Слепой охотник - Ульяна Каршева

Джиллиан - СЛЕПОЙ ОХОТНИК

Прошу прощения у читателей за использование знакомого образа в несколько ином жанровом антураже (кхм, ну и сказанула:))

1

Иногда он чувствовал себя одряхлевшим до столетнего старика, который, едва поднявшись утром с постели, не глядя, привычно тянется за палкой, будто без опоры на неё не встать. Только сам он тянулся за солнцезащитными очками. Потребность в них стала такой, что надевал даже утром, даже в собственной квартире, хотя рядом никого не было. Спохватывался и с досадой бросал назад, на столик. Очки — супер. Стёкла темнейшие — глаз не разглядеть. Кроме всего прочего, он поработал паяльником и прилепил к дужкам снизу небольшие пластиковые треугольники: они исключали случайность, что в сетчатке его глаз напрямую отразятся глаза другого человека.

Без необходимости из квартиры он не выходил. Несмотря на все уговоры родителей, пытавшихся пригласить к нему известных психотерапевтов, он только огрызался и всё больше замыкался в себе. Как объяснить этим дипломированным, что он знает, что с ним происходит? Как? Да ни один трезвомыслящий человек не поверит в то, что он может коротко объяснить!

Он ограничил себя до таких рамок, что на улице появлялся редко. Заработанные за прошлые годы деньги позволяли ему заказывать продукты в магазинах. Ещё удобней было, когда отец или приезжал сам, или присылал с работы подчинённых завезти сыну привычный набор продуктов… Так он постепенно переходил к существованию, близкому к прозябанию в тюремной камере-одиночке. Минус компьютер. Минус телевизор. Минус любое общение — особенно с незнакомым человеком. Из развлечений только чтение. Иногда приходил отец и сидел с ним за шахматами.

Он отказался от выхода на улицу в часы, когда люди гуляли или деловито шли на работу. После последней пары случаев, когда к нему, скрывшемуся за очками, подходили и всеми силами добивались взглянуть в глаза, он стал выходить по ночам или ранним утром. Отец уговаривал приехать на дачу, соблазнял красотами и большой усадьбой, где ему никто не помешает гулять на природе, а он вспоминал, как легко на расстоянии уловить глаза другого человека. И наотрез отказывался. Мать однажды, прошлым летом, вывезла его в лес. Зашли далеко. Единственный раз, когда оторвался на всю катушку, жадно впитывая цвета и краски и отчаянно мечтая жить где-нибудь в глухомани…

Мир на улице превратился для него в коричневый, в ожидании дождя, гризайль — в тонах, которые давали стёкла очков. Дома — в сплошное небо, в голубые и серые краски. Вниз, со своего верхнего этажа, он не осмеливался опускать глаза.

… Апрельское утро пообещало пасмурь и бесконечный дождь. И опущенные глаза людей, которые стараются пробежать быстрей, чем обычно, не застревая на странных ощущениях, которые могут заставить их подойти к незнакомому человеку.

Он натянул джинсы, джемпер, ботинки и куртку с капюшоном, который тут же надвинул на глаза, уже укрытые очками. Зонта брать не стал.

Инстинктивно подняв плечи, сунув руки в карманы куртки, он, ссутулясь, шагал по улице, легко обходя спешащих людей.

Впечатление города и недолгой, шаткой свободы.

Несмолкаемый гул, сплетённый из гудения транспорта, гомона прохожих, стука воды с крыш по гулким карнизам…

Прохладный сырой воздух, насыщенный запахами мокрого асфальта, камня и бензиновых паров…

Высокие здания, широкие площади.

Гризайлевые фигуры, мелькающие мимо и смазанные странным дождём, больше похожим на туман, слишком крупные капли которого провисли в воздухе и облепляют кожу… И болезненно замирающее сердце, когда кажется, что вот-вот к нему подойдут.

Порой ему казалось, что за ним следят. Но он, сжав зубы, не оборачивался, понимая, что это самовнушение.

… Он возвращался домой, когда на каменных ступенях остановки, мимо которой проходил, оступилась какая-то старушка, а потом из её рук вылетела трость.

Женщина была близко от него — и он машинально шагнул ей помочь. Убедившись, что она устоит на ногах и без опоры, бросился за тростью, которая, подпрыгивая с одной ступени на другую, покатилась к дороге и шлёпнулась прямо к колёсам подъехавшей маршрутки — ладно хоть катнулась к бордюру. Подняв палку из грязи — вода здесь, слава Богу, бурлила к решётке слива, — он машинально вытянул руку встряхнуть её от грязи и воды. И замер, приглядываясь. Такого он ещё никогда не видел. Трость оказалась раритетной — даже на его дилетантский взгляд. Мало того — украшена смутными резными узорами по всей длине, так ещё и мягко изогнутая рукоять, очень удобная в ладони, заканчивалась изящной миниатюрой — стилизованным чёрным черепом.

Трость так зачаровала, что он не сразу опомнился. А потом пошёл к старушке. Ругая себя спустя секунды, когда сначала отдал трость, а потом непроизвольно (воспитание, чёрт бы его!..) подал старушке руку, помогая крепче встать на ноги и уйти с опасных для неё ступеней. Слишком близкий контакт. Он отвык от такого… Но утешал себя, что вот сейчас уйдёт и она так и не взглянет ему в глаза.

Старушка оказалась очень даже энергичной. Держась за предложенный локоть, буркнула: «Спасибо, добрый человек…», необычно мягко встряхнулась всем телом, словно мокрая кошка, и взглянула на него. Он было отшатнулся… Старуха вцепилась в рукав его куртки, другой ладонью как-то узко обирая дождь со своего морщинистого худенького лица и зорко присматриваясь к «доброму человеку», словно он был без очков. Он отчётливо чувствовал этот взгляд, пытливо впивавшийся в его глаза.

— Господи милосердный… — выдохнула она. — Да как же ты живёшь с этим?!

Он окаменел. Только эти слова и заставили не выдираться из невольного захвата. Не сбегать.

Прислушался к ней, всё ещё бормочущей шёпотом:

— Смертей-то… Смертей…

Мороз по коже: а то сам не знает. Она-то откуда?.. Но присмотрелся. Странная старуха. Она так пытливо вглядывалась в его глаза, словно и правда видела их, не замечая очков. А ведь стёкла тёмные. Специально выбирал… Может, и правда, видит? Только что ему с этого… Не поможет.

— Слышь, касатик, — уже спокойно сказала та. — А проводи-ка ты меня в местечко одно. Руки помоешь… Да и… Глядишь, и помогут тебе. Ни-иной Григорьевной меня звать. — Она так и сказала, отчётливо потянув на букве «и».

Правда, и сейчас, и чуть позже он не мог звать её по имени-отчеству. Хотелось только и называть старухой. Вслух — ладно, вспоминал про имя-отчество, но в мыслях…

Хуже, что он вдруг уловил: даже не предложи старуха проводить её, он бы послушно пошёл за нею, скажи она только одно слово: «Идём». Поразился этому открытию, но и впрямь покорно зашагал рядом. Правда, упрямо возразил мысленно кому-то, что не потому идёт следом, что командуют им, а потому, что не сбросишь же цепкую старушечью руку со своей. И в чём-то был прав, оправдываясь перед собой. Старуха шла тяжело, опираясь на его руку и легонько постукивая тростью по мокрому асфальту.

Шли недолго. Перешли дорогу, спустились к большому рынку, в котором он когда-то бывал на самом краю, на овощных рядах, — покупал яблоки. Сейчас, не будь ведущей его старухи, он бы потерялся в рыночных переходах. Впечатление, что постепенно входишь в неплохо организованную и благоустроенную пещеру со своими ответвлениями, постепенно перерастающими в настоящий лабиринт, в котором заблудиться — раз плюнуть. Но старуха шла уверенно, и он следовал за нею без вопросов.

Они спустились в громадный и очень людный, несмотря на утро и дождь, подвал. Пересекли его, вышли на какой-то двор, где он шарахнулся от грузчика, который будто специально прямо на него катил гружёную тележку. Старуха, замахнувшись на него тростью, недовольно прикрикнула: «Куда прёшь, охальник!», а тот весело отозвался:

— От бабы Яги и слышу!

Та только хмыкнула, нисколько не смущённая и не обозлённая, а даже польщённая, и поспешила вдоль стены — по крытому сверху коридору между основным зданием рынка и открытыми на улицу прилавками. Наконец она начала спускаться по небольшим ступеням в новое подвальное помещение. Он — следом, углядев только скромную вывеску «Фитоаптека». Хотел опередить, чтобы помочь спуститься, но старуха внезапно заспешила так, словно забыла о палке в руках.

Успел лишь чуть вперёд, чтобы открыть перед ней тугую дверь.

Она медленно и тяжело закрылась за их спинами. Но почему-то впечатления ловушки, как всегда с ним было в других, незнакомых помещениях, не получилось. Хотя здесь тоже находились люди, при виде которых он дёрнулся сбежать. Старушечья ладонь неожиданно жёстко обхватила его локоть, удерживая рядом.

Место представляло собой небольшой квадрат помещения, треть которого застеклили, а потом упрятали за витрины коробочки с сушёными травами. Слева расположился небольшой бар — с вывеской «Фитобар». Бар был так себе, суперскромный. На прилавке стоял, как ни странно, пузатенький чайник и несколько подносов с чашками, прикрытыми тканевыми колпачишками, такими плоскими, что они больше походили на крышки. И все чашки были такими разными — и по величине, и по рисунку! Ничего себе — фитобар… Но уже сейчас, в утреннее время, здесь, за двумя столиками, сидели женщины, и молодые, и пожилые; из весёлых чашек в горох они пили чай, наверное, заваренный на травах, и он вдруг остро позавидовал им и тоже захотел чаю — горячего. Пусть обыкновенного, но чтобы пить так — улыбаясь соседям и свободно разговаривая с ними. Смотреть — глаза в глаза…

Потом оказалось, что хозяйка этого фитобара прячется под прилавком. Резко появилась, разогнувшись, и сразу заметила вошедших.

— Ой, бабуля!

Пришлось напомнить себе, что видит девушку сквозь тёмные очки. С первого взгляда она показалась совсем тусклой. Как на старинной фотографии, которая пролежала не в самых подходящих условиях для её хранения. Слишком правильные черты лица, из-за чего смазывалось впечатление отличия от других. Словно кукла, которой забыли подкрасить брови, глаза, рот. Одета несколько неуместно для заведения, в названии которого есть слово «аптека», что он отметил, когда она вышла из-за прилавка: длинная широкая юбка, зелёного с зигзаговыми вкраплениями жёлтого и синего цвета, тяжело покачивалась в движении; кофточка с коротким рукавом, больше похожая на весёлую футболку, довольно мягко обрисовала грудь. Примечательностью внешности оказалась солидная светлая коса, свисающая через плечо.

Он буркнул: «Здрасьте», но, видимо, слишком тихо — ему не ответили.

— Что-то случилось? — быстро спросила девушка, больше обращаясь к «бабуле», хоть и поглядывая на гостя с любопытством.

— Идём-ка в твою комнату, — распорядилась старуха, указывая в нужную сторону своей тростью. — И чаю прихвати для него. Прозяб он.

Он пошёл, чувствуя обречённость. Попался.

Но знание, что следом пойдёт девушка с чашкой горячего чаю, заставило смягчиться. Оказывается, он и правда немного замёрз…

Комнатушка оказалась уютной. Две стены — сплошные стеллажи с книгами и с теми же склянками, а то и коробочками, тут же стояли подсвечники — ни одного, чтобы парой был, все разные. Третья стена, где предполагалось окно полуподвального помещения, завешена уютно-бежевыми шторами. Пахло здесь хорошо. Какими-то свежезаваренными травами, что ли? Ароматическими ли свечами?.. Особенно был хорош уголок, в котором стоял журнальный столик, а вокруг него три мягких кресла. На столике громоздился заляпанный жирными мутно-белыми восковыми потёками канделябр, в котором торчал несчастный, по впечатлениям, огарок с печально торчащим клювом — чёрным фитилём. Ещё валялась груда рассыпанных карт, кажется, таро? — поразился он. Правда, от порога да в тёмных очках рисунков на картах не рассмотреть: выглядели они почти чёрными. И тут же уныло мерцал полупрозрачный, кажется, голубой стеклянный шар, вделанный в подставку из мрамора и из-за своего цвета выглядевший в мягком, светло-коричневом интерьере несколько чужеродным.

Старуха снова ткнула тростью в одно из кресел и велела:

— Садись. — И тут же, обращаясь к девушке, которая, поставив на столик чашку с блюдцем для гостя, начала стаскивать с неё плащ, то ли попросила, то ли снова велела: — Посмотри-ка, что с ним. Сам он постесняется сказать.

— Я не… — начал он, слабо протестуя, и тут же закрыл рот. Она права: он, может, и хотел бы рассказать, но как с налёту что-то объяснять незнакомцам? Пусть сами сначала докажут, что им можно довериться. Смысл спорить? И он пошёл к столику, сбрасывая на ходу куртку и готовясь повесить её на спинку кресла. По дороге был перехвачен девушкой, которая просто протянула руку — и он (опять с удивившей его покорностью) отдал одежду ей.

Затем присоединился к старухе, которая кивнула ему на соседнее кресло. Сел и, уж здесь-то ни на миг не засомневавшись, схватил чашку с чаем, который плавно колыхал свои дымные прозрачно-коричневые волны. Глотнул, с удовольствием чувствуя, как сладковатая жидкость, пахнувшая чем-то знакомым, мягко облила горло, согревая его…

Когда чай остался только на дне чашки, поднял глаза на ощущение, что кто-то осторожно приложил палец к его переносице.

Девушка сидела напротив и, глядя на него в упор, смешивала карты.

— Меня зовут Ирина… И я тебя знаю, — монотонно сказала она. И замолчала, не сводя с него немигающих полуприкрытых глаз.

А он глянул на неё и засмотрелся на длинные пальцы, на карты, завораживающе снующие, будто прячась среди остальных в общей пачке и тут же выпрыгивая.

— Недолго. — Она снова замолчала, но он понял: «Недолго знаю». — Очки не снимешь? Без них быстрей будет.

— Не снимет, — ворчливо откликнулась старуха. — Боится, в глаза заглянешь — ему придётся… — И она почти злорадно ухмыльнулась ему, резко обернувшемуся к ней.

Этому он поверил.

И снял очки.

2

Ирина с самого начала заподозрила, что очередной несчастненький, властно приволочённый бабулей в фитоаптеку, ей знаком. И вообще он заинтересовал её. Слишком необычно, что человек, явно не старый, так сутулится и прячет глаза. Последнее ощущалось сильно. И как-то знакомо он сутулился. И в то же время несчастненьким не выглядел. Выглядел, скорее, зверем, который принюхивается и примеривается к чужой норе, в которую его запихнули против воли… Бабуля явно опять за старое — немного, но колданула, чтоб подчинился и зашёл.

Появилась надежда, что бабуля нашла ещё одного из своих.

Но, когда Ирина присмотрелась к незнакомцу, чуть не присвистнула. До бабулиного видения ей ещё работать и работать, но даже она разглядела…

Чуть не за руку завели его в комнату, в которой нужный или любопытный бабуле народ «проходил идентификацию», как любила та выражаться.

Взяв карты в руки и настроившись на незнакомца, Ирина с удивлением обнаружила, что парень не так уж и незнаком ей, что она не ошиблась и они где-то встречались. Встречи, правда, всегда были на уровне шапочного знакомства, а то и меньше. Тасуя карты, она видела этого человека всегда в помещении и в толпе — всегда или спиной, впереди себя, или быстро проходящим мимо. Лица не видела. Голову неизвестного на уровне глаз закрывало прозрачно-чёрное марево. Смерть на уровне глаз? Обычно Ирина видела её на уровне сердца.

Бабуля поддразнила незнакомца, и тот снял-таки очки.

Опаньки… Какие люди!.. И без охраны!

Эти тяжёлые светло-зелёные, слегка раскосые, намёком на азиатский разрез глаза, быстро взглянувшие на неё и тут же недовольно опущенные, она знала. Как знала вообще этого типа. Только странно: выглядел он отнюдь не на те годы, которые она в нём предполагала. Слишком серым и обрюзгшим казалось постаревшее лицо измученного, много на своём веку повидавшего человека… Она отложила карты. И озадаченно сказала:

— Я тебя знаю по университету. Худграф? Я права? Только не помню, как тебя зовут. Ты был, кажется, на последнем курсе.

На этот раз он не просто взглянул, а вскинул глаза, забыв, что должен их прятать.

— Ты тоже с худграфа?

— Первый курс проучилась и ушла.

— Почему?

Бабуля деликатно встала и удалилась, жутко довольная собой. Вернулась сразу, поставила на столик чайник, ещё одну чашку и плоскую вазу с пирожками и булочками. И, забрав свой плащ, исчезла уже надолго.

— Ну, я поняла, что живопись — это не для меня.

Она с интересом смотрела на него — на Женю, как он представился. И она сразу вспомнила — точно, Женя. Сын богатых родителей, лучший акварелист курса.

И он ощутимо расслабился. Да, беседа с человеком, с которым пересекался, пусть даже не зная его, — это не то, что разговаривают два совершенно незнакомых.

Они поговорили, уточняя общие точки давнего соприкосновения. И, когда он расслабился, она спокойно спросила:

— Что с твоими глазами? Почему вокруг них смерть? — Он ожидаемо снова напрягся, явно не желая говорить об этом, и она добавила: — Я всё равно узнаю, только лучше было бы, если б ты мне сам рассказал. Времени терять не хочется.

— А твоя работа? Разве тебе не надо идти в эту… фитоаптеку? Или в фитобар? — Он снова упрямо ссутулился, сидя на стуле и облокотившись на стол. Только головой качнул в сторону двери.

— Нет. Не надо. Здесь хозяйка — бабуля. Я только помощница.

— Ты гадаешь… — Женя не договорил.

— Не только. Иногда получается узнать, почему происходит то или другое.

— А… — Он закрылся и явно ничего не хотел рассказывать о себе.

Ну ладно. Не хочешь, так не хочешь. Ирина снова взяла карты, разглядывая его густые, какие-то неопределённо-русые волосы. Кажется, давно не стригся. Отросшие волосы на концах прядей своевольно торчат… Снова машинально начертила мысленный крест на его лбу и уставилась в центр, продолжая тасовать карты. Ого, из квартиры почти не выходит. Ничего себе… Зверь-одиночка. Она чуть не фыркнула, несмотря на его плачевный вид.

Рассеянно отодвинула на край стола две чашки, вазочку и чайник.

— Положи на стол три монеты.

— А сколько вообще платят за гадание?

— Ты — нисколько. Тебя привела бабуля.

Он помешкал, но выложил на край стола три монетки, которые она сразу передвинула в центр.

Пальцы заработали быстрей, легко ощущая гладкую поверхность старинных карт.

— С чего всё началось?

Она увидела местный Арбат, ту его часть, где обычно сидят художники. Несколько ребят с мольбертами, время от времени переглядываются, улыбаются друг другу.

Женя упёрся взглядом в столешницу, вспоминал.

Он постоянно хотел взглянуть в сторону чуть ниже своей группы — «свою» Ирина угадала по тому, как ребята легко болтали с ним. Там, чуть на отшибе, неясный силуэт девушки без мольберта, просто с кипой альбомных листов.

— Кто она — эта девушка, которая стоит чуть в стороне?

Даже не шевельнулся. Но по зажатой позе поняла, что он в смятении.

Карты разлетелись по столу, а она так и не взглянула на них, продолжая быстро перекидывать их по столу — из обычного цыганского креста в скандинавский и обратно. Руки невесомо работали над столом, словно быстро касались клавишей пианино.

— Алёна, — сказала она, и Женя вздрогнул.

Руки стремительно собрали колоду и закрыли её.

Ирина увидела сразу, что Арбат вокруг него исчез. Воспоминание в хаотичных картинках перешло в стадию осмысленной рассудочности.

Всё. Он готов рассказывать сам.

— Что такое автописьмо — знаешь? Это когда карандаш работает сам по себе. Алёна — примитивист, — хмуро сказал он. — С хорошими задатками графика. И у неё есть дар автописьма. Неконтролируемый. Он иногда прорывался — и тогда она писала с живых портреты мёртвых людей. Ну, в будущем. Я… позавидовал. Хотя вроде и завидовать нечему. И попробовал развить в себе эту способность. А она… — Он не договорил, зло скривив губы. — Она появилась. Тоже спонтанная. Потом Алёна выяснила, что можно помочь тем, кто появлялся мёртвым на бумаге. У меня получилось и это. Вот только… Через несколько лет я… Они пошли ко мне толпами. Они все лезли, чтобы я их писал. И чтобы вытащил из смерти. Буквально требовали… Потом стало хуже: я начал тем же автописьмом спасать их. И у меня не хватало сил. Я слабел так, что сам умирал. И я… начал прятаться. На Арбат больше не ходил. Но теперь это необязательно — ходить туда. Они… сами ищут меня. Достаточно заглянуть мне в глаза… А они все норовили взглянуть именно в глаза. Днём мог подавить автописьмо… Ночью… всё равно начинал рисовать. Во сне. И во сне начинал исправлять… Просыпался — глаза жжёт, будто из баллончика брызнули. Иногда чувствовал себя так, будто меня плашмя сбросили с балкона… Будто приходил упырь, пока я спал, и высосал меня до последней капли…

Он рассказывал медленно, то и дело прерываясь, то и дело морщась, словно презирал себя за слабость. Как же — исповедовался полузнакомому человеку в самом сокровенном. Говорил, глядя на свои руки.

Помолчал немного, хотел было поднял глаза, но, видимо, по привычке, отвёл.

— Вот и всё. — Снова закрылся. Потом всё-таки взглянул на неё. — Ну и? Ты сказала — можешь узнать про меня. А… Ты можешь узнать, как это прекратить?

— Значит, ты всё-таки контролируешь автописьмо? Если контроль срывается только ночью, когда ты спишь? — задумчиво уточнила она.

— Да. Рука ведёт, но я знаю, что делаю.

Теперь она поняла, почему цвет волос у него неопределённый. Проседь в русых волосах почти незаметна… Небольшое разочарование, что сразу не поняла, кто именно Женя, быстро пропало под желанием попытаться разобраться в его личном деле.

Ирина встала со стула, подошла к двери и закрыла её, накинув крючок. Затем взяла с ближайшего стеллажа две деревянные коробки — примитивные ларчики, и поставила их по бокам от отложенной колоды карт. Затем разыскала чёрные свечи в небольших медных шандалах. Поставила перед Женей — в их окружении водрузила прозрачный гадальный шар. Зажгла свечи и, наконец, выключила электрический свет.

Он почти не шевельнулся.

— Смотри на шар, — велела Ирина и откинула крышки деревянных коробок.

В темноте они остались вдвоём.

Ирина придвинула стул к столику, так что край его теперь упирался ей в колени, а руки нависали над столешницей. Женя безнадёжно смотрел вглубь голубого стекла, а она — на него, ожидая нужного мгновения… Готово. Он перестал думать, заворожённый жёлтыми бликами свечного огня по голубовато-прозрачным поверхностям шара.

Руки словно сами взяли карты и принялись их раскладывать по поверхности стола. На три карты, которые так и останутся нетронутыми, она уложила его монеты. Время от времени то одна ладонь, то другая, будто независимо от хозяйки (что и было на самом деле) дёргалась к раскрытым ларцам и выхватывала какой-нибудь предмет, который сейчас, в отрешённом состоянии, Ирина не могла бы определить тактильно. Предмет укладывался в картину выложенных карт, а иногда менял их расположение.

Первой сгорела свеча слева. Дымок, еле видимый, вкрадчиво потянулся к картам и предметам, будто лакируя, смягчая полученный рисунок. Потом сгорела свеча справа — дымок нырнул под ладонь гадалки и обвил её, заставив снова вынуть из ларца новый предмет — банку, раскрутить крышку и косым крестом обсыпать серой кладбищенской землёй выложенные на карты предметы.

Когда Ирина снова зажгла свечу и подняла глаза, Женя смотрел не на шар, а на неё. В свете беспокойного огонька он выглядел совсем стариком.

Да, именно так… Тени легко и насмешливо вылепили из его лица маску бесстрастного старика с больными глазами, с мешками под ними. С уголками тонких губ, опущенными не то в дьявольской усмешке, не то в горькой ухмылке недоверия.

— Жень, помнишь, где выключатель? — деловито спросила Ирина. — Включи, пожалуйста, свет.

Когда он повернулся от двери, она сидела задумчивая, облокотившись о стол и уперев подбородок в кулачок. Изучала комбинацию.

— И что мне скажет кудесница, любимица богов? — без тени усмешки спросил он, прислонившись к дверному косяку.

Зато она даже мельком заметила, как он брезгливо морщился, поглядывая на предметы, оказавшиеся на столе: кроличья лапка, обрывки разных шкурок, сухие черви и жуки, мёртвая птица и высохшая до косточек и порванной кожицы лягушка.

— Кудесница пока может чётко сказать только одно, — проговорила Ирина, снова изучая расположение карт среди ингредиентов гадания. — Как убрать эту способность — не знаю. Но знаю, как смягчить твою участь.

— И как же? — Он снова немедленно сел напротив.

— Не оставляй автописьмо на ночь. Если встретился с тем, на кого сработал твой дар, пиши сразу портрет, но не исправляй его. Ведь у тебя есть потом возможность видеть то, что ты нарисовал? Днём ты знаешь, что нарисованное — автописьмо, так? Как только закончил портрет, немедленно ставь на нём косой чёрный крест — хоть чёрным фломастером. Требовать от тебя помощи он не сможет. А я пока посоветуюсь кое с кем, и мы посмотрим, можно ли закрыть твою способность.

Он смотрел спокойно, вдумчиво. Спросил:

— Я так понял — помогать нельзя. Почему?

— Не знаю, — сказала она. — Мне говорят карты — я говорю тебе.

Молча смотрел, как она снова собирает по коробкам-ларцам странные предметы, а потом складывает карты в колоду, встряхнув предварительно с них пыль в мусорную корзину. Безо всякого интереса спросил:

— Давно этим занимаешься?

— Года три.

— То есть теперь я могу выбирать, кому надо помочь, а кого закрыть крестом, потому что ему лучше не помогать?

Она приготовилась к новой, не очень желанной, набившей оскомину беседе — о том, как становятся гадалками, а он опять повернул не к тому. Впрочем, он прав. Так жить — это не жить. Естественно, что он хочет выбраться из этой…. пропасти. Но почему он хочет сохранить её — свою наработанную способность? Ведь косвенно он подтвердил это, упомянув о желании помочь тому, кому надо. Изучающе посмотрев на него, она сказала:

— Вообще-то ты можешь помочь любому, кто действительно нуждается в этом. Даже если это незнакомый тебе человек… Если сможешь углубить свой дар, сможешь научиться видеть человеческую суть.

— Как ты — с картами? Или есть другой способ?

Прежде чем ответить, она снова раскинула карты. Те падали с глуховатым стуком, словно не картонные, а пластиковые.

— Да. Как с картами. Ты талантлив, — сказала она. — Возможно, тебе удастся… Видеть суть — это отпустить руку с карандашом или с красками и рисовать характер человека. То есть рисовать не внешность, а внутреннее состояние. Настроение. Предполагаемую жизнь. Но в это надо вживаться. Смотреть на человека не как на модель. Это тоже автописьмо, но почти без выхода на бессознательное.

Дверь вдруг глухо стукнула, а потом в неё нетерпеливо постучали. Женя поднял глаза. Ирина раздражённо вздохнула, сразу сообразив, кто такой уверенный рвётся к ней, и встала. Из коридора донёсся нетерпеливый стук, а потом недовольный мужской голос:

— Ирина, ты свободна?

3

Понять нетрудно, что Ирине не нравится бесцеремонный (дверь закрыта, а он ломится) гость, хоть она его и знает. Женя не собирался встревать в чужие отношения. Он выжидал, пока она откроет дверь, чтобы поздороваться с кем бы там ни было, и распрощаться. Не то что не терпелось опробовать её совет, но…

Кажется, Ирина неплохо знала характер своего знакомого: со вздохом откинув крючок, она поспешно отступила.

Дверь распахнулась так, словно гость торопился застать хозяйку комнаты на чём-то неподобающем. Женя сидел сбоку, так что даже хмыкнул от того бешеного концентрата энергии и силы, что ворвался в комнатушку.

— Работаешь? — рявкнул высоченный темноволосый красавец, сощурив синие глаза на Женю.

— Да, а ты мешаешь! — без паузы после «да» сообщила ему Ирина. Кажется, она его в самом деле хорошо знала, если сразу выпалила две информации на одной интонации, лишь бы не перебил.

Красавец надменно взглянул на Женю, благо позволял не только рост, но и положение: стоя — на сидящего. Тот не шевельнулся, откинувшись на спинку стула и внимательно рассматривая незваного гостя. Таких только для фэнтезийных картинок рисовать: широкие плечи, на которые так и просится какой-нибудь длинный плащ рыцаря-пилигрима; тонкое лицо жёсткое, выразительное и отчётливо высокомерное — брови вразлёт; аристократический нос — длинноват, с лёгкой горбинкой, цвет небольших глаз очень необычный — слишком яркий. Женя даже решил, что синева, возможно, не своя — наверняка всё-таки цветные линзы…

Неизвестный встал рядом с Ириной и таким собственническим жестом положил на её плечо ладонь, что… Девушка, не глядя, повела плечом и стряхнула его ладонь — инстинктивно, будто не поняла, кто именно стоит рядом.

— Я пойду, — пробормотал Женя, тяжело поднимаясь со стула и забирая тёмные очки. — Спасибо.

Перехватил короткий взгляд Ирины: «Жаль».

Что — жаль? Что уходит? Или — что оставляет её с этим?

Разбирайтесь сами. Своих проблем хватает…

Закрывая дверь, он расслышал негромкое:

— Кто-то из наших?

Что ответила девушка, он уже не слышал. Вышел в маленькое помещение фитоаптеки. Покрутил в руках очки. Надеть? Нет? Не видя, уставился на стойку фитобара. Ирина… Нет, не вспомнил. На последнем курсе не до того было. Выставки — одна за другой. Договоры на зарубежные. Экзамены… Как и предполагал, в реале она выглядела иначе. Очень мягкая. Простушка без косметики на лице. С косметикой будет другая… Когда улыбнулась, узнав его, лицо стало более выразительным. Запоминающимся. Судя по общению со своим стремительным красавцем, умеет настоять на своём. Впрочем, всё это философия. Надо решать вопрос с очками.

Взгляд на себе почуял сразу. Неспешно поднял глаза. Рядом с женщинами, которые пили свой чай, сидела Нина Григорьевна. Старуха задумчиво смотрела на него, словно пыталась узнать что-то. Спросить у неё — что? Сидела она, держась за свою необычную трость, которой поигрывала, рассеянно покачивая, и круглые маленькие глаза чёрного черепа рукояти отсвечивали зелёным, попадая на направленный свет.

Женя сунул очки в карман и пошёл к двери. Проходя мимо старухи, кивнул:

— До свидания.

— Проводить тебя к остановке? — спросила она.

— Нет, спасибо. Дорогу я запомнил.

Закрыл за собой дверь и остановился, сообразив, что забыл спросить: когда же Ирина узнает у «кое-кого», как закрыть его натренированную способность автописьма? Впрочем, дорогу в «Фитоаптеку» он теперь всегда найдёт.

Сейчас больше не то что волнует, но заставляет нервничать всё та же проблема. Едва дверь за ним закрылась, он снова машинально надел тёмные очки. А ведь… Снять сейчас? Женя насторожённо огляделся. Нет, слишком много народу на рынке. Вот выйдет на улицу, минует остановку… Время утреннее — на обычной улице встретится человек пять-шесть… Он поёжился. Из них хоть один упырь, да будет.

Вот и проверим.

Именно эта его всегдашняя страсть: проверять себя и свои возможности, «искать новые пути развития», как выражался отец, — и столкнула однажды в бездну, ключом к которой стало автописьмо… Он не спеша шагал по улице, привычно ссутулившись, и размышлял. Упырь. Его собственная метафора. Так он называет людей, которые тянут энергию с других, более слабых, и которых кое-кто зовёт энерговампирами.

Дойдя в мыслях до «более слабых», он обозлился и прекратил думать о тех, кто сильней, чем он… О тех, кто может заставить — его… «Ненавижу…»

… Дождь прекратил сеять свой туман, наверное, за время гадания. И желание снять очки, увидеть город в настоящих красках, заставляло руки вздрагивать от нетерпения.

Когда до дома осталось минуты две спокойной ходьбы, когда навстречу пошли два старика, неторопливо беседующих друг с другом, Женя рывком снял очки. Утро ударило по глазам светом и брызнувшим в стороны широчайшим пространством, чёткими линиями и блеском луж. Серые тучи как-то поднялись, и он даже зажмурился, когда в маленький, пронзительно голубой просвет между ними рвануло солнце. Оно быстро исчезло, оставив после себя лишь несколько тонких туманных колонн, будто пронизавших тучи.

Женя, насторожённо остановившийся, нехотя ухмыльнулся — и тягучие минуты просто стоял на месте. А может, выжидал, пока те двое не пройдут. А они и прошли, не обращая на него никакого внимания, слишком занятые своей беседой, чем каким-то чудаком, который только-только в этакую пасмурь сообразил снять солнцезащитные очки.

У подъезда он опять постоял немного, не в силах заставить себя сразу зайти в ограниченное, а потому постылое пространство квартиры — из этой бесконечности, в которой были улицы, дома, дороги, газоны, мокрые после дождя; лужи, в которых покачивалось, а то и трепетало, сморщившись от ветра, серое небо… Наконец Женя развернулся и медленно вошёл в подъезд.

Лифт скрипнул и вознёс его на последний этаж. Остановился.

Дверцы начали расходиться перед ним. Он терпеливо ждал.

Руку с кулаком-утяжелителем, выстрелившую между дверцами лифта ему в лицо, Женя перехватил за кисть на голом инстинкте, успев отшатнуться.

Неизвестный тип бросился на него с такой яростью, что Женя отпрянул не от нападения, а именно от его злобы. Но пойманную руку он всё же резко заломил неизвестному назад, одновременно шагнув вперёд и мимо него. Круто развернул противника лицом к себе — ещё успел удивиться: как по весу противник-то легковат. Удар коленом под дых — услышал выдохнутое хеканье. Мгновенный шаг назад от отяжелевшего на его поддерживающей руке тела — и ногой в бедро послал его в стену. Треснется — можно и поговорить, какого…

Тот ещё летел на сближение со стеной, а сбоку к изумлённому Жене, хищно пригнувшись, метнулся ещё один — тоже какой-то вихлястый и сухощавый, с согнутыми по бокам руками — справа тускло блеснуло лезвие ножа.

«Вот чего мне для полного счастья не хватало…» — хотелось воображаемо процедить сквозь зубы, пока одним разворотом уходил от удара ножом снизу. И ногой по почкам вколотил нового противника, не успевшего развернуться к нему, в лифт. Оттуда и послышался сухой перестук упавшего ножа.

Двери лифта неспешно закрылись, и кабина поехала туда, куда её послал Женя.

На первый этаж. Успел сунуть в кабину кулак — стукнуть по кнопке щитка.

Кто такие?

Кто послал?

Не предупредив, что столкнутся с человеком, умеющим драться?

Или об этом факте не знали?

И главный вопрос: за что?

Он не спеша подошёл к подвывающему, приткнувшись к полу под стеной, типу. Поднял за ворот куртки, прихватив часть плеча. Шваркнул типа спиной о стену, заставляя встать на ноги.

— Кто такой? — суховато спросил Женя, спокойно глядя в карие глаза, с ненавистью вперившиеся в него. — Считаю до трёх, — ухмыльнулся он. — Промолчал — дал согласие на недобитка. Меня понял? Кивни.

Тот дёрнулся, пытаясь вырваться.

— Понял, — уже ледяным тоном констатировал Женя. — Ладно. Раз сказал, так для проформы сделаю это. Раз. Два. Три.

Вместе с высказанным «три» противник резко дёрнулся уже не в сторону, а вниз — просто-напросто рухнул на пол всей тяжестью тела. Расстёгнутая куртка осталась в руке изумлённого Жени: парень выпал из неё — и сразу, без перерыва, невероятно изогнувшись, прямо с пола, помогая себе руками, шустро, чуть не ласточкой сиганул в сторону. Там, всё ещё на коленях, юркий противник уже гибкой ящерицей вильнул за лифт, и вскоре послышался панический дробный топот, постепенно затихающий вниз.

Постояв в лёгком недоумении, Женя критически оглядел куртку — нечаянную добычу победителя, и легонько встряхнул её. Явно не утяжелена какими-то интересными предметами, вроде огнестрельного оружия. В карманы лезть побрезговал.

Огляделся. Мусорить на площадке не хотелось. Подошёл к подъездным окнам, которые выходили во двор, открыл форточку. Этот, сбежавший, выскочит как раз вовремя, чтобы получить падающую вещь от снисходительного победителя. Ну, если он сообразит оглянуться на дом и если куртка не свалится на крышу над подъездной дверью.

Женя вошёл в квартиру воспрянувший духом.

Хм. Немного помахал кулаками, а как успокоился. Сходить, что ли, пару раз в родную секцию? Давненько там не был.

Постоял в прихожей, глядя в зеркало и не видя его. Поухмылялся. Без очков он встретил сегодня несколько человек. Все на будущее живы. Автописьмо молчит. Потому как судорога пальцев, словно сжимающихся вокруг карандаша, обычно начинается сразу.

А если попробовать заняться тем самым углублением? И выявить ту самую суть человека, которого пишешь? Ну, заняться тем, что подсказала Ирина?

Но, едва он прошёл в угловую комнату — застеклённый зал-мастерскую, как мгновенно забыл о работе с карандашом. Давным-давно оставленные мольберты с незаконченными акварелями мгновенно притянули его взгляд. Он прошёл мимо двух, задержался у третьего, вгляделся. Рассеянно взял с тумбочки забытую чашку с высохшим кофе, так же машинально поставил её на место…

Где-то через несколько часов он торопливо заканчивал последнюю акварель, будто кто-то освободил его руки и душу. С обычным для себя, недавнего, блеском он, сегодняшний, воспроизвёл сияющий под солнцем мокрый после дождя переулок: блестящий чёрный асфальт, фигурки людей под яркими зонтами, тёмные стены высотных домов, кусочек ослепительно голубого неба, — лишь сбоку, за крышами высоких домов, наметив край уходящей чёрной тучи.

Он очнулся, когда нужный свет пропал с его стороны дома.

Ухмыльнувшись, посмотрел на законченные акварели — и восхищённо выругался, когда зазвенел мобильник.

— Как же ты догадалась… — пробормотал он и бросил: — Леокадия? Добрый вечер.

— Женечка! — мелодично пропел грудной женский голосок. — Я очень (ты слышишь?), очень надеюсь, что вечерок для нас с тобой добрый-предобрый. Как у тебя дела, мой талантливый друг? Что ты можешь сказать прекрасного своей верной почитательнице и вообще доброй женщине?

— Загляни завтра, — предложил Женя. — Посмотришь.

— О! — обрадовалась Леокадия и тут же приторно заканючила: — А можно, я сразу с Витенькой приеду? Ты ведь не разочаруешь свою любимую почитательницу? И Витенька сразу отнесёт в мою машинку чудесные творения моего признанного всеми гениальнейшего гения?

Женя почувствовал, что его привычно тошнит от её уменьшительно-ласкательных словечек. Торопливо сказал:

— Лео, приезжай, как хочешь. Но сейчас я должен торопиться.

— Всё-всё, милочка Женечка! — заторопилась искренне обрадованная агентша. — Хорошего тебе вечерочка! До завтра!

Он почувствовал голод и ушёл на кухню, захватив с собой блокнот и карандаши. Приготовив себе быстрый перекус и устроившись прямо за столом, деловито принялся зарисовывать лица тех, кто напал на него на лестничной площадке. Узкое лицо, короткий нос, небольшие глаза; почти пропавший, узкий в ниточку рот, короткие волосы — тип с ножом. Примерно такое же узковатое лицо того, выпнутого в лифт… Нет, лица неинтересные. Но азарт, близкий к вдохновению, заставил запечатлеть обоих.

Женя жадно выдул большую чашку кофе, ещё подумал: не слишком ли ему будет — взбадривающий напиток вдобавок к взбудораженному до сих пор состоянию? Сумеет ли заснуть потом… Но пальцы, соскучившиеся за последние месяцы (ах, чёрт — месяцы!), требовали работы.

Он перелистнул страницу, и… карандаш застыл. Ирина или тот неизвестный? Мужик интересней. Лицо очень оригинальное. Только вот… Не карандашом хочется его, а акварельными мелками.

Женя поставил на поднос кофейник, чашку, блокнот и всё перенёс к рабочему столу в мастерской. Пока шёл, вспоминал в мелочах черты лица, одновременно проникаясь настроением, впечатлением власти и самоуверенности неизвестного… Включил настольную лампу на всю мощь. Уселся со вздохом освобождения, пододвинул пачку мелков и вывалил их рядом с кипой листов.

Вгляделся в воображаемое лицо. В ярко-синие глаза.

… Думает — он особенный. Оттого и надменный. Но думает так не совсем зря. Есть что-то необычное в нём, в этом бешеном типе, который не умеет жить спокойно…

И застыл, когда понял, что пальцы скрючило в знакомой судороге.

Сопротивлялся недолго.

Спустил всех «бешеных псов» с поводка, решившись последовать совету Ирины.

Только мелькнуло разок удивление: её знакомый — упырь? Или?..

И — погружение в письмо, которое словно проходит мимо него. Почти. Похоже на безумное стремление рисовать, будучи страшно больным. Все линии будто чужой рукой и сквозь болезненную муть. Рисунок в целом не воспринимается, потому что линии его сознанием не контролируются. Но он видел. Как и обещала Ирина.

Взгляд прочистился, а последний мелковый огрызок выпал из дрожащих от напряжения пальцев, не сумевших его удержать. Но Женя мгновенно забыл об упавшем предмете, недоверчиво застыв перед листом, с которого на него зубасто ощерилась змеиная морда с прозрачными синими глазами, полными хрустального холода. Змеиная шкура переливалась поблёскивающими чёрными чешуйками и была выписана так тщательно, что внезапный зверь был готов вот-вот скользнуть с листа.

Зверь. Пресмыкающимся как-то не хотелось называть… это.

Хм… А он думал — рыцарь-пилигрим…

И что?

Женя озадаченно прикусил нижнюю губу.

Новый прорыв? Он может писать человеческую суть?

Так легко?

Ведь, насколько он понимал, он выписал суть неизвестного, который так властно обращался с Ириной… Змей. Искуситель? Или убийца?

Знает ли об этом его истинном лике девушка?

Ну… Небось, картишки раскинула — знает. Впрочем, ему-то какое дело до того, знает она, нет ли… Главное — он теперь, кажется, может отличить человека от упыря. Ну, когда карандаш в руке.

Он резко отдёрнул руку от стола. Зазвонил мобильник, переключая мысли. Мать.

— Мама, добрый вечер.

— Добрый вечер, Женя. Ты не занят?

— Нет.

— Поговорим?

— Отца опять нет?

— Нет.

— А Ольга? У бабушки?

Сестрёнка любила время от времени умотать к бабушке, которая обожала её и пестовала, как младшую дочь. Мать помолчала и вздохнула.

— Если не хочешь говорить, так и скажи. Настаивать не буду. Устала я. Дома пусто. И тяжело что-то, вроде и хочется чем-то заняться, а из рук всё падает. Ладно, не буду тебя загружать.

Мать, как всегда, говорит за двоих, сразу просчитывая ситуацию и приходя к горестному для себя выводу. Чаще всего реальному.

Женя медленно опустился на корточки достать маленький кусочек мелка. «Из рук всё падает». А ему дали шикарный совет, как продолжить нормальную жизнь.

— Мама… — медленно сказал он. — Как насчёт того, чтобы сходить куда-нибудь? Вечер уже.

Она молчала так долго, что он понял её и ухмыльнулся.

— Даже, скорее, так… — медленно же продолжил он. — Куда бы ты хотела сходить? Ресторан? Театр? Выставка?

Он терпеливо ждал, в воображении видя, как высокая женщина, всегда, даже дома, одетая в строгое платье, всегда с собственноручной стильной укладкой коротких русых волос, беспомощно открывает и закрывает рот, не зная, как отозваться на эту провокацию. И тут же подумал, что отец, сам замотавшийся в своём бизнесе, лишил мать возможности работать, а тем самым — бывать в компании, на людях. Именно этого ей часто не хватает. Единственная отдушина — младшая сестра, но та часто бегает к бабушке, где собирается куча кузенов и кузин. А мать боится ходить с нею, чтобы не стеснять ровесников дочери.

— Хочешь, закажу билеты на оперу? — спокойно предложил он. — Потом приеду за тобой на такси? Что сегодня дают?

— «Спящую красавицу», — машинально откликнулась она, а он снова ухмыльнулся. И об этом догадался — о том, что она сегодня просматривала любимые газеты с объявлениями, тоскливо примериваясь к ним. А потом чуть не со страхом спросила: — Но ведь ты… Ты и правда хочешь погулять со мной? Ты правда заедешь за мной?

— Правда.

— Тогда билеты закажу я, — заметно обрадовалась она. — И отцу позвоню, чтобы не искал нас.

— А может, не стоит ему звонить? — усмехнулся он. — Пусть поищет, понервничает.

— Женя, — укоризненно сказала мать. — У него важные переговоры.

Он хотел схохмить: «А у отца не важные бывают?» Вовремя сообразил, что начнёт спорить — сам обозлится и матери вечер испортит. А он сегодня — свободный. Во многих смыслах. И хочется отпраздновать. Поэтому сжал кулак и спокойно сказал:

— Замнём для ясности. Собирайся. Я сейчас буду.

И с этого мгновения время полетело. Но полетело так, что он с насмешкой над собой думал о себе, как о благотворителе. Это и приятно, и немного глупо…

Но вводить в просторное театральное фойе, празднично сияющее вечерними люстрами, красивую женщину, одетую стильно и аристократично, — это ему всегда нравилось. Тем более женщину, которая сейчас считает тебя своим спасителем от одиночества и которая гордится, что ты её сын. Ему нравилось, что мать часто дышит от волнения, что её пальцы на его руке то и дело сжимаются, когда она радостно оглядывает и само фойе, и будущих зрителей, приглядываясь, нет ли знакомых и уже машинально вслушиваясь в звуки, доносящиеся из зрительного зала.

… А ещё он рад, что она рядом — его мать, которая всё знает и всё чувствует.

Сначала он резко поднял руку к нагрудному карману — и стиснул губы, вспомнив, что очки остались дома. На его короткий вдох сквозь зубы мать испуганно взглянула в его глаза, но он успел справиться с собственным раздражением и болью в скрюченных пальцах, которые пытались ухватить воображаемый карандаш.

— Опять? — с ужасом прошептала она, знавшая о его проблеме.

— Нет, всё хорошо. Показалось. — Только улыбнувшись, удалось успокоить её.

Как будто в этом фойе собрались только упыри, и он идёт, опустив глаза, с трудом заставляя себя не вздрагивать. И только рад, что мать без паники ведёт его, зная, что с ним произошло, и дожидаясь, когда приступ автописьма пройдёт…

Когда муть перед глазами рассеялась, а пальцы расслабились, он заметил знакомое лицо.

У ближайшей к ним колонны под руку с двумя кавалерами стояла Ирина. Один из них — тот самый «змей», пышущий энергией. И сейчас он был явно недоволен, что с другой стороны девушка держалась ещё и за руку второго — невысокого темноволосого крепыша, который смотрел на всех насупленно, поблёскивая небольшими тёмными глазами из-под сдвинутых бровей.

Все трое помалкивали, будто выжидая кого-то ещё или успев перессориться. Даже друг на друга не смотрели.

Ирина не выглядела счастливой с двумя кавалерами. Больше смирившейся, как будто собиралась идти в театр одна, а тут — вдруг навязались, — и Женя чутьём чуял: будь возможность, она бы немедленно сбежала от обоих. И внезапно он усмехнулся. Как же он сразу понял, что это Ирина? Девушка была в длинном чёрном платье из лёгкой ткани, неожиданно сильно декольтированном. Волосы собрала странными пучками в единое нечто, что выглядело довольно привлекательным. Длинные серьги, тонкий браслет на кисти, цепочка на шее… Хм. Это ей он вынес вердикт — простушка?

— Какая интересная девушка, — прошептала мать.

— Моя знакомая, — перехватив её взгляд на Ирину, неожиданно для себя ответил он. — Вас познакомить?

— Хочешь позлить их? — улыбнулась мать.

— Угадала.

— Давай.

Иногда мать дышала с ним в унисон — предлагая какие-нибудь игры, которые можно было сыграть лишь на публике. И сейчас он с невольной надменностью вёл её напрямик к Ирине, которая нечаянно заметила сначала яркую женщину, идущую под руку с невысоким молодым человеком, несколько незаметным, и лишь затем узнала Женю. Тот легко считал с её лица это постепенное узнавание.

Её кавалеры не сразу поняли, что пара направляется к ним. Но, когда поняли, как-то подобрались и вытянулись. Особенно насторожился Змей, узнавший Женю.

Остановившись, Женя кивнул, приветствуя всех сразу. Как знакомый обеих групп, он приступил к церемонии знакомства.

— Добрый вечер. Мама, позволь представить тебе Ирину. Мы учились вместе, правда, на разных курсах.

— Очень рада, — удивлённо сказала девушка, почти незаметно приседая.

— Надежда Владимировна. Я тоже рада нашему знакомству, — улыбнулась мать и окинула вопрошающим взглядом молодых мужчин.

«Змей» коротко склонил голову:

— Ярослав.

— Красимир, — представился и второй.

Через несколько минут Ирина и мать поменялись местами. Мать очутилась между двумя молодыми людьми и, опытная светская интриганка, краткими вопросами заставила их увлечённо беседовать с нею и между собой. А Женя предложил руку растерянной Ирине и отвёл её чуть в сторону. Теперь две группы видели друг друга, и Женя мог не опасаться, что до начала балета у него уведут девушку. На своих каблуках она оказалась почти вровень с ним, что ему даже понравилось.

— Я думала, вы пара, — удивлённо сказала Ирина.

— Принимаю как комплимент матери, — довольно отозвался он. И резко повернул голову, спустя секунду чувствуя, как судорожно крючит пальцы.

Кажется, Ирина что-то заметила. Впрочем, сухощавого мужчину в сером костюме, который прошёл мимо них бестактно близко, задев рукав пиджака, из-за чего Женя и обернулся, и который как-то искательно заглянул в глаза Жени, не заметить было нельзя. Он прошёл дальше, а Женя всё никак не мог расслабить мышцы лица и то и дело потряхивал кистью, пытаясь сбросить напряг. И только когда Ирина встала перед ним, что-то настойчиво и тревожно спрашивая — издалека, словно стояла где-то за двумя дверями, а виднелась теперь мутно, ускользающе, Женя негромко выговорил:

— Подожди… Сейчас буду… в норме.

4

Ничего особенного в незнакомом мужчине Ирина не уловила. Не извинившись за толчок, он быстро прошёл мимо них, только раз, как-то просительно выгибая бровь, словно собираясь что-то спросить, взглянул на Женю. И ушёл. Ничего примечательного во внешности. Обычный серый костюм. Лицо без единой яркой приметы.

Ладонь Ирины, покоившаяся на руке Жени, вдруг стала свободной. Девушка от неожиданности проследила, как Женя вытягивает свою руку вдоль тела. Увидела вздутые вены на тыльной стороне его ладони и сжатые горстью пальцы. Увидела побледневшее лицо, пустые глаза… Бросила суматошный взгляд на ребят и снова посмотрела на парня. В первые же мгновения испугалась, как бы не упал, взялась за его руки — холодные из-за отхлынувшей крови. Испугалась ещё больше.

— Женя, что с тобой? Ты меня слышишь? Женя…

И внезапно всё поняла. А потом связала приступ автописьма и заглянувшего в глаза художника незнакомца. Похолодела от жутковатого открытия… Но приступ произошёл так неожиданно, что она растерялась. И теперь нервничала, что нельзя подойти к ребятам и напрямую сказать, что произошло…

Как ни странно, пока Женя приходил в себя, к ней подошёл Красимир.

— Человек в сером костюме, — быстро сказала она. — Пошёл к лестнице.

— А с ним что… — кивнув на Женю, чьи застывшие глаза слишком явно были отрешёнными, удивлённо начал было Красимир — он всегда был немного тугодум. Но дёрнул носом, будто учуял, чей путь перешёл, и глаза полыхнули жёлтым.

— Потом, всё потом. Иди за ним, быстро!

Красимир, стараясь, чтобы его резкий побег от Ирины не выглядел слишком странным, поспешил за незнакомцем. Правда, на лестнице уже не стал притворяться, а просто побежал вниз.

Острый взгляд Ярослава. Он с удовольствием болтал с матерью Жени, но Ирина быстро испортила ему настроение, схватившись за руки художника. Правда, затем он проследил за быстро умчавшимся Красимиром и понял, что произошло нечто.

— Извини… — тяжело сказал Женя.

Она заглянула в его глаза и поняла, что он пришёл в себя.

— Извини, — повторил он. — С момента как я вошёл в театр, это уже второй.

Она не поверила.

— Как второй?!

— Я предупреждал, что они вокруг меня роятся. Не поверила? — Он опустил глаза и, сморщившись, раздражённо буркнул: — И очки дома оставил.

— Подожди, — быстро сказала Ирина и, слегка изогнувшись, сняла с пояска маленькую сумочку. Щёлкнула замком и порылась в ней. Женя смотрел безучастно, но брови поднял, когда девушка протянула ему маленький блокнотик и ручку. — Рисуй.

— Прямо сейчас? Обоих?

— Да. Блокнот маленький — не помешает?

— Ручка у меня самого есть…

Теперь замолчала и его мать, с тревогой наблюдая, как сын вынимает ручку из бокового пиджачного кармана и что-то быстро пишет в блокноте. Ярослав ей не мешал, потому что тоже притих, насторожившись, посматривал то на Женю, то на лестницу, выжидая появления Красимира.

… Женя заканчивал портрет второго, когда на лестнице, поднимаясь медленно, самодовольно и светясь чувством глубокого удовлетворения, появился Красимир. Ухмылялся так, что Ирина только и сумела определить его состояние примитивным сравнением — обожравшийся сметаны котяра.

Когда между нею и Ярославом проходила группа людей, закрывая от матери Жени, Ирина воспользовалась ситуацией и, глядя на приближающегося Красимира, повела бровью: «Иди к Ярославу!» Что тот, глубоко вздыхая, чтобы успокоиться и подавить видимый личный триумф, и сделал.

Первый звонок.

До начала балета оставались считаные минуты.

Карандаш Жени застыл. Художник тоже замер, а потом вяло сделал странное движение, будто собираясь отдать блокнот Ирине, но сомневаясь, правильно ли он делает, отдавая. Потом дёрнул блокнот к себе и, не глядя, перелистнул страничку. По отсутствующим глазам Ирина сообразила, что он собирается делать — исправлять судьбу человека, запечатлённого им умирающим. Думала недолго: отобрала у него ручку, снова щёлкнула замочком сумочки-косметички и всунула в ладонь Жени маленький карандаш, предварительно сняв с него колпачок.

— Крест, Женя! Косой крест!

Его бессмысленные глаза и упорное желание перевернуть листочек заставили её действовать самостоятельно. Она снова взяла художника под руку, шагнула ближе, тесно прижавшись к нему. Его кисть, пальцы которой судорожно держали карандаш, Ирина обхватила крепко. Он не вырывался. И она сделала то, что надо, придерживая блокнот на весу: ведя вяло сопротивляющейся кистью, жёстко перечеркнула отчаянно вопящее с первого листочка лицо. А потом — такое же со второго.

Даже рассмотреть не успела, что зачёркивает. А теперь и разглядывать нечего. Крест оказался основательным: толстые чёрные линии уничтожили черты напрочь. Впрочем… При таком крике лица обычно не узнать…

Зато Женя пришёл в себя быстро. Заморгал, возвращая нормальное зрение, взглянул на блокнот.

— Ловко, — прошептал он, не отпуская её руку из зажима. — Чем это ты?

— Косметический карандаш для век, — буркнула она.

— Хорошая вещь.

— Вот как это происходит, — уже задумчиво сказала Ирина, осторожно пытаясь выдернуть руку из его захвата. — Твоя мама… Надежда Владимировна знает?

— Знает. — Женя нехотя расслабил руку, позволяя Ирине высвободиться. — Второй звонок. Нам пора.

Кажется под «нам» он имел в виду себя и мать?

Но не уходил, крутя в руках косметический карандаш и размышляя… Ирина терпеливо ждала. Вот он вскинул на неё глаза, приподнял бровь и усмехнулся.

— Что будет… если на запястье поставить косой крест? Запястье рабочей руки?

— Не знаю, — даже удивилась она.

— Говоришь — только чёрный? — Он отогнул манжету пиджака, потом — рубахи. Тщательно вывел косой крест на месте, где обычно проверяют пульс. — Вот и проверим, что будет. Спасибо, — протянул он ей карандаш. — Ирина, вот моя визитка. Здесь номер телефона. Позвони вечером. А пока… Сударыня, разрешите проводить вас…

Он повёл её к матери и ребятам, мягко ограждая свою даму от шагающих навстречу или мимо. Церемония передачи дамы в распоряжение её спутников прошла благополучно. Вскоре, взяв мать под руку, Женя ушёл к своим местам в ложе.

Парни окружили Ирину, снова давая ей возможность уцепиться за их руки, и повели на балкон третьего яруса. Она обрадовалась этому, потому что и обозлилась на Женю: ишь — позвони!.. И в то же время встревожилась и была слишком ошеломлена…

— Что произошло? — шепнул Ярослав. — Я что-то не понял, что это было?

— Давайте сядем, а потом я расскажу.

Под последние беспорядочные звуки настраиваемых инструментов в оркестровой яме Ирина быстро и чётко выложила, кое в чём повторяясь — имея в виду Красимира, который ещё о Жене не знал:

— Женя — художник. Владеет автописьмом. То есть иногда пишет портреты людей, не замечая того. Причём рисует людей, которые должны вскоре умереть. А ещё… Потом он пишет их здоровыми, и тогда они не умирают. Но в последнее время он сталкивается с тем, что к нему умирающие идут сами, после чего он остаётся совсем без сил. Он называет их упырями, но, по-моему, он не знает, что это такое на самом деле.

— Подожди, — зашептал ошарашенный Красимир. — Он тогда стоял с тобой… Это он… Я правильно понял?

— Да, он пишет именно упырей. Тот человек в сером костюме. Он специально заглянул в глаза Жени, чтобы тот увидел его. Автописьмо начинается сразу после заглядывания ему в глаза. Пока ты бегал за упырём, Женя нарисовал его. Фу, гадость… — брезгливо сморщилась она. И посмотрела сначала на Ярослава, затем на Красимира. — Что делаем? Мы мечемся по всему городу, с трудом отыскивая упырей, а они сами идут к Жене. Он сказал, что раньше ходил на здешний Арбат, в уголок художников, а потом бросил, потому что они к нему постоянно приходили чуть не толпами.

Парни смотрели на сцену, но явно не видели её.

— Чудо, что они до сих пор его не сожрали, — медленно проговорил Ярослав, уставившись в точку перед собой.

— Два чуда уже сидят со мной, — без капли насмешки сказала Ирина. — Поэтому я не удивляюсь. Меня волнует лишь одно: говорить ему? Нет?

— Меня волнует другое, — после сосредоточенного молчания отозвался Красимир. — Получается, он давал им жить и дальше?

— Красимир, это факт, который уже стал прошлым, — терпеливо сказал Ирина. — А мне нужно знать, что делать дальше. А первый шаг — это объяснение, что происходит.

— Спроси у своей бабули, — проворчал Ярослав. — Она его привела — она и скажет… Ирина, а почему… Почему они его ищут? Ты сказала (он говорил), что он перестал ходить на Арбат, потому что они шли к нему толпами. А он уверен, что к нему?

— Они выстраивались в очередь, чтобы только он писал их, — рассеянно сказала Ирина. Женя этого не говорил, но то, что она увидела въяве, давало возможность предполагать, что так оно и было.

Первый акт балетного действа они смотрели на сцену, совершенно не интересуясь происходящим на ней. Каждый думал о странном художнике и о том, почему упыри ищут его. Ирина, искоса поглядывая на спутников, видела их обострившиеся лица и мрачно думала, что Ярослав прав: надо бы спросить у бабули, что заставило её привести Женю к ней. А ещё её очень заинтересовало предположение Жени, что автописьмо не сработает, если на запястье он поставит тот же косой крест, что и на рисунке. Точней, не предположение. А его чисто практическое воплощение. Подойдут ли к нему упыри? Сработает ли крест при их появлении? Замкнёт ли автописьмо? Будет ли новый приступ?

Она вздохнула. Столько вопросов — и ни одного ответа.

— Ирина… — услышала она шёпот. — Покажи блокнот.

Она вынула блокнот и передала его Ярославу. Красимир осторожно перегнулся через неё, чтобы разглядеть в полутьме портрет, подсвеченный мобильником Ярослава.

— Тут их два. На второй странице тоже есть, — с недоумением сказал Ярослав. — Откуда?

— Первого он встретил при входе в театр, — объяснила Ирина.

— Не может быть! — категорично сказал Красимир. — Двое за несколько минут?!

— Тихо, ты! — шикнул на него Ярослав. — Слушайте… Если его до сих пор не сожрали, значит, он очень сильный?

— Не знаю, — покачала головой Ирина. — Честно — не знаю. Он пришёл утром — был в тёмных очках. А когда упырь заглянул ему в глаза, Женя пожалел, что тёмные очки оставил дома. Но, если он до сих пор жив… Наверное, да. Сильный.

Она вспомнила жёсткое движение его руки, стиснувшей её ладонь в самый настоящий капкан, когда он не захотел, чтобы она сразу её убрала. И решила, что она должна погадать лично на него, чтобы понять, с кем они столкнулись. Но ребятам о результатах гадания говорить не будет. Да и вообще о гадании…

«Ну, бабуля!.. — рассердилась она чуть позже, сообразив и увязав все события. — Она знала, что мы встретим Женю в театре! И узнаем, что его упыри — те, за кем мы охотимся! Отсюда и три билета? «Развейтесь»! — мысленно передразнила она бабулю, со вздохом вспоминая её ехидную ухмылочку при вручении билетов. — Развеялись, да ещё как… И почему она не послала меня в театр одну? — неожиданно для себя закончила Ирина размышления. — Познакомилась бы я с матерью Жени, порасспрашивала бы её… Это я сейчас что делаю? — поразилась она. — Думаю о том, чтобы ближе познакомиться с Женей?! Когда вокруг столько проблем?!»

Во время антракта они не выходили в вестибюль, стараясь осмыслить происходящее с художником и понять, можно ли попросить его использовать странную способность автописьма для поисков упырей, которых в последнее время в городе многовато… Ярослав мог найти их лишь, когда в городе наступала сумеречная пора. Он немного «видел». Красимир — в прямом смысле учуять, когда тот проходил близко от него. Ирина иногда могла вычислить упыря, заглянув в глаза. Но она была уязвима — упырь мог сам зацепиться за её взгляд и постепенно «выпить». И ребята старались ограждать её, насколько это возможно…

— В конце концов, — сказал Ярослав, — он сам обладает довольно необычной способностью. Мне кажется, он поверит. Только вот…

— Что? — спросил Красимир. — Спросить — не страшно. Можно даже продумать так с вопросом, чтобы потом посмеяться, если не поверит. Типа, разыграть решили.

— Я не про это, — недовольно сказал Ярослав. — Думаю, он не совсем вписывается в нашу компанию. Выпускать его на поиски упырей можно, но дружить с ним…

— Ты о нём как о собаке, — заметил Красимир.

Ирина промолчала. Истоки неприязни Ярослава к Жене вычислить нетрудно. До сих пор в их маленькой команде самым сильным считался именно он, Ярослав. А ещё, насколько она его поняла, он не любит, когда что-то изменяется в устоявшемся порядке. И это касается не только появления новичка в команде. Ну и плюс ко всему её, Ирину, он с некоторых пор считал своей собственностью.

Парни сидели по обе стороны от неё. Единственное, что она сумела придумать, чтобы Ярослав не дулся, а Красимир, по своему обыкновению не замечать очевидного, не настаивал на задуманном, это прошептать:

— Ребята, не знаю, как вы, но я пришла в театр, на балет.

Оба замолчали и уставились на сцену.

Второй акт закончился вовремя. Красимир чуть не подпрыгивал от нетерпения побежать в раздевалку, Ярослав сквозь зубы цедил всякие гадости о танцовщиках, а Ирина только и могла, что возводить очи горе. Занавес ещё не опустился, а Красимир чуть не рванул с места.

Обозлённая Ирина, всё ещё сидя, просто-напросто швырнула на пол сумочку, предварительно раскрыв её. После чего шёпотом рявкнула:

— Собирайте! Из-за вас поспешила — и вот, пожалуйста, результат!

Ох, как она потом пожалела, что не прислушалась к плохо обоснованной интуиции Красимира! Столько раз ругалась из-за этого — и снова попалась!..

Что делать. Полазили под креслами, собрали всю мелочь из сумочки. В вестибюле Красимир пошёл к раздевалке, а Ярослав остался с нею.

Она незаметно огляделась в поисках Жени и его матери… Столько людей, все оживлены, бродят с места на место, разыскивая друг друга — с верхней одеждой в руках. Гул, негромкий разговор то здесь, то там; мраморные полы, ослепительный свет роскошных люстр…

По спине, по позвоночнику, будто куском льда провели.

Она успела схватить за рукав Ярослава, качнувшегося вперёд, и прошипеть:

— Не смей этого делать! Стой рядом!

Девка, в обтягивающем кожаном брючном костюме, визгливо, слишком пронзительно рассмеялась и ткнула Демьяна в бок, чтобы он обернулся. Высокий, широкоплечий, он неторопливо, ленивым медведем, в несколько шагов повернулся… Смокинг ему шёл — это Ирина отметила машинально. Несмотря на его кажущуюся неуклюжесть. Очень опасную неуклюжесть.

При виде Ирины он вздёрнул уголок рта в неопределённом выражении. То ли рад, что она попалась, то ли недоволен, что попалась в толпе, в которой с жертвой больно-то не поиграешь. Не обращая внимания на всех, кто был перед ним, Демьян медленно, раздвигая толпу всего лишь своим мощным движением, двинулся к Ирине. Она мельком успела отметить, что Красимир, перекинув плащи на руку, стоит в стороне и не решается попасться ему на глаза. Но лицо отчаянно искажено, подсказывая метания, которых не спрятать, потому что он хочет прийти на помощь, но не смеет показаться на глаза Демьяну… Ярослав рядом, но окаменел. Он будет до конца с нею. Но поднять глаза на Демьяна тоже не посмеет.

Следом за Демьяном, следом за своим хозяином, шла целая свита. Вторая девица в обтягивающем кожаном спешила за ним, что-то нашёптывая ему в ухо — напоказ, едва только успевала догнать его, внешне идущего с ленцой. Позади — прихлебатели и боевики, как любил называть их Демьян.

Прижимая к себе сумочку, в очередной раз ругая себя последней дурой, Ирина надменно вскинула подбородок: меня ты не заставишь опустить глаза!

— Прелестница! — смачно, на весь вестибюль объявил Демьян, вставая рядом и не обращая внимания на побледневшего Ярослава. Бесцеремонно взял руку Ирины, чтобы так же смачно приложиться к ней губами. — Добрый вечер, моя прелестница!

Его всегдашняя манера использовать лексику прошлых веков, несмотря на свои еле тридцать с небольшим, заставляла её постоянно клокотать от ярости. Он знал это, потому что чувствовал. И обрушивал на неё такие слова специально, добиваясь, чтобы она вышла из себя… Оставаться ледяной в разговоре или общении с ним помогала только бабуля. Ирина немедленно вызывала её лицо в воображении, и сила Демьяна таяла. Девушка обычно представляла себе это так: крепость из снежных блоков оседает под кипятком сверху. Но крепость, её основа, остаётся.

— Многоуважаемая Ирина Леонидовна! — громогласно высказал Демьян, нагло оглядывая её с ног до головы. — Позвольте ещё раз облобызать ручку вашу нежнейшую и осведомиться, долго ли мне ещё ждать вашего благорасположения?

— Иди ты к чёрту! — шёпотом огрызнулась Ирина, безуспешно пытаясь вырвать руку из его лапы.

— Что ж вы так со мной неласково? — умилился Демьян, прекрасно понимая, каково ей, когда на них смотрят все в вестибюле.

— Демьян, или ты отстанешь, или я сейчас вопить начну, что ты ко мне пристаёшь!

— Ну что ты, бриллиантовая моя, что ты! — снисходительно сказал он и снова смачно «облобызал ручку». — Я ж из расположения к тебе — вон как стараюсь! А ты вопли какие-то придумала! Да и кто захочет… — Голос его снизился и стал тише, отчего по спине Ирины снова словно кто-то ледяными пальцами провёл. А Демьян ухмыльнулся широко и закончил: — Кто такой найдётся, чтобы со мной… здесь… разбираться? Этот фертик, что ли, который с тобой рядом вертится?

Она уже не слушала его слов, сумрачно думая о том, что зря она пошла в театр в платье. Несовременно. Неудобно. Особенно когда есть возможность врезать коленом своему мучителю… Пусть потом бы и пожалела об этом… Господи, быстрей бы всё закончилось… Но Демьян будет тянуть до конца — до победного, пока не заставит её взорваться по-настоящему. И тогда… Тогда он использует её слабость против неё же…

Она уже подумывала о том, чтобы усыпить его бдительность какой-нибудь глупой фразой, чтобы он расслабился, — и тогда она сможет выдрать свою руку… Но, слушая гаденький смешок девиц в кожаном, видя ухмылки его окружения, понимала, что все надежды иллюзорны.

— Ирина, я забыл… О, простите.

Теперь она облилась потом от страха.

К ним шёл Женя, спокойный и чем-то озабоченный. При виде цапнувшего руку Ирины Демьяна он слегка поднял брови и взглянул на него.

— Какие-то проблемы, Ирина? — не глядя на неё, но в лицо Демьяна спросил он.

Ухмылка медленно растаяла на лице Демьяна, а его подленько хихикающая свита притихла. Женя встал возле Ирины. По движению его глаз она заметила, что он отвёл глаза от Демьяна. Горестно вздохнула: ему ли с Демьяном состязаться в гляделки, в коих тот мастер? Но, как выяснилось, Женя глаза не просто отвёл. Он перевёл взгляд на кого-то из свиты Демьяна. И впервые Ирина увидела плохо скрываемую растерянность негласного хозяина почти всего города, когда тот наблюдал то же, что и она: на лице Жени не сразу, но исподволь появилась улыбка — мальчишки, который только что отмутузил другого пацана, но отмутузил сильно!

— О, привет, — довольно сказал Женя кому-то. — Куртку свою — нашёл? Я тебе её из окна сбросил!

К огромному изумлению всех, худощавый парень, предпочитавший держаться в конце свиты Демьяна, внезапно дёрнул со всех ног к выходу.

— Эт-то что ещё?.. — начал было Демьян.

— Это ваш человек? — высокомерно спросил Женя, сверля его суженными глазами. — Какого дьявола ваш человек сегодня поджидал меня на лестничной площадке, возле моей квартиры? Что ему там понадобилось? Или я должен выяснять этот вопрос с вами?

Демьян набычился, впившись испытующим взглядом в невозмутимого художника. Возможно, он и не хотел, но новое лицо так заинтриговало его, что он отпустил руку Ирины. Она быстро отдёрнула её и машинально погладила быстро темнеющие синяки. Теперь сбегать ей не хотелось. Женя уже столкнулся с боевиками Демьяна? И забыла, как дышать: вот в чём дело — Демьян поставил своих людей около фитоаптеки! Они проследили, кто вошёл в аптеку, а потом пошли за ним и… Что же они пытались сделать?

Что бы ни пытались, кажется, Женя вышел победителем.

Пока она размышляла, мужчины быстро переговорили — причём (она поразилась, когда расслышала) Демьян впервые на её памяти повысил голос, стараясь пробить бесстрастный тон собеседника, а Женя только кривил рот, глядя на него с той же брезгливостью, которую чувствовала Ирина. Когда она захотела вникнуть в их разговор, разговор уже был закончен.

Демьян величаво уходил во главе своей притихшей толпы, а Ирина, не веря, смотрела ему вслед. Уходит?

— Ирина…

Сухая тёплая ладонь коснулась её кисти.

— Больно?

— Нет, ничего, — залепетала она, держась из последних сил, чтобы не заплакать от облегчения и от горячей благодарности к нему.

— Дай мне номер своего мобильного, — попросил он. — Мне бы хотелось разобраться кое в чём. Диктуй. Надеюсь, ты не против разговора?

— Нет, что ты, — с облегчением сказала она.

Она вспомнила, что визитку свою он ей уже дал. И продиктовала свои цифры. Ярослав стоял молча, часто дыша. Женя поглядывал на него сочувственно, но ничего не говорил. Когда подошёл смущённый Красимир, он кивнул обоим и поспешил к матери, которая с кем-то увлечённо беседовала, кажется, так и не заметив маленького инцидента в вестибюле… Красимир подал Ирине плащ, помогая одеться, и буркнул:

— Прости.

— Ничего, — сказала она. Поняла, что лучше признаться. — Я сама испугалась.

Больше они ни о чём не говорили, а вышли к вызванному такси и уехали.

5

«Двенадцать… тринадцать…» Ковёр то подлетит к носу, то опять отпрянет на место. Снова и снова. Последний подход к утреннему отжиманию. Женя привык, что качаться легче, если мысленно считаешь каждый жим, одновременно думая о чём-то другом. Или вспоминаешь.

Он прокручивал в уме вчерашние сцены.

Дожидаясь в гардеробе своей очереди взять плащи, свой и матери, он заметил, что перед ним верхнюю одежду берёт Красимир. Проследив, как он отходит от прилавка раздевалки, Женя принял поданные гардеробщицей вещи и только было направился к матери, которая нашла знакомых и оживлённо болтала с ними, как остановился. Следить было удобно: народ постоянно ходил группами и в одиночку, то и дело скрывая невольного наблюдателя. Красимир, видимо не замечая собственного жеста, прижимал к себе плащи, слишком явно стараясь не показать своего страха. Он смотрел куда-то в сторону. Женя прошёл по направлению его взгляда и прищурился. Кажется, его новые знакомые попали в неприятную ситуацию.

Ирина стояла напротив какого-то хлыща — и ух, как по-боевому сверкали её глазища! Хлыщ, умопомрачительный красавец с не любимым Женей типажом из кукольно смазливых: большие глаза, чёткий рисунок тёмных бровей, рот бантиком, слегка коротковатый, но прямой нос, и всю эту красотищу обрамляют мягкие волны тёмных волос, — оказался тяжеловесом. Женя мгновенно оценил его вкрадчивую медвежью грацию. С таким в клинче сцепишься — весом задавит. Если что — в драке крутиться, вертеться придётся только на расстоянии…

Ирина выглядела слишком хрупкой рядом с хлыщом. Нет, субтильной она по природе своей точно не была. Она вообще будет ближе к вальеховским красавицам-воительницам, чем к типажу худосочных супермоделей. Но сейчас она смотрелась крохотным котёнком перед лохматой дворнягой. Котёнок боялся, но не желал отступать (да и куда?), — дворняга кровожадно играла, нависая над ним и притворяясь добродушной.

Больше всего поразили сопровождающие Ирины. Змей Ярослав почему-то резко стушевался и страшился поднять глаза на Дворнягу. Хоть не ушёл, не оставил Ирину. Красимир вообще не подходил, пока не разрешилась ситуация. И тоже не смотрел.

Эскорт Дворняги вызывал оторопь. Впечатление, что он набрал в свиту кого попало с улицы. Какие-то девки, парнишки — сброд сбродом. Все одеты так вульгарно, будто долго копались в кучах сэконд хэнда — того, что продают на вес. Однажды, по незнанию, Женя как-то зашёл в отдел такого магазина — ошибся коридором. Выскочил и долго стоял у открытого окна, жадно вдыхая свежий воздух и изумлённо качая головой: в его городе до сих пор такое есть?! Нет, ребята Дворняги оделись, конечно, в шикарные вещички, но почему-то все эти вещи на них выглядели именно так, словно закупались в сэконде. И лица… Странные. Ладно — подобострастие. Дворняга — внешне личность сильная. И внутренне — Женя чуял его обволакивающее обаяние власти. Но весь его эскорт какой-то пришибленный… И есть инстинктивное, но отчётливое понимание, что все они шакалы. Споткнись один — догрызать набросятся всей стаей.

… А ещё мельком вспомнил, что начертанный на запястье крест, кажется, и правда защитил его. Во всяком случае, вплоть до приезда домой никто не пытался заглянуть в его глаза. Но долго ли будут держаться на запястье чёрные линии косметического карандаша? Может, приобрести какую-нибудь игрушку-бижутерию в виде андреевского креста?.. Женя подумал и решил, что на рабочей руке браслет с защитным знаком будет выглядеть стильно. Так что… Почему бы и нет?

Мягко лёг на ковёр из последнего жима. Повалялся немного, уперевшись подбородком в тыльную сторону ладоней, размышляя обо всём сразу и не зная, какую ниточку дёрнуть первой, чтобы раскрутить задевшее его дело.

Впрочем… Он перевернулся на спину. Есть крепкая и сильная ниточка, которая вытащит сразу многое.

Не глядя, нашарил на ковре, рядом со столиком, мобильный. Сначала глянул на время. Половина восьмого. Вспомнил вывеску «Фитоаптеки». Прикинул. Ирина наверняка едва-едва собирается на работу. Времени на всё про всё достаточно.

Ткнул в номер, вбитый в адресную книгу, выждал.

Взяла после второго гудка.

— Валяюсь на ковре, — сообщил он и зевнул. — Жрать хочется. Хочешь, в кафе сгоняем? Небось, позавтракать не успела? А у меня к тебе пара вопросов. Как?

Наверное, он с минуту ухмылялся, прислушиваясь к потрясённой тишине в трубке, прежде чем там откликнулись:

— И тебе доброго утра. А почему ты валяешься на ковре?

— Он мягкий, — сказал Женя. — На нём валяться удобно. Как тебе моё предложение?

— А в кафе сгоняем как? Ты будешь на машине?

— Неа, на машине пока не могу. — Он сел в «лотос» уже серьёзным. — Вот кончится петрушка с автописьмом — тогда подумаю. А пока… На такси? Или вообще пешим шагом. Ну? Есть предложения, в какое кафе хочется?

Договорились быстро. Она сказала, что ей всё равно где. Он вспомнил свой маршрут мимо рынка, цепко оглядел воображаемую улицу и предложил «Якорь».

— Хорошо, — сказала она. — Остановка рядом. Там и подожду.

Он отложил мобильный и хмыкнул. С чего она решила, что он заставит её ждать?

Он ожил, благодаря ей, и подыхать заново, забиваясь в дыру, не желает.

Перед выходом он взял ручку с чёрной пастой и начертил косой крест на запястье. Помешкав, ручку взял с собой, решив, что чёрная паста ему больше нравится, чем обычная, синяя. Выходя из подъезда, привычно надел тёмные очки. Неизвестно, сработает ли крест, но опаздывать из-за случайностей Женя не собирался.

Как она шла!.. Независимо сунув руки в карманы длинного плаща, Ирина будто летела по улице, преодолевая ветер. Вчерашняя странная причёска — укреплёнными кольцами на затылке — лепила из неё статуэтку, странным образом подчёркивая сочетание твёрдости и полёта. А может, создавал эту иллюзию лёгкий, воздушный шарфик, трепещущий одним концом на ветру.

Когда Женя понял, что не улыбается, он заставил себя усмехнуться.

Она увидела его сразу и немедленно повернула к нему.

— Ты похож на кота Базилио! — выпалила она и испуганно закрыла рот ладошкой. Ладошка оказалась в обтягивающей кожаной перчатке, что Жене понравилось.

— Прекрасно, — ответил он, подозревая, что она готовилась сказать эту фразу, как только увидела его — в отместку за утренний, ошеломивший её звонок. — Вакансия лисы Алисы не занята. Временно ею назначаешься ты. Прошу, — предложил он руку.

До кафе дошли молча. Только в гардеробе, когда он взял номерки за двоих и снова, уже молча, согнул руку в локте, она предупредила:

— Только я ненадолго. Бабуля ждать будет.

Ещё через пять минут он с удовольствием оглядел накрытый стол и спросил:

— Что значит — фитобар? Чашки какие-то странные.

— Бабуля придумала, — вздохнула Ирина. — Людям часто прописывают какую-нибудь смесь или сбор пропить, а они забывают принимать отвары вовремя. Ну, бабуля и решила устроить: небольшой процент переплаты за пачку сушёной травы — и покупатель из ближайших к рынку домов приходит в определённое время к нам, где его ждёт заваренная по всем правилам трава. Вот и всё. Пока туда-сюда, у нас теперь чуть не клуб образовался. Постоянно посиделки… Ну, и с собой приводят новых покупателей.

— А твои родители не возражают, что ты ушла из университета?

— Из родных у меня только бабуля, — слишком легко сказала она, и он не стал настаивать, чтобы узнать подробности.

Некоторое время они с удовольствием ели, пока не дошло до десерта. Никто и ничто не мешало. Женя даже осмелился снять очки, благо по утреннему времени народу в кафе маловато.

— Ну и? — сказал он. — С чего начнёшь?

— Ты так уверен, что начну?

— Твои пацаны не хотят меня допускать к вашим сокровенным тайнам? — не зло усмехнулся он. — Типа — справимся сами? Давай, не молчи. Я видел твоё лицо, когда тот упырь нарисовался в твоём блокноте. Ты что-то знаешь. Ну?

Она явно растерялась, а он взял себе на заметку чаще злить или озадачивать её: больно уж лицо у неё выразительное… Возможно, у неё из этого дела тоже много ниточных концов торчит. Подсказать, с которого начать?

— Начни с упырей, — предложил он. — Что ты о них знаешь?

— Если я тебе скажу… — медленно начала она и тихонько вздохнула. — Мне придётся рассказать всё. Это слишком… — Она поспешно схватила бокал с минералкой, кажется предполагая выиграть время на обдумывание.

— И хочется, и колется? — спросил он, наблюдая за мелким подрагиванием бокала в её пальцах. — Я не выдам ваших секретов никому. Честно. Торжественно в том клянусь.

Она посомневалась ещё немного, поставила бокал на стол.

— Видел вчера Демьяна? — Она подобралась на стуле так напряжённо, будто вот-вот слетит с него бежать со всех ног. — Это он… разводит упырей.

Он молчал, посматривая на неё, только раз приподнял бровь, но не выказывая недоверия к её словам, а поощряя: ну? Дальше?

— Люди разные, — решилась она. — У каждого своя сила. У некоторых сила необычная. Демьян ищет определённых людей и меняет их, в основном подчиняя себе. Как тебе такой расклад: он собирает подростков и даёт задание внаглую ограбить ювелирный магазин? Они идут и грабят. Набирают драгоценности в мешок, который кидают в проезжающую мимо магазина машину. Или бегут на указанную улицу и передают мешок в руки незнакомых людей, которых больше никогда не увидят. И всё. Они больше Демьяну не нужны. Полиция хватает их на месте преступления или рядом с ним, а подростки не могут даже сказать, кто они, не говоря уже о том, кто их послал на разбой. А упыри — это те, с кем не получилось подчинение… Попробуй пошарить по интернету. Ты даже представить не можешь, сколько в нашем городе в последнее время совершается преступлений! Хватают на месте исполнителей, но деньги, драгоценности пропадают бесследно.

— То есть упыри — это… — медленно начал он.

Ирина пожала плечами и с горечью взглянула на него.

— Упыри — это его брак, как он сам это называет. Это люди, которых он не подчинил, но сломал. Ты же сам видел… В блокноте. Они кричат в тот момент, когда он их ломает. Они и правда переживают смерть, но эта смерть… Близко к клинической.

— Как он это делает?

— Не знаю. Это его… способность.

— А его свита — он их тоже сделал?

Она снова помолчала, кривя губы и не глядя на него.

— Почти. Это загонщики. Они ищут для него человека с определённым даром — он определяет, можно ли сделать из него исполнителя.

— А каким боком знаешь его ты? Ну и он тебя?

— Мы давние… — Она скептически посмотрела на тарелку с салатом. — Давние враги.

— Как его погонщики меня нашли, если, предположим, шли они за мной от самой твоей фитоаптеки?

— Они… каким-то образом могут определять, где живёт тот или иной человек, если хотя бы раз на него посмотрели.

— Ярослав и Красимир — кто они?

Девушка замкнулась. Спокойное лицо, на котором ничего не прочитать. Но причину Женя понял. Лениво сказал:

— Пока у них не спросишь разрешения, не хочешь о них говорить?

— Да.

— А когда? — настаивал Женя. Он не привык оставлять нерешённое надолго.

— Ну, я поговорю с ними вечером и перезвоню тебе, — неуверенно сказала Ирина. И добавила: — Они оба работают, поэтому освободятся только во второй половине дня.

— Но этот зм… этот Ярослав зашёл вчера к тебе ближе к обеду, — заметил он.

— В перерыве, — уточнила она.

— Не будешь против, если я тебя до аптеки твоей провожу?

— Нет, спасибо, — вежливо сказала она, и они наконец вплотную занялись десертом.

Проводив Ирину в фитоаптеку, он вдруг сообразил, где находится, и, поймав какого-то рабочего с пустой тележкой, спросил, где можно найти прилавок со всякими финтифлюшками. Тот велел идти с ним — и привёл к солидной даме, торговавшей во внутреннем помещении рынка бижутерией. Правда, в основном украшения были женскими. Ни на что не надеясь, Женя поинтересовался браслетом с андреевским крестом. Поразился, когда, пошарив по коробкам, дама вынула искомое. Он предполагал нечто вроде браслета для часов. Но получил подобие чёток из квадратных бусин, каждая из которых несла тот самый крест — синий на позолоте. Хм. Ещё интересней.

Домой он возвращался недовольный. Радость от покупки предмета, который, предполагаемо, должен защитить его, смешивалась с горьковатым впечатлением от беседы с Ириной. Слишком много недоговорённости, будто получил карту нужного маршрута и обнаружил, что середину проели крысы.

Ближе к дому наметился перелом в настроении, и он не заметил даже, как усмехнулся: ну и физиономия будет у Змея, когда он вечером увидит нового участника событий, которые считает делом только их компашки… Вчера, правда, Змей был явно благодарен, что Женя ввязался в перепалку с Дворнягой. Впрочем, перепалка — слишком сильно сказано. Дворняга слишком очевидно пытался пробить его спокойствие, разозлить, но Женя держал легкомысленно-издевательскую позицию: «И чё?» Обычно эта позиция, опробованная на многих и не однажды, здорово выводила из себя его вынужденных собеседников. Что с Дворнягой и произошло. Он решил, что легче с достоинством удалиться, чем продолжать психовать.

Прежде чем зайти в подъезд, он постоял на площадке перед дверью. Пожалел, что когда-то бросил курить — прекрасная отмазка для маскирующегося наблюдателя. Но время от времени задирал голову, разглядывая быстрые тёмно-серые тучи, которые мотались по небу, изредка бросая россыпь капель, а потом смывались, уступая сильному солнцу… Зачем вчерашние двое загонщиков Дворняги пришли к нему? Неужели затем, чтобы Дворняга рекрутировал его? В грабители… Надо же… Небось, заметили его в аптеке Ирины, присмотрелись — насколько он понял, они тоже «видят».

Любопытное начало возвращения в нормальную жизнь. С открытия, что в привычный мир вписана группа товарищей, которые ему отнюдь не товарищи.

Так никого подозрительного и поблизости не заметив, Женя вошёл в подъезд. В лифте, естественно, встал чуть сбоку — помнил, что правая дверца открывается медленней, о чём вряд ли знают загонщики Дворняги. Да и… Если бить будут, то чаще удар идёт налево… А потом сообразил, что интересней застать непрошеных гостей врасплох, буде они наверху, поджидая его. Вышел на предпоследнем этаже и спокойно прошёл две лестницы на свой этаж. Пусто. В некотором даже разочаровании Женя закрыл за собой дверь в квартиру.

Но возвращение к нормальной жизни ознаменовалось и привычной работоспособностью, властвующей им в первой половине дня. В мастерской он с головой ушёл в работу…

Звонок домофона обозлил до чёртиков, а взгляд на часы — заставил растеряться. Вот ни фига себе — четвёртый час.

Пышнотелая, но шустрая блондинка Леокадия, как и обещала, приехала с Витенькой, который состоял при ней личным водителем, грузчиком, упаковщиком и ещё в паре-тройке разных специализаций.

В мастерской Леокадия обрыдалась от восторга, сюсюкая грудным контральто. Получалось насморочное гудение мультяшной слонихи. Витенька, грузный темноволосый мужик, молча шёл за нею по пятам, осторожно принимал акварели и тут же сноровисто упаковывал их: вчерашние — в тубус, а свежие — в специальные папки… Женя подписал все документы, благосклонно выслушал дифирамбы себе и проводил деловых гостей.

Стало гораздо легче — ещё один груз с плеч. Теперь, когда к вечеру он получит деньги на карту, он снова может жить независимо. Отец всегда был готов помочь, но Женя не любил обращаться к нему.

Вернувшись в мастерскую, понял, что выдохся и далее рисовать — лучше даже не пытаться.

Сбросил отцу эсэмэску: «Позвони, когда сможешь» и пошёл на кухню, где со вчерашнего дня на обеденном столе валялись мелки, пара листов акварельной бумаги и портрет Змея.

Лео, которая успевала не только восторженно рыдать, но и обегать всю квартиру, также успела деловито прицениться к портрету Змея и пообещала разузнать, хорошо ли идут на художественном рынке работы фэнтезийного плана. Женя даже мельком пожалел, что не спрятал рисунок со Змеем.

Заглянув в холодильник, он соорудил себе шикарный бутерброд и, пока закипала вода для кофе, набросал портрет с внутренней сутью Красимира. Закончив его, снял с плиты турку. Кофе выкипел лишь на треть, что он посчитал чудом.

Думая, как писать Красимира, он решил попробовать запечатлеть его в напряжённый момент. Очень уж отчётливо помнил, как парень стоял неподалёку от Ирины, не пытаясь к ней подойти, пока напротив присутствовал Дворняга. Женя вспомнил сжатую фигуру парня и постарался понять Красимира. Увидел профиль с небольшим носом, ноздри которого раздувались так, словно Красимир внюхивался в воздух. Увидел, что стоит он в позе, когда одна нога чуть согнута в колене и чуть отставлена от другой. Понял. Красимир не сбежал бы, доведись схватиться с Дворнягой. Он просто опасался подойти, пока тот говорил. Но, решись Дворняга или кто-нибудь из его окружения на действие против Ирины, Красимир без раздумий бросился бы вперёд.

Рисуя, Женя жёстко контролировал себя, заставляя находиться в полном сознании, хотя отчётливо ощущал, что автописьмо пытается снова завладеть им…

Женя осторожно пригубил горячий кофе, не сводя оценивающего взгляда с листа.

Напрягшийся, как для прыжка, волк, чёрный, лохматый, сиял на него с листа суженными жёлтыми глазищами и едва ощеренными, но неплохими такими клыками.

— Одобрям-с, — задумчиво сказал Женя, подразумевая, что Красимир для Ирины, кажется, охрана неплохая. Проверить бы его ещё в небольшой драчке.

Остался последний лист. Нет, были ещё, в мастерской, но… Осталось написать внутреннюю суть Ирины, а он всё не мог решиться. И не то чтобы его смущало увидеть за внешностью девушки суть, выраженную звериным обликом. Нет, что-то просто не давало ему вообще прикоснуться к её скрытому миру.

Ближе к пяти позвонил отец.

— Вы с матерью вчера ходили в театр, — полувопросительно констатировал он.

— Да. Кажется, мне лучше, — коротко сказал Женя. — Папа, я хотел спросить: не знаешь ли ты в городе семью, в которой есть некто Демьян? Имя довольно редкое. Может, вспомнишь. Мне кажется, он из состоятельной семьи.

Отец Жени владел объединённой банковской сетью и многих влиятельных людей в городе знал не понаслышке. После недолгого молчания он не совсем уверенно сказал:

— Демьян Изразверин — мой старейший клиент.

— Сколько ему?

— Ну, чтобы не соврать — годков за восемьдесят.

Женя быстро просчитал.

— Семья. Значит — внуки есть.

— Да, семья у него довольно обширная.

«А внуков часто называют именами дедов», — закончил Женя.

— Они какие, эти Изразверины? Ну, как семья?

Женя знал, что отец трепетно относится к вопросам рода и семьи, многими клиентами своими интересуется, поэтому не боялся спросить. Отец опять немного помолчал и нехотя сказал:

— Мало что о них знаю. Семья старая, из купцов вроде, с дореволюционными ещё корнями. Был слушок, что первый купец Изразверин не брезговал в начале карьеры и кистенём помахать, начиная свой капитал. Но такие слухи не редкость о людях с историческим прошлым. Древо семейное у них достаточно крепкое. Кредитов не берут. С финансовыми операциями крайне осторожны, но, бывает, играют на фондовых рынках. Женя, прости, но почему ты любопытствуешь?

— Вчера встретился с внуком Изразвериных, тоже Демьяном. Показалось — интересный тип.

— А можно узнать, как ты с ним встретился? — осторожно спросил отец.

— На узкой тропе, — задумчиво сказал Женя. — Вчера в театре. По-моему, я ему не понравился. Если честно, он мне не понравился больше.

— Могу поискать информацию по Демьяну-младшему, — тоже задумчиво сказал отец. — Общеизвестную, естественно. О вкладах, как понимаешь, не могу ни слова.

— Нет, спасибо, папа. Главное ты уже сказал.

Они распрощались.

Он по старой привычке уставился немигающе в окно, глядя, но не видя тёмно-синих туч, кажется предвещающих снег с дождём. Очнулся. Не выдержал. Схватил карандаш и быстро набросал основные линии лица Ирины. Так, как он обычно это делал на Арбате. Он не любил писать портреты, но считал, что должен совершенствоваться в тех областях живописи, которые ему подвластны. На Арбате он никогда не вдумывался в то, что появляется под его рукой. И сейчас проделал тот же фокус. Не впадая в транс автописьма, он быстро работал, скорее не рисуя, а запечатлевая черты девушки.

Когда он закончил и спросил себя, почему он решился, ответ был как на ладони: он хотел, чтобы Ирина была с ним рядом. Пусть и будучи портретом. «Как главный фигурант дела», — суперсерьёзно объяснил он себе — и расхохотался.

Успокоившись, он снова взялся за мобильный.

— Рыжая, привет! — сказал он. — Я срочно нуждаюсь в твоей потрясающей памяти и изумительном умении запоминать всё, что не надо.

Тонкий, почти девчоночий голосок звонко отозвался:

— Болтун ты, Женька! Погоди, я своё семейство успокою… — На заднем фоне эфира Рыжей послышался слаженный писклявый вопль.

— Рыжая! — удивился Женя. — И когда это ты далась окольцеваться?

— Как только нарисовался объект подходящий, — философски сказала Люда, однокурсница. — Ну, что тебе надо? Кто тебя интересует на этот раз?

— Фамилия девушки Ирины с первого курса, когда мы были на пятом. Она после первого ушла. Это всё, что я знаю.

— Мм… Подожди-ка… — Люда задумалась, явно вспоминая. — Не светлорусая она? Ходила ещё, как королева? Осанка такая, что боялись — на физру ходить не будет?

— Ходила? — с неожиданным любопытством спросил Женя, глядя на рисунок.

— Ходила. Не считая того, что ничего особенного в её способностях не было, она только этим и запомнилась, что держала себя королевой.

— А почему она ушла?

— Девчонки говорили — сказала, что не видит смысла продолжать учёбу, если таланта нет. Вспомнила! Белославская! Помнила же, что фамилия странная! Ну да, всё правильно — Ирина Белославская!.. Женя, — уже вкрадчиво позвала Рыжая. — А зачем тебе это? Ну, узнать про неё? Встретился где-то? Она тебе нравится?

— Рыжая, — так же вкрадчиво сказал Женя, — я ведь ещё не закончил спрашивать. Вот тебе ещё одна задачка. Кто такой Демьян Изразверин?

— Сволочь хорошая, — неожиданно сказала Люда. — Слышать об этом гаде не хочу. Ты точно хочешь узнать о нём? Женька, скажу честно — не хочу о нём говорить. Не советую вообще знать этого человека. Общаться — тем более.

— Он тоже учился в нашем университете? — поразился он.

— Нет. Он учился в пед. Ещё далеко до нас. Просто ты такие вещи мимо ушей пропускал. Но все уже тогда знали, что он подонок. Бандит с большой дороги. Всё, Жень, не хочу говорить об этом. Ещё вопросы, кроме как о нём, есть?

— Нет, Люда. Спасибо за информацию.

— Ага. Звони, если что…

А через минуту мобильник звякнул, и Женя выслушал предложение Ирины через полчаса встретиться в сквере, остановкой ниже рынка. Ребята будут с нею и ответят на его вопросы сами. А ещё у них есть предложение к нему. Заинтригованный Женя оделся и вышел из дома. Огляделся, как заправский шпион, и понял, что шпионом придётся и в самом деле побыть: два парня торчали на детской площадке, лениво катаясь на круговой карусельке, похожей на громадную консервную банку, и поглядывая в сторону его подъезда. Он вышел — каруселька остановилась.

Прикинув обстоятельства, Женя направился в ближайший магазин. Тот был маленьким, но удобным для игр в прятки — то есть проходным, выводя во двор жилого дома. Женя очень надеялся, что поднявшиеся с карусельки парни этого не знают и будут честно ждать его на входе.

6

Ирина думала — будет хуже. Сначала пришёл Ярослав. В маленьком подсобном помещении она как раз мыла чашки и велела ему посидеть в комнате для гаданий. Он сказал, что подождёт Красимира рядом с фитоаптекой. Ирина пожала плечами.

Когда она закончила с работой, оба сидели в комнате, пили чай — бабуля расстаралась… Оба мрачные — со вчерашнего столкновения не прочухались, всё ещё переживают, причём Ярослав — на свой любимый манер: насупился, как будто собирается дать отпор её упрёкам, прекрасно притом понимая, что никаких придирок не дождётся.

Она сняла фартук, села рядом, за столик, и выложила как на духу:

— Утром звонил Женя. Пригласил позавтракать вместе и поговорить. Сидели в «Якоре», — уточнила она, покосившись на угрюмого Ярослава. — Он спрашивал про упырей, откуда они. Ещё спрашивал о вас. Я сказала, что не могу ему рассказывать, пока вы мне не разрешите.

Лица обоих сразу стали огорошенными. Кажется, они думали, что она и впрямь укорит их за вчерашнее, а тут — новость… Красимир поёжился и вздохнул.

— А кто он вообще?

— Художник. Предпочтение отдаёт акварели. Востребован. Этим зарабатывает.

— Это мы слышали, — пробурчал Ярослав и допил остатки чая. Скривился. Наверное, остыло. — И видели. Я по-другому спрошу. Зачем ему знать о нас? Чего он хочет?

— Скорее, не хочет. Мне кажется, он думает, как избавиться от упырей. Теперь мы знаем, что некоторое время он не мог даже на улицу выходить именно из-за них. Судя по всему, он собирается помочь нам. Понятно, что Женя хочет знать, с кем будет иметь дело.

— Он сильный, — заметил Красимир, между ладонями катая перед собой пустую чашку. — Если спокойно говорил с Демьяном. Почему же упыри пробивают его?

— Из-за автописьма, — сказала Ирина. — Он впадает в состояние, близкое к трансу, и не контролирует себя при этом. Но сейчас Женя, кажется, нашёл возможность не уходить в этот транс полностью.

— Нет, я о другом, — снова вздохнул Красимир. Снял крышку с чайника, заглянул, поднял брови. — Мы — не можем говорить с Демьяном. Он нас… запечатывает. Не даёт слова сказать. А этот художник… Да ещё сквозь зубы с ним…

— А ты, Ирина? Хочешь, чтобы он с нами был, этот Женя? — насторожённо спросил Ярослав. — Ты-то уже помогла ему раз. Чем он может нам помочь?

— Я думала — это ясно, — даже удивилась Ирина. — Мы же бегаем, как последние… В общем, бегаем по городу, пытаясь помочь упырям вернуться к нормальной жизни. А вот появляется он — Женя, к которому они сами идут. Неужели только я это сообразила?

— Ирина права, — оживился Красимир. — Если вспомнить вчерашнее… Ха. Он всего лишь появился — и тут же упыри на него… Ребята, да из него приманка получается классная! Его выставить без защиты — и только лови упырей!

— Пока Демьян других строгает, — проворчал Ярослав. — Но… Да, идея классная… Ну, если так, то я согласен. И с чего начнём с ним… общаться?

— Надо с ним встретиться, как он и хочет, — предложила Ирина. — Поговорить. Вам же отвечать на все его вопросы необязательно. Только по делу. И придумайте — где встретиться. А я позвоню, чтобы он знал.

— В сквере, через дорогу от библиотеки, — сказал Красимир. — Там снег растаял, и скамейки сухие. И отсюда недалеко. Всего остановка. Только бы дождя не было…

— Прямо сейчас? — хмуро спросил Ярослав.

— А чего тянуть?

— Пять минут, — железным тоном сказала Ирина. — Я вымою ваши чашки — и пойдём.

— Помочь? — вскочил Красимир, а Ярослав отошёл к книжным стеллажам.

Через полчаса, учтя время и для Жени, они сидели в сквере.

В обещанное время он не пришёл.

В сквере сидели молодые мамы с колясками, оживлённо болтали девушки и парни из неподалёку расположенного факультета строителей. Бродили, выгуливая собак, двое мужчин. Медленно, степенно разговаривая, ходили старушки, и наблюдал за ними со скамьи, опираясь на трость, глубокий старик.

Решили дать Жене фору, вспомнив, что время на дороге послерабочее, что доехать сейчас трудно — на транспорт проблемно сесть. Выждали ещё минут десять, перебирая вчерашние впечатления…

— Ирина, может, позвонишь ему? — раздражённо спросил Ярослав. — Где он мотается? Сколько можно ждать?

Она держала мобильник в руках и уже собиралась посмотреть телефонную книгу, как чуть не уронила телефон — так внезапно он зазвонил.

— Включи громкую связь для своих. Всё? Не оглядывайтесь, — деловито сказал Женя. — Смотрите только друг на друга. Вопрос: вы бы хотели, чтобы загонщики Демьяна знали о нашей встрече? Или это для вас несущественно?

— Н-нет, — растерялась Ирина и быстро взглянула на насторожившихся парней. — Нет, не хотелось бы. А что?

— Возможно, это и не загонщики. Я же их пока в лицо не знаю. Напоминаю: не оглядывайтесь! На скамейке, слева от вас, сидят двое, которые постоянно на вас смотрят. За вашими спинами ещё один. Что делаем?

Они растерянно уставились на мобильник в руках Ирины, не смея поднять глаз, а тем более обернуться в указанные стороны.

— Могу предложить свой вариант, — сказал Женя. — Зайдите в библиотеку через дорогу. Она работает до восьми. У нас есть час. У них сегодня выставка декоративно-прикладного искусства. Билеты дешёвые. Там встретимся и поговорим. Как?

— Вы согласны? — спросила Ирина парней. Те кивнули. — Жди. Сейчас будем.

— Блин, как с вами интересно! — явно улыбнулся Женя и отключился.

— Ему интересно, — проворчал Ярослав, вставая и подавая ей руку.

— Он только-только начинает жить, — напомнила Ирина. — Не забывайте, что до недавнего времени ему приходилось отшельничать.

Они не спеша встали, Ирина взяла под руки парней, и троица, медленно, будто прогуливаясь, побрела из сквера. На дорожном переходе девушка попросила ребят пару секунд не подходить слишком близко к дороге, чтобы зря не останавливать транспортный поток. И вынула из сумочки зеркальце.

— Те двое идут за нами. Третьего не вижу… А, вот и он… Женя прав: с нами интересно, — грустно улыбнулась она.

В гардеробе библиотеки они оставили верхнюю одежду, выслушали предупреждение, что зал скоро закрывается. Купив билеты и взяв программку выставки, побрели на второй этаж, а затем по коридору к выставочной галерее. На входе в галерею последняя дверь слева открылась.

— Сюда! — сказал Женя.

Изумлённые, они вошли в комнатку, освещённую солнцем и тусклой «таблеткой» с потолка. Здесь было довольно пустынно — только расхлябанные от старости стулья и стол, заваленный какими-то бумагами, и увязанные в стопки книги и журналы у стены. Ирину усадили на самый надёжный стул, сопровождающие встали у стены, а Женя, отодвинув беспорядочные кипы бумаг, устроился на крае стола, болтая ногами и с интересом разглядывая гостей.

— Нас отсюда не выгонят?

— У меня здесь, в библиотеке, когда-то выставка была, — объяснил художник. — И устроительница — мой хороший друг. Это её кабинет. До закрытия можем посидеть здесь.

Они переглянулись, не решаясь заговорить о том, что волновало и тревожило каждого из них.

Ирина поймала себя на том, что ей хочется постоянно улыбаться, глядя на Женю. Он весь светился впечатлением энергии. Наверное, и в самом деле устал от той жизни, которую вынужденно вёл в последнее время. А сейчас — вырвался на свободу…

— С чего начнём? — спросила она.

— Я думал — вы мне скажете, — пожал плечами Женя. — Мне кажется, я чем-то могу помочь вам, но чем?

— Ты можешь стать приманкой, — высокомерно сказал Ярослав. — Ты же собираешь вокруг себя упырей? А мы умеем снимать с них клеймо дьявола.

— Не понял. Что это такое — клеймо дьявола? — заинтересовался тот.

— Демьян пытается подчинить себе найденного человека. Мне кажется, он иногда слишком сильно давит на них. И тогда он их… В общем, «убивая» нормального человека и создавая упыря, он оставляет на нём ментальный след, — объяснил Красимир. — Этот след мы однажды обнаружили. Ну, точней, его нам показали.

Он покосился на Ирину. Девушка слабо улыбнулась. Честно говоря, она не знала, можно ли назвать этот след ментальным, но парням нравилось звучание этих слов больше, чем простецкое бабулино «порча». И у ребят точно есть способность уничтожать наведённую порчу. Всего лишь стукнуть раскрытой ладонью по лбу упыря — и тот спустя часы становится нормальным человеком. Правда, стукнуть должен человек, подобный Ярославу или Красимиру, то есть с особенным умением — снять клеймо. Она слушала, как об этом рассказывает Красимир, и радовалась, что Женя и сам владеет необычной способностью. Поверит.

— То есть любого упыря можно освободить от этого клейма?

— Не всех. У некоторых клейма бывают несмываемыми, — сникнув, напряжённо сказала Ирина. — Пару раз мы наткнулись на таких. Упыри по своей сути — это те, кто быстро теряет свою силу и слабеет. Они беспокойные и постоянно идут в толпу. Там успокаиваются, снимая силу с других.

— Есть два глухаря, — подхватил Красимир. — Снять с них клеймо не получилось — ни в какую. Пробовали вдвоём снимать — нет, так и осталось.

— И они живут с этим? — медленно проговорил Женя, видимо впечатлённый.

— Нет, не живут, — угрюмо отозвался Ярослав. — Они становятся похожими на людей… — Он замолк и вздохнул. — Я не знаю, как называется такая болезнь. Они как куклы. Их можно заставить поесть. Их можно заставить двигаться, если вести за руку. Но они как растение. Кома — вот близко. Но в этой коме они видят и двигаются.

— Подождите… — задумчиво сказал художник. — Так вы только бегаете, ищете этих людей? И всё? А если, кроме этого, попробовать защитить ещё нормальных людей от Демьяна? Вы говорите, загонщики ищут для него человека с определённой силой и приводят к нему? А если… — Он прикусил губу, глядя в пространство. — А если перехватывать у них этих людей? Не каждый же день загонщики ищут таких?

— Мы не знаем, где и когда, — раздражённо сказал Ярослав.

Женя взглянул на Ирину.

— Загонщики всегда одни и те же?

— Да.

— Если вы сумеете заснять их на мобильные, мы всегда будем знать, где и когда.

— А это как? — удивился Красимир.

— У моей способности автописьма есть несколько особенностей. Одна из них следующая: когда я пишу человека, настроившись на него, то потом начинаю машинально прописывать пространство вокруг него. Если загонщики всегда действуют вместе, то легко узнать, что они делают на данный момент и где. — Он оглядел их и улыбнулся. — Об этой особенности не я узнал. Моя знакомая. Она мне рассказала — я попробовал. Получилось. И легко.

«Видимо, говоря о знакомой, он говорит об Алёне», — решила девушка и сказала:

— О времени-то как раз узнавать не надо. Они всегда действуют ближе к вечеру. Где-то с шести до семи. Это для них удобно, потому что в сумеречные часы человек больше уязвим и чувствителен к любому воздействию.

— То есть, если у меня будут снимки, я просто буду рисовать одного из них в промежутке между шестью и семью… А там посмотрим. А как будем работать с теми, кто уже превратился в упыря?

— Завтра суббота, — напомнила Ирина. — Не хочешь сходить на Арбат? Я буду рядом, а ребята чуть поодаль.

— А как вы их — ну, упырей, — узнаете?

— У Ярослава и Красимира свои способы, — туманно сказала она. Если парни захотят — сами расскажут.

— Я их чую, — внезапно сказал Красимир. — У них запах… трупа, который пролежал дня два. Когда такой проходит мимо, я долго чувствую его запах. Если бы вчера в театре я узнал раньше, что их было двое, я бы походил среди зрителей — нашёл бы его.

Ирина заметила, как Женя чему-то еле улыбнулся. Уж точно не трупному запаху.

— Я немного вижу, — неохотно сказал Ярослав. — Могу отличить их от обычного человека. Для меня вокруг каждого упыря светится серая муть… Если ты говоришь правду насчёт снимков, то у меня есть друг, который сумеет заснять загонщиков и распечатать фотографии на бумаге. Обычные, десять на пятнадцать, тебя устроят?

— Конечно. Вы сказали, что они загоняют нужного им человека всей компанией. В таком случае мне нужны снимки не всех загонщиков, а двоих-троих. Лучше — с самой яркой внешностью. Кое-кого я ещё вчера запомнил, но со снимками всё равно легче. Ещё вопрос: загонщики — они нормальные или всё-таки «сделанные» Демьяном?

— Мы не знаем, — сказал нахохлившийся Красимир. — Они вроде ничем не отличаются от обычных. От них ничем не пахнет. Может, у них небольшая способность есть — видеть. Но видят они другое. То, что надо Демьяну. Последнее ограбление в городе было месяца три назад. Значит, они скоро снова начнут искать новых исполнителей. Так что можно начинать рисовать их уже сейчас. Демьян жадный.

— Кажется, всё? — спросила Ирина, поглядывая на часы включенного мобильника и вставая. — Нам пора выходить?

— Вы идите, — кивнул Женя. — Меня потом проведут запасным выходом на другую улицу. Об остальном договоримся по мобильному… О, чуть не забыл! — Он вскочил со стола, взял стоящий у стены пузатый пакет и вынул из него какой-то свёрток. Быстро снял шуршащую упаковку и вручил Ирине букет крупных тёмно-красных роз. — Это тебе. Пусть загонщики придумывают себе всё, что угодно, при виде цветов, но только не меня. — И ухмыльнулся.

Девушка с трудом удержалась, чтобы не взглянуть на Ярослава. Мальчишеская улыбка Жени, в которой соединились полное понимание, что он хулиганит, и отражение её невольной радости от подарка, была такой обаятельной, такой завораживающей, что она даже шагнула к нему, но вовремя опомнилась и от неожиданности чопорно сказала:

— Спасибо.

— Пока.

Дверь за ними закрылась.

Только на улице Ярослав сказал:

— Как-то не верится, что он закончил универ. Пацан пацаном. И выглядит каким-то легковесным…

— Ну, не знаю, — откликнулся Красимир. — Я бы тоже радовался, что сумел справиться с проблемой, из-за которой столько времени пришлось сидеть дома.

— Он из состоятельных, — неприязненно сказал Ярослав. — Небось, сидел дома с комфортом, не больно печалясь.

— Мы ничего не знаем об этом, — напомнил Красимир.

Ирина опустила глаза. Получилось — на розы, чей бархат в сумерках стал не только темней, но и глубже, скрадывая края лепестков. Что они знают о затворничестве…

— Ребята, проводите меня до дома, — попросила она. — Я бабулю предупредила, что с прогулки сразу домой. Только потом на остановку идите вдвоём, хорошо? На всякий случай. Мало ли…

— Да ладно, — бросил Ярослав. — Они нас больше не тронут.

Сначала Ирина познакомилась именно с ним.

Потом он рассказал ей в подробностях, как столкнулся с загонщиками.

Ещё осенью они нашли Ярослава почти на задворках рынка. Он всего лишь после работы забежал на овощные ряды купить яблоки домой. В вечернее время ряды обычно полупустые. Продавщицы убираются на местах, грузчики бегают с тарой, а покупателей — раз-два и обчёлся. Охрана предпочитает стоять у входа в крытое помещение.

Он только было приценился к яблокам на витрине павильона, как сзади подошли.

— Слышь, кент, поговорить бы.

Продавщица мгновенно захлопнула окно.

Ярослав, молодой менеджер рекламного агентства, привычный к общению с людьми определённого круга, впервые оказался в такой странной для себя ситуации, поэтому первым делом просто огляделся. Ему показалось, что трое парней, стоявших перед ним, не очень страшны — всё-таки народ вокруг редко-редко, да ходит.

— Я вас слушаю, — спокойно сказал он. Первая мысль: «Сейчас все киоски закроют — без яблок останусь».

— Отойдём? — предложили ему.

И тогда он заметил неожиданную для себя вещь: все трое всматривались в его глаза так, будто узнали в нём кого-то смутно знакомого, но до конца так и не вспомнили.

— Да куда тут отхо…

Договорить не дали, сначала вышибив из него воздух ударом под дых, а потом… Резкая боль в виске с одновременной вспышкой перед глазами… Темнота с редкими проблесками света… Почувствовал своё неожиданно чужое и тяжёлое тело, которое никак не хотело подчиняться его нежеланию упасть. Он всё пытался встать на ноги, а они подламывались… И ощутил, как под мышками оказалась странная опора — очень болезненная и неумолимая: его тащили куда-то, заставляя перебирать ногами…

Когда еле видное и мутное окошко света перед ним начало рвано расширяться и становиться ярче, когда начали возвращаться нормальные ощущения, Ярослав понял, что сидит на чём-то твёрдом, а упасть безвольной голове не даёт чья-то рука, сгрёбшая края полурасстёгнутой куртки в кулак под его подбородок.

— Парень, глаза открой, — предложил ему властный голос.

Он попытался. Веки отчаянно сопротивлялись. И внезапно полегчало. Но лучше бы он не смотрел, Потому что уставился в чёрные до тошноты глаза. Лица он не видел. Только глаза, которые будто сверлили ход прямо в душу… И снова становилось темно, как будто он снова терял сознание.

— Не, этот не подойдёт, — лениво сказал тот же голос.

Тишина… Кулак разжался — сразу стало легче дышать. Возня людей вокруг и над Ярославом; шаги, постепенно пропадающие в отдалении; неясная надежда, что всё закончилось, сейчас он придёт в себя и сумеет подняться, чтобы отправиться домой… Просто так не отпустили. Избили. Как потом понял — в отместку за то, что оказался не тем, кто им был нужен.

Избили до потери сознания. Не найди его Нина Григорьевна, бабуля Ирины, пролежал бы, наверное, до утра между овощными рядами, которые освещались с двух сторон, оставляя тьму внутри, между прилавками.

… Красимир не дался сразу. Внезапностью его трудно было взять. Он работал водителем-курьером на производстве. Собирался ехать домой, когда его окликнули. Драться он умел. И сразу встал спиной к дверце своей машины, почуяв, что дело не ладно… Сопротивлялся так долго, что его сначала избили до потери пульса, а потом уже приволокли к Демьяну. И, убедившись, что он не подходит для их целей, бросили на месте, за остановочным навесом неподалёку от рынка, что и вычислила Иринина бабуля. Она сама раскинула карты, потому что интуитивно забеспокоило её что-то — так она объяснила внучке, с которой вместе поспешила на место происшествия… Потом Ирина долго думала о том, сколько таких ребят, которые не знают о своей способности противостоять упырям, осталось в городе. Даже сильная в гадании бабуля не могла вычислить всех, кто пострадал от рук Демьяновых приспешников…

… На всякий случай парни прогуляли Ирину по улице, прежде чем свернули к её дому. Загонщиков больше не видели, как ни проверяли. Девушка распрощалась с ребятами у подъездной двери, перехватила чуть не обиженный взгляд Ярослава на подаренные розы и вошла…

Бабуля должна прийти где-то через полчаса.

Ирина быстро переоделась в домашнее, быстро приготовила на кухне ужин. Поставила цветы в вазу, с которой некоторое время постояла перед дверью во вторую комнату квартиры, где жила с бабулей. Собралась с силами и вошла.

Григорий сидел в кресле, у окна, где его оставили.

С порога Ирина любовно оглядела брата, чей профиль отчётливо рисовался на фоне светлого из-за фонарей двора. Потом приблизилась — с робкой надеждой, что за время её отсутствия произошли хоть какие-то изменения…

Григорий не шевельнулся в ответ на её движение, на её шаг к нему.

Девушка вздохнула и села на колени рядом с креслом, поставив рядом цветы. Обняла ладонями его безвольную кисть.

— Я тебе не рассказывала, что бабуля привела в нашу аптеку очень интересного человека. Его зовут Женя. Он художник. Оказывается, целый год мы учились в одном корпусе. Посмотри, он сегодня подарил мне цветы. Красивые, правда?

Не дождавшись ответа, девушка встала с пола, забрала вазу и кивнула:

— Я сейчас принесу тебе поужинать.

Бабуля пришла, когда Ирина включила в комнате брата свет и кормила его с ложечки. Заглянув к внукам, она вздохнула и, уходя на кухню, повысила голос:

— Сама поужинаю!

— Хорошо! — отозвалась Ирина.

Заставив брата съесть привычную порцию каши, она закончила рассказ о Жене.

— И, знаешь, Гриш, это всё, конечно, здорово, что Женя и ребята придумали. Только проблема ведь в другом… — Ирина замерла, невидяще глядя на брата. — Проблема в том, что, пока Демьян будет продолжать своё, в городе будет плохо. А как заставить Демьяна перестать бесчинствовать (глупое слово, да?), этого никто не знает. Но я, наверное, хочу слишком многого и сразу. Надо радоваться, что появился Женя. Что он с нами. Хоть какой-то противовес Демьяну. Но всё это слишком… бесконечно…

Она застыла, положив руку на плечо неподвижного старшего брата.

— Правда, у меня есть впечатление, что Женя появился не зря. Возможно, это впечатление, оттого что он так здорово умеет вычислять упырей. И жаль, что мы не видели, что именно происходит с таким упырём, когда его здоровым рисует Женя. Начинает ли он жить нормальной жизнью? Или в скором времени заряд жизненных сил снова заканчивается?.. Что-то я заболталась, — вздохнула она. — Так, Гриша, нам пора в ванную комнату, а потом баиньки.

Когда она уложила брата спать и вышла из комнаты, выключив свет, звонок мобильного заставил её поспешить к нему. Женя? Что ему надо?

— Привет, — судя по всему улыбаясь, сказал он. — Мы не договорились, во сколько будем на Арбате. Лучше всего — ближе к двенадцати. А в воскресенье — можно и с утра.

— Ты рад, что теперь можешь снова спокойно рисовать? — ответно улыбнулась Ирина. — Или что-то другое?

— Чёрт… Конечно — другое. Я шалею от одной мысли, что увижу своих. Наши постоянно меня звали с собой. И зовут. Я ж им не говорил, в чём дело. Опасаюсь, как бы они не решили, что я задрал нос…

— А ты… не боишься? — Она понадеялась, что он поймёт, о чём она.

— Я купил браслет с андреевским крестом, — хмыкнул Женя. — Сегодняшние испытания показали, что крест действует. Но, знаешь ли, есть ещё кое-что, что мне очень нравится в завтрашнем походе на ярмарку мастеров.

— И что это? — с любопытством спросила она.

— Ну… Я себе уже представил… Там же камни — помнишь? Я буду стоять у любимого камня, писать портреты желающих, а за моей спиной будет терпеливо стоять красивая девушка — положив на моё плечо руку, чтобы контролировать моё автописьмо. Чёрт… Мне нравится. А тебе?

— … Пока не знаю, — тихо сказала Ирина.

7

Крепко держа Ирину за руку под предлогом, что она может растеряться в шумной толпе и отстать, Женя целеустремлённо шагал к уголку художников. Улица была слегка покатой — и нужное место находилось почти в самом низу… Он вёл Ирину, и ему нравилось, как она торопится за ним — уворачиваясь от прохожих навстречу так, чтобы не мешать им и в то же время не отставать от него, без нытья, что он слишком спешит. Ещё ему нравилось, как она оделась сегодня — с одной стороны, по-рабочему в джинсы, кроссовки и лёгкую курточку, в другой — закончив целостный образ тем же легкомысленным шарфиком на шее. И сознавал, что доволен именно потому, что сам был примерно так же одет, ну, не считая шарфика, конечно. Правда, вместо шарфа его собственный образ был дополнен любимой холщовой сумкой с предметами для работы. Её он крепко прижимал подмышкой, перекинув ручки через плечо.

— Женя, — немного смущённо окликнула Ирина, поспевая за ним. — Мы не подумали, как ты представишь меня своим друзьям.

— У меня может быть только подруга, а это слово многозначительное, — ответил он, не оборачиваясь. — Не забудь, что ты на сегодня ещё и моя первая модель.

— А что это значит?

— Ты правда никогда не была на ярмарке мастеров?

— Ну, бывала, но в уголок художников почти не заходила.

— Первая — значит, демонстрационная, — сказал Женя. Он чувствовал, как в груди постепенно теплеет, едва он начинает различать знакомые лица ребят, сидящих или стоящих у камней, наваленных здесь для красоты и для удобства. — Ты первой садишься передо мной — и заодно рекламируешь меня в качестве художника. То есть потенциальные заказчики подходят к нам, смотрят, как я пишу твой портрет, и думают, стоит ли подсаживаться ко мне.

Один раз он заметил: она не успевала за ним, руки натянулись — рукав его куртки слегка отошёл, и девушка удивлённо уставилась на его браслет.

— Что это? — уже в спину ему спросила она.

— У этого браслета на каждой бусине андреевский крест.

— Это я вижу, но…

— Получается — что-то вроде оберега, — договорил Женя. — Он действует — я проверил. Приступ автописьма снимает на раз.

От уголка раздался приветственный крик кого-то из ребят. Художники оборачивались, и вскоре уже целая толпа громко и торжественно встречала их. Так что Жене показалось, что он постепенно вдвигается в уютное пространство, насыщенное радостью. И это вдвижение здорово похоже на возвращение домой. А ещё он втаскивает в этот приветливый уют Ирину. Впрочем, она и не сопротивлялась. Девушка как-то растерянно улыбалась, разглядывая ребят, будто пытаясь вспомнить кого-то из них или пытаясь найти знакомых… Но произошло обратное.

— Женька, это ж Ирина! — воскликнула молодая женщина с короткими, ветром встрёпанными волосами. — Ирина, как ты здесь? Ой, ты с Женькой?

— Вы знаете друг друга? — удивился Женя, обернувшись к девушке, сам в это время обмениваясь рукопожатием с кем-то.

Ирина внезапно покраснела, но улыбнулась и помахала узнавшей её:

— Привет, Вероника!

— Привет-привет! Где ты сейчас? Ты так резко пропала! Мы даже не поверили, что ты ушла с курса! Ты учишься? Работаешь?

Женя освободил руку Ирины, решив, что чуть позже сам всё узнает. А пока… Он вошёл в компанию ребят, словно никогда и не уходил, разговаривал сразу со всеми, смеялся, здоровался, расспрашивал, удивлялся новостям и лишь изредка искал глазами двух оживлённо беседующих чуть в стороне девушек. Хотя, даже взглядывая на них мельком, отмечал, что Ирина говорит довольно скупо, иногда лишь улыбаясь и качая головой, хотя Вероника расспрашивает весьма жадно и напористо.

Когда возбуждение от встречи поутихло, он снова осмотрелся и нашёл Ирину рядом с мольбертом Вероники. Обе что-то энергично обсуждали и смеялись.

Пройдя к ним, Женя решительно сказал:

— Хватит бездельничать! Идём работать!

— Ах-ах-ах! — кокетливо передразнила его деловитость Вероника. — Рабовладелец нашёлся! Дай немножко поболтать, Жень! Мы столько не виделись! Слушай, а она показывала тебе свои пейзажи? Мы прям всем курсом обалдевали от них!

— Вероника, — торопливо сказала Ирина, — я обещала Жене, так что пойду, ладно?

— Ладно! — махнула та рукой. — Думаю, теперь часто будем встречаться!

Вернув девушку на место, Женя испытующе взглянул на неё. Она упрямо покосилась в сторону. Ясно. Говорить не хочет. «Значит — говоришь, ушла с худграфа, потому что таланта мало?» Он дёрнул её за руку, обращая на себя внимание.

Посмотрела насторожённо и напрягшись. Боится, что прямо сейчас расспрашивать начнёт? Не дождётся.

— Садись, — скомандовал он. И, сам сев на соседний камень, тоном ниже добавил: — Думаю, все упыри уже знают, что я здесь. Пора начинать.

И расстегнул браслет с кисти, положив его на сумку, прислонённую к камню, где села Ирина. Напоследок проверил, где находятся двое наблюдателей.

Ярослав стоял внизу улицы, делал вид, что ждёт кого-то, то и дело окидывая рассеянным взглядом посетителей ярмарки мастеров и площадь за спиной.

Красимир наверху, в толпе покупателей и продавцов, медленно ходил от стены одного дома к другому, словно присматриваясь к выложенным поделкам. Сразу и не заметишь, что время от времени он на ходу оглядывал сразу всё пространство вокруг себя.

Портрет Ирины, обычный, без ухода на внутреннюю суть, Женя написал быстро. Поспособствовало ли то, что он очутился в привычной компании, в привычном месте; радость ли помогла, что он на солнышке — прищурился разок на него, блаженно ухмыляясь весеннему теплу; модель ли оказалась лёгкой: девушка сидела спокойно, не напрягаясь, последним штрихом для позирования всего лишь перекинув светлую косу на грудь, так что писать её было в удовольствие…

Когда осталось дописать мягкие, в несколько волн линии шарфа вокруг её шеи, Женя вдруг застыл.

Последнее, что он слышал, — это реплика сидящего рядом художника (он помнил — с курса позже его): «Нет, ты посмотри, что получается!» И обернулся, одновременно решив проверить Ярослава. Пальцы конвульсивно сжало вокруг карандаша. Мгновенно очутившись в глухом пространстве, конусом неожиданно суженном до листа бумаги, Женя буквально отшвырнул лист, лежавший на папке поверх несколько других — уже использованный. Следующий — чистый. Он шагнул впритык к нему и…

Тёплые пальцы крепко сжали его похолодевшую кисть. Он не дался, и руку повело почти независимо от его желания — надо! Надо зарисовать лицо, только что отразившееся в сетчатке его глаза! Лицо, которого он не видел. Но он встретился глазами с человеком, который торопился, торопился к нему… Издалека, будто из пропасти, настоящий Женя, рыча сквозь стиснутые зубы, старался вырваться из трясины, в которой тонул уже по пояс… Все ощущения тела пропали, только руку конвульсивно дёргало — быстро и резко набрасывать контуры лица, которого не разглядел достаточно хорошо, но глаза с которого уже встретились с глазами художника!

Тьма моталась вокруг него, он задыхался в ней, но не мог вырваться…

… Что-то более холодное, чем собственная кожа, легло на его кисть. Странно, что он почувствовал это в той оглушительной бездне, в которой нет места чувствительности… Секунду спустя он не поверил своим ушам, услышав первый звук из реальности — тихий щелчок. А потом из глухого мрака раздался тихий голос…

— Женя… Ты меня слышишь? — прошептали рядом.

Сгоревшими чёрными лоскутами тьма опадала рядом. Возвращались привычные звуки — одновременно с тёплыми солнечными пятнами, которые постепенно складывались в обычную картинку шумной многолюдной улицы.

Оказывается, они сидели, близко склонившись друг к другу. Он заглянул в её перепуганные глаза, потом на свою правую руку, пальцы которой всё ещё стискивали карандаш. Браслет. Она сообразила-таки надеть ему браслет! Слава Богу… Не оглядываясь, он кашлянул, прочищая подсохшее от частого дыхания горло.

— Ярослав пропустил упыря?

Она осторожно встала с камня.

— Он идёт за кем-то и очень быстро.

Женя обернуться не решился. Браслет — дело хорошее, конечно, но быстро привыкнуть к тому, что он защитит и от взгляда — глаза в глаза, пока никак. Не верится. Хорошо ещё, ребята привыкли: он не любит, когда ему мешают работать, — и не обращают на него внимания. Ещё не хватало, чтобы они увидели его слабость…

Ирина вернулась на камень, но сидела, выпрямившись, продолжая следить за происходящим. Негромко прокомментировала:

— Он догнал его около лестницы в пицца-бар. — Кажется, сама того не замечая, девушка снова встала. Её плечи опустились. — Всё. Он толкнул его в сторону лестницы и приложил ладонь ко лбу. Остановились. Упырь оглядывается. Только бы не поругались, как было однажды… Нет, уходит!

— Сниму браслет! — заторопился Женя.

— Зачем?! — поразилась она.

— Хочу знать, будет ли продолжение автописьма!

— Ты псих!

— Знаю! — ухмыльнулся он, с трудом заставляя занемевшие губы двигаться. — Но ты рядом. Поможешь, если что…

— Помогу, — испуганно согласилась она, снова насторожившись.

Спустил браслет через пальцы, не расстёгивая. Посидел, глядя на лист бумаги, то и дело переводя взгляд на карандаш в руке. Медленно пожал плечами.

— Чёрт… Как всё просто…

— Красимир дерётся! — ахнула Ирина, оглянувшись на начало улицы.

— Где?

— Слева! За палаткой с сувенирами! Он туда кого-то втаскивает!

— Сиди здесь! — Он быстро осмотрелся. Не работают двое. — Никита, Макс!

Он ничего больше не сказал, только кинулся бежать, уверенный, что ребята беспрекословно последуют за ним. Уворачиваясь от встречных прохожих или покупателей, изредка перепрыгивая выставленные не туда сумки или покрывала с безделушками, вылезшие за пределы «товарного» ряда, он бежал наперерез, по диагонали улицы, держа курс за палатки и уличные прилавки. Красимир время от времени мелькал за одним павильоном, как мелькали и две головы, владельцев которых он не пускал уйти. Но ему приходилось плохо: силой держать на месте сразу двоих — мягко говоря, неудобно.

— Трое там! — определил догнавший его бритый налысо Никита, невысокий широкоплечий парень, против которого в спарринге выстоять трудно даже Жене. — Кого фейсим-ху…рим?

— Никого! — ответил Женя, перескакивая между двумя продавцами, не обращая внимания на недовольные крики вслед всем троим. — Тот, который не пускает двоих… Красимир. Наш… Тех двоих надо задержать, чтобы он им… В общем, на месте!..

— Сделаем! — выдохнул светловолосый Макс — худощавый и на вид довольно романтичный «юноша со взором горящим», пока серьёзно не заденут. Боец — каких поискать, о чём обычно трудно догадаться с первого взгляда на светло-чайные глаза, подёрнутые мечтательной поволокой.

Они завернули за палатки и мини-павильоны вовремя: ещё немного — и попытка Красимира удержать сразу двоих на месте начинала переходить в самую настоящую драку, к которой уже приглядывались и продавцы, и покупатели, а та соберёт слишком много зрителей, а там и до вызова блюстителей порядка недалеко.

Быстро предупредить:

— Красимир, все свои!

Врезать первому — оу, простите! — первой, сучившей ручонками так, что Красимир, бедняга, растерялся и пропустил удар, а потом быстро скрутить её. Макс и Никита, прихватили рвавшегося удрать второго, заломив ему руки назад.

— И что дальше? — с интересом спросил Макс.

— Красимир, начинай, — скомандовал Женя, с трудом удерживая пыхтевшую девчонку в спортивном костюме. — И побыстрей — сюда идут уже!

Парень, машинально слизывая кровь с разбитой губы, сначала подскочил к девчонке — плотно уложив её ладонь на лоб, будто пытаясь вычислить температуру. Она уставилась на него — и ребята уставились, от обалдения рот открыв: «Чё эт он?»

— Всё. Отпускай, — велел Красимир Жене и быстро подошёл ко второму, которого держали двое.

Тот же жест. Женя ещё косился на девчонку: та стояла, безвольно опустив руки, и очень была похожа на человека, который слушает мобильник, включенный на громкую связь. Или медитирует, вслушиваясь в себя.

Красимир отступил от парня лет за двадцать. Тяжело дыша, втянул носом воздух.

— Готово. Отпускайте.

Отпускали осторожно — ждали взрыва новых воплей, а то и атаки.

Не дождались.

Сначала девчонка, а потом и парень изумлённо огляделись, быстро моргая, словно пытаясь понять, как они сюда попали, а потом, независимо друг от друга, хоть и одновременно отвернулись от остальных и быстро вышли из-за палаточных стен в разные стороны.

— И что это было? — вопросил изумлённый Никита.

А Красимир с плохо выраженным ужасом, смешанным с восторгом, посмотрел на Женю. Потрогал кровоточащую губу.

— Ну ты даёшь… Сразу двое!..

— Трое, — сухо уточнил Женя. — Одного Ярослав оприходовал.

— Ребята, я в деле, — заявил Макс. — Что делаете? Помочь?

Красимир снова облизал губу, но не вовремя — струйка поползла по подбородку, пришлось вытереть кровь ладонью. Оглядел неожиданных помощников.

— А вы… кто?

— Мы учились на одном курсе, — объяснил Женя. — И в секцию одну ходили.

Но Красимир уже не слышал его слов. Он снова потянул носом, прислушался к своим ощущениям. Выдохнул, поднял глаза.

— Девчонка свежая… Её только что сделали!

— Загонщики здесь! — понял Женя и растерялся. — Чёрт, и фотографий нет…

— Есть. Держи, — сунул пачку Красимир. — Мы сегодня с утра сбегали с друганом к дому Демьяна. А там как раз чуть не сборы — все заявились, так что он успел зафоткать и распечатал. Но что мы можем сделать?

— Женька, — напомнил о себе Макс. — Мы здесь. Кого ищем?

— Вот этих, — показал Женя снимки. — Если хотите помочь… — Он задумчиво глянул на друзей. — Нам бы их только найти, но не… — И уже решительно сказал: — Быстро показали мне запястья!

Вынул из кармана ручку с чёрной пастой.

— Зачем? — поразился Никита.

А Макс только вопросительно кивнул.

— Ребята, вы вляпались в сверхъестественное. Поэтому на всякий случай вот вам. Связано с автописьмом — помните, у Алёны? — И он поставил каждому на запястье косой крест. — Это поможет немного, если вдруг вы окажетесь… Ну…

— Лады, — сказал Никита, — потом расскажешь. Значит, ищем этих, да? Я запомнил. И что дальше?

— Звоните мне, если найдёте. Пока могу сказать только это.

Они договорились, кто куда пойдёт, и разошлись по верхнему краю улицы.

Женя шёл и задавался только одним вопросом: ну, найдёт он этих загонщиков, а что дальше? Ну, позвонят ему ребята, что нашли их, а дальше-то что? Следить за ними?

Мельком взглянул на браслет, приятно отягощающий кисть правой руки. Ишь, как подействовал… Интересно, а что было бы… Он отогнал от себя слишком дикую мысль, но та продолжала возвращаться: а что было бы, если б этих загонщиков прибить хорошенько? Врезать каждому — и не хило так? Зачем он поставил косой крест ребятам? Ведь тот оберегает только от приступов автописьма. Неужели подспудно он надеется, что этот крест убережёт Макса и Никиту от судьбы безропотных исполнителей воли Демьяна? Или от судьбы стать упырями?

А потом внезапно вспомнил слова Красимира — и лишь сейчас дошло: если загонщики здесь, если девчонка — их свежая, как он выразился, жертва, то здесь же и Демьян! Ведь загонщики только ищут нужного человека для Демьяна. Это он их превращает в упырей!..

Зазвенел мобильный. Ирина.

— Что там произошло? — взволнованно спросила она. — Ты можешь говорить?

— Коротко. Красимир помог двум упырям. Один из них оказался свежим. Мы ищем загонщиков. Скоро вернёмся. Посидишь ещё немного?

— Посижу, — как-то неуверенно сказала девушка. И обеспокоенно добавила: — Если ты недолго.

— Постараюсь, — пообещал Женя, и она отключилась.

Вовремя. Мобильный снова зазвонил. Красимир.

— Я около «Лавки художника», — встревоженно сказал он. — Здесь собралась вся шабла Демьяна вместе с ним же. Не знаю, что делать дальше.

— Дождись меня. Где ты?

— Здесь, немного выше, площадка кафе, я стою у бетонных перил. Да, Ярославу звонить? Или не надо?

— Не знаю. Хотя… Позвони — спроси, стоит ли ему идти сюда.

Сам Женя перезвонил своим ребятам и сказал, где искать его или Красимира.

Осторожно, с оглядкой, он напрямую пошёл к кафе. По дороге чуть голову не сломал, как использовать всё, что узнал об упырях, загонщиках. Ничего не соображалось.

Единственное, что крутилось в голове, — мысль, которая у него же самого вызывала усмешку, настолько глупо она выглядела.

Когда он подошёл к бетонному приступку, ограждающему площадку кафе, довольно высоко поднятую над дорогой внизу, там уже были Красимир и Никита. Оба так увлеклись наблюдением за происходящим внизу, что вздрогнули, когда Женя тихо сказал:

— Что там?

— Демьян взял двоих, — мрачно сказал Красимир. — Сейчас ему приведут ещё одного — судя по тому, что они там нетерпеливо ждут двоих недостающих загонщиков.

— Макс идёт, — рассеянно сказал Никита, не отводя глаз от джипа, притулившегося к бордюру перед «Лавкой художника». На месте водителя сидел Демьян, который скучающе поглядывал перед собой. — Жень, ты нам скажешь?

— Скажу. Красимир, Ярослав придёт?

— Да, сейчас будет.

— Как думаешь, стоит рассказывать, что происходит, ребятам? Они помогут. И будут молчать. Ручаюсь.

Когда они все оказались на площадке, первым заметил Никита:

— Там двое (один со снимка) ведут мальчишку какого-то. Может, пора рассказать нам, в чём мы участвуем?

Женя взглянул на Ярослава. Тот насупился, а потом, поморщившись, пожал плечами. Типа — сам решай.

— Ведущие — загонщики. Сейчас этого мальчишку подведут к сидящему в машине, — напряжённо сказал Женя, следя за происходящим внизу. — Того зовут Демьян. Демьян заглянет в глаза мальчишки — и тот станет исполнителем-зомби. То есть: что ни прикажет Демьян — он сделает всё, ни о чём не спрашивая. Например, пойдёт на грабёж. Причём он точно попадётся, но Демьяна не вспомнит. Второй вариант: Демьян взглянет в его глаза, но мальчишка не подойдёт на роль безропотного исполнителя. Но взгляд Демьяна оставит на нём отпечаток, и мальчишка станет постепенно терять силы.

— Превратится в упыря, — угрюмо сказал Красимир. — Хуже, если после этого взгляда он станет глухарём — то есть впадёт в подобие комы.

— Мы за палатками кого ловили? — ошарашенно осведомился Макс.

— Упырей, — сказал Женя. — Красимир и Ярослав «видят» их и умеют снимать с них так называемое клеймо Демьяна.

— Женька, а ты каким боком тут? — не выдержал Никита.

— Таким, что у меня начинается автописьмо, когда в поле моего зрения появляется упырь и начинает тянуть с меня силы, которых ему не хватает, — хмуро сказал он. — А я не могу ему сопротивляться, потому что не контролирую себя. Ребята, вы слышали всё. Вы со стороны. Что можете придумать? Ну, есть какие-нибудь идеи, как со всем этим справиться?

— А зачем ты нам крест рисовал на руке?

— Меня этот крест от автописьма спасает, — признался Женя. — Вот браслет — видите крест на нём? Я побоялся, что они вас могут привести к Демьяну… Ну и на всякий случай… Честно: я не знаю, поможет ли крест в этом случае…

— Пацана в машину втолкнули — это что? — с тревогой спросил Макс, чуть не упав — так перегнулся через бетонные перила.

— Он прошёл испытание и будет зомби, — сквозь зубы сказал Ярослав.

— Демьяна нам не достать, да и не знаем, как с ним справляться, — быстро сказал Никита. — Но его свиту можно по одному… — Он неловко ухмыльнулся. — Не ликвидировать, но на некоторое время вывести из игры.

— Стоп, — сказал Женя. Кое-что забрезжило в непроглядном мраке и безысходности. — Ярослав, вы ведь не знаете, как нейтрализовать загонщиков?

— Нет. Это всего лишь их особенность — уметь отбирать людей.

— Вот как… Идейка нарисовалась… Нам надо поймать одного загонщика, но так, чтобы он не видел наших лиц и не запомнил голосов.

— И что дальше? — с усталым скептицизмом поинтересовался Ярослав.

— Возьмём у него пару-тройку вещиц и три монеты, — задумчиво сказал Женя. — Но опять-таки таким образом, чтобы никто к ним кожей не коснулся. Чтобы на предметах и на монетах оставался отпечаток только его рук. Как? Получится?

Красимир первым сообразил, что имеет в виду Женя.

— Круто, — уважительно сказал он. — Но как это сделать?

— Отследить двоих — они же парами ищут исполнителей. Тривиально затащить в подъезд и там выпотрошить.

— Опять сверхъестественные заморочки? — только и спросил Макс.

— Расскажу потом, — отмахнулся Женя. — Смотрите, кажется, следующие двое идут на поиски следующей жертвы. Попробуем за ними?

Он поймал на себе неопределённо внимательный взгляд Ярослава. Глаз не отвёл. Тот покрутил головой и вздохнул.

— Ладно. Попробуем. С ними по-другому никак. Только на авось. Идём.

Они спустились по лестнице с другой стороны, на бегу отслеживая уходящих.

— Кажется, идут к площади, — сказал Никита. — Что там сегодня?

— Какое-то мероприятие для старших классов, — прищурившись на плакат возле остановки, сказал Красимир. — Богатый материал для Демьяна.

— А если ему машину испортить? — задумчиво спросил Макс. — Или он может себе позволить сразу новую?

— Мне посоветовали посмотреть полицейские сводки по городу и по нераскрытым делам — в основном с ограблениями, — хмуро сказал Женя, быстро шагая рядом. — Ты не представляешь, насколько он богат.

— Ну, каждый день помогать тебе мы не сможем, — напомнил Макс. — Но после работы — пожалуйста. Так… Они идут к театру. А там театральное кафе — и несколько дверей в подсобки. Как насчёт того, чтобы запихнуть одного из них в такую дверь? Нам же немного времени нужно, чтобы прошмонать его?

— Обговорим? — предложил Женя, присматриваясь к двум фигурам, целеустремлённо шагавшим к толпе зрителей.

— Обговорим, — тяжело сказал Никита, глядевший на двоих с ненавистью. Вспомнив, что у него есть два младших брата, с которыми тоже может случиться несчастье, Женя решил, что эта ненависть обоснованна.

8

Задумавшись, Ирина, кажется, забыла «держать лицо». Расслабилась на припекающем весеннем солнце.

— Иришка, что случилось? — сочувственно спросила подошедшая Вероника.

Собравшись и с усилием улыбнувшись ей, девушка легко объяснила:

— Выбралась сюда на пару часов — и застряла. Обещала быть на работе.

— Жене не сказала? — сообразила та. — Хочешь — я ему позвоню, напомню?

— Нет, не надо. Как появится, я сразу уйду.

— Ну, смотри…

Бывшая однокурсница отошла к своему месту, а Ирина тяжело огляделась, не забывая улыбаться. Сейчас и она не отказалась бы от тёмных очков, с которыми постоянная улыбка не нужна. Отвыкла быть на людях, как бабуля говорит. И отвыкла от шумной пёстрой толпы, которая так изменчива и в своём составе, и в своём звучании…

… Бабуля появилась в нужный момент жизни. Ирина помнила её только смутным впечатлением из раннего детства, когда ещё не ходила в школу. Помнила невысокую шуструю старушку, которой, на удивление, беспрекословно подчинялась не только мать, но отец… Уже будучи школьницей, девушка слышала от родителей, что живёт бабуля уединённо и не очень желает общаться с родственниками. А потому не часто выезжает из какого-то там посёлка. Однако она как снег на голову свалилась в их квартиру в первый же день беспамятства и неподвижности старшего брата Ирины, когда отчаявшаяся девушка не знала, что делать, куда бежать, кого просить о помощи. Стараниями Нины Григорьевны брат был госпитализирован, а потом, когда врачи выяснили, что ничего понять не могут, перевезла внука назад, в его же квартиру. Родители брата и сестры к тому времени умерли: мать ушла первой. Рак. Отец долго без неё не жил. Затосковал. Бабуля на похоронах не была. Говорили, что сама захворала. Ирина этому верила плохо. Она не понимала, как можно не появиться на похоронах собственного сына.

Итак, Нина Григорьевна взяла в свои руки жизнь в двухкомнатной квартирке. Она сумела выяснить, как обращаться с внуком, причины странной комы которого так и не узнали. Она быстро сумела найти себе работу, к которой тут же привлекла внучку. Единственный её прокол — Ирина не смогла снова заставить себя учиться на худграфе. Сколько ни ругалась, ни билась Нина Григорьевна, девушка забрала из университета документы и полностью сосредоточилась на работе и на уходе за братом.

Специально ли это сделала Нина Григорьевна, нет ли, но близость рынка к дому позволяла девушке ухаживать за братом строго по расписанию. Правда, это расписание иногда выходило боком: если Ирина не успевала в нужное время к брату, она так нервничала, что нервничали вокруг неё все…

Но и здесь Нина Григорьевна, может и нехотя, заставила её привыкнуть к реалиям, которые меняются поминутно. На Ирине фитоаптека часто оставалась полностью. Бабуля могла позвонить в любое время или просто сказать вечером, что она уезжает пополнять запасы трав. Куда она ездила — оставалось секретом, но пропадала, бывало, и на несколько дней. Первые дни Ирина так психовала, что мучилась страшными головными болями. Но потом, приглядевшись, как работают вокруг, сообразила: бабуля многих приучила к тому, что фитоаптека работает без перерыва, указанного в вывеске с расписанием. И в течение нескольких дней девушка напоминала всем посетителям, что днём, с двенадцати до часа, её в фитоаптеке не будет. А поскольку уход за братом требовал её присутствия и чуть позже, она часто оставляла записку, что ушла по делам. И старалась чаи в фитобаре готовить ко времени, когда она сама будет на работе. Она всё робко удивлялась, но к этим перерывам посетители привыкли и не возражали.

Бабуля возвращалась с сушёной травой — уже упакованной в бумажные пакеты. Разбирая их, Ирина постепенно училась травничеству под мерную речь Нины Григорьевны: вот это марьин корень, а вот это — солодка. А нужны они… Вскоре девушка обнаружила, что знает не только названия трав и для чего они необходимы, но и время для их сбора, а также в каких пропорциях их следует заваривать и в каком режиме пить.

Иногда в фитоаптеке было пусто, и Нина Григорьевна немедленно усаживала Ирину за столик и учила гаданию на картах. Бабуля спокойно, но настойчиво закрепляла в сознании внучки, что у неё есть паранормальные способности, которые постепенно надо развивать, потому что они могут пригодиться в будущем.

Время от времени она приводила к ней «любопытных» людей, чтобы девушка им погадала. Ирина всё понять не могла, почему эти люди в следующий раз не приходили и не просили погадать им. Пока не заметила: провожая до двери «любопытного» ей человека, бабуля всегда проводит ладонью по его спине. После чего тот навсегда исчезает из фитоаптеки. Пару раз такое девушка наблюдала Нину Григорьевну и в общении с капризными клиентами, после чего они тоже «пропадали с горизонта». А раз бабуля на настойчивый вопрос внучки обронила:

— Ну, колданула. Втихаря же.

О Демьяне и загонщиках бабуля не знала. Ирина и Ярослав с Красимиром решили хранить в тайне от Нины Григорьевны странные происшествия в городе. Мало ли… Бабуля хоть и поколдовывала немного, но, пойди она разбираться с самим Демьяном… Ирина панически боялась остаться с невменяемым братом в новом страшном одиночестве.

Ярослав и Красимир для Нины Григорьевны были и оставались лишь «кавалерами» внучки, которые сначала из благодарности за помощь, а затем и по привычке начали захаживать к Ирине на чай, а то и поболтать. Имея в виду, что внучка немного чурается людей, Нина Григорьевна радовалась, что у той всё же есть ухажёры.

… Ирина подняла пачку листов, всмотрелась в первый, который взяла с земли. Он упал, когда у Жени пошёл приступ автописьма… Говорили — он гениален в акварели. Но и портретист из него… Чуткий. Она улыбалась себе с листа, однако озабоченную морщинку между бровями, которые ей так трудно расслабить, он тоже уловил. И глаза тяжёлые… Девушка посидела, посидела — и сунула лист, скатав в трубочку, в карман куртки. Не отдаст. Всё равно он бы сам подарил ей.

Она встала, побродила рядом с художниками, осторожно, стараясь не мешать, заглядывая в их работы. Заметила за собой, как несколько раз вздрогнули пальцы. Как хочется рисовать… Взять бы кисть, выдавить краску из нескольких тюбиков на палитру… Такие знакомые по ощущениям движения. Слёзы подступили к потеплевшим глазам, горло сжалось…

Она вернулась к своему камню. Но теперь сидела как на иголках. Время… Время постепенно сокращалось… Взглянула на часы телефона, а потом подняла глаза: снизу, с площади, к ней торопится Ярослав. Вставать не стала. Он видел её и спешил именно к ней. Правда, приблизившись, он сначала уселся на камень напротив и, оглядевшись, тихо сказал:

— Ирина, что теперь будет? Этот Женя твой — он слишком активно взялся за это дело. Тебе не кажется, что он расшевелил осиное гнездо?

— Что случилось? — встревожилась девушка.

— Они собираются отобрать личные вещи у загонщика. Не понимаю. Какие-то три монеты. Зачем?

Она озадаченно помолчала. Хмыкнула.

— Я понимаю — зачем. Но… Он мог бы и позвонить — спросить, сумею ли я…

— О, до меня тоже дошло, — с неудовольствием сказал Ярослав. — Может, сама позвонишь, пока не поздно? Они пока только отслеживают загонщиков.

— Подожди, — медленно сказала она. — Если сами загонщики здесь…

— Да, Демьян тоже.

— Я думала, это случайность…

— Будешь звонить Жене?

Она не успела ответить на вопрос. К ним подошёл один из художников, который до сих пор пристально присматривался к беседующих (видела Ирина), и, выразительно глядя на Ярослава, сказал:

— Этот камень — Женькин.

— Я знаю, — отозвался Ярослав и объяснил: — Мы знакомы. Он немного задерживается. Как придёт — уступлю. — А когда художник отошёл, он сквозь зубы проворчал: — Как будто именной…

— Ты злишься, — ровно заметила она. — Почему?

— Хочешь откровенно? — бросил Ярослав. — Мне не нравится, что этот Женя (подчеркнул он брезгливо) вмешался в то, что уже несколько лет было нашим делом. Да, можешь назвать моё недовольство ревностью к чужаку. Но ведь он и есть чужак! Пришёл, увидел, победил! Что ему надо? Чего он лезет?

— Ты забываешь, что Женя кровно заинтересован, чтобы покончить со всем этим, — вздохнула Ирина и снова опустила глаза на мобильник, ткнула кнопку, чтобы увидеть часы. — Подумай: долго бы ты сам выдержал, случись тебе сидеть дома годами?

— Говорят, женщины любят несчастненьких, — не глядя, словно размышляя вслух, в воздух заметил Ярослав.

Ирина присмотрелась к нему. Он явно ждал, что она кинется опровергать это мнение. Явно готовился к спору.

— Ну, если говорят, наверное — правда, — пряча насмешку, спокойно сказала она. — Есть одно «но»: можно ли назвать Женю несчастненьким? Что-то мне не кажется, что он под эту категорию подходит.

Он раздражённо скривился, но замолчал.

Ирина начинала нервничать, часто поглядывая на часы. Ей уже пора было бежать домой. На такое долгое пребывание на Арбате она не рассчитывала. И чем чаще она поглядывала на часы мобильного, тем больше начинала чувствовать, что пространство и окружающие их люди разительно изменились. Доброжелательности она больше не ощущала. Становилось холодно, оттого что и художники, и прохожие, казалось, посматривают на неё как-то… враждебно.

Она поёжилась… Слава Богу… Недолгую и относительную тишину прервал звонок мобильного. Женя.

— Ирина, если мы привезём тебе личные вещи и три монеты одного типа, ты сумеешь?.. Ну, ты поняла…

— Нет, — резко ответила она. — Я ухожу. Мне пора.

— Но мы тебя как раз до работы добросим, а там ты… — начал удивлённый Женя.

— Женя, мне срочно нужно домой. Только после этого я смогу разобраться с тем, что вы мне принесёте. Я задержалась слишком надолго.

— Но ты же вроде и сама заинтересована…

— Через часа полтора я снова заинтересуюсь, — оборвала она его реплику, чеканя каждое слово. — Но сейчас мне нужно домой! В общем, я пошла.

Она сунула замолчавший мобильный в сумочку, попросила соседа присмотреть за вещами Жени. Ярослав подал ей руку и повёл по тесной от субботнего люда улице.

Когда они подошли к остановке, рядом с ними затормозила светло-серая «тойота». Приоткрылась дверца со стороны пассажира впереди.

— Садитесь! Никита довезёт до дома!

Девушка без раздумий шагнула к машине, Ярослав ещё раньше — открыть ей дверцу. Оба уселись. Едва машина пошла на обгон троллейбуса, Ирина спросила:

— А где Красимир?

— Остался с Максом, — отозвался Женя. — Они хотят проследить за Демьяном и загонщиками. Ирина, адрес говори. И ещё: сколько времени тебе понадобится на твои срочные домашние дела?

— Как минимум — минут сорок, — неуверенно сказала девушка.

— Хм… Так точно? Ладно — успеем съездить снова на Арбат.

Потом все молчали. Ирина не хотела говорить о Григории, которого надо будет заставить встать с кресла, «прогулять» по квартире минут пять, а ещё лучше — десять: надо, чтобы он двигался и не получил пролежней. Потом накормить, снова поводить по квартире, помочь ему добраться до туалета, вернуть к креслу, после чего она будет свободна до вечера. Вот и сорок минут.

Машина завернула к подъезду. Ирина чуть не вылетела — так торопилась. Женя, успевший выйти почти одновременно с нею, слегка приподнял брови, но ничего не сказал. Возможно, он решил, что она дома занимается чем-то связанным с работой в фитоаптеке — например, делает какие-нибудь настойки. Девушка вздохнула. Придумала за него, а теперь есть возможность соврать так, чтобы поверили. Ну, если он спросит.

Но он сказал другое, протянув пакет:

— Здесь вещи загонщика и в отдельном пакетике три монеты. Ты будешь дома этим заниматься? Или пойдёшь в аптеку?

— В аптеку, — решительно сказала девушка, чуть не вырвала из его рук пакет и побежала к двери. Придерживая дверь, чтобы не хлопнула, она невольно обернулась к остававшимся на дороге перед домом.

Женя смотрел задумчиво. На неё. Ярослав хмуро — на него.

Только бы не переругались. «Что бы Ярослав ни говорил, но он тоже по-своему одинок, — размышляла Ирина, нетерпеливо переминаясь в лифте. — В семье, где все успешные, быть всего лишь служащим — этого маловато…» Но о ребятах думать не хотелось. Тем более что снова услышала привычный скепсис бабули: «Жалей, жалей, а они тебе потом на голову сядут! Мужика жалеть не надо. Его хвалить надо, чтоб работал! И тогда он сам всё сделает и отовсюду выкрутится. А жалеть будешь — и впрямь на шею сядет!» Так что, забыв о парнях, девушка привычно представляла, как войдёт в квартиру, как добежит до брата, как убедится, что с ним всё хорошо…

Григорий сидел, внешне свободно откинувшись на спинку кресла, руки лежали на подлокотниках — так, как их уложила ему Ирина в обед. Полузакрытые глаза засыпающего человека… Девушка встала сбоку и привычно обняла брата.

— Что ты видишь в своих снах, Гриша? И видишь ли ты эти сны?

Эти сорок минут пролетели быстро. Ничего удивительного — ни одной свободной минутки. Так что Ирина скоро закончила все домашние дела и бежала по лестницам, проигнорировав лифт, думая, что забыла договориться, когда Женя с ребятами подойдёт к фитоаптеке, чтобы узнать результат гадания.

Выбежала на крыльцо и замерла. От стука грохнувшей, захлопнувшись, двери за спиной подпрыгнула, всё ещё не сводя изумлённых глаз с «тойоты». Никита, сидевший на своём месте, распахнув дверцу, поднял глаза на хлопок и довольно улыбнулся.

— И правда — сорок минут. Ну, садись. Женька с Ярославом вернулись на Арбат. Обещали через пару часов подъехать к тебе. То есть на моей машине.

Он довёз её до рынка, после чего сразу уехал на Арбат. А Ирина поспешила в фитоаптеку. Хотелось и бабуле помочь, и жгло самое настоящее любопытство: получится ли погадать без человека? И… Женя не слишком ли сильно верит в её способности?

— Что так рано? — недовольно спросила Нина Григорьевна, выглядывая из окошечка витрины с травами. — Я уж, грешным делом, решила — ты надолго, на весь день.

— Наверное, я чуть позже опять пойду, — призналась девушка. — За мной ребята заедут, но я их предупредила, что недолго буду с ними.

— Заедут? Это у кого ж машина своя есть? У Жени, что ли?

— У Жени есть, но машина будет не его, а его друга.

— Ладно, иди к себе, — разрешила бабуля. — На сегодня фитобар уже пустой, никто не придёт, так что сиди себе спокойно.

— Спасибо, — пробормотала Ирина, предполагая, что спокойствия-то как раз не получится. Она зашла в комнату отдыха, как её называла бабуля, и сразу вывалила из пакета на столик вещи. «А ведь ребята загонщика ограбили, — мелькнула мысль. — Дело-то под уголовное подходит — ну, если тот заявит… Интересно: заявит ли?»

Среди вещей оказались кепка, перчатки и отдельно — пакетик с теми самыми монетками. Не дотрагиваясь до них, девушка высыпала их на столик. Затем взяла шкатулки с ингредиентами для гадания. Зажгла свечи и выключила электрический свет.

Колода карт таро тяжеловато легла в ладонь. Ирина села перед столиком, быстро разложила карты, думая о неведомом загонщике. Три карты выпали как на человека. На них ребром другой карты она задвинула монеты. Держа в мыслях лишь одно: «Как закрыть способность этого человека видеть?», она очистила голову от всех других мыслей и переживаний. Руки дёргались сами, раскладывая карты и предметы из ларцов. Девушка машинально следила за получающимся узором, приходя к безутешному выводу. Гадание не дало результата. Она посидела, пока не догорела свеча, безучастно следя за тем, как огонёк свечи становится из оранжевого призрачно-синеватым…

От стука в дверь чуть не подпрыгнула.

— Иришенька! — открыв дверь, позвала бабуля. — Можно, что ль, к тебе? Чего в потёмках сидишь — свет не зажигаешь?

Растерянная Ирина только и успела подумать, прятать ли гадание. И тут же поняла — не спрятать. Слишком много мелких вещей. А времени — мало.

Дверь закрылась. Нина Григорьевна села напротив, затеплила другую свечу.

— Та-ак, — довольно сказала она, глядя на столик. — На себя, что ль, Иришенька? Или на кавалеров-молодцев своих? На кого гадаешь? Ну-ка, ну-ка…

Она взяла со стола карты — и всё так же растерянная Ирина не успела ничего сказать. Бабуля стремительно раскидала карты вокруг лежащих вещей — причём она явно не раскладывала кресты, а «строила» нечто иное. И застыла, глядя на столик невидящим взглядом… Сидела долго, и девушка, затаив дыхание, приглядывалась чуть не с испугом: не злится ли бабуля, сообразив, что вещи — силой отобранные?

— Иришенька, — с лёгким удивлением сказала Нина Григорьевна. — Откуда у тебя эти вещи?

Девушка помялась, помялась, но сказала нейтрально:

— Ребята принесли — попросили погадать на них.

Нина Григорьевна взглянула проницательно.

— Рассказывай всё, — тихо велела она.

— Слишком много всего, — засомневалась девушка.

— Всё. В деталях, — уточнила внезапно деловитая и серьёзная бабуля. — Или так: ты рассказывай, с чего всё началось, а как надо что уточнить — я спрошу. Давай-ка, начни.

— Ну, началось с Ярослава, — неуверенно сказала Ирина. — Помнишь, как ты его нашла? Он ведь тогда промолчал, что с ним было. Бабуль… А ведь это не моя тайна. Как я тебе буду рассказывать?

— Ярослав мне давненько вместо внука, — напористо сказала Нина Григорьевна. — Бузить будет, что ты рассказала мне, — скажи, мол, колданула на меня бабуля, что я могла поделать? Ну? Дальше.

— Есть в городе такой — Демьян, — выдохнула Ирина. С каждым следующим словом она чувствовала себя уверенней и освобождённей. Трудно прятать что-то от родного человека, который в последнее время тебе близок. — Так вот… Этот Демьян имеет страшную способность. Он смотрит в глаза человека — и тот становится его слугой. Или не становится, и тогда подручные Демьяна его избивают. А ещё… Человек может не становиться слугой. Его отпускают, хотя тоже могут побить. И он становится упырём — ищет слабого человека и тянет с него силу. Женя не слабый, но упыри пользуются тем, что он впадает в транс. Из-за этого Женя не мог нормально жить в последние два года. Я погадала на него, как помочь, — и вышло, что ему поможет андреевский крест. Крест и правда помог. А ещё… Вчера мы встретились с Демьяном в театре. И Женя не опустил глаза. Кое в чём он сильней. А ребята смотреть на Демьяна не могут. Ну вот. А у Демьяна подручные есть. Они ищут для него людей, которых он может подчинить. Одного сегодня Женя с ребятами поймал — и это его вещи. Женя думает, что я смогу найти способ закрыть способность искать… рабов для Демьяна! — выпалила она.

Нина Григорьевна сидела спокойно и так неподвижно, что лишь пламя свечи сияло в глазах. Но Ирина заметила одну особенность: обычно мягкое лицо бабули странным образом изменилось. Нет, деловым она его видела. Но на этот раз в нём проступило что-то странное. Оно словно похудело; темнота, подчёркнутая свечой, спрятала морщины… Напротив Ирины сидела женщина неопределённых лет. У девушки внезапно дрогнуло сердце. Чужая женщина. Слишком жёсткая для привычной бабули.

— Демьян, говоришь… Ярослав и Красимир каким боком к нему? Почему ты сказала, что они не могут смотреть на него? Или вы не впервые встретились все вместе с этим Демьяном?

— Не знаю, поверишь ли, — осторожно сказала Ирина, — но этот Демьян запоминает всех, кому хоть раз заглянул в глаза. Да, мы несколько раз встречались… Нечаянно.

— А твои ребята… У них какие-то способности появились? После заглядывания этого Демьяна им в глаза?

— Они видят упырей, то есть отличают их от обычных людей.

— Вот как… Демьян, — покачала головой бабуля, будто вернувшаяся — обычная, какой всегда видела её Ирина. — И что ты мне ещё скажешь? Или всё рассказала?

— Наверное, всё, — опять неуверенно сказала девушка. О том, что она в последнее время связывает болезнь Григория с колдовским воздействием Демьяна, она говорить не стала. Не доказано. Те двое глухарей, чьё состояние по всем признакам похоже на состояние её старшего брата, ещё ничего не подтверждают.

Бабуля молчала, задумавшись. И Ирина осмелилась прервать её раздумье.

— Демьян из чёрных колдунов?

— Пока не знаю, — тяжело ответила Нина Григорьевна, уставившись на свечной огонь и явно не видя его. — Мне бы надо увидеть его. Расскажи-ка, каков он на вид?

— Высокий, широкоплечий. Немного за тридцать. Тёмные волосы. Очень красивый. Но так — смазливый, — поморщилась Ирина.

— Разборчивая стала? — усмехнулась бабуля.

— Видела бы ты его… И с ним всегда десять-двенадцать человек. — Сама того не замечая, Ирина погладила руку, синяки которой были спрятаны под длинным рукавом свитера. — Бабуль, прости, ругаться не хочется, но гад он страшный.

— Это за что же ты его так? — снова усмехнулась бабуля.

— За всё хорошее! — буркнула Ирина. — Знаешь, как он меня называет при всех? Прелестницей и бриллиантовой! Своей! Ручку, блин, ему хочется мою облобызать! Издевается постоянно, как ни встретимся! И своих он здесь, оказывается, ставит, чтобы следили за нашей аптекой! Расположения ему моего захотелось!

— Сколько ему, говоришь?

— Года тридцать два, тридцать три ли? — задумалась, постепенно успокаиваясь, девушка. И вздохнула.

Они посидели, помолчали. Бабуля заговорила первой.

— Вон значит, как получается, — словно в пространство, словно разговаривая сама с собой, проговорила она. — Демьян, Ярослав, Красимир, Женя этот… Ты.

— Бабуля, что можно сделать, чтобы Демьян перестал людей в рабов превращать? — с надеждой спросила Ирина. — Он ведь на грабёж посылает! А если на убийство начнёт?

— Я подумаю, — медленно сказала Нина Григорьевна. — Подумаю.

Ирина услышала в этом ответе обещание — и вторая тяжкая ноша почти свалилась с её плеч. В бабулю она верила.

Зазвонил мобильный.

— Да, Женя. Я сейчас буду, — вопросительно глядя на бабулю, сказала Ирина. Та кивнула: «Иди, мол». — Да, где-то через минут десять буду на остановке.

— Иди-иди, — подтвердила Нина Григорьевна. — А этот хлам сама уберу.

— Спасибо, бабуль!

Ирина быстро накинула куртку — ближе к вечеру всё-таки ещё холодно, — и выбежала из фитоаптеки.

Нина Григорьевна ещё немного посидела за столиком с внучкиным гаданием, разглядывая то, чего вообще не ожидала увидеть… Потом мгновенно связала несчастье старшего внука с тем, что сейчас представало перед её глазами с чужих вещей. Ноздри прямого носа раздулись от гнева, глаза сузились… Потушив свечу, Нина Григорьевна встала, не обращая внимания на бардак на столике, и закрыла комнату на ключ. Второго ключа не было. Содержимое столика ещё понадобится. А пока… Старая женщина взяла трость и заперла фитоаптеку. Затем вышла к противоположной той, куда направилась внучка, остановке, там села в такси и велела водителю:

— В юго-западный пригород. Потом скажу, куда именно.

9

Нина Григорьевна прищурилась. В тот же переулок коттеджного посёлка, куда направлялось её такси, ехала «газель». Женщина видела такие, когда они носятся по городу, развозя продукты на заказ. Склонившись к таксисту, она велела:

— За той машиной. Прилипни сзади поближе. И не останавливайся.

Последнее было не излишним. Нина Григорьевна прекрасно знала, куда добралась.

«Газель» притормозила перед металлическими воротами, дожидаясь, пока они разойдутся в стороны, и почти сразу въехала на территорию довольно большой усадьбы. Ворота ещё не дрогнули, чтобы начать движение закрыться, как такси, незаметно регулируемое необычной пассажиркой, немедленно влетело следом.

Пока «газель» заворачивала за дом — видимо, к хозяйственным дверям, такси развернулось перед крыльцом дома. От ворот, так и не закрывшихся, к машине бежали двое сторожей. Когда они добежали, таксист уже подал руку пассажирке, и та вышла, немедленно поставив перед собой трость. Ругательства застыли на губах сторожей при виде этой трости. Женщина хмыкнула и велела:

— Вызывайте хозяина! — И, обернувшись к таксисту, тем же повелительным тоном добавила: — Подождёшь меня здесь. Понял?

— Понял, — спокойно отозвался водитель и сел в машину.

Она огляделась. Несмотря на весенний пустынный вид, садовая площадка перед домом была великолепно обихожена: мусор убран, на клумбах уже красовались жёлтые тюльпаны. Но главное в поместье оставалось традиционным: все кусты и цветы под ними были медоносными. И ухаживали за ними одинаково — как за культурными, так и за дикими травами. Даже низкие кустики мать-и-мачехи были аккуратно освобождены от сорных трав, не говоря о медунице… И словно припушённые росой листья крупной садовой мяты, только-только поднимающейся, но уже подрыхленной, Нина Григорьевна узнала сразу, несмотря на подступающий вечер. Господи, как всё знакомо… Он не изменился. Всё те же привычки…

Со ступеней крыльца навстречу Нине Григорьевне спешил человек в деловом полуофициальном костюме, выразительно державший руку у пояса. При виде трости, на которую не менее выразительно оперлась странная гостья, он чуть не споткнулся. Уже спокойней подойдя к ней, он махнул рукой, отпуская сторожей, и вежливо спросил:

— Как вас представить?

— Нина Григорьевна, — ответила та и насмешливо уточнила: — Сначала ввести в дом, а потом представить.

— Простите, простите! — спохватился человек в костюме, кажется домоправитель, и, вероятно, от растерянности предложил гостье руку, чем та не преминула воспользоваться.

Пройдя лестницу и уверенней встав на площадке крыльца, Нина Григорьевна выпрямила спину. Следующие два шага к входной двери — и она снова преобразилась, став строгой и внимательной, сумрачно оглядывая богатые хоромы, в которые попала. Чуть дрогнул рот — на вычурную роскошь: колонны под ярко выраженный мрамор, мраморные же статуи, ковры, в которых утопает нога; отделанные облицовочным камнем стены с настоящими картинами… Но секундами позже женщина лишь едва заметно пожала плечами. «Каждому своё. По своей породе».

Человек в костюме подвёл Нину Григорьевну к креслу и усадил, косясь на трость, с которой чёрный череп блеснул на него алым отсветом глаз.

— Я предупрежу хозяина.

Та кивнула. Хотя еле уловимую насмешку человек в костюме всё же поймал, но опустил глаза: женщина, несмотря на возраст, сразу разглядела стоявшего в вестибюле, чуть не сливаясь со стеной, ещё одного из команды домашней обслуги.

Домоправитель направился к лестницам, но не поднялся, а спустился.

Что ж. И это осталось в привычках. Берлога должна быть внизу.

Дождавшись, когда неприметный человек в другом конце вестибюля на секунды отвернётся, Нина Григорьевна коротко, едва приподняв, дважды стукнула тростью по толстому ковру. Стук, конечно, вышел приглушённый. И в вестибюле его вряд ли услышали. Но там, внизу, этот нетерпеливый стук отчётливо услышал хозяин, пусть человек в костюме до него ещё и не дошёл.

Через минуту человек в костюме взлетел по лестнице и чуть не бегом приблизился к странной гостье, из-за которой хозяин только что рявкнул на него, едва только служащий рот успел открыть. Снова, уже уважительно, предложив руку, он помог ей встать так, словно поднимал с кресла немощную старушку, которая вот-вот развалится. Правда и то, что Нина Григорьевна шла рядом с ним королевой на приёме.

И с каждым шагом вниз открывался просторный зал, мало чем по роскоши уступающий верхнему этажу. Только вместо облицованных камнем стен вдоль тянулись книжные шкафы, которые будто указывали в дальнем углу на стол с креслом. Кабинет?..

Когда они спустились, к ним навстречу медленно и с достоинством, правда тоже опираясь на трость — двойник той, что в руках женщины, пошёл высокий и поразительно красивый старик: гармоничные черты лица, большие глаза — оживлённо и насмешливо сияющие, благородно белая седина аккуратно стриженных волос — всё это создавало портрет человека энергичного, живущего полной жизнью. Осанистый, несмотря на мягкий домашний костюм, он саркастично улыбнулся поздней гостье.

— Ниночка, золотце! Откуда ты, прелестное создание? — Хозяин кивком отослал явного домоправителя с глаз долой и шагнул приложиться к руке гостьи. — Прошу, прошу, любовь всей моей жизни! Надолго ли в мой бедный шалашик, любезнейшая? А давай-ка я проведу тебя в одно уютное помещение, где мы сможем насладиться бальзамом для души и для горлышка… Нина, я очарован! Ты до сих пор… пленительна!

— Демьян, заткнись, — бесстрастно сказал Нина Григорьевна. — Я приехала выяснить два факта и не собираюсь оставаться больше необходимого в твоей затхлой берлоге! — Последнее она чуть не выплюнула.

И, кажется, попала в слабое место, впрочем, на что и рассчитывала: только что гостеприимный, хозяин немедленно обозлился, вскинулся, словно собираясь ударить. Но женщина резко подняла руку.

— Один вопрос, Демьян! Сколько лет твоему внуку?

Изумлённый, старик от неожиданного вопроса остолбенел, а потом осторожно ответил:

— Тридцать второй.

— То есть тридцати шести нет? — уточнила Нина Григорьевна, а потом с горечью, глядя ему в глаза, бросила: — Сволочи вы оба!

— Нина, прекрати! Что произошло? — рявкнул Демьян.

— А то ты не знаешь, — сквозь зубы процедила женщина. — Твой внук нарушил все правила! Ему нет тридцати шести, а он вовсю использует наши знания! Почему ты так рано ему всё передал?! Я буду вынуждена рассказать о нём!

— Парень живёт в своё удовольствие — и больше ничего! — рассердился Демьян. — И ничего особого в его способностях нет! Я не передавал ему ничего! Я чту наши законы!

— Ты-то, может, и чтишь… — тяжело сказала Нина Григорьевна. — А вот твой внук шагает по всему человеческому легко и без проблем, как говорят нынешние детки. Демьян, ты в курсе, что он использует заклятие «раба»?

— Что-о… — Дыхание у старика перехватило. Ему пришлось некоторое время сглатывать слюну, чтобы расслабить горло. — Не может быть…

— И использует его бездарно плохо! Грубо, не заботясь о последствиях. Он давит на людей. Ломает их. Ты никогда не спрашивал у него, откуда у него такие деньги? Твой внук — грабитель и убийца!

— Ты клевещешь на него! — прошипел старик, но в глазах плескался ужас.

— Демьян… — Она облизала губы, успокаиваясь. — Где твоя книга?

— Где моя книга — тебя беспокоить не должно! Следи лучше за тем, где находится твоя! — по инерции начал он высокомерно и вдруг понял подоплёку вопроса. И чуть не шёпотом попросил: — Нина, подожди немного. Я посмотрю. Я только посмотрю…

И торопливо зашаркал в глубину зала, после чего скрылся за одной из двух дверей.

Нина Григорьевна огляделась и устало опустилась в одно из кресел при лестнице. Чёртовы Демьяны… Вечно их род в чём-то, да напортачит. Исправляй потом… Даже сейчас, ничего не зная, она была на все сто уверена, что Демьян-старший родовой книги, передаваемой в их семье от деда к внуку, не найдёт.

В уме она уже перебирала всех тех, кому должна позвонить или так или иначе известить о том, что происходит в городе. Сбивало с мысли только одно — масштаб происходящего. Она ёжилась, когда представляла, что придётся сделать, чтобы остановить зарвавшегося молодчика.

Демьян-старший возвращался вяло, в глубокой задумчивости. По его общему состоянию Нина Григорьевна без труда поняла: рукописной книги на месте нет.

Когда хозяин дома, угрюмый и постепенно наполняющийся ощутимой злобой, приблизился, она единственно попеняла ему:

— Не забудь, ты первым нарушил правило: нельзя оставаться в городе с внуками. Вот и поплатились мы все.

— Что это значит — все? — резко спросил Демьян-старший.

— На твоего внука наткнулись трое ребят. Все они внуки нашего Круга. Сила начала пробуждаться, когда они начали сопротивляться ему. Теперь, даже если бы я и не захотела, придётся вызывать всех.

— Подождать не получится? — тяжело спросил Демьян.

— Нет. Молодёжь ничего не знает, но поняла, что твой внук… — Она заколебалась, а потом твёрдо сказала: — Что твой внук настолько страшен, что они, кажется, будут противостоять ему. Пока в городе не разразилась настоящая война, я уже сегодня буду собирать Круг.

Старик ссутулился и закрыл лицо ладонями. Но дышал он достаточно спокойно, хоть и чуть учащённо, и Нина Григорьевна поняла, что он лихорадочно раздумывает, либо как уговорить её не сообщать сразу остальным о происшествии, либо как изменить ситуацию, чтобы не вызывать.

— Ты говоришь, — выпрямился он, — что не надо было оставаться рядом с внуком. А ты сама? Что ты делаешь сама здесь? Откуда ты узнала, что мой внук…

— Я приехала, как только узнала, что в доме моих внуков несчастье! — резко сказала женщина. — И только сейчас я поняла, что это несчастье не из разряда обычных человеческих болезней… Демьян, мой старший внук запечатан твоим вражиной!

Старик раскрывал рот, словно задыхаясь и со свистом втягивая воздух.

— Нина, не может быть! Такого точно не может быть! Нина…

— И в городе ещё двое запечатанных! — жёстко закончила она. — Не знаю, что сделает Круг, когда все узнают о том, что случилось, но я буду голосовать, чтобы твоего внука запечатали!

— Я съезжу к нему сегодня, — твёрдо сказал Демьян-старший, враз похудевший от страшной вести. — Я поговорю с ним, правда, Нина. Я поговорю!

— Знаешь, лучше не надо, — с горечью сказала женщина. — Не надо. Твой внук сейчас невменяем. Он поражён ядом заклятия. Он испорчен — ты ведь это прекрасно понимаешь. Вкус власти сладок. Но вкус вседозволенности ещё слаще. Книги твоей он тебе не отдаст. А если и отдаст, то она и впрямь ему не нужна — он выучил то, что легче всего, и научился выполнять заклятие быстро и грязно. Ты его сейчас ничем не убедишь. Он думает, что всемогущ. И прав. Для себя. Не ходи, Демьян. Лучше дождись, пока все наши будут здесь.

— Я позвоню ему, — неуверенно пробормотал старик.

— Как хочешь, — сказала Нина Григорьевна и встала. — Как хочешь. Но только не езди к нему. Не надо.

Проводил её к машине опять-таки домоправитель, вызванный Демьяном-старшим.

Сидя в машине, Нина Григорьевна смотрела на мелькающие в темноте тёплые жёлтые огоньки машин навстречу, потом на свет из окон, машинально застревала взглядом на разноцветье дорожной рекламы, светофоров и магазинных витрин… А внутри всё холодело, когда она думала о том, что Демьян-младший добрался до тех заклятий, что могут легко убивать на расстоянии. Силушки ему сейчас не занимать. Вот только использовать он её будет всем во вред.

Самое опасное на свете ощущение — это ощущение силы. Особенно, если его испытывает человек, подобный Демьяну-младшему. Человек, привыкший к лёгкости в исполнении своих желаний…

У нужного подъезда машина остановилась. Заранее расплатившись с водителем, Нина Григорьевна выждала, пока он обойдёт машину и поможет ей выйти. На улице накрапывал дождик. Не очень сильный, но довольно частый, чтобы в несколько шагов прохожий без зонта оказался бы промокшим напрочь. Нина Григорьевна быстро дошла до подъезда и, только было прошла мимо ссутулившейся на скамейке фигуры, как остановилась. Человек сидел, накинув капюшон, неподвижно, сложив руки на коленях, и будто философски наблюдал, как скрещенные пальцы мокнут и с кончиков мелкой струйкой течёт вода.

— Женя, ты ли? — удивилась Нина Григорьевна.

— О, Нина Григорьевна! — вскочил парень. — Я как-то не думал, что… — И он пожал плечами, с которых по груди немедленно потекли ручьи.

— Ты ж промокнешь! — ухватила она его за рукав, намереваясь затащить под козырёк подъезда. — Что ты здесь сидишь?

Он подчинился её руке и встал под светом подъездного фонаря. Лицо показалось из-под капюшона, а потом Женя и вовсе его откинул назад. Улыбался.

— Да я сам не знаю, чего сижу, — легко сказал он. — Напросился к Ирине на чай, а она сказала — ей некогда. Ну, а я… Домой неохота. Думал — посидеть немного, а потом пешком, чтобы время провести и сразу спать.

— А ты что же — один живёшь?

— Ну, да. Вы не беспокойтесь, Нина Григорьевна, я сейчас же домой пойду.

Но теперь насторожилась и женщина. Почему Ирина не пустила его в квартиру — понятно. Девочка не хочет, чтобы Женя видел её старшего брата в его плачевном состоянии. А вот сам Женя… Когда он отбросил капюшон, на скуле чётко обозначилась свежая ссадина. Откуда бы? Не схватились ли ребята с теми самыми загонщиками Демьяна-младшего? Порасспросить бы.

— Женя, зайди со мной! — скомандовала Нина Григорьевна. — Немного обсохнешь да и чаю попьёшь — отогреешься. Идём-идём, а то не дай Бог — простынешь.

— Но Ирина… — слабо воспротивился Женя.

— Давно зашла? — поинтересовалась женщина. — Примерно сколько времени назад?

— Ну, с полчаса, — нерешительно сказал Женя.

— Тогда идём, — велела она. — Девочка со всеми делами управиться успела. Ну?

И он снова нерешительно — мокрый же! — подал ей согнутую руку. Но довольная Нина Григорьевна тут же уцепилась за нею, только втихомолку пожалев, что мокреть пропитает куртку его и далее.

На своём этаже она позвонила и, чуть дверь открылась, весело сказала:

— А я не одна, Иришенька. Ну-ка, проводи нашего гостя в кухню. Надеюсь, на нас двоих чай найдётся.

Изумлённая внучка уставилась на неловко поглядывающего на неё Женю, который очень медленно стаскивал с себя куртку, то и дело застревая в рукавах, словно примериваясь, нельзя ли сбежать. Но Нина Григорьевна, которой внучка помогла снять верхнюю одежду и забрала трость, немедленно снова подхватила молодого человека под руку и повела на кухню, где и усадила за стол. Ирина молча поставила чайник. Только раз обиженно посмотрела на бабулю, которая нахально притащила парня в квартиру. Шустро, в несколько приёмов приготовила чай и сопутствующий десерт и только собралась было сбежать (Нина Григорьевна сразу приметила), как бабуля перехватила её движение и велела сесть. Пришлось девочке взять на себя обязанности хозяйки за чайным столом, тем более Нина Григорьевна спокойно сказала:

— Женя, а что с тобой стряслось? Вон какая царапина на щеке-то.

Внучка уставилась на парня, будто и не подозревала до сих пор о существовании ссадины. А может, и правда не видела? Возвращались-то они домой вечером — в темноте. Кстати, откуда возвращались — и сколько ребят провождало Иришку?

— Ну, я в секцию хожу, — смущённо сказал Женя. — А там без синяков и царапин нельзя. Не всегда удаётся от удара противника отделаться.

— Вон оно как, — с удовольствием сказала Нина Григорьевна и отпила чаю. — А вот скажи мне, Женя, почему мужчины так подраться любят?

— Всяко бывает, — откликнулся тот, явно стараясь ответить в тон. — Бывает, что движения не хватает.

— А зарядка, гимнастика всякая на что? — поддразнила женщина.

— Ну, зарядка — это, конечно, хорошо. Но она чаще как бы в воздух, а когда работаешь в спарринге с противником — это азарт и видимая цель. Ну и соревнование тоже много значит.

— То есть ты сегодня подрался? — не выдержала Ирина.

— Детки, я пойду в зале посижу. Позвонить мне надо. А вы сидите, поговорите немного, ладно? Иришенька, спасибо за чай. Не забудь обработать Жене царапину.

— Ну-у, — услышала она недовольное от парня, уходя, и усмехнулась. Что ж, как драться — так сразу, а как последствия целить — так не любят.

Она поднялась, с удовлетворением примечая, что они уже не видят её, занятые интересной для обоих беседой. В зале, где стояли её диван и кровать Ирины, Нина Григорьевна уселась на край дивана, под свет торшера и взялась за стационарный телефон. Многие из Круга не любили новинок, наподобие мобильных телефонов. Сейчас это было женщине на руку. Она положила на колени телефонный блокнот и принялась обзванивать всех, ставя на всякий случай, чтобы не забыть, галочку напротив имени того, до кого дозвонилась.

Начинала она всегда одинаково:

— Добрый вечер. Нина это. Я в городе со своими внуками. Созываю всех. Дело срочное, и отложить его никак нельзя. Демьян опять напортачил. Мне одной за ним не разгрести. Пострадали люди. И продолжают страдать. Как зовут твоего внука?

— Красимир, — отвечали на том конце провода и волновались: — Нина, с моим внуком всё в порядке?

— Он чувствует людей, которых попортил внук Демьяна.

— Завтра буду.

— … Как зовут твоего внука?

— Ярослав. Что с ним? Нина, не скрывай!

— Он видит людей, попорченных внуком Демьяна.

— Завтра буду.

— … Как зовут твоего внука?

— Нина, у меня внучка. Родители сообщили, что она заболела, но сказали, что тревожиться рано. Вроде она в больнице. И врачи пока ничего определённого о её болезни не сообщили. Как будет ясно, что с нею, — я обещала приехать.

— Приезжай. Она запечатана.

— Что?!

— Несовершеннолетний внук Демьяна дорвался до власти.

— Приеду!

— … Как зовут твоего внука?

— У меня двое. Леонид и Владимир. Что-то с ними?

— Пока, возможно, ничего, но у нас проблема. Демьян испортил внука. Тот стащил его книгу, использует сильные заклятия втихаря от деда.

— Приеду завтра.

— … Как зовут твоего внука?

Она обзвонила всех десятерых. И застыла на месте, ничего не понимая. Ещё раз заглянула в список двенадцати Круга. Нет, ни одного не пропустила.

Кто такой Женя? Никто из волхвов не назвал этого имени.

Но парень явно владеет силой, если смотрит в глаза Демьяна, не уступая.

Обычно старшие волхвы приступали к обучению своих внуков за три года до совершеннолетия — до тридцати шести лет. Считалось, молодёжь к этому времени набрала опыт жизни в социуме и вошла в силу, чтобы принять дар, которым принято делиться с внуками именно в этом возрасте. Демьян поступился обычаем не жить рядом с внуком, давая тому соблазн наткнуться однажды на то, что ему рано принимать. Грязь, которой становился Демьян-младший, разрасталась. Когда он нечаянно встречал в городе внуков остальных волхвов, он мог нажимать на них. Они защищались, сами того не понимая — прибегая к силе прошлого. А он, имея тетрадь деда, учился снимать сопротивление. И просто-напросто запечатывал ребят. Закрывал им сознание, заставляя блуждать в темноте других, неведомых миров…

Нина Григорьевна повернула голову, будто услышала зов, взглянула на дверь в комнату старшего внука. Она-то думала… И гадала ведь, «смотрела» по линиям судьбы. А он в этом время… На человека без сознания не погадаешь…

Усилием воли она заставила себя вернуться к главному вопросу. Кто такой Женя? Нет, она слышала, что сейчас многие люди пытаются развивать в себе силу, но… Она не верила, что может быть такое совпадение.

Прислушавшись, она поняла, что на кухне передвигаются, застучав, стулья. Видимо, Женя всё-таки собрался уходить. Возможно, он не будет против, если бабуля Ирины тоже проводит его?

— Что, Женечка, уходишь? — уже в прихожей, улыбаясь, спросила Нина Григорьевна. — Высох ли хоть?

— И высох, и согрелся, — улыбнулся Женя. — Честно говоря, я рад, что вы меня затащили. Я б сейчас домой пришёл — не знал бы, чем заняться. А так хоть поболтали немного. Ирина, спасибо за чай.

— Да ладно, — легко сказала девочка, а щёки у самой горят.

Воспользовавшись моментом, Нина Григорьевна так же легко и участливо, как позволено пожилым людям, спросила:

— Женя, а что — дома-то ты один, а в городе кто из родни есть?

— Родители и сестрёнка. — Кажется, Женя смирился с тем, что она расспрашивает его по обычаю пенсионерок о том, что ей в первую очередь интересно. Значит, можно спросить напрямую.

— А дедушки с бабушками есть?

— Есть. Мамины родственники живут в соседнем городе. А из папиных только дед остался. Он в деревню уехал. Мы его уговаривали в городе остаться. Но не захотел. Иногда ездим к нему — у него свой дом.

— А чем он занимался? Ну, до пенсии?

— Думаете — знакомый? — улыбнулся парень. — Вряд ли. Он одно время в научном городке жил, в закрытом. А как вышел на пенсию — сюда переехал. А потом в деревню.

«Значит, осталось выяснить, чем занимались родители матери», — про себя вздохнула Нина Григорьевна.

Внучка закрыла за Женей дверь, но почему-то застыла, словно собираясь стоять здесь, в тесной прихожей, неопределённо долго. И вдруг рывком стащила с полки над вешалкой шаль, схватила зонт и обернулась:

— Бабуля, я быстро! Там же дождь! А он без зонта!

— Беги-беги, — одобрила Нина Григорьевна.

Дверь хлопнула, а женщина задумчиво побрела в комнату старшего внука. Села напротив, на его кровать… Темно здесь. Ночник только усугубляет впечатление тёмной пещеры… Постричь бы его. Пшенично-светлые пряди, любовно расчёсанные Иришкой, волнами спускались с обеих сторон бесстрастного лица внука, глаза закрыты… Женщина рассеянно сжала прохладную ладонь, вяло лежавшую на подлокотнике. Думалось так же, рассеянно.

За Ярославом внучка не побежала бы вдогонку.

Ярослав и Красимир. Теперь она смотрела на парней другими глазами… Завтра приедут старшие. Будут всем Кругом решать, как остановить Демьяна-младшего, как выручить запечатанных. Потом уедут. Не все. Половина Круга останется. Останутся старшие Ярослава, Красимира — всех тех, чья сила проснулась раньше обычного срока. И, возможно, запечатанных. Старшим придётся необычно рано заняться пробуждённой не вовремя и грубо силой внуков.

А ей, вызвавшей их, ко всему прочему придётся съездить к старшим Жени, чтобы понять, не ветвь ли он одного из Круга, пробудившаяся странно и непонятно.

10

Одиночество Женя любил. Но чувствовал его иногда излишним. Будто ограничение активной жизни. А ограничений он не терпел. Он не понимал, как можно закрыть себя наушниками, когда идёшь по городу. Сунуть себя в звуковую клетку, которая не даёт услышать город. Задаёт — нет, навязывает! — настроение, хотя оно может быть другим, более любопытным. Или не понимал, как можно ехать в общественном транспорте, играя во что-нибудь: исключить себя из жизни множества неповторимых ситуаций и эпизодов — мотаясь по замкнутому пространству одних и тех же сцен. Иногда он усмехался над собой. А если он не желает рамок всего лишь потому, что художник? И лишь ему нравится видеть и слышать мир в мимолётных эпизодах и красках? Быть частью этого мира, а не отгораживаться от него в повторяющейся однотипности?

Когда Ирина не пустила его в дом, сказав, что некогда, он уважил её решение. В конце концов, кто он такой, чтобы напрашиваться на чай, будучи знакомым с нею всего несколько дней? Но ощущение, что одиночество начинается слишком рано, заставило его сесть на скамью у её подъезда и сначала задуматься, а потом и вовсе рассеянно поплыть по лабиринтам мыслей и воспоминаний. Пока не пришла Нина Григорьевна, благодаря которой он выяснил, что сидит под плотным дождём.

Он был удивлён, что бабуля Ирины пригласила его зайти. Понял, что удивилась Ирина, встретившая его чуть не в штыки, но потом… Чай и правда оказался горячим, а затем растаяла и девушка. Довольно осторожно протёрла ему царапину чем-то, что не так уж и щипало, хотя он напрягся в ожидании сильного ожога, как от йода. Потом они неплохо поговорили — и Женя первым уловил момент, когда пора уходить. И поразился, поймав беглое, плохо спрятанное сожаление Ирины, что он уходит. Пока выходили из кухни, он всё думал, какие домашние дела могли держать её дома каждые три часа. Именно каждые три — сказала она, когда он предложил опять встретиться завтра на Арбате. Может, она возится с сушёными травами? Ну, перебирает их, упаковывает… Придумав ей причину, он перестал заморачиваться странным требованием.

А потом она поймала его, когда он тянулся открыть подъездную дверь. Бежала по лестнице, наверное на каждом пролёте свешиваясь и сторожа его. Когда лифт остановился, а он оказался у лестницы, она позвала, прося подождать. Ему понравилось, какой она сбежала по последним ступеням лестницы — взъерошенной, с какой-то длиннющей и тяжёлой шалью на плечах, и сразу протянула ему зонт. Сказала, что бабушка напомнила — на улице дождь. И они стояли в сыроватом подъезде, у холодной батареи, болтали ещё довольно долго.

Шлёпая постепенно промокающими кроссовками по тощим поблёскивающим лужам пешеходной дорожки, неся старый, тяжёлый от рассыпающегося по нему шелеста зонт, Женя заметил, что машинально улыбается. Хм… День прожит не зря. Детектив, интрига, боевик, мистика и мирное чаепитие под конец — насыщенность чувствовалась приличная. Впрочем, чаепитие входит в цепочку событий, которые ещё не закончились. Сейчас он придёт домой и всё же соберётся с силами написать портрет Ирины. Тот самый — с внутренней сутью. До сих пор он всё откладывал. Словно что-то не давало ему подступиться к этой работе, но сейчас…

Он шагнул за угол дома — и вздрогнул, едва не споткнувшись и сразу зажмурившись. В привычной темноте будто две бесшумные гранаты ослепительно взорвались в нескольких шагах от него. Что это машинные фары — дошло не сразу.

Но глаза распахнул секунды две спустя. Ещё слепой, тем же белым светом, режущим глаз, пойманный в мутный капкан из света и тусклых теней, Женя тем не менее сгруппировался так, чтобы сразу реагировать на любое враждебное движение. Мельком пожалел, что зонт в руках, и тут же сложил его — уже благодарный Ирине, что заставила в подъезде несколько раз проделать это движение.

Почему-то он быстро сообразил, чья это машина.

В мути впереди замельтешила неясная фигурка, визгливый голосок проверещал:

— Эй, ты! Иди сюда! Поговорить!

«Иди сюда». Он сразу представил, как Демьян будет сидеть в машине, по-барски разговаривая с ним. А он, Женя чуть не раболепно согнётся, чтобы расслышать, что именно ему говорят, и будет унизительно мокнуть под дождём… Помахивая «дубинкой» зонта, подвешенного за шнурок на кисть, и постукивая ею по ноге, он лениво отозвался:

— Демьяну надо, пусть и тащится сюда.

Смутная фигурка растаяла в ярком свете. Послышались негромкие переговоры. Свет фар померк, стал как-то даже уютней, если это только возможно в промозглую погоду.

Женя покосился на угол дома. Чёрт, место неудобное. Пока там, за завесой света и теней, совещались, он быстро шагнул ближе к стене дома. Торец здесь глухой, без окон. Но это ничего. Хоть что-то за спиной… И сумел усмехнуться. А здесь, оказывается, подветренная сторона! Дождя меньше. Только брызги долетают. Если Демьян встанет напротив, дождь весь его будет.

Свет фар исказился, его уродливо разорвало в стороны. Демьян шагнул из света — позади него торопился кто-то из его свиты, трепетно держа над ним огромный зонт. Женя чуть тряхнул кистью. Нагревшийся браслет поёрзал на коже, и Женя успокоился, почувствовав его. Мало ли кто с Демьяном. А вдруг — упырь?

Если в театре из-за костюма Демьян казался вальяжно полным, раскормленным, то сейчас, в полупромокшем трикотажном костюме, выглядел довольно поджарым, разве что в покатых плечах то ли жирноват, то ли накачан.

— Поговорим? — недовольно спросил Демьян.

Женя ещё больше расслабился, одновременно цепко вслушиваясь в происходящее.

— Начинай, — предложил он, всё так же лениво постукивая сложенным зонтом по бедру. Мимоходом вспомнилась трость Нины Григорьевны, что заставило его улыбнуться.

Кажется, Демьяну эта улыбка не понравилась. Он тут же недовольно сморщился.

— Разговор будет коротким, — заявил он. — Сюда ты больше не придёшь. Понял?

— Нет, — сказал Женя и выждал, каким будет продолжение. Продолжения не последовало: Демьян смотрел на него сверху вниз, будто здоровый пёс на уличного задиристого кота, которого вроде и опасаться нечего, но — ведь когти! Кота можно придушить, убить, но пару раз от него по морде когтистой лапой точно получишь. Поэтому Женя добавил: — Объяснись, с чего это я сюда больше не приду. Мне любопытно.

— Ирка моя, — спокойно сказал Демьян. — Моя штучка. И не фиг тут всяким шляться к ней, с толку девку сбивать. Теперь ясно?

— Ясно. — Женя некоторое время смотрел на него, слабо ухмыляясь, и предложил: — Ну, что? По-пацански вопрос решим? Или ты как? На такое не ведёшься?

— Ты… это серьёзно? — медленно сказал Демьян.

— А что такого я сказал? — удивился Женя. — По мне, так Ирина пока ещё не определилась с выбором. Можем решить по-своему. Между собой. Ну?

— Не тот у тебя уровень, чтобы мне лично с тобой разбираться, — высокомерно сказал Демьян. — С такими, как ты… разве моих шавок на тебя натравить?

— Мила-ай, — насмешливо протянул Женя, — а не боишься? Шавок твоих раскидаю — ты следующим будешь?

Он смотрел на этого громилу, за которым прятался один из тех, кого Демьян пренебрежительно обозвал шавкой, и почему не ощущал ни малейшего страха. Причём впечатление пришло пару секунд назад — и он как-то его здорово прочувствовал. Ну, то, что бояться нечего. Как будто подошли свои ребята и встали за спиной. И всё. Не один.

Настойчиво смотревший в его глаза Демьян вдруг вскинул голову и огляделся.

— Ладно, — с угрозой сказал он, — поговорим ещё.

И ушёл, сопровождаемый шавкой, семенившей рядом мелким шажочком, всё ещё держа раскрытый над ним зонт.

Женя так удивился, что только проводил глазами проехавший мимо него джип.

А спустя минуту удивился ещё раз. От дороги перед домом вкрадчиво выехала ещё одна машина. Остановилась рядом. Дверца открылась.

— Женька! Садись!

— Никита? — поразился Женя и поспешил к нему. Сел рядом и оглянулся на сидящих сзади. — Опа… А вы откуда здесь?

— Красимиру скажи спасибо, — недовольно отозвался Ярослав. — Он такие вещи на раз чует.

— Не понял, — снова повинился Женя. — Какие вещи?

— После встречи с Демьяном я чую всё, что с друзьями происходит, хорошего или плохого, — неохотно сказал Красимир. — Иногда стоит перед глазами, что вот этому помощь нужна, — я и бегу к нему или звоню. А мы тут рядом были, болтали… Ну, я и сказал, что ты здесь, у дома Ирины. И какая-то опасность.

— А что ты тут делал? — спросил Ярослав.

— Да ничего, — пожал плечами Женя. — Проводил Ирину, она меня чаем угостила. Потом вышел и наткнулся на Демьяна.

— А Нина Григорьевна дома?

— Дома.

Ярослав с каким-то облегчением откинулся на спинку сиденья и больше ни о чём не спрашивал. Впрочем, больше никто и не разговаривал. Никита сказал, что развезёт всех по домам, и сразу же осведомился, не надо ли за кем завтра утром заехать, чтобы отвезти на Арбат. Пассажиры не отказались, а Женя сказал:

— За мной не надо. Я на своей приеду.

Его высадили первым — у подъезда дома.

В лифте Женя пришёл к выводу, что он постепенно тоже начинает развивать свои способности: почуял же он, что ребята рядом. Теперь понятно это чувство защищённости.

На своём этаже вышел насторожённо, но никого не увидел. И, только вставляя ключ в замочную скважину, вспомнил: а ведь Демьян тоже почуял ребят, хотя машина Никиты пряталась у первого подъезда. Поэтому он и удалился — с достоинством, пока не погнали… Надо взять на заметку.

И снова не сумел заставить себя написать Ирину. Демьян перебил желание.

Покружившись по комнатам, Женя швырнул лист на стол и схватил карандаш.

Будто выпал в странное место, где мозги разжижаются, а рука с карандашом работает сама по себе. Причём он видел возникающие линии, слышал даже треск разок, когда порвал бумагу, слишком сильно нажав грифелем в паре мест… Но единого целого не видел. Полное впечатление, что он бродит где-то в странной метели, от которой пропадает чувствительность кожи… Пальцы расслабились. Карандаш выпал и с сухим стуком улетел куда-то на пол…

Женя зажмурился. Глаза болели так, словно он выстоял пару минут на сухом и пыльном ветру. Аж горели…

— Надо бы потренироваться, — пробормотал он, — делать то же самое, но чтобы полный контроль оставался… Ну-ка, что там у меня.

Он склонился, опираясь на стол, над листом. Затаил дыхание.

Ожидал многого, но такого…

Медведь. Не портрет получился, а рисунок. Жанровый. Или иллюстрация.

Если портреты Волка Красимира или Змея Ярослава были именно портретами, то это…

Медведь явно был бешеным. Он орал, чуть не выворачивая оскаленную пасть, из которой, падая ошметьями, тянулась белая пена, и размахивал лапами со страшными когтями. Белые глаза, полные сумасшедшей злобы, вылупились с рисунка, чуть не выпрыгивая из глазниц… Когда Женя пришёл в себя от страшноватого образа Демьяна, он подтащил к столу стул, сел и снова уставился на портрет.

— Нет, не понимаю, — прошептал он. — Что-то в этом есть, но… Может, Демьян, в отличие от Ярослава и Красимира, какой-то порченый? Они владеют какими-то способностями, пусть маленькими, но их внутренняя суть на портретах спокойная… Что с Демьяном? Или сила, которой он давит людей, так в нём самом бушует?

Так и не придя ни к какому ответу на собственные вопросы, он напомнил себе, что завтра с утра на Арбат, а потому неплохо бы выспаться… Спохватившись, взялся за сумку, которая всё это время провалялась в машине Никиты и которую Никита ему отдал перед отъездом. Вывалив её содержимое на стол, Женя быстро перебрал листы. Портрета Ирины не нашёл. Задумался. Может, она сама забрала?

Не проблема. Завтра он опять начнёт день на Арбате с её портрета.

Успокоившись на этом, он пошёл в ванную комнату и привёл себя в порядок перед сном… Перед тем как залечь, на сон грядущий приоткрыл форточку и уснул.

… Он дёрнул руками. Слишком плотно связаны. До боли. По горячим волнам воздуха, которые изредка веяли вокруг него, сообразил, что его поставили на колени перед костром. Приходилось узнавать реальность только на слух и по ощущениям: глаза-то завязаны. Ещё слышался плеск близкого ручья. Где-то, ещё дальше, звонко распевала птаха… Под тяжёлой ногой идущего к нему скрипели песок и мелкий камень. Шаги затихли напротив.

— Ну что, супостат, поохотился на свою голову? Разве не было говорено тебе, что в священных угодьях волхвов никакой охоты не должно быть? Вот и подставляй чело теперь под удар Круга, да не ной, что не ведал о том. Аль и в самом деле не ведал?

— Ведал, — хмуро откликнулся он.

— Демьян! — окликнули издали. — Чего ты там с ним возишься? Пора б уже к Кругу!

Связанный охотник чувствовал этого Демьяна — перед ним стоял богатырь широкой кости, настоящий медведь, и силой от него тянуло немеряной. И злобой, против него направленной. И так хорошо всё чуял, что успел сжаться за миг до удара, который обрушил Демьян на него. Пнул тот умело — под дых. Задохнувшись от выбитого воздуха, от боли, охотник упал набок и скорчился на месте, пытаясь продышаться. Руки немилосердно зажало — от перевязанных тянулась к каменному столбу ременная петля, на которой теперь и повисло тело упавшего, выламывая руки.

Сидеть на коленях унизительно. Но ещё хуже валяться беспомощным недобитком. Охотник собрался с силами, чтобы снова сесть на колени. Затих, изо всех сил вслушиваясь в пространство перед собой. Ушёл Демьян. Небось, к капищу направился. Небось, будут песнопениями заниматься во славу своих богов.

Охотник сглотнул скудную слюну. Пить хочется.

А его здесь бросили. Накажут потом.

Бежать бы надо. Но как?

— Святобору, хозяину мой, — зашевелил вялыми губами охотник, — помоги мне…

Бог поможет. Но если и сам сумеешь не сплоховать. На каждое действие откликнется, лишь бы двигался.

Прижавшись спиной и всеми стопами к каменному столбу, охотник сумел повернуть голову так, чтобы потереться щекой о шершавую поверхность камня. Дрогнул нос. Вот она — выдубленная петля. Осторожно скользнув щекой, охотник поймал губами вервь. Высидел немного, прислушиваясь к происходящему. Вроде тихо. Подвигав губами, вцепился в ремень зубами и с трудом принялся перегрызать его.

На посмешище, небось, выставить хотели. К позорному столбу, небось, привести хотели. Чтобы вся деревня видела ослушника.

А вот как на священных землях разок не поохотиться?

Елени здесь непуганые кормятся, а какие жирные! А всё потому, что никто не осмеливается сюда заходить. Богов волховских боятся. Принести одного такого жирного — три семьи с месяц жить сытно будут, долго протянут на одном только жидком вареве с мясными кусочками…

Ремень дёрнулся, а руки ослабели так резко, что охотник не удержал равновесия и снова свалился, чуть не ударившись головой… Полежал, тая дыхание: а вот услышат-то? Снова сел, уже свободней. Тихо вокруг. Встал и, крепко изогнувшись, перевёл связанные руки вперёд. Посидел, ссутулившись, и снова вцепился зубами в узел на руках. Этакой-то верви ему не перегрызть, а вот узел здесь толстый, хороший, чтобы развязать суметь… Чуть верхний зуб не сломал, пока тащил один виток. Но ничего, Святобор и впрямь помог своему охотнику.

А вот с повязкой на глазах беда… Пропитали хитрые волхвы повязку чем-то клейким — не сдерёшь, разве что с кожей вместе… «Ничё, — буркнул охотник про себя. — И мы не лыком шиты… Святобору, помогай! Жертву тебе дам погуще, как выберусь…»

Первым делом охотник нащупал каменный столб, к которому только что был привязан. Ага. Сидел он спиной к нему. Только вот… Не отошёл ли в сторону? Нет, он сидел между столбом и костром. И огонь — вот он. Охотник протянул руку — и пламя обожгло кожу. Всё правильно — выдохнул охотник с облегчением. Значит, идти подальше от того места, куда ушёл волхв Демьян, — это идти в противоположную сторону от столба каменного.

Будучи и так невысоким, охотник ссутулился и, через пяток-другой шагов непрестанно напоминая богу Святобору, что нуждается в помощи, осторожно двинулся вокруг столба, а дальше и за столб. Насторожённо нащупывая поверхность земли ногой, он сожалел лишь об одном: заповедные места с еленями выучил неплохо, а вот место обитания волхвов не удосужился припомнить, где да как всё у них расположено. Пока он твёрдо знал, что идёт по выложенной мелким камнем тропинке.

— Ты хроменький? — звонко спросили чуть справа.

У него от этой звонкости сердце чуть не оборвалось. Прибегут же!

— Нет, не хроменький, — ответил он.

— Глаза болят, да? — уже участливо спросили ближе. — Пойдём, я тебя провожу.

Горячая маленькая ладошка ухватила ладонь охотника.

— Мне в деревню бы, — торопливо попросил он.

— А я знаю, где это! — звонко сообщил голосишко, и его руку потянули куда-то вперёд. Поскольку эта тяга соответствовала пока нужному направлению, он подчинился.

Девочка шла рядом, болтая с удовольствием, потому что надо было заботливо объяснять слепенькому бедолаге, где какие преграды и препятствия. Вот, например, ручей перейти здесь можно, если сделать широкий шаг. А вот здесь осыпь каменистая, на ней, не ровен час, и поскользнуться можно…

— А чья ты? — Охотник проглотил окончание реплики: не здешняя ли? Поскольку последнее и так ясно.

— А ведуньи Рады дочь, — беззаботно отозвался ребёнок. — Имени нет ещё, а прозванье — Агния.

— А что так прозвали-то?

— А волосы мои как у светлого огня. А ты как прозываешься?

— Живко, — соврал он. Расскажет ещё дитя неразумное, как провожало пойманного волхвами охотника. И девчушке попадёт, и его быстро найдут.

— А почему ты, Живко, тряпочки не снимешь? Глазки заболят?

— Да не знаю я, как снимать их!

— Ой, а я знаю! А ты сядь-ко вот здесь, где дерево срублено. На пень этот. Во-от. И сиди. А я сниму тебе тряпочки.

Охотник сидел, чувствовал, как крохотные ручонки копошатся, снимая волховскую повязку, и напряжённо ждал, что вот-вот кто-то из взрослых волхвов подойдёт да прикрикнет на малявку, а его самого за шкирку потащит назад для наказания.

… Женя выбирался из яркого сна долго, рывками. А когда проснулся, сообразил, что зря. Сонное состояние быстро пропало. Слишком бодрое настроение заставило пойти на кухню, чтобы выпить воды, что иногда помогало снова заснуть. А здесь, на кухне, уже попытался разобрать свой сон по косточкам. Он не большой мастак растолковывать сны. Но в сегодняшнем есть общие для всех снов символы-элементы…

— Итак, у меня были закрыты глаза. Это что? Впечатление от сегодняшнего вечера, когда меня фарами ослепили? Повязка тоже… Ну, что в живот получил — тоже понятно.

Он немедленно вспомнил охоту на загонщиков, вспомнил, как схватили их, чтобы отнять хотя бы у одного личные вещи для Ирининого гадания. Подраться пришлось не на шутку. Думали одного в подсобку затащить, а получилось — втащили двоих. Драчка та ещё была… Задумчиво поднёс стакан с водой к губам. Машинально потрогал царапину на скуле. Не хило ему врезали тогда…

Нет, в памяти, как ни странно, элементы сна отчётливы, хотя обычно бывает наоборот. Костёр. Каменный столб за спиной. Он на коленях. Как это всё понимать? Неужели всё, что с ним сегодня было, отразилось во сне? Нет, костра он не помнит. Разве что опять вспомнить обжигающе мощный свет фар? Каменный столб — это камни на Арбате. Демьян во сне стукнул его. Реальный Демьян тоже не отказался бы и не только стукнуть… Нет, непонятно, как прочитать этот быстрый, но очень логичный сон.

Женя решил, что он слишком зацикливается на том, что сон подчинён сегодняшним событиям. Возможно, в этом сновидении отразился целый винегрет впечатлений последних дней, причём — в очень необычной форме.

— Спать, — пробормотал он и вздохнул. — Спать — и никаких…

Он снова уснул, постаравшись перед уходом во тьму вызвать перед глазами образ Ирины. Он думал абстрактно, но Ирина появилась перед ним той, что была в подъезде, — с шалью на плечах…

А потом она исчезла — и снова перед глазами всё закрутилась. В полутёмных коридорах-переходах двигались какие-то люди, в которых он только было начинать узнавать знакомые черты, а люди вдруг уходили… Совсем уж мельком видел высокий, вытесанный камень, на котором начертано было имя Святобора — во сне он вспомнил, что это славянский бог, покровитель охотников. Видел себя (со стороны?) одетым в светлые длинные одежды и явно правящим перед камнем какой-то обряд — в одиночку… И, перед тем как совсем уж уйти в глубины сна, Женя поймал мысль о том, что так и не узнал, успела ли та девчушка размотать тряпки на его глазах…

Утром он проснулся необычно активным. Быстро пришёл в себя, быстро позавтракал. И так поспешно побежал в мастерскую, словно боялся, что больше туда не попадёт. Истратил последние акварельные листы, быстро и лихорадочно зарисовывая всё то, что видел в первом сне.

А когда лихорадка закончилась, он пожал плечами и быстро набросал портрет Ирины. Отошёл, поставив его на мольберт. Кивнул.

— Будешь встречать меня каждый раз, когда вернусь домой, — предупредил он портрет.

А через полчаса он подъехал к её подъезду и позвонил по мобильному.

— Привет. Я здесь. Ты готова?

— Привет, — сказал в ухо мягкий голос. — Мне не хватило пяти минут.

— Буду считать по секундной стрелке.

— Скупердяй, — смешливо сказала она и отключилась.

Пока Ирина занималась своими домашними делами, Женя обзвонил тех, кто был в курсе вчерашних приключений. Или лучше сказать — злоключений?

— Да, я буду на Арбате, — сказал Красимир. — Мне понравилось. Ждать не надо. Они на тебя как на наживку летят.

— Буду, — хмуро сказал Ярослав. — С тобой и правда быстрей.

— Будем, — сказал Никита. — Макс уже в моей машине. Приедем чуть раньше твоего.

Убрав телефон, он скривил губы в улыбке.

Он охотник. Это ему нравится. Может, охотник во сне как раз и был впечатлением его собственного состояния? А слепой… Ну, это понятно: он же рисует упырей, почти не видя их. По инерции. В том трансе, когда не видит, что во всех смыслах творит его рабочая рука… Поэтому он охотник со повязкой на глазах.

11

Ирина никогда не считала себя излишне домашней или консервативной. Могла и поэкспериментировать с чем-нибудь. Не отказывалась влипнуть и в авантюру, если рациональная сторона её характера позволяла и не предупреждала, что приключение впоследствии чревато стыдом за него или ненужной опасностью. Но чтобы так… Парни, кажется, слишком увлеклись охотой. Уже на месте, когда она сидела на камне, а Женя готовился к первому рисунку, Красимир предложил:

— А если тебе снять браслет, но надеть очки — интересно, упыри пойдут к тебе?

— Очки, вообще-то, у меня с собой, — задумчиво сказал Женя.

— А как ты будешь меня?.. — растерялась Ирина.

— Ну, мы только попробуем, — оживился Женя. — Пока народу мало — мы ведь рано пришли. Красимир, тогда ещё одно нововведение: не уходите с Ярославом далеко. Что вам поджидать их издалека, когда они все сюда пойдут? На той стороне как раз последние торговые палатки. Как только появится упырь — тащите его туда. Никита с Максом помогут, если что…

Девушка тихонько вздохнула и, смотав косу в узел, закрепила её на затылке. Сегодня, кажется, сеанса позирования можно не ждать.

Но Женя напористо сказал:

— Пока они появятся, у меня есть полчаса.

И, повесив солнцезащитные очки на горловину тенниски, взялся за карандаш.

На этот раз целенаправленно переместились именно к этому месту — ближе к торговым палаткам. Здесь удобно втаскивать подозрительный народ в укромное местечко и налагать свою очистительную длань на лбы несчастных упырей. Макс и Никита устроились рядом, чтобы, в случае неповиновения, помогать уговаривать отмеченных Демьяном самим своим видом широкоплечих молодцев.

Ирина вздохнула. По дороге сюда Женя спокойно сказал, что вчера ребята проследили, как из джипа Демьяна выходили те бедолаги, которых он отметил. Парни исподтишка наблюдали за ними из машины Никиты, узнавали их адреса: выходили следом за каждым, благо отмеченных было тоже четверо. А ещё чуть позже, совсем уж вечером, заявились к каждому и попробовали наложить ладонь на лоб. И теперь, уже сегодня, ребята ждут не дождутся сбегать к каждому «подшефному», чтобы узнать, сработало ли наложение ладоней, освободило ли оно бедолаг от власти Демьяна.

… Полчаса — это он сказал с большим запасом. Набрасывал линии, почти не глядя, будто наизусть. Ирине хотелось поговорить с ним, но пока она помалкивала. Сидела свободно, время от времени осматривалась. Интересно же… Столько людей! И всё прибывают. Благо сидела девушка внизу улицы, она наблюдала, как постепенно дорожные плиты исчезают под ногами самой настоящей толпы. А потом ещё одно развлечение: метрах в двадцати уселся аккордеонист, а спустя некоторое время на другой стороне улицы основательно устроилась целая музыкальная группа эстрадников: были расчехлены гитары, разложена барабанная установка, и скромно встало на ножки электропианино. Забывшись, Ирина улыбнулась: аккордеон как-то не «ругался» из-за присутствия эстрадных инструментов, хоть играли на нём не в лад с музыкантами.

Рядом Ярослав тихо сказал:

— Женя, очки…

Упырь, которого он выглядел, оказался парнишкой лет семнадцати. Обычный. Куртка нараспашку, футболка, джинсы, кроссовки. Незаметный. Только шёл он настолько целенаправленно, что Ирина даже затаила дыхание. Как он идёт? Чует ли, что впереди человек, который станет для него «донором», спасителем? Интуитивно ли? Видит ли?

Ребята переглянулись. Женя, быстро надевший очки да ещё ссутулившийся, глядя в землю, остался на месте. Макс, который работал с подругой — первой, рекламной, моделью, кивнул ей, предупреждённой, и быстро отошёл от мини-мольберта. Никита, который просто сидел — рано для желающих получить портрет, не спеша встал и пошёл в другую сторону. Красимир уже напрямую торопился за палатки. Туда же, но чуть поодаль, последовал Ярослав.

Ирина удержаться не смогла. Смотрела во все глаза, как к парнишке подошёл Макс и что-то сказал ему. Парнишка хотел было его обойти, но сзади к нему плотно встал Никита и подтолкнул к палаткам. «А ведь здесь легко и преступления совершать. Никто ничего и не заметит, если бандиты захотят спрятаться так, как ребята придумали», — мелькнула паническая мысль, и девушка с испугом взглянула на Женю, который то коротко скашивался в нужную сторону, то снова, опустив голову, смотрел на землю, на уличные плиты или на камни.

Все скрылись за палатками. Не прошло и минуты, как первым вышел парнишка и, не оборачиваясь, спокойно последовал вверх по улице, даже не повернув головы к Жене. Вышедшие оттуда же ребята молча наблюдали за ним, готовые, если что, преградить дорогу к художнику.

— Как быстро… — с восторгом сказала Ирина, едва Женя, сняв очки, взглянул на неё.

— И легко, — сквозь зубы процедил он. — И столько времени пропало зря…

Она резко опустила глаза, чтобы он не заметил, как её лицо изменилось. Она чувствовала, что не может улыбаться, что губы кривятся бесконтрольно зло: «Да, два с лишним года ты почти и не жил. Ты умирал, потому что тебя жрали упыри. А ты не мог им сопротивляться, пока не додумался до тёмных очков… И всё-таки ты жил. Ты злился и радовался. Переживал. Ты чувствовал. Ты помнишь эти дни и ночи, помнишь, что происходило с тобой. Это время не осталось для тебя вырванными из жизни страницами пустоты. Ты не остался вне этого времени… Ты это время прожил! Пусть прячась и скрываясь за стенами и за стёклами очков! А Гришка…»

До боли куснув губу, Ирина пришла в себя. Слух возвратился постепенно, как и способность видеть.

Женя, отвернувшись от неё, смотрел на палатки, откуда выходили, беседуя между собой его и её друзья.

Внезапно её взгляд застыл на его седоватых волосах. Седина виднелась сейчас, в ярком солнечном свете, отчётливо. Её снова поразила странная мысль: «А ведь я закончила первый курс, когда с Григорием стало плохо. А Женя одновременно со мной закончил последний — и упыри появились в его жизни почти сразу. В это же время я узнала, что умею гадать, а Женя узнал, что автописьмо может быть опасным. Это… совпадение? Нет? Спросить бы бабулю…»

Ярослав остановился, вынул мобильный и снова пошёл за остальными, но помедленней. Уже возле камней он закончил разговор и недовольно сказал:

— У нас перерыв ближе к двенадцати? Из дома позвонили. Что-то случилось. Хотят, чтобы я приехал к обеду.

Буквально сразу после его слов ожил мобильный Красимира. Выслушав звонившего и буркнув что-то нечленораздельное в трубку, он убрал её и пожал плечами, озадаченно глядя на Ярослава:

— Как сговорились… Мои тоже хотят, чтобы я приехал. Я сказал — буду в половине двенадцатого.

— Нормуль, — одобрил Никита. — Мы здесь всё равно до самого вечера не будем. Вас дождёмся. Ещё чуток поохотимся — и по домам.

Ирина удивлённо взглянула на свой мобильный. А ну как и ей бабуля позвонит?

Но бабуля не звонила.

За время до условленного перерыва поймали ещё пятерых… Ирина с каждым вновь появившимся упырём ощущала, как бьётся сердце от ужаса. Что вытворяет Демьян?! Что он делает?! Так легко манипулирует людьми, а тех, кто ему не нужен, превращает в мотающихся по земле несчастных, ищущих силы, для того чтобы жить… И ведь эти бедолаги ещё не все. Есть ведь те, кто идёт на Арбат со всех концов города…

— Вернись.

Она подняла глаза. Женя сидел спокойный и смотрел на неё выжидательно. Очки он давно снял, и его зеленоватые глаза всматривались в неё так, словно он хотел разгадать её потаённые мысли.

— Ты как-то… ушла. Я писал одну, а сейчас передо мной другая. Вернись.

— Извини. Задумалась.

— Поговорим? — предложил он, снова приглядываясь к листу с портретом, а потом и к ней самой. — Расслабишься.

— Почему ты рисуешь только меня?

— Чтобы другие не сели. И… мне нравится, — улыбнулся он. А потом ухмыльнулся. — Мне всё кажется, что я вот-вот подберусь к тебе настоящей. Ну, так что? Поговорим, пока остальных нет?

— Я думала — мы уже…

— Нет. Меня кое-что интересует. Если ты не хочешь говорить, скажи сразу.

— Хм. Умеешь заинтриговать. О чём же ты хочешь поговорить таком, что я могу отказаться ответить тебе?

— Как и когда ты узнала о Демьяне? По встрече в театре я понял — вы знакомы.

— Ну, тут целая цепочка. Когда Ярослав увидел Красимира в нашей фитоаптеке (а тот пришёл на следующий день поблагодарить бабулю), они познакомились, не зная, что оба пострадали от Демьяна. Ну, подружились. Мы стали вместе гулять. Пошли однажды на набережную и встретили Демьяна. Оба обозлились, когда его узнали, но в то же время старались быть при нём ниже травы, тише воды. Я так удивилась — не знала же, из-за чего им плохо было. И они промолчали. Я ведь думала — избили их и всё. А потом оба встретились без меня — я была занята, и они поговорили между собой и выяснили, что оба попали на Демьяна. А потом сказали мне. Потом началось хуже. Куда бы я с ребятами ни пошла — везде был Демьян. Он как будто сам гадал на картах и всегда знал, где меня искать. Доводил меня так, что я чуть не орала на него. — Она криво усмехнулась. — Тем более после пары таких неожиданных встреч он предложил мне замуж. А я в ответ послала его куда подальше. От неожиданности же. А он… Он теперь как меня увидит, всё пристаёт с предложением. Лобызать мою ручку ему, видите ли, нравится. Я думаю, что он издевается, и сама огрызаюсь, когда могу.

— А как ребята узнали про упырей?

— Первым сказал Ярослав. Он сказал, что вокруг некоторых людей, редко-редко, но видит что-то вроде дымки. А потом, когда однажды ушли из фитоаптеки вдвоём, он показал Красимиру такого человека, а Красимир почуял запах мертвечины.

— А как освобождать упырей — придумала ты, — задумчиво закончил Женя. И уточнил: — Карты разложила. Ты часто карты раскладываешь именно для этого — узнать, что делать?

— Не всегда, но бывает. Бабуля научила.

— Ирина, откуда такая трость у Нины Григорьевны?

— Не знаю. Не спрашивала.

Женя неподвижно смотрел на неё, и девушка удивилась.

— Ты что?

— Мы вчера проследили за Демьяном. У него такая же трость, как у твоей бабули. Возит с собой в машине, но вышел вместе с нею. Значит, ты не знаешь. Любопытно.

Ирина уставилась на него, но он снова взялся за карандаш.

Больше они не говорили. Кажется, каждый получил свою долю информации, которую требовалось обдумать. А потом стало некогда. Ребята разбежались кто куда: кто в кафе — это из тех, кому далеко ехать домой; кто и впрямь домой. Женя в машину посадил не только Ирину, но и Красимира — некоторое время им по дороге было. Красимир и рассказал о пятерых упырях, пойманных всей их компанией.

А потом Женя подъехал к дому Ирины и договорился, когда за нею заезжать.

Бабули дома не было. Ирина немного удивилась, но хлопоты с Григорием заставили забыть о том, что бабуля всегда старается быть дома к воскресному обеду. Впрочем, фитоаптека по воскресеньям закрывалась рано, как и сам рынок, так что сегодня бабуля могла и забежать куда-нибудь.

Машинально выполняя привычные действия: заставляя Григория встать, пойти куда надо, сесть и начать есть с ложечки, потом гулять из комнаты в комнату, Ирина размышляла: спросить у бабули то, что спросил Женя? Ну, откуда у неё такая трость? И говорить ли ей, что у Демьяна такая же? Бабуля Демьяна в лицо не знает. И он тоже. Он мог увидеть эту трость, и она могла ему понравиться до такой степени, что он заказал её. Первая версия. Ирина усмехнулась. Детективщица. Вторая версия Ирине не понравилась. Он мог не только поставить рядом с фитоаптекой своих соглядатаев, но пару раз и сам постоять рядом. Увидел раритетную трость. Запомнил… А если трость не такая же? Сказал, например, ему один из боевиков, стороживших Ирину у фитоаптеки, что есть такая старушка, которая ходит с оригинальной тростью — с рукоятью в виде черепа, — он и заказал себе такую. Может, Женя видел другую трость? Похожую, но не такую же? Нет, Женя — художник. Если он сказал — такая же, значит, не ошибся.

Больше книг на сайте - Knigoed.net

Вышла она из квартиры заранее, благо дождя нет. Машина подъехала, как договаривались, и Женя сразу вышел открыть ей дверцу. Доехали до Арбата быстро — воскресенье же. Ребята уже были на месте. Ирина перехватила разочарованный взгляд Ярослава на себя. Удивилась. Но, когда тот глянул на Женю недовольно, поняла. Губы шевельнулись в намёке на улыбку. «Глупый, — грустно подумала она. — Мне сейчас не до… — Она споткнулась. — Тем более Женя ко мне ничего, кроме любопытства не чувствует. Он просто видит во мне интересного человека с интересной способностью. Как и во всех нас».

— Ну, начинаем? — нетерпеливо спросил Красимир, оглядываясь. — Мы попробуем кругами ходить. Если что — будем звонить.

Ирина подняла брови: они успели обменяться номерами мобильных? Она привычно села на камень и спокойно взглянула на Женю.

— А можно ещё вопрос? — задумчиво сказал он. — Моя однокурсница тебя вспомнила и сказала, что у тебя были слабенькие способности. А вот Вероника мне тебя нахваливает. Кто из них объективен?

— Ты же художник, — напомнила она. — Сам понимаешь, что… — Она споткнулась и пожала плечами. — Уходя, я всем говорила, что нет способностей. Помнишь? На деле… Ладно, не хочу об этом, — решилась она. — Я ушла из-за другого.

— Не хочешь говорить?

— Не хочу.

— Ладно. Как там наши? Ты видишь их? Поймали какого-нибудь упыря?

Ирина огляделась. Ярослав рассеянно осматривался, а Красимир бродил между рядами, будто случайный покупатель.

— Нет, пока не видно…

Она снова обернулась к Жене и застыла: художник резкими короткими движениями словно чертил карандашом на том листе, который предназначался для её портрета. Немного испуганная, не сразу сообразившая, что происходит, Ирина только и сумела, что машинально спросить:

— Женя, ты что делаешь?

И чуть пригнулась — заглянуть в его лицо. Наткнулась на слепые глаза, которые видели что-то, но как-то нездешне. Быстро слетела с камня и схватила браслет, застегнула на его кисти. Карандаш выпал из пальцев секундами позже, когда Ирина уже спешно вынула мобильный, одновременно пытаясь разглядеть упыря, которого проглядели Ярослав и Красимир. Упырь целенаправленно шёл прямо к Жене.

— Красимир! Ты пропустил упыря!

— Что?!

— Он прошёл мимо тебя и идёт прямо к нам!

— Где?

— Мужчина под тридцать! Светлые волосы. Синяя куртка. Быстро сюда. У Жени автописьмо пошло!..

Художник уже пришёл в себя. Но автописьмо, видимо, вымотало его. Он тяжело дышал, словно смертельно устал, поэтому, бросив мобильный в карман, Ирина кинулась к ближайшему помощнику.

— Никита! Помоги!

— Что случилось?

— Ребята пропустили упыря! Вот он — видишь? Синяя куртка — прямо к нам идёт!

Спустя минуту все четверо, включая Макса, увели сопротивляющегося упыря за палатки. А ещё секунды спустя Женя и Ирина ошеломлённо наблюдали, как ребята не могут совладать с упырём, который кричал так, что на них начали оборачиваться.

Вскоре вконец растерянные четверо отпустили упыря. Молодой мужчина обдёрнул на себе одежду, вышел из-за палаток и замер.

— Он не понимает, куда ты девался, — шёпотом, будто боясь, что упырь услышит, предположила Ирина.

— Но не уйдёт, — тяжело сказал Женя. — Будет кружить, искать… Чёрт, что произошло? Такое раньше бывало?

Четверо между тем приблизились к своему месту. Все чуть не испуганные.

— Вы что? — напустилась на них Ирина. — Я же вам показала! Вам всего лишь…

— Ирина, подожди, — остановил её Ярослав. Он был бледен и настолько явно изумлён, что девушка и впрямь замолчала. — Мы ничего не понимаем. Правда… Всё пропало. Всё.

— Прости, Ирина, — с трудом выговорил не менее растерянный Красимир. — Я не чую его. Ну, упыря этого. Не чую. От него пахнет, как обычно. То есть я… я не чую. А Ярослав его не видит. Даже в тени. Ну, ты понимаешь, в каком смысле — не видит. И наложение ладони не подействовало. Он как был агрессивным, так и остался.

Потрясённые, они принялись обсуждать, что произошло. Ирина тихонько отошла в сторону. Ей страшно захотелось позвонить бабуле. Она повертела в руках мобильный — и решилась. Послушала гудки, молясь: «Бабуля, побыстрей бы, а?»

— Иришенька?

— Я, бабуля, — негромко сказала девушка. — Бабуля, ты не представляешь, что у нас случилось. Ярослав и Красимир больше не видят упырей.

— Как это?

— Ну, помнишь, я тебе рассказывала? Ярослав видел их, а Красимир — чувствовал их запах. А ещё теперь они не могут выводить упырей из этого состояния. Как думаешь, что с ними? Такое бывает — чтобы временно способности пробуждались, а потом закрывались — одновременно?

— Я переговорю тут кое с кем, — туманно пообещала бабуля. И неожиданно, прежде чем отключиться, презрительно добавила: — Перестраховщики!

— Смысла нет сидеть здесь больше, — мрачно сказал Ярослав, когда девушка вернулась к небольшому кругу единомышленников.

— А может… — робко заикнулась она.

— Пока ты там с кем-то разговаривала, мы снова подошли к упырю, — вздохнув, объяснил Красимир. — Нет, я не чувствую его, а Ярослав не видит.

— А может, он не упырь уже? — с надеждой спросила Ирина.

— Был бы не упырь — ушёл бы. А он кругами ходит, — неохотно сказал Ярослав.

Художники сочувственно смотрели на них. Женя, сидевший, опустив голову и размышляя о чём-то, поднял глаза и сказал:

— А если мне подойти к нему?

— Зачем? — не понял Красимир.

— Наложить ладонь так, как делали вы.

— Ух ты! — заинтересовался Никита. — Думаешь, у тебя получится?

— Автописьмо у меня осталось. Но я никогда не пробовал… — Он с сомнением посмотрел на Ирину. — Только как это сделать при таком стечении народа? Он же больше ни за что за палатки не пойдёт.

— Спокуха, — уверенно сказал Макс. — А чего за палатки? Окружили — шлёпнул по лбу, и пошли дальше.

Ирина хотела сказать, что со стороны такое действие выглядит ужасающе глупым, но оставлять на воле упыря, сейчас единственного выловленного, но не освобождённого, тоже не хотелось. И она пошла следом за ними, чтобы посмотреть, как это будет.

Господи, как же и в самом деле глупо это выглядело! Женя как будто шёл мимо упыря, а потом резко свернул и плотно приложил ладонь к его лбу. И пошёл дальше, а ребята — за ним. Как ни в чём не бывало! Остолбенелый упырь поморгал им вслед.

Ирина стояла чуть сбоку, наблюдая: как внешне изменяются освобождённые — она прекрасно знала. Внезапно лицо упыря расслабилось. Человек огляделся, вскинул брови на окружающую его праздничную ярмарку мастеров. Впечатление, что он не сразу понял, где находится. Но вот сориентировался, развернулся и явно поспешил к остановке. Ирина выдохнула.

— У тебя получилось! — вернувшись, сообщила она Жене. — Но… ты не сумеешь… — Она беспомощно развела руками.

— Я не то что не сумею, я не хочу так… — Он сумрачно смотрел в никуда.

— Есть предположение, — проговорил Макс. — А если вы, ребята, перетрудились? Ну, вы сами говорили, что в день не больше одного упыря освобождали. А сегодня за пару часов вы освободили шестерых. Вы же наверняка тратите на них силы. Может, передоз?

Красимир оживился. Для него такое предположение стало откровением.

— Всё возможно, — сказал он. — Возможно даже, что это знак: на сегодня хватит! Давайте в следующую субботу повторим?

— Согласен, — ухватился за предложение Ярослав.

Они договорились, когда и во сколько, и художники остались дописывать своих заказчиков, а Женя набрал в машину всех троих и повёз по домам. Парней высадил на остановке, а Ирину довёз до дому.

— А сегодня тебе в фитоаптеку не надо?

— Нет, там бабуля. Она разрешила взять выходной, — улыбнулась Ирина.

— Ирина, а хочешь, я тебе помогу? — предложил Женя, а в ответ на её удивлённо поднятые брови объяснил: — Ну, ты же, наверное, возишься дома с травами? Сушишь, там, ещё что-нибудь с ними делаешь? А мне как-то не хочется сразу домой.

Она посидела, глядя в ветровое окно, а потом сказала:

— Ты, наверное, мог бы мне помочь, но в другом. Но… — Она прикусила губу. — Тебе не захочется помогать мне в этом деле.

Он промолчал, тоже глядя на дорогу перед домом, на которой бегали детишки и болтали их матери и бабушки. Потом вышел из машины и помог выйти ей.

— Возражать не будешь, если я позвоню вечером?

— Нет, конечно. — Она вымученно улыбнулась ему и заторопилась к подъезду.

Раньше времени придя домой, она переоделась и некоторое время сидела у ног неподвижного брата, рассказывая ему о неожиданном происшествии на Арбате. Она знала, что до прихода бабули времени достаточно, поэтому рассказывала Григорию с подробностями, втайне надеясь, что таким образом она сама сумеет догадаться, почему оба парня резко потеряли свои способности. Теорию Макса она принимала, потому что пока «бродила в потёмках», но ей отчаянно не хотелось, чтобы такое было и в самом деле. Не может быть передоза! Женя от одной попытки упыря приблизиться теряет столько сил! А наложение ладони у него прошло так легко!

Очнулась она в темноте. И очень удивилась: бабули нет? И не звонит?

Ну, ладно. Всё равно есть, чем пока заняться. Ирина побежала на кухню готовить ужин. Потом заставила брата встать с кресла и ходить…

Когда брат был накормлен, она не выдержала и схватила мобильный. Нашла в телефонной книге бабулин номер и позвонила.

— Абонент не отвечает или находится вне зоны действия сети, — сообщил деловой женский голос.

Ирина взглянула на настенные часы. Семь вечера. Фитоаптека по воскресеньям закрывается в пять… Она звонила и звонила, а женский голос без устали отвечал одно и то же. В конце концов, похолодевшая от ужаса Ирина решилась сбегать на рынок.

Когда она входила в лифт, зазвонил мобильный. Она чуть не уронила его из рук, ослабевших от неожиданности и надежды: бабуля!

— Ирина, я… — начал Женя.

— Прости, Женя, я не могу разговаривать сейчас! У меня бабуля пропала! — выпалила девушка. — Я в лифте. Хочу сбегать на рынок!

— Он, вообще-то, до шести по выходным, — напомнил Женя. — Подожди меня. Я здесь, у твоего подъезда. Сейчас поднимусь к тебе — и попробуем выяснить, где Нина Григорьевна. У тебя найдётся блокнот или любые другие листы бумаги? Хотя о чём я говорю, — пробормотал он. — Ты же нашей братии, художница…

Она вспомнила, как он однажды сказал, что может определить местонахождение человека, прорисовывая обстановку вокруг него, и чуть не крикнула:

— Поднимайся! Я жду тебя!

12

Отчаянный крик Ирины, несмотря на то что пока ничего не произошло, словно подстегнул. Женя быстро покинул машину и мгновенно оказался у подъездной двери. Пришлось дожидаться, пока Ирина снова зайдёт в квартиру, чтобы дозвониться ей по домофону. С лифтом оказалось всё в порядке, и Женя без проблем оказался вознесённым на нужный этаж. Дверь в квартиру открыта нараспашку, и он вошёл, достаточно громко хлопнув ею, чтобы не напугать девушку внезапным появлением.

— Я слышу! — крикнула она из комнат. — Заходи в зал! Я сейчас листы найду!

Подцепив подошву одного ботинка носком другого, он освободился от обуви и некоторое время сомневался, снимать ли куртку. Но желание побыстрей узнать, что же именно произошло, заставило заглянуть в зал, а потом в коридоре чисто машинально подойти к открытой двери в другую комнату.

У окна, в кресле, сидел неизвестный мужчина. Ирина сидела на корточках, почти у его ног, и обыскивала нижний отдел какого-то комода.

На шелест в дверях она обернулась и прикусила губу, глядя на Женю со странным раздражением: «Ну вот, увидел!» и тревогой. Мужчина в кресле не шевельнулся, сидел неподвижным изваянием, и удивлённый Женя чисто машинально сказал:

— Здравствуйте.

Ирина встала с большой папкой в руках, покосилась на сидящего, а потом вздохнула, глядя на Женю.

— Он не ответит. Это мой брат. И… третий глухарь.

Женя опять машинально нащупал на кисти браслет и только после этого движения подошёл к сидящему. Вгляделся в лицо, равнодушное и больше похожее на лицо статуи… Ну да. Волосы у обоих светло-русые.

— Это про него ты сказала, что я могу помочь, но не захочу? — медленно спросил он.

— Немного не так, но в целом… — Она запнулась и отвела глаза. — Я видела, каково тебе, когда ты впадаешь в транс автописьма. А ведь там только упыри. Я просто подумала, каково тебе будет, если ты… — Она снова глубоко вздохнула и бесцветно предложила: — Пойдём в другую комнату. Там стол удобный.

Когда он вошёл в этот зал следом за нею, она стояла у стола, шуршала листами, но выглядела как-то так, что он немедленно подошёл, сбросил наконец куртку и осторожно положил ладони на её напряжённо приподнятые плечи.

— Сначала найдём Нину Григорьевну. Потом попробуем с братом. Как его зовут?

— Гриша, — прошептала она, и её плечи вздрогнули под его руками. — Григорий.

Чувствуя себя обескураженным Карлсоном («Спокойствие! Только спокойствие!»), Женя промолчал, не умея утешать, но руки на её плечах держал, пока они не опустились. Когда понял — успокоилась, обошёл её взглянуть на стол.

— Карандаши есть?

Она кивнула, не глядя.

— Вот.

Она дала ему выбор — цветные карандаши или акварельные мелки. Выбором он воспользовался. Карандаши отодвинул, мелки высыпал из пачки.

— А, ещё фотку Нины Григорьевны, — вспомнил он. — На всякий случай.

Ещё она включила люстру и добавила к нему настольную лампу, направив поток света строго на лист акварельной бумаги. Несмотря на общий свет, казалось, что стол очутился в замкнутом пространстве. Когда всё было готово, Ирина без слов отошла в сторону, откуда виднелся стол с листами, а Женя снял браслет. Некоторое время колебался, какой мелок брать…

Автописьмо нахлынуло волной, накатывающей заметным холодком. От стола Женю отшатнуло ненадолго, а потом он свободно склонился над ним, балансируя на грани между беспамятством и реальностью, прорывающейся мгновениями осознанного контроля за тем, что он делает и как это выглядит на листе. Пропало всё, кроме чувствительного подёргивания мышц. А ещё в мгновения просветления он успевал поразиться возникающему рисунку.

Из-под быстро чередующихся разноцветных мелков возникало нечто странное. Женя поймал осознанную секунду — увидел, скосившись на движение, изумлённое лицо Ирины при взгляде на лист. Такого она точно не ожидала. Впрочем, как и он…

На листе появлялась странная округлая большеглазая птица — с круглой же головой и маленьким кривым клювом. Такие же округлые крылья распялены — нет, не распялены, а будто вывернуты. Странно, но за рисунком птицы Женя чётко видел Нину Григорьевну… Новый провал в мутный туман — и новое понимание: это сова. Да, он старательно вырисовывал сову. Серые, чёрные и белые мелки — оперение. Потом жёлтые и коричневые — глаза, клюв и когти. Потом он схватил красный мелок и старательно замазал полкрыла, словно ставя яркое пятно. Словно ставя клеймо?..

Внезапно пальцы вцепились в чёрный уголь — Женя машинально отметил, что уголь у Ирины из лучших — чешский.

Провал сознания — из которого на этот раз он выбирался трудно и тяжело дыша. А потом увидел, что делает: ломаными и дёргаными линиями заштриховывает сову, порой скользя углем по мелковым следам. Ирина, уже не боясь помешать, стояла у стола и с беспокойством следила за порывистыми движениями его руки.

Уголь продолжал зачёркивать сову, когда левая рука Жени будто без его желания схватила следующий лист.

Уголь отброшен. Снова мелки — по чистому пока и белому… Лист за листом. Волк, словно бездыханно лежащий на боку; змей, чьи кольца бессильно распустились; медведь, всем телом, плашмя, словно рухнувший с вершины обрыва; лисица носом в луже чёрной жидкости; чайка с изломанными крыльями; кажется — горностай, чью зимнюю белую шкурку пятнают тёмные подпалины; ворон с безжизненно мутными глазами и окровавленным клювом; ещё одна хищная птица с переломанными крыльями — и всех их безжалостно зачеркнула чёрная паутина, сквозь которую краснели яркие пятна…

— … Акварельной бумаги больше нет, — донёсся до сознания виноватый голос, когда левая рука лихорадочно шарила по столу в поисках следующих чистых листов.

В ушах оглушительно звенело, и этот звон уходил томительно и болезненно. Женя сглотнул несколько раз, чтобы прийти в норму. Проморгался, чтобы убрать мутную плёнку и чтобы сухие от напряга глаза начали видеть. С силой потёр лицо ладонями. Взглянул на листы. Выбрал два.

— Ч-чёрт… — прошипел он, с изумлением вглядываясь в змея и волка. Вместо прозрачно-синих глаз змея — тусклые, белёсые. Вместо энергичной волчьей желтизны — погасший мутно-серый. И обернулся к девушке. — Ирина, звони своим. Ярославу и Красимиру. Узнай, всё ли с ними в порядке, или как. Начни с Красимира. Просто спроси, как он себя чувствует.

Она не стала задавать лишние в ситуации вопросы.

— Красимир?.. Да, я. У тебя всё в порядке?.. Что?.. Когда? — Она испуганно взглянула на Женю. — Он говорит — сегодня приехал дед. Недавно он ушёл куда-то — сказал, с кем-то встретиться хочет. И пропал. Его мобильный не отзывается, хотя «симка» у него здешняя и должна сразу… И дед не сказал, куда уйдёт. Они уже всех знакомых обзвонили… — И добавила, растерянно глядя на Женю: — Как я обзванивала… Да, Женя здесь. Это он сказал, чтобы я тебе позвонила. — Она уже вопросительно взглянула на Женю: — Он хочет приехать.

— Пусть приезжает, только… — Женя снова взглянул на рисунки и вдруг покачал головой. — Нет, пусть приедет. Звони Ярославу.

Ярослав откликнулся сразу. У него приезжала бабушка, которая тоже сказала, что торопится увидеть кого-то из своих знакомых. По дороге к этим знакомым она позвонила раз. Потом ещё — предупредить, что задержится. А потом до неё пытались дозвониться родители Ярослава — и тот же деловой женский голос отказывал в соединении. Узнав, что Красимир собирается к Ирине, Ярослав тут же напросился приехать.

— Ты хочешь сказать, что это портреты… — начала Ирина, забрав листы у Жени, и сбилась. — Ты уже писал Ярослава и Красимира! — сообразила она. — Когда я сказала тебе, что нужно научиться видеть внутреннюю суть человека, ты попробовал? Волк — это Красимир, да? Похоже… Он хорошо чувствует запахи, — задумчиво проговорила она. — А Ярослав видит. Змея.

— Нет, Ярослав именно змей. Змея — внутренняя суть его бабушки, — задумчиво поправил Женя, глядя на остальные листы. — Так, если я правильно всё понял… Если я пытался написать Нину Григорьевну и её окружение, а автописьмо дало такой результат — значит… Значит, это она пригласила родственников Ярослава и Красимира? И они сейчас все где-то в таком месте, куда не доходят звонки мобильных. Причём вместе с ними ещё и эти люди, которых мы не знаем…

— Женя, на них кровь, да? — жалко спросила Ирина, не отрывая взгляда от портретов. — И почему эта… паутина?

— Похоже, что паутина, но… Она не везде. Посмотри — вот здесь линии более толстые и какие-то корявые. Как будто кустарниковые ветки.

Она отвернулась и снова взялась за мобильник. Искоса наблюдая за нею, Женя понял по плохо скрываемому ею отчаянию, что она снова пытается дозвониться до Нины Григорьевны и что ответа так и нет.

— Ирина, — сказал он.

Она не обернулась. Стояла неподвижно.

— Ирина, кровь только на крыле. Она не умерла. Ты слышишь меня?

— Слышу, — глухо сказала она. — И что теперь делать? Ты не сумел найти это место.

— А как ты ищешь выход из положения? — спросил он после недолгого раздумья.

— Что?

— Как ты гадаешь на картах, чтобы узнать, что делать? И вообще… Карты с собой?

— Да, они всегда со мной.

— Вытаскивай. Будем искать ответы на вопросы.

Она не спросила — как. Сразу поверила, что он может придумать что-то. Быстро подошла к дивану и взяла с него сумочку, вынула колоду карт.

— Подождём ребят, — остановил он её. — Возможно, понадобится их помощь. Только вот я думаю, Ирина… Ты, гадая мне на картах, увидела смерть и начала бросать на карты всякие предметы. Ты ведь не просто так взяла именно те ящички с теми предметами?

— Ларцы, — поправила она. — Нет, не просто. Там были предметы, связанные со смертью. А почему ты спрашиваешь?

— Что из предметов может быть связано с адресом? Или с домом? С дорогой?

Он терпеливо ждал. Удивлённая Ирина смотрела на него с недоумением, а потом её лицо прояснилось. Задумалась.

— Карта городских автомобильных дорог, — подсказал Женя. — Подойдёт?

— Наверное… Компас, — вспомнила девушка. — Но как нам это поможет?

— Все эти люди вместе с Ниной Григорьевной в одном месте, — объяснил Женя. — Они усиливают присутствие места, как мне кажется. Если положить сюда все вещи или предметы, символизирующие дорогу или адрес, твои карты наверняка покажут то, что нам нужно. Попробовать-то несложно. А если не получится, придумаем что-нибудь ещё.

Они скачали карту автомобильных дорог города из Интернета и распечатали сразу несколько экземпляров. Компас у Ирины был свой — ещё со школьных времён остался, когда она участвовала в военизированных играх, наподобие «Орлёнка» или «Зарницы». А потом Женя подумал и, поколдовав с экраном, выложил на стол свой мобильный.

— Зачем? — изумилась Ирина, поглядывая на включённый экран.

— Это GPS-навигатор. Предмет дороги. Тоже пригодится.

— Тогда я положу ключи от дома.

Звонок в прихожей возвестил о приходе Красимира.

Ирина подбежала к домофону — открыть подъездную дверь, а потом, постояв немного на месте и будто вспомнив о чём-то, кинулась к двери в комнату, где сидел её брат, и плотно закрыла её. Насколько Женя понял, парни о старшем брате не знали, а девушка не хотела, чтобы они видели его. Боится — увидят его слабым и беззащитным?

Вошедшему Красимиру рассказали об экспериментах Жени с внутренней человеческой сущностью, показали портреты и обрисовали примерную ситуацию с людьми, которые собрались в одном месте. Красимир побледнел от напряжения, стараясь усвоить странные новости и принять то, во что поверить трудно.

— Нет, я могу принять, что из-за Демьяна у меня вдруг проснулись какие-то способности, — медлительно от напряжения сказал он. — Но чтобы мой дед…

— Слушай, Красимир, — бесцеремонно прервал его Женя, — сегодня тебя вызвали домой. Ты приехал и увидел деда. Он смотрел тебе в глаза? Не так, как смотрят обычно, но пристальней? Вспомни!

Но вместо ответа Красимир побледнел ещё больше и резко обернулся к Ирине.

— Ирка, у моего деда такая же палка, как у твоей Нины Григорьевны! Как у Демьяна! Что происходит? Я не понимаю, честное слово…

— Осталось узнать у Ярослава, не было ли такой же трости у его бабушки, — философски сказал Женя. — О, кажется, это он? Красимир, ты не ответил на мой вопрос.

— Был момент, когда он глянул так, что мне… неуютно стало, — мрачно ответил тот. — Знать бы, что он из таких людей…

Из каких именно — он сформулировать не сумел.

Трость с черепом была и у бабушки Ярослава.

— Я Змей, — со странным, трудно определимым чувством сказал Ярослав. — Надо же… Но ещё больше поражает, что мне это нравится.

— Как и мне — Волк, — задумчиво откликнулся Красимир. — Не то что талисман, но… — Он затруднился сказать пришедшее на ум, пожал плечами. — Скорее — тотем? Но я чувствую, что это — моё.

После получасового совещания пришли к выводу: деды и бабушки состоят в какой-то организации, куда входит и дед Демьяна. Отличие их от простого люда, в то же время их всех объединяющее, — одинаковая для всех трость с ручкой в виде черепа.

— Я написал восемь портретов, — сказал Женя, — но искал ещё листы. Значит — их там гораздо больше. Целая компания. Сейчас слово за тобой, Ирина. Карты у тебя есть. Будем искать пропавших. Что ещё тебе надо для гадания?

— Свечи, — отозвалась девушка, открывая створки шкафа. — Они здесь и сразу в подсвечниках. И ещё надо выключить свет. Мне нужен живой огонь. Господи, хоть бы получилось!.. Отойдите, ладно?

Она помедлила и распустила волосы.

Женя сел поодаль, на диван, рядом с Красимиром, который часто дышал, слишком взволнованный открывшимся секретом собственного деда. Ярослав встал у окна, скрестив руки на груди, нахмуренный и до сих пор недоверчивый… На коленях Женя разместил вторую копию автомобильных дорог города. Он следил, затаив дыхание за руками, мелькающими в подрагивающем огне свечей, следил, как Ирина, низко опустившая голову, постепенно поднимает её, как её сначала не сфокусированный взгляд постепенно твердеет, будто девушка следит за чем-то, что видно только ей.

Еле шевеля губами, словно боясь спугнуть видимое, Ирина монотонно сказала:

— Из центра дорога повела к юго-западному пригороду. — После минут молчания добавила: — Свернули с центральной трассы налево.

Женя быстро отметил ручкой направление.

— Переулок направо. Свернули налево. В тупик. Вошли в дом. Спустились.

Руки мелькали, девушка молчала, вглядываясь в видимое только ей пространство. Наконец застыла и неуверенно сказала:

— Всё. — Обернулась к Жене и с надеждой спросила: — Ты сумеешь найти это место?

— Легко, — буркнул он. — Мы все едем?

— Конечно. — Красимир чуть не слетел с дивана — так заторопился. Внезапно остановился. — Ярослав, ты как? Едешь?

— Какой смысл ехать туда? — раздражённо сказал парень. — Ну, заявимся мы туда — и что дальше? Скажем — показывайте ваш подвал, потому что там наши дедушки и бабушки? Нас после этого в психушку отправят — и будут правы!

— Ты не веришь, — выговорила изумлённая Ирина. — Не веришь, что наши там?

— Тихо, — сказал Женя. — Не торопимся. Ирина, в доме найдётся ещё один чистый лист? Пусть бумага будет не акварельная, а какая-нибудь другая? Да хоть лист блокнота!

— Альбомный есть. Но… зачем?

— Ярослав прав, — заявил Женя. — Мы приедем и фиг что докажем, даже если искомые будут там. Нам нужны те, кто видит. Или чует.

— Хочешь сказать — можешь вернуть нам способность видеть упырей? — с горечью ухмыльнулся Ярослав.

— Это займёт всего несколько минут, — заметил Женя. — Если уж пускаться на эксперименты, так пусть это будет на всю катушку. Потерпите минут десять и не подходите к столу, лады?

Снова был включен верхний свет, и на очищенный от предметов гадания стол положили выдранный из альбома лист. Женя выдохнул и склонился над ним. Писать портрет Демьяна не хотелось, но… Работа и впрямь заняла немного времени. Закончив, он вгляделся в бешеные медвежьи глаза, бликующие алой сумасшедшинкой, и дёрнул уголком губ. Ну? Получится? Нет?

— Красимир, подойди ближе к свету.

Когда парень оказался в шаге от Жени, тот сунул ему альбомный лист близко к лицу. Красимир отшатнулся от портрета и резко перевёл взгляд в сторону.

— Один есть, — жёстко сказал Женя. — Вы ведь не можете смотреть ему в глаза, да? Именно эта примета показывает, что ты снова обрёл чутьё? Ярослав, твоя очередь.

Удивлённый Ярослав, которому тоже не сказали, что именно он увидит на рисунке, легко и даже пренебрежительно поднял глаза на альбомный лист и тут же опустил их, зажмурившись и даже вскинув ладони к лицу, будто ему в лицо бросили горсть песка.

— Мы едем сейчас? — с надеждой спросила Ирина, поверившая в возвращение способностей у своих друзей, когда Женя объяснил ей смысл происходящего. И бросилась на кухню, объясняя оттуда: — Я на всякий случай аптечку возьму! Мало ли что с ними!

Она не стала рыться в аптечке, просто сняла её со стены и отдала Красимиру. Когда парни вышли на лестничную площадку, Ирина вдруг замерла в нерешительности и бросила всем:

— Идите, я сейчас вас догоню.

Красимир и Ярослав двинулись к лифту, но Женя вернулся в квартиру, чувствуя на спине недовольный взгляд Ярослава. Нисколько не сомневаясь, он вошёл в комнату Григория, где и застал Ирину. На звук шагов она не оглянулась, стоя сбоку от кресла и держась за плечо брата.

— У меня были бабуля и брат, — бесстрастно сказала она. — Если бабули не будет, что будет со мной? Что будет с Гришей?

— Если что, — хмуро сказал Женя, — у тебя ещё есть я. И это уже не запасной вариант. Ты поняла меня?

Она не шевельнулась, и он подошёл к ней, взял за руку и заставил повернуться.

— Был бы пацаном, сказал бы: за тебя любого побью, — тихо выговорил он. — Но я взрослей, поэтому, Ирина, скажу так: я за тебя любому морду начищу.

— Демьян сильней, — прошептала она, не улыбнувшись, как он надеялся.

— Он рыхлей, — возразил Женя. — И драться не умеет.

Она покосилась на Григория. Всхлипнула.

— Я тяну время, да? Поехали.

— А как же Григорий? Ты его так и оставишь?

— А он всегда так. Мы его только на ночь укладываем, — печально ответила она, и Женя за руку повёл её к выходу из квартиры.

Парни ждали их у машины. Когда они сели на заднее сиденье, Ирина помедлила немного и села между ними — Красимир выскочил из машины, когда понял, что она хочет сесть с ними. Ярослав торжествующе улыбнулся в сторону, но Женя понял: девушка ищет защиты. Между двумя привычными друзьями она будет чувствовать себя в безопасности.

Положив на панель карту с уточнениями, он на всякий случай огляделся, нет ли вокруг чего подозрительного, и машина тронулась с места.

По ночному городу мчали с перерывами, учитывая большое количество перекрёстков и пешеходных переходов. Но всё равно ехать было легче, чем днём.

Сначала в машине было тихо. Трое позади сидели слишком ошеломлённые, стараясь упорядочить новости и мысли по их поводу.

Женя тоже обдумывал происходящее. Сейчас он вспоминал, как Нина Григорьевна по-простецки спрашивала у него насчёт дедушек-бабушек, а ему казалось, что она ведёт обычный, стариковский разговор о том о сём. Нет, кажется, всё-таки он не из этой компании. Родители-то в последние два-три дня если и звонили, то молчали о старших или о приезде дальнего деда.

Ничего удивительного, что до нужного вопроса первым додумался Ярослав.

— Слушай, Женя… Теперь, когда мы знаем свою внутреннюю суть, может, скажешь — кто ты? Ну, среди нас есть Змей, Волк, явная Сова…

Женя хмыкнул. Сейчас Ярослав бурно обрадуется его ответу.

— Я не из вашей компании. Мои два деда и бабушка даже не звонили ни вчера, ни сегодня. Так что….

В промелькнувшем боковом свете с улицы Женя и впрямь заметил торжествующую улыбку Ярослава, который не преминул вслух уточнить:

— То есть мы трое из одной компании, а ты чужак?

— Ярослав! — возмущённо одёрнула его Ирина.

— Не зарывайся, — присоединился к ней пока ещё только удивлённый Красимир. — Женя тоже, может быть, из наших. Только другого уровня.

Женя едва заметно улыбнулся. «Из наших». Они уже объединились.

Ирина, кажется, попыталась разрядить обстановку.

— Женя, а ты пробовал себя рисовать?

— Только однажды. Несколько лет назад. Думал написать автопортрет, но на листе появился мой двоюродный брат. Он младше меня. И был в это время в армии. На листе он появился обожжённый, мёртвый. — Женя вглядывался в дорогу, заставляя себя не вспоминать своё отчаяние при виде изуродованного огнём человека, в котором с трудом узнал кузена. — У них там казарма загорелась. И он получил ожоги, из-за которых должен был умереть в госпитале. Площадь ожогов слишком большая была. Не выжить. Мы тогда объединились с моей знакомой — Алёной и вместе отбили его у смерти. Больше я не пытался себя рисовать.

В салоне машины воцарилась тишина.

По-вечернему свободная дорога между тем вывела в пригород.

— Сейчас свернём налево — это коттеджный посёлок, — предупредил Женя. — Наверное, в нём как раз и будет тот переулок.

Всё получилось именно так, как предсказывала Ирина, перечисляя свои видения.

Это взбодрило — то, что шли по нужному следу.

— Но всё-таки, — уже спокойней сказал Ярослав. — Ну, приедем, а дальше? Судя по всему, здесь богатые коттеджи, и вы видите сами — многие из них за воротами. Думаете, нам откроют — попроси мы?

— Давай так, — предложил Красимир. — Как найдём нужный коттедж, так и посмотрим, что делать дальше. Фиг его знает. Может, и откроют.

Но получилось иначе.

Когда машина въехала в нужный тупик, ворота единственного здесь коттеджа были открыты настежь. Женя остановил машину и вышел. Остальные — за ним.

Площадка на крыльце и перед домом была ярко освещена. Но окна обоих этажей темнели глухо, лишь поблёскивая отражённым с улицы светом… Они переглянулись.

— Наверное, тебе лучше подогнать машину ближе к ступеням, — неуверенно и тихо сказал Красимир.

— Согласен, — как ни странно, подтвердил его пожелание Ярослав. — Ирина, от нас не отходи далеко.

Когда машину поставили у крыльца, они все осторожно подошли к входной двери, из верхней части которой, застеклённой, лился свет. Но сквозь это стекло было трудно что-то разглядеть. Женя оглянулся на спутников, а затем, взявшись за дверную ручку, толкнул её вниз. Дверь легко открылась. Они снова переглянулись и медленно вошли в дом.

13

Уже с порога Ирина заметила, что парни перегруппировались. Впереди встал Женя, к нему подошёл Красимир. Ярослав остался с нею, но, благо был высокого роста, теперь непрерывно смотрел по сторонам. И нисколько не удивилась, когда Красимир, не оборачиваясь, сказал:

— Слав, что-нибудь видишь?

Не удивилась, но немедленно сунула руки в оттопыренные карманы. Сюда она по дороге, будучи ещё в машине, рассовала всё то, что посчитала необходимым из захваченной домашней аптечки. Сухость плотно скатанного бинта в сжатой ладони немного успокоила.

— Лестница, — так безучастно сказал Ярослав, что девушка заглянула ему в лицо. Нет, всё нормально: просто парень очень пристально всматривается в лестницу. — Но не вверх, а вниз… Ребята, а ведь мы в чужом доме? Поймают нас — что скажем?

— А что мы скажем… — начал Красимир и сбился.

— Я скажу: бабуля моя сюда поехала — точно по этому адресу, на звонки не отвечала — и я хочу её видеть! — жёстко проговорила Ирина и кивнула. — Если не боитесь увидеть меня психом, могу устроить такую истерику, что хозяевам мало не покажется. Ну? Идём?

— Только давайте не спешить, — напомнил Женя. — Спускаемся спокойно. Мало ли что здесь…

— По мне, так ты нагнетаешь обстановку, — надменно заметил Ярослав, а Красимир, оглянувшийся на него, закатил глаза.

Они ещё немного постояли, не решаясь пуститься в дальнейший путь по незнакомому дому и неуверенно разглядывая освещённый приглушённым светом вестибюль, довольно просторный и богато обставленный. Здесь не поскупились на ковры и всякие статуи — причём Ирина с удивлением поняла, что некоторые из последних очень даже неплохие копии. И не заметила, как выговорила вслух:

— Узнать бы, кому этот дом принадлежит…

— Может, покричать? — снова нерешительно предложил Красимир.

— Как — покричать? — не понял Ярослав.

— Ну — как? Эй, хозяева! Есть кто дома? — в полный голос спросил Красимир.

Они затихли, пытаясь расслышать отклик.

— Пустое, — тихо сказал Женя. — Хватит время терять зря. Идём. Вон лестницы.

— Нам вниз, — в спину напомнил Ярослав. — Я вижу тени идущих туда. Их много.

Женя первым пошёл к лестницам. Остальные поспешили за ним.

Но, когда он ступил на первую ступень вниз, Ярослав дёрнулся вперёд.

— Подожди!

Ирина аж вздрогнула от резкого окрика и чуть не схватилась за сердце.

Ярослав же помялся на месте, а потом решительно шагнул вперёд, одновременно делая какой-то странный, отстраняющий жест, подчиняясь которому, и Женя, вернувшийся к началу лестницы, и Красимир уступили ему дорогу. Теперь Ярослав застыл на верхней ступеньке. Ирина осторожно подошла к нему. Кажется, лестница ведёт в подвальное помещение — скорее всего, в таком, она слышала, сооружают карточный стол или бильярдную. Спуск туда явно в несколько пролётов. Пока видна одна лестница, затем часть её площадки внизу… Внезапно к Ярославу шагнул Красимир, коротко кивая и явно внюхиваясь в воздух. Встал рядом с Ярославом.

— Кровью пахнет, — прошептал он, морщась от усилия понять.

Ирина еле слышно охнула и бросилась к лестнице. Женя поймал её за руку, останавливая. А потом вцепился в другую руку и заставил смотреть в глаза.

— Тихо. Пока ничего не произошло. И мы пока ничего не знаем о них. Успокойся. Слышишь меня?

— Кроме меня… — прервал его Ярослав. И замолчал, вглядываясь. — Кроме меня, кто-нибудь видит этот дым, поднимающийся сюда?

Замерев, они всматривались в уходящие вниз лестницы.

— Не вижу, — испуганно сказала Ирина. — Это пожар?

— Если не видим мы, значит, это то, что должен видеть только Змей, — холодно сказал Женя. — Вывод: пожара нет.

Ярослав оглянулся на него. Сначала Ирина решила: прозвище по внутренней сути ему не понравилось. Но потом, по промелькнувшей по лицу гамме чувств, сообразила: нет, кличка Ярославу пришлась по душе… И не заметила, как Женя отпустил её руки.

— Как игра какая-то, ей-Богу, — пробормотал Красимир, продолжая тревожно внюхиваться в воздух. — Ну, дым имею в виду. Женя прав — это невидимый для нас дым.

Он замолчал, и Женя подтолкнул его:

— Ты уточнил. А что ещё, кроме дыма и крови? Что ты учуял?

— Сначала показалось — подвальный запах. Ну, такой. Устоявшийся. Но потом… Сырое дерево. Гнить начинает. Не доски — нет. Как будто ветки резали, а потом оставили под дождём, и они гниют.

Они стояли, растерянные, и ни один не мог сдвинуться с места, хотя там, внизу, было светло, и потому, как говорят, по определению не должно быть страшно. Но что-то удерживало на месте. Всё-таки страх? Какое-то интуитивное чувство, то самое — шестое?

Женя неожиданно подался назад и затем вовсе развернулся, а за ним — послушно все, хотя и не так решительно. Ирина напряжённо следила, как он подходит в другом конце вестибюля к лестнице, ведущей на второй этаж. Она немного отличалась от той, что вела в подвал: здесь поручни подпирались тонкими металлическими балясинами, похожими на гладкие прутья, в то время как на той балясины были похожи на толстые деревянные столбики. Женя взялся за одну балясину и попробовал покачать её.

Красимир вдруг выдохнул и тоже поспешил встать рядом. Вдвоём они опробовали на раскачку несколько прутьев, а потом Женя кивнул. Красимир отошёл, а Женя ударил ботинком снизу по поручням. Выбить их не удалось, но прутья заметно дрогнули. Красимир присоединился. Через пару минут упорной работы они вытащили каждый по пруту, а потом, не сговариваясь, выдрали ещё несколько штук, причём Ярослав не отказался, когда Женя протянул ему один прут.

Это было странно и диковато: пришли в чужой дом, рушат его… И в то же время Ирина интуитивно чувствовала, что иначе быть не может.

— Хотя я предпочёл бы рубящее оружие, — пробормотал Женя.

Теперь парни решительней пошли к лестницам вниз. Ирина не отставала. За их спинами чувствовала себя защищённей, хотя и оглядывалась время от времени на просторный вестибюль. Слишком уж пустой…

Не сговариваясь, они не остановились наверху лестницы, но пошли по ней чуть медленней, настороже. И, не пройдя и половины, внезапно услышали странный, ноющий звук. Или мычание…

Все четверо замерли. Предупреждённые рисунками Жени о необычной опасности, они страшились её, не зная, как уберечься. Вслух не произнесено ни слова, но теперь жутковато было сделать даже шаг. Ирина очень жалела, что за перилами лестницы, по которой они спускались, вместе с ними спускалась и глухая стена. Ни заглянуть в самый низ, ни увидеть чего-то, кроме лестничной площадки.

Женя чуть приподнял металлический прут и, не оглядываясь, предупредил:

— Стоим здесь и ждём меня!

Не успели возразить, как художник быстро побежал вниз. Всего пять-шесть ступеней — и он на лестничной площадке. Теперь его шаги осторожней — Женя огибает перила и выходит к началу следующей лестницы. И вдруг пропал — через секунды.

Ирина похолодела от неожиданности: слишком быстро! Его как будто вдёрнули за стену! Нет, умом она понимала, что он просто двинулся дальше. Но она не видит, что с ним, а воображение немедленно вступает в игру — причём на стороне страха!.. И, будто откликаясь на этот её страх, снизу донёсся новый странный звук — уже не мычание, а далёкий глухой зов, судя по интонациям. Кажется, этот зов состоял из нескольких слов, но разобрать их было невозможно. Наверное, зовёт Женя?.. Но голос его доносится, как из-за нескольких слоёв плотно пригнанного друг к другу картона. Из-за этого ли, или из-за того что жуть надвинулась с новой силой, но Ирину снова продрало морозом по позвоночнику.

Трое переглянулись. Красимир неуверенно потоптался на месте, с отчаянием махнул своим прутом и ринулся вниз.

Ярослав и Ирина — за ним.

Последние три-четыре ступени следующей лестницы утопали, как на первый взгляд показалось, в воде — крепко заваренной чайной насыщенности. Она вроде и была прозрачной, однако как-то в самой себе: виднелись внутри неё дрожащие линии волнующихся волн в глубине, но… Ступени исчезли так, словно не вода это, а какой-то ковёр-обманка. Как будто лестница оборвалась на последних видимых ступенях…

И, стоя на середине этой лестницы, Женя пытался тащить за подмышки какого-то мужчину, ползущего на животе по лестнице! Причём ноги неизвестного, как те же ступени, скрывались, словно обрубленные, в прозрачно-дымчатой жидкости! И впечатление складывалось отчётливое: жидкость вцепилась в ноги неизвестного и не собиралась отпускать их! Или его самого?

Но главное Ирина уяснила: если дымчатая жидкость не отпускает ноги мужчины, они, ноги, ещё есть!

Именно этот мужчина мычал натужно и, словно не замечая помогающего ему человека, из последних сил тянулся к верхним ступеням руками, которые то и дело падали на края ступеней, кажется, причиняя ему заметную боль, отчего он мычал непрерывно.

Красимир одним прыжком оказался рядом с Женей.

Наверное, Женя услышал шаги: одним движением он переместился на другую сторону от неизвестного, и теперь парни вдвоём с усилием потянули неизвестного мужчину из… Ирина ахнула: это не жидкость! Это тот дым, который сначала видел только Ярослав!

Она оглянулась на Змея. Тот застыл, немигающе и оторопело уставившись на дымные волны. Только зрачки его глаз двигались, словно Ярослав следил за кем-то или чем-то в шевелениях дыма.

Страх заставил её вцепиться в перила. И, когда прежняя спокойная Ирина издалека в ней самой сказала: «Надо помочь ребятам!», скованная ужасом нынешняя Ирина не сумела разжать пальцев, сомкнувшихся на лестничных поручнях. Девушка тупо следила, как парни стараются отнять у страшного дыма человека, который продолжал не замечать спасателей и всё так же глухо мычал, вытягивая руки к верхним ступеням.

Колдовской ужас нарушил Женя. Он взглянул наверх и рявкнул:

— Змей! Быстро сюда!

Ярослава передёрнуло так, что он чуть не свалился со ступени, на которой стоял. Но послушно спустился на подрагивающих (видела Ирина) ногах. Снова вздрогнул от резкого приказа: «Держи его здесь!» и схватился за подмышки неизвестного напротив Красимира, сменив художника.

А Женя выпрямился со своими двумя палками, до сих пор стоявшими ближе к перилам, сам спустился к ногам неизвестного и размахнулся. И ударил так, словно видел кого-то вцепившегося в ноги человека. Ирина чуть не закричала. Ей показалось — эти железки рухнут сейчас прямо на ноги мужчины! Но прутья врезались в дымчатые волны несколько дальше ног неизвестного.

Инстинктивно ожидалось услышать звон металла по бетону. Но, очевидно, дымка заглушала даже этот звук… Зато-о… Следившая за Женей Ирина снова оцепенела от невозможности происходящего перед глазами: там, где он ударил, из дымных волн в воздух взметнулись верёвки не верёвки, но что-то множественное — чёрное, гибкое и в то же время корявое. Так вот за чем следил Ярослав!

Хуже, что вместе с их взлётом на лестнице упали Ярослав и Красимир, изо всех сил продолжавшие тащить неизвестного. Причём Красимир, кажется, видел удар Жени — и только поэтому в собственном падении успел дёрнуть неизвестного на себя, чтобы тот не разбил лицо, а то и голову о ступени.

Снова свистнула палка, «разбрызгивая» оставшиеся на ней клочья дыма — такие отчётливые, словно они обрели твёрдость вещественных предметов.

Чёрные «верёвки», уже над дымной поверхностью полезшие было снова к людям, оказавшимся близко к дымчатому пространству, резко скрутились от нового удара обеими палками.

— Вытаскивайте его скорей! — хрипло закричал Женя, беспорядочно отбиваясь от «верёвок» и не давая им снова под прикрытием дымки добраться до беспомощного человека. — Вытаскивайте его!

И только после его крика Ирина поняла, что именно не давало неизвестному мужчине самостоятельно вылезти из дымчатых волн. Она увидела, что «верёвки» пытаются обвить ноги Жени! А он с силой бил по ним, иногда, как ни странно, будто перерубая их — успевая перерубать, потому что из дыма упрямо выскакивали всё новые и новые «верёвки».

Ярослав и Красимир тащили неизвестного уже легко — просто держа под мышки, и вялые ноги мужчины стукались о ступени. Но это было не страшно. Красимир было остановился на площадке перед верхней лестницей, но Ирина торопливо сказала:

— Нет! Дальше, дальше! В вестибюль! Вдруг поднимутся?

Что или кто поднимется — она не уточняла, но парни её поняли и так — и выволокли неизвестного подальше от лестницы, к входной двери в коттедж. После чего Красимир немедля бросился к Жене.

Мысленно прометавшись между слабо постанывающим мужчиной, над которым склонился Ярослав, и происходящим на лестнице, Ирина, обозвав себя бессердечной, вывалила из карманов куртки медикаменты, оставив их рядом с беспомощным человеком и Ярославом. Затем схватила его металлический прут и снова помчалась к лестнице. Кажется, у мужчины кровоточащих ран нет, а о Ярославе она знала, что одно время он работал медбратом на скорой. Поэтому думала лишь об одном: не понадобится ли помощь Жене и Красимиру?

В глубине души она знала, что ни о какой помощи парням с её стороны речи нет.

Она хочет знать, чем закончится страшное противостояние на лестнице. Она хочет быть уверенной, что чёрные «верёвки» не кинутся следом за ними и что от них не придётся удирать по всему городу.

А когда она остановилась в начале полузатопленной лестницы, снова впившись пальцами в поручень перил, она завершила логику потенциального общего будущего: она хотела убедиться, что чёрные «верёвки» не станут рыскать по городу, хватая за ноги всех тех, кто попадётся им по пути.

Отбиваться от чёрных «верёвок» вдвоём, стоя на одной ступени, неудобно. Задеть металлическими прутьями на размахе друг друга — раз плюнуть. Поскольку Женя с самого начала лупил лезущих к нему существ (в последнем теперь сомнений не осталось), то Красимир подстраховывал его, присев сзади — и с обеих сторон чаще отбивая на лету падающие обрывки «сломанных» Женей «верёвок».

Дым, из которого выскакивали «верёвки», бурлил и кипел, и девушке страстно захотелось взять откуда-нибудь гранату и швырнуть её в самую гущу этих маленьких чудовищ. И — запрещала себе даже думать об этой несусветной глупости. Узнала «верёвки». Это те самые, с рисунков Жени.

Внезапно Женя вскрикнул от боли. Он продолжал отбиваться металлическими прутьями от множества нападающих тварей-«верёвок», но одновременно наваливался на правую ногу, притоптывая и тряся левой ногой. Красимир ударил своим прутом рядом с ним, явно сбивая что-то, но, кажется, результата не добился. Женя продолжал прихрамывать и втягивать воздух сквозь зубы.

Что происходит?

Ирина, нисколько не сомневаясь, сбежала к ним.

Женя ослабил отпор тварям, и теперь существа выскакивали-выстреливали из дымки прямо перед ним. Красимиру пришлось оттолкнуть его назад, за свою спину, чтобы получить свободу для собственных действий.

Ирина ступенькой выше Жени села на колени и быстро задрала ему штанину на левой ноге. Стукнулся — первое, что пришло в голову, пока не видела. И чуть не сбежала. Обернувшись пару раз вокруг Жениной ноги, «верёвка» впилась в кожу. Хуже того: она мелкими толчками втискивала своё тонкое тело ему под кожу!..

Продолжавший драться с тварями, которые умудрялись обойти Красимира, Женя не мог наступать на левую ногу, из-за чего опасно покачивался на ступенях.

Воспользовавшись тем, что он теперь двигается медленней и не обращает на неё внимания, Ирина, забыв об опасности, обеими руками вцепилась в тонкое шероховатое тело «верёвки». Какое там — опасность! Девушка чувствовала, скорее, омерзение, ощущая, как под тонкой кожей жуткого существа прокатывается ещё что-то быстрое и длинное. Так что впечатление опасности быстро перебила брезгливость — на грани дикого желания немедленно разжать пальцы. Но выбросить эту дрянь необходимо!

Ей удалось, почти не мешая Жене, отмотать стиснувшие его ногу кольца, а потом… Треск рвущегося тонкого тела она не столько услышала, сколько ощутила в пальцах. В следующий момент чисто машинально она швырнула оторванное «тело» в дымчатое марево, кажется даже попав им в несколько торчавших из дымки «верёвок».

Но что делать с остаточным отростком, впившимся в ногу парня? Его теперь даже не ухватить пальцами — настолько кончик маленький! А ведь, судя по суетливому движению, он продолжает вкручиваться!

На автомате Ирина сунула руки в карманы всё той же куртки. Может, найдётся предмет, которым можно выковырять гадскую тварь из раны?! Пальцы сразу наткнулись на гладкую вещицу. Вынув её, девушка обнаружила пузырёк с йодом. А вдруг? Если его пролить слишком много на обычную-то кожу, он может её сжечь, а тут… Недолго думая, задыхаясь от страха за Женю, слыша, как он всё чаще и тяжелей дышит, Ирина взяла — и полила тварь так, чтобы йод потёк сверху по ранке.

Некоторое время Ирина бессмысленно смотрела на неподвижный кончик твари, вяло торчащий из раны. «Уже не вкручивается?» — пронеслось удивлённое в мыслях. Затем, выждав, когда Женя остановится, чтобы нанести следующий удар, девушка подцепила еле видный чёрный отросток, сочащийся тёмной жидкостью, ногтями. Шаг Жени в сторону — и тварь, вялая, но, кажется, всё ещё живая, повисла в пальцах Ирины. Девушка мстительно ещё раз облила её йодом и выбросила к товаркам.

Парни остановились так неожиданно, что Ирина не сразу поняла происходящее. Она слышала их учащённое дыхание, но уже привычный свист и стук металлических прутьев закончился. Она выглянула из-за спины Жени.

Твари медленно уходили, тонули в своём дымчатом болоте, будто кто-то снизу тянул их на самое дно. Ни одна больше не пыталась нападать. Все вытянулись прямыми проводами и тонули…

Ирина перевела взгляд на ногу Жени с засученной штаниной. Недавнюю круглую ранку быстро заливало кровью.

— Всё, — охрипло сказал Женя. — Ир, чем ты эту дрянь?

— Йодом, — неожиданно тонким голоском ответила девушка. — Ты представляешь — йодом! Йодом!

Истерика началась сильнейшая. Ирина сидела на своей ступеньке, сквозь неудержимые слёзы хохотала и выла, всхлипывая и в голос рыдая. Она закрывалась ладонями, слишком хорошо всё понимая, но не в силах остановиться.

Она чувствовала, как кто-то сильно поднял её с места, обнял и заставил идти, прижимая к себе, когда она слепо спотыкалась на ступенях, которых не видно из-за слёз.

… Начала приходить в себя, осознавая, что сидит на диване, уткнувшись в чьё-то плечо, в которое продолжает рыдать.

Потом кто-то осторожно заставил её поднять голову. Где-то внутри она уже смиренно приготовилась к тому, чтобы получить пощёчину…

— Ирина, отпей…

Стакан воды! Они думают — вода ей поможет?!

Под судорожно ляскающими зубами зазвякал край стекла. Жидкость коснулась губ. Запаха она не почуяла из-за заложенного носа. Глотнула — и задохнулась, когда этот глоток взорвался огнём, обжигая не только горло, но и всё на своём пути.

— Господи, что это? — заикаясь от плача, жалобно спросила она.

Стакан чуть не вылетел из ослабевших пальцев. Женя подхватил его и снова поднёс к губам Ирины.

— Коньяк. Пей ещё.

— Нет… Нет!

— Не дури. Успокоит на раз. Только мне оставь.

Незатейливая шутка (полстакана коньяка!) последних слов заставила довериться и глотнуть ещё раз, хотя обожжённое горло протестовало.

Потом перед ними, сидящими, появился Красимир и сочувственно сунул в руки Ирины маленькое полотенце. Машинально думая о том, где он его взял, девушка смущённо отстранилась от Жени, который забрал у неё стакан и мелкими глоточками допивал его содержимое.

Красимир ушёл — появился хмурый Ярослав и, быстро продезинфицировав рану на ноге художника, забинтовал ему ногу.

Глубоко вздыхая от пережитого, Ирина наконец увидела спасённого с лестницы человека. Он лежал на ковре. Без штанов. Чувствуя, как истерика снова поднимается к горлу, девушка обратила внимание на его ноги. Концы сошлись с концами: Ярослав его раздел, потому что надо было обработать все раны, а, судя по тому, что повязки оказались выше колена, сделать это было сложно для одетого. Уже горестно глядя на бедолагу пострадавшего, Ирина отказывалась даже думать о том, сколько у него ранок и не попали ли в них те твари.

— Что делаем дальше? — устало спросил Красимир.

— Этого надо бы в скорую, — угрюмо сказал Ярослав, кивая на лежащего.

— Хм. А как? Привезём его, а дальше?

— Просто. Оставим у приёмного покоя, а потом позвоним с его же мобильного, что на стоянке раненый. Заберут и помогут.

— А где его мобильный? А, вот. Ты нашёл, да?

— В карманах был. Ребята, это не из наших старших, — сообщил Ярослав, садясь рядом с Женей и Ириной. — Он младше. Я думаю, он здесь служащий.

— Но чей это дом? — поинтересовался Женя, оглядываясь.

— Не знаю.

— Тогда давайте так. Вы с Красимиром отвезите этого беднягу в скорую, а мы подождём здесь и посмотрим, как будет себя вести та дрянь. А заодно и погадаем.

— Что будете узнавать? — спросил Красимир.

— Попробуем узнать, чей дом. И попробуем узнать насчёт тех, кто в подвале — живы ли. В общем, наоборот. Сначала — живы ли, а потом — чей дом. Вот ключи от моей машины. Кто из вас за руль?

Подошёл Красимир, забрал ключи.

Ни слова не говоря, Ярослав и Красимир подняли беднягу, надели на него штаны. Ирина вскочила с места помочь — открыть входную дверь. Потом помогла, открыв дверцу Жениной машины.

Когда машина скрылась в темноте, она вернулась в вестибюль. Женя всё ещё сидел на диване, морщась то ли недовольно, то ли болезненно. А может, и то и другое вместе…

— Ты не боишься, что эта штука внесёт какую-нибудь инфекцию? — со страхом спросила она.

— Ярослав вернётся — сделает какой-нибудь укол, — равнодушно ответил он. — Он знает. Деньги у него есть.

Девушка внимательно присмотрелась к его лицу, осунувшемуся и бледному. Осторожно спросила:

— С чего начнём? Ну, гадание?

— За бабулю боишься? — вздохнул он. — Карты с собой?

— Я не так хорошо умею гадать на картах, чтобы узнать, жив ли нужный человек, или нет, — напомнила Ирина.

— Ничего, мы вместе попробуем. Ты на картах, я — рисовать. Где-то у двери была моя сумка. Принеси, а?

Понимая, что ему тяжело ходить, Ирина быстро пошла к двери и разыскала сумку, в которую (помнила она) он упрятал альбом, карандаши и мелки на всякий случай. Повернувшись, она обнаружила, что Женя не оттого отослал её, что не хотел вставать. Нет, просто так — быстрей. Пока её не было, он принёс к дивану столик и поставил так, чтобы было удобней. Дождавшись появления своей сумки, он выложил из неё всё необходимое на столик и кивнул.

— Ну что? Как будем действовать? Доставай карты.

14

Сидя на диване за столиком, они видели лестничный провал к той страшной сущности с «верёвками». Выглядел провал как обычная часть интерьера: первая ступень лестницы, напротив стена, а между ними пространство — настоящий сюр. Причём, стена освещённая. Не знающий о существовании лестницы человек, глядя на это провисшее пространство, легко мог решить, что с архитектурой дома не всё в порядке. Например, выломали пол над подвалом.

Вспоминая оставленные дома у Ирины рисунки, Женя уверился, что дымчатая сущность со своими верёвочными приживалами охраняет всех тех, кто сейчас находится в подвале, а среди них — Нину Григорьевну, старших Красимира и Ярослава.

Не уверен Женя был только в одном: полезет ли сущность из подвала на свободу, или она охраняет собравшихся в подвале людей? Поэтому и поставил столик таким образом, чтобы держать под контролем лестницу вниз. И, взглядывая на неё время от времени, внутренне сжимался: а если он увидит, как дымка затопила место вокруг лестницы и медленно, но неуклонно ползёт далее, заливая собой вестибюль?

Ирина присела рядом — бледная. Пытается собраться. Но выходит плохо.

— Жаль, нельзя посмотреть, где здесь можно выпить воды, — сказал он первое, что на ум пришло.

— А где вы взяли коньяк?

— А графин вон на том столике. Там и бокалы есть, и стакан один был. Ещё хочешь? — усмехнулся он, не отрывая взгляда от лестничного провала.

— Нет. Я просто подумала, что коньяк принесли из кухни, например, — рассеянно объяснила она, тоже беспокойно следя за лестницей.

— С чего начнём?

— У меня нет свечей, — неуверенно сказала она.

Женя всё-таки взглянул на неё, успокоившуюся только внешне (пальцы судорожно вцепились в край стола), и задумался. Похоже, можно бы и без свечей обойтись, но для Ирины сейчас этот атрибут гадания точно необходим, как привычная часть довольно напряжённого действа. Чтобы не психовала ещё больше. Чтобы смогла сосредоточиться на гадании. Для уверенности, в общем.

— У меня нос распух, да?

Услышав этот неожиданный вопрос, Женя сообразил, что до сих пор напрямую таращится на девушку. Причём, на девушку, которая уже покраснела от смущения и неловко трогает свой нос вытянутой ладонью, кажется пытаясь этим движением скрыть его плачевное состояние.

Он чуть не хмыкнул вслух: у них под ногами, в подвале, чудовищная дрянь то ли сторожит, то ли погребла под собой несколько человек, среди которых её бабуля и которые ещё неизвестно живы ли, нет ли, а она — тревожится, как выглядит. Хотя… Пусть тревожится. Это лучше, чем ныть, трястись от страха и терять последние остатки ума-разума и готовности к действию. С которым и так пипец полный.

— Забудь, — посоветовал он и встал из-за столика. — Напридумывала, — пробурчал он так, чтобы она слышала. — Сиди здесь и не бойся. Я быстро.

И, пока она, растерянная, соображала, вставать ли за ним, или нет, он быстро, хоть и сильно прихрамывая, но стараясь не шипеть от боли (шёл, будто ступая ногой по тупым иглам), подошёл к лестнице в подвал и, немного помедлив, спустился к площадке. Дымчатая дрянь колыхалась на том же уровне. Вернулся чуть не бегом. На ходу сказал девушке, вскочившей при виде спешащего:

— Поднимайся. Обегаем дом на втором этаже, сколько сможем, пока тихо. Может, свечи найдём. Здесь такой интерьер, что свечи просто должны где-то быть. Заодно присмотрись — может, найдём и фотки того, кому дом принадлежит. Мне кажется, хозяин или хозяйка — один из тех, кого я рисовал. Ну, из тех, кто сейчас в подвале. Идём?

Она вылетела из-за столика так, что чуть не опрокинула его.

Женя незаметно кивнул: двигаться всё лучше, чем сидеть на месте и смотреть на вход во владения дымчатого чудища в ожидании фиг знает чего.

Он дошёл до дивана и в первую очередь прихватил с собой два металлических прута. Ирина нетерпеливо оглянулась, нахмурилась и тоже прихватила два прута, оставленных ребятами.

Они быстро: она впереди, он хромал сзади, приспособив прутья ещё и в качестве опорных палок, — взбежали по трём лестницам на второй этаж.

Холл этажа поразил всё той же тяжеловесной роскошью, но был гораздо уже вестибюля внизу. Вероятно, несколько дверей указывали на заполненность этажа комнатами коридорами различного предназначения.

— Камин — и какой огромный, — присмотрелась Ирина. — Иногда там бывают фотографии — ну, на каминной полке. Посмотрим?

— Посмотри, а я пока пройду вдоль стены — поищу свечи, — разрешил Женя, за предложением разделиться при обыске пряча нудную боль: камин расположился в самом дальнем углу холла, и идти к нему напрямик не хотелось. Может, девушка найдёт фотки и сама вернётся к нему. Тогда и ходить не надо…

Ирина немедленно пошла к камину, причём прутья, которые она держала одним концом опущенными, теперь несла параллельно полу. Женя усмехнулся. Неплохо.

Он похромал слева направо, настроившись на подсвечники и внимательно оглядывая столики, полки и стенные ниши, наполненные безделушками. Шагов через десять он пошатнулся от пронзившей ногу острой боли. Пришлось немного подождать на месте, цепко разглядывая доступные ему мелкие предметы… Прежде чем сделать следующий шаг, он раздражённо глянул на ногу. Чёрт, как не вовремя… И чуть не присвистнул: голень ноги, укушенной «верёвкой», распухла так, что натянула джинсовую ткань. Пока он, несколько ошеломлённый, разглядывал ноги, не понимая, почему так — ведь боль оставалась такой же, Ирина дошла до камина… Он увидел, как она протянула руку и впрямь что-то снять с каминной полки…

Девушка почему-то вдруг резко оказалось в фокусе его взгляда, в то время как всё остальное быстро растаяло, словно альбомный лист подожгли сразу со всех сторон. Боль милосердно поутихла… Ирина повернулась к нему, и он увидел, как зашевелился её рот… А потом он начал падать, машинально хватаясь за всё жёсткое, чтобы удержаться на ногах, пока всего лишь только удивлённый происходящим…

— … Агния! Чудишка! Отойди от ослушника! — приказал сильный женский голос.

Слабые пальчики скользнули по лицу охотника вниз вместе с остатками повязки. Тот зажмурился: выяснилось — девчушка посадила его прямо перед солнцем. Некоторое время он чувствовал нагревшиеся за день луговые травы, сухую землю… Затем охотник услышал торопливые шаги нескольких человек, которые приближались к нему, и зажался: сбежать не удалось. Девчоночку бы не тронули, что ему помогла. Та стояла, несмотря на окрик, рядом и спокойно разглядывала подходящих людей в белых одеждах.

— Попался! — радостно взревел уже ненавистный голос, раздавшийся от смутной пока ещё фигуры напротив. — Растоптать его!

— Охолони, Демьян, — недовольно одёрнули его сбоку. — Веди себя под стать званию своему! Что ты как ровня какому-то?..

В глазах прояснело. Оказывается, девочка успела провести его тропой, спускающей с зелёного, пёстрого от цветов холма к деревеньке. Та еле виднелась покатыми крышами, почти прижимаясь к опушке леса. Охотник встал с камня, исподлобья глядя на подходящих к нему волхвов. Сбежать посчитал постыдным. Эх, безоружный… Они, конечно, сильные и волшбу творят страшную, но, может, получилось бы, будь у него оружие, хоть как-то оборониться… «Святобору!..» — мысленно и с безнадёгой взмолился охотник. Насупился упрямо: без чести это — снова двенадцать на одного. И приготовился драться до последнего, но не даваться легко!

Внезапно в пояснице спину выгнуло. Напрягся, когда понял: сзади встал кто-то сильный и… страшный. Замолкли негромко и надменно гомонившие волхвы. Повеяло такой мощью, что и Демьяну, с его звероватой, медвежьей силой, тягаться с таким, как ребятёнку со взрослым. Потом вдруг пахнуло лесом: старым листом, грибным духом, сосновой прелью, болотной тиной, ежевичной сластью да липовым цветом — и на плечи испуганно вздрогнувшего охотника, так и не посмевшего оглянуться, легли громадные, по ощущениям — каменные ладонищи, и низкий голос прогрохотал раскатным громом с ясного неба:

— Пошто, волхвы, ворогом на охотника моего смотрите? Али рогатина его крепкая вам не по нраву пришлась? (Охотник чуть не ахнул: Демьян набычился!) Али закон он какой человеческий нарушил?

— Сей охотник вторгся под покровом ночи в наши владения и убил на наших землях еленя! — прозвенел голос той, что звала Агнию-чудушку. Женщина оказалась невысокой, но крепкой, смотрела решительно, безбоязненно.

Охотник даже поёжился и обречённо повесил голову: Святобор татей ох как не любит!

Но долго молчал старый бог лесов и охоты, прежде чем вымолвить-пророкотать:

— С каких времён таких повелось, что волхвы обзавелись собственными землями-владениями? Да и волхвы ли вы? Ведь по сю пору владели волхвы миром, а не клочком земли. И думали о высоком в том мире, а не о жирном елене. С каких же это пор волхвы ушли от мира и стали творить чересполосицу — это моё, а то твоё?

И охотник едва не подпрыгнул, когда у ноги его грохнул сучковатый посох.

— Созываю! — прогремело над холмами, отдалось гулом в лесах и не слабей вернулось к месту невольного вече.

А когда отголоски вместе с остатками эха растаяли, волхвы заоглядывались и, словно невзначай, тесно скучились близко к камню. Только маленькая Агния смотрела на всё с любопытством и смелостью.

Прозрачный воздух за волхвами потускнел и сначала обратился мутью, из которой затем возникли высокие фигуры. Они не стали плотными до конца, но в них угадывалась мощь, присущая Святобору. Кажется, старый бог лесов и охоты увидел, что уже можно говорить, и обратился к прибывшим:

— Виню страшной виной волхвов, забывших, что значит быть человеком, и прошу званых о наказании за их вину.

Всё ещё не испуганные, но оторопевшие волхвы изумлённо вглядывались в богов, обступивших их, а потом замерли. Даже охотник, не имеющий чудесной силы и не умеющий творить волшбу, почувствовал, что над головами простых смертных идёт обсуждение их судеб. Призрачные порывы ветра, грохот дальней грозы, шелест качающихся в буре деревьев, бой воды небесной о рябящую гладь реки — так говорили боги… И внезапно всё утихло.

Охотник неожиданно почувствовал желание вытянуть руки ладонями кверху. Что он с опаской и сделал. На ладони легли рукописные листы, сшитые витой золотой проволокой. Вторая рукопись… Третья… Охотник умел считать только до десяти старым счётом, так что дальше считал так: «Один на десять, два на десять». Всё. Рукописи закончились. Поднял глаза. Волхвы с недоумением смотрели на сшитые листы.

— Как малые дети, — вздохнул Святобор. — Буде же так: до тридцати шести годов не станет в вас силы к волшбе. А как исполнится время — придёте к моему охотнику и заберёте книги свои, в которых прячу силу вашу, и будете учиться заново творить волшбу на благо земли и людей.

И ветром подтвердило от иных богов:

— Буде так!

— Буде!

— Буде так, Святобор!

Каждый из волхвов вдруг покачнулся, будто попал в неожиданный вихрь, и охотник, оцепенев от невиданного ранее, следил, как от всех двенадцати волхвов отлетает прозрачная волна и ныряет в по очереди в каждую из книг.

— А пока идите к своим семьям и родичам и учитесь жить по-людски! — повелел Святобор и махнул рукой, отсылая растерянных волхвов, которые, возможно, и не слышали бога, прислушиваясь к своим ощущениям потерявших силу.

Девочка вприпрыжку побежала за матерью, схватила её за руку. Охотник качнулся было к Агнии, но, вздохнув, остался на месте. Призрачные фигуры богов бледнели в пространстве холмов, и видно только было, что они не просто пропадают, но уходят. Однако Святобора охотник чувствовал за спиной крепко.

— Живко, говоришь? — усмехаясь, прогрохотал старый бог. — Богов ты чтишь, так вот тебе, Живко, тягость справная: чего не будет хватать краю твоему да семьям здешним — найдут все помощь в твоей силе. Не волховская она, но хватит, чтобы дождаться совершенных лет тех волхвов, что не сумели с человеческой жадностью совладать.

Охотник, держа в руках все рукописи, оглянулся по сторонам, поражённый: воздух ли стал прозрачней, запахи ли усилились, как перед дождём или грозой, но мир теперь он принимал, как будто сам его частью был…

… - Женя! — окликнули его из дальнего угла громадного дома.

Что это они там кричат, как будто подойти не могут?

Глаза открыты, но не видят ничего. Впрочем, нет… Он видит громадный зал, который по диагонали пересекает сияющая линия, уходящая между двумя картинами. Странная эта линия. Она похожа на живую, потому что Женя чувствует её зов. Ему хочется пойти по этой линии, и в то же время он уверен, что она опасна. Это путь, который ведёт к страху и отчаянию…

— Же-ня!

Нога болит. И крик зовущего бьёт по ушам. Женя поморщился. Трудно просто позвать? Без воплей? И по-настоящему открыл глаза.

Он сидел, прислонённый к стене, вытянув ноги. Штанина одной засучена… Опа… Не засучена — разрезана. Нога выше укуса «верёвки» перетянута жгутом. Справа на корточках сидит суперсерьёзный Змей с медицинской повязкой на морде, слева — на коленях, перепуганная Ирина. Перед Ярославом — салфетка с какими-то медицинскими штучками вроде ампул и несколько упаковок со шприцами. В руках девушки вата.

— Это что? — с выдыханием через слово (чему сам удивился) спросил Женя.

— Ничего, — пробормотал Змей. — Ты немного отключился, а потом, кажется, уснул. Антибиотики это, — спустя секунды снизошёл он до объяснения и велел: — Не дёргайся, я сейчас ещё один укол сделаю.

— А что за?..

— Я же сказал — кое-что, что не даст яду распространяться далее, потом антибиотики, ну, на всякий случай — и ещё противошоковое. Всё наугад, — пробурчал Ярослав и сорвал свою повязку. — А, плевать. Если и заразно, всё равно уже пообщались. Ну, терпишь? Терпи.

Женя хотел было сказать, что и так терпит: судя по ваткам, прилипшим к коже, Ярослав уже не первую инъекцию делает.

— Вы нашли?

— Нашли-нашли, — торопливо сказала Ирина. — И свечи нашли, и фотки. Это дом дедушки Демьяна. Его тоже Демьяном зовут.

— Ага, помню, — рассеянно сказал Женя, следя, как игла входит в кожу. Боли не чувствовал. Даже входа иглы. Даже самой ноги.

— Помнишь? — удивился Ярослав. — Откуда?

— Когда встретил Демьяна в театре, заинтересовался. — Женя помолчал немного, отдыхая: что-то не давало нормально говорить. — Потом спросил у отца. Он многих в городе знает. Отец и рассказал. — О том, что его отец — банкир, Женя предпочёл умолчать.

— Среди тех, кого ты рисовал, медведь был, — осевшим голосом проговорила Ирина. — Он что — с ума сошёл? Собственного деда? Жень, ты чувствуешь ногу?

— Помогите подняться, — попросил он. — Вы мне столько всего вкололи, что я, наверное, из-за этого ничего не чую. А Красимир где?

— Он нашёл кухню. Сейчас тебе вода будет. Хочешь пить-то?

— Хочу.

Он ожидал, что вставший Ярослав намеренно причинит ему боль, поставив на ноги. Но тот поднял спокойно и даже осторожно. Женя сначала всем весом навалился на здоровую ногу, а потом уже не спеша, прислушиваясь к ощущениям, встал на укушенную.

Пресловутые иголочки мгновенно и, по ощущениям, злорадно впились в стопу. Женя сквозь зубы втянул воздух.

— Больно? — сочувственно спросила Ирина.

— Не столько больно, сколько… злобно, — со смешком, криво выговорил Женя и потребовал: — Помогите вниз спуститься. Пора работать, а то сидим — ни фига не делаем.

— Красимир! — окликнула девушка появившегося парня, и тот поспешил к ним.

Женя вздохнул свободней, когда понял: опираться на руку девушки не придётся, так что Ирина не поймёт, как ему сейчас хреново. Геройствовать не хотелось, но не хотелось и дело срывать. Впрочем, пока его довели до лестницы, он почувствовал, что нога хоть и вспухла, но всё ещё подчиняется ему.

Но сел с огромным облегчением. Тот же столик, только теперь стульев больше, а рядом Красимир поставил бутылки с минералкой.

— Только я всё равно не понимаю, как мы будем… — неуверенно сказала Ирина.

— Просто, — ответил Женя, хотя смутно представлял себе, с чего вообще начать. Но девушке нужна уверенность, а значит, он будет врать… Хотя вранья мало.

Он выдул минералки с полбутылки, прежде чем рот начал повиноваться ему в большей степени, а лёгкие или бронхи перестали капризничать (он подозревал небольшой отёк после укуса), и он мог говорить в привычном режиме.

— Так, мне листы и карандаш — проверим наших старших, живы ли.

Ярослав открыл рот и закрыл. Женя заметил. Понял: Змей хотел привычно возразить, что слово «наших» сказано им излишне.

Листы уже лежали на столике. И карандаш. И фотография Нины Григорьевны. Женя вздохнул и взялся за кисть, снял браслет. Теперь он, кажется, открыт тем силам, что командуют им, когда он начинает автописьмо… Смутно припомнился сон, пока он лежал в отключке. Снова криво усмехнувшись, он попросил: «Святобору! Помоги своему охотнику поймать странную, неслыханную ранее дичь!»

Карандаш навис над белым чистым листом. Потом руку дёрнуло вниз. Глаза Жени словно омыли свежей водой, а на плече он почувствовал тяжесть — тёплую, словно кто-то положил свою крепкую длань, подбадривая.

Он смотрел и удивлялся. Рука работала будто автономно от него самого, но карандаш выписывал именно то, что хотел художник. Под грифелем появлялось лицо старой, но сильной женщины. Глаза закрыты, губы сжаты от напряжения, но женщина сопротивляется! Карандаш зачёркивал женщину узловатыми верёвками, но она не давала верёвкам шанса добраться до неё, держа их на небольшом, но расстоянии.

Плечо, слегка согнувшееся под тёплой тяжестью, освободилось от присутствия на нём чужой руки. И Женя повёл им, чтобы избавиться от давления, которое ощущал во время рисования.

— Живая, — откинувшись на спинку стула, констатировал Женя.

Ярослав и Красимир переглянулись — с облегчением.

— Наши тоже? — уточнил всё же Красимир.

— Другой лист, — велел Женя. Он всё понимал. И то, что времени мало, но и то, что ребята будут волноваться, а значит — будут неуверенными. А сейчас их уверенность на вес золота. Поэтому он снова склонился над столиком.

Он рисовал лежащего на боку волка, каким помнил его по своему же недавнему рисунку, а на листе возникал старик — худощавый, со скептично сощуренными глазами. Он рисовал змея с опавшими кольцами, а на листе возникала седоголовая женщина со слегка склонённой головой; она словно внимательно прислушивалась к собеседнику.

Чуть не стукаясь головами, Ярослав и Красимир нагнулись над столиком, а потом разом подняли головы посмотреть на Женю.

— А… когда ты их видел? — изумлённо спросил Красимир.

Змей не спросил, он забрал лист со своей бабушкой и пристально вглядывался в неё.

— Ребята, у вас тоже необычный дар. Почему вы отказываете мне в определённом видении? — не слишком эмоционально ответил Женя.

— Слушайте, давайте потом всему удивляться, — предложила взволнованная Ирина. — Если у нас всё получается и мы узнали, что наши живы, теперь пора узнать, как их выручить. Жень, попробуешь?

— Но как? Одно дело — узнавать через рисунок, жив ли человек. Другое — что делать дальше. Что-то мне кажется, что это больше по твоей части.

— Но у меня нет вещей, принадлежащих им, — растерянно сказала девушка и вопросительно уставилась на ребят. — Может, у вас есть?

— Экспериментировать так экспериментировать, — решительно сказал Ярослав и положил на столик лист с рисунком. — У нас нет их вещей, но у нас есть рисунки. Будут вместо монеток. Ирина, попробуй над ними погадать.

— Свет выключить? — спросил Красимир, тоже положивший портрет деда на столик.

— Выключай, — сказал Женя. — Пока дойдёшь и найдёшь выключатели, мы зажжём свечи.

Он остался сидеть рядом с Ириной, но не потому, что хотелось быть рядом с девушкой. Нога снова разболелась — и эта боль страшно злила, потому что отвлекала от важного дела. А потом подумалось рассеянно, что, возможно, эта боль зачем-то нужна. Потом эта мысль пропала среди вороха других мыслей и тревоги: получится ли узнать этим гаданием, как выручить людей, попавших в странную ловушку?

Верхний свет потух, и жёлтое пламя свечей как-то уютно сузило пространство вокруг столика, будто отрезав сидящих возле него от всего тёмного мира.

А потом Ирина начала раскладывать карты. На портреты они падали с жёстким стуком, уже привычным слуху Жени. Только вот… Не замечая того, он сидел, не мигая, и с изумлением вглядывался в пространство над столиком.

Неизвестно, что видела Ирина, но он видел одну и ту же картинку: в полуметре от столика возникала странная тетрадь, сшитая из листов очень грубой нитью. Пламя одной из свечей подплывало к этой тетради, останавливалось у отогнутого листа, тот вспыхивал, а потом вспыхивала огнём и вся тетрадь.

Книга! Книга из сна! Женя заморгал, стараясь освободиться от настоящего и восстановить свой сон. Боги собрались, придумали какие-то книги для каждого из волхвов, а потом в эти книги спрятали силу двенадцати, запретив пользоваться ею, пока каждому не исполнится тридцать шесть. И он, охотник во сне, должен был хранить эти книги до их странного совершеннолетия. И теперь… Если он правильно понял, ему предлагают сжечь одну книгу. Книгу, явно принадлежащую Демьянам.

Он чуть было вслух не высказал свои предположения, но предпочёл умолчать о необычном видении. Что-то ещё скажет Ирина?

— Нам надо сжечь какую-то книгу, — пожимая плечами, сказала она. В её взгляде на карты, упавшие на рисунки, Женя заметил разочарование.

Он хотел было уточнить, объяснить, что это за книга, но уточнение было не главным сейчас. Главным было другое.

— И где её найти?

— Что-то у меня подозрение, что книга эта у Демьяна, — задумчиво предположил Ярослав, а завидев обращённые к нему взгляды, уточнил: — У Демьяна-младшего.

— Тогда следующий вопрос, — хмуро сказал Красимир. — Как отнять эту книгу?

— Ирина, а ты можешь раскинуть карты на такой вопрос? — спросил Женя.

Девушка озадаченно посмотрела на столик с портретами старших Ярослава и Красимира… Лихорадочно продумывая ситуацию, Женя застыл, а потом спокойно сказал:

— Ты гадала на меня — помнишь? Без всяких предметов.

— Для такого гадания нужен шар.

— Попробуй без него. На меня, — сам скептически улыбаясь, предложил он. — С таким вопросом — про книгу, потому что именно он меня волнует.

— Ну, я попытаюсь, — с сомнением сказала девушка.

Портреты убрали — точней, забрали. Теперь на столике оставались только свечи в высоких и вычурных канделябрах. Но, едва Ирина раскинула карты и принялась выкладывать первый крест, Женя покачнулся от нахлынувшей волны автописьма, схватил карандаш. Они почти мешали друг другу: вошедшая в небольшой транс девушка быстро бросала карты — он рисовал на альбомных листах, которые взял с пола. Рисовал так, что пальцы сводило судорогой…

— Ты как будто меня переводишь, — услышал он её шёпот. — Но это… целая загадка.

Они склонились вчетвером над рисунком, заинтригованные. На листе тоже были четверо — судя по фигурам, они же сами. Но впереди них стояли трое: двое мужчин и одна женщина — все в одежде русских богатырей, вооружённые мечами и щитами. Отчётливо прорисованные лица были довольно приметные, и Ярослав первым с недоумением сказал:

— А ведь вот эта девчонка — один из наших глухарей.

— Ага, а вот этот — второй, — сказал Красимир. — Я помню его.

Ирина цапнула лист со столика и внимательно пригляделась к лицам. Оглянулась на Женю.

— А в центре — мой Григорий, — жалко сказала она. И всхлипнула: — Я ничего не понимаю.

15

Справившись с подступающим к горлу плачем, Ирина исподтишка оглядела парней. Яркого электрического света, который обычно скрадывал половину эмоций, не было. Пламя свечей, время от времени нервно дёргавшееся от их дыхания или сквозняков, тенями и светом лепило на лицах отпечаток настоящих чувств, давая их даже не угадывать, а считывать.

Ярослав и Красимир недоумевали. А вот Женя выглядел таким сосредоточенным, словно пытался найти общее в потоке информации, которая поступает лично к нему с разных сторон. И мысль о том, что он, как ни странно, знает гораздо больше, чем все они, заставила успокоиться и настроиться на деловой лад.

— Ну, давайте суммируем, — медленно сказал Ярослав, нахмурившись — глядя на столик с картами и единственным теперь рисунком. — Значит, эти трое помогут нам отнять у Демьяна книгу, которая даёт ему силу?.. А кстати, Ирина, откуда ты знаешь… этого Григория?

Он, слишком очевидно изумлённый и не поверивший, что она могла таиться от них с каким-то незнакомцем, которого ещё и присвоила, пропустил слово «мой».

Последний вопрос — и её только что вернувшееся самообладание разбилось вдребезги. Она почувствовала, как перехватило дыхание, и заставила себя дышать глубже, чтобы не разреветься. Женя, не глядя, положил свою ладонь на судорожно сжатые, но бесконтрольно трясущиеся пальцы и ответил вместо неё:

— Это её старший брат.

Остолбенев, парни уставились на Ирину, а Женя добавил:

— Я сегодня нечаянно увидел его в квартире. Ирина не хотела, чтобы кто-то знал. — И почти без паузы вернул Змея к теме: — Я согласен с предположением, что эти трое связаны с нами каким-то образом и помогут. Но как быть с ними? Вы назвали их глухарями, потому что с них, насколько я помню, в отличие от упырей, невозможно снять Демьяново… воздействие.

— Но теперь с нами ты, — возразил Красимир. — Ты же можешь рисовать и снимать! А вдруг у тебя получится снять с них клеймо?

— Меня с упырей-то корёжит нехило, а вы… — начал Женя.

Ирина, сама того не желая, резко отвернулась. Просить его? Умолять? Ни за что! Хотя… Не за себя же, за брата! Снова подняла голову. Одновременно с движением Жени: он мягко сжал её пальцы и чуть встряхнул руку. О Григории он больше не говорил, но после этого жеста Ирина вдруг решила: Женя не говорит о своём отношении к ней, но его слова «за тебя» повторились в этом движении… Хватит нюни разводить. Он прав. Поговорят о брате тогда, когда будет время. Сейчас — о деле.

Женя тоже медленно, то ли приноравливаясь к ситуации, то ли размышляя вслух, заговорил, глядя на огонь:

— Ну, хорошо. Предположим, я своим рисунком и впрямь подействую на глухарей так, как вы, дотрагиваясь до лба упырей. Ну а дальше? Вот эти трое пришли в себя. И мы им говорим: надо найти вот этого медведя, отнять у него старинную книгу, а потом сжечь её? Не, ну вы сами представьте ситуёвину. Что нам эти трое в ответ скажут?

— Проблема не только в этом, — начал вникать Красимир. — Один из глухарей — вот эта девчонка, в больнице лежит. Другой — дома. Ну, ладно, если Григорий есть под рукой… — он запнулся и с тревогой взглянул на Ирину. Успокоился, что она осталась хладнокровной при этих довольно циничных словах, и продолжил: — Можно начать с него. Ему легче объяснить, что происходит. Сестре-то он поверит.

— Подождите-ка… — Змей Ярослав огляделся и принёс к столику два стула, на которые уселся вместе с Красимиром. — Мы и правда ещё не всё обсудили. А ведь ещё есть кое-что. А если упыри, которым смотрел в глаза Демьян, обычные люди? Ну, без особенностей всяких? А глухари — эти трое, которые явно с военным вооружением — пусть и прошлых веков? Значит?.. Ну? Что это может значить? У них тоже есть способности? А вдруг и правда именно те, которые помогут совладать с Демьяном-младшим?

Змей морщился, стараясь подобрать слова, стараясь определиться с мыслями, которые возникали по ходу размышлений, и Ирина поняла, что он тоже прав.

— Тогда едем назад? — предложила она. — Ко мне домой? — И вдруг испугалась. — Вечер-то поздний. Ребята, вам ведь с утра на работу!

— Я отпрошусь, — решительно сказал Ярослав и поднялся со стула, доставая из кармана мобильный. — На всякий случай попрошу дня три отгула. Два у меня личных есть, один — за свой счёт попрошу.

— Ещё бы мне в стороне остаться, — проворчал, тоже вставая, Красимир. — Отгулов у меня нет, но договориться нетрудно.

Женя, всё такой же сосредоточенный, обернулся к Ирине и попросил:

— Пока они отпрашиваются, мне бы хотелось сбегать ещё раз на второй этаж — проверить одну идею. Посиди здесь, ладно? Попытаюсь быстро всё сделать.

— Давай я с тобой? — встревожилась она. — Как ты без опоры?..

— Легко, — буркнул он, и девушка чуть заметно усмехнулась: боится показаться беспомощным? «Ну и иди!»

Пока ребята негромко переговаривались по своим мобильникам, она выждала, пока Женя, опираясь на металлические прутья, словно занимался скандинавской ходьбой, доберётся до лестницы, а потом исчезнет за первым поворотом на вторую. После чего она спокойно встала и последовала за ним, пока парни отвернулись.

Добравшись до лестницы, она оглянулась на вестибюль. Совсем забыла про дымчатую муть. Потом рассеянно скользнула взглядом по парням. Красимир беседовал по мобильному, развернувшись к лестнице в подвал. Сторожил. Так что Ирина с облегчением побежала следом за Женей, прихватив с собой свечу.

Он уже добрался до второго этажа.

Интересно, что за идею он проверяет?

Затаившись на лестнице, тремя ступенями ниже её верха, девушка с удивлением следила, как Женя постоял немного на месте, а потом нагнулся к чему-то на полу, словно пытаясь разглядеть следы. «Ишь, охотник!» — снова улыбнулась Ирина. И задумалась. Художник только раз высказал своё… ну, пусть будет — расположение к ней, заверив, что готов защищать её. Но она и раньше начала чувствовать какое-то тепло, когда стоит рядом с ним. Ещё она заметила, что Женя, кажется, чувствует её: когда она пару раз подходила сзади, он на мгновения застывал, а потом неторопливо поворачивался и как-то снисходительно улыбался: «А это ты».

Вспомнив об этом, Ирина поспешно отвела от него взгляд, стараясь теперь не глядеть прямо на него, а смотреть лишь, что именно он делает. И оцепенела. Женя коснулся пола рукой, потом ещё раз… Сама того не замечая, девушка поднялась на последние верхние ступени, не отрывая взгляда от странной полосы, которая сначала выглядела грубым пунктиром на полу, намеченном наляпанными толстыми мазками краски или грязи. Но, когда Ирина оказалась близко к началу этой полосы, сердце зачастило: это не мазки малярной кистью, как она решила. Это следы зверя. Они диагональю пересекают весь холл второго этажа. И зверь шёл, волоча ног… лапы, потому что следы такие, словно он шаркал шаг от шага — от одного следа к другому оставались еле видные полосы, связывающие все отпечатки.

— Эй, следопыты! — близко за спиной раздался голос Ярослава, и девушка, охнув, подпрыгнула от неожиданности. — Что нашли?

— Ух ты…

Его обошёл Красимир и немедленно встал на колени, не просто присматриваясь к следам, но будто пытаясь обнюхать их, странные и чудовищно громадные. Причём встал он как-то странно: не на самой полосе, а сбоку. Впрочем, подумав, Ирина согласилась с ним: на самой полосе и затоптать отпечатки можно.

Оба парня были тоже с прутьями от лестницы.

— Я увидел эту линию, когда мы искали свечи, — недовольно сказал Женя и внезапно хмыкнул, как будто что-то сообразил.

— А почему сразу не сказал? — с претензией проворчал Ярослав.

— Ребята, а вы сами ничего не замечаете? Я имею в виду не полосу. Я имею в виду, что час назад вы этих следов не видели, а теперь — сразу… По-моему, наши способности растут… Или мне только кажется?

— Любопытная гипотеза, — пробормотал Ярослав.

Женя отвернулся, и Ирина услышала его вздох:

— Только я не хотел, чтобы вы это увидели… Ну, мало ли…

— Следы заканчиваются здесь! — громко оповестил Красимир, уже добравшийся до противоположного угла холла. — Странно. Я чую что-то, но понять не могу, что именно. Змей, шагай сюда! Может, ты что-то разглядишь?

Ярослав фыркнул на столь фамильярное обращение, но возражать или огрызаться опять-таки не стал и подошёл. Сверху вниз, чуть не барственно, спросил:

— Ну и что ты нашёл?

— Сам не видишь?

Ирина заторопилась. Не дай Бог, разругаются. Но, пока она добежала, а Женя доковылял, оба парня уже сидели на корточках, что-то въедливо изучая на полу.

Женя сделал открытие — она сиюминутным опытом, собственным видением того, что ранее было скрыто от неё, это открытие подтвердила: да, кажется, их способности либо растут, либо… что-то вроде — очищаются? Становятся более яркими? Девушка смотрела на след — точней, на его половину. Первая половина — та, где должны быть когти, оказалась словно перерезанной стеной, в которую они уткнулись.

Парни поднялись с корточек. Ярослав скептически, недоверчиво осмотрел стену.

— Эта стена с окнами, — изумлённо сказал Красимир. — Двери здесь быть не может.

Но, видимо, уже сам себе не веря, он шагнул к ближайшему окну и, отодвинув штору, попытался открыть раму. Ярослав, уже заметно обозлённый всеми чудесами, которые сваливались на них в этой кроличьей норе, именуемой для маскировки коттеджем, быстро подошёл помочь. Объединёнными усилиями распахнули окно, и Ирине пришлось прятать ладонью встрепенувшееся от сквозняка пламя свечи. Поток свежего, но промозглого от явного дождя воздуха ворвался в холл и заставил девушку сжать плечи. Ненадолго. Парни быстро закрыли окно, причём девушка заметила, что они оба так и не выпустили из рук своё примитивное металлическое оружие. Разве что на секунды поставили их прислонёнными к подоконнику.

— Нет там ничего, куда мог бы кто-нибудь уйти… — Красимир споткнулся и ошарашенно сощурился на всю компанию. — Ребята, — шёпотом сказал он. — Это что… Демьян? Ну, ходит так?

— Если говорить о способностях, которые растут… — Ярослав немигающе смотрел на стену, выложенную огромными панелями под дерево. — Или включить логику… Мы же, в сущности, уже в другом мире. А значит, и мыслить надо другими категориями.

— И что? — нетерпеливо подтолкнул его Красимир.

— А то, что эта панель что-то типа портала. Ну, или скрывает портал, ведущий куда-то. И, если отодрать её, за нею может обнаружиться ход?.. Если Демьян-младший сумел развить свои способности, то он наверняка сумел придумать для себя такого… Ну… Я имею в виду, что силища у него такая, что он сумел старших уложить, значит, и портал ему открыть — раз плюнуть. Только почему мне кажется…

Казалось уже не только ему. Первой начала отступать от панели Ирина. Она ощущала что-то неприятное, во всех смыслах отталкивающее при взгляде на эту панель, которая перерезала громадный звериный след. И скоро оказалась за спинами троих парней, которые, хотя пока ничего не происходило, выставили вперёд свои металлические палки, явно готовясь к этому самому неприятному.

Они все, хоть и медленно, но успели отойти от стены на добрый десяток шагов, когда панель просто взорвалась! С треском и грохотом!

А из резко обозначенной дыры вылетел какой-то тяжёлый снаряд, как сначала решила перепуганная Ирина. Этот снаряд и пробил панель, как стало ясно позже.

На пол снаряд грохнулся со слабым криком.

Они все застыли от ужаса.

Перед ними лежала окровавленная девушка. Нагишом. Упав, она не только вскрикнула, но застонала от боли.

Пока они, остолбенелые от неожиданности, смотрели на неё, не в силах хоть что-то предпринять, она, видимо, хотела привстать, но не сумела. Ирина не выдержала и бросилась к ней, не обращая внимания на предостерегающий зов парней, которые поневоле поспешили за ней.

Ирина сунула свечу Красимиру и встала на колени перед девушкой. Та была настолько вымазана свежей кровью, что Волк Красимир сопнул носом и торопливо отошёл. Брезгливо втянул влажный запах Ярослав, но остался на месте.

Слушая бесконечный тоненький стон, Ирина велела, не оглядываясь:

— Отойдите все.

Девушка, сжавшись в комочек и вздрагивая, лежала на боку. Ирина постаралась осторожно, не причиняя боли, перевернуть её на спину, чтобы осмотреть. Отодвинула с лица неизвестной влажную прядь волос. Сначала не поняла, почему девушка ей знакома. Потом прикусила губу: всё правильно — та самая девчонка из сопровождения Демьяна в театре. Та, которая визгливо радовалась её унижению. Сейчас-то в ней нет ни капельки той крутости, которую она испытывала в театре… Жалкое, беспомощное тело сейчас…

Довольно бесцеремонно вмешался Ярослав.

— Дай гляну, а то возиться будешь, а тут… — И он выразительно взглянул на расщепленное «дерево» панели, за которой виднелась обычная кирпичная кладка.

Через минуту он, морщась от жалости, вынес вердикт:

— Зверски изнасилована. Дайте мне накидку с того кресла. Надо быстро отнести её вниз и попробовать вызвать скорую. Или снова проехаться до неё. Чёрт, ну и ночка… Хоть снова в скорую возвращайся.

Когда девушку приподняли, чтобы подложить под неё кресельную накидку, она заохала, заплакала — и всё, явно не приходя в сознание, а может, находясь в полусознательном состоянии. Глядя на неё, Ирина снова чуть не заплакала.

Но и парни не зря торопились убрать со второго этажа неизвестную.

— Опять… — процедил сквозь зубы Ярослав, встревоженно глядя на разбитую панель. — Только что-то очень…

Остатки панели затрещали под ударами мощных кулаков с той стороны. На их глазах, благо свеча всё ещё горела, кирпичная кладка исчезла, закрутившись режущей глаза мутью. Сначала в ней материализовалась мускулистая ножища, а следом появился Демьян-младший. Из одежды на нём были лишь короткие, видимо, домашние штаны, пояс которых чудом удерживался на его бёдрах. Штаны в тёмных пятнах, как и живот.

И Демьян буквально дышал безумной силой. Он весело оскалился при виде нежданных гостей своего деда и замер взглядом на Ирине.

— Ириночка! Прелестница! — смачно, словно собираясь проглотить вкуснейшее блюдо, провозгласил он, ухмыляясь. — Снова с мальчиками, драгоценнейшая? Когда ж ты вырастешь и захочешь гулять с настоящими мужчинами, детка? Иди ко мне, радость моя бриллиантовая! Я покажу тебе, что значит сильный мужчина! Ты запомнишь общение со мной как самый сладкий миг своей жизни, чаровница моя!

— Пошёл к чёрту, Демьян! — разъярённо ответила Ирина. Ей сил придавал один только взгляд на беспомощное тело девушки из его сопровождения. — Ты вор и грабитель! За счёт чего ты получил свои силы, мразь?! Или за счёт кого?!

— Какое тебе дело, откуда у меня силы, очаровательница? — ухмыляясь и забавляясь, сказал Демьян. — Моих женщин волновать должно только одно — моя милость к ним. Эй, Ярослав, куда мою девку потащил?! Это моя игрушка! И я ещё не закончил с нею!

От безмятежного, чуть не мурлыкающего благодушия он быстро перешёл к другому настроению, рассвирепев до такой степени, что даже в полутьме видно было, как замерцали кровавым отблеском его глаза. С ним вообще что-то творилось странное и пугающее: он весь дрожал, словно от бушующего в нём адреналина, весь дёргался и скалился от каких-то раздирающих его желаний…

Но хуже было, что за его спиной начали быстро выскакивать остальные шавки его компании — загонщики. Они мгновенно окружили Демьяна, правда предусмотрительно не бросаясь вперёд без его команды. Ирина заметила, что они все выглядят обычными, как всегда, но состояние хозяина их явно заводит. На девушку, лежащую без сознания, с видимыми на ней пятнами крови, они смотрели, чуть не плотоядно облизываясь, и Ирина впервые со страхом подумала, что загонщиками их сам Демьян прозвал не зря. Сейчас они похожи на свору псов, которых пускают по кровавому следу дичи.

После тягостных секунд тишины Ярослав глухо отозвался, стараясь не глядеть в бешеные глаза Демьяна:

— Этой девушке необходима медицинская помощь. Мы отвезём её в скорую.

Демьян вдруг светски улыбнулся — причём как-то так светло и умиротворённо, что у Ирины морозом схватило спину.

— Этой милашке — помощь? Этой милашке не хватило моего внимания. Она так орала… — Его голос понизился до вкрадчивых ноток искусителя. — Ты чистый мальчик, Ярослав, не правда ли? А пробовал ли ты когда-нибудь женщину из-под мужчины? Посмотри на эту милашку! Она так расслабленно лежит, ожидая твоего внимания! Тронь её нежной ладошкой, мальчик, — и посмотри, как она раскроется тебе навстречу. Ну? Ярославчик? Потрогай девочку! Она миленькая и не будет сопротивляться. Она такая мягкая и покорная… Тебе понравится…

— Шакал…

Неизвестно как, но Женя очутился впереди всех. Ирина было хотела встать рядом с ним, но Красимир успел схватить её за рукав, оттаскивая от опасно близкого расстояния с Демьяном-младшим.

— Что ты сказал, мальчик? — ласково обратился Демьян к художнику, хищно ощериваясь на его всеми зубами, блестящими всё в той же полутьме. Дрожащей от напряжения Ирине уже казалось, что и зубы у него перепачканы кровью.

— Хм, шакал тебе не нравится, — задумчиво констатировал Женя. — Ну, тогда гиена. Демьян, ты падальщик, если не понял. Знаешь, кто такой падальщик? — Он воспользовался паузой, когда ошеломлённый Демьян начал заикаться от гнева, и обернулся к ребятам: — Быстро тащите её к лестницам и уходите сами. — И резко вернулся к «собеседнику», отчётливо терпеливо объяснил: — Падальщик — это тот, кто питается падалью. Гнилью. Плесневелой мертвечиной. Сдохшей скотиной. Понял, Демьян? И как? Вкусно тебе?

— Ты-и!.. — завыл Демьян и бросился к нему.

Ирина закричать не успела — Демьян на полушаге с грохотом свалился и заорал от боли: Женя метнул ему под ноги металлический прут.

Загонщики на мгновения застыли, а потом бросились к хозяину. Поднимать они его не решились — побоялись. Демьян валялся на полу, схватившись за ушибленную ногу, и продолжал выть, перемежая вой такими ругательствами, что Ирине показалось — или дом сейчас рухнет, или, по крайней мере, померкнет пламя свечи в руках Красимира.

— Ирина, тащи девчонку к лестнице, — негромко скомандовал Ярослав и бегом помчался к Жене, который опершись на здоровую ногу, держал наготове второй прут.

Красимир быстро присел и поставил на пол всё ещё горящую свечу, после чего последовал за Змеем.

Девушка больше не рассуждала. Она прыгнула к бедолаге, всё ещё лежащей без сознания, взялась за её подмышки и потащила волоком к лестнице.

К сожалению, оттащить её не успела. Демьян сосредоточил всё своё внимание именно на своей «игрушке».

С пола он поднялся, будто взлетел, — наверное, ему помогали силы, которыми он сейчас безнаказанно владел. В отличие от Жени, он ни разу не хромал. И он не стал рассусоливать, а просто рявкнул, не глядя, на своих прислужников — и загонщики, сторонясь ребят, вооружённых примитивным, но действенным оружием, кинулись, предусмотрительно огибая троих, к Ирине. Ярослав бросился было следом, но к Жене и Красимиру рванул сам Демьян. Ребята не давали ему приблизиться к себе, отпугивая палками — мельком наблюдала издалека Ирина, которая уже задыхалась от страха при виде бегущих к ней загонщиков.

Один вскрикнул и свалился. Красимир не выдержал. Тоже палку метнул.

Больше ребята прутьев не бросали — Ирина их понимала: самим тоже надо отражать психованные атаки Демьяна.

И вообще… Постепенно отходя от Демьяна, который словно окончательно сошёл с ума — так он вопил и бесновался, прыгая на месте и суматошно размахивая руками, ребята, видимо, хотели защитить Ирину и пострадавшую. Но загонщики оказались более свободными в своих действиях. Как ни сопротивлялась сама кричавшая от ужаса и жалости Ирина, они выдрали из её рук девушку, отбросили кресельную накидку и с торжеством понесли тело к Демьяну.

И они все бессильно смотрели, как девушку уложили перед ногами Демьяна, который заорал что-то нечленораздельное, но победное, схватил её за волосы и поволок к панели в стене. А вся толпа загонщиков — за ним. Оклемавшийся загонщик, подбитый Красимиром, полз позади всех. Последние подхватили его под руки и помогли, втянув в муть теперь уже определённого портала.

И — кирпичная кладка. Одновременно с появлением её первых прямоугольных линий второй прут Жени врезался в стену и упал, загрохотал по полу.

— Нас обставили, как последних младенцев, — с горечью проговорил наконец Красимир, всё ещё глядя на разбитую панель.

— Ничего не обставили, — с холодной яростью процедил Женя. — Давайте вернёмся на первый этаж. Разговор есть. Только помогите идти, а то — чую — лекарства действовать начали, но ведь только начали…

Пока рассаживались у столика, Красимир первым делом побежал к лестнице в подвал, а вернувшись, сообщил, что дымчатость колышется на том же уровне.

— Мне кажется, дальше она и не пойдёт, — с небольшим сомнением сказал Ярослав, стараясь не держать на виду всё ещё дрожащие руки. — Судя по всему, она поставлена Демьяном сторожить старших. Ну, с чего ты решил, что нас не обставили?

— Начну издалека, — предупредил Женя, устало откидываясь на спинку стула. — В последние несколько ночей мне снятся насыщенные информацией сны. Если коротко… Есть двенадцать волхвов, которые в тридцать шесть лет получают силу и инструкции, как ею пользоваться. Инструкции вы видели, когда Ирина гадала. Это сшитые между собой листы, почти книга. Думаю, Демьян украл у деда эту книгу и стал использовать данные ему способности себе во благо. Поэтому наше гадание дало такой результат: чтобы освободить старших из подвала, надо сжечь книгу, уворованную Демьяном. Вместе с сожжённой книгой пропадут его силы.

— Звучит… — Ярослав помедлил с оценкой. — Звучит фантастически.

— Я сейчас вам скажу ещё более фантастично, — невесело ухмыльнулся художник. — Поскольку Демьян упорядоченно пользоваться полученной силой не умеет, он разбудил и ваши способности, а возможно — и силы. Ну, как у будущих волхвов. Тоже очень рано и без умения пользоваться ими. Поэтому вы только случайно и не сразу узнавали о своих способностях. Ну, он вроде как пробил вас.

— Теперь понятно, почему я не могу смотреть ему в глаза, — пробормотал Ярослав. — Он продолжает бить.

— Наверное, так и есть, — согласился Женя. — Так вот. Нас сейчас прокатили — здесь Красимир прав. Но всё это из-за того, что я временно не могу драться. Устроили бы заварушку, ещё неизвестно, чем бы всё тут закончилось. Но с моей ногой… Ярослав. Ты Змей. Когда-то работал в скорой. Связь видишь? А если среди твоих умений и способностей как волхва есть целительство?

Ирина уставилась на смущённого Ярослава. Змей. Символика со змеем — на всех аптечных и больничных вывесках, на многих документах, связанных с медициной.

— Мне нужна здоровая нога, Змей, — жёстко сказал Женя. — Тогда мы сумеем противостоять этим шакальчикам. Ты мне вколол химию. А если результативней будет пропустить через укус силы волхва?

— Но я не знаю — как! — заволновался Ярослав.

— Начни с примитивного — с наложения рук, — предложила Ирина. — Я видела, показывали однажды, как это делается. Просто обхвати ногу Жени ладонями и всё.

Совершенно заинтригованный Ярослав забыл даже посматривать на всех сверху вниз. Он сел на пол перед Женей и неуверенно положил ладонь на место укуса «верёвки». Тишина была недолгой. Видимо, художник продолжал размышлять. Ирина нисколько не удивилась, услышав его вопрос:

— Интересно, занимался ли Григорий какими-нибудь единоборствами?

16

Прежде чем он сосредоточил своё внимание на ощущениях от ладони Змея, закрывшей место укуса, Ирина неуверенно сказала:

— Гриша ходил в какую-то секцию. Борьба, но не помню, как она точно называлась. Даже на соревнования ездил.

— Ясно, — пробормотал Женя, раздумывая о других «глухарях». Кажется, спроси их родных — те двое тоже окажутся спортсменами. Но почему? Почему старший брат Ирины стал глухарём, а она сама легко держит взгляд Демьяна? И почему рисунок показывает, что глухари помогут разобраться с Демьяном?.. И как-то незначаще мелькнула мысль: а у тех глухарей есть братья и сёстры? И не внуки ли они тех, кто ещё лежит в подвале Демьяна-старшего?

Сначала Женя ничего не чувствовал. Ну, если быть точным — чувствовал он место укуса как довольно тупую, нудную боль. И как-то стороной тихо радовался, что сидит: пока ходил, всякий нажим на больную ногу простреливал резкой болью по всему телу… Он ещё пытался размышлять, собирая все ниточки дела и стараясь выявить некую логику, когда впервые понял, что ощущения изменились. Тупую боль сменило впечатление всё сильней припекающего жара.

Вскоре он сидел молча, сам того не замечая — дыша ртом и очень часто. Ещё минуты — и больше Женя сдерживаться не мог. Он выдернул ногу из обжигающих рук еле успевшего отшатнуться Ярослава, чуть не треснув его коленом по носу.

— Хватит!

Впрочем, и сам Ярослав дышал так, будто от души сгонял по спортивному полю пару кругов. Красимир, раскрыв рот, с недоумением смотрел на них. А Ирина присела на корточки перед Женей и внимательно осмотрела место укуса.

— Ни следа, — констатировала она. — Встать можешь? Пройдись.

Женя неуверенно прошёлся рядом со столиком. Прислушиваясь к себе, потоптался на месте и пожал плечами.

— Вроде всё нормально. Спасибо, Ярослав.

Про себя ухмыльнулся: сюда бы равного себе по силе и подготовленности спарринг-партнёра — и хотя бы пару минут на тренировочный бой в полную силу. Чтобы уж точно быть уверенным.

Змей Ярослав, сидевший на полу, с сомнением поднял руки и оглядел ладони.

— Ну… Предположим — подтвердилось. И что дальше?

— Дальше… Ирина, бабуля переехала к вам года два назад?

— Да.

— У неё там, где она раньше жила, дом или квартира остались?

— Нет, она всё продала и переехала полностью жить к нам.

— Тогда дальше делаем вот что: едем к Ирине, а по дороге заглядываем ко мне на секунду. Обычная бумага для принтера — это, конечно, хорошо, но когда у меня начинается автописьмо, она рвётся. А фиг её знает, сколько нам ещё понадобится. Заберём всё, что у меня есть. Потом — уже у тебя, Ирина. Ты обыщешь все бабулины вещи и попробуешь найти тетрадь — такую, как видела в гадании. У Нины Григорьевны она должна быть. А мы попробуем добудиться Григория. Ну, что? Едем?

— А здесь разве никого не оставим? — засомневался Красимир, оглядывая полутёмный вестибюль, из-за неровного пламени свечей в котором во множестве шевелились раскоряченные тени.

— Нет. Во-первых, случись что в подвале — всё равно ничего сделать не сможем. Во-вторых, мне до чёртиков не нравится идея разделяться, когда рядом шляется этот псих со всеми своими присными.

Будто подтверждая его слова, догорела одна свеча. Вокруг столика тьма мгновенно стала гуще и непроницаемей. После неловкого молчания: вставать и идти к выключателю явно никто не хотел — с пола поднялся Ярослав.

— Я вижу, — напряжённо сказал он. — Сейчас будет свет.

Его «Я вижу» поняли: он видит и в темноте и в случае опасности сразу вернётся к столику, на котором ещё достаточно свечей… Но Женя вдруг неожиданно для себя выпрямился на своём стуле: Змей ушёл в темноту, но он его тоже видел! Поэтому, не сводя взгляда с Ярослава, осторожно подходящего к двери, он одновременно пару раз поднял ногу, согнув её в колене и разогнув. Остаточное тепло на коже осталось. Итак, Змей — целитель и видящий. Волк Красимир — кажется, следопыт. Сова Ирина — кто она? Ладно, надо дождаться поездки к ней домой… Губы скривило от тяжёлой злобы: из-за калечной ноги пришлось отдать ту девчонку Демьяну. Убьёт ведь… И никто из его шайки не заступится. Хотя вроде своя, вместе же ходили…

Вернулся Ярослав — спокойный. Только по рукам и видно, что выдохнул с облегчением: кулаки, с какими шёл к выключателю, разжались.

Обыденный жёлтый свет сверху, обшаривший и обозначивший все недавно самые тёмные уголки вестибюля, взбодрил и привёл в себя не хуже холодной воды. Никакой мистики и страшилок не осталось. Всё стало очень обыденным. Они все быстро встали, собрали все рисунки со столика.

— Все свои вещи тоже заберите, — вдруг предупредила Ирина, складывая мелки в пакетик. — Если Демьян связан с такой силой, он нас может вычислить по ним и что-нибудь сделать с нами. Ничего не оставляйте.

Из коттеджа выходили, чуть не жалея, что в руках нет оружия. Женя последним вышел и закрыл дверь. Почти пятясь от неё по крыльцу к ступеням — так не хотелось оставлять её за спиной, не запертая же! — он кое-что вспомнил и уже в машине сказал, нахмурившись:

— Слушайте, а никто не заметил в подвале или вообще в доме… Трости-то где?

Остальные промолчали, и он понял, что о них и не думали. Хотя, наткнись кто взглядом — наверняка сказал бы. Значит, не заметили.

По ночному уже городу проехали быстро. На свой этаж Женя пошёл в одиночку, велев остальным ждать его в машине. Опять промолчали, хотя он побаивался, что ему напомнят его же полуприказ не разделяться. Из квартиры он прихватил не только бумагу и мелки с карандашами. Спортивную сумку быстро набил продуктами с кухни, справедливо полагая, что Ирина или её бабуля на такое скопление гостей вряд ли рассчитывали, и побежал к выходу, радуясь счастью — здоровой ноге.

Пробежавшись без груза и с грузом, удивлённо усмехаясь себе, Женя пришёл к выводу, что Змей — целитель высшего класса. О чём он и сообщил Ярославу, оказавшись в машине. И снова поблагодарил его, смущённого, но довольного.

В машине договорились действовать так: сначала ребята испробуют свой привычный метод выведения человека из состояния упыря, а потом уж Женя испробует автописьмо. Возможно, с переписыванием судьбы Григория.

В дом Ирины заходили, предусмотрительно задвинув девушку в середину своего маленького войска. Но до её этажа добрались благополучно.

— Я приготовлю чай, а вы пока идите к Грише, — сказала девушка.

На кухню вместе с нею зашёл и Женя, быстро выложил на стол из сумки всё то, что можно без подогрева съесть, и кое-что к чаю. На него и на принесённое им Ирина оглянулась от плиты, где ставила чайник.

— Спасибо, — сказала, разглядев продукты. — Дома у нас и правда шаром покати. Я как-то не думала, что так обернётся. — И быстро отвернулась.

— Не надо, Ирина. — Подходить он не стал, сказал от двери. — Если сумеем достучаться до Григория, нас уже пятеро будет. Справимся.

Он вышел в комнату, которую она назвала залом. Там, на диване, сидели усталые ребята, нахохлившись и безнадёжно глядя в пол.

— Не получилось? — тихо спросил Женя.

— Нет. — Ярослав поднял на него глаза и усмехнулся. — Я думал, мои целительские возможности проявятся и здесь. Но это его состояние, видимо, не связано с болезнью, а значит, и с целительством.

Они выпили предложенного Ириной чаю. Женя взял листы и, набравшись решимости, пошёл к Григорию.

Тот сидел в своём кресле, неподвижный, каким его оставили недавно.

Женя смотрел на него, но вспоминал другое.

Чувство, что его сунули в бочку и выбросили в речную волну, которая по камням несёт его к краю водопада, а потом бочка падает, то и дело отскакивая от скальных выступов отвесной стены, а внутри неё бьётся о стенки он сам. А потом бочку вышвыривает на берег реки. Она разваливается. Он выползает из неё на те же камни, не понимая, где находится. Не понимая, жив ли…

Автописьмо с переписыванием судьбы…

Единственное, что сейчас заставляет не удрать и не отступить, — мысль о том, что они, наверное, смогут остановить Демьяна, а значит — упырей больше не будет.

Он подтащил стул, сел напротив Григория, положив ногу на ногу, а поверх — жёсткую папку с листами. Некоторое время поприкидывал, что лучше — мелки или карандаш. Оставил всё рядом на придвинутом к нему столике. Обернулся к ребятам, столпившимся в дверях.

— Возможно, будет лучше, если вы вообще войдёте, чем так, на пороге стоять, — медленно сказал он. — У меня впечатление, что на этот раз будет трудней, чем обычно. Ирина, фотографию мне дай. И лучше ту, где Григорий улыбается.

— Что нам надо знать ещё? — тихо спросила девушка, передавая найденный заранее снимок.

— На всякий случай эти два листа пусть будут рядом, у меня под рукой. Вероятность такая: если я начну выводить Григория из этого его состояния, на рисунке появится твой брат, именно улыбающийся. Если на рисунке он улыбаться не будет, значит, он всё ещё глухарь. Как только из этих двух листов первый будет зря израсходован — то есть на нём Григорий будет без улыбки, подложите ещё один чистый. И так до тех пор, пока листы не закончатся. Всё. Начинаю.

Он снял браслет и, заглушив вздох, сначала скосился на фотографию, а потом поднял глаза.

Неподвижные глаза Григория то ли уставились на него, то ли художник просто оказался на линии несфокусированного взгляда.

Женя ещё бегло и снова удивился его лицу: парень, брат Ирины, был не просто симпатичен, но поразительно красив — красотой мраморных фигур эпохи Ренессанса… прекрасной неодушевлённой скульптуры. Отрешённость живого от мира живых…

Автописьмо началось просто и деловито: рука с карандашом быстро задвигалась по листу, воспроизводя черты сидящего перед ним человека. Женя начал бы рисунок с глаз — автописьмо потребовало начать с общих начертаний, с наброска головы.

Сквозь туман и странно уходящее сознание — уже привычное для состояния автописьма — Женя следил за собственной работой, пока всё ещё взглядывая на натурщика, чтобы прорисовать те черты, которых требовала рука. Но вскоре даже в этом состоянии он заметил, что вокруг них обоих происходит что-то необычное — совершенно не похожее на то, к чему он привык за последние пару лет. Пространство вокруг них обволакивало тёмным туманом, который клубился грозовыми тучами, одновременно не пересекая необозначенной черты круга, внутри которого оставались двое. Остальные трое просто исчезли в волнующихся клубах тумана.

Потом Женя внезапно обнаружил, что он больше не может смотреть на руку с карандашом. В последнее время он контролировал рабочую руку хотя бы тем, что за её движениями — пусть не всегда это получалось, пусть обрывками, но следил. А сейчас он, не отрываясь, смотрел только в глаза своего «натурщика».

А неподвижные глаза Григория словно вбирали в себя внимание художника. Они ни разу не шевельнулись, чтобы подсказать, что сознание пойманного в странную ловушку человека начинает очищаться от наваждения. Нет, они оставались всё такими же тусклыми и безучастными. Однако если раньше Женя концентрировал внимание на листе с появляющимся рисунком, то сейчас рабочая рука двигалась вообще без его участия и контроля. Он сидел и не мог отвести взгляда от застывших глаз Григория. А рука работала сама по себе. В стремительные проблески реальности Женя даже умудрялся удивляться, что же сейчас будет на листе, если он на него и не глядит…

И неожиданно реальность нахлынула штормящей волной. Карандаш выпал из пальцев, и Женя понял, что сидит в круге света, ограниченном стеной мрака. Как будто их двоих поместили в… огромный стакан? Но зачем?

«Я тебя знаю».

Женя вздрогнул. Некоторое время до прозвучавшей реплики он смотрел на Григория, не моргая. Глухарь не пошевельнулся. Губы оставались губами статуи.

Он разомкнул свои. Внезапно оказалось, что выговаривать слова трудно.

— И что ты обо мне знаешь?

Лёгким облаком, которое по мере удаления испаряется в чистом небе, проскользнул мысленный вопрос: а слышат ли другие трое их разговор?

Глаза глухаря пусты и неподвижны.

«Шутишь, охотник? Ты сватал мою сестру».

Женя невольно заинтересовался:

— И как? Удачно?

Голос стал задумчивей.

«Ты и правда не помнишь… Она тебе не поверила, потому что ты сватал её, лишённую силы. И в каком-то смысле в этом был виноват ты».

Круг света пропал. Женя судорожно вдохнул воздух, не веря своим впечатлениям: пахло густой еловой или сосновой хвоей. Не поверил он и тому, что увидел. Странные, мохнатые от паутины и общей замшелости деревья согнулись от собственной старости. Под ногами мягкий слой травы и той же слежавшейся хвои. Под ногами?.. Он уже не сидит на стуле — стоит?.. Где-то там, наверху, чувствуется — светит солнце, но сюда, в дебри зарослей, в тёмную чащобу, ему не пробиться.

Высокий широкоплечий парень насмешливо заглянул в глаза художника, который чувствовал себя неловко в джинсах и в джемпере — перед ним, человеком, чьей отличкой в одежде является кольчужная рубаха поверх обычной, из грубого полотна; свободные штаны, заправленные в крепкие сапоги, и ремешок на голове, удерживающий вьющиеся светлые волосы.

— Я не знаю, понимаешь ли ты, что прошло немало веков, — медленно выговорил Женя. — Для меня прошлое — тайна за семью печатями. А если спросить тебя? Ты понимаешь, что происходит? Начнём выяснять? Я пытаюсь добудиться человека из своего времени — появляешься ты! Так кто ты? Тоже Григорий?

— Душа человеческая одна — одежд у неё много, — вздохнул парень. — А сознания души, проживающей век за веком человеческим, накладываются одно на другое. Я знаю того Григория, которого выручаешь ты. Но я знаю и того Григория, брата Рады, которую в прошлом полюбил ты. Два сознания соединились. И кто скажет сейчас, чьё именно сознание пробуждается?

Риторический вопрос — понял Женя. Пора переходить к конкретике. Для начала решить личный вопрос.

— Почему Рада мне не поверила? — Спрашивая, он вспоминал женщину, мать Агнии, из своих снов. Она, несмотря на внешнюю резкость, была… симпатичной. Неудивительно, что Женя из прошлого, охотник Живко, влюбился в неё.

— Она потеряла силы — ты обрёл их. Она чувствовала неравноправие и считала это несправедливым. А потом… — Голова Григория печально склонилась. — Намудрили вы тогда. Очень уж намудрили. Она ждала, что ты придёшь снова. И уже готова была уступить. Демьян вмешался. Боги дали тебе силы нездешние, не каждодневные, но не силу богатырей. Медведь поймал тебя в лесу и сильно поломал. Ты никому не сказал. Когда приходило время волхвов, время совершеннолетия, они посчитали, что ты обуян гордыней: ты встречал их, сидя на скамье, словно князь какой, чтобы отдать листы с силой. И ни один из них не догадывался, что родные специально сажают тебя, прислоняя к стене, зная день их прихода. Рада тоже пришла. Ты не сказал ей и слова, не то что ласкового. Молча передал книгу-листы. И смотрел, по её, надменней всех князей. Она решила, что ты стал хуже Демьяна. А ты терпел боль и, что любишь, не признавался, боясь быть ей обузой. Агния, дочка её, знала, но с неё ты взял слово молчания.

В глухой тишине тёмной чащобы еле чирикнула птица — так слабо, будто боясь голос подать. Женя непроизвольно вздохнул.

— Но почему Демьян оставил меня в живых? Ты сам сказал — поломал.

— Мы оказались рядом, — пожал плечами Григорий. — Семья наша испокон веков была под княжеской рукой — дружинниками. Демьяна мы по-свойски проучили, когда тебя отобрали у него, а потом уж в тебе узнали того самого охотника, который должен отдать нашим сёстрам и братьям силу их, заключённую в листы. Знать бы мне тогда же, что ты за Радой приходил, я б тогда же ей сказал о тебе.

Женя хлопнул ресницами — и чуть вслух не выругался от изумления: воина напротив уже не было. Всё так же в свободной позе, слегка перенеся вес тела на одну ногу, стоял перед ним словно вставший с кресла современный ему Григорий — в домашних мягких штанах, в домашней куртке.

— И зачем ты мне это сейчас рассказываешь?

— А чтоб больше не дурили оба, — легко ответил Григорий.

— Может, о деле поговорим?

— Спрашивай.

— Я могу тебя вывести из состояния глухаря?

— Уже. — По плеснувшему негодованию (Женя и сам чувствовал, что сдержаться не сумел) Григорий сообразил, что ответ слишком краток. — Как только поговорим о том, чего не должны знать остальные, я встану.

— Но который ты встанешь? Сегодняшний брат Ирины — или тогдашний брат Рады?

— Сегодняшний, но вспомнивший странствия души во всех прошлых воплощениях. Правда, постараюсь, чтобы вам это не мешало.

— Почему ты стал глухарём? И кто ты такой, как и другие двое при волхвах?

— Последнее просто: если вместо одного внука волхв получал от своих детей двоих с почти одинаковой силой, один из них становился воином-хранителем, которого можно было вызвать, в случае если с волхвами случалось что-то, с чем справиться они не могут. А вот почему глухарями стали… — Григорий нахмурился. — Соблюдай Демьян-старший закон, установленный богами, живи он подальше от внука и не бросай своих сил на личное благополучие, Демьян-младший не стал бы откровенным вором. Но стал. Обыскал как-то без деда его подвал, любимую берлогу, обнаружил заветную тетрадь. Сил-то у нас нет сверхчеловеческих, но, если знать приёмы, можно их развить. Что Демьян-младший и сделал по дедовой тетради. А дальше — хуже. Он нашёл способ подчинять себе людей и пустился напропалую грабить и роскошествовать. Наткнулся на нас, хранителей. Современные сопротивляться его взгляду не сумели, но вместе с этим пробудились мы — хранители прошлых веков, и не дали Демьяну подчинить необученных. Я ждал только проникновения в закрытый мир Григория силы из прошлого. И дождался.

— Не слишком сложно? — с недоверием спросил Женя. — Ну, ведь старшие могли заранее научить внуков, как именно надо жить, чтобы не попадать в различные ситуации.

— Искушение силой и присущей ей властью — одно из самых сильных, — задумчиво сказал Григорий. — Суть возраста, назначенного богами, тридцати шести лет, в том, что человек в эти годы становится сложившейся личностью, которая вписана в общество. И для него уже не существует лёгких искушений. — И усмехнулся. — Старые боги как-то не думали о том, что в будущем окажется гораздо больше искушений, чем в их время. Они надеялись, что наделяют силой людей, зрелых, уже преодолевших искушения. Людей, если не мудрых, то умных. Ну что? Мы выходим из состояния глухаря? Или у тебя есть ещё вопросы?

— Ну… Наверное, будут новые — я сумею спросить у тебя о чём-то втихаря от остальных?

— Сумеешь, — чуть улыбнулся Григорий.

— Откуда ты всё это знаешь? — всё-таки не выдержал Женя.

— Хранители всегда всё знают, когда им приходится заниматься такими вещами, — пожал плечами тот. И, став серьёзным, посоветовал: — Только будь осторожен сейчас, когда я начну выходить из своего глухарства.

— Почему?

— Мне нужно немедленно приходить в форму, — объяснил хранитель, — чтобы обеспечить вашу безопасность и помочь нашим старшим. Выход будет довольно бурным для человека, который пару лет сидел почти в коме и чьи мышцы хоть и не атрофировались, благодаря заботе сестры и бабули, но ощутимо ослабели. Я буду приводить это тело в боевую форму, проводя его во времени по тем часам, которые помогали ему оставаться хранителем, пусть и в неведении о том.

— И как я должен быть… осторожным? — насторожился Женя.

— Ну, помогите телу не пораниться, — спокойно и даже безмятежно ответил Григорий. — Этого достаточно. А потом выведем в реальность остальных глухарей.

Эта последняя фраза, высказанная Григорием даже как-то легкомысленно, заглушила тревоги Жени. Поэтому-то он тоже довольно спокойно спросил:

— Ну а знак какой-нибудь будет, что ты выходишь?

— Будет-будет, — пообещал Григорий. — Ещё одно: как только восстановление боевой формы закончится, вы должны лечь спать. Выведение других хранителей потребует много сил, а для невыспавшихся это чревато потерей сил.

Только Женя подумал, что разговор весь сумбурный и обрывками, потому что сразу и не вспомнишь, что именно хочется узнать, как согбенные ветви чащобных деревьев будто взметнулись кверху и, опершись в привычный потолок привычной квартиры, растаяли. А в комнате оказались они с Григорием — друг напротив друга, а за спиной — остальные трое… Глядя на неподвижного брата Ирины, без изменений сидящего в кресле, Женя только и успел подумать, не сон ли ему приснился — из тех быстрых, когда лишь закроешь глаза, а сновидения мгновенно наваливаются толпами, беспорядочно сменяя друг друга…

А потом он опустил глаза на лист, который на котором делал наброски.

Григория выбросило из кресла без предупреждения, будто безвольную тряпичную куклу. Женя только и успел, что отшвырнуть в сторону рисунки и карандаш, а затем и стул, на котором только что сидел.

Ошарашенные и испуганные ребята среагировали разно: Ирина обмерла на месте, сквозь слёзы, которых не замечала, глядя на старшего брата, который бился в подобии припадка, а парни шагнули к Григорию, но остановились и теперь опасливо держались поодаль. Их понять легко.

Сначала Женя тоже растерялся. Он всего лишь сообразил выхватить из зоны «припадка» (Григорий чуть не врезал ему по ногам) сломанное кресло, чтобы, не дай Бог, тот не напоролся на него.

Первым пришёл в себя Красимир.

— Подушки! Постель! — бессвязно выкрикивал он, кидая перечисленные предметы на пол, где бился Григорий.

Сообразив, что имеются в виду любые мягкие предметы, которые помогут Григорию обойтись без ушибов и не пораниться, к кровати подбежал Ярослав и одним махом сбросил на пол постель.

Ирина бросилась на помощь: она разворачивала одеяло, сдёргивала простыню с матраса, а парни быстро разбрасывали их вокруг её брата.

Удары бьющегося на полу тела стали более приглушёнными.

Женя стоял в углу, рядом с окном, и внимательно наблюдал за происходящим. Нисколько не стыдно. Пусть и остальные поработают — это даже успокоит их. Наблюдение же со стороны показало удивительную вещь: брат Ирины и впрямь не беспорядочно бился о пол. Во внешне суматошных движениях его Женя уловил знакомые по тренировкам движения. Зацепившись глазом за эти движения, он начал вглядываться и с замирающим сердцем понял: Григорий пообещал восстановить тело воина-хранителя — и он держит обещание, и впрямь прогоняя тело нынешнего хранителя через все те тренировки, которые обычный Григорий выполнял в своей секции. Кое-что из движений Женя узнавал. Но в большинстве своём их было трудно распознать: Григорий двигался в таком темпе, что глаз вообще не успевал воспринять ни рисунка его приёмов, но рисунка тренировочной отработки… Смотреть на него было… жутковато: сознание не принимало, что человек может так стремительно двигаться.

И внезапно всё затихло. Испуганная Ирина бросилась к брату, распластавшемуся на полу, среди беспорядочно сбитых подушек, одеяла…

Он, будто в насмешку, повернул голову к ней и спокойно сказал — с еле слышной хрипотцой:

— А теперь — спать.

И закрыл глаза.

17

Ирина подоткнула одеяло вокруг брата. И без напоминания Жени она знала, что после тренировок разгорячённое тело не должно слишком быстро остыть. Назавтра Григорий и так будет морщиться от боли в мышцах. Правда… Она с надеждой оглянулась на дверной проём во вторую комнату. Ярослав. Наверное, Змей поможет брату?

Пока же необходимо устроить ребят на боковую.

Себе она приготовила то самое кресло в комнате брата, в котором тот сидел все дни напролёт, пока его не провожали к постели. Ярослав и Красимир устроились в «зале»: Змей, как самый высокий, — на диване; Волк — на разложенном кресле-кровати. Женя легко согласился на небольшую кушетку на кухне.

Перед сном художник собрал всех на кухне же и быстро ввёл всех в курс рассказанного Григорием: они должны будут найти остальных хранителей и помочь им выйти из состояния глухарей. И таким образом ребята получат охрану.

— Всё это напоминает… — медленно сказал Красимир. — Ну, это… Анекдот какой-то есть — про лётчика, которого учат вести самолёт, когда он уже падает. Почему эти боги не разрешили старшим волхвам обучать нас с детства? Наши бабушки и дедушки столько знают. Могли бы сразу всё рассказать и научить.

— Я тоже кое-чего не понял, — насупился Змей. — Почему им не разрешили даже жить в одном городе с нами? Нет, моя бабушка, конечно, недалеко живёт, и приехать ей нетрудно, но…

— Мне кажется, они решили, что сила — слишком большое искушение для молодых, — неуверенно предположила Ирина.

— Тогда почему они, ну — боги, не помогают, когда вдруг что-нибудь случается?

Ирина неожиданно заметила, что Женя открыл рот, явно собираясь что-то сказать на слова Ярослава, но промолчал и даже стиснул губы, опустив глаза. По ниточке сомкнутого рта промелькнула какая-то горькая усмешка. И он заговорил о другом.

— Давайте пофилософствуем чуть позже. Сейчас меня интересует другое. Где другие два глухаря?

Как выяснилось, парни наткнулись на одного сами, а на второго — уже в компании с Ириной. Так что о последнем рассказала именно она.

— Мы как-то гуляли по набережной. Помнишь, я рассказывала, что Демьян как будто специально выбирает места, чтобы встретиться со мной? Ну вот. И в этот раз (это было в прошлом году) он тоже там появился. Со всей своей шайкой. Был вечер. Гуляющих полно. Его шавки разлетелись по всей набережной — искали исполнителей для следующего грабежа. Мы стояли неподалёку, под деревьями, — нас почти не было видно с его стороны, — и ничего не могли сделать. Нас бы даже не подпустили к нему, а уж если бы мы попробовали вмешаться… — Она вздохнула. — И к нему привели двоих. Первого потом втолкнули в машину, а второй… Второй вдруг застыл, хотя довольно энергично сначала сопротивлялся. Демьян (мы слышали) выругался и велел оставить его на ближайшей скамье. Мы решили, что он снова сделал упыря. За третьим шавки ходить уже не стали. Впечатление, что Демьян приказал им немедленно уходить. Они сели в две машины и уехали. А мы побежали к той скамье. Там сидел парень и смотрел в ничто. Шавки Демьяна прислонили его к спинке скамьи, чтобы он не упал, пока они здесь. Ребята опробовали на нём привычный метод выведения из состояния упыря. Не получилось.

Она вспомнила, как держался парень, подведённый к машине, где по-барски развалился Демьян. Парень ничего не боялся. Теперь, зная, что все хранители ходили в какие-то секции единоборства, она понимала, почему он был так спокоен. Он не ожидал, что его попытаются подчинить другим способом. Совершенно неожиданным для него.

Ещё она вспомнила, как её чуть не пробил истерический смех, когда парни безрезультатно прикладывали и прикладывали ко лбу незнакомца ладони, словно проверяя температуру, а тот всё не приходил в себя, хотя продолжал изредка, но моргать, бесстрастно глядя в пустоту, видимую только ему.

А вокруг тёплый летний вечер. Пахнет разогретым асфальтом, тёплый ветер то и дело мягко касается щеки. Звучит музыка из нескольких кафешек, трещат радостные воробьи. Люди ходят под ручку, болтают, смеются. Детишки бегают, ездят на роликах, играют, кричат, висят на парапете — кормят чаек. А они, трое, стоят, оглушённые, беспомощно глядя на парня, который заледенел на скамье.

А ещё она именно сейчас вдруг подумала, что не сопоставила тогда состояние того, прошлогоднего глухаря с состоянием своего старшего брата, хотя все признаки буквально кричали об этом — о схожести.

Делать было нечего — и они вызвали скорую. Приехавшим рассказали, что подошли к парню спросить о времени, а тот сидел как-то так… подозрительно, и пришлось на всякий случай проверить, не пьян ли он, а тут вон что оказалось. Скорая забрала парня. И с этого тёплого июльского дня они следили за его судьбой: две недели в больнице, затем он был перевезён домой, где за ним ухаживали родные. Они даже выводили его на улицу.

— Адрес у нас есть, — вздохнул Красимир. — Живёт, если считать отсюда, где-то в часе езды — в хорошее время.

Они помолчали. Теперь заговорил Ярослав.

— Девчонку мы нашли без Ирины. На прошлой неделе. Даже неделю с небольшим назад. Ирина знает про этот случай, но самой девчонки не видела. Загонщики сами подкинули её к больнице — это Демьян велел. Она-то как раз и дралась с ними. Роста девчонка небольшого — они и решили, что легко уломают её подойти к Демьяну. А врезала она всем, кто окружил её, не хило — так, что их потом чуть не складывали в машину к Демьяну. Но её всё равно не отпускали. Окружили уже всей толпой — и Демьян сам вылез из машины, чтобы заглянуть ей в глаза. Мы с Красимиром стояли на другой стороне дороги. Точно не видели, что именно произошло. Только потом один из прихвостней оказался с девчонкой на руках. Красимир поехал за ними — так мы и узнали, что Демьян велел отвезти её в больницу.

— Тоже следим, — угрюмо добавил Красимир. — Она пока в больнице.

— Ирин… А как это случилось с Григорием? — спросил Ярослав. — Теперь ведь это не тайна — расскажешь?

— Ничего особенного, — зябко передёрнув плечами, ответила она. — Всё очень просто. Я возвращалась после первого экзамена домой. Вынимала ключ из сумки, чтобы открыть подъездную дверь. И… как будто позвали. Я оглянулась. Ну, вы же видели наш двор. Через дорогу от дома — маленький сквер, там скамеек много. Смотрю — Григорий сидит. Я знала, что он после работы сразу на тренировки. Думаю: наверное, голодный… Крикнула: «Гриша, хватит сидеть, домой пойдём!» А он сидит — даже головы не поднял. Я подошла, смотрю, а он…

Все замолчали, а потом Женя тихонько сказал:

— Теперь наши задачи становятся конкретней, но трудновыполнимей. Григория мы добудились. Надо добраться до остальных, чтобы разбудить или вывести их из глухарства. С Григорием было легко — он свой. А вот как добраться до остальных двоих?

— Того парня с утра оставляют в квартире одного, — сказал Змей. — Завтра вторник. Рабочий день. Они все уходят на работу или учиться.

— А у него есть братья или сёстры? — вдруг спросил Женя.

— Младший брат. Они погодки.

— А почему ты спрашиваешь? — заинтересовался Красимир. — Думаешь… — Он осёкся и взглянул на Ирину. — Мы нашли ещё одного нашего?

— Пока предположение, — сказал Женя. — Но, мне кажется, я не ошибаюсь.

Они договорились с утра поехать к парню-хранителю и попытаться войти в квартиру, чтобы вывести его из неподвижности. Потом — ехать к девчонке, причём Ярослав должен будет задействовать свои связи в скорой, чтобы добраться до неё.

А потом разошлись по приготовленным спальным местам.

Ирина только было прикорнула напротив брата, как вспомнила, что он часто ночью вставал, чтобы выпить крепкого сладкого чая. А уж сейчас, после того как ему пришлось в страшном темпе столько двигаться после настоящего паралича, Гриша точно проснётся среди ночи от жажды. Свой-то привычный диетический паёк на сегодня он уже съел. Но для восстановившегося этого мало.

Но пойти на кухню — разбудить Женю. Ирина не сомневалась, что «зал-то она пройдёт бесшумно — зная все его «опасные» из-за скрипа места.

Она встала с кресла и, посомневавшись немного, решилась.

На цыпочках, бесшумной тенью пролетела зал. И остановилась в коридорчике, перед полуприкрытой дверью в кухню. Сквозь волнистое стекло старой двери она видела смутное пятно окна, освещённого фонарём со стороны улицы. Напрасно прислушивалась, спит ли, нет ли Женя. Потом решилась постучать, понимая, что, готовя чай, всё равно будет звякать чайником, ложками, чашками.

Только подняла руку осторожно стукнуть, как смутное светлое пятно за стеклом потемнело. Дверь качнулась и открылась — она успела отшатнуться.

— Заходи, — шёпотом сказал Женя.

— Я чай Григорию… — бессвязно ответила она, и он кивнул.

— Я так и понял. Тоже после тренировок водохлёб страшный.

Благодарная ему, что он правильно воспринял её нежданный приход, она скользнула в кухню, и он закрыл за нею дверь. И сразу включил свет.

— Спасибо, — прошептала она и принялась готовить чай, раз только обернувшись: — Тебе тоже?

— Нет, спасибо. Если потом захочется, выпью сам. Запомнил, где чашки, где что.

С Женей было как-то уютно. Он сказал, что поможет ей — и помог. И теперь она чувствовала к нему горячую благодарность за вспыхнувшие надежды, что и дальше всё будет всё раскручено, что бабуля вернётся живой и невредимой. Она передвигала чашки, банки с сахарным песком, заваривала чай в чайничке. И всё-таки не выдержала:

— Женя, когда Ярослав возмущался тем, как боги странно распорядились нашей силой, ты, мне почудилось, хотел что-то ответить ему. Мне… любопытно.

— Да ничего особенного, — усмехнулся он. — Мне кажется, все эти жалобы слишком претенциозны. Вот представь: тебе дали мешок золота и предложили жить по правилам. Кто будет виноват в том, что ты вдруг бездарно растратила бы деньги? Те, кто их тебе дал? Ты? По мне, ситуация напоминает этот мешок с золотом. Вам бы исполнилось по тридцать шесть лет, ваши старшие рассказали бы вам, что вы обладаете силой, а потом вручили бы вам инструкции, как ею пользоваться. Вы получили бы большее, чем обычные люди в их возрасте. Неужели этого мало? Мне кажется, это… громадно. Главное — уметь воспользоваться данной силой умеючи.

— Мы получили бы, — медленно начала Ирина, глядя на него, размышляющего над ситуацией, — но тогда я никогда бы…

Когда он встал — она не успела уследить глазом. Будто моргнула — а он уже здесь, рядом. Покачал головой, соглашаясь.

— Да, тогда бы мы никогда…

Он коснулся её руки и взялся ладонью за локоть свободной руки. Она мельком удивилась: даже не думала, что её руки такие холодные, — занималась-то вскипевшим чайником. Или это его ладонь такая горячая?

— Ирина, сейчас не время и не место, но ты не уйдёшь от меня? Потом… Когда всё закончится?

Она сама не поняла, как это получилось, но она внезапно склонилась к нему и, будто кошка приласкалась, провела своей щекой по его скуле. Он поймал её движение и на слишком краткие мгновения прижал к себе, сцепив руки на её спине. Она уже сильней прижалась щекой к нему, ощущая прохладную кожу его лица…

И почему-то испугалась. Впечатление такое, что они вот-вот разойдутся — и навсегда. Поэтому ответила не чётко, а необычно даже для себя самой — из странного, субъективного страха, которого сама бы объяснить не сумела:

— Я не хочу… Не хочу уходить от тебя!

Секунда, другая… Отпустил.

Она быстро приготовила чай для брата, отнесла в его комнату. Потом не выдержала — вернулась на кухню. Женя свет не выключил. Кажется, ему не спалось. Он сидел на кушетке и читал газету, взятую из стопки, которую собрала Нина Григорьевна. Поднял глаза, улыбнулся. Ирину снова окатило тёплым чувством всё с той же примесью странного страха. И, когда она поняла, что в последние минуты она как на иголках — и не из-за того, что они сегодня впервые осмелились заговорить друг о друге, в кармане джинсов тихо пропел мобильный.

Это было так неожиданно, что она чуть не выронила его, вытаскивая нервно дрожащими пальцами. Женя прятал тревогу, но она заметила её, глянув на него ненадолго. А потом она почувствовала, как собственные ноздри раздулись от напряжённой ярости: звонил Демьян!

— А не пошёл бы ты!.. — зашипела она в трубку, быстро разворачиваясь, чтобы плотней прикрыть кухонную дверь.

Изумлённо вскинутые брови Жени, а потом еле заметный кивок: понял!

Она быстро села рядом с ним на кушетку, чтобы он тоже расслышал.

— Прекраснейшая, мы сегодня недовольные и раздражённые? — промурлыкал Демьян. — Чем же я тебя сумел расстроить, алмаз моего сердца? Или ты приревновала меня к той с…, которая не сумела стать твоей полноценной заменой? Не стоит, бриллиантовая моя! Ты выше всех тех, кто у меня был! Ты моя королева!

— Демьян, ты вор! — прошипела она. — Зачем ты стащил у деда тетрадь?

Пауза была столь красноречивой, что Ирина переглянулась с Женей: мда, неплохой такой сюрприз для Демьяна — то, что она знает самое постыдное из его жизни.

Нормальным голосом — ну, почти, — Демьян сухо спросил:

— Откуда ты знаешь про тетрадь?

— Этих тетрадей — двенадцать. По числу тех, кому они должны быть переданы. Ты нарушил все законы передачи. Да ещё поднял руку на тех, кто должен был передавать нам эти тетради! Ты преступник! Нет, хуже! Ты чудовище, потому что не понимаешь, что именно происходит…

— Иринушка, сокровище моё бесценное, — с угрозой произнёс Демьян, — я не знаю, что ты там себе навыдумывала, но сейчас у меня только одна проблема: мне жутко не нравится, что такую тетрадь может получить кто-то ещё, кроме меня. Позволь мне догадаться, кого ты имеешь в виду ещё, кроме меня, говоря о двенадцати. Ты сама? Ты всегда смотрела мне в глаза, не опуская своих. Значит ли, что я прав — и ты моя ровня?

— А не пошёл бы ты! — уже в бешенстве повторила она.

— Ну уж нет! — ухмыльнулся Демьян, и она представила, как его полные губы кривятся в плотоядной ухмылке. — Если ты выйдешь за меня замуж, что я тебе неоднократно и настойчиво предлагал, ещё не зная о существовании второй тетради, золотко моё, мы уже вдвоём такой силищей будем!

— Демьян, да на что тебе эта силища, если ты с ума сходишь, не зная, как распорядиться своей-то!

Из безнадёжной попытки повлиять на него, привести в чувство, естественно, ничего не получилось.

— Иринка, дурёха ты маленькая! Да ведь я наслаждаюсь уже одним присутствием этой силищи в себе! Ты не представляешь, что она творит со мной! Все супер-пупер виагры — дерьмо перед нею! Ну что, моя прелестнейшая? Могу ли я за тобой заехать, радость моя несказанная?

— Если на пороге моей квартиры впереди тебя появится моя бабуля — то да, — жёстко сказала Ирина. — Баш на баш, Демьян. Я буду с тобой, если ты выпустишь мою бабулю из подвала своего деда!

— От дурочка! — с наслаждением сказал Демьян. — Блаженненькая ты моя, Иринушка! Какая бабуля? Да пошли ты всех этих дедов и бабулек к чертям! Они жить не умеют, так и нам не дают! Да и отжили они уже своё! Куда им ещё? А жизнь на всю катушку — это, Иринушка, вещь сладкая и даже сладчайшая! Хочешь — будешь королевой некоронованной? Хочешь — тебе все ноги лизать будут? Нет, Иринушка, королева моя сладенькая, ты увидь, увидь это: вот ты стоишь в грязи и велишь хлыщу какому-нибудь туфельки твои лизать! Вот ты стоишь — и смотришь, как этот хлыщ, который о себе столько всего мнит, валяется перед тобой и языком, языком вылизываешь ножки твои от пыли — до блеска. — Испуганной Ирине (может, он и впрямь с ума сошёл?!) послышался странный звук — словно Демьян захлебнулся от сладострастного чувства, который испытал сам при «виде» этой картины.

— Демьян, пойми — я не ты! — быстро вставила она в паузу. — Не навязывай мне своих желаний! Не надо! Ты понимаешь? Мне этого не надо. Это тебе нравится, что перед тобой пресмыкаются. Мне — этого не надо!

— Ириночка, девочка моя вкусненькая, — лениво протянул тот. — Обрати внимание — ты говоришь о том, чего не знаешь. Поверь мне: стоит лишь раз испытать то, что даёт власть сильного, и ты сама будешь искать впечатлений, сладко кружащих голову. Милая, это не просто сладко — это потрясающе.

— Дурак именно ты, Демьян, — печально сказала Ирина, с ужасом ощущая, что стоит на краю пропасти, которой никогда не понять, но которая неожиданно разверзлась перед нею. — Я с тобой никогда не буду, понял?

— Не зарекайся, лапушка моя драгоценная! — пропел Демьян. — Мне такой королевы, как ты, не сыскать на всём белом свете! Будешь ты со мной. Ещё как будешь!

Ирина не выдержала — ткнула в кнопку «отбой».

Потом её передёрнуло.

Женя, промолчавший всё время разговора, обнял её, дрожащую.

— Я не понимаю, как может вот так легко и быстро снести крышу, — шёпотом пожаловалась она, сжимаясь так, чтобы полностью уместить плечо под его рукой.

— Власть — наркотик, — задумчиво сказал он. — А власть, основанная на силе, — наркотик, подчиняющий мгновенно.

— Только бы и в самом деле не приехал, — умоляюще прошептала она.

Она посидела немного, прислонившись к нему, и не заметила, как задремала.

А когда очнулась от тяжёлой дремоты, не сразу поняла, что с нею: она лежала на кушетке, головой на подушке, укрытая тонким одеялом, а две фигуры стояли у окна, за которым постепенно становилось светло, хотя в кухне по углам царил полумрак.

— Что случилось? — сипловато со сна спросила она.

— Пока не понимаю, — задумчиво откликнулся старший брат. — Но точно знаю, что случилось плохое.

Она немедленно вскочила и приблизилась к окну. Женя чуть отодвинулся, давая ей увидеть то, за чем они наблюдали. По дороге она скосилась на будильник, стоявший на столе. Еле-еле разглядела — четвёртый час.

Встала между парнями. Всмотрелась. Сначала не поняла.

Слишком рано для такого движения на улице.

Внизу носились, бегали люди — с чуть слышным криком сквозь оконные стёкла. То и дело слышалось отчаянное: «Спасите! Помогите!»

Потом Ирина уловила что-то странное на силуэте города, поверх крыш его домов. Ахнула, когда поняла, что именно видит: над крышами сразу в нескольких местах вздымался чёрный даже в предутренних потёмках дым, мгновенно разносимый во все стороны. Пожары? Так много?!

— Ребята, я не понимаю, что происходит, — послышалось от кухонной двери, — но там, внизу, кричат… О, вы тоже смотрите? — уже растерянно сказал Красимир. — Кто-нибудь понимает, что именно происходит-то?

С последними его словами снизу раздался грохочущий скрежет, а потом, секундой позже, взрыв — и два столба оранжевого, ослепительно яркого в утренних сумерках пламени взвились кверху. Набатно завыли сирены всех машин во дворе. Ирина сжала кулаки: врезались друг в друга две легковые машины!

— Такого быть не может! — с ужасом выговорила она, умоляюще оглядываясь на парней. — Ребята, пожалуйста, скажите мне, подтвердите, что такого быть не может! Так не бывает, чтобы одновременно сразу несколько… катастроф! Не бывает!

Новый дымный вихрь пожара, взлетевший над домом слева, будто издевательски ощерился ей в ответ: «Бывает!»

— Кто-нибудь объяснит, что это?! — не выдержал Ярослав.

— Предположу — последствия зряшного разбазаривания силы, данной нам богами, — мрачно откликнулся Григорий. — Вы никогда не задумывались о том, что наши старшие когда-то жили в этом городе, но с появлением внуков уезжали из него? Город живёт той силой, которую они оставляли здесь. Теперь, из-за Демьяна, сила эта деструктивна. Именно она заставляет людей совершать поступки, каких они в здравом уме не совершили бы. Потому что всё, что мы видим, — это дело рук человеческих. Что сейчас с Демьяном — кто из вас знает?

— Мы все знаем, — тяжело сказал Красимир. — Он прожигает жизнь так, как, он думает, надо её прожигать. Он балдеет от полученной силы.

— И всё это отражается на городе, — закончил Григорий.

— Но ведь что-то же надо сделать! — вглядывалась в глаза парней Ирина. — Ну хоть что-то! Они же там кричат о помощи!

— Сейчас, когда граница между тьмой и светом отчётлива, — напомнил брат, — лучше не выходить. Происшествия будут идти по нарастающей. И, если мы туда сунемся, и не поможем никому, и сами вляпаемся во что-нибудь.

— Но сидеть просто так!..

— Ирина, успокойся. Ты хочешь лечить саму болезнь. А мы должны уничтожить её причину. Поэтому… терпи. Терпи, сестрёнка.

Они все собрались в зале и, задёрнув плотные шторы и закрывшись от внешнего мира, попробовали обсудить то, что уже известно. Обсуждать не получалось. Каждый постоянно замолкал на полуслове, напряжённо прислушиваясь к звукам с улицы. Единственное, что сумели сделать, — это ввести Григория в курс того, как Демьян превращал хранителей в глухарей и кто из них где сейчас находится. И уже после этого сумели обсудить, каким образом добраться до каждого.

— Это ведь тоже опасно, — заметил встревоженный Ярослав. — Если у людей до такой степени из-за всего этого башку сносит, они могут и в квартиры врываться. А вдруг ворвутся в дома хранителей? Человек, который не может ответить на агрессию, довольно привлекательная приманка для агрессора.

Вернулся их кухни звонивший домой Красимир.

— Я сказал своим, чтобы сегодня на улицу не выходили, — хмуро проговорил он. — Еле дозвонился. За стенами квартиры скандалы за скандалом — и все с мордобитием. Это мама сказала. Она и не спала, когда я прозвонился.

— Хорошая идея — предупредить своих, — сообразил Женя и вместе с Ярославом заторопился вынуть мобильник.

— Может, не будем ждать, пока родные хранителей уйдут на работу? — испуганно предложила Ирина. — Попробуем постучаться к ним и попросить посмотреть на них?

— При таком кошмаре на улицах ты ещё думаешь, что они нам откроют? — вздохнул Красимир, который нервно вслушивался в приглушённые звуки с улицы. Пару раз дрогнули его чуткие ноздри.

— Что будет, если косым крестом зачеркнуть Демьяна?

— Как это? — озадачился Григорий, с недоумением глядя на Женю.

Зато остальные поняли сразу.

— Слушайте, хорошая идея! Это хотя бы остановит его! — воодушевился Ярослав, который с трудом скрывал, как его трясёт. — Ну, наверное…

Григорию быстро объяснили суть автописьма и косого креста.

— И правда, — пробормотал он. — Интересная идея.

Ирина немедленно помчалась в комнату старшего брата, где оставались принадлежности для рисунка. Освободив большой стол от всех вещей на нём, они разложили листы и карандаши. Женя, пребывавший в небольшом ступоре от собственного неожиданного предложения, которое он озвучил явно чисто риторически, будто очнулся и с сомнением покачал головой.

— Демьян сейчас сильней обычного. Если на упырях автописьмо с зачёркиванием срабатывало, то на Демьяне…

— Сомневайся сколько угодно, — сказал Красимир, обеспокоенно принюхивавшийся к дыму, который теперь чувствовала и Ирина. — Но попробовать же ты можешь? А вдруг? В конце концов, мы в последнее время только и живём, что на этом «вдруг». Ну? Давай!

Ирина с тревогой взглянула на Женю. Мало того, что не уверен, он ведь ещё не спал эту ночь. Ко всему прочему, мешки под глазами не только от недосыпа, но и от работы с Григорием. Хватит ли ему сил на рисунок?

Но Женя решительно подошёл к столу и уселся на предложенный ему стул. Взялся за карандаш и, помедлив немного, склонился над чистым листом.

18

Стул раздражал. Женя привык работать либо стоя, либо уложив папку на колени. Нет, бывало, конечно, что он рисовал и сидя за столом. Но сейчас локоть напряжённо, до боли, до судорог вдавливался в столешницу, лишая рабочую руку возможности свободно двигаться. Странно, раньше он такого не замечал.

Есть странное впечатление, что рисовать всё же надо за столом, но стоя. Женя встал, одновременно отсылая стул назад, а там его кто-то подхватил и оттащил, наверное догадавшись, что он мешает художнику.

Вот теперь он с облегчением вздохнул. Итак, чистый лист перед ним, пачка — слева, справа — остальные рисовальные принадлежности. Всё под рукой. После того как открыли шторы, впуская в комнату уже яркий утренний свет, ребята словно ушли: он ощущал только их насторожённое внимание. Пространство вокруг слегка плыло прозрачными волнами, но это слегка болезненное движение не тревожило: знал, что от недосыпа.

Автописьмо пока молчало, хотя он настроился на образ того Демьяна, которого запомнил по последней встрече — того обнажённого психа, умевшего находить наслаждение, унижая других, пусть эти другие принадлежали ему с потрохами.

А ещё — образ сносило. Может, оттого что художник отвлекался… Несмотря на то что ребята как-то быстро затихли и будто бы самоустранились от него, Женя чувствовал их всех. И Григория, уверенного красавца, который пока не разгадан (а Женя подозревал, что в нём есть нечто).

И какого-то потемневшего лицом Красимира, который удручён происходящим, а ещё более тем, что не может быть дома в это опасное время.

И Ярослава, который с поры, как он залечил Жене ногу, всё прислушивается к себе, стараясь понять себя, неожиданного настолько, что даже подзабыл ревновать Ирину. Последним, кстати, доказывая, что ревновал её, как это называется — коллегиально: она наша — и не фиг тут всяким художникам со стороны лезть к ней, то бишь к нам; и вообще, это наша компания!..

И ещё более чувственно Женя ощущал Ирину. Она постоянно и с беспокойством приглядывалась к нему. Сначала он думал — боится, что он не справится с Демьяном, и тогда Нина Григорьевна пропадёт. А потом Женя вдруг почуял, что легко определяет не только мгновения, когда она смотрит на него, машинально накручивая на палец кончик светлой косы, но и направление, откуда она смотрит: он поворачивался к ней на взгляд и сразу упирался собственным взглядом в неё — в её осунувшееся, бледное в утренних сумерках лицо, в запавшие от ожидания глаза… И Демьян ещё хочет, чтобы Ирина…

За стеной, в соседней квартире, вдруг взорвалась злобная ругань, а потом сильно прогрохотало, зазвенело — кажется, разбилась посуда… Два голоса, рычащий мужской и визгливый женский, слились в долгом крике, который процарапывал сердце от ожидания, что вот, сейчас, сейчас, — и начнётся страшная драка… И всё это — последствия обжорства одного человека невиданными по мощи силами…

Беглое, хоть и косвенное упоминание Демьяна в мыслях — и пальцы стиснули карандаш, а руку повело к столу с листом. Странно, что приступ автописьма раньше не среагировал на мысль об этом придурке. Или здесь сыграла свою роль тревога из-за грохота и крика за стеной?

Отвлекло от мыслей о связи автописьма с именем Демьяна поразительное открытие: Женя не был властен над рукой с карандашом, но теперь он видел всё в подробностях. Давнее предположение, что с каждым разом автописьмо становится всё более податливым его воле, кажется, имело под собой основание. Единственное… Женя не хотел сейчас прерывать приступ ради эксперимента, сумеет ли он собственным желанием остановить автописьмо.

Под стремительными прочерками карандаша появлялось лицо Демьяна. Напряжённое, нервное от бушующих внутренних страстей, которым, кажется, не найти выхода. Жадное и ненасытное…

Карандаш дописал чёрные края бешеных глаз, застывших в яростном сверкании. Остановился, словно не желая отнимать кончик грифеля от последней чёрточки… Женя некоторое время смотрел на собственные трясущиеся пальцы и на всё тот же кончик грифеля, твёрдо не отрывающийся от листа. С усилием поднял руку, бросил карандаш и, не глядя, взялся за уголь. Размашисто поставил косой крест.

Мгновения пустоты, как бывает, когда только что закончишь с трудным выматывающим делом…

Левая рука внезапно дёрнулась в сторону и ухватила следующий лист.

— Что… Зачем? — услышал Женя уплывающий в сторону чей-то шёпот.

А сам, задохнувшись от неожиданности и недоверия, не мог отвести глаз от первого портрета Демьяна. Тот зашевелился, словно от сквозняка, — и вдруг из середины листа, из середины косого креста, с треском рвущейся бумаги вылетела громадная лапа с кривыми когтями — каждый в человеческий палец. Лапа замерла на секунду, а потом дёрнулась назад, вниз — в нечто, где она существовала въяви. Дёрнулась, уволакивая за собой обрывки портрета Демьяна.

Слыша всё так же уплывающие испуганные и взволнованные голоса за спиной, Женя рывком положил перед собой чистый лист и снова склонился на д ним.

Демьян пробивался, протискивался, продирался всеми возможными способами, но не желал быть стреноженным каким-то там косым крестом, да ещё с помощью бумаги и карандашей. Женя чувствовал, как уходит его собственная сила и как от слабости подламываются ноги, и отстранённо думал порой, что он даже с упырями так не дрался…

Третий лист насмарку, четвёртый, пятый, девятый…

Одиннадцатый. Женя как-то издалека и смутно помнил, что двенадцати точно не будет — значит, одиннадцатый лист самый главный. Неужели не получится?.. Левой рукой опёрся о столешницу, когда понял, что ноги не держат, что трясётся, как в описанной кем-то трясучке — о чём думал, что никогда такого с ним не будет.

На листе появлялись черты затверженно ненавистного лица, которое беззвучно орало и вопило, сопротивляясь странной тюрьме из косого креста, из которой всё же успевало сбежать.

Женя уже кривился от злобного отчаяния: неужели? Неужели и в этот раз?!

Он понял только, что дышать вдруг стало холодно и болезненно. Больше ничего не понял. Окаменел только, опершись на стол уже обеими руками и глядя на лист с торжествующе вопящим Демьяном. И не понимал, откуда и кто стряхивает на лист ярко-красную краску. А сам шмыгал и шмыгал, машинально и раздражённо пытаясь избавиться от нежданного насморка.

И, только когда красные капли начали вырисовывать на листе подобие косого креста, опять-таки машинально отбросил уголь и пальцем решительно соединил капли в нужную фигуру, под которой Демьяново лицо скукожилось и стало маленьким и незначительным.

Кто-то схватил его под руку и приложил к носу что-то мягкое, что тут же намокло.

— У тебя давление? — встревоженно спросили издалека.

— Что?

— У тебя кровь носом — наверное, давление повышенное? — спросили снова.

Он захлопал рукой в пространстве за спиной, и кто-то сообразил придвинуть к нему стул, на который он, словно по-настоящему слепой, осторожно присел. Ирина, стоявшая рядом, вместе с его движением сесть провела рукой так, чтобы вата оставалась у его носа, а потом быстро сменила её на новую, сухую.

— Запрокинь голову, — посоветовал Ярослав. — Сейчас из кухни льда принесём.

— Не надо, — насморочно ответил Женя, с болезненным интересом наблюдая, как неравномерно покачивается перед глазами стол и окно напротив. — Сейчас само пройдёт.

— Нечего пускать на самотёк, — проворчал издали Змей.

— Ярослав, не надо, — предупредил рядом кто-то знакомый. — Он прав. Сейчас кровотечение закончится. Оно не связано с давлением.

— Как это не связано? — очень удивились, приближаясь.

— Он остановил собственной кровью Демьяна. Взгляни на лист. Он цел, в отличие от остальных. Кровь охотника поймала Демьяна.

Женя, несмотря на помогающую руку Ирины, услышав неожиданное для себя, всё-таки снова встал и шагнул к столу, чтобы собственными глазами удостовериться в том, что сказал Григорий — он узнал его наконец-то. И онемел при виде того, что происходило на листе: не лицо, не голова Демьяна — маленькая фигурка его изо всех сил пыталась вцепиться в неровные линии кровавого косого креста, но отдёргивала руки, как будто крест был раскалённым донельзя.

Потом его куда-то водили. Он чувствовал, как ему моют лицо, из-за чего снова было холодно, и утомлённо злился — из-за слабости, которая мешала воспринимать мир нормально. И он ничего не слышал: мир надоедливо гудел, время от времени в том гудении появлялись волны реплик, которых Женя не понимал, потому что не мог расслышать… Затем его снова куда-то повели, заставили выпить что-то сытное и сладкое, после чего бесцеремонно уложили на мягкое и укрыли тёплым. И кто-то сел рядом и взял его за руку. Он почуял, что не один. Что неожиданностей больше не будет — хотя бы на время его вынужденного покоя. И уснул.

… От Жени уходить не хотелось до слёз.

Ирина понимала, что ей нужно найти эту чёртову тетрадь бабули. Григорий сказал, что тогда они будут многое понимать из того, что сейчас воспринимают вслепую. Но всё равно уходить не хотелось. Ледяные пальцы художника, уснувшего на диване, постепенно нагрелись, пока девушка держала их в своих ладонях. И думать о том, чтобы оставить его в одиночестве, не то что не хотелось — страшно было. Особенно когда она смотрела на него и ёжилась: лицо похудело так, словно он дня три не ел, а под глазами такие мешковатые тени залегли, словно он заблудился в лесу и вышел вот только что…

— Ирина, Ярослав тебя сменит.

— Это обязательно? — пробурчал Змей.

— Обязательно. Ты будешь сидеть рядом с ним, чтобы он и во сне знал, что он не один. Нам он нужен выспавшимся, а не пробродившим в кошмарах.

Девушка осторожно положила руку Жени так, чтобы можно было подтянуть одеяло и укрыть её. Встала, уступая место «сиделки» Ярославу. И в очередной раз прислушалась: ошеломлённая тишина неуверенно покачивалась вокруг. Нет злых криков, замолкли машинные сирены-сигналки… Женя остановил звуковой ад. Но долго ли продержится благословенная тишина?

В своей комнате Григорий оглядывался, прикусив губу, и размышляя.

— Думаешь, она в твоей комнате оставила? — ненужно спросила Ирина.

Он притянул её к себе. Коснулся губами макушки. Девушка слабо улыбнулась.

— Я тебя не видел годы… — пробормотал брат. — Чёрт, никак не привыкну. Конечно, у меня. Сюда наверняка лишний раз никто не хотел заходить. Здесь прятать — самое то. Ну, начнём?

— А Красимир? — неуверенно спросила Ирина.

— Он сидит в прихожей — на всякий случай сторожит дверь.

И они начали обыск.

Обыскивать было что. Существовал комод с нижним ящиком, забитым всяческой мелочью. Высокий книжный стеллаж легко превращался в тайник как внутри, на полках, так и вне, поскольку между ним и стеной получался узкий просвет, куда умный человек мог спрятать что угодно. Кроме всего прочего, был письменный стол, в котором Ирина хранила свои университетские принадлежности. Причём, обернувшись посмотреть на то, что она вывалила из ящиков, Григорий нахмурил брови на вещи и на книги и вопросительно кивнул:

— Ирина, а на каком ты курсе? Прости, пока со временем ориентируюсь плохо.

— Я ушла после первого, — стараясь говорить как можно легкомысленней, ответила она. — А потом приехала бабуля и предложила мне место помощницы в «Фитоаптеке».

— В какой фитоаптеке? — От неожиданности Григорий со стопкой книг в руках остановился возле стеллажа, недоумевающе глядя на сестру. — Ты с таким трудом поступила в университет — и бросила его?

— Жить на что-то надо, — безразлично сказала Ирина. Не было желания перечислять все те лекарства, которые на первых порах повыписывали старшему брату, пока он лежал в больнице, а врачи старались понять, что с ним.

— Это из-за меня. — Он даже не спросил, а констатировал. — Иришка… Как только восстановлюсь на работе, думай о том, чтобы вернуться. Помощницу какую-то придумали… — вздохнул он. — С какого курса ты ушла?

— С первого.

— Пойдём вместе, — почти угрожающе сказал Григорий. — Я объясню всё, что нужно, и тебя возьмут на второй курс.

Девушка невольно улыбнулась. Она сидела на полу, скрестив ноги и глядя на брата сверху вниз. Он говорит это так серьёзно. Сердитый какой… Может, она и правда сможет вернуться. Даже без участия брата в восстановлении.

— Гриш, а почему Демьян перестал бушевать? Его держит кровь Жени?

— Нет, не держит. Она сдерживает его деструктивную силу, воздействующую на город. Ну, как последствия того, что он творит.

— Гриша, ты такой уверенный. Ты знаешь всё, что происходит?

— Нет. Увы. Я знаю лишь кое-что. И понимаю, что именно происходит, уже только после того как событие свершилось… Нашёл, — сказал Григорий и засунул на место следующую стопку книг. — Вот.

Сначала он помог Ирине подняться с пола и лишь затем вручил ей тощую пачку листов. Да, это и впрямь похоже на тетрадь, неуклюже скреплённую, точней — прошитую тонким ремешком… Ирина только было хотела поднять первый лист, как брат остановил её. Оглядев комнату, похожую на помещение после тщательного обыска, — что, впрочем, так оно и было, Григорий сказал:

— Я сейчас уйду и закрою дверь. Сюда никто не войдёт. Про уборку забудь, ладно? Всё потом. Как только я выйду, ты сядешь и посмотришь эту тетрадь. Не советую смотреть стоя. Всяко может быть.

И ушёл.

Ирина с сомнением осмотрелась. Да, всё вывалено и громоздится беспорядочными кучами, а вроде недолго искали. Но брат правильно сказал, что всё потом… И всё же… Она подошла к окну, что пыталась сделать уже несколько раз, но внутренний страх не подпускал даже подойти близко, даже из другого угла комнаты просто взглянуть на оконный проём. А теперь сумела.

Чувствуя в руках сухие листы и даже ощущая их слабый запах, как долго пролежавшей в сырости бумаги, Ирина, осторожно переступая через книги и другие мелкие предметы на полу, приблизилась к окну. И заставила себя взглянуть.

Сначала увидела несколько тёмных, дымных облаков. Они постепенно рассеивались в прозрачно-голубом небе, а новых не появлялось. Правда, Ирина напомнила себе, что она видит лишь кусочек города, а может, где-то в другом месте пожары продолжают появляться — новые-то. Затем она, помешкав и даже затаив дыхание, опустила глаза. Это окно тоже выходило на двор. Ирина насчитала целых две пары «поцеловавшихся» машин, хозяева которых теперь чесали в затылках, обсуждая происшествие. Кроме всего прочего, напротив дома, в скверике, на скамейке, сидела женщина, вокруг которой хлопотали другие две женщины. Приглядевшись, девушка поняла, что они перевязывают ей голову.

Передёрнув плечами, Ирина отступила от окна.

Если уже здесь, на небольшом пространстве, на небольшом кусочке города, столько аварий и столкновений, что же происходит по всему городу?

И она ещё медлит?

Ирина быстро прошла к кровати и уселась прямо на неё. Если и случится что-то экстраординарное, то она свалится на мягкую постель. Положила на колени рукописную книгу бабули. Собралась с духом, снова напомнив себе, что надо поспешить, что промедление смерти подобно (как говаривала бабуля), и открыла первый лист.

А он оказался пустым.

Ирина удивлённо заморгала. Брат ошибся! Это не те листы!

Она даже погладила страницу, чуть отгибая её к свету, чтобы на всякий случай разглядеть, возможно, стёртые от времени буквы.

Медленно движение ладони по пустой странице закончилось необычно.

Пальцы вдруг потеряли опору, и где-то там, в неведомой глубине, куда они провалились, перепуганную Ирину будто схватили за её ладонь и дёрнули. От мгновенного страха она вскрикнула…

… заклекотала и, напружинившись, оттолкнулась от ветки, которую до сих пор сжимала крепкими лапами. Крылья мягко распахнулись. Поймав опорную воздушную волну, ночная птица сделала круг над небольшой поляной. Белый свет полной луны трудно пробивался сквозь бесконечно чёрные корявые ветви старых дубов, листья которых не шелохнулись, когда птица взлетела.

В чёрных ночью травах сова слышала мало-мальский шелест ленивого ветра, суховатый бег шустрых лесных мышей и сонный писк потревоженной в гнезде птицы. Летняя ночная прохлада, сплетаясь с сыростью близкой лесной речки и болотин, сову не пугала. Птица неспешно продолжала кружиться над поляной, смутно ощущая, что её не только зовут, но и направляют.

Мелкая тварюшка и птица сегодняшней ночью могла не беспокоиться. Вздрагивая порой от бесшумной чёрной тени, заслоняющей от них лунный свет, мыши бросались врассыпную, но ночная хищница не обращала на них внимания. Она искала зоркими глазами своей направляющей цветок, который надо сорвать до рассвета, чтобы осталась в нём сила страшная, обережная да лечебная. Одолень-трава пряталась в высоких травах ближе к речному берегу, но иной раз уходила и в глухоманные чащи.

Бесшумно падающим по осени листом сова скользнула между замшелыми еловыми лапами на другую поляну. С головой скрытая стеной трав и цветов, в их аромате, удушающем без ветра ночью, стояла женщина. Нисколько не сомневаясь, сова опустилась на её плечо и снова клекотнула.

— Видела, — ответила на незаданный вопрос женщина. Её распущенные волосы, слегка переплетённые травами, на лбу перевязанные ремешком, мягкими волнами спускались с плеч на грудь. — Ничего. Сейчас проверим ещё одну поляну. Там наверняка найдём. Лети-ка.

Ночная птица перебралась на протянутую руку женщины и с неё по кисти перешла на рукоять посоха, где и устроилась, нахохлившись…

… Ирина с силой потёрла глаза и застыла, почувствовав на своём плече странную тяжесть. Скосилась. Круглая птичья голова повернулась к ней и скептически вперилась в её испуганные глаза.

— Ты… кто? — только и сумела выговорить девушка.

И соединила только что виденное с тем, что оказалось на её плече. Вспомнила о тетради, взглянула. Первая же страница была убористо заполнена странными буквами, в которых едва-едва угадывалась славянская азбука.

Ирина медленно перелистала все страницы, не стараясь даже вникнуть в написанное. Ей всё казалось, что вот-вот она наткнётся на примечания, в которых тем же убористым почерком, но современным написанием букв ей объяснят, что именно написано в этой странной тетради, до которой опасно дотрагиваться, если не хочешь провалиться куда-то в непонятки. Вскоре она поняла, что ничего не понимает, и вернула тетрадь на полку стеллажа, сунув её между Кингом и Фетом.

— Потом, всё потом, — пробормотала она.

От негромкого стука в дверь она чуть не подпрыгнула.

— Ирина! Пора выходить! — позвал Григорий. — Крест постепенно начинает исчезать. Пока на улицах более или менее спокойно, надо двигаться дальше.

Она было хотела спросить, почему он так громко говорит, но сообразила, что Женя, скорее всего, уже проснулся.

Невольно поднимая плечо, на котором сидела сова, девушка открыла дверь и вышла. Встала на пороге, смущённо ожидая охов и ахов из-за невидали на её плече. Но парни посмотрели на неё мельком и поторопили собираться. Недоумевающая Ирина только через минуты поняла, что сову ни один из них не видит. Удивилась, но решила, что так нужно. И присмотрелась, что именно они делают.

Женя сидел на диване, на котором только что спал, и кому-то звонил.

— Хочу вызвать наших, кто не работает и может подъехать сюда. Никита уже обещался и едет. Если повезёт — Макс тоже будет. С такой заварухой — чем больше людей, тем лучше, — объяснил художник.

— Иришка, у тебя листов для рисования больше нет? — крикнул Григорий из своей комнаты. — Мне казалось, я тут видел ещё одну папку с чистыми.

— Моих хватит, — недовольно сказал Женя.

— Мы не знаем, сколько их понадобится, так что лучше взять лишнее, чем потом нервничать, что не хватает.

Художник что-то недовольно проворчал, а потом тихо рассмеялся, глядя на мобильник. Ирина улыбнулась: кажется, Женя смеялся над собой? Над собственным ворчанием? Отвлекло её движение в прихожей. Она поспешила туда и обнаружила Ярослава и Красимира, которые примеряли кроссовки Григория. Оба были в ботинках, и старший брат Ирины на всякий случай предложил им обувь, которая будет хороша для… долгого бега. Ирина хмыкнула и вернулась в спальню.

Не квартира, а штаб.

— Нашёл, — довольно сказал Григорий. — Я же говорил, что у тебя ещё есть. Кстати, наполовину использованные. И ты ещё говоришь мне спокойно, что ушла из университета? С такими рисунками?

— Я всем сказала, что не чувствую в себе таланта, — пожала плечами Ирина и тут же взглянула на сову. — Все поверили. Но иногда так хотелось, что я… — Она печально покачала головой.

— Подожди, всё уладится, — задумчиво сказал брат.

Когда они все вышли из подъезда, тут уже стояла машина Никиты. Темноволосый крепыш тяжело поглядывал по сторонам. При виде Григория вопросительно уставился на него, а потом — на Женю.

— Знакомьтесь — Никита, Григорий — брат Ирины, — представил их Женя.

Парни кивнули друг другу, а из машины высунулся Макс и помахал рукой.

— Я Макс!

— Привет! — отозвался Григорий.

— Едем двумя машинами, — сказал Женя. — Моя вон стоит.

— Ну, можно было бы уместиться и в моей, — предположил Никита.

— Нет. К концу поездки нас будет на двоих больше. Поэтому я просил тебя приехал на своей машине.

— Я к Никите, — сказал Григорий, — познакомимся ближе.

— Куда сейчас? — поинтересовался Никита.

— На другой конец города, — вздохнул Женя, исподлобья оглядывая видимое ему пространство. — Чёрт, такое впечатление, что постепенно всё начинается заново… — уже тише проговорил он, глядя на сцепившихся в ссоре двоих мужчин.

Ирина сообразила, что он имеет в виду. Его кровь ещё удерживает деструктив Демьяна, но постепенно даёт сбой, как и предупреждал Григорий.

— Учти, Никита, — сказал Женя, прежде чем идти к своей машине. — Нам сегодня предстоит дай Бог одно, но как максимум три похищения.

— Надо, так надо, — философски подал плечами тот. — Если это поможет убрать ту чертовщину, которая творится на улицах и не только, я хоть десяток человек похищу. Вы ещё не видели, что делается на центральных трассах. Сплошные пробки, в которых лучше молчать. Слово — и народ вспыхивает, как спичка.

Женя впустил в машину всех своих привычных пассажиров.

Прежде чем ехать, он медленно спросил:

— И всё-таки… Куда делись посохи всех двенадцати?

— Может, они вместе со старшими? — грустно предположила Ирина.

— Будем надеяться, — буркнул Женя и поправил браслет на руке. — Знать бы ещё, зачем они нужны.

Никита не врал: по центральной трассе пришлось буквально ползти. Поговорив по мобильному с Никитой, Женя уговорился проехать к нужному дому дворами.

19

Не вслух — мысленно Женя напоминал себе, что центральные трассы всё равно придётся пересекать. Пока-то всё шло спокойно, если не смотреть по сторонам, а внимательно следить только за дорогой. Очень внимательно. И дело не только в том, что ехали дворами и узкими переулками и нужно было осторожничать из-за перебегающих дорогу ребятишек и домашних животных. Нет, на дорогу перед домами, перед самым носом машины, а то и норовя под саму машину, могли броситься все те, кого настигали отголоски разрушительной силы Демьяна. Пару раз Женя уже резко тормозил, пугая пассажиров и стряхивая собственное полусонное оцепенение, а потом хмуро дожидался, пока выскочившие из второй машины, идущей след в след, разрулят ситуацию… И чем дальше, тем чаще ловил себя на мысли: ведёт машину, будто ощупью переходит первый, самый опасный лёд на реке…

Одновременно размышлял.

Сначала о тех, кто сидел в машине Никиты. Вроде всё ясно: два его друга, откликнувшихся на просьбу о помощи, и один хранитель. Но в целом получалось неплохое такое войско.

А в его машине — трое из двенадцати волхвов. Ну, будущих. Причём, что интересно, Ирина села между парнями. Даже они удивились — молча, правда: место пассажира впереди пустовало, и они, кажется, полагали, что девушка сядет к Жене. Но ничего не сказали. Предпочли сидеть без разговоров. Ночь была плохой на сон: спали-таки в незнакомом месте, да и не с привычным комфортом.

Женя ждал, что Ирина вот-вот уснёт — выглядела так. Посматривал на неё в верхнее зеркальце, дожидаясь её взгляда туда же. Но она и не думала поднимать глаз. И, сколько ни ехали, он ни разу не почувствовал, что ей хочется посмотреть на него или откликнуться на его взгляд.

Как ни странно, Ярослав не злорадствовал. Он то ли устал от суматохи последних часов, то ли продолжал изучать собственные силы: очень уж часто его взгляд становился пустым, уходящим в себя. Красимир же как уставился в боковое окно, так и не поворачивался, разве что было раз: он смотрел исподлобья, когда у одного подъезда по их машине, поневоле остановившейся, истерически лупили кулаками. Нет, не только смотрел — надвинулся было на дверцу открыть её, но ребята из второй машины подоспели вовремя, и он снова осел на месте.

На выходе из одного из переулков Женя притормозил, а в следующее мгновение все в машине подпрыгнули от неожиданности: чуть дальше вперёд остановилась чужая машина, проехавшая так плотно, что смачно скрежетнула по боковой дверце. Кажется, Женя соображал сегодня хуже привычного: он ещё только начинал понимать, что произошло, а из машины напротив вывалился высокий тип в бейсболке, обошёл свою машину, стремительно приблизился к его старенькой мазде и, расставив ладони вокруг полуоткрытого окна, рявкнул в проём:

— Слышь, фраерок! Да ты совсем!..

Дальше шла агрессивная матерщина.

Ни о чём не думая, Женя повернулся всем телом к дверце. Тип в бейсболке понял, что он хочет выйти, и отпрянул, оскалившись в предвкушении. Мельком отметив свою дрожащую руку на рукояти, Женя открыл дверцу и с сиденья не встал, а выпрыгнул. Охрана охраной, но накопившееся раздражение и злобы тоже требовали выхода. Ещё не выпрямившись, он коротко ударил неизвестного под дых, отбросив типа к капоту его машины. Не дожидаясь, пока он придёт в себя, Женя сгрёб его, сползающего, задыхаясь, к колёсам, за отвороты кожаного пиджака, поднял на ноги, деловито перевернул и грохнул мордой о начищенную поверхность дверцы раз, два…

Холодная ярость уменьшалась с каждым ударом. Женя понимал, что этот тип не виноват в собственной несдержанности. Но подспудно понимал и то, что Демьянов деструктив действует в основном на тех, кто готов ему поддаться. И, рано или поздно, тип в бейсболке нашёл бы того, кто не сумел бы ему сопротивляться по-настоящему… Тот, кстати, был выше и мог бы уделать Женю в любой момент, не растеряйся от внезапного и жёсткого отпора.

Так он рассеянно думал, пока беспощадно и равномерно вминал в уже прогнутую дверцу голову бьющегося в его руках, мычащего от боли типа-бейсболочника.

Стремительно развернувшись, чисто машинально ударил свободной рукой по промелькнувшей сзади тени, а в следующий миг его кисть замерла в железном захвате.

— Успокойся, — медлительно сказал Григорий. — Ты достаточно наказал его и привёл в себя. Теперь остывай сам.

Женя дёрнулся, но вырвать кисть из мощного кулака не сумел. Разъярённый, он вынужденно выпустил сползшего всё-таки на асфальт стонущего бейсболочника. И внезапно оказалось, что он сам теперь стоит с заломленной назад рукой, прижатый к кому-то жёсткому, и над головой, как заклятие, то ли упрашивают, то ли просто повторяют одно и то же:

— Успокойся… Успокойся…

Но внутри всё горело, даже голова раскалывалась от внутреннего жара — и успокоиться, хотя он и понимал справедливость этого заклятия, не получалось. И замер, услышав тихое:

— Поверни его ко мне.

Его просто и легко приподняли и быстро переместили — лицом к Ирине. Девушка встала в шаге от него, положила руку на плечо и так же негромко, нараспев проговорила:

— Глазастая моя совушка, разумная головушка, барыня лесная, помоги… Пусть боль его растает и забытой вскоре станет.

Ладонь на плече он чувствовал. А потом вдруг отчётливо ощутил невероятное: его щеки коснулось нечто пушистое. Оно мягко обвеяло кожу, а потом словно лёгкой прохладой опахнуло лоб… Замерев от странного впечатления, он почти увидел, как это пушистое нечто на мгновения будто прикрыло ему перьями глаза. А когда оно пропало, а в глазах прояснело, он вдруг сообразил, что голову больше не стискивает упругий обруч, из-за которого болит всё…

— Отпусти его, — сказала Ирина, глядя поверх его головы.

Захват ослабел, словно державший не сразу поверил ей. Девушка взяла покорного ей Женю за руку и повела к машине. Всего два шага, но они оказались важными, потому что с каждым шагом он чувствовал себя приходящим в себя.

Садясь на место, оглянулся на Григория. Тот больше ничего не сказал — кивнул только и сразу пошёл к машине Никиты.

Но немного подождать всё же пришлось, благо ни позади, ни впереди не оказалось машин, желающих проехать этот переулок. Выскочил из машины Ярослав.

— Я быстро! Только проверить!

И бросился к бейсболочнику. Его он с усилием подхватил под мышки, поднял и усадил в открытую кабину, прислонив к спинке сиденья. Пара пассов, которые нервно обрывались на полпути. А потом Змей победно кивнул и просто провёл ладонями по травмированным местам лица, словно пытаясь что-то стереть с него. Несколько секунд — и убрал ладони, вгляделся в пострадавшего, ухмыльнулся и побежал к своей машине. Остальные с любопытством пригляделись к водителю в бейсболке. Его опухшее лицо так и оставалось опухшим, но всё же в чём-то изменилось. Появилась какая-то мягкость всех черт. Словно боли неизвестный больше не чувствовал.

А потом они проехали трассу и снова юркнули в переулок. Женя следил за движением и думал о том, что эти волхвы, которые за его спиной, как-то… оживают, что ли? Кажется, Ирине многое дала тетрадь, если девушка уже пытается целенаправленно пользоваться какими-то колдовскими словами. Змей пока тетради не получил, поэтому он бредёт в потёмках, примериваясь к собственной силе и приёмам её использования.

На резкое движение позади он взглянул в зеркальце.

— Сворачивай налево, — сказал Красимир. — Проедем два дома — третий наш.

Женя мельком взглянул на часы — половина девятого. Выехали рано. Сколько займёт времени поиск второго хранителя и выведение его из состояния глухаря? Что-то не нравится, как пахнет тревогой в воздухе. Вроде и тихо пока, но то и дело где-то неподалёку взрываются сердитые голоса, слышные даже при работающем моторе. И раздражают эти взрывы словесных перепалок не меньше, чем довольно частый визг и взрёвывание резко тормозящих машин.

Два дома остались позади. Торец третьего объехали и оставили машины чуть в стороне, где уже притулилась одна. Впереди пошли Ярослав и Красимир, за ними — остальные. Женя знал, что нужен третий от торца подъезд. Вот и Ярослав с Красимиром шагнули было на нужную приподъездную площадку… Женя поднял ладонь, на которую упали три скупые дождинки. Солнце сияет свысока и царственно, несмотря на то что постоянно скрывается в разрозненных клочковатых тучах. Дождя, наверное, по-настоящему не будет. Так, покрапает…

— Нет, — вдруг сказал Красимир. — Его нет дома.

Только что всколыхнувшиеся надежды, что второй хранитель оправился сам — и теперь с ним осталось лишь поговорить, чтобы он примкнул к их спасательной операции, угасли, когда Красимир, подёргивая высоко задранным подбородком и напряжённо раздутым носом, медленно огляделся и сощурил глаза.

— Вот он.

Как и напротив дома Ирины, здесь существовал небольшой пятачок зелени. Нет, это не сквер, просто пара деревьев, пара скамей и обветшалая песочница, в которой вряд ли ещё оставался песок. И чуть дальше, за деревьями, стояла инвалидная коляска, а рядом с нею, на дощатом ящике, сидел парнишка с мобильником или книгой в руках.

— Младший брат? — выдохнул Змей, с интересом приглядываясь к потенциальному волхву, то и дело ворошившему в раздумьях светлый короткий «ёжик» своих волос.

— Как действуем? — негромко спросил Женя. — Мне ведь рисовать… А как объяснить, почему вдруг решился нарисовать инвалида?

— Похитить — и всё, — буркнул Макс, с интересом следя за братьями.

— Обоих, что ли? Обалдел, что ли? — недовольно протянул Никита.

— Обоих всё равно придётся взять, — задумчиво сказал Красимир. — А вдруг младший пригодится? Ну? Придумали, с чего начнём?

— Мы с тобой пойдём, — предложила Ирина Жене. — Остальные нас подождут здесь, на скамье у подъезда. Просто будто гуляем. Я заговариваю мальчишке зубы. Ты достаёшь листы и, как будто от нечего делать, начинаешь рисовать. Как?

— Сойдёт, — сказал Женя и подёрнул на плече лямку холщовой сумки.

Ребята быстро расселись на скамейке. Оглянувшись разок на них, Женя с трудом скрыл улыбку: они оживились и стали похожи на детишек в ожидании обещанных кем-то чудес. А ещё через мгновения его насмешливая улыбка переросла в слабо удивлённую, но в то же время с толикой удовольствия: Ирина положила ладонь на его машинально согнутый локоть. Он заглянул ей в лицо — неужели и её движение машинально? Она покосилась на него и опустила глаза, усмехаясь. «Будем считать, что ей захотелось этого», — решил Женя.

Они медленно перешли дорогу перед домом и так же медленно, прогуливаясь, пошли к деревьям, рядом с которыми расположились братья. Остановились напротив, так что оба были видны, как на ладони. Неизвестно, как Ирина, но Женя первым делом разглядел не братьев, а короткий ломик рядом с ящиком, на котором сидел младший. И не только потому, что он бросался в глаза, а потому, что, едва двое подошли к братьям, младший дёрнулся наклониться к ломику. Но, разглядев, что это пара, отдёрнул ладонь и снова занялся книгой, лежащей на коленях.

— Привет, — дружелюбно сказала Ирина. — Можно, мы немного тебе помешаем?

— Как это — помешаем? — снова насторожился младший, поймав её сочувственный взгляд на старшего брата в коляске.

Женя прикинул: лет ему около семнадцати-восемнадцати. Круглощёкое лицо ещё не потеряло детских мягких очертаний, но странно усталые глаза смотрели по-взрослому. Интересно, кто он из волхвов? Сокол? Или чайка? Жене всё казалось, что парнишка — птица, маленькая, но крепкая. И улыбка снова коснулась его губ. Странно: смотреть в лицо человека и гадать, что он внутренне собой представляет.

— У меня где-то здесь подруга живёт.

Ирина завладела вниманием парнишки на раз. Сначала он поразился, когда понял, что она ищет подругу, зная лишь визуально её адрес, но девушка объяснила, что подруга — довольно яркий человек и общительный. Поэтому её искать легко, подходя с глупым, на первый взгляд, вопросом к любому человеку. Парнишка невольно заинтересовался, и Ирина вдохновенно принялась расписывать ему свою эксцентричную подругу, в которой Женя, прислушавшись, с изумлением узнал довольно известную сейчас художницу с его собственного курса.

Пока суд да дело, он опомнился и взглянул на глухаря. Младший поместил старшего брата под тень пока ещё мало загустевших от зелени веток. Тени маловато, конечно, и в ней совершенно без прикрас стало видно худое лицо хранителя, безучастное и какое-то мёртвое. Жене показалось, что даже лицо Григория не выглядело таким, как это, — словно старший (как его назвали ребята? Лёня?) простился со всеми надеждами вернуться в нормальное, человеческое состояние.

Не глядя на младшего, Женя вынул папку. Тот опять насторожился, но Ирина сумела убедить его, что её друг помешан на рисовании, так что лучше не обращать внимания на то, что он делает. Тем более рисование — дело не страшное.

— А как зовут твоего брата? — почти легкомысленно спросила Ирина.

— Леонид, а что?

— Да нет, ничего. Просто интересно (парнишка помрачнел — и Женя его понял: кому интересно, а кому — трагедия). А что с ним случилось? Почему он в кресле? Мне кажется, он нас не слышит? Да?

— Не кажется, — вздохнул парнишка, обманутый участливыми (впрочем, искренними) нотками в голосе девушки. — Никто не знает, что с ним. Просто однажды мы нашли его в таком состоянии. Врачи не знают тоже, — грустно добавил он.

— А ты учишься? Или работаешь?

— Зачем тебе это? — удивился парнишка. — Ну, учусь. Просто сегодня некому было гулять с братом. Вот мы и вышли… А так обычно… Учителя знают, — добавил он — кажется, на всякий случай. — Я всегда отпрашиваюсь, если родители посидеть с ним не могут.

— Слушай, а зачем тебе эта палка? — наивно спросила она, показывая глазами на ломик.

— Утро было… такое, — вздохнул младший, — нехорошее. А мы привыкли каждый раз в одно и то же время гулять, вот и пришлось… Ну, на всякий случай…

От этого «привыкли», которое младший произнёс, имея в виду и старшего брата, Женя не выдержал и сам спросил, делая первые наброски замкнутого лица человека, сидящего в инвалидной коляске:

— Слушай, пацан, а тебе кто больше нравится — сокол или чайка?

Какие глаза стали у парнишки!

Женя уже знал ответ — и ему сейчас было просто интересно, совпадёт ли он с его представлением. Ирина сначала посмотрела на него с недоумением, а потом, забыв приветливо улыбаться, уставилась на парнишку так, словно от его ответа её жизнь зависела. Женя сообразил: она так зациклилась на хранителе-глухаре, что забыла о том, кем может быть стороживший его младший брат.

— Ну, чайка, — неуверенно сказал парнишка. — И что?

— Да ничего, — легко сказал Женя, который уже прислонился к стволу для удобства. — Как звать тебя? Меня — Женя.

— Володя. А вы художник настоящий?

— Хочешь — посмотри, как я рисую, — предложил Женя.

Володя вопросительно посмотрел на девушку — та пожала плечами, снова улыбаясь. И тогда он встал со своего ящика и подошёл к Жене. А тот уже вошёл в полутранс, контролируемый, но непрерывный. Лишь на обочине сознания постоянно бились несколько вопросов: они погодки? Впечатление, что между ними десяток лет, а не один год. Или это от печального безразличия старшего брата? И что они все будут делать, когда старший очнётся? Неужели с ним будет то же страшное действо, которое было и с Григорием, когда тот бился о пол, словно в жутком припадке, на деле-то на скорости проходя сплошные тренировки?

Володя, стоявший близко, втянул воздух сквозь зубы, глядя на брата.

Женя услышал его, но больше не отвлекался.

Глаза Леонида шевельнулись и уставились на него.

А потом уже знакомый круг света, в котором они оказались только вдвоём.

«Охотник? Как ты здесь оказался?

— Выходи, — еле двигая онемевшими губами, сказал Женя, и боковым зрением заметил, как из дымных облаков, которые перемещались за кругом, Володя испуганно уставился на него. — Выходи, Леонид. Григорий здесь. Нам надо успеть вытащить третьего хранителя. А ты всё сидишь в этой дурацкой коляске.

«Григорий? Здесь?»

Дымные облака заволновались, круг стал терять свои правильные очертания, пока не растаял. Глаза хранителя недоверчиво уставились в глаза художника.

А потом инвалидная коляска, будто её резко толкнули в колесо, упала набок. Вывалившийся из неё под отчаянный крик Володи Леонид забился в подобии припадка, уже знакомого Жене и Ирине. Отбросив папку с листами, Женя прыгнул к Володе, который немедленно рванул на выручку, как он считал, к брату, и прижал парнишку к себе, не давая подходить к Леониду.

— Нельзя, нельзя, Володя! Он сейчас сам встанет!

— Ты с ума сошёл?! Как он встанет?! — сорванным голосом кричал парнишка. — Он не может вставать, ты что — не понял, что ли?!

— Заткнись! — рявкнул Женя, не выдержав и отметив, что от подъезда к ним бегут все ребята — Григорий впереди. — Как он встанет?! Да просто! Как сейчас коляску опрокинул, так и встанет! Не мешай ему только!

Ирина пыталась что-то сказать, но слов не находила. Да и какие слова, если на глазах парнишки происходило то, что принято считать чудом — и чему он, естественно, не верил. Хотя, обычно обездвиженный и не реагирующий на какие-то раздражители, брат сейчас сам, без усилий кого-то со стороны, двигался так, что страшно было на это зрелище смотреть.

Подбежал Григорий, упал на колени, ощерясь в радостной ухмылке, и жёстко прижал плечи Леонида к земле, не давая ему разбить лицо, и так исцарапанное, о корни деревьев. Володя было снова попытался выдраться из рук Жени, но застыл, услышав:

— Лёнька, Лёнька же! Успокаивайся давай!

Наконец Григорий помог Леониду сесть и обернулся к Жене.

— Отпускай братишку. Теперь можно.

Володя кинулся к брату, схватил его за руку, жадно глядя в его лицо и словно боясь: а вдруг пропадёт? И беспомощно спросил:

— Лёнь, а ты… Ты вернулся? — И оглянулся на кучу народа над ними, сжался — даже метнул взгляд на ломик, валявшийся теперь слишком далеко. По-детски толстогубый рот дрогнул в нерешительном вопросе: — А вы кто, вообще?

— А мы те, — самодовольно сказал Ярослав, — к которым и ты относишься.

После этой высокопарной фразы было решено устроить военный совет.

На скамейку под деревьями усадили усталого, тяжело дышащего Леонида, с которого постряхивали пыль и мелкий мусор; с обеих сторон к нему подсели Змей и Ирина. Пока разговаривали, пока строили планы на дальнейшее, оба «лечили» Леонида, «подкармливая» его своей силой — Ирина руководила Ярославом.

Военный совет начался знакомством новичков с обстановкой в городе и расстановкой сил. Володе сообщили, что он человек, владеющий силой и что его внутренняя сущность — чайка.

Затем Ярослав спросил у него:

— Вчера-позавчера к вам в гости кто-то из старших приезжал?

— Откуда вы знаете? Деда приезжал, — растерянно отозвался Володя. — Но он…

— Он пропал, да? — Змей и спрашивал, и одновременно отвечал на собственные вопросы. Кажется, именно эта бесцеремонность заставляла Володю верить в происходящее. — Он говорил, что ему нужно на срочную и важную встречу?

— Да, он сказал, что приедет чуть позже, переночует, а потом снова уедет — домой. Мы ждали-ждали, а он так и не пришёл, — вздохнул Володя. — Звонили ещё. Долго. У него мобильный есть. Не отзывался.

— Володя, — вмешался Женя. — А ты не помнишь, дед оставил дома свою трость или ушёл с нею?

— Ушёл с ней. — Парнишка помолчал, а потом вдруг заулыбался и сказал: — А я немного про силу знаю. Видел передачу одну, попробовал, как они, делать. У меня получилось!

Он не хвалился, а просто радовался тому, что есть люди, которым он мог рассказать о своих странных открытиях и умениях и которые не посмеются над ним.

Женя старался помалкивать, хотя разок вырвалось о трости — больно уж его этот вопрос занимал, где они и что собой представляют. Но что-то настроение у него резко упало, как он посмотрел на эту радостную улыбку Володи. А если старшие, вернувшись, закроют эту силу? Что тогда? И смогут ли простить юные волхвы своим старикам неверие в то, что они сумеют правильно распорядиться своей силой?

Порешили так. Володя и Григорий с Никитой, которые прихватят инвалидную коляску, провожают Леонида домой. Тот дома переодевается, чтобы быть в полной боевой готовности. Остальные дожидаются у подъезда. Как только Леонид будет готов к путешествию по городу, они срываются с места и едут выручать третьего хранителя — девушку Владу, которая сейчас находится в больнице.

— А вот интересно, — задумчиво сказала Ирина, глядя, как хранители заходят в подъезд — Володя чуть не вприпрыжку за ними. — А вдруг рядом с девушкой окажется её брат или сестра? Возьмём и их с собой?

— Будем смотреть по ситуации, — откликнулся Красимир. — Нам бы ещё надо разработать план, как попасть в больницу, как дойти до её палаты и как её оттуда вытащить.

— А если не вытаскивать? — предложил Ярослав. — А если попробовать в её палату провести втихаря Женю — и пусть он там рисует себе? Мне кажется, так лучше.

— Ну, лучше не лучше, — вздохнул Макс. — Только как ты себе это представляешь? Ну, как добраться до палаты и так далее? Там же столько коридоров, и в каждом из них сидит дежурная медсестра!

— Влезть в окно? — рассеянно предложил Красимир. И невольно улыбнулся: наверное, представил, как это будет выглядеть.

— А вы там бывали? — спросил Женя у него и Ярослава. — Как вообще туда входить — знаете? Какой этаж? Надеюсь на первый.

— Нет, не первый, — покачал головой Красимир. — Третий. Но рядом с окном проходит газопроводная труба. По ней забраться нетрудно.

— Ага, — скептически сказала Ирина. — Особенно днём. Самое то — на глазах у всех залезть в чужую палату! Да тут кто угодно сразу начнёт вызывать полицию! Нет, про окна забудьте. Придумайте что-то полегче в исполнении и безопасней.

Вернувшиеся ребята выглядели довольными. Леонид хоть иной раз и пошатывался, но выглядел неплохо, и взгляд был твёрд. На младшего брата он почти не был похож: оказался гораздо темней, а с Григорием стоял почти вровень. Из-за чего худоба сразу бросалась в глаза. И тут, глядя на хранителей, Женя додумался до вопроса:

— Григорий, ты сразу узнал его. Но как?

— Могу и я ответить, — сказал Леонид. — Кажется, у всех хранителей после снятия печати пробуждается давняя память. Как только Гриша появился у меня перед глазами, наши старые личности мгновенно узнали друг друга.

— Что обсуждаем? — с любопытством спросил Григорий.

— Да вот… Не знаем, как добраться до Влады. Думаем, как провести к ней Женю.

— А что думать-то? — удивился Григорий. — Мы с Леонидом проводим его к ней — вот и вся недолга.

— Не совсем понял, как это, но ты говоришь уверенно, — заметил Женя.

— Да чего понимать? Ты пойдёшь между нами — и тебя никто не увидит.

Женя поднял брови, но переспрашивать не стал. В деле посмотрит, что именно произойдёт.

20

На этот раз Ирине пришлось сесть рядом с ним. Младший брат Леонида хоть и волновался за старшего, но почему-то решил остаться с Ярославом и Красимиром. Раздумывая обо всём этом, Женя пришёл к выводу, что пацан инстинктивно чует своих. Ещё стало заметно, что Ирина разительно изменилась. Теперь это была не покорная, смирившаяся с ударами судьбы девушка. Рядом с ним сидела молодая женщина, довольно жёсткая и уверенная в себе. Когда стало ясно, что ей придётся сидеть с ним бок о бок, Женя слегка поправил, пока она не видела, верхнее зеркальце. В дороге, время от времени поднимая глаза, он заметил несколько острых, оценивающих взглядов Ирины на него.

Дошло не сразу. Но дошло. Эта, нынешняя, Ирина оценивает его с общей точки зрения одной и той же личности, жившей когда-то и живущей сейчас. И, кажется, прежняя оценивает его довольно скептично. Если вспомнить слова Григория, её старшего брата, тому есть причина. Перед приходом волхвов за рукописями его, «поломанного медведем» и явно с проблемами позвоночника, родные усаживали так, что подневольные гости думали: охотник возомнил о себе. Впрочем, так оно и было — понимал теперь Женя. Возомнил. Поскольку не пожелал, чтобы его видели жалким и сломленным. А потому терпел боль, но из последних сил сидел прямо. Надменный. Обуянный гордыней — как тогда решили волхвы, промолчав о том. Таким его запомнила прежняя Рада. Таким его вспомнила нынешняя Ирина.

«И сейчас милостыни просить не буду, — угрюмо думал Женя, глядя вперёд и жёстко сосредоточившись на дороге. — Помогать им буду, но… И пусть там Григорий что хочет говорит, чтоб не дурили… Если она не поверила раз…»

Лист с кровавым крестом на портрете Демьяна хранился в папке с остальными листами, в сумке. И скоро как-то появилось навязчивое подозрение, что крест либо блёкнет, либо вовсе испаряется, исчезает — и Демьян снова обретает чужую силу. Правда, и основания для такого вывода появлялись не слабые: то и дело на дорогах возникали пробки — и чем дальше, тем чаще; причём возникали они не из-за большого скопления машин в одном направлении, а из-за того что один водитель ни с того ни с сего мог выплюнуть обидное оскорбление в открытое окно машины напротив или соседней, затем оба автовладельца выскакивали на дорогу и начинали выяснять отношения, создавая долгий затор.

Несколько раз, не успев вовремя пересечь крупные трассы, две машины, спешащие в больницу, застревали из-за скандалов или мордобоя. И тогда из второй машины немедленно выходили хранители (во второй раз с ними, из-за слишком многолюдной драки, — Макс и Никита), чтобы утихомирить драчунов. Мимо магазинов, где уже часто слышался стеклянный грохот — крушили витрины, проезжали с отчаянием, заперев сердце: нельзя останавливаться слишком часто!

Пока шли крутые разборки с участием хранителей и ребят, Женя поневоле ждал за рулём, когда можно будет двинуться дальше, и продолжал размышлять.

А может, он не прав? И у хранителей с Ириной не пробуждается вторая личность из прошлого, а они только получают её опыт и воспоминания? Он понимал, что, думая обо всём сразу, старается успокоить себя — ведь отчуждение Ирины чувствовалось отчётливо. Но один из вопросов так и лез, чтобы над ним поломать голову: а почему воспоминания охотника ему даются только во сне?

Пару раз взгляд Ирины затуманивался, она больше не смотрела в ветровое стекло, на скользящую под машину дорогу. Он знал, что она прислушивается к разговору на заднем сиденье. Да, ему тоже было интересно, но он старался отрешиться от увлекательной беседы троих, потому что это было не для него. Ярослав и Красимир дотошно допрашивали Володю, чему он сумел самостоятельно научиться, когда понял, что у него есть какие-то силы. А пацан вспоминал приёмы, подсмотренные у всяких экстрасенсов, рассказывал о телепередачах, героям которых пытался подражать.

И у него получалось!

Слушая Володю, Женя размышлял о том, что всё это похоже на обычное действо в обычной жизни: кто сумел — тот поступил в детскую музыкальную школу и получил наставника; а кто-то остался за бортом, самостоятельно изучая классические три аккорда на гитаре и пытаясь из них сотворить музыку.

От мыслей обо всём на свете, правда кружащих в основном вокруг волхвов, оторвал звонок мобильного. Никита.

— Жень, свернём. Поговорить бы. Минута.

— Мы торопимся, — сказала Ирина, услышавшая его реплику.

Никита замолчал, но не отключился.

— Где сворачиваем? — спросил Женя, не глядя на неё.

— Сейчас торговый центр проедем, там дальше, на площадке у магазина электротоваров, остановиться можно.

— Сворачиваю.

— Зачем? — сухо спросила Ирина. — Нам некогда. Нам нужно…

— Никита никогда не скажет попусту. Всё в тему, — перебил Женя.

Она отвернулась. А он поднял брови. Ничего себе. Что это она раскомандовалась? Думает, вернулась — так будет всё по её?.. Он невольно усмехнулся собственной хорохористости. «Вернулась». Нет, конечно. Не из-за этого. Она волнуется. Уже не только из-за бабули, но из-за всех, кто в этом деле.

Он объехал торговый центр, быстро встал рядом с ближайшей машиной. Здесь же притормозил въехал Никита и тут же выскочил. Женя вышел и хлопнул дверцей. Когда понял своё движение, снова усмехнулся — уже не очень весело. От неё закрылся.

Никита ждал его чуть впереди — тоже машину закрыл. Выглядел неуверенным, но упрямым, будто и сомневался, но в любом случае собирался настоять на своём.

— Что? — негромко спросил Женя, подходя.

— Ну, время обеденное. А этих твоих двоих задохликов трясёт. Они, конечно, парни тренированные, но что-то мне кажется, что они… — Никита замялся, пожал плечами. — Регенерация — вот слово, которое у меня вертится на языке последние пять минут. Жень, ты сам сказал — они только что пришли в себя после комы, ну или что-то типа того. А двигаются — дай Боже. По мне, так их накормить надо, — решился наконец Никита выговорить то, что, кажется, считал важным. И уставился на Женю. — Ты тут главный. Тебя все слушают. Решай. А то Григорий-то — ладно, держится. Но этот Леонид скоро вообще скопытится.

Женя огляделся. Он и сам должен был догадаться, что долго в таком темпе хранители, недавно вставшие на ноги, не продержатся. Но он был слишком далеко от них, чтобы увидеть это воочию.

— Со двора того дома, что за электротоварами, есть забегаловка. Это ближайшая, — быстро сказал Никита, правильно расценив его оглядку. — Кормят, как на убой. Ну?

— Машины оставляем здесь — и идём, — сказал Женя и повернулся к своей. Открыл дверцу и велел: — На выход. Время обеденное. Быстро перекусим и едем дальше.

— Ты что?! — возмутилась Ирина. — У нас дело, а ты!..

— На брата глянь, — тихо, чтобы не расслышали выходящие, переговариваясь, ребята, посоветовал Женя.

Она нагнулась к ветровому стеклу: Григорий как раз появился рядом с Никитой. Охнув, Ирина прижала руки ко рту и немедленно выскочила из машины. Уже захлопнув дверцу, тоже тихо сказала:

— Женя, у меня с собой денег нет.

— У меня карта. Заплачу за всех. Быстрее только.

Девушка обошла его и приблизилась к брату. Когда вся компания собралась, Женя и сам присмотрелся к хранителям. Чёрт… Где только его глаза раньше были! Леонид словно высох, да и у Григория видок не ахти. Дойдут ли ещё до той забегаловки?

Дошли. Здесь выяснилось, оголодали не только хранители.

Вся компания набросилась на еду так, будто с утра никто ничего не ел. Впрочем, много ли чего было в холодильнике у Ирины? Да и сам он, Женя, вчера только на один перекус привёз продуктов. Маловато. Брата-то, пока он в состоянии глухаря был, Ирина и Нина Григорьевна старались кормить лёгкими для усвоения продуктами, а сейчас ему мяса надо. Так что парни налегли на еду. И даже Ирина, смущённая, ела с удовольствием.

Никита был доволен.

Вернулись к машинам.

— Сколько времени до больницы ещё осталось? — спросил Макс, зорко поглядывающий по сторонам. — Ну, не как обычно, а если учитывать сегодняшнее?

— Где-то с час, — рассеянно сказал Ярослав. — Плохо, что потом назад добираться, до пригорода, а это в сумме — часа три с половиной.

— В больнице тоже, наверное, придётся ещё с час пробыть. Зато до вечера наших старших вытащим, — с надеждой откликнулась Ирина.

И сглазила.

Едва только выбрались на трассу, едва только оказались в плотном потоке машин, как зазвонил её мобильный. Ирина поднесла трубку к уху с такой скоростью и надеждой, даже не взглянув, кто звонит, что Женя вздохнул: наверное, она надеялась — бабуля?

Оживлённое ожиданием лицо Ирины в мгновения словно осунулось. Глядя на отодвинутый мобильный, она тускло сказала:

— Демьян. Хочет поговорить с тобой.

— Громкую связь, — подсказал ей Женя.

Он не любил говорить по телефону во время поездок. Спрашивать, откуда в её мобильном телефонный номер Демьяна, не стал.

Первая же фраза Демьяна заморозила напрочь — до онемевших пальцев, а потом подожгла настоящим взрывом и заставила резко свернуть в ближайший переулок, благо тот был свободен. Никита, может, и удивился, но влетел следом, не отставая.

— А говорили, художники живут богато, — лениво сказал Демьян.

— Говори так, чтобы он нас не слышал, — прошептал Женя ошарашенной Ирине, которая было открыла рот запротестовать против внезапной остановки, но после его предупреждающего шёпота зажалась.

На заднем сиденье ребята, прислушиваясь к голосу Демьяна, примолкли, пока не понимая, что происходит, но уже встревоженные. В боковое зеркальце Женя заметил, что Никита вышел из своей машины и быстро идёт к нему.

Не до наблюдений. Пора действовать. Руку с браслетом машинально покрутил, чтобы рукав освободил его. Снятый браслет сунул в руки Ирины.

— Быстро! Разрежь нитку и сделай так, чтобы вы, все трое, оказались с браслетами на запястье! Быстро!

— Но что?..

— Закрой рот и работай!

Следующим движением он передал ей небольшой складной нож из бардачка.

— Быстро… — повторил он таким осевшим голосом, что она не посмела спорить. — Он у меня в квартире, а там — ваши портреты!

Никита наклонился к открытому окну как раз вовремя, чтобы услышать следующую реплику Демьяна.

— Не, это не для меня — жить на последнем этаже, в двух пустых комнатах, — всё так же барственно продолжал тот, глумливо хихикая, чем всю свою барственность сводил к ёрничеству. — Я-то думал, здесь везде статуи, хрусталь и ковры, всякая богемная обстановка с кушетками и диванами, на которых художники могут устраивать оргии или повозиться со своими натурщицами-лохушками. Даже картин нетушки — с рамами богатыми! Это надо ж — стены голые! И у кого? У художника! Бедненько живёшь, Женёк, ой, как бедненько! А ведь сын такого уважаемого в городе человека! Не по положению себе норку устроил, Женёк. Такому человеку, как ты, надобно богатые апартаменты иметь! — Он выговорил это то ли с осуждением, то ли с сожалением. — Но ничего… Твои гости и здесь найдут, чем им можно развлечься.

В трубке послышался треск и грохот. Женя опустил глаза на руки Ирины, которая быстро вынула из сумочки косметичку, а из неё блок с нитками и иглами.

А треск продолжался. Женя мельком глянул на Никиту. Тот скалился злобно, но безнадёжно: какому художнику понравится звук ломаемых мольбертов! Даже чужих!

Ирина уже рассыпала бусины браслета на выложенный на колени носовой платок и вдевала их по одной, быстро работая иглой с обычной нитью, создавая примитивный браслет-низку. Резиновую нить, на которой изначально крепились бусины, она не тронула, и Женя молча согласился: всё правильно. Нанизывать на такую нужна другая игла. А сейчас искать её некогда.

Примолкшие на заднем сиденье Ярослав и Красимир, а с ними и Володя, смотрели с напряжением, но без страха. Они пока не совсем понимали, чем может быть чревато положение, если Демьян найдёт их портреты. Знали лишь, что опасно.

— Тихо, — одними губами напомнил Женя, кивая на мобильный. И резко сказал: — Демьян, тебе что — делать нечего?

— Ага, нечего, — с удовольствием сказал тот, и секундой позже послышался новый треск. — А ты хоть и живёшь, как в чужой квартире, мебель таки прикупил малость. Так что мне найдётся, где порезвиться.

Судя по смачному грохоту не только ломающихся предметов и бьющегося стекла, но и шлёпанью вещей, он принялся за небольшой шкаф с книгами. Дальний фон — потрескивание и шум падения — подсказал, что его загонщики усердно «трудятся» над остальным — тем, что оставил им Демьян.

Соседи не придут справиться, в чём дело, или поскандалить из-за шума. Они либо побоятся, потому что уже представляют, что делается в городе, либо сами заняты Бог знает чем. Демьян это понимает. И пользуется безнаказанностью на всю катушку.

За спиной выдохнул сначала Ярослав, потом Красимир, получив браслеты. Володя с недоумением поглядывал на них. Женя не знал точно, помогут ли им браслеты. Но в душе тлела какая-то странная уверенность, что от Демьяна защитят. И он доверился этому впечатлению.

— Демьян, а ты… не боишься? — невольно подражая медлительному выговору Медведя, выговорил Женя. — Например, что у меня там сигнализация поставлена? С камерами, скажем?

— За дурня держишь? — снисходительно спросил тот. — А то я сразу не проверил, что у тебя да как. Пугаешь игрушками? Не ожидал! Честно — не ожидал!

— Не, мне интересно, что ты ответил бы на это? Мне же тоже развлечься хочется!

Женя только сейчас обратил внимание, что его пальцы вцепились в руль до судорог. Разжал — мокрые от усилия.

— Развлечься? Милок! — безумно захихикал Демьян, и Женя представил, как он, большой и солидный, трясётся от смеха. — Да я тебе столько могу развлечений устроить — всю жизнь будешь помнить! О, что я нашёл!

Мобильный замолчал, а Женя переглянулся с Ириной. Кивнул вопросительно. Она подняла руку с браслетом. Он выдохнул с облегчением.

Так что же там, в его квартире, нашёл Демьян?

Он только и успел задаться вопросом.

В следующий миг из него вышибли дух. От неожиданности согнувшись, он чуть не врезался скулой или носом в край руля. И одновременно, так и не дотронувшись до него, Женя захлебнулся кровью.

Ирина закричала.

Никита рванул дверцу, выволакивая из машины Женю, плюющегося сначала кровью, а потом ещё и… Рвота была страшной.

Вслед радостно завопил Демьян:

— Хор-роша развлекалочка?! Как себя чувствуешь, охотник?! Как самочувствие?! Понравилось?! А если так?!

По щеке что-то полоснуло горячим. Женя только втянул воздух сквозь зубы, весь сосредоточившись только на одном глупом занятии — не блевать на собственную одежду.

— Как он это делает?! — закричал Никита, беспомощно держа Женю, который только и мог плеваться кровью, пытаясь набрать воздух.

— С удовольствием я это делаю! — заорал, словно пьяный, Демьян. — Слышишь?! С огромным! Да сейчас добавлю, чтобы развлекуха пошла по полной! Слышишь, охотник?! Ну, скажи только, что хватит! Скажи, милок! Или тебе мало?! Скажи — хватит, Женёк!! Ну, скажи!! А то ведь у меня руки чешутся!! На!!

Женя почти висел на руках Никиты, с трудом соображая, что происходит. Висел, потому что приходилось отплёвывать кровь, но на ногах всё ещё стоял, ещё чувствовал под ногами твёрдое — кажется, единственное, что осталось твёрдым в этой страшной, убивающей его реальности, в которую так трудно поверить. Он уже не воспринимал криков Демьяна — сейчас им владело лишь одно желание: лишь бы эта ненормальная реальность пришла в норму, лишь бы эта кровь, которой оказалось так неожиданно много, перестала окружать его…

Стороной он вспомнил, на какой фотке отыгрывается беснующийся Демьян: мать однажды сфотографировала его на даче, под высоким тополем, и этот снимок ему нравился: в полный рост, слегка прислонившись к дереву…

Ноги подкосились от горячей, ошпарившей его боли…

— … Браслеты! — завизжала Ирина, выскакивая из машины и бросаясь открывать дверцу к ребятам. — Пожалуйста! Быстрей!

Они содрали с рук только что отданные ею браслеты, сразу сообразив, что именно она собирается делать. Она схватила все три — свой сняла немедля — и кинулась к Жене. Тот уже еле стоял на коленях, поддерживаемый Никитой, который только и мог, что беспомощно бормотать:

— Что это? Что с ним происходит?!

Одновременно с Ириной к ним подбежали от второй машины хранители.

А из машины доносился жизнерадостно-безумный вопль Демьяна:

— Как тебе, охотник, а? Фотка твоя мне тут как подарок ко дню рождения!! Жаль только, я не рядом, чтобы поглядеть, как ты там!

— Я-а… — злобно и с ненавистью растягивая непослушные губы, протянул Женя, поднявший-таки голову на жуткий голос. — Хорошо! А фотку… засунь себе в…!

Ирина быстро подняла его вялую левую руку и натянула на запястье все три браслета. С ужасом оглянулась назад, на ребят, которые вышли из машины. Ярослав и Красимир в панике смотрели на Женю, причём оба, кажется, уже примеряли его боль на себя, то и дело оглядываясь на машину, на переднее сиденье, с которого доносился подленький смешок Демьяна.

— Ты меня успокоил, Женёк! — уже деловито сказал Демьян. — Что ж, не буду прерывать твоего хорошего настроения. Мы тут в твоей квартирке закончим подтанцовку и пойдём дальше. Счастливо оставаться, Охотничек! Встретимся ещё как-нибудь, побалакаем в своё удовольствие!

Мгновения тишины, в которую начали возвращаться обыденные звуки обманчиво спокойного города: свист синиц и чириканье воробьёв в кустах вдоль дороги, рваный ритм наезжающего-уезжающего движения с трассы, далёкий человеческий говор…

Первым опомнился Ярослав. Вернувшись в машину, он нашёл дорожную аптечку и велел Никите усадить художника на высокий бордюр дороги в переулок. Сначала пришлось отмыть лицо и шею Жени от крови найденными у Ирины салфетками и только потом заняться повреждениями.

А Ирина потрясённо смотрела на Женю и думала: «Говорят, человек должен знать или даже понимать, какие чувства он испытывает в тот или иной момент жизни. Я, наверное, бездушная дура. Я перестала бояться, что будет хуже. Надо бы пожалеть Женю, а я чувствую брезгливость, глядя на его рвоту в луже крови… Почему я такая?..»

— Вторые джинсы, — пробормотал между тем Женя, глядя на штанины, ниже колен пропитанные кровью.

А потом замолчал, как молчали другие вокруг него, только изредка недовольно мычал или шипел от боли, когда Ярослав не очень аккуратно или осторожно дотрагивался до его порезов… Под конец, когда ноги Жени были уляпаны всеми пластырями, которые нашёл в аптечке Ярослав, зашевелился Никита и первым сказал:

— Мне… кто-нибудь объяснит, что происходит?

— Про кукол слышал? — угрюмо сказал Григорий. — Делают таких, чтобы получить доступ к человеку и делать с ним что угодно. Вольт называется. Демьяну с его нынешней силищей кукла не нужна. Он берёт любую фотку и без подготовки делает с человеком всё, что захочет. Женя думал, что в первую очередь это коснётся Ярослава, Красимира и Ирины — он их рисовал, и Демьян мог с помощью рисунков… — Он выдохнул. — Но Демьян предпочёл отомстить Жене.

А когда всё было закончено с порезами и только с одеждой ничего не сделать, когда Жене помогли подняться с бордюра и уже уговорились, что за руль на этот раз сядет Красимир, он поднял голову и, в упор глядя на Ирину, тяжело спросил:

— Откуда у Демьяна твой номер телефона?

Она поначалу не поняла, почему он так агрессивно спрашивает её.

— Не знаю, — честно ответила — и вдруг дошло: он косвенно обвиняет её в том, что произошло! — Я никогда с ним не общалась и дела не имела, — сухо проинформировала она его. — Мне это незачем.

— Но твой номер! — упрямо сказал он.

Она отвернулась. С таким Женей, высокомерным, обвиняющим её, она ещё не сталкивалась. «Ужасный человек! — в смятении думала она. — А мне казалось…» Теперь ко всему прочему ей причудилось, что ему и не больно — и он притворяется, он только играет образ человека, героически сдерживающего боль!

— Узнать в наше время такие данные о человеке нетрудно, — осторожно встрял в тягостный диалог Макс. — Особенно если узнающий располагает деньгами.

— Я назад, — сказал Женя и, с усилием переставляя ноги, направился к машине.

— Ты думаешь, он до наших портретов не добрался? — осторожно спросил его Ярослав, идущий рядом. Расслышав его вопрос, Ирина обернулась.

— Портреты Ирины он не тронет, — хмуро отозвался Женя. — А вас он вряд ли узнает — я писал внутреннюю сущность. Разорвёт листы — это да. Но главное, что вольтировать с ними не будет.

Она исподтишка подсмотрела, как он доковылял до машины, как Ярослав помог ему сесть. «Нет, он точно играет, чтобы его пожалели! — обозлилась она. — Шут — не слабей Демьяна!»

— В таком состоянии и в такой одежде тебе в больницу не пойти, — заметил Леонид. — Тебя просто-напросто поймают и заставят лечь на койку. Что делаем? — обратился он уже ко всем сразу.

— Вместо Жени пойдёт Красимир, — сказал Григорий. — Я бы предпочёл, конечно, Макса или Никиту, но нам легче провести невидимкой человека, владеющего силой. Пусть и не умеющего справляться с нею. Красимир просто похитит девушку. Донесёт до машины, и мы сразу смоемся. А уж потом в доме деда Демьяна Женя вытащит девушку своим рисованием. Согласны?

— Не совсем уверен, что это дело пройдёт, — отозвался Красимир. — Но согласен, если по-другому никак. Жень, ты как?

Женя выпрямился на своём сиденье и кивнул.

— Если на пользу, конечно, согласен. Ну что? Поехали?

Все расселись по местам и снова влились в машинный поток на улице. Ирина осталась впереди, рядом с Красимиром. Время от времени поглядывала на Женю, но тот делал вид, что ему плохо — изображал всё ту же слабость, взывая к жалости. Или снова становился высокомерным, едва встречался с нею глазами. Времени достаточно, чтобы подумать, и Ирина твёрдо решила: как только бабуля окажется в безопасности, как только всё закончится, она сама немедленно укажет Жене на порог, фигурально выражаясь. Она не собирается иметь дело с человеком, который на всех смотрит хуже, чем Демьян. Презрительно и надменно.

Единственное, что настораживало, — это взгляд брата, который она поймала, когда садилась в машину. Он смотрел на неё странно. Как будто хотел сказать что-то вроде: «Ну вот… Опять!» Что именно — опять? Что он такое сообразил, чего она не поняла? И почему — опять? А когда она уже села, заметила его другой взгляд — на Женю. И даже не только взгляд, но и вздох! Почему?.. Надо бы улучить минутку и стребовать с Григория объяснения.

21

В начале дороги Ирина велела Жене снять все три браслета. Она собиралась сделать из них четыре оберега. Когда он молча передал браслеты, девушка, едва предметы очутились на её ладони, неожиданно замерла, уставившись на них, а потом, мельком взглянув на него, вернулась на своё место.

Женя только раз поднял глаза и тут же опустил. Долго смотреть вверх или вперёд не удавалось. Веки как чугунные. Ни шевелиться, ни говорить не хотелось. Правда, и посидеть спокойно не дали. Ярослав нерешительно попросил:

— Женя, нам тут Володя всего о силе нарассказал — можно, мы на тебе испробуем кое-что? Ты же себя плохо чувствуешь, а мы попробуем тебя… ну, если не излечить, но помочь хотя бы, а?

— Что… хотите… делайте, — через раз, с выдохом ответил он.

Они заставили-таки его сесть между ними.

Он выдержал перемещение спокойно. Боль стала приглушённей… Плевать, что его хотят использовать в качестве подопытного кролика, лишь бы не требовали двигаться и разговаривать. По горлу будто наждаком провели. Во рту до сих пор чувствовался привкус крови. На животе, под рёбрами, явная гематома, которая начинает опухать, а к вечеру почернеет. Чтобы не растревожить боль, дышать приходится короткими вдохами-выдохами. Любопытно, чем ударил Демьян по снимку, метя попасть поперёк живота? Ладно, хоть рёбра целые.

— Нет, — нетерпеливо сказал Володя, кажется останавливая Змея, — сначала диагностика. Там, где ушиб или синяк, должно отзываться холодом. Вот здесь проведи, только не касайся его. Всё на расстоянии. — Он замолчал на последних словах, и голос его странно прозвучал — куда-то в сторону. Женя сообрази: пацан оглянулся на вторую машину, идущую след в след за ними. На машину, где сидел старший брат. Голос Володи повеселел. — А если ранки есть, то тёплым потянет. Его стошнило, а значит, весь пищевод должен быть травмирован. Значит, тепло ты почувствуешь.

«Ой, спасибо, — мысленно пробормотал Женя, — за «должен быть». Добрые…»

— Веди вот так ладонью, только пальцы не зажимай. Что чувствуешь?

— Как будто тёплый магнит притягивает, а потом покалывает, — напряжённо сказал Ярослав, как ни странно, ни капельки не смущённый, что его учит пацан.

— Вот, правильно! — с торжеством отметил Володя. — Когда его стошнило, знаешь, сколько там получилось мелких ранок? Процарапало здорово!

— Э, народ, — не оборачиваясь, сказал Красимир, сидевший за рулём. — Я человек не брезгливый и сам не один раз битый. Но от ваших описаний даже у меня дрожь в коленках. Вы не могли бы… э… поделикатней? Жене сейчас и так хреново, а вы…

— Было бы совсем хреново, — наставительно сказал Змей, — он бы сам сказал. А он молчит. Так что и ты варежку закрой.

— Ещё бы ему не молчать, если у него горло расцарапано, а потом по царапинам желудочным соком обожжено! — чуть не радостно заявил Володя.

— Слушай, откуда ты всё знаешь? Ну, про желудочный сок многие, может, и знают, но ты говоришь так… компетентно… — Ярослав замолк, подбирая слова, чтобы точно выразить своё удивление.

Но Володя, кажется, сообразил и сказал:

— Когда я понял, что могу, почти как Джуна, лечить бесконтактно, в школе на анатомию налёг — ну, на уроках биологии. А потом начал всякие книги медицинские из библиотек таскать. Дома думают — я на медфак собираюсь.

— А ты?.. Не собираешься? — так и не открывая глаз, просипел Женя.

— Я чо — дурак, что ли? — обиделся Володя. — Конечно, собираюсь.

— И так уверен, что поступишь? — засомневался Красимир.

— Слушайте, что вы ко мне пристали? Дайте нам с ним поработать. Мы же лучше хотим сделать!

— Ладно-ладно, больше не буду, — буркнул Красимир.

Женя, с закрытыми глазами слышавший интонации гораздо отчётливей, понял, что тот усмехается. А потом пришлось переключиться на ощущения: Володя командовал — Ярослав выполнял, и на животе Жени оказалась его ладонь. И, к собственному удивлению, «подопытный кролик» тоже начал кое-что ощущать — и не просто тепло приложенной к своему телу чужой ладони, но довольно сильный жар, покалывающий иголочками, как бывает, когда ногу отсидел.

— Не прижимай, только слегка прислони. Теперь вторую руку положи ему на лопатки, — руководил Змеем Володя. — Пусть он ляжет прямо на твою ладонь. Не страшно.

— Но он слишком плотно ложится, — возражал Ярослав, который, судя по возне, сел боком. — Ладонь-то у меня между его спиной и спинкой сиденья!

— Это не помешает, — авторитетно сказал пацан. — Слушай правую ладонь. Она отдающая и диагностирующая. Ну? Что чувствуешь?

— Её будто притянуло. И да — холод чувствую.

Женя удивился: Змей чувствует холод? Тогда почему он ощущает тепло?

— Ребята, прекратите, — раздался суховатый голос Ирины. — Вы собираетесь делать то, в чём ничего не понимаете. И можете навредить.

— Как это — не понимаем? И мы ж не в полную силу работаем, — возразил пацан. — Только пробуем.

— Ирина, не бойся, всё под контролем, — ухмыльнулся Змей.

— А теперь представь, что у тебя между ладонями собирается сила, которая курсирует между ними. Только учти — она должна кружиться по часовой стрелке. То есть вокруг Жени. Ну, представил?

— Ребята, не на…

В следующий момент Женя зашипел от боли: всё тело вспыхнуло в беспощадном огне! Он сжирал внутренности, опалял кожу — и продолжал сжигать, даже когда из-за его внезапного дёрганья Ярослав суматошно отдёрнул от него ладони.

Ещё секунда — и Красимир выкрутил к обочине так резко, что пассажиры на заднем сиденье повалились набок, хватаясь за всё, за что можно уцепиться.

— Я из-за тебя чуть бусины не рассыпала! — возмутилась девушка.

— Вы!.. — процедил Волк сквозь зубы, не обращая на её реплику внимания, словно не слыша. — Ещё будете экспериментировать — высажу!

Одновременно он решительно выбрался из машины, подошёл к дверце со стороны Ярослава и открыл её, не обращая внимания на выходящих из второй машины.

— Ты! Змей, блин! Вылезай давай!

— Зачем? — не обиженно, но с претензией спросил Ярослав, выйдя из машины.

— За надом, блин! Ирина, тоже вылезай!

Девушка вышла молча.

Красимир помог выйти ошеломлённому Жене и осторожно усадил его на место Ирины, сам защёлкнул на нём ремень безопасности.

— Садитесь! — распорядился он. — Я вам его не доверяю, ясно? Будет сидеть со мной! Экспериментаторы нашлись, блин! У нас на нём всё завязано, а вы тут… — И, не глядя на Ирину, грязно выругался.

— Что у вас случилось? — встревоженно спросил Никита, берясь за дверцу и заглядывая к Жене.

Тот не сразу расслышал, изо всех сил прислушиваясь к собственным ощущениям. Потом, поколебавшись, поднял край джемпера и глянул на живот.

— Ну?! Что там?! — азартно спросил нисколько не смущённый Володя.

— Ужас… — всплеснула руками Ирина, ошарашенная.

Женю постепенно начало трясти — при попытке остановить непроизвольный смех: на животе, ниже солнечного сплетения, красовался красный отпечаток Змеевой ладони! Как будто жжёное тавро!..

— Экспериментаторы… — пробормотал поражённый Красимир и внезапно спросил: — Володька, а если бы я приложил ладонь? То же было бы?

— Ага! — обрадовался пацан.

Ирина покрутила пальцем у виска и, отодвинув ничего не понимающего Никиту, протянула Жене поредевший, с болтающимися бусинами браслет.

— Держи. Я немного вложила в него силы, когда вспомнила, как это делается. Если Демьян снова попробует как-то повлиять на тебя, оберег поможет.

Он заглянул в её глаза. Эта молодая женщина с безразличным лицом — Рада. Он уже начал узнавать, которая из них кто на данный момент командует парадом. Ирина — более живая, более непосредственная. Он ей интересен. Рада — думает, что знает его очень хорошо. Поэтому старается быть рядом с ним деловой. Отстранённой.

— Спасибо, — сипло сказал он и, привалившись к спинке сиденья, снова закрыл глаза.

Живот после недолгого смеха побаливал. Правда, стало легче намного. Ярослав хоть и перестарался с силой, но основную боль унял.

Рядом переговорили о том, что произошло. Оба хранителя, подошедшие за Никитой и Максом, напрямую предупредили юных волхвов не заниматься тем, из-за чего пока ползают в потёмках. Наконец дверцы прохлопали, и машины тронулись с места.

Зная, что поездка по городу и обратно займёт несколько часов, Женя постарался отрешиться от тихих бесед в машине и закрыл глаза. Надо бы обдумать произошедшее…

Но думать получалось только в вопросах и предположениях.

Больше всего занимал вопрос на грани с обидой: волхвам, значит, вон сколько всего, а ему, Охотнику, только автописьмо? И — нерешительно: а может, всё-таки и у него есть какие-нибудь такие силы, только он о них пока не знает? Спросить у кого-нибудь?

Впереди несколько важных дел. Сначала надо выкрасть девушку-хранителя, потом отвезти её в дом Демьянова деда, где придётся снова заняться автописьмом, чтобы вытащить девушку из состояния глухаря.

А что потом?

Мысленно предстала глухая стена.

Потом всё будет зависеть от того, что сделают старшие волхвы, которых хранители вытащат из подвала с мутью.

Женя размышлял над будущим и так и этак… Лишь бы не думать о том, что собой сейчас представляет его квартира…

Из дремоты его вырвал требовательный звонок мобильного.

Красимир покосился. Что его удивило? Что у телефона обычный телефонный звонок? Хм… Лео звонит. Чего это она? Женя ткнул в кнопку.

— Лео?

— Женечка-а!! — возрыдала агентша. — Ты живо-ой!! А мы тут с Витенько-ой проезжали мимо-о, и я говорю-у…

— Лео, я всё понял, — оборвал Женя, отчётливо ощущая, как в машине все притихли, прислушиваясь к разговору. Леокадия вопила так, что даже с обычным звуком её слышно. — Я знаю, что у меня в квартире. Успокойся. И дай телефон Витеньке. Ну?

— Женечка-а!! Господи, как хорошо-о, что ты живо-ой!.. Вить… тенька, Женечка с тобой поговорить хочет, на трубочку-у!

Зная, что молчаливый Виктор, мастер на все руки, сам говорить никогда не начнёт, Женя спокойно осведомился:

— Виктор, в каком состоянии дверь?

— Выбита.

— Виктор, ты сумеешь поставить её в косяк так, чтобы выглядела закрытой? Хотя бы до моего приезда?

Наступила тишина, в которой слышались стенания и насморочное бормотание Леокадии, какой-то скрип и постукивание, потом какой-то хлопок — хотя Женя ожидал услышать по меньшей мере грохот.

— Поставил, — доложил Виктор.

— Спасибо. Отвези Лео домой, пусть не ревёт.

— Отвезу, — сказал Виктор, проигнорировав благодарность и пожелание. И отключился.

В машине стало как-то очень тихо. Женя снова закрыл глаза, усмехаясь в душе: интересно, кто первый спросит?

Всем повезло, что среди пассажиров оказался пацан, который деликатничать не хотел, а может, и не умел — любопытство сильнее.

— А кто это — Лео?

— Мой агент. — И, по паузе сообразив, что Володя не понимает, добавил: — Я пишу картины, а она продаёт их.

— А-а… — донеслось сзади понимающее, и там снова завязалась тихая беседа.

Добраться до больницы они могли бы через полчаса. Но… В дороге отдохнуть не удалось. Чем дальше, тем шумней становилось на дороге. Пробки уже не удивляли, а заставляли чувствовать раздражение и ломать головы в поисках возможности объехать их. Тягостный, тревожный и унылый вой полицейских машин и скорых сплетался с требовательными сигналами застрявших в дороге машин. Многие водители наплевали на всё на свете и принялись объезжать пробки по газонам или пешеходным тротуарам, создавая вообще непроезжаемые и непроходимые места. Простояв в застывшем машинном потоке минут двадцать, Красимир вышел. К нему подошёл Никита. Негромко заговорили, глядя вперёд.

Женя посидел немного и понял, что, если не начнёт двигаться, будет ещё хуже. Потрогал живот. Кажется, позволяет напрягаться, когда шевелишься. Расстегнул ремень и вышел тоже. Присвистнул, завидя дорогу, словно уложенную вместо плит неподвижными машинами. Оглянулся на своё имя.

— Сможешь пешком? — спросил Григорий, только что подошедший к водителям.

— Смогу.

— Нам до конца улицы, — предупредил его Никита. — Ноги выдержат?

— Слушайте, вы уж меня совсем за калеку… — проворчал Женя.

— А что с машиной?

— Завести на газон и оставить, — пожал плечами он. — Была бы возможность во двор какой-нибудь поставить, но ведь нет…

— Ну нет, — решительно сказал Красимир. — У нас две машины. Потратим время на поиски стоянки, зато назад будет легче добираться.

— Чем — легче? — задумчиво спросил Григорий. — Тем, что вокруг объезжать придётся?

— А что? — норовисто сказал Красимир. — Есть возможность вызвать Змея Горыныча? Вызывайте! На нём бы облететь легко всё, что угодно, можно.

Полчаса ушло, чтобы пристроить машины во дворе жилого дома, подальше от центральной трассы. Потом ещё час пешком добирались до больницы. Все устали — больше от нервотрёпки, чем от перемещения по разбушевавшемуся городу. Женя молчал, делал вид, что его больше интересуют маленькие сценки схваток и раздувающихся скандалов, чем собственное состояние. Много не врал своим видом — Змей и правда сумел по незнанию впихнуть в него такие силы, что чувствовал себя гораздо легче. Шёл на автомате. Происходящее на улицах помогало отрешиться от боли.

Больница появилась, вырастая из огромных сосен и берёз слева от остановки.

Вся компания остановилась, ошеломлённо созерцая скопившиеся машины скорой, беготню, крики и приказы на лестнице у главного входа.

— Надо обойти, — сказал Ярослав. — За главным больничным корпусом есть несколько специализированных корпусов. Наша Влада там.

— Третий этаж, говоришь… — рассеянно откликнулся Леонид.

Пока они обходили главный административный корпус, успели наглядеться на происходящее здесь, во дворе больницы. Скандалов было маловато, но все: и больные, и врачебный персонал — настолько были в панике из-за многочисленных вызовов и приездов с раненными в дорожных и других стычках, что становилось не по себе.

Возле нужного корпуса-пятиэтажки Григорий кивнул на свободную скамейку.

— Завернём-ка обговорить то, что не додумали.

На скамью усадили Женю, Ирину — остальные расположились вокруг них.

— Так, давайте не спеша, — предложил Леонид. — В идеале мы должны войти в этот корпус втроём. Мы и Красимир. Красимиру выпадает честь вынести нашу Владу. На нас ложится обязанность сделать так, чтобы никто не заметил похищения. Последнее обеспечить нам нетрудно. Вопрос в том, что дальше.

— А чего дальше-то? — удивился Володя. — Унесём её — и всё.

— Во-первых, она будет в больничной одежде, — начал Григорий. — Во-вторых, нести её почти час до оставленных нами машин — это значит постоянно держать завесу невидимости, для чего нам с Леонидом нужно идти по бокам того, кто несёт Владу. В-третьих, я не представляю, что, даже меняясь, донести девушку на руках будет легко. А мы помочь не сумеем — ведь иначе её увидят. А это чревато новым скандалом, который может перерасти в нечто опасное.

— Например? — жадно спросил Володя. Кажется, он единственный, кто в компании воспринимал происходящее как неожиданное и увлекательное приключение.

— Можем спровоцировать нападения на других людей, — отозвался его старший брат. — Пока сюда ехали и шли, ты уже видел, сколько грабежей вокруг. А если ещё и на людей начнут нападать…

— Угнать скорую, — предложил Ярослав.

— Было логично, если бы трасса была нормальной, — вздохнул Красимир.

И все замолчали. Женя посидел-посидел, подумал-подумал и предложил свой вариант выхода из ситуации.

— Вынесите её. Я нарисую её сущность — и пусть топает ножками с нами рядом.

— Одежду для неё я могу посмотреть, — задумчиво сказала Ирина, кажется примеряясь к роли грабительницы. — В палате, вообще-то, должны быть шкафчики для тех, кто ложится на обследование.

— Тогда пошли с нами! — обрадовался Красимир.

— Неплохо, — поразмыслив, кивнул Григорий. — Тогда мы выносим Владу сюда, на скамью. Вы ведь здесь нас будете ждать? Что ж, сестрёнка, вперёд.

— Кстати, вы не сказали, какая она — ну, по характеру, — напомнил Женя. — Мне бы пару слов о ней, чтобы своё представление иметь заранее. Так какая она?

— Мелкая заноза, — усмехнулся Григорий.

А Леонид добавил:

— И драчливая ко всему…

Хранители, Ирина и Красимир вошли в корпус.

Женя перебрал содержимое своей сумки. Чистые листы ещё есть. Хватит и для взрослых волхвов — если придётся тратить автописьмо и на них. Ссутулился, уложив руки на колени, загляделся на зелёную траву, проколовшую прошлогодние пожухлые листья, на ярко-жёлтые цветы мать-и-мачехи.

— А ты правда художник? — спросил неугомонный Володя.

— Правда.

— А почему ты меня спросил про чайку?

— Знаешь, что такое внутренняя сущность человека?

— Душа? — предположил пацан.

— Да, примерно так. Твоя внутренняя сущность — чайка.

— Я во сне видел сколько раз, что над рекой летаю, — признался Володя. — И реку люблю. А как ты узнал про это?

— Нарисовал. Про волхвов ты уже знаешь, так ведь? Я нарисовал внутреннюю сущность всех волхвов, кого знал или кого получилось нечаянно зарисовать. И среди них была чайка. Глядя на тебя, я сразу подумал о ней. И оказался прав.

— Здорово как… А эту девушку, Владу, ты тоже будешь рисовать? Как моего брата? А с нею тоже будет плохо? Ну, кататься по земле опять будет? Как Лёнька?

— Наверное, будет, — нерешительно ответил Женя.

Нерешительность исходила из того, что хуже всех, видел он, было с Григорием. Но тот прожил глухарём дольше всех. С Леонидом уже стало легче. Он прочухался гораздо быстрей. Влада же глухарём пробыла меньше двух недель. Вполне возможно, её мышцы ещё не атрофировались в такой степени, как у парней. И тренировочного кошмара в виде стремительно выполняемых упражнений ждать не придётся.

Наверное, Макс тоже думал об этом. Только с другой стороны дела.

— Надо было подсказать ребятам, чтобы прихватили с собой одеяло хотя бы…

— Да сбегать нетрудно, — откликнулся Никита, поглядывая на дверь корпуса.

Ярослав, устав ждать, присел на край скамьи, и Володя тут же подвинулся к нему, чтобы опять начать обсуждение бесконтактного лечения. Пару раз взглянули с насмешливыми улыбками на Женю. Тот добродушно сказал:

— И не просите больше, ясно?

— Жень, — умоляюще сказал Володя, — мы же хотим теперь не лечить, а немного силой поделиться. У нас её много, а ты слабый. Пригодится! Точно!

— И как это делается? — заинтересовался Женя.

— Женя! — предостерегающе напомнил Никита.

— Да всего лишь руку пожать! — чуть не обиделся Володя. — Ну, хочешь, я тебе сначала пожму, чтобы ты убедился, что ничего страшного не будет?

— А давай, — азартно сказал Никита, — пожми.

За рукопожатием следили так, словно от него зависели судьбы мира. Никита, слегка повернув голову набок, будто прислушивался к чему-то. Даже не заметил, что рот открыл от усердия. И вдруг улыбнулся. Так удивлённо, как будто и не поверил.

— Почувствовал? — торжествовал Володя. — Ага! Понравилось, да? Ну что? Можно, что ли, Жене руку пожать? Только пусть ему Змей пожмёт! У него сил больше, а Жене нужно много!

Ярослав развернулся на скамье лицом к Жене и протянул руку, смеясь. А Женя внезапно подумал, что обычный человеческий ритуал, оказывается, совершенно необычная и таинственная вещь… Обмениваются рукопожатием не только для того, чтобы показать, что в руках нет оружия и что двое пришли друг к другу с миром. Но обмениваются ещё и силой…

Тёплые пальцы Ярослава мягко обхватили его ладонь, довольно холодную — как только сейчас заметил Женя. На всякий случай он закрыл глаза. Тепло, которое он сразу ощутил, хлынуло волной в ладонь. Он ощутил эту волну поступающей к нему толчками. А ещё заметил: чем больше он пытается уловить поступление этой волны, тем выше он задирает подбородок, словно и в самом деле прислушиваясь к чему-то торжественному.

Ладонь Змея расслабилась, и Женя отпустил её.

— Ну? И что ты почувствовал? — с любопытством спросил Володя.

— Силу! — засмеялся Женя.

Пацан недовольно заворчал, но, видимо, заразился настроением Жени и тоже засмеялся… Потом начали поглядывать на часы и тревожиться.

Когда уже совсем договорились идти в корпус за пропавшими, появилась Ирина. Держа на руке кучу каких-то вещей, она придержала дверь, пропуская Красимира, который легко нёс на руках миниатюрную темноволосую девушку, одетую всего лишь в какую-то очень длинную майку, как показалось на первый взгляд, а следом за ним — хранителей. Те выглядели озабоченными и сосредоточенными. Едва закрылась за ними дверь, оба, как по команде, опустили поднятые от напряжения плечи и просто заспешили за волхвами.

Пока они шли, скамейка опустела. Женя встал, чтобы слегка размяться — особенно сейчас, когда, он чувствовал, сила в нём бурлила. Остальные встали, чтобы Красимир мог посадить Владу, которая выглядела всего лишь уснувшей.

Усаженная на скамью девушка чуть не упала. Но Ирина привычно (навыки ухода за братом) закрепила её позу — причём ей помог Володя, усевшийся под бок Влады.

— Женя, ты готов? Начнёшь прямо сейчас? — спросил Григорий.

— Начну.

— Подождите, я сначала одену её. Я нашла одежду, в которой её привезли. А то замёрзнет ещё в этой своей майке.

Как и догадывался Женя, никаких особых хлопот с Владой не было. Темноволосая девушка начала выходить из состояния глухаря легко. Наверное, и впрямь сказывался небольшой срок, пока она существовала где-то внутри себя. Она перестала заваливаться, опираясь на Володю, села нормально, вздохнула.

Её острый взгляд остановился на художнике.

— Что, охотник… Опять под медведя попал? — хрипловато спросила хранительница.

Ирина, которая явно была в эти секунды Радой, медленно повернулась к Жене и подняла брови. Затем взглянула на Григория, который чуть ухмылялся, поглядывая на хранительницу, и резко сказала:

— Почему бы знающим присутствующим не объяснить мне, что это значит — «опять под медведя попал»!

22

В отличие от двух хранителей, высоких и широкоплечих, хоть и выглядевших измождёнными после выхода из состояния глухаря, Влада оказалась той ещё оторвой. Была она и правда миниатюрной, из-за чего казалась совсем школьницей. И, видимо, рост накладывал определённый отпечаток на её пофигистское, а то и хулиганское поведение. На резкое, на грани грубости, требование Ирины объяснить она пренебрежительно повела плечами, отвечая:

— Ну нет, подруга! Сначала мне всё объяснят, а потом уж и вам частности будут. Ну? Что случилось? Из-за чего эти шмакодявки здесь собрались и нас вызвали?

Ирина с трудом удержалась от гневной отповеди дерзкой хранительнице, что не все здесь совсем уж не опытные волхвы. Что уж говорить об остальных! Ярослав потемнел от возмущения, когда до него дошло, кого хранительница-малолетка называет шмакодявками. Но Григорий поднял руку, призывая всех сдерживаться, и сказал:

— Влада, Демьян украл тетрадь деда. Тратит силы напропалую. И подходит к грани безумства. Город охвачен последствиями того, как он применяет силы. Старших, которые хотели его остановить, он сковал болотом в подвале дедовского дома. Туда мы сейчас и направимся, чтобы выручить их. Это первое, что делаем. Дальше смотрим по обстановке.

Хранители всегда отличались быстрой реакцией — и не только в действии, но и в соображении. Влада скептически оглядела сердитых молодых волхвов и ухмыльнулась.

— И как мы туда направимся? Где я нахожусь вообще?

— Ты лежала здесь, в больнице, на обследовании, — терпеливо сказал Григорий. — Ты столкнулась с Демьяном, когда он хотел использовать на тебе «заклятие раба». Но пробудил твою защиту — первую личность, из прошлого. Та тебя и заблокировала от его подчиняющего взгляда. Так вот… Наши машины оставлены во дворе дома, который отсюда довольно далеко. Но иначе никак: в городе дорожное движение заморожено.

— У-у… топать ножками, да? — Влада задумалась ненадолго и кивнула — то ли себе на свои мысли, то ли всем, соглашаясь на поход. — Эй, Рада, а ты как тут?

Ирина, и так чувствовавшая себя не в своей тарелке, неловко сказала:

— Нашла бабушкину тетрадь.

— Ясно. Слушайте, а пошамать ни у кого не найдётся? Не знаю, чем кормили в больнице, но впечатление, что слона сожру — и то мало будет.

— Дойдём до машин — там будет тебе чем червячка заморить, — пообещал Григорий, а Леонид довольно ухмыльнулся: уходя из кафе, они не только забрали с собой всё, что только оставалось на столе (оставалось, откровенно говоря, мало), но ещё и в буфете кафе отдельно закупили кое-что на вынос.

— Тогда пошагали, — скомандовала Влада, беря под руку Ирину. — Вы впереди. Мы, девочки, за вами. Поболтаем на свободе о своём, чтобы не мешать вам.

Последнее она добавила, в упор глядя на Женю, который смотрел на неё с каким-то мучительным недоумением, будто пытался что-то вспомнить, но не мог.

Когда компания, распределилась по отдельным группам — по «интересам»: хранители вместе, Женя с друзьями, Ярослав и Красимир по бокам от Володи, — Влада тихо сказала Ирине, всё ещё поглядывая на художника:

— Ишь… Не вспомнил. Давай спрашивай, пока могу ответить.

— Уже спросила, — сердито сказала девушка. — Какое дело было у Демьяна с Женей, о чём я не знаю? И почему знаете вы?

— Рада же меня сейчас тоже слушает? — негромко сказала Влада. — Агнию помнишь? Мы на лугу косили, близко к опушке, когда крик услышали. Детский. Так с косами и помчались в лес. Агния твоя в стороне кричала — её Демьян раз стукнул да отбросил, чтобы не мешала. Девка-то, хоть и махонькая, да убежать могла. А она осталась. Демьян-то озверел. А её крик в нём человеческое вытаскивал. Он всё на неё огрызался и драл охотника не в полную силу. Когда его от Живко оторвали, думали — копец, охотнику не жить. Он, Демьян-то, может, и не хотел убивать его, но в раж такой вошёл, что мог и не заметить, что убил. Когда охотника домой принесли, поняли, что с позвоночником у него плохо. Ты девушка современная, сама понимаешь, что это такое. Сам двигаться почти не мог. Только руками шевелил. Когда вы за тетрадями потянулись к нему, родичи его усаживали, чтоб к стене прислонённый был.

— Почему вы тогда ничего не рассказали? — прошептала Ирина.

— Живко с нас слово взял, чтобы молчали, — вздохнула Влада. — Это сейчас он забыл, что должен нам сказать. Видела же, как он посмотрел — вспоминал и не вспомнил, о чём я должна молчать. Время другое — тогдашнему слову молчания силы уже нет, вот и сказала сейчас. Григорий тоже знал. И Агния знала. Все молчали.

— Зачем он слово взял? — спросила Ирина, уже зная ответ.

— Времена тяжёлые были, не хотел одинокой бабе калекой на шею вешаться. Рада-то с Агнией не в семье жила тогда, а в мужниной избе вдовствовала. Да и долго не протянул Живко, после того как все тетради раздал. Быстро угас. — И вдруг усмехнулась. — Демьян долго не приходил за тетрадью. Боялся страшно — Живко осерчает, увидев его, не отдаст. Последним пришёл. Точней — Леонид и я его привели, как пора настала. Но Живко ему ни слова упрёка не сказал. Отдал тетрадь и всё. Демьян ещё потом ворчал: больно, мол, спесив — ишь, нос задрал.

Дальше они шли и молчали. Ирина всё посматривала на спину Жени. И сейчас такой же. Молчит, если больно. Не навязывается с жалобами, как ему плохо. Она-то думала — это гордость… Ан нет. Забота. Чтоб её не тревожить.

Сама того не замечая, наверное, из-за дум о художнике более чувствительная, Ирина взяла Владу под руку, едва стало заметно, что та злится, но слабеет и идёт еле-еле, не догоняя остальных. А догнать стоило бы.

Замолчала ведь Влада не потому, что историю закончила рассказывать. И не из-за усталости.

Ирина видела, как девушка всё чаще оглядывается вокруг и как её лицо, сначала оживлённое, с каким-то оттенком бесшабашности в глазах, постепенно становится пасмурным и остро, даже враждебно напряжённым.

Сначала ещё ничего. Рассказывая о давней истории, Влада только удивлённо хлопала глазами, пока пересекали площадку перед входом в главный больничный корпус, направляясь на улицу. Да и улица рядом с больницей была не особенно многолюдной.

Но когда они все пошли параллельно дороге, сигналящей, воющей, ругающейся крепким матом-перематом, рычащей от злости и вопящей от беспомощного негодования; когда навстречу зашагали возбуждённые люди, а сзади шла, поторапливая, та же толпа, чуть не толкая в спины; когда подходили к магазину, перед которым стояла сплочённая толпа взволнованных зевак, а деловитого вида молодцы через разбитую витрину передавали друг другу какие-то коробки (Ирина взглянула на магазинную вывеску — «Компьютерный мир»), не обращая внимания на сигнализацию, а потом народ шарахнулся из-за бегущих с другого конца улицы полицейских, размахивающих пистолетами и пробивающих себе дорогу дубинками, отчего крик толпы болезненно взметнулся кверху, Влада дрогнувшим голосом спросила:

— Это всё Демьян?

И в ту же секунду развернулась и ударила кулаком в лицо какого-то мужчину, который шёл близко за спиной.

Ирина от неожиданности вскрикнула.

— Ручонки распустить решил? — сквозь зубы спросила Влада и коленом врезала неизвестному между ног. — Попа моя понравилась?

Толпа забурлила, заволновалась. Закричавший от боли мужчина упал, сбитый кем-то шедшим уже за ним с ног — слишком плотно здесь шли. Кто-то протянул руку к Владе, нет — не протянул, а попытался ударить её. Девушка в тесном пространстве умудрилась развернуться и ногой вбить нападавшего в ряд людей за ним.

Ирина вцепилась было в руку Влады, чтобы вытащить её из образующегося круга агрессивных людей, но тут стремительно всунулся между ними Григорий.

— Девчонка, ты что — не соображаешь, что делаешь! — рявкнул он. — Кто-нибудь! Вытащите её отсюда!

Мимо боком шагнул Макс. Почуяв его решительное движение, Влада обернулась к нему, чуть присев, будто собираясь драться. Макс, ни слова не говоря, просто будто кинул руки ей под мышки, после чего легко поднял девушку и прижал к себе.

— Если устала — так и говори, — слегка усмехнувшись, сказал он, когда Влада неожиданно сжала ноги вокруг его пояса, усевшись на нём, а руки сцепила за его шеей.

Так, обнимая притихшую хранительницу, он снова повернулся и поспешил за остальными, которых частью толпы отнесло от места происшествия.

Пробиваться к своим было трудно. Ирина торопилась между Максом и Григорием, который прикрывал её сзади. Впечатление было такое, что вся толпа резко сошла с ума и накидывалась на кого только могла — в основном на рядом стоящих… Вскоре девушка обнаружила, что идёт чуть не сантиметровыми шажками, почти притиснутая к Максу и Владе, чьи ноги упирались теперь ей в живот, а старший брат пятится, то и дело натыкаясь на её спину. Толпа становилась стихийной, словно медленно напирающая и вздымающаяся волна цунами. Она не давала свернуть туда, куда хотелось. Она несла попавших в неё туда, куда шла основная масса. И толпу крутило на месте, разворачивая в странном, зигзагообразном движении. Поразительно, но люди, насколько успела раз это увидеть Ирина, сами примыкали к ней, становясь её странной рабской частицей.

Ирина уже не видела своих ребят. Зажатая между Максом, который втихомолку ругался, уже не пытаясь сопротивляться, и старшим братом, который теперь словно прильнул к ней спина к спине, девушка с ужасом ждала только одного — толпа должна раздавить их. И не только их. Уже слышались стоны и вопли припёртых друг к другу людей, плач женщин и вскрики плачущих детей…

— Влада! — внезапно закричал Григорий, даже не стараясь повернуться — лишь высоко подняв голову. — На плечи!

Хранительница задвигалась на руках Макса, пыхтя, и негромко сказала:

— Миленький, я должна сесть тебе на плечи!

Медленно поворачиваясь в толпе и с толпой, Макс, кажется, попробовал приподнять руки. Не получилось.

— Просто расслабь, — посоветовала Влада и, извиваясь, полезла из его рук по нему же. Уловив, что именно она должна сделать, Ирина подставила под её кроссовку ладонь, помогая подняться.

Наконец Влада взобралась на плечи постанывающего от усилий Макса, оттесняющего насколько возможно людей рядом, и уселась.

— Лё-ёнька-а! — завопила она.

— Зде-есь! — донеслось издалека.

— Я его вижу, — сообщила девушка Григорию. — Начинаем?

— Давай!

Влада вскинула руки к небу. Григорий повторил жест — и его немедленно стиснули ещё крепче. Но он не обращал внимания на мычащих от ужаса людей, лишь пытался слегка отодвинуться от Ирины. А та с надеждой думала о том, что где-то там впереди Леонид тоже поднял руки. Так пусть, что бы хранители ни придумали, как справиться с жуткой ситуацией, у них всё получится!

Тяжёлая холодная капля упала на горячую щёку.

Другая.

Облака, до сих пор лениво блуждавшие по небу где-то слишком высоко для дождя, торопливо мчались друг к другу, сбиваясь в единую грозовую тучу. Вокруг потемнело. Туча, быстро густеющая от льнущих к ней облаков, грузно нависла над городом. Скоро стало не только темно, но и довольно прохладно.

Третья капля…

Пока Ирина с удивлением смотрела на небо, только что солнечное, что-то изменилось в толпе. Она опустила глаза и поняла — что. Её перестало мотать и подталкивать в стороны, бессистемно водя среди людей, как беспомощную щепку в сильном течении воды. Толпа словно притихла… Остановилась. Почти…

Ливень именно рухнул на город, на людей, застывших в недоумении. Хотя до сих пор Ирина думала, что это такое преувеличение — рухнул.

Кто-то закрылся руками, закричал от неожиданной воды и холода. Кто-то вдруг огляделся, будто проснулся и не понял, где находится… Благодаря отнюдь не маленькому росту да ещё приподнявшись на цыпочки, девушка с замиранием сердца заметила, что по краю толпы произошло движение: люди больше не старались бездумно присоединиться к толпе, а разбегались, прикрывая голову пиджаками, куртками, плащами… И наконец наступил момент, когда Ирина сумела опустить руки: подняв их раз, не смогла потом найти места для них внизу — так их стиснули.

Люди, изумлённо и испуганно поглядывая вокруг, разбегались. И только несколько человек шли навстречу друг другу.

— Опускай! — скомандовала Влада Максу. И съехала с него, как только парень убрал руки с её ног и придержал за бока. — Наши идут, — прозаично заметила она, стоя с ним и не убирая руки с его плеча.

— Идут, — подтвердил Григорий, вглядываясь вперёд.

Вздохнув, Ирина сама прижалась к брату, благо рядом теперь была пустота. Ливень хлестал так, что собравшиеся по чужой воле в толпу люди разбегались изо всех сил… Хотелось плакать, и было смешно, потому что внутри тлело понимание, что не время для слёз. И сердилась именно из-за этого: для слёз облегчения ещё и время какое-то особенное нужно…

Впереди всех шёл Женя, злой и хмурый. При виде их троих он расслабился, а Ирина, больше не сомневаясь, побежала к нему. Она даже не подумала: а вдруг он не захочет обнять её? Она даже и не сомневалась, только разок кольнул страх: а если всё же?

Но он обнял её крепко-крепко, несмотря на дождь, бьющий по головам и плечам.

— В машине обниматься будете, — проходя мимо них, проворчал Леонид. — Замёрзнете, заболеете. А нам сейчас не до этого…

Когда дошли до своих машин, дрожали, как цуцики. В машине, возбуждённо переговариваясь, порешили, что в доме деда Демьяна снимут все шторы и закутаются в них. Причём Влада, жующая всё подряд из пакета, поставленного ей на колени, успела всех насмешить, удивлённо спросив:

— А что? В таком большом доме обычной одёжки не найдётся, если собираетесь кутаться в шторы?

— В шт-торах т-теплей, — наставительно сказал Володя, постукивая зубами.

Сидя в двух машинах, поставленных впритык, договорились ехать к коттеджу Демьяна-старшего вкруговую, по окраинам города, чтобы больше не ждать милости у деструктива и не торчать в пробках. Так дольше по расстоянию, но, в сравнении с тем, что будет на трассах, всё же побыстрей. Влада, забрав пакет со съестным, ушла в машину с хранителями.

— Могла бы половину оставить, — проворчал Красимир. И вздохнул. — После этой кутерьмы на дороге есть захотелось.

— Коттедж ограбим, — предложил Ярослав. — Кухню мы ещё в прошлый раз нашли. Осталось отыскать холодильник.

— Л-лучше — п-плиту, — ляская зубами, попросил Володя. — Поставим чай, согреемся.

— Найдём, — пообещал ему Красимир.

С ним рядом теперь сидел Ярослав. Женя, обнимая Ирину, ёжился на заднем сиденье. Впрочем, обнимал он не только Ирину, но и приткнувшегося к нему от промозглого холода пацана. Так что художнику было легче всех. Теплей.

Чем дальше от центра, тем на дорогах становилось спокойней. И теперь не разобрать: то ли ливень разогнал всех, то ли это из-за удалённости пригорода.

Мокрые, замёрзшие, едва оказались в холле коттеджа, переглянулись и дружно решили: кто-то бежит на кухню — ставить чайник, кто-то — ищет одежду, чтобы переодеться в сухое. Девушки, не сговариваясь, тут же побежали на кухню — Володя за ними. Парни обошли этаж в поисках гардеробной, нашли комнату со спортивными принадлежностями и костюмами. Сочли, что их хватит для всех. Набрав охапки спортивных костюмов, всё принесли на кухню. Решили запить дело грабительского переодевания горячим чаем, чтобы наконец прийти в себя, но сначала сбегали взглянуть на подвальное помещение.

Там всё было как прежде: колебалась туманная муть, в ней редко-редко, но мелькали чёрные «верёвки».

Вернувшись, переоделись. Одежду везде развесили для просушки и врубили на полную мощь плиту, благо та оказалась электрической.

Кроме всего прочего Ирину осенила хозяйственная идея. Девушка по второму разу обыскала кухню, ворча на её безграничное пространство, и с торжеством обнаружила гладильную доску и утюг. Пока все приходили в себя, попивая горячий чай, она быстро разогрелась, энергично орудуя утюгом, и в первую очередь успела высушить одежду хранителей.

Женя принёс ей чай к доске.

— Мы так и правда все заболеем, — как-то рассеянно заметил он, отпивая из своей чашки и следя за движениями утюга по доске.

— У нас есть Володя и Змей. Парочка, в которой один — будущий студент-медик, а второй — бросивший медфак на предпоследнем курсе, — улыбаясь, напомнила Ирина.

— Мне кажется, после всего этого Змей вернётся в университет, — всё так же отстранённо сказал Женя.

Она взглянула на него, до сих пор ёжившегося уже от привычного холода, и вздохнула.

— Жень, что тебя тревожит?

— Многое. Я почему-то постоянно думаю, куда девались трости всех старших. Прямо бзик какой-то. Ещё я постоянно думаю о портале на втором этаже, который устроил Демьян. А вдруг Демьян появится снова и что-нибудь устроит такое, чему не сумеют противиться даже хранители?

— Они придумают что-нибудь, — неуверенно сказала Ирина.

Когда хранители получили высушенную одежду, они снова заторопились в подвальное помещение. Остальные сначала взглянули им вслед… Но первым встал и пошёл за ними Женя, и другие тоже повскакивали с мест, словно получив разрешение.

Хранители сидели на последних ступенях лестницы — прямо перед облаками покачивающейся мути. Сидели, вглядываясь в эту муть. Ирине очень хотелось спросить, видят ли они что-нибудь в ней, но понимание, что наблюдение продолжается, заставляло молчать и ждать.

Наконец Леонид вздохнул и сказал:

— Как только мы спустимся, не входить в подвал никому — ясно? И как долго мы там будем — неизвестно. Поэтому то же самое: не идти за нами. Все поняли?

— Все, — ответил Женя.

Хранители встали со ступеней лестницы. В руках каждого оказалась свеча. У Леонида нашлась зажигалка, которой они и зажгли свои свечи.

Впереди пошёл Леонид, за ним Влада. Замыкал шествие вниз Григорий.

Когда его голова скрылась в лениво шевелившейся мути, огонёк его свечи ещё теплился, а потом погас. Красимир тихо сказал:

— Они ничего с собой не взяли… Даже оружия… Кроме свечей.

— Кто его знает, каким должно быть оружие против этой дряни, — проворчал Ярослав, не отрывая взгляда от живой облачности, вяло переваливающейся по всему видимому участку лестницы. — Может, свечи — оружие и есть, но мы о том не знаем.

— Лёнька вернётся? — со страхом спросил Володя, не замечая, что стоит, держась за руку Ирины.

— Вернётся, — твёрдо пообещала девушка. — Братья — они такие. Возвращаются, если их ждут. Мой Григорий тоже был… в этой коме. Но вернулся. И оттуда они тоже вернутся.

Как и сказал Леонид, ждать пришлось неопределённо долго. Они все уселись так, чтобы видеть муть внизу. Ирина заметила, что Женя изо всех ожидающих единственный, кто сел спиной к стене — чтобы держать под наблюдением не только нижнюю часть лестницы, но и холл за спинами. А потом его позу оценил Никита и тоже развернулся.

Спустя час Володя не выдержал и заснул, прислонившись к Ирине.

Глядя на него, Ярослав шёпотом сказал:

— Ребята, они и в самом деле очень долго. А что, если…

— На улице стемнело, — сказал Красимир, который уходил посмотреть на окна.

— Может, проверить? — спросил Змей. — Ну, я имею в виду, что они же вошли спокойно в эту штуку. Может, и нам попробовать?

— Сиди и жди, — сердито сказала Ирина. — Ещё будешь меня пугать!

— Спать хочется, — вздохнул Макс, глядя на спящего Володю.

— Ребята, мне кажется, или эта штука начала уходить? — забеспокоился Красимир.

Все затаили дыхание, приглядываясь к границам дымчатой мути и с удивлением понимая, что она оседает и уползает назад, вниз по лестницам.

— Идём? — вскочил Змей.

— Сиди, — хмуро сказал Женя. — Пока хранители не выйдут, нам там делать нечего.

И они снова сели на свои места и стали ждать. Спустя полчаса спустились на несколько ступеней ниже и снова устроились, предварительно убедившись, что ступени чистые и сухие. Кто-то заикнулся было отнести спящего Володю в холл, на диван, чтобы пацан спал спокойно и комфортно.

Красимир ответил в том смысле, что пусть лучше Володя тут, на их глазах дрыхнет, чем где-то там, где может всякий псих появиться.

Скоро стало заметно, что муть, хоть и слишком замедленно, но и правда спускается, отступая от лестниц.

Решили выжидать, пока не освободятся несколько ступеней, а уж потом пересаживаться. Томительное ожидание скоро начало воздействовать на всех: сначала прикорнул Макс, за ним, прислонившись к стене, задремал Красимир. Ярослав держался, хотя время от времени вздрагивал и растерянно моргал на всех. Ирине так хотелось принести сюда одеяла для задремавших! Но Женю она понимала, поэтому и не заикалась о тепле… Лишь упрямо смотрела вниз.

На последних ступенях они сидели, словно в театре. Дымчатая муть оседала на полу, будто постепенно утягивалась под пол. По подвалу, богато уставленному мебелью и коврами, медленно бродили хранители — странными кругами. Самый большой круг давал Григорий. Чуть меньше — Влада. В центре помещения бродил Леонид.

И все трое осторожно переступали через тела лежащих на полу старших.

Даже Володя проснулся.

— Там мой деда? — жадно спросил он, изо всех сил всматриваясь в лежащие тела.

Ирина сжала свои плечи. Живые ли?

— Живые, — будто услышал её Женя. — Я же рисовал!

В его последней фразе она услышала упрёк: ты мне не доверяешь?

И они снова начали ждать хоть какого-то знака от хранителей, чтобы сорваться с места и бежать искать своих старших. А хранители всё бродили кругами и молчали. И было что-то такое завораживающее в этом беспрестанном движении, что и сон пропал.

Наконец дымчатая муть пропала вовсе. Хранители остановились, сойдясь в одной точке. Такое впечатление, что они ожидают, когда догорят свечи…

Ирина чувствовала, что уже очень поздно. Хотелось спать, и состояние было каким-то невесомым, а тело лёгким, как тогда, когда не высыпаешься.

Хранители развернулись к лестнице.

Ни один из старших не шевельнулся, хотя девушка безотчётно ожидала, что они начнут двигаться, а потом придётся бежать к ним и помогать вставать. И так удивится бабуля, когда увидит и внучку, и внука рядом с собой!

Григорий подошёл первым.

— Демьян выпил почти всю силу из них. Они не смогут подняться. Хуже, что не могут говорить. Так что им лучше оставаться на месте. Придётся найти что-нибудь, чтобы их укрыть. Иначе замёрзнут.

— А тростей так и нет? — задумчиво спросил Женя.

— Есть, — неожиданно ответил Григорий. — Они все свалены в углу, рядом с письменным столом.

23

Слова хранителя будто стали разрешением молодым волхвам подойти к своим старшим. Поспешили к ним, лежащим на коврах, и сами хранители, а с ними Никита и Макс. Первым делом начали разворачивать вялые, неподвижные тела, устраивая их так, чтобы лежать было удобней. Уложили не только своих, но всех остальных — на спины, потому как сразу стало ясно, что обессиливание произошло во время их движения: старшие валялись брошенными марионетками.

Женя один остался у лестницы. Глядя, как все работают, он понял, что зациклился на единственной мысли: «Теперь я знаю, что такое тёмное желание…»

Хотелось подойти к Ирине, крепко взять её за руку, отвести в какое-нибудь замкнутое помещение, где можно закрыться. И там взять её так, чтобы она плакала от боли, но не посмела бы отказать ему. Какое — «не посмела». Не захотела бы отказать… Он не сомневался, что она будет покорной.

Он прекрасно понимал, что не сможет это сделать.

И не оттого, что слёзы Ирины заставят отступить.

Не оттого, что здесь Григорий, который вдруг оглянулся на него в тревоге, словно сообразив, о чём он думает… Женя с трудом отвёл глаза…

И не оттого, что стыдно: все помогают двенадцати старшим, у которых настолько страшно отняли силы, что они с трудом открывают глаза, но говорить не могут, а он…

Он знал, почему он так захотел… Всего лишь сбавить напряжение, в котором находится уже несколько суток…

И не Демьян на него действовал. Уж это он знал очень хорошо, время от времени поглядывая на оберег, обвивший его запястье.

И всё же…

Существовала причина, которая не давала так просто взять — и подойти к Ирине.

Когда около больницы хранительница с Ириной отстали, чтобы поболтать, он сразу понял, что будут выданы секреты из его прошлого. Те, о которых он и сам не знает. И то, что Ирина вскоре начала относиться к нему иначе… Это будто всадило в его голову болезненную занозу обиды. И обида-то была какая-то ирреальная: в одно мгновение его обдало жаркой злостью, что она приняла его только сейчас, после какого-то рассказа Влады. Но не приняла того, кого узнавала постепенно… Заноза пропала на время. Но сейчас, пока он стоял у лестницы и смотрел, как девушка на коленях обихаживает старших волхвов, заноза вновь возникла и глубже врезалась в душу.

Противоречие заставляло сжимать кулаки. Он хотел её. Он ненавидел её. Но смотрел на неё спокойно.

Именно это внешнее спокойствие помогло ему улучить момент и подняться по лестнице в холл. Здесь он огляделся, облизал губы и прямиком направился на кухню. Несмотря на то что кухня была чужой, он ещё в первый раз уловил в ней знакомые элементы интерьера. Поэтому сейчас, нисколько не сомневаясь, направился к бару.

Прямо из горлышка он допивал, совершенно ничего не чувствуя, как безвкусную воду, коньяк, когда в помещении появился Григорий. Не сбавляя шага, он дошёл к нему сбоку и отобрал бутылку.

Женя крутанулся на круглом стуле и спокойно заметил:

— Там всё равно на дне только и осталось. Отдай.

— Ты чего творишь? — тихо сказал хранитель, крепко сжимая в руках бутылку — и держа её тоже за горло, словно собираясь драться ею. — Нам сейчас не до пьяни.

— Я ж не волхв, — пожал плечами Женя. — Обычный человек со своими обычными, мещанскими запросами. Со своими недостатками. Где уж нам уж — до вас, таких, блин, правильных и мудрых…

— Что произошло?

Поймать его взгляд на запястье нетрудно. Тоже в первую очередь проверил.

— Ничего. — Женя съехал со стула и подошёл к шкафчику с винами. — Расслабиться захотелось. Наказуемо?

— Ты нужен нам адекватным.

— На время, пока спасательная операция не завершится.

Он не спросил — уточнил. Как будто закончил несказанное хранителем.

— Тебя волнует, что будет потом?

— А должно — волновать?

Он специально отвечал на вопросы Григория вопросами, зная, как это здорово выводит из себя. Правда, хранитель неплохо держался. Он снова подошёл сзади и жёстко хлопнул дверцей бара, оставив ладонь на ней. Женя оценивающе оглядел его сверху вниз, раздумывая, не будет ли слишком стыдно и жалко прибить этого отощавшего за пару лет светловолосого верзилу, который ни с того ни с сего вдруг решил позаботиться о нём.

— Если тебе ещё интересно, могу объяснить, откуда у Демьяна номер мобильного Ирины. Она точно сама не давала его. Абсолютно точно.

— Ну-у? Это ты меня так утешить решил?

— Женя, он взял его у Нины Григорьевны. Мы не нашли при ней телефона. А бабуля всегда носила его с собой. Всегда.

— Ага, ты мне ещё слюнявчик предложи, чтобы я…

— Что случилось?

Они обернулись. Ирина с недоумением смотрела на них двоих от входа в кухню.

— Ничего, — сухо ответил Григорий. — Просто пора начинать следующий этап работы с Демьяном. Решили обсудить.

— А я думала — драться собираетесь.

— Вот-вот, очень похоже, — добавил Макс, показавшийся из-за её спины.

А следом начали входить остальные.

Женя скривился. Он как-то подзабыл, что кухня превратилась в импровизированную штаб-квартиру. Но делать было нечего, и он хмуро вернулся на круглый стул, стараясь не оглядываться на Ирину.

— Мы перенесли всех старших на диваны, — сообщил Никита, подходя к нему и хватая со стойки бара минералку. — На полу оставлять не след — пневмонию ещё схватят. Там хоть и ковры, но подвал есть подвал.

— Ребята, а что теперь? — уныло спросил Ярослав. — Ну, вытащили мы их. Дальше-то что? Они в таком состоянии, что вряд ли нам помогут. Скорее — сами нуждаются в нашей помощи. Но как мы им поможем? Ведь насколько я понимаю, это они должны справиться с Демьяном?

Красимир ничего не сказал, но и в его взгляде сквозила безнадёжность.

Женя оглядел всех. Макс и Никита помалкивали, но остальных и правда пробило сомнением. Разве что Володя, прижавшись к брату, с любопытством поблёскивал на всех оживлёнными глазищами, хотя уже начал зевать: время-то позднее — одиннадцатый час.

— Нам нужен выход из положения, — спокойно сказал Григорий. — Вы же уже знаете, что Ирина работает с картами. Так чего же спрашиваете? Ирина, карты далеко?

— С собой, — отозвалась девушка. — Кто будет задавать вопрос?

И все уставились на Женю.

— Почему я? — мрачно спросил он, чувствуя всё-таки, как немного плывёт от спиртного. Правда, голова соображает. Кажется.

— Потому что на тебя всегда был отклик хороший, — удивлённо сказал Змей с интонациями: а то тебе это надо объяснять, когда и сам всё знаешь!

— Ты художник, — добавил Красимир. — Возможно, твои образы ярче наших. Поэтому Ирине гадать легче.

А девушка просто улыбнулась, глядя на него. Она уже уселась за стол, освобождённый от посуды и магазинных пакетиков, протёртый найденным полотенцем, и выложила на него колоду. Глядя на Женю, приглашающе похлопала по стулу.

Он нехотя подошёл.

Пока остальные начали бурно обсуждать, какой задать вопрос и в какой форме, Ирина покосилась на него, нюхнула и тихонько осведомилась:

— Пил?

— Пил, — буркнул он, мгновенно ощетиниваясь: попробуй только мне слово сказать против!

— У, жадина, — на полном серьёзе прошептала девушка. — А чего мне не оставил?

От неожиданности он фыркнул и пару секунд сверлил её изучающим взглядом: насмешничает? Или в самом деле не отказалась бы?

Ирина провела пальцем по нижней части своего лица.

— Слишком напряжена, — всё так же шёпотом объяснила она. — Челюсти жутко зажаты. И рот тоже. Хочу расслабить — никак. Может, выпью — легче будет.

— Мне — не стало, — уже задумчиво сказал он.

— Так, внимание сюда, — сказал Григорий, кажется взявший на себя функции временного руководителя их небольшой компании. — Вопрос придумали. Мы решили, что в первую очередь надо выручать старших, которых выпил Демьян. Если старшие придут в себя, Демьян ослабеет. И они же потом придумают, что с ним делать.

— И чего сидите? — спросила Ирина. — Несите их вещи и складывайте передо мной.

— Ну нет, — усмехнулся хранитель. — Пусть Женя несёт. Ему же вопрос задавать.

С глухим ворчанием, чувствуя себя глубоким стариком, Женя встал с места и поплёлся к лестнице в подвал. Плёлся недолго. За спиной послышались торопливые шаги, неожиданно лёгкие и топочущие, и рядом очутился Володя.

— А можно — я посмотрю, как ты собираешь? — запыхавшись, спросил пацан.

— Да чего там смотреть? — изумился Женя. — Мне ж только у каждого взять один предмет — и больше ничего интересного.

— Ну… Я всё равно побуду рядом, ладно?

Пацан так искательно заглянул ему в лицо, что Женя плотно закрыл рот. Стало стыдно перед малолеткой, что напился. Поэтому только промычал нечто утвердительное, чтобы не раскрывать рта.

Как ни странно, но Володя помог. Он искал на каждом из старших волхвов те самые мелкие предметы, не прикасаясь к лежащим. Пока Женя находил одну вещичку, пацан пробегал мимо троих, а потом быстро возвращался, чтобы подсказать, что именно надо брать… Поддерживая край джемпера с грузом, Женя быстро вернулся на кухню.

Здесь он высыпал предметы на стол, перед Ириной. Мобильники, ключи, наручные часы, носовые платки, кольца — всё это он разложил так, чтобы каждый предмет находился на небольшом расстоянии друг от друга.

— Сойдёт?

— Ага, — рассеянно сказала она и встала.

Предупреждённые заранее, зрители наблюдали за гаданием чуть издалека, не подходя к столу, чтобы не стоять над душой гадалки, не отвлекать её.

— Что надо сделать, чтобы старшие обрели силу? — медленно выговорил Женя, вставший близко к Ирине.

Девушка кивнула и начала разбрасывать карты.

В помещении воцарилась тишина. Такая, что даже шорох одежды, когда кто-то двигался, казался слишком громким. Впрочем, шорох этот успешно заглушался твёрдым стуком и шелестом карт, падающих на столешницу. Женя испытывал странное впечатление возвращения к первому дню знакомства с Ириной и Ниной Григорьевной. В той комнатушке тоже было очень тихо, из-за чего постоянно казалось, что не карты падают на столик, а какие-то небольшие книжечки…

Крест он узнал сразу. В картах не разбирался, но то, что из них выкладывалось, — видно было сразу. Наверное, цыганский. Потом — Ирина говорила — скандинавский. Кресты быстро возникали и тут же исчезали, чтобы появиться вновь.

Очень долго — решил он, когда спина устала из-за одной и той же напряжённой позы. Он попытался выпрямиться, но его внимание привлекли карты, которые начали складывать ответ.

Ирина тоже стояла неподвижно — мелькали только руки. Пока она выкладывала кресты, она на карты вовсе не смотрела, но тут… С быстрым уверенным стуком карты образовали «рамку» вокруг одного из лежащих на столе предметов — вокруг мобильника. Руки гадалки стремительно собрали детали «рамки», и теперь та появилась вокруг кольца.

Женя заглянул в лицо Ирины. Глаза девушки следовали за образованием каждой из «рамок». Внезапно раздался её голос — очень удивлённый:

— Я?

Тишина. «Рамка» собралась вокруг перчатки.

— Красимир?

Два предмета — тишина. Следующий предмет оказался в «рамке».

— Ярослав, — уже не вопросительно, а лишь озадаченно сказала девушка.

Следующий предмет — тишина, хотя по взметнувшимся бровям гадалки, которая словно вглядывалась в пространство над выбранным картами предметом, Женя сообразил, что она видит ещё кого-то.

Карты легли вокруг наручных часов.

— Володя.

Напоследок карты образовали «рамку» вокруг колечка с двумя ключами. Но Ирина промолчала. Лицо успокоенное и строгое.

Новый крест, странным образом вобравший в себя все вещи. Ирина, наверное, целую минуту вглядывалась в пространство над крестом, прежде чем кивнуть.

Она собрала карты, постучала их ребром по столу, выравнивая.

Вся компания медленно собралась к столу, с надеждой глядя на гадалку.

— Насколько я поняла, — не совсем уверенно сказала Ирина, всё ещё озадаченно поглядывая на стол, — нам надо собрать здесь всех молодых волхвов. А потом карты скажут, что им надо сделать.

— Это как? — поразился Красимир. — Всех двенадцать собрать всё равно не удастся! Ну, положим, нас здесь четверо…

— Пятеро, — поправила его хранительница Влада. — Мою сестричку считайте тоже. Я пока домой не звонила, но это дело пары минут.

— Хорошо, — согласился Красимир. — Пятеро. Но нам надо найти ещё семерых. Но в число этих семерых входит Демьян! С ним теперь как?

— О, забыла! — спохватилась Ирина. — Карты показали всех молодых волхвов! Но Демьяна среди них не было! Я не понимаю, но…

— А ты запомнила, кто где был? — спросил Женя. — Я помню все предметы. Вот это кольцо — Демьяна-старшего. Кто появился над кольцом?

— Девушка, — ошеломлённо сказала гадалка, нервно накручивая кончик косы на палец. — Но у Демьяна нет сестры!

— Может, Демьян-старший шалил на стороне? — предположил изумлённый Леонид.

— Плевать на это. Значит, их всё-таки семеро, и их всех надо отыскать, — подытожил Григорий. — И правда, как теперь их искать? Женя, кажется, тебе теперь карты в руки-то. Где твоя котомка? Доставай листы.

— Э… — сказал растерявшийся Женя. — А как я буду рисовать, если я никого из них в жизни не видел?

— Ты же говорил, что можешь рисовать окружение человека, — напомнила Ирина. — И доказал это, когда, благодаря тебе, мы нашли дом Демьяна-старшего и наших старших. Я думаю так: старшие, прежде чем сюда ехать, повидались с своими внуками и внучками. Вы с Володей взяли с них для гадания те предметы, которые были на виду, так ведь? А значит, вокруг этих предметов есть своё поле, в котором отразились ребята-волхвы. Это, конечно, немного муторно, но нарисовать пространство вокруг предмета ты сможешь. А потом, когда появятся портреты ребят, я смогу просмотреть, где они живут. Ну? Пробуем?

Со стола убрали пять предметов, отразивших тех, кто здесь уже присутствовал, и сестру хранительницы. Оглядевшись, Женя подтащил к столу винтовой стул от бара и принялся за работу. Прежде чем он начал рисовать, перейдя на автописьмо, вся компания единогласно попросила его начать с кольца Демьяна.

Отложив браслет-оберег, Женя выдохнул и приступил к перерисовыванию кольца. Пара штрихов — и карандаш повело в сторону от рисуемого кольца, намечая человеческие черты. Женя уже полностью контролировал автописьмо, поэтому сам с невольным интересом следил за возникающим образом, а потом… потом он сам почувствовал, как его собственное лицо вытягивается. От непонимания… И неверия в то, что возникает под карандашом.

Наконец, он просто отпрянул от стола, бросив рисование на полдороге.

— У меня… не получается, — сделал вывод он, глядя на улыбчивое личико, обрамлённое кудряшками.

— Почему? Вот же — получилось! — удивился первым подошедший Красимир.

Поняв, что наступил перерыв, подошли и остальные.

— Э-э… — вырвалось у Макса.

На лист с рисунком взглянул и Никита, хмыкнул, пожал плечами, уже улыбаясь и вопросительно глядя на ошарашенного Женю.

— Художники, вы все знаете эту девочку, — сделал открытие Леонид. — Ребята, колитесь, кто это?

Никита и Макс одновременно взглянули на Женю. А тот успел перехватить насторожённый, испытующий взгляд Ирины. И неохотно сказал:

— Это моя младшая сестра, Ольга. Но она… Ни сном ни духом о какой-то магии!

Теперь уже все замерли, пытаясь понять, прав ли художник, утверждая, что автописьмо на этот раз не получилось. Выдохнувшая втихаря с облегчением (заметил Женя) Ирина первой предложила:

— Жень, а прямо сейчас — попробуй нарисовать её внутреннюю сущность? Будешь знать точно, автописьмо это или привычка писать её портреты.

— Интересный опыт, — пробормотал Григорий, украдкой, как он думал, поглядывая на настенные часы.

— Это не опыт, — возразила ему сестра, — а насущная необходимость.

И пододвинула к Жене чистый лист.

Собравшись с духом, Женя, недовольно морщась (а вдруг кто-нибудь пройдётся по его семейной линии, припомнив реплику Леонида, что, возможно, Демьян-старший шалил на стороне?), склонился над листом. Остальные, затаив дыхание, взволнованно следили за тем, что появляется из карандашных линий.

Появлялась та же Ольга, но на этот раз не улыбчивая, какой её знали все ребята с курса — сестрёнка часто появлялась на всех вечеринках. Она спокойно и решительно смотрела с листа на брата. Женя стиснул зубы и решился дорисовать. Сначала не понял, что за вертикальные линии начинают перечёркивать лицо Ольги снизу, а потом… Дошло. На рисунке Ольга подняла руку и растопырила пальцы перед лицом. Только вот вместо пальцев… Громадные медвежьи когти!

— Обалдеть! — не выдержал Володя.

Женя поначалу даже не понял, к чему относится его восклицание, пока пацан не добавил — с восхищённым вздохом, сам приподняв руку ко рту и распялив пальцы:

— Так здоровски! Жень, а меня нарисовать?

— Подожди ты с рисованием! — засмеялся Леонид и тут же удивился. — Не знаю, как и что, но, кажется, нам не придётся искать ещё одного волхва! Осталось шестеро! Давай, Женя, работай дальше! А Ирина пусть сразу ищет, где кто живёт! Влада, ты будешь звонить сестре? На мой мобильный, набирай, если номер знаешь.

Спустя час самый младший волхв, Володя, сладко спал на узком кухонном диванчике — головой на подушке, пристроенной на коленях хранительницы. Влада сидела, бодрствуя, недолго. Глаза её непроизвольно то и дело закрывались, и тогда она испуганно вздрагивала и таращилась на присутствующих, но через полчаса, несмотря на яркий свет кругом, уснула и она, навалившись на низкую спинку диванчика. Остальные, поглядывая на спящих, пытались говорить шёпотом и соображали, как добраться до шестерых, чтобы привезти их в дом Демьяна-старшего.

— Честно говоря, не понимаю, — донёсся до слуха Жени негромкий голос Ярослава, — как им всё объяснить, кто они такие и почему им надо сюда.

— Объяснить-то это нетрудно, — сказал Красимир. — У нас обоснование: их потерявшиеся старшие здесь. Другого не понимаю: а как они сумеют им помочь?

— Такое впечатление, что всё происходит поэтапно, — рассуждал Леонид. — Сначала одно, потом другое-третье. Ладно хоть, теперь у нас есть адреса двоих. Четыре адреса добудем — и…

— Ребята, — хрипло от усталости позвал Женя. — Идите сюда. Боюсь, что я вам сейчас задание усложню.

— Что ещё?!

Сон со всех слетел немедленно.

На столе, перед Женей, лежал лист, который он машинально, как ему казалось, прорисовывал. Так делают все, наверное: слушая кого-то или что-то, просто чертят линии или рисуют что Бог на душу положит. Вот только вместо беспорядочных линий на рисунке появилось нечто, похожее чуть не на наскальный, схематичный рисунок: штрихи превратились в очертания домов — кажется, город? — по краям которого стояли двенадцать человеческих фигур с какими-то ветками в руках. Но рисунок не выглядел картой-схемой. Скорее, он был похож на рисунок ребёнка, потому что все фигуры и дома показаны на фоне встающего солнца. Дуга солнца угадывалась сразу из-за иголок-лучей на ней.

— Ирина! — позвал Женя. — Ты в состоянии прочитать последний рисунок?

— Ты имеешь в виду разложить на него карты? — устало спросила девушка и подошла к его краю стола. Взяла лист в руки, вгляделась. — Хм… Раскидывать карты не придётся. Моя прошлая ипостась узнала ритуал. Мы, молодые, должны воткнуть… нет, посадить трости-посохи в определённых местах — в местах силы города. И тогда… Тогда силы вернутся к старшим волхвам.

Все молчали, всматриваясь в рисунок.

— А при чём тут солнце? — решился спросить Никита.

— Женя же сказал, что задача усложняется, — напомнила Ирина. — Нам надо посадить посохи во время восхода солнца.

— А… это обязательно сделать именно этим утром? — неуверенно осведомился Ярослав, с силой вытирая лицо — время-то за полночь.

— Ребята, пожалуйста! — взмолился к гадальщикам Григорий. — Вы умные, сообразительные! Придумайте, как вытащить их всех сюда, а потом…

— Ну, потом — это просто: вызвать такси — и вся недолга! — сказал Красимир. — А вот сюда как их вытащить…

— Знать бы номера их мобильных! — помечтал Макс.

— Для этого, как минимум, надо знать их самих, — сердито напомнил Змей.

— Вот оно, — прислушиваясь к чему-то, что слышно только ему, проговорил Женя. — Вот оно — то, что нужно. Блин, столько времени потеряно зря! Ирина, тащи мне все шесть рисунков!

— Что придумал?

— Ирина, садись рядом! Я буду рисовать их мобильники, а ты будешь искать их телефонные номера. Получится у нас, как думаешь?

— Попытка не пытка, — проворчала девушка. — Начинай.

Потратили ещё час.

Женя уже с трудом смотрел на рисунки. Глаза устали так, что перед ними чистые места на листах синели и подрагивали, а то и просто ехали.

За это время Ярослав нашёл по мобильному Интернету время восхода солнца.

Все переглянулись, когда услышали, что до часа Икс осталось три часа.

Через полчаса за телефоны взялись все, кто умел разговаривать с незнакомцами. Те, кто владел силой и мог быть убедительным, благодаря приёму волхвов, через «дипломатический» ритуал которых пропустила Ирина.

— Привет, — напористо говорил Ярослав. — Меня зовут Ярослав. Нет, я попал туда, куда хотел. Да, мы незнакомы. Но я знаю, что тебя зовут Игорь. Твой дед находится рядом со мной. Ты должен приехать по адресу, который я сейчас продиктую. Бери такси. Я знаю, что поздно, но дело отлагательства не терпит. Денег нет? Приезжай. Заплатим сами. Условие такое — ехать ты должен окраиной, потому что по центральным районам города тебе не пробиться. Запомнил? Только пригородом!

— Ольга, ты мне срочно нужна, — говорил Женя. — Да, я знаю, что разбудил ни свет ни заря. Но ты нужна настолько срочно, что даже не представляешь. Бери такси, но сбегай так, чтобы родители не знали. Я заплачу за такси. Вот адрес — диктую. Приезжай пригородом. Да, в обход, но так, как ни странно, быстрей. Жду.

— Сеструха, это я — узнала? — говорила Влада. — Да, я вышла из комы. Ты мне нужна, чтобы забрать меня, но не из больницы. Бери такси. Вот адрес…

До назначенного времени оставалась немного. Выдохшиеся, усталые, вымотанные, все теперь только сидели и ждали, постепенно задрёмывая и снова всполошённо вскакивая.

24

Ирина не выдержала. Женя сидел в кресле — и как-то на отшибе от остальных. Да ещё прямо держа спину, пусть и с закрытыми глазами. Кресло большое. Именно это обстоятельство и заставило её решиться и подойти к нему, пересекая холл. Нарочито ворчливо и вполголоса сказала ему, вопросительно поднявшему глаза на шорох шагов:

— А ну — подвинься… Занял тут всё…

Он отодвинулся — насколько она заметила, машинально. И тогда она быстро шмыгнула, пока он не сообразил и не передумал, на освободившееся место — так получилось, под его руку. Прильнула к нему и сразу прислонила голову к его плечу. Так, теперь, пока не опомнился, закрыть глаза, пару вздохов и засопеть. Не выгонит.

Когда напряжение его тела стало слабеть, приноравливаясь к тесному соседству, она прочувствовала его горячечный жар. Устал. Как и они все. Но так видно всем тем, кто ещё не получил силу волхвов, или тем, кто к ним вообще не имеет отношения. Так думает сам художник. И всё — от незнания. Ирина, в которой то и дело поднимает голову Рада, очень хорошо теперь знала, какие силы уходят на творимую Женей магию. А ведь последние несколько часов он работал почти без перерыва.

Скоро он уснул. Но рука его обнимала Ирину за плечо, и пульс, который она невольно слышала, всё никак не успокаивался.

Девушка и сама не могла уснуть. То же возбуждение, которое владело всеми, заставляло прислушиваться к любому шелесту… И тогда она начала думать. С Женей что-то не то. Она, и не оглядываясь, чувствовала его взгляды на себя. Иногда такие, что хотелось развернуться — и бегом к нему. Иногда от них становилось по-настоящему холодно, как будто он мысленно выстраивал между ними каменную стену, сквозь которую — не пробиться.

Он всё ещё думал (подозревала она), что не владеет силами. Но то, как быстро он ориентировался и придумывал приёмы работы с магическими силами, заставляло проникаться уверенностью, что художник ох как ещё силён. Просто пока он не осознаёт этого, считая, что разработал однажды автописьмо, а теперь развивает его с каждым шагом, когда приходится использовать его.

… И всё-таки уснула.

Правда, забытье длилось недолго.

Входную дверь в холл специально оставили приоткрытой, и нарастающий рокот мотоцикла разбудил всех сразу.

Ещё только приходили в себя, когда на пороге появился настоящий богатырь — в кожаной куртке, кожаных штанах и в берцах. «Косая сажень в плечах!» — восхитилась Ирина, мгновенно вынырнув из сна.

Пока остальные зашевелились, богатырь неуверенно сделал пару шагов, с изумлением оглядывая ярко освещённый холл и всматриваясь в тех, кто сонно таращился на него самого.

«Сокол!» — определила девушка, когда Женя убрал руку и она смогла встать навстречу гостю. Одно только странно. Когда она думала о тех, кто должен приехать, сокола она представляла стройным и даже худым молодым человеком. Впрочем… Она непроизвольно улыбнулась своим мыслям. Нет, всё правильно. Финист Ясный Сокол. Богатырь из сказок.

— Привет, — сказала Ирина, приближаясь к гостю. — Меня зовут Ирина.

— Игорь я. Привет, — пробасил богатырь и снова подозрительно оглядел всех. — Мне позвонили и сказали, что я должен приехать сюда, чтобы забрать своего деда.

— Ну, насчёт «забрать» я ничего не говорил, — поднялся и Ярослав.

— Ярослав, отведи его к деду и объясни ситуацию в целом, — попросила девушка. — А мы подождём остальных.

И проследила, как двое молодых волхвов подходят к лестнице в подвал. Оглянулась на присутствующих в холле. Они улыбались. Устало, но улыбались.

Прикинув, она легко представила, как этот Игорь небрежно подхватывает своего деда на руки, осуществляя операцию, которую сам и обозначил твёрдым словом «забрать». Кажется, и ребята именно это себе тоже представляли, провожая улыбками новоприбывшего.

Следующий приехал на такси. Невысокий беловолосый паренёк, в котором Ирина с каким-то даже азартом и радостью узнала горностая, стеснительно стоял рядом с вышедшим из машины водителем и так явно обрадовался подошедшей Ирине, что сразу стало ясно, что у него денег на такси и правда нет.

Не успела отъехать эта машина, как перед крыльцом коттеджа притормозила следующая машина, из которой выпорхнула рыженькая девушка — лисица, сестра Влады. Она со слезами и тоненькими воплями налетела на хранительницу, обняла её и обрыдалась на её плече. Причём и шустрая хранительница не сумела удержаться от слёз. Потом сёстры вынули из багажника объёмную сумку, в которую хозяйственная Алиса напихала сменной одежды для сестры, чуть ли не сбежавшей, как она поняла, из больницы. Продолжая обливаться слезами, сёстры потопали в холл коттеджа, громко и гундосо рассказывая друг другу все новости подряд.

Свет постепенно отвоёвывал себе пространство у ночной тени, и Ирина всё чаще с тревогой посматривала на небо. Хорошо ещё — туч и облаков нет. Солнце на рассвете появится наверняка.

На шикарной чёрной машине, появившейся бесшумно, словно призрак, приехал высокий черноволосый парень, который постоянно сутулился. Выяснилось, что приехал он не на своей, а на машине друга. Друг кивнул всем встречающим, когда сообразил, что его товарищу здесь ничего не угрожает, и уехал, удостоверившись ко всему прочему, что всё здесь происходящее надолго. Черноволосый же внимательно и цепко оглядел всех небольшими кругловатыми, чёрными даже в сумерках глазами, выслушивая всё, что ему надо знать. Ни слова не сказал на быстрые объяснения и молча же последовал за Красимиром в подвал, к своей бабушке. Ворон — кивнула себе Ирина.

Изящная, коротко стриженная большеглазая девушка, появившаяся из такси, сразу встав на ноги, одетые в изящные туфли на высоких каблуках, оказалась не кем иным, как ланью. Её чуть не под руки подхватили Влада и Алиса, увели в дом, объясняя, кто она и они, взахлёб и на ходу.

Едва её машина начала разворачиваться, как во двор коттеджа влетело новое такси, откуда, как только оно остановилось, мягко выскочил широкоплечий молодой мужчина, похожий на накачанного борца. Рысь.

Затем приехала девица, вальяжная поначалу, пока не перезнакомилась и не перездоровалась со всеми, — сестрёнка Жени, Ольга. Медведя в ней Ирина пока не узнала, чем немного озадачилась, но решила оставить вопросы на будущее.

Последний молодой волхв оказался высоким парнем, с едва уловимым хищным профилем и с несколько длинноватыми руками. Обвёл встречающих изучающим взглядом сощуренных глаз. Орёл.

Его Ирина сама проводила в подвал — к бабушке. И даже удивилась, как он, от входа мгновенно оглядев помещение, тут же решительно направился к нужному дивану.

Итак, восемь мужчин и четыре девушки.

Ирина заметила, что с появлением каждого волхва вся их старая компания словно постепенно выходит из какого-то сонного оцепенения, будто от одного прибавления в доме гостей в самой компании прибавляются силы.

Кто-то из приехавших в волхвов поверил сразу, потому как ещё несмело, но уже пытался работать с силой.

Кто-то не поверил вовсе.

Но для всех для них стало ошеломлением, когда Григорий и Леонид вынесли из подвала по охапке одинаковых тростей и положили на ковёр.

— Ну, что? Устроим идентификацию? — сухо спросил Леонид. — Разбирайте свои посохи, ребята!

Ирина укоризненно взглянула на старшего брата. Даже ей не сказал!

Но спустя секунды оценила его поступок.

Никто не отваживался первым подойти к тростям-посохам. И она решилась сделать это, чтобы остальные не стеснялись.

Быстро, ведь время летело с ненормальной скоростью, она подошла к посохам, буквально мгновения смотрела на них. Нагнулась к ковру и подняла бабулину трость, которая словно сама прыгнула в руки. Выпрямилась и решительно отошла к креслам.

Следующим, как она и рассчитывала, поспешили к посохам Ярослав и Красимир.

А за ними — все, кроме Ольги.

Русоволосая девушка с зелёными, почти как у брата, глазами, стояла, неуверенно поглядывая на Женю, который тоже с интересом приглядывался то к ней, то к посохам. Но не прошло и минуты, как все трости были разобраны, и на ковре теперь одиноко валялась лишь одна. Ольга коротко вздохнула и подошла к ней.

Ирина осторожно присмотрелась к лицам нежданных-негаданных гостей Демьяна-старшего. Стоящие с посохами в руках молодые волхвы выглядели так, будто постепенно менялись даже внешне: лица преображались, обретая какое-то сложное чувство, близкое, пожалуй к вдохновению, хотя на некоторых всё-таки оставался отпечаток не то что сомнения, а недоверия. Но посохи они все держали крепко, словно черпая из них силу и уверенность.

— Дело такое, — сказала девушка. — Вы должны будете поехать по определённому адресу, который мы сейчас вам назовём, и посадить посохи (недоумённый гул нескольких голосов — посадить?!), как дерево, именно в этом месте. Как только приезжаете на место, все звоните мне. Надеюсь, мобильные есть у всех? Запишите, пожалуйста, мой телефонный номер. Это нужно, чтобы мы не волновались друг за друга. То есть ритуал очень простой на вид. Но учтите, что только после него, если он получится без сучка без задоринки, вы снова увидите живыми и здоровыми своих старших. Все всё поняли?

Покивали, негромко ответили: «Да».

На улице уже рассвело. Деревья и кусты, пока сильно сквозящие из-за только-только проклюнувшихся листьев, обрели свежие зелёные краски. И видно стало далеко… До появления солнца оставалось совсем немного. И электрический свет в холле не только побледнел, но и стал ощутимо давить на глаза.

Настала пора последнего объяснения.

— Девушки будут под охраной, — сказал Григорий. — Одних, сами понимаете, в таком беспокойном городе отпускать на такое дело не следует. Я буду сопровождать сестру. Леонид — Ольгу. Влада — свою сестру. Диану будет сопровождать Макс или Никита. (Ребята ещё раньше предупредили, что готовы принять участие в ритуале.) Вы только договоритесь, кто из вас останется в этом коттедже на всякий случай, чтобы посторожить старших вместе с Женей. Остальные едут сами — такси мы уже начали вызывать. Володя от сопровождения отказался. Женя, Ирина, дело за вами.

Ирина с тревогой оглянулась на художника.

Хватит ли у него сил?

Женя кивнул Григорию и велел волхвам подходить к нему, стоящему у стола, по одному. Ирина встала рядом.

Пока все определяли собственные посохи, Женя успел примитивно обозначить основные двенадцать точек города по районам. Теперь надо было определить место, где должен быть воткнут посох. Посовещавшись между собой, ребята решили, что это, наверное, место силы.

Лист бумаги на столе. Женя просил положить рядом посох, а потом входил в транс автописьма и, глядя на посох, рисовал нужное место. Не всегда это была абсолютная точка. Иногда выходило место, которое позволяло втыкать посох в любом углу.

— Сквер Привокзальной площади, — присматриваясь к рисунку, говорила Ирина.

Александр Орёл кивал и забирал трость. Ирина вручала ему бутылочку с водой, заранее приготовленную, и он торопился из коттеджа на улицу, где его уже ждала машина.

— Жилой дом на улице Декабристов — наверное, нужен газон? — несколько с сомнением говорила Ирина.

Диана забирала посох и отходила к Максу, который будет сопровождать её.

— Территория завода металлоизделий — сумеешь ли туда проникнуть? — растерянно спрашивала девушка Игоря.

Тот только хмыкал и снова кивал — вообще, как выяснилось, немногословный.

Последнее место посадки получила сама Ирина. Оглядевшись, поняла, что в большинстве своём волхвы уже разъехались, а на площадке перед крыльцом коттеджа ожидали три машины — для неё, для Ольги с Максом и для Димы Горностая, который как раз именно сейчас и садился рядом с водителем.

Ирина пошла было к своей машине, но резко остановилась, подумала немного и решительно вернулась к крыльцу, на котором стояли провожающие всех Женя и Никита. Она поднялась по трём ступеням и встала перед Женей. Осунувшийся от бессонной ночи и от работы, парень усмехнулся и, мягко прихватив ладонью её затылок, нагнулся и поцеловал её в губы. Рот в рот прошептал:

— Возвращайся быстрей.

У неё мурашки по коже от этого тёплого шёпота. Ткнулась лбом в его плечо, ничего не сказала — побежала к своей машине. Села на заднее сиденье, к Григорию, строптиво ожидая, что старший брат проедется по поводу поцелуя, но тот промолчал, спокойно глядя вперёд.

Как только выехали из переулка и прямиком направились к городу, Ирина немедленно сказала:

— Едем к Восточному посёлку, но вкруговую.

— Пробки, — спокойно согласился водитель, тем самым подтверждая, что в центре города до сих пор беспорядки. — Поконкретней бы адрес.

— Бульвар Мересьева, торговый центр.

Больше водитель не отвлекался на разговоры, давая возможность брату с сестрой приглядеться к тому, что творилось на улицах, даже отдалённых от центра.

Несмотря на то что солнце должно взойти в половине пятого утра, что общественный транспорт начинает работу примерно в то же время (не считая дежурных троллейбусов-автобусов), улицы едва не кишели прохожими, как и дороги — машинами.

Ирина старалась не зацикливаться на происходящем. Сейчас волновало лишь одно — успеют ли вовремя все молодые волхвы добраться до места «посадки» своего дерева-посоха. Она так заморочилась всеми этими повторяющимися вопросами, невидяще глядя в окно, что не сразу почувствовала странное в руках.

Заходя в салон машины, она взяла, естественно, с собой и посох-трость. И сидела, положив его на колени — рукоятью на колени брата.

Что-то дотронулось до кисти руки — и девушка сильно вздрогнула, заморгала, глядя на посох. И — перестала дышать: довольно жёстко полированное дерево трости медленно покрывалось суховатой корой!

— Что это? — изумился Григорий.

Ирина быстро схватилась за сумочку, висевшую на плече, повернула её и достала бутылочку с водой. Некоторое время ошеломлённо сидела и смотрела, не веря… Неужели этой ветке требуется вода?! Уже сейчас?

Представила, как остальные молодые волхвы сидят сейчас, ошарашенно глядя на свои посохи-саженцы, бесшумно рассмеялась. А за нею и Григорий, уже с восхищением глядя на неожиданно живую ветку. Ирина же, отлив чуточку воды из бутылочки на ладонь, смочила посох по всей длине.

В следующий миг чуть не ахнула вслух!

На месте, ближе к бывшей рукояти бывшей трости, зазмеилась тонкая веточка, одновременно выпуская мелкие пока ещё листочки, блестящие от клейкости!

— С ума сойти, — прошептала она, сияя от восторга.

— Точно, — пробормотал старший брат, не спуская глаз с зелёного чуда.

Она чуть не уронила посох, когда лежащий рядом, на сиденье, между ними, мобильный запел, требуя её внимания.

— Ирина, мой посох! — жалобно сказала Диана. — С ним что-то происходит! У него листья!

— Диана, всё правильно, — не выдержала-таки Ирина и засмеялась, глядя на счастливо ухмыляющегося брата. — Так оно и должно быть. Можешь даже прямо сейчас немного смочить его водой.

— Уже, — явно улыбаясь, ответила девушка.

Потом позвонили радостный Володя и слегка испуганные Алиса и Влада.

Другие не звонили, но Ирина подумала, что листья на посохах стали для них новым подтверждением того, кто они сами.

Ирина снова выглянула в окно. До появления солнца — считанные минуты.

Быстро отвела взгляд от беснующейся толпы у дверей в магазин и бегущих по улице людей, что-то кричавших. Не хотелось портить какой-то светлой радости от проклюнувшихся листьев на сухой недавно палке созерцанием чьей-то злобы… Брат вообще сидел, закрыв глаза и, кажется, задрёмывая.

Их место, к которому они стремились, находилось за торговым центром — небольшая аллея между центром и какой-то школой. Девушка очень надеялась, что на той аллейке не будет никого в этот ранний час. Как она успела убедиться, люди в основном собирались толпами у зданий, как будто именно дома, особенно с разными магазинами или предприятиями, их заставляли нервничать и психовать. Нет, Григорий, конечно, рядом придавал уверенности, что всё обойдётся, но, случись им столкнуться с целой толпой… Ой, лучше не надо!..

— Где вас оставить? — не оборачиваясь, спросил таксист.

— Ближе к газону при торговом центре, — попросила Ирина.

И только они вышли, как такси, по впечатлениям, сбежало подальше от грохота и воплей толпы, издалека словно приплясывающей — причём каждый под свою музыку.

— Не бежим, — предупредил Григорий, тревожно скашиваясь на толпу. — Сейчас там все на взводе: дай только повод — сами побегут за кем угодно.

— Да знаю, — тихонько проворчала Ирина. — Меня больше волнует, точное ли место я найду. — А потом взглянула на брата и разулыбалась во весь рот. — Гришка-а… Ты рядом. Ты живой и разговариваешь!

— Ага, скажи ещё, что я живой и ходить умею, — подначил брат.

— Нет, Гриш, ты не понимаешь. Мы ведь уже столько с тобой, живым, а поговорить и времени нет. Гриша-а, как здорово, что ты здесь, со мной!

Она крепко взяла его за руку, и он повёл её к аллее, больше похожей на узкую тропинку, правда асфальтовую и заботливо с обочин обложенную низким бордюром. В самом начале дорожки Григорий осторожно высвободил свою ладонь и сказал:

— Теперь первой иди ты. У тебя чутьё на этот посох. Ты должна узнать, где его посадить. Иди.

И она пошла — медленно и прислушиваясь к собственным ощущениям.

Нашла место! Часть дорожки, где встанешь и окажешься между двумя берёзами, будто не хотела отпускать её дальше. И девушка остановилась.

Григорий немедленно подошёл.

Зазвонил мобильный. Вцепившаяся в посох Ирина чуть не выронила телефон, и Григорию пришлось взять мобильник и поднести к уху сестры.

— Ирина? Это Игорь. Я нашёл место.

— Хорошо. Дождись, когда покажется край солнца и начинай сажать посох. Он дал зелень?

— Дал.

— Замечательно.

— Ирина? Это Володя. Я на месте. Блин, так здорово! А может, ещё чего-нибудь поискать? Мне понравилось! Лёнька, отдай телефон!..

— Хорошо, Володя! Жди солнца.

— Ирина, я нашёл место Точней — мне кажется, оно меня нашло!

— Прекрасно, Красимир. Жди солнечного сигнала.

— Ирина, мы на месте. И это так здорово!

— Ирина, это Дима. Я жду солнца.

— Ирина, это Ольга. Я нашла место.

— Ольга, а твой посох — с ним всё в порядке?

— Если ты имеешь в виду листья на нём, то я не знаю, порядок ли это? — засмеялась девушка, а Ирина с облегчением вздохнула. Оставались всё-таки сомнения, волхв ли сестра Жени.

— Ирина, я на том месте, которое нужно.

— Ирина, я нашёл место…

Вскоре отзвонились все. И вовремя — засиял горизонт на востоке. Облака, которые будто договорились заранее, полностью пропали с чистого неба. И горизонт сиял белым тёплым пламенем. И вот уже показался солнечный край — громадной дугой.

С замиранием сердца девушка медленно погрузила посох в землю, с новым облегчением принимая дар посоха: он показал, где его корни, а где — крона, потянувшись листьями кверху. Чуть покачав его, Ирина быстро раскрутила крышку бутылочки и вылила воду вокруг древка-ствола. И растерянно оглянулась на брата. Что дальше?

А дальше из посоха решительно полезли новые веточки, и Ирина, забыв обо всём на свете, следила за их ростом, за тем, как они быстро выкидывают свежую зелень. Ей хотелось бездумно смеяться, глядя на них…

А когда солнце полностью встало над горизонтом, необычно огромное и благодушное, девушка внезапно передёрнула плечами: её будто обвеял ветер, насыщенный ароматами леса. Она учуяла в этом порыве запахи листьев, только-только вылезших из почек; запах тонкоиглой ярко-зелёной травы, прокалывающей пожухлые прошлогодние листья; бьющие в нос сладкие ароматы сирени и горечно-пронзительные, пряные — рябины, а также земли, ещё не просохшей, а в глубоких лесных оврагах ещё и держащей уплотнённый от времени снег.

И она знала, что тот же порыв ветра чувствуют и остальные волхвы.

Более того, она теперь, благодаря ли Раде, или происходило это всё с ней самой, отчётливо чувствовала всех волхвов — всех одиннадцать. Она чувствовала, что дышит с ними в одно дыхание. И вместе с ними смотрит прямо сейчас на торжественно встающее солнце, не моргая, будто приветствуя его своим безотрывным взглядом. И сердце каждого стучит в одном ритме, как будто они, отдалённо стоящие друг от друга, настроили сердца на одно время, на одни и те же секунды!

И только одно врывалось горечью во всеобъемлющую радость. Мысль, ещё плохо оформившаяся, но уже сейчас заставлявшая сжиматься: неужели, когда ритуал закончится, когда их старшие встанут на ноги, они, молодые, всё забудут?

… Женя вернулся в холл, постоял немного, неуверенно глядя на кресла: поспать ещё? Или всё-таки выждать, когда вернутся волхвы и хранители?

— Что задумался? — спросил подошедший Никита и зевнул. — Ну и весело было… А спать-то всё равно хочется.

— Слушай, ты не сбивай меня, лады? — засмеялся Женя. — Я и так с трудом держусь, а ты тут ещё… Или и впрямь снова прилечь? Хотя бы в кресле, что ли?

— Ты как хочешь, но я в подвал не пойду! — заявил Никита. И вздохнул. — Всё понимаю, что — живые. Но смотреть на них — слёзы одни. Давай лучше здесь будем сидеть и стеречь? Здесь сразу и ребят встретим. Нет, а мне понравилось! Я помню, ты как-то мельком сказал, что у тебя, кажется, автописьмо идёт… Но чтобы так мощно! Тоже, что ли, попробовать в себе такой навык?

Женя ещё слабо усмехнулся, что никакого автописьма лучше бы не надо.

Он присел на поручень кресла и задумался. А правда, что будет с автописьмом, когда всё с волхвами закончится? Останется ли оно? Да и нужно ли будет в будущем? Сможет ли он автописьмом выручать от смерти только тех, кто в самом деле нуждается в этом? А если… А если автописьмо появилось лишь как дар Святобора современному охотнику, чтобы он, Женя, сумел помочь волхвам?

— Так-так-так! — ухмыляясь, сказали издалека, и Женя вскинулся взглянуть на лестницу, ведущую на второй этаж. — Какие люди здесь интересные! Люди, а вас кто-нибудь сюда звал? Вы тут на незаконных основаниях, а, охотничек?

С лестницы спускался Демьян-младший. За ним — вся его кодла.

25

Первая мысль: «Влипли!»

Вторая: «Браслет! Никите!»

Даже рукой дёрнуть не успел — Никита без звука свалился рядом, как подкошенный.

Только и сумел поймать его за рукав и не дал удариться головой о пол, пусть даже покрытый толстым и мягким ковром…

Пока вся компания на расстоянии, рывками перетащил под мышки довольно тяжёлого Никиту подальше, уложил его на пол же, рядом с креслами, надеясь, что до бессознательного человека Демьяну дела нет.

И быстро пошёл назад, больше боясь за друга, чем за себя.

По дороге кинул короткий взгляд на окна с распахнутыми поутру шторами. До появления солнца, возможно спасительного для него, где-то с полчаса.

Пока он заботился о Никите, свита Демьяна тоже времени зря не теряла. Двое выдвинули на середину холла кресло, в котором вольготно, закинув ногу на ногу, уселся самодовольный Демьян. Восемь загонщиков почтительно застыли за ним и по сторонам от кресла. Девушек с ними на этот раз не было.

— Итак, любезнейший, поговорим, — лениво и растягивая слова предложил Демьян.

«Позиция неудобная, — думал Женя, предпочитая оказаться от него на расстоянии метров этак за семь-восемь. — Сидит — стою. Блин, я как провинившийся перед ним. Как будто он меня отчитывает… Шут с ним — перетерплю. Время бы хоть до приезда наших потянуть. Лишь бы Никиту не тронул. Получится ли только?»

Мельком вспомнилось о волхвах и хранителях. После чего строго-настрого запретил себе думать о них — из какого-то подсознательного суеверия: они услышат — он в беде, прибегут сюда, забыв о ритуале — и тогда пропало всё. Старшим не встать.

— О чём с тобой говорить, блаженненький? — с утрированной жалостью спросил Женя. — О том, что тебе моча в голову вдарила? Силой захлебнулся и до сих пор выплыть не можешь, мелочь неразумная?

— Ну что ты, охотничек! — по-барски снисходительно отмахнулся от него Демьян. — Зачем же нам с тобой переходить на оскорбления, как холопам каким? Для начала хотелось бы полюбопытствовать, а что ты делаешь здесь, в доме моего деда?

— В доме, где лежат старшие волхвы, силу которых ты отнял? — уточнил Женя.

— Нечего отнимать у маленьких игрушки, — ласково сказал Демьян-младший. — Особенно — вкусные конфетки. Значитца, ты у нас здесь один обретаешься? Ну, не считая дружка своего, примитива без силы и способностей к ней?

— И твоего деда, вообще-то, — упрямо гнул Женя.

— Ой, да ладно!.. Забудь! Эти отжившие элементы в нашей активной жизни ничего не соображают, — томно сказал Демьян. — Они привыкли себя ущемлять во всём, блюдя какие-то глупые законы, и разучились жить в полную силу. Ну да ладно, Бог с ними… Охотничек, а где моя прелестнейшая и наидрагоценнейшая Ирина свет батьковна? Что-то подозреваю, что её здесь нет? Не будешь ли ты столь любезен сообщить мне место её пребывания?

Женя представил, что Ирина сейчас стоит на каком-нибудь газоне или на клумбе, дожидаясь, когда взойдёт солнце. А за спиной высится брат-хранитель… И слабо улыбнулся. Красивая картинка…

— А вот этого не надо, когда я говорю о своей невесте…

Демьян сорвался — процедил сквозь зубы.

Услышав злобные нотки в его голосе, Женя насторожился.

Но Демьян быстро взял себя в руки и вернулся к довольному мурлыканью громадной кошки, которая лапой прижимает к полу пойманную мышь, время от времени выпуская когти прямо в добычу.

— Впрочем, надо бы поговорить о другом. Как современные люди, причём по общественному положению — одного круга, мы можем вежливо и со взаимным интересом поговорить на светские темы. Например, об искусстве. Ты ведь человек искусства, охотничек, не так ли? Тебя ведь волнуют темы и проблемы, затронутые в произведениях искусства? Я не шибко грамотен в высоком искусстве, не обучен, к сожалению, но я, как все лица мужеского полу, пристрастен к развлекательной киноиндустрии. Ты, охотничек, слышал я, спортсмен, не так ли? И, наверное, много смотрел фильмов о единоборствах? Скромно так похвастаюсь, что у меня дома полная коллекция таких фильмов — и старых, и новейших. Люблю хорошее мордобитие! И вот расскажу я тебе, охотничек, что меня всегда раздражало в этих боевичках.

Он поднял руку и, не глядя, прищёлкнул пальцами.

Из-за кресла своего хозяина вышел высокий и довольно плотный парень в спортивном костюме. Бритый, равнодушный, он быстро подошёл на небольшое расстояние к Жене и набычился.

Женя вдохнул. Впечатление знакомое. Пространство покачивается и, пронзительно прозрачное, словно стало живым. Так он себя чувствовал однажды, выступая на областных соревнованиях. В самом конце которых только и выяснил, что заболел гриппом. Хм. Ощущения почти сравнимы с ощущениями после бессонной ночи.

Этот кабан будет надеяться только на силу. А значит — лучше вырубить его одним ударом. Иначе измотает, а потом сам же тем ударом собьёт с ног. И драться с ними лучше не по правилам. Не спортивный здесь зал. И драться будут не на татами… Как понял Женя, Демьян собирается пропустить его через кулаки всей компании.

Он сделал шаг, другой, глядя кабану в глаза, чтобы тем самым удерживать его взгляд на себе. Тот оказался нечувствительным к ведомому взгляду и ломанулся к Жене, одним только движением показывая, что готов его свалить со своего пути, если тот вовремя не отпрыгнет в сторону. В момент замаха противника Женя резко вцепился в его поднятую для удара кисть, внезапным рывком прижал её к своей груди и ударил свободной рукой по локтевому сгибу кабана. Шаг назад и чуть сбоку — кабан взвыл, оказавшись на полу, прижатый коленом Жени. И осёкся, когда следующим ударом под челюсть Женя выбил из него сознание.

Вскочил он с противника мгновенно, побаиваясь, что Демьян не даст передышки.

И как-то стороной пожалел, что слишком быстро расправился с кабаном. Время-то тянуть бы надо…

Демьян с ленцой пригляделся к поверженному кабану и пожал плечами.

— И вот что я тебе скажу, охотничек, — как ни в чём не бывало продолжил он. — В половине фильмов из моей коллекции есть противостояние хорошего мальчика и плохиша. И заканчивается оно, как правило, победой хорошего мальчика. Но! — Демьян поднял указательный палец. — В большинстве случаев хороший мальчик побеждает плохиша при неравных условиях. Тот обычно уже вымотался после пары-тройки боёв с другими бойцами. И хороший мальчик, изображая усилие из последних сил, бьётся с плохишом так, что ему все сочувствуют. А плохиш? Ему ведь никто не сочувствует, хотя он дерётся по-настоящему из последних сил. Это несправедливо. И сегодня мы эту несправедливость попробуем устранить в реале.

Демьян снова поднял руку и прищёлкнул пальцами два раза.

Его кресло обошли двое.

С ними пришлось повозиться, но времени они много тоже не заняли. Правда, Женя заметил за собой, что стал бить дёргано. Демьян не вмешивался, как он опасался, а следил даже, пожалуй, с любопытством.

Когда оглушённые двое затихли на полу, Демьян полюбопытствовал:

— А какого х… ты вообще дерёшься? Взял бы да ушёл? Или тебя заботит судьба твоего дружка?

С трудом унимая дыхание, Женя угрюмо отозвался:

— Пора ставить точку на некоторых незаконченных делах.

— Согласен, — промурлыкал Демьян. — И что-то мы затянули с этим, не правда ли?

«Если он выпустит против меня всех пятерых, мне копец», — бесстрастно решил Женя, наблюдая за Демьяном. Снова скосился на окно. Показалось или нет, что вершины деревьев засияли-зазолотились?

Демьян резко встал. Уголок полных губ подёргивался от предвкушения.

— Не буду выматывать тебя до упора, — медленно сказал он, ухмыляясь. — Мне самому неинтересно будет, охотничек. Ну что? Спарринг?

Женя вспомнил свои опасения, когда впервые увидел Демьяна в театре. «Массой задавит», — тогда он подумал именно так. Кость широкая и тяжёлая, да и мышечная масса набрана не хилая. Неизвестно пока, ходил ли медведь куда-нибудь в единоборства, но драться с ним — только приёмами, запрещёнными в спортивных боях. Иначе…

— Я бы согласился на спарринг, — равнодушно сказал он. — Но твои ребята… Думаешь, я поверю, что ты в нужный момент не науськаешь их на меня?

— И что ты предлагаешь?

— Пусть все выйдут из дома. А мы с тобой останемся, — предложил Женя, мало надеясь, что Демьян согласится на такой расклад.

Тот обернулся к своим.

— Все слышали? Вон отсюда!

Пока он командовал, Женя снова, уже открыто, потому что Демьян-младший не видел, отвернувшись к загонщикам, взглянул в окно. Солнце поднималось. Но на что можно надеяться? Если старшие, набрав сил, сейчас выйдут из подвала, что они сумеют сделать со взбесившимся медведем? А ребята просто не успеют доехать…

И снова приказал себе закрыть все мысли о молодых волхвах и хранителях. Подспудно, хоть и не зная о том, правда, нет ли, опять боялся, что те услышат его мысли.

Загонщики обошли Женю, забрали еле шевелившихся троих и пронесли мимо него, пропадая один за другим за открытой дверью во двор коттеджа. Он внутренне усмехнулся. Демьян, может, и нехотя, но дал ему фору и мгновения для восстановления после первых двух стычек. Но чувствовал себя Женя всё же откровенным слабаком и в другое время посчитал бы будущую драку с кем бы то ни было дичью. Ноги слабые, руки — напротив, будто налиты неподъёмной тяжестью…

Дверь хлопнула.

Демьян выждал что-то и подошёл ближе.

— Куда ты смотришь? — раздражённо спросил он.

— В окно.

— Боишься, что мои полезут в окно?! — расхохотался тот.

— Нет, смотрю — солнце взошло всё-таки!

«Святобору… — вздохнул Женя. — Помоги охотнику в охоте на медведя!»

Он попытался расправить занемевшие от напряжения плечи и только усмехнулся своему движению. Как сказал Григорий? «Медведь поломал…» Ну, а сейчас — доломает. Ишь, как разминается. И правда, кажется, ходил драться… «Эх, с такими мыслями — в поединок?»

Женя внезапно выпрямился. Немыслимо, невероятно, но чьи-то сильные и тёплые ладони легли на его плечи! Усталость отчётливо покидала тело, а тёплая сила омывающей свежей волной вливалась в руки-ноги — до такой степени мощно, что, казалось, сделай шаг, — он и впрямь взлетит!

Он попытался оглянуться, но ладони на плечах сжались, не давая шевельнуться.

«Даю тебе, охотник мой, на благое дело силу! — пророкотал низкий голос из ниоткуда и отовсюду. — Очисти лес человеческий от больного зверя!»

А потом плечи освободились от железной хватки. Женя, осипло дыша, боялся даже головой шевельнуть — настолько всё произошло неожиданно.

Кажется, и Демьян заподозрил что-то.

— Эй, охотник («Не охотничек!» — радостно ухмыльнулся Женя.), что это с тобой? По прошлым нашим разборкам помню — ты не обладал силой! Так откуда ж…

— Не отлынивай! — прикрикнул на него Женя, быстро шагая ему навстречу. — Сам напросился — теперь дёру даёшь? Ну нет!

Махина по имени Демьян взревела от одного лишь высказанного вслух подозрения, что он струсил. И набросилась на охотника.

Схватка была короткой, но впечатляющей. Женя нисколько не стеснялся пускать в ход уроки опытных ребят, уличных бойцов, лишь бы не оказаться на полу, не оказаться вбитым в пол. Медведь ревел так, что охотник поневоле морщился, но Демьян уже ничего сделать не мог. Он падал раз за разом, сваливаясь с ног с таким ужасающим грохотом, что, казалось, дребезжали стены.

Во время драки Женя начал чуять, как слабеет Демьян. Солнце ли встающее подействовало? Ритуал ли волхвов? Но лучшим подтверждением, что даже его собранная (если быть честными — отобранная) сила уже не помогает волхву-грабителю, стал момент, когда Женя мельком увидел: лежащий у ножек кресла Никита зашевелился и пока ещё неуверенно старался подняться — сначала, чтобы сесть. А потом, хватаясь за кресло, — принялся вставать. Парализующее заклинание, которым швырнул в него Демьян, слабеет — понял Женя и с новыми силами набросился на медведя, сбивая его кулаками с ног и не давая подняться. Тот начинал задыхаться. «Последние дни объедался сладким?» — презрительно оскалился на него охотник.

А за окнами бушевало солнце!

Устроив новую подсечку, из-за которой Демьян грохнулся на пол всем телом, а заодно треснулся и безвольно мотнувшейся головой и завыл от боли, Женя прыгнул на него, уселся на плечо и занёс сцепленные ладони — ударить чуть ниже челюсти…

И застыл, глядя в сторону.

Повезло, что Демьян продолжал выть мордой в пол, ничего не замечая: боли он выдержать не умел.

А старые волхвы поднимались в холл по лестнице, не спеша и с каждым шагом наполняясь силы и решительности в походке.

Сидящий на медведе охотник растерялся. Может, из-за неожиданности. Может, из-за того что впереди всех шёл старик, как две капли воды похожий на Демьяна, разве что почти белоголовый от седины. Но старик ещё издалека покивал Жене, словно разрешая добить собственного внука. И тогда охотник, немного помедлив, просто встал на ноги, не отходя от воющей от боли добычи.

В нежелании наносить последний удар сказалось превосходство победителя — пусть Женя и задыхался от усилий. Собственное тело, как и было обещано самонадеянным медведем, болезненно ныло от тумаков и недавней хватки рук Демьяна, что ни говори, но мощных.

Не поверивший, что его отпустили, не поверивший, что бить его прекратили, Демьян на пару секунд замер на полу, а потом повернул голову, заслышав шорох множества шагов. Помогая себе руками, постанывая и кряхтя, он сел на полу, угрюмо поглядывая на всех исподлобья. Женя стоял рядом настороже. Мало ли чего придумает…

Старшие волхвы окружали их двоих…

Входная дверь внезапно распахнулась.

— Женька, ты не представляешь! Там какие-то типы собрались, и мы их бьём! — звонко сказал Ольга, не сразу разглядевшая с уличного света, что и в холле происходит нечто необычное. Разглядела. — Ух ты!

Никого и ничего не стесняясь, она быстро подошла к брату и встала рядом, подняв в боевой готовности руки, сжала кулаки, изумлённо глядя на ссутулившегося у его ног Демьяна-младшего.

— А что тут у вас? — шёпотом спросила она. — Вы дрались, что ли? Ой, здрасьте! Меня зовут Ольгой! — непосредственно, как привыкла, объявила она всем старшим.

Снова открылась дверь — появилась запыхавшаяся Ирина, застыла от неожиданности, а потом несмело подошла к собравшимся.

— Бабуля… — недоверчиво и радостно прошептала она. Но быстрое движение к Нине Григорьевне подойти сумела усмирить. Кажется, почувствовала, что момент не тот.

Старшие волхвы молчали, только Нина Григорьевна, словно невзначай, шагнула как-то так, что старшие теперь замкнули круг, пронизанный солнечным светом. А внутри этого круга оказались четверо — Женя, Ольга, Ирина и Демьян.

Женя это заметил как будто со стороны.

Один из старших, до боли напомнивший парня-ворона, голосом, словно человек находился под гипнозом, объявил волю:

— Скверну и гниль медвежью уберёт из волхва девица! А не уберёт — будет лишён наш Круг одной силы! И распадётся!

— Ирина, Иринушка, милая, спаси меня, дурака! — взмолился Демьян, немедленно на коленях поворачиваясь к девушке. — Всё, что скажешь, сделаю, только прости дурака! И спаси! Ты же знаешь, что я сделаю всё! Ведь иначе порушено всё будет, Ирина! Всё! Всё сделаю, что скажешь что захочешь!

— Кроме одного, — тихо ответила испуганная Ирина, сама умоляюще то посматривая на Женю, то скользя взглядом по строгим лицам старших волхвов.

Женя не сразу понял, что происходит, а когда понял… Он схватил Ирину за руку и замотал головой.

— Ни за что! — с ненавистью выплюнул он в лицо Демьяна, который глядел на него совсем затравленно. — Снова совершать ту же ошибку?! — Огляделся и с вызовом бросил всем: — Никому не отдам! Мне плевать, что Круг распадётся, ясно?! Делайте, что хотите, но Ирины я вам не отдам! Сами напортачили, а нам — расплачиваться?!

Один из старших понурился. Демьян-старший.

— Но ведь в Кругу ещё одна девица, — тихо напомнила Нина Григорьевна.

Ольга хлопала на всех недоумёнными глазами. Женя вспомнил, как рисовал её портрет — портрет с её внутренней сущностью.

— Время сейчас — не крепостное право, — с затаённой угрозой сказал он. — Моя сестра здесь вообще не при чём!

— Жень, а о чём речь? — чуть не шёпотом осведомилась сестрёнка.

На её голос тут же повернул голову Демьян. Его лихорадочно блестевшие глаза уткнулись в лицо пока ещё безмятежной девушки. Он машинально облизал губы, глядя на неё, и Жене немедленно захотелось изо всех сил ударить ботинком в это лицо…

— Ольга, тебе предлагают выйти замуж за этого выродка! — злобно от дурацкой ситуации выпалил Женя. — Ты можешь отказаться! Тебе всего двадцать три, и ты однажды найдёшь себе мужа получше этого дерьма!

Это оказалось страшным: кричать, протестовать — и понимать, что всё и все против тебя. И крик твой в пустоту. Разве что Ирина… Она сама отчаянно прижалась к нему, крепко обнимая, словно боялась, что её вот-вот силой отнимут, отдерут от него.

Ольга присела на корточки перед Демьяном, лицо которого распухло, губы вспухали и кровоточили, а один глаз заплывал.

— Страшный какой, — тихонько сказала сестрёнка.

Демьян вскинулся на её слова и отвернулся, глухо проворчав что-то…

Ольга встала, огляделась.

— Ну, не знаю, — привычно легкомысленно сказала она. И улыбнулась. — Когда я сажала посох и он зацвёл на моих глазах, мне казалось, я попала в сказку. А теперь — какие-то ужастики… А зачем мне за него замуж?

— Долго рассказывать, — буркнул Женя, старясь не глядеть, как безмолвно плачет совсем недавно сильная и решительная Ирина.

Новый стук двери.

Старшие волхвы обернулись к ней.

Молодые волхвы радостно помчались к Кругу, но постепенно останавливались, понимая, что не всё ещё закончено. Следом появился Макс, который тут же бросился к Никите. Последними вошли хранители.

Если молодые волхвы остановились, то хранители твёрдо дошли до Круга.

— Что ещё? — жёстко спросил Григорий, глядя на плачущую сестру и на Демьяна, который так и не удосужился подняться с пола.

— Он должен жениться на девушке с силой волхва, чтобы наш Круг не распался.

В холле стало тихо — так, что, когда Демьян шмыгал кровью, словно эхом отдавалось от стен.

— А Круг и не собирается распадаться! — заявил хранитель. — Мы все обрели силу, пока пытались остановить Демьяна. Посохи на восходе солнца расцвели — это значит, что наши силы останутся при нас и никто нас их лишать не будет. И последнее, что я обязан сделать, — это выполнить древний обычай замены.

И, никто слова сказать не успел, как хранитель вынул из кармана несколько твёрдых от старости листов и чиркнул зажигалкой.

— Нет-нет! — Демьян-старший вскрикнул и с протянутыми руками заторопился к горящим в руках хранителя листам.

Но огонь сожрал листы мгновенно — и последние частички Григорий легко бросил на пол. Старый волхв оцепенело следил за порхающими над ковром прозрачно чёрными лепестками…

— Женя, — позвал хранитель. — Ничего не чувствуешь?

— Уже, — отозвался Женя, ладонь которого дрожала, будто укрытая новыми твёрдыми листами, скреплёнными золотой нитью. — Держи, Ольга, это твоё.

— А что это? — удивилась сестрёнка.

— Твоя сила и твои знания. А учить тебя будет вот этот человек — его зовут… Демьян?.. — Женя на полуслове замолчал, вопросительно вглядываясь в волхва.

— Демьян Алексеевич, — со вздохом представился тот, косясь на внука.

Демьян-младший сам поднялся на ноги и, сгорбившись, ушёл куда-то на второй этаж, ощутимо сломленный и странно похожий на прохудившийся мяч.

— Воля богов, — напомнил Григорий. — Теперь всё иначе. Чтобы забрать у нас силы — придётся менять всё. Это слишком долго, муторно и даже безнадёжно. Ведь, чтобы это сотворить, надо лишить нас памяти. А городские события не дадут забыть. Из-за Демьяна-младшего силы были пробуждены — это одно. Другое дело, что теперь каждый из младших будет чувствовать этот прорыв, потому что участвовал в ритуале. Так что, старшие, будьте добры, помочь нам с умением обращаться с силой.

— Ух ты… — почти беззвучно сказала Ольга, раскрывшая свои листы. А потом посмотрела на брата и вздохнула. — А того, ну, который ушёл, всё равно жалко…

— Вот уж кого — кого, а его не надо жалеть! — сквозь зубы процедил Женя.

Младшие тем временем наконец смешались со старшими — каждый со своими. Быстрые расспросы, радость узнавания, жадные вопросы, взволнованные рассказы о том, что произошло во время восхода солнца…

Ольга огляделась и подошла к Демьяну-старшему, затеребила его нетерпеливо. Старик постепенно оттаял и начал отвечать на вопросы, потом пригласил её присесть, время от времени вздрагивая и поглядывая на лестницу…

Вскоре волхвы, старшие и младшие, парами выходили из коттеджа.

— Поезжайте-ка домой, — вполголоса сказал Григорий Жене и Ирине. — Я буду сопровождать бабулю. Вернусь вместе с нею. За неё не волнуйтесь.

— Ольга! — позвал Женя.

— Я тут посижу, а потом приеду, — звонко откликнулась сестра. — Меня Демьян Алексеевич отвезёт!

Женя засомневался, но старый волхв вздохнул и кивнул ему. И тогда он взял Ирину за руку и чуть не поволок из дома.

Во дворе огляделся и позвал растерянных друзей:

— Макс, Никита, садитесь в мою машину! Развезу по домам!

После того как через полчаса было выполнено его обещание — улицы уже освободились от людей, заражённых временным безумием Демьяна-младшего, — он остановил машину у торгового центра и, не глядя на девушку, спросил:

— Тебя отвезти домой?

— Женя, день только начинается, — вздохнула Ирина. — А я прекрасно помню, что Демьян натворил у тебя дома. Так что давай-ка отвези меня к себе. Я помогу прибраться там, а ты вызовешь какого-нибудь слесаря, чтобы он поставил тебе на место дверь.

— Сильное желание привезти в квартиру Демьяна и повозить его носом по всем комнатам, — задумчиво сказал Женя. — Ничего. Компенсацию я с него точно получу. Хоть битьём, хоть чем… Чему смеёшься?

— Ничему, — легко сказала девушка. — Я представила, как бы ты это сделал — ну, тыкал бы носом по полу. И… мне понравилось. Ну, что? Поехали? Нам ещё предстоит генеральная уборка с выкидыванием половины мебели из твоей квартиры.

— Нет. Сначала мы зайдём в магазин и наберём жратвы, — хищно сказал Женя и засмеялся собственной плотоядности, чётко обозначенной в интонациях. — Сначала поедим, а потом уж начнём уборку.

Но всё случилось не так, как они рассчитывали.

Бессонная ночь решила за них.

Нет, они и правда приехали на его квартиру, поставили сумки в разгромленной кухне и пошли побродить по квартире, чтобы уточнить масштабы бедствия.

А потом Женя решительно сбросил всё с кровати, перевернул матрас вверх тормашками, чистой стороной. И через минут пять они уснули на нём в обнимку, подложив куртки вместо подушек.

26

Глядя на субботнюю шумную ярмарку мастеров, дружно и привычно усевшихся и примостившихся в конце улицы, слушая разноголосицу, музыку, смех, ругань, Ирина примостилась на любимом камне Жени, чуть сбоку от него, чтобы не мешать. Пять молодых волхвов снизу улицы и пятеро сверху сторожили их двоих. Боевое заграждение против упырей, почуявших необычную, сейчас открытую (Женя сидел без браслета-оберега, но в тёмных очках) силу художника, отлавливало нужных людей быстро. Ярослав и Красимир в самом начале работы Жени объяснили ребятам, как отличать упырей от обычных людей, и на практике показали свои действия.

Мурашки забегали по спине, когда Ирина поняла, сколько же людей попортил Демьян-младший. За первый утренний час молодые волхвы затащили за торговые палатки человек девять. А ведь упыри пошли со всего города. И пока дойдут все… Нет, зря Ярослав надеялся за один выходной помочь всем, отмеченным клеймом Демьяна.

Она вздохнула и поправила папку на коленях. Пока суд да дело, вспоминала навыки рисования и оттачивала их на ребятах вокруг, используя их вместо натурщиков… Всегда сидевшая близко к Жене художница Марина улыбнулась ей и ободряюще кивнула.

Ирина нерешительно взглянула на мобильный. Хранители восстанавливались на работе, проходя медицинское обследование. Григорий пришёл вчера поздно вечером, и она не успела спросить у него, как дела. А утром, с разрешения бабули, ушла слишком рано, пока он спал. Позвонить сейчас? Нет, не стоит беспокоить Женю. Он хоть и рисует внешне спокойный, но напряжён так, что она чувствует это напряжение, сама волей-неволей зажавшись. Что это с ним?

Его натурщик-покупатель вскоре ушёл.

Не оборачиваясь, Женя как-то досадливо дёрнул плечом.

— Ты что? — негромко спросила Ирина.

— Не знаю. То ли постоянно жду, что ребята пропустят упыря… То ли настроение до сих пор никак в норму не придёт… Этот дурак тоже всё из головы не идёт.

— Демьян, что ли? — свободней улыбнулась девушка. — Забудь о нём. Выкарабкается. Чтобы Демьян, да не встал на ноги…

С памятного вторника, когда всё закончилось, с Демьяном они не виделись. Его дед, который и в самом деле занимался с Ольгой, сестрой Жени, объясняя всё, что она не понимала в своей «тетради», заплатил за ущерб, нанесённый квартире и мебели, беспрекословно, особенно когда приехал и собственными глазами увидел всё.

Компанию загонщиков пришлось отыскивать по всему городу. В поиске помогли те два рисунка Жени, на которых он запечатлел загонщиков, напавших на него возле его квартиры. А от них уже протянули цепочку к остальным. Эти же рисунки помогли понять, что и с Демьяновыми «боевиками» не всё в порядке. Демьян-младший пробил их — на полное подчинение ему самому и на небольшую способность выискивать людей с толикой необычных сил. Старшим волхвам, знания и умения после выхода из «болотного» плена которых восстановились, пришлось немало потрудиться, чтобы снять с загонщиков своеобразное клеймо Демьяна-младшего. Молодые волхвы в этой «процедуре» участия не принимали: такие дела для них пока слишком сложны.

Одного из загонщиков найти не сумели. Ту самую девушку, которую ребята в последний раз видели без сознания. Её родители (адрес нашли) довольно безучастно отнеслись к пропаже дочери: «А чего искать? Жрать захочет — сама явится!»

Сам Демьян уже несколько суток лежал без движения. Как объяснил консилиум старших, он испытывал постэффект снятой с него силы. Всё равно, что вколоть человеку стимуляторы, а потом резко убрать их воздействие. Полная обессиленность. Оставался он у деда, в одной из комнат второго этажа. Лежал в темноте, потому что свет резал глаза. Приглашённая опытная сиделка помогала ему время от времени поворачиваться, чтобы не было пролежней, и заставляла принимать поддерживающие препараты. Кроме всего прочего, ему кололи антидепрессанты: был слишком явно равнодушен ко всему.

Родителей Демьяна оповестили, что сын решил погостить с недельку у деда. Они «приняли информацию к сведению» с некоторым недоумением: а зачем нас вообще предупреждать?.. Их сын давно жил так, как ему пожелается.

— Наверное, я жду от него подлянки, потому что не видел его, а только слышал, что он… болен, — всё так же задумчиво сказал Женя. — Как вспомню его комплекцию, так и не верится в его плачевное положение… Или упырей слишком много, чтобы поверить, что они… сделаны Демьяном давно.

— Но ведь Ольга тебе носит новости о нём, — напомнила Ирина.

— Чаще со слов его деда, а тот, сама понимаешь, пристрастен, — недовольно сказал Женя и вздохнул. — Чёрт… Нет настроения сидеть и спокойно рисовать. Как будто вот-вот окликнут, и снова придётся куда-то бежать.

— А ты просто посиди, — предложила девушка и запрокинула голову к небу. — Такое солнышко! Припекает как! А ведь с завтрашнего дня дожди обещают. Так наслаждайся, пока возможность есть.

Женя вдруг затрясся от смеха, глядя куда-то вдаль.

— Смотри-ка… Игорь кому-то лоб припечатывает! Да так старательно! Как увижу такое, всё кажется, что от его тычка упырь отлетит на пару-тройку метров!

Глядя на Финиста-сокола, засмеялась и Ирина.

— Женьк, этот богатырь знаком тебе? — обратился к нему один из ребят. — Сумеешь уговорить его позировать на историческую картину? В следующем году дипломная. Где я ещё такого натурщика на Микулу Селяниновича найду?

— А почему — на Микулу? Стереотип, однако, батенька… — шутливо возразила Ирина. — А если Финиста-сокола с него попробовать изобразить? Слабо?

Женя оглянулся на неё, приподняв бровь.

— Хм… — Художник оценивающе пригляделся к Игорю, который в этот момент чуть не за шкирку втаскивал за палатки следующего упыря, от неожиданности слабо сопротивляющегося, а остальные принялись увлечённо обсуждать кандидатуру Игоря и вспоминать соответствующую сказку, а заодно и фильм.

Минут пять спустя Ирина почувствовала, что она и Женя как-то отключились от общей компании художников и теперь могут снова поговорить о том, что обоих волнует и интересует. Но, едва она это поняла, зазвенел мобильный Жени.

— Да, — отстранённо сказал Женя. Замер.

Из трубки доносился крик — чей, Ирина не узнала. Но крик был женский, тревожный и даже испуганный.

— Харе вопить, — раздражённо сказал наконец Женя и встал с камня. — Когда об этом узнали?.. И что? Ни одного соображения, куда он мог деться?.. Ладно, приеду.

Он сунул мобильный в карман и уставился в чистый лист на мольберте. Ирина осторожно потрогала его за рукав, напоминая о себе.

— Ольга звонила, — не оборачиваясь, сказал Женя. — Демьян сбежал. Говорил же я, что хрень — всё это, ну, то, что он ослабел до последнего. Притворялся, гад.

— И что теперь? — осторожно спросила Ирина.

— Деду его плохо. Ольгу напугал своим страхом. Она боится инфаркта или, там, инсульта. Придётся ехать туда и искать этого гада. — Женя покривился и с сожалением сказал: — И придётся сделать перерыв с упырями. Как сказать ребятам?

— Звони Красимиру, а я Ярославу, — предложила Ирина, быстро собирая их общее художническое имущество в его сумку. — Они сами соберут всех. Где встретимся?

— У «Пицца-бара»? — заколебался Женя с выбором места встречи.

— Машины всех внизу, рядом с театром, — напомнила она.

— Давай там, — согласился Женя.

Через минут пятнадцать одиннадцать молодых волхвов и один художник поспешно открывали дверцы машин: ехать к Демьяну-старшему на поиски сбежавшего Демьяна-младшего, не сомневаясь, немедленно захотели все.

— Из одного приключения в другое, — как выразился Красимир.

— Морду бить будем? — радостно поинтересовался Володя-чайка, а неизменно аккуратно и изящно одетая Диана укоризненно посмотрела на него поверх дверцы машины.

— Ты же будущий врач. Так нехорошо говорить, Володя.

— Ну и что, что врач, — пробурчал пацан. — Если он сам нарывается, что — и морду-то нельзя побить?

— На месте посмотрим, — поддержал его светловолосый Дима, горностай.

— А хранителям скажем — или без них обойдёмся? — спросила рыженькая Алиса.

— Мы — что, маленькие? — обиделся Володя. — Сами не справимся?

Ирина втихаря закатила глаза и села рядом с Женей.

… Пока ехали по городу, Женя размышлял над интересным и даже любопытным вопросом. Как же так получилось, что двенадцать опытных волхвов стали жертвами молодого недоучки?.. Он попытался представить ситуацию со стороны. Итак, с чего начинать? Наверное, с тетради волхвов. Видел Женя эту тетрадь, полистал — с разрешения Ольги, сестры. Да, всё так. Она предназначена именно для целителей и травников — людей мирных. Но в самом конце прятались два листа с приёмами боевыми. То есть, по всему выходило следующее: если старшие волхвы и знали о существовании этих приёмов, то вряд ли занимались ими основательно.

Представляя себе, как всё происходило, Женя старался не забывать о характере Демьяна-младшего. Скорее всего, дело было так. Тот, наверное, числился в любимчиках своего деда. И однажды, пока старшего не было, попробовал обыскать его любимый подвал. В поисках денег, предположим. И наткнулся на тетрадь. Полюбопытствовал, почему невзрачная тетрадка оказалась спрятанной рядом с важными документами. Открыл — посмотрел, попробовал кое-какие из приёмов. И понял, что владеет некими силами и может использовать тетрадь для своих потребностей. Сначала таился от деда. Потом сообразил, что тот не так уж часто пользуется заветными листами, и забрал тетрадь в личное пользование.

Женя вздохнул. Теперь ранее неведомое для него происшествие обретало краски и движение. Старшие волхвы собрались у Демьяна-старшего в подвале — для начала просто поговорить с ним о внуке. Демьян-младший привычно прошёл в дом деда незамеченным, давно используемым порталом, и в своё удовольствие подслушал всё, что говорили собравшиеся. Затем внезапно появился на лестнице и так же внезапно использовал боевой приём, против которого старшие волхвы были беспомощны, застигнутые врасплох… Да, вполне возможно, что именно так всё и происходило…

… Ворота во двор коттеджа были открыты. Ольга, наверное, предупредила, что приедут гости. Дворецкий, который дня два назад не без помощи старших волхвов выписался из больницы и вернулся на прежнее место работы, прямо на крыльце встретил уже знакомую ему молодёжь и предупредительно раскрыл перед ребятами входную дверь. Правда, в холле Демьяна-старшего не нашли. Нашли только Ольгу, психовавшую так, словно именно она виновата в побеге Демьяна-младшего. Она и сказала, что старшему дала валерьянки и пообещала ему самой во всём разобраться.

Ребята воззрились на Женю, а тот вздохнул и подошёл с сумкой к привычному месту — к столу, на котором однажды уже рисовал нужные портреты. Остальные окружили его, с нетерпением выжидая, что именно получился у него на листе.

Женя — предполагал оскаленную морду медведя, совершенно забыв, что Демьян насильно лишён внутренней ипостаси волхва.

Рисунок слишком худого лица, с запавшими тусклыми глазами, с обострёнными скулами, заставил примолкнуть даже самых кровожадно настроенных ребят. Уже примерно предполагавшая, как пойдёт рисунок далее, Ирина осторожно подкладывала к центральному листу другие, чистые, внимательно глядя за карандашом. Столешница постепенно наполнялась листами, словно паззлами, из которых постепенно же вырисовывалась настоящая картина.

Демьян-младший лежал на чём-то шикарном, явно в какой-то комнате, обставленной тоже довольно богато. Короткими росчерками Женя изобразил что-то вроде кровати с лёгким балдахином над нею. Вообще, комната, в которой отлёживался Демьян-младший, кажется, была выдержана в восточном стиле.

— Так, — сказала Ольга, тревожно всматриваясь в рисунок, — значит, кровать с балдахином, окно со странными шторами, софа неподалёку. Наверное, этого хватит, чтобы спросить у деда, знает ли он эту комнату.

— Почему у деда? — возразил Игорь. — А если Демьян за последние годы сам приобрёл себе недвижимость? Где и сейчас отлёживается? Вы ж сами рассказывали, что денег он нахапал бешено?

— Ну, с чего-то начинать надо, — сказала Ольга и побежала на второй этаж, который здесь считался жилым.

Пока она бегала, дворецкий невозмутимо принёс несколько подносов с небольшими закусками и несколько бутылок минералки. С этими молодыми гостями он встречался не впервые, примерно знал, что могут попросить.

Ольга задержалась так, что Женя на неё успел обозлиться.

— Ну? Что там возишься? — накинулся он. — Там упыри стра… Чёрт… Там люди страдают, а мы тут — возись с этим придурком!

— Ага! Давай ты в следующий раз туда поднимешься! — агрессивно огрызнулась сестра. — Там сиделка, как корова, ревёт! Не могу же я мимо плачущего человека пройти просто так! Пришлось успокаивать, что она не виновата в его побеге! — Она решительно шмыгнула, сама успокаиваясь, и выдохнула: — Дед сказал, что комнаты в восточном стиле — на втором этаже коттеджа родителей Демьяна! А находится коттедж в часе езды отсюда. Я еду с вами!

Кавалькада из семи машин только через два часа оказалась в дачном пригороде. Молодых волхвов пропустили в закрытый посёлок только потому, что в руках Ольги оказалась бумага, подписанная родителями Демьяна-младшего, с разрешением впустить ребят в посёлок, к нужному коттеджу.

Когда во дворе все вышли из машин и переглянулись: что делать дальше? — именно Ольга решительно пошла к дверям добротного домины, почти замка. Наверное, она и правда чувствовала Демьяна-старшего, учившего её волховским штукам, чуть не своим подопечным, которого надо выручать из-за его безбашенного внука.

А за ней потянулись остальные.

— Как ты думаешь… — прошептала Ирина Жене. — Он и правда сбежал сюда? Но почему? Устал от постоянной заботы деда? Мог бы и предупредить, что уезжает…

— Возможно, его раздражало, что дед учит Ольгу, а сам он лишён силы именно из-за этого, — пожал плечами Женя, входя следом за остальными. — Ольга, ты бы не торопилась впереди всех. Фиг его знает, как он сейчас настроен.

— Драться со мной он точно не сможет, — с превосходством ответила сестра.

— Говорил тебе — не бросай секцию, — наставительно сказал Женя. — Видишь — пригодилось! Может, снова начнёшь заниматься?

Ольга фыркнула и, не оборачиваясь, продолжила подниматься на второй этаж.

Здесь она огляделась и кивнула.

— Комната слева.

— Так, девушка, — мягко сказал Игорь. — Ты, давай-ка, вперёд не лезь. Мало ли тут…

Ирина чуть сама не фыркнула, когда, обиженная недоверием к её борцовским навыкам, Ольга сморщилась.

— Не будем никого пугать, — заметил Женя. — Предлагаю следующее: в комнату войдём сначала в следующем составе — я, Красимир, Ярослав и Игорь. Всё-таки Демьян, скажем честно, не в том состоянии, чтобы противостоять четверым, а пугать, входя такой компанией, тоже не хочется. Как будто сами боимся, — с улыбкой добавил он, заметив, что сердитый Володя открыл рот возразить.

Подумав, народ согласился.

Стучаться они не стали. Просто отворили дверь в тёмную комнату и пригляделись.

— Демьян, ты здесь? — осторожно спросил Женя.

Из глубины комнаты прошелестело что-то, что можно было уловить как согласие.

— Дверь оставьте приоткрытой — такой свет его глазам не повредит, если что, — тихо скомандовал Ярослав. — А дальше идите за мной — я вижу в темноте.

Они прошли довольно просторную комнату, прежде чем оказались у кровати с балдахином, на что-то смешливо поцокали, а потом Ярослав уселся на краю кровати.

— Ну-с, больной, и что тут у нас? — насмешливо вопросил он. — С чего это бы сбегать вздумал?

— Я… не сбегал… — снова с трудом прошелестел совершенно измождённый Демьян-младший. И закрыл глаза.

Женя, с трудом разглядевший его, поразился его худобе. Одно дело — видеть человека, возникающим таким на рисунке. Другое — видеть собственными глазами. И задался вопросом: нет, примерно он предполагал, что обессиленный человек выглядит неважно. Но Демьян-младший усох до такой степени, что представлял собой в полном смысле этой фразы мешок с костями. Что-то здесь было не так.

— Если ты так слаб, то как ты здесь очутился? — с недоумением спросил Красимир. — Что-то я не представляю, что ты сам двигаться можешь.

Вялые губы Демьяна, так и не открывшего глаз, дрогнули.

Судя по их движению, получилось только одно короткое слово: «Дура».

Внезапно они обернулись к двери. Там, из коридора, то есть из холла второго этажа, раздался странный дикий крик, будто отчаянно кричала женщина, на которую напали. Сначала кричала она одна, а потом послышалось гудение многих голосов, которые вроде как её утешали или уговаривали не кричать.

Даже в темноте Женя заметил, как болезненно скривился Демьян. Видимо, пронзительный крик на грани визга бил по его ушам.

Пришлось невольным гостям идти в холл, чтобы разобраться с происшествием.

Но они были на середине комнаты, когда дверь захлопнулась, а мимо них пробежала невысокая фигурка.

— Так, я не знаю, кто это, но, по-моему, этого так оставлять нельзя, — прогудел Игорь.

Ребята с интересом проследили, как он, уже привыкший к темноте, вернулся к кровати Демьяна. Дальше послышался сдавленный вскрик, и тяжеловесная фигура Финиста-сокола проплыла мимо них с дёргающимся и мычащим грузом в руках.

Они вышли за ним, плотно закрыли дверь.

Игорь прижимал к себе неизвестную девицу, которая безуспешно пыталась вырваться из его хватки и мотала головой, чтобы сбросить его руку со своего рта.

— Куда её? — недовольно спросил богатырь.

— Вниз, — опомнился Женя. — Пусть там орёт сколько угодно.

И вся компания спустилась вниз.

Неизвестно, как остальные, но Женя мгновенно узнал в девушке ту самую, которую Демьян-младший за волосы втащил за собой в открытый портал. Впрочем, Ирина и Ярослав с Красимиром тоже, кажется, её узнали.

В холле первого этажа Игорь невозмутимо поставил девушку на ноги, всё ещё продолжая держать её за скрученные назад руки, после чего ловко снял с ближайшего кресла какую-то тряпку-украшение и связал пойманную по рукам и ногам. После чего усадил её в кресло и предложил:

— Ну? Поговорим теперь?

— Он мой! — завопила девушка и зарыдала. — Мой и только мой! Я никому его не отдам! Уходите все отсюда! Он мой!

Всё. Она плевалась, ругалась, шмыгала сопливым носом и повторяла, как заведённая, лишь одно: «Он мой!»

Чтобы полностью разобраться, что именно она имеет в виду, Ярославу пришлось подойти к ней. Пришлось схватить её за растрёпанные волосы, при этом ещё уклоняясь от явного намерения вцепиться в его близкую руку зубами. И, лишь зафиксировав голову в неподвижном состоянии, Змей сумел успокоить девушку, понажимав известные ему точки. Да и подбежавший Володя кое-какие вспомнил. Насоветовав их, правда, с почтительного расстояния. Девушка своими воплями его здорово напугала.

Ольга и Диана нашли кухню, из которой быстро принесли воды. После попыток напоить пойманную облились сами, облили её, но в конце концов всё же доказали, что всего лишь хотят задать невменяемой пару вопросов.

Из её сумбурных воплей выяснили, что девушка и в самом деле считает Демьяна своей собственностью. Что-то в её мозгах произошло-перемкнуло, из-за чего она решила, что зверское отношение к ней бывшего волхва-медведя — это такое изощрённое проявление любви. А ещё она зациклилась на мысли, что Демьяна могут у неё отобрать. Отсюда — спонтанное сумасшедшее похищение, которого никто не ожидал. Отсюда вопли и истерика при виде нежданных-негаданных гостей.

— Так, что делаем? — спросил Женя собравшихся в отдалении от девушки волхвов. — Она ведь убьёт его этой своей любовью. Или будем считать это расплатой ему?

— С чего ты решил, что это любовь? — скептически спросила Ольга. — Эта мадама ни слова не сказала о любви. Она вопила только о присвоении.

— Может, оставить всё как есть? — неуверенно спросила Диана. — Пусть сами разбираются? Не лезть же в личные дела…

— Придётся, — вдруг сказал Володя, который ссутулился на невысоком диване, подтянув на сиденье ноги и обнимая их. — Нам придётся лезть. Надо вылечить Демьяна. Надо вылечить побыстрей эту тётку, чтобы она перестала вопить.

— С чего бы это? — поинтересовался Ярослав.

— А пошли — я тебе что покажу, — встал с дивана пацан, и два волхва-целителя утопали к девушке, которая при их приближении снова начала вопить, как оглашенная.

Вернувшийся Ярослав задумчиво прикусил нижнюю губу. Все с любопытством ожидали, что скажет Змей.

— Никогда бы не подумал… — начал он, посмотрел на Володю и замолк. — Ну, не при детях же… (Володя хихикнул.) Ребята, тут дело такое с этими психами… Господи, да как же сказать-то деликатно!.. В общем, у неё не столько с головой нелады. Она… Ну, это… Ребёнка ждёт. Ну, мы же целители, немного видим. Ну и… увидели.

Оглушительная тишина после этих слов секунды спустя взорвалась не менее оглушительным хохотом. Смеялись не над Демьяном. Смеялись не над его несчастной девушкой. Смеялись от облегчения, что напряжённая ситуация обернулась непредсказуемо странным образом.

А когда угомонились, утирая слёзы и вздыхая от переизбытка эмоций, обнаружили, что бессвязные вопли с противоположного конца холла утихли. Девицу так напугал их дружный гогот, что она замолчала.

— Вот уж не думал, что придётся возиться с ними обоими, — вздохнул Александр, орёл. — С чего начнём?

— Её придётся уговорить поехать в больницу на обследование, — осторожно сказал Ярослав. — Когда мы видели её в последний раз, она нуждалась в медицинской помощи.

Он сказал это обтекаемо, но ему поверили.

— Интересно, а она знает о своей беременности? — задумалась Ольга, горестно глядя на притихшую девицу.

— А Демьяну говорить будем? — озадачился Ярослав. — Помрёт ещё — от радости.

— А ведь она ему подходит! — ухмыльнулся Красимир. — Ему только такая и нужна — истеричка и псих, как он сам.

— Ладно, — сказал Женя. — Вы пока попробуйте её уговорить на больницу, а мне хотелось бы всё-таки поговорить с Демьяном наедине.

Ирина было двинулась за ним, но он обернулся и улыбнулся ей. Девушка кивнула и присоединилась к компании волхвов, которые собрались рядом с девицей, в первую очередь пытаясь выяснить, как её зовут.

Женя вошёл в комнату Демьяна, не закрывая за собой двери. По дороге к кровати прихватил с собой стул, примеченный ранее. Сел у изголовья, выждал, пока Демьян откроет глаза.

— Ты слишком быстро слабеешь, — тихо сказал он. — Что ты с собой сделал?

— Зачем…

— Зачем мне это знать? Мы хотим, чтобы ты быстрей пришёл в себя.

— Не… получится. Пока оставались… силы, к зеркалу… Взгляд… Заклятие раба… на себя. Если ты… понимаешь…

— Понимаю.

— Я… упырь, пожирающий… сам себя. Жить осталось…

— Самоубийством решил покончить? Легко и просто уйти из жизни? — ровно спросил Женя. — Не дам. Ты и твоя семейка о-очень богаты. А по тюрьмам и колониям сидит множество ребят и взрослых, которых ты под тем же взглядом заставил пойти на преступления ради своего собственного обогащения. На грабежи и на воровство. А потом оставил их беспомощными перед законом. Так вот, Демьян. Ты вылечишься, понял? Вылечишься и будешь платить адвокатам, чтобы вытащить всех тех, кто из-за тебя оказался за решёткой, ясно?

— Ты не… понял. Что… ты можешь сделать… чтобы я…

— Что? — всё так же бесстрастно сказал Женя и снял с запястья браслет-оберег. — Я нарисую тебя. Вот что я могу сделать.

Конец истории.