Тишина дождя
"Ум будет уверять тебя, что ты лучше. Ум заставит тебя воевать. Только устав от крови побед, можно начать желать умыть руки."
Мне было страшно. Каждый кто скажет, что ему не было страшно на войне - или законченный псих или слукавит.
Бывают моменты, когда кажется, что в мире ничего нет кроме грохота снарядов, свиста пуль и смерти.
Вокруг рвались снаряды, ложась в каких то сраных, ста метрах от моего подвала.
Грохот разрывов, барабанная дробь кусков промерзшей земли, по остаткам панельной пятиэтажки, в подвале которой было мое убежище.
Остатки пятиэтажки тряслись и угрожающе скрипели.
Остатками разума я понимал, что оставаться внутри - самоубийство, но душевных сил заставить себя выйти наверх, к ревущим снарядам артподготовки, у меня не было.
Я плакал, понимая, что цена моему бренному существованию равняется количеству удобрения, который останется после меня.
Затихло.
Был слышен шелест кусочков земли, струящихся сквозь щели в подвал.
Тихо позвякивали гильзы под берцами, больно упирался в ногу пустой рожок от калаша.
Я жив.
По недосмотру или по чистой случайности. Я не знаю, радовал сам факт, что я остался жив.
Отряхивая с бушлата пыль и землю, я поднялся.
Почти крадучись, я подошел к слуховому окну подвала и осторожно выглянул наружу.
Высовываться сейчас самая большая дурость. Небритая морда, грязная одежда - мы все были на одно лицо.
Я подполз к выходу из подвала и начал осматривать улицу.
Широкий проспект, с бульваром по середине, сейчас, перепаханный танками и снарядами, курился дымком воронок, пах смертью и порохом.
Грохот сверху, голова инстинктивно втягивается в плечи, мышцы деревенеют в напряжении - готовые подбросить тело и нести его, куда подальше от этого грохота.
Но это всего лишь гром.
Первые, робкие капли начинают падать сверху.
С каждой минутой дождь усиливается.
По водосточной трубе уже несется поток ржавой, грязной воды.
Я подставляю фляжку под нее.
Только сейчас до меня доходит, насколько я голоден, и хочу пить.
Я жадно глотаю грязную воду, у которой противный, пороховой кислый привкус.
Я откидываюсь на спину и слушаю дождь.
Легкий шелест. Разговор неба и земли. Назовите как хотите, но это казалось бы, обычный дождь всколыхнул в душе воспоминания.
Вспомнился летний дождь, когда я, еще мелкий десятилетний пацан впервые несся под дождем на любимом велосипеде.
Вспомнил сплошную стену дождя, заставшую нас с дедом в пешей дороге на дачу - было страшно, тогда.
Я усмехаюсь, вспоминая свои детские страхи.
Что-то тяжелое падает с первого этажа, в пролом, ко мне в подвал.
Резко сажусь и, отодвигаясь в сторону, вскидываю автомат.
С первого этажа упал труп. Я его уже видел, он висел, перегнувшись головой вниз.
Я медленно выдыхаю, щелкает предохранитель.
Нервная усмешка кривит губы - раньше я ещё боялся мертвых.
Дождь. Сочное и красивое слово, таящее в себе всего столько интересного. Раньше этого я не понимал - дождь как дождь.
Теперь дождь - это сырость, мокрая одежда, хреновое снабжение боеприпасами и провиантом.
Поколебавшись пару минут, я приставляю автомат к стене и протягиваю грязные ладони к холодной, грязной воде.
Минус на минус, как говорится.
Я прихватываю мокрой рукой песочек и с остервенением начинаю тереть заскорузлые ладони, словно пытаясь смыть с себя грязь последнего года войны.
Через пару минут, ладони холодеют, но становятся чище и мягче.
Я начинаю тереть лицо песком и водой.
Теплый шарф, который я не снимал последние три месяца, заменяет мне полотенце.
Я горестно вздыхаю, сейчас бы костерок развести - можно было бы даже помыться.
Наполняю флягу, потому что вода пошла чище и пробую на вкус воду - почти родниковая. Я, улыбаясь, пью.
Человек никогда не сможет до конца испоганить природу, она всегда найдет способ смыть с себя грязь, оставленную человеком.
Напившись, вновь наполняю фляжку, про запас.
В ту же минуту, тишину дождя, прорезают пулеметные длинные очереди.
Гулко хлопают разрывы гранат, ревут двигатели тяжелой техники.
Сквозь эту какофонию звуков я уже не слышу дождя.
Совсем близко от меня трещит автомат и в плечо впивается, что-то страшное, грызущее изнутри злобное существо.
Бушлат тяжелеет от крови и тянет вниз.
- Хера вам на воротник! - Ору я, ошалевший от боли и страха. - Не умру! Хрен дождетесь, суки!
Я непонятно кому показываю кукиш.
В глазах темнее, в висках натужено стучит кровь.
Я хочу спать.
Господи, почему не слышно дождя?
- Как думаешь, давно лежит? - Высокий военный присаживается рядом с трупом на корточки. - Наш. Вон крест на груди.
- Думаю до дождя еще. - Второй солдат приземист и широкоплеч. - Земля сырая, а следов нет.
- Кто ж его так? - Высокий поднимается и смотрит по сторонам. - А, вот этот похоже.
Темный от копоти палец показывает на труп боевика, висящего вниз головой с пробоины перекрытия первого этажа.
- Надо бы по-человечески похоронить. - Басит второй солдат.
На эвакуационном пункте толчея. Шум, стоны раненых, мат летит со всех сторон.
В стороне, накрытые солдатскими одеялами, ровно в ряд, лежат тела убитых.
- Твою мать, Семенов! - Рычит в трубку подполковник, - где тебя черти носят?!
Захлебываясь словами и радиопомехами, рация бубнит что-то не членораздельное, но подполковник, нагнув бритую голову почти к самому динамику, кивает головой и отвечает:
- Да мне поебать! Понял? У меня двадцать тяжелых и двухсотых почти сотня! Как хочешь Семенов, но что бы к утру машины были! Все, отбой!
У стола, стоит солдатик-медбрат.
- Тебе чего? - Подполковник недобро смотрит на солдата.
- Товарищ подполковник, у одного из двухсотых лицо и руки помыты.
- И что? - Недовольно спрашивает подполковник, однако поднимается из-за стола. - Где он? Покажи.
Землисто-серое лицо.
Грязный бушлат, потемневший от крови.
Разорванная пулями ткань разгрузки.
- Три пули, все в бок, под броник.
Подполковник присаживается на корточки перед телом.
Расстегнутый воротник бушлата оставляет незащищенной шею от ветра.
Белые пальцы рук расслаблены, что бывает не часто.
По лицу размазана грязь, в завитках мокрой бороды запутались куски песка и глины.
- И что? - Подполковник резко выпрямляется и смотрит на солдатика.
- Ну, чистые руки. - Солдатик виновато моргает.
- Машина придет, грузи всех. - Категорично приказывает подполковник и уходит к своему столу и рации.
Я сижу у входа в свой подвал и слушаю тишину дождя. Мне не страшно.
© БеSпалева
Прохор Озорнин
Мне было страшно. Каждый кто скажет, что ему не было страшно на войне - или законченный псих или слукавит.
Бывают моменты, когда кажется, что в мире ничего нет кроме грохота снарядов, свиста пуль и смерти.
Вокруг рвались снаряды, ложась в каких то сраных, ста метрах от моего подвала.
Грохот разрывов, барабанная дробь кусков промерзшей земли, по остаткам панельной пятиэтажки, в подвале которой было мое убежище.
Остатки пятиэтажки тряслись и угрожающе скрипели.
Остатками разума я понимал, что оставаться внутри - самоубийство, но душевных сил заставить себя выйти наверх, к ревущим снарядам артподготовки, у меня не было.
Я плакал, понимая, что цена моему бренному существованию равняется количеству удобрения, который останется после меня.
Затихло.
Был слышен шелест кусочков земли, струящихся сквозь щели в подвал.
Тихо позвякивали гильзы под берцами, больно упирался в ногу пустой рожок от калаша.
Я жив.
По недосмотру или по чистой случайности. Я не знаю, радовал сам факт, что я остался жив.
Отряхивая с бушлата пыль и землю, я поднялся.
Почти крадучись, я подошел к слуховому окну подвала и осторожно выглянул наружу.
Высовываться сейчас самая большая дурость. Небритая морда, грязная одежда - мы все были на одно лицо.
Я подполз к выходу из подвала и начал осматривать улицу.
Широкий проспект, с бульваром по середине, сейчас, перепаханный танками и снарядами, курился дымком воронок, пах смертью и порохом.
Грохот сверху, голова инстинктивно втягивается в плечи, мышцы деревенеют в напряжении - готовые подбросить тело и нести его, куда подальше от этого грохота.
Но это всего лишь гром.
Первые, робкие капли начинают падать сверху.
С каждой минутой дождь усиливается.
По водосточной трубе уже несется поток ржавой, грязной воды.
Я подставляю фляжку под нее.
Только сейчас до меня доходит, насколько я голоден, и хочу пить.
Я жадно глотаю грязную воду, у которой противный, пороховой кислый привкус.
Я откидываюсь на спину и слушаю дождь.
Легкий шелест. Разговор неба и земли. Назовите как хотите, но это казалось бы, обычный дождь всколыхнул в душе воспоминания.
Вспомнился летний дождь, когда я, еще мелкий десятилетний пацан впервые несся под дождем на любимом велосипеде.
Вспомнил сплошную стену дождя, заставшую нас с дедом в пешей дороге на дачу - было страшно, тогда.
Я усмехаюсь, вспоминая свои детские страхи.
Что-то тяжелое падает с первого этажа, в пролом, ко мне в подвал.
Резко сажусь и, отодвигаясь в сторону, вскидываю автомат.
С первого этажа упал труп. Я его уже видел, он висел, перегнувшись головой вниз.
Я медленно выдыхаю, щелкает предохранитель.
Нервная усмешка кривит губы - раньше я ещё боялся мертвых.
Дождь. Сочное и красивое слово, таящее в себе всего столько интересного. Раньше этого я не понимал - дождь как дождь.
Теперь дождь - это сырость, мокрая одежда, хреновое снабжение боеприпасами и провиантом.
Поколебавшись пару минут, я приставляю автомат к стене и протягиваю грязные ладони к холодной, грязной воде.
Минус на минус, как говорится.
Я прихватываю мокрой рукой песочек и с остервенением начинаю тереть заскорузлые ладони, словно пытаясь смыть с себя грязь последнего года войны.
Через пару минут, ладони холодеют, но становятся чище и мягче.
Я начинаю тереть лицо песком и водой.
Теплый шарф, который я не снимал последние три месяца, заменяет мне полотенце.
Я горестно вздыхаю, сейчас бы костерок развести - можно было бы даже помыться.
Наполняю флягу, потому что вода пошла чище и пробую на вкус воду - почти родниковая. Я, улыбаясь, пью.
Человек никогда не сможет до конца испоганить природу, она всегда найдет способ смыть с себя грязь, оставленную человеком.
Напившись, вновь наполняю фляжку, про запас.
В ту же минуту, тишину дождя, прорезают пулеметные длинные очереди.
Гулко хлопают разрывы гранат, ревут двигатели тяжелой техники.
Сквозь эту какофонию звуков я уже не слышу дождя.
Совсем близко от меня трещит автомат и в плечо впивается, что-то страшное, грызущее изнутри злобное существо.
Бушлат тяжелеет от крови и тянет вниз.
- Хера вам на воротник! - Ору я, ошалевший от боли и страха. - Не умру! Хрен дождетесь, суки!
Я непонятно кому показываю кукиш.
В глазах темнее, в висках натужено стучит кровь.
Я хочу спать.
Господи, почему не слышно дождя?
- Как думаешь, давно лежит? - Высокий военный присаживается рядом с трупом на корточки. - Наш. Вон крест на груди.
- Думаю до дождя еще. - Второй солдат приземист и широкоплеч. - Земля сырая, а следов нет.
- Кто ж его так? - Высокий поднимается и смотрит по сторонам. - А, вот этот похоже.
Темный от копоти палец показывает на труп боевика, висящего вниз головой с пробоины перекрытия первого этажа.
- Надо бы по-человечески похоронить. - Басит второй солдат.
На эвакуационном пункте толчея. Шум, стоны раненых, мат летит со всех сторон.
В стороне, накрытые солдатскими одеялами, ровно в ряд, лежат тела убитых.
- Твою мать, Семенов! - Рычит в трубку подполковник, - где тебя черти носят?!
Захлебываясь словами и радиопомехами, рация бубнит что-то не членораздельное, но подполковник, нагнув бритую голову почти к самому динамику, кивает головой и отвечает:
- Да мне поебать! Понял? У меня двадцать тяжелых и двухсотых почти сотня! Как хочешь Семенов, но что бы к утру машины были! Все, отбой!
У стола, стоит солдатик-медбрат.
- Тебе чего? - Подполковник недобро смотрит на солдата.
- Товарищ подполковник, у одного из двухсотых лицо и руки помыты.
- И что? - Недовольно спрашивает подполковник, однако поднимается из-за стола. - Где он? Покажи.
Землисто-серое лицо.
Грязный бушлат, потемневший от крови.
Разорванная пулями ткань разгрузки.
- Три пули, все в бок, под броник.
Подполковник присаживается на корточки перед телом.
Расстегнутый воротник бушлата оставляет незащищенной шею от ветра.
Белые пальцы рук расслаблены, что бывает не часто.
По лицу размазана грязь, в завитках мокрой бороды запутались куски песка и глины.
- И что? - Подполковник резко выпрямляется и смотрит на солдатика.
- Ну, чистые руки. - Солдатик виновато моргает.
- Машина придет, грузи всех. - Категорично приказывает подполковник и уходит к своему столу и рации.
Я сижу у входа в свой подвал и слушаю тишину дождя. Мне не страшно.
© БеSпалева
Популярное
