Элфийский шансон - продолжение
Степан
У Голубка болела голова. Она не просто болела – раскалывалась, дергалась, гудела, выла, ее распирало и давило, крутило и вертело. Первым порывом, после того, как Степан осознал себя как личность, выйдя из зыбкого, тяжелого, давящего, проникающего во все дыры и щели тумана, в котором пребывал последние... А кстати, сколько он там пребывал? Задумчиво взявшись правой рукой – левая почему-то не слушалась и подниматься не пожелала, - за грудь, Степан обрадовался – на месте, родимая! Правда, почему-то мокрая... Как ни странно, он в общем-то сроднился с этим дополнением к его организму и расставаться с ним категорически не желал. Уж больно новоявленной эльфийке понравилось релаксировать, хватаясь за нее чуть что – всегда под рукой, удобно же! В прошлой жизни у Голубка не было такой возможности, разве только в общественном транспорте, но это грозило членовредительством и шумными разборками. Продажными женщинами, Степан, как ни странно, брезговал, да и денег на них было откровенно жаль. А тут! Захотелось помацать женскую титьку – и на тебе, наслаждайся, сколько влезет! Хотя возвращения своих родных, недостающих признаков мужественности, он хотел ничуть не меньше, чем раньше. А может и больше, тесное – куда уж теснее! – соседство с женским телом, как не жаль – фригидным телом, здорово раздражало и напрягало. Срыв обязательно должен был случиться. Собственно, он и случился, когда Голубок, пользуясь доступом в волшебный погребок, который показал ему замок, надрался до летающих дракончиков... Кста-ати! Летающие дракончики ведь тоже тогда надрались!
Степан крепко зажмурился, когда внутри его черепушки, по всей видимости, началась загрузка данных, ранее заблокированных по причине... По причине... По причине бессознательного состояния. Он глухо застонал, ощутив, как головная боль, слегка поутихшая было, вновь активизировалась, вознамерившись, судя по всему, взорвать – таки его многострадальную ушастую голову. Сколько времени он пробыл в таком виде? Где он сейчас? И что ему за это будет? Десятки вопросов принялись долбиться изнутри, добавив очередную порцию дурноты, при этом, нисколько не мешая все увеличивавшемуся потоку хлынувших в очнувшийся вдруг, мозг страдальца. Но ответов все не было, стремление открыть очи ни к чему не привело – это простое действо вызвало такой пик боли в глазницах и лбу, что Голубок решил пока повременить с прозрением. Попытка выяснить тактильно его положение в пространстве также провалилась, шевелить пока удавалось только правой рукой – но она все еще была занята грудью, за которую ее владелец держался, как за спасательный круг. На левой же, судя по всему, что-то лежало. Как и на обеих ногах. Потому, собравшись, насколько он мог, с мыслями, Степан начал мозговой штурм, пытаясь вспомнить, что же предшествовало его нынешнему плачевному положению...
Стибрант не хотел лететь. Очень не хотел. Но Голубок, и резко увеличившееся промилле алкоголя в крови, не дали ему шансов увернуться от предложенной разлекухи, тем более ему давно хотелось взмыть в небеса со свой избранницей на спине... А Степан умел быть убедительным, когда хотел. Особенно как следует приняв на грудь. Особенно на такую грудь. Особенно когда эта самая грудь постоянно маячила перед глазами, услаждая взор, и раздражая одновременно.
Дракон покорно полез на подоконник и, чувствуя, что все неправедно принятые в час слабости, литры оркского вина и гномьей самогонки сейчас вернутся на родину, тяжело дыша, согнулся, уперевшись руками в колени.
Все три луны, совершавшие свой привычный неспешный променад по зеленовато-синему небу, с изумлением наблюдали, как на широченном подоконнике, служившим заодно и взлетно-посадочной полосой для драконов, странно скрючившись, растопырился Великий дракон Стибрант Златокрылый, Передний Гнездовой Империи драконов, собираясь начать преображение. Дело, в общем-то, насквозь привычное, хоть и выглядел дракон странновато, но... Тут, лихо гикнув, и опасно покачнувшись на самом краю, бесстыдно задрав подол до талии, на Стибранта без предупреждения с разбегу запрыгнула его дражайшая супруга – Фенеритаэлиямелия, дочь повелителя эльфийской Империи Сейбореан Филейкепилькеана Третьего. Ей удалось с первой же попытки оседлать мужчину, довольно прочно утвердившись на его спине, но это был лишь короткий миг триумфа. Стибрант что-то глухо вякнув, оглушительно выпустил газы, благодаря чему потерял равновесие и, не успев смутиться таким невероятным попранием приличий со своей стороны, камнем рухнул в пропасть вместе со своей драгоценной ношей.
Голубок до сих пор за все время пребывания в этом мире, не удосужился узнать, что из себя представляет жилище, давшее ему приют, где оно находится и как вообще выглядит здешний мир. Все, что он успел осмотреть – это его апартаменты, погребок – с особой тщательностью, и оружейную комнату. Впрочем, вид из окна на небо, открывающийся ему со стороны кровати он тоже успел заценить, как и посчитать луны и солнца. А вот что Замок или, как он здесь назывался – Гнездо, располагался высоко в горах, над пропастью, для него оказалось огромным сюрпризом. Стремительный беззвучный полет вниз – тоже. А уж то, что спина, на которой он все еще сидел, почему-то до сих пор принадлежит не громадному дракону, а обычному человеку...
Голубок судорожно сжав руки на горле своего «скакуна», и плотно вжимаясь грудью в его мускулистую, но, увы, все еще человеческую спину, осторожно огляделся, ежесекундно смаргивая вышибаемые встречным ветром слезы. Никакого намека на крылья поблизости! А падение тем временем вовсе не замедлялось! Обнаженная задница Степана, купающаяся в потоках холодных воздушных струй, мерзла и подавала сигналы опасности, сжимаясь от ужаса, и явно отчаянно мечтала оказаться где-нибудь в другом месте. Задравшийся на голову подол заботливо прикрывал затылок от сквозняка, но длинные остроконечные локаторы, несмотря на это, трепетали и хлопали на ветру, как то самое свежевыстиранное белье, из-за которого он, Степан, собственно сюда и угодил. Если бы не тетка Тонька со своим паленым до безобразия самогоном и мокрыми шмотками, по которым уж и нельзя лишний разок велосипедом проехаться, то он бы не падал сейчас сдвоенным булыжником в эту чертову пропасть...
- Ты, сука, какого хрена падаешь? – заорал, с трудом выплевывая слова, вбиваемые обратно в глотку встречным ветром, Голубок, пытаясь трясти за изрядно помятую им же шею своего задремавшего от всех этих пертурбаций, супруга. – Ты же долбанный дракон! Где, на хер, твои крылья, падла?! Не, на хер лучше не надо... Где твои крылья, которые нравились мне? Где твои крылья... Тьфу, бляха-муха, это не отсюда... – вспомнил вдруг группу «Наутилус Помпилиус» Степан, под которую так хорошо в свое время рыдалось около костра с бардами.
Стибрант громко всхрапнул, вздрогнул, и, почти не просыпаясь, плавно преобразился. Голубок даже не понял, в какой момент мужская спина под ним расползлась в широченную площадку, заходившую ходуном от судорожных взмахов громадных парусов, а его собственные руки оказались на длинной, толстенной, что электрический столб, змеище, оканчивающейся рогатой драконьей харей.
- Мама! – подпрыгнув от неожиданности, коротко вякнул, впервые за двадцать лет вспомнивший свою родительницу Степан, и вдруг почувствовал, что вокруг него и впрямь – как обещал супружник, образовался некий невидимый купол, не позволявший накрениться слишком сильно. Он мягко охватывал наездницу своими стенками, упругими, что Тонькин холодец, славившийся своей непрошибаемой плотностью, и удерживал ее на месте. Его пользу пассажир тут же заценил, когда дракон резко дернулся, со всего маху врезавшись в другого дракона гораздо меньшего размера, спокойно летящего по своим делам. Что с ним сталось, Степан не знал – жертва ДТП, вращаясь вокруг своей оси, с воем полетела вниз.
Их же стремительное падение постепенно превратилось в планирование – крылья-паруса уже почти не двигались, а только вяло пошевеливались, ловя потки воздуха, злобный ледяной ветер превратился в прохладный сквознячок, уже не пытающийся выхлестнуть глаза из глазниц, и ягоды из ягодиц, хотя последними уже впору было забивать сваи, так они оледенели и застыли. Изнеженный эльфячий женский организм не был приспособлен к подобным температурам и потому, едва Степан понял, что может шевелиться без угрозы для собственной жизни, тут же вернул подол на законное место и, подсунув под него обе руки, уложил свое замерзшее филе на ладони, стараясь хоть так его согреть. При этом Голубок непрестанно матерился, уже отчаянно жалея о свое желании трогать пальцами звезды. Все равно звезд отчего-то было не видно, а пальцы заняты.
Мимо пролетела какая-то крылатая тварь, отдаленно напоминавшая смесь дракона и верблюда, с утыканной горбами спиной и необыкновенно разумным взглядом. Хотя сейчас этот взгляд был скорее обалдевший. Летун даже надолго завис в воздухе, провожая глазами похрапывающего на лету самого Переднего Гнездового империи драконов, и рассевшуюся на нем какую-то встрепанную, расхристанную эльфийскую бабу, периодически показывавшую свои синеватые, пупырчатые окорочка из-под трепещущего на ветру подола, и орущую что-то крайне неприличное.
Впрочем, Степану на посторонние взгляды были совершенно наплевать – его затошнило от непрестанной болтанки ездового дракона. Впадая периодически в более глубокий сон, Стибрант время от времени прекращал шевелить крыльями, расслаблялся, и «паруса» поочередно опускались вниз, отчего его кренило то в одну сторону, то в другую. Наездницу колошматило о мягкие прозрачные стенки защитного поля, это было не больно, но неприятно и раздражающе. Подол, как живой, постоянно норовил вернуться обратно на голову, и Степан в сотый раз уже дал себе обещание при первом же удобном случае перейти на штаны, как бы неприлично это по местным меркам не считалось. А то, ишь! Видите ли, рассекать бабам с голым задом, хоть и под длинным платьем, прилично, даже если случится на их пути порыв ветра или неучтенный гвоздь, а в штанах, где все со всех сторон прикрыто – неприлично! Даже трусов паршивых не предусмотрено в этом идиотском мире...
Задумавшегося Голубка как следует тряхнуло и он вскинул голову, панически оглядываясь. Оказывается, пока он, как всякая уважающая себя эльфийка размышлял о моде, его транспорт опустился уже до уровня крон деревьев, торчащих там и сям из земли, до которой оставалось уже не так уж и далеко. Торчащие во все четыре стороны «шасси» дракона ежесекундно цеплялись за ветви, отчего он каждый раз содрогался, но при этом, так и не просыпался до конца. Но это были мелочи. Степан, нагнувшись пониже - насколько ему позволяли защитное поле и тошнота, во все глаза смотрел на прилепившиеся сбоку к многовековым деревьям наросты, похожие издалека на осиные гнезда, только каждое гнездо было размером с хороший сарай. Оттуда, видимо, заслышав оглушительный треск ломающихся под драконьими лапищами веток, выбегали некие человекоподобные существа, и в панике метались вокруг своих жилищ, пытаясь затушить их. Только сейчас Степан заметил, что на Стибранта напала икота, и каждый его громоподобный «ик!» сопровождался короткой струей огня, вылетавшей изо рта и, как ни странно, тоненьким, скромным, пульсирующим фейерверком – из-под хвоста.
- Стебарь! Стиви! Стью! Как там тебя, урод! – заметался, как мотылек под стеклом, Степан, немилосердно топчась по драконьей спине. – Очнись, сука! Мы сейчас убьемся нахрен! И тварей этих попалим, нам же потом в местной ментовке ни в жизть не отмазаться! А ведь на нас еще и того козла повесят, он же, поди, в лепеху...
- Не ссы, любовь моя, пры... Пре... Прорвемся! - просипел, по счастью, негромко Стибрант, даже в состоянии полного изумления помнящий, что нельзя пользоваться своим голосом во всю мощь, и стремительно пролетев над лесом еще с километр, смачно шлепнулся в небольшое озерцо, спровоцировав небольшое цунами.
У Голубка болела голова. Она не просто болела – раскалывалась, дергалась, гудела, выла, ее распирало и давило, крутило и вертело. Первым порывом, после того, как Степан осознал себя как личность, выйдя из зыбкого, тяжелого, давящего, проникающего во все дыры и щели тумана, в котором пребывал последние... А кстати, сколько он там пребывал? Задумчиво взявшись правой рукой – левая почему-то не слушалась и подниматься не пожелала, - за грудь, Степан обрадовался – на месте, родимая! Правда, почему-то мокрая... Как ни странно, он в общем-то сроднился с этим дополнением к его организму и расставаться с ним категорически не желал. Уж больно новоявленной эльфийке понравилось релаксировать, хватаясь за нее чуть что – всегда под рукой, удобно же! В прошлой жизни у Голубка не было такой возможности, разве только в общественном транспорте, но это грозило членовредительством и шумными разборками. Продажными женщинами, Степан, как ни странно, брезговал, да и денег на них было откровенно жаль. А тут! Захотелось помацать женскую титьку – и на тебе, наслаждайся, сколько влезет! Хотя возвращения своих родных, недостающих признаков мужественности, он хотел ничуть не меньше, чем раньше. А может и больше, тесное – куда уж теснее! – соседство с женским телом, как не жаль – фригидным телом, здорово раздражало и напрягало. Срыв обязательно должен был случиться. Собственно, он и случился, когда Голубок, пользуясь доступом в волшебный погребок, который показал ему замок, надрался до летающих дракончиков... Кста-ати! Летающие дракончики ведь тоже тогда надрались!
Степан крепко зажмурился, когда внутри его черепушки, по всей видимости, началась загрузка данных, ранее заблокированных по причине... По причине... По причине бессознательного состояния. Он глухо застонал, ощутив, как головная боль, слегка поутихшая было, вновь активизировалась, вознамерившись, судя по всему, взорвать – таки его многострадальную ушастую голову. Сколько времени он пробыл в таком виде? Где он сейчас? И что ему за это будет? Десятки вопросов принялись долбиться изнутри, добавив очередную порцию дурноты, при этом, нисколько не мешая все увеличивавшемуся потоку хлынувших в очнувшийся вдруг, мозг страдальца. Но ответов все не было, стремление открыть очи ни к чему не привело – это простое действо вызвало такой пик боли в глазницах и лбу, что Голубок решил пока повременить с прозрением. Попытка выяснить тактильно его положение в пространстве также провалилась, шевелить пока удавалось только правой рукой – но она все еще была занята грудью, за которую ее владелец держался, как за спасательный круг. На левой же, судя по всему, что-то лежало. Как и на обеих ногах. Потому, собравшись, насколько он мог, с мыслями, Степан начал мозговой штурм, пытаясь вспомнить, что же предшествовало его нынешнему плачевному положению...
Стибрант не хотел лететь. Очень не хотел. Но Голубок, и резко увеличившееся промилле алкоголя в крови, не дали ему шансов увернуться от предложенной разлекухи, тем более ему давно хотелось взмыть в небеса со свой избранницей на спине... А Степан умел быть убедительным, когда хотел. Особенно как следует приняв на грудь. Особенно на такую грудь. Особенно когда эта самая грудь постоянно маячила перед глазами, услаждая взор, и раздражая одновременно.
Дракон покорно полез на подоконник и, чувствуя, что все неправедно принятые в час слабости, литры оркского вина и гномьей самогонки сейчас вернутся на родину, тяжело дыша, согнулся, уперевшись руками в колени.
Все три луны, совершавшие свой привычный неспешный променад по зеленовато-синему небу, с изумлением наблюдали, как на широченном подоконнике, служившим заодно и взлетно-посадочной полосой для драконов, странно скрючившись, растопырился Великий дракон Стибрант Златокрылый, Передний Гнездовой Империи драконов, собираясь начать преображение. Дело, в общем-то, насквозь привычное, хоть и выглядел дракон странновато, но... Тут, лихо гикнув, и опасно покачнувшись на самом краю, бесстыдно задрав подол до талии, на Стибранта без предупреждения с разбегу запрыгнула его дражайшая супруга – Фенеритаэлиямелия, дочь повелителя эльфийской Империи Сейбореан Филейкепилькеана Третьего. Ей удалось с первой же попытки оседлать мужчину, довольно прочно утвердившись на его спине, но это был лишь короткий миг триумфа. Стибрант что-то глухо вякнув, оглушительно выпустил газы, благодаря чему потерял равновесие и, не успев смутиться таким невероятным попранием приличий со своей стороны, камнем рухнул в пропасть вместе со своей драгоценной ношей.
Голубок до сих пор за все время пребывания в этом мире, не удосужился узнать, что из себя представляет жилище, давшее ему приют, где оно находится и как вообще выглядит здешний мир. Все, что он успел осмотреть – это его апартаменты, погребок – с особой тщательностью, и оружейную комнату. Впрочем, вид из окна на небо, открывающийся ему со стороны кровати он тоже успел заценить, как и посчитать луны и солнца. А вот что Замок или, как он здесь назывался – Гнездо, располагался высоко в горах, над пропастью, для него оказалось огромным сюрпризом. Стремительный беззвучный полет вниз – тоже. А уж то, что спина, на которой он все еще сидел, почему-то до сих пор принадлежит не громадному дракону, а обычному человеку...
Голубок судорожно сжав руки на горле своего «скакуна», и плотно вжимаясь грудью в его мускулистую, но, увы, все еще человеческую спину, осторожно огляделся, ежесекундно смаргивая вышибаемые встречным ветром слезы. Никакого намека на крылья поблизости! А падение тем временем вовсе не замедлялось! Обнаженная задница Степана, купающаяся в потоках холодных воздушных струй, мерзла и подавала сигналы опасности, сжимаясь от ужаса, и явно отчаянно мечтала оказаться где-нибудь в другом месте. Задравшийся на голову подол заботливо прикрывал затылок от сквозняка, но длинные остроконечные локаторы, несмотря на это, трепетали и хлопали на ветру, как то самое свежевыстиранное белье, из-за которого он, Степан, собственно сюда и угодил. Если бы не тетка Тонька со своим паленым до безобразия самогоном и мокрыми шмотками, по которым уж и нельзя лишний разок велосипедом проехаться, то он бы не падал сейчас сдвоенным булыжником в эту чертову пропасть...
- Ты, сука, какого хрена падаешь? – заорал, с трудом выплевывая слова, вбиваемые обратно в глотку встречным ветром, Голубок, пытаясь трясти за изрядно помятую им же шею своего задремавшего от всех этих пертурбаций, супруга. – Ты же долбанный дракон! Где, на хер, твои крылья, падла?! Не, на хер лучше не надо... Где твои крылья, которые нравились мне? Где твои крылья... Тьфу, бляха-муха, это не отсюда... – вспомнил вдруг группу «Наутилус Помпилиус» Степан, под которую так хорошо в свое время рыдалось около костра с бардами.
Стибрант громко всхрапнул, вздрогнул, и, почти не просыпаясь, плавно преобразился. Голубок даже не понял, в какой момент мужская спина под ним расползлась в широченную площадку, заходившую ходуном от судорожных взмахов громадных парусов, а его собственные руки оказались на длинной, толстенной, что электрический столб, змеище, оканчивающейся рогатой драконьей харей.
- Мама! – подпрыгнув от неожиданности, коротко вякнул, впервые за двадцать лет вспомнивший свою родительницу Степан, и вдруг почувствовал, что вокруг него и впрямь – как обещал супружник, образовался некий невидимый купол, не позволявший накрениться слишком сильно. Он мягко охватывал наездницу своими стенками, упругими, что Тонькин холодец, славившийся своей непрошибаемой плотностью, и удерживал ее на месте. Его пользу пассажир тут же заценил, когда дракон резко дернулся, со всего маху врезавшись в другого дракона гораздо меньшего размера, спокойно летящего по своим делам. Что с ним сталось, Степан не знал – жертва ДТП, вращаясь вокруг своей оси, с воем полетела вниз.
Их же стремительное падение постепенно превратилось в планирование – крылья-паруса уже почти не двигались, а только вяло пошевеливались, ловя потки воздуха, злобный ледяной ветер превратился в прохладный сквознячок, уже не пытающийся выхлестнуть глаза из глазниц, и ягоды из ягодиц, хотя последними уже впору было забивать сваи, так они оледенели и застыли. Изнеженный эльфячий женский организм не был приспособлен к подобным температурам и потому, едва Степан понял, что может шевелиться без угрозы для собственной жизни, тут же вернул подол на законное место и, подсунув под него обе руки, уложил свое замерзшее филе на ладони, стараясь хоть так его согреть. При этом Голубок непрестанно матерился, уже отчаянно жалея о свое желании трогать пальцами звезды. Все равно звезд отчего-то было не видно, а пальцы заняты.
Мимо пролетела какая-то крылатая тварь, отдаленно напоминавшая смесь дракона и верблюда, с утыканной горбами спиной и необыкновенно разумным взглядом. Хотя сейчас этот взгляд был скорее обалдевший. Летун даже надолго завис в воздухе, провожая глазами похрапывающего на лету самого Переднего Гнездового империи драконов, и рассевшуюся на нем какую-то встрепанную, расхристанную эльфийскую бабу, периодически показывавшую свои синеватые, пупырчатые окорочка из-под трепещущего на ветру подола, и орущую что-то крайне неприличное.
Впрочем, Степану на посторонние взгляды были совершенно наплевать – его затошнило от непрестанной болтанки ездового дракона. Впадая периодически в более глубокий сон, Стибрант время от времени прекращал шевелить крыльями, расслаблялся, и «паруса» поочередно опускались вниз, отчего его кренило то в одну сторону, то в другую. Наездницу колошматило о мягкие прозрачные стенки защитного поля, это было не больно, но неприятно и раздражающе. Подол, как живой, постоянно норовил вернуться обратно на голову, и Степан в сотый раз уже дал себе обещание при первом же удобном случае перейти на штаны, как бы неприлично это по местным меркам не считалось. А то, ишь! Видите ли, рассекать бабам с голым задом, хоть и под длинным платьем, прилично, даже если случится на их пути порыв ветра или неучтенный гвоздь, а в штанах, где все со всех сторон прикрыто – неприлично! Даже трусов паршивых не предусмотрено в этом идиотском мире...
Задумавшегося Голубка как следует тряхнуло и он вскинул голову, панически оглядываясь. Оказывается, пока он, как всякая уважающая себя эльфийка размышлял о моде, его транспорт опустился уже до уровня крон деревьев, торчащих там и сям из земли, до которой оставалось уже не так уж и далеко. Торчащие во все четыре стороны «шасси» дракона ежесекундно цеплялись за ветви, отчего он каждый раз содрогался, но при этом, так и не просыпался до конца. Но это были мелочи. Степан, нагнувшись пониже - насколько ему позволяли защитное поле и тошнота, во все глаза смотрел на прилепившиеся сбоку к многовековым деревьям наросты, похожие издалека на осиные гнезда, только каждое гнездо было размером с хороший сарай. Оттуда, видимо, заслышав оглушительный треск ломающихся под драконьими лапищами веток, выбегали некие человекоподобные существа, и в панике метались вокруг своих жилищ, пытаясь затушить их. Только сейчас Степан заметил, что на Стибранта напала икота, и каждый его громоподобный «ик!» сопровождался короткой струей огня, вылетавшей изо рта и, как ни странно, тоненьким, скромным, пульсирующим фейерверком – из-под хвоста.
- Стебарь! Стиви! Стью! Как там тебя, урод! – заметался, как мотылек под стеклом, Степан, немилосердно топчась по драконьей спине. – Очнись, сука! Мы сейчас убьемся нахрен! И тварей этих попалим, нам же потом в местной ментовке ни в жизть не отмазаться! А ведь на нас еще и того козла повесят, он же, поди, в лепеху...
- Не ссы, любовь моя, пры... Пре... Прорвемся! - просипел, по счастью, негромко Стибрант, даже в состоянии полного изумления помнящий, что нельзя пользоваться своим голосом во всю мощь, и стремительно пролетев над лесом еще с километр, смачно шлепнулся в небольшое озерцо, спровоцировав небольшое цунами.
Популярное
