Рассказ Сузь даль из сборника Это моя земля
Сузь даль
«Не раздобыть надёжной славы, покуда кровь не пролилась»
Булат Окуджава
[1]
Понедельник, утро, пробки, чуть не опоздал. Сам слежу за дисциплиной, должен пример подавать. Натыкаясь на столы, пробираюсь на кухню. А там очередь из таких же, как я, кофеманов, столпилась у кофемашины, жмёт на рычаги. Воды нет, зёрен нет — ни тебе кофе, ни тебе булочек с корицей.
— Лёха, какого чёрта, утро же, — думаю про себя. Разминаю пальцами лицо, на щеках остаются красные пятна.
Лёха — начальник административно-хозяйственного отдела — должен следить за кофемашиной!
В офисе аромат кофе обычно распространяется с самого утра, но не сегодня. Без кофе сердце не стучит и душа не поёт. Без кофе нет работы и отдыха тоже нет.
Набираю Лёхин номер один раз, второй, третий, он сбрасывает звонки. Скребу ногтями трёхдневную щетину, оставляя на щеках кроме пятен ещё и полосы. Кофеманы отходят, прячут глаза. Наверное, перешёптываются, мол, шефу кофе не достался, а ночка тёмная была.
Лёха, блин!
Не берёт.
Пойду курну.
Выхожу. А там — здрасьте, пожалуйста, вот он Лёха! Любезничает с Лерой из пиара, гляди ты!
Иду к ним, впечатывая в асфальт каждый шаг.
— А у меня свободное место в палатке, — слышу Лёхин голос, вытягиваюсь вверх, изменяясь в росте. Свободное место в палатке у него? Да что ты!
— Эй, коллеги! — поезд, стой, раз-два. — Как насчёт кофе? — замечаю в руках у Лёхи и зёрна, и воду, и молоко для капучино. — Кому-то очень хочется лишиться премии, ага?
— Так ведь рано, шеф!
— Да что ты! Который час? — Лёха смотрит на часы.
Рабочий день начался N минут назад. Ни он, ни Лера не отметились на стойке прибытия, а значит, опоздали на работу, а значит, премиальные долой.
— Кофе где?
— Ща всё будет, шеф, — Лёха отворачивается, но недостаточно быстро, и я вижу, как он скалится, обнажая жёлтые зубы с неровной кромкой. Кому он место предлагает в палатке, я не понял?
— Коллеги, коллеги, — быстрым шёпотом, оглушая «г», говорит Лера. Получается «калеки». Кто здесь калеки, интересно? — Это я виновата. Собираю группу наших на байках в Суздаль на фестиваль. Логотипы компании, все дела, реклама. Тома с телевизионщиками договорилась: интервью, съёмки... Сан Саныч, поехали с нами, а? Выезжаем с Курского в субботу утром, возвращаемся в воскресенье.
— Суздаль — это где? — я смотрю на крестик у Леры в декольте. Она нервничает, грудь вздымается, крестик меняет положение. Переводит стрелки, ясно же.
— От Владимира 30 километров. У тебя есть байк?
— Нет.
— Готов купить?
— Не вопрос. Поможешь выбрать?
— Конечно. Сегодня?
— Запросто.
[2]
Вообще-то, велосипед у меня был. В школьные годы. С тех пор 40 лет прошло. Говорят, на велосипеде учатся кататься один раз и на всю жизнь, вот и проверим заодно.
Выбор аппарата похож на сеанс у психотерапевта. Нужно в себе покопаться, чтобы пройти интервью у продавца. Кроме роста, веса и ценовых ожиданий, консультанта неподдельно интересовали мои планы на жизнь. Где буду кататься? Что там за дороги: асфальт или грунт? Собираюсь ли в горы с байком? О! Опять это словечко. Любопытство продавца я переадресовал Лере с Лёхой, а сам только успевал фиксировать термины: обвес, кронштейн, контакты, рога, гидравлика... Мамочки мои, пять минут назад я был убеждён, что знаю, что такое велосипед.
Продавец предложил купить «штаны» на багажник — перемётную суму на заднее колесо. На витрине стояла такая, действительно похожа на штаны. Этакая веловерсия нижней части Венеры Милосской.
— Ни к чему, — морщится Лёха, — мы же на пару дней.
— Тяжёлые вещи можно в «штаны», а легкие в рюкзак! — продавец смотрит на доблестного велотуриста с подозрительным прищуром, типа, что ж ты, мерзавец, мне выручку сокращаешь.
— Говорю, ни к чему.
Я по-детски обрадовался трогательной заботе о моих финансах. Лёха домовитый — крепкий хозяйственник.
В финале взяли шорты с мягкими вкладками для филейных мест, очки с жёлтыми стеклами, велозамок, фонарик, термос, спальник, палатку и рюкзак. Примерять шорты пришлось при Лёхе.
— Бери на размер меньше, — наставлял он, — а то свободные при движении не отводят влагу и парусят. Помнишь, мы на скалодроме были, брали скальные туфли на размер меньше? Так и здесь.
— Лёха, не влезу, — хрипел я, втягивая живот, с треском натягивая ткань на тело.
— Ещё как влезешь, — улыбался, сверкая жёлтыми зубами, Лёха.
Ну вот и я втиснулся, сразу почувствовал себя колбасой-вязанкой. Швы разделили икры на порции. Если я в этом наряде попаду к людоедам, им не придется отчерчивать когтем свою долю. Насечки готовы!
Палатка на одного — на сленге — гробик. И выглядиткак гробик. А я-то помню, Лёха, что у тебя палатка на двоих. Весь скарб продавец поместил в рюкзак с запасом. Чемпион по тетрису, а не продавец. Как говорил в таких случаях Остап Ибрагимович: «Заверните в бумажку!»
[3]
Рассветная Москва создана для велопоездок. Велик круто меняет отношение к миру. Скорость перемещения выше, при этом успеваешь увидеть детали. С первым оборотом педали к физии прилипает блаженная улыбка, что контрастирует с лицами из окон автобусов, которые обглняешь на каждой остановке.
Сбор назначен в 7 утра в субботу на Курском. Билеты, чтобы ехать вместе, взяли заранее. На перроне, в обтягивающих одеждах, цокая металлом велосипедных туфель и пластиком шлемов, роилось и галдело человек двадцать. Я тоже галдел и цокал, шорты непривычно давили, я взмок, влага быстро испарялась с поверхности ткани, как и ванговал Лёха.
Тома из пиара возглавила группу, раздаёт жилетки с логотипом. Никогда не думал, что Тома, с её застенчивостью, может так лихо руководить. А она, гляди-ка, распоряжается:
— Жилетки не теряем, не пачкаем. На фестивале будет репортаж. Телек, интервью, все дела. В понедельник проснётесь знаменитостями!
Лера прислала смс, она уже рядом. Успевает впритык.
У Лёхи что-то с лицом, тревога? Не парься, бро, до Владимира поезда каждый час.
До отправления две минуты, появляется Лера, она никуда не спешит. Тоже небось знает, что поездов полно, как птиц на вокзале. Хочешь — сядешь на «Стрижа», хочешь — на «Ласточку». Лёха хватает велик Леры, затаскивает в вагон.
— Сан Саныч первый раз в велопоходе, — воркует она, — прошу не терять, любить и жаловать.
В глазах группы читаю не жалование, но жалость. Или померещилось. Впрочем, некогда. Быстро по местам. Отправляемся.
Пока трясёмся в вагоне, знакомлюсь с завсегдатаями клуба. Получаю инструктаж: сколько до места, как двигаемся, где магазины, как часто привалы. Лёха предложил проверить настройки моего велосипеда. Новый всё-таки.
В магазине могли чего-нибудь недозакрепить. Заботливый такой АХОшник, должен упреждать хотелки. Я сначала вникал, потом бросил.
Лёха возился с байком минут тридцать. Я ничего не понял в настройках, зато сколько новых слов узнал: грейдер, говны, гары... на все остальные буквы алфавита сленга тоже достаточно. У велотусовки свой язык, или, как написано на сайте клуба, «бестолковый словарь». Читаешь эту феню и радуешься: все словечки вокруг любви, бухла и заботы о ближнем. Наши люди! Приятно!
Выгрузились во Владимире, ломанули в магазин. Затарились «Дымовым» — колбасами и копчёностями местного производства.
[4]
Прокатились по центру Владимира мимо храмов с фресками Андрея Рублёва, по пешеходной зоне, к Золотым воротам. Затем выехали из города и встали на маршрут. Странное ощущение от байка, будто всё время еду в гору.
Главная задача Томы как руководителя группы — довести коллектив до фестиваля без использования автомобильных дорог с интенсивным движением. Здесь много резонов: безопасность, чистый воздух, тишина и пасторальные пейзажи. Скорость, по сравнению с асфальтом, ниже, но из-за слепней всё равно чувствуешь себя кометой, хвост которой — насекомые. Если двигаться медленно, эти твари жрут беспощадно. Если резко остановиться, жужжащая гвардия горохом стучит в рюкзак и затылок.
А в лесах живут комары и искренне радуются потным гостям. А ещё там горы валежника. И, чтобы пробраться через него, приходиться спешиваться и тащить байки в руках.
Парни помогают девушкам. Белый танец с препятствиями. Ухаживание на велоязыке называется «фламинго». Прикольно, если пару раз. А если каждые сто метров?
Напоминает исполнение священного долга на армейской полосе. Вспомнилось, как однокашник, когда зубрили текст присяги, озадачил: «Что тебе больше нравится — тяготы или лишения воинской службы?»
Так, через броды, буреломы и говны, дорога вместо 30 километров по трассе превратилась в 60 километров испытаний на пересечённой местности. И, поверьте, по усилиям это превращение далеко не в два раза. Бодрые коллеги держались вместе, беседуя на ходу и похохатывая. Мои же порывы сублимировались в образ вороны из анекдота, которая, подвизавшись с перелётными птицами через океан, твердила: «Я смогу, я — крутая, но дууууурааааа...»
В антицеллюлитных поездках по лесным корням дали жару не только шорты на размер меньше, но и заводское сиденье. Уверен, что данный БДСМ-аксессуар прикручивают к велосипедам брутальные персонажи из рекламы, приговаривая «всёравнокупят». Забегая вперёд, скажу, что после похода нормально сидеть на офисном кресле я не мог две недели. Друзья, заклинаю, при покупке надо сразу скручивать в магазине пыточный кол и ставить нормальный диван.
Вслед за шортами и бандана категорически не справлялась. Пот жёг глаза. За поездку я собственным потом растворил на очках жёлтое напыление. Какая занимательная химия! Надо будет ещё что-нибудь порастворять на досуге, раз уж я такой шкаф с реактивами.
Выгребаю сзади со стойким ощущением, что тяну за собой плуг и крепко порчу борозду. Силы уходят в обнимку с самооценкой. Мой зубовный скрежет и тяжёлое педалирование резко контрастируют с изяществом движения группы. Неужели я настолько рыхлый?
Прилично отстав, но ещё сохранив визуальный контакт со спинами сподвижников, поймал нечаянную радость. Местный парень на ржавой «Украине» бог знает каких годов издания выехал на перекресток просёлочных дорог. Некоторое время мы с ним ехали параллельно. Такой байк, как у него, я и сам пользовал на бабушкиной даче. Тяжелый, как слон, ваще не ломабельный. Знай, смазывай цепь и качай шины. Одна передача, восьмерка на заднем колесе, скрипучие пружины сиденья, тормоз обратным ходом — всё родное, знакомое.
Аборигену на вид лет 20, независимый вид, волосы в колтунах, видавшая виды рубаха с единственной пуговицей, сандалии из кожзама на босу ногу, немыслимые штаны то ли от свадебного, то ли от спортивного костюма и велосумка размером с две сигаретные пачки, привязанная к раме бельевыми веревками. Вот что там может поместиться, а? Благодаря геометрии «Украины», посадка у парня, как у отличника с первой парты, являла полную противоположность экстерьера любого из тех, кто выгрузился на Владимирском вокзале пару часов назад. Как сообщает нам велословарь, таких ребят, пренебрегающих брендами и техническим прогрессом, называют гарами.
Парень притормозил и помахал мне. Я остановился.
— Дядя, у тебя вода есть?
— Да. Вот, пожалуйста, — открепляю флягу от рамы, протягиваю.
— Дядя, ты очень странно едешь, — говорит абориген между глотками, — можно я посмотрю твой велосипед?
Я был рад любой паузе, лишь бы немного передохнуть.
Гар перевернул велик. Ловко поставил на руль и сиденье.
Сильно крутанул оба колеса. Через два оборота они остановились.
— Дядя, у тебя обе оси перетянуты.
Он полез в свою нановелосумку. Достал оттуда льняную куколку и советский мультитул — пару ключей с десятком вариантов под разные гайки. Через пару минут колёса крутились безостановочно.
— Ты давно так едешь? Ты очень сильный!
— Да я чуть не помер.
— А зачем ты так закрутил гайки?
— Это не я…
[5]
Подо мной был другой велосипед и другая дорога. Всё стало значительно радостнее. Дальше поехали вместе с аборигеном. Он стал мне Пятницей, родной душой. Парень тоже слышал о фестивале и собирался поглазеть.
— Хочешь, кое-что подскажу, будет чуть проще ехать?
— Ещё как хочу! Делись скорее!
— Есть несколько правил. Первое — разгон. Ты слишком быстро набираешь скорость. В каждый момент времени крутить педали должно быть комфортно. Как только становится слишком легко или слишком тяжело, переключай передачу. Второе — переключение передач. Чем чаще, тем лучше. Так быстрее придёшь к автоматизму.
Не забывай, что кроме девяти маленьких звёздочек есть три больших. Щёлкай постоянно, вырабатывай рефлексы.
Третья — руки. Ты много веса отдаёшь в руки. Разгружай, переноси центр тяжести на ноги и на сиденье.
Четвёртое — непрерывность. Нужно крутить постоянно. Ты же крутишь взрывно и через паузы. Общий совет — всё постепенно.
Посмотрел в небо и добавил:
— Любое действо без образа — это безобразное действо. Вот тебе притча. В храме есть колокол. Туристам предлагают ударить в него. Выбирают самого крепкого мужчину из группы. Тот дёргает канат изо всех сил, но язык колокола не шелохнётся. Он ещё, ещё, ещё — результат тот же. Когда мужчина сдаётся, из соседнего помещения выходит ребёнок, берёт канат, чуть тянет на себя, отпускает, ещё раз тянет, отпускает. Каждый раз при натяжении каната язык отклоняется на миллиметры, а потом ловит ритм. И через несколько минут весь Суздаль слышит колокольный звон. Представь, что, набирая скорость, ты не со светофора стартуешь на красном болиде, а деликатно, аккуратно, последовательно входишь в ритм вместе со своим велосипедом. И в этом мире, и в этом мгновении вы не существуете друг без друга.
[6]
Размышлений и попыток следовать советам Пятницы хватило, чтобы добраться до фестиваля без проклятий. Проще не стало, наоборот. Следить за техникой я не мог, сбивалось дыхание. Но зато полностью сосредоточился.
Осознал происходящее. Сузил даль.
И ещё. У меня возникла пара вопросов к Лёхе. На очередном привале поговорить не удалось. Когда мы с Пятницей добрались, коллеги готовились двигаться дальше. Задорно поинтересовались, как дела. Спазм моей клоунской улыбки трактовали, как полное удовлетворение, а отставание от группы — как любовь к одиночеству. Социопат, что с него взять! Стало окончательно понятно, что их догнать — утопия почище Савранского. Доедем — поговорим. Теперь уж точно!
Очередной участок проехал в медитативном состоянии. Параллельно приходили размышления о смысле жизни, отношениях с людьми, текущем состоянии бизнеса. Подобные ритмичные нагрузки подталкивают к философствованию и переоценке ценностей. Так, пока ехал, ровёл встречу с гуру, психотерапевтом, производственное совещание и экологический митинг.
[7]
До фестивальной поляны допедалили в сумерках.
Только когда слез с велика, заметил, как затекли руки и окаменели мышцы. Узкие велосипедные шорты натёрли ровно в том месте, куда приводят все швы.
На сцену тем временем уже вышли основные звёзды. Музыкальная программа близилась к апофеозу. Тысячи лиц в фанзоне светились не хуже «юпитеров» по периметру площадки. Народ двигался и кайфовал. Сколько их приехало? Тысяч семь? Десять? Готовились. Планировали.
Собирались в компании. И теперь наслаждаются. Снимают происходящее на смартфоны и ведут трансляции в соцсетях на зависть друзьям. Им там, в бетонных городских клетках, есть чему завидовать.
Лера, Лёха и большинство наших побросали вещи и растворились в толпе. Мне этот ухающий турбосаунд показался чрезмерным. Грезилось полное отсутствие движений.
В финальном рывке стреножили коней велозамками.
Окунулись в речку. Поставили палатки. Переоделись.
Утеплились. Натаскали сухих веток. Релакс.
Полулёг, облокотившись спиной на сосновый ствол, хлебнул чай, загрыз курагу, преломил с Пятницей шоколадку, затупил на костер. Запах дыма сдобрился нотками копчёностей и колбас...
Проснулся в той же позе. Конечности затекли, замёрзли, ну и комары попировали. Сцена утихла, на экране мельтешили клипы вперемешку с мультиками без звука.
Жизнь на поляне в разгаре. Десятки костров, заздравные тосты, гитарный звон, хиты ДДТ, Чайфа... и куда ж без Батарейки. В нашем кругу солировал Лёха, но выбирал какой-то смурной, безрадостный репертуар и после каждой песни по 50. Пора поговорить.
— Лёш, можно тебя на минутку.
— Чё надо?
— Пойдём, прогуляемся, и ты мне расскажешь, зачем перетянул оси.
— Саныч, да пошел ты! — в Лёхе уже плескалось грамм 300 водки, и он не фильтровал. Повернулся и прошипел:
— Ты не должен был сюда доехать. Ты должен был плюнуть через час, выйти на трассу, поймать попутку и вернуться. Пятница все испортил. Ты здесь лишний со своей деревенщиной. А у меня может другого шанса с Лерой не будет. Чтоб ты сдох!
В нашем дворе за такое полагалось в табло. Я схватил Лёху за грудки.
— Слышь, паскуда. Я реально чуть не сдох. Пофигу твои амуры. Ты — не мужик, если из-за юбки творишь такое. Если бы не Пятница, я бы выплюнул сердце.
Лёха намного сильнее, нельзя дать ему размахнуться.
Желтый оскал, тяжёлое дыхание, багровое лицо, жилка на виске надулась и пульсирует.
— Эй, парни!
Пятница и Лера подорвались от костра и втиснулись между нами. Лёха прёт через них на меня, как лось. Лера не пускает, виснет на руках.
— Отвалите все! Сами разберемся, — прохрипел я.
Тома метнулась к котелку с водой из речки, приготовленной для залива костра. Метко выплеснула нам на головы. Стоим, набычившись. Обтекаем. Пятница отошел на два шага и выступил:
— Я счастлив, что познакомился с каждым из вас. Ещё вчера у меня был только пустой дом в деревне, велосипед и колокольня. А сегодня у меня есть друзья и любовь. Лера, выходи за меня замуж!
Все онемели. И только Тома:
— Ой. Как красиво! Пойдёмте к костру. У нас выпивка осталась?
Упс, я, кажется, всё! Скорей в гробик. В спальник. Скорей.
[8]
Обожаю раннее утро. Идея встать пораньше и самостоятельно прокатиться по Суздалю родилась ещё в Москве. Заранее скачал мобильный путеводитель. Удобная штука. Видишь себя на карте, интересные места рядом. Читаешь, сравниваешь фото с реальностью. Впечатлил памятник Тарковскому. Проехал вдоль красной стены Спасо-Евфимиева.
А тут деревянные мостки и сияющий дедушка берендеевского вида. Зачем-то купил у него банку груздей. Отдал деньги, забеспокоился. Грибы-то домашние. Стрёмно. А он голубоглазо улыбнулся, любовно протёр банку шершавой ладонью и говорит:
— Лучок порежь тоненько колечками и сметанки добавь. Вспомнишь меня потом, спасибо скажешь!
Катанул ещё, почитал о храмах и монастырях — местах ссылок для неугодных царских жен. Увидел площадки, где снимали фильмы «Женитьба Бальзаминова», «Андрей Рублёв», «Метель»... Дал круг вдоль Торговых рядов.
Зацепился за дегустационный зал медовухи.
Про Никольскую церковь, построенную без единого гвоздя, написано в путеводителе и на стенде рядом. На самом деле, гвоздей в этом сооружении — как иголок у ёжика, и все современники. Чтоб не ломать легенду, решил, что всё это последствия косметического ремонта.
Поглазел на вечный огонь. Над ним сонм ворон кружил. Прям Хичкок. Прям жуть. Сбежал.
Наткнулся на описание Пушкарской слободы, куда манят баней с сеновалом и фермерской кулинарией. Хочу!
Пропарить забитые мышцы — то, что надо! Работают круглосуточно.
Пять минут на велике. Утром там ни души. Попалв сказку. Затейливый интерьер с ладьёй, сервируют чай с травами. Голубой бассейн с лагунами и мостиками, сауна, баня... прилёг на полок, потом окунулся и... опять стратегическая ошибка. Ещё бы пару раз повторить парилку, а я соблазнился на иван-чай, к которому предлагался список лакомств. Глаз выхватил земляничное варенье, и понеслось. Это, други моя, не аромат, это дурман.
Вкусно так, что жалко глотать. Короче, час провел в гастрономических, а не в банных наслаждениях. И снова заметил, что получил пронзительный кайф, как только сузил пространство до ложки земляничного.
[9]
Во Владимир возвращались по трассе, так короче и быстрее, но я сдох через 15 минут после старта. Буксир невозможен. Оставлять одного не хотят. Вызывать такси — позориться перед коллегами. Решил умереть в седле!
Собрал в кулак творожистый осадок, поскольку назвать это мышцами не поворачивается язык. Оскалился. Ребята выстроились, Лёха впереди, Лера рядом, Тома сзади. Лёха поучает:
— Держи, — говорит, — переднее колесо в сантиметрах десяти — пятнадцати от моего заднего, в разреженном потоке у тебя сопротивление воздуха будет меньше.
Смотри, как переключаю передачи. Повторяй переключения. Жми педали в моём темпе.
На поезд успели. Только тронулись, проставился берендеевым деликатесом. Грузди с хрустом зашли на одном вдохе. Награждены титулом кулинарного шедевра без всяких излишеств, типа лучка и сметанки. Спасибо голубоглазому дедушке.
Дома встал на весы: минус 5 кг за двое суток.
Летняя жизнь длиной в полтора дня открыла новый мир, подружила с давно знакомыми людьми, преподнесла минуты восторга, серьёзные уроки и щелчки по носу.
Бравое решение, принятое «на слабо», вылилось в тёплые воспоминания. Не забуду притчу, землянику, грузди, стаю ворон, Пятницу, костёр, схватку. Столько событий произошло за выходные — не верится. Улетучились иллюзии по поводу собственной спортивности. Через неделю, как только смог нормально сидеть, записался на велотренажёр с тренером.
А Суздаль навсегда остался городом, где время становится густо насыщенным и ароматным, как земляничное варенье. Где в единицу времени помещается больше, чем обычно. Сознание сужается и лезвием прорезает материю до самой сути. Так что теперь, когда жизнь подкидывает задачки, знаю, куда возвращаться за вдохновением.
Хочешь качественно прожить миг? Есть решение! Сузь даль!
© Андрей Сулейков
ТМ Это моя земля
«Не раздобыть надёжной славы, покуда кровь не пролилась»
Булат Окуджава
[1]
Понедельник, утро, пробки, чуть не опоздал. Сам слежу за дисциплиной, должен пример подавать. Натыкаясь на столы, пробираюсь на кухню. А там очередь из таких же, как я, кофеманов, столпилась у кофемашины, жмёт на рычаги. Воды нет, зёрен нет — ни тебе кофе, ни тебе булочек с корицей.
— Лёха, какого чёрта, утро же, — думаю про себя. Разминаю пальцами лицо, на щеках остаются красные пятна.
Лёха — начальник административно-хозяйственного отдела — должен следить за кофемашиной!
В офисе аромат кофе обычно распространяется с самого утра, но не сегодня. Без кофе сердце не стучит и душа не поёт. Без кофе нет работы и отдыха тоже нет.
Набираю Лёхин номер один раз, второй, третий, он сбрасывает звонки. Скребу ногтями трёхдневную щетину, оставляя на щеках кроме пятен ещё и полосы. Кофеманы отходят, прячут глаза. Наверное, перешёптываются, мол, шефу кофе не достался, а ночка тёмная была.
Лёха, блин!
Не берёт.
Пойду курну.
Выхожу. А там — здрасьте, пожалуйста, вот он Лёха! Любезничает с Лерой из пиара, гляди ты!
Иду к ним, впечатывая в асфальт каждый шаг.
— А у меня свободное место в палатке, — слышу Лёхин голос, вытягиваюсь вверх, изменяясь в росте. Свободное место в палатке у него? Да что ты!
— Эй, коллеги! — поезд, стой, раз-два. — Как насчёт кофе? — замечаю в руках у Лёхи и зёрна, и воду, и молоко для капучино. — Кому-то очень хочется лишиться премии, ага?
— Так ведь рано, шеф!
— Да что ты! Который час? — Лёха смотрит на часы.
Рабочий день начался N минут назад. Ни он, ни Лера не отметились на стойке прибытия, а значит, опоздали на работу, а значит, премиальные долой.
— Кофе где?
— Ща всё будет, шеф, — Лёха отворачивается, но недостаточно быстро, и я вижу, как он скалится, обнажая жёлтые зубы с неровной кромкой. Кому он место предлагает в палатке, я не понял?
— Коллеги, коллеги, — быстрым шёпотом, оглушая «г», говорит Лера. Получается «калеки». Кто здесь калеки, интересно? — Это я виновата. Собираю группу наших на байках в Суздаль на фестиваль. Логотипы компании, все дела, реклама. Тома с телевизионщиками договорилась: интервью, съёмки... Сан Саныч, поехали с нами, а? Выезжаем с Курского в субботу утром, возвращаемся в воскресенье.
— Суздаль — это где? — я смотрю на крестик у Леры в декольте. Она нервничает, грудь вздымается, крестик меняет положение. Переводит стрелки, ясно же.
— От Владимира 30 километров. У тебя есть байк?
— Нет.
— Готов купить?
— Не вопрос. Поможешь выбрать?
— Конечно. Сегодня?
— Запросто.
[2]
Вообще-то, велосипед у меня был. В школьные годы. С тех пор 40 лет прошло. Говорят, на велосипеде учатся кататься один раз и на всю жизнь, вот и проверим заодно.
Выбор аппарата похож на сеанс у психотерапевта. Нужно в себе покопаться, чтобы пройти интервью у продавца. Кроме роста, веса и ценовых ожиданий, консультанта неподдельно интересовали мои планы на жизнь. Где буду кататься? Что там за дороги: асфальт или грунт? Собираюсь ли в горы с байком? О! Опять это словечко. Любопытство продавца я переадресовал Лере с Лёхой, а сам только успевал фиксировать термины: обвес, кронштейн, контакты, рога, гидравлика... Мамочки мои, пять минут назад я был убеждён, что знаю, что такое велосипед.
Продавец предложил купить «штаны» на багажник — перемётную суму на заднее колесо. На витрине стояла такая, действительно похожа на штаны. Этакая веловерсия нижней части Венеры Милосской.
— Ни к чему, — морщится Лёха, — мы же на пару дней.
— Тяжёлые вещи можно в «штаны», а легкие в рюкзак! — продавец смотрит на доблестного велотуриста с подозрительным прищуром, типа, что ж ты, мерзавец, мне выручку сокращаешь.
— Говорю, ни к чему.
Я по-детски обрадовался трогательной заботе о моих финансах. Лёха домовитый — крепкий хозяйственник.
В финале взяли шорты с мягкими вкладками для филейных мест, очки с жёлтыми стеклами, велозамок, фонарик, термос, спальник, палатку и рюкзак. Примерять шорты пришлось при Лёхе.
— Бери на размер меньше, — наставлял он, — а то свободные при движении не отводят влагу и парусят. Помнишь, мы на скалодроме были, брали скальные туфли на размер меньше? Так и здесь.
— Лёха, не влезу, — хрипел я, втягивая живот, с треском натягивая ткань на тело.
— Ещё как влезешь, — улыбался, сверкая жёлтыми зубами, Лёха.
Ну вот и я втиснулся, сразу почувствовал себя колбасой-вязанкой. Швы разделили икры на порции. Если я в этом наряде попаду к людоедам, им не придется отчерчивать когтем свою долю. Насечки готовы!
Палатка на одного — на сленге — гробик. И выглядиткак гробик. А я-то помню, Лёха, что у тебя палатка на двоих. Весь скарб продавец поместил в рюкзак с запасом. Чемпион по тетрису, а не продавец. Как говорил в таких случаях Остап Ибрагимович: «Заверните в бумажку!»
[3]
Рассветная Москва создана для велопоездок. Велик круто меняет отношение к миру. Скорость перемещения выше, при этом успеваешь увидеть детали. С первым оборотом педали к физии прилипает блаженная улыбка, что контрастирует с лицами из окон автобусов, которые обглняешь на каждой остановке.
Сбор назначен в 7 утра в субботу на Курском. Билеты, чтобы ехать вместе, взяли заранее. На перроне, в обтягивающих одеждах, цокая металлом велосипедных туфель и пластиком шлемов, роилось и галдело человек двадцать. Я тоже галдел и цокал, шорты непривычно давили, я взмок, влага быстро испарялась с поверхности ткани, как и ванговал Лёха.
Тома из пиара возглавила группу, раздаёт жилетки с логотипом. Никогда не думал, что Тома, с её застенчивостью, может так лихо руководить. А она, гляди-ка, распоряжается:
— Жилетки не теряем, не пачкаем. На фестивале будет репортаж. Телек, интервью, все дела. В понедельник проснётесь знаменитостями!
Лера прислала смс, она уже рядом. Успевает впритык.
У Лёхи что-то с лицом, тревога? Не парься, бро, до Владимира поезда каждый час.
До отправления две минуты, появляется Лера, она никуда не спешит. Тоже небось знает, что поездов полно, как птиц на вокзале. Хочешь — сядешь на «Стрижа», хочешь — на «Ласточку». Лёха хватает велик Леры, затаскивает в вагон.
— Сан Саныч первый раз в велопоходе, — воркует она, — прошу не терять, любить и жаловать.
В глазах группы читаю не жалование, но жалость. Или померещилось. Впрочем, некогда. Быстро по местам. Отправляемся.
Пока трясёмся в вагоне, знакомлюсь с завсегдатаями клуба. Получаю инструктаж: сколько до места, как двигаемся, где магазины, как часто привалы. Лёха предложил проверить настройки моего велосипеда. Новый всё-таки.
В магазине могли чего-нибудь недозакрепить. Заботливый такой АХОшник, должен упреждать хотелки. Я сначала вникал, потом бросил.
Лёха возился с байком минут тридцать. Я ничего не понял в настройках, зато сколько новых слов узнал: грейдер, говны, гары... на все остальные буквы алфавита сленга тоже достаточно. У велотусовки свой язык, или, как написано на сайте клуба, «бестолковый словарь». Читаешь эту феню и радуешься: все словечки вокруг любви, бухла и заботы о ближнем. Наши люди! Приятно!
Выгрузились во Владимире, ломанули в магазин. Затарились «Дымовым» — колбасами и копчёностями местного производства.
[4]
Прокатились по центру Владимира мимо храмов с фресками Андрея Рублёва, по пешеходной зоне, к Золотым воротам. Затем выехали из города и встали на маршрут. Странное ощущение от байка, будто всё время еду в гору.
Главная задача Томы как руководителя группы — довести коллектив до фестиваля без использования автомобильных дорог с интенсивным движением. Здесь много резонов: безопасность, чистый воздух, тишина и пасторальные пейзажи. Скорость, по сравнению с асфальтом, ниже, но из-за слепней всё равно чувствуешь себя кометой, хвост которой — насекомые. Если двигаться медленно, эти твари жрут беспощадно. Если резко остановиться, жужжащая гвардия горохом стучит в рюкзак и затылок.
А в лесах живут комары и искренне радуются потным гостям. А ещё там горы валежника. И, чтобы пробраться через него, приходиться спешиваться и тащить байки в руках.
Парни помогают девушкам. Белый танец с препятствиями. Ухаживание на велоязыке называется «фламинго». Прикольно, если пару раз. А если каждые сто метров?
Напоминает исполнение священного долга на армейской полосе. Вспомнилось, как однокашник, когда зубрили текст присяги, озадачил: «Что тебе больше нравится — тяготы или лишения воинской службы?»
Так, через броды, буреломы и говны, дорога вместо 30 километров по трассе превратилась в 60 километров испытаний на пересечённой местности. И, поверьте, по усилиям это превращение далеко не в два раза. Бодрые коллеги держались вместе, беседуя на ходу и похохатывая. Мои же порывы сублимировались в образ вороны из анекдота, которая, подвизавшись с перелётными птицами через океан, твердила: «Я смогу, я — крутая, но дууууурааааа...»
В антицеллюлитных поездках по лесным корням дали жару не только шорты на размер меньше, но и заводское сиденье. Уверен, что данный БДСМ-аксессуар прикручивают к велосипедам брутальные персонажи из рекламы, приговаривая «всёравнокупят». Забегая вперёд, скажу, что после похода нормально сидеть на офисном кресле я не мог две недели. Друзья, заклинаю, при покупке надо сразу скручивать в магазине пыточный кол и ставить нормальный диван.
Вслед за шортами и бандана категорически не справлялась. Пот жёг глаза. За поездку я собственным потом растворил на очках жёлтое напыление. Какая занимательная химия! Надо будет ещё что-нибудь порастворять на досуге, раз уж я такой шкаф с реактивами.
Выгребаю сзади со стойким ощущением, что тяну за собой плуг и крепко порчу борозду. Силы уходят в обнимку с самооценкой. Мой зубовный скрежет и тяжёлое педалирование резко контрастируют с изяществом движения группы. Неужели я настолько рыхлый?
Прилично отстав, но ещё сохранив визуальный контакт со спинами сподвижников, поймал нечаянную радость. Местный парень на ржавой «Украине» бог знает каких годов издания выехал на перекресток просёлочных дорог. Некоторое время мы с ним ехали параллельно. Такой байк, как у него, я и сам пользовал на бабушкиной даче. Тяжелый, как слон, ваще не ломабельный. Знай, смазывай цепь и качай шины. Одна передача, восьмерка на заднем колесе, скрипучие пружины сиденья, тормоз обратным ходом — всё родное, знакомое.
Аборигену на вид лет 20, независимый вид, волосы в колтунах, видавшая виды рубаха с единственной пуговицей, сандалии из кожзама на босу ногу, немыслимые штаны то ли от свадебного, то ли от спортивного костюма и велосумка размером с две сигаретные пачки, привязанная к раме бельевыми веревками. Вот что там может поместиться, а? Благодаря геометрии «Украины», посадка у парня, как у отличника с первой парты, являла полную противоположность экстерьера любого из тех, кто выгрузился на Владимирском вокзале пару часов назад. Как сообщает нам велословарь, таких ребят, пренебрегающих брендами и техническим прогрессом, называют гарами.
Парень притормозил и помахал мне. Я остановился.
— Дядя, у тебя вода есть?
— Да. Вот, пожалуйста, — открепляю флягу от рамы, протягиваю.
— Дядя, ты очень странно едешь, — говорит абориген между глотками, — можно я посмотрю твой велосипед?
Я был рад любой паузе, лишь бы немного передохнуть.
Гар перевернул велик. Ловко поставил на руль и сиденье.
Сильно крутанул оба колеса. Через два оборота они остановились.
— Дядя, у тебя обе оси перетянуты.
Он полез в свою нановелосумку. Достал оттуда льняную куколку и советский мультитул — пару ключей с десятком вариантов под разные гайки. Через пару минут колёса крутились безостановочно.
— Ты давно так едешь? Ты очень сильный!
— Да я чуть не помер.
— А зачем ты так закрутил гайки?
— Это не я…
[5]
Подо мной был другой велосипед и другая дорога. Всё стало значительно радостнее. Дальше поехали вместе с аборигеном. Он стал мне Пятницей, родной душой. Парень тоже слышал о фестивале и собирался поглазеть.
— Хочешь, кое-что подскажу, будет чуть проще ехать?
— Ещё как хочу! Делись скорее!
— Есть несколько правил. Первое — разгон. Ты слишком быстро набираешь скорость. В каждый момент времени крутить педали должно быть комфортно. Как только становится слишком легко или слишком тяжело, переключай передачу. Второе — переключение передач. Чем чаще, тем лучше. Так быстрее придёшь к автоматизму.
Не забывай, что кроме девяти маленьких звёздочек есть три больших. Щёлкай постоянно, вырабатывай рефлексы.
Третья — руки. Ты много веса отдаёшь в руки. Разгружай, переноси центр тяжести на ноги и на сиденье.
Четвёртое — непрерывность. Нужно крутить постоянно. Ты же крутишь взрывно и через паузы. Общий совет — всё постепенно.
Посмотрел в небо и добавил:
— Любое действо без образа — это безобразное действо. Вот тебе притча. В храме есть колокол. Туристам предлагают ударить в него. Выбирают самого крепкого мужчину из группы. Тот дёргает канат изо всех сил, но язык колокола не шелохнётся. Он ещё, ещё, ещё — результат тот же. Когда мужчина сдаётся, из соседнего помещения выходит ребёнок, берёт канат, чуть тянет на себя, отпускает, ещё раз тянет, отпускает. Каждый раз при натяжении каната язык отклоняется на миллиметры, а потом ловит ритм. И через несколько минут весь Суздаль слышит колокольный звон. Представь, что, набирая скорость, ты не со светофора стартуешь на красном болиде, а деликатно, аккуратно, последовательно входишь в ритм вместе со своим велосипедом. И в этом мире, и в этом мгновении вы не существуете друг без друга.
[6]
Размышлений и попыток следовать советам Пятницы хватило, чтобы добраться до фестиваля без проклятий. Проще не стало, наоборот. Следить за техникой я не мог, сбивалось дыхание. Но зато полностью сосредоточился.
Осознал происходящее. Сузил даль.
И ещё. У меня возникла пара вопросов к Лёхе. На очередном привале поговорить не удалось. Когда мы с Пятницей добрались, коллеги готовились двигаться дальше. Задорно поинтересовались, как дела. Спазм моей клоунской улыбки трактовали, как полное удовлетворение, а отставание от группы — как любовь к одиночеству. Социопат, что с него взять! Стало окончательно понятно, что их догнать — утопия почище Савранского. Доедем — поговорим. Теперь уж точно!
Очередной участок проехал в медитативном состоянии. Параллельно приходили размышления о смысле жизни, отношениях с людьми, текущем состоянии бизнеса. Подобные ритмичные нагрузки подталкивают к философствованию и переоценке ценностей. Так, пока ехал, ровёл встречу с гуру, психотерапевтом, производственное совещание и экологический митинг.
[7]
До фестивальной поляны допедалили в сумерках.
Только когда слез с велика, заметил, как затекли руки и окаменели мышцы. Узкие велосипедные шорты натёрли ровно в том месте, куда приводят все швы.
На сцену тем временем уже вышли основные звёзды. Музыкальная программа близилась к апофеозу. Тысячи лиц в фанзоне светились не хуже «юпитеров» по периметру площадки. Народ двигался и кайфовал. Сколько их приехало? Тысяч семь? Десять? Готовились. Планировали.
Собирались в компании. И теперь наслаждаются. Снимают происходящее на смартфоны и ведут трансляции в соцсетях на зависть друзьям. Им там, в бетонных городских клетках, есть чему завидовать.
Лера, Лёха и большинство наших побросали вещи и растворились в толпе. Мне этот ухающий турбосаунд показался чрезмерным. Грезилось полное отсутствие движений.
В финальном рывке стреножили коней велозамками.
Окунулись в речку. Поставили палатки. Переоделись.
Утеплились. Натаскали сухих веток. Релакс.
Полулёг, облокотившись спиной на сосновый ствол, хлебнул чай, загрыз курагу, преломил с Пятницей шоколадку, затупил на костер. Запах дыма сдобрился нотками копчёностей и колбас...
Проснулся в той же позе. Конечности затекли, замёрзли, ну и комары попировали. Сцена утихла, на экране мельтешили клипы вперемешку с мультиками без звука.
Жизнь на поляне в разгаре. Десятки костров, заздравные тосты, гитарный звон, хиты ДДТ, Чайфа... и куда ж без Батарейки. В нашем кругу солировал Лёха, но выбирал какой-то смурной, безрадостный репертуар и после каждой песни по 50. Пора поговорить.
— Лёш, можно тебя на минутку.
— Чё надо?
— Пойдём, прогуляемся, и ты мне расскажешь, зачем перетянул оси.
— Саныч, да пошел ты! — в Лёхе уже плескалось грамм 300 водки, и он не фильтровал. Повернулся и прошипел:
— Ты не должен был сюда доехать. Ты должен был плюнуть через час, выйти на трассу, поймать попутку и вернуться. Пятница все испортил. Ты здесь лишний со своей деревенщиной. А у меня может другого шанса с Лерой не будет. Чтоб ты сдох!
В нашем дворе за такое полагалось в табло. Я схватил Лёху за грудки.
— Слышь, паскуда. Я реально чуть не сдох. Пофигу твои амуры. Ты — не мужик, если из-за юбки творишь такое. Если бы не Пятница, я бы выплюнул сердце.
Лёха намного сильнее, нельзя дать ему размахнуться.
Желтый оскал, тяжёлое дыхание, багровое лицо, жилка на виске надулась и пульсирует.
— Эй, парни!
Пятница и Лера подорвались от костра и втиснулись между нами. Лёха прёт через них на меня, как лось. Лера не пускает, виснет на руках.
— Отвалите все! Сами разберемся, — прохрипел я.
Тома метнулась к котелку с водой из речки, приготовленной для залива костра. Метко выплеснула нам на головы. Стоим, набычившись. Обтекаем. Пятница отошел на два шага и выступил:
— Я счастлив, что познакомился с каждым из вас. Ещё вчера у меня был только пустой дом в деревне, велосипед и колокольня. А сегодня у меня есть друзья и любовь. Лера, выходи за меня замуж!
Все онемели. И только Тома:
— Ой. Как красиво! Пойдёмте к костру. У нас выпивка осталась?
Упс, я, кажется, всё! Скорей в гробик. В спальник. Скорей.
[8]
Обожаю раннее утро. Идея встать пораньше и самостоятельно прокатиться по Суздалю родилась ещё в Москве. Заранее скачал мобильный путеводитель. Удобная штука. Видишь себя на карте, интересные места рядом. Читаешь, сравниваешь фото с реальностью. Впечатлил памятник Тарковскому. Проехал вдоль красной стены Спасо-Евфимиева.
А тут деревянные мостки и сияющий дедушка берендеевского вида. Зачем-то купил у него банку груздей. Отдал деньги, забеспокоился. Грибы-то домашние. Стрёмно. А он голубоглазо улыбнулся, любовно протёр банку шершавой ладонью и говорит:
— Лучок порежь тоненько колечками и сметанки добавь. Вспомнишь меня потом, спасибо скажешь!
Катанул ещё, почитал о храмах и монастырях — местах ссылок для неугодных царских жен. Увидел площадки, где снимали фильмы «Женитьба Бальзаминова», «Андрей Рублёв», «Метель»... Дал круг вдоль Торговых рядов.
Зацепился за дегустационный зал медовухи.
Про Никольскую церковь, построенную без единого гвоздя, написано в путеводителе и на стенде рядом. На самом деле, гвоздей в этом сооружении — как иголок у ёжика, и все современники. Чтоб не ломать легенду, решил, что всё это последствия косметического ремонта.
Поглазел на вечный огонь. Над ним сонм ворон кружил. Прям Хичкок. Прям жуть. Сбежал.
Наткнулся на описание Пушкарской слободы, куда манят баней с сеновалом и фермерской кулинарией. Хочу!
Пропарить забитые мышцы — то, что надо! Работают круглосуточно.
Пять минут на велике. Утром там ни души. Попалв сказку. Затейливый интерьер с ладьёй, сервируют чай с травами. Голубой бассейн с лагунами и мостиками, сауна, баня... прилёг на полок, потом окунулся и... опять стратегическая ошибка. Ещё бы пару раз повторить парилку, а я соблазнился на иван-чай, к которому предлагался список лакомств. Глаз выхватил земляничное варенье, и понеслось. Это, други моя, не аромат, это дурман.
Вкусно так, что жалко глотать. Короче, час провел в гастрономических, а не в банных наслаждениях. И снова заметил, что получил пронзительный кайф, как только сузил пространство до ложки земляничного.
[9]
Во Владимир возвращались по трассе, так короче и быстрее, но я сдох через 15 минут после старта. Буксир невозможен. Оставлять одного не хотят. Вызывать такси — позориться перед коллегами. Решил умереть в седле!
Собрал в кулак творожистый осадок, поскольку назвать это мышцами не поворачивается язык. Оскалился. Ребята выстроились, Лёха впереди, Лера рядом, Тома сзади. Лёха поучает:
— Держи, — говорит, — переднее колесо в сантиметрах десяти — пятнадцати от моего заднего, в разреженном потоке у тебя сопротивление воздуха будет меньше.
Смотри, как переключаю передачи. Повторяй переключения. Жми педали в моём темпе.
На поезд успели. Только тронулись, проставился берендеевым деликатесом. Грузди с хрустом зашли на одном вдохе. Награждены титулом кулинарного шедевра без всяких излишеств, типа лучка и сметанки. Спасибо голубоглазому дедушке.
Дома встал на весы: минус 5 кг за двое суток.
Летняя жизнь длиной в полтора дня открыла новый мир, подружила с давно знакомыми людьми, преподнесла минуты восторга, серьёзные уроки и щелчки по носу.
Бравое решение, принятое «на слабо», вылилось в тёплые воспоминания. Не забуду притчу, землянику, грузди, стаю ворон, Пятницу, костёр, схватку. Столько событий произошло за выходные — не верится. Улетучились иллюзии по поводу собственной спортивности. Через неделю, как только смог нормально сидеть, записался на велотренажёр с тренером.
А Суздаль навсегда остался городом, где время становится густо насыщенным и ароматным, как земляничное варенье. Где в единицу времени помещается больше, чем обычно. Сознание сужается и лезвием прорезает материю до самой сути. Так что теперь, когда жизнь подкидывает задачки, знаю, куда возвращаться за вдохновением.
Хочешь качественно прожить миг? Есть решение! Сузь даль!
© Андрей Сулейков
ТМ Это моя земля
Популярное
