Героический свин
— Пороть его надо, Коль! Тушёнки закатаем, глядишь, и тута ищщо протянем.
Зинаида Петровна сидела на крыльце, пригорюнившись, и наблюдала за своим мужем, который насыпал отрубей поросёнку.
— Дак нехай жирок завяжется — в райцентре продадим. Ехать надо!
Супруги уже давно решили уехать из деревни в поисках лучшей доли. Хоть и сильно они прикипели душой к родной Ивановке, да только голод не тётка. Соседний колхоз распался, теперь там заправлял табор Шандора Молодого, снабжавший растерянных мужиков водкой и сыпучим гостинцем из далёкого Афганистана. Вернувшиеся с войны молодые парни быстро пристрастились к дурман-траве, и оставаться в деревне стало опасно.
— Тьфу, душманы проклятые! — возмущался Николай Степанович. — На войне не добили — так дурью, гады, народ губят!
Но его возмущение потонуло в рёве уазиков, вывозивших нехитрый скарб остальных жителей в город. Так и остались в Ивановке семья Петуховых да поросёнок, чудом спасённый Николаем от ножа одурманенного односельчанина.
— Ужо я вас всех, сволочи! — воинственно хрюкал подсвинок. — Отомщу!
Он твёрдо решил бороться с заразой, разрывая чужие нычки и точечно метя дворы навещавших табор.
Вот только месть его никак не спасала. Петуховы всё же договорились с поселившимися в райцентре соседями и на следующее утро уже собирали пожитки. Надо было немедленно бежать. Куда податься бедному поросёнку?
План был таков: в дорожной кутерьме незаметно выпрыгнуть из машины и огородами пробираться в Астрахань. Свин наслушался рассказов односельчан, давно заходивших на огонёк к его хозяину, и знал, что из городского порта ходят суда по Каспию. А там и до границы недалеко. “Дойду до Афгана и вступлю в отряд пограничников! Чем я, собственно, хуже собаки?” — думал отважный поросёнок.
Грузовик, мстительно пофыркивая в сторону разорённой деревни, поскрипел в светлое будущее. На одном особо ухабистом повороте кузов сильно тряхнуло, подсвинок сгруппировался и прыгнул в канаву. Он приземлился на четыре копыта и, петляя зигзагами, побежал в сторону бахчи. Хозяева, которые ехали в кабине шофёра, не заметили пропажи скотины.
“Спасибо этому дому — пойдём теперь к другому!” — поблагодарил Петуховых свин, уплетая сочный круглобокий арбуз. Ему было жаль покидать родные пенаты, но душа и долг звали на подвиг.
Три дня поросёнок пробирался до города, минуя населённые пункты и сторонясь прохожих. Пару раз приходилось отбиваться от стай бродячих собак, видевших в маленьком добровольце лёгкую добычу. Походные тяготы не сломили его волю, а уверенность в посрамлении бандитов крепла. Утром четвёртого дня свин победоносно вошёл в Астрахань.
Он основательно подкрепился помоями на городской свалке и, ориентируясь на торчащие стрелы подъёмных кранов, потрусил в порт.
На месте поросёнка подстерегали новые трудности. “Вот же ж закавыка: грамоте-то я не обучен. А ну как в Иран увезут?” — размышлял он, окольными путями пробираясь к пришвартованным судам.
— Етить вашу мать! На Красноводск отправление через десять минут! — зычно пробасил огромный мужик в тельняшке. — Чо сиськи мнём, хандроиды? Задраивай люк!
Матросы спешно тащили к трюму ящики со снарядами, а пятеро людей в военной форме катили малокалиберную пушку.
“Вот она, судьба моя! Слово русское — стало быть, наши в городе! — воодушевился подсвинок и прошмыгнул в грузовой отсек. — Если оружие везут, значит, точно на границу. Ну, прощай, родная сторонка!”
Он затаился, приготовившись стойко переносить морскую качку. Завыл пароходный гудок, и корабль отчалил.
Ночью налетел шторм. “Правду говорил Степаныч, Каспий злой! — трясся позеленевший поросёнок, уворачиваясь от наезжающих на него ящиков. — Мать моя Хавронья! Ыаааа!”
Когда море успокоилось и первые утренние лучи озарили палубу, обессиленный подсвинок услышал тяжёлые шаги. Полковник Сидорюк вместе с ефрейтором Худойбердыевым, охранявшие ценный груз, спустились с проверкой.
— Подывысь сюда, монгол! Це ж свыня! — изумился полковник, отодвигая коробку. — Отож привалило!
— Чего пиривалило? — брезгливо покосился на поросёнка ефрейтор.
— Да со снабжением нам повезло! А денежки на него можно и того, фьють!
Полковник присвистнул и поиграл бровями. “Мы этого порося в часть, да и распишем по осени!” — радостно прикидывал он, вспоминая вкус свиного сала.
— Так тощна, таварыщ палковник! — отсалютовал Худойбердыев, по собственному печальному опыту знавший, что с начальством спорить не стоит.
— Вольно, дурнык! Скоро разгружаемся. Один чёрт мы на границе последний хер без соли доедаем!
“Это что же получается, меня и здесь на мясо? Опять бежать? — в панике метался поросёнок. — Как я им свою доблесть в бою покажу-то?”
Когда корабль наконец пристал к берегу, визжащего от ужаса подсвинка вынесли на берег. На него тут же накинули верёвку на манер поводка и с почтением вручили полковнику.
— Подь сюды, монгол! Чушку в машину, а я через три часа буду.
Он широким шагом направился в сторону злачных мест Красноводска, неизменно интересуясь, не желает ли какая-нибудь гарна дивчина стать подполковником.
Поросёнка снова заперли в кузове грузовика и посадили солдата караулить, чтобы ценный ресурс не сбежал. Всю дорогу до заставы Гасан-Кули на иранской границе свин лихорадочно продумывал пути отступления, чтобы не превратиться в шашлык для офицерского состава.
По приезде в часть стреноженного поросёнка за КПП обступили заинтересованные офицеры, явно пресытившиеся столовской тушёнкой.
— Зажарить к ужину! — надрывался тощий прапорщик, истекая слюной при виде парной свинины.
— Таварыщ прапарщык, защем свынья кюшать? — парировал Худойбердыев. — Свынья нечистый, да?
— Красная звезда! — огрызнулся свин. — Сам ты нечистый, хоть бы помылся! Всю дорогу от тебя смердело!
Конец обсуждению положил полковник:
— По весне его будем резать, нехай отжирается! И это, следите, шоб его собаки не замали.
— Так точно, товарищ полковник! — прозвучало в унисон.
— Товарищ полковник! Разрешите доложить! — в сторону спорщиков бежал запыхавшийся дневальный.
— Разрешаю.
— Там автоколонна из Герата, приправы везут! Там с вами поговорить экспедитор хочет. Говорит, дело к вам есть срочное!
— Ну, пошли потолкуем с моджахедом, раз срочное, — милостиво согласился Сидорюк. — Небось, будет рассказывать, как он с шурави бок о бок воевал… Знаю я ту брыдоту!
Поросёнок поспешил следом. У поста таможни он почуял во много раз усиленный знакомый запах.
“Ба, так это же дурман-трава проклятая! Эх, всех убью — один останусь!” — взревел свин, подобно маленькой круглой молнии, ринувшись к первому грузовику. Он остановился у кузова и угрожающе захрюкал.
— Иии, начальник! Нечистый зверь убери, ага? — осклабился экспедитор, заметив неладное.
— Ты погоди, — хитро прищурился Сидорюк. — Свинья — она лучше цуцика чует! Обыскать!
В кузове между мешками с корицей дневальный нашарил увесистый свёрток.
— Это шо? — грозно спросил полковник, нависая над афганцем.
— Шафран, начальник! Дорогой, свежий! Дай подарю хорошему человеку!
— Ой, гралися гуси! Ты мне зубы не заговаривай, бача, открывай!
Экспедитор нехотя развернул мешковину.
— Мать честная, это ж полкило афганской радости! — гаркнул прапорщик, заглянувший через плечо Сидорюка.
— Значит, этого урода — под замок до выяснения. А вы, дуроплясы, как с собаками всё прошляпили?!
— Начальник, дэнег дам! Много дэнег! — надрывался афганец, которого уже скрутили солдаты.
— Я мзды не беру — за державу обидно! — важно изрёк Сидорюк, направляясь к казармам.
— Ай, пожалеешь, начальник, что меня взял! Жди Чёрного Махмуда! Мстить будет! — выкрикнул конвоируемый преступник, получивший прикладом под дых.
Закончив с ежедневным подвигом советских пограничников, прапорщик перешёл к насущному:
— А что со свинёнком делать? Резать?
— Тебя резать, а порося с этого дня считать пограничником. Лучше ваших овчарок работает!
Поросёнок захрюкал от гордости. Вот оно, признание! Не зря терпел лишения, не зря жизнью рисковал!
С этого дня он получал довольствие и наравне со служебными собаками досматривал грузы. От замполита подсвинок услышал, что во Франции свиней используют, чтобы искать подземные грибы, и с достоинством отвечал на нападки хвостатых сослуживцев, поначалу выказывавших презрение к новобранцу.
Командование окрестило поросёнка Петькой, хотя имярек утверждал, что он больше похож на товарища Сухова.
Однажды свин, как обычно, тёрся у офицерской столовой в надежде на остатки провизии и краем уха услышал страшное. Оказывается, старший брат пойманного им наркоторговца, известный полевой командир моджахедов Чёрный Махмуд, планировал месть. Он должен был переплыть Каспий со стороны Ирана и дать бой маленькой погранзаставе. По данным разведки, высадиться он должен был утром.
В голове у поросёнка созрел ещё один дерзкий план. Он без промедления побежал к конуре, в которой жила знакомая овчарка.
— Найда, выходи! Дело есть!
— Отвянь, тушёнка, у меня смена кончилась! — рявкнула она в ответ.
— Ты не понимаешь, дело сверхсекретное! На нас завтра нападут боевики!
— Слушай, вчера кино крутили, — зевнула собака. — Может, пересмотрел и бредишь?
— Нет! За этим стоит Чёрный Махмуд, и я знаю, как его остановить! — вдохновенно хрюкнул поросёнок и начал излагать.
Найда должна была стянуть у часового вещмешок и под покровом ночи вместе с Петькой пробраться на склад, чтобы утащить динамит и спички. Той же ночью нужно добежать до заброшенной пристани, где, по причине незаметности последней, швартуется судно Махмуда. А дальше дело техники — поросёнок взорвёт судно и вернётся в родную часть героем, а цепочка торговцев дурью надолго лишится своих главарей.
План был убедителен, хоть и не вполне надёжен, но промедление было бы губительно для всей спецоперации. В условленный час партизаны проникли на склад и выкрали взрывчатку. Вместе они уложили её в мешок, и Найда зубами надела его на поросёнка.
— Спасибо, без тебя бы ничего не вышло! Ну, бывай! — попрощался Петька, проползая в густой траве мимо КПП.
— Подожди, я пойду с тобой! — овчарка побежала следом. — Мы своих не бросаем.
С её помощью Петька, не знавший, в какой стороне от Гасан-Кули было море, мигом оказался у пристани. На приколе действительно стоял баркас Чёрного Махмуда. Боевики готовились к атаке.
— Дальше я сам, там опасно, — решительно заявил поросёнок. — Если я не вернусь через четверть часа, сообщишь нашим, чтобы прислали подмогу.
— Петька!
— Ну чего ещё? — обернулся подсвинок.
Найда ничего не ответила, только нежно лизнула в пятак.
Окрылённый, Петька взбежал по трапу и исчез в недрах судна. Предстояло найти машинный отсек.
Дверь с лязгом захлопнулась, и на палубу выскочили потревоженные моджахеды.
— Уходи с баркаса! — в ужасе залаяла собака, но было поздно.
Пока бандиты искали источник шума, Петька уже дошёл до оставленного без присмотра трюма, скинул стропы вещмешка и зубами стащил его со сложенных шашек динамита. Оставалось лишь чиркнуть спичкой и сигануть в море через люк, но в этот момент дверь распахнулась, и на пороге возник сам Чёрный Махмуд, известный поросёнку по фотографиям, висевшим в части. Он был вооружён до зубов: несмотря на секретность, Махмуд никогда не расставался с автоматом, парой гранат, а на поясе у него висел персидский кривой ятаган.
— У-у, щакал, рэзать буду! — прорычал он, размахивая книжалом и загораживая собой люк.
Загнанный в угол, Петька действовал наверняка. Он с большим трудом поджёг фитиль шашки и принялся угрожающе бить копытом.
Чёрный Махмуд бросился на поросёнка, но получил меткий удар рылом в пах. Душман взревел от боли и занёс кинжал над головой противника. Петька выгнулся дугой, укусил нападавшего за руку, который ослабил хватку, а затем отбросил в сторону автомат.
Фитиль догорал. Махмуду не оставалось ничего, кроме как рвануть к выходу. Поросёнок бросился ему в ноги. Споткнувшийся о визжащую тушку моджахед, хватая руками воздух, рухнул лицом о ступени, ведущие наверх, теряя драгоценные секунды на спасение.
В голове у Петьки пронеслись образы деревни Ивановки, заливных лугов и помойки у офицерской столовой. Отступать было некуда.
— Люблю запах горящей дури поутру! Это запах победы! — в последний раз хрюкнул он, и грянул взрыв.
Никто не узнал о подвиге отважного пограничника. Недосчитавшись взрывчатки на складе, полковник Сидорюк полдня гонялся за прапорщиком, обещая совершить акт немедленного насилия “во все дыхательные и пихательные”. Командование сочло гибель афганской группировки счастливой случайностью, и об этом вскоре забыли.
Только Найда каждую ночь приходила на заброшенную пристань к остову баркаса и смотрела на звёзды, непременно складывающиеся в пятачок.
Автор: Александра Черных
Зинаида Петровна сидела на крыльце, пригорюнившись, и наблюдала за своим мужем, который насыпал отрубей поросёнку.
— Дак нехай жирок завяжется — в райцентре продадим. Ехать надо!
Супруги уже давно решили уехать из деревни в поисках лучшей доли. Хоть и сильно они прикипели душой к родной Ивановке, да только голод не тётка. Соседний колхоз распался, теперь там заправлял табор Шандора Молодого, снабжавший растерянных мужиков водкой и сыпучим гостинцем из далёкого Афганистана. Вернувшиеся с войны молодые парни быстро пристрастились к дурман-траве, и оставаться в деревне стало опасно.
— Тьфу, душманы проклятые! — возмущался Николай Степанович. — На войне не добили — так дурью, гады, народ губят!
Но его возмущение потонуло в рёве уазиков, вывозивших нехитрый скарб остальных жителей в город. Так и остались в Ивановке семья Петуховых да поросёнок, чудом спасённый Николаем от ножа одурманенного односельчанина.
— Ужо я вас всех, сволочи! — воинственно хрюкал подсвинок. — Отомщу!
Он твёрдо решил бороться с заразой, разрывая чужие нычки и точечно метя дворы навещавших табор.
Вот только месть его никак не спасала. Петуховы всё же договорились с поселившимися в райцентре соседями и на следующее утро уже собирали пожитки. Надо было немедленно бежать. Куда податься бедному поросёнку?
План был таков: в дорожной кутерьме незаметно выпрыгнуть из машины и огородами пробираться в Астрахань. Свин наслушался рассказов односельчан, давно заходивших на огонёк к его хозяину, и знал, что из городского порта ходят суда по Каспию. А там и до границы недалеко. “Дойду до Афгана и вступлю в отряд пограничников! Чем я, собственно, хуже собаки?” — думал отважный поросёнок.
Грузовик, мстительно пофыркивая в сторону разорённой деревни, поскрипел в светлое будущее. На одном особо ухабистом повороте кузов сильно тряхнуло, подсвинок сгруппировался и прыгнул в канаву. Он приземлился на четыре копыта и, петляя зигзагами, побежал в сторону бахчи. Хозяева, которые ехали в кабине шофёра, не заметили пропажи скотины.
“Спасибо этому дому — пойдём теперь к другому!” — поблагодарил Петуховых свин, уплетая сочный круглобокий арбуз. Ему было жаль покидать родные пенаты, но душа и долг звали на подвиг.
Три дня поросёнок пробирался до города, минуя населённые пункты и сторонясь прохожих. Пару раз приходилось отбиваться от стай бродячих собак, видевших в маленьком добровольце лёгкую добычу. Походные тяготы не сломили его волю, а уверенность в посрамлении бандитов крепла. Утром четвёртого дня свин победоносно вошёл в Астрахань.
Он основательно подкрепился помоями на городской свалке и, ориентируясь на торчащие стрелы подъёмных кранов, потрусил в порт.
На месте поросёнка подстерегали новые трудности. “Вот же ж закавыка: грамоте-то я не обучен. А ну как в Иран увезут?” — размышлял он, окольными путями пробираясь к пришвартованным судам.
— Етить вашу мать! На Красноводск отправление через десять минут! — зычно пробасил огромный мужик в тельняшке. — Чо сиськи мнём, хандроиды? Задраивай люк!
Матросы спешно тащили к трюму ящики со снарядами, а пятеро людей в военной форме катили малокалиберную пушку.
“Вот она, судьба моя! Слово русское — стало быть, наши в городе! — воодушевился подсвинок и прошмыгнул в грузовой отсек. — Если оружие везут, значит, точно на границу. Ну, прощай, родная сторонка!”
Он затаился, приготовившись стойко переносить морскую качку. Завыл пароходный гудок, и корабль отчалил.
Ночью налетел шторм. “Правду говорил Степаныч, Каспий злой! — трясся позеленевший поросёнок, уворачиваясь от наезжающих на него ящиков. — Мать моя Хавронья! Ыаааа!”
Когда море успокоилось и первые утренние лучи озарили палубу, обессиленный подсвинок услышал тяжёлые шаги. Полковник Сидорюк вместе с ефрейтором Худойбердыевым, охранявшие ценный груз, спустились с проверкой.
— Подывысь сюда, монгол! Це ж свыня! — изумился полковник, отодвигая коробку. — Отож привалило!
— Чего пиривалило? — брезгливо покосился на поросёнка ефрейтор.
— Да со снабжением нам повезло! А денежки на него можно и того, фьють!
Полковник присвистнул и поиграл бровями. “Мы этого порося в часть, да и распишем по осени!” — радостно прикидывал он, вспоминая вкус свиного сала.
— Так тощна, таварыщ палковник! — отсалютовал Худойбердыев, по собственному печальному опыту знавший, что с начальством спорить не стоит.
— Вольно, дурнык! Скоро разгружаемся. Один чёрт мы на границе последний хер без соли доедаем!
“Это что же получается, меня и здесь на мясо? Опять бежать? — в панике метался поросёнок. — Как я им свою доблесть в бою покажу-то?”
Когда корабль наконец пристал к берегу, визжащего от ужаса подсвинка вынесли на берег. На него тут же накинули верёвку на манер поводка и с почтением вручили полковнику.
— Подь сюды, монгол! Чушку в машину, а я через три часа буду.
Он широким шагом направился в сторону злачных мест Красноводска, неизменно интересуясь, не желает ли какая-нибудь гарна дивчина стать подполковником.
Поросёнка снова заперли в кузове грузовика и посадили солдата караулить, чтобы ценный ресурс не сбежал. Всю дорогу до заставы Гасан-Кули на иранской границе свин лихорадочно продумывал пути отступления, чтобы не превратиться в шашлык для офицерского состава.
По приезде в часть стреноженного поросёнка за КПП обступили заинтересованные офицеры, явно пресытившиеся столовской тушёнкой.
— Зажарить к ужину! — надрывался тощий прапорщик, истекая слюной при виде парной свинины.
— Таварыщ прапарщык, защем свынья кюшать? — парировал Худойбердыев. — Свынья нечистый, да?
— Красная звезда! — огрызнулся свин. — Сам ты нечистый, хоть бы помылся! Всю дорогу от тебя смердело!
Конец обсуждению положил полковник:
— По весне его будем резать, нехай отжирается! И это, следите, шоб его собаки не замали.
— Так точно, товарищ полковник! — прозвучало в унисон.
— Товарищ полковник! Разрешите доложить! — в сторону спорщиков бежал запыхавшийся дневальный.
— Разрешаю.
— Там автоколонна из Герата, приправы везут! Там с вами поговорить экспедитор хочет. Говорит, дело к вам есть срочное!
— Ну, пошли потолкуем с моджахедом, раз срочное, — милостиво согласился Сидорюк. — Небось, будет рассказывать, как он с шурави бок о бок воевал… Знаю я ту брыдоту!
Поросёнок поспешил следом. У поста таможни он почуял во много раз усиленный знакомый запах.
“Ба, так это же дурман-трава проклятая! Эх, всех убью — один останусь!” — взревел свин, подобно маленькой круглой молнии, ринувшись к первому грузовику. Он остановился у кузова и угрожающе захрюкал.
— Иии, начальник! Нечистый зверь убери, ага? — осклабился экспедитор, заметив неладное.
— Ты погоди, — хитро прищурился Сидорюк. — Свинья — она лучше цуцика чует! Обыскать!
В кузове между мешками с корицей дневальный нашарил увесистый свёрток.
— Это шо? — грозно спросил полковник, нависая над афганцем.
— Шафран, начальник! Дорогой, свежий! Дай подарю хорошему человеку!
— Ой, гралися гуси! Ты мне зубы не заговаривай, бача, открывай!
Экспедитор нехотя развернул мешковину.
— Мать честная, это ж полкило афганской радости! — гаркнул прапорщик, заглянувший через плечо Сидорюка.
— Значит, этого урода — под замок до выяснения. А вы, дуроплясы, как с собаками всё прошляпили?!
— Начальник, дэнег дам! Много дэнег! — надрывался афганец, которого уже скрутили солдаты.
— Я мзды не беру — за державу обидно! — важно изрёк Сидорюк, направляясь к казармам.
— Ай, пожалеешь, начальник, что меня взял! Жди Чёрного Махмуда! Мстить будет! — выкрикнул конвоируемый преступник, получивший прикладом под дых.
Закончив с ежедневным подвигом советских пограничников, прапорщик перешёл к насущному:
— А что со свинёнком делать? Резать?
— Тебя резать, а порося с этого дня считать пограничником. Лучше ваших овчарок работает!
Поросёнок захрюкал от гордости. Вот оно, признание! Не зря терпел лишения, не зря жизнью рисковал!
С этого дня он получал довольствие и наравне со служебными собаками досматривал грузы. От замполита подсвинок услышал, что во Франции свиней используют, чтобы искать подземные грибы, и с достоинством отвечал на нападки хвостатых сослуживцев, поначалу выказывавших презрение к новобранцу.
Командование окрестило поросёнка Петькой, хотя имярек утверждал, что он больше похож на товарища Сухова.
Однажды свин, как обычно, тёрся у офицерской столовой в надежде на остатки провизии и краем уха услышал страшное. Оказывается, старший брат пойманного им наркоторговца, известный полевой командир моджахедов Чёрный Махмуд, планировал месть. Он должен был переплыть Каспий со стороны Ирана и дать бой маленькой погранзаставе. По данным разведки, высадиться он должен был утром.
В голове у поросёнка созрел ещё один дерзкий план. Он без промедления побежал к конуре, в которой жила знакомая овчарка.
— Найда, выходи! Дело есть!
— Отвянь, тушёнка, у меня смена кончилась! — рявкнула она в ответ.
— Ты не понимаешь, дело сверхсекретное! На нас завтра нападут боевики!
— Слушай, вчера кино крутили, — зевнула собака. — Может, пересмотрел и бредишь?
— Нет! За этим стоит Чёрный Махмуд, и я знаю, как его остановить! — вдохновенно хрюкнул поросёнок и начал излагать.
Найда должна была стянуть у часового вещмешок и под покровом ночи вместе с Петькой пробраться на склад, чтобы утащить динамит и спички. Той же ночью нужно добежать до заброшенной пристани, где, по причине незаметности последней, швартуется судно Махмуда. А дальше дело техники — поросёнок взорвёт судно и вернётся в родную часть героем, а цепочка торговцев дурью надолго лишится своих главарей.
План был убедителен, хоть и не вполне надёжен, но промедление было бы губительно для всей спецоперации. В условленный час партизаны проникли на склад и выкрали взрывчатку. Вместе они уложили её в мешок, и Найда зубами надела его на поросёнка.
— Спасибо, без тебя бы ничего не вышло! Ну, бывай! — попрощался Петька, проползая в густой траве мимо КПП.
— Подожди, я пойду с тобой! — овчарка побежала следом. — Мы своих не бросаем.
С её помощью Петька, не знавший, в какой стороне от Гасан-Кули было море, мигом оказался у пристани. На приколе действительно стоял баркас Чёрного Махмуда. Боевики готовились к атаке.
— Дальше я сам, там опасно, — решительно заявил поросёнок. — Если я не вернусь через четверть часа, сообщишь нашим, чтобы прислали подмогу.
— Петька!
— Ну чего ещё? — обернулся подсвинок.
Найда ничего не ответила, только нежно лизнула в пятак.
Окрылённый, Петька взбежал по трапу и исчез в недрах судна. Предстояло найти машинный отсек.
Дверь с лязгом захлопнулась, и на палубу выскочили потревоженные моджахеды.
— Уходи с баркаса! — в ужасе залаяла собака, но было поздно.
Пока бандиты искали источник шума, Петька уже дошёл до оставленного без присмотра трюма, скинул стропы вещмешка и зубами стащил его со сложенных шашек динамита. Оставалось лишь чиркнуть спичкой и сигануть в море через люк, но в этот момент дверь распахнулась, и на пороге возник сам Чёрный Махмуд, известный поросёнку по фотографиям, висевшим в части. Он был вооружён до зубов: несмотря на секретность, Махмуд никогда не расставался с автоматом, парой гранат, а на поясе у него висел персидский кривой ятаган.
— У-у, щакал, рэзать буду! — прорычал он, размахивая книжалом и загораживая собой люк.
Загнанный в угол, Петька действовал наверняка. Он с большим трудом поджёг фитиль шашки и принялся угрожающе бить копытом.
Чёрный Махмуд бросился на поросёнка, но получил меткий удар рылом в пах. Душман взревел от боли и занёс кинжал над головой противника. Петька выгнулся дугой, укусил нападавшего за руку, который ослабил хватку, а затем отбросил в сторону автомат.
Фитиль догорал. Махмуду не оставалось ничего, кроме как рвануть к выходу. Поросёнок бросился ему в ноги. Споткнувшийся о визжащую тушку моджахед, хватая руками воздух, рухнул лицом о ступени, ведущие наверх, теряя драгоценные секунды на спасение.
В голове у Петьки пронеслись образы деревни Ивановки, заливных лугов и помойки у офицерской столовой. Отступать было некуда.
— Люблю запах горящей дури поутру! Это запах победы! — в последний раз хрюкнул он, и грянул взрыв.
Никто не узнал о подвиге отважного пограничника. Недосчитавшись взрывчатки на складе, полковник Сидорюк полдня гонялся за прапорщиком, обещая совершить акт немедленного насилия “во все дыхательные и пихательные”. Командование сочло гибель афганской группировки счастливой случайностью, и об этом вскоре забыли.
Только Найда каждую ночь приходила на заброшенную пристань к остову баркаса и смотрела на звёзды, непременно складывающиеся в пятачок.
Автор: Александра Черных
Популярное
