Пастырь
Я смотрю на склоненные головы, покорные спины, потупленные глаза паствы и понимаю, что сегодня кто-то из них умрёт. Кто именно - я ещё не знаю, я ещё не решил. Стоит ли наказать того, кто на прошлой неделе проявил непокорность и вызвал мой гнев? Или выбрать самого старого и больного? Нет. Скорее всего это будет слепой случай. Да, пожалуй, так будет лучше всего. Слепой случай. И никто не сможет обвинить меня в предвзятости. Хотя мне, собственно, всё равно. Кто вообще посмеет меня обвинить?
Они ещё ни о чём не подозревают. Они живут спокойно, ходят, что-то делают, изредка понимая головы вверх, где обитаю я. Мне кажется, они обращаются ко мне, может быть, по-своему возносят мне свои молитвы. Но это бесполезные молитвы. Выбор будет случайным. Сегодня я так решил.
Иногда мне кажется, что я люблю их. Тогда я спускаюсь вниз, опускаю ладони на покорные головы, дарю внимание избранным. И они вздрагивают, ощущая меня рядом. Они не знают, что означает моё прикосновение – ласку или приговор.
Иногда они раздражают меня своими глупыми поступками, и тогда я обрушиваю на паству свой гнев. Караю. Причём нередко достаётся не тем, кто виноват, а первым попавшимся. У нас такое бывает.
Но чаще всего я просто наблюдаю. Смотрю, как они рождаются, растут, заводят собственные семьи. Как воспитывают и охраняют детей, сбиваются в толпу, при чувстве опасности. А когда опасность отступает – снова расходятся и погрязают в своих мелких ссорах и проблемах. Я дал им видимость свободы. Ограничение только одно. Смерть. Смерть они всегда получают от меня.
Иногда мне кажется, что они всё-таки знают. Знают, когда приходит время одному из них умереть. Нет, они не убегают от меня, не прячутся. Стоят всё так же покорно. Но стоят как-то так, что на моём пути всегда оказывается один из них. Только один. Тот, кого приносят в жертву. И тогда я думаю – так ли слеп и случаен мой выбор.
Я никогда не убиваю сам. С желтоглазым богом у нас сложились странные, но понятные отношения. Я приношу ему одного из паствы. Бог приветствует меня и убивает покорную жертву. Кровь никогда не обагряет мои руки. Я просто приношу. Прохожу в его мир мимо двух ангелов в доспехах, пламенеющих красным огнём, поднимаюсь в белый небесный дворец и отдаю жертву.
Насытившись, желтоглазый иногда смотрит на меня. Мне хочется думать, что с благодарностью. Он может в один миг уничтожить и меня. Он гораздо сильнее, быстрее. Но он не станет этого делать. Я его связь с паствой. Без меня он не сможет ими управлять.
Часто я размышляю о желтоглазом боге. Добр ли он по своей природе? Или это скорее демон, чем бог, воплощённое зло и тьма этого мира? Когда я иду к нему с очередной жертвой, я содрогаюсь от страха, ожидая, что он прочтёт мои мысли, угадает мои сомнения и каким-нибудь образом накажет. Но он оставляет всю эту ересь без внимания. Он целиком поглощён жертвой. Он убивает мгновенно, без мучений. Убивает только жертву, не прикасаясь ко мне. А значит – он добр?
Желтоглазый страшен. Страшен и всемогущ. Он живёт гораздо выше меня и мне приходится тратить долгие часы, чтобы добраться до него. Я протягиваю ему жертву на руках, и он принимает её. Иногда мои ладони обжигает его пламенное дыхание. Иногда мне кажется, что он готов мне что-то сказать. Но он забирает жертву и уходит прочь.
Вчера в мою голову пришла одна мысль. Я торопливо прогнал её, ужаснувшись даже тени, которую она отбрасывала. Но мысль вернулась и с назойливостью осенней мухи не давала мне покоя. Полночи я ворочался с боку на бок, а она всё стучалась в моей голове. Не уходит. А значит нужно хорошо всё обдумать.
Неделю назад со мной приключилась какая-то хворь. Несколько дней я метался в лихорадке, не мог встать. Потом болезнь отпустила. Я вышел к пастве и увидел, что ничего не случилось. Они жили по-прежнему. При моём появлении они едва подняли головы. Желтоглазый же был слаб. Даже его громоподобный голос стал более тихим и ….. жалобным, что ли?
Он почти полз ко мне, он был так слаб, что жертва впервые сумела от него уйти. Мне пришлось её догонять и возвращать в объятия бога.
И тогда я впервые подумал. Ведь это я поднимаю жертву и бросаю её в пасть богу. Ведь получается это не я от него, а он от меня зависит. Он, такой сильный и всемогущий не может без меня. Без меня он…. Умрёт? Что если я перестану приносить ему пищу?
Да, он может убить меня в один миг. Но если я однажды просто не приду? Он не сможет вырваться из своего заточения. И погибнет. Он заключён в своём мире, а я могу передвигаться между его и моим миром. А значит, не Он, а Я сильнее. Значит бог – это не он, а Я? А он… А он такой же, как паства, только сильнее. И если заставить его голодать, он тоже станет покорным.
Надо обдумать.
Я спускаюсь к пастве, выбираю среди них жертву. Они расступаются, оставляя одного. На миг у меня возникает желание пройти мимо и схватить другого. Что тогда произойдёт? Возникнет легенда о моём милосердии и о каре виновного? Или, наоборот, паства меня убоится? Менять установленный порядок не хочется. Я беру принесённого в жертву одиночку и иду к желтоглазому.
***
У задней калитки дворцового сада стояли два стражника. Солнце уже клонилось к закату, окрашивая их начищенные доспехи алым пламенем. Старший дремал, уткнувшись носом в древко копья. Молодой стоил сегодня в первый раз, поэтому старательно таращил глаза и не шевелился, уподобляясь каменным изваяниям воинов, украшавших площадь. Ему казалось, что вот-вот из тенистой аллеи выйдет сам повелитель. Увидит его старания и скажет что-нибудь. Или наградит.
Неподалёку действительно что-то хрустнуло, камешки рассыпались из-под чьей-то тяжёлой ноги. Старший вздрогнул, проснулся, перехватил копьё.
- Что там? – испуганно прошептал молодой.
- Тихо! – коротко цыкнул на него старший. – Идёт кто-то.
В конце аллеи, ведущей к калитке показалась ужасная, скрюченная фигура.
- А-а, - с каким-то облегчением и в то же время с отвращением сказал старший. – Можешь опустить копьё. ЭТОГО я знаю.
Человек приблизился, прихрамывая при каждом шаге и молодой, наконец, рассмотрел, что это уродливый и кривоногий горбун с бараном на плечах. Горбун подошёл совсем близко и молодой с отвращением уловил идущий от него тяжёлый неприятный запах.
- Проходи быстрее, вонючка! – старший стражник отступил чуть в сторону и толкнул горбуна копьём под зад. – Шевелись, падаль!
Горбун не обратил на него никакого внимания. Он прошёл сквозь ворота и скрылся в саду. Старший стражник брезгливо сплюнул и вытер копьё о траву.
- За что ты его так? – решился спросить молодой. – Убогий же человек, сразу видно.
- Не люблю я его, - неохотно ответил старший.- Не могу понять, что у него в голове происходит! Глянешь – кажется жалкий человечишка, обиженный Аллахом. Горбатый, косой, неразумный. А пройдёт мимо – в дрожь бросает.
- А куда он овцу поволок? Неужто на кухню такого вонючего пустят?
- Нет, на кухню его не пустят. Он в другое место идёт. В прошлом году к повелителю приезжал посланник от индийского шаха. Привёз много подарков, а среди них – живого тигра. Подарок не нужный, даже опасный, но не принять его – значит обидеть союзника. Перегородили решётками угол парка, посадили туда эту тварь. Так надо же его кормить, вот и отдали на прокорм отару овец. А присматривать за овцами и кормить зверюгу приставили этого горбатого. Он тогда младшим садовником был, да толку от него немного, вот и поставили. Если и сожрёт его тигр – не жалко. Видел бы ты его тогда – жалкое существо. А за год изменился. И непонятно, как изменился. Вроде бы такой же грязный, жалкий, вонючий. Но что-то появилось. Что-то внутри. Жуткий он стал. И ходит так…. Я не знаю. Ходит так, как будто ему всё тут принадлежит.
Старший ещё раз зябко повёл плечами, залитыми в серебристую кольчугу.
- Приходит он сюда каждый вечер, в одно и то же время. Привыкай. Придётся нам его часто видеть. Пока один из них не сдохнет.
Откуда-то издалека донёсся громоподобный рык. Желтоглазый почуял свою жертву.
© Павел Гушинец (DoktorLobanov)
Они ещё ни о чём не подозревают. Они живут спокойно, ходят, что-то делают, изредка понимая головы вверх, где обитаю я. Мне кажется, они обращаются ко мне, может быть, по-своему возносят мне свои молитвы. Но это бесполезные молитвы. Выбор будет случайным. Сегодня я так решил.
Иногда мне кажется, что я люблю их. Тогда я спускаюсь вниз, опускаю ладони на покорные головы, дарю внимание избранным. И они вздрагивают, ощущая меня рядом. Они не знают, что означает моё прикосновение – ласку или приговор.
Иногда они раздражают меня своими глупыми поступками, и тогда я обрушиваю на паству свой гнев. Караю. Причём нередко достаётся не тем, кто виноват, а первым попавшимся. У нас такое бывает.
Но чаще всего я просто наблюдаю. Смотрю, как они рождаются, растут, заводят собственные семьи. Как воспитывают и охраняют детей, сбиваются в толпу, при чувстве опасности. А когда опасность отступает – снова расходятся и погрязают в своих мелких ссорах и проблемах. Я дал им видимость свободы. Ограничение только одно. Смерть. Смерть они всегда получают от меня.
Иногда мне кажется, что они всё-таки знают. Знают, когда приходит время одному из них умереть. Нет, они не убегают от меня, не прячутся. Стоят всё так же покорно. Но стоят как-то так, что на моём пути всегда оказывается один из них. Только один. Тот, кого приносят в жертву. И тогда я думаю – так ли слеп и случаен мой выбор.
Я никогда не убиваю сам. С желтоглазым богом у нас сложились странные, но понятные отношения. Я приношу ему одного из паствы. Бог приветствует меня и убивает покорную жертву. Кровь никогда не обагряет мои руки. Я просто приношу. Прохожу в его мир мимо двух ангелов в доспехах, пламенеющих красным огнём, поднимаюсь в белый небесный дворец и отдаю жертву.
Насытившись, желтоглазый иногда смотрит на меня. Мне хочется думать, что с благодарностью. Он может в один миг уничтожить и меня. Он гораздо сильнее, быстрее. Но он не станет этого делать. Я его связь с паствой. Без меня он не сможет ими управлять.
Часто я размышляю о желтоглазом боге. Добр ли он по своей природе? Или это скорее демон, чем бог, воплощённое зло и тьма этого мира? Когда я иду к нему с очередной жертвой, я содрогаюсь от страха, ожидая, что он прочтёт мои мысли, угадает мои сомнения и каким-нибудь образом накажет. Но он оставляет всю эту ересь без внимания. Он целиком поглощён жертвой. Он убивает мгновенно, без мучений. Убивает только жертву, не прикасаясь ко мне. А значит – он добр?
Желтоглазый страшен. Страшен и всемогущ. Он живёт гораздо выше меня и мне приходится тратить долгие часы, чтобы добраться до него. Я протягиваю ему жертву на руках, и он принимает её. Иногда мои ладони обжигает его пламенное дыхание. Иногда мне кажется, что он готов мне что-то сказать. Но он забирает жертву и уходит прочь.
Вчера в мою голову пришла одна мысль. Я торопливо прогнал её, ужаснувшись даже тени, которую она отбрасывала. Но мысль вернулась и с назойливостью осенней мухи не давала мне покоя. Полночи я ворочался с боку на бок, а она всё стучалась в моей голове. Не уходит. А значит нужно хорошо всё обдумать.
Неделю назад со мной приключилась какая-то хворь. Несколько дней я метался в лихорадке, не мог встать. Потом болезнь отпустила. Я вышел к пастве и увидел, что ничего не случилось. Они жили по-прежнему. При моём появлении они едва подняли головы. Желтоглазый же был слаб. Даже его громоподобный голос стал более тихим и ….. жалобным, что ли?
Он почти полз ко мне, он был так слаб, что жертва впервые сумела от него уйти. Мне пришлось её догонять и возвращать в объятия бога.
И тогда я впервые подумал. Ведь это я поднимаю жертву и бросаю её в пасть богу. Ведь получается это не я от него, а он от меня зависит. Он, такой сильный и всемогущий не может без меня. Без меня он…. Умрёт? Что если я перестану приносить ему пищу?
Да, он может убить меня в один миг. Но если я однажды просто не приду? Он не сможет вырваться из своего заточения. И погибнет. Он заключён в своём мире, а я могу передвигаться между его и моим миром. А значит, не Он, а Я сильнее. Значит бог – это не он, а Я? А он… А он такой же, как паства, только сильнее. И если заставить его голодать, он тоже станет покорным.
Надо обдумать.
Я спускаюсь к пастве, выбираю среди них жертву. Они расступаются, оставляя одного. На миг у меня возникает желание пройти мимо и схватить другого. Что тогда произойдёт? Возникнет легенда о моём милосердии и о каре виновного? Или, наоборот, паства меня убоится? Менять установленный порядок не хочется. Я беру принесённого в жертву одиночку и иду к желтоглазому.
***
У задней калитки дворцового сада стояли два стражника. Солнце уже клонилось к закату, окрашивая их начищенные доспехи алым пламенем. Старший дремал, уткнувшись носом в древко копья. Молодой стоил сегодня в первый раз, поэтому старательно таращил глаза и не шевелился, уподобляясь каменным изваяниям воинов, украшавших площадь. Ему казалось, что вот-вот из тенистой аллеи выйдет сам повелитель. Увидит его старания и скажет что-нибудь. Или наградит.
Неподалёку действительно что-то хрустнуло, камешки рассыпались из-под чьей-то тяжёлой ноги. Старший вздрогнул, проснулся, перехватил копьё.
- Что там? – испуганно прошептал молодой.
- Тихо! – коротко цыкнул на него старший. – Идёт кто-то.
В конце аллеи, ведущей к калитке показалась ужасная, скрюченная фигура.
- А-а, - с каким-то облегчением и в то же время с отвращением сказал старший. – Можешь опустить копьё. ЭТОГО я знаю.
Человек приблизился, прихрамывая при каждом шаге и молодой, наконец, рассмотрел, что это уродливый и кривоногий горбун с бараном на плечах. Горбун подошёл совсем близко и молодой с отвращением уловил идущий от него тяжёлый неприятный запах.
- Проходи быстрее, вонючка! – старший стражник отступил чуть в сторону и толкнул горбуна копьём под зад. – Шевелись, падаль!
Горбун не обратил на него никакого внимания. Он прошёл сквозь ворота и скрылся в саду. Старший стражник брезгливо сплюнул и вытер копьё о траву.
- За что ты его так? – решился спросить молодой. – Убогий же человек, сразу видно.
- Не люблю я его, - неохотно ответил старший.- Не могу понять, что у него в голове происходит! Глянешь – кажется жалкий человечишка, обиженный Аллахом. Горбатый, косой, неразумный. А пройдёт мимо – в дрожь бросает.
- А куда он овцу поволок? Неужто на кухню такого вонючего пустят?
- Нет, на кухню его не пустят. Он в другое место идёт. В прошлом году к повелителю приезжал посланник от индийского шаха. Привёз много подарков, а среди них – живого тигра. Подарок не нужный, даже опасный, но не принять его – значит обидеть союзника. Перегородили решётками угол парка, посадили туда эту тварь. Так надо же его кормить, вот и отдали на прокорм отару овец. А присматривать за овцами и кормить зверюгу приставили этого горбатого. Он тогда младшим садовником был, да толку от него немного, вот и поставили. Если и сожрёт его тигр – не жалко. Видел бы ты его тогда – жалкое существо. А за год изменился. И непонятно, как изменился. Вроде бы такой же грязный, жалкий, вонючий. Но что-то появилось. Что-то внутри. Жуткий он стал. И ходит так…. Я не знаю. Ходит так, как будто ему всё тут принадлежит.
Старший ещё раз зябко повёл плечами, залитыми в серебристую кольчугу.
- Приходит он сюда каждый вечер, в одно и то же время. Привыкай. Придётся нам его часто видеть. Пока один из них не сдохнет.
Откуда-то издалека донёсся громоподобный рык. Желтоглазый почуял свою жертву.
© Павел Гушинец (DoktorLobanov)
Популярное
