Харассмент а ля рюс
Однажды, я устроился работать на мясокомбинат – юристом. Это были девяностые – в стране сущий климакс: стабильность никакая – приливы-отливы, испарина, грусть-тоска, и с зарплатами менопауза.
Вакансия показалась мне привлекательной, особенно потому, что сулила бесплатные обеды с повышенным содержанием мяса.
Это был такой маленький мясокомбинатишка, который сразу нахуй позиционировал себя, как производитель элитной продукции.
Я сам обманывал потребителя изысканных: хрящей, требухи и сухожилий, сочиняя рекламные наебашки, вроде: «Оригинальные старорусские рецептуры, проверенные ГОСТы СССР, альпийская свежесть охлажденного сырья, мелкосерийное производство…». Короче, стандарты были так высоки, что даже крысы у нас мыли лапы и имели санкнижку, а тараканы пагибали от чистоты.
Это были зачатки маркетинга – невинного, как дитя. Просто тупые ножи мясорубок и куттер с педальным приводом и силовой установкой в лице старичка- инженера Прокопыча мощью в одну собачью силу пекинеса, массовое производство не тянули.
Мне тогда было двадцать два, и я был счастливо женат на такой заюшке…ну на такой лапушке! И домовитая, и бережливая и очень верная! Сам себе завидовал.
Коллектив оказался хороший и дружелюбный, кроме одного специалиста, – главного бухгалтера по фамилии Колбасова.
Она всех не любила, но меня почему-то особенно. Истинную причину, она прятала за голыми обвинениями в дилетантстве и непрофессионализме. Какая же это ложь!
Когда приветливо улыбаясь, я входил в кабинет завизировать договоры, она наливалась кровью гораздо плотнее, чем наша натуральная «Кровяная» на треть из сои.
Представьте, дура какая, – мои ничтожные мизерные ошибки (дату там забыл поставить, номер договора, реквизиты, пени – хуени упустил, неустойку и т.п.) страшно злили эту формалистку.
Она вылупливала вытрашки-базеды и орала, что я нихуя не юрист, а штукатур - каблушник.
Сама ты тупёзда недоученная! Так и хотелось сунуть ей в рожу диплом юридического колледжа о высшем образовании, где черным по белому: «Юрист»! Два года за партой, слышь ты, пизда со щётами, два года?! Это тебе не на калькуляторе блямкать, который за тебя щитает.
Было Колбасе сорок. Фигура у бабы была отличная, волосы чудесные – крупно-кудрие и русые, одевалась со вкусом, но вот лицо… кхе - кхе…
Попробую предельно аккуратно – лицо было, но лучше б его нахуй не было вовсе! Или пусть гладенько, как у Волан де Морта, – все краше, нежели как теперь. Надеюсь, не позволил себе лишнего...
Наверное, её маменьке несказанно повезло быть выебанной весьма неразборчивым, бухим Хищником. Однако, мужчина со звезд не такой уж и урод, чтобы одному скорбеть за плоды чресел своих – дочурку Колбасову.
Что явилось гуманоиду во время полового акта с прекрасной землянкой, что он впредь решил ебать только неказистых зеленых беретов по джунглям? Не знаю, но по результатам снята захватывающая фильма с Арни, и даже продолжение.
Уверен, не один мужчина стал заикой - импотентом, а то и наглухо застегнулся в дощатую пальтушку, окликнув Колбасову в романтичном сумраке бульвара.
Так я маялся два месяца. Зарплату так и не выдали – только вежливые обещания: «Господа, отъебитесь! Завтра». На работу шел как к стоматологу – ну ни капельки энтузиазма.
И вот, случилось у Колбасы день рождения, и я решил задобрить силы зла. Книга лучший подарок, вбивали нам с децтва, цинично приучая и миря с дефицитом.
Впрочем, я и теперь так считаю, когда иду в гости – очень удобное заблуждение.
Книг в доме было много, и никто их не читал. Пылились со времен дефицита, когда их отрывали с руками: и те, кто жопу подтирал газетой «Правда», а зачитывался самиздатовским Солженициным, и те, кто подшивал «Правду», а жопу вытирал романтичным журналом «Юность», содержательным «Крокодилом» и прочей доступной литературой.
Я выбрал томик посолиднее, в добротном переплете, с золотым тиснением. Сдул пыль – это оказались смешные армянские сказки и анекдоты, то есть были. На обложке как бы спрашивалось: «Гиде Мопасянн, милый дрюк?»
Только написано пиздец с ошибками, – ни пробела, ни запятой, ни вопросительного знака, – оригинально, хули сказать. Зато именинница посмеется, и может, станет добрее, как от шуток армянского радио в простонародной обработке.
С лучшими пожеланиями, я вручил книгу безобразной королеве кривых балансов, осклизлого сальдо и неупругой амортизации основных средств, которые только сдать в утиль.
Она так процедила «спасибо», что я пожален, что не принес всю библиотеку с бабкиной подшивкой «Здоровья» за тридцать лет.
Следующим утром, когда замирая, я вошел к Колбасовой с бумагами, мне впервые улыбнулись.
«От улыбки станет всем теплей!», пел недалекий крошка Енот. Енот, енот, мне б твои проблемы...
Мудя поледенели от улыбки, а это самое обогреваемое место в организме, спросите у полярников!
Это был тот уникальный феномен, когда улыбка портит даму, – ну как испортила бы лицо покойницы – не пристало трупам улыбаться – это отпугивает даже ближайших родственников, не говоря об оркестре.
– Доброе утро, Алексей. – игриво прокурлыкала она навстречу и засияла дюжиной заалевших бородавок. – Что там у нас? Договорчики?
Я положил перед ней бумаги, избегая глядеть в лицо – бородавки горели, как огни центрального пульта пожарного штаба, когда в десятом году полыхало по всему Подмосковью.
– Спасибо за подарок. Несколько раз перечитывала. Прекрасно! Такой затейник этот автор… – улыбнулась она, заглядывая мне в глаза, и бородавки словно подались ко мне – засосало под ложечкой.
Пол кило маку…литературы, страниц четыреста навскидку. Несколько раз?! Ну блядь точно, не обошлось без пришельцев. Или врет, хочет сделать приятное? Но зачем? Где я накосячил?! Че за нахуй?! Тревога обуяла меня!
– Особенно понравилось окончание… – гнет она свое. – Оригинальное! И хоть не январь, но я не устояла…
Я ничего не понимал. Какой январь?! Но тут зазвонил телефон – директор её вызывает. Мы вышли из кабинета.
Чтобы отвлечься от черных мыслей, я как дьявол вгрызся в работу (дел невпроворот): скушал пару домашних бутербродов, попил чаю, сходил посрал, покурил, попил чаю, пообедал – и так, незаметно все раскидал. Я трудолюбив, о да! Вот кабы все так, страна б другая была!
Вдруг, вошла Колбасова и накинула дверной крючок. Подходит с обрушивающей гемоглобин улыбкой, кидает на стол бумаги и говорит без обиняков, словно и куннилингус и остальные половые фрикции меж нами были:
– Несколько ошибок, но это пустяки, мальчик, а вот без трусов зябко…
И прижимается ко мне всем корпусом, и вдруг страшно задирает юбку прямо перед носом…!
Где приличные женщины в рабочее время имеют трусы, у Колбасовой было шаром покати, и даже старательно выбрито, чтобы чьим-то отчаянным шарам ничего не мешало. Чьим?
Ааа…! Берет она мою беззащитную ребячью ладошку и пристраивает себе между ног, в самую топкую, горячую мацесту. У меня и голова поехала.
– Ты этого хотел! – горячо убеждает она меня при этом, пульсируя россыпью кнопок на табло.
Тут в дверь постучали. Она юбку одернула и кричит: «Зайдите через пять минут, мы условия контракта обсуждаем!», и опять:
– Когда ты возьмешь меня, а?! Во все сочные дыры, жеребец!
Я хотел сказать: «Никогда!», но от страху лишь тоненько взоржал, как пони блядь.
Спас меня стук в дверь.
– Минутку! – отозвалась она и оправила юбку. – Зайдешь ко мне через час, получишь зарплату за два месяца. Только никому, шшш… – приложила она палец к кривой прорези рта и попыталась обволочь ежиными глазками – утопить в страсти – прострочила блядь наскрозь, тра-та-та-та!
«Хуево у нее с обольщением…» – в полуобмороке отметил я, и растекся в кресле.
Я был так напуган натиском, что за зарплатой не пошел. Домой вернулся злой.
Жена с порога: – Милый, это ты взял томик Мопасанна «Милый друг»? – а у самой лицо такое, словно что-то произошло.
– Милая, ты ебанулась? Я читаю только отрывной календарь в толчке. – нагрубил я с досады. Впрочем, это была неприглядная правда.
У нее задрожали губы.
– Да, я взял. Прости, на работе дурдом... – пожалел я ее.
– Прочел? – пропищала она сквозь слезы.
Ну что еще такое?! С этой -то что?
– Не читал. Просто подарил коллеге по работе. Нужно было хоть что-то подарить, вот и…
Она тут же утерла слезы, повеселела, и мы пошли ужинать подгорелой вкуснейшей картошкой.
На следующий день, я был отряжен на ревизию свиных полутуш на морозильнике – рук не хватало, и привлекали офисных. Был несказанно рад, – подальше-подальше от романтического хоррора и саспенса. Отсижусь.
Хуй там! – спустя пару часов, в промерзшую кибитку кладовщицы заявилась моя Колбасова в сноровистом норковом жилете, в золоте, сапожки на шпильке, ухватистые лайковые перчатки, благоухающая духами – на ревизию свиных туш, да. Бес обуял бухгалтера!
Даже на морозце, с красным носом, соплями, на валенках и телогрейке, я вызывал ее острейшее сексуальное желание.
Едва кладовщица отлучилась, как Колбасова замкнула дверь и кинулась на меня, возопив как велоцерапотор. Она опять была без трусов и даже выпимши! Охуеть! Это был уже бессмысленный, беспощадный блядь харассмент а ля рюс.
– Возьми меня, скорее, как ты писал! Давай! – рычала она, вцепившись в меня.
– Я ничего не писал!
– Писал-писал! Ха-ха! – жутко расхохоталась одержимая похотью, пытаясь стянуть с меня штаны.
Все! Хватит! Я оттолкнул ведьму: – Я ничего не писал, еще раз говорю! Оставьте меня в покое. У меня жена!
– А это что?! – в руке её возникла бумажка. – В Мопасанне лежало. Ты мне адресовал.
– Это не мой почерк!
Я схватил со стола ведомость со своими каракулями и протянул ей.
Колбасова вдруг обмякла, будто сдулась.
– Как зовут твою жену? – грустно спросила она.
– Как и вас, Марина. А при чем тут…?
– Так это не ты писал?
– Нет! Я и книжку-то не открывал! Клянусь!
– Ну да… – произнесла она. – Тогда поздравляю… – положила на стол письмо и вышла. Мне вдруг стало жаль Колбасову.
А потом я прочел письмо. Писал разумеется не я, и не Колбасовой. Адресовано оно было моей верной боевой подруге – жене, таинственным незнакомцем. Зная, что я никогда не возьму книгу в руки, она сохранила драгоценный папирус надежно.
Ну что сказать, очень хорошее письмо, зажигательное как той напалм – вот несчастная Колбасова и вспыхнула как коробок спичек. Даже я возбудился – еле дотерпел до вечера, а там уже…Короче, мы расстались блядь друзьями…
Полностью согласен с Колбасовой – окончание оригинальное. Автор любовного послания, ненавязчиво предлагал почаще приходить жене на работу без трусов. Для чего бы…?
С Колбасовой мы подружились. Она оказалась бабой хорошей, да и вообще…Кхе-кхе…
Не судите о книжке по обложке. Читайте книжки. Вы откроете много интересного, друзья…Может заначки, может чьи-то скелеты…
Вакансия показалась мне привлекательной, особенно потому, что сулила бесплатные обеды с повышенным содержанием мяса.
Это был такой маленький мясокомбинатишка, который сразу нахуй позиционировал себя, как производитель элитной продукции.
Я сам обманывал потребителя изысканных: хрящей, требухи и сухожилий, сочиняя рекламные наебашки, вроде: «Оригинальные старорусские рецептуры, проверенные ГОСТы СССР, альпийская свежесть охлажденного сырья, мелкосерийное производство…». Короче, стандарты были так высоки, что даже крысы у нас мыли лапы и имели санкнижку, а тараканы пагибали от чистоты.
Это были зачатки маркетинга – невинного, как дитя. Просто тупые ножи мясорубок и куттер с педальным приводом и силовой установкой в лице старичка- инженера Прокопыча мощью в одну собачью силу пекинеса, массовое производство не тянули.
Мне тогда было двадцать два, и я был счастливо женат на такой заюшке…ну на такой лапушке! И домовитая, и бережливая и очень верная! Сам себе завидовал.
Коллектив оказался хороший и дружелюбный, кроме одного специалиста, – главного бухгалтера по фамилии Колбасова.
Она всех не любила, но меня почему-то особенно. Истинную причину, она прятала за голыми обвинениями в дилетантстве и непрофессионализме. Какая же это ложь!
Когда приветливо улыбаясь, я входил в кабинет завизировать договоры, она наливалась кровью гораздо плотнее, чем наша натуральная «Кровяная» на треть из сои.
Представьте, дура какая, – мои ничтожные мизерные ошибки (дату там забыл поставить, номер договора, реквизиты, пени – хуени упустил, неустойку и т.п.) страшно злили эту формалистку.
Она вылупливала вытрашки-базеды и орала, что я нихуя не юрист, а штукатур - каблушник.
Сама ты тупёзда недоученная! Так и хотелось сунуть ей в рожу диплом юридического колледжа о высшем образовании, где черным по белому: «Юрист»! Два года за партой, слышь ты, пизда со щётами, два года?! Это тебе не на калькуляторе блямкать, который за тебя щитает.
Было Колбасе сорок. Фигура у бабы была отличная, волосы чудесные – крупно-кудрие и русые, одевалась со вкусом, но вот лицо… кхе - кхе…
Попробую предельно аккуратно – лицо было, но лучше б его нахуй не было вовсе! Или пусть гладенько, как у Волан де Морта, – все краше, нежели как теперь. Надеюсь, не позволил себе лишнего...
Наверное, её маменьке несказанно повезло быть выебанной весьма неразборчивым, бухим Хищником. Однако, мужчина со звезд не такой уж и урод, чтобы одному скорбеть за плоды чресел своих – дочурку Колбасову.
Что явилось гуманоиду во время полового акта с прекрасной землянкой, что он впредь решил ебать только неказистых зеленых беретов по джунглям? Не знаю, но по результатам снята захватывающая фильма с Арни, и даже продолжение.
Уверен, не один мужчина стал заикой - импотентом, а то и наглухо застегнулся в дощатую пальтушку, окликнув Колбасову в романтичном сумраке бульвара.
Так я маялся два месяца. Зарплату так и не выдали – только вежливые обещания: «Господа, отъебитесь! Завтра». На работу шел как к стоматологу – ну ни капельки энтузиазма.
И вот, случилось у Колбасы день рождения, и я решил задобрить силы зла. Книга лучший подарок, вбивали нам с децтва, цинично приучая и миря с дефицитом.
Впрочем, я и теперь так считаю, когда иду в гости – очень удобное заблуждение.
Книг в доме было много, и никто их не читал. Пылились со времен дефицита, когда их отрывали с руками: и те, кто жопу подтирал газетой «Правда», а зачитывался самиздатовским Солженициным, и те, кто подшивал «Правду», а жопу вытирал романтичным журналом «Юность», содержательным «Крокодилом» и прочей доступной литературой.
Я выбрал томик посолиднее, в добротном переплете, с золотым тиснением. Сдул пыль – это оказались смешные армянские сказки и анекдоты, то есть были. На обложке как бы спрашивалось: «Гиде Мопасянн, милый дрюк?»
Только написано пиздец с ошибками, – ни пробела, ни запятой, ни вопросительного знака, – оригинально, хули сказать. Зато именинница посмеется, и может, станет добрее, как от шуток армянского радио в простонародной обработке.
С лучшими пожеланиями, я вручил книгу безобразной королеве кривых балансов, осклизлого сальдо и неупругой амортизации основных средств, которые только сдать в утиль.
Она так процедила «спасибо», что я пожален, что не принес всю библиотеку с бабкиной подшивкой «Здоровья» за тридцать лет.
Следующим утром, когда замирая, я вошел к Колбасовой с бумагами, мне впервые улыбнулись.
«От улыбки станет всем теплей!», пел недалекий крошка Енот. Енот, енот, мне б твои проблемы...
Мудя поледенели от улыбки, а это самое обогреваемое место в организме, спросите у полярников!
Это был тот уникальный феномен, когда улыбка портит даму, – ну как испортила бы лицо покойницы – не пристало трупам улыбаться – это отпугивает даже ближайших родственников, не говоря об оркестре.
– Доброе утро, Алексей. – игриво прокурлыкала она навстречу и засияла дюжиной заалевших бородавок. – Что там у нас? Договорчики?
Я положил перед ней бумаги, избегая глядеть в лицо – бородавки горели, как огни центрального пульта пожарного штаба, когда в десятом году полыхало по всему Подмосковью.
– Спасибо за подарок. Несколько раз перечитывала. Прекрасно! Такой затейник этот автор… – улыбнулась она, заглядывая мне в глаза, и бородавки словно подались ко мне – засосало под ложечкой.
Пол кило маку…литературы, страниц четыреста навскидку. Несколько раз?! Ну блядь точно, не обошлось без пришельцев. Или врет, хочет сделать приятное? Но зачем? Где я накосячил?! Че за нахуй?! Тревога обуяла меня!
– Особенно понравилось окончание… – гнет она свое. – Оригинальное! И хоть не январь, но я не устояла…
Я ничего не понимал. Какой январь?! Но тут зазвонил телефон – директор её вызывает. Мы вышли из кабинета.
Чтобы отвлечься от черных мыслей, я как дьявол вгрызся в работу (дел невпроворот): скушал пару домашних бутербродов, попил чаю, сходил посрал, покурил, попил чаю, пообедал – и так, незаметно все раскидал. Я трудолюбив, о да! Вот кабы все так, страна б другая была!
Вдруг, вошла Колбасова и накинула дверной крючок. Подходит с обрушивающей гемоглобин улыбкой, кидает на стол бумаги и говорит без обиняков, словно и куннилингус и остальные половые фрикции меж нами были:
– Несколько ошибок, но это пустяки, мальчик, а вот без трусов зябко…
И прижимается ко мне всем корпусом, и вдруг страшно задирает юбку прямо перед носом…!
Где приличные женщины в рабочее время имеют трусы, у Колбасовой было шаром покати, и даже старательно выбрито, чтобы чьим-то отчаянным шарам ничего не мешало. Чьим?
Ааа…! Берет она мою беззащитную ребячью ладошку и пристраивает себе между ног, в самую топкую, горячую мацесту. У меня и голова поехала.
– Ты этого хотел! – горячо убеждает она меня при этом, пульсируя россыпью кнопок на табло.
Тут в дверь постучали. Она юбку одернула и кричит: «Зайдите через пять минут, мы условия контракта обсуждаем!», и опять:
– Когда ты возьмешь меня, а?! Во все сочные дыры, жеребец!
Я хотел сказать: «Никогда!», но от страху лишь тоненько взоржал, как пони блядь.
Спас меня стук в дверь.
– Минутку! – отозвалась она и оправила юбку. – Зайдешь ко мне через час, получишь зарплату за два месяца. Только никому, шшш… – приложила она палец к кривой прорези рта и попыталась обволочь ежиными глазками – утопить в страсти – прострочила блядь наскрозь, тра-та-та-та!
«Хуево у нее с обольщением…» – в полуобмороке отметил я, и растекся в кресле.
Я был так напуган натиском, что за зарплатой не пошел. Домой вернулся злой.
Жена с порога: – Милый, это ты взял томик Мопасанна «Милый друг»? – а у самой лицо такое, словно что-то произошло.
– Милая, ты ебанулась? Я читаю только отрывной календарь в толчке. – нагрубил я с досады. Впрочем, это была неприглядная правда.
У нее задрожали губы.
– Да, я взял. Прости, на работе дурдом... – пожалел я ее.
– Прочел? – пропищала она сквозь слезы.
Ну что еще такое?! С этой -то что?
– Не читал. Просто подарил коллеге по работе. Нужно было хоть что-то подарить, вот и…
Она тут же утерла слезы, повеселела, и мы пошли ужинать подгорелой вкуснейшей картошкой.
На следующий день, я был отряжен на ревизию свиных полутуш на морозильнике – рук не хватало, и привлекали офисных. Был несказанно рад, – подальше-подальше от романтического хоррора и саспенса. Отсижусь.
Хуй там! – спустя пару часов, в промерзшую кибитку кладовщицы заявилась моя Колбасова в сноровистом норковом жилете, в золоте, сапожки на шпильке, ухватистые лайковые перчатки, благоухающая духами – на ревизию свиных туш, да. Бес обуял бухгалтера!
Даже на морозце, с красным носом, соплями, на валенках и телогрейке, я вызывал ее острейшее сексуальное желание.
Едва кладовщица отлучилась, как Колбасова замкнула дверь и кинулась на меня, возопив как велоцерапотор. Она опять была без трусов и даже выпимши! Охуеть! Это был уже бессмысленный, беспощадный блядь харассмент а ля рюс.
– Возьми меня, скорее, как ты писал! Давай! – рычала она, вцепившись в меня.
– Я ничего не писал!
– Писал-писал! Ха-ха! – жутко расхохоталась одержимая похотью, пытаясь стянуть с меня штаны.
Все! Хватит! Я оттолкнул ведьму: – Я ничего не писал, еще раз говорю! Оставьте меня в покое. У меня жена!
– А это что?! – в руке её возникла бумажка. – В Мопасанне лежало. Ты мне адресовал.
– Это не мой почерк!
Я схватил со стола ведомость со своими каракулями и протянул ей.
Колбасова вдруг обмякла, будто сдулась.
– Как зовут твою жену? – грустно спросила она.
– Как и вас, Марина. А при чем тут…?
– Так это не ты писал?
– Нет! Я и книжку-то не открывал! Клянусь!
– Ну да… – произнесла она. – Тогда поздравляю… – положила на стол письмо и вышла. Мне вдруг стало жаль Колбасову.
А потом я прочел письмо. Писал разумеется не я, и не Колбасовой. Адресовано оно было моей верной боевой подруге – жене, таинственным незнакомцем. Зная, что я никогда не возьму книгу в руки, она сохранила драгоценный папирус надежно.
Ну что сказать, очень хорошее письмо, зажигательное как той напалм – вот несчастная Колбасова и вспыхнула как коробок спичек. Даже я возбудился – еле дотерпел до вечера, а там уже…Короче, мы расстались блядь друзьями…
Полностью согласен с Колбасовой – окончание оригинальное. Автор любовного послания, ненавязчиво предлагал почаще приходить жене на работу без трусов. Для чего бы…?
С Колбасовой мы подружились. Она оказалась бабой хорошей, да и вообще…Кхе-кхе…
Не судите о книжке по обложке. Читайте книжки. Вы откроете много интересного, друзья…Может заначки, может чьи-то скелеты…
Популярное
