Три комнаты под березой - Ирина Седова

Три комнаты под березой

Пролог

Чудесный июньский день клонился к вечеру. До сумерек, впрочем, было еще далеко, и только воздух, напоенный ароматами луговых трав, сделался чуть-чуть прохладнее – утомительная полуденная жара уже спадала. Вдоль по дороге неторопливо ехала телега, запряженная буланой кобылой, и седок, типичный такой мужик, в рубашке, заправленной в синие поношенные джинсы, бейсболке и жилетке нараспашку, хотя и держал в руках вожжи, но не столько управлял своей лошадкой, сколько просто сидел, задумчиво поглядывая то на дорогу, то на окружавший ее ландшафт.
Заблудиться он не боялся – дорога здесь была одна-единственная, и кобылка свернуть никуда не могла при всем своем желании, тем более что колея вилась среди леса, слева малопроходимого из-за кустарника, словно охранявшего проход вглубь к настоящим деревьям, а справа шла вдоль холма, на самой вершине которого высилась березовая роща.

Холм отнюдь не был голым, ни в коем случае: он был густо покрыт орешником, с отдельными проплешинами из куртин Иван-чая, донника, пустырника и то и вовсе чертополоха в обрамлении бесконечных ромашек, васильков и тысячелистника. Запах горькой полыни приятно щекотал ноздри.
И по этому холму наперерез телеге спускалась, нет – бежала молодая женщина в длинном белом платье-рубахе. Ее светлые длинные распущенные волосы каким-то чудом ухитрялись не запутываться в высоких травах, и на руках у юной женщины был большой сверток, обернутый в бересту.

– Тпру! – скомандовал мужик своей лошади, для уверенности натянув вожжи, потому что шальная бабенка едва не спикировала прямиком под кобыльи копыта. – Ты чего прешь не глядя, словно помешанная? Жизнь надоела?
– Вот! – подбежала к нему юная особа женского пола, протягивая сверток на вытянутых руках. – Это дитя человеческое! Прими его и вырасти, и судьба тебя благословит.

Не позволив мужику сказать в ответ и слова, она положила сверток в телегу и негромко крикнула:
– Теперь мчи быстрее! Ну же!
А сама развернулась и побежала дальше в лес, неведомо как просочившись сквозь кустарник. Лошадка между тем не дожидаясь позволения хозяина, побежала рысью, да так быстро, что можно было диву даться. Впрочем, вынесши телегу на открытое пространство, лошадка перешла на шаг и дальше снова двинула не торопясь. Позволяя седоку предаваться размышлениям над тем, что сейчас произошло, сколько тому заблагорассудится. Чем мужик и воспользовался в полной мере.

А размышлял он о том, что же ему делать с необычной находкой и чем его посчитать: подарком судьбы или наоборот. Потому что до сих пор в своей жизни с таким явлением как младенцы он не сталкивался: брак его был, увы, бездетным. Кто из двоих супругов был в том виноват, медицина определить не сумела: оба-двое были признаны здоровыми, и с любовью во всех аспектах все было в полном порядке, да вот поди ж ты – даже забеременеть у его жены не получалось, не только выносить плод.
Перебежавшая дорогу шальная девица сразу всколыхнула в мужчине надежду решить проблему иначе. То есть принять чужого детеныша как своего и перестать бегать по докторам и знахаркам, теша себя зряшными надеждами…

Однако только въехав в ворота своей усадьбы мужик решился посмотреть, что же именно подбросила ему судьба в виде простоволосой босой беглянки. Потому как даже если в берестяном свертке и впрямь находился младенец, то неизвестно, был ли он жив после бешеной тряски, выпавшей на его долю. Плотно запакованное, дитя лежало тихо, даже не шевелясь.
Со всей осторожностью, на которую были способны грубые мозолистые руки, мужик наклонился над возком, раздвинул бересту и увидел крошечное беззубое существо, по всем признакам только что родившееся. На это указывала пуповина, даже не перевязанная, еще мягкая.

Дитя было девочкой с очень светлыми, почти белыми волосиками на голове, чистенькое, словно выкупанное, с аккуратным носиком и тонкими темными бровками и ресницами. Лежание в бересте словно никак не отразилось на коже новорожденной – никаких лишних вмятин или синяков заметно не было. Девочка сладко спала, улыбаясь во сне, и в сердце мужчины при виде этой улыбки тихой сапой вползло нечто вроде умиления, ему не свойственного. И незаметно для себя мужик улыбнулся в ответ.
– Что с тобой? – окрикнула его с крыльца жена, несколько встревожившись: таким она своего благоверного видела редко, и исключительно когда тот бывал нетрезв. – Снова в «рыгаловку» наведывался, вместо того чтобы что-то путное для дома купить!

– А вот и ошибаешься, зорюшка моя, – засмеялся мужик, довольный, что может сегодня подловить женку на несправедливом обвинении. – Я задержался, потому что хотел все распродать: под конец дня народ повалил, и грех был бы не воспользоваться. Из товаров, что ты заказывала, ничего не привез, кроме фланели, марли и тюля на занавески, потому как только это и имелось на базе. Зато посмотри, что мне на воз упало, когда я через лесок проезжал. Иди сюда, тебе понравится!
Женщина подошла, взглянула и тоже расцвела в улыбке.
– Какая хорошенькая! – тихо воскликнула она. – Чья она?

– Наша будет, если мы все по уму сделаем. Ее мать перед тем, как сунуть мне свое сокровище, сказала, чтобы я вырастил его как свое кровное. Пригуляла, видно, а девать некуда, вот и захотела избавиться.
– А если она заявится и захочет отданное назад забрать?
– А пусть сначала найдет нас. Она ведь ни имени моего не спросила, ни где я живу – вообще ничего. Сунула кулек в руки, и дальше понеслась.
– Куда понеслась? – настороженно спросила женщина, и веря, и не веря в повествование своего благоверного.
– В сторону речки побёгла. Только всплеск раздался!

Про «всплеск» мужик присочинил для убедительности – к тому моменту, когда пересекшая дорогу его кобылки шалая девица должна была добежать до реки, он был уже слишком далеко, чтобы хоть что-то услышать, но фантазия его уже разыгралась в заданном направлении. И в самом деле, зачем еще могла бежать молоденькая красавица через лесок с новорожденным на руках, как не утопиться?
– С нами честная сила! – ахнула женщина, перекрестясь. – Какие страсти ты мне рассказываешь!
Но глаза ее не отрываясь смотрели на малютку, а разум уже прикидывал, как сделать так, чтобы сельчане поверили, будто мать – она, и никто другой.

Она окинула взглядом ухоженный двор усадьбы – теперь здесь будет кому бегать, она глянула на вишневые деревца в палисаднике напротив окон – теперь будет кому лакомиться недозрелыми плодами, и будет кого сгонять с большой черемухи возле забора – все теперь вокруг наполнилось новым смыслом. Будет кого приваживать к хозяйству, будет кого учить шить-вышивать и печь пироги. Все у нее теперь будет как полагается, и соседки перестанут показывать на нее пальцами как на ущербную…

Ребенок зашевелился. Женщина взяла недавно рожденное существо на руки и поцеловав, прижала к груди.
– Солнышко мое, – прошептала она взволнованно. – Никому, никому мы тебя не отдадим!
Не успела она это вымолвить, как калитка забора, отгораживающего их усадьбу от улицы, открылась, и во двор вошла сгорбленная старуха неопределенного возраста, с клюкой. При виде ее хозяйка дома судорожно обняла дитя и попыталась прикрыть его фартуком.

– Зачем явилась, Лизавета? – вымолвила она пытаясь за злостью скрыть испуг, потому что переступившая границы их двора старуха слыла ворожеей и знахаркой, в просторечии именуемая «ведьмой». – Мы тебя не звали, у нас все здоровы!
– Поздравить с будущим пополнением семейства! – молвила ведунья. – Духи благословили вас. Помнишь, ты приходила ко мне давеча? И сегодня мне видение было – не пустая ты. Сын у тебя по весне родится, но к алтарю его не носи, своя судьба у него будет, по его выбору.
– А ты, – обратилась она к мужику, – езжай к фельдшерице в больничку, скажи, пусть справку напишет, что родила, мол, твоя жёнка дочку, пока ты в городе был. А что не отмечались вы нигде, так это чтобы не сглазить – все же знают, как долго у вас детей не было, вот и скрывались вы ото всех. Скажешь, что роды принимала я. Да тюль, что ты из города привез, с собой прихвати ей на подарок…

Часть I
Спроси у березы
Глава I
Две двери

Остановив машину напротив старого пятиэтажного здания, отреставрированный фасад которого выглядел достаточно респектабельно, но ничего особенного в смысле чудес не обещал, Станислав Львович глянул на вывеску интересовавшего его офиса и поморщился.
«Под березой», – да, ему сюда.
Искомая береза, не слишком высокая, но достаточно кудрявая, росла тут же, в трех метрах от крыльца подъезда, не заслоняя от посетителей ни высокой двери из полированного дерева с двумя массивными бронзовыми ручками, выполненными под старину, ни двух табличек по обе стороны упомянутой двери. Само крыльцо издали казалось мраморным. Оно было невысоким – всего на три ступени, но эти три ступени означали для Станислава Львовича последнюю надежду. Полиция оказалась бессильна. А здесь… Ему настойчиво рекомендовали эту контору как специализирующуюся на розыске пропавшего. В том числе и людей.

Станислав Львович медленно привел свою «Ладью» в движение, чтобы переместить ее на прилегавшую к подъезду парковочную площадку, и вышел, машинально захлопнув и заблокировав за собой дверцу. Ноги его с трудом передвигались – он просто заставлял себя идти. Потому что никакой надежды внутри себя он не ощущал – он просто выполнял просьбу своей жены, не выдержав ее слез и пустого, остановившегося взгляда в никуда.
Все верно – на левой табличке на стене возле двери черным по белому было написано: «Детективное агентство». Ниже было написано расписание – часы приема посетителей…

Станислав Львович протянул руку к ручке высокой массивной двери и нажал на нее. Дверь неожиданно легко открылась, пропуская его в миниатюрный вестибюль типа тамбура, из которого далее вели две двери напротив друг друга, оббитые кожей, только одна кожа была черной, а другая – белоснежной. Впрочем, стены вестибюля-тамбура тоже были отделаны «под кожу», только светло-коричневую, охристую, почти золотистую.
Прямо по курсу, на торце вестибюля помещались кресло-тумба, темное покрытие которого казалось мягким, и небольшой полированный столик с письменным прибором. Прибор представлял из себя ручку на спиральном крепеже, воткнутую в нечто вроде старинной чернильницы-непроливайки. Между столиком и черной дверью располагался широкий кожаный диван, точнее софа, поскольку подлокотник у этой конструкции для сидения был только один.

Что могло бы поразить человека, склонного к восточной эстетике, так это обилие зелени на стенах вестибюля. Высажена она была весьма искусно: там, где полагалось бы быть плинтусам, сплошным рядом высились однотипные квадратные керамические горшки, и из центра каждого тянулся стебель с мелкими листочками, доходя до потолка либо заворачиваясь аркой над дверями с табличками и мебелью.
Однако Станислав Львович к восточной эстетике склонен не был, тем более сегодня. Все это его глаза отметили чисто машинально, как и надпись на белой двери: «К Мадам Дрэе». Вот только ему надо было к двери черной, туда, где на стене была прибита скромная черная табличка с набором букв, гласивших: «Детективное агентство «Под березой». Он потянул на себя ручку двери и переступил порог.

К его удивлению, внутри никаких чудес не было – растения наличествовали, но в умеренном количестве: в виде двух кадушек возле входа, где росло нечто вечнозеленое широколиственное, и трех бра с неприхотливой традесканцией. Бра были подвешены на стене напротив окна, а окно было забрано жалюзи. Строгость и деловитость помещению придавали два стола, один явно для приема посетителей, с двумя пустыми креслами напротив друг друга.

Второй стол располагался под прямым углом к первому, непосредственно под окном, в комплекте с двумя вращающимися стульями, один из которых, с подлокотниками, занимала красивая молодая девица. Золотистоволосая, чернобровая, с несколько бледноватым цветом лица, она была одета в строгий деловой костюм светлого цвета. Впрочем, банальное слово «девица» к молодой особе в костюме не очень шло. Ее так и хотелось назвать иностранным словом «леди», и лицо ее словно излучало притягательность, которую в XIX веке именовали магнетизмом.
Интерьер дополняли два шкафа с папками и книгами и картины под бра, визуально увеличивавшие интерьер помещения. Над центральным столом висела карта-план города с окрестностями, похоже что интерактивная. Это было и все – впрочем, на обоих столах кроме деловых бумаг стояло по компьютеру и стационарному телефону – дисковому, под старину.

Лицо девушки показалось Станиславу Львовичу знакомым – он прошел и сел, но не напротив нее, а на стул возле центрального стола. Девушка подняла голову, и посмотрела на посетителя – глаза у нее были черными и блестящими – таких Станислав Львович не видел уже лет двадцать как. Они и притягивали, и пугали – казалось, сама темная ночь отразилась в них, оставив по звездочке в каждом из зрачков.
– Леся… ведьма… вот значит, как… – прохрипел он, потому что горло у него сдавило, и он испытал внезапный приступ удушья.

Услужливая память мгновенно перенесла его на двадцать лет тому назад, когда он был юн, легкомысленен и не то чтобы сверх меры влюбчив, но устоять перед обаянием черноглазой блондинки со звездами вместо зрачков просто не смог. Это было лето, когда решалась его судьба, хотя он о том еще не подозревал – он приехал вместе с родителями осматривать лесную деревеньку, возле которой те намеревались совместно с компаньонами построить нечто вроде санатория с турбазой – два в одном. Деревня должна была впоследствии поставлять обслуживающий персонал и полноценное экологически правильное питание, а пока могла дать некоторое количество строителей и прочих работников типа вальщиков леса и низовых малоквалифицированных исполнителей.

Место было просто шикарным, и имело только одно «но» – деревенские жители твердили про какую-то священную рощу, которую не только вырубать, но даже трогать было нельзя во избежание мести лесных духов. Отец называл это суевериями и смеялся, когда хозяйка дома, где они временно поселились, многозначительно поджав губы, пересказывала ему разные ужасы, происходившие с теми, кто пытался гулять там в неурочное время или оторвал там хотя бы единую веточку.
В ее рассказах фигурировали и сломанные ноги, и осы-убийцы, и утопление в болоте, и просто смерть оттого, что человек начинал ходить кругами и не мог выбраться.

– Вон Кирьянов Федька пошел туда на спор, что папоротнику нарвет на Ивана Купалу, так вернулся домой весь в ожогах и волдырях. Чуть не помер.
– Так не помер же.
– Травница наша откачала, Леська. Чем-то она его намазала – как рукой сняло. Но больше он в ту рощу ни ногой.
– В крапиву попал, наверное, – сказал отец.
– В заросли борщевика его завело, а не в крапиву.
– От ожогов борщевика мазей нет, – осторожно сказала мать.

– А я и баю – помирал он. Но Леська наложением рук лечить умеет – ведьма она (при этих словах хозяйка дома понизила голос до шепота и перекрестилась). Знается она малёхо, хитрости разные ей известны, как по лесам безопасно бродить и со зверьми разговаривать, чтобы не трогали.
– Ну-ну, – сказал отец примиряюще.

В первую же субботу Стас пошел на танцы в тамошний клуб и сразу же приметил в стайке девчонок невысокую тонкую блондинку, державшуюся несколько отчужденно да и одетую не то чтобы немодно, но как-то на особину. Подол ее юбки был на пару сантиметров длиннее, и блузка самопальной, а не купленной в торговой точке. Впрочем, наряд ей шел и выгодно оттенял светлую кожу с нежным румянцем, пухлые губы, покрашенные помадой приглушенного оттенка и чудесные выразительные глаза, казавшиеся черными под бархатом густых длинных ресниц.

Блондинка посмотрела в сторону Стаса, улыбнулась ему – и он погиб.
«Моя!» – подумал он про себя, готовый передраться за нее со всем селом. Он подошел к девчонке на негнущихся ногах и пригласил на танец. Да и не отходил от нее весь вечер, а после проводил до дома и пригласил на свидание, позабыв даже спросить ее имя. Впрочем, себя он тоже не назвал – соображалку у него в тот вечер отшибло начисто: он не помнил, что говорил, и время для него пронеслось единым мигом.
Впрочем, договориться о свидании на следующий день он все же догадался, а услышав согласие, ликовал так, что сам себя не узнавал.

– Меня зовут Олеся, – представилась ему девушка при их следующей встрече. – А тебя Стас, да? Твои родители хотят построить у нас базу отдыха.
Она произнесла это так печально и столь тревожно, будто сообщала о трагедии мирового значения.
– Все верно, – подтвердил Стас. – Ты считаешь, будто это плохо?
– Смотря где они намереваются расположить базу.
– Это ты про березовую рощу собираешься мне в мозги вкручивать? – Стас намеренно добавил в тон реплики дозу сарказма. – Я думал, в вашей деревне только старые бабки верят во всякие россказни о духах, загубленных душах и прочей чертовщине. Тебя вон ведьмой назначили… Или у вас в селе еще какая Леся живет, с вот таким носом и длинными желтыми клыками?

Девчонка сверкнула белозубой улыбкой и засмеялась.
– Конечно, я никакая не ведьма, но другой Леси у нас в деревне нет. А на травах чуток знаюсь, потому что я в медицинский поступать готовлюсь. Вот и изучаю фармакологию по книжкам и Интернету.
– И всю-всю местную флору опознать можешь?
– Думаю, что да. Мне один лесной дедушка все показал, еще когда мне лет десять было, да баба Лиза. А я потом в книжках прочла, от чего каждое растение пользуют, и запомнила.

– А заговоры?
– Какие заговоры?
– Ну, настоящей ведьме положено всякую ерунду бормотать, когда она зелье варит.
Девчонка снова рассмеялась:
– Я же сказала тебе: я не ведьма. А березовую рощу твоим родителям и в самом деле лучше не трогать. Священная она. На вас все село обозлится, если вы нарушать начнете и над обрядами изгаляться.
– А ты можешь сводить меня туда и все там показать?

Девчонка задумалась. Пробегавшая мимо собака внезапно остановилась и начала заливисто лаять на Стаса, а затем зарычала так, что ему стало не по себе.
– Прекрати, Жучка! – строго сказала девчонка, обращаясь на этот раз к животному. – Стас наш гость. Он хороший парень и не собирается делать ничего плохого.
Псина заворчала и снова что-то пролаяла.
– Домой! Кому говорят – домой!

Собака отпрыгнула в сторону и побежала дальше. Стас смотрел на всю картину и в сердце у него на мгновение мелькнуло подобие испуга. Хозяйка домика, где они остановились, говорила правду: эта девчонка и впрямь была не из обычных. Он глянул ей в лицо, которое выражало легкую насмешку, поймал взгляд черных бездонных глаз, и испуг его сменился любопытством.
– Как ты это делаешь? – спросил он.
– Почему она меня послушалась? Потому что некоторые животные, поумнее, понимают человеческую речь. В Жучке примесь волчьей крови, и она еще щенком выделялась из остальных…

Так, болтая, они шли по улице, и Стас даже не подозревал, что из всех окон, где горел свет, за ними наблюдают местные жители. Он еще не знал, что в деревнях секретов не бывает – все знают обо всех все. Или по крайней мере все самое главное. Его только несколько удивляло, что девчонка не только не позволяет себя обнять, но вообще старается держаться от него «на пионерском расстоянии».
Промелькнула еще одна неделя, и вот тут-то и случилось происшествие, после которого сама жизнь Стаса больше никогда не была прежней. Это было на следующий день после танцев. К нему подкатило трое местных парней примерно одного с ним возраста, и на лицах у них вырисовывались какие-то не совсем понятные эмоции.

Стас было предположил, что предполагается драка, но нет…
– Федя, – представился ему один из парней: рыжий, конопатый и по виду самый взрослый из троицы. – Мы слышали, ты интересуешься разными мистическими штучками… Хочешь побывать в настоящей заповедной роще и увидеть каменный алтарь, на котором раньше приносили жертвы духам?
Стас заколебался. Предложение было больше чем заманчивым, но вместе с тем было в нем что-то такое, отчего по шее его пробежал холодный озноб – в селе, где верили в ведьм, приглашение на алтарь могло обозначать все что угодно.

– Ух ты! – изобразил он любопытство. – Неужели у вас до сих пор справляют язычески е обряды?
– Боишься? – осклабился тот из подошедших, который назвался Федей.
– Вообще-то нет, но я пообещал своим предкам не лазить по окрестностям в одиночку, и они кипишь могут поднять.
– Ты ж не один, а с нами.
«Тем более с вами», – подумал Стас, но вслух произнес:
– Угу. Но сказать им об этом не лишнее. Мой отец бизнесмен, и я пообещал ему держать его в курсе всех своих передвижений.

Достав мобильник, он позвонил сначала отцу, затем матери, краешком глаза наблюдая за реакцией своих новых знакомых. Ничего особенно зловещего он не заметил, и его путь в неизведанное начался.
Парни были на машине, и всю поездку они рассказывали, что скоро наступит ночь на Ивана Купалу, когда расцветает папоротник, и будто бы цветок его способен указать, где зарыт самый настоящий клад.
– Этот папоротник растет возле того камня, который мы хотим тебе показать. Но искать цветок этот надо только в одиночку, иначе он не покажется…

Минут через пятнадцать начался лес, а еще через пять машина остановилась возле высокого холма, на вершине которого за зарослями орешника виднелась группа берез, и куда вела чуть приметная тропинка.
– Дальше только пешком, – сказал один из парней. – Федька остается в машине, а мы готовы показывать тебе путь. До орешника топаем вместе, а дальше ты один – если не дрейфишь.

Был ясный летний день, дорога шла вдоль холма, и заблудиться в общем-то было невозможно. Поэтому Стас только пожал плечами и вылез наружу. В лесу царила приятная прохлада, и запах цветущих трав будоражил ноздри. Если бы не насекомые, то вообще был бы полный ажур, но и тут парни постарались – Федька вытащил из бардачка машины какой-то пузырек с приятно пахнущей жидкостью и предложил намазаться.
– От комаров, – кратко пояснил он.
Стас взял в руки флакон и нюхнул – пахло чем-то медовым, вкусным. Но осторожность взяла свое – весь намазаться он не решился, только провел полоску по лбу, как это сделали его проводники. На середине холма орешник внезапно кончился, а тропинка стала совсем узкой.

– Дальше мы не пойдем, – сказали парни. – Если хочешь, иди один.
– Вообще-то вы обещали показать мне алтарь, – сказал Стас.
– А ты его увидишь, если поднимешься. Это большой такой валун, на стол похожий.
– Вы же там никогда не были. Откуда знаете? – произнес Стас с сомнением.
– Другие были. Они рассказывали.

Парни развернулись и пошли вниз. Неизвестно отчего, но Стасу очень захотелось вернуться к машине с ними, однако стремление не выглядеть трусом победило. Он набрал в грудь воздуха, стиснул зубы и потащился наверх. Впрочем, добраться до рощи он не успел – буквально через несколько минут он врезался в осиный рой, и не успел ничего сообразить, как на лоб его спилотировало нечто жужжащее и кусючее.

Не разбирая дороги, Стас кинулся прочь, пока не очутился прямо перед зарослями огромных зеленых стеблей с огромными резными листьями, увенчанных огромными белыми соцветиями. Стас едва успел притормозить – это был борщевик, тот самый, ожоги которого его, красавца-мажора навсегда бы превратили в изуродованного, покрытого безобразными шрамами персонажа местных поверий и легенд…
Стас развернулся и, прикрывая лицо, побежал в обход. Осы в его понимании были предпочтительнее!

Вот и орешник… Вот и тропинка, по которой они с парнями поднимались… Увы, спустившись на дорогу, он обнаружил, что машины там уже не было – местные парни уехали, бросив его самому «грести» до деревни пешака. До домика, который снимали его родители, Стас добрался только под вечер, с распухшим лицом, распухшими руками и ногами. Осы ухитрились забраться даже под его рубашку. Родители немедленно вызвали скорую помощь, но по злой иронии судьбы та поломалась, не успев добраться даже до окраины села.

А потом разразилась гроза, и молния попала в единственный мост, связывавший село с райцентром, и выехать куда-либо стало невозможно вообще. Стас к тому времени уже валялся с температурой под 40 и бредил.
– Я вас предупреждала, – сказала хозяйка дома. – Вы задумали злое дело, вот духи и разгневались. Зовите Леську, и если она не поможет, то помрет ваш парнишка…

Глава II
Стас и ведьма

Свое пробуждение на следующее утро Стас запомнил на всю свою дальнейшую биографию, точно также как и все события последующие двадцати четырех часов. Он лежал в постели абсолютно голый в обнимку с голой девицей. Он чувствовал себя абсолютно здоровым, и зеркало на столике это подтвердило. На его лице и теле не было ни единого следа от укусов коварных насекомых, оно было чистым и свежим.

В голой девице, которая по-прежнему крепко спала, он опознал Олесю, вот только красота ее бесследно испарилась. Он увидел темные круги под ее глазами, бескровные губы, дряблую кожу и обвисшую грудь. Только волосы оставались по-прежнему белокурыми да ресницы черными, но блеск в глазах погас и выглядела она под тридцатник. Самым же паршивым было то, что, проснувшись, эта увядшая особа имела наглость утверждать, что он, Стас, обещал на ней жениться и обязан свое обещание выполнить сегодня же!

– Чего? – возмутился Стас. – С какой радости я побегу с тобой в ЗАГС?
Ответ девицы был:
– Я отдала 10 лет своей жизни ради того, чтобы ты не окочурился.
Сказать, что Стас был в шоке – это не сказать ничего.
– Ты? Отдала мне 10 лет? Тем, что со мной полежала? – возмутился он. – Только не говори, будто между нами что-то было. Даже если бы и так, то я тебя не звал, да и не помню я ничего такого. Не нужно было мне от тебя ничего. Одевайся и убирайся!

Он думал, что сейчас будут слезы и истерика – но нет, девица улыбнулась и глухо произнесла:
– Ничего не надо, говоришь? Ну так повтори это еще разок. Скажи: «Я возвращаю тебе то, что ты мне сегодня ночью дала. Пусть солнце в небе, трава за окном и земля под травой будут тому свидетели.»
– Я возвращаю тебе то, что ты мне сегодня дала, – повторил Стас насмешливо. – Довольна? А теперь исчезни.

Девчонка засмеялась. И странная перемена произошла с ее лицом. Тени под глазами исчезли, кожа вновь стала гладкой, глаза заблестели… Из постели на прикроватный коврик спрыгнула красавица, а тело Стаса начало стремительно опухать и зудеть, его снова зазнобило и голова закружилась.
Девчонка подошла к двери и громко сказала:
– Извините, но ваш сын отверг мое лечение. Он сказал, что ему от меня ничего не нужно. Я, пожалуй, пойду…

И она действительно ушла. С трудом протянув руку к прикроватному столику, Стас снова потянулся к зеркалу. Но ему можно было туда и не глядеть – что он там увидит, ему уже было понятно.
Когда в комнату вошли мать и хозяйка дома, они застали Стаса откинувшимся на подушки. Он рвал и метал, он стонал. Он верил и не верил в лечебные свойства ведьмовских объятий.

– Что же ты натворил, дурашка! – укоризненно молвила хозяйка дома после того, как он рассказал как было дело. – Ну расписался бы с Леськой в ЗАГСе, ну пожили бы сколько-то, потом разошлись. Зато был бы сейчас жив и здоров.
– Я и так выздоровлю, – упрямо проговорил Стас, хотя при одной мысли о том, что он может остаться таким вот раздувшимся навсегда, его начинали бить корчи. – Через несколько дней опухоль начнет спадать, надо только перетерпеть.
Но хозяйка только покачала головой.

Спустя два часа Стасу стало совсем плохо, и хозяйка снова вызвала Олесю, на этот раз по мобильнику. К тому моменту, когда та пришла, Стас уже был готов на все-все-все. Мать только что в ноги ей не кинулась, обещая любые блага.
– Нет, – сказала девушка, взглянув на Стаса. – Он отверг мое лечение, и я помочь ему не в состоянии. Спасти вашего сына могут только духи, если он обратится к ним сам, но они ничего не делают бесплатно. А вам нечего им предложить.

– Придумай что-нибудь, Лесенька, – заискивающе молвила хозяйка, – смышленый ведь парнишка. Привязалась я к нему: нет у меня своих деток, не послал бог. Уважь меня, старую!
Олеся подумала.
– Только ради тебя, тетя, – наконец сказала она. – Знаю я, какую цену можно предложить духам. Пусть сходят за отцом, мне нужны оба родителя. А сама выйди…

– В общем, так, - проговорила она, когда вся семья была в сборе. – Поклянитесь, что если лесные духи снимут с вашего сына хворь, вы не только сами не станете вырубать священную рощу, но будете охранять ее от посягательств кого бы то ни было.
– Обещаем, – сказал отец.
– Все трое пообещайте, каждый за себя… Второе – вы полностью подчинитесь моим требованиям и сделаете все как я укажу, каким бы глупым или странным оно вам ни показалось… И прежде всего это касается тебя, упоротый ты наш, – обернулась она к Стасу. – Обряды необходимо исполнять один в один, так, как они совершались нашими предками. Останавливаться на полпути и идти на попятную будет нельзя – духи накажут за то, что их потревожили напрасно. Готовы?

Родители Стаса переглянулись.
– Мы согласны, – сказал отец. – Что надо делать?
Девушка подумала.
– Стас должен все проделать сам, – был ее вердикт. – Он должен встать с постели, одеться и пойти со мной. Пешком. Если вы хотите, вы можете помочь ему преодолеть дорогу до холма. Я пойду впереди, и буду показывать, куда идти. Путь займет два часа. До полуночи еще есть время, и мы как раз успеем… Возьмите с собой еды и питья, я тоже сейчас схожу домой и кое-чего с собой прихвачу. Ждите. И запасайтесь терпением – сегодня оно вам понадобится…

Спустя примерно полчаса странная процессия из юной девицы впереди и трех человек позади (двое вели третьего) двинулась к лесу. Спускались сумерки, но причина, отчего их компанию никто не видел, крылась не в этом – просто на селе сегодня было непривычно пусто. Даже собаки не лаяли и коровы не мычали. Хозяйка перекрестила их на дорогу, но сама не пошла – у нее побаливали ноги, и Олеся велела ей остаться.

Они шли, шли и шли. Сумерки сменились ночью, и ослепительно яркие звезды вспыхнули на темном небе, причиняя глазам почти физическую боль. Светила полная луна, позволяя видеть узкую тропинку, по которой они передвигались, и странные запахи, долетая до ноздрей Стаса, будоражили его воображение. Стиснув зубы, он брел, проклиная свою слабость, заставлявшую его цепляться за руки, поддерживавшие его по бокам, и он молчал, стараясь не стонать, что ему в общем-то удавалось вполне. Дорога между тем сначала шла под гору, затем довелось перейти через два ручья по перекинутым вместо мостиков скользким бревнышкам и повела в гору. А потом Олеся неожиданно сказала:
– Пришли.

Она показала куда-то вбок, и в лунном свете Стас увидел примитивное строение типа избенки с дверью, закрытой на щеколду. Пройдя крошечный тамбур, они очутились в маленьком помещении с печью, столом, широкой лавкой и табуреткой возле стола. Впрочем, такие подробности Стас рассмотрел потом, когда глаза его слегка привыкли и появилось некоторое подобие освещения.
Итак, они зашли. Олеся достала из заплечного мешка свечку, зажгла ее, и, обнаружив на столе нечто вроде подсвечника, вставила туда свечу.
– Садитесь, – сказала она. – Мы пришли слишком рано, и нам придется подождать некоторое время. К тому же надо поесть, и вообще подкрепиться. Доставайте свою снедь…

Она извлекла из шкафчика, висевшего в углу, четыре чашки и три тарелки и, поставив их на стол, вынула из своего мешка небольшую котомку, и вытряхнула из нее на стол пять бумажных пакетиков.
– Это твой дом? – спросил отец Стаса, чтобы нарушить молчание.
– Нет, здесь раньше жила баба Лиза. Знахарка. Еще она была что-то вроде шаманки или жрицы. К ней обращались, когда старинные обряды проводить нужно было. Некоторые. Но она умерла годиков пять уже тому как. Мне тогда двенадцать лет было, и я много чего успела у нее перенять.

– А теперь кто эти обряды исполняет? Ты? – спросила мать.
– Нет, я по возрасту не подхожу. Сейчас некому.
– Но ты их знаешь?
– Конечно знаю, я видела и чутка участвовала. Баба Лиза мне все хотела передать, но не успела. Пришлось у камня просить силу, но мне велено было подождать, пока мне не исполнится хотя бы двадцать лет.
– А что за обряды? – снова спросил отец.
– Посвящения первенца, например. Если у молодых первым ребенком родится мальчик, то его несут в священную рощу, надрезают ему палец и капают несколько капель на жертвенный камень. После этого ребенка обносят вокруг самой старой березы, она стоит в центре поляны и произносят слова посвящения с просьбой даровать ему здоровье, благополучие и долгую жизнь.

– И это все сбывается?
– Почти всегда. Его семья тоже от этого удачу имеет. Но когда ему исполняется семнадцать лет, он должен прийти к шаманке, уже сам, чтобы она привела его в рощу и совершила с ним обряд обручения. Шаманка вызывает лесных русалок, их здесь называют мавками, и с одной из них шаманка совершает обряд бракосочетания. Происходит это накануне ночи на Ивана Купалу, ясным днем. В ночь на Ивана Купалу, когда девушки гадают на замужество, обрученный парень высматривает ту, венок которой утонул. Считается, что этот венок утопила его мавка, чтобы вселиться в эту девушку и стать его супругой среди людей.

– И он женится?
– Конечно. Плохо только, что обычно мавка выбирает самую некрасивую девушку, и богатства у их семьи не будет, сколько ни старайся, только благополучие. Земля будет рожать ровно столько, сколько надо для прокормления, скот давать приплода ровно по надобности. Но дом будет полная чаша, и в хороших делах удача. Сам будет здоров, жена и дети тоже.
– А если он не захочет жениться? – спросил Стас.
– Тогда беда его ждет. Его в рощу будет тянуть, к той березе, с которой он обручился. Он начнет ее искать, блуждать по лесу, и когда наступят холода, замерзнет у ее корней. Загинет.

– Жуть! – сказал отец. – А нельзя все это как-то прекратить?
– Нельзя. Это обряды плодородия. Чтобы земля родила, скот плодился, а эпидемии обходили деревню стороной.
– И мы должны будем вот в этом участвовать? Это охранять?
– Ага.
Олеся налила в одну из чашек какой-то травяной отвар, из принесенной с собой бутылки, насыпала в другую ягод из одного из пакетиков и сказала Стасу:

– Это калина. В ней горечь. Ты должен разжевать ее и проглотить. И запить отваром.
– Но из чего этот отвар? – спросила мать. – Можно узнать? Я медик… или это секрет?
– Из листьев земляники, что у земли и листьев березы, что над землей… А это рябина, – высыпала она в опустевшую чашку содержимое второго пакетика. – В ней терпкость.
В остальных пакетиках были ягоды клюквы (кислота), малина (жар) и черника (сладость). Каждую порцию ягод полагалось запить все тем же отваром из листьев. Стас морщился, но послушно прожевал все и проглотил.

– Нам пора, – сказала Олеся. – Сегодня ночь на Ивана Купалу, когда духи леса просыпаются и могут общаться с людьми. Но ваш сын должен будет идти один. То есть без вас, только со мной.
– Я должен буду жениться на русалке? – попытался отшутиться Стас.
– Эту возможность ты уже потерял. Она была вчера. Если бы ты не побоялся ос и поднялся бы до вершины холма… Снимай кеды, идти будем босиком…

– А если я наколю ногу?
– Ну наколешь, и что? Разве это важно? Будешь идти через боль. Хоть ползком, хоть катком, но двигай за мной. Если хочешь жить, конечно.
Стас жить хотел. Очень хотел. Иначе понять, каким образом он дотащился до рощи, было бы невозможно. Он мало чего соображал и почти не отреагировал, когда на полпути девчонка остановилась возле вытоптанной среди разнотравья площадки и произнесла, указав на лужицу, видневшуюся из-под узких высоких стоячих листьев:

– Это ключ. Родник то есть. Запоминай.
Стас кивнул, ему было все равно. Дальше они снова брели молча, пока не вышли, наконец, к березняку, пройдя вглубь которого вырулили на поляну, сплошь заросшую папоротником. Громадный плоский валун, похожий на овальный стол, темнел справа, а посреди поляны высилась береза. Не очень стройная, скорее разлапистая и старая на вид.

Кинув взгляд на свою проводницу, Стас ощутил, как волосы у него на голове слегка зашевелились. Лицо ее преобразилось, сейчас оно почти светилось и в свете луны стало совсем бледным, Глаза, брови и ресницы потемнели до полной черноты, и только теперь он осознал, что одежда, в которой девушка сюда пришла, также была белоснежной.
– Ведьма, – прошептал Стас внезапно пересохшими губами.
– Жрица. Стой рядом со мной и ничего не бойся, – донесся до него спокойный ответ. И приказ, который прозвучал в тоне ответа, заставил его беспрекословно подчиниться.

Его спутница между тем вытянула руки вперед и громко произнесла:
– Сестры мои и подруги! Взываю к вам, помогите! Не со злом пришел к вам этот человек – с добром и мольбой. Болен он. Милости я для него прошу и спасения. Душа его чиста и не замарана смертным грехом. Готов заплатить он тем, что у него есть и что запросите.

– Ой ли? – произнес старческий голос, заставивший Стаса вздрогнуть. Потому как прямо чуть ли не перед самым его носом возник старик. Старик этот явился словно из ниоткуда – прямо из воздуха, точнее, из темноты. Одежда его казалась черной и потрепанной, и состояла из подпоясанной рубахи навыпуск и помятых штанов. Морщинистое лицо казалось смугло-коричневым, а плотная коренастая фигура, казалось, излучала необоримую силу.

– Ой ли? – повторил старик. – Разве он не нарушил обещание, отказавшись на тебе жениться?
– Он ничего мне не обещал, – отвечала девушка. – Он не знал, что делает, он был без сознания и ничего не помнит, что было прошлой ночью.
– А сейчас он понимает, что делает? – строго поинтересовался старик. – Или он завтра опять скажет, что ничего не соображал?
– Он пришел сюда сам, – отвечала девица.
– Тогда пусть ответит… Ты видишь меня?
– Вижу, – отвечал Стас глухо.
– И слышишь?
– Слышу.

– Тогда скажи, чем ты можешь расплатиться, если у тебя ничего нет, кроме тебя самого?
– Собой. Скажите, что надо сделать, и я сделаю. Если это будет в пределах человеческих сил, конечно.
– Даже жениться вон на ней? – старик кивнул на Олесю.
Стас задумался.
– Я не хочу больше выходить за него, – быстро проговорила Олеся. – Я хотела его любви, а не чего-то другого. Но он даже сейчас ничего ко мне не испытывает, кроме страха. Зачем мне это?

– Отдай его нам, нам, нам, – зазвучали мелодичные девичьи голоса, казалось, исходившие от окружавших поляну берез. Еще миг – и от каждого дерева отделилась стройная девичья фигурка в длинной белой рубахе.
«Лесные русалки. Они же мавки», – промелькнуло в голове у Стаса. Русалки были столь прекрасны, что желание подойти поближе едва не заставило его сделать шаг к ним навстречу. Только Олесина ладонь, коснувшись его рукава, сняла наваждение. Обернув лицо к своей спутнице, Стас имел шанс постичь, что его заставляло держаться от нее на расстоянии – сходство между ней и лесными красавицами было разительным.

– Я не отдам его вам, сестры, – произнесла между тем Олеся, подтверждая тем самым его подозрения. – Я привела его сюда на жизнь, а не на смерть. И ему есть что вам дать. Его родители пообещали ради здоровья своего сына оставить рощу нетронутой и охранять ее от посягательств других. А когда они умрут, их службу продолжат его потомки.
– Это иное дело, – усмехнулся старик. – Это поинтереснее будет, чем принять его последний вздох и услышать последние биение его сердца… Ты принимаешь на себя эту ношу? – обратился он снова к Стасу.

– Принимаю, – сказал Стас с облегчением: объятия ведьмы были вовсе не тем, что ему бы хотелось поиметь в его будущей биографии. – Я согласен не рубить деревья и готов их даже сажать, если это доставит вам удовольствие.
Старик захохотал – словно филин заухал.
– Дай ему чашу – пусть он принесет воды, – обратился он к Олесе. – Если твой парень не испугается, то цветок сегодня расцветет. Ради него.
– Он не мой, – угрюмо возразила девушка.
– Он твой, – настойчиво сказал старик. – Если ты хочешь, чтобы он отсюда сегодня вышел живым.

Глава III
Цвет папороти

Девушка кивнула. Она нагнулась к подножию камня и вытащила откуда-то два предмета: большую деревянную миску и каменный нож. Сунув миску Стасу в руки, она произнесла:
– Спустись к роднику, который я тебе показывала, и принеси воды.
– Я не найду его, – сказал Стас. – Идем со мной, покажешь.

Страх снова возник внутри него, и уже не отпускал, заставляя цеплялся за приведшую его сюда девушку как за последнюю надежду на благополучный исход. Пусть даже она и была ведьмой, но старик вообще был откровенный колдун, способный раздавить не задумываясь. Однако прозвучавший от девицы ответ развеял всякую надежду на ее сочувствие.
– Нет, – молвила она, – ты должен сделать это сам. Если хочешь жить. Ничего не бойся. Ты под защитой.
Больше Стас ни о чем не спрашивал. Он молча взял чашу и по той самой тропинке, по которой они с Олесей сюда пришли, направился вон из рощи. Страх заставлял цепенеть его ноги, но он превращался в ужас при одной мысли о том, что ему еще предстоит обратная дорога. Туда, где остались стоять древний колдун и юная жрица, едва не затащившая его в местный ЗАГС.

За такими мыслями Стас не сразу уловил звук журчащей воды и едва не прошагал мимо. Притормозив, он на мгновение замер – и почти непреодолимое желание ломануться вниз, туда, где его ждали папа с мамой, овладело всем его существом. Глухое ворчание и пара блеснувших глаз, откуда ни возьмись возникших в глубине тропинки, заставили его очнуться.
«Волк! – подумал он. – Пасут, гады!»
Ужаса он не то чтобы уже не ощущал, но бояться еще сильнее, чем он в эти последние полчаса боялся, было уже некуда. Кроме того, зверь по всем признаком был живым, и действия его были понятны. К тому же в руках у Стаса была деревянная чаша, и ей вполне можно было воспользоваться как щитом или даже оружием.

Зверина между тем беззвучно подошел к нему, и в ярком лунном свете Стас заметил у него на шее ремешок с металлической пряжкой. И он приободрился – это была собака, та самая, про которую девчонка говорила, будто та понимает человеческую речь!
– Жучка! – воскликнул Стас обрадовано. – Явилась меня охранять?
Страх у него мгновенно пропал, словно кто-то его забрал. Стасу было теперь с кем общаться и кого в случае чего звать на помощь! Он шагнул к роднику, раздвинул траву и зачерпнул воды.

Обратный путь занял у него раза в два больше времени, чем спуск – подниматься было гораздо труднее, чем спускаться. Да он и вообще не понимал, почему и как продолжает двигаться – босые ноги чувствовали каждую веточку под ногами, ступать было больно и пару раз он едва не споткнулся. А добравшись до рощи и оглянувшись, он никого сзади себя не увидел – собака исчезла. Путь вниз был теперь свободен, но убегать было уже глупо – до валуна, где его ждала ведьма, целительница и жрица в одном флаконе, оставалось пройти всего пару десятков метров.

– Вернулся! – удовлетворенно хмыкнул старик. – Тогда ставь чашу на стол и приступим: до полуночи осталось всего ничего. Начинай, Лесуха!
Олеся протянула Стасу каменный нож и проговорила скорее озабоченно, чем торжественно:
– Надрежь себе палец, чтобы потекла кровь, и капни этой кровью на алтарь.
– Который палец?
– Вообще-то любой, но лучше тот, который средний на левой руке, – она сняла с валуна чащу и повторила: Ну?

Стас больше не колебался. Острым кончиком ножа он ткнул в крайнюю фалангу означенного пальца и чиркнул по коже – было больно, но не настолько, чтобы извергнуть из себя стон на потеху гнусному старикану. Вернув нож то ли жрице, то ли русалке, то ли просто девчонке, он нажал на палец, чтобы из ранки вытекло побольше крови, и некоторое время смотрел, как камень вбирает ее а себя, словно и впрямь поглощает.
– Теперь напои своей кровью траву, – произнес старик.

Стас повернулся и, вытянув руку, чтобы не запачкать одежду, произвел требуемое действие. Он поступил правильно – кровь из его пальца исправно продолжала капать. Девчонка между тем поставила чашу туда, где та стояла, положила рядышком нож, отщипнула от камня росший на нем мох, и обернула этим мхом палец Стаса. Подержав там мох несколько секунд, она над пальцем пошептала, и когда отпустила его, то кровь оттуда уже не сочилась.

Пока она все это проделывала, на поляне кое-что начало меняться. Мягкий алый свет заструился по верхушкам папоротника, покрывавшего поляну, из центра каждого растения поднялся стебель с бутоном. Затем бутоны выпрямились, раскрылись, и вся поляна покрылась огромными красными цветами, похожими на куски пламени. И один из цветов вырос как раз в том месте, куда капнула кровь Стаса.
– Чего ты медлишь? Рви! – приказал старик. – Или ты никогда не слышал, что цветок папоротника показывает, где зарыт клад?

– Я не за кладом сюда пришел, – возразил Стас. – Разве вы видели у меня в руках лопату? Или она появилась сейчас?
Старик захохотал в третий раз и вдруг исчез.
– Рви! – приказала девчонка. – Ты дал зарок меня слушаться.
Стас нагнулся, и, подхватив стебель цветка под самую чашечки, потянул на себя. К его удивлению, цветок перескочил на его ладони, и он был горяч, словно соткан из настоящего пламени. Он почти обжигал, и если бы не боязнь выглядеть трусом и слабаком, то Стас бы, наверное, его просто отбросил. Впрочем, пытка огнем продолжалась недолго.
– Положи его в чашу с водой – последовал приказ.

Повернувшись к камню-алтарю, Стас протянул руки к чаше и развел ладони в стороны. Цветок просочился вниз, погрузился в воду и исчез, окрасив ее в алый цвет.
– Пей! – приказала девица. – До дна пей. Без остатка.
Только тут Стас ощутил, что он буквально умирает от жажды. Жажда была такой, что он готов был поглотить любые помои, даже если бы ему предложили напиться из лошадиного копыта, не только из деревянной чаши, полной растворенного огня. Он взял ее в руки и пригубил - вода оказалась солоновата на вкус и сладко пахла ягодами, которые девчонка сегодня его потчевала: калиной, рябиной, клюквой и еще двумя, к которым примешивался аромат березовых и земляничных листьев.

Выпив странный состав, Стас оглянулся. Огненные цветы с папоротника исчезли, и поляну вновь ничего не освещало, кроме лунного света. И странный темный старик снова маячил, заслоняя березу, высившуюся в центре.
– Уходи, – сказал, нет, приказал ему старик. – Тебе не следует видеть то, что будет дальше.
– А она? – Стас кивнул на Олесю.
– Я жрица, – строго ответила за старика девчонка. – Встретимся вечером, я непременно приду тебя навестить. Иди и не оглядывайся.

Стас повернулся, и уже знакомым путем двинул туда, где плоская часть рощи заканчивалась и начинался спуск вниз. Все вокруг него сейчас выглядело иным, словно он вдруг приобрел второе зрение, а вместе с тем и слух. В шуме ветра ему слышалась музыка. Словно кто-то отбивал ступнями и ладонями ритм. И еще: Стас явственно услышал приближающиеся человеческие шаги – кто-то сюда шел. Снизу, из противоположного конца березовой рощи.

Стас не выдержал и оглянулся. Ритм отбивал старик – на этот раз он сидел на пеньке, невидимом среди папороти, и слегка покачивался. И в такт его хлопкам по поляне кружились русалки. Лесные девы танцевали. В их танце сквозило нечто завораживающе-прекрасное, словно сама страсть, сама квинтэссенция желания исходила от них, разливаясь в темноте июльской ночи. И среди этих тонких, воздушных созданий Стас опознал Олесю.

Угадать ее было нетрудно - она была самой прекрасной из русалок, и каждое ее движение манило негой любви, обещая блаженство, за один миг которого не жалко было заплатить жизнью. Слегка полураскрытые губы дерзко улыбались, а глаза… они были бездонными как омуты, и, казалось, взгляни они на Стаса, позови – и он бы полетел ради них на край Вселенной, не важно в рай или в преисподнюю.

Сколько он простоял так, застыв в немом созерцании, он вспомнить впоследствии не мог – пока в ночную музыку не вплелся еще один звук – волчий вой, а затем чьи-то зубы ухватили Стаса за штанину и резко рванули прочь. Он повернулся – и вместо волка с некоторым удивлением снова увидел Жучку, которая явно намекала ему на то, что здесь, на поляне возле русалок он был лишним, и что приказ для него был однозначным – вперед и вниз, к людям. Рука Стаса невольно потянулась погладить преданное лохматое создание, он присел на корточки и обнял умную собачью голову.

Нежность переполняла его, как и неизъяснимый восторг. Стас выпрямился, ощущая малейшей клеточкой своего существа восхищение и свое ничтожество перед великолепием природы. Отсюда, с вершины холма, он словно видел далеко впереди и дом старой ведуньи, где его ждали родители, и деревню, до которой отсюда было не менее двух часов пути. Это было странно – света луны явно не должно было хватать для столь ясного зрения, но Стас откуда-то знал, что он не глючит и что все это взаправду.

Взглянув вверх, он отыскал ковш Большой Медведицы – тот сиял словно был выложен из бриллиантов, и звезда Мицар в ручке «ковша» для него сегодня была двойной. Стас вдыхал не просто воздух, напоенный ароматами леса – он различал в этой симфонии запахов отдельные нотки из растений, о которых читал на уроках в школе, и которые ему успела показать Олеся. Это было упоительно – это было супер!
Отец с матерью его, конечно же, ждали – они глаз не сомкнули в ожидании его появления.
– Теперь домой! – объявил он им с порога хижины. – Я ужас до чего устал, и ничего так не хочу как наконец выспаться.

Впрочем, желание немедленно продолжить путь вниз не помешало ему вспомнить о кроссовках, и он снова их одел – ступни вскользнули в обувку легко, словно и не были они сбиты перемещениями туда-сюда вбосую по лесной тропинке. И его слегка позабавил испуг, отразившийся в глазах родителей.
– Я запомнил дорогу, не бойтесь, нам сегодня не угрожает никто и ничто… – засмеялся он.
Действительно, дошли они без приключений. Хозяйка дома открыла им дверь сразу же – похоже, что она тоже не ложилась, и ее постояльцы немедленно завалились в свои кровати. Стаса разбудил только приход Олеси, Родители к тому моменту же встали, и стол был накрыт словно на праздник – впрочем, праздник действительно был – Ивана Купалу в этой деревне отмечали не стесняясь.

– Как только починят мост, мы сразу же отсюда уедем, – сказала мать, когда все уселись за стол. – Мы зря сюда явились, и просим прощения за все хлопоты, которые вам доставили.
– Вы не можете отсюда уехать, – возразила Олеся. – Разве вы забыли? Вы дали обет охранять священную рощу, и должны эту клятву выполнить, иначе ваш сын снова заболеет.
Родители переглянулись.
– То есть мы теперь здесь пленники? – нахмурился отец.

– Вовсе нет. Вы можете ездить куда угодно, просто потом должны будете всегда сюда возвращаться. Отныне вы повязаны с этим селом и с его жителями. Ваш сын видел сегодня ночью цветок папоротника и выпил священный напиток. Теперь цвет папоротника горит внутри него, и если он порушит свои клятвы, или это сделаете вы, то на этом огне он сгорит. Если в священной роще будет спилено или срублено хотя бы одно дерево, то он заболеет. А когда упадет последнее – он умрет.

– Он видел священный цветок? – изумилась хозяйка дома.
– Да, ради него сегодня цвел папоротник – впервые за 100 лет.
– Слава Перуну! – воскликнула хозяйка и перекрестилась. – Тогда он и мавок сегодня видел, разве не так?
– Так, – подтвердил Стас, искоса глянув на Олесю. – И я готов жениться на одной из них хоть сегодня. Мама, я влюблен!
Хозяйка дома на него тревожно глянула, а родители просто остолбенели.
– И на ком ты собираешься жениться? – грустно спросила Олеся.
– На тебе, конечно. Я понял, что я тебя люблю. Ты разве не этого хотела?

Хозяйка и Олеся переглянулись.
– Это не настоящая любовь, – сказала девушка. – это всего лишь чары.
– Мне все равно.
– А мне нет. Я не хочу, чтобы ты кончил как мой отец. Сегодня ночью была принесена Великая Жертва. Круг замкнулся.
– Ох! – воскликнула хозяйка. – И кого они приманили? Я думала, что все большаки у нас давно женаты.
– Жертва была добровольной. Его возлюбленная просила его уйти, но он сказал, что без нее его жизнь потеряла смысл. И что за возможность обнять ее еще хотя бы раз он готов заплатить любую цену.

– И как он умер? – спросила мать.
Хозяйка и Олеся снова переглянулись.
– Он умер, обнимая ствол березы, под корнями которой я родилась, – угрюмо молвила Олеся.
– А что, обнимать березы здесь опасно? Ну обнял, и что? Почему он умер-то? В чем прикол? – спросил Стас.
– Ты такой тупой или притворяешься? – нахмурилась его вчерашняя проводница. – Зачем мужчины обнимают женщин?
Компания за столом пораженно на нее уставилась.

– Ты хочешь сказать, что он делал то, о чем мы все сейчас подумали, со стволом дерева? – спросила мать.
– Угу. Целовал кору, и все такое.
– Но… ведь ему же больно было, наверное?
– А он боли не чувствовал – только экстаз.
– Значит, он умер счастливым, – засмеялся Стас.
– Возможно, – отвечала юная жрица. – Только ему было всего 35 лет, и он мог бы прожить еще столько же.
– Жуть! – сказал отец. – И вот этот цирк ужасов вы считаете священным? И отдаете на поругание своих детей?

– Отчего же на поругание? – пожала плечами Олеся. – Со Стасом же ничего плохого не случилось? Он получил здоровье, удачу в делах, станет богатым, и даже дети его болеть не будут. И вы тоже поимеете свою награду. Вы теперь можете построить здесь, рядом с селом, базу отдыха, которую планировали, и если все хорошо продумаете, ваш бизнес будет прибыльным. Кстати, вода из родника, где брал воду ваш сын, целебная. Но все это исполнится только при одном условии: Стас должен жениться этим летом, до наступления листопада.
– Нынче ни один из венков не потонул, – сказала хозяйка. – И ни одна свеча не погасла. Ты его невеста, разве не так?

– Не так. Я, конечно, не дух, я дитя человеческое: я выпоена молоком и выкормлена хлебом, я ем плоть тех, кто питался травой. И у меня нет своей березы, под корнями которой он может помереть. Но я не могу выйти за него замуж, потому что он меня уже отверг, и изменить это не получится. Да и повенчаться в церкви нам нельзя. Для меня это невозможно.
– Глупости и суеверия, – сказал Стас. – Признайся, ты меня чем-то опоила вчера, и я просто видел глюки. Я был дураком, неужели ты не можешь меня простить?
Олеся и хозяйка опять переглянулись.

– Мне не за что тебя прощать, – сказала Олеся. – И если ты думаешь, будто у тебя вчера был горячечный бред – пусть так. Но для меня это все серьезно. Я лекарка и должна вести себя определенным образом, иначе не смогу исцелять. Ты дал обещание меня слушаться, и будь добр, подчинись, чтобы закрепить лечение. К тому же если ты не женишься, то те чувства, которые ты там испытал, увидев танец мавок, будут тебя туда манить пережить их снова. А справиться с наваждением можно одним-единственным способом – венчанием в церкви и росписью в ЗАГСе. Когда ты обменяешься кольцами со своей избранницей и скрепишь свой брак поцелуем, чары спадут…

– Кто-то к нам стучится, – сказала хозяйка. – Я пойду открою.
Вернулась она в сопровождении соседки.
– Знаете последние новости? – затараторила та. – Макар, который из пришлых, не вернулся сегодня домой! Народ судачит, что его забрали духи за то, что обычай нарушил. Ты помнишь, что его родители отказались его в рощу нести и кровь его на жертвенный камень пролить? А сегодня у Фатьяновых внук родился, первенец. Обряд-то кто будет справлять? Травница-то наша, Елизавета, уж 5 лет как преставилась! Может, ты, Лесенька, возьмешься?

Леся задумалась – она словно к чему-то прислушалась. Затем молвила:
– Тетя Клава будет отныне обряды проводить.
Хозяйка дома вопросительно глянула на нее и произнесла:
– Ты уверена, что я справлюсь?
– Да. Так сказали мне духи.
– Ну что ж, на все их воля (и хозяйка дома перекрестилась). Скажи это Фатьяновым, соседушка – пусть позовут, после того как младенцу имя нарекут. И еще скажи, что вырубать священную рощу мои постояльцы не будут. И что их сын сегодня ночью видел цветок папороти.

– Не только видел, но и сорвал, – торжественно добавила Олеся. – И священный огонь не опалил его, и камень его кровь принял. Всем передай, чтобы все это знали.
Соседка кивнула и ушла.
Компания за столом молча проводила ее растерянными взорами, и даже Стас проникся – он наконец поверил, что все вчерашнее ему не приснилось, и что он действительно видел нечто находящееся за гранью примитивного житейского объяснения.
– А я было подумала, что это Марко в роще за тебя смерть принял.

– Нет, у тятеньки Марка я приемыш, знайда. Настоящий мой отец – Макар. Я сама об этом только давеча узнала, и у тятеньки выспросила, правда ли это.
– И что ты теперь будешь делать?
– Расскажу тебе, как обряд посвящения проводить, вместе с тобой пойду первый раз, чтобы ты силу от камня приняла. И уеду поступать в мединститут. Хочу настоящим доктором стать, чтобы все по закону было, и к нам не нагрянули потом с проверкой разные комиссии. А ты, Стас, кем собираешься стать?
– Я? – Стас задумался, потому что до сих пор пока не решил. – Ландшафтным архитектором, наверно. Или экологом.

Глава IV
Мадам Дрэя
– Извините, но меня зовут Сильвия, вот тут на бейджике написано, – улыбнулась девушка, и ночь в ее глазах исчезла, отчего они сделались теплыми, внимательными и располагающими. – Если вам к ведьме, то вы ошиблись дверью: мадам Дрея ведет прием напротив, ее дверь справа от входа.
– А она что, и в самом деле ведьма? – хмуро поинтересовался Станислав Львович: горло у него уже отпустило, и дыхание восстановилось. Он понял, что действительно ошибся, только не с дверью, а с девушкой: и мимика ее, и сами черты ее лица оказались отнюдь не похожими на те, что хранились в его памяти.

– Нет, что вы! – засмеялась та. – Какая ведьма, откуда? Мадам Дрэя дипломированный терапевт, но считается знахаркой, потому что имеет лицензию на занятия народной медициной. Просто большинству людей этого мало, они хотят верить в чудо и потустороннюю силу, поэтому ей приходится облачаться в соответствующий антураж и совершать остальные ритуальные действия, повышающую у людей веру в ее якобы силу.
– Силу, в которую ты не веришь? – нахмурился Станислав Львович. Ситуация нравилась ему все меньше – он-то сам не просто верил в «потустороннюю силу». Он знал о ее существовании и пришел сюда именно в надежде выпросить, вымолить у этой силы помощь, как это уже было один раз в его жизни, когда к этой силе воззвали его родители.

– Конечно же, не верю! – воскликнула девушка убежденно. – Я дипломированный юрист, и мы действуем исключительно разрешенными законом методами. Вот смотрите – я веду видеозапись нашей с вами беседы, сейчас явится наш главный специалист, она задаст вам дополнительные вопросы, и если ваша проблема в принципе решаема, то мы ее решим.
– Я лучше пойду, – отвечал Станислав Львович, вставая со стула. – Извините, что побеспокоил вас понапрасну.

Он не успел сделать и нескольких шагов, как раздавшийся в помещении голос заставил его вздрогнуть и притормозить. Голос был молодой и звонкий, но не в том было дело – просто он был знаком Станиславу Львовичу точно также как и глаза сидевшей за столом девушки. Знаком до боли, но вместе с болью он подавал надежду, что переступил порог конторы со странным названием «Под березой» он не напрасно.

– Останови этого человека, Сильва, – произнес голос. – Этот человек для нас ценен, и мы должны сделать все, чтобы ему помочь. Пусть он пока расскажет тебе, в чем его проблема, предложи ему чаю или кофе. Я появлюсь в течение часа.
– У меня пропала дочь, – произнес Станислав Львович хрипло, потому что горло у него снова сдавило. – А полиция – они даже не хотят искать!

Мадам Дрэя сидела, положив руки на хрустальный шар и внимательно разглядывала очередную клиентку, зная, что и та в свою очередь пристально рассматривает не только ее, но и комнату, в которой оказалась. Насчет комнаты Мадам Дрэя была спокойна: догадаться, что она была буквально напичкана самым современным медицинским оборудованием было невозможно. Пучки сухих цветов, развешанные по стенам, банки с заспиртованными листьями и измельченными корешками в шкафах без стекол и общий полумрак создавали впечатление чародейской норы и чуть ли не пещеры.

Комната казалась маленькой благодаря ширмам, затянутым темным полубархатом, за одной из которых сидел за копьютером помощник мадам Дрэи, совсем еще молодой, но талантливый программист. Клиентам видеть его не полагалось, хотя и был он на всякий случай облачен в одежду «а-ля народ»: белую косоворотку из домотканой поскони с грубой вышивкой из неотбеленных, окрашенных травяными отварами ниток.
Сама мадам Дрэя также выглядела максимально опрощённо, хотя и совершенно иначе: льняное платье-рубаха с цветастой шалью, окутывавшей плечи, бусы в несколько рядов, пара перстней с друзами вместо одиночных камней. Ее черные волосы были стянуты налобным обручем (это была мягкая лента, но вид был именно такой), и фальшивые изумруды в ушах дополняли прикид.

Клиентка, сидевшая напротив нее, была вызывающе богато одета, на шее у нее было массивное золотое ожерелье с сердоликами, серьги со вставками из того же камня и браслет дополняли гарнитур. Темные круги под глазами были того оттенка, который четко указывает на проблемы с сердцем, и к сожалению, здесь могла помочь только операция.
По крайней мере помочь радикально, хотя кое-что сделать для клиентки было все же возможно. Например, снять боли в почках и успокоить взбудораженные нервы. Но сначала надо было провести необходимые анализы, чтобы просмотреть гомеостаз и определить соотношение в крови электролитов.

– Готова ли ты, милая, вступить в контакт с силами по ту сторону добра и зла и пожертвовать им несколько капель своей крови?
– А это обязательно? – вздрогнула женщина.
– За помощь духов надо платить. Тебе будет больно немного, но это тоже необходимо. Только так мы можем оживить мертвое и надеяться получить совет…
Перестав мучить хрустальный шар, мадам Дрэя протянула руки к пациентке и, взяв ее за запястья, переместила ее ладони в прибор для взятия анализов. Визуально прибор представлял из себя нечто вроде змеи с двумя головами. Сейчас обе пасти змеи были слегка приоткрыты – ровно настолько, чтобы туда можно было поместить кисть человеческой руки. Прибор служил для снятия целого спектра данных о состоянии организма пациента – от частоты пульса и группы крови до глубины порога болевой чувствительности и скорости прохождения нервных импульсов.

Нажав ногой на нужный рычаг, знахарка закрыла змеиные пасти и мягко произнесла:
– Сейчас тебе будет чуточку больно, и ты испытаешь некоторый дискомфорт. Не пугайся – так надо…
По поверхности стены за спиной пациентки побежали разноцветные волны – знахарка не боялась что-то пропустить – данные записывались, и она в любом случае должна была проанализировать получаемую информацию потом, наедине с собой, а пока отмечала только пики, свидетельствовавшие о неблагополучии. Самое же главное – она следила за самочувствием пациентки во время процедуры забора крови, пота и прочих манипуляций с ее ладонями.

«Хроническое недосыпание», – сделала она неожиданный вывод еще до того как процедура была закончена.
– Рассказывай, что тебя тревожит на самом деле, – произнесла она вслух. – Почему тебя мучает бессонница, и отчего ты со своей тахикардией пришла ко мне, а не в поликлинику. Все, что ты сейчас расскажешь, останется между нами. Лекарство, которого ты хочешь, будет готово только завтра, не раньше, но чтобы оно подействовало в полной мере, ты должна открыться тем силам, к которым воззвала, переступив порог этой комнаты.

– Я думала, что это вы мне все должны рассказать… прикусила губу женщина.
– О том, что у тебя любовник на десять лет тебя моложе и дочери пятнадцать? И что ты видишь, какие взгляды он на нее кидает, когда думает, будто ты не смотришь в его сторону?
Женщина вздрогнула, и в глазах у нее отразилась беспомощность.
– Откуда вы все это… если вы ведунья, зачем спрашиваете…
– Ты должна рассказать все сама, выплеснуть все, что таишь в душе, не стыдясь своих чувств и страхов. Смотри в этот хрустальный шар мироздания, и помни: только правда, только искренность…

Перед тем как отпустить клиентку, мадам Дрэя строго сказала:
– У меня есть знакомый программист, который занимается научными разработками. Одна из последних – тревожный браслет. Достаточно нажать на его застежку – и на избранный телефон начнет поступать сигнал. Я могу ввести в твой мобильник нужную программу, и один из таких браслетов можно будет синхронизировать с программой в твоем мобильнике. Конечно, за браслет придется доплатить, такие вещи даром не раздаются. Зато надев его, твоя дочь всегда сможет вызвать тебя на помощь, даже если потеряет свой айфон или у нее его украдут. Ну так как?

Клиентка достала кошелек, раскрыла его и задала лишь один короткий вопрос:
– Сколько?
Мадам Дрэя взяла мобильник клиентки и, позвонив на ее номер, прислонила оба прибора друг к другу. Подержав их так некоторое время, она отключила свой и вернула дивайс по принадлежности. А после этого вынула из коробки в столе один из браслетов и, объяснив как им пользоваться, вручила посетительнице.

Проводив клиентку, мадам Дрэя заперла за ней дверь, раздвинула занавеску в углу своего «кабинета» и прошла в соседнее помещение – «святая святых», куда посторонние не допускались ни под каким видом. И не удивительно – там скрывалась обычная городская квартира с гардеробной, кухней, большим санузлом (извиняемся за прозу жизни) и гостиной – спальней, разделенной ширмами-шкафами на несколько служебных пространств.

Зайдя в гардеробную, мадам Дрэя коснулась пышной черной шевелюры на своей голове и вдруг сняла ее, точно скальп. Еще несколько манипуляций перед трюмо – и на туалетный столик полетели серьги с искусственными изумрудами, многорядное бисерное колье и зарукавье-змейка. Кольцо с друзой аметистов сменилось другим – серебряным с печаткой, намного более скромным, а длинная белоснежная вышитая рубаха с шалью поменялись на строгий костюм зеленых муаровых тонов.
Черные туфли-лодочки завершили гардероб, и в вестибюль агентства вышла деловая белокурая женщина с сумочкой через плечо стандартного размера и строгим взглядом темно-карих глаз, обрамленных густыми загнутыми ресницами, черными от природы, а не от косметики.

Впрочем, перед тем как выйти и запереть за собой белую дверь, женщина глянула в смотровую панель, расположенную так, чтобы о ее существовании никто даже не догадывался, и преодолев три метра вестибюля, открыла дверь напротив. Увидев ее, Станислав Львович вздрогнул и привстал…
– Леся, – прошептал он. – Неужели это ты? По-прежнему ослепительна…
– И бессовестно молода… Вот мы и встретились снова, Стасик, – произнесла Александра Марковна. – Ты имеешь ко мне какие-то претензии, или мне показалось? Знакомься, Сильвия – это твой отец.

Если она хотела Станислава Львовича поразить, то ей это удалось вполне. … Он просто дар речи потерял.
– Нет, – произнес он, наконец. – Ты лжешь… Я ничего такого с тобой не делал…
– Ты просто был без сознания, и того, что происходило в ту ночь, которую я провела в твоей постели, ты не осознавал. Но последствиям это не помешало проявиться. И эта прекрасно сформировавшаяся девушка – одно из них.
– Почему же ты отказалась выйти за меня замуж? Когда я сказал, что люблю тебя и предложил тебе брак по закону?

– Потому что традиции не просто так придуманы. Ты же знаешь, кто я, и что один раз с такой как я можно, но больше нельзя. Поэтому обычай и велит парням как можно быстрее выбирать себе в жены человеческую девушку и иметь приятные моменты с ней, а не шататься в тоске по рощам.
– Угу. Вот только я так и не смог тебя забыть, и теперь, когда мы снова встретились, мои чувства к тебе пробудились.
– И ты готов заплатить за ночь со мной любую цену?
– Да.
– А если этой ценой будет не твоя жизнь, а моя? Ты готов принять мое последнее дыханье и ощутить последнее биение моего сердца?

– Шутишь?
– Не знаю. Но я предпочитаю лечить людей либо лекарствами, купленными в аптеке, либо травами, а в постель с собой больше никого не класть…
Она кинула взгляд на девушку-юриста по имени Сильвия и осеклась.
– Однажды твоего отца, когда он еще не был твоим отцом, покусали лесные осы, и он едва не отправился к праотцам из-за возникшей аллергии. Мне удалось его вылечить, и с тех пор он считает меня ведьмой, – пояснила она. – Но поскольку мыслей я не читаю, а он уже позабыл, для чего открыл черную дверь нашего офиса, то расскажи мне хотя бы ты, что за нужда его сюда привела.

– У него пропала дочь. Поехала с компанией на загородную вечеринку и домой не вернулась.
– И сын еще, уехал учиться в прошлом году и не слуху ни духу. Это ваши их забрали, наверняка. Им новые жертвы понадобились, – нашел, наконец, в себе силы стряхнуть оцепенение Станислав Львович.
– Не мели ерунды, – отвечала Александра Марковна. – Наши не могли их забрать, ты что забыл? Твои потомки – будущие хранители священной рощи. Твои человеческие потомки. Сильвия для этой цели не подойдет.

Сильвия негодующе фыркнула.
– Мама! – молвила она. – Не морочь человеку голову. Давайте займемся делом. Пусть он хотя бы фотографию достанет, чтобы я ее размножила через принтер. Я ее пересняла на мобилу, конечно, но старый добрый способ имеет свои преимущества.
– Только бы она была жива! – сказал Станислав Львович.
– Разве ты почувствовал ее смерть? Вас же связывают кровные узы!
– Связывают. Но я никогда ее не чувствовал. Тем более на расстоянии.

– Ну что ж, придется проводить сканирование. Покличь нашего третьего!
Сильвия сняла трубку телефона, стоявшего у нее на столе, понажимала на какие-то кнопки и громко произнесла:
– Руслан! Зайди, ты нам нужен!
Буквально через минуту дверь открылась, и в помещение вошел красивый парень лет двадцати на вид, среднего роста, гибкого телосложения. Он был белокур, кареглаз и несомненно приходился родственником если не Олеси, то Сильвии уж точно.

– Нам нужен четвертый, – сказала ему Александра Марковна. – Пропала девушка, и надо просканировать, есть ли она среди живых.
– Надо так надо, – отвечал парень. – Что будем делать?
– Ничего, – отвечал Станислав Львович. – Я видел, как ты ошивался рядом с Кристинкой. Признавайся, где ты ее спрятал. И… вы всегда так делаете: сначала похищаете, а потом находите? Удобный способ сдирать с людей деньги, что и говорить!

Тирада это произвела на всех троих членов детективного агентства весьма различное впечатление. Сильвия фыркнула, заслужив от матери укоризненный взгляд, сама же Александра Марковна тяжело вздохнула и тупо уставилась на клиента. Что же касается того, к кому эта гневная речь была обращена, то парень недоуменно шевельнул бровью и молвил недовольно:
– Зачем мне похищать Кристю, если у нас с ней все было на мази? Я мог бы заполучить от нее все, что захотел, без всякого напряга. Жениться я на ней не планирую, снимать вместе комнату в мои планы не входит. У нас с ней любовь, да, но из этой любви ничего не выйдет, и я ей это уже сказал...

– Ах ты негодяй! – вспыхнул Станислав Львович. – То-то девочка сейчас плачет! Мерзавец! Ты завлек ее, обманул и, когда она поверила тебе, то хочешь уйти в сторону, словно ничего и не было!
– Стас, прекращай! – наконец пришла в себя Александра Марковна. – Лучше познакомься: Руслан, мой младший брат. Если бы между ним и твоей дочкой произошло то, что отцами обычно не одобряется, то это было бы лучше всего, потому что тогда у нас было бы намного больше шансов найти ее быстро и в полном здравии. Жениться на ней он не может по очень важной причине. Она сродни той, по которой невозможен брак между тобой и мной.

Станислав Львович подумал.
– Значит, вы за мной все же следили? – произнес он медленно.
– Ни в коем случае, в этом не было нужды. Чистая случайность – они учатся на одном факультете.
– Он разве в курсе наших дел? – нахмурился Руслан.
– Более чем, – отвечал Станислав Львович. – Правда, я никогда не слышал, чтобы мавки могли покидать лес и иметь мужскую ипостась.
Он произнес это почти наугад, то есть насчет мавок, но попал в точку.

– Моя береза выросла на могиле моего отца от корней моей матери. Дыхание мое от нее, а тело – плоть от плоти и кость от кости того, кто там покоится, – отвечал Руслан.
– Заканчивайте с мистикой, фото я уже распечатала, – снова вмешалась Сильвия, и снова в голосе ее прозвучало нескрываемое недовольство. – Давайте встанем в круг и возьмемся за руки. Мы все должны думать о девушке, которую ищем, а не о могилах и костях.

Они действительно образовали круг в центре комнаты: Станислав Львович напротив Олеси, а представители молодого поколения между ними. Он попытался сосредоточиться, но вместо этого опять перенесся в то далекое лето, когда он был молод и полон иллюзий о себе и окружающем мире. Руслан, за чью руку он держался, пробудил в нем то, о чем он старался не думать, настолько оно было страшно. Нет, не то – настолько оно было жутко.
После той достопамятной ночи, когда Стас видел танцы лесных русалок во главе с Олесей, его долго тянуло еще раз пережить то чувство единения с природой, то ошеломительное состояние полета над пространством, которое он тогда испытал. Однако хотя он несколько раз заглядывал в хижину у подножия холма, даже поднимался к роднику и пил из него воду, но в рощу даже не пытался заходить, словно что-то его от этого удерживало.

А потом настало время экзаменов в ВУЗы. Стас уехал в Москву, Олеся тоже отправилась в избранный ей медицинский, но куда-то в глубинку, и их пути разошлись, как Стасу казалось, навсегда. Он поступил без особого труда – на платное отделение биофака, с правом свободного трудоустройства после окончания. Время, остававшееся до 1 сентября, он мог бы провести в городской квартире, на свободе, но вместо этого его понесло в то село в дебрях лесного приграничья, где находились его родители, готовые ради того, чтобы не повредить своему сыну, не покидать эту деревеньку даже под страхом собственной смерти.

Впрочем, такой крайности от них никто не требовал – просто они были заняты по самые уши сначала поиском подходящего места для базы отдыха, а потом его расчисткой и возведением первых павильонов – для рабочих. Надо сказать, что после рассказов тети Клавдии, хозяйки дома, о том, что лесные духи даровали Стасу позволение пить воду из родника и свободно ходить по окрестностям не боясь зверья, и что даже комары со слепнями его теперь не кусают, местные жители их будущему бизнесу уже не мешали.
Мало того, они и место показали самое удачное для базы, и наперебой предлагали свои услуги по обустройству территории. И Стаса больше никто не задевал на гулянках или танцах – он был вне конкурса. Только девчонки его избегали: слух о том, что он жених Леськи-ведьмачки действовал неотразимо. Стас сам его распустил и сам в него поверил, потому что по Олесе он скучал отчаянно. Он не мог ее забыть почти ни на миг. Она снилась ему, и манила, манила. Он вновь видел ее танец – опять же во сне, и желание увидеть его наяву почти сжигало его.

Глава V
Макар
Стас начал снова бродить по окрестностям, он исходил все лесные тропинки вокруг холма, где стояла роща, и наконец-таки решился переступить ее кромку. Его несколько поразило, что папоротник в центре, где танцевали русалки, не был примят, и только то место возле каменного алтаря, где ступали его и Олесины ноги, было утоптано, да пенек, где тогда сидел странный лесной дед, высился над травой. Пень был широкий, и очень старый, но на вид крепкий.
Впрочем, сесть на него Стас не решился. Вместо этого он решил пройти дальше по тропинке, к другому краю рощи, потому что нечто там маячило, похожее на силуэт человека. Человек был в легкой куртке свободного покроя и шляпе местного фасона. Он стоял возле березы спиной к Стасу и словно выполнял какой-то странный ритуал, заключавшийся в полной неподвижности и молчании. На шаги Стаса он даже не оглянулся, и приблизившись, Стас понял почему – человек этот был неживым.

Стас не сразу об этом догадался лишь потому, что мертвецам полагалось бы лежать, а не стоять, но обойдя странную инсталляцию, он понял причину устойчивости тела: фигура была закреплена в таком положении посредством поясного ремня, застегнутого на металлическую пряжку. И второй точкой привязки служили руки, обхватывавшие ствол – пальцы этих рук были соединены «в замок».
Тело настолько плотно прилегало к березовому стволу, что Стас не сразу постиг вторую странность: и курточка, и рубашка стоящего мужчины были расстегнуты. Лишь когда дунул ветер, и пола рубашки отогнулась, он осознал: ниже пояса фигура также была обнажена, и статуя прилегала к стволу голым торсом – полностью голым, и даже голова мужчины была приставлена и повернута так, словно губы его целовали березовый ствол.

Изваяние было таким натуральным, что можно было поразиться мастерству резчика. Правда, мужчина этот с данного ракурса не казался полнокровным, живым, он был скорее похож на высохшую мумию. Зрелище было жутким, и если бы Стас не был уверен, что видит перед собой раскрашенное дерево, облаченное в натуральную людскую одежду, он бы, пожалуй, испугался.
«Ну и шутники здесь в селе проживают! – подумал он восхищенно. – Поставили как предостережение: мол, ни шагу дальше, а то с вами будет то же самое…».

Чтобы сбить впечатление, он протянул руку к лицу статуи и ему послушался в шуме листвы легкий вздох, заставивший его вздрогнуть. Да и пальцы его ощутили вовсе не дерево, а нечто непонятное – такого материла Стас еще никогда не видел. Глаза статуи, кстати, были закрыты… Тут снова пронесся шквал ветра, сорвал с головы у нее шляпу – и со все возрастающим ужасом Стас осознал, что волосы на голове у мужчины не приклеенные. Это была не статуя – это и в самом деле был мертвец!
Ноги у Стаса стали ватными, он отпрянул и едва не свалился мешком на траву. Со стороны пенька ему послышался смешок – и со все возрастающей скоростью Стас ломанулся прочь из рощи, вниз, вниз, к дороге и к людям. Куда несла его нелегкая, он не разбирал, как и в тот день, когда его покусали осы. Он мало чего осознавал, и очнулся только когда увидел деревню.

При виде человеческого жилья Стас почувствовал, наконец, что уже почти задыхается, сердце у него колотилось, а ноги подгибались. Он понял, кем был этот мужчина, пристегнутый к березе, он вспомнил, что рассказывала Олеся, зайдя к ним домой после ночи на Ивана Купалу. Несомненно, это был несчастный Макар, потерявший рассудок при виде колдовского танца русалок.
«Может, и Олеся такая же, как они, – осознал он вдруг, сопоставив все, что видел и слышал в ту ночь. – не случайно ее ведьмой считают. Может, ритуал какой прошла, может, посредник им был нужен между людьми и ими… Если бы мои родители не поклялись сохранить рощу от поруба, я бы тоже остался там покоиться, с той лишь разницей, что не столбом стоял, а валялся бы на земле среди папоротника… Нет, спасаться тебе, парень, надо от этого наваждения. Чего там требует народный обычай? ...»

Воротился домой он уже совершенно спокойным, и с ходу заявил родителям, что согласен пойти под венец с любой девушкой, которую они выберут ему в жены. Об увиденном он рассказал только тете Клаве, уверенный, что та его поймет.
– А нам и выбирать не надо, – сказала мать. – Лидия, дочь отцовского компаньона, давно по тебе не ровно дышит. Рановато, конечно же, вам о свадьбе думать, институты бы надо закончить, специальность приобрести и на ноги встать, но раз такое дело, то я справку достану, будто у вас с ней прибавление семьи ожидается.

– Да, – кивнула тетя Клава, – помните что Леська-травница сказала? Что для закрепления лечения надо ему в церкви обвенчаться и в ЗАГСе кольцами с невестой обменяться.
– И все остальное, – торопливо добавил Стас. – Брак должен быть настоящим, это главное условие.
И тетя Клава согласно закивала, подтверждая: правильно, мол, парень мыслит.
– Духов не обманешь, – торжественно произнесла она. – Они все видят, и если что будет не по обещанному – накажут.

– В общем, так, – привел его в чувство голос Александры Марковны, – ни черта у нас, извиняюсь за грубость, не получается и не получится. Одна скептицизм разводит: ей материализм подавай, у другого крышу сносит потоком воспоминаний, а третий ничего не соображает, потому что похищенная – его подружка. Не годится так, голубчики. Придется нам обратиться к высшей инстанции. Пошли наружу!

Они вышли. Заперев за собой и черную дверь, и вход в офис, Александра Марковна приказала обоим молодым стоять и наблюдать, а Станиславу Львовичу подойти к березе и коснуться ладонью белого с крапинкой ствола. Поежившись, он подчинился.
– Теперь вторую руку, – последовала команда. – Не бойся, это не моя береза. Моя еще не выросла, и тебе не угрожает ровным счетом ничего. Ты должен думать о Кристине – только о ней одной. Я сейчас встану с другой стороны и буду призывать.

«Мать береза! – услышал он. – Помоги! У этого человека пропала дочь, мы хотим знать, нет ли ее среди мертвых»
Стас ощутил легкое покалывание в ладонях – контакт состоялся. Его снова подхватило и понесло – куда-то в темноту. Он почувствовал запах земли, сначала городской, затем свежей, меняющейся. Наконец все одномоментно прекратилось, словно оборвалось. Еще секунда, и Александра Марковна произнесла:

– Среди мертвых ее точно нет. А теперь давай поищем среди живых. Представь свою девочку такой, какой ты ее видел в последний раз… Мать береза, спроси у ветра в облаках, что может он нам подсказать, в какой стороне девушку искать. Далеко ли она? Весела она или грустна?
Снова покалывание в ладонях – и у Стаса закружилась голова. Пульс у него участился, и ноздри наполнились запахами цивилизации, трав и листвы, а уши щебетом птиц и самыми разнообразными звуками городского транспорта.

«Настройся! – услышал он, – вслушайся! Нет ли среди людских сердец биения дорого тебе сердца? … Между вами связь, и нет ничего этой связи прочнее…»
Миг – и Стас словно растворился в окружающем пространстве. Еще миг – и он действительно услышал слабый сердечный ритм. Это продолжалось недолго – всего ничего, а затем снова все куда-то исчезло, и он вновь осознал, что стоит возле крыльца с табличкой над входом, с красноречивой надписью: «Под березой».

– Вот теперь кое-что, может быть, проясниться, – снова прозвучал знакомый ему до боли голос. – Настройка удалась, и есть шанс взять след. А ты езжай домой, дальше ты нам будешь только мешать. Девочка ведь не на улице стоит, она наверняка заперта в каком-то помещении. Нам надо подумать, составить план поисков, подсобрать информацию. Иди!
Станислав Львович было повернулся, чтобы выполнить указание, но затем взгляд его скользнул по крыльцу и наткнулся на Руслана, стоявшего с самым мрачным видом возле левой створки дверей. И нахмуренный лоб его вкупе с почерневшими глазами выдавал, что мысли его были отнюдь не радужными.

– Ты не должен на меня сердиться, – резко произнес Станислав Львович, – не со зла я. Если ты из этих… из рощи… Может, лучше сказать ей правду? Всю правду?
– То есть что я монстр, чудовище? С которым больше одного раза ни-ни? Что я способен выпить ее досуха, не оставив ни капли на жизнь? Она же влюблена, она не поверит, даже если я предъявлю доказательства. Она примет их за гипноз, вот и все.
– Хочешь я ей скажу сам? А ты потом подтвердишь. Свозим ее на могилу к твоему отцу. Покажем каменный алтарь. Я же в конце-концов поверил!
Руслан молча кивнул.
– Я чудовище влюбленное, – сказал он на прощание. – Когда мы Кристю найдем, я сделаю все, чтобы остаться с ней друзьями, и буду ее охранять. И ее избранника тоже.

Станислав Львович уехал. Проводив его задумчивым взглядом, Александра Марковна, она же Олеся дочь Макара, произнесла:
– А теперь за работу, мои дорогие. Повествуй, Русланушка, когда и где видел ты дочь этого человека в последний раз.
Руслан нахмурился.
– Мама, зачем ты так? – сердито сказала Сильва. – Я понимаю, что ты веришь во всю эту чертовщину с привидениями, но дяде-то это зачем? Зачем ты внушаешь ему, будто он какой-то особо опасный и одним прикосновением может убить? Это ведь однажды может втянуть его в большие неприятности! Признай наконец, что ты просто не хочешь, чтобы он ушел от нас, увлекшись какой-нибудь фифой из тех, кто ищет богатого спонсора, и ты потеряла бы дарового помощника!

Руслан и Александра Марковна переглянулись.
– Но ты же сама видела: это работает, – сказал Руслан. – У тебя есть объяснение получше, чем биополя и настройка контура?
– Да знаю я про то, что любое живое существо излучает электромагнитные волны, которые как-то взаимодействуют с окружающим миром. И что хотя волны эти очень слабые, но в особых случаях могут быть усилены, и мама умеет это делать. Я не об этом. Я про энергетический вампиризм, и что будто бы ты какой-то маньяк-ауропоглотитель.

– Я не маньяк, и ты это прекрасно знаешь, иначе бы ты первая не смогла находиться рядом со мной дольше пяти минут. Что же касается всего остального, то мы с Олесей подождем, пока ты не влюбишься по-настоящему и не захочешь отдать своему избраннику всю себя без остатка.
– И что тогда будет?
– Надеюсь, что он не возьмет, – сказала Александра Марковна. – Итак, Руслан, мы ждем твоего рассказа. В подробностях.

– А там не о чем особо подробничать. Мы с Кристиной были вместе на вечеринке в Отрадном, на даче у кого-то из ее однокурсников, после чего пошли пешком, решив прогуляться. То есть это Кристина захотела прогуляться, потому что она налилась по самое небалуйся, да и я был не совсем трезв – за руль ее тачки сесть было некому…
– Надо было вызвать такси.
– Да, надо было. Но Кристине не этого хотелось – ей хотелось остаться со мной наедине, чтобы повторить то, что однажды между нами уже происходило. Я, естественно, старался прикинуться тупым, будто намеков не понимаю, а потом сказал прямо, что мы совершили ошибку, и что лучше нам просто остаться друзьями.

– Не знала, что ты такой козел! – негодующе фыркнула Сильва.
– Угу. Кристя тоже так сказала. Она вырвалась и побежала к трассе, а затем вдоль. Пока я не спеша топал по проселочной дороге, чтобы дать ей возможность остыть, мимо промчалась какая-то иномарка. Я услышал звук тормозов, затем легковушка продолжила движение, и когда я вышел на трассу, там уже никого не было.
– И ты не догадался позвонить?
– Естественно, догадался. Кристя сообщила, что между нами все кончено, еще раз повторила, что я козел и отключилась. Больше я ей, конечно же, не звонил.

– Тупица! – снова фыркнула Сильва.
– Какой есть.
– Значит, так, – подвела итог Александра Марковна, – начнем поиски из той точки, где вы расстались. Ты запомнил это место?
– Естественно. Поехали. Кристинка была в таком состоянии, что там могло произойти все что угодно. Она запросто могла нарваться на изнасилование и быть выкинутой на обочину. И теперь валяется где-нибудь в кустах при последнем издыхании…

До Отрадного ехать было минут двадцать. Можно было бы и быстрее, но оба двое: и Руслан, и Сильва, через приоткрытые окна авто, каждый со своей стороны, старательно просматривали обочины дороги и кромку леса, выглядывая, не проявится ли там нечто, похожее на человеческий силуэт. Пока сумерки не сгустились настолько, что за деревьями и кустарником ничего было не разглядеть, можно было применять обычное человеческое зрение, отсекая ясновидение и прочие чувства, доступные им обоим вопреки уверениям Сильвии, что она обычный юрист. Краски заката, яркие, золотисто-оранжевые, им почти не мешали, и даже не отвлекали своей никогда не повторяющейся красотой – для них это был лишь сигнал завтрашнего ясного дня.

Впрочем, до самого Отрадного, и тем более до дач наша компании экстрасенсов не доехала. Остановив авто на повороте с трассы, все трое вышли из машины, повернулись друг к другу спинами и переключились на слух. Дачи они не прослушивали – они сканировали лес. Они проделывали такое не в первые, то есть пытались услышать человеческий голос, зовущий на помощь, плач, стоны или даже просто дыхание, но впустую: ни одного «потеряшки» их уши не уловили. Их окружали обычные для вечернего леса звуки: шелест листвы, скрип ветвей, касавшихся друг друга, когда ветер пробегал по верхушкам и щебет птиц, дополненные шуршанием пресмыкающихся, перемещавшихся по земле да кваканием лягушек с расположенного невдалеке болотца.

– Ты точно знаешь, что верно уловила направление? – мрачно спросил, наконец, Руслан, нарушив молчание.
– Да, вектор показал, что девушку прячут по этой трассе. Но деревень и дач здесь много. К тому же мы не до конца исследовали лес. Она могла, например, потерять сознания. Идемте к тому месту, где она села в машину. Руслан, ты пойдешь впереди. Вытяни левую руку, ладонью вниз и «щупай» траву на остаток ауры. Нам нужна граница, где заканчивается ее след.

Подойдя к нужной точке, Руслан остановился.
– Здесь, – произнес он мрачно. – Я дурак, да? Нельзя было ее отпускать вот так!
– Конечно, дурак, – сказала Сильвия. – А теперь тише, я что-то чувствую. Вон там, в зарослях борщевика, метрах в трехстах, кто-то лежит. Давно лежит. Мертвое. Чуете вонь?
Руслан принюхался.

– Да, – сказал он, – действительно труп. Но это не может быть Кристина. Запах разложения слишком сильный, недели две уже как появился, не меньше. Пойдемте в авто, подъедем поближе и возьмем фонарь. Мы все же не кошки, чтобы улавливать сияние звезд и превращать его в фары.
Они вернулись в машину и медленно поехали по трассе. По мере сгущения сумерек лес все больше темнел, превращаясь в единую сплошную стену, и заросли борщевика вдоль дороги при свете фар, выхватывавших то один цветущий стебель, то другой, казались бы красивейшим обрамлением для ее обочин, если бы наша троица ничего не знала о коварстве этих огромных резных листьев и столь же огромных белых соцветий. Однако они знали и не обманывались на их счет.

– Надо же, до чего эта пакость выглядит привлекательно! – высказала общее мнение Сильвия. – И не подумаешь, что один букет этой радости обозначает попорченную кожу и несмываемые пятна на лице... Ох, это где-то здесь!
Они остановили машину и вышли.
– Нам сюда! – показал Руслан в сторону леса. – Как будем прорубаться?
– Никак, – ответствовала Александра Марковна. – Нам вовсе не обязательно спускаться вниз, и тащить сюда разлагающуюся биомассу. Для нас достаточно понять, действительно ли здесь лежит человеческое тело и надо ли вызывать полицию.

– Чепуха! – сказал Руслан. – Я могу надеть скафандр, и никакие борщевики меня в нем не достанут.
– А руки?
– На руки перчатки натяну, у нас в бардачке как раз пара подходящих валяется, с зимы.
Он просунул голову в окно дверцы, и когда снова выпрямился, то вместо головы у него был обрубок березового ствола, а на руках прочный водонепроницаемый кожзам. Подойдя к багажнику, он достал оттуда фонарь и, наступив на стебель ближайшего к нему гигантского травяного стебля, двинулся вглубь опасной зоны. Возвратился он быстро, и, выключив фонарь, уложил его на прежнее место, а когда выпрямился, то берестяная маска с его головы уже исчезла.

– Когда приедем домой, не забудь смазать лицо кремом и вообще сполоснуться, – строго сказала Александра Марковна. – Береженого не только бог бережет, но и спецсредства… А сейчас звоним в полицию.
– Там тело молодой девушки, – проговорил Руслан вместо ответа. – Но это не Кристина, точно.

Глава VI
Сильвия

Оставив Руслана дожидаться полицию, Александра Марковна с Сильвией вернулись в город. Общаться самой с представителями закона настроения у нее не было. Да и слишком много у нее было дел, чтобы украсть у себя полчаса на ожидание полицейской команды, потом не менее часа на беседу с дознавателями, они же следователи. Чтобы повторить несколько раз каждому, как и почему она со своими помощниками очутилась на трассе, зачем остановила машину именно в данной конкретной точке, и как они определили, что разлагающийся труп в зарослях борщевика – человеческий.
Главной проблемой были именно нюансы объяснения, подробности. Изложить краткую версию мог и Руслан, а «Мадам Дрэе» предстояло еще изготовить лекарство для последней клиентки и двух предыдущих и вовремя лечь спать, чтобы проснуться завтра со свежей головой и заняться всерьез разработкой версий, кто и зачем мог похищать девушек, потому как Кристина явно не была первой и вряд ли будет последней.

Поставив машину на парковку возле офиса, Александра Марковна проводила Сильвию до ее подъезда и вернулась к своему апартаменту «Под березой». Однако открыв входную дверь вестибюля, она не только сразу же замкнула ее на замок, но и не шагнула ни к белой двери, ни к черной. Она прошла прямо, к глухой торцевой стене, к так называемому «зеленому уголку», где интерьер оживляли пара кадок с комнатной пальмой-алое и вьющейся лианой ункарией, в просторечии называемой «кошачий коготь».
Нажав в двух местах на одну из вертикальных панелей, Александра Марковна сдвинула ее в сторону и шагнула внутрь открывшегося пространства. Мир домашней, знакомой ей с детства, и потому родной зелени окружил ее, превращая из деловой дамы в знахарку Олесю. Оставалось скинуть надоевшее строгое облачение и переодеться в привычный комплект из коротких брюк и свободной приталенной блузы. После чего можно было приступать к священнодействию, то есть процессу приготовления нужных для последних клиентов лекарств.

Впрочем, сначала требовалось просмотреть результаты собранных днем анализов, а это тоже быстрым процессом было не назвать. Хорошо, что не обязательно было читать сразу все – кое-что можно было понять очень быстро и сразу смешать нужные ингредиенты, залить их водой и поставить настаиваться смеси трав, чтобы утром приготовить отвары.
«Так, – проговорила она, глянув на экран компьютера – все верно: почки «температурят», и одним мочегонным не обойдется. Посмотрим, что у нас имеется противовоспалительного и болеутоляющего… Щепотка полыни не помешает, добавим…и синеголовника сюда же…»
«Теперь займемся гомеостазом…гемоглобин в норме, и это уже хорошо…»

Спустя 3 часа хозяйка офиса устало потянулась, вздохнула и переместилась готовить ужин в нормальную кухню, заперев двери в химическую лабораторию и задрапировав их так, чтобы ни один запах не мог просочиться в жилую часть квартиры. В жилую – это обозначало и в оранжерею, где все свободное пространство занимали растения теплолюбивые, большей частью экзотические.
Неэкзотические росли на улице, под окнами и возле крыльца. Посетители не обращали на них внимания, потому что в их глазах это были обычные представители придомовых уголков цветущей флоры, чем они, кстати, и являлись. Самым трудным для Александры Марковны было добиться, чтобы муниципальные дворники не лазили туда с метлами и газон не подвергался стрижке. Для местных же жителей было достаточно возможности сидеть на лавочках и дышать не парами бензина, а фитонцидами – правда, с некоторыми особо непонятливыми пришлось поработать индивидуально.

Стоит ли говорить, что состав газонной травы и тем более подборка цветов на клумбах были не случайными? И бархатцы, и календула, и абсолютно все прочие травы использовались для приготовления микстур и порошков. Собиралось растительное сырье под видом прополки или рыхления земли, а то и обрезки.
Кстати, ухаживала за внешним растительным сообществом исключительно Сильвия. Она же делала это в вестибюле и офисе детективного агентства, экзотическую флору курировал Руслан, а все комнатные растения остальной части квартиры Олеся поливала и вообще обихаживала лично – не любила она, когда в местах ее отдыха раздавались иные шаги, помимо ее собственных.

Перед тем как лечь спать, она приоткрыла фрамугу и прислушалась, не донесет ли ветер чего-нибудь новенького. Но нет, ни от Руслана, ни от неведомой Кристины сигналов не поступило, и это было уже хорошо, потому что, как уверяют пословицы некоторых стран, «Отсутствие новостей тоже хорошая новость».
Не сказать, чтобы Александра Марковна была с этим полностью согласна, однако ни Олеся, ни Мадам Дрэя в ней не возразили, и они заснули – три в одной. Впрочем, не будем пугать читателя: никакого растроения личности в хозяйке офиса «Под березой» не было – была просто игра на публику, придававшая ее жизни смысл и интерес.

Пробудилась она с тревожным предчувствием, что сегодняшний день сулит ей нечто неординарное и хлопотное. В самом деле: в положенное время Руслан на работу не вышел. На звонок по мобильнику он не ответил, и через окно по «зеленой связи» также не отозвался. Все это могло обозначать лишь одно: Руслан дома не ночевал, и скорее всего, куковал сейчас где-то в полицейском участке, превращенный слепой Фемидой из свидетеля в Главного Подозреваемого. Вопрос требовалось прояснить побыстрее, потому что Сильвия заменить Руслана в полном объеме не могла.

– Свяжи-ка меня со старшим Фатьяновым, – приказала она Сильвии, что называется, с места в карьер.
– С дядей Никитосом, то есть? – деловито произнесла девушка, поднимая трубку антикварного прибора с цифровым диском на своем столе.
– Да, с Никитой. Хотя… отбой, он сам сюда спешит…
Сильвия положила трубку на место и приготовилась превратиться в пай-девочку. Дядю Никитоса она не то чтобы побаивалась, просто привыкла уважать за его должность и за честность. Да и как иначе? Работая в силовых структурах, он ухитрился не испачкаться, живя только на свою зарплату. К этому можно было относиться по разному, но Сильвии, как и всему семейству, безусловно импонировало, что у ее дяди раскрываемость была самой высокой в отделе.
Александра Марковна также заняла кресло за своим столом и приготовилась к приему важного родственника.

– Привет лучшему следователю районной прокуратуры! – произнесла она, чуть тот показался на пороге. Ритуалы она всегда в семейных отношениях считала излишними. – Я только что собиралась тебе звонить, и вдруг ты являешься сам. Значит, припекло, не иначе.
– Припечет тут, – хмыкнул он, усаживаясь напротив нее на стул для посетителей. – Твоего Руслана вчера арестовали. И ты знаешь, за что?
– Догадываюсь, – пожала плечами Александра Марковна. – За то, что слишком много знал. Кое-кому это показалось подозрительным.

– Ну знаешь, когда у кого-то исчезает подружка по дороге с вечеринки, где они были вместе, и он стоит над трупом еще одной девицы, которую ее родные ищут с февраля месяца, то это покажется подозрительным хоть кому.
– Надеюсь, все же не тебе?
– Мне-то нет, но я там не один. Я хочу услышать твою версию событий.
– А нет пока никаких версий. К нам в агентство обратился отец Кристины Бойковой, пропавшей третьего дня, поздно вечером, по дороге, ведущей из Отрадного, точнее, с трассы метров 50 не доезжая до поворота на дорогу, ведущую к этому поселку. Мы выехали в надежде обнаружить хоть какие-то зацепки, которые могли бы помочь установить ее местонахождение. Например, выброшенный или оброненный мобильник или еще хотя бы что-нибудь, но вместо этого наткнулись на человеческие останки.

– Которые ваш Руслан описал столь подробно, что у моих коллег сложилось полное впечатление, будто эту девушку он видел.
– Конечно, видел, – фыркнула Сильвия. – Он же спускался туда!
– В заросли борщевика?!
– Ну а почему бы и нет? – пожала плечами Александра Марковна. – Был уже вечер, ультрафиолет отсутствовал, Дома парень принял бы душ, одежду подвергли бы химобработке – и ничего трагического. Да, неприятно, запах стоял еще тот, но это не первый труп, на который Руслану довелось смотреть в его биографии, и нервы у него должны были выдержать.

Никита Маркович подумал.
– Это многое объясняет, однако не может снять с вашего парнишки подозрений полностью. Все свидетели в один голос утверждают, что вечеринку они с пропавшей Кристиной Бойковой покинули вместе.
– Он этого и не скрывает. Послушай, Никитос, чем держать моего помощника в камере, лучше бы отпустили его под подписку о невыезде, глядишь, дело бы и сдвинулось быстрее. Он один из лучших айтишников в городе, и голова у него соображает по высшему разряду. Я без него как без рук. А теперь расскажи нам с Сильвией о том, чего мы не знаем об этом деле с пропавшими девушками. Сколько их было всего, и когда произошел первый эпизод.

Никита Маркович подумал еще раз.
– Не знаю, – произнес он с сомнением. – Там несколько томов дела, и выносить их не положено. И даже если все переснять или снять копии, то прислать вам файл на почту тоже означает нарушить закон.
– Я могу сама прийти и просмотреть. Главное – чтобы ты смог показать.
– Не сегодня. Я буду занят допросами по последнему эпизоду. Хочу выяснить что и как происходило на той вечеринке. Вдруг что-то всплывет.

– Не буду тогда задерживать. Тем более что нам с Сильвией скоро тоже следует пойти переодеться. Скоро у «Мадам Дрэи» первый посетитель по записи, и надо приготовиться.
– А как же детективное агентство?
– А никак. Временно будет закрыто до момента, пока ты не вернешь Руслана. Все мои заработки от знахарства, сам знаешь, а юрконтора – это проект недавний, его курирует Сильвия. Но сегодня ей придется отложить свои хотелки на неопределенный срок и снова стать моей ассистенткой.
– И не совестно тебе сдирать с посетителей деньги за лечение?

– Ты считаешь, что мы трое должны питаться воздухом и пить исключительно утреннюю росу? Или что муниципалитет выделил нам квартиры за красивые глаза, и мы ничего не платим за коммуналку? Все это очень, очень дорого стоит, поверь. Конечно, деньги на покупку офиса я заняла не у банка, но ведь их тоже пришлось отдавать, дареного здесь ничего нет.
– Ты мне зубы не заговаривай, квартиры вы получили по программе сноса ветхого жилья.
– Угу. Вот только ветхое жилье надо было сначала купить, и оплатить дополнительные квадратные метры, которые были свыше нормы…

Никита Маркович хмыкнул и попрощался. Он знал, что Олеся говорит ему далеко не все, и еще больше скрывает, но ведь он и сам посвящал свою сводную сестрицу далеко не во все свои дела. К тому же он знал, что «Мадам Дрэя» действительного лечит, а не шарлатанит как большинство мнимых «потомственных ворожей», и что если бы она принимала слишком дешево, то весь двор был бы заполнен сейчас толпами страждущих. Потому что молва в их городке очень быстро бы разнесла весть о появлении среди людей очередной «святой». И все это бы кончилось весьма печально – для всех.

После ухода Никитоса Олеся действительно заперла детективное агентство, обе женщины, молодая и в возрасте, переоделись и занялись приемом клиентов в кабинете «Мадам Дрэи». Сильвия, как и положено дочери знахарки, была ассистенткой лишь немногим хуже Руслана. И не удивительно: она помогала матери собирать и обрабатывать травы с самого нежного возраста; она делала это с тех пор как себя помнила, то есть ей казалось, что всегда.
Но знал бы кто, с каким неудовольствием она натягивала на себя белую посконную рубаху с вышивкой и повязывала на голову широкую ленту с бисерными колтами-подвесками. И не потому, что они ее уродовали – нет, очень даже наоборот, в старинном русском убранстве Сильвия выглядела красавицей из красавиц.

И коралловые бусы в три ряда, и серьги с такими же камушками подчеркивали свежесть ее белоснежной кожи и налет румянца на гладких щеках без единой лишней морщинки. Не хватало лишь глаз-озер, но их с успехом заменяли черные омуты со звездами вместо зрачков, обрамленные длинными загнутыми ресницами глубокого черного цвета. Одним словом, классическая ведьма средневековой Европы – и это кроме смеха, способного заставить креститься любую впечатлительную старушку.
Естественно, при дневном свете все это выглядело не столь пугающе – глаза светлели, звезды из зрачков превращались в солнечные блики, и одежда казалась взятой в театре напрокат. Да и не выходила Сильвия никуда в таком виде – она была девушкой современной. И даже свой крестильный крестик надевала во избежание всяких досужих домыслов и вымыслов – да, бабушка Варя ее когда-то подвергла православному обряду во избежание деревенских сплетен. Однако религиозность ей привить не сумела, как ни старалась. И не удивительно.

Как только мать приезжала из города летом на каникулы, так и уводила с собой дочурку в поля и леса, погружая ее в мир природы, с которой Олеся общалась так, словно была ее частью. Вместо того, чтобы оставлять малышку дома, под присмотром стариков и тетки, она привязывала ее на грудь в специально сшитый передник-кенгуру, а дойдя до нужного места, выпускала поиграть на просторе так, как выпускают овец и коз: на поводке.
Названия трав и цветов Сильвия выучила в числе чуть ли не самых первых слов, растения безопасные все перепробовала «на зуб» и даже у ядовитых скоро знала не только как они выглядят, но и как пахнут поодиночке и в букете, в том числе и сухом. Какие там предрассудки? Какие страхи и ужасы? С полевыми мышами девчоночка играла как с родными, бабочки и кузнечики ее не боялись и приземлялись ей на руки как на посадочные площадки, а оводы с комарами пролетали мимо, не задерживаясь.

Поэтому, кстати, ей и смешно было слушать про «ведьмовство» и всякую чертовщину – священными книгами в их семье были книга рецептов и несколько толстых гербариев, ботанический материал в которых постоянно обновлялся. Интернет сильно облегчил им с матерью задачу по сбору материала: несколько самодельных атласов с цветными фотографиями растений были тем, чем Сильвия искренне гордилась. Они были отпечатаны в трех экземплярах каждый на цветном лазерном принтере и стояли в шкафах у всех троих: и у нее, и у матери, и у дяди Руслана.

Обиднее всего было то, что наряжалась она в старинную одежду напрасно – ей предстояло просто сидеть за ширмой и ни с кем визуально не общаться. Она делала это просто на всякий «вдруг». Ее роль при приеме клиентов «Мадам Дрэей» заключалась в организации потока анализов с тем, чтобы проецировать их результаты на экран за спиной посетителя, искать сведения о каждом в соцсетях Интернета и транслировать матери необходимую информацию. У Руслана это получалось быстрее и лучше, да и вообще, если разобраться, то ведь когда-то мать работала совершенно одна, и ничего, справлялась. Но диагностика с помощью новейшей медтехники была более точной и быстрой, и подстраховывала от ошибок.

Видеосъемка каждого клиента начиналась еще в вестибюле и велась скрытой камерой в течение всего приема. Олеся учила молодежь, как болезнь отражается на внешнем виде человека и его микродвижениях. Обычно понимание этого приходит только с опытом, и именно поэтому юные знахарки часто попадают в беду, доверяя клиенту в том, что у того болит, и что за лекарство ему надо. Опытные считывают болезнь по пульсу, состоянию кожи и глаз, поэтому ошибаются значительно реже.
Все это Олеся внушала дочери, но истории о том, как невежественная толпа, бывало, набрасывалось на ведуний с кольями и изгоняла их из своих поселений в отшельничество, никак не могла поспособствовать желанию девочки продолжить династию. Ну и разве она оказалась не права? Руслан вон влип, и уже в камере, наверное, и теперь должен оправдываться, чтобы не закатали его за то, чего он не совершал!

Карьера юриста, следователя и даже оперативника на этом фоне казались куда безопаснее. И Сильвия сейчас радовалась, что после окончания школы не пошла в медицинский, как ни настаивала мать, а предпочла взять пример с дяди Никитоса – светоча и образца для подражания у всех Фатьяновых-младших.
Поэтому она с нетерпением ждала окончания приема клиентов матерью и мечтала побыстрее вернуться в свою уютную квартирку, вход в которую, как и полагалось, вел из подъезда со двора. Где можно было, наконец, отдохнуть, расслабиться и поболтать с подружками в соцсетях.

Новых клиентов по записи, которым требовалось бы повышенное внимание, в этот день было немного – всего четверо. Еще с пятерыми Мадам Дрэя рассчитывала справиться сама – это были повторно назначенные, и на каждого из них больше получаса не требовалось – расспросить об изменении состояния, вручить приготовленное лекарство и подробный письменный рецепт, как его применять (копии рецептов были занесены в компьютер, где сохранялись данные по каждому клиенту).
К трем часам дня они обе женщины уже сидели за черной дверью и обсуждали план розыскных мероприятий по Кристине и проблему, как выцарапать Руслана из цепких лап закона.

Глава VII
Руслан

Руслан приготовился. Следователь его мурыжил несколько часов, добиваясь подробного рассказа о том, как и зачем ему, Руслану, нравилось убивать девушек и куда он затем сбрасывал трупы. Он угрожал всеми мыслимыми карами Руслану, если утром, пригнав технику для массированного выкашивания зарослей борщевика и прочей травы, по обочинам будут обнаружены трупы других девиц без его, то бишь Руслана, помощи следствию.
Оказать такую помощь Руслан, конечно, бы мог, но ему хватило и первого эпизода, чтобы понять: даже одного трупа было достаточно для самых диких подозрений на его счет. Между тем он не только про других, но и про эту девушку не знал ровным счетом ничего: в карманах у нее он не рылся, черты лица особо не рассматривал. Более того: примитивного сканирование местности он не смог толком провести из-за запаха разложения, который забивал все.

До приезда полиции ему удалось понять только, что девчонку привезли сюда на такой же машине, в которую села Кристина. Совпадали цвет, марка, звуки двигателя и тормозов. Но как он мог раъяснить это следователям, если в объяснение «разговора» с придорожной травой даже Сильвия не верила: она кивала на подсознательное считывание информации и последующую ее обработку «черным ящиком», как она называла человеческий мозг.
Поэтому на все вопросы Руслан отвечал односложно. То есть, что «да, на вечеринке ему было скучно», «приехал он туда ради Кристины», а «труп нашел по запаху». Впрочем, работу у Мадам Дрэи в качестве IT –шника он не скрывал, как и то, что пока был лишь студентом-заочником Политеха.

Наконец, раздраженный его упрямством дознаватель велел отправить его в камеру. А чтобы жизнь подследственному не показалась медом, то камера была для него приготовлена с намерением «взять на испуг», то есть восьмиместная, где четыре из предполагаемых коек были уже заняты, а четыре других оставлены свободными специально чтобы «взвесить» новичка, то есть понять, чего он на самом деле стоил.
Итак, Руслан переступил порог камеры с комплектом постельного белья под мышкой и осмотрелся. Народ в камере подобрался самый разный. Ближе к двери сидел похожий на бомжа пропойца неопределенного возраста с одутловатым лицом, на двух других старик с тяжелым взглядом пронзительных серых глаз и совсем молодой парень немногим постарше Руслана. За столом высился полураздетый верзила с мускулатурой, которая должна была произвести впечатление на человека со слабыми нервами. У Руслана с нервами было все в порядке, но даже он слегка впечатлился.
«Истинный бугай», – подумал он.

– Привет почтенной публике! – произнес он и направился к свободной верхней полке подальше от того места, где располагался санузел. Полка эта располагалась возле окошка, забранного решеткой. Ночью там наверняка было холодновато, но Руслана это сегодня смущало не слишком.
– Тебе, кажется, весело? – с нажимом в голосе спросил самый молодой из четверых. Было в выражении его лица нечто такое, отчего возникало впечатление неопределенной угрозы.
– Вообще-то не очень, – отвечал Руслан как можно беззаботнее. – Просто смысла нет вывешивать на лице траур, зная, что я здесь не надолго, и когда все разъяснится, то меня ж все равно выпустят.

– Если бы они собирались тебя отпускать, то оставили бы в обезьяннике, – со знанием дела сказал старик. – А что хоть тебе шьют?
– Убийство. Я случайно обнаружил труп девушки и имел неосторожность дождаться полиции.
– И они решили, что это ты ее, и хотят, чтобы ты подписал признательную, – сказал «бомж».
– Ну да! – согласился Руслан. – Хотя я этой девушки никогда раньше не видел. Даже мельком лицо ее не засвечивалось в Политехе. По крайней мере для меня.

– Значит, ты Студент?
– Угу.
– И ты думаешь, что они просто так тебя отпустят? Им дело поскорее закрывать надо.
– Поскорее не получится. Как я понял, это не единственная из пропавших девок. И пока не найдут остальных, я на роль маньяка не подойду.
Старик остро зыркнул на него из-под приспущенных век и сказал без улыбки:
– А если завтра найдут остальных? Там же, где и первую. Поблизости?

Руслан подумал. Такое вполне могло быть… Теоретически. Но он вовремя вспомнил, что запах мертвечины был только одного сорта, и исходил только из одной точки. Поэтому он тряхнул головой и произнес уверенно:
– Нет, в радиусе 300 метров человеческого запаха больше не было. Дальше по дороге – может быть. Но так далеко я не ходил.
Молодой парень усмехнулся:
– А ты разве собака, чтобы в запахах разбираться?
Руслан поразмыслил. Требовалось объяснить причину супернюха, и он подобрал нужное:
– Ветер дул оттуда. Из леса. Иногда вдоль трассы.

– Это тебе не поможет, – сказал бомж. – Если они назначили тебя крайним, то все равно заставят признанку подписать.
– Не заставят. Перетопчутся. Я же не один там был, а с Сильвией и Мадам Дрэей. Я у нее работаю. Ассистентом.
– А кто такая эта мадам? – снова спросил старик.
– Лекарка и знахарка.
– Экстрасенс, значит?
– Ну… в некотором роде…
Сокамерники Руслана переглянулись. Все, кроме бугая – тот сидел, мрачно уставившись в одну точку и явно страдал.
– Значит, ты у нас «в некотором роде» экстрасенс? –продолжал допрос старик.

Руслан еще разок подумал. Отказываться было неразумно.
– Пожалуй, да, – согласился он. – Есть у меня некоторые способности.
– Доказать можешь?
– То есть?
– Поведай, кто из нас чем сейчас болен. Проведи диагностику, так сказать.
Руслан даже растерялся от такого предложения.
– Вы это всерьез? – удивился он.
– Ну да, а что же тут такого? – зло усмехнулся молодой. – Либо ты экстрасенс, либо маньяк.

– А если я просто любитель вешать лапшу на уши?
– Но где лежал труп, ты ведь указал точно?
– А вы откуда знаете?
– Иначе бы тебя сюда не запихнули. К нам, – сказал бомж.
Руслан помозговал – ситуация обрисовалась патовая: и так, и так выходило плохо. Но старик сказал правду: если завтра обнаружат еще и другие тела на той же трассе, то на него запросто могут повесить все. Выдать себя за экстрасенса было предпочтительнее… Начать лучше было с бомжа…
– У тебя печень барахлит. Цирроза пока нет, но если не бросишь пить, то вот-вот будет.

– Откуда ты так уверен, что у него нет цирроза? – спросил бугай.
– Не знаю, просто чувствую. А у тебя гематома в области лобных долей мозга. Эта гематома пульсирующая. Она медленно наполняется кровью, и давит на оболочки, вызывая боль. Затем прорывается, кровь изливается наружу через нос, и боль уходит. А затем процесс начинается заново. Сейчас, похоже, гематома уже на пике…
– А я?– насмешливо спросил молодой.

– Ты ничем не страдаешь, кроме разлада с самим собой. Тебя сжигают ненависть и жажда мести. Не знаю к кому, но скоро у тебя начнет ползти вегетатика, или ты будешь срываться на всех окружающих подряд.
– На тебе, например?
– Ну, на мне не сможешь. Мне по барабану все твои бурные выплески, потому как я к тебе энергетически не подключен и не собираюсь этого делать.
– Поясни.
– Ты для меня никто. Не друг и не родня. Сегодня встретились, а завтра расстанемся. Нигде не пересекались, ненавидеть тебе меня не за что.
– Любить тоже.
– Угу.
– А если я тебе сейчас вмажу? Просто так, для профилактики?
– Подраться с кем-нибудь охота?

– Ша! – сказал старик. – Что ты обо мне думаешь?
– Рак у тебя. Простаты. Вторая стадия. Если сейчас вырезать, то шанс выжить есть.
– Неправда! – произнес старик жестко. – Врачи сказали, что ничего страшного.
– И не настаивают на операции?
– Настаивают. Но я не вижу смысла. Боли терпимые, и не все время.
– Это пока. Потом будет хуже. И намного хуже. Так что рекомендую послушаться медиков.
– Врешь ты все! – зло произнес молодой. – Пугаешь.
– А зачем?
– Чтобы мы тебе по ребрам ботинками не прошлись.
– А разве вы намеревались? – Руслан придал своему голосу нотку удивления, но на всякий случай внутренне приготовился.
– Мы и сейчас еще не передумали.

Руслан пристально всмотрелся в парня. Пожалуй, его можно было бы даже назвать красивым, если бы впечатление не портило лицо, искаженное ненавистью ко всему человечеству. Он поймал взгляд ничего не желающих воспринимать глаз и с нажимом произнес:
– Ты меня бить не будешь. Никогда… - он слегка смягчил тон и добавил: – Ты просто очень хочешь спать… Сейчас ты опустишь голову на подушку и уснешь… Проснешься утром, в хорошем настроении…
Через полминуты молодой гопник уже не сидел, а лежал, погрузившись в благодатный сон. Руслан обернулся на остальных троих и с удовлетворением отметил: их пробило.

– Ты любого вот так можешь? …усыпить? – спросил бомж. Теперь возраст его больше не казался неопределенным: на нарах сидел измотанный жизнью человек лет сорока, возможно, даже тридцати пяти. Человек, привыкший ни на что хорошее не рассчитывать. – Я трое суток не могу отключиться – мучаюсь.
– Не знаю. Но могу попробовать.
Руслан подошел к бомжу и присел на его кровати. Бомж слегка подвинулся, освобождая ему место, и этим сразу расположил Руслана к себе.
– Расстегни рубаху! – велел он.

Бомж повиновался, и Руслана еще раз удивило несоответствие внутреннего состояния организма, характерное для представителей этой прослойки общества, с чистой рубашкой и чистым телом. Тело несомненно недавно побывало под душем, и по нему прогулялись не только мылом, но и мочалкой.
– Я сейчас буду прощупывать твое подреберье. Как только будет больно, дашь звуковой сигнал.
– Мне и сейчас больно, – равнодушно произнес бомж. – сделай хоть что-нибудь. Если сможешь.

Руслан кивнул. Он опустил ладони на нужную область туловища и быстро прощупав границы печени, оставил ладони в неподвижности на некоторое время. Сильно он не давил, в этом нужды не было. Печень действительно была слегка увеличена, но медикаментозного вмешательства пока не требовала. Диета и режим способны были бы помочь гораздо лучше. Погладив живот пациента, Руслан отнял руки и произнес тоном, каким всегда разговаривала с клиентами Мадам Дрея:
– Ты, батенька, пока еще не кандидат на тот свет. Если будешь принимать пищу в одно и то же время, исключишь из нее продукты повышенной жирности и алкоголь, то желудочно-кишечный тракт твой войдет в норму, и о неприятностях с ним ты сможешь забыть надолго.

Старик засмеялся:
– Ты еще скажи ему, чтобы он перестал ночевать на теплотрассе и устроился на приличную работу, Студент! Слышь, Гвоздь, что он тебе токует, юморист этот?
Но бомж ничего не ответил. Он уже спал – боль, мучившая его несколько суток подряд, отступила, и измученный организм его, воспользовавшись моментом, погрузился в сладостную нирвану.
С некоторым удивлением Руслан осмотрел свои ладони. Он, естественно, слышал кое-что о лечении наложением рук, но даже не подозревал, что способен не только убивать прикосновением, но и совершать нечто противоположное. Он сразу же вспомнил о предостережении Олеси насчет демонстрации всяческих чудес на публику и вздохнул, решив спереть все на гипноз и самовнушение.

– А ему ты можешь помочь? – кивнул старик на бугая.
– Нельзя, – отказался Руслан, сделав надлежащие выводы. – Надо, чтобы гематома дозрела и сама прорвалась. Чтобы скопившаяся там кровь вся наружу вытекла, через нос. Поллитра крепкого алкоголя способна помочь быстрее, чем мои неуверенные пассы.
Старик остро глянул на него…
– Неуверенные пассы, говоришь? И поллитра алкоголя? Бугай, постучи-ка в дверь кулаком!
Верзила, сидевший за столом, подчинился, подвалил к двери и затарабанил в нее кулачищем. На его стук окошко в двери открылось и взору Руслана явилось лицо охранника.
– Организуй нам поллитра хорошей водки, – приказал ему старик. – И побыстрее.

Окошко закрылось, но через четверть часа 500 миллилитров заказанной жидкости уже стояло у них на столе.
– Пей, – тоном, не допускавшим возражения, молвил старик. – Она не палёная.
Бугай (как оказалось, с прозвищем Руслан угадал) без возражений принялся вгонять в себя означенный продукт. Лицо у него начало краснеть, и эффект явился даже раньше, чем Руслан его ожидал – кровь из носа хлынула еще до того как бутылка опустела. Зажав нос пальцами, бугай было откинул голову назад…

– Нельзя! – произнес Руслан строго. – Кровь должна вытечь вся, полностью…
Он подвел верзилу к раковине для мытья рук, положил ладонь ему на лоб и принялся контролировать процесс. Отнял он ладонь только когда из носа перестало капать.
– Ну как? – спросил он у верзилы.
– Не болит! – пробурчал верзила, вопросительно глянув на старика.
– Ложись, только сначала умой физику. А то ты сейчас больше на Чингачгука похож, чем на белого человека…

– А теперь разберемся с тобой, – обратился он к Руслану, когда вся троица его подручных мирно сопела каждый на своем месте. – Ты где так наловчился?
– В смысле?
– С такими талантами только со сцены выступать. С сеансами чтения мыслей.
Руслан в свою очередь постарался рассмотреть старика более внимательно. Тот был невысокого роста, худощавый и с темными волосами с проседью. Смугловатое морщинистое лицо его резко контрастировало с двумя рядами ровных белых зубов, каких не должно было бы быть в таком возрасте. Зубы были явно вставные, да и весь вид старика выдавал привычку следить за производимым впечатлением.

– Мадам Дрэя не одобрила бы, – произнес Руслан, наконец. – Ей в ее бизнесе помощник нужен, а не иллюзионист.
– То есть я должен тебе верить, что у меня действительно рак?
– Это не обязательно. Я не настаиваю. Поинтересуйтесь у своего лечащего врача.
– А если им будешь ты?
– Откажусь. Я не специалист, я даже не медик.
– А без операции нельзя?

– Боюсь, что не получится. Оле… то есть Мадам Дрэя никогда не берется за то, что ей не по силам. Вот если вам вырежут опухоль, но это не поможет, и пойдут метастазы, тогда приходите.
– И она вылечит?
– Нет, конечно. Но страдания облегчит и жизнь продлит на несколько лет. Она травяные сборы знает, которые развитие опухоли притормаживают, и та держится некоторое время в каких-то пределах.
– Ну что ж, – прищурил глаза старик, – благодарю за честность. Я – Болгарин. А тебя как звать-величать?

Глава VIII
Мать и дочь

В тот день уйти вовремя домой у Олеси с Сильвией не получилось. Они даже контору закрыть не успели, как во дворе возле их крыльца затормозила иномарка, из нее вылезли две женщины и, когда они ввалились в вестибюль, одна из них затарабанила в белую дверь. Александра Марковна немедленно к ним вышла, а вслед за ней и Сильвия. Им не понадобилось много времени на то, чтобы понять, что именно привело в их контору обоих женщин.
Это явно были мать и дочь, причем грязное платье девушки, совсем молоденькой, и испуганные глаза сигнализировали о произошедшем с ней красноречивее всяких слов. Да и вряд ли девушка была в состоянии хоть что-нибудь сказать путное – она была в полуобморочном состоянии и почти не держалась на ногах.

Неожиданным было то, что старшую из женщин Александра Марковна уже знала – это была ее вчерашняя последняя клиентка – дама с молодым любовником и дочерью-подростком. Сейчас эта дочь-подросток явно нуждалась в неотложной медицинской помощи: и лицо ее, и руки, и ноги носили следы от ожога ультрафиолетом.
– Борщевик? – спросила она деловито.
– Да! – в отчаянии выкрикнула дама. – Позовите мадам Дрэю! Только она может нам помочь!
Александра Марковна открыла белую дверь и впустила клиенток в помещение, Сильвия последовала за ней. Тратить время на ритуалы было нельзя – девочке требовалась срочная помощь, причем, судя по ауре, лечение внутренних полостей можно было отложить на потом, а сейчас надо было спасать ее внешность.

– Вам необходимо срочно принять душ, обеим, – произнесла она как можно строже. – Немедленно в санузел, раздевайтесь донага, я выдам вам особое мыло и губку. Намыливайтесь хорошо, тщательно, и не менее двух раз, но кожу сильно не трите, не наделайте себе беды. Потом все расскажете мадам Дрэе. Я ее сейчас позову, она у себя в лаборатории, готовит лекарства. Мойтесь не торопясь, не менее получаса, чтобы мыло сумело прореагировать с соком борщевика и удалить с поверхности вашей кожи максимальное его количество…
– Присмотришь за ними, чтобы они не полезли шариться по комнате, – сказала она Сильвии, прикрыв дверь в санузел. –Если я вовремя не появлюсь, выдашь им два халата из моих запасных и усадишь их на топчан. Одежду их соберешь в два отдельных полиэтиленовых пакета, чтобы можно было отдать на экспертизу белье девочки. Сможешь тактично расспросить их, что случилось – будешь молодец…

– Ага, я только лавку в помывочную занесу, чтобы девочка сесть могла и по стенке не поползла. Она совсем плоха.
– Влаги много потеряла. Приготовь им слегка теплый не сильно сладкий чай средней крепости. С лимоном. Да, проследи, чтобы вода, в которой они будут мыться, была ни в коем случае не горячей. Чуть выше температуры тела.
Полчаса, выделенные Олесей для помывочной процедуры от остатков сока борщевика, требовались ей не только для преображения из Александры Марковны в Мадам Дрэю. Это было время еще и на обдумывание ситуации, а также на то, чтобы, заглянув в шкафчик с готовыми лекарствами, извлечь оттуда мазь, уменьшавшую чувствительность кожи к ультрафиолету. Больших запасов зелья у нее не было, но на экстренный случай, когда потребовалась бы срочная помощь, кое-что стояло.

Итак, преобразившись и прихватив нужную мазь и настойку, она поспешила в комнату для приема посетителей. Мать и дочь уже заканчивали водные процедуры. Протянув им полотенца для того, чтобы промакнуть с тела воду, она затем выдала им по баночке с мазью и велела обработать все тело целиком, вместе с волосами. После чего через Сильвию снабдила халатами и пригласила в приемную для обстоятельной беседы. Девочка явно очутилась в борщевике не потому, что ей захотелось там потанцевать.
– Ну, рассказывайте, – мягко произнесла она, усаживаясь в кресло, принесенное Сильвией и поставленное напротив топчана. («Сильвия, детка, подоткни девочке под спину подушку, чтобы не простыть.») – Мужчин сейчас здесь нет, и можно не стесняться… как, кстати, тебя зовут?

– Надя, – отвечала девушка, и в глазах ее блеснула слеза. – Если бы не браслетик, который мне мама вчера подарила, то я бы и сейчас там лежала. Когда я очнулась, мне было так плохо, что я даже пошевелиться не могла. Только сил и хватило на кнопку нажать…
– Я как сигнал на мобильнике услышала, сразу поиск включила – и в машину, – сказала дама. – Ну и нашла ее возле трассы, совсем рядом с городом. И ведь где бросили, мерзавцы – нет бы на дороге, чтобы до дома добраться могла. Так ужас – в грязную канаву закинули, она и лежала там целый день. Кричи-не кричи – не слышно.
– А почему же ты раньше мать не позвала? – спросила Сильвия.
– Они мне вкололи что-то. Отчего я сознание потеряла и совсем беспомощная была.

Олеся пододвинула к девочке стакан с теплой, слегка подсоленной водой и, приказав медленно, не торопясь пить, сделала знак Сильвии: «Позвонить Никитосу». Такие вещи были у них заранее условленны, чтобы не пугать клиентов вызовом полиции, когда в том была жестокая необходимость.
– Извините, – сказала Сильвия, – мне необходимо отлучиться. Я вернусь, не обращайте на меня внимания.
И действительно вышла: звонок предполагалось сделать из комнаты напротив. Узнав, в чем дело, Никита Маркович обещал выехать немедленно, с удостоверением и бланками для заявления и допросов. Но еще до его приезда пострадавшая рассказала достаточно, чтобы вся картина случившегося была Мадам Дрэе в общем-то ясна. Что она и поведала представителю закона.

В этот день машина, на которой мать обычно отвозила дочь в школу, была с утра на ремонте. Идти пешком девочке было лень, и она пошла на автобусную остановку, где принялась ловить такси. Через минуту возле нее остановилась белая иномарка и распахнула переднюю дверцу. Не успела девочка сесть, как обо что-то укололась, и потом даже как-то не удивилась, что авто поехало до ее школы каким-то непонятным маршрутом.
И да – когда она садилась в белую иномарку, то на остановке находилась одна, а вот в машине наоборот – на заднем сидении кто-то был. Но испугаться она не испугалась, потому что водитель веселый был, все время шутил и рассказывал анекдоты.

Затем она словно провалилась в какой-то сон. Немножко пришла она в себя в какой-то квартире, где ее осмотрел какой-то врач и сказал, что она здорова. Но все равно девочке казалось, что это лишь сон, пока этот врач не отвел ее в комнату и не начал…
На этом моменте рассказа из глаз девчушки покатились слезы – рассказывать то, что происходило дальше, она была не в состоянии.
– Он сделал мне очень больно! – всхлипнула она – Я пыталась сопротивляться, но была какая-то вялая и слабая. А потом появился этот… шофер, и доктор начал на него кричать, что я не гожусь, потому что малолетка, и что от меня надо как можно скорее избавиться… Этот шофер тоже… со мной…
И девочка зарыдала, пряча лицо на груди у матери.
– В общем, они вкололи ей еще один укол, отвезли за город и бросили в борщевик. Вот такая у нас история.

Никита Маркович чуток подумал.
– Вы готовы поехать в участок и написать заявление? – спросил он у дамы.
– Нет, – ответила та. – Я много раз слышала, что толку от таких заявлений никакого, один позор для девочки. Что никто эту белую иномарку искать не станет, а если даже и найдут, то сделают все, чтобы мы забрали заявление обратно. А девочке моей наговорят всяких гадостей, обвинят ее в том, что она, мол, сама нарвалась. И не дай бог в школе узнают – тогда вообще все станут пальцем показывать и над ней смеяться. Она этого просто не переживет!

Что на это можно возразить, полковник Фатьянов не знал. Он беспомощно взглянул на Олесю... Но если он думал, что та отступится или начнет своих клиенток упрашивать пойти навстречу правосудию, то глубоко ошибся.
Рядом с ним за столиком сидела не нежная и уступчивая сельская лекарка, а Мадам Дрэя – шаманка и ведьма.
– В общем, так, – сказала она. – Вы хотите спасти свою дочь, или вам безразлична ее судьба? Мой ассистент попал в неприятность. Его обвиняют, что будто бы маньяк, похищающий в нашем городке девушек – это он, и посадили в тюрьму. Единственный способ его оттуда вытащить – это найти истинного преступника, и ваше заявление могло бы в этом помочь. Да, вашей дочери придется при этом пережить несколько неприятных минут. Ей придется подвергнуться судмедэкспертизе, чтобы был установлен факт изнасилования и проведен анализ крови на наличие препаратов, вызывающих потерю сознания или снотворных. Но что касается всего остального, то этого легко можно избежать… Я правду говорю, Никита Маркович?

– Да, – подтвердил тот, – имеются способы исключить бесконечные допросы и вызовы на опознание.
Мадам Дрэя кивнула.
– Ты напишешь в заявлении, что не запомнила лиц шофера и доктора, все время была без сознания и очнулась только в овраге рядом с трассой. Что в марках машин не разбираешься. Для того, чтобы моего ассистента отпустили, достаточно указать в твоем заявлении момент, когда ты вышла из дома и села в белую иномарку, и время, когда тебя нашла мать.
Никита Маркович кивнул, подтверждая этим исполнимость намеченного плана.

– Взамен этого, – продолжала Мадам Дрэя, – мы с моим помощником проведем курс лечения бесплатно, то есть за наш собственный счет. Тем более что без него я вообще не возьмусь за реабилитацию: я без него как без рук… В общем, заявление вы обе можете написать хоть сейчас, после чего полковник Фатьянов отвезет вас в отделение, где все зарегистрирует должным образом, свозит вас к судмедэксперту (белье прихватите с собой), возвратит вас сюда, и мы продолжим лечебные процедуры.
– А если вашего помощника не отпустят? – робко спросила девочка.
– Отпустят, – кратко отвечал Никита Маркович. – А маньяков-похитителей мы найдем и без их опознания тобой.

Часть II
Дороги которые нас ведут
Глава I (9)
Необычные друзья

Руслан проснулся на следующее утро как обычно, но вставать не заторопился. Впервые чуть ли не за целый год ему некуда было спешить. Ни в Политех, ни на работу. Поэтому самым правильным было повернуться на другой бок и продолжить экскурс в мир грез. То есть постараться снова заснуть. Что ему и удалось вполне. И что самое удивительное – он не просто видел сны, а эти сны запомнил.
Он снова был мальцом – таким, каким родился. То есть было ему полных семь годовых циклов и еще половина, и была весна. И кроме птиц и стрекотания насекомых теплый ветерок разносил по роще совершенно новые для юного мавки звуки.

Это играла свирель, о чем Руслан, который не был тогда еще Русланом, естественно, не подозревал. Он просто вбирал новую вибрацию воздуха корой, корнями и раскрывающимися почками, из которых уже показались новорожденные листочки – и наслаждался.
Звуки смолкли, затем снова зазвучали, и по мере развития мелодии желание увидеть их источник, прикоснуться к нему, пронзало все существо юного деревца. Оно потянулось к тому, что лежало под его корнями – и оп-ля, неожиданно для себя ствол его березы раздвоился, и он обнаружил, что стоит на земле на двух подпорках, от верхней части укороченного ствола в две стороны отходят симметрично расположенные мягкие отростки, а верхнюю часть этого странного обрубка увенчивает вместо кроны нечто круглое, похожее на колоду.

Впрочем, у этой круглой части его ствола были приспособления для обозрения пространства, две дырки для поступления внутрь воздуха и горизонтальная прорезь, которая могла открываться. По бокам круглой колоды, над мягкими отростками, исходившими из главной части ствола, были другие отверстия, через которые доносившиеся звуки слышались еще лучше и были еще приятнее.
Самым же поразительным, что через два расположенных посередине круглой колоды влажных пятна юный лесовик мог воспринимать окружавшее его пространство гораздо яснее и четче. Он без труда узнал свой мир: большую взрослую березу, корни которой дали жизнь его деревцу, других берез, и юных, и уже в возрасте, и поляну, поросшую папоротником. Сейчас папоротник еще только начал очередной цикл развития: его проростки лишь пробивались из-под земли, готовясь превратиться в розетки листьев, но не успели стать ими. Поэтому хорошо был виден и огромный плоский валун на ближнем краю поляны, и большой пень напротив.

И на этом пне сидел человек!
Не леший, не мавка, а самое настоящее живое существо из мяса и крови, только двуногое. И вместо шерсти туловище его покрывала вторая кожа – съемная. Два отростка, похожие на те, что сейчас были у юного лесовика, были согнуты, и в них были куски какого-то странного гладкого растения разной длины, слипшиеся вместе. Эти куски человек держал возле щели, прорезанной в его верхней круглой части, и в них по очереди дул. Красивые звуки исходили оттуда!
Впрочем, все это продолжалось недолго. Скоро человек встал и двинулся к выходу из рощи. Звуки сменились на другие, вызывавшие желание двигаться, шевеля опорками, на которых стоял юный лесовик. Он прямо ощущал, как сок струится по этому его второму обрубленному стволу, и это было приятно-приятно. Юный лесовик вдруг понял, что теперь, если он научится пользоваться своим новообретенным видом, то сможет уже не стоять на одном месте, а перемещаться. Куда захочет!

Надо было только постараться... Но как же это было трудно! И очень страшно. Теперь, когда прекрасные чарующие звуки стихли, юный лесовик осознал, что через свои новые отростки и опоры он не сможет питаться от земли и воздуха. И он заплакал – впервые в своей еще короткой жизни.
– Сынок! – услышал он голос матери. Юный лесовик качнул круглой частью своего туловища и увидел (потом он узнал, что на человеческом языке это называется именно так), как от ствола материнской березы отделилась человеческая фигура. Она была выше той, что только что сидела на пне, и нежность исходила от нее, и забота.

Фигура эта открыла горизонтальную щель на верхней, не закрытой съемной кожей части туловища, и юный лесовик услышал человеческий голос.
– Как я рада, что в тебе тоже живет дар перевоплощения! Что ты настоящая мавка, а не лишенный разума корневой отпрыск! Тебе не о чем горевать. Когда тебе снова нужно будет стать деревом – обними ствол березы, из которой вышел, и она вберет тебя в себя. А захочешь оттуда выйти – только пожелай. Ты теперь всегда сможешь это делать. Ведь ты – один из лесного народа, как и я.

– А где остальные?
– Спят. Не надо их тревожить. Я и сама могу научить тебя всему, чему следует. Если ты этого хочешь, конечно. Протяни мне свою ветку, вот эту, чтобы я могла тебя поддержать, и переставь одну из опорок в ту сторону, куда хочешь попасть…
Весь этот день до темноты юный лесной житель пробовал новые возможности, которые перед ним внезапно открылись. Мать учила его пользоваться щелью в круглой части нового, составного ствола. Она объяснила ему, что люди используют ее для общения между собой, потому что обмениваться мыслями молча не умеют.
Угомонился он в тот день, только когда сгустились сумерки. Приблизившись к своей березке, юный представитель лесного народа обнял ее стволик – и о чудо, снова почувствовал себя деревом. И он заснул, счастливый и довольный своей судьбой…

Декорации, как это обычно и бывает во сне, размылись, дрогнули, и словно открылись заново. Опять на пеньке сидело маленькое существо человеческого рода с короткими волосами русого цвета (у мавок они были длинными и белокурыми), только уже иначе одетый, и возле ног его лежала сумка.
Теперь юный лесовик выучил достаточно человеческих слов и обычаев, чтобы знать, что человек этот точно такая же поросль, что и он, только людская, то есть еще не взрослый экземпляр (у людей это называлось «мальчик»), что зовут его Матвей, а палочки разной длины, соединенные вместе, называются «свирелью». Свирель эта хранилась теперь здесь, в роще под камнем, вместе с другими сокровищами, подаренными человеком своему лесному другу – да-да, оба мальчишки были теперь друзьями, так это называл Матвей.

– Почему ты не боишься находиться здесь? – прозвучал вопрос.
– А ты? – в свою очередь спросил юный лесовик, потому что правду говорить людям мать строго-настрого ему запретила.
– Я посвященный, – важно ответил Матвей. – Когда я вырасту, я должен буду жениться на мавке. Ну то есть как бы, и пока мне не исполнится семнадцать лет, они мне ничего не сделают.
– А ты знаешь, как они выглядят? – засмеялся юный представитель лесной поросли.
– Нет, конечно. Откуда? Их нельзя видеть – все, кому они показываются, умирают страшной смертью.

– Быстро умирают? Вот так сразу?
– Не знаю. А почему ты смеешься?
– Потому что я здесь живу. С весны до поздней осени, пока не наступят холода. С мамой. Она не любит людей и прячется от них.
– Сочувствую. Ты не обидишься, если я буду звать тебя «Леший»?
– Не, Леший – это старик. А я так, Лешак. И я не обижусь, если ты научишь меня всему, что знаешь сам.
– То есть читать и писать?
– Угу. И считать тоже. А я покажу тебе, где что растет, и какие ягоды съедобные, а какие лучше не трогать. И как дорогу в лесу находить, когда солнца не видно.

– А броды на реке ты знаешь?
– Спрашиваешь? Я и омуты все знаю… Ты плавать умеешь?
– Нет. Сразу на дно иду. Камнем.
– Со мной рядом можно. В случае чего держись за меня. Я плаваю как бревно.
Теперь засмеялся Матвей:
– Я думал, ты скажешь: как рыба.
– Не, нырять у меня не получается. Вода меня выталкивает.
– Ух ты! Как здорово! Значит, нырять тоже будем вместе. В случае чего – держись за меня…

Снова все расплывается, и проявляется третий кусок сновидений.
Юные березки в роще стали выше и толще, упало несколько старых, отживших свой век, и две из них, распавшись на части, почти полностью стали прахом, растворившись в земле. Человеческий мальчик Матвей тоже изменился: подрос еще на пол головы, а, значит, выше стал и он сам, сын мавки и будущий продолжатель лесного рода.
– Ты что это такое сегодня принес? Что оторваться не можешь? – услышал он собственный голос.

– Это? Смартфон называется. Этот дивайс умеет картинки разные показывать, что в мире делается.
– Дивайс? – изумился лесной обитатель.
– Ну, приспособа такая техническая, у которой внутри разные схемы и приблуды, которые действуют непонятным образом. Его лучше не вскрывать, а то он умрет и ничего показывать не будет.
– Ну понятно: как животное. Тем тоже если разрезать туловище и выпустить кровь, то они перестают дышать и функционировать.
- Угу. Смотри: я сейчас тебя сфотографирую, и ты увидишь, как ты выглядишь.

– Ну, свое лицо я видел в стоячей воде после дождя.
– А в полный рост?
– Тоже видел В реке. Там есть ивы над омутом, за ветви которых можно держаться и отразиться. Ты же сам пробовал поймать такой момент!
– Угу. Только там течение, и изображение рябит. Искажается. А здесь я могу снять тебя не только как ты висишь или стоишь, а еще как ты движешься. «Видео» называется… Встань вон туда в центр поляны и что-нибудь сделай.
– Что?
– Ну… Попрыгай или потанцуй.

Юный лесовик засмеялся:
– А разве сегодня две недели после летнего солнцестояния, что я танцевать обязан? К тому же, светло очень и музыки нет… О, идея! Я сейчас достану твою свирель, и ты снимешь, как я на ней играю.
И он достал И заиграл. Заиграл с упоением, как он это делал всегда, когда думал, что его никто не слышит, кроме ветра в ветвях. Это была весенняя песня, песня пробуждения природы, песня ликования и радости – его друг Матвей приехал сюда на каникулы, и они вновь встретились после долгого зимнего перерыва.

Он не смотрел по сторонам, он весь ушел в себя, в музыку. Он не чувствовал пальцев, он не чувствовал ступней ног или своего тела – он воспарял, вбирая в себя свежесть раскрывающихся почек и вплетая в исходящие из своих губ звуки любовное трели птиц.
Он очнулся, когда на плечо ему легла рука матери.
– Довольно! – произнесла та мягко. – Взгляни, что ты натворил!
Он повернул голову и посмотрел на своего человеческого друга. Матвей стоял, опершись на каменный алтарь, и скупая слеза катилась по его щеке. И все лицо его отражало изумление – и страх.

– Что с тобой? – спросил юный лесовик удивленно. – Ты сломал свою штуку, и теперь тебя будут за нее ругать?
– Нет, все нормально, – быстро ответил Матвей, нажимая на что-то в своем «дивайсе». – Просто мне показалось… А кто это был рядом с тобой? И куда она делась?
– Спряталась. Это была моя мать. Я же тебе говорил: она избегает людского общества. А чего ты испугался? Я так ужасно играл?
– Нет, наоборот, – отвечал Матвей. – Я такого еще никогда не слышал. Это было лучше, чем… Лучше всего! И мне показалось, будто лес ожил. Помнишь, я однажды рассказывал тебе про мавок? Сейчас я их видел, вот!

– И ты решил, что умираешь?
– Ну да!
– Это были всего лишь глюки. Я больше не стану при тебе играть на свирели. А ты… ты обещал показать мне, что такое видео. Покажи!
Увидеть себя со стороны было интересно. На живой движущейся картине стоял самый обычный человеческий мальчишка-подросток и играл на свирели, звуки которой, как оказалось, необычный прибор тоже записал, хотя и не совсем точно. Впечатление было такое, словно к живой музыке привмешалось нечто-то неприродное, похожее на звуки, которые доносились от машин, иногда проезжавших по дороге мимо холма. Изображение было ясным, четким, словно в тех книжках, которые хранились в тайнике под камнем. И только в конце оно вдруг задрожало, размылось… березы вокруг поляны начали слегка двоиться…

– А я уже поверил, что мне действительно показалось, – с испугом проговорил Матвей, смотревший видео рядом со своим другом. – Значит, они действительно существуют. Мавки, то есть…
– Ну, даже если и существуют, так что? – пожал плечами юный лесной обитатель. – Не надо быть слишком впечатлительным, вот и все. Ты же сам говорил, что пока тебе не исполнится семнадцать лет, они тебе ничего не сделают.
– А вдруг…
– Никаких вдругов, особенно если ты сотрешь эти картинки со своего «дивайса» и их никто больше не увидит. Мавки очень пугливые, они не захотят, чтобы на них приходили глазеть все кому не лень, и если такое случится по твоей вине…

– Их месть будет ужасна, да? Ну тогда вот смотри сюда: я нажимаю на кнопку «Delete» - и этого видео больше нет. Хотя жаль, конечно. Неужели ты сам себе не понравился?
– Понравился. Очень. Но здесь, в этой роще делать картинки нельзя… Хочешь забыть то, что на том видео было?
Матвей подумал немного.
– Хочу. Вдруг я нечаянно проговорюсь, и попаду под проклятье духов? А как это сделать?
Юный лесовик поразмыслил. Он вспомнил, что рассказывала мать о способностях мавок. Проверить, настоящий ли он мавка, было интересно…

– Возьми меня за руки и гляди мне в глаза. И повторяй за мной: «Хочу забыть, как Лешак играл на свирели, а я его снимал.»
– Хочу забыть, как Лешак играл на свирели, а я его снимал, – послушно повторил Матвей.
– «Таких картинок на моем смартфоне не было»
– Таких картинок на моем смартфоне не было…
Юный лесовик отпустил руки друга и отвел глаза.
– Ты меня о чем-то спрашивал? – произнес он, скрывая неловкость.
– Угу. Я хочу тебя сфотать и снять на видео. Встань вон туда в центр поляны и что-нибудь сделай.
– Здесь нельзя фотать и снимать видео. Пошли в другое место…

Руслан проснулся, но грёза не хотела его отпускать. Во сне он вспомнил самое счастливое время своей жизни, время беззаботного детства, и жаль, что всего лишь через год оно закончилось. И закончил он его сам, потому что соблазненный картинами, открывшему ему благодаря подаренному его человеческим другом Матвеем дивайсом, захотел погрузиться в эти картины в реальности, побывать в людском мире – в общем, стать человеком.
И получилось все как всегда внезапно. В тот год, когда Матвею исполнилось 15 лет, он уговорил своего лесного друга пойти к нему в гости.

– Дедушка давно хочет с тобой познакомиться, – сказал он. – И бабушка тоже. А то они начали уже думать, будто я тебя выдумал, и у меня что-то с головой. Ты же не хочешь, чтобы они меня по докторам начали таскать? И в мозгах моих копаться?
– Они будут резать тебе голову?
– Нет, просто задавать много вопросов. И если решат, что я сумасшедший, запрут в больницу и начнут насильно кормить таблетками.
– И я тебя больше не увижу?
– Вот именно. Меня сюда больше не отпустят!

Этот аргумент был более чем впечатляющ. Будущий Руслан даже у матери спрашиваться не стал – он незамедлительно отправился со своим другом в село к его бабушке с дедушкой.
– Вот он, Лешак – гордо представил его Матвей родне.
Кроме стариков, как оказалось, в тот момент в доме находилась куча народа: родители Матвея, его дядья по отцу и их дети. И все они махом высыпали во двор, чтобы познакомиться с необычным гостем.
– А какое у тебя настоящее имя? – спросил старик. – Какой ты фамилии? Мы – Фатьяновы.
– Мама зовет меня «Сынок», – отвечал лесной житель добродушно, даже не подозревая, какой клубок страстей вызвало в семействе его появление.

Между тем старуха, окинув его внимательным взглядом, что-то проговорила на ухо старику, и до юного лесовика донеслось имя «Макар».
– Да, это имя моего отца, – согласился он без всякой задней мысли. – Мама говорила, что я очень на него похож.
– Один-в-один, – закивала головой старуха. – Даже одет в такую одёжку, в какой тот пропал!
– Расскажи нам о своих жизненных планах, – сказал Фатьянов-средний за обедом.
Вся большая семья сидела на веранде за большим дощатым столом, кроме малышей, которые были уже накормлены и «паслись» на другом конце двора, играя во что-то им одним понятное.

– Будущее? – удивился обитатель священной рощи. – Ну, буду продолжать жить. Как и раньше.
– А профессия? Куда поступать намерен?
– Папа, какое поступление? У него же документов нет! – воскликнул возмущенно Матвей. – Я же тебе говорил: его мать скрывает его ото всех!
– Ну, документы по нынешним временам не проблема, – остудил его пыл хозяин дома. – Никитос, ты же поможешь с этим?
– Помочь-то можно, бумаги можно легко купить, если знаешь места, где они продаются. Весь вопрос, стоит ли мараться перед законом, если молодой человек чист как пустой лист бумаги и никуда не стремится.

– Я хотел бы стать программистом, – сказал лесной обитатель. – Но для этого надо иметь аттестат об окончании школы и сдать экзамен на ЕГЭ.
– И знания чтобы в голове были. Как с этим?
– Знания у него есть. Мы с ним занимались по моим школьным учебникам, – сказал Матвей.
– Ага, вот почему ты постоянно терял их, и нам приходилось приобретать тебе новые. Но это хорошо, что твой друг одолел весь курс за 9 классов. Можно будет купить у кого-нибудь из деревенских, кто не хочет идти в десятый класс, весь комплект документов, и под новым именем твой приятель продолжит житье-бытье в цивилизованном обществе.

– Дорого, поди, – пробурчал хозяин дома. – Платить-то из чьего кармана будем?
– Скинемся отец, скинемся. Я вот думаю: не родственник ли он нашей Олеське? Может, возьмет она его под свое крыло, чтобы он мог в город уехать и там при ней жить? Квартира у нее большая, найдет, куда парнишку поместить…

ч.2.Глава II (10)
Матвейка и мавки

Поспать еще Руслан не успел. Вскоре была утренняя поверка и прием пищи, после чего его вызвали на допрос. В этот раз его мурыжили еще дольше. Запустив агрегат по скашиванию травы, на обочине в зарослях борщевика полиция обнаружила еще один девичий труп. Почему следователь вбил себе в голову, будто Руслану об этом должно было быть известно, Руслан так и не смог понять. А заглянуть в память не получилось, потому что для этого необходимо было установить с допрашивающими тактильный и визуальный контакт, да и желание с их стороны открыться не помешало бы.
Но поскольку такого желания никто из следователей или оперативников не проявлял, и руки свои к нему они протягивали исключительно для того, чтобы тряхануть за шиворот, то тактильный контакт на чтение мыслей сработать не мог. Да и в глаза они почему-то смотреть ему избегали.

Вот и получалось, что внушить им, чтобы в его невиновность они поверили и отпустили хотя бы под подписку о невыезде, было нереально. То есть как бы и можно, но Руслан знал, что за ним наблюдают через камеру, установленную напротив, поэтому применять приемы гипноза было чревато непредсказуемыми последствиями. Банальная осторожность требовала от него бдительности – выдать себя было опаснее любого обвинения.
К тому же среди следователей промелькнуло знакомое лицо, а именно лицо Фатьянова-среднего, Матвейкиного отца. Руслан знал, что «дядя Никитос» сделает все, чтобы разобраться в ситуации, а также сообщит Олесе, где находится ее младший брат, и что с ним. Поэтому он не паниковал, на провокации не поддавался и тупо твердил, что ничего не знает и вообще не при делах.

Вернувшись в камеру, он с некоторым удивлением отметил, что отношение к нему там слегка изменилось. Верзила смотрел на него почти с благоговением как на ангела-спасителя, от бомжа не веяло ни перегаром, ни хронической привычной болью, а молодой и нарывистый «мститель» не пылал желанием отыграться на его костях. Что же касается Болгарина, то тот был хмур, суров, но корректен.
– Ну, рассказывай, – обратился он к Руслану, чуть тот подошел к столу с намерением продвинуться мимо к своей кровати. – Все как Гвоздь и предсказал, угу? Не сняли с тебя обвинения?
– Нет, – мотнул головой Руслан. – Они еще один труп нашли.

– И ты все еще надеешься на справедливость?
– Конечно.
– А это точно не ты? – спросил молодой гопник. – Я вот чувствую, что ты мог бы. Есть в тебе что-то такое… Тебе ж ничего не стоит человека прикончить, разве не так?
– Конечно, я способен был бы их убить, – отвечал Руслан в раздумьи. – По неосторожности. Но я бы не поступил так бесхозно с телами. Я бы или положил трупы так, чтобы их сразу нашли и опознали, либо предал бы земле. Мертвое к мертвому, чтобы дать жизнь живому.

Четверо его сокамерников оторопело на него уставились.
– И ты вот так спокойно в этом признаешься? – прищурившись, произнес старик.
– А разве я сказал что-то необычное? – пожал плечами Руслан. – Каждый человек способен на убийство, только каждый на свое. Это не мое, вот и все.
Он забрался на свое место и снова хотел заснуть. Но на этот раз не смог. Вместо этого он просто вспоминал то, о чем думать ему до сих пор как-то не хотелось. Ну, например, мог ли бы он убить.

В тот поворотный в его жизни день после похода с Матвеем к его родным, мать сказала ему вечером после возвращения «домой»:
– От тебя пахнет человечиной. В село ходил? Людскую пищу ел?
И услышав его рассказ, добавила:
– Ну что ж, значит, такова твоя судьба – уйти в человеческий мир, как это сделала твоя сестра. Все равно ты здесь вроде уродца – где это видано, чтобы у мавок рождались парни?

Вспомнив материнские слова, Руслан вздохнул: действительно, где такое видано? Мавка должна быть девой, так заведено от века. Чтобы однажды, заполучив человеческое семя, вырастить его в себе и произвести на свет другую мавку. Только так они могут продолжить свой род. А он – недоразумение, ошибка природы.
Вот взять пример с Матвеем – как он с ним промахнулся. Задружиться с человеком – это ни у одной мавки не получалось, ни одна так не влипала. Все они поступали как положено, держались от людей подальше. В него же словно осиный рой вселился, когда он услышал музыку: вылез из своей березы не в срок, и уже не смог остановиться.

Или в тот последний раз, когда они с Матвеем были в роще. Парню исполнилось в тот год 17 лет, и он должен был за день до Ивана Купалы прийти туда и исполнить обряд. Сначала все шло правильно. Руслан напросился сопроводить своего друга на вершину холма совместно с бабой Клавой, которая делала это не впервой, и весь ритуал знала наизусть.
Она не предполагала, естественно, что заснет в избенке бывшей сельской колдуньи, и в этот раз наверх подниматься не будет. И тем более даже предположить не могла, что это будет как-то связано с тем, что парней было двое, и один из них шел с другим не без причины. Однако получилось именно так, потому что Руслан (тогда он уже был Русланом целых два года) захотел лично убедиться, что с его другом все будет в порядке.

Ну и вообще ему было любопытно, потому что в детстве мать всегда уводила его на этот день с холма, а в предыдущие 5 лет ритуал не проводился. Сделать что-то не правильно он не боялся: Олеся сказала, что главное подняться в рощу и возложить руки на каменный алтарь, а дальше все само собой пойдет. И что парень, участник ритуала, ничего о том, что с ним было, кроме возложения рук, помнить не будет.
Вот именно это: запомнил или не запомнил, Руслан и решил проверить на обратном пути от рощи.
– Расскажи, для чего ты туда ходил, – попросил он Матвея, когда они уже достаточно спустились вниз по тропинке и остановились возле родника.
– Ты же там был со мной и все видел? – удивился Матвей.
– Я хочу узнать, что ты чувствовал.

Они взялись за руки – и это было, конечно же, ошибкой. Но Руслан об этом тогда не подозревал. Он не знал, что по его желанию и от его слов, произнесенных вслух, воспоминания у Матвея начнут просыпаться и разматываться одно за другим, словно петли из клубочка. Однако именно так и получилось.
– Ну, мы подошли к камню, и ты мне сказал положить на него руки. Я положил, а потом откуда-то взялся очень старый старик в коричневом плаще с клюкой и велел мне поклониться березе в центре поляны. Я поклонился… Слышу, он сказал: «Девы-русалки лесные, выходите! Жениха встречайте!» И я увидел реально красивых девчонок.

– Сколько из было?
– Трое. Старик велел мне подойти к любой из них, обнять ее и поцеловать. Я подошел к той, что была посередине… А дальше… мы с ней… Ну, ты же сам все видел.
Руслан кивнул.
– Я это делал первый раз в жизни, но мне понравилось… А потом она куда-то делась, и меня обняла другая. И мы с ней тоже… И мне это понравилось еще больше. А когда она потом исчезла, и ко мне подошла третья, то я понял, что готов заниматься этим сколько угодно, и ничего другого мне в жизни не нужно… А дальше вмешался ты.
– И что я сказал?

– Ты сказал: «Хватит! Разве вы не видите, что он уже едва на ногах стоит? Я не хочу, чтобы вы выпили его досуха!» Но тот старик сказал, что ты можешь поделиться со мной энергией, и тогда я выдержу… А потом появилась твоя мама, она взяла мои ладони в свои, и я почувствовал, как все мое тело наполняется силой. Это было супер! Но старик сказал, что она влила в меня лишнего и велел мне подойти обратно к камню, чтобы отдать то, что я взял. Ну, я, само собой, послушался, старик велел мне все забыть, и мы с тобой ушли.
Парни разомкнули руки и некоторое время стояли, ошеломленно глядя друг на друга.
«Что же теперь делать? Что делать? Как все исправить?» – крутилось в голове у Руслана.

– Оба-на! – воскликнул, наконец, Матвей, прервав молчание. – Ты ведь один из них, да? Ты – мавка! Как я сразу не догадался!
– Мавок-парней не бывает, – возразил Руслан. – Я шаман. Будущий шаман, то есть. Посредник между миром мавок и людьми. Чтобы все было по правилам, и никто никому не нанес вреда. Но ты ничего не должен был запомнить, чтобы легенды и дальше оставались только легендами… Хочешь, я сотру тебе память?
– Не хочу! – возразил Матвей. – Это было – зашибись! Во что превратится моя жизнь, если я стану забывать все суперское, что в ней происходит? Ты даже не представляешь, как здоровски мне было!

– Угу. А потом ты вякнешь о том кому-нибудь, и тебя запрут в психушку. А мне срок пришьют за то, что я накачал тебя галлюциногенами. Или еще хуже: ты улучшишь момент, чтобы туда побежать, когда все нормальные люди спать будут, и останешься навечно под папоротником лежать. Думаешь, мало там в земле дурней лежит, кого мавки к себе заманили?
– Откуда ты знаешь?
– Леший поведал.
– Ты хочешь сказать, что там, на этом холме, когда-то кладбище было?

– Угу. Начало этой истории уходит во времена, когда только-только люди на этой Земле появились. Холм тогда был сильно пониже, и туда, на эту поляну, приносили мертвых. А потом первый народ исчез, и на смену ему пришел другой. Они поставили идолов и на том плоском камне, что мы алтарем зовем, приносили своим идолам жертвы. Кровавые жертвы. Человеческие.
– Но сейчас ведь не приносят?
– Нет. Потому что однажды случилась война, и этих людей кого перебили, кого в плен угнали. Идолы постояли немного и рассыпались в прах, только камень остался. А их последняя жертва, девушка, истекая кровью, к березе подползла, и умерла возле ее подножия. Приняв ее последнее дыханье и ощутив последнее биение ее сердца, покрыла береза ее тело своими корнями, и так появилась первая мавка.

– Красивая легенда, – засмеялся Матвей. – Получается, что эта девчонка так парней ненавидела, что заманивала их в рощу и там убивала?
– Нет, конечно. Они сами ее искать начинали, потому что сила в ней таилась от земли, от воды и воздуха. Но она же нежить была, и детьми ее были не человеческие существа, а березовая поросль, вбиравшая в себя останки тех, кого приносили до нее в жертву на алтаре – таких же красивых девушек, что и она.

– Угу. А что будет, если я женюсь не по выбору духов, а на той девчонке, которая осталась у меня в городе?
– На вертихвостке, дарящей свои улыбки половине мальчишек вашего класса? – раздался возмущенный Олесин голос, и на тропинке явилась она сама, вынырнув из-за ближайшего куста орешника. – В которой всей-то хорошести это то, что она дочка высокого начальника и всегда одета по последнему писку моды? Чтобы она начала изменять тебе с собственным шофером, повесила тебе на шею алименты и выперла из своей жизни, после чего ты побежал бы в священную рощу искать утешения у лесных русалок?
– Не пугай его! – укоризненно сказал Руслан.

– А я не пугаю, я предсказываю. Видела я эту его кралю, Никитос мне показывал. А девушка, избранная ему в супруги духами, здоровая, умная, трудолюбивая, с хорошим характером. Она не обманет, не продаст, и родит ему столько детей, сколько он захочет. Она не станет вынуждать его работать на трех работах, чтобы обеспечить себе вояжи по заграничным курортам и побрякушки на шею. Он ее быстро полюбит и благословит свою судьбу. Так что пусть он выбирает, чего желает его душа. Сам выбирает, принуждать его никто не станет.
– Я подчинюсь обычаю, – мрачно произнес Матвей. – Только не стирайте мне память.

Олеся поразмышляла, колеблясь.
– Мы с Русланом можем сделать так, чтобы ты подумал, будто увиденное в роще тебе приснилось. Подойдет такой вариант?
– Да, – отвечал Матвей.
Олеся взяла его за руки и посмотрела в глаза.
– Меня здесь не было, – сказала она. – И в рощу ты еще не поднимался. Было жарко. Ты устал. Ты присел отдохнуть и уснул. Ты видел сон. Очень интересный сон. Который ты запомнил на всю жизнь.
Она медленно, не разжимая рук, присела на корточки, вынуждая своего подопечного сделать то же самое, повалилась на бок, и едва голова Матвея коснулась травы, как глаза его закрылись и он действительно уснул. Отняв руки, Олеся встала и, отойдя с Русланом к орешнику, проинструктировала, что и как делать дальше.

Вернувшись к своему другу, Руслан потряс его за плечо, пробуждая, и произнес со смехом:
– Вставай, соня! Ты сюда не дрыхнуть явился, а ритуал исполнять. Пошли скорее, а то дома нас, наверное, заждались!
Они снова поднялись на холм, и там, не подводя Матвея к алтарю, Руслан сказал ему:
– Поклонись сначала вот этому пню, а затем большой березе на поляне и произнеси, что ты пришел исполнить свой обет.
– Я пришел исполнить свой обет, – послушно вымолвил Матвей.

– Скажи, что ты согласен жениться на девушке, венок которой утонет, и что если у вас первым родится мальчик, то вы принесете его сюда, чтобы выполнить завет предков.
– Я согласен жениться на девушке, которую выбрали мне духи, хотя я и люблю другую. Я не нарушу обычая. И я принесу сюда своего первенца, если это будет мальчик, чтобы…– Матвей прикусил губу… – чтобы он тоже получил ваше благословение.
– А теперь пошли скорее отсюда, – дернул его за рукав Руслан. – Ты должен уйти. И никогда здесь больше не появляйся без меня или Олеси.

Он действительно тогда думал, будто Матвей поверил, что приключение с мавками ему приснилось. Его только удивляло, отчего тот никогда даже не пытался рассказать ему свой чудесный, замечательный сон. И вообще вел себя так, будто знал что-то очень для себя важное.
– Ты настоящий друг, – произнес Матвей, когда они возле деревни разошлись в разные стороны с бабой Клавой: та пошла к себе, а они к себе, то есть к Фатьяновым, где Руслан теперь иногда ночевал, когда приезжал в деревню не один. – А тетя Олеся ведь может мне сразу сказать, кто моя настоящая невеста?
– Наверное, может, – признал Руслан. – Но лучше тебе спросить у Сильвии. Она всех девчонок в селе знает, кто тебе по возрасту подходит… А почему ты не хочешь дождаться Ивана Купалы? Чей венок потонет, ту и возьмешь!

– Не доверяю я почему-то речным существам. Тетя Олеся ведь умеет ворожить, и будущее видит. Зачем же мне тогда ждать? Воля лесных духов ей известна! Мы сегодня с девчонкой сговоримся, завтра распишемся и кольцами обменяемся. Втихаря. А ночью ты сделаешь так, чтобы ее венок потонул на глазах у всех. И все будут довольны. Сможешь?
– Смочь-то смогу, – вынужден был согласиться Руслан, нимало не подозревая, что Матвей решил устроить ему проверку.

Впрочем, он и сам не доверял теперь лесным духам и опасался какой-нибудь каверзы, исходящей от них. План Матвея избавлял его от необходимости быть в купальскую ночь на холме и смотреть на танцы русалок. Ни он, ни мать не ведали, чем такие смотрины могут закончиться, и страх сжимал сердце Руслана от предчувствия неизведанного. То ли прекрасного, то ли ужасного.
Ужасного как, например, сегодня. Теперь, когда нашли труп еще одной девушки, подозрения у следствия на его счет лишь усилились.
Потому что конечно же причинить смерть Руслан вполне бы мог. Как могла бы это сделать трансформаторная будка или тигр – без всякого злого умысла. Одним возложением руки. Остановил бы сердце – и конец человеческой жизни. Как это однажды он проделал с медведем-шатуном.

ч.2. Глава III (11)
Двое глаза в глаза

Воспоминания Руслана были прерваны самым беззастенчивым образом. Дверь в камеру открылась, и туда запустили очередного «постояльца».
– Принимайте еще одного экстрасенса, – сказал конвоир перед тем как закрыть за новичком дверь.
Руслан поднял голову и посмотрел на вновь вошедшего. Мужичок был маленький, с лысиной и брюшком, не старый, но и не молодой.
– Здравствуйте, – произнес тот с порога, быстрым взглядом обшаривая помещение с его пятью разношерстными обитателями. Выражение лица у него при этом было напряженное и абсолютно непроницаемое.

– Здравствуй, – отозвался Руслан. – Ты и в самом деле экстрасенс?
– А разве не похож?
Бомж хохотнул, а гопник произнес насмешливо:
– А это мы сейчас посмотрим. Ну-ка, расскажи, что у меня болит?
– Я бесплатно не работаю, – важно отнекался вошедший.
Поколебавшись, он направился к тем нарам, где лежал бомж и бросил постельные принадлежности на верхний ярус. Он и сам хотел залезть туда, однако не успел.

– Ты представился не по форме, – произнес бомж. – Ты не назвал свое погоняло и статью.
– Ну, Анчутка мое погоняло. Пытаются навесить 159-ю статью УК РФ.
– То есть мошенничество, – сказал гопник. – А ты чист аки белый лебедь, и погоняло такое к тебе просто так прилипло.
– Это из-за отмороженных пяток. Заснул однажды зимой на морозе по пьяни, ну и оттяпали мне хирурги по куску от каждой.
– Ну а ты что скажешь о нем? – спросил Болгарин у Руслана. – Он действительно твой коллега или притворяется?
– Мне отсюда не понятно, – ответил Руслан уклончиво.

Потому что имелось нечто во вновь вошедшем, что способно было выделить его из толпы других людей. Оказаться он мог кем угодно, и выдавать другого такого же как он сам, желания у Руслана не возникло.
– А ты спускайся вниз, не стесняйся. Сейчас устроим «битву» как в телевизоре. Садитесь напротив друг друга, а мы будем задавать вам разные вопросы. Проигравший признает себя мошенником, и больше экстрасенсом считаться не будет, – это снова были слова гопника.

– Да мне как-то побоку, – попытался отказаться Руслан. – Я же вам сразу сказал, что я лишь ассистент, и ни на какие лавры не претендую.
– Ну так уважь народ, Студент! Вы пообщаетесь, мы вас послушаем, и вас обоих взвесим. Должны же мы знать, с кем имеем дело. Вдруг он опасный, а мы с ним по-простому, а? – это уже снова высказался Болгарин.
Руслан вздохнул и начал спуск со своей «шконки». Несмотря на вежливость прозвучавшей формулировки, он уже понял, что старик никогда просто так языком не плещет.

Они с новичком сели за стол напротив друг друга, и он произнес, стараясь, чтобы его голос звучал как можно нейтральнее:
– Возьмемся за руки и посмотрим друг другу в глаза. Если ты экстрасенс, ты легко прочитаешь, что я сейчас думаю и кто я такой.
Новичок проделал требуемое, сделал глубокомысленный вид и произнес:
– Тебя зовут Руслан, тебе 21 год. Ты проживаешь … (он назвал адрес). Ты думаешь, что я мошенник, а ты наоборот, самый здесь ловкий и своими фокусами можешь легко заставить всех тебе поверить.

В его глазах легко читался тщательно скрываемый страх, смешанный с наглостью, и это было почти забавно.
– Ну? – нетерпеливо спросил гопник. – Чем ты ему ответишь, Студент?
– Ничем! – беспечно отвечал Руслан, испытывая облегчение оттого, что ему не придется сейчас врать. Потому что ничего необычного в новичке не было, несмотря на бесовскую кличку. – Этого человека прислали сюда для того, чтобы он вызнал у меня, кто я такой. И можно ли меня привлечь по делу об убийстве, или это бесперспективно. Ну и еще прояснить, обладаю ли я какими –то особыми способностями.

Кандидат в экстрасенсы немедленно выдернул свои ладони из пальцев Руслана и испуганно завертел головой. Его глаза стали совсем круглыми, и физиономия действительно начала напоминать мордочку мелкого беса из деревенского фольклора. Если бы Руслан вот только что не проверил его на внутреннюю сущность, он бы точно усомнился сейчас, что видит перед собой человека.
– Вранье это! – выкрикнул мужичонка. – Клевета!
– Значит, подсадной, говоришь? – проговорил старик хмуро.
Бомж хохотнул, гопник начал разминать пальцы рук, а верзила деловито спросил:
– Хочешь, мы его убьем?
– Зачем? – удивился Руслан. – Мне все равно. Мне скрывать нечего!

В камере повисло тяжелое молчание. Тишина была такой, что, казалось, ее можно было потрогать. И Руслан добавил как можно равнодушнее:
– Я не читаю ваших мыслей, если вы об этом. Я просто догадался, кто он такой, по его реакции и микродвижениям. Мадам Дрэя гадалка, и я почти всегда присутствую на сеансах, которые она проводит с клиентами. А здесь еще и банальная логика сработала. Ну подумайте сами, откуда он мог знать, как меня зовут и где я живу, если бы ему это не сказали?
Он снова взобрался на свое койко-место, и снова лежал не настолько долго, чтобы можно было отключится и заснуть. Примерно через полчаса дверь в камеру открылась и прозвучала команда ему «на выход с вещами». Вещей у Руслана не было, он сдернул с постели обе простыни, скатал матрас с подушкой в аккуратный рулон и пошел к двери, сопровождаемый завистливыми взглядами бывших сокамерников.

В знакомой ему комнате у следователей, куда его привели первоначально, кроме дознавателя находился капитан Фатьянов, он же дядя Никитос, Матвейкин отец, который терпеливо дождался, пока Руслану вернут студенческий билет, кошелек, проездной, и сопроводил его к своему авто. Заднее сидение было уже занято двумя особами женского пола, облаченными отчего-то в белые х/бешные халаты.
– Ну как, понравилось у нас? – спросил он у Руслана, включая мотор, когда оба они уже сидели в машине.
– Вообще-то ничего страшного, я отлично отдохнул, – отвечал Руслан вполне искренне. – Как я догадываюсь, произошло нечто серьезное?

– Да, еще одно похищение, но на этот раз жертва осталась жива. Мадам Дрэя и Сильвия все тебе объяснят.
– Это она? – кивнул Руслан на девушку на заднем сидении.
– Угу.
Больше вопросов Руслан не задавал. Пустой болтовни он не любил. От девушки исходила душевную боль, от ее матери – тревога. Обе эмоции просто висели в воздухе салона, и этого было достаточно, чтобы ни о чем не спрашивать.
«Мадам Дрэя» их уже ждала.

– Наденька должна остаться с нами до утра, а вам лучше отправиться домой и ждать моего звонка, – сказала она клиентке, чуть та открыла белую дверь офиса. – Процедуры, которые мы будем проводить, потребуют от нас полной сосредоточенности, и любые ваши эманации могут нам помешать.
– Я лучше подожду в своей машине.
– Нет, – строго возразила Олеся, не выходя из образа ведуньи. – Только домой, только отдыхать. Ваше сердце будет посылать импульсы волнения с такого близкого расстояния. Духи, которых я буду призывать, могут не прийти. И ваша дочь также должна знать, что с ее матерью все в порядке. Вот вам микстура, которую вы выпьете, вернувшись домой. Это легкое снотворное – оно поможет вам расслабиться, и утром вы встанете свежей и полной сил.

Удалить клиентку было необходимо еще и для того, чтобы она не могла помешать тому, что намеревалась сделать «Мадам Дрэя». А именно: выудить из подсознания девочки как можно больше информации о месте, где та побывала, и о том, как выглядели негодяи, ее похитившие. И знать этого не следовало не только ее матери, но и капитану Фатьянову как представителю закона.
Поэтому, проследив, чтобы и он, и клиентка действительно удалились, «Мадам Дрэя» пригласила девушку пройти в ее офис, где их уже ждала Сильвия, облаченная соответствующим образом.

– Я вижу, что ты узнала ту девушку, которая помогала вам с матерью принять душ, – сказала Мадам Дрэя, заметив удивленный взгляд, который юная пациентка кинула в сторону Сильвии. – Это хороший знак, он говорит, что твое здоровье понемножку восстанавливается. Не удивляйся, что она сейчас выглядит несколько иначе – для ритуала нам нужно, чтобы кроме нас с тобой было еще два человека, и одеяния на них должны быть соответствующие – все натуральное, все подлинное. Мой ассистент тоже сейчас переодевается. Первое, что мы сделаем – это подкорректируем твое душевное здоровье. Ты должна полностью нам довериться и раскрыться.

– Я готов,– произнес Руслан, выходя из гардеробной.
– Отлично, значит мы можем начинать. Сейчас мы встанем в круг, и Надюша будет шаг за шагом вспоминать все, что сегодня с ней происходило.
– Зачем? Я хочу это забыть! – запротестовала девочка.
– Я погружусь в твою память и заберу оттуда то темное, что тебя так гнетет. Глубже сегодняшнего дня мы проникать не станем, не бойся. После сеанса ты действительно будешь помнить только то, что написала в заявлении… Становись напротив меня и возьми за руки Руслана и Сильвию. А теперь посмотри мне в глаза и распахни свою душу. Вот ты стоишь на остановке и пытаешься поймать машину…
– … Скажи: «Я хочу забыть это лицо…»
– Я хочу забыть это лицо, – послушно повторила Надя…

Когда сеанс воспоминаний был окончен, Олеся отсоединила свои руки от рук Сильвии и Руслана и они также отключились от девочки.
– Ну как? – спросила Олеся у юной пациентки.
– Класс! – сказала та, потирая лоб. – А нельзя, чтобы я и про то, как валялась в борщевике, забыла?
– Нет, – строго сказала ворожея и шаманка. – Надо чтобы ты помнила этот эпизод, это предохранит тебя от прикосновения к этой пакости в дальнейшем. А сейчас ты выпьешь микстуру, которую мы сварили, с головы до пят намажешься мазью, которую я тебе дам (Сильвия поможет тебе это сделать) и ляжешь спать на том ложе, который для тебя приготовит Руслан. Если проснешься раньше, чем проснусь я, то разбуди меня. И пока я не поднимусь – не вставай.

– Ты действительно собираешься оставить ее здесь на ночь? – удивленно спросил Руслан, когда пациентка в сопровождении Сильвии отправилась в ванную комнату для намазывания кремом.
– Это необходимо. Я обещала ее матери полное излечение, и мне придется провести все должные процедуры. Мы положим ее в вестибюле, на диване, но он недостаточно широк, поэтому тащи туда еще и топчан. А я пока приготовлю одеяла и все остальное. Я сегодня должна буду спать рядом с ней. Если я вовремя не встану – подойдешь и меня растолкаешь. Когда я обычно просыпаюсь, ты знаешь. Ключи от входной двери у вас с Сильвией есть, так что прорваться сможете.

Когда обе девушки вышли из душевой, юная пациентка уже вовсю зевала. Уложив ее на диване возле стены, «Мадам Дрэя» дождалась, пока та окончательно заснет и, до того как отпустить молодежь отдыхать, велела Руслану изгнать из тела девочки весь чужеродный белок.
– Поднеси ладони к ее животу и сделай движение по направлению к ногам. И так три раза… Ну вот, теперь там чисто, можно проводить заживление.
Закрыв за своими помощниками двери, Олеся вздохнула, погасила свет и пристроилась на топчане рядом со своей пациенткой. Она знала, что будет завтра, и какую цену придется отдать за полное излечение девочки. Цену это она усвоила с детства. То есть, что она способна излечивать чужие порезы, язвы и ушибы прикосновением ладоней, но после этого слабеет и привлекательность теряет. И чем глубже раны, чем сильнее излеченная ей болезнь, тем дольше приходилось после этого восстанавливаться.

Хорошо, что баба Лизавета вовремя объяснила ей это, пока она не растратила свое здоровье непоправимо. И после этого начала приучать девочку лечить тех, кто обращался к ней за помощью, травяными настойками и мазями.
«Хочешь помогать людям – помогай, если тебе это нравится, в этом нет ничего плохого. Но больных и нуждающихся в помощи много, а ты одна. Ты должна уметь распределять свои силы и возможности, чтобы их хватило на всю твою долгую жизнь…»

В справедливости этого правила Олеся убедилась после случая с рыжим Федькой, попавшим в борщевик после попытки подняться на холм. Роща не пустила его, он начал блуждать и в панике не нашел ничего лучшего, как побежать вниз в том месте, где заросли коварной травы были выше всего и гуще. Мальчишка перемазался в соке опасного растения, а потом брел до дома под палящим солнцем.
Как результат – тепловой и ультрафиолетовый удар. Соответственно, к вечеру начала подниматься температура, возникло покраснение кожи и состояние стало критическим. В деревенской больничке помочь беде не смогли – обычное обмывание прохладной водой, какое рекомендуется в таких случаях, особого эффекта не поимело, потому что с момента попадания на кожу ядовитого сока до обращения в больничку прошло уже несколько часов.

Требовалось везти в район, но как на грех, и как всегда бывает в таких случаях, прошедшие накануне ливни подняли уровень воды в реке, затопив всю долину. Результатом чего было исчезновение бродов и подмыв берега возле моста. Мост пришел в аварийное состояние, починка его требовала времени, но вот как раз времени-то у Федьки не было – ожог был слишком обширным, и судя по вычитанному Олесей из медицинского справочника, только неотложная терапия могла спасти мальцу жизнь.

Федькины родители только что волосы на себе от отчаяния не рвали – знахарка Лизавета незадолго до этого уже померла, и другой лекарки кроме Олеси в селе не оставалось. А много ли могла двенадцатилетняя девчонка? Она и знала-то далеко не все. Но в ее маленьком отзывчивом на чужую беду сердце билось желание помогать тем, кто в том нуждался, и она помчалась на холм, чтобы нарвать растений, из которых можно было приготовить целебную мазь.
Мазь, про которую ей однажды рассказывала старая ведунья. Некоторые из ингредиентов мази были очень сомнительные, даже считались опасными, но она снимала боль и могла частично нейтрализовать действие сока борщевика.

Дойдя до родника и присев отдохнуть, Олеся увидела знакомого ей «лесного дедушку», помогавшему ей советами, где что можно найти, после смерти бабы Елизаветы.
– Знаю, знаю, чего ты хочешь, – сразу сказал он, не дожидаясь ее вопросов. – Можно спасти вашего рыжего Федьку, если ты за него попросишь. Хоть и не люблю я эту семейку – нехорошими людьми были его прадеды, жадными и злыми.

– Да, мне баба Лиза рассказывала, – возразила Олеся. – Но Федьки-то тогда еще не было, почему же он должен отвечать за каких-то дураков, даже если те были его предки? Лучше скажите, что я должна сделать, кроме мази? Почему вы мне даже совета дать не желаете?
– Потому что тайное это дело и опасное. Цельный год твоей жизни оно у тебя отберет. Но если ты готова поделиться с этим отпрыском человеческой гнили частью своего здоровья, то я тебе воспрепятствовать не смогу. Садись возле его ложа, возьми его за руку, и просиди так целую ночь от темноты до рассвета. Поутру он будет здоров, а ты ослабнешь и будешь восстанавливаться несколько месяцев.
– Но ведь восстановлюсь же?
– На этот раз – да. Если про мазь не позабудешь.

Помочь Федьке – это было так благородно, и такая дурость! Он после того прилепился к Олесе намертво, и досаждал ей как только мог, благо они учились в одном классе. От его внимания просто спасу не было, пока братья Фатьяновы не накостыляли ему по шее с предупреждением: оставить их сестрицу в покое…
Вспоминать о Федьке Олесе не хотелось. Усилием воли она приказала себе заснуть и отключилась.

Глава IV
Агентство в действии

Проснулась она вовремя, то есть как обычно. Девочка еще спала, спокойным здоровым сном, и это было уже отрадно. Пройдя к себе в комнату, Олеся быстренько поправила парик и вообще привела себя в порядок – образ Мадам Дрэи требовалось сохранять. Вернувшись в вестибюль, она разбудила девочку и позвонила ее матери, чтобы та ни в коем случае не выходила на улицу ни сегодня, ни завтра, а ждала Надюшу дома. После чего связалась с Сильвией и велела той немедленно явиться в офис.
– Ой, мама, что с твоим лицом! – воскликнула Сильвия, едва переступила порог вестибюля. – Ты что, не спала всю ночь?
– Все нормально, поговорим о моем лице после твоего возвращения, – мрачно ответствовала Олеся.

– Разве я куда-то еду?
– Да, тебе придется отвезти девочку по адресу ее проживания. По дороге заедешь в магазин и затаришься продуктами на три дня. Продукты отдашь моей клиентке и покажешь ей чеки для оплаты – наша с ней договоренность выполнена с момента окончания лечения, и этот момент уже наступил. Еда в перечень услуг не входит. Если она откажется оплатить продукты, заберешь их с собой и привезешь сюда – пусть питаются чем угодно, это будет уже не наша проблема.
– Я хочу, чтобы меня отвез Руслан, – произнесла девочка довольно требовательно.
– Чтобы ты потом могла сказать, будто по дороге он до тебя домогался? – фыркнула Сильвия.
– Вот еще! Я не такая! – вспыхнула девочка.

– Мы тебе верим, милая, но зачем подавать повод для сплетен? – примиряющее сказала Олеся. – Что могут решить соседи, увидев тебя утром выходящей из авто в сопровождении молодого человека? Репутацию надо беречь с младых ногтей! Сильвия тебе по возрасту как раз подходит в подружки, и никто ничего плохого не подумает. И помни: не менее двух дней и тебе, и твоей матери следует оберегать свою кожу от воздействия ультрафиолета. Если ты не хочешь, чтобы она вздулась волдырями и начала отслаиваться, а после на месте пузырей остались безобразные рубцы. Ты ведь не хочешь всего этого?
Надя помотала головой в знак согласия, и вопрос таким образом был закрыт.

– Кстати, тебе желательно переодеться – банный халат не лучшее одеяние для улицы. Зайдете к Сильвии, и она что-нибудь даст тебе из своего гардероба. Попроще.
Обе девушки ушли.
– А что, она в самом деле могла бы вот так со мной поступить? После всего, что мы для нее сделали? – удивился Руслан, чуть за ними закрылась дверь офиса.
Он тоже присутствовал при отправке юной клиентки домой, вот только был гораздо менее Сильвии удивлен изменениям не в лучшую сторону во внешности своей старшей сестры. Потому как цену полного излечения он тоже знал, хотя и не на собственном опыте.

– Угу, она на это вполне способна, – отвечала Олеся. – Благодарность нынешним подросткам не свойственна. Насмотревшись по ТВ глупых передач о том, будто в жизни выигрывает самый беспощадный и беспринципный, они начинают так свято в это верить, что без зазрения совести предают собственных родителей, не только посторонних людей. И половина из них взращиваются как принцы и принцессы. То есть весь мир им обязан, а они никому.
– И зачем бы ей это могло стрельнуть в башню?

– Ты красивый и притягательный. Она уже больше не ребенок, беречь для мужа ей нечего, по ее понятиям. Запросто могла бы попытаться использовать шантаж для того, чтобы завести с тобой интрижку. Ты же сам слышал, как она подхихикивала глупым анекдотам, которые рассказывал шофер в авто. Или ты думаешь, что он без всяких причин не догадался сразу, что она малолетка?
– Потому и Кристинку они похитили?
– Скорее всего – да. Видишь ли, большинство маньяков считают себя кем-то вроде мстителей за неправильное поведение их жертв. Твоя Кристина была пьяна – это во-первых. Во-вторых, она была настроена отомстить тебе за то, что ты ее отверг. То есть как она тогда выглядела?

– Как шалава, – мрачно согласился Руслан.
– Угу. По их понятиям, таких не жалко.
– Тогда им проще было бы проституток хватать.
– Не-а. Почти все проститутки с сутенерами работают, и те бы быстро заинтересовались, куда исчезает их «дойное стадо». Это иллюзия, что в этой среде никто ничего знать не желает. У сутенеров паспорта и адреса проживания девочек, и клиенты фиксируются. Чтобы «сексработницы» не имели возможности утаить, сколько заработали за вечер.
– А если у которой влюбленность возникла, и она вознамерится слинять и раствориться?

– Находят всех беглянок, и либо кавалер ее выкупает, либо она назад в систему возвращается. Ведь у каждой подружки есть, как минимум одна. И удержать в себе такое чувство, как любовь, да еще взаимная, невозможно. С кем-то она да поделится. Отпускают только тех, кто прибыль перестает приносить, отработанный материал.
– А нашим похитителям такие не нужны…
– Вот именно. Все похищенные девушки, которые подходят под наш случай, из обеспеченных семей, совершеннолетние, красавицы и студентки, то есть образованные. Это либо элитный публичный дом, либо то, что во времена оные называлось «классовая ненависть».

– Да, я заметил по остаточной ауре, что найденная нами девушка была сброшена в ров еще живой. Чтоб помучилась.
– Угу. Как и дочь моей клиентки. Так что думай, где могла бы располагаться комната, которую она запомнила. Давай очертим предполагаемый ареал ее местонахождения. Начнем с ответа на вопрос: где не могла.
– Ну, это-то просто. Квартира отпадает – только отдельно стоящее строение.
– А почему?
– Потому что серия. Кристина живая, значит, ее где-то держат. Эта самая «Надюша» ее не видела – значит, комнат несколько. Найденную нами девушку похитили полгода тому назад, а бросили умирать только две недели как. Значит, опять же, она где-то находилась, причем ее кормили и обеспечивали отправление естественных нужд. Помещение обогреваемое, потому что похитили девушку зимой. Все это указывает на дом.

– Угу. А где?
– В селе вряд ли – там такого не скроешь, там местные быстренько заподозрили бы, что что-то нечисто. Пошли бы слухи, дошли бы до местного участкового… Не-а, не выстраивается. Это либо дачный поселок с высокими заборами, либо окраина города с особняками. Где белая «ауди» удивления не вызывает.
– Жалко, что госномеров наша Надюша не видела.
– Ага. Или номера дома.
– В крайнем случае и вид фасада или ворот сгодился бы...

– А что, если спросить у деревьев вдоль трассы, куда белая иномарка ехала? – сказала Сильвия, возвратясь в офис после утренней поездки с пациенткой.
– Не получится, – покачала головой Олеся. – Прошло уже слишком много времени с момента события, и с тех пор по трассе проехало слишком много машин. Мы уже пытались такое сделать, с Кристиной, помните? С нулевым результатом.
– А ГИБДД? Что они знают?
– Что белых ауди в городе зарегистрировано 10 штук, а по области все 200 наберется. Не считая проезжающих мимо из других субъектов РФ.
– Ох!

– Вот тебе и «ох». Знать хотя бы, для чего конкретно эта парочка похищает девушек. Ну хоть какие-то предположения были бы, чтобы сузить круг поисков! Ладно, все. Завтра занимаемся своими обычными делами, а сегодня мы с Русланом готовимся к приему клиентов. Ты же, дорогая, берешь флешку с копиями дел о пропавших девушках и внимательнейшее их изучаешь у себя в офисе. На двери повесь табличку: «Временно закрыто», чтобы ни на что больше не отвлекаться.
Клиентов в тот день было немного, хотя изготовление лекарств для тех, кто должен был прийти повторно, все равно потребовало пары часов. К счастью, Руслан еще с вечера заготовил «полуфабрикаты», да и в запасе имелись некоторые настойки из тех, что можно долго хранить. Оставалось только кое-что смешать, что-то разбавить или растереть с основой.

Если бы натуральные травяные отвары не имели ограниченный срок годности, то таких заготовок можно было бы понаделать достаточно в свободное время, но увы, «зеленая аптека» имеет свои особенности, лекарства приходилось готовить каждый день: не одно, так другое. Зато операции были привычными, рутинными. Жаль только что кроме непосредственного изготовления, микстуры и порошки следовало еще и подписывать, расписать для каждого пациента точный рецепт применения, и в необходимых случаях отметить в конце дату, после которой зелье употреблять не рекомендовалось.
Еще все это следовало занести в компьютер не менее чем в двух местах: под имя пациента и в тот раздел, где велась статистика недомоганий, по поводу которых обращались больные. Эту часть работы Олеся всегда ненавидела, но она была необходима, причем не только для статистики, но и в случае какой-либо проверки из гор- или обл-здравотдела. До сих пор обходилось, клиенты жалоб не писали, но гарантии, что такого не произойдет никогда, естественно, не было.

Если же упомянуть, что в компьютер заносились не просто выданные рецепты, но с описанием состава, дозировок каждого ингредиента и формы его добавления в смесь, то станет понятно: должность помощника у мадам Дрэи была отнюдь не номинальной.
Как бы там ни было, но к шести часам вечера прием по записи был окончен, и Олеся с Русланом, заперев белую дверь, переместились в офис за черной.
– Ну как, удалось выявить хоть какую-то закономерность? – задали они вопрос.
– Ничего не нашла, – вздохнула Сильвия. – Одно ясно: все пропажи девушек произошли внутри городской черты. Исключение – Кристина.

– Ну что ж, тогда давайте примем за основу, что похититель наш местный и прогуляемся по окраинам.
– А почему «окраины» во множественном числе? – спросила Сильвия. – Если известно направление, откуда поступил сигнал, то в том районе и станем искать.
– Естественно, мы начнем оттуда, – согласился Руслан. – Однако у меня плохое предчувствие. То есть, что мы сегодня прогуляемся впустую.
– Но попробовать-то можно?
– Да, попробовать стоит. Будем заглядывать через все заборы и высматривать машину или людей.
– Угу, чтобы нас заметили и заинтересовались, чего это мы там блондим.
– Ты можешь предложить что-нибудь получше?
– Ну, хотя бы разделимся: кто-то пойдет по одной стороне, а двое других – по другой.

– Определимся на месте, – сказала Олеся, чуток подумав. – Поехали!
Съездили. И как это бывает, когда что-то наугад, экспедиция того вечера дала им еще меньше, чем недавняя поездка на трассу возле Отрадного. Там хоть труп обнаружился, а здесь вообще ничего. Не было ни особенных запахов, ни звуков, ни подозрительных персонажей. Никто нигде не стонал, никого не мучили, и даже дымок из вентканалов был кухонным, а не криминальным.
Машины в этом районе имелись у всех, кое у кого даже не по одной, и подозрительная иномарка, в которую села Кристина, не оставила после себя отпечатка протектора, по которому ее можно было бы опознать. Даже используй они специальную аппаратуру для просвечивания подъездов к воротам в каких-то никому не ведомых особенных спектрах, это вряд ли помогло бы им слишком много.

– Может, ты включишь свой поисковый луч? – со вздохом спросила Сильвия у Руслана, когда они дошли до конца исследуемого пространства.
– На моем радаре пусто. Ты же сама видела: выезд из города – это длинная улица с особняками, и похитители могут скрываться в любом из них.
– А если использовать квадрокоптер для обследования района сверху? Появление белой легковушки он в любом случае засечет, если она здесь есть.
– Квадрокоптер сам по себе не летает, им надо управлять. И слежку быстро засекут.

– Засекут, если квадрокоптер маломощный, на коротком «поводке» и на малой высоте. Ну и если управлять им с улицы, на глазах у публики. А если из машины, то никто не догадается, если за рулем будет сидеть один, а квадрокоптером управлять другой.
– Лучше снять здесь какой-нибудь дом и вести наблюдение оттуда.
– Звук выдаст, – поморщилась Олеся. – тарахтят они очень, эти квадрокоптеры.
Все трое снова задумались.
– Я что-то слышала про мини-, - неуверенно проговорила, наконец, Сильвия. – Которые весом всего в 100 г.
– Ты думаешь, они не шумят? – усмехнулся Руслан.
– Ну, наверное, поменьше.

– Там главная проблема в очень незначительном времени полета. Перезаряжать аккумулятор придется часто, и звуки, издаваемые им при взлете и посадке непременно обратят на себя внимание. Кроме того, во время подзарядки территория просматриваться не будет.
– Это ерунда, мы можем приобрести два или три нужных нам аппарата и запускать их так, чтобы наблюдение велось непрерывно хотя бы в светлую часть суток.
– А потянем финансово?
– А отец Кристины на что? Для него потратить 100 тысяч на то, чтобы отыскать дочь, не проблема.

– Придумал! – воскликнул Руслан. – Не квадрокоптер, а мини-дирижабль.
– То есть комбинацию мини-квадрокоптера с воздушным шариком, надуваемым гелием?
– Ну да, Сильвенчик! Снизу жесткий каркас, к которому будет крепиться квадрокоптер с видеокамерой, а сверху – мягкий купол, в которые вкладываются баллоны, заполняемые гелием. Он сутками сможет летать без подзарядки, не возвращаясь домой каждые полчаса.
– Видеокамера тоже сама будет работать?
– Можно сделать подзарядку от солнечных батарей, расположенных на верхней оболочке.
– Площадь этих батарей большая нужна.

– Так ведь все равно гондола дирижабля будет немаленькая. Подъемная сила гелия – всего 1кг на 1 кубометр. Значит, 100 г – это 20см на 50 см и на метр длины. Если покрасить нижнюю часть в серо-голубой маскировочный цвет, и запустить с крыши нашего многоквартирного дома, то никто его не заметит, и пусть себе летает, передавая всю информацию на компьютер. Пропеллеры можно включать только для поворота на нужный курс и при сносе ветром и ненадолго. С большой высоты если кто и уловит какой-то звук, то все равно ничего не заметит и не догадается.
– Большая – это как?
– Ну, метров во сто, я думаю, в самый раз будет.
– С такой высоты мы лиц не разглядим.

– Нам для начала хотя бы белую легковушку засечь. А там посмотрим.
На том и порешили.
– Я согласен, – сказал Станислав Львович, когда Олеся познакомила его с планом. – Я сам закуплю необходимое оборудование. Лишь бы помогло.
Увы, он как в воду глядел. Наблюдение за районом показало много интересного и, как показали дальнейшие события, важного, однако ни Кристины, ни белой иномарки в обследуемой части города засечь не удалось…

Глава V
Кристина в отчаянии

Кристина очнулась от того, что совсем близко от нее кто-то кому-то громко вычитывал. То есть один персонаж ругал другого, который старательно оправдывался. Открыв глаза, она осознала, что лежит в небольшой каморке 3 на 2 метра с белыми стенами, на нешироком топчане, покрытая тонким одеялом. И что голоса доносятся откуда-то из-за плохо закрытой двери, потому что конкретно рядом в самой комнате никого нет.
Кристина захотела приподняться, но голова была такой тяжелой, что попытка не удалась. Появилась идея застонать, чтобы привлечь к себе внимание, но содержание перебранки между двумя мужскими голосами показалось ей столь насыщенно-информативным, что желание привлекать внимание сменилось на свою противоположность – будь ее воля, она бы, пожалуй, предпочла, чтобы ругающаяся компания отгребла бы от двери подальше, чтобы она, Кристина, имела бы шанс выкарабкаться отсюда на вольную волю и уползти восвояси.

– Говоришь, у тебя с ней еще ничего не было? А почему? Заказчик уже интересуется товаром, нам надо ее подготовить.
– Не знаю, страшно мне чего-то. Словно нашептывает мне кто-то: «Не трогай! Замараешься – не отмоешься.»
– Это ты-то боишься замараться?
– А то? Не успели мы ее сюда привезти, как сразу же мусарня зашевелилась. Начали хватать всех подряд, и экстрасенса в камеру подсадили, чтобы разнюхать мог, где эта девка.
– Какого еще экстрасенса?
– Который мысли читает. Я насилу от него закрыться сумел. Смотрит в глаза, а у самого зенки черные, непроницаемые.

– Ну так давай прикончим ее, а труп утилизируем.
– Нельзя. Через ее труп тот экстрасенс на нас выйдет, точно!
– Врешь ты все! Не бывает никаких экстрасенсов!
– Бывает! А если ты такой уверенный, возьми и сам к ней иди, и обрабатывай ее на предмет доступности. Или убивай. Но только не при мне. Чтобы отпечаток ее ауры ко мне не прилип.
– Ну а ты? Тоже мусоров испугался?
– Мусоров не боюсь, а девки этой боюсь, – отвечал третий голос.
– Заклятье на ней лежит. Таких как она у нас называют «невеста Шайтана». Ты готов с Шайтаном потягаться? – снова сказал второй голос.

– У нас в селе, откуда я родом, – это опять был третий, – лет двести тому назад барин приказал священную рощу вырубить. Все жители отказались, кроме одного мужика, который вот также как и ты, ни во что не верил. Три сына у него было. Все четверо сгинули наглой смертью. Одного сына пришибло последним деревом упавшим, второй в болоте утонул, а третий зимой замерз возле ворот дома. А самого его волки загрызли – прямо в избу влезли незнамо как. Не тронули только младенца в люльке да бабу его, которая отговаривала его деревья крушить.
– А барин? Который приказ отдавал? С ним ничего не стряслось?
– А барина парализовало, чуть только он хотел деревья вывезти. Не попользовался даже… Девка эта Стаса Бойкова отродье, которому духи пригляд пообещали и месть всем, кто его тронет. Избавляться от нее надо, и поскорее.

– Как именно рекомендуешь избавляться? Убить здесь нельзя, отпустить тоже. Она в лицо тебя запомнила – это уж как пить дать.
– Увезти можно. Подальше. И продать. Пусть другие делают с ней что хотят, а наши руки останутся чистыми.
– Чистыми? Ха!
– А чо? Мы никого не убиваем, мы только отвозили-привозили. Чо с девками дальше было мы не знаем. И с этой никогда не узнаем. Я надеюсь… – снова прозвучал второй голос.

Дальше Кристина уже ничего не слышала. Ужас окончательно парализовал ее, и она махом поняла, что чувствовала прикованная к скале Андромеда в ожидании морского чудовища. Вот только Персея рядом не было, чтобы ее спасти. Глупую, неразумную. Вот значит как – нельзя с ней, потому что ее папочка когда-то дал клятву посвятить своих детей разным там духам.
И слезы бессильной ярости заструились у нее из глаз, щедро орошая поролоновую подушку.

«Ничего, – подумала она с ненавистью. – Я вернусь домой, обожаемый папулечка, и отомщу тебе за все. И за твои договоры, и за муштру, которой ты изводил меня в детстве. И за Руслана, с которым ты мне запрещал встречаться.»
Вспомнив о Руслане, Кристина заплакала еще горше.
«Русланчик! Милый ты мой, ненаглядный! Ты еще поймешь, как сильно я тебя люблю! Я никого-никого на тебя не променяю. Мы сбежим с тобой! … в Америку… Или в Канаду.»
И с этими праведными мыслями Кристина снова отключилась.
Очнулась она оттого, что ей принесли еду, и она вспомнила: такое уже происходило. Затем ее сводили в туалет на оправку, и память снова услужливо подсунула ей очередное воспоминание, что подобный эпизод за прошедшие сутки был не первым.

– Сколько я здесь нахожусь? – поинтересовалась она скорее для проформы, чем с искренним любопытством у своего тюремщика: странного мужичонки неопределенного возраста, лупоглазого, лысоватого и достаточно некрасивого, чтобы даже мысль о его прикосновениях вызывала в ней дрожь. Но подслушанный разговор поддерживал в ней уверенность, что наглеть тот не станет, и это успокаивало.
– Трое суток, – отвечал мужичонка, забавно сверкнув глазами и улыбнулся скорее озабоченно, чем из желания сказать нечто приятное.

Словно в полусне она почувствовала, как в руку ей вонзилась игла. «Укол», – поняла она, но уже не испугалась. Наверное, потому, что в общем-то этого и следовало ожидать.
То есть что ее постараются лишить возможности к сопротивлению, как это было, когда она села в затормозившую возле нее белую иномарку. Что-то укололо ее тогда в плечо, и под шутки-прибаутки и вопросы кто она такая и откуда направляется на нее накатила сонливость. Сонливость такая, что просто невозможно было противиться желанию закрыть глаза и наконец отдохнуть.
Вот и сейчас – ей бросили какую-то одежду, чтобы она сменила вечернее открытое платье на более приличествующий дороге брючный костюм, и она переоделась. Сама, потому что не хотела подвергаться операции переодевания принудительно. После чего послушно вышла во двор и села на заднее сиденье белой иномарки.

Стояла ночь, но белый цвет делал авто узнаваемым, и мимо салона промахнуться было невозможно. Кроме того, двор слегка освещался – чуть-чуть, но так, чтобы пленница не могла надеяться ускользнуть и затаиться. Рядом с ней на заднее сидение уселся лупоглазый мужичонка, и почему-то запомнившийся ей обладатель голоса номер три занял место за рулем.
Ей велено было пристегнуться, и проделав это, она в который раз отключилась. Правда, не сразу. Сначала она услышала, как завелся мотор и открылись ворота, выпуская авто на улицу.

Проснулась она как и положено утром – даже странно, но голова не болела и сознание было ясным. По крайней мере достаточно ясным, чтобы понять, что машина стоит на заправке. Это подавало некоторую надежду позвать на помощь или сообщить о себе отцу тем или иным способом.
– Мне необходимо в туалет, – сказала Кристина своему конвоиру.
– Сходишь, когда мы выедем на трассу.
– Но это неприлично! – пыталась она возразить, изображая скорее каприз, чем стеснительность, хотя на самом деле было как раз наоборот – одно дело было надеть на вечеринку открытое платье, и совсем другое – выставить напоказ то, что полагалось беречь и не обнажать.

– Прилично? – засмеялся конвоир, выщерив мелкие желтоватые зубы. – А шляться по дороге в пьяном виде и бросаться под колеса авто – это было прилично?
– Извините, я была сильно расстроена, – вспомнив о хороших манерах тутже поправилась Кристина: злить конвоира было не просто безрассудно, это было опасно.
– Извиняю, – снова засмеялся конвоир, – но поделать уже ничего нельзя: фарш в обратную сторону прокрутить еще никому не удавалось. Ты влипла по самые уши, девочка, и по пути, на который ты вступила, тебе придется идти до конца.

Кристина было содрогнулась, но затем вспомнила содержание подслушанного разговора и слегка приободрилась.
«Не может быть, чтобы мне настолько не повезло, чтобы не выпало шанса сбежать», – вот что подумала она. Но вслух произнесла:
– А если я начну кричать?
– Заткну. Моментом заткну, а потом накачаю наркотой. Тебе охота быть в неадеквате?

Кристина подумала. Дорогу, по которой они будут ехать, желательно было запоминать, чтобы потом знать, куда двигаться. Да и превратиться из нормальной девушки в потерявшее человеческий облик существо, готовое ради дозы на все что угодно, перспектива была так себе.
– Ладно, поняла, – процедила она сквозь зубы. – А куда вы меня везете?
– Далеко.
– А почему не близко?
– Тебе охота в подпольный публичный дом?
– Нет, конечно, – вынуждена была согласиться Кристина. – а разве есть альтернатива?
– Есть. Из уважения к твоему отцу мы можем продать тебя замуж. Или в работницы.
– То есть в рабство.
– Угу.

– Кошмар! А откуда вы знаете моего отца?
– Ниоткуда. Я просто вижу, что ты из хорошей семьи. И я ведь не ошибся, нет?
Ответить Кристина не успела. Передняя левая дверца хлопнула, водитель, он же голос номер три, влез на свое место, и они продолжили движение.
Через несколько километров, когда бензозаправка осталась далеко позади, Кристинин конвоир приказал остановить машину и они свернули на какую-то из проселочных дорог.
– Ты хотела отлить. Идем вон за те кустики.
– То есть вы собираетесь подглядывать?

– А тебе есть что скрывать в анатомическом смысле? Или ты полагаешь, что для нас будет новостью то, что мы увидим?
– Ну, надо же соблюдать хоть какие-то правила поведения.
– А зачем? – хмыкнул, выходя из машины «голос номер три». В отличие от мужичонки, что сидел рядом с Кристиной, он был абсолютно нормален, и ничего отталкивающе-криминального в нем не было. – Или ты думаешь, будто мы тебя не осмотрели за то время, что ты валялась без сознания?
Кристина почувствовала, как ее кинуло в жар.

– Вы… вы меня лапали? – проговорила она, замирая от ужаса.
– Угу, – равнодушно подтвердил ее конвоир. – Должны же мы были оценить качество товара. Так что можешь нас не стесняться. И на разные там хитрости, будто тебе удастся незаметно сделать ноги-ноги, тоже не надейся.
Кристина молча подчинилась. Также молча она поглотила протянутый ей «доширак», прожевала слойку, запив ее кефиром и забралась обратно в машину. Говорить ей перехотелось окончательно. Она ехала и переживала, что выглядит слабохарактерной, доступной для любых над ней издевательств тряпкой, не способной к защите не только своего тела, но и банального достоинства. Что и гордо отказаться от пищи не получилось (забыла), и даже ругаться настроения нет.

– Хочешь, напугаю? – насмешливо сказал Кристине ее некрасивый конвоир, когда она на все его попытки завести с ней беседу, лишь насмешливо кривила губы.
Это единственное, на что ее хватало, и то потому, что она помнила содержание подслушанного разговора и уже поняла, что поскольку представляет из себя денежную ценность, то заниматься членовредительством по отношению к ней эта парочка не станет.
– А сможете? – в голосе ее прозвучала легкая нотка насмешки: на нечто более эмоционально сильное ее внутреннего «Я» опять же не хватало. В просмотренных Кристиной сериалах жертвы похищения хотя бы проклинали злодеев, вовсю демонстрируя, какие они смелые и дерзкие. В отличие от нее…

Ее конвоир между тем извлек непонятно откуда небольшую металлическую фляжку и открутив пробку, плеснул туда некоторое количество странно пахнувшей жидкости.
– Что это? – поморщилась Кристина.
– Не синтетика, нет. Чистый натурпродукт – настойка из красного мухомора. Ядовито, но не слишком. Такое количество тебе не повредит, гарантирую.
И опять же Кристина не возразила – более того, послушно втянула в себя содержимое пробки и принялась ждать эффекта.

Ее конвоир хлебнул из фляжки пару глотков, взял у Кристины опустевшую мини-чашку и, плотно завинтил крышку. Фляжка из его рук после этого словно исчезла – по крайней мере, уловить, куда он ее дел, Кристина не уловила.
Впрочем, с ее взором вообще произошло нечто трансцедентальное, да и со слухом тоже. Звуки мотора словно исчезли, а взамен этого в салон ворвались рев наружного ветра и шорох асфальта. Это было достаточно неприятно, но стоило Кристине повернуть голову в сторону ее конвоира, как уличная симфония беспокоить ее перестала от слова совсем.

Потому что с некрасивым лицом ее соседа начало твориться нечто невообразимое – оно стало не просто некрасивым, оно стало уродливым. Глаза увеличились чуть ли не вдвое, округлились, брови и ресницы исчезли. Рот расширился, нос стал еще крючковатее, уши увеличились и поднялись вверх на манер заячьих, а на лбу невесть откуда взялись рожки. Да и остальная часть его тела трансформировалась. Руки и грудь покрылись шерстью, ногти превратились в когти и появился хвост – самый натуральный, который обвился вокруг Кристининой шеи, слегка ее сдавив.
– Ну как? – спросил монстр, и облизнул тонкие губы.
– В человеческом виде вы мне нравитесь больше, – отвечала Кристина, решив не реагировать на галлюцинацию слишком бурно.

Впрочем, ее руки тоже слегка изменились. Светлое сияние исходило теперь из пальцев, а линии на ладонях углубились и потемнели. Это было ужасно – пальцы слегка покалывало, и они почти одеревенели.
– И долго это будет продолжаться? – сердито вымолвила она, чувствуя, что язык ее также едва шевелится.
– Через час пройдет, когда мозг адаптируется и отдаст команду выработать противоядие. А пока гляди в окно – таких пейзажей ты больше никогда не увидишь. Или постарайся заснуть.

Действительно, снаружи автомобиля все начало стремительно менять привычный цвет и запах. Воздух уплотнился так, что, казалось, его можно было потрогать руками при полном сохранении прозрачности, трава на обочине стала красно-фиолетовой разных оттенков. И только листва на деревьях сохранила зеленость, что на фоне темных, практически черных стволов создавало иллюзию, будто она, Кристина, очутилась внутри камня.
Это было… бр, вот как это было! Кристина закрыла глаза и откинулась на спинку сиденья. Ей хотелось сбежать, спрятаться, она с трудом справилась с желанием закричать.
«Спи,» – услышала она голос своего конвоира и послушно погрузилась в сон.

Проснулась она, судя по высоте солнца над горизонтом, через насколько часов.
– Ну как тебе мой настоящий вид? – спросил ее конвоир, сверкнув глазами, снова ставшими нормального размера с бровями и ресницами.
– Это был Ваш настоящий вид? – изумилась Кристина. – Я думала, глюки!
– Я Анчутка, для друзей – Анч. Обычно я не демонстрирую публике увиденное тобой кино, тем более из окон авто на скорости в 90 километров. Это был перебор, каюсь, тебе бы и пары капель хватило, чтобы приобрести истинное зрение.

– Истинное зрение? – фыркнула Кристина. – От настойки мухомора? Вы меня совсем наивной считаете!
– А ты потрогай мою руку, угу? Просто. Прикоснись. К предплечью. Где на вид гладкая кожа. Смелее, смелее! Шерсть ощущаешь?
Действительно, пальцы Кристины ощутили шерсть – самую настоящую, длинную, не похожую на человеческие волосы. Это впечатляло. Ясно, что это были остаточные явления после мухоморной настойки, то есть тактильные галлюцинации, но все равно они заставили ее содрогнуться и немедленно отодвинуться. Впрочем, можно было и подыграть, изобразив доверчивость.

– А он? – кивнула она на водителя. – Он кто?
– Человек. Пожелавший разбогатеть.
– Он про вас знает?
– Нет. Если я начну его пугать, он лишится рассудка, и с ним будет трудно дела делать.
Кристина подумала.
– А меня, значит, пугать можно? – сделала она вывод.
– Тебя нужно. Чтобы ты знала, с кем имеешь дело и не строила иллюзий. От меня не сбежишь, я тебя отыщу где угодно. Да и не стоит – я не враг тебе. Я знаю, кто ты, и нам лучше держаться вместе. Пока хотя бы.

– И кто я? – с интересом спросила Кристина, решив, что суеверия иногда вещь полезная, и в дальнейшем это может ей даже пригодиться.
– Ты навье семя.
– Не поняла?
– Разве тебе твой отец не рассказывал? Навь – это мир мертвых, тех, кто в земле.

Глава VI
Кристина и страх

Они оба замолчали, и некоторое время ехали, каждый думая свое. Известие, что она ходячая покойница, Кристину почти оглаушило. Даже внешность мужичонки-конвоира после этого перестала казаться ей отвратительной. Его поведение по отношению к ней стало понятным: живое к мертвому прикасаться не захочет. Тот тоже молчал, во всему решив, что достаточно проинформировал свою пленницу.
Впрочем, тишина в салоне не сказать чтобы была полной. Водитель включил «авторадио», где ретро 70-х сменилось современными ритмами в восточном стиле: однообразными и почти бессмысленными, затем зазвучала музыка 90-х. В общем, почти идиллия, и еще один пикник после заезда в придорожное кафе лишь усиливал впечатление.

А затем раздался звонок на мобильник, и через пару секунд звуки авторадио сменила громкая связь. Как позднее догадалась Кристина, ее конвоир сделал это специально, чтобы у пассажирки не было ни иллюзий, ни оснований для подозрений, и чтобы она знала, что происходит.
Но тогда услышанное Кристиной было воспринято ей совсем иначе. И не удивительно – по сравнению с галлюцинациями от настойки мухомора и инсинуациями в стиле «ты у мамы зомби» информация, прозвучавшая из мобильника, была реальностью, и реальностью более чем серьезной. И сначала она даже обрадовала Кристину, потому что «голос номер три», он же водитель авто, перепугался настолько, что снова остановил машину, на этот раз прямо на обочине.

Поток слов, донесшийся до ее ушей, был несколько сбивчив, и пересказать впоследствии слово в слово эту мешанину Кристина ни за что бы не сумела, но общий смысл был ясен: вдоль дороги, ведущей в их городок, было найдено три трупа, а еще было похищено двое других девушек, и их ищут как и ее, Кристину. Фотографии пропавших были в свободном доступе выложены на городском сайте полиции.
– Мы вовремя слиняли, – сказал персонаж, назвавший себя Анчем. – Сегодня этого сделать бы уже не удалось.

– А ты чо лыбишься? – продолжил он, обернувшись к Кристине. – Тебе вообще повезло. Первое – что не отправили тебя заказчику, и второе – что решили увезти и продать, а не прикопали прямо за домом.
– Ну, это у нее еще впереди, – сказал водитель, он же «голос номер три». – Что мы с ней делать теперь будем? Ее же вот-вот во всероссийский розыск объявят.
– Наверняка уже объявили, – мрачно отвечал Анч. – Если бы мы хотя б до границы допилили, шанс был бы. А так никакого.
– Избавляться от нее надо.

– Ну так отпустите меня, – снова капризно надула губы Кристина. – Пока я дотащусь до ближайшей деревни, вы уже будете далеко. В ваши паспорта я не заглядывала, и кто вы такие – вообще не представляю.
– Угу. Чтобы тебя кто-нибудь подобрал, и на ближайшем посту ГИБДД нас уже караулили.
– Значит, вы меня убьете, и других вариантов у вас нет?
– А у тебя есть? – усмехнулся Анч.
– Ну… выйти замуж не настолько плохая перспектива, чтобы из-за этого топиться или вешаться. В крайнем случае потом развестись можно будет. Так что я могу в обмен на то, что вы сохраните мне жизнь, пообещать вести себя тихо и скромно и не нарываться. В ближайшем магазе купите краску для волос, сделаете из меня блондинку или, наоборот, брюнетку, а там, где есть оптика, можно приобрести вкладыши в глаза для изменения цвета радужки. Ну и косметика существует.

– Уже, – засмеялся Анч. – Ты на себя в зеркало давно смотрела?
– Вообще-то мне как-то было не до этого, – призналась Кристина.
– Ну так посмотри. Вон видишь над лобовым стеклом висит? Передвинься так, чтобы видеть свое отражение и полюбуйся.
Кристина глянула – и едва поверила собственным глазам. На нее смотрела абсолютно незнакомая девушка с черными как смоль волосами, густыми бровями, норовящими соединиться в единую монобровь и пухлыми губками.
– Какой ужас! – воскликнула она. – Вы… вы накачали меня силиконом?
– Нет, это всего лишь косметика, – мрачно усмехнулся водитель. – Анч мастер на такого рода штучки.

– Как только мы довезем тебя до места, так сразу уберем лишние детали с твоей мордашки. Но все это не поможет, если ты при разговоре с мусорами поведешь себя неадекватно.
– То есть вы опасаетесь, что я, как последняя дура, буду нарываться на дырку в боку, потому что вам тогда терять уже будет нечего?
– Угу, – подтвердил водитель, переглянувшись со своим напарником. – Хотя ты вроде не из пустоголовых, но кто тебя знает, что тебе стрельнет, когда в твой бок упрется остро заточенное лезвие.
Кристина негодующе фыркнула.

– Вообще-то я сейчас напугана дальше некуда, – процедила она сквозь зубы. – Но разве я кричу, трясусь или чем-то другим выдаю свой страх?
– Не выдаешь, – согласился «третий голос».
– Конечно же, выдаешь, – сказал Анч. – Тебя глаза выдают. Ты действительно боишься, что вместо того, чтобы вести тебя дальше, мы заставим тебя вырыть ямку, сбросим туда твою тушку и закопаем.
Указанная перспектива у Кристины восторга не вызвала.
– Живьем? – попыталась она изобразить остроумие.
– Можно с перерезанным горлом. Правда, резаться тебе придется самой – мы крови не любим. Так что полное самообслуживание.

– А-а…
– Не боись. Лучше расскажи нам, почему ты нисколько не против того, чтобы мы перевезли тебя через границу и продали.
Кристина подумала: в самом деле, почему?
– Мой отец… – вымолвила она. – из-за него мой парень меня бросил. Мы провели с ним ночь, а потом отец увидел нас вместе, и после этого Рустик сказал, что он больше никогда, ни за что меня не обнимет. Он начал смотреть на меня так, словно я заразная какая… А я его люблю, очень…
И непрошенная слезинка покатилась у нее по щеке.

– … Я хочу, чтобы вы отвезли меня туда, где мой отец меня не достанет. Я хочу жить так, как живут нормальные девушки. Может, мне тот ваш муж понравится, и у нас с ним все будет нормально.
– А если нет?
– Тогда… Тогда я уговорю его сообщить моим бабушке с дедушкой, где я. Они внесут за меня выкуп и увезут к себе.
– Логично, – сказал водитель авто. – С тобой все ясно. А что от этого поимеем мы?
– Ну, этот жених, он же сколько-то за меня заплатит? И притом, вы сможете не возвращаться в наш город, и успеете исчезнуть, пока мы с моим женихом будем выяснять отношения. Страна большая, как вас зовут я не знаю.

– Ты это уже говорила. Вот только я не понимаю: если тебе все равно, с кем спать, почему бы тебе не доставить удовольствие нам? Например, мне?
Кристина глянула на него испуганно и отшатнулась.
– Нет! – воскликнула она. – Ни за что! Я… я не хочу! Я буду сопротивляться зубами и когтями.
Ее похитители переглянулись.
– Не дури, – хмуро сказал Анч своему напарнику. – Нам она красивая нужна и здоровая. И как мы повезем ее после этого, если у нее в зенках мировая скорбь нарисуется?

– Я думал, ты мне снова задвигать начнешь про навь и мертвяков, – хмыкнул «третий голос».
– А зачем мне повторяться? Ну закопаем мы ее, а дальше?
– Дальше я из могилы встану и доставать вас начну. Вон его – обернулась Кристина к тому из своих похитителей, который сидел за рулем.
И слова, которых она сама от себя не ожидала, сами сорвались у нее из губ, и зазвучали глухо, словно возникали из ниоткуда,

– Мой отец умирал, когда он выпил лепестки священного пламени, и камень дал ему силу. В ночь на Ивана Купалы он видел танцы русалок, но они не заманили его в свой хоровод. Он вышел из священной рощи живым и здоровым… Возьмешь то, что тебе не принадлежит – и от мести тех, кому он обещал служить, ты не скроешься. Рискнешь?
– Да пошутил я, пошутил! – торопливо проговорил водитель-третий-голос и перекрестился в знак истинности своих слов, чем вызвал презрительную усмешку у Анча. – Юмор у меня такой.

– Ты лучше в паспорт свой загляни, чтобы знать, как тебя теперь зовут, – сказал Анч, протягивая Кристине невесть откуда возникшие у него в руках два паспорта, свидетельство о рождении и документ об окончании средней школы.
Вид этих документов вновь пробудил в Кристине самые невероятные подозрения насчет обоих мужчин, сидящих возле нее в салоне авто. Там на фото была девушка, черезвычайно похожая на ту, какой она недавно видела себя в зеркале. Только фамилия была незнакомой и имя тоже, «Раиса» показалось чуждым.

– Вы что, заранее знали, что повезете меня за границу? – дрогнувшим голосом проговорила она.
– Ты провела у нас три дня. Достаточно, чтобы купить тебе бумажки, – с наигранным равнодушием пояснил Анч.
Но было откуда-то ясно, что развитие событий он действительно предвидел, и от этой ясности у Кристины снова возникло отвращение к самой себе. Получалось, что зря она задавалась и считала себя особенной, лучшей, достойной какой-то блестящей судьбы. Будто она способна не спасовать перед обстоятельствами и не склонить голову, даже если ради этого придется погибнуть.

Вот он был, момент истины: вместо гордых слов жалкая попытка спрятаться за авторитет отца. А если бы эти двое ей не поверили? Ведь подчинилась бы, никуда не делась! Сунули бы ей в руки лопату, приказали бы копать ямку – и согласилась бы на все-все-все. Этот Анч умеет уговаривать – наверняка весь спектакль по ее обламыванию был им разработан и обкатан много раз на других девчонках.
И трансляция эта по телефону заранее была ими записана, чтобы добиться ее послушания. Добились. Ради спасения жизни она готова унизиться до положения секс-рабыни. Пусть даже и не сейчас – сейчас от одной мысли, что к ней будут прикасаться чьи-то руки Кристину бросало в дрожь. Но это временно. Теперь можно переходить к следующему этапу ее дрессировки. Чтобы она сама начала предлагать себя мужчинам. Как другие

«Например, как эти девочки вдоль трассы у стоянок и кафешек. Они тоже не родились проститутками. И у них тоже есть родители, которые хотели, чтобы их дочери стали им помощницами, получили образование…» (Машина как раз проезжала мимо одной из таких кафешек возле какой-то заправки)
Кристина вжалась в сидение – настолько ей не хотелось сейчас выходить из салона авто. Девочки были одеты ужас до чего вульгарно – каждая старалась выставить на всеобщее обозрение самую выигрышную деталь своего экстерьера, благо летняя жара это позволяла. Как, впрочем, это делали и Кристинины однокурсницы на той вечеринке в Отрадном. Да и она тоже…

– Любуешься «плечевыми»? – услышала она насмешливый голос Анча. – Хочешь, познакомлю с одной?
– Нет, – отвечала Кристина, чувствуя, как полыхают ее щеки. – Просто размышляю, как вы догадались, что я из приличной семьи.
– По твоему поведению, милая крошка.
«Вот, я уже крошка…»
– Ты реагируешь на слова, а не на тычки и подзатыльники. И умеешь делать хорошую мину при плохой игре. Умеешь быть вежливой и послушной. Твоя походка, манеры, и даже то, как ты носишь одежду – все выдает в тебе воспитанность и определенный круг общения… Кстати, на кого ты учишься?

– Очистные сооружения. Организация полного цикла переработки отходов промышленных предприятий, – нехотя буркнула Кристина. – Теперь не все ли равно?
– Хорошая специальность. Полезная. Мне как живому она не безразлична. Сама выбирала или родители послали?
– Сама. Но папа одобрил.
– Ага. Значит, я не ошибся. Жаль было бы, если бы такую малышку потом в канаве нашли.
– Врете вы все! – вспыхнула Кристина. – Про вот эти все трупы в канавах! Вы просто стараетесь меня запугать!
Водитель резко нажал на тормоз, чудом избежав контакта с едущим сзади авто, и обернулся к ней.

– Тю, дура! – воскликнул он. – Совсем мозгами повредилась от перенапряжения. Да об этом по всем каналам вчерась твердили! Думаешь, просто так мы, теряя тапки, бросили налаженный бизнес и жмем к границе? Или в N* бордели переполнены, что нам некуда было бы тебя аккуратно сбыть? Но после такого шума никто с тобой связываться не стал бы, а мы бы засветились и остались бы крайними.
– Угу, – подтвердил Анч. – Потому что все эти девки проходили через нас, а к кому они потом поступали и как он их использовал, нам никтошеньки не излагал… Вон там еще одна точка замаячила… Давайте-ка выйдем и пожуем нормально, а заодно бензин у тебя из башки выветрится. Да не бойся, никто тебя здесь не узнает – это другая область, и мы уже отъехали…
– На 1200 километров с лишком, – устало докончил водитель, он же «третий голос».

– А когда Москва будет?
– Москва? Мимо Москвы мы пропилили, когда ты смотрела десятые сны. Сейчас мы уже на подъезде к Тамбову.
– Далеко…, – вздохнула Кристина.
– Ну, пока не настолько, как тебе бы хотелось, – усмехнулся Анч. – Или ты соврамши про папу?
Кристина ничего не ответила и молча вылезла из машины. Ее почти укачало, ноги устали от необходимости быть согнутыми в одной позе, и больше всего ей хотелось сейчас разогнуться и просто походить. Анч вышел вслед за ней и опираясь на него, она добрела до павильона с изображением тарелки чего-то съедобного и чашки чая. Впрочем для тех, кто умел читать, еще и вывеска имелась с большими буквами: «КАФЕ ЕДАЛЬНЯ»

– В Тамбове мы сделаем большую остановку, – сказал водитель, когда официантка, высокая тощая девица в униформе, поставила на их столик три миски с рагу из какого-то неопознанного животного (в меню оно значилось как кролик) и снова привалилась к стойке бара в позе ожидания. – Я подустал пялиться на асфальт 12 часов кряду.
– Я могу тебя сменить, – сказал Анч.
– Спасибо, это мне мало поможет. Я хочу вытянуться на настоящей кровати и покемарить часиков 6. Чтобы когда стемнело, снова начать нарезать километры без риска отключиться в самый неподходящий момент.
– Замётано.

Больше это кафе не запомнилось Кристине ничем. Да и Тамбов она не запомнила, потому что в город они не заезжали. Они свернули мимо, на объездную дорогу, и на отдых остановились возле каких-то Стрельцов, несмотря на явное желание Анча продолжать движение. Чего тот даже и не скрывал.
Впрочем, мотель на вид был уютным, в нем нашлось аж две свободных комнаты. Кристина поначалу чуть было не обрадовалась, но оказалось, что в одноместный апартамент предстояло заселить не ее, а водителя-третий-голос (за всю дорогу имени его Кристина так и не узнала). Для нее предназначалась одна кровать на двоих с ее конвоиром – весьма похоже было, что Анч не собирался расставаться со своей пленницей вообще ни на миг.

– Дай-ка мне сюда ключи от машины, – сказал он своему напарнику, когда комнаты между ними были поделены, ужин состоялся, и время на рекреацию было отмеряно. Впрочем на Кристинино предложение прогуляться последовал безапелляционный отказ. Как и на просьбу сполоснуться под душем.
– Пересечем границу, тогда и сполоснешься. А пока терпи.
Тяжело вздохнув, Кристина расстегнула застежки босоножек и пошевелила пальцами, восстанавливая кровообращение. Затекшие ступни снова заныли, потом отошли, и она откинулась на подушку, почти наслаждаясь ее мягкостью и свежестью постельного белья. Что-то ее ждало в конце пути? Думать об этом не хотелось – хотя Анч и обещал, что никаких ужасов не будет, но доверять ему было бы несусветной глупостью.

«Надо будет дождаться, когда он уснет… должен же он будет когда-нибудь лечь спать…» – была последняя ее ясная мысль перед погружением в блаженное царство нирваны.

Глава VII
Кристина старается

Проснулась Кристина оттого, что чья-то мохнатая рука трясла ее за плечо. Просыпаться и тем более вставать решительно не хотелось.
– Мне такой сон снился! – произнесла она, потягиваясь.
Мир дремы еще не окончательно выпустил ее из своих объятий, а веки глаз никак не желали поднимать ресницы. И только голос, прозвучавший чуть ли не над самым Кристининым ухом, заставил ее вынырнуть на поверхность.
– Пора! – услышала она. – Завтрак готов.
Кристина приподнялась и едва не зарыдала – неприятный сон продолжался. Анч, уже одетый (хотя, может, он и не раздевался – спала же Кристина не снимая ни брюк, ни футболки), ждал ее, усмехаясь. На столе стояла ваза с яблоками и два стакана с чаем, от которых шел парок. Рядом располагалась тарелка с какой-то выпечкой и нарезанным сыром.
– Заправляйся калориями, в кафе мы заходить не будем.

Поставив ступни на прохладный пол, (ощущение было просто супер), Кристина подошла к столу и послушно принялась заливать в свой организм сладкую слабо-коричневую жидкость, пахнувшую лимоном, который плавал поверх пакетика с этикеткой «Ахмад» и пропихивать туда же куски черствой булки. Покончив с этим, она надкусила яблоко и положила его назад в вазу. Хмыкнув, Анч указал ей на туалетную комнату, и когда она вернулась в спальню, яблок и сыра на столе уже не было, зато в руках у Анча был большой бумажный пакет с веревочными завязками.
– Пошли, – скомандовал он равнодушно. – Эй, туфельки свои не забудь надеть, до машины еще дойти надо.

Перед тем как они покинули номер, Анч позвонил своему напарнику.
– Ты где? – спросил он. – Я дважды пытался до тебя достучаться, но ты не открыл. Может, ты там не один, случайно, утомленный ты наш? Или решил остаться и никуда не ехать?
– Угу, решил… Нет меня там давно. Все, конец нашему с тобой договору.
– Ты что, намылился вернуться в N*?
– Я похож на кретина? Россия большая, и я давно подготовил себе запасной аэродром. Я встал на лыжи и уже там, где ты меня не унюхаешь. Не ищи меня, и даже не пытайся.
– Поздравляю, значит, поумнел.

– Я давно поумнел… Девочка, ты меня слышишь?
– Слышу, – отвечала Кристина несколько растерянно.
– Человека, который приказал тебя убить, зовут Югенс. Запомнила?
– Да. Югенс.
– И не доверяй Анчу. Он владеет гипнозом, и способен задурить любую голову покрепче твоей.
– А я и не доверяю. Но все равно спасибо за прощальное напутствие.
– Всегда пожалуйста… Тьфу ты! – надеюсь, что мы уже никогда не встретимся…
Экран смартфона погас, и больше никаких звуков оттуда не последовало – абонент отключился.

– Как ты думаешь, чем он сейчас занят? – скривил улыбку Анч, изображая злость, которой вовсе не испытывал.
– Наверное, выбрасывает симку, – сказала Кристина. – Все так делают, когда хотят оборвать концы.
– Согласен. Может, даже вместе с мобильником отправляет ее в урну. Чтобы уже наверняка. Надеюсь, на это у него ума хватит.
– То есть ты тоже хотел бы, чтобы он от тебя отпал?
– Ты удивлена?
– Пожалуй, нет. Двум человекам легче пересечь границу, чем трем, а водить машину ты и сам умеешь.
– Умею. Кстати, он прав – доверять мне нельзя. Вообще нельзя – ни в чем.

– А гипноз…
– Угу. И про гипноз правда. Но у нас сейчас с тобой общая цель, точнее, одинаковая…
– Доехать до места назначения?
– Нет, остаться в живых. И поскольку мне от тебя надо избавиться так, чтобы меня не взяли за загривок ни наши, ни твои, то я буду обращаться с тобой так, словно ты бесценная хрустальная ваза – буду беречь тебя и бдительно охранять.
Такой взгляд на вещи был для Кристины внове.
– Не поняла, – сердито произнесла она, когда они уже были в машине и ехали: Анч за рулем, а она рядом, на переднем сидении. – Зачем вам везти меня куда-то далеко, если вы обладаете гипнозом. Вы можете навнушать мне все, что угодно, оставить меня в какой-нибудь квартире, сняв ее на несколько дней, а для надежности еще и накачать снотворным. И когда я проснусь, я забуду свое настоящее имя, стану думать, что меня зовут… как там… Раисой… и что я бомжиха.

Анч ухмыльнулся:
– И зачем тебе такое надо?
– Мне ни зачем, но вон ваш напарник слинял, и не опасается, что я его физиономию запомнила. А вот вы – опасаетесь. Неужели вы всерьез верите в разную там навь и восстание из могилы? И в проклятие моего отца?
Тут Анч уже развеселился окончательно.
– Ты меня провоцируешь? – спросил он со смешком. – Нарываешься на приятное времяпровождение?
Кристина покраснела.
– Вы меня неправильно поняли, – сказала она нервно. – Я же чувствую, что вы ко мне относитесь не так, как этот ваш напарник, и что вы не станете злоупотреблять своей властью. Я хочу пробить, что меня ждет – разные варианты. И что мне в случае чего говорить и кому, чтобы себя защитить.

Анч посерьезнел.
– А ты рассудительнее, чем я думал, – сказал он, помолчав. – Ладно, начнем сначала. Кто твой отец – я не знаю, но для того, чтобы тебя разыскать, он обратился к одному экстрасенсу, который наложил на тебя заклятие. Очень сильное заклятие, поверь, если я его почувствовал. Экстрасенс этот думает, что ты еще в городе, и ищет тебя там. Как только он догадается, что ты где-то в другом месте, он снова пошлет поисковую стрелу и они кинутся в погоню. Однако на то, чтобы обшарить окрестности, требуется некоторое время. Значит, сегодня ночью обряд проводиться еще не будет, да и завтра до полудня вряд ли. Поэтому у меня есть фора, часов 16. Из них 10 – чтобы отвезти тебя к надежному человеку, и часов 6 – чтобы раствориться в просторах бывшего СНГ.

– Значит вы потому так хорошо со мной обращаетесь, что боитесь мести?
– И ты бы боялась, если бы увидела этого экстрасенса в действии. Если я оставлю тебя живой и невредимой, то обшаривать территорию, чтобы вытащить меня на божий (тьфу, тьфу) свет он не станет, в полицию телегу не накатает, и вывеска ему моя будет не интересна.
– То есть, похищение – это ерунда, по-вашему?
– Какое похищение, куколка? Ты же сама влезла к нам в машину – забыла? И сама попросила увезти тебя подальше от отца, эге ж?

– Вы негодяй! – сказала Кристина, снова покраснев.
– Угу! – снова засмеялся Анч. – Только я негодяй расчетливый и умею предвидеть последствия своих поступков.
Дальше они ехали молча. Кристина жевала яблоки, размышляя, радоваться ей или огорчаться, что ее похититель верит во всю эту ахинею с экстрасенсами и поисковыми стрелами. С одной стороны было хорошо, что он не пристает и носится с ней как дурень со ступой. Но с другой стороны ехать в Казахстан ей вовсе не хотелось. Казахстан – не Европа. Там голые степи, там чужие обычаи, там женщин выдают замуж насильно, и никаких свобод.

А после очередной остановки, уже после Саратова, она перебралась на заднее сидение и проспала до самой границы, где пришлось выйти из салона для проверки документов. Причем проверяли их дважды – и на Российской, и на Казахской таможне. Поднимать кипишь она не решилась, и сбегать тоже, хотя металлического лезвия возле ее туловища никто не держал – ни тупого, ни острого.
Анчу было не до этого – он занимался регистрацией документов и отвечал на вопросы погранцов. Впрочем, вопросов было мало – Кристина-«Раиса» по легенде была его сестрой. Подозрений это ни у кого не вызвало – Анч говорил по-русски чисто, и даже акцент у него был неуловимо похожий на привычный Кристине с детства диалект.
Потом, судя по карте навигатора, был Уральск, хотя и туда они не заезжали, а отправились вглубь, вдоль реки Урал. Затем Кристина снова задремала и очнулась уже на месте.

– Ну все, – услышала она. – Вылезай.
Кристина вылезла и огляделась. Они находились внутри типичного украинского дворика, каким его показывали в фильмах на бытовые темы: мазанка, несколько сараюшек, крошечный садик с вишневыми деревьями и абрикосом, и важно расхаживающие по дворику гуси. Правда, мазанка была раза в полтора длиннее украинской хаты и крыта не соломой, а железом, да и ограда вокруг дома была не из плетня, а из грубого белого камня – пиленого известняка.
– Ты надеялась, что я тебя во дворец привезу? – хмыкнул Анч, заметив разочарование на лице своей пленницы.
– Зачем сразу «во дворец»? – в тон ему отпарировала Кристина. – Просто я ожидала что-нибудь более восточное, среднеазиатское. Или юрту.

Мужчины между тем пожали друг другу руки и обнялись. Хозяин дома был раза в два старше Кристины, ростом хотя и выше Анча, но не намного, круглолиц и узкоглаз – с внешностью у него все было в порядке, из местных. Тут же во дворике что-то делала пожилая женщина, очень на него похожая, явно родственница. А в углу двора двое подростков, мальчик и девочка, месили навоз. Запах стоял еще тот!
– Где мы можем поговорить? – спросил Анч. – Втроем.
– Идемте в дом.
Они зашли, и Кристина лишний раз убедилась, что «надежный человек» не принадлежал к излишне зажиточным кругам общества. Дом был старым, с низкими потолками, и мебель была явно куплена лет двадцать тому назад и с тех пор не менялась. Впрочем, ковер на стене в обновлении не нуждался – он был чистым и ярким, да и посуда в серванте сияла прозрачностью и казалась праздничной.

– Вот, привез тебе на передержку, – сказал Анч, когда они уселись за стол. – Девочка хорошая, не избалованная, понятливая. Сможешь с ней сговориться – будет тебе женой. Не сможешь – силу не применяй, свяжись с ее родителями и попроси с них деньги будто бы за то, что выкупил ее у похитителей. Они приедут и заберут ее. А до того момента пусть она помогает твоей матери по хозяйству. Да пусть та не жалеет ее – девчонка сама согласилась на такой трюк: поругалась с отцом, пусть это будет ей наука… Я все верно говорю, Кристина, то бишь «Раечка»?
Кристина покраснела и кивнула.

– Документы у нее фальшивые, но лучше ей пока жить под ними, чтобы у мигрантской службы не возникло нежелательных вопросов. Твоя задача – продержать ее здесь хотя бы пару недель. Вот ее настоящие паспортные данные, чтобы ты мог быстро и без волокиты сбагрить ее, если она здесь окажется лишней, и твои дети ее не примут. Ну, или наоборот – чтобы ее родные не волновались по поводу ее местонахождения. Мой номер мобильника ты знаешь, так что если возникнут какие-либо затруднения – звони, не стесняйся.
Кристина слушала все это чуть ли не с открытым ртом.

– Анч! – воскликнула она. – Ты… ты… – она не договорила, потому что мысли ее запутались, создавая полную иллюзию, будто все это происходит не с ней.
– Ты хотела побывать в работницах – вот тебе шанс узнать, что это такое, – ухмыльнулся ее похититель. – Рафик не злой, но бесить его не советую. Бить он тебя не станет – просто выгонит, а очутишься на улице, так сразу поймешь, что такое фунт лиха. Сможешь согреть его постель и поладить с его домашними – считай, что тебе повезло. Распишетесь в ЗАГСе, мулла совершит необходимые обряды – и ты навсегда освободишься от всего, что тебя так тяготит.

Кристина покраснела и кивнула. Греть ничью постель она, естественно не собиралась, да и про отца сказанула просто чтобы избежать безвременной смерти. На самом деле никакими обетами ее родители своих детей не донимали: ни ее, ни брата, только строго-настрого запрещали им приближаться к роще на холме, когда отправляли погостить к бабушке с дедушкой.
Ну и естественно, никаких таких фокусов с глотанием огня или танцами лесных русалок отец про себя не рассказывал – он просто излагал местные легенды и предания.
Анч уехал. И только вечером Кристина вспомнила, что и он, и она забыли об одной важной обещанной им детали – снять с нее налепленную им маску.
«Может, это и к лучшему, – подумала она, засыпая. – Легче будет выехать назад в Россию, ведь на фотографии на паспорте и в компьютерах миграционной службы я должна быть такой, какой я въехала…»

В этот свой первый день пребывания в роли работницы она уже успела понять, что ее привезли сюда отнюдь не для того, чтобы с ней панькаться и что-то ей доказывать – нагрузили ее по полной сразу же, чуть за Анчем закрылись ворота. И поставили не куда-нибудь, а месить навоз вместе с детьми – лепить так называемые «кизяки» – будущее топливо.
Навоз смешивали с резаной соломой, тюк которой валялся тут же, во дворе и раскладывали на просушку. Месили ногами в резиновых сапогах и грубых резиновых перчатках, но противно было очень. Смесь набивали в формы, прессовали, переворачивали и вытряхивали сразу на нужное место, и как ни старалась Кристина, но не запачкаться не получалось.

Кроме того, Кристина очень хотела есть, аж под ложечкой сосало, – как оказалась, к моменту ее появления семья уже пообедала, и следующая трапеза была только поздно вечером, перед сном. Умывшись холодной водой, она быстренько проглотила то, что ей положили на тарелку, и с трудом дождавшись, пока поедят остальные, добрела до указанного ей места в каком-то закутке, чтобы почти моментально провалиться в сон.
Она была рада, что ее в тот день ни о чем не спрашивали – объясняться ни с кем и ни в чем ей не хотелось. Усталость – вот единственное, что она ощущала в тот вечер, а также в следующий, и еще, и еще – ее жизнь превратилась в каторгу, и единственным стремлением ее было в тот первый месяц пребывания на чужой земле – это улучшить момент и отдохнуть.

Старуха будила ее с рассветом, тогда же, когда вставала сама, но если хитрая карга днем имела возможность дополнительно поспать, то Кристине она такой роскоши не позволяла. И каждый раз добавляла и добавляла работы, и все время меняла ее. И мало того, постоянно понукала, подгоняла и ворчала скрипучим голосом, какая ей помощница досталась нерадивая, ленивая и неумелая.
Да Кристина и сама видела, что старуха права – она действительно не поспевала не только за хозяйкой дома, но и за девчонкой, мало чего умела, и многое из того, что здесь творилось, видела первый раз в жизни. Даже подметать каждое утро двор – и то была целая наука, потому как пыль при этом из-под ее метлы поднималась в количествах не приемлемых ни по каким меркам. Территорию при этом необходимо было сбрызгивать, но опять же аккуратно, и не допуская перерасхода воды, которая здесь была в дефиците.

Гуси Кристину не слушались, цыплята разбегались, при чистке овощей она снимала кожуру то слишком тонко, то слишком толсто – в общем, все делала не так как требовалось. Новая жизнь ей никак не давалась, и только то, что хозяин дома, этот самый Рафик, до сих пор не позвонил ее отцу, чтобы от нее избавиться, поддерживало ее энтузиазм.
Так пролетел месяц, как в воду канул: подъем – завтрак – скорей-скорей – затем обед – и снова скорей-скорей. Иногда работа была физически тяжелой вроде накачки воды из скважины ручным насосом, а иногда просто нудной до изнеможения вроде пахтанья масла. Дом стоял на окраине села, и кроме птицы Рафик держал корову, молоко которой частично продавалось, и несколько овец.

Весь доход от продажи произведенного продукта хозяйка забирала себе и тратила на какие-то неведомые Кристине нужды. Одежду, в которой она сюда приехала, у нее сразу же забрали, и переодели ее в какое-то старье местного разлива. Впрочем, семья не голодала, и Кристину тоже не морили. Так что она старалась держаться, надеясь, что все как-то рассосется само собой, и что причин у нее для побега нет никаких.
Да и куда она могла побежать? Вокруг поселка располагалась, куда ни кинь взор, каменистая полупустыня, где-то вдалеке на западе, судя по карте, обнаруженной в комнате для занятий у детей, плескалось Каспийское море, по которому тоже пешком было не пройти.
В общем, выбраться можно было только по железной дороге или по старой шоссейке, чудом сохранившейся с советских времен, но вела она до точно такого же поселка, что и их деревня. Автобус там ходил, да, вот только на него как и на поездку в поезде требовались деньги. И деньги большие. Которых, как можно догадаться, у Кристины не имелось.

А на исходе месяца случилось происшествие, заставившее ее и вовсе убедиться, что Анч сказал ей правду, посоветовав держаться за Рафика как за единственный надежный якорь ее возможного спасения. Может, Рафику надоело ждать, пока Кристина окончательно к нему привыкнет, а может, он наоборот, начал побаиваться, что она-таки сбежит, и он решил форсировать события, но одним печальным вечером к ним зашел в гости кто-то из соседей. Мужчины выпили, и о чем-то долго говорили, кинув пару взглядов в сторону некстати высунувшейся во двор жилички, а после ухода гостя хозяин дома решил проявить к ней нездоровое внимание.

О том, что трезвый мужчина и пьяный – это два разных представителя мужского пола, Кристина знала, конечно, не только теоретически, поэтому уже в процессе беседы хозяина дома с гостем слегка встревожилась и не смогла заснуть. Рафик ей нравился, но не настолько, чтобы она начала мечтать упасть в его объятья, а дело, похоже, шло именно к этому.
То есть в случае полнейшей безнадежности, может быть, о таком варианте событий и стоило бы подумать, но не когда девочке 20 лет, в сердце у нее еще свежи воспоминания о поцелуях молодого парня, а в голове – память о том, как все ее проблемы решались одной слезинкой перед любящими папой и мамой.
К тому же, разве Анч не подтвердил ей на деле, что ее отец не из простых обычных? Разве не велел он этому самому Рафику вести себя с Кристиной корректно? И Кристина ждала – ждала, чтобы высказать «надежному человеку» все, что у нее накипело, поплакаться на старуху и выжать из него желание избавиться от нее как можно скорее.

Дверь в ее чулан скрипнула, и мужская фигура проскользнула в помещение – Кристина съежилась на постели. Закрыв глаза, она притворилась, что спит… кто-то сел рядом с ней, затем чьи-то руки протянулись к ее плечам, чьи-то губы уже готовы были коснуться ее губ… Она едва успела оттолкнуть наглеца, и вдруг…
Вдруг что-то внутри нее словно перемкнуло, ее начала сотрясать крупная дрожь, руки заколотили по кровати, а тело выгнулось дугой и затем упало набок. Она попыталась сесть, но снова упала на подушку.
– Успокойся, ты чего? – услышала она встревоженный голос Рафика. – Я ничего плохого тебе не хочу…

Но едва его ладонь коснулась ее лба, как Кристинин кулак взметнулся и отшвырнул его к стене.
– Вы обещали отправить меня домой! – выкрикнула она и затихла, сразу обессилев.
– Хорошо, так бы давно и сказала, – проговорил мужчина. – Но ты так старалась, что я решил, будто нравлюсь тебе.
– Да, – заплакала Кристина, – нравитесь (она лгала, но в этот момент ложь казалась ей почти правдой), но на мне лежит заклятье. Мой отец не хочет, чтобы я выходила замуж, и он отомстит, если я его ослушаюсь.

– Твой отец могущественный шаман, наверное! – в голосе Рафика прозвучал такой страх, что Кристина едва на рассмеялась.
Этот мужчина тоже верил в колдовство… Оставалось придать лицу печальное выражение и произнести поунылее:
– Я от рождения была посвящена духам, но думала, что могу от них здесь укрыться…
С чувством глубокого удовлетворения она поняла: подействовало!
– Жаль, что ты не помнишь номера мобильника своего отца, мы бы с ним могли договориться хоть сегодня, – сказал Рафик. – И что в полицию обратиться нельзя.

– Разве в вашем селе ни у кого нет беспроводного Интернета? Или хотя бы почты? Напишите ему письмо. Или Анчу позвоните, он наверняка имеет доступ в сеть…
В общем, проводив Рафика и закрыв за ним дверь, Кристина почти ликовала. Она не сомневалась, что хозяин дома больше не станет тянуть со звонком ее родителям, и что ее освобождение близко-близко. Если бы она ведала, что у их разговора с Рафиком был свидетель, она бы радовалась намного меньше.

Глава VIII
Триумф Кристины

Утром старуха вопреки обыкновению не разбудила свою жиличку на рассвете, но вместо этого дождалась, пока та проснется сама и выйдет во двор. Кристина было решила, что осталась без завтрака, но нет, та пригласила ее на кухню и поставила на стол миску с пловом. Мяса там, правда, почти не было, но хотя бы рис присутствовал. И чая дала напиться вволю. А потом старуха сказала:
– Не знаю, что ты задумала, только уходи от нас побыстрее. Мы простые люди, мы твоему отцу ничего плохого не сделали. Прости, если я была к тебе сурова, но я думала, что ты станешь мне невесткой, уму-разуму учила, как меня когда-то моя покойная свекровь. С шайтаном нам не потягаться, и с полицией тоже. Вот тебе мешок – там твоя одежда и документы. Хлеба я еще положила целый каравай и бутылку айрана. И иди.

Кристина подняла на нее глаза, ища на лице старухи хоть подобие улыбки, но та смотрела сурово и строго. И ничего другого, кроме скрытого страха там не было.
– Куда же я пойду? – спросила Кристина дрогнувшим голосом.
– А куда хочешь. Если ты невеста шайтана, то духи о тебе позаботятся, не дадут сгинуть. А если ты обычная беспутная девка или трясовицей больна, то тем более терять тебе нечего. Моему сыну ты не пара, чтобы всякую грязь домой тащить. Езжай на электричке в Актау, а еще лучше – на Бейнеу, а оттуда – до Атырау. А там спросишь как до Уральска добраться или до Астрахани. И не вздумай напрямки податься – пропадешь. Только по дорогам, где машины ездят.

Кристина больше ни о чем не спрашивала. Умолять оставить ее до приезда родителей было бесполезно – перепуганная старуха вряд ли бы повелась на ее слезы и обещания. А то бы еще и убить могла каким-нибудь хитрым способом ради спасения своего сыночка. Оставалось надеть заплечный мешок и выйти за ворота – в очередной раз подчиниться.
Поселок, где проживал Рафик с семейством, носил нехитрое название «Разъезд номер такой-то», то есть не просто примыкал к железной дороге, а принадлежал ей. Электрички там ходили не слишком часто, да и не знала Кристина, куда ей лучше податься – в Актау, который несмотря на пышное наименование областного центра, вряд ли содержал флотилию пассажирских судов международного назначения с направлением на Россию.

Так по крайней мере говорила карта. К тому же между конечной станцией железной дороги и городом было расстояние в 20 км, которое также необходимо было преодолеть. Добираться до Уральска было несравнимо дольше – раз в двадцать, то есть около двух суток, если с перерывами, но зато это было точно в сторону родины, а не в неизвестность.
При удачном раскладе можно было обойтись без полиции, про которую Кристина наслушалась достаточно, чтобы ей не доверять, и даже минуя таможню. Каравая хлеба, чтобы не помереть с голоду на такой срок вполне могло хватить, а воды, чтобы напиться, можно было просить у добрых людей – не может быть, чтобы их не встретилось на ее пути – они есть везде.
«Хотя…»

Так ни на что и не решившись, Кристина рискнула положиться на обстоятельства. То есть забраться в первую же попавшуюся электричку и поехать в ту сторону, куда она повезет: в Актау так в Актау, а в Бейнеу – значит, туда. И какая-то из электричек, судя по всему, должна была вот-вот показаться.
«Значит, поспешим…»
Тут Кристине повезло – она не только успела, но и без затруднений нырнула в последний вагон состава, и даже прошла в его середину. Но дальше удача ей изменила: на следующем полустанке в поезд вошли контролеры, и, быстренько выяснив, что у Кристины нет ни билета, ни денег, без всякой пощады выкинули ее на следующей же станции, предложив не дурить и возвратиться к мужу.

– Выходи тут, – миролюбиво сказал на прощание один из контролеров. – Скажи спасибо, что это узел, и здесь хотя бы трасса проходит близко. А если ты чем-то недовольна – можем на следующей платформе высадить. Давай быстрее шевелись, пока поезд не тронулся…
Проводив глазами состав, Кристина вновь задумалась. Ждать следующую электричку смысла не имело – никакой гарантии, что ее довезут хотя бы до следующей узловой станции не маячило даже в проекте. Так что лучше всего было идти голосовать на трассу. Правда, особый опыт в такого рода делах у нее отсутствовал – точнее, как раз уже был, не слишком удачный. Но проситься на автобус было вообще бесполезно – по крайней мере, ей так показалось, точно также как и голосовать внутри поселка.

Кинув последний взгляд на вывеску над входом в станцию – «Шетпе», она вспомнила совет старухи идти там, где машины ездят, и направилась туда, где движение было наиболее интенсивным, то есть по асфальту. Если бы только Кристина ведала, что дорог, ведущих от Шетпе – целых четыре, то она поспрашивала бы у людей, в какой стороне Бейнеу, и ей бы показали нужное направление. Но она постеснялась, а вместо этого пошла от одного поворота до другого, ориентируясь по потоку машин, которые проехав мимо оврага, повернули на север.

Выйдя за околицу, Кристина принялась голосовать, но очень долго никто не останавливался. Она даже не подозревала, что нашлепка на ее лице, сооруженная некогда Анчем, уже порядком поистаскалась и потеряла свежесть, а в старухиной одежде фасона прошлого века она вообще выглядит похожей на бомжиху. И что те, кто сидел в проезжавших по этому маршруту внедорожниках, были в основном туристами, которые меньше всего хотели бы соприкасаться в своих уютных чистеньких авто с непонятно куда бредущим существом потрепанного вида.

Наконец, когда Кристина уже настолько устала, что ей было безразлично, с кем и как ехать, возле нее притормозило нечто вроде кабриолета с открытым кузовом, в котором сидело двое парней – третий был за рулем. Забравшись к ним, Кристина получила желанную передышку, но радости ее хватило ровно до того момента, пока машина не свернула с шоссе на грунтовую дорогу.
– Куда мы едем? – спросила она встревожено.
– К Шеркале, куда же еще? Вон видишь – это она.
Действительно, впереди по курсу виднелась длинная гора, высокая с одной стороны, и низкая с другой.

Решив, что шофер лучше знает, как именно перемещаться по здешней местности, Кристина почти успокоилась, но только почти. Неясное сомнение, зародившееся в ней, не хотело ее отпускать, И когда машина, не доехав до горы, вдруг свернула с дороги и остановилась на каком-то месте с кучками камней, явно напоминающего могилы, ее пробрало окончательно. Выпрыгнув из кузова, она решительно двинулась прочь, к горе, туда, где виднелись другие транспортные единицы.
Идти было с полкилометра, по плотному песку, среди которого зеленели кочки каких-то трав довольно чахлого вида – скорости никакой, но парни ее не преследовали, и она быстренько от них оторвалась. Однако гора, к которой двигались машины, все не приближалась. Это было необычно, с таким иллюзиями Кристинин рассудок был незнаком.

И вообще, это была очень странная гора. Чем больше Кристина на нее смотрела, чем ближе подходила, тем больше ей казалось, что она видит крепость… нет, пожалуй, даже город. Уж слишком большим был этот конгломерат различных вертикально и горизонтально расположенных слоев камня и грунта. Высоченные стены, опоясанные поверху широкой белой полосой, окружали его. Частично эти стены обрушились, образуя внизу пандусы, но подняться по этим пандусам наверх было все равно невозможно – только до той их части, где виднелись темные черточки, красиво расположенные на одинаковой высоте, образуя своеобразный узор.

Оказалось, что Кристина не обманулась – черточки представляли из себя углубления в горе, похожие на ниши – перед Кристиной действительно возвышался город, но только город пещерный. На Кристину пахнуло седой древностью. Совершенно неодолимое желание заглянуть хотя бы в одну из этих пещер охватило ее.
«Если я вот так и уйду, упустив выпавший мне шанс познакомиться с самой потрясающей местной достопримечательностью, то всю жизнь буду в этом раскаиваться. Не случайно же судьба привела меня к этому месту. Ведь я уже никогда здесь потом не побываю. В конце-концов, от Шетпе я отъехала не так уж и далеко – успею вернуться туда за ночь по асфальту, по холодку. А оттуда лучше будет никуда не рыпаться, ни в какой Бейнеу, а найти почту. Или прямо на станции можно будет попросить Интернет… по Интернету найду дедушкину базу отдыха с номерами телефонов и свяжусь со своими. Так и надо было сделать с самого начала…»

Под такие расчудесные мысли Кристина приблизилась к подножию необычной горы и вновь поразилась: гора находилась словно в ложбине. Было полное ощущение, что вокруг нее, как вокруг каждой приличной крепости некогда располагался ров, ныне значительно искаженный многосотлетними наносами от весенних водных потоков – то ли дождевых, то ли снежных.
Это наводило на странные размышления о частичной рукотворности горы. Ну, либо о том, что некогда та действительно была окружена стенами. Это была захватывающая загадка, которую хотелось немедленно разгадать.

Между тем настало обеденное время, но есть Кристине отчего-то почти не хотелось. Она отломила немножко хлеба от каравая, данного старухой, выпила половину остававшегося в бутылке айрана, встала, и пошла вокруг горы, в поисках пещеры, через которую можно было бы проникнуть внутрь. Углублений на стенах Шеркалы была уйма, и некоторые из них располагались прямо над насыпями либо вообще у самой земли.
Увы, все они были либо глухими нишами, либо оказались полузасыпаны, и лезть туда не стоило.

Завернув за очередную скалу, Кристина снова наткнулась на компанию парней, в машине которых сюда приехала. Вполне естественным желанием было нырнуть в расщелину, чтобы половчее спрятаться. Увы, такое решение было запоздалым – парни ее заметили и стали подзывать к себе. Помотав головой для убедительности, Кристина устремилась вверх по насыпи, пока не очутилась в том месте, где сохранились остатки кладки из достаточно крупных блоков, щели между которыми были плотно промазаны глиной, поэтому снизу не просматривались.
Часть этих блоков представляла собой продолжение наружной «стены» горы, но другие были похожи на лестницу, вырубленную в скале. Ступени этой импровизированной лестницы были высокие и неудобные, но зато вели к очередной нише, и уже одно это вдохновляло на подвиги.

– Назад! Вернись! – услышала она за спиной.
Обернувшись, Кристина увидела одного из парней, который лез за ней по насыпи. Кристина нагнулась, зачерпнула ладонью горсть песка и бросила им в нахала. Реакция последовала практически немедленно, но вовсе не такая, на которую можно было расчитывать. Откуда ни возьмись, возник ветер, взметнувший тучу пыли вокруг парней, бывших внизу.
Перегнувшись через стену, служившую ей перилами, Кристина поимела удовольствие наблюдать, как те взволнованно суетятся, указывая руками на восточную часть неба, где среди облаков что-то темнело, похожее на крошечную воронку. Кристина засмеялась – и через секунду грянул гром, приведший ее преследователей буквально в панический ужас. По крайней мере они бегом бросились к своей машине.

Бросив им вдогонку пару камешков, она вскарабкалась по каменным «ступенькам» до поворота к интересовавшей ее нише и, преодолев очередную насыпь, очутилась у самого устья данного объекта. Пара камней, упавших откуда-то сверху, и ветер, сделавшийся вдруг колючим, заставили ее поторопиться с продвижением внутрь – начиналась местная непогода, и подвергаться всем ее «прелестям» желание пропало бы хоть у кого – поведение парней с машиной служило тому блестящим подтверждением.
Итак, Кристина юркнула внутрь ниши – и о радость! Это действительно была пещера, продолжавшаяся куда-то далеко-далеко, так что конец тоннеля терялся где-то в глубине горы. Пройдя несколько шагов по ровному утоптанному полу, Кристина просто возликовала, однако веселье ее длилось ровно до того момента, пока количество камней, падавших снаружи, не превратилось в настоящий камнепад. А когда камнепад прекратился, то вход в пещеры оказался заваленным почти полностью.

Впрочем, узенькая щель еще оставалась, намекая на возможность выбраться. Если очень постараться, конечно.
«Надо попытаться просунуть голову. Говорят, если голова пролезет, то и все остальное протиснется. Тем более, что это насыпь, а не сплошная скала…»
Сказано – сделано. Кристина ловко пробралась наверх насыпи, а там легла на живот и уткнувшись лбом в щебенку, принялась вертеть головой, стараясь ее просунуть. В общем и целом ей это удалось, но результат был снова не тот, которого она добивалась. Во-первых, в процессе протискивания у нее отлипла накладка на физиономии, что было, конечно же, лучше чем если бы Кристина исцарапала свое настоящее лицо, но ощущалось не очень.

А во-вторых, она обнаружила, что ветер снаружи по-прежнему дул с повышенной скоростью, пронося мимо пещеры, куда она залезла, пыль и песок. Попасть под такое в двадцати километрах от ближайшего жилья было отнюдь не самым лучшим вариантом времяпровождения. Осознав это, Кристина втащила голову назад в пещеру, сползла с насыпи на твердый пол и принялась размышлять.
Нашлепка на лице мешала ей, и она ее содрала. Было немножко больно, и лоб чесался немилосердно. Проведя по нему пальцами, Кристина вместо гладкой упругой кожи нащупала нечто неравномерно мелкочешуйчатое и сморщенное. Похоже было, что клей, использованный Анчем, был не из самых качественных, и по приезде домой Кристине предстояла серия походов по косметическим салонам. Впрочем, смыть остатки состава все равно было нечем, так что об этом было лучше пока не думать.

Сейчас необходимо было решить: разгребать завал, чтобы расширить щель до необходимого размера, или отправиться на экскурсию вглубь пещеры. Ведь эта пещера могла соединяться с другими углублениями в горе, не засыпанными завалами, и через них выбраться наружу можно было быстрее и проще. А если туннель вел вглубь горы, то так было даже еще интереснее: помогало скоротать время.
«Выбираться отсюда раньше завтрашнего утра все равно не резон,» – подумалось Кристине.

Она совершенно забыла о первоначальном намерении преодолеть путь до станции в течение ночи, потому что в пещере было довольно прохладно, а ночью температура в пустынях, как она где-то читала, падает, и это теперь пугало. Да и ветер, сменивший полуденный зной, выходить наружу желания не вызывал. Так что выбор Кристины в пользу изучения недр пещеры был вполне закономерным. Даже то, что из-за осыпи количество света там приуменьшилось, ее не смутило: ее глаза постепенно привыкли к полумраку, и по контрасту с ослепительно палящим солнцем он был даже приятен.
«Когда станет совсем ничего не видно – вернусь,» – такой была заключительная мысль Кристининой дискуссии с собственной персоной.

Итак, она пошла, и шла, и шла, успев несколько раз повернуть, и пол тоннеля с каждым поворотом становился выше и выше, подавая надежду вывести путника к самой вершине. А полная темнота отчего-то не наступала, словно подсветка понизу шла. Несколько раз Кристина отдыхала – счет времени она давно потеряла.
Самым разумным было бы вернуться, но сначала ее вел азарт, а затем, устраиваясь на очередной привал, она с некоторой тревогой вспомнила, что не запоминала маршрута, и теперь нет ни малейшей гарантии, что она сможет попасть к отправной точке своего движения наверх. Потому что стены тоннеля вовсе не были ровными и гладкими – они также имели кое-где ниши, объемы которых тонули во мраке, и была реальная опасность заблудиться окончательно.

Вот поэтому Кристина возвращаться не решилась, а вместо этого продолжила движение. Вверх и только вверх, на развилках поворачивая направо в глупой надежде снова увидеть «вольный свет». Она и увидела его, всего-навсего спустя какие-то два часа – шагнув на изрезанную эрозией наклонную поверхность, обрамленную с ближайшей стороны каменным барьером, сходящим постепенно «на нет». Ниша, из которой Кристина вылезла, отнюдь не была ямкой на этой самой поверхности – нора располагалась вертикально, а не горизонтально,
Вот только пространство, где Кристина стояла, было слишком обширным для карниза, и панорама, раскинувшаяся внизу, убегала во все стороны далеко-далеко, позволяя видеть и крошечный зеленый оазис километрах в двух с одной стороны, и полоску зелени с игрушечными юртами с другой. Кристина смогла разглядеть не только парочку кладбищ, но даже целое полураскопанное городище и табун лошадей почти у самого подножия горы. И все это находилось ужас-до-чего внизу.

Да, она стояла именно в той части этой странной горы, куда так рвалась попасть – на ее вершине. Пусть и не на самой, но на самую попадать было и ни к чему: не вершина это была, а огромная полукруглая стена, то ли природная, то ли рукотворная – чудом сохранившаяся часть огромной постройки, ныне полуобвалившейся. Немое доказательство того, что эта гора не случайно носила гордое название «Шеркала», то есть «Львиная крепость», потому что крепость здесь, действительно, некогда стояла.

Загадочно, непостижимо – как, спрашивается, она была здесь возведена? И зачем? Наверное, действительно, чтобы охранять эту местность от посягательств многочисленных врагов, как это Кристина успела краем уха уловить из одной местной передачи на русском языке. С горой было связано много преданий о битвах, которые здесь некогда происходили, о героях и их подвигах. О торговых путях, ведших к Каспийскому морю до залива Кочак. Прежние торговые площадки уже не функционируют, да и бои давно прекратились, но свидетельство былого величия этих мест – вот оно, там, где она сейчас стоит.

Гора пропустила Кристину сюда, и все остальное в этот миг триумфа казалось ей неважным. О том, что она сменила одно место заключения на другое, ей даже не думалось. Слишком красиво было вокруг, чтобы печалиться о разных мелочах: дневной зной спал, ветер утих, и закатное солнце освещало точку, где Кристина сейчас стояла, целым спектром ярких красно-пурпурных тонов, подслащивая очередную горькую пилюлю судьбы.
Потому как добраться-то до вершины Кристина добралась, а вот как отсюда выбраться – это была проблема куда шедевральнее всех остальных предыдущих Кристининых проблем. Ведь раньше она находилась среди людей – плохих ли, хороших ли, но живых и способных чем-то помочь. Здесь же было пусто – пусто от слова совсем. Никого не было не только вверху, но и внизу. Не перед кем было плакаться, некого бояться, и не за чем торопиться спускаться. Мало того, сама мысль о спуске отсекалась сейчас Кристиной, ведь завтра она намеревалась здесь с толком полазить и подробно все осмотреть.

«Завтра…»
Вспомнив это слово, Кристина вдруг почувствовала невероятную усталость – ноги у нее дрожали и гудели, голова больше всего хотела спать, а в животе бурчало от голода. Как все это сочеталось друг с другом – было необъяснимо, но хотя бы с голодом разобраться было реально. Достав бутылку с остатками айрана, Кристина слопала половину хлебного каравая и, едва найдя в себе силы спрятать вторую половину в мешок, запихнула туда же пустую бутылку и прилегла отдохнуть.
«Бутылка мне еще не раз понадобится,» – такой была ее последняя четкая мысль перед тем, как веки ей сморил благодатный милосердный сон, заставивший ее позабыть на целых 12 часов и о недосягаемом отсюда родном доме, и о Рафике с его старухой-матерью, и о всяких там духах и шайтанах.

Часть III
Каждый выбирает по себе
Глава I
Фатьянов в затруднении

Старший следователь капитан Фатьянов был сильно озадачен. Впервые в его практике было столько трупов молодых женщин, но всего три заявления о пропаже девушек, включая Кристину Бойкову, причем ни с одним из найденных тел сопоставить фотографии из заявлений было невозможно. Никита Маркович еще бы понял, если бы эти тела принадлежали каким-нибудь бомжихам или бедствующим гастербайтершам из «понаехавших», но судя по данным из миграционной службы, ни одной из приехавших на заработки из ближнего зарубежья девушек студенческого возраста за последний год не пропадало бесследно. Все они трудились либо в сфере торговли, либо общепита. Ну, или «ночными бабочками» - то есть о каждой было известно все.

Это значило, что трупы принадлежали молодым женщинам из местных. Второй вывод, сделанный следствием, был также незамысловат: если даже их семьи и не были супербогаты, то и не бедствовали. Об этом говорила ухоженность фрагментов останков, та холеность, которая достигается не вдруг, а тщательным планомерным уходом. И пусть даже лица несчастных были значительно повреждены, что затрудняло опознание, а остальные мягкие ткани подверглись разложению, но состояние костей повествовало о сбалансированном питании и заботе о красоте фигуры.
Реставрация с помощью патологоанатома вообще обрисовывала элитный экстерьер у каждой, что намекало на использование их в качестве фотомоделей или в эскорте.

«Неужели у нас здесь действует подпольный дом свиданий высокого класса, а мы, полиция, о том ни сном, ни духом?»
Если, конечно, не делать маловероятного допущения, будто их городок кто-то намеренно выбрал местом захоронения следов своих преступлений.
В общем, как ни крути, но начинать необходимо было с установления личностей жертв. Причем, используя наиболее примитивный метод: оповестить местное население о найденных трупах и предложить родителям девушек возраста от 18 до 22 лет проверить точное местонахождение их дочерей. Результаты были ошеломляющие по своей предсказуемости: девушки действительно оказались местными. Тонкость была в том, что их родители были уверены, будто их дочери в данный момент находятся в областном городе, где обучаются в каких-то учебных учреждениях. И пока не наступило время каникул, причин для волнения у родителей, как те считали, не было.

Мало того, родители уверяли, что вплоть до недавнего времени они регулярно созванивались со своими детьми, и ни малейшего сомнения в том, что им отвечают именно они, у отцов и матерей не возникало. А между тем одно из тел пролежало во рву, начиная с апреля месяца. Тщательное исследование статистики все же показало, что была пара заявлений от родителей девушек, не вернувшихся домой после зимней сессии. Однако никто тех «потеряшек» толком не искал – полиция посчитала, будто девицы сбежали из дома в поисках приключений.

Подумав, Никита Маркович решил поиски трупов расширить дальше по трассе, уже в ту сторону от поворота на Отрадное, которая вело дальше, к железнодорожной станции. И, к сожалению, оказался прав: останки обоих пропавших лежали там, скинутые еще зимой. Это было ЧП – это была серия. И обрисовывалась ситуация нехорошим словом «маньяк».
И если преступник не будет найден в ближайшее время, то перспектива прорисовывалась еще более худшая: девушки будут продолжать исчезать, а затем их трупы будут находить возле дорог.
«Или в другом мете. Или вообще не будут находить.»

Подумав так, капитан Фатьянов тяжело вздохнул. Летняя сессия уже закончилась, и все студенты вернулись домой на каникулы. То есть почти все – было принесено два свежих заявления об исчезновении девушек: обе блондинки, и обе модельной внешности.
Этот дополнительный нюанс новостью не был: об особой любви данного маньяка к блондинкам их отдел уже догадался. Больше в девушках общего не было ничего: они не являлись подругами, посещали разные учебные заведения, окончили разные школы и классы. Район проживания их также не совпадал – маньяку было все равно, из какой части городка была жертва. Получалось, что значение имел лишь красивый экстерьер: блондинки любого типа.

Здесь Никита Маркович снова притормозил полет своих поисковых фантазий. Мелькнула мысль, нельзя ли обезопасить девушек, предложив родителям белокурых красавиц изменить их волосы на другой цвет. Прикинув такой вариант в действии, он вздохнул: вряд ли это остановит преступника. Тот запросто мог применить контрмеры: то есть начать перекрашивать волосы девушек обратно в блонд.
Со всеми этими соображениями старший следователь Фатьянов и направился в детективное агентство «Под березой».

– Давайте проанализируем внешность девушек еще разок, - сказала Сильвия после того, как все изображения погибших были разложены на стенде. – Лица совершенно разные: и овал, и форма носа, и цвет глаз – не совпадает ничего. Рост?
– Также различный. От метра шестидесяти до семидесяти пяти.
– Ага, ну это уже кое-что дает. Мы можем предположить, что рост преступника не ниже 175 см.
– И что он не блондин.
– Потому что иначе блондинки был его не «заводили».
– Угу.
– И что он достаточно уродлив? – предположил Руслан, который тоже присутствовал на этом импровизированном горниле сумасшедших идей, в просторечии именуемым «мозговым штурмом».
– Ну, это не обязательно, – возразил Никита Маркович. – Красивых девушек любят все.

– А телосложение?
– Никакой закономерности. Общие параметры: выраженная талия, грудь 2-3 размер, плоский живот и прямая спина. Ах да! – еще стройные ноги.
– Манера поведения?
– Резко бросающихся в глаза особенностей нет.
– Уровень образования? … Ах да! Они же все студентки вузов!
– М-да… не густо… – сделала вывод Олеся.
– Вот и я о том же, – вздохнул Никита Маркович. – Нет закономерности! Впечатление такое, что выбор наобум. Увидел – подошел – украл.

– То есть позвал, и она с ним пошла. Добровольно пошла, заметьте. Никто в нашем городке ни разу за целый год не заметил, чтобы какую-нибудь девушку куда-то тащили насильно.
– Вот именно! Никакого шума и резких движений.
– Угу. Надюша, дочка моей клиентки, в машину села сама, – задумчиво произнесла Олеся.
– Как и Кристинка. Она голосовала, чтобы ее подкинули до города, – вспомнил Руслан.
Компания переглянулись.
– Ну, это мы и раньше знали! – фыркнула Сильвия. – Что они все сами просили, чтобы их подвезли.
– Но мы не делали из этого факта выводов, – сказала Олеся укоризненно.

– Выводы? – пожал плечами Руслан. – Разве к этому можно что-нибудь добавить?
– Ну, например, что все эти девушки куда-то торопились в те дни, когда пропали, – сказал Никита Маркович.
– Угу, – согласилась Сильвия. – Давайте посмотрим даты, когда их видели в нашем городке в последний раз.
– С датами все просто, – сказал Никита Маркович. – 31 августа, 6 ноября, 9 января, 25 февраля, 2 мая, 9 мая.
– То есть дни после праздников или каникул, когда студентам надо вернуться, чтобы попасть утром на занятия – завершила Олеся.

– И что нам это дает? – снова фыркнула Сильвия. – Если бы у нас были съемки со всех видеокамер города на эти дни, чтобы мы могли засечь, как пропавшая девушка садится в какую-то машину, тогда бы…
– Нет у нас таких записей, – хмуро сказал Никита Маркович. – А что у вас?
– У нас тоже практически ничего. Вы же проверяли все белые «ауди» в городе – ни один из владельцев не соответствует имеющимся в памяти дочки моей клиентки лицам.

– Одной машины в городе нет.
– Но хозяин-то ее известен.
– Известен. Но на машине-то в тот момент могли находится другие персонажи. У нас запросто может орудовать группа.
– Остается одно: дождаться конца августа и проверять все записи с видеокамер за четыре дня до и три дня после начала занятий в вузах, – сказала Сильвия.
– Угу. А потом усадить все ГИБДД в полном составе на проверку авто, которые возили пассажиров, – усмехнулся Руслан. – То-то они обрадуются!
– Не юродствуй. Быстрая перемотка на что? Достаточно отметить кадры, где сядут молодые девушки в количестве по одной и проверять только их, – сказала Олеся.

– У нас все равно не хватит на такую операцию личного состава. Нужно бы еще больше сузить круг поисков.
Компания помолчала.
– А их не могли похищать там, куда они направлялись, сразу по приезде?
– Маловероятно. Ни одну из них после этой даты никто не видел – в своих вузах или в общежитии они не появлялись, это точно.
Снова все замолкли, и Никита Маркович ушел, пообещав снова заехать, если поступят свежие сведения. Пока же ему предстояло заняться рутинным делом: опросом всех родственников и знакомых у последних пропавших девушек, а также их товарищей по факультетам на предмет сомнительных моментов в поведении или вообще хоть чего-нибудь необычного.

Проводив его, наша тройка экстрасенсов занялась обсуждением своей части работы.
– Надеюсь, никто здесь не забыл, что наша главная задача на сегодняшний день – это найти Кристину? – сурово спросила Олеся, глядя почему-то прямо в глаза Сильвии.
– Ну что ты, мама! – отвечала та несколько обиженно. – Как можно? Не надо думать, что если я стараюсь найти материалистическое объяснение для всех чудес в нашей жизни, то я буду манкировать дельными идеями. Даже наоборот: я просматриваю записи со всех четырех наших «цепеллинов» и материала по криминалу собрала уйму. Все передано дяде Никитосу, не волнуйся. Но по нашей конкретной теме нет ничего. Три крупные драки, шесть случаев гоп-стопа, одна кража со взломом, десять мест «закладок» наркоты.

– Угу, – поддержал племянницу Руслан. – Чуйка мне подсказывает, что Кристинки в городе уже нет. И нет давно.
– А может…
– Нет, я бы знал, если бы с ней приключилась беда. Я каждый день слушаю, как бьется ее сердце, и не плачет ли ее душа. Все нормально, у нее полный ажур. Просто искать ее надо не здесь.
– А где?
– В том направлении, которое мы определили первоначально. Но мы же не можем бросить наш город на банду маньяков и убийц только потому, что Кристинин папа отец нашей Сильвы и вообще ценный кадр?
– То есть тебя не волнует, что твоя девушка попала в чьи-то руки? – с любопытством спросила Сильвия.
– Во-первых, она давно уже не моя девушка. А во-вторых, в чужих руках она уже не меньше двух недель. Днем больше, днем меньше – какая разница?

Руслан сказал так и нечто скрипнуло внутри его: он понимал, что выглядел сейчас не очень. Но это было правдой: ему действительно было безразлично, с кем Кристина делит постель, лишь бы это не вредило ее здоровью и не пульсировало в его сторону волнами отчаяния, страданий или страха. Не то чтобы он эту девушку нисколько не любил, но он от нее уже отказался, и воспринимал скорее как сестру, решившую жить собственной взрослой жизнью, в которую ему не было доступа.
Так что торопиться ее разыскивать с единственной целью поинтересоваться, не желает ли капризница вернуться домой, он не рвался. Совсем другое дело было здесь, в городке, где куча народу нуждалась в его помощи. И где сейчас его отсутствие могло бы привести к новым жертвам.

– Надо увеличить зону наблюдения, – сказал он. – Еще один квадро-дир запустить над автостанцией и второй – над тем дачным поселком, который следующий за Отрадным.
– Два мы не потянем финансово, – покачала головой Олеся.
– Угу. К Станиславу Львовичу обращаться нельзя, пока мы не привезем ему Кристину, – поддержала ее Сильвия. – Поэтому покупать комплект нам придется за собственный счет.

Так промелькнуло еще две недели, без особых новостей. Трупов или новых сведений о пропаже девушек за это время не было, зато поступило заявление в полицию о пропаже белой «ауди» – а именно той, которую они безуспешно пытались обнаружить с помощью летающих видеокамер.
– Этого и следовало ожидать, – сказал Никита Маркович. – Теперь в случае чего у владельца железная отмазка: мол, я не я, и кто на моей машине ездил, я ведать не ведаю.
– Ага, – согласилась Олеся, – предъявлять ему будет нечего. Но нам ведь не это нужно. Нас интересуют две неявившиеся к родителям после летней сессии девушки. Где они?

– Разве нельзя сделать обыск в его доме? – спросила Сильвия.
– Без ордера? – усмехнулся Руслан.
– Мы уже проводили. Пока он ездил за своей «ауди». Вчера ночью. Там никого нет кроме собаки в будке. Никаких тайников, и вообще ничего подозрительного. Самый обычный современный частный дом типа коттедж.
– Да, мы видели. По виду все тихо и мирно, и никакой суеты.
– Хотя я и не могу отделаться от ощущения, будто там что-то происходило, – сказал Руслан. – Аура там нехорошая.
– Ауру к делу не пришьешь, – покачал головой Никита Маркович. – Да и мало ли чего нехорошего где-то могло происходить? За высокими заборами своя жизнь, нам непонятная.
И троица детективов-экстрасенсов с ним немедленно согласилась – действительно, за высокими заборами много чего творилось, не предназначенного для посторонних глаз…

ч.3. Глава II (18)
Югенс и его служака

У хозяина заинтересовавшего капитана Фатьянова особняка (будем называть его «Югенс», как и все его знакомые, хотя паспортное имя его и было другим) белая «ауди» была не единственным средством передвижения. Имелось еще два, и заявление о пропаже он отнес в полицию вовсе не из-за того, что ему не на чем было ездить. Однако после обнаружения тел на обочине трассы не только Анчу было ясно, что если эта машина попадет в поле зрения полиции, то под подозрением прежде всего окажется ее владелец.
«Угон» был единственно верным решением – беда была в том, что при быстром обнаружении машины оба непосредственных исполнителя эпизодов с похищениями очутятся в полиции, где подвергнутся допросу. Своим подельникам необходимо было дать фору, то есть проделать все так, чтобы ГИБДД начало поиски последней белой «ауди» их городка не раньше, чем та пересечет границу РФ.

На это должно было потребоваться примерно четыре-пять суток с учетом того, что для гарантии оба «ассистента» после проделанной «работы» должны были еще и преодолеть путь назад, чтобы получить обговоренную плату. Опасную девицу они подрядились прикопать сразу же после того, как минуют железнодорожную станцию и очутятся вдали от последних домов населенного пункта.
В выполнении ими взятого на себя обязательства сомнения у Югенса не было – в самом деле, ведь не идиоты же они, чтобы таскать с собой через несколько областей не просто свидетеля, а жертву, фотография которой значится в базе данных полиции под грифом «в розыске»?
Поэтому когда спустя четыре дня никто из подельников не только не вернулся, но и вообще «пропал с радара», владелец означенной колесной единицы решил выждать еще денька три прежде чем поднимать хай по поводу утраченного имущества. И объяснение для такой задержки он уже припас непробиваемое:

– Я надеялся, что соседские подростки взяли покататься, и скоро мне ее вернут.
Он очень, очень надеялся, что искать будут долго, нудно, и не найдут, но ошибся: белая «ауди» с российскими номерами обнаружилась возле Уральска, вблизи Российско-Казахской границы целой, невредимой и пустой. Так что владельцу было предложено привезти документы, подтверждающие его права на собственность, оплатить ее пребывание на штрафстоянке и забрать оттуда, покуда сумма за хранение не возросла до астрономических размеров.

В общем, срочно пришлось ехать, причем с одной-единственной целью: чтобы как можно быстрее автомобиль продать. Покупатель нашелся через Интернет там же, в Казахстане, еще до приезда Югенса в Уральск – железные дороги имеют то преимущество, что путешествие с их помощью оставляет массу свободного времени для деловых переговоров и поисков партнера для сделок. Так что все было обстряпано быстро, без проволочек и для обоюдного удовольствия: потерявший свою ценность агрегат был ловко сброшен с плеч как надоевшая шуба и проблем больше доставить не мог.

В обнаружении белой «ауди» для ее владельца был и приятный бонус: вместе с машиной ему вручили то, что там находилось. То есть не только весь пакет документов, включая страховку, данные о техосмотре и прочее содержимое бардачка, но и вообще все, что валялось в салоне. В том числе и забавную игрушку: лохматого чертика размером с локоток вместе с ушами. Самым смешным в игрушке было то, что одет чертик был во вполне современную людскую одежду, что делало его еще более уродливым. Уродливым, но совсем не страшным
Чертик был немедленно перемещен в прочный пакет и извлечен оттуда только после пересечения границы в обратном направлении.

– Ну, Анчутка, теперь можешь принимать свой настоящий облик. Мы в поезде, в отдельном купе, и никто кроме меня тебя не видит.
С этими словами бывший владелец «ауди» забросил игрушку на верхнюю полку, и – о чудо! – через полминуты там лежал не кто иной как Анч, одетый точь-в-точь как брошенный туда чертик.
– Я не виноват, босс, – сказал он. – Я не успел выбраться из машины на глазах у тамошнего ГИБДД. Пришлось маскироваться. А потом они засунули меня в коробку с остальной мелочевкой и заклеили скотчем. Да еще печать наложили.

– Я тебя не виню, – сказал бывший владелец «ауди». – От девчонки избавились?
– Да, хозяин, как и договаривались. Сразу же, – солгал Анч, не сморгнув.
– А где твой напарник?
– Сбежал, как только услышал, что девчонка в розыске. Помнишь, ты нам звонил? Вот тогда и сбежал, на первой же заправке. Пока я кемарил в машине.
– Надо было догнать.
– Надо бы. Если бы в баке не было сухо как на плато Устюрт и два колеса не пробито. А пока я заправлялся и колеса менял, он уже далеко укатил. Я пытался до него дозвониться, но бесполезно.

– Ладно, с ним я потом разберусь. А пока обойдемся без него, ты мне нужнее.
– Может, лучше ты меня отпустишь? Силы во мне осталось чуть да маленько. Да и опасно стало – чую я, мусора у тебя на хвосте, вот-вот прихлопнут.
– Ничего, мы сбили их с толку. У нас еще один заказ остался – последний. Деньги вперед взяты, их надо отрабатывать. Иначе неприятности от мусоров покажутся нам детскими забавками.
– Что-то особое заказчика интересует? Или ему все равно?
– Да все то же самое, только на этот раз из-за задержки исполнения он хочет не просто студентку, а конкретную девку.

Анч свесил голову вниз и для выразительности покрутил пальцев у виска.
– И ты согласился? Ты мусоров совсем тупыми считаешь? Ты что хочешь со мной делай, но я не в доле.
– Я сам ее привезу, ты только обработаешь ее как обычно. И после этого я тебя отпущу.
– Точно? Без обмана?
– Точно.
– Ну смотри. Мне бумажка не нужна, чтобы слово твое запомнить. Я не формалист.
Бывший владелец «ауди» лишь усмехнулся, и по этой усмешке можно было догадаться, что отпускать Анча он не собирается, и что в своей безнаказанности он уверен.

Анч отвернулся к стенке и задумался. До событий последних недель его нисколько не волновало, что двуногий, с которым он заключил контракт о служении, калечил судьбы самок своего вида, которые ему ничего плохого не делали. Сама природа Анча требовала от него строить козни людям. И в конце контракта бывшего владельца «ауди» ждала полноценная расплата за все зло, которое тот причинил кому-то.
Да и самочек, с которыми он до сих пор имел дело, жалеть было особо не за что. Каждая хотела от жизни одного: выгодно себя продать. Так что Анч всего лишь помогал им в этом, а уж то, что под самопродажей каждая из них подразумевала вовсе не бордель, так это были, по его мнению, ничего не значащие мелочи.

Но он не был убийцей – вот в чем был нюанс. Таким создала его природа – мелкопакостником, но с отвращением ко всему мертвому. Поэтому известие о том, что девушек, которых их банда похищала, ждала быстрая смерть, просто сбило его с копыт. А требование последнюю из них убить собственноручно и вовсе было поводом контракт разорвать вследствие нарушения лицом, его подписавшим, основного пункта договора. Но Анч не был бы анчуткой, если бы просто сбежал – о нет, нарушителя требовалось наказать, так чтобы тот проклял свою судьбу и сам миг, когда он позарился на шальной поток легких денег и продал свою душу нечистой силе.

Жаль, что для этого придется подпортить биографию еще одной двуногой самочке, но там уж он позаботится, чтобы для нее это стало уроком и не закончилось фатально.
Удалось же ему проделать это с Кристиной…
Вспомнив о Кристине, Анч вздохнул. Он жестоко позавидовал таинственному Рустику, пробудившего в этой необычной девушке настолько сильное чувства, что ради верности ему она готова была драться «зубами и когтями» с двумя здоровыми мужиками и продаться в рабство, лишь бы заставить отца согласиться на ее брак с любимым.

Он знал заранее, что и Рафика она оттолкнет, благо заклятие, наложенное на нее экстрасенсом, поможет ей в этом, как помогало держаться на расстоянии ему, Анчу…
Покончив с сантиментами, Анч, снова превратился в лохматую игрушку и погрузился в сон. Человеческий облик он вернул себе перед самым выходом из поезда, и от Саратова занимал место в купе уже согласно билету. Еще в поезде он выговорил себе право не ехать в городок, а поселиться на даче, в том поселке перед Отрадным, следить за которым нашей тройке экстрасенсов помешало отсутствие необходимой аппаратуры.

Так прошло еще несколько дней. Дней, в течение которых Анч скучал – то есть скучал бы, если бы знал, что это такое. Но вместо скуки он занялся приготовлением материалов, при помощи которых намеревался изменить внешность будущей пленницы, разработкой «легенды» о ее происхождении, а для чего принялся шнырять по Интернету, подыскивая образец для снятия слепка личности. Образец должен был проживать как можно дальше от их области, чтобы никто из сетевой публики не встретил знакомое ему лицо там, где ему априори не следовало бы быть.

Наконец, девушка была привезена. Подобно Кристине, она также не была блондинкой – в блондинку ей только предстояло превратиться. Зато все остальное было знакомо: длинные густые волосы, симпатичное лицо и ухоженное тело, откорректированное занятиями в кружке под названием «будущая леди», где девочек обучают осанке, походке и красивым манерам.
Правда, манеры он увидит потом, сейчас они только предполагались. Зато экстерьер в виде ровных безволосых ножек, гладкой кожи и всего прочего достаточно высокого разряда, был образцовым: не было нужды добавлять кое-где силикон или, наоборот, откачивать жирок.

Лицо, кстати, тоже было почти совершенство – оно было столь идеально правильным, что жаль его было изменять. Оно было то, что называется «не убавить ни прибавить» – ровные зубки, высокий лоб, темные брови дугой, и длинные черные ресницы со слегка загнутыми кончиками. Если к этому добавить прямой аккуратный носик, небольшие пухлые губы и ямочки на щеках, а также классически правильный профиль и маленькие аккуратные ушки, то выбор заказчика был абсолютно понятен. Это был выставочный образец юной человеческой самки, способной украсить своим присутствием самого взыскательного представителя противоположного пола.

Непонятным было только одно: как можно было такую красоту отдавать на пользование энному количеству других самцов в виде вещи, чтобы ее запачкать, обезобразить, сделать больной и бросить мучительно умирать где-нибудь в грязной канаве. Уж на что Анч был анчуткой, то есть поганцем, но такая порча отборного человеческого материала была для него непостижима. И участвовать в этом гнусном деле у него желание отсутствовало.
Увы, но в данном случае выбора у него не было – без его, Анча, присутствия девочка была обречена. Оставалось сесть, погрузиться в созерцание и планирование: что и как он с ней будет делать, а чего не станет, то есть нельзя ли будет отклониться от обычного стандарта обработки попавшего в его руки девичьего материала.

Размышления его были прерваны звуком открывающейся двери.
– Ну и что ты по поводу нее думаешь? – спросил бывший владелец белой «ауди», он же Югенс.
– Нельзя ли ее отдать заказчику в таком виде, в котором она сейчас есть. И пусть он сам делает с ней, что хочет.
– Нельзя. Указания жесткие: отвезти туда же, куда мы всегда отвозили остальных, чтобы отдать на замену отработанного материала. Что, снова боишься «замараться»? Опять рядом какой-то экстрасенс навис?
– Нет, просто она… эта девочка… у нее еще никого не было. На Востоке это элитный товар. Она стоит больших денег – настоящих денег, а не той мелочевки, которую мы здесь за нее получим.

– Она не блондинка. И ростом не дотягивает до манекенщиц.
– Это здесь она не блондинка и не дотягивает. А на южных рынках она самое «то». Я внушу ей желание попасть в гарем какого-нибудь шейха или другого авторитетного заправилы с кошельком, и она с удовольствием ляжет в его постель ко всеобщей пользе.
Бывший владелец «ауди» засмеялся:
– Ты плохо запомнил? Заказ был именно на эту девочку, чтобы сделать с ней то же самое, что и с остальными. Должно быть, ее папаша и заказчик что-то не поделили. Месть это. Так что погуляй маленько, а я пока попробую тот кайф, за который на вашем Востоке отваливают кучи бабла. После чего все сомнения у тебя отпадут, и ты примешься за свою часть работы.

Анч малость шевельнул мозгами:
– Может, мне на видео это снять? Чтобы ее папашу «порадовать» по-полной?
– Не в этот раз. Девочка должна выглядеть в полном адеквате и добровольности, чтобы папочку кондрашка хватила.
Анч пожал плечами и вышел. В людские дела он лез ровно настолько, чтобы дергать своих марионеток за те ниточки, которые приводили к интересующему его результату. Желания вскрывать самому консервные банки у него не было никогда – он предпочитал кушать их содержимое.

Пока бывший владелец «ауди» получал свое удовольствие, Анч задумал свое. А именно: установить потом в этой комнате видеокамеры, чтобы не зависеть от желания своего партнера записать действия того по отношению к привезенной сюда девчонке. Естественно устанавливать их он намеревался потом, после того как обработает пленницу сам.
А пока он продумал текст гипноза, который собирался на нее навести. Вариант должен был быть облегченный, но в таком объеме, чтобы девочка полностью находилась под его влиянием. Это надо было хотя бы для того, чтобы она не попала под гипноз кого-то другого. Подготовиться надо было основательно, потому что гипноз требовал немалого вложения силы.

– Ну как? – спросил он своего партнера после того, как тот вышел из комнаты с пленницей. – Преграды теперь нет и путь открыт? Вкусно было?
– Да ничего особенного. Можешь заходить и действовать. Кстати, она почти проснулась.
– Угу. Ключ дай – не люблю свидетелей. Особенно когда мешают.
Анч действительно настолько ненавидел свидетелей, что, заперев дверь изнутри, тщательно проверил помещение на наличие «жучков» и только после этого подошел к пленнице. Та лежала тихо и только молча следила за его действиями, пытаясь осмыслить происходящее.

– Кто вы, и где я? – проговорила она едва слышно, когда Анч подошел к ее кровати и сел так, чтобы она хорошо видела его лицо, и глаза ее, голубые и по-европейски большие, встретились с его зелеными, травяными.
– Называй меня «Чутка», – отвечал Анч, – и как ни странно, но я тебе друг. Доверься мне, и я помогу тебе вернуться домой. Ты ведь этого хочешь?
Девушка кивнула, и в глазах ее блеснули слезы.
– Тогда расскажи мне о себе. Как тебя зовут, кто твои родители и где ты живешь.
– Мое имя Белла. Фамилия…

И она рассказала, что отца своего не знает, что мать ее (имя, отчество, фамилия) – учительница начальных классов такой-то школы, и что живут они в микрорайоне на окраине городка, в двухкомнатной квартире. Адрес…
Анч слушал и запоминал. Он не мог понять, каким боком и кто мог захотеть так жестоко отомстить обычной школьной даме, вся жизнь которой – это подготовка к урокам и бесконечные проверки тетрадок. Еще было бы понятно, если бы та преподавала в средних или старших классах – там могла бы сыграть роковую роль чья-то четвертная двойка или в сердцах произнесенное оскорбительное слово. Но мать девочки учила малышей.

Следовательно, мстить могли только самой девочке. Какой-то отвергнутый поклонник.
«Вот уж точно – не родись красивой».
Придя к такому выводу, Анч вздохнул и сосредоточился.
– Тебе не повезло, детка, – произнес он сочувственно, – но не все еще потеряно. Посмотри мне в глаза, и ты найдешь там утешение. Забудь все, что ты мне сейчас рассказала, у тебя начинается новая жизнь. Та, которую ты хотела. Ты приехала сюда из Сибири, из далекого поселка, чтобы заработать много денег. Зовут тебя Мила, и привез тебя Югенс. Он обещал тебе легкую работу с хорошей оплатой и проживанием в общежитии. Повтори!

– Меня зовут Мила. Я приехала из Сибири, чтобы заработать много денег.
– Югенс объяснил тебе, что твоя работа будет – стараться понравиться мужчинам и развлекать их. Ты согласилась, потому что тебе нравится мужское внимание. Очень нравится…
– Мне нравится мужское внимание. Очень нравится.
– Тебе нравится делать мужчинам приятное и получать за это от них деньги и подарки. Но у вас в поселке народа мало, одни алкоголики и безработные.
– Мне нравится делать мужчинам приятное и получать от них деньги и подарки…

Спустя какой-то час девочка уже помнила, как мать-алкоголичка выгоняла ее из дома на мороз, когда к ней приходил очередной любовник (фото «матери»), таежный поселок (несколько соответствующих картинок, выуженных Анчем из Интернета), и долгое путешествие, в котором были два перелета на аэролайнерах, два поезда, два автобуса и попутка. Закончилось все нежными поцелуями и сном в объятиях Анча – он был спец в такого рода делах.
Впрочем, усыпив пленницу, Анч никуда не ушел. Наоборот, он снова открыл свой кейс и продолжил работу. Но на этот раз он достал из чемоданчика не ноутбук, и не фото, а набор косметики собственного изготовления. Спустя час девочку на постели было не узнать. Анч понизил ей скулы, усилил подбородок и чуть опустил линию бровей, сделав их заодно более прямыми. Наклейка на лбу привела не только к увеличению его выпуклости, но и к изменению формы носа. Трансформация произошла и с губами, ямочки на щеках также исчезли.

Дожидаясь, пока косметика высохнет, приклеится и впитается, Анч придирчиво осматривал результат. Лицо вовсе не стало безобразным – оно стало другим. Подкраска ресниц в коричневый цвет дала рефлекс на глаза, и закапывание туда белладонны (совсем понемногу) должно было расширить зрачки. Некоторое время девочка хуже будет видеть, но это ненадолго, затем зрачки вернутся к прежним размерам и зрение восстановится.
«Мама! – произнесла девочка во сне и гримаска боли скользнула по ее лицу. Это было так трогательно, что не будь Анч анчуткой, его пробило бы на жалость. Но все, что его интересовало – это довести своего партнера по договору до кондиции. Поэтому он поднялся и вышел из комнаты – готовиться к следующему этапу.

ч.3. Глава III (19)
Белла

– Вчера мне казалось, будто девка красивее, – сказал бывший владелец «ауди» после того, как посетил пленницу на следующий день.
– Ну, это всегда так бывает, – скривился Анч, изображая скуку, и зевнул для вящей убедительности. – Человеческий мозг ко всему привыкает, и все усередняется: красота тускнеет, а уродство перестает шокировать. Я подштукатурю ее перед тем как ты повезешь ее заказчику, и она будет выглядеть вообще по высшему разряду.
– Ты уж постарайся. Надо, чтобы клиенты в очередь становились ради ее экстерьера.

Анч усмехнулся. План был уже полностью готов, и он не собирался отступать от него ни на йоту.
– Чутка! – сказала ему девочка еще через три дня, – я была глупой дурой, что захотела каких-то «легких денег». Я не хочу никаких денег, я хочу быть с тобой.
– В смысле? – удивился Анч.
– Там, куда Югенс меня отвезет, тебя ведь не будет, разве не так?
– Так, – согласился Анч. – Но там будут другие мужчины. И они меня заменят.

– Но я не хочу других. Я боюсь, что они окажутся такими, как Югенс.
– А что с ним не так?
– Он грубый и старается причинять мне боль. И все время заставляет меня сделать то, что мне противно.
Анч на секунду задумался.
– А ты? – спросил он вкрадчиво.
– А я отказываюсь. И он дергает меня за волосы и обзывает разными гнусными словами.
Анч задумался. Это была проблема – надо было, чтобы девочка без сопротивления вошла туда, куда ее привезут и приступила к «работе». И он произнес:
– Югенс готовит тебя к будущей профессии. Чтобы остальные мужчины по сравнению с ним казались тебе приятными. Ну, или хотя бы терпимыми.

– Ага, значит я правильно поняла, что не все они похожи на тебя.
– Угу. Я очень некрасив, а они нормальные.
– Мне безразлично твое лицо. Ты добрый, ты нежный и мне с тобой хорошо-хорошо. Давай сбежим! Ты же сам говорил, что хотел бы, чтобы я была с тобой всегда!
– Я и сейчас этого хочу, но это невозможно, – с искренней печалью произнес Анч. – Тебя найдут из-за меня и все равно отправят туда, куда пожелают. Да и не настолько там плохо, как тебе представляется. Ты быстро забудешь меня, как нелепый сон.
– Нет, не забуду! – возразила девочка и, обняв его за шею, принялась покрывать поцелуями его некрасивое сморщенное лицо. – Я люблю тебя! А Югенса я ненавижу!

– Но я такой же как он, и участвовал во всех его гнусных делах. Однажды ты поймешь это, и я стану тебе так же противен… Все, что я могу для тебя сделать – это вытащить тебя из борделя и отправить к маме… К твоей настоящей маме. Та, которую ты помнишь – она тебе не родная.
Слезы на глазах у девочки высохли.
– Ты не врешь? – спросила она недоверчиво. – Ты хочешь сказать, что моя настоящая мама проживает в этом городе?
– Да, – прошептал Анч ей на ушко. – И она тебя ищет. Твоя задача дождаться ее и потом ей все рассказать про Югенса и про то, где ты провела эти пять дней. Тогда его арестуют и всю кодлу накроют, и тебе никто не предъявит никаких долгов. Но ты должна молчать об этом и притвориться, будто тебе по-прежнему хочется ублажать мужчин.

– А если я не смогу притвориться?
– Тогда тебя либо убьют, либо накачают разной дрянью, от которой ты начнешь вешаться на любых субъектов в брюках, какого бы возраста или внешности они ни были. Даже если вместо двуногих кобелей к тебе приведут настоящих, четвероногих. Хочешь, я прямо сейчас это сделаю, и Югенс покажется тебе сказочным принцем? И ты проделаешь все, что он захочет, с энтузиазмом и восторгом?
– Нет! – молвила девочка, вновь прижавшись к Анчу. – Скажи, что ты пошутил! Так ведь не бывает?! Ты ведь никогда не допустишь, чтобы со мной такое произошло?
Анч снова усмехнулся – над собой.

– Но я ведь делю тебя с ним, разве ты этого еще не поняла? Даже зная, что он причиняет тебе боль – я хоть раз за тебя вступился?
– Ты… знал? – отпрянула от него девочка, и в глазах ее отразился ужас. – Ты… Ты еще больший негодяй, чем он!
– О чем я тебе и толкую. Я мерзавец, и не пара для таких нежных созданий как ты. Но я тебе не враг. И я ненавижу Югенса точно так же как ты, потому что он и меня заставляет делать то, чего я не хочу.
– И ты подчиняешься???
– Я стараюсь его обмануть. И если ты мне в этом поможешь, то мы накажем негодяя так, что ему мало не покажется. А ты вновь станешь свободная, и скоро встретишь свою настоящую любовь. Ты ведь этого хочешь?
– Хочу, конечно! – сказала девочка, сверкнув заплаканными глазами. – Говори, что для этого надо сделать?

Можно было залюбоваться ей в этот момент, такой она была решительной и смелой. И Анч сразу вспомнил, что перед тем, как ее повезут в элитное заведение для развлечения заправил криминала в N, как официального, так и неофициального, девочке необходимо вернуть ее настоящее лицо. Чтобы и мать могла опознать свою дочь, и у следствия не возникло никаких сомнений.
– Ничего особенного, – сказал Анч помедленнее, создавая впечатление только что принятого решения. – Просто старайся выжить, чтобы было кому рассказать полиции, что с тобой произошло и показать дом, где тебя держали.
– А почему ты сам этого не сделаешь?
– Потому что я соучастник. И стоит мне явиться в участок, как меня сразу же загребут и посадят в тюрьму. Где со мной будут очень плохо обращаться.

– Так тебе и надо! – мстительно сказала девочка.
– Не я тебя похищал, не я насиловал во сне и не я повезу к заказчику. Так что у тебя ко мне претензий быть не может, – парировал Анч. – Да и не настолько я боюсь полиции, чтобы нельзя было рискнуть. Просто мне не поверят. Никто не поверит без доказательств. А единственное доказательство – ты. Так что давай ложись, и я сниму с твоей кожи все эти уродливые нашлепки. Без них ты нравишься мне еще больше… Если бы ты только знала, как ты мне нравишься!
– Я не хочу сдаваться … . Ну, разным его гнусностям, – сказала девочка через час. – Поддерживаешь?
– Поддерживаю, – улыбнулся Анч. – Вон там видеокамера на твою кровать направлена. Она все запишет. Только ты не перестарайся, и все, что позволяла раньше – позволяй. И язык придержи. Угрозы и оскорбления не помогут. Ты же не хочешь, чтобы он тебя покалечил? Будь такой, как всегда.

– Я подкорректировал девке лицо, наложил личину, – сказал Анч бывшему владельцу «ауди», столкнувшись с ним в коридоре. – Она согласна ехать к заказчику. Ты будешь с ней проводить прощальный сеанс, или торопишься сдыхаться товара как можна хутчей?
– А тебе не все равно?
– Я хочу сегодня в город смотаться, чтобы ты меня подбросил. Ну и беспокоюсь, чтобы товар был не подпорчен. Синяков чтоб не было.
– Ты уверен, что она полностью готова? Что она все команды там будет выполнять? Может, ты еще ее подрессируешь?
– Бесполезно. Там воспитание непробиваемое. А держать ее дальше без толку. Я силу терять начал.

Про потерю силы Анч, конечно же, нахально врал – сила у него была на самом пике. Но партнеру, которого он намеревался кинуть, знать о том было необязательно. Он прошел в свою комнату, запер дверь и включил ноут, а затем и видеокамеру. Кадры получились поистине бесценные. Скопировав их на три флешки (третью для контроля, на случай потери какой-то из остальных, и он ее надежно спрятал в хитрое место), Анч заблокировал ноут, рассовал остальные две по разным карманам, запер комнату и, выйдя во двор, забрался в стоящую у ворот машину.
Ждать ему пришлось недолго. Его босс с девушкой, чье лицо выражало печаль и покорность судьбе, вскоре к нему присоединились. Ехать Анчу было недалеко, он мог бы и пешком дойти, но требовалось понты соблюсти, то есть вести себя так, чтобы это не было похоже на побег.

Выходя из машины в центре городка, он услышал высоко в небе слабый звук квадрокоптера. Только звук – самого квадрокоптера нигде не было, однако задрав голову, Анч кое-что заметил, и это кое-что заставило его замахать руками, привлекая к себе внимание. Он заметил плывущий в неопределенном направлении клочок неба, несколько отличавшийся по оттенку от остального высотного пространства. Клочок был совсем небольшим, но звук квадрокоптера исходил оттуда, и это была надежда на еще один шанс для девочки, что ее вовремя отыщут, даже если с ним, Анчем, что-нибудь случится. Потому что жизнь приучила его не доверять ничему и никому.

Проводив машину взглядом, он отыскал ближайший пункт распечатки фотоматериалов и попросил сделать ему оттиски наиболее выразительных кадров в двух экземплярах. Купив в газетном киоске два больших конверта, он вырвал из блокнота два листка бумаги и написал на каждом:
«Эту девушку сейчас везут в N, чтобы продать там в подпольный бордель.»
Вложив по листочку в конверты с распечатанными фотографиями, он взял такси и поехал туда, где проживала мать девочки. Найдя нужную квартиру, он нажал на кнопку звонка. Дверь открыла измученная заплаканная женщина. Кто она такая, можно было и не спрашивать – семейное сходство было несомненным, но Анч спросил:

– У вас есть дочь по имени Белла?
Услышав имя девочки, женщина пошатнулась и побледнела. Впрочем, многолетняя профессиональная привычка держать себя в руках возобладала.
– Да. Ее нашли? – спросила она коротко.
– Живая она, – поспешил успокоить женщину Анч, – но ей угрожает серьезная опасность. Из этого конверта вы все поймете (сказав это, Анч достал из потайного кармашка одну из флешек, опустил ее в конверт и протянул женщине). Если у вас есть надежный знакомый, берите его и марш в милицию. Одна не ходите – могут убить, мало ли что?
Стремительно развернувшись, он метнулся вниз и, остановив ближайшую легковушку, приказал ехать до отделения полиции. Из всех, кто там работал, он доверял лишь одному человеку – старшему следователю капитану Фатьянову, но не знал ни его номера телефона, ни адреса. Быть опознанным он не боялся – он мастерски умел менять внешность не только девушек, но и самого себя. То есть не то, чтобы менял, но его никто не запоминал.

Тут ему повезло – капитан Фатьянов был у себя в кабинете. Передав ему второй конверт с фотографиями, запиской и флешкой, Анч добавил, уже устно, название борделя и адрес, где тот находился. И – исчез. Фигурально выражаясь, конечно, то есть покинул отделение полиции со всей скоростью, на которую был способен.
А после этого вернулся на дачу и стал ждать развития событий. Точно рассчитав время своих перемещений по городку и зная расстояние до N, Анч надеялся на то, что до борделя Югенс девочку довезет, успеет, и что полиция сделает рейд туда уже после того, как передача пленницы осуществится.

Если бы он только знал, какое стоячее болото взмутил!
То он бы обрадовался заранее…
Потому что надежный знакомый у матери Беллы был, и она немедленно ему позвонила.
Ведай Анч, кто этот знакомый, он бы порадовался еще больше. А знай он, что этот самый знакомый был отцом Беллы, он бы вообще ликовал – разумеется, если бы ему было доступно такое чувство.
Потому что вот уж воистину худшего врага у некоторых людей, чем они сами, невозможно и придумать – похищенная девочка была дочерью Болгарина. То есть некоронованного короля их городка – главного мафиози местного криминалитета.

Разумеется, о том, что в списке любовных побед Болгарина когда-то была молоденькая выпускница пединститута, кое-кому из тогдашних его корешей было известно. Но поскольку та разорвала их связь сразу же, как только он имел неосторожность признаться, откуда у него столько денег, то о ее беременности ему никто не доложил. Слишком скоротечен был роман, и слишком он тогда был легкомысленен, чтобы долго переживать по поводу «чистоплюйства» одной из временно гревших его постель студенточек.
Потом он получил срок, а та вышла замуж – ненадолго, но хватило, чтобы ребенок (девочка) родился в браке, и никаких вопросов по поводу ее происхождения ни у кого даже не возникало. Ее мать со временем превратилась в строгую сухую воблу типа «синий чулок», и встретив ее однажды на улице, наш крутой мафиози едва вспомнил, и то не сразу, откуда ему было знакомо это лицо.

Впрочем, воспоминания были приятными, и сейчас с высоты прожитой биографии он ощутил удовлетворение: ему польстило, что в числе жертв его обаяния была вот эта сохранившая красоту и по виду глубоко порядочная наследница потомственной русской интеллигенции. Рядом с ней шла девушка лет семнадцати, обещавшая стать достойной представительницей следующего поколения.
В девочке не было ни капли кокетства, ни восхищения дорогой иномаркой, в которой он сидел. Она была одета прилично до полной безупречности. На ней была белоснежная блузка, строго по размеру, клетчатая юбка в складку, сидевшая на бедрах как влитая, черные туфельки на небольшом каблучке, и черная бархотка на шее. Держалась она прямо, и походка ее казалась легкой, словно девушка ничего не весила.

– Черт побери! – высказался Бугай, бывший в тот день за рулем. – Идет как пишет, и вид такой, словно с картинки. Даже обнять неохота – вся чистенькая, словно Барби с витрины.
– Даже не пытайся, такие не про нас, – усмехнулся Болгарин. – На заметишь, как в душу заползет, и на совесть начнет жать.
– Скорее на кошелек, – насмешливо возразил «гопник», сидевший там же, только на заднем сидении.
– Да ну? – усомнился Болгарин. – Неужели опыт был?
– Угу. Не с этой, но с такими же. Недотрогами. Всем им сначала про любовь, а потом бабло, и еще раз бабло.

– Останови-ка машину, – приказал Болгарин Бугаю и вышел на тротуар, чтобы повнимательнее рассмотреть приковавшую его внимание «Барби».
Она не была блондинкой, и слегка волнистые волосы ее челки не свешивались до кончика носа, прикрывая лицо словно сеткой, а наоборот, обрамляли его, делая еще более красивым. То, что на этом лице не было косметики, Болгарина не удивило – удивляло, что и без подводки оно выглядело выразительным: губы казались красными, брови и ресницы черными, а глаза – ослепительно голубыми.
Не дойдя до него пару шагов, мать и дочь остановились.

– Как тебя зовут, красавица? – спросил Болгарин, наслаждаясь моментом. Впечатление он, вообще-то, хотел произвести на мать, и ему это удалось.
Девушка покраснела и беспомощно взглянула на свою старшую спутницу. Было ясно, что она была в курсе, кто перерезал их путь.
– Ее зовут Белла, – отвечала женщина негромко. – И я бы не стала тебе ничего говорить, но мне не нравится, как твои спутники на нее смотрят. И тебе это сейчас перестанет нравится. После того, как я тебе кое-что скажу.
Шагнув к нему, женщина встала на цыпочки, прислонилась губами к самому его уху и произнесла буквально три слова, заставившие матерого рецидивиста замереть наподобие соляного столпа, пока мать и дочь обходили его с двух сторон. Только после этого он очнулся и забрался назад в машину.

– Что она тебе вякнула? – с любопытством спросил «гопник».
– Это неважно, – отвечал Болгарин задумчиво. – Но то, что я сказал раньше, остается в силе: эта девочка не для вас.
– А для тебя, – несколько насмешливо сказал «гопник».
– И не для меня. У нее своя жизнь, и таким приключениям, как наши, там не место. Кто нарушит – пусть потом не плачется. Если ему будет чем плакаться, конечно.
Напустив туману, сколько можно, главарь местной мафии всерьез задумался, как ему быть дальше. Новость о том, что у него есть взрослая дочь, да еще красавица и чуть ли не голубых кровей, не только льстила, но и приносила с собой целый спектр проблем. Слово «шантаж» никогда для него не звучало хорошо, а теперь, просочись намек на какую-либо связь его персоны с означенной девицей, оно могло запросто превратиться в реальность.

В общем, секрет следовало хранить и дальше, если Болгарин не хотел, чтобы его устойчивое положение пошатнулось. Максимум, что он мог сделать – это дать на всякий пожарный случай свой адрес и номера телефонов обоим вдруг ставшим важными для него людям: и дочери, и ее матери. Ну и помогать им он старался по мере возможности. Что он и делал целый год – маскировался и таился.
Известие, что скрытность была напрасной, и над его дочерью надругались, заставило старика скрипнуть зубами от ярости и немедленно приняться за дело. Естественно, ни в какую полицию он не побежал, а «маякнул» сбор бригады, и со всей скоростью, на которую были способны колеса, кавалькада из трех легковушек и микроавтобуса помчала в N.

Оказалось, что их опередили – местная полиция также не дремала. По известному ему адресу они обнаружили лишь участкового, который объяснил не ломаясь, что здесь была перестрелка, три трупа, остальные арестованы, и всех девушек отправили в обезьянник до выяснения их личностей. Обшарив помещения опустевшего борделя трижды и никого там не найдя, кавалькада помчалась туда, куда отвезли девиц – то есть в полицейский участок.
Беллу он увидел сразу же, и сразу же спросил, нельзя ли ее забрать, на что последовал категорический отказ. Впрочем, поговорить с ней ему разрешили.

– Меня зовут Мила, – сказала она, – но я вас знаю. Не помню, как Вас зовут, но я почему-то уверена, что бояться вас мне не надо. И еще я откуда-то помню, что доверять из всей полиции я могу только капитану Фатьянову из Городка. Но вы ведь не полицейский, нет…
– Да, я не полицейский, – торопливо согласился Болгарин. – Скоро приедет твоя мама, и она тебя заберет. Я вижу, что ты что-то еще мне хочешь сказать, но не решаешься. Ты знаешь, кто тебя сюда привез?
– Да, его зовут Югенс, у него темно-зеленое БМВ. Он держал меня за городом, на даче в….

– Знаю я, где эта дача. Никому не рассказывай ничего, кроме капитана Фатьянова, лучше притворись, будто ничего не помнишь. Вот идет твоя мать, у нее твои документы. Твои настоящие документы. Сейчас тебя нам с ней отдадут, а ты на все, что бы мы ни сказали, кивай головой – разбираться будем потом. Договорились?
Девочка кивнула. Она вела себя несколько странно, словно была под допингом, и на мать она смотрела так, будто видела ее первый раз в жизни. Но несомненно это была Белла, и слезы ее несомненно были искренними. Сильная психическая травма также была несомненной… Из N Болгарин повез обоих: и дочь, и ее мать, уже на своей машине, и не к ним на квартиру, а в свой особняк, под охрану. После чего развернулся и помчался вершить правосудие так, как он его понимал. То есть по старинному закону «Око за око, зуб за зуб».

Глава IV
Казнь

Анч сидел на подоконнике. Облик у него был самый нужный: он снова был забавной лохматой игрушкой, безобидной на вид и нисколько не пугающей. Что не мешало ему внутренне ликовать. Он давно не испытывал такого кайфа – даровая энергия страданий грешника обволакивала его со всех сторон, струилась ему в уши, конденсировалась в рогах и копытах. Самым восхитительным было то, что за эту энергию ему не надо будет отчитываться – она была халявной, то есть его очередь организовывать возмездие согласно пунктам договора еще не наступила. Не было потрачено ни единого из задуманного по плану ресурса, они все были еще в запасе, а это был просто неожиданный бонус.

Его клиент сам организовал себе то, что сейчас с ним происходило – месть родственников одной из похищенной им девочек. Лучшей из них - той девочки, любви которой, светлой и яркой, Анч успел вкусить. И которую потерял, чуть девочка поняла, что он точно такой же садист и ублюдок, как ненавистный ей Югенс. И вот этой-то потери простить своему боссу по договору Анч не был способен ни за какие сюжеты Вселенной. Он ждал – и дождался.
Экзекуция началась сразу же, как только на дачу приехал Болгарин. К его появлению Югенс уже сидел, привязанный к креслу и умолял его отпустить – то есть пока ему не заткнули рот кляпом. Едва появившись, Болгарин достал из конверта одну из фотографий, показал ее Югенсу и спросил:
– Узнаешь?

Ужас, который сгенерировал организм Югенса, сразу включил все приемные антенны Анча – казнь началась. Болгарин приступил с самого важного – с эпизода, который делал пощаду невозможной.
– Разлепите ему его поганую пасть, – приказал он. – Раздвиньте челюсти. Так держать, пока я не вставлю ему кол в его воняльник.
(И все это делалось, и Анч видел, как заостренная с двух сторон палка, проколов нижним концом язык уперлась верхним в Югенсово нёбо, исторгнув первый вскрик и два фонтана слез из глаз преступника.)

– Знаешь, для чего это сделано? – спросил у того Болгарин, и голос его вибрировал от ярости.
(Югенс помотал головой)
– Мы тебе сейчас зубы будем рвать. Медленно. По очереди. Без анестезии… начнем с верхних резцов. Бугай, приступай!
Зубов у Югенса было достаточно. Бугай рвал их медленно, степенно, каждый в несколько приемов, извлекая из глотки казнимого очередной стон. И когда он добрался до клыков, Югенс первый раз потерял сознание. Но погрузиться в беспамятство ему не позволили – поднесли что-то к носу и продолжили. Покончив с клыками на верхней челюсти, перешли на нижнюю, а затем снова на верхнюю челюсть, присыпав место, где только что было 6 зубов, солью.

После чего зрачки Югенса закатились, и будучи возвращен в действительность он уже не стонал, а выл без остановки. Кровь не просто текла у него изо рта – он ей захлебывался. И с каждым новым всплеском его боли Анч чувствовал, как крепнут его рога и копыта, как наливаются силой крылья, делаются зорче глаза и быстрее соображает мозг.
Он даже пожалел, когда с зубами у Югенса было покончено – он рассчитывал на 32 единицы, но зубы мудрости у его бывшего человеческого босса давно искрошились. Однако оказалось, что это было всего лишь первый этап экзекуции. Колышек изо рта у Югенса был выдернут, и Болгарин сказал:

– А теперь покажи-ка нам руки, которыми ты до нее дотрагивался. Вот этими самыми граблями? Ай-ай-ай! Короткие они у тебя, однако, дружок! Пальчики бы надо удлинить, ты не находишь? Бугай, тебе не попадались на кухне спички?
Пока Бугай ходил искать спички, Анч переменил позу и чуток задумался. Почему-то ни разу, пока он возился с похищенными девочками, в нем не возникало желание заставить хотя бы одну из них страдать. Взять хотя бы Беллу – для нее он так и остался если не белым, то мягким и пушистым. Жаль, что невозможно было закрепить ее за собой навсегда. Потому что для него, Анча, существа, которое кормилось человеческими чувствами, было абсолютно неважно, что это были за чувства – лишь бы сильные.

Подумав так, Анч вздохнул: чтобы страдания были полноценными, они должны были быть заслуженными – вот как у Югенса, например. Или вытекать как последствия от человеческих желаний. Обычная боль в их анчучьей среде не котировалась – нужна была душевная, и особенно высоко ценились муки совести.
Вот, например, Белла мечтала о любви, такой, чтобы потерять голову – Анч ее желание исполнил, она в него влюбилась. Теперь девочка страдает от того, что ее милый не с ней. Это пройдет, и будет для нее уроком.

Или взять девушек, которых привозили Анч с напарником. Они всегда выбирали вполне зрелых, с гарантией совершеннолетних из тех, которые были дорого и напоказ одеты, вели себя развязно, и на шофера смотрели как на обслугу. Таких им обоим было не жалко. Анч начинал их гипнотизировать еще в машине, заставляя забыть, зачем они туда сели, легковушка замедляла движение, и, дождавшись, когда снотворное подействует, разворачивалась назад к городку и везла очередную жертву в особняк к Югенсу.
Все они уже успели попробовать «запретный плод» («запретный» с точки зрения родителей, конечно), и подготовить их к отправке в бордель был пустяк. Через три дня (ночь Анч, ночь его напарник, и ночь пополам с Югенсом) они уже сами рвались к карьере «все для клиента».

О том, кто они такие, они уже не помнили, внешность их была изменена до неузнаваемости, и документы у них были соответствующие, то есть, что они приехали из отдаленных деревень на заработки. Жить каждая из них хотела строго для себя, на мужчин они смотрели как на добычу и источник материальных ресурсов, и куда они потом девались, когда богатые клиенты теряли к ним интерес, Анча не волновало.
И только с Кристиной вышла осечка…

Итак, Кристина. Подходила ли она под тип девушек, которых он, Анч, обязался поставлять Югенсу для продажи?
Нет. Она была «не стандарт», чего он сразу Югенсу и объяснил, предложив девчонку отвезти к родителям. Что сделал Югенс вместо того, чтобы выполнить рекомендацию? – Приказал девочку убить, хотя согласно пунктам договора убийства исключались из перечня услуг, предоставляемых Анчем. Для этого там даже имелось особое примечание…

Вспомнив Кристину, Анч едва не пропустил вторую серию казни. А ведь зрелище было для него новым, то есть представляло из себя некоторый интерес не только в энергетическом, но и в эстетическом плане.
Бугай вернулся со спичками, и экзекуция продолжилась. Новое блюдо, поданное к столу Анча, имело вид загоняемых под ногти казнимому спичек, каждую из которых Болгарин собственноручно затачивал, чтобы принимать в процессе личное участие. Пиком всего была извлеченная из кармана бывшего Анчева босса зажигалка, посредством которой спички были подожжены – все десять сразу.

Дальше уже было не столь интересно, и можно было снова предаться анализу предыдущих эпизодов исполнения пунктов подписанного данным двуногим договора.
Вспоминать Кристину было так стрёмно, что Анч аж прижмурился от удовольствия. Пьяная мажорка, тормознувшая их машину, а затем вломившаяся в салон, показалась ему столь лакомой добычей, что он не задумываясь вкатил ей дозу снотворного и принялся расписывать, какая чудесная ночь, и как отпадно они проведут время, когда она с ними поедет – вся такая красивая и необыкновенная.
К его удивлению, девчонка, вместо того, чтобы проникнуться, извинилась, сказала, что они неправильно ее поняли, и что одета она так странно, потому что была на студенческой тусовке. А одна, потому что поссорилась с парнем, который пошел ее провожать. И попросила немедленно высадить ее из машины, потому что ей плохо, и ее выворачивает после излишнего количества поглощенного на вечеринке разного спиртного.

Анч кивнул напарнику, и машину они остановили. Девку действительно вывернуло, после чего она протрезвела, но в машину больше садиться не захотела, как ни заглядывал ей Анч в зрачки, обещая, что они всего лишь предлагают, чтобы она составила им компанию, и ничего другого, кроме того, что она сама пожелает, делать ей они не собираются.
Было ясно, что его гипноз на нее не подействовал.
– Извините, – произнесла она с той степенью вежливости, которая сразу исключала притворство. – Я не способна сегодня веселиться. Счастливой вам дороги, а мне надо немного прогуляться.

Девчонка действительно пошла, помахав им двоим ручкой. Однако пока она протрезвлялась и отнекивалась, 20 минут, необходимые для того, чтобы снотворное начало действовать, истекли – через несколько шагов ноги ее начали подгибаться, и она плавно опустилась на травку. Оставлять ее на обочине было нельзя, документов при ней не было, поэтому и довелось вести ее в особняк Югенса…
… А вот запускать когти в ее руку и оставлять там кончик своего когтя – это было перебором, это было уже из озорства. Зато теперь он точно знает, что девчонка под охраной, и в любой момент может до нее достать…

Экскурс в события прошлого месяца не мешал Анчу параллельно смаковать волны струившейся вокруг него трагических модуляций, однако сразу же после того, как его ноздри обвеял аромат обпаленной кожи грешника, в других диапазонах волн наступила энергетическая «тишина» – процесс одномоментно оборвался.
Такое затишье могло обозначать лишь одно – смерть двуногого, поставившего подпись под договором, а это было преждевременно. Смерть донора в планы Анча пока еще не входила – согласно контракту душа того должна была «отработать» ровно столько времени, сколько ему служил Анч, то есть в данном случае не меньше года.

– Готов, – произнес Бугай, потрогав жилку на шее Югенса. – Что будем делать с трупешником?
– Оставим для утилизации тем, кто явится после. Забери крепежи, чтобы не оставлять следов, и уходим.
– Жаль, что мы имя заказчика из него не выжали.
– Поиски заказчика – это задача мусарни. Надо же и им бросить кость, пусть отрабатывают свою зарплату.
Все это Болгарин говорил уже на ходу, успев протереть зажигалку, подлокотники и спинку кресла, нисколько не смущаясь прикосновениями к еще теплому телу.

Впрочем, щелкнув пальцами, Анч запустил у искомого тела биение сердца – медленно, едва-едва, остановив умирание мозга и болевых рецепторов, и навел на мышцы паралич – теперь жертва должна была снова все чувствовать и слышать, но внешне ни на что не реагировать.
Это была даже не кома – к приезду полиции тело Югенса должно было остыть до комнатной температуры, чтобы казаться мертвым – теперь наступила очередь Анча добиваться того, чтобы подписавший договор двуногий захотел оборвать свое пребывание в мире живых. Чтобы довести градус его мук до такой утонченной интенсивности, когда молят о смерти как об избавлении, и возможность уйти в небытие кажется высшим пределом желаемого.

Так что и после исчезновения «бригады» Болгарина Югенсу вряд ли стало намного легче. Анч коснулся накопителя, висевшего у него на шее в виде амулета и настроил его на прием мук донора, чтобы волны, от него исходившие, делились на два потока. Сейчас потоки были едва ощутимые – донору следовало несколько передохнуть.
Да и у Анча кроме эстетических были еще и физологические потребности, а для их обеспечения кое-что требовалось вполне материальное – а именно, презренные бумажки с картинками, которые двуногие ценят больше всего остального. Грубо говоря, требовалось извлечь честно заработанный им гонорар, который Югенс не потрудился ему вовремя отдать. Криминальная бригада основательно пошарила в особняке, но все найти вряд ли сумела – Югенс никогда не держал ничего ценного в одном месте.

Анч же его тайники давно знал, и до приезда полиции их следовало опорожнить. Приняв человеческий облик, он везде заглянул, достал обе заначки: и в рублях, и в валюте, и рассовал их по потайным карманам. А после этого пошел на кухню и с аппетитом поел. Подкрепиться надо было основательно, потому что тело донора следовало тщательно охранять, и даже оберегать от непредвиденных покушений, а на это требовалось куча энергии (вот почему потоков было два – один на накопление, второй – на расход).
Заслышав звуки въезжающих во двор полицейских машин, Анч вновь переместился в место экзекуции, и, дождавшись, когда тело запакуют в черный мешок, шмыгнул туда же. В морге должно было происходить вскрытие, и присутствие при этом процессе было обязательным пунктом его плана.

Выбравшись из мешка после того, как оттуда извлекли тело, он подыскал себе укромное местечко под потолком и настроился на очередной сеанс гипноза. Нельзя был допустить, чтобы его подопечному отпилили полчерепа или повыкидывали из тушки часть органов – все должно было ограничиться разрезом кожи и затем ее зашитием – разумеется, без наркоза. А поскольку патологоанатом сопровождал свои действия комментариями вслух, записывая все на диктофон, то волны ужаса Югенса дополняли реальную боль, которую тот испытывал.

Делом Анча было создавать иллюзию, будто судмедэксперт действительно копался во внутренних органах, а не просто записал под гипнотический бесовский шепоток то, что ему внушалось Само по себе это было несложно, когда досконально знаешь процесс, а Анч знал.
И еще лучше он знал организм Югенса, потому что ему предстояло обеспечивать функционирование данного организма в течение всего подотчетного периода. Поэтому он с большим удовольствием продиктовал судмедэксперту все необходимое и воспроизвел перед его внутренним взором действия, которые тот якобы совершал. Ну а после того, как тело было отправлено на хранение, Анч помчался организовывать похороны.

Меньше всего ему было надо, чтобы тело кремировали – наоборот, ему было необходимо, чтобы Югенса предали земле. Организовать это было не совсем легко – Югенс был в городке пришлым, с северо-запада, и вся родня у него находилась в Карелии. К счастью, ближайшего наследника «покойного» Анч выяснил заранее – юридически тот был женат.
Срочно вызвав сюда вдову под угрозой потери больших денег, Анч помог ей оформить бумаги, в том числе получить свидетельство о смерти и быстро-быстро проделать все операции по достойным похоронам. «Достойным» с точки зрения нечистой силы – не на кладбище, а вне его, на даче, и после оформления наследства предложил ей продать ему хотя бы часть ее новоприобретенной собственности.

Дом в городе Анча не интересовал – его занимала возможность держать под контролем душу своего донора, обеспечивая того сериями нескончаемых мучений, промежуточным этапом в которых было прослушивание Югенсом не только всех деталей его похорон, но и надгробной речи Анча.
Речь эта была просто шедевром его красноречия, тем более что других свидетелей ее произнесения кроме вдовы и священника, рядом не было. Ведь после того, как Анч показал священнику бумагу о договоре «покойного» с нечистой силой, тот не только отказался его отпевать, но и запретил хоронить на освященной земле.

Став таким образом единоличным владельцем тела Югенса, Анч принялся обеспечивать его сохранность при отсутствии медицинской помощи – процесс умирания требовалось растянуть на год. Прежде всего для продолжения жизни требовалось наличие кислорода – и в крышке гроба было просверлено отверстие. Одно-единственное, но такое, чтобы воздуха донору хватало лишь на слабое подобие полноценного дыхания.
Трубка, прикрепленная к этому отверстию, выходила на поверхность и маскировалась в надгробной плите. По этой же трубке во время дождя к телу поступала влага. Что же касается насекомых и прочей живности, то Анч предоставил это природе. Его задача была поддерживать живым мозг и прохождение туда нервных сигналов.

Аккумулятор-накопитель он вмонтировал в плиту рядом с трубкой для дыхания, и на этом временно успокоился – дальше все должно было работать само. Рядом по давно привычной схеме вмуровывался передатчик импульсов – подпитывать время от времени нервную систему грешника.
Конечно, на это тратилось какое-то количество энергии, но после изобретения человеческой цивилизацией компактных батареек энергия была электрической, а не живой; попадая в мозг грешника она усиливалась, преобразовывалась в его отчаяние и муку и излучалась в накопитель. Кормить донора обычной пищей двуногих не предполагалось – тот должен был медленно пожирать самого себя изнутри в процессе разложения. Полтора метра глубины сохраняли достаточно прохладную температуру, чтобы этот процесс не шел слишком бурно.
В общем и целом система могла некоторое время работать автономно, без непосредственного участия Анча, и он мог почивать на лаврах, занимаясь делами более экстремальными.
Например, устроить себе отпуск и поразвлечься.
Например, проведать Кристину…

ч.3. Глава V (21)
О, Шеркала, Шеркала

В тот первый вечер своего пребывания на самой экзотической достопримечательности Казахстана – Шеркале, Кристина, как мы помним, была настроена довольно романтично: устье пещерки, где она устроилась на ночлег, было сухим, не жарким и там не дуло – чего же еще? Рассвет она тоже встретила без истерик и даже весело. Она выспалась, и вокруг нее были руины чего-то очень древнего – едва заметные, но самые настоящие.
Правда, на самой верхотуре горы, как оказалось, торчало вполне недавно поставленное сооружение из шестов и поперечин, то есть люди сюда время от времени все же поднимались, не только она, но и это было скорее хорошим, чем плохим намеком – это значило, что сюда есть несколько дорог, и внизу она сможет очутиться в любой момент.

Рассудив так, Кристина поднялась к шестам и еще разок осмотрела то, что ей предлагала гора. То, что снизу казалось полукруглым куполом, отсюда смотрелось неровной конусообразным холмиком, кое-где с фасадной стороны осыпавшимся, с плавным плоским спуском к противоположному краю по центру.
Похоже было что когда-то Шеркала имела форму, близкую к цилиндру, но с левой стороны стены этого цилиндра обрушились вниз, образовав обширную впадину, и судя по бороздкам, выбитым временем на вершине, произошло это не слишком давно. Потому что бороздки эти, обрываясь на краю провала, продолжались на другом его краю так что хоть мост перекидывай. Словно кто-то огромный выкусал бок круглой в плане призмы, и из-за этой раны очертания ее исказились.

Насыпь вверху хотя и была по направлению к «фасаду» излишне крутой, зато с противоположной стороны по левую руку прослеживалось возвышение, благодаря чему и возникала вышеуказанная ложбинка. В общем, при свете дня прогуливаться здесь вполне было можно, и многочисленная растительность в виде отдельных кустиков травы («кочек», как называли их у них дома на лугах) делали пейзаж более приветливым, чем могло бы показаться человеку, привыкшему к густому разнотравью.
Общая ширина пространства на вершине Шеркалы также впечатляла – на неопытный Кристинин глазок что-то около 500 метров. И там, на противоположном конце склона как будто снег лежал – это на поверхность выступал то ли мел, то ли известняк. Впрочем, подойдя к краю зеленой зоны, Кристина в ужасе отшатнулась: там верхнее плато обрывалось, резко уходя вниз отдельными неровными выступами.

Ясное дело, что ветер и вода от весеннего таяния снегов трудились здесь недаром – они выточили узкие каньоны, подобные тем, что были на тыльной стороне Шеркалы, придавая ей живописный, но неприступный вид. И если бы не пещеры, пронизывающие стенки горы сплошь вокруг, невозможно было бы даже подумать, будто здесь могли когда-то жить люди.
«Сколько же природе понадобилось столетий на то, чтобы выточить все эти каньоны?» – подумала Кристина.
«Как могли люди насыпать вверху известковой платформы этот огромный земляной холм и прокопать в ней столько пещер?» – такой была ее мысль номер два.

Третья мысль стоила обоих вместе взятых. Пещеры могли быть вовсе не выдолблены в горе – наоборот, гора могла быть целиком слеплена из энного количества земляных норок подобно тому, как соты в улье составлены из бессчетного количества отдельных восковых ячеек.
«А что? Пирамида Хеопса в Египте ведь тоже была создана людьми. И не только пирамида, но и еще куча храмов и дворцов для знати. Здесь не Египет, здесь зимой выпадает снег и летом идут дожди иногда – вот и результат: все осыпалось, и пирамида превратилась в гору…»

Впрочем, поднявшись еще раз к шестам на вершине, Кристина увидела, что спуск с самой верхотуры в ложбину намекает на то, что когда-то он был ступенчатым. Неровные полукружия, словно нарисованные на его поверхности, показывали это более чем красноречиво. Да и вертикальная полоска грунта, торчащая из левой насыпи, была очень похож на стену.
Похоже было, что Кристина догадалась правильно: неведомые строители не просто землю насыпали, а возводили из нее какие-то вполне приличные помещения, и лишь после того, как они были заброшены, безжалостное время обрушило потолки и погребло, и переварило, превратив в нечто, кажущееся созданным госпожой природой.

Это было интересно, и возле этих стенок стоило порыться. Кристина порылась, воспользовавшись как лопаткой кусочком камня. Через час упорство ее было вознаграждено – она откопала три темных металлических кругляша с рельефными «арабскими» надписями и подвеску из полупрозрачного зеленоватого камня. В подвеске была дырочка для того, чтобы продеть через нее шнурок – ясное дело, это был какой-то амулет, и Кристина, ничтоже сумняшеся, повесила его себе на шею рядом с нательным крестиком. Религиозная принадлежность амулета ее, атеистку, смущала меньше всего.

Следующей ее находкой была половинка фарфоровой тарелки, и это напомнило желудку Кристины, что созерцание металла и расписной керамики – пища не слишком подходящая для человека, который последний раз что-то клал себе на зубок часиков с десяток тому назад. Она взглянула на свои руки и поморщилась – мыть их было нечем. Но главное было не это – ей нечего было пить, так как вода у нее закончилась еще с вечера.
Необходимости что-то загрузить в желудок это не отменяло, и Кристина, достав из мешка хлеб, принялась его откусывать и жевать. Хлеб был уже черствым, и проглатывался с некоторым трудом. Можно было попытаться скомбинировать его потребление с травой, которая здесь росла. Трава показалась Кристине безвкусной, но проскакивала внутрь без осложнений.

Вытерев руки об подол платья, Кристина продолжила трапезу. Единственное, что ее смущало сейчас – это то, что из-за вечерней пыльной бури растительность здесь особой чистотой не отличалась, и хотя на зубах не хрустела, но была слегка подсоленой и вообще «минерализованной». Само по себе это, может, и не было трагично, но пить захотелось еще сильнее.
Впрочем, отсюда, с высоты, было хорошо видно, что относительно недалеко от Шеркалы был оазис с настоящими деревьями и тоненькой ниточкой крошечной речушки. В общем, пришел момент с Шеркалой прощаться и снова возвратиться в «большой мир».

Вздохнув, Кристина сложила в мешок свои археологические находки (три металлических кругляша и половину фарфорового блюда), убрала туда же остаток хлеба и отправилась в обратный путь, то есть начала спуск из пещерки, в которой ночевала, внутрь горы, прихватив на всякий случай кусок мела, чтобы делать им отметки на стенах.
Как же она поблагодарила потом судьбу за такую предусмотрительность! Потому что в стенах прохода, который вел ее вниз, оказалось много боковых ходов, не замеченных ею накануне в порыве стремления добраться до цели. Сейчас ее энтузиазм спал, вместо него явилась жажда, и жажда эта не способна был затмить остатки здравого смысле в Кристиной голове.

Глаза ее теперь замечали все, и это все заставило ее задуматься. То есть двигаться с умеренной скоростью, не паникуя. Упомянутый здравый смысл напоминал ей, что в прошлый раз она двигалась прямо, и самое лучшее, что она может сейчас сделать – это и никуда не сворачивать. Надо было спускаться по прямой, игнорируя ниши в стенах – Кристина так и делала, пока не наткнулась на одну развилку, затем вторую, третью…
И все они вели вниз… Требовался план, и Кристин мозг его сгенерировал.

Постояв возле самой первой развилки, она решила выбрать направление вправо, и на любой следующей развилке поступать точно так же. На всякий случай желательно было дополнительно начертить на стене мелом стрелки – она их чертила. Скоро она потеряла ощущение времени и даже перестала изумляться, что вместо абсолютного мрака ее обволакивает мягкий свет, дающий возможность видеть и стены, и грунт под ногами, иногда переходящий в ступени.
Свет этот был каким-то необычным, похожим на флуоресцентный, и если бы к нему вдруг примешался привычный человеческому глазу дневной, Кристина сразу бы заметила. Но тоннеля, через который пробились бы к ней лучи солнца, все не было…

«Не нервничать, не нервничать, – твердила она себе. – У тебя куча времени. Упрешься в тупик – повернешь назад и станешь исследовать по очереди другие проходы. У тебя в запасе не менее трех суток поисков выхода, и не может быть, чтобы тебе в конце-концов не повезло. Чувствуешь, что здесь нисколько не холодно?»
Действительно, было прохладно, но вместо того, чтобы мерзнуть, Кристина ощущала лишь легкое покалывание в пальцах рук и ног. При других обстоятельствах непривычность ощущения испугало бы ее, однако подспудное осознание того, что она заблудилась и никогда уже не сможет выбраться на вольный воздух, подавляло в ней все эмоции кроме липкого давящего страха, который гнал ее вперед и вперед.

Почти подчинившись этому страху – нет, не панике, потому что паника, как она слышала, напрочь отбивает всякую способность мыслить, Кристина перемещалась вниз с единственным намерением добраться до ожидаемого тупика – пока ноги ее не коснулись чего-то мокрого, а глаза не различили небольшой водоем с прозрачной и чистейшей на вид водой.
Если бы не жажда, Кристины даже не решилась бы такую воду попробовать – флуоресцирующие тоннели Шеркалы намекали на вещи по любым меркам опасные. Но выбор у нее был невелик – либо надо было пить то, что предлагали обстоятельства, либо рисковать высохнуть подобно предназначенной для консервирования вобле, свернувшись где-нибудь калачиком в одном из тоннелей.

Смерть от радиации отодвигала гибель на более неопределенный срок. К тому же прозрачная жидкость водоема ничем химическим не пахла, и кончики туфель Кристины, оказавшись в таинственной горной субстанции, не задымились и не скукожились. В общем, зачерпнув ладошкой малую толику этой воды, Кристина воспрянула духом – вода была пресной! И она была вкусной!!!
Это было спасение. Это была возможность не подводить под биографией черту, а продолжать функционировать дальше, пока она не добьется успеха в поиске выхода отсюда. И поиск выхода можно было отложить на потом, а пока следовало наполнить драгоценной влагой бутылку из-под айрана, вдоволь напиться и по-хорошему поесть хлеба, не экономя его.

«В крайнем случае можно кушать и траву – ну и что же, что невкусно, но ведь лошади и верблюды едят ее, и не травятся…» – вот что думала Кристина, сидя на камушке возле последнего свидетельства того, что Шеркала не была природным образованием – ее сотворили поколения трудолюбивых человеческих рук.
Позор был бы для Кристины оказаться хуже предков Рафика и, сдавшись обстоятельствам, бездарно сгинуть.
Хорошенько отдохнув, она уже не торопясь двинулась наверх, не отрывая взгляда от стены, и следя за сделанными при спуске отметками. Пить ей уже не хотелось, и к своему месту заключения она выбралась с полной бутылкой воды, которой ей должно было хватить на весь следующий день.

Кристина даже не подозревала, что пока она спускалась до озера и поднималась наверх, на вершине Шеркалы побывала очередная группа туристов, с которыми она легко могла бы выбраться по закрепленному в одной из расщелин канату. И что канаты эти так и остались там висеть в ожидании нового тура любителей-экстремалов.
Как бы там ни было, но поужинав травой с остатками хлеба, усталая Кристина спряталась в устье тоннеля, приведшего ее сюда, положила под голову вместо подушки свой вещмешок и заснула сном праведника. Следующий рассвет она встретила уже не в таком бодром настроении как накануне, но и без паники. Будущее снова не пугало ее, хоть и напрягало. Ну не вызывала у нее особого энтузиазма необходимость лазить внутри горы в поисках маршрута, по которому она сюда попала – слишком легко было заблудиться и остаться там навсегда! Не везде же там имелся люминесцентный свет?

И еще одно Кристину останавливало от порыва ринуться на поиски выхода – спустившись, надо было еще как-то добираться до конторы, которая занимается иммигрантами и ухитриться при этом не попасть в руки работорговцам или просто хулиганствующим элементам.
Конечно, можно было бы еще просто обратиться к добрым людям, чтобы те помогли ей связаться с родителями… Но в чужой стране? Где слишком многие терпеть не могут русских и тем более богатых русских? Вероятность вместо помощи заполучить очередную оплеуху судьбы была очень велика!

Людская доброта тоже имеет пределы, и доверяться кому-то, трижды нарвавшись на попытки воспользоваться девчоночьим беззащитным состоянием, Кристина способность потеряла. Свободные женщины были здесь явно в дефиците, и мужчин, которые решат с ней поразвлечься на свой манер, узнав, что она «ничья», было даже больше, чем в N и вообще в России.
Размышлять об этом, то есть накручивать себя и доводить до беспомощного кудахтания с воздеванием рук в стиле «все пропало» – в этом, конечно, пользы не было никакой. Да и не такой уж безнадежной была Кристинина ситуация – пройти 20 км до Шетпе и в случае чего забраться там в попутную электричку она все же была в состоянии. Точно также как и постепенно, пересаживаясь с одной из них на другую, добраться до узловой станции и сдаться там полиции.
Ну, или продолжить движение «на перекладных»…
«Главное, что траву можно есть…»
В общем, проблемы надо было решать строго по мере их поступления. Не торопясь.
А пока можно было снова покопаться возле стены – вдруг там найдется еще что-нибудь полезное.

Если бы Кристина только знала, сколько в Шеркале пещер, что все ее недра буквально пронизаны лабиринтом пустот и переходов, то идея осмотреть их никогда бы не затесалась ей в голову. Но правду она начала подозревать только спустя две недели после начала исследования левой стороны пандуса, по которому она на Шеркалу пришла, и еще неделя ей понадобилась на то, чтобы приняться за поиски альтернативных способов отсюда сбежать.
Самым трагикомическим в ее экспедициях было то, что некоторые из исследованных ею тоннелей действительно оканчивались выходами наружу, но ниши, к которые попадала Кристина, располагались слишком высоко над землей – очевидно, это были бойницы, из которых защитники крепости оборонялись от нападавших на них врагов.

Спуститься из этих бойниц вниз было без веревки невозможно, да и веревка вряд ли бы помогла, потому что крепость строилась как ряд платформ, стоявших друг на друге ступенчато. Здесь нужно было бы альпинистское снаряжение – то есть крючья и вбиваемые в стены и пол штыри. Ничего такого у Кристины не имелось, и она со вздохом возвращалась на исходную позицию, что есть наверх.
В общем, спустя три недели Кристина уже готова была сесть и дождаться появления на «ее» территории людей, чтобы обратиться к ним за помощью, как вдруг произошел эксцесс, изменивший ее настроение на эту тему до противоположного.

Как уже говорилось, вдоль центральной части Шеркалы к ее тылу шло пологое понижение, с разницей между верхней и нижней высотами от уровня земли метров в 15. Заканчивалось понижение на меловом слое горы, откуда до земли было примерно столько же.
Имелись и места, где насыпь, образованная обвалившимся с «плато» грунтом, была несколько ближе – всего-то на уровне трех этажей обычного жилого дома, и наверняка можно было, хорошенько подумав, найти способ туда приземлиться без пилотирования. Важным было не промахнуться и не скользнуть в глубокое ущелье, которых тоже было предостаточно. Тогда дело не ограничилось бы банальной поломкой рук-ног – это была бы вернейшая и лютейшая смерть. В общем, риск имелся, однако нечто подсказывало нашей пленнице: игра свеч стоила, если хорошенько поискать, то спуститься было реально.

С таким настроением Кристина все чаще стала прогуливаться по самому краю освоенной ей территории, окончательно потеряв бдительность. Высота больше не пугала ее, голова у нее перестала кружиться и людские голоса внизу заставляли прятаться, а не взывать о помощи. Все вот это вместе едва не закончилось для нашей исследовательницы печально – нажав ступней на один из камней, составлявший кромку левой стороны Шеркалы, она вызвала его отлом, падение и следом за ним «рыбкой» скользнула вниз на насыпь, ведущую на предыдущий, меловой, ярус.

Ей повезло в двойном размере: и тем, что вершина насыпи начиналась в этом месте на уровне менее двух метров, и тем, что осыпавшийся когда-то фрагмент кромки был невелик – между насыпью и началом следующей платформы имелось расстояние в полметра. К тому же насыпь эта уже уплотнилась от момента своего рождения, и погода была сухой, поэтому вместо того, чтобы рухнуть с высоты в 25 метров, Кристина осталась лежать на склоне в 45 градусов вниз головой.
Это произошло так быстро, что она в первый миг даже испугаться не успела, а когда обрела способность соображать, то осознала, что пальцы ее рук упираются в твердую горизонтальную плоскость. Пошевелив ступнями, она обнаружила, что кончики ее туфель упираются в нечто слегка рыхлое, но достаточно прочное, чтобы удерживать ее тушку от фатального маршрута вниз. Склон, кстати, дополнительно укрепляли куртины уже знакомой Кристине местной растительности, и это тоже отдаляло окончание ее биографии на неопределенный срок.

Тем не менее поза, в которой Кристина лежала, ничуть не напоминала отдых в курортной зоне. Она вжималась в несчастную насыпь так, словно собиралась с ней слиться воедино. Она готова была молиться всем богам – если бы знала, кому конкретно, то точно вмиг бы уверовала, и более горячего неофита не познал бы мир ни до ни после.
Так прошла минута, другая… Может, и меньше, а может и больше. Одно точно: глаза Кристины были закрыты… впрочем, как и разум. Руки ее начали затекать, но шевелиться она по-прежнему не решалась. Прошло еще несколько мгновений – ее пронзил ужас, и один-единственный ментальный шаг отделял ее от паники.

– И долго ты собираешься так поджариваться в лучах заходящего солнца? – услышала она голос, показавшийся ей знакомым.
Повернув голову на звук и подняв веки, Кристина осознала, что она видит рядышком Анча. Что он тут делал, было неясно, и в довершение проблемы это был не привычный ей Анч, который привез ее к Рафику и отдал тому в работу, а его намухоморенная ипостась. Говоря иначе, Кристины глаза узрели нижнюю половину туловища лохматого лупоглазого персонажа из детских страшилок – на копытах, с длинными хвостом, и в довершение ко всему – с парой огромных перепончатых крыльев.

Рогатой головы и верхних конечностей с острыми когтями с Кристининой позиции видно не было, но они предполагались, однозначно.
Вторая волна ужаса окатила Кристину, и она точно свалилась бы сейчас в пропасть, если бы не лежала уже на грунте, беспомощная и недвижимая.
– Ты же в прошлый раз меня не боялась. – озабоченно произнес между тем невидимый язык Анча. – Или висение вниз головой пагубно поменяло твой характер?
– В прошлый раз я была под допингом, и понимала, что вижу глюк. Я знала, что я не сумасшедшая, и что скоро снова все поменяется. А сейчас меня глючит наяву, значит, я ударилась головой и у меня поехала крыша…
От одной этой мысли Кристине так стало себя жалко, что она заплакала – насколько это возможно было в ее положении.

– Мне исчезнуть, или сначала ты перевернешься? – засмеялась ее галлюцинация вместо того, чтобы начать ее утешать. – Давай-ка для начала примем более удобную позу для обмена любезностями и медитирования. Под мою диктовку, угу? Не отрываясь от насыпи, чтобы не покатиться кувырком, левую ногу в сторону, правую к ней, сомкнули. Правую руку в сторону, цепляемся ноготочками за грунт, пальчики у тебя сильные, удержишься… Вот так… Теперь снова левую ногу в сторону, и снова правую ногу присоединяем к левой… туловище развернула горизонтально, и правую руку можно снова переместить. Не отрываемся, царапин не боимся, пальчиками цепляемся, не ленимся… Левую ногу опять вниз, так, она уже на карнизе, сгибаем ее в колене, продолжая прижиматься… Теперь руки, туловищу от талии придаем вертикальность посредством рук.… Влево не смотри – только в сторону насыпи…

Что там Анч еще произносил, Кристина уже не воспринимала. Выпрямившись, то есть почувствовав ступнями твердую горизонтальную поверхность, она приободрилась. Слежавшаяся земля не осыпалась под тяжестью ее туловища, она выдержала, и это давало шанс вскарабкаться вверх. Однако расстояние вертикальной части яруса до «плато» было пугающе велико… И что там в очередной раз советует незваный «глюк»?
– Не здесь, – услышала она. – Передохни, и поищи более удобное место. Где оно может быть?
Кристина подумала, вспоминая рельеф левой части верхней площадки. Глюк глюком, но советы тот дает не наобум…
– Там, где заканчивается кромка и осыпь начинается сразу от плато, – произнесла она нерешительно.
– Умничка. Вот и двигайся туда. Медленно, шаг за шагом…

ч.3. Глава VI (22)
На что способна музыка

Ноги Кристины предательски дрожали, когда она выбралась, наконец, на «свою» территорию. Опустившись на землю, она даже некоторое время полежала, распластавшись по поверхности, и только нежелание лазить здесь в темноте, спотыкаясь о каждую кочку, заставило ее подняться и переместиться к пещере. Анч последовал за ней. Впрочем, солнце еще не полностью скрылось за горизонтом, и по дороге Кристина успела нарвать себе охапку травы на ужин.
Увидев ее трапезу, Анч несказанно удивился.
– Так ты стала вегетарианкой? – спросил он.

– Вовсе нет, – пожала плечами Кристина. Я ем еще и насекомых – кузнечиков таких…
– Саранчу.
– Ага. Мышей еще, вчера ящерицу поймала.
– Хочешь, я тебе джейрана принесу?
– Убитого?
– Нет, живого.
– Тогда не надо. Я все равно не сумею его убить.
– Тогда кролика.
– С крупными животными у меня проблема – мне их почему-то жалко. Вот черепаху можно.
– А змею?
– А если ужалит?

Анч засмеялся.
– Ты думаешь, черепахи не станут кусаться, если ты их из панциря руками доставать начнешь?
– А у меня кинжал есть – я его здесь возле стены откопала.
– Дай-ка глянуть… Э, да ты молодец! Сумела не только достать, но и отчистить!
– Сталь хорошая, типа «нержавейка». Черненая!
– Угу. Такие когда-то называли «каралуж».
– Ножны вообще отпад. Похожи на серебро с золотом. Камни вставлены так себе, дешевка, но узор красивый.
– О, лазурит и сердолик! Много ты понимаешь в том, что тогда ценилось!

– Так что, этот ножик в самом деле старинный?
– Угу. XV век, не позднее. Что-нибудь еще нашла?
– Да так, по мелочи. Немножко посуды, какие-то бусы – грубые, мне такие не нравятся, да и цвет ни то ни се. Вот кувшин для воды – это вещь, я ним по воду хожу.
– И ты не боишься мне все это показывать? Не опасаешься, что я тебя ограблю?
– Галлюцинация ограбить не может. И вообще, мне пора спать.
Анч снова засмеялся:
– Ты так уверена, что я твой глюк? Ну так потрогай меня и убедись, что я живой!

– Вот еще! Сейчас ты галлюцинация зрительная и слуховая, а будешь еще и тактильная. Лучше я лягу, а ты расскажи мне об этой горе все, что знаешь. Почему она называется «Шеркала»?
Спрятав в мешок кинжал и бусины, Кристина действительно полулегла на свое импровизированном ложе, состоящее из сухой травы, и приготовилась слушать.
– Во-первых, не «Шеркала», а «Жеркала», то есть «земляная крепость, и построена она была в незапамятные времена, когда уровень Каспийского моря был выше, и само оно было больше по размеру. Полуостров Мангышлак представлял из себя цветущий край. Земледелием здесь, понятно, никогда не занимались, но трава была густой и зеленела до морозов. С гор по весне стекали реки, наполняя водоемы, в которых водилась рыба, в долинах паслись тучные стада. Одно было плохо – палящее солнце летом и мороз зимой. И как укрыться от него люди не знали.

– А юрты?
– Строить юрты тогда люди еще не умели – они много чего не умели, придя сюда из тех краев, где всегда тепло. Единственное, что они знали - это что от непогоды можно укрываться в пещерах, а там, где пещер нет – можно их вырыть где-нибудь в овраге или слепить недостающие три стены из глины с добавлением песка.
– Из самана, то есть?
– Нет, «саман» – это другое, Это глина, смешанная с соломой или сухим, уже отжившим камышом. О самане люди узнали позднее, а первоначально – только хардкор, то есть песок и речной ил.

– А как же потолки?
– Потолки делали из камыша или стволов деревьев, там где они росли, и покрывали травой от дождя. А сверху примазывали все той же смесью песка и ила, чтобы не разметало ветром.
– Я думала: вы произнесете слово «своды».
– Своды были придуманы уже потом, следующими поколениями. Когда люди догадались, что смесь песка с илом можно набивать в формы, получаемые блоки высушивать и строить дома из них. И что выложенная аркой конструкция из блоков со скошенными сторонами выдерживает свой вес, не обрушиваясь вниз. Но самые первые обитатели этой местности о том, конечно, даже не подозревали. Они простодушно лепили свои жилища, подражая береговым ласточкам.

– То есть Шеркала – это самое первое сооружение на Мангыстау?
– Самое первое из многолюдных. И сохранилось оно потому, что уж очень место было удобное. Здесь до сих пор есть вода – ты же сама видела, совсем неподалеку на поверхность по-прежнему выходит родник.
– Угу, даже деревья растут.
– Ну, деревья эти саженые. Однако ведь растут же? И благодаря этому и другим родникам Шеркала оставалась обитаемой даже когда климат начал меняться – жил тут народ на протяжении многих и многих столетий. Людей становилось все больше, и однажды следующее поколение стало возводить свои жилища не рядом, а над пещерой родителей. Внизу вокруг будущей крепости пасся скот, по-прежнему ловилась рыба.

– Я читала, что за это место воевали.
– Воевали. Потому что здесь проходила чуть ли не единственная дорога, где можно было устроить привал, напоить скот и отдохнуть. Кто контролировал Шеркалу – контролировал путь к Каспийскому морю, ставшему на рубеже I – II тысячелетий одной из важнейших трасс «Великого шелкового пути». Там на побережье товары перегружались на суда и шли к дельте Волги, откуда поступали не только на запад, через Хазарию, но и на север, в Булгарию, на Каму и Русь.
– А на Русь-то зачем? У нас же тогда не было ни собственного золота, ни серебра, чтобы все это купить.
– На Руси были мед, воск и пушнина. И самое дорогостоящая по тому времени ценность – железо. Его выплавляли из болотной руды.

– Никогда бы не подумала! То есть я вообще не задумывалась, чем князья могли расплачиваться за восточные товары, и почему денежной единицей на Руси были серебряные слитки. В смысле много их было, этих слитков.
– Угу, некоторые недостаточно умные граждане думают про поставку рабов. Но работорговлей промышляли булгары и хазары, а потом пришедшие им на смену татары. Русские суда физически не могли бы перегонять партии «живого товара» мимо Казани и других контрольных пунктов вроде Сумеркента в дельте Волги. К тому же людей по дороге кормить необходимо было – навар был бы мизерный.

– А почему сейчас Шеркала покинута?
– Потому что в ней отпала нужда. Пришли русские и построили другие опорные пункты, к которым проложили другие дороги. Да и Каспийское море обмелело, и бывшие порты оказались на суше… Спи, девочка, до утра тебя никто здесь не потревожит…
И Кристина заснула, раздираемая двумя противоречивыми чувствами. Ей и нравилось, и не нравилось появление на «ее территории» Анча. Хотя он и был всего лишь галлюцинацией, но привнес в ее нынешнюю жизнь чувство защищенности, по которому она давно и прочно тосковала. Он обращался с ней так, как она всегда хотела – как со взрослой, и для него было абсолютно неважно, красивая она или дурнушка.

Знай Кристина, что Анч не есть продукт ее воспаленного воображения, а наоборот, реальное существо, она бы очень удивилась, обнаружив, что он думает примерно так же как и она. Что ему, НЕЧЕЛОВЕКУ, неожиданно приятно было болтать о том о сём с двуногой самкой, которой не надо объясняться в любви и делать комплименты. Которую не требовалось очаровывать, гипнотизировать, выжимая из нее нужный стиль поведения. Которая принимает его внешность такой, какая дана ему от природы, и ничего при этом от него не пытается заполучить.
Вот почему вместо того, чтобы утром исчезнуть, он дождался Кристининого пробуждения и даже преподнес ей в подарок целый кувшин собственноручно наловленной саранчи.

– Ох! – воскликнула Кристина, увидев его. – Я думала, что больше тебя не увижу!
В ее голосе было нечто им обоим непонятное, вроде смеси печали с разочарованием, приправленных большой дозой удовлетворения.
– Мне уйти? – засмеялся Анч. – Я могу, и без проблем.
Засмеялся он потому, что не только в голосе Кристины, но и в исходящих от нее волнах не было желания немедленно от него сдыхаться.
– А смысл? – пожала плечами Кристина. – Если я тронулась умом, то буду ли я видеть тебя постоянно или с перерывами значения уже не имеет.
– Ты можешь потрогать меня и убедиться, что я не глюк.

– Все психи убеждены, что их видения – реальность. Но даже если ты исчезнешь, то есть еще одна проблема – мне недавно начало казаться, будто мои руки и лицо светятся в темноте. Стоит мне зайти в тоннель, как я начинаю излучать, и все там вижу.
– Может, это стены фосфоресцируют?
– Я тоже так первоначально думала. А потом проверила: не стены, нет.
– И чем это плохо?
– Когда человеку чудится то, чего не может быть, то он точно не в адеквате.
– А ты действительно видишь в темноте?
– А как бы иначе я лазила по тоннелям? Фонарика-то у меня нет.

Все это Кристина говорила, как ни в чем ни бывало выуживая из кувшина принесенных Анчем насекомых и лопала их одного за другим, нисколько не стесняясь его присутствия.
– В общем, так, – произнес он, слегка подумав, – давай-ка выбирайся отсюда, девчуля. А то и в самом деле повредиться в уме недолго.
– Поздно, – отмахнулась Кристина. – Стоит мне потом заикнуться о том, что мне помог спуститься отсюда субъект с копытами и крыльями, как меня запрут в психушку и начнут пичкать всякой дрянью, чтобы привести в чувство. А если окажется, что моя кожа и впрямь светится в темноте, то отправят на опыты куда-нидь в закрытую лабораторию.
– То есть ты вообще не собираешься отсюда уходить?
– А зачем? Здесь все есть, что надо для жизни. Еда, вода, убежище.

– Зимой здесь станет холодно. Выпадет снег.
– Внутри горы всегда одинаковая температура. А высота снежного покрова здесь минимальная. Трава все равно будет торчать.
– А если замерзнешь?
– Да и наплевать. Зато умру на свободе.
Анч задумался – случай был тяжелый, такого в его практике еще не встречалось.
– И что ты намереваешься делать сейчас? – спросил он с любопытством.
– То же, что и всегда – продолжу исследовать тоннели. Ты со мной, или останешься здесь?
– Пойду с тобой. Мне хочется посмотреть, как ты светишься. А зачем ты берешь с собой мешок?
– Ну а как же? Вдруг я наткнусь на выход? Что ж мне, снова наверх подниматься?

Анч снова хохотнул – на этот раз про себя. Логики в Кристинином поведении не было никакой – слова у нее явно расходились с делами. Забавным ему показалась не ложь, а игра подсознания, заставлявшая двуногих самок поступать вопреки самым искренним обещаниям и только что произнесенным словам. Но то, что девочка не собиралась предаваться унынию, ему поимпонировало.
Наивное упорство, с которым Кристина рвалась к самостоятельности, внушало некоторое уважение. Поэтому Анч и пошел за ней, решив еще немного побыть рядом, чтобы в нужный момент подсказать, как отсюда можно попасть к подножию горы, либо убедиться, что она действительно способна дождаться, когда за ней явится ее родители.

Спустившись до развилки, Кристина сказала:
– Я сейчас исследую левый рукав. Почти весь прошла, там осталось только два лаза. Сегодня мы просмотрим более дальний, а ближайший оставим на потом.
– А почему не оба сразу?
– Потому что мне еще за водицей топать. Тоннелей много, а день короткий. Вечером надо будет еще и нижнюю кромку плато продолжить исследовать. Я хочу знать о своей территории все.

– Знаешь, – произнес Анч в раздумье, когда они спустились к водоему и отдыхали там перед тем, как отправиться в обратный путь, – если здесь были караван-сараи, значит, от этого подземного озера должен быть выход не только наверх, но и вбок. Лошадей и верблюдов необходимо было чем-то поить. Да и путешественников тоже, ты не находишь?
– Я уже думала об этом, – призналась Кристина. – Но либо вход в боковой тоннель находится под водой, либо он располагается выше, но был завален или заделан.
– Под водой вряд ли, здесь вода прозрачная, он был бы виден.
– Не обязательно. Противоположная стена пещеры теряется в темноте и отсюда не просматривается.

Придя к заключению, что нырять в холодную воду не стоит, и тем более не стоит ее мутить, оба спутника встали и пошли наверх. Они не торопились. Кристина не то чтобы выглядела усталой, но она с удовольствием вертела головой по сторонам, любуясь тем, какие пятна на стенах получались, стоило ей повернуть туда свое лицо или приблизить ладонь. Ее тело действительно светилось, и это вовсе не было игрой ее воображения
«Неужели это все из-за моего когтя в ее мясе? Забавно! – думал Анч, пытаясь вспомнить, рассказывал ли ему кто-нибудь из его сородичей о подобном эксперименте над двуногими. – Или все же и впрямь ее отец великий шаман?»

Между тем, дойдя до развилки, где начиналась исследованная ими сегодня зона, он ощутил в хвосте и рогах странные колебания, заставившее его замереть от неизъяснимо сладостного волнения. Ему захотелось сесть на пол тоннеля, прислониться в стене, вытянуть копыта и зарыдать, чего он никогда в жизни не делал! Глянув на свою спутницу, он увидел, что та испытывает точно такие же чувства.
«О Шайтана-мама! Вот он, резонанс с двуногим, от которого меня когда-то предостерегали! Не хватает мне еще в человека превратиться…Надо бороться!...»

Напрягши рога, он услышал слабенькое подобие мелодии, исходившее из соседней ветви тоннеля. Источник, издававший подобные эфироколебания, следовало обнаружить и заставить смолкнуть. И Анч медленно повернул следом за девчулей туда, куда она уже двигалась на зов неведомого инструмента, заставлявшего их обоих забыть не только друг о друге – вообще обо всем.
Кристина шла, и слезы капали у нее из глаз, и Анч чувствовал эти слезы так, словно это плакал он сам. Потом она улыбнулась – и он тоже улыбнулся. Это была улыбка горького счастья, полного нежности и восторга, и – расставания, и трепета в сердце (оказывается, сердце у него все же было! – или это была иллюзия?…). Мелодия делалась все громче, она росла, и все новые ноты вплетались в нее, пока она не сделалась почти невыносимой, после чего превратилась в тонкий жалобный ручеек боли о потере чего-то дорогого и незабвенного.

Сколько это длилось – Анч не знал. Он даже не понимал, куда ступают его копыта, вверх или вниз, пока музыка не замерла на пару мгновений перед тем как зазвучать снова. Но этих мгновений ему хватило, чтобы осознать, что они с Кристиной находятся в полузасыпанной пещере. Там, освещаемый вечерним светом прорывавшегося через узкую щель в стене солнца, на груде камней и щебня сидел молодой парень и держал в руках самодельную пастушескую свирель… Свирель Пана.

Демонстрировать себя у Анча отпала охота сразу же. Стоя за спиной Кристины, он едва успел уменьшиться в размерах, но коснувшись пола пещеры, тутже взвился под самый ее потолок – весь низ тоннеля позади него являл собой шевелящийся живой ковер из несметного множества маленьких серых тел. Это были грызуны – казалось, что все поголовье мышей и крыс Шеркалы устремилось сюда в едином порыве.

И Анч благословил судьбу, что умел летать и находился сейчас в тени. Он зашипел, и мыши в панике кинулись в обратную сторону, сбивая и топча друг друга. Змеиное шипение, сменившее манящие звуки волшебной свирели испугало их точно так же, как Анча испугал тот, кто на свирели играл. Потому что исполнителя едва не вытянувшей его нечистую душу мелодии ему уже приходилось видеть, и меньше всего он хотел бы, чтобы тот начал снова читать в его глазах…
– Руслан! – бросилась к парню Кристина. – Ты… Ты пришел за мной!

Трепет в ее голосе сказал Анчу все – и кем был влюбивший ее в себя «Рустик», и чей отпечаток личности он почувствовал на девушке сразу же, как поднял ее на руки, чтобы посадить в авто. Гипноз Анчутки тут действительно был бессилен, и никто бы из его братии завлечь в свои сети эту девочку не смог. Даже без проявившегося потом на ней знака поисковой стрелы, напрочь отбивавшего у любой нечисти охоту поразвлечься с Кристиной как с обычной двуногой самкой.

ч.3 Глава VII (23)
Руслан в действии

Чтобы полностью понять не только эти, но и дальнейшие события, следует возвратиться во времени несколько назад, а именно к тому дню, когда Анч передал матери Беллы и следователю Фатьянову видео- и фото- материалы, разоблачавшие Югенса. Его план, как мы помним, полностью удался – полиция прибыла на дачу, где держали Беллу, спустя примерно час после того, как «бригада» Болгарина превратила похитителя девиц в бездыханный труп.
Отставание во времени произошло потому, что в отличие от Болгарина, следствию известен был только адрес городского дома Югенса, но выехавшая туда группа никого там не обнаружила, и в устроенную засаду никто не попался. Полиция потеряла бы еще день, если бы не поступившая от Сильвии информация о замеченном их квадро-диром темно-зеленом БМВ, возле которого стоял странный человек и махал в небо руками.

Анализируя снятую видеоинформацию и максимально увеличив изображение, Руслан опознал в человеке Анча, и он мог бы поклясться, что руками тот махал не из любви к физкультуре. Проанализировав все видеозаписи с БМВ, из которого Анч вышел, наша троица экстрасенсов определила место, откуда тот въехал в городок и по какой трассе выехал. Дождавшись возвращения этого БМВ из N, они пустили по его следу один из наблюдающих аппаратов, и тот привел их точнехонько к дачному поселку за Отрадным и нужному особняку.
Но пока все это длилось, пока они обсуждали стоит или не стоит сообщать о своих подозрениях Фатьянову, время шло. Понадобилось время и на «пробивку» фамилии хозяина БМВ в ГИБДД. Вот так и получилось, что между отъездом «бригады» Болгарина и появлением полиции образовался люфт, позволивший Анчу обшарить особняк и забрать все самое ценное из компактного, что там имелось.

Не надо думать, будто Болгарин случайно или по ошибке заботу об поиске заказчика сбросил на полицию – он боялся услышать, что тем был кто-то из криминальных боссов из N, война с которым была бы ему вовсе ни к чему. Имя услышал бы не он один, но и Бугай, и остальные члены его бригады из команды экзекуторов, и тогда вся местная шушера начала бы от своего босса ожидать решительных действий, чтобы наказать оскорбителя.
Ситуация моментом стала бы для него патовой: и прощать оскорбление было бы нельзя, и открывать военные действия заранее обозначало проигрыш. Тем более что он и сам бывал в том борделе не раз, потому что на всех девиц мира ему было жестко наплевать, кроме родной дочери. Отказываться от поисков виновного он, естественно, не собирался, но делать это необходимо было тихо и негласно. Желательно, чужими руками.

После опознания трупа, обыска на даче Югенса и в его доме, доклада начальству и оформления кучи бумаг, капитан Фатьянов готов был тупо напиться вдрызг – после убийства непосредственного исполнителя похищений ни единой зацепки для продолжения дела не оставалось. Даже хуже – при рейде на бордель не удалось обнаружить там ни одной из трех девушек, заявления о пропаже которых недавно поступили в полицию их городка. Кроме Беллы, конечно, но та была новенькой, «поработать» еще не успела, и в счет не шла.
Печаль ситуации была и в невозможности опознать двоих из шести попавших под облаву «красоток». В фальшивых документах особой новости не было, как и в том, что подлинники этих документов были выданы на обладательниц несколько других внешних данных, зарегистрированных в отдаленных местностях РФ. В общем, имели место дубликаты.

Но обе девушки с такой подкупающей искренностью уверяли, будто документы у них настоящие, рассказывали свои печальные биографии столь убедительно, что им хотелось верить. Пришлось их задержать вплоть до выяснения личностей.
Допрос остальных четырех «работниц интима» (они все были из местных студенток), ничего не дал, как и других служащих борделя. Единственное, что удалось выяснить – это то, что обе девушки там «трудились» относительно недавно – одна два, а другая четыре месяца, что пользовались они большим спросом, так как были безотказны.

Удивляться этому не стоило – их явно все это время держали на каких-то препаратах, и медицинское обследование показало, что здоровье обоих было подорвано. Будь у Никиты Марковича развязаны руки, он бы повторно допросил Беллу, но и Болгарин, и мать Беллы категорически отказались подвергать девочку повторному стрессу.
В общем, дело действительно замерло на мертвой точке, и некоторые подвижки в нем появились только к концу июля, когда поступил сигнал из Казахстана, что дежурный на станции Шетпе слышал собственными ушами, как некий Рафик кому-то звонил, называя имя Кристины Бойковой.

Помня о том, что Кристина значилась в списке пропавших девушек, капитан Фатьянов решил навестить ее родителей, но сделал он это зря – мать только разрыдалась, а отец подтвердил, что да, такой звонок был, и что его дочь действительно последний раз видели там где-то на железной дороге.
Это было хоть что-то обнадеживающее, а еще через две недели его позвала Олеся и сообщила другую интересную новость. Оказалось, что Белла, подопечная Болгарина, за время нахождения в руках у Югенса подверглась гипнозу, и теперь воображает, будто она не Белла, а некая Мила.

Гипноз был наложен весьма технично, так что Руслану пришлось применить все свое умение, чтобы снять наваждение. И хотя Белла и под гипнозом, и без уверяла, что ничего не помнит, но покопавшись в ее памяти, Руслану удалось выяснить, что кроме Югенса на даче был еще один человек, которого она называла Чуткой. Этот самый Чутка накладывал ей на лицо какую-то маску, изменявшую внешность до неузнаваемости.
Все это обозначало одно: к двум неопознанным девицам из расформированного борделя в N также был применен гипноз, и именно поэтому они не помнят, кто они такие.

Передав информацию в N, и сообщив заодно о возможном гриме на лицах, капитан Фатьянов уже был готов поздравить себя с успехом, но не тут-то было. Если грим удалить с лиц девушек удалось достаточно легко, то с гипнозом ни у кого из областных психиатров такая операция не получилась. Приглашенные из Москвы светила науки пояснили, что столь сильное внушение может снять только тот, кто его наложил. А таинственный Чутка во врачебных рядах не значился, и не попадал в поле зрения уголовной полиции.
Хотя уже то, что благодаря снятию грима удалось-таки провести опознание несчастных секс-рабынь, было, конечно же, успехом. Девушки действительно оказались из их городка. Благодарностям от родителей, которые тогда наслушался Никита Маркович, не было пределов. Он вежливо кивал, что-то говорил в ответ, однако радости не ощущал.

Ведь что делать дальше – он снова не знал. Тупик не перестал быть тупиком, только отодвинулся, потому что никуда не вел. Человека, который принес конверт с компроматом на Югенса, никто в полиции не запомнил, поэтому со словесным портретом был облом (по выражению молодежи), и дело по-прежнему стояло на тормозах.
Московские знаменитости между тем предложили отправить девочек по родителям – вдруг те постепенно вспомнят, кто они такие. За время пребывания в больнице их подлечили, очистили их организмы ото всех остатков химии, подкормили витаминами и отпустили под ответственность пап и мам, посоветовав понаблюдаться у местного невропатолога.

Впрочем, ни родители, ни капитан Фатьянов светил психиатрии ни в чем не обвинял, к тому же в их городке у девочек действительно был некоторый шанс поправиться даже без таинственного Чутки.
– Руслан, ты не мог бы попытаться вернуть девочкам память? – спросил он на очередном совещании в агентстве «Под березой».
– Если это сделал тот же самый мозг, что и Беллу с Надюшей гипнотизировал, то шансы есть, – отвечал Руслан. – Техника-то одна и та же. Там главное чтобы убрать наваждение, не зацепив настоящих воспоминаний. Или не оставить «хвосты» от наведенного морока. Иначе человек может начать путать то, что было в реальности с тем, что ему внушили.

И ему действительно удалось совершить невозможное - вернуть девочкам их личности. К сожалению, вместе с удалением наведенных ложных биографий девушки забыли и все, что с ними происходило, когда они были под гипнозом. То есть для них возвращение домой и отсутствие психотравмирующих воспоминаний было несомненным благом, но для уголовного следствия по их похищению это был ляп непростительный.
– Я думал, что ты догадаешься просканировать их память, как ты это сделал с дочерью вашей клиентки, – вот что сказал капитан Фатьянов, когда Руслан объяснил ему, что в головах ни у одной из троих девушек он не копался.

– Нельзя было, – отвечал Руслан. – я вообще в этот раз ни в чью психику не заглядывал, просто внушил им забыть все события их жизни после определенной даты. Полностью забыть, и навсегда. Беллу я расспросил о том, что она знает о пребывании на даче у Югенса еще до проведения лечения, после чего и ввел ее в необходимый транс. Родителям остальных двух девушек я предложил солгать им, что они пролежали все это время в летаргическом сне.
– Вот спасибо, удружил!
– Здоровье пациента прежде всего! – строго сказала Олеся. – У тебя, Никитос, уже профдеформация началась. Да и вряд ли эти девушки знали что-то важное. Их же допрашивала полиция в N, и если бы там была хоть какая-то зацепка, то тебе бы сообщили. Кстати, от Кристины не было никаких новостей?
– Не-а.

Руслан подумал.
– Лесь, – сказал он наконец, – мне кажется, пора ее поискать. Как насчет того, чтобы полететь со мной в Казахстан?
– Никак. У меня клиенты, им нужна моя помощь. А Кристину ты и без меня сможешь найти.
– Но там нет берез.
– Зато есть другие деревья, и травы не только однолетние растут. Узнай у Станислава Львовича, от кого был звонок, и начни от контакта с этим человеком. Послушай ветер, прислушайся к своему сердцу.

– Возьми местную карту и определи направление, в котором ее следует искать. Там не так много объектов, где она может находится. Населенных пунктов мало, возьмешь в аренду машину и поездишь по округе, спрашивая людей, – в тоне капитана Фатьянова четко послышалось: «поиски проводятся так, и только так».
– Хорошо, дядя Никитос, я понял. Вы не дадите мне с собой какое-нибудь письмецо к местным органам, чтобы посодействовали? А то примут меня еще за какого-нибудь…
– …маньяка, – ехидненько докончила Сильвия.
Руслан кивнул.

– Ну что ж, если ты уверен, что у тебя сейчас есть все шансы найти Кристину, и что она точно в Казахстане, то едем, – сказал Станислав Львович. – Меня она видеть не хочет, но может быть, послушается тебя.
– Должна, – отвечал Руслан. – Стрела показывает вон туда, как раз к той точке, откуда поступил звонок.
– Значит, я заказываю билеты на самолет.
- Там три пересадки. Может, железной дорогой быстрее?
– Все равно через Москву. И с расписанием угадать надо. А вылет туда – через два часа. Так что если поторопимся, то еще днем будем в Москве, а вечером – в Астане. И уже завтра с утра сможем начать поиски.

Почти сразу же после вылета из Москвы Руслан почувствовал две волны ужаса, донесшиеся от Кристины одна за другой. Волны были такой интенсивности, что умей он летать, то ринулся бы вон из самолета и помчал впереди него. Однако ничего такого Руслану не было доступно, зато было доступно другое – точно определить направление, в котором им следовало бы перемещаться. Вынутая из дорожной сумки карта показала туда же, откуда был звонок отцу – окрестности населенного пункта Шетпе возле Каспийского моря.
– Она там, – произнес он вслух с облегчением, потому что ужас из эмоционального спектра Кристины съежился до приемлемого уровня, а затем и совсем пропал. – Жаль, что мы летим не совсем туда.

– И жаль, что нет прямых дорог из Астаны на Мангыстау, – вздохнул Станислав Львович. – Мы бы тотчас взяли напрокат машину и двинулись сразу же, невзирая на ночь.
– Ну и зря бы только деньги потратили. Самолет до Актау всяко летит быстрее, чем мы ползли бы по земле.
К удивлению Руслана, в гостинице при аэропорте он ухитрился неплохо выспаться – нервное напряжение его снова отпустило, а для охотничьего азарта момент еще не настал. Поисковый инстинкт у него включился только при подлете к Каспию, после того как они оставили внизу железнодорожный узел, и ниточка Кристиного пульса начала резонировать с поисковой стрелой по нарастающей. Это обозначало, что Руслан приближался к объекту. После станции Шетпе сигнал начал стихать, и в Актау они высадились уже в твердой уверенности, что знают, куда примерно ехать.

– Нету ее в самом Шетпе, – вздохнул Станислав Львович. – Я делал запрос в полицию и в иммигрантскую службу. Там ответили, что российская гражданка с такими паспортными данными границу не пересекала. И по фотографии ее никто не опознал.
– Наверное, ее там под чужим именем прячут. Потому и надо начинать с поездки по адресу, который высвечивает мой ноутбук.
Напрокат взять машину оказалось невозможно, зато такси в аэропорту было сколько угодно, и на любое расстояние. Через какой-то час наша поисковая команда уже въезжала в переулок на окраине железнодорожного разъезда № …, чтобы остановиться там, куда требовалось попасть.

Открыв калитку, они вошли во двор и направились к крыльцу. Двое детей подросткового возраста, мальчик и девочка, принялись кричать что-то на своем нерусском языке, обернув лица в сторону дома. Дверь открылась, и во двор вышел мужчина примерно одних лет со Станиславом Львовичем.
– Ну я Рафик, – отвечал он им.
– ……………..
– Была здесь у нас такая, жила целый месяц. Думал, женой мне будет, матерью моим детям, но не сладилось у нас. Ушла она…

Пока Станислав Львович разговаривал с хозяином дома, Руслан прошелся по садику напротив окон, дотронулся до забора, стволиков вишневых деревьев и травы у корней одного из них. Он прикоснулся губами к веткам, сорвал пару листочков и дунул, заставив их взлететь на воздух и поплыть в сторону станции.
– Да, она здесь была, – ответил он на немой вопрос старухи, вышедшей во двор сразу же, чуть Руслан ступил в садик. – Зачем ты прогнала ее, тетушка? Ну-ка, взгляни мне в глаза…

– Шайтан, шайтан! – забормотала старуха, хватаясь за амулет, висевший у нее на шее. – Изыди, шайтан, пощади сына моего ради малых внуков!... Я ей велела домой идти, все вещи ее отдала и еды в дорогу…
– Вот, еще сережки! – сказала девочка, тряхнув головой. – Она сама мне их подарила, сказала, что я могу их носить. Она была доброй и хорошей. Жаль, что она не захотела стать нашей егей шеше!
И мальчик шмыгнул носом, подтверждая слова сестры.

– Мы рады, что вы с ней хорошо обращались, – мягко произнес Руслан. – Вы поддержали ее в трудную минуту, и мне печально, что ваша бабушка боится всего, чего не понимает. Станислав Львович – папа Кристины, он бизнесмен и заплатил бы большие деньги, если бы отыскал свою дочь живой и невредимой и убедил бы ее вернуться домой.
– А вы? – сурово произнес хозяин дома.
– Я никакой не шайтан, а просто частный сыщик, которого Станислав Львович нанял, чтобы помочь ему в поиске. Мы понимаем, что вы понесли кое-какие расходы на содержание девушки, и мы готовы вам их компенсировать. 2000$ вас устроит? Вот, возьмите. И вот визитная карточка нашего детективного агентства. Если вы что-нибудь об этой девушке узнаете – позвоните.

Сев в машину, Руслан сказал:
– Кристина поехала в сторону Бейнеу, но вышла почему-то раньше. Так что наш путь – туда.
Отпустив в Шетпе таксиста, наши двое принялись думать, что с девушкой могло произойти дальше. След ее шел по земле – вдоль поселковой дороги в траве сохранилась ее аура, слабенькая, почти рассеявшаяся, но отпечаток был несомненен. Наконец, дойдя до выезда из поселка, Руслан вновь ощутил четкое направление.

– Она заблудилась, – сделал он вывод. – И где-то теперь прячется.
– А может, ее снова украли?
– Исключено. Она не страдает и ни на кого не злится. Так что снова берем машину и медленно едем в ту сторону.
Вот каким образом Руслан очутился в устье пещеры, через которую Кристина попала внутрь Шеркалы. И вот почему вместо того, чтобы рваться и метаться по многочисленным тоннелям, он расширил проход, забрался внутрь и заиграл на подаренной ему когда-то Матвейкой свирели призывную мелодию, перед которой, как он знал, ни одна девушка устоять была не способна.

ч.3. Глава VIII (24)
«Падение в бездну»

Старший следователь Фатьянов не питал особых надежд на то, что допрос Кристины, даже если ее отыщут и привезут, существенно поможет в поиске заказчика. Точно также думала и Олеся. Сильвия была настроена более оптимистично хотя бы потому, что Руслан пообещал на этот раз не стирать память жертве преступления, а наоборот, максимально ее пробудить. Как бы то ни было, но обе они: мать и дочь, и Фатьянов, после отъезда Руслана со Станиславом Львовичем устроили еще один мозговой штурм.

– Дядя Никитос, – сказала Сильвия, – давайте подойдем к делу с другой стороны, с логической.
– Ты, хотела сказать: с фактической.
– Ну да. Если заказчик знал Беллу, то, значит, кто он?
– Местный. Это мы давно уже поняли.
– Если он в состоянии был оплатить услуги группы похитителей, один из которых был гипнотизером, то к какому слою населения он принадлежит?
– К бизнесменам.
– Или высшим чиновникам, – добавила Олеся.
– Или к мафии, – сказала Сильвия.

– К мафии – исключено. «Крестным отцом» местного криминалитета является Болгарин. Он знает, кто чем занимается. Но об участии Югенса в похищении девочек ему было неизвестно. По его сведениям, Югенс поднялся на вывозе цветмета и промышлял контрабандой. Он даже имя второго члена банды не знает, и кличка «Чутка» ему ничего не напомнила.
– Ну что ж, остановимся на версии «отцы города», – в раздумьи сказала Олеся. – То бишь района… Много их у нас?
– Не слишком. В нашем городке всего 10.000 населения, и они все друг друга знают – это достаточно узкий круг. Мэр, глава администрации района… в общем, человек десять чиновников и столько же тех, кто держит городской бизнес.

– Много, – сказала Сильвия. – Давайте подумаем, зачем преступнику надо было проводить девочек через публичный дом.
– Чтобы заработать на них перед тем как заманьячить и убить.
– А смысл? То есть получается, что с деньгами у него была напряженка, а ранг девушек, то есть их физическая чистота и неиспорченность были для него не важны? Тогда отчего бы ему не заманивать к себе проституток?
– Не-а, ему важно превращать в проституток девочек из приличных семей, а потом мучить их, пока они не начнут умирать.

Обе: и мать, и дочь подумали
– Не мучить, а сексуально использовать, – сказала, наконец, Олеся.
– То есть у него с нормальным интимом напряг? – фыркнула Сильвия.
– Угу. В общем, получается, что ни мэр, ни остальные высшие чины администрации нашего городка под портрет маньяка не проходят, – сделал вывод капитан Фатьянов.
– Уже успокаивает, – снова фыркнула Сильвия. – Что там еще в анамнезе?

– Использование мощных химических препаратов типа «шпанской мушки», но пролонгированного действия. Похоже, что на девочках проверяли дозировку и состав.
– Что почти исключает контрабанду, – сказала Олеся.
– Почему? – спросила Сильвия.
– Потому что партии товара, перевозимые через границы обычно достаточно однородны по составу и большие. А здесь мелкие разовые – один состав использовался на одной девушке, другой, несколько измененный – на другой. И так далее.

– Понятно. Он нашего местного производства, – сказал Фатьянов.
– А почему не в N?
– Потому что его привозил Югенс вместе с новенькой девочкой, и он же через несколько месяцев увозил ту, которая начинала терять здоровье. В общем, конвейер.
– Что позволяет нам отсечь из круга подозреваемых тех бизнесменов, чья фирмы заняты грубой физической работой типа строительства и всех тех, что это строительство обслуживает.
– Остается рынок, междугородний транспорт и медицина, – заключил Фатьянов. – Непаханое поле слежки, для которой у полиции нет ни людей, ни средств.

– Стоп! – произнесла Сильвия, когда он уже собрался уходить. – Мы забыли про фармшколу. То есть про фармколледж.
– А что с ним не так? – с интересом спросила Олеся.
– Ну как же – препараты ведь не изготавливаются сами, для их производства требуется оборудование и специальные знания. Вдруг кто-то из выпускников или педсостава в этом замешан?
– Или студентов, – сказал Фатьянов.
Все трое снова подумали.

– Не-а, – решительно сказала Сильвия, – на местной молодежи такие препараты не испытывались. Самостоятельно такой бизнес замутить ничьему сынку не по средствам и не по силам. Югенс – «старик», он в качестве подручного для студента не подходит. А наоборот – ничто не заставило бы студента сохранять секрет о том, что он с кем-то там мутит «открытие века». Следовательно, это лаборатория, которая находится в чьем-то подвале и препараты изготовляет сам их потребитель. В смысле поставщик. Правда, мама?
Олеся и Фатьянов переглянулись.

– Если я предложу нашему аналитическому отделу прошерстить биографии всех, кто завязан на фармбизнесе нашего городка, неизбежно поползут слухи, и весь компромат из Интернета исчезнет, – покачал головой Никита Маркович.
– А мы сделаем это сами. Руслан вернется – он и займется, – подвела черту под совещанием глава детективного агентства. – А пока приготовь нам домашние адреса педагогических работников фармшколы и владельцев аптек. Вместе с дачами и родней. Распечатывать не нужно – перешлешь файлом.
– Я на флешку скину.
– Угу.

Почти всю дорогу от Шеркалы до Шетпе Кристина молчала. Она переживала, она думала, почему Руслан не только не поцеловал ее, но даже и не обнял как полагается, только помог выбраться и сразу же передал отцу. Кроме того, она никак не могла решить, что из своих приключений рассказывать, а что нет.
– Этот Рафик с тобой действительно хорошо обращался? – наконец спросил отец, не видя на лице дочери особой радости от встречи.
– Да, – отвечала Кристина, – лучше не бывает.
– Почему же ты не пошла за него замуж? – спросил Руслан.

Он задал этот вопрос так спокойно-равнодушно, что душа Кристина погрузилась в окончательное уныние. Не так спрашивают, когда испытывают нежные чувства, и напрасно она ждала, что разлука заставит его снова стать с ней прежним.
– Я не любила его, – ответила она, с трудом удерживая слезы. – Он старый.
– Мы хотим дать ему денег за то, что он помог нам тебя найти. Заслужил он их, как ты думаешь?

Кристина задумалась. Быть неблагодарной она не хотела…
– Они очень бедно живут, – наконец молвила она. – Анч сказал, что если я не буду сидеть тихо, то Югенс может прислать кого-нибудь, и меня убьют.
– Анч? – удивленно переспросил Руслан.
Кристина прикусила язык.
– Я хотела сказать «Асан»! – поправилась она
– И ты ему поверила?
– Конечно. Меня же и вправду объявили в розыск, разве не так?

Станислав Львович и Руслан снова переглянулись.
– А кто заказал твое похищение, ты знаешь?
– Никто не заказывал. Я сама остановила их машину на дороге, забралась внутрь и вырубилась, потому что перепила на тусовке. Разве ты не помнишь?
Разумеется, Кристина лукавила. О том, что внезапная сонливость ей овладела не без помощи тех, кто сидел в подхватившей ее белой иномарке, она догадалась сразу же, как очутилась там во второй раз. И ехала в Казахстан она отнюдь не добровольно. Но делать подлянку Анчу, который ее пожалел, и воспоминания о котором помогли ей не свалится в пропасть, ее душа не желала.

«Теперь, когда Югенс мертв, Анч заниматься грязными делами не станет, а тюрьма еще никого не исправляла…» – вот что подумала она, решив не загружать поисковые базы полиции еще одним именем.
Тем более что подлинного имени Анча Кристина не знала, и явившийся ей на Шеркале глюк начисто вытеснил из ее памяти черты человеческого лица, который в этот глюк преобразился.
Назад они втроем добирались железной дорогой. Еще в электричке в тамбуре Кристина переоделась в нормальную одежду и стала вновь похожа на современную девушку, а не на огородное пугало. При пересечении границы никаких проблем не возникло: Руслан что-то сказал таможенникам, и они без звука пропустили не только ее, но и ее находки.

На бирюзовые бусы, видевшие на шее у Кристины и нефритовый амулет никто вообще не обратил внимания, и лишь с кинжалами вышла некоторая заминка. Впрочем, как оказалось, этот пункт путешествия также был предусмотрен.
– Это новодел, – пояснил Руслан, не сморгнув, воспользовавшись тем, что Кристина за время своего пребывания на вершине горы начистила все свое имущество чуть ли не до блеска. – Станислав Львович, покажите господам офицерам документы на оба ножа, где они были куплены.

Таким образом, возвращение Кристины домой хотя и было торжественным, и даже триумфальным, но далеко не сразу помогло решению главного вопроса: кто же был виновником злодеяний по отношению к местным студенткам. Кто заказывал их похищение, а затем безжалостно убивал?
Ведь пока заказчик не был пойман, отправлять дело в архив было нельзя: опасность, что спустя некоторое время все повторится, по-прежнему оставалась. То есть скоро снова начнут пропадать девушки, а полиция узнает об этом слишком поздно, чтобы предпринять хоть какие-то меры к их розыску.

Поэтому Станислав Львович попросил Олесю продолжить наблюдение за городом, отслеживая сверху все Кристинины перемещения. А поскольку Болгарин тоже не снял охрану с Беллы, то не удивительно, что однажды их пути пересеклись, то есть девушки встретились и подружились.
Произошло это на молодежной художественной выставке, на которой среди остальных студенческих работ была и Кристинина, и картина эта была публикой замечена, хотя и интерпретировалась она комментаторами совершенно вразрез с Кристининым замыслом. На своем полотне она попыталась изобразить демона, спасающего падающую с обрыва девушку, и очень жалела, что выразить это ей не удалось.

Оказалось, что только она одна, автор, видела отсутствие у демона нехороших поползновений по отношению к девушке. Перекошенная от ужаса физиономия несчастной эмоционально воздействовала на зрителя с необходимым накалом, но вместе с сочувствием к девице она вызывала отрицание рогатого урода с рогами и хвостом, тем более что располагалась девица на склоне бело-коричневой насыпи вверх ногами.

Кристина изобразила грунт как можно реалистичнее, и куртины зеленой травы вместе с карликовым деревцем получились у нее как настоящие. Одетая в экзотическую одежду девушка в плане реализма явно проигрывала, изображение ее было чуть-чуть смазанным, как на фото с недостаточной резкостью – так Кристина пыталась создать иллюзию движения. Демона она поместила как бы в тени, полуприкрытого правым крылом, и пальцы с острыми когтями, протянутые к ноге девушки, казались выпукло-зловещими.
«Падение в бездну», – подписала она свое произведение.

Картина имела оглушительный успех, она стала сенсацией: проходя мимо, и обсуждая детали картины зрители заодно спорили и о том, кто является автором полотна (выставка была анонимной). Кристина тушевалась и жадно поглощала отзывы – ей и радостно было, и больно в зависимости от того, что она слышала. Так было, пока к ней не обратился один из посетителей.

– Тебе нравятся его когти? – услышала она словно сквозь транс. – Ты любуешься ими уже минут десять.
Кристина подняла голову и увидела молодого парня немногим ее постарше с дерзким насмешливым взглядом и четким вылепленным профилем. В этом лице была своеобразная грубая красота, но она не привлекала – это была красота холода.
– А разве они плохо нарисованы? – ответила она вопросом на вопрос.
– Отлично нарисованы: отполированы и блестят. Особенно мне нравятся эти тонкие уродливые губы – ничего кроме жестокости и насмешки.

– Это Анчутка, – отвечала Кристина. – Он не виноват, что некрасив.
– Чутка? – возразила подошедшая девушка. – Нет, Чутка не такой, он человек.
– Откуда ты знаешь? – спросил парень с холодным взглядом – ты кого-то вспомнила?
– Нет, просто на ум пришло. А улыбка у демона совсем не жестокая – он не злой, он просто притворяется. Ведь правда? – обратилась она к Кристине. – Вы ведь не адскую муку хотели изобразить? Девушка живая, и у нее есть шанс спастись.
– Ну… - протянула Кристина и зарделась. – А как вы догадались, что картина моя?
– Не знаю, просто почувствовала. Меня зовут Белла. А вас?
– Кристина. Может, на «ты» перейдем? Я не привыкла, чтобы мне «выкали»…
До конца августа оставалось совсем немного дней…

Странно, но Болгарин был вовсе не в восторге от того, что его дочь подружилась с Кристиной Бойковой. В этой девушке ему чудилось нечто странное. Ее возвращение из Казахстана в живом и неповрежденном виде казалось ему подозрительным, а ее рассказы о земляной крепости-горе, которые он пару раз подслушал, полными соблазна и мистики. За ними крылась недосказанность, и подозрение, что Кристина подослана капитаном Фатьяновым для шпионажа, грызло его невзирая на свою явную абсурдность.
В самом деле, ну что Белла могла знать о делах Болгарина? Тем не менее впечатление слежки не оставляло, стоило Кристине приблизиться к границам его особняка. Конечно, он бы сразу запретил Белле приглашать к нему ее новую подругу, если бы не страх, что та удерет домой, в их с матерью квартиру, и откажется от охраны. Пока заказчик не был найден, со многим приходилось мириться.

Тем более что Кристина вела себя боле чем скромно: сразу проходила с Беллой в ее комнату и наружу не высовывалась, пока не уходила в сопровождении охранника. Девочки танцевали, изображали аристократические манеры, рисовали и изучали языки – Белла подтягивала Кристину по английскому, готовя ее к сдаче пропущенной летней сессии, а Кристина давала ей уроки казахского. Ну и еще они обменивались рецептами блюд, проверяя их на практике на кухне.
Наконец, Болгарин не выдержал и решил поговорить с Кристиной откровенно.

– Какой такой шпионаж? – искренне удивилась та. – Ну да, меня «пасут», я надеюсь, по крайней мере. И хоть я думаю, что зря, потому что я заказчик меня забраковал, но моего отца и Руслана в этом не убедишь. Только ведь и вы свою дочь охраняете, когда она выходит за ворота?
– Твои об этом знают?
– Конечно. Они говорят, что если заказчику нужна была именно Белла, то он непременно сделает еще одну попытку похищения. Сильвия предполагает, что скоро, потому что у него четко что-то не в порядке с головой. Меня не надо опасаться, я в чужие дела не лезу. Если у вас есть какие-то сомнения, то просто не делайте ничего такого, что хотели бы скрыть, когда я здесь.

Кристина как в воду глядела. Через два дня, когда девочки вышли из кафе, и, казалось, ничто не предвещало неожиданностей, события внезапно закрутились с ошеломляющей быстротой. На Беллу что-то нашло, и она категорически отказалась ехать в особняк на машине, выделенной Болгарином.
– Я хочу пройтись, – сказала она Кристине. – Мне ужас до чего надоели четыре стены.
– С лестницей, – засмеялась Кристина.
– А хоть бы и с лестницей. Сегодня чудесный вечер, и я хочу посмотреть на людей.

Девушки пошли по бульвару, болтая о разных пустяках. Вечер действительно был прекрасный: тихий, теплый. С клумб доносился аромат цветов, знаменующих собой конец лета и близкую осень: георгинов, астр и хризантем. Рудбекия, агератум и сальвия также напоминали об этом, ну и остальные растения вроде цинний и космеи честно цвели, радуя людские души.

Жаль, что наслаждаться всем этим роскошеством девушкам довелось не слишком долго. Проходя мимо стоянки машин, Белла вдруг споткнулась и упала. Встав с помощью Кристины, она поморщилась от боли – одна коленка у нее была в крови.
– Как неудачно! – простонала она. – Придется ловить такси. Интересно, где папины дуболомы – когда надо, их вечно нет на месте.
– Рада, что ты не потеряла чувство юмора, – отвечала Кристина. – Сейчас что-нибудь придумаем.

Она было подошла к ближайшей машине и постучала в боковое стекло, чтобы договориться с водителем, как краем глаза заметила, что Белла уже садиться в иномарку, стоявшую параллельно. Кинувшись следом, она рванула дверцу заднего сидения и очутилась в салоне.
Белла даже не успела назвать адрес, как машина выехала на простор и резво покатилась, набирая скорость. Маршрут был Кристине не знаком. В отличие от водителя. Хотя отчество его никак не хотело всплывать в ее памяти, но она видела этого человека несколько раз, когда приезжала к бабушке с дедушкой в их санаторий и заходила в деревню. К тому же его фотографию показывал ей Руслан в качестве одного из подозреваемых.

– Дядя Федя? – наконец, нашлась она. – Ой, здравствуйте! Вы по-прежнему мечтаете изобрести новое лекарство или сменили свое призвание на что-то более доходное, чем фармакопея?
– Как можно, Кристиночка, изменить своей мечте? – отвечал кандидат в маньяки бодро и даже весело. – Хотите, я покажу вам свою лабораторию?
– Нет, в другой раз, к сожалению мы торопимся, – отвечала Кристина, не зная, как еще ей просигнализировать Белле, что соглашаться ни в коем случае нельзя. Но Белла, конечно же, намеку не вняла. И Кристина впервые пожалела, что не рассказала ни ей, ни Болгарину о подозрениях Руслана насчет фармацевтического колледжа.

– Ой как интересно! – воскликнула Белла. – покажите! Кристиночка, это ведь не надолго. Он потом отвезет нас домой!
– Все будет по высшему разряду, моя пчелка. У тебя на коленке ссадина, на вот, помажь этим лекарством…
И снова Кристина не успела ни о чем предупредить подругу. Открыв флакон, та намочила салфетку и протерла ей рану. Выбросив грязную бумажку через открытое боковое окно, она принялась болтать с водителем, который чем дальше, тем больше переключал внимание именно на нее. В самом этом факте вообще-то ничего странного не было – кукольное личико Беллы способно было очаровать любого представителя мужской половины человечества, и в ее присутствии на других девчонок парни не смотрели.

Особенно когда она начинала улыбаться, а Белла сейчас светила зубами вовсю. Кристину даже поразила перемена, произошедшая с подругой – откуда что взялось: и игривость в голосе, и кокетство во взглядах, кидаемых на водителя.
«Вот это да! – подумала она. – А такой скромной притворялась… Или она тоже догадалась, кто он, и играет, чтобы усыпить его бдительность?»
Увы, по прибытии на место, Кристина в растерянности постигла, что ошиблась: страстные нотки в голосе Беллы после того, как они обе вышли из машины, лишь усилились.
– Не правда ли, он такой лапочка! – прошептала она подруге. – Я хочу с ним замутить! Ты ведь ничего не расскажешь моим?

– Нам надо удирать отсюда поскорее, – отвечала ей Кристина, также шепотом. – Он мне не нравится. И дом у него какой-то подозрительный.
Они стояли в гараже возле машины, гараж был уже закрыт, а дверь, по которой можно было пройти внутрь дома, открыта. Будь Кристина одна, она бы попробовала сбежать, но бросить здесь подругу под властью маньяка она не могла.
«Интересно, сколько времени потребуется нашим, чтобы понять, где мы? – думала она, поднимаясь наверх по ступенькам в жилое помещение. – Просмотр видео с квадрокоптеров быстро не делается – их целых пять штук…»
– Я обещал показать вам свою лабораторию, – проговорил между тем хозяин дома, беря Беллу за руку.

Сейчас они находились в вестибюле, и дверь на лестницу, ведущую в подвал, была уже открыта. Втроем они спустились по ступенькам, и очутились во втором вестибюле, нижнем, где Кристина увидела еще три или четыре двери вряд.
– Сюда! – услышала она любезное приглашение, и, заглянув, ощутила толчок в спину, после чего пролетела вперед несколько метров, едва не врезавшись в стену напротив.
Хлопок закрывшейся двери позади нее просигналил Кристине, что она в ловушке, потому что в комнате не было окон, и даже лампочка под потолком не работала. Впрочем, последнее Кристину не смутило – она уже знала, что способность к самосвечению в темноте у нее сохранилась И действительно, спустя пару секунд она рассмотрела и кровать у одной из стен, и девушку, лежавшую на этой кровати.

ч.3.Глава IX (25)
На что способна любовь

Девушка не была двойником Кристины и не светилась, что уже обнадеживало в смысле дополнительных глюков. Не был глюком и голос Беллы, раздавшейся с той стороны двери.
«Вы зачем это сделали?»
«Твоя подруга хотела помешать нам любить друг друга.»
«Но вы ведь выпустите ее потом?»
«Конечно, дорогая, выпущу. Потом. А сейчас пошли наверх.»
«Не верь ему!» – крикнула Кристина. Но Белла только засмеялась, и до Кристины донесся убегающий вдаль цокот каблучков.

Кристина пришла в полное отчаяние – к сожалению, способность светиться в темноте не помогала проходить сквозь стены. А кто-то, между прочим, мог…
– Анч! – произнесла Кристина вслух. – Анч, если ты существуешь, помоги мне!
Спустя секунду перед ее взором возник ее главный глюк – крылатый, лохматый, на копытах и с рожками. В одной руке он на этот раз держал листок бумаги, а в другом – шариковую ручку.
– Что это? – удивилась Кристина, показав на бумагу.

– Я бесплатно не работаю, – заявил Анч. – Сначала договор, потом услуги.
– Ты же еще даже не знаешь, о чем я хочу тебя попросить!
– И так понятно: выпустить тебя отсюда. А что ты мне в обмен дашь?
– Об этом потом. Нам надо срочно спасать Беллу. Она попала в руки маньяка.
– А какое тебе дело до Беллы?
– Она моя подруга.
– Спасением друзей я не промышляю. Моя профессия – ссорить людей и делать им мелкие пакости.
– С этим у тебя будет полный порядок. Если ты выпустишь меня отсюда, и я помешаю ей упасть в объятия хозяина этого дома, то ты знаешь как нас поссоришь? Она мне этого никогда не простит, а может еще и в драку полезет. Вот!

Анч глянул на нее внимательно и рассмеялся.
– Я всегда подозревал, что ты хитрая, но меня так просто не проведешь! Я другой платы хочу. Чтобы когда мы маньяка нейтрализуем, ты не стала бы лезть в отношения между мной и Беллой.
– А разница?
– Я по крайней мере не заражу ее СПИДом.
Кристина содрогнулась.
– Ты… Ты уверен?
– 100%. К тому же мы с Беллой уже были в одной постели.
– И ей это нравилось?
– Моя работа у Югенса была обучать девочек любовному искусству. К обоюдному удовольствию.
– Ты же очень некрасив.
– Ты в этом ничего не смыслишь.

– Хорошо, согласна не лезть. Открывай дверь…Ты хоть человеческий облик прими! – сказала она ему уже на лестнице.
– Даже не собираюсь. Белла клялась мне однажды, что любит меня, и что ей безразлично, как я выгляжу. Я хочу проверить. За свои слова надо отвечать, или ты другого мнения?
– А если она не согласится?
– Тогда мы ее вырубим, спеленаем и отнесем в другую комнату. А потом на досуге займемся маньяком. С ним ты мне тоже мешать не должна.

Кристина молча кивнула. В спальню они ворвались как раз вовремя, чтобы предотвратить начало процесса. Хозяин дома важно возлежал на подушках, снисходительно поглядывая на свою новую рабыню. Белла была полураздета, на лице ее была написана страсть, и она уже готовилась на него залезть. Увидев непрошенных спасателей, она покраснела и едва не шлепнулась в обморок.
– Белла, дорогая, – произнес Анч, поймав ее тело на полдороге к полу, – разве ты не узнаешь меня? Я тот, кому ты клялась в любви, кому ты говорила, что тебе безразлично, красив я или нет.

– Чутка! – воскликнула та, чудесным образом принимая вертикальное положение. – Ты явился, мой ненаглядный, мой самый лучший, мой нежный и хороший! Значит, вот как ты выглядишь на самом деле!
– Да, я урод, – согласился Анч, – и я не обижусь, если ты меня отвергнешь. Этот тип, который ждет, что ты сейчас прыгнешь в его объятия, смотрится на моем фоне просто симпатягой…

«Тип» между тем, оправившись от первого шока, сунул руку под матрац, достал оттуда пистолет и изготовился из него стрелять. Даже не потрудившись повернуть голову, Анч ударил его хвостом – пистолет вылетел и очутился где-то в углу. А хозяин пистолета вследствие произведенной над ним операции замер в неподвижности, хватая ртом воздух.
– Целуй меня, – сказала Белла, – чтобы я убедилась, что это действительно ты!
Анч обнял ее, и когда его ужасные змеиные губы коснулись нежного личика первой красавицы городка, Кристина едва не зажмурилась от такого диссонанса.

– Этот негодяй, – медленно произнес Анч, закончив снимать пробу с предложенного кушанья, – похищал девушек, приказывал их насиловать, и бросал на потеху толпе других самцов, после чего заставлял их развлекать его самого, заражал неизлечимой болезнью и бросал умирать в страшных мучениях. Девочки, чего он заслуживает?
– Смерти! – вынесла вердикт Кристина.
– Этого слишком мало! – сказала Белла. – Я хочу, чтобы он смотрел, как мы с тобой будем любить друг друга, чтобы он испытал то же самое, что пережила я, когда Югенс повез меня в бордель, и я думала, что никогда больше не увижу тебя, мой несравненный! Мое сердце обливалось кровью от горя.

– Заметано! – согласился Анч. – связываем его и тащим к стене. – Ты как хочешь, чтобы он сохранил способность издавать глоткой печальные звуки, или только дышать мог?
– Мне все равно, только давай залепим скотчем его поганые челюсти, чтобы он нас не отвлекал излишне громкими воплями… А теперь я тебя буду челомкать так, как хочу.
Взяв его лапищи в свои ладони, она принялась целовать его отполированные временем когти палец за пальцем. И под действием этих поцелуев чудовищные крючья превращались в обычные человеческие ногти. Зрелище это было настолько захватывающим, что Кристина не могла оторваться от созерцания процесса, пока Анч не кивнул ей на дверь.

– Что с твоими руками? – успела она услышать удивленный Беллин голосок.
– Я втянул часть своего оружия, чтобы не поранить тебя, дорогая, – донесся до нее ответ Анча из-за закрытой двери.
Дальше Кристина уже не подслушивала. О том, что Анч не насильник, она знала, но нотки, которые звучали в его голосе, заставили ее поверить, наконец, что за Беллу опасаться нечего. Спустившись в вестибюль первого этажа, Кристина села на диван и принялась ждать чего-нибудь: либо окончания действа вверху, либо появления Руслана.

«Счастливая эта Белла, – думала она. – Ее любимый с ней. И наверняка эта встреча у них не последняя. А меня никто не любит. Для всех я – «невеста Шайтана», внутри которой в качестве репеллента какая-то особая «навь».
Затем она засмеялась: про себя и над собой. Если Анч со своими крыльями оказался не глюком, то и «навь» не выдумка. Как бы половчее узнать, что это такое и как люди с ней живут?
«Может, есть какой-нидь способ ее нейтрализовать, чтобы действительно стать нормальной, такой как остальные девочки? Отец же смог жениться на маме, и все у них в порядке…»

Кристина была права, что необходимости звонить в полицию у них с Беллой не было. К тому дню, когда девушкам захотелось прогуляться пешком, капитану Фатьянову удалось сузить круг лиц, подходивших под психологический портрет возможного маньяка, до минимума. А именно: до трех человек, в число которых входил преподаватель аналитической химии в фармколледже Федор Кирьянов, 38 лет, ведший холостяцкий образ жизни, чья биография с виду казалась безупречным.

Подозрение вызывало два пункта: фанатичная увлеченность медпрепаратами и моральная строгость – Ф.М. Кирьянов не только не был никогда женат, но даже и любовницы не имел, а на заигрывания студенток реагировал своеобразно: сначала улыбался в ответ, а затем безжалостно срезал на сессии, заставляя пересдавать. Ловились на это лишь первокурсницы, но прозвище у него было «Улыбчивый» – невнятное какое-то прозвище, диссонансное.
Неприятное и злое, словно красивая наклейка на банке с ядом. Но должностные обязанности свои Ф.М. Кирьянов выполнял добросовестно, материал знал и лекции читал достаточно интересно, чтобы посещаемость у него была не ниже, чем у его коллег. Не был криминалом и тот факт, что в лаборатории на кафедре он проводит какие-то опыты – готовится в аспирантуру. Администрация колледжа об этом, кстати, знала.

В общем, в совокупности все это вместе не давало оснований проводить за человеком официальную слежку, а неофициально можно было разве что скрытую камеру установить при въезде во двор. Кое-какой материал скрытая камера дала: оказалось, что женщина у Ф.М. Кирьянова имелась – жила у него какая-та незарегистрированная особа в домработницах. Но за пределы двора она за все время с начала установки видеокамер ни разу не выходила, и даже возраст ее был непонятен.
Поэтому возможность следить за передвижениями по городу личного транспорта всех троих подозреваемых, обеспечиваемая воздушными аппаратами агентства «Под березой», была бесценной, особенно в сочетании с четвертым аппаратом, присматривавшим за Кристиной. Например, выход девушек из кафе был зафиксирован, как и их движение вдоль по улице. А потом… потом они вдруг с камер пропали.

Случилось это возле автомобильной стоянки универсама, машин там находилось много, и догадаться, что девушки уехали на одной из них, труда не составило. Плохо лишь, что проверять обстоятельства их исчезновения, как и предполагала Кристина, стали не раньше чем через полчаса, когда девушки не возникли ни в одной из возможных точек окончания их маршрута.
Еще полчаса ушло на проверку местонахождения трех подозреваемых и отмотку видеозаписей с ними назад, к моменту пропажи девушек. Вот таким образом и было выявлено, что поехать они могли только с «Улыбчивым» Кирьяновым. О чем и было сообщено старшему следователю Фатьянову под грифом: «Ты как хочешь, а мы выезжаем». Тот подключил оперативников, и обе команды встретились спустя примерно час с небольшим после стартовой точки событий.

Так что у влюбленных голубков наверху было достаточно времени, чтобы получить положенную порцию удовольствия от встречи и обсудить планы на будущее. Они об этом (Белла уж точно) думали несколько иначе, но в кратких свиданиях есть своя прелесть: меньше возможности надоесть друг другу.
Впрочем, для Кристины этот час тянулся все 60 с лишним минут за 120: она успела соскучиться, с аппетитом покушать и даже слегка вздремнуть, встретить полностью одетую подружку и обговорить с ней, что они станут сообщать полиции и родным, а о чем умолчат.

В зону умолчания, естественно, попал и «Чутка». По новой версии событий Кристине открыла дверь Белла после того как хозяин особняка неожиданно отключился в самый начальный стартовый момент своих маньячных намерений. Связали его сами девушки, потому что им его поведение показалось подозрительным. Скорую помощь они не вызвали… потому что растерялись, к тому же внизу в подвале лежит девушка, и они сначала хотели с ней пообщаться, но ничего не вышло, потому что та под веществами.

– Она не под веществами, – сказала Олеся, прощупав пульс означенной девушки в нескольких местах и вообще осмотрев. – У нее тяжелое нервное истощение. Руслан, Сильвия, берем и везем ее к нам – в больнице ей не помогут, это не тот случай.
– Зачем? – спросил капитан Фатьянов. – Это почти наверняка третья из пропавших «потеряшек», и без согласия родителей к ней даже психиатра подпустить невозможно.
– А ты родителям не сообщай ничего пока. Чтобы не обнадеживать. Девочка подверглась таким надругательствам, что чем меньше народа о том будет знать, тем для нее лучше. Это я виновата во всей этой маньячной истории – если бы я 25 лет тому назад по своей молодой наивности не вылечила Федьку, когда он в зарослях борщевика приключений поискать захотел, то сейчас не было бы четырех трупов. Я попытаюсь спасти последнюю его жертву. Кстати, как он сам?

– Мертв. По предварительным данным – разрыв сердца. Точнее скажет судмедэкспертиза.
Олеся кивнула.
– И поделом, – сказала она. – Мне эта история дорого обойдется.

Когда на следующее утро Сильвия зашла в квартиру за потайной дверью, она мать не узнала. На ее кровати лежала седая как лунь старуха, донельзя худая и бледная. Зато рядом, живая и здоровая, спала сном праведницы ее последняя пациентка – недавняя пленница маньяка.
– Отведите ее под душ и хорошенько отмойте, – приказала Олеся слабым голосом. – После этого пусть Руслан вернет ей ее личность, а потом возьмет у нее контакты родителей и отвезете девочку к ним. Никитосу тоже позвоните, пусть поедет с вами и оформит все как положено. А я должна отдохнуть.

Однако отдых не помог, и даже вечером Олесе лучше не стало. Надежд, что она оклемается, у нее, как у экстрасенса, не осталось. Она умирала, и весь вопрос был только в том, будет ли она умирать долго и бесполезно, или оборвет свое существование быстро и эффективно. Решение было принято в пользу последнего варианта. Оставалось собрать возле себя всех заинтересованных лиц и объявить им свою волю. Кроме Сильвии с Русланом заинтересованными лицами были Стас с Кристиной и Никитос в качестве свидетеля.

– Дорогие мои, – сказала она, – все вы знаете, кто я такая и откуда взялась в семье у Фатьяновых. Я родилась под корнями березы в священной роще, и по обычаю, принятому у моей истинной родни я должна умереть там же. Отвезите меня туда, положите рядом с могилой моего отца и оставьте, чтобы корни, давшие мне жизнь, приняли мой последний вдох и последнее биение моего сердца.
– Я запрещаю! – сказал Никитос. – Это будет убийство.
– Оставление в беспомощном состоянии без медицинской помощи, – поправила его Сильвия. – И мы на это не пойдем!

– Вы хотите, чтобы я себя сначала убила? – усмехнулась Олеся. – Руслан, объясни, когда все уйдут, своей племяннице смысл того, о чем я вас прошу. Мое место там – в этой роще. Я хочу умереть среди своих, в объятиях моей матери, обласканная ее руками и омытая ее слезами. Стас, расскажешь Кристине сегодня вечером всю правду о том, что ты видел в ночь на Ивана Купалу возле алтарного камня?
Стас кивнул.

– Никитос, я из лесного народа, и остановить меня невозможно. Поможешь потом перерегистрировать офис «Мадам Дреи» и мои аппартаменты на Руслана. Сильвия, не обижайся, но меня должен заменить он – его лекарский дар сильнее твоего. За тобой остается только твое детективное агентство. Впрочем, Руслан может свою однокомнатную квартиру подарить тебе, и тогда ты также улучшишь свои бытовые условия.
– Свидетельство о твоей смерти надо будет. Без него в наследство никто вступить не сможет, – мрачно сказал Никитос.
– Через 5 лет меня можно будет объявить меня безвестно пропавшей. Трупа не найдут, так что все будет в порядке.

– Лучше до того как исчезать позови нотариуса и оформите с Русланом две дарственные. Разницу между наследованием и актом дарения осознаешь?
– Хорошо-хорошо, согласна. Только давай-ка к нотариусу завтра повезешь меня ты. Присутствие рядом со мной Руслана может стать основанием для подозрений на его счет. А послезавтра с утра мы все выедем в наше родное село. Мои мужчины помогут мне подняться наверх, а Кристина увидит своими собственными глазами, кто такой Руслан. Тогда она сама выберет, какой судьбы для себя хочет. Ну а Сильвии пора познакомиться со своей родней.

Что еще осталось добавить? Воля умирающего не случайно считается священной. Но исполнение ее повергло в шок всю компании.
Нет, не Никитоса – тому было приказано оставаться внизу.
В шоке была прежде всего Кристина.

Мало того, что договор ее отца с лесными духами оказался правдой, и что согласно этому договору они с братом подписаны под страхом неведомых неотвратимых кар охранять опасный для людей объект.
Мало того, что ее Русланчик оказался человеком лишь наполовину, причем его человеческая половина была слеплена из праха мертвеца, а нечеловеческая – уходила ногами в глубь земли, а головой метров на двадцать ввысь и буйно зеленела, не имея ни лица, ни всего остального, что хоть чем-то напоминало сапиенсов.
Мало того, что от этого буратины она успела с первого раза залететь, и вот уже 12 недель как беременна.
Так еще и плод у нее оказался тройным.
Ужас!

Зато было во всем этом и кое-что приятное: Руслан теперь никуда от нее не денется и выкинет из головы разную там дурь о ее неминуемой смерти в его объятиях. Сильвия сказала, что детей Кристина выносит благополучно, и что родятся у нее человеческие младенцы, а не чурбаки или поленья. Квартира у Руслана теперь большая, так что женится – никуда не денется. А станет тесно – отец обещал подарить им свой особняк на окраине Городка, особенно если на трех внуках они не остановятся и настрогают еще столько же.

В шоке была и Сильвия – то, что она лесная русалка, любовь которой способна вылечить от любой болезни, а ненависть убить, упорно не хотело укладываться у нее в голове несмотря на все демонстрации Руслана и Олеси и их беседы о том, что в мире есть много непознаваемого. В самом деле, как можно было поверить без проверки, что прикоснувшись к древнему валуну на старинном кладбище, можно обрести тайную силу и начать видеть скрытое от людских глаз не робкими намеками или кусочками, а читать человеческие души как раскрытые книги. При желании, конечно.

В шоке был Руслан. Известие, что он скоро станет отцом, вселило в него тревогу. Ну и принять на себя ответственность за Кристину, потому что та «невеста шайтана», а шайтаном оказался он сам, тоже было нелегко.

В шоке был и Стас – пророчество о том, что его потомство сохранит священную рощу, сбывалось самым неожиданным образом.
«Любопытно, какой сюрприз преподнесет мне на эту тему мой сын? Он ведь так и не женился пока…»
От одной этой мысли Станиславу Львовичу стало холодно – его сын был первенцем, и просто обязан был пройти обряд инициации, если бы не удрал от них с матерью в Уральский Политех три года тому назад…
«Может, если бы обычай был исполнен, то и Кристине не довелось бы пережить все эти ужасы. Предупреждали же меня духи, что последствия будут…»

И только Александра была спокойна и счастлива в своем умиротворении. Она наконец-то была дома. Дыша полной грудью, она смотрела, как ее мужчины укладывают под корнями материнской березы обломки упавших березовых стволов, чтобы ей не было холодно лежать на земле, как девушки набирают охапки сныти, добавляя в букеты папоротник.
Ложе получилось мягким и приятным. Взобравшись на него, Александра дочь Макара улеглась головой к стволу родной березы и та принялась усыпать ее своими листьями, еще не тронутыми желтизной – начало сентября в том году было теплым, и об осени в священной роще еще ничего не напоминало.
– Уходите, – произнесла она с мягкой настойчивостью. – Вы сделали все, что могли. Не мешайте мне воссоединиться со своими предками.

Эпилог

Через неделю после всех этих событий в калитку дома, рядом с двором Марка Фатьянова постучалась скромная фигура с дорожной палкой в руке и цветастым платком, повязанным на голове на старинный манер. Дом был добротным, недавно построенным, и несомненно со всеми современными удобствами.
Странница тоже не была старухой. Не дожидаясь ответа от хозяев, она открыла калитку и ступила на вымощенную фигурными плитами дорожку, ведущую к парадному крыльцу. Дойдя до лавочки возле вольера с собачьей будкой, она присела отдохнуть и полюбоваться на обитателей этого сетчатого сооружения: крупной собаки незарегистрированной породы и двух ее щенков – еще молочных, но уже зубастеньких. Щенки играли друг с другом, «сражаясь» за косточку, а их мама лениво жмурилась, подставив бок лучам мягкого нежаркого солнца.

Калитка скрипнула, странница обернулась на звук…
– Здравствуй, Матвейка! – сказала она. – Ты насовсем приехал, или только в отпуск?
– Насовсем. Я теперь агроном, и хочу стать фермером. Но как же ты, теть Лесь? Разве ты не умерла?
– Как видишь, нет! – засмеялась Олеся.
– Не выросла, значит, еще твоя береза?
– Отчего же, выросла. И как с ней соединиться я теперь знаю точно. Но духи мне сказали, что я нужна здесь, потому что без ведуньи-щаманки не сможет возродиться наше село. Нужно, чтобы кто-то собрал людей, чтобы восстановились обычаи и традиции, делавшие их общиной, помогавшие им жить на этой земле.

– Да, теть Лесь, это правда. Мне давно надо было своего первенца на посвящение отнести, но без вас или Руслана я не имею права ступать за кромку священной рощи. Это ведь в силе, разве не так?
Олеся кивнула.
– Да, это опасно. Без приглашения духов туда лучше не соваться никому. И если бы ты сбежал, как это сделали другие твои одноклассники, никто бы тебя не осудил.
– Но я не хочу отсюда уезжать. Я крестьянин, я хочу жить с земли, и знаю, что если буду трудиться, то она произрастит мне столько плодов, сколько будет надо для всех моих детей, сколько бы их ни было. Договор-то ведь не миф, разве не так? Другие парни уезжают в город, потому что здесь нет для них работы. И фельдшерский пункт закрыли, и школу. Молодежи почти не осталось.

– Ну, медпункт с аптекой мы скоро здесь откроем – я имею право, у меня лицензия есть. А твоя жена учительница, до получения «корочек» ей остался всего год. Так что у нас с тобой есть все шансы сделать наше село вновь не просто живым, а процветающим. Я слышала, что сейчас правительство сменило свою сельхозполитику на менее радикальную по отношению к некоторым растениям, которые некогда отлично у нас себя чувствовали. Их выращивание и переработка требует значительного количества рабочих рук, причем полный цикл использования предусматривает отсутствие отходов.

– Ты говоришь о к……?
– Ну да, о ней. Есть технические сорта, практически безалкалоидные. И с борщевиком она поможет сладить, поскольку не растет он на полях, занятых этой культурой.
– Но на мою землю у меня другие планы.
– И прекрасно. Нельзя класть все яйца в одну корзину. Здесь много брошенных участков, организуем ООО, построим сначала небольшой цех, а затем завод. Костра тоже в дело пойдет – костробетон превосходный по своим качествам строительный материал. У меня есть на примете студент Политеха, которого легко будет убедить заняться технической стороной вопроса.

– А деньги?
– У меня есть кое-какие сбережения. Чтобы открыть дело, их хватит. Мы ведь потихоньку приступим, без надрыва. Медпункт небольшой, на одного врача и санитарку, школа тоже будет начальной, пока детишки не подрастут.
– А детсад?
– А бабушки с дедушками на что? Организуем нечто вроде клуба с хорошей детской площадкой и местом для приема пищи. Протянем туда воду, канализацию, чтобы можно было проводить там целый день. Какая разница, как это будет называться? А для остального, так люди у меня есть знакомые, которые мне кое-чем обязаны, так что в случае нехватки средств они добавят. Руки в районной администрации, чтобы без проволочек оформить нужные бумаги, также у нас имеются. Ну так как? Будешь мне союзником, или мне искать кого-то другого?

– Я согласен. А где ты жить станешь? Поселишься на горе, на отшибе, где раньше знахарка Лизавета пряталась?
– Ну что ты, я ведьма современная, мне прятаться не резон! Тетя Клава мне свой дом завещала, я и вещи свои туда уже перевезла. Найму бригаду, чтоб самой по крыше не лазить, сделаю ремонт. Чтобы все было цивильно… Проводишь меня к старикам? Как они?
– Скрипят помаленьку. Очень они переживали, когда услышали о том, что ты умереть захотела. Бабушка не поверила, она тебя бессмертной считает. В церкви за тебя молилась и «здравницу» заказывала. Пожила бы ты у них, пока с ремонтом не закончишь?

… Возвращаясь к бывшему дому тети Клавы, Олеся вспоминала, что сказал ей Леший, когда очнувшись через три дня, она увидела засохшую материнскую березу и свое тело, вновь полное свежих сил.
– Ты нужна нам, нашей роще, – такими были первые слова самого старого обитателя и хранителя леса. – Нужен посредник между миром людей и миром духов. Надо, чтобы кто-то приводил сюда тех, кто даст семя, без которого следующее поколение мавок не может появиться на свет. Будет жить село – будем жить и мы.

– Хорошо, – отвечала Олеся рассеянно. – Но общаться с людьми бывает очень трудно. Я не хочу быть бессмертной и бесконечно возрождаться!
– Ты сначала себе преемницу подготовь, и долг перед своими сестрами выполни. Они ждут своих женихов, найди и приведи их. А накопится усталость и захочешь снять ее – пролей сейчас несколько капель крови на корни вот этой молодой березы, выросшей в центре поляны на месте упавшей старой. Чей ствол превратился в прах, чтобы дать жизнь березе твоей. Обнимешь ее – станешь с ней единым целым.
«Чтобы почувствовать вновь силу земли, травы и солнца в небе…»

Конец.
© Седова Ирина Игоревна, 2023