16. Всего лишь чей-то сон (Неместная-3)
из серии "Трое, которых пятеро", часть 16
Главы с предысторией: Неместная(1), Там где всё будет новым(2)
– Ты зачем их с латами жрешь, дурень!? – кричала баба Яга, отбиваясь сразу от двоих наседающих на неё людей в черных плащах.
Она с совершенно не старушечьей ловкостью парировала удары сразу двух шпаг кочергой, пятясь под напором двух молодых, полных сил инквизиторов, не давая им обойти себя с разных сторон. Кочерга была длинной и весьма увесистой, что, с одной стороны, позволяло легко блокировать удары нападавших, а с другой – очень быстро выматывало старуху.
– Некогда мне их чистить! – рявкнула в ответ правая голова, пока две других, вцепившись зубами с разных сторон в одного из солдат, разделяли противника приблизительно напополам. – Много их чересчур.
– У тебя, дурака, изжога только прошла, – парируя сыплющиеся на неё удары и продолжая отступать к избушке, прокричала Яга.
Кащей, бормоча под нос что-то про выжившую из ума старуху, которую на сутки без присмотра оставлять нельзя, размахивая тяжелым двуручным мечом, теснил старшего послушника инквизиции к кустам. Тот, наивно предположивший, что сухонький пожилой мужчина ему не соперник, теперь, вытаращив глаза и отдуваясь, едва сдерживал натиск Бессмертного.
– Я тебе покажу задохлика, – цедил сквозь зубы Кащей. – Ты у меня не только уставший, но разочарованный и униженный в иной мир отправишься.
Здоровяк, отпустивший нелестное замечание о Кащее, не чувствовал разочарования из-за того, что пренебрежительно отнесся к хлипкому на вид противнику. Он не считал себя униженным, с трудом отбивая очередную атаку Бессмертного. Единственное чувство, занявшее оба полушария старшего послушника, можно было охарактеризовать, как изумление. Изумление не заканчивающейся энергией старичка.
Закончив с послушником, Кащей, подстегиваемый зашкаливающим адреналином, развернулся помочь Яге с двумя оставшимися в живых инквизиторами. Но та, не прекращая махать кочергой, взвизгнула:
– Не лезь!
И Кащей понял – старушка справится.
Действительно, когда уверенные в свое победе оттеснили бабку к стене избушки, та, хлопнув ладонью по бревенчатой стене, скомандовала:
– Кан-Кан! – и отшвырнув кочергу, упала на землю, прикрывая голову руками.
Избушка же, только что крепко стоявшая на земле, приподнялась, разгибая птичьи лапы, и принялась вытанцовывать странные коленца, выбрасывая то одну, то другую ногу вперед.
В принципе, необходимыми были только четыре первых движения бабкиного домика. Левая птичья лапа согнулась в коленном суставе, будто разминаясь, затем вернулась на землю, после чего резко дернулась вперед, отправляя в последний полет одного из двоих противников. Такое же коленце, только правой лапой и, перекувырнувшись в воздухе, бездыханным упал и второй.
– Сесть! – скомандовала Яга, не поднимая головы, над которой то и дело рассекали воздух курьи ножки.
И избушка, поджав лапы под себя, рухнула на то же самое место, вновь становясь обычным на вид лесным домиком. Яга же, кряхтя, принялась подниматься, придерживаясь за стену.
– Ну, рассказывай, – воткнув клеймор в землю и устало оперевшись на него, потребовал Кащей, – с какого-такого перепуга по нашим лесам-болотам захолмская инквизиция всем основным составом бегает, не считая Высочайшего? Кстати, как раз его для коллекции и не хватает, – оглядывая усеянную трупами поляну, заметил Кащей. – Ты смотри! Здесь и старший послушник с подмастерьями, и практикующие, и пешие латники, и даже правая рука Высочайшего…
– Ещё конных два было, – довольно облизывая окровавленные морды, отметила средняя голова Горыныча.
– Будто ты Холейхарда не знаешь? Он же сам руки в кипяток не окунает. У него для таких дел, вон, – теперь уже старушка кивнула на усеянную трупами поляну, – мини-армия.
– Была, – добавила правая голова, расплываясь в улыбке.
– А ты не скалься, бестолочь чешуйчатая. Давай, собери это всё, да на реку снеси. Ракам тоже-ть жрать чего-то надо. И сам вымойся. А то, будто младенец из утробы – весь в кровище!
– Вот ещё, – фыркнула правая голова Змея.
– На раков добро переводить, – подхватила средняя.
– Мне тут, как минимум… – левая принялась оглядываться, подсчитывая трупы.
– Не мели ерунды. Оно уже к завтрему тухнуть начнет, – перебила Яга. – А у тебя от человечины газы. Так что, давай. В четыре захода справишься.
Змей Горыныч, недовольно бормоча, принялся собирать тела.
– Кстати, о газах! Брюхо всем вскрой, – наставительно посоветовала Яга. – Чтоб не повздувались и не повсплывали.
Трехголовая рептилия что-то буркнула в ответ, но продолжила складывать трупы на краю полянки.
– Так всё-таки, – вернул разговор в прежнее русло Кащей, – что тут происходило-то, покамест мы в замке были?
– Необдуманное вторжение под руководством индивидуума с манией величия и садистскими наклонностями, сознание коего отягощено излишним стремлением к созданию модели общества, подразумевающей беспрекословное подчинение и отсутствие каких либо зачатков критического мышления.
– А теперь всё то же самое, но так, чтоб и до него дошло, – кивнул Бессмертный в сторону Горыныча.
* * *
Они уходили от погони, петляя, словно спасающийся от лисы заяц, бредя по воде вдоль ручья, чтобы спрятать следы, выбирая утоптанные кабаньи тропы, пересекая поляны с жёсткой быстро принимающей исходное положение травой. Но охотник был опытным и целеустремленным. И это пугало. Но еще больше пугало то, что он не спешил. И фактически наводило ужас то, что не пытался скрыть своё присутствие. Просто в какой-то момент, где-то вдалеке за спиной начинали обозначаться признаки погони: шаги, хрустящие под подошвой сухие ветви, а то и вовсе насвистывание мелодии инквизиторского гимна. Уже трижды им приходилось срываться на бег, чтобы увеличить расстояние между собой и преследователем. Но это была лишь временная мера. И они это понимали.
– Это бессмысленно, – споткнувшись и упав уже в который раз, захныкала Ан. – Он всё равно нас настигнет.
– Но по лесу мы его побегать заставим, – подхватила напарницу, помогая ей встать, более упрямая Ди. – И я не позволю тебе облегчить задачу нашему преследователю.
– Пока он будет возиться со мной, – простонала Ан, пытаясь высвободить свою руку, – ты успеешь добежать до берега.
– Не будь наивной дурой, – ответила та, крепче вцепляясь в руку Ан и волоча её за собой. – Что ты ему сделаешь? Как планируешь задержать? Да и если доберусь я без тебя до моря, дальше что?
– Я задержу его.
– Чем, Ан? – иронично спросила напарница.
– Я вцеплюсь в него …
– И сама не заметишь, как он тебя по рукам-ногам спеленает и продолжит шагать за мной, – перебила Ди, рванув еще сильнее, ставя напарницу на ноги. – И ты как миленькая проваляешься там, где он тебя настигнет, до тех пор, пока охотник не вернется. Либо с такой же связанной мной, либо с моей головой, если мне тоже удастся спровоцировать его вытащить свой нож и вступить со мной в поединок.
Ан наконец вырвала руку из цепких пальцев напарницы.
– Я сама, – вставая, прошипела девушка сквозь зубы. Плаксивые нотки в её голосе сменились, пусть и на беспомощную, но всё-таки ненависть.
– Вот и славно, – обрадовано похвалила Ди. – Вот и умница.
И обе вновь устремились вперед, туда, где Захолмье граничило с Тридевятым царством, а потом, если повезет преодолеть леса и болота, к берегу моря.
В конце концов, болотному чудищу то ли попадешься, то ли нет, а вот охотник остановится только тогда, когда настигнет обеих. Так уж он обучен. Так уж натаскан: живой разум, холодное сердце и кодекс вместо чувств. Другие в инквизиции не приживаются.
* * *
Яга увидела их, когда вышла из избушки перевернуть сушащиеся на сквозняке травки. Две фигуры, продравшись сквозь заросли колючего кустарника, появились на другом краю поляны. Язык едва поворачивался назвать их девушками. И ещё, язык не повернулся бы назвать их беззаботно прогуливающимися. А вот уходящими от погони – вполне.
В скольких снах она таких перевидала? В скольких сама была такой? Но было что-то еще в их угловатых движениях. Что-то неуловимо-знакомое. Наверное, потому и, встретившись взглядом с той, что была повыше, Яга позвала жестом, мол, сюда идите. А после, хлопнув избу ладонью по стене, скомандовала:
– Встать.
Устремившиеся было к старушке, девушки оторопело замерли, увидев, как изба приподнимается над землёй, разгибая массивные птичьи ноги. Та, что была пониже, стала пятиться, но замерла, оглянувшись туда, откуда они появились.
– Ну, чего встали дурочки бестолковые, – пробормотала себе под нос Баба Яга и уже громче беглянкам: – Сюда, бегом!
Увидев, что девочки вновь побежали к избе, Яга, пригнувшись, на полусогнутых ногах, кряхтя, полезла в образовавшийся под избой просвет. Нащупала в пыли металлическое кольцо и потянула на себя, открывая незаметный, если о нем не знать, люк.
– Здравствуйте, – робко поздоровались у неё за спиной. – Извините нас, мы не местные…
– После разговоры говорить будете, – прервала Яга. – Живо в схрон.
Девочки послушно юркнули вниз одна за другой и старуха отпустила крышку. Так же кряхтя, выбралась из-под избы, со стоном разогнулась. Затем, дважды хлопнув ладонью по стене домика, приказала:
– Сесть.
Птичьи ноги начали сгибаться, пряча под избой таинственный люк и превращаясь обратно в обычный лесной домик. Еще раз оглядев избушку и убедившись, что стоит она на том же самом месте, Яга, открыв дверь, сказала, особо ни к кому не обращаясь:
– Я сама здесь, в какой-то мере, неместная.
* * *
– Я. Заплачу. Тебе. Золотом, – разделяя слова паузами, предложил Николас Блайндрейдер. – Десять. Монет. За. Каждую.
По интонациям было видно, что мнущий в руке свой головной убор с широкими полями мужчина в тёмном одеянии прилагает все усилия, чтобы не повышать голос. Но Баба Яга этого будто бы не замечала.
– Говорю же, не принято у нас так, – вновь принялась она объяснять инквизитору, словно капризному ребенку. – Решение всех имеющихся проблем при помощи финансовых резервов безусловно экономит время и снижает собственные трудозатраты, однако вместе с тем, неумолимо приводит к атрофии всех чувств, позволяющих ощущать пульсацию жизни и получать удовольствие от повседневных мелких нюансов, приводя к депрессии, апатии и унынию, – поделилась своей точкой зрения старушка. – Проще говоря, ежели всё в монетках измерять, жить неинтересно будет.
– Тогда скажи, чего ты хочешь?
– Я? – Яга задрала голову и, глядя на облака, сообщила: – Знаешь, наверное, всё-таки сны снова видеть хочу. Можешь мне их вернуть?
Николас некоторое время растерянно молчал, продолжая теребить в руке головной убор, а затем всё-таки кивнул.
– Хорошо. А что тебе нужно для этого? Я попробую...
– Не «попробую», соколик, а «сделаю». Иначе, какой мне резон тебе их выдавать?
Инквизитор, сделав суровое лицо, как бы невзначай коснулся рукояти висящего на поясе кинжала.
– У инквизиции есть не только пряники, но и кнуты, – многозначительно сообщил он.
Яга, наконец, отвела взгляд от парящих по небу ватными комьями облаков и, наклонив голову на бок, заинтересованно посмотрела на гостя.
– Удиви, – предложила она.
И инквизитор попробовал удивить. Отвлекая внимание старушки, он взмахнул шляпой, которую держал в левой руке, а правой выхватил кинжал, резко выбросив ее вперед. Как ему казалось, мгновенно. Он не хотел убивать – только причинить боль. Чтобы сделать сговорчивее. Однако, отточенное годами тренировок движение прервалось на середине и одновременно с металлическим звоном стали о сталь. Против своей воли, повинуясь внезапной боли, инквизитор разжал руку, и оружие, описав в воздухе дугу, брякнуло о камни в траве. И одновременно со звоном своего кинжала, человек в темном одеянии почувствовал прикосновение металла к своему лицу. Прямо над верхней губой.
– Дернешься – ноздри порву, – предупредила старушка, чуть потянув на себя невесть откуда взявшуюся в её руке кочергу, которой мгновение назад отбила кинжальный выпад. – Плевать я хотела на твои кнуты да пряники, яхонтовый. Да и на тебя, кстати, тоже. Я тебе сама, может, помочь хочу, да только готов ли ты к той помощи, что я предложу?
Очень осторожно, чтобы не повредить ноздрю, инквизитор кивнул.
Выждав еще несколько мгновений, Яга убрала кочергу и совершенно спокойным тоном, будто Блайндрейдер только что не пытался её убить, сказала:
– Я эти фокусы знала, когда тебя еще в планах не было, – немного подумав, старушка примирительно добавила: – а может и Захолмья с Тридевятым тоже.
– Сколько же тебе, получается, лет? – удивленно спросил инквизитор, разминая пульсирующую кисть руки.
В то, что чудаковатая старушка живет так долго, он не верил: старческому мозгу свойственно путать даты, имена, места, смешивать события и их участников в общий винегрет и твердо верить, что всё происходило именно так, как им подсказывают обрывки памяти.
– А это уже не твоего ума дело, – вдруг посерьезнела Яга и переменила тему: – Значит, послушай меня, горе-хедхантер. Я расскажу тебе один из своих снов, который видела очень давно. Но тогда, когда это случилось, он был реальностью. К сожалению, я уж и не упомню, сколько реальностей сменила с тех пор, превратив их в собственные сны. Знаю только, что реальностей этих много. И где-то среди них есть и моя. Но сейчас важно не это. Важно, что поверив мне, ты увидишь обеих. Ан, Ди…
Николас Блайндрайдер слушал и почему-то верил.
* * *
– Можете ничего не объяснять, – выставив вперед ладонь в останавливающем жесте, сказала старушка, когда изба, выпустив прячущихся беглянок, согнула свои куриные лапы и приняла исходное положение. – Без того всё ясно.
– Он не вернется?
– Конечно, вернется.
– Тогда нам нужно бежать.
– Никуда вам бежать не нужно. Посидите, баньку вам истоплю. Или вам высокая температура во вред? Ну, тогда в холодной воде себя в порядок приведете. А я одежку вашу почищу-подлатаю. Девочки должны выглядеть как девочки, а не как черт те кто, с луны упавший. А там, глядишь, и вернется ваш Блайндрейдер.
– Нам нельзя его дожидаться, он охотник.
– Инквизитор, – поправила Яга. – Но не суть. И что, у него до сих пор не было возможности вас убить?
– Может, за живых цена выше, – пожала плечами Ди.
– Тоже верно, – согласилась старушка. – Однако стоит подождать.
– Если бы ты знала, почему на нас объявлена охота…
– Не буду утверждать, – перебила Баба Яга, – что мне безразлична ваша версия событий, лишь по той простой причине, что мой угол наблюдения находится за рамками проживаемой вами ситуации. Именно это и позволяет мне так уверенно настаивать на том, что стоит дождаться возвращения Блайндрейдера.
– Но зачем?
– Он поможет.
– Поможет?
– Вернуться домой, – кивнула старушка.
– Но, наш дом далеко отсюда. Ты даже не можешь представить, насколько далеко.
Яга пожевала губу:
– Я много чего представить могу, – заверила старушка. – Когда-то моя жизнь была наполнена книгами. Многие рассказывали о странных вещах, в которые было сложно поверить. Но потом у меня была возможность убедиться, что ни одна художественная книга не врет. Потому что, если кто-то написал невероятное, значит, смог заглянуть в тот мир, где это невероятное происходит. Поэтому, поверьте, я могу представить не только то, как далеко ваш дом. Не помню, я вам уже говорила, что тоже неместная?
Девочки синхронно кивнули.
– А как прошлой осенью звезда в море упала, рассказывала?
Девочки синхронно помотали головами.
* * *
Давай без вот этих вот пафосных вступлений, – попытался взять быка за рога инквизитор. – У меня есть вопрос, решению которого ты можешь поспособствовать. Меня интересует цена вопроса.
– Неужели ты думаешь, что всё вокруг денег вертится? – Садко посмотрел на Блайндрейдера и отложил гусли в сторону. – Я тебе так скажу, ежели ты черное задумал, то сколько б не сулил золота, не будет тебе помощи. Но ежели дело доброе, то золота мне от тебя и подавно не нужно.
Инквизитор растерянно молчал и поэтому Садко предложил:
– Рассказывай, чего тебе надобно и почему решил, что я тебе помочь смогу?
– Даже и не знаю, с чего начать.
– С главного, – посоветовал Садко. – Все говорят, что нужно начинать с начала. Но где оно, это начало? И сколько это займет времени, всё пересказать? А главное самое, оно обычно много времени не занимает. Так что, с него и начни. А на главное уж и подробности нарастут.
– Главное, наверное, то, – принялся рассказывать инквизитор, – что имеющиеся у меня знания не прошли тест на целостность.
***
– Тем, кто ничего не скрывает, гораздо проще найти снисхождение инквизиции, будь они хоть трижды злодеями, чем невиновным в ереси, но стремящиеся утаить что-либо, – совсем недавно говорил главный инквизитор Захолмья Холейхард Высочайший.
Говорил не Николасу, а обнаженной девушке, привязанной к огромному, со взрослого человека высотой, колесу, ось от которого уходила в стену. Девушка висела вниз головой. В свете факелов лицо её было землисто-серым от прилившей к нему крови.
Высочайший взялся за край колеса и легонько его толкнул. Отлично смазанное и идеально сидящее на ушедшей в стену оси колесо плавно перевернулось, подняв голову еретички вверх. Николас увидел, что лицо допрашиваемой землистое не от прилившей к голове крови, а еще и потому, что представляет собой одни сплошной синяк.
– Солгав один раз, рано или поздно придется врать ещё и ещё, укрепляя фундамент предыдущей лжи, который, как бы ты не старалась, будет постоянно давать трещины в самых неожиданных местах, – продолжал объяснять Холейхард. – Но есть более важный аспект, поразмышляв над которым ты придешь к выводу, что ложь только мешает. Когда ты лжёшь, тебе нужно помнить, как всё обстояло на самом деле и как выглядела версия событий в твоей лжи.
– Крхрг-хргре, – прохрипела девушка, выплёвывая пузырящуюся кровь изо рта, и попыталась поднять голову. Но не смогла. Это сделал за неё сам Высочайший, схватив за волосы и посмотрев узнице в глаза.
– Ты рассказывала разное трижды, – флегматично сообщил Холейхард. – Дважды разное рассказывала твоя подельница. Как ты понимаешь, столько правд не бывает.
От безразличия, которым был пропитан голос самого главного инквизитора Захолмья, по спине Николаса Бландрейдера будто бы пробежал холодный сквозняк, заставивший парня передернуть плечами.
Высочайший кивнул головой и Николас открыл плоский деревянный ящик, украшенный витиеватыми узорами, который всё это время держал в руках. Главный инквизитор Захолмья, не глядя, взял из ящика тонкий причудливо изогнутый нож.
– Я хочу знать, – начиная раскручивать колесо, проговорил Холейхард. – Что. Позволяет. Вам. Так быстро. Восстанавливать. Здоровье.
После каждого слова он толкал колесо, ускоряя его вращение. И к концу фразы оно вертелось очень быстро. А высочайший инквизитор, выставив нож перед собой, наблюдал, как его лезвие оставляет вспухающие красным полосы на теле узницы. Живот-бедра, живот-бедра. Затем, рука ушла чуть в сторону и расположение полос изменилось. Грудь-колени, грудь-колени, грудь…
***
– Надо же! Сбежали? Но как?
– Они действительно выздоравливали очень быстро. Просто я не ожидал, что настолько. Когда Высочайший ушел, я отстегнул старшую от колеса правды и положил на пол. А сам стал готовить для неё кресло страдания. И вот пока я возился, она смогла восстановиться настолько, чтобы встать и взять со стола молоток, – Николас потер ладонью затылок. – Итог: ни одного трупа в рядах инквизиции, но две беглянки. Хотя, надо отдать должное, она знала, куда бить и делала это не для того, чтобы причинить боль.
Инквизитор прервался, отпивая из большой глиняной кружки. Садко не торопил. Дождался, когда Блайндрейдер утрет губы и кивнул, мол, продолжай, я весь во внимании.
– Когда встал вопрос о том, кто вернет их, выбор пал на меня. Я должен был исправить собственную оплошность. На тот момент мне не давало покоя, почему эти… существа… если они действительно порождения тьмы… после всего, что с ними делали, не стали убивать повинных в их мучениях. Ведь могли, – инквизитор еще раз провел ладонью по затылку, – но били не для того, чтобы убить. А совсем скоро Холейхард Высочайший бросил второй камешек на весы моих сомнений.
***
– Я даю тебе шанс исправить собственную оплошность. Настигни и верни их, – инструктировал Холейхард. – Эти существа – ключ к бессмертию. Помни, что это не дети. Дети не могут выносить такие пытки. Тем более так долго. К тому же, будь они детьми, не смогли бы так мастерски лишить сознания каждого из тех, кто попался на пути. А еще, раны у людей не могут затягиваться так быстро. Помни об этом, и доставить их обратно живыми тебе не составит труда.
– Слушаюсь, Высочайший, – согнулся в очередном поклоне Николас.
– Молодец, – похвалил Холейхард. – Отправляйся в путь.
Николас снова кивнул. После долгой паузы, когда он уверился в том, что Высочайший сказал всё, что хотел, инквизитор подал голос:
– Будет ли уместным спросить… – и только после кивка Высочайшего инквизитора продолжил: – не повлечет ли за собой негативных последствий знание, которое мы вырвем у деву… существ?
Холейхард удивленно вскинул бровь, и Николас Блайндрейдер поторопился объяснить:
– Если знания, которыми они обладают, – порождение ереси, будет ли уместным их использование инквизицией?
– Нож, сам по себе ни плох, ни хорош. Всё зависит от того, какие цели преследует держащий его в руках, – наставительно сказал Высочайший. – Но иногда важно даже не это. Иногда, если ножом не завладеешь ты, нож достается кому-то другому. И нет гарантии, что этот другой не взращивает в своих темных помыслах дурных намерений. Именно поэтому первое, чему вас учат – доставать оружие раньше противника. Именно поэтому вас учат бить, не задумываясь, беззащитен противник или сможет дать отпор. Это называется превентивные меры.
– Я понял вас, Высочайший, – Николас замер в очередном поклоне и, не поднимая головы, спросил: – Прикажете идти и выполнять?
– Прикажу, – согласился Высочайший. – Иди. Я жду сутки. Потом вышлю по твоему следу отряд. Они помогут тебе доставить, надеюсь, уже пойманных тобой к тому времени еретичек.
Блайндрейдер уже в который раз поклонился и покинул кабинет, а Высочайший, заложив руки за спину, встал у окна.
***
– Так чем смутил Высочайший-то?
– До этого разговора его отношение ко всем знаниям колдунов и ведьм было однозначным: дьявольское неугодно в мире, который создан богом. Он никогда не стал бы заговаривать больной зуб или читать заклинания, отгоняющие дурные сны.
– А как вопрос о вечной жизни на горизонте замаячил, так переобулся, – кивнул Садко, давая понять, что ход мысли Николаса ему понятен.
– К тому же, девчонки эти… Лично я причинил им столько страданий, а они просто лишили сознания, не стали убивать.
– А зло всегда отвечает еще большим злом, правильно?
– Да, – кивнул инквизитор. – А потом еще и Яга предложила проверить. Сказала, что я ничего не теряю, если поверю её словам и приму предложение. Но отказавшись – теряю беглянок и остаюсь один на один с собственными сомнениями. Поэтому я и спрашиваю, есть ли у тебя возможность помочь и если да, сколько стоит твоя помощь.
– Чудак-человек, – хмыкнул в усы Садко. – Предлагая деньги тому, у кого просишь помощи, ты не просишь помощи, а покупаешь услугу. А я к сфере услуг отношения не имею, хоть и в кабаке на гусельках брынькаю. Это, брат, хобби. К тому же, деньги подразумевают обязательства. А какие обязательства могут быть, когда в деле фигурирует сам Хозяин Морей, которые он создавал по образу и подобию своему – непредсказуемыми и наделенными неуправляемой силой?
– Хорошо, сколько будет стоить то, что ты попытаешься?
– О, боги, – воздел глаза к потолку гусляр, – ты глупый или бестолковый?
Не дожидаясь ответа, Садко допил вино, встал, аккуратно засунул гусли в сумку, повторяющую форму музыкального инструмента, видимо, шитую на заказ. Потянулся, распрямляя затекшую от долгого сидения над гуслями спину, и сказал:
– Пойдем пытаться, – и, упреждая очередной вопрос о деньгах, добавил: – Поверь, коли все получится, я точно в накладе не останусь.
Спустя полчаса после того, как покинули корчму, они вышли на песчаный морской берег. Еще через пару минут Садко, усевшись на песок, подстроил инструмент и принялся, наигрывая простенький мотивчик, петь на мотив частушек. Байки из его рта вылетали смешные, но похабные. Уже к концу третьей истории, повествовавшей о любопытной барышне, возжелавшей разузнать, каков у попа причиндал, море начало темнеть, а волны непредсказуемо набрасываться на берег. Когда девица и попадья сторговались в цене и последняя согласилась уступить на одну ночь свое место в супружеской постели за живую утку, гусляр сделал эффектный проигрыш. А затем продолжил петь.
На моменте, когда толстый поп, сбросив одежду, вошел в темную спальню и привычно, с разбегу, плюхнулся в супружеское ложе, море стало странно подергиваться, будто вода в бадье, по которой стучат кулаками с разных сторон. Садко перешел на перебор и пропел печальным голосом, не нарушая частушечного размера:
То ли попадья забыла, то ли жаба задушила,
Только о привычке мужа, бабу не предупредила
Деву юную истома на постели охватила,
Только тушею поповской насмерть барышню убило.
Ходит поп чернее тучи, непрерывно очи пучит,
То ль молитву он бормочет, то ли совесть его мучит,
То ль к грехам своим прибавил и убийство он до кучи,
То ли ждет, когда еще раз выдастся подобный случай.
Издав финальный аккорд, Садко утих, а вода у берега сначала поднялась высоченным столбом, а затем приняла форму гигантской человеческой фигуры.
– Ох и любы мне твои песни развеселые! – слегка булькающим, громовым голосом похвалила музыканта фигура Морского Царя.
Садко, не выпуская гуслей из рук, вскочил на ноги и отвесил поклон в сторону моря. Николас поспешил сделать тоже самое.
– Долгих лет тебе, Царь Морской! – прокричал Садко водяному гиганту. – Очень рад, что удружил тебе.
– Да брось! – махнула рукой водяная громадина, обдав стоящих на берегу солеными брызгами. – Уж выучил тебя как облупленного. Чего на этот раз?
– Железный дом.
– Не понял.
– Да чего я как сорока, услышавшая от другой сороки, трещать буду, – Садко отступил в сторону и приглашающим жестом предложил Николасу рассказывать.– Ему нужно, он пусть и объясняет.
– Опять для кого-то хлопочешь, – досадливо пробулькал водяной гигант.
– Абы людям польза была! – шутливо отмахнулся гусляр.
Водяная фигура наклонилась над стоящими у береговой кромки людьми, пристально разглядывая их, а затем сообщила:
– Мне-то разницы нет. Раз уж был уговор, то коли в моих силах – сделаю. Но ты же помнишь, что это желание последнее?
– Как не помнить, Царь Морской, – подтвердил Садко. – Конечно, помню.
– Последний шанс упускаешь, сокровищ для себя попросить, аль из дочерей моих в жены кого выбрать.
– Упускаю, – кивнул гусляр. – Но для себя у меня всё есть.
И похлопал ладонью по гуслям, издавшим глухой звук.
– Ну, коль в светлом разуме находишься, – развела руками гигантская фигура, состоящая из воды и возвышающаяся над морской гладью, и повернулась к Николасу Блайндрейдеру: – Рассказывай, незнакомец.
* * *
– Спасибо, что помогаешь, – поблагодарил Блайндрейдер, когда фигура из воды вновь стала одним целым с морской гладью. – Век тебя добрым словом вспоминать буду.
– Да чего ж спасибо. Я и без спасибо не в накладе. Из этой истории такая былина получится, – сказал гусляр, мечтательно качая головой, – что год по кабакам сытый, мытый и женским вниманием не обделенный буду.
Николас изумленно уставился на Садко, а тот наставительно сообщил:
– У каждого своё богатство. Моё, – погладил лежащие в чехле гусли, – вот оно. Ну и история о прозревшем инквизиторе.
– Но ведь, – озадаченный Николас с трудом подбирал слова, – это же, как-то сложно и нелогично, а деньги, они везде – деньги.
– Деньги логичны? Ты их один раз отдал за ночлег и тьфу, – Садко плюнул на землю, – нету их у тебя. А былина, она тем хороша, что одну и ту же можно много раз на щи да тюфяк выменять, но всё равно они с тобой останутся.
Николас Блайндрейдер не нашелся, что на это ответить. Ему еще предстояло полностью пересмотреть прививаемую с детства систему ценностей, в которой деньги являлись синонимом власти. Систему, нанизанную на слепую веру в то, что тебе говорят, не берущую за основу собственный опыт, разум и умение принимать непривычное, каким бы невероятным оно не казалось.
– Слушай, – оторвал его от размышлений улыбающийся во весь рот Садко. – Так, а что тебе Яга рассказывала-то? Интересно же. Вдруг мне за сегодня не одна, а две истории для баллады перепадет?
* * *
Кругляш космического катера опускался к поверхности очень плавно и казался легким словно пушинка ровно до того момента, как коснулся крон деревьев. Необкатанная в полевых условиях электроника, очевидно, посчитала их верхушки поверхностью планеты и отключила горизонтальную балансировку, убавив мощность антигравитационного двигателя до минимума, необходимого для соприкосновения машины с твердой поверхностью.
И корабль, круша своим корпусом хрупкие стволы, грохнулся оземь, совсем немного не дотянув до идеально-круглой поляны.
Когда активировались аварийные системы, возобновив подачу энергии, входной шлюз с тихим шелестом отворился и окрестности огласила отборная, филигранно выстроенная ругань, в которой при помощи обсценной лексики тесно переплетались гроб, царь, бог, черт и почему-то ландыши. А затем, из этого самого шлюза выпал здоровенный контейнер, вслед за которым спрыгнула женская фигура, озвучив свой неудачный прыжок еще одной серией ругательств.
– За. Е. Битлз, – сказала девушка, оглядывая перекошенную скорлупу катера. Затем задрала голову в небо и прокричала, обращаясь то ли к его конструкторам, то ли к тем, у кого этот катер приобрела: – Чтоб у вас так стояло, как это корыто приземляется!
Она огляделась. Корабль свернул два десятка деревьев на краю поляны, которая изначально должна была стать местом посадки.
– Ну, почти идеально, – утешила она сама себя и сдвинула с верхней стенки контейнера прямоугольник матового огнеупорного пластика, обнажая дисплей и клавиатуру. – Значится, пароль.
Ввела комбинацию символов и отступила на шаг. Боковая стенка контейнера, разделившись на две части, отъехала в сторону, открыв несколько ячеек с оборудованием. Выбрала то, что посчитала необходимым, закрепила на предплечье навигатор, навесила на рукав блестящую полусферу размером с пятак и, похлопав ладонью по стальному боку корабля, скомандовала:
– Герметизация.
Затем стала пересекать поляну, пытаясь подсчитать, какой это по счету сон. Когда она почти достигла края поляны, сзади послышался стук копыт. Девушка обернулась и увидела несущегося на неё коня, на котором восседал толстенький коротышка, нелепо подпрыгивающий в седле и рискующий вот-вот вывалиться.
Осадив лошадь перед женщиной, наездник перевалился набок и, причитая, спешился, что в его исполнении более походило на падение.
– Наконец-то, Воительница! – восторженно бормотал он. – Многие уже стали терять надежду. Но я говорил! Я убеждал! Я верил!
– Во что? – не поняла девушка.
Толстячок отошел на шаг.
– В то, что ты – не миф.
– Да какой я миф? – ошарашено отступила она на шаг. – Я обычная. Просто Юлька.
– Юка! – толстячок упал на колени и принялся перечислять: – Великая Юка, словом себя преумножающая, путь к запретному открывающая, к действию призывающая, хорошее возвышающая, отвратное низвергающая…
– Стоп-стоп-стоп! – выставила ладонь в останавливающем жесте Юля, – Ты меня с кем-то путаешь... Давай сначала…
– Нет времени! Охота уже началась! И мы, сколь бы живучи не были, нуждаемся в тебе!
Девушка замерла, пытаясь осознать услышанное, но толстячок не дал ей впасть в ступор. Он схватил Юлю за руку и поволок за собой.
– Конь… – начала было сопротивляться та.
– Он не глуп! – продолжая тянуть её за руку, заверил коротышка.
Конь, будто подтверждая его слова, поднимаясь на дыбы, коротко ржанул в ответ и поскакал в ту сторону, откуда совсем недавно привез странного толстенького человека.
Спустя десять-пятнадцать минут ходьбы, состоявших из преодоления зарослей колючего кустарника, невнятных объяснений провожатого и попыток связать эти объяснения в одно целое, толстяк, а вслед за ним и Юля, вышли на петляющую меж деревьев, словно змея, тропинку. По ней – к каменной стене, неожиданно выступившей среди деревьев.
Похожий на гоблина – а с каждой минутой предположение Юли, что её провожатый именно гоблин, крепло, – провел ладонью по шершавым камням, надавил на один и кусок стены отъехал внутрь, обнажая ступени, уходящие куда-то в темноту.
– Мы почти на месте, Юка, – сообщил он. – Защитники замка воспрянут духом, увидев вас. И в этот раз у нас всё получится.
С этими словами гоблин нырнул в проем.
– Что получится? – спросила она в темноту потайного хода, из которой раздавались удаляющиеся шаги. Но провожатый не ответил. И Юле ничего не оставалось, как последовать за ним.
Когда она шагнула в темноту и принялась подниматься по ступеням, проем за спиной закрылся и в тот же миг вдоль лестницы, круто уходящей вверх, бледно вспыхнули огненно-зеленые пятна, подсвечивающие завивающуюся спиралью лестницу. Вскоре – Юля сбилась на пятидесятой ступеньке, – сначала толстячок, а затем и она, выбрались на широкую замковую стену, где в уши ей ударил радостный крик нескольких десятков глоток разной тональности.
Всё еще недоумевая, девушка разглядывала странных существ. Эльфы, гномы, дриады… несколько коротышек как родные братья похожие на её провожатого. Все они радостно потрясали луками, копьями, мечами, молотами и приветствовали её громким криком четырех, а то и пяти десятков глоток.
– Стоп! – гаркнула она, в раз оборвав радостные крики и в мгновенно наступившей тишине, смотрящей на нее восторженными, изумленными, настороженными, испуганными и сомневающимися глазами, сообщила: – С места не сдвинусь, пока хоть кто-то не объяснит мне, во что я вступила.
– Покажи ей, О'Тул, – нарушил тишину робкий голос.
И тут же его подхватило ещё несколько сказочных созданий.
– Покажи, пусть увидит сама...
– Покажи их...
– Покажи ей...
Имя толстенького коротышки стало недостающей деталью пазла. Юля, наконец, поняла, в какое произведение попала на этот раз. Толстячок взял ее за руку и подвёл к краю крепостной стены, за которой, где-то внизу, стояло войско.
– Здешние места были заповедными, – сообщил О'Тул, – пока что-то в мире людей не изменилось.
Юля слушала вполуха, глядя на простирающуюся внизу картину, одновременно пытаясь вспомнить, откуда ей знакомо это имя – О'Тул. А он, тем временем, продолжал свой рассказ.
– Однажды у них вошло в моду таскать забавы из далекого прошлого. И кто-то, будь он неладен, подсмотрел где-то в двадцатом веке сафари. Сначала они выводили для этого роботов-львов, биомеханических саблезубых тигров, с воплями и гиканьем загоняя их в саваннах, полях и даже на специально построенных для этого стадионах.
Юля слушала, глядя, как вдали люди в камуфляжной форме, вооруженные винтовками, автоматами, пистолетами рассаживались по – откуда она знала это слово? – флаерам. Девушка догадывалась, что расскажет О'Тул дальше. И он рассказывал.
– Люди – такие существа, которым всегда мало существующих развлечений. А еще у них есть одна особенность, которая не встречается ни у одних других существ на Земле. Деградируя, они начинают называть деградацию нормой и усилять её, дополняя всё более нелепыми и жестокими аспектами. О, очень-очень немногие из них способны остановиться и осознать, что падают!
Флаера с едва доносящимся до Юли шипением стали подниматься в воздух.
– Вот уже более полувека их сафари происходят в заповеднике, который они когда-то, когда еще не начали деградировать, создали для нас, – О'Тул тяжело вздохнул. – Однако, с тех пор прошло очень много лет и заповедник перестал быть таковым.
Шипение летающих машин стало ближе и уже переросло в свист. А девушка переводила взгляд с одного существа на другое. В глазах каждого читалась надежда, которая была настолько хрупкой, что одно неосторожное слово сломило бы ее без возможности расцвести вновь. Девушка обернулась к плавно приближающимся флаерам, вгляделась в открывающиеся иллюминаторы и торчащие из них оружейные стволы.
– Суки, – зло прошипела она. – С огнестрелом против луков и копий…
Затем снова посмотрела на лесной народец. Да, безусловно, это были они – гоблины, эльфы, феи…
– Чародеи есть?! – стараясь, чтобы вопрос прозвучал без дрожи, спросила она.
– Имеются, – проскрипел сухенький старичок в пыльной потрепанной мантии.
«Знать бы, чем всё обернется, – подумала Юля, отстегивая от пояса полуавтоматический лазерный пистолет, – прихватила бы с собой чего потяжелее»
– К оружию! Занять позиции! Кучно не держаться. Бить по одной цели. Начинаем с ближнего флаера, по моей команде, не раньше! – и, когда все принялись занимать места у бойниц, обращаясь к старичку: – создавай птиц!
– Каких? – изумился тот.
– Любых. Много. Умеешь?
– Умею, но…
– Делай что говорю. Кастуй птиц. Много. Как скомандую – поднимешь их в воздух.
Старичок принялся выводить руками странные пасы и с каждым движением на стене возникали все новые и новые птицы. Воробьи, вороны, голуби, синицы, малиновки, попугаи, зяблики, множество незнакомых пород. Вскоре стена стала похожа на пестрый, шевелящийся, ковер из перьев. Рядом стоял О’Тул, и почему-то сжимал в руках скалку.
– Но чем нам помогут птицы, Юка?
– Не знаю я никакой Юки. Юлька я, понятно? – и тут же отдала очередную команду. – Феи! Как только птицы взлетят – иллюминацию. Любую. Главное, чтобы ярко!
– Но в пророчестве было сказано… – принялся объяснять гоблин.
– Так! Пророчество сбывается? – вновь перебила его Юля. – Если да, то какая тебе разница, как меня зовут?
Флаеры перегруппировались, выстроившись один за другим, и принялись закладывать вираж.
– Карусель будут крутить, – не то со злостью, не то с отчаянием заметил О’Тул.
– Надеюсь, последнюю в своей жизни, – хмуро пробормотала Юля.
Разноперую стаю Юля приказала поднять в воздух за несколько мгновений до того, как первая машина зашла на удобную для стрельбы позицию. Карканье, чириканье, присвист, трескотня оглушили защитников, а разноцветная птичья волна, беспорядочно заметавшаяся в небе, напоминающая гигантское драное лоскутное одеяло, сбила с толку тех, кто управлял двумя первыми летающими машинами.
Водитель первого флаера застопорил машину, когда её окутало верещащее на все лады птичье облако и в ее корпус врезался флаер, летевший следом. Водитель второго, наоборот, решил ускориться. Сцепившиеся выступающими частями машины накренило, повело в сторону и, закрутив недолгий штопор, флаеры вместе со своими пассажирами рухнули на землю, выбросив в воздух волну горячего воздуха, инициированную взрывом.
Испуганные птицы разлетались в стороны, рассыпаясь на мелкие фрагменты, когда слишком удалялись от того места, где стоял маг. Но им на смену пришли состоящие из света бабочки, единороги, цветы, олени, просто узоры. За всей этой световой вакханалией охотники в третьем флаере не разглядели града несущихся к их машине стрел, копий, камней, немногие из которых достигли цели, влетев в открытые иллюминаторы и двери. Внутри кренящейся машины кто-то истошно завопил. Когда Юля обернулась, запущенная феями иллюминация уже сходила на нет.
– Так вам! Так вам, губители! – потрясая скалкой, прокричал О'Тул.
Юля подумала, что толстячок с предметом кухонной утвари выглядит нелепо на крепостной стене и гораздо органичнее вписался бы в какую-то сказочную комедию. От этой мысли её оторвал свист воздуха, исходящий из-под горизонтальных винтов еще двух воздушных машин. Они подошли к замковой стене у самой земли, и взмыв вверх, оказались прямо перед обороняющимися. Двери были задраены, иллюминаторы едва-едва приоткрыты и ощерены стволами огнестрельного оружия.
– Бей... – начала было Юля.
Она даже начала поднимать свой полуавтоматический лазер, когда что-то ударило её в грудь и швырнуло к другому краю крепостной стены. Она видела, как начинает вращаться дуло прикрепленного к брюху флаера многоствольного пулемета, когда её ударило ещё раз, обожгло и толкнуло за парапет, в замковый двор.
– Рик, у нас тут живая! – услышала она, когда стала приходить в себя.
Прокричал кто-то удивлённо.
– Ты дурак что ль? – отозвался другой голос. – Откуда здесь живые?
– Я серьезно! Живая, не анди.
Послышались тяжёлые, шаркающие шаги. Кто-то потрогал её шею, пытаясь нащупать пульс. И второй голос скомандовал над самым ухом:
– Час от часу не легче. Сначала андроиды положили три флаера вместе с охотниками, теперь, оказывается, среди них был человек? Джо, посади флаер прямо во двор. Серж, Лекс, соорудите носилки из чего-нибудь. Твою ж мать. Действительно живая.
Открывать глаза не хотелось. Она и не пыталась. Просто слушала голоса, надеясь, что сознание вновь покинет её, прихватив с собой боль. Она была бы не против, если бы оно ушло и не вернулось. Потому что терпеть огненные цветки боли, распустившиеся по всему телу, было выше её сил. Но видимо, у сознания были совсем другие планы. Поэтому Юля лежала, закрыв глаза, стиснув зубы, и слушала.
– Откуда среди анди живая?
– Ты у меня спрашиваешь? Откуда мне знать? Мне, как подававшему заявку, пришло уведомление, что период восстановления прошел успешно, что я могу активировать лицензию. Ни слова об изменении правил не было.
– А когда платил, ничего не сказали?
Несколько рук приподняли её, вцепившись в ткань комбинезона, вызвав новые вспышки боли и переложили на какую-то ровную поверхность.
– Кто? Робот-оператор?
– Ну не горячись ты так. Я просто пытаюсь выяснить...
– Выяснить? Ты серьезно? Мы выбрались пострелять андроидов и вместо этого почти угрохали живого человека. Если ты выяснишь то, что хочешь, это как-то изменит ситуацию?
– Да чего ты завелся?
– А того, что все эти эльфы и колдуны с феями, спустя положенный срок восстановятся, для того и созданы были. А вот эта – нет. Твою ж мать! Как? Как она тут оказалась?!
– В самом деле, Рик, – новый голос, – прекращай. Все и так на взводе. А ты самый опытный. Не подавай дурного примера. Впервые тебя таким вижу после ухода на пенсию.
Носилки закачались. Её куда-то несли. Свист турбин флаера становился всё ближе и, в конце концов, её положили на пол. Внутри летательного аппарата, взлетевшего, судя по изменившемуся звуку и легкому покачиванию, было достаточно тихо, чтобы слышать голоса.
– Я знал, что когда-нибудь всё-таки ошибусь. Но не думал, что именно так, – нервно бормотал всё тот же голос. – Просто удивительно, какие финты иногда выбрасывает жизнь…
Юля слушала, на ощупь отстегивая металлический кругляш-полусферу от рукава комбинезона. Кто-то, очевидно, заметил, что ее руки шевелятся.
– Эй, она приходит в себя!
Больше скрывать свое состояние смысла не было. Девушка открыла глаза и увидела того, который говорил. Вцепилась ему в ворот куртки, приподняв голову от носилок. Теперь она вспомнила и вторую книгу, из которой состоял этот сон. А главный герой второй книги ей всегда не нравился.
– Всю жизнь тебе нужно было искать подделки среди людей, – сказала Юля, глядя ему в глаза. – Не ожидал, что люди могут оказаться среди подделок?
Тот ошалело молчал, глядя на очнувшуюся девушку. И она решила закончить так, как ей всегда хотелось, чтобы закончился фильм по этой книге. Нужно было добавить одно единственное слово – имя.
– Я видела такое, что вам, людям, и не снилось, – подражая интонациям Рутгера Хауэра, сказала она. – Атакующие корабли, пылающие над Орионом, Си-лучи, разрезающие мрак у ворот Тангейзера… Все эти мгновения затеряются во времени, как слёзы в дожде. Пора умирать, Декард.
И разжала ладонь, из которой на пол выпал кругляш ЭМИ-гранаты. Она надеялась на то, что флаер напичкан электроникой, позволяющей контролировать и регулировать угол наклона турбин, угол крыла, скорость, встречный ветер.
Вспышка в темнеющем небе была короткой. Сигнал, передаваемый в этот момент от борткомпьютера к турбине, должен был выровнять борт… Но вместо этого флаер, кувыркаясь, начал сбрасывать высоту, с каждым метром набирая скорость падения, ставшего свободным.
Её надежды оправдались.
***
– Почему-то она называла это сном, – закончил Бландрейдер.
– Ну, в такое, если и поверят, то не скоро, – заметил Садко, наблюдая, как тридцать три богатыря вытаскивают на берег ни много ни мало – дом. Покрытый ракушками и водорослями, железный, с круглыми окнами, без углов, но всё-таки дом.
– Ты попросил, я – рассказал, – пожал плечами Николас и встал с песка, отряхивая ладони. – Ладно, я за девушками. Мне еще нужно Ягу предупредить, что за мной уже выслали отряд. Дождешься?
– Конечно, – кивнул Садко, вновь расчехляя гусли, – мне же нужно видеть окончание своей новой баллады.
Сделав несколько шагов, инквизитор остановился и вернулся к подстраивающему инструмент гусляру.
– У меня тут, приличная сумма, – протянул он Садко туго набитый кошель. – Неплохая прибавка к сытости, мытости и обласканности. Мне они, я так думаю, теперь ни к чему.
– Ну ты и зануда, – устало вздохнул гусляр, беря кошелек из рук инквизитора.
– Ну а чего добру пропадать, – подмигнул ему Николас и вновь зашагал по дороге.
Он не видел, как Садко развязал тесемки кошелька и принялся по одной швырять монетки в море, стараясь запустить каждую как можно дальше и время от времени приговаривая:
– Золото ядовитое. От золота мозги ленятся и душа черствеет.
В нескольких десятках метров от него Черномор задавал ритм богатырям, тянущим на берег летающую тарелку:
– И-и-и-и-р-р-раз! И-и-и-и-два! И-и-и-и-три!
* * *
Когда Яга рассказала свою версию произошедшего, уже давным-давно стемнело.
– И чего, так и улетел с ними?
– Думаю, да. А чего ему тут делать? Мальчонка, вроде не глупый, только внушаемый очень. Дай на кухне хороший нож дураку в руки, так он его либо затупит, либо супом из собственных пальцев тебя попотчует, – покачала головой Яга. – Но теперь-то Николка наш в правильных руках. Девочки ему заскучать не дадут. Перед ним теперь совершенно другая жизнь откроется, в абсолютно новом мире.
Старушка, замолчала, думая о чем-то своём. А потом вдруг тоскливо проговорила:
– Если бы вы знали, ребятушки, что я готова отдать за то, чтоб снова сны видеть. В них же всё каждый раз новое. И жизнь, и правила, и…
– Погоди, – сыто икнув, перебила старуху левая голова Горыныча, – так это что ж, они к вон тем маленьким точечкам полетели?
– Эти точки, дурачина ты чешуемордая, каждая, как триста тридцать три тысячи наших планет.
– Да ладно!? – хором усомнились все три головы Горыныча и, попытавшись представить масштабы, уставились в ночное небо.
– Вот тебе и ладно. А вокруг каждой такой точечки уже вертятся планеты, типа нашей. Необъятная многогранность совокупности всех объектов, видимых при наблюдении ночного неба, а также объектов, расположенных в данный момент с противоположной стороны нашей планеты, именуется галактикой. И чтобы представить, насколько мизерны мы в сравнении со всем вообразимым пространством, стоит держать в голове тот факт, что таких галактик несметное количество, допускающее, что где-то точно так же у костра сидят трое друзей-напарников и, глядя в ночное небо, рассуждают о звездах.
Змей немного помолчал, переваривая услышанное, а затем сказал в непривычной для него манере:
– Будет обидно, если всё это необъятное великолепие, познанием которого я только-только преисполнился, в надежде на покой, умиротворение и гармонию от слияния с бесконечно вечным, всего лишь чей-то сон.
Кащей удивленно уставился на пялящегося в небо Горыныча, а у Яги из рук выпала кочерга, которой она помешивала угли костра.
– Знаешь, старая, – задумчиво сказал Кащей, – если бы я не знал, что зубов у тебя раз-два и обчелся, я бы подумал, что ты его покусала.
01. Далеко пойдет
02. Самые острые комплексы
03. Назад, к истокам
04. Метод кодирования
05. Особенности психики
06. Дело времени
07. Оборотная сторона
08. До второго пришествия
09. Плюс-минус подвиг
10. Не местная
11. Там, где всё будет новым... (Неместная, часть 2)
12. Не факт, что нас там помнят
13. Со своими бы разобраться
14. Просто оуительно!
15. Как вы лодку назовёте...
©VampiRUS
Главы с предысторией: Неместная(1), Там где всё будет новым(2)
– Ты зачем их с латами жрешь, дурень!? – кричала баба Яга, отбиваясь сразу от двоих наседающих на неё людей в черных плащах.
Она с совершенно не старушечьей ловкостью парировала удары сразу двух шпаг кочергой, пятясь под напором двух молодых, полных сил инквизиторов, не давая им обойти себя с разных сторон. Кочерга была длинной и весьма увесистой, что, с одной стороны, позволяло легко блокировать удары нападавших, а с другой – очень быстро выматывало старуху.
– Некогда мне их чистить! – рявкнула в ответ правая голова, пока две других, вцепившись зубами с разных сторон в одного из солдат, разделяли противника приблизительно напополам. – Много их чересчур.
– У тебя, дурака, изжога только прошла, – парируя сыплющиеся на неё удары и продолжая отступать к избушке, прокричала Яга.
Кащей, бормоча под нос что-то про выжившую из ума старуху, которую на сутки без присмотра оставлять нельзя, размахивая тяжелым двуручным мечом, теснил старшего послушника инквизиции к кустам. Тот, наивно предположивший, что сухонький пожилой мужчина ему не соперник, теперь, вытаращив глаза и отдуваясь, едва сдерживал натиск Бессмертного.
– Я тебе покажу задохлика, – цедил сквозь зубы Кащей. – Ты у меня не только уставший, но разочарованный и униженный в иной мир отправишься.
Здоровяк, отпустивший нелестное замечание о Кащее, не чувствовал разочарования из-за того, что пренебрежительно отнесся к хлипкому на вид противнику. Он не считал себя униженным, с трудом отбивая очередную атаку Бессмертного. Единственное чувство, занявшее оба полушария старшего послушника, можно было охарактеризовать, как изумление. Изумление не заканчивающейся энергией старичка.
Закончив с послушником, Кащей, подстегиваемый зашкаливающим адреналином, развернулся помочь Яге с двумя оставшимися в живых инквизиторами. Но та, не прекращая махать кочергой, взвизгнула:
– Не лезь!
И Кащей понял – старушка справится.
Действительно, когда уверенные в свое победе оттеснили бабку к стене избушки, та, хлопнув ладонью по бревенчатой стене, скомандовала:
– Кан-Кан! – и отшвырнув кочергу, упала на землю, прикрывая голову руками.
Избушка же, только что крепко стоявшая на земле, приподнялась, разгибая птичьи лапы, и принялась вытанцовывать странные коленца, выбрасывая то одну, то другую ногу вперед.
В принципе, необходимыми были только четыре первых движения бабкиного домика. Левая птичья лапа согнулась в коленном суставе, будто разминаясь, затем вернулась на землю, после чего резко дернулась вперед, отправляя в последний полет одного из двоих противников. Такое же коленце, только правой лапой и, перекувырнувшись в воздухе, бездыханным упал и второй.
– Сесть! – скомандовала Яга, не поднимая головы, над которой то и дело рассекали воздух курьи ножки.
И избушка, поджав лапы под себя, рухнула на то же самое место, вновь становясь обычным на вид лесным домиком. Яга же, кряхтя, принялась подниматься, придерживаясь за стену.
– Ну, рассказывай, – воткнув клеймор в землю и устало оперевшись на него, потребовал Кащей, – с какого-такого перепуга по нашим лесам-болотам захолмская инквизиция всем основным составом бегает, не считая Высочайшего? Кстати, как раз его для коллекции и не хватает, – оглядывая усеянную трупами поляну, заметил Кащей. – Ты смотри! Здесь и старший послушник с подмастерьями, и практикующие, и пешие латники, и даже правая рука Высочайшего…
– Ещё конных два было, – довольно облизывая окровавленные морды, отметила средняя голова Горыныча.
– Будто ты Холейхарда не знаешь? Он же сам руки в кипяток не окунает. У него для таких дел, вон, – теперь уже старушка кивнула на усеянную трупами поляну, – мини-армия.
– Была, – добавила правая голова, расплываясь в улыбке.
– А ты не скалься, бестолочь чешуйчатая. Давай, собери это всё, да на реку снеси. Ракам тоже-ть жрать чего-то надо. И сам вымойся. А то, будто младенец из утробы – весь в кровище!
– Вот ещё, – фыркнула правая голова Змея.
– На раков добро переводить, – подхватила средняя.
– Мне тут, как минимум… – левая принялась оглядываться, подсчитывая трупы.
– Не мели ерунды. Оно уже к завтрему тухнуть начнет, – перебила Яга. – А у тебя от человечины газы. Так что, давай. В четыре захода справишься.
Змей Горыныч, недовольно бормоча, принялся собирать тела.
– Кстати, о газах! Брюхо всем вскрой, – наставительно посоветовала Яга. – Чтоб не повздувались и не повсплывали.
Трехголовая рептилия что-то буркнула в ответ, но продолжила складывать трупы на краю полянки.
– Так всё-таки, – вернул разговор в прежнее русло Кащей, – что тут происходило-то, покамест мы в замке были?
– Необдуманное вторжение под руководством индивидуума с манией величия и садистскими наклонностями, сознание коего отягощено излишним стремлением к созданию модели общества, подразумевающей беспрекословное подчинение и отсутствие каких либо зачатков критического мышления.
– А теперь всё то же самое, но так, чтоб и до него дошло, – кивнул Бессмертный в сторону Горыныча.
* * *
Они уходили от погони, петляя, словно спасающийся от лисы заяц, бредя по воде вдоль ручья, чтобы спрятать следы, выбирая утоптанные кабаньи тропы, пересекая поляны с жёсткой быстро принимающей исходное положение травой. Но охотник был опытным и целеустремленным. И это пугало. Но еще больше пугало то, что он не спешил. И фактически наводило ужас то, что не пытался скрыть своё присутствие. Просто в какой-то момент, где-то вдалеке за спиной начинали обозначаться признаки погони: шаги, хрустящие под подошвой сухие ветви, а то и вовсе насвистывание мелодии инквизиторского гимна. Уже трижды им приходилось срываться на бег, чтобы увеличить расстояние между собой и преследователем. Но это была лишь временная мера. И они это понимали.
– Это бессмысленно, – споткнувшись и упав уже в который раз, захныкала Ан. – Он всё равно нас настигнет.
– Но по лесу мы его побегать заставим, – подхватила напарницу, помогая ей встать, более упрямая Ди. – И я не позволю тебе облегчить задачу нашему преследователю.
– Пока он будет возиться со мной, – простонала Ан, пытаясь высвободить свою руку, – ты успеешь добежать до берега.
– Не будь наивной дурой, – ответила та, крепче вцепляясь в руку Ан и волоча её за собой. – Что ты ему сделаешь? Как планируешь задержать? Да и если доберусь я без тебя до моря, дальше что?
– Я задержу его.
– Чем, Ан? – иронично спросила напарница.
– Я вцеплюсь в него …
– И сама не заметишь, как он тебя по рукам-ногам спеленает и продолжит шагать за мной, – перебила Ди, рванув еще сильнее, ставя напарницу на ноги. – И ты как миленькая проваляешься там, где он тебя настигнет, до тех пор, пока охотник не вернется. Либо с такой же связанной мной, либо с моей головой, если мне тоже удастся спровоцировать его вытащить свой нож и вступить со мной в поединок.
Ан наконец вырвала руку из цепких пальцев напарницы.
– Я сама, – вставая, прошипела девушка сквозь зубы. Плаксивые нотки в её голосе сменились, пусть и на беспомощную, но всё-таки ненависть.
– Вот и славно, – обрадовано похвалила Ди. – Вот и умница.
И обе вновь устремились вперед, туда, где Захолмье граничило с Тридевятым царством, а потом, если повезет преодолеть леса и болота, к берегу моря.
В конце концов, болотному чудищу то ли попадешься, то ли нет, а вот охотник остановится только тогда, когда настигнет обеих. Так уж он обучен. Так уж натаскан: живой разум, холодное сердце и кодекс вместо чувств. Другие в инквизиции не приживаются.
* * *
Яга увидела их, когда вышла из избушки перевернуть сушащиеся на сквозняке травки. Две фигуры, продравшись сквозь заросли колючего кустарника, появились на другом краю поляны. Язык едва поворачивался назвать их девушками. И ещё, язык не повернулся бы назвать их беззаботно прогуливающимися. А вот уходящими от погони – вполне.
В скольких снах она таких перевидала? В скольких сама была такой? Но было что-то еще в их угловатых движениях. Что-то неуловимо-знакомое. Наверное, потому и, встретившись взглядом с той, что была повыше, Яга позвала жестом, мол, сюда идите. А после, хлопнув избу ладонью по стене, скомандовала:
– Встать.
Устремившиеся было к старушке, девушки оторопело замерли, увидев, как изба приподнимается над землёй, разгибая массивные птичьи ноги. Та, что была пониже, стала пятиться, но замерла, оглянувшись туда, откуда они появились.
– Ну, чего встали дурочки бестолковые, – пробормотала себе под нос Баба Яга и уже громче беглянкам: – Сюда, бегом!
Увидев, что девочки вновь побежали к избе, Яга, пригнувшись, на полусогнутых ногах, кряхтя, полезла в образовавшийся под избой просвет. Нащупала в пыли металлическое кольцо и потянула на себя, открывая незаметный, если о нем не знать, люк.
– Здравствуйте, – робко поздоровались у неё за спиной. – Извините нас, мы не местные…
– После разговоры говорить будете, – прервала Яга. – Живо в схрон.
Девочки послушно юркнули вниз одна за другой и старуха отпустила крышку. Так же кряхтя, выбралась из-под избы, со стоном разогнулась. Затем, дважды хлопнув ладонью по стене домика, приказала:
– Сесть.
Птичьи ноги начали сгибаться, пряча под избой таинственный люк и превращаясь обратно в обычный лесной домик. Еще раз оглядев избушку и убедившись, что стоит она на том же самом месте, Яга, открыв дверь, сказала, особо ни к кому не обращаясь:
– Я сама здесь, в какой-то мере, неместная.
* * *
– Я. Заплачу. Тебе. Золотом, – разделяя слова паузами, предложил Николас Блайндрейдер. – Десять. Монет. За. Каждую.
По интонациям было видно, что мнущий в руке свой головной убор с широкими полями мужчина в тёмном одеянии прилагает все усилия, чтобы не повышать голос. Но Баба Яга этого будто бы не замечала.
– Говорю же, не принято у нас так, – вновь принялась она объяснять инквизитору, словно капризному ребенку. – Решение всех имеющихся проблем при помощи финансовых резервов безусловно экономит время и снижает собственные трудозатраты, однако вместе с тем, неумолимо приводит к атрофии всех чувств, позволяющих ощущать пульсацию жизни и получать удовольствие от повседневных мелких нюансов, приводя к депрессии, апатии и унынию, – поделилась своей точкой зрения старушка. – Проще говоря, ежели всё в монетках измерять, жить неинтересно будет.
– Тогда скажи, чего ты хочешь?
– Я? – Яга задрала голову и, глядя на облака, сообщила: – Знаешь, наверное, всё-таки сны снова видеть хочу. Можешь мне их вернуть?
Николас некоторое время растерянно молчал, продолжая теребить в руке головной убор, а затем всё-таки кивнул.
– Хорошо. А что тебе нужно для этого? Я попробую...
– Не «попробую», соколик, а «сделаю». Иначе, какой мне резон тебе их выдавать?
Инквизитор, сделав суровое лицо, как бы невзначай коснулся рукояти висящего на поясе кинжала.
– У инквизиции есть не только пряники, но и кнуты, – многозначительно сообщил он.
Яга, наконец, отвела взгляд от парящих по небу ватными комьями облаков и, наклонив голову на бок, заинтересованно посмотрела на гостя.
– Удиви, – предложила она.
И инквизитор попробовал удивить. Отвлекая внимание старушки, он взмахнул шляпой, которую держал в левой руке, а правой выхватил кинжал, резко выбросив ее вперед. Как ему казалось, мгновенно. Он не хотел убивать – только причинить боль. Чтобы сделать сговорчивее. Однако, отточенное годами тренировок движение прервалось на середине и одновременно с металлическим звоном стали о сталь. Против своей воли, повинуясь внезапной боли, инквизитор разжал руку, и оружие, описав в воздухе дугу, брякнуло о камни в траве. И одновременно со звоном своего кинжала, человек в темном одеянии почувствовал прикосновение металла к своему лицу. Прямо над верхней губой.
– Дернешься – ноздри порву, – предупредила старушка, чуть потянув на себя невесть откуда взявшуюся в её руке кочергу, которой мгновение назад отбила кинжальный выпад. – Плевать я хотела на твои кнуты да пряники, яхонтовый. Да и на тебя, кстати, тоже. Я тебе сама, может, помочь хочу, да только готов ли ты к той помощи, что я предложу?
Очень осторожно, чтобы не повредить ноздрю, инквизитор кивнул.
Выждав еще несколько мгновений, Яга убрала кочергу и совершенно спокойным тоном, будто Блайндрейдер только что не пытался её убить, сказала:
– Я эти фокусы знала, когда тебя еще в планах не было, – немного подумав, старушка примирительно добавила: – а может и Захолмья с Тридевятым тоже.
– Сколько же тебе, получается, лет? – удивленно спросил инквизитор, разминая пульсирующую кисть руки.
В то, что чудаковатая старушка живет так долго, он не верил: старческому мозгу свойственно путать даты, имена, места, смешивать события и их участников в общий винегрет и твердо верить, что всё происходило именно так, как им подсказывают обрывки памяти.
– А это уже не твоего ума дело, – вдруг посерьезнела Яга и переменила тему: – Значит, послушай меня, горе-хедхантер. Я расскажу тебе один из своих снов, который видела очень давно. Но тогда, когда это случилось, он был реальностью. К сожалению, я уж и не упомню, сколько реальностей сменила с тех пор, превратив их в собственные сны. Знаю только, что реальностей этих много. И где-то среди них есть и моя. Но сейчас важно не это. Важно, что поверив мне, ты увидишь обеих. Ан, Ди…
Николас Блайндрайдер слушал и почему-то верил.
* * *
– Можете ничего не объяснять, – выставив вперед ладонь в останавливающем жесте, сказала старушка, когда изба, выпустив прячущихся беглянок, согнула свои куриные лапы и приняла исходное положение. – Без того всё ясно.
– Он не вернется?
– Конечно, вернется.
– Тогда нам нужно бежать.
– Никуда вам бежать не нужно. Посидите, баньку вам истоплю. Или вам высокая температура во вред? Ну, тогда в холодной воде себя в порядок приведете. А я одежку вашу почищу-подлатаю. Девочки должны выглядеть как девочки, а не как черт те кто, с луны упавший. А там, глядишь, и вернется ваш Блайндрейдер.
– Нам нельзя его дожидаться, он охотник.
– Инквизитор, – поправила Яга. – Но не суть. И что, у него до сих пор не было возможности вас убить?
– Может, за живых цена выше, – пожала плечами Ди.
– Тоже верно, – согласилась старушка. – Однако стоит подождать.
– Если бы ты знала, почему на нас объявлена охота…
– Не буду утверждать, – перебила Баба Яга, – что мне безразлична ваша версия событий, лишь по той простой причине, что мой угол наблюдения находится за рамками проживаемой вами ситуации. Именно это и позволяет мне так уверенно настаивать на том, что стоит дождаться возвращения Блайндрейдера.
– Но зачем?
– Он поможет.
– Поможет?
– Вернуться домой, – кивнула старушка.
– Но, наш дом далеко отсюда. Ты даже не можешь представить, насколько далеко.
Яга пожевала губу:
– Я много чего представить могу, – заверила старушка. – Когда-то моя жизнь была наполнена книгами. Многие рассказывали о странных вещах, в которые было сложно поверить. Но потом у меня была возможность убедиться, что ни одна художественная книга не врет. Потому что, если кто-то написал невероятное, значит, смог заглянуть в тот мир, где это невероятное происходит. Поэтому, поверьте, я могу представить не только то, как далеко ваш дом. Не помню, я вам уже говорила, что тоже неместная?
Девочки синхронно кивнули.
– А как прошлой осенью звезда в море упала, рассказывала?
Девочки синхронно помотали головами.
* * *
Давай без вот этих вот пафосных вступлений, – попытался взять быка за рога инквизитор. – У меня есть вопрос, решению которого ты можешь поспособствовать. Меня интересует цена вопроса.
– Неужели ты думаешь, что всё вокруг денег вертится? – Садко посмотрел на Блайндрейдера и отложил гусли в сторону. – Я тебе так скажу, ежели ты черное задумал, то сколько б не сулил золота, не будет тебе помощи. Но ежели дело доброе, то золота мне от тебя и подавно не нужно.
Инквизитор растерянно молчал и поэтому Садко предложил:
– Рассказывай, чего тебе надобно и почему решил, что я тебе помочь смогу?
– Даже и не знаю, с чего начать.
– С главного, – посоветовал Садко. – Все говорят, что нужно начинать с начала. Но где оно, это начало? И сколько это займет времени, всё пересказать? А главное самое, оно обычно много времени не занимает. Так что, с него и начни. А на главное уж и подробности нарастут.
– Главное, наверное, то, – принялся рассказывать инквизитор, – что имеющиеся у меня знания не прошли тест на целостность.
***
– Тем, кто ничего не скрывает, гораздо проще найти снисхождение инквизиции, будь они хоть трижды злодеями, чем невиновным в ереси, но стремящиеся утаить что-либо, – совсем недавно говорил главный инквизитор Захолмья Холейхард Высочайший.
Говорил не Николасу, а обнаженной девушке, привязанной к огромному, со взрослого человека высотой, колесу, ось от которого уходила в стену. Девушка висела вниз головой. В свете факелов лицо её было землисто-серым от прилившей к нему крови.
Высочайший взялся за край колеса и легонько его толкнул. Отлично смазанное и идеально сидящее на ушедшей в стену оси колесо плавно перевернулось, подняв голову еретички вверх. Николас увидел, что лицо допрашиваемой землистое не от прилившей к голове крови, а еще и потому, что представляет собой одни сплошной синяк.
– Солгав один раз, рано или поздно придется врать ещё и ещё, укрепляя фундамент предыдущей лжи, который, как бы ты не старалась, будет постоянно давать трещины в самых неожиданных местах, – продолжал объяснять Холейхард. – Но есть более важный аспект, поразмышляв над которым ты придешь к выводу, что ложь только мешает. Когда ты лжёшь, тебе нужно помнить, как всё обстояло на самом деле и как выглядела версия событий в твоей лжи.
– Крхрг-хргре, – прохрипела девушка, выплёвывая пузырящуюся кровь изо рта, и попыталась поднять голову. Но не смогла. Это сделал за неё сам Высочайший, схватив за волосы и посмотрев узнице в глаза.
– Ты рассказывала разное трижды, – флегматично сообщил Холейхард. – Дважды разное рассказывала твоя подельница. Как ты понимаешь, столько правд не бывает.
От безразличия, которым был пропитан голос самого главного инквизитора Захолмья, по спине Николаса Бландрейдера будто бы пробежал холодный сквозняк, заставивший парня передернуть плечами.
Высочайший кивнул головой и Николас открыл плоский деревянный ящик, украшенный витиеватыми узорами, который всё это время держал в руках. Главный инквизитор Захолмья, не глядя, взял из ящика тонкий причудливо изогнутый нож.
– Я хочу знать, – начиная раскручивать колесо, проговорил Холейхард. – Что. Позволяет. Вам. Так быстро. Восстанавливать. Здоровье.
После каждого слова он толкал колесо, ускоряя его вращение. И к концу фразы оно вертелось очень быстро. А высочайший инквизитор, выставив нож перед собой, наблюдал, как его лезвие оставляет вспухающие красным полосы на теле узницы. Живот-бедра, живот-бедра. Затем, рука ушла чуть в сторону и расположение полос изменилось. Грудь-колени, грудь-колени, грудь…
***
– Надо же! Сбежали? Но как?
– Они действительно выздоравливали очень быстро. Просто я не ожидал, что настолько. Когда Высочайший ушел, я отстегнул старшую от колеса правды и положил на пол. А сам стал готовить для неё кресло страдания. И вот пока я возился, она смогла восстановиться настолько, чтобы встать и взять со стола молоток, – Николас потер ладонью затылок. – Итог: ни одного трупа в рядах инквизиции, но две беглянки. Хотя, надо отдать должное, она знала, куда бить и делала это не для того, чтобы причинить боль.
Инквизитор прервался, отпивая из большой глиняной кружки. Садко не торопил. Дождался, когда Блайндрейдер утрет губы и кивнул, мол, продолжай, я весь во внимании.
– Когда встал вопрос о том, кто вернет их, выбор пал на меня. Я должен был исправить собственную оплошность. На тот момент мне не давало покоя, почему эти… существа… если они действительно порождения тьмы… после всего, что с ними делали, не стали убивать повинных в их мучениях. Ведь могли, – инквизитор еще раз провел ладонью по затылку, – но били не для того, чтобы убить. А совсем скоро Холейхард Высочайший бросил второй камешек на весы моих сомнений.
***
– Я даю тебе шанс исправить собственную оплошность. Настигни и верни их, – инструктировал Холейхард. – Эти существа – ключ к бессмертию. Помни, что это не дети. Дети не могут выносить такие пытки. Тем более так долго. К тому же, будь они детьми, не смогли бы так мастерски лишить сознания каждого из тех, кто попался на пути. А еще, раны у людей не могут затягиваться так быстро. Помни об этом, и доставить их обратно живыми тебе не составит труда.
– Слушаюсь, Высочайший, – согнулся в очередном поклоне Николас.
– Молодец, – похвалил Холейхард. – Отправляйся в путь.
Николас снова кивнул. После долгой паузы, когда он уверился в том, что Высочайший сказал всё, что хотел, инквизитор подал голос:
– Будет ли уместным спросить… – и только после кивка Высочайшего инквизитора продолжил: – не повлечет ли за собой негативных последствий знание, которое мы вырвем у деву… существ?
Холейхард удивленно вскинул бровь, и Николас Блайндрейдер поторопился объяснить:
– Если знания, которыми они обладают, – порождение ереси, будет ли уместным их использование инквизицией?
– Нож, сам по себе ни плох, ни хорош. Всё зависит от того, какие цели преследует держащий его в руках, – наставительно сказал Высочайший. – Но иногда важно даже не это. Иногда, если ножом не завладеешь ты, нож достается кому-то другому. И нет гарантии, что этот другой не взращивает в своих темных помыслах дурных намерений. Именно поэтому первое, чему вас учат – доставать оружие раньше противника. Именно поэтому вас учат бить, не задумываясь, беззащитен противник или сможет дать отпор. Это называется превентивные меры.
– Я понял вас, Высочайший, – Николас замер в очередном поклоне и, не поднимая головы, спросил: – Прикажете идти и выполнять?
– Прикажу, – согласился Высочайший. – Иди. Я жду сутки. Потом вышлю по твоему следу отряд. Они помогут тебе доставить, надеюсь, уже пойманных тобой к тому времени еретичек.
Блайндрейдер уже в который раз поклонился и покинул кабинет, а Высочайший, заложив руки за спину, встал у окна.
***
– Так чем смутил Высочайший-то?
– До этого разговора его отношение ко всем знаниям колдунов и ведьм было однозначным: дьявольское неугодно в мире, который создан богом. Он никогда не стал бы заговаривать больной зуб или читать заклинания, отгоняющие дурные сны.
– А как вопрос о вечной жизни на горизонте замаячил, так переобулся, – кивнул Садко, давая понять, что ход мысли Николаса ему понятен.
– К тому же, девчонки эти… Лично я причинил им столько страданий, а они просто лишили сознания, не стали убивать.
– А зло всегда отвечает еще большим злом, правильно?
– Да, – кивнул инквизитор. – А потом еще и Яга предложила проверить. Сказала, что я ничего не теряю, если поверю её словам и приму предложение. Но отказавшись – теряю беглянок и остаюсь один на один с собственными сомнениями. Поэтому я и спрашиваю, есть ли у тебя возможность помочь и если да, сколько стоит твоя помощь.
– Чудак-человек, – хмыкнул в усы Садко. – Предлагая деньги тому, у кого просишь помощи, ты не просишь помощи, а покупаешь услугу. А я к сфере услуг отношения не имею, хоть и в кабаке на гусельках брынькаю. Это, брат, хобби. К тому же, деньги подразумевают обязательства. А какие обязательства могут быть, когда в деле фигурирует сам Хозяин Морей, которые он создавал по образу и подобию своему – непредсказуемыми и наделенными неуправляемой силой?
– Хорошо, сколько будет стоить то, что ты попытаешься?
– О, боги, – воздел глаза к потолку гусляр, – ты глупый или бестолковый?
Не дожидаясь ответа, Садко допил вино, встал, аккуратно засунул гусли в сумку, повторяющую форму музыкального инструмента, видимо, шитую на заказ. Потянулся, распрямляя затекшую от долгого сидения над гуслями спину, и сказал:
– Пойдем пытаться, – и, упреждая очередной вопрос о деньгах, добавил: – Поверь, коли все получится, я точно в накладе не останусь.
Спустя полчаса после того, как покинули корчму, они вышли на песчаный морской берег. Еще через пару минут Садко, усевшись на песок, подстроил инструмент и принялся, наигрывая простенький мотивчик, петь на мотив частушек. Байки из его рта вылетали смешные, но похабные. Уже к концу третьей истории, повествовавшей о любопытной барышне, возжелавшей разузнать, каков у попа причиндал, море начало темнеть, а волны непредсказуемо набрасываться на берег. Когда девица и попадья сторговались в цене и последняя согласилась уступить на одну ночь свое место в супружеской постели за живую утку, гусляр сделал эффектный проигрыш. А затем продолжил петь.
На моменте, когда толстый поп, сбросив одежду, вошел в темную спальню и привычно, с разбегу, плюхнулся в супружеское ложе, море стало странно подергиваться, будто вода в бадье, по которой стучат кулаками с разных сторон. Садко перешел на перебор и пропел печальным голосом, не нарушая частушечного размера:
То ли попадья забыла, то ли жаба задушила,
Только о привычке мужа, бабу не предупредила
Деву юную истома на постели охватила,
Только тушею поповской насмерть барышню убило.
Ходит поп чернее тучи, непрерывно очи пучит,
То ль молитву он бормочет, то ли совесть его мучит,
То ль к грехам своим прибавил и убийство он до кучи,
То ли ждет, когда еще раз выдастся подобный случай.
Издав финальный аккорд, Садко утих, а вода у берега сначала поднялась высоченным столбом, а затем приняла форму гигантской человеческой фигуры.
– Ох и любы мне твои песни развеселые! – слегка булькающим, громовым голосом похвалила музыканта фигура Морского Царя.
Садко, не выпуская гуслей из рук, вскочил на ноги и отвесил поклон в сторону моря. Николас поспешил сделать тоже самое.
– Долгих лет тебе, Царь Морской! – прокричал Садко водяному гиганту. – Очень рад, что удружил тебе.
– Да брось! – махнула рукой водяная громадина, обдав стоящих на берегу солеными брызгами. – Уж выучил тебя как облупленного. Чего на этот раз?
– Железный дом.
– Не понял.
– Да чего я как сорока, услышавшая от другой сороки, трещать буду, – Садко отступил в сторону и приглашающим жестом предложил Николасу рассказывать.– Ему нужно, он пусть и объясняет.
– Опять для кого-то хлопочешь, – досадливо пробулькал водяной гигант.
– Абы людям польза была! – шутливо отмахнулся гусляр.
Водяная фигура наклонилась над стоящими у береговой кромки людьми, пристально разглядывая их, а затем сообщила:
– Мне-то разницы нет. Раз уж был уговор, то коли в моих силах – сделаю. Но ты же помнишь, что это желание последнее?
– Как не помнить, Царь Морской, – подтвердил Садко. – Конечно, помню.
– Последний шанс упускаешь, сокровищ для себя попросить, аль из дочерей моих в жены кого выбрать.
– Упускаю, – кивнул гусляр. – Но для себя у меня всё есть.
И похлопал ладонью по гуслям, издавшим глухой звук.
– Ну, коль в светлом разуме находишься, – развела руками гигантская фигура, состоящая из воды и возвышающаяся над морской гладью, и повернулась к Николасу Блайндрейдеру: – Рассказывай, незнакомец.
* * *
– Спасибо, что помогаешь, – поблагодарил Блайндрейдер, когда фигура из воды вновь стала одним целым с морской гладью. – Век тебя добрым словом вспоминать буду.
– Да чего ж спасибо. Я и без спасибо не в накладе. Из этой истории такая былина получится, – сказал гусляр, мечтательно качая головой, – что год по кабакам сытый, мытый и женским вниманием не обделенный буду.
Николас изумленно уставился на Садко, а тот наставительно сообщил:
– У каждого своё богатство. Моё, – погладил лежащие в чехле гусли, – вот оно. Ну и история о прозревшем инквизиторе.
– Но ведь, – озадаченный Николас с трудом подбирал слова, – это же, как-то сложно и нелогично, а деньги, они везде – деньги.
– Деньги логичны? Ты их один раз отдал за ночлег и тьфу, – Садко плюнул на землю, – нету их у тебя. А былина, она тем хороша, что одну и ту же можно много раз на щи да тюфяк выменять, но всё равно они с тобой останутся.
Николас Блайндрейдер не нашелся, что на это ответить. Ему еще предстояло полностью пересмотреть прививаемую с детства систему ценностей, в которой деньги являлись синонимом власти. Систему, нанизанную на слепую веру в то, что тебе говорят, не берущую за основу собственный опыт, разум и умение принимать непривычное, каким бы невероятным оно не казалось.
– Слушай, – оторвал его от размышлений улыбающийся во весь рот Садко. – Так, а что тебе Яга рассказывала-то? Интересно же. Вдруг мне за сегодня не одна, а две истории для баллады перепадет?
* * *
Кругляш космического катера опускался к поверхности очень плавно и казался легким словно пушинка ровно до того момента, как коснулся крон деревьев. Необкатанная в полевых условиях электроника, очевидно, посчитала их верхушки поверхностью планеты и отключила горизонтальную балансировку, убавив мощность антигравитационного двигателя до минимума, необходимого для соприкосновения машины с твердой поверхностью.
И корабль, круша своим корпусом хрупкие стволы, грохнулся оземь, совсем немного не дотянув до идеально-круглой поляны.
Когда активировались аварийные системы, возобновив подачу энергии, входной шлюз с тихим шелестом отворился и окрестности огласила отборная, филигранно выстроенная ругань, в которой при помощи обсценной лексики тесно переплетались гроб, царь, бог, черт и почему-то ландыши. А затем, из этого самого шлюза выпал здоровенный контейнер, вслед за которым спрыгнула женская фигура, озвучив свой неудачный прыжок еще одной серией ругательств.
– За. Е. Битлз, – сказала девушка, оглядывая перекошенную скорлупу катера. Затем задрала голову в небо и прокричала, обращаясь то ли к его конструкторам, то ли к тем, у кого этот катер приобрела: – Чтоб у вас так стояло, как это корыто приземляется!
Она огляделась. Корабль свернул два десятка деревьев на краю поляны, которая изначально должна была стать местом посадки.
– Ну, почти идеально, – утешила она сама себя и сдвинула с верхней стенки контейнера прямоугольник матового огнеупорного пластика, обнажая дисплей и клавиатуру. – Значится, пароль.
Ввела комбинацию символов и отступила на шаг. Боковая стенка контейнера, разделившись на две части, отъехала в сторону, открыв несколько ячеек с оборудованием. Выбрала то, что посчитала необходимым, закрепила на предплечье навигатор, навесила на рукав блестящую полусферу размером с пятак и, похлопав ладонью по стальному боку корабля, скомандовала:
– Герметизация.
Затем стала пересекать поляну, пытаясь подсчитать, какой это по счету сон. Когда она почти достигла края поляны, сзади послышался стук копыт. Девушка обернулась и увидела несущегося на неё коня, на котором восседал толстенький коротышка, нелепо подпрыгивающий в седле и рискующий вот-вот вывалиться.
Осадив лошадь перед женщиной, наездник перевалился набок и, причитая, спешился, что в его исполнении более походило на падение.
– Наконец-то, Воительница! – восторженно бормотал он. – Многие уже стали терять надежду. Но я говорил! Я убеждал! Я верил!
– Во что? – не поняла девушка.
Толстячок отошел на шаг.
– В то, что ты – не миф.
– Да какой я миф? – ошарашено отступила она на шаг. – Я обычная. Просто Юлька.
– Юка! – толстячок упал на колени и принялся перечислять: – Великая Юка, словом себя преумножающая, путь к запретному открывающая, к действию призывающая, хорошее возвышающая, отвратное низвергающая…
– Стоп-стоп-стоп! – выставила ладонь в останавливающем жесте Юля, – Ты меня с кем-то путаешь... Давай сначала…
– Нет времени! Охота уже началась! И мы, сколь бы живучи не были, нуждаемся в тебе!
Девушка замерла, пытаясь осознать услышанное, но толстячок не дал ей впасть в ступор. Он схватил Юлю за руку и поволок за собой.
– Конь… – начала было сопротивляться та.
– Он не глуп! – продолжая тянуть её за руку, заверил коротышка.
Конь, будто подтверждая его слова, поднимаясь на дыбы, коротко ржанул в ответ и поскакал в ту сторону, откуда совсем недавно привез странного толстенького человека.
Спустя десять-пятнадцать минут ходьбы, состоявших из преодоления зарослей колючего кустарника, невнятных объяснений провожатого и попыток связать эти объяснения в одно целое, толстяк, а вслед за ним и Юля, вышли на петляющую меж деревьев, словно змея, тропинку. По ней – к каменной стене, неожиданно выступившей среди деревьев.
Похожий на гоблина – а с каждой минутой предположение Юли, что её провожатый именно гоблин, крепло, – провел ладонью по шершавым камням, надавил на один и кусок стены отъехал внутрь, обнажая ступени, уходящие куда-то в темноту.
– Мы почти на месте, Юка, – сообщил он. – Защитники замка воспрянут духом, увидев вас. И в этот раз у нас всё получится.
С этими словами гоблин нырнул в проем.
– Что получится? – спросила она в темноту потайного хода, из которой раздавались удаляющиеся шаги. Но провожатый не ответил. И Юле ничего не оставалось, как последовать за ним.
Когда она шагнула в темноту и принялась подниматься по ступеням, проем за спиной закрылся и в тот же миг вдоль лестницы, круто уходящей вверх, бледно вспыхнули огненно-зеленые пятна, подсвечивающие завивающуюся спиралью лестницу. Вскоре – Юля сбилась на пятидесятой ступеньке, – сначала толстячок, а затем и она, выбрались на широкую замковую стену, где в уши ей ударил радостный крик нескольких десятков глоток разной тональности.
Всё еще недоумевая, девушка разглядывала странных существ. Эльфы, гномы, дриады… несколько коротышек как родные братья похожие на её провожатого. Все они радостно потрясали луками, копьями, мечами, молотами и приветствовали её громким криком четырех, а то и пяти десятков глоток.
– Стоп! – гаркнула она, в раз оборвав радостные крики и в мгновенно наступившей тишине, смотрящей на нее восторженными, изумленными, настороженными, испуганными и сомневающимися глазами, сообщила: – С места не сдвинусь, пока хоть кто-то не объяснит мне, во что я вступила.
– Покажи ей, О'Тул, – нарушил тишину робкий голос.
И тут же его подхватило ещё несколько сказочных созданий.
– Покажи, пусть увидит сама...
– Покажи их...
– Покажи ей...
Имя толстенького коротышки стало недостающей деталью пазла. Юля, наконец, поняла, в какое произведение попала на этот раз. Толстячок взял ее за руку и подвёл к краю крепостной стены, за которой, где-то внизу, стояло войско.
– Здешние места были заповедными, – сообщил О'Тул, – пока что-то в мире людей не изменилось.
Юля слушала вполуха, глядя на простирающуюся внизу картину, одновременно пытаясь вспомнить, откуда ей знакомо это имя – О'Тул. А он, тем временем, продолжал свой рассказ.
– Однажды у них вошло в моду таскать забавы из далекого прошлого. И кто-то, будь он неладен, подсмотрел где-то в двадцатом веке сафари. Сначала они выводили для этого роботов-львов, биомеханических саблезубых тигров, с воплями и гиканьем загоняя их в саваннах, полях и даже на специально построенных для этого стадионах.
Юля слушала, глядя, как вдали люди в камуфляжной форме, вооруженные винтовками, автоматами, пистолетами рассаживались по – откуда она знала это слово? – флаерам. Девушка догадывалась, что расскажет О'Тул дальше. И он рассказывал.
– Люди – такие существа, которым всегда мало существующих развлечений. А еще у них есть одна особенность, которая не встречается ни у одних других существ на Земле. Деградируя, они начинают называть деградацию нормой и усилять её, дополняя всё более нелепыми и жестокими аспектами. О, очень-очень немногие из них способны остановиться и осознать, что падают!
Флаера с едва доносящимся до Юли шипением стали подниматься в воздух.
– Вот уже более полувека их сафари происходят в заповеднике, который они когда-то, когда еще не начали деградировать, создали для нас, – О'Тул тяжело вздохнул. – Однако, с тех пор прошло очень много лет и заповедник перестал быть таковым.
Шипение летающих машин стало ближе и уже переросло в свист. А девушка переводила взгляд с одного существа на другое. В глазах каждого читалась надежда, которая была настолько хрупкой, что одно неосторожное слово сломило бы ее без возможности расцвести вновь. Девушка обернулась к плавно приближающимся флаерам, вгляделась в открывающиеся иллюминаторы и торчащие из них оружейные стволы.
– Суки, – зло прошипела она. – С огнестрелом против луков и копий…
Затем снова посмотрела на лесной народец. Да, безусловно, это были они – гоблины, эльфы, феи…
– Чародеи есть?! – стараясь, чтобы вопрос прозвучал без дрожи, спросила она.
– Имеются, – проскрипел сухенький старичок в пыльной потрепанной мантии.
«Знать бы, чем всё обернется, – подумала Юля, отстегивая от пояса полуавтоматический лазерный пистолет, – прихватила бы с собой чего потяжелее»
– К оружию! Занять позиции! Кучно не держаться. Бить по одной цели. Начинаем с ближнего флаера, по моей команде, не раньше! – и, когда все принялись занимать места у бойниц, обращаясь к старичку: – создавай птиц!
– Каких? – изумился тот.
– Любых. Много. Умеешь?
– Умею, но…
– Делай что говорю. Кастуй птиц. Много. Как скомандую – поднимешь их в воздух.
Старичок принялся выводить руками странные пасы и с каждым движением на стене возникали все новые и новые птицы. Воробьи, вороны, голуби, синицы, малиновки, попугаи, зяблики, множество незнакомых пород. Вскоре стена стала похожа на пестрый, шевелящийся, ковер из перьев. Рядом стоял О’Тул, и почему-то сжимал в руках скалку.
– Но чем нам помогут птицы, Юка?
– Не знаю я никакой Юки. Юлька я, понятно? – и тут же отдала очередную команду. – Феи! Как только птицы взлетят – иллюминацию. Любую. Главное, чтобы ярко!
– Но в пророчестве было сказано… – принялся объяснять гоблин.
– Так! Пророчество сбывается? – вновь перебила его Юля. – Если да, то какая тебе разница, как меня зовут?
Флаеры перегруппировались, выстроившись один за другим, и принялись закладывать вираж.
– Карусель будут крутить, – не то со злостью, не то с отчаянием заметил О’Тул.
– Надеюсь, последнюю в своей жизни, – хмуро пробормотала Юля.
Разноперую стаю Юля приказала поднять в воздух за несколько мгновений до того, как первая машина зашла на удобную для стрельбы позицию. Карканье, чириканье, присвист, трескотня оглушили защитников, а разноцветная птичья волна, беспорядочно заметавшаяся в небе, напоминающая гигантское драное лоскутное одеяло, сбила с толку тех, кто управлял двумя первыми летающими машинами.
Водитель первого флаера застопорил машину, когда её окутало верещащее на все лады птичье облако и в ее корпус врезался флаер, летевший следом. Водитель второго, наоборот, решил ускориться. Сцепившиеся выступающими частями машины накренило, повело в сторону и, закрутив недолгий штопор, флаеры вместе со своими пассажирами рухнули на землю, выбросив в воздух волну горячего воздуха, инициированную взрывом.
Испуганные птицы разлетались в стороны, рассыпаясь на мелкие фрагменты, когда слишком удалялись от того места, где стоял маг. Но им на смену пришли состоящие из света бабочки, единороги, цветы, олени, просто узоры. За всей этой световой вакханалией охотники в третьем флаере не разглядели града несущихся к их машине стрел, копий, камней, немногие из которых достигли цели, влетев в открытые иллюминаторы и двери. Внутри кренящейся машины кто-то истошно завопил. Когда Юля обернулась, запущенная феями иллюминация уже сходила на нет.
– Так вам! Так вам, губители! – потрясая скалкой, прокричал О'Тул.
Юля подумала, что толстячок с предметом кухонной утвари выглядит нелепо на крепостной стене и гораздо органичнее вписался бы в какую-то сказочную комедию. От этой мысли её оторвал свист воздуха, исходящий из-под горизонтальных винтов еще двух воздушных машин. Они подошли к замковой стене у самой земли, и взмыв вверх, оказались прямо перед обороняющимися. Двери были задраены, иллюминаторы едва-едва приоткрыты и ощерены стволами огнестрельного оружия.
– Бей... – начала было Юля.
Она даже начала поднимать свой полуавтоматический лазер, когда что-то ударило её в грудь и швырнуло к другому краю крепостной стены. Она видела, как начинает вращаться дуло прикрепленного к брюху флаера многоствольного пулемета, когда её ударило ещё раз, обожгло и толкнуло за парапет, в замковый двор.
– Рик, у нас тут живая! – услышала она, когда стала приходить в себя.
Прокричал кто-то удивлённо.
– Ты дурак что ль? – отозвался другой голос. – Откуда здесь живые?
– Я серьезно! Живая, не анди.
Послышались тяжёлые, шаркающие шаги. Кто-то потрогал её шею, пытаясь нащупать пульс. И второй голос скомандовал над самым ухом:
– Час от часу не легче. Сначала андроиды положили три флаера вместе с охотниками, теперь, оказывается, среди них был человек? Джо, посади флаер прямо во двор. Серж, Лекс, соорудите носилки из чего-нибудь. Твою ж мать. Действительно живая.
Открывать глаза не хотелось. Она и не пыталась. Просто слушала голоса, надеясь, что сознание вновь покинет её, прихватив с собой боль. Она была бы не против, если бы оно ушло и не вернулось. Потому что терпеть огненные цветки боли, распустившиеся по всему телу, было выше её сил. Но видимо, у сознания были совсем другие планы. Поэтому Юля лежала, закрыв глаза, стиснув зубы, и слушала.
– Откуда среди анди живая?
– Ты у меня спрашиваешь? Откуда мне знать? Мне, как подававшему заявку, пришло уведомление, что период восстановления прошел успешно, что я могу активировать лицензию. Ни слова об изменении правил не было.
– А когда платил, ничего не сказали?
Несколько рук приподняли её, вцепившись в ткань комбинезона, вызвав новые вспышки боли и переложили на какую-то ровную поверхность.
– Кто? Робот-оператор?
– Ну не горячись ты так. Я просто пытаюсь выяснить...
– Выяснить? Ты серьезно? Мы выбрались пострелять андроидов и вместо этого почти угрохали живого человека. Если ты выяснишь то, что хочешь, это как-то изменит ситуацию?
– Да чего ты завелся?
– А того, что все эти эльфы и колдуны с феями, спустя положенный срок восстановятся, для того и созданы были. А вот эта – нет. Твою ж мать! Как? Как она тут оказалась?!
– В самом деле, Рик, – новый голос, – прекращай. Все и так на взводе. А ты самый опытный. Не подавай дурного примера. Впервые тебя таким вижу после ухода на пенсию.
Носилки закачались. Её куда-то несли. Свист турбин флаера становился всё ближе и, в конце концов, её положили на пол. Внутри летательного аппарата, взлетевшего, судя по изменившемуся звуку и легкому покачиванию, было достаточно тихо, чтобы слышать голоса.
– Я знал, что когда-нибудь всё-таки ошибусь. Но не думал, что именно так, – нервно бормотал всё тот же голос. – Просто удивительно, какие финты иногда выбрасывает жизнь…
Юля слушала, на ощупь отстегивая металлический кругляш-полусферу от рукава комбинезона. Кто-то, очевидно, заметил, что ее руки шевелятся.
– Эй, она приходит в себя!
Больше скрывать свое состояние смысла не было. Девушка открыла глаза и увидела того, который говорил. Вцепилась ему в ворот куртки, приподняв голову от носилок. Теперь она вспомнила и вторую книгу, из которой состоял этот сон. А главный герой второй книги ей всегда не нравился.
– Всю жизнь тебе нужно было искать подделки среди людей, – сказала Юля, глядя ему в глаза. – Не ожидал, что люди могут оказаться среди подделок?
Тот ошалело молчал, глядя на очнувшуюся девушку. И она решила закончить так, как ей всегда хотелось, чтобы закончился фильм по этой книге. Нужно было добавить одно единственное слово – имя.
– Я видела такое, что вам, людям, и не снилось, – подражая интонациям Рутгера Хауэра, сказала она. – Атакующие корабли, пылающие над Орионом, Си-лучи, разрезающие мрак у ворот Тангейзера… Все эти мгновения затеряются во времени, как слёзы в дожде. Пора умирать, Декард.
И разжала ладонь, из которой на пол выпал кругляш ЭМИ-гранаты. Она надеялась на то, что флаер напичкан электроникой, позволяющей контролировать и регулировать угол наклона турбин, угол крыла, скорость, встречный ветер.
Вспышка в темнеющем небе была короткой. Сигнал, передаваемый в этот момент от борткомпьютера к турбине, должен был выровнять борт… Но вместо этого флаер, кувыркаясь, начал сбрасывать высоту, с каждым метром набирая скорость падения, ставшего свободным.
Её надежды оправдались.
***
– Почему-то она называла это сном, – закончил Бландрейдер.
– Ну, в такое, если и поверят, то не скоро, – заметил Садко, наблюдая, как тридцать три богатыря вытаскивают на берег ни много ни мало – дом. Покрытый ракушками и водорослями, железный, с круглыми окнами, без углов, но всё-таки дом.
– Ты попросил, я – рассказал, – пожал плечами Николас и встал с песка, отряхивая ладони. – Ладно, я за девушками. Мне еще нужно Ягу предупредить, что за мной уже выслали отряд. Дождешься?
– Конечно, – кивнул Садко, вновь расчехляя гусли, – мне же нужно видеть окончание своей новой баллады.
Сделав несколько шагов, инквизитор остановился и вернулся к подстраивающему инструмент гусляру.
– У меня тут, приличная сумма, – протянул он Садко туго набитый кошель. – Неплохая прибавка к сытости, мытости и обласканности. Мне они, я так думаю, теперь ни к чему.
– Ну ты и зануда, – устало вздохнул гусляр, беря кошелек из рук инквизитора.
– Ну а чего добру пропадать, – подмигнул ему Николас и вновь зашагал по дороге.
Он не видел, как Садко развязал тесемки кошелька и принялся по одной швырять монетки в море, стараясь запустить каждую как можно дальше и время от времени приговаривая:
– Золото ядовитое. От золота мозги ленятся и душа черствеет.
В нескольких десятках метров от него Черномор задавал ритм богатырям, тянущим на берег летающую тарелку:
– И-и-и-и-р-р-раз! И-и-и-и-два! И-и-и-и-три!
* * *
Когда Яга рассказала свою версию произошедшего, уже давным-давно стемнело.
– И чего, так и улетел с ними?
– Думаю, да. А чего ему тут делать? Мальчонка, вроде не глупый, только внушаемый очень. Дай на кухне хороший нож дураку в руки, так он его либо затупит, либо супом из собственных пальцев тебя попотчует, – покачала головой Яга. – Но теперь-то Николка наш в правильных руках. Девочки ему заскучать не дадут. Перед ним теперь совершенно другая жизнь откроется, в абсолютно новом мире.
Старушка, замолчала, думая о чем-то своём. А потом вдруг тоскливо проговорила:
– Если бы вы знали, ребятушки, что я готова отдать за то, чтоб снова сны видеть. В них же всё каждый раз новое. И жизнь, и правила, и…
– Погоди, – сыто икнув, перебила старуху левая голова Горыныча, – так это что ж, они к вон тем маленьким точечкам полетели?
– Эти точки, дурачина ты чешуемордая, каждая, как триста тридцать три тысячи наших планет.
– Да ладно!? – хором усомнились все три головы Горыныча и, попытавшись представить масштабы, уставились в ночное небо.
– Вот тебе и ладно. А вокруг каждой такой точечки уже вертятся планеты, типа нашей. Необъятная многогранность совокупности всех объектов, видимых при наблюдении ночного неба, а также объектов, расположенных в данный момент с противоположной стороны нашей планеты, именуется галактикой. И чтобы представить, насколько мизерны мы в сравнении со всем вообразимым пространством, стоит держать в голове тот факт, что таких галактик несметное количество, допускающее, что где-то точно так же у костра сидят трое друзей-напарников и, глядя в ночное небо, рассуждают о звездах.
Змей немного помолчал, переваривая услышанное, а затем сказал в непривычной для него манере:
– Будет обидно, если всё это необъятное великолепие, познанием которого я только-только преисполнился, в надежде на покой, умиротворение и гармонию от слияния с бесконечно вечным, всего лишь чей-то сон.
Кащей удивленно уставился на пялящегося в небо Горыныча, а у Яги из рук выпала кочерга, которой она помешивала угли костра.
– Знаешь, старая, – задумчиво сказал Кащей, – если бы я не знал, что зубов у тебя раз-два и обчелся, я бы подумал, что ты его покусала.
01. Далеко пойдет
02. Самые острые комплексы
03. Назад, к истокам
04. Метод кодирования
05. Особенности психики
06. Дело времени
07. Оборотная сторона
08. До второго пришествия
09. Плюс-минус подвиг
10. Не местная
11. Там, где всё будет новым... (Неместная, часть 2)
12. Не факт, что нас там помнят
13. Со своими бы разобраться
14. Просто оуительно!
15. Как вы лодку назовёте...
©VampiRUS
Популярное
