Сердце Крона - Серая Дружина #1

Серая Дружина. Сердце Крона

Алёна Жур

Глава 1. Арки, алхимики и общепиты
− Путь свой мы начинаем во тьме. Но где же противник?

− Подойдет через годик-два: постой, может, дождешься. Вот прямо на тебя из кустов и понесутся рати, ага. Ты хоть знаешь, светлые или темные они будут? Может, вообще один стихийник…

− Как Повелитель Тени?

− Мифами балуешься? Ну, как этот, только реальный и живет себе в здешней Америке, а нас, может, в Италии выкинуло. Так что…

− Довольно! Расположимся здесь до утра. На заре же узнаем, в какую местность нас забросило, кто здесь живет, и не происходило ли тут чего неладного в последнее время. Далее будем действовать, как полагается призванным, — и мы надеемся, что даже демон будет сражаться…

− А, да-да, всеми крыльями. Вот как только в бой — всех врагов перекусаю, даю вам честное слово спирита, вы же не знаете, что нашим словам верить никогда нельзя, нет? Я буду сражаться, как… как моон, нет, не спрашивайте, что это такое…

− Помолчи, а?

− И я точно буду драться храбрее Бо, потому что она-то уже дезертировала, и когда только успела?

Четыре головы, в том числе моя собственная, энергично покрутились по сторонам. Четыре пары глаз синхронно вытаращились в ночную темноту.

Проблема в том, что и голов, и пар глаз должно было быть на комплект больше. Но ни пятой головы, ни глаз, ни еще каких-нибудь важных деталей пятой участницы поблизости не было видно.

Веселенькое начало.

Хотя вообще-то — и не начало вовсе.

* * *

На самом-то деле для меня отправной точкой всей этой катавасии стал будильник.

Мой собственный, истошно вопящий в пять утра.

Он отнюдь не старался поднять меня из уютной постельки. Механический изверг пытался меня туда уложить, оторвав от мучительной и, кажется, безуспешной попытки в пятнадцатый раз виртуально пройти испытания на подмастерье. Ситуация на мониторе моделировалась преотвратная: я в горящем доме, одна рука занята (почему-то спасенным из огня енотом, программа отчаянно юморила), а передо мной — баллон с газом, к которому стремительно и жутко подкрадывается пламя. Отчаянно тараща слипающиеся глаза, я перебирала варианты: призвать воду? поставить холодовой заслон? удар легкой локальной заморозки?

Победа была близка, когда слева от меня раздался злорадный взвизг произведения китайской промышленности. Реакция была отменной: я машинально вскинула руку — и удар легкой локальной заморозки ушел не в виртуальный мир, а в реальный.

И, конечно, вышел не легким и не локальным. Треснула заледеневшая вода в вазе, а может, ваза тоже; хрустнуло стекло какой-то фотографии (будет, на что разоряться со стипендии), с полок попадали книги. Катастрофа на тему «не тревожьте начинающего стихийника» − во всей предутренней красе. Правда, будильник смолк, − о, блаженство! − а холодок скоро убрался, и справа, от окна повеяло теплом…

Довольно долго до меня доходило, что окно не справа, а совсем даже наоборот — по левую руку. После чего я подскочила в мгновенной готовности тушить настоящий, не компьютерный пожар.

Стена малость разочаровала меня в смысле пожара: его не было. Зато было кое-что другое.

Половину стены занимал мне лично неизвестный знак, который больше всего смахивал на греческую «омегу», правда, поверх шли какие-то еще письмена. Знак неторопливо менял цвета: из огненно-красного на моих глазах стал голубым и прозрачным, потом черным, потом белым, задумчиво поменял цвет на серый и пропал.

Вместе с моим желанием спать. Кристально ясными глазами я моргала на пустую стенку и клялась себе, что больше никогда, никогда не буду засиживаться за программами для начинающих стихийников…

А потом резанула боль в руке. Ровно через секунду возле запястья у меня расцвел точно такой же знак, разве что цвета менять не собирался. Так — черная татушка с пятью значками наверху…

Символы воды, огня и воздуха я опознала сразу. После чего оставалось только упорно тыкать ногами в тапки, а рукой пробовать пролезть в ближайшую одежину (сиречь, брюки) — и сквозь зубы повторять:

− Сегодня не первое апреля… не первое апреля… но если… вдруг первое апреля…

И далее цензурный ход моих мыслей обрывался, а мозг начинал автоматическую перезагрузку системы.

В Канцелярии Стихий было пусто по утреннему времени. На вахте, отчаянно скаля зубы над какой-то из частей «сумеречной саги» (гы-гы-ы-ы, вампиры!), торчала Галка — уникальный случай соединения светлого медиума и черного юмора. А также полного отсутствия дисциплины и тормозов.

− Приветик, − сказала она, напряженно зря в книгу. — Что это ты рано и без лица?

− Дома оставила. Игнатский у себя?

Дурной вопрос остался без ответа.

Традиционно принято считать, что у светлых магов рулят делами этакие самые сильные, самые старые и самые мудрые. Не знаю. За Игнатским в жизни такого не замечала. И лет ему меньше сотни, и силой особенной не отличается (ну, правда, соплю вроде меня в пыль разотрет, но в Отделе полно магов помощнее), да и мудрости… не знаю насчет мудрости, но ни анекдотов, ни философских книг он с первого раза не понимает. Единственная его особенность — он всегда на работе. Может, поэтому его к нам и поставили?

− Так я к нему.

− Галочку в журнал, − по-прежнему не глядя на меня, сказала Галка. — Что за день сегодня?

— Очень поддерживаю, — буркнула я, ставя в журнал закорючку подписи. — А у вас что случилось-то?

− У нас − первогодки по воздуху левитацию начинают прорабатывать. Вместе с темными — знаешь, совместная практика. Миронов с пяти утра с их мастером как ненормальный носится: страховки, понимаешь, и все такое. Еще долго договориться не могли, в чьих помещениях проводить.

− Ну, и?

− Договорились в наших. Мастер темных тут полчаса разорялся, что у них с прошлого раза потолок решето напоминает. Все кричал, что вот-де не додумались о нейтральных помещениях, а из Серого Отдела не пускают, Хаоса на нас нет и все такое… я прям оглохла.

На самом-то деле я была уверена, что разборка происходила за пять коридоров, но уж такова особенность Галки. Внутреннее зрение у нее развито болезненно остро, так что расстояния ей не помеха. Ну, а слух — это уже от рождения и от любви к сплетням.

Кстати, ауру она тоже видит, причем, отрываться от книжки ей не надо. Потому сюда и посадили − вместо детектора, потому что, как я ни изворачивалась, никаких заклятий на тетради различить не могла.

− А тут еще у темных кавардак, со вчерашнего вечера бегают и орут за стенкой…

За шестью стенками, если быть точнее, но Галка таких условностей не признает.

− Так что ж им не бегать, у них там вчера юный «палильщик» объявился. Ну, стихийник по огню. Учили два года — спичку запалить не мог. Вчера сжег кабинет — между прочим, огнеупорный — и половину их левого крыла. Гормоны у него подростковые взыграли на новую инструкторшу. Внимание произвести захотелось.

− А-а, это тебя, значит, вызывали.

− Меня, но это просто потому, что по воде в Отделе даже подмастерьев не было. Ничего, залила. Только что ж они там — ночь напролет все это дело сушат?

− Да у них как будто по другому поводу. Серьезное что-то — знаешь, всю ночь как мышиная возня. Шаги тревожные, голоса… − пару секунд раздумья и потом: − Во, у Игнатского сидит один.

− Да? — я глянула на часы, недоумевая, что могло понадобиться кому-то из «стихий мести» в такой ранний час у нашего шефа. — Давно?

− С четверть часа. Дерганый такой типчик. Пообещал меня отравить.

− Что-что?

− Вообрази! Что характерно — не испепелить, не задушить, а вот отравить, и баста! Сколько лет работаю…

Я только хмыкнула — каких, мол, лет? У нас с Галкой даже статус одинаковый — ученики, до подмастерьев еще не доросли, так что оставим разговоры про опыт.

− И за что он тебя так?

− Да после шестого моего вопроса, чего это он явился с утра и лезет без приглашения, − она пролистнула страничку на планшете и пробормотала: − Странная у него аура… впервые вижу такую.

Не отрываясь от планшета, Галка потянулась за мобильником и принялась остервенело вбивать в сенсорный экран чей-то номер. Разговор со мной был окончен. Я потащилась на второй этаж, чтобы в который раз узреть вечно открытый кабинет своего прямого начальника.

Кабинет был закрыт. Оригинальность дня начала зашкаливать. Однако же взбудораженному ученику стихий законы не писаны: широким жестом рванув дверь на себя, я влетела в кабинет и предстала перед лицом своего ужасно выглядящего начальства.

Игнатский всегда выглядел ужасно. Да и как тут сподобиться выглядеть лучше, если лет тридцать назад какой-то ушлый темный колдун наложил на него заклятие Вечного Пессимизма (в отделе оно с недавних пор именовалось «готским», но вообще использовалось редко). Заклятие снять не удалось, так что теперь шеф вечно смотрелся пророком Апокалипсиса, а голос его звучал так, что хоть сейчас в гроб. Ходили, правда, слухи, что тот злосчастный темный помер от истерического приступа смеха, когда ему показали палец… ну, да слухами земля полнится.

А у необъятного картотечного шкафа, что годами соперничал с шефским компьютером, расположился тот самый тип, которого Галка окрестила «дерганым».

Невысокий и худющий, он совершенно утопал в безразмерном спортивном костюме, который подошел бы какой-нибудь тетке размера этак пятьдесят шестого. Черные глаза и слегка курчавые волосы выдавали южанина, но кожа была слишком светлой, как будто этот маг то ли все время сидел дома, то ли шлялся по топям да оврагам. Чересчур тревожные глаза и черты лица показывали неспокойную натуру, а уголок странно искривленных губ задергался в тике, как только тип заметил меня.

− Это она и есть? — резкий голос не просто рассек тишину, а гранатой ее взорвал.

− Увидим, − грустно ответил шеф. — Здравствуй, Оля. Присаживайся. Что тебя к нам привело?

Вообще-то, традиционно его обычный вопрос звучал: «Чем порадуете?» − и в сочетании с тоном это было бесподобно, но сегодня все идет по другой схеме. И без того было ясно, что ничем не порадую: влетела в шесть с лишним утра, наподобие торпеды, глаза вытаращены, прическа растрепана, жестикуляция — спятившего сурдопереводчика. Комплект, однако.

На вопрос я вдруг застеснялась отвечать, и у меня получился сплошной поток сознания:

− Виктор Васильич… я этого… проснулась, а там тепло, а на стене такая штука я… вроде как…ну, подковы… во, смотрите, и на руке такая же… и знаки там, и моей стихии есть, и не оттирается ничем, зараза, — это что мне, так и ходить, как Пожирателю Смерти, скажи-ите пжалста?!

Шеф удрученно потер переносицу и вторично предложил мне сесть.

− Пожиратели Смерти — это секта?

− Это Роулинг, − сказала я и постаралась успокоиться.

− Уфм, − отметил Игнатский печально, глядя на мою руку. — Значит, ты.

− Я — что или кто? Это что за… омега?

− Это не омега, − с грустным терпением проинформировали меня, − это арка. Знак Арки.

− Это плохо?

− Очень, − ответил Игнатский, глядя на меня, как ослик Иа на оторванный хвост. — Это Веслав. Познакомься.

Мы с темным мрачно уставились друг на друга. У него уголок рта задергался сильнее. Тонкие, местами заклеенные пластырем или забинтованные пальцы, принялись выбивать дробь на коленях. Остальная часть ладоней была скрыта митенками.

− Здрасьте, − наконец буркнула я.

− Оч-чень приятно, − ответ по тону был точь-в-точь.

− Веслав из темных, − пояснил шеф устало. — Работать будете вместе. Ясно?

Ответ по моему лицу увидели сразу и все. В том числе голуби за окном и фотографии в рамках.

− Не понимаю, чего здесь неясного, − прошипел темный, дергая вверх просторный рукав.

Я даже не посмотрела. И без того ясно было, что я там увижу.

− А…

− Знак Арки, — заговорил шеф тоном, полным искреннего горя, — знак того, что в нашем мире соберется Равновесная Дружина. Пять магов из разных миров. Что ты знаешь о других мирах, Оля?

− Только из истории. Ну, легенды о том, что раньше миры был едины и под деревьями бродили единороги… − тут от Веслава прилетело что-то вроде «Святая простота!» − Одна история, и все такое, люди и маги свободно проходили из мира в мир… но после Первой Магической… э… год не помню… в общем, после пленения Небироса произошло разделение и стихий, и миров. Постепенно они разошлись совершенно, и попасть туда нереально.

− Реально, — сказал шеф, в панике шаря по столу в поисках курева, — в том-то и дело, что реально! Когда нарушается равновесие в одном из миров — в сторону света или тьмы — в каком-то другом мире открывается Арка. В точку сбора прибывают пять магов: двое из мира, который выбран местом встречи, трое — из других миров. Подобное событие может произойти не чаще, чем в сотню лет. Ну, и…

Тут он стыдливо развел руками и улыбнулся.

− Хотите сказать, мне придется тащиться в параллельный мир равновесие восстанавливать?

− Тебе и еще четверым из тех, кого выберет Арка. Троим. Веслава она уже выбрала.

Повисла натянутая тишина. В уме у меня опять панически закрутился календарь. В который раз я попыталась отыскать первое апреля в середине мая. Не отыскала и поэтому прибегла к другому здравому объяснению.

− Ха-ха, − сказала я. — Нас снимают скрытой камерой?

Шутку не оценили. Шеф смотрел на меня страдальчески, Веслав — мрачно.

− Арка должна открыться через сутки или около того, − наконец добавил Игнатский. — Остальные должны прибыть скоро, мы попытаемся вычислить место по спонтанным магическим всплескам. А вы пока… ну, привыкайте друг к другу, что ли…

Наступила пауза. Игнатский выжидающе смотрел на темного.

− Вы не могли бы…

− Мог бы, − ответил тот, порывисто вскакивая и направляясь к двери. — Успокойте ее. Попытайтесь пожелать ей удачи…

В ответ шеф смерил его неприязненным взглядом, и в этом взгляде я прочитала сомнение в моей удаче. А также и в том, что меня удастся успокоить.

Дверь захлопнулась так, что по всем законам логики просто должна была разлететься мелкими кусочками. Игнатский страдальчески сморщился и потрогал мешок под левым глазом.

− Как всегда, − сказал он. — Только собрался в отпуск…

В отпуск шеф собирался примерно раз в месяц, но на моей памяти, да и на памяти здешних старожилов — пока не выбрался ни разу. С этим была связана какая-то мистика: как только Игнатский решал расслабиться, начинались всяческие катастрофы. Вспыхивали пожары, возникали ураганы, сходили с ума профессора стихий… В последние годы все Отделы уже просто выспрашивали у него дату предполагаемого отпуска, чтобы знать, когда готовиться к очередному авралу.

− Слушай, Оля… если бы можно было выбирать, кого туда послать, — честное слово, я бы…

− Это понятно, − успокоила я. — Что-нибудь еще об Арке мне нужно знать?

− Тебе все объяснит Веслав. Он, − тут лицо шефа стало еще печальнее, − кажется, знает о ней больше меня.

− Что за тип? Я его что-то в отделе у темных не видела.

− Он не состоит в штате. Отшельник. Живет где-то в лесу под Смоленском, если я правильно понял из разговора с ним…

− Из разговора? Вы что же, досье на него не запрашивали?

Игнатский посмотрел на меня с бесконечной грустью, и мне стало стыдно. Нашла, в ком сомневаться. Этот уже все сделал и все запросил. Поговаривали, что Игнатский сам на себя «perpeta opera» накладывал. Заклятие вечной рабочей активности.

− И что ж, темные вам отказали?

− Нет, зачем. Дали сразу. Просто данных по этому Веславу очень мало, − шеф в качестве иллюстрации своих слов извлек папку с делом и принялся листать. — В семейных связях у него тут сам Хаос ногу сломит… тридцать четыре года… и это чуть ли не все.

− Все? Ну, извините… а… это же вообще ничего! Стихия какая? Уровень почему не указан?

− Стихия не проставлена, а уровень я тебе назову. Магистр, − тут Игнатский помолчал и добавил: − Магистр алхимии.

Ну. Везет мне на музейные редкости. Помню, на практике в прошлом году, когда пришла пора проводить знакомство с новичками, мне дали единственного на всю страну стихийника звездного света. Теперь вот алхимик, хотя мы до изучения этих индивидуумов даже как следует не дошли. Но, судя по тому, как кривится шеф, такая характеристика должна меня скорее напрягать, чем радовать. Стоп. Сто-оп…

− Чего-о? Магистр в тридцать четыре года? Это он вундеркинд, или они с возрастом лет на тридцать ошиблись?

− Я проверял, не ошибались, − ответил Игнатский и потрогал мешок теперь под правым глазом. — Магистр в тридцать четыре года. Самый молодой лет за пятьсот последних, наверное. Как ты сказала — вундеркинд? И заметь еще вот что… магической степени у него нет.

− В смысле, магистра стихий еще не получил?

− Нет, не то… вообще нет. Он не ученик. Не подмастерье. Как будто даже в обучение не поступал — страницы чистые! Имени учителя нет тоже…

− П-ф-ф, подождите… — я лихорадочно потерла лоб. — То есть, он не пользуется силой никакого медиума?

− Не имею понятия. Но если он вдруг попытается… − тут я поймала в глазах шефа тревожный огонек, − ты уж присмотри. И вообще, поосторожнее с ним. Сегодня мне звонила Макаренко… предупреждала насчет него.

Я мысленно присвистнула. Глава Темного Отдела редко звонила. Чаще она приходила, причем, с таким инквизиторским видом, что наши коридоры каждый раз наполовину вымирали. А уж чтобы лично предупреждать…

− Ну, и о чем она…

− Ничего по сути, но предупреждение касалось его темперамента. В общем, я с ним пообщался всего четверть часа, но я с ней согласен. Оля… − он произнес это с пристоном, как будто у него болела спина, − я бы так сказал: он сначала стреляет, а потом думает. Хотя я сомневаюсь, что он огнестрельное оружие хоть в руках держал.

− Специальность у него… другая, − пробормотала я, вспомнив разговор с Галкой. — Стало быть, он меня отравит при первом возможном случае?

− Разве что ты его разозлишь. И потом будет долго сокрушаться над твоим телом, потому что он, видите ли, отходчивый.

Я не выдержала и засмеялась, хотя смешного было мало.

− Ну да, так его Макаренко и охарактеризовала. Так что контакты с ним налаживай очень осторожно.

И шеф на меня посмотрел так, что я как-то сразу поняла: пора прощаться, а то Игнатcкий продолжения разговора просто не выдержит.

− А… премия хоть полагается? — заикнулась я перед уходом, но поймала настроение начальства и уяснила, что если и полагается — то только посмертно.

В коридоре уже успела образоваться маленькая пробка из пяти человек. Предводителем был Андрий: недавно он защитился на подмастерье и теперь был полон решимости крушить Тьму и прокручивать Хаос в мясорубке.

Но если у вас вдруг объявился дар стихийного мага — все равно, светлый вы, темный или нейтрал — готовьтесь, что из вас будут всеми способами вышибать энтузиазм. Баланс стихий — то, на чем пока еще держится матушка-природа, а у нее и без наших разборок порядочно проблем.

− Это правда, Оля? — Андрий в великолепном олимпийском прыжке успел ухватить меня за рукав, и мне пришлось притормозить. — Тут все говорят об Арке Равновесия… это правда, что она появится?

Я решила ограничиться многозначительным «угу».

− И что, тебя действительно призвали?

Небрежным таким тоном вопросец, а между тем, ответь я правду, — и мне из этого коридора еще часа полтора не выйти.

− Кто — я? Я — где? Чего-о-о?! — вот, еще глаза вытаращить, да руками помахать, только чтобы рукав со знаком Арки не задрался. — Да меня насчет вчерашнего пожара вызывали, и вообще…

Вот так. Исчерпывающая информация, отстали сразу и с ужасно разочарованными лицами. Я продолжила свой путь, терзаясь жесточайшими угрызениями совести — такими жестокими, что дважды меня останавливали девчонки из Сектора Целения, спрашивали, что и где болит.

Коридоры потихоньку наполнялись народом. За почти три года, прошедших с начала моего ученичества, я выучила если не всех (все равно контингент часто обновляется), то большинство. Вот, например, Павел Степанович — стихийник по воздуху, уже в степени мастера. Этот пролетает мимо, не здороваясь и с вытаращенными глазами — а-а, Галка же говорила, что левитацию сегодня отрабатывают. Видно, кто-то опять засадил какую-нибудь скамейку в какой-нибудь из слоев атмосферы, прямо через крышу: первогодки плохо справляются с контролем способностей…

Агнесса Михайловна — она по земле, и у нее такой вид, как будто ей скоро в эту самую землю… ну, вы поняли. Но держат ее в Отделе, потому как профессора стихий на дороге не валяются. Вот тебе и «дорогу молодым». Везде одно.

А эту испуганную особу я не знаю, и, кстати, аура у нее — слабенького темного мага, а идет она почему-то прямо на меня.

Я не ошиблась: худое, молодое и перепуганное создание остановилось напротив и пискнуло:

− Вы — Ольга?

− Одна из, − ответила я, потому что Ольг у нас предостаточно.

− Вы… − она потыкала в свой рукав. Ну, теперь вижу, что ко мне.

− Допустим.

− Значит, вы будете работать с Веславом?

− Тоже допустим, а что такого?

Непонятное создание истерически вздохнуло, огляделось по сторонам и выдало драматическим шепотом:

− Берегитесь его!

− С какой стати?

Но на странную девушку уже нашло нежелание общаться, потому что она заломила руки и попросила:

− Я вам ничего не говорила! — и отскочила за какой-то угол, и мгновенно пропала.

− Не говорила? Да я вообще не знаю, кто вы такая! — заорала я вслед, хоть орать было и не на кого. — Да что за дурной день, скажите мне кто-нибудь?!

Проходящий мимо Виталий, тот самый уникальный стихийник с моей практики, сообщил мне, что по звездам день числится как особо благополучный. Почему-то меня это совсем не утешило.

Окончательно иллюзии насчет благополучности дня развеялись, когда я вышла на крыльцо.

Неподалеку от входа нервно расхаживал тот, кого мне только что посоветовали беречься.

− Где тебя носит?! — рявкнул он без предисловий. — В этих каменных джунглях есть нормальный общепит?

И, проследив выражение моего лица, добавил уже спокойнее и с едва уловимой ноткой гордости:

− Я не псих. Я холерик.

К тому времени, как я отыскала кафешку, я все еще сомневалась насчет этой его фразы. Ах да, еще я была занята измышлением наименее взрывоопасных тем, но таковые почему-то не находились. На вопрос, как он добрался до Питера, напарничек отозвался тихим рычанием сквозь зубы; на вопрос, был ли он тут раньше — презрительным «фырк!» Уже после того, как мы очутились в сонной и пустой по утреннему времени кафешке, я попыталась осторожно поинтересоваться насчет его стихии. Реакция была — что надо:

− На дурные вопросы не отвечаю! Деточка, ты с луны, что ли, свалилась? Двоечница пятого года обучения?

− Ученица, − поправила я мрачно, − третьего года обучения.

Он раздраженно щелкнул пальцами и не обратил внимания, когда на этот щелчок явилась официантка с меню.

— А, да, ясельная группа. Ладно, давай-ка расставим точки не просто над i, а над всеми буквами сразу. Я никогда не пользуюсь магией. Я не знаю, к какой стихии принадлежу, и не хочу знать. Мне не нужны дурацкие заклинания…

− Потише! — взмолилась я, косясь в сторону официантки, но та позевывала в сторонке, закрывая рот меню.

− …призывы медиумов и вся эта дребедень. Раз и навсегда — потому что нам с тобой, к сожалению, предстоит вместе что-то там такое делать — запомни: у меня другой профиль. Я — алхимик, а значит — ученый. Причем, это наука достаточно тонкая, так что прошу не путать меня с ординарными зельеведами и ведьмаками. Да, к слову, все вопросы по этой теме — сразу похорони в папке «незаданные».

Я похоронила, как и половину остальных вопросов. Плюс крестик поставила. И веночек с надписью «От любящей Оли».

Веслав полистал меню, переворачивая страницы рывками. Наконец полным муки голосом заказал бокал пива и легкий омлет. Я ограничилась салатом и чаем. Официантка было скривилась, но тут перехватила испепеляющий взгляд алхимика и почла за лучшее оказаться подальше от нашего столика.

Многое я бы дала, чтобы поступить как она…

− Спрашивай, − отрывисто предложил Веслав, выбивая пальцами по столу замысловатую дробь.

− Не могу. Мне мешает похоронный веночек на моих вопросах. Мы его повесили десять минут назад, помнишь?

Я увидела усмешку, но такую мимолетную, что ее и в расчет принимать не стоило.

− Я думал, тебе интересно будет знать про Арку.

− Про нее, значит, можно спрашивать?

− Про все можно. За исключением дурного вопроса, как это я пошел в алхимики. Если не хочешь быть отравленной на месте.

− Тебе слишком много раз его задавали?

− Две-три сотни.

− Ну, и как это ты пошел в алхимики? И я позавтракаю дома, можешь не искать в карманах яд.

Он скривился, нервно дернулся и вдруг обезоруживающе улыбнулся. Немного напряженно, но я все равно чуть со стула не рухнула от неожиданности. Я-то думала, он вообще не умеет…

− Долгая история, но вообще — это наследственное.

− Как-как?

− Родился я таким, понимаешь?!

Официантка подкралась к нам бочком и в рекордные сроки расставила на столе посуду с едой. Веслав одарил ее таким «спасибо», от которого у человека с нервами послабее мог бы случиться разрыв сердца.

− Ты это со всеми так? — осведомилась я.

− Не люблю сферу услуг, − поморщился напарничек. — Представь, меня как-то в одной кафешке отравить пытались. Это меня! Просроченной ветчиной в салате и помидорами, которые неизвестно на чем росли! Ну, в общем, я жив, а для них это плохо кончилось.

Спрашивать, чем именно, мне почему-то не хотелось. Несмотря на психопатический вид и дурацкий костюм, Веслав не производил впечатления человека, который устроит скандал или потребует книгу жалоб. Э-э, надеюсь, до трупов не дошло…

− Не дошло, конечно, − успокоил он меня и тихо прихихикнул. — Так — продукты плесенью покрылись, да образовалась очередь в служебный туалет… на пару суток или чуть побольше. Я был в хорошем настроении.

Комментарии, пожалуй, опустим, а то не хватало повторить участь персонала той кафешки.

− Арка, — напомнила я, − что там насчет Арки?

Алхимик отодвинул от себя тарелку так, будто это была банка с холерными палочками, и уселся, подпирая кулаком подбородок.

− А что конкретно тебя интересует?

− Да… вроде как-то… — я немного растерялась от такой щедрости, — все.

− Арка — порождение древних Сил Гармонии. Соответственно, бережет равновесие и оберегает миры от хаоса. Той самой процедурой, которую уже описал твой начальник: выбор пятерых, которые отправляются в перекосившийся мир восстанавливать там порядок. Пятеро эти могут быть кем угодно: из разных миров, темными или светлыми магами. Встречались даже нейтралы… в общем, здесь много вариаций.

− Я уже поняла, причем на собственном примере, — пробурчала я и потерла запястье. — А в наш мир она когда-нибудь открывалась?

− Было пару раз. Во время Первой Тайной Магической — когда «стихии мира» начинали пересиливать… ну и в тысяча восемьсот двенадцатом, можешь догадаться по какой причине, — тоже приходила Дружина… Но вот так, чтобы наш мир был избран местом сбора — такого, кстати, не бывало.

− Мы, значит, первые.

− При таком раскладе — да, первые.

В зал зашла еще какая-то парочка. Официантка двинулась к ним, обходя нас по широкой дуге, чуть ли не по стене. Надо же, видно, чувствует что-то такое.

− Значит, перекосы могут быть не только в сторону тьмы…

Веслав вскинул брови, что явно обозначало: «Совсем ку-ку?»

− Но ты ведь говорил, что в эту… Дружину входят разные маги? И как же тогда…

− Об этом сказано в законах Арки, — он отхлебнул пиво, пробормотал что-то, что можно было классифицировать как проклятие, и отодвинул бокал. — Первый: Арка стирает цвета. Второй: пятеро избранных — пять стихий. Третий: пять звеньев неразрывны.

− Что, и всё?

− И… основное. Правда, есть еще один закон, − он яростно потыкал вилкой в омлет, но рисковать не стал. − Надеюсь, ты уже додумалась до него. Звучит так: «Прочее решает Арка».

Почему-то последний закон не понравился мне больше других. Хотя бы потому, что решение этой самой Арки послать меня неведомо куда, неведомо зачем и в не совсем понятной компании — уже с порога не впечатляло.

− То есть, куда нас забросить, и когда вернуть, и кого выбрать, и все такое — это…

Мои рассуждения удостоились скупого поощрительного кивка. Я пошевелила губами, припоминая первые три закона.

− Значит, если ты проходишь сквозь Арку, ты должен забыть, светлый ты или темный? И при случае…

− Имеешь в виду: а если со светлыми схватиться придется? Может быть. Советую, правда, пока утешаться тем, что Гармония ко тьме почему-то нарушается чаще.

− Не представляю, почему это?! — фыркнула я.

И во второй раз увидела на лице собеседника нормальную улыбку, хоть и слабую.

− Ну, со вторым законом все понятно, набор стихий нужен, чтобы Дружина была эффективнее… а что там с третьим, про пять звеньев?

Девушка из той самой парочки, которая расположилась на другом конце зала, с интересом поглядывала в нашу сторону. Громко, что ли? Да нет, это она усмехается по поводу ветровки алхимика. Что ж, будем надеяться, он не обернется.

− Пятеро вошли в Арку — пятеро пройдут обратно. Если хотя бы один погибнет, обратного хода не будет. Как и если миссия будет провалена. Догадываешься, почему в Дружинах процветают товарищество и взаимопомощь, несмотря на стороны и цвета?

− Э-э, теперь да. Кому охота всаживать товарищу нож в спину, чтобы потом закрыть себе путь обратно… − и тут меня осенило задать вопрос, над которым сразу же стоило подумать: − А ты не в курсе… многие… словом, миссии увенчались успехом? Я имею в виду — так, чтобы участники вернулись?

Алхимик, ученый, или кто он там все же, покачал головой.

− Не знаешь?

− Немногие.

Я подумала и отодвинула от себя салат. Есть и без того не очень хотелось, а теперь у меня пропал аппетит на весь оставшийся день.

− Правда?

− Угу. Думаю, по той же причине, то есть, по третьему закону. Миссии, знаешь ли, бывают довольно сложными. Попробуй умудрись, чтобы осталась цела вся Дружина. Так что думаю, многие задания Арки увенчались успехом, но назад в свои миры вернулись… хм… единицы.

И нервный смешок. По-моему, у него то ли крыша едет, то ли башня натурально отсутствует. Или он такой камикадзе — мол, валяйте, убивайте, я герой?

Я молчала и переваривала информацию довольно долго. Мой новый знакомый за это время успел благополучно расковырять омлет, потом допить пиво, закусив каким-то порошочком из левого нагрудного кармана. На немой вопрос в моем взгляде пояснил с той же нервной ухмылкой:

− Универсальный антидот. Редко бываю в общепите, но без противоядия не хожу никогда.

Потом он бросил на стол пару купюр, жестом пресек мои попытки заплатить за себя и принялся выбивать быструю дробь по столешнице.

− Ну? Что-то еще?

− Веслав, у меня есть еще один вопрос.

− А что ж всего один, нелюбопытная?

− Да нет, вопросов много, но один — главный… Ты сказал, что миссии бывают очень опасными. Какой уровень ты при этом имел в виду?

− Хороший вопросец! Про Первую Тайную вам расписывали? Уровень представляешь? А насчет Наполеона с его подручными стихийничками? Ну, и… — он на секунду замялся, и я с удивлением поняла, что он не хочет меня пугать, но фразу все же закончил: — В общем, для Арки это не предел.

− Ну, и… ты случайно не знаешь… просто случайно… какой обычно уровень у тех, кого избирает Арка?

Лицо у моего напарничка стало мгновенно таким мрачным, что я поняла: каким-то образом он наводил справки.

− Только один раз за всю историю в ряды Дружины попадал магистр. В основном — профессора… − снова секундное колебание, − иногда полубоги. Или равные им по силам.

− Откуда узнал?

− Я… в общем, читал.

Спрашивать, где он смог изучить историю Дружин, я не стала. У темных стихийников свои пути, а с этим юнцом — потому что для магистра он и впрямь юнец — с самого начала пошли сплошные непонятки.

И вообще, были темы поважнее.

− То есть, мы…

− Да. За всю историю Арки мы, наверное, самые слабые призывники. Хотя есть одно объяснение…

− Думаешь, наши силы будут уравновешены силами остальных дружинников?

Он кивнул. И только спустя несколько минут, когда я допила чай и мы вышли из кафешки, мрачно уточнил:

Все равно мы скоро это увидим.

Глава 2. Рыцари, демоны и блондинки

− Куда она могла деться?

− Она? Уж будь спокоен — эта могла деться, куда… куда… чертовы корни!!

− Замолчи, алхимик, мы на вражеской территории!

− Ну, вы, может и на вражеской, а лично я…

− Бо-о-о-о-о!! А? Что? Что вы на меня смотрите, надо было молчать?

− Тебе вообще по жизни молчать надо, а рядом со мной — особенно…

− Да где она может быть, в конце-то концов?!

− Веслав, ты орешь шепотом, но ты орешь так, что слышно очень хорошо!

− Она отскочила в кустики, и ее там сожрали! Слышите, там рычат? Идет дележ белокурых прядей: по волоску, по волоску…

− Это было твое последнее слово. Сейчас я тебя… Стоп, кажется, правда рычат.

Треск кустов. Тихий клац нескольких отваливающихся челюстей. Низкое, утробное рычание, и тут я слышу свой собственный визг:

− Мамочка-а-а-а!!

Кажется, я до сих пор верю, что это розыгрыш.

* * *

Сомнения в реальности происходящего окончательно и бесповоротно отвалились на следующую ночь. Попытку компенсировать прошлый недостаток сна прервал звонок Игнатского. И, для разнообразия, в четыре утра.

− Вы что там все − совсем… − начала я, прижимая трубку к уху.

От еще одного возможного проклятия шефа спас трезвон в мою дверь. Да еще такой, будто ко мне за травкой ломится стадо измученных наркоманов. Я подскочила на кровати, машинально выбрасывая в сторону двери руку с простейшим призывом холода. Потом, не отрывая от уха телефон, выглянула в коридор. Дверь была покрыта инеем.

День еще не начался, а уже начал выскакивать за все возможные границы.

− Арку обнаружили, − помирающим голосом сообщил шеф мне в ухо. — Скоро ждем гостей…

− Угу, − диким голосом сказала я, пытаясь нашарить ногой халат. — А я что — там нужна?

− Да. Тебя проводят.

Он отключился. Я мрачно посмотрела на заиндевевшую дверь — за ней, наверное, скрывался тот, кто и должен был меня проводить. Пожалуйста, пожалуйста, только не Андрий, у меня же просто нервы его не выдержат, я же просто…

В жизни всегда все хуже, чем представляешь. За дверью обнаружился Веслав.

− Рехнулась? — прошипел он синими губами.

Вид у него был изрядно подмороженный и очень-очень злой.

− Незачем было так трезвонить. Я думала, ко мне маньяк ломится!

− Тебя что, не предупредили?

− Через секунду после твоего концерта. И дай догадаюсь — ты меня отравишь?

− Нет, − подумав, ответил алхимик. — Хотя хочется. Еще немного — и ты меня в ледяную статую бы перекинула!

Я заглянула за его плечо: он не преуменьшал. Вся площадка была покрыта изморозью, а кое-где виднелась ледяная корочка. Вот бы мне так на зачете, но я, как комиссию увижу, — даже воду в стакане заморозить не могу.

Пришлось вылезать на площадку, стряхивать остатки недосыпа и пытаться сосредоточиться. Конечно, к утру и само растает, но вдруг кого-то из соседей на площадку вынесет не по делу… Краткий мысленный призыв к стихии, плавный жест: «от холода в пар» − изморозь и лед стали каплями и начали испаряться.

− А мне, значит, так и наживать себе ангину? — возмутился Веслав.

− Тихо, − буркнула я, приоткрывая дверь. — Проходи. Могу тоже воду испарить, но ощущения будут — будто тебя в микроволновку сунули. Начинать?

− Лучше сделай мне кофе, − отозвался алхимик, скептически оценивая мой халатик.

Опять сюрреализм какой-то начинается.

− Может, еще печеньками угостить? Или оливье замастрячить на скорую руку?

− Я ж не горячую ванну требую и не санаторий, а ты, кстати, меня заморозила!

Идти на кухню не хотелось, но пришлось («Ибо наши стихии — стихии жизни и мира, и мир должен наполнять душу… и ты заморозила его, Вересьева, так что отрабатывай»). Заодно я заварила кофе и себе, но выпить не успела: вдруг оказалось, что мы торопимся. Веслав, попивая кофеек, так и сказал:

− Поторопись. У меня такси у подъезда, и ждать я не буду.

Осталось плюнуть, хлопнуть дверью спальни и по-армейски уложиться в пять минут. После чего демонстративно принять из рук темного чашку, закрыть дверь и выйти на все еще влажную площадку.

− Тебя Знак в квартире подловил? — поинтересовался Веслав, сбегая по ступенькам.

− Ага, прямо в спальне, утром. А тебя раньше, да?

− Угу. Вечером. Черт бы его драл, этот Знак, — такое мне устроил! Стою в лаборатории, дозу отмеряю, и тут он. На стене и на руке. В общем, рука дрогнула. Теперь моей хибаре нужен капремонт.

У подъезда и впрямь ждало такси, причем шофер — не под действием магии, я могла бы поклясться.

− Ты что, нитроглицерин варил? — шепотом удивилась я, впихиваясь на заднее сидение.

− Да нет, эликсир один… давно над ним работаю.

Не хочешь говорить — не надо. Больше я ничего не спрашивала, да и он тоже.

Нет, не могу я нормально с этим темным общаться. Вот съедим вместе пуд соли — если успеем, конечно, — тогда посмотрим.

Ехать нам оказалось по пустынным в четыре ночи улицам не слишком долго, а выходить пришлось на Исаакиевской площали.

− Здесь, что ли? — недоверчиво хмыкнула я.

Алхимик кивком указал на собор. Шофер посмотрел на нас грустно («Туристы, небось, − сказали его восточные глаза»), и укатил, оглядываясь через плечо.

− В музей по ночному времени? — усомнилась я. Веслав только плечами пожал. Никакого удивления он не проявил. — А что ж не на крыше?

− На крыше? Что за дурь, почему на крыше?

Я пожала плечами. Да так… стереотип. Пережитки попсовой культуры. Если портал — то на крыше, если ведьмак — обязательно дерзкий, мрачный, с мужественным лицом и в балахоне. А вот чтоб с характером четвертого энергоблока — не хотите?

На площади и у самого собора было довольно людно по ночному времени. Или нет, не людно. Похоже, единственным человеком в окрестностях был таксист, который только что унесся.

Стихийники.

Темные и светлые. По парам. От уровней рябило в глазах: подмастерья, мастера, магистры, два раза промелькнуло что-то вроде профессора. Низшего уровня ученичества, который у нас зовется «ясельной группой» (и к которому я пока что отношусь), не было. Серьезное оцепление.

Светлые со мной здоровались, темные приветствовали короткими кивками и насмешливыми взглядами — мол, ну-ну. Вот с Веславом не здоровался никто. Раз-другой ему кивнул кто-то из темных, и то ученики. Магистры и профессора глядели на него молча и пристально, и, как мне показалось почему-то, — нехорошо. Про наших и говорить нечего: глазами б сожрали, если бы могли. Особенно отличился Андрий, уже возле входа в собор: сперва бросил мне укоризненный взгляд — немое порицание за утренний обман − потом выдвинулся вперед, ткнул Веславу пальцем в грудь и выдал:

− Имей в виду, темный! Если ты посмеешь ее предать…

Мне захотелось провалиться в древний фундамент собора. Ну, вот! Так и составляется мнение, что адепты «стихий жизни» — все наивные дурачки.

− Палец в сторону! — тут же ощетинился Веслав. — Или умрешь раньше, чем успеешь вякнуть еще глупость.

− Думаешь напугать?

− Я? Нашел идиота. Да мне и по должности сразу травить положено…

Мне еще предстояло узнать, что это святая правда и что кодекс должности Веслав старается блюсти очень-очень. Ну, а пока я просто проскользнула мимо окаменевшего стихийника в зал собора.

Он был освещен совсем неярно — и оттого создавалось ощущение, что входишь в каменный, причудливо изрисованный грот. Рассеянный свет поигрывал на золоте высоких алтарных врат, скупо выхватывал богатства храма: розовый, белый, желтый, бордовый мрамор, малахит, лазурит. И смотрели лики с мозаичных полотен, и парил купол — тот самый, с Богородицей, с росписью Брюллова, и…

И прямо под куполом стояла она — неуместная среди пышного убранства, каменная, грубая и простая, знаки стихий выбиты на камне.

Арка.

Возле Арки с умными лицами застыли Игнатский и дамочка в скучном сером костюме и с высокой прической.

− Призывники, − сказала она, разворачиваясь в нашу сторону.

Макаренко, глава противоположного отдела, а кого еще можно было ожидать.

− Здрасте, − промямлила я. На меня тут же нацелились наукообразными прямоугольными очками, и я почувствовала себя проштрафившейся ученицей. Ходили, ходили слухи о родстве легендарной главы Темного отдела с не менее легендарным советским педагогом…

− Ты, значит, Ольга. Вода, ученик… − тут Макаренко повернулась к Игнатскому. — Даже не знаю насчет уровня.

С Веславом она не поздоровалась и вообще вела себя с тем оттенком неприязни, который я уже успела заметить у темных по отношению к нему. Потому вводила в курс дела вроде бы только меня.

— В целом положение таково: Арка проявилась здесь около часа назад. Пока что закрыта, но остальные призывники могут явиться с минуты на минуту. Мы вас оставим: в конечном счете, работать с ними будете вы, так что налаживайте знакомство. Наша задача на данный момент — обеспечить вам изоляцию от внешнего мира, то есть, от людей. А также вывести вас с призывниками из собора, если они прибудут днем.

− Если — что? — вмешалась я. — То есть, неизвестно, когда они появятся?

− СМСок из других миров мы не получали, − холодно проинформировала меня Макаренко. — Раз Арка здесь — значит, появятся. Сидите и ждите.

− Да, и если что — кричите, − обнадеживающе вставил Игнатский. — Мы… вроде как, неподалеку будем…

От какой-то колонны отделилась тень, подошла поближе и заговорила с запинками:

− С-со стороны ф-фасада — г-группа людей с ф-фотоаппаратами. Все в состоянии…

Макаренко досадливо махнула рукой.

− Начинается. Ладно, ждите, − и удалилась бок о бок с Игнатским, и говорили они негромко, но до меня все же долетела одна фраза: «Девочку жаль».

За мэтрами, пугливо оглядываясь, вприпрыжку пустилось похожее на тень создание.

− Это кто такая? — опознала я свою давешнюю знакомую из коридора Отдела.

− Это? А-а, личный секретарь Макаренко. Как ее… Зося… Зоя… Зина… неважно. Не смотри, что пугливая, везде пролезет. Черт, хоть бы стулья поставили!

Я огляделась и заметила, что стульев правда нет никаких. То есть, они должны были быть — в соборе, вообще-то, и гиды, и смотрители, и церковная лавка, и сувенирные точки… А вот почему-то не было: Макаренко, что ли, озаботилась?

Мы должны были коротать ночь на полу собора.

− Здесь красиво, − заметил Веслав. Он переходил от иконы к иконе, щурясь и вглядываясь в лица. — А я здесь ни разу не был… ну, и, наверное, зря.

− Знаешь, как-то странно слышать такое от…

− Темного? — он развернулся ко мне лицом. — А-а, как я мог забыть, что мне положено любить сушеных пауков и восхищаться змеиными потрохами! По-твоему, я не могу ценить красоту?

− Я не…

− А может, и не могу, − сказал он тут же, пожимая плечами. — А сушеные пауки, кстати, ничего бывают… что еще?

− Слушай, вот я понимаю, за что тебя твои не любят.

− Ты о главной старой деве Отдела? Макаренко? Так она не из-за характера, она по личному поводу. И это не то, что ты подумала. Просто зацепилась она со мной по одному вопросу, ну я ей и капнул «Ниагары» в чай, а потом…

− Чего капнул?

− Снадобье так окрестили. Действие… гм… ну, скажем, фенолфталеин, знаешь? Правда знаешь? Ты небезнадежна, глянь-ка. Вот умножь на десять то, что знаешь. И соотнеси с названием. И представь результат, а там как раз конференция какая-то была, ну и…

Я прикрыла рот руками, потому что истерический смех в зале древнего собора выглядел откровенным кощунством.

− Она же сильный маг!

− Сказала тоже, да найдите мне мага, который после моего эликсира на ногах останется. Действие вышло послабее, чем надо, а так все сработало. Я, конечно, не знал, что выйдет так мощно… вроде как с дозой переборщил.

− Да ведь они… − меня по-прежнему трясло, и говорить приходилось через ладонь, − даже к нам за консультациями… к целителям… правда, для кого, не говорили… но за закрепляющим… и конференцию тогда отменили, точно… это тогда из-за этого?

− Да, наверное, − но алхимик отнюдь смущенным не выглядел. — А я как раз уехал тогда, так что пока они до меня добрались за антидотом… В общем, она на меня еще сердится — и черт с ней, или ты собралась о ней говорить ночь напролет?

− А у тебя есть другие темы?

На это Веслав не ответил и принялся бродить по залу, рассматривая иконы, панно, украшения и временами убредая совсем уж в тень. Я махнула на разговоры рукой и присоединилась — в конце концов, у меня был мобильник, так что можно было подсветить фонариком. И вообще, в полумраке, при усталом молчании стен, когда в соборе нет толпы туристов и гидов, — кажется, даже лики икон глядят на тебя иначе…

Это была бы лучшая экскурсия в моей жизни, если бы не грубая каменная арка, которая маячила в центре помещения, оттягивая взгляды на себя.

Мы рассмотрели уже почти весь собор, когда с Аркой наконец что-то начало происходить. Не берусь сказать, как я это почувствовала, просто что-то заставило обернуться, и в ту же секунду рядом дернулся, оборачиваясь, Веслав.

На кирпичной поверхности Арки начали проступать символы. Вначале вспыхнул алым знак огня, за ним — зелёным загорелся знак земли, голубым − воды, и потом по кругу полыхнули разноцветьем остальные, большинство я видела в первый раз. Затем без всяких переходов и эффектов в собор шагнул первый призывник.

Ах, нет, один эффект был. Выходя, этот призывник как следует приложился об Арку лбом.

− Боммм! — синхронно отозвались древние камни на такое приветствие.

− Прошу прощения, − со всей серьезностью отозвался призывник. Развернулся к Арке и, без всякого сомнения, отвесил ей поклон.

Я развернулась к Веславу и обнаружила, что у него дергается не только уголок рта, но и правое веко.

По одному этому можно было заключить, что прибывший — светлый стихийник.

Призывник распрямился, сразу оказавшись головы на две меня выше, оглянулся и увидел нас.

− Прошу прощения, − повторил он спокойно. — Можем ли мы заключить, что видим наших товарищей по Дружине?

И слегка откинулся назад, положив руку на рукоять клинка.

Теперь я заметила, что он был опоясан мечом. И вообще, этот тип являл собой воплощение средневекового витязя из сказки: высокий, с длинными белокурыми волосами и благородным лицом, в пропыленной дорожной одежде и плаще старинного покроя. И при мече, как уже было сказано. Все это в совокупности произвело на меня такое впечатление, что я только и смогла выдавить:

− Мо-можете.

Рыцарственного вида тип склонился в еще одном глубоком поклоне.

− Весьма приятно. Йехар и Глэрион, странники по мирам, борцы с тьмою и несправедливостью — к вашим услугам! Не окажете ли честь назвать ваше имя?

− О-ольга, − я упорно продолжала запинаться, только теперь по другой причине. Нечасто мне приходилось встречаться с таким количеством психов за одни календарные сутки. Мало Веслава, теперь и это «два в одном флаконе» пожаловало.

Псих номер два тем временем галантно поцеловал мне руку и собрался еще что-то сказать, но тут молчание нарушил номер первый.

− «Мы» — от избытка скромности или от раздвоения личности? Или ты оборотень, и у твоей второй натуры другое имя?

По лицу любезного пришельца прошла нелюбезная судорога, он круто развернулся и сделал шаг в сторону алхимика.

− Кто бы ты ни был — не смей равнять нас с темной нежитью, или мы…

− Который Йехар или который Глэрион?

Странник по мирам неспешно извлек из ножен тускло отливающий клинок.

− Йехар — мое имя. Глэрион — имя моего меча, и воздержись от оскорблений, темный — а что натура твоя темна, я заключаю…

− Прелестно, − проворчал Веслав себе под нос. — Меня вычитывает тот, кто дает имя какой-то железке, да еще говорит от ее име…

Вжух! На моих глазах меч полыхнул оранжевым пламенем. Лезвие никуда не делось, хотя накалилось докрасна. По клинку неспешно перебегали языки огня.

− Никогда не оскорбляй нас, − с тихой угрозой предупредил Йехар, острие меча теперь было в нескольких сантиметрах от носа прижавшегося к стене Веслава. — Никого из нас. Никогда больше. Или жизнь твоя будет… коротка.

Алхимик, который вначале выцвел с лица до уровня писчей бумаги, теперь начал наливаться нездоровым пятнистым румянцем.

− Никогда не поднимай в мою сторону эту штуку, как бы ее ни звали, − прошипел он. — Иначе предупреждение ты не успеешь закончить.

− Больше предупреждений не будет.

− Убери этот…

Но дальше ничего не последовало. Острие меча слишком красноречиво смотрело алхимику в лицо.

− Я не договорил. Если ты маг воды — знай, что водой его не погасить. И помни, темный, тебе придется сдерживать свою тягу к коварству, подлости и предательствам. Я живу для того, чтобы истреблять подобных тебе, и ты дышишь лишь потому, что тоже причастен к Дружине. Ты усвоил?

− Куда уж яснее, − и по взгляду Веслава я заключила, что вот прямо сейчас в соборе станет на человека меньше. — Буду строить свои козни только на будущее.

− Вот именно!

− И каждый раз, как у меня будут пальцы чесаться тебя отравить — я просто…

Три возгласа слились воедино:

− Отравить?!

− Э-э, как вас там, Йехар, а может…

− Фу-фу-фу, а где приветственные речи?

Увлекшись разборками, мы совсем забыли об Арке. Зато она о нас — нет.

Этап свечения символов мы безнадежно пропустили. Этап появления из Арки очередного члена Дружины — явно тоже. Зато этот самый очередной присутствовал. Присутствовала.

Возле Арки стояла блондинка из анимешного мультика. Огромнейшие голубые глаза на фарфоровом личике, укрытые ресницами из модной рекламы о новой туши. Два наивных хвоста натурального блондинистого цвета. Длиннющие ноги если не от ушей, то от шеи точно, вздернутый носик, микроскопический ротик с пухлыми губками, да еще рюкзачок на плече — розовый, видно, для полного комплекта.

От блондинки веяло такой мощной волной отсутствия не просто интеллекта, а мышления во всех смыслах, что меч бессильно обвис у Йехара в руках, а Веслав даже не успел вставить что-нибудь про очередное отравление.

Что до меня − я купалась в волнах душевного облегчения. Похоже, что я все-таки еще не самый худший вариант для Дружины…

− Ну, − капризно топнула ножкой блондинка, − я жду. Что, музыки и вечеринок в честь моего прибытия не будет? У… какая пакость, и как называется этот отстойный мир?

С языком она явно осваивалась прямо на ходу и, что называется, крайне успешно.

− Не знаю, деточка, как называется мир, откуда ты выползла, − тут же завелся Веслав, − но я посоветовал бы тебе…

− Не смей оскорблять даму! — с непроницаемым лицом предупредил Йехар.

− Придержи в ножнах своего Глэриона, а то в моих руках может оказаться почти незаметный пузырек…

− Так ты, значит, ведун! И ты мне угрожаешь?

− Я — алхимик! А это было предупреждение. Сразу последнее, без первых…

Новоприбывшая озадаченно потрогала меня за плечо.

− У них любовь? — на полном серьезе спросила она.

− Ага, − от души ответила я, рассматривая сурового Йехара и разъяренного алхимика, − мгновенно вспыхнувшее, яркое, взаимное чувство.

И у меня такое ощущение, что жить ему в веках.

− Хорошенькое дело, − фыркнула новенькая. — Вместо встречи и отдыха — какой-то зал и два парня, у которых супружеская, что ли, ссора…

К несчастью, до «парней» это долетело, потому что оба обернулись.

− Что-что? — тихо переспросил Веслав, слегка запинаясь. — Мне как-то показалось, я слышал…

− Ольга, − я торопливо сунула блондинке руку, − светлый ученик, стихия воды. Это Веслав, темный алхимик, и Йехар… хм… с Глэрионом. Светлый… светлые.

− Бо-Бо, − блондинка с ослепительной улыбкой помахала всем ручкой. — Для друзей − Бо, а мы же будем друзьями, а, ребята? Ну, где ваш командный дух…

− Обязательно, − сказала я, силясь улыбаться и симулировать командный дух и оптимизм одновременно. — Бо, а ты… уровень и так далее?

Блондинка как будто серьезно задумалась.

− Уровень? Какой? А-а, вы про этот…ну, если честно, я не знаю, я как-то не выясняла… Ну…колдую немножечко.

− Боевой маг? — уточнил Веслав.

− Светлая? — встрепенулся Йехар.

Бо-Бо покрутилась и с отчаянием всплеснула руками при виде отсутствия сидений. Ее отчаяние было понятным: в таких каблуках — разве что на подиум…

− Боевой? Ой, не говорите при мне это жуткое слово, я терпеть не могу эту бяку. Чтобы там драться… нет, фи! И я не светлая, вы даже не думайте!

− Темная? — тут же насупился Йехар.

− Серая!

Странно. А внешность у нее самая что ни на есть светлая, но не по внешности же судить? Вон на мое лицо посмотришь, особенно с утра — к темным можно писать только так, а Веслав — это вообще какой-то беглец из палаты под невнятным номером. Да и серый стихийник — и не самый худший вариант. Хотя они, судя по нашим учебникам, обладают не очень устойчивой психологией, вплоть до раздвоения личности… но запас нейтральных заклинаний не повредит.

И значит — она пользуется поддержкой воздуха, потому что из стихий только воздух откликается всем.

Бо тем временем оглядела нас, что-то про себя прикинула и спросила:

− А где еще парень?

− Пятый еще не явился, − ответила я. — И откуда ты знаешь, что не девушка будет?

− Как не явился, а вы же сказали, что парней три. Который на «…слав», который на «…хар» и какое-то длинное имя.

Что обозначает «длинное имя», мы поняли не сразу. Потом я повернулась к Йехару.

− Ах, да, − спохватился рыцарь-странник, в очередной раз вытаскивая меч из ножен. — Прекрасная дама, позвольте представить вам свой клинок…

Я оценила сцену знакомства и покачала головой. Только что в сознании включилась какая-то пророческая жилка, и теперь нудный голос чуть ли не в ухо мне твердил, что ничего хорошего из этой миссии не выйдет.

− Два светлых стихийника, темный и серая, − потом услышала я.

Веслав напряженно щурился на Арку и что-то бормотал. Наверное, ему это казалось очень важным: я понаблюдала за ним с минуту и еще два раза услышала эту самую фразу. После чего не выдержала:

− Это так важно?

− Что? — гаркнул алхимик раздраженно. — А, это ты. Да вот важно. Есть что-то типа поверья: якобы исход миссии Дружины благоприятнее, если в ней больше стихийников «мира».

Он подошел к Арке и начал рассматривать ее едва ли не вплотную, осторожно касаясь пальцами древних символов. Потом прочитал какую-то надпись на неизвестном мне языке. Ощупал зачем-то кирпичи.

Я тоже дотронулась до символов, но ничего не почувствовала.

− Ну, так у нас же пока и больше. Может, еще один добавится.

− Не скажу, чтобы мне этого очень хотелось, − фыркнул Веслав, глянув туда, где по-прежнему шла историческая церемония знакомства блондинки с клинком. — Но уж лучше так.

− А… словом, если в Дружине больше темных?

Не отрываясь от подробного осмотра Арки, Веслав коротко провел пальцем по горлу.

− Тогда благодарить надо Арку, что нам такое не грозит… слушай, а если следующий призывник будет темным — выходит двое на двое плюс серый маг…это что же — чистое равновесие получается? Нейтральная Дружина?

− Нет.

− Не получается? — обиделась я, считая по пальцам.

− Не будет темным. Светлый или нейтрал.

− С чего это ты…

− С того, − Веслав махнул рукой на Арку и уселся прямо на пол собора, скрестив ноги, − что Серых Дружин не было еще никогда. Слишком опасен этот цвет: может склониться и к тьме, и к свету. Словом, для равновесия хуже некуда.

− Ясно.

− У тебя такое выражение лица, будто ты мне не веришь?

− Не-е, ничего подобного. Просто в прошлый раз ты говорил, что остальные участники будут нас уравновешивать.

Веслав глянул на парочку, то есть, тройку, если считать по именам, и я с радостью увидела, что довод его сразил наповал.

− И кстати, ты-то откуда знаешь о других Дружинах?

− Читал, − получила я уже знакомый по похожему вопросу ответ.

− Да ведь они в другие миры приходили!

Но тут алхимик вспомнил о своем холерическом темпераменте и заорал, чтобы я от него отстала, и с него на сегодня и так хватит общения, и он скучает по своим колбам и перегонным кубам, потому что они его вопросами не достают.

На это тут же среагировал Йехар, который стеной встал на мою защиту, требуя меня не оскорблять, и вообще, время пролетело куда быстрее, чем до этого.

Наверное, можно уже не говорить, что за следующие три часа мы так и не смогли толком ничего выяснить о наших гостях. Бо ничего не могла пояснить в принципе, так что ее и не спрашивали. Йехар (и Глэрион тоже) не желал ни слова пояснять о том, почему меч пылает и каким образом они оба умудрились попасть в Дружину. Правда, рыцарь-то снизошел до теоретической лекции на тему «Многообразие миров и их разновидностей», но прочитал ее настолько выспренним тоном, что почти задвинул Амалию Людвиговну, которая знакомила нас с этим предметом на первом курсе.

− Благородные дамы! Вы и представить себе не можете, сколь велико и разнообразно множество миров, которые нас окружают. С чем могу я сравнить их? Со звездами ли, что похожи одна на одну — и все же отличаются? С бесчисленностью ли чуть искаженных отражений в гранях бриллианта? Не сомневайтесь же, о прекрасные: в Ордене хранят память о благословенных временах, когда все миры были единым целым — о временах до пленения Небироса и Великого Разделения. Теперь же… что мне сказать? Я бывал во многих из этих отражений. Где-то глушат недругов камнями, где-то — земля подобна глухой и иссушенной пустыне и покинута жителями, устремившимися к звездам. Время течет по-разному — о, да! — однако же людская натура не меняется. Не меняется и зло, и мой Орден, расположенный в Междумирье, искореняет его, где только можно и как только можно. Арка… не только она служит залогом равновесия в мирах: светлые странники также владеют умениями разрывать грани, а потому…

Что такое Междумирье, Орден, а также странники по мирам, Йехар отказывался выдавать намертво. По крайней мере, в присутствии Веслава, хотя алхимик и не прислушивался к беседе: кутался в свою ветровку и не отлипал от Арки.

Бо внимала Йехару, приоткрыв ротик и восхищенно шепча: «Ой, как он красиво говорит…» Я слушала рыцаря плохо. Нервировала неизвестность: судя по словам Веслава, тот, кто явится следом, должен обладать такой силой, что уравновесит нас всех! По мнению, которое составилось лично у меня о нашем теперешнем составе — уравновесить нас мог бы разве что легендарный Повелитель Тени. Правда, пока что я опасалась это выражать вслух. Так что ожидание было наполнено дурацкими вопросами, не менее дурацкими ответами и междометиями со стороны Бо, которой вздумалось после второго часа бдений осмотреть собор.

− А третий что-то не торопится, − уныло заметила я наконец. — Сколько мы тут торчим?

− Скоро утро, − буркнул Веслав, и не посмотрев на часы. Стычка с Йехаром сделала и без того не слишком общительного алхимика почти немым.

− И что делать? Эта штука открывается только по ночам или как?

− Эта штука может открываться когда угодно.

− Ну, и… собор на сегодня закрывать, что ли? Это уж как-то…?

− Следует ли мне это понимать так, что мы находимся в известном и посещаемом всеми месте? — очнулся Йехар. Он просветленно оглядывал мозаичные панно. — Это напоминает мне один храм, где я…

− А прикольненькие рисуночки, − хмыкнула Бо-Бо, трогая пальцем иконостас. — А у нас таких нет, ну, может, только в виртуальных музеях… ох, что-то ноги болят, сил нет! Скоро можно будет поспать?

− Вы можете расположиться на моем плаще, прекрасная дама! — галантно сдирая с плеч этот самый плащ, отозвался Йехар.

− Сейчас свихнусь, − углом рта сообщила я.

− Могу дать успокоительного, у меня с собой, − не остался в долгу Веслав.

− Качественно успокаивает?

− Очень. Если глотнуть два раза — еще и навсегда.

Я потерла глаза и отказалась от успокоительного. Вот кофе — это было бы здорово, но в Исаакиевском соборе кофе распивать — наглость и для темного мага. Сюда даже американские туристы ходят без жратвы. Максимум жвачку жуют.

− Ты думаешь, эти, − я покосилась на двоих, которые разгуливали по залу собора, − как-то нас с тобой уравновешивают?

В ответ прозвучал хмык, полный тихой грусти. Я наконец осмелилась:

− Мне почему-то тоже так кажется. То есть, последний все же будет тем, кто всех нас перекроет по уровню магии?

Веслав вдруг еле слышно захихикал.

− Если честно, насчет последнего я уже думать боюсь.

Как мне предстояло в будущем узнать, алхимик вообще редко ошибался. В конкретно этом случае его правота подтвердилась ровно через тридцать секунд.

− Герцог, не на-а-а-а-а-а-а….. — именно с этим воплем открылась Арка (почему-то не в ту сторону, в которой стояли мы), и из нее вылетело какое-то существо. Вмазалось в стену, потревожив фреску, и, не отлипая от стены, последовательно закончило:

− …до… И вообще, зачем туда, где стена, она же…

Тут он, она или оно по стене сползло, поднялось на ноги и закончило уже непоследовательно:

− …в картинках?

А потом началась коллективная истерика.

Как только создание увидело нас — оно немедленно махнуло к Арке (в прямом смысле махнуло, на плотных кожистых крыльях) и заорало туда:

− Немедленно заберите меня обратно! Это недоразумение! Я никого не хотел обидеть, я не заслуживаю такого наказания и… я даже не знаю их языка!

Само собой, все это он (видимо, все-таки он) вопил на чистейшем великом и могучем. Наверное, до него это дошло тоже, поскольку «пятый элемент» тут же и поправился:

− Ну, язык знаю… Но это ничего не меняет, я же даже не… ааа!

Поблизости от него мелькнул огненный клинок. Я могла бы поклясться, что две секунды назад Йехар вместе с Бо-Бо рассматривал лотки для сувениров, бормоча что-то о ценах — и вдруг оказался возле Арки с занесенным мечом. Как последний дружинник мог увернуться от такого замаха — я не поняла.

− Демон! — рявкнул Йехар, поднимая клинок во второй раз.

− Убивают! — заголосило создание, опять поднимаясь в воздух.

Зал огласился двойным визгом. Визжали я и Бо-Бо, разглядев нашего визитера. Уродливее тварей я видела только в кино: несоразмерной длины серо-зеленая физиономия, нос загибается наподобие клюва, глаза желтые и явственно отсвечивают из-под потолка; но первое, что я рассмотрела — зубки, которые были идеально приспособлены для того, чтобы прокусывать горло.

− Какая гадость! — закончила Бо-Бо свои вокалические упражнения. «Гадость» из-под потолка не растерялась, ответила пронзительным визгом и воплем:

− На себя посмотри! Хорошенькое дельце, сначала закидывают, куда попало, потом мечом махают, потом оглушают и обзывают! Ай, я бедный, нет у меня в жизни счастья-а… и, судя по тому, что я здесь, — и не будет…

− Демон! — внушительно произнес Йехар. — Спускайся и сразись со мной, как мужчина с мужчиной!

− Ага, щас! — прозвучало из-под потолка. — Мне тут, кстати, довольно уютно, и, хотя я не знаю в подробностях, что такое «фигли»… Фигли тебе!

− Порождение тьмы!

− Чмо с мечом! Отличный язык, гораздо богаче, чем у нас. Постой там, я еще что-нибудь накопаю!

Судя по решительности позы Йехара, он не собирался стоять, а собирался мочить нашего гостя по полной программе.

И никто ему мешать не собирался: Бо-Бо в ярости от «на себя посмотри», Веслав в ступоре, а я-то тут при чем?! Ну, видно, при всем, раз никого больше нет…

Отчаянно и виртуально плюнув на мощёный плиткой пол собора, я одним ударом отдавила Веславу полторы ноги. Тот вздрогнул, охнул и бегом кинулся к Арке. На полпути обернулся в мою сторону:

− Ты… в общем, потом отравлю…− и Йехару: − Убери свою железку! Свихнулся?!

− Не оскорбляй Глэрион! — рявкнул в ответ Йехар, разворачиваясь к нему с поднятым клинком.

− А-а, и меня тоже не надо! — орало из-под потолка существо с крыльями.

− Ты — заткнись! Ты — опусти меч, включи соображалку! Это — тот, кого мы ждали, последний из Дружины!

− Правда? — усомнился Йехар.

− Что — правда?! — озадачилось крылатое недоразумение. — Ну, я бы не стал так категорично, гм…

− Он не может быть из Дружины, он — демон! В Дружину допускаются только маги, а не… нежить! Это лазутчик, а ты… ты прикрываешь его!

− Не-ежить?! Ну, все, сейчас я спущусь и сражусь с тобой как мужчина с… э-э, не отвлекайтесь, шутка… шутка!

− Заткнитесь оба! Арка — не дурное дитя, чтобы ее можно было обмануть, в нее нельзя прокрасться! Если он прошел в наш мир, если сумел пройти…

− Но он…

− Правила помнишь? Все равно, кто он и какой он!

− Э-э, что, пра-авда?

− Молчать! А вот ты, светлый борец с нечистью, придержи свои инстинкты. А то как-то похоже, что ты нам закроешь путь назад еще до начала миссии.

Повисла недолгая тишина. Йехар и Веслав смотрели друг другу в глаза — прекомичное зрелище, если учесть, что Веслав был сантиметров на тридцать пониже и в полтора раза уже в плечах.

− Ведун, − тихо сказал рыцарь наконец, − не будь Арки, что соединила нас, — тебе не миновать поединка со мной.

− Светлый, − тем же тоном отозвался Веслав. — Не будь Арки — ты был бы уже мертв. Мои яды действуют быстро и осечек не дают.

− А теперь пожмите руки и поклянитесь в вечной дружбе! — потребовали с потолка. — Не хотите? А какое было бы зрелище, ручаюсь, эти стены рухнули бы только от выражений ваших лиц.

Медленно и бережно, не спуская мрачного взгляда с Веслава, Йехар вложил потускневший меч в ножны.

− Спускайся, − крикнул алхимик в потолок.

− Ни за что. Это место просто приспособлено для полетов. Отсутствие потоков воздуха…

− Я сказал — вниз!

− Слушаю, ваше величество, − невообразимо ехидным тоном отозвался пришелец. Он снизился до трех метров и с опаской показал пальцем на Йехара. — Этот злобный тип с мечом не будет на меня бросаться?

− Будет, если не будешь держать за зубами язык. Спускайся.

Незнакомец наконец спустился и сложил крылья. С опаской вытащил из пасти язык, — сантиметров в тридцать и раздвоенный − скосил на него глаза и запихнул обратно.

− Его трудно держать за зубами, он все время высовывается! Даже здесь я из-за него… − тут он отвесил что-то вроде кривого церемониального поклона. — Я Эдмус, шут его величества Цепеока Первого. Здрасьте. Здрасьте. Ты, с мечом — с тобой здороваться не буду из принципа (кстати, что это такое?). Ты, которая гадость, — с тобой тоже.

− Чего-о?! — взвыла Бо-Бо.

Мы с Веславом переглянулись.

− Ну, и… как я понимаю, Арка еще раз откроется завтра? Как мы, интересно, в такой компании отсюда выйдем?

− Вызову нейтралов, пусть мороки накладывают. А то этого — как бы ваши не прикончили…

− Справедливо.

− Что я слышу, тут еще кто-то хочет меня убить? — вмешался Эдмус, который старался держаться все-таки подальше от Йехара. — А это все мое везение. Конечно, я мог бы попасть в мир, где мной были бы очарованы решительно все, но нет…

− Такой мир было бы трудно найти, демон! — хмыкнул Йехар мрачно.

− Нет, вот опять. Дружочек, да ты жить не можешь без оскорблений, хотя по твоим нездорово горящим глазам я заключаю, что ты пришел из света. Я ничего общего с демонами не имею, чтоб ты знал… да и вы тоже. Я спирит!

По тому, как застонал Веслав и напрягся Йехар, стало ясно одно: наш пятый — стопроцентно темный маг.

Глава 3. Поводыри, пантеры и дриады

− А я говорил, что я редко вру?!

− Демон, помолчи… помолчи, я думаю!

− Вот постой… и подумай… а я бы на твоем месте выбрал место для размышлений подальше отсюда…

− Она не осмелится нас тронуть. Мы защитим вас!

Полное сомнения молчание. Я опять слышу будто издалека собственный дрожащий голос, и белая туша, которая маячит метрах в пяти, кажется расплывчатой и нереальной:

− Она нападет?

И уже привычное веславское:

− На дурные вопросы не отвечаю!

− Спрячьтесь за мной, сейчас мы…

Долгий свист, и огненная полоса рассекает темноту. Слышится недоуменный рык.

− Что за…

Рык из недоуменного становится агрессивным. В моем мозгу словно по команде возникает: заморозка! Рык становится растерянным и очень агрессивным.

И тут же находится выход из ситуации:

− Валим!!

* * *

Кое-кто заявил бы, что моей квартире оказали честь, но я была твердо уверена: ее постигла катастрофа. Потому как мороки мороками, но от разрушительной сути некоторых личностей не спасала никакая магия.

− Непостижимо! Невозможно! Они все вымерли еще в стародавние времена, до разделения миров, которое, как известно…

− По тем немногим сведениям, которые у меня есть, — да, это так, но, очевидно, даже Книга Миров иногда не дает…

Вот, например, Йехар и Веслав. Пришли все же к общему знаменателю, но от этого не легче, потому что знаменателем оказалась зеленая крылатая пакость, которая наименовала себя спиритом.

− Кто вымер — я вымер? Почему меня не предупредили? Нет, в самом деле — такое событие заслуживает и письменного уведомления. Ох, я могу представить себе, что сказал бы по этому поводу наш достославный герцог… впрочем, нет, могу, даже вслух — он бы… ух, что это колет мне макушку?

− Люстра, − с тоской пояснила я, провожая глазами осколки лампочки, двинувшиеся к полу.

− Твой дом напоминает мне о родине. Правда-правда, хотя мне всего раз пришлось побывать в камере пыток, но ощущения запомнились настолько, что…

− Лучше бы он вымер.

− Могу поспособствовать.

− Сгинь, кровожадное порождение мрака! Мы наслышаны о том, что вы убиваете своих же, но…

− А вот это надо на глаза намазывать?

А это уже у Бо-Бо дошли руки до черной помады, которую в приступе вдохновения подарила мне подруга-эмо (в комплекте с розовыми кедами и книжкой «Флора и фауна гробов»). Причем, вопрос был задан уже после намазывания помады решительно на все стратегические места лица. Как чувствительный Йехар не шарахнулся в истерике — не знаю. Эдмус, например, восхитился из-под потолка:

− И психологические пытки есть!

Засим настала короткая тишина, которой я воспользовалась, чтобы отчаянно шарахнуть кулаком по любимому кривоногому журнальному столику.

Все подскочили. Веслав, кажется, вытащил из кармана какой-то пузырек.

− Гражд… товар… гм… короче, коллеги! Раз уж создалась такая ситуация со всей этой Аркой − может, закончите ваши невнятные инсинуации по непонятным причинам и начнете апеллировать к конструктивному мышлению?

Бо картинно уронила помаду. Из-под потолка раздались аплодисменты. Я сама испугалась того, что сказала, и поклялась больше не смотреть новости.

Веслав хмыкнул.

− Вот, значит, чему вас там учат, в Канцелярии. Ладно, что конкретно тебе не нравится? Пока Арка не открылась, мы все равно понятия не имеем, что нас ждет, так что…

− И ничего не знаем друг о друге, а вы за полчаса не сподобились хоть объяснить, кто такие спириты и что такого страшного в том, что они не вымерли!

− Это абсолютно чудовищно! — влез довольный Эдмус. — Прежде всего — это неожиданно, затем это невежливо, после всего − это…

− Спириты — врожденные маги воздушной стихии, − отчеканил Йехар, бросая суровый взгляд на потолок и промахиваясь мимо дрейфующего вверху Эдмуса. — Могучие черные колдуны, кои из-за злобного нрава в незапамятные времена лишились человеческого обличья…

− Да просто одна из волшебных рас, − перебил его Веслав. — Стихийники по воздуху, разве что еще и на крыльях летать умеют. Больше о них, считай, и сведений нет, кроме того, что они…

− Вымерли.

− А вот его рассказ звучал интереснее, − пожаловался Эдмус, тыча пальцем в странника по мирам. — Я даже сам немного испугался… а еще что-нибудь страшное ты про нас знаешь?

− Не надо ломать мебель! — заверещала я, поймав взгляд Йехара — тот, кажется, принял последнюю фразу за оскорбление. — Ну, раса. Ну, темные, по воздуху… что еще?

− Кровожадные, подлые и зловещие! — стоял на своем Йехар.

− Еще мерзкие, низкие и коварные! − помогал ему Эдмус.

− Так как, извините, в Дружину… − начала я, разводя руками.

Фраза «попал вот этот придурок» до всех дошла одновременно. В том числе и до того, кто являлся предметом обсуждения.

− Случайно, − радостно пояснил «предмет» сверху. — Совсем случайно! Когда наши Глядящие истолковали скорое появление Арки, вообще-то весь Город выбирал воина. Выбрали Д’Кааса: он у нас самый храбрый, самый суровый и вообще, самый такой, что даже камни растекаются лужицами, когда он на них смотрит, поэтому он часто дома меняет, а то, понимаете, неудобно как-то. А я об Арке краем уха и слышал только, я же шут, и обязанность моя — шутить, ну, и от кинжалов с заклинаниями уворачиваться, если его герцогство вдруг изволит. Ну, и в этот раз герцогу не понравилась моя шутка очень-очень, и я не успел увернуться от воздушного потока и вообще должен был размазаться о стенку в блин, только стенки на этом месте не оказалось. То есть, она оказалась, только уже совсем не на этом месте, а почему-то в вашем мире.

У меня заныли зубы то ли от его болтовни, то ли от дурного предчувствия. Левый глаз Веслава красноречивым тиком показал настроение своего хозяина.

− Арка открылась точно в это время и в этом месте, да? — невинно спросила Бо, поразив всех первым за время своего появления проблеском сознания.

− Ага, − вздохнул Эдмус. — Гм… а вернуться нельзя, нет?

Никто не захотел сбивать его с потолка снайперским ответом. Шут нервно хихикнул и осведомился, почему это мы вдруг приуныли.

− В общем, если суммировать то, что у нас есть, − начала я, пресекая попытки убить Эдмуса за дурной вопрос. — Есть Ольга, ученик по воде; Йехар — как я поняла, стихия огня…

− Не забывайте о моем клинке, прошу вас.

− …ага, так Глэрион, судя по тому, что мы видели — тоже огненный… Веслав, который отравит любого, кто заикнется о его стихии. Бо…

− А? — обернулась блондинка от зеркала.

− …которую о стихии спрашивать бесполезно, − подсуфлировал Веслав.

− И Эдмус, − напомнили с потолка.

− Маг воздуха? — понадеялась я.

− Просто придурок, − повинился шут. — Где уж мне в магию, я не воин. Я вообще колдовством не пользуюсь, и ходит в Городе легенда, что, когда проводили обряд моего знакомства с медиумом, как бишь его…

− Магическая инициация или посвящение, − с мукой в лице подсказал Веслав. — Проводится в мирах, достаточно насыщенных магией, включает ключевой момент, когда ребенок-маг признается стихией.

− …да, вот как раз в этот момент я грохнулся с алтаря. И от растерянности укусил за ногу жреца, который обряд проводил, ну, правда, в некоторых видах легенд — и не за ногу… но от магии меня все-таки отлучили.

− Магия — такая фи, − мечтательно донеслось от зеркала. — Ну, иногда, когда если по приколу…

Я окончательно уверилась в том, что Дружине со мной повезло. Веслав рассматривал пузырек, который вынул из кармана, с весьма задумчивым видом.

− Отравиться, что ли, хочешь? — не выдержала я.

− Смеяться будешь — аж руки сводит, − хмыкнул алхимик в ответ.

− Подобает встречать свою судьбу лицом, как поступают воины на поле брани, − спокойно сообщил Йехар и с достоинством коснулся пальцем рукояти меча.

Я покосилась на алхимика — и обнаружила на его лице нервную ухмылку.

− Спорим, через два часа он сам у меня попросит порцию? — еле слышно донеслось до меня.

Спорить я не стала.

День прошел в сборах. Ясно, никто мне не говорил, что нужно брать в такие экспедиции, или хоть как одеваться, а советы новоявленных коллег радовали разнообразием:

− Оружие, − категорически сообщил Йехар. — Конечно, вы, как дама, не пользуетесь клинками, но, если у вас есть какие-то амулеты, которые могут помочь…

Амулетов не было.

− Ну, чтобы хорошо выглядеть что-нибудь, − говорила Бо, рассеянно роясь в рюкзачке. Потрясла его донышком кверху, и оттуда выпала куча непонятных тюбиков плюс еще более непонятный арбалет, размером в полтора рюкзачка. — О, хочешь штучку?

Она так решительно протянула мне арбалетный болт, что я решила спросить совета у кого-нибудь другого.

− Ты серьезно думаешь, что нужно с собой что-то брать? — удивился с потолка Эдмус. — Чутье шута мне подсказывает, что в этакой компании тебя ухлопают часа через два. Даже если мир будет мирным, гм, забавный каламбур. Но если тебя беспокоят вопросы пищи…

Длинный раздвоенный язык отправил в рот спирита муху, бившуюся об оконное стекло.

− Приятного аппетита, − буркнула я, сбегая на свободную пока что кухню.

Веслава, как самого адекватного в «этакой компании», спросить не удалось. Дождавшись просьбы Йехара насчет яда, он самодовольно осклабился, смотался куда-то во внешний мир и не появлялся часа четыре, так что я была серьезно озабочена оставшимися на мое попечение (в моей квартире!) гостями из других миров. Бо, тем более, решила объяснить Йехару, что такое телевизор (ключевые слова — «Бо» и «объяснить»), а Эдмус добрался до холодильника и очень быстро разобрался, что в нем к чему. Трудненько было бы собраться, даже если бы Игнатский с Макаренко и не звонили мне через пять минут с вопросами типа: а не нужно ли мне чего?

− Нужно! — в пятнадцатый раз заорала я, не особенно разбираясь, кто у аппарата. — Помещение нужно, трех психов изолировать! Еще будут вопросы не по делу — прокляну на фиг!

В трубке торопливо ойкнули и поощрили меня короткими гудками, наверное, номером ошиблись.

− Успокоительного? — предложил за спиной голос алхимика.

Учитывая, что дверь я за ним закрывала на три замка и магическую блокировку — было, от чего подскочить.

− Как ты вош…

Моя челюсть так и осталась выдвинутой в попытке произнести «ёл».

− Задвинь глаза, в квартире тесно, − посоветовал алхимик сумрачно. — Собралась?

− М-м… − я неопределенно покрутила головой. — Что это на тебе?

Картина «Зайцев, пиво и димедрол» упрямо маячила перед моими глазами в виде одежины Веслава. Одежина представляла собой неудачный гибрид плаща с пальто с добавлением к результату немыслимого числа карманов. Кажется, они были даже на воротнике.

Ах, да, и через плечо у Веслава болталась невероятно потрепанная холщовая сумка.

Цвет наряда и сумки проследить было невозможно.

− Походный костюм алхимика. Что-то имеешь против?

Я торопливо замотала головой, показывая, что нет, ничего не имею, а сама подумала, что прав был шут: ох, ухлопают меня в такой компании как пить дать. И как он в таком по улице шел, скажите на милость, и ведь ни разу же не остановили!

Впрочем, может быть, останавливали. Но спрашивать я не буду, потому что уже подозреваю, чем это могло закончиться.

− Собирайся, − пресек мои размышления их предмет. — Выдвигаемся через десять минут.

И в ту же секунду зазвонил телефон, а на проводе был Игнатский. Арка подала признаки активности. Разницы между сообщением Веслава и сообщением шефа было в пять минут: Игнатский приказал выдвигаться через четверть часа.

Можете себе вообразить, сколько у меня оказалось времени на сборы.

В панике я побросала в рюкзак вещи не раздумывая и вперемешку: белье, одежду, запасные кеды, теплые кроссовки (вдруг вынесет в мир, где сейчас зима?), письменные принадлежности и валидол (мне казалось, с такими коллегами это будет нелишним). Коллеги во время моих беспорядочных метаний проверяли содержимое моего холодильника — это после Эдмуса-то! − смотрели телевизор (Йехар и Бо пререкались из-за пульта) и ругались между собой. Ругались-то в основном Йехар с Веславом, это я еще застала.

− Проходя в Арку, будьте готовы к любым неожиданностям, − наставлял светлый рыцарь, глядя, как я запихиваю в рюкзак куртку. — Новые миры любят шутить по-своему, но шутки их злы. Однажды во время своих странствий мы встретились с драконом сразу после перехода. Еще как-то разрыв открылся прямо в жерло вулкана. Постоянная бдительность — и держитесь за мной, так как…

− Это приказ? — осведомился алхимик. Он сидел на компьютерном стуле, время от времени раскручивая его наподобие вентилятора. — Если да, говори сразу, чтобы я его мог проигнорировать. Как и все последующие в таком тоне.

− Вежливых просьб не будет, темный. По отношению к тебе — только приказы.

Лихорадочно роясь в рюкзаке, я краем уха услышала смех алхимика.

− А выполнять их ты заставишь меня своей железкой?

− Выполнять заставит Арка. Вот этим.

Мне пришлось отвлечься от рюкзака, и я увидела, что рыцарь закатал рукав. Чуть повыше знака Арки у него на запястье был еще один, похожий на посох или скипетр.

− Поводырь Дружины, − скривился Веслав и не добавил по этому поводу ни слова, но зато наорал на меня за то, что копаюсь.

Всю дорогу до Исаакиевского собора (спасибо хоть, Канцелярия на сей раз машину выделила) алхимик выглядел взбешенным настолько, что с ним никто не заговаривал. Сведения о том, что такое Поводырь Дружины, мне дал Йехар. Разгадка оказалась простой: у призывников должен быть кто-то вроде старосты, чье слово является решающим. Вот Арка и выбирает каждый раз, кто ей там понравится. Почетная должность, но наверняка хлопотная, и я была рада, что повесили ее не на меня. И еще более рада была, что она не досталась, например, Эдмусу. Или Бо. Или Веславу…

Оцепление, начальники Отделов Канцелярии, собор и Арка находились на положенных им местах. Разве что мешки под глазами Игнатского набухли больше.

− В добрый путь, − промямлил он, когда мы проходили мимо него. Задержал меня за рукав и добавил: − Командировку мы тебе оформили…

В другой мир. Бессрочную. Интересно, командировочные-то хоть выдадут?

Макаренко не говорила ничего, но осматривала нас поодиночке с таким выражением лица, что стало ясно: ставит она не на Дружину, а на тот перекос равновесия, который ее угробит.

Говоря честно, я бы на это сама поставила.

Зося-Зоя-Зина из-за плеча начальницы боязливо помахала мне.

В зал мы вошли безо всякого сопровождения, и Арка, как было сказано, выглядела все так же. В животе у меня заворочалось нехорошее желание никуда не ходить, а сесть сейчас на эти плиты и расплакаться. И, когда я увидела, как засветились символы по верху Арки, и поняла, что вот сейчас и будет переход, после которого я наверняка не пройду назад — возникло еще более страшное ощущение. Будто сердце стало с булавочную головку и никак не желает разжиматься.

В соборе повеяло прохладным воздухом, и дуновение шло от Арки.

− Пора, − сказал Йехар. — Держитесь за мной, я…

Веслав серьезно кивнул, издевательски помахал ему рукой и шагнул первым. За ним с возгласом:

− А все уже началось, да? — Бо. Эдмус развел руками — мол, что поделаешь — и нырнул следом.

Йехар тяжело вздохнул. Покачал головой. И вдруг подошел ко мне и протянул руку.

− Пойдем вместе, − твердо заявил он, и я была точно уверена: он знает, что мне страшно. Хотя я же старалась этого не показывать…

Руку он разжал только когда мы сделали шаг внутрь.

И на нас тут же свалились темнота и тишина.

Наверное, с полминуты я понимала, что темнота эта неполная: она разбавлена светом звезд и луны, но и только. И тишина была неполной тоже: она нарушалась перешептыванием листьев, шорохом травы и криками каких-то птиц: мы стояли на опушке то ли рощи, то ли дубравы. Спереди высилось что-то вроде холма, но в этом уверенности не было. Недалеко от нас расположился кряжистый дуб.

Было прохладно, в высшей степени занимательно, а самое главное — ни малейшей видимости человеческого жилья. В довершение всего Арка за нашими спинами вдруг исчезла.

Йехар вытащил клинок. Тот пылал ясным, спокойным пламенем и освещал настороженные лица остальных.

− Путь свой мы начинаем во тьме, − невесело отметил Поводырь Дружины. — Но где же противник?

− Подойдет через годик-два, постой, может, дождешься, − отрезал Веслав. — Вот прямо на тебя из кустов и понесутся рати, ага. Ты хоть знаешь, светлые или темные они будут? Может, вообще один стихийник…

− Как Повелитель Тени? — даже при свете клинка было видно, как сошлись брови рыцаря.

− Мифами балуешься? Ну, как этот, только реальный и живет себе в здешней Америке, а нас, может, в Италии выкинуло. Так что…

К чести Йехара: он собрался, на подколки алхимика не стал тратить внимание и умудрился отдать свой первый приказ:

− Расположимся здесь до утра. На заре же первым делом узнаем, в какую местность нас забросило, кто здесь живет, и не происходило ли тут чего неладного в последнее время. Далее будем действовать, как полагается призванным, — и мы надеемся, что даже демон будет сражаться…

− А, да-да, всеми крыльями, − тут же залебезил Эдмус. — Вот как только в бой — всех врагов перекусаю, даю вам честное слово спирита, вы же не знаете, что нашим словам верить никогда нельзя, нет? Я буду сражаться как… как моон, нет, не спрашивайте, что это такое…

− Помолчи, а? — заикнулась было я, но где уж мне, скромной.

− И я точно буду драться храбрее Бо, потому что она-то уже дезертировала, и когда только успела?

Все разом обернулись. Йехар поднял клинок, что-то пробормотал, лезвие запылало ярче, и тут все увидели, что Бо в наших списках и впрямь уже не значится.

И ведь правда — когда успела? Только что стояла рядом со мной…

Поверхностный осмотр местности и робкие окрики результата не дали.

− Она отскочила в кустики, и ее там сожрали! — предположил спирит с загоревшимися глазами. Йехар тяжелым подзатыльником приказал не кощунствовать, но шут только отстранился и продолжил развивать мысль:

− Слышите, там рычат? Идет дележ белокурых прядей: по волоску, по волоску…

− Это было последнее слово, − шикнул Веслав. — Сейчас я тебя…

Он осекся и прислушался. Затем озадаченно повернулся к ближайшим кустам.

− Кажется, правда рычат…

В эту самую секунду кусты расступились. Или разлетелись. В общем, от них немного чего и осталось, а на поляну вымахнула величественная белая кошачья туша. Эдмус при ее виде незамедлительно вписался в небеса, с воплем: «А я говорил, что вру редко?!» А я прижалась к стволу ближайшего дуба так, будто надеялась на что-то большее, чем объятия.

То, что я сначала приняла за тигрицу, оказалось пантерой, но таких размеров, которых я не только в зоопарке не наблюдала, а о которых даже не читала. Да к тому же это создание было абсолютно, неестественно белого цвета, разве что пасть и глаза отличались красненьким.

Было от чего мандражировать, ибо в обычной жизни на меня пантеры-мутанты-альбиносы как-то не сваливались.

Ах, да, я забыла сказать: она была очень агрессивной. Поэтому на ее разглядывание и на испуг у нас оказалось не больше десяти секунд, которые прошли в странных и по большей мере не очень связных диалогах. Потом огромная кошка двинулась на нас.

− Бегите! — героически скомандовал Йехар, вздымая меч. Он мгновенно отпрыгнул в сторону и нанес удар, который должен был как минимум отделить голову пантеры от туловища — и ничего не случилось, объятый пламенем клинок словно отскочил.

Думать было некогда, я выбросила вперед ладонь с простейшим призывом холода, оставалось надеяться, что без ритуала Знакомства чары сработают. Сработали процентов на десять: пантера повертела башкой, замедлилась, дала возможность нам отскочить, но ледяной статуей, как это должно было быть, не замерла.

И тут все подумали об одном и том же, и это просто замечательно выразил Веслав одним словом:

− Валим!

Он первым влез на тот самый дуб, который я обнимала, причем проделал это с обезьяньей ловкостью и не снимая своей одежины. Йехар подбросил меня и вскочил следом, попутно удачно засадив пантере каблуком в нос. Дикая кошка взвыла, подпрыгнула, но на дерево за нами не полезла: с такой массой тела ей это было трудненько.

Начался хаос. Вообще-то он начался уже давно, но мы только сейчас его заметили. Эдмус, который так и летал где-то над нами, являлся его главным инициатором.

− Гляньте на нее! — визжал он с воздуха. — Гляньте, брюхо какое, уж половинка Бо там точно поместилась, спорим, она и весь ее ум съела, и гляньте — она тоже блондинка, может, и мыслит похоже…

− Заткнись! — дружно следовало с дерева. Дальше хаос продолжала я:

− Она сейчас за нами влезет! Во-во, примеривается!

− На ушах взлетит, разве что! — это орал Веслав. — Или хвостом как пропеллером покрутит…

− Ведун! Где твое мастерство, отрави ее …

− Не вижу тут ведунов! И вообще, сам иди, шарахни ее промеж глаз своим мечом, яды, кстати, тоже требуют контакта…

− От нее отскакивает магия, Ольга, вы ведь можете это подтвер…

− Мамой клянусь, ага… − во мне не вовремя пробудилось что-то сродни иронии. Ситуация была уж больно замечательная: явились в мир, в некотором вроде, спасители — и вуаля, через три минуты уже сидим на дереве и галдим, как вороны утром.

− Так отрави ее!

− Не могу. Иначе нас станет только четверо.

− Что?! − Йехар чуть не свалился с дерева. — Это ты к чему?

− Это он к тому, − заговорила я, вглядываясь изо всех сил, − что эта тварь, конечно, могла и сожрать нашу блондинку, но вряд ли потом стала бы надевать ее рюкзачок.

И правда, на спине пантеры как ни в чем не бывало мотался рюкзачок Бо, который мы в запале сначала не заметили.

− Оборотень?! — и Йехар явственно собрался спрыгнуть с дерева и повторить попытку с мечом. Мне пришлось намертво вцепиться ему в ногу.

− Правильно! — воодушевленно кричал Эдмус. — Круши ее, бей ее! Потом мне голову снеси, еще есть алхимик — и миссия превратится в романтический поход на двоих…

− Затк…

Но тут к нашему нестройному хору и рыку взбешенной пантеры, которая бросалась на дерево, добавился еще чей-то сиплый и сердитый голос:

− Праздник Дионусия еще не скоро! Убирайтесь прочь, пьяные сатиры!

Мы примолкли, пантера почему-то тоже. Эдмус в небесах обиделся и заявил, что меньше чем на «демона» он не согласен. Потом, расценив голос как женский, я осторожно спросила в лиственную темноту:

− А… простите, кто говорит?

− И они еще издеваются! — зашлись где-то совсем рядом с нами. — Дриада дерева, которое вы оскорбили своими козлиными ногами! Да обратится на вас гнев Громовержца! И пусть его стрелы поразят вас в самые неожиданные места!

Она продолжала обрушивать на наши ноги и на другие части тела самые изысканные проклятия, но наши умы на диво слажено начали работать в одном направлении.

− Какой красивый язык! — для начала умилился Эдмус с неба. — Хорошо, что мы его понимаем, такому можно научиться…

Красивый язык… Мы, машинально выискивая удобные места на скользких ветках, тем временем объединяли в сознании слова «дриада», «сатиры», и «Громовержец». Вывод первой сделала я:

− Эллада в расцвете мифологии.

Веслав прибавил что-то, нецензурное настолько, что дриада не заикалась до самого утра.

Глава 4. Триаморфы и гарпии

Ночевать пришлось на дереве. Ясно было, что Бо нас не узнает и готова сожрать при первой возможности, так что оставалось ждать. Дриада голоса не подавала, я засыпала прямо на ветках; чтобы не заснуть, начала вспоминать все, что помню про Грецию эпохи богов. То есть, что из того, что я помню, можно перенести на данный мир.

Поскольку мир этот молодой, он переполнен стихийной магией, и она скапливается в огромных количествах в так называемых богах. С Богом истинным у них ничего общего, по сути они просто Повелители Стихий: каждый руководит своей, но только в пределах определенной территории. Зато уж здесь они могут казнить и миловать, и возможности их почти неограничены.

Стихий масса. Богов тоже, в придачу еще героев навалом. Здесь как стихия может даже война выступать, а у нас последний маг с медиумом войны во Вторую Мировую перевелся. То есть, сообща завалили, конечно. О таких стихиях, как вода, воздух, земля, свет — и говорить нечего, возле них целая иерархия царит. Главный, стало быть, − Громовержец-Зевс, плюс его многочисленная семейка, все друг другу родня, разве что Афродита, которая по любви, — эта родилась из пены.

А в нашем-то мире, если стихийник — не адепт одной из первооснов, то про него статьи научные пишут (как о Виталике с со стихией звездного света) или легенды с пророчествами сочиняют (как о Повелителе Тени, о котором знает даже Йехар).

Но если нам придется сшибиться с этими Повелителями, которые к тому же обладают здесь потенциальным бессмертием, хотя бы с одним из них, — лучше бы нам…

− Ах, заче-ем я на свет появи-ился, ах, заче-ем меня мать родила-а-а… − поразил меня вдруг Эдмус. — Что? Это из твоего ящика. Кстати, Йехар его хотел разрубить надвое за развратные картинки.

Светало. Шут примостился прямо надо мной, но сна у него было ни в одном глазу, и слушал он, к несчастью, внимательнее всех. Потому что не проходило и минуты, чтобы он не вставлял какой-нибудь реплики.

− Самый омерзительный балаган, который я только видел, − Йехар отчаянно зевал. — И эти крики про убийство какого-то Кенни…

− Это был мультик «Южный парк», только и всего. Глядите, а пантера куда-то подевалась.

Все дружно свесились с веток. В стволе послышалось бурчанье дриады. Пантеры не было. Логично было бы предположить, что это засада, но, если зверюга действительно обладала интеллектом нашей блондинки, сомневаюсь, что она смогла бы дойти до такой оригинальной мысли. В любом случае, спускаться и пробовать все на себе не хотел никто, даже спирит, который мог взлететь в любой момент. Он отпирался и орал так отчаянно, что в конце концов Йехар спрыгнул с дуба сам, ловко высвободил клинок, огляделся и…

− Ничего. Спускайтесь. Если это оборотень, время преображения уже прошло.

Мы недоверчиво выполнили совет — о, чудо, никого не сожрали. Вполне такая обычная поляна, птички, кустики, цветочки, и, если бы в одном месте растительность не выглядела так, будто по ней на средней скорости проехался трактор, — можно было бы даже поверить, что странная зверюга нам привиделась во сне.

− Теперь нужно найти Бо и осмотреться, − продолжил рыцарь невозмутимо. Клинок он, правда, прятать не спешил.

− Как интересно, − тут же завелся шут. — А может, давай наоборот, а может, давай еще и позавтракаем, а зачем ты хочешь ее найти — точно не чтобы своей любимой половинкой создать из нее пару штук, ну, половинок то есть…

Его не слушали. Поскольку найти Бо в данный момент было делом проблематичным, все были заняты второй частью плана. Сиречь, осматривались.

Нас плотным кольцом окружали деревья. Никаких признаков жилья поблизости и правда не было, на западе виднелись пики гор, да где-то в отдалении шумело море. Единственным пятном в этом лесистом пейзаже был пологий скалистый холм невдалеке, местами поросший травкой и мхом. Лес, казалось, боялся подступать к нему и возле него расходился в разные стороны, образуя широкую поляну — единственный выход из круга, куда мы попали, вернее, прошли.

− А если позвать ее с этой штуки, может, она отзовется? — вопросил шут.

По моему скромному мнению, мы до полного офигевания могли звать Бо, но в ответ получили бы только эхо. Так гласила моя мудрая интуиция, которой я тут же попыталась честно надавать по голове перед тем, как направиться к холму. Я уже почти дошла, но тут меня догнал Йехар и крепко схватил за руку повыше локтя.

− Стой. Там опасно.

Я посмотрела на заросший мхом холм, и на одно мгновение мне показалось, что он шевельнулся. Наверное, мутилось в глазах, но все равно подниматься на него расхотелось. Эдмус потрогал крылья, оттолкнулся и резко взмыл вверх. И не прошло минуты, как он нас окликнул.

− Это кто там ночью говорил, что нет жилья? Вот же оно, только странное какое-то.

Когда мы подошли, шут с самодовольным выражением на физиономии продемонстрировал нам что-то вроде каменного склепа без окон, очень крепкого на вид, но с неожиданной кованой дверью. Дверь была распахнута настежь и бросалась в глаза переплетением незнакомых узоров, а само строение выглядело настолько сурово, что вывод напрашивался сам собой:

− Тюряга самая настоящая. Только что-то я не видела, чтобы на стенах тюряг была такая роспись.

Стены и впрямь были расписаны, очень искусно: что нарисовано, а что и вырезано по камню, вот жаль только, что многое стерлось (или было содрано? Такое ощущение, что тут стадо тигров побывало). В любом случае, темницей не пользовались давно.

− А я видел, − тут же сообщил шут, − да у нас, если хотите знать, на стенах темниц просто произведения искусства малюют, внутри и снаружи. Внутри, правда, сами заключенные трудятся, а двери иногда украшают вышивкой и позолотой…

− Врешь.

− Вру. У нас и тюрем-то нет. Просто за любую провинность… − И он с неприятным оскалом чиркнул когтем по горлу. Я уже привычно посоветовала ему замолчать.

− Имени пленника нет, − хмуро заметил Йехар, рассматривая стены, покрытые рисунками и письменами. — И рисунки странные. Не входите внутрь: кто знает, чем это может кончиться.

Здесь рыцарь перестраховался. Никто и не собирался.

Письмена проступали явственно, но читались трудно. Я поняла только предупреждение не подходить к этой темнице близко — иначе, мол, случится что-то нехорошее. Стандартное такое предупреждение на одном из местных диалектов: «Не влезай − помрёшь». В дополнение что-то шло нечто про очарование сирены, но разобрать это было почти невозможно.

Рисунки были и того страннее. На одном, в центре, обреталась женщина с красивым, но хитрым лицом, в окружении целой массы фигурок поменьше, тоже женских: молодых и старых, красивых и уродливых, а одна так даже была с бородой. Тонкие линии вели от центральной фигуры ко всем остальным.

− А вот здесь написано что-то про маму того, кто сидел, − сказал Эдмус, тыча пальцем в свою часть стены. — Что не очень хорошая была мама. Хм, а про отца не указано, как вы думаете, это во всех мирах так? Сваливать на слабых женщин… ого, а про это мне и шутку трудно придумать!

Мы с Йехаром одновременно опустили глаза.

На пороге темницы лежало пронзенное стрелой человеческое сердце.

Сомнений быть не могло: оно самое, только выглядело оно так, будто… окоченело, что ли. Окостенело. Никаких признаков разложения. Крови тоже не видно. При этом — сердце и стрела.

Оставаться у темницы резко расхотелось. Йехар продолжил исследовать письмена, а меня тем временем заинтересовало поведение Веслава. Я только сейчас заметила, что наша компания какая-то тихая, и сообразила, что алхимик вместе с нами к темнице не пошел, больше того, его почему-то не слышно. Уж не слопала ли его Бо со всеми его эликсирами — то-то был бы неприятный сюрприз для всех. Особенно для Бо и для алхимика.

Но Веслав был живехонек, хотя блистал еще более странным поведением, чем обычно. Опустившись на корточки у края поляны, он что-то прощупывал в траве и иногда продвигался то вперед, то назад, а то принимался топтаться по кругу, что-то бормоча себе под нос. Впечатление, что стресс для творческой натуры был слишком велик, — полное. Я подошла на расстояние метра в два и тактично кашлянула. Алхимик с воплем взвился на ноги.

− Ты, как бы это сказать, нормально? — я попыталась, чтобы в голосе прозвучала искренняя забота о его душевном здоровье, а не неприличное ехидство, которое вместо этого высовывалось наружу.

− Нет! В надцатой степени нет, и хочешь причину? Кашляют тут всякие… не вовремя!

И опустился на четвереньки, будто так и полагалось. Я попробовала во второй раз:

− Потерял что-то?

Сдавленное рычание и тихое обещание отравить я приняла как отрицательный ответ.

− Что тогда?

− Объяснить тебе ядерную физику? Ты же ни черта не поймешь. Скажем так, кто-то проложил здесь мощный защитный контур по всем стихиям, но в результате некой манипуляции он был разрушен, и я пытаюсь сообразить…

Тут в воздухе свистнула стрела, и Веслав оказался на ногах вторично. При этом он недвусмысленным образом сжимал в руках неопасную на вид хрупкую капсулку. А я — я так даже придумать не успела, что буду делать, как сзади раздался резкий голос:

− Вот, значит, где вы.

Позади меня в самой задиристой позе стояла молодая женщина лет двадцати восьми, загорелая, с короткими темными волосами, колючими зелеными глазами (это я потом узнала, что они зеленые, а в тот момент была уверена, что и они тоже черные) и ко всему еще одетая в черные кожаные брюки и топик. Лицо — насмешливое, с несколькими небольшими шрамами — сразу выдавало владельца боевого характера, а дополнял впечатление арбалет в руках. Правда, сейчас незнакомка его держала наотлет и в нас целиться не собиралась. Видно, первый болт запустила в качестве приветствия.

− Вы б еще дальше забрались, − хмыкнула она. — Где остальные двое?

Тут как раз подоспел Йехар, а над ним выписывал кренделя Эдмус. Рыцарь сразу схватился за клинок, но незнакомка арбалет даже не приподняла. Она вообще себя держала так, будто мы знакомы лет сорок, не меньше.

− Кто вы? — не стал разводить церемонии Йехар.

− Виола. Хотите, зовите Ви, два дня потерплю, потом перестреляю, − Виола покосилась под ноги алхимику. — Контур нашли? Я его утром видела, но не прощупала, сил не хватило. Там много чего понамешано… ну, дальше-то пойдем?

Пока Йехар исходил на удивление, я вгляделась в незнакомку и почувствовала, что здешняя экологически чистая травка куда-то поплыла из-под ног. Через плечо у Виолы висел уже знакомый нам розовый рюкзачок.

− Это… − я ткнула в него пальцем и хватанула ртом воздух. — Это у вас откуда?! И… − тут я посмотрела на арбалет, узнала его тоже и больше ничего сказать не могла.

− Это мой, − лаконичный ответ и вовсе едва не поверг меня в пучину маразма.

Зато Йехар там оказался. На пару с Глэрионом.

− Ваш?! Но…постойте, как вы можете… вы, наверное, хотите сказать, вы убили ту пантеру, и это ваш законный трофей…

− Нет. Я никого не убивала, − она немного подумала и мрачно присовокупила: − Сегодня.

− Но тогда вы, наверное, его нашли… все дело в том, что одна наша знакомая… она…

Веслав насмешливо покашлял в кулак. Виола смерила его презрительным взглядом.

− Ха-ха? — переспросила она.

− Нашла, кого мучить, − алхимик ухмылялся и глядел на нас чуть ли не с жалостью, — с кем в загадки гадать! Сказала б прямо, что ты триаморф, а то они будут на тебя пялиться до обеда…

− Звучит жуть как страшно, − признался Эдмус. — Так она сожрала и Бо, и пантеру?

− Она сама и есть и Бо, и пантера. Тройной оборотень, полностью меняющий сущности. Вплоть до одежды, сами видите. И как-то мне кажется, что основная сущность сейчас перед нами.

Виола изобразила кивок. Она не улыбалась. С виду она вообще производила впечатление очень серьезной и деловой особы, которой палец не то что в рот класть не следует, а и с дистанции в два метра ей его показывать. По переплетению цветов в ауре можно было догадаться, что силы она небольшой и что преображения ее на сущность не влияют: она осталась нейтралом.

Веслав принялся отряхивать колени от земли и травинок.

− И ты, конечно, читал о триаморфах, − съязвила я.

Алхимик несколько раз энергично кивнул.

− Только обычно они преображаются в соответствии со своими желаниями и контролируют остальные сущности.

− Я — нет, − Виола пожала плечами. — Что пантера, что та дура белобрысая — вылезают, когда вздумается, обе после преображения ничего не помнят и обе…

− И я б еще поспорил, кто опаснее, − шут заливался смехом. — Так нам теперь нужно по второму кругу знакомиться?

− Я сохраняю память после всех преображений, − отрубила серьезная девушка и с удивительным проворством приложила его арбалетом — просто так, мимоходом. — Так пойдем мы сегодня куда-нибудь?!

Она и впрямь была даже излишне энергичной особой. Как только мы после долгих отпирательств признались, что куда идти, — понятия не имеем, она выдвинула не менее двадцати планов. Некоторые, включавшие компьютеры, авто на ментальном управлении и всяческие средства коммуникации, были отвергнуты сразу, но последний все же был одобрен в силу своей простоты.

− Давайте спросим ту тетку из дуба, а?

Так что уже через несколько минут мы всеми силами пытались выманить из дуба дриаду и выспросить ее, в какую сторону и как долго нужно пробираться до ближайшего человеческого жилья. Дриада вылезать не хотела, жаловалась на бурную ночь (Эдмус по этому поводу ввернул несколько не совсем пристойных шуток, пока не получил арбалетом вторично), орала проклятия, но в конце концов мы подняли такой шум, что она высунулась из дупла наверху. Оказалась при этом тощей такой зеленой девицей, в противоположность своему дереву. Характер у девицы был тот еще… вроде Веслава. Она визжала, швырялась в нас какой-то трухой и желудями, обзывала такими мифологическими животными, которых я, хоть убей, не могла вспомнить (мне достался эпитет «пучеглазая Эмпуза»), и утверждала, что дорогу мы от нее не узнаем, и вообще, она будет молчать «как Прометиус» − видно, местная разновидность партизана.

Честное слово, лучше бы молчала, а так ее визг просто сверлил мой мозг, а ему и без того не сладко приходилось в последнее время…

Виола взялась за арбалет, но тут же покачала головой: стрелять в дуб было заведомо бесполезно. Я тоже неловко переминалась с ноги на ногу: мне нужен был водоем, хоть какой-нибудь ручеек, чтобы почувствовать себя единой с моей стихией, заручиться поддержкой медиума этого мира, а пока в моем арсенале находилась только заморозка. Про Эдмуса и говорить нечего, а вот Йехар насупился, и Глэрион опять обрел свободу от ножен.

− Прошу вас, мы ведь не спрашиваем чего-то секретного. Мы просто хотим знать…

Но дриада в ответ разразилась таким визгливым хохотом, что рыцарь сам себе чуть нос не отрезал. В самом деле, рубить мечом, пусть и огненным, такое дерево не просто сложно, а еще и выглядит кощунством, а что рыцарь наш светлый и этого не сделает — отлично видно из дупла. Правда, смеяться дриада поторопилась. Не все мы тут были светлыми, и не у всех в резерве были запасы терпения как у Йехара.

Веслав деловито порылся в кармане и извлек на свет божий крошечный параллелепипед из матового стекла. Задумчиво поиграл емкостью в руках. Сказал почти ласково:

− Знаешь, что такое цепная реакция? Могу рассказать. Когда одна капля вот этого вещества попадает… скажем, на корень, или на землю возле корня, или хоть на… − он смерил взглядом дуб, − ну, хоть на кору — она мгновенно впитывается и разносится с соком, распространяясь вглубь, вверх… словом, во все стороны. Алхимия — наука о преобразованиях, и оно преобразует… оно делает живое мертвым. Необратимо мертвым. Правда, я никак не могу избавиться от побочных эффектов вроде мучительной агонии.

Дриада уже не смеялась. Ее зеленоватое лицо приобрело какой-то нездоровый оттенок, она попыталась было что-то крикнуть, но вышло нечленораздельно, а Веслав, будто не замечая ее, продолжал:

− Думаю, сначала будут поражены корни: клетка за клеткой они сначала онемеют, а потом просто отомрут навсегда. Потом настанет очередь ствола, когда внутри его разом разорвутся все каналы, по которым шел сок; потом начнут сворачиваться, съеживаться и опадать листья, а потом реакция дойдет до твоего дупла…

Дриада что-то проглотила. Подозреваю, что комок в горле.

− Вон туда, − сказала она вдруг, показывая в чащу. — На восток. В двух днях пути.

Ничуть не бывало: Веслав и не подумал замолчать. Как будто последние слова к нему отношения не имели.

− Сначала это чудовищная боль, словно тебя насаживают на иголку, как бабочку, − сообщил он с мечтательно затуманенными глазами, − потом начинаются судороги, когда ты выворачиваешься наизнанку, не можешь ни за что держаться, и только выплевываешь время от времени собственную кровь. Я забыл сказать, что начинаются сильнейшие кровоизлияния во внутренние органы? Потом…

− Эйд вас забери! — отчаянно заорала вконец побледневшая дриада, тыча пальцем на север, где деревья шли пореже. — Дойдете до полудня! До полудня! Но говорят, что то селение проклято!

Веслав спрятал флакон в карман и молча двинул в указанном направлении, не подумал ни оглянуться, ни извиниться. Извиняться пришлось уже Йехару, хотя дриада нырнула в дупло с головой и упорно там отсиживалась.

− Ты ее напугал до смерти! — возмущенно поведал он Веславу, когда мы наконец догнали алхимика.

− Не-а, она же выжила, − не согласился тот. — Только лекций по вежливости не надо, а? Я от них форменно зверею!

Йехар пробормотал, что знает, почему это. Эдмус обрадовался и тут же предложил звереть вместе. Виола потерла подбородок, и в глазах у нее я с тревогой увидела что-то, похожее на уважение.

Наш рыцарь все же не отказал себе в удовольствии попилить алхимика за «типичное для темных поведение», при этом он Веслава, конечно, взбесил. Так что когда я задала мучивший меня вопрос — от «ученого холерика» уже все старались держаться подальше.

− А откуда ты так подробно знаешь действие этого снадобья? Ты его испытывал?

− Само собой, − буркнул алхимик и каким-то чудом отпрыгнул из-под лезвия Глэриона. − Совсем сдурел, то есть, оба сдурели?! На себе я его испытывал и не один раз. Выпил — записал наблюдения — опять выпил. Правда, из-за судорог было трудно доставать антидот.

− А если бы… того?

− Это кого вам — «того»?! Не помер бы, да и не помер же!

− Алхимики — такой закаленный народ! Яд на завтрак, яд на обед, а на ужин можно погрызть философский камень, вот их потом и не берет ниче…

− А тебя я в последний раз предупредил, придурок!

− Только не надо описывать, как у меня свернутся крылья, вылезут ослиные уши или как я буду выплевывать внутренности — тем более, учтите, выплевывать я их буду прямиком на вас!

Мысль о том, что ничего нормального не светит ни нам, ни Арке с таким призывом, даже пророческой назвать было нельзя. Я ее восприняла как родную и должную. Но вместо того, чтобы сказать что-нибудь хоть отчасти дельное, ляпнула во всеуслышание:

− «Ниагару» тоже на себе пробовал?

− Что такое «Ниагара»? — дружно поинтересовались остальные. Алхимик грозно засопел, но отвечать почему-то не пожелал.

Солнце, наконец, встало, а птицы распелись не на шутку. Мы шли за Йехаром по траве и старались углядеть хоть где-нибудь тропку, но троп не было, а странник вел нас так уверенно, будто ежедневно здесь совершал прогулки утром и вечером. Хотя уж ему-то, наверное, не привыкать.

Веславу тоже. Когда часика через три пути мои ноги начали плавно уходить в отказ, я невольно заметила, что алхимик умудрился даже не вспотеть. И при этом он совсем немного отставал от Йехара и, кстати, он шел в пальто, или что там из себя представляет этот кошмар портного, а температура была выше двадцати, хоть и утро. Спириту — и тому было проще, он чередовал полет с пешей прогулкой. Виоле тоже хоть бы хны, так что в этой компании на меня смотреть было печальнее всего.

− Остановимся, − взмолилась я еще через полчаса. — Здесь рядом протекает ручей, мне нужно провести ритуал соединения.

Вода была рядом Удивительно, что я не почувствовала ее раньше, наверное, от усталости. Небольшой, но прозрачный ручеек, и запах от него шел самый незабываемый — свежей воды, а не металла с озоном, или чем там пахнут современные источники. Остальные расположились на привал, а я подошла к нему и сразу опустила руку в воду.

Здравствуй, дружок. Я такая же, как ты, я сестра тебе, и, если ты меня призовешь на помощь — я приду. И если я позову тебя — ты ведь придешь, конечно, тоже?

Секундное замешательство — а потом вода меня приняла. Сразу стали прибывать силы. Отныне в каждом атоме, в каждой капле этого ручья — есть частица меня, а значит, меня уже знают в этом мире. Значит, здесь я уже могу рассчитывать на помощь моего медиума.

Для проверки я на минимуме усилий потянула воду за собой, и она поднялась за моей ладонью потешным водным столбиком. В нем, как в миниатюрном аквариуме, недоумевающе вращался какой-то малек.

Вода в сотый раз снизошла к очередному своему адепту.

История о появлении стихийников наивна и в чем-то печальна — может, именно в своей наивности. Природа и ее стихии всегда искренне верили, что человек — это их часть, и с ним можно наладить отличное сотрудничество. Тысячи лет назад стихии начали избирать для себя тех, кто близок им по духу, чтобы быть ближе к людям. Стихийники огня обогревали очаги своих племен; земля приносила своим магам богатые урожаи; металл откликался на зов из глубин и сам собой разил врага в сражениях. Мы им, они нам — что тут непонятного?

Так ведь людям вечно нужно всё а) усложнить, б) изгадить окончательно. Пушками ударили войны, и гарь жилищ и тысяч трупов ушла в небеса, а кровь закрасила реки. Нивы выжигались врагами, деревья рубились на боевые корабли, а про металл вообще, кажется, забыли, что он бывает и мирным. Нужно отдать им должное: стихии терпели, сколько могли. Но к крестовым походам человеки окончательно определились со своим путем, и тут уж речь пошла не о сотрудничестве, но о выживании. Тогда-то и произошел знаменитый раскол на «стихии мира», «стихии мести» и «стихии молчания».

Огонь и металл искренне полагали, что с людьми можно говорить только на их же языке, то есть на языке уничтожения. Они начали отборку адептов не по склонностям, а по характеру. Особо ценились такие качества, как мстительность, недоверчивость и хороший природный эгоизм. Вода и многотерпеливая земля по-прежнему верили, что с людьми можно договориться: они отбирали тех, кто мог бы стать посредником, их глашатаем. Не могу сказать хорошенько, что именно они ценили, все вокруг утверждают, что отзывчивость к чужой беде, терпение и готовность к самопожертвованию. Но тогда во мне полагается быть как минимум терпению!

А воздух слишком непостоянная стихия, потому он склонялся во все стороны сразу, часто отбирая таких же непостоянных адептов — нейтралов. Чего он хотел этим добиться, так никто и не понял, как и то, почему так часто воздух наделяет нейтралов лишь ментальными способностями.

Какое-то время после этого стихии подражали людям и с удовольствием доказывали через своих адептов друг другу, сколь они неправы. «Стихии мести» ополчились на «стихии мира», нейтралы особо не раздумывали и наподдавали всем, кто им попадется, — словом, было довольно весело, но во время Первой (и последней)Тайной Магической войны стихии и их адепты разом задумались, не переставая гвоздить друг друга. «Минуточку! — дошло вдруг до всех. — Ребятки, кажется, мы сталкиваем этот мир в Хаос, когда деремся между собою! Кстати, а с какого лешего мы между собою-то деремся, проблема разве в нас?!»

А может, им помогла понять это та самая Дружина, о которой говорил Веслав.

Худой мир был восстановлен. Одна за другой начали появляться первые Канцелярии — этакие пункты обучения новопризванных и вбивания в их тупые головы идей гармонии. Заодно уж и пункты оказания помощи стихиям, правда, это-то как раз с годами получается все меньше…

Слип! Малек исчез, его выхватил из водного столбца непомерно длинный язык. Я расплескала воду.

− Не завтрак, но спасибо, — подмигнул мне спирит. — А больше ты ничего не наловила?

И он потянулся языком к пролетавшей мимо мухе, но я была начеку. Язык шута вдруг уподобился ледяной сосульке и безжизненно свесился изо рта. Спирит укоризненно скосил на него глаза.

− У и хо ы осе эого? — осведомился он. — Йехай ея вай.

Каким-то чудом мне удалось вычленить из этого, что я понадобилась нашему Поводырю.

Оказалось — по самым насущным вопросам. Хозяйственным.

− Ольга, у тебя нет чего-нибудь съедобного?

Я рассеянно покрутилась и глазами поискала что-нибудь съедобное. Потом для приличия посмотрела в своем рюкзаке, хотя прекрасно знала, что есть там можно только валидол. И то очень условно.

− Нет, а что?

Странник пожал плечами, как бы говоря, что ничего особенного, просто все, как и я, не удосужились прихватить какую-нибудь еду.

− Можно же в деревне достать, нет, что ли?

− У нас полные карманы местных денег, − Виола смерила меня голодным и злым взглядом.

− Ну, продадим что-нибудь…

− Шута в рабство!!

− Я сё ы-ы-ы-ышу-у! — на максимуме эмоций раздалось от ручья.

− Ну, или заработаем… − мне решительно непонятно было, отчего это меня объявили главным генератором идей, или я тут самая голодная? — Наловим, наохотимся, насобираем, накр-радем!!

Йехар глянул на меня с укоризной.

− Подобные заявления больше пристали темным, − заметил он. — Вед… гм, алхимик! Ты можешь сделать золото?

− Золотом в вашем случае будет молчание, − Веслав самым тщательным образом рассматривал какой-то цветочек. — Философский камень я в кармане не таскаю. На максимуме серебро — так вы мне олово дайте, а то из чего я его делать буду?

− Значит, твоя наука и в этом бесполезна.

Веслав сунул цветочек в один из внутренних карманов (там, оказывается, были и внутренние!), потом пошарил еще в одном и предложил общественности очередную емкость, на сей раз средней величины и плоскую.

− «Завтрак туриста». Четыре капли на стакан воды — двенадцать часов жрать не хочется. Все необходимые питательные вещества в концентрированном состоянии. Что там бесполезно, а?

Во избежание ссор пришлось как бы невзначай встать между ними и с интересом впериться в пузырек.

− Алхимия и таким занимается?

− Биоалхимия. Практически моя специализация. С минералами и металлами я работаю реже. Ну, так…

Но Йехар все равно смотрел на пузырек взглядом Ивана Грозного, который сейчас скажет Шурику: «Отведай ты сперва из моего кубка!» Виола подозрения странника разделяла:

− Как-то слишком гладко выходит. Что — и побочных действий нет?

Веслав погладил пузырек и задумчиво посмотрел его на свет.

− Ай, мелочи. Если в день приема съешь больше ста граммов еды — через сутки помрешь в страшных муках, а патологоанатомы будут уверены, что или у тебя глисты по пятнадцать килограммов, или ты умер на последнем месяце беременности. Доступно?

Доступнее было и не надо. Почему-то все дружно решили воздержаться от приема замечательного снадобья. Йехар честно сказал, что прибегнет к нему, только если будет умирать от голода. Веслав не менее честно ответил, что может поспособствовать. Намечался очередной суровый мужской разговор, но тут от ручья, задумчиво ковыряя когтем в зубах, вернулся спирит.

− Я позавтракал, — объявил он радостно. — А вы не удосужились? Ничего, я и вам захватил, вот…

И вынул из кармана половинку ужа — переднюю, и на морде у змеи застыло довольно-таки удивленное выражение.

И сколько было радости потом, что поесть никто не успел!

* * *

К деревне мы добрались в довольно приличном состоянии. Устали как собаки — да, но Йехар хотя бы перестал цедить сквозь зубы то про кровожадную омерзительную нежить, то про странные вкусы Арки. И хвататься за Глэрион он тоже перестал. Шут в небесах благополучно дожевал своего ужика (время от времени сверху капала кровь или что-нибудь падало, и тут уже начинал орать тот, на кого это попадало, почему-то летело избирательно в Виолу или в Йехара) и слетал на разведку. Деревню заметил именно он.

− Левее забирайте! — раздалось с небес. — Еще левее… − и через пару сотен метров: — Ай, я хотел сказать: правее! Еще правее! А вообще, ладно, идите прямо, она почти перед вами…

Но почти перед нами были кусты терновника, так что спирита мы еще много раз помянули ласковым словом, пока Йехар не вынул клинок и не расчистил дорогу. Тут выяснилось, что до деревни точно рукой подать: спуститься с холма да пройти через небольшую фруктовую рощицу. Особенно радовало последнее: мне вспоминались школьные сведения о природе Греции и урожаях, остальные шаг тоже потихоньку прибавляли… и прибавляли…

У самой рощи наш энтузиазм сошел на нет.

Плодов не было. Никаких. Нельзя даже было определить, что за деревья тут росли. Листья изодраны в клочья, да и пахло отнюдь не финиками.

− Ну… общественное место поклонения, − съязвила Виола, затыкая нос. Толку от этого было ровно ноль: смрад резал глаза и наваливался тяжелыми волнами, щипал горло. Хорошо Эдмусу: поднялся сразу над вершинами деревьев и издевательски заверял, что он к этому никакого отношения не имеет.

Спасибо еще, роща была небольшой, прошли мы ее живо, хотя не сказала бы, что вид деревни нам принес долгожданное облегчение.

Она была совершенно пустынной — что издалека, что вблизи. Дома когда-то были добротными, но сейчас — стены были все в глубоких царапинах, где-то — с пробоинами, местами заделанными ветвями. Болтающиеся двери и растрепанные крыши, на которых только каким-то чудом держатся украшения — чучела огромных грифов. Ни собак, ни домашней птицы, ни блеяния коз или овец — никого и ничего на улицах, и только везде все тот же страшный смрад от куч нечистот на улицах.

− Здесь случилось что-то ужасное, − возвестил очевидное Йехар.

− Ясное дело, не «Ниагары» обпились, − гнусаво огрызнулся алхимик. Он с мукой во взгляде зажимал нос.

Вот теперь до всех дошло, что такое Ниагара, но комментировать с зажатыми носами и ртами никто не отважился. И именно в эту самую минуту Эдмус с воздуха крикнул, что видит на улице человека.

Так мы узнали, что у спирита есть достоинства помимо длинного языка и мощных крыльев. Например, отменные глаза, поскольку мы упомянутого человека не заметили в пяти метрах от себя.

Как его вообще можно было назвать человеком? Ходячий скелет с обвислой кожей, который когда-то был греком, сидел на крыльце одного из домов, и протягивал к нам руки, издавая слабые, нечленораздельные звуки. Одет он был на удивление добротно, но одежда была ему великовата размеров этак на шесть. Невольно напрашивалась параллель с Веславом.

Йехар бросился к человеку и придержал его. Опустил на крыльцо. Тот медленно рассматривал нас огромными глазами на когда-то смуглом лице, потом указал на себя и слабо проговорил:

− Офельт. Староста деревни.

− В селе еще есть живые? — встревожено спросил Йехар. — Кто-нибудь?

Неуверенный, дрожащий кивок.

− Вам помочь? У вас нет еды, голод, да? Ведун…

И тут случилось нечто, что поразило нас всех и избавило от мучительной кончины самого странника, а то алхимик уже готовился напомнить ему точное название своей профессии. Староста медленно, но твердо, со жгучей безнадежностью покачал головой.

− Еда? Еда есть. Оливки… на деревьях. Финики, виноград… и другое.

И сглотнул так явственно, что не осталось сомнений: полцарства отдаст за финик.

− Сейчас! — встрепенулся Йехар. — Демон, быстрее…

Но староста опять медленно покачал головой.

− Вы не знаете, − прошептал он. — Деревня проклята. Много… много лет. А вы… своей дорогой.

Приземлился Эдмус, который уже успел где-то надрать полные горсти оливок.

− С виду дрянь, − заметил он, − на вкус тоже, давайте я на охоту слетаю? Здесь столько змей, и ящерицы тоже…

Но староста дрожащей рукой отвел от себя оливки.

− В чем дело? — спросила Виола. — Какое проклятие?

− Проклятие богов, − Офельт не отрываясь, жадно смотрел на оливки, но руки за ними не протягивал. — Однажды низринутая с Олимы Ата с дочерью остановилась в нашей деревне и получила приют. И великий Громовержец разгневался и послал их…

− Куда-куда послал?

Неверный вопрос. Видимо, надо было спрашивать, «кого».

Староста смотрел за наши спины и вверх, и лицо у него помертвело от страха.

Чучело на крыше ближайшего дома встряхнуло крыльями и высвободило из-под них голову. Человеческую голову: лицо как у ребенка, но с грубой кожей, с горящими злобой глазами, покрытое отвратительными складками-морщинами. Глаза мигом скользнули по нам, по оливкам, потом крылатый монстр открыл тонкогубую пасть и испустил длинный призывный вопль.

И шорох крыльев послышался с соседних крыш.

− Гарпии, − познакомила я общественность с нашей проблемой на будущее.

− А арбалетные болты их берут? — деловито поинтересовалась Виола.

− Не знаю, попробуй.

Эдмус попробовал гораздо раньше. Пара взмахов крыльями — и он пронесся мимо первой гарпии крылатой вопящей молнией, по пути удачно засветив ей пяткой в морщинистый лоб.

− Птичек прошу под ногами не путаться!

Боммм! Гарпия замерла в воздухе, и тут же раздалось еще и «треннь!» − и это обозначало, что лучше бы птичка не слезала с насеста. Дольше бы прожила.

Виола погладила арбалет и тут же зарядила его во второй раз. Староста в панике закрыл лицо руками, но ему-то было нечего паниковать: первая же гарпия, которая бросилась на нас с выпущенными когтями и оскаленными зубами, благоразумно смылась в поднебесье. Еще и криками себя подбадривала, и ее можно понять: для начала Йехар с Глэрионом, потом Виола с арбалетом, я — в боевой позиции, готовая замораживать и испарять, ну, и Веслав, этот с таким озверевшим выражением лица, что и Горгона Медуза уползла бы на карачках. Итого четыре экземпляра, а вверху всего один, мелкий, без магии, правда, с громким голосом, но это поправимо, сейчас замолчит…

− А-атракционы продолжаются! — завывал Эдмус, развенчивая мифы о себе самом. — На-алетай, не скупись, только сегодня и только я, салочки в воздухе, кто победит — сожрет проигравшего, и я от своей доли выигрыша, пожалуй, откажусь сразу! Не поймите неверно, со сна и на дурную голову вы, может, и во всех смыслах ничего, но уж больно вы благоухаете! С крыльев валит…

Вжик-вжик-вжик — спирит невозмутимо обходил крылатых соперниц, совершая немыслимые фигуры высокого пилотажа и попутно умудряясь отмечать лбы гарпий то пятками, то кулаками, а то и сразу всем. Он устроил гонку, за которой трудно было следить глазами: осатаневшие твари гонялись за шутом повсюду, куда он только ни сворачивал, и это их губило. Кто-то не успел повернуть и удачно вписался в стену дома, еще две столкнулись в воздухе, три-четыре уже дрались между собой, но остальные — десятка полтора — наседали на шута как могли.

− Ниже! Ниже! — кричала Виола.

− Как можно ниже! — вопила я ей в тон, приложив руки ко рту рупором.

Когда нам начало казаться, что до гарпий уже дошло лучше, чем до Эдмуса, тот все же оторвался от преследования и рванул вниз, при этом войдя едва ли не в отвесное пике. Гарпии, конечно, рванули за ним и очень удивились, когда Эдмус приземлился и колобком откатился в сторону, а их встретили с земли ласковые улыбки Дружины.

Я выложилась в удар холода, не раздумывая: «Посох Морозко», одно из самых эффективных заклинаний по живой материи. Удачно, что к третьему году обучения уже справляешься с простой формулировкой приказа в мозгу, не нужно вспоминать заклинания, только представить цепочку действий да приложить максимум воли.

Гарпии, которые оказались в зоне поражения, ледяными статуэтками попадали на землю. Шут поступил верно, убравшись в дороги. Потом затянул песню арбалет Виолы, и все закончилось в полминуты. Последняя гарпия, которая в силу чистой тормознутости оказалась вне зоны поражения, оглянулась по сторонам, издала душераздирающее «Уй-юй-юй!» −и унеслась к горизонту на пятой передаче. Ее ободранный хвост перестал мелькать перед глазами на диво скоро.

Эдмус сел и выплюнул изо рта пучок перьев.

− Как будто кусал подушку, − пожаловался он. — В бою всегда тычут тебе в рот грязными хвостами?

− Просто у них не было другого способа заставить тебя замолчать, − с непроницаемым лицом ответствовал Йехар. — Любезнейший, ваша деревня свободна от проклятия. Теперь вы можете…

Не мог. Чем удивил нас в который раз, но теперь уже приятно. Староста оказался, в противоположность многим из власть имущих, настоящим человеком и прежде всего попросил нас позаботиться о других жителях. Только после того, как Виола с Эдмусом облазили дома и сообщили, что в деревне умерших от голода мало, он согласился принять из наших рук оливок и фиников.

Йехар смотрел, как он их ест, и хмурился.

− Всех людей этим не накормишь, а там есть еще и дети, они на последней стадии истощения, так вы сказали? И вообще, какая это еда… Как видно, твое снадобье все же пригодится, темный.

− Там посмотрим, — отрезал Веслав. — Попробую еще состряпать что-нибудь укрепляющее.

«Завтрак туриста» с укрепляющим вкупе произвели чудесное действие: уже через час на улицу начали понемногу выходить люди, такие же истощенные, как староста. Дети, похожие на маленьких узников концлагерей, махали нам тонюсенькими ручками; женщины улыбались, и улыбки эти странно смотрелись на обтянутых кожей лицах. В конце концов мы просто сбежали в дом к старосте, тем более что понятие «свежий воздух» к этой деревне все еще было неприменимо.

Шута не было: заявил, что ему дела нет до наших обсуждений, и унесся куда-то прямо с улицы. Веслав с унылой миной разглядывал на свет пустой пузырек из-под «Завтрака туриста». Кое-кому из-за большого истощения еще и две дозы давать пришлось.

Рассказывала жена старосты, мы так и не запомнили, как ее звали. Когда-то она была полной и симпатичной, сейчас стала тощей и страшненькой, и теперь муж поглядывал на нее печально, прикидывал, сколько лет придется опять откармливать.

− Это было давно, для нас давно. Пять лет, не меньше. В деревню явилась женщина с ребенком на руках, и, хотя наш прорицатель просил, чтобы мы не оказывали ей гостеприимства, отказать мы не могли. И навлекли на себя гнев богов, ибо это была Ата, богиня обмана, давным-давно низвергнутая с божественной обители на землю за свои козни. Явились гарпии…

− Постойте… то есть, вы пять лет вот так перебиваетесь?

− Меньше, − староста печально рассматривал в медный поднос обвисшую кожу на щеках, − сначала их было меньше. Две или три. И прилетали они лишь в безлунные ночи. Они истребляли посевы, сколько могли, хватали скот и никого не выпускали из деревни. Наши луки их не брали. Видно, вещие Мойры сплели наши с вами нити воедино. К счастью, потому что вы стали нашими освободителями. О чем это я… с годами гарпии размножились и поселились в деревне. Истребили скот, птицу, почти все плоды. И месть богов стала еще более ужасной.

− Пять лет за то, что вы оказали гостеприимство?! — Йехар вскочил на ноги, заходил по просторной комнате. То и дело он натыкался на немудреную мебель. — Кто ваши боги? Неужто они настолько кровожадны?

Офельт искренне возразил, что нет, не кровожадны, а очень даже милосердны. Чем уже в который раз убил нас наповал, ведь это говорил человек, который по милости этих самых богов час назад умирал с голода!

− Наша кара должна была длиться всего год.

Как видно, год с гарпиями в одной деревне ему казался не таким уж ужасным. Веслав ядовито фыркнул со своего места. Ставлю свой компьютер — вспомнил детей, которым пришлось раздавать эликсиры.

− Это вам оракул сказал?

− Прорицатель.

− И больше не говорил ничего?

− Нет. Он умер к исходу первого года. Был уже стариком и не перенес голода…

Ну, можно сказать, ему и повезло. Иначе его как пить дать растерзали бы за такие пророчества. Году этак к третьему-четвертому.

− Как видно, боги забыли о нашем селении, − продолжал тем временем староста. Он говорил спокойно и рассудительно, небось, научился фатализму за пять голодных лет. — Мы приносили им жертвы, но они не откликнулись. Все эти годы…

− Забыли? — переспросила Виола резко. — Разве бог может что-то забывать?

− Единый и всемогущий — нет, − ответил Йехар. Он перестал расхаживать по комнате и присел на лежак, хотя полагалось возлечь. — А их боги — мнится мне, да…

И вот тут наконец прозвучал главный вопрос — когда староста и его жена услышали неосторожное «их боги»:

− Кто вы? И куда держите путь?

Стоит ли говорить, что тут настало более чем красноречивое молчание. Мне показалось, что я слышу скрип мозгов Йехара и остальных: что сказать, соврать или не соврать, как отмазаться. В конце концов, сошлись на том, что мы чужеземцы, приплыли на корабле, нет, не из Фракии, и нет, не из Айгюптоса, и товаров у нас нет, еды тоже, а пришли мы предложить свои услуги в качестве воинов.

Разумеется, нам тут же предложили остаться. С оплатой сначала оливками, финиками и вином (почему-то вино — единственное, на что гарпии реагировали через раз, может, хозяин поэтому богов назвал милосердными?), а после того, как деревня пойдет к процветанию — так даже и серебром. Правда, предложение было скорее продиктовано вежливостью. Несмотря на изможденный свой вид, они наверняка догадались, что мы не простые наемники. Но провести в селении день нас все равно приглашали очень настоятельно.

− Нам нужно идти дальше, − мягко, но твердо отклонил Йехар. Мы с Виолой промолчали, а Веслав заявил тут же:

− Не вопрос. Остаемся.

− По какому праву… − начал Йехар, привставая с места, но тут с улицы раздался топоток, а в комнату влетел худой смуглый мальчишка с вытаращенными глазами.

− Господин… радуйтесь… ты… − он отдавал поклоны всем по очереди, но обращался только к Веславу. — Господин колдун, там несчастье с кузнецом Тидеем. Он… ну…

И он описал руками большую дугу вокруг своего живота.

− Зеленый и орет? — поинтересовался алхимик. Мальчик закивал и сообщил, что кузнец орет не один, а в компании: всего семь заболевших на деревню.

− Всем же говорил: не есть, − проворчал алхимик, вскакивая. — Как знал, а! Всем все ясно?

Йехар неохотно подтвердил, что да, ясно, и дал команду располагаться на привал. Виола прищурила глаза.

− А ты неплохо их понимаешь.

− А то, − с достоинством отозвался алхимик, − двоюродный прадед — практически чистокровный грек. Ну, если не считать турецкой примеси.

У всех, кто не был силен в генеалогии (то есть, вообще в данном случае у всех), после такого заявления не нашлось, чего сказать. А я, когда алхимик был в дверях, все же не утерпела:

− У тебя хоть противоядие есть от этой дряни?

− От «Завтрака туриста»? — удивился Веслав. — Это ж не яд, какие антидоты? Как от обычного обжорства…

− «Ниагарой», значит, − озвучила я свою худшую догадку.

Едва ли в ближайшие сутки воздух в деревне посвежеет.

Глава 5. Чёрные пегасы и чёрные юноши

Вот так и получилось, что следующим днем мы продолжали двигаться на восток, в какую-то Микею. Туда нас отправил староста селения, потому что это просто был ближайший город, и там мы могли скорее что-нибудь узнать. Кроме советов, нам на дорожку было дано достаточное количество оливок, фиников, чеснока и даже немного желтых кукурузных лепешек. Правда, Веслав еще по пути пошастал где-то между деревьями и набрал грибов с подозрительным цветом и запахом. Все были твердо уверены, что грибы если не ядовитые — то галлюциногенные точно, но на всякий случай захватили и их с собой. Да, забыла сказать: нам еще давали как минимум двенадцать бурдюков с вином (это если амфор не считать), но мы отказались. И без того утром долго соображали, на каком мы свете. Но надо же было отметить освобождение деревни.

У спирита заряд алкогольной дури не прошел и после полудня, а может, собственной было в избытке: летал себе в небесах, время от времени ловил кого-нибудь на лету и ел, да еще распевал песни собственного сочинения про непобедимую Серую Дружину и бой с гарпиями. К большому нашему горю, слух у спирита отсутствовал полностью (едва услышав такое, с нашего пути в панике убралась парочка дриад и одна удивленная наяда). Виола раз тридцать предлагала его совершенно бесплатно подстрелить, мы соглашались, но она не могла как следует прицелиться из-за трясущихся рук. Похмелье спасло шуту жизнь.

− Пока все не слишком ясно, − мрачно заметила я, когда живописные виды немного прискучили.

− Лелею надежды, что все прояснится со временем, − отозвался Йехар, который шагал впереди и сохранял завидную твердость походки. — Хотя все, что я знаю об Арке Равновесия, достаточно скудно, мне кажется, во времени она нас не ограничивает.

− Нет? — встрепенулась я. — Так сколько же может длиться миссия Дружины? Сколько длились другие миссии?

− От двух дней до трехсот лет, − ответил Веслав, немного подумав.

Спирит, услышав такие новости, незамедлительно свалился чуть ли не нам на головы. Значит, он все-таки прислушивался.

− Триста? — переспросил он недоверчиво. — Ох, клянусь моими бубен… гм, несмотря на то, что колпак остался в другом мире… да у нас и числами-то такими не считают!

− Откуда знаешь? — лаконично поинтересовалась Виола. Я пошевелила губами и обрисовала ответ даже раньше Веслава:

− Читал.

− Какие занятные в вашем мире библиотеки! — восхитился Эдмус. — А вот у нас не попадается ничего интереснее тактики войн и разведения пищевых пиявок. Бывало, читаешь описания, слюнки глотаешь, а тут…

− То есть, мы тут можем застрять навечно?!

Не знаю, почему я это спросила. Вроде как, ответ был ясен и без того: еще как можем. Более того — застрянем. В лучшем случае, а в худшем…

Худший незамедлительно обрисовал Веслав:

− Сдается мне, лучше было бы сказать «до смерти». Как-то мне кажется, что она не за горами.

− Настроения, достойные темного мага! — фыркнул Йехар. — Мы пока живы, пока идем вперед, сыты, наслаждаемся видами…

− …нас чуть не сожрали гарпии, а идем мы незнамо куда, − ехидно добавила Виола. — И, кстати, не хотелось бы мне в этом мире задерживаться: что-то многовато тут всякой дряни. И гарпии, опять же, и прожорливые жители, и дриады, или как их там… что еще?

− Крылатые кони… − шепотом ответила я.

− Во-во. И эти.

Виола замолчала сама собой, проследив мой взгляд. И не удержалась от тихого «ого».

Зрелище было волшебным.

Справа от нас, за кустами долина начинала понижаться, образуя чашу. На дне ее пасся табун крылатых коней.

Штук пятьдесят, не меньше. И они не были белыми. То есть, белые среди них тоже встречались, эти были особенно эффектными, но я заметила и пегих, и гнедых, и каурых, были даже серебристые в яблоки. Все — необычайно грациозные, переступающие с места на место, время от времени взлетающие в воздух — представляли собой картину, которую с трудом можно было изобразить разве что в песне: уж очень воздушными были лошадки. Особенно умилительно смотрелись жеребята с короткими крылышками: они отрывались от стада, отталкивались копытами, взлетали на метр-два — и тут же приземлялись снова, иногда на спину кому-нибудь из взрослых. Все сопровождалось громким фырканьем, потешным игогоканьем, но ссор в табуне не было заметно.

− Ух ты, − восхитился спирит. — Ха, дальние родичи. Я бы даже сказал… интересно, никто из моих предков в этот мир не забредал? По-моему, определенное сходство в крыльях, ну и…

− Еще смех похож, − отрезала я.

− Это пегасы, − со счастливой улыбкой поведал Йехар то, что мы и так поняли. — Верные и чуткие, они носятся по небу на крыльях и дарят вдохновение менестрелям и художникам. Но не каждый заслуживает прикосновения крыла этих созданий.

− С некоторых хватает и удара копытом — тут же отозвался Эдмус. — А то еще некоторые наши сочинители говорят, что на них «с небес упало» − и мне как-то кажется по их книгам, что это на них не перья валятся.

Я припомнила две-три книжки, которые читала последними, и мысленно согласилась.

Пегасы тем временем зашевелились. В табуне наметилось тревожное движение: крылатые кони шевелили ушами, поворачивали морды туда-сюда, и все больше глаз обращалось к нам.

− А как вы думаете, масть влияет на то, что они навевают? — полюбопытствовала я.

− Весьма возможно, − отозвался Йехар торжественно. — Я не стал бы исключать, что белые вдохновляют людей на наиболее благочестивые книжки, рыжие — на военные песни, восхваления и поэмы…

Табун внезапно отхлынул в разные стороны, и из его центра выступило создание, которое язык не поворачивался назвать пегасом. Угольно-черный, ободранный конь с кожистыми, в отличие от своих собратьев, крыльями и выпученными желтыми глазами, которые вращались, как у хамелеона — в любую сторону.

− А это, стало быть, пегас Стивена Кинга? — нервно хмыкнул Веслав.

− Снилось такое Кингу, а как же… − буркнула я, отступая на два шага назад. Не внушал мне доверия этот жеребец, ох, не внушал…

Жеребец тем временем заржал, явив на наше обозрение клыки, при виде которых любой волк скоропостижно свалился бы на месте с инфарктом миокарда. Они были желтые и ненормальной длины, и вообще неясно, как они помещались во рту?!

− Не знаю, кто такой этот Кинг, но, если маг — я бы его сразу вызвал на поединок, − прошептал Йехар, который, в отличие от меня, пятиться не стал. — Как вы думаете, у него есть враждебные наме…

В ответ на недозаданный вопрос понятливый жеребец распахнул пасть во всю ширину (почти 180 градусов), и неожиданная молния расщепила дерево в десяти метрах от нас.

Верещание спирита почти заглушило вопрос Веслава:

− А у них тут… нет неисправных энергоблоков?

Второй разряд ударил уже в пяти метрах. Условно мутированный конь неспешной рысцой направился к нам.

В первый раз с момента своего сбора Равновесная Дружина начала действовать как единое целое. А именно: все дружно развернулись на каблуках и ломанулись в направлении «подальше от гибрида конячки и трансформаторной будки».

Эдмус, как каблуков не имеющий, взлетел в секунду и тут же поднялся на приличную высоту. Заодно обогнал нас и, оказавшись в относительной безопасности, начал подбадривать:

− Давайте-давайте, не ленитесь! Оля, отстаешь! Догонит ведь, давай-давай… Йехар, а ты можешь молнии отвести?

− Наша стихия — огонь! — заорал странник на бегу, чудом не сбиваясь с дыхания. — Огонь, а не…

Сзади опять ударила молния. Похоже, эта тварь обладала просто неисчерпаемым запасом. Прямо как Император в «Звездных войнах», тьфу, и о чем я только думаю?

− Могу… попробовать… водный щит…

− Только попробуй! — задохнулся Веслав. — По воде он тебя только быстрее поджарит.

− А ты не…

− Врассыпную! — завопил сверху Эдмус. Мы послушно бросились кто куда, а несколько сверкающих разрядов подпалили траву как раз там, где мы бежали.

− А я что?! — заорал алхимик, опять оказавшись рядом со мной. — Нужно быть хоть насколько-то близко… а он… на тридцать метров… шо-шокер фигов…

Улучив момент, я бросила взгляд через плечо. Зря — от увиденного у меня подогнулись колени. Черный пегас давно преодолел подъем и теперь перешел в галоп, скача с раскрытой пастью и развевающимся языком (какая ж это лошадь?!). Из пасти доносилось угрожающее ржание, больше смахивающее на злобный скрежет, и время от времени вылетали разряды молний. Один ударился прямо у меня под ногами.

− Оля! Замерла? — услышала я голос Виолы и, спохватившись, бросилась за всеми.

Йехар вел нас к близкому лесу. Больше укрыться было негде, и мы как будто даже почти успевали, спасибо расстоянию, которое нас с самого начала разделяло с электрическим монстром.

Но мы были бы не мы, кабы не налетели на какую-нибудь заминку.

Заминкой стал незнакомый парень в темных одеждах, который застыл на опушке леса и с довольно-таки обалделым видом пялился на нас. Было отчего обалдеть, скажу я вам: несутся на вас четыре странно одетые личности с дикими глазами, поверху с визгом выписывает пируэты с виду невменяемое демоноподобное создание, а сзади галопом ломит черный клыкастый жеребец и пуляется молниями, как Гроза из «Людей Х».

Наверное, парень не был знаком с комиксами и не представлял, что такое очутиться в зоне поражения злобного коника. Во всяком случае, когда Виола пронеслась мимо него с воплем: «Бегите к лесу!» − он не отреагировал.

− Спасайтесь! — добавил ясности Йехар, пробегая следом за Виолой.

− Валите! — прибавила я и последовала за нашим предводителем.

Чё встал как пень? Подключай ноги! — это уже Веслав, замыкающий. Эдмус не сказал ничего, он всецело был поглощен своим верещанием.

Но и это не возымело действия. Невольно создавалось впечатление, что нам встретился кто-то из братских прибалтийских народов, но думать об этом было недосуг. Йехар, почти добежав до леса, обернулся и заметил, что личность в черном так и торчит посреди опушки, с интересом созерцая подбегавший кошмар электрика. А заметив такое — поступил в точном соответствии со всеми рыцарскими постулатами: вернулся и попытался спасти заблудшую душу путем оттаскивания оной в сторону. Сие сопровождалось воплями:

− Осторожнее! Спасайтесь!

Виола, оценив обстановку, вернулась тоже, на ходу готовя арбалет, чтобы в случае надобности (а она уже подбегала, дико вращая ненормальными желтыми глазами) прикрывать и Йехара, и спасаемого. Я встала рядом с ней, мысленно призывая стихию, готовясь воплотить собой плакат по ОБЖ «Поражение электрическими разрядами»…

И как только мы все это сделали — он остановился.

Он — это, конечно, кошмарный пегас, а остановился он странно: уперся всеми четырьмя ногами в землю и затормозил, только травяной сок из-под копыт брызнул. После чего конь осмотрел нашу застывшую композицию, помотал головой и осторожно фыркнул.

− Спасайтесь, − уже тихо повторил Йехар незнакомцу. Мы с Виолой тем временем демонстрировали полную боевую готовность.

Пегас смотрел на нас, как на полных идиотов. По-моему, он считал нашу спасательную миссию делом зряшным.

Незнакомец думал так же: он осторожно вынул конец своего черного плаща из рук нашего рыцаря, заглянул ему в лицо с удивлением и спросил:

− Вы меня хотели спасти?

Йехар кивнул, отступил на шаг и покраснел. Видимо, ждал издевательств, но парень только расплылся в восхищенной улыбке.

− Большое спасибо! Вы так добры… и такие храбрые!

− Гм, − ответил на это Йехар, поглядывая в сторону жеребца; тот остановился в отдалении и рассматривал нашу группку с оценивающим выражением: мол, а стоит ли связываться? — Спасибо, но разве…

− Он? О, нет, он не подойдет, — улыбаясь, пояснил парень. — Он скоро вернется в табун. Не беспокойтесь о нем.

Он отступил на шаг и осмотрел нас с нескрываемым любопытством. Мы с таким же любопытством смотрели на него.

Наверное, лучше всего к нему подходило словосочетание «готичный юноша». Готичный — это за черные одежды, черные же длинные волосы и вечную лирическую задумчивость в темных глазах. Лицо у него было худощавое, с достаточно правильными чертами, по-гречески открытое и приветливое, разве что удивительно бледное для здешней жары. Хотя это тоже в образ готичного юноши вписывалось. А что не вписывалось — так это меч на поясе: длинный, и, видно, старый, в потертых ножнах, он путался в ногах и явно доставлял его обладателю немало хлопот.

− Вы так странно одеты, − сказал этот типаж, рассматривая нас с живостью. — Я не видел в этих краях таких, как вы. Вы, наверное, чужеземцы?

− А-а, можно и так сказать, − смущенно промямлила я, не отводя взгляда от мрачного пегаса, который рыл копытом землю чуть в отдалении. — А вы… местный.

Юноша энергично закивал и заулыбался.

− Да. Да, я местный. Не смотрите на него, Нефос сейчас уйдет к табуну.

− Это его так зовут? — осведомилась Виола.

− О, да… это конь Громовержца, что служил ему для выезда в небо. Его Громовержец впрягает в свою колесницу, когда носится среди туч, сея молнии на землю… Но ко всем другим он неласков.

− Мы заметили, — отмер Йехар. Он восстанавливал дыхание. — Счастье, что он вас не тронул.

− Он не мог бы меня тронуть, − мягко возразил паренек, и его глаза стали еще более грустными, — такие, как он, и многие другие тоже обходят меня стороной…

− Почему?

− Это с рождения.

− А из-за чего так? — тихо спросила я. — Проклятие?

− Наверное… − на несколько секунд он серьезно задумался, а потом сказал: − Наверное, да, проклятие.

Поблизости с нами, удачно вписавшись в колючий кустарник, приземлился Эдмус и, даже не подумав выпутаться, тут же затрещал:

− Ушел, представьте? Вон, побрел, с чего бы это, неужели у него с опозданием включилось почтение к Дружине?

− Да батарейки у него на разрядке, − буркнула я, а готичный юноша заинтересованно вытянул шею:

− Дружина? Вы из Дружины?

Мы все по очереди пронзили взглядами Эдмуса, но было поздно.

− Вам что-нибудь известно об этом? — с величайшей осторожностью поинтересовался Йехар.

− Немного, если я верно понял, что здесь замешана Арка, − ответил парень, оглядывая нас теперь уже гораздо пристальнее. — Из древних легенд и летописей… Но я не думал, что дождусь появления Пятерых в нашем мире. А почему вы тут?

− Нам бы знать! — вздохнул Йехар и оперся о дерево. Юноша пришел в полный восторг.

− Вы еще не знаете? Умоляю, расскажите мне о вашем пути, может, я смогу вам дать какие-то ответы. Я ведь долго странствовал…

Долгие странствия были видны по его обтрепанному плащу и усталому виду. Йехар постоял несколько секунд, словно раздумывая или прислушиваясь к себе, потом сказал:

− Остановимся здесь на привал. Отдохнем и поговорим.

Мы и наш новый знакомец разделили предложение с равным энтузиазмом. Вскоре Йехар с Виолой уже разожгли костерок, достали припасы, сколько было, — и начался обед со встроенным круговым знакомством.

− Тано, − представился парень, присаживаясь в тень кипариса.

Мы по очереди назвали себя, правда, Йехару пришлось еще неохотно прибавить:

− Ах да, и Веслав. Веслав?

Но алхимик не выказал никакого желания присоединиться к беседе: он облюбовал себе местечко в отдалении и разбирал запасы в своей сумке. Изредка поглядывал в нашу сторону с каким-то выражением, которое я не могла определить. Тревога? Нет, не совсем то. Подозрительность? Может быть. Страх? Ну, это вряд ли, мне как-то показалось, что алхимик у нас не из пугливых.

Но что-то в его лице, когда он смотрел на нас, было схожее со взглядом черного пегаса. То есть, он с какой-то радости полагал нас полными отморозками.

− Ваш товарищ не любит беседы и знакомства, − заметил Тано. Потом смерил взглядом Веслава, покачал головой и добавил: − Это понятно.

− Он алхимик, − торопливо прибавила я, правда, мне показалось, что наш новый знакомый пропустил это мимо ушей. С явным удовольствием принял из рук Йехара пару лепешек, а из моих рук — несколько оливок: у него самого не было припасов, не было даже воды.

− Спасибо. Не припомню, чтобы меня угощали.

− Ты мог бы зайти в любой дом и попросить еды, − заметила Виола. — Здесь довольно гостеприимные жители. Другое дело мы: выглядим подозрительнее некуда.

− Наверное, они тоже считают, что я подозрительно выгляжу, − отозвался Тано, жуя лепешку. — Очень крепко захлопывают дверь, если я только подхожу к дому.

− Как же ты жил? — удивилась я.

− Жил? Как? — переспросил он и, что называется, ушел в себя. Задумался до того серьезно, что забыл жевать. — Ну, я выполнял всякие поручения и прочее…

Его взгляд при этом как бы случайно остановился на своем клинке. Вот так новость: уж не на наемника ли мы наскочили, не хватало еще — чтобы по нашу душу…

− Можно посмотреть? — заинтересовался оружием Йехар.

Но Тано живо покачал головой и придвинул меч поближе, как будто тот мог сбежать у него с пояса.

− Нет. Наверное, нет. Понимаете, я никогда не обнажаю его без… без надобности. Это мой обет.

− Обед? Ну, ты же не можешь откусывать от этой железки, это же…

− Достойный обет, − миролюбиво отозвался Йехар, метая в Эдмуса предупредительный взгляд. — Мы не хотели тебя обидеть. Не сочти за излишнее любопытство, но куда же ты идешь теперь?

− В один город — это Дельфия. Я слыхал, там будет проводиться смотр воинов, и подумал, может, меня примут в стражники…

Я заглушила истеричное хихиканье Эдмуса увесистой, насколько могла, плюхой. Шут обиделся и подался куда-то в кусты обедать.

Тано и правда выглядел так, что его можно было принять в менестрели, священники, на крайний случай — в похоронные агенты, но вот на стражника не тянул катастрофически. Но не обижать же парня.

− И значит, ты странствовал? — продолжала допытываться Виола.

− Да, много, − он опять заулыбался. — Всю жизнь!

− По этой стране?

− И по другим тоже.

− А есть что-нибудь… − тут они с Йехаром обменялись тревожными взглядами: − Может быть, есть что-нибудь необычное? Может, войны? Появление каких-нибудь чудовищ?

− Зачем нам чудовища? — серьезно удивился парень, которого мы пытались спасти от монстрической коняжки. — Нет… и нет войн… нет моров…

Он с полминуты сидел молча, а потом тихо заметил:

− Люди не умирают сейчас.

− В каком смысле? — удивилась я. — То есть, умирают мало?

− Нет. Не умирают совсем.

− Откуда ты знаешь?

− Я видел, − он опять окунулся куда-то в себя и заговорил медленно и грустно: − души неприкаянных ищут пути к вратам Эйда, витают вокруг тел, но нет проводников… и, когда они приходят, — врата встречают их закрытыми, и жалобы их не слышит никто, боги ушли. Ушли боги, и пуст Олима, и они на земле вкушают пищу смертных.

Он забросил в рот маслину, глядя в огонь, и тут как будто очнулся.

− О чем ты сейчас говорил? — переспросил подобравшийся Йехар. Тано развел руками с печальной улыбкой:

− Это то немногое, что удалось мне узнать от наших пифий, наших оракулов. Все сейчас твердят одно и то же: что боги спустились с небес и ходят среди смертных, что некому больше заправлять жизнью.

− Что это им так вздумалось, − удивилась Виола.

− Да просто отдохнуть решили, − язвительно донеслось из кустов. — Тысячелетняя усталость…

− Боги устают, − печально согласился Тано. — Им есть, от чего. Думаю, тяжко смотреть на людской разврат и из года в год, например, каждый день зажигать солнце, как Гелий. Зажигать солнце, зная, что с надеждой на него смотрят лишь немногие, а для иных оно — лишь день новых забот.

Все невольно приуныли. На меня подобные рассуждения всегда действовали угнетающе.

− Невесело, − хмыкнул из кустов Эдмус. — А то бывает еще как у бога войны — устраивай себе резню с промежутками в год-два, разве ж это весело?

− Еще и хуже бывает, − рассудительно заметил Тано. — Но наши боги любили то, что создано ими, и… но мне ли судить. Ходит молва о том, что в пяти днях пути отсюда есть двое, которые знают об этом больше меня. Вы ведь тоже идете в Дельфию?

− Мы в Микею, − отозвался Йехар.

− Тогда вы немного сбились с пути, вам следовало бы держать на восток. Но вы могли бы поговорить с этими двоими. Это муж и жена, они год назад поселились в домике, стоящем неподалеку от деревни Харитос, что славится своим вином…

Эдмус мгновенно высунулся из кустов, изображая напряженное внимание. А я чуть было не поинтересовалась: а что, тут все названия деревень напоминают вывески трактиров?

− И если через день пути вы встретите лавку торговца по имени Герем — поговорите с ним, он укажет дорогу, − добавил Тано и неожиданно поднялся. — Наверное, я пойду.

− Один? — удивился Йехар. — А не лучше ли тебе пойти с нами? Кажется, так будет гораздо безопаснее.

− Вы очень заботливы, − расцвел готичный юноша, − и так добры ко мне… но мне нужно идти своей дорогой.

− Но ты мог бы нам помочь, − заметила Виола. — Ты же, видно, много чего об этой стране знаешь, а мы всегда тут будем чужаками. Сам ведь видишь, что дело у нас важное, так почему бы и нет?

− Да, − эхом отозвался Тано, − дело ваше важное, я знаю. Наверное, это даже самое важное дело… Я… я подумаю. Осторожнее будьте с Геремом. До свидания.

− Думаешь, оно состоится? — усомнилась я. Похоже, нам с этим парнем было в кардинально разных направлениях.

− Мы свидимся так или иначе, − спокойно ответил он, обернувшись. Оглядел нас еще и повторил нараспев и грустно: − Так или иначе свидимся…

И ушел, мистическим образом скрывшись между кустов в несколько секунд: только мелькнул еще пару раз черный обтрепанный плащ и — все. Ни шороха шагов, ничего.

Йехар смотрел ему вслед с тревогой.

− Похоже, он избрал себе путь в опасной близости от табуна пегасов, — заметил он, чуть вытягивая шею. — Как вы думаете, не подвергает ли он себя совершенно излишней опасности?

− А то как же, − согласилась Виола, дожевывая свой обед, — но у него, похоже, не все дома немного. Странный типаж, но я расстроюсь, если этот жеребец его…

− Ничего с ним не случится.

Эдмус наконец выбрался из кустов и сел. Выглядел он вполовину более серьезным, чем обычно.

− С жеребцом или с Тано?

− С Тано. С жеребцом не знаю, но надеюсь, что ему-то будет не по себе. Да и весь табун, небось, разбежится, если поймет…

− Что поймет?

Шут постучал когтистым пальцем по лбу:

− А вы что, не по…

У костерка присел Веслав — бледный и угрюмый. Веко дергалось сильнее прежнего.

− Ушел? — осведомился он.

− Угу, − ответили мы, все еще удивленно созерцая шута.

− Поговорили, стало быть?

− Поговорили, а что тут тако…

− Ничего, − с истерическими нотками в голосе выдал алхимик и вскочил: − Вы, господа лохоблонды, иначе и не назовешь, хоть поняли, с кем разговаривали?

Часть взглядов, доставшихся на долю Эдмуса, перепала и Веславу.

− Ну и с кем же мы, по-твоему, разговаривали, темный?

Но ответа мы опять не дождались. Вместо него прозвучал вопрос:

− Как он назвался?

− Тано, − ответила я. — Веслав, правда, заканчивай темнить. Понимаю, личность не совсем обычная, ну, говорит странно, но по-своему он вполне милый, если ты…

− Не убивайте меня своим идиотизмом! — зашипел алхимик так, что мы шарахнулись. — Эта ваша «милая личность» назвалась вам своим измененным именем, настоящее — Танатос, неужели никто не додумался?!

После короткого молчания Эдмус просительно поднял руку и крыло одновременно:

− А я про имя не понял, а кто он догадался, это считается? — осведомился он.

— Так что ж тогда вякал? — накинулась на него Виола.

− Так ведь мало вякал! А если бы он не был этим, как его Веслав назвал, — я и вякал бы больше…

− Это… − я пыталась справиться с дурнотой. — Он, значит… бог смерти?

− А до меня так сразу дошло! — похвастал Эдмус. − Весь в черном, и лицо такое все из себя грустное, да и лошак этот от него так шарахнулся, а потом уж, когда он заговорил о том, что его нигде не принимают и что меч он без надобности не расчехляет — ну, это уж…

− И ты молчал?!

Это мы рявкнули одновременно. Йехар при этом обращался к Веславу, я — к Эдмусу. Первым прозвучал ответ алхимика, и дал он его с ужасающе злорадным оскалом:

− А что говорить? У вас с ним завязалась такая милая беседа…

Виола покачала головой и проверила готовность арбалета. Шут тут же принял это на свой счет, потому что зачастил:

− А я что, что я, я создание маленькое, не мог же я кричать, что, мол, спасайтесь, это у вас бог смерти оливки ваши лопает, я вот залез в кусты, замаскировался, я же не знал, что вы не догадались, я думал, тут всякий догадается, а-а, все равно ты меня не убьешь, он же сам говорил, что люди здесь не умирают!

− Не умирают? — переспросил Веслав и опять уселся перед огнем. — Что еще говорил?

Рассказывал Йехар, ни у кого больше на это не достало сил. Что касается меня, то у меня в ушах звучали прощальные слова Тано: «Встретимся так или иначе».

Хорошенькое дело!

− Обещал помочь?

Йехар тяжело вздохнул и в поисках ободрения погладил рукоять меча.

− Темный, − сказал он. — Мы терпеливы, но терпение это имеет границы. Если ты еще раз повторишь нам, что мы…

− Да нет, я уже не о том — он правда обещал вам помощь?

− Он сказал, что подумает, − осторожно поправила я. Веслав присвистнул и повеселел.

− Ну, в таком случае эта ваша беседа с ним прошла отменно! Поверьте мне, что вы заручились союзником, который…

− Но он же только подумать обещал!

− Боги избегают давать слово. Так что можете быть спокойны.

Тут Веслав наклонился, сгреб лепешку, и больше его расколоть на разговоры не удалось.

Не очень-то, кстати, и хотелось…

Тронулись в путь через час или полтора. Эдмус попутно еще успел слетать на охоту, приволок какую-то мифологическую ползучую гадость с полной пастью зубов. Йехар с первого взгляда заявил, что есть это невозможно, и послал спирита добычу отпустить. Спирит послушно нырнул обратно в кусты, вернулся сытый, поковырял когтем в клыках и заявил авторитетно:

− Отпустил.

В животе у нашего живоглота что-то протестующе задрыгалось. Эдмус усмирил ненужные движения ударом кулака и заявил, что готов к отходу.

К обсуждению своей миссии мы вернулись, только когда опять навалилась усталость, а в небе потихоньку начало смеркаться.

− Все же мы не зря спасали тех несчастных от гарпий, − заметил Йехар. — Похоже, они говорили правду: что-то случилось с богами этой земли. Вот и Тано нам сообщил то же самое…

− Да вы и по нему это могли увидеть, − буркнул Веслав. — Не поняли разве, что он был… не при исполнении. Иначе у него времени бы не было с вами болтать.

− И раз он говорил, что люди в этом мире не умирают…

— Точнее, не попадают в загробный мир, — вставила я свои пять копеек. — Стоят… как он сказал? У ворот Эйда, то есть, Аида. А странные у них тут названия и имена, нет?

− А ты хотела, чтобы прямо по Куну, и характеры те же? — тут же накинулся на меня Веслав. — Особенности местных говоров — получите. Еще хоть догадаться можно, где кто…

Обсуждение возобновилось только после пятиминутного лирического отступления «Как нужно разговаривать с дамами. Этикет для алхимиков». Исполнял, разумеется, Йехар.

− Раз так — вот ты и догадайся, к какому это Герему нас Тано отправил, — огрызнулась я. Укоризну в глазах нашего предводителя, конечно, проигнорировала.

− А самой мозгами пошевелить лень, светлая? — не остался в долгу Веслав.

− Может же быть просто человек, — вставила Виола.

− Может. Но по основному закону, который свел нас вместе, то есть, по закону подлости…

− Ой.

«Ой» принадлежало мне, совершенно случайно соединившей в мыслях имя и профессию торговца.

Больше мы в этот день ничего не обсуждали. Лепешки закончились, на охоту за ужином вызвался сходить Йехар, и последнее, что мне запомнилось из событий: несущийся мимо костра кабанчик с дико вылупленными глазами, за ним — наш рыцарь с пламенеющим мечом, и удивленное восклицание Виолы от костра:

− Веслав! Кто говорил, что эти грибы нормальные?!

Глава 6. Торговцы, споры и сандалики

Герем, он же Гермес, он же, для непосвященных, Меркурий, он же бог-покровитель торговцев, курьер Громовержца, плут и вообще, помнится, сволота порядочная, мне не понравился с первого взгляда. Поскольку уже первый взгляд схватил в нем самое существенное: нереальной честности глаза, приветливую улыбку из-под короткой светлой бородки и подозрительно гибкие пальцы.

«Сетевой маркетинг, − с дрожью вспомнилось мне, — этот надует в любом случае».

— Радуйтесь, почтенные спутники, — распахнул нам Герем свои любящие объятия. — Хотите что-то выбрать в моей скромной лавке?

Лавка за его плечами действительно выглядела скромно: полки и прилавок перекосились, по навесу будто стая сатиров проскакала, а стены потресканы. Но зато и торговала эта лавочка не специями и не местным вином. И хвала здешним богам, а то за сегодняшний день нам попались пять телег, и все пять возниц предлагали выпить.

— Благодарю, − учтиво отозвался Йехар. — Нам бы только спросить дорогу, и, может быть, если вы не откажете в совете…

— Зачем торопиться? — заулыбался бог торговли еще шире. — Сядьте, отдохните, посмотрите товары! Я не прошу дорого, а другого такого вы не найдете нигде… Вот стрела Эроота, надежнее нет для того, кто хочет покорить женское сердце. Ты, например, — он указал на Веслава. — Подумай, ты же в минуту можешь скрасить свое одиночество, которое без столь сильного средства, скорее всего, будет длиться… мда, вечно.

На виске алхимика запрыгала жилка.

— Да я, если захочу, его в этот рог влюбить могу, — процедил он. — Причем, навечно…

Имелся в виду здоровенный рог, кокетливо висевший в центре экспозиции. Видно было, что в незапамятные времена по нему прошелся чей-то острый клинок: рог был разрублен почти надвое.

— Пока не надо, — попросила я шепотом, а Герем уже обращался ко мне, причем демонстрировал тот самый рог:

— …Минотаврия, подошел бы вам для придания уверенности в себе. Тот, кто отрежет хоть кусочек от него, навеки перестанет теряться и бежать от ответственности…

— Передумала, − сообщила я Веславу. — Влюбляй.

— Вот перья Икайра, кто владеет хоть одним из них…

— Икать будет до смерти? — тут же предположил Эдмус.

— …продержится в воздухе, сколько захочет и никогда не потеряет своих крыльев.

— Странно, — заметила вполголоса Виола, — я где-то слышала про Икара, и мне казалось, что история закончилась, конечно, долгим и счастливым полетом, вот только он был вертикальным.

— Это ты к тому, что он врет?

— М-м…

— Хочешь пример? — вмешался Веслав. — Тебе он только что предложил слезы Яниуса — от раздвоения личности.

— Это Януса Двуликого, значит?

— Очевидно.

Йехар тем временем пытался остановить это пылкое восхваление товаров, грозившее затянуться до самого вечера.

— Почтеннейший… уважаемый… милостивый… послушай, Герем! Заверяю тебя, мы просто хотели спросить дорогу, что ты и сам знаешь, раз уж так осведомлен о моих спутниках.

Это возымело действие. Улыбка стала жалобной, глаза — еще честнее, волосы и борода вдруг потемнели на тон (мы с Виолой тут же приготовились пинать алхимика — так что он за грибы вчера приволок?!), и Герем поникшим голосом осведомился:

— Ну, может, хотя бы волос Афейны?

— Нет, благодарствуем.

— И правильно… — совсем загрустил Герем, упираясь в прилавок глазами (волосы потемнели еще). — И верно… к тому же, у нее вовсе нет волос, они мешали ей под шлемом. Как сейчас помню: когда она попросила Геферна ее обрить, ему пришлось обращаться к Склепию за помощью, так смеялся, так смеял… а как там поживает Тано?

— Хорошо, — мягко ответил Йехар. — Он здоров, хотя…

Но тут грусть Герема вдруг прошла, и он бурно расхохотался. Теперь его борода и шевелюра сверкали золотом.

— Здоров? Конечно! Тано за все тысячелетия болел только раз, но Склепий отказался подойти к нему даже на два шага, и он живо выздоровел! Хотя, конечно, грустен — да, да, я не удивляюсь, у его меча сейчас нет работы… кстати, не хотите купить осколок от первой болванки этого клинка?

— Нет, благодарю… послушай, но ведь ты, кажется, бог?

— Кто? — с искренним интересом посмотрел на Йехара Герем.

— Ты.

— Да?

Я и Виола с двух сторон вцепились в Веслава.

— Сделай что-нибудь, пока он не свел рыцаря с ума!

— Так он же ж бог, — логично ответил Веслав. — Что я с ним сделаю?

— Так почему ты здесь? — продолжал Йехар допрос. — Не на…

— Олиме… — подсказала я здешнее название Олимпа.

— Почему не на Олиме, с остальными? Почему не…

— Задавать такие вопросы бессмертному?! — полыхнул гневом Герем и стукнул кулаком по прилавку так, что тот расселся. В глазах у покровителя торговли вспыхнуло божественное пламя, а волосяной покров почернел. — Да кто ты таков… ты… таков… предводитель Дружины, да?

Может, лучше было Веслава отрядить на эти переговоры? Он со своими сменами настроения подошел бы гораздо больше, а то Йехар после каждой перемены чуть в транс не впадает.

Бог торговли, транспорта и путешествий, а может, и чего еще, уселся за свой прилавок, подпер рукой подбородок (теперь уже с бородой невыразительного пепельного окраса) и отчеканил сугубо деловым тоном:

— Я покинул Олиму добровольно, из-за событий, которые начали происходить на ней. Событий, которые не коснулись напрямую меня, но коснулись многих моих близких и друзей. С тех пор я опасаюсь проявлять свою сущность, оставаясь на земле. Без возвращений на Олиму я с течением времени стану простым смертным, но времени этого у меня будет гораздо больше, чем у остальных.

— У остальных — кого? Что случилось с остальными? — Йехар с нетерпением нагнулся вперед. — Расскажи об этом нам. Расскажи Дружине…

— Какой? — поинтересовался Герем, вдруг преисполняясь яда (и с виду тоже: борода осталась прежней, а кожа начала желтеть). — Передо мною пока лишь пять неудачников, которые сами не слишком понимают, зачем сошлись вместе. И поведать им главную тайну этого мира…

— Это кого он назвал неудачником? — громко поинтересовалась Виола.

— Меня, — пожал плечами Эдмус. — Я не отрицаю. Как еще можно назвать простого шута, который случайно попал в Дружину?

— Укажи нам хотя бы дорогу, — оставаясь таким же терпеливым, попросил Йехар. — Тано просил нас найти двоих, которые живут…

— Он просил вас найти Зевея и Гээру, конечно, — Герем чуть ли не впервые заговорил как нормальный человек. — Первых, по ком ударила беда. Что ж, указать вам дорогу не трудно, но… но…

И он запунцовел, как девушка. Покраснел даже лоб, и борода приняла оттенок морковной рыжины. Кажется, он никак не мог выразить свою мысль вслух − благо, неподалеку обретался циничный, как все шуты, Эдмус.

— …но трудно это сделать бесплатно, — невозмутимо и очень громко озвучил он.

Герем покраснел уже до состояния вареной свеклы.

— Это просто так… — забубнил он. — Я таким родился, и вообще, я бы с радостью, но это же натура, понимаете, это мне положено…

— Что ты хочешь? — с тяжелым вздохом осведомился Йехар.

Герем совсем засмущался и принялся расколупывать свою витрину стрелой Амура, по-местному Эроота. Витрина незамедлительно выбросила пару веточек и забелела цветами.

— Ну, строго говоря, я ведь бы мог попросить что угодно, — бормотал Герем, − Но это было бы так нечестно, так что я… я не буду, я просто… сыграй со мной в кости, ладно? Один раз, больше не надо. Здесь так скучно, в этой глуши, совсем нечем заняться…

Неподалеку веселый сельский голос заорал: «Все на оргию!» Вопль продолжился криками и радостным топотом. Село, которое Герем облюбовал для своей лавочки, явно не слышало о печалях мира сего.

— В кости? — удивленно переспросил Йехар. — Я? Просто так?

Судя по тону странника, он во время своих странствий разве что пляжным волейболом не занимался, а может, и это было, так что он выделил голосом не первую фразу, а последнюю.

Сделал резонно.

— Ну, почти, — небрежно пожал плечами Герем и достал из-под прилавка баночку с костями. — Конечно, без ставок играть неинтересно, но я могу поставить свое указание вашего пути, а ты — свой меч, например, я же не настаиваю…

Я не видела лица Йехара, но была уверена, что оно удлинилось вдвое.

— А я так и знала, что этим кончится, − хмыкнула Виола. — Больше-то с нас и брать нечего.

И она продемонстрировала свой старый арбалет, а потом кивнула на Веслава и его одежину. Такое счастье и за деньги никто не попросит.

Йехар тем временем пытался объяснить оборотистому божеству, что меч он отдать не может, потому как не может совершенно. Логика таких заявлений до Герема доходить не желала: он менял характеры, цвет волос, попеременно куксился, смеялся, угрожал, а потом дал понять ясно: или Глэрион на кон, или дорогу будем искать сами.

— Сами и найдем, — отрезала я, выходя из себя окончательно. — Йехар, идем, зря время тратили. Название деревни знаем, кого искать — тоже, нам его указания нужны как…

— Пять дней пути и шестнадцать развилок, — уже в спины донеслось до нас. — Указатели стоят на половине, шесть из них врут.

Йехар медленно обернулся. Судя по его лицу, ему больше всего хотелось оказаться сейчас за этой дверью. Или продемонстрировать способности Глэриона — а ну, как и бессмертного возьмет?

— И половина дорог ведет в чащу, или в логово великана, или к разбойникам… — мечтательно принялся перебирать Герем. Глаза у него подернулись поэтической задумчивостью. — Но зачем я перечисляю опасности? Ведь Дружина объединяет столь могучих колдунов, что все невзгоды им…

— Я готов, — тут же сказал побледневший Йехар. Видно, вспомнил, как пятеро «могучих колдунов» вчера в панике спасались от одного бешеного пегаса.

Герем радостно осклабился и потряс желтыми игральными костями. Процесс игры, как и ее результат, нет смысла описывать: первое скучно, второе очевидно. Захоти бог торговли — и он бы обыграл нашего рыцаря до трусов, но тут верх взяла врожденная деликатность: хватило только Глэриона.

— Я жду, — поторопил радостный Герем, протягивая руку за выигрышем. Мы молчали. Йехар тоже, он бил рекорды бледности (Веслава уже затмил, теперь решил состязаться с Тано) и смотрел на Глэрион так, будто его разом попросили отдать в рабство жену, детей, лучшего друга и любимую собачку.

— Возьми, — наконец хрипло выдавил рыцарь. — Сам вынь его из ножен, я не могу.

Бог торговли со сволочистой улыбкой покачал головой и поцокал языком.

— Нет-нет, не надо хитростей. Всякий, кроме тебя, кто возьмет этот меч, — испытает силу его пламени, я вижу. Нет, передай его мне в ножнах.

Йехар пошатнулся, как будто на него рухнул здешний потолок. Оглянулся на нас, словно ища поддержки, Медленно, очень медленно потянулся, чтобы отстегнуть ножны…

— Предлагаю спор! — вдруг громко заявил Эдмус. Герем посмотрел на него с отдаленным интересом.

— Ты? Споришь со мной?

— На его меч, конечно. Спорю, что ты не дослушаешь моей шутки!

Герем только брови приподнял. Похоже, он, как и мы, считал, что Эдмус спятил.

— А если я не собираюсь…

— Тогда кое-что сейчас упадет на здешний пол, и кое-чья лавка долетит до Олимы на ракетной тяге, — процедил Веслав от двери. Тон сомнений не оставлял, но Герем только заулыбался.

— Угрозы? Мне?

— А ты мне помешай, — посоветовал алхимик невозмутимо, — прояви свою божественную сущность, присоединишься к остальным родичам. Во будет весело!

И здесь в лице бессмертного впервые мелькнул страх. Это был страх такой, что он даже не спросил у Эдмуса, что тот ставит на кон, просто кивнул, соглашаясь. Страх такой, что только когда мы открыли дверь и почти вышли — он выжал из себя:

— Меч… в залог.

— Я останусь, — тут же заявил Йехар, но Эдмус в секунду оказался рядом с ним и шепнул:

— Э, нет, странник, ты ж меня зарубишь через четверть часа. Выйдите из лавки и погуляйте.

— Прикажешь мне положиться на тебя, демон?!

— Спирит. Ну, можешь посидеть под дверью, но пусть тебя держат остальные. И вообще, я из-за тебя на смерть иду, а ты меня обзываешь!

На какую смерть он собрался, мы не успели уточнить, потому что к этому времени общими усилиями вытаскивали рыцаря из лавки. Закрывая дверь, мы слышали, как спорщики договариваются об условиях:

— Значит так, ты мне даешь час времени, и я рассказываю, и если ты меня прервешь каким-нибудь способом…

— Но предупреждаю, если ты вдруг собьешься или запнешься — ты…

— Парочка подобралась, — заметила Виола, от души пиная дверь, − просто сказка! Веслав, а ведь ты этого бессмертного перепугал.

Мы обменялись хмурыми кивками. Неизвестно, что стало с остальными богами этого мира, но, видно, что-то крайне пакостное. Наверное, как и Тано, они утратили свою божественную суть, наполовину или полностью… только вот почему? Ну, не добровольно же они, в самом деле, с этой своей Олимы спустились. Остается надеяться, что разговор с главной божественной парочкой — Зевсом и Герой, или кто там они на местном диалекте — прояснит хоть что-то.

Впервые нам удалось осмотреть селение, в котором мы оказались. Решительно ничего особенного в нем не наблюдалось. Может быть, только чересчур пустые улицы — зато из ближайшего леска доносились развеселые крики. Наверняка там шла оргия, о которой мы уже слышали. Правильная позиция: живем в одном месте, громим другое… С дальнего конца селения долетали голоса двух женщин: шла последовательная разборка на предмет курицы, сожранной чьей-то собакой. В разборку вплетался кашель собаки, от стыда поперхнувшейся несчастной птицей.

Это справа, где было само селение. А вот слева расстилалось озеро, нет, небольшое озерко, и меня против воли потянуло к нему. Я ощутила присутствие своего медиума еще за пару километров, и вот теперь мне хотелось подойти, погрузить руку, поздороваться, и я невольно сделала несколько шагов…

— Только недалеко, — предупредил Йехар. Страннику было здорово плохо: он тяжело дышал, лицо передергивалось, как у наркомана, который давно не получал дозы, рука бесцельно шарила по поясу. — Не далее сорока шагов.

И опасливо посмотрел на дверь лавки, за которой скрывался Глэрион.

— А иначе?

— Иначе я умру.

Вопрос «Что ж ты сразу не сказал?» ощутимо материализовался в воздухе, но Йехар не счел нужным на него отвечать. Он все еще пытался взглядом сделать дверь прозрачной.

— Спустимся к озеру, — попросила я. — Тут и десяти шагов не будет, а тебе вода не помешает.

И это я выдала магу со стихией огня. Откусить себе, что ли, пол-языка, чтобы в другой раз такого не ляпнуть?

Йехар открыл рот, чтобы согласиться или, скорее, не согласиться − и остался в этом положении, присовокупив к нему еще округлившиеся глаза.

В нескольких метрах от берега по пояс в воде стояла девушка.

Совершенно обнаженная и с очень античными формами. А если прибавить к этому отличный загар и длинные золотистые волосы, концы которых уходили в воду, — ничего удивительного, что даже я не сразу смогла сообразить: это явь или какой-нибудь мираж из «Плэйбоя». Потом сообразила, смутилась и отвела глаза.

Час от часу не легче. Йехар, видно, уже почти забыл о своем мече, Виола соображает, куда попала… Веслав — ну, этот с какой-то стати рассматривает нимфу, как вполне обычное тело в анатомическом театре. Больше всего алхимика интересует линия диафрагмы.

Девушка зачерпнула горсть воды и поплескала себе на плечи. Потом не спеша и с улыбкой — с ослепительной улыбкой! — посмотрела в нашу сторону.

— М-м… нужно, как видно, отвернуться… — пробормотал совершенно красный Йехар (а отвернуться и не подумал). — Видимо, мы смущаем эту прелестную особу.

От этих рыцарских размышлений его и всех нас отвлекло злобное ржание с небес. Сжав вместе ободранные крылья и выразительно изображая мордой «мессершмидт», на селение сверху пикировал черный пегас, и, судя по тому, как убедительно сошлись в кучку его глаза, — мишенью он выбрал нас.

Видимо, мы ему не понравились очень-очень. И Тано поблизости не было, правда, он мог тут вскоре появиться — как только страшная коняжка подлетит на дистанцию молниевого залпа.

— Валим! — привычно сориентировался алхимик.

Но едва мы пробежали с десяток шагов, как Йехар схватился за сердце и начал оседать на землю.

— Глэр…

— Блин, − ответили мы, втроем буксируя рыцаря обратно, поближе к лавке, а значит, и клинку.

Первая молния ударила метров за семь. Черный ржущий истребитель системы «Нефос» вел пристрелку, готовясь перейти на прицельный огонь.

— Врассыпную! — рявкнул Йехар таким командным тоном, что у меня ноги включились на автопилот. На нем я отпрыгнула на пару метров (удачно, пропустила очередную молнию), чуть было не юркнула за лавку Герема и тут только опомнилась. Вернулась.

Виола так вовсе с места не тронулась, хладнокровно готовила арбалет, стоя в полуметре от Йехара. Алхимика не было видно, наверное, проявил благоразумие.

А я? Ну, я же светлая…

Не знаю, что мы собирались делать. Палить по летучей твари арбалетными болтами. Сбивать ее водными струями. Метаться, спасаясь от молний, на обширном пространстве, не отходя сорока шагов от лавочки и прикрывая собой Йехара?

К счастью, ни геройства, ни глупости от нас не потребовалось. Девушка в озере, о которой мы по понятным соображениям забыли, приставила руки ко рту рупором и что-то певуче прокричала в небеса.

И Нефос не тронул. Правда, напоследок он пронесся над нами в бреющем полете, молнией расколол ближайшую оливу и навалил здоровую кучу навоза прямо на крышу соседнего домишка, но свои электрические опыты прекратил и просто унесся куда-то под облака.

Я опустила занесенные для пасса (не представляю, для какого) руки. Из-за расколотой оливы, отряхивая плащ и ругаясь сквозь зубы, появился Веслав. Йехар встретил алхимика взглядом, который говорил лучше слов.

— Я должен был прикрыть тебя своим красивым телом? — осведомился тот, складывая русскую народную комбинацию из трех пальцев, которая ясно обозначала: ложиться грудью на амбразуру ради светлого странника он не намерен.

Странник передернулся и не ответил. Он вспомнил о нашей спасительнице и перевел на нее взгляд.

И, разумеется, опять изобразил картину на тему «Половозрелый кролик перед ооочень эротичным удавом».

— Ну… наверное, нужно выказать ей глубокую благодарность за наше спасение, − осипшим голосом предположил он наконец.

Виола презрительно хмыкнула.

— Вот ты иди и выказывай. А лучше попроси ее саму подойти, ты ж двинуться с места не можешь. И вырази ей… в приватной беседе.

Красавица в озере лучезарно улыбалась в нашу сторону. Мне блеск ее глаз не понравился — уж слишком он был маниакально-зазывчивым. И если бы только это было не так!

— У меня один вопрос, − подавленно призналась я. — Почему у нее хвост?!

Веслав со всегдашним энтузиазмом выдвинул давешнюю версию про неисправные энергоблоки, но ответ уже выходил к нам из вод озера, покачивая роскошными телесами… на не менее роскошном лошадином рыжем крупе.

Сзади раздался звук рвотных потуг и всплеск. Виола оказалась не чуждой эстетике.

Кентавресса оглядела нас безмятежно и представилась мелодичным голоском:

— Пирра, — и тут же перешла к делу: — Я вас спасла?

— М-м… а… гм? — багровый рыцарь пытался отвести глаза, но у него не слишком получалось. Пирра ничего вразумительного не дождалась и просветила нас сама:

— Спасла! Благодарности заслуживаю? Платите!

Вот теперь все были на сто процентов уверены, что зря мы таки зашли в эту деревню. Похоже, она просто специализируется на разводах!

— Дык, м-м… — продолжил объяснения наш рыцарь без меча, а Виола выдала с замечательной прямотой:

— Денег нетути, соломой и сеном не торгуем. Можем дать ажно пять оливок. Еще есть грибы, вкусные и с отличными визуальными эффектами после двух ложек.

— Заплатит он, — пальчик кентаврессы безошибочно указал на Веслава. Правое переднее копыто проделало тот же указательный жест.

Йехар перестал краснеть и посмотрел на алхимика с неблагородным злорадством. Веслав, который открыл рот, чтобы доказать качество местных грибов, сомкнул челюсти с хищным щелчком. Я не выдержала и хихикнула.

— И что прикажете — чисткой конюшен заняться? — поинтересовался алхимик, принимая излюбленную позу: руки скрещены на груди, ноги на ширине плеч, правое веко дергается в характерном тике. — Грызунов из поилок доставать? Потому что извините, но бывают моменты, когда все эликсиры красоты… не к месту.

Мы хором заверили, что это был комплимент. Красавица-кентавресса не очень слушала: она отчаянно строила глазки Йехару. Бедняга-рыцарь при этом явственно разрывался на две части: сначала поднимал глаза и смущенно, благоговейно краснел, потом глаза опускал, натыкался на рыжий круп или на копыта — и его начинало плющить не по-детски.

— Ты, — она перевела глаза на Веслава и поманила его за собой, — пойдем.

Клянусь, в первую секунду его лицо… ну, это надо было видеть. По-моему, нижняя половина просто уехала вбок вместе с челюстью, но алхимик почти сразу взял себя в руки, пошарил по карманам и пошагал расплачиваться дальше, и дальше… и, как выяснилось, за ближайшие густые кусты.

— А ему там не надо будет… помочь? — промямлила я, обращаясь к Йехару.

— А? — очнулся тот. — Нет, я полагаю, он как-нибудь сам… вот она… — он взглянул на поднявшую брови Виолу, побагровел в который раз за день и добавил: — Было бы плохой благодарностью за наше спасение отравить саму спасительницу.

— Тоже мне, спасение, — буркнула Виола. — Простое общение между родственниками.

Из кустов послышался какой-то шорох и вдруг грянул совершенно истерический высокий хохот, неизвестно, мужской или женский. Наши и без того издерганные нервы напряглись еще больше, − и тут на хохот откликнулось два вопля.

Первый доносился из того дома, который «благословил» на лету Нефос. Видимо, там попытались разжечь очаг, но это к рассказу относится не особенно.

Зато второй исходил из лавки Герема и был явно предсмертным.

Две секунды или чуть поменьше Йехару понадобилось, чтобы опередить нас, подскочить к двери и рвануть ее на себя. И рыцарь тут же попятился. Он явно увидел не то, что ожидал.

— Вот, — поцарапанный, но довольный Эдмус с порога сунул ему в руки клинок в ножнах. — Нет, туда не смотри. И дверь закрой, а то надо же бедолагу пожалеть, он же теперь всю ночь вздрагивать будет, он же всю жизнь не сможет видеть ничего летающего, он же…

Тут он задумчиво осмотрел предмет, который находился у него в руках. Это были огромные, размера семидесятого, растоптанные кожаные сандалии, вяло шевелившие ощипанными крылышками по бокам. Из одной сандалии сзади торчало что-то вроде куриной косточки от окорочка, и пахли они, поверьте, совсем не ландышами.

— А, вот тапочки еще дал, — ухмыльнулся шут и покачал трофеем. — Сказал, что они нас вмиг дотащат до Зевея и Гээры, где бы те ни находились. Вместо карты, то есть. Бедняга. Бессмертный, а на полчаса-то его всего и хватило. Как пошел я на четвертый виток…

— Бессмертный — и какую-то шутку не смог дослушать? — усомнилась я.

— Ничего не какую-то, а мою самую лучшую. Ее обычные спириты минут по пять только и могут перетерпеть. Цепеок, мой господин, правда, вынес десять, а потом…

— ?

— А потом — хлоп, и я здесь. Ну, я, конечно, могу рассказать, но вы тут и без меня, вроде, не скучали. А кое-кто, я вижу, от тоски по мечу прямо в Эйд собрался. Йехар, да тебя ведь сейчас удар хватит, и выйдет, что я старался напрасно, что такое еще?

— Бла… благодарим, демон, — с трудом выдавил наш странник, застегивая пояс с ножнами и категорически отказываясь смотреть в сторону спирита.

— Помираю! — тут же заголосил тот. — Да я прям засуну эту минуту в самый лучший закуток мозга — ну, если он вообще есть, то есть, не закуток, а мозг, конечно. Будет, что перед смертью вспомнить! Как ты… о! Правда, я ждал, что будет еще лучше, нет, я ждал таких суровых мужских объятий и подрагивающих губ, и… и… нет, не надо, поверь, что подумают окружающие, а я уже передумал. Просто запомни… запомни… нет, не минуту эту запомни, запомни, что я спирит, наконец!!

Из кустов раздалось повторное шебуршанье, и перед нами предстал криво ухмыляющийся алхимик.

— Ты чудо! — тут же заявил ему спирит. — Немногие встречают такие малые деяния такими злорадными ухмылками.

Веслав хмыкнул, прищурился на клинок в ножнах Йехара и с явной тревогой покосился на жуткую обувь на плече шута.

— Заплатил? — осведомились в один голос мы с Виолой.

— Так тут за такое еще и платят? — поразился Эдмус.

Алхимик пригладил один из карманов на левом рукаве и наконец заговорил:

— Ну, знаете, я к дурости привык, а с вами еще больше, наверное, привыкну — но эта обставила всех блондинок ваших Отделов!

Я украдкой потрогала свои светло-русые волосы и решила, что это не про меня. По сравнению с Бо я еще вполне…

— Так ты там был еще и не один?! — продолжил удивляться Эдмус. Веслав нервно дернулся, но с тона не сбился:

— Ну, ладно, понимаю, потребовать у меня приворотное. Но пытаться меня приворожить моим же эликсиром!

И Веслав издал мерзкое «хе-хе», показывая, что месть его была ужасна. Я пробормотала, что не хочу даже знать, что он сделал с этой кенраврессой.

— И я не хочу, − согласился спирит. — А что ты с ней сделал? И вообще, вас на полчаса нельзя одних оставить: обязательно кто-нибудь зашьется в кусты… с кентаврессой.

— Ты ее убил? — вскрикнул Йехар, оборачиваясь.

— Да еще и с такими намерениями, — закончил Эдмус, подумав.

Ответ алхимика был начисто лишен проблесков благородства:

— Как, интересно, я ее убью, забыли, о чем ваш друг в черном говорил? Очухается через час… потом будет годика два чувствовать отвращение ко всем лицам мужского пола, включая хомячков, рыбок и комариков. А вообще, валить надо из селения этого. Никто не знает, в каком направлении?

Эдмус торжествующе потряс тапками и заявил, что они знают. Алхимик отрезал, что эта обувь может знать только как выглядели динозавры на заре времен, и он туда категорически не полезет. Дружина после этого дружно обрадовалась, что Бо с нами нет, и, кривясь от отвращения, все же полезла в тапки (места в них чуть хватало на всех, но попробуй сунь пять ног в одну обувь, хоть и большую!). Первым, разумеется, был Йехар, счастливый после воссоединения с клинком, а потому ужасные сандалии воспринявший философски. За ним последовала Виола, умудряясь по пути читать лекцию о предметах-телепортах. Едва ли кто-нибудь из нее понял хоть пару слов; лично я, пока втискивала сначала правую ногу, потом левую, поняла только, что страшная обувь действует вроде серебряных башмачков из «Волшебника Изумрудного города». То есть, сказал, куда тебе надо, — и поехали.

Интересно, а грузоподъемность у них какая?

Алхимик втиснулся в сандалии последним, в процессе с удовольствием отдавив мне ноги.

Встал вопрос, кто будет задавать направление.

Минут пять мы препирались по этому поводу: каждый понимал, что в случае осечки народный гнев обрушится на него. Потом ноги затекли у всех разом, и на счет «раз-два-три» Дружина полным составом и нестройным хором проорала: «К Зевею и Гээре!»

И проклятая обувь рванула в вертикальный взлет.

Ветер свистел в ушах. Йехар громко уговаривал всех держаться друг за друга; Веслав умудрялся на лету проверять карманы плаща; Эдмус расправил крылья и бестолково взмахивал ими, похоже, он решил нас всех забить насмерть. В общем, я предпочитаю полеты самолетами отечественных авиалиний.

Хотя бы потому, что их маршруты не пролегают близко к пышущим молниями пегасам.

На самом-то деле Нефос не был настроен агрессивно. Скорее, он удивился, когда снизу прямо на него понеслась наша разношерстая компания в куриных тапочках, орущая дурными голосами. На морде у жеребца мелькнуло что-то вроде: «Что — снова эти…» — а потом он сразу додумал: «…камикадзе?» — хотя, может, и не таким словом.

Во всяком случае, конь понял, что тапочки Герема уверенно ведут нас на таран, с истеринкой заржал, заработал крыльями…

И тут все смешалось. У меня в памяти прочно остались только: прочный удар обо что-то ненормально ржущее, какая-то вспышка, а перед этим − два голоса. Первый — твердый, но не слишком уверенный — Йехара:

— Не паниковать! Все обо…

И второй — не просто голос, а вопль спирита:

— Поздно! Я уже панику-у-у-у-ую!

Глава 7. Браслеты, боги и проблемы

Почти сразу же я осознала, что лежу, притом на чем-то мягком, а ноги у меня не придавлены кроссовками Веслава. Это было приятно.

Приятна была даже толстая сарделька, направленная мне в лицо.

Она вызвала столь далекую и милую ассоциацию с мамиными обедами и ее просьбами «Ну, Олечка, ну еще одну, ты такая худенькая!», — что я с готовностью открыла рот и прицелилась, как бы схватить аппетитное блюдо зубами…

И вдруг сарделька проделала невероятное. Она дважды согнулась и разогнулась и в довершение всего заверещала гнусным голосом:

— Драться будет она!

— Что за дурной колбасный ряд, — удивилась я и приподнялась, озирая обстановку.

В первую минуту я готова была все же прикончить Веслава с его веселенькими грибочками.

Вокруг был богато убранный зал. Не просто богато — а роскошно, на манер, скажем, голливудских декораций (мрамор, лепнина, колонны, позолота где надо и где не надо). Массовка тоже присутствовала: зал был забит людьми, только вот были они совсем не голливудской внешности. Читай книги на Книгочей. нет. Подписывайся на страничку в VK. Не то, чтобы все были косыми или щеголяли двумя носами, но в цивилизованном мире такое определяется словом «страшные». Особенно последние ряды, которые были одеты побогаче. Ряды передние (почему-то сплошь женщины) выглядели вполне ординарно, но и одеты были поскромнее и с чего-то отличались нездешней бледностью.

Середина зала, куда мы и приземлились, оставалась пустой. Немного подальше виднелось возвышение, а на нем два трона, но их я как следует рассмотреть не успела, потому что решила поплотнее заняться мясным изделием у моего лица.

Вот тебе раз! Изделие было с золотым перстнем! Да, и ещё, оно с какой-то стати присобачивалось к руке рослого мужика с похожим на мясной рулет лицом, который повторил еще раз:

— Драться будет она!

И все почему-то одобрительно зашумели. Мы с мужиком посмотрели друг другу в глаза.

У него один косил к носу.

У меня к носу в этот момент косили оба. Местный помотал головой, еще раз ткнул в меня своим аппетитным пальцем и громче прежнего возвестил, что я с кем-то там дерусь.

— Любезнейший, как тебя там… — начала я, раздраженно поднимаясь с чего-то мягкого. Что-то мягкое тут же протяжно застонало, и я к своему ужасу узнала… не Виолу, Бо!

Трансформация. Наверное, от стресса. Судя по обрывкам в моей памяти — за последнее время у нас было его предостаточно.

— Ты мне сломала два ноготка! — возмутилась блондинка, тут же бросаясь рыться в своем рюкзачке. — И растрепала прическу, и еще кофточку помяла, и что мы вообще делаем в этом зале?

Я поискала глазами Йехара, не нашла и обратилась к кривоглазому дяденьке, который так и застыл напротив меня:

— Насчет драться — это ты, меня, наверное, с кем-то спутал, а вот мы тут ищем кое-кого… не знаешь, как можно увидеть Зевея или хоть Гээру?

В ответ негодный тип шагнул ко мне, вцепился в мою руку и что-то намертво на ней защелкнул. После чего посмотрел на окружающих с таким довольным видом, будто самолично щелбаном убил гарпию, а не надел на меня какой-то браслетик. И в который раз мне было сообщено:

— Ты безумна, чужеземная волшебница, но ты будешь драться!

— Да с какой стати и с кем?! — заорала я в ответ.

— С Афродитом, — тут же покладисто ответили мне. — Иначе через три дня тебя пожрет Эйд.

И при этом он почему-то показал на мой браслетик. Бронзовое и грозное массивное изделье, слегка позеленевшее от старости и изукрашенное сценами боев и чем-то таким… там что, Цербер вытеснен?

Мои глаза от удивления тут же отказались косить и заняли физически невозможную позицию в середине лба.

— Чего-чего, прости?

— По какому праву?! — раздался звучный голос. Меня загородил собой наш героический предводитель, на одной ноге которого все еще болтался лапоть Герема. Лапоть лениво шевелил ощипанным крылышком, Йехар не обращал на него внимания и даже спиной излучал мужество.

— По какому праву вы хотите заставить пойти на бой слабую девушку? — возмущенно вопросил он. Соответственно, меня вопрос взбесил, а всех остальных озадачил.

Потом с трона поднялась женщина.

Старая, но не дряхлая, с покрашенными в рыжий цвет волосами и голубыми глазами — это был тот же оттенок, что и у меня, вот только я надеюсь, что в моих глазах такого безразличия никогда не будет. Лет тридцать назад она была очень даже красивой и, видно, изо всех сил старалась такой и оставаться, но выражение лица портило впечатление сильнее морщин.

— Она не девушка, она волшебница, раз свалилась сюда из ниоткуда, — поправила она. — А кого посылать на бой — решаю я, как правительница Микеи.

Ну, хоть узнали, где мы. И, вроде, все живы. Во всяком случае, я на это надеюсь, а то Эдмуса и Веслава пока не слышно.

— На руке у тебя браслет, выкованный самим Геферном, — сообщили тем временем мне. — Если ты не выйдешь на битву через три дня — он убьет тебя.

Было, от чего потерять дар речи. Это мы и сделали — все вместе.

И в зале на секунду тоже установилась какая-то нехорошая тишина.

Может, она и объяснялась видом нашей героической пятерки, не знаю. Ну, или тем, что под куполом зала вдруг с опозданием телепортировался ободранный крылатый черный конь в невменяемом состоянии.

Состояние называлось словом «Убей!», а началом к сигналу боевых действий послужил нервный женский визг откуда-то из угла.

Пегас закружил под потолком, выискивая мишени. Попутно он дернул ногой, и что-то улетело в зал, причем аккуратно угодило по макушке тому самому детине, который нацепил на меня браслет. Детина закатил глаза и пал на плиты пола: снарядом оказался второй экземпляр уникальной телепортической обуви семидесятого калибра, в смысле, размера.

Почти тут же во всех и вся полетели молнии.

Больше книг на сайте — Knigoed.net

— Нужно отвлечь его внимание на себя! — крикнул Йехар, которого чуть не сбили с ног рванувшиеся вон из помещения люди. Рыцарь обнажил клинок, тот воспылал, поддерживая боевой дух своего господина, но господин тут же с тихим ругательством запихнул его обратно в ножны. Видно, вспомнил насчет стихий.

Кто-то упал в обморок. Женщина на троне рванулась было к распластавшемуся на полу детине, потом поняла, что тут уже ничем не поможешь, повелительно прокричала что-то вроде «Бей крылатого гада» — только более возвышенно, и в зал ворвалась охрана в полной амуниции, с копьями и луками в руках.

— Застрелите его! — завизжала неопознанная личность женского пола из того же угла, что и раньше.

Нефос тут же пресек коварные намерения охранников короткой предупредительной молнией. Потом раскрыл пасть и направился на таран.

И тут его как-то все сразу узнали…

— Пегас Громовержца!

И паники в зале только прибавилось, хотя, казалось бы, куда уж. Еще несколько личностей грянулись оземь и притворились мертвыми. Все, кто мог, рвались на выход; старуха на троне размахивала руками и пыталась отдавать команды; кто-то панически метался, уходя от молний; какой-то жрец возле трона орал про искупительную жертву; по стенам плясали электрические разряды, сбивая вниз мрамор и лепнину, а трое из Пятерых стояли посреди комнаты и задумчиво рассматривали батальную сцену.

— Ой как… — наконец восхищенно прошептала Бо, и тут Йехар пришел в себя.

— Нужно отвлечь его, — пробормотал он уже во второй раз и закричал, размахивая руками: — Эй, Нефос! Скакун Громовержца, если ты понимаешь мою речь, то должен будешь…

Бо с невинным видом выдала рыцарю подсечку, и он очень вовремя упал. Колонна за его спиной после попадания молнии издала неприятный хруст. Нефос зловеще зацокал копытами, приземляясь и явно целясь. Но очередному убийству вдруг помешал бодренький голос за его пегасьей спиной:

— О! Ночь опять сменилась днем! — и в воздухе оказался Эдмус, а пегас отвлекся не столько на новую жертву, сколько просто из-за оглушительного вопля с разных концов помещения.

Разумеется, все вопили про демонов.

— Это даже не смешно, — огорчился шут, страдальчески кривясь. — А когда я не смеюсь — я прямо как один алхимик, так и хочется кого-нибудь пнуть!

Последнее слово он выдал, отвешивая несомненный пендель скакуну Громовержца.

— О! — умилилась Бо. — Как лошадка глазками хлопает!

Описала бы еще, как у лошадки глазки вылезли… Так или иначе — но внимание Нефоса было отвлечено капитально. И от нас, да и от всех остальных тоже. Медленно, убийственно медленно черный пегас оглянулся через плечо…

— Я хотел тебя дружески погладить по холке, — подмигнул ему Эдмус. — Но так треснулся головой о пол, что все перепута-а-а-а-а…!! Я не зря паниковал!

Фраза вышла банальной. С пышущим жаждой убийств, мечущим молнии скакуном на хвосте Эдмус ничего другого сказать и не мог.

Позиция всех, кто еще оставался в зале, чуточку поменялась. Стражники повысовывались из-за укрытий типа колонн и ковров и заинтересовались сценой. Дама на троне окаменела и явно спрашивала себя, а не спятил ли здешний бог сна, что подсовывает мирным царицам такие кошмары. Сидишь, народом правишь, а у тебя тут, извините, под потолком летает два таких…

Причем, первый истерично визжит — Эдмус явно задался целью перебить гражданочку из угла — а второй без смерти первого покидать зал не собирается категорически. И то, что потолок помаленьку начинает не выдерживать идущих мимо разрядов, его не волнует нисколько.

— Залп мимо! — бодро вопил Эдмус, выписывая в воздухе сумасшедшие коленца. — Но почти попал! Эгей, а если тебе рассказать мою лучшую шутку — может, ты свалишься?

Долго не протянет, враз смекнули мы. И так держится только потому как придурок. Нефос просто не может высчитать его траекторию полета.

— Бо, арбалет! — крикнула я.

— Стреляйте же! Стреляйте! — Йехар в это время бросился к стражникам. Те посмотрели на него с вежливым недоумением. Один выкопался из-под какой-то звериной шкуры и тактично поинтересовался: «А в кого из них?»

С Бо же обошлось еще проще: она кротко посмотрела на меня и полезла в вечный рюкзачок.

— Дать тебе арбалет? А что ты с ним будешь делать?

— Жертву! Же-е-е-ертву! — голосил жрец возле трона. Похоже, его заклинило на этом слове, и ни продолжить фразу, ни даже убежать он не мог.

— Не-е-етушки! — вопил Эдмус каждый раз, когда пролетал мимо. Далее следовало злобное ржанье и ослепительные вспышки.

Наверное, все это могло бы закончиться крайне плохо, но в разгар веселья откуда-то из-за очередной колонны раздался злобный рявк:

— Как вы все меня достали! — и к потолку взлетела какая-то ампулка или бутылочка, тут же разбившаяся о копыто кстати пролетавшего Нефоса.

Верхнюю часть комнаты заволокла легкая белая дымка. Из дымки с удивленным выражением на страшной морде спикировал и опустился чуть левее центра комнаты скакун Громовержца. Даже не опустился, а мягко упал — и желтые хамелеоньи глаза закатились. Нефос спал и даже не почувствовал, как на него сверху шлепнулся спящий же Эдмус.

Вслед за рявком и бутылочкой на свет Божий явился наш алхимик — растрепанный, с шишкой на лбу, но нервный как никогда.

— Сознание нормально потерять нельзя, — с глубоким омерзением высказался он и уничтожающе посмотрел почему-то на Йехара. — Плащ мне помяли! Если что разбили — всю жизнь будешь есть одних…

С этими словами он вдруг поклонился. Царица на троне, увидев привычный жест, немного воспряла духом и повела рукой. Рука тряслась, но вышло величественно. Зато речь получилась не возвышенной:

— Какого Т-т-тартара? Что обозначает этот первозданный хаос в моем дворце? Отвечайте, если не хотите близко познакомиться с Тано!

— Испугала! — фыркнул Веслав. Наверняка в подробностях припомнил каждую нашу оливку, съеденную богом смерти. Попутно алхимик разогнулся: поклон его объяснялся тем, что он что-то поднимал с пола.

Зря она заговорила таким тоном. Какой бы властью ее ни наделяли, она всего лишь человек.

Йехар хотел сказать что-то дипломатическое, но тут встряла я.

— Ну уж нет. Сначала снимите-ка с меня эту штуку! — я перешагнула мужика с рулетным лицом, все еще не пришедшего в себя после контузии геремовой сандалией, и продемонстрировала на всеобщее обозрение браслет. При этом нечаянно открылся знак Арки на запястье, и царица на него уставилась с неприличным прямо интересом. Служанка по другую сторону трона — некрасивая, с осповатым лицом — тоже. Да, и еще с разных сторон, а казалось, что просто из стен, до меня донеслось несколько приглушенных вздохов. Но никого не было видно.

— Пятеро, — тихо сказала правительница Микеи. С лица у нее разом пропали эмоции. — Вы будете гостями в этом дворце. До боя у вас будут лучшие пища и вино.

— Ой, какие тут все милые! — незамедлительно заулыбалась Бо. — А кто дерется?

Но женщина на троне уже не обращала на нас внимания, поднялась со своего места и живо подбежала к детине, который нацепил на меня браслет, — и склонилась над ним в крайней заботе. А я так и застыла с поднятой рукой, на пару метров ближе к ней, чем остальные. Заговорила на сей раз та самая служанка возле трона — теперь я увидела, что в руках она сжимает небольшой позолоченный скипетр, а в глазах у нее плещется живое сочувствие:

— Браслет Геферна снять нельзя. Это мог сделать только он сам. Если через три дня ты не выйдешь на бой с нашим воином — твоя тень отделится от тела.

Рука как-то подозрительно повисла у меня сбоку. Что там возмущался по этому поводу Йехар — я уже и не слышала.

— Как они могли! — возмущался рыцарь, когда нас уже провожали к покоям. — Как могли… бой… женщину…

Все его переговоры не принесли никакого успеха. Как и рыцарское предложение пойти на бой вместо меня. Советником Эльпистиком (так звали того типа, который тыкал в меня пальцем) выбрана я. Стало быть, драться тоже буду я. Как, с кем и на каких, собственно, условиях — предстояло еще выяснить. Пока что же нам удалось отбить только возможность поселиться всем неподалеку друг от друга, на мужской стороне здания. Народ, конечно, повозмущался, потом вспомнил, что «они же варвары, чужеземцы» — и просьбу уважил.

Мы шли по массивным, изукрашенным мрамором коридорам дворца местной басилиссы, и лично мне хотелось только одного: упасть и выспаться. И проснуться, желательно, в Питере. Но даже на этой мысли нельзя было сосредоточиться, поскольку рядом Бо без умолку рассуждала о своих поломанных ноготках, а впереди препирались светлый странник и темный алхимик:

— И кто предложил лезть в эти дурацкие тапки?

— Уверяю тебя, нам тоже этого не хотелось. Но раз это было единственным…

— А это не твое мнение, нет? Насчет «единственным»?

— В любом случае, Тано направил нас…

— Тано, извините, вас направит, проснетесь в Аиде! Где нам кого сейчас искать?

— Мы думаем, нужно будет совершить вторую попытку.

— Второй раз лезть в реактивные лапти?! Нет, тебя в детстве ушибли сильнее, чем я думал…

А мою руку холодил бронзовый браслет, который должен будет отнять у меня жизнь, если я не сражусь через три дня с каким-то там… не помню.

К своим покоям я дошла в состоянии предвестья паники. Хотя я понятия не имела, с кем придется драться, мне как-то казалось, что меня принуждают не к дуэли на гиацинтовых лепестках…

Пожелав всего хорошего остальным (Веслав и Йехар продолжали рвать друг друга на части и мое прощание едва ли заметили), я прошла в отведенный для меня покой. По классу — выше обычного трехзвездочного отеля, что я могу еще сказать. Правда, оружия на стенах понавешано, так ведь мужская же половина дворца, что с нее взять. А так — мягкие ковры, резные столики и кресла, мягкое ложе, один стол, кстати, уже успели заставить чашами с вином и фруктами. Хорошая идея, я не про фрукты, конечно. Напиться с горя?

Третий закон Арки. Если меня убьют через три дня на арене, — остальные не смогут вернуться в свои миры. При такой Дружине им это и так не очень светило, но все равно неприятно.

Правда, у меня перед противником есть маленькое преимущество: я стихийник. Пусть всего лишь ученик, но разве у меня нет своего арсенала? Применить заморозку… если будет поединок на мечах, скажем, — то Ледяное Лезвие. Правда, это боевая магия уровня подмастерья, но теорию я знаю, а от страха чего не попробуешь.

Я посмотрела на медный таз с водой для умывания и вяло шевельнула рукой, приказывая воде подняться. Вода не шелохнулась: наверное, у меня упадок сил. Если припомнить, что сегодня за день… и глаза слипаются.

А вдруг тоже будет стихийник? Я медленно отставила кубок, потерла лоб. Сильному огненному магу, например, такому, как Йехар, я ничего противопоставить не смогу.

Вот интересно-то, кстати: светлый маг со стихией огня. Пожалуй, на моей памяти такого и не бывало. Огонь исключительно воинственен и снисходит к довольно своеобразным личностям, которых потом дьявольски трудно обучить контролировать свои эмоции и стихию (потому тренировки у стихийников «мести» — ого-го). Пожары в Темном Отделе — не редкость, там даже постоянно дежурит кто-нибудь из наших водных стихийников. Являются потом закопченные и ругающиеся на чем свет стоит.

Вот воздух — дело другое: в хорошем настроении он снисходит к светлым, в плохом — к темным, чаще всего — к нейтралам, потому со стихийниками воздуха вечная канцелярская путаница. Попадает такой на обучение в Серый Отдел, а потом приползает к нам в полном ужасе: «Да они там стукнутые какие-то и мысли постоянно читают! Сил нет, переведите!»

Впрочем, иногда в серость уходит даже милосердная земля. Самый же верный тест на характерную принадлежность — посмотреть на первый призыв стихии. Спасал себя — нейтрал, других — светлый. Разозлился и подпалил кого-то в темном переулке — извини, но тебе придется выдержать зверские нагрузки обучения в Темном Отделе.

Зная Йехара — он наверняка кого-нибудь спасал, а может, пришел из того мира, где стихии не разделились и по-прежнему выбирают по склонности, а не по-характеру. Вспыльчивость, желание истины и света — вполне соответствуют огню.

Мысли шли вялые, но интересные. Я отщипнула виноградину и чуть сдавила в пальцах. Заснуть? Додумать?

Веслав бы тоже подошел на роль огненного мага, но — алхимик. Что же это такое? Адепты земли часто становятся травниками, зельеварами и ведунами, благодаря их знаниям. Но они пользуются помощью стихии. Этот даже не хочет знать, к какой стихии принадлежит.

Бо и Виола — с ними понятно, воздушные маги часто полны сюрпризов… Эдмус — ни в какие ворота… И вообще, разве не должны входить в Дружину маги пяти основных элементов? У нас же — не разбери-поймешь. Спросить у Веслава, может, он читал…

На этой мысли я отключилась и проснулась только после полудня.

После пробуждения оказалось, что зря я таки не обратила внимания на упадок сил. Сколько ни пробовала хотя бы немного приподнять умывальную воду, — она не поддавалась, нагло оставалась в тазике и даже не булькала. Я попробовала заморозку — это у меня всегда выходило лучше всего остального — но не подействовала и она. Я дошла до того что прибегла к вербальным формулам, не без труда выкопав их из головы. Несколько раз, пристально глядя на воду, протягивала руку и повторяла, как на первом курсе:

— Apello! — простейший призыв стихии. Давно замечено, что медиумы лучше реагируют на древние языки, поэтому основные заклинания зубрятся на латыни. Нет, можно и на старославянском, да хоть на санскрите, если вы можете откопать, как это все произносилось в глубокой древности…

И ничего. Нет реакции даже на самые простые, не требующие энергетических затрат заклятия.

Вот тут-то, собственно, и пришла паника, и, когда я делилась своими наблюдениями с остальными, мое состояние уже трудно было описать.

Веслава не было. Йехар заявил, что он алхимику не сторож и что тот со вчерашнего вечера не появлялся. Но без него было даже лучше, мне и так было трудненько сообщить следующее:

— Браслет каким-то образом блокирует магию.

— Это хорошо или плохо? — тут же заинтересовалась Бо. Йехар с немой мольбой возвел глаза к потолку.

— Низкий прием, — сказал он сумрачно. — Не зря мы сразу почувствовали ложь в том зале. Честным поединком тут даже и не пахнет, это ясно. Что же, попытаемся узнать побольше о твоем противнике, его слабые стороны…

— А я пробовал! — Эдмус шнырял по комнате и между делом исследовал фрукты, принесенные мне для завтрака. Червяков в них не было, и спирита это явственно огорчало. — Я пробовал! С самого утра летал, но ничего не узнал, может, потому что при виде меня все разбегаются и кричат: «Спасайся! Это тот демон, который пнул коня Громовержца!» — я вписал себя в историю — может, еще почему-то. Например, советник, который отвечает за поединки, так и лежит у себя, и глаза у него разбегаются в стороны, как напуганные мыши. Кстати, он еще и сынок здешней царицы, то есть, пасынок, интересно, он такой в папу? Мне страшно за царицу… А она сейчас все дни просиживает у его постели, так что и у нее я ничего не узнал. А в замке еще все отходят от нашего появления и от Нефоса, так что и придворные ничего сказать не могли. Рабы, которые недоразбежались, только и сумели проикать, что тут почему-то еженедельно на арену посылают девушек. Причем, царский пасынок обязан выбирать самых красивых, так что тебе должно это польстить, нет?

Я с сомнением посмотрела на Бо, потом жалобно — на браслет, который мешал мне склеить спириту губы заморозкой.

— Насчет противника ты ничего не выяснил?

Шут попытался почесать за правым ухом левой ногой и замечательно в этом преуспел, несмотря на мешающие крылья.

— Не-а. Но про него говорят шепотом.

У меня язык не повернулся благодарить его за такие сведения.

— Давайте убежим, — предложила Бо. — Запрыгнем в тапки и улетим по-быстрому.

Йехар покачал головой, как будто она предлагала этот вариант всерьез.

— Разве что за пределы страны: там браслет, откованный Геферном, может утратить силу. Власть богов, местных Повелителей Стихий, ограничена одной страной…

— Не факт, — заметила я. — Их власть — да, а артефакты их могут действовать, небось, хоть в Антарктиде. Я думала уже.

— Яду у алхимика попроси, — посоветовал спирит, тщательно прицеливаясь в Йехара косточкой персика. — Выйдешь на арену, и — ап! — капельку на своего врага, враг брык — и помер! А смерть его спишешь на сердечный приступ при виде твоей красоты. Ну, как это там — слюной захлебнулся…

Я только молча покачала головой: успела за завтраком и об этом подумать. Если будет полубог или какое-нибудь мифологическое чудовище, — яды могут на него не действовать или действовать замедленно. Большое утешение для меня будет перед смертью знать, что мой противник идет за мной в Эйд по пятам! Да и для остальных… третий закон Арки опять развернулся передо мной во всей красе. Не выход.

— Мы могли бы попробовать снять его, — Йехар покосился на браслет, на клинок, тут же ойкнул и схватился за лоб, в который прилетела персиковая косточка.

— Попал, а ведь всегда промахивался, — пораженно заметил Эдмус. — Ай, не трогай!

— Браслет выкован богом кузнечного дела Геферном, то есть, Гефестом, — уныло заметила я, созерцая веселенькую сценку. Шут прижимался к потолку, Йехар грозил ему Глэрионом, а Бо смеялась и хлопала в ладоши. — Разве что мы найдем его самого и уговорим открыть…

— Геферн не может его снять, — ответили нам с какой-то стати от порога.

В комнату, не особенно таясь, вошла высокая, полная женщина с лицом красивым, но выражающим такую стальную волю, что я попятилась, а Эдмус молча грохнулся с потолка к ногам Йехара. Бо захлопала ресничками и уже собиралась выдать что-нибудь в своем духе, но женщина коротко приложила палец одной руки к губам, а второй поманила нас за собой.

Жест был до боли похож на приказ. Может, поэтому мы подчинились так оперативно.

За время достаточно долгого пути по коридорам дворца было произнесено только три слова.

— Кто ты? — это спросил Йехар, и получил лаконичный ответ:

— Гээра.

Радость Эдмуса от того, что выигранные им тапки подействовали, не поддается никакому описанию. Поразительно, как это он ни разу не привлек к себе внимания. Да и вообще, наша группа, выглядящая с виду как минимум дико, оставалась незамеченной даже стражей.

А Гера, богиня семейного очага все шла и шла, так что мне начало казаться, что мы век не выберемся из этих лабиринтов или же просто нарезаем по дворцу круги. Но нет: в конце концов Гээра затормозила перед скромной с виду дверью и, не утруждая себя стуком, пихнула ее ногой.

Дверь распахнулась настежь.

— …потому что твоя красота достойна того, чтобы быть воспетой музами. Волоокая дева, поведай…

В комнате, просторной, но обставленной скорее в восточном, чем в греческом стиле, маленький лысоватый мужичок откровенно заигрывал с темнокожей рабыней-служанкой. Рабыня, которая до нашего появления внимала его речам с польщенным вниманием, оглянулась на звук открывшейся двери, схватила выражение лица Гээры, тихо пискнула и каким-то образом испарилась. Уж никак не в дверь: дверь была надежно блокирована и самой Гээрой, и нами.

— Сейчас я тебе скажу… — с предвкушением процедила богиня, упирая руки в бока. — Значит, ты так используешь тайный ход — чтобы водить сюда распутниц? Ты, старый…

Из дальнейшего двухминутного монолога никто ничего не понял, хотя предлоги и союзы показались нам знакомыми.

— Она говорит не по-здешнему, или Арка не вложила нам понимания этих слов? — поинтересовалась я, поглядывая на испуганного мужичонку. Гээра уже трясла его за плечо.

— Мы предполагаем второе, — отозвался Йехар. — И что-то подсказывает нам, что Арку нужно благодарить за это неведение.

Тут он шагнул вперед и отцепил руки Гээры от бороды вопящего мужчинки. Это далось рыцарю нелегко, несмотря на его рост и силу: богиня, похоже, вошла во вкус.

— Почтеннейшая, — проговорил наш рыцарь, потирая ушибленный в процессе отбирания бороды нос. — Нам весьма неловко, что мы стали свидетелями этой сцены… но мы пришли. Вы хотели что-то нам сообщить?

На нас посмотрели, аки на червей ползучих. Потом Гээра собрала лоб складочкой и опять повернулась к мужичку, но таскать за бороду его не стала.

— Это те, кого ты хотел видеть, Громовержец, — сказала она, кивая на нас. — Это Пятеро.

Наступило закономерное молчание. Зевей (Зевс, Дикт, Юпитер, но суть не меняется) оживился, подошел поближе и с интересом принялся нас оглядывать. Йехар с высоты двухметрового роста глядел на него с вежливым недоумением. Видимо, и у него не укладывалось в голове, что этот, прошу прощения за толкиенизмы, полурослик, рулил здешним пантеоном, и очень неслабым, между прочим!

— Пятеро, — повторил Громовержец, покачивая лысинкой. — Я вижу четверых, отчего так?

Я поймала на лице Йехара выражение, согласно которому о Веславе будет рассказывать кто угодно, только не он.

— Наш товарищ, — начала я, — он сейчас занят… занят… в общем, он, наверное, во дворце.

— Это ничего, — отозвался бог молний, глядя на меня затуманенными — о, ужас! — от восторга глазами. — И сиренам сладкоголосым не спеть, как я восхищен такою встречей и твоею красотой, о дева! Память моя говорит, что ты схожа с одной нимфою, с которой мойры свели меня…

— Что?! — раздалось за его спиной. — Какая нимфа?!

Зевей поспешно и, как показалось, с изрядным опытом, сгруппировался, прикрывая рукой бороду. Гээра метнула на меня взгляд почище молнии Нефоса и сократила дистанцию с мужем до одного шага.

— Уж я бы сказала этим мойрам… — сдержанно прошипела она. Муженек бросил на нее опасливый взгляд и расплылся в робкой улыбке.

— Слухи о том, что к нам придут Пятеро, давно доходили до нас, — пояснил он. — С тех самых пор, как исчез Герем, а за ним Посейдос. И мне это предсказали — в тот самый день, как…

Тут он погрустнел. Гээра громко фыркнула носом, пригласила нас пройти в покой, а сама прошла в смежное помещение. Оттуда сразу же что-то загремело. Зевей посмотрел вслед женушке с опаской, но как только за ней закрылась дверь, сразу расцвел.

— Синева твоих глаз навевает мне мысли о море в светлоблистательный день, — тут же прошептал он в мою сторону. И, еще больше сияя, добавил уже по отношению к Бо: — А белизна твоих волос — словно снег на вершине Олимы… садитесь.

— Спасибо, — прочувственно ответил Эдмус за Бо. Зевей смерил его непонимающим взглядом.

— За что?

— За то, что меня ни с чем не сравнил.

Появившаяся Гээра расставила по небольшому столику чаши с вином — опять! — и несколько блюд с фруктами и сыром. Лежаков бы на всех не хватило, так что нам пришлось разместиться за низким столиком на подушках, присев по-турецки.

— Это не нектар и не амброзия, — загрустил Зевей, вглядываясь в свой кубок. — Но это все, что я могу предложить таким прекрасным…

Фраза закончилась насыщенным звоном кованого медного подноса о его лысину. Гээра с силой выдохнула, бросила на мужа убийственный взгляд и направилась обратно в подсобку.

— Не тревожьтесь, − флегматично попросил Громовержец привставшего в тревоге Йехара. Потер лысину и отхлебнул из своей чаши. — За последние месяцы я привык…

Тут он воровато оглянулся, нагнулся поближе ко мне и сообщил горестно:

− А ведь раньше я мог ее заковать в цепи, повесить между небом и землей и подвергнуть бичеванию! Кстати, твоя кожа…

Так оно и пошло. Спустя полчаса здешний верховный бог (точнее будет прибавить к определению «бывший») уже вовсю изливал нам душу, не давая слова вставить не то что Йехару — тот так и сидел с кучей готовых вопросов на устах, — а даже Эдмусу. Так мы узнали, что быть смертным — в некотором роде, полный отстой. И, несмотря на то, что Зевей ранее принимал облик смертных («бывало, когда нужно было… творить на земле справедливость» − и тут он схлопотал по лысине вторично, наверное, Гээра не разделяла его мнения о справедливости), но остаться таким — это совсем другое дело. И что другим богам, которых коснулась «такая беда», тоже приходится несладко.

− Посейдос, брат мой, тянет нынче сети с рыбой, чтобы добыть пропитанье… Геферн кует воинам мечи, а Афордиза… как видно, нужно благодарить богов за мою участь, − тут он немного подумал, − если бы было, кого благодарить.

Время от времени Громовержец сбивался с излияний на комплименты. Видно, моя полная сочувственного скептицизма физиономия ему пришлась не по вкусу, так что он свое внимание целиком уделял Бо. Той это льстило: она подмигивала, улыбалась и хлопала ресницами, — а цензура в виде Гээры время от времени отмечала тот или иной комплимент в сторону Бо щипками, пинками или ударами по лысине супруга различными предметами. Эдмуса, который от невозможности выговориться время от времени клевал носом, это очень оживляло.

Пауза наступила так внезапно, что Йехар не сразу собрался. Объяснялся перерыв особенно сильным пинком Гээры, который закатил Зевея под стол, но рыцарь решил не разбираться.

− Так ты сказал, господин, что эта беда затронула всех богов?

− Не всех, − ответила Гээра, теперь огибая стол и становясь за спиной у Бо. — Кто остался — те заперлись в подземном царстве Эйда, трусы!

− Трусы, − с совершенно серьезным лицом подтвердил Йехар. — Но кого или чего они боятся?

− Стать смертными, как мы, конечно! — донеслось из-под стола горестно. — Посмотрите, сколь печальна моя участь…

− Коли глядеть на него, — они там в Эйде еще и баррикады построили, − шепнул мне Эдмус.

− Но что же делает вас смертными? — стоял на своем Йехар. — Как все это случается?

Гээра досадливо вздохнула и мощной рукою извлекла мужа из-под стола.

− Никто не помнил, − признался экс-Громовержец. — Я спрашивал у всех, но их память была словно в тумане, и даже всеведущая Мнемозина — даже она не дала нам ответ! И горе такое обрушилось на нас впервые, а до этого и не думал никто, что можно бога сделать смертным. Я был в тревоге и, принял этот облик, и спустился с Олимы, чтобы узнать о беде… да, я отправился к вещим Мойрам, и мне там было предсказано о вас, о Пятерых, а на обратном пути…

Тут он принялся совершать руками отчаянные жесты, из чего все заключили, что Громовержцу почему-то стало плохо. Гээра погладила муженька по плечу и продолжила за него:

− Это подобно удару молнии, когда весь мир разлетается на осколки, словно глиняный сосуд. Один миг ты чувствуешь леденящий жар и опаляющий холод…

− Как-как? — переспросил Эдмус, но оценил поднос, который Гээра так и держала в опущенной руке, и шутку решил отложить.

− …потом в ушах у тебя начинают отдаваться мерные удары, будто рядом стучит чье-то сердце. Потом оно заглушает твое собственное, а потом темно, темно… Я была в храме Гэйкаты, когда случилось это, − добавила она.

− В человеческом обличье? — спросила я. Почему-то мне это показалось очень важным.

− Все были в человеческом, − ответил Зевей и долил себе вина в чашу. Выглядел он расстроенным. Наверное, тем, что обличье его жены оказалось таким мощным.

Мы минуточку сочувственно помолчали, а потом Йехар поинтересовался:

− И давно это было?

Тут нам пояснили, что недавно, года три назад. А начались божественные исчезновения около четырех лет тому. На Йехара даты особого впечатления не произвели, а я ломала себе голову минут пять, пока не сообразила, что Зевей все еще считает по-старому. Ну, конечно, для бога-то пять лет — сущие пустяки…

− Вот вопрос: тогда почему Дружина пришла только сейчас? — осведомилась я после этого у персика, который собралась укусить.

− Ну, наверное, здесь только сейчас все настолько сильно перекосилось, да? — резонно ответила Бо, которая воспользовалась тем, что Гээра перестала ее контролировать, и опять улыбалась Зевею.

После чего беседа пошла по двум направлениям. На первом лучащийся сочувствием и более устойчивый к алкоголю Йехар пытался добиться у Зевея точного списка лишившихся силы богов и хотя бы примерной хронологии их исчезновения. Кажется, при этом рыцарь на ходу пытался проследить хоть какую-нибудь закономерность, но никакой не прослеживалось, кроме уже названной: все в момент лишения сил были на земле и в человеческом обличье.

Я же пыталась в это время выведать у Гээры насчет предстоящего мне поединка. В голове как-то неприятно крутилась та фраза, с которой она начала наше знакомство.

Гээра отвечала, насупясь, и все время пыталась пойти вцепиться то в бороду мужа, то в волосы Бо. Да и на меня тоже посматривала как-то подозрительно.

− Ты его не снимешь. Никто не снимет. Можно, конечно, отрубить тебе руку, иные поступали и так…

− Извини-ите?! — моя рука как-то сама по себе оказалась за спиной. — Иные кто?

− Такие, как ты, − она обвиняющим жестом ткнула мне пальцем в нос. — Молодые и красивые. Те, кто красивее царицы Алгены.

Тут она увидела непонимание на моем лице, насупилась еще сильнее и принялась излагать хоть и не в подробностях, но вполне доступно. Оказывается, с годами у здешней правительницы — да-да, той самой, что мы видели в зале — развился форменный комплекс неполноценности. Но то, что она извела половину казны города на омолаживающие эликсиры и средства, − еще полбеды. Вот то, что она твердо решила остаться самой красивой в своей столице, уже действительно настораживало…

Одним словом, с некоторых пор стражей предпринимались целенаправленные рейды по домам. Все женщины, отличавшиеся хоть сколько-нибудь нормальной внешностью, собирались и отправлялись во дворец. А там уже царский пасынок, которому заботливая мачеха частично адресовала свое развлечение, выбирал самых, на его вкус, возмутительно симпатичных, после чего их выталкивали на арену и заставляли драться с этим самым Афродитом.

− Афродитой? — переспросила здесь я, но Гээра только головой замотала.

− Афродит. Ах, вы же чужеземцы. Полное его имя — Гермафродит, но ему не нравится, вот и сокращают.

− Чего-чего? — влез тут Эдмус. — Поправьте меня, может, я не знаю, но ведь гермафродит — это такая штуковина…

Я цыкнула на шута и лихорадочно просеяла сквозь мозг все, что знала из античной мифологии. Не хватало мне тут превратных толкований…

— Погоди… постой, но ведь как такое может быть? Он же… она… оно ведь должно быть исключительно мирным! Юноша, которого полюбила нимфа, а он отверг ее любовь, и по ее просьбе она была слита с любимым в единое целое… или я ошибаюсь?

− Да нет, так и было, − рассеянно подтвердила Гээра, щурясь на Зевея. Тот уже опять начал подмигивать Бо. — Но однажды он невзначай улыбнулся моему мужу… теперь он обуян жаждой убийства.

Я где сидела, там и пошатнулась, представив веселую схватку. Да еще когда у меня не будет магии. Эдмус же тем временем сподобился вместо хиханек на один вопрос по сути:

− А… сколько там претенденток выживало в боях с этим Гемр… Грмр… идитом?

− Половина, − подумав, ответила Гээра. — Но немногие из них потом могли ходить, а кто мог — в жизни больше не появились на людях. Когда у тебя нет глаза, ноздри, а рот разорван до уха…

Ну, зачем я попала в Дружину, вот зачем, зачем?!

Гээра тем временем продолжила объяснения. Психопатка-царица, оказывается, как-то выманила у Герема (а спорим, просто купила) одну полезную вещь: дыхание Геракла (Гээракла, так сказала бывшая богиня). И преподнесла Гермафродиту, и после этого субтильное создание с двумя началами превратилось в форменного монстра. Так что процент выживших объяснялся в основном «милостью» той же царицы: если жертва была достаточно изуродована, стража оттаскивала разъяренное «оно» в сторонку.

Я потрогала свое лицо и почувствовала, что сейчас заплачу. Не считаю себя красавицей, нет, у меня вполне ординарная внешность (ну, глаза красивые), но рот-то не до ушей и ноздри пока что в полном комплекте!

Гээра что-то говорила о том, как восприняли это жители города (кажется, массовым бегством), но я почувствовала, что мне просто необходимо переключиться. Иначе у нас в Дружине будет полный комплект ненормальных.

Йехар все не отставал от Зевея, но выжимать информацию из бывшего Громовержца становилось труднее с каждой чашей (общее количество выпитого уже близилось к ведру). Разговор явно шел на третий круг.

− А потом… бух… и темно, темно-о… − повторял Зевей, стискивая в пальцах финик. — И стук… как сердце… как песчинки, которые сбегают в песочные часы… медленно, большие песчинки… раз… два… три… и голос. И его голос.

− Чей? — безнадежным тоном спросил Йехар, который сидел, подперев голову рукой. Голова норовила соскользнуть вниз. И когда только успели оба…

− Моего отца, − сообщил Зевей. — Гээра тоже слышала. Все слышали.

− И что он говорил?

− Говорил? Он не говорил, − бывший бог сунул измятую виноградину в рот и принялся механически жевать. — Он смеялся.

Тут он перевел ставшие оловянными глаза на Бо, наклонился к ней и с жаром произнес:

− А мы сначала в домике тут жили… недалеко… а потом вот нас во дворец царица пригласила… а зачем во дворец, тут же все такие страшные, ну, кроме рабынь. Так что твоё появление — это для меня…

К сожалению, комплимент он не закончил. Гээра прервала свой рассказ и вспомнила о роли главного корректора лысины мужа.

− Наверное, нам пора, − отметил Йехар, тревожно глядя на разворачивающееся действо. Гээра увлеченно гонялась за неверным муженьком по комнате, угрожая ему оторвать бороду — и это для начала. Зевея спасали малый рост и увертливость. — Кажется, это затянется надолго.

Против был только Эдмус, который утверждал, что все поединки между спиритами тут просто меркнут. Мы настаивать не стали: хочешь зрелищ — оставайся. Йехар так еще и обрадовался.

− Пожалуй, я себя странно чувствую, − признался он уже в коридоре. — Говоря открыто, мы… я ждал, что здешние боги будут обладать чуть большим величием… и чуть меньшей склонностью к употреблению вина.

− Ну, может, когда они боги, − заметила Бо. — А сейчас они же люди уже, да-а?

Вслед нам по коридору донесся крик Зевея:

− Приходите ещё-о-о-о-о-о! — и вслед за ним треск, который доказывал, что Гээра все же добралась до его бороды.

Не сказала бы я, что они так уж сильно изменились. В мифах-то они, конечно, такие прекрасные, мудрые да справедливые, а разве наши политики в современных СМИ… гм, простите. Отвлеклась.

А Зевс, помнится, и по мифам был не подарком: только и делал, что детишек строгал на земле да с супружницей цапался: то бичевал, то еще что-то… Да и с папой у него как-то не по-родственному вышло.

− Крон, − припомнила я.

Йехар обернулся мгновенно. И полведра вина реакцию не замедлили, надо же.

− Да?

− Крон, он же Кронос, Хронос, Хрон и не знаю, как по-здешнему. Титан и Повелитель Времени. Зевей сказал, что все слышали его голос. Может быть, он с какой-то стороны тут?

− Вполне…

− А он не любит сыночка? — горячо заинтересовалась Бо.

По коридору послышался шум крыльев: нас догонял спирит.

− Там такая бойня! — восхитился он. — А что я ушел — никто и не заметил, они бы и Нефоса не заметили, даже если бы он был очень-очень злым! Ну, а мне жизнь дороже, я решил к вам… вы про папочку Зевея, да? Вот уж тоже сыночек: он почти как спирит с ним поступил. Одолел, свергнул, а потом еще и заставил выплюнуть проглоченных деточек… ну, да, я слышал, как Зевей там визжал на жену: «Лучше бы он тебя переварил!». Кстати, так они что — еще и брат и сестра, ну, я вам скажу, это…

− А я сразу поняла, что с этой Гээрой что-то не то, − похвасталась Бо. — А ее глотали и выплевывали один раз или несколько?

− Здесь вы правы, у Крона были причины желать сыну зла, − подтвердил Йехар, ожесточенно тряся головой. — Насколько мне известна эта история, он проглатывал детей только из-за предсказания, что один из них его свергнет, так что можно судить о его мстительности. Но где он? Что с ним случилось здесь после свержения?

− Вернемся и спросим? — я оглянулась назад.

Йехар такого решения не одобрил. По его мнению, быть зашибленным каким-нибудь случайно летящим предметом быта — не самая лучшая участь для рыцаря.

− Меня тревожит судьба этого мира, − бормотал он. — Он явно склоняется даже не ко злу, а к Хаосу: боги ведь олицетворяли именно гармонию, равновесие стихий. Если то, что говорил Зевей, верно — а он не лгал, я чувствовал это — то теперь не стало также богини справедливости и закона, а это…

Он продолжал бормотать, но я уже не слушала. Опять нахлынуло чувство страха и беспомощности: какой толк для меня разбираться во всей этой истории с богами, если от самой меня через три дня рожки да ножки останутся? Положим, «Гермафродит» — звучит не так уж пугающе, скорее пошленько, а вот «дыхание Геракла» − страшнее некуда, и «примерно половина» тоже как-то не радует, а насчет вырванных глаз и разорванных ртов… Черт возьми, где там Веслав со своими снадобьями, пусть дает что хочет, у меня же сейчас будет истерика!

Сквозь подступающие конвульсии сознания я еще успела разобрать вопрос Йехара, почему это на нас не обращают внимания стражники. И ответ Бо:

− Ой, а это я мороки поставила. А я вам не сказала, нет? А что вы так на меня смотрите, не надо было?

И тут я засмеялась невменяемым смехом, и успокоить меня не могли до самой моей комнаты.

В комнате неожиданно обнаружился Веслав. Видимо, нас и поджидал, причем долгонько, потому что взвился на ноги с таким выражением лица, что я перестала смеяться:

− Где вас носило?

− Нас? — возмутился Йехар и промахнулся мимо рукояти клинка. — Да мы скорее можем спросить, где это ты обретался, тём… тёмный?!

− И что ты делаешь в моей комнате? — вставила я возмущенно.

− Мы, если хочешь знать, отсутствовали по делу Дружины, у нас была беседа, − на последнем слове Йехар чуть запнулся, − с Зевеем и Гээрой, а ты в это время был неизвестно где…

− И что ты делаешь в моей комнате?

− И в конце концом, здесь никто не обязан перед тобой отчитываться, поэтому сделай милость, оставь этот тон…

− И скажи, что ты делаешь у меня в комнате?!

− Да живу я тут! — заорал алхимик, взмахивая руками. — Нет, посмотрите на себя, приперлись: один на ногах не стоит, вторую в желтый домик пихать можно, двое других стабильно клиника, об этих не будем… И задают тупые вопросы! Жизнь я тебе спасаю, уяснила? Или через три дня собираешься выйти против здешнего чучела на кулачках?

Мы переваривали то, что он сказал, очень долго. Так подозрительно долго, что Веслав успел за это время сменить пять поз и десять выражений лица. Просто Йехар уж очень переключился на размышления о здешнем потерянном пантеоне, а я, как уже сказано, была близка к истерике. Ну, а двое других… да, об этих не будем.

− Ты хочешь сказать, что знаешь, как это снять? — спросила я потом недоверчиво. Алхимик на браслет даже не взглянул, а рукой махнул раздраженно.

− Конечно. Аж два способа. Первый включает твою руку, пилу, ну, или такой же инструмент. Вон Глэрион подойдет…

− Что ты говоришь, темный? — возопил Йехар возмущенно. — Да чтобы я…

− Второй состоит в том, что я выйду на арену через три дня? — поинтересовалась я, валясь на ложе.

− Второй состоит в том, что ты победишь на арене через три дня, − отрывисто заявил алхимик.

− Угу, − сказала я в одеяло, − и в этом мне поможет «дыхание Геракла»…

− Нет. Эффект Медеи.

Глава 8. Пифии, цветочки и эликсиры

Медея, женушка Ясона, главы аргонавтов. Помнится, жрица богини Гекаты… а все же нехорошо увлекаться мифами, пусть и в детстве. Слишком много будешь знать. Вот и сейчас память услужливо предоставила мне концовку занимательной повести о возвращении Ясона домой.

Я села рывком, распахнула глаза и поинтересовалась:

− Ты покрошишь меня в котел и сваришь, как Медея — царя Пелия?

− Чего-о?! — перекосился алхимик. — Это что за новости, ах, то, да не то! Пролистай-ка мысленно миф назад, до задания Ясона — помнишь, что там было?

− Достать руно? — предположила я непонимающе. — Он должен был доплыть в Колхиду и достать золотое руно, чтобы Пелий уступил ему трон…

− Ладно, − Веслав нетерпеливо махнул рукой и сгреб с низкого столика несколько восковых табличек. — Идите сюда, я порылся в здешних архивах, и там эта история тоже присутствует.

− И они пропустили тебя в архивы? — усомнился Йехар, косо глянув на него.

− Скажем так, они пытались не пустить. Но потом еще и показали все, что я хотел найти, спасибо моей специальности.

Йехар сдвинул брови и хотел начать воспитательную работу, так что мне пришлось быстро переводить стрелки разговора.

− Что с Ясоном?

− Когда он заявился в здешнюю Колхиду, − начал Веслав, проводя пальцем по надписям на воске, − царь Эет, конечно, руном делиться не захотел и дал герою поручение, которое тот должен был…

Вспомнила. Вот теперь вспомнила: запрячь быков Гелиоса (огнедышащих), вспахать поле и засеять его зубами дракона, из которых должны будут вырасти воины. А потом собрать богатый урожай, то есть, воинов перебить. Ничего себе задание — не с Гермафродитом бешеным, конечно, сражаться, но тоже в своем роде. И выполнил его Ясон при помощи волшебницы Медеи, дочери Эета, а вот как она ему помогла…

Воспоминания словно уперлись в глухую стену. Мифы надо было читать внимательнее.

− «Масло Прометея», − тем временем вещал Веслав. — В нашем мире известно как «Эффект Медеи». Иными словами, снадобье, наделяющее человека на определенное время непобедимостью. Рецептов масса, все они сложные, но мы пойдем по самому первому: только один ингредиент.

Он с торжествующим видом сунул мне под нос табличку и ногтем отчеркнул на засохшем воске пару строк.

«…там, где на краю земли прикован к скале титан Прометиус. Велики муки его. Каждый день прилетает огромный орел, разрывает когтями его тело и терзает печень, а за ночь раны затягиваются вновь. Из крови пленного титана вырастает на песке дикий и страшный цветок. Не каждый осмелится сорвать его. Если же кто-то решится…»

Алхимик нетерпеливо дернул табличку к себе.

− Дочитали? — осведомился он и грохнул табличкой о стол, не дожидаясь ответа. — Усвоили? Ну?

Йехар помотал головой и с трудом сфокусировал взгляд на браслете.

− Если это поможет, — мы обязаны попробовать, — проговорил он. — Но есть преграды, которые…

− Первая, − загнул палец Эдмус. — Давайте я прямо сейчас слетаю на край земли, а? Вы только покажите, на который, а я уж постараюсь обернуться за три дня, но, если задержусь на пару сотен лет, — вы уж не обижайтесь. Оля, ты не снись мне потом по ночам и не укоряй…

− А здесь нам помогут наши тапочки, − осек алхимик. Я вдруг заметила в нем пугающую перемену: лицо перестало дергаться, но как-то заострилось, глаза напряженно смотрели в одну точку, и в них читалась холодная сосредоточенность. — Раз уж вы сказали, что встретили Зевея и Гээру, то и к скалам Прометея они нас дотащат. Впрочем, я не настаиваю, чтобы участвовали все. Могу попробовать один или в паре с кем-нибудь, но нужно учитывать: что нас ждет у этих скал, — не знает никто. Отправляться нужно как можно скорее, конечно, после того, как кое-кто протрезвеет…

− Неизвестно только, выпустят ли нас из дворца, − подала я голос. — И пустят ли потом обратно, если узнают, за чем мы мотались. Не очень-то им понравится такая затея, как ты думаешь?

− Именно поэтому нам нужен небольшой отвлекающий маневр, — отозвался алхимик невозмутимо, − и здесь у меня кандидатура имеется.

Его взгляд задумчиво остановился на Эдмусе.

− Я? — изумился тот. — Какая честь, вашество! Все обеспечу, все оправдаю, прямо сейчас скидываю портки — и в небо, внимание отвлекать. И ты мне еще зелья своего этого дай… как его, «Ниагары», тогда их внимание будет приковано ко мне надолго. Правда, может, они из лука не очень стреляют, а так, конечно…

− Ты, − Веслав яростно ткнул в нос шута табличкой, − не замолчишь или не начнешь говорить по делу — полета без штанов не обещаю, а «Ниагара» точно окажется у тебя в глотке вся до капли…

− …и в благодарность за это я постараюсь в небесах держаться поближе к тебе, и потом тебя будут долго сторониться люди. Хотя они и сейчас-то тебя почему-то опасаются: может, потому, что ты все время хочешь кого-нибудь отравить, я даже не знаю…

Алхимик тихо выругался сквозь зубы и спасся бегством, бросив нам: «Нужно будет − найдете». Йехар оценил состояние остального воинства (а подозреваю, и свое собственное) и дал отбой до раннего утра. Отчасти он объяснил это тем, что «на сегодня нам хватило тревог, а завтра тоже ждет день, полный лишений и битв». Наверное, он все же предчувствовал, что план Веслава будет отличаться стройностью, но кровожадностью.

Вслед за этим все сразу вспомнили, что это, вообще-то, моя комната, и начали расходиться. Дольше всех задержалась Бо. Сначала я решила, что это по причине врожденной тормознутости, но причина оказалась шокирующей.

К Бо в голову забрела мысль. Да еще и мысль философская.

− Я вот много мужчин у себя в мире видела, − протянула она потусторонним голосом, таращась голубыми глазищами на дверь, − я и таких видела, и других… но что-то как Веслав — таких не видела. Я думала, если он такой взрывной, — он не должен быть таким… — она некоторое время помахала руками, но справилась и огорошила меня термином: − логичным. А если он такой весь расчетливый — как он может быть таким… ну, дерганым, что ли… Вроде как, он выпадает из законов, а?

Я была так рада появившемуся шансу на выживание, что решила не удивляться даже задумчивой Бо.

− Знаешь, − ответила я, опять бухаясь на кровать, − я с ним недавно знакома, но уже поняла: по-моему, он вообще подчиняется только одному закону.

− Да-а? Какому?

− Элементарно, — сказала я, — гравитации.

Бо некоторое время морщила лобик, потом пожелала мне спокойной ночи и вышла. Я еще слышала, как в коридоре она обиженно повторяет: «Грави… чего? С ума все сошли, ругаются по-всякому…»

* * *

Редко мне доводилось видеть такие сонные царские дворы. Хотя мне и обычные-то приходилось видеть нечасто.

Двор правительницы Микеи даже не спал. Он дрых самым бессовестным образом и пробуждаться не желал. Никаких снующих везде распорядителей, никаких поваров, торговцев, конюхов… Дремала даже стража.

Правда, держаться это спокойствие должно было недолго.

По дворцу мы шли под мороками Бо и все впятером. Не захотел остаться даже Йехар, который морщился, хватался за голову и просил, чтобы все разговаривали шепотом.

− У тебя нет никаких чудодейственных зелий от этого? — поинтересовался он с неохотой у Веслава. Тот развернулся и продемонстрировал ему убийственно кривую усмешку:

− На кухне искать не пробовал? Первейшее снадобье, рассол называется.

Рыцарь нахмурился и уже взялся за рукоять меча, но я подергала его за рукав.

− Не стоит. А то еще отравит по принципу «нет человека — нет похмелья»…

− Мне ли бояться! — шепотом возмутился Йехар, но клинок отпустил.

Итак, соблюдая полнейшую тайну и пререкаясь под прикрытием мороков по каждому поводу, мы пересекли двор. В полном недоумении, куда мы, собственно, идем и что там делать будем. Эдмус тащил на плече сандалии Герема и на всякий случай поправлял штаны, но приказаний «скидавать и взлятать» покамест не было. Бодрым шагом мы миновали ряд конюшен, поплутали немного в области казарм и вышли наконец к устрашающего вида бронзовой клетке. В клетке лежало и храпело что-то черное, прикрытое ободранными кожистыми крыльями…

− Свят-свят-свят! — заорал Эдмус, непонятно откуда набравшийся таких выражений. — Только не говори… и даже не думай… и… и… давайте все-таки я, а? Последних остатков чести не пожалею…

− Это твой отвлекающий маневр? — не поверил глазам Йехар. — Ты не в своем уме, темный! Могут быть жертвы… пострадать могут невинные люди! В тот раз, в зале, нам просто повезло, а теперь ты хочешь пробудить это чудовище?!

Алхимик молча вытащил из кармана какую-то травку и коснулся запертой двери клетки. Дверь с готовностью распахнулась.

− Знаешь такое слово — «наплевать»?

− А я и не сомневался, − отрезал Йехар, крепко хватая его за рукав плаща, − по отношению к тебе — и не сомневался! Но нам не наплевать. Не могу говорить за демона, но остальные…

− Ух, я ужас какой кровожадный, − расплылся в умиленной улыбке Эдмус. — Только кого увижу — сразу к горлу примериваюсь, а уж видеть, как этот конь разнесет молниями весь дворец, — и вовсе моя мечта с детства. Сплю, бывало, и думаю: ах, вот бы хоть во сне, одним глазком…

Свободной рукой алхимик выхватил из кармана очередной пузырек. Мы на всякий случай попятились. Йехар не тронулся с места.

− Отдай или спрячь, − твердо заявил рыцарь, пытаясь свободной рукой выхватить меч. — Так не пойдет.

− Это единственное, что может обеспечить достаточную панику, чтобы они не заметили нашего отсутствия! — прошипел алхимик, пытаясь вырвать рукав. Его усилия выглядели смешными. — Пара капель — и…

− Не смей!

− Ну так иди и сам их отвлекай! На поединок вызови или спляши, глядишь, весь двор сбежится посмотреть на твое слюнявое благородство!

Йехар молча разжал пальцы и схватился за рукоять меча как следует. Я, Бо и Эдмус, рванулись к нему в надежде остановить кровопролитие.

Смысла в этом было ровно нисколько. Когда рыцарь разжимал пальцы, он не учел, что его движение будет неожиданным для алхимика, который все еще тянул на себя свой рукав. Веслав потерял равновесие, взмахнул руками, чтобы его удержать, пузырек выскользнул из его пальцев, описал болезненно красивую дугу и приземлился на одно из крыльев Нефоса. Пробка, конечно, выскочила.

− А его же пить надо, да? — с надеждой вопросила Бо, глядя, как из пузырька на пегаса выливается все больше и больше янтарного цвета жидкости. — Чтобы оно подействовало?

Ей не ответили ввиду тупости вопроса. Едва ли Веслав собирался заливать свое снадобье Нефос в пасть.

Алхимик начал пятиться, бледнея на ходу. Весь его приобретенный за эти пару дней загар смывался с лица с каждым шагом и каждым словом:

− Ты… что… наделал… идиот… светлый?!

Йехар задвинул клинок в ножны и с тревогой оглянулся.

Нефос в клетке встряхнулся, вскочил на ноги и явственно принялся соображать, что происходит.

− Веслав, − шепотом спросила я. — А что это за эликсир был?

− М-м, названия не очень цензурные, но самое нормальное — «Шило в…».

Йехар тоже начал пятиться. Мы дружно на цыпочках отступали от клетки, в которой у коня Громовержца начинали съезжаться в кучку глаза. И старались ничем не нарушить тишины, кроме своего тревожного шепота:

− А какого размера шило — это от дозы зависит?

Полуобморочный кивок. Четыре очень неопределенных, но очень жалобных звука от субъектов, которые вскоре могут стать предметами…

И драматический хруст какой-то левой веточки, попавшей под каблучок Бо-Бо.

Он прозвучал в нереальной сонной тишине двора для нас — похоронным ударом палача по плахе, а для Нефоса — выстрелом из стартового пистолета.

Глазки лошадки сошлись в кучку совершенно. Пасть распахнулась, но вместо молний или хоть ржания оттуда донесся невменяемый вопль:

− Ий-о-о-о-о-о-о-у-у-у-у-у!!!!

Когда рэпперский клич перешел в подобие звука взлетающего истребителя, пегас расправил крылья и рванул в небеса.

И травка Веслава оказалась ненужной, потому что Нефос разнес крышу бронзовой клетки вдребезги. Издавая вопли, которые никак не могли принадлежать лошади, черный крылатый конь унесся вверх, выписал пару фигур высшего пилотажа, и мы уже почти поверили, что все обошлось и надо бы попотеть над другим планом… Но тут на одном из виражей он заметил нас.

Ржание Нефоса, когда он пошел в атаку, напомнило пиратский клич:

− Йо-хо-хо!! — и звучало просто очень зловеще, но мозги мне не отшибло.

− Усыпляй его обратно! − заорала я, дергая Веслава за рукав. Алхимик рукав вырвал и огрызнулся:

− После такой дозы его и яд не возьмет!

И тут уже Бо оценила прелести ситуации и завизжала так, что перебудила весь двор, а Нефоса чуть не сбила с намеченного курса.

В общем, мы в очередной раз приготовились умирать, но тут над ухом грянула команда Эдмуса:

− Все в тапки! — и поверьте, несмотря на неполную формулировку, ее все восприняли быстро и исполнили немедленно. Спорю на что угодно, ни в одну обувь не набивалось столько ног и с такой скоростью. При этом отдавленные конечности никто не считал.

От казарм послышался шум. Да уж, паника тут будет — лучше некуда, а о количестве жертв даже задумываться не хочется. Жеребец со свистом шел на сближение. Правда, молниями пока не злоупотреблял, наверное, после предыдущих промахов собирался бить наверняка…

− Мы не можем их так бросить! — рванулся Йехар, но мы вцепились в него вчетвером, и я услышала холодный, ясный голос, выкрикивающий:

− К скале Прометиуса! — и потом в него добавились холерические нотки нашего алхимика: — Живо!!!

Последнее слово было лишним. Сандалии ушли вверх со скоростью средней ракеты, и нам пришлось вцепиться друг в друга еще крепче, чтобы кто-нибудь не отделился, как первая или вторая ступень. Нефос предусмотрительно убрался с пути, помня давешнюю историю с тараном. Ветер засвистел в ушах, мне весь рот забили волосы, но не мои, а Йехара, между прочим, жутко невкусно… да еще какая-то вспышка…

А тут еще вдруг полет прекратился, вернее, не совсем прекратился, он просто продолжился в обратном направлении.

То есть, вниз.

«Бензин кончился», — фразой из анекдота отреагировало мое сознание на такие перемены. Что характерно, голова осталась совершенно ясной — ну, то есть, во время моих истеричных воплей и метаний в воздухе.

− Руками помаши еще! — заорал Веслав, когда я заехала ему по затылку. — Авось, полетим!

А потом над нами развернулись два широких кожистых крыла.

− Нефос? — неуверенно спросила Бо.

− И так… всегда… — прохрипел спирит, работая крыльями. — Никакой… благодарности…

Потом мы упали. Но не так, как должны были: с высоты и насмерть, — а довольно мягко, но все равно на несколько минут мы превратились в невероятное переплетение рук, ног, отчасти крыльев и не самых лучших настроений.

− Темный, — рычал Йехар, пытаясь разобраться с принадлежностью ближайших ног, — как только я… я сразу же… как ты мог!

− И это ты мне? — орал Веслав, извиваясь где-то под Бо. — Освободите мне руки! Ну, хоть одну! Ты что, не видел, что я емкость держу, получайте психанутый «Энерджайзер»! Дергать не надо было!

− Щекотно… − хихикала Бо. — Ай, Веслав, полежи спокойно… щекотно же!

− Крылья… мои крылья! — вопил спирит. — И так чуть не сломал, а вы в них ногами тычете!

− Эдмус… — хрипела я. — Это… просто мое… лицо!

− Большая разница!

Такая какофония длилась еще некоторое время. Первыми из клубка тел освободились мы с шутом. Тот коснулся крыльев и тихо зашипел.

− Как нетопырь на вертеле. Хоть бы не расплавились, и как это не сломал? А тяжелы вы, ребятушки, на одного меня! Знал бы, что такая ноша, — выдернул бы ноги из этих сандалий и посмотрел бы на вас сверху. Жаль, не додумался.

− Спасибо, что не додумался, − буркнула я, осматривая кучу малу на земле. — Мощные они у тебя, если смог нас всех удержать.

− Это что. Д`Каас, наш лучший, протащил бы вас всех в небе моон знает сколько, в Город, если надо, забросил бы, а я… из спиритов-то я самый хилый. Магии нет, летать не горазд, так что, ежели Арка сюда меня пропустила, — думаю, у нее совсем мозги набекрень. Или что там у нее вместо мозгов… Я ведь даже предавать не умею!

− Чего?

− Да, знаешь ли, так и не научился. У нас это обязательная наука: предательства, подлости, основы шпионажа и наушничества. Первое считается самым легким, так и это не постиг, — Эдмус ухмыльнулся и закатил глаза, — как сейчас помню, мой учитель на коленях умолял, чтобы меня забрали… Так и вышло, что спирит я никудышный.

− Может быть, поэтому Арка тебя и выбрала, — послышался голос Йехара.

Вид рыцаря начисто стирал понятие о величии момента. Лицо красное, волосы растрепаны, железный обруч на голове сбился набок — пожалуй, из всего его снаряжения только Глэрион сохранил подобающее место.

Веслав выглядел не лучше и, поднимаясь, смерил Йехара таким взглядом, что я и спирит мгновенно рванулись вперед и схватили алхимика за руки.

− Пустите, идиоты, — зашипел он, вырываясь. — Не путайте желание с намерением! Да у меня, может, разбилось что-нибудь…

Как только его отпустили, он тут же бросился проверять сохранность сумки и карманов плаща. Наверное, за наши жизни нам нужно было благодарить его профессию.

Пока мы решали семейные конфликты, Бо изучала окрестности.

− Ну, может, этот Прометиус был к дереву привязан? — предположила она наконец.

Мы оглянулись и вопрос поняли.

Дружина стояла посреди леса. Точнее, посреди вековой дубовой рощи, и никакой видимости скал или гор не было и в помине. А может, скалы были, но мы не могли их увидеть.

− Этот титан был прикован к скале, − Йехар попытался показать себя не потерявшим оптимизма, сомневаюсь, что так оно и было, − нам просто надо разойтись ненадолго и попытаться… попытаться позвать…

− Эй, на скале-е-е-е-е! — тут же заголосил Эдмус. — Нам нужен цвето-ок из твоей кро-ови! Что? Не так? Или мне нужно разойтись ненадолго?

Веслав все это время осматривал окружающую растительность странно пытливым, изучающим взглядом, как будто собирался просветить стволы деревьев

− По здешней хронологии Прометей уже был освобожден Гераклом, — сказал он наконец. — Пару сотен лет назад. Но даже если бы он висел на скале — что-то я сомневаюсь, чтобы он начал с нами аукаться. Похоже, тапки Герема нас притащили не туда.

Эдмус крякнул, обиделся за обувь, но ничего не сказал. Бо приложила пальчик ко лбу и изобразила оживленное напряжение мысли. Притворялась, наверное.

− Эдмус, − я повернулась к все еще надутому спириту. — Ты бы слетал на разведку, что ли. Может, это место каким-то чудом недалеко и сандалии промахнулись ненамного.

− Скажи «пожалуйста».

− Пожалуйста!

− Не-а, не полечу. Нет, я понимаю, что вы уже забыли, как я пять минут назад изображал какой-то летательный агрегат из тех, что в твоем ящике с картинками показывают. Да вот беда, крылья мои не забыли! Летать смогу хорошо если завтра к вечеру. Так что давайте я лучше покричу. Э-эй! На скале-е…

На этом у меня идеи закончились. Йехар нам свои предположения и без того высказал, а Веслав, когда на него посмотрели, только развел руками, как бы показывая: эва, сколько тут дубов. Это ж какое количество дриад можно отловить и расспросить!

− Я запрещаю тебе… — начал Йехар сурово, но тут спирит прекратил свои завывания и предложил:

− А вообще-то, если чуть повернуть уши в нужную сторону, — вон в той стороне море. Этот, который на скале, не у моря был прикован, нет? Ну, даже если и нет, сейчас спросим вон у той, которая хохочет между деревьями.

Мы дружно повернули головы, прислушались, но до меня долетел только невнятный гул, не эхо даже — отзвук эха. Хороши у нашего спирита ушки… Но это что касается моря, а вот никакого хохота между деревьями слышно не было.

До тех пор, пока он не раздался прямиком за нашими спинами. Одно из трех: либо существо, которое его издало, в совершенстве умело двигаться мгновенно, а подкрадываться неслышно, либо этих существ было несколько, либо мы опять столкнулись с каким-то полубожественным мифическим экземпляром. Правда, когда я развернулась и на полном автомате попыталась выпалить заряд холода в сторону смеха, я ни о чем подобном не помышляла. Я вообще ни о чем не помышляла, я даже забыла, что у меня браслет на руке, просто сказались издерганные нынешним утрецом нервы.

А браслету спасибо. Иначе лежать бы персоне, вздумавшей взоржать за нашими спинами, ледяной статуэткой под местными дубами. Ей и так пришлось в прыжке уворачиваться от огненного сгустка, сорвавшегося с пальцев Йехара, Рыцарь даже не стал выхватывать меч, а нервничал, видно, не меньше моего. Спасибо, Веслав не успел среагировать.

− Охо-хо, − произнесла «персона» и враскоряку села на землю, глядя на оплавленное отверстие в стволе ближайшего дуба. — Дружина сердится! Дружина не любит чужаков.

И залилась диким, беспричинным смехом, даже не пытаясь подняться с земли. Сами понимаете, после всех недавних происшествий наше настроение от того, что над нами смеются, не улучшилось. И как это еще незнакомка не испугалась наших кровожадных физиономий.

Хотя ее вряд ли что-то могло испугать. Женщина лет тридцати выглядела так, будто повидала в своей жизни решительно все, и это все заставило ее в давнем времени сбрендить окончательно. Безумные глаза. Перекошенный рот на грязном лице, волосы тоже грязные и висят колтунами; одежды самый минимум, и та представляет собой какие-то ошметки. Худая как… я невольно скосилась на Веслава. Алхимик с возмущением уставился на меня, и первой фразой, какая раздалась с нашей стороны, оказалась вот эта:

− Что я-то?! Телосложение такое просто!

Незнакомке стало еще веселее, она так и зашлась, показывая то на меня, то на Веслава своей тростью — или скорее тросточкой, легкой, почти невесомой, изящной, на которую казалось страшно опереться.

− Дружина сердится! Дружина злится! — только и вычленили мы из всего этого бульканья.

И, вроде, подумаешь: ну, встретили что-то бомжеватое с виду, и крыша у этого чего-то основательно наперекосяк, так мало ли, чего не бывает! Вот только факт того, что безумная дама в отрепьях в секунду признала в нас в Дружину, — наводил на неприятные размышления.

И уж совсем неприятными они были для нас в свете нынешнего утра.

− Кто ты? — спросил Йехар и шагнул из наших мрачных рядов с самым воинственным видом. И величественным, если учитывать рост, ширину плеч, осанку, благородство лица и прочие несущественные мелочи, которые не произвели на невменяемую незнакомку ни малейшего впечатления. Ответом стал все тот же взрыв смеха.

− Дружина не узнает скромную пифию! Дружина растеряла остатки разума!

На мой взгляд, не всем из нас было что терять. А если у кого разума и было в недостатке — так у этой самой «скромной пифии», которая пока не обрадовала нас ни пророчествами, ни указаниями, ни хоть просто мало-мальски умным словом, а на земле сидела просто с высшим целомудрием, выставляя при этом напоказ почти все, что должны были скрывать лохмотья.

− Здесь что, никто за собой не следит? — в ужасе спросила Бо. — Ну, кроме царицы Алгены, а?

Йехар обратил вопрошающий взгляд на нас с Веславом.

− Ранее мне не доводилось сталкиваться с пифиями, − поведал он шепотом, в волнении начиная говорить от первого лица. — Несмотря на то, что, конечно, я о них слышал… Но вы не знаете — они всегда такие… м-м…

Мы с алхимиком переглянулись, срочно извлекая из памяти все, прочитанное о пифиях. Что там читать-то? Практически те же пророки и пророчицы, только малость не в себе. Что-то вроде юродивых отшельников.

− Обычно, но не в такой мере, − заключила я вслух.

− Отборный экземпляр, − подвел итог Веслав.

Пифия и не заметила, что мы от нее отвлеклись. У нее было другое занятие: как следует покататься по травке под дубами, истерически похохотать и подрыгать ногами. Создавалось впечатление, что в этой местности все же встречаются галлюциногенные грибы и кое-кто их переел на завтрак.

− Дружина хочет сделать богов богами! — наконец провизжала пифия в небо то, что ее так развеселило. Эта философская мысль привела ее в такое приподнятое состояние, что она принялась кататься от хохота еще активнее.

Взгляды опять скрестились на алхимике. Тот с предвкушением размял пальцы. После неудачи с Нефосом ему не терпелось реабилитироваться.

− Чего надо? Предупреждаю: я настроен на летальный исход!

− Кто бы сомневался, — фыркнул Йехар и деловито кивнул на хрипящую от смеха женщину. — Ее можно как-то привести в себя?

− Могу рассказать ей самую занудную свою шутку! — предложил Эдмус с маниакально загоревшимися глазами. — Ручаюсь, что черед четверть часа…

Ясно. Спирит тоже был настроен на летальный исход. Веслав, сосредоточенно щурясь, на весу вливал в мерный стаканчик по несколько капель из разных флакончиков и подсыпал каких-то порошков. Лицо его опять стало бесстрастным, как вчера вечером, и я еще успела подумать: не хватало нам еще одного раздвоения личности — но тут алхимик поболтал стаканчиком и заявил в прежней манере:

− Ну, вот это из нее дурь выбьет на какое-то время.

− На какое? — уточнили мы хором.

Веслав широким жестом художника пожал узкими плечами.

− Так зависит от количества!

− Эликсира?

− Дури.

− Почему ты не сделал ведро? — тут же заинтересовался спирит, но отвечать ему никто не стал, между дубов уже разворачивались военные действия.

Схватить пифию удалось сразу, а вот удержать ее нам с Йехаром оказалось трудновато. Не то чтобы она сильно сопротивлялась, просто уж очень извивалась и заявляла, что «скромная пифия не хочет, чтобы ее щекотала Дружина».

− А что… х-ха… задумал Поводырь с железными руками? Он… хе-хе… собрался причинить вред бедной пифии?

Йехар предпочел не отвечать и приложить все усилия, чтобы удержать ее на месте. Каким образом Веслав в этой кутерьме ухитрился влить мерный стаканчик в рот несчастной — осталось тайной.

Почти в ту же секунду пифия перестала хихикать, извиваться и побледнела смертельно. Глаза ее расфокусировались. Йехар рефлекторно отпустил ее и шагнул разбираться с Веславом. Дальше вообще все действовали на рефлексах: я и Эдмус рванулись к Йехару, алхимик — от него, а Бо достала зеркальце.

− Вы… что сделали?!

У меня зазвенело в ушах от пронзительности и громкости звука. Обернулись мы все вместе — и здрасьте-пожалуйста, наша пифия стоит на ногах, уже совсем вменяемая, но очень-очень злая.

− Что вы сделали, глупцы?! — завизжала она, замахиваясь на нас тросточкой. — Мое безумие… мое безумие!

Вид при этом у нее был такой, что, увидь ее любая гарпия, — и сдохла бы на месте от осознания собственной красивости. А на нас она смотрела так, будто готова была растерзать нас всех пятерых, да что-то ее останавливало.

− А что, она на нас рассердилась? Ей нравилось смеяться? — проявила сочувствие Бо.

Да просто безумие для пифий священно, потому что именно оно позволяет им быть самими собой. Ой. Наверное, это надо было раньше вспомнить и сказать Йехару.

− Да поразят вас все проклятия миров! — бушевала тем временем пифия, поднимая худые кулаки. — Мое святое безумие! Покуситься на такое! Да будет разрублен твой клинок, Поводырь! Пусть сломаются твои крылья, спирит! Вечно разрывайся между своими натурами, триаморф! Пусть предаст тебя тот, кому ты будешь верить безгранично, дочь воды! Пусть…

− Ну? — хрипло поинтересовался Веслав. В ошеломлении от этого потока проклятий, мы не сразу заметили, что он стоит на несколько шагов впереди нас и однозначно сжимает нечто такое в пальцах. Пифия впилась в него глазами и замерла с открытым ртом, челюсть ходила туда-сюда, ей очень хотелось договорить, но вот умирать не хотелось совсем.

Йехар молча опустил на плечо алхимика тяжелую руку. Это был отнюдь не дружеский жест, это был приказ держать себя в руках, когда мы на чужой территории.

− Прости, если мы причинили тебе некую обиду, − спокойно заговорил рыцарь, — поверь, мы сделали это по незнанию. Однако нам показалось, ты хотела что-то сообщить до того, как решила нас всех проклясть?

Пифия и Веслав смерили его одинаковыми взглядами. Более всего у них в глазах было желания сообщить, а менее всего — сделать это конструктивно и вежливо.

− Хотела! — наконец выплюнула пифия. — Многое хотела, но теперь вы не услышите от меня ничего! Сердце Крона не смягчится в своем гневе, и вы все… чик! — она провела грязным пальцем с обгрызенным ногтем по горлу. У меня за спиной очень громко сглотнула Бо, а Йехар среагировал мгновенно.

− Сердце Крона? — переспросил он. — То, чьи удары отдавались в ушах у жертв? Так значит, оно как-то связано с… подожди же!

Но пифия уже поняла, что проговорилась, подхватила тросточку и довольно неприлично высморкалась, не применяя носового платка.

− Черный цветок найдете там, − она со злостью ткнула склизким пальцем за наши спины, мы все шарахнулись невольно. — Дружина! Смех миров… поделом вам… восстанет первейший и беспощадный!

И заковыляла дальше, кряхтя, сопя, и вообще, она издавала такие звуки, что я подумала: наверное, я ошиблась с ее возрастом. Лет на сорок. Почему-то догонять ее и о чем-то спрашивать никому не захотелось, всем хватило предыдущего разговора. Да и сам этот разговор наводил на мысль, что мы вряд ли многое узнаем.

К тому же, как только пифия скрылась за деревьями, оттуда донесся взрыв ненормального хохота. Действие эликсира Веслава оказалось непродолжительным. А это священное безумие в ней присутствовало… в больших количествах.

Оставалось вернуться к тому единственному и пока что наиболее полезному, что мы все же узнали. Наша разношерстная команда с сомнением переглянулась, но все же побрела по указанному пифией маршруту. Да и Эдмус утверждал, что море как раз шумит в этой стороне…

Само собой, мы продвигались вперед в грозовом молчании — все, кроме Бо. Та время от времени начинала гадать, что творится сейчас у дворца Алгены. После каждой подобной фразы следовал обмен мрачными взглядами, а Йехар прибавлял шаг.

Когда море зашумело совсем близко, а между дубами начала просматриваться синевато-зеленоватая неровная поверхность, я наконец ощутила поддержку стихии и набралась смелости задать Веславу не оставлявший меня вопрос:

− А ведь пифии сами по себе не говорят ничего, они только изрекают волю богов, разве нет?

Алхимик поморщился:

− Говори короче.

− Тогда кто же из богов пожелал, чтобы мы узнали об этом Сердце Крона. Да еще узнали так мало?

− Вопрос хороший, занеси его в свою записную книжечку, подумаешь на досуге. Пока меня другое волнует.

− Что мне через два дня могут голову открутить?

− Не обольщайся. Что, когда тебе открутят голову, я не смогу вернуться, а у меня два сложных эликсира в разработке.

Осталось поблагодарить за сочувствие и соучастие и ускорить шаг, чтобы оторваться от алхимика и поравняться с Йехаром. Но рыцарь тоже на время забыл о моей возможной печальной участи.

− Сердце Крона… − шептал он на ходу, не реагируя ни на какие внешние раздражители. — Сердце Крона… Сердце Кр…

И он остановился, как остановились мы все, придавленные пейзажем, который выскочил прямо на нас.

Мы стояли перед отвесной гранитной скалой, круто уходящей вверх. С нашей стороны монолит был стесан настолько гладко, что казалось — его отшлифовала чья-то чудовищная рука. Невдалеке шумело море, а перед скалой лежал серенький песочек, вид которого внушал почему-то подозрения. Словом, по мрачности места представить, что когда-то здесь и был прикован провинившийся титан, никакого труда не составляло.

Никаких цветков не было и в помине. Эдмус самым доблестным образом обшарил все окрестности, чуть ли не по песчинке просеял серенький песочек между пальцами, а притащил только чахлого вида зеленое растение, которое мы даже без помощи Веслава дружно посоветовали выкинуть на фиг.

− Ну, я даже не знаю, на что мы надеялись, − оттопырила губы Бо. — Что тут клумба этих цветков будет? Может, еще и симпатичный садовник в придачу? Если этого, как его, давно уже обратно отковали — наверное, уже и все цветы растащили…

− Если они были, − мрачно вставил Йехар. Я изобразила широкую радостную улыбку.

− Этот бой будет переломным моментом в истории…

Особенно для меня. В жизни каждого человека момент, когда тебе ломают шею, можно считать именно таким.

− Ничего, мы что-нибудь придумаем, − утешил Йехар и тряхнул за плечо Веслава. — Что же ты, ведун?

Действие тут же привело к обычному результату: своеобразной, но бурной алхимической реакции.

− Лапы прочь! Что я? Я — занят процессом, вам недоступным: думаю! В данный момент о том, где в этом забытом богами мирке нарыть пару хороших ушных затычек, свои я почему-то не взял, а надо бы. Место то. Остается понять… ну, хотя тут и понимать нечего.

Он подошел поближе к скале − мы, конечно, поступили так же − присел на корточки и зачерпнул горсть серого песка. Внимательно рассмотрел ее сперва невооруженным взглядом, потом при помощи лупы, которая появилась из холщовой сумки. Энергично кивнул и встал на ноги.

− Что говорят лабораторные исследования? — поинтересовалась я.

Алхимик тщательно отряхнул ладонь. Мало того — еще и вытер носовым платком. Потом принялся неспешно закатывать рукав.

− Да что ты нашел в этом песочке?

− Да не песочек это, − теперь Веслав пристально изучал содержимое своей сумки. — Мы стоим на семенах.

− А я-то еще думаю, цвет такой необычный, − хмыкнул Эдмус. — Теперь нам нужно стать садовниками? Удобрять их, пропалывать, поливать — глядишь, через месяц чего и прорастет?

Все посмотрели на серенький сухой песочек, то есть, извините, на семена, с вполне понятным сомнением.

− Да нет, прорастет и раньше…при условии хорошей поливки.

Мне выражение лица Веслава не понравилось. Уж очень он был в этот момент сосредоточенным.

− Я готов хоть сейчас… − бодро начал Эдмус, но его прервал задумчивый голос Бо:

− Так это нам надо у того, который титан, крови попросить, и тогда вырастет цветочек?

Логика этого заявления граничила только с его же безнадежностью для нас. И в самом деле, мы как-то забыли, что для цветка требовался еще один магический компонент — кровь полубожественного создания. И у нас нет времени носиться за всеми здешними полубогами и рассказывать им о гуманности донорства.

Йехар тяжело сглотнул. На песок он теперь смотрел с неприкрытым омерзением.

− Не кровь титана, − прошептал он. — Они… оно жаждет крови, да, но крови любой… Любой крови.

− Я бы поспорил с тобой о видовых предпочтениях, — хмыкнул Веслав, который наконец прекратил раскопки в сумке. В руке он теперь держал тонкий длинный нож со стерильно блестящим лезвием. — Думаю, от крови животных они бы отказались с брезгливой гримасой. Ладно, проверим.

И он поднес лезвие к своему оголенному запястью. Прозвучал наш дружный ах. Веслав посмотрел на свою худую, практически бескровную руку скептически и обернулся к нам.

− Я тут припоминаю, мне предлагали помощь…

Его задумчивый взгляд миновал Эдмуса, Бо, меня и остановился на самом полнокровном из всех Йехаре.

− Ты же у нас рыцарь, а?

Скиталец по мирам с готовностью двинулся вперед и тоже обнажил запястье.

− Что надо делать?

− Да почти ничего, — умиленно ответил алхимик. — Просто дозы-то мы не знаем…

Йехар коротко глянул на меня и — вот рыцарская сущность — ни на секунду не колебался:

− Режь. Ежели нужно, то хоть всю…

Алхимик неопределенно хмыкнул и зачем-то пощупал правый нагрудный карман.

− Остальные — отойдите подальше, — велел он.

Яркая красная полоса резанула по глазам, хотя мы и стояли теперь в десятке метров. Йехар не пикнул и даже не поморщился, Веслав сохранял болезненно-сосредоточенное выражение лица, а кровь тонкой струйкой стекала на семена у их ног.

Рядом со мной раздался тихий, сдавленный звук. Я обернулась и убедилась, что серо-зеленая физиономия Эдмуса приобретает все более зеленый оттенок.

− Я не говорил, что мне не нравится вид крови? — поинтересовался шут, отворачиваясь.

− Он же все время всякую пакость жрет, и с кровью тоже, − прошептала Бо удивленно. Оставалось пожать плечами и в очередной раз поздравить Арку с подбором кадров.

От пары у скалы время от времени долетали тихие советы Веслава:

− Стой на месте, не дергайся. Прометей же был неподвижен, так что кровь скорее распространялась вглубь… И хватит круговой поливки: на меч, что ли, обопрись, если тебе стоять сложно… руку не сдвигай, сказано!

Йехар молчал, прерывисто дыша сквозь зубы. Последнее скорее было вызвано не слабостью, а услышанными советами. Хотя не факт, уж больно серенький вид становился у нашего рыцаря с каждой секундой. Но ручеек крови, падавший на песок, все не слабел. Касаясь семян, кровь мгновенно сворачивалась, становилась черной и вязкой и расплывалась чем-то похожим на деготь или на застывшую нефть… слой за слоем… и еще слой… и наконец на черной вязкой поверхности проклюнулся маленький бугорок. Медленно потянулся вверх…

− Зажми рану и отойди, − отрывисто скомандовал алхимик, подготавливая нож. Через секунду: − Да отойди же ты! — еще через пять: − Все бегом отсюда!!

Черный бугорок вспучился и за несколько мгновений прибавил в росте. Теперь он был высотой человеку по пояс. Потом он словно разломился надвое, и из него выплеснулась головка чудовищного цветка.

Тонкие, острые, извивающиеся лепестки напоминали лапки пауков. Кроваво-красная середина образовывала что-то вроде пухлых алых губ, которые явственно пошевеливались и производили гламурные, но все равно жуткие звуки: чмок, чмок, чмок. Цветок прибавил в росте еще, и его головка закачалась в метре над головой Веслава. Из стебля, как раздвижные, выскочили шипы.

− Да это уже дерево какое-то! — возмутилась Бо, когда цветок поднялся еще на пару метров.

Если бы оно еще на месте стояло, как дерево. Кошмарный плод античной селекции наклонился к Веславу с явным намерением произвести чмок с летальными последствиями. Алхимик со спокойной сосредоточенностью ждал этого движения. Как только чашечка цветка оказалась на достаточно близком расстоянии, он одной рукой ухватился за стебель, не считаясь с шипами, и взмахнул ножом, зажатым во второй, проводя разрез.

− Ну, вот… − но тут разрез вдруг затянулся, и комментарий алхимика продолжился уже совсем в ином направлении: − …вот блин!

А потом цветок обмотал его в несколько слоёв, причем кисть выкрутил так, что нож упал на песок, который тут же жадно всосал в себя кровь с лезвия. Рядом начала появляться новая поросль цветочков, и они сразу же стремились обвить лодыжки алхимика.

Йехар опередил нас всех. Перетянуть рану он не успел, кровь капала на серые семена, но клинок рыцарь вытащил мгновенно, правда, размахнулся им так, что на секунду могло показаться: он решил избавиться разом и от цветка, и от Веслава.

− Куда с мечом?! — прохрипел алхимик, который изо всех сил прикрывал рукой шею от шипов растения. — Не на…

Но удар Йехара был точен хирургически: отрубленная головка цветка слетела со стебля. Вслед за этим в мелкую нашинковку отправился сам стебель, при этом рыцаря не очень волновало, что стебель этот был обвит вокруг алхимика. Он действовал так, будто Глэрион составляет с его рукой единое целое: казалось даже, что меч время от времени изгибается, чтобы ловчее перерубать живое подобие черной шипастой веревки. Не прошло десяти секунд, как изрубленный цветок лежал на песке. Йехар вытер лоб рукавом и усмехнулся алхимику почти добродушно.

Чмок. Чмок. Чмок. Чмок.

− Оглянитесь! — заголосили мы с безопасного расстояния.

Вокруг Йехара и Веслава поднималось что-то вроде живой черно-красной клумбы. Цветков было не менее десятка, а то и больше, и они шли в рост с поразительной быстротой, на глазах распахивали навстречу солнцу шевелящиеся лепестки. И намерения у них явно были как у собрата, который недавно отправился в нарезку.

− Ты рану не зажал, что ли? — крикнул Веслав, изменившись в лице. Но тут же с ужасом уставился на свою ладонь: она тоже была окровавлена, истыкана шипами, кровь каплями стекала на семена и застывала, расплывалась черным мазутом, это ненадолго… − Уходим отсюда!

Но рыцарь оттолкнул его туда, где стояли мы, а сам быстро обмотал окровавленное запястье плащом.

− Иди. И их держи, чтобы не ввязались.

Поражение от того, что Йехар заговорил без обычной возвышенности, возымело действие. Веслав не пытался спорить и выскочил с поля битвы, то есть, к нам, где не было серого песка. Вид у него был, как будто на нем практиковались пятьдесят энтузиастов по иглоукалыванию: лицо и руки в крови, на плаще тоже кое-где пятна, уголок рта сведен нервной судорогой, сам дышит тяжело, а говорить он сначала не мог вовсе.

Но он-то хоть дышал, а вот с Йехаром это было сомнительно. Мы уже не видели рыцаря из-за стены черных шипастых стеблей.

− И что нам — следить с расстояния? — возмутилась я и дернулась было к скалам, но Веслав коротким жестом преградил мне дорогу.

− Пока стойте. Похоже, эту дрянь только огонь берет.

− А если они его сожрут? — без особой тревоги поинтересовалась Бо.

− Хоронить не придется, − отрубил Веслав, после чего преспокойно уселся на песочек, достал из холщовой сумки бинт и занялся своими ранами. Эдмус тоже поглядывал по сторонам да посвистывал, это что — типичный пример безразличия темных к судьбам других? А я-то почти разуверилась в этом постулате: у нас в Отделах даже те, кто владел так называемыми темными стихиями, были вполне нормальными людьми, готовыми помочь, если что… но, может, я их просто не видела в подобных ситуациях?

− Так он же погибнет там! — и я рванулась вперед вторично, но на сей раз меня перехватил Эдмус.

− Кто — этот? Да эти цветочки просто стошнит от его благородства… эй, только не надо меня замораживать! Оля, а ты знаешь, что такое светлый странник? Призвание такое: ходишь по мирам и нечисть разную рубишь, ну, не вроде меня, конечно, а страшнее… словом, сама посмотри.

Вспышка огня разметала черные извивающиеся стебли. Мы наконец увидели Йехара.

На лице рыцаря была спокойная сосредоточенность человека, который в сотый раз выполняет привычную работу. Глэрион он держал одной рукой, и черные стебли так и ложились вокруг клинка — тот горел ровным, ясным пламенем. При этом Йехар тщательно оберегал себя, уклоняясь от выпадов кровожадных растений, следя за тем, чтобы его даже не поцарапали: любая капля крови увеличила бы количество противников. Как страннику, который совсем не отличался тонкостью и гибкостью фигуры, удавалось с такой легкостью уклоняться от мелькающих вокруг шипов, листьев, которые тоже заканчивались шипами, и заостренных лепестков — оставалось тайной. Так или иначе, чмоканье у скал Прометиуса становилось все печальнее, а дым от сожженных клинком растений — все гуще.

Чпяк! Головку последнего цветка Йехар разрубил на четыре части, когда она еще была в воздухе. Без малейшей театральности и как бы мимоходом. Потом рыцарь осмотрелся и пришел к выводу, что «мавр сделал дело». Осторожно переступая через лежащие на земле обугленные остатки растений, он приблизился к нам и, опираясь на меч, сел рядом с Веславом.

− Надеюсь, ты мне что-нибудь оставил, − проворчал тот, глядя на площадку у скал, которая превратилась в пепелище. — Не хочется все это повторять.

Рыцарь, морщась, развернул плащ, перетягивающий запястье. Ткань еще больше потемнела от крови, и мы все только сейчас вспомнили, что до того как броситься в бой, Йехар уже, скажем так, нуждался в массе гематогена. А дрался-то он как, а?!

− Сходи да сам посмотри, − ответил рыцарь с точно такой же неприязнью, какая прозвучала в голосе алхимика. — Бинт есть?

Вдобавок к бинту Веслав протянул ему темный плоский пузырек и мерный стаканчик, налитый доверху.

− Это — заживляющее, польешь бинты, а кроветвор выпьешь, − он силой сунул стаканчик в руку Йехара. — Да бери ты! Нам на себе тебя тащить? Обезболивающего, надеюсь, не надо?

Возмущенный сомнениями в своей терпеливости рыцарь раскрыл рот.

− Ладненько, − заключил алхимик. — Я на сбор урожая.

И он опять отправился к скалам, убедившись перед этим, что у него на одежде не осталось следов крови. Йехар поколебался, но кроветвор проглотил. На лицо его мало-помалу начал возвращаться румянец.

− Бой замечательный был, − заметила я. Присела рядом и принялась помогать рыцарю забинтовывать запястье. Заживляющее пахло гнилыми яблоками, но кровь остановило сразу, и рана мгновенно взялась корочкой.

− Глэриону спасибо, − Йехар с любовью погладил рукоять клинка. — Не могу припомнить точно, в который раз он меня выручает за все эти десятки лет…

− Десятки? Сколько же лет ты по мирам скитался?

От скалы донесся голос Веслава:

− Чем ты думал, пироман?! Тут сплошные головешки!

Йехар скрипнул зубами, но тут же утомленно улыбнулся мне.

− Я расскажу тебе. Потом. Теперь самое главное — что поединок с Афродитом тебе не страшен более, и вскоре после него мы сможем отправиться к вратам Эйда…

Тоже мне, утешение. Бо какое-то время соображала, потом завела глаза к синему небу и вдруг поинтересовалась:

− А если браслетик и действие этого цветочка сведет на нет, а?

В который раз мне захотелось в Питер.

Глава 9. Любовь, арена и пиры

Сандалии на сей раз действовали более точно. Возможно, причиной этому был длинный монолог раздраженного Веслава: мол, если вдруг не туда, так из-под земли вырою, в пепел развею, а перед этим все перья на крылышках выщипаю. Под конец монолога ёжиться начал даже Эдмус. Однако же, после взлета — на этот раз не такого быстрого — и вполне нормального приземления мы оказались на медной крыше дворца. Раскалённой по дневному времени крыше. Так что мы сначала чуть не свалились, а потом чуть не изжарились, спасибо — нашлась сначала лестница, видно, для каких-то рабов, а потом дверь внутрь помещения. Дверь была заперта, но Йехар разрешил эту проблему одним широким движением меча.

− А разрыв-трава на что? — проворчал Веслав. — И дырок обугленных не оставляет!

Рыцарь насупился и промолчал. Нельзя было сказать, что эти двое прониклись друг к другу большой симпатией за последних несколько часов. Довольно быстро нам удалось под прикрытием мороков дойти до своих покоев — да и мороки были не особенно нужны: во дворце царила паника, а с ее источником мы были знакомы лучше всех.

Уже перед нашими комнатами нам навстречу бросилась та самая некрасивая девушка с жезлом, которую мы видели в зале.

− Хвала богам! Где вы были? Царица просила привести вас, может быть, вам удастся его усмирить…

− Кого? — вовремя прикинулся шлангом Эдмус.

− Коня Громовержца, он вырвался на волю! И он ведет себя… − она запнулась, − странно.

Веслав и Йехар обменялись разъяренными взглядами.

− Мы призвали на помощь Зевея и Гээру в надежде, что они могут смирить его гнев, жрецы возносят жертвы богам, но пока…

− Как Зевея и Гээру? — вдруг дошло до меня. — Да ведь они же теперь смерт…

− Я должен это видеть, − выдохнул Эдмус и понесся по коридору первым. За ним бежали мы, Йехар по пути выспрашивал о жертвах. Выяснилось, что убитых пока вроде бы нет, разрушена одна конюшня, разбит жертвенник какой-то Гэйстии, а верховная жрица сидит в колодце, и пока вытащить её не могут. Но это были лишь блеклые описания, а вот шут наш оказался прав.

Это стоило видеть.

Пышный царский двор превратился в руины. Вокруг в живописном порядке расположилась окрошка от статуй, щепки от ценных пород деревьев и прочий мусор. Эвакуация со двора шла сразу по нескольким направлениям, а центральную группу представляли трое: реактивный Нефос, растрепанный Зевей и насупленная Гээра. Четвертым участником представления был сочный персик в руках Зевея.

В данный момент бывший Громовержец метался по двору, с уверенностью женатого человека увертываясь от хаотично летящих молний; к счастью, глаза у волшебного конька теперь разбежались в разные стороны, так что он не мог толком прицелиться. Попутно бывший бог умудрялся размахивать персиком, как штандартом, и выкрикивать текст примерно такого содержания:

− Нефос! Посмотри! Я же твой хозяин… узнай меня! Вот персик… хороший персик… ты же их ешь? А-а!! Проклятые фрукты варваров! Достаньте кто-нибудь нектара или амброзии! Ну, хотя бы винограда…

Гээра выполняла роль болельщицы, но непонятно было, на чьей стороне ее симпатии:

− Ты слышал мои советы, что не надо было приводить на Олиму это чудовище! — орала она, азартно размахивая каким-то кувшином, наверное, прихваченным на всякий случай. — Сражайся же, как мужчина! Или мужчина ты лишь тогда, когда улыбаешься молодым царицам? О, я знаю тебя!

− Помоги лучше своему мужу! − взывал Зевей. С досады он запустил персиком в Нефоса, к общему удивлению попал, и теперь интенсивность обстрела возросла в полтора раза.

− Нет! Сперва ты мне скажешь, сколько у тебя детей!

В эту сцену трудно поверить, а еще труднее ее было видеть и сознавать, что она реальна. Дружина в очередной раз собралась было дружно тормозить, но тут Йехар показал чудеса геройства и выдернул Зевея из-под молниевого ливня.

− Он никогда себя так не вел, − огорченно заметил Громовержец, когда его втащили в двери дворца. Мы понимающе покивали. Не каждый день видишь в небесах пегаса, который пытается звуками и пилотажем превзойти подвиги «Русских витязей».

Муженьком занялась Гээра. Пока она доказывала Зевею, какое он ничтожество, Йехар гневно обернулся к Веславу:

− Почему он не улетает?

− Откуда мне знать, − огрызнулся тот. — Полигон ему для стрельбы понравился. Разнесет тут все — и полетит себе.

− Так усыпи его!

Раздраженное шипенье. Молчаливая, но выразительная демонстрация комбинации из трех пальцев, а потом пустого пузырька. Ясно, усыплять нечем. Эдмус поскреб когтистым пальцем в затылке и попробовал крыло.

− Я бы его отвлек, да…

Шуту привычно заткнули рот. Состязаться с Нефосом в скорости в открытом пространстве — не то, что в зале, тут маневренностью не возьмешь, и хотя шума от мертвого спирита будет гораздо меньше…

И ведь браслет этот, Хаос его побери! Как некстати, вдруг да помогла бы заморозка…

− Темный, если ты сейчас же не…

Йехар не закончил угрозы. Над его головой появилось неровное выщербленное отверстие. Пегас спустился, звонко зацокав копытами. Решил прикончить нас, чего бы это ни стоило, а сверху целиться в двери, пусть и в очень широкие, неудобно.

− Что мне сделать? Что? — рявкнул в ответ Веслав. — Я вам не профессор, возможности не те, и ты же не думаешь, что я против него использую, например…

Тут Бо в очередной раз всех поразила. Как я заметила, она вообще обладала неисчерпаемым запасом вот таких поразительных моментов, только предпочитала обычно шокировать неприятно.

На сей раз она без долгих раздумий выхватила из первого попавшегося кармана алхимика первый попавшийся пакетик, зажала его в руке как гранату и шагнула к Нефосу с боевым кличем:

− Бойся блондинок!

Честное слово, реакция у него была примерно как у нас: он остолбенел. Просто замер с раскрытой пастью, подняв копыто, выпучив и без того выпуклые глаза. Он явно пытался построить в своем лошадином мозгу какую-то логическую цепочку, но Бо близко не знал, поэтому очень удивлялся, почему ничего не выходит.

Я перевела глаза на Веслава: он замер точно в такой же позе, с открытым ртом, поднятой рукой и вытаращенными глазами, правда, левое веко подергивалось в вечном тике. Наверное, алхимик тоже пытался что-то построить, и результаты тоже были печальными.

Пока решительно все, кто еще не уполз с поля боя, пытались разобраться в особенностях поведения блондинок, пакетик с розоватым порошком смачно впечатался в морду Нефоса, придав ему сходство с крылатым пони девушки-эмо. Пегас медленно и мрачно слизал пакетик и принялся его жевать. Весь его вид говорил, что вот кто-то сейчас огребет по полной. Порошок весело хрустел под здоровенными клыками.

А уже через секунду Нефос стоял рядом с Бо (та так и замерла в героической позе Марата Казея) и умиленно облизывал ей руки. Когда руки были облизаны целиком, и он взялся за ноги, посреди мертвой изумленной тишины двора раздался неуверенный голос Зевея:

− Нет, он так себя точно никогда не вел…

Нефос тем временем галопом понесся в опаленные и разломанные кусты (оттуда донеслись крики, и во двор выскочили несколько стражников), вернулся с розой и настойчиво ткнул ее в руки Бо. Потом покрутился вокруг себя и исчез еще раз. Не успел никто вздохнуть с облегчением, как он вернулся с кистью винограда. В клыках. Бо с сомнением посмотрела на покусанную, обслюнявленную кисть.

− Как я понимаю, это была любовь, − выдавила я через силу.

Если не ошибаюсь, именно про этот эликсир Веслав хотел сказать, что не может его использовать.

− Он ухаживает, как рыцарь, − заметил Йехар со вздохом облегчения. Нефос тем временем успел куда-то слетать и снабдить Бо веткой оливы. Он явно задался целью обеспечить ее провиантом на неделю, не меньше.

− Ну, спасибо ему за такие целомудренные намерения, − хмыкнул Эдмус. — А то у нас могли бы быть проблемы: нет, я, конечно, ничего такого не имею в виду, но выводок жеребят с интеллектом блондинок… ай, за что, я всего лишь шут! У нас, если хотите знать, именно такие шутки ценятся дороже всего, и я сам иногда не понимаю почему. Я бы хотел шутить про птичек и цветочки, но публика — она же…

К Бо подошел Веслав. Он не кричал.

Он вообще не мог говорить и только совершал неопределенные жесты, иногда добавляя к ним звуки типа:

− Пф… хмф… дык… ну, ты…

Бо посмотрела на него с непониманием и растерянно протянула в утешение обслюнявленную кисть винограда. Вот это и стало последней каплей.

В следующую секунду от смеха рыдали все! Я имею в виду — кто видел эту сцену, но мы точно хохотали втроем. Я оперлась на плечо Йехара и чуть устояла на ногах; Зевей уперся носом в область диафрагмы жены и глухо прихихикивал; девушка с жезлом отвернулась и смахивала слезы смеха, и весь двор тоже вдруг ожил и зазвенел отовсюду: из-за кустов, из-за изломанных статуй, смех звучал с деревьев…

Веслав не смеялся.

− П-пойду к с-себе, − сказал он, с трудом овладев речью. — Г-готовиться к з-завтрашнему.

И ушел, протолкавшись сквозь наш непрочно стоящий на ногах кордон.

* * *

Девушку звали Арсинойей, она была хранительницей царского скипетра, и это от нее я узнала, когда и где мне выходить на битву. Утешало то, что сам факт битвы ее не радовал.

− Боги даровали мне везение, наделив такой внешностью, − говорила она, глядя на меня с неприкрытой жалостью, − царица одарила меня своим доверием. Но каждая битва, каждая смерть огнем жжет мое сердце. Если бы кто-нибудь мог остановить это безумие — о, как я была бы ему благодарна!

Мне было ее жаль почти в той же мере, как и ей меня. Невелика, наверное, радость — везде таскаться за царицей с этой вызолоченной палкой и строить из себя преданную советчицу, когда знаешь, что тебя взяли на это место только потому, что ты страшнее своей госпожи.

Я могла себе позволить жалость. У меня-то была надежда на выживание.

− Испытать бы надо, − заявил Веслав, рассматривая на общем собрании плошку с черной вязкой субстанцией. — А вообще, может, и не надо. Сведем потери к минимуму!

Минимум — это была я. Здесь еще полагалась какая-нибудь фразочка Бо… хотя постойте. Почему это я назвала наше собрание общим?

Блондинке пришлось ночевать во дворе. Всю ночь она принимала подношения от восторженного пегаса. Первый эликсир Веслава, с неудобным названием, продолжал действовать, так что поклонение Нефоса носило несколько скоростной характер. Через пару часов Бо не знала, куда ей деться от фруктов, цветов, оружия, травы и зачем-то притащенных к ее ногам стражников. Стражники, впрочем, не очень возражали, втихомолку поедали виноград, развлекали Бо беседами — но только когда пегаса не было поблизости. Конек оказался ревнивым и уже успел устроить пару сцен. А когда Бо-Бо попыталась пойти спать, — решительно увязался следом и поверг в глубокую истерику царицу и ее пасынка. Вот Бо и приходилось коротать время во дворе. Веслав, когда перестал заикаться, решительно заявил, что противоядие Нефосу давать не будет, потому что он не ответственен за идиотские поступки других — это раз, а второе — времени нет с влюбленными пегасами возиться. Свое время алхимик убил как раз на то, что демонстрировал нам сейчас в плошке.

Сама мысль, что придется это мазать на себя, была неимоверно отвратительна.

− Похоже на гуталин, − заметила я и принюхалась. — Пахнет тоже похоже. Думаешь, они не заметят, если я выйду к Гермафродиту на арену а-ля Отелло?

− Извини, у меня не парфюмерный магазин, — огрызнулся Веслав. — А с вами я за неделю мастерство растеряю… пробовать будешь?

− Может, я… − завел привычную песню Йехар, но в плошке и на меня одну-то было мало, так что пришлось стиснуть зубы, зачерпнуть из емкости и обмазать одну руку — левую, с браслетом, ее было не так жалко.

Идиотская затея. Ясон перед тем, как использовать мазь, принес жертву богине Гекате, омовение совершил, в черное одевался, а я вот так просто… ну, и что? Легкое покалывание в руке. Черная субстанция — язык не поворачивается назвать мазью — тут же впитывается в кожу, становится бесцветной, вот спасибо, теперь мне их даже лицом не напугать. На этом вроде бы все.

− Ты чувствуешь что-нибудь… колдовское? − шепотом осведомился Йехар.

Я покачала головой. Надежда, которая еще где-то пряталась, улетучилась в мгновение. Браслет ли это, или Веслав и правда растерял мастерство, а только я не чувствовала совершенно ничего, даже покалывание прекратилось.

− Без толку. Знаете, вы бы лучше занялись делом. Ну, у Зевея, что ли, спросили бы, что такое Сердце Крона, может, он знает, папа все же, что вы зациклились на этой дурацкой драке, как будто тут что-то можно еще исправить!

И я в сердцах хлопнула ладонью по столу. Ножки стола хрустнули и подломились. На полированной твердой столешнице остался вдавленный отпечаток ладони. Йехар каким-то чудом успел подхватить с падающего стола плошку с эликсиром.

− Двенадцать часов, − сообщил алхимик торжественно.

− Только не играй ни с кем в щелбанчики, − прибавил Эдмус с опаской.

Пока я снаряжалась и собиралась (точнее, обмазывала всю себя черной, но действенной гадостью и передергивалась от ощущения катающихся по телу ёжиков), остальные решили последовать моему совету и отправились пытать Зевея с Гээрой. Судя по тому, что физиономии Йехара и Веслава так и не прояснились, когда я выходила на арену, — особых результатов разговор не дал.

Арена была за дворцом, на порядочном удалении и от него, и от самого города, так что в зону обстрела Нефоса она не попала. Не слишком просторная: жертве полагалось драться, а не изматывать своего потенциального убийцу перебежками. Круглая. Посыпана песком. Вокруг, разумеется, трибуны, на трибунах в основном мужчины разных возрастов. Впрочем, их лица для меня были смазанными от волнения, так что я не очень вглядывалась. Вроде бы на меня смотрели с сочувствием. Вроде бы, перешептывались по поводу моего варварского наряда (все виды местных хитонов я отвергла, пользуясь статусом гостьи, и теперь красовалась в джинсах и зеленой футболке). Вспомнилось, как Гээра рассказывала, что, когда царица начала устраивать свои кровавые игрища, большинство жителей города — те, у кого были красивые жены или дочери − срочно поменяли место жительства. Но не все, и тут невольно возникает вопрос: а почему эти любители античной красоты не защитили тех, кто уже оказался на арене? Или стража тут из другого теста и безразлична к красивым девушкам? Или они так верны своей царице? Или она наплела им что-то про волю богов? Или все-таки максимум, на что они способны, — посочувствовать той, кого привели на мучительную смерть на арене?

Не поймите неверно, это я не про себя. Хотелось верить, что мне-то ничего подобного не грозит.

Остальные трое из Дружины — Бо все еще принимала подношения пегаса − сидели неподалеку от Арсинойи и царицы. По краям арены жалась стража, которой полагалось оттащить мое бесчувственное тело в сторону. Вид у стражников был далек от положенного бравого, под медными шлемами таился страх. Наверное, в пылу битвы от бешеного Афродита частенько прилетало и охране.

За дверями на противоположном от меня конце арены уже нетерпеливо металось что-то, что по общим очертаниям и звукам больше напоминало Минотавра. А Алгена почему-то не торопилась давать сигнал к началу битвы. С негодующим видом царица выкрикивала в лицо преклонившему перед ней колени слуге:

− Как смеешь ты мне лгать? До срока хочешь сойти в Эйд за покоем? Должна я поверить, что моего гонца избила безумная кентавресса?

− Она кричала, что ненавидит мужчин, − робко пискнул слуга, у которого рука висела на перевязи.

Йехар в переднем ряду послал Веславу убийственный взгляд. Алхимик отодвинулся с видом, говорящим: «Ну, переборщил немного… с кем не бывает».

Я так увлеклась наблюдениями за этой парочкой, что не заметила, криков с трибун. Потом поняла, что кричат это мне и кричат буквально следующее: «Берегись!» − и сообразила, что пропустила сигнал к началу боя. Но было поздно.

Что-то слегка стукнуло меня в плечо, я чуть повернулась и встретилась глазами с огромным, безобразно увитым лоснящимися мускулами, детиной, лицо которого было словно вылеплено из двух разных кусков глины. Большие глаза с огромными ресницами, чистый женский лоб, изящный носик — и тяжелый квадратный подбородок вкупе с жесткими бойцовскими губами. Плюс бычья напряженная шея. «Дыхание Геракла» точно имело свои побочные действия.

Гермафродит нетерпеливо рявкнул и слегка пнул меня в голень. Взревел (при этом раздувая тоненькие женские ноздри, а вот голос у него был самый бойцовский, помесь Минотавра с Немейским львом), вскинул победно руки, потом посмотрел на меня и шуметь прекратил. Трибуны почему-то замерли.

Я стояла на арене, не пыталась защищаться и мучительно прижимала руки ко рту. Розовое масло! Я ненавидела его, как булгаковский прокуратор Понтий Пилат, вернее, я ненавидела запах роз с детства, вот ландыши или сирень — совсем другое дело, но я не об этом, я о том, что этот гад с двойной сущностью был просто пропитан розовым маслом! От волос до леопардовых шкур, в которые он задрапировался. Нет, ладно бы смазал себе мускулы оливковым, или каким они там жиром пользовались, чтобы лучше выкручиваться из захвата, но почему именно розы?! Дает о себе знать женская сущность — так это в недобрый час, потому что сладкий запах, который шел впереди него, мог свалить меня похлеще, чем он сам. А в сочетании с самим видом Гермафродита аромат розового масла… о, мой бедный желудок!

Наверное, мне полагалось уже валяться на арене и вопить от боли, а не бороться с дурнотой, показывая при этом противнику жестами свободной руки: мол, я сейчас, подожди, только в себя малость приду… Но мне на эти условности было глубоко бл… плевать мне на них было! Я стояла, глаза у меня закатывались, и мой желудок упрямо просился на волю, под греческое солнышко.

Гермафродит выбросил перед собой кулак и на сей раз смазал меня по скуле. Тоже почему-то легонько, будто играл, удара я почти не почувствовала, но стало еще хуже: запах розового масла с его приближением только усилился! Теперь я прижала ко рту обе руки, да еще и согнулась; противник треснул по спине — все равно, что погладил, − но больше ликующих воплей не испускал и даже косился на меня с неприкрытой опаской. С трибун не доносилось ни единого звука, кроме разгневанного голоса Йехара: «Что с ней? Что с ней, я тебя спрашиваю, ведун?» − и панического веславского в ответ: «Да мне-то почем знать?!»

− Стань прямо, чтобы я мог тебя убить! — тонким женским голоском потребовал Афродит. Значит, разговаривать все же умеет, не только реветь.

− Буль… − отозвалась я и еще больше согнулась. — Уйди, оно… плохо мне, не видишь, что ли…

Может, я сказала это по-русски, или сказала невнятно, или «оно» вообще не понимало просьб, но только вместо того, чтобы подождать, пока я справлюсь со своей дурнотой, мой противник подскочил ко мне вплотную и изо всей силы ударил… в живот, вы только подумайте!

Это был единственный удар, который я в тот момент могла почувствовать.

Сила этого удара должна была меня отбросить на несколько метров и вмять все органы, которые под него попали, в позвоночник. Но сейчас на моей стороне был «Эффект Медеи», так что действие оказалось менее разрушительным, но не менее страшным. Хорошо, что успела отнять руки ото рта.

Я упала на колени, и меня мгновенно вырвало на ноги моему противнику. Все же не надо было завтракать. К тому же еще перед всем стадионом, позор-то, позорище..! Одно хорошо: Афродит, застигнутый таким коварным приемом врасплох, остолбенел. Трибуны тоже, и прошло несколько секунд, пока над ареной раздался первый звук.

Истерический смех Эдмуса. Спирит буквально заливался со своего места и никак не мог остановиться, и Афродит, конечно, очень обиделся и на это, и на то, что было минутой раньше. Поэтому решил выместить злость на мне, тем более что мне все еще было плохо, я не могла подняться, а запах розового масла проникал внутрь и сжимал желудок по-прежнему.

Согласитесь, не очень-то приятно в такой ситуации, когда тебе больно вцепляются в волосы и начинают тащить вверх с такой силой, что голова, кажется, сейчас оторвется от шеи.

Тут я разозлилась как следует, впервые за день. Ладно, пытаться убить беззащитную девушку, но еще на больных нападать?!

− Отлезь, мне плохо! — рявкнула я и тоже с силой выбросила вперед кулак.

И в глазах зрителей на трибунах — полностью опровергла собственные слова, поскольку от моего удара Гермафродита отшвырнуло, как куклу, на другой конец арены и впечатало в стену наподобие египетской фрески. На этом чудеса не кончились: изо рта и груди у незадачливого «оно» вдруг вырвалось что-то прозрачное, бесформенное (силикон, что ли?!), и одновременно с этим вид Афродита стал меняться. Исчезали квадратный подбородок, бычья шея и безобразные мускулы. Плечи уменьшались в размерах, фигура становилась гармонично-атлетической. Через полминуты у стены, потирая грудь, скорчился миловидный, с несколько женскими чертами лица парень. Костюмчик из шкур леопарда ему был явно мал, и он стыдливо придерживал шкуры на весу.

Вот тебе и раз. Кажется, я из него с одного удара вышибла дыхание Геракла. Парень жалобно осмотрелся по сторонам, взгляд его упал на царицу, и он вздрогнул.

− Почему я здесь? — спросил он приятным тенором. — Где разгневанная Гээра?

Зрители внимали ему в молчании. Кажется, проклятие богини из него этим ударом вышибло тоже — это была моя последняя мысль перед тем, как меня скрутило вторично. Что-то щелкнуло, и браслет Геферна сам свалился с моей руки, но мне было не до него. Афродит заметил, как я согнулась, и поспешил ко мне через арену:

− Радуйся, красивая! Тебе нехорошо?

Ну и как тут, спрашивается, порадуешься. Я отчаянно замахала руками, чтобы он не подходил, но он не понял.

− Розовое масло… − простонала я, и меня во второй раз за день вывернуло наизнанку.

Когда с арены меня уводили под руки Йехар и Эдмус, на трибунах никто так ничего и не уразумел. Аплодисментов не было: уходили мы в гробовом молчании. Афродит, стоя посередь арены, смотрел мне вслед недоуменным и обиженным взглядом и от удивления не думал даже отряхиваться. А я понемногу приходила в себя, хотя участливые вопросы Йехара действовали на меня примерно как аромат розы.

− Где болит, Ольга? Это он, да? Этот темный что-то напутал с зельем?

− Розовое ма-асло…

− Ты отравлена, да? Демон! Найди его, где бы он ни скрывался, и…

− Ага, сейчас, с этим психом связываться! Я не настолько придурок, даже и не мечтай!

− Это все масло… масло…

− Посмотри на нее, у нее начинается бред! Где этот… алхи… алхимик?!

Немало времени прошло, прежде чем мне удалось с горем напополам растолковать им, в чем дело. Наверное, лучше было молчать, потому что как только Эдмус услышал историю в моем исполнении — тут же перестал меня поддерживать и согнулся пополам, трясясь от невыносимого хохота. Мне пришлось всем своим весом повиснуть на Йехаре. Рыцарь, к счастью, и не думал смеяться: его лицо было полным искреннего сочувствия.

− Ты держалась очень хорошо, Ольга, − сказал он, когда мы уже подходили к дворцу, а я худо-бедно могла идти сама и перестала на нем виснуть. — Особенно для человека, который на арену вышел впервые.

Эти простые, без обычной средневековой витиеватости слова, подняли мне настроение, и я задрала нос. Тем более что запах розового масла меня больше не преследовал: его заменил вкуснейший в мире аромат свежего летнего воздуха и нагретой солнцем травы.

− А это наши победители, стало быть!

Веслав стоял неподалеку от входа в город: руки скрещены на груди, ноги на ширине плеч (узких, как вешалка в магазине), уголок рта подергивается насмешливо.

− А придурка нашего − что же, на арене забыли? Или он захотел повторить твой подвиг по… я даже и не знаю, как это выразить, но выглядело страшно, аж жуть! Настолько, что я сбежал с трибуны примерно после середины.

− Темный, уйди, − честно предупредил Йехар. — Не зли нас… − тут он посмотрел сначала на свой меч, потом на мое разозленное лицо и закончил четко: − … всех.

− Где уж нам, маленьким, − хмыкнул алхимик. — Насмерть утопите! Я только не понимаю, зачем мы мотались за цветком Прометея, если бедного Афродита и без него через пять минут унесли бы в нокауте? Кажется, у нас появилось новое оружие, смертоносное как нико…

− Оля! — тревожно вскрикнул Йехар, но я уже шагнула вперед и сделала единственное, что могло Веслава заткнуть: влепила ему пощечину.

К сожалению, при этом я начисто забыла, что «Эффект Медеи» будет действовать еще одиннадцать часов.

Алхимика отбросило на пару метров, и он покатился по дорожке. Я почти не размахивалась, эффект мог быть еще хуже, но понимание этого пришло потом, а так я окаменела, глядя на свою ладонь непонимающими глазами: мол, ты что натворила?!

− Оля! — укоризненно протянул Йехар, нагибаясь над слабо шевелящимся алхимиком и переворачивая его на спину.

− П-помог, − с ошеломленным видом выдавил тот, кашляя и пытаясь вытереть темно-бордовый ручеек крови из носа. — Р-раз в жизни, д-да…

Выглядел он совсем неважно, на щеке вспухла ярко-красная отметина, будто моя ладонь была раскаленной. Да еще кровь, ее было удивительно много, так что я совсем растерялась, шагнула было к нему, чтобы помочь, но алхимик шарахнулся от меня, как от зачумленной:

− Держи дистанцию, светлая!! Ты тоже, − это уже относилось к Йехару, которого он оттолкнул. Поднялся без всякой помощи, хотя выглядел совершенно оглушенным, тряхнул головой, разбрызгивая темные капли, и смерил нас двоих испепеляющим взглядом: − Ничего, если я не скажу «пожалуйста» на ваше «спасибо»?

И зашагал во дворец, перемещаясь причудливыми зигзагами и задирая голову, чтобы не разбрызгивать кровь. Йехар посмотрел на меня то ли с опаской, то ли с состраданием, заявил, что я нуждаюсь в отдыхе, и заботливо провел сперва до дворца, а потом и до моей комнаты.

− Завтра нам придется выступить к вратам Эйда, − сказал он ласково, будто разговаривал со своей десятилетней дочкой, − постарайся набраться сил… просто отдохни, хорошо?

Насчет «просто отдохни» я не возражала, хотя чувствовала себя превосходно: хоть сейчас мешки с картошкой таскать, даже мутить перестало. Но вот что-то там было странное в начале фразы…

− К каким вратам?!

− Мы говорили с Зевеем и Гээрой, − пояснил Йехар, оглядываясь по сторонам; мы стояли в пустом коридоре, и все же было не очень приятное ощущение, что на нас глядят со всех сторон. — Они не слыхали о Сердце Крона… а может, они знали, но забыли… но и он, и она сошлись во мнении, что знать это могут те, кто уже ушел в мир теней. Подземному Владыке многое ведомо, быть может, он поможет нам. Или, может, Мнемозина… или вещие мойры снизойдут. В общем, ты понимаешь, завтра…

Моя бодрость испарилась, и тут же как-то подозрительно захотелось устроить себе выходной. А то, что «Эффект Медеи» действует… ну, спать и есть финики с виноградом он не очень помешает. Главное пощечины никому не давать.

Но какая-то из местных мойр решила, что я задумалась об отдыхе преждевременно: в своей комнате я обнаружила Арсинойю, которая непонятно как туда вообще попала. Наверное, дело опять в тайных ходах. Девушка сжимала царский скипетр отчаянной хваткой, рябь на лице проступила особенно ярко: она пыталась побледнеть.

− Царица в ужасе и гневе, − едва слышно сообщила она. — Никто не мог победить Афродита долгие годы! Она считает, что тут замешано колдовство, как то, из-за которого конь Громовержца сделался ласковым, словно месячный ягненок…

С этим не поспоришь, проницательная у них царица. Правда, сегодня даже мысль, что нас могут попытаться убить во сне, или подсыпать яду (плохо будет тем, кто попытается это проделать с Веславом!), не могла меня особенно шокировать: я осведомилась об этом у хранительницы жезла довольно спокойно.

− Вы — Пятеро, − с таким видом, будто это объясняло решительно все, заявила Арсинойя. — Вас никто не посмеет тронуть. Но завтра вам лучше покинуть дворец: царица или ее пасынок могут измыслить что-нибудь коварное…

− Почему не сегодня?

На этот раз она на меня посмотрела… самое лучшее сравнение: как мы обычно на Бо при особо ее удачных фразах.

− Сегодня пир, − сказала она просто, − праздничный пир в вашу честь. И если вы не явитесь…

Ну, да, это будет выглядеть не просто подозрительным, а настолько, что за нами вышлют погоню тут же. Можно было бы махнуть в сандалиях Герема напрямик к Вратам Эйда, да зачем портить отношения с соседями, вдруг нам придется сюда вернуться. Хотя бы с Гээрой и муженьком ее поговорить. А сегодня за нами наверняка следят, а завтра соглядатаев будет меньше, потому что после пира страдать все будут не по-детски… Я, например, уже страдаю при мысли, что придется появиться в обществе, да еще на каком-то пиру, да после сегодняшнего позора.

И вообще — а если там будет розовое масло?!

− Я позову служанок с благовониями и одеждой, − успокоительным тоном заговорила девушка. Наверняка она приняла выражение паники на моем лице за ужас по поводу моего внешнего вида. — Вы будете равны красотою Афродизе…

Веселые же взгляды будет бросать на меня царица Аглена посреди пира. И вот так всегда: только захочешь немного расслабиться перед трудным походом…

Но трудный поход тоже пришлось отложить: Арсинойя вдруг нагнулась ко мне с заговорщицким выражением лица.

− Я услышала разговор ваших друзей с Громовержцем, − жарко зашептала она. — Зачем вам погибать у врат Эйда? Вы можете спросить совета у того, кто наделен высшей мудростью. Сфинкс живет на развилке дорог, здесь, в половине дня пешего пути, если идти по течению реки. Мы страшимся подходить к нему и вопрошать о чем-либо… но разве не даст он ответа Пятерым, Великой Дружине?

Тут меня опять замутило. Наверное, это была реакция на два последних слова в совокупности. В порядке компромисса пришлось кивнуть и пообещать передать предложение Йехару на пиру.

После этого Арсинойя меня покинула, но зато впустила служанок, каждая из которых могла отсутствием интеллекта поспорить с Бо, а длинной языка — с Эдмусом. Положение осложнялось их количеством (пять или восемь, я так и не смогла сосчитать) и быстротой перемещений. Чтобы вынести их болтовню, требовалось что-то вроде «Эффекта Медеи», только мазать это нужно было на нервы. На худой конец сгодилось и обещание поступить с ними, как с Афродитом: разговоры примолкли, меня нарядили, как героиню, и, когда манипуляции по расчесыванию, заплетанию волос, намазыванию щек пахучими румянами и переодеванию были закончены, — от меня шарахнулось даже зеркало. Или все же я от него? Нет, на выходе картина получилась очень даже ничего, вот только зачем было вешать на меня столько золота, а мои не слишком густые волосы из-за такого количества косичек и вовсе превратились во что-то неудобоваримое. Разве что белый с вышивкой по вороту и бирюзовым поясом пеплос идет к голубым глазам. И вообще, хоть бы этот день не продолжился в том же духе!

Но он продолжился именно в том. На пиру меня всерьез решили насмерть закидать взглядами: в основном — восхищенными, но вот царица и Веслав дружно разбирали меня глазами на кусочки; Йехар глядел задумчиво и как будто что-то припоминал; Эдмус глаза выпучил и сполз по стеночке от смеха. Арсинойя, сидя рядом с царицей, улыбалась, немного вымученно, но все равно ободряюще. Бо не было, а в общем, все напоминало типичное застолье, только выпивка и закуска были гораздо качественнее (хотя есть при всех руками, да при этом еще и лежать за столом было чудовищно неудобно), музыка — интереснее (про мою великую победу над Афродитом уже успели сочинить песню, переврали все так чудовищно, что и я, и Афродит, сидевший неподалеку, поперхнулись и долго не могли прокашляться), а выходки за столом — серьезнее. Какой-то воин вызвал на поединок на мечах Йехара, и рыцарь, застенчиво улыбаясь, с третьего удара вышиб у того оружие из рук, Глэрион при этом не вспыхнул ни разу. Когда Йехар возвращался за стол, я улучила момент и передала ему слова Арсинойи насчет сфинкса. Поводырь Дружины кивнул и вместе со всеми машинально осушил надцатый кубок за мое здоровье.

− Мы думаем, это будет осмотрительно — не спешить до времени в Эйд, − прошептал он потом, нагибаясь ко мне. — И, как знать, может, нам удастся разузнать что-нибудь стоящее.

Слова Поводыря о том, что в Эйд мы не пойдем, по крайней мере, сейчас, стали для меня единственным утешением за весь вечер. И единственным стоящим событием. Кроме мелочей на пиру, вроде того, что меня пару раз пригласили замуж, один раз — вызвали померяться силами (хватило удара вполсилы кулаком) и раз тридцать подходили с просьбами «за мешок золота решить маленькие личные трудности».

Между прочим, мне раза три-четыре успели «заказать» и царицу вместе с пасынком. Алгена должна была сказать нам капитальное спасибо за то, что завтра мы должны были уходить.

Глава 10. Сфинксы и оракулы

Алхимик дулся на меня все утро. Жалобы на то, что после вчерашнего у меня перед глазами почему-то несколько рек, а в голове будто разошлись с десяток коней Громовержца — пропускал мимо ушей. Если спрашивала о чем-то — ответы цедил сквозь зубы. След на щеке у него почти пропал, видно, нашлось какое-то снадобье, но Веслав из чистой вредности не желал сменять гнев на милость и волокся за нами вдоль берега реки, отравляя чудесное греческое утро мрачным молчанием.

Бо, напротив, была оживленна и весела. Пир она пропустила, последствий избежала, поэтому была самой бодрой из группы и то и дело восклицала что-нибудь наподобие:

− Ой, речка! Опс, цветочек! Оу, тут птички, а у вас лица перекошенные…

Радость объяснялась свободой, свобода — исчезновением Нефоса от объекта поклонения, то есть, от Бо. Исчезновение объяснялось тем, что ночью блондинка простая перекинулась в блондинку зубастую. Отчасти этим же, а не только вчерашним пиром, объяснялись наши дегенеративные физиономии. Просто когда посреди пира врываются стражники с криками, что во дворе − огромная пантера… и когда вместе с остальными дружинниками ты эту зверюгу пытаешься препроводить из двора и вдруг обнаруживаешь, что действие «Эффекта Медеи» решило закончиться в самый подходящий момент… ну, какое у меня могло быть сегодня лицо? Стресс, классический стресс!

Спасибо еще, когда пантера посмотрела на нас четверых после, извиняюсь, восьми часов пиршества, ей подумалось, что лучше будет выбрать отступление. После того, как четверть часа она гонялась за нами по двору, а потом столько же — мы за ней, стороны расстались полюбовно. Третья сущность Виолы слопала кабанью ногу, которой ее пытался приманить Эдмус, и потрусила куда-то в кусты отдыхать, оставив при этом охрану в полном недоумении: а почему это ее не берут стрелы и мечи? Вернулась триаморфиня уже под утро и в прежнем образе, то есть, как Бо. Первый ее вопрос был про Нефоса, вот тут-то мы и заметили, что коня Громовержца нет. Наверное, не вынес конкуренции с пантерой.

Мы не прощались, оставляя за спиной спящий дворец. Провожала нас только Арсинойя, да и та довела только до реки, вдоль течения которой мы сейчас и тащились.

− С этой странной девушкой все же что-то не так, − сипло заметил Йехар, разрывая двухчасовое молчание. Потом подумал и прибавил непонятно: − А может, и так. Я не совсем понял, может, она чего-то недоговорила об этом сфинксе? Она говорила: что, он кровожаден или нет?

− Не очень помню… − печально призналась я росистой траве. — Кажется, они его опасаются и считают чуть ли не чудовищем. Он никого не пускает через эту самую развилку, на которой живет. Но я так поняла, что туда вообще очень давно никто не забредал. Сотни лет… вроде, все знают, где он, и не заходят.

А нам… не страшно, − вмешался Эдмус. Он говорил невнятно, потому что летел над водой, время от времени складывая крылья и механически плюхаясь в реку, набирая при этом полный рот воды. Мою фляжку спирит опустошил полтора часа назад. — И если он не убежит… как посмотрит на наши рожи…

Плюх. Плюх. Никто не ответил, и я возобновила попытки наладить контакт с Веславом. Иметь за спиной враждебно настроенного магистра алхимии почему-то отчаянно не хотелось. Я даже пару раз попросила у него прощения (и дождалась такого же количества презрительных хмыков в ответ), но еще через пару часиков у меня все же лопнуло терпение

− Может, мне тебе «польку-бабочку» сплясать посредине реки?!

Алхимик скосился на меня иронически.

− А уровень позволит? — потом нервно махнул рукой и заявил отрывисто: − Всё, проехали.

Само собой, тут же поднялась из анабиоза совесть. Осмотрелась и с энтузиазмом запустила в меня пильчатые зубы.

− Насчет эликсира, − заговорила я немного потише и почти скороговоркой, − не думай, что я не понимаю, что если бы не ты…

Алхимик содрогнулся всем телом, тут же споткнулся и едва не свалился в реку. Какая-то наяда с надеждой высунулась из воды, ожидая получить в свои объятия прекрасного принца, но получила только худой кулак в митенке прямо себе под нос и короткое: «Попробуй!» Обиженная наяда развернулась к кулаку спиной — и с тоскливым воплем нырнула в реку, а на ее место плюхнулся Эдмус.

− Предупреждаю всех и сразу, − заговорил алхимик, поднимая палец вверх, − когда меня пытаются убить банальностью, я начинаю принимать ответные меры. Своими способами. Доступно?

На этом слове отмерла и фантазия. Я с тихой мстительностью вообразила алхимика героем одного из нынешних сериалов. Финал точно был бы нетипичный: «и тут умерли все».

И так мы брели, молча или обмениваясь не блещущими остроумием фразами, время от времени останавливаясь и пытаясь перекусить. Ела в основном Бо, остальные напряженно отворачивались от припасов (они представляли собой остатки вчерашнего пиршества, которые под шумок стянул Эдмус). Потом поднимались и шли опять, и мне казалось, что мы будем так брести еще неделю или две, и меня это вполне устраивало, да и остальных тоже, так что развилку дорог мы не прозевали только благодаря Эдмусу. Тот уже отошел настолько, что поднялся на приличную высоту и смог сообщить, что видит нечто похожее.

Не у реки, конечно, а довольно далеко от нее. И спирит не ошибся: развилка действительно была, это было засвидетельствовано сразу всеми, когда мы на нее вышли. Когда мы на нее вышли и увидели его. Ее.

Сфинкс лежал, или лежала, чуть в стороне от дороги. Размеры — чуть больше крупного льва. Умное женское лицо — все-таки она — аккуратно уложенные в высокую прическу каштановые волосы. Мне показалось, я даже шпильки вижу, честное слово… Вид у сфинкса был не то чтобы мрачный, а скорее донельзя скучающий. При виде нас она не пошевелилась, только устало львиной лапой перевернула то ли страницу в книге, то ли какую-то табличку.

− Чужестранцы, − голос был до боли похож на глас диктора, объявляющего расписание поездов на Витебском вокзале, − эта дорога закрыта для вас. Если вы хотите пройти — вы должны будете…

− Ой, а она ничего, − в этот самый момент громко прошептала Бо. — И не выглядит на свой возраст, хотя косметики ноль, а интересно, кто ей прическу делает?

Сфинкс прервала фразу, подняла на Бо карие глаза, две секунды ее осматривала, а потом глаза возвела к небу, как бы говоря: «О, Олимп! Блондинки-и!»

− Кхм… госпожа, − выступил вперед Йехар. — Говоря откровенно, мы пришли сюда с надеждой спросить совета. Не откажешься ли ты поделиться с нами своей мудростью?

На сей раз в возведенных глазах магической твари отразилось: «О, Аид! Блондины-ы!!»

После чего сфинкс вновь уставилась в свои таблички, решительно не желая тратить на нас свое драгоценное время.

Боже, как она мне сейчас нашу вахтерную Галку со своим ноутбуком напомнила…

− Госпожа! — попытался Йехар еще раз. — Мы готовы выполнить твои условия, если таковые будут… мы постараемся оказать любые услуги…

Тихо захихикал Эдмус, который наверняка продолжил мысль нашего странника в ненужном направлении. Похоже, мысль Йехара свернула примерно туда же, поскольку он побагровел и закончил:

− …если то будет в наших силах.

− Не хотите проходить — разворачивайтесь в обратном направлении, − монотонно пробубнила сфинкс, переворачивая лапой еще табличку. — Иначе вы познакомитесь с Тано…

− А… мы знакомы, − не в тему пискнула я, но тоже не удостоилась взгляда или слова вельможной кошки.

− Госпожа! — уже хмуря брови, в третий раз начал Йехар. — Мы пришли, чтобы спросить тебя о судьбе твоего мира, и мы не уйдем без ответа! Даже если придется…

Тут он взялся за меч, но тут же его и отпустил, сраженный наповал унылым вздохом сфинкса.

По-моему, все одновременно почувствовали себя дураками. Причем, крайне низколобыми и решительно ничего в жизни не понимающими, но у которых таки остался их нерешенный вопрос. И что нам теперь делать с этим тысячелетним пофигическим человекообразным — травить, скажите на милость? Так на нее и яды могут не действовать, она же в каком-то смысле полубог!

Только Эдмус еще держался (потому что чувствовать себя дураком привык) и пытался шутить:

− Ну-у, ты просто нашего Йехара не знаешь, он такой упорный! Так что, пока он не достал тебя насмерть своей вежливостью, может, ты все-таки подумаешь насчет услуг? Не стесняйся… можем с тобой в загадочки поиграть, или сказочку рассказать, или там еще…

− Разве что обсудить прогрессирующие тенденции обратной прокачки магического фона на данной территории, − раздраженно сказала сфинкс, поднимаясь на ноги и собираясь нас поубивать поголовно за прерванное чтение, − но мне как-то кажется, что вы едва ли…

Мы попятились, лично я — больше от слов. Веслав, наоборот, вышел из-за спины Йехара и отозвался тоном, который в точности копировал тон сфинкса:

− Разумеется, едва ли, но это по причине того, что мы сами прибыли в этот мир недавно и не успели досконально исследовать стихийные процессы, в нем проходящие. Не хватает исходных данных, в том числе эмпирических. На этом этапе могу предложить обсудить аналогичные тенденции, имеющие место в моем или имевшие место в иных мирах. Не могу сказать, что я занимался изучением непосредственно этой стороны…

В глазах у сфинкса зажегся не огонек, а целый пожар интереса. Подойдя к нам, она внимательно осмотрела каждого по отдельности.

− Равновесная Арка, − сказала она наконец утвердительно. — Неужели вы сразу не могли сообщить, что вы из Дружины?

− Но… а надо было? — заикнулся Йехар. На сей раз сфинкс не стала возводить глаза к небу.

− Разумеется. В конце концов, всегда имеется надежда, что маги Дружины будут более образованны, чем все эти непросвещенные герои. Ну, хотя бы… − тут она смерила глазами Бо, Йехара и Эдмуса, потом с сомнением покосилась на меня, − некоторые из Дружины.

− Признаться, − ответил Веслав с вежливой ухмылкой, − я не рассматривал вероятность того, что нам может попасться в этой… гм… не слишком просвещенной стране столь развитая в интеллектуальном плане личность.

Сфинкс довольно зарделась. Эдмус уронил челюсть. Я проделала то же, но мысленно.

Что-то я кого-то тут не узнаю…

− Это все мое бессмертие, − как бы оправдываясь, заметила сфинкс, приседая на задние лапы. — Понимаете, несмотря на то, что в нашем мире время течет словно медленнее, а прогресс практически сведен к минимуму… но когда у тебя столько свободного времени на раздумья, ты поневоле будешь развиваться быстрее других. Конечно, при условии активного использования мозга, что у нас, к сожалению, не является традицией. Если бы вы знали, как я мечтала все эти годы найти себе равного собеседника! Ах, да, я же не представилась, как невежливо… Хсиния.

− Веслав. Весьма приятно.

− Так вот, насчет обратного тока магии…

После этого с двух сторон грянул такой поток научной терминологии, что мои ноги живо напряглись от страстного желания сбежать подальше. Остальные тоже как-то странно задергались — то же самое почувствовали, что ли?

Судя по услышанному, эти двое точно нашли друг друга.

Пару минут мы вслушивались, как Веслав и Хсиния с жаром проводят сравнительный анализ миграции стихийных магических потоков во времени в разных мирах. Потом у Йехара не выдержали нервы: он отошел назад и кивками отозвал нас. Эдмус подошел последний, с зачарованным выражением лица.

− По-вашему, это вот что случилось?

− По-моему, любовь, − отозвалась я и почти не удивилась, когда Эдмус издал пронзительный вопль и отскочил от меня, прикрывая уши.

Наукообразная парочка на вопль прореагировала тем, что включила в свой диалог еще и резонанс воздуха от ультравысоких звуков при перераспределении сезонных потоков нейтральных стихий. Услышь такое наша Агнеска (маги по земле жалуются на ее перезавернутые лекции, но это ясно, она же профессор) — наверное, пришла бы в свинячий восторг.

− Что еще? — устало поинтересовалась я.

Эдмус осторожно приоткрыл одно ухо, потом другое, смотрел он на меня все еще в священном ужасе.

− Ты… так спокойно произносишь это?

− Ну, а что тут такого — лю…

− А-а-а-а!!

− Да прекрати ты вопить, объясни толком!

Но Эдмус уже взял себя в руки и ухмыльнулся.

− Не обращай внимания. Просто у нас это слово под запретом. Табу.

− Сколь это ужасно! — вмешался Йехар печально. — Вычеркнуть из своей речи самое прекрасное слово… Но какова же причина?

− Да я и не знаю. Слово — табу, чувство — табу, нарушителя лишают крыльев, связывают магическими путами руки и сбрасывают с крепостной стены, − Эдмус озабоченно потрогал свое крыло. — А что вы на меня так… не-ет, на себе я не пробовал. Я дурак, но все же не настолько…

− А вот они сейчас говорят на языке этого мира? — в тему вмешалась Бо, почесывая нос.

Все прислушались, и Йехар, помедлив, признался:

− Не берусь судить.

Обмен опытом двух одиноких научных душ длился где-то полчасика. Я предложила перекусить, а Эдмус соснуть, но Йехар предпочел оставаться в боевой готовности. Стоял, бдил и сверлил алхимика таким подозрительным взглядом, что мне стало смешно.

− Ждешь, что он ее прямо сейчас и отравит? Или еще чего похлеще выкинет?

− Он может, − ровно отозвался Йехар, не отрывая пальцев от рукояти Глэриона. Моя фраза о полной боевой готовности шуткой не была.

− Ага. Я и забыла совсем, что он темный. Йехар, я понимаю, что ты опытнее меня, сколько-то там лет скитался и нечисть истреблял, но нельзя же всех стричь под одну гребенку. Я знаю многих из тех, кто принадлежит к так называемым «стихиям мести» — и пока…

− Дело не в его принадлежности, − процедил рыцарь, глядя на Веслава. Тот как раз что-то втолковывал Хсинии, усердно размахивая при этом руками. Хотелось верить, что он говорит о Сердце Крона. — Мы смирились бы с тем, чтобы он был темным ведуном. Пусть бы был даже спиритом. Но он алхимик, к несчастью. Это другое.

Оставалось сделать умное лицо и покивать. С алхимиками мне по долгу учебы не приходилось пересекаться. По программе они числились у нас с четвертого курса, а вживую я увиделась только с Веславом. Время от времени слышала, конечно, об Алхимической Коалиции; кое-что проскакивало в наших статьях, однако почему Йехар произносит это слово с таким отвращением на лице, это никак не объясняло.

Рыцарь, видно, понял, что я об этой касте знаю меньше, чем о когнитивной лингвистике, и просветил меня сам:

− Алхимиками становятся те, кто предпочел магию стихий науке. У них нет сторон или привязанностей. Едва ли у них вообще есть какие-либо моральные основы. Они идут к поставленной цели любыми путями. И понятие милосердия им не знакомо. Если алхимику будет нужно — он предаст, не раздумывая.

Я посмотрела на фигуру в мешковатом плаще-пальто с некоторым удивлением. Веслав взгляд будто почувствовал, обернулся и махнул нам.

− Стоит послушать, − пояснил, когда мы подошли. — Хсиния, есть небольшая просьба. В соответствии с э-э… их уровнем развития, пожалуйста. Или хотя бы в два раза сложнее: понимаю, что на языке примитивных племен рассказывать эту историю сложно.

Заморожу гада. Примитивные племена, надо же!

Кстати, то что Бо и Эдмус не обиделись, — говорит что-нибудь об этом самом уровне развития?

Сфинкс благосклонно кивнула и сухо заметила:

− Веслав говорит, вас интересует легенда о Сердце Крона. Она проста, однако не лишена некоторых загадок. Как вы помните, Великий Крон был одним из здешних первобогов, или, я сказала бы, в нем персонифицировались растворенные силы основных стихий этой местности — такие, как…

Наверное, лучше бы она и правда перешла на язык примитивных племен… Веслав покосился на наши лица и тревожно покашлял.

− Извините, − спохватилась сфинкс. — Итак, он вступил в брак со своей сестрой Реей, и от этого брака произошли наши основные боги, впрочем, это лишь метафора, как вы понимаете, а на самом деле имело место энергетическое слияние сущностей…

− Короче, боги рождались, а Крон их глотал, − перебил ее Веслав, − потому что боялся, что его свергнут. И правильно боялся: Зевей — единственный, кого он в некотором смысле не съел — папу сверг, вытащил из его утробы всех ранее проглоченных…

− Гадость, − сморщилась Бо.

− …а самого папашу порубил и сбросил в Тартар, то бишь, обрек на вечное заточение. Это вы знаете и без того. Интересно то, что произошло с Кроном после низвержения.

− Это лишь миф, в сущности, домысел, − та, которая сама по себе была мифом, попыталась пожать львиными плечами, — но ходят слухи, что еще до заточения, во время последней битвы Крона переполнила ярость и ненависть к своим детям и к Зевею…

− Оно и ясно, − влез Эдмус. — Меня б тоже такое все переполнило. А что там была за битва?

− Самая обычная, − мимолетом обронила сфинкс, − бушующие сторукие великаны, колошматящие друг друга боги и титаны… горы в небе, молнии на земле… Эйд — большой оригинал этот подземный царь! — украл у отца оружие, пользуясь невидимостью своего шлема…

Она остановилась и посмотрела на нас глазами профессора, который забыл тему лекции и вообще, не очень-то помнит, на каком он сейчас факультете.

− Ненависть, − подсказала я.

− Да, когда Крон понял, что битва проиграна, его переполнила ненависть, которая оказалась сильнее жажды жизни. И тогда Крон вырвал у себя из груди сердце и заклял его всеми остатками своих сил отнимать бессмертие у всякого, кто к нему прикоснется, − она корректно наклонила голову. Пошарила у себя в памяти еще немного и добавила: − Да… а если сердце соберет вечность у всех богов, что были в утробе Крона, — Крон возродится вновь с их помощью. Так гласит легенда. Я не видела смысла проверять ее.

Зато кто-то проверил и довольно успешно. Мы решили не радовать Хсинию спонтанно возникшим у всех сразу доводом. Стояли и изображали оживленный полилог взглядами. Молча. Правда, Эдмус долго молчать как всегда не смог:

− Одно хорошо — у нас нет бессмертия!

Хсиния покосилась на него с искренней жалостью:

− И ты веришь в эту легенду? Да ты еще больше похож на сатира, чем мне показалось с первого взгляда.

Веслав нервно покашлял, но промолчал. Алхимику не хотелось нарваться на подобный эпитет.

− Мое мнение в данном вопросе однозначно, − заявила тем временем сфинкс. — Все эти метаморфозы богов в смертных, о которых ходят слухи в последние годы, − не более чем следствие некой провокации. Я, например, сама не верю в то, что они утратили свои сущности. Скорее, причина всему этому — вновь интриги на Олиме. Моя причастность к здешней мифологии отчасти меня обязывает верить, как и мое бессмертие, однако мой мозг ученого… нет, разумеется.

Вот так. Основная проблема многих ученых — привычка лезть в глубину своей отрасли и ничего не смыслить в остальных, особенно в тех, что требуют воображения, но зато высказываться обо всем с таким апломбом! До меня это дошло еще на первом курсе, когда профессор стихии земли начала при мне рассуждать о водных заклинаниях. Помнится, из того случая я вынесла и второй урок: переубедить лучше не пытаться. В поисках помощи мы посмотрели на Веслава. Тот коротко развел руками и приготовился о чем-то спросить, но его предупредил Йехар:

− Значит, если мы верно поняли, Сердце Крона — не просто фигуральное выражение? Это некая разновидность артефакта, или…

Тут он заметил взгляд, которым смерила его сфинкс (там опять было что-то насчет блондинов) и поспешно прибавил:

− Мы имеем в виду… если следовать легенде.

− Не просто, − неохотно отозвалась Хсиния. — Однако это и не только артефакт. Сердце − часть самого Крона. Но, разумеется, как всякий артефакт, оно ограничено в силе. Именно поэтому я сомневаюсь в вашей версии: едва ли такое количество богов могло по незнанию притронуться к нему и лишиться сущности, и при этом ничего не понять. К тому же, если, Веслав, ты утверждаешь, что все это происходило в разных местах…

− Ой, а если кто-то взял это сердце и подсунул сначала одному богу, потом другому…

Хсиния тяжко вздохнула и с раздражением отмахнулась львиной лапой. Чувствовалось, что сейчас она выдаст тираду, вирулентность которой можно будет сравнить только с этим самым Сердцем Крона и его действием на местных богов.

Теперь Веслав решил, что пора ему кого-нибудь прервать.

− Меня интересует еще одна деталь в легенде, − заявил он, машинально заламывая пальцы: − этот артефакт… Сердце Крона достигнет своего пика лишь в случае наполнения его сущностями именно тех богов, что были проглочены на заре времен?

− А потом их отрыгнули, − весело вставил Эдмус. — Так почему Сердце? Больше всего пострадал тут желудок, почему Крон не додумался до какой-нибудь прямой киш…

Йехар широкой ладонью молча зажал спириту рот. Потом отволок шута в сторону. Сфинкс не то чтобы совсем не утратила недовольного выражения лица, но милосердно сощурила глаза.

− Этот вопрос интересен с теоретической точки зрения. Конечно, в легендах на этот счет сведений не дается…

− Я рассчитывал просто узнать мнение того, кто сведущ в местной… обстановке.

Последние остатки недовольства сбежали с лица Хсинии.

− Льстишь моей осведомленности, о смертный! Думаю, что равноценное по количеству заполнение сущностями иных бессмертных могло бы дать такой же эффект.

Веслав кивнул и больше к легенде не возвращался, более того, как будто о ней вовсе забыл. У них с Хсинией нашлись вопросы поинтереснее: например, обсудить магическую демографию последних двух веков или пресловутый «Эффект Медеи», и я очень даже обиделась, когда меня попытались представить в качестве наглядного пособия.

В конце концов стало очевидно, что Веслав и Хсиния расставаться не собираются, по крайней мере, ближайшие две недели. Так что Йехару пришлось сначала очень громко кашлять, а потом извиняться и заверять, что мы торопимся.

Прощание вышло самым дружелюбным: Хсиния по очереди кивнула всем нам, а Веславу еще долго махала лапой и кисточкой хвоста, приглашая заходить «в любое время просто так, на беседу». Она даже не заметила странного поведения Йехара и Эдмуса: первый волочил за собой второго, зажимая ему рот.

− Только посмей, шут! — шипел странник на ходу. — Держи себя в руках!

Эдмус на весу с мученическим видом разводил руками и пытался что-то сказать, отчаянно кусая жесткую ладонь рыцаря. Попутно он так косился на Веслава, что не оставалось сомневаться, кто будет адресатом высказывания.

− Не мову, − невнятно доносилось до нас из-за Йехаровской ладони, − ты вивел, как ома ма нево пофмотфела?! А какой быв вумя-я-я-янец!

− Силы Гармонии, простите меня, кого спасаю… он же тебя…

Задумчивый после прощания с Хсинией Веслав очнулся, в душу его закралась догадка, что разговор о нем, и он с недобрым интересом начал приглядываться к вальсирующей между деревьев парочке.

− Ым-м-м… − с мукой промычал спирит, выразительно поводя глазами, − футка или вызнь!!

Йехар тяжко вздохнул и резко отпихнул его от себя.

− В небо! — приказал он, и Эдмус кометой рванулся к небесам, прикусывая на лету губы. Светлый странник осмотрел свою обслюнявленную, обкусанную ладонь и постарался принять непринужденный вид.

− Нам остался непонятным твой последний вопрос о Сердце Крона, − признался он, стараясь при этом говорить как можно небрежнее, − и ее ответ также. Что вы подразумевали под всем сказанным, темный?

− Подумаешь, − забубнила Бо, − да я вообще, почти ни слова не поняла, а Веслав еще говорил, что она будет по-человечески объяснять, а она…

− …спутница жи-и-и-изни! — смутно донеслось до нас с небес. — И маленькие сфинксики все разбирались бы в алхи-и-и-и…

Голос Эдмуса поднялся немного выше и пропал совсем. Веслав мстительно заскрипел зубами — спирита ожидала незавидная участь, как только его крылья устанут — но ответить на вопрос Йехара все же соизволил:

− Для возрождения Крона его Сердцу не обязательно собирать коллекцию тех самых богов, которых он глотал, как заботливый папаша.

− То есть, выбирать оно не будет, а будет отбирать бессмертие у всех подряд? — уточнила я.

Короткий кивок. Столь же короткое пояснение:

− У всех подряд бессмертных.

И долгий, пристальный, зловещий взгляд в небеса…

Дальше мы пошли молча. Не пытались переместиться — да не очень-то и ясно было, куда, — а просто шли и медленно укладывали в головах информацию о мистическом Сердце Крона. Что это не просто легенда, как считает ученая, но не очень дальновидная сфинкс, — ясно без того. Но тогда вопрос: а что дальше? Скольких это Сердце уже успело загрести в свою копилку и сколько ему еще осталось до того, как… ну, словом, до того, как мы больше ничего не сможем сделать, хотя у нас и пока не очень-то получается? Сколько осталось времени? И вообще, куда мы идем и куда нас понесет дальше?

Именно такие вопросы меня и… не занимали. То есть, конечно, они мельтешили где-то на задворках сознания, но в списках приоритетов на данный момент значилось совершенно иное. И это не банальные завтрак и отдых и даже не головная боль, которая продолжала туповато ворочаться в висках.

Все было гораздо страшнее. После разговора с Йехаром мне не терпелось поговорить с Веславом насчет его профессии. Как-то совершенно случайно пришло в голову:

− А ты не очень-то похож на классического алхимика, а?

Веслав ускорил шаг и закатил глаза.

− Ну, сейчас начнется про глубокое Средневековье, бла-бла…

− Только с вопросительными интонациями, − я постаралась не менять выражения лица. — Я знаю мало, за это не травят, но я думала, алхимия — наука о превращении веществ? А «Ниагара» из этого ряда выпадает. Да и… в общем, не только она…

Веслав шаг замедлил, покосился на остальных и заговорил почти весело:

− А-а, стало быть, вам захотелось взглянуть на философский камень. Вот чего не понимаю: за тысячелетие технический прогресс влез во все сферы, а почему не могли усовершенствоваться мы? Нет, сначала, конечно, так и было: и поиски эликсира бессмертия, период утопизма, как сейчас это называется… Но прошло оно! Сломя голову пробежало! В девятнадцатом веке был взят курс на модернизирование и освоение новых отраслей. Философским камнем сейчас отдельные романтики увлекаются.

− Вроде как вечный двигатель?

−Угу.

− Зачем двигатель? — радостно вмешался Эдмус. — Привязать меня за веревочку и…

− Под понятие «превращение веществ» можно подвести едва ли не все, − продолжил Веслав, по пути с ожесточением сбивая ногой какие-то зонтичные грибы. — А после двадцатых годов прошлого века начато изучение воздействия на живые организмы. В самом широком масштабе.

− Это следует понимать так, что вы начали спешно осваивать яды? — язвительно осведомился Йехар.

− Именно так и понимать, − не смутился алхимик. — Заодно лекарства типа кроветвора. После Первой Мировой додумались. Ведунов, травников и целителей — раз-два и обчелся, и работают они неравномерно, подхода нет. Мы разработали подходы, формулы, рецепты… в последние годы появилась еще хомоалхимия: расширены были ряды эликсиров, которые воздействуют на человека, проведен список основных компонентов для…

Эдмус, ни слова не говоря, грохнулся посреди тропы, свернулся калачиком и огласил окрестности громким храпом. Веслав застыл, балансируя на одной ноге, я остановилась тоже, обрадовавшись передышке.

− И кто это так облагодетельствовал науку?

Алхимик перескочил через шута на ходу, проехавшись по его лицу полой своего плаща. Я постаралась ступать поделикатнее: а вдруг дернется не к месту. Йехар был уже на несколько метров впереди, Бо — позади.

− Ну, мне же должны были дать за что-то магистра.

Тут он остановился вторично и повысил голос тона на два:

− Народ! А не пришли ли мы? Или кто-то из отдельных личностей желает форсировать реку?

Йехар вернулся: глаза его были задумчивы, и он наверняка не слышал, кто произнес эту фразу, поскольку сам выдал:

− Простите. Я задумался об этом… Сердце Крона.

Эдмус на тропе сонно приподнял голову:

− Что, все страшное кончилось? — плаксиво спросил он. — Не травмируйте меня своим умом, я уже покалеченный после этой сфинкса… или этого?

Веслав открыл рот, чтобы сообщить спириту, что бывают экземпляры дефектные от рождения, и помочь тут может только угадайте-что-в-бутылочке. Эдмус в ответ бесстрашно запрыгнул в тапки и пояснил, что при малейшей попытке причинить ему вред — он попросту смоется к вратам Эйда без нас. Алхимик в своей обычной тихой и спокойной манере (невеселый юмор) уведомил Эдмуса, что еще немного — и для путешествия по такому маршруту сандалии Герема будут кое-кому не нужны. В общем, шла обычная мирная беседа, но тут Йехар второй раз нас изрядно удивил.

− Пожалуйста, прекратите распри, − попросил он с безусловной вежливостью, − давайте же двигаться вперед!

И уже изготовился сунуть свой сапог поверх ноги Эдмуса (босой, кстати), и у спирита появилась неплохая возможность обзавестись парой отменных ласт, он понял это сразу и сразу заорал…

Как вдруг ему отозвался отчаянный женский крик. Кричали неподалеку, где-то чуть севернее, вдоль течения реки. Какую эту реакцию вызвало в наших стройных рядах, можно предположить со всей безупречностью логики: Веслав закатил глаза, Бо оные вытаращила, я рванулась в сторону крика, а Йехар сделал то же самое, но с маленькой поправкой. Перед тем, как рвануться, он крикнул, обращаясь к команде:

− Скорее туда!

И эти слова возымели катастрофический эффект: рядом с Йехаром послышался еще один вопль, и что-то с приличной скоростью унеслось в небо. После подобия серо-зеленой ракеты остался висеть в воздухе только крик, который при минимальной затрате усилий расчленялся на звуки:

− Кудавыменятащитеэтожебылосказаноневаааааааам!!

Из чего можно было заключить, что в роли неопознанного летающего объекта выступал Эдмус, а благодарить за такую возможность он должен был все те же сандалии. Наверное, они восприняли крик Йехара как приказ.

Только не надо думать, что я занималась этими логическими умозаключениями, стоя на бережку речки и задумчиво любуясь плывущими по течению лепестками ромашек. Нет! Я — бежала, а еще точнее — я бежала за Йехаром в направлении крика. Странник выступал в качестве тарана, потому что прибрежные заросли в этой местности удивляли густотой. Позади меня слышались цветастые алхимические выражения (один раз я чуть не остановилась и не спросила: «Чего-чего нам всем сделать с крупнодробленым аконитом?»), стало быть, Веслав тоже не отстал, а Бо… ну, эта не пропадет в любом случае.

Крик тем временем не замолкал — хорошая примета, значит, жертва нападения еще жива — хотя как будто смещался несколько раз, а один раз и вовсе отдалился, и нам пришлось ускорить темп. И к крику примешивались такие звуки… чем-то знакомые… какие-то разрывы, как будто что-то вспыхивает и тут же гаснет при соприкосновении с землей. И что там еще — скрежет какой-то?

Или ржание?

Вот тут я на ходу завернула вслух такую комбинацию, с учетом и этого мира, и Зевея с его питомником, и всех родственников Зевея по отцовской (особенно по отцовской!) линии, и даже крупнодробленого аконита, что позади меня споткнулся Веслав. Йехар же показал себя истинным воином: вместо того, чтобы прислушиваться и хвататься за сердце, он в несколько прыжков с помощью Глэриона пробился сквозь оставшиеся заросли. И тут мы увидели то, что должны были увидеть.

Неугомонный конь Громовержца выбрал себе очередную жертву. На сей раз он даже не стал обстреливать ее молниями с высоты (а может, от этого Нефоса отучили мы), но попросту приземлился и гонялся за мишенью, оскалив клыки и тараща глаза. Молниями стрелял изредка и точно больше для развлечения. В такую мишень попал бы и косой. С похмелья и после контузии.

Трудноопределимых размеров и почти идеально круглой формы гречанка выступала в этой игре в роли бильярдного шара, который нещадно гоняют по столу. Нефос азартно носился за ней, толстуха больше укатывалась, чем убегала, но легкие у нее были точно отменные: она не только не задохнулась от бешеной погони, она еще успевала верещать наподобие нашего спирита.

Все вместе составляло настолько невероятную картину, что нам пришлось срочно давить в себе неуместный смех, а уже потом в срочном порядке соображать, чем помочь несчастной. Вряд ли Нефос собирался ее убивать, скорее, решил просто позабавиться, но вдруг один из разрядов попадет в цель?

Нефос нас заметил мгновенно и выразил на морде что-то вроде «попробуйте, возьмите». Мы втроем отозвались разной степени зловещести кривыми ухмылками. После стольких столкновений бояться не было смысла. Можно сказать, мы друг другу родными стали.

Да тут к тому же поблизости речка, а значит, я наконец-то могу развернуться в полную мощь.

Но как только я решила развернуться, из кустов вслед за нами шагнула Бо и, не останавливаясь, двинулась прямо к пегасу.

− Приветик, − она на ходу вытянула вперед руку, − а ты мне еще какой-нибудь подарочек принесешь?

Пегас застыл. Толстуха тоже. Они посмотрели на Бо с равным удивлением.

Потом Нефос начал улыбаться. Не вру, он правда ухмылялся самым гнуснейшим образом, показывая клыки в полуоскале и щуря глаза, как бы приглашая: «Ага-ага, подойди, вот ужо дам я тебе подарочек!»

− Бо! − все разом вскрикнули мы, когда сообразили, что блондинка на линии огня, даже на двух — Нефоса и нашей. Но еще за секунду до того, как нам пришло это в голову, небеса разразились резким свистом, потом пронзительным воем, потом мы услышали:

− Ну, какая ж это посадка?! — и Эдмус с точностью дротика, прилетевшего в мишень, плюхнулся на круп пегаса животом.

Все же я не зря заметила, что эти крылатые кони обладают очень выразительной мимикой. На сей раз на страшной морде пегаса обнаружился ужас. «Сперва пинка дал, − было написано там заглавными буквами, − а теперь вот еще… вот этак?!»

После нового сеанса панического ржания Нефос постарался отделаться от неприятного седока во вполне лошадиной манере: совершая дикие прыжки, становясь на дыбы, пытаясь одновременно лягнуть, укусить, плюнуть молнией, ну, или хоть просто плюнуть. Незадачливому наезднику пришлось искать точки опоры, которыми оказались хвост и левое крыло пегаса.

Началась джигитовка. Нефос напрочь забыл о жертве недавней, о нас тоже и только бросался во все стороны в попытке сбросить Эдмуса. Эдмус уже вполне обрел присутствие духа и делал попытки сесть, а не лежать животом. Попутно он не забывал комментировать происходящее:

− Если… бы… меня… увидел Це-пе-ок! Эй, крылатый! Я по твоей манере… мамочки, щекотно! Я так понял, что ты меня по-до-зреваешь… в каких-то…намерениях? Не было их у меня! Я вообще тут случайно! Ну и что, что ты крылатый, ты мне совсем не… не… нет, ты… гоп-гоп… симпатичный, но… я ушел в небо, буду нескоро!

Последние слова он произнес, когда Нефосу все же удалось его подбросить. Спирит и не подумал падать: раскрыл крылья и взмыл вверх, торжествующе помахивая изрядным пучком волос, выдранным из хвоста пегаса. Тот посмотрел вслед и мстительно открыл пасть, и вот тут я поняла, что пора действовать.

Попутно я заметила, что Нефос стоит в шаге от обрывистого берега, а у этого берега бурлит моя стихия.

Коня Громовержца окатило в тот самый момент, когда в его пасти начала формироваться очередная молния. Я использовала «Фонтан», заклинание второго курса обучения, только сил вложила много, так что волна получилась изрядная. Нефос вымок в секунду, и его мощно закоротило от своего же заряда. Потом, как я и рассчитывала, пегас плавно соскользнул в реку. Вынырнул тут же, отфыркиваясь, и погреб от нас подальше. На плаву он оглядывался, как будто остерегался погони.

Йехар торжественно пожал мне руку и погрозил кулаком Эдмусу. Шут как ни в чем не бывало спустился и пошел подбирать сандалии, которые потерял при посадке на лошадиный круп. Бо побрела к берегу и в лучших традициях мультика «Ёжик в тумане» начала взывать: «Лоша-а-адка-а-а!».

Клиника, в общем.

Веслав уже давно решил, что мы все равно неизлечимы, и поил каким-то снадобьем бедную гречанку. Та сидела на траве, тяжело отдувалась, глотала эликсир и пыталась говорить:

− Да я… просто… иду себе… а он тут… и как кинулся… буль… спасибо, лучше уже… и бегать… и я тоже бегать тогда… − тут она отдышалась чуточку больше и прибавила: − Вот не думала, что на меня конь Громовержца покусится! Злой почему-то, может, от одиночества? Одиночество — оно… кого захочешь свирепым сделает!

Тут она лучезарно улыбнулась Веславу и похлопала его по руке. Четыре ее подбородка кокетливо заволновались. Мне в который раз пришлось подавлять приступ смеха.

Толстая тетенька еще немного построила глазки Веславу и прибавила, пробуя подняться на ноги:

− Спасибо, дружинники!

Смеяться расхотелось тут же. Веслав, который уже вытянул из кармана яд и хотел предложить его новой знакомой, отдернул руку подальше:

− И ты тоже …?! — ох, что-то нам в последнее время начало попадаться безграничное число осведомленных о нашей миссии…

− Так я оракул, − пояснила осведомлённая и опять плюхнулась на землю. Такой крупной персоне было трудновато встать без опоры, а опоры не было, даже Йехар ей не подал руку, все смотрели настороженно.

− Какого бога?

Наш рыцарь пребывал в ощутимом напряжении. Внутренним зрением я видела, как из ножен медленно выползает клинок…

− Никакого, − оракул никакого бога сделала еще одну попытку встать. — Я — оракул судеб… Мойр, − пояснила она тут же, − оракул великих мойр. Один на всю страну.

Эдмус незаметно подобрался поближе, толкнул меня локтем и зашептал:

− Так вот почему у них тут все в такой неизвестности насчет воли этих мойр. Может, подарить ей наши сандалии, чтобы вести быстрее разносились? Они ей, вроде, впору…

Я привычно взглядом попросила спирита помолчать, но моему воображению приказать это было куда труднее. Оно тут же развернуло перед мысленным взором соответствующую картину: оракул мойр вместо Эдмуса взлетает в небеса чудовищным воздушным шаром. Чего доброго, грохнется сверху на какого-нибудь Нефоса — бедняга по уши в землю вдавится.

На грешную землю я явилась уже с невменяемой улыбкой на лице и как раз к вопросу Йехара:

− А вещие мойры ничего не знают о Сердце Крона?

− Вещие мойры знают все, − ответствовала оракул. — Только не все открывают.

Она все же нашла способ подняться: извлекла из-под своего седалища толстую узловатую палку, оперлась на нее и рывком встала на ноги. Потом ткнула своим посохом в сторону Йехара.

− Ты, Поводырь Дружины… что ты знаешь про Ату?

− Богиню обмана? — переспросил Йехар, что-то припоминая. — Немногое. Что за свои козни она была низвержена с Олимы и с тех пор ходит между людьми.

− И что боги ее совсем-совсем не любили, − вдруг присоединился мелодичный голосок Бо. — Они же целую деревню наказали за то, что ее чего-то там… в гости, что ли, пустили. Ой, вам надо немножко сесть на диету. На годиков пятнадцать, а можно к Веславу, у него всякое такое есть…

Толстая оракул обиделась и засопела. Покосилась на Бо с уничижением, но к нам все же снизошла:

− Лишь Ата была рядом с Кроном в его последний час. Лишь она слышала клятву Крона, когда он исторг сердце из груди. И утверждали даже, что Атея, дочь ее, — последняя дочь Крона…

− Разве этого мойры не знают точно? — не удержалась я.

− Они знают, − согласилась оракул, − но я говорю не только от них.

Понятно. Значит, нам еще придется информацию членить классически: на объективную и субъективную.

− Богиня обмана принесла много горестей в мир, − продолжила толстуха, опираясь на свой посох. — Много нитей из-за нее перерезали вещие мойры. Великую армию призвала она десятилетия назад: тех, кто был против богов, и обманутых ей, и очарованных — но войска ее были разбиты и уничтожены Громовержцем. Долго скиталась она, но в конце и нить Аты была перерезана…

− То есть, она умерла?

− Она умерла. Обман не умер.

Мы еще не успели обдумать это заявление, а Эдмус вдруг поинтересовался:

− А эти ваши мойры случайно не знают, помрем мы тут все в ближайшее время или нет? Может, и стараться-то не стоит, потому что уже почти… чик! — и он изобразил, как ножницы перерезают нитку.

Оракул мойр посмотрела на нас взглядом человека, которому обрыдло отвечать на такого рода вопросы.

− А что вы тревожитесь? — спросила она. — Беспокойтесь о той, чью нить только что перерезали.

И чуть заметно указала своими подбородками в сторону. Мы не поняли, она указала вторично, и вот тогда Веслав первым схватил направление и дернулся обратно.

Попрощаться с оракулом мы второпях забыли и путь до развилки дорог проделали со скоростью, чуть ли не вдвое большей той, на которой неслись на эту самую поляну. Сбавили шаг только когда заметили каштановую шевелюру Хсинии.

Сфинкс лежала неподвижно, вытянув передние лапы и положив на них голову, как будто собиралась вздремнуть. Впору было вздохнуть с облегчением, что тревога оказалась ложной, и втихую проклясть и мойр, и их оракула. Я даже уже почти начала вздыхать, когда вдруг увидела, что глаза Хсинии широко, удивленно раскрыты, а помимо удивления в них застыло то самое единственное выражение, которое спутать нельзя ни с чем: смерти.

Глава 11. Версии и беседы со смертью

− Следов нет никаких.

Алхимик начисто проигнорировал наши напряженные взгляды. Устало махнул рукой, посмотрел на забрызганный кровью костюм — хорошо, что хоть плащ скинул — и сел прямо на траву.

Честь проводить исследование покойной досталась именно ему, как тому, кто наиболее тесно связан с естественными науками.

− Вода хоть какая-нибудь есть?

Вообще-то, мы сидели на берегу речки, и вода у нас была. Но у алхимика не было то ли сил, то ли желания в нее лезть.

Я молча повела рукой, и от речки, на берегу которой мы расположились, прямо к алхимику протянулась прозрачная полоса — что-то вроде горизонтальной струи из-под крана. Он резко кивнул и окунул в нее руки сразу по локоть, не утруждая себя закатыванием рукавов.

Все, даже Эдмус, выглядели подавленными.

− Закончил? — с едва уловимым отвращением поинтересовался Йехар. Алхимик кивнул и повторил раздраженно:

− Никаких следов. И это был не яд. Тем более не меч или копье. Явно не инфаркт или инсульт. В общем, судя по всему, — так оно самое.

− Сердце Крона?

Он даже не счел нужным на это отвечать.

− Так почему она умерла? — резко спросила Виола. Она появилась в тот самый момент, когда мы увидели мертвую Хсинию. Просто обернулись — а она уже стоит на месте Бо. — Она же должна была просто стать смертной, так?

− Не имею понятия, − огрызнулся Веслав. Его губы подергивались, будто он боролся с искушением наговорить нам кучу неприятностей. — Единственная версия — мы не так поняли объяснение. Сердце Крона отбирает не бессмертие. Оно исторгает бессмертные сущности.

− Разница прямо-таки огромна, − с серьезным видом заявил Эдмус. — И всем, конечно, сразу станет легче, особенно ей — у эйдских врат…

− Молчи, шут! — приказал Йехар. — Ты говоришь о душах?

− Если ты думаешь, что у смертных есть еще бессмертные сущности, — буду рад послушать.

Йехар не ответил. Его лицо стало мрачным до того, что Эдмус тут же высказал версию, будто рыцарь решил сей же час составить компанию Хсинии.

− Это возможно, − сказал Поводырь. — У бессмертных Сердце отнимает вечную жизнь, у смертных — душу. А если коснуться бессмертного дважды…

Не станет ни того, ни другого. Мы сидели, не глядя друг на друга. Хотелось есть, наверное, не только мне, но о голоде никто не заикался. Осознание того, что в ста метрах от нас лежит мертвое тело сфинкса, упрямо твердило, что лучше помереть с голоду, чем поступать, как некоторые народные гулятели на Радуницу. Ну, те что устраивают языческие пирушки на могилах.

Йехар поднялся, потирая лоб.

− Нужно провести похоронные обряды, − проговорил он растерянно. — Жаль, у нас нет никого по стихии земли. Конечно, Глэрион поможет совершить сожжение, но…

Он вопросительно скосился на алхимика. Тот неохотно поднялся.

− Имеется средство.

Впервые с того момента, как мы вышли в этот мир, они не пытались рвать друг друга на части.

Я не пошла. Мне показалось, это будет трезвой оценкой сил. Эдмус остался тоже, напомнил, что терпеть не может крови, а вот Виола отправилась за рыцарем и алхимиком. Их не было долго, но через час их отсутствия там, где лежало тело сфинкса, раздался треск пламени, и языки огня взвились над зарослями кустарника.

− Я-то думал, это будет веселее, − заметил Эдмус, глядя на столб дыма, поднимающийся в небо. — Дружина, я имею в виду.

А мне как раз казалось, что все будет гораздо страшнее, но я не спешила в этом признаваться. Вскоре спирит задумал воззвать к моему аппетиту, к сожалению, он избрал не тот способ: «Слышишь, как пахнет жареным мясом?» − и разговор на этом пришлось прекратить, потому что мне стало дурно. Да и самому спириту не поздоровилось тоже. Но ему уже от меня.

Вернулись наши крематоры, причем двое из троих уже пришли в себя и препирались как ни в чем не бывало.

− …значит, не нужно было сыпать так много! Или ты сам не можешь понять, какая доза требуется для того или иного…

− Хорошенькое дело! Нарвал каких-то дурных веток, не иначе — содержат неизвестный катализатор, а теперь еще я же виноват! Лучше бы у меча своего спросил, почему…

− Не трогай Глэрион!

− Веслав применил какой-то порошочек, − пояснила мне Виола с мрачной улыбкой, − Жахнуло так — спасибо хоть мы далеко стояли. Думали даже тебя позвать, чтобы затушила. Но цели-то мы достигли, да?

Неуместный аромат жареного мяса сменился тем временем горьким запахом гари. Йехар на время приостановил разборку с нашим алхимиком и предложил отсюда уходить.

Пешком. Все равно мы могли перенестись обратно во дворец, когда нужно (хотя сомневаюсь, что там бы нас приняли с распростертыми объятиями). И уж как минимум нужно было пройтись и успокоиться. Может, даже обсудить без лишних ушей то, что мы видели.

Мы пошли по течению реки, и обед в тот день был соответствующим: кроме припасов из дворца Алгены, — рыба, которую я извлекла из воды путем простейших манипуляций со стихией. Веслав предложил к рыбе соль, но, поскольку он ее вынул из одного из каких-то своих карманов, все предпочли невкусное ядовитому.

− Хотите знать, что мне по-настоящему интересно в этой истории? — заговорила Виола, когда первый голод благополучно задавили.

− Не хотим, − отозвался Веслав. — Ясно без того: если не сам Крон ходит и тычет своим сердцем в бессмертных богов — кто это делает? Еще более веселенький вопрос: а зачем? То есть, а зачем кому-то вдруг возрождать Крона? Как-то мне кажется, что большого счастья это не принесет никому. Нет, есть, конечно, садомазохические отклонения у некоторых личностей…

Дальше его никто не слушал.

− Месть? — предположил Йехар. — И мы знаем одну богиню, которая хотела отомстить Зевею: Ата. Она была изгнана с Олимы… она могла слышать клятву Крона и могла заполучить его сердце. Возможно даже, что при этом она сама обратилась в смертную, только не так, как остальные: ее стихия, то есть, обман, осталась в мире в неком растворенном состоянии. Что вовсе меня не радует.

− С чего ты взял, что она стала смертной? — от такой версии у меня дрогнула рука, и жареная рыбка отправилась по воздуху в свой последний полет. Последний — потому что Эдмус заарканил ее своим языком прямо на лету. Церемонно раскланялся, не переставая жевать.

− А-а, нет, она не стала, − вставил он с набитым ртом. — Просто по человеческой еде соскучилась, вот и приползла вместе с дочкой в ту деревню — ну, помните, с гарпиями. Приюта просить. А сама была всесильная-всесильная, прямо шаг ступит — земля дрожит!

Столь логичное умозаключение со стороны шута ненадолго повергло нас в глубокое уныние.

− Дочь Аты, — повторил Йехар задумчиво, − Атея, дочь Аты… это не может быть она? Из мести за мать…

− Так ведь девочке сейчас лет пять-семь, не больше? — напомнила я. — Она была младенцем, когда мать пришла в ту деревню.

Веслав, нервно разминая в пальцах какую-то травинку, пробормотал, что здешние боги созревают быстро. И с пеленок такого могут наворотить, что…

Я припомнила мифы и мысленно согласилась. Аполлон совсем младенцем схватился с драконом. Гермес — это Герем-то — в пеленках угнал стада Аполлона…

Виола пожала плечами с сомнением.

− Думаешь — дочка Аты? Да она, скорее всего, давно умерла.

− Она не умирала, − грустно поправил чей-то голос за моей спиной. Обладатель определился безошибочно по вытаращенным глазам Виолы, отъехавшей челюсти Эдмуса, а Веслав так и вовсе подавился косточкой.

Тано придержал свой меч и уселся рядом с нами. Черный плащ выглядел еще более обтрепанным, а он сам — еще более уставшим.

− Я помню всех, кого приходилось забирать за долгие годы, − заговорил он вполголоса, − героев и детей, стариков и аэдов… Ее не было среди них. Ее матери не было тоже: она не ушла, как простой человек, она растворилась в этом мире до скончания веков. Должно быть, частица ее живет в каждом из нас.

− В некоторых больше, − поправил Йехар. Взгляд на Веслава при этом был мимолетным, но он был.

Посидев немножко в молчании, мы перестали инстинктивно отодвигаться подальше от бывшего бога смерти и переползли обратно на насиженные места. Кажется, никто не собирался нас убивать прямо сейчас.

− Как прошел отбор в стражники? — бодро спросил Эдмус. Тано сокрушенно покачал головой.

− Не взяли. Сказали, что я начисто лишен боевых навыков.

− Сочувствую, − неуверенно выговорила я.

− Ничего, − он даже слегка улыбнулся, − я не очень-то и хотел… Просто мне было бы так привычнее.

Веслав поперхнулся вторично и теперь кашлял так, что вскоре его легкие могли выскочить наружу.

− Помочь? — предложил Тано дружелюбно.

− Не… стоит… беспокоиться, − в перерывах между кашлем торопливо заверил алхимик.

Юный бог смерти осмотрел нас и наконец-то понял, что его присутствие доставляет Дружине как минимум дискомфорт.

− Я пойду, − сказал он тихо. — Я не хочу, чтобы вам было неловко…

− Останься, − попросили мы с Йехаром в один голос к великому изумлению остальных. — Все в порядке.

Тано остался с явным удовольствием и даже рассказал, какая кутерьма сейчас поднялась в Делофах.

− Оракул Апейлона молчит вот уже почти год. Толпы людей стоят на улицах, везде раздоры, стража пытается это усмирить, но у них едва ли выходит. Словом, я бы назвал это…

− Хаосом, − подсказал Йехар. Сомнений, в какую сторону клонится равновесие в этом мире, уже не возникало. — Так ты говоришь, что дочери Аты не было среди мертвых.

Тано кивнул.

− Ее не могло быть среди мертвых, − уточнил он. — Она сама, как и ее мать, обладает бессмертием, и мне трудно вообразить оружие, которое могло бы ее поразить. Разве что… − он мимоходом погладил клинок. − Может, еще жезл Герема — тот, что закрывает глаза умершим. После исчезновения Аты ее дочь была заключена в темницу, потому что вечные мойры предрекли нам великие бедствия от нее. Сам Геферн приковал ее к стене цепями и навечно закрыл дверью своего изготовления. Ни один из бессмертных богов не смог бы переступить запретный круг, проложенный Громовержцем…

− Боги бы не могли? — переспросила я. — А смертные — там бы мог кто-нибудь пройти?

Если глаза мне не врали, Тано выглядел очень смущенным.

− Едва ли… я думаю… скорее, нет…

− То есть, все-таки могли?!

− Откуда смертному человеку знать тайну круга и цепей? — как бы размышляя, заговорил, обращаясь к самому себе, бог смерти. — Откуда знать про семь смертей, про семь сердец, размыкающих темницу?

− Семь… как ты сказал?

В висках у меня застучало. Семь смертей… семь сердец… сердце на пороге темницы, пронзенное стрелой, утро нашего первого дня, мы тогда только вышли из Арки, защитный контур… Веслав говорил, очень сильный…

− Семь сердец? — переспросила я.

− Три открывают круг, еще одно − темницу и еще три — цепи, − бормотал между тем Тано. — Если семь дев пожертвуют жизнями ради этого… ради того, чтобы дать проход, — тогда… но я не помню, чтобы вот так сразу… семь вырезанных сердец… я бы запомнил.

− А если все — в разное время и в разных местах? — рот у Виолы перекосило не хуже, чем у Веслава.

Тано не отвечал долго, впрочем, мы уже знали ответ.

− Такое возможно.

Алхимик хватил кулаком по прогретой траве.

− Отличненько! — гаркнул он, даже не особенно прикидывая, с кем спорит. — Ну, и дали маху эти ваши громовержцы: устанавливать защиту от бессмертных, когда каждый маньяк может заскочить в эту темницу, как к себе на кухню! Они у вас не родственнички Бо, нет?

− Я не помню такой богини, − совершенно серьезно отозвался Тано. — И ведь Непогрешимый в мире один. А нам тоже свойственно ошибаться.

Он поднялся, сказал, что постережет наш отдых, и не спеша побрел по течению дальше. Мы так и остались раздумывать об особенностях местных верований: стало быть, пока простой люд поклонялся Повелителям, у них самих было представление о едином Боге?

Но стоило черному плащу Тано исчезнуть из нашего поля зрения, как мы заговорили хором:

− Тогда, в первый день мы видели ее темницу… − а потом уже продолжили по-разному:

− Там был контур… — это сказала я.

− То сердце на пороге… − Йехар.

− А это я ее нашел! — Эдмус.

− Местность там, кстати, странная, − Виола.

− Хорошенькое дело! — заключил Веслав, нервно ломая пальцы. — Арка нас высадила не где-нибудь, а в самом эпицентре событий, на месте перекоса!

− Наверняка место то же самое, где умерла сама Ата, − как бы про себя продолжила Виола, но эта информация показалась мелочишкой в сравнении с наивным вопросом Эдмуса:

− Ну, вы, конечно, тут такие умные, что у меня волосы выпадают и клыки отваливаются. Но объясните мне, дураку, как эта Атея умудрилась околпачить столько богов? Или они в лицо ее не знали? Или у них этого… как вы его называете… чтобы предвидеть — этого у них тоже нету? То есть, они еще не только ошибаются, а недалеко от меня в этом смысле ушли?

И он постучал по лбу костяшками пальцев. Раздалось глухое «бомм!» как будто стучали в пустой глиняный сосуд.

− Сходи к той темнице, встань на холм да покричи, − посоветовала я. — Спроси Ату, а не ли помогала она дочке после смерти?

Виола вдруг сорвалась со своего места и нервно заметалась взад-вперед, что-то бормоча себе под нос.

− Рисунки помните? — спросила она, останавливаясь.

− Что?

− Рисунки на ее темнице. Правда, я на них смотрела мельком, пока мы обсуждали, как найти человеческое жилье… Помните, там была женщина в окружении фигурок поменьше… еще про опасность было написано, ну, вспомнили?

− Знак метаморфоз, — проворчал Веслав. — Какого веха вы мне его не описали? Если бы я увидел — сразу бы сказал.

− Ты же был занят, − огрызнулась я. — Облизывал камни защитного контура, если сам забыл.

Йехар тоже вскочил и по примеру Виолы заходил вокруг костра. Пару раз он щелкал пальцами, да так, что во все стороны летели искры. Стихия давала себя знать.

− Она может менять личины! Теперь понятно! Она могла стать кем угодно: прелестной нимфой для Зевея, она могла быть среди жриц Гейкаты — для Гээры… Но как же… кто же ее освободил, кто решился на столь черное деяние, какой невероятный злодей?

− А я бы не сказал, что так уж и злодей, − рассудительно заметил шут. − Я бы сказал: полный придурок. Злодей бы все-таки понимал, чем такое может кончиться, а вот если бы кто-то вроде меня или Бо… или вот…

− Алгена.

Алхимик щурился на огонь, и его лицо было зловеще спокойным. Только губы немного подрагивали.

− С чего ты взял?

− Когда ковырялся в архивах по эффекту Медеи, просмотрел на всякий случай здешние карты. Так, память освежить. Так вот, место, где Арка нас выкинула, не особенно далеко от Микеи. Правительницей этих мест является Алгена. И если вы знаете кого-то, у кого мог быть доступ к такому количеству девичьих сердец…

− Еще Гермафродит.

− Который вот так спокойно гулял в окрестностях все это время? Мое мнение: царица, тем более что дальновидные боги наверняка призабыли заткнуть Атее рот, так что она могла очень многого наобещать своей освободительнице. Молодость, например. И красоту.

− И ни того, ни другого ей не дала? — усомнилась Виола.

− Она же дочь Аты, − мягко вставил Йехар. — Да… да, может быть. Страх старости и смерти — одна из самых сильных человеческих страстей, и чего только не творят люди, чтобы избежать увядания! Помним, нам пришлось схватиться с колдуном, который вычитал, что спасти его может лишь печень нерожденных младенцев…

Странника по мирам тактично и в несколько голосов попросили придержать при себе ностальгические воспоминания. Или хотя бы не предаваться им сразу же после обеда. Йехар виновато смолк и коротко подытожил:

− Словом, это может быть она, а может быть некто другой.

− Это легко проверить, − заметил Эдмус весело. − Слетаем обратно во дворец, да и спросим примерно так: а у вас тут, случайно, никто дочку Аты из темницы не освобождал? Или не покупал девичьи сердца в… в… — он завел глаза, подбирая слово, не подобрал и закончил: − чтобы много.

Эта фраза стала началом раскола. Мы еще до встречи с Хсинией собирались к вратам Эйда, а вот теперь нам туда, вроде бы, и не нужно было особенно. Поговорить с Гээрой и Зевеем, заодно расколоть царицу — почему бы и нет? К тому же, туда и идти недалеко, и прибегать к помощи страшной обуви не требуется, а тот путь, второй — мало того что где-то на краю света, так уже звучит-то как! «К вратам Эйда»… и что хорошего нас там может ожидать?

Что ничего хорошего и полезного тоже ничего — полагали я и Веслав. Что хорошего, само собой, ничего, а полезное хоть что-то найдется — считали Виола и Йехар. Эдмус же менял свое мнение каждые десять секунд и потому вообще в расчет не принимался.

После получасового… хм… обсуждения Виоле пришла в голову первая конструктивная мысль с момента раздела мнений.

− Что-то мы жалуемся, что знаем мало, а у нас под боком в каком-то роде бог…

− …смерти, − напомнил Йехар.

− Зато он дружественно настроен. И, кстати, у него же тоже отняли сущность, так что мог бы и поделиться. Не сущностью. Впечатлениями.

В общем-то, все ее поняли, но она выразилась в такой форме, что скривилась сама и сидела, не раскрывая рта. И, уж конечно, добровольцев на разговор с Танатосом сходу не нашлось. Кроме вашей покорной слуги, которая живо смекнула, что еще полчаса обсуждения направления, в котором стоит двигаться, сожгут все ее оставшиеся нервные клетки.

Йехар пытался напроситься меня сопровождать, но я предложение отклонила. Наличие прямолинейного рыцаря с раздвоением личности в этом разговоре почему-то не очень успокаивало.

Тано отыскался у самого берега реки. Он сидел в излюбленной позе поэтов: обхватив руками колени и положив на них подбородок. Меча он так и не снял, и как он сумел принять довольно замысловатую позу с тяжелыми ножнами на боку — для меня осталось неразрешимой загадкой. Больше книг на сайте кnigochei.net От мыслей Тано тянуло печалью, от лица тоже, да и вообще облик у него был отнюдь не сияющий. Это было честно и закономерно: смерть редко приходит, звеня бубенчиками.

− Вы могли не тревожиться, − заметил он, задумчиво глядя на воду, − здесь вас никто не тронет. Сегодня ваш покой охраняю я.

Я села рядом, стараясь все же держаться подальше от меча. Вода притягивала и мой взгляд тоже, я еще в детстве любила смотреть на воду, я даже разговаривала с ней, и мне казалось, что она отвечает. Смешно сказать — мама меня пару раз даже к детскому психиатру водила.

После первого, непроизвольного призыва стихии я больше не говорила с ней, но всегда помнила, что чаще вода жаловалась. И думала потом много раз: может, разница и в этом? Между «стихиями жизни», «стихиями мести» и «стихиями молчания»? Огонь и металл, говорят, никогда никому не жалуются, а воздух склонен к холодному сарказму.

А земля кричит, и ее адепты вечно носят в себе этот крик и желание: вот бы люди услышали, хоть на секунду…

− Ты ведь теперь тоже человек.

− Не вполне. Сердцу Крона трудно отнять все у тех, кто словно разорван надвое. Чья сила распределена, как у Йехара, − пояснил он, будто почувствовав мой недоуменный взгляд. — Его клинок пылает не просто так. Вы ведь заметили, что он не может жить без него?

Еще бы нам было не заметить, когда нашего странника почти хватил сердечный приступ. Дней пять назад, когда нас решил поубивать Нефос, у хижины Герема.

Пять дней? Такое ощущение, что все было то ли в прошлом квартале, то ли в прошлом году.

− Душа и магические силы вашего друга разорваны между ним и его Глэрионом, − Тано говорил шепотом, очень печально, − это его давнее проклятие: он никогда не может расстаться с клинком. Я заметил сразу же, как познакомился с вами. Наше сходство…

Но с кем или с чем он разделил свою силу — Тано не сказал, а мне показалось неудобным спрашивать.

− Мы думаем, что ко всему этому причастна Атея. Кажется, она может менять обличия…

− Она не только меняет облики, − спокойно заметил бог смерти, − от рождения ей был дан дар более страшный: она читает в сердцах смертных и богов и угадывает их сокровенные помыслы. Затуманивает глаза даже вещим…

Кажется, я поняла, как ей удалось заполучить в свою коллекцию Зевея. Достаточно было создать смазливое личико да пальцем поманить. Может, про оракула он потом выдумал, чтобы спастись от праведного гнева супруги.

− А ты?

− А я как все, − печально откликнулся Тано, − не устоял перед ней, и дар предвидения оказался бесполезен.

Горькие складки легли у рта «готичного юноши», и он разом показался мне древним стариком. Тано заговорил тихо, болезненным, прерывающимся голосом, и, пока он говорил, его глаза не отрывались от текущей внизу реки.

− Время, должно быть, бесконечно. И я был рожден на заре времен, вместе с первым существом, что получило смертную жизнь… И я не считал тысячелетий, которые хожу по земле. Это было моей сущностью — каждый день, год от года, век от века… зная, что будешь таким всегда.

Он замолчал, и я не выдержала, задала тот вопрос, который обязана была задать.

− Как это?

И он ответил одним словом:

− Больно…

И потом мы сидели рядом и смотрели на воду еще долго, и я точно знала, что никогда не решусь нарушить это молчание. Но Тано в конце концов заговорил, только голос его теперь стал безжизненным и холодным, как те, которых когда-то касался его меч:

− И долгие годы я мечтал, чтобы кто-нибудь, чтобы появился хоть кто-нибудь — и мне не пришлось бы идти по моей стезе в одиночестве. Кто-нибудь, кто понял бы меня… и пошел бы рядом, но меня сторонились даже бессмертные, которым не грозил мой клинок. Я не удивлялся этому, я понимал, я такой… Обреченный разлучать любящих, кто сможет вынести со мной мой жребий? Но разве я мог запретить себе мечтать? И тут появилась она. Лесная нимфа, что не расставалась со своею свирелью, — она не испугалась, увидев меня, она пошла мне навстречу. Говорила, что ощущает душой горечь моих бесконечных скитаний. Говорила, что готова разделить со мною холод Эйда, если нужно.

Он еще помолчал, потом добавил без тени злости, а только с обычной лирической грустью:

− Она говорила так, что мне до сих пор трудно поверить в то, что она сделала это… − а потом уже почти весело: − Я не жалуюсь. Я даже доволен, но иногда я вспоминаю, что может случиться, если она и далее будет…

Мне очень хотелось уйти и не слышать следующей фразы, которую я предугадала не хуже здешних вещих богов, но Тано не дал мне даже подняться:

− Иногда я думаю: лучше бы она меня убила. Я поверил ей…

Я положила ему руку на плечо, понадеявшись при этом, что он не относится, наподобие Веслава, с отвращением к простому жесту утешения или к слову благодарности. Он не отстранился, и, хотя глаза остались печальными, складка у губ разгладились, передо мной опять был юноша.

− Вы не только отважны, − сказал он тихо и без намека пафоса в голосе. − Сострадать тому, кто отнял столько человеческих жизней, исторг столько душ, а ведь мне приходилось пить жертвенную кровь и у могил младенцев…

− Но ведь это не ты решал, умирать им или нет. Это эти ваши… как их… мойры.

− Быть орудием и не иметь возможности что-либо изменить — хуже стократ, − бог смерти грустно пожал плечами. — Счастливы те, кто может бороться против своей сущности — ты можешь передать это остальным, кто знает, о чем я, — тот поймет. Наверное, ты хочешь спросить у меня, куда теперь лежит ваш путь? Должно быть, к вратам моего дома.

− И ты нас проводишь? — я поднялась на ноги, понимая, что разговор закончен, и только слегка удивляясь такому гостеприимству Танатоса. Дальше удивление пошло по возрастающей — когда Тано покачал головой.

− Пока нет. Не знаю, смогу ли я выступить против нее…

И это мне показалось непонятным, но переспрашивать я не стала. Кажется, этот мир нарвался на крупный парадокс: бог смерти здесь мало того что лирик, но обладает еще на диво нерешительным характером.

Я сделала пару шагов в направлении нашего лагеря, но Тано не шелохнулся. Он обладал какой-то магической способностью провоцировать меня на вопросы.

− Ты ведь потом придешь? Попрощаться?

− Зачем?

− А ты думаешь, это ни к чему?

− Я думаю — это ни к чему. Я думаю, мы все равно еще свидимся.

После этого я сочла за лучшее оставить Тано наедине с его мыслями. Только на полпути к лагерю до меня дошло, что его «еще свидимся» можно понимать двояко, и как раз это не успокаивает. Разумеется, тут моя мысль плавно переползла на зловещую сущность нашего знакомого, и вот тут я сообразила, что обозначал его совет.

− Новости плохие? — осведомилась Виола, едва я появилась на поляне.

− Нет, конечно, разве можно принести плохие новости от такого приятного собеседника? — тут же вмешался Эдмус. Веслав же проявил чуть больше заботы о моем душевном здоровье: перед тем как задать вопрос, накапал в мерный стаканчик успокоительного.

− Он тебя что — послал в финале? — осведомился он, подавая стаканчик.

− Не суди по себе, темный, − нахмурился Йехар. — Несмотря на суть Тано, он как минимум гораздо воспитаннее, чем…

Но я ему договорить не дала: опрокинула в себя успокоительное, вернула Веславу стаканчик и сообщила:

− Послал. И не только меня — нас всех, − и поспешно добавила, глядя в округлившиеся глаза Йехара: − Похоже, в Эйд идти все-таки придется.

Глава 12. Засады, горгоны и загробные врата

Если спросить, из чего составлялось мое впечатление об этой миссии, я отвечу, что в основном из трех факторов.

Первый — Нефос, он подворачивался нам с такой частотой, что хотелось пойти и напинать мойрам, которые наверняка перепутали наши нити судеб, а мы теперь с этим пегасом развязаться не можем.

Второй — сандалии Герема, которые не уставали нас радовать разнообразием своих закидонов.

Третий фактор — наша триаморфиня, основная сущность которой почему-то никак не желала оставаться с нами надолго. Во всяком случае, переместившись, мы по восклицанию «Ай, Эдмус, ты лежишь на моем рюкзачке!» с грустью опознали Бо. Спирит, убравшись с того самого неизменного рюкзачка, незамедлительно предложил блондинку с этой минуты считать основной сущностью.

Засим в действие вступил фактор номер два, и тут мы были не то чтобы удивлены, а просто посетовали на очередную причуду интеллектуальной обувки. Мы-то надеялись оказаться там, где загадывали — у врат Эйда, а вместо этого лежали на дороге, идущей между высокими скалами. Позади скал не было. Наверное, подразумевалось, что дорога ведет к вратам подземного мира, других вариантов не смог измыслить даже шут.

Третьего фактора пока что видно не было, что несказанно радовало. Продвижение по скалистой дороге со множеством поворотов (за которые Йехар, конечно, заглядывал со всеми предосторожностями) и без того не приводило в восторг ни органы зрения, ни ноги, ни тем более душу.

Да еще эти слуховые галлюцинации…

− Веслав, − не выдержала я через полчасика. — Есть у тебя что-нибудь… глобально успокаивающее, но не ядовитое?

Алхимик посмотрел подозрительно. Кажется, существенных изъянов в моем лице не нашел.

− А с чего бы это тебя нужно глобально успокаивать?

− С того, что мне голоса мерещатся. Постоянно. Точнее, шепот.

− Ура! — реакция спирита как всегда отличалась убийственной непредсказуемостью. — Значит, я не сошел с ума, а я уж думал…

− А тебя не успокаивать — упокаивать нужно! — тут же рявкнул алхимик. — Не мельтеши, кому было сказано!

— Так ведь ты это сказал десять минут назад, а у нас, спиритов, плохая память, и…

Зато интуиция у спиритов оказалась ого-го. Шут оказался на высоте в тридцать метров раньше, чем Веслав успел наполовину открутить с флакона крышечку.

− Мы их тоже слышим, − вполголоса сообщил Йехар, поравнявшись со мной. — Наверное, то души, не нашедшие упокоения. В их голосах нам чудятся печаль, и горечь, и удивление при виде живых, зашедших сюда… Они не причинят нам зла, хотя кто знает, что может таить в себе эта дорога.

− Кучу всего, только не ответы на наши вопросы, − хмыкнул алхимик. — Чесслово, не понимаю, что и у кого вы тут будете выяснять? У богов, которые в подземный мир зашились, дорогу спрашивать? Зададите Аиду-Эйду, вопрос: а не встречалась ли ему на жизненной тропке эта Атея? Короче, не вижу смысла.

На мой взгляд, смысла в таком походе тоже было маловато, но я решила сохранить нейтралитет.

− А давайте разделимся? − предложила Бо. — Кто-то пойдет к этому Эйду, а кто-то — к Зевею с Гээрой. Я могу на сандаликах слетать, хотите?

Мы промолчали. Всем хотелось, чтобы Бо была где-нибудь подальше, но такой смерти для нее никто не желал. В том, что блондинку наверняка вынесет не туда, не могло быть сомнений.

Эдмус с удвоенным рвением замахал крыльями — немного ранее он снизился, как только увидел, что в руках Веслава нет никакой опасной с виду посуды — и исчез за поворотом. И тут же вылетел оттуда с визгом:

− Засада, форменная засада!

− Сколько их? — светлый странник с мрачным стоицизмом выудил спирита из-за собственной спины.

− Много, штук тридцать, и все воины, И… ох, они идут сюда!

Еще бы они не шли. Поведение Эдмуса прямо-таки приглашало кого угодно подойти да познакомиться поближе.

Йехар попятился сам и сделал знак всем отступить от поворота. Рыцарь не собирался обращаться в бегство, просто не хотел, чтобы его застали врасплох.

Ну, не знаю… а вот я была бы не против полного отступления

Появились они не торопясь, как будто не хуже нас знали наши силы. Воины в блестящих шлемах и нагрудниках, лица у всех суровые как на подбор, а к пятерым-шестерым определенно можно было подобрать эпитет «разбойничьи морды».

Общим счетом — и правда что-то около тридцати.

Из оружия — мечи, копья, а у многих и луки.

А у меня в арсенале, опять же, только заморозка. Потому как где в такой каменистой местности воды набрать?

Из рядов воинов выдвинулся молодец с бульдожьим лицом и носом картошкой. Поперек носа шел плохо сросшийся рубец.

− Поворачивайте назад, − сказал он коротко.

И помахал на нас рукой, будто хотел отогнать от себя неприятный запах.

− По какому праву вы нам приказываете? — осведомился Йехар.

− Поворачивайте назад, − детинушка явно полагал, что, если говорить то же самое, но погромче, до нас скорее дойдет. — К вратам Эйда вы не пройдете

− Уверяю, мы не собираемся делать ничего, что противоречило бы законам этой страны или законам богов. Мы явились сюда, чтобы предотвратить…

− Поворачивайте назад!!! — грянул хор воинов по знаку своего главаря. Наверняка тот полагал, что мы совершенно глухие.

− Назад? — переспросил Веслав не по-своему мирно. — Да за милую душу, — и тише, нам: − Поищем другой путь, не будем лезть на рожон.

Йехар его или не услышал или услышать не пожелал. А может, как и я, догадался о том, что здешний путь — единственный.

− Нам очень нужно пройти, − дружелюбно обратился он к воинам. — Если вы здесь с целью соблюсти покой богов или сберечь этот проход — вы можете нас сопроводить, чтобы…

Главный поковырял в зубах, потом почесал шрам на носу и медленно покачал головой:

− Какие боги? Мы вас ждали. Вы — поворачивайте назад!

Всё. Вот после такой фразы мы точно обязаны были пройти к вратам Эйда, чего бы это ни стоило. Сомнений в решении Йехара не оставалось.

− Кто поставил вас здесь? — напоследок с оттенком вежливости поинтересовался рыцарь, кладя руку на рукоять клинка.

И едва успел выдернуть его из ножен, когда на нас бросились. Видимо, ответы у воинов закончились.

− Все назад! — крикнул Йехар, отступая одновременно туда, где дорога была совсем узкой. Мы сгрудились за его спиной: свою беспомощность одновременно чувствовали все, хотя за Бо я бы не поручилась, ее такое количество вооруженных потных мужчин, похоже, только радовало.

Первые двое подбежавших с занесенными мечами упали на месте прежде, чем успели довести до конца удар. Движения Йехара иногда нельзя было проследить, только Глэрион, поднимаясь или опускаясь, оставлял в воздухе чуть заметные огненные следы. Третий и четвертый тоже оказались у тех самых врат, путь к которым они сейчас нам загораживали; я высунулась из-под локтя Йехара и заморозила руки еще двум, остальные благоразумно попятились.

− Луки и копья! — велел предводитель.

− Ай, − плаксиво сказала Бо. — Неужели они в нас будут стре…

В этот самый момент в нас, а вернее, в Йехара, который стоял на переднем плане, прилетело с пяток копий. Рыцарь подался назад и несколько раз веерообразно взмахнул Глэрионом. Расплавленные наконечники и изрубленные древки попадали к его ногам. Вслед за копьями на нас обрушился дождь стрел — Йехар создал с помощью клинка практически стену огня, и до нас не долетела ни одна.

− Долго я такое пламя держать не смогу, − вслед за этим порадовал нас рыцарь. Эдмус, который приготовился уже взлететь, оценил дальнобойность луков, посмотрел на свои крылья и раздумал.

И что мне — стрелы морозить или стрелков? Так они для этого должны быть ближе, а не палить в нас с дистанции!

На этом злоключения не кончились: кто-то, наверное, тот самый главарь, пронзительно свистнул, и вдалеке в небо поднялись две крылатые фигуры. Они были похожи на Эдмуса, только вот солнце неестественно отливало на их руках, наделяло их медным жутковатым блеском.

Медные руки. Где я читала об этом? И, может, мне кажется, но у них в полете волосы как-то странно извиваются?

− Закройте глаза, когда подлетят! — я вспомнила и с трудом совладала с речью. — Это горгоны!

− Шут, не смей взлетать! — заорал Йехар, правильно уловив намерения Эдмуса. — Не выстоишь против них вслепую, а посмотришь — станешь камнем!

Он прикрывал ладонью одной руки глаза, Глэрион держал только правой и поэтому все же пропустил стрелу: она вонзилась чуть выше локтя, и огненный клинок опустился, а наши противники рванулись вперед.

Йехара оттолкнул в сторону Веслав — и швырнул несколько то ли ягод, то ли камешков так, чтобы они легли в линию между нами и ними. Из второго мешочка выхватил прозрачный, хрустальный или стеклянный шарик, скомандовал:

− Глаза закрыть! — смешное распоряжение, мои и так были почти что закрыты, а тут я зажмурила их окончательно. Последнее, что увидела — как прозрачный шарик покатился навстречу изрядно удивленным воинам…

Хлоп. Невыразительный, нестрашный звук, а вслед за ним еще два, но тоже в своем роде: бух, бух. Как будто с неба свалилось что-то тяжелое, прямо-таки каменное.

− Открывайте.

Я осмотрелась сначала просто вокруг — все живы, правда, Эдмус так глаза и не открыл. Потом рискнула выглянуть из-за спины остолбеневшего Йехара и удостоверилась, что только немного ошиблась с определением.

Не просто каменное, а мраморное. Обе горгоны — между прочим, сестрицы знаменитой Медузы, хотя я и не помню их имен — разделили участь жертв, которые раньше каменели при взгляде на них. Обе лежали на каменной тропе, обращенные в мрамор, разбитые на части: у одной отломилась голова, у второй только голова и уцелела, а все остальное лежало тут же, неровной кучкой.

А рядом с ними позастывали мраморные воины. Разного цвета, от белого до салатового. С прожилками в самых неожиданных местах: у кого-то на лбу будто цветы распустились, у другого грудь напоминает экземпляр с выставки татуировок. Один с занесенным копьем, но больше — в беге, в едином рывке вперед, с поднятыми клинками, у главаря сбился набок шлем…

Как будто мы попали в Эрмитаж, в зал греческой скульптуры. Только ни одна скульптура не может быть такой живой и такой мертвой одновременно.

− Хотели настоящей алхимии? — резко спросил Веслав. — Получите.

− Что это такое? — я чуть шевелила губами. Радость от того, что мы опять каким-то совершенно невероятным образом выкрутились, почему-то не желала приходить.

− «Горгона», − алхимик нервно, натянуто усмехнулся. — Название в самый раз для здешнего мира. Преображает на атомарном уровне любой живой организм: превращает в мрамор. Только вот радиус поражения великоват, приходится отводами ограждаться.

Он наклонился и поднял несколько тех самых камешков. Припоминаю, что раньше они были белыми, а теперь почернели. Алхимик задумчиво перебрал их на ладони, выбрал один светлый и запрятал обратно в карман. Остальные выбросил.

− Это такой эликсир, да? — поинтересовалась Бо, обходя мраморные ряды тех, кто так поплатился за намерение нас убить.

− Это газ. Мгновенно распространяющийся, и действует тоже мгновенно, да и распадается тоже, так что не бойтесь, не окаменеете. Горгонам — горгонье, надо же, − он попинал носком обуви то, что осталось от крылатых тварей. − Ну так что, пошли, что ли?

И он сделал пару шагов, лавируя между окаменевшими, но Йехар с места не сдвинулся. Он все стоял и смотрел на мраморные ряды, не замечая, что в руке у него так и торчит стрела, и кровь капает на дорогу. На лице рыцаря была гримаса отвращения.

− Если мы каким-то чудом выполним эту миссию, − прошептал он наконец, − я клянусь, темный, мы сойдемся с тобой в смертельном поединке. Как подло… убивать так…

Алхимик высоко вскинул брови, и без того скривленный уголок рта скривился еще больше.

− Это еще что за новости? Ты себя более гуманным считаешь? − и он кивнул на трупы тех, кто успел познакомиться с Глэрионом. — А они, могу поспорить, так не думают.

− Да-да, они сейчас стоят у врат Эйда с остальными и делятся впечатлениями: мол, как лучше, от меча или от…

Попытка Эдмуса разрядить обстановку не увенчалась успехом. Алхимик и рыцарь сцепились ненавидящими взглядами.

− Не путай честный бой с…

− Про честь мне расскажи. Про твою и твоего меча, который металл плавит — и про их честь заодно. Она у них как была — одна на тридцать рыл или несколько?

− Ты поступил как…

− Как призывник Дружины я поступил! — гаркнул алхимик и дернул вверх рукав. — Для чего, думаешь, эти метки, просто так? Это высшая индульгенция! Право воспользоваться любыми средствами для выполнения миссии, о, какие глаза, что, никто не знал, нет? И даже не догадывался? Это оправдание в любом суде магов, а вы думали — нас на смерть сюда послали? Так да не так! Сказать вам, что такое Дружина? Веселенькое сборище из пяти потенциальных убийц, которым поручено истребить определенное количество светлых или темных, чтобы вернуть равновесие. И ваши индульгенции на месте, так что решайте, дело делать или играть в благородство.

Мы молчали в ответ. Отвращение на лице Йехара выразилось сильнее, и, пожалуй, не у него одного. Я никогда не имела ничего против ребят из Темного Отдела, у меня там есть отличные знакомые, и я почти привыкла к особенностям их характера, которые они сами именуют «печатью стихии». Но этот… это…

− Оправдание перед любыми судами, − ровно сказал Йехар потом, − может, даже перед Аркой. Только не перед ним.

И поднял руку к небесам. Веслав ядовито хмыкнул, у него теперь дергалось все лицо, такого феномена я прежде не наблюдала.

− В следующий раз подожду, пока вас всех поубивают, − сухо сказал он. − А потом постою и понадеюсь. Вдруг вам понравится смотреть с того света на то, что будет твориться в этом мире дальше.

Не прибавив больше ни слова, он зашагал, пробираясь между мраморными статуями, время от времени ругаясь, когда за них цеплялась сумка или пальто.

Рану Йехара пришлось бинтовать на ходу. Конечно, без всяких заживляющих эликсиров.

* * *

Что Врата Эйда близко, мы узнали сразу по нескольким признакам.

Во-первых, пейзаж стал мрачнее. Света определенно стало меньше, а скалы над нами сомкнулись теснее, и с них пропали всякие признаки растительности. Сюда солнце не заглядывало вовсе, и Эдмус уверял, что даже небо над дорогой стало другого цвета.

Во-вторых, шепот стал громче, так, что мы начали разбирать отдельные слова. Йехар был прав: это шептались души, которым пришлось самостоятельно искать дорогу сюда, потому что проводника не было. И уж чего мы только не наслушались: хватало и ропота, и грусти об оставленных родных, а некоторые честили Тано и Герема такими словами… мол, отлынивают от работы, надо же.

− А зачем Герема? — удивилась Бо, расслышав несколько особенно ярких словосочетаний.

Ответил Йехар:

− Он своим жезлом смыкает глаза мертвым после касания меча Тано и служит Психопомпом − душиводителем к этим вратам. Но сейчас вы видите сами… Несчастные, − прибавил он, оказываясь, что называется, на своей волне, − им не найти покоя и после смерти!

И неприкаянные души словно напитались его сочувствием и начали становиться видимыми. Это было еще одной приметой: проход уже недалеко. Серые, только немного гуще сумерек, которые здесь царили, тени приближались к нам со всех сторон. Конечно, они все были уже мертвыми, но я себя все равно чувствовала под прицелами множества глаз. К Йехару несколько раз обращались с какими-то вопросами, он кивал головой или качал и шел дальше. Веслава тени почему-то обегали, а к Бо попыталась обратиться душа престарелой женщины, даже руку протянула, чтобы что-то сказать. Наша блондинка взвизгнула так, что сонмища теней разлетелись во все стороны.

− Эти скалы, наверное, столетия не слышали таких звуков, − ухмыльнулся Эдмус. — Ага! Мы прошли по коридорцу, а это, значит, дверь?

Я не сразу рассмотрела то, на что он указывал: зрение здесь притуплялось, да и света стало еще меньше. Оказывается, дорога просто закончилась перед серой гранитной скалой. Массивная расщелина, ведущая внутрь, была закрыта тяжелой каменной плитой — не иначе, как постарался сам властелин подземного мира. На плите довольно коряво было выгравировано греческими буквами что-то вроде: «Сегодня приема нет».

Души за нашими спинами обиженно зароптали. Мне показалось, что в их рядах обретаются те самые воины, которых Веслав обратил в мрамор, и я постаралась держаться подальше.

Йехар тем временем тактично постучал в скалу кулаком. Когда ответа не последовало, повторил операцию уже с инструментами: подручным камнем, сандалией Герема и дубинкой, которую откуда-то приволок Эдмус. Бо подошла и стала помогать, мы тоже, в результате какое-то время Дружина безуспешно ломилась в подземное царство. Варианты себя исчерпали скоро, оставалось только крикнуть: «Сова, открывай, медведь пришел!» − для полного счастья…

Ну, или обратиться к алхимику, поскольку всеми уже было замечено, что у него варианты не заканчиваются почти никогда.

− Взрывать будем или просто открывать? — с готовностью осведомился Веслав, поймав на себе наши взгляды.

Мнения закономерно разделились: два тупых и два рациональных. Можно не говорить, кто какую коалицию при этом составил.

− Ладно, − алхимик порылся в кармане, который он осмотрительно держал открытым. — Всем отойти на дистанцию, если эта плита кого придавит в падении — составите компанию здешним душам.

Мы отскочили назад, а алхимик подошел к плите, держась так, чтобы его не прихлопнуло после касания разрыв-травой. И тут же по другую стороны баррикады что-то зашелестело, зашуршало, и высокий мужской голос произнес:

− Ну, кто там еще? Опять тени?

− Тени-тени, − кровожадно ухмыльнулся Веслав, поднимая разрыв-траву. — Сейчас через этот ваш Стикс такая переправа получится…

− Смертные? — логично удивились по ту сторону. — Отступите от врат Эйда, смертные! Будь вы герои или враги, или всё вместе, вернитесь в свои дома, чего бы вы ни искали! Ибо здесь собрались могучие боги, дабы решить судьбу вашего мира…

− Собрались, сидят и в кости играют, − обиженно пробурчал Эдмус, − пока мы тут с этой самой судьбой разбираемся… Давай сюда своих богов! Дело есть.

По ту сторону запнулись, но тут же продолжили как ни в чем не бывало.

− Кто вы? Зачем отыскали тропу, по которой ходят лишь умершие? Отступите!

− Мы из Равновесной Дружины, − Йехар явно полагал, что лучшее сейчас — говорить правду. — Пришли сюда не по своей воле: мы призваны… Откройте врата, чтобы мы могли поговорить с кем-либо из ваших богов.

Но вместо любезного приветствия из-за скалы глухо донеслось буквально следующее:

− Уходите прочь, дружинники! Здесь никто не будет говорить с вами! Уходите прочь, а то мы… мы…

− Мы собаку спустим! — добавил голос побасовитее, но такой же панический.

Я подергала Йехара за рукав и метко лягнула Эдмуса — очередная просьба помолчать.

− Надо бы потише. Если они на нас выпустят Цербера…

−А пускай выпускают, − прохрипел шут, прыгая на одной ноге. — На их Цербера мы выпустим нашу Бо! Так он от нее через небо, как Нефос, смоется.

Рыцарь кивнул и пояснил все так же зычно, но сильно смягчив голос:

− Вам нечего нас опасаться. Мы сами пришли за советом, который, может статься, поможет и вам тоже. Понимаете, мы не знаем своего пути и хотели бы узнать, куда нам отправляться в дальнейшем…

− Ах, отправляться? — обрадовались из-за скалы. − А вы отправляйтесь-ка…

И нам был со всем греческим темпераментом обрисован наш будущий маршрут на ближайшую неделю (с точностью до «куда свернуть»). Тени — и те приумолкли, а один из бывших стражников совершенно ясно высказал мысль, что «это было достойно богов!». Мы не всё поняли, но после того как осознали…

Веслава нам пришлось держать вчетвером.

− Да что ты им сделаешь, они там кто не бессмертные — мертвые все!

− Мертвых… не трону… − алхимик методично старался вырваться или хоть незаметно дотянуться до одного из карманов. − Но бессмертные умереть захотят в самом ближайшем будущем! Пустите руки!

− Кто ты, который позволяет себе такие оскорбления в сторону Дружины? — поинтересовался Йехар. Мимоходом он выкрутил алхимику кисть и был отправлен по адресу даже более дальнему, чем тот, по которому нас послали только что.

− Никто, − с хитрым смешком отвечали из-за двери.

Наверное, если бы в этот момент мне не пришлось удерживать Веслава от убийства, правда, теперь уже нашего рыцаря, я бы сообразила быстрее. А так только потом додумалась:

− Одиссей, что ли?

За каменной дверью смешались и попытались открутиться:

− Нет!

И тут уж я взорвалась не хуже алхимика:

− Знаешь что, Лаэрт твой папа?! Наплевать мне, как тебя зовут по-местному! Циклопа ослеплял? Про то, что тебя зовут Никто, — циклопу врал? Ну, и не ври одно и то же два раза, морда Итакская!

Здесь я себя чувствовала как рыба в воде: «Одиссея» − это из любимого и зачитанного до дыр. Я могла бы, не сходя с места, перечислить имена половины нехороших женихов, которые пытались свататься к верной Одиссеевой Пенелопе. И это не предел.

Прочих, однако, поразило не мое владение информацией. Бо повернулась к Веславу, озабоченно нахмурила брови и поинтересовалась:

− А ты ее покусал, да? А от этого есть противоядие?

По ту сторону тоже какое-то время царило молчание, а потом меня с тоской поправили:

− Йитокская. Вы не оттуда сейчас?

− Чего нет — того нет, − буркнула я так, чтобы меня услышали.

− Жалко… − загрустили из расщелины. — А боги к вам не выйдут, не думайте.

− Что так? — громко поинтересовался Веслав. — Боятся?

− Наши боги бесстрашны, чужеземец… − из-за каменной толщи долетел смешок, и потом уточнение: − Потому что только чужеземец мог сказать такую глупость. Может статься, ты еще и безумец?

− Это кого он психом назвал?! — вскипел алхимик, выхватывая разрыв-траву. Мы не успели его остановить, да и останавливать оказалось не нужно: скала осталась скалою, и, наверное, была толщиной куда больше Веслава, хотя хихиканье здешнего Одиссея слышалось с замечательной четкостью. Ну, да местные Повелители еще и не на то способны.

Йехар вполголоса посоветовал алхимику использовать разрыв-траву вместо кляпа, а сам шагнул вперед так, будто надеялся, что его лучше услышат или лучше поймут.

− Почему они к нам не выйдут?

− Потому что держат совет о судьбах смертных, и ничто не должно их отвлекать, − ответил басовитый голос. Рядом тем временем хихикал Одиссей.

Все ясно. Банально, стало быть, боятся. И нас, да и вообще. И ведь, судя по моим расчетам, не такие уж трусливые представители пантеона тут собрались, так нет же…

− Их не должны отвлекать даже эти самые судьбы?

Из-за скалы донеслись два вздоха. Один как будто говорил: «Ну, что вы меня-то мучаете, я тут не больше вашего понимаю…» Второй разумел в виду другое: «Да я все понимаю даже лучше вас, но вот помочь вам все равно не могу».

− Мы туда, кажется, не попадем? — спросил Эдмус, усиленно пытаясь изобразить Бо. Даже ресницами хлопал очень похоже. Некоторые тени не удержались от смеха.

− Не факт! — отрезал Веслав. — Если разрыв-трава не действует — есть и более… радикальные…

− По-твоему, если мы тут Хиросиму устроим, боги нам обрадуются? — я постаралась, чтобы голос звучал невинно, но фраза должна была подразумевать массу всего: и трехголового пса Цербера с драконом вместо хвоста, и Стикс, через который нам каким-то образом надо переправляться, а что с перевозчиком делать? И чудовищ подземного мира.

Алхимик немного утихомирился. И то сказать, скала над нами выглядела так, что взорвать ее, конечно, можно было… но тогда девяносто процентов — за то, что ход в Эйд будет завален навсегда. После чего всемогущие боги, можно поспорить, тоже нас по головке не погладят.

Пока мы решали, останется ли подземное царство в том виде, в каком есть сейчас, Йехар и Одиссей пришли через стенку к кое-какому взаимопониманию. Наверное, потому что оба были странниками, только в разных масштабах и по разным причинам.

− Я хотел бы увидеть ваши лица, − через стенку вещал бывший царь Итаки, − давно я уже не видел живых… Но нам нет отсюда хода — никому из нас. Скала эта сдвинется с места, только если вздрогнут здешние стены, а они стоят незыблемо.

Йехар скосился на Веслава. Тот пожал плечами. Эдмус наобум пнул гранитную стену, отскочил с воем, зато подтвердил сразу:

− Незы-ы-ы-ыблемо…

Разговор зашел в тупик со всех сторон, кроме стороны Бо.

− А у вас там никого нету, чтобы по сердцам? — поинтересовалась она вдруг. — А то тут ходит какая-то бяка и у всех души забирает, или не души, ну, или не бяка, и я вообще не очень-то все понимаю, но…

Краем глаза я заметила, как из сонмища теней поспешно ретировалась тень сфинкса: Хсиния и после смерти не выносила блондинок.

− … тут какое-то Сердце Трона, и с ним чего-то надо сделать, потому что пока оно так, как сейчас, — это нехорошо, ну, вы же поняли?

− Чего ж тут неясного! — в гробовом молчании радостно откликнулся Эдмус. Из-за скалы сначала долго не отвечали, а потом несмело уточнили:

− Вы точно из Дружины?

− Дай-ка я, − буркнул Веслав, подавшись вперед, но в него вцепились буквально все. Если он сейчас заговорит в стиле своих бесед с Хсинией — Одиссея по ту сторону скалы удар хватит. И плевать на то, что он мертвый.

В результате сомнительная честь давать объяснения по поводу происходящего в стране беспредела выпала мне. Я старалась быть предельно краткой, источников информации не называть, догадок не приводить, поэтому получилось примерно так:

− Легенду о Сердце Кроне знаешь? Так вот, мы думаем, этим сердцем завладела дочь богини обмана Аты и с его помощью отнимает бессмертие у богов. Хочет возродить Крона. И что с этим делать — мы решительно не знаем, так что, может, подключишь хитрость вашу хваленую и посоветуешь что-нибудь такое спасительное?

− Хорошо, − покладисто отозвался Одиссей, − но вы дадите мне клятву…

Вся наша компания, ни слова не говоря, отвернулась от Врат Эйда в дружном намерении утопать куда подальше. Кстати, это был второй раз, когда мы действовали синхронно.

Видно, царь Итаки, хотя нас и не видел, но что-то такое почувствовал, потому что откликнулся милостиво:

− Хорошо, смертные гости, мой совет вы получите без клятв. Устройте для коварной Атеи хитроумную ловушку, и, когда она в нее попадется, − вы сможете уничтожить то сердце, которое такими бедами грозит нашему миру…

Веслав со стоном закатил глаза. Вообразил себе новый проект Троянского коня, наверное. Может, еще Нефоса взять вместо модели? Троянский пегас — куда ни шло…

− Ловушку? А чем, скажи на милость, можно привлечь…

Алхимик замолчал. В самом деле, приманка очевидна: парочку бессмертных нам бы… или хоть слухи о них пустить — и можно пробовать. Но тогда возникает другая проблема:

− А что нам делать, если мы ее поймаем? Если, например, это Сердце мечом — оно бух — и нету?

В ответ на вопрос Эдмуса за каменной стеной долго давились сначала воздухом, потом, кажется, смехом. Потом Одиссей замолк, а на передний план выступил тот голос, что был пониже:

− Сердце Крона нельзя истребить. Лишь стрелы могли бы помочь здесь: стрела Громовержца сковала бы его ярость страхом пред сыновьей мощью. Но далеко теперь Зевей, и пуст его колчан… Крон же жаждет мести, забыв, что, как в древние времена, глотает он своих детей. Если поймет он и вспомнит свое родство — утихнет его неистовый гнев и смирится дух. Теперь уходите. Я, прорицатель Тиресс, сказал, что мне было ведомо.

Так значит, рядом с легендарным Одиссеем стоял не менее легендарный Тиресий… С таким авторитетом трудно было спорить: мы развернулись к выходу. Сделали это тем более вовремя, что уже начинала спускаться ночь, и в этой ночи тени становились словно материальнее с виду. Нет, против той же Хсинии я ничего не имела, но к нам уже пробивались в первые ряды те самые ребята, которые остались позади стоять мраморными статуями…

Только вот они замерли, не дойдя до нас, когда на нашем пути возникла еще одна тень.

Женщина эта казалась живой: она была ярче душ, которые окружали ее — и все же выглядела старше их всех, может, из-за тяжелого посоха. Он тоже казался слегка призрачным, как и она сама.

− Все написано на ее темнице, − ее голос был нездешним, далеким, как и ее взгляд, − все написано на ее темнице…

И отвернулась от нас, будто спешила куда-то. И не думайте, что мы не пытались узнать, кто она такая и почему заговорила с нами, и что вообще сказала. Мы очень даже пытались, но, понимаете… она просто растворилась.

Глава 13. Стрелы, Харибда и немного дайвинга

− И что же было на этой чертовой стене?

− Веслав, отстань, пожалуйста. Я спать хочу.

− И я хочу, и все, кстати, хотят тоже, но, поскольку в этом мире завелась своего рода бессмертная маньячка, — скажешь, что я задал нелогичный вопрос?

− Нет, ты задал его в нелогичное время!

Даже в нецензурное, и, хотя часы мои я так и не поставила по местному временному поясу (просто не знала, какой пояс), время уже заполночь. А если припомнить, что день выдался совершенно безумным, а предыдущий день был почти таким же, — понятно, почему я отключилась сразу, как мы отошли от Врат Эйда на безопасное по меркам Йехара расстояние. И понятно, почему мне сейчас очень хочется пнуть заразу, которая поставила в ночной дозор алхимика.

− Ну, почему я-то?!

− Потому что ты — типичный обыватель по умственному развитию, а разговаривать с теми, кто ниже среднего уровня, бесполезно заведомо.

− Поговори с Йехаром, − я все же нашла способ мести за такого дозорного.

− Я бы с удовольствием, да он занят — обнимается во сне со своим мечом так, что того и гляди…

Огненная полоса прочертила ночь. Алхимик безмолвно шарахнулся в темноту. Йехар, стоя на жидкой травке в полной боевой готовности, с пылающим Глэрионом, спокойно огляделся по сторонам.

− Кто-то что-то сказал о моем клинке? — осведомился он, зевая.

− Надо же, − прошипел алхимик из мрака. — Ты со сна двоиться перестал. Еще немного — и на людей кидаться перестанешь.

− Не припомню, чтобы я когда-нибудь кидался на людей, − выделив последнее слово, ответил странник. Меч погас, Йехар спрятал его в ножны. — Если не можешь спокойно стоять в дозоре, — разбуди кого-нибудь и попроси тебя сменить, а не…

− А? Что? Кого сменить, я готов прямо сейчас! — в двух метрах от меня из высокой травы выскочила растрепанная голова шута. — Смотреть сны обещаю сплошь одним глазком, правда, тогда они мне будут сниться половинчатые, вот кошмары-то получатся. Но чего не сделаешь ради компании!

Веслав почувствовал себя в какой-то мере виноватым.

− Ладно, спите себе! Могу дать снотворного и расшаркаться, что разбудил, — сойдет?

− Не сойдет, − мрачно отозвался Йехар, у которого сна уже тоже не было ни в одном глазу, − ты лучше сам его выпей. Говоря откровенно, нам так будет гораздо спокойнее.

− Ха, − сказал алхимик и уселся на свое место, − я сейчас половину своих ядов могу вылакать — и глаз не сомкну. Темница эта проклятая из головы не лезет, да и… вообще.

К моему удивлению, Йехар медленно кивнул и принял такое положение, чтобы разговаривать было удобнее. Покосился на почти затухший костер, но разжигать его вновь страннику было лень, так что он просто опять достал Глэрион. По мечу побежало теплое оранжевое пламя. Йехар задумчиво погладил лезвие, не обращая внимания на то, что его рука при этом проходит сквозь огонь.

− Возможно, ты прав и нам стоит поторопиться со своими суждениями, − заговорил рыцарь. − Я чувствую, что времени с каждым часом остается все меньше. Что-то надвигается…

− Очень драматично, − фыркнул Веслав. — Так что было на стенах темницы?

− Я спать хочу! — вставила я жалобно.

− А я нет, − бодро отозвался Эдмус. — А на той стене было много всего: рисунки всяких женщин и письмена, и я еще помню, что мы из этого ничего не поняли, так что завтра придется лететь и проверять, и, если мы не поймем все это во второй раз — вот это будет по-настоящему весело, потому что…

Все скривились, но заставить шута примолкнуть у нас не было никакой возможности: он осмотрительно выбрал себе место так, чтобы до него нельзя было дотянуться. Разве что добросить тяжелым подручным средством, так он же и сандалии Герема с собой забрал, а другим чем-нибудь — жалко.

− Мы думали над этим, − заметил Йехар. — За время скитаний по мирам мы повидали множество странных символов и надписей… Многое там можно было прочесть — и уверяем, ничего о Сердце Крона не было. А уж о том, как его уничтожить…

− Плохо, значит, смотрели.

− Всеми глазами, что были у нас в наличии.

− А двери? А если там будет что-нибудь внутри?

Пришлось вмешаться, потому как я всей душой желала, чтобы этот спор поскорее закончился.

− Но ведь та тень… помнишь, сказала — «на ее темнице», а не внутри. Так что…

Алхимик нахмурился, но не ответил и пробежал взглядом мимо меня. Пытался, как и мы, связать сказанное Тиресием с тем, что мы услышали от чьей-то души.

− Кто она такая, вообще? — наконец вспылил он. — И какого черта лысого перед ней тени расступались?! Достала, что называется, и у Врат Эйда…

− Умершая прорицательница, − мне это не казалось таким интересным. — Вроде Тиресия, только женского пола… ну, что ты, в самом деле! Вернемся завтра утром, рассмотрим темницу заново, хочешь — ты и внутрь залезешь…

− И будешь лазить себе и по стенам, и по потолку, − сообщил Эдмус и на всякий случай отполз по траве от алхимика на пару метров, − а потом поймешь, что единственным сердцем, какое было вообще у этой самой темницы, было живое и человечье, на пороге. Ну, которое мы видели, помните? В нем еще стрела торчала — такая длин…

Веслав вскочил на ноги с видом Архимеда, который сейчас выдаст свое «Эврика!» Но выдал, конечно, другое:

− Я болван! Вот же он, символ и объяснение, под носом у нас и на пороге! Да не о рисунках же говорила эта старая… кто она там, готов себе дать на отсечение… − тут алхимик с сомнением посмотрел на свои тонкие пальцы и закончил: − …карман.

− А его нужно казнить с церемониями или просто отгрызать? − уточнил спирит, но шута никто не слушал.

− Что-то я не поняла…

− Что-то я не удивлен! — огрызнулся алхимик нетерпеливо. — Слова Тиресия вспомните! Когда Крон вспомнит своих детей и всякое такое… ну, словом, чтобы он резко подобрел, раскаялся и полюбил весь мир разом, а детишек и разом, и по отдельности. Значит, есть еще одна стрела, кроме Зевеевой, которая подействует на Сердце Крона, он и про стрелы-то во множественном числе говорил…

− Про Аполлона вспомнил или про Эрота? — поинтересовалась я, потому что эти двое богов были прославленными стрелками. — Раз про то, чтобы полюбить — это Эрот, как его по-местному? Эроот.

− Папа Крон влюбится в Гээру… − хихикнул Эдмус. Алхимик метнул на него яростный взгляд, и шут тут же плюхнулся в траву, прикидываясь невинно убиенным.

− Стрелы Эроота могут вызывать не только любовь как влечение, им доступно это чувство в самом широком диапазоне понимания. К примеру…

−Знаешь, лучше кричи, − попросила я. — Когда ты начинаешь занудствовать, меня с души воротит. Ясно. Нам нужна стрела Эроота, которой мы должны пронзить Сердце Крона. Которое неизвестно где, и мы не совсем понимаем, как оно выглядит. Так?

Йехар коротко склонил голову. Соглашаться с мнением алхимика громко ему не хотелось.

− Возможно.

− Тогда у меня простой вопрос: а если мы все-таки найдем Атею, — она нам сразу отдаст Сердце?

− Конечно, нет, − отозвался из травы спирит. — Она его спрячет за спину и попросит угадать, в какой оно руке.

− Мы полагаем, что добровольно дочь Аты нам не отдаст ничего, − мягко заметил Йехар. − Едва ли это в ее характере. Однако едва ли она способна причинить нам большое зло: опасаться следует не ее лично, а ее способностей. Вспомните рассказ Тано…

Он примолк, чтобы мы успели вспомнить. Слова бога смерти я передала им еще на пути в Эйд, кроме пары фраз, которые показались мне непонятными.

− Атея, − заговорил Поводырь опять, − читает в душах людей и привлекает их на свою сторону тем, что предлагает выполнить их заветные желания. И смена обличий только помогает ей в этом. Посему нам следует бояться при этой встрече лишь своих слабостей.

Алхимик фыркнул в кулак, но уточнять свой фырк под гневным взглядом Поводыря не решился. Йехар продолжал:

− И поэтому нас волнует прежде всего не столкновение с самой Атеей, а то, что пока мы не видим возможности раздобыть стрелу Эроота.

На сей раз странник не сказал ничего нового. Просто выразил вслух то, что дошло уже до всех: если бог любви стал человеком, его стрелы пропали вместе с его сущностью. Если же он заперся с остальными в Эйде… ну, тогда нам предстоит еще один увлекательный вояж, только теперь в обратном направлении. Будем надеяться, что Одиссей с Тиресием соскучиться не успели. И что нам вообще кто-нибудь ответит, иначе и подземное царство, и богов, которые там укрылись, ждет потрясение. Во всех смыслах. Терпение у Веслава короткое, а взрывчатка, кажется, все-таки есть.

− Между прочим, я уже полчаса умираю, а меня никто не спасает! — возмутился Эдмус, опять высовывая голову из травы. — Значит, завтра мы вернемся перемолвиться словечком с Хсинией? Или, может, постучим и позовем Тано?

− Чего тебя спасать, тебя добить легче, − проворчал алхимик, подкладывая веточки в тлеющий костер. — Легче было бы сперва слетать к Алгене. С царицей поговорим об освобождении Атеи, да заодно уж Зевея спросим, вдруг он точно знает, что случилось с Эроотом. А тащиться опять в Эйд без надобности…

Я смотрела на Йехара: тот явственно колебался, но не потому, что трудно было принять решение. Ему, как и мне, больше импонировал второй вариант, но что же, прикажете с этим алхимиком до бесконечности соглашаться? Да ведь он и так уже наглее некуда, а скоро его унять совсем невозможно станет!

− Мы решим утром, − в порядке компромисса заявил Йехар наконец. Посидел еще немного молчаливо и признался, уже от первого лица: − Я ощущаю нечто странное в этой истории с Атеей. Нечто невольное, словно не все здесь зависит от нашей противницы. Да, она причинила много зла, и все же у меня такое чувство, словно иногда ее что-то просто толкало вперед. Или она не могла остановиться…

− Счастливы те, кто может бороться против своей сущности, − пробормотала я. Светлый странник бросил на меня заинтересованный взгляд.

− Кто сказал тебе это?

− Тано, конечно, − Веслав нервно передернулся, сунул руки поближе к огню — и тут же с проклятием отдернул, когда митенки начали тлеть. — Известная такая песенка о том, что легче вечно разрываться надвое, чем быть окончательно обреченным и эту свою обреченность оплакивать.

− М-м… − неопределенно заметил Йехар, глядя на свой клинок. Я невольно вспомнила слова Тано о том, что Глэрион — в какой-то мере проклятие нашего рыцаря.

− Ты не согласен? — я обращалась к Веславу, потому что Йехар явно ушел в себя и на вопросы бы не среагировал.

− Я? Я — иду спать, − алхимик решительно завернулся в плащ, сунул под голову сумку и улегся неподалеку от костра. Его своеобразное пожелание спокойной ночи донеслось до меня уже невнятно:

− Философию разводите сами, если хотите!

Вот и понимай его как знаешь. Правда, еще для размышлений имелся Эдмус, который уже третий раз тихонько спрашивал со своего места, не хочет ли кто-нибудь услышать его мнение… но если бы я поддалась на эту провокацию — не уснуть бы мне до утра.

Дежурить остался Йехар. Причем он сам этого даже не заметил: открытыми глазами смотрел то ли в ночь, то ли в прошлое. Очевидно было, что спать он не будет.

− Так будете вы у меня мое мнение спрашивать?!

Шут с легкостью увернулся от удара локальной заморозки и обиженно заметил, что я могла и просто пожелать спокойной ночи.

Утром все встали в таком настроении, что знак высшей индульгенции на руке мог бы прийтись весьма кстати. Лично мне попросту хотелось кого-нибудь убить, а конкретно: сперва Веслава, который разбудил посреди ночи, потом Эдмуса — за просто так, и наконец − Бо, которая не только не проснулась во время ночного разговора, но и сейчас спала как ни в чем не бывало и всей безмятежностью своего вида являла гибкий контраст с нашими хмурыми физиономиями.

Да и утро еще выдалось не по-гречески сырым. У меня создалось не самое лучшее впечатление, что я вернулась в Питер, и не у меня одной.

− Как домой вернулся! — вздохнул Эдмус, отряхивая крылья от росы. — Вот сейчас, кажется, на тебя из кустов крякодуглы и полетят, − он потрогал клыки, − в такую погодку мне хочется прокусить кому-нибудь горло.

− Мне тоже, − я со значением посмотрела на алхимика.

− Не стесняйтесь, Дружина не обеднеет, − огрызнулся тот от костра. — Можете друг другу хоть головы поотрывать, я от радости пару раз пройду вприсядку.

Если мы просто были в плохом настроении — Веслав определенно пребывал в настроении необъяснимого взвода.

− Темный, − морщась, заговорил Йехар. — Мы хотели бы тебе сообщить, что ты производишь шума больше, чем шут. И мы хотели спросить тебя: куда это делся наш походный котелок?

− Ваш походный котелок кипит на огне в полутора метрах от вашего носа, и, если вы с Глэрионом его не видите, — можете в этот котелок носы и сунуть, правда, это, скорее всего, вызовет такую реакцию, после которой ваши носы окажутся в одном месте, вы — в другом, а котелок — в третьем!

− Предупреждаем тебя в таком случае: если ты впредь попробуешь использовать наше имущество для проведения своих злодейских обрядов…

Моя хмурость при виде этой сцены начала потихоньку уходить.

− Что это с ними…

− Это ты о чем? Вроде, все как всегда, − Эдмус уже успел отловить какую-то лягушку, и теперь неторопливо ей закусывал. − Ну, может, это на них так погода влияет, или то, что ты про борьбу со своей сущностью сказала вчера, я не знаю. Я-то со своей сущностью не борюсь: я цельный, как кусок…

На этом речевом обороте он понял, что зашел в тупик, поискал среди своего языкового запаса и неуверенно договорил:

− …камня.

На самом деле я была уверена, что знаю причины всеобщей нервозности получше спирита. Если нам придется возвращаться в Эйд… Да и путешествие к царице Алгене нельзя назвать туристической прогулкой: непонятно, как она нас встретит, если мы обратимся к ней с вопросом, а не освобождала ли она дочь Аты из темницы.

Неподалеку села Бо. Встряхнула головкой, поморгала голубущими глазами, деликатно зевнула и поинтересовалась:

− А я успею причесаться, пока мы пойдем к Герему?

Йехар отвлекся от свары с Веславом и посмотрел на меня глазами, которые были менее голубыми, чем у Бо, зато наполненными бесконечной печалью. Вот, говорилось в его взгляде. Я, заслуженный светлый странник… а меня… а теперь вот… ну, что это за кадры, скажите мне, пожалуйста?!

− Бо, − я старалась, чтобы мой голос прозвучал терпеливо, но у меня получилось нечто вроде тона командующего расстрелом: «Раз, два, три — пли!!!». — При чем тут вообще Герем?!

− Ну, как при чем, мы же к нему собирались за этой стрелой… Эро, как там его… У него же была стрела, он же ее еще Веслу хотел продать, да? А Весл говорил, что сам может его в рог влюбить, если надо. Только меня тогда не было, а была эта дурында, которая теперь баиньки.

Это она про Виолу, отметило подсознание мимоходом. Две натуры друг друга не очень-то любят, могу поспорить, что пантера недолюбливает обеих. Сознание тем временем находилось в ступоре от услышанного. Йехар уставился на блондинку с приоткрытым ртом. Веслав тоже, веко у него дергалось, а рука в такт умудрялась машинально помешивать то, что варилось в котелке.

− Ой, − расстроилась Бо тем временем. — У меня курточка вымокла, и погода сегодня плохая. А поесть мы успеем? Если не успеем — я никуда не поеду.

Завтракали мы молча. Подавать реплики не осмеливался даже Эдмус, он косился на Бо с тайным ужасом, как будто опасался, что она тут же преобразится в Атею, дочь Аты. Единственным нарушением тишины был щебет самой Бо: ей было невдомек, как она нас озадачила. Да еще Веслав, когда завтрак был закончен, кивнул на котелок и высказался лаконично:

− Всем по порции, − и, не давая нам задать вопрос: − Энергетический тоник. Иначе загнемся мы тут с таким графиком.

Учитывая напряжение предыдущих дней, его можно было понять. От питья не стал отказываться даже рыцарь. Не таким уж оно было противным, просто приторным и слегка отдающим шоколадом и какими-то травами. А серость утра вдруг отступила на второй план, и в жилы будто влили чистую энергию. Я сжала и разжала кулак — ого, да теперь я бы смогла выполнить и «Ледяное Лезвие», хоть по уровню я до него еще не дошла!

− А теперь мы к Герему, да? — допытывалась Бо, не понимая, почему все молчат, отводят от нее взгляды и выглядят чрезвычайно смущенными.

− К Герему, − пробормотал Йехар и первым сунул ноги в сандалии, которым на сей раз нужно было перенести нас к предыдущему владельцу. Через полминуты, когда сетования на отдавленные ноги и нечаянные толчки смолкли и все устроились, рыцарь повторил уже в полный голос и уверенно: − К Герему!

И мы взлетели…

И после перемещения с трудом устояли на ногах. Я бы и не устояла, если бы в меня мертвой хваткой не вцепился Йехар и не прислонил к краю обрыва.

Потому что мы стояли на узкой тропке на обрыве над бездной.

И бездна эта была неспокойной.

Метрах в пятидесяти под нашими ногами бушевало и клокотало море. Как будто кто-то подогревал его на очень большом Глэрионе. И, только присмотревшись, можно было увидеть какую-то жуткую систему в этом клокоте: моря как будто становилось больше, оно подступало все ближе к обрыву, облизывало скалы, словно там, на дне, прорвало невидимую трубу.

− Это, по-твоему, лавка Герема? — немедленно взъярился Веслав за нашими спинами, но ответ был понятен и без него: мы ведь не в лавку хотели переместиться. К самому Герему, так что спасибо еще, что на Олиму нас не забросило!

− Мои сандалии! — умиленно послышалось впереди, и из сплошной пелены водной пыли выступила фигура.

Бог торговли смотрел все так же подкупающе, а улыбался все так же мило. Борода его на этот раз благородно серебрилась.

− Так значит, они еще действуют? Странное открытие. Последний герой, которому я их одолжил… ну, словом, вернулись они без него. И раз уж…

Последние его слова перекрыл жуткий плеск внизу. Волны взлетели так, что обдали брызгами нас всех. Море ощутимо прибывало, пенилось, зажатое в узком проливе, оглушало ревом.

− Что? Что? — переспросил Йехар.

− Ничего! — громко и радостно просветил его Гермес. — Подождите, она сейчас утихнет, и мы сможем говорить спокойно!

Она? Никто ничего не спросил, и все разом посмотрели вниз. Я сглотнула и прижалась к мокрой каменной стеночке плотнее. Ощущение, что ты стоишь над одним из главных кошмаров этого мира, знаменитой Харибдой, которая, к тому же, действует еще и в твоей стихии, повышению уровня хороших предчувствий не способствовало.

− Мы искали тебя! — прокричал Йехар, решив не ждать затишья. — Мы знаем, что за беда стряслась с остальными богами и знаем, чем это может грозить вашему миру. И ты можешь помочь.

И все тут же приготовились торговаться. И подумалось как-то: зря все же Йехар сделал ставку на благородство этого типа, зря сам завысил цену, пойдя напрямик. Герем − бог, конечно, но в первую очередь — торговец. А когда этой кастой правили благородные помыслы, скажите мне?

Правда, скрыть наши мысли и намерения от божества у нас все равно бы не хватило сил. Невольно приходилось играть в открытую, да так и лучше. По крайней мере, мы сами себя не чувствовали торговцами.

Водная поверхность успокоилась, но только на несколько секунд. Вслед за ними вода начала исчезать с неприятным чавкающим звуком, как будто прочищали замусоренную раковину. Мне показалось, что я вижу за воронкой огромную жадную пасть и бездонное горло.

− Помочь? Чем? — удивился Герем. — Пойти с вами и драться на кулаках? Против ее наемников? Против той, кто владеет сердцем моего дедули?

− Нет, − Йехару все еще приходилось ощутимо напрягать голос. — Сражаться тебя никто не заставит, нам просто нужно…

− Всем что-то нужно, − философски отозвался Герем. Сегодня он не пытался менять сущности и беседовал с нами в одном-единственном, благодушном состоянии. — Нужны кусочки от пояса Аротмиды или ногти муз, или слюна Кербера, ах, друзья мои, до чего же я устал торговать артефактами. Я избавился от большей части, правда-правда, что-то побросал в жерло вулкана, что-то сейчас на дне пропасти, осталось… ну, вот…

В руках его появилась тонкая, незаметная с первого взгляда, как солнечный лучик, стрелка. Она могла бы согнуться от одного движения пальцев бога торговли, а он еще держал ее в руках нарочито небрежно. Ее так легко было бы стереть в порошок, и казалось невероятным, как может такая мелочишка сокрушить сердце Крона…

Речи были излишни — раз уж он и без того все знает. Йехар шагнул вперед и протянул руку. Герем не отступил, только брови удивленно поднял, а улыбка его начала просто бить рекорды по приветливости.

− Только и всего? Дать ее тебе? Просто так?

− Что ты хочешь за нее? — тяжело выговорил наш предводитель.

−А что ты дашь? Может статься, снова свой меч?

− Если он нужен тебе, − без колебаний ответил Йехар. Никто его не останавливал, а Виола (Виола? Ну, ладно, потом разберемся, когда она появилась) даже как следует приложила Веслава, который препятствовать — не препятствовал, но вставил таки фразу насчет идиотизма некоторых здесь присутствующих.

Рыцарь знал цену этой стрелке. Мы все знали. Неизвестно, перевешивала ли она наши жизни, но наше возвращение в свои миры перевешивала точно. А насчет жизни самого Йехара — тут мы ему указывать не вправе, сам не маленький.

− Да, я был бы не против его получить, − согласился Герем задумчиво, и Йехар уже начал отстегивать клинок от ножен, когда бог торговли продолжил: − Но знаешь, дочь Аты мне родня. А моей кровной привязанности нет предела. Так что…

Йехар понял все еще до того, как это случилось, и рванулся вперед он тоже до того, но золотая стрелка уже летела вниз, туда, где в безразмерной утробе античного чудовища пропадала морская вода. Эдмус дернулся следом, но ясно было, что и ему не успеть. Спирит рисковал быть просто пришибленным какой-нибудь волной, да и среди водяной пыли ничего не видно, только золотая искра…

А потом я совершила поступок, который по глупости мог войти в книгу Гиннеса за всю историю Дружин. Я прыгнула. И уже в полете — кстати, недолгом − успела осознать свою непроходимую дурость и, надо полагать, я намертво убила всех остальных своим воплем. Кто еще, совершая форменное самоубийство, будет орать тоном, напоминающим отдаленно веселый:

− Эдмус, поймай меня-а-а-а!!

Наверное, из-за этого вопля спирит меня и не поймал. То есть, он честно попытался, но к тому времени, как он отмер от удивления, я уже была почти у воды, а еще через секунду — в воде, а через две — в Харибде.

В уши ворвался шум водного потока. В рот и нос хлынула вода, глаза ничего видеть не могли, − весело будет умереть в своей же стихии. Стихийник воды — и утонула… ну, ладно, без паники. Сначала простейший призыв — подчинение. Остановить водоворот, заставить воду работать на себя…

Тут мне не повезло. В каком-то смысле Харибда тоже оказалась магической тварью, так что вода успокоилась только отчасти. Все, чего я добилась — перестала захлебываться и смогла приглядеться. И это было плохо.

Не то, что смогла, а то, что увидела.

Если снаружи Харибда была похожа на мощный пылесос с режимом турбовыдува, то внутри начинались функции кухонного комбайна. Сначала вода проходила через какое-то подобие сита, в котором задерживалось все съедобное. Так, вроде, еще у китов… или не совсем так? Затем, все, что задерживалось, шестью огромными щупальцами (языками?!) тянулось в переработку, то есть, перемалывалось и усваивалось, для чего в утробе монстра было установлено что-то вроде жерновов.

И меня, конечно же, водным потоком несло к сетке.

Ну уж нет. Стандартный пасс, только сил побольше вложить — заклятие «Якорь». Первый курс обучения, помогает закрепиться при работах на воде. Правда, не рассчитано на то, что ты окажешься в миниатюрном подобии унитаза с беспрерывным смывом, но на первое время сойдет. Теперь искать стрелку, не думая пока о возвращении. Но что тут в этой круговерти усмотришь?

А все же эта круговерть и я — в чем-то едины.

Вспомнилось без малейшего напряжения: мирное журчание ручейка, моя опущенная в него рука, здравствуй, дружок, я ведь твоя родня, так? Прикосновение дождя, ручеек впадает в реку, сколько раз она выручала меня, река впадает в море, вот это самое море…

Ты знаешь меня, ты помнишь мое касание, я помню твое. Помоги мне!

В этот момент я даже не могла поднять руку для пасса, почти все силы уходили на то, чтобы держать «Якорь», но я почувствовала: водоворот стал меньше. Что-то золотистое пронеслось и остановилось у моего лица, и тогда я подняла руку и схватила это.

И поток прибывающей воды остановился. Вот и славно, а то в легких уже колет, сил держаться на одном месте нет, пора бы и обратно, пока меня не перемололи этими желудочными камнями. Ну, что ж она там копается, почему не разевает пасть и не выплевывает меня и воду?

А Харибда, видно, и не собиралась. Пасть у нее теперь была закрыта, и гадина собралась сделать перерыв на обед. Наверное, ей казалось, что, раз кораблей Одиссея на горизонте не видать, — сойдет какая-никакая, а стихийница.

Самое смешное, тут она меня сделала по полной. Легкие отчаянно просили воздуха, в голове мутилось, стрелу Эроота я сжимала из последних сил, а что толку, если мне с ней не выбраться? Как, интересно, можно заставить распахнуть пасть тварь, у которой сама пасть размером со средний пятиэтажный домик? Что — стрелу ей эту в язык засадить, чтобы в кого-нибудь влюбилась? Ждать, пока Веслав сунет ей под нос ложечку «Ниагары» и умильным голосом попросит: «За папу-мутанта, за маму-монстра…»

Тут я не выдержала и, практически идя уже в ласковые объятия Тано, хихикнула. Мне вдруг как в тумане представился ответ Эдмуса на такой вопрос: «Сунь ей два пальца в горло, авось, и получится!»

На секунду легкие перестало колоть, в голове вдруг стало ясно, а в груди отозвался подозрительный холодок. Вот оно. Не зря я на втором году обучения начала увлекаться ледяными скульптурами…

Призыв холода не помеха, и силы хватит, вокруг вода, а вот чтобы правильно ее распределить — нужно попыхтеть, а пыхтеть почти нечем, а второй попытки не будет, ладно…

Я собрала холод в груди и заставила его выплеснуться наружу. Из окружавшей меня воды быстро свернулась гигантская ледяная рогулька. Повинуясь моему взгляду, с силой ударила в сетку, пропускавшую воду, еще раз, в щупальца-языки…

Вода вокруг меня заколебалась: Харибда затряслась от пасти до хвоста, если, конечно, таковой имелся. Потом раздался самый омерзительный звук, который я слышала в жизни. Как будто кто-то собирался блевать в рупор.

Очень-очень мощный рупор.

А потом меня выкинуло наружу с такой скоростью, что я не успела ни сориентироваться, ни понять, куда меня несет, а успела только подумать: «Ого, небо!» − а потом сразу: «Ого, какая-то твердая дрянь!»

Потом наступил такой мрак, будто легендарный Повелитель Тени вдруг решил пожать мне руку.

Наверное, это типично мое везение. Но я была вроде как без сознания, а голова болела все равно…

Глава 14. Лазарет на скалах и роковые встречи

Первым, что я увидела по пробуждении, было встревоженное лицо Йехара. Вторым — его же дрожащие руки.

− Что-то случилось? — логично обеспокоилась я.

Но рыцарь был не в состоянии отвечать из-за чудовищного вздоха облегчения. Ответила мне Виола, которая тут же и появилась рядом со странником:

− Случилось. Ты в себя не приходила четыре дня. Кое-кто уже думал — и не придешь.

− Я не думал, − тут же встрял голос спирита издалека. — Ну, правда, сначала-то мне показалось, что она собралась прямиком на Олиму, и без телепортации, нечасто, знаете ли, можно увидеть такой полет…

Виола тяжко вздохнула и исчезла из моего поля зрения. Отправилась проводить воспитательную работу, наверное: через десять секунд окрестности огласил крик спирита: «За что?! Это только мое мнение». Йехар протянул руку и помог мне кое-как принять сидячее положение.

Окрестности были не очень знакомыми. Вокруг — скалистая местность, что-то вроде стационарного лагеря, я — на самодельной постели из травы… И где-то недалеко клокочет и шумит море.

− А…

− Недалеко от тех скал. От той твари, которая едва тебя не погубила. Однако, нужно признать, ты рассчиталась с ней мужественно.

В подтверждение его слов за шумом моря послышалось вялое «Ве-э…», и ясно было, что звук принадлежит очень большому существу.

− Ее что, так и полоскало все это время?

− Сейчас уже слабее. В первые два дня даже мне было ее немного жаль.

Мозги, которые явно перевернулись или перемешались четыре дня назад, начали медленно возвращаться на место. Я вспомнила, почему прыгнула в пасть к античной живоглотке, и открыла рот, но тут послышались приближающиеся шаги и голос Веслава:

− Шут наш не врет? Пациент скорее жив, чем мертв?

− Она очнулась, − ответил Йехар, поворачиваясь.

− Очнулась? — переспросил алхимик, появляясь в поле моего зрения. — Прелестно, − и тут же, без всяких предисловий: − Дура!

Мозги опять начали возвращаться в перекрученное состояние. Я смотрела на него, он на меня, и вместо обычной нервности на лице у него была такая злость, что понять ее было невозможно.

− Кто? — наконец спросила я.

− Овца в пальто, − ответил алхимик и запахнул на себе плащ. — Светлый, сунешься ее защищать — тебя тут же и похоронят. А ты, девушка-которая-обставила-по-тупости-одну-мою-знакомую-блондинку… Если жить надоело, могла б меня попросить, я б тебе уделил чего-нибудь… безболезненного… с большим удовольствием! И сидеть бы над тобой, как сестричке из госпиталя, никому бы не пришлось! И если уж у тебя вода вместо мозгов — а там вода и не очень калорийная — ты хоть предупреди и не проявляй это вот так! Великая русская пловчиха на глубинные дистанции! Ты хоть соображаешь, что чуть не наделала? Чем рискнула — соображаешь?! Ты…

− Веслав, − негромко, но сильно заговорил Йехар, вот редкость — назвал темного по имени. — Я отчасти понимаю, что с тобой творится… Но еще два слова — и Глэрион покинет ножны, и мы проверим, что быстрее: твое мастерство или мое.

Алхимик молча испепелил взглядом сперва его, потом меня. Повернулся и зашагал прочь. Рука Йехара медленно разжалась на рукояти меча: он не шутил насчет поединка.

А я скорее удивилась, чем обиделась.

− Ничего, Оля, − сказал потом странник просто. — Хотя это удивительно для алхимика — но ничего… Все эти четыре дня он от тебя не отходил. И волновался больше нас всех: я думаю, он просто лучше нас знал, чем это может кончиться. И теперь, конечно, не выдержал, ну, прибавь к этому то, что он…

− Темный, − сказала я и потрясенно перевела взгляд на Йехара: − А с чего бы это он такой добрый? Вроде как нет у него причин… ну, только…

Догадываешься, почему в Дружинах процветают товарищество и взаимопомощь, несмотря на стороны и цвета?

В груди опять пополз холодок. А ведь прав был Веслав. Действительно, дура. Третий закон…

− Да, − угрюмо сказал Йехар. На меня он теперь не смотрел. — Не о тебе. О себе беспокоился. О том, что не сможет вернуться.

И говорить ему после этого сразу расхотелось, и как-то сразу ему вспомнилась тысяча неотложных дел, вроде охоты, и только когда он уже уходил — я догадалась у него спросить:

− Я ее все-таки вытащила?

И по глазам увидела, что все-таки — да.

Остальные, кроме Веслава, тоже полагали, что мой поступок заслуживает восхищения. Особенно Эдмус. Виола отгоняла его, как могла, но он взлетал, дурачился и вопил, что, если ему не позволят выразить свое почтение «великой летунье», − он будет выражать его во весь голос с неба. Пришлось пережить и это.

− Какое это было зрелище! — закатывался шут через пару часов, когда я уже могла вынести его болтовню. — Я поднимаю глаза, и тут ты летишь на меня и кричишь, чтобы ловил… да я, когда услышал, — чуть за тобой не рухнул! Потом пропадаешь, Йехар собирается меня убивать за то, что не поймал, Герем смеется, все хотят убивать уже Герема, потом вдруг эта штука, как вы ее там зовете, разевает пасть и… Ты по красивой дуге впечатываешься в скалу. Бамс! И с виду мертва-мертвешенька, особенно когда отлипла и аккуратно свалилась на руки Йехара. Нет, ну какое это было зрелище! Он… ты на руках… стрела эта у тебя… и вид такой траги-ический, у обоих. И если бы эта тварь не окатила нас всех в этот момент фонтаном переваренной морской водички с какими-то досками и костями пополам — и впрямь хотелось бы плакать.

Я вообразила себе зрелище, и мне стало не по себе гораздо больше, чем когда я оказалась у Харибды в глотке.

− А Герем стрелу отнять не пытался?

− А ее отберешь, как же! Да ему еще и больше всех досталось, какими-то ошметками облепило, так что он, наверное, не рассмотрел, что ты ее достала. Ха! Да он тебя не рассмотрел, я думаю…

− А если увидел, то решил, что ты неживая, − вставила Виола, которая присутствовала рядом в качестве контролера шута. — Мы тоже так сначала решили. Ты почти захлебнулась — как, кстати? Я думала, ты…

− Я же ученик, − развела я руками. — Это профессора могут под водой годами, если надо…

− Да и головой ты ударилась здорово, Веслав над тобой все трясся…

− Как над люб… имой, − с запинкой хмыкнул шут. — И если бы он не орал каждые полчаса: «Ну, очнется — нахлебается «Ниагары!» или «Живыми вернемся — в камень превращу!» − мы бы даже умилялись.

− Брысь отсюда! — грянуло сверху.

Надо отдать им должное — кроме меня, никто не вздрогнул.

− Кошечек тут нет, − напряженно сказала Виола. — Собачек тоже.

− Хомо сапиенсов тоже не вижу, − огрызнулся алхимик, приседая рядом со мной. — Поверни голову. Ну, все затянулось, вроде, а с самочувствием что?

Самочувствие было отличным, кроме одного маленького недоразумения в моем организме.

− Мне очень хочется тебе врезать, − призналась я подавленно. — Это нормально?

− Еще как! — вздохнула Виола, почесывая кулаки.

− Вполне, − осклабился Веслав, щупая у меня пульс, − побочное действие «Антиамура». Ты этой стрелой все руки себе расцарапала, не хватало мне тут пылких признаний в любви…

− Ты мне испортил жизнь, − подрагивающим голосом признался спирит. — А если бы она согласилась скрасить мое одиночество?

− Так у меня ж не десять таких стрел было, − буркнула я и приняла из рук алхимика кружку с каким-то пойлом. Искренне понадеялась, что про «Ниагару» он пустые угрозы выкрикивал. — Йехара мне почему-то не хотелось ударить, это как?

− Это так, что ты его как девушку воспринимаешь, − ответил алхимик, потом поймал мой взгляд, который задумчиво остановился на его переносице, и отодвинулся подальше. — Учитывая некоторые его сентиментальные выкладки — я тебя понимаю.

Выглядел он уже не таким разозленным, как давеча, отошел, наверное. «Отходчивый» − кажется, так его Игнатский охарактеризовал. Ну, да каким бы ни был — лишь бы хоть на полчасика перестал психовать.

Наивной мне еще предстояло узнать, что, когда Веслав перестает психовать, — как раз начинаются самые большие проблемы.

− Лучше, чем я ждал, − подвел итог алхимик. — Если бы мозг задело — и заживляющее бы не спасло, а у тебя даже череп не треснул.

− Попробую догадаться, − вяло сказала я, баюкая в руках кружку, − потому что мозг отсутствует начисто, а его место занимает костная ткань?

− Между прочим, на скале осталась вмятина, − вставил Эдмус, − я специально смотрел, так что… к слову, изящная формулировка.

− Пей, − Веслав коротко кивнул на кружку; слова шута он пропустил мимо ушей, мои тоже, но тут скорее по принципу «молчание — знак согласия». — Есть хочешь?

− Да не особенно, − я поймала себя на том, что это как-то странно. Что, он пичкал меня своим «Завтраком туриста» в эти четыре дня? Да нет, «Завтрак туриста» у него в той деревне выхлебали. Ладно, с этим потом разберемся. — Потом, наверное… сейчас мне бы к морю, силы восстановить.

− Встанешь через трое суток, − непререкаемым тоном заявил Веслав, − и хоть обратно к Харибде, а пока… лежать, кому сказано!

Он очень вовремя убрался подальше, потому что при его последних словах побочный эффект «Антиамура» взыграл в моей крови с новой силой, и я постаралась придать левому глазу алхимика качественно новую форму.

Меня удержали Виола и хихикающий Эдмус, последний успел подхватить кружку с эликсиром и опять сунуть ее мне в руки.

− Веслав, ты бы шел… − сквозь зубы посоветовала Виола, укладывая меня на место. Алхимик сделал жест, который обозначал, что уйдет он тогда, когда получит пустую кружку. Я торопливо отхлебнула и поморщилась: на вкус — натуральный содовый раствор, только в придачу йодом каким-то отдает, что ли.

− А Йехар уже решил, куда мы теперь… − я неопределенно мотнула головой. В сторону алхимика старалась не смотреть, чтобы не было повторного соблазна подправить ему физиономию. Виола чуть вскинула брови.

− Может, и решил, но ждал тебя. Окончательное решение будет приниматься в полном составе.

− Так зовите его и давайте… − я начала подниматься, но перед этим допила остатки бурды из кружки, − Веслав, что за дрянь?

Алхимик не ответил, но я уже догадалась сама, по тому, как потяжелели веки, и к рукам-ногам будто гири привязали. Сон накатывался мгновенно, и последнее, что я помню — ощущение того, что кружка выпала из рук, да еще свою мысль: «А жаль все-таки, что врезать ему не удалось…».

Я спала долго и спокойно, не подозревая, что на следующие неполные трое суток мне обеспечен кошмар наяву.

Правда, я это очень скоро поняла, когда по пробуждении узрела светлого странника с умиленной улыбкой и услышала его голос:

− С добрым утром, Ольга! Ты спала около десяти часов. Теперь тебе необходимо подкрепить силы. Выпей бульона!

Спрашивается, почему я не закричала при виде этого ужасного зрелища? Просто потому, что в него не поверила.

Кроме розового масла, я еще терпеть не могу больницы. В больнице я лежала только раз, в детстве, но с тех пор у меня развилась форменная фобия и общих палат, и деловитых докторов, и дезинфицирующего медицинского запаха… Нет, мне легче забиться в уголок и тихо лежать, приказывая болезни оставить себя в покое. Глотать «Парацетамол» только когда столбик термометра доходит до отметки в 38◦С… и вообще, мне повезло, я болела мало, но теперь вывод был неоспоримым: я оказалась на ролях пациента.

Впору было осторожно подползти к краю скалы и ласточкой повторить полет обратно в пасть к Харибде. Хотя сомневаюсь, чтобы несчастное чудище меня туда пустило.

Роли моих лекарей распределялись классически, прямо как в каком-нибудь сериале: Йехар — главврач, известный своими принципами. Его дело было — плевать на заверения больной в том, что она здорова, игнорировать ее попытки принимать участие в общественной жизни и как можно дольше держать ее на постельном режиме. Веслав — лечащий врач, соответственно, его задача: с энтузиазмом прописывать пациентке гадкие лекарства и процедуры, типа лечебной гимнастики, и орать на нее во всю глотку, если она пытается увильнуть от той или иной экзекуции. На мнение больной он не плевал, но только по той причине, что не признавал этого мнения как такового. Веслав, как многие лечащие врачи в сериалах, отличался мерзким характером, мерзким настолько, что к концу лечения я пару раз пыталась ему засветить без всякого «Антиамура».

Как и во всяком приличном сериале, главврач и врач лечащий терпеть друг друга не могли, но — вот разница — сцен при пациентке не закатывали. Как объяснила мне Виола, они просто исчерпали все свои ресурсы за четыре дня, что я была без сознания, и теперь друг с другом тупо не разговаривали. Но их мрачное молчание вносило дополнительный колорит в и без того волшебную атмосферу импровизированного лазарета.

Виоле причиталась роль строгой, но справедливой сиделки, четко выполняющей указания лечащего врача и терпеть не могущей этого же врача (вы же не забыли, что у него мерзкий характер?). С поразительным хладнокровием она вливала в меня все снадобья Веслава, пичкала бульонами, фруктами и прочим провиантом, тащила на прогулку по графику. Хотя сомневаюсь, что обычная медсестра предложила бы мне взять пару уроков владения арбалетом. Особенно громко это предлагалось, если поблизости пролетал Эдмус.

Эдмусу досталась роль санитара. Ненормального, конечно, а в каком приличном сериале нормальных нароешь? Попутно он выполнял роль курьера и снабженца, и в этом преуспел особенно, так что бульоны в основном объяснялись его стараниями. И не только охотничьими: Эдмус настолько освоился с сандалиями Герема, что пару раз шастал в ближайшее селение и возвращался с добычей. Каждый раз Йехар громко сетовал на воровскую натуру спирита, но суп из трофеев варил исправно.

О деле со мной никто не заговаривал, так что к середине второго дня я прекратила даже попытки и стала терпеливо ждать, когда Веслав решит, что я «в силах». Обсуждали ли что-нибудь остальные — не знаю. По-моему, они больше были заняты великой целью совершить переворот в альтернативной медицине на материале меня. Что им и удалось: к концу третьего дня после того, как очнулась, я чувствовала себя совершенно здоровым человеком, восполнила силы медиума (заодно посмотрела на Харибду, которая при виде меня пасть намертво сомкнула и размыкать отказалась, пока я не ушла) и не понимала только одного: что они медлят-то? Теперь, когда есть стрела Эроота…

Йехар уселся рядом со мной так тихо, что я его попросту не заметила. В руках рыцарь задумчиво вертел ту самую стрелу.

− Столь ничтожен ее вид — и столь велико предназначение… − задумчиво бормотал он.

− Осторожно, − посоветовала я, − еще поцарапаешься, а потом придется пить «Антиамур», и тебе захочется заехать мне или Виоле.

Рыцарь беспечно покрутил стрелу в пальцах и усмехнулся.

− Она не подействует, − сказал он спокойно, − стрелы стихий не действуют на тех, в чьем сердце уже живет чувство, много сильнее того, что они могут вызвать. Как и настоящую любовь нельзя избыть, выпив противоядие вроде «Антиамура». Естественное и живое всегда будет торжествовать над искусственным.

Но я услышала из этого только первую фразу.

− А ты, значит…?

Йехар коротко кивнул и со значением коснулся ножен.

− Так это из-за нее, да?

Снова кивок.

− Однажды я вызвал на поединок того, кто оскорбил ее, − заговорил потом Йехар, и голос звучал так, будто он тысячи раз рассказывал эту историю, − и победил, и оставил ему жизнь по ее просьбе… А через два дня из-за угла на меня напали… сильные маги, больше десяти сильных магов, ночью… я был побежден, и грудь мне пронзили моим же клинком, самым славным клинком в государстве.

И он ласково погладил ножны. Я на них смотрела так, будто Глэрион мог выскочить и меня укусить. Солнце играло в листве, а у меня перед глазами стояла расчерченная кровавыми полосами ночь. Йехар говорил медленно и тихо, и я знала, что не попрошу его замолчать. Это как с Тано.

− Они добили бы меня, но рядом оказался светлый странник по мирам. Он отогнал их. Я умирал, и исцеления не было. Тогда на свой страх и риск он провел обряд, о котором едва ли помнят в этом мире. Меч, вкусивший моей крови, пробивший мое сердце, стал моим хранителем, принял в себя мою отлетавшую душу, принял большую часть моих стихийных сил. С тех пор мы обречены друг на друга, или, вернее, я на него обречен, он постоянно должен находиться при мне, иначе смерть, которую раз удалось обмануть… − он страдальчески скривил губы и завершил свои слова кивком, который как бы говорил: «Ну, ты понимаешь». Я тоже кивнула, и он заговорил опять, все так же негромко, подбирая слова:

− С тех пор я сделался членом Ордена, светлым странником по мирам, являющимся туда, куда позовут боль и несправедливость. Это как Арка, − он посмотрел на запястье, − только она восстанавливает равновесие, я же…

Я опять кивнула, здесь мне объяснения были не нужны. Видела его навыки по истреблению «темных сил» − через минуту после того, как он вышел из Арки в соборе.

− И долго ты скитался?

− Сотни лет, − ответил он без малейшего хвастовства или бравады. − Над странниками по мирам не властно время, они умирают тогда, когда сами чувствуют, что пришли к своей черте, а я еще не пришел, как видно.

− А ты с того времени видел…

− В мой мир мне нет возврата, − он сказал это так же тихо и так же просто, как все остальное. − Врата не откроются туда никогда. Думаю, это даже к лучшему: мне бы не хотелось выглядеть перед нею калекой с изувеченной душою.

Он помолчал, будто ждал, что я его оборву или задам вопрос. Потом сказал, но как будто больше для себя, и я сразу поняла, что он часто думал об этом, а может — думает каждую минуту.

− Я не знаю, сколько лет прошло в моем мире с того дня, как я ушел. Может статься, ее давно нет в живых. А может быть, она наконец нашла свое счастье − рад, если это так. Но клянусь тебе — я бы отдал свой меч, чтобы хоть взглянуть на нее.

Его голос не изменился и не прервался, но он как-то излишне крепко стиснул челюсти после того, как закончил предложение. Легкое солнечное перышко — стрела Эроота — по-прежнему вращалось в его пальцах, и это напомнило мне, что сейчас день и что на моей руке по какой-то причине знак высшей индульгенции.

− Мы сейчас к Алгене? — я постаралась, чтобы вопрос не прозвучал попыткой просто перевести разговор на другую тему. Йехар коротко качнул головой.

− Нет. Алхимик и Виола были там, пока ты поправлялась. Все правда: царица стала освободительницей Атеи, причем сама нашла ее темницу, в пожелании вернуть себе молодость и красоту. Причина столь же порочна, сколь проста: страсть к собственному пасынку…

Я не удержалась и пораженно фыркнула: к тому самому, с лицом мясным рулетом, которого тапкой Герема нокаутировало? Ну и вкусы у местных цариц…

− Но кроме этого Алгена не смогла сообщить ничего полезного, даже под… давлением, − лицо Йехара на миг ожесточилось, и я поняла, что Веслав опять либо применил что-то, либо угрожал применить. Что ж, надеюсь, тронный зал в Микее не наполнен теперь мраморными скульптурами. — Зевей и Гээра также не могли рассказать, как напасть на след Атеи и как разоблачить ее превращения. Должно быть, пришла пора ловушки, о которой говорил Одиссей, но перед этим хорошо бы разузнать о нашей противнице как можно больше. Та девушка с жезлом… Арсинойя… − он слегка поморщился, будто припомнил что-то неприятное, да это так и было, потому что приятностью Арсинойя не отличалась, по крайней мере, с виду, − посоветовала нам вернуться к темнице Атеи и попытаться расшифровать надписи. Мы согласны с нею в этом, но думаем, что отправляться туда нужно всем вместе, не разделяясь.

Я вскочила, демонстрируя энергию, которую мне вряд ли придется применить.

− Так я готова, а когда?

− Сейчас, − просто ответил странник, ошарашив меня быстротой смены обстановки, − вещи собраны, идем.

Остальные ждали нас в отдалении, сандалии Герема лежали тут же, лениво помахивая ощипанными крылышками.

− Ты ее что, по слогам в курс дела вводил? — осведомился Веслав язвительно. Йехар не ответил, молча шагнул и первым занял место в чудовищной обуви.

Взлет, привычные уже потоки воздуха в лицо, потом спуск, не такой удачный, как у логова Харибды, потому что устоял только Йехар, а остальные покатились по земле, выдергивая из сандалий ноги.

Мы стояли, вернее, лежали там же, где вышли в этот мир: на том самом месте, где открылась Равновесная Арка, возле того самого памятного дуба, на котором провели первую свою ночь в этой стране.

И только поднимаясь, мы заметили, что пейзаж все-таки немного изменился.

Темница осталась такой же, и холм тоже никуда не делся, но теперь на холме в задумчивости сидела женщина в длинных одеждах. Волосы легко стекали по плечам и отливали в свете здешнего светила медью. Тонкой белой рукой она подперла подбородок и сейчас казалась похожей на греческие мраморные статуи: такая же неподвижная, безжизненная и красивая, как скульптура Пигмалиона до того, как в нее вдохнули жизнь. Нам показалось сначала, что она так никогда и не пошевелится, но она вдруг чуть повернула голову к нам и сказала ласково:

− Я ждала, что вы опять придете.

Глава 15. Искушения, драки и смех смерти

Она сделала шаг, нет, полшага — и вдруг оказалась рядом, несмотря на разделявшее нас расстояние. Карие с золотинкой глаза сияли теплом и огромной, непостижимой добротой… и именно потому, что она была такой огромной, она и настораживала. За ней не видно было души. Вместо того чтобы светиться изнутри, глаза ее светили своим теплом поверхностно, как лампочки. А вот с голосом она так не перебарщивала: тон был ровным и дружеским, как будто мы лучшие в мире приятели и расстались только вчера.

− Она у вас? — спросила она просто. — Вы все-таки ее добыли? Да?

И протянула руку. Мы с некоторым удивлением посмотрели на ее чистую, белую ладонь.

− Что мы добыли, так головную боль и рвоту, − заявил Эдмус. — Хотите — можете забирать, я свою отдам с удовольствием.

Атея улыбнулась ему, как бы говоря: понимаю, ценю, и потом мы с тобой непременно это пройдем, но сейчас будь пай-мальчиком и помолчи.

− Стрелу Эроота, − повторила она. — Вы же ее добыли? Я не смогла. Герем был настороже, он готов был уничтожить ее, только бы она не досталась мне… я опасалась действовать сама, он мог решиться… Но вы же ее добыли?

И ее лучащийся фальшивым теплом взгляд говорил, что правильный ответ она знает не хуже нас.

Йехар, наконец, вспомнил о своей роли Поводыря.

− Зачем она тебе? — спросил он тихо.

Атея застенчиво улыбнулась.

− Нужна. Гораздо больше, чем вам — вы ведь хотите разрушить Сердце Крона? Вы не сделаете этого. Моя мать заволокла пеленою вам глаза, и вы поверили, что стрела Эроота поможет разбить мертвый камень. Нет, она может внушить любовь лишь живому… Но все же мое сердце переполнено благодарностью к вам за то, что вы смогли ее достать.

Виола ругнулась сквозь зубы, но этот звук был единственным, что прервало леденящее страшное молчание, окутавшее нас вместе с пониманием того, что мы все время играли на руку противнику. И даже умудрились сделать то, чего не смогла сделать дочь богини обмана. И даже − а это совсем весело! — притащили стрелу сюда, на эту поляну, где просто не может не быть засады.

− Вы не сразу догадались о ней, − с огорчением в наших умственных способностях заметила Атея. — Мне пришлось столько раз вас направлять… и здесь… и тогда, во дворце, и у врат Эйда…

Она. И безумная пифия, и безобразная девушка из дворца, и оракул мойр, и даже тень у врат Эйда — везде была она, ну что же, это не новость, мы же знали о ее способности преображаться. Жаль только, что никому из нас, даже Веславу, не хватило ума сделать простейший вывод: весь наш путь был ложным. Точнее, не весь, а тот, что подсказывала она. Часть, связанная со стрелой Эроота.

− Мне думалось, что именно Дружине надлежит совершить такое деяние, − извиняясь, пояснила Атея. — Кто еще способен был отнять у Герема стрелу? Мои рабы тоже подсказывали вам путь…

− Подсказывали, как же! — яростно выпалила Виола. — Это мечами-то и копьями!

−…я знала, что вы одолеете их, я не сомневалась в этом. И я знала, что после того боя вы пойдете к вратам Эйда уже без сомнений. И все это время Великий Крон жаждал ваших душ, но я смиряла его ярость.

Она выпростала из длинных одежд продолговатый, почти прозрачный и достаточно неказистого вида скипетр.

− Ну, ты бы хоть цветами его украсила, − хмыкнул Эдмус. — Или камешками, что ли.

− И по тебе нельзя судить лишь с виду, − со спокойной мудростью выдала нам прожженная интриганка. — Он, как и я, может быть любым.

Она чуть приподняла жезл. Йехар инстинктивно подался назад, будто увидел или почувствовал что-то страшное.

− Столько ненависти, − прошептал он. — Это и есть оно? Сердце Крона?

Атея улыбнулась печально и покачала головой. С виду — так она испытывала к нашему рыцарю искреннюю жалость.

− Лишь малая толика ненависти, − ответила она. — Лишь капля его крови. Каплю эту, когда великий Крон вырвал у себя из груди сердце, подобрала моя мать. Слышала она страшную клятву бога. Знала, что завладевший каплей сможет исторгать бессмертные сущности тех, к кому прикоснется кровью Крона, и передавать их его сердцу…

Проводник, значит. Просто проводник. Так она и одурачила всех богов: с помощью своей способности преображаться да вот этого невзрачного скипетра. Никому ведь и в голову не пришло проверить странное совпадение: каждый из бессмертных перед тем, как из него высосали сущность, находился рядом с женщиной с палкой или посохом. Зевей — если речь и правда шла об оракуле — так что ж тут странного, Гээра — неужели в храме Гекаты не было никого с жезлом? Тано говорил, что та нимфа постоянно держала в руках свирель, наверное, жезл и правда может быть каким угодно…

Но стрела Эроота ей тогда зачем? Неужто надеется влюбить в себя Крона, когда он восстанет? Экая будет семейная парочка. Атее остается понадеяться, что он не пережрет последовательно всех детей и от этого брака.

− Любовь Крона не нужна мне, − все с той же теплой и снисходительной улыбкой ответила она на мои мысли. — Только милость для меня и для матери. Только место рядом с ним на Олиме.

− Так что тогда? — прошептал Йехар.

Она помолчала, то ли собираясь с мыслями, то ли ожидая чего-то, и мне показалось: я слышу какой-то шорох, едва различимые шаги между деревьями…

− Мрачное царство Эйда не место для любви, − сказала она наконец. — И не место для стрел Эроота. Когда-то было предсказано: едва лишь такая стрела блеснет в пропасти у Тьенара — содрогнется все подземное царство. Вновь откроются закрытые врата Эйда…

Еще спасибо, что не договорила. Дальнейшее развитие сценария блистало античной простотой: как только врата Эйда откроются, все укрывшиеся за ними боги останутся без защиты, ну а там уж — дело ее и жезла с кровью Крона. Доберет до полного комплекта Аида, Деметру и еще кого-нибудь, ну, хоть и Афину, хотя ее в прошлый раз не глотали, − и встречайте воскрешенного Крона, а с ним и полный бардак не только в этой стране, а глобально в мире.

И при таком сценарии она еще умудряется смотреть на нас своими фальшиво теплыми глазами и вежливо просить:

− Отдайте мне ее. Отдайте стрелу.

Ответ, который дала ей Виола, не отличался вежливостью и изяществом, зато был предельно, убийственно честен.

− Но почему? — удивилась Атея, она все еще стояла рядом с нами, протягивая руку. — Зачем она вам, зачем вам восставать против воли великого Крона? Эта стрела проложит путь великим деяниям, и в награду за нее я поклянусь водами Стихса выполнить то, что вы хотите…

− Миску жареных червей подаришь? — осведомился Эдмус. — Ну, я совсем не против, нет-нет, тут надо серьезно подумать, но все же…

− Отдай ее мне, шут, − ровно продолжила Атея, глядя прямо ему в глаза. — И она будет твоей навеки.

Эдмус замолчал и как-то выцвел с лица. Глаза спирита изумленно распахнулись, а с физиономии пропало глумливое выражение, как будто то, о чем она говорила ему, сейчас стояло у него перед глазами. Кажется, это было что-то очень хорошее. До того хорошее, что ради этого можно предать.

Атея же с улыбкой перевела глаза на Йехара, который в негодовании раскрыл рот.

− Врата откроются именно туда, − шепнула она. — Она ждет тебя, а твой клинок снова станет просто клинком.

И странник замолчал, и в глазах у него сначала отразилась мучительная борьба, а потом пальцы на Глэрионе разжались, и на лице проступило такое же блаженное выражение, как у Эдмуса.

Пальцы Веслава совершили едва заметное движение, выдергивая из чего-то пробку, — когда он успел достать это «чего-то», никто не заметил − но взгляд дочки богини обмана уже переместился на него.

− В моих силах избавить тебя от этого.

На сей раз блаженного выражения не было: лицевые мускулы алхимика просто не были для него приспособлены. Но во всегда тревожных глазах пробежали сначала изумление и недоверие, а потом вдруг зажглась сумасшедшая надежда утопленника, которому протянули соломинку. И пузырек замер в неподвижности.

Арбалетный болт пролетел левее Атеи, почти задев ей щеку: триаморфиня поторопилась. Вторую стрелу Виола зарядить не успела: Атея ласково улыбнулась и ей.

− Всегда едина, всегда одна…

И арбалет опустился в ту же секунду, и на лице «серьезной девушки» появилось что-то вроде улыбки.

Атея смотрела теперь на меня и улыбалась тоже мне, но говорила уже со всеми:

− Зачем нам враждовать? Все мы получим, что хотим. Так справедливо…

И я почувствовала, как перед глазами словно прокручивают киношную ленту: все будет, все сбудется, девочка-стихийница, все, о чем ты так долго мечтала…

Йехар медленно вытащил стрелу. Я не увидела это, почувствовала, увидеть я не могла: перед глазами вставали одна картина за другой.

Твоя боль уйдет, твои мечты исполнятся. То, о чем ты так долго…

Минуточку, граждане! Кажись, наш поезд едет не по тем рельсам: а о чем это я так долго мечтала?!

О женихе? Сама найду! Дети? Нарожаю без всяких Кронов! Карьера? Дотянем сами, сами!

Вернуться в Питер и увидеть своих? Я вернусь, я вернусь туда, но в Питер можно вернуться, когда не станет Сердца Крона, и вообще, разве эта мечтишка стоит судеб этого мира?

А что стоит?

Я рванулась к Йехару и выхватила у него стрелу. Отскочила, попятилась так, чтобы видеть и Атею, и нашу героическую… уже четверку.

Атея улыбалась. Будь она серьезной — мне было бы легче.

Зато эта самая четверка готовилась отправлять меня на тот свет прямо сейчас.

Все как один — в боевых позициях, и в результате на меня направлены меч, арбалет, пузырек и комплект когтей с клыками. Я же могу противопоставить этому заморозку да похожую на солнечный лучик стрелку, зажатую у меня в руках.

Самое нехорошее — я их понимала. Знала, что их лица искажены не от ненависти собственно ко мне, а потому, что в уши им еще нашептывает сладкий голосок: «Только отнимите стрелу — и ваша боль уйдет… и сбудется то, о чем вы так долго мечтали».

Наверное, мне повезло, что не было у меня в жизни сильной боли, да и мечты, которая постоянно бы ее причиняла, — тоже не было. А из проблем, которые я не могла разрешить сама, — только вот эта самая Арка.

Я сунула стрелу в карман и приподняла руки.

− Отдай ее, Оля, − мягко попросил Йехар. Глаза у него все еще были блаженно затуманенными.

Я коротко покачала головой и мысленно прикинула расстояние до ближайшего родника. Многовато. Значит, в арсенале действительно имеется только холод, поскольку атмосферные чары — вообще не мой уровень.

− Это будет не бой, а убийство, − протяжно заметила Виола, но жалости в ее голосе слышно не было. — Твое убийство.

− Убивайте, − согласилась я. — И прощенья не просите: все понимаю, мечта все же, а мы с вами даже не очень долго знакомы. Одна жизнь погоды не сделает.

Глэрион выметнулся из ножен, светлое пламя обожгло на миг глаза, но Йехар уже стоял передо мной, повернувшись лицом к остальным.

Загораживая меня спиной.

− Прости, Ольга, − хрипло сказал он. — Столько лет скитаться по мирам и оказаться таким эгоистом, я хуже любого темного. Ни одна мечта не стоит человеческой жизни. Прости, Ольга.

− А я, что же, хуже?!

Спирит, который не умел предавать, встал рядом с Йехаром, теперь противостояние шло в пропорции трое на двое, и я могла себе позволить малюсенький вздох облегчения.

Хотя, может, трое на трое. Не надо все же забывать Атею, которая стояла теперь рядом с Веславом, положив ему руку на плечо, и улыбалась.

− Прикольненько! — раздался недоуменный голосок. На поляне вместо Виолы стояла Бо и удивленно крутила в руках арбалет. — А чего это мы тут? А чего мы так странно стоим, может, я не хочу тут стоять, может, хочу там?

С этими словами она присоединилась к нам.

Четверо на одного, если не брать в расчет Атею. Как будто вдруг перевернули песочные часы.

Так чего ж у меня все мое облегчение в горле застряло?

Да потому что я не знала, что в этом пузырьке, который алхимик сжимает в исцарапанных, забинтованных пальцах. И каков радиус действия этого — не представляла. Яд? А вдруг что-то вроде «Горгоны»? И кто поручится, что, даже если Веслав просто выронит его из пальцев, мы все не застынем мраморными изваяниями на этой поляне и у этого холма?

Веслав молчал. Выражение его лица снова изменилось, надежда из глаз пропала, и теперь ее заменила уже знакомая мне холодная собранность. Точь-в-точь, как когда он нам излагал насчет «Эффекта Медеи», как будто идут какие-то мыслительные процессы, но вот куда они идут, а главное — в нашу ли пользу…

− Темный, − требовательно окликнул Йехар. — Начинать ли нам бой?

− Готовьтесь к бою, − буркнул Веслав, не прерывая мыслительной деятельности.

Йехар поднял объятый пламенем клинок. Виола взяла Веслава на прицел. Эдмус пожал плечами и старательно примерился к костлявой шее алхимика. Атея ласково погладила своего последнего воина по плечу.

− Четверо против одного, − едва слышно пробормотал странник. — Ты погибнешь, темный…

Но в голосе его уверенности не звучало.

− Не со мной, болван! — рявкнул Веслав, разом приобретая свой всегдашний вид. — Да убери ты руку, иди на дерево обопрись! — Атея, услышав такое, не только руку сняла, еще и попятилась. — Да я б вас сто раз уже в Эйд отправил, думаете, предупреждать бы стал? Но неужели до вас не дошло, что раз так не получилось, она…

В воздухе вдруг завизжали стрелы — и одна за другой опали на землю, будто остановившись о невидимый воздушный щит.

− Они же в нас стрелять хотели! — обиделась Бо, глядя по сторонам. — Ух… вовремя я щит, да?

Вслед за стрелами из кустов понемногу начало выползать разномастное воинство Атеи. У меня разбежались глаза, а руки затряслись. Йехар выразил свое неудовольствие проще: криком на Веслава.

− И ты не мог встать на нашу сторону?!

− Я с нее не уходил, − ответил алхимик, выдергивая из карманов целую очередь пузырьков. — А если тебе нужны тупые и пафосные жесты… к ней!

Атея небрежным, но воистину царственным жестом остановила свои армии в десятке метров от нас. На автомате я попыталась сосчитать противников и продумать численное соотношение, но это было заведомо глупо. Эта рать насчитывала сотни особей: наверное, завербованные и самой Атой, и очарованные ее дочерью, и недовольные порядками богов, примкнувшие по собственному желанию, да и просто наемники — словом, войско было хоть куда, в том числе и по количеству мифических видов.

Плохо же я читала Куна… Многих тварей из тех, что сейчас накатывались на поляну, и вовсе узнать было невозможно. Мои глаза только задержались на десятке циклопов в отдалении (метров по пять, все с единственным глазом во лбу, а морды злые), потом на кентаврах с мечами и копьями и на чем-то змееподобном, но очень мерзком. Люди тоже были, множество, все с оружием, и на лице у них читалось откровенное удовольствие от легкой задачи. Пять лузеров-дружинников — это вам не Геракла завалить.

А Веслав недаром фыркал, когда Йехар разорялся: она, мол, ничего нам не сможет сделать, у нее силы нет, только обличия менять, да зачаровывать… Оказывается, например, она еще может навербовать себе маленькую армию. И скрыть ее присутствие совсем недалеко от нас.

− Отдайте же ее мне, − предложила Атея мягко, − вы сами видите, битва безнадежна. Как только я дам сигнал…

− Я помогу, − ухмыльнулся Веслав, подбрасывая высоко вверх, к сияющему солнцу, веточку с какими-то ягодами.

Он еще успел нам шепнуть: «Закройте глаза», а мы успели это выполнить, и тут же нас оглушили неимоверные крики, рев, рычанье… Открыли глаза мы уже без подсказки Веслава. Вовремя: ослепленное воинство Атеи вперемешку мчалось на нас. Наверное, алхимик рассчитывал на другой эффект, но здешние злыдни решили во что бы то ни стало отплатить нам всем. Поскорее.

− За мной! — рявкнул Йехар, и его клинок полоснул пламенем, ослепляя теперь еще и нас.

В бою светлый странник был страшен. Сквозь ряды противников он даже не пробивался, а просто шел со спокойным упорством, а вспыхивающий Глэрион, казалось, был сразу везде: справа, слева, вверху, даже сзади! Каждый клинок, с которым он сталкивался, или расплавлялся, или падал перерубленным, крови почти не было, только запах горелого мяса, от него першило в горле.

А вокруг падали тела. Людей, кентавров, каких-то мифических созданий и неизвестных мне тварей — полулюдей-полузмей. Если бы не было так жутко — меня бы наверняка вывернуло наизнанку, а так я покорно бежала за Йехаром, стараясь только перепрыгивать через трупы, оглядываться не было времени…

Бо занималась стрелами и делала это в своем духе: «хи-хи», «ой, как…» и «чмоки-чмоки, мальчики» ужасали врагов больше любых боевых кличей. Пару залпов она, поднапрягшись, вернула самим стрелкам, и больше в нас не прилетело ни единой стрелы.

Вот она. Высшая индульгенция.

Веслав прикрывал сзади, оттуда до нас звуков доносилось вдвое меньше, так что все время хотелось обернуться и посмотреть, живой он хоть там или нет. Что он живой, обнаружилось, когда мы вслед за Йехаром добежали до бывшей темницы Атеи рядом с холмом, и прижались спинами к камню.

− Все целы? — задохнулся Йехар, осмотрел нас и понял, что все. Между тем мы получили короткую передышку. Воинство Атеи сомкнулось вокруг своей госпожи, но к нам двигаться не собиралось. Кажется, они чего-то или кого-то ждали…

И тут прямо перед моим носом в землю ударилось остро заточенное медное перо. Вонзилось и затрепетало в земле. За ним еще одно и еще.

− Стимфалийские птицы, − пробормотала я. — Штук пять, не меньше.

И выбор веселый: либо внутрь, в темницу, откуда мы наверняка не выйдем, либо оставаться здесь и молить, чтобы воздушные щиты Бо сработали и против этих тварей.

Но…

Улыбка Атеи померкла во второй раз за день: навстречу стимфалийским птицам в небо рванулась с земли серо-зеленая молния с воплем:

− Эге-гей, пернатые! Встречайте родича!

И в небе явственно разгорелась свалка, хотя какая там могла быть свалка, спирит против пяти кровожадных тварей, одного из подвигов Геракла? Но, однако, была: нам в небо смотреть было опасно, мы и не смели, а вот в воинстве Атеи смотрели, и, судя по тому, как у наемников медленно удлинялись лица, чего-то такого странного они там насмотрелись.

Потом они перевели глаза на нас, и глаза на удлиненных лицах некрасиво выпучились.

Из темницы вышел и не спеша подошел к нам бледный юноша в черных одеждах, с большим, нелепым клинком на поясе.

− Радуйтесь, друзья мои! — проговорил он с застенчивой улыбкой.

К сожалению, наши перекошенные рожи в этот момент претендовали примерно на обычное выражение лица Веслава, но уж никак не на радость. И не на дружелюбие.

− Ты за нами? — спросила я наконец в наступившей — она как-то сразу наступила, даже в небесах — тишине.

− Я — к вам, − поправил Тано и занял место рядом с Йехаром: рука сжимает рукоять клинка, на губах меланхолическая полуулыбка. — Оставь твой безумный замысел, Атея… Я старше тебя на много веков. То, чего ты хочешь, принесет горе и тебе, и остальным. Я знаю это.

− И готов разделить с ними их участь? — она кивнула на нас. — Ты ведь теперь смертный, Тано… − и приподняла скипетр с коротким напоминанием, и мне показалось, что в хрустальном набалдашнике хищно блеснула красная капля. — Ты теперь смертный и лишен силы!

− Я — да, − грустно согласился бог смерти. — Но не он.

И его пальцы чуть сжали стертую рукоять меча. Атея свела тонкие брови, будто усомнилась в чем-то, но в ту же секунду дала сигнал к атаке одним взмахом руки.

Вновь вспыхнул Глэрион, но Тано стоял пока неподвижно. На нас кинулись сразу с трех сторон (разве что со спины мы были прикрыты), Веслав отпихнул меня назад, рявкнул: «Не лезь! Береги ее!» − подтолкнул Бо, чтобы прикрывала меня — и мне досталась самая незавидная и самая противная роль. Зрителя.

На Йехара можно было не смотреть. Рыцарь был в гуще сражения, но держался стоически и сохранял подобающую ему благородную суровость на челе. На месте его противников — я бы сразу расползалась, он двигался молниеносно: выпад, рубящий удар, колющий, взмах, круговое движение, уклониться, и на каждое движение приходилась чья-нибудь смерть. Странник и его клинок действовали как единое целое, но в армии Атеи либо была завидная дисциплина, либо у немногих были вообще мозги. Так или иначе, желающие попытать счастья находились. Счастье пока не спешило им улыбаться.

Как и противникам Веслава: вот кто решительно преобразился в бою. Четкие, размеренные движения. Ни лишнего жеста, ни слова, никакой нервности или суетливости, молчание и расчет, а противники боялись его размеренности больше, чем молниеносности Йехара: часть уже хрипела на земле, сколько-то корчилось рядом с лицами, изъеденными язвами, а кто-то подняться уже не мог.

Из-под небес все еще доносились крики. Бо тихонько хихикала и играла в пятнашки со своими правилами: не глядя, тыкала пальцем в лезущую на нас орду, а в орде от этих тычков разлетались в стороны, как от ударов кувалды.

А я прижалась к холодной стене темницы, и мне было от души страшно. Потому что кончиться это могло только одним: рано или поздно количество над качеством восторжествует, а умирать не хочется, а долго бой такой продлиться не может. Йехара вон окружают, и что теперь?

И вещие мойры решили дать ответ на мой вопрос — и дали его, когда из ножен с визгом вылетел меч Тано.

Он тоже светился, но не как Глэрион — яростным пламенем боя: это был холодный, тусклый металлический блеск смерти, но он резал глаза страшнее огня. У меня подогнулись колени при одном взгляде на него; слева Веслав схватился за сердце и выронил какой-то пузырек (и поймал его у земли во вратарском приеме); у Бо чуть дрогнула рука, и какой-то циклоп с ревом схватился за глаз. Рати Атеи заколебались, но не отступили.

Первый же взмах клинка выкосил из их рядов брешь в пять единиц. За ним последовали остальные: раз-два, раз-два, в этой спокойной монотонности движений Тано, в том, как легко он держал тяжеленное оружие в хрупких пальцах, было что-то жуткое, и только когда он сделал с десяток взмахов — я поняла…

Он вовсе не умел сражаться. Йехар, который было замер, но теперь опять дрался рядом, − пригибался, нырял под оружие противника, отражал удары, поэтому у него в глазах и было это выражение сосредоточенности воина, который ищет брешь в обороне врага.

А Тано взмахивал мечом так, будто косил траву, и глаза у него оставались лирически-грустными и задумчивыми. И если Глэрион и Йехар в бою составляли единый организм — казалось, клинок Тано сам выбирает себе жертвы, не советуясь с хозяином. Да и хозяин ему не очень-то нужен…

− Тано! — прокатилось над поляной.

Атее с чего-то вздумалось взобраться на тот самый холм, теперь она стояла на нем, в лучших традициях, с развевающимися волосами, с поднятым жезлом…

− Ты умрешь как смертный!

В ответ раздался тихий, грустный смех бога смерти. Он был уж точно не громче воинственных криков наемников и мифических злыдней, или боевого клича Йехара, или воплей с небес, но как только он послышался — замерло на поляне вся и все. Наверное, в этот момент все почувствовали то же, что и я.

Холодок под кожей. Горечь на губах — слабый отзвук горечи, которая звучала в этом смехе. Обреченный разлучать любящих, кто сможет вынести со мной мой жребий?

Вечно юный, уставший от своей юности и своей миссии в прямом смысле слова смертельно, Тано смеялся, опустив свой клинок, не заботясь о том, что оставил спину беззащитной, он смотрел на Атею, на то, как двинулся вниз ее жезл — и не говорил ни слова, только смеялся.

Бог смерти смеялся над смертью.

Я проскочила к холму без всякого прикрытия. Между ним и темницей расположилась пара-другая циклопов, двадцатка кентавров и еще всяких тварей порядочно, но в этот момент все они окаменели, будто «Горгона» все же сработала на поляне: у них в ушах все еще звучали отзвуки этого страшного смеха. Склон был пологий, и я пробежала его до половины, как вдруг увидела, что моя помощь не нужна. Атея опустила жезл.

И опять улыбалась.

− Стрела моя, − сказала она и не спеша начала спускаться ко мне.

То есть как это — ее стрела… я сунула руку в карман. Все правильно, вот она, стрела Эроота, легкая, солнечная, и как она собирается ее отнять, если даже скипетр свой на меня не нацелила? И не нацелит, я сейчас ударю заморозкой, я не дам ей подойти близко и забрать…

Удар был таким сильным, что у меня из глаз брызнули слезы, и я какой-то миг была целиком уверена, что это Нефос решил нам отомстить за все напасти и попал-таки в меня каким-то разрядом. Потом — страшное ощущение, как будто меня насквозь пронзили Глэрионом… обжигающий холод…

Не успел еще мой разбитый мир собраться воедино, как в ушах начали отдаваться мерные, грозные удары. Бух. Бух. Бух. Это не кровь в висках, почему звук идет из-под земли? Из-под земли?!

Я опустила глаза вниз и осознала вдруг, на чем стою. Удары в ушах стали сильнее и четче, теперь казалось, что я слышу их всем телом, земля под ногами вибрировала. Я подняла глаза, уже с трудом — и увидела кивок Атеи. Поощрительный — мол, молодец, догадалась. Жаль, что со временем у тебя такая неудача.

Я уже не слышала биения собственного сердца, а значит, скоро должна была прийти темнота. Только не такая, как для Тано или Зевея. Вечная темнота, до того, как вместе с остальными душами я начну скитаться здесь, ища путь к вратам Эйда…

Бух. Бух. Колени подогнулись, похолодели пальцы, Йехар что-то кричал мне издалека… откуда? Зачем? Одна рука невольно рванулась к груди — защитить, не дать выдрать из меня самое важное, самое дорогое; вторую я не могла уже поднять, только чувствовала сквозь туман, как роняю что-то такое легкое, почти невесомое…

Почва вздрогнула у меня под ногами. И что-то сначала жалко трепыхнулось, а потом судорожно заскакало в горле, и с некоторым опозданием я поняла, что это же мое сердце, которое я отвыкла слышать за последние несколько секунд. Тяжелые, мерные удары доносились еще и сейчас, но теперь они шли только из-под земли, отдавались в ушах, но внутрь меня не лезли. Я стояла на коленях на каменистом холме, а прямо передо мной, в его поверхности торчала маленькая солнечная стрела Эроота, которая выпала из моих пальцев. И на моих глазах без всякой посторонней помощи она вдруг двинулась — и целиком скрылась внутри холма, или Сердца Крона, или кому как нравится.

И внизу, под моими коленями, раздался тяжелый нутряной стон, будто кто-то проснулся. Потом стук и вибрация стали быстрее, чаще, еще чаще, темп нарастал, словно какой-нибудь чудовищный тамтам, но уже не пугал. Судорога дрожи, я ее ощутила всем телом − и вершина холма раскрылась.

У меня хватило ума скатиться к подножию Сердца, а там я смогла встать на ноги. Нужно было бы залечь: уж очень все, что происходило, похоже было на возрождение Крона. Но я поступила в точности с постулатами нашей Дружины: стояла недалеко от эпицентра событий, и, раззявив рот, на события пялилась.

Из раскрывшейся вершины ударил чистый солнечный свет, ушел в небо, встретился там с лучами дневного светила и затерялся в нем. Надтреснутый голос раскатился по поляне до краев: слов было не разобрать, но он звучал виновато и радостно и скоро смолк. А из холма к небу поднялось, развернуло плети величественное дерево.

Оно было похоже на плакучую иву, только плакало по-настоящему: с зелено-серебристых листьев стекали капли, и каждая из них казалась наполненной солнечным светом. Оно было таким мифически-чудесным, что я замерла, и мне показалось, что я просто с головой ушла в какую-то из своих любимых книг: сижу в комнате, рядом тарелка с печеньем, а за окном — дождливое питерское лето, и никто не звонит…

− Да, − вдруг влез в мое заблуждение задумчивый голос Бо. — А я б у себя такое посадила!

Эффект от этого вмешательства для меня был такой, как если бы я во второй раз за день прикоснулась к Сердцу Крона или в первый раз в жизни — к дефибриллятору. Но зато в чувство пришла быстро, и то же самое чудесным образом случилось со всеми, кто меня окружал.

− Великий Крон обрел покой, − спокойно и грустно возвестил Тано. — Ныне все прощено, и частица его вечно будет пребывать в этом мире.

Он был все таким же: юным, хрупким и печальным, вот только клинок свой успел спрятать в ножны. Может быть, еще глаза изменились. Я была от Тано далеко, но видела, что это больше не глаза человека и юноши, что в них тысячелетняя божественная мудрость и такая же усталость. Черный плащ, который окутывал его раньше, медленно обретал форму черных крыльев.

− Атея, − сказал он, поворачиваясь к ней.

А она стояла у холма и была очень занята. Пыталась, видно, разложить по полочкам события последней минуты, но события не раскладывались, а норовили проломить полки и сползтись обратно в кучу. Атея непонимающим взглядом смотрела то на холм и на дерево, которое медленно роняло на землю солнечные слезы, то на меня, а потом опять — на дерево и на меня. Она как-то пыталась связать нас в сознании, и ей это удалось, а когда удалось — она подняла скипетр…

− Атея! — властно повторил Тано, возникая между нами. — Тебе придется явиться на суд богов за твои преступления. Опусти его — он бесполезен теперь. Идем.

Но она беззаботно засмеялась в ответ на его слова, и это было почти так же страшно, как смех самого Тано.

− Идти с тобой? Зачем? − она подняла голову, и солнце осветило ее лицо, выделив каждую черточку и придав ему немыслимую, божественную красоту. — Разве так мне подобает уйти? Стой там, мрачный бог Эйда — ты не коснешься меня! Есть еще в запасе у него превращение!

Скипетр мелькнул высоко в ее руках, развернулся, все такой же хрустальный, но ставший вдруг вытянутым и острым, — и вошел в грудь, направляемый ее собственной рукой. Атея стояла и улыбалась презрительно и гордо, и на лице ее не было ни ненависти, ни боли, даже когда она упала на землю между своей темницей и бывшим сердцем Крона.

Волосы дочери Аты разметались по траве, глаза с вызовом смотрели в небо. Но вдруг прямо из стены темницы шагнул человек в белом хитоне. Он наклонился над телом Атеи и бережно извлек из него скипетр, который в его руках тут же изменился: кровь исчезла, и он стал белым и прозрачным, словно сделанным из кварца. Человек прикоснулся к лицу умершей своим жезлом — и ее глаза крепко сомкнулись.

Он повернулся, и мы узнали Герема.

В нем мало было теперь от нагловатого бога из лавки с артефактами. На лице лежала благородная скорбь, само лицо сделалось одухотворенным, и глаза светились в точности как у Тано. На ногах едва заметно серебрились сандалии с белыми крылышками: они преобразились со своим господином и вернулись к нему.

− Ты можешь остаться, Тано, − сказал он тихо. — Я проведу ее.

Взглянул на нас — но только кивнул, как старым знакомым. Будто и не было сцены над Харибдой. И тут же исчез.

− Ой, ну я уже совсем ничего не понимаю… − протянула Бо. — Это что было?

Тано ласково улыбнулся ей в ответ, но больше на такое никто не сподобился. Всех интересовали более насущные вопросы: например, что теперь будет.

Потому что смерть Атеи — не спорю, была знаковым событием. Трагическим, конечно. Но после нее у нас осталась масса нерешенных задач. Да вот хотя бы разноплеменное войско вокруг, которое, как и Бо, пока не совсем сообразило, что это было и, как и мы, пыталось сообразить, что теперь будет.

Наверное, спасибо здешней мифологической тормознутости: мы получили короткую передышку. Йехар, тяжело дыша, оперся о клинок: то ли ранен, то ли просто устал. Лицо Веслава опять приняло долгожданное нервическое выражение.

В довершение всего прямо перед нами опустилась одна из стимфалийских птиц. В неважном состоянии: медные перья печально погромыхивают, из золотого клюва долетают звуки, напоминающие карканье, рубиново-красные глаза лезут из орбит. Мифическое создание сделало пару судорожных вдохов-выдохов и повалилось на землю боком.

И явственно сдохло от смеха.

Вслед за первой с неба посыпались остальные, а потом раздался голос спирита:

− А собратья тоже все со смеху помирали, когда я на арену выходил. Правда, может, не так явственно…

Как в ста случаях из ста — Эдмусу стоило помолчать. Его голос оказался тем самым камушком на весы, который взорвал хрупкое равновесие и помог ратям Атеи принять решение.

Под это решение можно было подвести множество красивых и народных устойчивых выражений: «Сделал дело — гуляй смело», «Не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня», и наконец — любимое, всеобщее «Уходя — гасите всех!»

Именно это рати Атеи и решили сделать. И чуть не сделали: когда вначале испустили боевые кличи (мы чудом не оглохли), а потом рванулись на нас с утроенной скоростью, согласно еще одному известному постулату: «Я мстю, и мстя моя страшна!».

Вариантов не было. Мы и в тот-то раз отмахались только благодаря помощи Тано и смерти Атеи, а наш друг, бог смерти, теперь при исполнении, и вряд ли он опустится до того, чтобы убивать смертных. Эти веселенькие мысли пронеслись в голове сумасшедшим роем, но битва не успела завязаться во второй раз. Между нами и противниками, едва не задев Йехара, вдруг ударила молния.

Потом вторая и третья. В одно и то же место.

При чистом, разумеется, небе.

− Ой, − панически зашептала Бо, прячась за Тано. — Ой, заберите меня куда-нибудь… если это Нефос…

Бог смерти посмотрел на нее с недоумением. Ему, бедолаге, невдомек было, что Бо не понимает, куда он может ее забрать…

К тому же это был не Нефос. Хотя тот, чьей рукой были брошены молнии, имел к черному пегасу самое непосредственное отношение.

Они просто появились, один за другим, Повелители, ослепительные в своем величии, чудовищные в своей власти. В своем ли истинном обличии, в каком являлись на Олиме? Как видно, потому что их человеческие оболочки мы видели, и разница была разительна.

Зевей стоял впереди, он превосходил ростом Йехара, а красотой — Бо (ладно, сравнение неудачное, но как тут скажешь просто — «прекрасен»? Это было выше просто прекрасного). Мы узнали Громовержца только по манере держать себя хозяином и по тяжелому колчану за плечами. Справа от него стояла Афейна, со спокойной мудростью на красивом лице, в шлеме и при копье, в точности как изображали ее в легендах и на росписях. Чуть подальше − остальные, и, когда глаза привыкли к сиянию, я смогла отличить Афродизу и Апейлона, Геферна и Ауреса… Вот Гээру, кстати, увидела только мельком: та все время скрывалась за плечами остальных. Знала, видно, что, как только муженек придет в себя после преображения, последует крутая разборка на предмет всех испытаний, которые постигли его бороду и лысину за последние четыре года.

− Остановите битву, − звучно проговорил Громовержец. — Возвратитесь в свои уделы и избавьтесь там от обмана, в который ввела вас Ата!

Полчища, которые и так поредели при появлении Зевея, начали разворачиваться в обратном направлении. Кое-кто еще медлил, но тут Афина выкрикнула что-то грозное и потрясла своей эгидой (самая безобразная мертвая рожа, какую я только видела, насколько помню — голова Медузы Горгоны), и отступление превратилось в бегство. Причем, паническое, с особенной паникой валили с поля битвы циклопы. Деревья в лесу, куда они унеслись, еще долго вздрагивали от крепких ударов: кое-кто не давал себе труда разбирать дорогу.

Зевей вслед им даже не глянул и теперь посмотрел на нас с милостивой улыбкой.

− Вы совершили подвиг, достойный моего сына Гээракла, − провозгласил он. — Боги Олимы благодарят вас. Мы решили позволить вам выбрать награду…

− Вот только в гости приглашать нас не надо, не надо, говорю, − гнусаво зачастил Эдмус. По-моему, его особенно взбесила снисходительность тона, и не его одного: Веслав вон уже трясется от злости, еще немного — и его на месте прикончат за попытку отравления верховного божества. — И бессмертия нам не надо, потому как не дело это — бессмертие. Живешь себе, в дрязги мелкие закапываешься, а главного-то — ценности каждой секундочки, каждого глоточка воздуха — нет, не чувствуешь! И ни тебе отпуска, ни чего еще, нет уж, спасибо… Вы уж лучше нам миску пиявок на дорожку, или еще чего…

Физиономия у Зевея вытянулась, равно как и лица его божественной семейки. Впервые участь Громовержца и остальных выставляли в столь незавидном свете. Мне показалось, явственно согласен со сказанным был только Тано, который так и замер рядом с нами, не смешиваясь с остальной группой. Остальным просто стало не по себе, когда их бессмертие приравняли к миске пиявок.

Зевей же молча прошел к раскидистому силуэту дерева и немного постоял, глядя, как скатываются с листиков ивы светлые, блестящие капельки. И, может, нам показалось, но со щек Громовержца тоже упала одна такая — прозрачная и солнечная, и ушла вниз, в траву, к корням ивы Крона.

Потом он вернулся к нам, как ни в чем не бывало, взмахнул рукой, и очередная молния сравняла темницу Атеи с землей. Подошел и вгляделся в лицо усопшей.

− Если кто-нибудь захочет совершить над ней погребальные обряды, — боги не будут этому присутствовать, − сказал он наконец. — Суровую кару она уже понесла за все, что сделала. Кара стократ суровее должна была достаться настоящей виновнице, ее матери, но она незрима даже для нас. Великое мужество и великая чистота сердца требуется, чтобы разгадать ее козни и разрубить тенета. Какой награды вы хотите?

− Да ничего нам не надобно, старче!! — взорвался Веслав, и, продолжи он, — мы бы точно остались вчетвером. К счастью, вмешался Йехар и отвесил Зевею церемониальный поклон.

− Мы исполнили это по долгу, а не ради корысти, − просто сказал странник. — Не сочтите это тщеславием, но нам не нужны награды.

− Ну, я не знаю… − прошептала Бо. — А колечко какое-нибудь… ну, или сувенирчик на память…

Вот бы мне иметь сто рук, как Бриарею. Или штук шесть хотя бы: на Эдмуса, Веслава и Бо, а то с одной парой всех шпынять и попеременно затыкать им рты несподручно.

Зевей поглядел на нас с уважением, но без малейшего удивления.

− Пустыми были мои слова, − сказал он наконец с улыбкой, − я знал, что вы ничего не возьмете, с того мига, как встретил вас во дворце. Да будет так! Но мы не забудем вас. Теперь — я отправляюсь на Олиму.

Он поднял голову в небеса, пронзительно свистнул (верхушки ближайших деревьев заколебались, мы схватились за уши, а ива и бессмертные не шелохнулись), и с неба донеслось заливистое радостное ржанье. Аккуратно спланировав на покрытую кровью, измятую во время боя траву, рядом с нами приземлился Нефос. Вид у него был гордый и счастливый: хозяин вернулся, пора за работу… Но это только до того момента, как пегас не сообразил осмотреть поляну и среди знакомой бессмертной компании углядел-таки нас.

Когда Нефос увидел Эдмуса — желтые глаза полезли на лоб. Когда дошел до Бо — он попятился. А потом он посмотрел до Веслава и на секунду окаменел. Правый выпученный глаз начал подозрительно дергаться.

И тут этим дергающимся глазом он очень некстати взглянул на меня.

Клыкастая пасть пегаса раскрылась, и оттуда вырвался ни на что не похожий душераздирающий, полный ужаса вопль. Нефос рванул в небо, работая крыльями с такой скоростью, что стал похож на Карлсона с двумя пропеллерами по бокам. Не берусь судить точно, но мне показалось, он себе еще и хвостом помогал…

Зевей был порядочно озадачен поведением своего любимца.

− М-да… он так никогда себя не вел, − пробормотал он в бороду, и на секунду напомнил нам самого себя несколькими днями раньше. — Я вижу, вы тоже собираетесь возвращаться домой.

Немного запоздало мы оглянулись: там, где еще пару минут назад сновали стигийские собаки из свиты Гекаты, теперь появилась грубая каменная Арка, поцарапанная и выщербленная. Из Арки выглядывало что-то такое родное, туманное, с заплеванным двором…

Мне огромных усилий стоило не запрыгнуть в нее прямо сейчас и дослушать Громовержца.

− Это значит — вам пора прощаться навсегда, − сказал он и обвел нас всех глазами. — Да. Вы больше никогда не увидитесь. Но я желаю вам пронести ваше дружество до вашего Стихса!

Не теряя достоинства, он исчез, а за ним растворились остальные, последней и с явной неохотой — Гээра. Рядом с нами остался только один бессмертный − местный спец по тому самому Стихсу и не только по нему.

Тано улыбался нам своей печальной улыбкой.

− Твоя помощь была неоценима, − пожимая ему руку, заговорил Йехар. — Я был счастлив сражаться с тобой сегодня бок о бок.

− Я рад, что он хоть на что-то сгодился, − грустно заговорил Танатос, косясь на свое оружие. — Что он хоть кому-то помог. Нет, Оля. Я не сержусь.

Это он мне и в точности по мыслям моим: я мялась, не решаясь подойти и попрощаться. Почему-то казалось: он не скажет спасибо за то, что я не дала Атее воспользоваться жезлом, когда две секунды — и прости-прощай, постылое бессмертие и такое же постылое одиночество. А теперь вот…

− Вещие Мойры прядут и мою нить судьбы, − пояснил он и тоже пожал мои пальцы своими — белыми, холодными и хрупкими. — Сегодня они не захотели ее перерезать. Может, захотят в другой раз.

С остальными он попрощался тоже, но скомканно и торопливо: спешил по делам. За время отсутствия их накопилось столько, что подумать страшно.

− Мы ведь все равно встретимся, − заметил он перед тем, как исчезнуть. — Так или иначе.

Заговорил Веслав, и то только тогда, когда мы прошли через Арку.

− Да. Обнадежил…

Глава 16. Междоусобицы и прощания

Встречающих на сей раз не было: в обратную сторону Арка открылась так неожиданно, что никто из наших не успел зафиксировать спонтанные магические всплески. Был какой-то двор на опустевшем заводе, кажется, на Лиговке. Был вечер.

И была явственно осень.

А отправлялись мы в апреле. Было, от чего оцепенеть, но долго цепенеть мне не дали, все разъяснил Йехар:

− Время в разных мирах течет по-иному. Никто не знает, сколько мы пробыли по ту сторону. Я сам сталкивался с этой загадкой неисчислимое число раз. Ты можешь вернуться через день, а можешь через сотню лет…

Я покачнулась, начала падать, и Веслав не слишком тактично придержал меня коленом. Сколько лет?! А я еще думала к сессии успеть, а кто-нибудь из моих однокурсников, может, и до степени магистра уже дошел?

А может, нет. Я оглянулась, подавляя панику. Стены завода страшные, разваленные. На одной какой-то реклама о сдаче помещений, донельзя корявая. Да нет, наверное, прошло не так уж много времени…

Хотя с Питером я не стала бы судить наверняка.

− Мне еще вот что непонятно, − отрывисто сказала Виола (переход через Арку прошел полезно для ее личности, то есть, личность поменялась в лучшую сторону). — При чем тут Герем? За кого он вообще был? Стрелу, вроде, хотел уничтожить, а может, и не хотел. Йехара чуть не угробил… а под конец еще оказалось, что жезл этот — его, как такое может быть?

− Нашла, чему удивляться, − буркнул алхимик, который нетерпеливо посматривал в Арку − не откроется ли опять, чтобы развести наших гостей по домам. — С этой большой, запутанной семейкой (как у меня, право слово) меньше всего удивляться нужно. Ошибусь — поставьте меня у Бо курсы логики читать, он — ее отец!

− Отец Бо? — немного опешила я. Алхимик закатил глаза.

− Уйди. Убью ж сгоряча, потом жалеть буду… Герем — отец Атеи! Ибо мне известно, что Гермафродит в том мире был в единственном экземпляре, тот, которому Ольга набила морду на арене. А Ате таки нужен был кто-то с Y-хромосомами! Насчет Крона Атея нам рассказывала самолично, так что его в расчет принимать не стоит.

− Но… Герем же бессмертный, − усомнилась я. — Разве он не мог… не понимал что делает, что ли?

− Почему нет, может, очень даже! Только чем это кончится, не знал. Думаю, когда дочурка его нашла, он ей обрадовался. Сам же говорил, что узы крови для него священны. Может, даже поклялся водами Стикса сделать для нее все… на этом она его и подловила. Потребовала его жезл, который, как известно, является проводником душ в мир теней. Клятва водами Стикса нерушима, Герем не мог не отдать жезл, а Атея добавила в него капельку крови Крона — и вот она уже исторгает бессмертные сущности.

− А Герем со стыда подался с Олимы на землю, так, что ли?

Я решительно не понимала Веслава: он вроде бы и дергался как всегда, и бросал слова в своей обычной манере, и даже пальцы ломал нервно, но глаза не пытались тревожно обегать все вокруг, они были устремлены вдаль, как будто алхимик отчаянно нащупывал какую-то мысль.

− Не знаю, с чего он туда подался. Может, от Зевса подальше — прибьет еще, если узнает, что он наделал. Может, сам ее хотел найти и образумить, а то еще решил затихариться да подождать, что будет. Вдруг да удастся получить теплое место при новом правительстве, а дочурка слово замолвит… Он же торгаш, не забывай.

− Но стрелу Эроота он ей так и не отдал, − возразила Виола.

− Это сами думайте, почему. Можете в духе нашего рыцаря, − Веслав махнул рукой на Йехара, − решить, что он не смог больше предавать своих братиков-сестричек, дяденек-тетенек, осознал, значит, и раскаялся. Может, испугался последствий воскрешения Крона, и того, что дочурка за недостатком бессмертных решит и из папы сущность извлечь. Вот и решил все пустить на… гм… самотек, в прямом смысле слова: мол, выловим стрелку — достанется доченьке, он же знал, что она шанса не упустит. А не выловим — значит, никому…

Не знаю, подло поступил Герем или нет, а только мне бы не хотелось сейчас быть на его месте. Провожать к вратам мертвых собственную дочь, какой бы она ни была…

− Гад, − упрямо сказала Виола. — Ну, что с ним будет — можно даже не спрашивать, этот везде выкрутится… Если, конечно, ты верно догадался.

− Я думаю, − медленно заговорил Йехар, − она и правда его дочь. Он скорбел о ней, как могут скорбеть лишь родители и возлюбленные…

Не успели мы переварить уникальное явление в виде светлого странника, который согласился с мнением темного алхимика, как Арка открылась в очередной раз.

В какое-то роскошное, но с грубыми интерьерами вроде огромных песочных часов помещение.

−- Похоже на дворец герцога Цепеока! − заметил спирит без особенного энтузиазма в голосе. И тут же этот энтузиазм приобрел: − А ведь ничего такого не случится, если я останусь тут? Я только хочу сказать: я же не могу нарушить равновесие в мире, что там какой-то шут, пусть и из Дружины, и я все еще уверен, что я сюда попал просто случайно, хотя странно, что мы худо-бедно справились и не так уж много народа загубили, так я оста…

Дружный тройной пинок не дал ему договорить. С характерным воплем: «Здрасьте, герцоо-о-ог!» − спирит исчез из нашей реальности. На месте герцога, я бы уже начинала рвать на себе волосы. Надеюсь, господин Эдмуса успел хотя бы отпраздновать избавление от этого летучего несчастья, а то пора опять обряжаться в траур — только сплавили, и…

Вслед за этим в Арке проступили контуры ночного мегаполиса. Высотные дома, неоновое освещение — картина могла бы принадлежать какому-нибудь Нью-Йорку.

− Это за мной, − сказала Виола небрежно. По очереди кивнула каждому из нас: − Приятно было познакомиться.

И исчезла в Арке, прежде чем мы сумели соотнести ее костюм, арбалет и урбанистический пейзаж, который нам открылся.

Но на этом все почему-то закончилось. Я смотрела на Арку с ожиданием, а она не собиралась открываться в третий раз.

Прояснил все Йехар.

− Мы обещали тебе поединок, если все закончится благополучно, − он медленно развернулся к алхимику. — Ты готов?

− Вполне, − тот привел в боевую готовность пару карманов, то есть, попросту их расстегнул и чуть отступил назад. — Расходиться будем?

− Предлагаем расстояние в десять шагов: если мы будем стоять ближе — Глэрион не оставит тебе ни малейшего шанса.

− Да ты двух пройти не успеешь, как помрешь, давай хоть на семь, что ли!

− Мы приняли твое предложение.

Я вертела головой с глупейшим ощущением того, что переход повлиял на хрупкий девичий организм, и у меня начались слуховые галлюцинации. Иначе с чего бы это мне слышать весь этот абсурд.

− Поправьте меня, вы собрались тут друг друга поубивать? После того, что… − я чуток пожестикулировала и выразила совершенно все свои эмоции в двух словах: − после Дружины?!

Меня не удостоили ответом: на данный момент новоявленные дуэлянты старательно отмеряли семь шагов от одной точки, и их волновало только одно: чьи шаги считать? Как ни крути, а шаг рыцаря почти в два раза длиннее.

Но в конце концов все административные заминки были улажены, шаги отмерены, противники заняли позиции, собрали оставшиеся после Дружины нервы в кулаки, приготовились, одним словом, по-всякому — и были неприятно поражены тем фактом, что между ними, скрестив руки на груди и отбивая ногой кровожадный ритм стою я. Что-то вроде человеческого столбика разметки. Мое лицо красноречиво выражало мои намерения.

− Ольга, − мягко попросил Йехар, − уйди. Это лишь наш бой.

Алхимик был не столь любезен.

− Свали подальше, а то проснешься через неделю, причем все в этом же дворе, потому что я доставкой не занимаюсь. Доступно?

− Ага, − сказала я. — Сунешь руку в карман — получишь дозу заморозки, достаточную для того чтобы стекло разлетелось. И проснешься через месяц, если проснешься вообще. Доступно?

Алхимик не то чтобы смутился, но хоть призадумался. Я давно заметила его единственную слабость в бою: снадобье перед использованием нужно достать и откупорить, а это занимает время. Правда, Веслав работает с потрясающей скоростью и до секунды все просчитывает, так что у него времени на все уходит примерно как на то, чтобы достать гранату, выдернуть из нее чеку, а потом швырнуть. Но моя заморозка быстрее, и, пусть ему везло до сих пор — сейчас мы этот миф о непобедимости алхимиков развенчаем…

− Оля, прошу тебя… − опять начал Йехар.

− А ты меня мечом полоснешь? — поинтересовалась я в ответ. — Чтобы я убралась — пожалуйста, не стесняйся…

− Зачем ты так?! — задохнулся рыцарь. — Зачем равняешь меня с ним?

По лицу алхимика я догадалась, что последняя фраза добавила причин для поединка.

− В общем, так, − сказала я и отбила ногой дробь помедленнее, мрачную. — Можете обзываться с дистанции нехорошими словами, можете плеваться друг в друга через мою голову — я себе щит создам, за меня не беспокойтесь…

− А кто беспокоится? — удивился алхимик.

Клянусь, я бы его сама на поединок вызвала, да умирать как-то неохота.

− Но если вы только попытаетесь сцепиться — я за себя не отвечаю.

− Да ты по жизни за себя не отвечаешь, − проворчал Веслав. — Давай в сторону, светлая! Чем еще ты нам грозишь — участью Гермафродита, а?

− Нет. Просто я призову свою стихию. И обрушу ее на нас. К твоему сведению, лужи тут небольшие, зато в метре от меня — крышка от канализационного люка. В общем, дернись — и будешь года три в своей глуши сорта мыла разрабатывать. Йехар с Глэрионом — а у вас тоже перспектива… в своем роде. Нечисть вас точно будет бояться в два раза больше.

Странник посмотрел на меня со священным ужасом. Веслав усмехнулся напряженно, но почти добродушно.

− А ты хоть сама уверена в том, что ты светлая?

Вообще-то отдельными моими наставниками такие сомнения уже высказывались. Но в данный момент мне было как-то наплевать на мою принадлежность. Главное — здесь мой мир, я в своем городе, и никто из этих двоих не посмеет убить другого, пока я рядом.

Йехар огорченно покачал головой: был согласен с высказыванием Веслава.

− Да-да, качай, — отозвалась я. — Заодно скажи мне, что я иду на сторону тьмы. Тебе-то эта сторона не светит, ты просто собрался убить бывшего коллегу без веской причины.

Рыцарь открыл рот, чтобы поспорить насчет причин, припомнил что-то — и осекся. Веслав очень своеобразно, рывками застегивал карманы.

− Что смотришь? — огрызнулся он в ответ на мой взгляд. — Вылезай из боевой позиции. Я пас. Все равно его рано или поздно зарежут в каком-нибудь мире — с такими принципами.

Йехар кивком подтвердил, что я могу больше не беспокоиться, но при этом заметил ядовито:

− По крайней мере, мне не придется самому пить яд, когда я пойму, что жизнь моя пуста.

Последние любезности были распределены. Инцидент себя исчерпал. Арка, словно поняв это, открылась − и на нас повеяло сухим жаром. Странник бросил на Веслава тяжелый взгляд, горячо пожал мне руку на прощание и шепнул едва слышно:

− Спасибо, − а потом тут же: − Никогда ему не доверяй, слышишь?

И шагнул в Арку, крепко сжимая рукоять клинка, как бы боясь потерять его во время перехода. Вспыхнули символы, и каменная дуга напротив нас стала таять в воздухе. Тепло обожгло руку, и, когда я закатала рукав, обнаружилось, что знак высшей индульгенции пропал у меня с запястья.

Чему я была несказанно рада.

− Черт, как отсюда выйти?

Алхимик недоуменно покрутился по сторонам. Я напрягла всю свою логику и указала в ту сторону, где было посветлее: там горели фонари.

Наверное, нужно зайти в Отдел, отчет написать. Получить командировочные. Вот только лицо Игнатского не желает всплывать в памяти, да и лица остальных тоже, и вообще, Питер кажется каким-то нереальным и мертвым после яркого греческого солнца, и пахнет он мокрым асфальтом, а я уже привыкла к запаху травы…

− А ты бы правда нас окунула? — полюбопытствовал Веслав. Он не выглядел огорченным пропавшим поединком.

− Вообще, это уровень следующего семестра, − честно призналась я. Алхимик развеселился еще больше, и теперь я встревожилась: − Что такое? Ты ему на прощание никакого яда на спину не набрызгал?

− Яда? Да ну, зачем. Вот «Ниагары» капнул. На добрую память, ха…

Путь Йехара в новом мире начнется отнюдь не идиллически.

С алхимиком мы разошлись у входа в Отделы — по сей день не понимаю, как по дороге я умудрилась не нарваться хоть на ту же «Ниагару». Может, потому что мне не хотелось говорить, я рассматривала сине-серый Питер и напрягала все силы, чтобы не отстать от спутника. Заговорила, только когда перед носом замаячила знакомая дверная ручка Канцелярии.

− Ты ведь Зевея слышал? Он прорицал, что мы никогда не увидимся.

Алхимик — он уже приоткрыл дверь своего Отдела — досадливо обернулся:

− Ну?

− На нас с тобой это тоже распространялось?

− Ну, при условии, что он не ошибался.

Я не стала протягивать ему руку, он бы не оценил. Кивнула и заметила:

− Надеюсь, ошибся.

Алхимик хмыкнул и пропал внутри.

Я вошла в пустынный холл, внутренне сжимаясь, готовясь услышать вопль вахтерной, и думала о том, что, в сущности, я бы не хотела видеться с алхимиком часто, скажем, пить с ним чаек по четвергам. Просто мне хотелось, чтобы на горизонте хоть изредка появлялся кто-то, кто может подтвердить: все невероятное, что было, — не следствие слишком тяжелого ужина и слишком большого количества пар по теории стихий. Кому можно сказать: «Слушай, а вот помнишь…»

Хоть одному — потому что с остальными-то мне увидеться теперь точно не светит.

Ох, знала бы я в тот день, как капитально могут ошибаться боги…