Как правильно какать
Это была поздняя осень 1979 года. Листьев на деревьях почти не осталось. С неба сыпался дождь, капли которого были густыми и содержали в себе кристаллы льда. Часть пути я прошел своими ногами, но быстро устал. Для таких случаев у моей бабушки с собой была складная брезентовая коляска. Она предложила мне сесть в нее, для того чтобы ноги отдохнули. Мне не сиделось. Я вертелся в коляске, выскакивал и садился обратно.
— Бабушка, уже домой хочется!
— Мы же только два часа гуляем…
— Я нагулялся.
Наш дом был далеко, у самой железной дороги. Мы же находились в полутора километрах от него.
— Ты что… какать хочешь? — угрожающе спросила бабушка.
Это было неприятно. Я давно и сильно хотел какать, но говорить об этом боялся, так как предполагал, чем это закончится. Но терпения уже не было, и мне пришлось признаться. Как и многие дети, я не любил и стеснялся совершать туалет в общественных уборных. Незнакомые толчки не внушали мне доверия. Мне не нравился их запах. Не нравился холод грязного, заплеванного фаянса. Я был уверен, что мои штаны, полежав спущенными на грязном полу, станут причиной какой-нибудь чесотки. Я стеснялся чужих людей, которые могли заметить меня во время испражнения. Бабушка о такой моей особенности знала. И я знал, что бабушка о ней знает. И я не хотел этого больше всего в жизни. Но мы развернулись под проливным дождем и пошли в сторону Останкинского парка. В прямо противоположную сторону от теплого, белого, родного унитаза. Я решил расхотеть. И почти сделал это к тому времени, как грязная тропа завела нас в самую глубь дубовой рощи, посаженной когда-то графом Шереметевым для услаж дения взора крепостной актрисы Параши Жемчуговой. Мы подошли к раскидистому дубу.
— Лезь на дерево! — холодно и непримиримо приказала ба-
бушка.
Я стоял-то уже неуверенно, переминался с ноги на ногу. Но полез. Сижу на дереве. Плачу.
— Что? — спрашивает бабушка.
— Домой хочу… Какать хочу…
— Снимай штаны, — говорит бабушка.
— Зачем? — спрашиваю я сквозь слезы.
— Сейчас срать будешь.
— Я так не хочу, — отвечаю я.
— Не хочешь, тогда слезай с дерева.
Я слезаю, весь мокрый, дождь со снегом, темнеет… Еще погуляли минут десять.
— Не могу! Надо что-то делать…
— Полезай на дерево!
Я лезу.
— Снимай штаны!
Снимаю.
— Сри!
Плачу, сру.
— А зачем это все? — спрашиваю я сквозь слезы.
А бабушка и говорит:
— ТИМА… ТЫ — МУЖИК! А ВДРУГ ВОЙНА?
А ТЫ ПАРТИЗАН. СИДИШЬ НА ДЕРЕВЕ С ВИНТОВКОЙ.
А ВНИЗУ — ВРАГИ. ТЫ ЧТО ИМ СКАЖЕШЬ?
«ИЗВИНИТЕ, Я КАКАТЬ ХОЧУ»?
ОНИ ТЕБЯ УБЬЮТ И С ГОВНОМ СОЖРУТ.
БУДЬ ВЫШЕ ЭТОГО! СРИ ВРАГАМ НА ГОЛОВУ
С ВЫСОКОГО ДУБА!
Мое спартанское детство, возможно, сейчас ужаснет читателей и читательниц, не пришедших в себя от современных «мамских» форумов, где воспитание детей представляется иначе. Однако не прошло и двадцати лет, как я оказался на войне. В руках у меня была не винтовка, а самый настоящий и самый надежный автомат в мире — автомат Калашникова. Сидел я не на дереве, а в оконном проеме полностью разрушенной пятиэтажки. Вечерело. Была глубокая осень, листьев на деревьях почти не осталось. С неба капали крупные капли, густые от кристаллов льда. Полов и перекрытий в доме не было. Я сидел высоко и ждал, когда наступит ночь. И боялся, что пар, который валил из-под бронежилета, выдаст мое местонахождение. Внизу были враги. И я исполнил завет своей бабушки, когда стемнело…
Нет больше той улицы Академика Королева. Все теперь изменилось. Спилили вековые дубы, которые росли прямо из асфальта на дороге, которая вела от нашего дома к дубовой роще. Заасфальтировали шестигранные бетонные плиты. Нужно сказать, что во времена моего детства улица Академика Королева была военным аэропортом стратегического назначения. Взлетно-посадочная полоса длиной две тысячи триста метров могла принимать самые тяжелые транспортные самолеты, привод полосы находился в телебашне, а рулежка там, где сейчас экскурсионный комплекс. Не было раньше газона, разделявшего встречную-поперечную полосу, но, правда, и машин столько не было.
Никогда больше не сядут самолеты на эту дорогу. Может, оно и к лучшему. А дуб в парке до сих пор стоит. Совсем недавно под ним была у меня фотосессия. Я рекламировал один очень брутальный мужской товар. Гламурные барышни суетились вокруг меня, пудрили, говорили: «Как загадочно вы улыбаетесь, Тимофей. Этот атрибут вам очень к лицу. Лучше моделей и не найти. Вы, конечно, странный, но такой брутал! Настоящий мужчина!» А потом их продюсер, юноша в зауженных джинсах, с голыми щиколотками, с бритыми висками и напомаженной бородкой, спросил:
— А не подскажете, где здесь туалет?
А я ему и говорю:
— Не знаю…
И руки об штаны вытер.
МУЖЧИНА ВСЕГДА ДОЛЖЕН ПОМНИТЬ СВОЕГО УЧИТЕЛЯ
— Бабушка, уже домой хочется!
— Мы же только два часа гуляем…
— Я нагулялся.
Наш дом был далеко, у самой железной дороги. Мы же находились в полутора километрах от него.
— Ты что… какать хочешь? — угрожающе спросила бабушка.
Это было неприятно. Я давно и сильно хотел какать, но говорить об этом боялся, так как предполагал, чем это закончится. Но терпения уже не было, и мне пришлось признаться. Как и многие дети, я не любил и стеснялся совершать туалет в общественных уборных. Незнакомые толчки не внушали мне доверия. Мне не нравился их запах. Не нравился холод грязного, заплеванного фаянса. Я был уверен, что мои штаны, полежав спущенными на грязном полу, станут причиной какой-нибудь чесотки. Я стеснялся чужих людей, которые могли заметить меня во время испражнения. Бабушка о такой моей особенности знала. И я знал, что бабушка о ней знает. И я не хотел этого больше всего в жизни. Но мы развернулись под проливным дождем и пошли в сторону Останкинского парка. В прямо противоположную сторону от теплого, белого, родного унитаза. Я решил расхотеть. И почти сделал это к тому времени, как грязная тропа завела нас в самую глубь дубовой рощи, посаженной когда-то графом Шереметевым для услаж дения взора крепостной актрисы Параши Жемчуговой. Мы подошли к раскидистому дубу.
— Лезь на дерево! — холодно и непримиримо приказала ба-
бушка.
Я стоял-то уже неуверенно, переминался с ноги на ногу. Но полез. Сижу на дереве. Плачу.
— Что? — спрашивает бабушка.
— Домой хочу… Какать хочу…
— Снимай штаны, — говорит бабушка.
— Зачем? — спрашиваю я сквозь слезы.
— Сейчас срать будешь.
— Я так не хочу, — отвечаю я.
— Не хочешь, тогда слезай с дерева.
Я слезаю, весь мокрый, дождь со снегом, темнеет… Еще погуляли минут десять.
— Не могу! Надо что-то делать…
— Полезай на дерево!
Я лезу.
— Снимай штаны!
Снимаю.
— Сри!
Плачу, сру.
— А зачем это все? — спрашиваю я сквозь слезы.
А бабушка и говорит:
— ТИМА… ТЫ — МУЖИК! А ВДРУГ ВОЙНА?
А ТЫ ПАРТИЗАН. СИДИШЬ НА ДЕРЕВЕ С ВИНТОВКОЙ.
А ВНИЗУ — ВРАГИ. ТЫ ЧТО ИМ СКАЖЕШЬ?
«ИЗВИНИТЕ, Я КАКАТЬ ХОЧУ»?
ОНИ ТЕБЯ УБЬЮТ И С ГОВНОМ СОЖРУТ.
БУДЬ ВЫШЕ ЭТОГО! СРИ ВРАГАМ НА ГОЛОВУ
С ВЫСОКОГО ДУБА!
Мое спартанское детство, возможно, сейчас ужаснет читателей и читательниц, не пришедших в себя от современных «мамских» форумов, где воспитание детей представляется иначе. Однако не прошло и двадцати лет, как я оказался на войне. В руках у меня была не винтовка, а самый настоящий и самый надежный автомат в мире — автомат Калашникова. Сидел я не на дереве, а в оконном проеме полностью разрушенной пятиэтажки. Вечерело. Была глубокая осень, листьев на деревьях почти не осталось. С неба капали крупные капли, густые от кристаллов льда. Полов и перекрытий в доме не было. Я сидел высоко и ждал, когда наступит ночь. И боялся, что пар, который валил из-под бронежилета, выдаст мое местонахождение. Внизу были враги. И я исполнил завет своей бабушки, когда стемнело…
Нет больше той улицы Академика Королева. Все теперь изменилось. Спилили вековые дубы, которые росли прямо из асфальта на дороге, которая вела от нашего дома к дубовой роще. Заасфальтировали шестигранные бетонные плиты. Нужно сказать, что во времена моего детства улица Академика Королева была военным аэропортом стратегического назначения. Взлетно-посадочная полоса длиной две тысячи триста метров могла принимать самые тяжелые транспортные самолеты, привод полосы находился в телебашне, а рулежка там, где сейчас экскурсионный комплекс. Не было раньше газона, разделявшего встречную-поперечную полосу, но, правда, и машин столько не было.
Никогда больше не сядут самолеты на эту дорогу. Может, оно и к лучшему. А дуб в парке до сих пор стоит. Совсем недавно под ним была у меня фотосессия. Я рекламировал один очень брутальный мужской товар. Гламурные барышни суетились вокруг меня, пудрили, говорили: «Как загадочно вы улыбаетесь, Тимофей. Этот атрибут вам очень к лицу. Лучше моделей и не найти. Вы, конечно, странный, но такой брутал! Настоящий мужчина!» А потом их продюсер, юноша в зауженных джинсах, с голыми щиколотками, с бритыми висками и напомаженной бородкой, спросил:
— А не подскажете, где здесь туалет?
А я ему и говорю:
— Не знаю…
И руки об штаны вытер.
МУЖЧИНА ВСЕГДА ДОЛЖЕН ПОМНИТЬ СВОЕГО УЧИТЕЛЯ
Популярное
