Мичурины, блин...
Я в детстве не только хулиганил и причинял людям удивление пополам с разочарованием. У меня роились еще вполне мирные и созидательные интересы одним из которых было выращивание всякого. Не поймите превратно, речь идет не о растениях с повышенным содержанием алкалоидов, а о нормальных кактусах-фикусах.
Одно время мы с Вадиком, как два сумасшедших ботаника, сумрачными тенями бродили вечерами по полутёмным школьным коридорам, пугая физрука и химичку уединившихся в лаборатории и со зловещими усмешками отщипывали от разнообразных растений небольшие кусочки с целью их дальнейшего проращивания дома. Все шло хорошо, никто не знал о нашем увлечении и до поры до времени мы оставались этакими неуловимыми ботаниками, поскольку отщипывать от растений никому не позволялось. Мы как то раз спросили учительницу, дескать, можно отщипнуть кусочек для дома, на что получили очень популярный в те времена ответ. Она возмущённо выпятила на нас свое зрение, подняла указательный палец с заусеницами к грязному потолку и дрожащим голосом молвила: «А если каждый ученик возьмет по отростку, что от цветов останется?!»
На наши робкие возражения, что на всю школу всего два таких дебила, а остальным отростки и нафиг не нужны, она технично проигнорировала и задвинула нам получасовую лекцию про то, что пионеры должны беречь школьное имущество, а особенно цветы и спортивного «козла». При этом так многозначительно посмотрела на меня, что возразить я как то не решился.
… С «козлом» у меня были свои счеты. Если через «коня» я прыгал хоть вдоль хоть поперек, то «козел», скотина строптивая, мне никак не давался и это при том, что он был спортивным снарядом намного более легким, чем наша облезлая «коняка». Просто, когда прыгал через «козла» я либо приземлялся на свое лицо, либо эта хромая скотина падала после моего прыжка. В обеих случаях физрук выдавал тираду о «кривоногом поколении» и вспоминал как он преодолевал трудности сплавляясь на байдарке где то в Карелии. После десятого осквернения спортивного мата своей физиономией я настолько хорошо выучил этот момент биографии физрука, что мне казалось, будто я тоже сидел в той байдарке. В итоге я подговорил Вадика и темным вечером мы прокрались в спортзал и утащили злобного «козла» в другое помещение. Как назло этим помещением оказалась личная раздевалка физрука, просто в темноте мы немного не сориентировались. И на следующий вечер физрук, томимый половыми чувствами, с химичкой, тоже, кстати, томимой, задорным сайгаком влетел в свою раздевалку, не включая свет и не отпуская ладошку химички ринулся в темный угол, где его ждал диван. До дивана физрук не добежал. В темноте, насыщенной гормонами, его поджидал вероломный «козел», поджидал тихо и подло.
… Кто это сделал, физрук так и не узнал, но когда ему сняли с руки гипс он, почему то прекратил свои воспоминания про байдарочный походы. Да и, по нашим наблюдениям, химичка как то тоже охладела к этому козлиному тореадору.
Вот на этого «козла» и намекала всезнающая защитница школьных растений. Мы, как водится, покивали головами и теперь отщипывали отростки только в вечернее время.
Немного погодя мы немного сузили наши биологические пристрастия до конкретного вида. Мы решили заделаться великими кактусоводами. И не просто разводить кактусы, а вывести новый вид путем скрещивания. Как скрещивать растения я знал чисто теоретически, и поэтому отрезав дома пол кактуса просто примотал веревкой эту половику к другой половине кактуса, росшей в горшке. На удивление моя биологическая абстракция не сдохла, а прижилась и теперь напоминала неказистого Дон Кихота, каким его рисовали в старых книгах. Я был воодушевлен и полон грандиозных планов! Но все упиралось в недостаток материала для опытов, а конкретно, это был пока единственный кактус в квартире. В школе они были, но украсть целиком растения из школы?! Выход был один – провести ряд экспериментов прямо на месте.
Неделю я с Вадиком, под покровом темноты и мата сторожа, пробирались в школу и творили эксперименты. Результаты экспериментов мы грамотно прятали за другими растениями, благо их было в школе как в джунглях.
… Прошло пол года. Началось и закончилось лето. И как водится, в конце лета наступило время генеральной уборки школы. Были вызваны все свободные ученики, родители и просто посторонние, попавшие по руку деловому завучу. Всем раздали тряпки, ведра, кисти, определили зону ответственности и…
… И тут раздался крик. Тонком голосом, с сердечным надрывом кричала учитель биологии, которая по велению души и в силу своей профессии трепетно ухаживала за школьными растениями. Как фашист на гранату, она смотрела на два десятка горшков в которых бодро сидели подросшие за лето наши чудовища Франкенштейна. Вид был, конечно, их ужасен. Тело от одного кактуса носило на себе голову от другого, причем головы сидели то сбоку, то сверху, то свисали унылыми крючками. А один, самый удачный, напоминал гипертрофированный колючий член какого то мифического организма. Вот на него то, как потом оказалось, и кричала возбужденно биологиня, подозревая, что кто то специально, вот лично для нее и вывел сие страшное растение – членокактус.
Родители ржали, а некоторые, под шумок даже сперли пару экземпляров. Охотились и за членокактусом, но биологиня ревностно охраняла «вещдок». Потом она осторожно унесла его к себе в кондейку, (для опытов, как пояснила она) где по вечерам предавалась мечтаниям задумчиво глядя на романтично вздымающийся члненокактус.
Нас, как водится, опять не поймали, и только учительница, которая учила нас беречь школьное имущество, проходя мимо выдала в пол голоса: «Мичурины, блин, хреновы».
Нам было по двенадцать лет.
И все таки, в большинстве своем они были хорошие, наши учителя. Они много про нас знали, но никогда не выдавали, ибо понимали, что не со зла все делается.
Одно время мы с Вадиком, как два сумасшедших ботаника, сумрачными тенями бродили вечерами по полутёмным школьным коридорам, пугая физрука и химичку уединившихся в лаборатории и со зловещими усмешками отщипывали от разнообразных растений небольшие кусочки с целью их дальнейшего проращивания дома. Все шло хорошо, никто не знал о нашем увлечении и до поры до времени мы оставались этакими неуловимыми ботаниками, поскольку отщипывать от растений никому не позволялось. Мы как то раз спросили учительницу, дескать, можно отщипнуть кусочек для дома, на что получили очень популярный в те времена ответ. Она возмущённо выпятила на нас свое зрение, подняла указательный палец с заусеницами к грязному потолку и дрожащим голосом молвила: «А если каждый ученик возьмет по отростку, что от цветов останется?!»
На наши робкие возражения, что на всю школу всего два таких дебила, а остальным отростки и нафиг не нужны, она технично проигнорировала и задвинула нам получасовую лекцию про то, что пионеры должны беречь школьное имущество, а особенно цветы и спортивного «козла». При этом так многозначительно посмотрела на меня, что возразить я как то не решился.
… С «козлом» у меня были свои счеты. Если через «коня» я прыгал хоть вдоль хоть поперек, то «козел», скотина строптивая, мне никак не давался и это при том, что он был спортивным снарядом намного более легким, чем наша облезлая «коняка». Просто, когда прыгал через «козла» я либо приземлялся на свое лицо, либо эта хромая скотина падала после моего прыжка. В обеих случаях физрук выдавал тираду о «кривоногом поколении» и вспоминал как он преодолевал трудности сплавляясь на байдарке где то в Карелии. После десятого осквернения спортивного мата своей физиономией я настолько хорошо выучил этот момент биографии физрука, что мне казалось, будто я тоже сидел в той байдарке. В итоге я подговорил Вадика и темным вечером мы прокрались в спортзал и утащили злобного «козла» в другое помещение. Как назло этим помещением оказалась личная раздевалка физрука, просто в темноте мы немного не сориентировались. И на следующий вечер физрук, томимый половыми чувствами, с химичкой, тоже, кстати, томимой, задорным сайгаком влетел в свою раздевалку, не включая свет и не отпуская ладошку химички ринулся в темный угол, где его ждал диван. До дивана физрук не добежал. В темноте, насыщенной гормонами, его поджидал вероломный «козел», поджидал тихо и подло.
… Кто это сделал, физрук так и не узнал, но когда ему сняли с руки гипс он, почему то прекратил свои воспоминания про байдарочный походы. Да и, по нашим наблюдениям, химичка как то тоже охладела к этому козлиному тореадору.
Вот на этого «козла» и намекала всезнающая защитница школьных растений. Мы, как водится, покивали головами и теперь отщипывали отростки только в вечернее время.
Немного погодя мы немного сузили наши биологические пристрастия до конкретного вида. Мы решили заделаться великими кактусоводами. И не просто разводить кактусы, а вывести новый вид путем скрещивания. Как скрещивать растения я знал чисто теоретически, и поэтому отрезав дома пол кактуса просто примотал веревкой эту половику к другой половине кактуса, росшей в горшке. На удивление моя биологическая абстракция не сдохла, а прижилась и теперь напоминала неказистого Дон Кихота, каким его рисовали в старых книгах. Я был воодушевлен и полон грандиозных планов! Но все упиралось в недостаток материала для опытов, а конкретно, это был пока единственный кактус в квартире. В школе они были, но украсть целиком растения из школы?! Выход был один – провести ряд экспериментов прямо на месте.
Неделю я с Вадиком, под покровом темноты и мата сторожа, пробирались в школу и творили эксперименты. Результаты экспериментов мы грамотно прятали за другими растениями, благо их было в школе как в джунглях.
… Прошло пол года. Началось и закончилось лето. И как водится, в конце лета наступило время генеральной уборки школы. Были вызваны все свободные ученики, родители и просто посторонние, попавшие по руку деловому завучу. Всем раздали тряпки, ведра, кисти, определили зону ответственности и…
… И тут раздался крик. Тонком голосом, с сердечным надрывом кричала учитель биологии, которая по велению души и в силу своей профессии трепетно ухаживала за школьными растениями. Как фашист на гранату, она смотрела на два десятка горшков в которых бодро сидели подросшие за лето наши чудовища Франкенштейна. Вид был, конечно, их ужасен. Тело от одного кактуса носило на себе голову от другого, причем головы сидели то сбоку, то сверху, то свисали унылыми крючками. А один, самый удачный, напоминал гипертрофированный колючий член какого то мифического организма. Вот на него то, как потом оказалось, и кричала возбужденно биологиня, подозревая, что кто то специально, вот лично для нее и вывел сие страшное растение – членокактус.
Родители ржали, а некоторые, под шумок даже сперли пару экземпляров. Охотились и за членокактусом, но биологиня ревностно охраняла «вещдок». Потом она осторожно унесла его к себе в кондейку, (для опытов, как пояснила она) где по вечерам предавалась мечтаниям задумчиво глядя на романтично вздымающийся члненокактус.
Нас, как водится, опять не поймали, и только учительница, которая учила нас беречь школьное имущество, проходя мимо выдала в пол голоса: «Мичурины, блин, хреновы».
Нам было по двенадцать лет.
И все таки, в большинстве своем они были хорошие, наши учителя. Они много про нас знали, но никогда не выдавали, ибо понимали, что не со зла все делается.
Популярное
