Последний подарок

Умирала бабка Марфа тяжело. Сильно кричала, долго. Оно и понятно, такие как она мирно не отходят. Только если силу свою передадут. Но желающих забрать не было.
Правнучку на время к тётке в соседнее село отправили, чтоб ненароком к бабке Марфе не подбежала. Внучка Алёнка, уже взрослая, второй раз на сносях. Чай уж ума хватит не подойти к старухе. А дочь, Варвара, и подавно.

Она с матерью не очень ладила. Бабка Марфа была ведьма не только по научению, а и по жизни. Кумушки говорили, что така силища была, что и русалки ей не перечили. Страсть какая злобная была.

Варвара-то по молодости ой сколько от неё терпела. Хотела бабка к своему ремеслу дочь приспособить, а Варя в позу!
"Не буду, - говорит, - я душу свою губить. Мало ли, что в селе почёт и уважение, только- ть и скрытой злобы, бессильной, столько же от людей сыплется!"
Марфа настоящей, чёрной ведьмой была. Людей не особо жаловала, от того и за страшные обряды на смерть бралась.

Вот Варвара, как только возраст подошёл из дому-то под венец и выскочила. Считая, что всё лучше, чем от маманьки терпеть. Да смотреть молча, как она души губит.

Переехала жить к мужу Павлу, на другой конец села. К матери конечно захаживала, да не часто. Марфа по первой злилась. Не разговаривала с дочкой даже. Проклясть грозилась. А потом, как Варвара Алёнку понесла, словно подменили Марфу.
На дочь, хоть и продолжала рявкать, да мужа её на дух не переносить, а в Алёнке души не чаяла.
Видимо потому что в младенчестве спасла от смерти. На гордость свою наступила и пришла.

Узнала, что внучка новорожденная вот-вот Богу душу отдаст, Марфа случайно. Местные кумушки у колодца, всем кому не попадя кости перемывали. Вот она и услышала.
Сама Варя к матери за помощью не пришла, справедливо полагая, что злоба ведьмовская не пойдёт на уступки.

А Марфа взяла, да и сама решила глянуть, что случилось. Почему дитя к праотцам вдруг отправиться решило.
Вошла в избу, глазищами чёрными зыркает. Варвара, как мать увидела, завыла в ноги кинулась. Обида обидой, а кровь не водица, маманька хоть и ведьма, а всё ж родная. Да и за дочку страшно. А ну как и впрямь помрёт!

Молча Марфа вошла в комнату где ребёнок лежал, за собой идти запретила. Подошла к люльке, лежит в ней Алёнка, словно не живая. Бледная, как сама смерть.
Наклонилась ведьма над люлькой, начала носом воздух втягивать, всю девочку обнюхала.
А малая возьми, да и очнись в это время. Глазёнки открыла, руки к бабке-то и потянула. Сердце ведьмы дрогнуло. Вытащила дитё из кроватки, в одеяла завернула и вышла с ней к Варваре.
Та, как поняла, что мать внучку к себе отнести хочет, заблажила:
"Не забирай мамка, силы тёмные не зови, не губи душу детскую".
"Заткнись, дура! - Рявкнула мать. - Аль совсем меня за погань какую считаешь?! Через три дня ко мне придёшь". И вышла из дома.

Чего уж там Марфа над Алёнкой колдовала, то не ведомо. Пришла Варя к назначенному сроку, тихонько в избу вошла, слышит, гулит младенчик-то.
А ведь пока в болезни лежала ни звука не издавала. Влетела в комнату, сидит Марфа, вся в чёрном, платок по брови натянут, а на руках внучка. Гулит, ручонки тянет, улыбается бабке. Заметила ведьма дочь, зыркнула на неё, так что у Вари ноги подкосились.
- Ну? Чего стоишь в дверях? - спросила Марфа. - Дочь чуть к праотцам не отправила! Али мать родную боишься?
- Что ты маменька, - кинулась Варя к Марфе, - ты прости меня, боялась, что гневаешься ещё, вот и не просила о помощи.
- Боялась она, - прищурив глаз прошипела ведьма, но было видно, что гнев на милость уже сменила.

С того дня, хоть и всё одно редко, но к матери Варвара стала в гости хаживать. Если Марфа хотела взять внучку потетёшкаться, никогда не отказывала. Одного просила, чтоб если у матери дела чёрные намечались, в этот день за Алёнкой не приходила. На том и сошлись.

Шло время, Алёнка подросла. Любила она бабку Марфу. И хоть знала, что про неё в деревне говорят, не чуралась родственницы. Росла девка добрая. Бабкину злобу по наследству не забрала.
Марфа по-первой может и имела виды на внучку, чтоб силу ей свою передать, да только поняла, что та, как мать. Светлая душа, мараться о грязь людскую не будет.
Любила Марфа внучку, больше дочери родной любила. Поэтому и не настаивала на передаче знаний своих тёмных.

Ко времени заневестилась Алёнка. Замуж вышла, народила дочку. Муж хороший девке достался, рукастый. Да и лицом мил. Бабка Марфа к тому времени совсем дряхлая стала. А как Алёнка понесла второй раз, всё сокрушалась, что правнука не увидит, помрёт раньше. Уж больно ей хотелось до момента этого дожить.
Скоро и вовсе слегла Марфа. Варвара с Алёнкой по очереди доглядывать стали. То одна, то другая в доме с ней ночевали.

В эту ночь была очередь Алёнки. Помнила девка материн наказ ни в коем разе бабке руку не подавать, да дар её страшный себе не брать.
Алёнка и сама боялась этого. Бабку хоть и любила, а душу чертям посвящать совсем не хотелось.
И вот лежит Марфа, хрипит, ломает её всю, корёжит. Вдруг тишина настала. Перепугалась Алёнка, влетела в комнату. Лежит Марфа, глазами ясными, будто и не болезная вовсе, на внучку взглянула и говорит:
«Знаю Алёна, напугала тебя мать, да чую и сама не хочешь ты с чертями возиться. Не смогу я просто так помереть. Силу свою мне хоть к чему приладить надо. Но и просто так не хочу её отдавать.
Знаешь ведь, что ты мне роднее дочери моей была. И жизнь твою я с пелёнок видела. Видела и то, чего другие не могут.
Те три дня, что ты с рождения у меня пробыла, мне многое показали.
Несколько вариантов твоей судьбы видела. По какому пойдёшь не знаю. Только один из путей в могилу дитя твоё свести может.
Дожила бы я до этой перепутицы, подсказала бы, да на путь нужный вывела. Да не судьба мне.
Но и не оставлю тебя, кровиночку мою без помощи.
Последний подарок мой тебе оставлю. Да смотри, никому о том не сказывай. Спрячь! И чтоб даже мать твоя не знала где спрятано.
Ты подай мне, мою клюку. Я с ней с малых лет по лесам, да по кладбищам. Всегда при мне была.

Заклятие знаю, переложу свою силу на неё. Но воспользоваться ей можно будет только один раз. И только тебе она службу сослужит, как кровиночке родной.
Как почуешь, что такая беда, хоть в петлю лезь, достань клюку, да руками голыми схватить за неё.
А до того времени, не прикасайся и смотри! Храни секрет! Иначе время придёт, могила нутром поманит, а выбраться сил не будет.
А ещё, как помру, сними с шеи моей подвеску. Да закопай её отдельно, нельзя чтоб она со мной в гроб ушла. Иначе поднять меня с могилы может. Подвеска заговорённая, через неё я с нечистью связь имела. Не дай ей в чужие руки попасть. Много зла принесёт».

Стоит Алёнка, слушает, а у самой волосы на голове дыбом. Перепугалась слов бабкиных, так, что ребёночек внутри шевелиться стал.
- Бьётся?! - продолжила бабка Марфа и указала пальцем на живот Алёнкин. - Ох не дожила до мальчонки.
- Так может и не мальчик вовсе, - произнесла внучка. - Неизвестно то ж, бабушка.
- Это вам не известно, а я всё вижу. Помни о даре моём. Придёт время, только им спасёшься, если храбрости хватит. Ну да кончать пора, - прохрипела Марфа, - устала я. Подай клюку, да иди из комнаты. Дверь плотней затвори. А по утру зайди сама без матери. Клюку забери и схорони с глаз. Только не руками голыми бери. Прощай Алёнка. Помни свою бабку старую.

У Алёнки слёзы ручьём катятся и бабку жалко и со слов её страшно. Подала Марфе её клюку, вышла из комнаты и дверь затворила.

Поначалу-то всё тихо было. А как время ближе к трём часам ночи подходить стало, началось. Словно стены ходуном ходить начали. Крыша подпрыгивать стала. Бабка Марфа из-за стены голосом не своим кричит. Зажала Алёнка уши, а и через ладоши слышно. Словно демоны за стенкой пляшут. Гогот стоит, свист, да рычание. И чудится девке, что ни одна бабка за стеной.И помимо старухиного голоса, вторит ей хрипота адская, да вдруг как завоет утробно. Зазвенела посуда на полках, половицы ходуном заходили и враз стихло всё.
До утра Алёна просидела в углу, с поджатыми к груди коленями. На дверь таращилась, боялась, что зло за дверью бывшее, к ней выйдет.

Утром, лишь петух пропел, Алёнка в комнату побежала. Вошла и смотрит. Все стены, как когтями исполосованы, занавески в лоскуты разодраны. А на постели лежит бабка Марфа, волосы растрёпанные, лицо перекошено, то ли страхом, то ли злобой. Вдоль тела клюка лежит, руками сжата.
Еле внучка руки разжать смогла. Взяла простыню из сундука, обернула ей клюку, да и спрятала пока с глаз и своих, и чужих.
Подошла к бабке аккуратно подвеску с шеи сняла. И от страха за иконы в красный угол её и сунула.

Тут и Варвара пришла. Как увидела мать мёртвую, заголосила, на грудь к ней бросилась. Поревели вместе с Алёнкой, только слезами ничего не исправишь.
Схоронили Марфу.
На поминках семьёй посидели. Да и кого звать-то, Марфу в деревне, как огня боялись. До самой старости колдовством промышляла...

Алёнка через сорок дней опосля смерти бабкиной к ней в дом с мужем переехала. Ко времени родила мальчика, как бабка Марфа и предсказала. Прохором назвали. Да уж до того мальчонка хорош получился, что словами не описать.
Белобрысый, ясноглазый, чисто ангел. А уж приветливый! Улыбается, как солнышко светит!

Время идёт, и Алёнка уж Алёной Павловной стала.
Поначалу, после смерти бабкиной у Алёны всё слова её последние из головы не шли. К любой неприятности приглядывалась, всё подвох почуять хотела.
Клюку бабкину на совесть спрятала. И слово сдержала, никому про неё не сказывала.
Да вот о подвеске забыла совсем. Так и осталась она лежать за образами святыми.
Со временем поуспокоилась. Жизнь течёт, ничего плохого не происходит. Муж любит, дети подросли, женихаться стали. Матушка во всём помогает.

А однажды...
- Скажи-ка Прошенька, - ласково обратись Алёна к сыну, - вот смотрю на тебя и не пойму, ходишь хмурый. На себя не похож. Вроде бы и печалиться не с чего. Аль случилось что?
Вздохнул Прохор.
- Тяжело мне мама, - начал он, - девка одна есть, всю душу мне вынула. Ни о ком больше думать не могу.
- Тюю, - улыбаясь протянула мать, - так чего ж печалишься! Сватов зашлём. Парень ты видный, любую позови без оглядки под венец кинется.
- Да вот не любая.
- Не пойму я тебя сыночка. Это что ж за зазноба такая в деревне нашей, которой ты не мил?
- Не с нашей деревни она, - хмуро произнёс Прохор.
- Дык хоть с соседней, всё одно всех знаю, расскажи кто.
- Аглаей кличут,- ответил сын, - и гнать меня не гонит и о свадьбе говорить запрещает.
- Аглая? Это чья ж дочка будет. С той деревни я знавала одну Аглаю, так-то ж ведунья была. Старая, померла уж поди. Ну да не печалься Проша. Время покажет.

Прохор тяжело вздохнул и вышел из комнаты. А Алёна в задумчивости села. Помнила она бабку Аглаю. Когда Марфа померла, тогда за целительством в соседнюю деревню и бегали. Была там старая бабка Аглая. Не чета Марфе, но тоже кое-что умела. Сама Марфа-то не особо её жаловала. Всегда называла лживой гадиной. Потому что в отличие от Марфы, которая не скрывала, что нечисть ей в помощь идёт, бабка Аглая прикрывалась светлым платочком и молитовки всё читала. Вот народ деревенский и считал, что она светлой силой добро оказывает.

А как разговор про неё заходил, так Марфа всегда отвечала, что Аглая мягко стелет, да жёстко спать будет.
"Только если бабка Аглая и жива, то годков-то ей, почитай уж под сто будет! - думала Алёна, - Что ж за молодица тогда Прошеньке в душу запала?"
И надумала она в соседнюю деревню наведаться, разузнать, что за девушка её сыну приглянулась.
Ничего не мужу не матери не сказала, утром встала пораньше и вышла из дома.
Войдя в деревню, решила навестить старую знакомую, и у неё как раз полюбопытствовать.
- Принимай гостей Настасья, - входя в дом произнесла Алёна.
- Алёна! - радостно поприветствовала её женщина. - Наконец-то сама решила зайти! А то я уж извелась вся! Что же у вас случилось?
От этих слов Алёна напряглась.
- А с чего ты Настасья взяла, будто что-то у нас случилось? - спросила она.
- Ну как же! Почти каждый день твоего Прохора вижу у нас в деревне. Да всё к бабке Аглае в избу ходит. Заболел что-ль кто?
Стоит Алёна дышать перестала. Побледнела, того гляди сознание потеряет.
- Ты чтой-то Алёна? Худо тебе? Присядь, водички принесу, да рассказывай что случилось!

Пока Настасья ходила в кухню за водой, Алёна взяла себя в руки.
- Жива выходит ещё бабка Аглая? - Спросила она.
- Жива живёхонька - ответила Настасья. - Последнее время сдала сильно, но ещё лечит, людей спасает!
- Людей спасает, - задумчиво повторила Алёна. - А скажи Настасья, может у бабки Аглаи внучка какая есть? Или может у вас в деревне ещё какая Аглая имеется?
- Да что с тобой! - Воскликнула Настасья. - К чему все эти вопросы? Будто сама не знаешь, что Аглая в деревне одна.
- Знаю, - ответила Алёна, - только в толк я никак не возьму.
И рассказала Алёна Настасье, про утренний разговор с сыном.
- Да будет тебе Алёна! Что-то страшное ты мне рассказываешь. Быть того не может!
- Вот и я думаю, что не может, - ответила женщина, - видать без нечистого не обошлось!
Послушай, Настасья, ты ведь помнишь, как бабка Марфа, отца твоего с того света вытащила.
- Как не помнить, - отозвалась Настасья, - Аглая-то тогда и не помогла. Ведь с того времени мы с тобой подружками и заделались!
- Обещай и ты помочь мне. Задумала что-то ведьма старая! Не зря бабка Марфа её на дух не переносила! Я сейчас домой пойду. А ты, как Прохора моего в следующий раз в деревне увидишь, проследи за ним. Может удастся что узнать.
На том и порешили.
Ушла Алёна домой. Тяжесть на сердце лежит.
"Вот он путь, о котором перед смертью бабка Марфа сказывала, что в могилу он может дитя моё свести" - думала Алёна Дома никому ничего сказывать не стала.

И снится этой ночью Алёне сон.
Будто она в незнакомом доме. Посреди комнаты стоит стол, а на нём гроб. В гробу том Прохор лежит. Только не ладный да складный, а словно вся молодость из него ушла. Весь в морщинках, да седовласый. Бросилась мать к сыну, обнимает его, плачет и вдруг слышит хохот. Обернулась, стоит бабка Аглая. Только не бабка она теперь вовсе, а женщина молодая.
Отсмеялась и говорит Алёне: - "Я теперь многое могу, благодаря твоему подарку".
И опять на всю комнату хохот мерзкий и страшный, да такой громкий, что Алёна уши руками закрыла.

Проснулась женщина, сердце колотиться. Так больше и не заснула, всё в голове сон прокручивала.
В один из дней, рано по утру, пришла в гости Настасья. Убедилась, что Алёна дома одна и рассказала, что ей удалось за Прохором проследить.
"Как только заметила его, - начала рассказ Настасья, - все дела побросала и за ним. Гляжу, опять к дому Аглаи направляется. Как только он в дом вошёл, я под окно прокралась. На цыпочки поднялась и не пойму, пожар что-ли в доме! Потом только заметила, что по углам в комнате чарки керамические стоят, а в них пучки травы. Вот они и дымят. Видимо одурманивает Аглая Прошу твоего, чтоб ему девица молодая виделась!
Так вот зашёл Прохор, она его к столу повела, усадила, и речи непонятные повела. Мало я разобрать могла, окно-то прикрыто было. Но некоторые фразы всё ж услышала. Говорила она ему, что есть у вас в доме то, что ей очень необходимо. Вещь эта, принадлежала бабке Марфе. Что без этой вещи она не сможет за него замуж выйти.
Прохор слушает, да вроде как артачиться, мол негоже в матерных вещах рыться. Не хорошо это.
А Аглая соловьём поёт, ничего страшного в том нет, что ты вещь заберёшь, тем более и не матушкина вовсе, а прабабкина, а той уж в живых давно нет. В вещи той сила могучая. Как только она в руки Аглаи попадёт, то сразу она под венец с Прохором пойдёт. Говорит, а сама ему кружку подаёт, пей говорит любимый, угостись моим чаем особенным.
Прохор отпил из кружки и как неживой сделался. Взяла она его лицо в ладоши, в глаза своими глазами вперилась и шепчет что-то. Что уж шептала, не смогла разобрать. А как отшептала, поднялся Прохор и пошёл из избы.
А уж на утро, я к тебе тут как тут! Чего делать-то будем?!"

Сидит Алёна в одну точку смотрит. В голове мысли путаются. "Что ж за вещь такая, что силу Аглае придаст. Неужто про клюку бабкину знает. Так не поможет она ей, помню бабка Марфа говорила, что только крови роднойона службу сослужит".
И тут Алёнку как водой ледяной окатило! В глазах подвеска всплыла и слова бабки Марфы умирающей: "подвеска заговорённая, не дай ей в чужие руки попасть, много зла принесёт".

Как ужаленная подскочила Алёнка, и понеслась, Настасья за ней.
Влетела она в комнату, где бабка Марфа померла, к красному углу кинулась, руку за образа сунула- нет подвески.
- Вот она о какой вещи говорила! - воскликнула женщина. - Не уберегла я, не исполнила наказ бабкин. Вот горе-то. Одурманила ведьма Прохора моего. Через него решила подвеску заговорённую заиметь.
И рассказала Алёна Настасье о чём ей бабка Марфа перед смертью сказывала.
Сидит Алёна, ревёт белугой.
- Да погоди ты реветь-то! - сказала Настасья. - Проверь на месте ли клюка бабкина.
Встрепенулась Алёна.
- А и правда, чего ж это я! Обещала бабка Марфа, что сослужит мне службу подарок её последний!

Сбегала баба в место потаённое, убедилась, что клюка на месте и сговорились они с Настасьей дело одно сделать. Выждали, когда с покоса Прохор вернётся, да из избы прочь пойдёт. Незаметно за ним последовали...

Скрипнула дверь, обернулась Аглая, в избу Прохор вошёл. Она за стену перво-наперво спряталась, да травки в чарочки подложила, огонёк в них раздула. Чтоб дым посильнее чадил, да сознание вошедшего укутывал. И говорит ему из угла:
"Посиди мой миленький, подожди минуточку, сейчас выйду к тебе".
Дождалась, когда трава действие своё дурманное исполнила и вышла к нему.
Стоит Прохор у двери, наглядеться на красавицу не может. И невдомёк парню, что не девица перед ним молодая, а бабка старая, колдовство творит.
- С чем пришёл милый мой, - птицей запела Аглая, - принёс ли, что просила?
- Принёс любимая, - ответил Прохор, а сам наглядеться не может. И протягивает ей подвеску.
Схватила Аглая её, глаза загорелись, как полоумная сделалась и будто сама с собой разговаривает:
«Ну теперь мне никто не указ! Ох Марфа, ох сослужит мне твой амулет службу! Жаль только, что сынка твоей ненаглядной Алёнушки в жертву принести придётся».
И зашлась хохотом диким. А Прохор рядом сидит, ни на что не реагирует, глазами пустыми смотрит, улыбается словно глупый.
Разошлась Аглая, расхорохорилась и не замечает, что с улицы, в окно на неё две пары глаз смотрят.
Стоит Алёна, как услышала, что она Прохора в жертву принести собралась, куда вся доброта, да милота делась! В руках клюку, простынёй обмотанную, сжимает. Глаза как кровью налились, всё вокруг видеть перестала, только на ведьму старую смотрит.
Вмиг прочувствовала на что человек способен, до опасности доведённый. Уже и ведьмовство бабки Марфы не такой жутью казаться стало...

А за окном внутри дома, Аглая крутится, к обряду готовится, чтоб силу, которой Марфа нечистью управляла, на себя забрать. Круг на полу нарисовала. Свечи разожгла. Трава в мисках чадит, в избе сумрачно от дыма и тусклого света.
Встала Аглая в центр круга, руки к небу вознесла и кричит: "Силу чужую себе заберу, в откуп за это невинную душу даю". Повернулась к Прохору и зовёт его: "Ты иди ко мне милый мой, вся твоя буду". Манит парня к себе ведьма старая, а ему видится, что желанная его, молодица к себе зовёт. Поднялся он и вошёл в круг.
Ведьма второй раз заклятие прочитала и отойдя от Прохора подошла к столу. Взяла нож и встала перед ним.
Стоит парень, голову на грудь свесил, не шевелится. В комнате темнеть начало, словно ветер поднимается, огни от свечей колышет...

«Ой, мамочки, - прошептала Настасья, - это ж она его убить хочет». Повернулась к Алёне и отшатнулась в страхе. Словно сам сатана в неё вселился, в глазах как огонь горит. Смотрит в окно не мигая. Руками медленно клюку от простыни разворачивает.
«Не бывать тому! - прошипела Алёна, - удушу гадину лживую».
Стоит Настасья, глазам не верит и не узнаёт подругу свою, добрую да милую. Вроде как бабка Марфа перед ней сейчас стоит. Злая, да жестокая. Клюку руками сжимает, аж костяшки пальцев побелели.
Только приготовилась Аглая третий раз заклинание читать, да уж руку с ножом над Прохором занесла, да не успела. Словно вихрь дверь распахнул, влетела Алёна в избу. Аглая глаза выпучила, смотрит на мать Прохорову, понять не может, как она здесь оказалась. А Алёна словно сама не своя, глаза гневом светятся, зашипела на ведьму:
- Ах ты гадина лживая, ведьма проклятая! Белым платком голову укрывала, в глаза людям улыбалась, а сама дело чёрное затеяла, душу безвинную загубить хочешь.
Рассмеялась Аглая, взяла себя в руки и отвечает ей:
- Не помеха ты мне Алёнка, не тягаться тебе со мной, у меня теперь амулет, половиной силы уже обладаю! Осталось дело довершить. Кабы бабка твоя жива была, может и составила бы мне преграду, а тебе ль со мной справиться?! Ты от силы Марфиной, как чёрт от ладана бегала! Так вот теперь от настоящих чертей бегать будешь!
- Не бывать тому ведьма старая! Я от силы Марфиной хоть и бегала, да только бабка сама наперёд чуяла, что хоть раз, да придётся мне с такой нечистью как ты потягаться!

Схватилась Алёна двумя руками за клюку, над собой подняла, да как закричит:
"Бабка Марфа, как заботилась ты обо мне, так и о сыне моём позаботься, помоги вырвать из лап нечисти". И как шарахнет клюкой об пол, что есть силы.
Как волна неуправляемая, от удара пошла. Разлетелись все предметы в комнате по углам, трещина по полу пошла. Словно земля разверзлась, языки пламени из подпола вырываться стали. Затряслась изба, крыша подпрыгивать начала, стены ходуном заходили.

Спохватилась Алёна, как в чувство пришла, смотрит по сторонам, ад на земле творится.
Дом на части разрывается. Прохор тоже, как ото сна очнулся. Глядит вокруг не поймёт, что происходит. Бабка старая рядом стоит, нож в руке держит. А в дверях матушка растрёпанная, лицо красное. Бросился сын к ней:
- Матушка, что происходит, как мы здесь оказались?
- Ой Прошенька, - взмолилась мать, - бежим из хаты, сейчас рухнет всё.
Схватил Прохор мать, дверь плечом вышиб, и выпрыгнул на улицу.
Краем глаза заметила Алёна, что Аглая старая за ними на улицу кинулась, да не успела, разошёлся пол под ногами, вырвался столп огня, да и вспыхнула старуха, в расщелину провалившись, только окрик дикий послышался.
Вдруг Алёна спохватилась, подбежала к избе, да с силой внутрь клюку закинула. Грохотом огласилось небо, изнутри в окна, в дверь, языки пламени вырываться стали. Вспыхнул дом, как соломинка, в минуту дотла сгорел. Так полыхал, что мочи не было рядом стоять. Жар, как из самой преисподней выбивался.

Глядит Настасья, соседи из домов повыбегали, кто с вёдрами к колодцу побежал, кто сразу к дому пылающему.
- Пойдём Алёна, - потянула её за собой Настасья, - ни к чему людям на глаза попадаться. Всё ж Аглаю в деревне, как светлого человека почитали...



© Юлия Скоркина