Фантазёры хуевы - 2: Йобаное граффити
Децтво – оно, сцуко, пиздатое. А децтво в деревне – это ваще пиздец, как позитивно. Не, я не имею в виду, что «хорошо иметь домик в деревне». Потому как это скорее домик имеет тебя, когда у тебя колхозная прописка: скот, огород и вилы вместо компьютера . Но когда тебе 12 лет, и на летние каникулы ты едешь в деревню к бабушке – вот это пиздато.
Дом моей бабки находится на краю героического колхоза Оглобля (моя хата с краю, нихуя не знаю – это про меня). Дальше по дороге только автобаза, блять, чтоб она сгорела. Сколько ж, сцуко, нервов было угроблено благодаря этой йобаной автобазе! Спишь, бывало, а тут часиков в пять трактора да комбайны как начнут, блять, орать – хоть вешайся. У них уборочная и ниибёт. Когда ебучий трактор заводят с пускача – это, блять, пестня. Это, сцуконах, визг ебанутого утконоса! К сожалению, а может и к счастью, я не слышал, как визжат ебанутые утконосы, но думаю, что-то типа этого, но помноженное во много раз.
Но один плюс у этого ада был: прямо в конце нашего огорода начинался склад металлолома. Раздолье для малолетних распиздяев! Видели в пендосских фильмах кладбища автомобилей? Вот такая хуйня была в тридцати метрах от моего огорода! Убитые комбайны, расхуяченные трактора, уебошенные косилки, раскуроченные Зилы, угандошенные сеялки и прочие колхозные ништяки.
Дом моей бабки находится на краю героического колхоза Оглобля (моя хата с краю, нихуя не знаю – это про меня). Дальше по дороге только автобаза, блять, чтоб она сгорела. Сколько ж, сцуко, нервов было угроблено благодаря этой йобаной автобазе! Спишь, бывало, а тут часиков в пять трактора да комбайны как начнут, блять, орать – хоть вешайся. У них уборочная и ниибёт. Когда ебучий трактор заводят с пускача – это, блять, пестня. Это, сцуконах, визг ебанутого утконоса! К сожалению, а может и к счастью, я не слышал, как визжат ебанутые утконосы, но думаю, что-то типа этого, но помноженное во много раз.
Но один плюс у этого ада был: прямо в конце нашего огорода начинался склад металлолома. Раздолье для малолетних распиздяев! Видели в пендосских фильмах кладбища автомобилей? Вот такая хуйня была в тридцати метрах от моего огорода! Убитые комбайны, расхуяченные трактора, уебошенные косилки, раскуроченные Зилы, угандошенные сеялки и прочие колхозные ништяки.
Для двенадцатилетнего ебанько это был рай! Это уже потом, во времена перестройки, колхоз, конечно, растащили по кусочкам и гайкам, а автокладбище пораспиздили на цветмет… Но не будем о грустном.
В тот день на автокладбище притащили мёртвый Рафик. Рафик – это не имя кафказского авторитета, а марка уёбищного автомобиля. Микро, сцуконах, автобус. РАФ, блять. В этом гробу без опознавательных знаков рассекал колхозный ветеринар, пока не разхуячил его в мясо. Не, он его не разбил, он его усыпил: в один прекрасный день в РАФике наебнулось абсолютно всё, что только можно, включая рулевую, двигатель, кардан, а так же правое заднее и левое переднее колёса. Хуле, сельские дороги – это тебе не америкосовский автобан, это шоссе 666. Ну, или как минимум трасса 60.
Я, Серёга и Буся пришли оценивать новинку. Бункер комбайна «Дон» нас порядком подзаебал, а курить и шпилить в карты на спички где-то надо было. РАФик нас устраивал: корпус машины был почти целый (исключая характерную вмятину над водительским сидением – привычное «Место для удара головой»). Между двух длинных скамеек внутри можно было прихуячить стол. Идеальное место для нашего казино (естессно, идея казино Серёгина). Работу закончили быстро – стол соорудили из попавшейся под руку арматуры, застелили его какой-то зелёной хуйнёй, на пол положили резиновые коврики, поставили консервные банки-пепельницы. Короче, как в лучших казино мира.
И чё-то так у нас всё пиздато получилось, что мы решили, что сюда и дефчонок не стыдно привести. Они, конечно, никогда даже рядом с автокладбищем не ходили. Но мы были уверены, что, побывав хоть один раз в этой обители азарта, они не откажуцца сделать его обителью разврата: поцеловать в засос Аньку Утюгову была мечта моего децтва; Серёга грезил сиськами Лидки. У Буси тоже была какая-то мечта, но мы по обыкновению хуй на неё клали.
– Козено, ёптваю – это музыка агней и света! А наш РАФик сноружи выглидит, как кусок навоза, – задумчиво сказал Серёга.
– Ну, извени, что он ни краснаво цвета – цвета любви. Он, блять, бурый, точняком пад цвет гавна – ответил я.
– А я думал, что красный – эта цвед каммунизма… – сказал Буся.
– Иди нахуй са сваими камунистами, у нас туд козено, а ни Дом Культуры и Одыха! – просто и без затей ответил Серёга.
С внешним видом этой помойки надо было что-то делать. Первым делом, мы Рафик отмыли, благо колодец недалеко. Теперь казино сверкало, но, сцуко, почему-то по-прежнему не возбуждало.
– Дефки не поведуццо, – разочарованно сказал я.
– А довайте её обрисуим, как гоначную мошину! Типо Формула Адин! – подал идею Буся.
– Бугогага! – был ему дружный ответ.
– Буся, тока такой долбоёб как ты могёт выставить РАФик на автогонки, – сквозь слёзы смеха выдавил я. – Формула, бля, адин… – и мы опять заржали.
Когда отсмеялись, начали морщить мозг в поисках идей. Мыслей не было…
– Карочи, давайте ево абхуячим разныме казырныме надпесяме. Кока-кола там, блять, Пебси… – предложил Серёга.
– А чё, пездато! На машинах ищё всякие сигаретные рикламы захуяревают, – подхватил я. – Давайте рабочую площадь паделим: Серёга, ты разукрашеваешь морду и жопу РАФика, я левый борт, а Буся правый.
И понеслась… Вот скажи мне, комрад, ты когда-нибудь гвоздём на машине рисовал? Не то, чтобы подбежать, наковырять быстро «хуй» на машине соседа-пидораза и съебацца, а с чувством, с толком, расстановкой? А мы, блять, рисовали! Не боясь, что кто-нибудь выскочит и вломит пиздюлей. И не гвоздями, потому как гвоздём рисовать хуёво: долго и издалека не видно. Болт на тридцать шесть – наш выбор!
Скрежет, сцуко, стоял – я ебу! Серёга с воодушевлением выводил всяческие Коки с Фантами, я – Мальборо, Кэмэл, Стюардесса и БТ. Буся залип у правого борта и думал с чего начать. Долго думал. Сел напротив, закурил и опять задумался. Микелеанжело, блять! Через какое-то время у меня закончился словарный запас сигаретных терминов и я попытался нарисовать логотип Мэтро Голдвин Майер из «Том и Джерри». Но лев получился такой косорылый, что я пиздец как расстроился, отошёл метра на три и с размаху метнул инструмент для рисования в остопиздевший РАФик. Серёга отвлёкся от своего очередного креатива и решил заценить мой.
– Чё это за одуванчег с перекошенным ебалом? – спросил Серёга.
– Это, блять, лев! И ваще идите фпесду са своиме козено! У миня нихуя ни получаецца...
– Да у миня чё-та тожи ни фантан… – признался Серёга.
Мы глянули на Бусю. Он, с печатью безграничного ума на морде, Творил. Именно так, с большой буквы. Мы ещё не видели, что именно он творил, но делал он это с таким, блять, вдохновенным лицом, что становилось страшно.
Буся отошёл от борта и радостно сообщил:
– Я закончел…
Мы с Серёгой подошли к правому борту, и нашему взору открылся шедевр наскальной живописи: во весь, сцуко, правый борт невъебенными, но далёкими от каллиграфического подчерка, буквами, красовалось монументальное слово «ВАРШАВА». Песдетс… Мы умерли не мучаясь…
Ты, браза, скорее всего сейчас задаёшься вопросом: «К чему вся эта мозгоёбка?» Отвечу, хуле. Вот смотри: мы с Серёгой тогда беспезды весь Рафик обхуячили, знатно так разграффитили его, десятки брендов упомянули. И чё? Рафик згнил давно, а вместе с ним всё наше творчество. Обидно иногда становится: я таким мощным шрифтом «Радопи» написал… А вот Бусе всего одного, блять, слова хватило, чтобы войти в анналы оглобленской истории: до сих пор то здесь, то там появляется это слово на оглобленских заборах и стенах. И на автобусной остановке вместо унылого «с. Оглобля» значится величественное шопиздец «ВАРШАВА». Так что, комрад, не надо пиздить чужие идеи, будь оригинальным. И народ тебя не забудет. Будет, блять, помнить веками!
© Rumatik
В тот день на автокладбище притащили мёртвый Рафик. Рафик – это не имя кафказского авторитета, а марка уёбищного автомобиля. Микро, сцуконах, автобус. РАФ, блять. В этом гробу без опознавательных знаков рассекал колхозный ветеринар, пока не разхуячил его в мясо. Не, он его не разбил, он его усыпил: в один прекрасный день в РАФике наебнулось абсолютно всё, что только можно, включая рулевую, двигатель, кардан, а так же правое заднее и левое переднее колёса. Хуле, сельские дороги – это тебе не америкосовский автобан, это шоссе 666. Ну, или как минимум трасса 60.
Я, Серёга и Буся пришли оценивать новинку. Бункер комбайна «Дон» нас порядком подзаебал, а курить и шпилить в карты на спички где-то надо было. РАФик нас устраивал: корпус машины был почти целый (исключая характерную вмятину над водительским сидением – привычное «Место для удара головой»). Между двух длинных скамеек внутри можно было прихуячить стол. Идеальное место для нашего казино (естессно, идея казино Серёгина). Работу закончили быстро – стол соорудили из попавшейся под руку арматуры, застелили его какой-то зелёной хуйнёй, на пол положили резиновые коврики, поставили консервные банки-пепельницы. Короче, как в лучших казино мира.
И чё-то так у нас всё пиздато получилось, что мы решили, что сюда и дефчонок не стыдно привести. Они, конечно, никогда даже рядом с автокладбищем не ходили. Но мы были уверены, что, побывав хоть один раз в этой обители азарта, они не откажуцца сделать его обителью разврата: поцеловать в засос Аньку Утюгову была мечта моего децтва; Серёга грезил сиськами Лидки. У Буси тоже была какая-то мечта, но мы по обыкновению хуй на неё клали.
– Козено, ёптваю – это музыка агней и света! А наш РАФик сноружи выглидит, как кусок навоза, – задумчиво сказал Серёга.
– Ну, извени, что он ни краснаво цвета – цвета любви. Он, блять, бурый, точняком пад цвет гавна – ответил я.
– А я думал, что красный – эта цвед каммунизма… – сказал Буся.
– Иди нахуй са сваими камунистами, у нас туд козено, а ни Дом Культуры и Одыха! – просто и без затей ответил Серёга.
С внешним видом этой помойки надо было что-то делать. Первым делом, мы Рафик отмыли, благо колодец недалеко. Теперь казино сверкало, но, сцуко, почему-то по-прежнему не возбуждало.
– Дефки не поведуццо, – разочарованно сказал я.
– А довайте её обрисуим, как гоначную мошину! Типо Формула Адин! – подал идею Буся.
– Бугогага! – был ему дружный ответ.
– Буся, тока такой долбоёб как ты могёт выставить РАФик на автогонки, – сквозь слёзы смеха выдавил я. – Формула, бля, адин… – и мы опять заржали.
Когда отсмеялись, начали морщить мозг в поисках идей. Мыслей не было…
– Карочи, давайте ево абхуячим разныме казырныме надпесяме. Кока-кола там, блять, Пебси… – предложил Серёга.
– А чё, пездато! На машинах ищё всякие сигаретные рикламы захуяревают, – подхватил я. – Давайте рабочую площадь паделим: Серёга, ты разукрашеваешь морду и жопу РАФика, я левый борт, а Буся правый.
И понеслась… Вот скажи мне, комрад, ты когда-нибудь гвоздём на машине рисовал? Не то, чтобы подбежать, наковырять быстро «хуй» на машине соседа-пидораза и съебацца, а с чувством, с толком, расстановкой? А мы, блять, рисовали! Не боясь, что кто-нибудь выскочит и вломит пиздюлей. И не гвоздями, потому как гвоздём рисовать хуёво: долго и издалека не видно. Болт на тридцать шесть – наш выбор!
Скрежет, сцуко, стоял – я ебу! Серёга с воодушевлением выводил всяческие Коки с Фантами, я – Мальборо, Кэмэл, Стюардесса и БТ. Буся залип у правого борта и думал с чего начать. Долго думал. Сел напротив, закурил и опять задумался. Микелеанжело, блять! Через какое-то время у меня закончился словарный запас сигаретных терминов и я попытался нарисовать логотип Мэтро Голдвин Майер из «Том и Джерри». Но лев получился такой косорылый, что я пиздец как расстроился, отошёл метра на три и с размаху метнул инструмент для рисования в остопиздевший РАФик. Серёга отвлёкся от своего очередного креатива и решил заценить мой.
– Чё это за одуванчег с перекошенным ебалом? – спросил Серёга.
– Это, блять, лев! И ваще идите фпесду са своиме козено! У миня нихуя ни получаецца...
– Да у миня чё-та тожи ни фантан… – признался Серёга.
Мы глянули на Бусю. Он, с печатью безграничного ума на морде, Творил. Именно так, с большой буквы. Мы ещё не видели, что именно он творил, но делал он это с таким, блять, вдохновенным лицом, что становилось страшно.
Буся отошёл от борта и радостно сообщил:
– Я закончел…
Мы с Серёгой подошли к правому борту, и нашему взору открылся шедевр наскальной живописи: во весь, сцуко, правый борт невъебенными, но далёкими от каллиграфического подчерка, буквами, красовалось монументальное слово «ВАРШАВА». Песдетс… Мы умерли не мучаясь…
Ты, браза, скорее всего сейчас задаёшься вопросом: «К чему вся эта мозгоёбка?» Отвечу, хуле. Вот смотри: мы с Серёгой тогда беспезды весь Рафик обхуячили, знатно так разграффитили его, десятки брендов упомянули. И чё? Рафик згнил давно, а вместе с ним всё наше творчество. Обидно иногда становится: я таким мощным шрифтом «Радопи» написал… А вот Бусе всего одного, блять, слова хватило, чтобы войти в анналы оглобленской истории: до сих пор то здесь, то там появляется это слово на оглобленских заборах и стенах. И на автобусной остановке вместо унылого «с. Оглобля» значится величественное шопиздец «ВАРШАВА». Так что, комрад, не надо пиздить чужие идеи, будь оригинальным. И народ тебя не забудет. Будет, блять, помнить веками!
© Rumatik
Популярное
