ВАРЕНЬЕ
Бабу Снежану с Кубани дети перевезли давно, но не сказали куда. По-моему, она до сих пор думает, что она гостит в какой-то соседней станице, поэтому хусточка у неё всегда парадно-выходная, с розовыми напечатанными цветами. Я знаю, у меня тоже была бабушка в хусточке - и я разбираюсь, какая парадная, а в какой можно выйти к участковому или поорать на соседскую бабу Броню.
Все эти странные люди вокруг бабу Снежану не удивляли. Её поколение вообще мало чему удивлялось, если не считать убийства Кирова. Подобная инертность к внешним воздействиям порождает недоверчивость, и в отмену трудодней баба Снежана так до конца и не поверила, потому на всякий случай соблюдала по сей день.
Язык её тоже не смущал. Чёрт их знает, этих чужаков — может, они вообще не по-нашему разговаривают в своей деревне, как баба Броня со своими родичами-хунгарами. Хотя вон участковый Митрич — вроде свой был, пока не помер, а тоже хрен его поймёшь после того случая с трактором.
Поэтому когда было надо, баба Снежана использовала тот же метод, что и с Митричем — резко повышала голос до обертонов, и местные, как и Митрич, пугались и делали шо надо.
Конец июня — у бабы Снежаны самая жаркая страда. Она начинала крутить варенье.
Тут нужен небольшой экскурс. В любом уважающем себя супермаркете Южного Бруклина баночками с вареньями или, извините за выражение, презервами, можно выложить расстояние от Земли до Луны. Обратную дорогу займут джемы и мёд. На любой нормальной сельской ярмарке (аналог нашего колхозного рынка, только с мексиканцами, а не с рубщиком мяса Равилем) обязательно будет сидеть несколько гордых фермеров, пытающихся продать собственные кулинарные изыски. Например, варенье из клубники с халапеньо или из манго с чесноком и пятнистой фасолью (я сейчас не шучу — это я пробовал на таком рынке в прошлое воскресенье в Вест-Пойнте — ну, военные народ суровый, их таким надо кормить для ярости и беспощадности).
Как вы уже поняли, объяснить бабе Снежане существование в этой деревне других варений натыкалось на обиду и непонимание, а также её желание вызвать Ambulance, причем не ей, а вам. Останавливало обычно только то, что она по привычке звонила «03» и ждала «Скорую» из райцентра, а к четвергу так и вовсе про неё забывала.
Также невозможно было объяснить, что ждать сентября для свежей cranberry вовсе не обязательно. В мужественном взгляде бабы Снежаны читалась непоколебимая уверенность, что всё остальное время года на прилавках вместо клюквы лежат раскрашенные гипсовые муляжи, как та кукуруза в Доме культуры мелиораторов на праздник урожая.
Вместе с тем подвижки были. Например, на девятнадцатый год она нехотя согласилась, что смородина в этой станице другого сорта и вызревает не в конце июля, а на месяц раньше. «Або жарко тут, чили шоли?» — пожевала баба Снежана принесённую мной ягодку и сказала, что завтра будет варить смородину. Каждый год она варила только одно варенье — поэтому банки с бумажками «Арехи2010» и «Кулубник1999» играли роль календаря. 2017-й год, как оказалось, был назначен Годом смородины.
— Сахар надо добрый, — подготовила она соседок по лавке.
Соседки, давно привыкшие к бабе Снежане и её хусточке, переглянулись. Только Розалия Александровна открыла рот, чтобы спросить, где та видела за последние два десятка лет «недобрый» сахар, но остальные коротко шикнули. Это был ритуал — Великая Варка Варенья уже началась и Силы Брайтона уже властвовали безраздельно.
— Завтра принесу гарный. Шо ещё надо? — льстиво спросила женщина-Люба, почесав люрекс. Она работала в магазине, и баба Снежана ей доверяла как своей, за шо та платила ей взаимностью и вырезкой.
— Листя смородины дуже надо, — заявила баба Снежана.
— А стебли не надо? — гыгыкнул супервайзер Панайотов, но тут же коротко получил локтем в бок.
— Я просто думал, — попытался оправдаться он, — что куст лучше целиком рубить, чтоб наваристей было!
— Нашо ти стебли? — отмахнулась от байстрюка Панайотова баба Снежана. — Не прожуешь. Хотя колись ели, шо там казати...
— Ну так, а листья зачем? — спросил я.
— Без листя нема вареня, — припечатала баба Снежана. — Треба листя.
Панайотов наклонился ко мне и прошептал:
— Это ещё ничего, Саня. Прошлый год она крыжовник варить захотела. Фиг с ним — мы ей киви повыбирали помельче, хотя Софа его брить заколебалась. Но оказывается в крыжовник надо десять ягодок можжевельника.
Я прыснул.
— Шо ты ржешь? — обиделся супервайзер Панайотов. — Ты пробовал Вадику объяснить слово «можжевельник»?
Неочевидный китаец Вадик работал в овощном и говорил на языке, на котором, кроме него, говорили ещё два человека в мире, причём оба уже умерли, а один даже в страшных мучениях. Я представил себе Вадика, выговаривающего слово «можжевельник» и заржал ещё больше, чем когда он рассказывал о мосте Косцюшко.
— Шо будем делать с «листям»? — я отсмеялся и посерьёзнел. Шутки шутками, а зная непростое прошлое бабы Снежаны, это была проблема.
Супервайзер Панайотов наклонился еще ближе и зашептал...
* * *
На следующий день неочевидный китаец Вадик принёс бабе Снежане картонную коробку из под торта, на которой неровным почерком женщины-Любы было фломастером написано: «Смородина. Листья. Made in USA».
Отдав коробку, он быстро что-то пробормотал и на всякий случай мигом ретировался.
Баба Снежана открыла и долго вглядывалась в аккуратно и мелко порезанную ножницами зелёную массу.
— Ну шо вы смотрите, баба Снежана, — не выдержала Люба. — Тут так принято — Вадик сказал, что листья смородины иначе не продают.
Мы с супервайзером Панайотовым переглянулись — резать ножницами платан в темноте было то ещё удовольствие, а на свету можно было и нарваться на копов.
Роскошный медный таз — бабы-Снежанина гордость — сиял и разогревался. Судя по его внешнему виду, дети бабы Снежаны украли его в каком-то поместье XVIII века, причем, скорее всего, стоил он сейчас, как само то поместье.
Через два часа была самая сложная часть операции — отвлечь хозяйку от красивой аметистовой лавы, за которой та следила зорким кубанским оком. Специально вызванная Розалия Александровна долго шебуршала в комнате, затем позвала...
— Да як же ж я пиду, — возмутилась баба Снежана, — воно ж закыпыть!
— Ничего, — металлическим голосом сказала та, — Хлопци най подывляться.
Баба Снежана подозрительно осмотрела нас, но вышла. Я прикрывал отход, загораживая дверь. Супервайзер Панайотов быстро менял местами донельзя физиологические жидкости и тихонько матерился, заливая в вытертую бумажным полотенцем горячую медную гордость свежекупленное смородиновое варенье - для разогреву. Поскольку баночки продавались небольшие, его пришлось перелить в полугалонную бутылку.
— Не кыпыть? — крикнула баба Снежана из комнаты.
— Ще ни, — хором отрапортовали мы, пряча кулёк и салфетки.
— Хлопци, вы ото Вадика будете бачить, скажить ему шо листя несвеже, я попробовала!
* * *
— А варення таке нихто вам бильше не зварыть, — сказала баба Снежана, облизав ложку через 15 минут. — На той год из ревеня будем делать!
В комнате с грохотом, кажется, упала женщина-Люба. Супервайзер Панайотов судорожно искал кубанско-китайский словарь.
(с) Alexander Ostashko
Все эти странные люди вокруг бабу Снежану не удивляли. Её поколение вообще мало чему удивлялось, если не считать убийства Кирова. Подобная инертность к внешним воздействиям порождает недоверчивость, и в отмену трудодней баба Снежана так до конца и не поверила, потому на всякий случай соблюдала по сей день.
Язык её тоже не смущал. Чёрт их знает, этих чужаков — может, они вообще не по-нашему разговаривают в своей деревне, как баба Броня со своими родичами-хунгарами. Хотя вон участковый Митрич — вроде свой был, пока не помер, а тоже хрен его поймёшь после того случая с трактором.
Поэтому когда было надо, баба Снежана использовала тот же метод, что и с Митричем — резко повышала голос до обертонов, и местные, как и Митрич, пугались и делали шо надо.
Конец июня — у бабы Снежаны самая жаркая страда. Она начинала крутить варенье.
Тут нужен небольшой экскурс. В любом уважающем себя супермаркете Южного Бруклина баночками с вареньями или, извините за выражение, презервами, можно выложить расстояние от Земли до Луны. Обратную дорогу займут джемы и мёд. На любой нормальной сельской ярмарке (аналог нашего колхозного рынка, только с мексиканцами, а не с рубщиком мяса Равилем) обязательно будет сидеть несколько гордых фермеров, пытающихся продать собственные кулинарные изыски. Например, варенье из клубники с халапеньо или из манго с чесноком и пятнистой фасолью (я сейчас не шучу — это я пробовал на таком рынке в прошлое воскресенье в Вест-Пойнте — ну, военные народ суровый, их таким надо кормить для ярости и беспощадности).
Как вы уже поняли, объяснить бабе Снежане существование в этой деревне других варений натыкалось на обиду и непонимание, а также её желание вызвать Ambulance, причем не ей, а вам. Останавливало обычно только то, что она по привычке звонила «03» и ждала «Скорую» из райцентра, а к четвергу так и вовсе про неё забывала.
Также невозможно было объяснить, что ждать сентября для свежей cranberry вовсе не обязательно. В мужественном взгляде бабы Снежаны читалась непоколебимая уверенность, что всё остальное время года на прилавках вместо клюквы лежат раскрашенные гипсовые муляжи, как та кукуруза в Доме культуры мелиораторов на праздник урожая.
Вместе с тем подвижки были. Например, на девятнадцатый год она нехотя согласилась, что смородина в этой станице другого сорта и вызревает не в конце июля, а на месяц раньше. «Або жарко тут, чили шоли?» — пожевала баба Снежана принесённую мной ягодку и сказала, что завтра будет варить смородину. Каждый год она варила только одно варенье — поэтому банки с бумажками «Арехи2010» и «Кулубник1999» играли роль календаря. 2017-й год, как оказалось, был назначен Годом смородины.
— Сахар надо добрый, — подготовила она соседок по лавке.
Соседки, давно привыкшие к бабе Снежане и её хусточке, переглянулись. Только Розалия Александровна открыла рот, чтобы спросить, где та видела за последние два десятка лет «недобрый» сахар, но остальные коротко шикнули. Это был ритуал — Великая Варка Варенья уже началась и Силы Брайтона уже властвовали безраздельно.
— Завтра принесу гарный. Шо ещё надо? — льстиво спросила женщина-Люба, почесав люрекс. Она работала в магазине, и баба Снежана ей доверяла как своей, за шо та платила ей взаимностью и вырезкой.
— Листя смородины дуже надо, — заявила баба Снежана.
— А стебли не надо? — гыгыкнул супервайзер Панайотов, но тут же коротко получил локтем в бок.
— Я просто думал, — попытался оправдаться он, — что куст лучше целиком рубить, чтоб наваристей было!
— Нашо ти стебли? — отмахнулась от байстрюка Панайотова баба Снежана. — Не прожуешь. Хотя колись ели, шо там казати...
— Ну так, а листья зачем? — спросил я.
— Без листя нема вареня, — припечатала баба Снежана. — Треба листя.
Панайотов наклонился ко мне и прошептал:
— Это ещё ничего, Саня. Прошлый год она крыжовник варить захотела. Фиг с ним — мы ей киви повыбирали помельче, хотя Софа его брить заколебалась. Но оказывается в крыжовник надо десять ягодок можжевельника.
Я прыснул.
— Шо ты ржешь? — обиделся супервайзер Панайотов. — Ты пробовал Вадику объяснить слово «можжевельник»?
Неочевидный китаец Вадик работал в овощном и говорил на языке, на котором, кроме него, говорили ещё два человека в мире, причём оба уже умерли, а один даже в страшных мучениях. Я представил себе Вадика, выговаривающего слово «можжевельник» и заржал ещё больше, чем когда он рассказывал о мосте Косцюшко.
— Шо будем делать с «листям»? — я отсмеялся и посерьёзнел. Шутки шутками, а зная непростое прошлое бабы Снежаны, это была проблема.
Супервайзер Панайотов наклонился еще ближе и зашептал...
* * *
На следующий день неочевидный китаец Вадик принёс бабе Снежане картонную коробку из под торта, на которой неровным почерком женщины-Любы было фломастером написано: «Смородина. Листья. Made in USA».
Отдав коробку, он быстро что-то пробормотал и на всякий случай мигом ретировался.
Баба Снежана открыла и долго вглядывалась в аккуратно и мелко порезанную ножницами зелёную массу.
— Ну шо вы смотрите, баба Снежана, — не выдержала Люба. — Тут так принято — Вадик сказал, что листья смородины иначе не продают.
Мы с супервайзером Панайотовым переглянулись — резать ножницами платан в темноте было то ещё удовольствие, а на свету можно было и нарваться на копов.
Роскошный медный таз — бабы-Снежанина гордость — сиял и разогревался. Судя по его внешнему виду, дети бабы Снежаны украли его в каком-то поместье XVIII века, причем, скорее всего, стоил он сейчас, как само то поместье.
Через два часа была самая сложная часть операции — отвлечь хозяйку от красивой аметистовой лавы, за которой та следила зорким кубанским оком. Специально вызванная Розалия Александровна долго шебуршала в комнате, затем позвала...
— Да як же ж я пиду, — возмутилась баба Снежана, — воно ж закыпыть!
— Ничего, — металлическим голосом сказала та, — Хлопци най подывляться.
Баба Снежана подозрительно осмотрела нас, но вышла. Я прикрывал отход, загораживая дверь. Супервайзер Панайотов быстро менял местами донельзя физиологические жидкости и тихонько матерился, заливая в вытертую бумажным полотенцем горячую медную гордость свежекупленное смородиновое варенье - для разогреву. Поскольку баночки продавались небольшие, его пришлось перелить в полугалонную бутылку.
— Не кыпыть? — крикнула баба Снежана из комнаты.
— Ще ни, — хором отрапортовали мы, пряча кулёк и салфетки.
— Хлопци, вы ото Вадика будете бачить, скажить ему шо листя несвеже, я попробовала!
* * *
— А варення таке нихто вам бильше не зварыть, — сказала баба Снежана, облизав ложку через 15 минут. — На той год из ревеня будем делать!
В комнате с грохотом, кажется, упала женщина-Люба. Супервайзер Панайотов судорожно искал кубанско-китайский словарь.
(с) Alexander Ostashko
Популярное
