Британской Восточной Африки еще не платили. В то время мы были вынуждены жарить кофе на соседней ферме и платить за услуги. Но вскоре у нас появится своя обжарочная установка. Я уже заказала ее. В сентябре должны привезти. Для нее придется построить специальный сарай, но мы заблаговременно начали строительство. К лету будет готов. – Мэгги повернулась к Шарлотте. – Скажи своему отцу: если он действительно хочет помочь плантаторам, пусть добьется постройки железнодорожной ветки из Найроби в Тику. Это поможет нам быстрее доставлять кофе на рынок.

– К сожалению, миссис Карр, мой отец не слушает детей. Он считает, что нас должно быть видно, но не должно быть слышно.

– Слышала я эту фразу. Неужели он у тебя такой старомодный? А вот мне детишки иногда дают замечательные советы. Недавно маленький Мэтти Томпсон сказал, что закат лучше всего смотреть с дерева. Я попробовала. Мальчишка-то прав. С дерева открывается такой вид на вечернее небо. Знаешь, Шарлотта, предложи-ка ты отцу заехать ко мне. Я все расскажу ему и про кофе, и про детей.

– Он бы с удовольствием побывал у вас. Боюсь только, не сумеет. У него и в Африке дел по горло, – сказала Индия, извиняясь за мужа.

Слушая Индию, Мэгги Карр кивала, но продолжала внимательно смотреть на Шарлотту.

– Сколько тебе лет, Шарлотта?

– Почти шесть, миссис Карр.

Мэгги покачала головой:

– Ты еще слишком мала, чтобы подолгу сидеть на веранде и слушать взрослые разговоры. У нас в хлеву есть забавный теленок. Недавно родился. А в курятнике – выводок цыплят. Кроме них, у нас живет ручная газель Мока. Расхаживает по всей ферме как хозяйка. Хочешь на них взглянуть? – (Шарлотта кивнула.) – Иди на кухню и спроси Баару. Он тебя отведет и все покажет. Только в большой хлев не заходи. Там живет очень свирепый бык.

– Да, мэм. Я сделаю так, как вы сказали.

Обрадованная Шарлотта поспешила на кухню. Мэгги с улыбкой смотрела ей вслед:

– Красивая у вас дочка.

– Спасибо, миссис Карр.

– Вся в вас.

Индия покраснела, переведя взгляд на кофейную чашку.

– Поверьте, миссис Карр, мне очень тяжело дались эти дни. Даже не передать, какую муку я пережила, когда узнала, что Шарлотта потерялась. Только и думала: как она там, одна в диких местах, где полно львов, змей и прочих опасностей? Неудивительно, что у меня немного помутился разум. Я была готова сесть на лошадь и сама ехать ее искать. Мне чуть ли не насильно дали снотворное. Мужчины находили мою затею нелепой и очень опасной.

Индия рассказала Мэгги об ужасных днях, проведенных в ожидании известий. Зайдя в палатку и не обнаружив там Шарлотты, она перевернула вверх дном весь лагерь. Потом кто-то из проводников сказал, что видел детские следы, ведущие к реке. Проводники обшарили весь берег, но не нашли никаких следов Шарлотты. Остальное Индия помнила только кусками. Тягостные часы сна, перемежаемого короткими пробуждениями и слезами, и новое погружение… Через три дня к ней в палатку вбежала Флоренс Деламер и сообщила, что Шарлотта жива и сейчас находится на соседней ферме. Индия вскочила с койки. Ее разум еще оставался затуманенным снотворным. Индия потребовала оседлать ей лошадь. Флоренс пыталась отговорить ее от поездки, равно как и Фредди. Индия не стала рассказывать Мэгги Карр о своей перепалке с мужем.

– Индия, не пори горячку, – сказал ей тогда Фредди. – Ты сейчас не в том состоянии, чтобы ехать, да еще верхом. Шарлотта у надежных людей. Ей больше ничто не угрожает. Пусть остается там. Как только она окрепнет, они сами ее привезут.

– Фредди, сделай вид, что тебе не все равно, – язвительно бросила ему Индия. – Если не для Шарлотты, то хотя бы для внешнего приличия.

Индия вскочила в седло и вместе с Томом Мидом отправилась за девять миль на ферму Макгрегоров. Вбежав в дом, она едва поздоровалась с хозяевами. Миссис Макгрегор сразу же провела ее к Шарлотте. Индия упала на колени возле кровати, где лежала дочь. Смеясь и плача, она отчитала Шарлотту за самовольный уход, потом обняла и стала целовать. Приехал и Фредди, решивший соблюсти приличия. Он сел на краешек кровати, разыгрывая взволнованного отца. Немного успокоившись, Индия вспомнила, что даже не представилась, и поспешила исправить ошибку. Взяв миссис Макгрегор за руки, она снова и снова благодарила ее за спасение Шарлотты.

– Я вела себя очень экспансивно и даже глупо, – призналась Индия. – Совсем ошеломила бедную миссис Макгрегор. Она буквально вырывалась из моих рук и все время пыталась объяснить, что благодарить надо не ее, а Сида Бакстера. Какое счастье, что Том Мид додумался поехать за ним.

– Это уж точно. Никто лучше Сида не знает здешних мест.

Индия отставила чашку:

– Меня только удивляет скрытность мистера Бакстера. Спасение дочери заместителя министра далеко не рядовое событие. Очень многие, окажись они на месте мистера Бакстера, не стали бы прятаться от родителей. Наоборот, сделались бы центром внимания, рассчитывая на вознаграждение. Или взахлеб рассказывали бы газетчикам историю спасения. Естественно, не бесплатно.

– Сид Бакстер не из их числа, – сказала Мэгги.

– Я так и поняла, – призналась Индия, вновь опустила глаза и сбивчиво продолжила: – Миссис Карр, Шарлотта для меня – все. Целая жизнь. Я даже не представляю, как бы жила дальше, если бы потеряла ее. Я навеки в долгу перед мистером Бакстером. Если он в чем-либо нуждается, я готова сделать что угодно…

– Он счастлив, что вовремя подоспел к тому дереву. Никаких других вознаграждений ему не надо.

Индия улыбнулась:

– Мне кажется, вы сейчас говорите не от себя, а передаете его слова.

Теперь уже Мэгги покраснела.

– Вы должны понять особенности Сида. Он очень застенчивый человек. Сторонится людей. Иначе не сорвался бы с места и не поехал за газелью.

– Теперь понимаю. И все же я раздосадована тем, что не застала его. Мне очень хотелось лично его поблагодарить. Может, вы это сделаете за меня?

– С радостью.

Индия сказала, что им с Шарлоттой пора возвращаться.

– Ваше сафари продолжается? – поинтересовалась Мэгги.

Индия покачала головой:

– Мне этих впечатлений хватит до конца жизни.

Она рассказала, что они с дочерью пока живут на ферме Макгрегоров. Основные участники сафари остались в лагере и продолжают охотиться. Фредди и Хейс Садлер на несколько дней уехали по делам в Найроби. Оттуда Фредди заедет за ними, и все трое отправятся к подножию горы Кения, где проведут еще две недели перед возвращением в Англию.

Мэгги с Индией вышли искать Шарлотту. Она сидела на ступеньках крыльца хижины Сида Бакстера и вместе с Баару, мальчишкой лет десяти, кормила Моку кусочками морковки. Мать и дочь поблагодарили Мэгги за гостеприимство и простились с ней. Баару подвел им лошадей, одолженных Макгрегорами, и помог Шарлотте сесть на пони.

Мэгги стояла во дворе и махала им вслед. Дождавшись, когда они выберутся на дорогу, Мэгги прошла на задний двор и толкнула дверь сарая. Там она встала, уперев руки в бока, и, хмуро глядя на сеновал, крикнула:

– Можешь спускаться, трус проклятый!

Из-под сена показалась голова.

– Они уехали? – спросил Сид.

– Уехали. Ты в безопасности.

Сид опустил лестницу и слез.

– Мог хотя бы поздороваться с ними. Девочка очень переживала, что не застала тебя.

Сид промолчал.

Мэгги окинула его долгим, задумчивым взглядом.

– Красивая девочка, правда? Вылитая мать. Еще и шести нет.

Сид молча пошел к выходу.

– Ты видел их из окошка?

– Нет.

– Врешь! – покачала головой Мэгги. – Последнее время я тебя совсем не узнаю́, Бакс. То ты убегаешь с топографом. То прячешься в сарае. Хандришь. Грустишь. Я этого не понимаю. Индия Литтон – прекрасная женщина, это уж как пить дать, но она не стоит твоих страданий. Ни одна женщина не стоит. И не один мужчина. Пора смириться и принять все как есть.

– Отличная мысль, Мэггс, – повернувшись к ней, сказал Сид. – Спасибо. Может, заодно подскажешь, как это сделать? 

Глава 99

– Твою мать! – выругался Шейми.

Сбросив перчатки, он засунул посиневшие, саднящие руки под одежду, чтобы согреть их в подмышках.

– Это же ледопад. Большой проклятый ледопад! Какого черта мы его пропустили?!

– Из-за снега, – ответила Уилла, скользя глазами вверх по сверкающему склону. – Свет отражается от него и дурачит твои глаза. Сокращает расстояние. Смазывает резкость. Держу пари, мы его видели, но подумали, будто это часть кулуара. – Уилла повернулась к Шейми, и он снова выругался. – В чем дело?

Он коснулся ее губ, затем показал ей пальцы, перепачканные кровью.

– Пустяки, – отмахнулась она.

– Уилла, это очень нехороший признак. На всякий случай сообщаю: впереди у нас ледопад высотой около шестидесяти футов. Угол наклона не менее семидесяти градусов. Ты не в том состоянии, чтобы лезть туда. Мы должны возвращаться.

– Я в прекрасном состоянии.

Шейми покачал головой:

– Солнце успело подняться слишком высоко. Мы проторчали здесь дольше, чем рассчитывали. Лед начинает таять. Вспомни: пока поднимались по кулуару, мы постоянно огибали обвалы.

– Мы уже выбрались из кулуара.

– Уилла…

– Послушай, Шейми, да, я паршиво себя чувствую. Голова гудит, как тамтам. Меня постоянно тошнит. Но я знаю, что во мне осталось достаточно сил для покорения вершины. Считай это интуицией. И еще я знаю, что это мой единственный шанс. Если я сейчас поверну назад, то уже не смогу лазать по горам.

– Туда невозможно подняться.

– А мы поищем способ.

– Ты только подумай, насколько это рискованно! – закричал Шейми. – Ты больная, уставшая. У тебя мысли путаются. И ты слишком… слишком…

– Слишком что?

– Слишком одержима дурацким чувством соперничества!

– Ну, одержима. И что? – с вызовом спросила Уилла. – Скажи мне одну вещь.

– Какую?

– Допустим, я бы поддалась на твои уговоры и пошла вниз. Прямо сейчас. Что делал бы ты?

– Полез бы вверх, – чуть помедлив, ответил Шейми.

– Конечно полез бы, придурок.

– Давай свои доводы.

– Я не за тем добиралась сюда, чтобы ты, Финнеган, присвоил себе всю славу. Я поднимаюсь на Мавензи вместе с тобой. Мне плевать, если остаток пути я проползу на четвереньках.

– Опытный альпинист повернул бы назад. Сама знаешь.

– Ошибаешься. Это слабый альпинист повернул бы назад. Опытный альпинист обязательно достиг бы вершины.

– Достижение вершины – лишь половина битвы. Нам еще предстоит спуск.

– А если бы вместо меня с тобой был Джордж Мэллори, ты бы и ему предложил повернуть назад? – (Шейми отвернулся и промолчал.) – Ему бы ты не предложил. Тогда почему предлагаешь мне?

– Потому что…

– Потому что я женщина, – оборвала его Уилла.

– Нет, Уилла, совсем не потому.

– Почему еще? Говори!

Шейми снова отвернулся. Потому что я волнуюсь за тебя. Если с тобой что-то случится, меня это доконает.

– Так я и думала, – сердито произнесла Уилла. – Шейми, сделай мне одолжение. Не опекай меня. Остальной мир только этим и занимается. Не уподобляйся другим.

Шейми обдало гневом.

– Тогда вперед, – бросил он. – Я пойду за тобой.

Он сознавал, на что толкает Уиллу. Он предоставлял ей право идти первой. Подниматься по семидесятиградусному склону с помощью кошек, ледорубов и физической силы. Вырубать ступени там, где понадобится. Задача не из легких даже в нормальных условиях. Но на высоте почти шестнадцать тысяч футов, когда тебя тошнит, а твоим легким недостает кислорода, она становится убийственной.

– Тогда отходи прочь, и я пойду, – сказала Уилла.

Шейми подготовил свое снаряжение и стал смотреть, как она штурмует ледопад. Он слышал ее шумное дыхание. Уилла старалась делать быстрые глубокие вдохи. Этой технике она научилась у Мэллори во время одного из восхождений в Альпах. Такое дыхание позволяло загонять в легкие больше кислорода. Через несколько минут Шейми позабыл про свой гнев. Он любил следить, как Уилла поднимается. Это было завораживающее зрелище. Уилла превосходила всех самых техничных из известных ему альпинистов обоего пола. Казалось, она не взбирается, а взлетает по склону. Каждое ее движение было плавным и уверенным. Она инстинктивно знала, куда поместить руки и поставить ноги. Захваты, казавшиеся ему слишком маленькими, прекрасно отвечали ее нуждам. Другие, которые он считал хлипкими, не обламывались. В одном месте она поскользнулась и проехала вниз целых десять футов, но одним из ледорубов сумела остановить падение. У Шейми, в довершение ко всем тревогам за нее, чуть не случился сердечный приступ. Но даже это падение не помешало ей одолеть ледопад менее чем за час.

Глядя на нее, сильную, изящную, полную дьявольской решимости достичь вершины, Шейми вспомнил вопрос, который Уилла задала ему тогда, в палатке, в самом начале их пути к Килиманджаро. Она спрашивала о том, какие качества присущи великому альпинисту. Она и сама ошиблась. Великим альпиниста делали не навыки, не бесстрашие, не сила и даже не самонадеянность. Тоска. Глубокая, неутихающая тоска по тому, что всегда близко, но недостижимо. И сейчас Шейми видел в ней эту тоску, это величие. Он знал: Уилла ни за что не остановится.

Через пару минут она перегнулась через уступ и улыбнулась ему.

– Я на седловине! – весело крикнула она. – В обществе симпатичного громадного валуна. Он надежно удержит страховку. Лови!

Еще через несколько минут веревка, висевшая у нее на плече, полетела к нему. Шейми поймал веревку, обвязался и закрепил беседочным узлом. Он начал подниматься на ледник, с огорчением замечая красные пятна на веревке. Кровотечение, которое донимало Уиллу, еще усилилось. Им нельзя задерживаться. Страховочная веревка оказалась настоящим подарком. Цепляясь за нее и упираясь в лед кошками, Шейми за считаные минуты поднялся в седловину.

– Вот он! – сказала Уилла, указывая на юг. – Пик Олден-Финнегана!

– Внушительное зрелище, – возбужденно отозвался Шейми. – Если уж на то пошло, это пик Финнегана-Олден.

Уилла засмеялась:

– Нужно будет повоевать со снежной пылью и с несколькими торчащими скалами. Все остальное надежно скрыто подо льдом. Нам и напрягаться не понадобится. Пошли.

Дорога к вершине была короткой и прямой. Спустя полчаса они находились в нескольких шагах от нее. Шейми шел впереди. За три ярда до вершины он остановился, взглянул на Уиллу и отошел.

– Нет, – возразила она. – Вместе.

Уилла взяла его за руку, и последние футы они прошли плечом к плечу, одновременно делая шаги к вершине. Достигнув ее, они замерли. У обоих перехватило дыхание от открывшейся панорамы. К западу поднимался Кибо, на востоке, вдали, синел океан, к северу и югу уходили холмы и обширные равнины. Потом Шейми испустил оглушительный вопль. Уилла последовала его примеру. И вдруг оба, как дети, запрыгали по снегу, крича и смеясь, обалдевшие от адреналина, утомления и нехватки кислорода. Уилла обняла его. Шейми притянул ее к себе, уткнулся ей в шею и вдруг без всяких раздумий, спонтанно поцеловал. Он почувствовал вкус ее губ и крови на них. Уилла тоже обняла Шейми за шею и поцеловала его.

Шейми чуть отстранился и посмотрел на ее прекрасное измученное лицо. Потом, сжав его в ладонях, целовал ее губы. Снова и снова… пока чувство вины и отчаяние не пробили брешь в безоблачном, но таком коротком счастье.

– Боже мой, я не должен был этого делать! Я не имел права тебя целовать. Какой же я дурень! Прости меня, пожалуйста.

Сияющее лицо Уиллы помрачнело.

– Простить? Почему?

Шейми показалось, что она не поняла его слов.

– Из-за Джорджа, – выдавил он.

– Шейми, я тебя не понимаю, – с тревогой призналась Уилла. – Между тобой и Джорджем что-то есть?

– Между мной и Джорджем? Разумеется, нет. Зато есть между тобой и Джорджем!

– Ты думаешь, что мы с Джорджем… что мы… любовники?

– А разве нет? Я видел, как ты вела себя с ним в пабе в Кембридже. Как целовала на прощание.

– Так я и Альби целовала.

– Альби не в счет. Он твой брат.

– А Джордж мне второй брат. Поверь, я целовала его так же, как и Альби. И почему ты раньше не спросил меня про Джорджа? Или не спросил Джорджа про меня. Он бы тебе рассказал. У него нет времени на девчонок. Только на горы. Дурачок ты, Шейми. Мог бы еще в Кембридже все узнать. Что мешало?

– Думаю, слишком сильно ревновал.

– Я тебя так хотела. Я бы поцеловала тебя на крыше церкви Святого Ботольфа.

– А почему не поцеловала?

– Потому что я сделала это еще раньше, в моем саду!

– Это было больше пяти лет назад!

– Нельзя дважды брать инициативу на себя. Общество не больно-то жалует девичью смелость. К тому же я считала, что у тебя кто-то есть. За столько лет должен был кто-то появиться.

– Нет, Уиллс.

– Пока мы плыли на этом чертовом корабле, я каждую ночь тебя хотела. И потом, все ночи в «Момбаса-клубе». Хотела близости с тобой. Ты не откликался. И тогда я подумала, что у тебя есть другая девчонка.

– Нет у меня другой девчонки, Уиллс. И никогда не было. Особенно после того вечера в твоем саду. Под Орионом.

Шейми снова поцеловал Уиллу. Поцелуй был долгим, медленным, глубоким. Никогда еще Шейми не чувствовал себя таким счастливым и наполненным. Возбужденным до безумия и одновременно спокойным и удовлетворенным. Поддавшись импульсу, он взял ее за руки и сказал:

– Я люблю тебя, Уилла.

Он думал, она засмеется. Покраснеет. Отругает его. Назовет сумасшедшим. Но она лишь сказала:

– И я тебя люблю. И всегда любила. С незапамятных времен.

Она поцеловала Шейми. Они снова полюбовались панорамой. Потом поочередно делали снимки фотокамерой Шейми, которую он принес сюда в рюкзаке.

Только около часа дня они начали спуск. Солнце стояло высоко, светя ярко и жарко, но ни Шейми, ни Уилла этого не заметили. Их переполняла радость покорения вершины и того, что произошло между ними на вершине. Они не заметили, что черные верхушки скал, ранее утопавшие под снегом, теперь обнажились и выступали над седловиной. Не заметили они и воды, струйками перетекающей через кромку седловины на ледник. Все это прошло мимо их внимания. Правда, вернувшись на кулуар, они обнаружили, что снег стал опасно мягким. Их беспечное неведение продолжалось, пока Шейми не споткнулся на вихляющем камне и не заскользил вниз. Только через сотню футов резким взмахом ледоруба ему удалось остановить дальнейшее скольжение.

Валун на гребне седловины внезапно получил свободу. Солнце растопило лед, соединявший его с обломком скалы, и валун вместе с обломком понесся по кулуару.

Шейми до последней секунды не замечал опасности… пока не услышал грохот. Оглянувшись, он увидел, что камнепад несется прямо на Уиллу. Валун повредил ей плечо. Уилла упала, с криком пронеслась мимо Шейми и исчезла. 

Глава 100

Сид сорвал с пышного крепкого куста жесткую красную кофейную ягоду.

– Будет хороший урожай, – сказала ему Вайнайна, старшая работница кофейной плантации.

– Я тоже так думаю, но боюсь считать цыплят раньше времени.

Вайнайна с недоумением посмотрела на него, явно не поняв этих слов. Тогда Сид, плохо владевший языком кикуйю, как мог, перевел ей смысл известной поговорки. Женщина со смехом закивала, потом сказала, что считать нужно не цыплят, а кофейные бобы.

– Нынче кусты должны дать тонну, – сказала она.

– Я бы предпочел две, – усмехнулся Сид.

Вайнайна задумалась.

– Скорее, полторы, – решила она и предупредила его: за хорошим урожаем обычно следуют многочисленные требования работниц.

Те уже считали, на сколько коз смогут заработать. Кто-то рассчитывал обзавестись новыми заборами для своих шамба, причем не менее чем двадцать на двадцать. Сама Вайнайна тоже хотела все это, а еще железную сковороду с длинной ручкой, как у поварихи здешней мсабу.

– Если я получу две тонны кофейных бобов, будут им изгороди и козы, а тебе – сковорода.

Вайнайна кивнула. Сид тоже кивнул. Он знал: это лишь первый залп в ежегодной битве Вайнайны за возможность получить максимум благ для себя и соплеменниц. Это не было алчностью. Вайнайне требовалось чем-то заинтересовать работниц, убедить их тщательно обирать кусты, не оставляя ни одной ягодки. Сид и Вайнайна оба привыкли к этой битве. Сид постоянно требовал расширение земель под кофе. Вайнайна объявляла его требования невыполнимыми и тут же выдвигала свои. Очередная сковородка. Отрез ткани. Две курицы. Керосиновый фонарь. Сид подумал, что Джеванджи и остальные торговцы из Найроби могли бы многому у нее научиться.

Их дискуссия началась, когда солнце только заходило. Когда обсудили все, Вайнайна взяла старый жестяной противень и принялась стучать по нему палкой, возвещая работницам на ближних и дальних полях конец рабочего дня.

Сид пожелал ей доброго вечера и пошел к себе. Сегодня он, наравне с Вайнайной и другими работницами, весь день провел в полях, вскапывая землю и сажая новые кусты, а также зорко следя, чтобы никакие сорняки не отбирали у драгоценных кустов воду и удобрения. Это пристальное внимание продлится до самого сбора урожая. Сид и женщины делали все, что в их силах, чтобы вырастить хороший урожай.

Сегодня Сида ждал обед в одиночестве. Мэгги пригласили к Томпсонам на ужин. На Сида приглашение не распространялось. Люси и ее мать по-прежнему не разговаривали с ним. Днем он попросил Элис принести еду ему в хижину. В отсутствие Мэгги он не любил есть за ее столом. Подойдя к своей хижине, он увидел освещенные окна. На дворе сгущались сумерки. Должно быть, Элис оставила фонарь. Мелочь, но такая приятная. Как будто дома его ждали. Он мысленно поблагодарил повариху за отзывчивость.

Подойдя ближе, Сид, к немалому удивлению, увидел бурую лошадь, привязанную к дальней стороне хижины и похожую на Элли, кобылу Мэгги. Неужели Мэгги вернулась так рано? А если вернулась, почему привязала Элли здесь, не отведя в конюшню?

Вскоре он понял, что это чужая лошадь. Элли была целиком бурой масти; у этой же морда и ноги черные. Сид порылся в памяти и вспомнил, что у Макгрегоров есть бурая кобыла с черными ногами. Он часто видел, как по воскресеньям хозяйка разъезжает на этой кобыле по равнинам. Как-то он не утерпел и спросил о цели таких поездок.

– Сегодня воскресенье. А по воскресеньям, мистер Бакстер, я хожу в церковь.

– В церковь? Где вы ее видите, мэм?

Миссис Макгрегор широким жестом обвела равнины, небо и холмы.

– Прямо перед вами. Вы когда-нибудь видели церковь красивее?

Да, это лошадь миссис Макгрегор. Сид прибавил шагу, думая, не случилось ли на их ферме какой беды. После долгого дня он устал и соображал хуже. Пошевели он мозгами, вспомнил бы, что Индия Литтон сейчас находилась на ферме Макгрегоров, дожидаясь, пока дочь окрепнет.

Но он не вспомнил, пока не вошел в хижину и не увидел женщину, сидящую за столом. У миссис Макгрегор были каштановые волосы. Его гостья была блондинкой. Несколько локонов выбились из ее аккуратного пучка. Женщина, приехавшая к нему, была красивой. Невероятно красивой. Пять с лишним лет не изменили ее. Она оставалась все такой же худощавой, по-прежнему держала спину прямо. Ее обаяние тоже никуда не исчезло. Сид почувствовал, как у него сдавило сердце. Столько времени прошло, а боль ее предательства оставалась такой же жгучей, словно это случилось только вчера.

Женщина сидела с закрытыми глазами и, судя по всему, дремала. Шаги Сида разбудили ее. Она открыла глаза, но прежде, чем успела повернуть голову, Сид выскочил на крыльцо и сбежал вниз. Увы, он опоздал. Она выбежала следом.

– Мистер Бакстер, это вы? – крикнула она, остановившись в дверях. – Пожалуйста, не уходите. Я давно вас дожидаюсь.

Сид остановился, стиснув кулаки, но не повернулся.

– Простите, если я вторглась в ваше жилище. Впрочем, так оно и есть. Вначале я постучалась в дом миссис Карр, потом пошла сюда. У меня нет намерений вас обидеть. Мне хочется просто поговорить с вами. Вскоре мы с дочерью уезжаем, и она захотела кое-что вам передать. Поскольку вы стоите спиной, я расскажу что. Шарлотта прислала вам свою фотографию. Хотела привезти сама, но не смогла. Она простудилась. Простуда легкая, но после ее странствий я решила не рисковать и не взяла с собой. Сейчас она лежит в постели на ферме Макгрегоров.

Сид не отвечал. Индия вышла на крыльцо.

– Пожалуйста, простите мне самовольное проникновение в ваше жилище. Просто мне больше негде было дожидаться вас. Давайте начнем наш разговор заново. Я первая. Здравствуйте, мистер Бакстер. Как поживаете?

Сид медленно, очень медленно повернулся к ней, поднял на нее глаза и тихо сказал:

– В данный момент неважно. А вы, миссис Бакстер? 

Глава 101

Индия лишилась чувств. Нет, в обморок она не упала, но дышать не могла. Исчезли осязание и слух. Осталось только зрение. Сид, ее Сид, которого она все эти годы считала мертвым. Сейчас он стоял перед ней. По его щекам текли молчаливые слезы.

Потом чувства вернулись и так встряхнули ее, что у нее подкосились ноги. Индия зашаталась и чуть не покатилась по ступенькам, успев схватиться за перила.

Сид стоял, стиснув кулаки, и не делал попыток ей помочь.

– Черт тебя побери! – закричала Индия. – Ты мерзавец! Слышишь? Ты мерзавец!

Он смотрел на нее и по-прежнему молчал. Потом вытер слезы с лица.

– Фредди сказал, что ты мертв. Все газеты трубили об этом!

– Я имитировал свою смерть. Другого выбора не оставалось. Твой муж собирался отправить меня на виселицу.

– Как ты мог, Сид? Заставить меня поверить, что ты мертв? Меня! Как ты мог?

Он улыбнулся жестко, горестно:

– А как ты заставила меня поверить, что любишь меня?

– Я действительно тебя любила!

– И потому вышла за Литтона? Из любви ко мне?

– У меня были на то причины, о которых ты и понятия не имеешь.

– Уверен, что имею. Комфорт. Деньги. Безопасность…

Индия, сидевшая на ступеньке, мигом вскочила, подошла к Сиду и со всей силой влепила ему пощечину.

Она почти рассказала. Почти призналась Сиду, что вышла замуж за человека, которого ненавидела, и выдерживала его правила, требования и жестокости ради единственной цели – защитить ее ребенка. Их с Сидом ребенка. Эти слова были готовы сорваться у нее с языка, но не сорвались. Ее испугал сильный гнев Сида, а также ее собственный. Вместо этого Индия прошла к лошади и запрыгнула в седло, намереваясь поскорее уехать.

– Тебе сейчас нельзя ехать, – сказал Сид. – Скоро будет совсем темно. Это небезопасно. Дождись утра.

– Что мне здесь делать? – резко спросила Индия. – Провести ночь с тобой? Уж лучше я рискну вернуться.

Она уже собиралась развернуть лошадь, когда Сид произнес:

– А ты знаешь, что своим приездом разрушила мне жизнь? Ты снова ее разрушила. Я обрел здесь покой, хотя и относительный. Маленькое, но счастье.

Индия замотала головой. Она не верила своим ушам. Не верила ни одному из произнесенных им слов. Соскочив на землю, она снова подошла к нему.

– Как ты сказал, Сид? Я сделала… что? Разрушила твою жизнь? Я разрушила твою жизнь? – закричала она. – А как насчет моей жизни? Я ждала тебя! Терзалась мыслями: где ты, что с тобой? О твоей смерти я узнала на улицах Уайтчепела. Продавцы газет выкрикивали, что в Темзе найдено твое тело. Каково мне было слышать их крики?

– Все произошло не так, как задумывалось. Тело не должно было всплыть так быстро, а оно всплыло. Слишком быстро.

Ее слова несколько смягчили выражение гнева и боли на лице Сида. Он даже растерялся, но в его голосе ничего не изменилось.

– Ты горевала по мне, но это не помешало тебе выйти за Фредди. И сколько же ты скорбела по мне, Индия? День? Два?

– Я тебе уже сказала. У меня имелись причины для замужества с Фредди.

– Да, ты сказала. И я тебе их назвал.

Эти слова ранили Индию до глубины души. Она попятилась от него.

– Слава богу, что ты это сделал, подонок! Слава богу, что избавил меня от жизни с тобой. Я и не подозревала, насколько ты жесток и бессердечен.

Она вновь забралась в седло.

– Больше сюда не приезжай. Держись от меня подальше… пожалуйста.

– Можешь не беспокоиться, Сид. Второй раз я такой глупости не сделаю.

Индия посмотрела на свои руки, сжимавшие поводья, потом на него. По ее щекам текли слезы.

– Неужели ты и впрямь так сильно меня ненавидишь? – дрогнувшим голосом прошептала она.

– Совсем нет, – покачал головой Сид. – Во мне нет ни капли ненависти к тебе. В этом-то вся и закавыка, понимаешь? Я люблю тебя, Индия. По-прежнему. 

Глава 102

Шейми резко остановился, наклонился, упер руки в колени и попытался выровнять дыхание. Он лихорадочно озирался по сторонам, надеясь отыскать хоть какой-то ориентир: знакомый валун, скрюченное дерево, что угодно. Легкие требовали воздуха, но он знал, что не может позволить себе отдых.

Уилла сейчас находилась на тысячу футов выше. Шейми оставил ее в палатке, уложив на спину. Она то приходила в сознание, то снова погружалась в беспамятство. Ее правая нога была сильно повреждена. Падающий валун сбил ее с ног, и она понеслась вниз по кулуару. Она пролетела не менее сотни футов, больно ударилась правым боком, затем прокувыркалась еще двадцать, пока не сумела ухватиться за выступ скалы и остановить дальнейшее падение.

Все это длилось считаные секунды, но Шейми они показались бесконечными. Он помнил, как снова и снова выкрикивал ее имя, пока она не откликнулась. Слава богу, она жива! Шейми поспешил к ней, поскользнулся и едва не упал сам.

– Помедленнее, ретивый идиот! – крикнул он себе, зная: если упадет и он, Уилле никто не поможет.

И не только ей. Им обоим. Их ждет смерть на склоне горы.

– Черт побери, Уилла! – только и произнес Шейми, добравшись туда, где она лежала.

Он не посмел спрашивать, все ли с ней в порядке. Какой тут, к чертям, порядок! Ее лицо было в крови, руки и голова изранены. Но прочие раны меркли по сравнению с ее правой ногой. Правая нога Уиллы была неестественно изогнута по отношению к телу.

– Дерьмово вляпалась, да? – хрипло спросила она.

– Дело плохо, – только и ответил Шейми.

– Насколько плохо?

У него не хватало духу сказать ей правду.

– Шейми, насколько плохо?

– Кости выпирают.

Уилла ударилась головой о снег, повторяя это снова и снова.

– Прекрати! Слышишь? Прекрати! Ты не имеешь права раскисать.

– Я больше не смогу подниматься в горы.

– Сейчас нам не об этом надо думать. Сейчас главное – спустить тебя с горы.

Идти Уилла не могла. Нести ее на себе Шейми боялся. Они еще не спустились к основанию кулуара. А дальше нужно будет перебираться через обледенелый гребень и одолевать путь по заснеженному северо-западному коридору. Вдруг он поскользнется?

На груди Уиллы по-прежнему оставался моток веревки. Шейми понял, как ему поступить. Он быстро вырыл в снегу ямку и сел. Это будет его опорным пунктом. Один конец веревки он обвязал вокруг талии Уиллы, вторым обвязался сам. Его пальцы снова посинели. Веревка намокла и обледенела, а потому он не сразу сумел завязать беседочные узлы.

– Что ты делаешь? – слабым голосом спросила Уилла.

– Собираюсь спустить тебя к основанию кулуара.

– А потом?

– Пока не знаю. Об этом я буду думать, когда мы выберемся из кулуара. Ты можешь перевернуться на спину?

Уилла попыталась. Сломанные кости скрипели и терлись друг о друга. Уилла закричала. Шейми едва не потерял самообладание, но сумел взять себя в руки. Он не имел права поддаваться панике. Нужно любым способом заставить Уиллу двигаться на спине, иначе они никогда не спустятся.

– Давай, Уиллс. Продолжай. Если нужно, кричи, но не прекращай усилий. Ты же умница.

Уилла кричала, и еще как, но все же повернулась на спину. Шейми помог ей подтянуть колени к груди и сцепить руки за бедрами. Он уселся в вырытую ямку, уперся ногами и начал отпускать веревку. Тяжесть тела потащила Уиллу вниз по кулуару. Каждый бугор и рытвина заставляли ее вскрикивать. Веревка кончилась раньше, чем они достигли основания кулуара. Шейми крикнул Уилле, чтобы она уперлась кошкой здоровой ноги в лед и застопорила дальнейшее скольжение. Потом он спустился к ней, и они повторили весь трюк. Когда они оказались у основания кулуара, лицо Уиллы было серым от боли.

Дальше стало только хуже. Поначалу Шейми решил не отвязывать Уиллу, чтобы самому перебраться через гребень и следом вытащить ее. Она весила около девяти стоунов, однако на высоте, где они находились, такая тяжесть становилась неподъемной. И тогда Шейми решил нести Уиллу на спине. Он велел ей обхватить руками его шею, затем обвязал веревку вокруг своих плеч и под ее ягодицами, сделав грубое подобие носилок. Каждый его шаг грозил обрывом веревочной конструкции. На них действовала сила земного тяготения. Несколько раз он ощущал зубы Уиллы у себя на спине. Она кусала его куртку, чтобы не закричать. В одном месте ее руки стали разжиматься, и он понял: она потеряла сознание. Шейми уперся в снег, схватил ее за руки и кричал, пока Уилла не пришла в себя.

Перелезать через гребень на высоте пятнадцать тысяч футов, да еще с грузом на спине, было изматывающим занятием. Каждый шаг забирал у Шейми все силы. Приходилось делать паузу, напрягать легкие, чтобы загнать туда воздух, напрягать мышцы и только тогда делать следующий шаг. Одолев гребень, Шейми вновь был вынужден сделать перерыв, собираясь с силами. Наконец они добрались до верхней части лощины. Склон там был более пологим. Снег и полосы льда сменились скалами. Обрадовавшись, Шейми прибавил шагу, торопясь поскорее донести Уиллу до лагеря. Поспешность стала его ошибкой. Он поскользнулся на осыпи и, не удержавшись, упал. Что еще хуже, Уилла ударилась поврежденной ногой и от чудовищной боли потеряла сознание. Шейми поднялся и, ругая себя, теперь уже побрел в лагерь.

До палатки они добрались лишь под вечер. Шейми положил Уиллу на раскладушку, развел огонь и стал промывать ей раны. У нее была глубокая рана на лбу и еще одна на ладони. Остальные не представляли опасности. Шейми промыл их талой водой, а затем и виски из фляжки. Он знал, как сильно это жжет. Уилла стерпела.

– Как нога? – дрожащим от боли голосом спросила она.

– Сейчас посмотрю.

Достав складной нож, Шейми разрезал брючину. Он знал, что Уилла следит за каждым его движением, и потому старался сохранять бесстрастное выражение лица. Ему пришлось попотеть. Зазубренные концы сломанной кости, выпирающие из-под кожи, – такое он видел впервые. Шейми не знал, как ему быть. Может, попытаться вправить их обратно и соединить? Эту идею он тут же отбросил. Как бы он ни старался, у него ничего не получится. Уилле требовался хирург. Мысль разделить их он тоже отбросил. Само прикосновение к покалеченной ноге вызовет жуткую боль. Наконец Шейми решил спрыснуть обломки виски.

– Будет больно, – предупредил он Уиллу.

Она кивнула и замерла. Шейми плеснул немного виски в рану.

Когда к Уилле вернулась способность говорить, она спросила:

– Неужели так безнадежно?

– Не знаю. Я же не врач. Если сумеем найти врача, он вправит кости, и тогда появится шанс на выздоровление.

Эти слова Уилла встретила горькой усмешкой.

– До Момбасы сто пятьдесят миль и примерно столько же до Найроби. Есть из чего выбирать, поскольку мне все равно туда не добраться.

– Доберешься.

– Каким образом, Шейми? Я не могу идти, а ты не можешь меня нести. Особенно до Момбасы.

– Я спущусь к нижнему лагерю и приведу сюда носильщиков.

Эта мысль появилась у Шейми по дороге сюда, и с каждым шагом он убеждался в ее правильности.

– Носильщики с тобой не пойдут. Они боятся.

– Пойдут. Я предложу им все наше снаряжение. Компасы, бинокли, палатки. Словом, все. Они позарятся. Это же можно продать за ощутимые деньги. В обмен я потребую от них сделать примитивные носилки. Мы положим тебя на них и понесем по очереди. Когда одни устанут, другие их сменят.

– И вы что же, понесете меня так до самой Момбасы?

– Нет. Только до Вои. Там мы погрузим тебя в поезд и поедем в Момбасу.

Шейми соорудил нехитрый обед, накормив Уиллу затвердевшим сыром и открыв банку сардин. Потом наполнил ее фляжку талой водой, поставил возле кровати вместе с фонарем и накрыл Уиллу двумя спальными мешками.

– Завтра я вернусь, – пообещал Шейми, прикрепляя себе на грудь вторую фляжку.

– Шейми, если что-то случится…

– Уилла, ничего не случится. Ничего.

– Но если случится… знай… я люблю тебя.

Шейми по глазам видел: ей страшно, хотя Уилла и старалась это скрыть. Он встал на колени перед постелью, взял Уиллу за руки:

– Я тоже тебя люблю. И об этом мы будем говорить всю оставшуюся жизнь. Обещаю. Ты веришь мне?

– Да.

– Вот и хорошо. А теперь отдыхай. Тебе нужно набраться сил перед дорогой.

Уилла молча кивнула. Шейми поцеловал ее и ушел. Было почти семь часов вечера, и он решил пройти как можно больше до наступления темноты. Он то шел, то бежал вниз по склону. Взошла почти полная луна, ярко освещая путь. Шейми двигался налегке. Ни снег, ни лед не затрудняли ему путь. Экспедиция в Антарктику существенно улучшила его способность ориентироваться. Он шел по звездам, держа курс на юго-юго-запад, и всего несколько раз остановился, проверяя направление по компасу.

Прошагав более восьми часов, в четвертом часу утра он приблизился к месту лагеря туземцев. Тишина его не удивила – в такое время все спали. Но он рассчитывал увидеть огонь костра и почувствовать запах дыма. И потом, ночью в лагере всегда кто-нибудь дежурил. Тепили и его люди спали чутко, будучи всегда настроенными на звуки ночи.

Запах он почувствовал, но не дыма. Настолько сильный и зловонный, что его стошнило. То был запах смерти, гниющих человеческих тел. Вытащив носовой платок, Шейми зажал нос и рот. Вид лагеря его ужаснул.

Брезент палатки был располосован. На земле валялся перевернутый чемодан. Все ящики и коробки были смяты или раздавлены, а сам лагерь практически разгромлен.

– Тепили! – позвал Шейми. – Тепили, ты здесь?

Ответом ему было глухое, угрожающее рычание. Шейми повернулся вправо. Над человеческими останками стоял леопард с оскаленной пастью. Кости, которые глодал зверь, и его клыки слабо поблескивали под лунным светом.

– Убирайся отсюда! – закричал Шейми.

Он схватил большой камень и швырнул в леопарда. Зверь убежал. Шейми брел по уничтоженному лагерю, то и дело натыкаясь на трупы. У каждого из груди или спины торчала стрела. Их застрелили не леопарды. Это сделали туземцы племени джагга, смазав наконечники стрел ядом.

Будекер предупреждал его о враждебности джагга. И Тепили тоже. Помнится, Тепили ему говорил, что Ринди, вождь племени джагга, не жаловал белых. Иногда, правда, терпел англичан и немцев, но чаще нападал на них. Сина, сын Ринди, пошел в отца. Гнев джагга вызывали не только белые. Они враждовали с масаями и даже с соплеменниками из других деревень. Шейми тогда посчитал опасения Тепили чем-то вроде старушечьих страхов: видит беду там, где ее нет. Однако старший носильщик оказался прав.

Коварный замысел был предельно прост. Джагга согласились довести экспедицию до подножия горы, а потом вернулись домой. За подкреплением. Взяв нескольких соплеменников, они двинулись обратно. Вначале перебили носильщиков-масаев. Следующими должны были стать Шейми с Уиллой. Носильщики еще спрашивали, когда ждать их возвращения. Шейми сказал. От этой мысли у него заледенела кровь.

Нужно немедленно уходить отсюда. Не исключено, что джагга по-прежнему находятся поблизости. И зачем только он звал Тепили? Зачем так глупо шумел? Нужно поскорее, пока не рассвело, возвращаться в горы. Если джагга его найдут и убьют, это погубит и Уиллу. Одной, с покалеченной ногой, ей просто не выжить на Килиманджаро.

Шейми повернул назад, стараясь идти как можно быстрее и тише… Мысль, настигшая его, была страшнее увиденного в лагере, страшнее коварных джагга. Он только сейчас понял, что спускать Уиллу с горы ему придется одному. Десять носильщиков во главе с Тепили мертвы. Ждать помощи неоткуда. Он должен рассчитывать только на себя. 

Глава 103

Джо постучался в матовое стекло двери на первом этаже Уайтчепельской бесплатной больницы для женщин и детей.

– Входите! Смелее! – отозвался женский голос.

Джо приоткрыл дверь:

– Если не ошибаюсь, вы старшая сестра Московиц?

За столом сидела женщина. Внушительный живот подсказывал, что она находится на последних месяцах беременности. Подняв голову, она улыбнулась Джо:

– Вы ошиблись, причем дважды. Я вышла замуж, и теперь моя фамилия Розен. И я уже не медсестра, а врач. Прошлой весной закончила обучение и получила диплом. Но вас я прошу называть меня Эллой. Всегда. Каждый, кто заставляет правительство раскошеливаться для моей больницы на десять тысяч фунтов, имеет пожизненное право называть меня по имени.

– Значит, вышли замуж и стали врачом? Тогда примите двойное поздравление! – улыбнулся Джо. – И кто же этот счастливчик?

– Его зовут Дэвид Розен. Тоже врач. Работает в Королевской бесплатной больнице. Я с ним познакомилась, когда проходила там стажировку.

– Насколько вижу, в семье Розен скоро будет пополнение? Может, я слишком тороплю события…

Элла засмеялась:

– Джо, вы находитесь в родильном отделении, где я главная акушерка. Мы здесь постоянно говорим об этом. Не оставайтесь в дверях, взъезжайте. Ваша коляска не застрянет? Отлично. Сейчас угощу вас ругелах, рогаликами с кремом. Мама пекла.

Элла достала тарелку с ругелах и попросила одну из медсестер принести чай. Хорошо зная особенности характера Эллы и ее семьи, Джо и не подумал отказаться. Иначе разговор мог не состояться. Он встречался с Эллой и раньше, обсуждая младенческую смертность в Ист-Энде. Бывал в ресторане ее родителей, говоря о возможностях для иммигрантов. Джо был знаком и с ее братом Янки, ныне раввином крупнейшей синагоги Восточного Лондона. Они обсуждали сбор средств для Еврейского сиротского приюта. И всегда сценарий был один и тот же: сначала едим, потом говорим.

– Итак, – сказала Элла, когда они с Джо съели дюжину маминых ругелах, – чем я могу вам помочь на этот раз? Собираетесь выступить в палате общин с новым законопроектом? Вам нужна статистика? Истории болезней?

– Сегодня, Элла, я обойдусь без статистики. А вот история есть. Я добился от министра внутренних дел разрешения пересмотреть одно давнее дело об убийстве.

– Чьем?

– Об убийстве актрисы Джеммы Дин. Ее убили через несколько дней после покушения на меня.

– Фамилию помню, но я не была лично знакома с мисс Дин. Тогда как я могу вам помочь?

– Можете считать мой вопрос дурацким, однако я все-таки его задам. Вы помните Сида Мэлоуна? Знаменитого Сида из Восточного Лондона, не всегда ладившего с законом?

– Еще бы не помнить! Он и его парни постоянно ели в нашем ресторане. Оззи, Ронни, Дези, остальные. И сам Сид был хорошим парнем. Не каждый так считает, но мне незачем лукавить.

– Если помните, Мэлоуна обвинили в покушении на меня, которого он не совершал. Это сделал Фрэнки Беттс, назвавшийся Сидом. Ему предъявили и второе обвинение – в убийстве Джеммы Дин, которого он тоже не совершал. Я предположил, что Джемму убил все тот же Фрэнки, и потому отправился к нему в тюрьму. Спросил напрямую: не он ли убийца Джеммы. Он ответил, что нет. Я поверил ему. Потом спросил, знает ли он, кто это сделал. Фрэнки ответил, что не знает. А вот тут я почувствовал: он врет. Знает кто, но не говорит. Почему – ума не приложу.

– И какое отношение все это имеет ко мне? – задала резонный вопрос Элла.

– Мои вопросы про Сида очень рассердили Фрэнки. Даже привели в бешенство. Он забормотал про какого-то врача. По его словам, этот врач все испортил. Врач работал в Уайтчепеле, в больнице. Но в Уайтчепеле есть только одна больница – ваша. Вы, как говорится, находились у ее истоков и, вероятно, сможете подсказать, о каком враче речь. Меня интересует, действительно ли Сид находился под влиянием этого врача и, наконец, кто он, этот таинственный доктор.

Элла отвернулась. Чувствовалось, от вопросов Джо ей стало не по себе.

– Элла, обещаю вам, я не собираюсь усложнять жизнь ни вам, ни кому-либо. Я просто хочу знать: имел ли Сид отношение к вашей больнице?

– Самое прямое, – наконец сказала Элла. – Если бы не он, больница вряд ли работала по сей день да еще и расширялась бы. Он передал нам полмиллиона фунтов. Незадолго до своей гибели.

Услышав сумму, Джо присвистнул.

– А кто этот врач? Можете назвать его имя?

– Ее имя.

– То есть как?

– Потому что тот врач – женщина. Доктор Джонс. Индия Селвин Джонс.

Имя показалось Джо знакомым.

– Джонс? Не она ли спасла беременную Фиону во время разгона митинга лейбористской партии? Она ведь потом вышла замуж за Фредди Литтона?

– Да. Та самая.

– Но что ее связывало с Сидом?

Элла молча смерила Джо взглядом.

– Надеюсь, это не станет достоянием парламента? – спросила она.

– Ни в коем случае.

– Сид и Индия полюбили друг друга. Ради него она собиралась отказаться от всего. Они хотели вместе уехать из Англии. И уехали бы, если бы не начавшийся ад. Сида обвинили в покушении на вас и в убийстве Джеммы Дин. Ему пришлось скрываться. Индия жутко переживала за него. Боялась, что его схватят и повесят.

– Но она не уехала с ним… – сказал Джо.

– Ей уже не с кем было уезжать. Сид погиб, и она вышла за Фредди Литтона.

– Почему?

– Этого я вам не вправе сказать, – покачала головой Элла.

– Элла, я должен знать. Я хочу очистить имя Сида. Недопустимо, что его обвиняют в убийстве, которого он не совершал.

– А нужно ли? Ему теперь все равно. Сид мертв. Но другие по-прежнему живы. И если кое-что откроется, их это заденет, причем очень больно.

Джо понял: если он хочет получить дополнительные сведения, нужно поделиться своими.

– Элла, Сид не погиб.

– Что-о?

– Он имитировал смерть, чтобы покинуть Лондон и начать жизнь на новом месте.

– Gott in Himmel! – растерянно моргая, прошептала Элла. – Откуда вы знаете?

– Потому что я знаю Сида. Давно. Он брат моей жены.

– Вы шутите!

– Ничуть.

– Как он мог столь жестоко поступить с Индией? Заставить ее поверить в его смерть? Услышав, что тело выловили из Темзы, она была раздавлена. Видели бы вы ее лицо!

– Может, он думал, что без него ей будет лучше?

– Не стало ей лучше. Ни тогда, ни потом, – сказала Элла, явно ошеломленная известием. – Да, Джо, огорошили вы меня. Я и впрямь должна вам кое-что сообщить.

– Теперь вы понимаете, почему я хочу очистить имя Сида. Пока его подозревают в убийстве Дин, он не сможет встретиться ни с Фионой, ни с младшим братом, ни с нами. Путь в наш дом ему закрыт.

– Это и к лучшему, – тихо сказала Элла. – Ему нельзя возвращаться.

– Почему? – удивился Джо.

Элла снова отвернулась.

– Это запутанная история, Джо. Чертовски запутанная.

– Вы должны рассказать мне все, что вам известно. У вас есть все основания доверять мне.

– Если расскажу, вы должны поклясться, что дальше вас эта история не пойдет.

– Но…

– Никаких «но». Даже ваша жена не должна об этом знать. Особенно она! Поклянитесь, иначе я вам ничего не скажу.

– Ну хорошо, – неохотно согласился Джо. – Клянусь!

– Индия была беременна… ребенком от Сида Мэлоуна. Узнав о его смерти, она отправилась к Литтону и предложила сделку: Фредди женится на ней и воспитывает ребенка как своего, за что получает очень кругленькую сумму. Тот согласился.

Элла вкратце рассказала историю отношений Индии и Фредди.

– Знай она, что Мэлоун жив, ни за что не вышла бы за Литтона. Ни за что. Она глубоко любила Сида и столь же глубоко ненавидела Фредди. Но тогда у нее не было выбора. Она не хотела, чтобы ребенок рос незаконнорожденным.

– Твою мать! – выругался Джо. – Сид так и не узнал.

– Индии не представился случай ему сказать.

Теперь уже Джо ошеломленно моргал. Его ум лихорадочно переваривал услышанное от Эллы.

– Это значит… – начал он.

– Это значит, что настоящим отцом дочери Фредди Литтона является Сид Мэлоун, – без обиняков докончила Элла. – А у вас с женой есть племянница.

– Боже мой, Элла! Я должен рассказать Фионе. Просто обязан. Я не вправе утаивать это от нее. И Сид… если он когда-нибудь вернется в Англию, тоже имеет право знать, как настоящий отец девочки.

– Джо, об этом нельзя рассказывать. Сами посудите. Вдруг Сид действительно вернется в Англию? Вдруг вы с Фионой ему расскажете? Вдруг он захочет увидеть Индию и настоит на встрече с ребенком? Это поломает девочке жизнь, да и Индии тоже. Насколько мы знаем, Фредди Литтон – человек весьма опасный.

Джо сознавал, насколько эти сведения важны для Фионы. Скрывать их от нее было равнозначно предательству, но он поклялся Элле, что будет молчать. Джо не знал, как ему быть.

– Может, Фредди проявит хотя бы долю здравого смысла. Может, он…

– Что? Пригласит Сида на чай со сконами? Позволит навещать дочь по выходным? Сделает все, чтобы каждый участник этой истории жил спокойно и счастливо? Как говорят, мечтать не вредно. Фиона или кто-то еще могут узнать об этом лишь в одном случае: если Индия сама решится рассказать. А она не решится.

Джо глубоко вдохнул и шумно выдохнул:

– Элла, вы поставили меня в совершенно идиотское положение.

– Вы сами себя поставили. Если помните, я не хотела рассказывать. Рассказала только потому, что считаю вас порядочным человеком. Человеком, который сдержит данное мне слово. Ну что, стоило рассказывать? Вы получили ответы?

– Куда там! – невесело усмехнулся Джо. – Зато вопросов прибавилось. И самый первый: какова роль Фрэнки Беттса во всем этом?

– Понятия не имею, – призналась Элла. – Но вот что я вам скажу. Я никогда не верила в его гнусную чушь насчет желания просто попугать вас. Дескать, пистолет выстрелил случайно. Я видела ваши раны. Он намеревался вас убить.

– Я тоже так считаю. Незадолго до этого мы с ним сцепились в «Баркентине». Я лишь одного не пойму: зачем он оделся под Сида и представился моему секретарю Сидом Мэлоуном?

Они замолчали. Каждый обдумывал услышанное. Потом Элла сказала:

– Каким бы странным вам это ни показалось, но думаю, поведение Фрэнки отчасти связано с любовью.

– Неужели Фрэнки тоже был влюблен в доктора Джонс?

– Нет, не в доктора Джонс. В Сида. Он любил Сида как друга, как брата, а Сид предал его, выйдя из прежней жизни. Предпочел Индию уголовному братству. Захотел жить честно.

– Но если Фрэнки любил Сида, почему не захотел помочь мне очистить его имя от ложных обвинений?

– Вы рассуждаете как порядочный человек, а не как маленькая мстительная тварь вроде Фрэнки Беттса. Попытайтесь взглянуть на случившееся его глазами. Он сердит на Сида и хочет сделать ему гадость. Как сделать гадость человеку, решившему идти прямой дорогой? Очернить его. Выставить преступником. Выстрелить в одного, убить другую и свалить на бывшего кумира вину за оба преступления. Зачем? Чтобы вернуть Сида в преступный мир. Замысел не удался. Сид погиб… Во всяком случае, мы так думали. Но Фрэнки и здесь извлек свою поганую выгоду. Он не мог заставить живого Сида вернуться в преступный мир. Зато на мертвом Сиде осталось клеймо преступника. Немного, но Фрэнки считает, что это лучше, чем вообще ничего.

– Доктор Розен, вы просто чудо! – признался Джо. – И где вы научились думать как преступник?

– Там же, где и вы, дорогой друг, – улыбнулась Элла. – В Уайтчепеле.

– Я что-то не понимаю, – сказал Джо, сделав вид, будто оскорблен.

– Я читала статьи Якоба Рииса. Каждая – просто бомба.

– Это называется ответственной фотожурналистикой на службе социальных реформ.

– Вы так это называете?

– Да.

– Кое-кто может назвать это шантажом.

– Думаете, может?

– Чего вы добиваетесь?

– Ста тысяч фунтов от правительства на школы и больницы в Хакни.

– Прекрасно. Тогда не ослабляйте давления.

Поблагодарив Эллу за сведения и потраченное на него время, Джо выкатился из кабинета. Элла пошла его проводить.

– И каков ваш следующий шаг? – спросила она, когда они достигли входной двери.

– Думаю нанести еще один визит в Уандсворт. Еще раз поговорить с Фрэнки.

– Вы по-прежнему считаете, что он не убивал Джемму Дин? – спросила Элла, пристально посмотрев на Джо.

– Ваша версия вполне правдоподобна, но я видел глаза Фрэнки, когда спрашивал, не он ли убил Джемму. Или он чертовски хороший актер, или я совершенно не умею отличить вруна от говорящего правду. И тут возникает новый вопрос: если он не убивал Джемму, тогда кто же ее убил, черт побери?! 

Глава 104

Прикрывая глаза от слепящего солнца, Фредди всматривался в африканский вельд. Джошуа, чалый жеребец Эша Макгрегора, мотал головой и нетерпеливо ржал, порываясь помчаться галопом.

– Еще немного, старина. Потерпи чуть-чуть, – уговаривал его Фредди.

Ветерок лениво шевелил высокую траву, однако Фредди почти не замечал золотистого океана. Воображение рисовало ему распаханные равнины, превращенные в фермы и пастбища. Он видел кофейные и сизалевые плантации, отары пасущихся овец и стада крупного рогатого скота.

За недели, проведенные в Африке, Фредди встречался и беседовал со множеством людей: от правительственных чиновников до плантаторов и скотоводов, проводников и миссионеров. Эти встречи убедили его в одном: увеличив число поселенцев, построив новые дороги, мосты, мельницы, мастерские и склады, Британская Восточная Африка способна стать локомотивом беспрецедентного экономического роста и обеспечить устойчивую прибыль не только для самой колонии, но и для всей Британии. На равнинах – плантации и скот, в джунглях – другие плантации: хинных деревьев и каучуконосов. Добавить к этому повсеместно развитый туризм. Возможности, равно как и поступление налогов в казну, казались Фредди безграничными. И те же поселенцы, продавая родной Англии плоды своего труда, будут покупать производимые там товары: сельскохозяйственные орудия из шеффилдской стали, ткани, произведенные на ткацких фабриках Ланкашира, и фарфоровые чайники с фабрик Стаффордшира.

По мнению Фредди, проблема заключалась не в чрезмерном вливании правительственных денег в Африку. Наоборот, эти вложения были недостаточны. А ведь каждый вложенный фунт принесет стократную прибыль. Фредди уже знал, чем займется по возвращении в Англию. Необходимо убедить своих коллег по палате общин, лорда Элджина и самого премьер-министра в блистательном потенциале Африки.

Он намеревался ходатайствовать перед правительством о продлении Угандийской железной дороги и строительстве ответвлений к северу и югу от основной магистрали. Помимо этого, необходимо отремонтировать имеющиеся грунтовые дороги и проложить новые. Плантациям нужна вода, а значит, надо возводить плотины и прокладывать водоводы. Необходимо расширить имеющуюся сеть телеграфных линий. Естественно, осуществление грандиозных замыслов потребует денег. Для начала Фредди попросит у правительства четыре миллиона.

Он сознавал: чтобы получить столь громадную сумму, его аргументация должна быть безупречной, особенно если учесть недовольство многих членов парламента расходами на здешнюю железную дорогу. Поэтому он начал заблаговременно готовить общественное мнение. Фредди писал для «Таймс» яркие статьи о Британской Восточной Африке, вдохновенно рассказывая о красоте и щедрости этих мест. Элджину он посылал подробные отчеты, изобилующие цифрами и таблицами. К отчетам прилагались фотографии. К моменту возвращения Фредди надеялся склонить на свою сторону общественное мнение и членов парламента. Имея подготовленную почву, он выступит в палате общин. И тогда его имя, а не имя Джо Бристоу будет регулярно появляться в заголовках газет.

Фредди уже представлял, как одерживает верх над Бристоу. Пусть калека Джо отправляется к чертям вместе со своими занудными требованиями денег на больницы и школы в Восточном Лондоне! Образование для рабочего класса – пустая затея, лишь портящая людей и баламутящая их умы. Будущее Англии – в ее колониях, а не в трущобах.

Джошуа фыркал и беспокойно перебирал ногами. Фредди потрепал жеребца по шее. Три дня назад он вернулся с сафари и с тех пор почти безвылазно просидел в кабинете Эша Макгрегора, занимаясь написанием статей, отчетов и речей. Сегодня он решил сделать передышку и после полудня отправился на прогулку верхом. Он нуждался в свежем воздухе. Требовалось прояснить мысли и разобраться в странном поведении Индии.

С ней что-то происходило, в чем Фредди не сомневался. Она была явно не в себе. Он привык, что Индия обладала силой тягловой лошади. Иначе и быть не могло. Жене политического деятеля требовалась бездна энергии. И вдруг эта энергия куда-то делась. Индия выглядела бледной и возбужденной. Покрасневшие глаза намекали на то, что она плакала.

Фредди хотел поговорить с ней сразу же, как только приехал на ферму Макгрегоров. Но ее не оказалось дома. Индия отправилась прогуляться верхом. По словам Эльспет Макгрегор, леди Литтон уезжала каждое утро, проводя в седле по нескольку часов. Через миссис Макгрегор Фредди передал Индии настоятельную просьбу зайти к нему в кабинет, едва она вернется.

Фредди погрузился в чтение документов, среди которых была и депеша из Найроби, когда в дверь постучали. Это была Индия.

– Эльспет передала мне, что ты хочешь меня видеть, – сказала она.

– Да, – пробормотал он, продолжая читать. – У меня есть новость. Нам необходимо…

Подняв голову, Фредди умолк, изумленный видом жены. Глаза Индии были погасшими, с темными кругами, а сама она необычайно бледна.

– Ты, никак, заболела? – спросил Фредди.

– Нет.

– Неважно выглядишь.

– Я прекрасно себя чувствую.

Фредди нахмурился:

– Хотя бы щеки нарумянила.

– Ты наверняка позвал меня не для обсуждения моего внешнего вида.

– Разумеется, нет. Нужно собираться. Послезавтра вы с Шарлоттой поедете со мной в Найроби.

– В Найроби? Но почему? Я думала, мы на две недели отправимся к подножию горы Кения.

– Отправимся, только позже. Вначале побываем в Найроби. Этот дурень Мид напрочь забыл, что Ассоциация колонистов устраивает обед в мою честь. Отказаться невозможно. Они смертельно обидятся.

– Я поеду, а Шарлотта останется здесь. Она еще не вполне окрепла.

– Уверен, что вполне. Ты просто трясешься над ней. Это даже Деламер заметил.

– Она не поедет.

Фредди вернулся было к чтению, но снова поднял глаза на жену. Откуда взялось это раздражающее упрямство в ее тоне?

– Шарлотта поедет с нами. Ее отсутствие породит ненужные разговоры.

– Еще хуже, если она угодит в больницу. Ты обрекаешь болеющего ребенка на двухдневный путь в этот пыльный городишко. Ради чего? Ради того, чтобы потрафить каким-то плантаторам? Если она серьезно заболеет, ты предстанешь в глазах мира бессердечным человеком, каким ты и являешься.

Фредди задумался.

– Ну ладно, – наконец сказал он. – Но мы с тобой послезавтра уезжаем.

– Я поняла, – ответила Индия и пошла к двери.

– Куда ты опять? Разве тебе нечего собирать?

– Сборами займется Мэри. Я проедусь верхом. Хочется воздухом подышать. В доме такая духота.

– И в какое место поедешь?

– Пока не знаю. Может, в направлении горы.

Фредди проводил ее взглядом. Одежда висела на ней, как на вешалке. Такое ощущение, что она проголодала неделю. Что-то здесь не так, подумал Фредди, слегка постукивая концом самопишущей ручки по зубам. Что-то очень не так. Интересно бы знать что.

Индия всегда была никудышной вруньей, совершенно не способной говорить неправду. Конечно, за эти годы она научилась так называемой невинной лжи. Индия могла хвалить нелепое платье, улыбаться несносным детям, делать вид, что очарована разглагольствованиями безнадежных зануд. Это входило в ее обязанности жены политика. Без этого Фредди не выжил бы. Но Индия так и не научилась скрывать свое сердце. Даже от него.

Однако сейчас она явно что-то скрывала. Фредди в этом не сомневался. Ничего, он дознается. Обычно люди готовы на что угодно, только бы скрыть свои тайны. Индия принесла большую жертву. Она переломила себя, выйдя замуж за Фредди, только бы мир не узнал, что Шарлотта – дочь Сида Мэлоуна.

Фредди встал, подошел к окну кабинета. Через несколько минут он увидел, как Индия села на лошадь хозяйки и ускакала. Фредди не мог похвастаться умением ориентироваться на местности, но кое-что помнил еще со школы. Гора находилась к северу от фермы, тогда как Индия поехала на запад.

В дверь постучали. Фредди обернулся.

– Лорд Литтон, не желаете ли чая? – спросила вошедшая Эльспет Макгрегор. – Или вам лучше кофе?

Фредди одарил ее обаятельной улыбкой.

– Вы застигли меня в минуту праздности, миссис Макгрегор, – любезным тоном произнес он, и женщина засмеялась, слегка покраснев. – Вид из окон отвлекает от работы. Просто глаз не отвести.

– Да, красотами мы не обижены, – согласилась миссис Макгрегор.

– Меня очень заинтересовали ваши прекрасные места. Насколько знаю, гора Кения находится к северу от вас, а Найроби – к югу. А что находится на востоке?

– Провинция Укамба, – ответила миссис Макгрегор. – И северные отроги горной цепи Луитпольд.

– Понятно. А на западе?

– Не так далеко от нас стоит ферма Рооса. Кофейный плантатор, как и мы, только, честно говоря, не слишком успешный. А еще дальше будет ферма Мэгги Карр. Вот она – плантатор что надо. Кстати, у нее работает Сид Бакстер, спасший вашу Шарлотту. Леди Индия ездила туда, причем несколько раз. Все хотела поблагодарить его за спасение дочери.

– Вот как?

– Да. Сказала мне, что обожает ездить верхом. Кто откажется? Местность такая красивая, а чем дальше на запад, тем места красивее. За фермой Мэгги начинается лес. Его специально оставили для кикуйю. А за лесом – озеро Найваша.

– Вы меня просто заворожили своими рассказами. Сколько всего интересного я от вас узнал, миссис Макгрегор. Честное слово. Если время позволит, мы с леди Индией обязательно съездим к озеру. В Африке столько удивительных красот, но так мало времени, чтобы их посмотреть. – Фредди снова улыбнулся.

– В таком случае, лорд Литтон, принести вам кофе?

– Благодарю вас. Не откажусь.

– Со сливками и сахаром?

– Нет, спасибо. Я пью черный и горький. Как мое сердце.

– Скажете тоже, лорд Литтон! – захихикала миссис Макгрегор, махнув рукой в его сторону.

Едва за хозяйкой закрылась дверь, сахарная улыбка Фредди немедленно исчела.

Итак, Бакстер. Сид Бакстер… Почему эти имя и фамилия кажутся ему знакомыми? Фредди был уверен, что никогда не знал никакого Сида Бакстера. И тем не менее имя странно будоражило его, как было в первый раз, когда о Бакстере упомянули на сафари. Фредди вернулся к работе, позабыв про Сида Бакстера, но все эти дни никак не мог отделаться от мысли о странном, нездоровом облике Индии.

А сегодня утром, наблюдая за Индией, по-прежнему бледной, похудевшей, едва притронувшейся к завтраку, его осенило. Она ждет ребенка. Этим объяснялась и бледность, и сонливость, и отсутствие аппетита. Она беременна… а эти утренние скачки галопом не что иное, как попытки прервать беременность. Скорее всего, она наврала Эльспет Макгрегор о поездках на ферму Карр. Просто носится по равнинам в надежде, что растрясет зародившийся плод. Должно быть, она не рискнула брать с собой противозачаточные средства, которые принимала в Лондоне. Мало ли кто случайно обнаружит их, разбирая чемоданы? Та же Мэри или горничная в губернаторском доме.

Фредди принял решение: он сам прогуляется в западном направлении. Утром Индия, как всегда, отправилась на прогулку. Фредди дождался ее возвращения и после ланча поехал сам. Эшу Макгрегору он сказал, что поедет на север – полюбоваться горой Кения, как то якобы делала Индия, но сейчас ему было не до красивых видов. Он решил нанести визит Маргарет Карр. Грех не повидаться с успешным плантатором. Тем более он приехал сюда для упрочения связей между поселенцами Британской Восточной Африки и британским правительством. У Фредди были все основания познакомиться с этой женщиной. Попросит показать ее хозяйство, польстит вопросами о кофе: посадках, возделывании, урожаях. Если застанет Сида Бакстера, поблагодарит за спасение Шарлотты, а потом как бы невзначай спросит Бакстера и миссис Карр о визитах Индии. И да поможет его женушке Бог, если она ни разу не появлялась на этой ферме.

Фредди пришпорил жеребца. Беспокойное животное не нуждалось в понукании. Джошуа помчался по равнинам, унося на себе всадника. Не прошло и часа, как Фредди приехал на плантацию Карр. Пустив Джошуа шагом, он остановился перед хижиной. Там он спешился, отдав поводья туземному мальчишке, который выбежал ему навстречу.

– Коня хорошенько напоить и выгулять, – велел мальчишке Фредди. – Где миссис Карр?

Маленький туземец пялил на него широко открытые глаза и молчал.

– Ну когда же эти чертовы туземцы научатся говорить по-английски? – досадливо пробромортал Фредди. – Где миссис Карр? – уже громче повторил он. – Где мсабу?

Мальчишка показал куда-то за хижину.

Фредди последовал за рукой туземца и увидел кофейные поля. На одном из них, в полумиле отсюда, что-то двигалось. Фредди быстро достал из седельной сумки бинокль, навел на резкость и увидел нескольких женщин кикуйю в красных платьях. Они медленно двигались сквозь зеленые кофейные кусты. Потом среди красных платьев мелькнуло что-то белое. Фредди переместил бинокль и понял, что смотрит на женщину в белой рубашке. Женщина была невысокого роста, широкоплечая. Судя по энергично шевелящимся губам, она с кем-то переговаривалась.

«Это и есть Маргарет Карр», – догадался Фредди. Он сдвинул бинокль еще левее и увидел того, с кем она говорила. То был белый мужчина, склонившийся над кофейным кустом. Широкополая шляпа закрывала почти все лицо мужчины. Должно быть, Бакстер.

Фредди уже собирался отправиться к ним, когда Бакстер выпрямился и повернулся к миссис Карр. Он снял шляпу и, обмахиваясь ею, что-то ответил хозяйке. В этот момент Фредди отчетливо увидел его лицо.

– Боже милостивый! – прошептал Фредди. – Быть того не может. Ты же мертв. – Он опустил бинокль и зажмурился. – Это жара, – сказал он себе. – Вот и мерещится невесть что.

Постояв так с полминуты, Фредди снова открыл глаза и снова поднес к ним бинокль. Бакстер, по-прежнму без шляпы, стоял к нему лицом. У Фредди не осталось сомнений: то, что он видит, отнюдь не является следствием жары.

Бакстер. Сид Бакстер. Фамилия показалась ему знакомой, потому что он уже слышал ее. Так Сид Мэлоун именовал себя на Арден-стрит.

Изнутри поднялась жаркая, ослепляющая ярость. Теперь понятно, откуда у Индии этот подавленный вид и почему каждое утро она срывалась с фермы Макгрегоров. Она узнала, что Сид Бакстер – это в действительности Сид Мэлоун, и прежняя страсть вспыхнула снова. Черт бы побрал эту Индию!

Фредди продолжал думать о коварстве Индии, и вдруг гнев, бушевавший в нем, угас под ледяным натиском страха. Фредди знал: Индия согласилась на замужество с ним только потому, что считала Сида мертвым. А Сид, оказывается, жив и весьма неплохо себя чувствует. Однажды она уже предпочла этого преступника лорду Литтону… Что, если история повторится? Последует скандальный развод, не говоря уже о потере денег Селвина Джонса. Это сломает ему карьеру. Если Индия его бросит, ему ни за что не стать премьер-министром.

Фредди сделал глубокий вдох. Нельзя поддаваться эмоциям. По крайней мере, сейчас. Никто не знает ни что он здесь был, ни что видел. Нельзя вызывать у Индии никаких подозрений, иначе она предупредит Мэлоуна, а тот сбежит. Все должно продолжаться как ни в чем не бывало. Пусть ничего не подозревающая Индия ездит верхом по утрам. Фредди и самому требовалось время, чтобы отправить телеграмму в Скотленд-Ярд. На это уйдет несколько дней. Самое большее – неделя.

– Эй, ты! Мальчишка! – крикнул он мальчишке, уводившему его лошадь. – Веди коня назад! Быстро! Отдай мне поводья, – потребовал Фредди и пошел навстречу.

Не прошло и минуты, как проезд к ферме Мэгги Карр остался у него за спиной. Ничто не говорило о том, что он побывал на ферме. Разве что пыль, поднятая копытами Джошуа. Так она через полчаса уляжется. Полоумный мальчишка забудет рассказать о белом человеке, приезжавшем к ним. Но даже если и расскажет, имени назвать не сможет.

Фредди во весь опор несся на ферму Макгрегоров, подгоняя Джошуа хлыстом. В голове теснился миллион вопросов, на которые у него не было ответов. Пока не было. Но потом он получит все ответы. Времени для этого будет предостаточно, когда Мэлоун окажется в тюрьме.

Однажды Сиду Мэлоуну удалось имитировать свою смерть. Фредди был полон решимости не дать ему повторить этот трюк. Мэлоун умрет. В Англии. На виселице. Фредди будет присутствовать при казни. И на этот раз смерть Мэлоуна окажется настоящей. 

Глава 105

Шейми спиной ощущал тяжелую, горячую голову Уиллы. Она снова потеряла сознание. Весь последний час она бредила, а теперь впала в беспамятство. Дела ее были плохи, и Шейми это знал.

Он остановился, рукавом вытер глаза от едкого пота и осмотрел горизонт. Неподалеку вздымался невысокий холм, за которым наверняка будут другие холмы. Над головой – безжалостно палящее солнце. Позади – Килиманджаро.

Шейми прижал к глазам потные ладони.

– Где эта чертова станция?! – закричал он. – Где эти чертовы рельсы?!

Ответа не было.

Заметив ярдах в ста к востоку рощицу акаций, он понес Уиллу туда и осторожно опустил на траву, выбрав тенистое место.

– Давай, Уиллс, – сказал Шейми, приподняв ее и коснувшись лица, – просыпайся, просыпайся.

Она что-то пробормотала.

– Водички тебе надо выпить. Давай приходи в себя. Просыпайся.

Он поднес фляжку к ее губам. Уилла поморщилась и отвернулась.

– Ну пожалуйста, Уиллс. Ради меня.

Она открыла потухшие глаза. Взгляд был отсутствующим.

– Проснулась? Вот и умница. А теперь сделай глоток. Всего один.

Шейми наклонил фляжку. Струйка воды потекла Уилле в горло. Едва сделав пару глотков, она поперхнулась.

– Больше не могу… – прохрипела она.

Уилла снова легла в траву. Шейми увидел, что ее лодыжка распухла еще сильнее, по толщине сравнявшись с бедром.

– Я хочу посмотреть на твою ногу.

Сняв последний слой импровизированной повязки, Шейми выругался сквозь зубы. Однако Уилла услышала.

– Что там? – вяло спросила она.

– Закрой глаза. Передохни.

Шейми оторвал от своей рубашки несколько лоскутов и заново перевязал ногу. Ему не хотелось, чтобы Уилла это видела. Нога жутко воспалилась. Кожа была горячей и блестящей. Ее покрывали змеящиеся красные полоски, чем-то похожие на карту с сетью железных дорог. Обе части сломанной кости по-прежнему торчали наружу, успев почернеть. Из пространства между ними сочился гной.

– Боже, я чувствую зловоние, – очнувшись, призналась Уилла.

– Уиллс, это я, – попробовал пошутить Шейми.

– Шейми… пожалуйста. Оставь меня здесь. И винтовку оставь.

– Как у тебя язык поворачивается? Прекрати!

– Я больше не могу.

– Зато я могу.

– Если ты не бросишь меня здесь, мы оба погибнем, – сердито заговорила Уилла. – Сам знаешь. Со мной все кончено, а у тебя еще есть шанс спастись. Так не профукай его!

– Успокойся. Влезай ко мне на спину. Мы пойдем дальше.

– Не могу.

Шейми поднял ее за подмышки и взвалил себе на спину. Она ударилась поврежденной ногой, закричав от боли. Уилла ругалась, колотила его по спине, потом заплакала. Шейми не реагировал. Его заботило только одно: способность переставлять ноги. Его силы подходили к концу. Он нес Уиллу пять дней подряд. Надо найти эту поганую железную дорогу, и как можно скорее.

Возвращаясь на Мавензи, туда, где он оставил Уиллу, Шейми шел по темному лесу, на каждом шагу ожидая получить в спину стрелу от джагга. Обошлось. Уилла обрадовалась его возвращению.

– Отправляемся? – спросила она. – А где Тепили? Где остальные?

Шейми присел рядом и рассказал о случившемся. Глаза Уиллы наполнились слезами.

– Шейми, они все мертвы? Все?

– Я думаю… точнее, надеюсь, что кому-то удалось сбежать. Я видел не то пять, не то шесть трупов. Возможно, остальные бежали, а джагга пустились в погоню. Может, поэтому никто на меня и не напал.

Оплакав гибель Тепили и остальных проводников, Уилла только теперь поняла всю тяжесть собственного положения.

– Это значит, у нас не осталось еды… некому нести наше снаряжение… и некому спустить меня с горы, – прошептала она.

– Все так, кроме последнего, – ответил Шейми. – Я понесу тебя вниз.

– Что? Как понесешь?

– На спине.

– Ты спятил?

– У меня получится. Я носил тяжеленные мешки, идя по колено в снегу. И мороз был минус двадцать. Теперь понесу тебя.

– А фотопластинки… наши карты…

Шейми покачал головой. Пластинки уцелели, поскольку находились в его рюкзаке. Но они были слишком тяжелыми, чтобы нести дальше. Все это Шейми обдумывал, возвращаясь к Уилле из разгромленного лагеря. Помимо нее, он возьмет только самое необходимое, и больше ничего.

– Пластинки я не брошу, – заявила она. – Иначе мы ничем не докажем, что были на вершине.

– К чертям эту вершину!

– Шейми, мы потратили столько усилий.

– У тебя кости торчат из-под кожи, а ты беспокоишься о каких-то идиотских фотографиях? – сердито прервал ее Шейми. – Ты понимаешь, что можешь умереть, если вовремя не попадешь к врачу?

– Возьмем одну пластинку. Ну пожалуйста. Всего одну. Я оставлю здесь свои сапоги. И пояс. Это уменьшит вес.

Они ожесточенно спорили, пока не пришли к окончательному решению: взять с собой одну фотопластинку, записную книжку Уиллы, фляжку воды, компас, деньги и винтовку. Остальные пластинки сложили в рюкзак Уиллы, книги – в рюкзак Шейми. Все это вместе с ценными инструментами собрали в палатку, а палатку поставили под каменным выступом в надежде вернуться потом и забрать.

Шейми наполнил фляжку талой водой. Остатки вяленого мяса и сыра он рассовал по карманам куртки, после чего внес в палатку рюкзаки и прочее снаряжение. Из страховочной веревки Шейми соорудил что-то вроде перевязи. Так ему будет легче поднимать Уиллу себе на спину. Его спутница заметно ослабела. Без веревки ей будет просто не удержаться на его спине. Теперь нужно было что-то решать с ее ногой. Этого момента Шейми боялся больше всего.

– Твою ногу нельзя оставлять в болтающемся состоянии, – сказал он. – Она будет свисать и вздрагивать при каждом моем шаге. А когда окажемся в лесу, еще и цепляться за кустарники.

– Разогни ее и наложи шину, – не колеблясь, предложила Уилла.

– Будет больно.

– Мне не из чего выбирать.

Шейми отрезал кусочек веревки, в который Уилла впилась зубами, чтобы не кричать. Потом зафиксировал ей колено и потянул за поврежденную ногу. Нога выпрямилась, однако не до конца. Сломанные кости по-прежнему торчали наружу. Не зная, что еще применить, Шейми оторвал переплет одной из книг и наложил как шину.

– Готова? – спросил он.

– А ты? – спросила Уилла, очухиваясь после приступа боли.

Шейми кивнул, подтянул ее себе на спину, и они двинулись в путь. Поначалу он выбрал южное направление, где спуск был легче, а затем, когда они достигли менее пересеченной местности, свернул на северо-восток. Шейми рассчитывал добраться до Цаво, станции на Угандийской линии, и там сесть в поезд до Момбасы.

От их лагеря до Цаво было около восьмидесяти миль. Шейми знал: по равнинной местности он легко сможет проходить по двадцать миль в день. Вот только местность оказалась не такой уж равнинной, и идти по ней даже одному было непросто. А с Уиллой на спине – тем более.

Если повезет, им на пути попадется деревня, где можно нанять носильщиков. При совсем удачном стечении обстоятельств, они набредут на плантацию, где есть волы и повозки. Но удача от них отвернулась. Ни деревень, ни людей. Два дня подряд шел проливной дождь, промочивший их до нитки. Еда закончилась. На третий день им встретился ручей. Шейми наполнил флягу. Нынче воды оставалось на донышке, а Уилла, пребывая в полубредовом состоянии, нуждалась в обильном питье.

На четвертый день Шейми с трудом переставлял ноги, превратившиеся в свинцовые колонны. У него саднила спина. Вдруг он ошибся с расстоянием? Вдруг, когда спускались, он слишком далеко отклонился на юг. В таком случае они прошли в стороне от железной дороги. До берега еще не менее семидесяти миль. Это расстояние им не одолеть.

– Вряд ли мы находимся слишком далеко от железной дороги, – нарочито громко произнес Шейми, успокаивая Уиллу и себя. – Иного просто не может быть. Пусть мои навигационные способности и не самые лучшие в мире, но я не мог сильно скосить в сторону. И даже если я слишком круто взял на север и мы прошли мимо Цаво, нам встретится другая станция. Обязательно встретится. Скажем, Кинани. Или Мтито-Андей. Уиллс, мы доберемся туда, и с тобой все будет в порядке.

Уилла слабым голосом что-то пробормотала в ответ. Шейми уже собирался отправиться вверх по склону очередного холма, когда вдруг услышал протяжный паровозный гудок. Судя по громкости, железная дорога находилась не слишком далеко.

– Уилла! – закричал он. – Ты слышала? Это же поезд! Дорога проходит где-то за тем холмом.

Если добраться до рельсов, он сможет подать сигнал, и машинист остановит поезд. Если нет… им придется весь вечер, а то и ночь идти вдоль путей до ближайшей станции. Вот только Уилла может не пережить этой ночи.

– Уиллс, – позвал он, но ответа не было. – Уилла, просыпайся.

– Шейми, с меня хватит… – прошептала она.

– Не выдумывай. Полежишь здесь немного. – Он опустил Уиллу на траву, положив рядом фляжку и винтовку на случай появления диких зверей. – Сюда идет поезд. Я его слышу. Линия где-то поблизости. Я сейчас туда побегу.

Голова Уиллы запрокинулась набок. Глаза были закрыты. Шейми впился пальцами ей в плечи и закричал:

– Уилла, очнись! Не смей терять сознание!

Шейми побежал. Едва перевалив через вершину холма, он увидел рельсы. До них было с четверть мили. Затем он увидел поезд. Тот находился еще достаточно далеко и потому выглядел игрушечным. Из черной паровозной трубы вылетали облачка белесого дыма. Поезд шел не в Момбасу, а в сторону Найроби, и шел достаточно быстро.

Шейми понесся вниз. У подножия он споткнулся, но не упал. Так отчаянно быстро он еще не бегал. Высокие травы равнины цеплялись за ноги, норовя задержать его. Он мчался напролом, постоянно спотыкаясь. Рельсы становились все ближе. До них оставалось сто ярдов, потом двадцать. Наконец он выскочил на колею и встал между рельсами.

Поезд шел, не думая сбавлять ход. От Шейми его отделяло не больше мили. Шейми подпрыгивал, размахивал руками и кричал, требуя остановиться. Потом сдернул с себя остатки рубашки и замахал над головой. Однако поезд продолжал ехать прямо на него.

– Остановись же, идиот! – орал Шейми. – Остановись!

Но поезд не останавливался. Паровоз пронзительно гудел. Шейми в последнюю секунду отскочил в сторону.

– Нет! Черт тебя дери! Нет! – кричал Шейми, оцепенело глядя, как поезд проносится мимо, увозя последний шанс на спасение Уиллы.

Потом он увидел, что поезд немного замедлил ход. Заскрипели тормоза. Из вагонных окошек на Шейми смотрели испуганные и обеспокоенные лица пассажиров.

Останавливается, подумал Шейми. Все-таки останавливается! Слава богу!

Он побежал к паровозу, но в одном из вагонов открылась дверь, и проводник помахал ему.

– Помогите! – крикнул Шейми, подбегая к вагону. – Вы должны нам помочь. Моя подруга сильно покалечилась. Она лежит недалеко, по другую сторону холма. Нужно забрать ее оттуда и как можно скорее доставить к врачу. Прошу вас…

Поезд остановился. Из-под паровоза вылетели густые клубы пара. Проводник спрыгнул на землю.

– Сынок, я почти ничего не слышал. Что у тебя стряслось?

Шейми торопливо объяснил. Сказал, что рассчитывал доехать до Момбасы, и спросил, есть ли в Найроби врач. Проводник ответил, что есть. Он пообещал задержать поезд и спросил, нужна ли Шейми подмога. Подмога, конечно же, была нужна, и тогда проводник крикнул кочегара.

У Шейми от облегчения и усталости подгибались ноги. Он повернулся, чтобы показать место, где осталась Уилла и… услышал звук, который не спутаешь ни с чем. Резкий звук винтовочного выстрела. 

Глава 106

– А к нам кто-то в гости приезжал на жеребце Макгрегоров. Это я тебе точно говорю. Джошуа – так кличут жеребца, – сказала Мэгги, прикрывая ладонью глаза от солнца. – Скорее всего, очаровательная миссис Литтон. Я и вчера видела ее, но тогда она приезжала на кобыле.

Мэгги явно ждала его ответа, но Сид ничего не сказал, продолжая взрыхлять мотыгой землю. Солнце висело у самого горизонта. Вайнайна с соплеменницами покинули поле еще час назад. Сид домой не торопился. Он вышел на работу с рассветом и не уходил даже в полдень, когда солнце нещадно жарило. Боль в пальцах, руках и спине его только радовала. Она заглушала сердечную боль.

– Сид, я же знаю, что она приезжала к тебе и говорила с тобой, – продолжала Мэгги, теребя ветку с кофейными ягодами. – Мне Баару сообщил. Может, все-таки расскажешь, что́ между вами произошло?

– Нет.

– Что случилось?

– Ничего.

– Ничего? Тогда откуда у тебя отметина на физиономии?

Сид сердито вогнал мотыгу в землю. Настырность Мэгги его раздражала. Она пришла на северное поле, утверждая, что хочет осмотреть кусты. Сид в этом сомневался. Она явилась допытываться у него насчет Индии.

– Да, поцапались мы. Она влепила мне пощечину, – наконец произнес Сид, надеясь, что признание удовлетворит любопытство Мэгги.

– Влепила? Думаю, ты заслужил. Наверное, грубо повел себя с ней. – Мэгги помолчала. – Глаза у меня, конечно, не те, что прежде, но кое-что я разглядела. Всадник на Джошуа был в штанах. Миссис Макгрегор исключается. Она всегда ездит в юбке. Мистер Макгрегор почти не садится в седло. Их мальчишки пониже ростом. Больше некому. Значит, это опять миссис Литтон. Должно быть, когда никто не видит, надевает бриджи. – Мэгги вздохнула. – Бедная женщина! Всегда одна. Как и ты.

– Меня одиночество не тяготит, – сказал Сид.

Мэгги пошла вдоль кустов. Она срывала и сравнивала ягоды, осматривала листья, отщипывала побеги. Но Сид знал, что их разговор не окончен. Он спиной чувствовал ее взгляд. Вскоре Мэгги повернулась и пошла обратно.

– Ты идешь ужинать? Элис жарит вырезку газели, которую ты добыл.

– Я еще немного помашу мотыгой.

– Серьезно?

– Ага.

– Ты, когда злишься, всегда рыхлишь землю.

– Черт побери, Мэгги! Опять за старое?

– Сид, на кого ты злишься? На миссис Литтон? На себя?

– Мэгги, я ни на кого не злюсь, – ответил Сид, стараясь говорить спокойно. – Я просто забочусь о здоровье кустов, чтобы у нас был хороший урожай. Ты же хочешь получить хороший урожай?

– Ты корячишься на поле с пяти утра. Сейчас семь вечера. Ты проработал четырнадцать часов кряду. Даже на обед не ходил. Я проверяла. Рубаху на тебе можно выжимать. Ладони сплошь в водяных мозолях.

– Не преувеличивай. Пара мозолей, не больше.

– Ты все еще совершаешь покаяние? – спросила Мэгги. – По-прежнему жаждешь прощения?

Слова Мэгги попали в цель.

– Ради бога, оставь меня в покое! – огрызнулся Сид. – Я не нуждаюсь в прощении. Я всего-навсего получаю то, что заслужил. Не больше и не меньше.

Однако Мэгги не собиралась оставлять его в покое.

– Кто ты такой, чтобы решать, кто из нас что заслуживает? – резко спросила она. – Или твои грехи значительно тяжелее чужих? Твоей душе отказано в искуплении? Чем ты так сильно отличаешься от остальных?

– Ты не знаешь, кем я был и что успел натворить.

– Не знаю. Зато знаю, кем была сама и что натворила.

– Мэггс, неужто ты грабила банки? Воровала? Разбивала головы? – язвительно спросил Сид.

– Нет.

– Я так и думал.

– Я убила человека. Своего мужа.

Сид перестал махать мотыгой и выпрямился. Он работал у Мэгги пять лет, и за все эти годы она крайне редко говорила о муже.

– Сэмом его звали. Сэмюэл Эдвард Карр. У нас было двое детей: четырехлетний Эндрю и двухлетняя Мэри. До переселения сюда мы жили в Австралии, а еще раньше – в Девоне. Мне там нравилось. Я не собиралась никуда уезжать, но Сэму не сиделось на одном месте. Он хотел владеть землей, жить на просторе. Мы продали дом, взяли детей и пустились в путь. Купили в Новом Южном Уэльсе пятьсот акров фермерской земли. Собирались разводить овец…

У нее дрогнул голос. Мэгги замолчала. Ее взгляд был устремлен не на поля и не на горизонт. Она смотрела в прошлое, видя то, чего не видел Сид.

– Что тогда произошло? – тихо спросил он.

– Был вечер. Такой же, как этот. Наступили сумерки. Наш дом еще строился. Мы жили в палатке. В тот вечер мы поужинали. Я собрала посуду и пошла на ручей ее мыть. Обычно я брала детей с собой, но Энди вывихнул лодыжку, и мне не захотелось, чтобы он ковылял за мной. Я попросила Сэма присмотреть за детьми. Еду мы готовили прямо на костре. Сам знаешь, как огонь привлекает маленьких детей. Я всегда зорко следила, чтобы они не приближались к костру… Это и стало роковой ошибкой. Я не должна была оставлять детей на Сэма. Он не привык управляться с малышами и не знал, что они неистощимы на шалости. Не успела я дойти до ручья, как вдруг залаял наш пес. У нас в загоне было несколько овец и еще куры в наспех сколоченном курятнике. Сэма постоянно беспокоили набеги динго. Эти твари стащили у нас ягненка и нескольких кур. Зная, что собака попусту брехать не будет, он пошел взглянуть на овец, а Энди велел присматривать за сестрой. Я вымыла почти всю посуду, когда услышала детские крики. Я помчалась обратно. К тому времени почти стемнело. Вскоре я увидела детей. Они бежали в горящей одежде, думая тем самым загасить огонь. Маленькие еще были. Не знали, что так нельзя. Сэм подскочил к Мэри, я к Энди. Мы катали их по земле, сбивая пламя.

Мэгги замолчала. Прошло не менее минуты, прежде чем она продолжила рассказ. Сид вряд ли представлял, какая вереница картин и воспоминаний пронеслась у нее в голове.

– Мэри кричала не умолкая. До самого конца. Ее не стало тем же вечером. Энди продержался дольше. Почти день. Он не кричал, а только стонал. Рассказал, что старался не пускать сестренку к костру, но и глазом моргнуть не успел, как она оказалась рядом и на ней вспыхнуло платьице. Тогда Энди стал сбивать огонь, а вместо этого загорелся сам. Когда он умирал, я не могла взять его на руки. Даже прикоснуться не могла. У него не осталось кожи. Он без конца повторял: «Мамочка, прости меня. Мамочка, прости…»

– Что было дальше?

– Мы их похоронили. Сэм хотел остаться, но не смог. Негде было. Я дотла сожгла недостроенный дом. Едва сама не бросилась в огонь. Сэм удержал. Он продал овец, кур, землю. Получил мало. И мы отправились в Африку. Это было единственное место, куда мы могли податься. Он слышал, что правительство ищет поселенцев и задешево отдает землю в аренду. Через пять лет он умер. Из-за меня, потому что я его не простила. Я винила его в гибели детей. Не могла дать выход своему гневу и горю. Мы жили вместе, но были совсем чужими. Ни капли тепла. Ни крупицы доброты. Бывало, сидит он за столом напротив меня и смотрит. Или в полях. У него всегда был умоляющий взгляд. И столько боли в глазах. Это его и доконало. А ведь Сэм был хорошим человеком. Он заслуживал прощения, но я не могла его простить. Ведь это означало простить и себя.

Мэгги снова замолчала. Сиду показалось, что за эти минуты она постарела на сотню лет. Он видел, как дорого далось ей это признание.

– Темнеет, – наконец сказала она. – Пойду-ка я домой.

На поля опустились сумерки. Вскоре совсем стемнеет. Мэгги всегда стремилась вернуться домой до наступления темноты. Теперь Сид знал причину.

– Я попрошу Элис не убирать твою порцию с плиты, – сказала она.

Никогда еще голос Мэгги не звучал так устало и так старчески.

– Мэгги, я…

Сид напряженно подыскивал слова. Мэгги осторожно коснулась его руки.

– Сид, ты хочешь, чтобы тебя простили? – тихо спросила она. – Тогда научись прощать. 

Глава 107

В последний раз Индия смотрела на равнины Тики. Завтра они втроем уезжают, и она уже никогда не увидит этих мест. Почти неделю она каждое утро ездила сюда. Хотела запечатлеть в памяти высокую траву, колышимую слабым ветром, стремительно несущиеся облака, цепь холмов вдалеке. Ей хотелось запомнить эти места, поскольку здесь теперь жил Сид Мэлоун.

Неожиданная встреча с ним выбила Индию из колеи. Она была раздавлена. Почти не притрагивалась к еде. Ночью почти не смыкала глаз. Действительность лишилась привычных ориентиров, словно Индия жила и действовала во сне. Земля, еще недавно такая прочная, уходила из-под ног. Индией овладело отчаяние, глубокая досада на собственную жизнь, которая могла бы сложиться совсем по-другому. Ее отчаяние распространялось и на Шарлотту, настоящий отец которой был жив, но девочка никогда об этом не узнает. И Сид никогда не узнает, что спасенный им ребенок – его родная дочь.

Все эти дни Индия двигалась как заводная кукла, удивляясь жестокости богов. Как они могли с интервалом в несколько лет дважды отнять у нее Сида? Как Шарлотте расти под холодным взглядом человека, который ее ненавидит, не зная любящих рук отца? А как теперь сложится ее собственная жизнь? Прежде она жила памятью, зная, что другое невозможно. После Африки воображение будет рисовать ей картины возможной счастливой жизни, но действительность останется той же: отвратительной и невыносимой.

Индия оставалась в седле, глядя в сторону фермы миссис Карр. Вскоре оттуда кто-то выехал верхом. Должно быть, Мэгги отправилась к соседям. Но всадница выехала не на дорогу, а свернула в ее сторону и двигалась напрямик, никуда не сворачивая. Вскоре Индия с холодным ужасом обнаружила, что в седле сидит вовсе не Мэгги. Это был Сид. Зачем он ехал к ней? Знал ли он, что это она? Или принял ее за кого-то другого?

Индией овладела паника. Не желая снова видеть его перекошенное гневом лицо, она развернула лошадь к ферме Макгрегоров.

– Индия! – послышалось у нее за спиной. – Индия, постой!

Она хотела остановиться и ответить, но испугалась. Страх заставил ее пришпорить лошадь и пустить галопом. Однако лошадь Сида бежала быстрее, и через несколько секунд он поравнялся с Индией.

– Остановись! – крикнул он.

– Нет!

– Индия, ну пожалуйста!

Она все-таки остановилась.

– Я так и думал, что это ты, – сказал Сид, когда их лошади пошли шагом. – В общем, Мэгги сказала… ты ездишь сюда постоянно. Каждый день.

– Ездила, – торопливо возразила Индия. – Но больше не буду. Мы скоро уезжаем, и я…

– Послушай, – перебил ее Сид. – Я хочу извиниться за тот вечер. Я отвратительно себя вел… так нельзя. Я не имел права кричать на тебя… и все такое. Но зачем ты приезжала на ферму Мэгги? Зачем?

– Я же ничего не знала! – чуть не плача, ответила Индия. – Я и подумать не могла, что Сид Бакстер – это ты. Ты не вправе меня упрекать. Я и понятия не имела.

– Не имела? А когда услышала «Сид Бакстер», у тебя внутри не зазвонили колокола?

– Зазвонили. Но честное слово, я не думала, что это ты. Мало ли мужчин с таким именем и фамилией? Я же считала тебя погибшим.

– Я не сплю с тех пор, как тебя увидел. Еда в глотку не лезет.

– Я готова еще раз извиниться, но только не кричи на меня. Иначе я уеду.

– Прости, – уже мягче пробормотал Сид. – Не уезжай. Останься. Пожалуйста. – Он стал торопливо рыться в седельной сумке. – Хочешь перекусить? Я привез сэндвичи. Элис делала. Еще кекс. И немного портвейна. Это все, что у нее нашлось. – (Индия настороженно смотрела на него.) – Я больше не буду кричать. Обещаю. Видишь рощицу огненных деревьев? Можем расположиться под ними.

Она кивнула.

Они проехали к рощице, спешились и привязали лошадей.

– Вот отличное местечко, – сказал Сид, указывая на островок травы, наполовину залитый солнцем и наполовину затененный.

Но никто из них и не думал садиться. Сид теребил седельную сумку. Индия стояла, скрестив руки и обхватив пальцами локти.

– Надо же… ты здесь. В Африке, – наконец произнес Сид.

– Да, Сид. Я здесь.

– Фредди, поди, замиряет обе стороны? Правительство и поселенцев?

– Пытается.

– Думаешь, сумеет?

– Уверена. Он всегда добивается желаемого. Если не одним способом, то другим.

– Он теперь кто? Министр иностранных дел?

– Пока заместитель министра по делам колоний.

– Что ж, недурную карьеру он себе сделал.

– Да. Это он умеет.

– Как Шарлотта?

– Почти оправилась. Спасибо.

– Удивительная девочка. Не по годам смышленая и находчивая. Я таких детей еще не встречал.

Индия прикрыла глаза, борясь с подступающими слезами и сознавая всю нелепость этого разговора. Она стояла рядом с Сидом, которого любила больше, чем кого-либо, и которого считала мертвым. Она стояла рядом с отцом их ребенка, говорила о каких-то пустяках, когда ей отчаянно хотелось подбежать к нему, поцеловать, сказать, что по-прежнему любит его, а потом раскрыть тайну Шарлотты.

– Индия, что-то не так?

– Это я от солнца глаза прикрыла, – быстро соврала она.

Ей пришлось открыть глаза. Индия разглядывала горизонт, стараясь не смотреть на Сида. Ей удалось придать лицу спокойное, отрешенное выражение. Главное – не потерять самообладания. Сид продолжал говорить, а из глубин ее памяти зазвучал другой голос.

– Вы… что? Вы… чувствуете? – сердито спрашивал этот голос. – Джонс, вы записались на мой курс не для того, чтобы чувствовать.

Профессор Фенвик. Она годами не вспоминала о нем. Это очень на него похоже: появиться в нужный момент и прочесть ей нотацию. Однако профессор был прав. Лучше ничего не чувствовать. Чувства стоили очень дорого. Этому учил ее Хью Маллинс, потом Уайтчепел. Но самым лучшим учителем оказался Сид Мэлоун.

– Я просто хотел еще раз сказать тебе, что сожалею о своем скотском поведении в тот вечер. Поверь, мне очень стыдно. И я рад, что у тебя в жизни все хорошо и ты счастлива.

Слушая его слова, Индия чуть не задохнулась от злости. Она лихорадочно пыталась затолкать злость поглубже, но не могла. Та продолжала бурлить, не подчиняясь волевым приказам. Ну почему Сиду всегда удавалось ее разозлить, причем сильно? Так было в притоне Тедди Ко, в Королевской бесплатной больнице, в «Баркентине», у нее дома, на темных улицах Уайтчепела. В те дни их разговоры неизменно превращались в словесные перепалки. Даже сейчас, искренне пытаясь извиниться, Сид только больше ее злил.

– …ты заслуживаешь счастья, – продолжал он. – Больше, чем кто-либо.

Ее злость мгновенно переросла в гнев. Это уже слишком. Слышать от любимого человека, что он рад за нее и считает, будто она счастлива замужем за ненавистным Фредди. Такое было просто невыносимо.

– Ты всерьез так думаешь? – спросила Индия, забыв предостережения Фенвика. – Думаешь, я счастлива, будучи замужем за Фредди?

– А разве нет?

– Представь себе, безнадежный идиот! Нет!

Сид поморщился:

– Ты это… полегче. Я пытался сказать тебе что-то приятное.

– Ничего себе приятное! Ты глуп и бессердечен.

– Я что-то тебя не пойму. Отчего ты несчастлива? У тебя же есть все основания купаться в счастье. – Голос Сида вновь стал резким. – Разве ты не получила всего, чего хотела? Вместо преступника ты замужем за обаятельным, уважаемым человеком? Так в чем же дело? Или тебе мало всех ваших домов, лошадей, званых обедов и балов?

– Представь себе, мало. Прощай, Сид!

Индия стремительно повернулась. Нужно уезжать от него. Сейчас же, пока не потеряла самообладание.

– Не спеши. – Сид схватил ее за руку и развернул лицом к себе. – Тогда какого черта ты вышла замуж за Фредди? – спросил он.

– У меня были свои причины, – огрызнулась Индия, пытаясь вырваться, но Сид не отпускал.

– Я даже знаю какие. Джо Бристоу и Джемма Дин. Ты решила, что это я расправился с ними, и послала подальше наши планы.

– О чем ты говоришь!

– Я хочу знать лишь одно. К тебе приходили полицейские или ты сама заявила в полицию?

– Какая полиция? Я вообще не понимаю твоих слов.

– Арден-стрит. Ты им рассказала про Арден-стрит и помогла заманить меня в западню.

– Нет, – возразила Индия. – Неправда. Они как-то узнали.

– Еще бы не узнать, когда ты им сказала!

– Ты всерьез так думаешь? Думаешь, что я предала тебя ради замужества с Фредди? Ради тебя я пожертвовала всем: медициной, больницей, домом. Всем, понимаешь? – выкрикнула Индия. – Ради тебя я пожертвовала своей жизнью.

Индия плакала. Не в силах вырваться из рук Сида, она уткнулась лицом ему в грудь.

– Тогда как они узнали? Дональдсон говорил: «Твоя леди нам сообщила».

– Он имел в виду Джемму Дин, а не меня. Перед смертью она успела назвать Фредди адрес. Во всяком случае, он всегда так говорил. – Индия подняла глаза на Сида. – Почему ты тогда не пришел за мной? Я ждала, ждала. До Арден-стрит и после. Я сходила с ума от беспокойства и ожидания.

– А я думал, ты предала меня. Больше не захотела связываться со мной. – Казалось, кто-то залез внутрь Сида и вырвал его душу. – Все эти годы…

– Все эти годы я думала, что ты мертв. А ты все эти годы меня ненавидел.

– Я никогда не испытывал к тебе ненависти. Жалел, что ее нет. Так было бы гораздо легче жить. – У него дрогнул голос.

Индия услышала его боль, всколыхнувшую ее собственную. Это было невыносимо. Ей захотелось утешить Сида. Она инстинктивно притянула его к себе и поцеловала.

– Отпусти меня, Индия, – сказал Сид. – Я не знал… думал…

– Ты думал, что я сбежала от тебя к Фредди. Разочаровалась в тебе. Ты думал, я поступила так, потому что недостаточно сильно тебя любила. Боже мой, Сид, ты всегда недооценивал себя! Всегда считал, что недостоин любить и быть любимым.

– Индия, я не могу так. Не могу стоять рядом с тобой, как сейчас, а потом снова уйти.

– Тогда не уходи. Пожалуйста, не уходи, – прошептала она. – Люби меня, Сид. Пусть ненадолго. Всего на час. Но прошу тебя, продолжай меня любить.

Она снова поцеловала Сида. Его запах, вкус его губ, ощущение его тела были для нее, словно дождь в пустыне. Ее душа, иссушенная, потрескавшаяся, почти мертвая, вновь пробудилась к жизни. Индия заплакала, потом засмеялась, крепко обняла Сида, уткнувшись в его шею. А потом уже он целовал ее, крепко сжимая в объятиях.

– Сид, я никогда не переставала тебя любить, – шептала Индия. – Никогда. Ни на один день.

Сид опустил ее на траву. Он не был с ней ни нежным, ни ласковым. Его движения были торопливыми, жесткими, сердитыми и болезненными. Потом он лег на спину, закрыл лицо руками. Индия отвела его руки. Она целовала слезы на его щеках, а потом и его губы. Расстегнув на Сиде рубашку, она стала целовать ему шею и грудь. Медленно, стараясь запомнить каждую секунду их встречи, шершавость его кожи, тепло солнца на ее голой спине. Его тело стало жестче и худощавее, чем шесть лет назад. Лицо и руки сделались от солнца бронзовыми. Губы Индии добрались до места над сердцем. Кожа там была совсем белой и мягкой. Индия целовала и целовала это место. В ней снова вспыхнуло желание. Они снова занялись любовью, но на этот раз медленно и нежно. Индии хотелось, чтобы эти мгновения длились вечность.

Потом она легла, опустив голову ему на грудь. Сид крепко обнял ее, как когда-то в их квартире на Арден-стрит. Они говорили. Сид рассказывал о бегстве из Лондона, о плавании на «Аделаиде», о пьяной ночи в Момбасе, после которой он оказался без пенса в кармане. Потом о Мэгги Карр, спасшей его, и о своей здешней жизни. Свой рассказ Индия начала со страшного дня, когда услышала выкрики разносчиков газет о его смерти. Рассказала о неимоверном горе, обрушившемся на нее. Рассказала, что раз в год приходит на Тауэрский мост и бросает в Темзу цветы. Естественно, она рассказала и о своей бессмысленной, мертвой жизни в роскошном лондонском особняке. Потом призналась, что скучает по медицине, Уайтчепелу, но больше всего по нему. Единственной отдушиной в ее жизни была Шарлотта. Единственным источником счастья и любви.

– Индия, возвращайся ко мне, – произнес Сид, когда Индия закончила говорить.

– Тсс. – Она поднесла палец к его губам. – Не говори об этом. Такое невозможно. Фредди никогда меня не отпустит. Никогда.

– Его можно понять. Он тебя любит. Любит Шарлотту…

– Ошибаешься, Сид. Он не любит ни ее, ни меня, – горько усмехнулась Индия. – Он любит деньги моего отца. Громадные деньги, но они приходят к нему только через меня. Отец нарочно так устроил, чтобы у Фредди не возникло поползновений развестись со мной.

– А разве ты не можешь с ним развестись?

– Он пригрозил мне, если только попытаюсь, он отберет у меня Шарлотту. Я ни секунды в этом не сомневаюсь. У него есть влиятельные друзья в высоких инстанциях. Я никогда не решусь оставить дочь с ним. Это все равно что отдать ягненка волку.

– Тогда я вернусь в Лондон. Мы будем видеться. Иногда…

– Нет, – резко возразила Индия. – Если Фредди вдруг узнает, что ты жив, если у него возникнет хотя бы подозрение, он возобновит охоту на тебя.

– Почему? Я же не стрелял в Джо Бристоу. Это сделал Фрэнки Беттс, за что и угодил в тюрьму. Даже местные газеты писали об этом.

– Он постарается сделать так, чтобы тебя повесили за убийство Джеммы Дин, – сказала Индия.

– Но я не убивал ее!

– Думаешь, для Фредди это имеет значение? В тебе он видит угрозу своему браку и поступлению денег. Сид, он безжалостный человек. Омерзительный. Ты даже не представляешь, насколько омерзительный.

Сид пристально посмотрел на нее:

– Индия, он жестоко обращается с тобой? – (Она отвернулась.) – А с Шарлоттой?

– В основном он ее игнорирует. А вот если рядом оказывается фотограф, сразу начинает разыгрывать заботливого отца.

– Но ведь она его дочь.

Индия снова отвернулась. У нее едва не сорвалось с языка: «Нет, не его. Она твоя дочь». Ей отчаянно хотелось сказать ему правду. Сказать, что Шарлотта – их ребенок. Но она удержалась. Не имела права. Было бы немыслимой жестокостью обрадовать Сида и тут же навсегда лишить его дочери. Вместо этого она сказала:

– Мне пора возвращаться, а то меня хватятся. Надо вещи собирать. Завтра утром мы уезжаем в Найроби.

Она надела камисоль, блузку, затем застегнула пуговицы на юбке для верховой езды и встала.

– А потом вы отправитесь в Лондон, – бесцветным голосом произнес Сид и тоже встал.

– Вначале еще придется выдержать семейную идиллию в доме у подножия горы Кения. Потом да, возвращаемся в Лондон.

– Я только вернул тебя в свою жизнь и вот снова теряю.

– И я тоже.

Индия думала, что расплачется, но слез не было ни у нее, ни у Сида. Боль, которую они испытывали, лежала глубже, чем слезы.

– Завтра я проснусь и подумаю, что это мне приснилось, – сказал Сид. – И снова ничего.

– У нас останется этот день, – напомнила ему Индия. – Память о нем. О нашей любви. Этого у нас никто не отнимет. Теперь я знаю, что ты жив. Согласись, это гораздо больше, чем у меня было до сих пор.

– Если бы я смог приехать в Лондон. Найти бы способ…

– Прошу тебя, не рискуй.

– Я люблю тебя, Индия.

– И я тебя люблю.

Они стояли, крепко обнявшись. Никто не хотел размыкать руки, ведь они видятся в последний раз. Не выдержав, Индия первой разорвала объятия. Она прижала руку Сида к своей щеке и сказала:

– Где бы я ни находилась, что бы ни делала, знай: я люблю тебя и думаю о тебе. Всегда, Сид. Пока жива.

Поцеловав его в последний раз, Индия вскочила в седло и поехала на ферму Макгрегоров. Там Фредди, напомнила себе Индия. Никаких слез, эмоций, проявления слабости. Раскрасневшиеся щеки и выбившиеся локоны легко объяснить долгой ездой. Фредди не должен ничего заподозрить. От этого зависело счастье Шарлотты и жизнь Сида Мэлоуна.

Индия сидела в седле прямая как стрела, постоянно пришпоривая лошадь. Назад она ни разу не оглянулась. 

Глава 108

– Положение безнадежное. Абсолютно безнадежное, – сказал доктор Росендо Рибейро, единственный в Найроби врач. – Такого ужасающего перелома я еще не видел. Где ваша подруга так навернулась?

Шейми вкратце рассказал о происшествии на Килиманджаро и о том, как он нес Уиллу на себе, а затем вез на поезде в Найроби. Был вечер. Поезд только-только пришел в Найроби. Поездка показалась ему бесконечной. Вытащив Уиллу из вагона, Шейми спросил первого прохожего о местонахождении больницы. Тот махнул в сторону шаткой хижины почти рядом со станцией. Шейми бросился туда, неся на руках бездыханную Уиллу. Больница представляла собой один-единственный врачебный кабинет, немногим лучше полевого госпиталя. Земляные полы, продавленные койки, ржавая раковина и мухи.

– Говорите, она сломала ногу пять дней назад? – повторил доктор Рибейро. – То есть ваша подруга целых пять дней находилась в этом состоянии? Удивительно, что она до сих пор жива. Она должна уйти.

Шейми сознавал, что говорит с иностранцем. Возможно, врач употребил не тот оборот.

– Как уйти? Она не может ходить. Она должна остаться. Ей требуется помощь.

– Не она. Нога. Ногу придется отнять чуть ниже колена. Постараемся ампутировать как можно ближе к перелому, но все зависит от распространения гангрены.

– Нет! – крикнула Уилла; она пришла в сознание и теперь пыталась сесть на койке, куда ее положил Шейми. – Я вас слышала. Не смейте трогать мою ногу!

– Мисс Олден, без ампутации вы умрете, – сказал Рибейро.

В кабинет прошмыгнул какой-то молодой человек.

– Мистер Пинто, вы вовремя. Мне сейчас понадобится ваша помощь. Извольте мыть руки! – рявкнул на него Рибейро. – Ваша гангрена распространяется, – продолжал врач, снова обращаясь к Уилле. – Соединить кости не представляется возможным. Они слишком раздроблены. Операция – ваш единственный шанс.

Уилла повернулась к Шейми.

– Не позволяй ему, – взмолилась она. – Пожалуйста, не давай ему резать.

Шейми нагнулся, откинув ей волосы со лба. Там запеклась кровь. Пока он бегал останавливать поезд, Уилла попыталась застрелиться. Ее спасла слабость рук. Пуля попала не в лоб, а пролетела мимо, слегка задев висок. Шейми объяснил себе, что Уиллой двигало желание избавиться от невыносимой боли, временно помутившей ей рассудок.

– Уилла, твоя нога находится в критическом состоянии, – постарался объяснить ей Шейми. – Организм больше не в силах бороться с гангреной. Если не сделать операцию, ты умрешь.

– Если мне отнимут ногу, я точно умру! – закричала она. – Я умру, если больше не смогу ходить в горы.

– Мистер Финнеган, ваша подруга не в своем уме. Гангрена очень часто сопровождается бредовыми состояниями. Но ваш рассудок, к счастью, работает здраво. Мне требуется ваше решение. Немедленное, – сказал врач.

Шейми прижал ладони к глазам. Он не знал, как поступить. Если он согласится на ампутацию, то предаст все жизненные планы и мечты Уиллы. Если нет, она умрет.

– Мистер Финнеган!

– Делайте операцию.

– Нет! – закричала Уилла. – Шейми, пожалуйста! Скажи им!

– Уилл, все будет хорошо, – дрогнувшим голосом произнес Шейми. – Все будет хорошо.

– Мистер Финнеган, прошу вас, отойдите в сторону, – сказал Рибейро и подозвал ассистента. – Пинто, хлороформ.

Ассистент подошел к Уилле, держа маску. Уилла оттолкнула его, сбросив маску на пол. Доктор Рибейро прижал ей руки к койке.

– Быстрее, мистер Пинто.

– Нет! – завопила Уилла, отчаянно мотая головой. – Нет!

Ассистент слегка придавил ей голову и быстро приложил к лицу маску. Умоляющие, полные страха глаза Уиллы искали глаза Шейми. Ему пришлось отвернуться.

– Так, мисс Олден. Вот и умница, – успокаивающим тоном произнес доктор Рибейро. – Сделайте глубокий вдох. Хорошо. Еще один…

Через несколько секунд Пинто сообщил:

– Она без сознания.

– Не будем терять время. Промойте спиртом участок от колена до перелома. Затем принесите мне костную пилу, скальпели, зажимы, термокаутер, нитки и иглы.

– Боже милостивый, какой ужас, – сказал Пинто, разрезав окровавленную повязку на ноге Уиллы. – Обильное гниение мышц и…

– Благодарю, мистер Пинто, – прервал ассистента доктор Рибейро и повернулся к Шейми. – Мистер Финнеган, если ваши нервы не из крепчайшей стали, рекомендую вам уйти. В городе есть неплохой отель. Называется «Норфолк». Отсюда недалеко. Мы сами позаботимся о мисс Олден.

Шейми не хотелось оставлять Уиллу.

– Мистер Финнеган, пожалуйста, уходите, – сказал доктор Рибейро.

– Я могу… хоть что-то сделать для нее? – спросил Шейми.

– Можете, – ответил врач. – Молитесь. 

Глава 109

Том Мид просунул голову в дверь кабинета, который Фредди Литтон временно занимал в Правительственном доме Найроби. Руки молодого человека сгибались под тяжестью папок и документов.

– Доброе утро, сэр.

– Доброе, – рассеянно ответил Фредди.

Он был поглощен статьей для читателей «Таймс», где подробно расписывал свою охоту на льва в Тике. Об исчезновении Шарлотты и последующих ее поисках он решил умолчать, иначе читатели сочтут те места опасными, а его самого – беспечным отцом.

– Ваш график, сэр, – сказал Том, кладя перед ним машинописный лист.

Фредди пробежал строчки.

– Вам не стоило возвращаться в Найроби, – пошутил Том. – В городе только и разговоров о вашем возвращении. В десять часов вам предстоит перерезать ленточку на местном ипподроме. Полагаю, это связано с новой конюшней. В одиннадцать у вас встреча с топографом из провинции Сейиди. Речь пойдет о пограничном споре с немцами в районе Ванга. В полдень вы встречаетесь за ланчем с членами Торговой ассоциации, а в два часа – с районным уполномоченным Северного кордона. После этого я постарался не планировать никаких встреч, чтобы вы могли отдохнуть и спокойно подготовиться к обеду в резиденции губернатора. – Том начал выкладывать на стол принесенные папки. – Эти материалы могут вам понадобиться для поддержания разговоров за столом. Здесь собраны данные о населении Британской Восточной Африки по каждой провинции, а также дана классификация ферм по размеру и виду выращиваемых культур…

– Есть новости из Лондона? – нетерпеливо спросил Фредди.

– Да. Телеграмма из Скотленд-Ярда. – Том достал из другой папки телеграмму.

– Молодчина, Том. Благодарю, – обрадовался Фредди и потянулся за телеграммой.

Два дня назад он отправил телеграмму Элвину Дональдсону, ставшему начальником отдела в Скотленд-Ярде, и попросил поднять отчет коронера о вскрытии тела Сида Мэлоуна. Фредди интересовало, насколько достоверным является опознание. Дональдсон ответил, что достоверным опознание считать нельзя, и назвал причины. Тело, выловленное из Темзы поздней осенью 1900 года, успело сильно разложиться. Лицо утратило узнаваемые черты, на голове осталось лишь несколько прядей рыжих волос. В одежде мертвеца нашли личные вещи, принадлежавшие Мэлоуну, по которым и заключили, что это он. Так Фредди и думал. Сид Мэлоун имитировал смерть. Фредди это знал и без ответа Дональдсона, просто решил получить дополнительное подтверждение. Самого Мэлоуна, живого и здорового, он не далее как пять дней назад собственными глазами видел в Тике.

Если до поездки на ферму Мэгги Карр его заботило состояние Индии, то по возвращении оттуда Фредди всерьез опасался ее намерений. Вовсе не тяга к прогулкам верхом заставляла ее каждое утро вскакивать в седло. Причиной был Мэлоун. Однажды она уже бросила Фредди ради Сида и может сделать это снова. На этот счет у лорда Литтона не было никаких сомнений.

Он вспомнил, как выглядела Индия три дня назад, накануне их отъезда в Найроби. Подавленная, с раскрасневшимися щеками и растрепанной прической. Эта хитрая сучка встречалась с Мэлоуном. Наверное, уже строила план побега, соображая, когда и где лучше сбежать. Такого Фредди ей ни в коем случае не позволит. Он слишком много сил потратил на свой путь к креслу премьер-министра, а потому ничто и никто его не остановит.

– Вы узнали что-то важное, сэр?

Напряженный, беспокойный, ушедший глубоко в свои мысли, Фредди напрочь забыл, что помощник районного уполномоченного никуда не ушел и по-прежнему стоит возле стола, ожидая дальнейших указаний.

– Да, Том, – нарочито серьезным тоном ответил Фредди, посмотрев на Мида. – Боюсь, что так. Рядом с нами находится очень опасный человек. Беглый преступник, которого в Лондоне разыскивают за убийство. Я незамедлительно должен увидеться с губернатором. Этого человека нужно немедленно разыскать и взять живым.

– Убийца? В наших краях? Боже милостивый, кто же это?

– В Лондоне его знают под фамилией Мэлоун. Сюда он явился под другой. Бакстер. Сид Бакстер.

– Сид Бакстер? Здесь какая-то ошибка, сэр. Я не верю.

– Том, меня не волнует, во что вы верите, – улыбнулся Фредди.

Глаза Мида посуровели.

– Существуют протоколы, – холодно сказал он. – Даже в Найроби. Губернатор не единственный, кого необходимо уведомить. Позвольте спросить, что вы намереваетесь делать?

– Разумеется, перво-наперво я намереваюсь арестовать этого Мэлоуна-Бакстера. Затем передать в руки правосудия и добиться, чтобы его повесили. 

Глава 110

– Вы чувствуете запах отчаяния? – спросил Джо. – Видите его? Осязаете?

Джо всегда считал отчаяние чем-то неосязаемым, относящимся к состоянию ума. Так было, пока он не познакомился с Уандсвортом. Здесь отчаяние ощущалось повсюду. Оно бродило по коридорам, отдавалось эхом в глухих шагах надзирателей. Оно сочилось по серым гранитным стенам, накапливалось в их трещинах, наполняло помещение отвратительным запахом плесени. Отчаяние проникало в плоть и кровь, неотступное, сырое, холодное, сравнимое с холодом могилы.

– Уандсворт в свое время считался образцовой тюрьмой, – бодрым тоном произнес начальник тюрьмы, сопровождая Джо из кабинета в комнату свиданий. – Ее построили в тысяча восемьсот пятьдесят первом году. Круглая форма была выбрана не случайно. Ее называли «паноптикон». Коридоры с камерами по обеим сторонам расходятся радиусами из центра. Надзиратели дежурят в центре, откуда легко просматривается каждый коридор. Радиальная система считалась новым типом гуманной тюрьмы. Паноптикон, – повторил начальник, наслаждаясь звучанием этого слова.

– В самом деле? Говорите, гуманная?

– Относительно, конечно.

– Гуманность не может быть относительной. Она либо есть, либо нет.

Начальник улыбнулся:

– Все относительно, мистер Бристоу. Вам доводилось бывать в Рединге?

– Нет.

– Та тюрьма старше Уандсворта всего на несколько лет, но построена по совершенно другому принципу. Там все основано на мертвой тишине и разделенности. Камеры-одиночки с крепкими дверями без решетчатых окошек, чтобы заключенные не видели друг друга. Невероятно толстые стены, заглушающие любые звуки из соседней камеры. Заключенных выводили из камер в матерчатых масках, полностью закрывающих лица. Только прорези для глаз. Еду приносили прямо в камеры. Узники жили в изоляции, лишенные контакта с другими. Никаких удобств. Никто из сокамерников дружески не похлопает тебя по плечу, не ободрит, если ночью тебе стало тошно и ты готов выть. Устроители тюрьмы думали, что изоляция позволит заключенным осознать свою вину и исправиться, а заключенные сходили с ума. Вот такая гуманность, мистер Бристоу. А если уж мы заговорили о сумасшествии, позвольте узнать, как прошла ваша прошлая встреча с нашим приятелем Беттсом?

– Неважно.

– Может, в этот раз он будет словоохотливее, – вздохнул начальник. – Я надеюсь, поскольку следующей встречи может и не быть. Ему недолго осталось мучиться в нашем мире. Туберкулез, да еще в тюремных условиях.

– Так я и думал, – сказал Джо, вспомнив ввалившиеся глаза Фрэнки и нездоровый румянец щек.

– Тогда не буду вам мешать. Только прошу находиться по другую сторону стола и не приближаться к Беттсу. Разумеется, в комнате дежурит надзиратель, но от непредсказуемого поведения никто не застрахован.

– Фрэнки не сможет причинить мне большего вреда, чем уже причинил, – засмеялся Джо.

Начальник тюрьмы ушел. Джо подъехал к одному из длинных столов. Сегодня он сделает еще одну попытку получить ответы от Фрэнки Беттса. Необходимость держать в тайне от Фионы то, что он узнал о Сиде и ребенке Сида, губительно действовала на Джо, однако он не мог предать Эллу. Или доктора Джонс. Или ребенка. У Джо были связаны руки, и каким образом их развязать, он не знал. Интуиция подсказывала: если и есть шансы это сделать, все они так или иначе зависят от Фрэнки Беттса.

Через несколько минут тяжелая железная дверь отворилась. Надзиратель ввел Фрэнки.

– Черт побери! – пробормотал Фрэнки. – Только тебя мне и не хватало.

Вид у него был ужасный. Настолько ужасный, что Джо почти пожалел его. Почти.

– Здравствуй, Фрэнки. Я тоже рад тебя видеть.

– Я хочу назад в камеру, – буркнул надзирателю Фрэнки.

– Садись, Беттс, – равнодушно ответил надзиратель.

– Я тут провел кое-какое расследование, – начал Джо.

– Ну да, ты теперь Шерлоком Холмсом заделался.

– Разузнал про доктора. Того, что ты упомянул в прошлый раз. Ты лишь не сказал, что это женщина. Доктор Джонс. Представляю, как сильно она тебе досадила. Увела Сида. Согласен?

– Никогда не слыхал про такую и вообще не знаю, о чем ты говоришь. Не тратил бы ты зря время.

– Ты сильно разозлился на Сида. Было такое? Ты не хотел, чтобы эта женщина его уводила. Тебе хотелось любой ценой вернуть его в ваше преступное братство. Потому ты и стрелял в меня. Чтобы ткнуть Сида лицом в дерьмо. Заставить залечь на дно. Снова превратиться в преступника.

– Тебе бы романчики пописывать. Умеешь наворотить разной чертовщины.

– Те, с кем я говорил, Фрэнки, считают, что это ты убил Джемму Дин. По их мнению, у тебя была причина. Покушение на меня не удалось, и тебе понадобилась другая жертва, тогда Сид носа не высунет.

– Плевать мне, кто там что считает. Джемма давным-давно мертва. И Сид тоже.

Джо подался вперед:

– У меня есть для тебя новость… Сид не погиб. Он жив. Спросишь, а как же тело, выловленное из реки? Это чужое тело. Он имитировал смерть, чтобы покинуть Лондон.

– Врешь ты все, – сказал Фрэнки, однако в его глазах мелькнуло сомнение.

– Не вру. – Джо откинулся на спинку коляски, немного помолчал. – Сид не убивал Джемму. Я это знаю, поскольку имеется его признание. И ты ее не убивал. Доказательств у меня нет, но каким-то образом я это знаю. Тогда кто ее убил? Кто, Фрэнки?

Ответом был кашель заключенного. Сильный, надсадный, заставивший Фрэнки вытирать кровь с губ.

– Фрэнки, ты умираешь, – тихо сказал Джо. – Не забирай Сида с собой. Дай ему жить. Дай возможность вернуться домой.

Фрэнки смотрел в пол. Смертельно больной, сломленный, с землистым лицом. Джо видел, что он борется. С болезнью, совестью и самим собой.

– Прошу тебя, Фрэнки. Тебя не кто-то просит. Я. Человек, которого ты обрек весь остаток жизни провести в инвалидной коляске. Есть у тебя какие-либо соображения насчет того, кто убил Джемму Дин?

– Есть, начальник, – ответил Фрэнки, поднимая глаза на Джо. – Угадал. Есть у меня мыслишка. Я там был и видел его. 

Глава 111

Сид знал.

Он знал это раньше, чем запряженная волами повозка остановилась у дома Мэгги. Раньше, чем сопровождавшие повозку всадники спешились и привязали лошадей. Раньше, чем люди из Найроби поднялись к Мэгги на крыльцо. Сида насторожила пыль, клубящаяся вдали над красной грунтовой дорогой. Вот тогда он и понял: все кончено. Это за ним. Где-то в глубине души он всегда знал, каким образом закончится его отсрочка.

Он набивал новые подковы на копыта лошади Мэгги, когда Баару крикнул ему о появлении чужаков. Сид выпрямился, посмотрел на дорогу. Потом доделал начатое, велел Баару отвести кобылу в сарай, а сам пошел к себе и умылся. Сид не суетился. Он собрал в кожаный саквояж свою немногочисленную одежду и книги. Он знал, как долго тянутся дни в тюрьме.

Надо было бы дать деру, подумал он. Убраться подальше. Залезть в самую чащу и спрятаться там. Почему я этого не сделал?

Он знал почему. Ему хотелось видеть Индию. Быть рядом с ней. Так ли уж важно, если теперь его упекут в тюрьму? Если повесят? Ради чего ему жить? На мгновение его охватила глубокая, неукротимая тоска по жизни, которая была у него здесь. Потом он спросил себя: по какой жизни? Жизнь у него могла бы сложиться только с Индией. А здесь у него не было жизни. Просто существование.

Закончив сборы, он отправился к Мэгги, вошел через заднюю дверь, миновал кухню Элис и остановился у двери гостиной. Там сидели с полдюжины приехавших. Там же была и сама Мэгги.

– Если вы не отведете нас к нему, мы это сделаем сами, – заявил один из незваных гостей.

Это был судья Эварт Гроган из Найроби.

– Я никуда вас не поведу, покуда не скажете, что все это значит, – ответила Мэгги. – Чертовщина какая-то! Врываетесь в мой дом, начинаете мне приказывать, заявляете, что вам понадобился мой управляющий. А зачем он вам – ни слова.

– Все в порядке, Мэггс. Я уже здесь, – сказал Сид.

– Сид, вам известно, зачем мы приехали? – спросил Гроган.

– Догадываюсь.

– Взять его! – распорядился Гроган.

К Сиду подошел полицейский, снял с пояса наручники.

– Сид Мэлоун, вы арестованы по обвинению в убийстве Джеммы Дин.

– В убийстве? – пронзительно выкрикнула Мэгги. – Вы что, спятили? Его фамилия Бакстер, а не Мэлоун. Дурни, вы собираетесь арестовать не того. А ну отпустите его!

– Этого, мэм, я сделать не могу, – ответил полицейский, защелкивая наручники на запястьях Сида.

– Кто-нибудь объяснит мне, что происходит? – закричала Мэгги.

Полицейский вывел Сида на крыльцо. Раздался хлопок, за которым последовала ослепительная вспышка.

– Это что еще за чертовщина?! – крикнула Мэгги, лихорадочно оглядываясь по сторонам.

На ее лужайке расположился фотограф, голова которого скрывалась под черной накидкой.

– Ах ты, сукин сын! – заорала Мэгги.

Подбежав к фотографу, она что есть силы ударила его ногой в зад. Он потерял равновесие и упал вместе с треногой и аппаратом.

– Убирайтесь прочь с моей земли! Немедленно!

– Миссис Карр! Пожалуйста, успокойтесь!

Мэгги стремительно повернулась:

– Том Мид! Это ты там прячешься? Что за комедию вы тут устроили?

Том стоял в ее палисаднике.

– Мне очень жаль, Мэгги, но нам придется его увезти. Распоряжение губернатора.

– Увезти? Куда?

– В Найроби. В тюрьму.

– Мэггс, они явились меня арестовать, – объяснил ей Сид. – Они считают меня виновным в убийстве женщины. Давнишнем, еще в Лондоне. Ее звали Джемма Дин.

– Но ты ее не убивал?

– Нет.

– Тогда тебе не о чем беспокоиться. Я через два дня приеду. Вот только попрошу Рооса или ребят Томпсона присмотреть за фермой. Не волнуйся, Сид. Я найму тебе адвоката. Не успеешь и глазом моргнуть, как тебя выпустят. – Она повернулась к Грогану. – А вам это будет стоить головы! Каковы наглецы! Вторгаются на мою землю, вламываются в мой дом и забирают моего управляющего…

Пока Мэгги продолжала честить Грогана, Мида и остальных, Сид увидел высокого блондина, стоявшего поодаль. Как он ни крепился внутри, по спине пробежал холодок, когда блондин приблизился к нему.

– Давненько не виделись, мистер Мэлоун.

– Не так уж и давно, Фредди.

Раскрасневшаяся, вспотевшая Мэгги схватила Сида за руку:

– Не волнуйся, парень. Я вытащу тебя из тюрьмы. Еще до начала урожая вернешься домой.

Сид посмотрел в жестокие, торжествующие глаза Фредди и тихо сказал:

– Нет, Мэгги. Сомневаюсь, что вернусь. 

Глава 112

– Фредди, зачем ты это сделал? Зачем? – крикнула Индия, ворвавшись в спальню мужа.

Фредди стоял перед высоким зеркало-псише, завязывая галстук виндзорским узлом.

– Что сделал, дорогая? – невозмутимо спросил он, поворачиваясь к жене.

– Ты прекрасно знаешь что!

– Изволь говорить тихо. Не забывай, мы в гостях у губернатора.

– Жена губернатора только что рассказала мне об аресте Сида. За чаем и тостами.

Услышав шокирующую новость, Индия едва сдержалась, чтобы не закричать и не заплакать. Ей понадобилась вся сила воли, чтобы доесть завтрак и с любезной улыбкой покинуть говорливую леди Хейс Садлер.

– Фредди, отпусти его, – потребовала Индия.

– Ты преувеличиваешь мои властные полномочия.

– Этого нельзя было делать.

– Индия, моя совесть…

– Твоя что?

– …попросту не позволит мне закрыть глаза на требования закона. Закоренелый преступник и злодей не может разгуливать на свободе.

– Это ты злодей, Фредди, а не Сид.

– Я не убивал Джемму Дин.

– И он тоже.

– Это будет решать судья.

– Судья, которого ты купишь с потрохами.

Фредди взглянул на галстук. Узел получился кривым. Фредди чертыхнулся и стал завязывать снова.

– Как ты узнал? Следил за мной?

– Я поехал на ферму Маргарет Карр. Хотел познакомиться с хозяйкой. И вдруг увидел там его. Мне не оставалось ничего иного, как добиться ордера на его арест. Не сделай этого, я бы пренебрег своими обязанностями заместителя министра.

– Его повесят, и ты это знаешь. Если будешь настаивать, его непременно осудят и повесят.

– Я очень на это надеюсь.

У Индии перехватило дыхание.

– Но почему, Фредди? Зачем проявлять такую жестокость?

– Человек должен защищать то, что ему принадлежит.

– Чего ты хочешь? Денег? Домов. Я отдам тебе то и другое. Отпишу на твое имя. Я отдам тебе все, – заявила Индия, в голосе которой прорывалось отчаяние. – Только отпусти его. Пожалуйста.

– Боюсь, это не так легко, как ты думаешь. Твой своевольный отец выдвинул весьма жесткие условия по части нашего брака. Ты и сама знаешь, дело не только в деньгах. Я должен заботиться о своей репутации. Мне никогда не стать премьер-министром, если моя жена вдруг сбежит со своим неотесанным любовником.

Индия набрала побольше воздуха, чтобы не сорваться на услышанное оскорбление. Раньше она бы ни за что не отважилась на такое, ибо слишком боялась последствий. Сейчас от нее требовались решительные действия, иначе Сид погибнет.

– Если Сида Мэлоуна будут судить беспристрастно и оправдают, даю тебе слово: больше я не стану искать с ним встреч. Я целиком сохраню видимость твоей верной жены. Но если его повесят, я с тобой разведусь. И не только. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы уничтожить твою репутацию.

– Если ты дорожишь Шарлоттой, ты этого не сделаешь, – со смехом ответил Фредди.

Индия предвидела его угрозу и была к ней готова.

– Как бы я ни дорожила Шарлоттой, я это сделаю. Ты забываешь, что у меня есть собственные средства. Мне по карману нанять своих адвокатов. Лучших в Лондоне. Можешь не сомневаться, я добьюсь развода. Я заберу Шарлотту, а в придачу разрушу твою карьеру. И тогда тебе уже не быть премьер-министром. Никогда.

Фредди нахмурился, задумчиво разглядывая свое отражение в зеркале.

– Могу сказать, что в дополнение к разводу ты получишь изрядный скандал. Но если ты хотя бы попытаешься пойти на этот шаг, обещаю: Шарлотту ты больше не увидишь. У меня много друзей в высших кругах лондонской адвокатуры, в Министерстве внутренних дел и даже на Даунинг-стрит. Я обращусь ко всем и добьюсь, чтобы тебя лишили родительских прав как безответственную мать.

– Ты блефуешь, – сказала Индия, чувствуя, что Фредди нервничает, сознавая ее преимущества. – Тебе придется доказывать мое аморальное поведение, чего ты не сможешь, поскольку я не вела себя аморально. За все годы нашего брака я не сделала ни одного опрометчивого шага, и ты никак не сможешь уличить меня в чем-либо.

– За время нашего брака нет, зато есть немало фактов до него. Как насчет противозачаточных средств, которые ты нелегально распространяла среди своих пациенток? Уверен, Эдвин Гиффорд охотно это подтвердит. Как насчет времени, проводимого тобой с известным преступником Мэлоуном? Хозяйка дома на Арден-стрит, где вы снимали квартиру, расскажет суду, как вы разыгрывали перед ней и остальными супружескую пару. Напомнить тебе о спектакле, который ты устроила, чтобы вырваться из дома семьи Московиц и предупредить Мэлоуна о полицейской засаде? Пособничество беглому преступнику тоже не говорит о твоих высоких моральных качествах. Вряд ли такой матери можно доверить воспитание малолетней дочери. Согласна? Что, нет? Впрочем, твое согласие или несогласие уже не будет играть никакой роли. Суд примет мои доводы.

Фредди закончил возиться с галстуком и теперь стоял рядом с Индией. Настолько близко, что она чувствовала запах его мыла и накрахмаленной рубашки. Она заставила себя взглянуть на него. Когда их глаза встретились, он сказал:

– Посмей только развестись со мной, и ты больше никогда не увидишь Шарлотту. Ни в выходные, ни в Рождество, ни даже в день ее рождения. Я отправлю ее жить в Блэквуд с единственной гувернанткой, которую выберу сам и которой дам четкие указания. Я найду желчную, суровую старуху. Шарлотте я скажу, что ты бросила ее, поскольку больше не любишь. Я разобью ей сердце, и виновата в этом будешь только ты. Делай выбор: любовник или дочь.

Индия закрыла глаза. Какой же дурой она была, думая, будто сумеет его победить. Нет у нее выбора и никогда не было.

В дверь громко постучали.

– Войдите, – прорычал Фредди.

– Прошу прощения, леди Индия, – сказала вошедшая горничная. – Извините, что помешала. Я лишь хотела спросить: вам для отдыха возле горы Кения понадобятся вечерние платья или я могу их упаковать для возвращения в Лондон?

У Индии разрывалось сердце, но она заставила себя ответить горничной:

– Можешь отсылать их в Лондон, Мэри. Добавь к ним платья для чайных церемоний и костюмы для верховой езды.

– Да, мэм, – ответила Мэри и удалилась, плотно закрыв дверь.

– Очень разумно с твоей стороны, старушка. А теперь, с твоего позволения, я займусь работой. Да и тебя ждут сборы в дорогу. Только подумай… семейный отдых. Две недели вместе. Какое замечательное время нас ожидает. С нетерпением жду, когда оно наступит. 

Глава 113

Шейми стоял на крыльце больницы доктора Рибейро и заглядывал в окно. Солнце еще не взошло, но внутри горела керосиновая лампа, освещая небольшое помещение. Доктор сидел на стуле возле койки и читал. Уилла, накрытая простыней, лежала неподвижно.

Шейми осторожно постучал по стеклу. Вскоре дверь открылась, и доктор вышел на крыльцо.

– Опять вы, мистер Финнеган? – устало спросил он.

Шейми кивнул. Судя по воспаленным глазам и мятой одежде, врач провел бессонную ночь, дежуря у постели Уиллы.

– Я предполагал, что вы придете рано, но не в такую рань. Еще и пяти часов нет. Вам не удалось отыскать «Норфолк»?

– Нашел. Снял номер. Помылся. Лег, думая уснуть, но не смог. Понял, что должен вернуться сюда. Как ее состояние? – спросил Шейми, снова глядя на Уиллу.

– Обнадеживающее, – ответил доктор Рибейро. – У нее бойцовский характер. Операция, естественно, не обошлась без обильного кровотечения. Сейчас она ослабла, но жар немного спал. Теперь, когда опасность гангрены миновала, ваша подруга пойдет на поправку. Я в этом уверен. – Врач вдруг нахмурился. – Женщины переносят такие операции очень тяжело. Для них красивые ножки и изящные ступни очень много значат.

– Уилла не такая, – сказал Шейми. – Для нее были важнее сильные ноги. Она поднималась в горы.

– Что ж, ее подъемы закончились, и это тоже хорошо. О чем она думала? Вершина горы не место для женщины.

– Для нее это было самым лучшим местом, – тихо произнес Шейми.

– Да ну? И смотрите, к чему это привело, – запальчиво произнес Рибейро, явно не привыкший, чтобы с ним спорили.

– Я ей кое-что принес. – Шейми поднял сумку, в которой лежала новая одежда, шоколадные конфеты и самые свежие газеты, какие имелись в Найроби. – Вчера купил. Можно оставить у ее постели?

– Оставляйте. Только постарайтесь не разбудить мисс Олден. Ей сейчас нужно спать. Сон – великий лекарь.

Рибейро ушел в дальний конец комнаты. Шейми услышал звук льющейся воды. Запахло керосином и кофе.

Стараясь ступать как можно тише, Шейми подошел к койке Уиллы. Опуская сумку на пол, он вдруг увидел, что Уилла не спит. Она лежала с открытыми глазами и смотрела в потолок, такая бледная, маленькая, утратившая прежний задор.

– Доброе утро, Уиллс, – прошептал Шейми, коснувшись ее щеки. – Как ты себя чувствуешь?

Уилла не повернулась к нему и даже не взглянула.

– Мне отняли ногу, – глухим, безжизненным голосом произнесла она.

– Знаю, – ответил Шейми, заставив себя посмотреть на очертания ее тела под простыней.

Он увидел правое бедро, часть ноги до колена, а дальше… ничего.

– Как ты позволил ему отнять мне ногу?

– Вспомни, в каком состоянии ты находилась. У меня не было выбора. Без операции ты бы умерла.

– Жаль, что не умерла.

– Не говори так. Ты ведь так не думаешь. Это послеоперационный шок.

– Как я теперь буду заниматься альпинизмом?

– Не знаю, Уилла, – дрогнувшим голосом ответил Шейми. – Не знаю.

Она закрыла глаза. Из-под черных ресниц текли слезы.

– Уилла, не плачь, прошу тебя. Все будет в порядке. Вот увидишь.

Шейми не знал, какие еще слова сказать ей. Ему хотелось обнять Уиллу, поцеловать в бледную щеку, но он не решался, боясь ее гнева и отчаяния. Возможно, она права. Этот доктор не только лишил ее ноги, но и ампутировал ее дух.

– Я тебе кое-что принес. Новую одежду, газеты…

– Я устала, – не открывая глаз, произнесла Уилла.

Шейми кивнул, задетый ее словами, в которых звучало обвинение. Ему хотелось услышать, что Уилла по-прежнему любит его. Хотелось сказать, что и он по-прежнему любит ее. Вместо этого он сказал:

– Отдыхай. Не буду тебе мешать. Я попозже зайду.

Купленную одежду он повесил на спинку стула, конфеты и газеты положил на столик возле ее изголовья. Крупный заголовок верхней газеты сообщал об аресте какого-то местного злодея. Шейми это не волновало. Он уже собирался уйти, как вдруг заметил, что доктор Рибейро делает ему знаки подойти.

– Наша пациентка проснулась? Разговаривает? – спросил врач.

– Сквозь зубы. Винит меня в случившемся. Злится.

– Поначалу они все так себя ведут. Тяжело терять конечность. Принятие этого наступает медленно, но обязательно наступает. Дайте ей время.

Шейми кивнул, устало проведя рукой по лицу.

– Мистер Финнеган, когда вы в последний раз что-то ели?

– Не знаю.

Он действительно не знал и не помнил. Перед ним промелькнули события последних дней, полных страха и отчаяния.

– Кажется, проводник в поезде угощал меня сэндвичем.

– Послушайте, если вы не позаботитесь о своем здоровье, то вскоре окажетесь здесь в качестве второго моего пациента. Возвращайтесь в «Норфолк», закажите себе плотный завтрак, а потом ложитесь спать. Пусть и мисс Олден выспится. Когда вы в следующий раз сюда придете, вам будет легче с ней разговаривать. Вот увидите.

Шейми поблагодарил врача и пошел в отель. По пути он сказал себе, что доктор Рибейро прав. Они с Уиллой оба выжаты до крайности. Вечером он снова зайдет. За это время каждый из них отдохнет и придет в себя. И тогда все будет по-другому. Каждому из них нужно приспособиться к новой реальности.

Найроби не был крупным городом, и через пятнадцать минут Шейми подошел к двери «Норфолка», чистенького каменного отеля с черепичной крышей и просторной верандой.

– Сэр, столовая закрыта до семи, – сообщил ему портье, которого Шейми спросил о завтраке. – Но бар уже открыт. Если вы не откажетесь расположиться там, я распоряжусь насчет кофе и тостов.

Шейми прошел в бар. Несмотря на ранний час, посетителей там хватало. Трое или четверо были плантаторами. Помимо них, в баре сидели священник, двое военных и коммивояжер. Шейми прошел к пустому столику и сел. Почти сразу перед ним появилась официантка. Она принесла кофейник с горячим кенийским кофе. Шейми налил себе чашку и сделал глоток. Следом официантка принесла горячие тосты, свежее масло и миску консервированной клубники. После нескольких дней питания вяленой козлятиной и питья мутной воды кофе и тосты казались величайшей роскошью.

Шейми решил после еды как следует отмокнуть в горячей ванне и улечься спать. Когда он проснется, все будет выглядеть в более привлекательном свете. Шейми в этом не сомневался. Уилла еще не оправилась от шока. Потом ее сознание прояснится, и она поймет, что он принял единственно возможное решение. Он не забыл об их разговоре на вершине. Ничто не заставит его забыть услышанных и произнесенных слов: ни трагическое происшествие, ни пять последующих сумасшедших дней. Он скажет Уилле, что по-прежнему ее любит, и услышит те же слова в ответ. Только это и имело значение. Они оба сильные, они любят друг друга и пройдут через испытание, устроенное им судьбой.

Шейми съел второй ломтик, потягивая крепкий черный кофе. Он вновь начинал ощущать себя человеком. Теперь неплохо бы почитать газету. Возможно, затянуться сигаретой. Но сигарет в баре не продавали, зато газета имелась. Она лежала на столике, рядом с одним из плантаторов.

– Простите, это ваша газета? – спросил у него Шейми. – Вы не возражаете, если я просмотрю ее?

– Пожалуйста. – Человек протянул ему газету и вновь повернулся к друзьям. – Заголовок видели? – громким от изумления голосом спросил у них плантатор. – Бакстера арестовали.

– Сида Бакстера? Парня, который работает на ферме Мэгги Карр?

– Того самого. Оказывается, в Лондоне его разыскивали за убийство. Несколько лет назад он пришил какую-то актриску. Удрал на грузовом корабле. Фамилию поменял.

Шейми похолодел. Отодвинув чашку, он развернул газету.

– Нет, – сказал он себе. – Это не он. Такого не может быть. Мир не настолько тесен. Совпадение, только и всего.

Увы, не совпадение. В газете была фотография. Плохонькая, зернистая, с белой зубчатой линией наискось, словно пластинка, с которой ее делали, треснула. На снимке человек в наручниках спускался с крыльца хижины. Он шел, склонив голову, однако Шейми сразу же его узнал.

То был Сид Мэлоун. Родной брат Шейми. 

Глава 114

Сид сидел на земляном полу тюремной камеры, прислонясь к стене и обхватив голову. К миске с суферией, похлебкой из вареных бобов, он даже не притронулся. На полу валялся грязный, кишащий клопами матрас. В углу стояла помятая жестяная параша.

Он сидел с закрытыми глазами, но не спал. Ночь он тоже провел без сна. Его мучили воспоминания прошлого – жуткие картины пребывания в лондонской тюрьме. Он вновь слышал шаги, приближавшиеся к его камере по ночам. Вновь ощущал страх и отчаяние. Он слышал смех надзирателей, смех Уиггса, обещавшего вернуться.

Прошлое вернулось. И снова отчаяние, удушающий страх, безнадежное одиночество. Сид знал: так будет до самого последнего дня, когда его поведут на виселицу и палач накинет петлю ему на шею. Уиггс был мертв, но остались другие, подобные этому изуверу. Много их, очень много. И все ждут, когда он окажется у них в руках.

Сид снова услышал шаги. Кто-то шел по коридору в сторону его камеры. Звук шагов заставил его вздрогнуть.

– Боже мой, ты! Никак, история повторяется?

Сид поднял голову. Лицо, смотревшее на него по другую сторону решетки, было ему чем-то знакомым, но казалось слишком изможденным и опустошенным.

– Быть того не может, – наконец сказал Сид. – Такого просто не может быть. Шейми?

– Во плоти, – кивнул Шейми. – Той, что осталась.

Сид мигом вскочил на ноги. Шейми протянул руку через решетки. Сид ее пожал.

– Каким чертом тебя сюда занесло? – спросил Шейми.

– Могу задать тебе тот же вопрос.

– Долгая история.

– У тебя есть внимательный слушатель.

Шейми устало рассмеялся.

– Садись, – предложил Сид, указав на стул за спиной брата.

Шейми придвинул стул поближе к решетке и сел. Он подался вперед, упер локти в колени и сцепил пальцы.

– Поверить не могу, – улыбаясь, признался он.

– Я тоже. Но вид у тебя ужасный. Хуже не бывает, – сказал Сид, забыв про свои несчастья. – Что с тобой приключилось?

– Поднимался на Килиманджаро из-за проигранного пари, – ответил Шейми.

Шейми рассказал брату всю историю, начав с шутливого пари в пабе Кембриджа и закончив катастрофой на спуске, изматывающим переходом до железной дороги и операцией Уиллы. Сид с изумлением слушал. Когда Шейми закончил рассказ, Сид тихо присвистнул.

– Она поправится? – спросил он.

– Врач говорит, что да. Не знаю. Сейчас вид у нее страшнее моего.

– Ничего удивительного. Представляю, какую боль ей пришлось вытерпеть. Потом воспаление, операция…

Шейми покачал головой:

– Все еще сложнее. Она выглядит совершенно раздавленной. Такое ощущение, что ее лишили не только ноги. Альпинизм – дело ее жизни, а теперь горы для нее закрыты. Она винит меня. Вслух не говорит, но я знаю.

– Кто она тебе?

Шейми уперся взглядом в сцепленные пальцы:

– Ничего особенного. Просто давнишняя любовь.

От сочувствия брату у Сида защемило сердце.

– Она оправится, парень. Вот увидишь.

Шейми кивнул, но чувствовалось, слова брата его не убедили.

– Мою грустную историю ты знаешь. Теперь расскажи свою.

Сид рассказал ему все. В первый раз он рассказал Шейми об Индии Селвин Джонс. Потом о путешествии в Африку, о встрече с Мэгги и относительно спокойной жизни на ее ферме. Сид признался, что дорожил этим спокойствием, пока несколько дней назад встреча с Индией не разнесла его спокойствие вдребезги. Вскоре произошла другая встреча – с ее мужем.

– В газете пишут, что он добивается твоего возвращения в Лондон и суда по обвинению в убийстве Джеммы Дин.

– Он намерен меня повесить. Уверен, что это так.

– Почему?

– Потому что я для него угроза.

– Его браку?

– Его миллионам.

– К счастью, он не единственный, кто будет принимать решение. Будет суд. Будет судья, присяжные. Они поймут, что никакого дела нет, и выпустят тебя. Обязаны выпустить.

– Ты не знаешь Литтона. Это преступник такого уровня, что в сравнении с ним я выгляжу жалким любителем. Он пропихнет нужный ему приговор. Подкупит судью или запугает.

Отчаяние, временно отступившее от радости встречи с братом, нахлынуло снова.

– Конченый я человек, Шейми.

– Не смей так говорить… – начал Шейми.

Его слова были заглушены сердитыми голосами, донесшимися все из того же коридора.

– Вы обязаны ждать здесь! – утверждал мужской голос, в котором Сид узнал голос надзирателя. – По закону Найроби, к заключенному допускают только по одному посетителю.

– Прочь с дороги, Джордж! Я целых два дня тащилась сюда по жаре. Ферму свою оставила под присмотром пьяного дурака. Женщины у меня на полях отказываются работать. И пока я здесь торчу, семьсот акров кофейной плантации того и гляди сгинут. И все потому, что этот чертов Хейс Садлер арестовал моего управляющего. Так что возьми свой закон и подотри себе задницу. Пропусти меня к нему!

Этот голос Сид тоже узнал.

– Привет, Мэггс, – сказал он, когда она появилась в поле зрения. – Как вижу, ты сумела подвинуть Джорджа.

– Напыщенный болван! – прорычала Мэгги. – Можно подумать, у него тут содержится Джек-потрошитель… Постой! А это кто? Парень здорово похож на тебя!

Шейми встал.

– Познакомься с моим младшим братом Шеймусом Финнеганом. Шейми, и ты познакомься. Это миссис Маргарет Карр. Я работал на ее ферме.

– Как твоего братца сюда занесло? – поинтересовалась Мэгги.

– Это долгая история, мэм, – ответил Шейми.

– Ладно, потом расскажешь. Сейчас поговорим о более важном. – Мэгги тяжело плюхнулась на освободившийся стул. – Я побывала у этого проныры Тома Мида. Заставила его рассказать, что затевается. Тебя здесь продержат еще три дня, а потом поездом отправят в Момбасу. Там погрузят на почтовое судно – и в Лондон. Прямиком в Уандсворт.

Услышав знакомое название, Сид закрыл глаза. Само это слово вызывало у него глубочайшую тошноту.

– Сид! Сид! Ты меня слушаешь? Слушай внимательно. Нам нужно что-то придумать. За тем я и пришла. План разработать. Давай кумекать.

– Какой план? – открыв глаза, спросил Сид.

– Твоего побега, – шепотом ответила Мэгги.

– Я не собираюсь бежать. Пусть везут в Лондон. Меня это уже не волнует. Мне не для чего жить.

– Перестань молоть чепуху! Даже думать так не смей! Тебе нужно выбраться отсюда. Сбежать. На Цейлон. Или в Китай. Туда, где Литтон вовек тебя не найдет.

– Как, Мэгги? Как?

– Придумаем. Это тебе не Ньюгейт. Не тюрьма, а шаткий курятник. Отсюда бежали, и не раз. И ты сбежишь.

Сид покачал головой. Его вновь захлестнуло отчаяние. Он утратил волю к сражению.

– Не скисай, Чарли. Миссис Карр права. Нужно попытаться, – сказал Шейми.

– Чарли? – переспросила Мэгги, и ее глаза округлились.

– Это настоящее имя моего брата. Так его назвали наши родители, – пояснил Шейми.

– Чарли, – повторила Мэгги, привалившись к спинке стула. – Так я и знала, – помолчав, заявила она. – Я сразу поняла, едва только ее увидела.

– Что ты знала? – спросил Сид.

– Ты когда свалил из Лондона?

– В девятисотом. А что?

– По времени все сходится. Ей почти шесть лет. На свет появилась раньше срока, но такое не редкость. У женщин от страха или от падения часто случаются преждевременные роды.

– Мэгги, ты о чем говоришь?

– Хотела я тебе, Сид, кое-что сказать. Очень хотела. Еще когда миссис Литтон впервые приехала к нам на ферму. Но потом решила не встревать не в свое дело. Да и кто бы меня упрекнул? С тобой о подобных вещах говорить ой как непросто. Не позволяешь никому совать нос в твою жизнь. Даже для твоего же блага.

– Мэгги…

– Неужели ты сам не заметил? Это же ясно как божий день. Форма лица. Глаза. Улыбка. Ты такой возможности не допускал?

– Какой возможности? Что я должен был заметить?

Мэгги подалась вперед, почти касаясь решетки.

– Подумай об этом, Сид. Хорошенько подумай. Индия Литтон назвала свою дочь Шарлоттой. Слышишь? Шарлоттой.

– Ну и что?

Мэгги выпучила глаза:

– А вот Фредерикой почему-то не назвала. С чего бы это?

Сиду хватило нескольких секунд. Он встал, подошел к двери и вцепился в решетку.

– Мэгги, неужели ты думаешь…

– Еще как думаю.

– Может, мне кто-то скажет, о чем речь? – спросил совершенно ошеломленный Шейми.

Сид посмотрел на брата. Недавнее отчаяние исчезло. Его глаза светились. Там было все: боль, удивление, радость.

– Шейми, у меня есть дочь. Ее зовут Шарлотта. 

Глава 115

В «Норфолк» Шейми вернулся к полудню, едва дотащившись до отеля. Все эти дни ему было не до отдыха. Он толкал свое уставшее тело за пределы выносливости, думая только о спасении Уиллы. И теперь вместо честно заработанного отдыха на него обрушилась беда совсем иного свойства. Старший брат, которого Шейми любил и не надеялся увидеть снова, вдруг оказался в местной тюрьме, брошенный туда по обвинению в убийстве.

Шейми поднялся в номер и прилег, думая, что полежит полчасика, а затем встанет и отправится навестить Уиллу. Вместо этого он крепко уснул и проснулся лишь наутро, в восемь часов.

– Твою мать! – простонал Шейми и открыл глаза.

За окном вовсю светило солнце. Он взглянул на часы, встал, умылся и поспешил вниз. Вчера он договаривался встретиться с Мэгги Карр за обедом. Мэгги он увидел сидящей в холле. Заметив его, она тут же встала.

– Извините, – пробормотал Шейми. – Спал как убитый.

– Ничего удивительного, парень. Я вечером стучалась к тебе. Ты не ответил. Я решила тебя не тревожить. В полумертвом состоянии от тебя никакого толку. Ну что, выспался? Готов наброситься на завтрак?

Шейми ответил, что завтрак обождет. Ему нужно в больницу. Он обещал навестить Уиллу вчера вечером и не пришел. Шейми волновался и за нее, и за брата.

– Хватит волноваться, – сказала Мэгги. – Что-нибудь придумаем. Ты же вытащил девчонку с горы? Вытащил. Вот и Сида из тюрьмы вытащишь. Сейчас иди в больницу. Встретимся в полдень, тогда и поговорим.

До больницы Шейми не шел, а бежал. Войдя туда, он с изумлением увидел, что Уилла пытается ходить. Бледная, еще больше исхудавшая, по-прежнему изможденная, она ковыляла на костылях между койкой и окном. Шейми подскочил к ней, боясь, что она упадет.

– Не рано ли ты встала? – спросил он, забыв поздороваться. – Сколько дней прошло после операции? Чья это затея? Никак, это доктор заставил тебя ходить?

– Остынь, Шейми. Никто меня не заставляет. Я сама попросила их принести.

К ее койке подошел доктор Рибейро.

– Думаю, мисс Олден, пока достаточно, – сказал он. – Вам не следует перенапрягаться.

Уилла кивнула и села на койку, отложив костыли. Врач подал ей стакан воды, помог лечь, подсунув подушку под спину. Двигая правой ногой, Уилла заскрипела зубами. Шейми это заметил и, когда доктор занялся другим пациентом, снова спросил, не рано ли она задает организму такую нагрузку.

– Я ходила всего несколько минут. Решила попробовать. Мне же все равно придется к ним привыкать. Сам знаешь.

– Как ты себя чувствуешь?

– Лучше, – ответила она, вымученно улыбаясь. – Но быстро устаю.

А она стала спокойнее, подумал Шейми. Нет такого отчаяния, как вчера. И позавчерашняя истеричность тоже исчезла. Хороший знак.

Прежде, говоря об Уилле, Шейми не употребил бы слово «спокойнее». Сказывалась собственная усталость. Если бы не собственное утомление и не тревога за брата, Шейми внимательнее присмотрелся бы к Уилле и под обманчиво спокойной поверхностью увидел бы бурлящий гнев. А внимательнее прислушавшись к ее голосу, уловил бы нотки раздражения. Он бы догадался, что внезапное спокойствие было лишь фасадом. Но мысли Шейми все время сбивались на брата.

Уилла спросила Шейми о его состоянии и удалось ли ему отдохнуть. Потом стала расспрашивать о Найроби и отеле, где он поселился. А дальше произошло то, чего никогда не происходило прежде: их разговор иссяк.

Первой не выдержала затянувшегося молчания Уилла:

– Прости. Нагнала на тебя скуку. Я опять устала. Постоянно хочется спать.

– Нет, это ты меня прости, – возразил Шейми. – Мешаю тебе отдыхать. Я сейчас уйду. – Он налил ей еще воды, затем сказал: – Уилла, может случиться, что завтра я не смогу прийти. И послезавтра тоже.

– У тебя что-то стряслось? Никак сам заболел?

– Нет, у меня все отлично. А вот мой друг… попал в беду.

– Друг? Здесь, в Найроби? Вот уж не знала, что у тебя здесь друзья. Кто же это?

– Он… Ты все равно не знаешь. Старый школьный приятель. Обстоятельства вынуждают его спешно покинуть город. Он попросил меня поехать вместе с ним. Но это ненадолго. День, от силы два. К концу недели вернусь. Может, вообще никуда не поеду. Ты тут не заскучаешь без меня?

– Выдержу, – улыбнулась Уилла. – Остальные мои вещи у тебя? Бумажник, деньги и все такое? Вдруг мне что-то понадобится, пока тебя нет? Деньги были бы не лишними.

– Конечно. Если вечером я не сумею прийти, пошлю сюда кого-нибудь из гостиничной прислуги.

Уилла вдруг взяла его за руку:

– Шейми… – (Он повернулся.) – Шейми… я люблю тебя.

– И я тебя люблю, Уилла. Очень люблю.

Шейми крепко обнял ее. Как он жаждал услышать эти слова!

– И еще я прошу меня простить.

– За что? – удивился Шейми.

– За все.

Ее глаза подозрительно блестели. Шейми не хотелось, чтобы она заплакала.

– Тсс, Уилла. Все в порядке.

– Нет.

– Нет, так будет. Отдыхай.

Она кивнула и легла. Шейми проверил, насколько затянулись раны у нее на лбу и руках. Уилла сказала, чтобы он не тревожился по пустякам. Он накрыл ее больничной простыней, поцеловал в лоб и ушел.

Увидев на крыльце доктора Рибейро, Шейми спросил его, не опасно ли Уилле так рано вставать на костыли.

– Наоборот, мистер Финнеган. Это хороший признак, – ответил врач. – Значит, она принимает свое новое состояние. Когда люди теряют ногу, бывает, они не желают и слышать о костылях, не говоря уже о попытках встать. Говорю вам, мисс Олден полна решимости освоиться с новыми условиями жизни. Она сильная женщина. Храбрая. На вашем месте я бы всячески ее подбадривал.

Шейми ушел, чувствуя, что его самого надо подбодрить. Они прошли через тяжелейшие испытания. Уилла выправлялась телом и душой. Она по-прежнему его любит, о чем он слышал собственными ушами. Уилла знала, эти слова вновь сделают его сильным и уверенным.

А сила ему понадобится в ближайшие дни. Уилла была вне опасности, чего не скажешь про Сида. Сид нуждался в Шейми, нуждался в его помощи. Брат не преувеличивал, говоря, что Фредди Литтон не остановится ни перед чем, только бы отправить его на виселицу. Сиду нужно бежать. Немедленно, пока он еще в Найроби. До Момбасы его повезут в сопровождении вооруженной охраны. А с корабля, плывущего в Лондон, уже не сбежишь, не говоря уже о лондонской тюрьме. Нужно вызволять Сида, и как можно скорее. Пусть тюрьма в Найроби и не Ньюгейтская тюрьма, однако и здесь есть свое начальство, надзиратель и вооруженные аскари, охраняющие здание. Любая затея, какую они придумают с Мэгги, будет опасной и рискованной.

Шейми спустился по скрипучим ступенькам больничного крыльца и пошел по пыльным улицам Найроби. Ему хотелось поскорее встретиться с Мэгги и выслушать ее соображения. Если к концу недели они оба сами не окажутся в тюрьме, это будет чудо.

Уходя из больницы, Шейми ни разу не оглянулся. Он был слишком поглощен тем, что его ожидало. Поэтому он не видел, что Уилла с мокрым от слез лицом вновь стоит на костылях у окна, прижимая руку к стеклу. 

Глава 116

– Это абсурдно! Возмутительно! – вскипел Герберт Глэдстоун, швырнув документ на стол.

– Беттс утверждает, что это правда, – возразил Джо Бристоу, сидевший напротив министра внутренних дел.

– Что ж тогда он молчал целых шесть лет и только сейчас заговорил?

– Он не думал, что кто-нибудь ему поверит.

– И в этом он чертовски прав. Ему никто не поверит. Никто. А вам, Джо, я советую прекратить ваши раскопки, причем немедленно. Кончится тем, что вы станете посмешищем, заодно сделав предметом насмешек меня и мое министерство.

– Я не могу прекратить.

– Почему?

– Потому что верю Беттсу. И хочу, чтобы вы вновь открыли дело об убийстве Джеммы Дин.

– Подумайте, о чем вы просите. Заместителя министра, человека, у которого никогда не было ни малейших неприятностей с законом и который образцово служит королю и стране, вы хотите обвинить в убийстве. В убийстве! Спрашивается, на каком основании? На показаниях закоренелого преступника, отбывающего пожизненный срок! Это же абсурд! Чистейшее безумие!

– И это также чистейшая правда! – с жаром возразил Джо. – Беттс дал письменные показания под присягой. Я прошу вас вновь открыть это дело. Сид Мэлоун не убивал Джемму Дин. Я намерен очистить его имя. Герберт, я знаю, как это выглядит со стороны. Но видимость не соответствует действительности.

Глэдстоун выразительно посмотрел на Джо.

– Нет, ни в коем случае, – вновь заговорил он. – Для меня это выглядит как политическое убийство. Радикально настроенный парламентарий-лейборист пытается расправиться со своим соперником-либералом.

– Что за чушь, Герберт! – возмутился Джо. – Вы меня знаете не первый день. Если бы я хотел свести с Литтоном политические счеты, то сделал бы это в палате общин. Что и делал. Многократно. Я стремлюсь не к политической победе. Я хочу восстановить справедливость.

Глэдстоун продолжал смотреть на Джо, оценивая степень его искренности, затем взял со стола документ, столь яростно брошенный туда несколько минут назад, и снова стал читать.

Джо наблюдал за ним, вспоминая собственное ошеломление, когда Фрэнки Беттс сказал ему, что актрису убил Фредди Литтон и что он собственными глазами видел, как все произошло.

– Я там был, – признался Фрэнки в их последнюю встречу. – Случилось это через несколько дней после того, как я тебя чуть не ухлопал. Я пошел к Джемме домой. Подарок ей принес: белого котенка с розовым ошейником. Когда Сид к ней охладел, она совсем загрустила. Кошек она любила. Вот я и решил повеселить ее малость и задобрить. Думал, вдруг Сид ей дал знать о себе? Может, сказал, где прячется. Может, даже у нее. Чем черт не шутит? Приперся я туда и услышал голоса. Рассерженные. Мужской и женский. Я сперва подумал, что Сид и впрямь прячется у нее и они с Джем поцапались. Вслушался. Нет, не Сид. По манере говорить, кто-то из аристократов.

– Где ты находился?

– На площадке.

– Но если тебя не было в квартире, как ты мог видеть убийство?

– Не торопись, начальник. Я тихонечко замок открыл. Вошел. Прокрался по коридору, чтоб посмотреть, с кем это она ругается. Коридор там длинный. Иду и думаю, только б эта белая киска не замяукала. Запихнул я котенка себе под куртку. Он едва не задохся там. Подошел к гостиной и вижу: Литтон ей пощечину влепил и стал душить. Она ему въехала ногой по яйцам, вырвалась и побежала. Сдается мне, хотела выскочить из квартиры.

– Фрэнки, почему ты его не остановил? Почему не помог ей? – спросил Джо.

– Я и подумать не мог, что он ее пришибет. И мысли такой не было. Знал бы, башку бы ему снес. А так думал, он ее просто попугать хотел. Они говорили про Сида. Литтон пытался узнать у нее адрес места, где Сид встречался с докторшей. Я знал где. На Арден-стрит. Его там не было. Сам проверял. Но решил послушать, вдруг Джемма знает, где он прячется. Мне она могла и не сказать. А вдруг Литтону скажет?

– Что было дальше?

– Не добежала Джем до входной двери. Литтон схватил ее и поволок обратно в гостиную. Я так думаю, хотел снова швырнуть на диван, но промахнулся. Она ударилась о стол. Тяжелый, с мраморной крышкой. Прямо головой шмякнулась и сломала шею.

– Как повел себя Литтон?

– Поначалу затих. Потом начал все крушить. Ломал всякие штучки-дрючки. Мебель опрокидывал. Форменный погром устроил. Должно быть, он заранее обдумал, как свалить убийство Джем на Сида. А погром он учинил, чтобы было похоже на ограбление и все такое. Я видел, как Литтон сунул себе в карман ее записную книжку и бумажник. Потом он двинул в ее спальню. Там тоже все разворошил. Я за ним следил из коридора. Видел, как он украл ее драгоценности. Сережки и ожерелье. Подарок Сида. Эти побрякушки стоили кучу деньжищ. Про кражу потом стало известно. И каждый ждал, где цацки всплывут.

– «Каждый» – это кто?

– Каждый лихой парень в Лондоне. И каждый коп тоже.

– Я что-то не понимаю.

– Литтон заявил, что Джемму убил Сид, а он своими глазами это видел. Сыщики, что занимались убийством, обнаружили, что Джеммины бриллиантики тю-тю. Решили, Сид их прикарманил. Раз он в бегах, ему нужны деньги. Само собой, никакой порядочный ювелир мараться бы о них не стал. Да и мелкие ростовщики тоже. Украшения стоили тысячи. Десятки тысяч. Чтоб такие штучки толкнуть, Сиду одна дорога – к скупщику краденого. Это всем было понятно. Самым ловким и оборотистым скупщиком считался Джо Гриз, а потому полиция пасла его день и ночь. Они и за рыбешкой помельче следили, но Сид так и не показался. Он же не крал бриллианты. Их своровал Фредди Литтон.

Фрэнки рассказал, как Литтон едва не застукал его. Фрэнки наступил на скрипучую половицу. Фредди услышал, схватил кочергу и двинулся в коридор. Беттсу пришлось удирать. Бежать по длинному коридору к двери означало выдать себя, и тогда он нырнул в кухню, спрятался в хозяйственной кладовке и наделал еще больше шуму, задев ведро. Фрэнки боялся, что Литтон его найдет, и тут вспомнил про котенка. Он выкинул полуживого котенка на пол. Плотно закрыть дверь кладовки Фрэнки не успел и потому увидел дальнейшее развитие событий. Котенок немного посидел на полу, приходя в чувство, потом бросился прочь. Литтон посчитал котенка причиной всех шумов и успокоился. А дальше, на глазах у Фрэнки, Литтон заварочным чайником разбил себе лицо, после чего ножом расцарапал щеку. После этого Фредди покинул квартиру. Фрэнки выбрался следом. Выбежав на улицу, Литтон поднял шум, заявив двум встретившимся ему работягам, что Сид Мэлоун только что убил Джемму Дин.

Джо потряс рассказ Фрэнки. Он знал о политической нечистоплотности Литтона, но никак не думал, что Фредди способен на убийство.

– Почему ты не пошел в полицию? – спросил у Фрэнки Джо. – Ты бы мог помочь Сиду.

– Не хотел я ему помогать. Тогда меня вполне устраивало, что его подозревают в убийстве Джеммы. Я считал, это вернет его в «Баркентину». В нашу жизнь. И потом, кто бы мне поверил? Да и сейчас, начальник, кто мне поверит? Вот ведь и ты можешь назвать все это брехней.

Однако Джо ему поверил. Своим признанием Фрэнки ничего не приобретал, зато многое терял. Когда Литтон узнает о его обвинениях, то непременно постарается, чтобы Фрэнки перевели в тюрьму похуже, а то и сгноили бы в одиночке.

Этот рассказ Джо услышал неделю назад. Последующие дни стали для него весьма хлопотными и напряженными. Он договорился с полицейскими чинами и адвокатами, поставил в известность начальника тюрьмы и занес в свои планы дату еще одной, последней встречи с Беттсом. Все это время Джо не покидала тревога: а вдруг его усилия окажутся напрасными? Вдруг Фрэнки в последнюю минуту передумает и откажется сделать письменное признание?

Но Фрэнки не передумал. Только выдвинул одно условие: с Элвином Дональдсоном он говорить не станет.

– Приведи мне другого копа. Может, за это дело полагается повышение. Не хочу, чтобы оно досталось Дональдсону.

После завершения процедуры, когда остальные ушли, Джо попросил начальника тюрьмы разрешить ему переговорить с Фрэнки наедине.

– Ты сделал хорошее дело, – сказал он Фрэнки. – Спасибо.

– Ты упечешь Литтона за убийство Джем?

– Постараюсь, но это будет чертовски трудно.

– Главный козырь – бриллианты, приятель. Найди бриллианты, и Литтон у тебя в руках.

– Это легче сказать, чем сделать, – ответил Джо.

Фрэнки кивнул. Он сидел, глядя в пол, потом поднял глаза на Джо:

– Два дня назад меня соборовали. Я ж католик. Точнее, был когда-то. Прямо скажу: положение мое аховое. Постоянно кашляю кровью. Но, как видишь, дотянул до этого дня. На одном упрямстве. Надо было доделать это до конца. Ты ему расскажешь? В смысле, Сиду? Расскажешь, что я признался?

– Может, когда-нибудь ты и сам ему расскажешь.

– Пустое, начальник, – усмехнулся Фрэнки. – Мы оба знаем, что этому не бывать.

– Значит, ты хочешь, чтобы я рассказал Сиду?

– Ага.

– Расскажу.

Фрэнки кивнул. Он посмотрел на ноги Джо, на коляску, в которой тот сидел, и его глаза наполнились болью.

– Насколько можно, хочу исправить положение… насколько можно.

Умирающий просил Джо о прощении. Готов ли он простить? Фрэнки покушался на его жизнь. Лишил его ног. Джо уже не побегает с детьми, не потанцует с женой. Он не будет стоять рядом с дочерью в день ее свадьбы. Однако Джо сейчас испытывал жалость не к себе. Ему было искренне жаль Фрэнки. Парень так и не узнал, что значит жить, любить и быть любимым. Гордость. Уважение к себе. Этого Фрэнки тоже не знал и теперь уже не узнает.

– Я знаю, Фрэнки, – сказал Джо. – Ты исправил положение… насколько мог.

– Спасибо, – прошептал Фрэнки.

Он встал и поплелся в свою камеру, сопровождаемый бдительным надзирателем.

Качая головой, Герберт Глэдстоун вновь откинулся на спинку стула.

– Каких действий вы от меня хотите, Джо? – спросил он. – Я еще раз перечитал признание Беттса. Целиком, желая убедиться, что ничего не пропустил. Но там ничего нет. Ничего такого, с чем я мог бы работать. Просто один человек свидетельствует против другого. И свидетельствующий отбывает пожизненное заключение.

– Вы можете допросить Литтона. Направить сыщиков к нему домой.

– Не раньше, чем через месяц с лишним. Он по-прежнему в Африке. Но даже если бы я последовал вашему совету, как вы это себе представляете? Придут к нему сыщики, спросят, не он ли убил Джемму Дин? И что дальше? Вы верите, что он скажет: «Да, я ее убил»? Даже если и убил, во что я ни секунды не верю.

Джо приготовился возразить, но в дверь кабинета постучали. Вошел секретарь Глэдстоуна.

– Прощу прощения, сэр, но поступила срочная телеграмма, – сообщил он, подавая ее министру.

Глэдстоун прочел телеграмму и покачал головой. Его лицо помрачнело.

– Боже милостивый! И впрямь беда не приходит одна.

– Что-то случилось? – осторожно спросил Джо.

– Меня извещают, что Мэлоун, за которого вы так ратуете, арестован.

– Как арестован? Где?

– В Найроби. Содержится в местной тюрьме. Его должны отправить в Момбасу, а оттуда – на корабле в Лондон.

– И Литтон сейчас тоже там?

– Да. Он и инициировал арест Мэлоуна.

– Ничего удивительного, – сказал Джо – Если теперь, при его содействии, Мэлоуна за убийство Джеммы Дин осудят и повесят, никто уже не посмеет свалить вину на Литтона.

– Вы передергиваете. – Чувствовалось, что Глэдстоун раздражен. – У Фредди Литтона нет причин желать смерти Сида Мэлоуна. Он знает, что Мэлоун обвинялся в убийстве, и теперь, я уверен, хочет беспристрастного суда и торжества справедливости в деле покойной мисс Дин. Мы все этого хотим.

Джо захлестнуло отчаяние. У Фредди была причина желать смерти Сида, однако Джо не мог рассказать об этом Глэдстоуну. Не мог открыть министру правду о странном переплетении судеб Сида, Фредди и Индии. Это переплетение угрожало жизни Мэлоуна, причем куда серьезнее, чем ложное обвинение в убийстве Джеммы Дин. Жена Фредди любила Сида. Ее дочь была от него, а не от Литтона. Так что причин у Фредди было более чем достаточно.

– Герберт, это дело необходимо возобновить, – сказал Джо. – Перед законом все равны, и Фредди Литтон не исключение. Его нужно допросить.

– Нет, – перебил его Глэдстоун. – Никакого возобновления, пока вы не представите что-либо более убедительное, чем это. – Он постучал по признанию Беттса. – Чтобы заново открыть дело, мне недостаточно признаний пожизненно осужденного.

– Если вы отказываетесь возобновить дело, можете вы хотя бы оказать мне услугу? Можете не придавать огласке арест Мэлоуна?

Глэдстоун бросил на него пристальный взгляд:

– Джо, я могу обещать, что из моего министерства газетчики не получат никаких сведений. Однако я не в силах контролировать сведения, поступающие из Африки. У Литтона есть друзья в газетах. Если он им сообщит, газеты ухватятся за сенсационную новость. Думаю, так оно и случится. Ему даже больше, чем вам, нравится видеть свое имя в газетных заголовках.

Джо пропустил колкость мимо ушей.

– Как думаете, сколько времени у меня есть? – спросил он.

Глэдстоун пожал плечами:

– День. Может, два. От силы три.

– Я вернусь, – пообещал Джо.

– Не сомневаюсь, – устало ответил Глэдстоун.

В экипаже, возвращаясь домой, Джо испытывал несвойственное ему чувство безнадежности. Он располагал тем, чего так усердно добивался, – именем настоящего убийцы Джеммы Дин и рассказом об обстоятельствах убийства. И в то же время у него не было ничего, поскольку заявление Фрэнки не имело доказательств.

Что еще хуже, все усилия Джо могли пойти насмарку. Человек, чье имя он так старался обелить, арестован и должен будет предстать перед судом по обвинению в убийстве.

Джо представил, что будет с Фионой, когда она узнает. Она обезумеет от горя. И это – за месяц до родов. Джо молил Бога, чтобы Глэдстоун сдержал слово и ничего не сообщил газетчикам.

Он подумал о ребенке Сида. Сид и не подозревал, что является отцом дочери Индии. И Фиона ничего не знает о племяннице, поскольку Джо до сих пор не нашел способа ей рассказать.

Можно опередить Литтона и самому пойти к газетчикам с признанием Беттса. Такой шаг мог бы спасти Сида и даже уничтожить Фредди. Но тогда маленькая дочь Сида окажется в самой гуще отвратительных событий.

Куда ни глянь – повсюду сплошные препятствия. Джо не представлял, как ему действовать дальше. Он всерьез зашел в тупик. Экипаж катился по лондонским улицам, а Джо продолжал думать. Ему вспомнились слова Фрэнки: «Главный козырь – бриллианты, приятель. Найди бриллианты, и Литтон у тебя в руках».

– Отличная идея, – пробормотал Джо. – Сейчас телеграфирую Фредди в Найроби и спрошу, где он их прячет.

Но чем дальше он думал над словами Беттса, тем больше задавал себе вопрос: а вдруг здесь кроется возможность? Пусть ничтожная, но возможность. Фрэнки говорил, что скупщики краденого ожидали появления Сида, но тот не появился, поскольку бриллиантов у него не было. А если к скупщикам обратился Фредди? До женитьбы на Индии он сильно нуждался в деньгах.

Джо сознавал: шансов мало. Но лучше мало, чем вообще ничего. Он подался вперед и постучал во внутреннее окошечко. Окошечко открылось.

– Слушаю, сэр, – сказал кучер.

– Майлз, у меня немного изменились планы. Будь добр, отвези меня в Лаймхаус, на Нэрроу-стрит. Там есть паб «Баркентина».

– Сэр, вы уверены, что хотите туда поехать?

– Вполне.

– Слушаюсь, сэр.

Окошечко закрылось.

Он задаст там кое-какие вопросы и кое с кем переговорит. Узнает, по-прежнему ли заведением заправляет Дези Шоу, и спросит, как найти скупщика Джо Гриззарда. И сделает это безотлагательно. Сегодня же. Пока еще не поздно.

Ради Сида. Ради ребенка. Ради их всех. 

Глава 117

Индия сидела на веранде дома, где они гостили, и смотрела на заснеженные вершины горы Кения, ослепительно-белые на фоне бирюзового неба. Дом, просторное бунгало, выстроенное из бута, имел мощеную террасу, высокие окна, мансарду, черепичную крышу и утопал среди розовых кустов. Такой дом вполне мог стоять как в далекой Кении, так и где-нибудь в Котсуолде.

Леди Элизабет Уилтон, хозяйка дома, писала им в письме, что ее дом находится в самом живописном уголке Африки, и все, кто здесь бывал, с этим целиком соглашались. Однако Индия не замечала красоты здешних мест и не чувствовала их магии.

После ареста Сида она жила по инерции. Потухшие глаза, апатия ко всему и неутихающая тревога. Так недолго и слечь, но ей было все равно. Как он там, в тюремной камере? Эти мысли постоянно терзали Индию. Она знала, что́ тюрьма однажды сделала с ним, и представляла, в каком он сейчас отчаянии.

Она должна чем-то ему помочь, но чем? У Индии были свои деньги, более чем достаточно, чтобы нанять хороших адвокатов для его защиты, однако связываться с ними ей придется тайком. Фредди не должен об этом узнать. Отсюда до почты и телеграфа – десять миль. Ближайшим населенным пунктом был Форт-Генри. Но если она отправит туда кого-нибудь из слуг, это сразу станет известно Фредди.

Придется обождать до возвращения в Лондон и уже там заниматься помощью Сиду. А вдруг она опоздает? Фредди не рассказывал ей, как он намерен поступить с Сидом, но она сумела кое-что выудить у Тома Мида. Сида собирались отправить по железной дороге в Момбасу, а там погрузить на пакетбот, плывущий в Англию. Их отъезд состоится только через две недели. Индия догадывалась: Фредди намеренно оттягивает возвращение. Он рассчитывал, что Сида успеют осудить и повесить еще до того, как она окажется в Лондоне. Нужно каким-то образом обмануть его бдительность и связаться с ее лондонскими адвокатами. Это можно будет сделать, когда они вернутся в Найроби. Или в Момбасе, пока ждут корабля.

Неужели богини судьбы столь жестоки? – в миллионный раз спрашивала себя Индия. Неужели они позволили ей встретиться с живым и здоровым Сидом, чтобы потом увидеть его казнь? Индия знала ответ на свои вопросы. Богиням судьбы нет дела до Сида, и жестоки не они, а Фредди.

– Вам еще чая, мсабу?

Индия повернулась к дворецкому леди Уилтон. Она сдала им дом вместе с прислугой. Дворецкий был высоким, статным африканцем, одетым в белый балахон и шаровары.

– Нет, Джозеф, спасибо. Больше не надо.

– А для маленькой мисс? – спросил он, кивком указав на пустую чашку Шарлотты и пустой стул.

Индия только сейчас сообразила, что Шарлотты рядом нет. И когда дочь успела незаметно улизнуть?

– Думаю, и ей тоже хватит. Кстати, вы ее не видели?

– Она была на кухне. Помогала поварихе делать кекс. Но сейчас она, похоже, разыскивает соловьев в кустах.

– Надеюсь, она никому не мешает?

– Нет, мсабу, – улыбнулся Джозеф. – Не такой она ребенок.

– Если ее увидите, пожалуйста, пошлите ко мне.

Индии стало совестно. Она настолько погрузилась в свои личные переживания, что даже не заметила отсутствия дочери. Шарлотта, естественно, заскучала и решила отправиться в более интересные места. Как только дочка вернется, Индия загладит допущенную оплошность. Они пойдут прогуляться или устроят пикник на холмах. Ради Шарлотты она должна держаться, что бы ни случилось. Нельзя быть такой отрешенной, такой погруженной в себя. Дочь – это все, что у нее есть.

Мысли о Шарлотте подарили ей несколько радостных минут. Дочке здесь очень нравилось. Она буквально расцвела. Ее здоровье после странствия по джунглям полностью восстановилось. Щеки вновь сияли румянцем. Шарлотта находилась в прекрасном настроении, ибо могла целыми днями играть и исследовать окружающий мир, не слыша отцовских требований вести себя прилично. Все приемы и церемонии, где требовалось ее присутствие, тоже остались позади.

К счастью, они обе почти не видели Фредди. Сегодня он уехал. Сказал, что хочет посмотреть гору и вернется лишь после ужина. Значит, его не будет еще полдня. Индия только радовалась отлучкам мужа. Он и дома им не докучал, сидя в кабинете леди Уилтон и составляя свои нескончаемые отчеты.

Здесь Фредди взял привычку вставать поздно, съедать ланч, а затем отправляться на прогулку верхом или в кабинет. Там он засиживался далеко за полночь – часов до двух или до трех. Индия всегда знала, когда он заканчивал работу. Ей не спалось. Ночная тишина наполнялась назойливыми звуками шопеновской прелюдии «Капли дождя». Ноздри улавливали запах табака. Окончив работу, Фредди любил покурить и послушать свою проклятую музыкальную шкатулку. Он не расставался с этой вещицей. Дома она стояла у него в кабинете, под портретом его предка Ричарда Литтона, прозванного Красным Графом. Фредди брал шкатулку во все путешествия и всегда сам укладывал ее в чемодан. Прикасаться к ней не разрешалось никому. Даже Шарлотте, которая по непонятной причине тоже любила эту грустную мелодию. Однажды, будучи совсем маленькой, она запустила шкатулку и уселась на пол слушать. Застав ее, Фредди строго наказал малышку и потребовал впредь никогда не притрагиваться к шкатулке. Запрет распространялся на всех.

Пока Индия думала о любимой игрушке Фредди, из недр дома вдруг послышался звук падающего предмета. Затем раздались несколько нот шопеновской мелодии, но странно искаженных.

Индия уже вставала со стула, чтобы узнать причину шума, когда на веранде появилась бледная Шарлотта.

– А вот и моя дорогая доченька, – сказала Индия. – Я тут сижу и думаю: куда ты могла исчезнуть?

– Мамочка, – почти шепотом произнесла Шарлотта. – Мамочка, пойдем со мной. Быстро.

– Куда? Что случилось?

– Я сломала папину музыкальную шкатулку.

– Нет, Шарлотта! – вырвалось у Индии. – Как?

– Я играла в кабинете. С Джейн. Мы забрались под письменный стол, как будто это наша крепость, а на нас нападали масаи. Потом я вылезла из-под стола, побежала к двери и опрокинула столик, где стояла шкатулка. Она упала на пол.

– Шарлотта, тебе же было запрещено входить в кабинет!

– Знаю, мамочка. Прости меня, – сказала испуганная Шарлотта.

– Насколько пострадала шкатулка? Может, мы сумеем ее починить. Она что, разбилась? Изнутри выскочили пружины?

– Нет, мамочка. Никаких пружин. Только украшения.

– Украшения? – переспросила удивленная Индия.

Следом за испуганной Шарлоттой она прошла в кабинет. Открывшаяся музыкальная шкатулка лежала на полу вверх дном. Одна из ножек отскочила. Сбоку торчал выдвинувшийся ящичек. Чуть дальше, на ковре, что-то блестело.

Индия опустилась на колени, осторожно взяв шкатулку.

– Значит, там есть потайной ящичек, – сказала она, рассуждая вслух. – И от удара о пол он открылся.

Затем Индия подняла вещь, лежащую на темных узорах ковра. Она смотрела на эту вещь и ничего не понимала. Это был гребень в форме стрекозы, когда-то принадлежавший ее матери. Тот, что Хью Маллинс отнес старьевщику. Индия перевернула гребень и увидела те же инициалы, что и на ее гребне, – И. С. Дж.

Быть этого не может, подумала Индия. Ее рука потянулась к голове. Гребень по-прежнему находился у нее в волосах. Отец тогда принес его из полиции. Второй гребень, парный этому, так и не нашли. Хью обвинили в краже обоих гребней и отправили в тюрьму за отказ вернуть второй.

– Мамочка, он такой же, как твой, – сказала Шарлотта. – Тот, что у тебя в волосах.

Индия вытащила гребень из волос и теперь держала рядом с выпавшим из музыкальной шкатулки. Две совершенно одинаковые стрекозы, заказанные у Луиса Комфорта Тиффани ее отцом в подарок матери. Уникальная пара, изготовленная в единственном экземпляре.

Индии вдруг стало тяжело дышать.

– Мамочка, – забеспокоилась Шарлотта. – Мамочка, тебе плохо?

– Нет, дорогая. Будь добра, принеси мне эту штучку, – попросила она, указав на сверкающую бриллиантовую сережку, лежавшую в нескольких футах.

Шарлотта принесла сережку, и Индия повертела ее в руках. Длинная висячая сережка из чистой воды бриллиантов, внизу медальончик, на котором из крошечных бриллиантиков были выложены инициалы Дж. Д. Индия впервые видела эту сережку. Инициалы ей тоже ничего не говорили. Она потянулась к ожерелью, лежащему поблизости. Там в самом центре тоже был медальон, только побольше. Индия перевернула его и прочла надпись: «Джемме. Ни пуха ни пера. С любовью, Сид».

Индия заткнула себе рот, чтобы не закричать. Ни пуха ни пера… Этими словами артистам желали удачи перед спектаклем. Джемма. Джемма Дин. Женщина, в убийстве которой обвиняли Сида. Она была актрисой и любовницей Сида Мэлоуна. Ожерелье и серьги… принадлежали Джемме. Сид подарил их ей. После убийства Джеммы драгоценности исчезли. Индия смутно помнила давнюю историю. Но что эти вещи делали в музыкальной шкатулке Фредди?

И вдруг у Индии свело живот от страха.

– Шарлотта… – сказала она, кивнув в сторону последнего украшения – массивного золотого кольца, явно мужского.

Шарлотта принесла кольцо и положила матери на ладонь. Страх, охвативший Индию, сменился горем. На кольце был герб. Индия узнала его, так как прежде видела очень часто. Это было кольцо Уиша.

– Нет! Боже, нет!.. – простонала Индия; по-прежнему сжимая в руке кольцо, она закрыла глаза и скрючилась, коснувшись головой пола. – Хью. Уиш. Джемма Дин… Такого не может быть… Он не мог…

– Мамочка! – закричала перепуганная Шарлотта. – Мамочка, что это?

Голос Шарлотты раздавался откуда-то издалека. Приглушенный. Потом Индия услышала другой голос. Мужской. Всего в нескольких ярдах от кабинета.

– Джозеф! – орал голос. – Где этот поганый мальчишка? Пусть идет в мой кабинет и поможет мне с сапогами.

Индия стремительно подняла голову. Фредди. Он вернулся с прогулки раньше обещанного. Она слышала его шаги. На крыльце. В прихожей. Он шел в кабинет. 

Глава 118

Индия до боли стиснула руку дочери. Шарлотта даже вздрогнула.

– Шарлотта, про шкатулку – никому ни слова, – прошептала она. – Поняла? Ни слова! Иди к себе. Нет, не в эту дверь. Пройди через веранду. Жди меня там.

– Но, мамочка…

– Делай, как я сказала! Беги!

Шарлотта убежала.

Шаги Фредди приближались. Индия собрала драгоценности и побросала в выдвижной ящик музыкальной шкатулки. Потом дрожащими руками взяла шкатулку и попыталась задвинуть ящик до конца, но его заклинило.

– Давай же… закрывайся! – шептала она.

Шаги остановились в коридоре, возле самой двери.

– Ну наконец-то. Явился, – услышала она недовольный голос мужа.

Индия снова выдвинула ящик и пальцем ощупала нишу. Палец наткнулся на сорванную пружинку. Индия вытащила пружинку и еще раз попыталась задвинуть ящик. Теперь он с легким щелчком закрылся. Она поставила шкатулку на стол. Любимая игрушка мужа кренилась на один бок. Фредди это сразу заметит. Ножка, подумала Индия. Куда закатилась эта проклятая ножка?

– …не черные. Ты меня понимаешь? Коричневые ботинки.

Индия ползала по ковру, разыскивая ножку. В колено уперлось что-то маленькое и твердое. Нашлась! Индия схватила ножку и аккуратно подсунула под музыкальную шкатулку. Времени приклеивать не было. Она молила Бога, чтобы Фредди не взбрело в голову запустить шкатулку сейчас. Индия уже собиралась выбежать из кабинета на веранду, когда услышала звук открываемой коридорной двери. Поздно. Ей теперь никак не убежать. Фредди сразу увидит и спросит, что она делала в его кабинете. Индия лихорадочно озиралась по сторонам, ища, где бы спрятаться. Увы, негде.

В последний момент она заметила фарфоровую кукольную ручку, выглядывавшую из-под массивного письменного стола, отделанного красным деревом. Индия нырнула туда.

Открыв дверь, Фредди застал жену стоящей на коленях под столом, задом к нему.

– Какого черта тебе здесь понадобилось? – раздраженно спросил он.

– Искала Джейн.

– Кого?

– Куклу Шарлотты… Ага! Нашла.

Пятясь задом, Индия выползла из-под стола и встала, держа в руках Джейн. Ее лицо раскраснелось. Она тяжело дышала, что было вызвано отнюдь не напряженными поисками под столом. Но для Фредди это так и выглядело.

– А почему вдруг кукла Шарлотты оказалась здесь? Шарлотте запрещено сюда входить, – сказал Фредди.

– Она играла под столом. Вообразила, что это ее крепость.

– Повторяю, Шарлотте запрещено сюда входить. Проследи, чтобы это не повторилось.

– Прости, пожалуйста. Я обязательно прослежу.

Вошел чернокожий мальчик, неся ботинки Фредди. Следом за ним появился Джозеф с чайным подносом.

– Что ты мне принес? – взревел Фредди. – Я сто раз повторил: не черные, а коричневые! Коричневые ботинки из грубой кожи!

Смущенный мальчишка хотел было ретироваться.

– Ладно. Давай сюда эти. Я не могу целый день ждать, пока ты разыщешь коричневые. Поставь их и помоги мне снять сапоги.

Дурное расположение духа Фредди было ей сейчас только на руку. Выскользнув из кабинета, она поспешила к себе. Там она заперлась изнутри и села на кровать, крепко сжимая Джейн.

– Это неправда, – простонала Индия. – Такое не может быть правдой.

В голове зазвучали тихие, настойчивые, испуганные голоса. Голоса Хью и Уиша.

Хью со слезами в голосе говорил, что взял только один гребень, а второго и в глаза не видел.

Перед мысленным взором мелькнуло красивое, смеющееся лицо двоюродного брата. Таким он запомнился Индии накануне смерти. Уиш рассказывал о пожертвованиях, собранных им для ее больницы. Его возбужденный голос был полон гордости.

Потом Индия вспомнила фотографию Джеммы Дин в каком-то журнале, красивую, лучезарно улыбающуюся. На шее актрисы сияло бриллиантовое ожерелье, а в ушах блестели серьги.

– Зачем? – вслух спросила Индия. – Зачем он это сделал?

Ей ответил другой голос: негромкий, холодный. Ее внутренний голос.

– Ради тебя. Вернее, ради твоих денег. Все, что он делал, имело единственную цель – заполучить твои деньги. Этих троих он убил, поскольку они стояли у него на пути. Если он обнаружит, что ты знаешь, убьет и тебя. 

Глава 119

– Доброе утро, Джордж, – поздоровалась с надзирателем Мэгги Карр, собираясь выйти в тюремный коридор.

Но уже через пару шагов она вдруг остановилась, поднесла руку ко рту и закашлялась. Кашель был затяжным. Лицо Мэгги покраснело. Шейми слегка похлопывал ее по спине, пытаясь унять кашель.

– Все в порядке, Мэгги? – спросил надзиратель Джордж Галлахер.

– Сам видишь, что нет. Как вчера этот чертов кашель начался, так сладу с ним нет.

Она вновь закашлялась и достала из кармана юбки жестяную коробочку с пастилками кашу́, облегчавшими дыхание.

– Найробийское горло, – понимающе кивнул Джордж. – Все от здешней пыли. Спрячьте вы эти пастилки. Толку от них никакого. Лучше выпейте горячей воды с медом и лимоном. Жена мне всегда делает. Снимает, как рукой.

Мэгги сказала, что последует его совету. Джордж опять уткнулся в газету. Он привык, что эти двое постоянно приходили и уходили, и предпочитал не связываться с Мэгги и не напоминать ей тюремные правила, требовавшие, чтобы посетителей к заключенным пускали по очереди.

Мэгги в очередной раз закашлялась. Шейми выразительно на нее посмотрел. Переигрывать нельзя, иначе это вызовет подозрение. Они вышли из караульного помещения и вскоре остановились в тюремном коридоре напротив камеры Сида. Увидев их, он встал, схватившись за решетки.

– Доброе утро, парень, – сказала ему Мэгги. – Зашли вот малость посидеть с тобой. Как ты себя чувствуешь?

– Прекрасно, – ответил Сид. – А ты…

Мэгги поднесла палец к губам.

– Да. У меня есть новости по урожаю. Роос прислал письмо с мальчишкой Томпсонов. Пишет, ягоды отлично созревают.

Сид напряженно слушал рассказ Мэгги. Тем временем Шейми рылся в кармане куртки.

Сид больше не выглядел отчаявшимся. Сейчас он напоминал пленного зверя, рвущегося на свободу. Все в нем изменилось, когда Мэгги сказала ему, что Шарлотта Литтон – его дочь. Поначалу Сид не верил, потом заявил, что должен обязательно выбраться отсюда. Он больше не собирался покорно возвращаться в Лондон. Он был готов на любой риск, только бы избежать виселицы. Особенно сейчас, когда у него был шанс спросить у Индии, действительно ли Шарлотта – его ребенок.

Шейми пообещал брату что-нибудь придумать.

– Дай нам немного времени.

– У меня его совсем нет, – ответил тогда Сид. – Через пару дней меня затолкают в поезд.

Шейми оглядел коридор. Пусто. Он протянул Сиду листок бумаги с заголовком: «Продолжай говорить, пока читаешь это». Шейми знал, что Джордж слышит их разговоры. Когда они навещали Сида вчера, Мэгги нарочно ушла первой и задержалась у стола Джорджа, затеяв с надзирателем нечто вроде светской беседы. Шейми остался, продолжая говорить с Сидом. Потом Мэгги поделилась своими наблюдениями: из караульной голоса слышны, но слов не разобрать. Важно, чтобы голоса звучали. Внезапная тишина могла насторожить Джорджа.

Сид машинально поддерживал разговор с Мэгги, задавая вопросы про ферму, и одновременно читал записку брата. Шейми написал ее вчера вечером у себя в номере, после того как они с Мэгги обсудили все варианты побега и выбрали самый подходящий.

Мы намерены вывести тебя из камеры. Мы с тобой поменяемся одеждой. Я войду в камеру. Ты выйдешь с Мэгги. Там она все объяснит. Сейчас тебе нужно открыть замок.

Закончив читать, Сид вопросительно посмотрел на брата. Шейми по губам понял его вопрос: «Чем открыть?»

Шейми поднял палец. Настал его черед говорить. Шейми принялся болтать о несуществующей юридической конторе в Лондоне, чьих юристов он якобы нанял для защиты Сида на суде. Говоря, он осторожно снял сапог, откуда достал нож для масла, вилку для рыбы и штопор. Все три предмета Шейми подал брату. Это было лучшим набором, который ему удалось незаметно украсть в отеле. Покупать в местном скобяном магазине отвертки и шило он не рискнул. Продавец мог его запомнить.

Сид оглядел скудный инструментарий. Штопор он отложил. Затем, просунув руки сквозь прутья решетки, взялся за работу. Подвигалась она медленно и не слишком успешно. Сид возился с замком вслепую, не видя замочной скважины. Вдобавок у него болели неестественно согнутые запястья, а иначе к замку было бы не подступиться. Замок был массивным, с тяжелым внутренним механизмом. Прошло пять минут, десять. Лоб Сида стал липким от пота. Шейми перебрал все темы и уже не знал, о чем говорить. Наконец замок лязгнул. Эхо сырого коридора громко повторило лязг. Шейми и Мэгги испуганно переглянулись.

– Чертова я растяпа! – воскликнула Мэгги, жестом требуя, чтобы Сид отошел от двери. – Уронила свои пастилки! Шейми, будь добр, собери их. А то мне тяжело нагибаться.

Шейми слышал, как Джордж встал со стула, и жестом попросил коробочку. Мэгги подала ему жестянку. Шейми быстро рассыпал пастилки по полу. Когда из-за угла показался Джордж, Шейми ползал на коленях, держа в одной руке коробочку, а другой собирая пастилки.

– Все в порядке? – спросил Джордж, поглядев на Сида, успевшего снова сесть на пол.

– Пропали мои кашу́! – раздраженно произнесла Мэгги.

– Ну почему же? Я их собрал, – сказал Шейми, пытаясь вернуть ей коробочку.

– Парень, а ты видишь, какой здесь пол? – еще раздраженнее спросила Мэгги. – Вон сколько разной дряни налипло!

Выхватив у Шейми коробочку, Мэгги протянула ее Джорджу:

– Джордж, сходи выкини это в мусорное ведро. Только деньги зря извела.

– В этом вы правы, Мэгги. Я же говорил, вам нужен мед с лимоном, а не эти пустышки.

Джордж вернулся в караульное помещение. Шейми почувствовал, что у него снова бьется сердце. Продолжая говорить, Шейми как можно осторожнее открыл дверь, вошел в камеру и быстро переоделся, сменив свою чистую рубашку и куртку на грязную одежду Сида. Потом он подал Сиду штопор и рыбную вилку. Нож для масла Шейми оставил себе. Сид быстро запихнул то и другое себе в сапог.

Когда оба переоделись, Сид крепко обнял Шейми. Шейми снял шапку и нахлобучил на голову брата. Сид вышел, затворив дверь камеры. Они громко попрощались. Шейми смотрел, как Сид и Мэгги скрылись за поворотом коридора. Братья были почти одного роста; в одежде Шейми Сид вполне мог сойти за младшего брата. Шейми молился, чтобы так оно и вышло.

Шейми подошел к решетке, привстав на цыпочки. Это позволяло увидеть часть караульного помещения.

– Пошли мы, Джордж, – услышал он голос Мэгги.

– Тогда всего хорошего, – ответил надзиратель, даже не подняв голову от газеты. – Не забудьте: мед с лимоном.

Шейми прошел к дальней стене камеры и встал под окном, затаив дыхание. Ему казалось: еще секунда – и послышится топот бегущих ног, раздадутся выстрелы. Но из окна доносились обычные звуки утра в Найроби. Скрипели телеги, ржали лошади, где-то стучали молотки и визжали пилы строителей, кто-то кого-то окликал. Шейми облегченно вздохнул. Их план удался. Теперь Мэгги оставалось лишь побыстрее вывезти Сида из города.

Шейми обошел камеру, взял парашу, перевернул и днищем ударил себя по лицу. Когда к нему вернулась способность нормально видеть, он сел на пол и ножом принялся отламывать ручку параши. Ручка держалась на заклепках и быстро поддалась. Тогда Шейми перевернул подстилку, расковырял в засаленной ткани дыру и спрятал нож вместе с ручкой. Подстилка заняла прежнее место. Занимаясь этим, Шейми думал об Уилле, надеясь, что у нее все хорошо. Через несколько часов Джордж принесет Сиду обед и узнает, что заключенный сбежал. Поднимется тревога. Шейми тюремные власти не выпустят, пока не допросят. Пройдет день, а то и два, прежде чем он снова увидит Уиллу. «Я люблю тебя и скоро вернусь. Обещаю», – мысленно произнес он.

Потом Шейми закрыл глаза и постарался изобразить человека, потерявшего сознание. 

Глава 120

Индия лежала в постели. Дом затих. Часы в гостиной только что пробили три. Индия обождала еще несколько минут, всматриваясь в темноту, затем откинула одеяло и встала, полностью одетая. Ботинки стояли там, где она их оставила. Индия торопливо обулась и достала из-под кровати небольшой мешок с хлебом, сыром, фляжкой воды и крупной суммой денег. Это все, что она брала в дорогу. Им с Шарлоттой придется путешествовать налегке. Лишний груз затруднял движение.

Ступая на цыпочках, Индия осторожно подошла к двери, медленно повернула ручку, веля себе не терять спокойствия. Потом, затаив дыхание, открыла дверь и выскользнула в коридор. Комната Шарлотты была напротив, а комната Фредди – в дальнем конце коридора.

В постели Индия пролежала с одиннадцати часов, желая, чтобы Фредди поскорее лег спать. Ее желание исполнилось во втором часу ночи. Она слышала, как он уходил к себе. Потом выжидала еще два часа, пока не уверилась, что он крепко спит. Ожидание было сущей пыткой, но Индия знала, чем чревата поспешность. Если Фредди не заснет по-настоящему, если услышит ее, ей конец. У нее всего один шанс, и другого не будет.

Индия медленно шла к двери комнаты Шарлотты. Где-то посередине под ее ногой скрипнула половица. Индия замерла, напрягшись всем телом и готовая броситься к себе, если дверь комнаты Фредди вдруг откроется. Прошло пять минут, потом десять. Индия беззвучно открыла дверь и проскользнула внутрь.

– Мамочка, это ты? – послышался сонный голосок дочери.

– Тсс, дорогая, – прошептала Индия, подошла к кровати и опустилась на колени. – Шарлотта, сейчас ты в точности сделаешь то, что я скажу. Встань и оденься. Надень костюм для верховой езды. Одевайся тихо, как мышка. И ни в коем случае не зажигай лампу. Ты меня слышишь?

– Да, мамочка.

– Мы с тобой вдвоем поедем путешествовать. Я пойду седлать лошадей. Через десять минут ты должна ждать меня на крыльце. По коридору пройдешь в одних чулках. Ботинки понесешь в руке. Откроешь входную дверь и оставишь открытой. И помни: все это должно происходить бесшумно. Ни звука. Сможешь сделать, о чем я прошу?

Шарлотта кивнула. Даже в темноте Индия видела широко открытые, встревоженные глаза дочери.

– Вот и умница. Встретимся на веранде. Поторопись.

Покинув комнату Шарлотты, Индия через кухню и заднюю дверь вышла во двор. Оказавшись во дворе, она бросилась к конюшне. Там она рискнула зажечь небольшой керосиновый фонарь и оседлала кобылу и пони. Чтобы животные не лягались, она ласково говорила с ними, гладила по спине и обещала вкусный овес. Лошади были резвыми, норовистыми и быстрыми, но Шарлотта хорошо управлялась с пони. Девочка была бесстрашной наездницей. Индия сама учила ее ездить верхом.

Оседлав лошадей, Индия повесила им на шеи фуражные сумки и насыпала туда овса. Пока они едят, ржать не станут. Индия повела лошадей к дому. На веранде темнел силуэт Шарлотты, одетой и готовой к поездке.

– Мамочка, можно мне взять Джейн? – тихо спросила дочка.

Индия кивнула и жестом велела дочери садиться на пони. Шарлотта послушно забралась в седло. Индия отдала ей поводья своей лошади, а также мешок с пищей и водой. Оставалось последнее – забрать музыкальную шкатулку, без которой Индии будет не доказать виновность Фредди в нескольких убийствах.

Собрав всю свою волю, Индия вернулась в дом.

– А теперь будь предельно осторожна, – шепнула она себе, открывая дверь.

Индия вошла в коридор, огляделась, подняла глаза к лестнице. Никого. Дом спал. Единственным звуком было тиканье часов. Медленно, шаг за шагом, она двинулась к кабинету. Ее сердце громко колотилось. Если Фредди проснется… если застигнет ее…

Индия заставила себя думать не об этом, а о Сиде. Музыкальная шкатулка и содержимое потайного ящика спасет его. Обязательно спасет. Они с Шарлоттой во весь опор поскачут в Тику. Там немного отдохнут и дальше, в Найроби. Она пойдет прямо к сэру Джеймсу Хейсу Садлеру и покажет ему драгоценности. Объяснит, при каких обстоятельствах их обнаружила и как, по ее мнению, они оказались у Фредди. Потом потребует, чтобы его арестовали, а Сида освободили. Если она не сумеет убедить Садлера, тогда она поплывет в Лондон на одном корабле с Сидом. В Лондоне она наймет лучших адвокатов. Сколько бы это ни стоило, она добьется, чтобы Сида оправдали, а Фредди сполна заплатил бы за содеянное.

Только бы не опоздать. Только бы губернатор не поспешил отправить Сида в Момбасу. Индия быстро открыла дверь и углубилась в темное пространство кабинета. Впереди что-то шевельнулось. Индия остановилась как вкопанная, едва не закричав от страха… но это были всего лишь занавески, подрагивающие на ночном ветерке. Кабинет, как и все помещения первого этажа, имел створчатые двери, выходящие наружу. Должно быть, горничная забыла их закрыть.

Индия подбежала к столику черного дерева, на котором Фредди держал музыкальную шкатулку. Не оценив в темноте расстояние, она налетела на столик, ударившись голенью. Забыв про боль, Индия ощупью стала искать шкатулку.

Шкатулки там не было.

Думая, что в спешке пропустила нужное место, Индия вновь пошарила по столику, но ничего не нащупала. Индия остановилась. Может, днем она в спешке поставила шкатулку на другое место? Индии стало не по себе. Она подошла к камину и принялась ощупывать каминную полку. Однако шкатулки не было и там.

Индия тихо вскрикнула от отчаяния. Нужно бежать. Немедленно. Но она не могла уехать без музыкальной шкатулки.

– Где же ты? – шептала в темноте Индия. – Куда тебя занесло, чертова шкатулка?!

Сзади послышался негромкий звук. Индия стремительно повернулась. Вспыхнула спичка, осветив лицо Фредди. Он сидел за письменным столом и улыбался. Перед ним стояла музыкальная шкатулка.

– Привет, дорогая, – сказал он. – Что-то ищешь? 

Глава 121

Фредди поднес зажженную спичку к фитилю лампы, и тот вспыхнул. Фредди немного прикрутил фитиль и вставил ламповое стекло.

– Думала, я ничего не узнаю? – спросил он.

Индия не отвечала. Ее ум лихорадочно работал. Нужно бежать к Шарлотте, потом к лошадям. Фредди знал. Затея с музыкальной шкатулкой провалилась.

– Еще вечером я заподозрил неладное, едва завел шкатулку. Оторванная ножка. Сломанный потайной ящик. Значит, ты их видела? Мои сокровища.

Индия сделала шаг назад, затем второй. Если она сумеет выскочить из кабинета, у них еще есть шанс сбежать.

– Куда ты собираешься? – спросил Фредди, выходя из-за стола, но Индия молчала. – Я задал тебе вопрос.

Индия понимала: она не должна показывать, что ей страшно. Наоборот, это Фредди должен испытывать страх.

– Я уезжаю в Найроби. Вместе с Шарлоттой. Я расскажу властям обо всем, что ты сделал, и добьюсь освобождения Сида Мэлоуна.

– Весьма смелый план. – Фредди медленно приближался к жене. – Возможно, он бы даже осуществился, будь музыкальная шкатулка у тебя. Точнее, содержимое потайного ящика. А так – никаких улик. Одни слова.

Слуги, подумала Индия. Здешние слуги жили не в доме, а в надворных постройках. Надо выбраться из кабинета. Выскочить на крыльцо и орать во все горло. Должно быть, Фредди угадал направление ее мыслей. Он молниеносно оказался рядом, заперев дверь изнутри.

– Ты не станешь будить слуг, – сказал он. – И в Найроби тоже не поедешь. Единственное место, куда ты сейчас отправишься, – твоя кровать. И когда утром проснешься, этот маленький эпизод будет забыт и более никогда не всплывет в разговорах.

Индию захлестнул гнев.

– Нет, этот, как ты говоришь, эпизод обязательно всплывет, – запальчиво возразила она, одновременно сознавая, что разумнее было бы молчать. – В полиции. В суде. У губернатора. Ты тогда нашел оба гребня. Один отдал Хью, второй оставил себе. Какой зловеще безупречный план! Простодушный парень отнесет к старьевщику первый гребень, и все подумают, что второй тоже у него. Потом его бросят в тюрьму за отказ вернуть краденое. А как он мог вернуть то, чего у него не было? Так в твоей шкатулке появилось первое сокровище.

– В уме тебе не откажешь, старушка. Смотрю, наивненькая Индия с годами стала хитрее и изворотливее.

– А ты – коварнее и безжалостнее. Фредди, когда это началось? Когда? Ты же не всегда был таким. В детстве мы с тобой гуляли по блэквудским лесам. Ты был другим. Когда это началось?

В лице Фредди что-то изменилось. Он опустил глаза. У Индии вспыхнула надежда. Возможно, ей удалось пробить брешь в его самоуверенности и задеть за больное. Индия заговорила дальше, рассчитывая морально раздавить мужа.

– Потом ты убил Уиша. Убил, снял его кольцо, а затем соврал нам, что Уиш вконец разорился и был вынужден заложить семейную реликвию. С какого расстояния ты в него стрелял? Ты видел его глаза, когда нажимал курок? Уиш просил о пощаде?

– Индия, прошу тебя… не надо, – прошептал Фредди.

Его шатало. Он шагнул к ней, но через пару шагов остановился, закрыв лицо руками.

Индия продолжала наступление. Она приблизилась к Фредди.

– Он же был твоим другом, – сказала она, подавшись вперед. – Твоим давним и дорогим другом. Был… пока не стал вмешиваться не в свое дело. А этим делом была больница. Я угадала? Ты убил его, услышав, что он собирает пожертвования для меня. Уиш стал угрозой. И больница тоже. Она мешала моему замужеству с тобой. Но чем тебе угрожала бедняжка Джемма Дин? Ничем. Зато она подвернулась очень кстати, чтобы свалить вину на Сида Мэлоуна.

– Боже мой! – дрожащим голосом произнес Фредди.

– Ты убил трех ни в чем не повинных людей. Ты отнял у меня все. Все, что было мне дорого. Ты убийца. Это ты преступник, а не Сид.

Фредди резко вскинул голову. Его рука сомкнулась на горле Индии. Он толкнул жену, плотно прижав к стене.

Все его потрясение было спектаклем. Маневром, чтобы усыпить ее бдительность, а самому подобраться к ней. Как она могла оказаться настолько глупой!

– Отпусти меня! – прохрипела Индия.

– Хочешь уехать отсюда? Прекрасно. Ты уедешь. Но не в Найроби. Ни тебе, ни Шарлотте там не бывать.

– Ты не посмеешь причинить вред ребенку!

Фредди засмеялся:

– Индия, я устал растить твоего кукушонка. Я хочу наследников. Настоящих детей. Моих. От настоящей жены. И они у меня будут, как только я избавлюсь от тебя и твоего ублюдка.

– Отпусти маму, – послышалось сзади.

Шарлотта! Она стояла за письменным столом, держа в руках куклу и… музыкальную шкатулку. Должно быть, вошла с веранды, подумала Индия и ужаснулась. Малышка слышала их разговор. Слышала все.

– Шарлотта, поставь шкатулку на стол, – сказал Фредди.

Шарлотта покачала головой и стала пятиться к двери.

– Я сказал, немедленно поставь шкатулку на стол! – потребовал Фредди. – Иначе я изобью тебя в кровь.

Повернувшись, Шарлотта бросилась к открытой двери веранды.

– Шарлотта! – заорал Фредди, устремляясь за ней.

Индия схватила его за руку, пытаясь удержать. Фредди повернулся и что есть силы ударил ее по лицу. Перед глазами замелькали ослепительные белые круги. Губы стали липкими от крови.

Индия пригнулась, стараясь увернуться от ударов. Ее ногти впились в руку Фредди.

– Беги, Шарлотта! – крикнула она. – Беги! 

Глава 122

Путь от своего кабинета до кабинета губернатора Том Мид проделал бегом. Он пронесся по длинному коридору и взбежал по лестнице, оставив за спиной полторы дюжины недоумевающих чиновников и клерков. В Правительственном доме никто не бегал. Никогда и ни при каких обстоятельствах.

Миновав губернаторского секретаря, красный, запыхавшийся Том влетел в кабинет.

Сэр Джеймс Хейс Садлер восседал за большим круглым столом, все места за которым были заняты.

– Вы, никак, рассудок потеряли? – спросил губернатор, поворачиваясь к Тому.

– Нет, сэр.

– Вы дерзнули прервать очень важное заседание.

Том оглядел собравшихся. За столом сидели районные уполномоченные, в том числе и его непосредственный начальник, районный уполномоченный провинции Кения. Здесь же находились лорд Деламер и ведущие представители Ассоциации колонистов.

– Я понимаю, сэр. Я искренне прошу меня простить, но поступила телеграмма…

– Это что, так спешно?

– Боюсь, да. Телеграмма из канцелярии министра внутренних дел.

– Вы уверены? – спросил Хейс Садлер, недоверчиво глядя на Тома.

– Прошу вас, сэр.

Том подал губернатору телеграмму. Хейс Садлер пробежал глазами текст.

– Будь я проклят! – пробормотал он. – Поверить трудно. Вы уверены, что телеграмма действительно пришла из канцелярии Глэдстоуна? – спросил губернатор.

– Да, сэр. Поначалу я сам не поверил и послал ответную телеграмму, попросив подтверждения. Мне ответили: никакой ошибки. Телеграмма подлинная.

– Что в телеграмме, Джеймс? – спросил Деламер. – Что там еще стряслось?

Хейс Садлер откинулся на спинку стула, снял очки.

– Министр внутренних дел хочет побеседовать с Литтоном. Точнее, допросить Литтона о его возможной роли в убийстве Джеммы Дин. Министр требует его немедленного возвращения в Лондон.

Послышались недоверчивые возгласы.

– Я шокирован не меньше вашего, – сказал собравшимся Хейс Садлер. – Обвинение против Литтона выдвинул один лондонский парламентарий. Кстати, весьма своенравный. Он располагает показаниями некоего заключенного, сделанными под присягой, и угрожает в случае чего передать эти показания газетчикам. Глэдстоун пытается разрядить обстановку и уберечь Литтона. Представляете, как это скажется на репутации Фредди, если подобная чушь появится в газетах? Я должен незамедлительно поставить его в известность.

За столом началась шумная дискуссия. Большинство присутствующих были уверены, что Литтон совершенно не способен на такое злодеяние. Это полная ерунда, происки его недругов. Однако нашлись и скептики. Если это ерунда, тогда почему в дело вовлечен министр внутренних дел?

– Сейчас Литтон отдыхает в окрестностях горы Кения, – сказал Хейс Садлер, когда шум утих. – Надо послать за ним. Том, вы и поедете. Перед отъездом зайдите к Грогану. Спросите, не даст ли он вам пару полицейских. Разумеется, для проформы. Уверен, это какая-то ошибка. Возможно, несколькими телеграммами Литтон все уладит. Жаль, что мы вынуждены портить ему отдых. И еще, Том, известите Сида Бакстера о случившемся. Должен признаться, все это как-то слишком ошеломляюще.

– Хм… да… конечно… – забормотал Том. – Видите ли, сэр, я должен сообщить вам и другую новость, – сказал он и поморщился. – Что касается Сида Бакстера… едва ли мы сможем его известить. Он… в общем, он не в тюрьме.

– Как это он не в тюрьме? Его еще не отправляли в Момбасу. Я точно знаю, туда его повезут только завтра. Я сам подписывал бумаги.

– Конечно, сэр. Боюсь, что он уже… уехал. Только не поездом и не в Момбасу. Судя по всему, сэр, Сид Бакстер… сбежал. 

Глава 123

Щека, по которой Фредди ударил Шарлотту, распухла. В рот девочки он вогнал кляп. Сейчас Шарлотта вертела головой по сторонам, пытаясь увидеть мать и показать той, что с ней все в порядке. Видеть распухшее личико дочери и испуганные глаза было для Индии равнозначно удару ножа в сердце. Ее малышка оказалась удивительно храброй. Фредди обращался с Шарлоттой по-скотски. Связал руки, запихнул в рот кляп, не давал ни есть, ни пить и вдобавок заставил без шляпы ехать под обжигающим солнцем. Шарлотте было больно, она натерпелась страхов, однако даже в таком состоянии тревожилась о матери.

Индия постаралась улыбнуться дочери. Ее собственное лицо после кулаков Фредди ужасно распухло. Индии отчаянно хотелось успокоить ребенка, обнять, прошептать ободряющие слова, но это было невозможно.

Фредди избил ее до бесчувствия. Он поймал Шарлотту и отнял музыкальную шкатулку. Очнувшись, Индия увидела, что Шарлотта сидит на жеребце, на котором всегда ездил Фредди. Ее он посадил на кобылу, оседланную для неудавшегося бегства. Как и пони Шарлотты, ее лошадь была привязана к лошади Фредди. Зачем? Она бы все равно поехала следом за дочерью, и Фредди это знал, ведь она никогда не выпустит Шарлотту из поля зрения.

– Сиди прямо, – велел Шарлотте Фредди, прежде чем они тронулись в путь. – Держись за седельную луку. Упадешь – так и останешься валяться на земле. Я тебя поднимать не стану.

Затем он пришпорил жеребца, и их процессия двинулась в предрассветную тьму.

Сейчас время близилось к полудню. Индия пыталась подмечать, куда они едут. Судя по всему, к западу от горы Кения. Это было все, что она сумела понять. Так далеко от дома она никогда не уезжала. Индия посмотрела на Фредди: во что одет, какие вещи взял с собой. Это могло что-то подсказать о его намерениях. Но из вещей при нем были лишь седельная сумка и фляжка. Такая экипировка ни о чем ей не говорила.

За издевательство над Шарлоттой Индия была готова убить Фредди. Себе она твердила, что он решил проучить их. Запугать, заставить молчать. Она старательно гнала мысли о готовящейся расправе над ней и Шарлоттой. «Он этого не сделает, – мысленно повторяла Индия. – Не решится». Их исчезновение спровоцирует лавину вопросов. Местные власти устроят поиски. Фредди будет не вывернуться.

Поездка продолжалась. У Индии все внутри пересохло от жажды. А каково Шарлотте? Наконец, когда солнце почти достигло зенита, они остановились возле реки. Сейчас Фредди разрешит им спешиться и утолить жажду. Но вместо этого Фредди спешился сам, достал из седельной сумки музыкальную шкатулку и швырнул в воду. Шкатулка сразу же утонула, увлекая за собой и сердце Индии. Фредди уничтожил все улики своих злодеяний. Избавившись от шкатулки, он нагнулся, зачерпнул воды и сделал несколько жадных глотков. Утолив собственную жажду, он снова забрался в седло и пришпорил жеребца. Индия пыталась кричать ему сквозь кляп, говоря, что Шарлотте нужна вода. Неужели он этого не видит?

Внутри зазвучал тот же голос, который она слышала вчера, впервые наткнувшись на украшения из потайного ящика: «Конечно видит. Просто ему наплевать на нее и на тебя».

Индия заплакала. Она больше не верила, что они с Шарлоттой вернутся обратно. Для них эта поездка последняя. Скорее всего, в седельной сумке лежит пистолет и Фредди намерен застрелить их обеих. Индия молилась, чтобы смерть была быстрой и чтобы первой он убил Шарлотту.

После реки они ехали еще полчаса. Затем Фредди снова остановился, спрыгнул на землю и снял с седла Шарлотту. Потом действительно вынул из седельной сумки пистолет и запихнул за пояс. Индия это видела. Ее глаза широко распахнулись от страха. Фредди подошел к ней и тоже снял с лошади.

Запястья Индии оставались связанными, но она могла шевелить пальцами. Ей удалось вытащить кляп.

– Фредди, пожалуйста. Прошу тебя… – хриплым голосом произнесла она.

– Шевелите ногами. Туда! – велел он, показав в сторону большой акации.

Шарлотта пошла, а Индия осталась стоять.

– Ты этого не сделаешь. Прошу тебя. Пожалей невинного ребенка.

– Иди, куда сказал! – крикнул Фредди, целясь Индии в голову.

Испуганная Шарлотта бросилась бежать. Индия побежала следом. Вскоре у нее на глазах дочь исчезла, словно растворившись в воздухе. Была – и нету.

– Шарлотта! Шарлотта! – звала Индия, не смея остановиться.

И только в последнюю секунду она увидела черную разверзшуюся яму. Каким-то чудом Индии удалось не угодить туда самой. Она опустилась на колени над ямой. Шарлотта лежала на дне, силясь встать.

– Шарлотта! Доченька! Ты не ушиблась?

Ответа она не дождалась. Рука Фредди грубо толкнула ее в спину, и Индия тоже полетела вниз. Падая, она изо всех сил старалась не придавить собой Шарлотту. Индия больно ударилась правым боком. У нее перехватило дыхание. Она перекатилась на спину, глотая ртом воздух. Шарлотта тихо плакала. Пахло землей и кровью. Восстановив дыхание, Индия встала и вонзила ногти в земляные стенки ямы.

– Бесполезно, – сказал ей Фредди; он сидел на корточках у края ямы и смотрел вниз. – Глубина десять футов. Тебе не выбраться. Это ловчая яма кикуйю. Я и раньше слышал о них, но никогда не видел. А пару дней назад едва сам не загремел. Чертовски удобные штучки. Туземцы с их помощью ловят разное зверье. И львы этими ямами не брезгуют. Обычно яму маскируют густым слоем травы. Звери и не подозревают о ловушке, пока сами не угодят. А тогда уже слишком поздно.

– Фредди, не делай этого, – взмолилась Индия.

– Уже сделал.

– Ты не сумеешь уйти от ответственности.

– Ошибаешься. Сумею. Дня через два я вернусь домой. Обожженный солнцем, с растрескавшимися от жажды губами. В полубезумном состоянии от страха и горя. Слугам расскажу, как мы решили посмотреть на львов и выехали рано утром. Потом остановились перекусить. Мы с тобой, разомлев на жаре, задремали, а Шарлотте не сиделось на месте, и она решила прогуляться одна. Мне поверят. Все знают, что у нее это не впервые. Мы решили искать ее порознь. С тех пор я не видел ни ее, ни тебя. Наконец решил вернуться за подмогой. Я соберу поисковый отряд и поведу их совсем в другом направлении. Вас, разумеется, не найдут, и все решат, что вы стали жертвами львов.

Индия перевела взгляд на Шарлотту. Та сидела белая от ужаса, крепко прижимая к себе Джейн. Прежде чем Фредди связал ей руки, Шарлотте удалось засунуть куклу себе под куртку.

– Фредди, я согласна остаться здесь, но возьми Шарлотту. Пожалуйста, вытащи ее из ямы. Она ничего не сделала. Ты не можешь быть настолько жестоким. Даже ты.

Фредди покачал головой:

– Мертвая она для меня куда ценнее, чем живая. Она сделает меня очень богатым.

Индия поняла смысл его слов. Если умрет не только она, но и Шарлотта, все наследство семьи Селвин Джонс автоматически перейдет к Фредди. И помощи им ждать неоткуда и не от кого. Совсем не от кого. Они обречены умереть в этой яме. Медленно и мучительно.

Фредди встал и собрался уйти.

– Нет! – пронзительно закричала Индия. – Ты не можешь бросить нас умирать. Дай мне пистолет. Имей хотя бы крупицу милосердия!

– Не могу, старушка, – сочувственно улыбнулся Фредди. – Если кто-то вдруг найдет вас, найдут и пистолет. Я не хочу, чтобы мою головоломку разгадали.

С этими словами он уехал. Они остались вдвоем. Вокруг – никого. Только далекое синее небо и нещадно палящее африканское солнце. 

Глава 124

Путь к поместью леди Уилтон занял у Сида почти два дня. Остановки он делал лишь тогда, когда темнота совсем сгущалась и он переставал видеть, куда едет. Путешествие в этот дальний уголок Кении обычно занимало три или даже четыре дня. Однако Сид не жалел лошадь, стремясь отъехать как можно дальше от Найроби.

Он снова и снова вспоминал обстоятельства своего побега. Выйдя с Мэгги в караульную, он опасался, что Джордж заметит подмену и поднимет тревогу. Но Джордж, поглощенный результатами скачек, даже не поднял головы. Сид и Мэгги беспрепятственно вышли из тюрьмы, спустились с крыльца и оказались на улице. Суровые аскари, охранявшие тюрьму, смотрели прямо перед собой и на посетителей не обратили никакого внимания.

Мэгги повела его к отелю «Норфолк», находившемуся почти рядом. Однако входить внутрь она не собиралась, а пошла на задний двор, где в одной из конюшен оставила свою лошадь Элли. Там Мэгги заставила Сида присесть на корточки и вытащила из-под сена, разбросанного на полу стойла, моток веревки.

– Держи. – Мэгги подала веревку Сиду. – Быстро свяжи меня по рукам и ногам.

– Зачем?

– А ты не догадался? Когда меня здесь найдут, я скажу, что ты напал на меня, связал и забрал мою лошадь. Иначе меня упекут в ту же тюрьму.

– Отличная идея, – похвалил Сид, связывая ей лодыжки.

– Не моя. Братец твой придумал.

– Что будет с ним?

– Скажет им примерно то же. Ты отломал ручку от параши, заточил на каменном полу и вскрыл замок. Ты выбрался из камеры, поднес заточку к моему горлу, потом ударил Шейми, затолкал его в камеру и велел поменяться одеждой. А меня ты заставил вместе с тобой выйти из тюрьмы.

– И все это – без малейших подозрений со стороны Джорджа. Он даже головы не поднял, – усмехнулся Сид, принимаясь связывать Мэгги запястья. – Дерзкий побег. Газетчикам понравится.

– Брось ты. История сшита на живую нитку, но ничего другого мы не придумали. – Мэгги кивком указала на лошадь. – Элли оседлана. В седельных сумках две фляжки с водой и запас еды дня на три. Еще деньги. Двадцать фунтов на всякий случай. Винтовку я спрятала в сене, слева от двери… Да, вот там. Не мешкай, Сид. Уезжай, пока Джордж не поперся в камеру к Шейми. Тебе нужно как можно скорее выбраться из Кении. Поезжай на юг, к границе с немцами.

– Не могу, Мэггс, – ответил Сид, вешая винтовку через плечо. – Я должен поехать на север. К горе Кения. Я должен ее увидеть. Их обеих. Я должен знать.

– Литтон вновь велит тебя арестовать. Тогда все наши хлопоты – коту под хвост.

– Я все понимаю, но рискну.

– Дурень ты, – вздохнула Мэгги. – Будь осторожен.

Сид поцеловал ее в щеку:

– Спасибо тебе, Мэггс. За все.

Она отмахнулась связанными руками.

– Кляп мне втолкнуть не забудь. Возьми в кармане носовой платок.

Из Найроби Сид выбирался по боковым улочкам. Через пятнадцать минут город остался позади. Сид мчался по равнинам на север. К вечеру он достиг Тики, но дал солидный крюк и не делал привала, пока не отъехал подальше. Здесь его хорошо знали.

Подъехав к дому леди Уилтон, Сид внутренне приготовился к любым опасностям: от яростных словесных перепалок до попыток захватить его в плен с помощью слуг. Наконец, Фредди мог его и застрелить.

К чему Сид не был готов – так это к зрелищу пустого дома. Внутри не оказалось ни Индии, ни Фредди, ни Шарлотты. Только кучка обеспокоенных слуг, говорящих разом. А взбудоражил их внезапный отъезд семьи.

Джозеф, самый старший и рассудительный из слуг, рассказал Сиду, что рано утром нашел на кухонном столе записку. Бвана писал, что они выезжают еще до рассвета, поскольку маленькая мисс захотела посмотреть на львов. Они устроят пикник на холмах и вернутся домой к пятичасовому чаю. По словам Джозефа, бвана в четыре часа всегда требовал чай. Сейчас уже половина седьмого, а семейство Литтон почему-то не вернулось. Прежде такого не бывало. Бвана любил порядок. Джозеф уверен, с белыми людьми что-то случилось. Он это чувствовал.

Такое же чувство было и у Сида. Его шестое чувство, не раз выручавшее в Лондоне. Тогда оно ему подсказывало, какое дело выгорит, а за какое лучше не браться. Сейчас его шестое чувство не нашептывало. Оно кричало о беде.

– В какую сторону они поехали? – спросил Сид, всматриваясь в горизонт.

– В записке написано про холмы, – ответил Джозеф. – Значит, на север. Но наша повариха видела другое. Она поднялась рано – ребенок разбудил – и из дома видела всех троих. Говорит, они ехали на запад, к равнинам. Еще она сказала, что маленькая мисс сидела с отцом на его лошади.

– Почему? – спросил Сид, которому это показалось странным. – Разве у девочки нет своей лошади?

– Сам не понимаю, – пожал плечами Джозеф. – Здесь она каталась на пони. Пони в конюшне тоже нет, но маленькая мисс поехала на отцовской лошади. Жаль, я спал, а то бы обязательно их остановил. В опасные места они отправились. Женщине и ребенку там делать нечего. Львы и на холмах, случается, нападают. Но там их мало. А на равнинах их как блох на собаке.

– В котором часу они уехали?

Джозеф повернулся к поварихе и на суахили повторил вопрос Сида.

– Говорит, в половине четвертого утра.

Сид выругался. Сейчас был восьмой час вечера. За шестнадцать часов многие следы могли исчезнуть.

– У вас найдется отдохнувшая лошадь? Я поеду их искать.

– Нет, бвана. Не в такое время. Сейчас очень опасно. Поезжайте утром.

– Со мной ничего не случится. А вот с ними – может.

Джозеф распорядился насчет лошади и велел наполнить фляжки бваны свежей водой и дать с собой еды. Все это Сид убрал в седельную сумку и, торопливо поблагодарив слугу, выехал из усадьбы. Его зоркие глаза заметили тропку, образованную примятой травой. Как и говорила повариха, тропка уходила на запад.

– Что же ты натворил, Фредди? – вслух спросил Сид. – Что ты задумал, мерзавец? 

Глава 125

Индия крепко прижимала Шарлотту к себе, чувствуя, как дрожит тело дочери. У них над головой по краю ямы кружили три львицы. Одна занесла лапу над ямой, начала терять равновесие и отпрыгнула назад. Вторая постоянно рычала, злясь на близкую добычу, до которой не добраться. Но самой страшной была третья. Та сидела на корточках, неподвижная, будто статуя. Глаза львицы ярко блестели, а на губах повисла серебристая нить слюны.

– Мамочка, они сюда прыгнут? – шепотом спросила Шарлотта.

– Нет, дорогая. Они ведь тоже боятся. Чуют, что потом им будет не выбраться.

Индия надеялась, что так оно и есть. Она ничего не знала о повадках львов, особенно голодных. А вдруг львицы все-таки прыгнут вниз? Им с Шарлоттой нечем обороняться. Они совершенно беззащитны. Их ждет ужасная смерть. Но с какого-то момента эта смерть стала казаться Индии милосердной. Они с дочерью находились в яме уже девять часов. Голод и жажда начали подтачивать их организм.

Когда-то Индия была врачом. Сейчас это представлялось ей чем-то далеким, словно другая жизнь. Она знала все стадии смерти от голода. Сначала тело теряет жировые запасы, после чего начинает поедать себя. Усыхают мышечные ткани, кожа становится бледной и сухой. Появляется сонливость, затем распухают руки и ноги. Последним отказывает сердце. Но их с Шарлоттой убьет не голод, а обезвоживание. Будучи студенткой, Индия читала о случаях, когда людям удавалось продержаться без воды пять и даже шесть дней. Но большинство умирало через три дня. А на жаре – через два.

Смерть от обезвоживания была тяжелой. Рот и губы высыхали. Язык распухал и трескался. Глаза становились запавшими. Скулы заострялись. Мочевой пузырь, где уже не было мочи, горел, как на огне. Сердце учащенно билось. Дыхание тоже становилось учащенным. Люди испытывали сильные головные боли, тошноту, слабость и начинали бредить. Но хуже всего было чувство жажды. Жажда мучила, терзала, сводила с ума.

Сейчас Индии хотелось только одного: чтобы хватило сил продержаться дольше Шарлотты. Пусть дочь умрет раньше и не увидит, как умирает ее мать. Ей хотелось уберечь Шарлотту от последних часов, проведенных в одиночестве под рычание львиц. Пусть Шарлотта умрет в ее объятиях, слыша утешительные слова.

А потом умрет и она. Индия успела смириться с этой мыслью и принять неизбежное.

В первые часы их плена ей хотелось дать выход гневу. Хотелось кричать, задрав голову к равнодушному небу, ползать по стенам их глубокой могилы. Индия перепробовала все способы выбраться наружу. Ставила Шарлотту себе на плечи и вытягивалась во весь рост, надеясь, что дочка сможет выбраться. Но они вдвоем не доставали до края ямы на целый фут. Индия попыталась упереться в стенки ногами, руками и головой и переставлять ноги, помогая себе руками. Увы, яма оказалась слишком широкой. Постепенно до нее все отчетливее доходило: им отсюда не выбраться. Они одни, без пищи и воды. Вокруг – только равнины, тянущиеся на многие мили и совершенно безлюдные. От этого можно было прийти в отчаяние. Индии пришлось собрать в кулак всю смелость и самообладание, чтобы сохранить ясность сознания.

Одна из львиц снова зарычала. Индия нагнулась ко дну ямы, зачерпнула горсть влажной красной земли, слепила комок и бросила в зверя. Комок пролетел мимо, сопровождаемый злобным рычанием.

– Пошла прочь! – крикнула Индия.

Она сделала второй комок, потом третий, четвертый… Дальше она бросала просто горсти земли.

– Убирайся! – всхлипывая, требовала Индия.

Она бросала, пока ей не стало тяжело дышать. Пока Шарлотта не обняла ее за талию и не прильнула к юбке, прошептав:

– Мамочка, не надо больше. Они ушли.

Тогда Индия села, привалившись к стенке, и притянула к себе Шарлотту.

– Мамочка, все будет хорошо, – сказала ее храбрая дочь.

– Ты так считаешь? – пробормотала Индия, поцеловав ее в макушку.

– Да. Смотри.

Шарлотта засунула руки в карманы своей юбки и вытащила оттуда бриллианты, самоцветы и золотые драгоценности.

– Видишь, что у нас есть? – спросила Шарлотта, раскладывая сокровища на подоле.

– Боже мой! Когда ты успела их взять?

– Я забрала их из шкатулки, пока была в папином кабинете, – ответила Шарлотта, вертя в руках гребень в форме стрекозы. – Потом ты меня заметила. Я это взяла, чтобы в Найроби показать полиции, как ты говорила. Когда мы отсюда выберемся, то отдадим эти вещи полицейским и расскажем, какой он плохой человек. – Шарлотта немного помолчала и убежденно добавила: – Он за нами приедет. Вот увидишь, мамочка.

– Кто? – устало спросила Индия.

– Мистер Бакстер. Он приедет за нами. Помнишь, никто не мог меня найти, а он нашел? Он и сейчас меня найдет. Обязательно.

– Конечно, дорогая. Обязательно найдет, – соврала Индия, зная, что даже маленькая надежда добавляет сил.

Если не ей, то хотя бы Шарлотте.

Индия подумала о Сиде. Должно быть, его уже отправили в Лондон. Хорошо, что она не сказала ему правду про Шарлотту. По крайней мере, он не узнает, что его дочь умерла на кенийских равнинах. Вот только доживет ли он хотя бы до вестей об их исчезновении?

Индия прикрыла глаза, но вскоре услышала глухое рычание. Вернулась одна из львиц. Индия видела силуэт ее морды на фоне вечернего неба. Львица разинула пасть, и в лунном свете белели ее клыки.

– Уходи! – крикнула львице Шарлотта, подражая матери. – Уходи прочь!

Девочка встала и бросила в львицу гребень. Каким-то чудом ей удалось попасть. Должно быть, зубья гребня задели чувствительное место на морде, ибо львица зарычала и убежала.

– Хороший бросок, дорогая, – похвалила Индия, изо всех сил стараясь улыбнуться.

Шарлотта снова прильнула к матери. Земля, на которой они сидели, была холодная и сырая.

Индия закрыла глаза, решив просто посидеть так, но незаметно погрузилась в тяжелый сон. Она не видела, что Шарлотта, задрав голову, смотрит на далекие звезды. Не слышала настойчивого шепота дочери, обращенного к вечернему небу.

– Мамочка, он приедет. Вот увидишь, – твердила Шарлотта. – Он обязательно приедет. 

Глава 126

Шейми хотел купить цветов, но в Найроби не было цветочных магазинов. Как назло, не нашел он и шоколадных конфет. Виктория-стрит отнюдь не напоминала Бонд-стрит в Лондоне. Даже близко. Наконец Шейми наткнулся на магазин, торговавший снаряжением для сафари. Там он купил новый складной нож и фляжку. Шейми покидал магазин, довольный своим выбором. Он был уверен, что это понравится Уилле больше, нежели цветы и сласти.

Он шел по Виктория-стрит, направляясь в больницу. Может, доктор Рибейро позволит ему взять Уиллу в «Норфолк» и угостить ланчем. Зная ее характер, Шейми понимал, насколько ей осточертело в больнице. Хорошо бы нанять тележку с осликом и показать ей город. Пусть развеется, отключится от мыслей о себе и случившемся с ней. Шейми и сам мечтал о сытной еде, когда не нужно никуда спешить. Ему отчаянно хотелось отдохнуть, сбавить темп и отойти от шокирующих событий этой недели.

В последний раз он навещал Уиллу два дня назад. Какое-то время ему казалось, что теперь они увидятся нескоро. Все, начиная от надзирателя Джорджа Галлахера и кончая судьей Эвартом Гроганом и губернатором, крайне подозрительно отнеслись к их с Мэгги историям. Обоих обвинили в содействии побегу Сида и заперли на ночь в тюрьме. Сходство Шейми с Сидом Бакстером, замеченное только теперь, тоже породило въедливые расспросы. Шейми предъявил паспорт, подтвердив, что его фамилия Финнеган и он не состоит с Сидом Бакстером в родстве. Просто он знает Сида еще по Лондону. Прочитав об аресте Бакстера, Шейми был потрясен известием и, естественно, хотел повидать друга. Чем обернулось благое намерение, они уже знали.

Полиция пыталась найти несоответствия в показаниях Шейми и Мэгги, задавала провокационные вопросы, но оба стойко держались своих версий. При отсутствии улик и доказательств вины полицейским не оставалось иного, как освободить обоих. Их выпустили вчера, поздно вечером. Шейми хотел сразу отправиться к Уилле, однако больница была закрыта, и он не решился пугать врача. И тогда вместе с Мэгги Шейми пошел в «Норфолк». Не в столовую, а прямо в бар. Никогда еще Шейми так остро не нуждался в хорошей порции виски. Потребность только возросла, когда Мэгги рассказала, куда отправился Сид.

– Так он же снова угодит в тюрьму, – сказал Шейми.

– Если угодит, пусть сам и выкарабкивается, – ответила Мэгги. – Стара я еще один побег ему устраивать.

Они распили бутылку и, пошатываясь, разбрелись по номерам. Сегодня, за завтраком, Шейми простился с Мэгги, которая заявила, что ей пора возвращаться на ферму. Вот-вот начнется сбор урожая кофе. Мэгги пригласила Шейми в Тику. Он пообещал приехать, подумав, что Уилле тоже понравится эта женщина. Возможно, когда Уилла немного окрепнет, они съездят в Тику.

Шейми поднялся на больничное крыльцо, толкнул дверь и замер. Койка Уиллы пустовала. Не веря своим глазам, он подошел ближе. Прикроватный столик тоже опустел. Прежде здесь всегда лежали книги, газеты, пачка печенья, стоял стакан с водой. Не было ни ботинок Уиллы, ни одежды, купленной им для нее. Может, ее перевели в другое место?

– Доброе утро, мистер Финнеган.

Шейми обернулся, увидев доктора Рибейро.

– Мисс Олден выписалась, – сообщил врач. – Невзирая на мои категорические возражения.

– Выписалась? Тогда где она сейчас? В «Норфолке»? – спросил Шейми, удивляясь, как они могли разминуться.

– Сомневаюсь. Она попросила моего ассистента проводить ее на станцию.

– Такого не может быть, – растерянно пробормотал Шейми. – Я ничего не понимаю.

– Возможно, здесь вы найдете объяснения. – Доктор Рибейро протянул ему конверт. – Мисс Олден оставила для вас. А я, с вашего позволения, займусь своим пациентом.

Шейми уселся на пустую койку Уиллы, положив рядом мешок с подарками. Он вскрыл конверт. Там лежал всего один листок, датированный вчерашним днем.

Мой дорогой Шейми!

Когда ты прочтешь это письмо, я уже уеду. Сегодня я отправляюсь поездом в Момбасу, а там сяду на первый отплывающий пароход. Жаль прощаться подобным образом, но я не знаю, как еще это сделать. Я больше не могу тебя видеть. Это очень болезненно.

Ты спас мою жизнь и сам едва не погиб. И я должна быть тебе благодарна, но благодарности не испытываю. Только злость и ощущение, что мое сердце разбито. Каждое утро я просыпаюсь в отчаянии и с таким же ощущением засыпаю. И что мне теперь делать? Куда отправиться? Как жить? Мне сложно прожить ближайшие десять минут, не говоря уже об оставшейся жизни. В этой жизни уже не будет холмов, куда я смогу забраться, тем более не будет восхождений на горные вершины. Что еще ужаснее, в ней не будет мечтаний. Лучше бы я погибла на Килиманджаро, чем так жить.

Я покидаю Африку. Даже не знаю, куда поеду. Туда, где смогу понять, как прожить остаток жизни, превратившейся в огрызок.

Я люблю тебя, Шейми, и я же тебя ненавижу. Меня разрывает на части. Пожалуйста, не пытайся меня искать. Забудь обо мне. Забудь о том, что было между нами на Мавензи. Найди себе другую и будь счастлив.

Жаль. Жаль. Жаль.

Уилла

Шейми положил письмо. Ему хотелось догнать Уиллу. Поехать в Момбасу и найти ее там. Возможно, она еще не отплыла. Найти и попытаться поговорить.

Но ему вспомнились строчки письма. Я больше не могу тебя видеть. Это очень болезненно… Я люблю тебя, и я же тебя ненавижу… Он понимал: Уилла уже никогда не посмотрит на него как прежде – без гнева, без печали. Каждую минуту каждого дня он будет для нее живым напоминанием о том, что она имела и чего лишилась. Он этого не хотел, особенно для нее.

На плечо легла мягкая рука.

– Мистер Финнеган, как вы?

Это снова был доктор Рибейро.

– Все нормально. Спасибо, – ответил Шейми и подал врачу пакет. – Может, пригодится кому-то из ваших пациентов.

С разбитым сердцем он вышел из больницы на залитые солнцем улицы Найроби. Скрипели телеги, цокали лошадиные копыта. Мужчины переговаривались через улицу. Играли дети. Женщины сновали по магазинам.

Ничего этого Шейми не видел и не слышал. Он видел только Уиллу, такой, какой она стояла на вершине Мавензи. Усталой, но торжествующей. Он чувствовал ее губы, слышал ее слова о любви к нему.

– И мне жаль, Уиллс, – тихо произнес он. – Ты даже не представляешь насколько. Но что я тогда мог сделать? Скажи, что? Стоять и смотреть, как ты умираешь? Бог свидетель, я люблю тебя. Люблю. 

Глава 127

На африканских равнинах была ночь. Окрестности тонули в густой тьме, но никогда еще Фредди Литтон не ощущал свое будущее таким лучезарным, как сейчас. Ярким, как звезды, перемигивающиеся в небе. Как высокие языки пламени его костра.

Он приложился к фляжке и сделал несколько глотков. Голова кружилась от усталости. Вдобавок он был немного пьян. Почти весь день Фредди провел в седле под нещадным африканским солнцем. Его кожа покраснела и в нескольких местах покрылась волдырями. Все это было сделано намеренно, с целью придать его истории как можно более правдоподобный вид. Глядя на него, люди подумают, что он обезумел от страха за семью и начисто позабыл о себе.

Фредди дотронулся до пылающего лба и поморщился. Ничего, его усилия окупятся, причем довольно скоро. Главное, он освободился. От Индии. От ее ублюдка. Скоро к свободе добавится богатство, да такое, что превосходило самые дерзкие его мечты. Все, что родители Индии оставили ей: дома, деньги, включая и деньги Шарлотты, – перейдет к нему. Достижение заветной цели заняло несколько лет, и теперь цель достигнута.

Конечно, нужно еще выдержать спектакль с поисками. Выдержать похороны и расспросы властей. Но когда вся эта кутерьма окажется позади и он вернется в Лондон, то будет волен жениться снова. Конечно, ему и там придется соблюсти предписанный нормами общества период траура. А потом он женится на красивой, блистательной светской пташке с безупречной родословной. На той, с кем приятно посещать обеды и светские балы. От нее у него родятся сыновья. Наследники. Его наследники. Теперь ничто ему не помешает. Ничто. Новое богатство, новая жена и лавры, которые он вскоре получит за свое мастерское разрешение африканского вопроса, приведут его туда, где он всегда мечтал находиться, – на Даунинг-стрит.

– Наконец-то, – произнес он охрипшим от усталости и виски голосом. – Наконец-то.

И словно в ответ, из ночной темноты раздался другой голос, который не произносил слов. Этот голос выл и стенал.

Вскинув голову, Фредди выпрямился и замер. На мгновение ему показалось, что голос принадлежал Индии или Шарлотте. Эти крики. Эти всхлипывания. Их он слышал, уезжая от ямы, где остались жена и так называемая дочь. Остались умирать.

Фредди понимал абсурдность своего страха. Это всего-навсего галлюцинация, трюк утомленного разума. От ловчей ямы его отделяли многие мили пути, а то, что он слышал, было высоким, пронзительным криком гиены. Он и раньше слышал крики этих тварей на сафари с Деламером и Хейсом Садлером. Оба уверяли его, что гиены трусливы, боятся человека, боятся огня костров. Обычно гиены бродят вокруг лагеря, но стараются не показываться. Любой громкий шум и резкое движение отпугивают их, и они торопятся убраться. Судя по уродливым силуэтам, грациозными этих хищников не назовешь.

– Гнуснейшие твари, – говорил о них Деламер. – Мне они кажутся ожившими мертвецами, которые приходят нас помучить. Ненавижу их.

Фредди тоже ненавидел гиен.

Он вгляделся в темноту. Оттуда на него смотрели сверкающие зеленые глаза. Вскоре появилась вторая пара глаз, а затем третья и четвертая. Лошади, привязанные неподалеку, испуганно заржали и забили копытами. Фредди громко хлопнул в ладоши. Две гиены убежали. Две другие остались.

– Убирайтесь! – крикнул им Фредди.

Гиены не двинулись с места. Одна моргала зелеными глазами. Вторая визгливо засмеялась. Смех был на редкость отвратительным.

– Грязные сучки! – пробормотал он.

На мгновение ему показалось, что на него смотрят глаза Индии. Глаза Шарлотты.

– Проваливайте к чертям! Все! – закричал он в темноту.

Там что-то зашуршало. Раздались новые повизгивания, затем все стихло.

Фредди дрожащей рукой провел по лицу.

– Возьми себя в руки, старик, – сказал он себе. – Ты явно перегрелся на солнце.

Он попытался увести мысли от событий минувшего дня. Представил себя в лондонском доме. В «Реформ-клубе». В Вестминстере. На скачках в Аскоте. Но перед глазами неотступно вставало лицо Индии. Не взрослой Индии, которую он столкнул в яму умирать. А Индии времен его детства. Там, в Блэквуде, когда она случайно увидела шрамы на его мальчишеском теле и заплакала из сострадания к нему. Больше никто и никогда по нему не плакал. Когда-то она была к нему добра. Любила его. А он убил ее и ее ребенка.

Он убил ребенка. Невинного ребенка.

Хью Маллинс встал у него на пути. Уиш тоже. Джемма Дин чуть не расстроила его планы. А эта сука Индия была готова пойти в полицию с его музыкальной шкатулкой. Она заслужила такую участь. Они все заслужили, но не Шарлотта.

Фредди увидел Шарлотту на дне ямы. Мертвую. На ней пировали хищники, дочисто обгладывая кости. Ее серые глаза, такие же, как у Индии, были черными и незрячими.

– Прекрати! Немедленно прекрати! – заорал Фредди, вскакивая на ноги.

Ответом ему были визги, фырканье и утробный смех гиен. Фредди их не слышал. Он настойчиво убеждал себя: что сделано, того не вернешь. К этому времени обе уже мертвы. Все кончено. Больше он ничего подобного не сделает, поскольку такой шаг ему уже никогда не понадобится. Трясущимися руками Фредди поднес фляжку к губам и жадно глотнул виски.

Опустив фляжку, Фредди увидел лицо своего далекого предка Ричарда Литтона. «Быть хочешь королем? – спросил его в детстве Красный Граф. – Тогда вначале вырви собственное сердце».

– Я думал, что вырвал, – прошептал Фредди. – Давно. Много лет назад. Я думал, это ушло. Целиком. Думал, ничего не осталось.

Вновь послышался смех. Чей? Графа? Гиен? Его собственный? Фредди не знал. Он глубоко вдохнул, пытаясь успокоиться. Нужно кончать с этим бредом, с игрой расшалившихся нервов. Громким голосом Фредди заявил, что просто очень устал, и только. Он вдруг ощутил сильный голод. Ничего удивительного, он не ел с самого утра. Надо поесть. Потом поспать. Ночью мерещится разная чертовщина. Настанет утро – и все снова будет ясным и понятным.

Вечером Фредди набрал листьев, опавших с огненных деревьев, и теперь бросил большую их охапку в огонь. Пламя взметнулось вверх. Он потянулся к седельной сумке, достал кусок твердого сыра, ломоть имбирного хлеба и горсть ягод инжира. Когда складным ножом он резал сыр, лезвие соскочило, полоснув по пальцу.

– Твою мать! – выругался Фредди, смазывая рану слюной.

Боль немного привела его в чувство. Нужно обязательно перевязать рану. Фредди знал, насколько опасны подобные раны в Африке. Оставишь поврежденный палец без внимания – и не заметишь, как тот почернеет, а потом местный знахарь оттяпает тебе всю руку.

Здоровой рукой Фредди снова полез в седельную сумку и рылся там, пока не нашарил пузырек с карболкой. Он сбрызнул рану и вдруг снова услышал смех и тявканье гиен.

Ему вспомнилась еще одна их особенность, о которой рассказывал Деламер. Гиены чуют кровь издалека. Фредди оглянулся. Винтовка лежала рядом. Может понадобиться. Он закончил промывать палец карболкой, завинтил пузырек и перевязал рану чистым носовым платком.

Шум в кустах стал громче и неистовее.

Фредди забеспокоился. Он убрал пузырек в сумку и потянулся за винтовкой… И вдруг из темноты что-то выпрыгнуло и с рычанием повалило его на землю. В ноздри ударило зловонием. Фредди чувствовал на лице влажное гнилостное дыхание гиены. Он попытался отшвырнуть зверя, молотя кулаками и ногами.

Его сапог ударил во что-то твердое. Наверное, бок гиены. Гиена с визгом убежала. Фредди перевернулся на бок. Он дрожал и тяжело дышал. Рука потянулась к винтовке, но было слишком поздно. Гиены набросились на него всей стаей. Фредди скрючился, пытаясь защитить жизненно важные органы, но его попытки были бесполезны. Зубы гиен вонзились ему в спину, потом в плечо. Фредди дернулся, ударяя гиен ногами. Осмелевшие звери вцепились ему в лодыжку, в бедро. Перед глазами мелькнули клыки, и челюсти сомкнулись у него на горле.

Золотистая трава стала красной от его крови. Кровь стекала по стеблям, уходя в красную землю. Природа была по-своему милосердной. Острые зубы все проделали быстро. Но Фредди был еще жив и находился в сознании. И тут крупная самка, которой сородичи мешали подобраться к его горлу и животу, досадливо взвыла и вонзила сильные челюсти ему в грудь, кроша кости и вырывая мясо длинными клыками.

Фредди мог лишь извиваться и беззвучно кричать, поскольку у него теперь не было горла. Гиена подняла окровавленную морду и вырвала из его груди очередной кусок мяса. Потом еще один. Так продолжалось, пока она не насытилась.

Пока не вырвала его сердце. 

Глава 128

Сид затушил костер, побросав оставшиеся угли в реку. Подстилка, на которой он спал, была уже свернута и привязана к седлу. Оставалось быстро проглотить нехитрый завтрак и снова трогаться в путь. Сид не хотел дожидаться, пока совсем рассветет. Он должен найти Индию и Шарлотту. С момента их отъезда из поместья леди Уилтон прошло двое суток. С рассветом начнутся третьи.

Вчера вечером он наткнулся на их следы, но те вскоре оборвались. Возможно, виной тому был прошедший дождь. Или ветер дул слишком уж сильно. Сиду было не до гаданий о причинах. Полоса примятой травы, оставленная тремя всадниками, исчезла, равно как и все прочие следы.

Но Сид не собирался отступать. До сих пор все указывало на то, что пропавшее семейство Литтон ехало в западном направлении, почти не отклоняясь. Сид предположил, что они и дальше придерживались того же маршрута. Удаляясь от реки, он усердно запоминал местные ориентиры: крупный валун, рощицу деревьев, изгиб русла. Это могло понадобиться на обратном пути.

Все утро он напрасно проездил по равнинам, бороздя их, как моряк бороздит притихшее море. Глаза высматривали хоть какой-то признак: след лошадиного копыта, сломанный куст, еще что-то. Ближе к полудню, поднявшись на гребень холма, он заметил в траве какое-то движение. От страха у него свело живот. Сид потянулся за биноклем, хотя уже знал, что́ увидит. Грифов. Стервятников было не меньше двух десятков. От красной пыли их черные перья приобрели ржавый оттенок. Они пировали на жарком солнце, сражаясь за лучшие куски.

Сид пришпорил лошадь и вознес молитву. Так истово он не молился с раннего детства. Он просил дать ему силы выдержать ожидавшее его зрелище.

Первыми он услышал мух. Чем ближе к месту пиршества, тем громче становилось их жужжание. Потом в ноздри ударил запах крови, внутренностей и разогретого солнцем мяса. Увидев человека, грифы оставили распри и негодующе заверещали. Вскоре Сид увидел предмет их пиршества – тушу черного пони. На шее виднелись следы укусов. Для льва мелковаты. Скорее всего, гиены. Страх сковал его сердце, угрожая превратить в пыль.

– Шарлотта! – позвал Сид.

Он спрыгнул на землю и двинулся по окровавленной тропе, зная, какое зрелище его ждет: маленькое, хрупкое тело девочки, изуродованное и залитое кровью. В сражении с гиенами у нее не было никаких шансов.

Сид нашел тело, но другое. Тело Фредди. Грифы еще не успели выклевать ему все лицо. Уцелевший глаз смотрел в небо и ничего не видел.

Сид сложил руки рупором, поднес ко рту.

– Индия! – кричал он, бегая по кругу. – Шарлотта!

Ответа не было. Он продолжал кружить. Никто не отзывался.

Тогда Сид вернулся в седло и продолжил круги уже верхом, делая их все шире. Глаза впивались в траву, ища тела, следы крови, любые иные следы.

Где же они. Тела не могли исчезнуть бесследно. Гиены терзали своих жертв, растаскивали, трепали, всегда оставляя следы. Примятую траву, сгустки крови, лоскуты одежды. А тут – ничего. Как такое могло случиться?

– Литтон, где они? – закричал Сид, чувствуя, что находится на грани истерики. – Отвечай, подонок! Я тебя спрашиваю, долбаный мерзавец! Где они?

Невдалеке, ярдах в двадцати от пони, он нашел тушу второй лошади. Потом увидел третью. Та была жива и пряталась среди высоких кустарников на вершине другого холма, ярдах в ста отсюда. Сиду понадобилось больше часа ласковых слов или увещеваний, прежде чем испуганное животное позволило к себе приблизиться. Свою роль сыграл и овес. Поводья лошади Сид привязал к своему седлу. Он продолжал ездить кругами, однако больше ничего не нашел.

– Ну где же вы? – кричал Сид, борясь с подступающим отчаянием.

А потом он увидел полосу травы, примятой и раздавленной лошадиными копытами. Сид поехал по полосе. Так он ехал не один час, постоянно выкрикивая имена и выискивая новые приметы. Перед самым полуднем тропа исчезла, и он остался ни с чем.

Оглянувшись по сторонам, Сид увидел в полумиле холм. Он поехал туда, поднялся на вершину, вынул бинокль и стал всматриваться, рассчитывая увидеть хоть что-то. Движение среди травы. Животных. Белый лоскут женской блузки. Светлые локоны Шарлотты. Что угодно. Сид не торопился, тщательно осматривая каждый дюйм ландшафта.

Он продолжал смотреть, продолжал надеяться вопреки здравому смыслу, но видел лишь холмы, кусты и траву. Он почти завершил полный круг наблюдений, когда вдалеке что-то сверкнуло. Сид сощурился. Колодец, подумал он. Солнце находилось в зените, и лучи, должно быть, отражались от поверхности воды. Колодец был ему бесполезен, однако глаза словно приклеились к тому месту. Странный колодец находился в миле к востоку отсюда.

– Если это колодец, то самый маленький из всех африканских колодцев, – сказал себе Сид.

Колодец посреди травы. Странно. Обычно земля вокруг таких мест утрамбована и изборождена копытами и когтями зверей, приходящих на водопой. Вскоре внимание Сида привлекло нечто еще более странное… тень на траве. Крупная, круглая тень. Вот только поблизости не было ничего, что могло бы отбрасывать эту тень.

– Боже мой, да это же ловчая яма, – прошептал Сид. – Они упали в ловчую яму.

Через секунду Сид уже несся с холма по направлению к яме. Он отчаянно хлестал лошадь, требуя скакать еще быстрее. В нескольких ярдах от ямы он натянул поводья и, не дожидаясь, пока лошадь остановится, спрыгнул и подбежал к краю.

– Индия! – крикнул он. – Шарлотта! Вы здесь?

На дне он увидел два тела: женское и детское. Женщина лежала неподвижно. Девочка сидела рядом, держа на коленях голову женщины.

– Индия… Боже, нет! Шарлотта! Шарлотта, ты меня слышишь?

Девочка подняла к нему перепачканное землей, испуганное лицо.

– Мистер Бакстер, – слабым голоском произнесла она, шурясь от солнца, потом нежно коснулась материнской щеки. – Мамочка, просыпайся. Это мистер Бакстер. Он приехал за нами. Я же знала, что он приедет. Мамочка, пожалуйста, просыпайся. 

Глава 129

Индия умерла.

Она это знала. Жажда свела ее с ума, а потом убила. Ради Шарлотты Индия цеплялась за жизнь до последнего, но потерпела поражение.

Рядом с ней был Уиш. Он молча взял ее за руку. Выстрел снес ему половину лица, а потому Уишу было трудно говорить. Здесь же находился и Хью, который вложил ей в ладони по гребню в виде стрекозы и осторожно согнул ее пальцы. Хью сказал, что любит ее, как и все остальные, а потому она должна остаться с ними.

– Индия, открой глаза, – попросил Хью.

Она попыталась и не смогла. Глаза не желали открываться. Ее веки невероятно отяжелели. Тело было истерзано усталостью. Индия чувствовала усилия сердца, пытавшегося забиться. Легкие силились втянуть воздух и снова начать дышать.

– Индия, ну пожалуйста, открой глаза.

Голос принадлежал не Хью, а кому-то другому. Она попыталась исполнить просьбу голоса, и у нее получилось. Индия не понимала, где находится. Она увидела языки пламени, их оранжевый свет, ощутила тепло. «Я в аду, – решила Индия. – Нет, такое невозможно. Я уже побывала в аду. Ад находился в яме, где я умерла вместе с Шарлоттой».

Шарлотта.

При мысли о дочери в ее жилах забурлила кровь. Где она? Где моя дочь? Индия сделала глотательное движение и попыталась заговорить, но язык распух. Горло напоминало внутренность заржавленной трубы.

– Шарлотта… – прохрипела Индия и попыталась сесть, голову пронзила боль, помутив зрение; Индия снова легла, не совладав с головокружением и тошнотой. – Шарлотта, ответь мне, – шепотом попросила она. – Прошу тебя, ответь.

На лоб ей легла чья-то рука.

– Тише, Индия. С Шарлоттой все в порядке, – успокоил ее все тот же голос. – Она здесь. Спит.

И вдруг она узнала этот голос.

– Сид… это ты?

Она едва видела очертания его лица. Глаза отказывались ей подчиняться.

– Да, это я.

Индия почувствовала его руки. Сид осторожно приподнял ее и поднес к губам фляжку. Индия жадно глотала воду, попросив еще.

– Пусть эта усвоится.

– Значит, и ты мертв. Тебя повесили, – сказала Индия; казалось, ее горло выстлано наждаком. – Я… пыталась им помешать. Пыталась…

– Индия…

– Где мы находимся? В раю? Скорее всего, да, раз ты и Шарлотта здесь.

– Индия, послушай меня. Ты пережила ужасные дни. Когда я тебя нашел, ты была без сознания. Ты едва не умерла по пути сюда. Пожалуйста, не умирай. Ради меня, Индия. Пожалуйста, не умирай.

– Что это за место?

– Привал на берегу реки.

Река. Та, мимо которой они проезжали с Фредди. Индия вздрогнула от страха.

– Сид, уезжай отсюда! Беги! Фредди… тебя убьет. Нескольких он уже убил…

– Индия, ложись.

– Но Фредди…

Сид поднес к ее губам ложку. В горло потекла горькая жидкость.

– Нет! – закричала Индия, пытаясь выплюнуть жидкость. – Никакого лауданума! Мы должны бежать.

– Индия, лежи спокойно. Тебе сейчас нужно отдыхать. Я отвезу тебя в дом миссис Уилтон. Тебе нужен врач.

Индия хотела было сесть, но от лауданума у нее закружилась голова. Она легла и заплакала.

– Когда-то я сама была врачом, – всхлипывала она. – Когда-то у меня была дочь. Это твоя дочь, Сид. А теперь я потеряла ее. Я потеряла тебя. Потеряла все… все.

– Индия, ты ничего не потеряла. Ничего. Если захочешь, ты снова станешь врачом. Ты начнешь заново. Мы начнем заново. Все трое. Там, где мир начинается заново.

Индия не понимала его слов. Она была слишком усталой. Голос говорившего звучал где-то вдалеке, а его слова не имели смысла. Все потеряло смысл. Это был сон. От начала до конца. Только сон. Индия закрыла глаза и погрузилась в глубокий сон, похожий на смерть. 

Глава 130

Индия уловила аромат роз. Приятный, теплый, пряный.

Розы? Но как они здесь появились? Она помнила лишь запахи земли и крови, страха и отчаяния.

Она открыла глаза. На ночном столике стояла ваза с красивыми розами цвета слоновой кости.

– Мамочка, они тебе нравятся? – спросил тонкий детский голосок.

Шарлотта. Дочь сидела у окна на краешке стула и улыбалась.

– Я сама их тебе собирала. Они только что распустились. Леди Уилтон называет их зимними розами. Так мне сказал Джозеф. Это из-за цвета. Мамочка, как же я рада, что ты проснулась!

Спрыгнув со стула, Шарлотта подбежала к кровати и обняла мать за шею.

– Шарлотта, дорогая! Ты жива и здорова. – Индия крепко обняла девочку, не удержавшись от радостных, благодарных слез, пролившихся на шею Шарлотты. – Прости, что все так получилось. Это я виновата.

– Мам, ты не волнуйся. Мы с тобой живы, и это главное, – со взрослой рассудительностью ответила Шарлотта.

Индия не сразу выпустила дочь из объятий. Шарлотта помогла ей сесть на постели. Индия обнаружила, что находится в доме леди Уилтон, в своей комнате.

– Как мы здесь оказались? – удивилась она.

– Нас привез мистер Бакстер.

Сид. Он их разыскал. Это его руки она ощущала, его голос слышала. Значит, то был не сон.

– Помнишь, я тебе говорила, что мистер Бакстер обязательно нас найдет? Вот он и нашел. Сначала он вытащил меня на веревке. А с тобой ему пришлось повозиться. Он сам прыгнул в яму и очень хитро обвязал тебя веревкой. Концы он прикрепил к седлам лошадей. Потом мы повели их под уздцы, и они тебя вытащили. По пути мистер Бакстер заботился о нас и привез сюда.

Сид приезжал сюда? Радость Индии сменилась ужасом. Фредди его убьет. Индия откинула одеяло, спустив ноги на пол. Ее тут же замутило.

– Шарлотта, а где мистер Бакстер сейчас? Где твой отец?

– Мистеру Бакстеру нужно было уехать. Я просила его остаться, но он сказал, что не может. Он уехал два дня назад. А на отца напали гиены. Я подслушала разговор взрослых.

– Что? – ошеломленно моргая, прошептала Индия. – Боже мой, Шарлотта, так он… мертв?!

– Надеюсь, что да. Не хочу, чтобы он возвращался. Никогда.

В дверь постучали. Вошла Мэри.

– Значит, я не ошиблась. Это был ваш голос. Мэм, как я рада, что вы проснулись! Но вам пока надо лежать! – Мэри подбежала к кровати, снова уложила Индию и прикрыла одеялом. – Мы так беспокоились за вас. Как вы себя чувствуете? Принести вам чая? А поесть?

– Мэри, мой муж действительно мертв?

– Ах, Шарлотта! – сердито покачала головой Мэри. – Ведь просила тебя до поры до времени не говорить маме. Она еще слишком слаба.

– Он мертв? – уже резче спросила Индия.

– Да, мэм. Мертв. Об этом нам сообщил мистер Бакстер. Он рассказал Джозефу, в каком месте нашел останки лорда Литтона, и Джозеф отправил туда двоих. Они уехали вчера. Я вам так сочувствую, мэм.

Индия откинулась на подушку. Мэри, слуги и весь остальной мир ожидали, что она заплачет и станет горевать, но она не чувствовала ничего, кроме облегчения.

– Где мистер Бакстер?

– Уехал.

– Он оставил мне письмо или хотя бы записку?

– Нет, мэм.

– Как, совсем ничего не оставил? Совсем?

– Мистер Бакстер сказал, что теперь поедет на восток. Больше ничего не сказал. Я тоже просила его остаться. Говорила, что вам захочется самой его поблагодарить, но он отказался. А у нас гостят другие люди. Женщина по имени Маргарет Карр. Она очень хочет вас видеть. С ней приехал молодой человек. Шеймус Финнеган. Я сказала им, что вы вряд ли их примете. Сейчас вы еще слишком слабы. Да им и незачем видеть вас в таком состоянии.

– Я привыкла к разным состояниям, – послышался громкий женский голос. – И видеть Индию хотела только я.

– Миссис Карр! Вам нельзя сюда входить! Я же просила вас подождать в гостиной, – запротестовала Мэри.

– А я тебе сказала, что мне некогда рассиживаться. Подай своей миссис халат. Здравствуйте, миссис Литтон. Извините за вторжение, но дело касается Сида. Нам нужно многое вам рассказать и успеть до приезда Тома Мида. Мы опередили его на каких-то полчаса. Вы ведь очнулись? Отлично! Шейми, входи! Быстрее, парень!

Вошел Шейми. Индия сдавленно вскрикнула, но тут же опомнилась.

– Ой, простите. Я на мгновение приняла вас за другого.

– За Сида Бакстера? – (Индия кивнула.) – Я младший брат Сида, Шеймус Финнеган. Очень рад познакомиться с вами. И очень рад снова видеть мисс Литтон, – сказал он, улыбнувшись Шарлотте. – Мы уже встречались на пляже в Момбасе. Помнишь?

Шарлотта кивнула и заулыбалась.

– Его брат, брат Сида, – изумленно повторяла Индия, потом, опомнившись, сказала: – Мэри, будь добра, принеси угощение нашим гостям.

– Желаете чая, миссис Карр? – натянутым тоном спросила Мэри.

– Я бы не отказалась от чего-нибудь покрепче чая, – ответила Мэгги. – Десять часов кряду тряслась в седле. Всю филейную часть себе отбила.

– Мэри, принеси бренди и портвейн, – попросила Индия. – И не забудь сэндвичи.

Служанка ушла. Мэгги присела на кровать. Шейми занял стул Шарлотты.

– Что за чертовщина с вами приключилась, миссис Литтон? Видок у вас – будьте-нате. Я пыталась расспросить вашу мадам. – Мэгги ткнула пальцем в сторону двери, за которой скрылась Мэри. – Но она посмотрела на меня так, будто я спросила, какого размера панталоны вы носите.

Шарлотта захихикала. Мэгги ей подмигнула. Индия была счастлива услышать смех дочери, поскольку боялась, что после всех злоключений и переживаний, выпавших на долю Шарлотты, малышка вообще перестанет смеяться.

Индия рассказала Мэгги и Шейми о музыкальной шкатулке и содержимом потайного ящика, потом о дьявольском поступке Фредди и причинах, толкнувших его на расправу, вскользь добавив, что его задрали гиены.

– Проклятый мерзавец! – сердито бросила Мэгги. – Он не стоил даже гиен! Жаль, что теперь его не отправят в Лондон и не предъявят обвинения!

– Обвинения? – переспросила Индия. – Какие обвинения? Я что-то не понимаю.

– Министерство внутренних дел послало в Найроби телеграмму. Они хотели допросить вашего мужа в связи с делом Джеммы Дин.

– Откуда вы знаете? – удивилась Индия.

– Мне и не полагалось знать. Но я с Деламером в приятельских отношениях. Он рассказал мне, что сидел на совещании у губернатора, когда принесли телеграмму из министерства. Оказалось, в Лондоне нашелся человек, который обвинил Фредди в убийстве. Человека зовут Фрэнки Беттс. Сказал, что видел все своими глазами. Видел, как Литтон убил актриску и забрал ее драгоценности. Беттс дал показания под присягой. Потому-то Мид сюда и торопится. За Литтоном. То-то он удивится. Правда, не знаю, как он будет допрашивать мертвеца.

– Вот только тех драгоценностей у нас нет, – вздохнула Индия. – Нам нечем подтвердить вину Фредди. Что живого, что мертвого.

– Есть, мамочка, есть, – возразила Шарлотта.

– Дорогая, они лежали в потайном ящике музыкальной шкатулки. Помнишь? А теперь шкатулка покоится на речном дне.

– Шкатулка – да, а драгоценности – нет. Я их запихала в шаровары Джейн. Забыла? Я еще бросилась гребнем в львицу, когда она на нас рычала. Мистер Бакстер сказал, что гребень нас спас. Он издали увидел, как что-то странно сверкает в траве.

Шарлотта выбежала из комнаты, оставив взрослых недоуменно переглядываться. Через несколько минут девочка вернулась, неся спасенные сокровища, и разложила их на кровати Индии.

– Шарлотта, какая же ты умница! – похвалил Шейми.

Мэгги взъерошила ей волосы. Индия широко улыбнулась дочери. Шарлотта, не привыкшая к похвалам, покраснела.

Индия смотрела на драгоценности. Вот они – доказательства вероломства Фрэдди. Напоминания об украденных им жизнях. Хью, Уиш, Джемма Дин своей жизнью заплатили за эти вещицы. Подумав об этом, Индия испытала невыразимую печаль.

– Мэгги, я только одного не пойму, – сказала Индия. – Сид нас спас, но как он сюда добрался? Он же был в тюрьме? И почему так спешно уехал? Шарлотта сказала, что он уехал вчера.

Мэгги и Шейми переглянулись.

– Он бежал, – сказала Мэгги.

– Каким образом? – спросила Индия.

– Шарлотта, девочка моя, пойди к доброй Мэри и скажи, чтобы не мучила повариху. Нам не нужны дюжины сэндвичей. Всего несколько. И чем проще, тем лучше. Ломтики хлеба, сыр, маринованные огурчики, если они водятся в этом доме.

Шарлотта кивнула и побежала на кухню.

– Спрашиваете, каким образом? – усмехнулась Мэгги. – Он силой принудил Шейми поменяться с ним одеждой. Потом заставил меня выйти с ним из тюрьмы. В конюшне «Норфолка» связал меня и забрал мою лошадь. – Мэгги выразительно посмотрела на Индию. – Во всяком случае, такую историю мы рассказали полицейским.

– Понимаю, – кивнула Индия. – Ничего другого они от меня не услышат. Но зачем Сид поехал сюда? Ведь Фредди попытался бы его убить. Тем не менее Сид не побоялся встречи с Фредди. Тогда почему поспешил уехать теперь, зная, что Фредди мертв?

Шейми подался вперед:

– Сид поехал сюда, поскольку догадывался, что Шарлотта – его дочь. Он хотел знать наверняка. Решил поехать и спросить у вас.

– Да, – кивнула Индия, – Шарлотта – его дочь.

– Дочь Сида, – улыбнулся Шейми. – И моя племянница. Неудивительно, что она такая смышленая.

Индия засмеялась. Ей сразу же понравился этот молодой человек. По смелости Шейми не уступал Сиду, в чем она убедилась. У него были такие же глаза, как у Сида: зеленые, живые и с грустинкой в глубине.

– Да. Шарлотта – его дочь, – повторила Индия. – Если он это знал или хотя бы предполагал, тогда почему скрылся почти сразу же после нашего спасения? Он ведь даже не сказал, куда направляется и собирается ли вернуться. Почему он не остался и не спросил у меня? Почему не остался с Шарлоттой?

Индия подозревала, что знает ответы на свои многочисленные вопросы. Вот только признать ответы… на это у нее не хватало духу.

– Возможно, боялся, что закон так или иначе к нему прискребется, – сказала Мэгги. – На момент побега он ведь ничегошеньки не знал о показаниях Фрэнки Беттса. Представить себе не мог, что Фредди соберутся допрашивать.

– Возможно, – согласилась Индия и печально вздохнула. – Но думаю, я знаю главную причину. Он рассердился, что я не сказала ему о Шарлотте. За то, что столько лет скрывала от него правду. Я едва не рассказала. Несколько недель назад. У вас на ферме, миссис Карр. Но удержалась. Представила, как мы вернемся в Лондон и Сид может никогда ее не увидеть. Я посчитала такую правду жестокой и смолчала. А теперь он настолько зол, что не желает видеть ни меня, ни Шарлотту.

Мэгги и Шейми обеспокоенно переглянулись.

– Уверена, это не так, – возразила Мэгги.

– А я уверена, что так. Других причин я не вижу. Только это объясняет, почему Сид уехал, не оставив мне даже записки. Даже не сказав Шарлотте, куда едет.

Из коридора донесся негромкий звук, словно кто-то царапал дверь.

– Шарлотта! – окликнула Индия, но ответа не было. – Надеюсь, это не она. Надеюсь, моя дочь не слышала… – Индия не договорила.

В комнату влетела Мэри и остановилась, заламывая руки.

– Мэри, Шарлотта что, прячется?

– Где?

– За дверью.

– Нет, мэм.

– А как насчет сэндвичей? – спросила Мэгги. – Где они прячутся?

Мэри сверкнула на нее глазами, а затем сказала:

– Леди Индия, я очень извиняюсь за задержку с чаем, но на кухне – форменное светопреставление. Вернулись те люди. Они… нашли останки лорда Фредерика. А еще из Найроби приехал мистер Том Мид с полицейскими. Я сказала, что вы неважно себя чувствуете, но он настаивает на разговоре с вами. И с лордом Фредериком. Тому Миду еще ничего не известно, а я не знаю, как вывернуться, – призналась Мэри, готовая расплакаться. – Может, надо было все честно ему сказать?

– Мэри, для начала успокойся и передай Джозефу, пусть позаботится, чтобы всех наших гостей накормили. И пусть приготовит им комнаты. После долгой дороги они захотят отдохнуть. Тому скажи, что я скоро к нему выйду. А потом возвращайся и приготовь мне ванну.

– Леди Индия, а вы уверены, что это правильно? Вы же еще очень слабы.

– Может, и неправильно, но у меня нет выбора. Пока я разговариваю с Томом, ты можешь собирать наши вещи.

– Вы уезжаете? – спросила Мэгги, когда Мэри выбежала из комнаты.

– При первой же возможности. Я переговорю с Томом Мидом и расскажу ему о случившемся. Я передам ему драгоценности и расскажу обо всем, что с ними связано. Потом нужно будет распорядиться насчет останков Фредди. В Найроби меня наверняка ждет допрос с пристрастием. Когда все закончится, мы с Шарлоттой вернемся в Лондон.

Мэгги кивнула:

– Не станем мешать вам одеваться.

Шейми молчал, но уже у двери вдруг обернулся:

– Леди Литтон… Индия… останьтесь. Дождитесь его.

– Шейми, он сюда не вернется. Я знаю. Чувствую. Я потеряла его. Опять.

– Он обязательно вернется.

Индия горестно покачала головой:

– У меня был шанс ему рассказать. Я не воспользовалась этим шансом. Сомневаюсь, что мне представится еще один. 

Глава 131

Джо устало опустил голову на ладони и сокрушенно вздохнул. После встречи с министром внутренних дел Джо возвращался в экипаже домой. Он вновь побывал у Глэдстоуна, желая услышать хоть какие-то новости о возобновлении дела Джеммы Дин. Увы, новостей не было.

Министр внутренних дел потребовал срочного возвращения Фредди Литтона на родину, но ответа не получил. Литтона нигде не могли найти.

Встреча Джо с Дези Шоу и Джо Гриззардом ничего не дала. И тогда он решил пойти ва-банк, поставив Глэдстоуну нечто вроде ультиматума: если Министерство внутренних дел будет и дальше игнорировать обвинения, выдвинутые Беттсом против Литтона, он предложит показания Фрэнки газетчикам.

– Герберт, а что, если вы ошибаетесь? – спросил Джо министра. – Что, если вы ошибаетесь, а я прав, но вы бездействуете, когда у вас есть шанс что-то сделать? Что, если я вдруг докопаюсь, куда делись пропавшие драгоценности Джеммы Дин? Что, если я найду второго свидетеля и тот тоже даст показания? При этом вы не хотите даже допросить обвиняемого. Получается, для привилегированных министров кабинета у вас один свод законов, а для всех остальных – другой.

Министру явно не понравились слова Джо. Пальцы Глэдстоуна барабанили по столу.

– Ну хорошо, я сделаю то, о чем вы просите. Я телеграфирую в Найроби, сообщу губернатору о случившемся и распоряжусь о возвращении Литтона в Лондон. Послушаем, что он скажет, когда вернется. Но вам, Джо, придется запастись терпением. Литтон сейчас находится в самом сердце этой чертовой Восточной Африки. Там и телеграфная связь есть далеко не везде, не говоря уже о телефонах. Мне понадобится несколько дней, чтобы найти Фредди.

Джо счел эти доводы убедительными и пообещал пока не предпринимать никаких действий. Но их прежний разговор с министром состоялся неделю назад. Приехав к Глэдстоуну сегодня, Джо с раздражением узнал, что ответа из Найроби до сих пор нет. Никаких сведений, если не считать телеграммы губернатора, сообщившего о попытках отыскать Литтона, отдыхающего в окрестностях горы Кения. Вероятно, там что-то произошло. Как только появятся сведения, губернатор сразу же уведомит Лондон.

Джо поднял голову, выглянув в окно. Он возвращался с пустыми руками. А ведь он так надеялся сделать Фионе подарок – вернуть ей брата, целого, невредимого, свободного от ложных обвинений. Джо перепробовал все мыслимые и немыслимые направления и везде потерпел неудачу. Дези Шоу заявил, что вообще не слышал о попытках сбыть украденные драгоценности Джеммы Дин. То же сказал ему и Гриззард. Все пути, по которым пытался идти Джо, заканчивались тупиками. С тех пор как он впервые встретился с Фрэнки Беттсом в тюрьме, его попытки реабилитировать имя Сида Мэлоуна не продвинулись ни на шаг.

Экипаж подъехал к дому 94 на Гросвенор-сквер. Этот экипаж сделали по заказу Джо, чтобы он мог сам, без посторонней помощи, въезжать туда на коляске и так же выезжать. Джо опустил складной пандус – он любил делать это сам, не обременяя других, – и осторожно съехал на тротуар. Затем, по другому пандусу, поднялся на крыльцо особняка. Джо потянулся к звонку, но дверь неожиданно распахнулась. Вместо Фостера перед ним стояла Фиона.

– Слава богу, ты дома! – воскликнула она.

Фиона держала в руках два листа бумаги. Лицо жены было заплаканным. Ее речь напоминала водопад. Джо удавалось разобрать лишь отдельные слова: «Чарли», «Шейми», «Африка», «тюрьма», «ампутация», «Килиманджаро» и «носорог».

Носорог, тупо подумал Джо, приятного мало.

Въехав внутрь, он увидел Кейти и Чарли. Дети сидели на лестнице, глядя сквозь балясины перил. Рядом стояла их няня Анна, держа на руках маленького Питера.

– Фиона, прошу тебя, успокойся, – сказал Джо, помня, что Фиона находится на девятом месяце и роды могут начаться в любой день. – Передохни… Вот так-то лучше. А теперь расскажи, что случилось.

Фиона начала рассказывать, но слезы помешали ей говорить.

В этот момент в вестибюле появился Фостер с чайным подносом.

– Сэр, наша повариха сделала замечательный бисквитный торт с вареньем и к нему целое блюдо заварного крема, – сообщил дворецкий.

Джо показалось, что в его доме все посходили с ума.

– Мистер Фостер, мне сейчас не до торта с кремом!

– Дети просили, сэр, – ответил Фостер, кивнув в сторону лестницы.

– Конечно. Извините. Кейти, Чарли, хотите по большой порции торта?

– Мама плачет, – сказала Кейти.

– Оснорог откусил дяди Шейми ногу, – добавил Чарли.

– Во-первых, этот зверь называется носорог, а во-вторых, я уверен, что ничего подобного не случилось. Спускайтесь вместе с Анной. Повариха угостит вас тортом. Попросите Анну рассказать вам сказку.

– Но…

– Идите. Мы с мамой скоро придем. Надеюсь, вы оставите нам пару кусочков.

– Сэр, я подам чай в гостиную, – сказал Фостер, исчезнув вместе с подносом.

Дети отправились с Анной на кухню. Джо взял Фиону за руку и поехал рядом с ней в гостиную, где Фостер успел разлить чай по чашкам. Дворецкий тихо вышел, закрыв дверь. Джо усадил Фиону на стул, подъехав вплотную. Их колени соприкасались.

– Фи, дорогуша, тебе надо успокоиться. Твои слезы плохо действуют на ребенка. Что бы ни случилось, мы в этом разберемся. А теперь расскажи по порядку.

– Здесь все написано, – сказала Фиона, подавая ему листы. – Это телеграмма.

– Телеграмма? На целых двух листах? Кто ее прислал?

– Шейми.

Джо принялся читать. «Дорогие Джо и Фиона, – начиналась телеграмма, – несмотря на возможные слухи и газетные домыслы, я жив и здоров».

Ну и начало, подумал Джо.

Шейми извинялся за то, что не дал знать о себе раньше. Виной тому был носорог, поваливший телеграфный столб в нескольких милях от Найроби. Повреждение удалось обнаружить и устранить только через неделю. Шейми надеялся, что других новостей из Найроби к ним не поступало. Читая дальше, Джо узнал о восхождении на вершину Мавензи, катастрофе на спуске, изнурительном походе с больной Уиллой на спине и операции.

– Черт! – пробормотал Джо. – Бедная девочка. Чудо, что она вообще осталась жива.

– Надо будет съездить к Олденам, – сказала Фиона. – Шейми просит нас рассказать родителям Уиллы о случившемся с ней.

– Обязательно съездим, Фи. Этим же вечером. Я согласен с Шейми. Уилла справится. У тебя нет причин так убиваться.

– Читай дальше, – сказала Фиона, вытирая рукавом глаза.

Джо продолжил чтение и понял, что слезы жены вызваны вовсе не увечьем Уиллы. Оказалось, что Сид Мэлоун работал на кофейной плантации в Британской Восточной Африке, где его обнаружил Фредди Литтон и потребовал арестовать. По словам Шейми, губернатор собирался отправить Сида в Лондон, где его должны судить по обвинению в убийстве Джеммы Дин.

– Ты не волнуйся, Фи, – сказал Джо, откладывая телеграмму. – Все образуется.

– Образуется? Да как у тебя язык поворачивается? Ты что, не знаешь Литтона? Он еще шесть лет назад хотел повесить моего брата. И повесил бы, если бы Шейми не помог Чарли покинуть Лондон.

– Что там дальше? – спросил Джо, дойдя до конца первого листа.

– Не знаю, – ответила безутешная Фиона. – Телеграмму принесли за несколько минут до твоего возвращения. Я еще не читала про арест Чарли.

Джо взял второй лист.

– Охренеть! – прошептал он.

– Что? – насторожилась Фиона.

– Похоже, Фредди Литтон уже никого не сможет повесить.

– Почему?

– Потому что он мертв. Дикие звери задрали его насмерть.

– Джо, боже мой! Какая ужасная смерть. А что с его женой? Индия не пострадала? У них ведь маленькая дочь. Только не говори, что с ребенком что-то случилось. – (Джо снова выругался.) – Что там еще?

– Литтон пытался их убить.

– Кого?

– Жену и дочь.

– Джо, сейчас не время для шуток.

– А я и не шучу. Сид ему помешал. Спас леди Литтон и девочку.

– Каким образом, если он в тюрьме?.

– Уже нет. Сбежал из тюрьмы. Спас их и исчез. Пустился в бега. Шейми пишет, никто не знает, куда он отправился. – (Фиона прижала ладони к пылающим щекам.) – Шейми пишет, что сам он прекрасно себя чувствует и возвращается в Лондон вместе с Индией и Шарлоттой. Они сядут на первый пароход, отплывающий из Момбасы.

– Поверить не могу, – сказала Фиона, опуская руки. – Мы должны что-то сделать. Найти его. Помочь. Он ведь совсем один.

Послание Шейми завершалось словами, что в телеграмме обо всем не напишешь. В частности, о кофейной плантаторше, музыкальной шкатулке и каких-то бриллиантах. Об этом он расскажет по возвращении.

Какие-то бриллианты, подумал Джо. Уж не те ли, что принадлежали Джемме Дин? Он был готов держать пари, что ответ будет «да». Впервые за многие недели у него вспыхнула надежда.

Если его интуитивная догадка верна, а интуиция, как правило, его не подводила, Индия Литтон каким-то образом нашла бриллианты Джеммы Дин и находка едва не стоила ей жизни. А Сид Мэлоун каким-то образом узнал, что Шарлотта Литтон – его дочь. Каким – об этом Джо мог только гадать, но рассчитывал вскоре узнать. Оставалось дождаться возвращения Шейми.

Фиона продолжала возбужденно говорить о необходимости разыскать Сида. Джо наклонился к ней и взял за руки:

– Фиона, мне нужно тебе что-то сказать.

– Что именно?

– Несколько недель назад, еще до африканских событий, я предпринял ряд усилий по возобновлению дела об убийстве Джеммы Дин.

Фиона изумленно посмотрела на мужа:

– Почему ты ничего мне не сказал?

– Не хотел говорить, пока не получу ощутимых результатов. У тебя могли бы возникнуть неоправданные надежды. За эти недели мне удалось узнать о существовании свидетеля убийства Джеммы Дин. Знаешь, кто это? Фрэнки Беттс.

– Ты встречался с Беттсом? Джо, как ты выдержал?

– Сам не знаю. У меня возникло ощущение, что Фрэнки что-то знает. Я оказался прав. В момент убийства Джеммы он находился в ее квартире и видел убийцу. Беттс дал письменное показание и под присягой заявил, что твой брат не причастен к убийству.

– Тогда кто?

– Фредди Литтон. – (Фиона тихо вскрикнула.) – Фиона, это еще не все. Судя по телеграмме, кое-чего не знал даже я.

– Так расскажи.

– Не могу, дорогуша. По крайней мере, сейчас.

Уязвленная таким ответом, Фиона выдернула руки.

– Почему?

– Фиона, шесть лет назад я просил тебя не искать Сида. Не вмешиваться в его жизнь и не пытаться тянуть его в нашу. Помнишь?

Фиона кивнула. Она избегала смотреть на мужа, и Джо знал почему. Она считала, что ее тогдашние поиски брата закончились покушением на мужа, навсегда приковавшим его к инвалидной коляске.

– Фи, посмотри на меня, – потребовал Джо, приподняв ей подбородок.

Глаза Фионы были полны душевной боли. За него. За брата. За все, что случилось с двумя мужчинами, которых она так горячо любила.

– Фи, я снова вынужден попросить тебя не вмешиваться. На время. Обожди, Фи. Ради меня. И верь мне.

– Но, Джо…

– Я же сказал, на время. Дай мне немного времени. Это все, о чем я прошу. Самое большее – несколько недель, чтобы не осталось никаких неясностей. И я это сделаю. Обещаю. Но ты должна мне верить. Слышишь, Фи? Ты мне веришь?

Джо сознавал, что у жены нет причин ему верить. Во всяком случае, в этом. Он никогда не скрывал своего отношения к Сиду Мэлоуну. Джо не хотел иметь с этим человеком ничего общего и того же требовал от Фионы. Шесть лет назад такая позиция едва не разрушила их брак и едва не стоила ему жизни. Просить Фиону поверить ему означало просить о невозможном. Как она может оставить попытки помочь своему брату? И как поверит, что вместо нее это сделает Джо?

– Фи, я жду твоего ответа, – сказал Джо, вновь сжимая ее руки. – Ты мне веришь?

Фиона посмотрела на него, и в ее глазах он увидел ответ раньше, чем услышал:

– Конечно, Джо, я тебе верю. Всем сердцем. 

Глава 132

Через пять недель после телеграммы Шейми и сам появился в доме 94 по Гросвенор-сквер.

Воскресным июньским утром Фиона и Джо сидели в оранжерее своего дома, наслаждаясь солнцем и теплом. Фиона устроилась в кресле, поджав под себя ноги. Они с мужем пили чай. Фиона сознавала, что ей следует заняться чем-то полезным: почитать отчеты по продажам, проверить действенность рекламы, просмотреть заявки, поданные в ее благотворительный фонд. Но сейчас ее внимание было поглощено утренними газетами. Фиона все еще не чувствовала себя усталой. Две недели назад она родила дочку – их четвертого ребенка. Девочку назвали Роуз, в честь матери Джо.

Роуз была очаровательной малышкой, сильной и здоровой. Фиона и Джо бурно радовались прибавлению семейства. Роды и послеродовый период отняли у Фионы все силы. Недавние события в Африке временно отодвинулись на задний план. И вот теперь они снова ожили, подогреваемые газетными статьями. Имя погибшего Фредди Литтона до сих пор не сходило с газетных страниц.

Газеты не скупились на ужасающие обстоятельства смерти Литтона и на не менее ужасающие подробности его жизни. Из них Фиона узнала, что Джемма Дин не первая жертва Фредди. Его называли виновником смерти еще двоих: молодого конюха Хью Маллинса, а также Алоизиуса Селвина Джонса, двоюродного брата жены. К такому выводу пришла жена Литтона.

Свидетельством злодеяний мужа для Индии Литтон послужили ювелирные украшения, которые он хранил в потайном ящичке музыкальной шкатулки. Так писали газеты. Индия случайно их обнаружила и собиралась предъявить полиции Найроби, но муж опередил ее. Он насильно вывез жену и дочь из дома, где они гостили, и столкнул в ловчую яму, обрекая на верную смерть.

Они бы и умерли там, если бы не Сид Мэлоун, в прошлом главарь дерзкой лондонской банды. Шесть лет назад его обвиняли в убийстве мисс Дин. Но тогда ему удалось бежать в Африку, где он работал на кофейной плантации в провинции Кения. На его беду туда приехал Литтон, узнавший беглеца и добившийся ареста Мэлоуна. Но Сиду удалось бежать из тюрьмы, откуда он по совершенно непонятным причинам отправился в поместье, где отдыхала семья Литтон. После спасения миссис Литтон и ее дочери он привез обеих в дом, где они гостили, а сам исчез.

Газеты сетовали на множество вопросов, оставленных без ответа. Никто не знал, зачем Фредди Литтону понадобилось убивать Джемму Дин. Никто не знал, зачем Сиду Мэлоуну понадобилось спасать миссис Литтон. Те, кто мог бы ответить читающей публике, не желали этого делать. Миссис Литтон наотрез отказывалась общаться с репортерами, а миссис Маргарет Карр, бывшая хозяйка Мэлоуна, даже стреляла по назойливым газетчикам с крыльца своего дома. Словом, вся история была окутана тайной, которая вряд ли раскроется.

Но Фиона не любила тайны. Она хотела получить простые и ясные ответы на все вопросы, и прежде всего на вопрос о нынешнем местонахождении брата. Вдруг он сейчас в беде и нуждается в ее помощи? И конечно же, ее интересовало, увидит ли она когда-нибудь брата.

Фиона подозревала, что Джо знает часть ответов, но по какой-то причине муж не хотел или не мог ей ответить. Ей отчаянно хотелось поговорить с ним, обрушить на него лавину будоражащих вопросов, но она молчала. Джо просил поверить ему и немного обождать. Она дала согласие. Придется быть терпеливой. Этим качеством характера Фиона не обладала. Джо требовал от нее почти невозможного. Жизнь научила ее думать, действовать и сражаться. Сидеть и ждать она не умела.

Фиона налила себе вторую чашку чая и спросила у Джо, не налить ли и ему. В этот момент раздался дверной звонок. Эхо разнесло его по всему дому.

– Кто это может быть, да еще в воскресное утро? – спросила Фиона.

Джо напряженно смотрел в направлении двери и, казалось, кого-то ждал.

– Кажется, я знаю, – тихо сказал он. – К нам гости.

– Об этом и я догадалась. Вот только кто? Ты знал, что эти люди придут? Почему не предупредил? Я тут сижу в поношенном платье. – Фиона встала.

– Дорогуша, ты потрясающе выглядишь. Красива, как всегда. Не суетись и снова сядь.

– Что значит сядь? Я должна переодеться.

– Сядь, Фи. Тебе пока следует побольше сидеть.

Фиона неохотно села.

– Ты хотя бы можешь сказать, кто это? – спросила она, удивляясь странному поведению Джо.

– Шейми.

– Шейми? Вернулся? Так это же здорово! Но он, любовь моя, не гость. Он член семьи.

– Надеюсь, он явился не один, а с гостями.

– Джо, ты очень странно себя ведешь. Будь добр, скажи, что происходит?

– Помнишь ту телеграмму от Шейми?

– Еще бы не помнить! Все последующие недели я только о ней и думала, хотя и не следовало бы.

– Так вот, я послал Шейми ответную телеграмму и попросил, как только корабль причалит, ехать прямо сюда и привезти с собой Литтонов.

– Литтонов? – переспросила удивленная Фиона. – Зачем? После долгого плавания у Индии Литтон наверняка есть дела поважнее, чем ехать в гости к людям, которых она едва знает.

– Ты спрашиваешь зачем? Этого я тебе сказать не могу. Пусть скажет она.

– Это как-то связано с Чарли?

– Да.

Внутри Фионы все похолодело.

– Джо, что там?

– Фиона, я просил тебя верить мне. Вот и верь до конца. Осталось совсем немного.

Приехавших провели в дом. Фиона крепко обняла брата и на какое-то время забыла, что он не один. Кейти и Чарли, игравшие в саду, прибежали и, радостно вопя при виде дяди, забросали его вопросами про Африку и про привезенные оттуда подарки. Фиона утихомирила детей, затем поздоровалась с Индией Литтон и ее дочерью.

– Как я рада снова вас видеть, леди Индия, и познакомиться с вашей дочерью. Жаль только, что не при иных обстоятельствах.

– А вам, миссис Бристоу, спасибо за любезное приглашение.

В голосе Индии улавливалось напряжение. По лицу было видно, насколько она утомлена. Такой же усталый вид был и у Шарлотты, тихой, застенчивой девочки. И зачем Шейми притащил их к нам? – подумала Фиона.

Увидев новую девочку, близкую им по возрасту, Кейти и Чарли перестали донимать дядю вопросами о подарках и спросили Шарлотту, не хочет ли она поиграть с ними в саду.

– Мы играем в пиратов, – сообщила Кейти. – Хочешь быть нашей пленницей?

Увидев округлившиеся глаза Шарлотты, Фиона поморщилась. Полтора месяца назад эта девочка была настоящей пленницей. Узницей ловчей ямы. Ну почему ее дети не могут придумать какую-нибудь более разумную игру? Например, поиграть в дом?

– Ты не волнуйся, – успокоила Шарлотту Кейти. – Мы тебя не заставим ходить по доске с завязанными глазами. Нам просто нужен кто-то, за кого можно получить выкуп – целый сундук золотых дублонов. – (Шарлотта подумала над предложением и кивнула.) – Отлично! – обрадовалась Кейти. – Тогда идем! Сюда!

Схватив Шарлотту за руку, Кейти потащила ее из оранжереи в сад. Чарли побежал следом.

– Простите их, – сказала Фиона. – И вздумалось же им играть в пиратов.

– Не беспокойтесь, – ответила Индия Литтон. – Ей сейчас это очень нужно. Общество сверстников. Игры. Развлечения.

Индия наблюдала за дочерью из окон оранжереи. Вскоре Шарлотта уже носилась вместе с новыми друзьями и весело кричала. На усталом лице Индии появилась улыбка. Фиона попыталась представить, через что прошли мать и дочь, и не смогла.

– Сегодня такой чудесный день, – сказала она. – Пойдемте в сад, подышим воздухом.

Няня Анна была уже там. Расстелив под сиренью одеяло, она сидела, держа на руках маленькую Роуз. Рядом пристроился Питер с армией оловянных солдатиков. Индия сразу же заинтересовалась новорожденной. Она расспрашивала Фиону о том, как проходили роды, и кивала, слушая подробности. Потом протянула Роуз палец и одобрительно улыбнулась крепкой младенческой хватке.

– Леди Индия, вы намерены вернуться в медицину? – спросила Фиона, наблюдая за ней.

– Пока не знаю, миссис Бристоу.

– Зовите меня Фионой.

– Согласна, – улыбнулась Индия. – Но тогда и вы должны звать меня просто Индией. Я ужасно скучаю по медицине. Но пока нужно разобраться с текущими делами. Как понимаете, в Найроби полиция устроила мне основательный допрос. Вопросы так и сыпались. И еще репортеры. Боже мой… они тучами вились вокруг нас с Шарлоттой. Буквально следовали по пятам.

– Сочувствую вам. Представляю, сколько всего вам пришлось пережить.

– Боюсь, в Англии меня ждет продолжение. Моих родителей уже нет в живых, но надо повидать сестру. Она ужасно волновалась за нас с Шарлоттой. Добавьте к этому встречу с семьей Фредди. Я привезла его останки. Их захоронят в Лонгмарше. А меня ждут новые расспросы со стороны полиции и адвокатов. Придется разбираться с завещанием Фредди. Потом начнутся встречи с агентами по недвижимости. Я хочу продать наш дом на Беркли-сквер со всей обстановкой и убранством. И поместье в Уэльсе тоже. Даже не знаю, с чего начать.

– Завтра же пошлю к вам своего адвоката и агента по недвижимости. Оба прекрасные, опытные люди. Они вам помогут, – пообещала Фиона.

Индия Литтон всегда ей нравилась. Встретив ее несколько лет назад на митинге лейбористской партии, Фиона сразу прониклась к ней симпатией.

– Большое вам спасибо, Фиона. Я ценю вашу признательность. Все это становится чрезмерным… – Она замолчала, не договорив.

– Понимаю вас. Присядьте. Представляю, как вы устали после длительного путешествия. Вам сейчас не помешает чашка хорошего крепкого чая.

Фиона усадила гостей вокруг белого чугунного стола, поставленного в тени кустов сирени. Вскоре стол накрыли скатертью и на нем появились тарелки, чашки, а также свежезаваренный чай и кувшин лимонного сквоша. Затем подали угощение: сэндвичи, большое блюдо ароматной клубники, сконы со смородиной, сливки, джем и кексы.

Поскольку к столу позвали и детей, взрослые изменили характер разговора. Индия и Шейми рассказывали о плавании домой, о том, что видели во время плавания, а также о погоде. Кейти, Чарли и Шарлотта не были особо голодны. Торопливо закусив сэндвичами и кексами, все трое попросили разрешения встать из-за стола и помчались играть дальше.

Фиона смотрела им вслед и улыбалась:

– Удивительно, как быстро они поладили с вашей дочерью. Только-только встретились, а кажется, что знакомы едва ли не с рождения.

Потом она удивлялась, насколько точными оказались ее слова, когда разговор вернулся в серьезное русло. Фиона не сомневалась, что у Шейми есть много о чем рассказать. Да и Джо не просто так позвал в гости Индию Литтон. Интересно, долго ли ей еще придется ждать прояснения этой причины?

Оказалось, что совсем недолго. Едва дети отбежали подальше от стола, Индия повернулась к ней:

– Фиона…

– Да.

– Должна вам кое-что сообщить. Возможно, вас это шокирует, и потому заранее прошу меня извинить. Шарлотта… ваша племянница.

Фиона смотрела на Индию и ничего не понимала.

– Как это может быть? – наконец спросила она.

– Она дочь Сида. Наш общий ребенок. Несколько лет назад мы с Сидом полюбили друг друга. Надеялись быть вместе, однако судьба расстроила наши планы.

Фионе показалось, что ей нанесли удар исподтишка. Она повернулась к Джо, протянув к нему руку, и Джо крепко ее сжал.

– А он знает? – спросила она у Индии. – Мой брат знает?

– Знает, Фи, – ответил ей Шейми. – Это и заставило его бежать из тюрьмы. А то опустил руки. Напрочь утратил желание бороться, пока Мэгги Карр не поделилась с ним своей уверенностью. Так и сказала: «Я уверена, что Шарлотта – твоя дочь».

– Шейми, а ты-то как об этом узнал?

– Я… ну… я помогал ему бежать.

– Тогда понятно, – сказал Джо.

– Шарлотта знает? – спросила Фиона.

Индия покачала головой:

– Пока Шарлотта думает, что Сид Бакстер – просто смелый и обаятельный мужчина. А своим отцом она считает… точнее, считала Фредди. Потом я обязательно ей расскажу, но не сейчас. Она и так многое пережила. Слишком многое.

– И ты знал? – повернувшись к мужу, спросила Фиона.

– Да, Фи. И довольно давно.

– Получается, я одна ничего не знала. Ну почему ты мне не рассказал? – спросила она, чувствуя, что ее предали.

– Не мог я тебе рассказать. Я слово дал, что буду молчать.

– Ничего не понимаю.

Джо вкратце рассказал о своем разговоре с Эллой Московиц, ставшей Эллой Розен, от которой он и узнал о настоящем отце Шарлотты.

– Поначалу Элла отказывалась говорить. Пришлось надавить на нее, и тогда она рассказала про Сида, Индию и их ребенка, но тут же взяла с меня клятву молчать. Узнав, что Шарлотта – его дочь, Сид, по мнению Эллы, мог повести себя непредсказуемо. Это ее очень тревожило. Фи, ты не представляешь, как я мучился невозможностью тебе рассказать, но я не мог нарушить обещание. И тогда я придумал, как это сделать, сдержав слово.

Фиона привалилась к спинке стула. У нее кружилась голова.

– Дорогуша, это выбило тебя из колеи? – забеспокоился Джо.

– Ничего, я быстро в нее войду. А сейчас мне срочно нужна еще одна чашка чая, – сказала Фиона, пытаясь запихнуть в сознание все, что узнала.

Ее обуревали вопросы. Ей хотелось знать все: как Индия познакомилась с братом, как они потеряли друг друга, а потом снова обрели и, наконец, зачем доктору Джонс понадобилось выходить за Фредди Литтона. Индия призналась, что устала жить во лжи, и потому ничего не утаивала. Рассказала она и о том, как Сиду жилось в Кении. Шейми, в свою очередь, рассказал о том, как они с Мэгги устроили Сиду побег. Поверив Мэгги, Сид хотел услышать подтверждение из уст Индии, что и толкнуло его на поездку в поместье леди Уилтон.

Выслушав подробности спасения и возвращения в поместье, Фиона задала вопрос, который крутился в мозгу у каждого из них:

– Где он сейчас?

– Не знаю, – ответила Индия. – Он привез нас в поместье и уехал не простившись. Даже короткой записки не оставил. – Ей было не сдержать слез. – Думаю, он сильно разозлился на меня за утаивание правды о Шарлотте. У меня был шанс рассказать ему, когда мы снова встретились на ферме миссис Карр. Я этим шансом не воспользовалась. Не хотела делать ему больно. Вряд ли Сид это понял. Мне кажется, он больше не желает иметь ничего общего ни со мной, ни с Шарлоттой.

У Фионы разрывалось сердце от сочувствия к Индии Литтон. Она представляла всю глубину страданий этой женщины.

– А я с вами не согласен, – заявил Шейми. – Мэгги Карр при мне сказала ему, что он отец Шарлотты. Я видел его лицо. Он был готов чуть ли не головой пробить стену и помчаться к вам с Шарлоттой. Стал бы он рисковать встречей с Фредди, если бы вы обе были ему безразличны?

– Индия, Шейми прав, – поддержала брата Фиона.

– Тогда почему Сид исчез? – спросила Индия.

– Опасался, что его могут схватить, – ответил ей Джо. – Это единственное объяснение. Он бежал из тюрьмы, когда в Найроби еще не знали о показаниях Беттса. Он и понятия не имел, что Фредди Литтона вызовут на допрос. В тот момент над Сидом еще висело обвинение в убийстве Джеммы Дин.

– Это я могу понять. Но почему он не написал мне ни словечка о том, куда направляется? – недоумевала Индия. – Даже коротенькой записки не оставил. Был человек – и исчез.

– Вы уверены? – спросила Фиона.

– Абсолютно. Я недоумевала. Спрашивала у Шарлотты. Ничего.

– Возможно, он торопился. Или боялся, что записка попадет не в те руки и спровоцирует погоню, – предположил Джо.

– Наверное, вы правы, – сказала Индия, но по выражению ее лица чувствовалось, что она этому не верит.

Их разговор продолжался еще около получаса. Затем Индия, лицо которой посерело от усталости, сказала, что им с Шарлоттой пора ехать домой. Фиона попросила Фостера приготовить им экипаж и крикнула детей, сказав Кейти и Чарли, что теперь они будут часто видеться с Шарлоттой, но сейчас ей и миссис Литтон нужно ехать к себе.

Фиона присела на корточки, взяв племянницу за руку:

– Я очень рада знакомству с тобой. По-моему, ты просто удивительная девочка.

Шарлотта покраснела и крепко обняла Фиону за шею. Фиона тоже обняла девочку, поцеловала в щеку и с большой неохотой отпустила.

Она вышла на крыльцо проводить их. «Чарли, пожалуйста, возвращайся к ним, – мысленно воззвала она к брату, глядя, как Индия с Шарлоттой садятся в экипаж. – Ты им очень нужен».

Проводив Литтонов, Фиона вернулась в дом. Детей ждал дневной сон. Анна отвела их в детскую. Взрослые остались втроем: она, Джо и Шейми.

– Я тоже пойду вздремну, – сказал Шейми. – И в ванне пополощусь. Выжат до предела. Через час-другой оклемаюсь и вернусь.

– Шейми, не торопись. Отдыхай, сколько хочешь. Так здорово, что ты вернулся домой.

– И так здорово вернуться домой, – ответил Шейми; он поднялся на несколько ступенек и вдруг остановился. – Фи, а ты побывала у Олденов? Рассказала им про Уиллу?

– Конечно. В тот же день, когда получили твою телеграмму.

– Как Олдены восприняли печальную новость?

– Очень тяжело. Особенно миссис Олден. К счастью, дома оказался Альби.

– Она пишет родным?

– Когда мы заезжали в первый раз, никаких писем не было. Потом Альби сообщил, что им пришла открытка с Цейлона. Затем вторая – из Гоа. Уилла писала, что намерена отправиться на север. В Дарджилинг…

– А потом в Непал, – сказал Шейми.

– Да. Откуда ты знаешь?

– Там Эверест. Она хочет увидеть Эверест.

Голос Шейми звучал глухо. Глаза у него были печальными. Фиона хотела узнать причину, но брат уже ушел, оставив ее наедине с Джо.

– Может, еще чая? – предложил Джо.

– Нет. Мне понадобится что-нибудь покрепче.

Они вернулись в оранжерею. Джо признался, что устал сидеть в коляске. Фиона помогла ему перебраться на диван и села рядом. Фостер принес им бутылку марочного портвейна и бокалы. Фиона смотрела на мужа, и ее сердце переполняла любовь к нему. Она потянулась к его руке и поцеловала. Фиона представляла, что́ пришлось пережить Джо. Встретиться с Фрэнки Беттсом, едва не убившим его. Надавить на министра внутренних дел, чтобы справедливость восторжествовала. Он пригласил Индию Литтон, чтобы Фиона узнала правду о Сиде и Шарлотте.

– Джо, ты так много сделал для Сида, – тихо сказала она. – Я ведь знаю, что тебе очень не нравилось, как он живет и чем занимается.

– Фи, я это сделал для тебя. Мне хотелось вернуть тебе брата. Тебе и Шейми. Я хотел, чтобы ты перестала горевать по Чарли-старшему.

Из глаз Фионы брызнули слезы, которые она сдерживала все утро.

– Джо, все эти годы я была очень не права. Мне не следовало его искать и упрямо пытаться с ним увидеться. Если бы не мое упрямство, многое было бы по-другому. Не было бы покушения на тебя и этой инвалидной коляски…

– Фиона, не говори так. Не ты была не права. Я. Напрасно я пытался тебя остановить, лишить тебя возможности надеяться, любить и верить.

Джо обнял жену. Оба молчали.

– Думаешь, он когда-нибудь вернется к нам? – нарушила молчание Фиона.

– Да.

– Но прошло больше пяти недель. Считай, два месяца от него никаких вестей. Не хотелось говорить при Индии, но я знаю: у нее схожие чувства. Да и могут ли они быть другими? Расставшись с ней, он обрек себя на одиночество. Один в Африке, а мы знаем, каково быть там одному. Уйдя из лагеря, Шарлотта едва не стала добычей львов. А Фредди даже оружие не спасло.

– Фиона, с твоим братом все будет в порядке. Уверен. Вспомни, через что он прошел, начиная с ранней юности. Пройдет и через это. Он найдет способ вернуться к ним. Обязательно найдет. – Джо обнял жену и поцеловал. – Дорогуша, не сомневайся в своем Чарли. Тебе нельзя сомневаться. Особенно теперь, после стольких лет боли и испытаний. Ты сейчас нужна ему, как никогда. Он должен чувствовать, что ты его ждешь. Однажды ты помогла ему. Помоги снова.

– Как, Джо? – сквозь слезы спросила Фиона. – Как?

– Очень просто, любовь моя. Делай то, что делала всегда. Верь в него, Фи. Верь. 

Глава 133

В темной гостиной дома 45 по Беркли-сквер Индия потягивала бренди. Время перевалило за полночь. Индии хватало лунного света, струившегося из высоких окон и окрашивавшего гостиную в серебристые тона. Индия была одна. Все слуги уже спали.

Долгое морское путешествие измотало ее, а после встречи с семьей Бристоу она чувствовала себя окончательно выжатой. Однако сон не шел, и индия сидела, глядя на луну, полную и удивительно красивую своей неброской красотой. Такая же луна светила сейчас и в Африке над головой Сида, где бы он ни находился.

Бристоу были ее последней надеждой. Когда в Найроби Шейми сказал ей, что Джо хочет ее видеть и что Фиона – их с Сидом родная сестра, сердце Индии возликовало. Уж родным-то Сид обязательно даст знать о себе. Такая уверенность сохранялась у Индии до самой встречи с Бристоу. Но оказалось, они тоже ничего не знают. Возможно, Сид догадался, что Индия побывает в доме его сестры и таким образом узнает о его местонахождении. А этого ему не хотелось. Казалось, он старательно оборвал все нити, связывающие его с Индией. Сознавать это было невероятно тяжело.

В недрах дома послышался бой вычурных антикварных часов, принадлежавших ее матери. Скоро она продаст эти часы. Продаст все. Они с Шарлоттой лишней минуты здесь не задержатся. Этот дом был полон ужасающих воспоминаний, ранних и поздних, связанных с Фредди.

Личные вещи покойного мужа она отдаст Бингэму, в том числе и отвратительный портрет Ричарда Литтона, Красного Графа. Этому портрету место в Лонгмарше. Здесь он всегда выглядел чужим.

– Я и сама здесь чужая, если уж на то пошло, – пробормотала Индия.

В конце недели она выставит дом на продажу. Мебель и вещи пойдут на аукцион. Они с Шарлоттой подыщут себе другой дом, а пока поживут у Мод. В каком месте будет их новое жилище – Индия пока не знала, равно как не знала, чем станет заниматься. Ей некуда торопиться. Дальше по жизни она пойдет сама. Шаг за шагом. Без оглядки на Фредди.

– Мамочка, ты не спишь?

Индия обернулась. В дверях стояла Шарлотта в ночной рубашке, поверх которой накинула халат.

– А ты почему не спишь, дорогая? Ты же говорила, что ужасно хочешь спать.

– Можно тебя спросить?

– Спрашивай.

– Помнишь, как мы ехали на поезде из Момбасы в Найроби? Лорд Деламер сказал про мистера Бакстера, и ты почему-то сразу сделалась грустной. Никто не заметил, а я заметила. Я видела твое лицо. Ты знала мистера Бакстера еще до приезда в Африку? Была знакома с ним по Лондону?

– Ну и вопросы ты задаешь, Шарлотта.

– Мамочка, ты должна мне ответить. Обязательно. Это очень важно.

– Если я отвечу, ты вернешься в постель?

– Да. Так ты знала его?

– Да.

– Много лет назад?

– Да, много лет назад.

– Мистер Бакстер – мой настоящий отец?

– Шарлотта!

– Да или нет? Я слышала, как отец говорил, что я не его дочка. В кабинете. И еще я слышала, как он назвал меня… ублюдком. Это было еще до Африки и до ямы. Я не знала, что́ значит «ублюдок», и спросила у Мэри. Она меня отругала и назвала это слово нехорошим. Тогда я спросила одного мальчишку на корабле, и он мне рассказал. Я рада, что лорд Литтон не был моим отцом. Я тоже не чувствовала себя его дочкой. Так мистер Бакстер – мой отец? В смысле, настоящий? Мамочка, ты должна мне ответить.

– Да, Шарлотта. Он твой отец.

– Ты когда-то его любила?

– Ты задаешь мне очень взрослые вопросы.

– А мне пришлось все это время быть очень взрослой.

– Согласна, – кивнула Индия. – Ты права. Да, я любила его. Очень.

– И сейчас любишь?

– Да.

– Он хороший человек?

– Хороший.

– Тогда почему ты загрустила?

– Шарлотта, почему тебе приспичило это знать?

– Мама, отвечай! Почему ты загрустила?

– Я загрустила не из-за него. Наоборот, он дарил мне много счастья. Мне грустно, что я не могу быть вместе с ним.

– А мистер Финнеган – брат мистера Бакстера? Я слышала, он так говорил в доме леди Уилтон.

– Да, брат.

– И он же приходится братом миссис Бристоу. Значит, он мой дядя, а миссис Бристоу – моя тетя. Тогда получается, Кейти, Чарли, Питер и маленькая Роуз – мои двоюродные братья и сестры.

– Все так.

Шарлотта помолчала, переваривая услышанное.

– По-моему, они очень приятные люди, и они мне очень нравятся.

– Согласна с тобой. Они мне тоже очень нравятся.

Шарлотта посмотрела на полосы лунного света, льющегося из окон, и задумчиво наморщила лоб.

– Я должна тебе кое-что отдать. Это от мистера Бакстера. Я долго думала, отдавать или нет. Теперь решила отдать.

Шарлотта полезла в карман халата и достала конверт.

Индия едва не вскрикнула.

– Шарлотта, и давно у тебя этот конверт?

– Мистер Бакстер дал его мне, когда уезжал из дома леди Уилтон.

– Шарлотта! Я же тогда тебя спрашивала, оставил ли он хотя бы записку. Ты говорила, нет. Значит, врала?

– Ну… немножечко.

– Теперь отвечай: почему сразу не отдала мне его письмо?

– Думала, тебе станет еще грустнее. – Шарлотта поцеловала мать в щеку. – Спокойной ночи, мамочка. Надеюсь, письмо тебя развеселит.

– И ты даже не хочешь узнать, о чем он пишет?

– Утром расскажешь. Я жутко устала. Ужасно трудно быть взрослой.

Шарлотта ушла. Индия вскрыла конверт. Там лежал листок бумаги. Она сразу узнала почерк Сида. Кроме письма, в конверте оказалась согнутая пополам фотография с пожелтевшими краями. Индия развернула снимок. У нее перехватило дыхание. Эту фотографию она когда-то подарила Сиду. Снимок участка, доставшегося ей по завещанию Уиша. Пойнт-Рейес, место на побережье Калифорнии. Снимок потрескался и немного выцвел, но не потерял своей красоты. Дрожащими руками Индия развернула письмо.

Моя дорогая Индия!

Когда ты будешь это читать, я буду уже далеко. За многие мили от тебя. Если я останусь, полиция обязательно до меня доберется. Хуже, если меня видели выезжающим из поместья леди Уилтон. В таком случае весь Найроби будет знать об этом. Кикуйю – невероятные сплетники, и их «кустовой телеграф» работает гораздо быстрее обычного. Ты даже не представляешь, с какой скоростью разлетаются такие новости.

Я очень хотел остаться с тобой. Хотел увидеть, как ты поправляешься, набираешься сил. Хотел по-настоящему узнать прекрасное и храброе создание – нашу дочь. Но боюсь, если я сейчас не уеду, то навсегда потеряю шанс свидеться с вами.

Я нарочно всем сказал, что отправлюсь на восток. На самом деле мой путь лежит на запад. Если повезет, доберусь до Габона, до Порт-Жантиля, где надеюсь найти корабль. Денег у меня немного. Скорее всего, придется подрабатывать, соглашаясь на любую работу. Поэтому мне понадобится около года, чтобы добраться туда, куда я хочу попасть. Путешествие не будет легким и безболезненным, но я обязательно его совершу. Больше чем что-либо в этом и ином мире я хочу снова увидеть тебя и Шарлотту. Я хочу жить рядом с вами, любить вас обеих и этим восполнить все печальные, жестокие, безнадежные годы, проведенные без вас.

Индия, благодаря тебе я узнал, что такое любовь и вера. Ты заставила меня поверить в это. Я верю и всегда буду верить.

Поверь и ты в меня. Поверь в нас. В нас троих.

Встречай меня там, где небо смыкается с морем.

Жди меня там, где начинается мир.

Эпилог

1907 год

Хуан Рамос, начальник станции Пойнт-Рейес, взглянул на ручные часы. 17:12. Те, кого он высматривал, могли появиться в любую секунду. Он вытянул шею, чтобы лучше видеть Меса-роуд. Улицы, где днем кипела жизнь, опустели. Тогда там было не протолкнуться от фермерских телег и фургонов, нагруженных бидонами с молоком и бочками со сливочным маслом. Рядом стояли телеги рыбаков, привезших ящики с семгой, форелью, устрицами и крабами. Все это изобилие предназначалось к отправке в Сан-Франциско. Но и фермеры, и рыбаки давно разъехались по домам.

Когда минутная стрелка передвинулась на одно деление, Хуан заметил их. Врач-англичанка и ее дочь сидели в рессорной двуколке. Как всегда, спины обеих были безупречно прямыми.

Хуан Рамос знал эту женщину. Впрочем, ее знали все местные жители. На Меса-роуд она открыла больницу, где никому не отказывала в помощи. У кого водились деньги, платили ей за прием. Те, у кого их не было, расплачивались маслом и сыром, рыбой, тортильями, яйцами и огненным перечным соусом.

Англичанка приехала сюда год назад, оказавшись владелицей обширного участка плодородной земли, выходящего к морю в районе Лимантур-Бич. Участок находился в семи милях от города. Туда вела извилистая дорога, пролегавшая по пересеченной местности. Первоначально участок принадлежал другому англичанину – предпринимателю, купившему его в девятисотом году. Тогда же поползли слухи, что там построят роскошный курорт, куда будут приезжать богачи из Сан-Франциско. Поговаривали о новом здании станции и даже о строительстве ветки до курорта, а также о том, что жизнь городка неузнаваемо изменится. Кому-то ведь надо обслуживать состоятельную публику. Однако дальше разговоров дело не пошло.

Потом пронесся слух, что предприниматель разорился и врач купила у него участок. Говорили также, что она женщина весьма богатая и собирается построить внушительный особняк. Пока она довольствовалась жизнью в старом, обшитом досками фермерском доме, который достался ей вместе с землей, и ничего не собиралась менять.

В будние дни врач принимала пациентов, а ее дочка училась в местной школе. Субботними и воскресными днями они не показывались в городе. Их ни разу не видели в церкви, зато часто встречали на побережье, где мать и дочь, подоткнув юбки, бродили по мелководью, устраивали пикники, что-то жаря себе на вертеле, или садились в лодку с веслами и плавали по эстуарию залива Дрейка. Но ежедневно, в любое время года, независимо от погоды, под вечер обе появлялись на станции.

Врач проехала мимо Хуана, направив лошадь к обычному месту стоянки. Там она сошла с двуколки. Следом вылезла девочка. Жеребец, тащивший двуколку, не нуждался в привязи. Он стоял спокойно, привыкнув к ежевечернему ритуалу.

– Добрый вечер, доктор Бакстер. Добрый вечер, мисс Шарлотта, – поздоровался с ними Хуан.

– Добрый вечер, мистер Рамос, – почти хором ответили мать и дочь.

Девочка прошла на перрон, а ее мать задержалась.

– Как у вашей матери с руками? – спросила она.

– Намного лучше. Артрит почти ее не беспокоит. Мама говорит, что ваши таблетки творят чудеса.

– Рада слышать, – улыбнулась врач. – Обязательно проследите, чтобы она постоянно их принимала.

Хуан пообещал проследить. Врач прошла через зал ожидания на платформу. Так она делала каждый вечер, встречая поезд из Сан-Франциско, прибывающий четверть шестого.

День за днем мать и дочь появлялись на платформе, а человек, которого они ждали, всё не приезжал. Они провожали глазами пассажиров и уходили не раньше, чем кондуктор закроет двери всех вагонов и даст сигнал к отправлению. Но и тогда они продолжали стоять, глядя, как поезд медленно отходит от станции.

Однажды Хуан спросил, кого она ждет.

– Мистера Бакстера, – ответила англичанка. – Моего мужа.

Поначалу Хуан ей поверил, решив, что она приехала сюда раньше мужа, чтобы подготовить дом к его появлению. А как же иначе? Миссис Бакстер так крепко верила в приезд мистера Бакстера, что начальник станции тоже в это поверил.

Но проходили дни, недели, месяцы. Прошел целый год, а мистер Бакстер все не приезжал. И тогда местные женщины начали судачить. Одни утверждали, что он не приедет, поскольку погиб на войне. Другие говорили, что он попросту бросил жену и дочь. Иные заявляли, будто он искал золото и его убили. Кто-то считал его моряком, пропавшим без вести.

Постепенно Хуан проникся сочувствием к этой странной англичанке. Может, она немного не в себе? – думал он. Ему было тяжело видеть надежду в глазах женщины и девочки, когда поезд подъезжал к перрону. Но еще тяжелее было видеть их разочарование, поскольку никто из пассажиров не окликал их по именам и не бросался к ним с объятиями.

– Возможно, завтра, – обычно говорила врач, когда они с дочкой проходили мимо Хуана, возвращаясь к своей двуколке.

– Да, возможно, завтра, – отвечал Хуан.

Ему становилось все труднее верить в существование мистера Бакстера, однако еще труднее было перестать это делать. Тогда придется сказать себе, что простые и основополагающие истины жизни: любовь, надежда, вера – просто глупая выдумка.

Поезд из Сан-Франциско подошел ровно в 17:15. На какое-то время Хуан забыл про врача и ее дочь. Он помахал машинисту, прикрикнул на носильщика, чтобы не спал на ходу, и взял от проводника мешок с вечерней почтой.

Поначалу Хуан не заметил худощавого, осунувшегося человека, сошедшего на перрон после остальных пассажиров. Симпатичное лицо этого человека выглядело изможденным. Он шел, опираясь на трость. Загорелое лицо было испещрено морщинами, отчего он выглядел старше своих лет.

Хуан не видел, как побледнела врач, и обернулся, лишь когда она вскрикнула. Потом мать и дочь бросились к человеку с тростью и стали его обнимать.

Человек закрыл глаза и уткнулся в шею доктора, затем поднял на руки и поцеловал девочку. Хуан не слышал вопросов доктора, обращенных к приехавшему: что с ним приключилось, где он был и как добирался сюда? Не слышал он и ответа: «Это чертовски длинная история», на что доктор сказала: «Времени выслушать ее у меня предостаточно. Вся оставшаяся жизнь».

Проводник вытащил на платформу дорожную сумку мистера Бакстера. Носильщик уже хотел ее взять, но Хуан его отогнал.

– Сэр, позвольте мне, – сказал Хуан мистеру Бакстеру.

Врач познакомила их, после чего Хуан проводил семью до двуколки. Шарлотта уселась сзади. Врач заняла место кучера. Мистер Бакстер медленно влез в двуколку и сел рядом.

Хуан пристроил дорожную сумку возле Шарлотты и на прощание помахал семейству Бакстер. Двуколка медленно тронулась. Ветер принес слова мистера Бакстера:

– Все как в тех сказках, что ты мне рассказывала. Давным-давно. На Арден-стрит.

– Действительность даже лучше, любовь моя, – ответила ему врач. – Ты не поверишь, насколько красив твой новый дом. Вокруг – море и небо. Свежий воздух, пахнущий солью. В окна льется свет утреннего солнца. Все, о чем ты мечтал. Все, как ты хотел.

– Значит, у этой истории счастливый конец?

Миссис Бакстер наклонилась и поцеловала мужа. Потом поцеловала дочку. Ее сейчас не волновало, что кто-то это видит и слышит.

– Да, мистер Бакстер, – ответила она. – Так и есть.

От автора

Хочу поблагодарить доктора медицины Кэтрин Гудстайн, щедро делившуюся со мной своими размышлениями о том, почему люди выбирают профессию врача, а также воспоминаниями о своих студенческих годах в медицинской школе. То и другое оказало мне неоценимую помощь.

Я также в большом долгу перед библиотекарями и архивариусами библиотеки Уэллкома, библиотеки Королевского колледжа врачей, архивного центра Королевской бесплатной больницы и библиотеки палаты общин – все они находятся в Лондоне – за их знания, компетентность и терпение. Замечательный Лондонский музей науки снабдил меня обширными сведениями о том, какими были медицина и инструментарий врача в начале XX века. Не менее ценные сведения я почерпнула из книг доктора Харолда Спирта по акушерству и гинекологии. Выражаю свою признательность и Алексу Дандесу за его образные и точные ответы на мои многочисленные вопросы об альпинизме, современном и начала прошлого века.

Сердечно благодарю моего агента Саймона Липскара, а также моих редакторов Сьюзен Уотт и Петернеллу ван Арсдейл за их энтузиазм, советы, толковые подсказки и талант. И конечно же, больше всего я благодарна своей замечательной семье за неизменную поддержку и такую же неизменную веру в меня.

Примечания

1

Персонаж романа Диккенса «Оливер Твист». – Здесь и далее примеч. перев.

2

Песня на стихи из поэмы Альфреда Теннисона «Мод».

3

Непереводимая игра слов. «Sot» по-английски означает «пьянчуга, алкаш». SSOT – аббревиатура организации The Society for the Suppression of the Opium Trade.

4

Слава богу! (идиш)

5

Ах ты, зассанец! Думаешь, тебя обманули? (идиш)

6

Резник (идиш).

7

Ох, мамочка! (идиш)

8

Какая красивая девушка! (идиш)

9

Хватит! (идиш)

10

41,1 °C.

11

Боже на небесах (нем.).

12

Непереводимая игра слов. Сюзи и Фрэнки оба произносят слово «short», которое может употребляться как в значении «недостача, нехватка чего-либо», так и в значении «короткий», то есть Фрэнки ей отвечает: «А ты была и остаешься коротышкой».

13

Разновидность граммофона.

14

38,1 °C.

15

Хватит уже! (идиш)

16

Дельцы (идиш).

17

Набожная, благочестивая (идиш).

18

Школа (идиш).

19

Имя Пози (англ. Posy) в переводе и означает «букетик цветов».

20

Не еврей, которого нанимали для работы в субботу (идиш).

21

Поздравляю! (иврит)

22

Местечко (идиш).

23

Не дай Бог! Ты что, ненормальная? (идиш)

24

Круговая мышца рта (лат.).

25

Не приведи Господь! (идиш)

26

Не вешай мне лапшу на уши! (идиш)

27

Послушай… (идиш)

28

Сленговое выражение (drop the soap), заимствованное из тюремного лексикона и указывающее на уязвимое положение. Если в тюремной бане кто-то ронял кусок мыла и нагибался за ним, его вполне могли изнасиловать, приняв это за «сигнал готовности».

29

В переводе с английского «myrtle» означает «мирт».

30

Поцелуй меня в задницу (идиш).

31

Хорошо бы! (идиш)

32

Говно (идиш).

33

Ты что, ненормальная? (идиш)

34

Трудно передаваемая по-русски игра слов. «Коротышка» – примерный перевод слова «wally», означающего дурочку, тупицу. «Коротыш» – примерный перевод жаргонного словечка «willie», означающего половой член.

35

Совсем расчувствовалась (идиш).

36

Дорогуша (идиш).

37

Кантор (идиш).

38

Малютка Тим – мальчик-калека из «Рождественской песни» Ч. Диккенса.