Мятеж

Это вторая книга из серии приключений Рябинки и Эльмара. Но, конечно же, там действуют и другие герои. В общем, если кому-то любопытно, что там дальше творилось на "планете парадоксов", то он может узнать это здесь.

Часть I
ГИБЕЛЬ КАТРЕНЫ

  
Странный звездолет

- Эти новички, они меня совсем измучили. Они меня просто удручают, - вот что сказала Рябинка Эльмару однажды вечером.
- А что такое?
- Они совершенно не хотят ничего слушать. Их просишь слетать за удобрениями, а они морщат нос и отворачиваются. Им, видите ли, хочется работать с естественными грунтами.
- А, может, они правы? - осторожно возразил Эльмар.
- Правы?! - возмутилась Рябинка. - Надеяться на естественное плодородие, когда люди все прибывают и прибывают? Что мы будем кушать?
- А ты пыталась им объяснить?
- Еще бы нет! Они, видите ли, лесоводы, а не фермеры! Они, видите ли, занимаются более важной проблемой: заставить расти то, что они хотят, там, где они хотят! Представляешь?!

Эльмар не мог не улыбнуться.
- А ты? Разве ты никогда не мечтала об этом?
- Мы не увиливали от прямых обязанностей! Пусть проводят свои опыты - между делом. Я разве возражаю?
Рябинка сама не заметила, как почти слово в слово повторила фразы, сказанные три года назад главой экспедиции С. У. Власенко. Теперь она тоже была начальником, хотя и меньшего масштаба, и заботы, о каких она прежде не подозревала, свалились на нее практически неожиданно. Она совершенно искренне думала, что это совсем не трудно, передать свой жизненный опыт другим, и что следующим за ней поколениям выпускников вовсе не обязательно совершать ошибки, сделанные когда-то ею. Самонадеянность молодняка ее просто раздражала.

- Ну успокойся. Не надо так волноваться, - сказал Эльмар примиряюще. - Вот увидишь, они скоро сами все поймут.
- Ничего они не поймут. Они тупы, глупы и вообще… Я бы половину повыгоняла!
- А Саваоф? (Так Эльмар называл С.У., потому что полное имя Власенко, “Самшит Уайндович”, выговорить ему было не под силу, а сокращенное “Сам” не нравилось.)

- Разве ему до моих проблем? По его мнению, все идет как надо. Он сунул мне десять объектов, поставил перед фактом, а я выкручивайся. Семян нет, посадочного материала нет - по заявке мы все вычерпали еще в прошлом месяце!
- Ну, если тебя не радует, что освоение планеты идет такими быстрыми темпами…- сделал большие глаза Эльмар.
- Радует. Но я уже устала радоваться. Я скоро превращусь в загнанную лошадь: взбрыкну последний разок копытами и захриплю в предсмертных судорогах.

Рябинка, действительно, выглядела очень усталой. Этот год был для нее слишком насыщенным. Когда прибыла последняя партия студентов-биологов, как-то само собой получилось, что руководить ими стала она, хотя официально все они находились в подчинении у “Самого”. Но тот предпочитал передавать свои указания через одного человека, и этим человеком почему-то упорно выбирал Рябинку.
Мало того, грозный Саваоф чем дальше, тем реже вмешивался в ее работу. Его не интересовало ни как Рябинка расставляла людей, ни каким способом она добивалась их подчинения, и жалобы на ее действия он также отклонял не проверяя. Вот ей и приходилось крутиться: все решать самой и за все держать ответ.

В общем-то, паниковать ей, вроде бы, было грех: наряды за выполненную работу для подопечных ей людей она заполняла лично, указания ее воспринимались как указания сверху, дело двигалось - живи, и не печалься; беда была в том, что Рябинка была излишне добросовестной и ненавидела силовые действия.
Дело было даже не в новичках - необходимость командовать все дальше отделяла ее от товарищей. По старой привычке она пыталась с ними советоваться, но толку из этого было немного, контроль со стороны Рябинки они воспринимали личным оскорблением. Эльмар все понимал, но в их отношениях также что-то не клеилось. Возможно, это было потому, что Рябинка не понимала его.

И в самом деле. Вместо того, чтобы потрясать колонию художественными шедеврами, Эльмар устроился наладчиком на заводе, производившем нечто, показавшееся ему наиболее важным, и на все уговоры Рябинки заняться дизайном он либо отшучивался, либо уверял, что у него нет вдохновения. Вот и теперь: вместо того, чтобы поддержать Рябинку и сказать ей, какая она замечательная и как мало ее ценят, он проговорил:
- Знаешь, тебе просто необходимо отдохнуть пару месяцев. Бери отпуск - и давай махнем куда-нибудь подальше.

- Например, на твою призрачную Новую Землю, - негодующе фыркнула Рябинка.
- А что? Разве тебе там было плохо? Разве призрачные кушанья показались тебе неаппетитными?
- Ну уж! Прости, Эльмар, я не хотела тебя обидеть, но я никогда не забуду того кошмара, который там когда-то пережила. А ты? Помнишь, как они обошлись с тобой?
- Тогда давай полетим на Тьеру.
- На Тьеру? На Тьере я и так бываю слишком часто. По делам... И вообще, кто же меня отпустит?

- Можно подумать, тебя некем заменить! - Эльмар не сдержал досады.
- О, ты думаешь, это так просто - подобрать надежного человека? Взять Тим - она же страшная эгоистка. А Верн? Этот занят своей наукой и ничего больше его не интересует…

Ах, если бы Рябинка знала, что еще чуть-чуть - и пробьет миг, когда планета Эльмара вновь властно позовет его к себе? Что перед этим зовом, перед этой мольбой он устоять не сможет и вновь кинется в водоворот рискованных похождений? Разве она тогда бы стала спорить с Эльмаром? Нет - она бы схватила его в охапку, села бы с ним в первую попавшуюся ракетку и утащила бы куда-нибудь подальше от Лиски, даже если бы это где-то было на другом конце Галактики. Только бы не узнал он, только бы не прослышал о том, что случилось на его любимой и проклинаемой Родине!

Но Рябинка, конечно же, ничего не подозревала и спокойно отправилась себе на Тьеру одна: по делам, то есть за семенами, а заодно похлопотать насчет посадочного материала на будущий квартал. И урочный миг пробил - не успела ее ракетка стартовать, как Рябинка столкнулась с тем, что обернулось Эльмаровой судьбой. Судьба эта имела вид скоромного одноместного звездолета, кружившегося вокруг центрального светила планеты по одной с Лиской орбите.

Как выяснилось впоследствии, судьбоносный для наших героев кораблик вращался в данном куске пространства уже давненько, и Рябинка была не первой, кто с ним встретился. О чудаке, который увязывается за звездолетами и провожает их до входа в гиперпространство, судачили уже с месяц. Кораблик был стандартным, и в момент встречи никому из пилотов не приходила в голову мысль поинтересоваться у начальства, что делать, если сосед по космосу не отвечает на позывные.
А Рябинка встревожилась. По совершенной случайности она знала, что ни одного Лисканского корабля в тот момент в космосе не было. Она сообщила о нем на центральную базу, и таким образом собственноручно бросила на весы судьбы камушек, качнувший стрелку на шкале из положения равенства шансов в сторону “Предопределено”.

Получив Рябинкино сообщение, Сам встревожился. Слухи о странных встречах в пространстве около Лиски до него доходили, но до сих пор он не придавал им значения. Кораблик никого не задевал, нападать не нападал, попыток сесть на поверхность Лиски не делал… В общем, летал - и пусть себе летает дальше. Космос - пространство общее. Но Рябинкино послание было уже не слухом, а официальным сообщением; о блуждающем корабле было объявлено всем в колонии, и было решено перехватить его, чтобы выяснить, в чем дело.

И перехватили. Каково же было удивление населения Лиски, когда внутри кораблика не обнаружилось ничего и никого, кроме пилота. Пилотом оказалась женщина, очень худая и без сознания. Похоже было, что она уже много дней ничего не ела, и серьги из черной гравированной проволоки со сканью, изображавшие хищно изогнутых странных существ, придавали ее лицу нечто ирреальное.
Круги под глазами, впалые щеки, растрескавшиеся от жажды бескровные губы - и изысканное дорогое украшение. Не космонавтка, ни в коем случае - так что же эта хрупкая дама делала в пяти днях гиперпространственного перелета от центра Империи? “Сбежала, наверное, - решили все. - Очнется - расскажет.”

Не рассказала. Правда, в больнице таинственная путешественница быстро пришла в себя, среди медперсонала был терапевт, знавший метод восстановления жизненных функций организма при истощении, вызванном голодом. Но все две недели, проведенные на Лиске, женщина практически промолчала: звуки, которые произносил ее язык, оказались никому не понятны.
Предположение, что она беглянка, превратилось в уверенность, тем более что и на Лиске таинственная пациентка долго не задержалась - растворилась прямо из больницы. Поселение долго гудело как улей, пока кто-то не заметил, что одновременно с ее исчезновением Лиска лишилась еще одного человека - а именно, Эльмара Кенсоли, наладчика с завода по производству оборудования для создания воды из твердых пород.

Тут выяснили, что и об Эльмаре-то, собственно говоря, никто ничего толком не знал кроме того, что он был мужем Рябинки. Вспоминали, каким он был необычным, с каким странным акцентом говорил и как отчужденно держался - в общем, не иначе, как Рябинка увела его у этой самой возникшей неизвестно откуда живой покойницы, да не удержала. Сбежал; будет отчего Рябиночке прийти в отчаяние!
Так решили все, и примерно так было сообщено Рябинкиной бабушке, потому что сама Рябинка после того достопамятного своего рейса на Тьеру не возвращалась на Лиску очень долго. Догадаться, что на Новой Земле стряслось нечто из ряда вон, никто, конечно же, не мог, ведь о такой планете на Лиске не слыхивали. Правда, Эльмар оставил записку, но в записке-то было всего два слова:
«Меня позвали».

  
Экскурсия

Событие, нарушившее на Новой Земле привычный ритм устоявшейся жизни и приведшее планету к катастрофе, произошло примерно за полгода до появления возле Лиски блуждающего кораблика с таинственной женщиной на борту. То есть, если было считать по календарю Тьеры - на Новой придерживались собственного времяисчисления, местного; да и кому они нужны, точные даты?
Итак, был обычный весенний день накануне выпускных экзаменов на Катрене. Как всегда, всех учащихся, покидавших свою “альма-матер”, собрали на площади в центре острова, и Феоктиста Михайловна выступила перед ними с небольшой речью.

- Через месяц вы расстанетесь со своими учителями и с этим клочком суши, который долгие пятнадцать лет был для вас не только школой, но и домом. Судить, стал ли этот дом для вас родным - вам. Мы же, со своей стороны, пытались научить вас всему, что знаем и умеем сами: никогда, ни при каких обстоятельствах не пасовать перед трудностями, с честью выходить из любого положения и ни от кого не зависеть. -
- Вы вступаете в большой мир. Вы стоите передо мной, и ваши сердца трепещут в предвкушении желанной свободы от нашего такого надоедливого иногда попечительства…

- Мы смотрим на вас, и наши сердца тоже трепещут. Но они трепещут не только от радости. Они дрожат от беспокойства за вас и ваше будущее. Ведь в вас заключена огромная сила. Сила эта всегда будет для вас источником уверенности в себе. Она, несомненно, принесет вам успех в жизни, какую бы стезю вы ни избрали… -
- Но сила эта точно так же может привести вас к жизненной катастрофе. Для того, чтобы этого не произошло, вы должны строго соблюдать законы нашего братства. Сегодня вас повезут на экскурсию; вам покажут, что может получиться, если применить свою силу, не подумав о последствиях. И когда вам захочется “осчастливить” нашу планету очередным продуктом своего воображения, я прошу вас вспомнить место, где вы сегодня побываете…

Лелечка стояла рядом со своими сверстниками. По правде говоря, она не очень внимательно слушала речь официального представителя Совета Могучих в общепланетном Совете Безопасности, и приближение выпускных экзаменов ее нисколько не радовало. Если ее сердце трепетало, то отнюдь не от предвкушения свободы, а от страха перед ней. Ей не хотелось покидать Катрену и пускаться в плавание по волнам чужого и враждебного внешнего мира.

Взрослые не скрывали от молодежи, что обыкновенные люди недолюбливают могучих, и что всю жизнь, до самой смерти им придется скрывать правду о своих необычных способностях. Лелечке, такой откровенной и чуткой от природы, казалось ужасным таиться от кого-то, и что вместо друзей и подружек ее будут окружать незнакомые неприветливые лица. Она заранее приписывала всем несвоим завистливость и недоброжелательство.

Кроме того, была еще одна причина, по которой Лелечка не рвалась уезжать с острова. Ей просто некуда было ехать, она была сиротой. И, самое ужасное, узнала она об этом совсем недавно. До этого она думала, что у нее есть хотя бы отец, что он не может ее навестить, потому что тяжело болен - и вдруг такой удар. Отца нет, он мертв уже два года. Единственный человек, который принимал ее такой, какая она есть - перед ним-то ей не нужно было притворяться. А какой он был сильный, мужественный, как он любил маму! Пусть он был простым человеком, пусть виделись они нечасто - но он был!
Лелечке хотелось плакать от обиды. Ну почему, почему ей не сообщили о смерти отца сразу? Почему не дали даже проститься с ним? Даже не сказали, от какой болезни он скончался и где похоронен…

- Ну как тебе нравится сегодняшняя проповедь Феоктистушки? - услышала она шепот Вита.
Лелечка не ответила. Погруженная в свои невеселые думы, она даже не повернула головы.
- Ну же! - Вит легонько стукнул ее по руке, так что Лелечка поневоле вынуждена была посмотреть в его сторону. - Очнись! Что ты сегодня как неживая!
- А с чего мне веселиться? Через месяц прости - прощай Катрена. А куда мне идти? У меня никого нет!
- Только и всего-то? Я тоже не имею родных, да ведь не куксюсь. Послушай, давай держаться вместе, а? Где ты, там и я, где я - там и ты?

- Да, конечно… - произнесла Лелечка апатично. - Если ты не передумаешь…
- Я? - Вит засмеялся. - Да я давно хотел тебе это предложить, только не решался. Боялся, что ты меня неправильно поймешь.
- Нет, я тебя правильно поняла. Мы все здесь как братья и сестры. Вас, мальчишек, отправят в разные города, и чтобы вы учились по разным специальностям. Нас, девчонок, тоже расфасуют. Но нет такого закона, чтобы мы с тобой не могли жить и учиться в одном и том же месте, потому что мы разных полов.
- Ты сообразительна, мне всегда это в тебе нравилось, - подтвердил Вит. - Смотри, я сейчас кое с чем высунусь.

Лелечка стряхнула с себя оцепенение и перевела глаза на Феоктисту Михайловну.
- Можно задать вопрос? - спросил Вит громко.
- Да, слушаю, - ответила Феоктиста Михайловна.
- Как насчет Эльмара? Разве он никогда ничего не нарушал? И разве он не стал национальным героем?
- Хороший вопрос, - сказала Ф.М. Кенсоли и нахмурилась. - Да, Эльмар не всегда действовал в рамках общепринятых правил поведения. Однако, и я это подчеркиваю, он всегда поступал по нашим законам, даже когда его лишили могущества. Поэтому он и победил.
- Но если он был таким замечательным, почему же тогда с ним поступили так сурово? Почему нельзя было его простить?

- Потому что наш первый закон: “Не вообрази человека”, - самый главный запрет в вашей жизни. Его нельзя нарушать никогда, ни под каким видом и нигде. Представьте себе, каким несчастным будет произведенное вами на свет существо, каким ущербным оно будет себя чувствовать! Поставьте себя на его место, и вы поймете, что человека, совершившего такую промашку, необходимо лишить возможности творить подобное впредь. Это даже нельзя назвать наказанием, это необходимость. А сегодня вам предстоит убедиться в справедливости нашего второго закона.

Феоктиста Михайловна оглядела шеренгу школьников. Какие они были юные, красивые. Какие горячие и, вместе с тем, наивные, глубоко ранимые. Особенно вот эти двое, Лелечка и Вит. Оба сироты и обоих просто жалко. Оставить бы их на Катрене, но нельзя; да они и сами не захотят. Особенно мальчик - так и рвется к самостоятельности. Надо бы присмотреть за ним, как бы не попал в беду.
Она распустила строй и вместе с другими взрослыми отошла в сторону.

- Ну что, видела, как я ее поддел? - сказал Вит Лелечке.
Лелечка пожала плечами:
- По-моему, ты выглядел по-дурацки.
- Этого я и хотел. Пусть Феоктистушка думает, что я нуждаюсь в опеке. Тогда она не будет возражать против нашего плана.
- Ты гений, Вит! - захлопала в ладоши Лелечка.
Вит и не подумал возражать против такого титула. Он принял вид пай-мальчика и, потупив голову в притворном смущении, ухмыльнулся:
- Рад стараться.

Воздушный автобус уже раскрыл свои двери, приглашая пассажиров в свое чрево. Он был необычной конструкции, без окон, так что когда ребята расселись по местам и трап вполз внутрь, они могли видеть только друг друга и двоих взрослых в уголке. Кроме Феоктисты Михайловны группу сопровождал профессор Гусев; серьезные лица обоих даже Вита заставили проникнуться ощущением особенности сегодняшней поездки. Лелечка тоже чувствовала напряжение, исходившее от них.
- Мне почему-то страшно, - прошептала она.
- Не дрейфь, я с тобой, - отозвался Вит тихо, но было ясно, что разлившаяся по салону атмосфера тревоги действует и на него.

Наконец, машина как-то по особенному задрожала. Ребята ощутили толчок и поняли: произошла посадка на твердую поверхность. Феоктиста Михайловна встала и попросила внимания.
- Перед тем, как показать вам то, ради чего мы прилетели сюда, - сказала она, - я должна вас кое о чем предупредить. Здесь ничего нельзя трогать, брать в руки и тем более прихватывать с собой. Нарушитель навсегда останется в этом месте, и его судьба больше никого никогда интересовать не будет.

Феоктиста Михайловна сделала многозначительную паузу, оглядела лица ребят и продолжила:
- Я расскажу сейчас историю этого места, и после моего рассказа каждый из вас, я надеюсь, навсегда проникнется уважением к законам и поймет, почему его дар пугает остальное население Новой Земли. -
- Напомню общую историю. Когда первые поселенцы ступили на поверхность этой планеты, среди них не было могучих. Олег не в счет, он поселенцем не был, а его дети также не обладали даром овеществлять свои мысли силой воображения. Только через шесть поколений, когда население возросло настолько, что стали возможны родственные браки, на нашей Земле появился первый могучий. Вы, конечно, помните, что ребенок скоро погиб, не справившись со своим даром, и вся его семья тоже едва не погибла. -

- После того, как у этой семейной пары еще двое детей один за другим обнаружили эту способность, вспомнили, что оба родителя были потомками Олега. На головы детям одели прочные железные сетки, обезопасив таким образом их самих и окружающих, и все население принялось проверять свои родословные. С потомками Олега начали избегать брачных отношений, и они поневоле стали родниться между собой. Это привело к появлению подобных детей еще в двух семьях.

- Если бы такие ребятишки обнаруживали способность воображать сразу после рождения, их бы, конечно, немедленно убивали. Но к счастью (“к нашему счастью, иначе бы нас с вами не было”, - добавила Феоктиста Михайловна) это свойство проявляет себя не раньше, чем ребенку исполняется 5 лет. Бедные ребятишки постоянно вынуждены были ходить в железных шлемах; их избегали сверстники и боялись собственные родители. -
- Братья и сестры их не могли найти себе иную пару, кроме как среди членов семей таких же несчастных. В результате семьи объединились между собой в союз. Браки внутри союза стали неизбежными, что привело к появлению целой плеяды следующего поколения “людей в сетках”, как их тогда называли. -

- Еще родители первого поколения несчастных ребятишек научились извлекать пользу из их необычности. Они тренировали их воображение и заставляли материализовывать различные вещи. Второе поколение выросло уже практически ничего не умея, кроме как манипулировать своим воображением, чем широко пользовались их домашние. Все это рано или поздно кончалось тем, что, вырастая и покидая семьи, несчастные уходили подальше от людей, искать глухое место, где могли бы жить спокойно. -

- Но был случай, когда эгоистичные родители, найдя такого ребенка слишком ценным, чтобы с ним расстаться, воспитали его неспособным к самостоятельной жизни полуидиотом. Они держали его в изолированном помещении, ограничивали в информации, запугивали. –
- Сейчас все знают, что таких детей нельзя отделять от окружающего мира, тем более изолировать. Кончилось тем, что однажды ребенок снял сетку и навоображал такое, от чего мы до сих пор не можем избавиться. Ему начали мерещиться разные монстры - он сбежал из дома, и монстры за ним. Тогда он сел в лодку и, не умея управлять ей, поплыл в открытое море. Именно после этого в океане появились различные чудовищные создания. –

- Течением его прибило к берегу. Это был маленький островок со скудной растительностью, тот самый, где находимся сейчас мы. Воспаленное воображение парнишки превратило его в настоящую ловушку для всякого, кто здесь высадится. Мальчику продолжали грезиться монстры, а поскольку сетчатый шлем он бросил дома, когда убегал, то он не нашел иной защиты от нападения, кроме как поселить на острове колонию человеко-растений, в присутствии которых все воображаемое трансформируется в подобную им форму. –

- Вот почему здесь ничего нельзя трогать и, тем более, есть. Во всякой пище на нашей планете присутствуют воображаемые атомы, и после трапезы на этом острове человек также превращается в двуногое растение, совершенно неотличимое от остальных.
- А почему остров не уничтожат? - спросил кто-то из ребят.
- Потому что к тому времени, когда парнишку обезвредили, на острове успели побывать две поисковые группы. Члены этих групп не могли догадаться о беде, которая их тут поджидала, и навечно остались бродить среди “зеленых”.

- Навечно? - вырвалось у Лелечки.
- Да, зеленые существа практически бессмертны. Они ничего не едят, так как не имеют рта, но не умирают и не размножаются. И ни у кого не поднялась рука уничтожать их, зная, что среди них есть бывшие люди.
- А мальчик?
- Его увезли в тогдашнюю резиденцию могучих и постепенно выучили жить и пользоваться своим даром правильно… Чудовищ общими усилиями отловили, остров и окружающую акваторию окружили непроницаемым барьером… Все понятно? А теперь смотрите, во что могла превратиться наша планета, если бы мальчика прибило течением не к острову, а к материку.

Феоктиста Михайловна открыла дверь и пошла на выход из ракетки. Притихшие ребята вереницей двинулись за ней. Лелечка шла, вцепившись в руку Вита, да и он не мог скрыть пронизавшей его дрожи. Вдалеке среди скал виднелось озеро, росла трава, а дальше располагался низенький лесок.
- Подойдите ближе, не бойтесь, они не кусаются, - сказал пилот аэробуса, подходя к ребятам, которые испуганно жались друг к другу.
- Идемте, идемте, - сказала Феоктиста Михайловна.

Процессия направилась к лесу, но не успели люди сделать полсотни шагов, как из-за деревьев навстречу им двинулась орда человекоподобных существ. Существа были абсолютно одинакового зеленого цвета, одной комплекции, и их гладкие как шланги руки-щупальца на ровных, будто обрубки, туловищах, непрерывно извивались. Ртов у них действительно не было, и лишь пара темных шарообразных пятен на продолговато-гладких головах-болванках заставляла предполагать, что существа способны воспринимать какую-то информацию извне.
- Они видят нас, - сказал пилот.

- Стойте! - властно сказала Феоктиста Михайловна.
Ребята остановилась, и “зеленые” остановились тоже. Ужас пронзил все существо Лелечки, и ноги у нее подкосились.
- Надеюсь, каждому из вас довольно такого зрелища? Если кому-то нет…
Ребята понурили головы, а Вит отвернулся. Он понял: Феоктистушка ПРЕДУПРЕЖДАЛА.
Молча ребята вернулись в летательный аппарат, молча расселись по креслам. Только когда машина поднялась в воздух и стало ясно, что остров “зеленых” остался далеко позади, к ним вернулась живость. Кто-то отпустил шутку насчет повешенных носов… Все засмеялись… Но оживление показалось Виту неестественным. Страх остался присутствовать здесь, и напрасно ребята пытались его прогнать искусственным весельем.

Вит всегда пытался понять, почему могущества все боятся. Теперь он понял, почему. Теперь он сам себя боялся, не говоря уже о других. Он украдкой взглянул на Лелечку: как она? Но Лелечка была совершенно спокойна, хотя и грустна. Ее спокойствие передалось Виту, и страх покинул его сердце. Нет-нет, их ждет счастливая, радостная жизнь! Вокруг него друзья, все ребята первый сорт, и никаких глупостей никто из них не допустит. Они - залог процветания планеты, ее золотой фонд. А рядом с ним - самая чудесная девчонка на свете!

Как хорошо, что человек не может заглянуть в будущее даже на один день, не то, что на один год. Потому что всего через два месяца из сидевших вокруг Вита ребят в живых останется едва половина, а сам он будет скрываться от обезумевшей толпы под чужим именем и чужим лицом…

  
Нашествие

Долго никто не знал в подробностях, что именно произошло. Ясно было одно: каким-то образом вещество с острова “зеленых” проникло за барьер. Собственно говоря, подобного случая давно следовало ожидать, но никому из посвященных и в голову не приходило, что “зеленые” могут обладать каким-либо интеллектом или желаниями.
А они обладали. Тяга к людям, ведь среди зеленых некоторые тоже прежде были людьми, заставляла несчастных выходить навстречу каждому, кто появлялся на острове, и чем недавнее был срок превращения, тем тяга была сильнее. А если еще и интеллект был когда-то выше среднего, и характер упорнее, и на остров его заманила жажда свободы? Если душа твоя не нашла успокоения под зеленой оболочкой и продолжала чего-то хотеть, куда-то стремиться?

Как тут было оставаться бездеятельным и довольствоваться бессмысленным растительным существованием? Бездумным поглощением энергии солнечных лучей? Нет покоя тому, кто оскорблен, чья боль не утихла…
А человек, ставший зеленым существом всего каких-то два года тому назад, был однажды сильно оскорблен обществом. Душа его с тех пор болела, и тяга к свободе стала единственной целью его бытия. Побег - вот чем были заняты все его мысли в последние мгновения его пребывания в человеческой оболочке, и цель эта непостижимым образом не исчезла, когда он претерпел трансформацию, превратившую его в растение.

Зеленые существа не мыслят - и он не мыслил, но нечто необъяснимое, какой-то мучительный импульс продолжал жить в его теле, заставляя избегать общества других «зеленых». Повинуясь все тому же импульсу, тело его однажды двинулось туда, куда до него не двигался еще никто из его товарищей по несчастью. К Этим. К непонятному большому камню, упавшему с небес. И - внутрь, туда, откуда Эти вылезли.
Итак, спустя два часа после того, как пилот отвез группу школьников назад на Катрену, его аэробус сделал посадку возле Долинного. В тот день пилоту предстоял еще один тяжелый рейс; городок в балке у кедрового бора был его местом жительства, и пилот решил завернуть к себе домой на пару часиков - передохнуть.

События развивались бы иначе, будь возле домика пилота площадка, достаточная для посадки аэробуса. Но балка, на склонах которой располагался Долинный, была не приспособлена для многоместных летательных средств: улочки были узкими и извилистыми, и все грузы доставлялись туда либо мелкими партиями, либо спускались сверху. Пилот поставил аэробус на стороне, противоположной от кедрового бора и спустился к своему жилищу. Все было тихо, пока он обедал, и, садясь в машину, никаких изменений он не заметил.

А зеленое существо между тем уже подбиралось к первым домам Долинного. Оно медленно ступило на узкую улочку и побрело вдоль тенистых цветущих аллей, с любопытством покачивая продолговатой гладкой головой. Огромные гляделки жадно впитывали в себя новые впечатления. Существо не помнило, кем оно было когда-то, милосердное забвение притупило боль, которая жила в нем до того момента, когда неведомая сила полностью изменила его облик, чувства, способ существования.

Существо ни в чем не нуждалось, и даже желаний не испытывало, но лучи солнца, попадая на его зеленую кожу, позволяли ему передвигаться, и оно передвигалось... Куда? - оно не ведало. Туда, куда его влекло. Как оно не задавалось вопросом, почему влезло в странный большой камень, упавший с неба, точно так же оно не знало, почему этот камень покинуло. Оно моментально забыло о своем временно прибежище, теперь его притягивали к себе вон те другие камни, разноцветные и тоже странные.
Существо даже не подозревало о своем влечении к людям. Оно просто шло, шло, шло. Приблизившись к одному из домов, оно заглянуло в окно. Оно увидело Этих. Этих было трое: двое больших и одно маленькое. Маленький Этот поднял голову и посмотрел в сторону существа…

Девочка закричала. Женщина и мужчина, сидевшие за столом, обернулись… Закричать они уже не успели; не прошло и двух минут, как вместо уютного домика с верандой зеленое существо созерцало копошащуюся массу себе подобных, медленно расползавшуюся во все стороны… Совсем немного времени понадобилось, чтобы Долинный исчез с лица планеты.
И не удивительно. По прихоти судьбы зеленое существо попало в одно из немногих местечек Новой Земли, где все дома были воздвигнуты по индивидуальным проектам заказчиков, то есть архитекторами из бюро материализации. Почти все они все были воображаемыми, и структура их, легко возникнув, так же легко изменилась. На земле остались валяться отдельные куски облицовки, предметы мебели, одежды, посуды - то, что было рукотворным, а потому уцелело.

Только одно-единственное строение осталось стоять среди зелени - домик возле аллеи из синих тюльпанов, выстроенный для маскировки (чтобы в городке никто не догадался, что обитатель этого дома - могучий) из натурального камня. Но и оно изменилось. Пропало все, чем его жильцы когда-то украсили свою обитель. Стены постарели, демонстрируя потребность в ремонте, и голубая гостиная, где однажды ночевала Рябинка, словно полиняла. Столик с инкрустациями облез… Да и где же они, инкрустации? От них не осталось и следа!

А люди? Где теперь были люди? Не стало и людей. Бурлящая масса спутанных, не помнящих себя зеленых существ заполонила улочки, садики, площади. Некоторые, еще недавно бывшие мыслящими, пытались выбраться из общей безмозглой копошащейся массы. Натыкаясь на себе подобных, они жались друг к другу и перемещались уже вместе; маленькими ручейками выбирались из толчеи и - двигались.

Куда? Им было все равно, а остальная масса медленно распадалась на отдельных особей и двигалась тоже, вслед за бывшими людьми. А может и не вслед, но тоже двигалась, расползаясь к окраинам и дальше, дальше. Глубокой ночью, возвращаясь к себе домой, пилот не нашел ни дома, ни места, где тот стоял. Но догадаться об исчезновении целого населенного пункта он, разумеется, не смог. Подумав, что заблудился, он долетел до Стасигорда, переночевал у знакомых и только утром вновь попал на место происшествия.

И пришла беда на планету, и повернуть события вспять уже было нельзя! Увидев на месте Долинного единственное уцелевшее здание, пилот, естественно, спустился пониже. Точно так же, естественно, он понял, что стряслось, когда его ракетка превратилась в нечто кошмарно-зеленое. Он был могучим, он уцелел, но очутился в ловушке, выбраться из которой мог только пешком. Ни сообщить о надвигающейся беде, ни позвать на помощь стало невозможным - аппаратура тоже исчезла. К тому же при падении пилот сильно ушибся, и к моменту, когда он добрался до ближайшего населенного пункта, предупреждать там уже было некого.

Примерно через неделю стали появляться слухи, что в районе Долинного пропадают люди. Потом исчез с лица планеты Стасигорд и несколько поселков. Еще через неделю произошла катастрофа с Первыгордом, а спустя полмесяца беда вплотную приблизилась к Солнечному, где проживали Мартин и его близкие. Если бы люди превращались в “зеленых” сразу же, человечество Новой Земли, конечно же, неминуемо погибло б. Но к счастью превращение происходило только во время приема пищи или непосредственно в первые полчаса после. Не все транспортные средства оказались воображенными, и они уцелели среди всеобщего хаоса, поэтому и из Стасигорда кое-кто успел покинуть опасное место, а в Первыгорде удалось спасти около половины населения. В течение двух последующих дней все оставшиеся в живых люди были эвакуированы с территории. Таким образом, Новая Земля узнала о странной эпидемии, и опасные районы были отгорожены непроницаемым барьером.

К сожалению, эти меры помогли лишь частично, сразу остановить эпидемию не удалось. Каким-то таинственным образом часть зеленых существ проникла за пределы барьера.
- Что будем делать, Ахмадушка? - спросила Феоктиста Михайловна у Таирова.
- Собирать очередное заседание, - ответил тот хмуро.
- Но у тебя, как председателя, к моменту сбора уже должно иметься, какие меры ты собираешься предложить. Люди боятся.
- Они сами виноваты. Пожалели бросить свой скарб и прихватили пару-тройку “зеленых” для расплода.
- Ахмадушка, людей надо понять. Наши вещи - это то, через что прошла наша судьба. Это наша память, часть человеческой личности.

- Бросить нажитое - это все равно, что бросить себя самого, - вздохнул профессор Гусев.
- Людям надо помочь, а не осуждать их, - сказала женщина-биолог.
- Я не осуждаю, я не знаю, что делать. Ну отгородим мы и эти зоны. А что дальше?
- Народ в панике, - снова вздохнул Гусев. - Люди боятся принимать пищу.
- А вы читали вот это? - подал голос один из молодых координаторов, недавно принятый в Совет.
И он развернул свежую газету. Заметка, из-за которой он вмешался в дискуссию, была короткой, но впечатляющей.

ЧЕГО ОТ НАС СКРЫВАЮТ

С детства нас учили, что тайны надо уважать. Например, почему нам нельзя летать в космос - спрашивать об этом просто неприлично. Куда деваются граждане, приговоренные к пожизненному заключению? Почему ни одному из них до сих пор не удавалось сбежать? Где они? Куда их отправляют?
Вопросы, вопросы…
Теперь мы знаем ответы. Несчастных превращают в безмозглых зеленых существ и помещают за непроницаемую перегородку. Бродите, голубчики, до конца своих дней, который неизвестно когда наступит,
Даже милосердной смерти несчастные лишены! А теперь и каждого из нас ожидает та же участь!
А вот еще одна тайна. Сами могучие не подвержены влиянию “зеленых”. Они спокойно могут есть, что им угодно, и избежать превращения. Так что приходите к могучим в гости. Они вас накормят. С последствиями. Для вас.
Сколько же подобных тайн от нас скрывают? Почему эти трусы не выйдут к народу и не растолкуют, что к чему?
В. Любопытный.

Таиров читал заметку вслух и хмурился все сильней. И по мере того, как он читал, голос его слабел.
- Я не могу, - сказал он наконец. - Тут такая беда, а этот… писака… Я бы его…
- Да, выдумка гнусная, - согласилась Феоктистушка. –
- И кое-кто наверняка поверит, - добавил Гусев.
- Представляете, что начнется? - и Таиров заходил по комнате.
- Ахмадушка, сядь пожалуйста. Не могу переносить, когда ты ходишь кругами. Вас бы с Эльмаром спаровать - он в твоем возрасте будет точно такой же.
- Эльмар! - подал голос один из стариков. - Да, Ахмадушка, вас бы вместе соединить - хорошая бы получилась упряжка.

- Эльмар? - переспросил задумчиво молодой координатор. - А почему, собственно, происходят превращения?
- Зеленое вещество энергетически более стабильно. Оно усваивает непосредственно световые волны. Попадая внутрь малоустойчивых структур, какой являются материализованные предметы, оно заставляет их принимать свое подобие, - объяснила женщина-биолог.
- А почему мы не превращаемся?
- Очевидно, наше поле является дополнительным стабилизирующим фактором.

- Тогда почему бы не попытаться очистить планету от нестабильных атомов, как это предлагал сделать Эльмар? - на лбу у молодого координатора образовалась упрямая складка.
Таиров отвел глаза.
- Это невозможно, юноша, - произнес профессор Гусев.
- Ну, значит, автор заметки прав, упрекая нас в избытке тайн. Не пора ли рассекретить хотя бы часть?

- Тебе многому предстоит научиться, - мягко сказала Феоктиста Михайловна. - А о том, чтобы население приграничных районов получало пищу, не содержащую нестабильных атомов, нам, наверное, придется позаботиться. Ахмадушка, как ты думаешь, не подкинуть ли эту идею Совету Безопасности?
Так и сделали. Население было оповещено, чего боятся “зеленые”. В местах повышенной опасности были выставлены заграждения из горящих факелов, пищу было предложено принимать только в специально отведенных, охраняемых местах. Барьер, огораживающий опасную местность, передвинули, и эпидемию удалось остановить.

Однако могучие не знали, что заметка в газете была только первым, но отнюдь не последним камнем, брошенным в их сторону. Вскоре появилось еще несколько и сразу во множестве центральных изданий. Могучие в этих заметках объявлялись виновниками всех бедствий, когда-либо происходивших на планете; их обвиняли в стремлении посеять панику и захватить власть над Новой Землей. Это было абсурдно, но сработало.

17 числа месяца согласия по планете прокатилась волна погромов. Могучих выманивали из их домов и забивали насмерть. Некоторых умертвили ударом ножа в спину либо выстрелом в упор из специально изготовленного оружия - но в течение одних суток практически все могучие планеты были уничтожены. Это было тем более неожиданно, что каждый могучий скрывал, кто он такой, каждый старался ничем не выделяться от окружающих ни видом, ни образом жизни.

А что же остальное население? Как простые люди восприняли гибель одной десятитысячной самих себя?
Да никак. Они даже не заметили исчезновения целой людской касты. Что значит один покойник на один городок? Ну умер кто-то, ну кого-то убили…

  
Отверженные

Мало кто из могучих уцелел в то страшное время. Лелечка и Вит встретили его в Солнечном. Они успешно выдержали по два экзамена, кто куда хотел: Лелечка поступала в медицинский, Вит - в инженерно-строительный. Им-таки сделали уступку: разрешили держаться вместе. Кроме того, Феоктистушка рассказала им про Мартина.
Когда к Солнечному подошла опасность, они вместе со всеми организовали оборону от “зеленых” и тоже питались в общих столовых. Точно так же, как остальные тогдашние обитатели городка они ждали эвакуации. В эти смутные дни экзамены были приостановлены, и наша парочка часами бродила по городу, наблюдая, как люди в панике пакуют вещи и с огромными, до отказа набитыми баулами пытаются втиснуться в переполненные машины.
Лелечка и Вит много говорили между собой и без особого труда догадались, что “зеленые” выбрались с острова на их воздушном автобусе, во время экскурсии. Они очень переживали, что сопричастны к случившемуся и, чувствуя себя виноватыми, как потерянные слонялись по Солнечному в смутной надежде, что кому-то потребуется их помощь, и они хоть для чего-нибудь, но пригодятся. Так продолжалось, пока не объявили об отмене особого положения и о том, что опасная зона отгорожена барьером. Новость широко обсуждалась. Об упругих невидимых стенках многие вообще услышали впервые. Статья из «Нашей жизни» подлила масла в огонь.
Обычно газеты покупал Вит, но в тот раз первой узнала о заметке Лелечка.
- Ты читал? - прибежала она к Виту.
- А что такое?
- Читай, читай! Там такое… Такое… - губы Лелечки сами собой сжались в жалкую гримасу. - Ой, я не могу! Какой ужас!
- Да, - сказал Вит, прочитав, - вот что они теперь о нас думают. Что ж, мы заслужили это. Прозевали; надо было осмотреть машину, когда садились, а мы не осмотрели.
- МЫ! - выделила Лелечка нужное слово. - А остальные наши при чем? Послушай, надо сходить, наконец, к Мартину. Расскажем ему все и газету покажем.
- Да он, наверное, на работе.
- Ну и что? Сходим тогда в больницу. Понимаешь - надо!
Возле домика Мартина ребята остановились и начали подталкивать друг друга локтями:
- Ты первый!
- Нет, ты первая!
Пока они спорили, не решаясь постучаться, белокурый кудрявый мужчина подошел к двери и нажал на кнопку звонка. Дверь открылась, и на пороге появилась молодая русоволосая женщина.
- Чего тебе? - спросила она недружелюбно. - Мартин очень устает в последние дни. Он отдыхает.
- Не злись, Ниночка. Меня прислала Марие передать, что она сегодня не придет.
- Все?
- Все.
- А это кто с тобой?
Кудрявый обернулся и взглянул на ребят.
- Не знаю, - сказал он. - Вы кто такие?
- Мы к Мартину, - сказала Лелечка, а Вит добавил: - Вообще-то, если он отдыхает…
- Ее лицо мне кажется знакомым, - повернулся Кудрявый к Ниночке. - Видишь вот эту заколку в ее волосах? Я однажды уже видел точно такую же.
Безусловно, он был прав - фасон своей заколки Лелечка “срисовала” c Рябинкиной. Но наблюдательность Кудрявого вовсе не привела ребят в восторг.
- Ну и что? - вздернула курносый нос Лелечка. - Чего еще на мне ты уже видел?
- Всю тебя. Точно с такой же нахалкой я однажды имел несчастье разговаривать.
- Зато я не имею чести быть с тобой знакомой, - отрезала Лелечка. - Передайте Мартину, что к нему заходили Леля Кенсоли и…
Быстрым движением ладони Вит закрыл ей рот.
- Пошли отсюда, - сказал он.
- Ты бы видела, как блеснули глаза того типа, когда ты назвала свое имя, - объяснил он ей позже, когда они отошли от домика Мартина и уже направлялись к общежитию Лелечки. Всю дорогу Лелечка, надувшись, молчала.
- Из-за твоей глупой подозрительности мы не встретились с Мартином.
- Не нравится мне этот тип, и все, - угрюмо отрезал Вит. - А с Мартином мы поговорим завтра.
Но им нет удалось увидеться с Мартином ни завтра, ни послезавтра. На следующий день пронесся слух о появлении “зеленых” в двух других местах, и Мартин из города исчез. Солнечный охватила паника. Городские власти устроили круглосуточное освещение улиц; был обшарен каждый уголок, но ничего подозрительного не обнаружили. По ночам люди запирали свои двери и не ложились спать, пока не убеждались, что ничего чужого у них дома нет.
В один из ближайших дней Лелечка снова наткнулась на Кудрявого. Это было у входа в общежитие. Кудрявый попытался заговорить с ней, но она молча глянула на него и поднялась к себе в комнату.
- Что этот тип от тебя хотел? - спросил ее Вит, когда она рассказала ему о встрече.
- Интересовался моими родителями .
- И что ты ему сказала?
- Стану я со всякими разговаривать.
- Не нравится мне это. Кудрявый производит впечатление опасного типа.
- Если не нравится - можешь ходить за мной следом.
- А что, и буду!
- Ну и пожалуйста!
Совсем немного понадобилось Лелечке для того, чтобы узнать, насколько своевременным было решение Вита не оставлять ее одну надолго.
Семнадцатого числа ей приспичило прогуляться. Возвращаясь обратно, она наткнулась на какого-то субъекта. Это было всего в двух кварталах от общежития, возле небольшого скверика. Субъект был явно нетрезв и имел весьма непрезентабельный вид.
- Эй, красавица, - начал он развязно. - Куда спешишь?
Лелечка отодвинулась, как бы пропуская его, и хотела молча продолжить свой путь. Ее никогда не предупреждали, что мужчины могут вести себя подобным образом, но она заранее ожидала от обычных людей разных пакостей и считала себя морально готовой ко всяким неприятностям. Однако данный субъект не собирался отпускать ее столь просто. Лелечка почувствовала крепкую руку на своем плече, и пьяный голос пробормотал ей в ухо:
- Пойдем дальше вместе, а, красотуля?
Лелечка остановилась и резко вывернулась.
- Чего тебе надо? - спросила она со всей надменностью, на какую была способна. - Я не твоя девушка!
- Твою заколку, - услышала она за спиной.
Лелечка повернула голову. Кудрявый! Так и есть!
- Она не дарится, - проговорила она нервно.
- Я почему-то был в этом уверен, - сказал Кудрявый, и резкий удар свалил Лелечку с ног.
Грубые тяжелые ботинки прижали ее руки к земле, а грубые пальцы вцепились в камушек “ума” и начали крутить его против часовой стрелки.
- Что будем с ней делать? - спросил пьяный субъект. - Прикончить?
- Подождем еще пару минут, пусть сигнал прозвучит подольше, - лениво сказал Кудрявый. - Вы ведь любите помогать друг другу, верно?
Он цинично ухмыльнулся Лелечке в лицо и, оставив заколку, обшарил карманы ее нарядного платья.
- О, как интересно! - воскликнул он, достав ее документы. - Студентка мединститута! А это кто?
- Это мой отец! Вы не имеете права трогать его фотографию! Положи на место! - задыхаясь от гнева, выкрикнула Лелечка.
- На место - это не обязательно. Когда тебя найдут, тебе будет все равно, где твои документы, - так приговаривая, он засунул ее удостоверение и фото к себе в бумажник. - Ты, конечно, интересная штучка, жаль тебя убивать… Или, может, оставить тебя на расплод, а?
И Кудрявый цинично усмехнулся.
- Вы мерзкие, гнусные типы! - прошипела Лелечка. - Немедленно отпустите!
Она попыталась рывком освободить левую руку, но неудачно: тяжелые ботинки еще сильнее придавили ее к плитам тротуара.
- Смотри-ка, она ругается! А ты говоришь: пощадить, - оскалил зубы пьяный субъект. - Кончай ее скорее, чего ждать?
- Так ведь породистая, в единственном экземпляре. Впрочем, действительно пора.
Он пошарил в необъятных складках своего одеяния, и миниатюрный аэрозольный баллончик оказался на его ладони.
“Все”, - подумала Лелечка и посмотрела в глаза своему убийце. Душа у нее разрывалась от отчаяния и сознания своей беспомощности.
“Они сделают из меня приманку, - поняла она внезапно. - Бросят здесь мое тело и станут поджидать, кто появится. Вит, где же ты? Что будет, если ты придешь слишком поздно?”
Вит сразу же оценил обстановку, когда увидел разыгравшуюся сцену. Ему понадобилась всего пара секунд, чтобы вспомнить, чему его учили в школе, и не кинуться на двух вооруженных людей с голыми руками. Первые две пули он послал в Кудрявого, следующие две - в спину и в ногу субъекта, чьи ботинки делали Лелечкины руки беспомощными. Эффект был молниеносным: баллончик со смертоносным содержимым упал вместе со своим владельцем. Лелечка поднялась и посмотрела на два неподвижных тела.
- Ты.. ты убил их? - спросила она дрожащим голосом.
- Надеюсь, что нет, - ответил Вит, поднимая баллончик. - Надо конфисковать эту штуку и показать нашим.
- Почему же они не шевелятся?
- Пистолет системы “Рябинка”, со снотворными капсулами. Действует мгновенно, но для здоровья безопасен.
- Это хорошо, - Лелечка опасливо покосилась на лежащих. - Бежим отсюда скорее.
Только в общежитии она рассказала Виту все в подробностях. И закончила:
- Они откуда-то знают, что заколка может подавать сигнал о помощи.
- А разве не ты его подала?.. Ну да, какой я непонятливый. Но, значит, это нападение не было случайным?
- Получается, так. Послушай, надо побыстрее сообщить нашим! Похоже, готовится нечто серьезное. Нападения могут быть и на других.
- Ты права. И знаешь еще, что? Нам надо незамедлительно вылетать из Солнечного.
- А Мартин?
- Мы свяжемся с ним отсюда.
- А если он еще не вернулся из поездки?
- Оставим ему закодированное сообщение по телефону. Не мешай! Дай передатчик вспомнить!
Все ребята с Катрены знали, что члены Совета Могучих носили особые часы на руке, куда встраивался миниатюрный приемник, работавший на солнечных батарейках. Связаться можно было либо с телеграфного пункта, либо с помощью индивидуальной рации, настроенной на особую волну (в то время на планете еще не было сети принимающих и передающих станций). Каждый мальчишка с Катрены знал, как такую рацию соорудить из готовых деталей, но Виту впервые пришлось воспользоваться для создания прибора не руками, а своим даром, и он немножко себе не доверял.
Наконец он настроился на нужную волну и начал ждать ответных сигналов. Прошла минута - на табло не появилось ни единой искорки. Еще минута - по-прежнему пусто. Наконец, один сигнал засветился; Вит для уверенности три раза нажал на код - ему ответили.
- Внимание, внимание! - начал он. - Всем, всем, всем! Опасность! Есть большая вероятность организованного нападения на всех могучих. Говорят Вит Андерсон и Леля Кенсоли. На наши жизни было совершено покушение.
Громкий стук в дверь заставил его оторваться от передатчика.
- Не открывай пока, - сказал он Лелечке и продолжал торопливо: - Нападавшие знали о том, как действует заколка и о нашем общем сигнале опасности. Прерываюсь. К нам сейчас кто-то хочет войти.
Вит положил приемник на стол, но не отключил его. Стук в дверь усилился.
- Откройте! Леля, открой!
- Это комендант общежития, - сказала Лелечка и открыла дверь.
В комнату, действительно, вошла комендантша. Она ахнула, взглянув на Лелечкино разбитое лицо, и проговорила вполголоса:
- Там, внизу, вас кто-то требует, какие-то ненормальные. Кричат, что вы могучие и собираетесь нас всех отравить. Именем какого-то нового правительства они требуют вашей выдачи. Я не могу допустить подобного во вверенном мне здании. Будьте добры, покиньте помещение.
- Но как же мы выйдем? - испуганно вырвалось у Лелечки.
- Я выведу вас черным ходом. Побыстрее. Я не смогу их долго удерживать.
- Переоденься, - сказал Вит Лелечке, засовывая передатчик в ее сумку. - Мы подождем.
Он вышел из комнаты. Из коридора был отменно слышен шум в вестибюле. Вит тихонько стукнул в дверь, поторапливая подружку, и через пять минут ребята уже шагали к ближайшему телефону-автомату. Мартин был дома, и они попросили у него приюта. Он выслушал сообщение о новом правительстве и сказал:
- Бред! А вы приезжайте.
Так они и сделали. Хотя скоростные платформы-самокаты обычно не пользовались популярностью у могучих и считались в их среде дурным тоном, на этот раз ребятам пришлось воспользоваться данным видом передвижения. Из осторожности они изменили внешность и одежде также придали иной вид, чем он был при их выходе из общежития.
Додумался до этого Вит. Он же предложил оставить самокаты за квартал до домика Мартина и подойти туда, сначала убедившись, нет ли засады.
- Ну вот еще, - фыркнула Лелечка. - Ты так и собираешься бегать отовсюду? Наоборот, уж если мы сменили обличье, давай вести себя, как нормальные люди, а не шарахаться от всех и каждого. Подъедем как ни в чем ни бывало, будто мы - это вовсе не мы.
- Тогда и имена надо сменить. Я буду звать тебя Ли.
- А я тебя - Тори. А пришли мы на консультацию. Мы - молодожены, понимаешь? И наша фамилия - Степановы.
Все это и многое другое они обсудили за десять минут пути, и были почти разочарованы, когда их интересная выдумка не понадобилась. Засады у домика Мартина не было, а Ниночка впустила их без каких-либо вопросов.
Ребята подробно рассказали Мартину о случившемся. Лелечка особо напирала на то, что нападавшие знали о заколке-“уме”.
- А ну-ка, опишите нападавших, - сказал Мартин. Вит вытащил из кармана две цветные голограммы, и он изумленно воскликнул: - Тод? Не может быть!
- Мы не сомневались, что вы его знаете! - произнесла Лелечка с горечью. - Это было…ужасно!
- Еще бы мне не знать Тода, - вздохнул Мартин. - Но я никогда не думал, что он опустится до прямого хулиганства. Что он от тебя хотел?
- Неужели не понятно? - вспылил Вит. - Нас хотели убить! За то, что мы могучие!
- Молодые люди, этого не может быть! Я уверен, это была шутка. Глупая шутка, не более того!
- А отрава - тоже шутка? - Вит вытащил из кармана флакончик. - Отдай это на анализ!
Мартин осторожно принял флакончик, нюхнул его и сказал:
- Непременно это сделаю, но я повторяю, ребята: над вами зло подшутили. Убийцы… В наше врем…
Вит поднялся с диванчика:
- Идем, Лелечка. Нам не верят.
- Мы приходили предупредить. - сказала Лелечка, тоже вставая. - На тебя тоже могут напасть. И на остальных наших.
- Кроме нас троих могучих в Солнечном больше нет, - покачал головой Мартин.
- Зато в других местах имеются. Кстати, почему ты не пришел на зов?
- Я работал, молодые люди. Я не мог прервать операцию. А когда освободился, сигнал уже пропал.
Вит угрюмо глянул на него и хлопнул дверью.
- Его надо извинить, он очень расстроен, - успела сказать Лелечка перед тем, как выбежать вслед за другом.
Этой же ночью, точнее, вечером ребята покинули Солнечный. Как они думали - навсегда.

  
Муж Наталь Ивеновны

Наталь Ивеновна одной из первых узнала, что на планете творится нечто из ряда вон. Мало того, как жительница Стасигорда она на себе ощутила весь ужас происходившего. Во время первой волны “зеленой заразы” она потеряла всех своих: и мужа, и детей, и родителей. Уютную квартирку в коттеджике на четыре семьи она потеряла тоже. Но это было и к лучшему: оставаться среди руин своего недавнего счастья она была не в силах. К тому же Стасигорд объявили опасной зоной, а потом и вовсе отгородили от остальной территории непроницаемой стеной.
У Наталь хватило мужества не проклинать всех и вся. Ей предложили жилье в Открытом, выделили уголок на Центрфильме, и она продолжила работу. Снимая заседания Совета, она видела, что правительство делает все возможное, чтобы спасти положение и облегчить жизнь потерпевших. Это придавало ей силы не впадать в отчаяние. И странно, но надежда, что не все для нее потеряно, что она еще увидит и любимого мужа, и трех своих головастых непосед, не покидала ее.
“Могучие что-нибудь придумают, - повторяла она себе. - Не может быть, чтобы не нашлось выхода!”
Но дни шли за днями, а ничего не менялось, пока однажды, вызванная на съемку очередного заседания Совета, она не отметила про себя, что никого из могучих в зале нет. И, что самое важное, не было ни председателя, ни Феоктисты Михайловны.
Их прождали полчаса, час. Затем сделали вызовы по личным телефонам и линиям связи, но ни тот, ни другая не отозвались. Послали гонцов. Известие было: Таиров исчез, а Феоктиста Михайловна была найдена мертвой у калитки своего дома.
Известие привело членов Совета Безопасности в полное смятение. Необычным была вовсе не смерть Ф. М. Кенсоли. Представительница могучих давно пережила большинство своих ровесников, и кончина ее скорее ожидалась, чем удивляла. Но могучие никого не прислали взамен - вот что было странно! И второй вопрос: Таиров. Где председатель? Для чего он собирал Совет?
В полном недоумении члены Совета разошлись. Наталь тоже ничего не понимала. Версия, будто могучие испугались ответственности и покинули беспомощную планету на произвол судьбы, показалась ей неправдоподобной. Слухи, будто могучие рвутся к власти и хотят сформировать собственное правительство, могли ее разве насмешить (если бы ей было до смеха). Наталь отлично видела, что власть над Новой Землей и без того принадлежала могучим.
Без могучих Совет Безопасности был совершенно беспомощен - возможно, многим уверенность Наталь показалась бы чрезмерной, но она основывалась на многолетних наблюдениях. Простые члены Совета вовсе не были пустым местом - о нет!, но все решения Совета опирались на те возможности, какие имелись в распоряжении людей, официальным представителем которых была старая Феоктиста.
Итак, Наталь было ясно: что-то случилось. Мир в ее понятии рухнул. Она почувствовала себя опустошенной и совершенно беспомощной и в таком подавленном состоянии побрела к своему жилищу. Слезы наворачивались у нее на глаза, скупыми каплями сбегая по щекам. Впервые после зеленой катастрофы Наталь плакала.
Наталь не замечала ни этих своих слез, ни сочувственных взглядов прохожих. Машинально подойдя к дому, она так же машинально взошла на крыльцо и сунула в скважину ключ. Она была настолько удручена, что даже не удивилась, когда запор оказался уже открытым. Все так же машинально она толкнула дверь, прошла коридором, машинально вошла в гостиную…
Седой как лунь человек сидел на ее диванчике, опустив лицо на ладони согнутых рук. Человек поднял голову… Лицо его показалось Наталь знакомым…
- Здоровья тебе, Наталь, - произнес Таиров. - Почему ты на меня так странно смотришь?
- Волосы… - вымолвила Наталь.
- А что с ними неправильно? - Таиров подошел к зеркалу. - Пустяки. Если бы изменение цвета моих волос было самым худшим из всего, что произошло! Ты уже знаешь, что Феоктистушки больше нет?
- Да, она умерла.
- Она не умерла, ее убили.
- Не может быть!
- И Гусева убили, и других. Понимаешь, я один остался, совсем один. И за мной тоже охотятся, как за диким зверем.
- А Катрена?
- Нету больше Катрены. Никого больше нет, совсем никого, понимаешь?
- Не понимаю, - проговорила Наталь, опускаясь на диванчик. - Как такое могло произойти? Что случилось?
- Меня не было дома, и меня успели предупредить. А других - не успели. Кому-то мы мешали, понимаешь? И нас решили уничтожить. Всех. Чохом. Под одну гребенку. Вымести метлой, как вредный элемент.
- Какой ужас! Куда же ты теперь? И как же Совет?
- Я не могу там появиться, я не знаю, кто убийцы. И бросить планету на произвол судьбы тоже не могу. Понимаешь, земелица Навроцкая? Ты - моя единственная надежда. Кроме тебя, некому больше быть связующим звеном между Советом и его бывшим председателем.
Официально-торжественное обращение “земелица” говорило о многом. Таиров взывал к гражданскому долгу Наталь, и она удивилась:
- Почему я? Есть и другие телеоператоры при Совете!
Таиров усмехнулся:
- Потому что тебе доверял Эльмар. И ты ведь не предала его, верно?
- Да, не предала. А вот вы - предали.
- Кто это - мы?
- Могучие.
Наталь отвела глаза в сторону: она совершила неловкость, прямо сказав в глаза человеку, что знает, кто он такой. Законом это не одобрялось, и хотя Таиров, конечно же, не сомневался, что о его принадлежности к могучим она давно догадалась, но точный термин сразу расставил все по своим местам.
- Мы - предали? - переспросил бывший глава правительства.
- Ну да. Отдали на растерзание Совету. Они были рады покусать одного из вас - разве не так?
Таирова мрачно засмеялся:
- Ах женская логика, женская логика! Значит, ты тоже поверила, будто я - враг Эльмара и хотел его закопать? Да мы с Феоктистушкой хотели его спасти, только и всего!
- Странное спасение - изолировать человека от общества.
- Как ты не понимаешь? Не наказать его совсем было нельзя, верно? Закон есть закон, и с ним не шутят.
- Вы могли его судить среди своих.
- Судом могучих, ты имеешь в виду? Ты просто не представляешь, что говоришь! Да у него только и был шанс выкрутиться - это доказать, что машину он собирал собственными руками!
- Но вы собирались его изолировать!
- Поместить в Зону? Так для Эльмара пара пустяков выбраться оттуда. Сбежал бы, изменил лицо, сделал бы себе новые документы - и след потерян.
- А чем отличается суд могучих? - уже с интересом спросила Наталь.
- Побег был бы возможен только если бы Эльмару оставили могущество. Наш суд, конечно же, обязательно лишил бы Эльмара возможности воображать - вот и все.
- Получается, вы обманули Совет?
- Вовсе нет. Официально Эльмар у нас был вычеркнут из списков, он считался лишенцем. Следовательно, я имел право не класть его второй раз под жернова наших законов.
- Неужели перемололи бы?
- В порошок. Конец Эльмару, и никто никогда ничего не узнал бы ни про его мастерскую, ни про его космолет. Кстати, а где же все-таки была у него мастерская?
Наталь взглянула в лицо Таирову и заметила в его глазах усмешку.
- Будто вы не знаете, - произнесла она недовольно.
- Мы - не знаем. Не искали потому что. Понимаешь?
Наталь кивнула. Могучие не желали найти Эльмарову мастерскую.
- Странный вы народ, - сказала она, помолчав. - Отдаете человека под суд и сами же оставляете ему возможность уйти от наказания. Я бы теперь не удивилась, если бы оказалось, что в глубине души вы хотели, чтобы он победил.
- Тебе этого не понять, - подтвердил Таиров. - Мы были вынуждены судить Эльмара, потому что о его космолете поступил донос. Доноса на мастерскую или на то, что Эльмар проявляет способность воображать, в Совет не поступало. В глазах всей планеты мы олицетворяем закон и вынуждены подчиняться его букве.
- Вас хорошо отблагодарили за это, - сказала Наталь горько.
- Это какие-то фанатики. И им еще предстоит раскаяться в содеянном.
- Ты собираешься мстить?
- Еще чего! Они сами себе отомстят, и без меня. Вот только жаль простых честных людей: им тоже придется несладко. Да-да, очень скоро вся планета почувствует, чем были для нее мы. Ах, если бы Эльмара разыскать! Вдвоем мы бы непременно что-нибудь придумали!
- Он полетел на Лиску, - робко напомнила Наталь.
Логика мышления Таирова была, действительно, недоступна ее пониманию. Бывший главный обвинитель Эльмара был почему-то твердо уверен, что если того найти, то он немедленно согласится помочь ему вернуть прежнюю власть над людьми, а, значит, и над ним тоже. Для Таирова вся проблема была в розыске! Неужели он считает Эльмара безвольной всепрощающей тряпкой?
Действительно, Таиров спросил:
- А ты знаешь, где эта Лиска? Как до нее добраться? Архивы Стасигорда погибли полностью, тебе это известно не хуже, чем мне… Так ты согласна мне помогать?
Разумеется, Наталь была согласна, ничего плохого в том, чтобы Таиров был в курсе всего, что творится в Совете, она не видела. Точно так же она охотно взялась доставлять в зал заседаний его предложения и прямые указания. Оставалось обговорить способ связи.
- Где ты остановился? - спросила она Таирова.
- Пока нигде. Я сам тебя буду находить, хорошо?
- Очень даже нехорошо, если тебе грозит опасность. Появление в зале заседаний твоих указаний всех заинтересует, откуда они появляются.
- Конечно, если тебя заподозрят, цепочка сразу приведет ко мне. Но тут ничего не поделаешь, придется рисковать. Другого выхода я не вижу.
- Зато я вижу, - сказала Наталь тихо, но твердо. - Ты останешься у меня.
- Я? У тебя? В качестве кого?
- В качестве моего мужа. Моя семья погибла… (Наталь смахнула слезу)… ее уже не вернешь. Но ничто не мешает моему мужу найтись, верно? Он думал, что меня больше нет, и не искал, а вот теперь появился. Мы скажем, что ты давно здесь живешь, уже неделю или две. Спишь, отдыхаешь. Вот только лицо… И документы .
- Это пустяк.
- Да, я забыла, что ты все можешь.
- К сожалению, не все.

  
Нела и Шура находят друзей.

Лелечка и Вит не слишком долго размышляли, куда им лететь. Конечно же, на Катрену! Это был их единственный истинный дом, и там, конечно же, им должны были посоветовать, как поступать дальше. Но попасть на Катрену из Солнечного по прямой было невозможно, сначала надо было обогнуть энергетический барьер.
Крюк, который ребятам пришлось проделать, оказался изрядным и отнял у них около часа времени, но как впоследствии оказалось, именно эта задержка помогла им избежать ловушки. Приближаясь к проходу, они увидели в воздушном пространстве четыре летящих точки. Точки двигались странно согласованно, словно совершали совместный общий маневр, и Вит мог бы поклясться, что видел световую вспышку, блеснувшую от одной из них.
Картина выглядела совершенно ирреальной, словно Вит смотрел кино. Словно шла игра: трое преследуют одного. Вдруг три точки сменили три яркие вспышки, и три оглушительных взрыва сообщили ребятам, что видят они вовсе не игру. Три огненных факела стремительными полосками рухнули вниз, и через мгновение четвертая черная точка понеслась туда же.
Все. Тихо. Когда Вит и Лелечка подлетели к месту действия, океан уже поглотил останки катастрофы, и никаких следов только что отзвучавшего сражения не было заметно. Путь на Катрену был свободен.
- Ты видела? - сказал Вит.
- Еще бы нет! Ты хочешь узнать, поняла ли я, что произошло? Поняла. Здесь был бой!
- Да, но кто с кем сражался? И кто победил?
- Ты хочешь сказать, что на Катрене нас могут поджидать враги?
- Очень даже может просто. Слушай, давай подождем темноты.
- Может, сделать вызов по рации? Ты захватил ее?
Вит молча достал радиоприемник и настроил его на волну Катрены. Он включил вызов - ответа не было. Вдруг экранчик приема засветился и характерный прерывистый звук заполнил кабину ракетки. Катрена звала на помощь. Или кто-то возле Катрены…
- Летим быстрее! - воскликнула Лелечка, хватая Вита за рукав.
Но Вит отключил рацию и угрюмо произнес:
- Не нравится мне это. Помнишь, как этот Кудрявый…
- Тод, - поправила Лелечка.
- Ну, этот самый Тод манипулировал с твоей заколкой?
- Думаешь, это западня?
- Я почти уверен.
- Но почему?
- Сам не пойму. Только чувствую. Здесь какая-то неправильность.
- Мне страшно, - прошептала Лелечка.
- Мне тоже. И вот что я придумал.
С этими словами Вит решительно направил ракетку круто вниз.
- Осторожно! Что ты делаешь! У нас же не амфибия! - вскричала испуганная Лелечка, вцепляясь в подлокотники кресла.
- Я помню. Смотри!
На поверхности океана возникла маленькая точка. Вит спланировал ракетку прямо в эту точку. Толчок. Ракетка закачалась, но ничего худшего не случилось.
- Ой, плот! Я боюсь, - сказала Лелечка, постепенно успокаиваясь. - Как бы мы не перевернулись!
- Не беспокойся, не перевернемся. Я предусмотрел противовесы.
- А вдруг сигнал подлинный?
- Вот и надо подумать.
- Думай, думай. Только побыстрее.
- Я и думаю. Сигнал шел со стороны Катрены, так? Но распространяться он должен был во все стороны, значит, и на Катрене его приняли. Дошло? Если сигнал настоящий, помощь с острова в любом случае подоспеет быстрее.
- Даже если мы ближе?
- Не ближе. Ты видела, когда мы были в воздухе, что-либо впереди по курсу?
- Никого я не видела.
- И я тоже. Ничего и никого. Значит, нет нужды лететь сломя голову. Но побывать на Катрене мы все-таки обязаны. Так? Так. Вопрос: как это сделать без шума?
- Ты гений, Вит! Мы поплывем на парусах!
Вит и не думал еще ни о каких парусах, но и он тотчас вспомнил, что в это время суток ветер здесь всегда дул в сторону Катрены.
- Стараюсь, - ответил он, блеснув глазами.
- Тогда ставь скорее.
- А ты имела когда-нибудь с ними дело?
- Нет, но я видела в книгах , на картинках.
- Вот и я на картинках. Как будем ими управлять?
- Какой пустяк! Нам вовсе нет нужды ими управлять, Поставь на носу один прямой парус, и пусть себе нас тянет.
- Мы ничего не увидим.
- Ах, какая проблема! Сделай его прозрачным, вот и все дела! Из тонкого-тонкого пластика.
Вит с удивлением посмотрел на свою подружку:
- По-моему, это не я, а ты гений.
Лелечка смутилась, но похвала ей польстила:
- Ну уж, - сказала она, - Просто ум хорошо, а два - лучше.
Вит коснулся левого уха. Мачта. Парус. Плот рвануло вперед, а ракетку со скрежетом потащило назад.
- Ах! - вскричала Лелечка.
Высокие перила оградили ракетку от падения в море.
- Не бойся, - ответил Вит, не отрывая руки от уха. -Сейчас мы дополнительно огородимся…
- Как в клетке, - поежилась Лелечка, прерывисто дыша. Она-то здорово испугалась!
- Я ужасная трусиха, - призналась она. - Но, видишь ли, я не умею плавать.
- Не умеешь? - изумился Вит. - Вот еще новость!
- Да, не получается. И вообще я не люблю воды. Ой, мы тонем!
- Это маскировка, - засмеялся Вит. - Я раскрасил и плот, и ракетку под цвет моря. Хорошо, что день пасмурный, а то бы блеск паруса выдал нас.
- Да, и вообще хорошо, что скоро ночь.
Темнело, действительно, быстро. Маленький плот, влекомый парусом, тоже быстро скользил по поверхности океана. Пролететь мимо цели ребята не боялись: дальше Катрены пронести их не могло. Точно так же они не боялись потерпеть кораблекрушение: восточный берег острова был отлогим и песчаным, и никаких рифов по пути не ожидалось.
Ребята даже рискнули выйти из ракетки. Они прохаживались по плотику, каждый по своей стороне. Лелечка словно завороженная смотрела на струившийся позади них поток, след движения.
- Как интересно! - сказала она неожиданно.
Две рыбки одна за другой вынырнули из воды и снова скрылись в волнах.
- В тихую погоду на море всегда так, - отозвался Вит.
- Все равно красиво! - возразила Лелечка.
Ей не хотелось думать о том, что их ждало в конце путешествия, да и Вит притих. Он тоже боялся.
Ночь раскинула над океаном свое темное покрывало, и маленький плотик стал совсем незаметен. Но и его пассажиры мало чего теперь видели. Наконец, темная полоса впереди показала, что они приближаются к цели. Ребята снова забрались в ракетку и замерли в ожидании.
- Прикрепи ракетку к плоту, - прошептала Лелечка. - Сейчас нас…
Она не успела договорить. Толчок был таким сильным, что ребят сорвало с кресел и кинуло на пульт управления. Ремни безопасности, впрочем, сделали свое дело: ребята получили несколько ушибов, вот и все. Они вылезли из ракетки и, обогнув перила плотика, спрыгнули на песок.
- Качает, - жалобно произнесла Лелечка, хватаясь за Вита.
- Меня тоже. Тс… Кто-то идет.
Он коснулся “ума”, и вокруг плотика с парусом и ракеткой вырос плотный кустарник. Ребята замерли. Они долго стояли, прислушиваясь - никого. Тогда они выбрались из кустов и, стараясь ступать неслышно, зашагали по тропинке к ближайшей школе. Это была их школа, и потому путь туда они могли найти из любого уголка острова.
Вот учебный корпус, а вот и спальный. Сейчас он встретит их уютом и радостью…
- Странно, почему нет света в окнах? - сказал Вит.
- И тихо, - сказала Лелечка. - Может, они спят?
- Рано еще спать. Нет, здесь что-то неправильно. Ты постой, а я взгляну.
Он пошел, не оглядываясь. Сердце у него оборвалось, когда он приблизился к школе, потому что вместо чистенького, красивого фасада, покрытого искусной резьбой, перед ним предстала обгорелая руина. Сквозь зияющий провал Вит заглянул внутрь того, что прежде было спальней, и застыл, не в силах поверить, что видит реальность. Потому что увидел он не живых, но мертвых!
Звук Лелечкиных шагов вывел его из оцепенения.
- Посмотри, - произнес он, осветив комнату.
- Нет, - всхлипнула та, отворачиваясь. - Не хочу!
Она плакала. Вит погасил фонарик.
- Идем, осмотрим другие дома, - сказал он тихо.
- Зачем? - промолвила Лелечка, и голос ее дрожал. - Там, наверное, то же самое.
- Надо убедиться.
Вит взял Лелечку за руку, и они пошли, Везде было одно и то же: обгорелые трупы лежали там, где их застала внезапная смерть. Нападение, очевидно, произошло предыдущей ночью, когда Катрена спала, и некому было оказать сопротивление: пепел был холоден и слегка влажен.
- Ненавижу! - вдруг произнесла Лелечка, резко останавливаясь. - Вит, неужели мы их простим?
- Никогда! - отрывисто прошептал Вит. - Дай только мне найти убийц!
- Можно пойти на звук. Включи рацию.
Они стояли на площади в центре Катрены в тени большой старой липы.
- Не надо рации. Звук мог исходить только из одного места. Видишь клуб? Он нетронутый. Двинули туда.
Крадучись, прячась в тени деревьев, ребята подошли к зданию клуба. Оно, действительно, уцелело, но оттуда не доносилось никаких признаков жизни.
- Я боюсь туда заходить. Подождем до утра, - прошептала Лелечка.
- Нет, - покачал головой Вит. - Я придумал другое. Иди за мной.
Он повернулся и пошел вокруг здания. И во всех окнах, к какому бы он ни подходил, вспыхивал свет. Ребята ждали тревоги, шума. Но все было тихо - во всех помещениях было пусто. Кроме одного, последнего. Там, как и в спальных корпусах, лежали мертвецы!
Вит остановился.
- Пошли отсюда скорее, - дернула его за рукав Лелечка. - Слышишь? Мне страшно!
- Здесь больше некого бояться, - шепотом ответил Вит. - Катрена - остров мертвых. Ты лучше посмотри внимательно. Видишь вон там открытый сейф? Надо заглянуть внутрь. И сигнал выключить. Вон там на щитке, видишь? Нехорошо, чтобы он работал.
- Но как же мы войдем? И, потом, вдруг нас увидят?
Вит коснулся уха - непроницаемый барьер отгородил от Лелечкиного взора и площадь, и окружающий его парк.
- Что это? - прошептала она.
- Я поставил глухую стену между нами и улицей. Теперь нас не видно и не слышно.
- А как мы отсюда выберемся?
- Через окно. Помоги мне открыть его.
- Оно заперто изнутри.
- Знаю, мы выставим стекло.
Вит достал из кармана узкий шпатель и осторожно отскоблил оконную замазку. Освободив шурупы, на которых, собственно говоря, и держалось стекло, он вывернул их и, подсунув лезвие под кромку прозрачного полотнища, легонько поддел. Стекло медленно качнулось и выпало наружу. Лелечкины осторожные пальцы подхватили его и поставили на землю. Путь был свободен.
Ребята влезли в помещение. Первым делом Вит подошел к щитку и выключил сигнал. Затем он подошел к трупам и осмотрел их.
- Чужаки, - сделал он вывод. - Почему они умерли?
- Кто-то покусал их. Видишь красные пятнышки на их шеях?
Лелечка стояла у окна и к трупам подходить не хотела.
- А вот и орудие смерти, - Вит поднял с пола крошечную стрелу. - Детская игрушка. Посмотрим, что в сейфе. Странно, ничего нет.
Действительно, сейф был пуст.
- А что там должно было быть?
- Наша картотека. Профессии, адреса - все данные о каждом из нас.
- Но это значит, каждый могучий на планете в опасности?
Лелечка оторвалась от подоконника и подошла к сейфу.
- Пусто, - сказала она растерянно.
- А ты думала, мне показалось?
- Нет, просто теперь понятно, откуда те типы узнали, что мы с тобой могучие. Мы должны немедленно предупредить всех!
Вит покачал головой.
- Это значит, что предупреждать уже некого.
- Нет! - воскликнула Лелечка. - Нет! Я не верю!
Они долго стояли возле раскрытого сейфа. Мертвецы больше не пугали их; ненависть вытеснила страх. И надо было что-то немедленно делать. Но что именно?
Разговор был нелегким. Лелечка настаивала на немедленном вылете с Катрены. Предупредить - вот было ее решение. Пусть это выглядело наивно, пусть поздно, но если был какой-то шанс спасти хоть кого-нибудь!?... Бездействие она считала преступлением.
- Да пойми ты, - сказал Вит. - Предупреждение мы уже посылали, по радио. А теперь я тебе открою правду: мне ответил только один человек. Один, понимаешь? Вместо двенадцати. Но он - член Совета могучих, и если есть хотя бы слабая возможность, если еще не поздно - этот человек примет меры к спасению наших от истребления. Ты хочешь кинуть клич - а куда ты побежишь вызывать? Ты заешь хоть один адрес?
- Знаю. Профессора Гусева, Феоктистушки и Таирова.
- Ну так и попробуй связаться с ними отсюда. По вот этому телефону.
Лелечка набрала код Гусева - номер не отвечал. Она набрала номера Феоктисты Михайловны, затем Таирова - снова молчание.
- Телефон не работает, - сказала она упрямо.
Вит нажал на рычаг и вызвал службу времени. Экранчик засветился. «В столице 12 часов», - произнесла приятная ухоженная женщина.
Лелечка вздрогнула.
- Неправда! - сказала она твердо. - Все не могли погибнуть. Мы-то живы, и этих кто-то же убил!
- И попал в засаду. Помнишь тот воздушный бой? Он убил бандитов, но сам-то погиб! Нет, кидать клич сейчас - это нельзя. Это все равно что открытым текстом кричать: “Нас не всех еще убили, поищите остальных”.
- Ну уж!
- Даже не сомневайся! Сволочь, которая все это организовала, хорошо все продумала. Мы же воспитаны на взаимопомощи и взаимовыручке. Посмотри на нас с тобой: разве мы не боялись встретить здесь ловушку? И разве мы спасовали перед опасностью?
- Отсюда шел сигнал, - тихо согласилась Лелечка.
- Да, и бесполезно предупреждать наших, чтобы они на него перестали реагировать. Мы лишь привлечем вот к этому (Вит узнал рукой на щиток) внимание врагов.
- Что же делать?
- Затаиться, переждать и отомстить. А потом собрать всех наших, кто еще остался в живых.
- Дяденька, открой, мы свои! - раздался детский голосок за дверью.
Лелечка выглянула в коридор. Двое ребятишек, мальчик и девочка, стояли перед ней.
- Мы давно вас заметили, - сказала девочка. - Меня зовут Нела, а это Шура, мой братик. Это я их убила. Вы сказали, они убили нашего папу?
- А кто ваш папа?
- Его зовут А. В. Таиров. Он не велел нам хвастаться, и мы не задаемся, правда-правда!
- Я хочу домой! - захныкал малыш.
- Не реви. Они всех убили, да?
- Да. У вас нет больше дома.

  
Мартин не верит

Мартин не поверил Лелечке и Виту, будто нападение на них не было случайным. Он даже аэрозольный баллончик на экспертизу не стал отправлять. Он был уверен: просто так не убивают. В самом деле: кто мог желать смерти девчонки-несмышленыша? Вот хулиганство - дело другое. На хулиганство субъект по имени Тод был, по мнению Мартина, способен вполне. Он был приятелем Вольда, жениха Марие, и Марие называла его не иначе как “сексуально озабоченный мужчина”. За глаза, конечно. Мартин ничего такого в нем не находил, но Ниночка Тода тоже недолюбливала.

Заведывание городской больницей отнимало у Мартина практически все время. Политикой он не интересовался, газет почти не читал, а по телевидению смотрел одни развлекательные программы. Кроме того, Марие собиралась выходить замуж, а Ниночка ждала ребенка. И ничего другого Мартин знать не хотел.
Зеленая эпидемия несколько выбила было его из привычной колеи. Впервые Мартин запаниковал - из-за жены, и хотел ее немедленно эвакуировать. Но Ниночка проявила неожиданную твердость и эвакуироваться без мужа отказалась наотрез. А потом эвакуацию отменили, постепенно все вновь успокоилось - и вдруг эта пара ребят уверяет, будто его хотят убить. Его? Самого уважаемого в Солнечном человека? И кто? Приятель жениха его сестры? Абсурд! Конечно же, этого просто не может быть!

Итак, первое предупреждение Мартин проигнорировал. Второй звонок он тоже пропустил мимо сознания. А он прозвенел-таки, этот звонок.
Через неделю после появления двух ребят Ниночка с ходу ему сообщила:
- Ты слышал, что Таиров уже не председатель Совета Безопасности?
- Да? - рассеянно удивился Мартин. - И кто же он теперь?
- Просто никто. Вообще неизвестно, куда он делся. Не явился на очередное заседание и прислал тайную грамотку: “Так и так, выбирайте вместо меня другого”.
- Не может быть! Откуда ты взяла такую химеру?
- Из газет. На, почитай!

Много раз за последующий год Мартину пришлось повторять “Не может быть!” И газете он не поверил. По крайней мере, не сразу и не во всем. Однако дни шли за днями, а слухи, будто Совет Безопасности остался без своего председателя, становились все упорнее.
Наконец, сообщение об официальном избрании нового главы правительства положило конец пересудам. Никаких комментариев не было, но хотя бы пришла ясность: новый, так новый. Продукты поступали в столовые, как и прежде, централизованно, а Солнечный продолжал нести дозорную службу, то есть следить, не прорываются ли из-за границы “зеленые”.

Состоялась свадьба Марие и Вольда. Правда, свадьба была скромной: Марие ждала ребенка и очень стеснялась своей расплывшейся фигуры. Да и Вольд не хотел принимать многих гостей: он боялся, что шум и волнение отразятся на малыше.
Итак, свадьба была скромной, но Марие была довольна. Конечно, Вольд был не Эльмар, но, по любым меркам, он выглядел ничуть не хуже. Он был “настоящий мужчина”, c какой стороны ни посмотри, и молодые девки к нему так и липли. Все считали, что Марие “отхватила мужа что надо”, и она сама так считала.
Мартин также был доволен, что наконец-то сбагрил сестру с рук. Он хорошо помнил ее истерики по поводу Эльмарова равнодушия - теперь он мог вздохнуть спокойно. А если Мартин дышал спокойно, спокойна была и Ниночка.

Третьим событием, которое должно было встревожить Мартина, но не встревожило, было отсутствие посланий от бывших одноклассников по поводу его дня рождения. Никто не поздравил его с тридцатисемилетием! Это было непостижимо! Но потом в городе начались перебои со снабжением, и Мартин забыл не только о приятелях, но и обо всем на свете. На этот раз тревогу подняла Ниночка:
- Дорогой, я сегодня опять простояла целый час в очереди, - сказала она устало, чуть Мартин переступил порог.
- В очереди? Почему? Разве ты пришла не в свое время?
- Они поздно подвезли продукты и опоздали с обедом. Разве ты не знал? Теперь это происходит часто.
- А что думают городские власти?
- Откуда мне знать? Ты с ними отираешься, а не я!

Ниночка дохаживала последний месяц. Она была сердита, и обычная сдержанность покинула ее.
Мартин позвонил главе города.
- Продукты поступают с задержкой, - подтвердил городской глава. - Но больница в любом случае будет снабжаться в первую очередь.
Он еще долго говорил, но смысл был ясен: перебои со снабжением, скорее всего, будут продолжаться. Мартин подумал и сказал жене:
- Знаешь, дорогая, ложись-ка ты лучше в нашу клинику. И тебе спокойнее, и мне.

Это был выход. Ниночка послушалась супруга, но через несколько дней к Мартину пришла Марие.
- Я больше не могу, - заявила она. - Эти бесконечные очереди лишают меня последних сил. Сделай что-нибудь, ты же могучий!
- Я не могу предлагать тебе нестабильную пищу, - мрачно сказал Мартин.
- Не можешь? Почему? Я согласна позеленеть, посинеть, покраснеть - что угодно. Я голодная, понимаешь?
- Давай я положу тебя в больницу.
- Не смеши меня! Что скажут люди? Да мне и рано еще.
- Неважно, что они скажут. Ты губишь себя и ребенка, и это главное.

- В больницу я не пойду, и не проси. Я постоянно хочу есть - накорми меня сегодня, больше я ни о чем не прошу. Ну нет здесь никаких зеленых, давным-давно нет. Чего ты боишься? Я же при тебе кушать буду.
В конце-концов Мартин сдался. Он уставил стол разными яствами, как в былые времена, и угостил сестру на славу. Целый вечер она ела, ела и ела. Отходила от стола и опять возвращалась. В результате Мартин побоялся, что ей станет дурно и оставил спать у себя. Вольда он предупредил по видеофону, что Марие ночевать домой не придет.

Так прошло еще две недели. И наступил день, когда продовольственные склады опустели совсем. Население планеты отказалось поставлять пищу в приграничные районы.
“Мы не дадим!” “Нам самим не хватает!” “Не хотим быть ненастоящими!” - пестрели лозунгами центральные газеты. Общий тон выступлений по радио и телевидению был точно таким же. Местные же газеты кричали вопросительными знаками: “О чем думают власти?” “В чем причина кризиса?” Или даже прямо: “Почему наше правительство о нас не заботится?”
Некоторые статьи почти целиком состояли из вопросов. Вот образчик этой вопросительной прозы.

КТО НАМИ ПРАВИТ?

Для чего наши правители занимают свои кресла? Где их хваленая забота? Неужели трудно скоординировать потоки товаров из одной части планеты в другую? Почему не задействуется тот рычаг воздействия на планетные ресурсы, какой имеется в Совете? Может, нас намеренно морят голодом?
Мы говорим “правительство” - подразумеваем “могучие”.
Мы говорим “могучие” - подразумеваем “правительство”.
В. Любопытный

Но сколько газеты ни кричали, продовольствия не складах не прибавлялось. На третий день Мартин не выдержал. Вечером он отправился в долгое путешествие по городу, и поход его не был праздной прогулкой. Везде, где бы ни появлялся его силуэт, возникала пища.
Маршрут его пролегал мимо зерновых складов, овощехранилища, мясокомбината, магазинов, столовых. Мартин особенно не мудрствовал, он овеществлял лишь то, что было жизненно необходимо. Мука, сахар, крупы, фрукты, масло, яйца, мясопродукты аккуратными мешками, коробками, ящиками заполняли пустующие помещения.

Усталый, но удовлетворенный, он вернулся домой. Никакого сомнения в правильности совершенного у него не было. А утром в городе началось столпотворение. В середине дня Марие прибежала к нему в больницу и сердито зашипела:
- Что ты натворил! Весь город в очередях!
- Мне нечем был кормить больных, - мрачно ответил Мартин. - Сколько тяжелых! Есть после операций, и многие перенесли длительное недоедание.
- Вот и беспокоился бы о них.
- Чтобы меня снова заподозрили? И что плохого я сделал? Накормил людей?
- Открой глаза пошире, идеалист! Оглянись и посмотри, что вокруг творится! И запомни: кормить людей - забота властей. Не вмешивайся, если не хочешь себе беды!

Марие ушла. Но ее странная, ирреальная речь, наконец, заставила Мартина оторваться от служебных забот и обратить взор к повседневности. К тому же буквально после ее ухода в больницу поступило несколько пациентов с диагнозом “обморок”, “потеря сознания”. К вечеру по Солнечному поползли слухи, что могучие специально подкинули в город нестабильную пищу для того, чтобы поставить в опасность население. Никто не верил, но слухи исправно передавались из уст в уста.

Когда стемнело, возбужденные толпы каких-то подозрительных элементов ринулись громить городские склады (в магазинах уже было пусто). Продукты вытаскивались из складов на улицу, обливались горючим составом и поджигались. Зерновой склад возле мельницы был сожжен целиком. Полнейшая абсурдность поведения этих людей также подтолкнула Мартина поинтересоваться причинами произошедших перемен.

Ниночка, с новорожденным на руках, сидела возле окошка и смотрела на зарево, разгоравшееся на дальнем конце города.
- Что по поводу этого думает мой супруг? - сказала она.
- Абсурд. Этого не может быть, - тихо произнес Мартин привычную фразу.
- Но это есть.
- Я вижу. Прости, милая, но я должен кое с кем связаться. И вообще, малышу пора спать.
Ниночка послушно перешла в другую комнату. Она слегка обиделась: прежде Мартин никогда не демонстрировал перед ней свою принадлежность к правящей касте.

А Мартин взял видеофон, набрал код Открытого и номер Феоктисты Михайловны. Ему очень не понравилось, когда вместо Феоктистушки на фоноэкранчике появилось лицо незнакомой женщины.
- Я слушаю, - сказала она.
- Мне Ф. М. Кенсоли.
- А кто ее спрашивает?
Мартин отключился. Ответ был более чем странный. Этот номер могли набрать только могучие, и звонивший не был обязан себя называть. Хотя среди них и считалось дурным тоном беспокоить Феоктистушку во внеслужебное время, все ее домашние обязаны были немедленно соединять ее со звонившим или давать ему ее координаты. Только чужак мог не знать этих тонкостей.

Подумав, Мартин набрал номер Таирова. Снова незнакомое лицо и тот же вопрос: “Кто спрашивает?” У Мартина сжалось сердце. Он принялся обзванивать своих бывших друзей по школе - ответы были “умер”, “умер”, “убит”.
И вот тогда Мартин, наконец, испугался.

  
Таиров работает

Героем воздушного боя, который наблюдали Лелечка и Вит, был не кто иной, как Таиров. Получив от ребят предупреждение, он попытался связаться с другими членами Совета Могучих, но эфир отвечал ему молчанием. Он позвонил домой - ответа не получил. Он сделал вызов на Катрену, но и с Катрены известия не добился. Молчание резиденции могучих не могло его не встревожить, и он туда полетел.
У председателя Совета Безопасности были и личные причины встревожиться. Оба его младших ребенка, как и положено было “детям, проявившим способности”, находились среди себе подобных ребятишек. Шура, его любимец, был туда отправлен совсем недавно, и Таиров сильно по нему скучал. Всю дорогу до острова он посылал в эфир вызов, но никто так и не ответил, и предчувствие беды сжимало отцовское сердце.

Предчувствие не обмануло Таирова. Подлетев к острову, он увидел обгорелые руины школьных зданий. Зрелище было таким жутким, что казалось возникшим из какой-то иной реальности. Этого просто не могло быть, это было абсолютно невозможно, в это невозможно было поверить нормальному рассудку.
Таиров медленно развернул свою машину и направил ее в обратный путь. Он был настолько придавлен увиденным, что когда из-за кустарника в парке на центральной площади поднялись три летательных аппарата, он даже не сразу понял, что в машинах - враги. Он даже послал опознавательный сигнал и успел удивиться, получив в ответ молчание. Лишь когда из кабин ракеток ударили огненные струи, к Таирову вернулась способность воспринимать действительность. По его следу шли убийцы.

Ненависть охватила Таирова, но решение уничтожить нападавших пришло не сразу. Инстинкт самосохранения покинул его, и он продолжал лететь своим курсом, будучи уверен откуда-то, что с такого расстояния огнеметы не причинят ему ощутимого вреда, даже если и заденут машину. И лишь затем после очередной вспышки до него дошло:
“Они убили моих детей…” “Этими самыми огнеметами…”
И жажда мести овладела Таировым. Все, что было вдолблено, вмуровано в его голову долгим и упорным воспитанием, было мгновенно забыто. Рука его сама коснулась правого уха… Три магнитные мины… Три вспышки… Трое его врагов пылающими факелами понеслись вниз.

Теми же затуманенными чувствами Таиров заметил вдали еще одну ракетку. Ракетка приближалась, но не со стороны Катрены, а откуда-то с юга. Она шла вдоль барьера, и кто в ней летел, было неизвестно, но председателю Совета Безопасности это было теперь совершенно безразлично. Никаких встреч он больше не хотел, и у него не было сил сопротивляться этому нежеланию. Бездумно, словно его руками завладел кто-то иной, повел Таиров свой летательный аппарат на снижение и нырнул под воду. Машина была его личной конструкции и прекрасно плавала на глубине до двухсот метров.

Совесть, обычно такая чуткая, вдруг покинула Таирова, и на какие-то несколько мгновений он решил, будто не обязан рисковать своей жизнью ради разрешения вопроса “Кто летит?” Увидев сражение, пилот приближавшейся ракетки должен был сам понять, что здесь опасно. Враг пусть думает, что победили они, а обычный гражданин - станет осторожнее и будет внимателен.
Так сказал Таирову внутренний голос, но затем въевшаяся в его плоть и кровь привычка исполнять закон заставил его вернуться к действительности. Его дети были мертвы, но оставались еще взрослые, и именно они могли быть в явившемся неизвестно откуда летсредстве. Кто сможет спасти их, если он, знающий правду, погрузится в транс и не предпримет даже робкой попытки предупредить народ об опасности?

Долг победил. Таиров вынырнул на поверхность и оглядел воздушное пространство. Увы, никакого летательного аппарата он теперь в небе не увидел, ни единой движущейся точки! Таиров решил, что неверно воспринял направление, по которому двигалась ракетка, и им снова овладела апатия. “Слава разуму, это был посторонний!” - подумал он и вновь погрузился в пучину океана.
Теперь, когда ненависть Таирова сгорела тремя факелами взорванных им вражеских машин, а пролетавшая ракетка оказалась чужой, огромная неподъемная боль опустилась на его плечи. Он был не в состоянии никуда двинуться и завис на глубине нескольких метров от поверхности, не в силах ни рвануть прочь, ни понять, что делать дальше. Впервые в жизни ему пришлось убить, а это противоречило всему, что в нем долгие годы культивировалось воспитанием и должностью.

И еще: Таиров понимал, что струсил, спасовал, что он просто обязан был выяснить, друзья или враги летели ему навстречу. Он чувствовал себя премерзко: разлад с самим собой был для него непереносим. Боль тяжелой плитой навалилась на него и требовала уйти, залезть в нору, чтобы заснуть и не просыпаться. Чтобы не чувствовать больше этой жгучей, непереносимой муки.
Погибли не только двое его собственных детей, погиб весь подрост их клана, а резиденция уничтожена… Как же теперь было быть?... Как быть?..

“Вряд ли пожары на Катрене - дело рук группы юных недоумков, помешанных на ненависти к тем, кто их способнее. Маньяки в стаи не сбиваются. Нет, это не несчастный случай, это заговор. А если заговор…”
“Предупредить!...“ Таиров начал лихорадочно нажимать на кнопки рации, посылая вызов всем, кого знал лично; он уже позабыл, что пытался делать это пару часов тому назад и безрезультатно. Но смириться с тем, что предупреждать уже некого, председатель Совета Безопасности если и был способен, то не в те минуты. Мысли в его голове путались, и он даже не мог осознать, почему не мчится немедленно домой, спасать жену и старшего сына. Почему при одной только мысли о доме ему становится страшно и холодеют руки…

Вот что предшествовало появлению Таирова у Наталь Ивеновны. Как глава правительства Новой Земли он должен был не предаваться отчаянию по поводу личных проблем, а подумать об опасности, нависшей над людьми, вверившими ему однажды свои судьбы. А опасность, конечно же, надвигалась, потому что массовое убийство на Катрене было совершено отнюдь не ради процветания человечества. Кто-то беспринципный, безжалостный, хитрый и одержимый манией власти раскинул свои тенета над несчастной планетой, и кроме Таирова некому было помешать творящемуся злу.

Неважно, что у Таирова не было теперь ни дома, ни высокого поста. Он был личностью, он был могучим. Жалость к людям оказалась в нем сильнее гнева и боли от потерь. Но действовать от своего имени Таиров теперь не мог. Он не сомневался: массовое убийство на Катрене имело смысл, только если его организаторы одновременно намеревались парализовать, то есть обезглавить правительство. Ребята были правы, нападение на них было заранее спланированным актом, и нападению, конечно же, подверглись не только они.

Почему же не поступило сигналов от других? Ответ был единственным: остальные мертвы. Все. И всех убили одновременно. А это значило, что Таирову предстояло иметь дело с сильной, хорошо законспирированной организацией. Появление в Совете было для него равносильно самоубийству. Следовательно, требовался посредник. Но кому бывший председатель мог довериться? Фактически, он мало чего знал об антипатиях и симпатиях простых членов Совета. Они были неплохими людьми, и многие из них пользовались уважением у Феоктистушки, но всех их объединяла скрытая зависть к могучим и их непонятной силе.

Вот тогда-то Таиров и вспомнил про Н. И. Навроцкую, молчаливую свидетельницу многих, порой достаточно бурных дебатов правительственного кабинета. Ее поведение во время процесса над Эльмаром заставило могучих заговорить о ней как о самом достойном человеке планеты. Благодаря этому Таиров и выбрал ее, скромного телеоператора-хроникера.
И началась для них обоих новая жизнь. Сначала Таиров, действительно, пользовался услугами Наталь как посредника. Она приносила домой крипы с записями заседаний, он просматривал их, делал выводы и готовил резолюции, которые она подбрасывала в Зал Советов. Затем Таиров нашел более удобным для посыла своих указаний задействовать почту, выбрав адресатом непосредственно нового председателя, а Наталь занимать только в качестве источника информации.

Он изменил свои намерения не из каких-то там высших соображений, а из банальной корректности. Беляеву, так звали нового председателя, было бы трудно вести заседания на должном уровне, не чувствуя за собой реальной власти. Получая рекомендации Таирова по почте, он имел возможность обдумывать их, а при выработке окончательного решения выдавать за свои, авторитет Таирова приберегая для случаев экстренных.
Таиров же был доволен, что мятежники просчитались: Совет Безопасности по-прежнему оставался работоспособным органом, и ситуация оставалась под контролем. В приграничные районы отправлялись только продукты, прошедшие контроль на стабильность. Это была довольно хлопотная процедура: каждую партию требовалось на специальной платформе поднимать в запредельное пространство, где платформа исчезала, а груз, заключенный в специальную рукотворную упаковку на рукотворных же парашютах спускался на землю.

Для людей, далеких от управления, необходимость присутствия могучих сводилась именно к необходимости поставки все новых и новых платформ. Отчасти Таиров такое мнение разделял: даже если бы он и не уважал нынешнее правительство планеты, то все равно согласился бы такие платформы материализовывать.
Но хотя без согласия властей теряло смысл даже изготовление платформ, истинная проблема, из-за которой Таиров был рад тому, что у руля стоял преданный ему человек, заключалось в ином.

Постоянное уничтожение относительно большой доли продуктов питания ставило районы, из которых продукты изымались, на голодный паек. Возникали очереди, возникало недовольство.
Когда Таиров подкидывал идею очистки пищи Совету, подразумевалось, что возникающий дефицит будет возмещаться могучими: при достаточном числе координаторов изъятие любого груза могло сопровождаться его моментальной заменой в воображенном варианте. Но сейчас Таиров был один, и он физически не имел возможности отследить все точки, в которых происходило изъятие. Кроме того, замененные продукты нужно было каким-либо образом перемещать туда, где бы они не смешивались с продуктами, изъятыми для отправки.

Даже если бы Таиров и располагал временем, нужным для успешной прокрутки подобных маневров, необходимость мотаться туда-сюда по маршрутам столица - пункт отправки, быстро бы свело всю его конспирацию на нет. Укрыть от внимательных глаз связь между появлением на месте изъятия продуктов постороннего человека с последующим возникновением массы невесть откуда взявшихся продуктов было невозможно. Таирова либо бы отследили, либо бы убили однажды без выяснения личности.
Поэтому Таиров предложил Беляеву возвести на перевалочной станции возле Открытого два больших хранилища, в один из которых продукты бы привозились, а в другом возникали посредством материализации. Самого себя он устроил туда на работу рядовым грузчиком и, имея возможность видеть собственными глазами, запасы какого продукта иссякли, вовремя восполнял дефицит. Ну а обставить дело так, чтобы в одной-единственной конкретной точке процесс «Кто, что и как» для чужих глаз оставался неосязаем, было делом техники.

Вот только поскольку пункт обмена «продукт на продукт» на планете был один, то заминки в снабжении оказались неизбежны. Не мог один человек заменить собой пятьдесят, да, в общем-то, и не рвался он это делать.
Простое чувство справедливости подсказывало Таирову: “Вам не нравились могучие? Барахтайтесь без них!” Планета должна была, наконец, заметить, что кого-то на ее поверхности не хватает. Но планета упорно ничего замечать не желала. Только заголовки местных газет возмущались:

“ЧЕГО ДУМАЕТ ПРАВИТЕЛЬСТВО?”
Беляев уже знал, что на могучих было совершено нападение, и поэтому они не могут действовать своим обычным образом. Всей правды, однако Таиров ему не открыл. Так, он утаил, насколько результативным было это нападение. Ну и, конечно же, не выдал, под кого маскируется сам. Он также предупредил Беляева о новой надвигающейся опасности: Таиров ждал открытого мятежа и не сомневался, что такой мятеж готовится полным ходом.
Поэтому когда по планете прокатилась волна протестов против продовольственной политики правительства, Беляева это событие врасплох не застало. По его указанию в официальной газете была помещена пространная статья, где разъяснялось, что правительство постепенно очистит от нестабильных атомов и структур всю планету, но в порядке очередности.
Статья дала результат, население успокоилось, однако продовольствие продолжало поступать с задержками. А затем события в Солнечном снова заставили зашуметь всю планету, и акции протеста против бездеятельности могучих пронеслись по всем городам и весям.
Ответ Совета был краток.

В связи со смертью Ф. М. Кенсоли и отсутствием в Совете Безопасности других могучих правительство за действия данной категории населения ответственности не несет.

Сообщение было передано через все средства массовой информации, а следом за тем в официальном издании вышла большая статья за подписью Таирова.

Дорогие земельцы и земелицы!
С прискорбием должен сообщить вам, что смерть, унесшая нашу уважаемую Феоктисту Михайловну, унесла также и многих ее коллег. Очевидно, могучие, как и все люди, также подвержены различным жизненным неприятностям. Таинственная эпидемия, обрушившаяся на них, выбила из их рядов немало талантливых, полных сил и энергии личностей. Эпидемия, увы, затронула и остров Катрену. Вследствие этого могучие в данное время не в состоянии оказать экономике Новой Земли какую-либо существенную поддержку.
Мы обратились к известному в их среде врачу-эпидемиологу (фамилию, по понятным причинам, мы опускаем) рассказать, скоро ли эпидемия пойдет на убыль, и могучие вновь смогут прислать своего представителя в правительство.
Врач ответил так:
“К сожалению, окончание эпидемии предсказать невозможно. Катрена сейчас закрыта не карантин, и никаких перемещений туда и оттуда мы допустить не можем. Что же касается отдельных представителей могучих, проживающих в иных местностях, мы рекомендуем им воздержаться от каких-либо контактов друг с другом. Да и вообще, некоторым из них я бы посоветовал сменить среду обитания: болезнь для них очень опасна!”

Мой уход с поста председателя Совета Безопасности был обусловлен именно начавшейся эпидемией. Вследствие моих постоянных контактов с Ф. М. Кенсоли и иными могучими я был также подвергнут карантину и не мог продуктивно исполнять свои обязанности. Нынешний глава правительства А. Н. Беляев показал себя вполне компетентным работником, обладающим личностными качествами, необходимыми для несения бремени власти в столь нелегкое время, какое мы сейчас переживаем.
Что же касается болезни, то оказалось, что ей подвержены исключительно могучие. Я, хвала разуму, здоров, но к сожалению, отсутствие в Совете представителей могучих, на поддержку которых я привык опираться, вынуждает меня считать земельца А. Н. Беляева более подходящим лицом для управления хозяйством нашей планеты, поскольку на данный период времени он показал себя более способным принимать верные решения, чем это делал бы я. А. Н.Беляев долгое время занимал пост моего заместителя и показал себя при этом с самой лучшей стороны.
Бывший пред. Сов. Без. А. В. Таиров.

Публикацией этой статья Таиров убивал сразу двух, нет, даже трех зайцев. Во-первых, он демонстрировал, что никуда не пропадал и по прежнему деятелен. Во-вторых, он оказывал моральную поддержку Беляеву. И в-третьих (в-главных), он наконец нашел возможность открытым текстом предупредить оставшихся в живых могучих об опасности, висевшей над ними.
Статья не могла обмануть в этом отношении ни врагов, ни однокровников. Но врагов Таиров уже не боялся. Он считал себя абсолютно недосягаемым для чужого ока. В самом деле, кто бы мог узнать всегда бодрого, подвижного каштанчика в вечно угрюмом, преждевременно поседевшем рабочем из пригорода? Изменились не только волосы, и походка стала иной. Раньше Таиров выглядел моложе своих лет - теперь казался намного старше.

  
“Мы будем ждать здесь!”

Шура и Нела избежали общей участи благодаря обычаю, по которому братья и сестры, если они этого хотели, не отделялись друг от друга, особенно если новоприбывший малыш тяжело переживал разлуку с родителями. Кто как не старший брат или сестра могли лучше всего утешить несчастного?
Шура как раз и оказался таким малышом. Он был самым маленьким из детворы на Катрене, и ему едва исполнилось, по-новоземному, пять лет. Его слезы и горе были понятны всем. Нела, которая была в два раза его старше, пыталась утешить его как могла, но у нее это почему-то получалось плохо. Ее братишка отказывался есть, не спал ночами, а мыслеуловитель за правым ухом очень его раздражал. Нела совершенно с ним извелась.

В ночь на 17-е Шура тоже не спал. Правда, он больше не плакал. Он просто сидел на кроватке и глядел в ночное небо. Затем он встал, вылез из кроватки и, подойдя к сестре, потянул ее за одеяло.
- Чего тебе? - спросила Нела спросонок.
- Я хочу посмотреть на море. А еще ты обещала показать мне ночные цветы, помнишь?
Измотанная Нела хотела сказать: “Отстань!”, - но взглянув на грустное личико брата, она без возражений оделась и повела его к морю. Именно поэтому их и не оказалось в числе сгоревших ребятишек. Они видели, как заполыхали дома (все дома Катерны одновременно), и побежали было к своим, но возле школы увидели чужих дяденек с толстыми палками, из которых вылетал огонь. Нела сразу поняла, что дома подожгли эти дяденьки, но она ничего не могла придумать, кроме как спрятаться в кустарнике и ждать.

А затем появилась какая-то ракетка, покружилась в воздухе и улетела. Часть дяденек тоже сели в ракетки и полетели за ней. Остальные собрались в клубе, и вот тогда Нела придумала стрелы с ядом.
- Я сорвала мыслелов, - объяснила она.
Девочка не стала рассказывать, как ей было больно, она только добавила:
- Сигнал на щитке тоже я включила.
А утром Лелечка и Вит обнаружили, что кроме Шуры и Нелы уцелело еще несколько ребятишек: два мальчика и три девочки.

Мальчики прятались в овчарне; они были чуть постарше Нелы, а звали их Дим и Дит. Как и детей Таирова, их спасла случайность. У их любимой овцы вечером появился ягненок, и они украдкой, никому не сказав ни слова, пролезли на скотный двор, чтобы посмотреть на новорожденного.
Девочек обнаружили под обломками в углу одного из спальных корпусов. Они все были разного возраста: три подружки, погодки. Старшей, Сане, было по-новоземному пятнадцать лет, и из сбивчивых рассказов девочек Лелечке стало ясно, что именно благодаря ее находчивости они не погибли вместе с остальными. Когда здание загорелось и огонь проник в комнату, Сана проснулась. Увидев вокруг себя пламя, она криками “Пожар!” “Горим!” постаралась разбудить остальных детей. Все вскочили, но никто не знал, что делать.

- Они бегали, кричали, кидались на окна, - рассказывала вторая девочка, Вера. - Мы с Саной пытались тушить огонь, но он разгорался все сильнее. Потом стало много дыма и вообще ничего не понятно. Тогда Сана велела нам с Марой ложиться на пол, а сама поставила большой колпак как бы вокруг нас, и больше мы ничего не видели. Мы сидели и ждали; Мара плакала, а я нет. А потом на нас упала крыша, и мы не могли выйти.”
Лелечка похвалила девочек за находчивость, но, по правде говоря, она была в растерянности. Что она должна была предпринять? По всей вероятности, куда-то отвезти ребятишек… но куда? Катрена сейчас была для них, пожалуй, самым безопасным местом.

- Из чего ты сделала перегородки? - спросил Вит у Саны, собираясь с мыслями, потому что он также не знал, что делать дальше.
- Из пеновольфрама, - отвечала Сана гордо. - Мой папа - строитель.
- Так, так… - замялся Вит. - Если я скажу тебе, что твой папа не сможет за тобой приехать, ты мне поверишь?
- Я знаю, что сейчас он не может приехать, надо подождать. Но потом он обязательно приедет, я знаю. Он всегда брал меня домой на выходные.
- Да-да, - сказала Лелечка, запинаясь. - Мы будем ждать ваших родных здесь. А сейчас пойдем в клуб, решим, чем мы будем заниматься до их прилета.

- Ты врешь, - сказала Нела. - Ты сама говорила, что нашего папу Таирова убили. А теперь нас утешаешь.
- Я не вру, - возразила Лелечка (хорошая мысль осенила ее). - Вчера мы думали, что ваши родные погибли. А теперь мы думаем: вдруг они спаслись? Ведь про вас мы тоже думали, будто вас убили, а вы вот живы-живехоньки и даже не ранены.
Они вернулись в единственное уцелевшее здание в центре Катрены, и по дороге три девочки впервые увидели то, во что превратился остров. Мертвецов в кабинете у раскрытого сейфа они тоже увидели.
- Это я их, - с гордостью сказала Нела.
- Нехорошо хвастаться, - ответил Вит хмуро. - Лучше помогите выбросить их за окошко. Надо очистить помещение.

Компания принялась за работу. Когда все трупы были сброшены в глухой простенок, Вит заполнил яму чем-то вроде бетона и проделал в простенке новое окно.
- А они не проснуться? - спросила Мара, боязливо косясь на захоронение.
- Не беспокойся, моя сестра хорошо их убила, - важно произнес Шура. - А если встанут, она их опять убьет.
- Мы не боимся, мы сами их убьем, - подал голос Дим. - Правда, Дит?
Лелечка и Вит переглянулись. Только сейчас они поняли, какой груз на них свалился. Как уберечь этих ребятишек от всех опасностей, которые им угрожают? Ведь и в самом деле, вдруг бандиты вздумают вернуться на остров? За своими товарищами, например?

- Надо закрыть проход, - сказала Лелечка.
- Хорошо бы, - согласился Вит. - Но как?
- Надо посмотреть, как он устроен. Может, мы чего-нибудь придумаем?
- Хорошо. А как же дети? Оставить их здесь?
- Мы здесь не останемся, - решительно возразила Сана.
Вит подумал.
- Тогда пошли, - кивнул он головой. - Вы посидите на берегу, а мы посмотрим систему защиты.

На этот раз маленькая процессия направилась не к восточному, а к западному побережью острова. Там, среди скал, взрослые соорудили для всей компании нечто вроде жилища, замаскировали его под окружающие породы и, строго-настрого приказав детям прятаться при появлении любого летательного аппарата, отправились изучать силовой экран вокруг Катрены.
Достигнув места, где ракетку начало разворачивать, они приводнились на свежевоображенный плот и начали наблюдать за поверхностью океана.

- Взгляни, - сказала, наконец, Лелечка, - волны свободно проходят сквозь барьер.
- Это волны.
- Но рыба тоже проходит.
- Так это рыба… Где проходит?
- Сам посмотри.
Действительно, стайка рыб, хорошо видимых в прозрачной воде, беспрепятственно просачивалась туда, куда плотику, на котором стояли ребята, не было хода.
- Жаль, что я не умею плавать, - с сожалением произнесла Лелечка.

Вит разделся и нырнул вслед за рыбками. Через минуту он вынырнул - незримая, но абсолютно непроницаемая преграда отделяла его от плотика. Он был по другую сторону барьера!
- Нужен акваланг, - сказал он, возвратясь к Лелечке.
- А в чем препятствие? - удивилась Лелечка. - Нужен - так сделай!
- Мне придется погрузиться в море. Я привяжусь канатом; в случае чего, я дерну за канат, и ты меня вытащишь.

С аквалангом за плечами раскрыть тайну барьера оказалось на удивление просто. Он функционировал с помощью приборов, укрепленных на выступах грунта. Судя по тому, что барьер шел правильным кругом, да и приборы располагались на одинаковых расстояниях на одинаковой глубине, выступы были искусственными.
Вит осмотрел один такой выступ. Конструкция состояла из платформы, глухо вделанной в грунт, и непосредственно прибора: маленького ящичка, из которого веером расходились силовые лучи. Ящичек легко отсоединялся от платформы с помощью зажимов и весил сравнительно немного. Сделав такой вывод, Вит вернулся на плот и разъяснил все устройство Лелечке.

- Прекрасно, - сказала она. - А сам прибор, как он сделан?
- Я не понял. Коробка запаяна наглухо.
- Тогда чему ты обрадовался?
- Мы не можем заделать проход, но мы можем барьер передвинуть поближе к Катрене. Если приборы разместить на таком же расстоянии друг от друга, как они расположены сейчас, и на прежней высоте, края сойдутся, и никто чужой к нам пробраться не сможет. Мы станем островом-невидимкой!

- Да, если барьер подвинуть не слишком близко.
- Само собой. Мы сначала все рассчитаем на бумаге, и не будем действовать, не продумав последствия.
- Тогда вернемся к детям. Напрасно мы оставили их одних. И вообще, мы вполне могли взять их сюда. Здесь безопаснее., чем на острове.
- Согласен с тобой. Мы сделаем большой плот и будем на нем жить, пока не обезопасим себя от нападения. Но это начнем с завтрашнего дня. А сегодня…
- Сегодня надо освободить остров от следов нашествия и похоронить погибших. Нехорошо жить на кладбище, - завершила разговор Лелечка.

Сказано - сделано: весь этот и последующий день ребята трудились на Катрене. Тела убитых они свезли на площадь в центре острова. Там Вит воздвиг нечто вроде большого саркофага. Останки погибших окружили этим саркофагом и залили каменным пластиком. Лелечка сделала красивую табличку с надписью “Жертвам бандитов”, и это было все, что оставшиеся в живых могли сделать для мертвых.
Трупы зданий тоже решено было засыпать. Вит разрушил стены вибротараном и покрыл обломки землей. Мара придумала засадить холмики многолетними цветами, и общим советом идея получила поддержку. А еще через день маленькая компания погрузилась на большой самоходный плот и отправилась отгораживаться от мира непроницаемой стеной.

  
В путь!

Но как же Наталь Ивеновна? Неужели ее вполне устраивала пассивная роль передаточного механизма между Таировым и Советом Безопасности? Нет, конечно. Мало того, очень скоро она постаралась вообще скинуть с себя эту обузу, хотя никаких особых усилий для такого скидывания ей и не понадобилась: все получилось само собой.
У Наталь заболел помощник - заболел и уволился. Надо срочно было искать замену на его место, и Наталь “просватала” Таирова. Естественно, Таиров сказал “Да”: заполнять бункера хранилища можно было и в моменты, не занятые съемкой. Он, правда, мало чего понимал в видеотехнике и вообще в телеаппаратуре, зато был умен, настойчив и, главное, любознателен. Руки у него тоже были на месте, поэтому хотя начал он с принеси-подай, очень скоро Наталь пришлось признать, что ему можно было поручить и более квалифицированную работу.

Наталь поручила - и не раскаялась. И вообще, чем больше она общалась со своим условным мужем, тем сильнее очаровывалась им. Ее квартирант вел себя настолько непохоже ни на одного из знакомых ей мужчин, что ей долго не верилось, что он не притворяется и действительно таков, каким она его видит.
Он ни разу не попытался поставить свое “я” над своей хозяюшкой, не лез к ней в душу и не расспрашивал о прошлой жизни. Если Наталь приходила домой усталой, старался помочь отдохнуть и словно исчезал, становясь человеком-незаметкой. А когда у них на работе что-то не ладилось, и она злилась, несколькими простыми словами поднимал ей настроение.

Таиров словно капелька по капельке вливал в нее некий эликсир; она перестала страдать, вспоминая прошлое, и начала оживать. Постепенно она начала постигать смысл старинного выражения “хоть прикладывай к ране”. Ее квартирант был именно таков!
Что бы ни делала Наталь, он всегда был всем доволен. Она знала за собой кучу недостатков: так, она была немного неряха и занималась приборкой не чаще одного раза в неделю. Ее прежнего мужа жутко раздражало, что она могла бросить свое платье где угодно вместо того, чтобы сразу убрать вещь на место. Таирову же это было словно безразлично. Наталь неважно готовила, но и здесь она ни разу не услышала от него даже намека на критику. Он спокойно ел то, что она давала ему, либо готовил себе сам.

Первую неделю их совместной жизни Наталь остро переживала, что так быстро решилась забыть мужа. Она чуралась Таирова и всем своим поведением давала понять, что не считает их брак настоящим. Ахмад Ванеевич, казалось, был этому рад: он не пытался приставать к ней, он часами молча сидел в кресле и о чем-то думал либо смотрел телевизор.
Наталь и в голову не приходило, что ее квартирант тоже переживал огромное горе. Его слова о том, что он потерял всех, она воспринимала отнюдь не в семейном плане. К тому же, она знала, что дети могучих воспитываются в специнтернатах и, значит, родители привыкают к разлуке с ними. Еще - он был мужчиной, и внешнее спокойствие Таирова, казалось, подтверждало его равнодушие и отсутствие всяких глубинных человеческих чувств.

Странным это показалось Наталь не сразу - бесчувственность квартиранта начала удивлять ее потом. Таиров был, что называется, в самой мужской силе, по-новоземному ему было всего пятьдесят лет. Наталь тоже была в соку. Ей не раз говорили, что она красива, и вдруг - полнейшее безразличие.
Наталь долго думала, что так и надо, пока вдруг не вспомнила, что Эльмар тоже ни разу не подмешивал в их деловые отношения даже самого примитивного флирта. Он ее уважал, но не более - как и Таиров! Как и все остальные из могучих, с кем ей приходилось сталкиваться по работе.

Будь Наталь дурой, она бы оскорбилась. В самом деле: мало радости делить жилье с субъектом, который настолько ставит себя выше тебя, что даже не считает нужным замечать твои недостатки. Но Наталь дурой не была. Решив, что Таиров не делает ей авансов потому, что она не из его круга, она просто начала относиться к своему сожителю менее доброжелательно.
"Холодность - на холодность, - решила она. - Он тебя не замечает - и ты его не замечай. Закрой свое сердце. Не позволяй тому, для кого ты не женщина, влезть в твою душу."
И что же? Каким-то шестым или седьмым чувством Таиров уловил перемену. Он стал еще молчаливее и ограничил их контакты чисто деловыми рамками. Получалось у него это так естественно, что Наталь начала нервничать.

“Покажи свою натуру. Выскажись, - думалось ей. - . Ну есть же у тебя какие-то претензии, злость, наконец?”
Однако злиться Таиров упорно не желал. Он был с Наталь неизменно ровен и если замечал, что какое-либо его слово ее цепляло, менял тему разговора либо незаметно уходил в другую комнату. Он так упорно избегал конфликтов, что постепенно Наталь вообще начало мерещиться, будто он изо всех сил пытается ей угодить.
Подхалимов и угодников Наталь никогда не уважала, и мнение ее о Таирове эволюционировало от восхищения к презрению. Наталь начала капризничать и придираться буквально к любой мелочи. Три дня подряд Таиров молча уступал ей во всем, однако затем сказал:

- Я вижу, я тебе лишний. Пожалуй, мне лучше поискать другое место жительства.
Для Наталь его слова явились совершенной неожиданностью. Она вдруг почувствовала, что вовсе не хочет, чтобы ее квартирант от нее уходил!
- Куда ты подашься? - спросила она растерянно. - Живи, я тебя не гоню.
- Но я так не умею. Я привык поступать свободно и не стеснять свободу других. Мне тяжело видеть, как мое поведение тебя раздражает - это с одной стороны. С другой - я знаю, что ничего плохого тебе не делал. Следовательно, мы принадлежим к двум несовместимым типам людей. В этом нечего унизительного ни для тебя, ни для меня нет: нам надо разойтись, вот и все.

Наталь вытаращила на него глаза: ничего подобного ей раньше слыхивать не приходилось!
- Значит, ты вовсе не подстраивался под меня? - наконец, дошло до нее.
- С чего я должен был под тебя подстраиваться? - удивился ее квартирант.
- Чтобы удобнее меня использовать.
- Использовать - в чем?
- В своих интересах.
- Я был уверен, что мы с тобой союзники.
Наталь подумала.

- Прости, может, я ужасная дура, - сказала она медленно, - но я не переношу, когда люди стараются показаться лучше, чем они есть на самом деле. Это меня бесит!
- Но я ничего не показываю.
- И ты в самом деле передо мной не притворялся?
- Я похож на клоуна?
- Я думала, что ты передо мной стелешься.
- Я же сказал: быть другим, чем я есть, я не в состоянии. И если моя вежливость тебя выводит из равновесия, то будет лучше, если мы станем общаться друг с другом пореже, и исключительно по делу.
Наталь еще немного подумала:

- Прошу прощения, - произнесла она горько. - Не надо никуда уходить. Живи, пожалуйста.
Таиров пожал плечами, но остался. Прошел день, второй, третий. Прошла неделя. Теперь Наталь старалась быть человеком-незаметкой. Она изо всех сил пыталась загладить свою ошибку, и поведение Таирова тоже начало меняться. Он перестал избегать ее общества, и, когда однажды она вернулась из командировки усталой и разбитой, окружил ее такой заботой, что она совсем оттаяла. Ее отвратительное состояние рассеялось, ей стало легко и спокойно. Ночью, лежа в одинокой постели, она вдруг подумала, что ей снова хочется жить и что это хорошо, когда рядом человек, а не пустые стены.

Скоро Наталь сделала в своем квартиранте еще одно открытие: кроме редкостных душевных качеств Таиров умел вовлекать ее в потрясающие дискуссии. Ну и потом, он оказался изумительно способным учеником. Всего месяц ему потребовалось, чтобы войти в курс ее основных профессиональных действий во время съемок, и скоро он вполне мог заменить ее в половине случаев. Это означало, что теперь постоянное присутствия Наталь в Зале Заседаний Совета Безопасности больше не требовалось! То есть в качестве посредника она была уже не нужна!
Осознав это, Наталь поначалу огорчилась, ведь большинству людей приятно чувствовать себя незаменимыми, и она не составляла исключения. Однако затем она решилась сказать Ахмаду Ванеевичу:

- Мне кажется, будет лучше, если ты не будешь изображать, как сильно от меня зависишь.
- Я не изображаю, - возразил тот. - Я действительно в тебе нуждаюсь: хотя бы в твоих советах.
- Правда? - обрадовалась Наталь.
- Конечно. Я ведь тоже человек и могу заблуждаться, а ты всех нас знаешь много лет и видишь со стороны, кто чего стоит.
Наталь кивнула. Она поверила: он действительно так думает. Она теперь готова была поверить каждому его слову: она любила его теперь. Невозможно было жить с Таировым и не полюбить его.

Не надо только думать, будто Наталь ничего не занимало, кроме душевных переживаний. Наоборот, как раз переживать-то ей было абсолютно некогда: она очень много работала в то время. Во-первых, никто не освобождал ее от должности тележурналистки. Во-вторых, в свободные от съемки дни она разыскивала и нашла вход в мастерскую Эльмара!
К сожалению, Таиров снова оказался прав: в бумагах, которые там лежали, не было ни слова о звездных трассах, и увы, бесполезно было тратить силы на строительство звездолета: в ту точку космического пространства, куда улетел Эльмар, доступа по-прежнему не было. Это было столь очевидно, что когда Наталь сказала Таирову о находке мастерской, тот даже не смог выкроить время, чтобы побывать там. Как раз был самый пик продовольственного кризиса, и ему было не до космоса.

А потом разразился скандал в Солнечном. Наталь всей душой сочувствовала жителям опасных районов, но еще больше она мучилась, глядя, как терзался Таиров. И она тоже сушила голову над проблемой: как накормить голодающих.
- Интересно, возле Первыгорда успели посеять зерновые или эпидемия началась там раньше? - вдруг пришла ей в голову даже не мысль, а так, не имеющее практического применения предположение.
Однако оказалось, что Таиров думает над тем же, потому что ответил он сразу же, не размышляя:

- Успели: и зерновые, и часть овощей. А какие там сады возле Долинного! Жаль, что без ухода мало чего выросло. Слетать бы туда, посмотреть… Впрочем, бесполезно.
- Но почему бесполезно?
- Если узнают, откуда поступила пища - есть ее все равно никто не станет.
- Но почему? Наоборот, то, что сохранилось под взглядом “зеленых”, наверняка безопасно.
- Вряд ли тебе удастся убедить в этом обывателя. У них свои предрассудки.
- Пусть даже так. Но мы-то с тобой знаем, что пища из зеленой зоны вполне безопасна?
- Даже еще безопаснее. Ее не надо пропускать через контроль.
- Вот видишь! Зачем тогда объявлять о том, откуда она взялась? Лишь бы она была!
- Как раз в этом я не уверен.

- Почему же ты не слетаешь туда? Не посмотришь? Я скажу, тебе выпишут командировку.
- По правде говоря, один я боюсь. Ничего не могу с собой поделать. Страшно.
- Полетели вдвоем. Тебе ведь все равно понадобится помощник для вывоза найденного.
- Если там что-нибудь осталось.
- Разумеется. Когда в путь?
- Давай завтра, с утра. Возьмем снаряжение для съемок и отправимся. В любом случае можно сварганить неплохой репортаж.

Наталь слова о репортаже восприняла обычным предлогом, тем не менее аппаратуру она захватила. Да и какой оператор-хроникер не захватил бы с собой в такую поездку съемочный аппарат? Однако оказалось, что и Таиров, приглашая Наталь, имел в виду прежде всего ее профессиональные качества.
Они не ошибались: на пространствах, второпях покинутых человеком, осталось полным-полно пищи. Хотя овощи и не выросли, заглушенные сорняком, но даже без овощей из зеленой зоны было что взять: поля колосились практически спелой пшеницей, ячмень и овес тоже дали неплохой урожай. Озими, правда, наполовину осыпались, но и там можно было успеть кое-что собрать. И заброшенные сады ломились от фруктов.

- Как мы это сможем отсюда вывести? - ахнула Наталь.
- Никак. Наше дело все это заснять и представить Совету. Организовывать сбор и доставку - их проблемы.
Наталь была шокирована. Она-то ожидала от заботливого Таирова, что он засучит рукава, и…
- Спасение утопающих - дело рук самих утопающих, - мрачно сказал он.
- Это нечестно! Они не смогут! - заявила Наталь категорическим тоном.
- Нечестно?! - взорвался Таиров. - А убивать безвинных было честно? А сжигать заживо маленьких ребятишек? У меня было трое детей - где они? Твои-то хоть живы! Ну позеленели, ну бродят где-то, но ведь, возможно, кто-то из наших разрешил бы проблему, смог бы вернуть им человечески облик! А моих - ничто не вернет!

Таиров махнул рукой, отвернулся и вышел из ракетки. Плечи его содрогались: он рыдал. Это было совершенно неожиданно, Наталь даже растерялась. Она не могла постичь своего квартиранта: ничто до этого момента не показывало в нем даже легкого волнения, а, оказывается, он страдал! Страдал точно так же, как и она, и от его боли не было лекарства точно так же, как и от той, что осой впилась в ее душу.
Наталь взяла себя в руки и начала съемку. Через некоторое время Таиров к ней присоединился - молча. Глаза у него покраснели, но Наталь сделала вид, будто ничего не замечает. А на обратном пути в лугах возле Долинного их поджидал сюрприз. Снимать этот сюрприз, правда, было нельзя, но не попытаться извлечь от него пользу тоже было невозможно. Среди пожухлой осенней травы матовым округлым пятнышком блестел космический кораблик!

Естественно, наши разведчики спустились, естественно, вошли. Пыль, покрывавшая толстым слоем буквально все внутри машины, позволяла понять, что звездолетом давненько не пользовались.
И это, действительно, было так. Ведь этот звездолет был тем самым, который ревнивая Инка спрятала от посторонних глаз маскировочным колпаком из куска дернины. Кто-то из “зеленых” проходил мимо - маскировка исчезла, и теперь всякий, кто хотел, мог машиной воспользоваться.

Двое вошедших очень хотели. Корабль был готов к полету, они не сомневались в этом. Стопка маршрутных атласов в отсеке для документов давала им возможность не заблудиться в космосе; мало того, в компьютерную память корабля уже была введена программа полета на Лиску. Теперь для разбирающегося в технике человека не составляло труда разыскать лицо, которое эту программу туда вводило, то есть, Рябинку, а через Рябинку выйти на того, кто когда-то полетел за Рябинкой следом, то есть, на Эльмара.

Двое тщательно обсудили открывшуюся возможность. Разумеется, лететь мог только один из них - второй был необходим для отслеживания дел в Совете. Это оказалось во-первых. Во-вторых, Наталь обладала большей информацией о космических аппаратах, чем Таиров хотя бы потому, что своими открытиями в этой области Эльмар в свое время делился конкретно с ней. Ну и в-третьих, Таиров не мог бросить планету без присмотра. В общем, отправиться на поиски Эльмара должна была Наталь.

Правда, полетела она не тотчас же. Было решено, что хотя все последнее время она питалась только натуральной пищей (имела такую возможность и ей пользовалась), но будет надежнее, если она потратит на укрепление своего организма еще три месяца. Одновременно она изучит корабельную документацию, просмотрит бумаги из мастерской Эльмара, а также совершит несколько пробных полетов на звездолете вокруг Новой.
Так и было сделано. Звездолет был переправлен в окрестности Открытого и помещен в специально возведенный для него ангар. Через четыре месяца он стартовал по направлению к скромному голубому светилу, вокруг которого вращалась крошечная точка под названием Лиска.

Перед отлетом Наталь сводила-таки Таирова в мастерскую Эльмара. Таиров осмотрел ее и сказал:
- Я всегда говорил, что у Эльмара светлая голова. Если он согласится вернуться, скажи ему, что я прошу у него прощения. В конце-концов оказался прав он.
- Я могу узнать, в чем дело?
- Однажды мы поспорили. Я никогда не хотел контактов с внешним миром, а Эльмар меня за это осуждал. Но я считал, что так будет для всех нас лучше. Я ведь даже скрыл от Рябинки, что у нее здесь есть сестра.

- Сестра? У Рябинки?
- Да. Рябинкин отец успел здесь жениться. Жена умерла, когда девочка была совсем маленькой, а потом она обнаружила способности, и мы забрали ее на Катрену.
- Значит, девочка погибла?
- Вовсе нет. Она успела вырасти и покинуть остров до налета банды.
- Где же она сейчас?
- А вот этого я не знаю.

Наталь даже виду не подала, что о существовании Рябинкиного отца слышит впервые. Она отложила разговор на потом, решив узнать подробности у Эльмара. Однако путь на Лиску оказался отнюдь не развлекательной прогулкой. За годы, которые звездолет простоял возле березовой рощи, обе системы сместились в пространстве относительно друг друга на довольно значительную величину.
Голубую звездочку, центральное светило, навигационная программа отыскать сумела, но вот знаний, чтобы определить, которая из движущихся точек конкретно Лиска, у Наталь не было. Все, что оказалось ей по силам - это рывки к возникающим в ее поле зрения неправильно движущимся объектам. Это были космические аппараты, и Наталь даже слышала звуки человеческой речи, если удавалось сблизиться с объектами на достаточно близкое расстояние, но уловить, откуда и куда те летели, ей не удалось ни разу.
В общем, когда ее наконец обнаружили и отловили, разговор с Таировым насчет Рябинкиной сестры был давно и прочно забыт.


Часть II
ТЯЖЕЛЫЕ ВРЕМЕНА
 
  
Возвращение Эльмара

Таиров был и прав и неправ, когда уверял жителей планеты, будто “болезнь могучих” им не угрожает. Действительно, уничтожать все население в намерения мятежников не входило. Они собирались сделать нечто худшее: поставить весь народ перед собой на колени, подчинить своей воле. Могучие могли им в этом помешать - могучих они убрали.
Хотя Таиров этого, конечно, не знал, внутренний голос ему подсказал, что если он объявит прямо о массовом убийстве своих единокровников, на планете поселится страх. Допустить этого, как бывший глава правительства, он никак не мог. Ведь всю свою предыдущую деятельность он стремился сохранять на Новой Земле мир и спокойствие!

“Не допускай паники, - учила его Феоктиста Михайловна, - Запуганный народ не способен мыслить здраво”.
Таиров много раз имел случай убедиться в ее мудрости. Меньше всего ему хотелось управлять перепуганным стадом, тем более теперь, когда он остался один.
Но был некто на Новой Земле, кто рассуждал по-иному. Более того, именно страх избрал он лозунгом на своем знамени. И, несмотря на все усилия нового правительства, страх цепкими метастазами расползался по планете, охватывая все больше и больше людей. Кроме того, люди почему-то стали недоверчивы, злы. Ссоры между соседями стали обыденным явлением.

Если бы причиной была неверная тактика Беляева как политика, то перемены происходили бы везде и сразу, одновременно. Но зло распространялось по планете как бы из нескольких центров, и одним из таких центров оказался Солнечный.
Однако не только в Солнечном местные газеты обвиняли правительство во всех смертных грехах. В других местах также появились публикации, которые словно соревновались, кто обольет его более смачной грязью. Особенно много выпадов было против могучих.

Таирова даже удивляло это: организаторы клеветнической кампании не могли не знать, что могучих на планете практически нет уже несколько месяцев. Какой же смысл был придумывать всякие насмешки, рисовать подлые карикатуры? Затем он понял, смысл был тот же: пугать, пугать, пугать. Могучих стремились выставить низкими, невысокого умственного уровня тупыми буками, не способными ни на что доброе.
Несколько романов-триллеров, пущенных в продажу одновременно, раскрыли ему глаза. В каждом из триллеров благородный герой вступал в схватку с преследующими его монстрами, и неизменно оказывалось, что монстров науськивал на него враг-могучий.

После этого “ужастики” начали выпекаться сериями, подобно блинам у опытной хозяйки. В большинстве своем это были небольшие рассказы; вампиры, змеи, роботы - кто угодно мог действовать в них. Иногда героев загрызали, иногда они выходили победителями, но везде неизменно могучие выставлялись виновниками, вольными или невольными, несчастий, обрушивавшихся на положительных персонажей.

Всячески выпячивалось высокомерие могучих, им приписывались презрительное отношение к простым людям и стремление подчинить их, превратив в рабов. Естественно, нигде даже не дискутировалось, для чего, собственно, могучим нужны рабы. Вопрос “Зачем могучим возиться с плохо управляемыми монстрами?” тоже не волновал новомодных авторов.
“Мы пишем для читателей”, - говорили одни.
“Посмотрите, как наши произведения раскупаются”, - вторили им другие.
“Это же только фантастика”, - оправдывались третьи.

Действительно, триллеры исчезали с прилавков моментально: людям словно нравилось пугаться. Зеленая эпидемия большей части планеты не коснулась, но зато разбудила интерес ко всевозможным страшилкам. Запретить подобную литературу у правительства не было оснований. Мало того, члены Совета тоже были людьми, и им тоже нравилось, хотя бы только на бумаге, унижение тех, приговор которых еще совсем недавно подлежал безоговорочному исполнению.

Втайне многие злорадствовали. В эпидемию поверили и думали, что могучие временно потеряли интерес к жизни остальных людей. Ждали, конечно, что они вот-вот вмешаются, и мутный поток злопыхательства в их адрес будет остановлен. Писатели ощущали себя детьми, оставленными без присмотра: скоро придут взрослые, наведут порядок, а сейчас почему бы не пошалить? И они не стеснялись в выражениях.
Поскольку могучие промолчали, интерес к их оплевыванию постепенно иссяк. Тогда на прилавки хлынул еще один поток, на этот раз порнографической литературы. Все вдруг заговорили о сексуальной революции; скромность и стыдливость объявлялись пережитками прошлого. Всюду замелькали изображения красоток в разных позах.

Различного рода извращенцы (правда, почему-то выяснить, кто скрывается под тем или другим псевдонимом каждый раз оказывалось невозможным) делились своим опытом по извлечению удовольствия оттуда, откуда нормальному человеку и представить себе было невозможно. “В интимной жизни дозволено все!” - пелось рефреном в каждой газетенке, в каждом журнале.
Но если выпады против могучих находили внутренний отклик в душе у каждого земельца, то натиск порнографии вызвал у многих совсем иную реакцию: в редакции хлынула лавина протестов. Некоторые из писем, как и водится, были опубликованы - в ответ посыпалось такое же количество откликов от защитников подобной литературы. И разгорелись жаркие дебаты.

Кто-то тиснул статью, что, мол, девушки и юноши к началу семейной жизни должны перепробовать все. В другом творении расписывалась яркими красками жизнь девушки, которая не отказывала в благосклонности ни одному мужчине, и какие подарки они ей дарили за это.
- Какая мерзость, - сказала Наталь Ивеновна, прочитав последнее писание.

Этот разговор состоялся после ее возвращения на Новую Землю с Лиски. Эльмар сидел на диване, а Таиров сновал туда-сюда и обратно. Он не привык чувствовать себя с Эльмаром на равных (должность требовала дистанции) и поэтому тянул время, изображая гостеприимного хозяина, который рвется устроить для гостя сногсшибательный пир.
- А в чем дело? - спросил он, ставя на стол поднос.
- Они утверждают, что верность и преданность ничего не стоят.
- Кто “они”?
- Да вот, в газете.

- А, если в газете, то я читал. Ну и что? Во все времена и везде хватало девочек подобного поведения. Бороться с ними бесполезно, да и не нужно. Если бы их не было, что бы тогда делали мужчины, у которых сексуальные проблемы?
- О! - вспыхнула Наталь. - Вот, значит, куда ты уходишь по вечерам!
- Никуда я не хожу, - буркнул Таиров.
Эльмар внимательно посмотрел на них обоих и сказал:
- Так… Вы почему не живете, как положено мужу и жене?
- А это не твое дело, - грубо отрезал Таиров.

Наталь отреагировала по-другому; она прикусила губу и на глазах у нее выступили слезы. Собственно говоря, здесь все было ясно, и Эльмар вернулся к первой теме:
- В большом космосе такие девушки берут деньги у мужчин за то, что спят с ними. Там это профессия.
- Ну и что? - спросил Таиров недовольно.
- Почти никто из этих девушек долго не живет.
- То есть как? - не поняла Наталь Ивеновна. - Они что, жизнь самоубийством кончают?

- Вовсе нет. Просто заболевают и рано умирают. В 25 - 30 лет.
- Такие юные?
- Ну, не совсем юные. По-нашему, это в 30 - 37.
- Все равно рано. А что их заставляет расстраивать свое здоровье?
- Они не могут найти другую работу, чтобы себя прокормить.
- Какой ужас! - воскликнула Наталь. - Или они калеки?
- Просто работы хватает не на всех.

- То есть как это не хватает работы? - вмешался Таиров. - Работа, по-моему, всегда имеется, берись да делай.
- Я тоже не совсем понял. Похоже, у них за некоторую работу денег не платят, и ее никто делать не хочет. А там, где платят - туда берут не всех. Вот и получаются безработные.
- А что думает правительство?
- Ничего не думает. Оно отдало право найма на работу частным фирмам, и эти фирмы контролируют все.
- И на Лиске?

- На Лиске вообще смешно. Там одна фирма взяла подряд у другой фирмы, а та послала одного из своих инженеров как бы правителем. Когда он свою работу докончит, его отзовут и пришлют другого. Сейчас там голова - Власенко С. У. Его все величают не иначе как Самим Господом Богом, Саваофом. По правде говоря, он деловой человек, руководит хорошо.

- Если не считать безработных девочек.
- Они как раз не безработные. Они прибыли с Тьеры специально обслуживать одиноких мужчин. Я же сказал: там это профессия.
- Бедные! - вздохнула Наталь.
- Да, бедные, - согласился Эльмар. - Но я ничем не мог им помочь.
Все помолчали.

- Сколько наших осталось? - наконец, поинтересовался Эльмар.
- Не знаю. Думаю, что мало.
- Но надо узнать. И вообще, тебе надо кончать с призывом прятаться друг от друга. Представь, как ребятам тяжело среди чужих людей. Ты хоть действуешь, а они? Каждый сиди и не высовывайся?
- Ага, ты думаешь, я с тобой не согласен? Полностью согласен. Но я не знаю, как их позвать без риска привлечь внимание убийц. Кстати, куда вы поставили звездолет?
- На морское дно, конечно. Куда же еще? Сейчас это единственное спокойное место.
- Маскировка?
- Сделали. Да ты не волнуйся, Наталь мне все объяснила. Я понятливый.
- А понятливый, так не паясничай. - Ахмад Ванеевич сел в угол и отвернулся.

- Я не паясничаю, я размышляю вслух. Мы всегда друг друга плохо понимали, и я никогда бы не стал вмешиваться, если бы не был уверен, что смогу быть полезным.
- Не слишком ли ты в себе уверен?
- Хватит, хватит! - замахала руками Наталь. - Что за безобразие? Здесь большое несчастье, а они в амбиции лезут! Немедленно помиритесь! Ну, раз, два, три!
Мужчины кивнули друг другу.

- У тебя есть идея? - спросил Таиров уже без раздражения.
- Да. Нужно дать объявление в газеты. Такое, какое никто кроме могучих не способен понять правильно. С призывом собраться в одно место.
- Я уже думал над этим.
- И?..
- Побоялся привлечь врагов. Наш противник очень хитер, Эльмар. Тебе еще предстоит в этом убедиться.

- Верю. Но мы дадим объявление самое простое. Например, о приеме на работу, в рубрике “Требуются”. И даже контору наймем. Наталь посадим секретаршей; я спрячусь и буду смотреть, кто пришел.
- Лучше без Наталь.
- Можно и без нее, но вдвоем надежнее. Она будет отсеивать всех чужаков, а наших - приглашать в отдельную комнату, где буду сидеть я.
Идея в самом деле была великолепной. Оставалось придумать текст объявления.

- Надо что-то очень простое. Известное каждому могучему, но недоступное непосвященному. Вроде «розовых шариков».
-«Розовые шарики»? - переспросил Таиров. - Конечно же, «розовые шарики»! Как я мог забыть!
Наталь была в недоумении. Как розовые шарики могли помочь могучим отыскать друг друга?
- Игра у нас такая была на Катрене, “Розовые шарики” называлась, - объяснил Эльмар. - Но я не совсем тебя понял, Мади.
- Ну как же! Мы дадим объявление: “Мастерской по производству сувениров требуются лица, умеющие изготовлять розовые шарики”, - вот и все.

- Ловко! - восхитился Эльмар. - Мади, ты молодец! Я уверен: все, кто остался в живых, придут.
А когда он уходил (Эльмар остановился в гостинице, поскольку в бывшем его домике давным-давно кто-то жил), то отозвал Таирова прогуляться и сказал ему:
- Ты чего дурью мучаешься? Женщина извелась вся, а он про девочек думает.
- Вот еще советчик! По-твоему, я должен насильно тащить ее в постель?
- А по-твоему, ты должен ждать, пока ее уведут у тебя из-под носа? Ну жди!
- Я не насильник.

- Кто говорит о насилии? Обними, поцелуй - она и растает.
- Так просто? А вдруг она обидится?
- Не обидится, это я тебе как бывший сердцеед говорю. Мужчина должен не ждать, пока женщина повесится ему на шею, а действовать. Иначе в глазах женщин он не мужчина, а размазня.
- Это ты о себе?
- Брось, я не терялся, можешь мне поверить. Ты не представляешь, сколько хорошеньких девчонок готовы на все, лишь бы сняться в кино.

Таиров посмотрел на него неодобрительно и резко сказал:
- И ты пользовался их доверчивостью?
- Вовсе нет, они сами ко мне липли, и я им никогда ничего не обещал. Просто ты плохо знаешь артистический мир. Там все флиртуют друг с другом, там это принято.
- Наталь не артистка, - хмуро буркнул Таиров. - Она не такая.
- Она всего лишь женщина, можешь мне поверить. Правда, очень хорошая женщина, редкостная. И ты будешь дурнем, если ее упустишь.
- Ты все сказал?
- Все. Пока!

  

Петля

Весть о странной эпидемии, унесшей всех его друзей, Мартин встретил молча. Собственно говоря, обсуждать тему ему было не с кем. Разумеется, он понял, что дело было не в микробах и вирусах. Он ругал себя на все корки, что не поверил Лелечке и Виту и оттолкнул их.
Где теперь были ребята? Он не знал, зато теперь видел абсолютно точно, что они правильно оценили события, и самое разумное для него тогда было немедленно исчезнуть из Солнечного вместе с семьей. Сейчас же он жил словно под колпаком и уже не имел возможности никуда деться.

Мартин не сразу постиг, что бежать ему, собственно, некуда. Первым импульсом его после объявления «эпидемии» было, конечно же, скрыться. Если бы он был один, он бы так и поступил. Но у него на руках были жена и новорожденный, и это, безусловно, усложняло проблему. В самом деле, поразмыслив, Мартин понял следующее.
1. Он имеет дело с хорошо разветвленной организацией.
2. За ним, скорее всего, следят, и его отъезд сразу заметят.
3. Куда бы он ни переехал, ему придется устраиваться на работу. Что он умеет, кроме как лечить людей? Ничего. А специалист он слишком хороший, чтобы на него не обратили внимание. Пойдут разговоры: кто он и откуда, почему покинул прежнее место жительства. Сопоставят, что он приехал с женой и ребенком - вот он и найден.
4. Если до сих пор его не убили, значит, пока не собираются.

Мартин нисколечко не сомневался, что о нем знают. Откуда в нем возникло такое убеждение, он объяснить не мог, но ему дали понять это абсолютно точно. Разные мелочи, каждая из которых казалась несущественной, складывались в одну общую картину: “Знают!”. Кто знает, откуда, - установить было невозможно, одно было ясно: враг. И отныне постоянным спутником Мартина стал страх.
Бросить жену с малышом на голод, страдания, беспомощность Мартин не мог. Да и больница - он был там незаменим без всяких сомнений. Сбежать обозначало бросить на произвол судьбы еще и больных, а ведь они тоже от него зависели. Чем дальше Мартин размышлял, тем более разумным казалось ему никуда не выезжать. И он подчинился этому решению. Страх, правда, тоже никуда не делся, но он как бы притупился или растворился. Иногда, конечно, он напоминал о себе, но вообще-то Мартин к нему почти приспособился.

Одно было плохо: жить как прежде в своей личной скорлупе Мартин не мог, как ни старался. Уши его невольно ловили новости, звучащие в эфире, а глаза то же самое искали в газетах. И все происходящее кирпичик к кирпичику укладывалось в его сознании, образуя весьма нездоровую картину.
Раньше он ни за что бы не обратил внимания на то, что в общих столовых практически никто больше не питался. Какая ему была разница? Ну пусть распределяют через магазины - их дело, в городе все равно несытно. Газетные призывы заменить карточки свободной торговлей он тоже заметил.

И, разумеется, не показался ему случайным мутный поток порнографической макулатуры. Мартин все чаще хмурился и раздражался.
- Чего ты взъелся на несчастных авторов? - удивилась как-то Ниночка. - Не все ли тебе равно, что они пишут?
- Я врач, и меня не может не тревожить влияние, какое оказывают подобные писания на молодежь.
- И какое?
- Очень вредное.
- Ну уж! - подала голос Марие.
Она как раз была в гостях у брата. Точнее, у его жены - Ниночка и Марие были не разлей вода.

- Любовь и секс - разные вещи, а подобные издания формируют у подростков иллюзию, что это одно и то же.
- Ты преувеличиваешь, - фыркнула Марие. - Станут взрослыми - разберутся сами, где правда, а где выдумка.
- Все гораздо сложнее, чем ты думаешь. Беспорядочные сексуальные отношения в раннем возрасте ведут к утрате интереса к представителям противоположного пола. Девушки начинают воспринимать мужчин только как самцов, юноши женщин - как самок. А где нет интереса к личности, там не может быть любви.

- Ты хочешь сказать, что заниматься сексом без любви вредно? - засмеялась Марие.
- Да нет же! Занимайся, если есть потребность. Нельзя верить, что удовлетворение этой потребности и есть то, о чем поются песни и слагаются стихи. А порнография и есть такая ложь!
- Ну я и устал сегодня! - сказал Вольд, заходя в гостиную. - Уф, насилу добрался!
Он вошел без стука, по праву своего в семье Мартина. Марие кинула ему пуфик с дивана, и он с наслаждением устроился у ее ног.

- Ты как меня любишь: всю или по частям? - спросила она его лукаво.
- То есть как? - не понял Вольд.
- Мы говорили о порнографии, - объяснила Ниночка. - Хорошо это или плохо?
- А черт его знает! По-моему, оно никому не мешает. И вообще, приятно посмотреть на красивые ножки. Ну и на все остальное, конечно.
- Ах ты, безобразник, - шутливо оттолкнула его Марие. - Вот, оказывается, что ты во мне видишь!
- А ты хотела бы, чтобы я это в тебе не замечал? - хохотнул Вольд, обнимая супругу
- Ну уж нет, - засмеялась Ниночка, - этого бы она не хотела!

Марие кокетливо стрельнула глазками, изображая оскорбленную невинность. Но в этот момент заплакала ее малышка, и она взяла дитя на руки. Плач гостя разбудил и ребенка хозяев - Ниночке тоже пришлось взять своего. Глядя, как женщины возятся с детьми, Мартин сказал:
- А ты хотел бы, чтобы мать твоего ребенка выставляли на обозрение в разных позах?
И он сунул Вольду в руки соответствующее издание.

- За кого ты меня принимаешь? - с обитой в голосе сказал Вольд. - Я что? ... - и он произнес непечатное слово.
- Не злись, - сказала Марие. - Мартин ничего плохого в виду не имел.
- Не имел? - глаза Вольда угрожающе сверкнули. - А на что же, по-твоему, он намекал?
- Ой, не надо, не надо, - защебетала Ниночка. - Ссорьтесь, но не при детях. Видишь ли, Вольд, ты не слышал начала разговора. Мартин всего лишь хотел доказать Марие, что если мужчина любит женщину, он не захочет, чтобы все воспринимали ее как ходячий набор половых органов.
- О, - вспыхнула Марие, целуя дочурку. - Мартин любит любую мысль доводить до абсурда.
- Все это слишком мудрено для меня, - признался Вольд. - Я никогда не задумывался над подобными штучками.

Они ушли, а Мартин еще долго, по выражению Ниночки, “терроризировал ее философией”. Собственно говоря, она была не согласна, что порнография - это оскорбление для женщины. Дело было в том, что скромница Ниночка в глубине души хотела быть бойкой и развязной. Свою стеснительность она считала чуть ли не пороком и немного завидовала девицам, которые могли вот так смело и бесстыдно демонстрировать свою красоту для удовольствия публики.
Ну а если Мартин не смог убедить в своей правоте собственную жену, как он мог рассчитывать на понимание остальных? Младшие коллеги воспринимали его попытки просто как брюзжание. Никакой опасности в порнографии никто видеть не хотел!

Так прошла зима. Много чего еще писали газеты, и много всяких перемен сулили они. Самой бурной и, по мнению Мартина, самой многозначительной, была кампания по борьбе с уравниловкой. Это были вполне серьезные публикации, некоторые даже с научной терминологией. Однако все они били в одну точку: разрушить у обывателя (т. е. у обычного, нормального человека) уверенность в правильности общественных взаимоотношений, сложившихся на планете.
Появился термин “свобода личности”. При этом почему-то подразумевалось, что эта самая свобода состоит в возможности осуществлять любые поступки, какие взбредут в голову любого неуравновешенного субъекта. Был поднят вопрос о возможности совмещения должностей и потолке заработной платы.

И снова Мартин никому не мог объяснить, в чем опасность лозунга “Обогащайся, кто может!”. Люди просто отказывались верить, что осуществление этого лозунга на деле обозначало не прирост богатств у неких особо одаренных или деловитых личностей, а элементарное ограбление большинства населения ради тщеславия ничтожного меньшинства.
Мартин, конечно же, не подозревал, что кое-кто из тех, с кем он спорил, в глубине души мечтал о таком избыточном богатстве в своих руках и причислял себя к избранному меньшинству, которому все достанется. Привыкнув заботиться о других, Мартин и остальных людей считал подобными себе. Он не мог и помыслить, чтобы образованный, воспитанный человек стремился возвыситься за счет унижения кого-либо. Поэтому он совершенно напрасно расточал свое красноречие.

Новое поколение тоже рвалось отвоевать свое место под солнцем. Оно хотело взять верх над “стариками”: молодым людям льстили эпитеты “наша надежда”, “отжившие взгляды”. Особенно почему-то им импонировал лозунг “Пусть победит сильнейший”.
Половина творческой интеллигенции также считала, будто им не дают дороги, что их затирают и недостаточно ценят. “За талант надо платить!” - это выражение казалось им очень красивым и, главное, правильным. Многие, слишком многие желали неравенства и стремились к нему.
Так промелькнула зима и наступила весна. В Солнечном снова стало голодно. В печати начались нападки на правительство, а затем наступили великие перемены…

(Не выдержала - помещаю продолжение раньше объявленного срока)

  

Петля

Весть о странной эпидемии, унесшей всех его друзей, Мартин встретил молча. Собственно говоря, обсуждать тему ему было не с кем. Разумеется, он понял, что дело было не в микробах и вирусах. Он ругал себя на все корки, что не поверил Лелечке и Виту и оттолкнул их.
Где теперь были ребята? Он не знал, зато теперь видел абсолютно точно, что они правильно оценили события, и самое разумное для него тогда было немедленно исчезнуть из Солнечного вместе с семьей. Сейчас же он жил словно под колпаком и уже не имел возможности никуда деться.

Мартин не сразу постиг, что бежать ему, собственно, некуда. Первым импульсом его после объявления «эпидемии» было, конечно же, скрыться. Если бы он был один, он бы так и поступил. Но у него на руках были жена и новорожденный, и это, безусловно, усложняло проблему. В самом деле, поразмыслив, Мартин понял следующее.
1. Он имеет дело с хорошо разветвленной организацией.
2. За ним, скорее всего, следят, и его отъезд сразу заметят.
3. Куда бы он ни переехал, ему придется устраиваться на работу. Что он умеет, кроме как лечить людей? Ничего. А специалист он слишком хороший, чтобы на него не обратили внимание. Пойдут разговоры: кто он и откуда, почему покинул прежнее место жительства. Сопоставят, что он приехал с женой и ребенком - вот он и найден.
4. Если до сих пор его не убили, значит, пока не собираются.

Мартин нисколечко не сомневался, что о нем знают. Откуда в нем возникло такое убеждение, он объяснить не мог, но ему дали понять это абсолютно точно. Разные мелочи, каждая из которых казалась несущественной, складывались в одну общую картину: “Знают!”. Кто знает, откуда, - установить было невозможно, одно было ясно: враг. И отныне постоянным спутником Мартина стал страх.
Бросить жену с малышом на голод, страдания, беспомощность Мартин не мог. Да и больница - он был там незаменим без всяких сомнений. Сбежать обозначало бросить на произвол судьбы еще и больных, а ведь они тоже от него зависели. Чем дальше Мартин размышлял, тем более разумным казалось ему никуда не выезжать. И он подчинился этому решению. Страх, правда, тоже никуда не делся, но он как бы притупился или растворился. Иногда, конечно, он напоминал о себе, но вообще-то Мартин к нему почти приспособился.

Одно было плохо: жить как прежде в своей личной скорлупе Мартин не мог, как ни старался. Уши его невольно ловили новости, звучащие в эфире, а глаза то же самое искали в газетах. И все происходящее кирпичик к кирпичику укладывалось в его сознании, образуя весьма нездоровую картину.
Раньше он ни за что бы не обратил внимания на то, что в общих столовых практически никто больше не питался. Какая ему была разница? Ну пусть распределяют через магазины - их дело, в городе все равно несытно. Газетные призывы заменить карточки свободной торговлей он тоже заметил.

И, разумеется, не показался ему случайным мутный поток порнографической макулатуры. Мартин все чаще хмурился и раздражался.
- Чего ты взъелся на несчастных авторов? - удивилась как-то Ниночка. - Не все ли тебе равно, что они пишут?
- Я врач, и меня не может не тревожить влияние, какое оказывают подобные писания на молодежь.
- И какое?
- Очень вредное.
- Ну уж! - подала голос Марие.
Она как раз была в гостях у брата. Точнее, у его жены - Ниночка и Марие были не разлей вода.

- Любовь и секс - разные вещи, а подобные издания формируют у подростков иллюзию, что это одно и то же.
- Ты преувеличиваешь, - фыркнула Марие. - Станут взрослыми - разберутся сами, где правда, а где выдумка.
- Все гораздо сложнее, чем ты думаешь. Беспорядочные сексуальные отношения в раннем возрасте ведут к утрате интереса к представителям противоположного пола. Девушки начинают воспринимать мужчин только как самцов, юноши женщин - как самок. А где нет интереса к личности, там не может быть любви.

- Ты хочешь сказать, что заниматься сексом без любви вредно? - засмеялась Марие.
- Да нет же! Занимайся, если есть потребность. Нельзя верить, что удовлетворение этой потребности и есть то, о чем поются песни и слагаются стихи. А порнография и есть такая ложь!
- Ну я и устал сегодня! - сказал Вольд, заходя в гостиную. - Уф, насилу добрался!
Он вошел без стука, по праву своего в семье Мартина. Марие кинула ему пуфик с дивана, и он с наслаждением устроился у ее ног.

- Ты как меня любишь: всю или по частям? - спросила она его лукаво.
- То есть как? - не понял Вольд.
- Мы говорили о порнографии, - объяснила Ниночка. - Хорошо это или плохо?
- А черт его знает! По-моему, оно никому не мешает. И вообще, приятно посмотреть на красивые ножки. Ну и на все остальное, конечно.
- Ах ты, безобразник, - шутливо оттолкнула его Марие. - Вот, оказывается, что ты во мне видишь!
- А ты хотела бы, чтобы я это в тебе не замечал? - хохотнул Вольд, обнимая супругу
- Ну уж нет, - засмеялась Ниночка, - этого бы она не хотела!

Марие кокетливо стрельнула глазками, изображая оскорбленную невинность. Но в этот момент заплакала ее малышка, и она взяла дитя на руки. Плач гостя разбудил и ребенка хозяев - Ниночке тоже пришлось взять своего. Глядя, как женщины возятся с детьми, Мартин сказал:
- А ты хотел бы, чтобы мать твоего ребенка выставляли на обозрение в разных позах?
И он сунул Вольду в руки соответствующее издание.

- За кого ты меня принимаешь? - с обитой в голосе сказал Вольд. - Я что? ... - и он произнес непечатное слово.
- Не злись, - сказала Марие. - Мартин ничего плохого в виду не имел.
- Не имел? - глаза Вольда угрожающе сверкнули. - А на что же, по-твоему, он намекал?
- Ой, не надо, не надо, - защебетала Ниночка. - Ссорьтесь, но не при детях. Видишь ли, Вольд, ты не слышал начала разговора. Мартин всего лишь хотел доказать Марие, что если мужчина любит женщину, он не захочет, чтобы все воспринимали ее как ходячий набор половых органов.
- О, - вспыхнула Марие, целуя дочурку. - Мартин любит любую мысль доводить до абсурда.
- Все это слишком мудрено для меня, - признался Вольд. - Я никогда не задумывался над подобными штучками.

Они ушли, а Мартин еще долго, по выражению Ниночки, “терроризировал ее философией”. Собственно говоря, она была не согласна, что порнография - это оскорбление для женщины. Дело было в том, что скромница Ниночка в глубине души хотела быть бойкой и развязной. Свою стеснительность она считала чуть ли не пороком и немного завидовала девицам, которые могли вот так смело и бесстыдно демонстрировать свою красоту для удовольствия публики.
Ну а если Мартин не смог убедить в своей правоте собственную жену, как он мог рассчитывать на понимание остальных? Младшие коллеги воспринимали его попытки просто как брюзжание. Никакой опасности в порнографии никто видеть не хотел!

Так прошла зима. Много чего еще писали газеты, и много всяких перемен сулили они. Самой бурной и, по мнению Мартина, самой многозначительной, была кампания по борьбе с уравниловкой. Это были вполне серьезные публикации, некоторые даже с научной терминологией. Однако все они били в одну точку: разрушить у обывателя (т. е. у обычного, нормального человека) уверенность в правильности общественных взаимоотношений, сложившихся на планете.
Появился термин “свобода личности”. При этом почему-то подразумевалось, что эта самая свобода состоит в возможности осуществлять любые поступки, какие взбредут в голову любого неуравновешенного субъекта. Был поднят вопрос о возможности совмещения должностей и потолке заработной платы.

И снова Мартин никому не мог объяснить, в чем опасность лозунга “Обогащайся, кто может!”. Люди просто отказывались верить, что осуществление этого лозунга на деле обозначало не прирост богатств у неких особо одаренных или деловитых личностей, а элементарное ограбление большинства населения ради тщеславия ничтожного меньшинства.
Мартин, конечно же, не подозревал, что кое-кто из тех, с кем он спорил, в глубине души мечтал о таком избыточном богатстве в своих руках и причислял себя к избранному меньшинству, которому все достанется. Привыкнув заботиться о других, Мартин и остальных людей считал подобными себе. Он не мог и помыслить, чтобы образованный, воспитанный человек стремился возвыситься за счет унижения кого-либо. Поэтому он совершенно напрасно расточал свое красноречие.

Новое поколение тоже рвалось отвоевать свое место под солнцем. Оно хотело взять верх над “стариками”: молодым людям льстили эпитеты “наша надежда”, “отжившие взгляды”. Особенно почему-то им импонировал лозунг “Пусть победит сильнейший”.
Половина творческой интеллигенции также считала, будто им не дают дороги, что их затирают и недостаточно ценят. “За талант надо платить!” - это выражение казалось им очень красивым и, главное, правильным. Многие, слишком многие желали неравенства и стремились к нему.
Так промелькнула зима и наступила весна. В Солнечном снова стало голодно. В печати начались нападки на правительство, а затем наступили великие перемены…





  
Игра в розовые шарики.

Идея о мастерской по производству сувениров была воплощена в жизнь немедленно после ее возникновения. Место выбрали в Ключах, там сняли контору и добавили к вывеске многозначительную табличку “Филиал головного предприятия”. После этого в трех центральных газетах поместили объявления. И стали ждать.
Наталь Ивеновна, пока не истек ее трехмесячный отпуск на киностудии, встречала всех, кто откликнулся на объявление. Ее усадили за солидный письменный стол, оформленный так, как и положено столу в офисе. С одним отличием: рядом с папками для бумаг лежал розовый шарик.
Разговор с каждым новоприбывшим Наталь начинала совершенно одинаково. Она брала в руки шарик и говорила, держа его на раскрытой ладони, чтобы он был хорошо виден:

- Мы делаем розовые шарики. А ты мог бы изготовить точно такой же?
Если посетитель мялся, обещал научиться или даже говорил, что умеет - не имело значения - Наталь должна была вежливо, под любым предлогом спровадить пришедшего. Было припасено несколько вариантов.
Специалисту по литью пластмасс Наталь объясняла, что нужен дипломированный художник. Художника не пришло ни одного, но, если бы такой вдруг появился, Наталь и его кандидатуру сумела бы отвести: им-де нужен вовсе мастер-технолог. Совсем уж настырным она должна была предложить прийти в следующий раз с образцами личной продукции.

Проще всего было с теми, кто говорил, что не умеет. Им Наталь объясняла, что, к сожалению, они лишены возможности брать учеников, и им требуются высококвалифицированные специалисты. В общем, Эльмар и Таиров предусмотрели каждую мелочь. А ждали они вот чего.
Откликнувшийся на объявление должен был молча вынуть из кармана точно такой же шарик и положить его на стол. Наталь сравнивала шарики; если шарик пришедшего отличался по размеру или по оттенку, она должна была сказать:

- Посмотри, твой шарик темнее (светлее, ярче, больше, меньше). А мне нужен точно такой же.
Только могучий мог после этого сразу же выложить из кармана требуемую вещь. Секрет игры был именно в этом: шарики у Наталь на столе каждый раз были разные, Эльмар об этом заботился.
- Я обязательно должна говорить, что его шарик не совсем подходит? - поинтересовалась Наталь, когда вопрос обсуждался.
- Конечно же, нет, - усмехнулся Таиров. - Вообще-то должно получаться с первой попытки, но иногда, бывает, плохо разглядишь или можно ошибиться от волнения. Откуда ты знаешь, почему сбой? Как ты прочитаешь истинную суть человека? И ты делаешь второй шаг, помогаешь ему.

- А если шарики получились одинаковыми?
- Тогда ты переходишь сразу к третьему шагу. Ты говоришь: “Похоже, это то, что нам надо. Но все же нам бы хотелось иметь несколько образцов изделий, какие доступны твоему умению. Изготовление сувениров - процесс довольно сложный. Надеюсь, в твоих карманах найдется парочка вещиц?” Твой собеседник должен положить на стол какую-нибудь простенькую штучку. Любую.
- А я?
- А ты в ответ должна достать из стола точно такую же. Не беспокойся, она там будет. Эльмар об этом позаботится. Он будет следить, чтобы все прошло, как положено. Тебе останется только положить предмет на стол рядом с вещицей кандидата и сказать: “Ты нам подходишь”.

Как впоследствии догадалась Наталь, третий шаг был нужен для того, чтобы попавший к ним в офис могучий понял, что объявление в газете - не ловушка, что он у своих. Если у нее и могло быть какое-либо сомнение на этот счет, то оно развеялось после появления в конторе первого же из могучих. Только тогда Наталь постигла, насколько велико было доверие, оказанное ей.
Итак, она положила рядом с вещицей пришедшего свою (это был забавный пластмассовый медвежонок) и сказала:
- Ты нам подходишь.
Куда только делись сдержанность и ленивое спокойствие молодого человека! С возгласом “Сестра!” он бросился к Наталь прямо через стол. Он был взволнован, он схватил ее за руки. Его ладони дрожали - он был и радость и боль одновременно. Его чувства мгновенно передались Наталь, и этот всплеск эмоций испугал ее.

“Он принял меня за такую же, как он сам, - в смятении подумала она. - Что же я теперь должна ему говорить?”
Появление Эльмара выручило ее из затруднительного положения. Тот улыбался! Слегка кивнув Наталь: мол, все в порядке, - он увел молодого человека к себе. И лукавая Эльмарова улыбка позволила Наталь понять: оба ее компаньона с самого начала собирались представить ее остальным могучим как свою.
Но зачем они сделали это? Хотят к ней подольститься или, действительно, ввести в свой круг как равную? И тогда, получается, они вовсе не задаются? Не считают ее ниже себя? И спокойное, дружелюбное отношение Эльмара вовсе не притворство?

Эти люди умели сдерживать свои чувства и не показывать их - о да, конечно! Но они вовсе не были хладнокровными бесчувственными манекенами. Не один раз Наталь имела случай в том убедиться. Но она-то выражала свои эмоции совершенно по-иному, и это сбивало ее с толку. Она не понимала мотивов, которые двигали этими людьми, и поэтому чувствовала себя иногда просто дурехой.
Она видела, например, что Эльмар нисколько не считается с мнением Таирова и говорит ему порой такие вещи, что она бы, Наталь, на месте Таирова к Эльмару вовеки бы не обратилась. А тот ничего, обращается.

И Эльмар… что заставило его бросить налаженную жизнь и примчаться возвращать Таирову утраченную власть? Неужели жажда мести за убитых единокровников в нем так сильна, что погасила и гордость, и доводы рассудка? Если так, то такого притворщика, как Эльмар, свет не видывал - ну ничем он своей мстительности не выдавал!
“Но, если они такие скрытные, - может и равнодушие Таирова к ней, Наталь, мнимое?”

Наталь была женщиной, и вполне понятно, что мысли ее плавно перескочили к личным проблемам. Она не могла догадаться, что Таиров был вовсе не равнодушным к ней, а наоборот, сверхделикатным. Барьер, воздвигнутый ей между ними в самом начале их сожительства, заставил его думать, будто Наталь решила посвятить весь остаток своих дней воспоминаниям о пропавшем муже. Он не хотел оскорбить ее чувства, поэтому и заморозил свои.
И, конечно же, ни Эльмару, ни Таирову не пришло в голову сообщить Наталь, что, привлекая ее к участию в работе по объявлению, они оба нарушают один из основных законов их клана: “Не раскрывайся постороннему”. Мало того, они даже между собой сделали вид, будто каждый из них об этом законе забыл.

Однако они помнили. На собрании, состоявшемся через месяц после открытия конторы (собрание имело вид пикника на лоне природы), Таиров сказал, представляя их троицу остальным участникам:
- Наталь Ивеновна Навроцкая. У нее нет дара, но она - наша.
Он сказал это так, что каждый из присутствующих должен был понять: Таиров не отменяет закон, он утверждает его. Двадцать ребят и трое взрослых - все, что осталось от двух с половиной тысяч клана могучих, - с осуждением посмотрели на него. Они были недовольны. Даже не подозревая о каком-то там законе, ошибиться было невозможно.

Наталь стало неуютно под этими колючими взглядами. И она, в свою очередь, крайне сердито взглянула на Эльмара. Она сюда не рвалась, и роль “бедной родственницы” считала для себя унизительной. Она уважала себя такой, какая она была, и не нуждалась в том, чтобы ее выдавали за кого-то! Оказалось, что Эльмар думал точно так же.
- Мы доверяем Наталь как самим себе, - сказал он с такой гордостью, словно представлял не скромного телеоператора, а звезду киноэкрана. И Таиров многозначительно добавил:

- Это та самая женщина… Помните два года назад? Вы о ней только слышали, а вот мы с Эльмаром ее знаем, и очень хорошо.
Вся компания уставилась на Наталь с таким интересом, что той стало смешно. Неужели один-единственный ее выход в эфир произвел такое впечатление на этих ребят, что они согласятся теперь перед ней не таиться? Оказалось - да.
- Итак, кто за то, чтобы считать Наталь не той, а нашей, поднимите руки. Голосуем… Раз, два, три… единогласно. Наталь, мы тебя поздравляем: отныне тебе угрожают те же опасности, что и нам. Не боишься?

- Куда я от вас денусь, - засмеялась Наталь, она больше нет чувствовала неловкости. - Уж я и так, и эдак пробовала - все на могучих да на могучих натыкаюсь. Пусть уж и меня могучей считают, я не против. Если бы вы меня еще и воображать научили!
Все заулыбались - шутка была принята. «Группа 26» приступила к работе. Собственно говоря, ни Эльмар, ни Таиров, собирая всех могучих вместе, не имели никакого четкого плана дальнейших действий. Они знали лишь одно: нельзя было больше вариться в собственном соку. Остальное должны были подсказать остальные.

И правда, то, что увидела на пикнике Наталь, напоминало скорее настоящую гулянку, чем серьезное обсуждение проблемы. Каждый говорил, что хотел и когда хотел, и самые абсурдные идеи звучали, как ни в чем не бывало, но никто никого не высмеивал и не обрывал.
Наталь записывала (впрочем, в отличие от заседаний Совета Безопасности, здесь она работала не с видео-, а с обыкновенным микрофоном) и одновременно отмечала для себя наиболее удачные предложения. В дискуссию она не вмешивалась и вообще помалкивала, ожидая, что ее тоже попросят высказаться. Она было вообще решила, что ее мнение никому не интересно, и чуть снова не рассердилась на Эльмара, однако потом заметила, что и Таиров почти ничего не произнес за все время дискуссии.

А суть была такова: никто никого ни о чем не спрашивал и к говорению не принуждал, однако каждый говорил без всякого разрешения. Если у него было что сказать, конечно. В общем, каждый делал, что хотел, а все вместе получалось очень даже неплохо. И разные там обиды показались Наталь донельзя смешными, особенно после того, как она постигла, что Эльмар не просто так подбрасывал реплику за репликой, а осторожно вел разговор в нужном направлении, предоставляя Таирову возможность наблюдать и просеивать сыпавшиеся как из рога изобилия предложения.
В конце концов собрание постановило:

1. Конторе «Розовые шарики» продолжать свою деятельность. Мало того, следует открыть настоящую мастерскую по изготовлению сувениров и через нее легально обеспечивать связь друг с другом.
2. Заведующим мастерской остается Эльмар. Наталь возвращается к своим обязанностям тележурналистки, у конторки ее сменит одна из девушек. В помощь Эльмару поступают еще трое человек. Это надо для ведения отчетности, изготовления заказов и рассылки их.
3. Черная шторка на окне - сигнал опасности. Она обозначает: в мастерскую заходить нельзя. Розовые шарики на столе - знак, что в мастерской есть посторонний.

4. Путь на Катрену временно считать отрезанным. При Совете Безопасности устроить приемную, куда родители смогут приводить детей, обнаруживших способность воображать. Помещение должно быть с потайным ходом, оборудованное защитой от различного рода соглядатаев. Школу для таких детей устроить на дне моря, в бухте западного побережья. Оборудованием приемной займется Таиров, а школой - двое взрослых и двое из молодежи.
5. Роль остальных сводится пока к наблюдению. Требуется выяснить источник беспорядков на планете, методы воздействия на психику людей и намерения мятежников.

6. Кроме того, каждый думает над способами нейтрализации действий злодеев, и, в конечном счете, ликвидации опасности.
7. Все запреты на совместное проживание отменяются. Допускаются любые профессии, любые перемены мест, внешности, документов. Все сведения о себе хранить в секрете, а сообщать только устно, желательно Эльмару. Радиосвязь не приветствуется, за исключением особой срочности.
8. На старый сигнал опасности, принимаемый посредством “ума”, не отзываться и сломя голову не бежать, но постараться осторожно выяснить происхождение звука.

9. Наталь регулярно командирует себя в места, какие ей будет указывать Таиров. Съемку она будет производить максимально открыто, даже демонстративно, чтобы любой из членов группы имел возможность без затруднений вступить с ней в контакт. Кроме того, ее профессия позволяет ей бывать всюду, где она захочет, и уже тем самым наблюдать за событиями на планете. Здесь Наталь вольная птица и принимает решения самостоятельно.

Собрание происходило в начале зимы, и последующие месяцы были потрачены Эльмаром на обустройство мастерской. Надо сказать, он добился в этом деле немалого успеха: к концу зимы изделия с клеймом «Розовые шарики» были представлены к продаже практически во всех крупных населенных пунктах планеты. В основном это были высокохудожественные произведения с соответствующей ценой.
Кроме чисто подарочных сувениров мастерская выпускала ширпотреб: бусы, серьги, кулоны, брелки для ключей. Здесь Эльмару очень пригодился его опыт, приобретенный в подземном гроте - собирая звездолет, он вполне сносно изучил и керамику, и литье.

Конечно, всю продукцию можно было бы изготовлять методом воображения, но тогда любой посторонний, заглянув в мастерскую, сразу заподозрил бы неладное: зрелище простаивающих без работы машин показалось бы странным кому угодно. Поэтому Эльмар не пожалел времени на обучение своих товарищей приемам работы с пластиком и металлами. И очень скоро у каждого обнаружились свои склонности.
Один юноша, например, оказался замечательно способным к работе с механизмами: казалось, он видел станки насквозь. Каждая деталь в его руках, каждый узел при одном его прикосновении переставали капризничать и послушно включались в общий производящий ритм.

Имея такого чудо-наладчика, нетрудно было поставить изготовление ширпотреба на автомат. Этот же парень и сырье подбирал нужного качества, избавив Эльмара от мелочных забот по контролю над станками. Точно так же само собой получилось, что двое ребят взяли на себя роль агентов по продаже. Если включить сюда девушку-секретаршу из приемной, то поначалу этим и ограничивался весь трудовой контингент мастерской в начале ее деятельности.
Сам Эльмар занимался дизайном, изготовляя штучные вещицы, которые затем варьировались. Иногда он не выдерживал и баловал душу: некоторые из творений его рук были единичны, то есть уникальны.

Впрочем, очень скоро ему пришлось расширять штаты. Девушка, исполнявшая роль секретарши, совсем не имела опыта канцелярской работы, и слова “накладные”, “дебет” казались ей экзотическими абстракциями вроде философских трактатов. Заглянув однажды в контору, Таиров пришел в ужас.
- Ты сошел с ума, поставив это дите делопроизводителем, - сказал он. - Первая же ревизия вас прихлопнет. Ты что, Эльмар, снова под суд захотел? Или снова на Наталь рассчитываешь?

- Какая еще ревизия? - буркнул Эльмар.
- Обыкновенная, налоговая.
- И что же делать?
- Во-первых, вы должны свою мастерскую зарегистрировать. Во-вторых, открыть счет в банке. В-третьих, вы все должны документально провести: получение сырья, расходы на транспорт, аренду помещений и прочее. Точно также должны иметься сведения на отправку готовой продукции, причем содержать их полагается в полном порядке
- Я этого не знал.
- Еще бы! Куда тебе! Теперь придется познакомиться.

- Но это значит, что часть сырья придется доставать на самом деле?
- Вот именно. И на все это количество должен будет иметься четкий расклад: по какой цене закуплено, как израсходовано и куда продан изготовленный товар. Ясно?
- Ясно-то ясно, только слишком хлопотно. Если я буду этим заниматься, когда же мне работать?
- А ты возьми в помощь Риту. Она опытный бухгалтер. Если я не ошибаюсь, она не слишком дорожит своим теперешним местом работы.
- Но у нее семья.
- Пусть переезжает с семьей. Что мы, не в силах обеспечить ее жильем? И побыстрее. Да, пока не приведешь в порядок всю документацию, не вздумай соваться с регистрацией. И срочно находи сырьевую базу.

Кроме Риты почти сразу пришлось взять одного парнишку на должность снабженца. Парнишка этот по совместительству исполнял роль шофера и грузчика: сырье надо было не только доставать, но и доставлять в мастерскую. В основном это были мелкие партии различных отходов с различных предприятий - еще одна хитрость Таирова. Свободное снабжение не только позволяло завуалировать истинные масштабы деятельности мастерской, но и давало возможность разнообразить продукцию и иметь повод совать глаз в любую точку планеты.

Затем пришлось пригласить еще двоих из молодежи (на этот раз Эльмар выбрал девушек), потому что появились заказы, и паренек-наладчик перестал успевать даже с помощью Эльмара. Секретарша также перебралась в цех, взяв на себя по совместительству обязанность лаборантки.
В общем и целом мастерская «Розовые шарики» начала потихоньку завоевывать себе место под солнцем. И когда наступили трудные времена, Эльмар с Таировым не раз поздравляли себя с идеей ее открыть.


  
Большие перемены

А события, между тем, шли своим чередом. Весной вдруг Совет Безопасности принял решение о разделе земли и передаче ее в собственность тем, кто ее обрабатывает. Каждый желающий мог записаться и получить участок любого размера. Новый закон был напечатан во всех центральных изданиях и, таким образом, был доведен до сведения населения.
Мартин прочитал и ничего не понял. Какой раздел? Почему вдруг? Ниночка объяснила: чтобы поднять урожайность. Коллективные земли, мол, недостаточно хорошо обрабатываются. Поэтому и голод.

- Что за чушь! - возмутился Мартин. - Разве не ясно, что продуктов этой зимой не хватало вовсе не из-за якобы низкой урожайности? Ты что, с луны свалилась? Забыла про “зеленых”?
- Я-то не забыла, не беспокойся. Я тебе передаю, что пишут. По-моему, это блеф. Правительство не хочет больше заботиться о нашем прокормлении, вот и все.
- Но послушай, это же безумие. Как они собираются делить сельхозинвентарь? И если все желающие возьмут по куску земли, чем они будут ее обрабатывать?

- А это не твоя печаль. Лично я тоже беру участок.
- Тебе-то зачем? - изумился Мартин. - Разве я не могу обеспечить тебя всем, чего тебе пожелается?
- Не надо мне ничего твоего, - вздернула носик Ниночка и отвернулась.
Мартин был ошеломлен.
- Я не могу тебя понять, - сказал он, почувствовав себя оскорбленным до глубины души. - Раньше ты всегда принимала все мое как должное, а нынче все отвергаешь. Что произошло? Может, я тебе больше не нужен? Сейчас ведь модно ругать таких как я - может, ты нашла кого-то получше?

Ниночкины глаза широко раскрылись, и она, в свою очередь, возмущенно взглянула на мужа.
- Я? Нашла другого? Ты с ума сошел? За кого ты меня принимаешь?
- Тогда в чем дело? Ты сильно изменилась за последнее время.
- Подурнела, ты хочешь сказать?
- Да нет же, я не о внешности. Ты словно начала отодвигаться от меня. Ты меня разлюбила.
Ниночка грустно покачала головой:
- Дурачок! Ты и наш малыш - самое дорогое, что есть для меня на свете.
- Значит, я в чем-то провинился?

Ниночка снова покачала головой и сказала:
- Я боюсь. Понимаешь, я попросту боюсь и ничего не могу с собой поделать.
Она сказала это так, что у Мартина защемило сердце. Тем не менее он постарался свести все к легкому милому пустяку.
- Глупышка, - улыбнулся он как можно беззаботней. - Пока я с тобой, тебе нечего бояться.
- Да, - повторила Ниночка покорно. - Пока ты со мной. А если тебя не станет?

Мартина словно током ударило. “Она все знает, - подумал он. - Но откуда? Или верно говорят, что сердце - вещун?”
- Не говори глупостей, - запротестовал он. - С чего вдруг я куда-то денусь?
- Тебя могут убить. Так сказала Марие.
Мартин был сражен окончательно. “Еще и Марие,” - подумал он с досадой. Но вслух произнес:
- Ей-то откуда это известно?
- Значит, известно.
- Нашла работника небесной канцелярии! И ты ей поверила?

Ниночка пристально на него взглянула и вдруг расплакалась:
- Не успокаивай меня понапрасну! Я ведь тоже не слепая и не глухая и стою на земле обеими ногами. А вот ты, наверное, витаешь в заоблачных пространствах, иначе бы знал, как воспринимают слово “могучие” нормальные люди!
- И как они его воспринимают?
- Очень просто - ненавидят! Что бы ни произошло в городе - виноваты вы!

- Но, кроме меня, могучих в Солнечном давным-давно нет, - возразил Мартин.
- Поди объясни им это. Если тебя тутже не разорвут на части - считай, тебе повезло. Каждый день я провожаю тебя на работу, не зная, увижу ли вновь. Любой косой взгляд в нашу сторону заставляет меня покрываться холодным потом: “Догадались!”
- Милая! -
Мартин взял Ниночкины руки в свои и поцеловал их.

- Милая, - повторил он нежно. - Я и не знал, какая ты у меня мужественная женщина. И какая мудрая. Если ты хочешь взять кусок земли - бери, я буду помогать тебе, чем возможно. Весь инструмент - за мной.
- Нет, инструменты я куплю в магазине, а ты обеспечь меня мини-трактором и изобрети систему полива.
- Умница, - согласился Мартин. - И не переживай больше так, я буду осторожен. Я все буду делать открыто, руками, при свидетелях. Кроме мини-трактора, конечно. Его я попросту провезу. Договорились?
- Договорились, - улыбнулась Ниночка сквозь слезы.

Но раздел земли был только первым из крупных событий года. Следующим по порядку явились выборы. Беляев не прошел на должность главы правительства, и весь состав Совета Безопасности был полностью обновлен. Новый Совет развил бурную деятельность, постановление за постановлением он выпекал как былины. Вот наиболее важные из них.

1. Предприятия закрепляются за работниками, банки - за банковскими служащими, магазины - за продавцами. За правительством оставляются система просвещения, здравоохранение и правопорядок.
2. Каждый может зарабатывать деньги как хочет и в любом количестве. Если предприятие сработает с прибылью, то эта прибыль будет делиться между работниками в виде дополнительного дохода.
3. Каждому новоземельцу будет выдана бумага, указывающая, откуда он может получать дополнительный доход. Бумаги эти можно будет обменять, продать или подарить.

Новые правила жизни у многих первоначально не вызвали ничего, кроме любопытства. Большинство восприняло их как некую игру, ведь каждому со школьной скамьи было известно: откуда, как не с предприятий и их доходов берутся все дополнительные средства горожан.
- Это сделано для того, чтобы рабочие работали более добросовестно, - важно объяснила Ниночка своему супруга, когда он при гостях развернул свои обычные речи с критикой свежеиспеченных законов. При этом она скорчила такую мину, что каждому становилось ясно: она не виновата, что у нее такой отсталый и несовременный муж.

- Да? - удивился Мартин. - А разве они плохо работают?
- Очень плохо, - усмехнулся Тод. - Правда, Вольд?
Вольд, который был из рабочих, мрачно отрубил:
- Как могут, так и работают.
- Как могут!... - передразнила его Марие. - Если бы вы действительно работали, как могли! Сплошные простои, прогулы, перекуры! Кончилась ваша лайфа.
Вольд глянул на нее насмешливо: мол, вот разошлась баба, и упрямо сказал:
- Думаешь, теперь все надрываться начнут? Есть работа, нет работы - будем бегать и кричать? Дураков аут. Наше дело маленькое: бери больше, кидай дальше. А что брать и куда кидать - ваша забота, уважаемые начальнички. Вы и суетитесь.

- Ну уж нет! - возразила Марие. - Ты прекрасно знаешь, что не все от меня зависело, когда я была прорабом. Как не стыдно смеяться?
- А я и не смеюсь. Я утверждаю: как работали, так и дальше все будут работать.
- Но в чем же тогда смысл реформы? - наивно захлопала глазами Ниночка.
Мнение мужа она знала. Ей хотелось услышать, что думают гости. Вольд мрачно пожал плечами: он как будто чего-то знал, но вовремя прикусил губу и промолчал. Она глянула на Тода - Тод тоже что-то скрывал!

Время, действительно, прояснило все. Но сначала произошло много других крупных и не очень крупных событий, в корне изменивших привычки и образ жизни населения планеты. И первым таким событием стала небывалая засуха. До середины лета не выпало ни одного дождя.
Собственно говоря, жаркие периоды случались на Новой Земле и прежде. Если бы климатологи подняли архивы, они бы обнаружили, что небывалой засуха была лишь для ныне живущего поколения. Да и оно запомнило ее не из-за зноя, а из-за его катастрофических последствий.

После зимней голодовки многие граждане взяли себе хоть по небольшому, но клочку земли. Это были совершенно невозделанные целинные участки, и почти никому не удалось обработать их хотя бы наполовину, даже если земля располагалась поблизости от водоема. Большинство горожан мало что смыслило в выращивании овощей. Они просто не задумывались заранее: “что будет, если…” Когда стало ясно, что без полива ничего не вырастет, люди привозили воду с собой, кто в чем мог. Но много ли можно было уместить в багажнике?

В селах и там, где огороды и сады не были новостью, приусадебные участки от засухи почти не пострадали, но зато поля к концу первого летнего месяца представляли собой жалкое зрелище. Раздел земли сделал затруднительным своевременное выполнение влагозащитных мероприятий, потому что не только земля была поделена, но и техника отдана в частные руки. И ни у кого теперь не болела голова за общее, каждый заботился лишь о своем!
Собственно, и заботился-то не слишком. Дождя ждали, о дожде говорили и заранее подсчитывали, что пропало около половины урожая, но никто из селян по этому поводу не нервничал. Селяне не одобряли раздел земли, называли его модой и не сомневались, что со следующего сельхозгода все возвратится к старому. Голод им не грозил, а города пусть позаботятся о себе сами.

Но как же Мартин? Ведь Ниночка тоже хотела взять участок земли. Она и взяла, целый гектар. Мартин объяснил ей, что поскольку технику он обеспечит, меньше брать неразумно. Он же посоветовал ей закрепить за собой участок законным образом, как положено.
Ниночка была типичной горожанкой. Пока она бегала по кабинетам, оформляя бумаги, гектар земли представлялся ей абстрактной величиной, чем-то вроде дачи, только побольше размером. Она собиралась там очень мило проводить время. Правда, ее слегка удивляло, что Мартин, с такой неохотой воспринявший ее идею, давным-давно пропадал на участке все свободное время, не дожидаясь, пока на акте о землевладении будет поставлена последняя печать. Увидев воочию, что такое гектар, Ниночка ахнула. Она не ожидала, насколько это много.

- Что мы здесь будем делать? - испугалась она.
- У нас будут сад, огород и поле, - объяснил Мартин. - Ты же сама хотела, чтобы у тебя был собственный хлеб. Да ты не бойся: видишь, я уже все вспахал? Дважды вспахал, и прокультивировал.
- А что это за канавы?
- Я проложу дренажные трубы. Для искусственного орошения, понимаешь? Видишь вот эту скважину, уходящую вглубь земли? Это колодец.
Ниночка подошла и посмотрела. Вода плескалась где-то далеко внизу.
- И кто будет эту воду оттуда доставать? - скептически поморщилась она.
- Ветер и солнце. Я поставлю солнечно-ветровой насос. Да ты не беспокойся. Все будет, как надо. Вот тебе список саженцев, езжай на плодопитомник и займись их доставкой.
- А малыш?
- Оставь у Марие.

- А как мы их будем сажать? Тут такая уйма! Одних ям надо несметное количество.
- Мы не будем копать ямы. Мы посадим траншейным методом, - терпеливо пояснил Мартин.
- Так…а как ты собираешься привезти трубы для дренажа?
- Я не собираюсь привозить трубы. Я собираюсь сделать их прямо на месте.
- Ты же обещал!..
- Метод такой есть, хемиотермальная виброформовка. Короче говоря, я запущу в канавы одну машину и отформую трубы прямо из земли. Ты обратила внимание, что стенки колодца не осыпаются?

Ясно-понятно, что Мартин позаботился и о том, чтобы земля была обработана как следует, и чтобы сроки посадки различных культур были выдержаны. Кроме того (орошение орошением), он прикрыл почву слоем мульчи, не поленившись привезти для этой цели несколько грузовиков старых перепревших опилок с ближайшей деревообрабатывающей фабрики.
Удивительно ли, что засуха обошла стороной Ниночкин участок? Все кругом засыхало, а у нее - зеленело, как ни в чем не бывало.
- Зачем тебе могущество? - удивленно сказала она как-то мужу. - Чудеса ты можешь творить и руками!

- Голову ты, очевидно, считаешь излишним украшением моих плеч?
- Ну, не всю голову, а так, кое-что в ней…
- Вот еще новости, - усмехнулся Мартин. - Уж не считаешь ли ты мое могущество дефектом?
- Конечно, считаю. Я всегда мечтала иметь мужем простого парня.
- Зачем же ты за меня выходила?
- Влюбилась в твои руки. Когда ты делал операции, а я тебе ассистировала… А потом больные выздоравливали и уходили, позабыв о своих хворях. Я чувствовала себя сопричастной чуду! Когда тебя не стало, чудеса кончились… Ты почему смеешься? У, противный!...

Мартин смотрел на нее с совершенно непонятным ей выражением, и это слегка обижало ее.
- Я смеюсь над собой. Понимаешь, я всегда думал: ты вышла за меня именно потому, что узнала кто я.
- Вот еще! Наоборот, я здорово расстроилась тогда, честное слово… А где ты научился полеводству?
- В школе.
- В школе? И что, каждый выпускник вашей школы умеет то же самое?
- Наверное, не каждый. Я ведь и после школы любил копаться в земле. Помнишь наш садик в Долинном?
- Помню. Но я не думала, что цветы и виноград настоящие. И чему еще учили в вашей школе?

- Многому. Например, ориентироваться в пасмурный день, находить дорогу в темноте, определять погоду на три дня вперед. Ну и делать более долгосрочные прогнозы.
- Выходит, ты знал, что в этом году будет засуха?
- Предполагал с большой долей вероятности.
- И никого не предупредил?
Внутри у Ниночки возник внезапный холодок. Она отчужденно взглянула на супруга и повторила:
- Знал и не предупредил…
Мартин рассердился: эта женщина еще смела его осуждать!

- По-твоему, я обязан безумолку кричать на всех перекрестках обо всем, что нас ожидает? - возразил он с досадой. - Да я целый год только и делаю, что пытаюсь всех предостеречь. И разве кто меня слушает? Все только смеются! Мне надоело быть предметом насмешек. Я устал быть правым задним числом. Уж лучше я позабочусь о тебе и о нашем малыше.
- Нет! - возразила Ниночка. - Это совсем другое дело. Ты не имел права молчать. Ты бы сказал мне, и я бы убедила других.

- Зачем пугать людей, если предотвратить беду нет возможности?
- Откуда ты знаешь? Может, они бы тоже вырыли колодцы?
- Штыковыми лопатами?
Он пожал плечами:
- Не вижу причин, почему бы им не сделать это сейчас.
- О, как ты жесток! Может, ты еще что-нибудь такое предвидишь?
- Да, предвижу.
- Ну и что же?
- Голод.

Ниночка испуганно воззрилась на него. По мере того, как смысл сказанного доходил до отдаленных уголков ее сознания, смутное желание НЕ ПОВЕРИТЬ охватывало ее существо.
- Это предположение или?..
- Абсолютно точный прогноз. Не всем суждено пережить эту зиму.
- Уф, ты шутишь!
- Я говорю серьезно, Нинок! Не все помрут от голода, но многие - от болезней, сопутствующих ему. Равенство кончилось. Продуктов на всех не хватит - следовательно, кто-то будет есть, а кто-то погибнет от истощения. Неурожай, ничего не попишешь!

- Ах, ты словно свалился с другой планеты! Как будто до сих пор у нас не бывало неурожайных лет!
- Раньше могучие добавляли недостающее количество продовольствия.
- Ты хочешь сказать, что они настолько обиделись, что будут спокойно наблюдать, как мы умираем?
Мартин посмотрел на нее, как на сумасшедшую. Только теперь он постиг, насколько наивны и насколько уверены во всесилии его клана обыкновенные люди. И он терпеливо, как взрослые разговаривают с маленькими детьми, сказал:

- Покойники, милая, не способны восстать из своих могил, чтобы прийти к вам на помощь.
Ниночка ошарашено заморгала.
- Какие покойники? - поморщилась она недовольно. Что за чепуху ты городишь?
- Из всех могучих на планете остался в живых только я. Ну, может еще три человека.
Он сказал это так спокойно, что Ниночке снова почудилось, будто он шутит.
- Ну и что? А ты? Разве ты не можешь? - поджала она губки.

- Я ничего не могу. Меня уже однажды предупредили, когда я вмешался прошлой осенью. Обо мне помнят, Нинок! Думаешь, я от нечего делать обучаю тебя пользоваться техникой и всему остальному? Если меня убьют, этот гектар земли тебя прокормит.
- Нет-нет, не говори так! Зачем кому-то обрекать людей на голодную смерть?
- Чтобы вынудить их расстаться с правами на получение прибыли с предприятий. Да-да, всего лишь, чтобы скупить за бесценок те бумажки, которые были нам розданы от имени правительства.

  
Мы могучие!

Не только Мартин пропустил мимо глаз объявление об открытии мастерской сувениров. Лелечка и Вит, сидя на Катрене, тоже ничего не знали о появлении Эльмара и его деятельности. Более того, ребята уверили себя, что теперь им самостоятельно придется принимать все решения, и никто никогда ничем им уже не поможет.
Первые дни, пока не заделан был барьер, они высматривали, не появится ли над Катреной чья-нибудь ракетка. Они боялись врагов, но ждали друзей. Однако ни друзья, ни враги не прилетели, и, когда проход был закрыт, ребята смирились с ситуацией и решили, что действительно остались в живых одни.

Кстати, для того, чтобы закрыть проход, им вовсе не понадобилось переставлять на новое место весь многокилометровый барьер. Оказалось, данная затея вообще была лишена смысла: на перестановку всех приборов силовой защиты понадобился бы год, и то, если бы они больше ничем не занимались, кроме барьера.
Гораздо реальнее оказался другой вариант: раздвинуть часть приборов. Простой арифметико-геометрический расчет показал, что если при заданной глубине расположения точек увеличить расстояние между опорами на пять метров, то для обеспечения смыкания силового пространства понадобится всего-навсего девятнадцать передвижек.

Вита осенила эта идея после переноса первого же прибора. Он заметил, что барьер только кажется сплошным. На самом деле он представлял собой раздвинутую стопку отдельных энергетических экранов, частично друг друга перекрывавших подобно ряду вееров. Веера соприкасались не торцами, а лицевыми поверхностями, внахлест.
Естественно, это были особые веера, не имевшие четкого радиуса, но именно это их свойство: продолжаться в бесконечность, постепенно сходя на нет, помогло Виту придумать наиболее рациональный способ оградить себя от окружающего мира.

Наглядно Вит объяснил свою идею Лелечке и всей компании с помощью макета на полу каюты. Идея была настолько проста и изящна, что Дим захлопал в ладоши от восторга и тутже вызвался помогать.
- Я умею плавать, - сказал он важно.
- Помощники мне понадобятся, но ты еще мал, - сказал Вит. - Вот если бы Сана смогла мне подсобить… Нужно три человека: я и еще двое. Тогда мы бы быстро справились с задачей.
- Конечно, я готова, - сказала Сана. - Мы все готовы работать, сколько понадобится. Правда, девочки?

Подружки согласно закивали головами.
- А что надо делать?
- Мы должны раздвинуть несколько вееров, но сделать это надо аккуратно, чтобы расставить их на одинаковом расстоянии друг от друга. Для этого надо, чтобы один человек находился возле одной опоры, другой - возле второй, а я там, куда надо будет переставлять прибор.
- А как ты узнаешь это место?
- Мы протянем бечеву с отметками и тремя шестами-поплавками. Нижние концы поплавков утяжелим, а на верхние оденем как бы спасательные круги. Когда вы подплывете на маленькой лодке к нужному месту, вы будете опускать шест, пока он не коснется опоры. После того подвинете поплавок к самой поверхности воды.

- А как мы узнаем, куда ставить шест?
- Я буду посылать вам всплывающий знак. Понятно?
- Понятно. А на втором конце будет тетя Леля, да? Мы готовы! Поплыли!
- Поплыть-то можно, - возразила Лелечка, - но вот эти всплывающие знаки… Представляете, во что превратится наша акватория, если мы начнем бросать в нее всякий мусор?
- А мы не будем отпускать наши маяки в свободное плавание, мы их потом уберем. Ты лучше об обеде подумай: мы все проголодались, как пантры.
- Ага, - сказал Дим. - А кто такие пантры?

В два дня работы с проходом были завершены. Но чуть только звенья барьера сомкнулись, компанией овладело уныние. Все эти дни и Вит с Лелечкой, и детвора жили с надеждой, что появится кто-либо из взрослых, теперь же ожидание теряло смысл, и у всех поневоле опустились руки. Шурик снова захныкал, и ни у кого не хватало духу его ругать. Каждый чувствовал себя скверно.
- Давайте спать, - сказала Мара. - Моя мама всегда говорила: “Утро вечера умнее”.
- Надо “мудренее”, - поправил Дим.
- Нет, я буду говорить, как мама. Маму надо слушаться, - упрямо возразила Мара.
Никто ей ничего не ответил, а Вера заплакала.

- Не надо хлюпать, - сказала Сана. - Меня папа учил никогда не плакать в трудную минуту.
Тут слезами наполнились и глаза Мары, и она громко, в голос зарыдала.
- Во ревут, - сурово сказал Дит. - Правда, Сан?
Но Сана только отвернулась, смахивая со щеки соленую каплю.
Вот так, слезами, и закончился тот памятный день. Лелечка побыстрее уложила всех в кроватки и объявила сон. Что еще могла она предпринять? Но она дала себе клятву, что не допустит повторения подобного. Всю ночь она составляла планы на будущее и отвергала их один за другим. Одно она знала твердо: дети не должны плакать, а для этого их надо чем-то занять.

А ранним утром к ней подошла Сана и прошептала:
- Тетенька Леля, идем, я тебе что-то скажу.
Лелечка накинула на плечи халат и вышла на палубу. Плот, точнее, яхта-плоскодонка, на которой их компания в то трудное время не только дневала, но и ночевала, плескалась возле песчаного пляжа. Они сошли на берег.
- Ее не унесет? - спросила Сана.
- Нет, плот на якоре. Сядем, меня что-то ноги не держат.
Они уселись рядышком и замолчали.

- Это правда, что наших родителей убили? - спросила Сана.
- Да, правда, - не смогла соврать Лелечка. - Они никогда не приедут за вами.
- Я понимаю, я ведь уже взрослая. Но малышам лучше этого не рассказывать, верно?
- Я не знаю, как лучше, - призналась Лелечка. - Пусть будет так: когда поймут, тогда и поймут.
- Я тоже так думаю. Врать ведь нехорошо. И вот что я решила. Надо продолжать нас учить, как хотели наши родители. Вы с дядей Витом будете учителя, а мы вас будем слушаться.

Лелечка глянула на нее удивленно и подумала: “У этой девочки здравого смысла хватило бы на десяток взрослых. Вот только справятся ли они с Витом?”
Но Сана как ни в чем не бывало добавила:
- Мы будем очень стараться, вот увидишь. Не веришь?
- Верю, но у меня нет педагогического таланта. Я ведь даже не студентка, а так, вчерашняя школьница. Я даже не помню, как учили меня.

- Ерунда, я буду тебе помогать. Наша Агата Димировна всегда меня оставляла присматривать за маленькими, когда они делали уроки. И я видела, как она готовилась к занятиям с нами. Ты, главное, учебники нам сделай.
- Учебники - это я могу. Мы откроем два класса: один для старших и один для малышей. В старшем будем преподавать мы с Витом, а в младшем - ты.
- Нет, я лучше воспитательницей у них буду. Надо же вам с Витом когда-то отдыхать? А малышей без присмотра оставлять нельзя.
Лелечка вынуждена была признать, что Сана обмозговала проблему как нельзя лучше. Вот только…

- А получится ли у нас заниматься всем скопом? - выразила она осторожное сомнение.
- Конечно, получится. Главное - научить малышей читать, а потом каждый будет учить себя сам и друг друга. А вам мы будем как бы экзамены сдавать, только не раз в четверть, а каждый день. И еще: мы будем спрашивать, чтобы вы объяснили, если нам будет что-то непонятно.
- Ты меня почти убедила. Но только почти, договорились? Там мы увидим, как все устроить наилучшим образом.
- Конечно, увидим. Я не дурочка какая-нибудь, я сама хочу как лучше.

Лелечка обняла ее и прижала к себе.
- Конечно, - сказала она, помолчав. - Мы все хотим, как лучше.
Вот так маленькая компания начала жить. Втроем (Вит, Лелечка и Сана) они восстановили учебники, список предметов, которые изучались в каждом классе, и распланировали порядок работ до конца лета. Сначала они вообще все хотели делать так, как они делали раньше, однако очень скоро прояснилось, что “как раньше” не получится.

- Нас слишком мало, а всяких работ слишком много, - сказал Вит, когда все проснулись, позавтракали и, побродив по окрестностям возле одного из хоздворов, снова собрались вместе. - Посмотрите: одних овец у нас целое стадо. А корзы? А свиньи? А птицы? Когда нам их пасти? И, главное, зачем нам столько?
- А поля? - подхватила Нела. - А огороды?
- Вот-вот. Давайте прикинем наши возможности. До осени полтора месяца. К этому времени нам надо внести нашу жизнь в такой режим, чтобы мы могли спокойно приступить к школьным занятиям.

- Я знаю, что надо делать со скотом, - сказал Дим. - Ничего не надо делать. Пусть себе пасется, где хочет.
- Чудик! Они вытопчут все посевы! - возразила Маара.
- Ну и что? Сами говорите, что нам столько не нужно.
- Я придумала, - сказала Вера. - Надо огородить те поля и огороды, где мы будем работать, а по остальным пусть бродят наши стада.
- Не согласен, - сказал Вит. - Наши животные не дикие, и к зиме они начнут возвращаться в стойла. Чем мы их будем кормить, если стравим им все посевы? Я предлагаю отгородить все посадки, это во-первых. А во-вторых, большую часть скота как можно скорее забить и переработать на разные вкусные изделия.

- Вит! - испугалась Лелечка. - Нам их не переесть и за десять лет!
- Нашла проблему. Можно устроить склад-ледник и хранить там все запасы хоть сто годов. Надо вообще оставить скота ровно столько, сколько сподручно его содержать. Давайте подсчитаем. Нас девять, следовательно, десятка несушек за глаза хватит. Теперь молоко. Корзы дают по семь литров в день - значит, две козы с козлятами. Пару овец надо оставить на расплод, пусть с ягнятами. Прибавить две свиньи с поросятами - куда нам больше для начала? И это покажется лишним.
- Еще кролики, нутрии, гуси и утки, - напомнила Сана.
- И рыбки, - тихонечко, как бы про себя, добавил Шура.

Все прыснули смехом.
- За рыбками, к счастью, убирать не надо, - сказал Вит. - Ну, кто за мое предложение?
- Все это замечательно, - возразила Лелечка, - мы поняли, что склад-ледник и перерабатывающий цех нам обеспечишь ты. Но не кажется ли тебе, что надо полить, наконец, огороды? И все эти заборы - к чему они, если мы весь скот перережем?
- Ты меня не поняла. Никто не торопит нас забивать скот немедленно. Сначала надо все приготовить, обмозговать. Я говорил про перспективу. Конечно, есть более неотложные дела. Например, где мы собираемся жить? Я не хочу селиться в клубе.
- И я! И я! - загалдели ребята.

- Но я не представляю Катрену в заборах! - привела Лелечка последний аргумент.
- Можно устроить живые изгороди, - тихо произнесла Мара. - Это будет очень красиво.
- Договорились. После обеда я займусь обустройством нашего хоздвора, Мара с Нелой пойдут делать живые изгороди, а остальные - с Лелечкой на огороды.
- Я хочу с Нелой, - насупился Шура.
- Сегодня ты будешь ей мешать, - сказал Вит твердо. - Ей предстоит очень напряженная работа.
Лелечке было жаль малыша, но она поняла, что Вит прав, и промолчала.

А потом пришел следующий день, и еще, и еще. В бесконечных хлопотах промелькнуло лето. Вит тщательно следил, чтобы у детей не оставалось времени на страдания и тоску. Пусть не все у них получалось, самое главное - они старались и постепенно привыкали к своей новой жизни. Впрочем, при той уйме работы, какая свалилась на маленькую компанию, искать занятия особо не приходилось. Занятия надо было выбирать, чтобы в них не утонуть окончательно и бесповоротно.

Никто, например, не понял, зачем Виту понадобилось обносить заборами все без исключения посадки. Скот смело мог вытоптать и скушать все на трех четвертях территории - на быте крошечной колонии это все равно никак бы не отразилось. Места, где можно было бы развернуться, и на оставшейся части острова было с избытком.
Двоим подросткам с семерыми ребятишками, четверо из которых работниками можно было бы назвать только с большой натяжкой, не удалось справиться даже с тем, на что они размахнулись. Вит, правда, настоял на уборке льна и тарта - это было гектара два, вытеребили и поставили снопиками под навес для просушки. Однако почти все остальное пропало.

Куриц, шестьсот голов, собрали всех в один курятник - пока было зерно, забивать их можно было потерпеть, а вот кроликов почти всех прирезали, чуть Вит оборудовал свой ледник. Шкурки он велел снимать сразу же (он сделал для этой цели специальное приспособление), их складывали отдельно от тушек и отправляли в другое помещение, на газовую консервацию.
Цех по переработке Вит смог соорудить нескоро. Хотя ему и удалось найти в библиотеке нужное пособие, но осилил его он не в один присест. А не поняв принцип действия механизмов, невозможно было запустить их в действие.

Проблема была еще и в том, что все мастерские, все старые склады сгорели вместе с жилыми домами. (Скотные дворы сохранились, потому что располагались в отдалении, возле прудов. ) Поэтому Виту сначала приходилось туго.
Лелечка помочь ему не могла. Во-первых, техника ее вообще мало интересовала, а во-вторых, ей было некогда. Она кружилась с утра до вечера, занимаясь с детьми и огородом (если можно было назвать так 5 га поля), садом и заготовками на зиму.

Из всего множества огородных культур главной заботой ее была капуста: этот овощ, как известно, нуждается в поливе больше других. С остальной территории в то первое лето компания просто собирала урожай. Все понимали, что большей части овощей суждено остаться лежать неубранными, и не переживали по этому поводу. То же самое было и с фруктами.
Лелечка показывала детям, как варить варенье, консервировать овощи. Часть плодов и ягод она догадалась заморозить, конечно, но одних яблонь в садах имелось до пятисот штук. А груши, а сливы, а иные разные вкусности? Пришлось махнуть рукой.

На своей четверти, правда, полевые культуры ребята убрали. Новые склады, мельницу и другие хозяйственные постройки они поставили возле скотных дворов, но большую часть помещений, служащих раньше для размещения стада, заполнили фуражом. И когда пришла пора перебираться с яхты-плота, было решено поселиться здесь же, по ту сторону от прудов, которая указывала на запад.
- Я не хочу жить на могильнике, - сказала Сана, поясняя, почему она против того, чтобы возвести дом там, где прежде стояла их школа.

И спорить с ней не стал никто. Отвращение ребят к руинам было так велико, что они даже в парк на площади предпочитали не заходить, а клуба вообще избегали. Они даже порядок там наводить не захотели. С общего согласия здание было закрыто на засов и на упоминание о нем было наложено молчаливое вето. Из всего, что там было, в новый дом была перенесена только непрочитанная часть библиотечного фонда.
Ко времени переселения план Вита по забою лишнего скота был практически выполнен. Правда, в переработке ребята опять же мало чего успели, только сняли шкурки и разделав туши на более-менее приемлемые куски, упаковав их в небольшие контейнеры.

Большую часть труда производили механизмы, а главная доля грязной ручной работы доставалась Лелечке и Виту. Малышей они сначала вообще устранили от участия в процессе, заботясь лишь о том, чтобы те не мешали. А потом Лелечка поняла неправильность подобного подхода с педагогической точки зрения.
- Вы правы, толку от них меньше, чем помех, - сказала она Виту и девочкам. - Но вспомните, когда-то и вы были совершенно беспомощны. Если бы вас ото всего отгоняли, как бы вы научились?

- Я об этом не подумала, - призналась Мара.
И малышей тоже пустили в цех. Лелечка и Вит старались, впрочем, продумывать последовательность действий так, чтобы труд детей был разнообразен. Что-то они делали руками, что-то с участием механизмов, а иногда вся их работа была присматривать за показаниями приборов.
Они старались не переутомлять детишек и при забое скота обставили дело так, чтобы ребятишки не присутствовали при умерщвлении животных. Им и самим была глубоко противна эта работа, но кто-то должен был брать ее на себя.

Эта часть их трудов до того тяготила Лелечку и Вита, что, покончив со стадами, они решили водоплавающую птицу и нутрий не трогать, пока не начнут замерзать пруды. Вот примерное расписание их первого самостоятельного лета на Катрене.
6.00……………..подъем
6.30……………..завтрак
7.00……………..огород или другие полевые работы
11.00……………..обед
12.00……………..работы на складе-холодильнике
16.00……………..полдник
16.30……………..переработка плодов и овощей
17.30……………..ужин
18.30……………..приборка
19.30……………..личное время
21.00……………..отбой

Естественно, расписание это было приблизительным: жизнь вносила свои коррективы. Так, у малышей приборка заканчивалась на полчаса раньше, да и спать их укладывали соответственно. Вит же с Лелечкой раньше десяти не засыпали. Уложив детей, они уединялись и обсуждали свои педагогические промахи и свои действия на день последующий.
Умению обращаться с малышами они, как ни странно, учились у Саны. Вот для кого педагогических проблем словно и не существовало! Все четверо ходили за ней, как утята ходят за уткой.

- Талант! - сказала Лелечка Виту, вздохнув.
Вит ее понял. Перед ними стояла вовсе не хозяйственная проблема. И девочки, и они двое прекрасно знали, что абсолютно без всякого труда, за один день можно было бы превратить остров в земной рай. Лишний скот можно было бы погрузить на специальный подъемник и отправить в заоблачные выси (кстати, с водоплавающими они так и поступили), никаких заготовок на зиму тоже не требовалось. Деятельность их компании поддерживалась уверенностью, что “так надо”. Надо делать руками даже то, что можно было бы не делать вообще. Поддерживать эту уверенность в детях было самой сложной задачей для двух вчерашних школьников.

Зима прошла, может, не слишком весело, зато и без уныния. Вит и Лелечка придумывали для детей развлечения. Вит принес из клуба кассеты с кинофильмами и крутил их раза два в неделю. По вечерам они читали сказки и сочиняли их сами. Они много рисовали и через пару лет дошли до такого нахальства, как собственные мультфильмы. После переезда с яхты-плота у каждого было и свое личное время, и своя личная комната.
Каждый член маленькой компании взял на себя заботу о каком-нибудь животном со скотного двора. И души ребят потихоньку оттаивали. Они все чаще улыбались - жизнь продолжалась. Только Нела никак не могла позабыть своих мертвецов.

- Убивать - это очень противно, - сказала она однажды в ответ своим мрачным мыслям.
- С чего ты это вдруг? - удивилась Лелечка.
- Так просто. А у тебя скоро должен родиться ребеночек. Мальчик или девочка?
Лелечка смутилась и покраснела. Она стеснялась рассуждать на эту тему.
- Моя мама тоже хотела подарить нам сестричку, - объяснила Нела свою осведомленность. - Когда ее убили, она нам говорила: “Осторожно, у меня в животике маленькая девочка сидит”.

Лелечка и в самом деле ждала ребенка. Они с Витом подумали и решили: поскольку им никогда уже не стать студентами, нет никакого резона разводить церемонии и ждать исполнения брачного возраста.
- Нужно брать от жизни все, что она дает, - сказал Вит. - Мы могучие, и наши дети тоже будут могучими. Если нам суждено воспитывать чужих детей, то почему нельзя завести своих?
И Лелечка полностью с ним согласилась. К осени следующего года она родила двойню: мальчика и девочку.

  
“Люди остаются людьми!”

Группу 26 тоже посетила брачная лихорадка. Сразу после отставки Беляева вдруг обнаружилось, что все юноши и девушки переженились. Таиров поморщился, узнав об этом. Но Эльмар одобрил поведение молодежи.
- Они молодцы, - сказал он, - знают, что к чему. Это ты, тяжеловес, ходишь вокруг да около и мучаешь чудесную женщину.
- А сам-то чего холостякуешь? - насмешливо отпарировал Таиров. - Сбежал от жены и доволен.
Он сказанул и сразу пожалел о своих словах. Но было уже поздно: шутка вышла плоской. Эльмар переменился в лице и глухо проговорил:
- Не надо со мной о семейной жизни. Она не получилась. Жена начальник - это не то, что надо для семейного счастья, брат Мади.

- Ты не собираешься возвратиться на Лиску?
- Не знаю пока. Здесь я нужен, а там все время чувствовал себя чужим. Понимаешь, они другие!
- Другие, чем даже простые люди?
- Совсем другие. Они все закрытые какие-то, словно застегнутые на все пуговицы. И у всех на уме карьера, успех, деньги… Там никто ни о ком не заботится, представляешь? Каждый сам за себя!
- Ну, и у нас не очень-то иззаботились, - проворчала Рита.
Разговор происходил при ней, а, значит, в мастерской.
- Все в сравненьи познается, - пропела молоденькая лаборантка из своего угла.

- Угу, в сравненьи. Удрал - и ни слуху ни духу. Жена, небось, извелась вся, - продолжала Рита.
- Она знает, где я. И знает, что я не просто так испарился. Если бы я был ей нужен, она бы давным-давно примчалась сюда следом.
Слова Эльмара прозвучали так угрюмо-безнадежно, что даже лаборантке стало понятно: эту тему лучше не трогать. Ясное дело, человек переживал, и любые советы здесь были подобны соли на рану. Он резко встал из-за стола и замаршировал от окна и обратно.

- Эльмарушка, не ходи кругами, - ехидно сказал Таиров, подражая голосу Феоктисты Михайловны. - Поучать других мы мастера, а как доходит до личных проблем…
Эльмар остановился:
- Ты хочешь, чтобы я отбил у тебя Наталь? Между прочим, она мне очень нравится. Она самая лучшая женщина из всех, кого я знавал.
- Лучше Рябинки? - ахнула Рита.
- Лучше. И я тебя предупреждаю, Мади, не оставляй нас наедине. Я за себя не ручаюсь.
- Чужая жена - не женщина, - напомнил Таиров мрачно.
- Жена! - прорычал Эльмар ему в тон.

Но перепалки подобного рода давно не омрачали отношений между двумя бывшими врагами. К ним давно привыкли. Точно также все знали о любви Наталь к Таирову. Никто не воспринимал всерьез Эльмаровы угрозы ее отбить. Эльмаром восхищались, Наталь жалели, а Таирову подчинялись.
Все искренне желали ему семейного счастья. Однако казалось, ничто не способно было заставить сблизиться двух замкнутых на личных переживаниях одиночек. Оба они были не первой молодости, и обоих цепко держало прошлое. Оба они сохраняли дистанцию, и никто из них не решался переступить черту первым.
Нужен был толчок, искра, какое-то событие, которое нарушило бы размеренный уклад их совместного параллельного существования. Летняя засуха, обрушившаяся на несчастную планету, и стала таким толчком.

Разумеется, не только Мартин догадывался о приближении великой суши, и не только его жена захотела приобрести клочок земли. Каждый воспитанник школы на Катере был приучен регулярно интересоваться прогнозом погоды и делать сводки. После тридцати лет практически любой из них мог предсказать дождь за три дня до его появления, а после сорока за неделю и даже за месяц. Для многих стариков тайны погоды вообще не существовало. Если бы они были живы, о грядущей засухе знало бы все население планеты еще до начала полевых работ.
Но стариков не осталось, и точного прогноза никто не знал. И Таиров, и Рита, и еще кое-кто чувствовали вероятность ее наступления и разослали предупреждения по своим. Сразу после падения правительства Беляева Таиров посоветовал всем, у кого была возможность, приобрести по участку земли и позаботиться об урожае.

Размер участка он предложил в полном соответствии с планом самообеспечения: один - два га. Работники мастерской “Розовые шарики” землю себе брать не стали. Земля требовала внимания не меньшего, чем производство сувениров, и надо было выбирать: либо там, либо здесь. К тому же никакого особого энтузиазма непременно что-то растить наш художник не испытывал. Он был до мозга костей горожанином и растения воспринимал с эстетический, а не с практической точки зрения.
Но большинство, то есть почти все молодые семьи, землю взяли. Таиров и двое других “стариков” помогли им выбрать участки, расположенные более – менее удачно. Таиров еще раз предупредил всех о возможной засухе и посоветовал позаботиться о перепланировке участков и искусственном орошении.

- Если возникнут различные “как” и “почему”, обращайтесь к Эльмару. Он может воссоздать чертежи любого технического приспособления, когда-либо применявшегося на Катрене, - таким было его напутствие молодежи.
Сам Таиров заниматься землей не стал. Он лихорадочно искал выход из создавшегося положения. Очевидно было, что с отстранением от власти Беляева он окончательно терял контроль над ситуацией. Новое правительство к его указаниям прислушиваться не станет. Что было делать? Оставалось следить и давать распоряжения ребятам.

И еще - помогать пристраивать вновь поступающих малышей. Совсем недавно таких детишек «со способностями» ежегодно появлялось по пятьдесят - шестьдесят. Теперь, после смерти большинства потенциальных родителей, их рождалось в пять раз меньше, но позаботиться об их судьбе Таиров был обязан.
До образования «Группы 26» он просто вживлял малышам под черепную крышку блокировку - уловитель и возвращал родителям с извещением: “Ребенок опасности для окружающих больше не представляет и может обучаться в обычной школе. В связи с карантином на Катрене настаивать на помещении ребенка в специнтернат не рекомендуется.”

После оборудования новой резиденции и ее подводного филиала прием детей был вновь открыт. Но со сменой правительства опять возникли сложности. По планете разнесся слух, что детей никуда не отправляют, а просто убивают. Действительно, несколько малышей умерли, не доехав до убежища. Таиров задумался над причиной и проследил. Оказалось, при входе в здание некий дядя угощал детишек конфетками.
Пришлось нарушить молчание и объявить на всю планету об опасности, поджидающей малыша, если о его способностях узнают посторонние. Было предложено как можно быстрее привозить ребенка к зданию Совета Безопасности, никому ничего не говорить и, ни у кого ничего не спрашивая открыть дверь, чтобы затем пригласить малыша пройти вперед.

Дверь специально была устроена под рост и габариты пятилетних малышей. Это был род ниши - очень красивой и без промашки завлекательной для любого пятилетнего карапуза. Взрослый пройти или пролезть сквозь нее не мог. Чуть малыш ступал в нишу, проход за ним мягко захлопывался, и открывалась небольшая комнатка с игрушками, откуда ребенок забирался через потайной ход.
Вся процедура была объявлена открытым текстом. Родителей предупредили: никаких конфеток, никакого доверия к посторонним дядям и тетям. Фотографии Двери, здания Совета Безопасности, его адрес, вид на панораме города также были широко распространены среди населения. Вход строго просматривался, а за нарушение безопасности прохождения детей объявлялась смерть на месте.

Это помогло. Таиров собственноручно привел в исполнение несколько приговоров. Убийц выявляли посредством специально изготовленных самодвижущихся кукол, сделанных по размеру пятилетних детей. В операциях принимало участие несколько человек, и вся прилегающая территория просматривалась целой серией разнообразной техники. Об этой стороне своей деятельности Таиров Наталь никогда не рассказывал. Может, она и догадывалась о чем-то, но предпочитала не спрашивать, и это было к лучшему. Он сомневался, одобрила бы она его беспощадность, но знал, что действовать по иному не имел права.
Все лица, слишком часто мелькавшие в поле зрения приборов наблюдения, он регистрировал, выявлял и проверял. Приводить в исполнение приговоры он старался как можно дальше от Двери. Он не хотел пугать родителей. Он добивался безопасности детей.

Чтобы пресечь слухи об уничтожении детишек, воспитатели регулярно высылали родителям голограммы их сынишек и дочурок. Одновременно родителей предупреждали, что снимки желательно никому не показывать, и сообщали, какой интернат они могут называть соседям, если те спросят, где ребенок.
Впрочем, это была давно отработанная система, и занимался ей не Таиров. Да и охрану Двери он скоро вынужден был поручить молодежи. Не имел возможности глава клана вести слежку - и без того все свободные творческие силы «Группы 26» были кинуты на изобретение приспособлений, уничтожавших убийцу или хотя бы выявлявших его из общей массы людей возле здания Совета.

Таиров до того тщательно засекретил эту сторону своей деятельности от Наталь, что она была совершенно сбита с толку. Новое правительство, сметившее Беляевское, никаких человекоубийственных планов ни открыто, ни в кулуарах вроде бы не обсуждало. Поэтому ее очень удивляла серьезность отношения Эльмара к мастерской и всему прочему.
- Ты можешь объясниться со мной откровенно? - не выдержала она, наконец.
- А что такое?
- Зачем ты согласился прилететь и почему до сих пор не улетаешь?
- Затем же, зачем и ты помогаешь нам, - удивился Эльмар.

- Я это делаю из-за детей. Никто, кроме могучих, не сможет мне их возвратить. Восстановление вашей власти - моя единственная надежда когда-нибудь их увидеть. Но тебя-то здесь ничто не держит. Ты помог ребятам собраться вместе - спасибо. Но подвергать свою жизнь опасности ради того, чтобы пробиться наверх - для чего тебе это?
- Ты и ребят осуждаешь? - в тоне Эльмара сквозил сарказм.
- Да нет же! Ничего нет плохого в том, что молодые люди изготовляют сувениры, пашут землю и интересуются событиями вокруг. И прекрасно, когда они дружат, но, видишь ли, вся эта затея с мастерской, конспирацией и паролями - пустая игра.

- Пустая?
- Конечно. Интересная, но абсолютно несерьезная. Поднимать восстание вы не собираетесь, мстить никому не мстите… Или я ошибаюсь? Неужели у тебя нет собственных дел, что ты…
- Ты уже говорила. Наталь, я похож на дурака?
Вопрос, заданный прямо в лоб, поставил Наталь в неловкое положение.
- Н… не очень. Но иногда им бываешь.
Эльмар горько рассмеялся:
- Все уверены, что ты любишь Таирова!
- Конечно, люблю. Но это не дает ему права заедать твою жизнь. И ничью другую.
- Он не заедает, - возразил Эльмар мягко. - Я не ради него здесь торчу.

- Тогда ради чего? Или вы от меня чего-то скрываете?
Эльмар остолбенело на нее взглянул… и вдруг до него дошло:
- Так ты ничего не предвидишь!
- Предвижу чего?
- Наталенька, дорогая ты наша летописица, я здесь потому, что мы боимся! Я, Таиров, Рита - мы ждем, и ждем плохого! Еще ничего, если мы заблуждаемся, и новое правительство - просто наивное дурачье, не умеющее взяться за дело. Тогда я не нужен, и где-то через полгодика я помашу вам на прощание ручкой. Но если наш прогноз оправдается, то мой опыт и моя голова могут здорово пригодиться и Ахмаду, и ребятам. Может, я преувеличиваю свою ценность, но события могут обернуться так, что каждый человек будет на счету. Правительство, кажется, обсуждает новый пакет законов? Что говорит Таиров по их поводу? Или он их проморгал?

Разумеется, Таиров ничего не проморгал; когда Наталь вернулась домой, она имела возможность в этом убедиться. И, конечно же, Таиров не сомневался, что вовсе не на благоденствие народа Новой Земли направлены эти законы.
- Эльмар тоже так думает, - сказала Наталь. - Он уверен, что все бумаги на получение дополнительных доходов теми или иными способами будут сосредоточены в руках очень немногих лиц.
- Совершенно с ним согласен. Но как? С помощью какого механизма?

- Есть разные способы, - объяснил Эльмар при следующей встрече. - Например, налоговая система. Налоги на собственность вздуваются до таких размеров, что люди начинают избавляться от своих прав на нее. Кто-то, у кого связи в правительстве, все скупает по дешевке. Затем выходит новый закон о налогообложении - и все нищие, а один - миллионер. На планетах Большого Космоса полно подобных пакостников.
- Какая мерзость! - с отвращением воскликнула Наталь. - Как только такой тип может смотреть в глаза людям, которых разорил? Я бы со стыда сгорела!
- А у таких нет стыда. У них только одно есть - страх, что им отомстят за подобные штучки. Поэтому они нанимают себе телохранителей и свои жилые дома превращают в крепости.

- Ну и помогает?
- Не всегда. Очень часто их убивают такие же подонки, как они сами.
- Почему подонки? - нахмурился Таиров. - Убить гниду - святое дело.
- Там таких считают не гнидами, а, наоборот, образцами для подражания. И все стараются не мстить им, а перенять опыт. Так вот, всегда находится некто, кто сразу видит, что законным образом перехитрить мерзавца не удастся. Ну и укорачивают его жизнь, чтобы отграбить награбленное.
- Я не удивлюсь, если в таком обществе сочувствуют не ограбленному, а грабителю, - нерешительно проговорила Наталь, сомневаясь в правильности понятого.
- Там никто никому не сочувствует. Кто смел тот и съел, и горе побежденному.

- Я тебе не верю, - возразил Таиров. - Ты утверждаешь, что там нет ни дружбы, ни взаимопомощи. Этого не может быть! Люди остаются людьми!
Эльмар пожал плечами и удивленно сказал:
- Конечно, я сказал вообще, по сравнению с нами. Разумеется, у них есть дружба. И даже взаимовыручка, наверное, встречается. Но знаешь, если бы кто-нибудь там узнал, что я по первому твоему зову бросил все, что там имел, и примчался сюда подвергаться опасности, меня бы неправильно поняли.
При этих словах Эльмар глянул искоса на Наталь, чем вогнал ее в краску.

- Они решили бы, что ты герой, - предположила она смущенно.
После их последнего разговора Эльмар сильно поднялся в ее мнении.
- Да нет же! Они бы подумали, что я ищу какой-то сногсшибательной выгоды. С их точки зрения, я просто образчик редкостного дурака.
Он снова глянул на Наталь, и она поняла, что слова прозвучали специально для нее. Однако прежде, чем она успела ответить, отреагировал Таиров.
- Ну, ты всегда можешь поумнеть, - ядовито процедил он сквозь зубы.
- Брось, Мади! Ты отлично знаешь, что не могу!

- Оба вы два дурня в одной упряжке! - вмешалась Наталь. - А если сюда еще и меня пристегнуть, то целая тройка получается.
Она засмеялась:
- Эльмар, я была не права. Таиров, не хмурься. Просто мне стало понятно, чего вы боитесь. Ответьте мне на один вопрос: неужели то, что нас ждет - так страшно?
- И даже намного страшнее, чем ты можешь себе представить, - сказал Эльмар.
Наталь взглянула на Таирова - он молча кивнул.

- Тогда вот что, - сказала она твердо. - До сих пор я брела за вами вслепую, по бабьей слабости. И, по правде говоря, уже начала было подумывать, не разойтись ли нам, пока не поздно. Однако, если ваш прогноз окажется верным, я буду с вами до конца, чем бы ваша игра не кончилась.
Наталь снова покраснела, на этот раз от волнения.
- А вообще-то я ужасная чудачка, - добавила она с принужденным смешком.
- Такая же, как все мы, - сказал Эльмар.
И Таиров снова молча кивнул в знак согласия.
К середине лета Наталь стало ясно, что правительству не придется издавать никаких дополнительных законов, если оно захочет прибрать к рукам имущество населения. Засуха все расставила по своим местам. Будущее казалось столь очевидным, что ни Эльмар, ни Таиров даже не обсуждали проблему. Но иначе думала Наталь.
- Они используют голод, - сказала она внезапно одним летним вечером.
- Да, - тихо подтвердил Таиров.

Как обычно, они сидели каждый в своем углу и смотрели друг на друга.
- Но это же чудовищно!
- Конечно, чудовищно. Правда, я не думаю, чтобы они заранее планировали неурожай. Судя по последнему заседанию, они даже сейчас не представляют себе истинных последствий того, что натворили.
Такой взгляд на дело был непостижим для Наталь.
- Ты их как будто оправдываешь? - удивленно спросила она. - В любом случае они собирались причинить людям ущерб.
- Да, но не уморить до смерти четверть населения.

- Уморить до смерти? - Наталь подумала, что ослышалась.
- Посчитай сама. Засуха унесла четверть урожая зерновых. Скоро пойдут дожди, они придутся как раз на время уборки хлебов. Хвала разуму, если удастся собрать треть обычной нормы, а скорее всего - не более четверти. Какая-то надежда осталась на картофель, но он уже цветет, следовательно, клубней завяжется мало.
- Я поняла. Поскольку объявлены свободные цены на все товары, продовольствие резко подорожает.
- Угу. И очень скоро подорожает настолько, что большей части горожан станет недоступно вообще.

- Мади! - испуганно вырвалось у Наталь.
Таиров несколько удивленно взглянул на нее. До него не сразу дошло: она впервые назвала его по имени.
- Мади! - повторила Наталь, подойдя к нему. - Ты ведь не допустишь этого, правда?
- Правда, - подтвердил Таиров. - Я постараюсь не допустить смертельных случаев.
Он несколько обалдело смотрел на изящную фигурку, внезапно склонившуюся над его креслом. Обычно он привык созерцать ее издали, и целый спектр ощущений сбивал его с толку.
- Правда, - повторил он, хотя мысли его понеслись совершенно в ином направлении. - Но поголодать кое-кому все же придется.

Эти слова вылетели у него мимоходом. Фигурка перед его креслом выпрямилась и сердитый голос произнес:
- Ты способен обречь людей на муки?
Спина Таирова отделилась от спинки кресла, руки его сами собой протянулись и обняли прекрасное существо, метавшее в него молнии праведного гнева.
- Дорогая моя, - сказал он нежно, смутно соображая, что говорит вовсе не то, что от него ожидается. - Люди должны искупить свою вину.
- Я думала, в тебе осталась хоть капля человечности, - с горечью молвила Наталь, вырываясь. - А ты просто бездушный зверь!

- Я - зверь? Я - бездушный?! - вспыхнул Таиров, вскочив. - Ты не видела трупы наших детей! Они сожгли их заживо! Я никогда не забуду этого зрелища!
Он был ужасен в тот миг. И ненависть, клокотавшая в нем, испугала бы любого. Но Наталь почувствовала только глубокую искреннюю жалость к этому большому сильному человеку.
- Мади! - проговорила она, осторожно дотрагиваясь до его плечей. - Нельзя жить ненавистью.
- Нельзя?
Он стряхнул ее руки со своих плеч и прорычал:
- Я не собираюсь их убивать. Но и благодетеля из себя изображать тоже не стану.

Наталь отшатнулась, развернулась и выбежала на улицу. Она не запомнила, сколько километров отмеряли ее ноги в тот вечер. Потрясенная новой мукой, она долго не могла прийти в себя. Он ее отверг!
“Лучше бы мне никогда не знать этого человека! - была ее мысль. - И зачем только я полезла к нему со своей жалостью! Ах, как болит сердце! Зачем?”
Зачем она поверила Эльмару, будто этот ходячий правительственный полуавтомат видит в ней нечто большее, чем средство для осуществления своих планов? Но что же ей теперь делать? Как жить? Уйти бы! Разъехаться, чтобы встречаться только по делам, как он ей и предлагал когда-то… Но куда? И как она вообще могла на что-то надеяться?

Наталь вернулась домой очень поздно. Едва она переступила порог, сильные мужские руки нежно обняли ее, и страстный трепетный голос прошептал:
- Милая моя! Дорогая! Не покидай меня! Я не переживу, если ты меня покинешь! Я люблю тебя, слышишь? Что бы ни случилось между нами, знай: я тебя люблю!

  
Мартин - эксплуататор

Когда Мартин брал себе участок, ливни еще не маячили в его предвидении. Тем не менее он оказался к ним готов ничуть не менее, чем к засухе. Система мелиоративных работ, проведенная им при получении клочка земли, предусматривала любое природное явление. Недаром же он называл трубы орошения “дренажными”. При необходимости они служили не только для полива, но и для отвода с полей избыточной влаги. Во-первых, дренажные канавы имели наклон. А во-вторых, устройство их было непростым.

Итак, сначала полукруглое дно канавы застилал слой крупной гальки. На гальку клались трубы отверстиями вниз. Трубы засыпались галькой более мелкого калибра и покрывались двадцатью сантиметрами песка. Только затем шел слой почвы. Он был такой толщины, чтобы при пахоте конструкция оказалась ненарушенной. Наклон канав был различным - в общем, вся система напоминала жилы в тебе живого существа.
Действовала она так. Вода насосом подавалась в резервуар, дно которого было расположено выше уровня самой высокой трубы. Из резервуара по четырем трубам-артериям вода самотеком поступала в кольцо, расположенное по периметру участка. Эти четыре трубы-артерии были упрятаны под двумя дорогами, крестом пересекавшими участок, и были не видны.

Из кольцевой трубы вода опять же самотеком струилась в обратную сторону, к центру участка, по пути изливаясь туда, куда нужно было человеку. Для этой цели служило множество труб-вен, каждая из которых могла перекрываться в том месте, где она врезалась в “кольцо”. Некоторые из этих труб-вен доходили до четверти поля, иные до половины, а двадцать труб - до самого кольца, для чего в нем в четырех местах были проделаны отверстия. Отверстия служили не столько для спуска излишков воды во время полива, сколько для отвода ее во время дождей, таяния снегов и прочих неприятностей, хотя система позволяла самые разные варианты использования.

Надо ли говорить, что не сам Мартин ее придумал? Он просто скопировал способ мелиорации, применяемый на Катрене. С первого взгляда она казалась простой, но воспроизвести ее целиком вряд ли бы кто взялся, не имея достаточно техники и материальных средств. Мартину пришлось шаг за шагом снимать почву со всего своего участка: сгребать, рыть канавы, засыпать гальку, класть (формовать) трубы, засыпать галькой, песком и все это засыпать слоем почвы. Исключением был сад, но он занимал всего девятнадцать соток из ста. К тому же трубы имели разный наклон и залегали на различной глубине.
Кроме того, система имела несколько остроумных приспособлений. Каждая труба могла перекрываться в своей верхней части: трубы-артерии возле колодца, трубы-вены возле кольца. Кроме того, двадцать возвратных труб изливались не прямо в колодец, а в метровой ширины слой песка вокруг него. При этом на конце каждой такой трубы имелось нечто вроде шлюзовой камеры с системой фильтров и клапаном, который при необходимости этот канал перекрывал.

Мартин девять десятых всех работ выполнял методом воображения - когда никто не подсматривал, разумеется. Но и он едва успел провернуть их до начала сева. Поэтому при всем желании он не имел возможности воссоздать нечто похожее на участках соседей. Даже для солнечно-ветровой установки требовались материалы. Теоретически излишек их взять Мартину было неоткуда, поэтому он и не навязывался со своей помощью.
Собственно говоря, участок его был на две семьи: без присутствия Марие с Вольдом не обошлось, конечно. Кто должен был приглядывать за малышом, когда Мартин находился на работе? А когда он приходил домой, то тащил Ниночку на участок. Так что как ни крути, а помощь Марие была необходима. Ну а где находилась Марие, там скоро оказывался и ее муж.

Кстати, в отличие от обеих женщин, Вольд махом усвоил устройство мелиорации и “приручил” все механизмы. Он вник в систему настолько хорошо, что тем же летом, используя доверие и инструментарий Мартина изловчился применить свои умения для коммерческих целей. И не сказать, чтобы Мартина такая его прыть огорчила.
Наоборот, он втайне порадовался, когда на многих участках в округе возникли вырытые Вольдом колодцы. Пусть вода из них доставалась вручную, пусть Вольд брал за свою работу деньги, а Мартин даже “спасибо” от него ни разу не услышал, какое это имело значение перед лицом всеобщего бедствия? Хоть овощ к столу, да люди имели.

Ну а Мартин со своим семейством имел не только овощи, но и доход. Клубника, зелень, огурцы и томаты - плоды этих культур они получили в таком количестве, что ни счесть, ни переработать было немыслимо. Торговать они в то лето не решились - не умели потому что, да и некогда им было, но даже сданная оптом, продукция принесла им приличное количество денег.
- Мартин! - воскликнула Ниночка, подсчитав доходы за последние три месяца. - Оказывается, выращивать овощи намного выгоднее, чем работать медсестрой.
- Год неурожайный потому что, вот и выручка велика, - устало отозвался тот. - Вы старайтесь побольше наделать заготовок. Зимой все пригодится.

- Ах, тебе бы все пугать! - досадливо поморщилась супруга.
Пришли дожди и принесли с собой массу новых хлопот и тревог. Хотя Мартин и поместил пшеницу с картофелем в наиболее быстро осушаемых местах, разверзшиеся небесные хляби за какие-то две недели превратили поле в образчик болота. Пускать туда технику означало из хорошо оструктуренной почвы сделать бесплодное месиво. Пшеницу удалось-таки убрать жаткой, выделила погода необходимые сухие денечки. Но картофель довелось копать вручную.
- Придется нам позвать на помощь соседей, - со вздохом сказал Мартин Ниночке, когда стало ясно, что на продолжительную сушь больше рассчитывать нельзя.
- А если они не пойдут?

- А ты пообещай им по паре мешков картофеля на семью - согласятся. За завтра надо выкопать все десять соток.
Действительно, две семейные пары Ниночке удалось уговорить. Справились - тонна картофеля оказалась в их распоряжении.
- Как много! - восхитилась Ниночка.
- Мало, - поморщился Мартин. - Четыре мешка отдадим, три - на семена и по шесть мешков нам с Марие. На продажу ничего не остается.

На уборку капусты тоже пришлось звать подмогу, но уже не потому, что она плохо убиралась, а наоборот, потому что ее оказалось в избытке. Кочаны завязались наславу.
- Беги, зови подруг. Пообещай им по 50 килограммов каждой. Я уже сказал Вольду пригнать на завтра грузовоз.
- Так много отдавать! Нам снова ничего не останется на продажу! - чуть не зарыдала Ниночка.
- Тебе жалко отдать им по паре десятков кочанов? - удивился Мартин. - Да ты их даже не заметишь.
- Всего по паре десятков? Мартин, тебя посчитают эксплуататором!
- А ты предпочла бы, чтобы меня посчитали могучим?
Ниночка оторопело захлопала ресницами и села на ковровое покрытие пола.
- Не понимаю, - вздохнула она.
Мартин опустился возле нее на корточки и сказал тихо:
- Твои подруги любят что-нибудь кушать зимой?
- Все равно не поняла, - насупилась Ниночка.
- Если я раздам капусту даром - нас неправильно поймут. А так - 200 кочанов капусты - и 10 твоих подруг не будут болеть цингой.

- А если позвать больше?
- Нельзя, надо, чтобы все выглядело естественно. Ты поняла меня, моя мудрая женщина?
Выдерживая до конца роль новоявленного выжиги, Мартин остальную капусту почти всю продал. На этот раз он даже в магазин не повез ее сдавать. Он просто объехал всех коллег по работе и всех знакомых, предлагая купить свой товар по цене в два раза дешевле рыночной. Если кому-то казалось слишком дорого - уступал, уверяя, что ему эту капусту ну просто девать некуда и надо всю срочно сбагрить за один день. О том, что Ниночке ничто не мешало торговать этой капустой хоть до морковкина заговенья, он, естественно, умалчивал. И все решили, будто он еще не научился по-настоящему извлекать выгоду из ситуации.

Однако даже предлагаемая цена была такой высокой, что ни у кого не повернулся язык спросить, почему дешево. Мало того, почти никто не хотел брать капусту в запас! Мартину приходилось навязывать людям свой товар чуть ли не силком. Кое-кому он почти даром отдавал по паре кочанов и ехал дальше - люди не были приучены делать запасы.
Избавившись от капусты (как ни странно, но выручка снова оказалась неожиданно большой), наш нувориш без помех убрал оставшиеся культуры, обмолотил и спрятал в “закрома”. Реализацию их он оставил на потом. Надо же было чем-то подкармливать людей зимой? Таким образом он приготовился и стал ждать развития событий.

Ниночка не очень верила в прогнозы Мартина насчет голода. Не мудрено! Ее кладовка и погреб были набиты до отказа. Огурцы с помидорами, худо-бедно, но у многих все же выросли, на базаре не было пусто, а рост цен ее скорее радовал, чем огорчал. Очереди за хлебом заставили ее призадуматься. Затем вдруг все начало резко дорожать, и к середине осени за буханку приходилось отдавать в десять раз больше, чем она стоила всего неделю назад.
- Что будем делать, Мартин? - растерянно спросила Ниночка мужа.
- Печь хлеб самим. Я уже свозил часть пшеницы на мельницу. Вон, в углу стоят два мешка муки.
- Я не умею.
- Учись. Тебе многому еще предстоит научиться.

Учиться предстояло не только Ниночке. Уже в первые два осенних месяца многие расстались с бумажками, розданными новым правительством. Самые предусмотрительные сделали это сразу же, как только пронесся слух о неурожае: они обменяли свои доли на картофель и сахар. Но большинство тогда еще на что-то надеялось.
Обвал начался, когда цены на продовольствие возросли настолько, что средней зарплаты рабочих стало не хватать на покупку привычной пищи. Все вдруг поняли, что надо делать запасы и готовы были обменять бумажку с печатью на любой съедобный продукт. По мере увеличения количества продавцов курс на эти бумажки падал и скоро их стали отдавать за одну буханку хлеба. Таким образом, оба прогноза Мартина: голод и продажа прав на получение прибыли с предприятий исполнились раньше, чем наступила зима.
- Что будем делать? - спросила его сердито Ниночка в начале третьего месяца осени.

- Не понимаю, чем ты недовольна, - пожал плечами ее верный супруг. - У тебя все есть. Чего тебе еще?
- Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю. Мартин, я не хочу увидеть, как люди будут умирать! Ты пошел в медицину, чтобы спасать людей. Придумай что-нибудь!
- Дорогая, если я выйду на улицу и начну раздавать людям хлеб, все заинтересуются, откуда я его беру. Я не могу этого сделать даже от имени правительства - мне не поверят. Нынешний Совет благотворительностью не занимается.
- А ты продавай!
- Но я столько не вырастил.

- А ты скажи, что купил зерно, что его тебе привозят… Все ведь считают нас богатыми!
- Ниночка, ты прелесть, но производительность нашей домашней духовки не достаточна для покрытия нужд города.
- А ты купи пекарню!
- Что? - Мартин не поверил своим ушам.
- Ну да! - запинаясь, произнесла Ниночка. - Сам же говорил, что кто-то будет скупать все долевые бумажки. Вот ты и выкупи бумаги всех работников нашей пекарни и объяви себя ее владельцем.
- А если у нас не хватит денег?

- Чудак, никто ведь не знает, сколько их у нас на самом деле. Кроме того, нынче люди отдают все не за деньги, а за натурпродукт. Вот ты заодно и людей накормишь, и права приобретешь.
- Я не уверен, что вместе с бумажками получу право распоряжаться делами предприятия.
- Чудак!
Ниночка любовно рассмеялась. Она уже поняла, что добилась, чего хотела: Мартин в проблему влез, а, значит, разрешит ее.
- Чудак! - повторила она с улыбкой. - Когда скупишь бумажки, тогда и разузнаешь, как ими пользоваться.

Хитроумный Ниночкин план оказалось выполнить более чем легко: права на пекарню еще не были втянуты в бумажный водоворот и в то же время из-за неопределенности цен на хлеб новые хозяева жизни не решались повесить на себя такую обузу, как прокормление города. Это значило, что других претендентов на звание главы пекарни не имелось, и Мартин без помех занял это место.

Тут как раз вышел закон, дающий право владельцам предприятий менять по своему произволу все, что угодно, вплоть до администрации. Этот закон пришелся для Мартина очень кстати. Он быстренько пристроил на участок снабжения свою супругу и через нее вошел в курс дела, то есть узнал, как и откуда происходит доставка на хлебозавод муки и других составляющих этого самого необходимого городу продукта. Оставалось изобрести легенду насчет нового мукомольного источника, ввести в дело Марие с Вольдом - и новый хозяин вступил, наконец, в права владения.

Сначала его вмешательство проявилось в том, что рост цен на хлеб в городе, наконец, остановился. Потом они начали снижаться, пока Мартин постепенно не довел их до уровня продажной стоимости зерна. Увы, цены на пшеницу к тому времени взлетели настолько, что части населения вообще стали недоступны и мука, и изделия из нее!
Ниночка, которая, по ее собственным словам, со времени приобретения хлебозавода “держала руку на пульсе города”, снова поставила вопрос перед мужем.

- Мы будем часть хлеба раздавать бесплатно, - объяснил Мартин.
- Как так? - удивилась Ниночка. - Ты же сам говорил, что это непременно выдаст тебя, и нас прихлопнут.
- А я буду действовать не от своего имени, а от имени и как бы по приказу могучих. Они мне как бы будут присылать муку специально для этой цели. Я уже был в мэрии и завизировал предложения, якобы присланные мне для передачи главе города. Каждому жителю будет выдаваться с мэрии специальная карточка, по которой магазины будут отпускать хлебопродукты.

- Хорошо, - сказала Ниночка. - Но зачем возиться с выпечкой, если могучие могут присылать готовый хлеб?
- А наши рабочие? За что я дожжен платить им зарплату? За простой?
- Интересно, из каких фондов ты вообще собираешься платить им, если не будешь брать денег за свой товар?
- А кто сказал, что я собираюсь раздавать даром весь хлеб?
- Я так думаю.
- И напрасно думаешь. Бесплатного хлеба будет ровно столько, чтобы люди смогли пережить этот год. Чуть созреет новый урожай, это безобразие будет прекращено. И надеюсь, навсегда.

- Безобразие? Ты называешь бесплатный хлеб безобразием?
- Конечно. Мы на Катрене всегда выращивали продукции столько, чтобы в неурожайный год не сидеть и не щелкать голодными челюстями. Разумный хозяин, Ниночка, всегда имеет запас!
- Поэтому ты и не хочешь накормить людей досыта?
- Милая моя! Тех, кто кормил людей досыта, они в знак благодарности навеки лишили возможности не только кормить других, но и кушать самим!
- Ты злопамятен, однако.
- Да, злопамятен. Но, главное, осмотрителен. Как врач, я обязан помочь пациенту выздороветь, но я не могу этого сделать за него. Эта зима должна послужить всем наукой.

Ниночка посмотрела на него как на сумасшедшего.
- Ты непробиваемый идеалист, - сказала она. Ты же сам говорил, что без техники больше десяти соток никакая семья обработает. Конечно, нынче все побегут стараться, но кроме картофеля и овощей горожане ничего вырастить не смогут. Кто будет производить твои запасы? Селяне? Но они нисколько не заинтересованы расширять зерновой клин. Они не голодали даже нынче.
- О, это надо подумать.
- Вот и думай. А я собираюсь приобрести мельницу. Кстати, откуда у нас столько денег? Ты так понизил цены на хлеб, что дохода наша пекарня почти не приносит.

Мартин вздохнул печально и сказал уныло:
- Это деньги ворованные, Нинок. Можно сказать, бешеные.
- Вот тебе и раз! И у кого же мы их уворовали?
- Поскольку я хозяин, то получается, у самого себя. Но они стоят у нас в графе “расходы”, а, значит, не облагаются налогами.
- Это плата за муку, которую мы якобы закупаем?
- Вот именно. Хотя я и поставляю ее по цене в два с лишним раза ниже, чем мы получаем с городской мельницы, общее ее количество, сама знаешь, огромно. Мы делаем деньги из ничего - следовательно, воруем. В конечном счете, эти деньги взяты у нашего голодающего населения.
- Я с тобой не согласна. Не знаю как ты, а я очень даже много работаю. И увидишь, мы еще вернем людям эти деньги с пользой для них. А сейчас считай, что ты их взял у них в долг или на хранение.

Ниночка, действительно, купила мельницу, а затем приобрела к рукам хлеботорговые и хлебозаготовительные пункты района. Кроме того, она к весне следующего года заключила контракты на поставку зерна со всеми сельскими хозяйствами в округе. По контракту она обязывалась принять все зерно, какое те вырастят, по цене рынка будущей осени. Хозяйства, в свою очередь, обязывались продавать зерно только ей. За нарушение контракта предусматривалась неустойка в двойном размере стоимости непринятого или проданного насторону зерна.

Такова была деятельность, развернутая Ниночкой. За хлопотами она не заметила, что наступили работы на ее собственном участке. Впрочем, теперь там главной производительной силой стал Вольд. Мартин ограничивался тем, что давал ему подробные указания вроде карты-плана где, как и на какую глубину пахать да что посеять. На долю Ниночки с Марие осталась весенняя прополка клубники, пикировка рассады, высадка лука. Впрочем, и с этим можно было умаяться - лука Мартин в тот год запланировал в повышенном количестве. Большие площади он также отвел под ранние овощи и зелень, и бахчевые.

Очень скоро Ниночка поняла: либо огород, либо хлебное предприятие. Сил на то и на другое одновременно у нее не оказалось.
- Найми работников, - сказал Мартин равнодушно.
- За работниками необходимо присматривать.
- Пусть это делает Марие.
- А дети? Или наших детей должны качать чужие руки? Между прочим, у меня, кажется, снова будет маленький.
- Что? Что? - встрепенулся Мартин.
- До чего же мужчины тупы! Ты станешь дважды папой, вот что. Жену в таком положении надо беречь, понятно?
- И ты до сих пор молчала?
- А разве тебе это интересно? Ты же полностью погружен в свои дела: работа, участок… Для сына у тебя совершенно нет времени.

Ниночка, конечно, попросту поддразнивала мужа. Совсем не на участке пропадал он после дежурства в больнице. Он помогал Ниночке в ее хлебном бизнесе, только делал это по-своему, не мешаясь в ее деятельность, и так, как считал нужным.
Он действительно без всякого лукавства называл жену “мудрая женщина”. Хотя Ниночкин житейский практицизм и ставил его часто в тупик, но в людях и их поступках она разбиралась раз в десять лучше его, это Мартин признавал. И насчет зерновой проблемы она была совершенно права: заботиться о запасах было некому, следовательно, единственным выходом из тупика было взять инициативу в свои руки. Таким был вывод Мартина, и за выводом последовали действия.

Еще не кончилась зима, а он уже приобрел в собственность достаточное количество пустующей территории. Это была целина, поросшая лесом и кустарником. Но подобная мелочь не могла смутить новоявленного землепользователя. Он “закупил” достаточное количество нужной техники, и еще зимой на большей части территории лес был спилен. А чуть подсохла земля, приступил к раскорчевке и другим мелиоративным работам.
Впрочем, понятно, что работы эти Мартин выполнял не сам. Он дал объявление и нанял с десяток рабочих, сманив их с помощью Вольда со стройки, где когда-то прорабом была Марие. Часть делянок удалось засеять яровыми, остальное пошло под озимь. В этом же сезоне он успел соорудить три больших, но прочных и хорошо защищенных от погодных и прочих эксцессов зернохранилища, способных вместить каждый по годовому запасу зерна. Более трех лет неурожая подряд он считал событием маловероятным.

Это с одной стороны. С другой - Мартин через своих знакомых произвел разведку в сельской местности и узнал, что крестьяне очень недовольны принудительным разделом земли из-за возникших сложностей с техникой. Кроме всяких неудобств, нарушенными оказались привычные севообороты. Мартин поговорил с агрономами и главами бывших крупных хозяйств. Он предложил создать объединения с общим машинным парком. Это позволяло, номинально оставаясь самостоятельными, важные дела решать сообща.
Поскольку после раздела техника большинства хозяйств откровенно ржавела под открытым небом, все с удовольствием поставили ее опять в общие помещения под присмотр механиков. Затраты на зарплату этих механиков, топливо, запчасти и содержание помещений решили формировать из отчислений с доходов каждого хозяйства-участника. Сумма была строго пропорциональна количеству обрабатываемой земли.

Люди пошли на это, понимая, что без ухода любой механизм быстро превратится в металлолом. Кроме того на каждого человека после раздела пришлось не более чем по одной единице техники: у кого трактор, у кого грузовик, а у кого только комбайн. Совместное владение давало уверенность, что земля будет обработана, а урожай убран и реализован. Мартин очень обрадовался, когда узнал, что тока и прочие вспомогательные службы не делились вообще.

В общем, Мартин сделал все, что мог, и думал, что его тылы обеспечены. Но оказалось, он не предусмотрел главного: очередных правительственных реформ. Со второго месяца осени вышел новый закон о налогообложении. Согласно этому закону чем больше доходов имеет предприятие, тем более высокий налог оно должно платить. В конечном итоге сумма достигала 90%.

- Не понимаю, что тебя тревожит, - сказал Мартин в ответ на жалобы Ниночки, что теперь они непременно разорятся. - Ты сама говорила, что наши доходы мизерные. Ничто тебе не мешает поддерживать цены на хлеб на таком уровне, чтобы налог не мог превышать 30, а то и 10 процентов.
- Это ты говоришь потому, что еще не постиг всей прелести нового закона. Доходом они называют не доход как таковой, а сумму с продаж товара.
- Абсурд!
- Конечно. Но я не знаю, как мы удержимся на плаву.
Проблема была серьезной. Мартин задумался.
- Придется повышать продажную цену до такого размера, пока десять оставленных нам процентов не покроют издержек производства.

- Но это обозначает, что хлеб по-прежнему будет дорог!
- Разумеется.
- И снова часть людей не сможет его покупать. Придется снова раздавать хлеб бесплатно!
- Нельзя совсем бесплатно. Нам необходимо оплатить издержки на закупку зерна, провести по документам амортизацию оборудования и зарплату работникам. Каждая бесплатная буханка отразится на стоимости буханки продажной. Давай для начала установим цену хлеба, который будет продаваться по карточкам, в треть цены дорогих буханок. А там посмотрим.

  
Как могучие поработили планету

Как можно догадаться, «Группа 26» тоже вынуждена была сосредоточить свою главную деятельность на спасении людей от призрака голодной смерти. Это было совершенно неизбежно, и точно с такой же неумолимой неизбежностью могучие были вынуждены сосредоточить в своих руках всю хлебную торговлю на планете. И не имело значения, что не везде была возможность для них действовать прямо.

Двадцать шесть человек при всем желании не способны были разделиться на пятьдесят с лишним тысяч населенных пунктов, чтобы засесть на каждом хлебозаводе и с калькулятором подсчитывать там прибыли и убытки. Поэтому они просто скупили львиную долю акций на каждом нужном предприятии и, таким образом войдя в дело, оказались в состоянии помогать и давать указания администрации. Чтобы указания выполнялись, Таиров посоветовал новоявленным бизнесменам ввести для работников надбавки к зарплате, зависящие от общей доходности предприятия.

Кстати, теперь в Группе было до сорока человек: благодаря Эльмаровым сувенирам те из могучих, кто не заметил объявления в газетах, догадались о новом пункте сбора и присоединились к союзу. Каждый член Группы, завязанный в хлебном бизнесе, действовал строго от своего имени. Таиров порекомендовал молодежи опираться на талантливых организаторов из простых людей и всячески их поддерживать, выдвигая на нужные должности и поощряя материально.

- Без поддержки остального населения мы ничто, - любил повторять он слова Феоктистушки. - Даже будь нас в двадцать раз больше, каждый из нас может находиться одновременно только на одном месте.
И, как обычно, он был прав.
Новая налоговая политика практически не отразилась на работе концерна (так называл Эльмар их объединение). Хлеб - товар, необходимый каждому человеку. Если держать в своих руках и скупку и продажу, можно устанавливать любые цены, лишь бы они были в подъем населению. Поэтому если Таиров о чем-то и беспокоился, то лишь о том, чтобы баланс между налогами, затратами и продажной ценой, поощряя работников трудиться добросовестно, одновременно делал хлеб максимально доступным продуктом питания.

О прибыли для себя он также приказал позаботиться в обязательном порядке.
- Ваши предприятия должны приносить вам доходы, - убеждал он молодежь.
- Послушай, Ахмад, по-моему, ты перегибаешь палку, - укоризненно заметила как-то Наталь. - Зачем ребятам эти доходы? Ведь каждая монета на их счетах - это десять монет из карманов населения.
- По-твоему, ребята должны трудиться бесплатно, - усмехнулся Таиров.

- Но любой из вас может изготовить себе монет, сколько захочет, не наживаясь на тех, кому некуда деться.
Таиров любовно засмеялся:
- Дорогая, ты прелесть, но ты мало чего смыслишь в экономике. Если бы мы, могучие, действовали в прошлом своим бытии эдаким манером, никакое денежное обращение на нашей планете было бы невозможно. Денег в обращении должно быть ровно столько, сколько производится товаров. Это средство обмена, понимаешь? Нечто вроде учетных единиц. В каждой монете заключено право на получение части произведенных обществом продуктов потребления. Иначе деньги обесценятся. Будет инфляция.

- А я уже было подумала…
- Что бездушный зверь Таиров решил железной рукой схватить за горло бедных обреченных жителей планеты и морить их голодом еще один год.
- Ой, нет, теперь я знаю: ты на это не способен, - засмеялась Наталь. Она любила и была любима. Следовательно, она была бессовестно счастлива.
Но то, на что был не способен «бездушный зверь» Таиров, оказалось по плечу сменившему его правительству. Новая налоговая политика резко подняла цены на все товары. Людям стало хватать денег едва на предметы первой необходимости. Дорогие, трудоемкие вещи практически перестали пользоваться спросом. Предприятия, выпускавшие такие вещи, стали сворачиваться и начали под любыми предлогами избавляться от работников, оставшихся не у дел. Устроиться на другие предприятия уволенные не могли, потому что те тоже дышали на ладан. И появились люди, лишенные средств существования.

Закон о пособии для таких несчастных несколько выправил положение, но количество монет, приходившихся на пособие, едва позволяло человеку обеспечить себя и свою семью пищей. В результате предприятия, выпускавшие одежду, обувь и другие полезные вещи, тоже вынуждены были сокращать производство. Новые шеренги безработных выплеснулись на улицы, и цепочка продолжилась.

Чтобы платить пособия все возраставшей армии безработных, правительству нужны были деньги. Некоторое время большой объем налогов, выкачиваемых из предприятий, позволял делать это без особых сложностей. Но поскольку большинство предприятий очень скоро потеряло рынки сбыта и не могло продать свои товары, мощный поток налогов превратился в жалкий ручеек. Денег на пособия не стало совсем, и правительство выпустило дополнительные монеты. Возникла инфляция. Одновременно была развернута грандиозная банковская афера.
- Что бы это значило, Эльмар? - спросил Таиров, приехав в мастерскую.

- Передел имущества, - спокойно ответил тот. - Сейчас начнется, кто кого обманет: банк клиентов или клиенты банк.
- Значит, ты не рекомендуешь класть деньги под обещанные высокие проценты?
- Ни в коем случае. Разве что у тебя в каком-либо банке есть надежный источник, который сможет предупредить тебя о готовящемся банкротстве.
- А что это даст? - удивилась Рита.
- Если мы вовремя заберем деньги с набежавшими процентами - в дураках останется банк. Если не успеем - в дураках останемся мы.

- То есть банк, обещая высокие проценты, может отказаться их платить?
- Хуже. В один прекрасный момент банк объявит, что у него вообще нет денег и закроется навсегда.
- А зачем тогда он обещает большие проценты?
- Я же говорю: это вид мошенничества. Люди начнут приносить деньги, больше и больше. Когда денег наберется достаточно много, их присвоят себе те, кто банк открыл.
Рита и Таиров поглядели друг на друга и задумались. Наконец, Таиров сказал:

- Ты прав, нам не следует играть в такие игры. Как у тебя дела?
- Благополучно. Мы продолжаем подкидывать людям технические идеи, которые они могут осуществить самостоятельно для улучшения своего быта. Результаты уже есть. У многих появились солнечно-ветровые установки, а кое-кто пытается устроить нашу систему орошения. Есть и другие успехи.
- Я в курсе, но я не об этом. Я о финансах.
- И здесь порядок. Мы же не весь товар проводим через банк. Тем более, что сейчас имеется широкая сеть мелких торговых точек. Слушай, Мади, у Риты возник прекрасный план, как нам удержаться на плаву в нынешние времена.
- Да ну!
- А вот послушай. По-моему, это именно то, что нам нужно.

- Надо скупить в одно единое объединение все предприятия, какие могут составить замкнутый кругооборот необходимых людям товаров. Тогда мы сможем платить налог всего один раз, либо вообще его не платить, вместо того, чтобы наполнять банки этих мошенников, выкачивая из людей последние соки.
- Но если круг будет замкнут, то есть мы пойдем на ликвидацию магазинов и введем простое распределение, это будет обозначать ограничение свободы выбора.
- Мади, ты либо ханжа, либо отстал от жизни! Да сейчас, когда люди потеряли работу, им все равно не на что осуществлять эту самую твою свободу! - возмутился Эльмар. - Если они что- то и выбирают, то где подешевле!
- Не горячись, я просто хочу обсудить все последствия предлагаемого шага. Так как насчет свободного обмена, Рита?

- Мы включим магазины в систему. Только назовем их как-нибудь иначе, вроде пунктов отоваривания или еще как. Еще мы можем ввести прямые заказы. То есть, на каждом предприятии будет иметься каталог всех без исключения товаров, производимых в системе. Можно даже с цветными изображениями. Крупные вещи любого фасона и расцветки любой работник сможет просто заказать по себестоимости плюс накладные расходы по доставке.
- Но деньги, деньги… Как быть с ними? Они ведь очень скоро вымоются из системы в виде налога правительству.
- И наплевать, - сказал Эльмар. - Как будто нельзя обойтись без них.
- Без денег нельзя, - нервно возразил Таиров. - Деньги - это не выдумка дьявола, это механизм обмена. Это, в конце-концов, единица учета вложенного труда. Ты что, забыл?

- Конечно, не забыл Но можно ввести собственные деньги, внутренние. Только называть их не монетами, в человеко-часами, например.
Таиров подумал.
- В этом что-то есть… Похоже, идея неплохая… Да нет, это просто здорово! Если дать людям возможность отовариваться в любом обменном пункте круга - это не слишком ущемит их гражданские права.
- Вот именно! - самодовольно сказал Эльмар, словно это не Рита, а он сам подал столь блестящую идею.
А идея оказалась более чем блестящей. Она была превосходной во всех отношениях, хотя и достаточно сложно выполнимой организационно. И еще: выполнять ее надо было медленно, осторожно и, главное, чужими руками.

Будь у Таирова пятьдесят тысяч человек - проблем бы не было вообще. Он послал бы по одному координатору в каждый населенный пункт - и готово. Но даже в лучшие времена клан могучих на планете составлял всего две с половиной тысячи единиц. Сейчас же свободных голов было в сто с лишним раз меньше.
Снова было созвано общее собрание и произведен мозговой штурм. Постепенно выкристаллизовался план действий. И был он таков.

1. Выбрать десять наиболее крупных, достаточно далеко отстоящих друг от друга населенных пунктов, где установились связи с инициативными людьми.
2. Скупить все предприятия легкой промышленности каждого района, начиная с пищевой. Поручить такую скупку надежным лицам, положив им оплату пропорционально количеству скупленных предприятий и скорости продвижения всей операции.
3. Бумаги скупать подешевле, но, в крайнем случае, выплатить разумную цену, если предприятие уже принадлежит одному владельцу.
4. Предприятия скупать по очереди. На каждом выкупленном предприятии сразу проводить общее собрание, вводить пункт отоваривания, подробные каталоги и давать список остальных таких пунктов района.
5. Всех работников охватить единой компьютерной сетью. Каждому работнику выдать удостоверение личности, в угол которого впечатывается оттиск указательного пальца правой руки.
6. По желанию работника часть зарплаты либо даже вся может выплачиваться монетами. Но внутренние цены должны быть в два, три и более раз ниже.

Все это получило название “Операция Круг”. “Включить в Круг”, “в моем Кругу” - эти выражения стали обиходными среди могучих. Мастерская «Розовые шарики» в Круг не вошла. И Эльмар, и Таиров с Наталь как бы оставались не при чем во всей этой компании по скупке собственности и денежному ажиотажу.
Правда, в каждом крупном населенном пункте каждого Круга непременно имелась лавка сувениров, где красовались миниатюрные копии многих видов товаров, производимых внутри круга: крошечные наборы посуды, модели обуви, мебели, радиотехники и бытовых приборов. И любой работник любого предприятия, вошедшего в Круг, мог не только узнать из каталога, но и увидеть глазами товары, которые он может, если пожелает, заказать и иметь по доступной ему цене.

Каталоги и Эльмаровы сувениры были необходимы потому, что выставлять товары в магазине обозначало проводить их по документам как продажу. А так это называлось “производить для внутреннего потребления” и налогом не облагалось. В самом деле: имел право хозяин предприятия произвести для себя, скажем, диван? - имел. Имел он право подарить его кому-либо? - имел.
И все. На все вопросы налоговых служб был один ответ: “Это для себя. Это не на продажу.”

Чуть только предприятие вступало в Круг, прекращалось увольнение работников, кончался спад производства. А по мере расширения Круга расширялся рынок сбыта товаров и начинался постоянный набор рабочей силы. Удивительно ли, что довольно скоро все не охваченные Кругом фабрики, заводы, мастерские, вспомогательные службы стремились в него войти? Внутри Круга были стабильность, сытость, удобства и полная занятость. За его пределами царили голод, безработица, нищета и страх. Не прошло и года, как в тех районах, где обосновался Круг, вне его оставались только банки и налоговые инспекции.
К концу второго года после начала эксперимента таких Кругов была сотня. К концу третьего ими была охвачена половина планеты.

  
Круг расширяется

Дело развивалось бы еще быстрее, если бы действия Круга соответствовали намерениям правительства. Но Таиров и его группа вовсе не собирались приносить народ в жертву кучке снобов. Их нисколько не заботило, что по мере расширения Круга сужался и без того жалкий рынок сбыта товаров других предприятий, а, значит, правительство получало все меньший доход. Однако факт уменьшения доходов не мог не волновать правительство, поэтому непредусмотренная новыми законами форма предпринимательства не могла остаться незамеченной разного сорта фискалами.

Репрессии обрушились на наших бизнесменов еще в самом начале второго года, и начались они с анонимных писем с угрозами.
- Наймите охрану, - приказал Таиров. - И немедленно.
Совет был принят к исполнению. Дома членов Группы превратились в крепости, куда не было доступа посторонним. Специальная аппаратура, установленная в двойной ограде, была предназначена реагировать и отражать любой предмет, вброшенный внутрь территории. Любой посторонний летательный аппарат, который попытался бы здесь приземлиться, встречал мощный ветровой поток. Женщины с маленькими детьми практически перестали появляться на публику и общались только между собой.

Каждый летательный аппарат группы был снабжен системой отражающей защиты. Это обозначало, что любая попытка сбить аппарат оборачивалась для стрелявшего гибелью: поражающий предмет отражался, и одновременно срабатывала автоматическая наводка на точку, откуда был произведен выстрел. Туда посылалось взрывное устройство и точка уничтожалась.
Ребята давным-давно действовали не лично, а посредством агентов. Собственно говоря, охрана нужна была именно для них и для предприятий, входивших в Круг. Естественно, охранники тоже считались членами Круга, точно так же как медперсонал и работники школ. Не имело значения, что они получали еще и монеты от правительства - этих денег хватало едва сводить концы с концами.

Очень скоро пришлось ввести в Круг и Дежурный Патруль. На улицах и дорогах свирепствовали вооруженные банды. Голодные подростки и безработные молодые люди, сбиваясь в стайки, рыскали в поисках съестного. В районах, полностью охваченных Кругом, появлялась возможность трудоустройства всего местного населения, и банд там не было. Однако в населенных пунктах, где в Круг входило менее трех четвертей предприятий, гулять на улицах по вечерам было опасно.
Тем более было опасно заниматься там бизнесом. Слишком легко мог кто-то подбить дошедших до отчаяния людей пойти крушить все подряд без разбора. Не удивительно, что когда подошел к концу второй год с начала реформ, большинство банд находилось под контролем тех, кто сосал из планеты живые соки. Правящая клика широко пользовалась услугами наемников для устранения неугодных лиц. Несколько агентов Круга были убиты, прежде чем ребята успели предпринять необходимые меры для их защиты.
Поэтому теперь после того, как первое предприятие какого-либо населенного пункта вступало в Круг, там начинали действовать три правила:

1. Устанавливалась связь с местным Дежурным Патрулем, и он вводился в Круг на долевых началах. Это означало, что всем патрульным данного населенного пункта начислялась некоторая сумма человеко-часов якобы за некоторый дополнительный присмотр-охрану. Фактически, и Таиров это прекрасно понимал, это была дань, чтобы не трогали. Со вводом в Круг последующих предприятий сумма, соответственно, увеличивалась.
2. На предприятии водилась строгая система пропусков. В пункт обмена можно было попасть либо с предприятия, либо имея при себе удостоверение.
3. В городской лавке сувениров появлялись миниатюрные копии товаров данного Круга из других и этого населенных пунктов. Начиналось вовлечение в Круг остальных предприятий. Задачей агента было полностью включить в Круг все трудоспособное население.

К концу третьего года само собой получилось, что в любом пункте отоваривания можно было приобрести или заказать любой товар из любого охваченного одним из Кругов района планеты. Когда это стало всем ясно, произошло то, что неизбежно следовало ожидать: появилась возможность по приезде в чужой город заходить в любой пункт отоваривания и пользоваться им как у себя на месте проживания. Теперь удобства системы переоценить было невозможно.
Аппаратура, необходимая для сигнализации и охраны, производилась в Эльмаровой мастерской. Он наловчился создавать ее сразу комплектами и позаботился о том, чтобы в случае его гибели другие члены мастерской могли его заменить. Для этой цели он ежедневно производил спецзанятия по техминимуму, объясняя устройство старых и новых приспособлений, приборов, механизмов - всех, какие знал.

Каждая техническая новинка подробно обсуждалась и изучалась. Ребята и сами предлагали немало дельного, но прежде всего Эльмар тренировал их читать любые чертежи и сходу материализовать по ним готовую модель или изделие любого размера.
К началу третьего года существования Круга несколько банковских объединений объявило о банкротстве. Множество людей потеряло все сбережения. Правительство объявило кампанию по борьбе с инфляцией. В то же время было выпущено большое количество так называемых “заемных квитанций”: держатели этих квитанций, сделавшие заем правительству, получали в виде премий за свой поступок сумму, равную половине занятой суммы. Премия должна была быть выдана только в конце года, но все равно предпринятые правительством шаги выглядели противоречащими здравому смыслу.

- Не понимаю, что это им дает, - сказала Наталь Таирову. - Там что, идиоты сидят в нынешнем Совете?
- Я сам в недоумении. Дефицит бюджета и без того достиг значительной цифры, а они выпускают заемные бумаги под сумасшедший процент и называют это борьбой с инфляцией.
- Спроси у Эльмара.
Таиров спросил.
- На какую сумму выпущены бумаги? - задал тот встречный вопрос.
- На всю сумму дефицита.
Эльмар задумался.

- А между кем распределены заемные квитанции? - таким был его второй вопрос.
- Это важно?
- Конечно. Если мелкими суммами среди всех желающих - надо ожидать либо нового взлета инфляции в конце года, либо аннулирования этих заемных квитанций. Но если крупными суммами и в руках всего нескольких лиц, то инфляцию, действительно, попытаются остановить.

- Разъясни подробнее.
- Эти лица намереваются на счет государственной казны увеличить свой капитал в полтора раза. Но если будет инфляция, они ничего не выиграют, так как на полторы тысячи монет можно будет купить ровно столько, сколько сейчас за одну. Следовательно, инфляция, действительно, будет приостановлена.
- Я понял, - сказал Таиров. - Это нечто вроде насоса для выкачивания денег.
- Да. И поскольку предприятия свою работу сворачивают и налогов собирается все меньше, то произойдет обвальное сокращение заработной платы государственных служащих. Я заеду к тебе на днях, хорошо?

- Ты прав, - сказал Таиров после. – Заемные квитанции действительно сосредоточены в руках десяти человек.
- Ты точно знаешь, у кого?
- Да.
- Выясни, в каких отношениях они с теми членами правительства, кто предложил заем и провел его через Совет.
- Список тех, кто голосовал за займ, очень просто составить, - сказала Наталь. - У нас есть запись последних заседаний, мы их еще не сдали в архив. Правда, Мади?
- Да. Но зачем это надо, Эльмар?
- Потому, что мы, кажется, получили возможность выйти на истинную головку заговора. Лица, на счет которых в конечном итоге поступят проценты с займа, и есть те, кого мы ищем, Ахмад.

- Ты не преувеличиваешь, Эльмар? Это же недоумки! Ни на что другое, кроме стяжательства, они не способны. Да и то я подозреваю, что про заемные квитанции они просто откуда-то узнали. А тот, кто разработал план переворота - он очень хитер!
- Я согласен с тобой, что они недоумки, но это только по сравнению с нами. И их планы кажутся тебе такими хитроумными лишь потому, что ни тебе, ни мне, ни Наталь и никому из подобных нам идея захвата власти не являлась в голову. Но для чего они хотели захватить власть? - Чтобы заставить людей преклоняться перед собой и ими командовать. Чтобы возвыситься самим и унижать других. Судя по всему, они узнали, что в Большом Космосе для осуществления этих целей служат деньги, много денег. Следовательно, те, кто провел через правительство закон, позволяющий присваивать народные средства, и есть банда искомых негодяев.

- Я не понимаю, почему вы их считаете недоумками? - нахмурилась Наталь. - Совсем недавно ты говорил, Мади, что наш противник очень умен.
- Весь их ум в хитрость ушел.
- О!?
- Объясни ей, Эльмар, - сказал Таиров устало. - У тебя это лучше получается.
- Все очень просто. Владеть - это не только почести получать и блага иметь. Это прежде всего управлять. Это поддерживать такую систему, когда каждый добросовестно работает на благо всех, и система сама себя воспроизводит. Это большое искусство и тяжелый труд.

- Эти идиоты думают, что вместе с деньгами на них свалятся почет и уважение, - добавил Таиров. - А они лично ничего не будут делать, только удовольствия получать.
И он в досаде замаршировал по комнате.
- Мади, не ходи кругами, - притворно-испуганно воскликнула Наталь.
- А что такое? - удивленно остановился тот.
- Когда ты ходишь, мне тебя плохо видно, - лукаво объявила его дражайшая половина. И вздохнула: - Садись, пожалуйста. Не пристало главе семейства мальчишествовать.
Таиров послушно сел.

- Так ты считаешь, что дело близится к развязке?
- Да. Только необходимо выяснить, кто рыбак, а кто леска. И… береги себя, Ахмад. Малейшее подозрение - и с тобой расправятся.
Таиров засмеялся.
- Он бережется, не беспокойся, - сердито сказала Наталь. - В отличие от тебя.
- Я? - очень удивился Эльмар. - Я очень осторожен. Я ничем, абсолютно ничем себя не выдаю, клянусь разумом!
- Но по планете упорно ходят слухи, что ты вернулся и действуешь.
- Да? А я ничего не слышал. И про мастерскую говорят?
- Хвала разуму, нет. Но создание Кругов приписывают тебе.
- Яркий пример людского заблуждения, - самодовольно заметил художник. - Ладно, постараюсь быть тише воды, ниже травы до конца сезона. Надеюсь, нам осталось продержаться недолго.
- А сколько надо времени, чтобы вовлечь в Круг целую планету? - поинтересовалась Наталь.

- Года три, не меньше. Если не четыре или пять. Сейчас стало очень трудно работать из-за противодействия властей. Насильно ведь захватить какое-либо предприятие мы не можем - нам надо каждый раз уговаривать владельцев продать его. И городскую администрацию требуется нейтрализовать, чтобы она не мешала покупке. Хоть мы и пользуемся услугами подставных лиц, не так легко скрыть, кто настоящий покупатель. Их агенты тоже действуют достаточно умело.
- Неужели находятся такие, кто держится за предприятие, не приносящее дохода?
- Сколько угодно. Многие надеются, что правительство вспомнит свои обещания и даст им нажиться по-настоящему.
Эльмар или Таиров произнес последние слова, Наталь не запомнила. Зато она запомнила мысль, мелькнувшую у нее в голове. И даже не мысль, а идею, причем настоятельно требовавшую своего творческого воплощения.
И Наталь воплотила ее.

  
Наталь вступает в игру

План Наталь можно было бы выразить двумя словами: “Дать рекламу”. С первого взгляда он казался очень простым и даже очевидным. В самом деле. Главная трудность работы агентов заключалась в сложности подбора доводов, которые убедили бы собственников нужных предприятий в выгоде продажи.
Выгода эта вовсе не была обманом. Собственники бумаг, дававших право на владение предприятием, в подавляющем большинстве случаев на нем же и работали, обычно в качестве директоров. Продажа избавляла владельца от множества налоговых забот, а, зачастую и от долгов, делала его директорскую зарплату реальной. Она приносила ему, кроме прочего, еще и значительную сумму монет, которой он мог распоряжаться без всяких препятствий по своему усмотрению .

Но не у каждого владельца хватало рассудка прислушаться к доводам агентов. Некоторых подводил пресловутый здравый смысл: без весомых доказательств они не верили, что их не собираются обмануть. Кое-кто рассуждал про себя: “Каким волшебством вы собираетесь получать прибыль там, где я потерпел неудачу? Вы сулите, что на свою зарплату я буду иметь больше реального дохода, чем я даю себе сам? Поищите другого простака. Наверное, правительство готовит послабление в налогах, и не стоит суетиться ”.
Находились и такие, кто вообще отказывался слушать какие-либо доводы и попросту выпроваживал агента. Такие лица соглашались вступать в Круг только самыми последними, когда начинался массовый уход работников с их предприятия.

Агенты правительства тоже не дремали. Они вели свою пропаганду. Какую? Наталь пока ее не знала, но количество владельцев, отказывающихся продавать свои предприятия, резко возросло уже к середине третьего года.
Как ни крути, а реклама была очень желательна. Конечно, был некоторый риск излишнего рассекречивания, но с другой стороны, правительство знало о возникающих объединениях. Получалось, что тайна охранялась прежде всего от тех, кого намеревались привлечь на свою сторону.
Но даже при опыте Наталь и ее связях сделать нужную рекламу оказалось задачей, потребовавшей от нее нескольких месяцев напряженного труда. Дело было здесь не в продвижение рекламы на телеэкран: в крайнем случае, эфирное время можно было просто купить. Актеров и статистов тоже можно было нанять без помех, точно так же, как организовать интервью с нужными людьми.

Однако составить программу так, чтобы она до самого последнего момента оставалась вне поля зрения дельцов “черного бизнеса” и вместе с тем оказалась доходчивой и убедительной - вот что сначала показалось Наталь проблемой почти неразрешимой.
Ни Таирова , ни Эльмара она в свой замысел не посвятила, да и не собиралась этого делать. Потому что знала: они запретят. Побоятся за нее. Оба “великих конспиратора” столько раз твердили об осторожности! Она даже знала, какой аргумент они будут приводить. Скажут: “Через тебя ниточка протянется к нам”.

Наталь улыбнулась, подумав об этом. Вот чудаки! Как будто она не знает, чего стоят все их аргументы! Оба сознательно, ежедневно, ежечасно подвергают себя постоянному риску, делая вид, что находятся в полнейшей безопасности. Но чтобы рискнула она - ни-ни! А заикнись она на эту тему, наперебой начнут убеждать, что сувенирная лавка в каждом городе - самая невинная затея. Да и каждодневное шмыгание в правительственных кулуарах - абсолютный пустяк.

Между тем двойная жизнь обоих была настолько прозрачна, что малейшее подозрение - и они были бы убиты прежде, чем успели что-либо предпринять. Оба ходили по улицам открыто, оба общались с массой народа, и были практически беззащитны перед внезапным нападением. Оба жили в обычных домах, как и полагалось жить людям с их достатком.
По сравнению с этим репортаж о том, на что Наталь, как одна из ведущих тележурналисток планеты не могла не обратить внимания, был детской игрушкой. Надо было только подойти к делу с умом. И Наталь этот ум проявила.

Прежде всего она позаботилась о прикрытии. Она договорилась с одним из ребят снять контору в одном из населенных пунктов Круга и прислать ей заказное письмо с рекламным предложением. После этого она развила бурную деятельность по переписке. Присылаемые письма и копии своих ответов она аккуратно подшивала в специальную папку.
Все это служило созданию иллюзии, будто идея принадлежит постороннему лицу, а Наталь - только исполнитель, не более. После того, как материал был отснят, смонтирован, пара бандеролей туда и обратно и крупная сумма денег, поступившая на счет Наталь в Открытом должны были засвидетельствовать, что заказчик с работой ознакомлен и оплатил предъявленный счет.

Естественно, накануне выхода в эфир рекламного цикла контора была ликвидирована, а парень благополучно исчез. Но предварительно Наталь позаботилась, чтобы счет за использование рекламного времени, а также плата ведущим и актерам поступила из того же населенного пункта.
Вот почему подготовка к выходу материала в эфир отняла у Наталь гораздо больше времени, чем она планировала. Ей, организатору, пришлось изображать посредника: сначала составлять сценарий звонка от мнимого клиента, определив там, на чем он должен настаивать, а с чем согласиться, затем переслать ему этот сценарий, записать звонок на крипы. Все должно было выглядеть солидно.

Программа, задуманная Наталь, называлась “Наш круг”. Она была рассчитана на месяц и состояла из ряда телешоу, концертов, конкурсных программ, перемежавшихся безобидными рекламными трюками. Вставки были элементарно простыми. Например:

“Круг - это (демонстрировалась обстановка квартиры)”.
“Круг - это (демонстрация одежды)”.
“Круг - это (демонстрация пищевого изобилия)”.

Развлекательные программы, задействованные Наталь, были более разнообразны. Ей удалось арендовать несколько телешоу из уже существующих. Их ценность заключалась в их регулярности: они уже имели аудиторию, и это давало гарантию их просмотра. Творческое вмешательство Наталь заключалось в соответствующих сценариях для ведущих и текстах интермедий.
Это в концертах. Конкурсные передачи разного уровня дали возможность наглядно продемонстрировать изделия предприятий Круга, выставив их призами для победителей. Наталь позаботилась о том, чтобы это были высококачественные изделия, дизайн которых соответствовали их высоким внутренним достоинствам. И, главное, это не были изделия Эльмаровой мастерской, это были серийные вещи.

Призы подбирались тематические. Если конкурс был детским, подарки были такими, что у детворы загорались глазенки и захватывало дух: игрушки, наборы для кукол, конструкторы, сласти. В конкурсных программах для подростков были представлены видео- и аудиотехника, популярные записи, планеры, скоростные самокаты, спортинвентарь.
Были конкурсы для женщин, для мужчин, “Знаешь ли ты свой дом?”, “Твой сад” - все со своими целевыми комплектами призов. Никаких намеков на фирму, предоставившую призы, ни упоминаний названия Круг - за исключением рекламных роликов, но и там без всяких объяснений.

Зато в конце месяца в программе “Деловой час” состоялось подробное разъяснение смысла всего показанного. Тщательно подобранные интервью со многими людьми, проживающими в районах, охваченных Кругом, и работающими на его предприятиях, сопровождались обширными комментариями. Некоторые из интервьюированных являлись бывшими владельцами.
Никакой критики в адрес правительств - только строгий деловой перечень преимуществ, какие приобретает каждый член-участник любого из Кругов. Рекламные вставки, включенные в передачу, также были более деловыми:

“Вам нравятся эти товары? (демонстрация)
А за какую цену вы хотели бы их приобрести? За эту? (те же товары, но уже с ценниками на каждом, по курсу продажи через официальные магазины)
Или за эту? (ценники на глазах у зрителей исчезают и меняются последовательно на таблички с ценой в 2 – 3 – 6 раз меньше)
Тогда вступайте в наш Круг!”

Эта последняя передача была повторена на следующий день в утренние часы. Передача сработала. Наталь получила нагоняй от Таирова и бурные аплодисменты от всей мастерской сувениров.
- Поздравляю, - сказал Эльмар, когда она прилетела к ним сразу же после заключительной передачи узнать о произведенном впечатлении.
- Не с чем, - улыбнулась Наталь. - Меня уволили. Я больше не репортер.
- Тогда поздравляю вдвойне. У маленькой Светы наконец-то будет полноценная мама, а у большого Мади - настоящая жена. Иди ко мне, крохотуля. Глянь-ка, что дядя Эльмар сегодня для тебя припас!

Он взял девчушку у матери и сунул в ее ручонки большую сочную грушу.
- Ну как, сильно Таиров тебя ругал? - поинтересовалась Рита.
- Не то слово. Он просто рвал и метал.
- И за что больше - за раскрытие тайны или за риск?
- Риск! Никакого риска не было, - фыркнула лаборантка, она же бывшая секретарша. - Подумаешь, взять несколько интервью!
Наталь загадочно улыбнулась.
- На это и был расчет, - объяснил Эльмар. - Правда, твоя мама умница?
И он посадило малышку на широкий кожаный диван возле Ритиного стола.
- Скажи: “Да.”

- Да, - повторила Света с самым деловитым выражением лица, на какое способен полуторагодовалый ребенок. Она была озабочена важной проблемой: съесть грушу сразу или сначала поиграть ей. Это было так забавно, что даже строгая Рита не могла не рассмеяться.
- Теперь дело пойдет, правда? - сказал бывший наладчик, а ныне главмастер по станкам и оборудованию.
- Должно пойти, - подтвердил Эльмар. - Вот только…
Он оборвал себя на полуслове. Пусть не все проблемы можно решить хорошей рекламой, зачем было заранее портить настроение себе и Наталь? Он жгуче завидовал Таирову. Вот эта женщина давным-давно облетела бы полвселенной, но выяснила бы, что произошло с ее мужем и почему он не вернулся домой к любимой жене. Ведь Эльмар любил Рябинку. Именно поэтому он не хотел простить ей ее отсутствия.

Часть III
О ТЕХ, КОГО ЗАБЫЛИ

    
Инка нервничает

А что же Инка? Что делала она все это тяжелое время? Неужели события обошли ее стороной?
Конечно же, нет. Не включенная в списки на Катрене, она избежала общей участи и осталась жива. Казалось бы, прекрасно? Поскольку старых порядков Инка во многом не одобряла, она должна была блестяще приспособиться и процветать при всеобщей разрухе. Друзей-приятелей среди могучих у нее не было, а саму себя она относила к жертвам, а не к элите. Значит, и личных переживаний по поводу смены правительства у нее не было.

Тем не менее новые времена ударили по Инке так же сильно, как и по большинству остальных людей планеты. Мало того, получилось так, что Инка отчего-то неизменно оказывалась в гуще событий, хотела она того, или нет. Начать с того, что она работала в той самой школе, где училась племянница Эльмара Элиза. Школа (во время каникул она превращалась в род летнего лагеря), находилась в Первыгорде, следовательно, нашествие “зеленых” Инке пришлось наблюдать отнюдь не со стороны.

Ее группа уже пообедала, и у ребят было свободное время. Инка пошла наверх, чтобы немного расслабиться: предстоял тихий час, а момент укладывания детей в кровать она всегда ненавидела. Внезапно (Инка как раз переступала порог своего кабинета) стены, потолок и пол вокруг нее превратились в копошащуюся зеленую массу. Единый вопль, вырвавшийся затем из множества детских ртов, стремительное падение в бездну, плач и жуткое зеленое месиво вокруг еще долго потом снились Инке. Ей понадобилось не более десяти секунд после приземления, чтобы понять смысл происшествия, и именно поэтому в первое мгновение она была единственной, кто по-настоящему испугался.

Парадоксально, но к остальным ужас пришел позже, когда обнаружилось, что исчезло не только оборудованное по последнему слову техники здание, но и половина учеников вместе с половиной учителей. А вот Инка, узнав об этом, совершенно успокоилась. Спокойствие ее имело под собой прочную основу: она сопоставила вместе несколько фактов. Исчезли те классы, которые успели пообедать, то же самое касалось учителей. Но она, Инка, ела вместе с исчезнувшими, а с ней ничего плохого не произошло. Следовательно, опасность ей лично не угрожает, и она может о себе не волноваться.

Инка собрала оставшихся учеников и объявила им, что надо поскорее покинуть город и ни в коем случае ничего не есть, пока они не окажутся в безопасном месте. Совет “покинуть город” оказался впоследствии не очень удачным, хотя бы потому, что было совершенно непонятно, с какой стороны в Стасигорд пришла опасность. Однако в тот миг он показался Инке вполне разумным, и распустив детишек по домам, она кинулась искать ближайший телефон.
К этому моменту практически все в городе уже исчезло, поэтому никакого телефона Инке разыскать не удалось. Тогда она двинулась наугад, объясняя по пути перепуганным людям, чего можно, а чего ни в коем случае нельзя делать. Элиза, племянница Эльмара, увязалась за ней.
- Мне страшно, - сказала она.

Инка, разумеется, согласилась проводить девочку до дома, тем более, что после отлета Эльмара она вообще слегка покровительствовала его внучатой племяннице. Они двигались среди беспорядочно мятущихся кучек народа, огибая столь же беспорядочно перемещавшиеся кучки зеленых существ. Инка вела за собой дрожащую Элизу, но сама при этом была совершенно хладнокровна. Эмоции словно покинули ее, и панику лишившихся крова людей, суетившиеся зеленые фигуры она воспринимала словно бы со стороны, словно ее это нисколько не могло коснуться.

Она догадывалась, что и ее жилье разрушено, и Элизиного дома, скорее всего, уже нет. Но странно - ее нисколько не огорчило, когда она убедилась в справедливости своих предчувствий. Потом, когда все оставшиеся в живых население сосредоточилось на бывшей центральной площади бывшего города, и обнаружилось, что Элиза теперь сирота, Инка так же спокойно предложила девочке поехать с ней.
Да, в Первом погибли не все. Несколько летательных аппаратов оказались рукотворными, и кое-кто успел не только покинуть город, но и вовремя толково рассказать о происшедшем. Большинство людей было эвакуировано. Удалось разыскать и многих из тех, кто в панике кинулся бежать в окрестные леса. Многих, но, возможно, не всех?

Элиза не хотела верить в окончательную гибель своих родителей и отказалась улетать далеко. Что было делать Инке? Она выбрала небольшой поселок рядом с Солнечным, где требовался преподаватель по ее специальности (физика), и девочка согласилась поступить там в местную школу, доучиваться. До кульминации событий тогда было еще далеко; в Солнечном еще не успела возникнуть паника, и место эпидемии пока не отгородили упругой стенкой. Однако поселок был в тревоге, и Инка даже сомневалась, правильно ли она поступила, переехав сюда.

- Сейчас на планете нигде нет спокойного места, - сказала она Элизе во время прогулки по местному парку.
- Да, наверное, - согласилась Элиза равнодушно, думая о чем-то своем. - А откуда ты знаешь про “зеленых”?
- Я много чего знаю, - уклончиво сказала Инка.
- Например?
- Например, что у Рябинки где-то здесь есть младшая сестра.
- В этом поселке?
- Не обязательно. Где-то на планете. Мне даже имя известно: Леля Кенсоли. Твоя, можно сказать, ровесница.

- Она, наверное, на Катрене… Вот бы туда попасть, - мечтательно проговорила Эльмарова племянница. - Жаль, никто не знает на Катрену пути!
- Почему же никто? Я знаю, - возразила Инка. – Но нас туда не пустят.
- Тем более жаль. Говорят, там просто рай земной. Вот бы взглянуть хотя бы одним глазком! Ина Давидовна, давай слетаем!
- Вот уж не жажду нарваться на неприятности. И тебе не советую.

- А, жизнь одна! - пожала плечиками Элиза, до забавного напомнив этим телодвижением своего знаменитого дядю. - Если не рисковать, то так и будешь влачить унылое существование, ничего интересного в жизни не испытав. Я и одна слетаю. То есть, когда права получу.
- Прекрасно! - усмехнулась Инка. - Могу показать дорогу.
- Ой, Ина Давидовна, покажи!
Инка вынула из кармана пару цветных мелков и сделала на тротуаре рисунок.
- Секрет прост, - пояснила она. - Вот море, вот Катрена, вот континент. Но попасть туда можно только с востока, если лететь от Открытого. Проход очень узкий, но есть.
- Действительно, просто. А почему Катрена закрыта от остального мира?
- На Катрене хранятся адреса и лица всех могучих планеты. Разве Эльмар тебе этого не говорил?

- А почему Эльмар должен был мне это говорить? Эльмар же не могучий!
- Ты в этом уверена? - удивилась Инка такому повороту разговора.
- Всей планете это известно.
- И кто же он тогда? - с интересом спросило живое произведение Эльмарова мыслетворчества.
- Он конструкторский гений. Он - личность. Он - образец того, каким должен быть человек, преданный своей мечте.
- Ну вот еще! - фыркнула Инка. - Сейчас ты заявишь, что твой дядя - воплощение всех совершенств.

- И, между прочим, я готов поддержать юную сударыню.
Инка обернулась. Хрипловатый голос, произнесший последнюю фразу, принадлежал субъекту, который неизвестно как и когда очутился рядом с ними на скамейке. Мужчина. Белокурый. Кудрявый.
- Меня зовут Тод, - представился он. - Тебя я знаю, ты Инка. А вот с юной сударыней не знаком.
- Ина Давидовна, - поправила она сухо.
- Да ну? Не буду спорить. А юную сударыню зовут, если я правильно расслышал, Элиза?

Вопрос был обращен к девочке, но словно бы не прямо.
- Да, - отвечала она настороженно.
- Твой дядя спас мне однажды жизнь.
- Правда? Ты знал моего дядю? Расскажи!
- Как-нибудь в другой раз. Разрешите расстаться?
Белокурый поднялся и скоро исчез в глубине аллеи.
- Тяжелый человек, - сказала Инка, глядя ему вслед. - Он мне не нравится.
- А мне так наоборот, - возразила Элиза воинственно. В нее словно вселилось нечто злое, нехорошее.
- Ну-ну, - сказала Инка примирительно.
“Переходный возраст”, - подумала она со вздохом.

Если бы она могла догадаться, какую зловещую роль суждено было сыграть в ее судьбе этой нечаянной встрече, она бы отнюдь не печальным вздохом отреагировала на реплику Элизы. В самом деле, зачем ей вообще была нужна эта девочка? Ну Эльмарова родственница, ну сирота. Так много осталось тогда сирот, и все они были чьи-то родственники. Ничто не мешало Инке устроить девочку в интернат и заняться, наконец, решением своих личных проблем. Она бы уехала из того проклятого места и была бы избавлена от дальнейших неприятностей.

Так нет же! Инке даже в голову не пришло свалить с плеч обузу и удрать. Девочка нуждалась в защите, помощи, ей нужна была опека… Скажи кто Инке, что в ней проснулся инстинкт материнства, она бы только насмешливо хмыкнула. А между тем все последующие годы ее пребывания на планете оказались посвящены этой чужой и совершенно неблагодарной особе.
Они все время ссорились. Инка со злорадством встретила известие об исчезновении Таирова и отстранении его от власти. Она приветствовала выпады в печати против могучих и вместе со всеми смеялась над карикатурами и издевками в их адрес. Но Элиза восприняла события иначе.

- Я не знала, что ты всех ненавидишь, - вздернула она свой курносый носик в ответ на восторг Инки по поводу какого-то особенно удачного анекдота.
- Вовсе не всех, только могучих, - возразила Инка.
- А за что именно? Можно узнать?
- За мое бессмысленное существование.
- Это интересно…
- Ничего интересного, уверяю тебя.
- Тогда почему ты не улетаешь отсюда, как дядя Эльмар?

Инка вспомнила про корабль, который, как она думала, все еще хранился возле Долинного…
- Когда-нибудь, возможно, и улечу, - сказала она в раздумье.
- Когда корабль построишь, да? - скепсису Элизы не было предела.
- Возможно и построю. Удалось же это сделать твоему дяде.
- Так это ему!
- Все, что мог сделать твой дядя, смогу и я.
- Хм…
- Вот тебе и “хм”.
Элиза посмотрела на нее как на очень большую лгунью и хлопнула дверью.

А вот образчик другого разговора.
- Интересно узнать, чем новое правительство тебе не угодило?
- Новое? Да оно ничем не отличается от правительства Таирова. Сменили председателя - и конец делам.
- Вот если бы ты была у власти…
- А что? Чем я не подхожу?
Инка переводила разговор в шутку, но Элиза, казалось, была не склонна к юмору.
- И чего бы ты сделала, если бы находилась у власти?
В ее голосе звучало столько сарказма, что хватило бы на десятерых.
- О, я изменила бы все!
- Например?

- Я бы разрешила каждому работать по столько, по сколько он сможет, зато и зарплату платила бы соответствующую. Работникам умственного труда я платила бы в зависимости от их способностей. А предприятия я передала бы в руки тех, кто действительно умеет управлять.
- И как бы ты выявляла таких личностей?
- Очень просто. Надо не назначать людей сверху, а давать им возможность приобрести предприятия самим.
- Не поняла… Как это - приобретать? В нашем обществе и без того все принадлежит всем. Тем более тем, кто на предприятиях работает.
Инка задумалась.

- Я имею в виду, что управляющий аппарат должен не государством присылаться, а выбираться самими работниками из их среды.
- Открыла новость! Так и делается давно. Неужели ты думаешь, люди будут ставить над собой человека, которого никто из них не знает, и которого они не видели в деле? Любой инженер у нас начинает с рабочего, уж мне-то это известно!
Элизино возмущение можно было понять, ее родители были из потомственных заводских семей.
- Конечно, но все равно есть вероятность ошибки… - не сдавалась Инка.
- А ты бы как хотела?

- Я бы раздала всем работникам свидетельства не право долевого владения их предприятием, и пусть бы они могли эти свидетельства обменивать, дарить, или продавать…
- А зачем?
- Если кто-то не хочет принимать участие в управлении, то он сможет передать свои права другому, более способному, - фантазировала Инка. - У кого наберется больше карточек, тот, значит, и более способный.
- И что, у кого будет больше карточек, тому все должны будут подчиняться?
- Ага.
- Бред какой-то. А если они не захотят?
- Не надо отдавать свои права тому, кому не хочешь подчиняться.
- Здорово ты сочиняешь!
- Я не сочиняю. Так делается в Большом Космосе. Исторические романы надо читать.

  
Инкина вина

Инка болтала, не придавая особенного значения своим фантазиям, в которых вычитанные из литературы сведения причудливо переплетались с мечтами о полнокровной, насыщенной событиями счастливой деятельности. Но хотя причиной отсутствия такой деятельности была Инкина внутренняя пустота, отсутствие предыдущего жизненного опыта и страх пред какими-либо переменами, она во всем винила своего создателя и его клан.
Инка считала Новую Землю своей тюрьмой, и она не любила ее, потому что кто же любит тюрьму! Ей в память было заложено желание работать на какой-то совершенно неведомой Лиске и жить в многоэтажных домах-ульях из стекла и бетона. Но на Новой Земле таких домов не строилось, а на Лиске Инкино рабочее место было занято Рябинкой, ее прототипом. Да и что она знала об этой самой Лиске?

Так что здравый смысл говорил Инке не рыпаться и искать счастье здесь, на родине. В свое время она послушалась рассудка и не улетела. Однако, оказалось, не реально ожидать от человека, чтобы он с энтузиазмом кинулся искать для себя подходящее место в тюрьме, а найдя, принял это место с восторгом. Инка тосковала, и что самое печальное, никто и ничто не способно было заполнить пустоту в ее душе.
Конечно, ни к какой власти Инка не рвалась. Более того, если бы вместо Элизы ее собеседником был некто, имеющий отношение к правящим органам, наша тоскующая псевдо-лесоводша хорошенько бы взвешивала каждое слово, прежде чем его произнести, и какие-либо советы она давать бы поостереглась. Но с девчонкой-несмышленышем да у себя дома, на кухне, почему бы не почесать языком? Кому от этого могло стать плохо?
Элизе? Но она сама постоянно втягивала свою приемную тетю в долгие философские разговоры.

Ах, если бы Инка могла догадаться, что девочка заводит подобные разговоры вовсе не случайно! И даже не из любознательности, свойственной ее возрасту! Если бы Инка получше присмотрелась, с кем племянница Эльмара водит знакомство!
Увы! Даже заметь она это, нескоро ей бы показалось подозрительным желание Тода знать, что и по какому поводу она говорит и думает. Конечно, ей бы не понравилось его стремление превратить девочку-подростка в провокатора и бездумного исполнителя чужой воли, но…
Впрочем, почему бездумного? Элиза (если бы она, конечно, захотела) могла бы объяснить Инке, что никто ей темы дискуссий не навязывает, что ей самой хочется знать, прав или нет дядя Тод. И что вообще он очень интересный, и что Элизе его жалко, бедного. Он такой несчастный и так влюблен в тетю Инку, лишь о ней и говорит.

Но Инка ни о чем не догадывалась и ничего не подозревала. Нескоро она заметила, что любая, самая невинная ее болтовня непостижимым образом возвращается к ней, отражаясь, как в кривом зеркале, в реформах нового правительства и в событиях вокруг.
Упомянула Инка мельком о том, что ничего не имеет против свободы нравов (сама она, кстати, вела очень строгий образ жизни и никого к себе не подпускала) - на прилавки и в эфир хлынул мутный поток порнографии. Сказала она как-то, что неплохо бы, для подстраховки, каждой семье иметь свой садовый участок - последовала земельная реформа. Зашел разговор о странной эпидемии, унесшей с планеты клан могучих - Инка высказалась в том смысле, что, мол, ничего страшного, согласно статистике, ежегодно по пятьдесят новых детишек появляется. И что же? Начались убийства детей, проявивших Способности.

Совпадения были столь разительны, что не заметить их было невозможно. Конечно же, Инка заметила, и, разумеется, вывод сделала совершенно неверный.
Наша учительница физики решила, будто у нее дар предвидения. То есть, что она и некто в новом правительстве думают похоже. И что в правительстве засели люди, не желающие просчитывать последствия проводимых реформ, т.е. крайне легкомысленные и неспособные к управлению страной персонажи.

Да и как иначе могла Инка думать? Дар-то предвидения у нее, действительно, был: засуху и последующие ливни она предсказала с точностью до двух дней! И голод, и безработица, и инфляция - все ей становилось известно заранее. Вот только… Если кто-то в правительстве думал с Инкой одинаково, почему они допустили инфляцию и голод?
Вывод был очевиден: потому что новому правительству до бедствий людей не было дела. Мало того, инфляция, голод, грядущий крах банков был ему на руку. Оказывается, там вовсе не легкомысленные типы сидели? Значит, они прекрасно понимали, осознавали, что делали?

Своими мыслями и сомнениями Инка поделилась с Элизой. Вот тут-то и начали происходить вокруг Инки события, заставившие ее, наконец, очнуться и захотеть стать той, кем она являлась по природе: хозяйкой своей судьбы. На Инку обрушились репрессии!
То есть это впоследствии Инка догадалась, что это репрессии, а тогда, спустя два с половиной года после переезда в поселок, она совершенно ничего не поняла и терялась в догадках: что вдруг стряслось с окружавшими ее людьми? Словно сумасшествие какое-то на них напало!

Вдруг от нее отвернулись коллеги по работе. То есть не то, чтобы открыто отошли, а стали резко “вот они - мы, а вот она - ты”. Они начали болтать в ее присутствии всякие глупости, откровенно лгать о вполне очевидных вещах - словом, придуриваться.
Но как она могла догадаться о репрессиях, если, по ее мнению, ничего особенного она не совершала и даже не говорила? Правительство тогда ругали все: не было почти никого, кто бы не пострадал из-за реформ, тем более что и на школьных делах новшества отразились не лучшим образом. Питание в школьных столовых было сведено к минимуму, дети стали приходить голодными, плохо одетыми, с учебными пособиями стало туго.

Конечно же, привыкшие к свободному высказыванию своих мыслей люди не стеснялись в выражениях. И вдруг все отворачиваются от одного и начинают из своей коллеги дурочку делать? Что же стряслось?
Через неделю Инка услышала, как кто-то кому-то за ее спиной на улице сказал, что она не просто учительница, а секретный сотрудник нынешнего правительства и занимается доносительством. Поведение коллег сразу стало ясным, но от этого Инке не полегчало. Отчуждение людей вокруг нее росло, и скоро Инка уже ни с кем не могла свободно общаться. Она осталась без подруг, и это уже само по себе было скверно.

Однако случившееся заставило ее задуматься: с чего люди взяли, что она сексотка? Кто пустил такой нелепый слух? Наблюдательность ее обострилась, и она обратила, наконец, внимание на странную зависимость между ее кухонной болтовней и действиями властей. Тогда она сделала у себя дома обыск и нашла подслушивающую аппаратуру.
Что же получалось? Оказывается, она в самом деле работала на нынешнее правительство и не подозревала об этом? И все эти дурацкие реформы, принесшие столько бедствий, ее вина?

Инку охватил такой ужас, что она едва удержалась, чтобы немедленно не побежать за Элизой и не начать тутже выяснять отношения: кто, как и почему заставил ее участвовать в мерзком деле. Чем дольше она думала, тем более отвратительным казалось ей поведение девочки. К ее приходу Инка взяла себя в руки и решила: девочку отсчитать, от дальнейших разговоров с ней отказаться, а летом с ней разъехаться.
Сказано - сделано. Элиза ударилась в слезы. Она категорически отрицала свое участие в подслушивании любимой тети и, между прочим, Инка ей поверила. Девочка, действительно, ничего не знала.

- Передай этим нелюдям, что больше они от меня ничего не услышат! - кричала Инка в запальчивости.
- Я не знаю, о ком ты говоришь! - возмутилась, наконец, Элиза. - Мне некому и нечего передавать!
- Прекрасно, - ядовито отрубила Инка. - Но наши домашние разговоры о том о сем придется прекратить.
- Большая потеря! - фыркнула Элиза насмешливо.
Инка впала в депрессию. Не осталось больше ни одной живой души, с кем она могла бы поделиться своими переживаниями и даже попросту, без затей, поболтать. Мало того, груз соучастия в грязном, паскудном, с ее точки зрения, деле, оказался для нее совершенно непосильным бременем. Она часами сидела неподвижно, уставив взор в одну точку, и молчала. Если бы не необходимость ходить на работу, она бы вообще слегла.

На Элизу ее настроение действовало не лучшим образом. Девочка начала нервничать, старалась позже приходить домой или уединялась в своей комнате и, включив на полную мощность музыку, погружалась в транс. Однажды она неожиданно сказала:
- Можно подумать, если бы тебя не было, и переворот бы не состоялся!
- А вдруг? - буркнула Инка.
- Ах фу ты ну ты, лапти гнуты. Хотела бы я знать, кто ты такая, что так высоко себя ставишь?

Конечно, Инка могла бы сказать, кто она такая, но она вовремя вспомнила о подслушивающих устройствах.
- Я очень много знаю и умею, - ответила она полуправду, поскольку полуправда была в любом случае лучшим вариантом, чем неудачно солгать или выдать свою принадлежность к столь часто ругаемым ею могучим.
- Ах да! Ты прочитала очень много исторических романов! - с издевкой продолжило пытку юное существо. - Можно подумать, что кроме тебя, никто ничего на нашей планете не читал! И все дураки, одна ты умная!
- Я так не говорила.
- Тогда в чем дело? Может, это какой поклонник внимание к тебе проявляет?
- Какой еще поклонник? - вспыхнула Инка. - Ты прекрасно знаешь, нет у меня никаких поклонников!
- А ты поищи получше, может и найдешь!

Негодование Инки было беспредельным. Она здорово разозлилась на наглую девицу, но апатия у нее прошла. Мало того, Инка слетала к Катрене, узнала, что проход закрыт, и вновь установила наблюдение за действиями правительства.
“Они прослушивают меня - я буду прослушивать их”, - решила Инка для себя и стала жить как ни в чем не бывало. С одним маленьким, но существенным отличием: философские беседы с кем бы то ни было ей пришлось прекратить надолго.

  
Инка не сдается

Инка думала, что справилась с ситуацией. Она смирилась с одиночеством и невозможностью чувствовать себя дома свободной. Она притерпелась к неожиданным поступкам Элизы и к ее внезапным вспышкам раздражительности. По сути они с девочкой просто обе ждали, когда наступит лето, и с последним выпускным экзаменом явится для них возможность расстаться навсегда. Элиза надеялась поступить в мединститут в Солнечном, и Инка ее желание одобряла всеми фибрами истерзанной души. Она мечтала, что с отъездом Элизы наступит для нее, наконец, долгожданный покой.

Однако пришло лето, Элиза уехала, а вместо покоя на Инку обрушилась новая волна репрессий. Причем репрессий такого сорта, что стало абсолютно ясно: субъект, придумавший их, просто психически неполноценен. Лишь совершенно извращенный мозг был способен изобрести такое: извлекать издевательства над человеком из самого этого человека.
Например, спросить: “Вы любите рыбу?” Что бы вы ни ответили, неприятные ощущения вам были бы обеспечены. Если вы ответили “нет” - куда бы вы ни пошли после этого, везде сплошняком натыкались бы на рыб или их останки. Если бы вы сказали “да” - рыбы вы бы лишились надолго.

Бедствие оказалось просто кошмарным. Инка не сразу догадалась, что при любой ее реакции приготовленная неприятность свалится на ее голову с неизбежностью осеннего листопада. Поэтому она потратила немало нервов и умственной энергии на выяснение того, какого ответа от нее хотят. Оказалось, достаточно любого. Тогда она решила уходить от ответа вообще, отмалчиваться, делать непонимающий вид, но эффект был тот же. Заводился ли при ней разговор о луке - у нее с огорода пропадал весь лук, произносилось ли слово “забор” - ломалась ограда.
Инка и нервничала, и пыталась бороться, и перессорилась со всеми соседями, чтобы иметь возможность ни с кем не разговаривать - тщетно. Куда она могла деться от коллег по работе, прохожих на улице, продавцов в магазине? Куда она могла деться от своих учеников? Неожиданные и самые разнообразные вопросы поджидали ее везде, и она не имела ни малейшей возможности от них укрыться.

Понервничав месяца с два, Инка решила: хватит. Если репрессии неизбежны, нет смысла метаться, а надо просто их игнорировать и воспринимать как стихийное бедствие. Не все ли равно, чем тебе вытягивают нервы? Поэтому смело можно вести себя естественно, как ни в чем не бывало - хуже все равно не будет. А вокруг дома установить силовую защиту, и вокруг сада тоже, чтобы хоть в своем жилище отдыхать.
Сказано - сделано. Свой дом и сад Инка защитила. А тем временем тихой сапой к ней подкрадывалась третья серия неприятностей, и справиться с ней Инке уже было не под силу.

Но сначала было лето, пора каникул и учительских отпусков, пора экзаменов и надежд. Элиза поступила, наконец, куда хотела и за неделю до начала занятий переехала в Солнечный. Это дало Инке небольшую передышку и возможность спокойно подготовиться к новому учебному году. Все последние дни лета она безвылазно просидела дома, а снаружи на дверях повесила большой замок, чтобы не беспокоили соседи.
Однако наступила осень, и Инке волей-неволей пришлось снова предстать перед людскими взорами. Она собрала всю имевшуюся у нее силу воли, взяла себя за шиворот, в переносном смысле, конечно, и повела на работу. Встреча с коллегами - нормально. Первый школьный день - нормально. Первая неделя - ничего. Но только стала Инка замечать, что с учениками творится нечто неладное. Стоит ей кого похвалить среди коллег - ученик словно с цепи срывается: либо учиться перестает, либо и вовсе дерзить начинает.

Инке достаточно было трех случаев, чтобы с тех пор держать свое мнение об учениках при себе. Заходит о детишках разговор в учительской, и пусть все скажут свое “молодец”, но она - молчок. Эта тактика сработала, и несколько дней подряд новых эксцессов не было.
Второй неприятной неожиданностью стало заседание при директоре. До сих пор такие заседания проходили для Инки благополучно, в общем и целом с работой она справлялась. Уроки ее некоторые ученики даже любили, знания она давала прочные. Конечно, отдельные недочеты у нее были, но у кого их нет? Недостатки свои Инка знала и старалась вовремя их исправлять. Она не считала себя лучше других, но и плохой учительницей тоже никто ее никогда не называл.

И вдруг… Вдруг на совещании всех похвалили, а ее отругали. Сделано это было так искусно, что Инка не сразу поняла, в чем фокус. Она не сдала вовремя план работы - так ведь почти никто еще не сдал. Но обо всех промолчали, а ее - выставили отрицательным примером. И опять же, других похвалили за то, что и у Инки шло прекрасно, даже лучше, чем у многих. Но их назвали, а ее - словно забыли.
И пошло-поехало. Теперь Инку ругали на каждом собрании. Успехи ее игнорировались либо вообще приписывались другим. Школьники тоже чем дальше, тем больше выходили из повиновения. На этот раз инициативу проявили ученики отстающие, попросту, хулиганы. Весь репертуар “как отравить существование учителю” был проигран на ее уроках.

Естественно, Инка пыталась принимать меры. Но, к сожалению, обнаружилось, что дисциплина на уроках - это результат усилий не одного отдельного учителя, а всей общешкольной атмосферы. Бесполезно выставлять ученика на всеобщее обозрение, если его поступок вызывает восхищение одноклассников и волну подражаний. Не имеет смысла жаловаться директору, если головомойку после этого устроят тебе, а не ученикам.
Работа для Инки превратилась в один сплошной кошмар. Первую четверть она еще выдержала. Но со второй четверти на ее уроках началось откровенное, наглое хулиганство. Любое ее слово встречалось насмешками, ухмылками, издевками. Объяснений ее не слушали, указания не выполнялись.

Как ни добросовестно относилась Инка к своим обязанностям, как ни жаль ей было оставлять ребятишек без учителя в разгар учебного года, она вынуждена была подать на рассчет. Она вновь замкнулась в своем доме и прожила так до конца весны. А летом уехала из поселка.
Это произошло в самом начале пятого года с момента нашествия “зеленых”. К тому времени операция “Круг” была в самом разгаре. Было уже более двух сотен районов, охваченных системой самообеспечения, и Инка, наконец, столкнулась с признаками деятельности «Группы 26».

Если бы она жила менее замкнуто, до нее и раньше бы донеслись слухи о том, как хорошо стало в некоторых районах. Но Инка ни с кем не общалась, а газетным утверждениям о наметившейся стабилизации не очень-то верила. Необходимость сменить место жительства заставила ее совершить небольшой вояж.

Где удобнее всего затеряться человеку? - конечно же, в городе. Как человек ищет работу в незнакомом месте? - ходит и рыщет по сторонам. И стоило Инке вынырнуть из своего затона, как она неминуемо должна была наткнуться на одну из сувенирных лавок. Ребята специально сооружали лавки там, где их нельзя было не заметить. Это были не столько пункты продаж, сколько выставочные павильоны, скромные снаружи и роскошные внутри.

Чего там только не было! Миниатюрные копии всего, что может украсить жизнь человека и сделать ее уютнее, располагались в сочетаниях, долженствующих изумлять - и они изумляли. Каждая финтифлюшечка была изготовлена с ювелирной точностью, а модели станков, механизмов, приборов были действующими.
Но не это, и не роскошь разнообразия, от которого Инка уже отвыкла в своем поселке, поразили ее - творение узнало руку своего создателя. В павильоне были выставлены изделия могучих - и, несомненно, Эльмара!
Инка взяла в руки миниатюрное креслице и вынула из кармана увеличительное стекло, чтобы рассмотреть обивку. Она чуть не засмеялась вслух: так и есть, ткань, а не краска. И деревянный каркас не иллюзия. - что видел глаз могучего, то и воспроизвел. Но почему Эльмар?

Инка более внимательно осмотрела лавку. Здесь были не только копии промтоваров, отдел подарков тоже был представлен с размахом. А бижутерия, забавные игрушки, сувениры - все эти изделия до того, как стать ширпотребом, изготовляются вручную. В некоторых вещицах почерк художника чувствовался столь явно, что не уловить, кто автор, было просто невозможно.
Позабыв обо всем на свете, Инка полетела в Солнечный. Элиза сдавала летнюю сессию, и Инке стоило большого труда вытащить ее из шумного коридора на гораздо менее шумный двор.

- Элиза! - прошептала она, сияя глазами. - Твой дядя Эльмар вернулся!
- Да ну!? - брюзгливая гримаса самоуверенности вмиг слетела с лица Элизы. Она словно вновь превратилась в милую доверчивую девочку, какой когда-то была.
- Ты его видела?
- Да, то есть я точно знаю. Он собрал оставшихся в живых могучих, и они действуют. Понимаешь?
- Да, конечно. Где он? Ты сказала ему, что я хочу его видеть?

Инка вздохнула. Сказать Элизе о сувенирной лавке означало выдать Эльмара с головой.
- Он должен скрываться, понимаешь, дочка? Сама знаешь, какое сейчас время!
- Да, конечно. Но я очень по нему соскучилась.
Элиза жалобно взглянула на Инку и вдруг бросилась к ней на шею. Кап, кап - плечо у Инки стало мокрым от Элизиных слез. Инка погладила девчушку по голове и тихонько прошептала, наклонившись к самому ее уху:
- Потерпи еще немного. Скоро все переменится, вот увидишь!
Элиза выпрямилась, утерла слезы и сказала:
- Мне пора. Увидишь дядю - передавай ему привет.
- Обязательно передам, - кивнула Инка.

Она не стала говорить девушке, что не только не будет искать встречи с Эльмаром, но и вообще постарается держаться подальше от всех мест, где имеет шанс с ним столкнуться.

  
О чем не знал Эльмар

Таиров был прав, говоря, что Эльмару следовало бы прежде чем поучать других в личной жизни для начала разобраться в собственной. Нашему борцу с несправедливостью и в голову не приходило, что долг и обязанности могут быть не только у него, но и у Рябинки. Если бы он поменьше обижался, а побольше рассуждал, то давным-давно бы понял: если Рябинка не примчалась за ним следом - значит, не смогла.
Да и с другой стороны: у него есть самолюбие, а у нее, значит, нет? И прощупав сквозь толщу парсеков мысли и намерения, которые копошились где-то в глубинах заполненной мировыми проблемами Эльмаровой башки, она обязана была сообразить, что таинственная женщина, с которой тот смылся с Лиски, никогда не входила в число его поклонниц?

Если бы Эльмар поделился с кем-либо, например, с Ритой, подробностями своих переживаний, та бы раскрыла ему глаза. Но он замкнулся и молча страдал, будучи не в силах ни забыть жену, ни перешагнуть через свое самолюбие. А между тем… Между тем, как сказал бы Мартин, он был просто зацикленным ревнивым дурнем. Вместо того, чтобы качать чужих детей, следовало бы поинтересоваться: а вдруг…
Да-да, именно так! Вовсе не из-за отсутствия любви, и даже не из-за служебных забот Рябинка не рванула за Эльмаром следом. Собираясь в тот последний раз на Тьеру, она чувствовала себя непривычно плохо. Кроме того, она хотела знать, почему ее брак с Эльмаром бесплоден. Она страстно, просто по-сумасшедшему жаждала стать мамой, но увы!.. И обе эти причины заставили ее обратиться за консультацией в одну из лучших клиник Тьеры. Клиника эта располагалась, по масштабам планеты, совсем рядышком от заповедника бабушки Вербы.

Осмотрев ее, седобородый профессор сказал:
- Вы очень дорожите своей работой?
Рябинка кивнула.
- Боюсь, мне придется вас огорчить. Выбирайте: либо ребенок, либо работа.
- Что-что? - не поняла Рябинка.
- Вы абсолютно здоровы. Но, насколько я понял, ваша работа связана с частыми космическими перелетами?
Рябинка снова кивнула.
- Космическое излучение и перегрузки при взлете и посадке губительно действуют на зародыши живых существ. Я все сказал. Выбор за вами.

- Доктор, вы имеете в виду, что для меня есть надежда?
- Разумеется, есть. Но еще один выкидыш - и вы можете навеки потерять возможность выносить собственное дитя. При вашем положении вам надо беречься.
- При каком положении?
- Я твержу вам об этом уже полчаса. Вы беременны, голубушка!
- Ах! - воскликнула Рябинка. - Но… что же мне делать? Меня ждут! И у меня там муж!

Она позвонила бабушке.
- О чем разговор! - воскликнула бабушка, крайне обрадованная таким поворотом событий. - На Лиске обойдутся без тебя, по крайней мере некоторое время.
- А Эльмар?
- У меня в заповеднике хватит места для вас обоих. Я давно нуждаюсь в дельном помощнике.
- Но, бабушка, как ты не понимаешь? Если он ради меня уволится с работы, ему трудно будет восстановиться на Лиске.

- Милая моя внученька! Он мужчина и сам должен решать, что ему важнее, работа или ты. Тебе же следует больше думать о себе и своем здоровье. И вот что я тебе посоветую: напиши объяснительную своему начальству и договорись об отпуске года на три, чтобы зарезервировать себе место.
- А если уволят?
- Тоже не беда. По крайней мере, будет что-то определенное. Письмо отдай мне, я сама побываю в твоем управлении и улажу все, что можно. Жду. Целую. Будь умницей.

И Рябинка настроилась быть этой самой умницей. Она добросовестно отдыхала, избегая всего, что могло вредно отразиться на ребенке, соблюдала режим и вообще стала такой послушной, что можно было только диву даваться. Исчезновение Эльмара ее, понятно, расстроило, но она успокаивала себя всеми доводами, какие мог изобрести человеческий рассудок.
Она знала: просто так Эльмар покинуть ее не мог. Он бы непременно поставил ее в известность хотя бы письмом. Значит, он улетел по делу. Значит, ненадолго. Значит, вернется.

Но день шел за днем, неделя за неделей, месяц за месяцем, а ничего не менялось. Уже и ребенок родился, а от Эльмара не было никаких известий.
- Бросил он тебя, - ворчала бабушка.
- Неправда, - возражала Рябинка, - он не такой! Ты его не знаешь!
- Ох, милая, не хочу тебя пугать, но ребенка тебе придется растить одной.
- Ну и что? Выращу! - не сдавалось Рябинка. - И вообще, мне вредно волноваться, а ты говоришь такие вещи. Вот пропадет у меня молоко, будешь знать.
Бабушка лишь печально качала головой.

Так прошел еще один год. Малыш уже вовсю ходил, а Эльмар не появлялся. Первое слово ребенок сказал “папа”, но папа так и не вернулся. А потом отпуск у Рябинки окончился, и подошел срок ее возвращения на Лиску.
- Работа есть работа, - сказала бабушка. - Езжай. А ребенка оставь мне. Не беспокойся, выращу.
- Но мне…
- А своего охламона забудь. Представится случай - устраивай свою судьбу. Быть не может, чтобы при таком выборе, какой у вас там в экспедиции, да невозможно было составить хорошую партию!

Бабушка слегка лукавила. Она надеялась, что, выйдя второй раз замуж, Рябинка оставит маленького Дождика ей. Так когда-то сделала Рябинкина мать, почему бы и Рябинке было не поступить подобным образом?
Но свои планы старая Верба держала при себе. В то же время она усиленно запудривала Рябинке мозги, настраивая ее на новое замужество. И настроила-таки. Вернувшись на Лиску и узнав подробности Эльмарова исчезновения, Рябинка вынуждена была признать бабушкину правоту.
Да и кто бы не признал? Ведь какие бы причины ни послужили отсутствию Рябинкиного мужа, Космос взял его и не вернул. А настоящая ты вдова или соломенная было уже делом третьим, хоронить себя заживо было донельзя глупо.

Вот только хорони или не хорони, но что же делать, если душа твоя упорно не желает ни к кому тянуться? Если все представители противоположного пола кажутся тебе скучными и неинтересными? Если попытавшись сделать выбор, ты скоро понимаешь, что крупно промахнулась, потому что чем чаще твой кавалер приходит к тебе, тем реже его хочется видеть? Ну возможно ли найти подходящего товарища по жизни, если в каждом мужчине видишь лишь недостатки, терпимые только на дистанции?

Прошло еще полгода, пустых и одиноких. Будь на месте Рябинки слабая женщина, она бы сходила к психологу, перестроила свои приоритеты и все же прислонилась к чьему-нибудь плечу. Но Рябинка была сильной, в чужом плече не нуждалась, и вместо похода к психологу она предпочла отказаться от всяких поползновений устроить личную жизнь.
А время шло, то самое, которое лечит. Постепенно работа и тоска по ребенку, оставленному при бабушке, выполнили свою задачу: образ Эльмара потускнел в памяти Рябинки. И появился, наконец, мужчина, который смог подобрать ключик к Рябинкиному сердцу. Он был из транспортников, и познакомились они во время очередной Рябинкиной командировки на Тьеру. Ах, как ей понравился этот человек, и она тоже, кажется понравилась ему! Сердце Рябинки запело как когда-то, и она почувствовала, что в ней снова просыпается женщина. Она надеялась, и не напрасно!

- Люблю, - сказал ей мужчина.
Их отношения складывались удачно. Взаимная симпатия молниеносно перешла в связь, и очень скоро между ними встал вопрос о браке. Рябинка была не против. Рой, так звали ее избранника, прощупал почву и предложил ей прямо:
- Давай оформим отношения.
- Согласна, - улыбнулась Рябинка.
Казалось бы, чего лучше? Но совершенно неожиданно Рябинку охватила тоска. Она вдруг растерялась. Она вдруг поняла, что Рой нравится ей не сам по себе, а тем, что он во многом похож… На кого же?... Конечно же, на ее блудного муженька!

Получалось, не Роя она любит, а по-прежнему Эльмара? Что же будет, если тот все же вернется? Ведь они не разведены, и у них сын. В какое положение тогда она поставит Роя? С другой стороны, что же стряслось с художником? Может, его и в живых уже нет? А, может, он завел у себя на родине другую семью и живет-наслаждается?
Рябинка отругала себя: давно следовало ей все выяснить. Уже два года она свободна и не выкроила пару недель слетать на Новую?

Рябинка заглянула внутрь себя и спросила: “Почему”? Ответ был неожиданным: она попросту боялась узнать правду. То есть, что ее бросили. Ждать было проще - и она ждала. А чего собственно? И вообще, пора было показать маленькому Дождику родину его отца. Все. Точка.
Решение было принято, и, значит, приняты незамедлительные меры к его выполнению. Был получен отпуск на работе и взят курс на Тьеру, за мальчиком. Рою она сказала, что летит за разводом. Старую Вербу обмануть было труднее.
- Если за разводом, зачем тащить с собой ребенка?

Бабушка чуть не плакала. Впрочем, почему “чуть”? Она украдкой утирала слезы кончиком головного платка.
У сердца свои законы. Но говорить на эту тему Рябинке не хотелось, и она только буркнула:
- У мальчика есть отец.
Старая Верба горько вздохнула.
- Я хочу свой отпуск побыть со своим ребенком, бабуся! И ничего с ним за этот месяц не случится!

Рябинка даже не подозревала, что фактически летит на совершенно новую планету, такую же неизвестную ей и столь же полную неожиданностей, как и та, куда она ступала когда-то. Из записки, оставленной Эльмаром, ничего такого предположить было невозможно. Чего-то там стряслось - ну и что? Мало ли чего бывает на свете! Не в качестве же ангела-спасителя вызвали ее скрытного, неприметного, никакими подвигами себя на Лиске не зарекомендовавшего супруга? Подумаешь, персона: художник-декоратор!

Эльмар рассказал ей в свое время, что Совет Безопасности знает о похищении старого космонавта и, в общем, претензий не имеет. Лишь бы она помалкивала и вела себя тихо - следовательно, и с этой стороны Рябинкин визит был вполне безопасен. Планета была чудесна, и малышу она несомненно должна была понравится!

В лабиринте зелени

Рябинка поставила звездолет на знакомой луговине возле березовой рощи и, взяв сынишку за руку, повела его к тому месту, где она впервые встретилась с его отцом. Почему она так сделала, ей самой было неясно, но что-то заставляло ее каждый раз туда возвращаться. Вот и теперь: вместо того, чтобы лететь в Открытый, она вновь пешком отправилась к Долинному. Словно паломничество совершала.
Несомненно, это было именно так. Здесь каждый поворот, каждый кусок пространства что-то говорил Рябинкиному сердцу. Даже воздух, похожий на перламутровый легкий туман, казался ей необыкновенно приятным. Все здесь было для нее знакомо, и все - ново.

За канувшие в вечность годы деревья выросли. Некоторые стволы подгнили и упали, другие - раздались в ширину, но место неуловимо изменилось. Молодые юные березки поднимались из пеньков, иные по три сразу. Пышно зеленели кусты бересклета, и редкая невысокая трава пестрела головками разнообразных цветов.
Лето было в разгаре, и оно приветствовало путников целой симфонией птичьих голосов. Рябинка уверенно вышла на бугорок, обрамлявший останки рожденного силой ее воображения озера и осмотрелась.

Никакого озера, ясное дело, здесь уже не было и в помине. Ложбинка обратилась в пышный луг, казавшийся неизменным со времен образования планеты. Луг простирался во все стороны, и травяной покров был так высок, что совершенно загораживал кедровник. Тропинка вдоль “берега” исчезла.
- Мама, где папа? - спросил малыш.
- Подожди, Доди, - озабоченно сказала Рябинка, тщетно пытаясь казаться уверенной. - Крепко держись ручкой за маму и не отставай.

Ориентируясь по рельефу земли под ногами, березняку и общему виду местности, она обогнула бывшее озеро и очутилась в том месте, где должны были располагаться кедры. Зрелище, какое она увидела, укололо ее в самое ее лесоводческое сердце!
И было от чего расстроиться! Прекрасный кедровый бор, ее бор был практически уничтожен какой-то безжалостной и бездумной силой. Высоких, могучих деревьев не стало, и подрост пропал. Повсюду валялись сучья, неубранные ветки и полуистлевшие останки стволов. Это была не вырубка, нет! Это была внезапная смерть организма в расцвете лет…

Рябинка нагнулась, проткнула пальцем верхний слой почвы под ногами, взяла щепотку в руки... Странно! Хвои было совсем мало...
- Мама! - захныкал малыш.
- Подожди… Посиди здесь, я поищу дорогу.
Она хотела посадить ребенка на показавшийся ей более-менее подходящий обломок ствола и едва удержалась от возгласа. Дерево рассыпалось при первом же прикосновении.
- Постой-ка…

Она прошла несколько шагов - везде было то же самое. Впрочем, вот из-под земли пробивается тонкий прутик (живой!), вон стайка молоденьких сосенок… И еще… И еще… А вот эти веточки не рассыпались, когда Рябинка на них наступила.
- Мама! Я боюсь!
Ребенок уже не хныкал, он в голос плакал.
- Иди ко мне, Доди!
С громким ревом малыш подбежал к матери и прижался к ней.
- Ну не плачь, не плачь!
Рябинка взяла его на руки и поцеловала в мокрые щечки.
- Успокойся, Доди, что с тобой?

Малыш обвил ее шею своими ручонками и, всхлипывая, пробормотал:
- Не бросая меня! Не бросай! Ты обещала!
- Ах ты, глупенький! - улыбнулась Рябинка, с нежностью прижимая к груди доверчивое тельце. - Как может мама бросить своего сынишку?
- Но ты… ты так долго не приезжала!
- Глупый! Я работаю. Я зарабатываю для нас денежки, чтобы ты мог кушать разные вкусные вещи. Как же ты мог думать, что я тебя бросила?
- А папа бросил…
- Папа?...

Рябинка вдруг рассердилась. Она поставила малыша на землю и строго произнесла:
- Не говори так. Когда твой папа улетал, он ничего о тебе не знал.
- Но он бросил тебя.
- Кто тебе это сказал?
- Бабушка.
Малыш повел плечом и отвернулся “Как Эльмар,” - подумалось Рябинке. Она погладила ребенка по голове и сказала:
- Ты любишь свою маму?
- Да, - прошептал мальчик.
- Ты хотел бы меня покинуть?
- Сама знаешь, зачем спрашиваешь?

- Потому что твой папа тоже меня любил. Как же он мог меня бросить?
- Я не знаю.
- Вот и я не знаю. Но мы должны его спросить: “Что случилось?” Верно?
- Верно. Мы идем к папе, да?
- Надо сначала его найти. Если ты будешь умницей и не будешь мне мешать, мы скоро узнаем, где он.
- Я не буду. Пошли.

Мальчик решительно вложил свою ручонку в ладонь Рябинки и потянул ее через лес.
- Подожди, не торопись. Как бы нам не заблудиться. Здесь когда-то была тропинка. Да вот она!
Действительно, тоненькая дорожка, ведущая от “озера” через кедровый бор сохранилась. Она выводила прямо к балке, где располагался Долингорд. То есть располагался когда-то.

Потому что теперь никакого “горда” в балке не было, Нельзя же было назвать населенным пунктом одинокий домик, крыша которого, с кубической надстройкой наверху казалась здесь, на фоне буйства растительности, чуть ли не единственным напоминанием о существовании человеческого разума? Однако узкие, параллельно идущие полоски деревьев и пятна правильной формы, четко выделявшиеся на общем фоне, свидетельствовала: Рябинка не заблудилась, она пришла, куда планировала прийти. Впечатление было такое, словно невидимый ураган снял и унес разом все жилища, кроме одного.

Впрочем, тропинка, вытоптанная на склоне балки поколениями ног, тоже никуда не делась. Быстрым шагом, насколько позволяла скорость ножек четырехлетнего малыша, Рябинка спустилась вниз по склону и очутилась на бывшей мостовой. Зеленые насаждения и сохранившиеся кое-где заборы четко указывали, где раньше располагались постройки.
Все настолько изменилось, что если бы Рябинка руководствовалась в поисках правильного пути логикой, она бы быстро заблудилась. Газоны одичали и пестрели разнотравьем, живые изгороди, прежде аккуратно подстригаемые, почти потеряли свои формы. Верь Рябинка во всякую мистику, она бы точно подумала, будто попала в какую-то иную, параллельную реальность - казалось, века прошли с тех пор, как Долингорд покинул последний его обитатель!

Вот и аллея из синих тюльпанов - удивительно, но они сохранились превосходно. Вот и бывший домик Мартина. Рябинка подошла ближе, открыла двери… Сомнений не оставалось: здесь тоже давно никто не проживал.
- Мама, я хочу пи-пи, - снова захныкал малыш.
- Ну выйди. Только далеко не отходи.
Малыш выбежал на улицу. Рябинка прошлась по комнатам и вышла через заднюю дверь в сад. Как ни странно, здесь царил относительный порядок. Сорняк не успел заглушить культурных многолетников, и даже всемогущая виала оставила нетронутыми кочкарный лук, щавель и другую съедобную зелень. Садовая земляника краснела спелыми, хотя и измельчавшими ягодами, а знаменитый виноград Мартина, слаще которого не было во всем Долинном, победно обвивал беседку.

Малыш уже угощался.
- Вкусно? - спросила Рябинка.
- М-м… - только и произнес малыш, потому что рот его был набит сочной сладкой ягодой.
Рябинка не знала, что и делать. С одной стороны, ей хотелось как можно скорее покинуть это место. С другой - жаль было огорчать ребенка.
- Пойдем отсюда.
- М-м.. - покачал головой малыш.
В конце-концов она сообразила. Она скинула с плеч рюкзак с походным питанием и сказала:
- Давай наберем ягод с собой.
- А во что?
- В корзинку конечно.
- А где ты ее возьмешь?
- Увидишь.

Через пару минут корзинка была готова.
- Ух ты! - восхищенно сказал малыш.
- Я же говорила тебе, что мы летим на планету чудес.
Не успела она произнести последние слова, как корзинка в ее руках потеряла форму и стайкой тонких зеленых змеек скользнула на землю.
- Ах! - закричала Рябинка.
Она схватила сынишку, прижала его к себе и помчалась со всех ног от злополучного домика.
Малыш громко заплакал.
- Пусти меня, пусти!

Он рвался из ее рук и бил кулачонками, но Рябинка не замечала ударов.
- Сейчас! Сейчас! - шептала она лихорадочно, прижимая сына к груди. Она взлетела по склону балки, пробежала через бывший кедровый бор…
- Ох! - нога ее подвернулась, и руки ее сами собой разжались. Малыш соскользнул на землю и побежал назад.
Рябинка рванулась за ним, но резкая боль в ступне заставила ее припасть на левую ногу.

- Доди, - закричала она испуганно. - Доди!
Малыш не отвечал. Превозмогая боль, Рябинка кинулась в ту сторону, куда побежал сынишка.
- Доди! - кричала она. обессилено.
Малыш даже не оглянулся. Он был уже внизу и через секунду скрылся в лабиринте улочек.
Рябинка съехала вниз на пятой точке и, застонав, поднялась на ноги. Каждый шаг отдавался болью. До маленького домика возле аллеи из синих тюльпанов она едва добралась. Малыш преспокойно ползал по грядкам и лакомился клубникой.

- Доди, нельзя это есть! - простонала Рябинка, хватая его и прижимая к себе.
- Почему? - вскинув голову, спросил малыш.
- Ты позеленеешь.
- Вот еще! Посмотри, мои руки совсем не зеленые! - и он протянул матери розовые от земляничного сока ладошки.
Рябинка прижала малыша к себе и заплакала. С ним все было в порядке, но она не могла успокоиться, слезы сами катились у нее из глаз.

- Мама, не плачь! У меня не будет болеть животик, вот увидишь! Ну хочешь, я не стану больше их есть, только не плачь, ладно?
- Хорошо, пошли отсюда. Где наш рюкзак? Там тоже найдется немало вкусненького.
Рюкзак лежал возле беседки. Рябинка сделала шаг и, вскрикнув, пошатнулась.
- Больно, мама? - спросил малыш.
- Нога! - простонала Рябинка.

Нога, действительно, разболелась не на шутку, ступня распухала на глазах. Самое печальное, что аптечку наша космолесоводчица в рюкзак не положила, и у нее не было ни одного из тех новейших чудодейственных средств, которые предотвратили бы развитие опухоли. А трав, какие Рябинка знала от бабушки Вербы, здесь не росло. Это было ужасно!
- Мама, не плачь! - проговорил малыш виновато. - Я не хотел, правда.
- Я не могу идти, - объяснила Рябинка сокрушенно. - Я повредила ногу.
- Из-за меня? - виновато спросил малыш.
- Да, из-за тебя. А выбраться отсюда нам не на чем, только пешком.

- Ну и что? - возразил малыш деловито. - Зачем нам отсюда уходить? Мы подождем, пока заживет твоя нога. Я не стану от тебя больше убегать, правда - правда.
Рябинка вздохнула. Она уже поняла, что ничего иного им не остается. Если бы они могли вообразить ракетку, проблем бы не было. Но, очевидно, здесь что-то стряслось, и надеяться не способности к материализации было бесполезно. Ах, если бы они находились поближе к звездолету! Но с больной ногой она туда и за неделю не дотащится. Какой в том был смысл? Перетрудить ногу и захромать надолго?

Она присела на ступеньке беседки и огляделась. Ждать! Это было ужасно, но ребенок был прав. Вот только что они будут кушать с малышом? Продукты надо экономить. На Новой Земле рискованно питаться тем, что предложат, и тем, что покупается в магазине. Хотя похоже, что здесь, в Долинном, в отличие от Острова Зеленых можно употребить в пищу плоды земли… Наверное, потому, что все, состоящее из воображаемых атомов, исчезло, превратившись в зеленое вещество, а настоящее осталось…

Но если так, значит есть смысл, пошарить в кладовке и на кухне, вдруг что-нибудь и там уцелело?
- Пошли-ка в дом, - сказала она Доди.
Малыш схватил рюкзак за лямки и поволок к крыльцу.
- Что ты, Доди, не надо! - испугалась Рябинка.
Рюкзак был чуть ли не больше малыша.
- Я мужчина, я должен тебе помогать, - непререкаемым тоном возразил малыш.
- А если надорвешься?
- Не надорвусь.
Рябинка была растрогана. Рюкзак между тем уже “подъехал” к крыльцу…
- Давай вместе.

Она волоком втащила рюкзак по ступенькам крыльца, изображая, будто без Доди просто не справилась бы. Никто не учил ее этой маленькой хитрости. Но какой-то древний инстинкт, унаследованный от поколений и поколений матерей, тихонько подсказывал ей: нельзя отвергать помощь маленького ребенка, даже если от такой помощи нет ничего, кроме лишних хлопот.
- Спасибо, Доди, - сказала она, наконец. - Теперь я сама сумею донести.
- А я?
- А ты иди вперед, поищи, где у нас кухня.
Малыш побежал по коридору.
- Здесь! - звонко разнеслось по дому. - Нашел!

Кухня оказалась в относительном порядке, если не считать окон, конечно. Две волнистые линии вдоль стен, между которыми прежде было стекло, сейчас являли собой просто щели, свободно овеваемые внешним воздухом.
Но печь на солнечных батарейках работала преотлично. Аккумуляторы, накопившие энергию за несколько лет бездействия, чуть ли не переполнялись ею. Краны, трубы водопровода и канализация - все уцелело. И ни следочка коррозии не отпечаталось на кухонном оборудовании.

Рябинка пошарила в шкафах. Действительно, полки опустели лишь наполовину. Правда, некоторые продукты оказались испорченными, но несколько пакетиков круп, соль, растительное масло были вполне съедобны. Большая часть посуды тоже никуда не пропала.
Что ж, это давало возможность сохранить содержимое рюкзака. Рябинка воспрянула духом.
- Ты знаешь, как выглядит укроп? - обратилась она к малышу.
- Еще бы нет!
- Сбегай в сад, нарви, а я отварю макароны.

Так они и прожили около трех недель. Рябинка старалась поменьше ходить и делала травяные компрессы своей ноге. Она перепробовала кучу растений, и виала показалась ей наиболее эффективной. В самом деле, хотя боль при ходьбе еще ощущалась, но передвигаться все же было вполне возможно. Ждать, пока нога подживет окончательно, Рябинка не могла. Время поджимало - до конца отпуска оставалось совсем чуть.
“Долечусь после”, - решила она.

Итак, на исходе третьей недели она накинула на правое плечо рюкзак и сказала сынишке:
- Пошли.
Случившееся дальше напомнило ей кошмарный сон. Так бывает: одно и то же мучительное видение с завидным постоянством возвращается к человеку и изменить что-либо он не в силах.
Они с Доди прошли через Долинный, поднялись по склону балки, пробрались сквозь буреломы кедровника… Вот их след через траву вдоль бывшего озера, вот здесь они гуляли по березовой рощице… Вот и луговина…

А где звездолет?
Рябинка остолбенела. Силы внезапно покинули ее, и она даже закричать сделалась неспособна. Она ошеломленно взирала на круг выжженной травы, оставленный дюзовыми газами, и молчала. Может, она сходит с ума?
- Мама! - дернул ее за курточку малыш. - Где наш корабль?
Рябинка опустилась на траву и заревела.

  
Инка уходит

Ни за что на свете не могла Инка допустить, чтобы из-за нее погибли единственные люди, способные спасти народ Новой Земли от бедствий, какие на них свалились. Она видела, как плохо стало в поселке в последнее время, и что ни малейшего проблеска на улучшение не светилось даже в отдаленной перспективе. Что же касалось лично ее, Инки, то она на своей шкуре испытала, каковы методы воздействия нынешних властей на тех, кто от них зависит. Эти пять лет иначе чем сплошным для нее ужасом было не назвать.

“Ничего, мы еще поборемся”, - сказала Инка себе и решила переехать туда, где, как ей казалось, затеряться было всего легче: в столицу.
“Вряд ли я здесь, в Открытом, для кого-то представляю интерес, - думала она. - Надо устроиться на жительство где-нибудь на окраине, а работу приискать поблизости.”
Так Инка и поступила. Работа нашлась довольно быстро, учительницей математики в одной из пригородной школ. И жилье она подыскала неподалеку. Однако план ее потерпел крушение в самом главном: скрыться от недреманного ока правительственных фискалов ей не удалось Лишь начался учебный год, начались и неприятности. События развивались столь бурно, что Инка не продержалась и до конца первой четверти.

Она не могла упрекнуть себя ни в чем, вела себя тихо, скромно и ни во что не влезала. Ни в какие политические разговоры она не вступала, а в остальном поступала как нормальный человек. Тем не менее ей снова начали напоминать: “Мы за тобой следим. Мы в покое тебя не оставим.”
Работу в школе пришлось окончательно бросить, и Инка больше не пыталась устроиться ни в какое учебное заведение. Но переезжать из Открытого она не стала. Существовало ремесло, доступное любому, кто не слишком горд и ни к чему не привязан: торговля. Почему бы и нет? Разорение Инке не грозило.

Естественно, в покое ее опять не оставили. На нервы ей давили столь нагло, что не будь она могучей, торговый энтузиазм иссяк бы у нее быстро. Но поскольку идеи купли-продажи и до этого никогда Инку не привлекали, то она продолжила его имитировать в целях самосохранения: чтобы не заподозрили.
Это значило, что она что-то продавала, что-то покупала и постоянно была в разъездах, но деньги для своего бизнеса получала отнюдь не посредством торговых операций. Крах банков она встретила как событие само собой разумеющееся, но он ее никак не коснулся. Собственно говоря, и заметила-то она его только краешком сознания.

Жить же чем дальше, тем становилось для нее невыносимее. Всеобщие страх, подозрительность, враждебность создавали в городе какую-то неуловимую атмосферу напряженности, существовать в которой оказалось очень тяжело.

К середине зимы Инка неожиданно столкнулась с Таировым, и эта встреча окончательно выбила ее из колеи. Она никак не думала, что Таиров крутится именно в Открытом, ну и поняла, насколько опасна ее персона для тех, кто пытается бороться с мглой, окутавшей разум несчастного народа Новой Земли.
Таиров был неузнаваем, но она, Инка, его узнала! Ее создатель наделил свое творение целой кучей уникальных качеств, и среди них способность навсегда впечатывать в память характерные приметы заинтересовавшего ее человека. А Таиров в свое время интересовал Инку, и даже очень.

Итак, она разложила свои товары на центральной площади города, подобно всем иным мелким торговцам, и приготовилась скучать в ожидании покупателей. Народу на импровизированном базарчике толкалось уйма, хотя большинство только смотрело либо приценялось.
От нечего делать Инка тоже глазела по сторонам, поэтому не могла не заметить необычную пару: Наталь Навроцкая в сопровождении еще не старого, но седого как лунь мужчины.

Навроцкую Инка знала, но вот мужчина… Он взглянул на Инку и что-то сказал своей спутнице. И голос немедленно Таирова выдал. Необычная пара подошла к Инкиному прилавку… Женщина, сделав вид, будто интересуется товаром, проговорила:
- Мой муж утверждает, что ты - не Рябинка.
- Твой муж?! - надменно спросила Инка. - Когда это ты успела выйти замуж за…
Здесь она оборвала себя на полуслове. “Какая я дура! - подумала она. - Вдруг за мной следят? Но как им дать понять, что от меня надо держаться подальше?”

Наталь между тем наклонила голову и повела плечом:
- Разве вы с моим мужем знакомы?
- Разумеется, - ядовито сказала Инка, мучительно пытаясь изобрести подходящую линию поведения.
Таиров меланхолически перебирал одну вещь за другой, и, казалось, вовсе не обращал на нее внимания.
- Разумеется, - повторила Инка. - Мы с твоим мужем в свое время немало попортили друг другу крови. И знаешь что? Скажи ему, чтобы он больше не подходил ко мне, если не хочет иметь неприятностей. Меня зовут Ина Давидовна, запомни!

Ясно-понятно, после этой встречи Инке стало совсем невмоготу. Она не хотела больше оставаться на планете: ни в Открытом, и нигде. С теми, кого она хотела видеть, общаться было нельзя, не подвергая их опасности, а остальные люди ей давно опротивели. Неискренность, фальшь, трусость, мелочное дрянное самолюбие так и вылезали из них при малейшем соприкосновении.
Но куда Инке было деваться? Каким образом могла она избавиться от того наваждения, которое звалось жить не своей жизнью? Выход был только один: исчезнуть с поверхности Новой Земли.. И средство для такого исчезновения у Инки имелось - звездолет, украденный ею когда-то у Рябинки.

Однако в последний год Инка питалась совершенно беспорядочно, и организм ее по крайней мере наполовину состоял из воображаемых атомов. Подняться выше границы означало для нее совершить самоубийство. Прежде чем куда-то лететь, необходимо было сначала укрепить организм, нормализовать в нем обмен веществ. Но где это можно было сделать с гарантией: не потревожат?
Решение было логичным: укреплять организм надо было там, где нет людей, а почвы очищены от воображаемых атомов. Такое место на планете имелось: обширная территория, оккупированная “зелеными” и отгороженная от остального мира прочным энергетическим барьером.

Инка слетала на разведку. Барьер был низким, и никаких затруднений при его пересечении не возникало. Она присмотрела подходящее для своих целей место неподалеку от Долинного и перенесла туда оборудование, необходимое для построения жилища и оранжерей.
И оранжереи, и жилище должны были обогреваться с помощью солнечных батарей на кровлях. Понятно, нереально было в одиночку возвести настоящий дом, да и незачем было с таким домом возиться: не собиралась Инка долго тянуть с отлетом. Разумным было поставить палатку, и Инка послушалась разума.

И палатка, и оранжереи были двухслойными; собственно, именно наружный слой представлял собой комплект солнечных батарей. Инке понадобилось несколько рейсов, чтобы доставить нужные материалы и оборудование. Но если в жилой палатке достаточно было поддерживать некоторый уровень температуры, скудное освещение и работу электропечки на время приготовления пищи, то в оранжереях требовался более интенсивный энергетический режим.

Подумав, Инка решила установить ветрогенератор. Самоходный плуг, прочий инвентарь, запас питания (естественно, сухие концентраты), ну и необходимые для существования спальные и другие вещи завершали экипировку. Будь Инка не в зоне обитания “зеленых”, она бы могла соорудить все, что захотела. Но, к сожалению, здесь ее возможности были ограничены. Оборудование ей пришлось не только привозить, но еще и собирать.
“Хорошо, что Эльмар наделили меня трудолюбием. Но где взять время?” - не однажды думалось Инке.

Времени для быстрого осуществления ее замыслов, действительно не хватало, и катастрофически. Поэтому все пришлось делать в порядке строгой очередности. Очередность была такой: палатка, первая секция первой оранжереи (для рассады), вторая оранжерея под пшеницу-скороспелку, третья под бобовые и картофель, а далее - достройка оранжереи №1. К тому времени рассада бахчевых и пасленовых достаточно подросла, и ее можно было высаживать на постоянное место.

Надо ли говорить, что Инка подбирала для своих посевов исключительно раннеспелые сорта? И что в своей деятельности она преуспела? Через месяц она уже вовсю ела зеленые салаты, через два - огурцы, а затем и помидоры. Месяцы на Новой Земле короче, чем на Тьере, поэтому лучшего ожидать было невозможно.
Но это было еще не все. Начав выкапывать картофель, Инка немедленно приступила ко второй серии посадок. Картофель можно выращивать по картофелю, и Инка съездила за новой партией клубней. Сложнее было с горохом и бобами, но к тому времени, когда их стало необходимо пересевать, отработала свое кое-какая листовая зелень. Инка поменяла культуры местами, а убрав пшеницу, посеяла рожь и просо.

Было лето, и ветровой двигатель стал не нужен. Инка приспособила его мощности к небольшой мельничке, и получив муку, начала печь хлеб.
Конечно же, как и каждому человеку, Инке хотелось мяса. Но животных надо было кормить, а корма у нее появились не раньше, чем выклюнулась первая зелень на лугах возле Долинного. Только тогда Инка привезла суягную козочку и держала ее на привязи. Несколько ранее она приобрела полдесятка куриц и мешок птичьего корма. Курицы исправно неслись, и ничего большего от них она не ждала.

Когда козочка окотилась, Инка зарезала одного козленка, чуть он слегка подрос, и съела его. Оказалось, мясо его явилось последним звеном, завершившим смену ее диеты. Она почувствовала, что полностью адаптировалась к новым условиям существования, и впервые за последние четыре года в душе ее воцарились мир и спокойствие. Ей стало даже казаться, будто именно о такой жизни она мечтала.
Небольшое происшествие показало Инке, как плохо она себя знала. Происшествием этим было появление над зелеными лугами возле Долинного чужого летательного аппарата. Что это был за аппарат, Инка не разглядела из-за расстояния, но ей показалось, будто он приземлился точно возле звездолета, спрятанного ею когда-то под маскировочным колпаком из дернины. Необходимо было посмотреть и убедиться. Это было совсем недалеко от Инкиной “базы”. «Заметили ее или нет?» - мелькнула мысль.

Разведка была необходима. Но как лучше: лететь или прогуляться пешком? Обдумав ситуацию, Инка решила прогуляться. Ракетка ее лежала в овражке, заваленная кучей хвороста, и возня с ее откапыванием требовала времени. К тому же появление ее в воздухе непременно обратило бы на себя внимание у хозяев промелькнувшего летательного аппарата. И Инка двинула пешком вдоль березнячка.
Каково же было ее удивление, когда никакой чужой ракетки она не обнаружила, зато увидела возле рощи звездолет! К чести Инки, она не догадалась, что пролетавшая машина и этот корабль - одно и то же. Ее вывод был другим: чужой летательный аппарат промчался мимо, а звездолет был тем самым, “ее” звездолетом. Он оказался открытым из-за “зеленых” - в том для Инки не было сомнения!

Это означало, что звездолет необходимо было перепрятать. Инка без труда открыла входной люк, забралась внутрь, подошла к пульту управления… Ей очень много перешло от Эльмара, ну и сама она достаточно полазила в свое время по библиотекам!
Она нажала на кнопки, и аппарат начал набрать высоту. И вдруг… Что-то внутри Инки вдруг вспомнило, как она собиралась сбежать с планеты. И мирное существование в обществе трех куриц с петухом и козы с козлятами показалось Инке жалкими и скучным. Инкина натура требовала деятельности, живой, полнокровной жизни среди людей. И Инкины руки набрали код “К Лиске”.

Часть IV
СРЕДИ ЗЕЛЕНЫХ

  
Заложники

Сколько себя помнил Мартин, от Дара он ничего в жизни не имел, кроме неприятностей.
Он был в возрасте своего Эльки, когда его оторвали от папы с мамой и поместили среди таких же, как он, несчастных ребятишек. Папу с мамой он после этого видел четыре раза в год на каникулах - ладно, он к этому привык.
В семь лет он услышал, что на свете есть волшебники, называются могучие.
В восемь лет он узнал, что на Катрене их полным-полно, но об этом никому нельзя рассказывать, даже папе а мамой. (Но он все равно рассказал - младшей сестренке.)
В девять - то, что если очень будет стараться, сам станет волшебником.
В десять - приступил к первым тренировкам.

Через пять лет он понял, наконец, что могущество, к которому он так стремился - его природный дар, которому нельзя научиться, но который можно запросто отнять. Ему, как и другим подросткам, вручили Ум постоянного пользования и объявили, что девять правил на стене зала торжеств - это девять заповедей, после нарушения которых ему придется проститься со своим даром навсегда.
Вот тогда, помнится, Мартин и натерпелся страху. Не из-за того, что может нарушить правила и потеряет Дар. Выполнение этого нехитрого морального кодекса, в разумных пределах, конечно, давно стало нормой его жизни на Катрене. Но он внезапно осознал: любой из его сверстников, не говоря уже о ребятах постарше, способен на то же, что и он, Мартин Фот.

В любой момент любой из них мог его убить, не прикоснувшись даже пальцем, навредить, причинить боль - и все совершенно безнаказанно, ведь узнать виновника практически невозможно! Да и узнавать - что толку? В девяти правилах ничего про это не сказано. Получается - вредите друг другу сколько угодно?
Это было настоящим потрясением. Мартин стал очень вежлив и осторожен в поступках. Он начал внимательно вглядываться в лица окружающих: не обидел ли кого, не затаил ли кто против него дурное. Именно тогда он неожиданно подружился с Эльмаром. Эльмар был на два года его моложе и Ума еще не получил. Мартин чувствовал себя при нем свободно.

- Брось ты, - беспечно сказал он Мартину. - Что ты бродишь, как потерянный? Кому ты здесь не доверяешь? Ты прожил на Катрене десять лет, кто чего тебе плохого сделал?
- До сих пор обходилось, - вынужден был согласиться Мартин.
- Ну и дальше обойдется. Загляни внутрь себя: ты способен на подлость?
Мартин заглянул.
- Нет, - сказал он, подумав.
- А сделать то, чего ты боишься - это очень подло. Ты знаешь наших - есть среди них подлец?
- Я не знаю такого.
- А значит, и бояться некого. Все можно решить честной борьбой, понимаешь?

Мартин вспомнил свою сестренку, с которой ему приходилось общаться на каникулах: та не подходила под Эльмарово определение честности и подлости. Но, понаблюдав за сверстниками на Катрене, он успокоился: похоже, с их стороны неприятные неожиданности ему не грозили.
Мало того, он вдруг с удивлением постиг: каждый из его товарищей боится того же, чего и он. Иначе с чего вдруг все его приятели стали такими вежливыми? Даже ссориться между собой они стали иначе.

Разве можно было, например, раньше заставить кого-то перед кем-то извиниться? Никогда в жизни! А угрозы, а оскорбления - слов никто не выбирал. Теперь же и слова подбирают, и угрозы попрекратились. И извиняться, в случае чего, сами идут. Да как осторожно, стараясь не задевать достоинство друг друга, высказывают свое мнение! И, главное, никто их этому не учил - откуда что взялось!
А еще через пять лет - прости-прощай Катрена. К тому времени Мартин полюбил остров больше, чем родной дом. Он уже четко осознавал разницу между могучими и обычными людьми, и разница эта была не в пользу последних. Прямые, бесхитростные отношения, являвшиеся на Катрене нормой, в Большом мире были почти невозможны.

Мелочность, ссоры по пустякам, постоянная склонность подавляющего большинства людей к хитростям и обману удручали Мартина. Тоска по Катрене не оставляла его отныне никогда. И где бы он ни был, он везде старался организовать свою жизнь так, чтобы быт его как можно больше походил на жизнь могучих.
Сколь многого ему удавалось достичь, и каждый раз все шло прахом! Словно рок какой-то над ним висел, и ничего нельзя было с тем роком поделать, как Мартин ни старался! В своей работе он был безупречен. Больные на него готовы были молиться. Ну и что же? Сначала ему пришлось покинуть Долинный, к которому он успел привыкнуть, теперь вот взяли в заложники. И все из-за проклятого Дара. Сколько можно терпеть?

Так размышлял Мартин, сидя на цепи со скованными за спиной руками. И он был тысячу раз прав, потому что попасть в заложники само по себе удовольствие сомнительное. Так мало того, приходится томиться взаперти, когда остальные пользуются относительной свободой и сидят все вместе.
Конечно, если копнуть поглубже, то именно Мартин был виновен в том, что Солнечный и его окрестности оставались последним оплотом мятежников. Не они ли с Ниночкой устроили так, что продовольственная проблема к концу пятого года была там практически решена?

Горожане научились рационально использовать свои пресловутые десять соток. Фирма по продаже ветродвигателей и устройству колодцев, основанная Вольдом, действовала столь успешно, что принимала заказы даже из соседних районов. Если семьи не могли оплатить оборудование самостоятельно, они кооперировались и ставили колодцы на границах участков.
Конечно, на участках тех можно было выращивать только овощи и фрукты, но монополия Ниночки на хлебную торговлю позволяла людям о том не переживать. Через Марие, то есть через Тода, ей удалось добиться льготного налогообложения - следовательно, цены на хлебопродукты в Солнечном и его районе были в два раза ниже, чем по всей планете.

Больница, где работал Мартин, превратилась в крупный хирургический центр, который за особую, довольно высокую плату оказывал медицинские услуги, невозможные более нигде. Благодаря престижу больницы глава района сумел выхлопотать беспроцентные кредиты городским предприятиям.
Словом, большинство жителей Солнечного вовсе не бедствовало. Многие из них еще в самом начале переворота занялись торговлей, поэтому им не было никакого дела до политики. Новая власть - пусть будет новая; старая - пусть будет старая.

Кое-кто даже испугался, когда силовое кольцо начало сжиматься. Такие люди погрузили свое барахлишко в аэробусы и махнули за Границу не дожидаясь новых порядков. Выждать.
Казалось бы, почему бы бандитам, рванувшим следом, не воспользоваться для своих целей готовым человеческими единицами? Однако нет, отступая, те предпочли взять в заложники не коммерсантов, а наиболее уважаемых в городе людей. Мартин, которому руки связали за спиной еще в момент похищения, подозвал одного из конвойных и сказал:

- Мне необходимо переговорить с вашим командиром.
- Я командир, - сказал Тод, подходя. - Не ожидал?
- Зачем я вам? - спросил Мартин устало. О нехорошей роли Тода во всех своих неприятностях он давно догадывался.
- Нам нужен врач, - усмехнулся Тод. - Ты вполне подходишь.
- Рад бы помочь, но вы оставили меня без медикаментов и оборудования. И что вы здесь, собственно, собираетесь кушать, скажи на милость?
- А это не твоя забота. Все будет.

Действительно, сначала было все. Бандиты не стали оставаться вблизи Солнечного, а перелетели к бывшему Первыгорду, где и расположились лагерем в километре от Границы, за лесом. Там они быстро навели свои порядки, для начала обобрав торговцев, переместившихся с ними.
Все имущество Тод объявил общим. Это значило, что бандиты конфисковали барахло коммерсантов и разделили его между собой. Впрочем, малую толику они все же хозяевам оставили. Но аэробусы не возвратили и приказали строить нечто вроде ангара.

- Надвигается осень, - напомнил Мартин Тоду.
- И что же? - усмехнулся Тод
- Надо возводить жилье.
- Вот и ладненько. Превратим самолеты в дома.
Он отдал приказ. Из аэробусах, конфискованных у коммерсантов, были выломаны двигатели, и машины были превращены в род времянок. Все пленники вместе с бывшими хозяевами бывших машин были помещены в одну, в двух расположились бандиты, а Мартина со скованными за спиной руками посадили, словно собачку на цепочке, в четвертый. Пятый аэробус Тод ломать не стал, и скоро стало понятно почему: он находился у банды в работе.

Продовольственную проблему Тод решил столь же примитивно: грабежом. Раз в несколько дней бандиты вылетали за добычей. Поскольку Тод имел соображение действовать в различных местах, некоторое время его вылазки были успешны. Правительство не догадывалось, кто истинный виновник неприятностей, и никаких мер не принимало.
Зима прошла скучно, без каких-либо крупных событий. Каждый развлекался как мог, сторожили одного Мартина. Остальные могли ходить, куда хотели, и это было понятно: ходить было особо некуда. Тем более, сбегать. Даже если бы кто-нибудь из заложников и обладал достаточной силой и умением, чтобы перейти Срединные горы в снежный сезон, энергетический барьер делал любую попытку заведомо невозможной.

Да и не будь барьера, подобного храбреца не нашлось бы. Даже летом в лучшие времена никто пешком из Стасигорда или Первого в Солнечный не хаживал и тем более не пытался пробраться в Открытый. У людей просто не было такой привычки. С самого начала освоения Новой Земли поселенцы пользовались для перемещения на дальние расстояния транспортными средствами. Никому даже в голову не могла прийти идея преодолеть Срединные горы иначе чем на летательном аппарате. А те охранялись покрепче Мартина.
От скуки люди не знали, куда себя деть. Начались ссоры, драки. Мартину же вообще было хоть пантром рычи, хоть волком вой.

- Слушай, Тод, - сказал он однажды. - Если вы меня так боитесь, зачем держите? Какой вам толк от врача, у которого нет рук?
- Ты наш самый ценный экземпляр, - усмехнулся Тод, щеря зубы. - Руки твои мы тебе скоро раскуем.
И засмеялся своим обычным неприятным желчным смехом. А через несколько дней Мартин понял, почему смеялся Тод. Из очередного набега бандиты привезли Эльку, старшего Мартинова сына. Ребенка показали Мартину и спрятали.
- Ну как? - спросил Тод со своей обычной ухмылкой. - Понравился тебе наш сюрприз?

Мартин, только что метавшийся на своей привязи, буквально с ум сходил от жалости к сынишке. Но чуть скрипнула дверь - внешне это был тот же спокойный и невозмутимый доктор, главврач Солнечного.
- Зачем вам понадобился ребенок? - спросил он с легким как бы упреком.
- Чтобы иметь возможность освободить от оков твои золотые руки. - Тод, наверное, без издевок разговаривать не умел. - Ба, да ты все пальчики себе вкровь истер!

Действительно, в последние полчаса Мартин пытался вырваться из кандалов и кисти его рук были тому доказательством.
- Эх, доктор, доктор, когда же ты поумнеешь! Это я к тому предупреждаю, что сейчас с тебя снимут цепочку и выпустят погулять. Но при малейшей твоей попытке нам навредить пострадает наш нынешний юный гость. Я доступно выражаюсь?
- Вполне.

Мартин сопроводил ответ вежливым кивком. В своей врачебной практике ему приходилось иметь дело со всякими пациентами, а он уже принял решение воспринимать Тода как одного из таких тяжелых больных. Он уже понял, что Эльке, собственно говоря, ничего трагического не угрожает.
По крайней мере, пока. Но Тод несомненно попытается посредством ребенка воздействовать на отца, и нельзя предсказать, к чему это может привести в дальнейшем. Так подумал Мартин, но вслух он сказал иное:
- Я могу ходить где угодно, или будут ограничения?
- Узнаешь, - ухмыльнулся Тод и вышел.

Когда Мартину сняли кандалы, ему объяснили: к “штабу” не подходить, с наступлением темноты быть в лагере, на завтрак, обед, ужин не опаздывать.
- Спать будешь, где и раньше.
Весь остаток дня Мартин потратил на то, чтобы свидеться с сынишкой. Напрасно, мальчика караулили крепко. Мартин слышал его голосок, убедился, что над ребенком не измудряются, но подать о себе знать возможности не нашел. Когда стемнело, его снова приковали. Мартин провел бессонную ночь, и ночь эта прошла для него не без пользы.

Во-первых, он убедился, что его боятся. Во-вторых, что совершенно незачем ходить кругами возле “штаба” и “казарм”. Потому что Тод либо в самом деле не собирается причинять зла малышу, либо все равно причинит, независимо от поведения отца.
Существовал еще и третий вариант: сейчас не собирается, но в результате все равно причинит. И вот этот вариант беспокоил Мартина больше всего.
В самом деле, Тод освободил его руки (хотя бы на день), потому что намеревается как-то Мартина использовать. Но как именно? Существуют вещи, которые Мартин делал бы без всякого давления - и это несомненно так, ведь кормил же он пять лет Солнечный и весь район, не взирая ни на какие препятствия и хлопоты.

С другой стороны, существовали запреты, переступать которые было нельзя. Законы могучих вырабатывались и проверялись несколькими поколениями людей, ума которым было не занимать.
Мартина волновало вовсе не то, что его чего-то лишат. (“хоть бы сейчас лишили, вот хорошо бы было”). Ниночка правильно удивлялась: зачем ему с его способностями хирурга, трудолюбием и знаниями еще какой-то Дар?
Но что было делать? Что делать?

  
Мартин решается

Итак, вовсе не страх потерять могущество заставил Мартина провести бессонную ночь. И даже не моральные соображения, хотя уже одна мысль о том, что его могут принудить принять участие в противозаконных деяниях, способна была вызвать у Мартина нервный стресс. И тем более не глупая гордыня превратиться из начальника в раба: статус пленника снимал ограничения, налагаемые свободой.
Но недаром же вторым по главенству законом могучих шел закон “Не подумав о последствиях…” Думать об этих самых последствиях своих поступков на Катрене приучали с детства. Вот и сейчас перед мысленным взором Мартина четко развертывалась перспектива его и Элькиного будущего, и перспектива эта никому бы на его месте не понравилась.

Мартин рассуждал так.
“Если на меня начнут давить с помощью ребенка, это в любом случае рано или поздно кончится для него плачевно. Мое «нет» вызовет исполнение угрозы, мое «да» покажет мою слабину и подготовит почву для новых притязаний.
Простые люди не знают, что могучие могут далеко не все, и объяснять им это бесполезно. Следовательно, однажды поступит заказ, который я выполнить не смогу.
Это значит, что сколько бы я не угождал бандитам, чего бы я ни делал, удар по моему ребенку будет нанесен раньше или позже.

Отсюда вывод: на разные гадости соглашаться нельзя. Тода следует убедить, что убийцей я ни ради кого не стану, а во всем остальном помогу и без угроз.
Но как убедить Тода?”
Утром Мартина снова выпустили. Он разыскал главаря банды и сказал:
- Зачем вы привезли ребенка? Я мог бы дать слово не причинять вам вреда.
- Твое слово? - изумился Тод. - Кто в наше время верит словам?

Мартин понял: вероломный человек, каким был Тод, не способен полагаться на обещания других. И еще: договариваться с Тодом бесполезно. Нужно искать иной выход.
Он думал день, думал другой. Планы побега возникали и отметались один за другим. Все они были либо ненадежны, либо ставили под угрозу жизни и здоровье других людей. И в конце-концов Мартин решил о побеге пока не думать, а подойти к решению проблемы с другой стороны.

В самом деле, почему их не ищут? Может, думают, что они ушли добровольно? Или просто не знают, где искать? Короче, надо дать о себе знать, попросить о помощи. Но каким образом?
Барьер, Эх, если бы не барьер…
Прогулки в сторону барьера не возбранялись. Утром, когда Мартина выпустили, он чуть ли не бегом отправился в искомом направлении. Он решил испытать барьер на проницаемость мыслей. Добравшись до энергетического препятствия, он оглядел окрестности. Никто за ним не шел, наблюдателей не было.

“Игру в розовые шарики начинай!” - скомандовал он сам себе.
“Раз,” - на белом нетронутом снегу за барьером возникло розовое круглое пятнышко.
“Два,” - рядом очутилось два синих.
“Три!” - еще три желтых.
Воровато оглянувшись, Мартин накрыл шарики снегом и вернулся в лагерь. Пока ветер не переменится, делать здесь больше было нечего. Ветер дул со стороны энергетического барьера, и запускать зонды сейчас смысла не имело. Да и само сообщение следовало хорошенько подготовить.

Задуманное Мартином предприятие в просторечии именовалось воздушным шаром. Никакой хитрости не требовалось, чтобы отправить в небо нечто круглое и пустотелое, заполненное легким газовым составом. Трудность была в том, чтобы шар вовремя приземлился в нужном месте.
К сожалению, Мартин не обладал необходимыми для этой цели техническими знаниями. Он понимал, конечно, что шар надо сконструировать так, чтобы он рано или поздно опустился на землю, иначе вся затея теряла смысл. Но сделать его управляемым в том смысле, чтобы тот летел не по воле ветров, а куда его направит хозяин - над этим Мартин даже не пытался ломать голову. Качество он решил возместить количеством.

Существовала еще одна проблема. При запуске шар должен был максимально сливаться с цветом неба, чтобы его не заметили из лагеря. Но когда он начнет опускаться, цвет его, наоборот, должен привлекать внимание, бросаться в глаза. Подумав, Мартин решил обе проблемы соединить в одну и разрешить одновременно. Шар должен быть двухслойным. Наружная герметическая оболочка будет маскировочной и в нее монтируется часовой механизм, через определенное время ее разрывающий. Лопнув, маскировочная оболочка обнажит вторую, сетчатую, яркой раскраски: пакет с сообщением будет привязан к ней.

Так решил Мартин и очень подробно все обдумал. Шел второй месяц зимы. Мартин ничем не выдавал своего нетерпения. Он был спокоен, приветлив, исполнителен во всем, что касалось медицинских дел, а о большем его пока не просили. Чуть задул ветер с юга, Мартин тутже направился к барьеру. В тот день он запустил три зонда, все разного цвета с разным временем нахождения в воздухе.
Он приходил к барьеру восемь раз, и двадцать четыре шара ему удалось запустить в небо. Но затем наступили события, когда Мартину стало не до зондов. Это случилось, когда на исходе был уже третий месяц зимы. Неожиданно настала оттепель. Снег сошел, и потекли ручьи, и земля обнажилась почти полностью. Растения, способные сохраняться под снегом, выпрямили стебельки и листочки, и даже почки на деревьях начали стремительно набухать.

Вот в эту преждевременно весеннюю пору и случилось нечто совершенно новое и неожиданное в медицинской практике Мартина. На лагерь Тода напала сонная болезнь.
Началось все с исчезновения одного из эмигрантов. Ну исчез и исчез, казалось бы, избавились от лишнего рта. Не тут-то было - хотя каждый знал, что побег из лагеря равносилен самоубийству, однако Тод рассвирепел. Всех заложников закрыли на замок, а бандиты принялись прочесывать окрестные лесочки. Но была ночь, и найти никого не удалось. Утром поиски были продолжены. Пропавшего обнаружили под большим раскидистым кустом, совершенно холодного и неподвижного.

Мартин ничуть не удивился, когда к нему внесли негнущееся тело. Его конура, как он называл аэробус, где сидел прикованный на цепи, давно превратилась в отделение амбулатории. Он попробовал нащупать пульс, приподнял веки…
- Мертв, - был его диагноз.
- А ну, попробуй что-нибудь сделать, - скомандовал Тод.
Мартин пожал плечами, но подчинился, Он раздел беднягу и начал его растирать. Тщетно! Зато он убедился, что следов насилия нет.

- Что с ним? - мрачно поинтересовался главарь банды.
- Очевидно, переохлаждение. Решил отдохнуть, прилег и заснул. Нет предела людскому неразумию, - вздохнул Мартин.
Что еще он мог придумать в объяснение?
Спустя день или два пропал один из заложников. То же самое: ушел на прогулку и не вернулся. В этот день после полудня повалил густой снегопад, и тело нашли лишь через трое суток. Бандиты встревожились. Был отдан приказ по одиночке в лес не ходить. А когда вновь настала оттепель, на людей буквально обрушилась сонная болезнь. Это происходило без всяких видимых причин: человек прислонялся к дереву и засыпал.

Пациентов приносили к Мартину. Мартин пытался приводить спящих в сознание, но без особых успехов. Впрочем, он просил больных из амбулатории не забирать, пока не выяснит степень их здоровья. Причину же понять он так и не мог. Человек спал сутки, двое, иногда трое. Наконец он просыпался, очень слабый и очень голодный. Других последствий долгого сна не наблюдалось. И Мартин пошел к Тоду.
- Надо менять стоянку, - сказал он. - Здесь, очевидно, имеются вредные для здоровья испарения. Боюсь, скоро эпидемия охватит всех.

- Я сам знаю, что мне делать, - отмахнулся Тод. - Твое дело - лечить и не умничать.
Однако он приказал никому ни под каким видом из лагеря не отлучаться и ни к чему не прислоняться.
Но дул юго-западный ветер, самое благоприятное направление для запуска зондов с сообщением. Мартин давно не посылал их, а тут такие необычные события! Разве мог он послушаться своего тюремщика? Выждав удобный момент, он шмыгнул за ближайший куст и тихо - тихо, робко - спокойно, крюком - боком направился к барьеру.

Все, лагеря больше не видно. Мартин сошел с тропинки и двинул прямиком. Идти было нетрудно: за ночь земля подмерзла, к подошвам не липла и снега почти не было. Ветви деревьев, конечно же, слегка мешали, но и к ним Мартин уже приспособился.

Итак, он шел и думал над текстом сообщения, которое собирался послать, как вдруг рука его ощутила прикосновение чего-то “не того”. Не сухого, грубого, жесткого, а мягкого, гибкого, холодного. Мартин вздрогнул, остановился, вгляделся. Он коснулся не ветки, а зеленого щупальца!
Мартин рванулся, но ладонь его точно прилипла к отростку. Он рванул еще… Из-за дерева показалось все существо. Оно таращило на Мартина свои огромные пустые гляделки и качало головой наподобие фарфорового болванчика.

Мартин затряс рукой и затем резко ударил по щупальцу ребром второй ладони. Щупальце покинуло его правую руку и переместилось в левую. Мартин вскрикнул. Существо неторопливо шагнуло к нему и протянуло вперед второе щупальце.
Словно загипнотизированный, Мартин не сопротивлялся. Он не мог сдвинуться с места, даже когда его правая рука прочно приросла к этому самому второму щупальцу и он понял, что если сейчас не освободится, то не уйдет отсюда уже никогда. Его охватило непонятное безразличие. Четкое ощущение, что через его руки в зеленое существо перетекает нечто важное, пронизало его жилы и нервы.

“Оно пьет мою жизненную энергию,” - подумал Мартин.
Но странно, эта мысль почему-то не ужаснула его. Он очень устал за последние пять лет. Устал от плотно вцементированного в душу страха за свою семью, устал от бесконечной работы без выходных и отпуска, устал от одиночества. Смерть была решением всех проблем, и он не испугался ее прихода.
“Мертвого нельзя шантажировать. Когда найдут мой труп, ребенок им станет не нужен, и они вернут его Нинке,” - размышлял он спокойно.
Он засыпал. Его сердце билось все медленнее, мысли начали путаться. Глаза его сами собой закрылись.
“Интересно, кем раньше было это существо?” - успел он подумать напоследок и погрузился в блаженное забытье.

  
Лерка

Трудно представить, чтобы на Новой Земле был хоть кто-то, кто любил Тода или кого любил бы он сам. Однако такой человек когда-то имелся. Его звали Лер, точнее, Валер, и он приходился Тоду младшим братом.
Как бы ни было справедливо устроено общество, всегда найдется кто-то, кому существующий закон придется не по нутру. И наказание, порой, бывает гораздо более суровым, чем ожидает виновник. А если происходит судебная ошибка? А если отправляют в Зону вовсе невиновного?

А Лерка был невиновен.
Он был молоденьким, шустрым парнишкой, бойким, веселым и задиристым. Подобно большинству мальчишек своего возраста, он любил веселые забавы, розыгрыши, драки. В нем бурлила молодость. Он был красив, отважен, силен. Его ждала блестящая упоительная жизнь.
И вдруг все перечеркнулось. И лишь оттого, что он в лихую минуту очутился в лихом месте. Была убита девушка, и именно на Лерку свалилось несчастье ее труп обнаружить.

Роковую роль сыграл тот факт, что на месте убийства Лерка очутился не случайно. Девица за ним давно и упорно бегала, вся округа об этом знала. И ни для кого не было секретом, что девица была столь приставуча, что Лерка не знал, как от нее отвязаться. Пару раз он угрожал ее пристукнуть, и это опять же слышали многие. Теперь она была найдена забитой насмерть, да еще записка при ней имелась. А в записке значилось, что он, Лерка, согласен с девчонкой встретиться.

Напрасно Лерка объяснял, что никаких коварных замыслов против Вики он не строил, что на свидание она вызвала его сама. Что он просто хотел поговорить с ней спокойно один на один, чтобы она от него, наконец, отстала. Чем больше он оправдывался, тем меньше ему верили.
У девицы не было врагов, ни ревнивых поклонников. Не было на трупе следов грабежа или сексуального домогательства. Девица была именно забита энным количеством ударов - экспертиза установила, что удары наносились на тело и после его падения на землю, и даже уже по трупу. Орудие избиения, толстая суковатая палка, валялось рядом.

Убийство было признано особо зверским, без смягчающих вину обстоятельств. Лерку засудили и сослали в Зону, на поселение. Это обозначало: без права возврата в цивилизованный мир. Поселенцу выдавался клочок земли для пропитания, пакет семян для посадки, инструмент, сухой паек на три месяца - и все. Больше его судьба никого не интересовала. Выживет - значит, выживет. Сгинет - значит, пропадай. Женщин на острове не было, а что касается мужчин, то Лерка даже не подозревал, что на свете попадаются подобные экземпляры.

Сначала, пока его везли на остров, Лерка хотел в знак протеста помереть. Молча, как оглушенный, выслушал он краткое сообщение о жизни, какую ему теперь придется вести, молча расписался в получении вещминимума и молчанием проводил ракетку с конвоем.
То, что он пережил тогда, невозможно описать. Молоденький парнишка, кумир сверстников и баловень родни очутился среди отвергнутых обществом подонков разного сорта. Он помещен сюда навсегда, и разные скверные, грязные, озверелые тупые морды будут окружать его до конца его грустных дней… Лучше уж смерть! Тогда они поймут, как ошибались. И…

Что “они” будут делать дальше, Лерка не представлял, да его это и не интересовало. Он хотел одного: правды. Но после отлета конвоя вдруг постиг: демонстрировать себя здесь совершенно некому, на поселении не было властей.
Тут не существовало охраны, которая могла бы оценить его благородство, тут некому было жаловаться и рассчитывать можно было только на самого себя. Так Лерке объяснил сопровождающий.

Лерка сел на землю возле контейнеров с вещами. Он впал в апатию. Со стороны могло показаться, будто он размышляет или смотрит вдаль. Но он не размышлял и не смотрел: пусто у него было в голове и пусто во взоре. Так он просидел час, второй, третий, пока шорох за спиной не вывел его из транса.
Лерка мягко вскочил на ноги и плавно развернулся на 180 градусов. Сзади него стояли трое, и видок у них был как раз тот. Лерка знал, что на поселение шлют абсолютно неисправимых. Среди них было много психически больных и с разными отклонениями.

Итак, их было трое… Пока только трое…
- Новенький? - полувопросительно сказал тот, кто был в середине.
- Ну? - так же полувопросительно ответил Лерка.
- А у нас закон: делиться, - лениво объяснил тот, что стоял слева.
- Плевал я на ваши законы, - буркнул Лерка.
Он не считал себя равным этим троим подонкам и действительно приготовился не подчиняться разным унижающим достоинство процедурам, о каких слышал краешком уха.

Он будет дерзить, если потребуется, и драться, если придется, даже если это будет стоить ему жизни. А пока он старался запомнить физиономии трех персонажей, рисовавшихся перед ним, чтобы в случае неудачи разделаться с каждым поодиночке. Вообще-то драться он умел, и он приготовился драться.

- Шутка, - сказал тот, что стоял посередине.
Неприятная троица лениво побрела прочь. Настроение у Лерки переменилось. Зачем умирать? Нет, он вырвется отсюда, и никакой закон не принудит его смириться с пребыванием здесь!
Лерка проводил взглядом неприятную троицу и начал изучать место, где стоял. Клочок выделенной ему земли был совсем незначительным. Слева начиналась бесплодная каменистая пустошь, а справа - участок с хижиной. Бородатый, хотя далеко еще не старый субъект стоял возле хижины и наблюдал за Леркой.
Лерка молча глянул на него и отвернулся.

- Эй, новичок, - услышал он насмешливый голос. – А ты храбрый малый!
- Какой есть, - буркнул Лерка недружелюбно.
Он все же искоса глянул на соседний участок. Бородатый субъект подошел к самой границе своих владений и продолжал, скаля зубы:
- Ты не боишься, что они вернутся?
- Нет, не боюсь.
- Это хорошо, - засмеялся субъект. - А ночевать ты уже придумал, где будешь?
Вопрос заставил Лерку повернуться лицом к субъекту.
- Имеются предложения? - спросил он в упор.
- Угу, - ответил субъект. - Приглашаю к себе.

- В смысле? - спросил Лерка в свою очередь насмешливо.
- Я не о том, о чем ты подумал. Я о безопасности. Жаль, если такой храбрец, как ты лишится за одну ночь инструментов и пайки.
- А тебе что до этого?
Субъект перестал ухмыляться и понизил голос:
- Слушай, парень! Здесь, если хочешь выжить, надо иметь друзей. Иначе будут щипать, щипать, щипать. Ты мне подходишь, ты не из пугливых.
- Конечно, - сказал Лерка. – Но вдруг я пустышка? На испуг не поддаюсь, а побьют - и сломаюсь.

- Не-а, - засмеялся субъект. - Я на тебя смотрел! Ты из тех, кто идет до конца. Тут до тебя многие поперебывали, и все трещину дали с первого же оборота.
Сообщение не понравилось Лерке.
- А где они теперь, давшие трещину? - поинтересовался он настороженно.
- Пошли в рабство к Серому. Тебе еще придется иметь с ним дело, и самое лучшее, что ты мог сообразить - это не спасовать при первой же встрече с его шестерками. Но если тебя ночью обворуют, тебе все равно придется тащиться к нему на поклон.

- Звучит убедительно, - сказал Лерка. – Поможешь перенести это? - и он пнул ногой контейнер с вещминимумом.
Конечно же, Лерка храбрился. На самом деле ему было страшновато соглашаться лезть на ночевку в берлогу какого-то подозрительного типа. Лишь соображение, что хуже не будет, и что в случае чего он за себя постоит, заставило его принять предложение. Так началась его новая жизнь, и в этой жизни - дружба с Вольдом.

Постепенно Лерка научился вглядываться в своих товарищей по несчастью. Он увидел, что не все они на одну масть. Например, были такие, как Вольд. Они называли себя “независимые”, имели только по одному участку и дани Серому не платили. Но их было немного. Лерка с удивлением понял однажды, что подонков, в его понимании, среди “независимых” не было. С одного участка можно было прокормиться еле-еле, но на поклон к Серому никто из них не шел.

- Послушай, Вольд, - сказал Лерка однажды. - Может, зря мы гордость разводим? Лучше платить дань, но взять побольше земли и не голодать.
- На поселении нет свободных участков. Каждому поселенцу полагается только один, - объяснил Вольд меланхолично.
Лерка недоуменно посмотрел на него и возразил:
- Но мне предлагали…
- Предлагали? - вздрогнул Вольд. - И что ты им ответил?
- Что подумаю.
- Они тебе не говорили, какую цену приходится платить за получение второго участка?
- Нет. А какую?

Вольд искоса посмотрел на него и вздохнул:
- Я же сказал тебе: на острове нет свободных участков. Шевельни мозгой, откуда может взяться еще один тебе на прикорм?
Лерка шевельнул мозгой.
- Не верю, - сказал он, наконец. - Неужели я должен буду кого-то убить?
- Только так, - кивнул головой Вольд. - Каждый второй участок - это чья-то кровь. Даже если бы тебе его просто дали, все равно после покойника. А поскольку хорошо известно, как ты дерешься, убийцей назначат тебя.
- Понятно, - сказал Лерка.

Больше о втором участке разговора он не заводил. А Вольд и другие “независимые” очень поднялись в его глазах. Ему даже начало казаться, что эти люди попали сюда, как и он, по ошибке.
- Мне не верится, что ты убийца, - сказал он однажды Вольду.
- Даже не сомневайся. Но это - совсем другое дело. Жена у меня была редкостная сволочь. Я считал ее ангелом с неба. Как я ей верил! А она имела любовника и вместе с ним надо мной смеялась. Вот я и грохнул обоих. Я был вне себя от гнева, разумеешь? Но вот взять и хладнокровно убить человека ради мелочной выгоды - нет, на это я не способен.

- Но ты же голодаешь! - возразил Лерка.
- Я? Вовсе нет. Ах, какой я глупый! Ты-то не знаешь наших хитростей, то-то, гляжу, совсем исхудал. Приходи ко мне вечерком, я кое-чего тебе покажу.
И показал. Они вместе ловили рыбу, искали среди камней съедобных ящериц. Вольд учил его, как извлекать из огорода намного больше урожая, чем могло показаться на несведущий глаз.
- Старайся не вызывать зависти, - говаривал он. - Позавидуют - убьют.

Через год на поселении появился Тод. Он сразу сделался приближенным Серого, и перспектива быть убитым была для Лерки снята с повестки дня. Но не проходило и недели, чтобы он не грезил о побеге. Тод с Вольдом вполне разделяли его желание, вот только на чем они могли удрать? О барьере они, разумеется, не догадывались. Они думали: стоит переплыть море…
- Нам бы с десяток пузырей, заполненных воздухом, - мечтал Лерка.

И вымечтал-таки. Вольд вспомнил одного чудака, который страстно любил тыквы и упорно выращивал их на своем участке.
- Чем тыквы не пузыри? - подумал Вольд вслух.
Они выменяли семян. Лерка с разгону засадил тыквами половину площади. Еле дождавшись урожая, они вычистили каждую тыкву изнутри, просушили до твердой корки и, заделав отверстия, связали их вместе, скрепив жердями.
Ночью три товарища по несчастью отплыли в неведомом им направлении. Уже утром их прибило к какому-то острову. И был это Остров Зеленых. Лерку мучила жажда. Он заметил озерцо и наклонился испить водицы. Это было последнее его ясное воспоминание.

  
Двое

Мартин очнулся от забытья и застонал. Он застонал не от боли, а от слабости и еще от того, что умереть, как он задумал, ему не удалось Кроме всего прочего ему было холодно, тесно и темно. И хотелось есть.
Рядом с ним кто-то лежал. Когда Мартин застонал, незнакомец зашевелился, приподнялся и спросил:
- Очухался?
- Да, - сказал Мартин. - Где мы?
- У меня в логове.
Ответ удивил Мартина.
- В логове? - переспросил он. - А ты что, волк?
- Нет, я человек, как и ты. Но логово это мое, хотя откуда я о нем знаю, я не помню.

- Странно. Так не бывает среди людей. Кто ты?
- Бывает. Я не знаю. В последнее время я жил словно во сне. Ты разбудил меня, а сам заснул. Жаль, у меня нет теплой одежды. На поселении круглый год жара.
- На поселении?
- Ну да. Меня зовут Валер.
- А меня Мартин.
- Будем знакомы. Скажи, где я и какое сегодня число?
- Я и сам бы хотел знать. Для начала давай выйдем на свежий воздух.

Они вылезли. Логово оказалось норой под корнями огромного дуба. Оно было плотно завалено старыми ветками и опавшей листвой. Мартин узнал и дуб, и место. Лагерь Тода был всего в получасе ходьбы.
- Не знаю, как молодому человеку, а мне пора подкрепиться, - сказал он.
- Я пока не хочу, - ответил Лерка.
- Но к людям-то ты меня проводишь?
Парень посмотрел на Мартина совершенно сумасшедшими глазами.
- Не понял, - сказал он. - Ты за кого меня держишь?

- Я тебя совсем не держу, - возразил Мартин. - я просто очень хочу есть и думаю, что тебе, должно быть, холодно и голодно одному в лесу. Конечно, там, куда я тебя приведу, компания не из веселых, но все же они нас согреют и накормят. Понятно?
- Да, теперь понятно. А я подумал, что ты меня сдавать властям поведешь.
“Он точно ненормальный,” - подумал Мартин. А вслух спросил:
- Хотел бы я знать, что ты натворил?
- Я ничего не натворил, а сослали меня за убийство.

Этот разговор состоялся, когда они уже шли по дороге в лагерь.
“Сослали - значит в Зону. Но, говорят, оттуда невозможно сбежать. Как же так?”
- Как ты сюда попал? - спросил он, совершенно забыв, что на этот вопрос парень уже отвечал.
- Понятии не имею. Я спал и видел сны, пока не проснулся под деревом. Ты держал меня за руки и тоже спал. Я нашел логово и отнес тебя туда. Все.

- Интересно, - сказал Мартин. - Получается, ты из “зеленых”?
- Хоть из серо - буро - малиновых, если тебе так больше нравится, - буркнул парень.
Они уже подходили к лагерю.
- Эгей! - крикнул Мартин.
Никто не отозвался. Лагерь был безлюден.
- А ты за что попал на поселение? - спросил в свою очередь парень. Казалось, он совершенно не ощущал холода. Голос его был полон любопытства - не более.

“Дожил, - подумал Мартин. - Уже и на бандита начал смахивать. Верно говорят: с кем поведешься, от того и наберешься.”
- Погоди, - отмахнулся он. - Надо посмотреть, что здесь стряслось.
Четыре аэробусных домика стояли совершенно пустыми. Пятого, с неиспорченным двигателем, не было вовсе. Ангар для ракеток тоже был покинут.
- Куда они подевались? - Мартин и не заметил, как подумал вслух.

- Тебе виднее, - буркнул парень.
- Тогда вот что. Давай-ка соберем все, что они бросили, в одну машину и будем устраиваться надолго. Вот этот, крайний, возле ангара, был, помнится, самым теплым. Неси все туда.
- Угу, - сказал парень, - сейчас разбегусь. Может, ты для начала объяснишь, почему я должен тебе подчиняться? Запомни: в шестерках я ни у кого не был, и у тебя не собираюсь.

- Тяжелый случай, - заметил Мартин. - Но дело в том, что в одном помещении нам было бы теплее, чем в разных. И к тому же, я - не ты. Я настолько проголодался, что если у тебя есть идея, как меня накормить, я на время приготовления пищи готов стать шестеркой, семеркой, десяткой - даже тузом, если тебя это устроит.
Парень расхохотался. Он смеялся довольно странно, словно давно забыл, как это делается.
- Так ты не беглый? - спросил он. - Не с поселения? Не уголовник?

Надежда, прозвучавшая в его голосе, приятно порадовала Мартина.
- Конечно же, нет, - кивнул он. - Я врач. Меня взяли в заложники, поэтому я здесь.
- А… - разочарованно протянул парень. - А я решил, что уже на свободе. Выходит, мы все-таки в Зоне…
- Так, да не так, - возразил Мартин. - Сейчас мы оба с тобой - свободные люди. Бандиты считают меня мертвым, лагерь они бросили. Следовательно, наша задача - выжить до прихода помощи. Увидишь, нас спасут, надо только продержаться.

- Я понял, - сказал парень. Жди меня здесь.
Мартин проводил его удивленным взглядом. Парнишка был молод, года двадцать три, не более. Он был белокур, строен, красив и еще, пожалуй, даже не брился ни разу. А какова сталь в глазах, какая выносливость к холоду и житейским лишениям! Ведь одет совсем легко, даже без рубашки. А гордости сколько!
“Дикарь, настоящий дикарь!”

Лерка ушел, потому что в нем откуда-то возникла уверенность, будто он знает, где можно раздобыть пищу. Словно кто-то ему подсказывал: прямо, теперь налево, теперь перепрыгни через этот овражек… Быстрые рогатые существа на четырех ножках… Вот здесь, протяни руку, шевельни хворост…
Фр!.. - из-под кучи валежника выскочил оленик. Одно движение быстрых рук - и оленик взвился в воздух. Его головка бессильно дернулась, и он затих, потому что шейные позвонки его были сломаны.

Лерка взвалил тушу себе на плечи и вернулся к четырем брошенным аэробусам. Он имел возможность убедиться, что его новый товарищ даром времени не терял. В одном из аэробусов уже грелась печка, там было прибрано и целиком собраны две постели. В передней части аэробуса стоял раскладной столик и два выдвижных стула.
- Хм… - сказал он, бросая тушку на пол. - А посуда у нас имеется?
- В избытке.

Тутже явилась пара больших мисок. Лерка надрезал оленику горло и выпустил в миску кровь.
- Нельзя это было сделать на улице? - поморщился Мартин.
- Вообще-то можно, но я думаю, что кровь не надо выбрасывать. Кто знает, когда я смогу принести новую добычу?
- Фу! - сказал Мартин. - Неужели ты способен это кушать?
Лерка усмехнулся. Этого бы чудика на поселение! Забыл бы как рыло воротить от полезных вещей! Да что с него возьмешь, бледного чистоплюя?

- Поскольку соли у нас нет, мясо лучше поджарить, - сказал он мрачно. - Как там твоя печка, способна на такой подвиг?
- Вполне.
- Тогда пойди погуляй, я соображу что-нибудь.
Мартин послушно вышел. Не успел он пройти несколько шагов, как ноги его незаметно подкосились, и он рухнул на землю. Начинался последний зимний снегопад, и снежинки беспрепятственно падали на лежащее возле ступенек неподвижное тело, присыпая его однообразным белым порошком в тон окружающей природе.

Лерка разделал тушку оленика на куски, загрузил в печку нечто вроде шашлыков и, сгрудив оставшееся мясо во вторую миску, пошел спрятать его где-нибудь на холоде.
- Тьфу ты! - выругался он, едва не споткнувшись о распростертое на земле тело.
Разумеется, это валялся он, тот самый малохольный! Мясо было забыто. Выругавшись, Лерка втащил доктора в аэробус, раздел, уложил на кровать и накрыл одеялами.
- Эта бледная немочь меня в могилу загонит, - проворчал он, и решительно потянулся за кружкой.

- Пей, медицина, - услышал Мартин сквозь сон.
Кто-то настойчиво пытался влить в его рот какое-то питье. Мартин сделал несколько глотков. Жидкость была солоноватой и противной. Он открыл глаза. Тот самый парень стоял возле него с кружкой в руке. В кружке было нечто темно-красное и густое.
- Пей, медицина, - еще раз настойчиво повторил Лерка. - Пей, а не то помрешь сдуру.
Мартин оттолкнул кружку и сел.
- Как хочешь, - сказал парень насмешливо. - И вдруг спохватился. - Эх, мое мясо!

Парень выбежал на улицу. Когда он вернулся, Мартин уже крутился возле печки.
- Еще минута, и твои шашлыки бы сгорели, - сказал он укоризненно.
- Еще часок, и ты бы отправился к праотцам, - таким же тоном передразнил его парень. - Ты назло мне улегся возле порога?
Тут только до Мартина дошло, как он очутился на кровати.

- Прости, человече, - сказал он виновато, - но я, видать, опять не вовремя заснул.
- Да уж! - хохотнул парень. - Приступим лучше к ужину, медицина!
Они сели за стол. Парень почти ничего не ел, и только смотрел, как заправляется его сотрапезник.
- Расскажи о себе, - внезапно предложил Мартин.
Почему бы не рассказать? Лерка рассказал.
- Хочешь верь, хочешь не верь, но я совершенно не виновен, - завершил он свою печальную повесть.

- Так,.. - промямлил Мартин. - А теперь вспомни свои сны.
Лерка покачал головой.
- Не хочу, - сказал он. - Это нечто тягучее и бесконечное, как маята. Я подхожу к людям - вижу зеленых призраков. Я подхожу к домам - вижу зеленых призраков. И все бегут, и все словно в тумане. Тяжело.
- А вот в такую штуку ты во сне не залазил? - Мартин махнул рукой вдоль салона аэробуса.
Лерка прикрыл глаза и подумал.
- В такую - нет, - сказал он наконец. - Та была голубая с зеленым. Из нее вышли ЭТИ. Ну, шумные очень и пахучие. Они, люди. Я подхожу к темному пятну. Я дотрагиваюсь до пятна и падаю. ЭТИ приближаются. Я ползу в нору. Много шума. Мало света. Никого нет. Тишина. Свет. Я иду на свет…

- Все ясно, - вздохнул Мартин. - Ты здорово за себя отомстил, парень. Знаешь, чего ты натворил? Два переворота, эпидемия, гора покойников - и все из-за того, что тебе не понравилось на поселении!
- Но-но! - буркнул парень. - Выражайся яснее! Ты хочешь сказать, что я был не в себе? И натворил кучу делов?
Мартина позабавила его горячность. Но он тутже понял, что парень действительно ничего не знает о событиях, которые произошли на планете после его заключения в зеленую оболочку.

- Не лезь в бутылку, а лучше приготовься выслушать и постигнуть, - назидательно сказал он докторским тоном. И он рассказал о событиях последнего шестилетия.
- Вот так штука! - изумился парень. - Значит, из Зоны я все же убежал! И теперь я свободный человек!
- Абсолютно верно, - подтвердил Мартин. - Если научишься держать язык за зубами и забудешь все, что ты мне только что наговорил. Ты, голубчик - злодей №1 всепланетного масштаба. Нет, таких как ты, нельзя отправлять на поселение, это точно!
Лерка глянул на него недоверчиво. Мартин беззвучно смеялся, и было непонятно, всерьез он предупреждал Лерку, или пошутил.

  
Спасительная путаница

Рябинка никак не думала, что встреча с людьми может принести ей неприятности. Поэтому она очень расстроилась, когда пролетавшая над ней ракетка сделала круг и повернула назад. Правда, расстраивалась она недолго.
“Возможно, машина улетела за подмогой” - была ее мысль.
Рябинка была оптимисткой и предпочитала надеяться на лучшее. Как оказалось, оптимизм ее был небезоснователен. Через день в воздухе возникла целая эскадрилья: аэробус и десять четырехместных летательных аппаратов. Рябинка и детишки выскочили на улицу. Дети махали руками и кричали: “Эгей!” “Гей!”

Спрашивается, чему было радоваться? Ракетки приземлились, и из первой же вылез… Рябинка чуть в обморок не шлепнулась от ужаса… Этого типа она бы узнала всегда, какую бы личину он ни надел! Тем более, если эту самую личину соорудила ему когда-то она сама!
- Да тут меня уже ждали! - с отвратительной ухмылкой приветствовал Тод нашу маленькую компанию. - Вот ты куда, сказывается, перебралась? Думала, от меня можно спрятаться? И когда это ты успела обзавестись детьми?
- Тетя Ина, я боюсь! - зашептала девочка.
- О, она тоже зовет тебя тетей Иной? - продолжал глумиться Тод. - Иной Давидовной тебе называться уже разонравилось? Так откуда дети? Ах да, ты же учительница! Сначала Элиза, теперь эти двое. Не надоело еще?

Рябинка вздохнула с облегчением. Слава богу, что она здесь на кого-то похожа! И что хоть на имя своего двойника она может безопасно откликаться: в тоне Тода не чувствовалось ненависти, а лишь пренебрежение.
- Я нашла их в лесу, - ответила она, помолчав. Неприятно, когда тебя так явно презирают, но оно все же лучше, чем то, что произошло бы с ней и детьми, догадайся Тод, кто перед ним стоит.
- Мама, а почему этот дядя зовет тебя Иной Давидовной? - дернул ее за рукав малыш.
- Ему так больше нравится, - отвечала Рябинка, стараясь не глядеть на Тода, и строго добавила, пресекая новые вопросы: - Детям не положено лезть в разговоры взрослых, пора тебе это помнить, Доди!

- Ба, да у тебя целое хозяйство! - не унимался ее враг. - Это хорошо, нам пригодится. Кстати, у тебя будет теперь еще один подопечный, не возражаешь? Вижу, вижу, возражений не будет…
Куда уж Рябинке было возражать! Она чувствовала такой ужас, какого раньше в себе и предположить-то не могла. Этот человек действовал на нее подобно удаву, и она моментом вспомнила, как противны были прикосновения его ужасных рук.

- Какой еще подопечный? - спросила она, полная новой тревоги.
- Пригласите сюда Эльмара, - скомандовал Тод, повернув голову к публике, суетившейся за его спиной возле машин.
Рябинка подалась вперед… На луговину вывели маленького мальчика, росточком чуть побольше ее Доди!
- Вот, Эличек, твоя новая мама, - с преувеличенной ласковостью, больше похожей на издевку, произнес Тод.
- Моя мама не эта, - возразил малыш. - Я не хочу к ней! Я хочу домой!

- Иди к нам, Элик! - вымолвила Рябинка, опять воспрянув духом, потому как никаких ужасов вроде бы пока не предвиделось. - Твоя мама сейчас занята, но она скоро прилетит за тобой. А пока пойдем в палатку. Доди покажет тебе свои игрушки.
Она взяла мальчика за руку, чтобы отвести его в сторонку и успокоить.
- Доди! - позвала она сынишку. - Иди к Элику. Это твой новый товарищ.

Она почему-то думала, что сынишка обрадуется возможности продемонстрировать свои “сокровища” и сразу подбежит. Но тот развернулся и ринулся к лесу.
- Поиграй с ним, - подтолкнула Рябинка Элика к Вале. - И не куксись. Будь поумней.
А сама побежала догонять сына.

Доди заливался слезами.
- Ты нехорошая, - рыдал он. - Ты лгунья! Зачем ты сказала, что взяла меня в лесу? Ты сказала, что мы ищем папу. А это не папа вовсе, а мальчик! Я ненавижу его!
- Конечно, этот мальчик не папа, но зачем же его за это ненавидеть? Он потерял свою маму, а ты ревнуешь!
- Я не ревную, - продолжал всхлипывать малыш. - Но ты сказала, что я не твой, я ничей!

- Послушай, Доди, ты уже большой, должен понимать. Этот дядя, который сюда прилетел - очень плохой. Если он узнает, что ты мой сын, он тебя украдет как этого мальчика и отвезет к чужой тетеньке. Он не должен знать, как меня зовут, и кто твой папа, понимаешь? Я буду ему врать, а ты молчи.
Слезы на глазах у Доди высохли.

- Но врать нехорошо, ты сама говорила.
- Конечно, нехорошо, но если этот дядя убьет твоего папу или меня…
- А меня он тоже может убить?
- Конечно.
Малыш подумал.
- Тогда лучше ври, - сделал он вывод. - А мальчику можно говорить правду?
- Пока нет. Мы скажем ему когда-нибудь потом, когда найдется его мама. А то он будет плакать.
- Хорошо, - сказал малыш деловито. - Я тоже буду называть тебя тетей Иной.

Рябинке было досадно, конечно, что дите так легко удалось уговорить отказаться называть ее мамой, но она помнила, как люто Тод ненавидел могучих. Проблемы и без дополнительных волнений подступали одна за другой, и можно было просто в отчаяние прийти от их количества.
Например, Рябинка была одинокой женщиной. А оказаться одинокой женщиной среди тридцати одиноких мужчин - это было не шуткой.

Правда, заложники на нее не претендовали, а бандиты привезли с собой двух особ юного возраста и сомнительного поведения. В этом Рябинке опять же повезло. Как бандиты делили между собой своих пассий, ее не касалось, но, очевидно, общества этих двух красоток им вполне хватало.
- Они будут жить с тобой, - показал Тод на упомянутых девиц.
И все. Это были его последние слова, обращенные к Рябинке, больше он ее в упор не замечал. Никто даже не интересовался, как они вшестером размещаются в одноместной палатке.

Впрочем, девицы особенно не наглели. Они появлялись в палатке редко и чаще днем, чем ночью, а, появившись, падали на постель и засыпали. Очевидно, развлекать двадцать здоровенных парней было нелегкой работой. Рябинка жалела их. Она не могла понять, что заставило девочек выбрать такую тяжкую долю, но ни о чем их не спрашивала. Сама она держала себя с парнями ровно, строго и ни на какие знаки внимания с их стороны не реагировала.

- Тетя Ина, - сказала однажды Валя. - Почему ты не красишься? Тебе это шло.
Она сидела перед зеркалом и наносила на ресницы удлиняющую тушь. Веки у нее уже были намазаны густющим слоем блесток.
- Откуда ты знаешь, что мне идет, а что нет?
- В школе ты была красивее. И кудри тебе больше к лицу, чем эта прическа. Ну, как мне эти тени? Хорошо?
Девочка отложила в сторону зеркало и состроила кокетливую гримаску.
- Так то в школе… Что ты с собой сделала?

Девочка, действительно, похорошела, и это испугало Рябинку. Кокетливая улыбка и накрашенные глазки превратили милого ребенка в лакомый кусочек для любого похотливого мерзавца. А ведь ей было всего-то четырнадцать лет, не более!
- Немедленно умойся, тебе говорю!
Видя, что девочка жалобно скривилась, но не тронулась с места, она потащила ее к умывальнику и открыла кран. Девочка зарыдала.
- Откуда ты только взялась… на мою голову? - причитала Рябинка, намыливая девочке лицо. - И в кого ты только удалась… такая красивая…

Последние два слова Рябинка проговорила шепотом, наклонясь к самому Валиному уху. Девочка моментально перестала рыдать.
- Умойся, и выйдем, я тебе что-то расскажу.
Она отвела девчушку подальше от лагеря и спросила строго:
- Ты зачем трогаешь чужую косметику?
- А мне Гала разрешила…
Галой звали одну из двух девиц. С этой стороны все было ясно.
- И для кого ты собиралась красоту наводить?
Валя опустила голову.
- Ни для кого, - прошептала она.
-
Значит, просто так? А ты имеешь представление, кто рядом с нами поселился? Кто эти молодые люди?
Валя опустила голову еще ниже.
- Грабители и убийцы. Стоит им заметить, какая ты красивая, и они затащат тебя к себе и сделают, что захотят!
- Ничего подобного, - возразила Валя тихо. - Они очень веселые и интересные! И ничего плохого не делают, только по согласию.

- Откуда ты знаешь? - всплеснула руками Рябинка. - Ты что, уже приходила к ним?
- Нет, Гала рассказывала. И я сама видела через окошко: у них интересно. А у нас - скучно. Элька этот все время хнычет, и поиграть не с кем.
- Так, так… - Рябинка лихорадочно принялась искать новые аргументы… - значит, тебе понравились эти молодые люди?
- Ну да! А Гала говорит: ты еще маленькая, они тебя не пустят.
- И правильно говорит, - обрадовалась Рябинка поддержке этой самой Галы. - В твоем возрасте вредно делать то, чем они занимаются.

- Я знаю, - простодушно ответило дитя. - Но я только посидеть, ведь в этом ничего плохого нет?
- Милая! - воскликнула Рябинка горестно.
Она сердцем поняла, что не в ее силах уберечь это чистое, невинное создание от грозившей ей судьбы.
- Милая моя! - она погладила девочку по кудрявой головке. – Ты не представляешь, насколько ты привлекательна для мужчин. При виде таких, как ты, они теряют рассудок и превращаются в похотливых скотов. Ты должна скрывать свою красоту, если не хочешь попасть в беду!

- Но ведь ты тоже красивая, а на тебя никто не кидается!
Возражение прозвучало, как обвинение. Красивая? Рябинка очень-очень старалась не выглядеть сейчас красивой.
- С чего ты взяла? - покраснев, спросила она.
- Разговор слышала. Один говорил: “Красивая бабенка.” А другой в ответ: “Ее не трогать, это женщина Тода.” Ты и взаправду женщина Тода?
- Конечно же, нет! - ужаснулась Рябинка.

Весь остаток дня она лихорадочно искала выход из создавшегося положения. Но ничего более умного, чем немедленный побег, не пришло ей в голову. К вечеру она уже собрала оба рюкзака, сунула туда пакет с семенами и приготовила ношу для девочки. Детей она, конечно же, возьмет с собой. Но вот далеко ли они смогут уйти на своих маленьких ножках?
Этот вопрос Рябинка решила пока не затрагивать. За ночь она переберется с маленькой компанией в Долингорд, а там посмотрит по обстоятельствам. Однако, выйдя на улицу разведать обстановку, она переменила свой план.

То есть, сбежать Рябинка не передумала, но внесла в проект некоторые поправки. Она кинула взгляд на ангар для машин… Что с того, что дверь была закрыта на замок и там стоял часовой? Часового можно было усыпить, вот только замок…
Замок можно было открыть! Главное, ключ Рябинка однажды видела. Примитивная такая железка без всяких секретов. Решено: они сбегут по воздуху.
С Валей они пошли и накопали картошки: пригодится. Затем перенесли картошку в тень, вернулись в палатку: требовалось подождать, пока лагерь не успокоится. Все. Пора выходить. Рябинка посмотрела на спящих детишек и решила:

“Сначала я выведу машину, затем уже стану их будить. Вдруг ничего не выйдет?“
Однако задуманное получилось как нельзя лучше. Часовой вдохнул очередной раз окружавший его воздух и медленно обмяк.
“Удобно быть могучим,” - подумалось Рябинке.
Действительно, откуда было знать человеку, что вот сейчас в его легкие вместе с воздухом попадет усыпляющий газ? Рябинка подошла к ангару, протянула руку к замку. Ключ пришлось дважды менять, пока он повернулся.

Зато машину она вывела без помех. Еще проще оказалось вернуться к двери ангара, замкнуть ее и прислонить к стене часового, придав ему естественную позу отдыхающего. Часовой должен был очнуться не раньше, чем через час, да и тогда он вряд ли бы о чем-либо догадаться.
Перетащив картошку в багажник, Рябинка вернулась в палатку и разбудила детишек.

- Помоги мне одеть малышей, - приказала Рябинка Вале. - Мы уходим.
- Куда? - спросила девочка с любопытством. Она уже поняла: побег.
- Увидишь. Поторопись, я сейчас вернусь за вами.
Она отнесла в машину большой рюкзак с сумкой и еще раз осмотрела площадку между аэробусом и палаткой. Никого. Тишина. Ее приготовления остались незамеченными.
И девочка, и малыши уже ее ждали.
- Валя, бери вот это и двигай за мной, - шепнула она, надевая на плечи девочки приготовленную накануне поклажу. - Доди, держись за Валю. А ты, Элик, иди к тете Ине на ручки.

  
Мартин ведет прием

Лерка довольно долго относился к своему новому знакомому с некоторым презрением. Во-первых, тот был “дядя”, а во-вторых, совершенно лишен гордости в том понимании, как это представлял себе Лерка. В-третьих, он был удивительно беспомощен в смысле выживания.
Нет, что ни говори, а без Лерки этот малохольный просто бы пропал! Ни топливо найти, ни костерок сложить такой, чтобы поменьше уходило хвороста, и дым во все стороны не пер - ничего. Съедобных кореньев - не знает. Принес ему Лерка как-то змейку - брезгует. А уж ручки свои бережет - просто ужас!
“Я хирург, - говорит. - Специалист высокого класса.”

Умора! Как будто здесь, в лесу, от этого польза. Можно ведь хворост и голыми руками наломать. Нет, берет топорик какой-то фитюльный, игрушечную пилочку и мается. И все гигиену норовит соблюдать. Его бы на поселение, чистоплюя несчастного!
А уж слабый какой, гляди того ветром удует. Интересно, зачем он в лес поперся, с такой немощью? Ведь как пить дать, если бы Лерка его не встретил да не отнес в логово, хана бы припадочному. Так бы и остался валяться, пока волки не отгрызли башку.

Впрочем, что и говорить, Лерке тоже повезло, что он с этим чудиком столкнулся, Каким-то образом он его разбудил, это точно. А интересно все же, кому мог понадобиться такой дохлый заложник?
Так думал Лерка целых три дня. И все три дня он кормил “этого дохлика,” сам себе удивляясь. Впрочем, “дохлик” тоже старался как мог: прибирал, ходил за топливом (энергии в аэробусе хватало лишь на обогрев, поэтому кухню они скоро оборудовали в ангаре - туда и хворост таскали.) Но чаще он спал. Впрочем, к концу третьего дня дохлик начал шевелиться быстрее.

Утром четвертого дня случилось происшествие, которое разом сбило с Лерки спесь. Не дожидаясь, пока его компаньон проснется, он прихватил самодельную пращу, аркан и отправился на поиски дичи. Прошел он совсем немного. Зеленый силуэт качнулся из-за дерева и перегородил дорогу.
- Эй! - крикнул Лерка. - Ты чего балуешь?
Он нисколько не испугался. Если верить словам “чудика”, он сам недавно был таким же, а человек, да еще ничем не вооруженный, напугать Лерку не мог.
- А ну посторонись! - сказал он.

Существо не отступило. Наоборот, оно шагнуло Лерке навстречу… Этого Лерка стерпеть не мог. Отточенным движением он сделал подсечку и толкнул “зеленого”, сшибая его с тропинки. “Зеленый” упал. Но чудо! Верхняя конечность его, коснувшись Леркиной руки, словно приросла к ней…
Мартин проснулся, чуть Лерка хлопнул дверью аэробуса. Натянув рубашку и брюки, он вышел на улицу, чтобы сделать гимнастику. Раньше он пренебрегал этим, но, живя в плену, понял: чтобы сохранить здоровье, нужно двигаться. Вот и теперь силы быстро возвращались к нему после болезни.
Голос в лесу привлек его внимание. Голос принадлежал Лерке, и Лерка с кем-то разговаривал. С кем? Мартин как был без шапки и куртки, так и побежал туда. Зрелище, открывшееся его взору, было ему понятно во всех деталях.
- Держись! - крикнул он Лерке. - Я сейчас!

- Держись! - услышал Лерка.
Он оглянулся. “Чудик” без пальто и шапки бежал к нему вроде на помощь. В самом деле: подбежав к Лерке, он схватил “зеленого” за второе щупальце и сказал:
- Боюсь, молодой человек, охоту тебе придется отложить. Возможно, твоя помощь скоро понадобится. И отойди, пожалуйста, пока не потянуло на сон.
Лерка почувствовал, что его ничто больше не держит. Щупальце качнулось, отпустило его и очутилось в руке у доктора.
- До меня не дотрагивайся. Отойди.

Слова прозвучали совершенно спокойно, но непонятно почему Лерка послушался. Доктор наклонился к зеленому существу, помог ему подняться и… прислонился к дереву. Лерке внезапно стало страшно: оба двое словно застыли в странном парадоксальном единоборстве. “Зеленый” словно наливался силой, а его противник бледнел и, казалось, слабел.
- Нет! - воскликнул Лерка, бросаясь к доктору.
- Стой! Нельзя! - пробормотал тот и скользнул на землю, увлекая за собой зеленого.
- Нет! - повторил Лерка, хватая доктора за плечи.

Доктор спал. Лерка повернул голову… Вместо зеленого существа на снегу сидел старичок в летнем костюме и шляпе.
- Интересно, куда я попал? - произнес старичок. - И кто вы будете такие?
- Это неважно, - буркнул Лерка. - Помоги мне отнести доктора домой.
Весь день просидел Лерка возле своего “чудика”. Доктор спал, и Лерка уже знал, что он проспит еще сутки. Новичка он прогнал за топливом, посоветовав быть осторожнее.
“А и сгинешь - не велика потеря,” - подумал он ему вдогонку.

“Вот, значит, что случилось со мной, - размышлял он в великой печали. - Он отдал мне свою силу, чтобы я снова стал человеком. И я же, дурак, над ним смеялся.”
Он соорудил в салоне третью постель и позвал новенького:
- Иди, грейся.
- Мне не холодно, - возразил старичок.
- Это пока. Потом начнет пробирать.
Утром он поручил доктора заботам новичка и отправился на охоту.

“Сколько же еще здесь бродит таких, каким был я? - думал он, содрогаясь. - И зачем доктор побежал меня спасать? Слабый - сильного. Зачем?”
Этот же вопрос он в лоб задал Мартину после возвращения в лагерь. Мартин внутренне улыбнулся. Да, он не ошибся в парне: хорошая у того душа, не испорченная.
- Затем, что у тебя бы фокус не удался, - объяснил он.
- Почему? - допытывался парень.
- Потому что между мной и тобой есть маленькое отличие. Ты не обижайся, но лишь немногие обладают способностью обращать “зеленых” назад в людей.

Мартин знал, что говорил. Он был не первым, кто заснул, но новичков среди заложников не появлялось. Отсюда и вывод: лишь могучим это было по силам. Но объяснить парню ситуацию оказалось сложно.
- Ты решил собой пожертвовать, - упрямо твердил он.
- Вот еще! - возмутился Мартин. - Кто ты такой, чтобы я жертвовал своим здоровьем вместо тебя? Просто я врач. Мое дело - спасать больных, и я это умею, а ты нет.
- Велико умение, - сплюнул Лерка и вышел.

Целый день он бродил по перелескам в надежде встретить хоть одного “зеленого” и привести его к “этому лекарю” человеком. Тщетно: все “зеленые” куда-то подевались. Злой и недовольный он вернулся в лагерь. Он поймал на себе изучающий взгляд доктора и отвернулся.
- Подойди-ка, - попросил его Мартин.
Лерка неохотно подошел.
- Отошли старика за хворостом, - прошептал больной. - Я должен тебе кое-что открыть.

- Есть вещи, которые человеку изменить не дано… - начал доктор, когда они остались одни.
“Говори, говори,” - подумал Лерка хмуро.
Мартин продолжал:
- Зеленая эпидемия - не твое изобретение. Какой ум их создал, такой и может с этим справиться.
- Но ты сам меня убеждал, что я - виновник катастрофы, - возразил Лерка.
- Я пошутил. Ты не виновник, ты жертва. Такая же, как остальные люди.
- Я не согласен.

Мартин призадумался. Парень упорно отказывался воспринимать намеки. Если ему не сказать прямо, то он непременно пойдет на подвиг рваться. И погибнет, причем, совершенно зря. Конечно, закон №4 запрещал раскрываться постороннему. Но ведь не человек для закона, а закон для человека. Существовало нехитрое правило: “Если один закон противоречит другому, исполнять надо тот, чей номер меньше.” Закон “Приходи на помощь…” шел под номером 3. Был ли это тот случай? Мартин колебался.
“В конце-концов, из каждого правила бывают исключения”, - подумалось ему. И он решился.

- Какой ты все же несообразительный, - проговорил он со вздохом. - Ты что, не на нашей планете вырос? Или у тебя есть Дар?
- Какой еще дар? - не понял Лерка.
- Дар могущества, какой же еще, - прошипел Мартин сердито. - Или ты так зазнался на своем поселении, что себя богом считаешь?
- А ты, значит… - Лерка усмехнулся криво, - а ты, значит, обладаешь этим самым даром?
Мартин закашлялся и отвернулся к стенке.

- Врешь ты все, - услышал он голос парня. - Могучие не такие!
- А какие? - повернулся к ней Мартин.
- Необыкновенные. А ты - такой, как все.
- Стараюсь, - усмехнулся Мартин.
- Могучие - они важные такие, независимые и все могут. А ты…
- А я всего лишь главврач в Солнечном и хирург, к которому записываются на прием со всех уголков планеты.
- Я уже слышал эту песню.
- И не веришь?

- Не верю.
- Не надо.
- Ты просто цену себе набиваешь!
- Угу. Только “зеленых” оставь на меня, договорились?
- Да зачем они тебе сдались, ведь не ты их зеленил!
- А для меня они пациенты. К тому же, кроме меня вообще это дело больше никто не сделает. Я же говорил тебе, что могучих на планете почти не осталось. Малышам расти еще десять - пятнадцать лет, а потом семью создавать, детей иметь. А у меня все уже было. Я, юноша, прожил интересную жизнь!

- А твой сын? Разве ему не нужен отец? - возмутился Лерка. Весь его жизненный опыт протестовал против подобного: думать о чужих детях и забывать о своих. Конечно же, этот благородный дохляк попросту сочинил красивую легенду и хочет возвыситься в Леркиных глазах.
- У моей семьи из-за меня одни неприятности. Моя жена пять лет жила в страхе, что меня убьют. А моего сына похитили бандиты для того, чтобы сделать из меня послушное орудие.

По крайней мере ЭТО было Лерке доступно. Он слишком хорошо помнил Серого и его подхалимов.
- Ну и что они заставляли тебя делать? - спросил он сурово.
- Ничего не успели заставить. Но я боялся, что дойдет до шантажа, и мне придется сказать “нет”.
Лерка кивнул. Ответ был “тот”.
- А ты покажешь мне свое могущество? - спросил он.
- Завтра, если пойдешь со мной, я запущу зонд. А сейчас взгляни-ка, где новичок шатается. Уже темнеть начало, а его все нет.

После запуска зонда Лерка, наконец, Мартину поверил. Он согласился звать доктора на помощь при нападении “зеленых” и помогать “пациентам” становиться людьми. Это значило, что он специально прогуливался в одиночку возле лагеря и делал вид, будто “оч-чень” рассеян. Странно, но удочкой он оказался подходящей. До прихода помощи им с Мартином удалось очеловечить еще десятерых.
На охоте он был осторожен. Уходил только утром и всегда говорил, в какую сторону отправляется. Впрочем, с каждым днем становилось теплее, вовсю наступала весна. Лерке нравилась такая жизнь. И когда, наконец, их разыскали спасатели, он отказался покинуть лес.

  
Рябинкины заботы

Рябинка опоздала всего на один день. Пролетая над речкой, она увидела между двумя лесочками четыре аэробуса и бревенчатый ангар. Естественно, она приземлилась. Лагерь был пуст, и хорошо, что Рябинка не знала, сколь недавно он был покинут - она бы пришла в отчаяние, узнав, как близка была свобода. А к отсутствию людей в здешней местности она уже привыкла, и оно ее не огорчило. Главное, тут было жилье, а, возможно, и барахлишко какое имелось.
Барахлишко, действительно, нашлось. Была печь на солнечном обогреве, была кухонька а ангаре.

- Я думаю, это бывший лагерь бандитов, - предположила Валя.
- Вполне возможно. Но если нам придется здесь жить, надо готовиться к сельхозсезону. Сейчас поставим ракетку на солнышко подзарядить аккумуляторы, а вечерком я слетаю в Долинный за инструментами. Держаться всем вместе и по одиночке не гулять. Все.
Рябинка была не из тех, у кого слово расходится с делом. Уже утром следующего дня она всучила Вале лопату и сказала:

- Начинаем копать. Земля кое-где вполне подсохла.
- Копать? - ужаснулась Валя. - Сколько же мы накопаем вручную?
- Сколько сможем. У нас с тобой целых два месяца, пригодных для этого занятия.
- Лучше бы мы никуда не уезжали!
- Конечно. Лучше бы было, если бы не мы сбежали, а кое-кто от нас. Скажи лучше судьбе спасибо за любезно предоставленную нам возможность благополучно перезимовать. Теплиц ведь вообще могло не оказаться, не нашими руками они были построены. Так что хватай орудие труда и приступим к разработке собственно участка.

Рябинка отбила кромку и глянула на девочку. От напряжения та прикусила губу, но работа у нее застопорилась. Пласт земли никак не хотел переворачиваться, как ни пыталась она поддеть его лопатой.
- Надо сначала подрезать с трех сторон, а затем только переворачивать, - сказала она с жалостью. - Это целина, ясно? Корни мешают. Зато земля отдохнула и принесет неплохой урожай. Ты в ширину много не бери, иди узкой захваткой. Вот я сейчас тебе отмечу.

- А что мы здесь посадим? Пшеницу? - спросил Доди.
- Пшеницу не сажают, ее сеют, - поправил Элик.
- Оказывается, ты тоже кое в чем смыслишь! - ехидно сказала Валя. Она почему-то недолюбливала мальчика.
- Моя мама занимается хлебным бизнесом, - важно пояснил тот. - Она кормит весь Солнечный.
- Жаль, что ты не можешь накормить нас!
- Когда он вырастет, он обязательно это сделает, - вмешалась Рябинка. - Правда, Элик?
- Да, - важно подтвердил малыш.

- Пока он вырастет, - ожесточенно сказала Валя, перерубая кромкой лопаты очередной корень, - я успею здесь надорваться.
Рябинка не стала говорить ребятишкам, что хлеба у них в этом году не будет. Что землю они готовят под картофель, капусту и фасоль. Во второй половине лета можно будет посеять семена дайкона, а все остальное, в том числе и лук, будет только приправой в суп.
Еще Рябинка рассчитывала на дикоросы. Хорошо было бы их заквасить, конечно, но где раздобыть такую уйму соли? Зато травы можно засушить и перетолочь в муку… Если кто-то скажет, что она собирается питаться сеном - так что ж? Пусть будет сено, лишь бы не попасть в руки Тода!

На другой день она встала и пошла взглянуть на участок. Как много, оказывается, они вчера раскопали! Если работа будет двигаться с такой скоростью, голодать им не придется. Сегодня же надо будет наказать детям, чтобы накрутили стаканчиков для помидорной рассады и высеять под пленку капусту.
Так побежали за днями дни. Рябинка не переставала удивляться, до чего споро продвигается у нее дело. За неделю они перелопатили земли столько, сколько намечали за месяц. Как это получилось, Рябинке было совершенно непонятно. Очевидно, она недооценила Валю. Девочка работала шустрее, чем сама Рябинка. Они и первую партию картофельных очистков успели в землю кинуть, и приготовить перегнойные кучи под огурцы.

Но беспокойство не покидало Рябинку. Она все ожидала каких-то препятствий своей деятельности, каких-то новых осложнений. Хлопоты так захватили ее, что в сторону барьера она даже не смотрела. Будучи полностью убежденной в непроницаемости энергетических стенок, она ничего вокруг себя не желала считать странным. И даже вопроса себе не задала: как очутилась здесь, на территории “зеленых”, банда Тода?

А ведь если бы она хоть чуток заострила внимание на этом странном факте, сопоставила бы исчезновение людей в Долинном и Первыгорде с непонятной сохранностью полуневежественной орды юнцов, то непременно поинтересовалась бы: для чего Тоду заложники?
Кого он боится? Откуда ждет нападения? Стоило поговорить с заложниками или хотя бы вызвать на разговор девиц-красоток, деливших с ней и детворой их палатку, и со всеми проблемами Рябинки было бы давно покончено. Но дети и личная безопасность заставили ее замкнуться в себе и с разговорами ни к кому не лезть. Она боялась сближаться на короткую дистанцию не только с бандитами, но и с их пленниками. Опасение себя выдать сковывало Рябинкин язык и заставляло ее избегать контактов с кем бы то ни было вокруг.

Однако насчет неожиданностей она оказалась права. Да и разве могло быть иначе? Ангар и аэробусы стояли как раз возле Первыгорда, и целые табуны “зеленых” шатались по окрестностям. Если до сих пор Рябинкина семья с ними не сталкивалась, так это потому, что “зеленые” точно также боялись людей, как люди - “зеленых”.
Лишь отбившись от компании себе подобных, “зеленый” мог подойти к человеку, и то, если человек был один. Рябинка не знала этого, но она уже смогла убедиться, что ей лично встреча с “зелеными” никакой катастрофой не грозит. А ребятишек, пока они недалеко, она всегда успеет спасти.

Ну поспят немного подольше, велико горе! И она спокойно трудилась, не ломая себе голову ни над чем. По прихоти судьбы она стала мамой сразу для троих детей, и вопреки всему, эта роль ей неожиданно понравилась.
Замужество и Эльмар давно стали для Рябинки только воспоминаниями. Порыв во что бы то ни стало разыскать его угас в ней после первых же серьезных препятствий, возникших по пути в Открытый. И ее теперь вовсе не тянуло продолжать розыски - даже наоборот, она боялась найти своего экс-супруга и убедиться, что давным-давно ему не нужна. А по шумному обществу на Лиске она и вовсе не тосковала.

К существовании вдали от цивилизации Рябинка привыкла с детства. Ее Доди был с ней, он был весел и вполне всем доволен, - какое значение по сравнению с этим имел гнев начальства и отсутствие мелких бытовых удобств? Отпуск все равно был просрочен, так что лучше о своей профессиональной деятельности ей было и не вспоминать… И о Тоде не думать.
Однако беспокойство Рябинки к концу недели стало почти невыносимым. Вечером седьмого дня она приказала детям сидеть дома, а сама вышла на прогулку. Хотя было еще далеко до темноты, но уже смеркалось. А только что-то словно тянуло Рябинку к ближайшему деревцу, за которым начинался лес.

Она подошла ближе… Ей показалось, будто мелькнул зеленый гибкий силуэт… Так и есть! Еще одно несчастное существо! Рябинка подошла ближе…
- Что же ты? - спросила она. - Иди сюда!
Существо стояло, покачиваясь на мягких гибких конечностях. Оно было росточком поменьше Рябинки и казалось таким беспомощным!
- Иди сюда! - повторила Рябинка, махнув рукой. - Не бойся!

Существо пошатнулось и сделало шаг назад. Казалось, оно готово было сбежать. Рябинка протянула руку и успела ухватить его за щупальце.
- А теперь дай-ка мне вторую ладошку…
Миг - и знакомое ощущение, что из нее, Рябинки нечто выкачивают, заставило Рябинкино сердце сжаться.
“Ничего-ничего, - успокоила она себя. - Все будет хорошо”.

Ей вдруг очень захотелось спать. Руки ее словно налились свинцом, она с трудом пересилила себя и разжала ладони. Девочка лет десяти упала на тонкую нежную травку. Она с испугом взглянула на Рябинку и захлопала ресницами.
У Рябинки не было сил даже шевелить языком. Медленно повернувшись, она потащила свое ставшее вдруг непослушным тело к аэробусам. Потом сознание ее затуманилось…
- Ина Давидовна! - донесся до нее тоненький голосок…
Очнулась она уже на постели, среди детей.

Вот так это было. Но если кто-то думает, будто Рябинка после этого случая собрала свои манатки и снова куда-то понеслась, то он плохо понял ее характер. На самом деле если что-то и испугало нашу героиню, то лишь маленький пустячок. А именно: она не успела добраться до жилища. Это значило, что эксперименты по прибавлению семейства нельзя было проводить вдалеке от дома.
И еще: сумеют ли они раскопать и засадить достаточно земли? Но Валя ее успокоила: сумеют.
- Она уже копает вместе со мной, - заверила она “тетю Ину”.

- Так ты рада новой подруге? - удивилась Рябинка.
- Конечно. И знаешь что, теть Ин? Если приведешь еще кого-нибудь, мы и ему работу найдем.
- А много вас тут бродит?
- Дай подумать.
Валя прикрыла глаза…
- Один, два… Много! В нашей школе было три этажа.

И началось… Сначала перспектива розыска и приведения в нормальное состояние энного количества ребячьих голов показалась Рябинке привлекательной. Однако прошло каких-то несколько дней, и настроение ее на эту тему поменялось.
“Глупо ловить кого-то намеренно, - подумала она. - Разве это ты виновата в произошедшем с людьми? К чему ажиотаж-то поднимать? Зачем ерундой заниматься? Если ребятишки придут, грех отказать им в помощи. Но бегать и искать приключений самой? Успокойся, голубушка, не пори горячку!”

И правда. Как ни нравилась Рябинке роль спасительницы, слишком дорого ей обходился каждый сеанс, чтобы на него специально рваться. По три дня она чувствовала упадок сил, а иногда у нее и этих трех дней не было на самовосстановление. Дети появлялись все чаще и чаще, словно после каждого случая спасения возрастала их сила притяжения к Рябинке.
Когда число ребятишек достигло двадцати, здоровье Рябинки начало рушиться. Хорошо, что на поле она больше не трудилась, лишь отдавала указания. И еще хорошо было, что в первое время после пробуждения дети почти ничего не ели. Продукты подходили к концу, а до первого урожая было еще далеко.

В общем, с этим пора было кончать. Последствия нервного переутомления начали сказываться все заметнее. У Рябинки нарушилось чувство ориентации: раза два, блуждая по окрестным лесам, она спуталась и не сразу нашла свой “поселок”. И однажды, при взгляде в предрассветное небо, ей вдруг страстно захотелось покончить с опасной ситуацией.
“Надо улетать, как можно быстрее улетать. Почему ты ни разу не попробовала воспользоваться для цели бегства ракеткой? Ведь ракетка - настоящая. И ты настоящая, и Доди твой. Перелетишь через стенку, сгоняешь за помощью!”
Рывок вверх, первая попытка… Ах, какая она дуреха!

Рябинку чуть удар не хватил, когда она поняла, насколько низким оказался барьер! Какой там еще полет за помощью? За пяток рейсов она перевезет всю компанию на ту сторону, вон туда, к тем большим разноцветным шарам возле скал и преспокойно сможет воспользоваться способностью к материализации. Что она, не сумеет вообразить многоместный аэробус наподобие тех, который сейчас служит им жилищем?
В этот же день все было исполнено. Рябинка материализовала аэробус, перевезла туда детей и разместила их в салоне. Четырехместную ракетку, которая им столь хорошо послужила, что бросать ее без присмотра Рябинка посчитала грехом, она накрыла чехлом, замаскированным под огромную такую, приметную гранитную глыбу.

А пересчитав еще раз всех ребятишек, чтобы быть в уверенности, что никого не позабыла, она вдруг с удивлением заметила, что Валя, ее главная помощница, та самая Валя, что больше всех рвалась в большие города, готова вот-вот расплакаться.
- Что с тобой? - спросила ее Рябинка в недоумении.
Девочка вскочила с места и бросилась из аэробуса.
- Подождите, я сейчас! - крикнула она на бегу.

Рябинка глянула, куда та направилась - за барьером стоял белокурый красавец и прощально махал рукой.
- Это Лер, - сказал Доди. - Он не захотел с нами лететь.
- Какой такой Лер? - строго спросила Рябинка. Любопытство ее даже не было задето, до чего ее вымотали события последних месяцев.
- Он - лесной бог!
“Этого еще не хватало!” - подумала наша космобиологиня.
- Валя! Ты нас задерживаешь! - крикнула она девочке.
Очень грустная, девочка побрела к аэробусу.
  
Лерка забавляется

Роль лесного бога Лерка исполнял с увлечением. Он всегда был компанейским парнем, однако несправедливый приговор отвернул его от людей, а жизнь на поселении отучила от общества. Он привык полагаться только на себя, стал осторожным, терпеливым, неприхотливым, Пятилетнее блуждание в зеленой оболочке тоже пошло ему на пользу. Он сделался закаленным, выносливым, чутким.

После обратного превращения Лерка не только вернул себе привычки, приобретенные им за время жизни среди персонажей, выброшенных из цивилизованного мира, но и сохранил навыки, необходимые существу для того, чтобы свободно чувствовать себя среди лесов, полей и ветров. Запахи, тонкие различия в цветовой гамме, голоса птиц и зверей по-прежнему находили отклик в его организме. Иногда он подвергал свои ощущения анализу, и это было потрясающе интересно. Иногда же Лерка просто слушался внутреннего голоса и поступал, как тот ему велел. И это тоже было волнующе.

Лерка ощущал себя наполовину человеком и наполовину частью природы. Была весна. Он был молод, и его девятнадцать по счету Тьеры лет бурлили в нем подобно ключу, внезапно пробившемуся из-под снега. Впервые после долгой - долгой спячки он жил! Он дышал полной грудью, он танцевал над солнечными полянами, он прыгал по оврагам, он улыбался и пел.

Но не лес был причиной, почему Лерка не улетел с Мартином. Он запомнил, что здесь, за барьером, в заложниках у бандитов находился сынишка доктора, Элька. Признаться “чужому дяде”, что собираешься нарушить крепко врезанное за два года на поселении правило невмешательства в дела других - это было Лерке не под силу. К тому же он не знал, удастся ли ему найти банду. Сможет ли он увести мальца незаметно? Это было также неизвестно.

И вообще, самый лучший план тот, о котором никто ничего не ведает. Движимый подобными соображениями, Лерка нахально улыбнулся в ответ на приглашение Мартина поехать с ним в Солнечный.
- Зачем обременять себя лишними хлопотами, доктор? - сказал он. - Мне и здесь неплохо.
- Ну - ну!
Лерка усмехнулся, вспомнив, каким осуждающим взглядом проводил его этот чудик. Если бы он знал правду, небось смотрел бы иначе!

А Лерка был собой вполне доволен. Он в последний раз побалдел в аэробусе, собрал вещмешок с необходимыми в пути предметами цивилизации и двинул в рейс. Пораскинув мозгами, он сообразил, где следует искать банду.
Постоянный лагерь можно было раскидывать только вблизи водных источников. Группа, если верить доктору, была пришлой. Вряд ли главарь располагал подробным топографическим планом местности, а значит, скорее всего, он повел своих людей вдоль реки. Где-то там, на берегах, и надо искать их следы.

Лерка вышел в дорогу только на рассвете, и именно поэтому не успел уйти далеко от леса. Услышав звук летательного аппарата, он спрятался. Машина приблизилась, пронеслась над ним и скрылась в стороне четырех аэробусов. Перелетела через барьер или нет?
Лерка решил взглянуть. Он повернул назад и, прячась за деревьями, подобрался к лагерю. Маленькая компания, суетившаяся возле ангара, удивила его. Молодая женщина и трое детей… Откуда они взялись? Доктор уверял, что никто из местных жителей не уцелел. Получается, он ошибся?

- Элик! - крикнула женщина. - Не забегай никуда! Здесь опасно!
Один из мальчуганов, смеясь, побежал прямо на Лерку.
- Элька! - крикнула девочка.
Она рванула за мальчишкой и, догнав, шлепнула его по заднему месту. Мальчишка поднял рев.
- Валерѝ, не трогай ребенка! - строго сказала женщина, повернув голову в их сторону.

- Ну конечно! - огрызнулась девочка. - “Не трогай!” Он пропадет, а нам отвечай за него потом! Слышишь, кому говорят? Прекрати рев! Можно подумать, я тебя убила!
Лерка со смешанным чувством наблюдал эту сцену. Забавно, что девочка оказалась его тезкой. А голос женщины всколыхнул давно забытое: “Лерка, не трожь дите!”

Это случилось, когда к ним в гости приехала материна дальняя родственница со своими отпрысками. Один из них, жутко любознательный живчик, везде норовил приложить руки и развинтил-таки на части Леркин самокат. Ну Лерка и врезал ему от души. Ох, и досталось ему от матери!
Эти двое тоже явно чужие друг другу. Мальчик - беленький “яйцеголовый” крепыш. Девочка - тонкая, гибкая кареглазка с каштановыми кудряшками. Интересно, кем она приходится этой строгой женщине, развешивающей белье для просушки? Дочкой или младшей сестрой?

- Не плачь, Элик, - сказала между тем женщина молодым и необычайно приятным голосом. - Нельзя убегать далеко, а то попадешь в беду.
- Я хочу к папе! - продолжал хныкать ребенок.
- Я тоже хочу к своему папе, Да вот не реву, - сурово укорил его второй мальчуган, черноволосый, худой и неуклюжий на вид.
Лерку осенило:
“Элик, Элька… Вдруг это и есть сын доктора? Но кто тогда эта дамочка? На подручную бандитов не похожа…”

Лерка не знал, как должны выглядеть помощницы бандитов, он их никогда не видел. Но почему-то ему не хотелось думать о женщине плохо.
“А вообще-то странная компания. Надо хорошенько присмотреться. Не стоит лезть очертя голову.”
Услышав, что женщина (“тетя Ина”) собирается вечером куда-то махнуть, он дождался ее отлета и постучал в окошко аэробуса.
- Кто там? - спросила девочка.
- Лесной бог, - пошутил Лерка.

Немедленно три рожицы уставились в окошко. Но на дворе были сумерки, а в жилище горел свет, и ребятишкам было видно плохо.
- Я боюсь, - сказала девочка. - Здесь бродят “зеленые”.
- “Зеленые” не умеют разговаривать, - послышался вполне резонный довод. - Я сейчас посмотрю, кто это.
Черненькая головка отпрянула от окна, и через минуту высунулась из двери.
- Заходи, - кивнул он Лерке.

Естественно, Лерка воспользовался приглашением. Для него было парой пустяков в первый же вечер выяснить все, что его интересовало. Все три ребенка были чужими и женщине, и друг другу. Девочка была из Первыгорда, а белоголовый мальчик, действительно, оказался докторовым Элькой.
- А почему вы не улетаете домой? - спросил Лерка.
- Там барьер, - объяснил черноволосый.
- Ага!
Лерка постиг, что никто из троих не знает реальной высоты барьера. И женщина, очевидно, тоже. Он мог бы просветить их, но после передумал.

- Ты зачем открыл мне дверь? - спросил он черноволосого мальчугана.
- Я хотел посмотреть на лесного бога.
- А “зеленых” не боишься?
- Чего их бояться-то? У меня мама умеет с ними справляться. И я сам с ними играл. Со змейками - вот такими. Я сам их делал!
Малыш показал, с какими змейками он играл.
- Ох и хвастун ты, Доди! - укорила его девочка.
- Вовсе не хвастун. Я и с тобой хотел поиграть, помнишь?
- Нет, не помню. Зато я помню, как ты потом два дня дрыхнул!

Лерка с повышенным интересом взглянул на девочку.
- Так ты тоже из “зеленых”?!
- Ну да! - кивнул Доди важно. - Она хочет, чтобы я ее боялся.
- Ничего подобного. Я хочу, чтобы ты не лез к другим.
- Я не лезу. Но не потому, что боюсь, а потому, что мама не велела.

Дети притихли. Лерка тоже задумался. Неужели Мартин ошибался, и превращать “зеленых” в людей способны не только могучие? Ведь никакого, ни малейшего сходства не было между энергичной строгой хлопотуньей и вялым, уступчивым, беспомощным доктором.
- Твоя мама умеет творить чудеса? - спросил он у мальчика, глядя ему в глаза.
- Да, - важно кивнул головой малыш.
- И не мама вовсе, а тетя Ина, - строго поправила девочка. - И ничего она не умеет, иначе бы не пугала нас “зелеными”.

- А ты?
- Я у нее получилась случайно, вот! - и она показала Доли язык.
- Давайте проверим, - предложил Лерка.
- А как?
- Я пришлю вашей тете Ине одного из “зеленых”, а она пусть попробует превратить его в человека. Согласны?
- Да! Да! - дети захлопали в ладоши.
- А вдруг она откажется? - спросила девочка.
- Не откажется, - возразил Доли. - Моя мама добрая.

- А мой папа все равно лучше, - сказал ни к селу ни к городу Элька и насупился.
- Конечно, конечно, - сказал поспешно Лерка, поглаживая его по белокурой головке и одновременно подмаргивая Доди. - Кто же спорит? Но мы давайте не будем ничего говорить тете Ине. Пусть она думает, что все случайно. Я приведу “зеленого” и поставлю его возле лагеря. А вы позовете вашу маму. Договорились?
Дети запрыгали от восторга.

Целую неделю Лерка днем рыскал в поисках “зеленых”, а ночью копал землю. Лопата так и играла в его руках. За пять лет растительного существования что-то внутри у него соскучилось по сельхозтруду, и ему в охотку было помогать ребятишкам. Женщину он в рассчет не брал: как рабочая единица она существовала самостоятельно.
На седьмой день Лерке удалось-таки выследить группу из трех голов. Орудуя дубинкой, он долго гонял их по перелеску, пока не отбил одного, поменьше ростом. Лишь к вечеру ему удалось доставить “зеленого” к лагерю. Лерка мялся, не зная, как подать сигнал Валери, но тут «тетя Ина» вышла сама.

Дальше все было, как он рассчитывал. Женщина заметила зеленое существо… Ее поведение удивило Лерку.
“Неужели она совсем не боится? - подумал он с восхищением. - Или она-таки из могучих?”
Через день женщина как ни в чем не бывало вышла в поле. Лерка улучшил момент, когда дети пошли за топливом и встретил их.
- Ну как, понравился мой подарок? - спросил он.
- Да! Да! - загалдели ребятишки.
- Присылать еще?
- Конечно, - сказала Валя. - У меня было много подруг. Ты ведь и дальше будешь нам помогать, правда?
- Правда, - серьезно подтвердил Лерка. - Буду.

Так прошел месяц. Лерка приводил одного за другим все новых “зеленых”. Женщина превращала их в людей. Она вовсе не валялась в постели, как Мартин. Упорно и настойчиво обихаживала она свою плантацию, вот только что-то в ней постепенно, но непрерывно менялось.
Исчезли красота, бодрость, энергия. Из нее словно куда-то пропала поразившая Лерку живость. Странно: и по манерам, и по выражению лица она чем дальше, тем больше походила на доктора, Элькиного отца, в его последние дни пребывания в лагере.
“Что же ты не сообразишь, наконец, улететь отсюда?” - думал Лерка.
И однажды увидел: сообразила-таки. Он едва успел попрощаться с Доди.

- Лер, я тебе знаешь, что скажу? - доверительно прошептал ему мальчуган пред разлукой. - Моего папу зовут Эльмар, а маму - Рябинка. Я прилетел с Тьеры, понимаешь? Мы с мамой ищем папу. Только это страшная тайна!
“Смешной этот Доди! - думал Лерка, вышагивая по лесной тропинке. - Он ищет папу, а пока называет мамой чужую тетю. Такой не пропадет. Интересно, кто придумал эту “страшную тайну”: сам пацан или Инка? И что за фигура этот Эльмар? Он целиком выдуман или реально существует где-то?”
Лерка двигался к реке. Он снова шел искать банду. Там были заложники, а Лерке очень хотелось кого-нибудь спасти.

  
Доди и его отец

Рябинка повезла детишек прямо в Открытый, к дому правительства. Это был ближайший населенный пункт от того места, с которого она стартовала, перемахнув через барьер.
Доди сидел возле нее и вертел головой все время полета. Горы его поразили. За свою короткую биографию он никогда не видел ничего подобного. Облака, проплывавшие понизу, вызвали в нем восторг. А когда аэробус оказался над городом, он и вовсе ошалел.

- Как в кино! - воскликнул он восхищенно. – Здесь живет наш папа, да?
- Он жил здесь раньше. Вот здесь он работал, - Рябинка показала на два прямоугольника киностудии. - А вот это большое красивое облако - дом, к которому мы летим. Здесь абсолютно точно знают, где сейчас находится наш папа. Понимаешь, малыш?

Она поставила аэробус на центральной площади города перед самым входом в здание Совета Безопасности и решительно вошла в вестибюль. Вестибюль был пуст, если не считать молодого человека в форме дежурного патруля.
- Тебе кого?
Вопрос патрульного прозвучал как окрик.
- Мне? - надменно переспросила Рябинка. - Да хотя бы Таирова!
- Хотя бы? - изумился патрульный. - А пропуск есть?
Одно прикосновение к голове - и на столике перед сбитым с толку патрульным появился большой розовый шар.
- Это подойдет? - процедила Рябинка сквозь зубы. - Если мало, могу еще.

Почему ей в голову пришла фантазия вообразить именно шар, да еще розового цвета, она тогда не осознавала. Грубила она, пожалуй, от усталости. Она элементарно падала с ног. И еще: ей очень хотелось плакать. Если бы патрульный сказал “нет”, она бы так и сделала: разрыдалась.
Но он сказал:
- Вполне. Третий этаж, налево по коридору. Можно воспользоваться лифтом.

Таирова, очевидно, предупредили, что к нему рвется некая дама. Потому что встретил он Рябинку крайне невежливо и столь же холодно.
- Старая знакомая, если не ошибаюсь? Надеюсь, ты не затем явилась, чтобы вспоминать, сколько крови мы друг другу напортили?
- Нет, я хочу спросить…

“Где Эльмар,” - голос у Рябинки упал, и последние слова она произнесла почти беззвучно. Но Таиров даже и не стремился их услышать.
- Значит, я к тебе приставал, тебя преследовал, мешал тебе жить?
- Нет, но…
- Так вот, голубушка. Не будь ты могучей, я бы с тобой и разговаривать не стал. Но ты ведь у нас обидчивая. Ты с досады еще какой фортель выкинешь, а мы расхлебывай. Так что выкладывай, с чем пришла, да поживей.

От таких грубых слов и ото всего пережитого усталость прижала Рябинку просто не в подъем. Она опустилась в кресло, закрыла глаза и прошептала:
- Я привезла детей…
- Что? - рявкнул Таиров.
- Я привезла ребятишек. Всего двадцать, но они из Первого. Поместите их… куда-нибудь…

Рябинка плохо соображала, что было дальше. Она чувствовала себя так ужасно, что ей вдруг стало безразлично, о чем ее спрашивают и куда отправляют. В больницу - так в больницу. Не все ли равно? Вот она оклемается маленько и примется искать Эльмара…
И подобно печальным, радостные события на Новой Земле тоже пролетели мимо нее, не задев. Она не узнала ни о встрече Мартина с сыном, ни о том, что привезла Таирову не кого-нибудь, а его собственную падчерицу. Даже и предположения у нее никогда не возникало, что фамилия “Навроцкая” имеет какое-то отношение к председателю Совета Безопасности. Элька же своего отца называл просто папой.
Рябинка лишь спросила:
- Где Доди?
Ей ответили:
- В интернате.
И она успокоилась.

Ах, если бы она только знала, сколько слез выплакал ее сынишка, когда его увозили от большого белого дома вместе с остальными ребятами! Она бы превозмогла слабость и вымолила поместить ребенка к ней в палату. Но она ничего не подозревала, и просто лежала, равнодушная ко всему.
А Доди плакал не только дорогой. Он не переставая лил слезы до конца дня.
- Мой папа Эльмар, - твердил он. - Пустите меня к нему! Пустите меня к маме!

Воспитатели и члены комиссии уже поговорили с другими детьми из аэробуса. У некоторых нашлись родители, и их забрали сразу. У остальных записали данные о всех близких родственниках и направили запросы в центральную адресную службу.
Однако это были дети старшего возраста, расспросить их было легко. А что делать с малышом, который вбил себе в голову, будто он с Тьеры, и при этом упорно называет учительницу из Первыгорда своей мамой, никто не ведал.

Ночью малыш сбежал. Он хорошо запомнил огромный дом, похожий на облако, на центральной площади города. И мамины слова запомнил: “Здесь абсолютно точно знают, где сейчас находится наш папа. Понимаешь, малыш?”
Он видел: мама зашла туда и не вернулась. А его повезли вместе с остальными сюда, к детям без родителей. Неправда! У него, Доди, есть и папа, и мама. И он отлично запомнил дорогу, по которой его везли.
“Топ”, “топ”, “топ” - шагали маленькие ножки по ночным улицам. Длинная дорога, но он дойдет. Пусть темно, но он мужчина, он не должен бояться темноты. Мама ждет, мама сказала, что она никогда не бросит своего Доди. Он спасет маму, и папа ему скажет: “Молодец! Я горжусь таким сыном!”

Было еще темно, когда он подошел к дому-облаку. Доди притомился и прикорнул на лавочке напротив входа. Лавочка была теплой. Малыш свернулся калачиком и задремал.
- Эй, мальчуган! - услышал он грубоватый голос. - Ты что здесь делаешь?
В голосе сквозило несомненное любопытство.

Доди открыл глаза. Над ним склонился человек, лицо которого почему-то показалось мальчику знакомым. Черные волнистые волосы, коротко подстриженные усики и синие грустные глаза…
- Я маму жду, - буркнул Доди.
- Вот оно что… - в голосе человека прозвучало сочувствие. - А как зовут твою маму?
“Рябинка,” - хотел сказать Доди. Но он успел заметить за прошедший день, что все почему-то ужасно расстраивались, когда он так говорил. Поэтому он ответил:
- Тетя Ина.

- А! - сказал человек. - Мне очень жаль тебя, малыш, но твою маму вчера увезли в больницу. Ты знаешь, что такое больница?
- Да, я слышал, - кивнул Доди. - Это место, куда кладут людей, если они болеют.
- Умница.
Большая дверь дома - облака открылась, и дяденька в странной одежде вышел оттуда.

- Эльмар! - крикнул дяденька. - Таиров хочет с тобой поговорить!
- Иду! - отозвался синеглазый человек.
Мальчик подобрался и сел. Эльмар? Этого человека с синими глазами кличут Эльмаром?
- Моего пару тоже зовут Эльмар, - деловито сказал он.
- Правда? - чему-то обрадовался синеглазый. - Я сейчас вернусь, а ты никуда не уходи. Сиди и жди, понял? На, подзаправься пока.
Вынув из кармана большущий пряник, он сунул его Доди и скрылся в дверях.

Доди проводил его взглядом и принялся осматривать площадь. Ему было холодно. Неподалеку за лавочками стояла ракетка. Доди спрыгнул на землю, подбежал к машине и обошел вокруг нее. Передняя дверца была немного приоткрыта. Доди заглянул внутрь - мотор работал.
Доди залез в машину и забрался на заднее сидение. Ему вдруг очень - очень захотелось, чтобы этот синеглазый веселый человек оказался его отцом. Он добрый. Его зовут Эльмар. У него черные волосы и синие глаза.

Доди грыз пряник и смотрел в окно. Дядя в странной одежде вышел из дверей и зашагал к лавочке, где Доди провел ночь.
- Никого нет! - удивленно сказал он. - Пацан, где ты! Доди быстренько юркнул вниз, между сиденьями. Через некоторое время кто-то подошел к машине. Дверца хлопнула. Зашуршала обивка передних кресел… Оп! Ракетка встала торчком. Толчок, поворот…

Доди снова взобрался на сидение и заглянул вперед. Он не ошибся: на кресле управления сидел синеглазый человек с папиным именем. Человек повернул голову. Машина дернулась и “нырнула”.
- Тьфу ты, пропасть! - ругнулся он. - Ты как сюда попал?
- Я ждал тебя, - ответил Доди. - Я перелезу к тебе, хорошо? А то отсюда плохо разговаривать.
Он видел: дяденька только притворяется сердитым.
- Ишь ты, ему плохо разговаривать, - проворчал тот. - Чего тебе от меня понадобилось, мальчишище?
- Ничего. Просто я ищу папу. Мама сказала, что моего папу зовут Эльмар. Он художник, и все - все может.

- Сколько же тебе лет, малыш?
- Четыре с половиной, - гордо сказал Доди. - Осенью исполнится пять!
Человек улыбнулся.
- А что еще рассказывала твоя мама о папе?
- Мой папа самый умный, самый смелый и красивый. Он от нас уехал, потому что… Потому что ничего обо мне не знал, - последние слова Доди сказал совсем тихо.
- А почему ты начал искать папу только сейчас?
- Я раньше не мог. Я был еще маленький. А потом приехала мама и сказала: “Поедем к папе.“

- И где же ты жил, пока был маленьким?
- У бабушки на Тьере, где же еще?
Человек печально усмехнулся.
- А я похож на твоего папу? - спросил он.
- Похож, но мой папа тебя красивее.
Он очень удивился, что синеглазого человека это известие нисколько не огорчило.

- Я попробую найти твоего папу, - сказал человек, - но пока твоя мама Ина не выздоровеет, ничего не получится. Она одна знает твоего папу в лицо, понимаешь?
Доди кивнул.
- Я сейчас очень занят. Я отвезу тебя в одно место, и ты меня там подождешь. Меня или тетю Ину. Договорились?
Доди снова кивнул.
- Только чур, больше не сбегать.

Доди заснул. Он проснулся, когда ракетка уже стояла на земле, и солнце било ему прямо в глаза.
- Ну-ка, покажи нам этого героя! - услышал он.
Доди вылез из ракетки. Ракетка стояла в большом саду.
- Додька! - раздался радостный вопль.
Белокурый мальчуган мчался к нему через грядки. Девочка с золотыми косичками скакала следом.
- Элька!
- А это Дина. Пойдем, мы покажем тебе наш сад.

- Вы присмотрите за мальчиком? - спросил Эльмар у Ниночки. Мартина он не спрашивал, потому что в его согласии был уверен.
- Уж конечно, - надула губки Ниночка. - Можно подумать, он нас объест.
- И Инке сообщите. Она в Открытом.
- Да знаем мы, - сказал Мартин. - Я бы ее еще вчера навестил, но уж слишком она больна. Нервное истощение - это не шутки.

- А сам - то как себя чувствуешь, герой медицины?
- Горе медицинское, - поправила Ниночка укоризненно. Она гордилась мужем, но изо всех сил старалась это скрывать. - Понемногу приходим в себя, но до выздоровления еще очень далеко… И не гляди на меня так, словно я выдаю страшную врачебную тайну…
- Вот еще одна человеческая трагедия, - сказал Эльмар, кивнув в сторону Доди.

- Ты уверен, что это не твой сын? - спросил Мартин.
- Моему сыну было бы сейчас пять с половиной лет. Он был бы ровесником твоего Эльки, - возразил Эльмар.
- А если не от Рябинки?

- Мартин, он моложе, понимаешь? А я не заводил романов после женитьбы.
- Ты хочешь сказать, что все эти годы прожил один? - поразилась Ниночка. - Фантастика! Но, значит, это Инка забила мальчишке голову разными выдумками?
- Получается, так.
- А, может, это ее собственный ребенок?
- У Инки не было детей.
- А может, она его того, вообразила?
- С нее станется… А это кто там, рядом с Марие?
- Ее муж. Идем, познакомлю.

- Привет, Эльмар! - воскликнул муж Марие, шагнув ему навстречу.
- Вольд? - сказал Эльмар полувопросительно. Он не знал, как себя держать со своим бывшим протеже.
- Именно он! - ухмыльнулся его счастливый соперник.
- Оказывается, вы давно знакомы? - изумился Мартин. - Ну и скрытного муженька ты отхватила, сестрица!
- Как же мне было не знать об Эльмаре, если моя женушка еще до свадьбы мне все уши прожужжала: “Ах, Эльмар!” “Ох, Эльмар!”

- Не удивлюсь, если ты меня возненавидел, - широко улыбнулся художник.
- Для этого я слишком тебя ценил, - сказал Вольд на полном серьезе. - Ты куда направляешься?
- На переговоры с бандой.
- За Границу? - испуганно воскликнула Марие.
- Почему бы и нет?
- Но они тебя непременно убьют! Им известно, кому обязан Таиров своей победой!

- Таиров обязан победой прежде всего самому себе, - возразил Эльмар сердито.
- Но говорят…
- Говорят те, кто ничего не смыслит в политике .
Наступило молчание.
- Эльмар, - сказал Вольд, - банду возглавляет Тод.
- Ну и что?
- Ты его плохо знаешь. На поселении он был в подручных у Серого. Он исполнял приговоры, понимаешь, что это значит? Для него убить человека легче, чем для тебя высморкаться.

- На острове ты ничего такого не говорил, - мрачно взглянул на него Эльмар.
- На острове мы все были равны, и прошлое не имело значения.
- А теперь имеет?
- Я тебя предупредил.
Эльмар медленно кивнул в знак согласия.
- Спасибо, учту, - сказал он. - Ну, не поминайте лихом.
Он сел в ракетку и полетел в сторону Зеленой Долины.
- Он уверяет, что мальчик не его? - спросила Марие, запоздало удивившись.
- Жаль, если так, - сказал Вольд. - Ребенок потрясающе на него похож. Вылитая копия.

  
День сюрпризов

Эльмар достаточно быстро нашел банду. К сожалению и бандиты заметили его раньше, чем это было бы желательно для дела. Он даже окрестности не успел толком осмотреть, тем более бессмысленным оказалось прятать ракетку на случай побега.
Впрочем, поскольку Эльмар явился в качестве официального лица, то ни о какой игре в прятки не могло быть и речи. Глупо было испытывать терпение у вооруженных до зубов и не слишком дружелюбно настроенных людей. Следовало медленно и без подозрительного маневрирования приземлиться на площадке перед ангаром, что Эльмар и сделал.

Так же медленно, “не замечая” направленных на него огнеметов, Эльмар выбрался из ракетки и предстал перед собравшимися. На ракетке были опознавательные знаки, и он не сомневался: его встречают так, как встречали бы любого представителя Совета.
Выйдя из машины, он сделал приветственный жест. Один из собравшихся, бандит в роскошной безрукавке, лениво ответил тем же.
- Я прилетел от имени Законного Правительства Новой Земли, - заговорил Эльмар. - В моих руках нет оружия. Мои намерения - мир.
- Гляди-ка как торжественно! - засмеялся бандит в безрукавке. - А ну, обыщи его!

Процедура обыска хотя и была Эльмару неприятна, но протестовать в данном конкретном случае было бессмысленно. Следовало подчиниться, и Эльмар подчинился.
- Если имеются сомнения в моих полномочиях - документы в машине, - сказал он ровным, бесстрастным тоном.
- Нам нет нужды смотреть твои документы, - сказал Тод, вылезая из палатки. - Знай, братва, сам Эльмар Кенсоли пожаловал к нам в гости. Еще совсем недавно он подобно нам скрывался от его величества Закона. А нынче - полномочный представитель. Поприветствуем его - для начала!

Издевательская ухмылка на лице Тода не обещала ничего хорошего. Он трижды хлопнул в ладоши - в спину Эльмару уперлось дуло огнемета.
- Отвести и в расход, - скомандовал Тод.
Эльмар почувствовал толчок в спину, но в отличие от предыдущего момента, этот был как раз такой, когда подчиняться было на обязательно.
- Не торопись, Тод, - сказал он по-прежнему спокойно. - Ты не боишься, если твои ребята потом обвинят тебя, что ты не дал им выслушать Официальный Голос?

- Ничего нового ты нам не скажешь, - глаза Тода блудливо зыркнули.
- У меня особые полномочия.
Слова Эльмара произвели впечатление.
- Пусть говорит, Тод. Мы хотим послушать, - угрюмо буркнул бандит в безрукавке. - Вдруг в самом деле важная фигура, а ты его - в покойники.
- Пусть говорит! Пусть скажет! - зашумели и другие.
- Ладно. Но вы еще раскаетесь, что не заткнули ему вовремя рот.
- Может, раскаемся, а, может, и нет.

Бандит в безрукавке пожал плечами и обратился к Эльмару:
- Говори.
Эльмар обвел глазами этих молодых парней и начал свою речь так:
- Я скажу. Но сначала я хочу спросить у вашего атамана: в качестве кого мне предстоит смерть? В качестве посла или в качестве самого себя?
Бандиты как по команде обернулись к атаману.
- Ой, уморил! - хохотнул Тод. - Тебе не все равно?

Бандиты загоготали. Воспользовавшись моментом, Эльмар отодвинул свою спину от огнемета и проговорил, когда хохот затих:
- Ты обвинил меня в измене, Тод. Расскажи своим парням, откуда ветер задул?
- Мы вместе были в Зоне - тебе этого мало? - насмешливо процедил сквозь зубы Тод. - А потом до нас донеслось, что ты вовсю стараешься на могучих. Или это враки? Или это не ты собственной персоной маячишь сейчас у нас перед глазами и толкаешь из себя Официальный Голос?

- Понятно. Сожалею, Тод, но обстоятельства ввели тебя в заблуждение. И память тоже. Да, я действительно тот самый Эльмар, которого ты помнишь по своему побегу. Но что я делал в Зоне? Объясняю всем: искал девушку, которая прилетела на нашу планету из Большого Космоса. Она заблудилась, как и ты, Тод. И, между прочим, мы покинули Зону на ее звездолете. Забыл?
Тод побагровел и принялся играть портативным излучателем, висевшим у него на поясе. Банда зашумела.

- Тише. Во-вторых, о могучих. Кому я должен был помогать, как не своим? Ну подумай, откуда мне была известна тайна Острова Зеленых? Да, Тод, ты не знал, но я тебе открываюсь: я из могучих, и всегда им оставался.
Тихий ропот пронесся среди бандитов.
- Докажи, - сказал бандит в безрукавке.
Рукоять излучателя выпала из рук Тода. Хватая воздух ртом, он мешком повалился на землю и скорчился в судороге.
- Достаточно? - показал Эльмар на распростертое тело.

Тод теперь дышал ровнее. Он лежал спокойно. Он спал.
- Это… ты?
- Да. Он проснется часов через двадцать. А сегодня нам надо поговорить.
- Без Тода? - робко изумился один из бандитов.
- Ваш атаман слишком горяч. Вы готовы услышать предложение правительства?
- А если мы не согласимся? Ты нас тоже “того”? - насмешливо спросил бандит в безрукавке.
Под напускной бравадой он явно пытался скрыть страх.

Эльмар оглядел лица присутствующих. Он читал на каждом панику или боязнь - и ничего больше.
- Я не пугать вас пришел, - сказал он, внезапно решившись. - Свяжите мне за спиной руки, и поговорим без нервов.
- Ну-ка, Мик! - отдал приказ бандит в безрукавке. - Выполняй!
Со связанными за спиной руками - и диктовать условия? Нелепость ситуации забавляла всех, в том числе и Эльмара.

- Правительство предлагает вам прекратить грабежи и отпустить заложников. Если вы этого не сделаете, вас снова возьмут в кольцо, и будут сужать его до тех пор, пока вы не запросите пощады.
- Это нам уже знакомо, - сказал Мик. - Пусть предложат чего-нибудь поновей.
- Можно и поновей. Дальше идут варианты. Вы можете: а) сложить оружие и стать обычными жителями Новой Земли; б) отгородиться от остального мира и жить отшельниками - можно даже среди зеленых, если они вам по вкусу. Если ни один из вариантов вам не подходит, выдвигайте свои предложения.

- А! - сделал вывод Мик. - Мы, как дураки, отпускаем заложников, а потом прости - прощай свобода.
- Нет, - с нажимом возразил Эльмар. - Вы, как разумные люди, прекращаете террор, а взамен вам прощают ваши прегрешения.
- Чем ручаешься? - быстро спросил бандит в безрукавке.
- Собой, - голос Эльмара был все так же абсолютно ровен.
- Звучит красиво, - усмехнулся бандит. - Предположим, ты не врешь и в самом деле веришь в свои слова. Но где гарантия, что Беляев выполнит твои посулы?

- Я говорю от имени могучих и, прежде всего, от самого себя, - возразил Эльмар. – Я в силах сделать вам любые документы, любые лица. Я в состоянии в любой точке синего моря создать для вас убежище, где вас никто не потревожит, если вы сами не захотите. Я могу многое, но вот кормить и одевать себя в дальнейшем вам придется самим.
- Это и есть особые полномочия?
- Да. Но думайте скорее. Если от меня не поступит известий, ровно через три дня в полдень правительство Беляева начнет операцию. И я, между прочим, не в курсе насчет подробностей.

Лерке понадобилось всего трое суток, чтобы добраться до стоянки. Он перебрался на противоположный берег реки и двинулся не торопясь, по принципу “поспешай медленно”. Путешествие доставляло ему удовольствие. Трава еще не успела вымахать даже в четверть своего роста, и ничего не мешало Лерке срезать углы и двигаться по открытым пространствам.
Конечно, если бы Лерка боялся заблудиться, он бы шел строго по течению. Но река делала немыслимые петли, да и продираться сквозь кустарник, который густо обрамлял оба берега - зачем? Ребятишки показывали на юго-восток, вот Лерка и перемещался в соответствующем направлении.

Его выдубленная пятилетними скитаниями кожа была нечувствительна к ночному холоду. Яркое полуденное солнце, достаточно редко являвшее свой пронзительно ослепляющий лик на небе Новой Земли, его не обжигало.
На Лерке ничего не было, кроме коротких штанов, прикрывавших ноги на три четверти. Давно не стриженные белокурые волосы спускались до плеч, узкая лента на голове придерживала их. Лерка был потрясающе красив, но каждый, кто встретил бы его здесь, в безлюдном месте да в таком виде, непременно содрогнулся бы.

Казалось, перед вами двуногий зверь, хищник, настолько функционально работал каждый мускул на его стройном тебе. А если бы кто взглянул Лерке в его голубые глаза, наверное, и вовсе бежал бы в панике. Они смотрели на мир безмятежно-настороженно, словно говорили: этот парень привык к опасности и сам черезвычайно опасен. Небольшая то ли трость, то ли дубинка, которую Лерка сжимал в руке, усиливала впечатление.
Впечатление не было обманчивым. Любое съедобное живое существо, попадавшееся на его пути, Лерка способен был убить не задумываясь. Если мясо было нежным, а голод донимал, Лерка спокойнейшее употреблял его в сыром виде, не утруждая себя разведением костра и прочими излишествами цивилизации. В заплечном мешке у него находились котелок, зажигалка и праща с арканом. Дубинку он держал на случай нападения “зеленых”.

Лерка двигался и с удовольствием вспоминал своих маленьких подопечных. Так хорошо, как в эти последние два месяца, он, пожалуй, никогда еще не жил! И заплаканное личико девочки с каштановыми кудряшками то и дело вставало перед его мысленным взором. Приятно, черт возьми, когда тебя так любят! Конечно, он вряд ли станет искать ее когда-нибудь, но навсегда сохранит в своем сердце. Как и эту усталую женщину с зелеными глазами, “тетю Ину”.

Приятных воспоминаний Лерке хватило до конца пути. К середине третьего дня их прервал звук работающего двигателя. И похоже, это бы ветряк. Звук раздавался из-за ближайшей березовой рощицы, обрамлявшей глубокий овраг, пересекавший ему дорогу.
Скоро Лерка уже различил за деревьями три длиннющих теплицы, палатку, ветряк (он не ошибся) и аэробус с ангаром. Прячась за стволами берез и кустарником, он спустился почти к самой реке и зашел в лагерь со стороны теплиц. До сих пор Лерке удавалось оставаться незамеченными. Он наблюдал.

Невысокий черноволосый мужчина средних лет сидел перед палаткой со связанными за спиной руками. Группа парней располагалась рядом. Парни были совсем молодые. Самый старший из них, в шикарной безрукавке и шляпе, выглядел не намного взрослее Лерки. По каким-то неуловимым признакам Лерка понял, что тот в авторитете. Это было видно сразу, но объяснить свое впечатление Лерка не смог бы даже самому себе.
Напротив черноволосого раскачивался лохматый блондин со сморщенным, злым лицом.

“Тод? - засомневался Лерка. - Он или не он? И что этот тип за речугу толкает?”
Лерка прислушался.
- Ах, Эльмар, Эльмар! - насмешливо говорил между тем Тод, безуспешно пытаясь придать голосу снисходительность. - Все в благородство играешь! Ну зачем ты к нам полез? Сидел бы себе тихо на Лиске, тискал бы свою кралю. И тебе было бы приятно, и нам спокойно. Но нет! Тебе неймется! А сюда-то зачем поперся?

Ни одна черточка не дрогнула на лице черноволосого. Он спокойно сидел и терпеливо слушал. В его позе даже не было заносчивости. Он вздохнул и с укоризной ответил:
- Я второй день твержу: заложников пожалел. Но тебе этого не понять.
- Куды уж нам с грыжей! - хохотнул Тод. - Дурак! Ты их пожалел! А тебя кто когда жалел, глупый ты мазила? Может, Таиров? Или Беляев, пославший тебя на смерть?
Если бы Тод потрудился взглянуть на лица своих товарищей, он бы не веселился. Лерка-то хорошо видел: парни не оценили юмор ситуации. Они угрюмо смотрели то на Тода, то на Эльмара.

- Брось, Тод, - буркнул парень в безрукавке. - Ты думаешь, мы в самом деле позволим тебе его убить?
- А в чем, собственно, проблема? Он нам уже выдал все, что нужно: военные действия начнутся завтра. Сегодня же мы перебазируемся в Большой Мир. Или тебя испугали его угрозы?
- Я не из пугливых, - возразил парень в безрукавке. - Но от живого могучего больше проку, чем от мертвого.

- Ну, это не тот случай! Ты молод, и не знаешь, кто перед тобой сидит. Это тот самый Эльмар, который когда-то обвел вокруг пальца старый Совет Безопасности и Таирова иже с ним. Для него нарушить любой закон - тьфу! Припекло ему однажды кое-что сварганить. Знаете, что он учудил? Пошарил по складам, полазил по заводам… И ни одна шавка его не цапанула - взвесь! Ты не гляди, что он тихим прикидывается. Пронырлив, как черт!
Лерка с восхищением глянул на черноволосого. Вот это да! Ни за что бы не подумал! Такое же восхищение мелькнуло на физиономиях некоторых парней.

- Похоже, не они, а ты меня боишься, Тод, - улыбнулся пленник. - А звездолет - это пустяк. За последние пять лет мне пришлось сконструировать и собрать немало штучек похлеще.
- Я же говорил! - прошипел Тод. - Он опасен!
Атаману не удалось скрыть свой страх, и эффект от его слов оказался вовсе не тот, на который он рассчитывал. Лерка понял вдруг, почему: никто кроме Тода черноволосого не боялся.

Страх, столь откровенно высказанный, вызвал презрение у этих сильных, отважных парней, не раз встречавшихся со смертью. Мужество черноволосого, наоборот, вызывало уважение. Каждый из парней мечтал глядеть в глаза своим врагам столь же спокойно и гордо.
Из речи Тода следовало:
1. Этот человек в самом деле способен на многое.
2. Он склонен к риску и равнодушен к букве закона.
3. Между ним и правительством есть счеты.
И в угоду потерявшему рассудок пижону его убивать? Когда они в ловушке, и только вопрос времени, в какой момент их прихлопнут?

Так или не так рассудили парни, Лерка не знал. Он подумал:
“Неужели это и есть тот Эльмар, о котором рассказывал Додька? Ну и папашу подобрал себе пацаненок! Блеск! Интересно бы теперь взглянуть на Рябинку. Но братца надо выручать.”
- Привет, братан! - крикнул он громким веселым голосом.
Черноволосый был забыт. Все внимание было приковано к Леркиной фигуре, лениво преодолевавшей дистанцию от стенки теплицы до компании возле аэробуса.

- Лерка!? - кинулся к нему грозный атаман бандитов. - Жив, негодник!
- Как видишь, - ухмыльнулся Лерка, обнимая брата. - Ты изменился, однако!
- А ты, думаешь, нет? Как ты здесь очутился? Мы же оставили тебя на острове!
- Кто хочет - тот сможет. Из-за могучих я позеленел, и из-за могучих снова стал человеком. А это что за персонаж?
Лерка кивнул на Эльмара.

- Один из проклятых правительственных шавок.
- Ба! Почему же связаны его волшебные ручки? Знаешь, братан, какие чудеса могут эти ручки творить? Подходит он, например, к “зеленому”, возлагает свои могучие конечности на конечности монстра - и был монстр, а стал человек. Просто и без проблем. А ты - связал. Нехорошо!
Лерка нарочно глумился. Он своего старшего братца хорошо знал. Заступиться за Эльмара означало обречь того на верную смерть. Но повысить его ценность в глазах Тода и одновременно унизить - это вполне могло сработать. Лерка еще на поселении наловчился таким образом отводить гнев Тода от своих приятелей.

Вместе с тем Лерка чувствовал, что его появление укрепит пошатнувшийся авторитет брата. Он был боевик, и он знал, что это было видно не только без угроз, но даже и без объяснений.
- Сегодня день сюрпризов! - внезапно сказал парень в безрукавке, показывая на небо. - Прислушайтесь!
Миг - и два десятка огнеметов уставили дула в небеса. Через минуту над рощей появилась ракетка. Она была единственной. Вздох облегчения вырвался у Лерки, когда он убедился, что сопровождающих не было.
Ракетка приземлилась. Красивая, со вкусом одетая женщина выпрыгнула на лужайку.
- Рябинка! - воскликнул Эльмар.
- Ина Давидовна, - представилась женщина сухо.

  
В логове

На четвертый день пребывания в больнице Рябинка вскочила с постели и сказала:
- Извините, но мне пора. Выписывайте.
Врачи были шокированы.
- Ты еще нездорова.
- Я знаю. Но я чувствую, нездоровье мое затянется надолго. Где моя одежда?
Получив свое привычное облачение, Рябинка успокоилась и принялась действовать. Итак, сначала - звонок на киностудию.
- Рад бы помочь, но нечем, - ответили с вахты, - Эльмар давно уже у нас не работает.
- Что значит “давно”?
- С тех пор, как уволился и покинул Землю.
- Но теперь-то он здесь. Я точно знаю.
- Говорят. Но сюда он не возвращался. Желаю удачи!

Звонок на дом тоже оказался пустым. В домике Эльмара проживали незнакомые Рябинке люди, и адреса художника они не знали.
- Поинтересуйтесь в Совете, - сказали они.
Одежда иногда способна преобразить человека не только внешне, но и внутренне. Переодевшись, Рябинка из пациентки неврологического отделения вновь превратилась в бывалую путешественницу.
- Ничего, мы еще повоюем, - сказала она себе. - Не Таиров, так кто-то другой объяснит нам все.

И покинула больницу. И потащилась к большому белому зданию на центральной площади. Но на этот раз ей и спрашивать разрешения не пришлось - впустили безо всякого. А Таиров был сама любезность.
- Ну, дорогуша, ты все искупила своим поступком. Правда, из клиники зря сбежала. С чем на этот раз пожаловала?
- Мне нужен Эльмар, - проговорила Рябинка тихо. - Он… чем здесь занимается? И где сейчас?
- Ну, - засмеялся Таиров, - чего я не ожидал, того не ожидал. Что это за срочность такая? Он же женатый человек, в конце-концов, и супругу свою ни на кого не променяет, учти!

К кому относился ответ: к ней, Рябинке, или к Инке? Кем Таиров воспринимал стоявшую перед ним посетительницу? Раньше бы Рябинка непременно постаралась выяснить, кого он подразумевает под Эльмаровой супругой. Но сейчас она была настолько душевно утомлена, что воспринимала мир исключительно в черном цвете. Ход рассуждений был прост: если бы речь шла о ней, Рябинке, Эльмар бы не околачивался пять лет неизвестно где, а давно бы был на Лиске.
И Рябинка жалобно пролепетала:
- Мне надо сказать ему одну вещь… Это совсем ненадолго. Когда я смогу его увидеть?

- Даже не знаю, чем обрадовать. Сочувствую, но Эльмар сейчас очень занят, он на переговорах. Он за Границей, там, откуда ты недавно прилетела.
- Зачем? - в голосе Рябинки прозвучала надежда: а вдруг…
Но ответ Таирова оказался безжалостен к ее нежным чувствам:
- Хочет попытаться убедить бандитов сложить оружие.
- Какой ужас! Это же огромный риск! - воскликнула Рябинка, позабыв о себе. - Вы совершенно не знаете Тода! Этот тип не способен на благородный поступок! Благоразумия в нем ни на грош, а о благодарности он только слышал! Как вы могли! ...

- Тебе надо было выйти из больницы чуточку раньше и растолковать это Эльмару самостоятельно.
- Разве не вы его туда послали?
- Естественно, нет. “Мне их жаль,” - и весь сказ. И до сих пор ни слуху ни духу!
- Разве не нашлось менее опасного способа освободить заложников?

- Причем тут заложники? Он, голубушка, поперся туда ради бандитов!
- Ах! - невольно вырвалось у Рябинки.
- Вот тебе и “ах”! Ты что, не знаешь нашего Эльмара? Каким он был упрямым ослом, таким и остался!
И Таиров сердито замаршировал по комнате.
- Могу я повидаться с Доди? - спросила Рябинка, внезапно приняв решение.
- Конечно.

Рябинка не стала говорить, какая мысль у нее возникла и зачем ей срочно понадобился Доди. Не потому, что побоялась предстать перед Таировым взбалмошной дурой - ее усталый мозг не в состоянии был в данный момент мыслить отвлеченно.
Но она поостереглась, что ей помешают. Рябинку охватило непреодолимое желание повидаться с Эльмаром немедленно, и ради этого она готова была лететь хоть к черту в зубы, не только за Границу. А с ребенком она хотела попрощаться. О том, что мальчика в интернате уже нет, она не знала, но ее грызло беспокойство.

Однако, беспокойство – беспокойством, а выйдя из здания Совета Безопасности, Рябинка раздумала заезжать к сынишке. Вдруг он начнет проситься с ней? Тащить ребенка на съедение к Тоду было бы безумием. Если Эльмар захочет увидеть сына - увидит потом. Да и вдруг не захочет? Сколько слез будет у мальчика, если отец его отвергнет!
Она-то сама переживет, никуда не денется. Скажет Эльмару: “Извини, дорогой, но надо было давно сообщить, что я свободна. Пойдем и официально зарегистрируем развод, все честь по чести.”

При одной мысли, что Эльмар даже не захочет взглянуть на их общего ребенка, Рябинке стало очень себя жалко. На глаза у нее навернулись слезы.
“Только не реви, - скомандовала она себе. - Покрасневшая физиономия внешность не украшает. И вообще, подзапустила ты себя, дорогуша. На свидание с бывшим мужем надо являться при полном параде.”
Она завернула в ближайший универмаг и далее отправилась не куда-нибудь, а в гостиницу. Там, закрывшись в отдельном номере, она приняла ванну и завила волосы. Она подкрасила брови и ресницы, намазала лицо отбеливающим кремом, подрумянила щеки.

Результат Рябинку удовлетворил. Конечно, до первой свежести далеко, но все же намного лучше, чем только что из больницы. Жаль, что нельзя одеть платье, но в лесу это выглядело бы смешно. Во всем надо соблюдать меру.
Сдав свои нехитрые пожитки в гостиничную камеру хранения, Рябинка пошла в ближайший гастроном.
- Носильщик имеется? - спросила она у продавца.
Носильщик имелся. Набив продуктами восемь больших коробок, она велела отнести их на улицу и принялась ловить такси.
- Мне за город, - сказала она удивленному водителю. - Торопиться не обязательно. Мне не к спеху.

За городом, дождавшись исчезновения таксиста, она погрузила продукты в собственное транспортное средство, то есть в лично материализованное и полетела к Границе. Но не через Солнечный, хотя это и было ближе, а к той точке пространства, откуда она с детьми стартовала после переброски через энергетическую стенку.
Пролететь мимо места было невозможно. Оно было отмечено - и не Рябинкой. Кто-то, бывший здесь еще до нее, бросил в двадцати шагах от барьера шесть ярких шаров: один розовый, два синих и три желтых.

Шары так крепко отложились в Рябинкиной памяти, что она материализовала один из них в уменьшенном виде для патрульного в вестибюле Дома Совета. Это не было исполнением замысла - это было от усталости.
Сейчас Рябинка усталости не чувствовала. Она была в лихорадочном возбуждении, словно под каким-то допингом. Но спрятанная ракетка нашлась без затруднений, коробки перегрузились, барьер успешно преодолен. И, послушная влекущему ее нетерпению, Рябинка полетела к месту своей бывшей зимовки.

Ее запала хватило до самого конца пути. Рябинка успела приготовиться и ко встрече с Тодом, и к свиданию с Эльмаром. Она не будет вешаться мужу на шею, она выдаст себя за эту самую Ину и посмотрит, как он станет реагировать.
Кроме того, назваться Рябинкой обозначало подвергнуть бессмысленному срыву всю ее затею. Тод прекрасно знал о Рябинкиных способностях к материализации. Он постарался бы сразу нейтрализовать ее как источник опасности. Инка в его глазах была безвредной.

Она еще с высоты заметила Эльмара, сидящего в центре площадки. Сердце ее забилось. Напрасно она настраивала себя на холодность и невозмутимость - ничего не получалось.
Тогда она вспомнила, как Эльмар бросил ее, беременную женщину, и ни разу за пять лет не поинтересовался, жива ли она, здорова ль. Это сработало: обида привлекла злость, а злость помогла выдержать первый момент встречи.
- Рябинка! - воскликнул Эльмар.

Силы небесные, сколько удивления, нежности прозвучало в голосе у ее непутного муженька! Она могла бы поклясться, что он до сих пор ее любит. И руки у него, оказывается, просто связаны, поэтому он и сидит так странно.
“Он тебя бросил”, - снова явилось спасительное воспоминание.
- Меня зовут Ина Давидовна, - холодно сказала Рябинка и повернулась к разбойничьему атаману.
- С чем пожаловала? - ухмыльнулся Тод.
- Жалуют в гости, а я вернулась к себе домой, - сказала она еще холоднее. - По-моему, это вы у меня в гостях.
- Так, а где дети?
“Интересно, о чем думает мой муженек? В самом деле он поверил, что я Инка, или притворяется? А растерялся-то как!”

Эльмар в самом деле сидел и очумело сверлил ее взглядом. Он мог бы дать голову на отсечение, что перед ним именно Рябинка, а не кто-то другой. И вдруг - Инка? Почему же тогда продолжает биться сердце, почему кажется таким родным каждый взмах ее ресниц? Если это не Рябинка, почему же вдруг ему захотелось эту женщину обнять?
Инка? Но Инка никогда не вызвала в нем подобных устремлений. Пусть она была красивее Рябинки, пусть умнее, пусть она была само совершенство, но его никогда не тянуло к ней как к женщине. Почему же сейчас тянет? Почему все в нем вспомнило, что он мужчина, самец, в конце-концов? Почему он видит в этой хладнокровной вертихвостке свою любящую и заботливую жену?

Эльмар закрыл глаза. Он справится с собой. Раз, два, три… Как только с бандой будет покончено, полетит на Лиску… Пять, шесть, семь, восемь… Она тебе давно изменила… Одиннадцать, двенадцать… Значит, вернешься восвояси. Так тебе и надо. Вполне заслужил. Почему за шесть лет ни разу не подумал о чувствах брошенной тобой женщины?
Только теперь до Эльмара дошло: ведь свою жену он именно бросил. И она окажется права, если он обнаружит ее в чужих объятиях.

Эльмар едва не застонал от собственной глупости. Будет смотреть на эту самую Инку, и пусть его организм лезет по всем швам. Так ему и надо! Он открыл глаза.
- Когда вы освободите мою палатку? - нахально продолжала приставать к бандитскому атаману копия его жены.
- Завтра, красотуля ты наша.
- А сегодня?
- Переночуй в машине.
Рябинку этот вариант вполне устраивал. Подогнав машину к одной из теплиц, она принялась разгружать багажник.
- Это что? - настороженно спросил бандит в безрукавке.

- Продукты, естественно. Вы же наверняка все приели. Чем я должна питаться до нового урожая? Небось, даже картофель не догадались в землю бросить?
- А вот и ошибаешься, - ухмыльнулся Тод, подходя к ней. - Ты плохо смотришь. У нас все цветет и благоухает.
- Небось, заложников привлек?
- А как же? Чего им дармоедами жить? Так что запасы твои тебе не пригодятся. Ну-ка, братва, проверь, что у нее там!
Рябинка изобразила само возмущение. Но на самом деле экспроприация привезенных ею продуктов была ей безразлична. Продукты она прихватила, чтобы подкормить заложников. У нее было опасение, что если люди Тода голодают, то пленникам и вовсе ничего не достается. Она ошиблась - тем лучше. Значит, пленники в состоянии вести машины, и никого не придется тащить на руках.

  
Братья

Всю оставшуюся часть дна Рябинка фланировала между публикой, изображая сердитый вид. Все шло прекрасно, и, если бы не белокурый парень, буквально не отводивший от нее взора, она была бы абсолютно уверена в успехе.
Мальчишка был бессовестно, нахально красив, но не это волновало нашу космобиологиню. Этого парня она здесь раньше не встречала, а вот он, похоже, нечто про нее знал. Или догадывался. Иначе почему он смотрит на нее с такой загадочной усмешкой?
“Может, Тод замыслил по отношению ко мне нечто нехорошее, а мальчишке это известно? Не верится… Но до чего он похож на своего братца… Хотя…”

Семейное сходство между братьями, действительно, было несомненным, но то, что в Тоде вызывало отвращение, в Лерке привлекало. Какое-то чуть-чуть. Несмотря на пристальный, постоянно следящий за ней взгляд, Рябинка Лерку не боялась.
Но почему?
У Рябинки была уйма времени на размышления. Она уже разведала все, что ей было необходимо, а поторопить солнце было не в ее компетенции. Запастись терпением и ждать - вот и все были ее дела до вечера. И было разумным продумать еще разок все последующие действия.

Итак, почему она не боится Тодова братца? Рябинка внимательно посмотрела на Лерку… Он широко улыбнулся и подмигнул ей.
“Ерунда! Не в этом дело!“
Тогда в чем же?
Лерка не излучал злобы, вот почему! Может, он что-то и знал про нее, но вредить ей не намеревался. Это чувствовалось, словно волны какие от мальчишки исходили.
Рябинка перевела взгляд на Эльмара. Этот тоже излучал, но совсем другое: печаль и еще… Ее беспутный муженек несомненно любовался ей. Или она заблуждается? Да нет, она просто купается в его таких приятных для нее эмоциях!

Тут в поле ее зрения попал Тод, и Рябинку пронзил ужас. Ненависть… Жажда мести… Желание мучить… И… он ее хочет… Брр…
Рябинка откинулась к стенке ангара, возле которого в данный момент сидела. Что с ней такое случилось? Почему она читает сокровенные желания этих людей как раскрытую книгу? И не только этих - всех и каждого в лагере. Или она переутомилась и просто грезит наяву?
Надо прогуляться.

Рябинка пошла к реке и уставилась на воду. Вода эмоций не излучала, и это было просто бальзамом на рану. Это была такая роскошь, что Рябинка неотрывно просидела на берегу до самых сумерек и лишь затем вернулась в лагерь. Эльмара уже куда-то увели.
“Так… заложники в средней теплице, бандиты потихоньку собираются в аэробус, и девки с ними. Тод прошел в свою палатку. Возле ангара один часовой. Почему они не ложатся?“

Действительно, время было уже очень позднее. Закат давно догорел, и до рассвета оставалось не так уж долго. Рябинка забеспокоилась. Внезапно дверь аэробуса распахнулась, и бандиты нестройной толпой направились к ангару. Они делали это молча, двигаясь, словно тени. Открыв замок, они вывели машины и улетели.
Рябинка заглянула внутрь аэробуса - он был пуст. Тогда она сунула любопытный нос в ангар - пусто тоже. Довольно хмыкнув, она направилась к теплице. К ее удивлению, оказалось, что заложники тоже не спали.
- Выходите, - прошептала наша космонавтка. - Тихо, по одному и следом за мной. К аэробусу, цепочкой.

Вход в палатку находился как раз напротив двери в салон для пассажиров. Рябинка встала, загораживая спиной входящих людей. Она не отрывала глаз от палатки: не появится ли кто. Но и Тод, и его брат, должно быть, спали.
“Неужели они не слышали, как улетали ракетки?” - удивлялась Рябинка. Затем она поняла: ветряк! Шум лопастей скрадывал шум моторов, к тому же двойные стенки палатки приглушали звуки, доносившиеся снаружи.
- Все уже тут! - произнес кто-то из заложников.

Рябинка ступила в салон и прикрыла дверь.
- Эльмар, ты здесь? - спросила она вполголоса, из последних сил стараясь не выйти из роли равнодушной и гордой представительницы слабого пола, оскорбленной в своих лучших чувствах.
- А такого среди нас никогда не было, - прозвучал ответ.
- Как не было?

Рябинкин усталый мозг, уже настроившийся на благополучный исход, упорно отказывался верить очевидному.
- Его держат отдельно.
- Тогда вот что. Управлять аэробусом, надеюсь, умеете?
- Своим-то собственным? - уныло проговорил тот же коммерсант.
- Прекрасно. Отправляйтесь без меня. Не ждите. У меня есть личный транспорт, в случае чего.

Она хлопнула дверцей и отошла.
- Эльмар! - закричала она. – Эльмар!
Вход в палатку колыхнулся. Аэробус взревел и взмыл в воздух.
- В чем дело? - выскочила из палатки темная фигура. - Почему без меня? Ах, вы…
Тод злобно выругался и направил на аэробус ствол огнемета. Но выстрелить он не успел. Под взглядом Рябинки поперек ствола сверкнула молния и оружие развалилось на две части. Обе части дымились, и Тод с проклятием разжал руки.
- Где Эльмар? - спросила его в упор Рябинка.
- Здесь, - махнул головой Тод. Он так и полыхал злобой и ненавистью.

Забыв осторожность, Рябинка шмыгнула внутрь палатки. В глазах ее блеснул свет, который вновь сменила тьма. Это было все, что она успела увидеть перед тем, как отключиться.
Вновь открыла глаза она уже не в палатке. Интерьер напоминал тяжелый мутный сон: камень над головой и камень вокруг. Словно Рябинка находилась в пещере и лежала на спине в ужасно неудобной позе со связанными за спиной руками.

К сожалению, это был не сон. Голова у Рябинки болела, и даже очень сильно, а руки затекли. Ей было холодно, ей было плохо. Над ней склонялся Тод, и от него исходила четкая волна неутоленного мужского желания.
- Нет! - простонала Рябинка в панике. - Не трогай меня! У меня есть муж!
- Вот как! - ухмыльнулся Тод. - А мне наплевать, кто у тебя есть!
Его рука коснулась Рябинки, мучительная судорога пронзила ее тело. Ее словно ударило током, и остатки жизненной энергии начали стремительно покидать ее. Все опять поплыло у нее перед глазами.

- Оставь ее! - прозвучал юный сильный голос.
Фигура Тода оторвалась от Рябинки и вскочила.
- А, это ты! - раздался его хриплый бас. - Чего паникуешь? Нам на обоих ее хватит. Сначала я, потом ты.
- Я не хочу, - возразил второй.
- Чего ты боишься? Тут есть люк, мы сбросим ее в провал и уберемся подальше. Вовеки никто не догадается, что она здесь валяется.
- Ты меня не понял, Тод, - в голосе второго прозвучала угроза. - Я не насильник. И тебе не советую трогать эту женщину.

- Ах, не советуешь?! Да кто ты такой, чтобы мне советовать? Тебе хорошо рассуждать, на тебя девки сами вешаются. Ты думаешь, если бы на моем месте был ты, она бы вспомнила про мужа?
- Врешь ты все!
- Разве я не видел, как она тебя целый день глазами ела? Так что заткнись, молокосос, и слушайся старших. Если бы эта кукла согласилась быть моей добровольно, зачем бы я стал ее убивать? Но ей приятней к жабе прикоснуться, чем мои объятия. И все они, весь их проклятый пол такой. Твоя девка, думаешь, была умней? Тоже рыдала: “Ах, Лерка! Ах, Лерочка!”

- Так это ты Вику убил?
Рябинка ощутила волну ужаса, пронзившего ее заступника.
- Я, мой цыпленочек, а ты и не догадывался? Так что лучше мне не мешай, пока я к тебе добрый!

Лерка оцепенело смотрел, как Тода развернулся и снова склонился к женщине.
Вот сейчас он будет ее мучить, а затем бросит беспомощное тело подыхать в каком-то провале… Почему бы и нет? Ведь убил же он когда-то Вику и преспокойнейше отправил вместо себя в Зону любимого брата…
Холодное бешенство охватило Лерку.
- Нет! - воскликнул он гневно, и его тяжелый кулак обрушился на голову насильника.

Тело Тода обмякло и упало на грудь женщины. Лерка смахнул его на пол и развязал ей руки. Он думал, что она сейчас же встанет и побежит, но она продолжала неподвижно лежать на каменном полу пещеры.
- Я знаю тебя. Ты - лесной бог, - прошептала она.
- Я всего лишь Лерка, - возразил Лерка. - Я человек!
- Да, ты человек, я знаю, - улыбнулась женщина слабо. - Это Доди так тебя называл. Скажи Эльмару, пусть разыщет Доди. Это его сын. Я умираю. Документы - здесь.
Она коснулась рукой нагрудного кармана.

Тод пошевелился. Женщина с усилием подняла руки к голове и поправила заколку в волосах. Тело Тода дернулось и обмякло. Он был мертв.
- Вот теперь все, - прошептала женщина удовлетворенно и зашлась долгим мучительным надсадным кашлем. Голова ее бессильно откинулась, и глаза закрылись.

Лерка сунул руку в ее нагрудный карман и достал стопку документов. Кредитная карточка, летные права… Некоторые из документов были испещрены непонятными значками, другие - имели текст, выполненный в двух параллельных шрифтах: латиницей и на русском языке. “Рябинка Дождевна Кенсоли…” А это что?

Свидетельство о рождении.

Имя………………….…. Дождь Эльмарович Кенсоли.
Год рождения…………

- Вот еще, помирать вздумала! - пробурчал Лерка. - Если бы я из-за каждой ерунды помирал, давно бы покойником был.
Лерка сложил документы, сунул их обратно в карман Рябинки. Он поднял женщину на руки и понес к машине.
“Так вот они какие, могучие, - думал Лерка, направляя ракетку к Солнечному. - Почему же их все так боятся? Чепуха, меня на поселении тоже боялись. Так что же, мне из-за этого себя чудовищем считать?”


   

(На этом Книга II заканчивается. Тем, кто добрался до конца - большое спасибо за поддержку.)