Расколотый меч - Серая Дружина #3

Елена Кисель / Серая Дружина-3: Расколотый меч

Глава 1. Проблемы статистики

— О Х-хаос…

Только на это я и сподобилась, услышав ответ. Вопрос был неброским: «Нам еще долго тащиться по этому окаянному лесу?» Отклик тоже на сложность не претендовал: «Ик… не знаю».

Я остановилась так резко, что мой спутник — слабенький стихийник по земле — столкнулся с моей негодующей спиной и сел на муравейник.

К несчастью, муравьи оказались красными и очень кусачими, а посему вскоре местных белок удивил тоскливый вопль, художественно ввинтившийся в весеннее поднебесье. Я посмотрела на темного уже с некоторым сочувствием, но все же возмущенно уточнила:

— Вы не знаете, где он живет?

— Я… не помню, — сильно подозреваю, что он не просто стряхивал со штанов муравьев, а еще и старался со мной не встречаться взглядом.

— Мне же рекомендовали вас как специалиста, который знает туда дорогу!

На это я получила тоскливо-злобный взгляд и ноль ответа. Если таковым не считать маленькую тучку разлетающихся по воздуху муравьев.

Предыстория этой сцены проста и прозаична. Неизвестно, кому в Канцелярии Стихий принадлежала идея устроить общую перепись (подозреваю, даже если бы было известно, из какого Отдела идея исходила — Отдел был бы немедленно проклят целиком), но таковая происходила. Вполне благополучно происходила, пока не наткнулась на маленькую помеху: кроме филиалов Канцелярии, в регионах существовало большое количество отшельников, которые предпочитали совершенствовать свое мастерство в глуши. И попробуй их мало того, что найти — а уговорить открыть свой уровень…

За месяц, который прошел с той поры, как меня включили в переписчики, я отловила шестерых. Последний, кстати, тихарился в полесских болотах, где поселился по причине обостренной паранойи. Добирались до него чуть ли не со всей Полесской Канцелярией, так он решил, что мы хотим его по каким-то причинам захватить — и оказалось, что дотянул свои способности до профессорских. После двухдневного объяснения, кто мы и что нам надо, данные были добавлены в анкету, ребята из светлых и темных Отделов грустно принялись наводить в болотах порядок (по-моему, им хватит работы на неделю), а мне захотелось в отпуск.

К сожалению, в списке остался последний претендент, так что, проделав путь до Смоленска и насмерть запутавшись в незнакомом городе, я наконец ногой открыла дверь Темного Отдела и поинтересовалась, кто знает, как найти В. А. Чумного.

Если в дороге я радовалась, что про этого стихийника известна хотя бы фамилия — теперь резко перестала. Реакция на нее была такая, будто обладатель и впрямь был переносчиком заразы. Сначала от меня шарахнулись и посмотрели с ужасом (который я списала на ведьминское свое, после уговоров предыдущего отшельника, обличье). Потом, по мере моих объяснений — уже просто с сочувствием.

Потом сказали, что знают — с полдесятка, но никто не пойдет.

Попытка раздобыть информацию на месте закончилась глухим молчанием. Через час усиленного психологического давления с помощью Светлого Отдела мне таки дали проводника Геннадия, который в данный момент и пытался спасти свои штаны от этимологической катастрофы.

— Ладно, — смягчилась я, когда брюки были спасены, а мы возобновили путь по чуть заметной, похоже, не людьми проложенной тропке. — Я смотрю, в Отделе не очень много знают про этого Чумного.

Подобные разговоры я начинала за восемь часов раз двадцать: и пока ехали от Смоленска, и пока тащились пешком. Но только сейчас почему-то удостоилась ответа:

— Он не сотрудничает с Отделами. И не приветствует, когда кто-то заходит на его территорию.

То же самое я могла сказать и о предыдущих шести.

— Но хотя бы примерный его уровень или стихию вы можете мне сказать?

Вначале мне показалось, что он так и не ответит. Потом по ругани собеседника догадалась, что причиной его замешательства является попавшая в глаз ветка.

— Ведун, — сказал он наконец, — травовед… а уровень и стихия… гм… гм… гм…

«Гм» было единственным звуком, которым мой проводник издавал охотно, с разными интонациями и по любому поводу.

— И по зельям тоже? — уточнила я, и мне поплохело после тоскливого кивка. Знала я одного, который по зельям, правда, тот был алхимиком, а за «травоведа» мог убить. — Ну, будем надеяться, он не травит случайных гостей.

Неуверенное «э-э гм…» дало понять сразу три вещи: почему Геннадий ударился в истерику, когда узнал, куда мы идем; почему он так плохо помнит дорогу и почему глава Темного Отдела так долго и серьезно меня расспрашивал, кому и куда сообщить «если что».

Дальше спрашивать расхотелось. Мы возобновили молчаливые и с виду бессмысленные блуждания по лесу, так что я не понимала, чего хочет мой проводник: найти кого-то или потеряться самим. С моей точки зрения наш путь походил на бессмысленные метания в разные стороны с целью спугнуть по пути как можно больше образчиков местной фауны. Мы уже пуганули в зеленеющем кустарнике двух кабанов, попали на одну очень нервную лосиху, которую мне пришлось шугать потоком воды (благо, рядом была полная после недавних ливней канава), а теперь, видно, искали чего-нибудь более экзотического.

Оно и нашлось — правда, не так и не то, что я себе представляла.

Геннадий вдруг застыл на месте, приложил ладонь к земле, закрыл глаза, а потом медленно поднял руку, указывая направление.

— Там, — сказал он. Я послушно посмотрела в очередные кусты, на сей раз — орешника.

— Что там?

— Его дом, — и по голосу я смогла разобрать, что темному очень, очень, очень не хочется, чтобы отшельник обретался дома. — С полкилометра в том направлении.

Наконец я поняла, что он и не знал, где в точности живет этот самый Чумной. Просто запомнил приблизительное направление, а потом пользовался поддержкой земли. Будь он хотя бы мастером — провел бы меня с точностью до метра, лучше, чем по карте. Но он ученик и в обучение пришел не раньше меня, так что пришлось метаться из стороны в сторону, пока нужныйдом не оказался на расстоянии пятисот метров.

То есть, я надеюсь, что это нужный мне дом.

Конечно, я не ожидала увидеть хоромы (это после шести-то предыдущих халуп!), но строение, с которым я чуть не встретилась лбом, продравшись сквозь очередные заросли, меня повергло в шок на полновесную минуту. Видимо, оно с самой постройки не отличалось крепостью, а лет двадцать-тридцать назад начало крениться влево, а лет десять назад решило окончательно развалиться. Чему его обладатель попытался помешать со всей своей творческой фантазией: каждый квадратный сантиметр хибары был оббит и заколочен где кусками досок, а где остатками бытового хлама, иногда с трудом, но определимыми. Возле окна, например, намечалось приколоченное сидение от стула. Спинка стула была прилажена на два метра левее, между куском старой покрышки и обломком пенопласта. С ними соседствовала доска из забора, на которой была нацарапана часть нехорошего слова. Крышу украшал скривленный зонтик, скрепленный с двумя метрами шифера и одним — черепицы. Каким образом эти обрывки и обломки держались друг за друга — было решительно непонятно. Меня переполнили сомнения по поводу человека или мага, у которого хватало смелости жить в таком урочище.

Геннадий поспешил их подтвердить.

— Ну, я… подожду вас? — заискивающе поинтересовался он.

И уже издалека, откуда-то с той стороны кустов успел добавить сочувственное «гм-гм».

Я подошла к двери, и в отпуск мне захотелось пуще прежнего. Поперек двери была приколочена табличка с красноречивой надписью: «НЕ ВЛЕЗАЙ — УБЬЮ!». Табличку подкрепляла вторая, пониже. На ней без лишних разговоров был изображен череп со скрещенными костями. По соседству с черепом с намеком примостилась бутылочка, на краю которой висела темная капля. Нарисовано было с вдохновением и знанием.

Машинально я поискала глазами звонок или хоть кольцо на двери. Не обнаружив ни того, ни другого — тихонько постучала. Потом, погодя немного, — громче. Еще громче.

Я почти обрадовалась, когда изнутри не донеслось ни звука. Из чистого долга погрохотала кулаком по табличке. Ничего.

С глубоким вздохом облегчения я пнула дверь ногой и собралась развернуться, и тут как раз началось самое интересное.

Во-первых, табличка на двери не вынесла сотрясения и решила совершить короткое, но увлекательное путешествие вниз, прямиком на ногу, которую я не успела отдернуть. Во-вторых, на поверку табличка оказалась тяжелой и облепленной слизнями, и я отметила оба эти факта коротким, но громким визгом, который как минимум заставил Геннадия в кустах залечь. В-третьих, изнутри избушки раздался грохот, будто там глушили рыбу динамитом, потом какое-то звяканье, а потом — громкий нецензурный вопль.

Увенчалось все быстрыми приближающимися шагами, и, прежде чем я поняла, что пора бежать, дверь распахнулась, и я заорала вторично, уже при виде хозяина. Им оказалось черное и какое-то ободранное, лысое существо с огромными жидкими глазами в пол-лица, без носа и со ртом, напоминающим воронку. Донесшийся из ротового отверстия рык и бутылочка в черных руках (зловеще похожая на ту, что была изображена на табличке) перепугали меня еще больше. Инстинктивно я выбросила вперед руку с призывом холода.

Бутылочка разлетелась, брызнув ледяными осколками. Глаза и лысина создания мгновенно покрылись инеем (?!), само оно замерло на месте, потом покрутило головой и вдруг рявкнуло, сдвигая вниз респиратор:

— Озверела совсем, стихийница?

Звук голоса заставил меня замереть и забыть о щеке, оцарапанной осколком бутылочки.

— Ве-веслав?

— Оля? — алхимик выпутался на сей раз из огромных очков, видимо, оставив надежду их протереть. — Черт, а я-то тебя не узнал, хотя кто еще мог бы так орать… Какого лешего тебя ко мне принесло? И… ты ранена?

— Щеку поцарапала, — я с опаской покосилась на осколки, веером лежащие на крыльце. — Надеюсь, ничего смертельного в пузырьке не было?

— Ну, смертельного… гм… знаешь, пойдем-ка внутрь. Я найду антидот.

Такая формулировка фразы заставила меня заскочить в дом чуть ли не раньше самого алхимика.

Что было бы непростительной глупостью с моей стороны, потому что пройти по коридору между комнатами, ничего не разбив, не разлив и не рассыпав, было невозможно. Вдоль стен тянулись полки, заставленные мешочками, банками и бутылями. На полу размещалась коллекция емкостей побольше, через некоторые приходилось переступать на ходу. Переступать было трудно, потому что коридор по задымленности напоминал туалет в нашем Отделе в обеденный перерыв.

— Здесь возьми влево, — инструктировал меня Веслав, передвигаясь в дымной завесе с нереальной скоростью и ловкостью. — Немного вправо. Не наступи на эту банку. Не споткнись. Береги голову…

— Я тебе… помешала? — поинтересовалась я между двумя приступами кашля.

Спрашивает еще! — алхимик воздел руки к потолку, едва не сшибив с полок несколько бутылей. — Ты угробила результат недельной работы. Так что не буду извиняться за хм… прием.

Я сдуру чуть не брякнула: «А ты собирался?» Сколько я знала Веслава — его приветствия ненамного отличались от того, на что наскочила я.

— Давай в малую, — наконец определился алхимик, кивая на дверь и пропуская меня вперед.

Комната, а скорее — лаборатория являла собой прямую противоположность внешности дома. Стены и даже потолок обложены кафелем, правда, в легкомысленный зеленый горошек. Ирреальные, безупречные чистота и порядок — на аккуратных столах, у газовых горелок, пробирок и небольших, до блеска выдраенных котелков. Микроскопы, точные весы, несколько ровно лежащих книг. Электрическое освещение — откуда он взял в такой глуши? Наука алхимии во всей невозможной своей точности.

— Вымой руки, — Веслав кивнул на умывальник при входе, — рядом вешалка, надень халат. Обувь долой.

Халат оказался мне великоват, но закуталась я в него с удовольствием. Вместе с сапогами в пику Веславу сбросила еще и штаны. Алхимик, профессионально сполоснув руки и надев второй халат (обрывки первого, как и черные перчатки, он стянул и выкинул куда-то в угол еще по пути через коридор), отошел в противоположный конец лаборатории, где обнаружились два массивных шкафа.

— Только ты, — говорил он, нервно звякая чем-то по полкам, — только ты могла вломиться в тот самый момент, как я вливаю единственный компонент, который может привести к взрывной реакции! Завершающий этап! Двенадцатая из двадцати капель настоя горицвета — и тут… Скажи, какого Хаоса ты закатываешь концерты под моими окнами, а потом меня же морозишь?!

— И…и ничего я не закатываю, — начала я, вспоминая о характере Веслава и потихоньку прижимаясь к умывальнику. — Просто у тебя там табличка непрочно висит… ну, и слизни… а потом выскакиваешь весь такой ты, с бутылкой… и лысый.

Последнее слово я договорила, убедительно глядя на подкопченную лысину подошедшего поближе Веслава. Тот поднял руку и снял ее — темные, слегка курчавые волосы оказались на месте.

— Купальная шапочка. Для работы, — и алхимик резко сунул мне в руку граненый стакан, до четверти наполненный прозрачной неизвестной жидкостью. — Пей.

— А я могу рассчитывать, что не помру, если выпью?

— Как раз если выпьешь — не помрешь, — буркнул алхимик, и я проглотила жидкость тут же, не чувствуя вкуса. Тем временем ко мне ногой (видать, Веслав опасался меня подпускать к драгоценным столам) подвинули стул, на второй алхимик уселся сам и тут же обмазал мне щеку какой-то жидкостью.

— Эй!!

— Заживляющее, — невозмутимо ответствовал он и откинулся на стуле.

— Что-то ты добрый сегодня, — недоверчиво сказала я, вспомнив грохот и последовавший за ним вопль.

— Просто я рад тебя видеть.

Кажется, он не лгал. Во всяком случая, худое нервное лицо кривилось сейчас в гримасе, которую с натяжкой можно было назвать дружелюбной, и ни один из глаз не дергался.

А вот сам он выглядел чудовищно.

И хотелось бы сказать, что нездоровый цвет лица — да беда была в том, что как раз цвета на его лице не было вовсе. Ну, кроме в высшей степени неприятной синевы под глазами да пары живописных царапин. Все в совокупности составило такую картину, что как только я ее разглядела — шарахнулась назад с вопросом:

— Веслав, что с тобой? Краше в гроб кладут!

— Сначала холодом шарахнет, а потом спрашивает, — фыркнул алхимик, натирая заживляющим нос, который я ему, кажется, в панике отморозила. — Что там куда кладут? Я с октября сижу в лабораториях чуть ли не безвылазно. Начнется сезон заготовки — ты позавидуешь моему загару. Так я жду.

— Чего?

Рука алхимика дрогнула, заодно щедро намазав заживляющим щеку. Дальше он вознамерился перейти почти на ультразвук.

— Чего?! Причин твоего визита!!

— А, — сказала я и как всегда почувствовала себя непроходимой дурой. — У нас тут перепись стихийников, вот я отшельников и отлавливаю. На этот раз… гм.

— Гм, — мрачно подтвердил Веслав, потирая щеку. Наверное, он размышлял, как отравить моего провожатого.

— Чумной — это прозвище?

— Фамилия. Веслав Аскольдович Чумной, а что, ты у Игнатского узнать не удосужилась?

— А ты-то мою фамилию знаешь?

— С чего б мне знать всякую чушь!

— От чуши слышу!

— Знаешь что?! Я сейчас…

— Ну, давай, трави меня! А! Не травится?

— Всё! Давай сюда свою анкету, или что там у тебя — все заполню, чтобы только ты…

— Заполняй, и я убираюсь, раз ты так этого хочешь!

Веслав остыл. Даже посмотрел на меня с несколько удивленным выражением.

— Я не сказал бы, что так уж, — наконец ответил он. — Я ж говорил, что рад тебе. Так что там твоя анкета?

— Да сама я заполню, — буркнула я обиженно. Знала бы, что это он — ни за что бы не потащилась через лес! Основные данные я могла и так вписать — вроде стихии, основного вида деятельности и уровня (прочерки всюду, кроме основного вида деятельности, там — «магистр алхимии», и чтобы буквы покрупнее). На крайний случай — в Отделе темных есть его дело, скопировала бы. А на второстепенные данные вроде года рождения или семейного положения — кто же смотрит? Хотя, может, девчонки из статистов…

А впереди еще — четыре часа пешком по апрельскому лесу.

Поднимаясь, я наградила Веслава взглядом, от которого он с трудом усидел на стуле.

— Ну, что еще?!

— Ничего еще. До нескорого свидания.

— Поправь меня, но ты что — собираешься куда-то уходить?

— Поправь меня, но ты что-то имеешь против? — окрысилась я, с точностью до нервного тика скопировав его манеру общения.

— На ночь глядя? — вытаращил глаза алхимик.

Вопрос, о чем это я думала, я постаралась опустить. За окном и правда сгущались сумерки.

— Переночуешь, — он не предлагал, он информировал, — утром выйдем вместе. У меня как раз встреча с клиентом в Смоленске.

— А проводник? Или ты думаешь, что я сама нашла твою хибару?

— Хибару? Отличное жилье, между прочим! С проводником — проблема решаемая. Зови его сюда.

Действительно, это решило проблему. Стоило мне попытаться выполнить эту простенькую просьбу, как Геннадий заорал из кустов, что лучше пойдет в Смоленск сейчас, и вообще, было приятно познакомиться. Похоже, он начал выполнять свой проект еще в процессе вопля — последние слова с трудом можно было расслышать.

Так что я осталась на довольно обширной площади в компании с магистром алхимии, который, между прочим, очень мерзко посмеивался себе под нос по поводу моего проводничка.

— Репутация у тебя отменная, — буркнула я, возвращаясь на обсиженный стул.

— Сам создавал, — похвастал алхимик, который свой стул не покидал вообще.

— И что теперь — в картишки перекинемся? Или будем до полуночи обсуждать местные сплетни?

— Сплетни? Да за кого ты меня принимаешь? — вспылил Веслав, машинально шаря по карманам. Кажется, нужного пузырька там не обнаружилось, потому что он махнул рукой и нагнулся вперед с вопросом:

— Хочешь увидеть мою лабораторию?

О своих изысканиях Веслав мог говорить без конца. Рассказывая об эликсирах и их свойствах, как мне предстояло убедиться, он переходил в третье свое состояние, помимо нервно-раздражительного и холодно-сосредоточенного: вдохновенное. В глазах у него появлялся легкий маниакальный блеск, лицо оживлялось — и вы невольно спрашивали себя, а не зря ли вы нынче зашли к алхимику в гости. Ибо человек, который расписывает способы применения спор бледной поганки, будто в любви признается, уже сам по себе не может не насторожить. А мысль, что он вам что-нибудь предложит попробовать…

Сразу оговорюсь — рабочий кабинет, где смешивались эликсиры, он решил не подвергать катастрофе по имени я. Мы осматривали в основном малую лабораторию, в которой сидели, но мне за глаза хватило и этой экскурсии.

— …пользуется большим спросом, может быть, самым большим из лечебных снадобий, после того, как мне удалось отбить вкус. То есть теперь его можно выпить: раньше, как понимаешь, людей наизнанку выворачивало. А что у нас тут? Ах, да, весьма интересное снадобье, только недавно рассчитал формулу. Ожидаю невероятного спроса, хотя, может быть, придется доработать.

— Оно что-нибудь делает? — спросила я, вяло изображая интерес. Мне отчаянно хотелось одновременно в Питер и в отпуск.

— Что-нибудь? — возмутился Веслав. — Это детектор на совместимость! И не только резуса крови, характеров — в том числе. В конечном счете, в крови отражено все, и хотя мне не приходилось его испытывать… а почему, кстати, нет? Дай-ка палец!

Я быстро спрятала руки за спину, косясь на крупный нож, лежащий неподалеку.

— А руку тебе целиком не надо? Или сердце, к примеру?

— В смысле, руку и сердце, я не собираюсь… да куда ты смотришь?! Мне нужна всего лишь капля крови!

Я недоверчиво попятилась и прослушала длинный монолог об образовании нынешних стихийниц и о том, что алхимия крайне редко использует компоненты тела человека.

— Но использует все-таки?

— Я таким не занимался и не буду. Да каплю же всего, тебе что — жалко?

Он тоже прослушал длинный монолог о том, что капля за каплей — вот и ведро набежало, а я еще так молода и невинна. После чего я протянула руку и зажмурилась. И не почувствовала укола.

— Готово, — Веслав протянул мне смоченную спиртом ватку. Потом снял с соседнего стола пузырек с какой-то темной жидкостью, открыл и взял пипетку. — Твою кровь мы добавили. Теперь берем каплю моей… капаем, и ждем цветовой реакции. По ней и по разработанной мной схеме можно определить совместимость наших характеров и перспективу отношений, как-то: деловые, дружеские (тьфу-тьфу-тьфу), нейтральные и так до бесконечности.

— И ты ожидаешь на вот это спрос? — я скептически смотрела на колбу с прозрачным эликсиром. Никакой цветовой реакции в нем не наблюдалось и близко.

— Девочка, меня убивает твоя наивность. Ты хоть знаешь, сколько пар идет к ведуньям, чтобы определить эти самые совместимость с перспективой? И насколько неточны ответы? А этот эликсирчик покажет все: любовь и ревность, будущее охлаждение чувств, корысть или то, что называется «идеальной совместимостью», только, — он издал неприятный смешок, — я сомневаюсь, что моему эликсиру хоть раз придется отразить эту реакцию.

— Что так? Настоящая любовь тебе кажется мифом? Ах, ты же у нас алхимик, конечно…

Зелье начало словно наливаться изнутри красным.

— При чем тут любовь? — алхимик метнул в меня мрачный взгляд с той стороны стола. — Путаешь два понятия. Идеальная совместимость — это значит, что люди предназначены друг для друга. Вне зависимости от их чувств на данный момент и… я его, кажется, неверно смешал…

Эликсир теперь явственно полыхнул красным. Реакция прошла по всей колбе, окрасив жидкость в густой алый цвет.

Таким детектор и остался, нахально играя алыми бликами по вытянутому лицу алхимика. Веслав смотрел на него, не отрываясь, словно ожидая, что цвет изменится. Небольшая тетрадь с какими-то записями застыла у него в руках.

— Оно должено работать по-другому? — спросила я и заглянула в красную жидкость. — Веслав? Алло!

— Н-да, — страдальчески выдавил алхимик через пару секунд. — Что-то я напортачил с соком ландыша…

— Что оно показывает? — всполошилась я не на шутку.

— Невероятное, — с убийственно серьезным выражением лица ответствовал этот гад. — Наши отношения не пойдут по линии «убийца-жертва»!

— Дурак, — обиделась я на его смешок, — не смешно.

Но сама уже с трудом сохраняла серьезное выражение лица.

— Так что он все-таки показывает?

Веслав захлопнул свою тетрадь и переложил на другой стол.

— Я же сказал: невероятное… да ладно тебе! Это — цвет надежности, довольна? Значит, мы можем друг другу подставить спину без риска, что в ней окажется нож. Чего ты ждала после двойной миссии в Дружине?

Я пожала плечами и покосилась на тетрадку, которую он отложил.

— Слушай, Веслав… а эта самая идеальная совместимость какой дает цвет?

— А? Зеленый. Вот представь себе — болотный такой оттенок, и я понятия не имею, как это изменить. Это по спектральной формуле, во всяком случае, сам-то я не видел…

Он нервно сгреб колбу со стола и сыпанул в нее дозу коричневых семечек, с виду — простых яблочных. Жидкость опять стала прозрачной.

Я тем временем подошла к крайнему столу, о котором речи у нас еще не заходило. Это был даже не стол, а столик, который от входа было нелегко заметить, и беспорядка на нем было куда больше, чем на всех остальных.

В основном это были тетради или книги, все — раскрытые и набросанные поверх друг друга, все — исчерченные непонятными символами, формулами и диаграммами. С тетрадями чередовались пузырьки с жидкостями разного цвета и плошки с сушеными травами. Над спиртовкой висела железная емкость, в которой что-то выпаривалось.

Этот столик отвечал представлению об алхимиках гораздо больше, чем стерильная лаборатория, так что я невольно заинтересовалась.

— А это что?

— Что? — и с удивлением увидела, что алхимик начал наливаться таким же оттенком, как и его эликсир пять минут назад. — Это? Да так… пытаюсь просчитать один эликсир. Скажем так — давнее хобби.

Вытянуть из него что-нибудь кроме этого не удалось. Веслав в своей решительной манере пресек дальнейшие разговоры и вытолкал меня из лаборатории на кухню пить чай.

За чаепитием он всерьез вознамерился не сказать больше ни слова, так что говорить пришлось мне — и к сплетням тут мы все-таки вернулись. В Отделах все как всегда наперекосяк, недавно объявился маг с редкой стихией электрических разрядов, никто не знает, как его обучать, да и определить, темный или светлый он — не могут, а характер у него как у одного алхимика, так что, видимо, темный. Пока суд да дело — несколько помещений пострадали от молний, а свет гаснет вообще ежедневно. У светлой стихийницы с даром прорицания случился глюк, что скоро придет Повелитель Тени, спасибо хоть, дату не назвала, народ и так за сердце похватался. Правда, Таисия и в прошлом году такое предсказывала…а в позапрошлом — армагеддец пророчила, но это же ничего, да? Андрий из нашего отдела начал специализацию на рунах…

— Тот тип, который наехал на меня у Иcаакиевского собора? — отмер Веслав.

— Этот самый. В общем, теперь от него спасу нет. Исчертил этой дрянью вся и все, даже мне колечко подарил, утверждает, что на нем руна защиты.

Я бы не стала носить, да колечко подобралось очень красивое. Тонкая серебряная вязь, почти незаметная, изображенная черным серебром руна…

— Покажи, — заинтересовался Веслав, протягивая руку поверх стола. — Я немного разбираюсь, так что смогу сказать наверняка.

— Что, и об этом читал? — не удержалась я от смешка. Кольцо с пальца скручиваться между тем не желало.

— Конечно. Руна защиты очень схожа с руной любви, так что если он хотел… да не скручивай, я и так увижу.

Я протянула руку так, что он взял мои пальцы в свои — наполовину закрытые бинтами и пластырями. Вгляделся в кольцо.

— Кажется, и правда защита…

Здесь он замолчал. Видимо, почувствовал то же, что и я.

Словно разряд электрического тока между нашими пальцами…

Мы отдернули руки, с недоумением глядя друг на друга.

— Это что — руна реагирует… — попыталась пошутить я, но тут меня настигло еще одно не самое приятное ощущение.

Резкая боль у запястья — будто опалило. И судя по тому, как схватился за руку Веслав — у него тоже.

С полминуты мы молчали, так и глядя друг другу в глаза.

— Весл, — сказала потом я шепотом. — Ну, это же не может быть она, нет?

В ответ мою макушку с потолка обдало теплом.

Мы подняли глаза и совершенно синхронно уставились на Знак Арки над нашими головами.

Молчание было долгим и насыщенным эмоциями. А потом мы с Веславом заговорили одновременно и, что самое интересное, пользовались при этом одними и теми же… языковыми средствами.

Кажется, алхимик не подозревал, что я знаю такие слова.

Глава 2. Проблемы с телепатией
— …*»&%$:*@#*#:%!!!!

— Да, — стоически вымолвил Веслав, — это нам вместо приветствия. Что будет дальше?

На сей раз нам пришлось встречать гостей из других миров на берегу Финского залива. И закрывать для посещений Петергоф, к тому же. Не хочется вспоминать, как я сообщала душераздирающую новость о появлении Арки своему шефу Игнатскому — по-моему, он до сих пор не мог разговаривать и только издавал из-за наших спин нечленораздельные звуки. И вовсе осел на землю, держась за шефа Темного Отдела Макаренко, когда из Арки раздалось… вот такое.

Вслед за цветастой тирадой из каменной дуги, дальновидно пригнувшись, шагнул светлый странник Йехар в невменяемом состоянии. Осмотрелся по сторонам, сжал рукоять верного клинка… потом потряс сжатыми кулаками и завернул такое, что даже нас пробило некоторым любопытством. Хотя, казалось бы, после бессонной ночи в дороге в компании с магистром алхимии лично меня уже ничем удивить было нельзя.

— Откуда это он так нахватался? — поинтересовалась я светским тоном. Одним глазом при этом наблюдала за мечущимся по берегу Йехаром — тот больше не находил слов, чтобы выразить обуревавшие его чувства. К счастью, потому что Игнатский и так был уже в предынфарктном состоянии.

— Я б сказал, что от меня, — отозвался Веслав, — да мы с ним не так уж плотно и общались.

Но чувства Йехара разъяснились в ту же минуту.

— Четыре дня! — возопил он, подскакивая к нам. — Как это можно назвать?! Четыре дня, как мы с моим верным клинком вернулись из дебрей предыдущей миссии, четыре дня… и решающий бой с белым оборотнем, истреблявшим стариков и детей, и тут…

Дальше слов у него не нашлось. По крайней мере, цензурных, и уши нашего начальства спасло лишь то, что с русским языком Йехар еще не успел достаточно освоиться. Поэтому проклятия изрыгал на наречиях исключительно миров, в которых успел постранствовать. Насколько я знала, количество таких миров уходило в дурную бесконечность. Приветствие могло затянуться.

— Шуточки с временным континуумом в мирах, — углом рта заметила я.

— Не говори с умным видом, тебе не идет, — отозвался алхимик. — Окуни его, что ли, может, остынет?

Я посмотрела на разъяренного рыцаря в сомнении.

— Лучше подождать остальных и окунать уже скопом.

Тон мне самой очень напомнил пророческий, и конечно, это мне не понравилось.

— Тридцать три бескрылых крякодугла!!!

Пророчество свершилось тут же: явившийся из Арки спирит немногим отличался по состоянию от Йехара.

— Силы гармонии! — орал он, яростно потрясая кулаком в небо и воинственно хлопая крыльями. — Сто тридцать семь болотных слизней вам в печенку… нельзя было призвать кого другого?! Я только… у меня жена! У меня только все наладилось, так нет же — обязательно выкидывать меня в этот проклятый мир, чтобы я… чтобы она меня увидела через пару сотен лет?! Кого надо убить?

— Мне тоже подскажи, — кровожадно подтвердила Виола. На ней вместо обычной черной кожаной одежды был неожиданный купальник, вокруг бедер обмотано пляжное полотенце, на ногах — легкомысленные шлепанцы, а одежду — какую-то цветастую рубашку и такие же брюки — она судорожно сжимала в руках. Комплект дополнял розовый рюкзачок, где скрывался верный арбалет. — Только собралась отдохнуть! Отыскала не с-пляж. Наплевала решительно на все! Отдохнула. Три неделькии два часа…

Какое-то время мы с Веславом терпели. В конце концов, смотреть, как по берегу Финского залива носятся три осатаневших рекрута Серой Дружины и на разных языках выражают свое возмущение, было даже в чем-то забавно. И если бы в нас не летели время от времени обвиняющие взгляды со всех сторон — может, мы терпели бы и дальше.

А так я и алхимик подождали минут пять, после чего переглянулись и повторили в один голос свою давешнюю блестящую тираду — ту самую, которой мы ознаменовали появление Знака над нашими головами.

Общественность примолкла. Общественность заинтересовалась. Игнатский все же сел на какой-то валун, уронив по пути Макаренко.

— И если вы думаете, что я прямо счастлив видеть вас всех…

— …счастлива опять оказаться в одной связке с вот этим…

— …вы не просто ошиблись…

— …не-ет, вы не просто ошиблись!

— …вы ошиблись капитально!

— Капитальнее только марксов «Капитал»!

— Поэтому не портите мне…

— …и мне заодно…

— …мои и без того не железные нервы, тем более, что они мне с вами еще пригодятся!

— Тем более что мои нервы уже изрядно испорчены одной личностью с темной алхимической профессией!

— Да не виноват я, что на него так подействовало подчинение!

— А кто виноват? К твоему сведению, тот водитель мне шесть раз за ночь предложение делал. И в Загс предлагал ехать прямо ночью!

— Так мои эликсиры при чем, не надо было строить глазки!

— Какие глазки?! Те, что слипались на ходу, или другие? И кто виноват, что после смены машины тот маньяк за нами увязался — мои глазки?!

Как видите, тут пошло… скажем так, личное. В действие вступили особенно печальные факты нашего с Веславом срочного путешествия от Смоленска до Питера. Проорав последнюю фразу о своих глазках (да-да, в них влюбляются мужчины, говорят, что они большие, голубые и бездонные, но я же стихийник воды, это понятно, а Веслав не прав, потому что как раз тогда мои глаза напоминали две узкие прорези на лице…), так вот, выпалив эту фразу я вдруг заметила, что возмущение в рядах остальных призывников уже погасло: все трое стояли напротив нас и поглядывали с любопытством и опаской.

— А вы за это время случайно не поженились, а? — наконец с истинно своей прямотой зарядила Виола.

— Кто? — в один голос мрачно поинтересовались мы. Эдмус хихикнул.

— Мне-то можете не врать, в семейных ссорах я знаю толк! Мы с Ифирь, бывало по двадцать раз на день сцепимся, а ее папаша только успевай уворачиваться. Кстати, в последний раз с него венец куда-то укатился. До моего призыва найти не успели. Так…?

Мы с алхимиком презрительно осмотрели друг друга. Последняя ночь свела все наши дружеские отношения практически к нулю. Пока градус отношений не упал еще ниже, приходилось выуживать из памяти иные темы. Или же просто цепляться за те, что подворачивались в речи остальных.

— Так у тебя в мире все в порядке, Эдмус?

Веслав оценил мои попытки тем, что с мрачным видом уселся на камень и распушил хвост, то есть, широко раскинул полы пальто. Эдмус польщено зазеленел.

— Как приятно, когда о тебе волнуются! Но нет, конечно: это же мой мир… хотя моонов-то мы недавно добили окончательно, они уж теперь и не высовываются. За мир-то я спокоен: после того, как нас связали обетами, у Ифирь вдруг открылись способности вроде моих. Можете вообразить себе лицо ее отца. Хотя могло бы быть и хуже.

Куда уж хуже. Как герцог спиритов стерпел, что стихией у его шута оказалась любовь — до сих пор непонятно, но стерпел. А вот теперь его дочь подалась туда же — наперекор всем старым Табу.

— А вы знаете, какие блюда были на нашей свадьбе? — вопреки своей стихии, Эдмус без мелких пакостей долго не мог. С меня было достаточно воспоминаний о том, какие блюда были на пиршестве по поводу нашего прибытия в Город спиритов, но остановить бывшего шута, а ныне полководца, было очень даже непросто.

Поэтому когда Макаренко, которая наконец при помощи магии установила Игнатского в сидячем положении, подошла к нам, вместо конструктивного диалога опытных воинов Гармонии она услышала:

— …если дать личинкам этих гусениц пару дней полежать в сыром и влажном месте, а потом приправить их крылышками саранчи, а сверху полить желчью единственного паука, который в наших краях вообще имеет желчь…

Макаренко была из Темных, которые, как известно, отличаются меньшей брезгливостью, но она побледнела. С нее даже на пару минут сошел ее учрежденческий глянец.

— Вересьева, — она обращалась ко мне так, будто я была единственным человеком, который в этой неоднородной компании могла понять ее слова. — Минуту назад со мной связались нейтралы. Скоро будут здесь. Вас просветят ментально.

На Веслава она не взглянула. Об отношениях алхимика с Темным Отделом и его начальницей у нас ходили легенды. Большинство из них возникло на почве нашего самого первого призыва, уже после нашего возвращения. Тогда Макаренко вздумала потребовать от Веслава подробного отчета о миссии Дружины. Сама глава Отдела не выходила после своего требования на улицу две недели, а мой отчет пришлось дублировать специально для Темного Отдела.

— Какая секция? — спросила я, подпуская в голос обреченности.

Макаренко молча прижала пальцы к виску, поморщилась и кивнула в сторону центрального фонтана. От него, проскочив за смешанное оцепление, к нам неспешной походкой приближались три стихийника, и одинаковая, густо-фиолетовая, характерная для нейтралов-ментальников аура колыхалась над головами всех трех.

Скривился даже Игнатский, которого чудом поддерживали чары Макаренко. Ради такого случая босс пришел в себя.

Отдел Нейтралов — гаже и придумать нельзя. Есть и там нормальные люди, но в силу каких-то особенностей природы там их гораздо меньше, чем даже в Темном Отделе. В силу тех же аномалий в нейтралы чаще всего идут либо полные пофигисты, либо те, кто обожает медленную и нудную работу, а харизмы во всем питерском Сером Отделе меньше, чем в одном Веславе. Как я уже говорила, не все секторы нейтралов так уж отвратительны, но есть один особенный, прозванный Сектором Паранойи. Официально он — Сектор Внутреннего Контроля, но имя закрепилось после того, как кому-то из наших понадобилось уточнить что-то по делу о злоупотреблении стихийными силами, а замученная секретарь нейтралов возьми да и брякни в трубку: «Сектор Паранойи вас слушает». С тех пор прижилось.

Стоит пойти затяжным ливням или случиться пожару, как эти — тут как тут. Телепаты Сектора бродят по коридорам инертными тенями, заглядывают в дверь, просвечивают всем мозги и интересуются: а не ссорились ли наши маги воды? А не возомнил ли себя кто из Темных вторым Нероном?

Нужная работа, спору нет, но нервирует это изрядно. И конечно, именно людей этого самого сектора мы могли видеть перед собою, и даже Эдмус воздержался от вопроса «почему».

Потому что мы — феномены. Потому что мы были феноменами еще в наш второй призыв. А кое-кто так и в первый. Я, например.

Серые поздоровались вполне почтительно и даже соизволили представиться, а вообще-то с ними такое бывает редко. С места в карьер лезут людям в мозги. Нам выпало видеть перед собою команду-мечту: глава нейтралов, глава «Сектора Паранойи» и молодое дарование с напыщенным именем Олеандр.

Главный нейтрал Питера Побабко держался осторожно, а разговаривал извиняющимся тоном. Он всегда выглядел тихим офисным работником и всегда разговаривал так, что не мешало ему при случае мотать нервы своим коллегам из обоих Отделов.

— Понимаю, что задерживаю вас… неприятно, согласен, но это много времени не займет. Сравните это с простым рентгеном…

— Думаете, они Арку сами вызвали, а теперь конец света раньше настанет? — воинственно осведомилась Макаренко.

— Но эту аномалию с тремя призывами никто объяснить как-то не удосужился? — встрял Грушняк. Лет пятьдесят назад он перечитал Шерлока Холмса и вообразил себя великим сыщиком. Теперь вот ходил в сером плаще, пытался выглядеть незаметным и на всех накапывал компромат со скоростью бывалого гэбиста.

Макаренко чуть приподняла брови и королевским жестом пожала плечами.

— Это же Чумной, — бросила она свысока. После чего отплыла в сторонку, оставляя нас на растерзание нейтралам.

— В моем мире сказали бы «Это же Эдмус!» — наметил параллель шут. — Веслав, а кинжалами в тебя не бросаются?

— До сих пор никому в голову не приходило попробовать, — признался алхимик. Он уже имел очень раздраженный вид — в самый раз для человека, мысли которого сейчас подвергнутся сканированию.

— Не нужно злиться, — самым умиротворяющим тоном заговорил Йехар. — Поверьте, мы сами не представляем себе, почему Арка призывает нас так часто и с таким завидным постоянством, и если вам удастся это прояснить — что ж… мы будем вам благодарны.

Его никто не слушал. Побабко кивнул начальнику «параноиков», и тот с гордостью выдвинул вперед Олеандра.

— Молодое дарование! — представил он его заученным тоном.

Я знала, что он это скажет. «Дарование» в семнадцать лет отличалось недюжинными способностями на ментальном уровне. Что и обеспечило парню должность главного «шерстильщика мозгов» в его отделе. Мы с Олеандром встречались раз восемь — меня-то само собой, после второй миссии просветили чуть ли не по нервной клетке — и каждый раз это ничем хорошим для него не заканчивалось. Похоже, у меня при виде его высокомерной физиономии начинал действовать какой-то неизвестный рефлекс.

— А уклоняться от прямых в челюсть дарование умеет? — процедила Виола.

Вид у нее был очень грозный, несмотря на пляжное полотенце. Олеандр на угрозу ответил тем, что сделал рассудительный шаг назад и поймал взгляд Виолы.

Зрительный контакт для телепата был необязательным, все присутствующие это знали, но «молодое дарование» было еще и отчаянным буквоедом. Написано в старинных книжках: смотреть в глаза, как удав на кролика! Значит — ни шагу в сторону.

Впрочем, если смотреть на него и на Виолу — я бы еще поспорила, кто является кроликом, а кто удавом.

Напыщенность на лице парня разбавилась легкой сосредоточенностью человека, который просматривает информацию на ноутбуке. Потом озадаченностью. Потом очень большой озадаченностью. Потом он потряс головой, разорвал контакт и повернулся к своим:

— Мысленный поток не похож абсолютно ни на что. Он троичен!

Виола слегка пожала плечами. Она была бы не против продемонстрировать причины такой троичности, но знала, что такая демонстрация закончится общей паникой, а может быть, даже чьим-нибудь съедением. Это если она не сможет удержать внутри бело-розовую пантеру.

— Позвольте, мы объясним, — вмешался Йехар.

Его, как это часто бывало, поняли немного не так, и теперь Олеандр переключился на нашего рыцаря. Тот выдержал его взгляд спокойно и открыто. С Йехара можно было писать портрет человека, которому абсолютно нечего скрывать. Наверное, было бы лучше, если бы он не был столь абсолютно искренним — эва, как побледнел этот ментальник! Ну да, кому приятно заглянуть в разум странника, который только тем и занимается, что скитается по мирам и сражается со всевозможной нечистью.

— Ясно, — выдавил Олеандр, выныривая из разума рыцаря.

— Триаморф, — бормотал Грушняк, потирая висок. — Ладно, давай дальше.

Из чего можно было заключить, что все три нейтрала держали между собой связь, так что начальники могли видеть результаты трудов своего подопечного. А следующим трудом будет… это почему он начинает смотреть на меня?

Я не до конца, но все же была готова. По опыту знала, что пытаться блокировать Олеандра бесполезно, он просачивается под любые блоки, поэтому осталось применить самое страшное оружие против враждебного проникновения в мысли.

Женский мысленный поток.

То есть, в одно время думать ни о чем и обо всем сразу, но преимущественно — о косметике и женских передачах, а как фон ко всему этому можно пустить хотя бы строчку из «Винни-Пуха»: «В голове моей опилки, да-да-да!»

Игнатский, который после первого призыва и взялся меня обучать этой методике, грустно улыбнулся издали. Увидел, как у меня остекленели глаза. Грушняк тоже это заметил и проницательно нахмурился.

Нет, мне нечего было скрывать. В конце концов, мы действительно не знали, почему нас призывают так часто и всех вместе. Но когда в твоих мыслях роется кто-то посторонний — хочется сделать так, чтобы у него как минимум пропала охота лезть туда вторично.

— Ты, кажется, считаешь себя светлой? — процедил Олеандр, возвращаясь из странствий по моим мыслям. — Я бы на твоем месте перевелся как минимум к нам.

Каждый раз, когда я обеспечивала ему головную боль, он пытался подколоть меня тем, что меня после Дружины заедает гордыня, а значит — свет убывает во мне с каждым днем.

— Меня поддерживает вода, — напомнила я на всякий случай.

— Скорее, воды. Коцита, — тут Олеандр одновременно блеснул эрудицией и напомнил мне самую первую миссию в мифологическую Грецию.

Но неотмщенной я не осталась, поскольку следующей жертвой телепата оказался Веслав. А алхимик просто не умел быть жертвой.

Какое-то время Олеандр просто на него смотрел. Потом закрыл глаза и сжал кулаки. Потом напрягся. Потом тряхнул головой и медленно начал краснеть с натуги. Веслав наблюдал этот процесс со злорадным интересом.

Ментальник открыл глаза, когда цвет его лица достиг уровня «опасный багровый». Он был так растерян, что к своим товарищам начал обращаться вслух:

— Глухо…

Побабко и Грушняк переглянулись и тоже закрыли глаза. Издалека на эту картину — три телепата в мысленной нирване — одинаково злорадно скалились светлый Игнатский и темная Макаренко.

— Ну, вы б еще открывалку принесли, поковыряли бы мне в черепе, — буркнул Веслав, когда ему надоело испытывать степень отсутствия у этих троих мышления как такового. — Авось, оно бы легче пошло.

Попабко открыл глаза. Вид у него был пристыженный.

— Вы — Веслав Чумной? — догадался он. — Алхимик?

— Нет. Торгую семенами и парфюмерией, — Веслав сердито тряхнул своим многокарманным пальто.

— Что ж вы сразу не сказали? — не заметил издевательств Грушняк.

Я могла бы поспорить на ответ, но такое пари никто бы не принял. Все и так знали, что именно скажет Веслав:

— Дурной вопрос. А вы просили нас представиться?

Ментальникам срочно захотелось в родной отдел. Судя по серым и перекошенным лицам, на сегодня с них с лихвой хватило эмоций. Но праздничный обед был не закончен. Оставался десерт.

— Ты умеешь глотать шпаги, дарование? — с надеждой спросил шут, подходя поближе. — А мечи? А то у нас тут есть один на примете… хотя его придется глотать в ножнах, если, конечно, ты не хочешь устроить себе внутреннее прижигание.

Телепат в ответ чуть повернул голову в сторону шута и поймал его взгляд. Эдмус, польщенный таким вниманием, продолжал болтать без перерыва:

— Что это у тебя за странное имя такое? Хотя это не странное, вот мою мамашу звали Пшш, просто потому что моя бабка поссорилась с моим дедом и назвала дочку своим любимым звуком. Говорили, когда мой отец пытался дозваться жены, соседи швыряли в него, чем под руку попадется, даже кинжалами, чтобы только он перестал шипеть во время дневного отдыха. Тогда отец входил в раж и начинал шипеть еще громче, а заканчивалось все это… ну, вы же видите, какая у меня наследственность. Хотя может быть, мою мать звали…

И вот тут-то на лице нашего «дарования» появилось то выражение, которого я не удостоилась наблюдать за все время нашего сотрудничества.

Это была паника в чистом виде.

Всего на секунду — а потом Олеандр, не расставаясь с паникой на лице, аккуратно накренился назад и медленно свалился в заботливо подставленные руки своих начальников.

Бомс!

— Бедняга! — посочувствовал ему Эдмус. — Пытаться разобраться в моих мыслях — да я и сам-то в них путаюсь!

Ребята из Серых дружно пыхтели в усилии удержать «дарование» и в попытках выйти из ситуации достойно. Игнатский созерцал нашу Дружину теперь с некоторой гордостью. Может, он не будет мне теперь день за днем вкручивать, что, кроме невероятного количества призывов, я больше ничем не отличаюсь в магическом смысле?

Ситуацию разрешил Йехар с подходящим к ней выражением лица классического спасителя миров.

— Если никто не будет возражать тому, то мы, как Поводырь, — он мельком взглянул на свою руку, проверяя, там ли знак главы Дружины, — просим вас предоставить нам какое-либо убежище, дабы рекруты Арки смогли бы отдохнуть и собраться с силами для предстоящей миссии…

Приветливое выражение с лица Игнатского будто мокрой тряпкой стерли. Макаренко же и раньше не отличалась приветливостью, а уж после этих слов ощетинился даже ее классический костюм. Нейтралы начали в темпе отступать, бережно утаскивая за собой бесчувственного Олеандра.

Обычная реакция нашего начальства, если дело касается просьбы о материальных благах, так что я даже не удивилась.

Но все-таки… моя квартира! О, моя несчастная квартира!

Глава 3. Проблемы с пунктом прибытия
А может, всё было не так уж и плохо?

Имею в виду мою жизнь в этом году. Спокойную такую жизнь, не омраченную присутствием в ней этих четырех экземпляров. Ну, подумаешь, пришлось пройти курс реабилитации после предыдущего призыва, подумаешь, ползала по полесским болотам, отлавливала затихарившихся стихийников! Подумаешь, наконец, Игнатский заявил, что раз теперь я в некотором смысле уникум — пора подтягивать учебу, а лучше вообще все сдавать экстерном и защищаться на мастера!

И даже то, что меня решили на полставки устроить целителем в наш сектор медобслуживания (чего я избежала только по причине появления Арки в третий раз) — и это тоже мелочи!

Когда через сутки после нашей эпичной встречи с нейтралами мы шли к Арке, чтобы пройти в очередной мир, я чувствовала себя постаревшей и помудревшей. И поседевшей — немного. Еще я чувствовала, что многих глупостей нельзя делать в этом мире, но одна из главных — запирать Дружину в полном составе в моей двухкомнатной квартирке.

Ибо случается так, что на кухне у тебя — алхимик с поварешкой комментирует твои продукты; в гостиной (хотя какая гостиная? Комната с телевизором!) светлый странник критикует современные передачи; ты пытаешься от них сбежать в ванную; дверь в нее распахнута настежь, и в ванной Виола любовно натирает твоим шампунем свой арбалет…

Заметьте, я описала самый мирный вариант развития событий, и в нем не было Эдмуса.

— Что? Я не знал, что это колдовское питье так действует на спиритов!

— Ряженка! Это была банальная ряженка! А вы в своем мире лакаете то, что страшнее тройного конька Веслава!

— Вы — опять? Оставьте в покое меня и мой… алхимию! И не доливал я ничего в эту вашу ряженку, в сотый раз говорю, у него странная реакция на молочнокислое брожение.

Иногда алхимик любил преуменьшать. В этот раз беспощадным преуменьшением стало слово «странно».

— Эдмус, притязания Ольги справедливы, — вмешался Йехар надлежащим суровым тоном учителя средней школы. — Ты знал, что мы не должны никому показываться, знал, что, несмотря на наложенные мороки, нам лучше не выходить из этой квартиры — и вместо того, чтобы воздать Ольге за гостеприимство должным образом, ты напился… ну, ряженки… и был, кстати говоря, весьма невоздержан во хмелю.

Эдмус только застонал сквозь сжатые зубы. Ему с трудом припоминались события четырехчасовой давности, а голова все еще ныла, несмотря на то, что средство для опохмелки мы нашли час назад. И никакой алхимии: молоко замечательно подошло.

— Да я же только вышел на этот выступ… балкон, да? Подышать свежим воздухом…

— А истерика у моей соседки снизу и у ее собачки — так, побочное действие дыхания?

Илоне просто на роду написано сталкиваться с Эдмусом. Прошлый эпизод благополучно стерли из ее памяти — так нет же, ей нужно было начать мыть окна в самый раз, когда Эдмус стоял на балкончике. Еще и музыку включила.

Спирит, который музыку любил и у которого реакция на ряженку значительно ослабила и без того слабые тормоза, незамедлительно спустился к окнам Илоны и радостно поприветствовал ее словами:

— Здравствуйте, а как там ваша собачка?

А в ответ на вопль: «А-а, кто ты такой?!» — скромно представился:

— Я Бэтмен. Как, однако, забирает это питьё…

И спасибо еще, он был под мороками, а то нервный срыв у моей соседки мог быть серьезнее. Но и видеть, как к тебе в окошко влетает пожилой респектабельный господин в солидном пиджаке и так представляется…

Ребята из отдела нейтралов, которые прибыли по тревоге, сначала полчаса покатались от смеха и только потом взялись за стирание памяти и соседке и собачке.

— «Бэтмен»! Откуда ты таких слов набрался?

— Из тел-еви-зора, который смотрел Йехар.

Странник густо покраснел и с оскорбленным видом залязгал клинком в ножнах.

— Как может защищать невинных человек-нетопырь? Да он вообще на моона похож!

Понятно. Просмотр в профессиональных целях.

Чем я гордилась втихомолку, так это тем, что даже в том нереальном кавардаке, который учинили в моем жилье остальные дружинники, мне удалось собраться более тщательно, чем в прошлый раз. Привыкать начинаю, наверное.

Я даже захватила с собой зубную щетку, отсутствие которой доставляло в прошлых двух походах массу неудобств. Чистить зубы листьями или полировать тканью — это, доложу я вам, удовольствие не из приятных. А когда я попыталась воспользоваться изобретением Веслава в этой области — мне показалось, что я набрала в рот соляной кислоты.

— Растворяет все органические вредные соединения, — помнится, пояснил тогда алхимик. — На эмаль не влияет.

Мой язык как раз чувствовал себя в ту минуту растворяемым органическим вредным соединением. Так что больше я не рисковала.

И теперь мы шли к Арке уже шагом бывалых профессионалов, игнорируя взгляды ребят из оцепления, а Йехар пытался вполголоса просчитать все, к чему мы должны были быть готовыми сразу же по прибытии в новый мир.

— Эдмус, взлетай непременно, едва окажешься там. Мы с Глэрионом будем готовы на случай нападения… ну, или темноты. Ольга! Если мы попадем в реку или болото, тебе доведется оказать нам ту же помощь, что и в прошлый раз, поэтому будь предельно внимательна. Алхимик…

— …готовься травить всех без разбору?

— Ни в коем разе, и уж мы знаем, что к этому тебе готовиться не нужно. Приготовься удержать пантеру, если вдруг Виола…

— Я гораздо лучше контролирую свои сущности теперь! — вскинулась оскорбленная триаморфиня.

— Да, но всем нам известно, как на тебя влияют переходы.

— Поэтому все — первым делом ищите глазами дерево! — напомнил спирит с сверхзаботой в голосе.

Но чем ближе была Арка, тем меньше становилось разговоров. Последним традиционно умолк Эдмус, который вслух анализировал возможность изготовления ряженки в своем мире.

Первым, как Поводырь и как тот, кто просто больше всего смыслит в путешествиях между мирами, шагнул Йехар. После — Виола, а Веслав галантно пропустил меня перед собой.

Сразу же стало ясно, что традиция не нарушена. Деревьев вокруг нас было в избытке. Арке почему-то очень нравилось выбрасывать нас именно в лесах. Хотя это был не совсем лес. Скорее, роща: деревья задумчиво шуршали листвой.

И на первый взгляд это был достаточно дружелюбный мир. Теплый, с глубоким синим небом и мягкой, чуть потускневшей травой под ногами. Стояло самое начало осени, и на деревьях уже было достаточно желтизны, но тень они отбрасывали все еще густую. Недалеко журчал ручеек. Ближе к нему россыпью на траве цвели незнакомые осенние цветы. Словом, при виде этого мира менее всего хотелось к чему-то говориться или хвататься за оружие, или хоть эмоции отрицательные испытывать.

— Не может быть.

Хотя некоторые из нас так не считали.

Йехар судорожно оперся о ствол ближайшего дерева. Вид у странника был обморочный, и на все окружающее он смотрел так, будто перед ним предстала совершенно нереальная картина, а не вполне такая миленькая полянка.

— Этого просто не может быть… столько лет…

Он сделал шаг, вытянув вперед руки, как слепой — и упал на колени в траву, сжимая ее в горстях. «Не может быть» он все еще продолжал повторять, но эти слова звучали все более и более сдавленно: светлый странник плакал.

Мы стояли рядом и молчали. Мы знали историю рыцаря и понимали: только один мир может вызвать у него такую реакцию.

Тот, в который он никогда не должен был вернуться при жизни. Несмотря на все свои странствия.

Но очевидно было, что Арке начихать и на это условие.

— Четвертое правило, — пробормотала Виола слова, которые со временем начинали уже звучать в наших устах как ругательство.

Остальное решает Арка. Нужно сказать, иногда она принимает такие оригинальные решения!

** *

Мы дали страннику десять минут, чтобы прийти в себя. Надо отдать емудолжное, он справился за пять, и, когда подошел к нам, лицо его не выражало особенного счастья. Как раз наоборот: на нем была печать задумчивой печали. Следы слез смотрелись на общем фоне очень органично.

— Ты точно уверен? — выпалила Виола, не дожидаясь извинений или пояснений.

— Я видел это место сотни лет в своих снах, — отозвался рыцарь тихо, — да, я уверен.

Кажется, он ожидал от своего мира большего при такой встрече. Или от себя.

— Значит, ты теперь Поводырь не только по Дружине?

— Да, Эдмус, да… — потом рыцарь уловил намек, встрепенулся и заговорил более живо: — Здесь недалеко должен быть дворец домина, где я когда-то был начальником стражи, и мы могли бы там узнать, что нам нужно… если, конечно, его еще не сравняли с землей время и войны.

А вот и причина того, почему Йехар не очень-то радуется возвращению домой. Он просто не знает, сколько он отсутствовал. На его счет — прошли сотни лет. А что здесь?

Да и вообще, возвращаться домой в составе Равновесной Дружины, уже одно появление которой обозначает, что мир нарвался на неприятности — как-то невесело.

Рыцарь шел по роще удивительно уверенно, как будто и не отлучался из своего мира ни на день. Ему почти не приходилось выбирать дорогу — он словно руководствовался каким-то высшим чутьем. Попутно затеял объяснять, как именно в этом мире и конкретно в этой местности обстояли дела, когда он еще не был светлым странником.

— Городов здесь крайне мало. Если не считать, конечно, Города Алхимиков за пять дней скачки… я зря это сказал?

К этому выводу он пришел, едва взглянув на заинтересованное лицо Веслава. Впрочем, алхимик скоро благополучно изобразил на лице независимость и брезгливость — мол, что мне города собратьев? Так что Йехар продолжил:

— В наши с Глэрионом времена все события, какие случались, можно было разведать у замка домина. К нему приезжали издалека для торговли или обмена новостями. Неподалеку устраивались турниры… — голос рыцаря зазвучал нездоровой мечтательностью.

Ну ладно. Судя по тому, что он говорит — нас занесло практически в типичное средневековье — с поправкой на то, что процентов десять населения обладают какими-либо магическими способностями. Большая цифра, но ничего удивительного нет: в местности, где основной транспорт — лошади, а самый сложный механизм — арбалет, автоматически прирастает стихийная магия. Впрочем, многие стихийники наверняка не подозревают о своих силах, поскольку входят в «необразованное большинство». Как в бедном крестьянине может проявиться стихия воды, воздуха или земли? Когда он пашет, что ли? Иное дело военное сословие и знать: у этих экстремальных ситуаций в жизни предостаточно.

— Мужчины в нашей стране всегда предпочитали ратную потеху иному делу. Их можно было бы счесть эталонами мужественности и благородства — и это говорю я, побывавший во многих мирах. Клинок при рождении непременно нарекается именем и считается частью своего владельца.

— То есть, тут все говорят о себе «мы»?

— Нет, мы с Глэрионом исключение в этом. Но если кто-либо будет представляться вам — готовьтесь, что вам на церемонии назовут и имя клинка.

Мы еще не успели оценить, чем грозит нам пребывание в этой сказочной стране и высказаться по этому поводу вслух, а до нас донесся хор суровых мужских голосов, выкрикнувших одновременно:

— Стоять, чужеземцы!

Захват проводился в классических жанрах фильмов о спецназе. Мгновение — и нас уже окружили серьезные ребята во внушительном количестве. В основном — воины, если судить по клинкам и копьям. Но было и несколько магов с качественными стихийными амулетами. Среди стихий преобладали вода и воздух.

Йехар выхватил клинок отработанным движением, но заговорил миролюбиво, протягивая его вперед:

— Опустите оружие. Мы не чужеземцы и не враги вам.

— Йехар? — в ответ в рядах воинов началось движение, и очень скоро мечи и копья придвинулись гораздо ближе к нам, чем было до того. Маги начали один за другим приводить амулеты в состояние готовности.

— Любят же тебя дома, — шепотом заметила Виола, приподнимая арбалет.

— Оставьте оружие, говорят вам! — голос странника загремел командирскими нотками. — Кайхим? Что дворцовая стража нынче делает вне дворца?

— Защищает подъезды ко дворцу, — холодно донеслось в ответ. — Так ты, значит, приполз назад… через два года!

Йехара шатнуло.

— Всего два года?! — прошептал он.

— Уже два года, — поправили его. Говорил один из воинов, крепкий, с загорелым обветренным лицом и в прочной кольчуге, на которой виднелись знаки отличия. — Что это с Глэрионом?

— Пылает, — сказал странник, успокаиваясь и окончательно опуская клинок. — Вы воюете с кем-то?

Ему не ответили. Оружие чуть приподнялось, а маги перестали делать пассы над амулетами, показывая, что сейчас мы где-то в состоянии опасного нейтралитета. Но взгляды не стали менее вызывающими и менее напряженными.

— Я никого не предавал и никуда не сбегал, что бы Стэхар не говорил обо мне, — отчеканил наш рыцарь, глядя начальнику стражи в глаза. — Меня едва не убили, предательски заманив в западню, а после мне пришлось… странствовать.

— Правдоподобно, — бросил стражник тоном, говорящим, что он не поверил ни единому слову.

— Как бы то ни было, мы идем во дворец. Не хватайся за оружие, Кайхим, ты не мог сразиться со мной даже до того, как я постранствовал по мирам. Впрочем, вы можете проводить нас под конвоем, если подозреваете в чем-то…

— Знаешь, у них такие лица, будто они подозревают нас в жутком преступлении: что мы с тобой, — пробормотала я.

Никто не услышал, но мои слова подтвердились разнокалиберными подозрительными взглядами в нашу сторону:

— Твои друзья?

Ой-ёй… похоже, если Йехар ответит «да» — нас прямо тут в прах развеют…

Ответ скитальца по мирам удивил и нас, да и его соотечественников тоже. Он закатал рукав, показывая знак Арки, и просто сказал:

— Они, как и я, призваны в Дружину.

И сразу стало понятно, что все знают, о какой Дружине речь: кольцо вокруг нас расступилось. Взгляды из вызывающих стали почтительными, а кое-где мелькал и страх. Ну, им же невдомек, что у нас в совокупности сил — хорошо если на одного магистра магии.

Исключая Эдмуса, но он на моей памяти воспользовался стихией любви всего два раза, и обстоятельства были самыми форс-мажорными.

— Большая честь, — задумчиво проговорил главный патрульный. — Вы будете допущены во дворец. Не сомневаюсь, вас примут. Но прежде вам нужно назвать себя, чтобы я мог о вас доложить.

Как минимум двое из нас закатили глаза. Формальности… формальности…

— Ольга, — сказала я затем, на всякий случай демонстрируя свою метку. — Уровень мастерства — ученик, стихия — вода.

Едва ли, конечно, у них те же измерения уровней, но он понял. Только в глазах отразилось колебание — ученик это как? Но вопроса не задал, и светлая или темная я — не спросил. Может, увидел, а может — понял по названию стихии, вода никогда не поддерживала темных магов… Нобольше вопросов не последовало, только вежливый поклон со стороны стражи.

Вперед шагнул Веслав — и вот на этом моменте все сразу начало оборачиваться трагически. Меч мелькнул у нашего алхимика перед самым его носом, и звякнул, отраженный клинком Йехара.

— Ты с ума сошел, Кайхим! — рявкнул наш предводитель, прокручивая меч в руке, — Собираешься поднять руку на одного из Дружины?

— Он из тьмы! — прошипел глава стражников, опять поднимая меч. Мы снова оказались в частоколе артефактных клинков и кинжалов.

— Он призван Аркой! Веслав, стоять! — это было не лишним, потому что бутылочка с подозрительной на вид жидкостью уже оказалась в руке алхимика. — Спрячь, они не враги нам!

Причем, при этом он к Веславу стоял спиной. Тот пожал плечами с долей удивления и спрятал пузырек в карман.

— Он… — не желал успокаиваться Кайхим.

— Арка стирает цвета, — сказал Йехар уже спокойнее. — Не имеет значения, к какой стороне он принадлежал до того как его призвали.

Рядом хмыкнула Виола. Да уж… а схватки с Веславом по каждому поводу, причем, схватки, которые сопровождаются воплями: «Так может поступать только темный»? М-м, короткая память у некоторых борцов со злом…

— Я не могу его пропустить, — уперся глава стражников. — Темный колдун…

— Алхимик, — процедил Веслав, который терпеть не мог, когда его уникальный дар мешали с рядовой магией. Он попытался шагнуть вперед, но Йехар чуть расставил руки, показывая, что этого делать не следует.

— Все равно кто.

— Ты его пропустишь, потому что мы идем во дворец, — вмешался Йехар. — И идем все… и если ты считаешь, что более к лицу тебе сражение с Дружиной — то…

Меча он не касался, но Кайхим как-то сразу сник. Видимо, память о нашем рыцаре тут была жива у многих. Но начальник стражи, как выяснилось, обладал упрямством ста ишаков и одной Виолы в обличье пантеры, так что доводы Йехара его еще не убедили.

— Я не могу… — начал он, и тут я не выдержала.

— Слушайте, как вас там… если до вас не дошло, что значит приход Дружины в ваш мир — это значит, что ваш мир болен! Что гармония в нем сместилась, может быть, ко тьме, и может быть, мир, каким вы его знаете, скоро попросту погибнет! В прах упадет! Тазиком медным накроется, тьфу, как еще сказать, чтобы вам было понятно? Может, это уже началось! И остановить это должны мы — если, конечно, сможем, и у нас, может быть, очень мало времени, и…

— …ты еще смеешь чинить препятствия Дружине?! — вмешалась Виола, хмуря брови так, что несколько воинов при взгляде на нее заоглядывались назад.

Кайхим вздохнул и сдался.

— Хорошо, — пробормотал он. — Но вы отвечаете за своего друга.

Лицо Йехара тихо побагровело. Похоже, за «друга» он обиделся сильнее, чем за все остальное.

Веслав, изобразив на лице вежливую мину, представился. Непонятно почему, но после слов «магистр алхимии» Кайхим хмыкнул, просветлел и Виоле особенных вопросов не задавал. Комментариев по ее «серости» вообще не последовало. Или, может, тут была заслуга убийственного прищура самой Виолы.

Жаль, нет Бо-бо. Эту бы пропустили сразу, и нас с ней всех заодно.

Заминки начались понятно, когда. Когда обнаружилось, что нас всего четыре.

— В Равновесной Дружине пять элементов, — сказал Кайхим, мрачнея опять. — Не пытались ли вы нас обмануть?

Йехар огляделся по сторонам и пробормотал сквозь зубы:

— Когда только успел…

— Где ваш последний товарищ? — настаивал Кайхим. — Я должен увидеть его и узнать его имя. Иначе вам нет прохода в…

Тут едва ли не нам на головы свалился Эдмус в привычно хорошем настроении.

— Не может быть! — заголосил он сходу. — Как только я отвлекусь немного полетать — эти тут же чешут налаживать контакты с местным населением! Ну как, Весл успел кого-нибудь отравить? Йехар, может, тебя, почему лицо такое зеленое? Кустики в пяти шагах… А до смертоубийства еще не дошл… уй-юй, куда махаешь железякой, я же болею от сквозняков!

Раздался свист распоротого воздуха и звук столкнувшихся клинков: Йехар опять сумел среагировать.

— Демон! — хором заорали все стражники, выхватывая оружие неизвестно в который раз. Боевые маги, тоже хором, захимичили со своими амулетами. Мы в очередной раз оказались в боевых стойках, а Эдмус вообще рассвирепел.

— Это я-то вам демон?! — завопил он с неподражаемо честным выражением лица. — Я — спирит, не-ет, а ну, пустите, я им ноги повыдергаю! Клеветать на честных шутов… полково… тьфу, сам запутался, кто я такой! Да я… я… я!!

— Заткнись, — углом рта попросил Веслав. Йехар поблагодарил его коротким взглядом.

— Это в принципе невозможно, — с умным видом изрек бывший шут. — И потом, не ущемляй…

Тут он уловил мимолетное движение алхимика к карману и смолк. Стражники смотрели на него, как на ненормального — привычное ощущение. На нас кое-кто посматривал так же.

— Опустите оружие, — заговорил наконец Веслав. — Эдмус — тоже из призванных.

— Он — демон, — уперся Кайхим. — А тебе, чужестранец, пристало бы придержать…

— Он ведь даже не маг, — пожал плечами Йехар, — всего лишь летает и…ну, шутит… — он умолчал о необычной стихии спирита, прекрасно зная, что ему не поверят. — Почему вы не можете его пропустить с нами?

Глава патрульных поглядел на Эдмуса с явной опаской. Спирит улыбнулся ему изо всех сил — от него тут же отшатнулись, а в рядах магов послышались стоны ужаса.

— И не беспокойтесь, — добавила я торопливо, — Эдмус никому зла не причинит, он вообще у нас мухи не обидит…

Как раз в этот момент длинный раздвоенный язык спирита выстрелил на тридцать сантиметров и отправил в рот какое-то насекомое.

Уламывать охрану пришлось еще часа полтора.

Глава 4. Проблемы с гостеприимством
Не спорю, встречи мы ожидали, только вот не ждали, что для нее перед дворцом выстроится едва ли не целый двор. Кайхим с самого начала послал пару своих воинов гонцами — сообщить домину известие, и домин почему-то решил, что встречать нас нужно лично, и не в тронном зале, а на свежем воздухе.

Торжественная встреча состоялась метров за двадцать от внушающего почтение своими размерами замка, между двумя здоровенными плоскими камнями — кольцо из таких валунов окружало замок и служило такой же сомнительной декорацией, как и оградой.

Я уже говорила, что все было организовано при большом скоплении народа? Толпа стражников и пестро разодетых придворных смешалась воедино в неорганизованную кучу, откуда нас пожирали глазами. Все, кроме домина, который крикливо вычитывал за что-то одного из вельмож.

— Не говорите мне больше о вампирах! — отрезал он наконец и повернулся к нам.

Эдмус вздохнул, что нам не везет на лиц, облеченных властью. В голосе слышался недобрый намек на жадных глав наших Отделов, но вообще-то спирит был прав. Скошенный назад лобик и выдающиеся вперед зубки «лица, облеченного властью», а также его же мрачно-настороженные глазки почему-то не казались добрым предзнаменованием.

— Вернулся, значит? — хмыкнул домин Олл, глядя на склонившегося перед ним Йехара. — Тебя как — медленно или быстро…?

— Желательно в бою, — вежливо сказал Йехар, вперившись в своего бывшего господина без особенного обожания. Господин призадумался. Ему, видно, часто приходилось видеть Йехара в бою, поэтому он решил не рисковать ценной стражей и быстренькой даровать «блудному сыну» помилование.

— Живи, — процедил домин неохотно, поглаживая крупный золотой медальон на груди. Это был его единственный знак отличия: по одежде он не отличался от придворных. Правда, уже через секунду глазки местного правителя полыхнули кровожадным огнем: — В бою, говоришь? Вот мы и поглядим. Но это все потом…

Он подозрительно оглянулся на придворных, которые дружно сделали вид, что поглощены кто разговорами, кто наблюдением за порхающими птичками. Громко фыркнув носом, домин оценивающе осмотрел нас.

Аудиенция на этом неожиданно закончилась. Сразу же после оценивающего взгляда местный царек потерял к нам интерес и исчез, шустро пропихавшись за спины придворных.

Виола послала Йехару выразительный взгляд.

— Говорили, что когда-то он был достаточно справедливым правителем, — прошептал тот. — Но при нас он вникал разве что в войны. Будь мы здесь с армией — и вызвали бы у него много больший интерес. Дела иные он всегда оставлял на… своих детей.

Интересно, нами тут кто-нибудь будет заниматься? Или так и оставят на растерзание придворной толпы? Это же невозможно: дамы по частям глазами разбирают, мужчины тоже, хоть и несколько в ином смысле… Кайхиму, который выступил нашим проводником и невольно оказался рядом в критический момент представления, тоже перепало несколько взглядов, так бедняга просто сбежал.

Толпа придворных и стражников наконец разомкнулась, пропуская одну-единственную женскую фигуру. Йехар рядом со мной издал какой-то странный звук, подался вперед, и я поняла: перед нами — та самая, которую он уже и не чаял больше увидеть. Его Дама.

— Доминесса Даллара! — официальным тоном представил нам ее Кайхим из-за спин своих стражников (так вот, куда он нырнул!).

Разочарование иногда труднее смыть с лица, чем смех или гнев. Йехар всегда говорил о своей возлюбленной как о неимоверно прекрасном создании, но это…

Тонкая и бледная, с волосами очень своеобразного цвета — они казались почти серебристыми — Даллара щеголяла такой благородной печалью на лице, что мне захотелось убежать и спрятаться. Большие бледно-голубые глаза мученически смотрели куда-то вдаль и пораженно расширились, когда доминесса заметила в наших рядах Йехара. Это потрясенное выражение не сходило с ее лица все время, пока Йехар чуть ли не на цыпочках приближался к ней, пока преклонял колени и целовал руку. Мы в этот момент оказались малость забытыми.

— Интересно, за что он в нее влюбился? — еле слышно поинтересовалась я.

Виола презрительно фыркнула носом и кивнула в сторону свиты домина. Все стражники, как один, приковались глазами к Далларе с одинаковыми умилительными выражениями на лице. А я, похоже, просчиталась. Именно в таких — бледных, хрупких и поэтически задумчивых мужчины влюбляются больше всего. Их так хочется заслонить собой, пригреть, защитить…

— А похоже, просто рефлекс сработал, — выдвинул другую версию Веслав. — Нашему рыцарю поморгай большими глазами — и он ради них понесется дракону голову рубить.

— Веслав, у тебя атрофирован механизм защиты женщин, — заметила я.

— Ты бы это поняла, если бы познакомилась с моей прабабкой. Слыхала про Джека Потрошителя?

— Это который из Лондона и которого так и не нашли?

— В точку. Не нашли его как раз после того, как он попытался пристать к моей прабабке. Причем, собственно убивать он ее и не пытался — так, как жертву намечал. Но она так оскорбилась, когда маньяк принял ее за женщину легкого поведения, что… ну, в общем, после этого его не нашли.

— А что твоя прабабка делала в Лондоне — можно спросить?

— Ха! Ясен кварц, жила, пока не встретила моего прадеда!

Я потрясла головой. Пытаться разобрать что-либо в генеалогии Веслава было делом неблагодарным. Зимой я как-то от нечего делать связалась со знакомым «ржавильщиком» (стихийником по металлу) из Темного Отдела и запросила на алхимика досье. В этом досье не было ничего: ни изначальной стихии, ни адреса, ни описания уровней ученичества, а что там было — так это примечания вроде «Осторожно! Крайне неуравновешен!» и длиннющее генеалогическое древо, берущее начало веке этак в одиннадцатом. Из его просмотра я вынесла только одно: в формирование наследственных черт характера Веслава внесли свою лепту чуть ли не все самые темпераментные народы мира. В предках у алхимика значились кавказцы, французы, итальянцы и еще Свет знает кто, а получившийся в результате человеческий экземпляр был обозначен непонятным «алх. вр. / п. т.». «Алхимик вредный: пора топить!» — расшифровала я мысленно сейчас и захихикала себе под нос.

Даллара тем временем покончила с пораженным рассматриванием Йехара и едва слышно уронила серебристым голоском:

— Добро пожаловать. Мы рады, что ты вернулся.

И взглянула на нас, точнее, на Веслава, с легким недоумением.

— Равновесная Дружина?

Мы привыкли, что на нас реагируют как на команду неудачников, и не оскорбились. Несмотря на то, что мы как раз были удачниками. Кому еще удалось в истории нарваться на Арку аж три раза за сознательную жизнь!

Но доминесса продолжила свою речь совсем не так, как предполагали мы.

— Хвала Богам, вы явились! — выдохнула она. — Мы ждали помощи от небес, но разве могли мы подумать, что явишься ты, Йехар, и с тобою Дружина?

В ее голосе было столько искренней, болезненной усталости, что Йехар встал в боевую стойку тут же.

— В наших краях происходит что-то…? — начал он с вопросительными интонациями. Но тут судьба решила, что в нашу беседу пора влиться новым действующим лицам.

Лиц оказалось двое. Один из них, вельможного вида молодой человек, темноволосый, с серыми глазами, протолкался через стражу с поспешностью кондуктора в переполненном троллейбусе и занял пост рядом с Далларой. Причем, немедленно уставился с обожанием и взял доминессу под ручку.

— Ксахар, мой жених, — выдохнула та.

Йехара все равно что молнией шарахнуло. Виола озадаченно поскребла в затылке, глядя на его выражение лица. Даллара с серьезным и несколько мученическим видом стояла под ручку с женихом, на лице которого было написано, что это чей-то богатенький сынок, который обладает весьма малыми достоинствами, но компенсирует это невероятным самомнением. Она ждала, пока Йехар сможет говорить.

— Я не знал, — глухо произнес он совершенно нелепую фразу. Откуда он мог знать-то — за время скитаний по мирам.

Ксахар рассматривал его с понятным выражением неприязни.

— Я слышал о тебе и о твоем клинке, — заметил он и чуть крепче сжал руку Даллары.

— Мы о твоем — нет, — тихо, но с пугающими нотками в голосе ответствовал Йехар.

В этот момент второе лицо, которое тоже добавилось к сцене, но пока оставалось незамеченным, пошевелилось. Парень лет двадцати с лишним, с пушком под носом, постыдным для такого возраста, шагнул вперед, поправил богато украшенную шапочку и поинтересовался:

— А почему это ты вернулся? Разве при малейших признаках войны или опасности ты не бежишь без оглядки?

Йехар не ответил, он посмотрел так… Даже Веславу ни разу не удавалось спровоцировать его на такое выражение глаз. И вдруг, как-то само собой, стало ясно, что перед нами — другой участник давней истории. Брат Даллары, побежденный Йехаром на арене. Тот самый, из-за которого душа нашего рыцаря навеки заключена в Глэрион.

Образовалось молчание. Амулеты в руках стражников начали активироваться один за другим, но Даллара сделала вялый, едва заметный жест, останавливая охрану.

— Домин все время проводит в войнах и интригах, — сообщила она Йехару так, будто это здесь не было секретом. — Но он не может не принять Равновесную Дружину, иначе навлечет на себя немилость Высших Сил. Идемте. Мы поговорим за пиршественным столом. Йехар, но представь нам всем трех своих спутников и одну спутницу…

Спутницу — это она про меня. Рыцарь оглянулся с тревогой, но Виола выглядела очень довольной. Еще более довольной она стала, когда Йехар объяснил всем, в том числе и придворным дамам, что она, в некотором роде, женщина.

Больший шок на их лицах выразился, только когдаЙехар представлял Эдмуса, а тот изо всех сил пытался соорудить на лице мину по примеру Ксахара.

— Я надеюсь, мы будем друзьями, — так Даллара отмечала представление каждого. Я не избежала общей участи, а вот с Веславом как всегда вышел сбой.

— Алхимик? — переспросила Даллара, глядя на него с интересом и всё тем же легким недоумением. — Зелхесу будет интересно познакомиться с вами… я надеюсь, мы станем друзьями.

Веслав склонил голову, немного смущенно, как показалось мне. Наверное, он прикидывал: Зелхес — это случайно не какой-нибудь дворцовый тигр, которому кидают местных алхимиков на растерзание?

— Алхимик? — переспросил в свою очередь Ксахар. — Он похож на алхимика так же, как Йехар на благородного рыцаря — я сказал бы так, что не вижу ни малейшего сходства!

Йехар чуть побледнел. Рука его как-то сама собой скользнула к ножнам, к Глэриону. Ну, судя по выражению его лица — только что Ксахар нарвался на серьезную дуэль.

А вот Веслав улыбался. Мило так, добродушно и мечтательно, и на жениха доминессы смотрел, как на забавного щеночка. Вот это меня как раз насторожило настолько, что я толкнула локтем Виолу.

— У? — отозвалась та. Я кивнула на Веслава. Виола хмыкнула еле слышно, покачала головой и подвела итог:

— Конец бедняге, — ясно, что имела в виду не алхимика.

Я разделяла ее мнение. Ясно было, что за Веславом нужно следить: этот сначала отравит, а потом подумает, все же темный, а мы тут вроде как в гостях, и положение наше сильно осложнится, если за нами объявит охоту местное население.

Ксахар тем временем утих под взглядом Даллары. Зато в партию вступил Стэхар (надо бы расспросить Поводыря, что на местном языке обозначает «хар», а то мне уже слегка не по себе от такого количества похожих имен).

— Доминесса, конечно, пригласит вас на бал? — истекая ядом, уточнил он. — Ах, да, вы же не знаете. Простой семейный праздник по поводу помолвки… людей будет немного, но Равновесная Дружина… такая честь! И ты, Йехар, как давний друг семьи…

Обычно Йехар мог читать чужие эмоции, но в этот раз мы все без труда схватили состояние рыцаря: еще немного — и…

В общем, еще немного.

— Друг ли? — на редкость агрессивно влез Ксахар, которому совсем не понравилось появление такого конкурента, тем более, что Даллара с него глаз не пускала. — Ты готов был бы доказать свою преданность своим клинком?

— Всегда, — легко ответил Йехар, и глаза у него нехорошо вспыхнули.

Однако, крутое начало — это ведь практически прямой вызов и прямой на него ответ!

— Нет! — вмешалась доминесса слабым голоском, но два бойца тут же оглянулись и остыли. — Пока я — наследница домина, я не позволю, чтобы кто-либо причинил вред его гостям, не смей, Ксахар!

— Гостям! — с самым многозначительным видом уточнил брат Даллары, и среди придворных зазвучали смешки.

К счастью, среди нас был еще Эдмус, который отвлек толпу на себя в критический момент, когда терпению Йехара стал понемногу подходить конец. Закатив глаза и испустив томный вздох, спирит медленно и изящно опустился на землю, расправив вокруг себя крылья.

И неизящно подрыгал ногами, нарушая разом этикет и гармонию.

— Почему вокруг ночь? — поинтересовался он у окружающего пространства. — О-о, мои бедные глаза, я слепну от голода… я истомлен… и не поможет даже «Ниагара»…

Свита доминессы с закономерным интересом развернула внимание на спирита. Йехар и Даллара, которые склеились друг с другом взглядами, оказались исключением.

— Да, — сказала доминесса с грустным и немного потрясенным видом, как будто отвечая на какой-то вопрос рыцаря. И тут же, другим тоном: — Да, конечно… храброго рекрута нужно спасать.

Эдмус, впечатлившись эпитетом, выдал новую порцию душераздирающих вздохов и дрыганий.

— Вам отведут комнаты и подадут пищу тут же, — закончила Даллара, она говорила медленно, как бы нащупывая слова. — Мы рады приветствовать вас в нашем замке в эти темные времена.

— Мы всем рады одинаково, — добавил Стэхар с гаденькой улыбочкой. Напомнил, стало быть, о своем присутствии. Но Йехар был уже печален, задумчив и на провокации не велся. Эдмус, как только заметил такую перемену, тут же ожил.

После чего нас препроводили в замок. По дороге придворный люд активно старался представить себя и свои клинки, так что скоро у всех у нас мелькало в глазах, а в ушах стоял невнятный шум. За Веславом теперь приходилось следить вдвое активнее — и, конечно, как ни старались, всё равно не уследили. Не успели мы сделать внутри замка с десяток шагов и хотя бы рассмотреть убранство обширного холла (или как это всё называется?), как с жениха доминессы Ксахара малость спала его важность. Ну, или даже рухнула: он принялся с радостным хихиканьем носиться по этому самому холлу, обнимать колонны и вообще, вести себя… странно. Эликсир раскрепощения во всей красе. Нам с Виолой только и оставалось, что дать взглядами тумака Веславу, который вдруг мистическим образом оказался на равном удалении и от Ксахара, и от нас с Виолой. Причем старательно изучал лепнину на потолке и всячески показывал, что его вообще интересует только искусство.

Даллара, которая до этого молча шла рядом с Поводырем, растерялась еще больше, чем от такой встречи, и, кажется, чуточку расстроилась.

— Мне жаль, что вы увидели это, — заговорила она, бросая на Ксахара взгляд полный искреннего отвращения. — Должно быть, он болен.

Ксахар старательно пытался сплясать средневековый брейкданс. Меч ему мешал, а потому давно валялся в стороне.

— В замке сейчас творится множество странного, — продолжала Даллара все с той же бесконечной тоской в глазах, — однако вам сейчас нужно только отдохнуть. Тилкида! Ты не могла бы сопроводить…

— Ну, можно, я останусь и посмотрю? — воспротивилась одна из придворных дам, чернявенькая, румяная и веселая и выглядящая прямой противоположностью доминессе.

Но потом покорно взяла над нами шефство и потащила по коридорам.

Кстати, довольно унылым, как это ни странно. В прошлый раз мы побывали во дворце спиритов, так там по стенам и гобелены висели, и статуи стояли… хотя все они и были предназначены для шпионской деятельности. А здесь холл богатый, а в коридорах только редкие доспехи… на отделке экономят, что ли?

— Как будто Йехар сам бы не дошел, — пожаловалась фрейлина по дороге. — Или ты забыл наши коридоры, а, Йехар? Небось, и тайные ходы все помнишь!

И она подмигнула почти так же многозначительно, как и Стэхар, но только по-доброму.

— Что здесь, Тилкида? — вопросом откликнулся Йехар.

Они не избегали взглядов друг друга, а говорили как хорошие знакомые.

— Ты видел не все. Даллара сейчас редко выходит из дворца… о! О!! Кто это? Что это?

Да всего-навсего Бо. Та самая, которая всегда появилась не вовремя. И которая в очередной раз помешала нам, на этот раз — узнать необходимый минимум информации, потому что у них с Тилкидой оказались примерно одинаковые менталитеты. Придворная дама разобралась в этом сходу и после на диво короткой церемонии знакомства игриво предложила:

— Хочешь увидеть, как там жених доминессы прыгает?

Мы и опомниться не успели, как ни ее, ни Бо в окрестностях не оказалось, и издалека до нас донеслось:

— А вдруг он решит раздеться, а мы не успеем?

Голос принадлежал Бо. На нашу же долю остался светлый странник отнюдь не в лучшем расположении духа — но дорогу к тем комнатам он все же как-то нашел.

И комнаты, в общем-то, попались хорошие, и кухня тоже оказалась отличной, и очень скоро мы начали готовиться к этому мельком упомянутому балу… я что-то упустила? Ах, да.

Нас попытались убить ровно через три часа после прибытия в этот мир.

** *

Квартирку нам выделили отменную — чуть ли не целое крыло замка, которое содержалось для гостей. Правда, других гостей, кроме нас, у домина нынче не было. Йехар обмолвился, что с постоянной паранойей местного правителя — это неудивительно.

У себя я насчитала пять комнат, и назначение некоторых из них лично мне, долгое время существовавшей в двухкомнатной квартире, было решительно непонятно.

Пожалуй, все-таки правильнее будет это считать дворцом, а не замком — как питерский житель говорю. Удобств в разы, чем в средневековых крепостях. Нашёлся даже общий зал с широким камином, где разные гости могли посидеть и посоветоваться друг с другом. Вообще-то, он представлял собой трапезную, но стол был неширокий, и…

Да, и вот с этой трапезной все и началось.

Обедать позвали сразу же после того, как мы немного осмотрелись, и на призыв откликнулись не все. Бо все еще любовалась поведением жениха доминессы, а может, подыскивала жениха себе. Вряд ли она не нашла бы, чем заняться в окружении такого количества вельмож. Йехар из своих комнат не появлялся. Переживал стресс, наверное.

И обед наш немного напоминал похоронный.

Трое — я, алхимик и шут — примостились за небольшим, но отлично сервированным столом и созерцали то стол, то друг друга, мрачными глазами.

— Я заблудился, — наконец сообщил Эдмус. — Хотите, я отдам кому-нибудь свою комнату… две… три? Вообще, пустите меня к себе!

— Виоле отдай, у нее боязнь замкнутых пространств, — буркнула я. Даже пребывание в моей квартире внушало триаморфине желание кого-нибудь избить.

Пауза.

— Никогда не понимала, что какой вилкой есть.

Реестр столовых приборов вокруг наших тарелок удручал своей длиной — еще одно отличие здешнего мира от темных веков нашего средневековья.

— А нужно есть вилкой?! — деланно ужаснулся шут.

Опять никто не улыбнулся. Наши взгляды задумчиво скользили то по блюдам, то по лицам собеседников, но к еде никто не притронулся.

— Где Йехар? — нашла я новую тему.

— Заблудился? — предположил шут.

Алхимик фыркнул. Переждал еще сеанс молчания и заговорил саркастически:

— Я так понимаю, все сыты.

— Накушались еще в мире спиритов, — буркнула я, глядя на тарелку с ветчиной, которая стояла ближе всего.

— Я вообще там родился, — добавил Эдмус.

— Вы параноики, — почти с умилением заметил Веслав.

— Что-то и ты не торопишься питаться. Индикаторы есть?

Веслав удивленно вскинул брови. «Не может быть! — гласил его взгляд. — В твоей маленькой головке прибавилось знаний?» Я пожала плечами. Прибавилось… немного, и отнюдь не об алхимиках. Просто сдавала в зимнюю сессию зачет по зельям, снадобьям и эликсирам. Веслав убил бы того, кто составлял нашу программу и объединил эти понятия.

Кстати, на зачете я так и заявила, а когда потрясенный моей наглостью спец по зельям поинтересовался, откуда я почерпнула такие знания… Зачет мне выставили сразу же после того, как я помянула Веслава. Все-таки он был очень известен в узких кругах.

Из кармана ветровки алхимика появился спичечный коробок с сереньким порошочком. Теперь была моя очередь приподнимать брови.

— Параноик?

— Алхимик.

Мы с Эдмусом внимательно следили за тем, как Веслав насыпает по щепотке порошка на каждую тарелку. Содержимое тарелок начало менять свой свет почти сразу же: алхимик не успел еще посыпать все, как ветчина перед ним посинела, суп в центре стола окрасился багрецом, а фрукты приобрели белый налет. Похоже на флаг России, безрадостно подумала я. Только блюда местами поменять.

— Простенько, но со вкусом, — отметил Веслав. Он любовался сине-красно-белой палитрой на столе. — Заметьте, не пожалели, даже в соус мышьячку насыпали. Мышьяк! Как дети, право слово. Сказано же, кто с вами…

Так сказано же было, что этот «кто-то» на алхимика не похож.

— А в напитки ничего не налили, — в голосе Эдмуса была мягкая укоризна по адресу жмотства местных отравителей. — Ну, разве ж так гостей встречают? Нет бы — пропитать ядом скатерть, все эти вилки — эва, их сколько! — нашпиговать стулья отравленными иголками…

— А ты бы ничего не успел запить, — отозвался алхимик. Он на всякий случай и впрямь проверил индикатором и вилки, и скатерть, но ничего не обнаружил. — Особенно если бы попробовал мясо или рыбу, что у нас там еще такое синее? Ладно, здесь все смертоносно, но нет ничего страшного.

Типичная логика алхимика, который таскает с собой в кармане универсальный антидот. На сей раз на свет божий явилась бутылочка — видно, Весл усовершенствовал состав. Раньше антидот тоже был порошковый.

— Добавил специй, уксуса и трав, — перехватил мой взгляд алхимик. — Два в одном — теперь и соус!

Он усмехнулся, взбалтывая жидкость в бутылке, и принялся поливать антидотом блюда так, будто и правда приправлял. Попутно не забыл пояснить:

— Рынок, чтоб ему в Хаос кануть! Все мои заказчики — у порошка нетоварный вид! Он невкусный! Это антидот, а не хмели-сунели, сколько можно им вдалбливать! Ну ладно, всё.

Прежде, чем мы успели спросить что-нибудь вроде: «На сколько процентов всё?» — алхимик уже сунул бутылочку в карман, уселся на свое место и как ни в чем не бывало отправил в рот кусок ветчины.

И, разумеется, тут же поперхнулся.

Схватился за горло. Закашлялся…

— Весл?!

— Да не в то горло попало, — пояснил алхимик, переставая кашлять и подцепляя на ближайшую вилку второй кусок. — Что?! Если бы это был яд — я кашлянул бы ровно один раз!

Мы с Эдмусом переглянулись и опустились на свои места, с которых как-то невольно подорвались, когда Веславу вздумалось поперхнуться.

И все-таки подождали минуты две, прежде чем отправить в рот первый кусок. Просто так — на всякий случай.

— Был такой момент, — ударился в воспоминания алхимик, не переставая жевать, — сидели в Таганроге с клиентом в какой-то точке общепита. Приносят еду. Я, конечно, ее проверяю — привычка, сами понимаете. Индикатор выдает желтый. Понятное дело, и я, и клиент чуть со стульев не падаем: желтый цвет обозначает мгновенную смерть. В смысле, даже без того, чтобы раз кашлянуть: в рот взял — и ручкаешься с Хароном.

Он задумчиво отщипнул хлебец, который еще совсем недавно был синего цвета, а теперь вернулся к нормальному серому.

— А тут еще клиент взрывной попался и сильный маг к тому же — мол, меня травить?! Да я тебя! Ну, конечно, он это всё додумал в мою сторону…

Я поежилась, представив картину в подробностях. Два холерика и один общепит. Эдмус подавился, прикрыл рот ладонью, чтобы не расхохотаться, и тут же стал похож на зеленую разновидность хомяка.

— Колошш-шально, — невнятно выдавил шут. — И?

— Ну, я оказался быстрее. Спасибо, тактильное снотворное под рукой было — клиент отправился спать как раз перед тем, как я сам мог отправиться… по другому маршруту. Начинаю разбираться, в чем дело, — оказывается, что в фарш добавлен краситель, который работает как катализатор и заставляет мой индикатор реагировать на него, как на яд! Модернисты кулинарных просторов, пижму вашу через тертый кварц… Котлеты у них с красителями! Мне теперь за двадцать километров от Таганрога лучше не появляться.

Самое странное в этой истории — не то, что алхимик ее рассказал, а то, что он тогда начал разбираться. В характере Веслава было бы скорее применить «Ниагару» на всем персонале той точки общепита, и что-нибудь, вызывающее плесень — на всех продуктах… впрочем, судя по улыбке алхимика — эту сторону нам нужно было додумать самим.

Как и то, за что ему поклялся отомстить тот клиент — наверняка ведь темный алхимик не мог ответить на попытку убить его просто снотворным? Я невольно поморщилась.

— Яд на зубах хрустит? — заметил алхимик.

— Нет, — я с самым спокойным выражением лица отправила в рот кусочек мяса. — Уксуса много, по-моему.

Веслав со звоном положил вилку и перевел взгляд на Эдмуса.

— Ты придираешься, Ольга, — укорил меня шут. — Ничуть не кислит. Разве что остроты многовато.

— Ну, знаете, — зашипел алхимик, поднимаясь из-за стола. — Я вам жизни спасаю, а вы…

Но Веславу не суждено было излить свою обиду по поводу такого пренебрежения его кулинарными способностями. Как раз в этот момент в трапезную вошел Йехар.

Хотя вернее было бы сказать «влетел» или «ворвался».

Вихрем. С растрепанными волосами и паникой на лице, причем, когда он увидел меня, мою тарелку, а вслед за этим — вилку, которую я подношу ко рту, паника увеличилась.

Дзынь! Моя вилка отправилась в долгое и счастливое путешествие по воздуху, а я ойкнула и схватилась за руку. Вот уж не думала, что светлый странник применит против меня и безобидной вилки прием, который обычно применяют к бандитам и их бандитским ножам!

Бряк! Тарелка, где, между прочим, было еще полно еды, отправилась догонять вилку. Вскоре раздался радостный звон, обозначавший, что вилка и тарелка счастливо встретились друг с другом и с полом. Эдмус торопливо схватил свою тарелку и шарахнулся от светлого странника подальше.

— …идиот, — договорил Веслав уже совсем не столь экспрессивным тоном, а скорее устало, и сел на свое место. Выбрал симпатичный кусок сыра и забросил в рот.

— Еда отравлена! — выпалил Йехар. Первое слово прозвучало решительно, второе немного растерянно.

Я смерила глазами остатки своего обеда, сиротливо раскинувшиеся на пушистом ковре. Это был знак судьбы. Пора худеть. Или переходить к десерту.

— Я тебе рассказывал, как однажды переварил десять любимых пуговиц своего герцога? — поинтересовался Эдмус, все еще с набитым ртом. — И одну пряжку, и нет, я не скажу, как все это началось!

Йехар мельком осмотрел изрядно растранжиренные блюда, глубоко вздохнул и сел на свободный стул.

— Мы рады, что вы достаточно осторожны. Антидот?

— Дурной вопрос, — хором откликнулись мы с Эдмусом и захихикали, увидев выражение лица алхимика. Тот долил себе вина в бокал, откинулся на стуле и кивнул на пояс рыцаря:

— А, кстати, где это твое «мы»?

Действительно, Йехар был без меча. Если подумать, вряд ли мы его раньше в таком состоянии и видели. Хотя нет! У меня на квартире он ножны отстегивал, но все равно сидел рядом с клинком почти все время.

— В наших покоях, — ответил странник, кивая на дверь. — Это рядом, я призову его, если будет нужда.

Ел он осторожно и медленно, как будто надеялся на вкус распробовать остатки яда в супе.

— Как узнал, что еда отравлена?

— Рядом с покоями по коридору прошел кто-то из прислуги — полагаю, тот, кто подавал на стол. Мы ощутили злорадство по поводу выполнения некого коварного замысла… — странник положил ложку и прижал руку к груди. — Кто-то должен был умереть вскоре. Мы подумали… после этой церемонии представления…

Он махнул рукой и опять взялся за ложку, теперь уже с гораздо большим энтузиазмом.

— А что было на церемонии? Ты что-то почувствовал?

Странник неопределенно пожал плечами.

— Кто-то лгал, — сказал он лаконично, — а кто-то желал нам смерти.

— Так, сдается мне, вас с Глэрионом тут многие не любят, — заметил алхимик, примериваясь к краснобокому яблоку.

— Ты не понял, — ровным голосом уточнил рыцарь, — не мне и Глэриону. Нам всем. Всей Дружине.

Алхимик хмыкнул и отложил яблоко, перестав вызывать у меня нездоровые ассоциации. Честное слово, секунда — и я помянула бы Белоснежку.

В трапезную на всех парах принеслась Бо в самом приподнятом настроении. Ее хвосты летели по воздуху двумя блондинистыми ракетами.

— Я танцевала с этим Ксахаром! — сообщила она, ликуя. — А Стэхар пообещал, что будет танцевать со мной на балу! Если, конечно, мы будем на этом балу!

— Да ни в жизнь не пропущу! — оскалился Эдмус, а Йехар всем корпусом повернулся к Бо, расплескав свой суп.

— Это он так сказал? «Если мы будем»…

— Что? А, ну да! Я еще сказала ему, что он глупый — как мы можем не быть? Да разве только все массово поперемрем до этого!

— Это верно, — пробормотала я, переглядываясь с остальными. Бо тем временем продолжала щебетать:

— А вы не знаете, где этот жених этой доминессы мог научиться такому стриптизу, ой, а дамы так все ахали, скажите, а почему у них тут у всех как-то длинно зовут мечи, не у дам, конечно, Тилкида такая веселая, завтра мы пойдем с ней подбирать наряды, всего ведь четыре дня до бала, Оля, пойдешь с нами?

Я рассеянно кивнула, не глядя в сторону Бо.

— А я думал, это в моем мире всё не так, — заявил Эдмус, — нет, все прилично!

— Ну что ж, — проговорил Йехар мрачно, — это обозначает, что нужно быть настороже. Вполне может быть, что это была лишь первая попытка, за которой последует…

— Вторая попытка! — догадалась Бо, изловчилась и отщипнула сыра. — Ай, я же после этого буду выдыхать огонь, какая гадость!

Лекцию обиженного алхимика по поводу вкусовых качеств его антидотов нам выслушать все же пришлось.

Глава 5. Проблемы со скелетами в шкафу
Крыло нам попалось действительно качественное — в этом мы имели возможность убедиться на следующий день. Классическое такое. С привидениями.

Я-то думала, чего Йехар так подозрительно по сторонам оглядывается.

На одного из призраков я наткнулась в своей собственной кровати: просто потянулась утром, перевернулась с боку на бок и обнаружила напротив себя старательно сопящий полупрозрачный нос.

— Ай-яй, — медленно выговорила я, потому что кричать спросонья как-то уж очень неудобно.

Над носом открылась пара таких же призрачных глаз, а чуть пониже (и глаз, и носа), обнаружился кривой и безумно ухмыляющийся рот.

— Я ее оградила, — сообщил мне рот, а глаза тем временем нахально подмигнули.

— Поздравляю, — с вымученной вежливостью отозвалась я, отодвигаясь на кровати подальше. Призрак немного замешкался, но потом пополз за мной.

— Я оградила мою маленькую доченьку, — сообщили мне все с такой же улыбочкой, от которой Эдмуса — великого мастера скалиться — могло бы вывернуть наизнанку. — Я так любила мою маленькую доченьку!

— Тоже поздравляю, — постаралась я проникнуться сочувствием к материнскому инстинкту. Но отодвигаться, тем не менее, продолжила. Привидение — тоже, так что дистанция между нами нисколько не увеличивалась.

— Ой! Что-то сердце не бьется! — это она мне и игривым тоном.

А как бы, интересно, оно могло биться, если в нем торчал здоровенный кинжал. Да и сама она была вся в каких-то диких порезах и крови. Сама — полупрозрачная, а кровь с виду — реальная. Жуть.

— У меня уже почти тоже, — диким голосом отозвалась я. Призрак изобразил на лице материнскую заботу и потянулся погладить меня по щеке окровавленными пальцами, но от этого малоприятного эксперимента меня спасла кровать.

Она элементарно решила закончиться.

Когда я взвилась на ноги, призрака уже не было. А что делать — было непонятно. Местных экзорцистов звать, что ли? Как-то мне не доводилось общаться с призраками. А соответствующий курс в учебке я нещадно прогуляла во время предыдущего призыва.

К завтраку я явилась, потирая отшибленный бок и жаждая сочувствия, коего, конечно, не получила.

— Это же только призрак! — сморщила нос Бо. — Вот если бы ты в своей кровати нашла Эдмуса там или Веслава…

— ?!! — алхимик дернулся так, что выронил антидот, которым старательно обрызгивал наш завтрак — счастье, что бутылочка была небьющейся. Эдмус же, разумеется, изобразил высшую степень омерзения, какую мог только выдумать для женатого спирита.

Про Йехара Бо дальновидно не стала шутить. Уж очень озабоченный вид был у нашего рыцаря этим утром.

— Ты тоже кого-нибудь нашел в кровати? — со слабой надеждой осведомилась блондинка.

— Привидения здесь не редкость, — пробормотал Йехар. Он апатично ковырял скатерть вилкой, — однако они не столь опасны, как призраки памяти или чувств.

Веслав выронил бутылочку с антидотом во второй раз. Подобных фраз он терпеть не мог органически.

В трапезной царило едва уловимое напряжение, и исходило оно вовсе не от рыцаря. Просто вчера мы остались без ужина: вместо ужина явились двое дюжих молодцов, которым было приказано убрать наши бездыханные тела. Убедившись в том, что тела мало того, что дышат — еще и собираются поинтересоваться причиной их прибытия в апартаменты, молодцы очень быстро выскочили за дверь. Йехар их поймать не успел, а жаль.

— Дворцовая стража, — процедил он вслед, — свидимся еще…

Остаток дня Эдмус нам покоя не давал воспоминаниями о лицах несчастных парней, когда они увидели на столе бренные останки нашего обеда. А за ночь как-то все не сговариваясь сообразили, что утром что-нибудь непременно приключится. Даже Бо время от времени нервно рылась в розовом рюкзачке и извлекала то арбалетный болт, то гладкую, красиво отполированную ручку какого-то более серьезного оружия.

Исключением был рыцарь, который меч опять оставил в своей опочивальне, а вооружен был разве что вилкой. Похоже, пребывание так близко от Дамы плохо на Йехара действует.

Когда к двери приблизились дробные кокетливые шаги, мы разом переглянулись и напряглись на своих стульях еще больше.

Дверь чуть приоткрылась после короткого стука, вошедшая служанка вскинула бровь в тихом изумлении, когда обнаружила нас живыми и завтракающими. С удивлением такого рода мы уже встречались вчера вечером.

Правда, эта убегать не стала.

— День добрый, — поприветствовала нас прислуга почти с такой же милой улыбкой, как у призрака, с которым я столкнулась нынче. И для пущей «добрости» приоткрыла дверь пошире, впуская в комнату двух змей, метров в пять каждая.

Мне резко разонравился этот мир. С виду эти твари были более чем ядовиты, несмотря на размеры, а еще выглядели очень, ну просто крайне целеустремленными.

Не размениваясь на служанку, которая их впустила, оба пресмыкающихся тут же заскользили к нам. Я подняла руку и сосредоточилась для удара холодом… как вдруг обнаружила, что сосредоточиться не получается. Пристальный взгляд двух гадов, которые к нам двигались, вышибал из головы все мысли о стихийных силах. Остальные тоже если не оцепенели, то замешкались, а вот Йехар словно проснулся.

В мгновение ока рыцарь вскочил со стула и протянул вперед руку в немом призыве. Прозвучал тонкий свист — и спустя еще секунду в руку рыцаря огненным сгустком принесся Глэрион. Еще один свист — и у обеих змей не стало голов. Йехар не тратил время на то, чтобы наносить два удара.

— Королевские василиски, — презрительно сказал рыцарь, пиная тело ближайшего к нему пресмыкающегося. Тело продолжало извиваться в конвульсиях. — Отпрыски страшных тварей древности… Не так уж и опасны, однако убить их можно разве что огнем.

— Ты их не сильно пережарил? — Эдмус встал из-за стола и убедился, что тушки змей не подверглись большой термической обработке. Лицо его лучилось воодушевлением по поводу такого количества неведомо откуда свалившихся деликатесов. Можно даже сказать — почти что национальной спиритской кухни.

— Головы не лопать! — тут же предупредил алхимик, вскакивая. У него был свой практический интерес. — И клыки не выдергивать!

Пока среди Дружины шло активное распределение утренних трофеев, служанка, которая невольно выступила поставщицей этих самых трофеев, решила отступить восвояси и очень удивилась, когда у нее этого не получилось.

Она самым добросовестным образом дергала и пинала дверь, а мы с Бо наблюдали за ней с самым сочувственным видом.

Скажем так — у нее было довольно мало шансов пробиться одновременно через щит воздуха и щит холода.

— Кто будет говорить? — осведомилась я наконец.

Йехар недоуменно щурился на нервно вспыхивающий клинок. Затем качнул головой, как бы говоря самому себе: «Позже», — переступил через вяло дрыгающуюся змеюку и подошел к служанке с самым дружелюбным выражением лица.

Дружелюбие никого не обмануло, поэтому наша несостоявшаяся убийца тут же вжалась в дверь, которую она не могла открыть.

— Обед вчера к нам доставляли вы? — учтиво осведомился Йехар.

Девушка тихонько взвыла и попыталась прокопаться через накрепко запертую дверь.

— Мы вам не навредим, — успокоил рыцарь, — скажите только, кто отдал приказ…

Молчание. Смотрит исподлобья, но такими злобными глазами, будто дай ей волю — и перекусает нас не хуже, чем королевские василиски.

— Тебе совсем не идет такое выражение! — возмутилась Бо, и подметила точно, поскольку симпатичное в общем-то лицо девушки преобразилось от ненависти так, что могло конкурировать с мордами змей — правда, те были более бесстрастными.

— Скажите только, кто…

Она и сказала. Правда, не совсем то, что Йехар хотел услышать:

— Вам не жить!

Сделала шаг назад, вжалась в дверь посильнее и продолжила шептать, вернее, шипеть:

— Не жить! Всем вам, никому из вас! Можете убить меня, но удар нанесет другой! Каждый! В любой момент…

Фи, как это пошло, однако кое на какие размышления наводит.

— То есть, вы пытались нас отравить по своему почину?

— Ай-яй! — всполошилась Бо, когда служанка ответила на мой вопрос мимолетным кивком. — Зачем вы так, мы же с вами совсем незнакомы! И… разве можно кого-то убивать, только потому, что он вас красивее? А вы точно не разговаривали с Эдмусом или с Веславом — потому что тогда мы бы вас поняли, конечно, не до конца, но все равно…

— Я решила убить вас сама! — завопила служанка в полном отчаянии, не в силах больше выносить этот речевой поток. — Я вас ненавижу и хочу убить…

— Об этом мы уже догадались, но почему?

— Э-э, — смешалась незадачливая убийца. — Просто так?

Йехар, не говоря ни слова, кивнул сначала мне, потом Бо. По отношению к блондинке кивок пришлось повторить, я же свои чары сняла сразу. Служанка некоторое время тупо наблюдала за тем, как рыцарь галантно распахивает перед ней дверь и жестом приглашает в коридор. Потом поспешно воспользовалась приглашением.

— Просто так, — повторил Эдмус, задирая брови. — Здесь у вас даже слуги кровожаднее иных из моих собратьев!

— Не говори ерунды, это была не она, — оборвал алхимик. Он уже успел хлебнуть антидота и теперь довольно небрежно заворачивал две змеиные головы в салфетку. То, что обе головы были живы и пытались его укусить, тревожило его не особенно.

— Какое-то внушение, — подтвердил рыцарь, но на вопрос «А кто бы мог…?» лишь с мрачным видом пожал плечами.

Очевидно стало, что Даллара действительно не зря так радовалась появлению Дружины. И через некоторое время доминесса сама это подтвердила. А пока суд да дело, нас попытались убить в очередной раз.

Только уже гораздо более изощренным способом: подготовкой к грядущему балу.

По разным причинам четыре призывника из пяти ждали его с тихим ужасом.

Я, например, терпеть не могла официальные мероприятия. А после того, как домиций Стэхар взял за моду по пять раз на дню оказываться у моих покоев и приветствовать меня своей вельможной улыбкой — могла согласиться компоненты для Веслава заготавливать, чтобы только не попасть на этот бал.

Йехара медленно, но верно вколачивала в гроб знаменательная причина, по которой бал должен был состояться.

Веслав был алхимиком. У этой братии все корпоративы, если таковые бывают, больше смахивают на научные симпозиумы.

Виола, которая опять поменялась с Бо местами, впервые была недовольна этим обстоятельством. И почему-то решила, что проблему могу разрешить я.

— Разозли меня, а? — предложила она как-то мне, врываясь без стука.

— Не-а, — ответила я, не уточняя причин вопроса. — Попроси Эдмуса.

— Уже просила. Честно попробовал, теперь пополз к Веславу за заживляющим. Видно, не так разозлил…

— Пантеру хочешь вызвать?

Виола грохнулась в кресло с размаху и водрузила ноги в пляжных шлепанцах (менять обувь или одежду она отказывалась) на кокетливый столик для напитков. Она не утруждала себя церемониями.

— Блондинку.

Я вполне разделяла ее чувства, а поэтому подтекст схватила сразу.

— Бал?

— Черти б его взяли, — буркнула Виола и почесала шрам на щеке. — Ненавижу все эти церемонии… танцульки… платья.

Как-то мне пришлось наблюдать Виолу в платье, которое, к тому же, было розовым, и результат был кошмарным. Так что теперь оставалось испустить сочувствующий вздох.

— Скука, — присовокупила Виола и помрачнела. — Сегодня у себя в кровати отловила какого-то гада, вроде скорпиона. Оторвала ему клешни и выкинула в окно. Вроде, на кого-то попала.

Я вспомнила утренний душераздирающий вопль с улицы и мысленно согласилась с ней. Но решила не останавливаться только на согласии: у триаморфини был такой скучающий вид, что хотелось ее хоть как-то приободрить.

— Хочешь мое мнение? Это только пока скучно. А скоро начнется — драки, убийства… может, и то и то, смотря во что ввяжемся. Вспомни хоть наше прибытие. Динамичное начало с самого обеда.

— Спорим на то, что первым делом Йехар нас упечет на неделю в местную библиотеку, — с готовностью отозвалась триаморфиня и протянула руку.

— На что?

— На желание, конечно! Можно на большое. А можно на среднее или маленькое.

Я на всякий случай поспорила на маленькое.

** *

Домиций Стэхар просто поселился возле наших апартаментов. Каким-то образом этот наследный гаденыш умудрялся избегать Йехара — чуял, что одна такая встреча может закончиться трагически отнюдь не для самого рыцаря. Но меня просто изводил. Когда до бала остался день — и вовсе прислал несколько сапфировых заколок и письмецо, в котором уверял, что сапфиры великолепно подойдут к моим глазам.

И проблема была в том, что отказаться я не могла.

— Здесь это что-то вроде местного обычая, — пояснял Йехар на ходу. Впервые за три дня мы решились высунуться из своих комнат и совершить небольшую прогулку по окрестностям замка. — Он не подарил тебе их, а отдал на время бала, как знак своего особенного почтения. Это ни к чему тебя не обязывает — к тому же, зная Стэхара, он наверняка разослал драгоценные камни десятку девушек, не меньше…

Утешил, спасибо.

Народу в коридорах дворца перед балом было не просто много, а много необыкновенно. Здешний бальный зал славился простором, так что приглашенные начинали собираться уже за сутки. Половина из них обсуждала кухню домина. Намечалось что-то вроде шведского стола, в пику всему мне известному о средневековых балах.

— То есть, мне их придется надевать?

— Как бы это не было досадно, — Йехар поморщился, — но если ты не получила украшений от других кавалеров…это будет расценено как прямое неуважение к… — домицию, — это слово у него получалось произносить с особенным отвращением. Но не беспокойся, Ольга! Сапфир — особенный камень, его невозможно отравить, и он не поддается наговорам…

— Разве что они у нее «вещие», — хмыкнул алхимик. Йехар бросил на него хмурый взгляд, и дальнейших комментариев не последовало.

А прогулки не получилось. Когда даже во дворе на тебя пялится такое количество народа — и ходить расхочется, и разговаривать, а уж о деле — тем более. Все эти три дня никто из нас не спрашивал Йехара, с чего начинать поиски перекоса, из-за которого в мир явилась Арка. Сам рыцарь упорно не начинал об этом разговора.

Пройдясь пару раз вдоль цепи валунов, окружавших замок, мы повернули обратно, и натолкнулись на Даллару буквально сразу же, как вошли во дворец.

То есть, это она на нас натолкнулась. Легкой тенью скользнула из какого-то бокового прохода, лицо встревоженное, и шепнула Йехару:

— Мне нужно поговорить с вами!

Виола уловила этот шепот и оглянулась по сторонам. Куча придворных и приглашенных. Пока что доминессу не увидели, но некоторые уже начинали таращиться на нас — Дружина все-таки — и вообще не место здесь для тайных разговоров.

— Надо бы тихое место или отвлекающий маневр…

— Запросто, — подмигнул Эдмус. — Глядите, но не учитесь, потому что повторить такое вы все равно не сможете!

И преспокойно вышел на улицу, причем занял такую позицию, что мы могли любоваться представлением через окно. Прошел еще немного, качаясь, как пьяный… потом упал, схватившись за живот, и испустил визг, от которого Даллара схватилась за сердце.

— О-о, не-е-ет! — вопил спирит с невообразимой мукой. — У меня начались схватки! Я рожаю! О-о, какая адская боль! На помощь! На помощь!!

— Какой идиот на это поведется? — пробормотал Веслав, выглядывая в окно, где Эдмус добросовестно извивался на земле.

Виола кашлянула и тронула алхимика за рукав. Тот обернулся и обомлел: в холле не было ни единого живого существа! Кроме нас, разумеется. Такое ощущение, что сбежали смотреть на представление даже пауки да блошки.

— Это дворцовый люд, — устало пояснила Даллара. — Они падки на подобные вести, и это не предел.

— Сколь это не прискорбно, но по пути у них в головах возникнет не менее пяти версий касательно отца ребенка, — подтвердил рыцарь. Они с Далларой избегали друг на друга смотреть, поэтому Йехар буравил противоположную стену полным безбрежной нежности взглядом. — У нас есть немного времени, пока Эдмус…

— А-а-а, как такое могло быть?! — разорялся вдалеке спирит. — Как я мог не заметить, что я она? А-а-а!! Я, оказывается — она!!! Теперь мне будет стыдно воровать коньяк из фляжки Веслава…

Алхимик машинально схватился за нагрудный карман. Доминесса пугливо обернулась по сторонам.

— Я не могла говорить с вами о наших тревогах, — зашептала она. — За мною следят. Ксахар не оставляет ни на секунду, Стэхар со своими соглядатаями всегда наготове… Тилкида его пытается отвлечь… ты помнишь моего отца, Йехар?

Рыцарь кивнул, насупившись — воспоминание было не из приятных.

— Он был подозрителен и воинственен, насколько я его помню…

— Да… — доминесса едва заметно склонила головку, напоминая надломленный цветок на тонком стебле, — и теперь это еще усилилось. Его поступки не поддаются объяснению. Недавно ему привезли какую-то ценность, ходили слухи, что от вампиров, и он приказал, чтобы ларец поставили в комнате, соседней с моей. Иногда… — у нее задрожал голос, но она продолжила: — там кто-то ходит… звякает крышка, и я слышу чье-то дыхание — громкое, свистящее, и я… вы думаете, я безумная?

— Никто не подумает так, — мягко сказал Йехар. Он осторожно коснулся ее руки, но она отшатнулась и смущенно взглянула на нас.

Эдмус тем временем показывал, что такое настоящее безумие. Придворные обступили его кольцом, а зрители всегда сподвигали нашего спирита на особенно добросовестную игру.

— О-о! — стонал он. — О-о, адская мука — обнаружить в миг, что ты женщина! Да еще — беременная… основательно… и вот вместо веселой и беззаботной жизни — высиживание яиц, потом заботиться о молодняке… О-о! Я чувствую, скоро оно появится на свет… кто принесет мне воды?

Даллара провела ладонью по лицу и заметно овладела собой.

— Что я, — сказала она еле слышно. — Я живу в страхе с детства, когда мою мать нашли убитой на одном из камней, у замка… Потом все эти смерти: умирали все, кто был рядом со мной. Няньки, повара, конюхи: их закалывали, вешали, травили… Смерть случайно обошла меня, что я! Люди, Йехар, люди. Столько смертей в округе… бывает, находят целые семьи… вампиры клялись, что это не они, но домин собирается воевать… город алхимиков истреблен кем-то неведомым, об этом ты не узнал бы, всем в замке велено молчать…

— А-а-а! — кричал Эдмус на дворе. — Позовите Бо, я ей завещаю свой колпак…Ааааа!! Не-е-ет! — все, кто кинулся разыскивать Бо, останавливаются. — Я забыл его дома…или забыла? Силы неба, вот что за день?!

— Я боюсь за вас, — шептала Даллара, а глаза ее говорили, что за одного из нас она боится особенно. — Боюсь, что вас тоже постигнет нечто подобное. Вы отважны, Йехар, но я боюсь, что зло, которое обрушилось на наш дворец, на нашу страну, коварно настолько, что…

— Мы с Глэрионом прошли сотни миров за эти два года, — грустно проговорил Йехар, он наконец перестал смотреть на стену и перевел взгляд на Даллару. — Что бы это ни было, оно не застанет нас врасплох.

— Большое дело — нас и так уже пытались убить, — вставила Виола. Немного некстати, потому что Даллара при этих словах тихонько охнула и определенно пошатнулась, но тут же обрела себя опять и договорила свою прерванную фразу:

— …вы не сможете ему противостоять только своей отвагою и своей честью. И я надеюсь только, что среди рекрутов есть те, кто будет предостерегать вас от необдуманных поступков.

При этом ее взгляд как-то странно сместился на Веслава. Алхимик, который все это время не отрывался от наблюдения за кривляньями Эдмуса, а на деле, поклясться могу, не пропустил ни одной фразы, тоже посмотрел на Даллару, и… что?! Сочувствие? На этом-то лице?

Теперь я знаю, куда кренится этот мир. К хаосу он летит! К ха-о-су!

— Я хотела просить вас оставить замок ради вашего же блага, — наконец с усилием начала доминесса. — Но знаю, что вы…

Йехар открыл рот, чтобы горячо подтвердить истину, которую доминеса знала, но тут поблизости послышалось:

— Даллара!

И пред нами явилась сладкая парочка: домин Олл плюс Ксахар. Последний, кажется, чувствовал себя немного неловко после своего бенефиса, слухи о котором долетали и до наших покоев. Однако это не шло ни в какое сравнение с Далларой, которую поймали на месте преступления: доминесса замерла на месте, как суслик у норки, а широко раскрытые ее глаза умоляли спрятать ее куда-нибудь, увести, увезти, ну, хоть убить, только не оставлять с этими двоими наедине.

— Беседуешь с рекрутами Дружины, — параноидальные глазки домина тут же сузились: на правителя накатил очередной приступ подозрительности. Здесь они были делом частым. — И о чем же это?

— Мы хотели узнать о самочувствии достопочтимого жениха доминессы, — сладеньким голосом ответил Йехар, бросая на «достопочтимого» испепеляющий взгляд. Даллара с немым упреком взглянула на Веслава — она почему-то полагала алхимика воплощением здравого смысла Дружины. Бывают же люди, склонные настолько сокрушительно ошибаться!

— Доминесса сообщила нам, что здесь бывают… зловещие события, — постаралась я смягчить обстановку, но обстановка смягчаться не желала. Рот Ксахара так и был открыт, чтобы ляпнуть при свидетелях: «Вызываю тебя, такого-разэтакого, на смертельный поединок!».

К счастью, поблизости была Виола. Хотя она из решения конфликтов предпочитала такое как «кулаком в морду», на сей раз ей с чего-то вздумалось поддержать меня в моей миротворческой миссии.

— А потом у нас товарищу плохо стало, — произнесла она с крайне обеспокоенным видом. — Вот мы и думаем, может, тут есть какая-то связь?

Домин нелицеприятно фыркнул и удалился, а Ксахар взял Даллару под руку (она закатила глаза) и предложил немедленно мчаться на помощь к товарищу.

Оставалось надеяться, что Эдмус сумеет достойным образом вырулить из ситуации.

Он и вырулил — как только заметил, что мы уже закончили разговор, а рядом с нами стоят Даллара и Ксахар. Шут издал еще один блестяще-ужасающий стон, перешедший в вой, а затем с некоторым разочарованием на лице поднял в воздух… простое куриное яйцо! Наверное, успел позаимствовать с сегодняшнего стола, вот только когда из кармана вытащил?

Толпа, в которой до этого момента перекликались и советовались, за кем послать: то ли за дворцовым лекарем, то ли за каким-то Зелхесом, образцово замерла и столь же образцово замолчала.

— Мелко получилось, — вздохнул Эдмус в этой тишине. — Вот так оно всегда у родителей: мучаешься-мучаешься, а отдачи с потомства… никакой!

Гробовая тишь продолжала торжествовать. На лицах придворных просвечивало сочувствие.

— По-моему, смысла воспитывать его нет, — продолжал Эдмус, сосредоточенно поворачивая яйцо так и этак перед своим длинным носом. — И имеет смысл поступить по жестоким законам моего племени…

И он запихнул яйцо в рот целиком. Пронзительно хрустнула скорлупа под мощными зубами. Схватился за сердце Ксахар рядом с Далларой.

Как мы потом поясняли, что это шутка — умолчу. Скажу только, что это могло бы быть зачтено, как очередная попытка нашего устранения.

Глава 6. Проблемы на балу
Легко было булгаковскому Бегемоту утверждать: мол, не скажи, Фагот, бал имеет свою прелесть и размах…

Ему-то не приходилось втискиваться в корсет. И присланные местным придурковатым принцем сапфиры в свою прическу пристраивать не приходилось. Ну, то есть, конечно, нам для такого дела выделили слуг, но я же помнила — что местные слуги могут сделать с обедом. Поэтому что они могут сделать с причёской решила не проверять и обошлась своими силами. Спасибо курсам парикмахеров, на которые меня подруга затащила пару лет назад (утверждала при этом, что все равно нормального стихийника из меня не выйдет, так хоть стрижки делать буду).

Наших почему-то не было. Выходило так, что я явилась на бал первой из всей Дружины, и первый натиск придворных приходилось выдерживать тоже мне.

— Вы так прекрасны сегодня! — слышалось отовсюду вперемешку с именами, титулами и названиями клинков.

— Я в восхищении, — отвечала я, не в силах слезть с ассоциации, хотя местные и не могли оценить такого ответа. Правда, в нем был свой прок: убедившись в том, что дальше этой фразы я заходить не намерена, меня сочли чем-то вроде дружинной дурочки и оставили в покое.

После этого я худо-бедно оценить, так сказать, обстановку.

Спору нет, простора в зале было с избытком, — или было бы, если бы в нем не толпилось такое количество народа. Казалось, что людей вдвойне больше, из-за нарядов и украшений дам и кавалеров. Все до одного придерживались того мнения, что чем ярче одежда и чем больше на ней драгоценностей — тем лучше. Это было мнение и мужчин в том числе, так что приходилось смотреть или в высокий потолок — там висело несколько огромных канделябров, но они хоть не двигались — или на столы с угощением, которые выстроились вдоль стен. Там тоже пока было поспокойнее.

Еще одна проблема была в том, что зал был спроектирован и украшен по тому же принципу яркости, но несочетаемости. В стенах преобладали голубые тона, в потолке — желтые, пол был нежно-розовым…может, все-таки разумнее будет смотреть на лица?

Но одного взгляда на физиономии местной элиты хватило, чтобы поменять решение. Лучше смотреть себе под ноги, потому что если кто-нибудь из этих типчиков, которые мнят себя благородными, или их жен, заговорит со мной — мне понадобится серьезное лечение. А уж подумать о том, что кто-то из них тебя может пригласить…

— Разрешите вас пригласить? — в тон моим мыслям раздалось над правым ухом.

Вздрогнув и повернувшись, я наткнулась взглядом на неимоверно расфуфыренного вельможу, в котором, поколебавшись, определила Эдмуса. Спирит был набелен и нарумянен, его голову венчал парик, который делал его вдвойне похожим на самого себя (на шута), а одежда резала глаз даже больше, чем убранство здешних дам.

— Вот еще, — это было первое, что я выдавила, когда потрясение перестало сжимать горло.

— Жаль, ведь как раз сегодня ты прекрасна, — сделал мне спирит сомнительный комплимент, но тут же утешился. — Впрочем, сегодня я — из знати, а если мне еще надуть щеки вот этак — наверняка на меня накинутся все мало-мальски приличные герцогини да баронессы. Ну и что, что я горбатый? Зато важный какой!

И он многозначительно кивнул назад, на свои крылья, которые выпирали из-под камзола.

— Что это тебе вздумалось? — я невольно зажмурилась, стоило мне только взглянуть на все банты и кружева, которые он нацепил на себя.

— Здесь такой выбор платья! — закатил глаза Эдмус. Глаза у него были прежние, с вертикальными зрачками. — А я страсть как люблю принарядиться да повеселиться: увидишь, здесь мы отдохнем, посмотри только на походки, а лица, лица?

— Которые смахивают на птичьи или которые поближе к млекопитающим? — поинтересовался мрачный голос над моим левым ухом. Обернувшись вторично, я увидела Веслава, который кого-то высматривал в толпе и с виду составлял стопроцентный контраст Эдмусу.

Алхимик попросту не поменял в своей внешности ничего. Правда, пальто он держал перекинутым через руку, но ветровка его выглядела ничуть не лучше. Он недовольно щурился от яркого света.

— А ближе ко мне тут не видно никого? — поинтересовался Эдмус, поднимаясь на цыпочки.

— Извини, ты у нас уникум. Остальных не было?

Я покашляла, чтобы напомнить о себе, алхимик повернулся:

— Дамочка, вам что-нибудь от каш… — и через какое-то время в глазах у него появилось узнавание. — А, это ты.

Он смотрел так пристально, что у меня запылало лицо. Я готова была попросить алхимика опять отвернуться, когда он все же выдал:

— Подделка.

— Что?!

— Сапфиры у тебя в волосах. Искусная, но подделка.

Эдмус приглушенно всхрюкнул, прикрыв рот рукой. От обмена язвительными репликами с Веславом меня спасло появление Йехара и Бо.

— Ольга! — Йехар, как всегда, был благороден и галантен по самое «не могу». — Я не думал, что возможно как-то оттенить твою красоту, но сегодня она заиграла новыми гранями.

Эдмус обиженно наблюдал, как Йехар целует мне руку. Потом повернулся к Бо и высунул наружу пятнадцать сантиметров языка.

— А можно я тебе сделаю комплимент по традициям спиритов?

— Пф! — презрительно ответила блондинка, которая отлично помнила, что традиции спиритов не признают комплиментов. Взгляд Бо говорил, что сегодня она будет ловить рыбешку покрупнее женатых шутов-полководцев. Ее ярко-розовый наряд, таинственно приоткрывавший «наживку» — ножки и декольте, красноречиво это подтверждал.

Виоле все-таки повезло с явлением «альтер-эго», хоть блондинка и вылезла за четыре часа до бала и учинила по поводу малого времени для приготовлений конкретную истерику. Но выглядела она все равно ослепительно — в смысле, что при первом взгляде на нее хотелось прикрыть глаза.

Йехар же в простом белом камзоле, на котором кое-где виднелась серебристая вышивка, смотрелся рядом с Бо несколько тускло, но по сравнению с тем Йехаром, которого мы знали — который не снимает кольчужной рубахи и ночью, который на привалах кутается в пропыленный плащ — приобрел кое-какие привлекательные черты. Не ошибусь, если скажу, что на этом балу он будет самым заметным мужчиной. Кроме Эдмуса и Веслава, понятно, но с этими — несколько другие причины.

По залу пронесся легкий восхищенный вздох, и на всеобщее обозрение явилась Даллара. На мой взгляд, восхищение тут было чистой лестью: в светло-серебристом платье без всяких намеков на пышности, с высоким воротником, который только больше оттенял бледность лица, доминесса казалась такой больной и несчастной, что немедленно хотелось уложить ее в стационар и начать курс интенсивной терапии. Ксахар, метавший вокруг себя несколько пристыженные взгляды, почти нес ее на руках и тут же позеленел, когда наткнулся взглядом на Йехара. На фоне рыцаря жених невесты смотрелся не очень выгодно, хоть и нацепил на себя лучшие одежды. Потом взгляд его перебежал дальше, на Веслава, и зеленый цвет стал очевидным. Веслав сделал над собой мужественное усилие и растянулся в приветственной улыбке, от которой Ксахар попятился, отдавил ногу какой-то фрейлине и едва не упал.

В ту же минуту вперед из-за толпы гостей протолкался домин, оглядел всех, ругательски ругая расточительность казначея, бросил пару слов о том, что тут война очередная на носу, а нам бы только танцульки, но в принципе ладно, веселитесь, пока есть повод, повод же все помнят? Убедившись, что причины нынешнего празднетства никто не забыл, домин Олл прихватил с бокового стола кусок рыбы и ушел, бессовестно чавкая. Придворные льстиво аплодировали ему вслед. Я по наивности своей тут же решила, что бал безнадежно испорчен в самом начале, ан нет. Именно это и оказалось сигналом к этому самому началу.

Музыка была вполне приличной. Понятное дело, ничего общего с нашими общими студенческими вечеринками, где за звук отвечали стихийники воздуха, а за освещение — огня. Но музыканты своих легких не жалели, жгли напалмом что-то вальсовое, так что после множества умилительных вздохов по поводу «ах, до какой же степени это всё божественно» народ начал делиться по парам.

И дамы приглашали кавалеров чуть ли не чаще, чем кавалеры дам! Местная эмансипация?

К Йехару тут же наперегонки рванулось с два десятка фрейлин, и он не стал дожидаться победительницы забега.

— Ольга, вы не окажете мне честь…?

Еще никогда в жизни меня не приглашали с такой паникой в глазах. Я согласилась — просто чтобы спасти Йехара. У рыцаря был не слишком жизнерадостный вид, он пожирал глазами Даллару, а та, конечно, только что вышла танцевать со своим женихом — со страдальческим видом и под гул всеобщего одобрения.

Фрейлина, которая финишировала первой, с досады пригласила Эдмуса — к великой радости последнего. Та, что оказалась на втором месте, попыталась посягнуть на Веслава, но тот покушение на свою персону пресек одной фразой:

— Не танцую на балах.

— Отплясывает исключительно на нервах окружающих, — едко пояснила я фрейлине, проходя мимо нее.

Мой танец с Йехаром разнообразился тем, что спиной я все время чувствовала горящий взгляд алхимика.

— Хорошо, что он не огненный маг, — рассудительно произнес рыцарь, умело ведя меня в танце.

Мне не хотелось даже представлять, что со мной случилось бы, будь Веслав магом огня.

— С меня хватает его любимой профессии.

Рыцарь уныло вздохнул — мол, и не говори.

Танцевал он замечательно и только ласково улыбался, когда я в очередной раз оттаптывала ему ноги, показывая свою неприспособленность к светской жизни. Я мысленно поклялась, что не приму больше ни единого приглашения за вечер — просто чтобы не опозориться. Мимо проплыли сначала Стэхар с той самой веселой подружкой Даллары, — у Тилкиды в волосах сверкали рубины, а наследничек многозначительно подмигнул мне — потом Эдмус с его дамой. Дама недавно заглянула спириту в глаза и обнаружила вертикальные зрачки. Но кричать не стала, потому что была настоящей аристократкой. Просто слегка обмякла в руках у спирита. Тот попытался ободрить ее улыбкой, но даме стало только хуже.

После первого танца Йехар галопом рванул приглашать Даллару, оставив меня на произвол судьбы, а передо мной как из-под земли вырос Стэхар. Плотоядному выражению лица наследничка могла позавидовать третья сущность Виолы. И кстати, как партнера для танца я скорее пантеру бы и предпочла.

— Прекрасная незнакомка из чужих миров не откажет мне в любезности принять мое приглашение на этот танец?

Мамочки! Стиль-то какой! Ну, кто будет спасать бедную девушку от танца с этим галантным чудовищем?

Я огляделась и поняла, что спасителей нужно ждать очень долго. Йехар наконец танцевал с Далларой, вид у него был такой, словно он готовился к немедленному реактивному взлету. От счастья в небеса, причем, едва ли странника остановил бы потолок. Веслав стоял на самом освещенном месте зала и усиленно делал вид, что загорает. Вокруг Бо собралась половина мужчин зала, и подтягивались все новые.

Раз так, бедная девушка спасла себя сама. Я незаметно сжала кулак, и на ближайшем столике с громким «бдзынь!» взорвалась бутылка вина. При этом почти все совершенно нечаянно попало на наследного принца. «Алкогольный юноша» непонимающе захлопал глазами, слизывая капающее с носа вино. Я как можно сильнее вытаращила глаза и как можно четче воспроизвела тон Бо.

— Ой, какой ужас! Но мы же с вами пойдем танцевать, да?

Раздосадованный домиций слинял переодеваться, а я решила составить компанию Веславу.

Конечно, не без оснований. Иного бы он сам не потерпел.

— У тебя с собой успокаивающего нет?

Алхимик остро следил за танцующими Йехаром и Далларой и расслышал меня не сразу.

— А что, нервный срыв на фоне местных кавалеров?

— Не для меня. Для партнерши Эдмуса.

Спирит продолжал невозмутимо топтаться со своей парой в том, что считал танцем, при этом не замечая, что его фрейлина просто висит у него на руках с закрытыми глазами. Или не желая замечать. Алхимик вгляделся в это зрелище и хмыкнул.

— За каким чернобыльником ей успокаивающее? По-моему, она не дышит.

— Да нет, посмотри, ногами-то она по полу сучит?

— Сучит. Так он ее и без меня замечательно успокоил!

Понятно. Жадность одолела нашего алхимика. Болезнь Гобсека. Скоро начнет свой плащ под подушку прятать, а там пойдет-поедет…

— Что ты вообще тут делаешь? И почему стоишь на свету?

— Потому что здесь нет темных углов. Только полутень.

Он опять смотрел на Даллару и Йехара (они танцевали с такими нарочито отстраненными лицами и так держались друг за друга, что все было понятно без слов), и чем дальше, тем больше мне не нравился его взгляд. По чести говоря, алхимик чем-то начал напоминать Ксахара, и вслух я не озвучила это только потому, что рядом нарисовалась счастливая Бо.

— Прикольный вечер? — она захихикала. — Мне назначили шестнадцать свиданий и два раза позвали замуж. Гляньте, как на меня мужчины смотрят!

— Ты лучше глянь, как на тебя женщины смотрят, — мне с чего-то передалось мрачное настроение алхимика. — И как кое-кто амулеты свои разогревает. «Темная» тебе после этого бала обеспечена.

— Йехар меня спасет, — не очень уверено сказала Бо. Потом оценила взгляды женской части зала, заметила счастливое и отсутствующее выражение на лице Йехара и добавила с надеждой. — Ну, или вдруг я возьму и превращусь… ой, гляньте, как на меня смотрит вон тот, во всем сереньком! Ну тот, из свиты, у которого лицо кирпичиком.

Да нет, не просто кирпичиком. Лицо этого типа казалось небрежно выдавленным на упаковке с цементом. Квадратная челюсть, прямой нос, холодные щелочки глаз — в общем, один к одному — творение «Кибердайн Системс», с поправкой на больший возраст и меньшее количество мускулов. Ах, да. Еще неприятное ощущение равнодушия, которое волнами распространяется от местного киборга по комнате.

И еще он не думал смотреть на Бо.

— Веслав, или здесь какая-то ошибка, или его интересуешь ты…

И отнюдь не с той точки зрения, про которую так разочарованно только что фыркнула Бо. Глазки придворного сверлили Веслава безразличным, но в общем, ощутимо недоброжелательным взглядом. И еще в них было что-то вроде… презрения? Превосходства?

— Алхимик, — процедил Веслав, косо глянув в ту сторону. — Наверное, тот самый Зелхес, о котором говорила Даллара.

Я мысленно отметила, что доминессу он назвал по имени.

— Откуда ты знаешь?

— Да по лицу видно!

Я посмотрела на эту, извиняюсь, «пачку», перевела взгляд на нервное, худое лицо Веслава и не заметила ни малейшего сходства.

— Вы с ним прямо братья-близнецы, — включился Эдмус, который только что сгрузил свою даму на руки какому-то вельможе. — Особенно глаза и губы — ну, прямо не отличишь. Да, и мимика.

— Просто вы с настоящими алхимиками не встречались, — пробормотал Веслав. Он нервничал и начинал разминать длинные пальцы — дурной знак. — Они все как этот чурбан. А уж наша Коалиция… посмесь пингвинов с бабуинами!

— Веселые и по деревьям лазают? — удивилась я.

— Да приматы отмороженные. Первое в смысле мышления, второе в смысле эмоций, и по выражению лица этого экземпляра я могу заключить, что это не ученик.

— Мастер? — я тут же приготовилась к худшему.

— Профессор.

Худшее, как всегда, меня обскакало. Бо же отреагировала единственным доступным ей способом:

— А его можно охмурить?

— Можно… попробовать.

Никто не стал уточнять, чем может кончиться такая попытка, но у Бо была привычка: если фраза состояла из двух слов, после первого она не слушала. Блондинка тут же нарисовалась возле бесстрастного алхимика и начала строить ему глазки с отчаянным энтузиазмом. После очередного особенно сложного зигзага ресницами алхимик переместил на нее леденистый взгляд. Бо отреагировала улыбкой, способной превратить глыбу льда в горку розового мороженого.

— А он ее… не отравит? — осторожно спросила я. Бо нарезала круги вокруг своего избранника, постепенно превращаясь в моих глазах во что-то, похожее на розовое кольцо Сатурна, и вместо Сатурна был профессор алхимии. Даже не хочу представлять, что творилось у него перед глазами!

— А тебе жалко? — тут же в один голос ответили Эдмус и Веслав. Последний тут же добавил решительно:

— Тем более, что если она еще минут десять помаячит — я это сделаю сам.

— Брось, — ответил Эдмус. Он подавлял зевок. — Это хоть немного разбавило бы скуку бала, на котором женщины не способны оценить действительно оригинальную внешность, — он покосился на свою недавнюю партнершу, которая спряталась за своим веером и вздрагивала, если к ней пытался приблизиться кто-то из мужчин. — Можешь себе вообразить: местный профессор алхимии, пуская слюни, гоняется по бальному залу за нашей блондинкой, его преследуют орды поклонников Бо, которых, я гляжу, она себе успела приобрести…

— А за ними гонятся их вторые половинки, — подхватила я.

— А в разгар веселья Бо перекидывается в пантеру, и вся процессия разворачивается.

Мы с надеждой посмотрели на Бо и Зелхеса, но там все было по-прежнему. Алхимик упрямо вдавливал Веслава в пол взглядом. «Щенок! — сигнализировали его глаза. — Бактерия прыгучая! Ты чего сюда приперся?»

И по кругу. Я не ментальный маг, но мне казалось, что в эпитетах, которыми местный алхимик наделял нашего, он не был слишком разнообразен.

Увлёкшись разглядыванием профессора алхимии, мы прозевали шумок от двери и не сразу заметили, как зал неторопливо вплыла новая гостья. Или… гость? Во всяком случае, она была в платье, закутана вуалью, но ростом — выше Йехара, и даже шире его в плечах! При этом она ещё и двигалась очень плавно — просто-таки плыла над полом. Возможно, конечно, просто очень-очень мелко семенила ногами, как в русском народном танце…

Ну, или у нее там ролики, под подолом.

— Ка-акая грация! — загорелся спирит. — Может, пригласить?

Йехар грацию расценил иначе. Как только гостья вплыла в зал, он вздрогнул, будто что-то почувствовал, и развернулся, загораживая собою Даллару, а в руке сжимая клинок.

И откуда его вытащил, Силы Гармонии?! Ведь он же на балу, танцевал… хотя не мог же он прийти без Глэриона. Видать, призвал, как в тот раз, со змеями.

Пламя полыхнуло угрожающе и как-то неестественно ярко, рыцарь сделал плавное, почти незаметное движение навстречу незнакомке — и рассек ее пополам. Вместе с платьем.

— Может, так она будет еще грациознее? — но до конца высказать свою надежду Эдмус не успел.

Зал вздрогнул от визгливого, злобного хохота. Из одной половинки платья высунулась голова на непомерно длинной, в несколько раз перекрученной шее. В горле, пониже подбородка, торчал кинжал.

— Где она, где она, где? — закурлыкала голова, пока шея все поднималась и поднималась, как кобра под действием дудочки заклинателя. Только когда произошло столкновение высохшей макушки и высокого потолка, из платья выскочило туловище — такое же высохшее и морщинистое.

Из второй половинки платья выплыл еще один подобный экземпляр — с нормальной шеей, но с раздувшимся, посиневшим лицом. Тоже женщина. И все то же курлыканье:

— Где она, где она, где?

И — как припев:

— Наша миленькая! Наша сла-аденькая. Наша слааааабенькая…

Даллара цеплялась за Йехара из последних сил, чтобы не упасть. Вторая тварь скользнула невидящим взглядом по рыцарю и облизала фиолетовые губы распухшим, черным языком.

А из платья уже выскользнули третья и четвертая. Одна небрежно подбрасывала на ладони глаз, вторая щеголяла следами удушения. Обе тут же взвились под потолок и заворковали, оглядывая замерших зрителей:

— Где она, где она, где?

А потом самая первая, длинношеяя, испустила пронзительный вопль:

— Ви-и-ижу! Ви-и-и-ижу!!

И тут все как догадались: а зачем это при таких форс-мажорных обстоятельствах соблюдать тишину? Давайте все вместе что-нибудь скажем, а еще лучше — закричим!

Даллара в этом отношении была самой тихой.

— О, Высшие Силы, — прошептала она, смирно падая там, где стояла, счастье, что Йехар успел крутануться и ее поймать. Но теперь он сам оказался в невыгодном положении: в одной руке меч, во второй — Дама!

А вокруг понемногу начинался хаос звуков.

— Во-от она! Во-от она! — хищно вопили все четверо НЖО (неопознанных женских объекта), нацеливаясь на Даллару и на Йехара. Нацелиться основательно им мешали гости в зале.

— Бешеные няньки! — голосили эти самые гости. — Бежим!

Вот она — энергия без вектора… «Бежим», а куда — непонятно, поэтому стражники и фрейлины, и прочие гости просто метались во все стороны, натыкаясь на стены и друг на друга. «Бешеных нянек», видимо, боялись.

— Призраки! Призраки!! — вопила та самая дамочка, с которой танцевал Эдмус, вдвойне нервная после танца. Она хотя бы квалифицировала тех, с кем мы имеем дело, но сделала это как-то некачественно. Это выяснилось, когда одна из «призраков» вальяжно сгребла с блюда десяток пирожных и запустила в визгучую фрейлину. Одно пирожное попало той точно в рот, и звуков в зале сразу стало на порядок меньше.

— Ксахар! — кричал наш Поводырь. — Уведи ее отсюда! Уведи!

Сказать по правде, Даллару скорее нужно было уносить, но ситуация была не такая, чтобы подбирать слова. К тому же Ксахар вовсе не слушал: он решил проявить чудеса геройства и с бутылкой наперевес (меча-то у него не было) полез спасать свою невесту от материальных призраков.

— Прочь, злобные демоны!

И конечно, этой же бутылкой он и получил по голове. Йехар, несмотря на трудность своего положения, только глаза возвел на миг к потолку — мол, кого я просил, ну, как же…

И тут всех оглушил еще один вопль, тоже давящий на уши, но зато полный самой неподдельной радости:

— О-о, наконец-то стало весело!!

Спирит, который наконец справился с застежками своего камзола, стремительно стартовал с пола. В полете он не переставал тарахтеть:

— Я хотел танцевать, вот и потанцую! И хотел, чтобы дам побольше — аж целых четыре, а еще я люблю длинные шеи, ах, какой у вас цвет лица, а можно ваш кинжальчик, я подарю его одному моему знакомому рыцарю… Ничего, если я тут посуду поразбиваю?

Он на лету заарканил языком брошенное в него пирожное и пока жевал, сделал рукой жест, который обозначал: «Это веселье я ни с кем делить не намерен. Все в сад!»

— К двери! — удивительно правильно понял кто-то.

И вот тут мы поняли, почему никто не выбежал наружу, а все только выписывали хаотичные графики движения по залу.

Дверь, оказывается, была заперта. Неизвестно, почему, но с десяток дам тут же отпраздновали такое открытие томными обмороками (и только два кавалера догадались своих дам подхватить). Все, кто не упал, начали метаться вдвое интенсивнее, так что впору было забывать об опасности призраков: да ведь нас тут просто раздавят!

И огненный клинок в таком случае — едва ли в помощь.

Нас с Веславом не разнесло в первые минуты только потому, что он в меня вцепился намертво. Как алхимик стоял на ногах и держал еще меня — я не знала и не хотела знать: мы оказались в эпицентре давки с самого начала и не могли ничем помочь ни Йехару, ни Эдмусу (хотя, по-моему, спасать как раз нужно было «бешеных нянек»), ни самим себе. Но как только давка стала сильнее и обнаружилось, что дверь закрыта, я услышала голос алхимика:

— Нам нужно к выходу.

То же самое могу сказать почти обо всех в зале. И здесь нет фонтана — жалость-то какая…

Зато выпивки предостаточно. Не зря стихийников воды еще алконавтами называют, подразумевая при этом, что вино-водочные изделия — все же тоже из жидкости.

Помоги мне!

Десятки бокалов и бутылок треснули одновременно. Вся влага, которая в них была, устремилась ко мне, в мои протянутые ладони, легла впереди меня роем острых мелких сосулек-осколков — и толпа, увидев это, расступилась перед нами. Кто-то еще упал, но я уже шла вперед. Веслав не отставал. У двери он меня обогнал — мне пришлось скорректировать ледяной рой, который нас окружал — и коснулся створок дверей разрыв-травой.

И дальше мы с ним не пошли, а побежали — потому что когда обнаружилось, что дверь открыта…

Вообразите себе сотню Золушек, которые разом заметили, что сейчас не просто полночь, а половина первого. Потом вообразите себе примерно такое же количество принцев, ломанувшихся в погоню за своей судьбой. Помножьте то, что вообразили, на панику и жажду жизни, разделите на одну дверь — и картина будет готова.

Перспектива того, что сейчас по нам пробегутся сотни каблуков, пришла нам в голову одновременно, и мы с Веславом показали такие чудеса скорости… Чтобы затоптать, толпе как минимум нас нужно было догнать, но, когда махающие руками, галдящие дамы и кавалеры соединенными усилиями вывалились во двор, я и алхимик уже были вне досягаемости.

В этой истории больше нас повезло только Эдмусу, который в бальном зале позади нас чуть ли не рыдал от счастья.

Глава 7. Проблемы с кодексом
Гости постепенно приходили в себя. Мужчины пытались откачать женщин (как только опасность миновала, обмороков почему-то стало гораздо больше). Местами женщины откачивали слабонервных мужчин. Йехар исчез в самом начале, вместе с Далларой, и пока не появлялся. Ксахара или еще кого из местных вельмож тоже не было видно. Из-за закрытых дверей бального зала на улицу время от времени доносились леденящие кровь вопли «бешеных нянек» и не менее леденящие — Эдмуса. Та часть женщин, которая не попадала в обмороки, утащила Бо в кусты сирени с явным намерением сделать блондинке пару внушений об отношениях красивых глазок и чужих мужей.

Судя по доносившимся из кустов крикам — либо Бо приобрела какие-то странные навыки, либо все же перекинулась.

— Ставлю на пантеру, — лениво заметил Веслав. Он облюбовал себе место под деревом возле одного из камней, которые окружали замок, и прислушивался к крикам, полузакрыв глаза. При этом пребывал в непривычном для самого себя расслабленном состоянии.

Я растирала синяки от его пальцев на своем запястье. Скажи мне кто, что вот такие пальцы пианиста могут сжимать, как тиски — нипочем бы не поверила. Но Веслав же не только с пробирками возится.

— Я за Виолу.

— Что так?

— С пантерой они уже перестали бы кричать.

Алхимик пожал плечами, устроился поудобнее и протянул мне пузырек с заживляющим. Видимо, это был мой ценный приз.

— Походная аптечка марки «Чумной», — пробормотала я.

— В зависимости от настроения, может соответствовать своему названию и нет, — задумчиво откликнулся алхимик.

— Я хотела это сказать.

— Я в курсе.

Прозвенело выбитое серебряным блюдом окно. Случилось три новых обморока у женщин и четыре — у мужчин. Пастораль вечера не желала идти на убыль.

— Веслав, алхимики так не любят друг друга?

Молчание. Мой тяжелый вздох.

— Это был дурной вопрос, да?

И переспрашивать не следовало, потому что таким образом я удвоила количество дурных вопросов.

— Алхимики не любят.

— Ты знаешь, что я имею в виду. Если алхимики стремятся только к чистому знанию, им плевать на всех окружающих, так?

— Угу.

— И на таких же алхимиков, как они сами, так?

— Угу!

— А на тебя так и в Коалиции смотрели, а?

Мне все же удалось вывести его из равновесия.

— Хочешь задать вопрос — не растекайся мозгами по блюдечку с голубой каемочкой! — алхимик в раздражении оригинально слил два оборота и придал результату анатомическую окраску. — Не смотрели на меня так в Коалиции! Не успели… Хочешь знать, почему Зелхес на меня так косился? Вот из-за этого!

Он рылся в своих карманах так долго, что мне уже почти было неинтересно. Меня к времени окончания его поисков занимал концептуально другой вопрос: у него что, еще и в ветровке карманы?! И даже по-другому: а где у него их нет?

А он вытащил на свет божий что-то вроде карманной Псалтири, только вовсе без надписей на обложке и немного тоньше, а сама обложка была неприглядного темно-коричневого окраса. Я посмотрела на это издание довольно тупо. Дурных вопросов больше задавать не хотелось.

— Это мой Кодекс, — пояснил Веслав и помахал книжкой так небрежно, будто прикидывал: долетит она до того окна, которое только что раскололо блюдо? — Точнее, у каждого алхимика такой. Кодекс Коалиции. Не знаю, как насчет других миров, но, если судить по роже этого Зелхеса, — здесь у них тоже что-то подобное есть.

Я вопросительно протянула руку, и Веслав, не глядя, перекинул в нее Кодекс. Сам он вытянулся во весь рост и принялся жевать травинку с отсутствующим и чуть ли не мечтательным видом.

Болеет, наверное, решила я, открывая коричневую книжечку.

Первая же фраза, на которую я наткнулась, меня не порадовала.

Алхимики не сопричастны стихиям и всем , кто со стихиями .

Дальше стало еще хуже.

Алхимики не сопричастны чувствам и всем, кто с чувствами.

— А… кхм… обязательно вот это соблюдать? — осторожно поинтересовалась я. И тут же поняла, что опять что-то намудрила с вопросами.

У алхимиков всегда есть причины, будь то их слово или дело.

Наверное, имелось в виду, что просто так они ничего не делают, и я готова была согласиться. Но позвольте спросить, какие, например, цели преследовал Веслав, когда сказал мне, что рад меня видеть, тогда, под Смоленском? Можно, значит, ожидать многорядовки?

— Это похоже на Табу спиритов, — заметила я, листая Кодекс и время от времени натыкаясь на развертывание начальных постулатов.

— Спириты могут ненавидеть, радоваться полету, смеяться, — ответил Веслав, который уже окончательно изгрыз травинку.

— А вы…?

Он не ответил.

У меня в руках дрожала книжечка, едва ли не более страшная, чем Книга Миров.

Нет, я слышала, что у алхимиков нет цветов, что они отрекаются от стихий, что идол их — знания, особенно знания о бессмертии и молодости, но я же не понимала, до какой степени это доходит! Что из-за чего-то те, кто идет в эту касту просто лишают себя связи со всем теплым, дышащим миром — ради чего?

— Считается, что, если ты будешь пропастью — в тебя быстрее хлынет поток нужных знаний.

Значит, он все же следил за моим лицом.

К нам с торжествующим видом подсела слегка растрепанная Виола. Испустила глубокий, неприлично удовлетворенный вздох и потерла слегка сбитые костяшки пальцев.

Из кустов теперь слышались не крики, а стоны. Потрепанное воинство фрейлин пыталось оправиться от сокрушительного поражения.

Я не закрывала мысли, и Виола, только бросив на меня один вопросительный взгляд, тут же перевела глаза на книжку. Немного помолчала, потом поинтересовалась:

— Ты точно алхимик?

Я даже не знаю, сколько раз Веславу задавали этот вопрос. Но он ответил:

— Читали сказочку про Колобка? Вот и проведите аналогию. Я не блюду Кодекс с тех пор, как ушел из Коалиции. Баста. Характер победил законы! А я переалхимичил всех наших академиков, поскольку на что только они в жизни своей не плевали, но чтобы кому-то был и Кодекс побоку…

В общем, Веслав со всех сторон уникум. Можно хоть сейчас в Кунсткамеру, как особо любопытный образец. Кстати, он сейчас не сказал, как именно он ушел из Коалиции, а я вот припоминаю, что былотменный скандал после того, как почтенный председатель этой организации вдруг ни с того ни с сего вообразил себя бабуином в самом расцвете сил. Ну, то, что он слопал особо редкий фикус — подарок стихийников земли — еще полбеды, но дальнейшие его похождения… увы, помешать председателю долгое время не мог никто, поскольку весь зал превратился в огромный зоопарк. Данные об этом международном позоре были засекречены вдоль и поперек, меня в архив допустили только как дважды призывницу Дружины, и очень удивились, когда я выползла красная, со слезами смеха на глазах и охрипшая совершенно. Зато теперь понимаю, почему Веслава так не любят коллеги.

— За тобой что же, ходит тень бабуина-председателя и предупреждает всех алхимиков, чтобы они отмстили его поруганную честь?

Веслав неожиданно вздрогнул и обернулся по сторонам так, будто и правду ожидал увидеть председателя-бабуина.

— Нет, просто по мне видно, что я «иниквус», «беззаконник», то есть вроде как отступник. А в Кодексе есть особая главка по этому поводу.

Я нашла эту самую главку и обнаружила, что алхимики «iniquus» — не есть достойны объективного знания, и самое милосердное, что с такими надлежит делать — это стирать память, чтобы не принесли они зла славной науке алхимии.

— Не так строго, — предупредил Веслав. — Этот Кодекс лет пятьсот назад написали, и как водится, ни запятой не исправили. Раньше отступников травили сразу. Теперь на это смотрят сквозь пальцы — мол, живи неполноценным! — но и алхимиками их не считают. Была одно время традиция вызывать отступников на своеобразные алхимические соревнования, чтобы доказать их никчемность, но и это сошло на нет. Да и после моего прощания я что-то не получал подобных вызовов. А вот как здесь — не знаю.

Я вспомнила взгляд Зелхеса. Судя по нему, тут еще не вышли из золотого века «раньше». Или же Веслава как минимум завтра пригласят на алхимический поединок.

— Почему ты вообще перестал его соблюдать? — спросила Виола.

— Потому что он мне не нужен.

Сомнительная информация, если учитывать то, что он так и носит эту книжечку с собой в нагрудном кармане.

Я раскрыла Кодекс на середине и обнаружила, что несколько страниц безжалостно выдраны, а на двух соседних написано что-то, похожее на формулы. Скорее всего, это и были формулы, только алхимические.

— Семена хорошо заворачивать, — мимоходом пояснил Веслав. — Или костер разжигать. Все эти инструкции — только для того, чтобы дисциплинировать свой разум. Привести в систему. А я алхимик от рождения, мне-то они на что? Прогрессировать я могу и без этих глупостей.

— Вот здесь непохоже на остальное, — заметила я и провела пальцем по очередной странице. — «Сначала — емкость, прочно ограждающая эликсир от окружающей среды. Первый компонент — основа простая, которая посредством первой реакции очищается и становится основой алхимической. Потом нужно открыть тайники и взять из них нужное, и смешать воедино..»

— И не забыть про катализатор, — скучным тоном продолжил Веслав. — Алхимическая константа. Универсальная схема эликсира — что-то вроде закона Ньютона, если хотите. В каждом алхимическом эликсире должны обязательно встречаться эти компоненты. Я что-то забыл?

— Экспрессию, — с серьезным видом сообщила Виола.

— А… будь они неладны.

Обретя таким образом свое агрессивное «я», Веслав опять принял отвлеченный вид, который шел ему примерно как Эдмусу — парик, и поудобнее устроился на травке.

Зазвенело еще одно выбитое окно, и звонкий голос спирита прокатился над окрестностями:

— Блюда заканчиваются! Окна тоже! Спасите-помогите!

Придворные — те, что были в обмороке, и нет — испуганно шарахнулись прочь от стен замка. К нам тем временем с развязнейшей улыбкой подошел домиций Стэхар, который уже где-то успел сменить испорченный мною костюм.

— Отрадно видеть, что Дружина наслаждается отдыхом, — он рефлексивно подмигнул мне и поводил пальцем по своему медальону. Не знаю, какой намек это содержало, но я почувствовала, что еще немного — и этот наследный домиций будет мигать всю жизнь. Очень-очень нервно.

— Мгм, — наконец спохватилась Виола, что нужно ответить.

— Вы не опасаетесь за своего товарища, который противостоит там Бешеным Нянькам?

— Лучше они, чем мы, — пробормотал Веслав, который на окна зала поглядывал время от времени с сочувствием. Как тот, кого Эдмус частенько выводил, он представлял себе, каково сейчас бедным призракам.

— Няньки на балу, — Стэхар с трудом подавил смешок. — Ставлю на что угодно, моя дражайшая сестрица не думала, что появится что-нибудь этакое…

— «Этакое» — у вас не редкость?

Домиций мгновенно расцвел, услышав вопрос от меня, и изобразил бровками тоже что-то такое… многозначительное.

— Конечно, нет. Весь замок кишит призраками, духами и привидениями. Большею частью — злобными. Это все следы смертей − мой папаш… домин еще не рассказывал вам о том, сколько у нас прислуги перемерло за последний десяток лет? Ах, да, ему же нет дела до прислуги, его истомленный разум не в силах вынести еще и эту тяжесть, — вновь неприятное хихиканье. — Так вот, сначала они просто сбегали, потом начали умирать. И все, знаете ли, по-разному: ну, вы же видели, у кого кинжал, у кого яд… но самое трагичное в том, что все призраки, как один, преследуют доминессу, где только могут. Вы не представляете, почему бы это могло быть?

Так мой случай с призраком, значит, можно в рядовые отнести. Но с чего бы этим неспокойным мертвецам (а они не спокойные, потому что их явно убили) не отыскивать виновника своей смерти, а нападать на безобидную доминессу?

— Может быть, кто-то натравливает их на нее? — предположил за спиной Стэхара тихий, опасно ровный голос нашего рыцаря.

Наследничек вытянулся во весь рост, как будто клинок проглотил, и побледнел. Верхняя губа у него странно задрожала и поползла вверх. Он вдруг начал очень сильно напоминать кролика.

— Видим, ты не оставил попыток получить медальон своего отца, — продолжил рыцарь. Поскольку уже видно было, что домиций оборачиваться не намерен, он сам обошел его и прислонился к массивному камню, скрестив руки на груди, сам тверже скалы, возле которой стоял.

Стэхар дальновидно сменил свое расхлябанное положение на напряженное. Практически принял позицию «на старт». Глаза его при этом не отрывались от руки рыцаря, которая небрежно покоилась на Глэрионе.

— И ты можешь подумать, что я мог так поступить со своей любимой сестрицей! — упрекнул он.

— Хотелось бы подумать иначе, учитывая то, что ты обязан ей жизнью после нашего боя. Но как видно, благодарность твоя… коротка.

— Прошло два года, — напомнил Стэхар, — и я не молил ее тогда тебя останавливать.

— Так, может, стоит довести до конца то, что мы тогда не закончили?

Стэхар посмотрел рыцарю в глаза и понял, что если тот вдруг решит провести в жизнь то, чем грозит — бежать заведомо бесполезно. Домиций бросил теребить свой медальон и приготовился, если что, кричать.

— В порядке ли здоровье моей сестры?

Йехар с лязгом выдвинул меч из ножен наполовину.

— Я не натравливал на нее призраков! — попытался еще раз Стэхар, который понял, что еще пара неверных фраз — и кричать он будет разве что головой, разлученной с туловищем. — Я только…

— Запер дверь, — любезно подсказал алхимик. Он умудрялся быть гадом даже из состояния полудремы.

Стэхар начал пятиться, а Йехар — медленно двигаться вперед. Он резко побледнел и начал казаться вдруг непохожим на самого себя — в основном из-за выражения холодной ярости на лице.

— А ведь теперь ты можешь меня убить разве что ради ее взгляда, — отметил Стэхар, который понял, что либо Йехар остановится сам, либо его не остановит ничто, и теперь договаривал до конца. — На большее-то рассчитывать глупо, а? Ну, хотя многие и раньше сомневались, что домин соединит руку своей наследницы с рукой какого-то стражника. Скажи, а во время ваших тайных встреч вы…

Глэрион вылетел из ножен, зацветая пламенем, Стэхар сжался и закрыл глаза перед ударом, и в ту же секунду дунуло воздухом, а хриплый голос проговорил над ухом наследничка:

— Я ангел смерти и пришел взять тебя…

Патетичная фраза оборвалась на середине: домиций ойкнул и куда-то подевался. Мы даже не увидели, в какую именно сторону он удрал.

— До чего хороший день, — с умилением произнес спирит, — право слово, для полного счастья мне бы еще кого-нибудь из вас довести… совсем чуточку!

Он приземлился прямо на камень, на который опирался раньше Йехар, залихватски зацокав когтями. Перед балом спирит попытался укротить свои когтистые лапы ботинками, но ботинки не выдержали неравного поединка, и теперь из каждого высовывались по пять пальцев, увенчанных кокетливо отполированными когтищами. Для бала старался, наверное.

Вообще же у Эдмуса был самый боевой вид: парик его превратился в мокрую тряпку и сполз на левое ухо, на носу красовалась хорошая царапина, а изо рта высовывался клык, на который была кокетливо нанизана вишенка.

— Спасибо, что тебя домиций в таком виде не увидел, — пробормотала я. Шут обиженно затянул вишенку в рот, сняв ее с клыка длинным языком.

— А я и хотел, чтобы увидел. Специально вот готовился… похоже, что у меня зубы в крови, а? Решил повеселить окружающих и вас, между прочим, тоже, я ведь так понял, что если это была бы сказка — то он был бы нехорошим персонажем?

Йехар, который все еще мрачно смотрел на свой клинок, наконец упрятал его в ножны. Затем прислонился спиной к валуну и медленно сполз на траву. Он выглядел опустошенным и очень усталым.

— Сколько его помню — он всегда пытался получить медальон домина…Наследница престола пока что — Даллара, здесь наследуют по первородству… и он всегда прилагал все усилия, чтобы сделать ее жизнь невыносимой. Однажды даже перешел к прямым оскорблениям…

— На пиру два года назад? — уточнила Виола.

Йехар кивнул и не стал уточнять меру ненависти к брату своей Дамы. Может, здесь просто не было меры. Мы все хорошо знали, кто вступился за Даллару тогда и к чему это в конце концов привело.

— Сейчас она как? — это было потрясающей новостью, но Веслав в кои-то веки заинтересовался чьим-то самочувствием. Кроме своего собственного, которое он почитал чуть ли не важнее всего на свете.

Впрочем, Йехар не удивился — он был погружен в себя.

— Потрясена, но здорова. Столько лет выносить выходки Стэхара… это закалило ее, — он изо всех сил сдерживал нежность в голосе, но Эдмус за его спиной все равно старательно выполнил на камне инсценировку «смерть от передоза». — С ней сейчас Ксахар.

Последнее уточнение было сделано хмуро и уже без намека на нежность в голосе.

— Думаешь, ее обручение — тоже Стэхар и придумал?

— И нажил себе еще одного противника в виде возможного мужа сестры? Нет, это решение домина, — он потер лоб и пробормотал: — Однако мы не слышали об этом человеке, когда были в своем мире, и это весьма странно. Впрочем, чего не бывает. Все, что нам удалось о нем узнать — он богат и отважен, то есть…

— Начисто лишен мозгов, — вставил Веслав. — По сути, вы с ним похожи, но у тебя-то хоть опыт есть!

Йехар не услышал. К счастью, а то его рука так и лежала на рукояти клинка.

— Глэрион волнуется… — бормотал он. — Что-то грядет. Поклясться можем, Ксахар вскоре вызовет нас на поединок… что? — он удивленно оглядел, как вскочили мы с Виолой, а Эдмус приподнял голову. — Не волнуйтесь, просим вас… повторения не будет.

Мы вздохнули с облегчением, но тут Йехар договорил таким же отвлеченным тоном:

— Мы ведь опытные бойцы, так что вы можете не опасаться повтора арены Эдмуса…

Спирит, услышав такое, едва не помер по-настоящему.

— Моей? Моей?! Йехар, глянь-ка на их лица — похоже, они опасаются как раз того, что как-то случилось с тобой после поединка с этим Стэхаром.

— На сей раз мы никого не настроены миловать, — успокоил нас Йехар, сжав зубы. — И да, Веслав, не нужно кашлять из травы, я не забыл о том, что я Поводырь. Нужно расспросить население и придворных — этим займутся Ольга и Виола. А тебе придется…

— Хаос, — пробурчал алхимик в небо. — Опять в библиотеку!

Будем надеяться, Виола не вспомнит о нашем с ней маленьком споре.

Глава 8. Проблемы с местными
Глэрион волновался. Значит, что-то надвигалось.

Откуда и что — никто конкретно сказать не мог, за десять дней мы не продвинулись ни на йоту. Мы с Виолой честно каждый день ходили опрашивать население и даже достигли в этом кое-каких успехов: например, обнаружили, что домин не просто так хочет воевать с вампирами. Оказывается, те за последние годы распоясались, и не проходит недели, чтобы в окрестностях не появился новый покойник. Причем, кровососущие твари истребляли исключительно магическое население. Особенно дурно приходилось темным магам со стихией огня: почему-то вампиры считали их особенно лакомым блюдом. Виола мрачно подшутила по поводу «любят горячую пищу, гады», мне же было не до смеха. Ну, ладно, положим: то, что поблизости не шатаются маги огня, меня только радовало, поскольку как ни крути, а огонь — стихия враждебная, и из всех «палильщиков» я, сколько себя помнила, доверяла только одному. Йехару. Но ведь кроме огненных стихийников погибают и остальные, а местные жители все едины во мнении, что «кровососы, никак, все побесились».

Йехара мы смогли поймать с трудом, но он все же обмолвился, что вампиры, хоть и считаются нацией нежити, до сих пор в конфликты не вступали и вообще были редко замечены в чем-то подобном, и что надо было бы с ними связаться, с гадами этими, потому как они наверняка поблизости… Не успев договорить, Йехар оказался за порогом двери, и я с самой собой побилась об заклад, что направляется он по своему любимому маршруту последних дней — к двери Даллары.

Воздух вокруг жениха доминессы, едва тот взглядывал на нашего рыцаря, недаром начинал искрить.

От Веслава же можно было добиться разве что раздраженного махания руками и несвязного:

— Да… да… запишите и оставьте, я просмотрю… Хаос бы брал местных архивариусов!

Пребывание в местной библиотеке алхимик счел неудобным для себя и заседал в общей комнате, только вылазки время от времени совершал за новыми материалами и зверски ругал здешнюю непонятную систему архивов.

— Как бы тут не прибавилось привидений после его визитов, — заметила как-то раз Виола.

— А смысл? — ответила я. — Хуже не будет. Есть же Эдмус!

Эдмус после своего приключения с Бешеными Няньками получил титул Грозы Местных Призраков. Популярность его стала невероятной. То и дело у нашей двери обнаруживалась какая-нибудь рыдающая дамочка с просьбой освободить ее от Кровожадного Конюха, а то и от Неистового Повара. Эдмус надевал на лицо трагически-суровую маску героя и улетал освобождать — всегда успешно. Местные призраки боялись его больше, чем Йехара со всем местным священством в совокупности, и разлетались, кто куда. Правда, у Эдмуса хватило ума не приписывать себе эту заслугу.

— Что им толку с того, что я швыряю в них тарелки или рассказываю шутки? Или визжу из-под потолка, или… хм, не будем о моем арсенале. Они боятся моей стихии. Я бы сказал — смертельно, да вот смех — они и без того все мертвые! Словом, они боятся моей стихии.

— Ты пользуешься медиумом? — удивилась я, когда услышала это.

Мы как раз решили прогуляться вдоль одного из местных озер. Виола тренировалась в стрельбе попеременно из арбалета и из своего второго оружия — излучателя. Один выстрел из этой бластеровидной штуковины срезал среднего обхвата дерево начисто, оставляя отполированный пенек. Но Виола предпочитала арбалет. Автоматическое наведение, регулировка мощности, корректировка прицеливания — это ее не радовало.

— Нет, — признался Эдмус, изящно уклоняясь от падавшей на него макушки дерева. — Не пытался с тех пор, как оказался тут. Может, в том дело, что рядом нет Ифирь? Но они все равно чувствуют — и боятся.

— Может, остановимся? — немного утомленно предложил Йехар. — Мне трудно писать на ходу.

Разумеется, он сочинял вирши в честь своей возлюбленной. Мы с Эдмусом переглянулись — и возвели очи в небо.

— Мне даже шутить про это не хочется, — вздохнул спирит.

Расположились мы под раскидистой ивой, на самом берегу, и Йехар незамедлительно принялся помахивать одной рукой в воздухе, а писать — второй. Это у него называлось — «ловить вдохновение». Виола уселась рядом, нахохлившись и явно изнывая от скуки.

К озеру, бросая кокетливые взгляды в сторону Йехара, подошла одна из дворцовых служанок. Наверное, она хотела на манер мифического Нарциса поглядеться в хрустальные глади, но…

— Это она зря, — заметила Виола.

Вглядевшись в эти самые глади, девушка тут же оглушительно взвизгнула, подскочила на полметра и бросилась бегом от озера. Из воды тем временем поднялась костлявая темная фигура и проникновенно молвила:

— Женщины… нет от них покоя ни днем, ни ночью.

Затем Веслав добрел до берега и уселся рядом с нами, пытаясь по пути отжать одежду.

— Как успехи? — осведомились у него.

В ответ алхимик, кривовато улыбнувшись, продемонстрировал несколько промокших листков.

Предыстория этой сцены такова: десятью минутами раньше какой-то ушлый призрак выхватил из рук Веслава его записи, обругал его последними словами и нырнул в озеро. Вот алхимик и не поленился нырнуть следом, сказать «супостату» пару ласковых.

Мы не беспокоились, что он утонет. Собственно, реплики, которыми мы обменялись после того, как от алхимика остались лишь круги на воде, показывали, что нам почти все равно.

— Всплывет, — резюмировала я.

— Рано или поздно, — подтвердила Виола.

— Зная его — он еще и призрака этого утопит, — добавил Эдмус.

Реплика Йехара была завершающей.

— Зная его — этот призрак бы сам утопился. Если бы знал, с кем связался…

И кто упрекнет нас в том, что мы сделали неверные выводы?

— Значит так, — Веслав просматривал размокшие листки с таким видом, словно ежедневно нырял под воду к призракам. — Так… Исходя из того, что у нас есть пока — я имею в виду все эти войны, заговоры, смерти, если только это здесь не обычная практика… похоже, этот мир все же катится к тьме.

— В этом не могло быть сомнений с самого начала.

Йехар в поисках идей для стихов в честь возлюбленной пролистывал томик сонетов Шекспира, который он прихватил у меня из квартиры неведомо когда. Эдмус заглянул ему через плечо:

Ее глаза на звезды непохожи,

Нельзя уста кораллами назвать,

Не белоснежна плеч лилейных кожа

И черной проволокой вьется прядь

— Это не про Даллару, это про Веслава получается!

Йехар, передернувшись от омерзения, тут же захлопнул книжку. Веслав же был слишком занят, чтобы убивать шута: он ел нашего рыцаря глазами.

— В каком смысле — с самого начала? Насколько я помню из Книги Миров, отклонение может быть в нескольких направлениях и предугадать это практически…

— Не знаю, что ты помнишь из Книги Миров, — хмуро сказал Йехар. — И знать об этом не хочу. Но наши с Глэрионом странствия научили нас тому, что любые отклонения могут происходить лишь в одну сторону: в сторону тьмы. Потому что свет гармоничен изначально, и он никуда не может отклоняться. История о гармоничном соотношении света и тьмы в мирах придумана кем-то, и этот кто-то был не на стороне света. Гармонии нет и не было. Есть война, в которой что не свет — тьма. И к глубокому моему сожалению, этот мир мог уклониться только в сторону тьмы. Иначе нас бы тут не было. Иначе чашки весов никуда не нужно было бы возвращать.

Йехар говорил спокойно, веско и жестко, роняя слова так, будто сообщал нечто само собою разумеющееся. Он не хватался за клинок, даже не встал, но его слова, его тон и выражение лица сбили алхимика с толку настолько, что он не сразу собрался для ответа.

— Занятная философия, — протянул он наконец. — Но мне вот что интересно: а ты не забыл, что мы, в некотором роде, не первая Дружина в этом подлунном мире? Были и до нас — и им приходилось встречать перекосы в сторону света! Что об этом скажешь?

— Что они неверно понимали свет. Вспомни Милию…

— А можно мы вспомним о чем-нибудь приятном? — вкрадчиво спросил Эдмус.

Алхимик, скривившись, потер затылок. Встреча с беспощадной светлой странницей для него закончилась отменным ударом головой о скалу. Странно только, что Йехар о ней вспомнил, мне как раз пришло на ум, что рыцарь рассуждает примерно как Милия. Для нее мир тоже был черно-белым, а вместо Гармонии, похоже, тоже выступала война. И Милия предпочитала идти в первых рядах, нещадно истребляя то, что по ее мнению не относилось к свету.

— Свет без милосердия есть тьма, — повторил Йехар свою давнюю фразу. — Это такая тонкая грань, что ее можно и не заметить. Но горе тому, кто ее не замечает.

Алхимик занервничал и принялся незаметно комкать в руках свои записи. Любимая логика обернулась против него — невероятно, но рыцарь, оказывается, тоже знает, что такое аргументация!

— А Арка? — Эдмус слушал с меньшим скептицизмом, чем Веслав, но воздержаться от вопросов не мог. — Если Гармонии нет, то она, стало быть, вроде как оружие против тьмы? И сама Дружина тоже?

Виола отчаянно зевнула, вскочила и грациозно потянулась.

— Вечереет, — сказала она решительно. — Ольга, пошли, набьем морду местным маньякам!

«Набьем морду местным маньякам» — единственное развлечение, которое Виола измыслила для себя в последние дни. Обычно я к ней не присоединялась, но философский спор рыцаря, алхимика и шута-полководца стал слишком серьезным испытанием моего мужества…

— Метафизики… фиговы! — приложила я всех троих от избытка чувств, когда мы уже шли по направлению к недалёкой деревеньке. Вернее, к таверне в недалёкой деревеньке. В таверне обретался разный проезжий люд, в том числе очень буйного нрава. Виола изучила такие точки в радиусе двадцати километров как свои пять пальцев, но эта манила ее неизвестностью. Там она еще не избила никого.

— И не заметили, что нас нет, — она обернулась туда, где сильная половина Дружины все еще выясняла вопросы мироздания.

— Чувствую, застрянем мы здесь с такими-то темпами, — мрачно напророчила я.

— Не жалуйся. Может, тут что-то такое, что узнаем — не обрадуемся.

Мы шли по утоптанной земле, в разгар теплого осеннего вечера. По обочинам дороги безумно красиво облетали яблони. Крестьяне, время от времени попадавшиеся навстречу, приветствовали Виолу уважительными кивками. Верить в то, что в этом мире нас ждет что-то страшнее, чем стая моонов, отчаянно не хотелось…

В таверне меня ждал сытный ужин, а Виолу — жгучее разочарование. Оказывается, нас успели описать хозяину доподлинно, так что хозяин (вполне себе шарообразной и приветливой наружности) с порога кинулся угощать, а гости, даже самые буйные на вид, держались более чем почтительно. Триаморфиня умела признавать свое поражение. Напрашиваться на драку она не стала и уселась рядом, с остервенением кусая куриную ножку — но зато и бросила вокруг себя такой взгляд, что хозяин, который только-только начал подкатываться ко мне с вопросами о новостях во дворце, резко осадил назад, а вокруг нас настала почтительная пятиминутная тишина. Переполненный трактир опять загомонил, только когда первая ножка Виолой была съедена, а триаморфиня перестала выглядеть такой опасной.

— Говорю вам, турнир уже скоро! — постоянно доносилось до нас от стола, где заседала шумная компания охотничков. — Домин решил возобновить… совсем скоро!

Виола поманила к себе хозяина и кивнула на стол.

— Какой турнир?

— Турнир домина, — хозяин покосился на кость, которую Виола только что разгрызла пополам, с суеверным ужасом. — Большой турнир. Соберутся самые благородные рыцари из ближних уделов! Долго не было Больших Турниров — и лишь год назад традиция…

Виола достала арбалетный болт и задумчиво прокрутила его в пальцах.

— А состязаний по стрельбе там, случайно, нет?

Фраза пришлась на период затишья в разговорах. Хозяин посмотрел на Виолу так, будто она ляпнула святотатство, а из-за того самого стола поднялся ражий детина, подошел вплотную, уронил по пути два стула и поинтересовался с умилением:

— А что, такие цыпочки, как вы, хотят… — бяк!

— Вечер прошел не напрасно! — вздохнула Виола и ностальгически попинала нокаутированного охотника. — Челюсть у него как железная, честное слово…

Хозяин смерил глазами недавнего клиента, который простерся на полу с удивленным и немного обиженным выражением человека, не успевшего даже и фразу закончить. Потом поднял глаза на Виолу и выдавил:

— Нет, стрельбы не будет. Только мечи.

Выходя вместе со мной из трактира, Виола все еще выглядела огорченной.

— Некогда нам в турнирах участвовать, — попыталась я ее утешить. — А того парня ты все-таки зря шибанула. Зачем же так сразу?

— Извини, настроилась. А насчет турнира — не нравится мне это все. Не знаю, что там будет вынесено на приз победителю, но Йехар наверняка захочет участвовать.

— С чего бы ему…

Я прикусила себе язык. А благосклонность Дамы как же?

Ох, превращается наша миссия в какую-то не очень деловую поездку!

— А вечер-то начинает удаваться!

Я не сразу сообразила, откуда взялось предвкушение в голосе Виолы, а дальше и соображать уже было поздно. Булыжник килограмма на три пронеся точно над моей головой, обдав воздухом макушку. Брошено было с такой силой, что если бы я не присела, камень сработал бы почти так же чисто, как топор палача.

Нападавших было шестеро или семеро, и они не подходили ближе, держались в ночной темноте и банально швырялись камнями как циклопы или неандертальцы. Гораздо романтичнее бы выглядели обнаженные клинки, хотя Виола бы предпочла просто кулаки. Кстати о Виоле: она заставила зависнуть пять здоровенных камней в воздухе и неторопливо произнесла, тыкая в них пальцем по мере того, как они падали на землю:

— Тыц! Тыц! Тыц! Ой, как неудобно получилось…

И за издевательским тоном звучала Бо во всей ее красе.

Из темноты в ответ засвистело еще что-то, даже несколько «чего-то», клинков, крупных и блестящих. Виола щитом воздуха отбила и эту атаку, и к ногам нашим посыпались ледяные крошки.

«Снегурочка растаяла, — тупо подумала я. — А мы нарвались».

Против нас дрались не местные разбойники. В темноте стояли стихийники. Как минимум один из них — воды, причем моего уровня или выше. Еще один — земли, и…

Опять свист, и в ледяную завесу, которую создала я, стукнулось несколько лезвий. На этот раз сомнений не оставалось: металл.

Для полного колорита не хватало воздуха и огня, но воздух появился тут же: в виде маленького смерча локального значения, он налетел на нас с Виолой, взметнул одежду, запорошил глаза поднятым песком. Триаморфиня подняла руки, и ей удалось остановить кружение, но напряжение было уж слишком большим. А Виола никогда не отличалась большими способностями мага, предпочитая действовать в основном кулаками.

«Бегом!» — вспыхнуло у меня в мозгу. Мысль такая простая и естественная, что я приняла ее, как свою.

Любимое занятие Дружины: раз-два-три — бегом! А уж навык имелся: от кого только не приходилось нам спасаться за три миссии!

Виола нырнула влево, я вправо. Силуэты нападавших вырисовывались вполне отчетливо, да мы и не собирались просто убегать. Просто убежать от шести стихийников, каждый из которых тебе как минимум равен — глупо. В таких случаях нужно либо звать на помощь, либо очень мужественно умирать.

Звать на помощь нам не позволяла гордость, ну и еще немного то, что позвать можно было разве что семью зажиточных крестьян из дома неподалеку, где уже почивали мирным сном. Поэтому мы настроились на второй вариант.

Холодовой удар я приняла на излете и впитала в себя — только недавно освоили поглощение удара противника, вот и пригодилось. Жаль, это проходит только с холодом: мой противник по стихии воды быстро сообразил, что ему ничего не светит, обстрелял меня сосульками, которые я растопила в полете, и переключился на Виолу. Против меня остались стихийники земли, металла и воздуха. Очень грамотные ребята, удержаться против них мне удалось целых двенадцать секунд, и я это считаю личным боевым рекордом.

На тринадцатой секунде мои лодыжки вдруг провалились в ставшую почему-то зыбкой почву. Я почувствовала характерный запах и поняла с досадой, что стихийник земли ни при чем, а это я сама сослепу наступила в навозную яму. Но было поздно: налетел вихрь, который не давал ничего увидеть, я попыталась выставить щит, который тут же поглощался кружащимся воздухом, а потом что-то резко свистнуло, кто-то закричал вдалеке, и я на всякий случай закрыла глаза.

Вихрь исчез, а кинжал, который был у моего лица, упал на землю: чары сбились. Я выдернула ноги из ямы и отскочила подальше, с обувью разберусь потом, где противник?

А противнику было не до меня. Противники осознавали, что с Виолой они связались зря.

— Она волосатая! — доносилось из темноты.

— Я не говорил вам еще ощупывать или брать в плен! — кричал в ответ кто-то. — Велено прикончить!

— Но… она местами розовая!

— И из-за этого надо было звать на помощь? Мы из-за вашего ора вторую потеряли!

— Но… у нее хвост!

— Пусть у нее будет даже хобот — убейте ее, и дело с концом!

— Не можем, — долетело до меня приглушенно. Потом еще приглушеннее: — Кажется, на нее не действуют наши чары… — а через секунду — громко и в несколько голосов: — Спасайся кто может!!

Виола всегда пользовалась у мужчин редкостной популярностью. В особенности ее третья натура. Какое-то время я постояла, прислушиваясь, к крикам стихийников и победоносному реву пантеры. Потом, ковыляя, вышла на дорогу.

И тут почувствовала, что мои ноги от дороги отрываются.

Лететь на юг, вроде бы, было не место и не время. Да и вообще, лететь… а значит, какой-то особенно ушлый стихийник воздуха все же избежал когтей пантеры и решил отыграться на мне.

Что плохо — так мне ему нечем ответить.

«Несправедливо! — мелькнуло у меня в голове. — Тут рядом даже рек нет!» — и тут меня сдуло с дороги и завертело, я попыталась уцепиться за какие-то ветки, но они только оцарапали руки, все начало сливаться перед глазами, нет, думать, думать…

Если бы я была в воде — я применила бы «Якорь». А на суше есть аналог, простенький такой, только бы вспомнить, как это в мозгу формулируется… лассо? Аркан?

«Петля холода»!

Я как-то упустила из виду, что «Петля» действует как следует только когда ты видишь предмет, за который хочешь закрепиться. Так что изрядно удивилась, когда ко мне вместо солидного древесного ствола подтянулся через вихрь розовый рюкзачок Виолы, упавший с нее в схватке. Меня крутило, как в центрифуге, мозги собирались вылезать через уши, а лицо мне залеплял розовый рюкзак. Прикажете обороняться с помощью помады или арбалета?

А может, он на что и сгодится. Я сунула руку в рюкзак — сначала по локоть, потом по плечо… Хаос, да при надобности я и сама могу туда влезть, кажись — это что, какие-то чары воздуха? Но это всё потом, а пока что — под дрожащие пальцы лезет металл, арбалетные болты, какая-то бечевка, пудреница… вот — пластиковая рукоятка. Тот самый игрушечный с виду излучатель, с которым сегодня упражнялась Виола. И первая попавшаяся кнопка. Всё.

Меня отпустило тут же, и я грохнулась боком на землю, продолжая сжимать излучатель мертвой схваткой. Воздушный стихийник в панике нёсся к ближайшей роще. У бедолаги просто нервы не выдержали, когда он увидел, как его смерч пронизывает этакая «молния». Время от времени он смешно дергался в сторону или уклонялся от яркого луча, пляшущего по полю вслед за ним.

Я опустила расфокусированные глаза и вдруг поняла, что машинально целюсь ему вслед, а излучатель по-прежнему активирован. Вот почему он бежит… ну, сейчас…

Ничего. Я крутанула какую-то ручку, нажала ту же кнопку, потом вторую, потом еще раз на пуск… ничего! За пять секунд я передергала и перенажимала все выступы и зазубринки на этом проклятом бластере — ничего!!

Я растерялась. Меня тошнило, я с трудом стояла на ногах и не могла поделать ровно ничего со смертоносным оружием убойной мощности, а ближайший в этой местности человек мчался от меня прочь громадными скачками.

Мне стыдно вспоминать об этом, но я за ним погналась. Заковыляла вслед, заплетаясь одной ногой за другую и выкрикивая несвязно:

— Эй, вы! Уважаемый! А вы не знаете, как это выключить?

Бедняга рванул так, как, наверное, никогда не бегал за всю свою сознательную жизнь. Убийственный луч резкими бороздами вспахивал поле позади него. Мною мало-помалу начало овладевать отчаяние. В поисках помощи я оглянулась туда, где должна была быть Виола.

Пять магов разных стихий честно пытались сдержать своими щитами одну голодную бело-розовую пантеру. Той нравится такой спорт. Время от времени какой-то щит поддавался, и следовала небольшая погоня по полю за стихийником-неудачником. Остальные под шумок тоже пытались улизнуть, но тут пантера радостно бросалась в погоню и за ними, так что приходилось опять устанавливать щиты.

Словом, все шло от хорошего к лучшему, но тут гармонию нарушила я. Держа бластер наотлет, так, чтобы дуло смотрело влево и в землю, я подошла поближе.

— Убейте девчонку! — яростно заорал предводитель, который как раз доказывал пантере, что он тоже может быстро бегать. Он делал это с достоинством: изо всех сил изображал не постыдное бегство, но равноправные состязания.

— Убить? — разозлилась в ответ я, не без труда сводя глаза в нормальную позицию (количество стихийников и пантер тут же сократилось вдвое). — Лучше придумайте, как остановить эту штуку!

И демонстративно вздернула дуло бластера в пустые небеса.

Ровно через семь секунд передо мной плюхнулась обгоревшая тушка утки. Заторможенно глядя на нее, я опустила дуло опять.

И прозвучал вердикт в громовой тишине, потому что в эту секунду озадаченно заткнулась даже пантера.

— Она сумасшедшая.

И тут я, понятно, очень обиделась. Нас, значит, подстерегли, пытались убить, кроссовки мне навозом испортили, а теперь я же еще и сумасшедшая?

— Это как вы там меня назвали? — и я машинально взмахнула излучателем…

Наутек кинулись все! В том числе пантера.

Страх, что меня оставят наедине с злокозненным оружием, оказался сильнее даже гнева.

Так что уже через тридцать секунд вся партия в корне поменялась: теперь я гонялась за своими же недавними преследователями, неутомимо жонглируя при этом бластером, чтобы ни в кого не попасть. Чудом обходилось пока что без жертв, хотя на поле появлялось все больше обгоревших борозд, и валилось все больше деревьев в близкой роще. Стихийники спасались, кто как мог, прикрывая головы и даже не пытаясь использовать чары.

— Да кто-нибудь скажет мне, как эту дрять выключить?! — орала я и сама себе напоминала в этот момент Веслава, и бесилась еще больше. — Мужики вы или где? Куды пополз?! Да я вас так всех поубиваю, чего доброго!

Ручаюсь, они слышали только слово «поубиваю» и действовали почти так же логично, как я: носились кругами, делая их все шире и шире и размахивая руками, как будто я была надоедливой молью.

Несколько минут прошло в помрачении, а потом я поняла, что сижу у дороги и сжимаю выключенный излучатель в одной руке, а розовый рюкзачок — в другой. Стихийников, которые пытались нас убить, нигде поблизости не было. На единственном оставшемся в радиусе ста метров дереве сидела бело-розовая пантера и глядела на меня с сочувствием и тайной опаской.

В довершение ко всему где-то неподалеку раздался сначала скрип двери, а потом шарканье ног. Из того самого дома при дороге вышел преклонных лет крестьянин с фонарем, оглядел окрестности, мимоходом кивнул мне, зевнул и крикнул в дом:

— Это господа из Дружины беседуют, спи спокойно! Раскудахталась: пьяные рыцари, потасовки… Кус — и тот не лает.

Следом донеслось слабое повизгивание собаки, по всей видимости, забившейся глубоко в свою будку и пытавшейся вырыть в ней окоп. Крестьянин зевнул еще раз и побрел себе в дом досыпать. Мелочи вроде перепаханного бластером поля или деревьев, которые лежали веером, как при падении миниатюрного Тунгусского метеорита, местного земледельца не взволновали.

Пантера мягко спрыгнула с дерева, потянула носом и подошла ко мне, покачивая головой и как бы говоря «Ну, ты даешь, подруга…». Я вяло сообразила, что не успею убежать, если она вдруг решит отобедать мной вместо тех стихийников. Но пантера обедать мной не собиралась, а только вопросительно кивнула в направлении замка — идем, мол?

— Ты что же, меня понимаешь? — я вгляделась в непривычно осмысленные глаза зверя. Пантера утвердительно закивала. Я попыталась опять:

— Виола? — презрительный фырк и встопорщивание усов. Действительно, для Виолы у нее слишком мало осмыслены глаза…

— Бо-Бо?

Удовлетворенное мурлыканье. Вот так раз, наша триаморфиня научилась контролировать свою кошачью ипостась. По крайней мере, похоже на то.

Я поднялась и вложила бластер в розовый рюкзачок. Потом вытерла лоб рукавом и призвала немного воды из кадки в крестьянском дворе, чтобы вымыть кроссовки. Сил на то, чтобы высушить обувь, уже не хватило, так что в ногах хлюпало. Но лучше уж появиться во дворце домина так, чем…

Впрочем, я явлюсь туда с пантерой. Это наверняка перекроет все кроссовки в мире. В мирах.

— Пошли, — я устало кивнула на дорогу. — Там нас ждут и будут в восторге от нашего появления.

Бело-розовая пантера польщенно задрала хвост и возглавила шествие неторопливой рысцой.

Что правда то правда: наше появление во дворце было феерическим. Стражники у ворот и не пикнули, по-моему, им просто стало плохо при одном взгляде на нас. Труднее было с теми, что на дверях, но их я сразила наповал тем, что пантера — это одна из наших дружинников («видите, у нее даже знак индульгенции есть, на хвосте и розовый, но вы на цвет не обращайте внимания!») и что все равно чары на нее не действуют. Равно как и почти все виды оружия. Нас пропустили, а уж по дворцу мы шли в гробовой, пораженной тишине. Пантера время от времени, правда, шалила: пару раз облизывалась на придворных, и всякий раз была вознаграждена невероятным количеством ахов и обмороков.

А возле наших покоев нас ждала тройная встреча.

Первым оказался Эдмус, который тут же взвился под потолок при виде пантеры.

— Где это вы были? — выпалил он. — И почему она никого не ест, а смотрит так кокетливо?

Я решила ограничиться мрачным и многозначительным взглядом. Эдмус соизволил немного спуститься.

— Случилось что-то? Веслав тревожился, говорил, с вами неладно.

Я потрясенно хмыкнула: алхимику-то откуда знать?

— Ты его с Йехаром, случайно, не перепутал?

— А я и сам думаю: не перепутал ли я их? Ты не припомнишь, который там блондин? Так что было? У меня сердце так и ускакало, когда Весл вскочил и заявил, что вам нужна помощь.

— Помощь нужна была тем, кто захотел нас убить, — вздохнула я. — Но это долгая история…

И поплелась по коридору дальше, слыша за спиной голос Эдмуса:

— Ну, я так и знал, что Веслав преувеличил. Иначе и быть не могло, бедные те, кто хотел вас убить… стоп, так вас убить хотели?! Эй, не надо на меня облизываться! И смотреть так странно не надо, ты что, у тебя было временное просветление, а теперь…

Вторая линия состояла из Йехара и Даллары, но не имела ко мне и Виоле вовсе никакого отношения. Эти двое никого не собирались встречать, они просто… ругались в коридоре.

Безумный день, что и говорить.

— …понимаешь это?! — почти кричал Йехар. — Вечно прикован к нему! Не далее сорока шагов! Это мое проклятие, я никогда от него не избавлюсь, и я странник, понимаешь ли ты это? Вечные скитальцы, мы, я и Глэрион, и…

— Меня не волнует твой клинок, — Даллара шептала, но шепот ее звучал гораздо тверже. — Меня не волнует твое звание, проклятия, которые на тебе, Дружина, меня волнуешь только ты сам! Разве ты еще не понял? Теперь, после двух лет…

Я собралась резко дать задний ход, но они меня уже услышали. Рыцарь мгновенно покраснел до цвета зимнего заката.

— Ольга, — пробормотал он. — А мы тут…

Даллара же смотрела спокойно и молчала, только голову склонила в знак приветствия. Или я ошибаюсь, или в ней характера чуть ли не больше, чем в светлом страннике.

Почему-то неприятно при этой мысли.

— Веслав у себя?

— Да, — торопливо отозвался Йехар. — То есть нет, он в общем зале, разбирает манускрипты. Кажется, он волновался.

— Понятно, — я постаралась как можно быстрее и незаметнее прошмыгнуть мимо них. — Если увидите белую с розовым пантеру — все в порядке, она вменяема… до уровня Бо.

Выдав такое сомнительное утешение, я проскочила в общую залу.

Глава 9. Проблемы с бездействием
Почти тут же на меня обрушилась невероятная, невозможная после сегодняшнего дня тишина. В трапезной горел камин и царила мирская благодать, несколько подправленная за счет присутствия в помещении Веслава. Тот сидел спиной, подальше от камина, за заваленным свитками столом. В своем репертуаре, стало быть.

— А, — сказал он, не оборачиваясь, так, будто был королем, а я к нему явилась на поклон. — Стало быть, вы как-то разобрались со своими проблемами.

— Откуда ты вообще узнал, что это я? Перед тобой стоит серебряный кофейник?

Решительно, фильмов о Шерлоке Холмсе нужно смотреть поменьше.

— Нет. Но я не слышу бряканья ножен. А Эдмус и Бо просто не умеют молчать.

А с дедуктивными способностями алхимиков все же следует познакомиться.

— А откуда ты узнал, что были проблемы?

— Потому что попросту нереально — чтобы вы с Виолой куда-то пошли и на что-то не нарвались, — раздраженно прозвучало в ответ.

Ворчун, подумалось мне с некоторой нежностью. А ведь беспокоился и хочет скрыть это. Иначе давно бы уже отвернулся от бумаг и наорал. В обычной, прошу заметить, манере.

Я отыскала на одном из маленьких столиков высокий графин с яблочным соком и не стала церемониться — отхлебнула прямо из графина. На стихийников воды после большого выброса энергии нападает удивительная жажда. А вот адепты огня зябнуть начинают… Всё это — разумеется, только на психологическом уровне и только у начинающих. Помню, Игнатский на первом курсе рассказывал, как тяжело им приходится бороться с «фантомной асфиксией», которая после выбросов возникает у молодых стихийников воздуха. Ребятам попросту кажется, что они задыхаются.

— Подробности будешь излагать, или в общем плане?

— В общем плане, — уныло сказала я. — Я с бластером, пантера — с аппетитом, а шесть стихийников, которые хотели нас убить — с нервным шоком. Подробности нужны?

Веслав качнул головой. Могу представить, что он себе навоображал.

— Только одна. Вы их спровоцировали, или…

— Нас ждали в засаде.

Алхимик на этот раз кивнул. Видимо, с его точки зрения ничего удивительного в том, что кто-то захочет убить двух рекрутов Равновесной Дружины, не было. Я наконец обошла стол так, чтобы видеть его лицо — и сначала потрясла головой, прогоняя наваждение, а потом спросила:

— Ты в курсе, что у тебя очки фиолетовые?

Пластиковые очки алхимика не просто были фиолетовыми. Они еще напоминали два небольших приплюснутых аквариума, в которых плескалась полупрозрачная жидкость характерного цвета. Глаза Веслава из-за этого аппарата просвечивали очень смутно.

— Модификация «Верного глаза», — он постучал по стеклам. — Позволяет читать то, что написано между строк. Здесь, видно, в моде магические невидимые чернила и прочая тайнопись, вот я и нашел универсальный способ ее разбирать.

— И выводы…?

— Ну, в общем, Йехар еще лучший экземпляр.

Это высказывание я не совсем поняла, но то, что Веслав может отзываться о рыцаре хоть и условно положительно, потрясало до глубины души.

— Яблоки, — тем временем взмахнул руками алхимик. — Яблоки, «Ниагару» им в глотку! Какому идиоту могла прийти в голову сделать тайными чернилами запись о поставке… — истерическим шепотом: — яблок?! Или о том, чтобы сшить новые панталоны — с начесом, между прочим!

— Ну… это было очень личное… — выдавила я с трудом.

— Но на кой ляд было использовать еще и двойную шифровку?!

Здесь я ничего не смогла ответить и только с невинным видом поперхнулась соком.

— Но кое-что есть, — заметил Веслав уже спокойнее. — Например, в записях матери Даллары. От них и сохранилось-то всего ничего — кто-то постарался, — но ясно, что она видела какую-то опасность. Пару раз упоминается то кольцо камней — помнишь, возле дворца. Да еще о вампирах масса всего… и о городе алхимиков. Тут она пишет, что вампиры «тревожатся, будто угадывают явление скорой угрозы». Но как всегда, не поясняет. Женщины…

Он тряхнул головой и продолжил уже в гораздо более агрессивной манере:

— А вообще я так понял, что тут у каждого полтонны скелетов в шкафу, поэтому держаться нужно осторожнее, чем в Городе спиритов. Так что неудивительно, что вас пытались убить. И хорошо бы в такой ситуации начать делать хоть что-то, а не кропать сонетики ночами, между прочим, нещадно сдирая их у Шекспира!

Я нашарила ближайшее кресло, уселась и вытянула ноги. Посмотрела на Веслава поверх кувшина с соком укоризненно. Делать что-то? После этого приключения на дороге? Да мне сейчас помогут только двое суток сна, и потом, не так тут всё и страшно…

— Не так и страшно?! — либо Веслав проследил ход моих мыслей, либо не всё сказал мне о функциях своих очков. — Эта страна катится ко тьме! В этом Даллара права — а раз сюда нас призвали, здесь всё почти безнадежно! Может, осталось несколько дней, а мы сидим на месте и… маемся только тем, что едим, спим, и… кто-то бьет морды местной шпане, кто-то привидений разгоняет, а кто-то…

— Пашет дни и ночи, — я подпустила в голос сочувствующей дрожи. — Напялив на себя очки и склонившись над бумагами при свечах…

— Я о себе не говорю! — рявкнул алхимик, взвиваясь на ноги. — Посмотри на меня — я располнел от безделья, обрюзг, и…

Я покорно посмотрела и согласилась:

— Действительно, тебя разнесло до уровня жертвы концлагерей.

— Это оскорбление? — чутко просек Весл.

— Какое там! Посмотри на себя в зеркало и поймешь, что это комплимент.

Веслав косо глянул в зеркало и понял, что разговоров о фигуре заводить не следовало. Алхимик практически был толще в профиль, чем в анфас.

— Ну ладно, ты пока не видишь результатов моего сидения на одном месте, но…

Он опять не договорил. Дверь распахнулась без всяких предварительных звуков, и в общую залу влетел счастливый Эдмус.

— Как это было весело! — восторженно вопил он. — Бо, то есть, пантера, конечно, наткнулась в коридоре на Зелхеса и решила его поприветствовать. Никогда не видал, чтобы бегали так быстро, но с таким невозмутимым выражением лица.

— …вскоре это станет очевидным, — упрямо договорил Веслав, — когда я или прирасту к стулу или не пролезу в дверь.

— Ты уже не пролезаешь, — тут же обрадовал его Эдмус. — Если, конечно, ты говоришь о мышиных норках.

И дружески ткнул алхимика пальцем в спину, едва не сломав при этом палец. Веслав в ответ молча схватил дубину, лежащую на столе по правую руку (и немного неожиданную в компании рукописей) и обломал ее о голову шута. Дубина брызнула мелкими щепками.

— Я так и думал, что реакция идет в сторону разрушения ткани, — пробормотал Веслав, глядя на деревянные остатки в своей ладони.

— Хоть и надеялся на обратное, — тут же додумал в нужную сторону Эдмус, почесывая неповрежденную голову.

Дружеская беседа изнывающих от скуки дружинников была прервана появлением Поводыря, который влетел в комнату наподобие Эдмуса, разве что крыльями не пользовался при этом. В кои-то веки он был не в лирическом настроении, а в воинственном. Казалось, он вот-вот даст приказ, который изменит всю нашу будущую жизнь…

— Ты в курсе, что у тебя на лбу невидимым карандашом написано неприличное слово? — испортил момент Веслав. Он поправлял очки.

Йехар мельком взглянул на Эдмуса. Тот округлил глаза.

— Веслав как-то говорил, тут у половины замка такие карандаши, почему сразу я? Может, кто-то из твоих врагов подкрался ночью…

— И сделал надпись на языке спиритов?

— Веслав, ты же меня по живому режешь! И не такое уж оно и неприличное…

Рыцарь небрежно потер лоб рукой. Скорее всего, он старался не стереть надпись, а не сбиться с мысли.

— Настало время действовать! — выпалил он наконец. — Думаю, нам нужно поговорить с вампирами.

— Первая умная фраза за неделю! — возрадовался Веслав, отгребая манускрипты в сторону. — Когда идем? С утра? Сегодня? Сейчас?

Йехар слегка приподнял брови и даже Эдмус недоверчиво прищурился. Я смотрела на просветлевшего алхимика и вспоминала Кодекс, точнее, один из его пунктов:

Алхимики никогда не делают ничего просто так.

Почему Веславу так понадобилось, чтобы мы были как можно дальше от дворца?

** *

— Не-е-е-е-е-е-ет!!

Общество в лице четырех дружинников дружно вскинуло глаза на искаженное страданием лицо Йехара. Тот смотрел на Веслава.

Веслав не был мертв. И никого не убил, как можно было подумать по звуку, который только что произвел светлый странник. Алхимик всего-навсего присел у небольшого родника (кстати, того самого, возле которого нас высадила Арка) и отправил в рот пригоршню воды.

— Плюнь немедленно!

Алхимик презрительно приподнял одну бровь и плеваться не стал. Вместо этого он немного невнятно проговорил, держа воду за щекой:

— Иначе что? Козленочном стану?

— Это же Горький Источник!

Веслав согласно скривился.

— Да уж, не чай с сахаром.

— Тот, кто выпьет этой воды, будет навеки проклят!

Алхимик неторопливо выплюнул воду и поглядел на источник и на Йехара с равным презрением.

— Его волосы в носу будут расти по метру в день? — спросил Эдмус с некоторой надеждой.

— Нет, — хмуро ответил Йехар. — Здесь проклятие иного рода…Человек, который выпьет этой воды, станет самым счастливым и самым несчастным на свете одновременно. Он полюбит достойнейшую из достойных, а она полюбит его, но они никогда не будут вместе. И в конце концов он или станет причиной смерти своей избранницы, или отречется от самого себя.

Веслав поперхнулся и закашлялся. Пару минут он старательно выплевывал остатки воды. Йехар потер подбородок и добавил раздумчиво:

— Впрочем, это не о тебе, не так ли? Насколько я знаю, алхимики не способны любить.

Веслав, который как раз полоскал горло коньяком, наградил рыцаря взглядом гадюки, которой с размаху прыгнули на хвост.

Что-то странное происходит между этими двумя представителями сильного пола…

— Откуда ты знаешь, что это не просто легенда? — спросила я минут через пять, когда мы опять углубились в тень рощи.

Было утро, а мы шли пешком. Поводырь пояснил, что мы и на лошадях вампиров не нагоним, потому что они — кочевое племя, наподобие цыган. Но кто-нибудь из кровососущей братии непременно обретается поблизости, так что, проблуждав какое-то время, мы на этого кого-нибудь наткнемся.

— Я проверил это на себе, — негромко ответил Йехар. Он шел тяжело, и с каждым шагом на его плечи словно ложился дополнительный килограмм груза. — Когда я шел ко дворцу, чтобы наняться в стражники, я заплутал в здешних местах и наткнулся на этот родник. Мне хотелось пить, я нагнулся и зачерпнул воды. Напившись, я обернулся и увидел девочку, которая стояла в нескольких шагах и смотрела на меня…

— Даллара, да?

Виола впервые подала голос. После вчерашнего приключения, когда она обнаружила себя на кухне, доедающей вторую пинту сливок (пантера все же не вполне поддавалась контролю), она был задумчива и только хмыкала поминутно.

— Позже у этого родника мы встречались с нею, — приглушенно ответил рыцарь. — Она говорила, что тогда сбежала от нянек, и ее привела туда сама судьба… а что из этого вышло — вы сами видите.

Эдмус наклонил голову сначала в одну сторону, потом в другую, как бы ожидая, что Йехар сейчас начнет отрекаться от самого себя. В то, что рыцарь побежит убивать свою избранницу, как-то не верилось.

Впрочем, разве он уже не отрекся? Разве не стал светлым странником, который никогда не может вернуться домой? Разве после выполнения нашей миссии — если мы ее выполним, конечно — он не будет опять светлым странником, вернется ли когда-нибудь в родной мир?

Может, он поэтому медлил и оттягивал хоть какие-нибудь действия?

За нашими спинами кто-то кашлянул. Разумеется, никто из нас не обернулся. Кашель повторился еще несколько раз, на разные лады, потом из кустов дважды чихнули, а потом Эдмус, на которого тоже напали раздумья (он любил это выражение и серьезно считал, что раз уж напали — нужно отбиваться), сообщил в пространство:

— Какие тут простуженные белочки и лисички.

— Давай избавим их от мучений, — великодушно предложила Виола, доставая свой излучатель. Арбалет ей показался слишком мелочным в качестве средства от кашля для маленькой белочки…

В кустах резво поперхнулись воздухом, а затем тягучий, слегка надменный голос предупредил:

— Не стоит таких усилий.

И на наше обозрение явилось некое существо условно мужского пола и условно же юного возраста. Парень был одет в черный бархат, а длинные темные волосы классически ниспадали по плечам. На лице лежала печать уныния актера, которому раз за разом приходится играть в пьесе одну и ту же роль рокового мерзавца.

И ни малейших признаков искренности у него на лице не было.

Он немного подождал, пока мы поразимся его появлению. Но Дружина, которая еще в первый призыв познакомилась с богом смерти, уже давно привыкла к готичным юношам.

— Моя госпожа, чей лагерь здесь, неподалеку, хочет побеседовать с вами, — заговорил он, посчитав, видно, представления или приветствия излишними мелочами.

— Сейчас идем, — откликнулся Веслав, который чутко относился к проявлениям вежливости (которой сам не обладал вовсе). — Только шнурки поутюжим.

Незнакомец несколько опешил.

— Вы должны пойти!

— Поспорим? — хмыкнула Виола, поигрывая бластером. Йехар послал ей предупредительный взгляд.

— Зачем?

— Чтобы поговорить с моей госпожой. Вы Дружина?

— Нет, мы грибы собираем, — отреагировал на сей раз Эдмус. — С мечом, арбалетом и с… алхимиком.

Йехару пришлось перенести свой взгляд теперь на спирита.

— Кто ваша госпожа?

В ответ посланец сладко улыбнулся.

Во рту притягательно блеснули два небольших клыка.

Глава 10. Вампирские проблемы
Не знаю, наверное, это должно было произвести на нас впечатление. По законам жанра мы все должны были тут же завизжать от ужаса и спрятаться друг за друга. Или томно простонать «Вампи-ир!» — и плюхнуться в обморок. Но рекруты Дружины за предыдущие две миссии успели навидаться такого, что небольшой дефект прикуса этого молодого человека не шел ни в какое сравнение.

— Весьма приятно, — вежливо сказал Йехар, чем моментально ошеломил пришельца. — Эдмус, а ну-ка… соблюди нормы вежливости!

— Да запросто! — и спирит от всей души оскалился в стоматологически опасной улыбке. Клыки у него были выдающиеся, раза в три побольше, чем у вампира, а остальные зубы, кроме резцов — почти такие же заостренные, как и клыки. Словом, пасть настоящего живоглота, и ее вид оказал на вампирьего посланца незамедлительный эффект.

Издав томное «А-ах!» вампир эффектно брякнулся к ногам Эдмуса. Спирит задумчиво поковырял в клыках когтем.

— Это он так… преклоняется? — с сомнением поинтересовался он.

— Да нет, — ответила Виола, приподнимая руку нежити. Рука вяло плюхнулась обратно. — Просто ты малость переборщил с улыбкой. Нижний ряд открывать все-таки не стоило.

В результате в лагерь «госпожи», который был «здесь, неподалеку» мы добирались в довольно необычной компании. Ее составлял нам молодой вампир, висящий через плечо Йехара. Кровососущий так и остался без чувств, хотя мы честно попытались привести его в себя. Без проводника поиски лагеря могли бы затянуться, если бы Эдмус не слетал на разведку и не сообщил нам точный маршрут.

— И чем это я его так удивил? — спирит, приземлившись, махнул рукой, указывая направление. Одновременно он с любопытством поглядывал на пассажира Йехара.

— Может, принял тебя за какой-то новый подвид своих собратьев, — предположила я. — Ну, там, эволюции, мутации…

Шут понял с пятого на десятое, но сделал вид, что обиделся.

Лагерь, куда мы попали, был небольшим. И даже вряд ли был лагерем — скорее уж, стоянка туристическая. Три-четыре палатки, вокруг них вампиров двадцать — видимо, большее количество спало под открытым небом. Что характерно, палатки были оформлены в соответствии с самими вампирами: в черное с серебром. В одной я заметила приоткрытый гроб, ужаснулась, но вяло, и тут же подумала, что даже в гробу по плохой погоде холодно ночью без одеяла.

К «госпоже» нас пропустили сразу и без вопросов. Взглянули на тушку посланника, переброшенную через широкое плечо рыцаря — и не только пропустили, еще и дорогу показали. Сами вампиры — все словно на одно лицо, бледные и тонкие, с лицами неудавшихся трагиков, поглядывали издалека из тени деревьев и приближаться к нам не осмеливались.

Госпожой оказалась одна из представительниц этой же касты, с виду — девица лет двадцати пяти, густо вымазанная белилами. При нашем приближении она постаралась сесть как можно эффектнее, расправила черный наряд и попыталась выдавить на лице нечто роковое, но со стороны казалось, что она отчаянно нуждается в помощи стоматолога из-за длительных, мучительных и острых болей всех зубов. Когда мы подошли, девица надменно приподняла голову и немного подождала, пока мы почтительно падем перед ней ниц.

В ответ Йехар тяжело сгрузил тело вампира-посланца к ее ногам и выговорил:

— Получите. Дружина была бы признательна, если бы в будущем вы подбирали для разговора с нами слуг с более… крепкими нервами. Это избавит нас от лишних перегрузок.

Госпожа склонила голову и окинула нас циничным, как ей казалось, взглядом.

— Он умер? — равнодушно поинтересовалась она.

— Нет.

— Жаль, — раздался неожиданный ответ. — Но ему еще представится такая возможность. Знаете ли вы, с кем говорите?

— Улыбнуться ваш посланник успел, — заверил Йехар.

Госпожа немедленно повторила этот жест посланца, послав нам холодную и отчасти клыкастую улыбку.

— Мне ответить? — с надеждой спросил Эдмус.

— Не надо, — твердым шепотом пресек Йехар.

Второй вампирский обморок за день в нашей личной коллекции будет явно лишним.

— Ёора, — представилась тем временем собеседница, — повелительница не-мёртвых этой округи… — эффектная пауза, и разочарование при виде вежливого внимания на наших физиономиях. — До меня дошли слухи, что в наш мир явилась Равновесная Дружина. Я желаю говорить с вами. Но сперва я желаю узнать ваш цвет.

Всеобщее замешательство. Я не помню, когда в последний раз мы вспоминали о совокупном цвете своей команды, все так перемешалось. Но под конец Йехар все же назвал первоначальный вариант:

— Серый.

— Серый, — протянула вампирша брезгливо. — Ну что же, это не слишком подходит, но, пожалуй, перед тем как истребить людей домина, я могу позволить себе беседу с вами.

Истребить кого? Йехар угрожающе шагнул вперед, но Ёора не заметила этого. Она продолжала цедить слова с выражением, которое больше подошло бы захудалому криминальному авторитету.

— Мы — вампиры, издревле бережем и пестуем тьму, наслаждаемся ей, смакуем ее…Нам претят кровавые свары, удары мечей и воинственные крики. О, нет, наш удел — тонко продуманное коварство, изысканное злодейство, гармоничное и по-своему прекрасное…

Почему я не почувствовала отвращения? Не сказала о том, что ничто злодейское не может быть гармоничным и прекрасным? Значит ли это, что во мне убывает свет?

Да нет, скорее это Веслав привил мне стойкое отвращение к банальностям, а на большее рассуждения этой дамочки с побеленным лицом и не претендовали. Она говорила эти слова соответствующим тоном, кажется, она в них даже верила, но они все равно оставались в ее исполнении всего лишь цитатами с готических интернет-форумов. Это было зло, но какое-то смешное и маленькое, потому что сразу ясно стало, что настоящей тьмы здешние кровососы не видали. Иначе не падали бы в обмороки при одном взгляде на зубки нашего спирита.

— Мы — изгои, ненавидящие мир, который в свою очередь ненавидит нас. Он изгнал нас, и мы выбрали удел мрака и тонкого искусства мести. Наши планы — безукоризненные планы уничтожения всего живого. Мы избегаем света…

То, что разговор велся на солнечной полянке, видать, не очень ее смущало.

— И прежде чем я решу, разговаривать ли мне с вами о наших сокровенных тайнах, я хочу знать: разделяете ли вы наши идеи? Отторгаете ли все окружающее так, как мы? Я жду ответа, дружинники!

Последнее слово она от избытка ядовитого пафоса произнесла вдвойне гнусаво.

— Чего захотела! — хмыкнул у меня в голове голос Виолы.

Йехар переминался с ноги на ногу. Кажется, больше всего на свете рыцарю хотелось схватить за горло эту заигравшуюся с тьмой девушку, потрясти как следует и спросить, что это вампирам понадобилось от людей домина? Но рыцарская сущность брала свое. Кроме того, информация была нужна позарез, а притворяться Йехар умел очень мало.

— Нет, — сказал он откровенно. — Это всё… не по нашей части.

Ёора презрительно скривилась. Она бы с удовольствием посмотрела на Йехара свысока, да сделать это было непросто. Вампирша выпростала из черного одеяния белую точеную руку, чтобы приказать нам удалиться, но тут странник опять взял слово.

— Но среди нас есть один, кому вы сможете довериться.

Его взгляд выразительно остановился на Веславе, который все последнее время молчал, зевал в рукав и вид имел весьма замкнутый.

— Я? — удивился алхимик, оказавшийся под прицелами всеобщих взглядов.

— Он ненавидит мир? — капризно поинтересовалась Ёора.

— Да нет, мне просто на него плева… кто меня пнул?! — голос Веслава перешел в едва разборчивое шипение. Йехар между тем успел активно покивать.

— Веслав — настоящий злой гений, — подключилась я, сохраняя серьезное выражение лица. — У него дня не проходит без новых планов уничтожения человечества. Нет, вы только не думайте, что он носится за людьми с топором, или с зубилом, не-ет, он подвергает всех, кто встретится ему на пути изысканным мукам с помощью… разных снадобий…

И не в первую очередь — с помощью собственного характера. Я с трудом удержалась, чтобы не сказать это вслух. Алхимик слушал всю эту ахинею в духе рекламы по ТВ с легким удивлением. Кажется, ему и в голову не приходило, что он такой монстр.

— Он не выглядит способным вместить столь злонамеренные планы, — засомневалась вампирша, изучая озадаченного Веслава.

— Так ведь в этом все дело, — с жаром заверил Эдмус. — Это он маскируется. Но вот если вы его попросите, он явит вам свою истинную натуру.

Веслав тем временем продолжал глазеть по сторонам да зевать. Он действительно не выглядел способным на злонамеренные планы.

Он вообще ни на что не выглядел способным.

У меня создалось нехорошее ощущение, что алхимик с интересом ждет под личиной скуки, чем закончатся наши потуги.

— Ну, ты хоть брови сдвинь, — шепнула я ему и в ответ получила взгляд человека, которому все обрыдло до смерти.

Йехар тем временем в красках продолжал расписывать злодейские поползновения алхимика. Услышанное мной за весьма краткий промежуток времени делало честь воображению рыцаря и ставило под сомнение все миссии Дружины. Ибо если мы все свое время тратили на то, чтобы сдерживать черную натуру Веслава — когда у нас оставалось хоть полминутки на спасение миров?!

Госпожа вампиров слушала вполуха, больше внимания она уделяла наблюдениям за Веславом. Увиденное ее разочаровывало все больше, и лицо у нее становилось все неприступнее.

— Не знаю, — бормотала она, поджимая губы, — не знаю…

— Вот гад, — услышала я голос Виолы по мысленному каналу. — Пять минут на пару с Эдмусом уговариваем его хоть лицо злее сделать — так ни в какую! Делает вид, что вообще не слышит, что я ему там транслирую, а от его блока — формулы какие-то — у меня уже голова раскалывается!

Я сделала вид, что закашлялась, но на самом деле пыталась скрыть улыбку.

— Аннулируешь мое проспоренное желание, а я его заведу с двух слов. Если ты будешь транслировать.

— Принято. Считай, забыли. Что передавать?

— Два слова: алхимия — отстой!

Виола добросовестно передала.

Разряд!

Алхимика тряхнуло от ярости. Всю его напускную сонливость как рукой сняло, и он принялся активно оглядываться по сторонам, ища того, кому принадлежала столь кощунственная мысль. Виола — и та посторонилась почтительно при виде его лица, а Ёора, которая в очередной раз бросила на алхимика ленивый взгляд, заинтересовалась.

— Теперь вижу: он ненавидит мир, — согласилась она. — Хорошо. Я найму тебя.

Воцарилось короткое молчание. Эдмус радостно захихикал на его фоне в кулачок.

— Прошу прощения? — медленно переспросил Веслав.

— Я найму тебя для поисков одной вещи. Я заплачу тебе столько, сколько ты пожелаешь… если это будет не слишком много, — мы еще не успели отойти от такой своеобразной логики, как главная вампирша добавила: — Если ты найдешь это быстро — я могу удостоить тебя великой чести и мечты всех мужчин в этой стране, разделив с тобою ложе…

Смех Эдмуса стал еще более явственным. Веслав же окаменел. Йехар, который отвернулся сплюнуть через плечо при последних словах вампирши, с подозрением взглянул в лицо алхимика. Лицо было практически бесстрастным, и только уголок губ дергался сильнее… и сильнее… и сильнее…

«Не-е, спасать наш рыцарь ее не будет, — с полным осознанием дела заявила Виола у меня в голове. — Я уж его спрашивала. Говорит, что она вампирша и что она сама нарвалась…»

Йехар, видно, так и полагал, но поступил в полном несоответствии со своими мыслями: он вдруг шагнул вперед и заключил алхимика в стальное кольцо объятий. Отвращение и поражение причудливо смешались у вампирки на лице.

— Что вы де…

— Вас спасаю! — ответил героический рыцарь.

И тут началось…

— В каком кармане у меня «Горгона»?!

— Веслав! Успокойся и перестань пытаться вышибить мне зубы своей макушкой! Тем более, ты все равно не дотягиваешься…

— Это он… от ненависти к миру? — не ко времени вступила вампирша, с благоговением изучая лицо алхимика.

— Нет, от ненависти конкретно к вам, — растолковал ей спирит. — Ну, вот не нравится ему, когда его записывают в братию этих… некромантов… копрофилов… Ольга, как они в вашем мире называются?

Но я как раз решила обрести мир, покой и счастье в молчании. Если бы я озвучила то, что хотел Эдмус — Веслав, может, и нашел бы способ извернуться…

И еще мне позарез нужно было соблюдать серьезное выражение лица. Потому что, как ни замечательно эти двое играли в светлого рыцаря и темного алхимика, но мы с Виолой к ним стояли близко и могли видеть тайны закулисья.

— Отпусти меня немедленно, или я тебя самого… — шипел алхимик, выкручиваясь из захвата рыцаря, и тут же умудрялся шептать гораздо тише, углом рта. — Да не пыхти ты у меня над ухом, скажи что-нибудь!

— Веслав! Ёора ничего такого не хотела сказать… вы ведь не хотели? Сколько тебе можно говорить, не смей убивать каждого встречного! Да еще таким мучительным способом!

— А то нашлепаю… — хихикнул в сторону шут, к счастью, Ёора его не услышала.

— Я тебя предупреждал, рыцарь! Как только я доберусь до «Ниагары»… — алхимик, конечно, просто оговорился, а Йехар в ответ так стиснул его, что Веславу стоило большого труда сохранить агрессивность на лице.

— «Горгоны»… — угрожающим шепотом уточнил Йехар.

— Как только доберусь до чего-нибудь… и ты, и она… вы будете умирать медленно… если я не передумаю…

Ёора немного подумала и приоткрыла рот, чтобы позвать на помощь. Виола обменялась с Йехаром быстрыми взглядами — тот едва заметно покачал головой, мол, не надо препятствий. И точно, стоило только одинокому кличу главной вампирши «Э-э… кто верен тьме, помогите!» прозвучать над лагерем — как поблизости не оказалось ни советников, ни стражи, ни вообще кого бы то ни было!

Теперь я понимаю, почему местные так удивлялись, что вампиры пошли на убийства магов. Ну да, говорили они, лет триста назад — да, из людей сосали, а теперь вот выродились, всех боятся…

А я еще это мимо ушей пропускала. Не верила…

— Теперь приотпусти, — шепнул Веслав, и Йехар с видимым облегчением слегка разжал руки. — Спрашиваю в первый и в последний раз: что мы должны были найти?

Поскольку теперь рыцарь держал алхимика только за один рукав и натурально при этом закатывал глаза — мол, ах, ах, сил нет, у Ёоры остался только один шанс: расколоться. Что она и сделала.

— Камень Крови. Величайшую ценность нашей на-нации…

Веслав свободной рукой начал обшаривать карманы. На мой взгляд, излишне медленно: если бы он хотел — он отравил бы всех в лагере, еще пока его Йехар держал.

— Камень Крови?

— Ру-рубин, — вампирессу здорово проняло, она заикалась все эффектнее и эффектнее. — Его похитили у нас около месяца назад, и дошли слу-слухи, что это сделали люди д-домина…

Тут она сделала очень обиженное лицо, сжалась в комочек и громко заплакала. Как Танечка, которая смотрит на исчезающий за горизонтом мячик с крутого бережка реки.

Йехар по инерции отпустил Веслава. Иногда казалось, что если перед нашим рыцарем начнет рыдать самка дракона — он и ее побежит утешать. Напускная суровость с его лица смылась мгновенно.

Кажется, он даже вопросительно скосился на Глэрион — мол, нет ли у того каких-нибудь идей по поводу утешения страдалицы?

Вампирша, которая, хоть и рыдала, но взгляд заметила, разошлась еще больше.

— Не надо меня убивать!

— Да никто и не собирается, — процедила Виола. — С условием, конечно, что вы к дворцу Олла — ни ногой.

Кровососка кивнула, шмыгнула носом и уточнила с несчастными видом:

— А мы… тоже не собирались. Мы… мы уходим из этих мест, мы ждали, может, он найдется, на нем ведь заклятье, его никому нельзя передать добровольно. Мы посылали лучших своих воинов…

Наши взгляды невольно скрестились на тушке того стражника, который всё еще не желал приходить в себя после улыбки Эдмуса. Что ж, понятно, почему они в конце концов решили заручиться помощью Дружины. Непонятно разве что, почему до них это так медленно дошло.

— Без него наша нация погибнет, и в мире воцарится свет! — закончила свои причитания вампиресса, с отчаянием взглянув в небеса. Как раз этот аргумент вернул на лицо Йехара выражение, которое уже больше подходило светлому страннику.

— Вы убивали, — тяжело обрубил он. — И думали, что, выпивая кровь магов, вы сможете вернуть свой рубин?

Вот здесь Ёора удивила нас очень здорово. На ее лице изобразился крайний ужас, она начала потихоньку, медленно-медленно отступать, глядя на Йехара широко раскрытыми глазами. Мы ждали объяснений, но она только чуть покачала головой — туда-сюда и выдавила с трудом:

— Мы покидаем эти места как можно скорее. Пусть и без рубина.

— Так вы убивали или нет? — уже более конкретно (и более сердито) вопросил Йехар. Он как будто вознамерился поменяться с Веславом ролями, только вот представить алхимика, который пытается удержать рыцаря на месте, было бы проблематично.

Ёора больше не сказала ничего. Она замкнулась в себе окончательно, повторяла, что им, детям тьмы, которые ее пестуют, многое открыто, и на сей раз им открылось то, что валить надо подальше из этой местности, но если мы вдруг случайно наткнемся на этот их рубин — может, мы его им вернем, а?

— Даже если на дороге будет валяться — плюнем и не подберем! — ответила на это Виола. — Если ты не скажешь, что здесь в окрестностях творится!

В ответ вампирша отчаянно охнула и попыталась провернуть знаменитый трюк своей нации, о котором мы уже слышали от местных крестьян: превратиться в летучую мышь. Это вышло у нее неплохо, вот только параллельно с превращением она умудрилась всё же упасть в обморок. Нетопырь вялой тряпочкой плюхнулся к ногам Эдмуса, и тот с озадаченной миной приподнял свой трофей за крыло.

— У нас таких так вкусно тушат… — его голос был полон сладкой ностальгии.

Да уж. Было дело, навидались.

— Думать не смей, каннибал! — Виола отвесила ему легкий подзатыльник. — Ладно, давайте положим ее… куда-нибудь… и пойдем кому-нибудь что-нибудь сломаем?

Такое ощущение, что этот мир плохо влияет на всех нас, кроме Эдмуса.

Йехар задумчиво покачал головой. Скитания по мирам сделали из него неплохого дипломата, а общение с местными прибавило знания, что расставаться вот на такой ноте — все равно, что поставить в ряды наших врагов всю вампирскую нацию. А кто их там знает, готических кровососов…

— Нужно привести ее в себя, — заявил рыцарь. Заявление было сделано с большим апломбом, коего в Йехаре поубавилось сразу же после выяснения того простого факта, что никто из нашей группы не занимался реанимацией летучих мышей. Эдмус, правда, заявил, что готов пощелкать ногтем ее по носу или помакать в ближайший родник…

Впрочем, рядом имелось более доступное решение.

— Весла-ав?

Алхимик завернулся в пальто, отвернулся и принял столь гордый и неприступный вид, что замку домина Олла было впору рассыпаться от зависти. Ясно было, что пока мы не загладим обиду, нанесенную жестокими словами о злодейской его натуре — Ёора так и будет висеть в руках у Эдмуса без всякой надежды на пробуждение.

Эдмус, который не до конца еще растерял придворные навыки лести, всё понял первым.

— Увы! — вздохнул он. — Что ж мы, убогие, тут сделаем, тут алхимик нужен! Да чтобы еще не абы-какой, а уникум…

Нос Веслава уже не столь вызывающе смотрел в небеса.

— Весл, — включилась я. — Может, посмотришь, ты же у нас умный…

— И эрудированный… — Виола изо всех сил постаралась убрать насмешку из голоса, но намек на Книгу Миров все равно проскакивал.

Черед был за Йехаром, и у бедного рыцаря был такой вид, будто небеса разверзлись, земля качается — ну, словом, полный армагеддец. Неудивительно: похоже, на его долю достались душевные качества алхимика.

— Ну… м… — начал рыцарь, не в силах лгать. — Ты… как бы… говоря словами вашего странного мира… в целом ты еще… не совсем кукукнутый.

Веслав, не говоря ни слова, двинул возвращать вампиршу к жизни. На лице его время от времени мелькало фоновое удивление: он не ожидал от рыцаря такой щедрости на комплименты.

Йехар с тяжелым вздохом вперил взгляд в небо — чтобы не видеть нашего молчаливого сочувствия. Могу поспорить, он сам не подозревал, что выдаст такую кощунственную характеристику темного алхимика.

Этак они еще друзьями станут…

Вместе с сознанием к Ёоре вернулся человеческий облик, а заодно уж и три тонны надменности — те самые, которые с нее упали, когда рыцарь и алхимик начали играть в «темного и светлого». Она даже пригласила нас задержаться и поболтать за напитками и не преминула восхититься ловкостью, с которой мы вытянули у нее нужные сведения.

— Это было сделано мастерски — и такая утонченная ложь… — она неторопливо хлопнула пару раз в ладоши и сухо приказала появившемуся слуге: — Напитки. Впрочем, я бы предпочла тонкие и изощренные психологические пытки.

— Можем обеспечить, — посулил спирит. — Позовем Бо, да и спросим, какие ей платья больше нравятся.

Но тут нам принесли те самые напитки, спирит заглянул в свою чашу и на некоторое время выпал из беседы. Слегка побурев, он осторожно сполз со своего низкого сидения и раскинулся на траве в комфортном обмороке.

Вот не любил наш спирит крови, хоть что с ним сделай.

— Свежая оленья, — немного обиженно протянула Ёора, пригубив из собственного кубка. Пила она все-таки еще немного нервно. — Никто из нас не пьет человеческой крови уже много лет. Это было бы слишком… просто.

Нехорошее получилось оправдание. Йехар, который уже самую малость позволил себе расслабиться, так стиснул свой кубок — между прочим, серебряный — что тот начал медленно терять свою форму в его кулаке. Ёора не заметила и продолжила говорить, разом смакуя оленью кровушку и каждое свое слово.

— Выпить кровь, просто убить, легко… Но жертва Великой Тьме в этом невелика. Изощренное, утонченно продуманное злодейство, растление душ, интриги и коварство — вот удел истинного мрака. Тьма не должна быть глупой и простой, как лопата крестьянина, ей надлежит пользоваться филигранными инструментами ювелира, и каждое злодейство должно быть произведением искусства…

Господи, подумалось мне. Нужно было так и бросить эту нетопыриху поджариваться на солнышке в бессознательном состоянии. Еще не хватало спасать ее теперь от Йехара, который уже чашу сплющил окончательно, а теперь ласково так поглаживает рукоять Глэриона…

Но прежде чем не слишком умная головка вампирессы отделилась от плеч, слух нам резанул холодный голос:

— Прежде всего — тьма никому ничего не должна.

Веслав сидел очень прямо и умудрялся внушать ужас только своим выражением лица. Вроде бы так и должен выглядеть истинный алхимик, тот, что всю жизнь строит по Кодексу — ноль эмоций, не лицо, а прямо эталон бесстрастия, вот только была в нем в этот момент какая-то добавка… Что-то не так с глазами. В них была ненормальная уверенность в том, что он говорит.

— Вы — должны ей. Если вы хоть один раз обратились к ней и ее признали — вы будете навеки ей должны, а уж рамок и границ для нее не существует. Ни рамок, ни границ, только одна преграда — это свет. Вы можете по триста раз на дню повторять себе, какой она должна быть, но тьма — всегда одна. Она и убивает, и развращает, бывает и топорной, и изощренной, не бывает только светлее или темнее. И если у вас не хватит сил или мозгов понять, что она не меняется и что ею нельзя управлять — вы так и останетесь ее данниками, и участь у вас будет презабавной: до конца жизни верить в то, что это вы ее пестуете.

Эдмус гулко вздохнул из лежачего положения, разрушая очаровательное молчание, которое в этот момент повисло над лагерем вампиров. Веслав, вроде бы, и говорил негромко, а замолчали почему-то все, да еще и двигаться перестали, так что нам начало казаться, что мы в восковом музее. Ёора как сидела, так и замерла с поднятым к губам кубком. Челюсть у нее чуть подрагивала.

— Уходите, — наконец едва слышно выговорила она. У нее был вид вампирши, которую оскорбили в ее лучших чувствах.

Веслав поднялся первым. Демонстративно всучил стоявшему поблизости слуге свой почти полный кубок (отхлебнул, значит, все-таки? Хотя что с него взять, алхимик!). Совершил образцовый разворот на месте и двинулся по направлению к Горькому Источнику. Йехар бросил полировать ладонью рукоять меча и последовал его примеру. Эдмус дождался, пока несчастный стражник очнется, улыбнулся ему еще раз — даже более старательно — и с ликующей миной поднялся на крыло.

— Знаете, как она с нами попрощалась? — наябедничал он, догоняя нас в лесу. — Сказала, что великая тьма, в которую мы все скоро уйдем, рассудит. Правда, сказала она это очень-очень тихо, а косилась нам вслед очень-очень опасливо…

Йехар не ответил. Он сверлил задумчивым взглядом затылок Веслава, который маячил уже метрах в пяти впереди.

— И какое здешнее насекомое его покусало? — Виоле тоже не давала покоя недавняя выходка алхимика.

Ничего не оставалось, как в точности повторить жест и слова Макаренко: чуть вскинуть брови и уронить самым обычным тоном:

— Это же Чумной…

** *

На привал остановились у Горького Источника, хотя пить из него дальновидно не стали. Что-то подсказывало, что в замке домина нам ничего спокойно обсудить не удастся: возможно, потому, что нас просто может отвлечь от обсуждения очередное покушение. На нас же.

— Даллара говорила, что ее отцу доставили что-то от вампиров, — напомнила я. — Так что, вроде бы, Ёора могла быть права, и этот рубин утащили люди домина.

Йехар досадливо передернул плечами. Предыдущие полчаса он с пеной у рта доказывал мне, что кражи — это как-то непохоже на домина вообще. Войны — почему бы и нет, ну, убийства там, пытки, турниры. Но красть? Фи!

Однако я была далека от того, чтобы разделять его средневековую философию.

— Нужно было — и сперли, — согласился Веслав. Он уже вернулся к своему обычному состоянию. — Вопрос в том, зачем бы им этот камень. Не домину, вампирам.

Бо, сменившая Виолу вскоре после нашего прощания с вампирами, в мозговом штурме не участвовала. Хотя рада была бы… но Йехар отчаянным взглядом попросил Эдмуса держать ее подальше от обсуждения, и теперь спирит с блондинкой ударились в обследование окрестностей. В данный момент до нас долетала жаркая дискуссия по поводу Горького Источника.

— А если, например, белочка из него попьет — она тоже будет проклята, да?

Эдмус не сразу нашелся с ответом: поединок интеллектов он пока проигрывал. А может, просто прислушивался к нам.

— Возможно, для сокрытия чего-либо, — неуверенно протянул Йехар. — Это странно, говорим мы, вампиров обычно весьма трудно отыскать, а мы нашли их так быстро. Не удивимся, если этот рубин служил своего рода талисманом, который помогал им скрываться — тогда становится понятной его важность для этой темной нации…

Он озадаченно щурился на свой клинок, но тот горел ровно и спокойно, будто задался целью опровергнуть его следующие слова.

— Великое зло подняло голову в этом мире. Мой клинок и вампиры чувствуют это. Эти создания давно боятся тьмы куда более обычных людей, потому что куда больше зависят от нее. Помните, как она испугалась, едва мы спросили, что творится в замке? Мы готовы поклясться, все эти смерти испугали вампиров больше, чем нас: они почувствовали приближение…

— Может, хватит жевать очевидные вещи?! — вскипел Весл, поднимая голову с травы. Алхимик в очередной раз решил изменить своей кипучей натуре и разлегся на полянке, с мечтательным видом любуясь облаками.

Алхимик с мечтательным видом. Я же говорю, этот мир как-то не так на нас влияет.

— Веслав, — встряла я. — Я не алхимик, конечно, но помню, что в прорицании Данилы было сказано что-то насчет кровавого камня.

Интересно, Весл уже успел на досуге собрать воедино разрозненные кусочки пророчества Питерского горе-оракула? После моего возвращения этот тип, с которым мы и познакомились-то только благодаря алхимику, звонил мне несколько раз. Ума не приложу, где он взял мой номер, но Данила взял за привычку читать мне по телефону свои новые опусы. К сожалению, он начал увлекаться японской поэзией и упрямо переводил все, что прорицал, в стихотворную форму. После двух-трех прослушек прорицаний о всемирном голоде и андронном коллайдере в форме хайки я бросала трубку, едва услышав его голос.

И что это мне сейчас вспомнилось? Да просто настойчиво вертелась в голове строчка из того самого порванного пророчества, которое уже принесло нам пользу пару раз.

Кровавый камень — вот покров.

Под версию с рубином вампиров это, вроде бы, подходило, так что оставалось найти только строчку в рифму. Я как раз собиралась сказать об этом Веславу, но тут эта строчка всплыла в памяти без всяких подсказок.

— Но явит лик…

— О, Господи! — прошептал алхимик, приподнимаясь и бледнея.

В остальных будто молния ударила, а вот я такой его реакции не удивилась.

Просто он тоже вспомнил ту самую строчку.

Глава 11. Проблемы с паразитами
— Чума Миров.

Я выговорила это, когда стало очевидным, что Веслав пока не может говорить. Йехар немедленно обогнал по бледности алхимика.

— Не может быть, — выдохнул он. — Это…это…

— Это очень страшно звучит, — подсказал Эдмус, которого слух не подвел: как только начало обсуждаться что-то существенное, шут оказался рядом.

— Ну, нет, это гадко! — не согласилась Бо, которая тоже на слух не жаловалась. — Это же такая болезнь, как простуда, но только хуже?

Да уж. Хуже.

Я вцепилась в пальцами в мокрую траву, чтобы этот солнечный и живой мир перестал раскачиваться вокруг меня. Два одинаково встревоженных и перепуганных лица — алхимика и рыцаря — все еще плыли перед глазами. Сам факт того, с кем придется сцепиться, подействовал как удар по голове кирпичом.

Еще два лица в это время выражали легкое недоумение.

Надо бы им объяснить. Рассказать. Почему молчат Веслав и Йехар? Они же лучше меня все знают. Или молчат именно потому, что знают?

— Чума Миров, — я прикрыла глаза и представила строчки учебника по темным существам и артефактам. — Иссушитель, или…

Тут я замялась. Никогда не могла заучить все эти латинские определения.

— Daemon desertus, — подал голос Веслав.

— Кто говорит про десерт? — с надеждой справилась Бо.

Пришлось сделать вид, что я ее не услышала.

— Да, спасибо… дух пустыни или пустынный демон. Один из самых страшных паразитов за всю историю миров.

— Стихийный глист? — поинтересовался Эдмус. Даром, что он зубоскалил: слушал-то очень внимательно.

— Сорняк.

Я не стала опровергать. Все-таки Веслав подобрал очень точное выражение.

— Существо, — уточнила я. — Паразитирующее в мирах, насыщенных магией. И уж если в какой-нибудь мир мистическим образом заносится его зернышко…

Строчки учебника, которые плыли у меня перед глазами, были сухими, но я не смогла продолжать.

— Оно появляется ниоткуда, — заговорил сам Йехар. — Нам доводилось слыхать, что посылается Высшими Силами в наказание какому-либо миру, якобы за грехи. Попав, куда следует, Иссушитель годы и годы тихо впитывает в себя силы людей, находящихся рядом с ним. Он запасает их впрок, чтобы однажды явиться пред всеми в своем чудовищном обличье и чудовищной же мощи…

— Идет своеобразное накопление энергии, — повторил Веслав то же самое, но в своем духе. — А хотите — сравните это с ядерной реакцией. После добора до критической массы…

И он руками изобразил живописный грибочек от взрыва.

— Оно бабахнет? — удивилась Бо.

— Нет. За сутки-другие оно выпьет девяносто процентов этого мира.

— Что?!

Ну вот, Эдмус уже проникся серьезностью ситуации. Осталось убедить в ней Бо.

— Энергетически. Чума Миров втянет в себя энергию жизни всего, что есть здесь: людей, деревьев, воды… После этой твари здесь останется, — для наглядности я повела рукой, — да ничего тут не останется. Бесплодная пустыня. А там, где роща — там будут торчать сухие стволы и валяться перышки от птичек.

Все посмотрели в указанном направлении так, будто и впрямь боялись увидеть вместо рощи сплошные сухие стволы. Потом опять на меня — настороженно.

Да я просто все как есть описала!

— После этого Иссушитель заляжет в спячку. Жизненный цикл завершится, он опять станет всего лишь зернышком… и будет ждать еще много тысяч лет, пока в мире опять не расплодятся люди, не вырастут деревья, не появится магия…

Бо смотрела на меня, приоткрыв рот.

— Зачем? — наконец спросила она.

На ответ у меня не хватило фантазии. Мы изучали историю и сущности темных существ, а не их психологию.

— А для него это естественно, как для человека — съесть ужин и лечь поспать, — ответил Веслав. — Природа такая.

Эдмус потер переносицу. Шут, ставший полководцем, ёжился как от сильного ветра.

— А у этого… Иссушителя… У него стихия-то есть?

— Он не принадлежит к стихиям, — отозвался Йехар медленно, — но пользуется поддержкой любой из них, когда ему будет угодно. Его сила чудовищна. Он видит умы насквозь…

— Я тоже так умею, — обиделась Бо.

Веслав тряхнул головой и отмерил между пальцами расстояние чуть меньше сантиметра. Потом ткнул пальцем вверх. Видимо, так он пытался изобразить разницу между способностями Бо и мощнейшим телепатом вроде Иссушителя.

— Ну, не может же быть он… или оно… страшнее всего войска моонов! — постарался ободрить нас Эдмус. — Конечно, я со своей стихией еще не совсем освоился, но если надо будет…

Веслав затряс головой с таким ожесточением, будто пытался привести в порядок мозг посредством взбалтывания.

— Иссушитель — это тебе не мооны, — раздраженно заметил он. — Хоть они и владели тьмой, но были полными тупицами. А эта тварь — и умная, и хитрая, и всего навалом. Кстати, мы вас не просветили, что она выглядит как человек? В смысле, воплощается в образе человека и остается в нем до того самого момента… ну, перед обедом.

Перед глобальным таким обедом. Лицо Эдмуса позеленело еще больше.

— А-а, это может быть кто угодно! — возликовала Бо. — А давайте поиграем в загадочки. Давайте угадаем, кто он!

Мы будем угадывать, а Йехар будет ходить и своим клинком упокаивать тех, на кого пало подозрение. Иначе — интересно, как? Чуму Миров можно уничтожить, только пока она в человеческом облике. Если твари вдруг надоест скрываться, и она примет истинное обличье — можно сразу искать в рюкзаке белые тапочки.

И подарить их этому миру.

Йехар и Веслав за время моих раздумий уже успели донести информацию до остальных. Йехар между тем прибавил:

— Единственное, на что мы можем надеяться — по мере созревания Чуме Миров все сложнее скрывать свою истинную сущность. Иссушителю нужно нечто, что может отвести глаза, скрыть, придать ложный облик…

— Как рубин вампиров?

— Очевидно. Но, — Йехар чуточку помолчал, однако все же решился, — я все еще не верю, что это может быть именно Иссушитель. Да, алхимик, я понял. Тела, которые мы видели за это время… все эти исчезновения и смерти в деревнях… говорят за это. Но предположить такое…

Он заметил, что мы смотрим на него с удивлением и недоверием и заключил со вздохом:

— Ну что же, будем надеяться на лучшее… а готовиться к худшему. И все-таки, мнится мне, Далларе лучше пока не знать о том, что мы открыли. Как и ее отцу…

— …и брату, да и вообще, всем, с кем мы познакомились, — подхватила я согласно. — Арка ведь нас не просто так высадила неподалеку от замка?

— Думаешь, Иссушитель…

Я развела руками. В последнее время изображать невинность у меня получается всё лучше.

Йехару, конечно, такая версия пришлась совсем не по нутру. Кому приятно, когда где-то рядом с твоей любимой девушкой ошивается паразит, который готовится попросту слопать этот мир и которого судьбы оного мира совершенно не волнуют (если мне не изменяет память, в учебнике было сказано, что Иссушители не испытывают человеческих чувств, а только искусно их имитируют). Светлый странник даже вскочил на ноги, готовясь защищать свою Даму от очередной напасти, но совладал с собой и проговорил:

— Полагаем, нам нужно спросить совета.

Веслав хмыкнул и опять растянулся на траве.

— У самого домина или кого из его придворных? Или здесь есть неподалеку специалист по Иссушителям?

— Здесь есть неподалеку специалист, — это слово далось рыцарю не без труда, — по всему. По правде говоря, это моя кормилица.

— Прелестно, — сказал алхимик, глядя в небеса, — теперь мне придется знакомиться с ордой твоих родственничков. Сперва кормилицы, потом набежит толпа двоюродных бабок — только поворачивайся — и если все они будут такими же, как ты, мне никакое сердечное не поможет.

— Тебе вообще только могила поможет! — вспыхнул Йехар, хватаясь за меч.

Мы с Эдмусом обменялись безнадежными взглядами. Эти двое умудрятся поцапаться даже на вершине извергающегося вулкана. И уже стоя по щиколотку в лаве.

— У тебя есть кормилица, это как крестная фея, да? — осведомилась Бо восхищенно. — О-о, а она добрая, да? И она тебе помогает?

— Дарит хрустальные туфельки твоего размера? — помогал Эдмус, который успел все же пробежать у меня на квартире книжку сказок и очень ею воодушевился. — Отгоняет от тебя этих… злых мачех?

— Ну… она просто старая женщина, которая любит уединение, — помедлив, отозвался Йехар, но мне показалось, что он как минимум не договаривает, иначе с чего бы нашему рыцарю прятать глаза? — Это не слишком далеко…

Что именно странник не договаривал — нам довелось узнать очень скоро.

* * *

— Знаешь, Йехар. Я как-то понимаю уединение немного по-другому.

Уверена, на моем месте так сказали бы девяносто девять человек из ста.

Путь к небольшой избушке, которая расположилась непосредственно рядом, извиняюсь, с местной свалкой, где нам бывать еще не приходилось, был загорожен воинами.

— Ну, она не любит, когда ее тревожат, — пояснил рыцарь. Он с интересом изучал оружие в руках противника. Мечи, пики, кинжалы. Почему-то Йехара все это приводило в хорошее расположение духа. Глэрион воодушевленно пылал алым и по временам вспыхивал оранжевым.

— А я не люблю ее тревожить, — мужественно призналась Бо, которая вторую минуту пыталась спрятаться за Веслава. — Тебе надо больше есть, Веслав, меня же все равно видно!

Эдмус же с самого начала решил, что на всю эту вооруженную братию его уникальной стихией любви воздействовать бесполезно, и сам себя перевел в группу моральной воздушной поддержки.

— А может, «Горгоной» их, да и… — начал Веслав. Замолчал. Озадаченно хмыкнул.

Воины, которые медленно надвигались на нас, не были живыми. Они представляли собой плотно спрессованные, составленные вместе по образцу человеческой фигуры… кучи бытовых отходов. Здесь были какие-то тряпки, битое стекло, камни, птичьи перья и остатки продуктов. У одного вместо носа очень находчиво торчал хвост ящерицы. Хвост крутился и извивался во все стороны, значит, эти человеческие болванки были сформированы недавно. Может, как только мы подошли сюда.

А вот мечи у них были настоящими. И хотя они не очень страшно смотрелись в руках ребят, у которых вместо глаз — яичная скорлупа, а в волосах — местные цветочки, но холодное оружие как-то обязывало собраться, и… минуточку, где Йехар?

— Я сам! — крикнул рыцарь, делая шаг навстречу противнику. Спокойный, размеренный шаг, а за ним последовал спокойный, размеренный бой. Несмотря на всю его скорость.

Для Йехара это был не предел. Я редко видела его в настоящем бою, но видела, и теперь он дрался едва ли в одну десятую возможностей. Попросту рубил «мусорным чурбанам» головы как кочаны капусты. Красиво. Эффектно. Девчонки обычно при таком зрелище в фильмах приоткрывают губы и издают душераздирающий вздох, который обозначает: «Ах, какой мужчина, какой мужчина, а мой-то Шурка только пиво сосать да в стратегии рубиться может…» И звучит это…

— А-а-ахххх!

Спасибо, Бо. Проиллюстрировала.

Хотя в фильмах победитель обычно не стоит после финальной битвы по колено в, извиняюсь, горелых помоях.

— Я столько раз говорил ей, чтобы она использовала для стражей что-нибудь не такое мерзкое, — Йехар тщательно отряхивал длинные ноги. — Но она утверждает, что местных это отпугивает лучше…

— Какой дивный аромат, — Эдмус облизнулся и молниеносно выдернул из ближайшей кучи подгоревший хвостик ящерицы. Сама ящерица, чудом спасшаяся от сожжения, выглянула из-под тряпья и поглядела на Эдмуса с ненавистью. Но связываться не стала.

— Где аромат? — Бо, посмотрела на спирита почти с такой же ненавистью. После своего эффектного вздоха была занята тем, что закутывала нос в надушенный платочек.

Дверь избушки тем временем распахнулась настежь, и что-то огромное, черное и блестящее рванулось навстречу рыцарю с отнюдь не дружелюбным предупреждением:

— Зачем сюда б ты ни проник — сражу тебя своей рукой!

И в воздухе сверкнул клинок, который был шире, длиннее и, наверное, тяжелее Глэриона.

— Я сам! — повторил Йехар ненужное предупреждение. Не нужно оно было потому, что наша группа оцепенела, рассмотрев это самое большое, черное и воинственное.

Им оказалась женщина.

Удивительных размеров — нет, в питерских магазинах одежды для полных еще и не такие экземпляры попадаются, но ее размеры были удивительны в сравнении с избушкой, откуда она выскочила. Избушка была раза в полтора больше ее самой или что-то в этом роде, так что спала она в ней, наверное, стоя.

Затем, эта женщина была черной, а вся ее одежда, несмотря на стоящую на дворе солнечную осень, состояла из обширной набедренной повязки и такого же обширного лифчика, причем и то и другое было сделано из отменной парчи. Это несколько портило впечатление а-ля «дикарка из племени тумбо-юмбо», в остальном же оно оказывалось верным. Бусы на груди, ритуальные татуировки на щеках… кровожадность…

— Нгур — моя кормилица! — крикнул нам Йехар между звоном клинков.

— О-о… — отозвались на это мы, не зная, как реагировать конкретнее и не надо ли помочь.

— И мой учитель по мечному бою!

— А-а…

По крайней мере, это объясняло то, что мы видели. Глэрион и второй клинок ударялись друг о друга с пугающей частотой — и меч Нгур не плавился от пламени Глэриона. И все бы ничего — но противники перемещались с равной скоростью. Честное слово, видеть, как этакое черное «облако в штанах», то есть, пардон, в парчовой набедренной повязке с кровожадным визгом носится по кучам мусора в бою лицом к лицу со светлым странником — это…

— Я ее боюсь, — сообщила мне Бо придушенно из-за платка.

Если в аду захотели бы выдумать муку для Отелло — ему преподнесли бы вот этакую Дездемону. Обновленный и существенно усовершенствованный вариант.

Черная огромная фурия тем временем как-то извернулась и… вышибла из рук Йехара меч!

Веслав — и тот уронил челюсть, и сделал это совершенно безмолвно, в то время как я выдала пораженное: «Вах!» — наверное, от потрясения вспомнив о своих несуществующих южных корнях.

Странник не растерялся, увернулся от следующего удара, протянул руку — и Глэрион послушно лег в ладонь сам, а в следующую секунду уже Йехар вышиб клинок из рук своей кормилицы. Та довольно хмыкнула и полезла в мусорную кучу, чтобы вернуть оружие.

— Мой выкормыш и ученик нарушил нынче мой покой! — заметила она низким, почти мужским голосом и вылезла из кучи, сжимая меч обеими руками. Потом сгребла Йехара в объятия и крепко расцеловала, к ужасу Бо. — Дружина с ним! Пылает меч! О чем вести ты хочешь речь?

То, что она говорила стихами, мы уже приняли как само собой разумеющееся. В конце концов, мы в средневековом мире, а здесь стихи не слагают только алхимики. Потому что это им не положено по Кодексу.

Эдмус и тот как-то что-то настрочить пробовал. Но Йехар после того, как спирит прочитал ему пару строчек, схватился за сердце и попросил не насиловать его чувство поэзии.

Впрочем, Нгур сочиняла не потому, что на нее действовала романтика средневековья. Будь ее воля — она бы всю жизнь разговаривала прозой, но как только она открывала рот — изо рта лезли рифмованные строчки. Это нам было пояснено уже после того, как нас пригласили зайти в помещение.

Отказываться было невежливо, и пришлось на практике узнать, что такое «как селедки в бочке». Шесть человек набились в хижинку, которая и хозяйку-то вмещала с трудом. Я оказалась прижатой к стене, на которой были развешаны веники каких-то трав, Веслава затерли в угол, Эдмус расположился на потолке — словом, все устроились, кто как мог, а вот Бо сразу заявила, что лучше погуляет по помойке. Блондинка не слишком хорошо себя чувствовала в замкнутых пространствах, как и Виола. К тому же Бо, видно, серьезно опасалась черной кормилицы — ну, и совершенно напрасно, потому что Нгур оказалась существом довольно безобидным и многое в жизни повидавшим.

— Тот, что привез из дальних стран — смеясь, заклятье, наложил….

— А вы?

— Недолго тешился тиран — и жить-то он недолго жил. Кровавой выдалась заря — клинок он мне доверил зря…

Пожалуй, насчет «безобидным» — это я поторопилась. Кстати, бой был честный. Решил вельможа показать свою удаль на арене с мечом против толстой негритянки.

Мало-помалу, продвигаясь от одной рифмованной строчки к другой, мы все же узнали историю Нгур целиком или почти целиком. Оказывается, ее продали в рабство как диковинку, с маленьким сыном на руках. Вскоре после того, как она — кстати, женщины ее племени мастерски владели клинками, а ее хозяин об этом знал очень смутно — вырвалась на свободу, ребенок не вынес перемены климата. Сама Нгур тогда и познакомилась с родителями Йехара — единственными, кто не принял ее за демоницу из-за внешности — и осталась при их доме сначала как кормилица, потом как нянька, а после смерти и отца, и матери рыцаря от какой-то местной заразы — осталась его единственным родным существом. Возле дворца она поселилась уже после того, как ее воспитанник стал начальником стражи, и жила себе в уединении, перебиваясь знахарством по местным деревням. А что случалось с тем, кто сам решался нарушить покой Нгур — это мы уже видели. Даже если вы пройдете через мусорных зомби (особая магия тех самых странных дикарей, которые так мастерски пользуются мечами) — тогда вам навстречу с клинком в руке выскочит сама хозяйка, и уж тут всё. Маскируйтесь под кучку мусора, и то остается надеяться, что Нгур вас не обнаружит, потому что для нарушителей своего покоя она придумывала чудовищно изощренные мучения, вроде просьб сесть за стол (уже страшно, поскольку за этим столом приходилось скрючиваться в три погибели) и отведать что-нибудь из блюд ее родной кухни. Впрочем, если кому-то действительно нужна была ее помощь, она никогда не отказывала.

— Великий дар — в сердцах читать и видеть сущее без глаз, — она ободряюще похлопала Йехара по руке. — Смог с молоком его впитать, но твой — отличен в сотню раз… Ну, полно языком трубить! С чего хотят меня убить?

Йехар приподнялся из-за стола, приложившись головой о макушку Эдмуса… Я от изумления провалилась куда-то за веники и не сразу оттуда нашла дорогу. Нгур приподняла густые брови, наблюдая за нашими лицами.

Да, не зря она нас встретила отнюдь не хлебом-солью…

Кормилица, как выяснилось, жила на военном положении. Попытки ее ненавязчиво устранить начались, как только Йехар убыл защищать от нечисти иные миры, а пару месяцев назад особенно участились, но вот же — не имели успеха. Маги, наемники и воины — не могли убить одинокую пожилую женщину, живущую на свалке. Помимо всего прочего, Нгур обладала каким-то сверхъестетственным даром предугадывать опасности, и чаще всего убийцы просто не заставали ее дома. Между прочим, она в шутку пожаловалась нам, что каждый раз после них так трудно убирать…

Словом, старушка держалась молодцом, хотя и понимала прекрасно, что охотиться за ней не перестанут, поскольку у охотников есть какой-то резон.

— Там, во дворце — то бой, то пир и что со мной им — все равно, — пожала она плечами (говорила уже и раньше, что даже Даллара сюда не заходила два года, но, как мы поняли, кормилица и Дама всегда не очень-то друг другу нравились). — Но зло явилось в этот мир: кристалл, что создан мной давно, пылает алым много лет. А алый — это смерти цвет.

Я заметила, как нахмурился Веслав, что-то царапнуло память… ладно, потом подумаю. Самое важное: Йехар наконец осмелился рассказать о питерском пророчестве, о встрече с Ёорой, Камне Крови и… не о Чуме Миров. Может, сам не был уверен, а может, думал, что не нужно нервировать кормилицу, так или иначе, но нервировать и не пришлось, Нгур обо всем прекрасно догадалась сама.

— Принес ты мне дурную весть, — говорила она, задумчиво следя за тем, как я пытаюсь выпутаться из вязанки душистых веников, — Кровавый камень — вот покров… Так притаился, значит, здесь голодный живоглот миров. И не узнать его лица, — она стукнула тяжелым кулаком по столу. — Скорей уйдите из дворца!

Эдмус вовремя завязался на потолке в немыслимую фигуру — иначе его макушка опять получила бы увесистый удар от повторно вскочившего странника. Покинуть дворец в такое время — ну, и ладно бы дворец, пусть его Исссушитель слопает и не подавится — покинуть Даму! Спирит шепотом попросил небеса вразумить рыцаря, чтобы он не выхватил клинок в запале. В таком узком помещении, обвешанном травами (и шутами-полководцами отчасти) дело могло закончиться трагически.

Нгур тоже приподнялась из-за стола (в домишке стало еще теснее, хотя это и казалось невозможным) и принялась развивать свою мысль, время от времени ударяя ладонью по столу. Так она старалась дисциплинировать Йехара.

— Чума Миров страшится вас: Дружина ей умерит прыть… Подальше от дворцовых глаз старайтесь лик ее раскрыть! — Йехара это явно не убедило, и Нгур, саданув по столу уже кулаком, добавила с досадой: — Когда ж поймешь ты наконец… Не будет вас — целей дворец!

А вот о том, сколько народу может ухлопать Иссушитель, если он вдруг возжаждет добраться до наших скромных персон — мы как-то не подумали. Пока что все было локально, а дальше? Ведь оно будет — это «дальше»?

Йехар протиснулся мимо стола и понуро направился к дверям. По пути он пробормотал, что подумает, и Нгур ответила на это одобрительным кивком. Она еще долго стояла на пороге своей хижины, почти заслоняя ее собой — опиралась на свой клинок и смотрела нам вслед, будто провожала куда-то.

— Ой, как вы долго там были! — подскочила к нам на почтительном отдалении от свалки Бо. — А она вам что-нибудь сказала? А почему вы такие все хмурые и задумчивые — ну, подумаешь, какой-то червячок в мирах завелся? А пошли во дворец отдохнем, если нас не попытаются там убить?

Йехар ускорил шаг — кажется, решил дать крюка через Горький Родник. Я напоследок еще оглянулась — Нгур так и стояла на пороге, но мне показалось, что смотрит она не на воспитанника.

Рядом со мной повел плечами, отворачиваясь, алхимик.

** *

Если сразу же после разговора с Нгур мы были твердо уверены, что насчет переезда из замка — это не самая хорошая идея, очередная попытка нашего тотального устранения, совершенная прямо на следующее утро после разговора с кормилицей, эту нашу уверенность поколебала.

На сей раз всё было невесело. Нападавшими оказались дети.

Просто дети, даже едва ли стихийники. Но их снабдили мощнейшими стихийными амулетами — и тот, кто снабжал, объяснил, как этим пользоваться.

Металл и земля. Когда на тебя начинают рушиться стены замка, а со всех сторон летят вилки, ложки и подсвечники, а сражаться нужно с двумя пацанами и девчонкой, и всем от десяти до двенадцати — поневоле спросишь себя, зачем ты попал в этот мир.

Щит я держала, сколько могла. Потом почувствовала, что сил начинает не хватать.

— Ольга, уходи! — крикнул мне заметивший это Йехар. — Веслав, а ты не встревай!

Мудрое решение. Алхимик по природе своей менее всего был склонен к милосердию. Но прекословить не стал: так можно и на прямой приказ нарваться. Ушел.

Вместе с ним мы потом сидели в соседней комнате — в той самой трапезной, потому что атака на сей раз пришлась на покои Йехара. Смотрели на подрагивающие стены и слушали выкрики — голоса призывников. Мы не беспокоились особенно: амулеты были мощными, а умения ими пользоваться — никакого, и если бы не нужно было бы в этой ситуации обойтись без жертв — мы бы не беспокоились вовсе.

— Виола! — наконец прозвучало из-за стен. — Давай!

Потом грянуло рычание пантеры, а после установилась относительная тишина.

И вслед за этим — детский рев…

Дружинники появились минут через десять. Собственно говоря, появились Йехар и пантера, Эдмуса почему-то не было, но странник в ответ на мой вопросительный взгляд кивнул через плечо назад, на свои полуразрушенные покои.

— С ними.

Выглядел он скорее задумчивым, хотя человеку, которому пришлось пару минут назад сражаться с детишками, положено было бы быть мрачным или хоть потрясенным.

— Вот спасибо, что выставил, — ядовито заметил алхимик, который упорно не желал смотреть на рыцаря и делал вид, что разбирает свитки. — Я-то как раз думал: какой яд тут лучше пойдет, быстрый или медленный.

Йехар не ответил, а в следующую секунду перед Веславом на стол тяжело бухнулся Глэрион. Свитки алхимик успел убрать в последний момент.

— Гляди, — приказал Йехар.

Потом отошел шагов на пятнадцать и пристально уставился на меч. Веслав поднял глаза и почтил таким же пристальным вниманием лицо самого странника.

— На что?

Йехар чуть качнул головой и протянул вперед руку. Меч насмешливо замерцал в ответ — неровно, будто в нем случилось короткое замыкание. Запахло паленым деревом. Веслав отодвинулся на стуле подальше.

Рыцарь сделал два шага вперед — и клинок, ярко вспыхнув, перенесся к нему в руку сам.

— Раньше, — проговорил Йехар, — я мог призвать его с двадцати шагов. Теперь он не всегда повинуется. И всё время беспокоится.

Алхимик встал из-за тлеющего стола, предоставляя заниматься пожаротушением мне.

— Я сегодня с утра тоже противоречивый аж жуть, — хмыкнул он. — У тебя раздрай с твоей второй половиной? Ничего, кроме успокоительного предложить не могу.

— Это предупреждение! — повысил голос Йехар. — Глэрион никогда не волновался по пустякам, и если тебе не встречались подобные случаи в Книге Миров…

От двери кхекнул Эдмус. Спирит брел в клубах пыли, похлопывая крыльями и явно воображая себя каким-то духом тумана, и не мог допустить, чтобы такое появление осталось незамеченным.

— Смех, да и только, — исключительно оптимистичный тон представлял собой прямой контраст словам. — Это ж сколько нам придется выдумывать версию того, что там случилось? Стены-то стоят крепко, а кроме стен да потолка ничего, считай, и не осталось. Но я — за то, чтобы спихнуть все на Бо. Скажем, что она волосы пересушила, или там… прыщ на носу вскочил, посмотрела на себя в зеркало, впала в ярость…

— Арррр! — пантера, которая только-только собиралась вздремнуть у ног Йехара, подскочила, бросила на шута гневный взгляд и кинулась к ближайшему зеркалу удостоверяться, что с носом все в порядке.

— Нгур была права, — заговорил Йехар. Он сел и теперь бессознательно полировал рукоять Глэриона, — нам придется покинуть дворец. Эти покушения все разрушительнее, и пострадать теперь можем уже не только мы… Лагерь придется разбивать где-то в окрестностях. На открытой местности, под защитой охранных чар у нас будет больше шансов уцелеть, а значит, и…

Гм, вычислить Иссушителя, так, что ли? По принципу «большое видится на расстоянии»? И что мы с ним сделаем, даже если вычислим — мы же понятия не имеем, как эту тварь убить…

Веслав закивал с подозрительной сговорчивостью. Небось, надеялся принять участие в наведении защиты — но его кивки тут же и сошли на нет, когда Йехар обратился к Эдмусу:

— Скажи, эти несчастные дети вели себя точно так же, как остальные нападавшие?

— Вроде той служанки, — ответил спирит. Он не терял времени и уже успел просунуть голову черед отверстие в столе, прожженное Глэрионом. Отверстие спирит расширил когтями. — Сначала все эти крики о том, что они нас всех ненавидят и что нам не жить, ну, мне-то это привычно, Ифирь меня так иногда в шутку еще и сейчас приветствует… А потом — хлоп, и они ничего не помнят. И ревут — хором, между прочим, а что у дяденьки спирита сейчас головка лопнет — это им все равно. Я их спровадил — как дойти домой они помнят… Хотите, говорящая голова предскажет вам следующий вопрос?

— От меня не пахнет дохлой кошкой? — озабоченно спросила появившаяся Бо, сводя на нет все предсказания. — Ай, Эдмус! Куда все остальное подевалось?

Мы оставили их упиваться интеллектуальной беседой. Разговаривать со спиритом, когда у него начинали так блестеть глаза, равно как и с Бо, когда она увлекалась внешностью, было делом равно бесполезным. Тем более что наш рыцарь решил нас порадовать логическим умозаключением.

— Возможно, это не Иссушитель.

Веслав, который все последнее время прижимал к груди свитки здешнего архива, уронил дюжину на стол — целиком накрыв голову Эдмуса, к вящему ужасу Бо («Ай, он же задохнется!»)

— Эти покушения, — продолжил Йехар тем тоном, каким он зачитывал нам катрены из сонетов, посвященных Даме. — Возможно, эти внушения — действия Чумы Миров, а может, нашей смерти хочет еще кто-то.

Жаль, у меня не было в руках чего-то, что можно было уронить на чужую макушку. Я могла только размахивать верхними конечностями, но уж делала это от души.

— Йехар, что хотят — это не новость. Но кто во дворце может обладать такими способностями внушения, как не…

— Алхимик. Алхимик, владеющий рецептом эликсира подчинения.

Оставалось додумать, правильно ли я растолковала подозрительный взгляд в сторону Веслава.

Похвально: о профессоре алхимии Зелхесе Йехар как-то не подумал.

Услышав подобную выкладку, Веслав подскочил на месте и уронил все оставшиеся свитки, естественно, на то же самое место. Веко алхимика дергалось так, что казалось — он игриво подмигивает, но уж мы-то знали…

— Эликсир подчинения не дает таких эффектов! — выдал он, для пущей наглядности выхватывая из кармана флакончик того самого эликсира. — При контакте с ним у человека всего лишь создается комплекс послушания…

— Всего лишь? — процедил Йехар сквозь зубы. Я, припомнив поведение водителя, который подбрасывал нас до Питера, тоже метнула на алхимика мрачный взгляд.

— …вплоть до раболепия и преклонения, — он открутил колпачок и помахал им. — Всё это будет замкнуто на единственного человека, точнее, на того, кто применял эликсир, однако человек сохраняет собственные чувства!

— Ой, я уже не понимаю, — пробормотала Бо, которая только что закончила спасать спирита из-под груды свитков и теперь страдала из-за того, что ее подвиг в веках остался неоцененным.

Нас прервал стук в дверь. После того, как Эдмус ее распахнул, за порогом обнаружился наследный домин Стэхар.

— Йехар! — простонал он, протягивая руки.

После чего упал на колени и низко поклонился.

— Так понятнее? — тут же осведомился у Бо шут.

Глава 12. Проблемы на охоте
На таком достижении, как поклон Стэхар не остановился. Он выдал еще один — на сей раз как следует приложившись лбом о плиты пола от усердия. Глухой звук, прокатившийся по залу, слегка привел нас в чувство. Побелевший от ярости Йехар первым делом повернулся к алхимику, озадаченно созерцавшему наглядное подтверждение своих слов.

— Это не я, — заявил Веслав, пряча пузырек. На всякий случай он еще и отступил на пару шагов, потому что глаза рыцаря горели почти как его клинок.

Домиций тем временем тоненько завыл и принялся сотрясаться в рыданиях. Он разогнулся, но легче от этого не стало: теперь ему с чего-то вздумалось проковылять к Йехару и обхватить его ноги. Что он и сделал, заливаясь слезами.

— Оюшки, — выдохнула Бо. Скорее всего, она имела в виду перекошенное лицо Йехара. Странник по мирам буквально замер от омерзения, словно пожилая дама, которая обнаружила жабу в своем блюдце для варенья — и выразительно растопырил скрюченные пальцы, как будто собираясь их от чего-то отряхивать. Хотел что-то сказать, но в горле булькнуло.

— Он говорит, что его штаны всегда к вашим услугам, — немедленно помог Эдмус.

Стэхар услугами не замедлил воспользоваться. Спрятав лицо в брюках рыцаря, он принялся рыдать, по временам истерично икая и выкрикивая невпопад:

— Йехар… я знаю… ты же не оттолкнешь меня в такой час… мы же были друзьями… ну, или не были… только не отталкивай меня…

К омерзению на лице рыцаря мало-помалу начал прибавляться ужас, он окинул нас взглядом, как бы умоляя сделать хоть что-то.

— Кто бы мог подумать, что ты так… м-м… популярен, — с чувством изрек Эдмус, глядя, как наследник престола размазывает сопли по сапогам нашего странника. — Интересно, это… семейное?

— Прошу тебя! — заголосил Стэхар. — Ты должен быть милосердным, прости меня, прости, только не оттал…

Взгляд Йехара, ставший уже отчаянным, сместился на нас.

— Подлецом он мне нравился больше, — заметила я, изучая проливающего слезы парня.

— Какие нравы у этой вашей знати… — протянула блондинка.

— Веслав!! — это было что-то вроде крика души. — Сделай… что-нибудь!

Алхимик тщательно собрал лоб складочкой и закатил глаза, изображая вдохновенного мыслителя.

— «Антиамур»? — произнес он наконец.

Стэхар издал полный придушенного отчаяния звук. Йехар явственно разрывался между потребностью пристукнуть ехидного алхимика и отцепить от себя домиция, который теперь почтил пристальным вниманием колени рыцаря и что-то слезливо лопотал в них. Кажется, он даже поочередно обращался к левому и правому. Поглядев на него единожды, рыцарь мигом поднял взгляд с выражением легкой дурноты на лице. Ясно было, что прикоснуться к бывшему врагу его не заставит никакая сила.

— А ты прибей его, — посоветовала триаморфиня, пожимая плечами. — Ну, немножко тресни кулаком по голове, может быть, тебе самому легче станет? А еще ты можешь Глэрион достать — ты же помнишь, почему он горит, да?

— Я… и так… стараюсь… не вспоминать, — процедил Йехар, пытаясь отступить назад мелкими шажками. Куда там — Стэхар волочился за ним, вцепившись, точно клещ. Но извлечь меч, даже чтобы его испугать — не шутка. Едва ли тогда сам рыцарь сможет остановить свой клинок…

Алхимик наконец смилостивился (или скорее просто учел запах гари, доносящийся от ножен Глэриона и слова Йехара о нестабильности клинка), пару раз обошел вокруг Стэхара и заявил:

— Не-а, не подчинение. Может, конечно, его Зелхес приворотным напоил… — Йехар пошатнулся, — но с какой стати Зелхесу привораживать наследника к твоим, извини меня, штанам? Сдается мне, он к нам по другому вопросу, что он там бормочет? — Стэхар тем временем продолжал свой трагический рассказ, теперь адресуясь попеременно то к штанам, то к сапогам. — Ну, ну, внятнее!

Стэхар на секунду оторвал свое заплаканное лицо от грубой ткани.

— Она преследует меня! — выкрикнул он и снова жадно присосался к штанам рыцаря.

Бо почесала бровь.

— А ты говорил, что они эталоны мужества? — переспросила она.

У Стэхара хватило сил, чтобы пояснить:

— Она преследует меня своей любовью! Ик! — и его лицо опять скрылось в коленях рыцаря. Тот тут же окаменел.

— Она? — переспросил он опасно тихо. — Далла…

— Нет! — протестующе вытянул руки Эдмус. — Тихо! Или ты напридумываешь себе такого, что сам побежишь рыдать в пальто Веслава, вот зрелище будет! Сделай милость, ты уж перестань всюду видеть тень своей Дамы, или кроме нее во дворце одни мужчины?

Действуя не по-своему четко и последовательно, он отцепил рыдающего наследника от Йехара и подпихнул под него пуф.

— Оставь Йехара и его сапоги в покое, будь добр… Спасибо, Ольга, — он поймал в воздухе мой носовой платок и прижал его к лицу Стэхара с такой силой, будто хотел задушить наследничка. — Веслав, успокоительное!

Алхимик явственно заколебался, поглядывая то на Стэхара под носовым платком, то на странника, который с неподражаемым выражением на лице созерцал свои штаны, хранившие четкий мокрый отпечаток лица недруга.

— Обоим! — разрешила я сомнения Веслава.

Странник свою дозу проглотил как автомат. В Стэхара успокоительное вливал шут, который эту процедуру проделал с акробатической ловкостью. Вскоре всхлипывания стали на порядок реже, а еще через полминуты наследник смог говорить.

— Тилкида, — выдохнул он для начала. — Это всё она…

Мы переглянулись. Та самая веселая подружка принцессы? Ну… а что в ней такого? Кроме, конечно, плохого вкуса, раз уж она выбрала своим суженным Стэхара.

— Недавно она заявила мне, что влюблена, — опасливо косясь на дверь, докладывал тем временем наследный домин, — и собирается стать моей женой…

И он уставился на нас, как бы приглашая разделить с ним ужас. Но мы опять-таки не видели здесь ничего страшного. Может быть, кроме излишне завышенных амбиций. Но ведь Стэхар даже не первый наследник…

— Ну… — с натугой и как бы через силу выдавил Йехар. — Она ведь знатного рода…

— Рода?! — взвизгнул домиций и попытался подскочить, но его удержала нежная рука блондинки. — Я… я женился бы на последней крестьянке, но это… это не женщина, это бешеная самка дракона!!

При всем моем воображении, мне показалось, что такое сравнение несколько притянуто за уши.

— Стоит мне взглянуть при ней на другую девушку, — домиций опять начал заикаться, — как она уже тут как тут, катается по полу, визжит, ломает себе руки и кричит, что сейчас пойдет к Зелхесу за ядом…

— Для себя? — с профессиональным интересом вставил вопрос алхимик.

— И для меня, и для любой девушки… — размазывая по лицу слезы (и не только), сообщил местный сердцеед. — Но не это страшнее всего! Она не дает мне ни мига побыть одному, все время где-то поблизости, а недавно… — тут голос его начал опять становиться невнятным, — недавно я узнал, что она уговорила отца на наш брак! И придворные согласились с его решением, и теперь… теперь она преследует меня, говоря, что пора назначить день помолвки, а все с этим согласны, и все мои друзья… Йехар, умоляю, помоги…

Тут он сделал попытку сползти опять на пол и еще немного полобызать сапоги рыцаря, но тот с завидным проворством отпрыгнул.

— Нервные они тут какие-то, — отметил алхимик, задумчиво глядя на домиция.

Уж кто бы говорил, честное слово…

Стэхар опять принялся рыдать, твердя, что больше ему пойти не к кому, и вообще, он просит прощения за все и сделает что угодно тоже, и будет хорошим, только бы его не подвергали этой мучительной пытке — женитьбе. Йехар опять разрывался надвое. Как у рыцаря Йехара, который по здешним меркам всего два года назад упал с проткнутой грудью, у него ответ уже был готов соскочить с губ. Как светлый странник, он не имел права отказывать тому, кто напрямик просил его помощи.

К тому же Стэхар, каким бы интриганом он не был, все еще оставался братом Даллары, которого она любила по непонятным для нас причинам.

За Йехара, к счастью, решила Бо. Видно, поняла, что рыцарь намеревается молчать мучительно долго. А блондинка по понятным причинам не любила долгие размышления.

— Мы тебе помогаем, а ты больше не гоняешься за этой… короной, — безжалостно предложила она.

Домиций с выражением крайнего удивления на лице вполз опять на стул.

— Короной?

— Медальон домина, — расшифровал Йехар, справившись с голосовыми связками.

Стэхар с сомнением потрогал свой собственный медальон — тот был гораздо меньше, чем у его папы.

— Мертвому мне не нужен будет его медальон, — признался он наконец и хлюпнул носом. — А как вы мне поможете? Я предлагал Зелхесу переворожить ее на кого-нибудь, но он отказался…

— В таком случае и с такой девахой сгодился бы разве что «Маниум», сильнейший из приворотных, — пробормотал в сторону Веслав. — Интересно, откуда его набраться Зелхесу?

Йехар тем временем уже почти раздумал помогать врагу своему, но тут Эдмус предложил:

— «Антиамур», и посчитаем, что Веслав с самого начала был прав.

Разве что с выбором жертвы малость ошибся.

— Зелхес ничего не говорил о таком снадобье, — удивился домиций, загораясь некоторой надеждой. — Ох, это она… спрячьте меня куда-нибудь!

Никто из нас не успел открыть рот или предпринять еще что-нибудь, а сын местного правителя уже сноровисто схоронился под шкурой медведя неподалеку от камина. Почти в ту же секунду в комнату без стука заглянула Тилкида, которую он безошибочно опознал по звуку шагов.

— Вы здесь? — удивилась она, и от ее голоса по всему помещению сразу пошли флюиды энергии. — А все ищут вас за пределами замка… доминесса хотела пригласить вас на конную прогулку по окрестностям!

Йехар рядом со мной встрепенулся с надеждой. Веслав, которому не дали лишний раз подчеркнуть свое превосходство над дворцовым алхимиком, помрачнел и уставился на девушку, как ветеринар — на потенциально больную овчарку.

— А домиций Стэхар не заходил? — осведомилась Тилкида. — Мне говорили, он шел куда-то в этом направлении…

Шкура, мелко дрожа, медленно поползла подальше от голоса. Эдмус, непринужденно улыбаясь во все клыки, наступил ей на хвост.

— Заходил, конечно, но ушел пять минут назад, — с невинными глазами отовралась Бо. — М-м… прогулка? Охота? Может, вот на таких?

И она как следует пнула шкуру — это было предупреждение в ее стиле. Слабое «ох!», которое донеслось в ответ, удачно заглушил мой зевок.

— А-а, ну это кто попадется. Ксахар будет тоже, — добавила она и состроила гримаску. — И кое-кто из малого двора… А что говорил Стэхар?

— Говорил, что мечтает взять вас в жены, — выпалила я, не раздумывая ни секунды. Тилкида даже слегка подпрыгнула от восторга.

— Уй, да неужто?

— И что мечтает провести с вами каждую секунду жизни, — заверила я. На самом деле мне было немного неуютно от фанатичного восторга в глазах девушки. Под шкурой тем временем обозначилось протестующее движение, своевременно устраненное Эдмусом и Бо.

Йехар, которого упоминание о сопернике спустило с небес на землю, кашлянул и заметил:

— Он приходил к Веславу.

Тилкида воззрилась на алхимика с любопытством и некоторой опаской.

— Я по свадьбам спец, — заявил тот, авторитетно выпячивая челюсть. И никакого стеснения по поводу чудовищной лжи на его лице не возникло. — Анима… алхима… тор. Ну, там, чтобы гостям было весело и… вообще.

Договорил он с долей неуверенности, которая для категоричного алхимика могла считаться весомой. Что-то сомнительно, чтобы Веславу раньше приходилось бывать на свадьбах. Разве что до того, как он подался в алхимию.

— Нужно кое-что обсудить, — добавил Веслав, перехватывая на себя инициативу. — Имею в виду, это не срочно, но…

Уловка, а также и безразличие на лице Веслав сработали, как часы: одержимая невеста тут же заверила, что прогулка вполне может обойтись и без нее — если, конечно, у алхимика найдется для нее время, и что обсудить она готова все на свете, и прямо сейчас, и еще и в деталях. Алхимик закивал в знак согласия — ничего не понимаю, у него что, «Антиамур» так и был с собой? Насколько помнила я, раньше Веслав таскал в карманах только самые необходимые смеси, а этот эликсир был прост в изготовлении, и при наличии компонентов его можно было смешать даже в походных условиях.

Впрочем, нелепой кажется мысль, что наш холерик решил налакаться подобного сам или напоить кого другого. Уж очень мало в это верится после чтения Кодекса — чересчур нерационально.

Итак, мы оставили Веслава в компании восторженной Тилкиды и слабо подрагивающей шкуры на полу. А то Йехар уже сообразил, что судьба подарила ему отменный шанс повидаться со своей Дамой, и из умудренного опытом рыцаря тут же превратился в пылкого влюбленного из тех, что орут серенады под окнами и влезают по веревочным лестницам в эти самые окна. Нас он буквально утащил за собой к конюшням и нетерпеливо топтался вокруг все время, пока нам подбирали лошадей.

Конная прогулка по окрестностям оказалась гибридом пышного выездного пикника и такой же пышной охоты. Наследники домина и толпа придворных и слуг рассаживались по лошадям. Вся эта орава двигалась с подобием организации по окрестным дубравам и лесам, время от времени располагаясь на перекус или делая передышку в виде убийства какого-нибудь ни в чем не повинного оленя. Менестрели между тем (куда ж без них!) услаждали всех, кого могли поймать, своим пением, попутно распугивая дичь. Рыцари под шумок пытались прочесть своим дамам свежесочиненные сонеты в их честь. Словом, Веславу очень повезло, что он остался в замке, ибо, пробыв на этом мероприятии хотя бы полчаса, он попросту бы взорвался от ярости. Я нравом алхимика не обладала и к тому же была лучше воспитана, а потому вознамерилась прокиснуть со скуки и не скоро, а культурно, часика через два с половиной.

В принципе, обычный светский раут, только на лошадях… Спасибо еще, пока не прикончили никакого зверья, боюсь, этого я не смогла бы вынести. Йехар ехал рядом со своей Дамой, тихонько светясь от удовольствия, Бо ехала возле рыцаря и доминессы и не очень страдала о том, что нет Тилкиды. Время от времени она активно улыбалась молоденькому менестрелю, тот каждый раз пунцовел и ронял свою лютню, или на чем он там играл. Один раз даже свалился с лошади — это развеселило Бо еще больше.

Эдмуса не было. Это нервировало, как будто у меня ампутировали ненужный, но родной орган. Тень спирита время от времени мелькала над головой, но он курировал нас с небес молча. Хотя тому же Ксахару как-то излишне часто падали на головы шишки. Может, спирит был к этому как-то причастен?

А дичи не встречалось. То есть, совсем, и я краем уха уловила одну-две жалобы егерей на то, что какая сейчас охота? Лис и то не наловить, чтобы специально выпустить…

— Совсем нет дичи? — осведомилась я, подъезжая поближе. На меня посмотрели хмуро и недоверчиво и заявили, что медведи еще попадаются, но настолько редко, что стали почти музейной ценностью. После того, как я спросила, давно ли здесь такая оказия, егеря дружно принялись плевать и ничего не ответили. Наверное, недавно.

И ведь дело не обязательно в Иссушителе и в том, что в последние годы он наверняка активно продвигался в фазе зрелости. Может, тут трава для оленей плохая или отсутстсвуют важные звенья в пищевой цепочке… И птицы, может быть, поэтому поют, но слишком быстро перелетают с дерево на дерево…

Я вдруг поняла, что мне хочется видеть вокруг себя как можно больше людей. Или хоть… дружинников, потому что после наших миссий едва ли нас можно отнести к нормальным людям. Словом, что угодно, но только не быть в стороне от всех.

Такое ощущение, что на этой прогулке мы были дичью.

Даллару и остальных мне удалось отыскать с некоторым трудом: каким-то образом они удрали от бдительных глаз Ксахара и теперь наслаждались вполне свободной беседой, правда, я им здорово обломала кайф: при виде меня доминесса почему-то примолкла. Кажется, даже поглядела с опаской, неужели у меня было такое грозное лицо?

— Лес здесь точно хранит угрозу, — заметила она так, что у меня не осталось ни малейших сомнений: сменила тему. — И еще меня тревожит отсутствие Стэхара, вы не знаете, где он может быть?

Мое воображение живо нарисовало оскаленную медвежью шкуру, медленно ползущую в угол от Даллары.

— Как знать, — отозвался сдержанный Йехар. Он поглядывал на свои штаны, еще не до конца просохшие после того, как наследничек решил в них поплакаться. — Он может строить против вас очередные козни…

— Не нужно так, — надтреснутым голосом отозвалась Даллара. — Он еще молод и глуп… как знать, может, он образумится со временем. Но я беспокоюсь за него: он в последнее время так странно себя ведет!

Йехар поискал глазами того, с кем можно было бы многозначительно переглянуться, но под взгляд подворачивалась только Бо. Многозначительность была не по ее части. Я кашлянула, и рыцарь с облегчением обернулся ко мне.

— Домин, кажется, тоже, — закинула я пробную удочку. — И Ксахар немного…

— Не говорите об этом человеке! — выдохнула доминесса, сжимая поводья. Я послушно перестала, а Йехар бросил на свою Даму исполненный нежной грусти взгляд. Она ответила суть примерно тем же и сделала невольное движение, как бы хотела взять его за руку.

Ксахар, который отыскал нас как раз в этот момент, едва ли обрадовался этому зрелищу.

— Йехар! — рыцарь и доминесса вздрогнули и мигом приняли исходные позиции. Ксахар протолкался сквозь кусты орешника − вельможа был без лошади и силился сохранять независимый вид. — Я счастлив, что нашел тебя.

А с виду что-то непохоже. Даллара тихо охнула и подалась вперед, почувствовав угрозу, но Ксахар, словно понял, что его будут сейчас останавливать — и затараторил скороговоркой:

— Если ты не трус — мы встретимся с тобой на Большом Турнире, меч против меча, Хэймах против Глэриона — и пусть небеса решат, кто достоин жить боль…

— Принимаю вызов, — так же быстро выпалил Йехар, который взглянул на нас с Бо и сообразил, что останавливать будут теперь уже его. Противники переглянулись и от всей души испустили удовлетворенные вздохи. Даллара готова была расплакаться.

Я тоже.

Бо уже хлюпала и подвывала — она раньше всех поняла драматичность ситуации.

— Я пришлю тебе официальное уведомление, — свысока бросил жених доминессы. И это несмотря на то, что смотрел он на нас снизу вверх!

— Даллара, — Ксахар насупил в меру густые брови и отвесил полный глубокого почтения поклон. — Вы не окажете мне честь…

Но судьбе неугодно было, чтобы Ксахару в этот день оказали хоть какую-нибудь честь. Неизвестно откуда раздался дикий рев, и на поляну вихрем вымахнул всамделишный медведь — видно, один из тех самых редких, уцелевших.

Ксахар мужественно устоял и схватился за меч.

А наши лошади показали себя так, будто медведи для них были гораздо большей редкостью, чем для здешних егерей: с диким ржанием они рванули в разные стороны. Йехар так и не успел вступиться за жизнь своей дамы: вступаться за чью-то жизнь верхом на взбесившемся коне, который еще и тащит тебя в противоположном от Дамы направлении — верх акробатики, к которому рыцарь оказался не готовым, несмотря на все свои скитания.

Но нашелся человек, которому повезло еще меньше: мой жеребец взбрыкнул задом и рванул в свою сторону уже без меня, я же ласточкой пропутешествовала по воздуху и приземлилась на что-то такое движущееся, мохнатое… кусачее?!

— А-а-а-а-а!!! Блохи! — проявила я себя наподобие Бо, скатываясь с медведя и покидая того в настоящем культурном шоке. Бедняк на какое-то время застыл и присел на задние лапы, Ксахар, сколько я могла видеть, вообще остолбенел не хуже медведя, но потом потряс головой, героически взмахнул мечом…

— Стой, с-с-с-скотина!! — непонятно, к кому относилось это восклицание, но Ксахар его принял на свой счет и замер повторно, а медведь решил, что это не о нем, и загалопировал в олешник, а на поляне появился задыхающийся алхимик с пузырьком в руке. — Сто-ой… ух… раз поганка, два поганка, три поган… Ольга?!

Я, лежа на траве (подняться после кульбита со спины зверя так и не успела), смотрела на алхимика такими вытаращенными и немигающими глазами, какие встречаются только у людей, умерших от чрезмерного стресса. Знать не хочу, что он подумал, если в секунду оказался возле меня в позиции девы над умирающим воином (на коленях, корпус лирично наклонен) и изо всех сил затряс за плечи, повторяя «Очнись! Черт, не может быть!».

— Веслав, я не труп! — возмутилась я в ответ на подобное обращение. — Но у меня сейчас мозги в черепе взболтаются в гоголь-моголь, если ты хоть еще немного…

Алхимик тут же меня выпустил и уселся на траву рядом, бессильно вытирая лицо рукавом.

— Гад патентованный, мухомор ему в… глотку, — простонал он. Я осмелилась приподняться, понимая, что речь не обо мне. — И как он нас нашел, не по запаху же? А вы сами хороши: потащились в чащу, как…

Я скосилась на Ксахара, до которого медленно доходило, что его Дама в опасности, а на поляне — Веслав. Как только до жениха дошло окончательно, мы с алхимиком остались вдвоем.

Сидели и пытались отдышаться, спина к спине, как воины после боя. Какая-то сорока у нас над головами то ли трещала, то ли заливалась смехом над этой картиной.

— Это был Иссушитель в ином облике? Да? Ты за ним гнался?

— Это было воплощение тупости этого мира, сам домиций Стэхар… непосредственно перед осенней линькой.

— Погоди, я что-то не понимаю. Тилкида?..

— В порядке, куда ж ей деться. Ненавидит бывшего любимого и носится по всему дворцу с какой-то первой попавшейся под руку саблей. Жаждет доказать ему, что именно он загубил ее молодость…

— А Стэхар?

Алхимик пожал плечами и махнул рукой в том направлении, в котором унесся медведь — я с трудом успела увидеть жест.

— С ревом носится по лесу на четвереньках, чемпион по бегу по-пластунски… Что ты смотришь? Шею вывихнешь! Когда сработал мой «Антиамур», а Даллара начала вопить, как она ненавидит домиция, этот болван сдуру пополз туда — сам не знаю куда, и его, конечно, занесло в комнату, где я развернул походную лабораторию. Спросить бы еще, как этот домиций мои блокировки обошел… Ну, а в лаборатории он, понятное дело, стукнулся башкой о столешницу так, что на него вывернулась половина эликсиров со стола, то есть не на него, а на шкуру, которую он так с себя и не снял. Имеем то, что имеем: гибрид домиция и медведя, сдошего непонятно когда.

Он встал, озадаченно почесал бровь и развернул плечи так, будто собирался выдать что-то с претензией на историчность, но сказал только:

— И я ж был уверен, что не ставил туда «Бестиавенун»!

Ксахар слегка высунулся из кустов — оказывается, он покинул нас не до конца — и довольно вежливо поинтересовался, можно ли поговорить с алхимиком по-мужски. Веслав и я (хотя я-то при чем?) отмахнулись от него нетерпеливо.

С нас уже хватило сегодня разговора с одним местным мачо.

Пора было в очередной раз спасать то ли мир, то ли нас, то ли самого мачо, которому ничего хорошего не могло принести пребывание в медвежьем облике посреди охоты. Особенно если Йехар все же решит постоять за свою возлюбленную — интересно, а рыцарь хоть расстроится, когда обнаружится личность «медведя»?

А если вдруг егеря спустят собак…

— Я могу и тебя тоже вызвать на турнир! — запетушился нам вслед Ксахар, но на него никто не обратил внимания. Мы шли по следам, точнее, по следу: по разнесенному в щепки кустарнику и по лошадиным следам одновременно. Веслава больше интересовал кустарник, меня — следы копыт, потому что я догадалась, что преследовать скачущего на четвереньках домиция нам на своих двоих вряд ли улыбается.

Попутно я успела выяснить, что Веслав понятия не имеет, что делать с домицием, в том случае, если мы его найдем.

— Вех же его знает, что там на него вылилось! Главное, башкой в лабораторный стол… есть снотворное, а есть яд — это если не будет других способов…

— Способов?! Он хотя бы в сознании или…

— Да понятия не имею. Бегает так, будто нет, хотя…

Я остановилась, сообразив, что все равно догнать зверя будет трудненько, потом поразилась собственной недогадливости, плюнула и коротко-призывно рявкнула в небеса:

— Эдмус!

Небеса отозвались легким птичьим щебетом. Алхимик оценил идею и подключился:

— Эдму-ус!

Хотя что это мы. Разве на него такое когда-нибудь действовало?

— Убью, зараза!!! — мы выдали это в два голоса и от души, и спирит предстал перед нами как по щучьему велению, хотя и немного не так понял наши намерения, потому что с налету сгреб меня в охапку и попытался героически заслонить собой, частя на ходу:

— Это вот не надо, совсем не надо, вы у нас вдвоем не сахар, но вот убивать вам друг друга рано, потому как поводов нет, потому как вот двадцать лет в браке — это повод, а вы еще молоды и невинны, и…

— Заканчивай дурить, Эдмус! — я все еще пугала себя собственной манерой говорить. Уж слишком она была похожа на Веслава. — Нужно срочно найти…

— Крики вот там, — тут же покладисто показал направление спирит. — Только что услышал, хотел посмотреть, а потом подумал, что вас спасать важнее.

Разумеется, не успел он опустить руку, как крики донеслись совсем с другой стороны. И не только крики — еще и какой-то рев. Или не какой-то, а тот самый. Медвежий рев, который издавала человеческая глотка.

В общем, алхимик мигом сунул спириту пузырек со словами:

— Это на медведя, пулей туда! — и Эдмус унесся в небеса. Я же тем временем успела рассмотреть кое-что обнадеживающее: из-за ближайших деревьев, понуро кивая головой и вздрагивая, ко мне направлялась совершенно свободная лошадь. Грех было не продолжить прогулку.

Редкий момент, когда двое из Дружины, тем более я и алхимик, мыслят синхронно. Веслав перехватил лошадь под уздцы и вскочил в седло, как бывалый кавалерист, потом помог влезть мне. Надо будет поинтересоваться: а есть ли в Кодексе список того, чему алхимиков не учат?

Оказывается, их не учат выбирать легких путей!

Оставалось только диву даваться покорности лошади, которая радостно ломилась через пожелтевшие кусты и лавировала между деревьями — и отнюдь не спокойной рысцой, на которую я успела в самом начале смутно понадеяться. Мы даже проскакали с полсотни метров по мелкому дну ручья, разбрызгивая воду — по принципу «танки грязи не боятся». Я ритмично подскакивала на лошадином крупе позади алхимика, не забывая в чисто женском ключе время от времени влезать с советами вроде «сейчас направо» или «не задави ёжика, он не виноват» — которых, понятно, никто не слушал.

— Да кто тебя учил лошадями управлять? — не выдержала я после особенно эффектного подскока, когда мы перемахивали через поваленное дерево. Алхимик с нервным смешком отозвался через плечо:

— А я талантливый самоучка. И вообще, ты меня за рулем трактора не видела!

Тут я содрогнулась и больше не возникала, даже когда ветвь какого-то вяза больно задела по лицу. Только молча надеялась в небеса, что алхимик вообще хоть чем-то управляет…

Впрочем, мы поспели к месту действия вовремя. Действие как раз было в разгаре: разъяренный домиций в медвежьей шкуре готовится сожрать пару-тройку дам из свиты Даллары, дамы и не думают трогать с места лошадей, стоят и вопят красивым трехголосьем, бело-розовая пантера заняла позицию обороны, заслоняя дам, а егеря, которые уже вырисовываются на горизонте, готовятся стустить собак.

И да, еще мы каким-то образом поспели раньше, чем спирит со снотворным. Не знаю, было ли это заслугой Веслава и его навыков верховой езды, но вот вам факт: когда мы эффектно прибыли на помощь, Эдмуса поблизости не было видно.

Снотворного тоже, и когда я поняла, каков может быть ход Веслава в следующий момент — я начала действовать сама, не дожидаясь помощи.

Труднее всего было прицелиться с лошади, я смазала первый холодовой удар, взвыла пантера, и какая-то дама вылетела из седла — я угодила прямо по ее коню. Второй пришелся в цель, медведь замер на секунду, и я довела дело до конца вторым пассом. Главное было не заморозить домиция целиком, а только сковать холодом медвежью шкуру — «Пельмень», одно из заклинаний щадящей боевой магии. Остановит противника, но не убьет и не покалечит — так написано в учебнике, так что осталось уповать на авторитеты.

Алхимик скатился с лошади, оставив меня в довольно шатком положении, и занялся подбегавшими собаками — всего-то повел в их сторону куском сухой деревяшки, а псы затормозили, заскулили и поползли обратно к хозяевам.

Визг несостоявшихся жертв приумолк. Стонала та, которая вылетела из седла по моей милости — и ко всему честила меня не совсем приличными для дамы словами. Кто-то из егерей помог ей подняться.

— Какой ужас, — тихо послышалось за нашими спинами — Даллара прибыла почти одновременно с нами. — Я спешила на крики… кто-нибудь пострадал? Я говорила Ксахару, что нужно устроить просто прогулку… где Йехар? Вы целы?

Она обращалась преимущественно к Веславу, после его кивка спешилась без посторонней помощи и поспешила к пострадавшей мимо «медведя», на которого почти и не взглянула. Тот, несмотря на заморозку, пытался еще пошевелиться. Веслав начал поиск в карманах, сопровождая его тихими эпитетами в сторону спирита, но тот уже показался из-за деревьев сам, с очень довольным видом:

— Готово дело, ребятушки! — потом его взгляд упал на шкуру, и брови у Эдмуса подскочили. — Ничего не понимаю… а кого ж я тогда усыпил?

Только спирит с его везением мог в этой не очень густой роще наткнуться на второго медведя — настоящего. Ладно, хоть успешную охоту обеспечил. Веслав фыркнул и протянул руку за пузырьком, который спирит держал в руке. На дне еще оставалось немного усыпляющего.

— Зелхес и дворцовые маги снимут с брата эти зловещие чары, — подходя к нам, заметила Даллара вполголоса. — Нужно только доставить его во дворец, вы ведь поможете нам? Хоть вы уже и сделали сегодня многое…

В ответ на наши взгляды, доминесса продемонстрировала вымученную улыбку:

— Ну конечно, я его сразу узнала. Во-первых, он сразу погнался за мной. Во-вторых, рычал, чтобы я ему отдала медальон. А Йехар… он не с вами? Моя лошадь избавила меня от опасности, но нам пришлось разделиться…

О Ксахаре или о том, что случилось с ее братом, она не спросила, видно, сочтя темы не приоритетными. Зато сподобилась на еще один тревожный вопрос, кивая на наше с алхимиком недавнее средство передвижение.

— Это лошадь Нотхара, менестреля. Где он сам?

Мы переглянулись и пожали плечами.

— Мертв, — послышался мрачный голос.

Йехар подошел незаметно и бесшумно, как подобает светлому страннику. Своего коня он вел в поводу.

— Это там, — он мотнул головой туда, куда раньше указывал Эдмус, говоря о криках, — и никаких следов, от чего он умер. Следов нет вообще.

Мы знали, что это может обозначать. Иссушитель или следовал за нами незаметно, или был на охоте.

Во дворец мы возвращались без всякого подобия триумфального шествия. Три тела плыли рядом с нами по воздуху, конвоируемые Бо и стихийником, который затесался среди егерей. Храпящий медведь и храпящий домиций в шкуре медведя отчасти могли составить друг другу компанию, а молоденький и неподвижный менестрель с застывшим недоумением на лице из этой компании резко выделялся.

И если я могла думать, что хуже на обратном пути уже ничего быть не может — так это я по молодости и глупости.

Мы успели дойти до контура валунов, окружавших дворец, когда Веслав остановился, пропуская конных дам, и вполголоса, но с отменным выражением произнес:

— Я тут припоминаю, Ксахар говорил о вызове на какой-то турнир…

Глава 13. Проблемные ночёвки
Вроде бы, все шло как по маслу.

Мертвого менестреля похоронили. Нас утешили тем, что песни он создавал, прямо скажем, не шедеврические, так что и потеря невелика. К тому времени, как мы вернулись в замок — Тилкида все еще полагала Стэхара своим смертельным врагом, так что домиций нам теперь был по гроб жизни обязан за свое чудесное спасение…Самого Стэхара Зелхес и дворцовые маги привели в себя за час, правда, он ничего не помнил кроме удара головой о какую-то твердую поверхность.

Еще мы нашли место для ночевки, на самом краю рощи, так, чтобы виден был дворец. И еще алхимик разговаривал шепотом. Словом, не жизнь — малина земляничная.

Шепотом Веслав начал разговаривать через полтора часа после того, как узнал, что Йехару брошен вызов на поединок. Сами понимаете, эти полтора часа алхимик провел отнюдь не в смиренном молчании. Его реакция была столь бурной, что Стэхар, который заявился к нам поблагодарить за избавление, а заодно уж пригласить меня или Бо на вечерний осмотр достопримечательностей, не успел даже всунуться в дверь, как передумал вообще показываться в этом страшном месте. Если Иссушитель был в замке и захотел бы вдруг узнать мнение алхимика о рыцаре — ему бы не понадобились телепатические способности. Требовалось лишь слегка напрячь слух.

Йехар вынес все эпитеты в свой адрес с пугающим спокойствием. Затем в вящей заботе о связках нашего холерика произнес вполголоса:

— Говори тише — и это наш приказ как Поводыря.

Нашим ушам была дана передышка. Чутко уловив, что сейчас будет что-то интересное, мы подтянулись из своих покоев, где собирались для переезда на стоянку на открытом воздухе.

Алхимик, совершенно багровый, застыл посередь трапезной, вознеся сжатые кулаки в потолок в патетическом жесте. Мечтательный Йехар примостился поближе к огню, листая томик сонетов одной рукой, второй поглаживая лезвие нервно вспыхивающего Глэриона. Они могли бы составить прекрасную иллюстрацию к закону диалектики о единстве и борьбе противоположностей.

— Ты забыл запретить мне двигаться, — наконец выдал алхимик. Самый страшный шепот, который я когда-либо слышала, честно.

— Потому что мы уверены, что ты не будешь делать глупостей, — странник перевернул страничку. — Веслав, к чему этот спектакль? Тебе же наплевать, убьют нас или нет, а кого убьем мы — тебе наплевать еще больше.

Он заговорил без обычной своей возвышенности, что с ним случалось достаточно редко. Алхимик опустил кулаки и посмотрел на него так, будто пытался передать мысли телепатически.

— Ай, ты разве умеешь? — тут же схватила Бо у меня из-за спины.

— В случае с Эдмусом ты волновался меньше, — прибавил Йехар, не обращая внимания на взгляд алхимика. — Несмотря на то, что ему предстоял неравный бой, нам же…

— В случае с Эдмусом поблизости не разгуливал Иссушитель, — огрызнулся алхимик, но вяло и как-то по инерции. — А бой был лицом к лицу, и если ты всерьез полагаешь, что женишок Даллары выйдет против тебя сам на этой арене — это…

— Ксахар не отличается умом и мастерством, но блюдет традиции, — пожал плечами Йехар.

Веслав махнул на него рукой как на безнадежно больного.

— Он — да, — это было сказано едва слышно и не нервно, а задумчиво, себе под нос. — Верни мне голос.

Йехар так и поступил, но перед этим осведомился с подозрением:

— Ты ничего не скрываешь? Если у тебя какие-то догадки…

Алхимик посмотрел на него оценивающе. Потом мотнул головой. Солгал, разумеется, но что-нибудь из него вытянуть так и не удалось ни в замке, ни на новой стоянке, где мы расположились в тот же день и весьма комфортно. К искренней радости Даллары, которая полагала, что на свежем воздухе нам будет безопаснее, чем в замке, и неявному расстройству некоторых остальных личностей.

Даллара навестила нас после первой ночи под открытым небом — ночь прошла спокойно и тихо, хотя, может, это потому, что мы часовых выставили — с самого утра. Она шла, скрываясь за деревьями, поэтому подошла не со стороны замка, а выскользнула тенью из рощи, на опушке которой мы разбили лагерь. Я еще и глаза-то не успела как следует продрать, как услышала через полусон потусторонний голос доминессы:

— Я не слишком рано? — и достаточно вежливый ответ Веслава, который глаз не смыкал всю ночь:

— Нет, доброе утро. Что это горит в замке?

— Ваши покои.

После чего я, конечно, подхватилась, глаза протерла… и точно — над замком висело дымное марево. Мы вовремя переехали.

Бо и Эдмус продолжали безмятежно выводить рулады носами, Веслав присел у костерка, грея руки, а Йехар, как и я, вскочил, услышав голос Дамы, шагнул ей навстречу… и крепко приложился обо что-то невидимое, но осязаемое, лицом.

— Что за черное чародейство?! — возопил рыцарь возмущенно, пытаясь проткнуть преграду Глэрионом. Ненормально искрящее лезвие как ни в чем не бывало отскочило от невидимой стены.

Алхимик тихо чертыхнулся, вскакивая на ноги. Подошел к Йехару, сыпанул какого-то порошка и убрал в сторону один из маленьких плоских камней, которыми был окружено ложе рыцаря. Багровый Йехар сделал шаг вперед, сверля Веслава исполненным воинственности взглядом. Ну, конечно — унизили на глазах у Дамы. Веслав, который был холериком, а местами психопатом, но не был непонятливым, благоразумно посторонился.

— Что? Это? Такое?! — каждое слово звенело, как удар клинка о клинок.

— Защитный алхимический контур, — буркнул алхимик и увеличил дистанцию еще.

Я приподнялась, поискала взглядом, но никаких камней вокруг себя не обнаружила. Веславу с чего-то придумалось заключить в заточение только рыцаря.

— Зелхес никогда не упоминал о подобном, — со слабой тенью любопытства отметила Даллара и обратила на алхимика трогательный взгляд. — С вашей стороны столь благородно защищать с помощью своего мастерства своих товарищей. Теперь я вдвойне спокойна за…

Йехар окончательно онемел, а алхимик выдавил кривое подобие улыбки. Не сомневаюсь, он прикидывал, что ждет его после того, как доминесса удалится от лагеря.

— Менее всего я нуждаюсь в твоей защите, —Веславу, можно считать, повезло, Йехар решил разъяснить ситуацию на месте. — И если ты еще раз посмеешь…

— Не говори так! — призвала Даллара, нервно заламывая руки. — Этот пожар… вызов Ксахара… неужели ты думаешь, что тебе дадут выйти на арену… откажись от боя, умоляю! Пусть лучше я выйду за него, чем…

Йехар покачал головой. Вид у него был такой, будто он все понимает, но ничего не возьмет назад. И то сказать, чертов закон чести ему и не позволит отказаться: вызов был брошен при свидетелях, светлые странники Йехар и Глэрион выйдут на арену…

— Неужели никто не может сказать тебе… повлиять…

Даллара в отчаянии оглядела наши скудные ряды, как бы выискивая того, кто мог бы вызваться на такой геройский поступок. Веслав удачно притворился, что не видит ее умоляющего взора. Эдмус и Бо с удвоенной страстью принялись высвистывать носами классическую симфонию двух закипающих чайников.

Оставалась еще я, и от меня доминесса дождалась вполне авторитетного ответа: печального покачивания головой. Даллара уронила голову на грудь и проговорила прерывающимся голосом:

— Я так надеялась на твое благоразумие…

Эдмус удивленно присвистнул, но тут же вернулся в нормальный ритм сна.

— Берегите себя.

На этой, особенно болезненной ноте, доминесса развернулась и скрылась между деревьев. Йехар не пытался ее останавливать или пойти за ней следом, хотя, судя по подрагиванию рук и угасающему Глэриону, который он так и держал, рыцаря обуревали чувства.

— Вы тоже, — наконец с опозданием дал он ответ, который его Дама уже не могла слышать.

— Мы могли бы ей сказать, — заметила я, сама удивляясь тому, как неохотно произношу слова. — Насчет Иссушителя. Чума Миров телепат и в любом случае наверняка уже знает, что мы в курсе.

Йехар меня вряд ли услышал. Невидящими глазами он смотрел на свой клинок, и этот взгляд нельзя было назвать слишком дружелюбным.

Если бы не ты… Это читалось без всякой телепатии.

Но светлый странник Йехар, хотя и был созданием, склонным к рефлексии, умел иногда дать своим чувством достойный выход.

— Алхимик, — начал он, резким движением посылая меч обратно в ножны. — Вернемся к твоей выходке с контуром. Если я еще раз…

Впервые, наверное, за всю свою жизнь, темный алхимик Веслав задумался о правильности принципа «что посеешь, то и пожнешь». Примерно через полтора часа разноса, который ему учинил светлый странник.

Причем, я подозревала, что Йехар так кипятился не из-за контура и даже не из-за боязни показаться слабым перед Дамой.

Скорее уж из-за того, что взгляд, который алхимик послал вслед Далларе, был… словом, к Кодексу он не подходил совершенно!

Так или иначе, а запрет на контуры Йехар наложил. Словом Поводыря, так что извернуться и нарушить алхимик бы не рискнул. Правда, ни дерганности, ни паранойи в Веславе от запрета не убавилось: следующие три дня он вел себя так, будто постоянно ожидает нападения, двадцать раз посылал Эдмуса на облет территории (местные были в панике), вдобавок я была совершенно уверена, что алхимик не спит по ночам. Это притом, что мы всегда выставляли часовых.

— Ты бы весь лагерь этим контуром обнес, — подколола я его как-то во время своего дежурства. Молчаливое присутствие алхимика действовало на нервы, и так перенапряженные ожиданием неизвестно чего. Веслав оторвался от блокнота — он постоянно что-то писал и переписывал, и скомканные обрывки бумаги находились потом в самых неподходящих местах — и ответил раздраженно:

— Где мне столько крови набраться?

— Крови?

— Крови. Контур — защита надежная, но требует жертвы. Широкомасштабный — жизни. В средние века алхимики, чтобы обеспечить полную безопасность жилищ, иногда выбирали из числа прислуги…

— Спасибо, я лучше «Холодок» на защиту поставлю.

И продолжила сидеть и прикидывать — как бы оказаться подальше от алхимика. Возле него и его блокнота только что воздух не искрил. Спасибо ещё — он был полностью поглощён своими… расчётами, что ли?

Так что можно было рискнуть, потихоньку отползти с полянки в темноту рощи и побродить по кустам при свете месяца. Выставив перед собой слегка подрагивающие руки и прислушиваясь ко всякого рода подозрительным шорохам по кустам.

Шорохов было в достатке. Очень может быть, это местные белки занимались бухучетом ценностей на зиму. Ну, или злобный Иссушитель робко прятал тело толстое за кустик, подползая к потенциальным противникам по всем правилам разведки.

Вроде бы, внутреннему голосу стоило ожить и посоветовать мне быть благоразумной и не гулять по местным рощам по ночам. Дудки. Внутренний голос гаденько нашептывал, что ничего страшнее раздраженного Веслава мне на этих тропках встретиться не может.

Еще немного — и алхимик начнет на людей кидаться. Хуже. Еще немного — и на людей кидаться буду я. Потому что этот разговор трехдневной давности — или что это еще могло быть? — поселил у меня внутри будто сжатую пружину. Все меньше удается выслушивать словечки Веслава просто так — начинаю в ответ огрызаться.

Этак еще или я влуплю по нему заморозкой, или он меня отравит. Конечно, если я не приведу нервы в порядок. Или если меня не сожрут местные ночные белочки, страдающие обостренной любовью к полуночному бухучету.

Потому что вон в тех кустах шорох какой-то особенно подозрительный. Просто почти из разряда «ты нашла себе приключения на то, чем размышляешь большую часть времени».

Ну что ж — если там Иссушитель, то ему очень и очень не повезло. Говорят, водные стихийники склонны медленно, но верно доходить до точки кипения. И тогда уж — мама не горюй.

Не пробовала — но вот кто-то сейчас очень даже узнает, что такое для «топильщиков» − спустить пар.

Опасности коварно шуршали из темных кустов и не слышали, что к ним подкрадываюсь я.

Шорох повторился, становясь чем дальше, тем более зловещим. И насыщенным. К шуршанию кустов начали добавляться какие-то отвратительные причмокивания, словно там кого-то не совсем эстетично пожирали. Если там все же вампиры, а Ёора нам соврала…

С лицом, горящим негодованием, я засунулась в кусты с размаху.

И ровно через три секунды из кустов высунулась, тоже с горящим лицом, но совсем по иным причинам.

А вслед мне несся испуганный женский шепот:

— Что это было?

Кажется, я помешала домицию Стэхару праздновать свое выздоровление и освобождение от Тилкиды на вольном воздухе. А может, он зря выбрал столь экзотичное место. Ладно, сейчас главное — быстро отступить, и свидетелей у этого конфуза не будет…

Я бодро развернулась на носках и лоб в лоб столкнулась с алхимиком.

— Какого черта?! — закономерно рявкнули мы вдвоем, а из кустов, столь же закономерно донесся протяжный испуганный и разочарованный визг на два голоса. Мы на него ненадолго отвлеклись, но потом решили вернуться к проблемам более насущным.

Оказалось, нам давно нужно было выговориться.

— Какого лешего потащилась сюда одна среди ночи?!

— Мало ли, какого лешего я… В кусты, спрашивается, отойти нельзя, не доложившись всем и каждому?! Спрашивается, а почему ты ходишь за мной по пятам?

— Как будто вас можно на десять минут отпустить, а после — найти живыми!

— Соломки решил подстелить? Только не уверяй, что о нас трясёшься — сдаётся мне, тут больше заботы о твоей драгоценной алхимической шкурке, тебе ведь без нас вернуться не светит, а?

— В лагерь. Живо.

Вроде бы, пора бы уже привыкнуть к этому тону… только вот ни черта что-то не получается.

— Забыл добавить — «к ноге». Иди ты… в лагерь, Веслав, а? Сделай мне бесценный подарок — подари десять минут без тебя, найди дело… выдохни, я не знаю: ничего ж страшного. Если кого из нас сожрут — заделаешься дворцовым алхимиком. Будешь варить дворцовые яды и называть их в честь доминессы — раз уж ты здесь только с ней вежлив.

Точка кипения, кажется, завела не туда. Нет, то есть взгляды Веслава логически никак иначе не расшифровывались, но вслух-то, спрашивается, зачем?!

Кусты зашуршали так, будто двое людей срочно уползали по ним подальше в чащу. Тишина наступила такая, что если поблизости были какие-нибудь злоумышленники — они наверняка остановились и закрестились. Нехорошая, предгрозовая тишина.

— Мне вот только интересно, что ты скажешь Йехару, — продолжала я, решив, что выход только один из двух: я умру или я не умру в ближайшие пять минут. — Вроде как это его Дама… или вызовешь его на дуэль — алхимическую, как это ты по Кодексу рассказывал? Или, может…

— Не зарывайся, светлая.

О-о, вот это плохо. Опасно спокойный голос. Остановившиеся глаза из тревожных угольков превратились в два мертвых осколка гематита. Я нутром почувствовала опасность, взвела руки перед собой, готовясь, если что, бить, но хамить не прекратила. Это у меня всегда выходило по чистой инерции.

— Мне не произносить ее имени или делать это с придыханием? — сама не понимаю, что я так злюсь на Даллару? Виновата, тем более, не она, а представители рода мужского! — Или, может, мне никому не говорить, что твой Кодекс совершенно летит вверх тормашками, потому что ты, алхимик, кажется…

В следующую секунду я почувствовала, что медленно цепенею. Руки сковало, и пальцы я не могла согнуть, попробовала двинуться с места — и оказалось, что не могу. Откуда-то от горла вниз, к ногам, начал распространяться жуткий, разрывающий и выворачивающий холод…

Веслав подошел не спеша, пряча в карман то, что он успел использовать, даже не знаю, что именно. На меня он не смотрел, отрешенный взгляд уходил в рощу за моим левым плечом, а голос звучал почти мечтательно.

— А ты никому ничего не скажешь. Потому что я очень надеюсь, что в тебе еще осталось хоть какое-то рациональное мышление. И на твою жажду жизни я надеюсь тоже.

Алхимик, говорил Йехар, предаст, не задумываясь. В груди стало холоднее, чем во всем остальном теле. Дышалось тяжело. Было очень больно, даже когда он снял действие эликсира и мы молча вернулись в лагерь, и оказалось, что никого из остальных наша разборка не пробудила. Даже когда он бросил от костра:

— Ложись спать, дежурить буду я.

Во мне как будто что-то так и смерзлось ледяным комком и упорно не желало выходить наружу и голосом или с дыханием. Через час или около того алхимик заметил, что я не сплю, подошел и молча протянул стаканчик с сонным. Я могла бы гордо отказаться и заявить, что ничего не приму из его рук, но вместо этого выпила, так же молча.

Иногда память можно приглушить только сном или эликсиром.

На следующий день мы не разговаривали. И между собой, и почти совсем. Эдмус восхвалял небеса — в отношении молчания Веслава — встревоженный Йехар допытывался, что такое случилось ночью и не надо ли сделать алхимику внушение, Бо во всеслышание жаловалась, что ночью было жутко холодно, и она ужасно замерзла…

— Да, — сказала я, прослушав это в третий раз. — Было дело, я тоже.

День обещал быть пакостным. Даллара не появлялась — слава Гармонии — зато явился Стэхар просить прощения за то, что «побеспокоил нас ночью». Попутно осведомился, не хочу ли я полюбоваться луной через пару ночей (наверное, эти ночи числились за другими претендентками). Здесь я повернула голову и в первый раз за день равнодушно окликнула:

— Веслав!

— Ну? — с тем же радушием в тоне отозвался алхимик.

— У тебя есть противоядие к «Антиамуру»?

— А что, нужно?

— Мне нет, а Тилкиде…

Стэхар поклялся правдами и неправдами, что больше меня беспокоить не будет и вообще, нога его не ступит на местную территорию. Вслед за этим его ноги действительно оказались довольно далеко от лагеря, зато нелегкая принесла Зелхеса. Этот пришел от имени домина инструктировать Йехара насчет турнира. Надуманная цель, на самом деле, как будто наш рыцарь действительно собрался подкупить судей или сжульничать, но Зелхес обстоятельно и занудно ознакомил рыцаря со всеми правилами. Попутно алхимик успел почти заморозить глазами Веслава (на что мне было чихать) и незаметно пролить в нашем лагере несколько эликсиров.

— «Маниум» и подчинения, — сделал вывод Веслав после того, как Зелхес убыл. Йехар на это пожал плечами с видом «а я что говорил».

— Меня хотели влюбить в этого старого мыша? — рассвирепел Эдмус. — Да я его на дуэль вызову! Прямо сейчас! На алхимическую! Вы мне главное достаньте гороха, молока, соленой рыбы, можно подгнившей…

Но все молчали, чувствуя, как путь Серой Дружины становится все более туманным. Все-таки Зелхес? Ему-то на что? За все это время алхимик раскопал в местных архивах только, что профессор был поверенным матери Даллары — но с какой стати ему хотеть нас прикончить, и Иссушитель он или нет…

Дежурить ночью вызвался первым Йехар. Веслав, как ни странно, не выразил своего высочайшего протеста, и молча улегся с самым безразличным и измотанным видом.

— Завтра, — долетел до меня голос рыцаря, — нужно попытаться поговорить с домином о камне вампиров.

Прекрасное завершение прекрасных трех дней раздумий, вернее, междоусобных дрязг на свежем воздухе, на этом я и отключилась.

Проснулась оттого, что Бо рядом зашевелилась.

— А?

Но на меня тут же цыкнули из темноты. Костер почти догорел, Йехар, наверное, забыл подбросить топлива, но Бо беспокоило не это. Медленно она приподнялась и присела на корточки. Прислушивалась, кажется.

Какой-то звон. Отдаленный, разобрать тяжело… Как будто железом о железо…

— Ой, а где это? — шепнула Бо, поворачиваясь.

— Вон, — отозвался Эдмус, он уже стоял на ногах. — Огонь между деревьями…

Огонь? Глэрион!

Вот теперь вскочила и я, и без раздумий рванулась в темноту первой, даже не проверяя, следуют ли за мной остальные. Если Йехар обнажил меч на дежурстве — что-то случилось, если там звон оружия — тем более, ему наверняка нужна помощь, только как же тут бежать в этой темноте, ничего ведь не видно…

Глэрион впереди вспыхнул еще раз и вдруг потух. Я сделала еще пару десятков шагов, но в темноте держать направление было трудно.

— Йехар! — крикнула я наугад в ночь.

Может, всё в порядке, просто он увидел что-то необычное и вытащил меч, может, нам показался этот металлический лязг…

Но из темноты никто не отзывался, Глэрион не загорался снова, и стало ясно: правда что-то страшное…

Меня догнали остальные. Практичный Веслав успел выдернуть из костра ветку, и теперь держал ее наподобие факела.

— Ну, что ещё?!

— Йехар! — крикнула я опять. И опять тишина в ответ.

Идти пришлось наугад, к тому месту, где видны были отблески. Я не была уверена, что мы уже его не проскочили, пока продирались через заросли, но делать было нечего: разделимся — как знать, может, кто-то из нападавших рядом. Время от времени мы звали Йехара, наплевав на то, что нас услышат, но он не отзывался. Комары кусали не по-детски, но их уже никто не замечал.

— Стоп, — вдруг тихо приказал Эдмус. — Туда.

Уши спирита различили то, что мы пропустили бы наверняка: слабый, чуть слышный вздох из травы, совсем недалеко от нас.

Йехар был жив, но обрадоваться этому мы не успели. Потому что увидели его самого лежащим в траве, дышащим короткими, неровными рывками и как будто захлебывающимся от какой-то боли, разрывающей изнутри. Говорить рыцарь не мог, он и на этом-то свете, видно, держался с трудом, и глаза уже закатывались.

Я оказалась рядом с ним первой, Веслав задержался, чтобы сунуть горящую ветку в руки Эдмуса. Боковым зрением я увидела, как он выдергивает из карманов бутылочки с ранозаживляющим и кроветвором, хорошо, наверное, нужно затянуть рану, только вот где она?

Раны не было. Я впустую шарила под кольчугой, ощупала землю вокруг рыцаря — ни следа крови, только из носа, но это же просто глупо… Кровоизлияние? Что — инсульт у светлого странника?! А звон оружия откуда?

— Долго копаться будешь? — зашипел алхимик из темноты (ветка в руках Эдмуса догорала быстро). Лучше бы он еще и пощечину мне дал. Может, быстрее бы в себя пришла.

Я сунула руки под кольчужную рубаху рыцаря и постаралась представить себя в аудитории. Простая лабораторная по целительству, не так уж и сложно, сначала увидеть повреждения, потом залечить, этот дар есть во мне, ну же, ну…

И меня вдруг тряхнуло от боли. Раз, потом другой. Что-то нестерпимо жгучее побежало по рукам к сердцу, и я запоздало догадалась, что это не моя боль, что это от нее задыхается Йехар, но держать контакт я в любом случае больше не могла: отняла руки.

— Ну? — спросил Веслав. Он держал наготове свои пузырьки.

— Больно, — ответила я шепотом. — А раны… ран нет. Или я не смогла увидеть, или их нет.

Йехар застонал, пальцы впились в траву, зарылись в землю. При свете новой ветки — Бо успела где-то добыть — я увидела, какой мукой исказилось его лицо, и поняла, что в любом случае должна попробовать еще.

Только вот что пробовать? Какие процессы представлять, какие ткани сращивать, если я даже не могу понять, что с ним такое, вроде как каждая клетка у него кричит от боли, как будто его медленно пилят на части, такая боль — и почему?

— Что это — яд? — бормотал Веслав, шаря по карманам. — Ладно, попробуем…

Йехар дернулся, будто грудь ему проткнули чем-то острым. На губах появилась кровь, а сами губы задвигались, повторяя какое-то слово, пытаясь обрисовать, нет, не слово, имя… «Глэрион, Глэри…»

— Ой, — вдруг пискнула Бо-Бо, — а вот, посмотрите, в травке, там его меч лежит, и он какой-то не такой…

Да. Глэрион был совсем не таким.

Он был разрублен надвое наискось у середины.

Мы с Веславом подумали, наверное, одно и то же, и это было нецензурным. Йехар продолжал судорожно метаться, он раскинул руки, как будто его собирались распять, а мы смотрели на него, и до нас доходило, что сделать мы ничего не можем.

И тут Эдмус в первый раз в жизни кого-то призвал к порядку.

— Чего сидим, утра ждем? — осведомился он из-под горящей ветки. — Надпись на могилке ему обдумываем?

Это привело нас в чувство. Я тряхнула головой и попробовала повторить попытку целения. Меня опять шибануло болью, на этот раз я смогла удержать контакт дольше, но все равно что-то было не так… я не помогала Йехару. Силы словно уходили в черную дыру, у меня перед глазами уже плавали разноцветные круги, а боль все шла по рукам, и легче не становилось.

Никому из нас.

— Веслав…

— Что? У него же нет ран — что я сделаю?!

— Заживляющее…

— Не слышишь или не понимаешь?! У него нет ран! — вспышка факела выхватила сначала панику на лице алхимика, а потом сомнение, которое напугало меня еще больше.

— Веслав?

Из горла рыцаря теперь вырывался хрип.

— Голову держи, — решился алхимик, доставая из одного из самых нижних карманов плоскую маленькую коробочку, — тут гранулы.

Еще не легче — скормить гранулы человеку, который задыхается от боли и мечется в предсмертной горячке. Уж и не знаю, как мы справились, пришлось еще подключать Бо, чтобы руки рыцарю держала, но сколько-то гранул, наверное, в рот попало. Веслав достал уже знакомую фляжку и влил в Йехара еще пару глотков коньяка — то ли запить гранулы, то ли по принципу «авось, не помешает».

Тело светлого странника вдруг резко обмякло. Прекратились метания, дрожь, судорожные вздохи, глаза закрылись… и он явственно перестал дышать. Мои пальцы не уловили пульса на шее.

Веслав оттолкнул мою руку, пощупал пульс сам, выпрямился и спрятал свою коробочку обратно.

— Что… — севшим голосом начала я, все так же держа на коленях голову Йехара. — Ты что ему дал? Ты…

И мне показалось, что алхимик не хочет встречаться со мной глазами.

— «Белоснежка», — выговорил он тяжело. — Сказку читала?

Какие к черту сказки, он же не дышит!!

— Ты его…

— Нет. Просто все процессы в теле, — он так и сказал, «в теле», — замедлились во много раз. Своего рода летаргия. Умереть, во всяком случае, он не может.

— А по мне так он мертвее некуда, — признался Эдмус, вставая на цыпочки, чтобы рассмотреть белое, почти светящееся в темноте лицо Йехара. — В любом склепе как своего примут.

— А его теперь должна поцеловать принцесса, и он проснется, да? — поинтересовалась Бо.

Я вообразила Даллару, склонившуюся над Йехаром и пытающуюся разбудить его поцелуем, и не сказать, чтобы картина вызвала у меня особенное умиление. Веславу такой вариант тоже не пришелся по вкусу: даже при тусклом свете ветки я заметила, как задергался уголок губ.

— Нет. Его могут облобызать все принцессы этого мира, а заодно и вы с Эдмусом, если захотите…

— Я женат! — мученически возопил спирит. — Я женат, а он не в моем вкусе!

— …но результат будет никаким. Нужен эликсир, противоядие, и, предупреждая тупые вопросы — да, я могу его изготовить. Вопрос не в этом.

Вопрос поняли все и сразу.

Глава 14. Проблема с подмогой
Занималась заря. По утренней прохладе нас колотило вдвое больше, чем надо бы. Костер уже не спасал, а иссиня-бледное лицо нашего предводителя только нагнетало холод. Рядом с Йехаром лежал его клинок — разбитый кем-то или чем-то самым безжалостным образом.

Наш проклятый вопрос.

— Думаешь, его душа еще здесь?

Мы втроем смотрели на тусклый металл. Эдмуса не было: совершал облет. Дежурил, а заодно пытался высмотреть, не попадутся ли следы ночных злоумышленников. В последнее время спирит наловчился делать это тихо — это радовало, но и действовало на нервы.

— Ой, ты ко мне? — обрадовалась Бо, хотя спрашивала я Веслава. — Ну, давай подумаем… теперь ведь ножик не горит?

Мы смотрели на изломанный клинок так, будто старались воспламенить его взглядами.

— Во-от, — развивала Бо мысль, не замечая, что вколачивает каждым словом по гвоздю в наше хрупкое спокойствие. — И трогать его теперь можно, а раньше было нельзя, он пекся. Ну, так что я даже не знаю…

Я зашарила пальцами по траве. Как мне хотелось быть сейчас поближе к воде, окунуть в нее ладонь, чтобы успокоиться, чтобы перестали метаться мысли…

Отловила одну-единственную, которая не металась, а прочно сидела в мозгу с того момента, как я увидела разрубленный клинок.

— Его придется сковать заново. Так или иначе, но это — единственное, что вообще может помочь. Иначе и противоядие это нам без надобности. Как только он очнется…

— Ой, не надо дальше, — попросила Бо. — Веслав уже понял, а у меня только мурашки от таких разговоров.

Веслав, который изображал пальцами оживленную игру на рояле, покосился на меня.

— Отковать меч, над которыми были проведены такие магические манипуляции? Серьезно? Может, и кандидата знаешь на такую работу?

Я постаралась ответить взглядом, который бы выражал уверенность в завтрашнем дне. Мол, авось, да и найдется.

— Здесь мир магией переполнен — что, скажешь, не отыщем?

— Это сколько нам придется его искать? — ужаснулась Бо. — Что — вот так, по миру, пока не найдем?

Веслав молчал, выбивал пальцами марш, но я хорошо знала это холодное, отрешенное выражение лица. Ну, сейчас меня будут опровергать, обламывать, а потом еще в дурости упрекать…

— Ольга права, — от такого начала я выпала в осадок, а Бо уронила в траву пилочку для ногтей, — отковывать меч рано или поздно придется. Разумеется, если мы хотим вернуться обратно, а мне кажется, Арка сию оболочку, — он кивнул на неподвижного Йехара, — как пятого не воспримет. Но не надо забывать, что до возвращения мы тут все можем завалиться к Тано в гости, а времени у нас, может, и немного. Это время мы можем потратить на поиски в здешних дебрях кузнеца-умельца и воскрешение нашего рыцаря, а можем попытаться вычислить Иссушителя. Ну, попутно задание Арки выполнить. Вот вам расклад. Вопросы есть?

Я смотрела на потухший клинок и ждала, пока Бо что-нибудь скажет, но та все ползала на коленях в траве. Поиски пилки шли полным ходом.

— Аж два, — сказала я тогда. — Первый: это все тебе логика подсказала?

— Конечно.

— Второй: совет, что сделать со своей логикой ты уже просек?

— Само собой.

— Мне добавить нечего.

На секунду мне показалось, что он сейчас усмехнется, но вместо этого уголок губ алхимика выдал очередную порцию подергиваний.

Бо оглянулась на нас с Веславом и шустро отползла подальше. Кажется, даже залегла.

А у меня намечалось объяснение с начальством.

И никто не ослышался. Не Эдмусу же и не мне принимать теперь главенство в Дружине. И все-таки если наш новый Поводырь думает, что я ему позволю оставить Йехара в состоянии полусмерти до лучших времен, пока мы не вычислим и не повяжем Чуму Миров, — если он так думает, значит, ему отказала хваленая логика.

И вообще, есть у меня смутные подозрения, что эта летаргия Веславу только на руку, только по совершенно личным причинам.

Наверное, взрывной алхимик все же испытал бы на себе, что бывает, когда выхожу из себя кроткая я, но тут к нему пришла помощь с небес.

Правда, это было не воинство небесное, а всего лишь Эдмус.

Вот только шутить он на этот раз не собирался.

— Ребятки! — донеслось до нас сверху и пока что издалека. — А что это за комары тут — длинные, черные и свистят все мимо, а?! И почему я рад, что они свистят мимо, а-а-а?!

Я вскочила на ноги, попутно раздавив пилочку Бо. Веселья в голосе спирита был самый минимум. Что там было — это хорошее понимание того, в какую ситуацию он вляпался.

Стрелков не было видно, а сами стрелы летели в Эдмуса отовсюду. Удалось мельком рассмотреть их на бегу: длинные, черные и, видно, заколдованные, иначе как они вообще долетали на такую высоту?! Спирит поднимался все выше с каждой секундой, а они его доставали и там.

И при этом такое ощущение, что стрелки постоянно двигались.

И ясно было, что добежать до этих стрелков мы едва ли успеем.

Рядом раздался рык и мелькнуло что-то вроде бело-розовой шерстистой молнии. Бо рванула напрямик через кусты, не утруждая себя выбором маршрутов.

— Ребятушки! — голосили в это время с неба. — Эти гады уже всадили в меня пару штук, больно, чтоб им на моонах жениться, и если вы им за меня не отомстите, я это сделаю сам! Упав им на головы… А-а, не целиться в крылья, подлые крякодуглы!

Вот, значит, почему он не может выйти из-под обстрела: уже ранен. Наверное, этим объяснялось и то, как он летел, и тяжесть, с которой давался ему подъем, и ведь как назло, спирит в рассветном небе вырисовывался прекрасно, то есть, сам-то он нет, а вот широкие крылья служили идеальной мишенью. И как назло, мы могли смотреть вверх только время от времени, пока пытались найти дорогу через кустарник.

— Ой-ой-ой! — вопил тем временем Эдмус в духе Винни-Пуха, о котором, разумеется, никогда не слышал. — Это какие-то неправильные стрелы! И я хотел бы увидеть мастера, который их делал, я бы ему рассказал свою самую занудную шу-у-у-у-а-а-а…!! Кто меня любит — лови-и-и-ите!

В следующую секунду случилось сразу несколько вещей. Первая: в соответствии со своими воплями, Эдмус начал падать. Правда, он и в падении не терял присутствия духа, а пытался расправить крылья и задержаться в воздухе, но крылья почему-то держать его не хотели. Второе событие: метров за пятьдесят от нас грянули крики, стоны и подозрительное рычание. Пантера добралась до цели. Третье: мы с Веславом выскочили на небольшую прогалинку, и тут мои мозги начали действовать. Что было четвертым событием и сыграло не последнюю роль.

Мыслительные операции шли с невиданной для меня скоростью несколько штук в секунду. Раз — Эдмус сейчас упадет. Два: если упадет, то разобьется. Три — неизвестно, смогу ли я его исцелить, потому что исцелить смерть — задача трудновыполнимая. Четыре: ни Бо, ни Виола подхватить спирита не смогут, потому как обе сейчас выполняют кусательные операции за пятьдесят метров от нас.

Дальше мысли закончились и начались действия. Я выбросила вперед руку, и болото в двух шагах от нас выплеснулось вверх чудовищным столбом. «Водный столб», на самом деле боевое заклятие, но история любит новаторов, а?

Повинуясь движению моей руки, толстая струя воды рванулась наперерез падающему спириту. Рухнул он не на землю и не на верхушку какого-нибудь дерева, а прямиком в водный столб. Ну, может, не совсем в водный, потому что там было достаточно много примесей, и не совсем приятных. Я постаралась как можно быстрее и мягче опустить его на землю: не нужно перерасхода энергии. У меня еще целение впереди.

Оскальзываясь в пахнущих тиной лужах, я добежала до спирита и опустилась рядом с ним в болотную воду. Эдмус приподнялся на локте и закашлялся, обдав меня брызгами и тиной.

— Все слова беру назад, — простонал он. — Верните меня в небо со стрелами! Нет, конечно, я тебя доставал, я всех доставал, но…

Он не закончил шутку, посерел и стиснул зубы от боли. Наполовину шутовская, наполовину полководческая одежда под слоем грязи быстро темнела от крови. Одна стрела пробила плечо пониже ключицы, три других угодили в правое крыло — не постигаю, как он мог еще летать.

— Придется дергать, — предупредила я, хватаясь за ту, которая торчала из плеча.

— Еще… и пытки? — поинтересовался спирит. — Давай… я сам. Осторожно… если они…

— Весл прикроет, — без малейшего сомнения отозвалась я, Эдмус меня тревожил больше, чем любое нападение. Раны, видно, были серьезными, я видела, как из шута уходили силы, а смогу ли я что-нибудь исцелить?

— Лови!

Я повернулась как раз вовремя, чтобы не поймать пузырек, как выяснилось, с обезболивающим, затылком. Сунула в руку Эдмусу со словами: «Пей, только не все», подождала, пока он сделает глоток, и дернула первую стрелу.

Спирит испустил придушенный вопль:

— За что?!

— Шутить будешь меньше, — буркнула я, переходя ко второй стреле. Рядом затрещали кусты, похоже, сюда пробивался большой отряд. Неудивительно: мы весь лес, наверное, перебудили.

— Не оглядывайтесь, — предупредил Веслав. Я и не собиралась: как раз вытаскивала из крыла спирита очередную стрелу. Операция требовала осторожности: все-таки крылья, инструмент тонкий.

— Начинай, — выдохнул Эдмус, на которого обезболивающее уже начало оказывать эффект (еще бы, вылакал полбутылки, и не отравился, просто чудо какое-то!). — С последней я сам…

Треск стал ближе. Потом еще ближе, послышались чьи-то голоса, но я уже закрыла глаза и ушла в целение.

Сначала плечо, похоже, там что-то серьезное, ну да, стрела задела плечевую артерию, поэтому так идет кровь. Сосредоточиться, представить процесс сращения, не забыть об образовании тромба, срастить сосуды — это прежде всего…

Спирит сдавленно охнул от боли: не самое приятное ощущение, когда в твоем теле заново соединяются разорванные сосуды, а лейкоциты и тромбоциты начинают работать в десятки раз быстрее.

Теперь крылья, жаль, не знаю, как они устроены, ну ладно, просто срастить ткань, нет, поздно, сил нет. Сзади какие-то испуганные крики, негромкий хлопок и мертвая, каменная тишина.

Я открыла глаза. Посмотрела на Эдмуса, у которого вид был такой, будто он принимал грязевую ванну.

— Извини. Больше никак.

— Ничего, — ответил шут, нервно слизывая с воротника болотного жука. — У нас вон Веслав мастер утешать. Мне их даже немного жалко!

Я оглянулась — и ведь прекрасно знала, что увижу…

Лес превратился в подобие Летнего Сада. Только здесь фигуры были средневековыми, и позы у них были не столь классическими: кто-то замер с открытым ртом и вытаращенными глазами, кто-то целится, еще один поскользнулся и упал…

С виду — то ли бродяги, то ли разбойники. Все — холодный мрамор. Да еще такой, что заглядеться можно: белый, черный, даже с розовыми прожилками…

— Это было обязательно? — уточнила я, поднимаясь из лужи на ноги. Алхимик наклонился и подобрал несколько камешков — возле себя и возле нас. Снимал защиту от «Горгоны».

— Нет, конечно! — отозвался он яростно. — Но ты ж меня знаешь: день не могу прожить, чтобы не убить никого. Природная кровожадность, от прадедушки-кавказца унаследовал. Еще обожаю мучить до завтрака белых пушистых котят с невинными глазами, а после ужина…

— Весл, хватит, — устало попросила я. — Ты всех накрыл «Горгоной»?

— А с чего, ты думаешь, я их подпустил так близко и даже дал в себя прицелиться? — Веслав пересек прогалину, приподнял полы своей дорожной одежины и присел на корточки рядом с Эдмусом: — Как — ты его не утопила?!

— Нет, но у меня такое чувство, что я вовек не отмоюсь, — прохрипел спирит, стирая с лица болотную грязь.

— Не льсти себе, ты стал только чище.

Веслав осмотрел не до конца сросшееся крыло спирита и поцокал языком. Потом начал неторопливо опустошать карманы.

— Эгей! — испуганно вскрикнул Эдмус, когда на свет появилась четвертая емкость. — Я лучше так похожу, и я понимаю — все эти рассуждения о том, что будет меньше мучиться…

— Не дури, — осек его Веслав. — Кроветвор. Заживляющее. Успокоительное…

— Это мне зачем, я спокоен как…как…

Но тут я залила в него мерный стаканчик успокоительного, и фраза закончилась звучным «буль».

— Универсальный антидот, — закончил Веслав мрачно. — На случай, если там была отрава.

К приему антидота бывший шут отнесся уже спокойно. Разве что поинтересовался потом:

— Что еще? Этого… топлива из вашего мира нет? Чтобы я быстрее летал?

— Скипидар могу дать, а вообще тебе мозгов бы, — ощетинился алхимик. — Где твоя стихия была в этот момент?

— Ну, я не уверен, я не спрашивал… но ты пробовал любить кого-нибудь, когда в тебя начинают палить во время полета? И глянь, кстати, какая нежность выражена на этих мраморных физиономиях. Они так и светятся моим медиумом, да?

Нет. Они как раз светились полным его отсутствием. Вообще, перед нами были физиономии явных дегенератов: заниженные лбы, выдающиеся вперед челюсти, чересчур запавшие или, наоборот, по-рачьи выпуклые глазки… м-да, встречали таких в родном городе по вечерам на скамейках с пивком, встречали… У многих заметны были шрамы на лицах, а одежда — самое разнообразное тряпье. Пестрое сборище, одним словом, да только…

Я нагнулась, пошарила в луже и выудила оттуда лук. По счастью, вывалился из чьих-то рук за секунду до действия «Горгоны». Отменное оружие: дальнобойный, мощный, даже я вижу, а еще я вижу, что лук не простой. Посередине вмурован словно бы маленький черный камушек, амулет.

— Какой-то наговор, — заметила я и покрутила оружие перед глазами. — Какой — мне определить трудно. Взять, что ли, с собой, поспрашивать… Одно ясно: если такое оружие было у всех, а такое и было, что-то стрелы летели очень уж одинаково, как-то это на шайку бродяг непохоже…

— Сворачивай мозговой штурм, — оборвал меня Веслав, оказываясь рядом. — И без того ясно, что они не грабить нас собирались. Сама хоть идти можешь? А то такое достижение выдала — болото вывела выше елок!

Я по тону заключила, что за этим последует, и, не глядя, протянула руку за мерным стаканчиком.

— Энергетический тоник? — по шоколадному вкусу это снадобье опознавалосьсразу. — А Эдмус что?

— Отряхивается и, вроде, лучше, только летать он не сможет.

— Что?! — заорал позади нас Эдмус, который обладал вдвойне острым слухом: как спирит и как бывший придворный.

— Вот для этого было успокоительное, — хмыкнул алхимик и вернулся к нему. — Пока не сможешь. Крыло заживет — милости просим в небеса за птичками, а где блондинка-то наша, что-то ее не ви…

— Ой! — тут же обрадовались где-то в кустах. — А я вас все ищу… ищу…

Наши надежды на то, что преображение вызовет Виолу, позорно провалились. На прогалину шагнула Бо, задумчиво помахивая чьим-то оторванным рукавом, и восторженно оглядела собрание.

— Ой! — захлопала она в ладоши. — Какие красивые памятники! А кто их ставил в лесу? Только грязно тут очень, да? Эдмус, Оля, вы все такие мокрые, вы тонули? Прикольно… а я почти даже справилась с контролем сущности, даже превратилась сама, вот!

Это мы и сами увидели. Иначе на поляну явилась бы пантера, а лезть на дерево со спиритом, который только недавно оправился от ранения… дважды бр-р!

— Только там, на поляне, когда меня увидели, — все разбежались, — продолжала Бо, подходя к одному из изваяний и пытаясь поковырять у него в носу. — Ну, сначала пострелять в меня хотели, потом немного магией побить, а потом убежали все, вот!

Определенно, странные разбойники. Или это только соображалка Дружины дошла до мысли о дереве?

Я начала понемногу расслабляться. Эдмус встал на ноги, правда, мокрый и грязный, да и я сама была не лучше, но у меня даже на простую просушку не было сил. Веслав сортировал по карманам свои эликсиры, Бо тоже была в порядке, разве что задала вопрос, после которого не в порядке оказались уже мы:

— А там с Йехаром ничего не случится, пока нас нет?

Через три секунды нас на прогалине не было, а в воздухе остался висеть тройной залп ругательств: на русском, на языке спиритов и на непонятном наречии алхимиков, включающем латинские выражения и оборотцы типа: «Пижму вашу через тертый кварц!»

Видимо, мысль, что нападение было всего лишь отвлекающим маневром, пришла в голову сразу всем.

Намокшая одежда мешала бежать. Ноги подкашивались от слабости и орали от боли каждая на свой лад, но мы продирались в обратном направлении чуть ли не в два раза быстрее, чем бежали в первый раз. Эдмус не отставал и пару раз даже пытался взлететь, но только зубами скрипел и прибавлял шагу.

На опушку мы вылетели одновременно, и зрелище нам предстало несколько неожиданное. Все ожидали увидеть что-то нерадостное, но заваленный трупами лагерь побил все рекорды. Добавкой для желающих служила фигура в темном капюшоне, красноречиво склонившаяся над Йехаром.

— Осади назад! — рявкнул алхимик и на ходу сунул руку в карман.

Сверкнула вспышка, и Веслав покатился по траве, эффектно остановившись о какой-то труп.

Человек встал, отбросил капюшон и выпростал из-под черной одежины белый хрустальный скипетр.

— Милия?! — удивилась я. Эдмус опять попытался взлететь. На сегодня для него явно было слишком много стрессов.

— Что вы с ним сделали?!

Вопрос прозвучал, как выстрел из крупнокалиберной винтовки. Я оказалась под прицелом жезла светлой странницы. Неприятно как-то. Я еще помнила, что он может творить при надобности.

— Ой, здрасьте, — расцвела Бо. — А вы так вовремя, знаете, тут нам драться пришлось с вот такими же, а…вы не рады, нет?

И заметила ведь как-то. Лицо воительницы, при всей его неземной красоте, дышало неземной же суровостью. Мне почему-то представилась вращающаяся надпись вокруг ее головы, наподобие нимба: «Оставь надежду всяк сюда смотрящий».

— Что вы с ним сделали?

— Его меч перерубили, — ответила я, и мне как-то не захотелось вдаваться в подробности вроде «Белоснежки». Веслав и так еще не мог подняться. — Не мы перерубили, стойте! — последняя фраза спасла мне жизнь. — Мы не знаем, кто. Может быть, вот эти же…

Странница поглядела недоверчиво, но жезл слегка опустила.

— Я появилась вовремя, — сказала она, — они уже подошли достаточно близко. Да. Это тяжкая утрата для Ордена и для Дружины…

— И для мира этого, да и вообще, — язвительно продолжил Веслав и подхромал ближе. — Да живой он пока, не тратьтесь на веночки. Но со временем помрет непременно, если, конечно, не откуем меч.

На лице Милии немедленно изобразилось глубочайшее презрение. Они с Веславом еще с прошлой встречи прониклись друг к другу в высшей степени взаимными чувствами — и переплюнули по показателям даже вечные стычки алхимика с Йехаром.

— Не откуем меч? — мне не было дела до их взаимных чувств, меня интересовал только Йехар. — Пять минут назад ты говорил…

— Пять минут назад нас было четверо.

Презрение на лице Милии стало глубже. Светлая странница со значением перекинула жезл из одной руки в другую.

— Может статься, ты решил, что я буду помогать вам? Меня сюда позвала моя светоносная миссия, и…

— Это значит, что вы не будете? — вставила Бо.

Разговор, а вместе с ним и планы по спасению Йехара, начали заходить в тупик. Впрочем, это было привычно: как только где-то появлялась Милия — в тупик становились автоматически все…

На сей раз спасительной нитью, выводящей из маразма, стало появление в лагере массивной фигуры Нгур.

— Как ни быстро я шла, довелось опоздать, — задыхаясь, проговорила кормилица. Она выступила из темноты, с которой почти сливалась. — Кто клинок разрубил?

— Отвечать, вашу мать! — в манере Веслава дорифмовал спирит. Кормилица поощрила его задумчивым кивком головы.

Прежде чем отвечать, пришлось озаботиться безопасностью Нгур, на которую уже начала с профессиональным интересом поглядывать Милия. Особенно странницу заинтересовали ритуальные татуировки на щеках.

— Призыв демонов? — осведомилась она почти с надеждой. И мы опять оказались в тупике, поскольку были твердо уверены, что Милия ударит без предупреждения.

Из груди Бо сам собой исторгся полный вселенской печали вздох. Тут было все: и грусть по утраченному Поводырю, и предвкушение того, что ночь придется провести в объяснениях. Но больше всего там было твердого убеждения в том, что теперь наша блондинка до конца жизни будет бояться «безопасных стоянок на открытом воздухе».

** *

Нгур почувствовала, что с ее воспитанником что-то не то. Это было неудивительно.

Она вообще была настроена оплакивать мертвого Йехара, так что алхимия Веслава в очередной раз совершила невозможное, а оплакивать наполовину мертвеца Нгур отказывалась начисто.

— Я гадала на камне, и — страшно смотреть, он окрасился красным, кровавым, как смерть… — повторяла она в четвертый или пятый раз. Я была бы благодарна ей, если бы каждый раз на последних словах она не поднимала на меня глаза.

Вот и сейчас пришлось срочно нагибаться, чтобы подбросить топлива в костер.

Кровавым, как смерть… Слова намертво впечатались в мозг и прокручивались там даже когда кормилица замолкала. Если Веслав солгал тогда насчет совместимости?

Если его пораженное выражение лица при алом цвете зелья обозначало, что кто-то из нас станет убийцей, а кто-то — жертвой?

Причем, жертвой станет он. Если минут через пять не примет окончательное решение. И уж как минимум не перестанет молчать, глядя в огонь.

— Я никуда не пойду!

Милия побила рекорд Нгур по повторению заезженных истин. Она выдала это в восьмой раз.

— Не думаю, что моя миссия…

— Заключается в том, чтобы искать кузнеца, — перебил ее Эдмус. — Мы устали… мы расстроены… но это мы поняли! Так ведь разве ж его искать нужно? Нгур говорит, что у нас будет проводник.

Полное сомнения молчание. Полчаса назад кормилица Йехара, основательно прокоптив нас своими травами, заявила, что вспомнила: недалеко от Города Алхимиков живет кузнец, лучший в здешних окрестностях. Мастер Молота. Вот только путь туда займет не один день, да еще мы пути не знаем, но это поправимо, проводника она даст.

— Клубочек, который куда покатится, туда мы и поедем? — устало спросила я.

В ответ Нгур порылась в своей суме и извлекла из нее… кирпич. Обычный кирпич из обожженной глины, и при взгляде на него установилась такая гулкая и полная безнадежности тишина, что проснулась даже Бо, которая предыдущие два часа нашего совета сладко проспала, положив голову для пущего удобства на плечо Йехара. Блондинка продрала глаза и заметила:

— А он же не может катиться! — явно гордясь собой, что заметила такую важную деталь.

— Не может, — ответил на это Эдмус, — а катится!

Когда я пояснила ему, что это старая шутка, спирит от обиды попытался замкнуться в себе, но быстро оправился и принялся придумывать вариации на тему эволюции проводников-клубочков.

— Если я скажу, что наш проводник — почти клубочек, только более многогранный… — начал он теперь.

— Заткнись, — попросил Веслав, возвращаясь из своих мысленных скитаний. — Завтра начинаем сборы и выезжаем как можно скорее.

Бо, нутром учуяв неприятности, проснулась окончательно.

— Можно, я останусь с Йехаром? А то вдруг эти, как их там, вернутся…

— Выезжаем все, — уточнил алхимик, своим тоном давая понять, что надеется на скорое преображение Бо в более полезную Виолу. — Местность здесь ненадежная, и предстоит нам не увеселительная прогулка.

— Какой командирский тон, — умилился спирит. — Но я мог бы и один…

Веслав молча сделал жест, как будто собирался стрелять из лука, и вопросительно вскинул брови. Спирит ощупал крылья и озабоченно вздохнул. Он мог бы подняться на высоту, недоступную для выстрелов — но рисковать все же не следовало. Среди тех ребят, которые напали на меня и Виолу, были и воздушные маги.

— С Йехаром останутся Нгур и Милия.

Кормилица согласно кивнула, светлая странница нахмурилась. Она все так же недружелюбно изучала татуировки Нгур.

— Это даже не просьба?

— Заодно посидишь в засаде — вдруг Иссушитель решит закончить то, что начал?

— Кто?

— Чума Миров.

Какое-то время все дружно наслаждались перекошенным лицом светлой странницы. Если удел Милии был заводить нас всех в тупик, то мы с завидным постоянством выводили ее из равновесия. Чего в прошлый раз стоил спирит со стихией любви!

— Собраться постараемся как можно быстрее, — Веслав рассеянно потер переносицу. — Что там нужно… меч, кирпич этот… Бо, чтобы достать кузнеца насмерть, если он отказаться вздумает… всё?

На тот момент нам показалось, что всё. И более того: на тот момент нам даже показалось, что это путешествие — не такая уж сложная затея!

Впрочем, мы скоро поняли, почему Нгур, слушая Веслава, улыбалась с такой искренней жалостью…

Глава 15. Проблемы в дороге
— Все силы Гармонии, Хаоса, Равновесной Арки и… пижму вашу через тертый кварц!!!

Нечего сказать, попался нам Поводырь… Некоторые люди увлекаются метанием дисков или копий, а у Веслава было свое хобби: метание молний.

— Они что же, по внешности нашей их подбирали?

Алхимик смотрел на предназначенную ему лошадь. Тощая вороная кобыла уставилась на него с истерическим выражением. Время от времени она вращала глазами и звучно клацала зубами, показывая, кто в доме хозяин.

Для полноты картины не хватало лирической музычки и песни: «Гляжу в тебя, как в зеркало, до головокружения…»

— Протестую, — обиделся Эдмус. — Что-то я не вижу тут зеленого лошака с крыльями, длинным языком и моим характером.

— Зеленого ишака… — пробормотала я в сторону. Спирит за время сборов успел меня основательно достать.

Сборы вылились в массу административных вопросов: кому сообщить, что случилось с Йехаром, где расположить рыцаря так, чтобы до него не добрались никакие супостаты, как представить Милию и сделать так, чтобы ее никто не оскорбил и чтобы к ней вообще близко не подходили, как сделать так, чтобы сама Милия ни к кому не подходила… словом, насущные дела отняли у нас полновесные сутки. А тут еще эти лошади, будь они неладны.

Мой пегий конь глазел на меня с энтузиазмом, который меня не обманывал ничуть. Пяти минут в его обществе хватило, чтобы понять: вредное животное отличалось повышенной непредсказуемостью. Как только вы все силы тратили исключительно на его контроль — все было в порядке, но едва только отводили взгляд, как жеребец решал, что настало время что-нибудь выкинуть. Пока что я осмелилась отвести взгляд только два раза, и это дало повод к одному побегу и одной попытке лягнуть Веслава. Не сомневаюсь, после успеха такой попытки, если еще учитывать, куда именно был ориентирован удар, алхимик попросту убил бы и жеребца, и меня (и до конца дней своих считал бы себя неотмщенным).

Утешало, что мое средство передвижения было еще не самым худшим.

К белой кобыле, предназначенной для Бо, мы попросту не отваживались подходить. Уж очень мечтательно-отсутствующей была ее морда. Казалось, сейчас это лошадиное воплощение блондинки откроет рот и возвестит что-то вроде: «Ой, прикольненько!» Но пока что кобыла рассеянно жевала юбочку Бо. Рукав Эдмуса она уже попробовала на вкус и сочла его непригодным для пищи.

— Домин поручил снарядить вас Ксахару, — оправдываясь, заговорила Даллара. Она поглядывала на нас виновато. — Конечно, если бы я могла, я…

Алхимик сбавил тон и даже постарался смягчить выражение лица. Это вышло только отчасти.

— Ничего. Ничего. Может, сработаемся и с этими…

Черная кобыла издала звучное фырканье.

— …или используем эликсир подчинения, — закончил Веслав тоном человека, которого осенила единственная возможная мысль.

Даллара покачала головой. Она держалась неплохо: когда мы сообщили ей, что случилось с Йехаром — доминесса всего-то, страшно побледнев, села на ближайший стул и просидела минут десять, глядя перед собой невидящими глазами. После чего сразу спросила, не нужно ли нам помочь.

— Это не подействует. Зелхес приучает наших коней не бояться ни отравы, ни других эликсиров…

Алхимик сник. Вариант с отравой он рассматривал, конечно, тоже.

— Постараемся обернуться за пятнадцать дней, — сказал он наконец.

Даллара кивнула, поднимая на него глаза с надеждой.

— Для меня это будет гораздо дольше, — прошептала она.

Смотрела она так, будто хотела добавить много чего еще, но тут на заднем дворе замка, где все и происходило, со вспышкой материализовалась Милия.

Нужно ли говорить, что она возникла аккуратно между Веславом и Далларой.

— Все устроено, — сухо отрапортовала светлая странница. — Силы Гармонии, вы специально выбирали таких лошадей?!

Мой жеребец, от которого я отвлеклась на секунду, решил напомнить о себе демоническим ржанием. Веслав тихо застонал сквозь стиснутые зубы.

— Удачи пришла пожелать? — недружелюбно осведомился он.

— Проверить, все ли в порядке. Вы не забыли меч?

Алхимик кивнул на свою сумку, куда были уложены осколки Глэриона. Ножны, как вещь менее нужную, он доверил мне. Проводника Нгур пока что держал Эдмус.

— А ты не забыла, что на посту?

Алхимик так беспокоился отнюдь не о Йехаре. Просто вместе с рыцарем он оставлял на попечение Милии часть своих компонентов, справедливо рассудив, что весь набор в поход тащить незачем. Мало ли — промокнет плащ или сумка потеряется.

Милия в ответ наградила его полным отвращения хмыканьем, кивнула мне и исчезла. Даллара проводила ее измученным взглядом.

— Слуги боятся к ней подходить, — сказала она раздумчиво. — Я не знала, что светлые странники бывают такими… Йехар совсем другой. Если нужно будет — я сама буду носить ей еду, если она сумеет сохранить его…

На секунду у нее исказилось лицо — но тут же приобрело дежурное скорбное выражение.

— Я слыхала, дом Мастера Молотов стоит у города алхимиков. Прошу вас, не заходите туда. Я слышала много страшного о его призраках, и я боюсь… боюсь, что даже ваша отвага не поможет вам выбраться из его стен.

Она подала алхимику на прощание руку, и он неловко пожал ее вместо того, чтобы поцеловать. Доминесса слабо улыбнулась ему на прощание, потом отступила назад к выходу так, чтобы видеть нас всех.

— Я буду верить и ждать, — сказала она тихо.

К счастью, ждать нашего отъезда доминесса не стала: сразу же после своего своеобразного прощания она ушла обратно в замок. А если бы осталась — стала бы свидетельницей напряженного диалога взглядами.

— Поехали, — наконец процитировал Гагарина Веслав, раздраженно дергая за повод свою кобылу.

Мы последовали его примеру и шли пешком, ведя лошадей в поводу, пока не вышли к роще, где протекал Горький Источник. Здесь мы все первым делом удостоверились, что никто нас не сможет видеть.

— Садимся? — уныло спросила я.

— Пробуем! — дальновидно откликнулся спирит. Он хоть и путешествовал на крыльях (за сутки я набралась сил и залечила его раны полностью), но болел за нас всей душой.

Вскоре рекруты оказались в седлах, а полянка, которую мы выбрали полигоном для испытаний, огласилась истошными криками: «но!», «куда пошла?!» и «тпр-ру, зар-раза!»

Ну, в общем-то, никто и не ожидал, что первая попытка окажется удачной…

— Ты же говорил, ты талантливый самоучка? — язвительно осведомилась я у алхимика, когда он тоже спешился и устало вытирал лоб рукавом.

— Так я учился ездить на лошадях, а не четвероногих торпедах, — Веслав тяжело дышал и испепелял свою конягу взглядом. — Вот уж не знаю, чем ее Зелхес поил… если, конечно, он выбрал оральное применение.

Я гораздо спокойнее, но тоже недружелюбно посмотрела на своего коня. Как раз ему не помешало бы ускорение. Как только я устроилась в седле и попыталась заставить его пойти хотя бы рысью, он вдруг растерял весь свой энтузиазм и решил, что скорости выше прогулочного шага ему противопоказаны. Так что крики «но» на полянке раздавались в основном моими стараниями.

— Махнемся? — предложила я, подумав. — Вдруг у меня с вороной получится лучше… из женской солидарности?

Веслав не возражал, а Эдмус гадко захихикал в ответ на его замечание, что хуже уже вряд ли будет. Спирит, как всегда, комичные ситуации чуял за версту.

Женская солидарность дала сбой: вороная кобыла покорно дождалась, пока я на нее заберусь, а после этого преспокойно легла, да так, что одну ногу мне срочно пришлось выдергивать из стремени, чтобы она не оказалась придавленной лошадиным боком. Ни уговоры, ни понукания встать упрямую скотину не заставили.

А вот гнедой жеребец на попытку смены хозяина отреагировал гораздо более эмоционально. Он прошел по поляне ровно пять шагов и резко скинул задом.

Алхимик вылетел из седла ласточкой и красиво приземлился в мокрую от росы траву. Я дернулась посмотреть, не сломал ли он себе шею, забыла о том, что не выпутала вторую ногу, совершила странный пируэт и повторила приземление Веслава.

Уже через пару минут мы, мрачные и с изрядно позеленевшими лицами (Веслав еще и с ссадиной на подбородке), признали, что обмен не удался.

Из кустов, пятясь, вышла Бо. Она с усилием тащила за собой свою лошадь. В волосах блондинки застряли листья и мусор, хвосты растрепались, и вдвоем с лошадью они представляли оригинальную вариацию на тему «Жители леса».

— Ребята… — заговорила Бо, сладко улыбаясь. — А вы вот… вы не хотите поменяться? Такая хорошая лошадка! У вас же, кажется, с вашими не заладилось, возьмите мою, с ней же все в порядке! Ну, она только иногда команды путает.

Мы с Веславом переглянулись и дружно заверили, что у нас с нашими скакунами мир, дружба и мировая Гармония. Хотя вид у нас, когда мы это произносили, был до того потрепанный, что в нашей правдивости усомнилась даже Бо.

Эдмус наслаждался. Наконец-то в составе Дружины кто-то доставляет больше неприятностей, чем он! Да еще в трех экземплярах…

— Что скажет новый Поводырь? — бодро осведомился он сверху. — Я вижу, здесь скоро будут охотники…

Веслав глубоко вздохнул и уныло побрякал небьющимися емкостями в карманах.

— По коням!

Так началось то, что мы потом называли «Джигитовкой трех всадников Апокалипсиса». Имелось в виду, что четвертого — это который «конь рыж» — мы забыли дома.

Говорю сразу — ту самую охоту мы запугали вдрыгз! И собак, и охотников, и даже медведя, на которого охота шла. Бедняк, когда увидел нашу кавалькаду, рванул на первое попавшееся дерево, и хотя оно было для него слишком тонким, в пару секунд добрался до половины.

Оно и понятно, не у каждого нервы такое выдержат…

Чудовищность поездки задавала психология наших скакунов. Вороная кобыла, например, считала, что тормоза — по жизни лишнее, а поэтому признавала из всех аллюров только галоп — это раз, и останавливалась всегда с крайним нежеланием — два. В переводе на язык правил дорожного движения, ее тормозной путь составлял метров двести-триста, и все эти двести метров Веславу приходилось натягивать поводья и орать: «Тпр-ру!»

Мой жеребец, напротив, останавливался с охотой и по малейшему поводу. Он обладал очень флегматичным характером, а поэтому, чтобы угнаться за Веславом, который невольно задавал темп, мне приходилось все время пришпоривать и кричать «Но!». Не иначе, как у этой твари бока были стальными. К вечеру первого дня у меня болели ноги его колотить, а моему коню — хоть бы хны!

К сожалению, оба животных охотно воспринимали чужие команды, а поэтому, как только Веслав начинал тормозить вороную кобылу — останавливался мой жеребец, а если я пыталась заставить его двигаться — скорость вместе с ним набирала и вороная кобыла…

Можете представить, во что превращалось такое путешествие. Это притом, что лошадь Бо вообще сама выбирала, когда и как слушаться команд. Вместе с триаморфиней они составляли превосходную пару, и я много раз была свидетелем таких вот сценок:

— Но! — говорит Бо, дергая поводья. Лошадь стоит.

— Тпр-ру! — подумав, говорит Бо, решая действовать методом «от противного». Поводья она опускает. Кобыла стоит, более того, косится на Бо и ждет, что ее похвалят за исполнение команды.

— Фас? — через некоторое время выдает Бо. И смех застревает у меня и у Веслава в горле, потому что кобыла радостно срывается с места и уносит блондинку в том направлении, откуда мы только что прискакали.

— А-а! — слышится уже издалека голос Бо. — Стой! Тпру! Кругом!! Я поводья потеряла!

— «Фас»?! — кричит алхимик, взлетая в седло. — Какого черта?

— На дурные вопросы не отвечаю! — радуюсь я возможности уязвить Веслава его же фразой.

Населенных пунктов мы старались по мере сил своих избегать, но при таком способе передвижения у нас это не всегда выходило. И если уж мы достигали какой-нибудь деревни — жители разбегались по углам, а после нашего проезда тряслись так же сильно, как и те охотники.

Сначала сверху всех оповещал Эдмус. Он делал это в лучшей своей шутовско-драматической манере, вещая с воздуха загробным голосом:

— Спасайтесь! Они грядут! Или нет, не спасайтесь! Все равно от них нет спасения!

А потом через деревню пролетала наша кавалькада: сначала кирпич, который непонятно каким образом катится и подпрыгивает по дороге. За ним Веслав, предупреждающий тех, кто не успел убраться с его пути:

— С дороги, у меня лошадь контуженная! Все брысь! Кляча без тормозов!

Потом я, твердящая как заведенная:

— Но, но, но, но, но! Но, но, но, но… — потому что без стимулирования голосом мой жеребец останавливался сразу.

И за нами — коронный номер: Бо-бо во всем розовом, умоляющая:

— Лапочка, не надо так быстро…

Все вместе составляло коктейль, убивающий психику любого живого существа. Я говорила уже, что в первый день мы проверили этот постулат на охотниках и медведе, и в дальнейшем он сбоев не давал. Но мы хотя бы продвигались довольно быстро, если не считать тех часов, которые приходилось тратить на отлов Бо, которую ее лошадь всякий раз затаскивала то в лес, то в реку, а один раз, непонятно как, затащила в местную мужскую баню. Причем, помещение прошла насквозь, повалив стенку. Не сомневаюсь, в тот день многие мужчины зареклись и париться, и пить, что до Бо, то она до вечера мечтательно улыбалась.

Кирпич Нгур исправно указывал путь. Он останавливался, когда останавливались мы, подпрыгивал повыше, если вокруг была высокая трава, а однажды даже спас нас от лежащих в засаде разбойников, удачно прилетев в лоб их главарю. На четвертый день пути пошла безлюдная местность, лесов стало больше, а равнин и поселков — меньше, и я не удивилась, когда вечером Веслав сказал:

— Похоже, уже близко.

Мы шли с опережением графика. Хотя дороги становились все труднее, и чаще приходилось пробираться пешком. Кирпич, который за последние дни сильно утратил форму, это подтверждал.

— Я всё думаю насчет Йехара, — призналась я вполголоса, глядя, как Бо и Эдмус совместными усилиями пытаются поймать отвязавшуюся от дерева белую кобылу. — Глэрион ведь не простой клинок, чем можно его разрубить?

— Видимо, не простым оружием.

Лаконично. И если это сделал Иссушитель — оно могло у него быть.

— Но ведь Йехар тогда мог видеть Иссушителя! И… — тут меня осенило, что мы, возможно, зря оставили странника всего лишь на попечение Милии. — Ты думаешь, Милия его убережет?

Алхимик проворчал что-то невнятное. Судя по тем обрывкам, что донеслись до меня, его гораздо больше интересовал вопрос сохранности компонентов для эликсиров. А еще…

— Даллара. Видимо, мы все же зря сорвались. Иссушитель… домин, который — ставлю годовой запас компонентов — под его контролем…

Значит, самого домина он как Иссушителя не рассматривает, и в этом Веславу верить можно. Просто как алхимику и самому логичному из нас. Но тогда — кто? Стэхар? И ведь сказано же, что может быть кто угодно, даже кто-то из слуг!

Веслав раздраженно потыкал палкой в костер. В последние дни его состояние значительно вышло за пределы обычного нервического, разговаривал он криком, так что нужно было спасибо сказать, что сейчас шепчет. Сильно сомневаюсь, что это из-за причуд вороной клячи.

Более того — я уверена, причину он обозначил только что. Остается выяснить, кто из нас двоих сошел с ума.

— Привязали, — вздохнула счастливая Бо. Она подсела к костерку в самой изящной из своих поз, хотя охмурять поблизости было некого: Веслав не считался. Но Бо предпочитала всегда держать себя в тонусе и кокетничать просто так, для профилактики.

— А где Эдмус?

— О-о, он сказал, что пойдет на охоту. Может, он принесет чего-нибудь вкусненького? — впрочем, мечтательность блондинки тут же сошла на нет. — Ай, нет, это же Эдмус. Ну, может, он принесет что-нибудь не совсем страшненькое? И… может, он не будет есть это на наших глазах?

— Мечтай! — хором откликнулись я и Веслав на такие скромные требования.

Бо вопросительно заглянула в розовый рюкзачок, куда она перед началом экспедиции засунула то, что считала диетической едой — для поддержания фигуры. Но морковки и постная говядина кончилась еще вчера, так что блондинке невольно пришлось обратиться к нашим бутербродам.

— И еще я думаю, что вам нужно назвать лошадей! — заявила она с набитым ртом, как будто возвращаясь к оставленной теме. — Может, от этого у вас с ними появится понимание? Например, как у нас с Лапочкой…

Боже упаси, мысленно содрогнулась я. Не хватало нам каждый раз игры в «угадай команду», когда нужно начать движение или остановиться.

— Я бы своего назвала Тормозом, — гнедой ответил на мой тоскливый взгляд проникновенным похлопыванием ресницами. — Или Но-но, но тогда я его с тобой, Бо, путать буду… Пусть будет Флегм, ему подходит.

— Почему Флегм? — удивилась Бо.

— Потому что не Флегма.

Вот такие аргументы на блондинку действовали. Она кивнула и тут же вопросительно покосилась на Веслава.

— Холера! — с чувством и категорично наименовал вороную кобылу алхимик.

— Потому что она холерик или в честь твоего холерического темперамента?

— Нет, потому что она зараза!!

— Ну, получается, что вы друг другу подходите, — выдохнула я от полноты чувств.

И только когда Веслав вскинулся, чтобы прошипеть ответ, — поняла, что издергалась не меньше алхимика. И тоже не из-за лошади. Просто путешествие с этими тремя экземплярами дружинников медленно, но верно спихивало набок мою и без того расшатавшуюся крышу. Раньше так не было, потому что всегда был буфер, нечто сдерживающее… был Йехар. Со своей многовековой мудростью, чудовищной иногда наивностью, но он был, и…

— Оля, ты что?!

— Ничего! — ответила я и заревела, чтобы уж не мелочиться, в голос, как пятилетняя девочка, у которой отняли конфетку. Краем глаза еще успела заметить на лице Веслава почти испуганное выражение и порадоваться осколком сознания.

— Веслав, это ты! Ты ее расстроил! — накинулась блондинка на алхимика со свирепостью Виолы.

— Я?! Что я сказал-то?

— Ты всё время что-то такое говоришь! Ты хуже Эдмуса — он хоть просто шутит, а ты серьезно…Оля, чем он тебя обидел? Это ты из-за него, да?

Сбитый с толку новой разновидностью Бо, Веслав молчал в тряпочку и только машинально ощупывал карманы.

— Йехара жалко… — ответила я в манере пьяного Шурика и громко всхлипнула, утыкаясь лицом в собственный рукав.

Бо немедленно отложила бутерброд в сторону и принялась меня утешать. Веслав вздохнул, простонал что-то про сборище истеричных девиц, достал успокаивающее и глотнул неразбавленного эликсира из бутылочки. Насколько я знала, эта доза могла утихомирить бешеного тираннозавра, но руки у алхимика продолжали трястись, когда он вслед за успокаивающим извлекал из кармана знаменитую фляжку с коньяком усиленного действия.

— Оля, ну что ты… мы же Йехара спасем! — твердила между тем Бо, пытаясь вытереть мне слезы надушенным носовым платком. — Мы скуем его меч, а потом его разбудим, а потом быстро зарежем Иссушителя и домой…

Словом, когда Эдмус явился на поляну, его глазам предстало очень неординарное зрелище. Я плачу, Бо меня утешает с видом сестры милосердия, алхимик тихо напивается в сторонке. Лошади же, обалдевшие до последней степени, дружно глазеют на эту картину.

— А я думал, вас можно хоть на минуту оставить… — выдавил спирит, мгновенно уподобляясь состоянием нашим лошадям. — Оля, ты что?!

Он сунул трофейную жабу в руки Веславу, бросаясь ко мне на помощь.

— В чем дело? Что-то случилось, тебе больно, тебя обидели, это Веслав?

Приятно знать, что о тебе заботятся… на какое-то время положение изменилось. Бо поясняла Эдмусу причины моих слез, Веслав напивался уже не один, а в компании с жабой. Едва во мне иссяк водный поток — истерика началась уже у Бо. Оказывается, ей тоже было жалко Йехара. Но как только мы с Эдмусом переглянулись и начали ее утешать, на поляне прозвучал мрачный голос:

— Я так понимаю, целовать меня сегодня не будут?

Мы втроем оглянулись на Веслава. Потом на лошадей. Потом все же вернулись к алхимику.

— Ну, может быть, перед сном и в лобик, — заявила Бо, длинно всхлипнув.

— И когда это ты начал говорить женскими голосами? — прибавила я, вытирая глаза.

Алхимик, на которого долгожданное действие оказали успокаивающее и спиртное, качнул головой.

— Чтобы меня поцеловать, вам бы пришлось мне заплатить, — заметил он. — А некоторым — вообще… отвалить мне целое состояние. А вот вы сказку про царевну-лягушку читали?

И он торжественно приподнял за заднюю лапку жабу, которую ему сунул Эдмус.

— У тебя живительный коньяк, — заметил тот растерянно.

— Своими запасами с земноводными не делюсь, — отозвался алхимик с достоинством.

— А зря, — осудило земноводное. — Я б не отквазалась… Ну, хоть чмокните меня по-быстрому, и я посквачу? Квак?

Алхимик с потрясающей скоростью отбросил жабу в сторону, и ее на лету подхватил Эдмус.

— А я-то думал подзакусить.

— Пожа-алуйста! — заблеяла жаба, дергаясь у него в руках. — Не надо мной заквусывать! Спасите бедную девушку! Один ваш поцелуй — и… и!

— И в кого ты превратишься?

— Ни в кваго, — призналась жаба со вздохом. — Но приятно-то квак! А видеть лицо очередного приду… ну, претендента, квагда он ждет, что ты станешь прекрасной из прекрасных… а ты вдруг оп… и жаба. И квакаешь ему так серьезно и прониквавенно: «Наверное, тут нужен французский поцелуй!»

— Понятно, — зловеще сказала я. — А стрелы ты ловить — как, умеешь? Или арбалетные болты?

— Квакие вы нервные! — удивилась жаба. — Раз только таких и видела в жизни — попались какие-то психи в мире спиритов…

Мы переглянулись. А я-то думала, что мне жаба такой знакомой кажется…

— Универсальный морф… — задумчиво заговорил Веслав, — сохраняющий память и речь по преображении… ты, значит, еще и по мирам путешествуешь?

— Ай, ква-акочки! — тут же просекла жаба подтекст фразы. — Так вы те же самые! Квак приятно…

Но тон ее говорил об обратном.

— Морф? — встрепенулась Бо. — А я тоже немножко морф, а у тебя какая натура главная? Неужели эта? А ты можешь превратиться когда захочешь? Почему ты тогда с нами не говоришь в настоящем виде?

— Да жабой мне нравится быть, жабой! — кажется, все, что соприкасается с Веславом перенимает на какое-то время его характер. Нужно будет запомнить и ни под каким видом к нему близко не подходить. — Две сотни лет уже нравится! И еще будет нравиться… сколько-то там… если не расколдуюсь, кванечно.

— Это тебя так…заколдовали?

— Нет, кванечно…я сама! Перепутала, понимаешь, фриквативный с заднеязычным в заклинании — и готовенько дело, отбивайся от аистов!

— Мне она нравится, — Эдмус почуял родственную душу.

— Ты же женат.

— Да нет, я так… в гастрономическом смысле.

Жаба обиженно запыхтела у него в руках. Как раз этот смысл ее устраивал меньше всего.

— А ты же сильная, да? — вдруг осенило Бо.

Жаба, оставаясь висящей в руках у Эдмуса, мрачно посмотрела на нее. «Грузовики по утрам поднимаю для разминки!» — говорило выражение ее морды.

— Ну, раз ты можешь превращаться это… уни… И если ты между мирами можешь ходить — ты же сильный маг, да? А может, ты совсем-совсем немножко поможешь нам с одним маленьким паразитиком, а то он такой нехороший…

Универсальный морф немного покачалась в раздумчивости, скосилась влево-вправо и начала излагать логические выкладки вслух, по мере возникновения.

— Дружина вроде квак… паразитик… неполная Дружина, вроде как… и паразитик… Квакочки, спасайся! Чума Миров! Говорила мне бабушка не лазить в средневековье! Пусти меня! Пусти, кваму сказано, я тебе палец отгрызу! Я срочно перебираюсь в другой мир! Да кто ж тебя учил так отпускать?!

Эдмус действительно ее отпустил, и она шлепнулась в траву с сырым звуком, но тут же всплыла в воздух, недоуменно оглядываясь по сторонам.

— А ты что-то знаешь про Чуму Миров? Скажи нам! — с добрым выражением лица и недобрыми глазами предложила Бо, которая ее и удерживала.

— А вы мне что? Орденок дадите: «Жабе Ыгх за помощь Равновесной Дружине»? — но жаба с таким именем, видно, была отходчивым созданием, потому что через пару секунд спросила уже по-доброму: — Невесту-то вы уже нашли?

— Кого?

— Да квак вы так долго выжили ещё… — задалась жаба вопросом, который и нам покоя не давал. — Ну Невесту же, избранную! Ведь Иссушители — они квак? Наметят себе кваго-нибудь из людей или магов, метку свою поставят — это десерт вроде как. Последний кусочек, который Иссушитель проглотит перед своим преображением.

— Преобра… чего?

— Перед тем, как принять истинный облик, — пояснила я Бо. — Значит, когда Иссушитель чувствует, что энергии у него достаточно, он убивает Невесту…

— Выпивает из нее жизнь, — поправил Веслав. — Или из него, тут любые варианты могут быть… И потом преображается в свой истинный облик и приступает к поеданию мира. Это ясно. Одно неясно, как я мог это забыть?

— Чердак почисть, — предложила нахальная жаба, — выкинь из головы женские ножки и мечты о поцелуях под луной. Тебе с твоей рожей все равно не светит.

Алхимик покраснел. Жить Ыгх оставалось примерно столько секунд, сколько ему понадобится, чтобы выдернуть из кармана первый попавшийся пузырек, и морф это сообразила отлично.

— Вы только к Городу Алхимиков не подходите, — напутствовала она. — Только безумный сунется в Город Алхимиков, потому квак они сами были все психами поголовно! Ну, до встречи в лучшем мире, вам всем к лицу пойдут райские бубны!

И она испарилась с треском. Веслав не успел буквально чуть-чуть.

Остаток привала мы большей частью потратили на усмирение Бо, которой во что бы то ни стало хотелось узнать, какой-такой бубен придется ей к лицу.

* * *

От опушки пришлось идти пешком. Как только лес закончился, а на горизонте показалась стальная полоса реки — лошади захрапели и заупрямились, и поделать с ними ничего было нельзя. Пришлось привязать в лесу и оградить всеми чарами, которые только в голову могли прийти. Я искренне надеялась, что после бессонной ночи смогу снять хотя бы половину. Виола, которая присоединилась к нам утром, вполне разделяла.

— Разве можно нормальную охранку выставить, если думаешь черт знает о чем, — ворчала она по пути. — Например, о том, как я на этой безмозглой кобылице назад добираться буду.

Мои же мысли крутились вокруг вещей менее насущных, но не менее важных. Я почти ежеминутно дергала Веслава, который шел впереди.

— Невестой может быть кто угодно?

— Да, — отвечал алхимик, который ночь просидел у костра, вспоминая строчки Книги Миров. Он выспался меньше нас всех и по рассеянности глотнул взбадривающего больше, чем обычно, поэтому стремился действовать и говорил чересчур быстро. — То есть, нет. Взрослый человек или маг. От восемнадцати до сорока пяти. Сила магии или внешность не имеют значения, выбор делается по принципам, которые едва ли можно понять.

— У Чумы Миров вкусы сходны с вкусами Равновесной Арки, — заметил Эдмус сверху. — Ну, то есть, если говорить о наших призывах.

Я промолчала минут пять и придумала следующий вопрос:

— Метку Иссушителя можно увидеть?

— Метка проступает только перед тем, как Невесту съедают.

Я открыла рот в третий раз, но алхимик был начеку.

— Привязанность.

— Что?

— Ты хотела спросить, как можно отличить Избранного? Иссушитель будет оберегать свою Невесту, ведь другой нет. Кроме того, он не может ее контролировать… до некоторой степени.

Мне очень не нравилась зыбкость, с которой он рассуждал: по его словам выходило, что и Иссушителем, и Невестой мог быть практически любой! Но больше спрашивать у алхимика, пребывающего на взводе, я ничего не решилась.

А кроме того, впереди наметилась внезапная метаморфоза.

То, что сначала нам показалось рекой, оказалось стеной, только стеной ненормально блестящей, полупрозрачной, но крепкой, и я даже приблизительно не смогла бы сказать, из какого она материала. Выглядело все как убедительный гибрид стекла, камня и металла, а глаза слепило даже на расстоянии.

И еще она была слишком правильной. Безобразно геометрически выверенной. Идеально ровной. Стопроцентно отполированной. И оставалась такой на протяжении… наверное, нескольких километров, потому что она уходила вдаль и терялась в собственном сиянии, и оставалось только гадать, каким выглядел город за ней — а за ней ведь наверняка скрывался город.

— Кто ж такое урочище выстроил? — Виола рассматривала стену, прикрывая глаза от ее блеска.

Веслав ускорил шаг и помахал на ходу книжкой, в которой сразу опознался Кодекс.

— До какого ж уровня они тут дошли, если освоили степени такого преображения, — пробормотал он на ходу, — и кто мог тогда… кто мог… ну, без экскурсии по этому селению я назад не поверну.

Мы переглянулись и красноречиво вскинули брови. Что и требовалось доказать с самого начала. Ни у кого не было иллюзий насчет того, что мы можем треклятый город обойти стороной.

— Ты хоть помнишь, зачем мы сюда потащились? — без особого энтузиазма поинтересовалась я.

— Ну, постоите за стеночкой — не хотите, не надо, — будто не слыша, отозвался Веслав. — Но мне-то туда нужно обязательно! Если там вдруг отыщется формула…

— Философского камня?

Алхимик не ответил и ускорил темп еще, хотя и до того почти летел. Виола, поспевая за ним размашистым шагом, на ходу закатила глаза и процитировала:

— Только безумный сунется в Город Алхимиков…

— Ты что, раньше не догадывалась? — пробурчала я в ответ, пытаясь поспевать за всеми шагом, а не трусцой. — Веслав, а Йехар как же?

— Что Йехар? Ну, я же говорю — после. Искать ворота все равно придется, раз уж этот суперкузнец рядом с ними обретается. Скуем меч, потом я слетаю в город — и обратно.

— Возразить можно?

Излишне говорить, что я получила в ответ:

— Дурной вопрос!

— Вот мне интересно, что в нем женщины находят? — вполголоса принялась раздумывать Виола, глядя на затылок Веслава. Он теперь маячил метров на десять впереди нас. — Помнишь, сфинкс… Розовая Птица… тетушка Хайи… Даллара вот теперь…

— А разве Даллара в нем что-нибудь находит? — притворно удивилась я. Не то чтобы я прониклась к возлюбленной Йехара такой симпатией, чтобы ее защищать — трудно симпатизировать человеку настолько популярному — но ведь получается обвинение бедной девочки в полном безумии!

— Ну, во всяком случае, ему она улыбалась, а Эдмусу нет.

— Эй, это она нарочно! — возмутился сверху спирит. — Просто она так была травмирована моей неотразимостью, равно как и моими манерами… в общем, трудно улыбаться, когда твой завтрак, отважно борясь со всеми преградами, рвется на волю, к небу и солнцу!

Виола пожала плечами — мол, понимаю, не аргумент, но смотрела при этом все еще вопросительно. Дождалась моего растерянного взгляда в ответ и продолжила гораздо тише и уже сквозь зубы:

— По мне — так только полная дура может влюбиться в алхимика, да еще с таким характером.

Эдмус с небес вскрюкнул от смеха, видимо, усмотрев в фразе тайную иронию; я собралась спросить, не считает ли Виола Даллару, в некотором смысле, дурой и не возникли ли у нас проблемы по поводу… ну, скажем так, взаимности чувств кой-кого «с таким характером». И что нам делать, если возникли, а Йехар… в общем, напрашивался серьезный диалог по поводу сердечных чувств отдельных личностей, но тут одна из этих личностей остановилась и рявкнула через плечо, не особенно церемонясь:

— Чего копаетесь? Вы по ночам вообще спите или канкан танцуете, я не понимаю? Пришли!

Мы подошли ближе, солнце как раз скрылось за облаком, блеск перестал слепить глаза, и дружинники лоб в лоб столкнулись с оригинальностью здешних алхимиков: ворот не было. То есть, вовсе. Вместо этого в стене был проем, в который почему-то не было видно ни домов, ни улиц — только зеленая травка да еще песочек местами. Неподалеку от проема примостилась сторожка привратника, такая же диковинная, как и сами ворота. Она выглядела как обыкновеннейший двухэтажный дом!

Правда, просторный дом, да к тому же выполненный в стиле «праздничного пряничка», — стиль, который застал Виолу издать полный омерзения звук. Вот Бо бы понравилось, точно… Из трубы жилища пасторально вился дымок, пахло выпечкой, а на красной черепичной крыше примостился флюгер. Немного неожиданный — в виде скрипичного ключа.

Общее мнение выразил Веслав:

— Да-а-э-э…

Деятельный спирит слетал к трубе, понюхал дымок, покрутился вокруг дома и авторитетно заявил:

— Я видал раз богача, который жил в хижине, но и она больше была похоже на дворец, чем это — на кузницу. Может статься, кузнец женился, остепенился, занялся выпеканием рогаличков — женитьба кого хочешь изменит…

Пока живое опровержение собственных слов распиналось о возможных вариантах участи кузнеца (они становились все печальнее: «сошел с ума, влюбился, помер?»), на земле шел обмен мрачными взглядами. Это был целый полилог, и способности Виолы к обмену мыслями оказались ненужными.

«И на кой вы меня сюда потащили? — бесшумно вопил глазами Веслав. — К этому вот… вот этому… с красной черепицей?! Где мои… нет, где мои яды???» «Только попробуй! — отвечали мы ему хором. — Сам потащился! Да мы ж тебе потом во сне сниться будем, и кое-кто — каждый раз в новом обличье!»

Последний аргумент оказался самым неотразимым: Веслав шагнул к крыльцу и с явным омерзением подергал висящий перед дверью колокольчик.

Через пять секунд дверь распахнулась настежь.

— Рогаликов с чаем? — предложили нам оттуда.

Глава 16. Проблемы с репертуаром
Долго еще нам шататься по окрестностям, а Глэриону оставаться перерубленным… Это мы враз смекнули, когда увидели на пороге низенького дедка с усами, в которых затаились крошки (наверое, от тех самых рогаликов), с лысинкой и брюшком, и ко всему еще — в малиновом фартушке. В одной руке дедок держал пачку каких-то листов, во второй — кружку, а от его добродушной улыбки спирита тут же сдуло в небеса, так что нам пришлось объясняться с хозяином в дважды неполном составе.

— Мы тут вообще-то кузнеца ищем… — тоскливо начал объяснения Веслав.

— А что, он женился и… съехал? — присовокупила я.

— Или умер? Женился и умер? — помогла Виола.

Старикан заморгал на нас выпученными, фиалкового цвета глазами.

— Женился? — переспросил он напевно. — Я не женился и пока здравствую, я Харр, я кузнец, и вы выпьете чаю?

Виола испустила облегченный вздох, который говорил: «Ну, Эдмус с вариантами не так уж и ошибся. Стало быть, сбрендил».

— Это успеется, — нетерпеливо заявил Веслав. — Мы к вам тут с дельцем…

— Рогаликов вы тоже не любите? — поморгал на него глазами кузнец.

Веслав оказался в затруднении. Нормы вежливости, с которыми он никогда особенно в ладах не был, требовали ответить, а темперамент требовал немедленно отослать рогалики с чаем в преисподнюю, пояснить кузнецу, что он пойдет за ними следом, если он хоть раз о них вспомнит — и переходить к цели нашего прихода.

Пока алхимик не разорвался надвое, говорить решила я.

— Рогалики мы любим. Но мы к вам пришли, чтобы…

— Скажите, вам нравится музыка?

Видимо, своим неосторожно доброжелательным ответом я открыла ящик Пандоры. Через минуту у каждого из нас оказалась в руках кружка с обжигающим чаем, в зубах — по рогалику, а счастливый нашим вниманием кузнец разливался о себе полноводною речкою.

И вовсе не выпечка оказалась его главным пунктиком. Это место прочно было закреплено за музыкой и пением.

За просторной прихожей оказалась комната с причудливым средневекового вида роялем (как его там — клавикорд? клавесин?), куда музыкальный кузнец нас и затащил. И, пока мы давились чаем и рогаликами, исполнял для нас что-то вроде музыкального попурри из здешних мелодий. Причем, он не особенно разбирал жанры, так что мы прослушали все, от лирической баллады «Верный мой рыцарь воды» — до застольной песенки «Засади стрелу в вампира». Каждый раз, когда кузнец заканчивал играть — мы облегченно подскакивали, вытаскивали из зубов рогалики и принимались излагать причину нашего появления, но тут Харр рылся в нотах и восторженно восклицал:

— А вот еще одна, моя любимая! Такая, знаете ли, трогательная… «Плачет дождь об огне твоих рук», писалась, конечно, для огненного мага…

Веслав (он давился чаем больше других, потому что сам уделял болезненное внимание составлению этого напитка), после слов про огненного мага, разом доглодал рогалик и попытался вскочить, но я и Виола удержали его свободными от кружек руками. За последние полчаса нам было не впервой. Алхимик сел, но не смолчал:

— Вы сможете его отковать?

Кузнец с благожелательной невозмутимостью доиграл песенку и затянул экзекуцию еще штук на пять. Подождал, пока мы даже дергаться перестанем: просто сидели обреченно и высвечивали глазами одно и то же слово, как светофоры: «Маразм… маразм…». Веслав напоминал светофор еще и потому, что время от времени начинал «мигать»: тик переходил с одного глаза на другой. Так вот, после всего этого Харр выдал заключительный аккорд и безмятежно отозвался:

— Конечно, я смогу его сковать!

Мы даже не пошевелились. Секунд через десять Виола открыла рот и сипло сообщила:

— Но Глэрион не простой меч… в нем была заключена душа…

— Да-да, я слышал, — отмахнулся кузнец. — Об этом я ничего не могу сказать. Выживет ли этот ваш товарищ… не имею понятия. Но я откую его меч — да, конечно. Вот… — он посмотрел на песочные часы в углу, — через полчасика пойду и откую. Как раз успею справиться до обеда.

— Отковать меч?!

Харр рассеянно пробежал пальцами по клавишам.

— Ну, да. Это мое особое умение. И секреты соседей, — он добродушно кивнул туда, где высилась стена города алхимиков. — Много времени не понадобится. На обычный клинок я трачу не более четверти часа, на меч вашего товарища отведу час, раз он такой магический… Сразу же после того, как вы мне немножко споете — я посмотрю на него и решу, как…

— Немножко мы ч-чего?!

Веслава мы с Виолой удержали больше машинально, чем от желания спасти кузнеца.

— Споете, — с большим удовольствием повторил Харр. — Вы же не откажете старику в этой маленькой радости? У меня так давно не было музыкальных гостей…

— Мы не… не муз…

— …с которыми можно вот так, в тесном кругу, посидеть и попеть. Я так давно не слышал молодых и сильных голосов… Ну, давайте же, а после я сразу пойду отковывать меч!

Веслав побагровел, но, к счастью, не издал ни звука. Так и продолжил молча выкручиваться из нашего с Виолой захвата. Старик перевел свои ненормально фиалковые глаза на меня.

— Не желаете быть первой?

Больше книг на сайте — Knigoed.net

Само собой, у меня из головы вылетели все песни совершенно, и старые, и новые, и даже любимые, так что я цапнула за обрывок нечто первое попавшееся, что всплыло в памяти, да я даже исполнителя не знала!

Давай разрушим потолок —

И будем видеть бездну звезд,

Читать паденья их следы…

Я притворюсь, сглотнув комок,

Что я твоих не вижу слез

Сквозь волны темноты…

И наверняка безнадежно перевирала мотив, потому что я его тоже не помнила. Как, впрочем, и слов. Ну, примерно, после вот этого припева:

Больше не будет больно и плохо,

Сегодня не кончится никогда.

Вместе с выдохом каждым и вдохом —

С неба летит звезда!

Гаснет звон последнего слова —

И шкатулка вопросов пуста,

Больше не будет больно и плохо,

Сегодня не кончится никогда…

И скажите, пожалуйста, где я вообще такое могла слышать и запомнить?!

После припева слова песни для меня закончились. Я приготовилась вспомнить что-нибудь еще, в памяти подворачивалась некстати всякая непотребная попса, по сравнению с которой здешние застольные песенки смотрелись высшим искусством, но Харр не настаивал. По-моему, я его изрядно разочаровала, так что он уже посматривал на Виолу.

Та откашлялась, закрыла глаза и завела медленную песню на языке, который мы, к своему удивлению, поняли. Было в нем что-то индейское, и сама Виола в этот момент — скулы обрисовались еще резче, черные волосы почти прикрывают пару шрамов на лице, прямой нос — стала похожей на индианку.

Неизвестную даль кто теперь осудит?

В век загадок да прорицаний

Непонятно зачем, но сложили люди

Как-то песню про семь венчаний

Было ль? Не было? Может быть, будет? Верьте —

Это видится, хоть и зыбко:

Обручилось дитя небес со смертью

И шагнуло за ней с улыбкой.

А одна век нашла свой в цветах и травах,

С тем, с которым светлеют ночи,

Был один обручен с венцом кровавым –

Оказался союз непрочен.

Двух дороги свели, и года, и судьбы,

Двух — случайность, а может, шутка.

И с предателем — почему, смекнуть бы! –

Дева связана в мире жутком.

А один, тьму прогнавший своею свадьбой —

Знал он все, да хранил молчанье.

Может, разве что он и сумел сказать бы,

Что за песня, что за венчания.

Виола смолкла, тряхнула головой и пробормотала под нос что-то вроде того, что надо же, она еще помнит хоть что-то из старого фольклорного… Харр глазел на нее с восторгом. Голос у Виолы, по его восторженным заверениям, оказался весьма неплохим, а слух — так просто абсолютным!

Но на бис она петь все же отказалась.

И все взгляды скрестились на все еще багровом алхимике.

— Да я и песен-то не знаю! — рявкнул тот и наконец высвободил руки. — Что вы смотрите, откуда мне их знать? Мы не шастаем день-деньской по концертам!

— А ты спой старую чукотскую: «Что вижу, то пою, колючка вижу, колючка пою…» — шепотом посоветовала я. Алхимик заскрипел зубами.

— Я не собираюсь… — начал он возмущенно, но тут Харр грустно погрозил ему пальцем.

— Молодой человек, — с видом старого, уставшего от жизни чинуши, — зачем вы нарушаете наш маленький договор? И задерживаете меня на пути в кузницу?

Алхимик хрустнул пальцами с видом: «Ну, Йехар мне будет должен…»

— Подождите на улице, — буркнул он. — Я не нуждаюсь в большой аудитории.

Мы с Виолой не тронулись с места. Ага, сейчас, такое зрелище — и бесплатно! Алхимик закатил глаза в мученической гримасе.

— Видели б это в Коалиции… — секунда раздумья, и тут же: — А, вообще, я уже и так весь Кодекс понарушал!

Он тряхнул головой и принялся выводить, раздраженно отбивая такт ногой:

В траве сидел КУЗНЕчик,

В траве сидел КУЗНЕчик,

Совсем как огуречик

Зелененький он был…

Странные ударения, а также зловещие взгляды, которые он метал на Харра, красноречиво говорили, кому посвящается песенная история…

Впрочем, сразу мы этого не заметили, потому что где стояли там и сели, чуть ли не с первых слов. Под окном — и то раздался какой-то шорох и всписк, как если бы эти звуки намертво парализовали случайного кролика. Если бы Веслав спел «Гаудеамус» — это было бы куда ни шло, но алхимик, с небывалым воодушевлением орущий про то, как кузнечик с мухами дружил (на этой фразе Весл многозначительно щелкнул пальцами по шее, глядя на Харра) — это было нечто… нечто такое… Ну, почему это нельзя было заснять?!

Но вот пришла лягушка —

Прожорливое брюшко,

Прожорливое брюшко —

И СЪЕЛА КУЗНЕЦА!

Не думал, не гадал он,

Никак не ожидал он

Такого вот конца,

ТАКОГО ВОТ КОНЦА!!!

Ручаюсь чем угодно, никогда детская песенка не исполнялась таким кровожадным тоном, с гримасой а-ля «главный кошмар психологического триллера», да и вообще… с таким значением. Очень может быть, оно дошло и до Харра, потому что он вдруг живо вскочил, быстро похлопал и осведомился:

— Так где, вы говорите, этот меч? Я очень хотел бы на него взглянуть — да-да, вы так много о нем рассказывали…

Осколки он рассматривал недолго, но тщательно. Повел пальцем по месту излома, потрогал лезвие, погладил рукоять и зацокал языком.

— Это сложная работа, — со вздохом заявил он. — Конечно, не на час…где-то на час с половиной…

Наши истерзанные пением нервы стоически вынесли это заявление. Кузнец воодушевленно взъерошил осколком Глэриона себе усы и бодро закончил:

— И конечно, просто так я работать не собираюсь!

Все же непонятливым его, несмотря на почтенный возраст, назвать было нельзя. Харр очень быстро смекнул, что сейчас его не просто будут бить — возможно, даже частично отравят — и скороговоркой прибавил:

— А если вы попытаетесь причинить мне вред — клинок вашего друга окажется нескованным! А если вы захотите повлиять на мой ум — я могу ошибиться в работе, и тогда ваш друг… Поклянитесь мне, что заплатите и не попытаетесь причинить мне вред после работы!

Он обращался только к Веславу, в котором высшим чутьем угадал главного, а может, здесь просто не рассматривали женщин как кандидаток на руководящие посты. Уголок рта алхимика застыл в причудливом изгибе.

— Оченьпредусмотрительно! — пламенно вымолвил Веслав.

Кузнец улыбнулся и печально кивнул в направлении стены.

— Я общался с алхимиками ранее, молодой человек… Нет, вы ничего не называли. Но вы упомянули Кодекс, так что я подумал…

И улыбочка такая добрая, гадко-виноватая… Определенно, пора остерегаться благожелательных людей.

— И чем я должен поклясться? — Веслав скрестил руки на груди. — Ага, ну, хорошо, вы знаете, кто я. Я поклянусь на Кодексе?

Иногда алхимик бывал более искренен, чем ему хотелось бы. В одно слово он вложил такое презрение к своду правил своей профессии, что вариант отпал сразу.

— На Верном Сердце, — застенчиво сказал хозяин и извлек из кармана небольшой зелененький камешек. — Про него сложено столько песен и песенок. Вот, например… «Покуда стучит…»

Алхимик с довольно-таки угрюмым видом сграбастал камень с ладони хозяина. Стащил митенку с правой руки и сжал камень в незакрытой ладони.

— Клянусь, что после завершения работы оплачу вам ее так, как вы посчитаете нужным, — забубнил он монотонно, — что не причиню вам вреда и не попытаюсь мстить за что бы то ни было, как и те, что рядом со мною. Так, что там еще было… оплату клянусь предоставить в обещанный срок, если то будет нам под силу. Клянусь не отнимать то, что отдам, если только вы не отдадите это сами. Что еще?

Кузнец благоговейно замотал головой и забрал у него камешек — тот стал почему-то алым.

— Вам уже доводилось приносить подобные клятвы, юноша?

— Нет, — ответил Веслав и натянул митенку на положенное ей место. — Но я о них читал.

Мы с Виолой понимающе ухмыльнулись. Книга Миров, как же… Для нас эта церемония была исполнена тайны, так что мы только отчасти понимали, почему так сияет хозяин и так дергается алхимик.

— Ну, — поторопил тем временем тот. — Я купил у вас кота в мешке, да еще вроде как бешеного, да еще и не одного. Какую плату желаете?

Кузнец погасил улыбку, взял опять осколки клинка, которые перед этим положил на кресло, повертел, а потом совершенно неожиданно перевел свои фиалковые глаза на Виолу.

— Ее.

— Что?

— Ее. На три дня.

На какое-то время мы поменялись местами: теперь Виолу удерживали мы с Веславом. Что было непросто: одно дело держать субтильного алхимика, а другое — девушку-триаморфа в самом соку… Да еще очень разозленную и издающую звуки, которые больше пошли бы звериной ее ипостаси.

— Глаза… выцарапаю… пустите! Да я этому…

Мне пришлось заткнуть ей еще и рот. Харр посмотрел с легкой укоризной и погрозил пальчиком.

— Какие вы все несговорчивые…

— Сговоримся, — пропыхтел Веслав, удерживая на месте триаморфиню. — Помните насчет того, что оплата по результату? Увидим меч — тогда и…

Кузнец благонравно повел плечиком, предложил нам до его прихода подкрепиться новой порцией рогаликов, услышал ответ Виолы, подмигнул — нам пришлось опять удерживать ее — и попросил подождать снаружи.

Редкий дом я покидала с большей охотой. Несмотря на то, что разъяренную Виолу нам пришлось буквально выпихивать на улицу.

Где ее гнев, понятно, обрушился уже на Веслава:

— Какого Хаоса?!

— Такого Хаоса! — рявкнул тот. — Вы ж так печетесь о Йехаре, готовы на все ради него, нет? Ну, мы тут посидим три денька, а ты уж там… договаривайся с дедушкой. Авось скостит срок оплаты за старание!

Я серьезно испугалась за его здоровье после этой тирады: Виола сунула руку в рюкзак, потом как будто раздумала и вдруг выкрикнула яростно:

— Ольга!

— А? Что?

— Скажи что-нибудь рассудительное, или я его прикончу!

— Уфф, — рядом приземлился Эдмус. — Чуть не опоздал на такое зрелище! Кто пока по очкам побеждает? До смертей еще не дошло?

На него глянули с понятным удивлением, и он развел руками:

— Я же спирит! И придворный бывший… ну, словом, везде пролезу… Слушал у окошка, хотя когда Веслав запел — свалился нечаянно в кусты роз, дальше пришлось слушать уже оттуда.

— Этого не может быть, — огрызнулась Виола, которую уже немного отпустило. — Ты что же, молчал все это время?

Шут задрожал губами, показывая величие принесенной жертвы, и я воспользовалась тем, что обстановка перед крыльцом Харра опять начинает напоминать дружескую.

— Веслав, а что это за штука, на которой ты клялся? Что она делает?

Алхимик уселся на крыльцо и вытащил из сумки потрепанный блокнот.

— Верное Сердце? — переспросил он мимоходом. — А… древняя алхимическая фишка, особый элемент… ну, словом, если я нарушу клятву — я буду помирать долго, наверное, мучительно, а перед смертью убью вас всех за компанию.

— А… вот последнее было необязательно, — выдавил Эдмус.

— …а потом еще не буду знать покоя в загробном мире, — алхимик перевернул пару листочков и прибавил презрительно: — Консерваторы!

Мы были слишком заняты, чтобы пытаться найти смысловую связь между фразами: нас больше интересовали собственные рты, раскрытые так, что любой из врачей, которые изводят пациента мучительным: «Скажите «Аа-а-а!» — пустил бы слезу от умиления.

— Вот спасибо, — сказала потом Виола, совладав с челюстными мышцами. — То есть, мне придется идти к этому… к которому я не пойду?!

А логика Бо в ней все-таки осталась, отметила я мимоходом, задавая следующий вопрос:

— Веслав, эту штуку можно как-нибудь обойти?

— Способы есть, — отозвался алхимик. Он все рылся в блокноте. — Верное Сердце — вещь очень зыбкая. Оно может признать клятву выполненной, если это признает тот, кому она давалась.

— То есть, если мы заплатим, но потом?

— Нет.

— То есть, заплатим, но не тем?

— Нет.

— Ну, а если я приду, врежу ему и пойду себе обратно?

— Нет!

— Ну, а если она придет, превратится в пантеру или Бо и…

— НЕТ!!

— Что же тогда?

— Ну, вот например, если к Харру явится под видом Виолы кто-то другой… Хотя сомневаюсь, что желающие найдутся, — решив оставаться честным до конца, добавил он.

Последовала неприятная тишина, после которой спирит признался:

— Ну… я вообще-то готов… — и прибавил поспешно, когда три лица повернулись к нему с одинаковыми выражениями: — Исключительно ради взаимовыручки!

Глава 17. Проблемы алхимического характера
До времени оплаты нам оставался всего лишь час, и этот час Дружина всерьез решила убить на пререкания. Виола косилась на Эдмуса виновато, но заявляла, что не пойдет никуда. Я чувствовала себя тоже не ахти, но идти все равно никуда не собиралась, Веслав как кандидат не рассматривался, вернее, не дал себя рассмотреть, ну и получалось, что оставался действительно Эдмус.

— И как ты его замаскируешь? — усомнилась я. — Состряпаешь…это…как его…Полиморфное зелье?

— Где ты нахваталась этой пошлятины, честное слово, — проворчал Веслав, запуская руку глубоко в какой-то потайной карман. — Мороки Виола наведёт, да и все.

От такого дилетантизма в стихийной магии умудренная опытом Виола чуть не свалилась с крыльца, на котором сидела.

— Точный морок в виде себя самой? Одно дело других закрывать и людей морочить, а тут мало того что его, — она с особым значением ткнула пальцем в Эдмуса, — в меня… так еще и стихийника обдурить!

— У стихийников тоже есть чувства, которые можно обмануть, — отозвался Веслав. Он увлеченно толок в маленькой ступке что-то вроде кориандра. — Зрение, обоняние. А этот кузнец пользуется «Верным Глазом» — эликсиром для улучшения зрения. Цвет глаз его видали? Я от двери распознал побочный эффект. Это снадобье легко обмануть. Помолчите-ка минут десять.

Эдмус понял намек, поднялся и печально побрел от нас прочь. Свои десять минут он провел на почтительном удалении.

Алхимик тем временем уже состряпал в пробирке какую-то холерного вида водичку, перелил ее в крошечный пузырек, где она почему-то поднялась и завихрилась, и заткнул пробкой. Потом достал из другого кармана банальный флакон духов и повернулся к Виоле:

— Нужна прядь твоих волос.

Та вскинула брови, но молча достала из-за пояса нож и отрезала требуемое. Алхимик слегка отвлекся от своего флакона, когда она вложила в его ладонь черную внушительную прядь, и метнул раздраженный взгляд:

— Ты б еще скальп сняла и мне протянула, чтоб уж в комплекте. Я что, отрезать просил?!

Виола мрачно постучала ножом по ладони, глядя на отрезанную прядь. Сегодня ее терпение точно подверглось изрядному испытанию…

Веслав тем временем открутил с флакона распылитель и погрузил в жидкость (я до последнего была уверена, что там духи) волосы Виолы.

Секундная фиолетовая вспышка… и ничего. Никакого чуда. Флакон. Целые волосы. Прозрачная жидкость.

Ах, нет, есть чудо все же. Довольный алхимик.

— Наводи мороки. Только поплотнее и на длительный срок. Ах да, держи.

Виола пристально уставилась на мокрую прядь собственных волос, которую он сунул ей в ладонь. Ее лицо выражало такую степень сосредоточенности, что Эдмус опасливо крикнул со своего места:

— Ну уж нет! Знаю я, что она наведет сейчас… порчу какую-нибудь!

Еще пять минут мы проследили, как Виола гоняется по травке за спиритом, время от времени взлетающим в небеса. Шуму они подняли столько, что я поинтересовалась:

— Этот кузнец с абсолютным слухом ничего не заподозрит?

— Да не должен, — махнул рукой Веслав. — Подумает, что это мы ее так убеждаем принять его условия. Надо бы себе пару шрамов нарисовать — для достоверности.

В конце концов Виола поймала спирита воздушной петлей, подтащила к себе — и через какое-то время перед нами стояли уже две Виолы. Сходство было бы почти полным — если бы не различия в аурах и не идиотская ухмылка на лице Виолы номер два.

— Сама-то прикройся, — бросил алхимик, поднимаясь. Виола кивнула и набросила легкий морок и на себя — если смотреть с порядочного расстояния, должно было сойти. Понятное дело, она приняла облик спирита. Веслав тем временем подошел к Эдмусу и принялся опрыскивать его из флакона с видом фермера, избавляющего родную картошку от колорадских жуков. Понятное дело, все это сопровождалось комментариями с обеих сторон.

— Пвх-а-а-а! Нет, я знаю, ты у нас эстет, и, может быть, я даже не очень хорошо пахну, но ведь этак я буду попросту благоухать почище Бо! И что будет, если я вернусь в свой мир из этой миссии таким пахучим?

— Какой идиот тебе сказал, что ты вообще вернешься?

— Мой внутренний голос. Очень мило, спасибо… не в глаза же! Послушай, как же я буду этим дышать? Признайся, ты за меня рассердился за какую-нибудь шуточку и таки решил осуществить свой давнишний план по моему отравлению?

— Хотел бы — осуществил бы, так что… дернешься еще — осуществлю!!

— Стою. Стою. Нет, это же на мучительную смерть тянет, право слово! И для меня, и для тех, кто будет находиться со мною рядом… а если этот кузнец вот так вздохнет, да и помрет в конвульсиях?

— Я два раза хлюпну носом в знак траура. А если помрете вы оба — три раза… да не вертись ты, я больше на траву выливаю!

Я наблюдала за этой картиной, чувствуя, как поднимает голову мое творческое воображение.

— Парфюмер и его жертва, — и из моей груди сам собой исторгся ностальгический вздох. — Что скажешь, подруга?

— Триллер! — правильно сориентировалась никогда не читавшая «Парфюмера» Виола.

Главные герои триллера тем временем подошли к нам. Оба пахли одинаково: кожей, каким-то мылом, немного металлом, еще чем-то неуловимым, но знакомым — ну, словом…

Я недоуменно скосилась на Виолу. Весл ухмыльнулся и поболтал пустым пузырьком.

— Жидкий морок. Ложные впечатления для обоняния, зрения, местами даже слуха — убеждает объекта, что перед ним именно тот, чьи волосы побывали в эликсире. Между прочим, не распознают даже собаки-ищейки. Алхимики его используют для принятия чужого облика… что… что ты так на меня смотришь?!

Я встряхнула головой — значит, не галлюцинация, а я-то думаю, откуда в лице алхимика такое сходство с Виолой? Наверное, и на него попало. Веслав правильно истолковал мой взгляд, чертыхнулся и полез за антидотом.

— Впору тебя Зюскинду отдавать как прототипа, — не сдержалась я, глядя, как он поливает себя нейтрализатором. — Чтоб он с тебя продолжение писал.

Веслав сунул нейтрализатор в карман и глянул на меня подозрительно:

— Кто такой Зюскинд? — оставил меня в ступоре от просвещенности всех алхимиков в целом и одного, который читал Книгу Миров, в частности, и обратился к Эдмусу. — А вот этим — подстрахуешься, — он протягивал ему пузырек с то ли взвесью, а то ли водичкой. — Уронишь на пол, когда войдешь, только незаметно. Это сведет на нет «Верный глаз», так что видеть он тебя будет с трудом. Вот с голосом твоим сделать ничего нельзя: эликсир эликсиром, но и его нельзя так перенапрягать! Так что просто советую не ржать во все горло, да еще и без причины. Навряд ли старикан не поймет, что это у тебя со смехом.

Шут озабоченно понюхал рукав рубашки. На лице у него были тяжкие раздумья по поводу того, сколько эта дрянь, копирующая запахи, будет из него выветриваться. Вернешься, например, а тебя жена за Виолу примет, а зная характер Ифирь… бр-р! Может быть, из-за этих печальных раздумий он отважно придумал дельный вопрос:

— А что мне там делать придется?

Наивное, неискушенное существо! Наши лица против воли зазмеились гадкими улыбками.

— Ну… может… в шашки играть, — выдавила я наконец. — Ну, общаться, ага… в общем, он же старый уже… ну, уборка… ну, что ему еще надо?

Спирит наклонил голову, как бы говоря: «С этого места поподробнее». Виола кусала губы, изо всех сил удерживаясь, чтобы в красках не расписать это «поподробнее». А Веслав заявил напрямик:

— Да что хочешь, хоть визжи, хоть чашки бей, только не клянись больше ни в чем. Если он сам откажется от условий договора — это еще и лучше.

— А если не откажется?

— Тогда мы никому не расскажем эту историю.

Шут соотнес слова алхимика, палитру ехидных тонов, которая в словах обнаружилась, и зловредное выражение лица и раскрыл рот как мог, чтобы протестовать, но тут изнутри дома послышалось громкое мелодичное пение, потом шаги, потом дверь открылась, и перед нами предстал улыбающийся Харр.

Какое-то время он и распахнутый рот Виолы-Эдмуса дружно смотрели друг на друга. Потом спирит тоскливо сжал губы и помахал своему вроде как хозяину рукой. Кузнец просиял.

— Работу я выполнил, — заявил он. — Меч откован… зайдете?

Чтобы мы еще зашли в этот домик с музыкой и рогаликами? В чащу! В чащу!!

И ведь ни слова никто не сказал, а Харр почему-то сразу понял.

— Вы можете и не заходить, — он торопливо протянул Веславу, которого, опасался после песенки про кузнечика, откованный клинок.

Целый, но не пылающий. Веслав остановил на лице Харра свои беспокойные глаза.

— Я не знаю, почему он не горит, — сказал тот, — вы говорили, что он пылал, но ведь это же не свойство клинка? Мне случалось отковывать огненные артефакты в виде мечей, и это не один из них. Вы говорили, что пылал меч, именно потому, что был связан с вашим товарищем — тогда он может не гореть, потому что ваш друг в беспамятстве, или потому что связь между ними нарушилась… В любом случае, я не знаю. Я сковал его как мог, поверьте… лезвие, лезвие, конечно. Хотя, может быть, какой-то артефакт был в рукояти, вот тут, посмотрите, как будто что-то вынуто… а это еще один ваш товарищ?

Триаморф кивнула ему с почтительного расстояния. Кузнец осведомился, любит ли товарищ музыку, после долгого отрицательного мотания головой, утратил интерес к якобы Эдмусу и принялся игриво подмигивать якобы Виоле. Спириту ощутимо подурнело — даже его чувства юмора хватало не на все жизненные обстоятельства.

— А теперь я бы хотел получить свою награду! — Харр молодецки подкрутил усы и чуть ли не облизнулся в сторону шута. Жестом пригласил его внутрь помещения, но тот не двинулся с места. Харр укоризненно посмотрел на Веслава.

— Нет, мы вас не обманываем, — заверил тот. — Просто она у нас такая… застенчивая… ее нужно пригласить… пояснить… иногда до нее не с первого раза доходит…

И как следует наподдал спириту коленом. Тот бросил на нас горестный взгляд и поплелся в дом. Харр пропустил его, подмигнул нам и исчез. Первая стадия прошла гладко, и, судя по облегчению на лице Веслава — «Верное Сердце» с его клятвой мы обошли.

Через пару минут я предложила развернуть тут лагерь, но меня только смерили скептическими взглядами.

— Спирита нашего не знаешь? — укоризненно спросила Виола. — Хорошо, если он там два часа пробудет — а потом хозяин не просто нам его вернет — еще и доплатит, чтоб забрали…

— Рогаликами брать не будем, — вставил практичный Веслав. — Только деньгами.

Я села рядом с ними на травку и постаралась вообразить, что сейчас происходит в доме. Неприлично так, конечно, думать, но я надеюсь — дело дойдет до поцелуев. Интересно, на что спишет Харр наличие у скромной девушки Виолы приличных клыков и языка сантиметров в тридцать, не меньше? Или эликсир Веслава и с этим как-нибудь справится?

Не справился.

Ждать не пришлось долго. Дверь дома кузнеца распахнулась от удара ногой — и перед нами предстал подозрительно виноватого вида спирит. Вел он себя почти как Веслав: бешено жестикулировал, встревожено бегал глазами по сторонам и нервно заламывал руки.

— Плохо… — задыхаясь, выпалил он, когда мы к нему подбежали. — Совсем плохо…

— Обопрись на меня, — предложила благодарная Виола. — Что он с тобой сделал?

— Да ему плохо! — виновато отозвался спирит, игнорируя наши заинтересованные взгляды. — Это… мне кажется… он не дышит.

— Хаос! — возопил Весл, проскакивая в уже знакомую просторную прихожую. — Я алхимик, понятно! Алхимик, а не эволюция бригады «скорой помощи»! Сколько можно спихивать мне на руки больных… да, и трупы.

Последнюю фразу он прибавил, глядя на бесчувственное тело хозяина. Тот лежал, раскинув руки и ноги, возле своего инструмента. Словно полянка сырым ноябрьским днем, он был припорошен сверху нотами. Рот кузнеца был открыт в безмолвном крике ужаса. По сравнению с этим зрелищем Йехар выглядел живым и бодреньким.

— Вот черт, — алхимик опустился на колени, пощупал пульс, приподнял Харру веко. — Это не просто обморок — тут глубокий шок… что-то вроде травматического синдрома — и вовсе непохоже, чтобы старикашка захлебнулся от… — он наткнулся на мой укоризненный взгляд, — нетерпения. Ладно, признавайся — чем ты его?

Эдмус с видимым ужасом замотал головой. Спирит при своих гастрономических вкусах не терпел вида крови, и мысль, что он убил человека, в восторг его не приводила.

— Я его не бил, честное слово!

— Кто говорит про «бил»? — удивилась Виола. — Ты ему шутку рассказал, что ли? Или рожу скорчил? Или эликсир Веслава перестал работать в самый интересный момент?

Алхимик пробурчал что-то — обиделся из-за эликсира, остальные вопросы поощрил кивками. Эдмус опять отчаянно замотал головой, и тогда решила попробовать уже я:

— Эдмус. Просто расскажи, как дело было. Как он себя повел, когда ты зашел к нему? Он… гм… любезничал?

— Еще как! — вздохнул спирит. — Мне даже было расхотелось возвращаться к вам — таким он был вежливым. Прыгал вокруг меня как третья суть Виолы вокруг дерева, на котором мы сидели. Говорил, что я стану ему подлинной отрадой… не-ет, вы не поняли! Он говорил, что я буду петь для него, и предложил начать прямо сейчас…

Так Харр выбрал Ви за «абсолютный слух» — так, что ли?

Бедный любитель музыки. Никогда под личиной такой сирены не таилась такая цапля.

— Что вы смеетесь, я шут, а ничего смешного не вижу. Да, он сказал, что я ему буду петь. Привел меня сюда… сказал, что репетиции мы начнем сейчас, но прежде он хотел бы меня послушать…

Эдмус был стопроцентно уверен, что умеет петь, а все, кто его знал, были стопроцентно уверены в обратном. Для меня это была тайна за семью печатями: шут прекрасно слышал, как по кустам шуршит заяц за пятьсот метров, но если про человека без музыкального слуха говорят: «Медведь на ухо наступил» — то на ушах спирита станцевало брейкданс стадо диких слонов.

— И он предложил мне спеть любимую песню…

Да, и еще Эдмус неуклонно придерживался девиза незабвенного Дениса Кораблева: «Хорошо петь — это значит петь громко». Заслышав то, что получалось в результате, с дороги шута разбегалось все живое. Мы дожили до этой поры только потому, что Эдмус распевать привык в небесах, а разрушительная сила звуков, которые он производил, падала на расстоянии.

Если бы ему вздумалось заняться пением в моей квартире — с четвертого этажа тут же принеслась бы кошатница тетя Нина — порицать за убийство бедных пушистых зверьков. С особенными извращениями и в огромных количествах…

Понятное дело, любые эликсиры против такого дара были бессильны.

Я уже смеялась так, что мне пришлось искать сидение на ощупь.

— Ну… я запел… знаешь, решил что-нибудь непонятное, из вашего мира, чтобы он не понял. Я, когда спустился к твоей соседке, вот такое слышал: «Энд ай вил олвейз лав ю»…

— Потише! — прикрикнул алхимик, когда Эдмус вознамерился продемонстрировать, как дело было, въяве. — Мы не эстеты, но тоже люди! А этот, хоть и без сознания, от твоего вытья, подпрыгивает на полметра. Ольга, тебе от смеха дать что-нибудь?

— По лбу… — призналась я, хохоча уже в голос. — Больше никак… Эдмус, а что было дальше?

— Дальше было ничего. Как только я это немножко спел — он почему-то поднялся со своего стула, выпучил глаза и упал. Уронил на себя свои листы с нотами. Я, конечно, за вами… а он жить-то будет?

Веслав распрямился и поставил пузырьки с успокаивающим и укрепляющим на клавикорд.

— Должен, — сказал он решительно, — а если бы ты хоть до половины песни дошел — могли б и не откачать. Но бросать его сейчас нельзя, а то как бы он не уплыл с песней на тот свет. Придется ждать.

С вердиктом, хоть и без должной охоты, согласились все. Явственно колебалась в основном Виола. Наверное, она опасалась, что у Харра, когда он очнется, могут быть какие-то претензии персонально к ней.

Здесь она ошиблась. Кузнец очнулся просветленным, очень обрадовался, увидев нас, петь больше не пытался и все повторял, что обрел смысл в жизни.

А еще он вдруг проникся живейшим сочувствием к нам и к ситуации, в которой мы оказались.

— Да-да, бедный ваш друг, да-да… — повторял он, не замечая, что машинально разрывает на куски собственные ноты. — Знаете что? Вам непременно нужно зайти к моим соседям. Очень разумные люди, иногда бывал у них в гостях… то есть, не люди, алхимики, конечно, но они вам помогут, обязательно помогут! Может статься, они скажут — да-да, скажут, почему меч не пылает, конечно, вам нужно пойти к ним…

Он твердил это на все лады с такой же страстью, и так пытался нас обнять и облобызать, что мы поспешили согласиться и убраться из его дома как можно скорее. Вдогонку нам понеслось:

— Как прекрасно жить на свете! Солнце…травка!

— Веслав, — поинтересовалась я, оглядываясь назад. — А его точно можно… э… оставлять одного? По-моему, у него и раньше в голове мыши жили, а уж теперь…

Алхимик не ответил: он уже дошел до пустых ворот города своих собратьев и теперь рассматривал какую-то видимую только ему черту.

В свете последних новостей о том, что в граде кто-то остался в живых, путешествие за эту черту могло обернуться плохо.

— Я о таком раньше слышала, — сказала Виола, имея в виду Харра. — Если кто-то переживает что-то ужасное, что потрясает его до глубины души…

— Эй! — обиделся Эдмус с воздуха. Хотя по-моему, обижаться было нечего, поскольку мало что из слышанного мной могло поспорить с его пением.

Веслав провел ладонью по воздуху, будто снимая невидимую паутину.

— Сюда что, могут войти только алхимики? — за время предыдущих миссий мы твердо уяснили себе, что ждать от всех нужно худшего.

Магистр обернулся резко, тряхнув отросшей за последнее время кучерявой шевелюрой.

— Харр, по-твоему, алхимик? Войти может кто угодно. Другое дело — что он там увидит. Вам бы лучше подождать меня за воротами.

— Ага, — с выражением полнейшей покорности на лице отозвалась я. — И дождемся потом какого-нибудь зомби, спрыснутого этим твоим одеколоном для маскировки. Во радости будет!

Алхимик вспыхнул в секунду, как порох.

— А о тебе речи вообще не идет! Ты остаешься здесь, или можешь вернуться и добить кузнеца своим пением!

Я оглянулась на Виолу и Эдмуса, но те только глаза вытаращили. Тоже не ожидали такой дискриминации?

И ведь пять минут назад я шагу бы не сделала за пределы этих пустых ворот, но теперь…

— А ты меня свяжи, и я не пойду!

Веслав скрестил руки на груди.

— Я тебе еще и приказать могу, — процедил он. — Забыла, с кем говоришь?

Хаос с прицепом! И этот неврастеничный тиран — наш новый Поводырь! Он ведь правда прикажет — по глазам его вижу, и этот приказ прикует меня к месту, потому что если я ослушаюсь…

Если я ослушаюсь, нас останется трое.

Спорить я больше не стала: в горле что-то дзынькнуло и оборвалось. Я смотрела на стоящего передо мной человека.

Чужого человека.

Который совсем недавно прикрывал мне спину в бою.

Ради которого я бы шагнула в огонь, во враждебную мне стихию, как и ради Йехара, или Виолы, или Эдмуса.

Который уже однажды предал меня — тогда, в нашем лагере, сейчас почти так же холодно…

Я помнила слова рыцаря о том, что алхимикам нельзя доверять и понимала, что из этого вытекает все остальное: нельзя испытывать к ним дружеские чувства, сопереживать им, считать, что знаешь их…

Но мне было не легче.

Я не сразу поняла, что Виола что-то кричит, а когда расслышала — мне стало смешно: триаморфиня решила с чего-то выступить в качестве моего адвоката. При этом ее обычная позиция «а мне по барабану» почему-то осталась в стороне.

— …то хоть объясни, с чего это тебе в голову стукнуло! Я признаю, что Ольга слишком молода, слишком импульсивна, она девушка, в конце концов, — сказано было так, будто себя Виола считала видавшим виды мужиком. Самое интересное, что в какой-то мере это так и было. — Да еще светлая ученица, что вместе со всем остальным… Оля, а ты не хочешь остаться?

Очень последовательно, спасибо. Ах, нет, вполне обычно, потому что последнюю фразу выдала уже Бо. Прекрасное пополнение, особенно на пути в город алхимиков.

Веслав был столь же последователен, как и триаморфиня. Он отвернулся от меня, будто вспомнив что-то важное, и сказал безразлично:

— Идемте, — чем обратил в пшик все наше препирательство с ним по поводу «иду — не иду».

Но я видела, как он напрягся перед тем, как шагнуть туда, внутрь, и я знала, что он не обманет меня больше. Даже если снова солжет когда-нибудь, что рад меня видеть.

Пустые ворота алхимического города не показались особенным препятствием после такой дружелюбной беседы. Харр ведь проходил здесь как-то — пройдем и мы, и мы действительно прошли, только не были готовы к тому, что мы увидим.

Города не было. Ни домов, ни проулков между домами, ни улицы, ни какой-нибудь захудалой площади на худой конец!

Была небольшая, но богато убранная комнатка во дворце.

В каком? Леший его знает, как сказал бы Веслав, но я была уверена, что это не квартира какая-нибудь, не избушка и не гостиница. Дворец — и все тут.

Хотя откуда бы в городе алхимиков взяться дворцу, и более того — как это мы с порога умудрились попасть не куда-нибудь, а в спальню принцессы?

Я обернулась, чтобы задать этот вопрос Веславу и убедилась, что Веслава поблизости нет. И Эдмуса нет, и Бо тоже. Попутно догадалась осмотреть себя, и оказалось, что ребра мне давит корсет старинного платья.

Я высунула из-под платья ногу и вздохнула с облегчением: кроссовки, мои любимые, разбитые по здешним дорогам кроссовки были на месте!

Хоть в какой-то части собой осталась…

Тут я почувствовала в руках странную, деревянно-нитяную на ощупь штуку и подняла к глазам… веретено. С острым таким, чем-то знакомым кончиком…

— Осторожно, принцесса! — донеслось из ниоткуда.

Это мне добрые феи мерещатся?

И потом еще три голоса — но эти уже знакомые и издалека:

— Что за… Ольга! Ольга!

— Ой, какое у нее платье красивое…

— Она нас слышит? Она сама говорить может?

Голоса шли от… нет, вот это точно галлюцинация. От портрета над уютным камином. В смысле, от троих на этом портрете.

И если можно представить на алхимике что-то глобально неподходящее к его внешности — это будет средневековый кафтан и парик, в коих он предстал на этом полотне.

— Ма-мма… — сказала я, рассматривая позументы на кафтане теперь уже Эдмуса.

Голоса то появлялись, то исчезали, будто кто-то невидимый регулировал ручку радиоприемника, и я уловила часть яростного спора о том, что со мной произошло. Из этой части получалось, что мои товарищи видят то же, что и я. Только со стороны.

— Не уколитесь, принцесса! — донеслось опять. Снова эта фея, чтоб ей самим этим веретеном упороться.

— Ребята, — громко и внятно сказала я. — Я тут вроде как попала в сказку о спящей царевне…

Спасибо, что не в сказку о Белоснежке. А то пришлось бы бороться с голодом при виде наливного яблочка и отмахиваться от кучи надоедливых гномов.

— Искажение… реальности, — донеслось до меня с портрета. — Ролевая… ситуация… кто-то играет в это…

— Не уколитесь! — донеслось до меня все тем же заботливым тоном.

— Делать-то чего? — поинтересовалась я, прокручивая в пальцах отравленное веретено.

Ответа не было.

Впрочем, ответ я уже знала сама. Раз меня сюда забросили — я должна найти решение ситуации. Каким-то образом закончить сказку. Только чтобы у нее был счастливый конец.

И чтобы не пришлось спать сотню лет до прихода моего принца, так что укол веретеном отпадает как решение тут же.

Я скосилась на портрет и захихикала, вообразив себе картину: прекрасный принц Веслав наклоняется над спящей мной, задумчиво изучает лицо, а потом выдает в пространство: «Пижму вашу через тертый кварц! А антидот-то я в своем королевстве забыл!»

Но если я буду просто сидеть, тупо глядя на веретено, решение само не найдется.

Может, спалить его? Огонь в камине горит… или заморозить, а потом расколоть? У принцессы из сказки не было стихийных сил, у меня есть. Или заморозить не веретено, а ту ведьму, которая мне его прислала? Да нет, этот сказочно-иллюзорный мирок наверняка ограничивается пространством моей комнаты.

И ребят больше не слышно, а жаль. Я даже на алхимика теперь не очень сержусь. Вернее, не сердилась бы, если бы он сейчас дал хоть какой-нибудь совет!

— Не уколись… — донеслось в очередной раз.

А он дал совет. Только давно, когда обучал меня пользоваться силами целителя. Он однажды сказал мне, чтобы я никогда не доверяла алхимику. И хотя сейчас я имею дело не с самими алхимиками, но с чем-то, что явно создано ими…

Я всадила кончик веретена в свой палец.

Только тот кончик, который не был ничем смазан.

Беззвучно. Но зато мои глаза покинули орбиты. Нет, каким образом, я же колола в палец, а такое ощущение, что попала в мозг!

И в спинной в том числе. А крови столько, будто я горло себе перерезала, хотя, может, я и преуменьшаю.

В любом случае, хватило. Как только первая капля упала на пол, помещение вокруг нас стало меняться. Вместо веретена в моей руке оказался острый осколок стекла. Комната пропала, я стояла рядом с остальными и зажимала проколотый палец.

— Додумалась, — буркнул Веслав. — Я весь голос сорвал орать тебе, чтобы ты перевернула веретено!

— Спасибо, — поблагодарила я мрачно, чувствуя, что все еще сержусь на алхимика. — Ну-ка повтори, что это со мной было?

— Морок, — ответ звучал гораздо лаконичнее, чем то, что я слышала с портрета. — Примерно как… вот этот.

Я растерянно посмотрела на слой пожухших листьев и мох под ногами. На мгновение сознание шепнуло, что этого здесь быть не может — и замолчало, когда я провела рукой по ближайшему дереву.

Несомненная кора. Шершавая и царапучая. И смолой пахнет.

Это уже больше, чем морок.

— Аюшки! — плаксиво донеслось до нас. — И что мне делать со всей этой сдобой, я же ее не ем!

В нескольких метрах от нас стояла Бо. В платьице и с корзинкой в руках.

В ярко-розовой шапочке…

— Наверное, отнести бабушке, — пробормотал алхимик, которого такое зрелище немного выбило из колеи.

Бо тем временем продолжала топтаться на своей лесной тропке. Пооглядывавшись немного, она заметила нас и помахала.

— Ребята! Хотите пирожков? Ой, а вы знаете, вы деревья! Или это у деревьев ваши лица…

Прелестно. Всю жизнь мечтала стать то ли онтом из саги Толкина, то ли мутантом-буратинкой из другой какой-нибудь реальности…

— А вы не скажете, что я должна сделать? — взывала Бо.

— То же, что и Ольга, — пробормотал Веслав. По странной случайности это дошло до Бо, и она растерялась еще больше.

— Но у меня же тут нет вертен… верет… острой штуки! И я не буду колоть себе пальцы! И… а если я съем пирожки — может получиться? Ой, нет, на такую жертву я не готова…

— Берегись, Шапочка! Берегись! — донесся тот же голос, что слышала я, и в ту же секунду на полянку выскочил весьма реалистичный волк с раззявленной пастью.

— Пирожок? — предложила ему замешкавшаяся Бо. Волк слегка опешил, но потом решил пойти по сказке:

— Девочка в… Розовой Шапочке, — оказывается, он неплохо различал цвета, — куда ты идешь?

— Откуда я знаю?! — рассердилась на это Бо. — Была там, теперь тут с этими калорийными пирожками и в немодной шляпке. Разве не видно, что я заблудилась? Жаба — и та лучше тебя соображала!

Волк опешил теперь больше. Мы уже все сочувствовали бедному зверю…

— Кхм… а где живет твоя бабушка? — попытался он еще раз.

— Какая бабушка, ты, тупое говорящее животное?! — окончательно вышла из тебя Бо. — Она в другом мире живет! Она вообще умерла, когда мне было пять! Не хочешь пирожков — дай пройти!

Нечастный хищник на секунду возвел глаза к небесам, а потом прыгнул на Бо, намереваясь сократить сказку наполовину. Разумеется, в ту же секунду блондинка перекинулась в пантеру, и волк просто затормозил в воздухе. Потом исполнил (все еще в воздухе) сложный акробатический разворот и унесся в лес с поджатым хвостом и жалобным щенячьим визгом.

Пантера опять превратилась в Бо. Только теперь при ней не было корзинки, а вот розовый рюкзачок оставался на положенном ему месте. Лицо триаморфини сияло гордостью — мол, видали, как я здорово перекинулась туда, потом обратно?

— И долго это будет продолжаться? — обратилась я к Веславу. Я не разделяла веселья Бо, потому что поняла: если бы она не выкрутилась со своим превращением, ее бы растерзали по-настоящему. И я бы отравилась тоже по-настоящему, а значит, с чем бы мы ни столкнулись, оно хочет с нами не просто поиграть в сказочки.

— Пока мы не поймем, как это остановить, — ответил алхимик. — Мне кажется, я…

Но тут Бо завизжала во весь голос и попыталась влезть по Веславу, как по дереву, так что мы невольно отвлеклись.

Крысы!

Они кишели у нас под ногами. Сплошная шевелящаяся серая масса. Огромные, с длинными голыми хвостами, попискивающие…

К счастью, не обращающие на нас ни малейшего внимания, но стоять посреди них и чувствовать, как они тебя касаются, когда протискиваются мимо… Очень трудно было убедить себя, что это морок.

Крысиное море смыкалось вокруг Эдмуса, который озадаченно глядел на все это изобилие и явно не представлял себе, что с ним делать.

Нас спирит заметил довольно скоро, хотя и не знаю, чем мы были для него: подобием миражей? Фресками на стенах замка, возле которого мы стояли, и к которому теснило Эдмуса крысиное воинство?

— Веслав? — обратилась я к алхимику.

— Я читал очень мало сказок, — признался тот шепотом. — А в Книге Миров они точно не прописаны… хотя здесь что-то знакомое…

Мы переглянулись и заголосили хором, надеясь, что до Эдмуса дойдет:

— Ищи дудочку! Дудочку ищи!

И, наверное, дошло, потому что спирит оглянулся вокруг себя, махнул на крыльцо дворца и подобрал с него тонкую, резную дудочку…

Крысы принялись напирать еще оживленнее.

— Уведи их за собой, сыграй им! — шепнул тот самый голос, который мы уже слышали.

Эдмус нерешительно взглянул в нашу сторону. Потом взялся за дудочку и принялся дуть в нее изо всех сил.

И при первых же звуках мы зажали уши, а крысы кинулись наутек врассыпную! В глазах у зверьков жил смертный ужас, а на мордах выражалось только одно желание: оказаться подальше от Эдмуса и от дудочки. Правда, уйти удалось не всем, штук двадцать остались лежать на месте — кажись, разрыв сердца — в остальном же секунд через пять в пределах видимости не осталось никого живого, серого и хвостатого.

— Я не говорил, что играть умею так же хорошо, как петь? — осведомился Эдмус, оказываясь рядом.

— Нет, — ответила я. — Но мы поняли.

— И что дальше? — справилась Бо.

Веслав зябко кутался в свой плащ.

— Ну, если рассуждать логически — остался я. Хотя мне интересно, героем какой сказки меня… можно… сделать.

Последние слова он проговорил медленно, глядя прямо перед собой и что-то осознавая.

— В чем дело? — встревожилась и Бо.

Веслав с трудом пошевелил внезапно посиневшими губами.

— Холодно…

Бо выполнила несколько простейших пассов согревания воздуха, вокруг стало теплее, но алхимика трясло по-прежнему. Я шагнула было к нему — и мои пальцы вдруг уперлись в стекло.

В толстое, холодное стекло, холодное до того, что могло бы быть просто прозрачным льдом.

— Сложи слово… — послышалось из ниоткуда.

Мы опять были разделены, и теперь уже вокруг алхимика стремительно менялась реальность. Его обступили ледяные зеркала. Пол стал блестящим и гладким и совершенно точно ледяным. Посреди зала на зеркальном же столе легли несколько массивных книг. Последней из ниоткуда появилась доска, похожая на школьную, где нужно было составлять слова из магнитиков-букв, только здесь в их качестве выступали осколки льда.

— Что выведет тебя отсюда? — снова этот шепот. — Сложи слово, одно только слово…

— Я знаю эту сказку! — удивленно прошептала Бо

Я тоже знаю эту сказку.

Только рядом с нашим алхимиком нет Герды, которая смогла бы согреть его оледеневшее сердце.

Но Веслав смотрел на доску так, будто видел на ней что-то большее, чем хаотическое скопление льдинок. Приглядевшись, мы тоже начали различать какие-то символы… знаки…

— Формула… — прошептал Веслав уже почерневшими губами. — Алхимическая формула…

— Одно слово, которое выведет тебя отсюда, — откликнулся голос.

А другое наверняка уведет туда навсегда. Главное − чтобы он это сам понял.

Но времени на то, чтобы понять, алхимику дали немного: за его спиной возникли песочные часы. Из чашки в чашку стремительно сбегал не песок, а мелкая зеркальная пыль.

— Веслав! — разом вырвалось у нас всех. — Время!

Он обернулся, но посмотрел не на часы, а на нас. Затем протянул руку к доске, к острым сияющим льдинкам. Его пальцы коснулись их, сдвигая так, чтобы осколки образовали буквы… цифры… какое-то слово, очень короткое, гораздо короче, чем «вечность»…

Просто едва ли у него было время, чтобы сложить это самое «вечность».

— Это твое слово? — голос разом потерял в своих неземных интонациях. — «Она»? Ты останешься здесь навеки… впрочем, ладно, можешь уходить.

Ничуть не бывало. Веслав не сделал ни шагу к нам, хотя стекло, которое нас разделяло, пропало.

— Так ведь я силен не только в чистописании…

Тут он выхватил из кармана крошечную ампулу и швырнул в зеркала со словами: «Народ, ложись!»

Повторять дважды ему не потребовалось.

Над головой рвануло воздухом, и нас щедро припорошило какой-то пылью. Взрыв был почти беззвучным, но на редкость мощным.

Достойное завершение старой сказки. Впрочем, почти такое же достойное, как и у остальных…

Когда мы осмелились выпрямиться, поддерживая друг друга, зеркал не было. Ни зеркал, ни дворца, ни поляны с дорожкой.

Мы стояли посреди пустой и мертвой улицы города.

Это был Город Алхимиков, причем, тех, кто свято почитал Кодекс. Ни малейших признаков затейливости, с которой была выстроена халупа Веслава. Здания, идеально приспособленные для того, чтобы работать и жить (больше для первого, чем для второго). Одноэтажные, похожие друг на друга и напоминающие лаборатории даже снаружи.

Мертвые, как и их обитатели. Это мы тоже поняли сразу. Ни звука на улицах. Ни шороха. Блестящие, словно зеркальные стены домов — почти все целые, а окна пустые, будто человеку выкололи глаза. Ни шагов, ни хоть щебета пичужек — смерть…

Под ногами — мусор. Вокруг — неживые хрустальные стены. Ни единого дышащего существа, кроме разве что…

— Как ты сделал это?

Мне казалось, существо, которое окунуло нас в старые сказки, должно быть как минимум более волшебным. А перед нами появилась монашеского вида женщина в скромном платье и с усталыми глазами.

Разве что она малость просвечивала, но чего в жизни не бывает.

— Нитроглицерин, — отозвался Веслав. — Усовершенствованный алхимическими методами.

— Я говорю о формуле. Как ты создал ее? Ты ведь не профессор.

— Я врожденный алхимик.

— Врожденных алхимиков не может быть.

— Я бы согласился, если бы не был им.

Женщина серьезно задумалась. Она парила над землей, но невысоко, в нескольких сантиметрах, и рассматривала нас своими усталыми глазами.

Эдмус тем временем шмыгнул в один из домов, вынырнул обратно и поманил меня. Вслед за ним я прошла к дверному проему, посмотрела…

Скелет в тяжелой мантии сидит за столом в задумчивой позе. Под рассыпавшимися костяшками пальцев — какой-то фолиант. Рядом — как уменьшенная копия, скелет поменьше, тоже за столом и с книгой, мне показалось, что это Кодекс.

— Думаешь, везде так?

Эдмус молча кивнул.

— И думаешь, Иссушитель?

Спирит на этот раз пожал плечами.

— Кто тогда? Весь город!

Вышли мы вместе и поспешно.

На улице ничего не изменилось. Женщина все так же отвлеченно изучала лицо Веслава. Веслав для разнообразия изучал доску на стене ближайшего дома — доска была почти точной копией той, на которой он пять минут назад сложил это странное «Она», что, кстати, это значит? Бо чувствовала себя все так же неловко в этой компании.

— А… кто она такая? — наконец прошептала она тихонько.

— Алхимический страж, — отозвался Веслав негромко, а женщина слегка кивнула, — поставленный стеречь город, если с его обитателями что-то случится. И убивать всех, у кого не будет допуска. А на что она способна, вы уже видели.

— То есть, она… вроде как эликсир?!

— Я над эликсирами, — поправила меня страж, — но я создание алхимиков этого города.

Веслав с несколько озадаченным видом кивнул. Наверняка в очередной раз корректировал для себя мысленно уровень здешних умельцев.

— Когда они ушли? — спросил он отрывисто.

— Год назад, — ответила страж без малейших эмоций. — Но ты прошел их испытание, а значит, достоин их наследия. Ты можешь выбрать награду для себя… одну из наград для себя.

Она кивнула на середину улицы, туда, где опять, как по волшебству, возник стол с книгами. Теперь уже ясно было видно, что их три и что центральная занимает почетное место, что она толще и выглядит солиднее остальных. Справа от нее лежала тонкая книжечка в несколько страниц, надежно окованная железом, а слева — среднего размера том, переплетенный кожей. Видно было, что его не раз брали и открывали.

— Опять книги? — разочаровалась Бо, у которой глаза загорелись при упоминании о награде.

— Не книги, — отозвался Веслав. — Рецепты.

— Такие толстые?

Алхимик, не отвечая, сделал шаг вперед и остановился перед столом. Он задумчиво изучал обложки.

— По центру — философский камень, что в остальных?

— Та, что справа, содержит предначальный секрет об эликсире, способном менять равновесие в мирах. Но эта книга предназначена только для одного, и если ты не он — ты умрешь, коснувшись ее…

— Как-то не хочется рисковать, — пробормотал Веслав. — Что в третьей?

— Второе из желанных, что стоило безумия многим великим алхимикам. То, что открывается раз в жизни и дается не каж…

— Животвор, — оборвал стража алхимик. — Или «Дыхание Лазаря», или с полсотни других названий. Другими словами, то, что одной каплей может поднять на ноги умирающего или даже вернуть только что умершего. Я не возьму ничего из этого. Та, что справа, может меня убить, а какой алхимик будет рисковать просто так? Философский камень даже при наличии рецепта потребует годы работы и полной алхимической сосредоточенности… а я что же, зря от Кодекса отрекался? А книга о животворе будет пуста. Я полжизни его искал, и всё, чего доискался — это то, что у него не может быть рецептов. Он просто либо дается тебе, либо нет. Может открыться ученику и не открыться профессору, и непонятно, от чего это зависит.

— Это и было описано в книге, — с холодной улыбкой заметила страж. — Но ты уже отказался от нее, и слов не взять назад.

— Дойду своим умом, — ничуть не расстроился Веслав. — Но прежде чем ты выдворишь нас отсюда — не ответишь на один вопрос?

— А что ты дашь мне, если я на него отвечу? — творение местных алхимиков переняло их практический характер.

Веслав натянуто улыбнулся и кивнул на ту самую настенную доску, которую он незадолго до этого так пристально изучал.

— Я сложу слово «вечность»…

— Что ты хочешь спросить? — отозвалась страж с такой поспешностью, что даже слова начала невнятно выговаривать.

Наверное, ей очень-очень нужно было это самое слово.

Веслав вынул из ножен обновленный клинок Йехара и протянул его на ладонях стражу так, чтобы она могла получше его рассмотреть.

— Почему он не горит больше?

Страж протянула пальцы, но не коснулась клинка. Какое-то время она изучала его с достаточно безучастным видом.

— Из его рукояти был вынут сапфир, — сказала она наконец. — Маленький сапфир.

Краски схлынули с лица Веслава, как если он бы опять оказался в комнате с ледяными зеркалами. Губы двигаться тоже отказывались.

— Вещий камень?

— Вещий камень, — подтвердила страж устало. — Я ответила тебе? Ты обещал.

Алхимик, опомнившись, задвинул клинок в ножны и, бросив нам по пути «Ждите у выхода», шагнул кдоске на стене дома. Миг смотрел на мешанину зеркальных теперь уже, не ледяных осколков. Потом, как и в тот раз, коснулся ее пальцами, и доска как будто вздохнула и ожила от прикосновения. Сами собой задвигались осколки, образуя новую, невиданную прежде комбинацию. Веслав поправил несколько из них в одной части доски, потом в другой — и формула обрела целостность и законченность, потом пропала, постепенно сменяясь буквами: «В»… «Е»…

— А вот теперь не тратим время на прощания! — крикнул Веслав, подбегая к нам.

Страж же стояла посреди улицы, смотрела на доску и улыбалась.

«Ч»… «Н»…

— Что это? — выпалила я уже на бегу, когда мы проскакивали в ворота.

— Отсчет!

— Какой отсчет?

Эдмус молча сграбастал меня, как самую отстающую, и взмыл в небеса. Бо уже несколькими секундами раньше перекинулась, и бело-розовый хвост пантеры теперь мелькал далеко впереди.

Воздух, по которому тащил меня спирит, сотрясся. Я взглянула вниз и назад как раз вовремя, чтобы увидеть, как расседаются пылью зеркальные стены города — и то же самое, наверное, происходило и с домами за этими стенами. Потом спирит, не слишком церемонясь, опустил меня рядом с Веславом.

— Это алхимики так вечность понимают? — спросила я первым делом.

— А как они другие вещи понимают, если бы ты знала! — откликнулся вместо Веслава спирит. — Ну, хотя бы такие как «спокойствие», «нормальная еда», «крепкий сон»… а как ты это сделал?

— Решенная формула высвободила какой-то катализатор, запустивший эликсир для разрушения города, — пробормотал Веслав, напряженно глядя в одну точку. — Механизм самоуничтожения своеобразный…ну ладно, думаю, они хотели бы этого.

— Они? Так там ведь была только одна…

Откуда-то издалека донеслось перепуганное ржание, которое обозначало, что Бо ненароком показалась в другой ипостаси нашим лошадям. Приближался обратный путь.

Глава 18. Теневые проблемы
Мы ехали в угрюмом молчании. Безнадежность пригибала к седлам.

Четыре дня пути назад и блужданий по здешней местности. Четыре дня пути — и мы вынесли только из них крайне немного выводов.

Первый: хорошо бы, Нгур озаботилась еще и проводником на обратную дорогу.

Второй: очень может быть, наше путешествие было бесполезным.

Мы заговорили об этом через сутки после того, как покинули Город Алхимиков. Лошади храпели и испуганно косились на Виолу — в особенности Лапочка, с которой триаморфиня не сошлась характером. До этого момента я интуитивно чувствовала, что за вопрос Веслав может убить, а вот теперь посмотрела на его усталое лицо и решилась прощупать почву.

— Харр говорил, что заходил в город.

— Может, и заходил, — отозвался алхимик сипло, — да только когда хозяева были живы. От них он и запас эликсиров получал — типа «Верного глаза»…

Разговаривает. Отлично.

— Веслав, что такое «вещий камень»?

Виола насторожилась, сделала короткое внушение Лапочке и подъехала ближе. Эдмус спустился пониже, чтобы расслышать все подробности. Веслав молчал довольно долго, потом хмуро мотнул головой, как бы говоря «Ладно, какой прок скрывать!»

— Почти то же, что философский. Вещие камни были созданы алхимиками древности — те наделяли драгоценности различными свойствами. Этот камень «скроет то, что открыто, и защитит то, что беззащитно, и очистит то, что нуждается в очищении, и свяжет воедино разорванные части»…

— Книгу Миров цитируешь? — скривилась я.

— Нет, один древний трактат. Вещие камни существовали и у нас, только в нашем мире их не осталось. Ничего, кроме описаний.

— А этот сапфир в рукояти Глэриона…

— Скорее всего, он служил для связи меча и Йехара. Этакий магический передатчик-усилитель обряда. Думаю, его вставил в рукоять тот светлый странник, который спас нашего рыцаря — у профессора светлой магии мог каким-то образом оказаться такой камешек… Именно благодаря ему пылал меч, а Йехар не мог расстаться с клинком, чтобы не умереть…

— Благодаря?!

— Благодаря. Потому что без сапфира этот меч — не Глэрион. Так… клинок. Что с душой рыцаря… кто там знает, может, хотя бы частично ещё в нём: обряд тот проходил на крови, меч мы восстановили… Но прежней связи между Йехаром и его клинком больше нет.

— То есть, он не очнется, если разбудить его сейчас? — вмешалась Виола.

— Очнется, наверное, но в каком состоянии… Впрочем, будить его все равно придется. Я не говорил, что чем дольше действие «Белоснежки», тем меньше вероятности его прекратить?

Нет, не говорил. И мог бы дорого за это поплатиться, если бы Эдмус в этот момент не замер в воздухе с удивленным восклицанием:

— Опять?!

В левом крыле у него торчала стрела.

Так мы сделали еще и третий вывод: нас абсолютно точно хотели убить.

В последовавшем бою помимо крыла Эдмуса пострадала еще психика наших лошадей. В остальном же мы отделались легко, в основном благодаря тому, что наших противников было немного. Еще спасибо состоянию Веслава и науке алхимии. Модифицированный нитроглицерин — это всё-таки нечто.

— Сколько можно, я вас спрашиваю? — причитал спирит, пока я сращивала его крыло. — В прошлый раз мне дважды ломали крылья, в этот мне их дырявят! Я не могу летать на крыльях с дырками, в них воздух свистит! Почему именно я и именно крылья?

— Действительно, почему провидению не было угодно, чтобы тебе открутили твою бесполезную башку! — вспыхнул Веслав. Спирит в ответ расплылся в удовлетворенной улыбке:

— Легче стало?

— Да, спасибо, — буркнул алхимик.

И мы продолжили путь, и в конце концов настал четвертый день. Тот самый четвертый день, который я бы отметила черным цветом в календаре, если бы точно знала, какое это вообще было число.

Но мы не интересовались календарем. Нам важнее была карта, а ее как раз недоставало. Последнее селение мы миновали более суток назад, и теперь ехали попросту неведомо куда, поминая добрым словом Нгур с ее кирпичом.

Эдмус, который слушать не желал о том, что ему нельзя долго быть в воздухе, висел в небе все последнее время и пытался вспомнить наш маршрут в обратном направлении. То и дело мы с земли обращались к нему за помощью. Вот и теперь мы уперлись в стену деревьев, которой никто из нас вспомнить не мог.

— Мы ехали через этот лес? — крикнула я в небеса в тридцатый раз за последние сутки.

— Честное слово, я не помню! — пожаловался спирит сверху. — Ай-яй, неужели мы заблудились? Или, может, мои глаза отказываются видеть во-он ту табличку с черепом и скрещёнными костями?

Мы дружно повернули головы влево и обнаружили ту самую табличку в двух метрах от себя.

— Так бы сразу и сказал, — буркнула я, собираясь давать Флегму команду на объезд.

Как вдруг это случилось. И могу поклясться, лошади перед этим переглянулись между собой.

Очень как-то определенно переглянулись между собой.

А потом все втроем галопом ломанулись в чащу. Не разбирая дороги.

— Стой! Тпру-у! — тут же вознеслось к небесам. Но реакции не последовало. Лошади продолжали тащить нас через помеченный знаком опасности лес. Спасибо еще, лес был не очень густой. Хотя это облегчение тут же сходило на нет из-за цирковых коленец, которые выкидывали наши скакунки по пути.

Для начала они решили, что не худо бы разделиться.

Веслав на Холере оказался впереди и умчался в чащу с прощальным криком: «Отравлю, скотина!» Затем из моего зрения исчезла Виола — эта молча, но зато Лапочка под ней заливалась бешеным ржанием. Я же продолжила скакать в неизвестность и благодарить мысленно маму, которая в детстве записала меня в школу верховой езды…

— Стой… Тпру-у!

И ничего. Его не берут даже поводья, мчится так, будто я его только пришпориваю, а лес становится все гуще, это мы в самую чащобу прёмся, а галоп становится только более паническим, и… ладно. Не получается по-доброму, попробуем магией.

Я не придумала ничего лучше, чем провести «Руку Кая». Сделала пальцы одной руки ледяными, с трудом оторвала ее от уздечки и прижала к лошадиной холке…

И, конечно, Флегм счел, что это новый способ подбадривания и рванул в полтора раза быстрее по принципу «Эх, согрею кровь!»

— Сто-ой! — я почувствовала, что теряю равновесие, а бешеные броски из стороны в сторону грозили вот-вот сбросить. — Сто-о…

Здесь я все же равновесие потеряла и успела еще зажмуриться, когда мощный рывок выдернул меня из седла.

–..ой! — шепотом докричала я, невероятным образом становясь прямиком на ноги. — Спасибо, Эдмус.

Спирит, который меня и выдернул из седла в последний момент, отдернулся и начал с воодушевлением дышать на ладони.

— Я бы на месте твоей лошади тебя раньше выбросил. Каково ей-то было тащить глыбу льда?

Я постаралась извиниться взглядом. Как всегда, в момент стресса, чары вышли из-под контроля, и холод распространился на все тело. Неудивительно, что я рук спирита не почувствовала.

— Что твои крылья?

— На спине, где ж им еще быть.

— Можешь найти остальных?

Эдмус осторожно подвигал крыльями. Потом прислушался.

— Виолу искать не нужно, она уже… того, — живо смекнул, откуда ужас на моем лице и прибавил поспешно: — Пантера.

Ужаса на лице меньше не стало. Я принялась торопливо осматривать местные деревья — нет ли среди них таких, которые подходят для скоростного влезания? Нет.

А как все хорошо начиналось…

— Веслава нужно найти. Если он с Виолой встретится, а она не контролирует…

Такого скепсиса я еще ни на чьем лице не наблюдала. В том числе — и на лице моего экзаменатора, когда я на первом курсе ляпнула, что мысленный призыв стихии может осуществляться в том числе и на языке собачьих команд («Вода, ко мне!», «Огонь, рядом!»).

Я постаралась отвлечься от мысли о том, что алхимик по деревьям лазает быстрее обезьяны, а уж его встреча с пантерой едва ли закончится плохо конкретно для него.

— Ну… он может быть ранен… переломы там… да у него просто могло что-нибудь разбиться!

— Откуда мечтательность в голосе? — вскинулся спирит.

— Тебе показалось, — буркнула я. — Пошли.

Шли осторожно, пробирались по следу, оставленному моим конем, как можно тише. Эдмус пока не взлетал — уставшие крылья побаливали — но прислушивался чутко и не проявлял никаких знаков тревоги. Разве что сам приставал ко мне изо всех сил.

— Ты что-то тревожная.

— С чего бы это? — выразительно огрызнулась я.

— Да нет, ты все последнее время тревожная. С момента, как мы путешествуем, даже раньше… ну, скажи мне, что это из-за Йехара — и я съем свою шляпу. Кажется, я на это сам с собой поспорил.

Под ногами захлюпало так громко и злорадно, что я аж присела. Оказалось, просто наступила в лужу грязи. Эдмус лужу дальновидно обошел.

— У тебя и шляпы-то нет, — пробормотала я.

— А я одолжу у кого-нибудь. Но если ты еще хоть час посидишь при мне, глядя в огонь этакими стеклянными глазами…

— Так заметно?

— А то.

Издалека донеслось ржание, потом угрожающий рык, но Эдмус и ухом не повел. Он бережно отводил со своей дороги ветки.

— Так мне есть шляпу? Это ты из-за Йехара?

Бросила на шута осторожный взгляд. Все та же беспечная физиономия, кто бы мог сомневаться? Только я ведь видела его другим. Я же знаю его настоящую стихию…

— Отчасти из-за него, — я постаралась приглушить голос, всё равно вышло громко. Ненормальная тишина какая-то стояла в этом лесу, учитывая то, что через него только что проломились три бешеных лошади. — Понимаешь, Эдмус, я раньше знала, что так случится.

— Ты подалась в прорицатели? О-ох, от таких новостей я съем не только шляпу, а, пожалуй, и пальто Веслава с досады слопаю!

— Нет. Не так. Я видела это однажды… в твоем мире. Когда по нам ударила Хайя — помнишь, стихийник времени. Я тогда видела Йехара с разбитым клинком рядом, а перед этим — тебя…

— С переломанными крыльями? — он спросил это все так же беспечно, но шел он впереди, и я видела, что крылья спирита будто сами собой плотнее прижались к спине.

— Да. И…

Я тряхнула головой, но это не помогло. Сама собой встала перед глазами картина: серая одежда, такое же серое лицо, мертвое, и четыре кинжала, расположенные крестом…

— Веслав тоже…?

Я совсем забыла, что он не может видеть мой кивок. Но спирит вел себя так, будто у него были глаза на затылке.

— История с моими переломанными крыльями закончилась не так уж страшно, — Эдмус ненадолго замер и прислушался. — Я бы не боялся. О смерти ведь речь не идет, вот и Глэрион мы сковали, хотя уж сколько это ему пророчили! Хотя бы вот:

За смертью — смерть у дамских ног,

Разбит искрящийся клинок…

Он закрыл глаза и прислушался повторно. Потом принюхался, подозрительно скосился под ноги, но там была только грязь. Под ногами теперь хлюпало вдвое чаще. В одной из луж лежала подкова с гербом домина. На гербе райская птичка изрыгала драконий огонь, но в данный момент было похоже, что ее одолевает феерическая тошнота. Мы тронулись дальше, попутно оглядывая следы разгрома.

Было действительно очень тихо. Настолько, что хотелось говорить и говорить, а если вы замолкали на секунду — вам начинало казаться, что вы не существуете.

— Это ты откуда взял?

— Угадаешь с пяти раз или нет? Говорю сразу: это не пантера закидала весь общий покой листками из блокнота с такими строчками. И не Йехар: для него это уж очень трагично. Давно хотел тебя спросить…

— Поняла, — отозвалась я досадливым шепотом. — Это из того самого питерского пророчества, где и про Иссушителя сказано. Про клинок сбылось, а первая строчка о чем?

— О Виоле, которая бьет морды маньякам? — предположил Эдмус. — Или о толпе рыцарей, которая уже успела перебить друг друга за взгляд Даллары? Или о том, что кому-то очень не нравятся все ее поклонники? А! Еще ее мать, ее няньки, слуги… ай, нет, это не об этом! Если вспомнить ту вампиршу…

Но я вспоминала Йехара. Его переломанный меч. Молоденького менестреля, которого мы нашли мертвым во время конной прогулки. И…

— Веслав в последнее время, кажется, ей интересуется…

Хаос! Я сказала это вслух?!

— Да, Веслав ей интересуется и еще как, — подтвердил спирит самым невинным тоном, но голос понизил почти до шепота. Я на пробу закинула еще одну удочку:

— Думаешь, она может быть Невестой?

— Язви их всех чертополохом через зюзник!!

Лес секундно содрогнулся от мощи и чистоты звука. Где-то в отдалении, как будто включившись, начала считать наши годы кукушка. Эдмус — и тот вздрогнул, про меня и говорить нечего, а через кусты тем временем продрался расцарапанный и жаждущий крови Веслав.

Мой вопрос прозвучал откровенным издевательством:

— Спешился нормально?

Алхимик зарычал и демонстративно выдернул из волос пучок колючек. На них ушел и клок волос, но щедрость Веслава в таких вещах была практически безграничной.

— Я вообще не спешивался. Эта помесь ишака с реактивной табуреткой сбросила меня в колючки! Меня! — тут от избытка чувств у него, что называется, «в зобу дыхание сперло».

— Гения алхимии! — самым натуральным образом возмутился Эдмус. — Читавшего Книгу Миров! Исполняющего обязанности Поводыря Дружины! И просто такого хорошего челове…

— Заткнись.

Веслав с сердцем выдернул еще пару колючек из рукава пальто. Это почти не изменило картину: все равно он был истыкан ими до состояния сильно полинявшего ежика. Лошади его не было видно и близко, зато он ухитрился подхватить свою походную сумку и ножны с Глэрионом. И не свернуть себе шею — тоже чудо не из последних.

— Чертовы клячи, чтоб им болиголова нажраться, а запить настоем белены! Виола где?

Тут кусты затрещали уже с другой стороны, мы с Эдмусом дружно приготовились спасаться бегством, но на поляну вышла всего-навсего Виола. Достаточно флегматичная и ничуть не ушибленная.

— Похоже, я начинаю лучше контролировать превращения, — пояснила она, резким, истинно мужским движением перебрасывая через плечо розовый рюкзачок. — Только лошадь мы теперь поймаем вряд ли. Судя по ее морде, когда я обернулась пантерой — для нее это было слишком, а она и так умом не блещет.

— А я б свою поискал, — яростно вмешался Веслав, удалявший колючки равным образом из одежды и из себя самого.

И ясно, что если Веслав вдруг начнет свою лошадь звать — той лучше зашиться глубоко-глубоко в чащу, окопаться там и ни в коем случае не вылезать.

— Ехать ведь на чем-то нужно, — заметила я. — Они нас вон куда затащили!

Как это бывает в большинстве случаев, только после моего «вон куда» нам со всей выразительностью представилась табличка на въезде в лес.

— Хотя да, лучше их не искать, — согласилась я мгновенно.

И снова наступила очень нехорошая тишина, характерная именно для этого леса. Тишина — нарушаемая только влажным чавканьем под ногами. И откуда-то из этой тишины до нас долетел дикий, полный ужаса и мучения крик. Мое сердце сперва чуть не выскочило через горло, а потом бултыхнулось в пятки и заскакало там, отдаваясь ударами в пальцах ног.

— Кто это? — осведомилась Виола, и я невольно ей позавидовала: не то что страха в голосе нет, но и шока никакого, вот это нервы!

— Лошадь, — вполголоса ответил чуткий наш Эдмус.

Вздор. Крик был совсем человеческий, но спирит что — не шутит?

Вот теперь точно — лучше их не искать…

Новоявленному Поводырю даже не понадобилось отдавать нам команд. Мы просто все развернулись в обратном направлении. Очень-очень торопливо.

Не поймите неверно: конечно, герои настоящие в ту же секунду устремились бы на крики и в последнюю секунду выдрали бы своих верных коней из пасти лесных чудовищ в кровопролитном бою. Но кто-кто, а мы знали лучше всех, что в драку с неизвестным противником нам лучше не вязаться. Хватит одного Иссушителя, коли уж на то пошло.

Кукушка, которая до этого считала нам годы с ненормальной скоростью, будто вечную жизнь хотела напророчить, вдруг замолкла. Под ногами разбрызгивались лужицы грязи, время от времени противно-мягко ломались сучья. Мы старались идти как можно быстрее, и я пыталась не отставать, хотя идти становилось все труднее и труднее…

— Знаете, о чем я думаю? — заговорил Эдмус, слегка задыхаясь.

— Что дождя не было всю неделю, — откликнулся Веслав мрачно и остановился. — Вперед мы не пройдем.

— Мы разве скакали по болоту? — удивилась Виола, глядя на ноги.

Обувь заливала густая жирная грязь характерного болотного оттенка. Она липла к подошвам, жадно присасывалась к ногам, не желала отливать, приставала, тянула…

И ко всему прочему, она была везде. Даже там, где две минуты назад ее не было. А еще ее становилось все больше, хотя непонятно, откуда она бралась?

— Вон какой-то холм!

Виола кивнула направо. Веслав подобрал полы плаща и двинулся в указанном направлении, Эдмус и сама Виола — за ним. А мне вдруг пришло в голову самое простое: ведь в этой грязи наверняка масса воды. Раз так, значит…

Помоги мне!

Вязкая масса, волнуясь, ползла вверх по моим ногам. Кажется, она даже довольно причмокивала… и вот, оттуда, из грязи, поднялось тонкое, едва заметное щупальце, потянулось вверх, не внимая моему призыву, начало обвивать лодыжку…

Холод! Удар локальной заморозки позволил мне выдернуть ноги из грязевого плена и добраться до остальных они ждали на небольшом каменистом возвышении. Виола помогла мне взобраться.

— В ней воды как будто нет! — сообщила я удивленно.

— Потому что это не просто грязь, а разновидность магических тварей, — угрюмо отозвался алхимик. — Хоть и низкой организации. Но питается она…

— Ого!

Мы огляделись по сторонам. Мерзкая зловонная масса накатывала теперь отовсюду. Окружая. Очень целеноправленно окружая.

— …органикой, — договорил Веслав, начиная откупоривать карманы.

Виола попыталась пустить в ход стихию воздуха. Это не дало никакого эффекта: щит она держала несколько минут, а потом он просто был продавлен огромным весом того, что к нам катилось. Триаморфиня достала свой излучатель, резанула лучом — но это была заведомо бесполезная попытка: грязь тут же сомкнулась, «заштриховав» прореху. Только причмокивание стало недовольным. Виола скрипнула зубами и выставила второй щит, сдерживая ползущую на насгадость, насколько можно.

Эдмус, конечно, тут же поднялся в воздух — где и принялся летать, до смерти пугая своими воплями местных белок. Чего нашей группе не хватало сейчас — это конспирации…

— Ребята, держитесь за все подряд! — доносилось время от времени с небес. — Сейчас я вспомню, как с этой дрянью бороться! И-и, где моя девичья память, потерпите уж там немножко…

— Немножко — это сколько?! — заорала я вверх, но ответа, ясно, не получила. Вязкая жирная грязь наступала со всех сторон, медленно просачивалась между деревьями…

— Ой, прикольненько… — раздалось слева.

Да. Неприятности никогда не приходят в одиночку.

— Бо, нашла когда! Виолу давай, и быстро, а то…

Но Бо-бо только губки оттопырила — она явно не до конца осознавала серьезность положения.

— Ну-у, зачем тебе эта бяка? Ой, какая земличка, а можно я в нее чем-нибудь магическим кину?

— Можно…

Наш алхимик тем временем молчал, не влезал, а делал как всегда больше всех. В жидкую грязь уже полетели два каких-то пузырька неизвестного происхождения и веточка сушеных ягод. Потом красивыми брызгами распылилась какая-то жидкость.

Толку это не дало никакого. Я торопливо принялась припоминать формулы заклятий. Еще как назло ничего такого хозяйственно-бытового в памяти не вырисовывается… Тем более — такого масштаба.

Разлом — не получилось оградить нас трещинами в поверхности, у меня чары по земле из рук вон плохо работают; заморозка — основная моя надежда — как в никуда. На толстый замерзший слой грязи начали накатываться новые слои, только хуже стало, высота — до человеческого роста. Правда, замедлились немного. Но наше жизненное пространство исчезало с каждой минутой.

Остановились мы с Веславом одновременно.

— Всё, — мрачновато сказал он, — И «Горгона» не берет. Я бессилен.

Короткой судорогой мышц лица я показала, что я — тоже…

— Может, на дерево залезть? — помечтала Бо-бо. Мы разом посмотрели на почти голые стволы деревьев и покачали головой.

Рядом снизился Эдмус — чуть не упал при посадке. Крылья давали себя знать.

— Вспомнил, ребятушки, — выдохнул он. — В наших северных лесах такая же дрянь водится. Отгоняется огнем. Так что давайте-ка разожжем костерок, да и пожарим их как червей для обеда…

— С удовольствием, — сказала я и отступила еще на пару шагов, к самой макушке возвышения — спички есть? Или зажигалочка?

Шут тяжело сглотнул. Кажется, он понял, что сейчас придется умирать.

Спички-то у нас были, а толку — что тут подожжешь на этом возвышении? А взрывчатку Весл окончательно извёл вчера, в бою с наёмниками.

Без Йехара, основной стихией которого был огонь, мы были беззащитны.

Конечно, если не считать знаний ученицы четвёртого года обучения.

Строчки учебника всплыли, замелькали перед глазами. Экзамен по теории стихий… теоретически возможен призыв иной стихии, помимо враждебной. Призыв требует высокой отдачи энергии, запрет на мощные заклинания… для кого возможно-то? Чуждые стихии откликаются профессорам, полубогам… обитателям Междумирья, сведения непроверенные…

И адептам Арки.

— Виола, право одиночного призыва, можно вызвать огонь, мы из Дружины, может выйти…

Бо-бо широко улыбнулась и покачала головкой.

— Виола баиньки. Совсем-совсем… Но вы можете оставить ей сообщение, клевый прикол, да?

— Она пустая, — углом рта сказал Веслав, — выложилась целиком, с ней не сработает… ты можешь сотворить огонь?

— Я? Веслав, у меня медиум — вода. Враждебная стихия. Можно даже не пытаться.

— Бо, Эдмус — призовите огонь!

Одна улыбка и один оскал в ответ.

— Скорее его призовешь ты.

Толстой пелене грязи до нас осталось метра три-четыре, и она продолжала ползти вперед. Время от времени вытягивались щупальца, но недалеко и с опаской.

Я потеребила Веслава за плечо.

— А ты… не мог бы?

— Мне?! — с таким ужасом, будто я его каннибализмом приглашаю заниматься. — Да вы уж… спички лучше поищите!

— Щас пошла искать, давай уж сам!

— Нет! — на секунду лицо алхимика исказилось, и я — один из редких моментов! — увидела его в панике. Но уже через секунду он заговорил быстро и ровно. — Ольга, ты не понимаешь. Мне нельзя использовать магию. Никакую! Никогда!

— Но нас же тут просто утопят, и Йехар погибнет. Послушай, у тебя полу…

— Дело не в моих умениях! Я не могу! Я просто не…

Два метра, нет… меньше. Я попыталась сотворить огонь, воззвала отчаянно: «Помоги мне!» — искорка вспыхнула на ладони и погасла, только-то. Эдрус отскочил к центру поляны, оттаскивая с собой наивную Бо.

— Быть сожранным этими тварями — какое фи! — вздохнул он. — Весл, тебе нас не жалко? Еще немного — и я никогда не попробую пиявок, а жители этой страны… ну, ты понял. Весл?

Алхимик не ответил. Он смотрел на шевелящуюся, подползавшую все ближе грязь. Руки — приподняты, как будто он…

— Хорошо, — прошептал он. — Все разомкнитесь, насколько возможно. Нужно заклинание, я ни черта не знаю…

— Простой призыв стихии через помощь или воззвание…

— Заклинание. Нейтральное. Самое слабое.

— Сдурел? Здесь на максимум надо бить, а ты…

— Слабейшее нейтральное, ну! — заорал алхимик, опять срываясь на свой знаменитый темперамент.

Наверное, я бы так и не вспомнила, но спасла Бо.

— Серая искра, — подсказала она с фоновым недоумением на физиономии — откуда, мол, знаю?

— Igni, — вспомнила я. — Веслав, ты правда решил…

Предупреждение запоздало: как раз в этот момент Веслав вытянул руку вперед и произнес слабейшее из нейтральных заклинаний огня.

— Издеваешься? — еще успел спросить Эдмус.

Не издевался.

Сначала на поляне потемнело, как будто было недалеко до вечера.

А потом прямо из ладони Веслава ударило пламя. Яростным клинком вонзилось в сразу опавшую грязь, пропалило ее, испепелило, потом перекинулось на траву, лизнуло стволы деревьев… И, разрастаясь, как по цепной реакции, двинулось дальше — по кругу, сжигая грязь, поднимаясь языками к небу…

Миг — и нас окружила теперь стена пламени. Не нейтрального, каким оно должно было быть. Это было пламя тьмы — кроваво-багровый оттенок, не тепло — убивающий невыносимый жар…

И поползли в длину тени под нашими ногами — увеличиваясь, разрастаясь навстречу огню. Я хотела крикнуть Веславу, чтобы он остановился, но взглянула на него и поняла, что это бесполезно.

Его аура была наполнена живой чернотой. Такой мощной и страшной, что она, казалось, сливалась с нашими тенями, выплескивалась через зрачки, преображая лицо алхимика в менее человечное… и я поняла, что он не сможет остановиться, и сразу же за тем до меня дошло, что обозначало загадочное «п. т.» в личном деле алхимика.

Спас меня шок. Если бы я осмыслила свое открытие и поддалась панике — история закончилась бы совсем невесело.

Мне в жизни не приходилось создавать водяной щит такой необычной формы, но я остановилась на нем. Раскинула руки, призывая своего медиума… отовсюду — из стволов и крон деревьев, из травы… и ниже… из земли…

Все-таки нам очень повезло, что неглубоко и недалеко протекал подземный поток.

Пласты земли расступились, пропуская воду. Нас закутало в непроницаемый водный кокон… нет, мало, держать его долго не смогу… Поднять выше… вот так, добавить воды… И теперь…

«Вниз…», — пальцы двинулись параллельно команде. Несколько центнеров воды рухнули на пламя одновременно. Невероятное шипение, злобное, самое что ни на есть темное… Горький дым. Все.

Я опустила руки и повалилась на камень, истошно кашляя. Рядом уселся шут, которого немножко успело подкоптить, а потом намочить.

— И это еще мы в самую чащу не засунулись, — резонно заметил он. — Сначала тина, потом чуть не поджарили, а под конец утопить хотели.

Веслав стоял неподалеку, рассматривая свои руки. Потом потер лоб и страдальчески скривился.

— Во шарахнуло, а ведь и говорил тихо. Вообразите теперь, что было бы, если бы я произнес темное заклинание. Или к стихии бы воззвал.

Мы вообразили, и на опаленной полянке наступила тишина. Заткнулся даже Эдмус, что в принципе было маловероятно. Даже Бо-бо смотрела настороженно.

— Значит, это ты и есть, да? — спросила наконец я то, что спрашивать не имело никакого значения. — Повелитель Тени…

И ведь могла бы сообразить, если бы подумала. Читал Книгу Миров… и Милия на него так смотрела…

Страшно не было. Было почему-то обидно.

— За щит спасибо, — отозвался Веслав, оглядывая слегка дымящееся пальто. — Я бы сам не остановился. Эх, два кармана спалил все-таки… ну, вроде это можно поблизости нарвать…

Он проверил все свои карманы окончательно, как будто не замечая напряженного молчания, потом осмотрел сумку, потом из внутреннего кармана вынул неизменную фляжку с коньяком, глотнул, предложил нам, подождал, пока все откажутся. И только потом заговорил:

— Пока еще нет.

— Что?

— Пока еще не Повелитель. То есть, потенциально да, а де-факто — нет еще.

Мы молчали еще пару секунд. Потом Эдмус признался:

— Ни моона не понимаю.

— А чего непонятного, — отозвался Веслав и уселся на недосожженную траву. — Я отрекся.

Стало еще тише и еще непонятнее. Птицы почему-то не торопились петь. Мы сидели на возвышении, с которого нам давно пора было бы убираться, и ждали.

— Ну, ладно, — с глубоким вздохом Веслав полез за фляжкой с очевидным намерением набраться если не как следует, то хоть наполовину. — Сами понимаете, моего разрешения на эту аферу никто не спрашивал. Наследник Теней — урожденное качество, так что… — он пожал плечами и сделал глоток. — В общем, объяснили мне с детства — так мол и так, ты вроде как… темный маг… измерения и всё такое. Соответствующее образование прилагалось.

— Книга Миров? — подала голос я. Веслав ощутимо замялся.

— Ну… не только. Но тут я пожалею ваши нервы, ладно? В общем, я учился контролировать свои силы, да и почти научился, и уж не знаю, что там из меня получилось бы, если бы в семнадцать лет я не вышел бы в лес да и не произнес бы формулу отречения от стихии.

Эдмус и Бо остались спокойными — оно и понятно — а меня буквально перекосило от изумления. Формулу он произнес?! Да, была такая, индивидуальная в чем-то для каждого медиума, но нам-то сколько вдалбливали, как трудно отречься от своей магической сущности! Конечно, все зависит от уровня магических сил и вида стихии, светлые медиумы, например, отпускают охотнее… но чтобы Повелитель Тени…

— Как?!

— Ртом, — мрачно отозвался Веслав, делая еще один глоток. — Понимаю вопрос — ну да, это было неприятно… может, поэтому мне не хватило решимости закончить ее в третий раз.

На сей раз немой вопрос исходил уже от нас троих. Бо даже бросила стирать сажу с лица, а Эдмус — сажу на лицо намазывать.

— От сущности Повелителя отрекаются трижды, — пояснил Веслав. — Ну, понимаете, для гарантии, а вдруг ты два раза формулу случайно произнес? В общем, в теории я должен был стать обычным человеком, а на практике стал… непонятно кем. Тень, моя сущность, идет за мной по пятам и прорывается в малейшем заклинании, изменяя и усиливая его. Поэтому я и не применяю магию, если, конечно, вы это еще не поняли.

— Я понял примерно через две секунды после того как ты попытался нас спалить, — заметил Эдмус, возобновляя боевую раскраску. — Значит, боишься, что захочешь наколдовать стакан воды, а тут бац — и всемирный потоп?

Шут в очередной раз убивал меня знанием нашего мира.

— Ну, не только это, — ответил алхимик и запрокинул флягу, чтобы допить остатки. — Каждое заклинание — искушение. С каждым — растет желание призвать свою стихию и стать настоящим Повелителем Тени. Наверное, я ее рано или поздно призову… но последние восемнадцать лет мне как-то удавалось обходиться.

Он с сожалением посмотрел одним глазом в флягу, потом достал из бокового кармана плоский флакончик с какими-то гранулами и вдумчиво проглотил одну штучку. Объяснять ничего не стал, но мы-то нашего алхимика знали достаточно. Отрезвление, конечно.

Ах, да, извиняюсь. Думала, что знаем.

— Поговорили, — угрюмо подвел итоги уже трезвый Веслав, поднимаясь на ноги. — Нужно было вам раньше это рассказать, ну, будете знать. В следующий раз динамит с собой прихватите для подобных случаев.

Глава 19. Проблемы состязательного характера
Дальше мы добирались на попутке. То есть, сперва мы долго и нудно выбирались из леса, шлёпая по лужам и ругая отсутствующие тропы. А уже потом наткнулись разом на крестьянина с телегой, а заодно уж и на разбойников, которые хотели ограбить крестьянина и телегу. При виде нас «лесные братья» синхронно развернулись и выпучили глаза и вообще достаточно долго соображали, люди перед ними или нет.

Их можно было понять. Им можно было даже посочувствовать, поскольку наш внешний вид и наше состояние внушали ужас даже нам самим. Правда, посочувствовать так и не вышло, потому здоровенный детина с луком взял нас на прицел и заявил:

— Мы из благородного лесного братства, мы отнимаем деньги у богатых, чтобы раздать бедным, еще мы…

Здесь произошел сбой системы, детина некоторое время соображал, что бы еще прибавить к программе братства, а разоряемый крестьянин, с телеги которого тем временем продолжали сгружать бочки, пытался сделать вид, что рад комплименту. На самом деле он не выглядел таким уж богатым.

— Деньги давайте! — закончил этот недоразвитый Робин Гуд в своей неповторимой манере.

Для Виолы этот день начался довольно нервно, а церемониться она была настроена меньше всех нас. Поэтому одной рукой она отвела стрелу в воздухе, а другой нокаутировала разбойника какой-то подвернувшейся под руку табличкой.

К сожалению, оказалось, что табличка — та самая, на которой было нарисовано предупреждение в лес не ходить. А выдернула ее Виола из земли вместе со столбиком…

В общем, Веслав заявил, что разбойник жить будет (шестьдесят три процента уверенности), остальные «братья» драпанули, позабыв своего главаря, а крестьянин сразу согласился довезти нас куда угодно и за бесплатно. Ну ладно, он со своими бочками как раз направлялся ко дворцу домина. Но судя по тому, как тряслась его челюсть — он бы довез до Северного полюса, даже если бы нам было в корне не по дороге.

Оставшихся четыре дня пути были довольно скучными. Мы молчали (кроме Эдмуса, но он не считается). Веслав чертыхался и выдергивал колючки, за три дня почти справился. Виола пару раз попробовала превратиться в пантеру, крестьянина с телегой после первого раза мы отловили с трудом…

Извините за каламбур, но над Дружиной словно нависла тень.

Веслав не оправдывался, а мы не дергали его восклицаниями вроде: «Как мог ты молчать о таком?!» Алхимия… Кодекс… говоря честно, о таком и я бы молчала. Мы и так ему не слишком доверяли, а уж если бы он с самого начала обрадовал бы нас таким известием… подумать, что сказал бы Йехар…

Но все равно мы как-то незаметно перестали общаться. Веслав сторонился нас, мы его, крестьянин сторонился нас всех, и вроде как всех это устраивало.

За три дня я с алхимиком разговаривала только раз, и это было связано с жизненно важным вопросом. С тем самым, который так и не смогли задать ни Эдмус, ни Виола:

— Ты сможешь изготовить этот… Вещий камень?

Веслав проследил мой взгляд — я смотрела на меч Йехара — и покачал головой.

— Я думал, вы сразу догадались. Я магистр, а это создания алхимиков древности. От их секретов ни слога не осталось.

— А если бы…

— Уровень магии здесь не влияет. Особенно — потенциальный, непроявившийся уровень. Если уж хочешь знать, что нам делать: найти еще один Вещий камень и вставить его или его осколок в рукоять Глэриона.

А, помнится, вопрос, сколько в мире таких камешков осталось, Веславом уже поднимался. Вряд ли их можно найти в сундучке у домина, ну или среди драгоценных наборов, которые домиций тут девушкам рассылает.

Так что мы замолчали на все оставшееся время путешествия.

Первым человеком, которого мы встретили, оказалась не Даллара (хотя некоторые из нас уж очень пристально оглядывались по сторонам в поисках доминессы). Сперва нам навстречу попался Ксахар с победоносной ухмылкой.

— Я слышал, что Йехар болен? — он так-таки и лучился счастьем.

— Можно я ему… — привычно начала Виола. У нее после скучного пути случился приступ обострения кровожадности. Пришлось натравливать на Ксахара Эдмуса, а самим утаскивать триаморфиню дальше по коридорам.

Шоу уродов продолжил Зелхес — с традиционным взглядом в сторону Веслава — а потом попался Стэхар. Но этому мы были благодарны уже за то, что он молчал и обошел нас по стеночке. А Даллара в конце концов отыскалась в коридоре у тех самых покоев, где мы оставили Милию и Йехара.

— Что-то случилось? — встревожился Веслав, глядя на ее лицо.

— Случилось, — безжизненным голосом отозвалась доминесса. — Она меня к нему не подпускает. Ох, вы вернулись!

Картина ясная…

Даллара овладела собой довольно скоро. После того, как она сделала пару движений, будто хотела броситься Веславу на грудь и нескольких актов заламывания рук она успокоилась и дополнила:

— Говоря честно, она никого к нему не подпускает. Вы сковали меч? Вы же его сковали?!

Веслав постарался повернуть голову так, чтобы не встречаться с ней взглядом. Это было трудно: Даллара стояла прямо перед ним и умоляюще заглядывала в лицо.

— Вроде того, — отозвался алхимик, Повелитель и шут знает, кто еще.

— Вроде… потом, умоляю, потом, а пока — пойдемте, прошу вас! Я не видела его все эти дни, я боюсь, что что-то с ним не так…

— С ним что-то не так, — шепотом сообщила я на ухо Виоле. — Он вообще-то при смерти!

Даллара услышала и пошатнулась. На меня метнули несколько грозных взглядов — почему, я же сообщила очевидную вещь!

— Отстал, — сообщил ликующий Эдмус, догоняя нас с некоторым запозданием.

— Он от тебя?

— Я от него! Правда, ему пришлось молить меня почти что на коленях.

— Даллара, останьтесь, — попросил Веслав негромко. — Эдмус, присмотри. Пойдемте.

Доминесса и спирит разом переглянулись и открыли рты для протестов, которых мы уже не слышали.

Потому что шагнули внутрь.

И вот тут выяснилось, что Даллара скрыла от нас одну невероятно важную деталь. А именно: что Милия не терпит, когда в комнату входят без стука. Поэтому, как только мы вошли — мы увидели отнюдь не дружелюбную улыбку светлой странницы, а нацеленный на нас скипетр.

К счастью, среди нас были те, кто ждал чего-то похожего. Виола успела потянуть на пол меня и Веслава, а дверь над нашей головой между тем разлетелась в щепки от светового удара. Триаморфиня вскочила мгновенно, перекидываясь на ходу и загораживая нас телом теперь уже пантеры. Второй удар ушел от нее рикошетом в стену, где тут же образовался немаленький пролом.

— С глазами проблемы?! — крикнул Веслав, прикрывая голову. — Своих не узнала?

Третьего удара не последовало. Но как только мы разогнулись — сразу же убедились, что жезл Милии смотрит на нас почти в упор. Сама она только что поднялась с сидения у кровати, где по-прежнему лежал бледный и с виду совершенно мертвый Йехар.

— Своих у меня нет давно, — процедила светлая странница. — А ты к ним точно не относишься. Кто вы — отвечайте!

Пантера приобрела облик Бо. Блондинка мирная с сочувствием уставилась на блондинку воинственную.

— Ты потеряла память, да?

— Откуда мне знать, что это вы, а не кто-то в вашем обличье? — не сдавалась Милия.

— По-твоему, мою ауру подделать можно?! — вскипел Веслав. — Или мне сказать «Абра-Кадабра», и когда дворец разнесет по кускам — ты почтишь нас своим доверием?

Милия секунду смотрела сквозь него. Потом убрала жезл и иронически кивнула в нашу сторону.

— Они, значит, уже знают?

— В курсе, — отрывисто отозвался алхимик. Он морщился, снимая с пояса непривычные ножны.

— И не пытались тебя убить?

— Мы не ты, — напомнила я.

— Действительно, — согласилась Милия с некоторым разочарованием. — Вы его отковали?

Веслав выдвинул меч из ножен, демонстрируя, что теперь он цельный. Милия все с тем же подозрением на лице протянула руку, повертела клинок, потрогала пальцем лезвие…

— Но ведь он не горит?

— Он не горит? — испуганно переспросила Даллара, которая заглядывала в комнату с порога. Эдмус, как истинный джентльмен, прятался за ее спиной и просовывал в комнату только голову.

Алхимик мученически закатил глаза, кивнул нам, показывая, что посвящать Даллару мы и будем, и побрел в подсобку помещения, куда перед отъездом свалил изрядный запас своих компонентов.

— Буду работать над антидотом, — донеслось из подсобки.

— Хотите, расскажу, как он пел? — тут же предложил Эдмус из коридора.

— И отравлю любого, кто это вспомнит, — присовокупил алхимик, который на слух не жаловался.

Милия вопросительно приподняла бровь, глядя на нас с Бо-бо. Даллара наконец осмелилась вступить в помещение, Эдмус за ней, и светлая странница, скрепя сердце примирилась с этими новыми нарушителями спокойствия.

Наш рассказ я виртуозно уложила в две минуты. Несмотря на то что Бо пыталась перебивать и вставлять свои подробности, вроде того «как нас обругала невежливая лягушка». По окончании рассказа Милия помрачнела.

— Вещий камень… — пробормотала она. — Они огромная редкость, даже в мирах. Тот, что в клинке у Йехара, наверняка ему достался от его учителя — у Синона могло быть нечто подобное. Но как достать еще такой же…

— Веслав считает, что теперь Йехар придет в себя, — вставилая. — И уж держать его в таком состоянии точно опасно.

— Пожалуй, — неохотно согласилась Даллара. — В столь зловещем месте, подобном этому, всякое может произойти, пока он недвижим и безмолвен…

— Зловещем месте? А что — были какие-то попытки…

Светлая странница опять приподняла брови.

— Да не особенно.

Я замолчала. Меня просто придавило осознание того, насколько сильна паранойя у некоторых индивидуумов — я-то думала, у нее хоть есть основания дергаться…

Ну, то есть помимо призраков, странных алхимиков, дворцовых интриг и Чумы Миров.

— Значит… он скоро очнется? — у Даллары дрогнул голос. Она не отрываясь смотрела на лицо Йехара, как будто намереваясь восполнить недостаток взглядов за две недели.

— Ну, конечно, — беспечно отозвалась Бо, проверяя состояние своих безукоризненных ногтей. — Веслав сделает этот, который… анти. А если Веслав сказал, что сделает, значит, он сделает, и Йехар очнется, и что еще может пойти не так?

В ответ из подсобной каморки донесся не слишком членораздельный вопль, по которому ясно было одно: что-то таки пошло не так. Я разобрала только два слова: одно «катализатор», второе не из тех, что свободно пропускает цензура.

В каморку мы вломились все вместе, несмотря на узкую дверь. Через стену, потому что Милия легких путей не искала. Алхимик, который при нашем эффектном появлении отскочил и пригнулся, избегая осколков, рискнул выпрямиться.

В комнате был он один.

— Что обозначает крик? — осведомилась странница, выцеливая скипетром возможных наемных убийц.

— Он обозначает, что кто-то выражает эмоции, в данном случае, я! — выкрикнул Веслав. Он был вне себя. — А также что все мы нарвались, а тебе нельзя доверять и небоскрёб стеречь, потому что его сопрут у тебя из-под носа!

— Что ты сказал? — глаза Милии засверкали коротенькими и страшненькими разрядами.

— Ой, Веслав, а можно не кричать? — попросила Бо из смежной комнаты. Она предпочитала никуда не вламываться, а осталась с Йехаром. — А то у меня ушки болят, а Милия же рассердиться может…

— Что украли? — перебила ее я.

— Чернокорень, — отозвался алхимик уже немного спокойнее. — Для антидота он обязателен и, насколько знаю, в этих местах не растет.

Короткая тишина, во время которой все осмысливают последствия и реализуют свои внутренние ресурсы для будущего разговора.

— А он точно у тебя был? — наконец вымолвил Эдмус. — Ты не сварил его… в каком-нибудь яде?

— Перед отъездом у меня были все компоненты, — Веслав зло махнул рукой. — Специально оставлял, чтобы по дороге не растерять. Кто ж знал, что безопаснее их с собой таскать?! Бо, потыкай там Йехара пальцем — может, она и его проспала?

— Я сильно сомневаюсь, что этот чернокорень похитили во время моего дежурства, — парировала Милия, белея лицом. Она нервно сжимала-разжимала пальцы на скипетре. — Не проще ли предположить твое нежелание…

И далее поединок на словах превратился в поединок напряженных взглядов.

Как правило, после таких взглядов переходят к непосредственным действиям. Эдмус тут же начал приготовления к предотвращению возможного конца света:

— Оля, разнимай их! А я спасу доминесу, так и быть.

— Не нужно меня спасать! — воспротивилась доминесса.

— Ребята, я Йехара потыкала! — донеслось из основного помещения. — Он не проснулся!

Драться после этой фразы стало невозможно. Веслав и Милия разом тяжко вздохнули и поглядели по направлению голоса.

— Я не смыкала глаз дни и ночи алхимик, — заговорила потом странница. — Использовала заклинания стража… И я не касалась твоих запасов — я вообще не заходила в эту комнату! Но мимо меня бы туда не прошел никто.

— И не нужно было, — печально вмешалась Даллара. — Если это был кто-то, знакомый с тайными ходами… В замке много потайных помещений и проходов, Йехар раньше хорошо знал их по долгу службы. Но не я.

Милия приподняла жезл окончательно.

— Взяли только этот чернокорень?

Веслав понуро кивнул. Он машинально перебирал свои пакетики и склянки. Будто надеялся найти то, что упущено.

— Значит, мы имеем дело с кем-то, кто сведущ в алхимии, — сделала вывод Милия и повернулась к Далларе. — Есть ли такие в замке?

Доминесса ожидаемо пошатнулась.

** *

Наше положение прекрасно обрисовывалось двумя словами: «закон подлости». Мы две недели мотались по здешним лесным дорогам, чтобы сковать меч — и сковали его.

Не до конца.

Мы решили, что пора пробуждать Йехара к жизни — и в самый раз, когда мы решили это сделать, это стало невозможным. У нас был алхимик и были почти все компоненты, но мы нарвались на противостояние с профессором алхимических наук — кто еще, кроме Зелхеса мог взять только чернокорень и не тронуть все остальное? В общем, с какого-то времени Дружину начали преследовать всякие неурядицы, и когда дня через два после возвращения в мои комнаты постучали, я справедливо заметила:

— Наверное, это Иссушитель заявился.

Бо, которая пыталась скрасить мною свой досуг, тут же забралась с туфлями на мою кровать.

За дверью, однако, было кое-что пострашнее Иссушителя: там был Стэхар в компании с самыми чудовищными цветами, которые можно измыслить во всех мирах.

Розовые розы. Вы когда-нибудь видели что-нибудь более мерзкое? А запах!..

Наследник престола облизнулся, подмигнул мне, сунул в руки букет и очень быстро исчез. Так исчез, как будто смог предугадать мою реакцию.

— Розы… — прорычала я, отодвигая букет на максимальное расстояние от своего носа.

— Какая прелесть, — обрадовалась Бо, протягивая руки. — Дай мне!

Но в этот момент в дверь опять постучали, и я распахнула ее с твердым намерением послать Стэхару его розовый букет прямой наводкой в физиономию, с соответствующими выражениями.

Нужно ли говорить, что по лицу получил не сынок домина, а Эдмус. Причем, я почти не удивилась. Я говорила уже, что Дружину начали преследовать неурядицы?

— Колючий… веник… — от избытка эмоций спирит не сразу смог говорить. — Я… иду себе… хочешь показать, насколько я тебе дорог — давай цветы, но не в глаз и не с размаху!

— Цветочкам же больно! — подтвердила Бо, выдирая у меня из рук злополучный букет. — Они же такие нежные…

Голова тут же пошла кругом от ненавистного запаха. Я отошла так далеко, как позволяли размеры комнаты, и бросила вопросительный взгляд на Эдмуса. Тот перестал зализывать царапину на носу и подмигнул Бо.

В последнее время мы наловчились о важном общаться по мысленному каналу Бо. Конечно, Иссушитель — сильный телепат, но что толку, если вокруг потайные ходы, а в них наверняка есть какие-нибудь устройства? Так что теперь Бо в нужные моменты просто связывала наши мысли — трюк, которым она вполне успешно овладела. Как выяснилось, за время нашего возвращения, исключительно со скуки.

— Что Зелхес?

Насущный вопрос последних дней. С дворцовым алхимиком что-то нужно было сделать, хотя Веслав честно признался:

— Не понимаю, на кой черт ему чернокорень. Его только для антидота от «Белоснежки» употребляют. Кроме сильнейших любовных снадобий, я имею в виду.

— Поскольку алхимик, чтущий Кодекс, недоступен чувствам, я думаю, он хотел убить Йехара, — беспощадно закончила Милия.

И теперь за Зелхесом велось наблюдение всеми ресурсами, которых у нас было не так уж и много. Спасибо еще Эдмусу, который из призраков сотворил такую агентурную сеть — всем спиритам его мира впору обзавидоваться. Было выяснено, что Зелхес почти все время проводит у себя в лаборатории, так что чернокорень может быть там. Сегодня двое из тех слуг Даллары, которых она считала все еще верными себе, должны были сделать попытку пробраться внутрь.

— Что ему сделается, — невесело откликнулся шут у меня в мыслях. — А вот в его лабораторию мы не попадем. У него алхимическая печать перед дверями, Веслав честно признался, что такого не видел…

— Ай, ты шутишь! — недоверчивое восклицание Бо.

— …зато читал.

— И что это, по словам нашего энциклопедиста?

— Оля, не ругайся у меня в голове! Ты же просто ее засоряешь!

Один из огромных недостатков общения через Бо: невозможно говорить без ее комментариев.

— Высокая степень превращения. Человек становится на печать — и хлоп! Иссушителя не надо, то, что остается, свободно можно вынести в мешочке. Знаешь, в таких мешочках дамы здесь таскают конфетки, а ты в таком хранишь дома все эти мазюкалки на лицо, которые совсем не делают тебя красивее.

— Выговорился? — я спросила это вслух. Шут с прискорбием развел руками.

— Воздуха в легких еще на полтора часа без передышки. А еще мне хочется повыть в небеса и искусать какого-нибудь вампира… тысяча дохлых крякодуглов!! Я сам бы стащил этот чернокорень у Зелхеса, таскал же я из-под носа у нашего герцога его любимых закопченных червей! Но он не вылезает из своей лаборатории, да еще эта печать!

Он гневно потряс кулаками, но проделал это в полном молчании. Потом взглянул на меня и Бо и выжал из себя смешок:

— Я еще не говорил вам, как страшен в гневе?

— Ты у нас страшен всегда, — любовно ответила Бо, озабоченно трогая пальцем прыщик на подбородке.

Я махнула на этих двоих рукой. Они волновались за Йехара не меньше меня, но ситуация и в самом деле складывалась — хоть ты пойди к дворцовому алхимику да попроси у него несчастный чернокорень!

— И что, эта печать только на людей действует? — наивно спросила я, не подозревая, во что это выльется.

— Веслав говорит, да. Правда, призракам к нему тоже ходу нет. Но ты права — мы можем дрессировать котят. Когда их кровожадная вереница покажется на пороге алхимической лаборатории, Зелхес просто вынужден будет бежать, предварительно отдав им чернокорень. Бо, не плачь, я пошутил… собственно, а кого тебе жалко — нас, котят или Зелхеса?

Бо тихонько хлюпала носом в платочек, дрожа как при ознобе. Когда я дотронулась до ее локтя, она только помотала головой и отодвинулась на пару сантиметров. Трясущимися пальцами она судорожно обдирала лепестки с роз.

— С-с-себя…

— Хочешь я обниму тебя и посочувствую? Или повоем в небо вдвоем?

— Эдмус, молчи, с ней что-то не то. Бо, почему тебе жалко себя?

Лепестки роз художественно летят по воздуху. Лепестки нежные, изломанные, а стебли — колючие и страшные теперь, когда самих цветов больше нет.

— А-а! А если я назад не приду, когда пойду к этому Зелхесу?

— Бо, так ведь никто тебя не собирается посылать…

— Тем более что вряд ли его можно охмурить.

— Какие вы вдвоем тупые! — рассердилась блондинка, и одним этим восклицанием повергла нас со спиритом в глубочайший шок. — Как будто я вот так и пойду его охмурять! То есть, я, конечно, не совсем против, но…

Но здесь до нас уже дошло очевидное, и это очевидное заставило нас побледнеть.

— Но пантера — это же все равно твоя сущность…

— А если она избавится от контроля, сожрет там добрую половину лаборатории и вместо этой половины лаборатории Зелхес увидит здоровую пантеру в розовых пятнах? И вообще, разве ты сможешь превратиться, когда захочешь?

Бо длинно всхлипнула и вытерла нос жестом, исполненным поистине королевского величия.

— Я превращусь. Я вот про Йехара подумаю, и… и если надо — я даже два раза превращусь! Я даже в эту дуру для него превращусь, а у нее, кстати, перхоть!

Великие жертвы, великие…

— У пантеры перхоть? — с легким непониманием осведомился спирит.

— Это она про Виолу.

— Только я, наверное, этот чернокорень там не найду, — призналась Бо, рассматривая себя в зеркальце. — Даже если Веслав мне его нарисует. И даже если я там обратно превращусь в себя. Ну… просто, вы меня знаете… если этот чернокорень плохо пахнет? Или если я все-таки принесу что-то совсем не такое?

Нам с Эдмусом стало не по себе при мысли о том, что именно Бо может принести из лаборатории Зелхеса.

— Но зато я могу стать в эту печать и постоять на ней, а она же тогда действовать не будет? Или будет?

Блондинка захлопнула зеркальце и боевым жестом вскинула колючие стебли роз. Я устремила испытывающий взор на Эдмуса.

— Прекрасная Ольга, — спирит говорил от всей души и с самыми честными глазами, — прекрасная Ольга, я пошел бы туда с гордо поднятой головой и радостью в сердце, шепча ваше имя… тьфу ты, от этих красивых слов во рту как-то странно… да я готов перерыть весь розовый рюкзачок Бо ради нашей Дружины! Но я почти уверен, что если мы с ней постучимся в лабораторию здешнего алхимика — нам откроет здешний алхимик. Интересно, каково будет его приветствие?

— А может, он просто скажет «здрасьте»? — помечтала Бо.

Мы дружно сели на мою постель, обдумывая эту проблему. Удалить алхимика из его лаборатории — да легче бешеному дракону удалить все зубы без наркоза! Вручную. И к тому же, нужно это сделать в определенный момент, чтобы Бо была готова! Чтобы Эдмус был готов!

Безнадега какая-то… осознанием этого прониклась даже Бо, потому что часика через два размышлений она выдвинула нереальное предложение:

— Давайте почитаем книжку! Ну, то есть, этот их Кодекс, Зелхес же его слушается, да? Может, там сказано, как можно отвлечь алхимика.

Смертница… да Веслав сейчас в таком состоянии, что вместо этого самого Кодекса выдаст нам какое-нибудь из своих очередных изобретений. Даже если мы скажем ему…

Идея родилась из памяти и словно бы развернулась перед глазами во всех подробностях. Я вскочила, совсем забыла сначала о том, что нужно бы вслух помалкивать, начала говорить, на меня зашикали, а мысли мои метались такими сумасшедшими отрывками, что Эдмус и Бо сначала и не поняли ничего. Потом все же поняли, восхитились и вознаградили меня таким постановлением:

— Вот ты ему об этом и скажешь!

Я уперлась, совершенно по-детски. Не буду разговаривать с Веславом, да и все тут. Тем более — просить у него, да что угодно!

Да — и могу поспорить, он к моей идее отнесется без особенного восторга.

На мой взгляд, в предложении Эдмуса послать к алхимику Бо было рациональное зерно, но у блондинки очень хорошо был развит инстинкт самосохранения. При первой же попытке выдвинуть ее парламентером в логово алхимика она закатила такую красивую истерику, что как кандидат отпал еще и Эдмус. Потому что Бо нужно было как-то успокаивать, а я просто не могла находиться рядом из-за звуков, которые она производила: они были почти что страшнее пения спирита…

Когда я решительным шагом приговоренного к смертной казни покидала комнату, вслед мне неслось жалобное:

— А если я умру, что случится с моим рюкзачко-о-о-ом?

Веслав отыскался не один, а в компании с Далларой. Ну, разумеется. В последнее время, как я уже говорила, доминесса забросила своего женишка окончательно и все время проводила возле Йехара. То есть, она бы и хотела, да подозрительность Милии не знала границ. Она с трудом подпускала к рыцарю даже меня, что уж говорить тут про Даллару, которая была для странницы величиной неизвестной! Так что все время, которое не удалось провести непосредственно с Йехаром, Даллара коротала поблизости от него, и меня слегка раздражало, что это «поблизости» так часто оказывалось в апартаментах Веслава.

Алхимик, когда я вошла, сквасился так, будто его почтил посещением Йехар собственной персоной.

— На стук не было времени или сил? — выдающееся приветствие.

— Один раз я постучала в твою хибару. Хорошо помню, чем это закончилось, — столь же выдающийся ответ.

Даллара с любопытством изучила наши лица и пришла к выводу, что сейчас начнутся военные действия.

— Мне покинуть вас? — робко справилась она и дождалась в ответ одинакового пожатия плечами. Но не надо путать! Если жест Веслава обозначал: «Скорее нет» — то мой гласил однозначно: «А вы как думали?»

Доминесса решила прислушаться ко мне.

— Я пойду, — сказала она, поднимаясь. Прибавила с блеклой улыбкой: —Попытаюсь в очередной раз растопить сердце этой светлой странницы, хотя в последнее время я уже начинаю сомневаться, возможно ли это.

«Попробуй», — подумалось мне с некоторым злорадством. Мне, чтобы пройти через кордон Милии, приходится рассказывать ей половину прошлой миссии — дабы она удостоверилась, что я — это я.

Без проверки она пропускает только Бо. Стоит той широко открыть свои голубые глаза и поинтересоваться: «Ой, а Йехар еще спит, да?» — и странница отодвигается с тяжелым вздохом. Видимо, считает, что такое подделать невозможно.

Медленно взмахнув рукой на прощание, Даллара выплыла из комнаты, как один тонкий сверток прозрачного флера. Я осталась наедине с раздраженным алхимиком и не могла его не подколоть:

— И тебе несложно выслушивать разговоры о здоровье Йехара?

Веслав слегка зарумянился, но тут же скрылся под маской занятости: от стола простого прошел к столу лабораторному и принялся чем-то греметь с очень деловитым видом.

— Она попытается сделать что-нибудь с Зелхесом, — сказал он, не отвечая на мой вопрос. — Но тот, хоть и был поверенным ее матери, сейчас подчиняется домину, а домин прямо лучится любовью к нашему рыцарю. Хотя… чтобы алхимик да кому-нибудь подчинялся…

— Значит, пройдем без его разрешения, — предложила я.

Сесть, конечно, пришлось без приглашения. Я откинулась в мягком кресле, на краешке которого минуту назад сидела доминесса, и тут же почувствовала, что буквально утопаю. Старания выбраться из объятий коварной мебели не привели ни к чему: я медленно, но верно уходила в положение лежа.

Поэтому когда Веслав надумался метнуть в меня раздраженный взгляд — он промахнулся и попал много выше, чем хотел. Действовать ему пришлось исключительно голосом.

— Я же говорил… — но зато голос вмещал всю гамму чувств. И усталость от общения с неинтеллектуальными личностями, подобными мне, и сетование на мою память, и хмурое любопытство по поводу того, почему я все еще здесь.

— Если что-то живое находится на пороге — печать не действует, так?

— Решила собой пожертвовать? — заинтересованный взгляд поверх колб, ступок и прочего инвентаря выражает полное одобрение.

— Эдмус и Бо, — коротко сказала я. Слишком коротко. Алхимик, глядя на то, как я пытаюсь выпрямиться в кресле (колени уже находились выше уровня груди), поцокал языком.

— А я-то тебя недооценил. Думал, светлая, на этике помешана… нет, все в порядке! Здоровая такая философия фашиста средней руки: послать туда наименее нужных…

— Сначала я хотела предложить пойти туда тебе, — процедила я, — раз уж мы не разобрались еще, в какой части ты человек.

Веслав поставил колбу и не спеша подошел ко мне. Протянул руку — я поколебалась, но ничего опасного в его ладони не заметила — и рывком помог мне сесть. Он ничего не сказал, но я поняла, что пора выкручиваться.

— Я имела в виду, что ты алхимик.

Он не поверил. И мне очень бы хотелось, чтобы он вернулся за лабораторный стол, а не смотрел бы на меня в упор без всякого выражения.

— Бо говорит, что может справиться с контролем сущности. Пантеры. Она займет порог, а Эдмус…

Веслав недоверчиво хмыкнул.

— Или будем ждать, пока Даллара надавит на папашу?! — взорвалась я.

Он наконец отвел взгляд и заходил взад-вперед по комнате, время от времени нервно прищелкивая пальцами в воздухе.

— Зыбко, — заявил после очередного щелчка, — и без отвлекающего маневра…

— Зелхес тебя недолюбливает, а? Скажи, если ты его вызовешь…как это? Показать мастерство, ты говорил, что есть что-то вроде соревнований…

— Недолюбливает, как же, — хмыкнул Веслав. — Он же блюдет Кодекс, плевать он на меня хотел! Да и я не сумасшедший, чтобы с мэтрами тягаться. Хоть он и старой школы, а все же профессор, и выиграть такое состязание мне нечего и думать.

— И не надо, — озвучила я самую главную и самую неприятную часть своего плана.

Реакция последовала в точности та, на которую я рассчитывала. Веслав мигом оказался на опасно близком расстоянии, и мои уши наполнила помесь человеческой речи с шипением разъяренного аспида:

— Я должен проиграть?! У тебя есть минута, чтобы взять это назад или объяснить так, чтобы…

— Двор ведь наверняка соберется на такое зрелище, верно? — мне некогда было ждать, пока он договорит. — А в процессе приготовления чего может не произойти. Не тот элемент… случайно… взрыв, паника…

— …позор на всю жизнь, — пробормотал алхимик в сторону.

— Да кто об этом узнает, — пожала плечами я. — Коалиция вся в другом мире осталась, ты не забыл?

— Ну, мало ли кто… — недовольно заметил Веслав, но потом остановился напротив меня так резко, что я опять ушла в кресло, и признал: — Ладно. Может быть. Зелхес не откажется проучить магистра, который бросит ему вызов. А в процессе…

Он еще некоторое время мерил ногами пол, и наконец я начала замечать на его лице усмешку. Злорадную такую усмешку…

Воображение живо нарисовало мне три наполовину осыпавшиеся стены, якобы оставшиеся от замка. Выползая из кресла самостоятельно, я тревожно заметила:

— Веслав, ядерный гриб над замком отменяется. Мы же никого не собираемся убивать, нет? Так что ты уж посчитай… тротиловый эквивалент своего варева.

Алхимик зловредно хихикнул каким-то своим мыслям, чем перепугал меня еще больше.

— Взрывчатки не будет, — сообщил он, разминая пальцы так, будто собирался соревноваться с Зелхесом прямо сейчас, — а вот панику я тебе обещаю.

Глава 20. Проблемы приходят с пробуждением
Я сказала: Зелхес такого случая не упустит. Действительно, тот согласился сразу, и Эдмус целых два часа пытался изобразить его леденящую кровь улыбку, но потом все же махнул крылом и сдался. Я предположила: на такое соберется двор. Двор и собрался, полным составом, за вычетом разве что самого Олла. Что было нам только на руку.

Со времен первого нашего путешествия у нас ни разу не шло все настолько по плану.

— Хоть бы не сглазить, что ли, — пробормотала я.

Бальный зал выступал в ином для себя качестве. Посреди — подобие ринга или сцены (здоровый такой помост, разделённый надвое). С двумя столами, отстоящими друг от друга как раз на такое расстояние, чтобы противник не мог дотянуться или доплюнуть. На столах в ряд — баночки, колбы, мешочки. Есть даже два котла. Веслав уже пояснил, что тут эволюция алхимиков не дотащилась по своей лестнице до того этапа, когда крошечная ампула может заменить два ведра какой-нибудь сыворотки правды. Так что все придется готовить в больших количествах. Нас такое как раз и устраивало.

Бо страховала от подслушивания, а мы с Эдмусом обсуждали последние детали плана. Причем делали это с такими невинными выражениями лиц, что нас бы и младенец заподозрил.

— Призраки не подкачают?

— …спросила она в восемнадцатый раз за двадцать минут, — Эдмус решил изображать писателя сентиментальных романов. — Ее сердце билось в предвкушении ответа, ее глаза расширились, губы приоткрылись…

— …кулаки зачесались. Кстати, этот зуд минут двадцать и не проходит. Не подкачают?

— Девятнадцатый. Ах, это роковое число! Он знал, что безумие близко, что оно подстерегает его тут же, на двадцать четвертом ее вопросе…

На самом деле эти вопросы-ответы скорее были развлечением. Я и без того знала, что не подкачают. Призраков придумал в дело ввести Эдмус, для отвода глаз. Все же едва ли местная знать поверит в то, что Веслав учинил хаос ненарочно, а с призраков-то что взять. К сожалению, спирит основательно пораспугал перед этим местных духов, так что летать по замку и выискивать их ему пришлось долго. Для миссии подбрасывания в котел Веслава нужного реактива он выбрал привидение Первого Стрелка — мол, глазомер хорош. Бешеные Няньки должны были гарантировать успех операции и прикрывать визгом.

— Сплохуют — я им смерти не дам, — заверил Эдмус серьезно и тут же впал в обычное состояние. Сказать «не дам жизни» ему не позволила логика.

— Бо, готова?

Блондинка тихонько и жалобно заскулила. Ее я дергала чаще, чем Эдмуса, и от возмущения у нее начали проклевываться здоровенные пантерьи усы. Зрелище не для слабонервных, если учесть, что они, конечно, были розовыми.

Мы стояли неподалеку от указанного Далларой тайного выхода, и Бо была готова скользнуть в скрытый изукрашенной панелью проход. Место пришлось выбирать долго и придирчиво: мы должны были оказаться вне зоны действия эликсира Веслава, но не стоять позади всех, потому что на нас наверняка будут коситься из толпы. К счастью, нашлась мертвая зона у одной из колонн.

Основной удар по части взглядов приняла на себя пока что Даллара, которая была не рядом с нами, а на самом виду. Доминесса, которую волей-неволей пришлось в план посвящать, предложила это сама.

— Как только я появлюсь в зале, они будут смотреть на меня, — и добавила с меланхолическим, чудовищно унылым по моим меркам видом: — Они всегда на меня смотрят.

Но сейчас мне было не до сочувствия здешней звезде. У столов наконец появились противники.

Зелхес прошествовал к столу с целеустремленностью и грацией тарана. Здороваться он не стал ни с кем. Веслав прошел по залу своей обычной стремительной и нервной походкой, по пути едва заметно кивнул сперва доминессе, потом нам. С Зелхесом они обменялись едва заметными презрительными взглядами. Встали каждый со своей стороны, чтобы находиться лицом друг к другу. Между ними место заняла Тилкида — по совместительству шоумен и ведущий.

— Назовите действия своих зелий! — потребовала она, чем тут же взбесила Веслава и слегка озадачила Зелхеса.

— Не зелье, — дворцовый алхимик выцеживал слова сквозь зубы, как через посеребренное ситечко. — Эликсир. Великий эликсир красоты. Женщина, которая намажется им, как бы ни была она безобразна, станет равной красотой древним королевам эльфов.

— Как крем Азазелло, что ли? — удивилась я. Между тем интерес к работе Зелхеса распространялся на глазах, как лесной пожар или популяция мушек-дрозофил.

— …и любой мужчина упадет к ее ногам.

— И помрет! — громко озвучил Эдмус. — От такой ее красивости. Что?! Женщина должна быть красивой в меру — вот как моя жена.

Он не мог выбрать примера неудачнее. Вот уж кому не помешало бы хоть самую малость этого универсального средства косметики, которое собирается сотворить профессор.

Интересно, а мне бы? Хм, любой мужчина к ногам — ну, всех не надо, это, наверное, будет утомительно, но изредка, по чуть-чуть…

Тилкида разрумянилась, видно, от таких же соображений, и повернулась к Веславу с некоторой надеждой.

И тут же ее растеряла, поскольку первым словом алхимика стало «метаболический». Оно же было самым понятным словом. Когда Веслав замолчал — это случилось примерно через полторы минуты — даже Зедхес был уверен, что его противник основательно покурил чего-то, прежде чем выйти на арену.

Далеко ушла алхимия в нашем мире…

Тилкида вообще смотрела на Веслава так, будто он рвет ей зубы без наркоза. Потом спохватилась и объявила о начале соревнований. Скомканно так. Неловко. Под зловредную ухмылку нашего алхимика…

И началось что-то вроде синхронного плавания, только без воды и за алхимическими столами. Минут через десять Эдмус признался, что не представляет, где дворцовый алхимик, а где наш.

Разница между магистром и профессором исчезла. Их движения были одинаково точными и отработанными. Лица — бесстрастными. Веславу некоторую интеллектуальность придавали защитные очки, и по ним мы его в основном отличали… ну, первые три часа. Потом в глазах поплыло даже у дружинников.

Времени алхимикам отмерили семь часов, и они решили не торопиться.

Кто-то из придворных зевал. Кто-то уже сходил, покушал. За нами пока что присматривали подручные Зелхеса и стражники, хотя этих скорее привлекали усы Бо, которая та с отчаяния топорщила во все стороны. Эдмус шепотом предлагал блондинке побриться под шумок, но та ничего и слушать не хотела.

Даллара, к которой понемногу потянулись поклонники, с отстраненным видом кивала головой в ответ на все их вопросы. Она с тайной надеждой и грустью бросала взгляды на Веслава. И он даже нашел пару секунд — посмотрел в ответ.

— Тебе не кажется, что он… вроде как влюблен? — поинтересовалась яу Эдмуса. Бо как раз удачно решила попугать своими усами придворных дам.

— Кажется? — переспросил Эдмус. — По мне, так это яснее ясного.

В голосе его была нотка веселья, но гораздо более слабая, чем я ожидала.

Придворные дамы тем временем любезничали с кавалерами, пристойно хихикая над шутками.

Веслав небрежно и самым естественным образом передвинул небольшую бутылочку возле котла, к которой он раньше не прикасался и на которую мы время от времени взглядывали, как глядят на часы.

Пора.

И тут как по команде изо всех щелей, из-за портьер и даже из люстры полетели призраки. Бешеные Няньки визжали и орали и требовали подать им Даллару. Ксахар, который был научен горьким опытом, тут же сгреб в охапку свою невесту и утащил ее из зала вон. Это тоже входило в наши планы. Толпа оцепенела на несколько мгновений — и как раз здесь Первый Стрелок понесся прямо на Веслава, заставив того нырнуть под стол — и мимоходом зашвырнул в котел почти незаметную коробочку…

Грохот был что надо. Из центра котла ударило лиловое пламя, а потом повалил удивительно ароматный дым — вмиг рассеялся по комнате и пропал, оставив после себя приятный запах. Бешеные Няньки и Стрелок опять всосались в стены. И это тоже было по плану.

Первым звуком, который раздался вслед за этим, был человеческий голос.

— Ты пахнешь псиной! — во всеуслышание заявила одна из фрейлин своей лучшей подруге.

— А у тебя кривые ноги! — незамедлительно откликнулась та. — А ты хоть знаешь, что твой муж ходил к Наоне всю прошлую неделю, а никакой войны в северном краю не было?

И началось. Кто-то уже заявлял, что подслушал чей-то очень приватный разговор, кто-то внезапно признавался в аномальной любви к тухлой говядине, кто-то уже сообразил и пытался на четвереньках уползти из зала…

Веслав попросту распылил в зале зелье, которое заставляло всех говорить в лицо друг другу правду.

Придворным предстояло узнать о себе и о дворе много нового.

** *

Тошнило придворных еще денька два. Веслав с присущей ему широтою души заявил, что эликсир получился таким случайно — поди узнай, что в него этот призрак кинул! — и как противоядие варить, он понятия не имеет.

— К тому же я только магистр! — завершил он, пожимая плечами.

К тому времени, как профессор Зелхес спохватился и состряпал антидот, всех придворных выворачивало друг от друга. В тот достопамятный день они успели обсудить решительно все: и чей сын по блату попал в королевские стражники, и у кого чей ребенок (оказалось, весь двор между собою в родстве), и кто на кого наклепал донос в результате дворцовых интриг… теперь вот в коридорах замка было тихо. Фрейлины отсиживались по комнатам, а кавалеры и стражники передвигались на цыпочках и удушливо краснели, если встречались друг с другом.

— Жаль, что меня там не было, — задумчиво посетовала Милия.

— Послушать, как ты меня ненавидишь, мы можем и в другое время, — проворчал Веслав.

— Действительно, — согласилась светлая странница, — к тому же у меня такое ощущение, что теперь к тебе относятся правильно совершенно все. Хоть и по несколько иным причинам.

Веслава действительно возненавидели. Придворные все же не были дураками и живо смекнули, кого нужно благодарить за такой сеанс абсолютной истины. Уже три или четыре раза к алхимику подсылали наемников, на которых он с величайшим удовольствием испытывал новые формулы эликсиров. Последний вообще вылетел в дверной проем легким воробышком, в голос благодаря богов за свою удачу. Он по ошибке вперся не к Веславу, а к Йехару, да еще принял Милию за служанку и нагло заявил:

— Пошла прочь, у меня тут дело!

Милия медленно обернулась…

В общем, наемнику было за что сказать «спасибо» судьбе.

— Готово?

Для разнообразия этот вопрос задала я. Вообще же он был основным за эти трое суток и повторялся на все лады с завидной частотой.

Мы все смотрели на небольшую пробирку, где медленно шла алхимическая реакция. Эликсир отливал то золотом, то болотом, но никак не желал приобретать нужный цвет «асфальта, перетопленного с малиновым вареньем». У рецептов алхимиков иногда странные описания…

Первые два варианта эликсира Веслав запорол. Он объяснял это сложностью и дурной, отнюдь не лабораторной обстановкой, но мы все объясняли его желанием, так что взялись в конце концов его контролировать лично.

— Если и на этот раз не получится, — процедила Милия, напряженно глядя на пробирку, — твоя смерть будет мучительной.

Судя по ее тону, она прикончит алхимика даже если эликсир удастся.

Как раз в эту секунду пробирке надоело светить нам невиданными в радуге цветами, и она остановилась на темно-бордовом.

— Вроде, он, — с порядочным сомнением заметил Веслав.

Сомнение не осталось незамеченным, так что через секунду его в несколько голосов попросили бы протестировать эликсир на себе. К счастью, это алхимик просчитал.

— Попробуем испытать. Даллара…?

— Это все, что я нашла, — доминесса, которая наблюдала за преображениями в пробирке с таким волнением, что едва не оборвала цепочку своего медальона, подошла поближе. В руках она бережно держала засушенную розу. — Он подарил мне ее незадолго до своего ухода, тогда, два года назад. Но вы видите, она совсем умерла…

— Посмотрим, — неохотно отозвался алхимик, набирая в пипетку немного эликсира. — Это не животвор, человека исцелить или оживить не сможет. Но с растениями проще… как и с теми, кто усыплен «Белоснежкой», так что посмотрим…

Он уронил несколько капель своего противоядия на бедный, засушенный цветок на ладонях доминессы.

И тот пробудился.

Реакция пошла необычно, от бутона к стеблю: покраснели и налились силой лепестки, зазеленели шипы, последними ожили листья. Роза проснулась и начала благоухать так, будто ее только что сорвали с куста, и это было не очень хорошо для меня, потому что моя ненависть к этим цветкам никуда не исчезла.

— Вы чародей! — прошептала Даллара, поднося розу к губам. Рядом с цветком ее бледное лицо казалось хоть немного ожившим.

— Я алхимик, — ответил Веслав, но вид у него был очень довольный. Доминесса вглядывалась в него зачарованно, Милия глядела, чуть приподняв брови, а я, конечно, не могла остаться в стороне.

К счастью, сдержаться мне удалось, но я отвернулась, зажав рот рукой, и издала сдавленный звук, который обозначал, что мне плохо. Какая жалость — такой момент испортила.

— Роза настоящая! — тут же объявил неунывающий Эдмус, оттаскивая меня подальше от источника аромата. — Давайте оживлять рыцаря!

Вот так и получилось, что когда Йехар открыл глаза — его взору предстало зрелище, которое как минимум требовало детального осмысления. Я пыталась прийти в себя у стеночки, делая короткие вздохи; Милия, Эдмус и Бо стояли вокруг его постели, как дети, которые пришли на поклон к помирающему отцу; Веслав возился с пробирками чуть в отдалении, а Даллары не было. Не было ее потому, что секунд за десять до пробуждения рыцаря, когда ложка с эликсиром алхимика была уже у рта Йехара, дверь распахнулась пинком.

Эдмусу пришлось отводить жезл Милии, иначе она бы прикончила домина Олла.

— Даллара! — грозно рявкнул папаша. — Стэхар сказал мне, что ты здесь, что тебе здесь нужно? Немедленно в свои комнаты!

Доминесса последовала за ним не торопясь и все время глядя на лицо Йехара, как будто хотела поймать хоть один его взгляд после пробуждения. Сейчас свидетельством того, что она все время была поблизости, была только одинокая алая роза, которую она оставила у ладони рыцаря, когда выходила.

— Глэрион! — прошептал наш рыцарь, решив не выяснять подробности того, что он увидел. Он попытался встать, но был возвращен в постель железной рукой Милии.

— Лежать, — категоричным тоном приказала она, — не волноваться. Говорить мало. И не спрашивать, что я здесь делаю.

— Милия, что ты здесь… — как раз в этот момент начал Йехар, но вовремя замолчал. Потом попытался оторвать от постели одну руку, и это получилось у него с трудом: — Чем ты опоил меня, алхимик?

Звякнула разбившаяся пробирка. Веслав развернулся, со свистом втягивая воздух в легкие. Готовилась грандиозная тирада о неблагодарности некоторых отдельно взятых светлых странников.

— Стой, Повелитель Тени! — выкрикнула Милия, которая по лицу алхимика несколько поспешно заключила, что Йехару угрожает какая-то опасность.

Веслав замер, но поинтересовался въедливо:

— И ты говорила, что ему нельзя волноваться?

Милия перевела озадаченный взгляд на Йехара, который, несмотря на всю его слабость, подскочил на кровати.

— Повелитель Тени?!

Тут странница впервые начала выглядеть, как нормальная женщина. Ну, по крайней мере, приблизительно. Она виновато прикрыла рот ладонью и пробормотала что-то вроде:

— Извинтеядумлаонзнал.

Алхимик от души посоветовал ей пойти выполнять какую-нибудь миссию. Всё это время на лице Йехара менялись выражения по принципу: непонимание — поражение — ужас — отвращение — гнев — презрение — горечь — задумчивость — горечь напополам с задумчивостью…

— Остановись, у меня в глазах рябит! — взмолился спирит.

— Я должен был догадаться, — прошептал Йехар, откидываясь на подушку и закрывая глаза: − Я должен был больше доверять тебе, Милия… должен был понять, почему он так легко читал Книгу Миров…

— Вообще-то два последних раза я ее открывал не своей стихией, а кровью, — уточнил алхимик, который вернулся к пробиркам и теперь подбирал каждую крупицу растертого чернокорня, как будто у нас была полная палата Йехаров под действием «Белоснежки». — Это было после моего отречения, так что я не так уж и лгал вам.

— Не так уж и лгал, — повторил Йехар с сухим смешком. — Разве что в сравнении с остальной ложью. Когда маг становится алхимиком, он отрекается от стихии…

Он говорил словно в полубреду. Чистосердечного странника откровенно лихорадило при мысли о том, с кем он оказался призван в Дружину, кого он когда-то защищал перед Милией.

— Арка стирает цвета… да, конечно… стирает…

— Пиво ваше через теплый квас!

Услышав столь оригинальное искажение одной из тех фразочек, коими обычно в раздражении пользовался Веслав, да еще от Бо, все повернулись к триаморфине и замерли. Бо, пораженная тем, что общее внимание удалось привлечь так быстро, тут же призналась:

— Забыла, что хотела сказать! Ой, Йехар, ты не думай, что Веслав какой-то там Повелитель, ты же не должен волноваться! А знаешь, как он кричал на Милию, когда у нас украли чернокорень, а хочешь, расскажу, как мы с Эдмусом его доставали? И… и еще Веслав так беспокоился, когда мы ездили отковывать Глэрион…

Йехар страшно побледнел, а Веслав выдохнул сквозь сжатые зубы:

— Удалите из помещения… блондинок!

— Тогда уж и Повелителей, — вяло ответил шут, — или давайте вообще все выйдем…

Потекли минуты молчания, пока Йехар напряженно смотрел на свой клинок, прислоненный к стене у изголовья. Он вспомнил свой последний бой и вспомнил, чем это закончилось. Медленно, тихо-тихо наш рыцарь подвинул руку к клинку и сосредоточился.

И меч не шелохнулся. Раньше призывался с двадцати шагов, а тут не шелохнулся. Часто дыша, Йехар протянул руку и попытался коснуться пальцами рукояти.

И отдернул пальцы, как бы обжегшись. Он пробовал снова и снова, затем, после двадцатой или тридцатой попытки уронил руку в воздух и едва слышно признался:

— Я его не чувствую. Что… — посмотрел на рукоять, в которой не хватало сапфира, и на некоторое время примолк. Ресницы рыцаря дрожали, и на них мало-помалу начали выступать светлые капли.

Веслав громко кашлянул и заговорил деловым тоном:

— Думаю, через пару деньков ты сможешь встать на ноги, хотя не знаю, пройдет ли слабость, — голос его странно отдавался в кладбищенской тишине, которая наступила в комнате. — Но до этих пор ты будешь оставаться…

— Калекой, — хрипло выдавил Йехар, не открывая глаз. — Лишенным всей магии и разорванным надвое между собой и мечом, который меня не узнает.

Он механическим движением повел рукой возле себя и наткнулся на розу, оставленную Далларой. Молча поднял ее к глазам, что-то вспоминая. Потом на лице отобразилась такая боль, что я просто не могла молчать.

— Йехар, мы найдем Вещий камень. Мы думаем, тот, кто напал на тебя — Иссушитель, и он ему почему-то понадобился…

Я замолчала, наткнувшись на тихую укоризну в глазах Эдмуса. В самом деле, по моим словам выходило так, будто нам и делать-то ничего не надо: вычислить Иссушителя — раз плюнуть!

А может, и раз.

— Йехар. Понимаю, что воспоминания не из приятных, но ты не помнишь, кто…

Наши взгляды сошлись на Глэрионе, рукоять которого невинно блестела от изголовья. Рыцарь смотрел секунду — потом закрыл глаза и так сжал бедную розу в кулаке, что шипы вошли ему в ладонь до основания.

— Нет, — выдавил странник. — Он был в капюшоне… мы сшиблись клинками… у него был какой-то артефакт…

Мысленно я поставила галочку возле одной из наших догадок — как был разрублен такой клинок, как Глэрион.

— Хотя бы рост? Фигура?

Веслав пристально изучал лицо Йехара. Черты того исказились как бы в отчаянной попытке вспомнить, но потом он выдавил уже еле слышно:

— Нет.

Впрочем, чего и ждать от того, кто столько времени пробыл в состоянии, более похожем на смерть, чем даже кома.

Я на секунду отвела глаза от Йехара и стала свидетельницей весьма любопытного немого диалога между спиритом и алхимиком. Эдмус покосился на Йехара и коротко вскинул брови. Веслав в ответ покачал головой и пожал плечами с видом человека, который сомневается и который обманут в своих ожиданиях.

Но здесь дверь опять открылась пинком ноги (может, закрыть ее уже наконец магической блокировкой?!), и на сей раз на пороге красовался счастливый Стэхар.

— Я слышал, что ты уже очнулся? — торжествующе вопросил он, но вся его радость мгновенно улетучилась при виде такого количества не дышащих дружелюбием лиц.

Милия поудобнее перехватила скипетр.

— Это тот мерзавец, который оскорбляет женщин на пирах и подсылает наёмников, чтобы убить со спины?

Она неплохо знала историю Йехара. Видимо, в Ордене про это многие слышали. Или ей уже Даллара успела нажаловаться на свою горькую судьбу?

— Вы должны говорить с домицием как должно! — заметил Стэхар, теребя свой медальон наследника. Но говорил как-то неуверенно.

— Тогда пусть домиций говорит, что ему понадобилось здесь и возвращается к своим обязанностям, — процедил Йехар, садясь на постели. — Или ты пришел пожелать мне здравия?

— Да я и не против твоего здравия, — нагловато, но трусливо ухмыльнулся домиций. — Я что? Я помню, что вы мне помогли с Тилкидой, и вообще, я хочу тебя облагодетельствовать и предупредить, что тебе нужно бежать из замка…

Милия перехватила жезл еще ловчее. Теперь он составлял с ее пальцами единое целое. Домиций сглотнул, а Йехар усмехнулся с горькой иронией.

— Меня, может, статься, хотят убить? — и в голосе его явственно звучало: «Ну и что? Хуже все равно не будет!»

Домиций замялся, а потом решил, что дальше тянуть опасно. Бочком обогнув напряженную Милию, он пробормотал:

— Отец велел передать это тебе… — и сунул в руки рыцарю небольшой аккуратный свиток. После чего рискнул улыбнуться мне и легко упорхнул в дверь. Из коридора донесся облегченный вздох — домиций, видно, сам не ожидал, что так легко отделается.

Я закрыла за ним дверь и наконец-то наложила надежную блокировку — печать холода.

— Откуда он так быстро узнал, что ты очнулся?

Мне никто не ответил. Йехар, оцепенев, смотрел на свиток широко раскрытыми глазами. При этом свиток он и не подумал развернуть.

— Что это?

— Напоминание, — тихо, но внятно выговорил рыцарь, — о том, что он состоится через семь дней.

— Что состоится через семь дней?

— Большой Турнир.

Глава 21. Проблемы с заменой
С некоторых пор у меня начало появляться чувство дежа вю. Оно больно ударило, когда я увидела разрубленный клинок и вспомнила свои видения; оно не отставало, пока мы сидели у себя и мучительно пытались придумать, как добыть чернокорень, и вот теперь это самое чувство грозило задавить нас всех окончательно.

— Безнадежно, — вполголоса сказала Виола, выходя из комнаты, где лежал Йехар. — Нгур его обрабатывает, только это… безнадежно.

Веслав ограничился сухим кивком. Он в сотый раз за сутки пересматривал здешний кодекс рыцарских турниров и находил в нем столько же утешительного, сколько в кодексе алхимиков. Мы не слышали его голоса с того момента, как Йехар озвучил свое решение.

Легко представить, каким это решение было.

Наш рыцарь не мог ходить, он с трудом приподнимался на кровати, и тем не менее он твердо решил, что в турнире участвовать будет. Ах, нет, поправочка. То, что он должен там участвовать, было уже решено за него. Он же дал предварительное согласие, а это значило, что или он выйдет на арену в указанный день, или его лишат клинка и покроют вечным позором.

Самым простым выходом в создавшемся положении действительно было бы бегство, но Йехар этот вариант отверг сразу и по понятной причине.

— Я его понимаю, — заявил Эдмус, яростно раскачивая свой стул. — Я и сам как-то свалял такого же дурака, но с меня-то что взять, я же шут! И вообще, я тут вспомнил, чем все со мной кончилось…а «Белоснежка»-то еще есть? Можно было бы закатить такие шикарные похороны! Я готов быть главным причитальщиком — составим текст, Нгур подыщет место для усыпальницы, и…

Это было комментарием к пояснению Йехара насчет этого турнира.

— Единственная причина, по которой боец не выходит на арену — смерть, — отрезал рыцарь. — Болен ли ты, при смерти или в дурном настроении — это никого не волнует.

Вот Эдмус и предлагал симулировать эту единственную причину.

— Мертвых здесь сжигают, — мрачно заметила Виола.

Шут озадаченно закряхтел. У него еще оставались предложения по поводу того, чтобы найти где-нибудь труп, наложить мороки… но за очевидной неэтичностью Эдмус решил их пока придержать при себе. Веслав с особенным ожесточением зашуршал свитками. Судя по его лицу, алхимику было до лампочки, что случится с Йехаром до турнира или во время его.

— Есть моменты, когда кричат камни, — вполголоса припомнила я его давнюю фразу.

— Есть моменты, когда водопады немеют, — холодно отозвался алхимик. — В частности, от дурости некоторых… рыцарей.

— Что-то нашел?

— Что-то? Нашел. Что-то обнадеживающее? Дурной вопрос.

Он с таким раздражением брякнул о столешницу своими очками для чтения тайнописи, что пластмасса треснула.

— Нашел способ убить Иссушителя.

Я почти готова была увидеть насторожившуюся Милию, но странницы с нами не было. Ее в самый ненужный момент какая-то миссия выдернула в иной мир. И вернуться она не обещала. Обронила пару слов на прощание в том духе, что кто там знает, какая миссия и позволят ли ей Высшие Силы вернуться оттуда живой. Правда, пообещала, если что, направить сюда кого-нибудь из Ордена и даже справиться в этом самом Ордене — есть ли всё-таки способ истребить Чуму Миров.

— Ха, — сказала Виола несколько свысока. — Даже Эдмус уже сообразил, что это огонь. Иначе с чего, ты думаешь, ему истреблять огненных магов?

— По твоим словам выходит, что его еще и отравить можно: алхимики же ему тоже чем-то не угодили? — резонно заметил спирит.

— Огонь и металл, — поправил Веслав. — Собранные воедино… не знаю, верить ли этому, но кто-то же сделал тайную запись в одном из экземпляров старого кодекса турниров. И почерк скорее женский…

Странно. Выходит, уже раньше кто-то знал, что по замку разгуливает Чума Миров в человеческом облике? Какая-то женщина?

Значит, Иссушитель ударил по Йехару из-за того, что тот огненный маг?

— Поэтому и не только. Вещий камень, думаю, тоже оказался причиной. «Скроет то, что можно скрыть»…

— Маскировка?

— Если преображение уже близко — Иссушителю может быть трудновато удержать свой человеческий облик. Истинная его натура будет прорываться… ну, как моя… А Вещий камень может надежно привязать Чуму Миров к человеческому облику.

Ох, ребятушки, опять мы по кругу ходим. Чтобы убить Чуму Миров — нужен Глэрион. Чтобы оживить Глэрион — нужен сапфир, а чтобы его получить — нужно убить Чуму Миров, потому что добыть этот камень у нее будет потруднее, чем с Зелхесом и чернокорнем.

Просто потому, что мы все еще не подозреваем, кто Иссушитель. А до турнира остается шесть дней.

— Да, — признался Эдмус, — да! Твои слова звучат, как музыка, и когда я их слышу, мне хочется напиться до полусмерти, вот только я проверил на кухне: ряженки здесь нет.

Веслав тряхнул головой и опять полез в кодекс, бормоча, что турниры тут проводятся черт-те как, и «какого веха всё в один день и только на мечах», и «что за тупость — делить арену на сектора сражений, это поединки или дзюдо какое-то?», да и вообще «всё не как у людей, чёртовы традиции». Виола пожала плечами и предложила алхимику меньше читать и больше готовить снотворного. Было очевидно, что придется рыцаря увозить хитростью, а потом еще и следить, чтобы наш болезный с собой что-нибудь не сотворил от отчаяния, что его покрыли позором.

А еще нас ожидал переезд, и сообщить это Далларе выпало мне.

Без Милии в замке снова стало опаснее, чем вне замка. И, несмотря на то, что на открытом воздухе на нас снова могли навалиться наемники, мы решили опять перебраться в лагерь. Только на этот раз поближе к лачуге Нгур. Места там чуть хватало для нее самой, но защиту она обещала какую-никакую обеспечить. Перебираться из замка нужно было как можно скорее, но где-то по этим коридорам болтался Иссушитель, и нам как минимум нужно было предупредить Даллару, чтобы она была поосторожнее с друзьями и родственниками. Особенно с домином — надо полагать, насчет братца ее предупреждать не требуется.

Не скажу, чтобы поручение вызвало во мне особенный восторг — тем более что повидать доминессу так и не удалось, а удалось почему-то Зелхеса.

Дворцовый алхимик неслышно вырос за моей спиной, когда я в четвертый раз постучала в дверь Даллары и бесстрастно произнес:

— Вам не откроют.

Поручение начало казаться мне еще гаже, чем вначале. Бесцветные глазки профессора сверлили пристально-леденистым взглядом.

— Домин гневается на доминессу.

Я машинально еще раз постучалась дверь. На сей раз — с тайной надеждой, что меня впустят, и я окажусь подальше от этого малоприятного типа.

Но мне действительно не открыли.

— А вас, значит, поставили здесь на страже?

— Нет, я ждал. Но не вас.

Хотя на лице у него нет ярко выраженного разочарования в том, что встреча не состоялась.

Я только теперь заметила у него в руках фиалку, небольшую, и по всей видимости, ядовитую.

— Хотите подарить цветочек Веславу — преподнесите ему лично. С какой вообще стати вы ждали, что придет он?

Зелхес какое-то время смотрел на меня так, будто не понимал вопроса.

— Иниквус, — наконец собрался он с мыслями. — Да. Я рассчитывал, что он придет говорить с доминессой сам. Но он прислал вас. Для того, кто отверг наши законы, он хорошо умеет просчитывать.

— Веслав врожденный алхимик. Кодекс ему не…

— Алхимиками не рождаются, — отрубил профессор все с тем же каменным выражением лица. — Он солгал вам.

А я и рада бы ответить, что нет, да едва ли это получится. Помнится, Веслав уже успел умолчать кое о чем из своего прошлого.

А это прошлое точно скрыто тенью.

Ну, что ж это слово от меня никак не отвяжется?

Зелхес неторопливо спрятал свою отравленную фиалку в карман. Скупое, четко выверенное движение. И разговаривает он так же — ничего лишнего, все сверхпрактично, и это вызывает не очень уместное такое чувство…

Жалость. Веслав, конечно, псих, то есть холерик, но я как минимум пару раз видела его смеющимся. Теперь я понимаю, почему он отрекся от Кодекса. Если предполагалось, что он станет таким…

Чурбаном или нет был Зелхес с виду, но у него хватило мозгов верно истолковать мое выражение лица.

— Вам следовало бы обратить свою жалость на себя и своих друзей, — сказал он холодно. — Йехар и Глэрион будут сражаться на турнире?

— Может быть. А что, Ксахар просил вас передать, как он ждет этой встречи?

— Ксахар не самый сильный противник на этом турнире. Достойные из достойных прибудут на него, чтобы драться за такой приз.

— Поцелуй прекрасной дамы? — я кивнула в сторону покоев.

— Камень Крови.

— То есть, наградой будет рубин? Всего лишь какой-то рубин?

— Камень Крови, — он немного подумал и прибавил неторопливо: — Подумайте лучше. В алхимии цвет крови — всегда цвет перемен. Или измены.

Тут алхимик издал обезличенное «хм» и оставил меня у двери в полном одиночестве. Я подняла руку, чтобы постучать в дверь еще раз — и вместо стука игриво побарабанила по ней пальцами.

Камень. Камень Крови — то есть, рубин вампиров. Ценный приз… «величайшее сокровище нации». С чего бы вокруг него такой ажиотаж?

Вампиров, говорил Йехар, очень трудно найти. Они кочевники и скрываются так тщательно… А мы их обнаружили мгновенно.

Я постучала, только не в дверь (та давно покрылась инеем от моей предыдущей попытки), а по своему собственному лбу. Потом развернулась и пошла назад, к нашим комнатам, сначала медленно, потом быстрее и быстрее.

И едва не сбила с ног Тилкиду, которая притаилась за ближайшим поворотом. Вот уж о ком я успела забыть совершенно, правда, долетали и до нас слухи о том, что Стэхар вдруг с чего-то к ней воспылал, а она все еще надеется его прикончить без всяких видимых поводов. Наверное, Веслав что-то намудрил с «Антиамуром».

— Вы с ним так долго говорили, может, кокетничали? — подружка доминессы не стала здороваться или делать вид, что не заметила моего разговора с Зелхесом.

— Это вряд ли, — пробормотала я, порываясь пойти дальше. Но Тилкида уже надежно вцепилась в мой рукав.

— Зелхес сейчас все время какой-то странный, — сообщила она и доверительно захихикала. — Вот я и подумала… если увидишь Стэхара — скажи, что я его ненавижу и что это не вызвано действием того зелья правды от вашего друга.

— А… ну, он вряд ли… — начала я, потихоньку выпутывая свой рукав, но Тилкида повисла на нем как голодная пиранья. И по виду она примерно подходила под описание — во всяком случае, сегодня она смотрелась не такой круглолицей и жизнерадостной, а зубы в улыбке оскаливала чересчур усердно.

— Он меня подстерегает, — прошептала она, наклоняясь ко мне поближе. — И говорит, что я неотразима. Ах, как весело было, когда все друг другу начали говорить правду! Мне четырнадцать раз признались в любви. И теперь я точно знаю, кто хотел отравить воду в моём умывальнике.

Она вдруг стиснула мне руку, затрясла ее, и я почувствовала под пальцами маленькую полоску бумаги. Тилкида прыснула чуть ли не мне в ухо — видно, это показалось ей особенно смешным — и убежала по направлению к покоям доминессы.

Определенно, странные мне типажи попадаются…

Но даже эта встреча и увязавшийся за мной на полпути Ксахар (он, конечно, интересовался здоровьем Йехара и, конечно, не в хорошем смысле) не могли затмить понимание, которое не то на меня снизошло, не то свалилось, так что как только я ворвалась в комнату, это заметил для начала Эдмус:

— Оля! Это вдохновленное лицо! Здесь где-то пролетел пегас или пробежала тень кузнеца, который, может быть, уже скончался после моего пения…

Я молча закрыла дверь и запечатала «Засовом Января». При этом меня не смутило, что нам не успели объяснить обратное заклинание.

— Видела Даллару? — спросила Виола. Веслав поднял глаза.

— Видела Зелхеса. Знаете, что будет наградой на турнире?

— Камень Крови. Это написано в том свитке, который принес Стэхар.

— Вообще-то, это один из вариантов наград, — со знанием дела влез Эдмус. — Там еще есть благосклонность доминессы, благосклонность домина, благосклонность домиция, доспехи из рук домина, доспехи из рук домиция, сапоги с ног…

— Этот рубин — «вещий».

Приятно было видеть, что долгое общение с доминессой сохранило мозг Веслава в целости и сохранности: он понял с полуслова.

— Скроет то, что можно скрыть… поэтому, значит, вампиров было так трудно найти. Ч-чёрт!

— Не очки! — предупредил Эдмус, выхватывая их из-под носа у алхимика, поскольку тот явно искал что-нибудь, что можно было бы разбить. — На, грохни кружку!

Кружку у Веслава отобрала Виола. Она как раз подкреплялась бульоном. Алхимик же за неимением лучшего стукнул по столешнице ладонью.

— Необразованный болван!

— Да-да, — с умным видом подтвердил спирит. — Есть такие… хоть всю Книгу Миров прочитают, а знаний…

— Я не о себе, я о нем! — кивок в сторону двери, за которой лежал Йехар. — Глэрион, значит, волнуется! То вспыхнет, то погаснет! Что-то происходит! Ну, он хоть сам знал, что у него там в рукояти и каковы его свойства? Честное слово, он меня в гроб вгонит!

— И это будет первый случай, когда силы света одержат победу над Повелителем Тени таким оригинальным способом. Ура необразованности! Бегите от школы, и вы спасете мир!

Словоизвержение спирита на некоторое время остановила брошенная рукой Виолы кружка. Бульон триаморфиня дальновидно выпила и теперь посуды не жалела.

— Значит, эти вспышки Глэриона обозначали, что в замке есть другой Вещий камень? Камень Крови?

Веслав кивнул.

— Вещие камни не выносят друг друга. Они несовместимы.

— Почему?

Эдмус счистил в себя черепки и вернулся в беседу:

— Ну, их создали алхимики.

Веслав не прибавил ни слова, стало быть, выкладка шута была верна. Как и то, почему домин так легко решил избавиться от рубина. Потому что для маскировки у Иссушителя теперь есть сапфир Йехара, может быть, более сильный, если эти камни различаются по силе. А просто выбросить или отослать рубин нельзя: на нем же заклятье, его невозможно отдать добровольно. Но если победитель турнира среди многих призов выберет рубин — домин освободится от него и уймет беспокойство сапфира, который наверняка пока работает не в полную силу.

Но тогда домин — либо сам Иссушитель, либо под его контролем? Дело дрянь.

— Хорошее дело! — не разделил моих мыслей шут. — Так нам теперь надо подождать, пока пройдет турнир, вежливо попросить рубин у победителя — позовем Бо, она это умеет — и вернуть Йехару Глэрион, каким он был? Я что-нибудь упустил, э?

— В принципе… только основное, — заметила я, рассеянно глядя на дверь. Только теперь до меня дошло, что я не имею ни малейшего понятия, как ее открыть. — Веслав… разрыв-трава? Нет? Топор?

* * *

Упущения Эдмуса в основном касались реакции Йехара. Вернуть клинок рыцарю после турнира — все равно, что с вежливой улыбкой всучить петлю человеку, который хочет повеситься. А потом еще ногой трепетно толкнуть табуретку.

Раздался тревожащий грудной звук, похожий на уханье совы. Но источника не было видно, сколько я ни вертела головой.

Я сидела на краешке кровати Йехара. Нгур намазывала на своего воспитанника какую-то укрепляющую мазь (пахло розами, и я старалась дышать пореже), а я сидела, крутила головой в поисках странных звуков и попутно еще тупо ненавидела Даллару.

Алхимик только что прочитал ее послание, которое мне передала Тилкида. К несчастью, он сделал это вслух и при рыцаре, поэтому моя ненависть распространялась и на алхимика тоже.

— Домин гневается, — читал алхимик, щурясь сквозь треснутые фиолетовые очки. Его глаза казались плавающими. — Он запретил мне приближаться к вам, Йехар… Угрожает… изгнанием…

— Что, почерк не очень? — не сдержалась я.

— Прекрасный почерк, то есть был бы, если бы не скрывался за такой массой отпечатков пальцев, — я получила гневный фиолетовый взгляд. — Угрожает изгнанием вам и вашим друзьям, если вы и ваш меч не явитесь на турнир… Я не могу поговорить с ним и смягчить его: он посылает лишь письменные указания и не появляется сам. Заклинаю вас — бегите.

Последняя фраза — вообще шедевр. Ясно же, после нее Йехар ползком, но явится на этот турнир.

Звук, похожий на уханье совы, повторился.

— Ну, и подпись, — добавил алхимик, пробегая глазами последние строчки.

— Длинная подпись, — присовокупил шут. Йехар протянул руку за письмом, но алхимик уже поджег его от ближайшей свечи. Видимо, в части подписи почерк Даллары его чем-то не устроил.

— Ай, — плаксиво сказала Бо. — Все запуталось! Ведь все запуталось?

Она сменила Виолу только что и теперь не совсем ориентировалась в ситуации.

— Наоборот. Все прояснилось, — Йехар выглядел уже поспокойнее, чем давеча. — И камень вампиров… и это… всё ведет нас к самому простому: я пойду…

— Давайте Милию позовем лучше, вдруг тогда нам домин сам отдаст рубин? — предложила Бо.

Или сожрет нас всех поголовно, если Олл по чистой случайности окажется Иссушителем. А в свете того, что он сейчас редко выходит из своих комнат — мы начинаем склоняться к этой версии. А мы не готовы к этому бою. Нет Глэриона.

— Или замаскируем ее под Йехара и выпустим на арену, — тут же предложил Эдмус. — А вдруг она и с мечом умеет? Хотя ой! Что это мы забыли? Что позвать Милию мы можем только если сунем голову в Междумирье и как следует покричим? А-а, нет, вспомнил! Мы забыли ее выражение лица, если мы каким-то чудом ее дозовемся и попросим не спасти этот мир, а добыть один махонький камешек…

Эдмус болтал по инерции. На деле он прекрасно знал, что под личиной Йехара никого выпустить на арену не удастся: бойцов будет проверять Зелхес. А мороки еще и дополнительно дворцовыми магами отслеживаются.

Опять тот же звук. На этот раз мы отследили источник: это смеялась Нгур.

При виде ее зубов содрогнулся Эдмус (страшно подумать, что стало бы с тем нервным вампиром). Они были аккуратно заточены на людоедский манер, а на них старательно были нанесены непонятные символы. Разными цветами. Дизайн впечатлял.

— Для могучей Дружины Турнир нипочем, — пожимая плечами, сымпровизировала Нгур. — Кто умом лишь разил — в бой пусть выйдет с мечом.

— Ай! — подскочила Бо. — Она — опять!

Как о заразной болезни. Бо серьезно опасалась стихов. Они пугали ее своей сложностью, даже если это были вирши типа «Жили у бабуси два веселых гуся…»

— Нгур… — выдохнул Йехар. — Зачем ты… о ком ты?

— Обо мне, разумеется, — отозвался Эдмус. — Уж я-то своим умом точно убиваю. Причем, заметьте, эта смерть — из особо мучительных.

— Тогда уж это о Бо, — заметила я себе под нос.

А может, предложить это как выход? На нашу блондинку на арене никто не осмелится даже замахнуться! Даже Зелхес — и тот бросает на нее подозрительно воодушевленные взгляды… или показалось?

— А-а… аконит и горецвет!

Худой кулак Веслава с треском отскочил от полированной столешницы. Сам алхимик вскочил и принялся носиться по комнате как шутиха. Рикошет от стен ему особенно удавался.

— Эдмус, ты, конечно, если рот откроешь — это по эффекту страшнее «Горгоны», но тебя на арену не выпустят. Ты же не человек. И женщину они на арену не допустят тоже, так или нет? А это значит… это значит… черт, ведь с самого начала знал, что придется туда идти!

— Тебе? — изумился Йехар. Он недоверчиво улыбался. — Очень… самоотверженно, но ведь там нельзя никого отравить, там нужно действовать клинком, а ты…

— Будь спокоен — разбираюсь не только в ядах! — Веслав резко затормозил в центре комнаты и поднял стиснутые кулаки. — Я же Повелитель Тени, меня учили убивать! Это вообще было моей основной наукой… Так что меч я держать умею. Хотя пулеметы мне всегда нравились больше.

Он потер переносицу и махнул рукой, как бы подводя общую черту.

— И поскольку других кандидатов нет — я займу твое место на турнире.

— Круто, — тут же отозвалась Бо. — Будет прикольненько! Веслав, а ты совсем-совсем не забыл, чему тебя учили, это же давно было?

— Восемнадцать лет назад, — отозвался алхимик хмуро. — Но Книга Миров… можно будет проявителя памяти попить… и, в общем, какие-то навыки должны были остаться.

Это точно. Будет прикольненько.

Йехар устало откинул голову назад. Нгур же, напротив, вся лучилась ободрением. Намазав своего воспитанника остатками мази, она подошла к Веславу и любовно опустила ему руку на плечо.

Алхимик, понятное дело, пошатнулся.

— Не за камень дерись, но и камень — добудь, а себя после боя сберечь не забудь, — проговорила кормилица, снимая с плеча Веслава свою лапищу и грузно топая к дверям. По пути она быстро бормотала под нос: — Пусть бы что-то пришло, чтобы холод отвлечь, пусть в бою пламенеет душа, а не меч… Но надежда, алхимик, мала и смешна, что клинок твой направит не Тень, а она…

Стихотворство продолжилось и за дверью, но мы уже мало что слышали.

— Танец? — переспросил Эдмус, прислушиваясь. — Парус на песке? Что-что? Какая рукоятка?

Веслав озадаченно потер плечо.

— Она у тебя зрящая, что ли? — пробормотал он. — И в будущее смотрит?

— Смотрит, — угрюмо ответил Йехар. — Вопрос в другом — что видит она там… Однако покончим с этим нелепым представлением, — он не без труда сел и свесил ноги. — Ты можешь записаться в ряды участников турнира под своим именем, но выступить вместо меня тебе не суждено. Чему я рад, признаться…

Веслав длинно хмыкнул, в задумчивости расхаживая по комнате.

— Замаскируешься мороками и обрызгаешься своим адским одеколоном? — предположила я.

Веслав и Йехар разом передернулись при одной мысли о том, что придется выступать в шкуре друг друга. Уголок губ алхимика, успокоившийся было на какое-то время, снова принялся подергиваться.

— Это незачем. Я выйду под своим именем, но… — он выразительно взглянул на меч, стоявший неподалеку от изголовья рыцаря. — Как я понял из кодекса турниров, если с Глэрионом выйдет кто-то другой, считается, что дерешься ты?

Это простое объяснение до рыцаря доходило целую минуту.

— Ни за что! — он отчаянно дернулся к клинку, как будто надеясь убрать его подальше или защитить своим телом, но тут же отдернул руку. — Никогда! Отдать его в руки тебе? Тебе? Оплоту мрака? Сосуду тьмы?

— Сундуку ночи и трехлитровой банке зла! — громким шепотом подсказал Эдмус из угла. — Веслав, а почему ты молчишь? Ты должен повествовать сейчас с обилием жестов, какой опасности подвергал себя этот сосуд, мчась по холмам и долинам на верной кляче Холере, какие страдания ты пережил, когда пришлось петь и какие муки тебе доставила грязь, которая перепачкала твое пальто, не говоря о том, что мы почти утонули.

Наступила тоскливая тишина. Йехар с болью прикрыл глаза. Веслав, который дернулся было к двери, застыл на полпути и наградил Эдмуса не самым приятным взглядом.

— Я не могу, — наконец слабо сказал рыцарь. — Увидеть его в твоих руках… никто, кроме меня, не касался его с тех самых пор, как… с тех самых пор.

Его рука невольно легла на сердце.

Веслав же как всегда всех удивил. Он не стал орать или что-то доказывать. Он вдруг расслабился, почти упал в кресло и заговорил тихо:

— И если бы это был Глэрион — я не смог бы к нему прикоснуться. И как только рубин окажется у нас — если окажется — и меч опять станет самим собой, я опять не смогу до него дотронуться. Никто не сможет.

Йехар крепко зажмурился, опять потянулся к клинку, но дотронуться до него не смог. Тогда в дополнение ко всему рыцарь отвернулся. Его пальцы судорожно скомкали одеяло.

— Возьми, — процедил он. — Возьми, но помни: берешь последнее, что осталось у меня.

Алхимик поднялся, взял клинок, выдвинул из ножен и повертел в руках, присматриваясь. Из груди рыцаря вырвался чуть слышный стон, хотя больно ему не могло быть, он сам признался, что не чувствует меча.

— И уйди, — добавил Йехар сдавленным голосом. — Помни, хотя он и не пылает, его нрав остался при нем. Не каждого будет слушаться этот меч, и не с каждым сольется воедино в бою. Тебе придется тренироваться… жаль, что я не смогу показать тебе хотя бы два-три приема.

Голос его стал спокойнее, хотя он все еще не смотрел на алхимика. Тот недоверчиво покосился на него. Он сомневался в сохранности своей жизни в том случае, если бы Йехар мог показать «два-три приема».

— Обойдусь, — заверил Веслав. — Оставляю вас страдать.

Голос рыцаря нагнал алхимика у двери.

— Тебе правда пришлось петь?

Прежде, чем скрыться, Веслав погрозил Эдмусу, но не бутылочкой с ядом, а острием теперь уже своего клинка.

Глава 22. Проблемы с подготовкой
Погода стояла прекрасная для осени, а то наша стоянка на свежем воздухе вполне могла накрыться медным тазиком. Или же мне бы просто пришлось поддерживать над лагерем постоянный «Зонтик», а я из-за предыдущих стрессов даже стакан воды теперь охлаждала с трудом. Имеется в виду, когда мне хотелось его охладить, потому что в остальное время я замораживала от рассеянности что ни попадя.

Наемники тоже почему-то не совались. Что радовало, потому что если бы сунулись — защищать Йехара смогли бы разве что я и Бо. Но, видно, Исушителю хватило той ситуации, в которой мы оказались.

Веслав приступил к тренировкам. Его тренером оказалась Нгур, потому что Йехар хоть и мог подняться и пройти пару шагов, ни на кого не опираясь, обучать мог разве что теоретически. Теоретически Йехар как раз кое-что Веславу сообщал, но больше по части организации здешних поединков, традиций судейства и всего такого, что Веслав и сам начитался в местных кодексах. А вообще, рыцарь впал в состояние глубокой хандры (было от чего!) и теперь мог часами сидеть на траве и неподвижно глядеть перед собой. Сильно подозреваю, что звук сталкивающихся клинков совсем неподалеку не способствовал его быстрому выздоровлению, а мне еще приходилось и Бо от него отгонять. Блондинка неожиданно решила проявить свою душевность и лезла утешать рыцаря. В эти минуты я опасалась за его здоровье особенно серьезно.

— Оставь, Оля, — устало вымолвил Йехар, когда я в очередной раз накинулась на Бо. — Она не мешает мне.

Бо задрала и без того курносый нос, встряхнула своими хвостами и уставилась на меня с выражением лица, гласящим: «Вот тебе!» Я отвернулась к костерку, на котором пыталась соорудить яичницу.

Продукты из дворца мы не использовали в последнее время. У Веслава просто не было сил все поливать антидотами. Благо, наш рыцарь пользовался в округе доброй славой: стоило постучать в дверь какому-нибудь крестьянину и сказать «Йехар» — и вам готовы были предоставить все, что угодно, в разумных, конечно, пределах.

Судя по тому, как раздобрел наш спирит в последнее время — он использовал это обстоятельство в своих целях.

— Расскажи мне лучше, чем ты обеспокоена.

Я метнула на Йехара выразительный взгляд. Странник, который полулежал, опираясь на несколько одеял, прихваченных хозяйственным спиритом из дворца для пущего удобства, светло улыбнулся мне. Определенно, его лицу все еще не хватало красок.

— Но ведь с нами многое случалось за эти миссии — однако я не припомню, чтобы ты так поступала с яичницей.

Яйца, которые я вылила на сковородку, осели на ней желто-белым порошком. Яичным порошком. Из них попросту испарилась жидкость.

— Способности шкалят, — я старательно избегала взгляд странника. — Ничего. С учениками бывает. Ты бы видел нашу Канцелярию во время сессии…

Что замечательно, ребята из Отделов всегда ставят в один день экзамены и зачеты ученикам враждебных стихий. Мол, если маги по огню чего от волнения подожгут — это ничего, тут через пару кабинетов ребята по воде над заданиями маются… И наоборот.

— Ольга, мой дар чувствовать говорит, что ты расстроена…

Бо обиженно засопела, негодуя на то, что внимания на нее тратится меньше, чем на меня. А я бы и рада избавиться от излишнего внимания. Потому что Йехару ведь — не солжешь, будь он неладен, этот его дар.

Но если красный цвет в алхимии — цвет измены, а зелье в хижине Веслава окрасилось алым — кто из нас двоих предаст?

— Веслав.

Сначала мне показалось, что странник прочитал мои мысли и выдал каким-то чудом ответ на вопрос.

— Ты расстроена из-за него, не так ли?

— Из-за… много чего.

Вот как интересно получается: огненные силы Йехар потерял с клинком, а дара, полученного от Нгур, не лишился. Впору пожалеть.

Потому что если он будет продолжать — нам не видать сегодня обеда.

— Из-за того, кто он?

Я пожала плечами и возобновила бесплодные попытки расколотить яйцо о край сковородки. Яйцо ударялось о него с неуместным то ли металлическим, то ли близким к нему лязгом.

— Да ну, брось. Разве он Повелитель? Ты же видел, какой он… — я помахала яйцом в воздухе, чтобы Йехар яснее представлял себе натуру алхимика.

Рыцарь приподнялся на локте, внимательно глядя на меня.

— Ольга, — заговорил он тихо, — какой? Или ты всерьез полагаешь, что его крики и размахивания руками — его истинная натура? Я не знаю, видели ли мы его хоть один раз таким, каков он на самом деле. Я не могу сказать, потому что, сколько ни вслушиваюсь в него с первого нашего призыва — почти ничего не слышу. Иногда мне кажется, даже его алхимическая бесстрастность — лишь маска, а какой он…

Я вдруг вспомнила — удлинившиеся тени под ногами, ставшее почти нечеловеческим лицо, каждая черточка словно прорисована тьмой; чужой человек там, перед Городом Алхимиков…

— Я видела.

— И каково это?

— Страшно.

Бо поводила глазами с рыцаря на меня, фыркнула и принялась наводить марафет. В таком состоянии она ничего не видела и не слышала, как токующий глухарь, так что говорить можно было спокойно. Я теперь уже с остервенением колотила несчастным яйцом о сковородку, проверяя на прочность то ли первое, то ли второе.

— Как думаешь, почему выбрали его? Из-за даты, положения планет или что-то вроде этого?

— Высшие Силы, — медленно заговорил Йехар, — как и силы Тьмы, не особенно волнуются из-за таких мелочей. Тени нужен был тот, кто будет править железной рукой. Не безумец и не одержимый страстями. Она выбрала человека, которому от рождения была уготована железная воля — и это же ее подвело, потому что как раз такая воля нужна была, чтобы от нее отречься. Возможно, и Высшие Силы определили этот выбор и, возможно, он более дальновиден, чем думаем мы…

Лязг клинков за ближайшей полуразрушенной стеной прекратился.

— Черт, опять, — донеслось до нас с импровизированной тренировочной площадки. — Ольга!

Поднимаясь, я с досады швырнула яйцо на землю, и оно раскололось напополам. Оказывается, я заморозила его до такой степени, что яйцо представляло собой цельный кусок льда, закрытый скорлупой.

До площадки, которую Нгур и алхимик расчистили под тренировки, я добралась за две минуты, за это время рукав алхимика уже успел пропитаться кровью. Нгур же стояла рядом, участливо глядя на Веслава и покачивая головой. На ней не было ни царапинки.

— Четвертый раз за день, — прошипела я, привычным рывком погружая себя в целение. — Скоро у тебя сращивать будет нечего! Почему нельзя было тренироваться с тупыми клинками?

— Может, вообще на палках? — огрызнулся Веслав, делая на всякий случай глоток кроветвора. — Или упражнения с ленточками попробуем? Нет у нас времени скакать с тупыми ножиками!

Зато есть время медленно превращать алхимика в нарезной багет. Странная логика. Я послала на сей раз укоризненный взгляд Нгур — обещала же, что будет осторожной! Кормилица рыцаря опустила голову и побрякала своим мечом с показным смирением. Веслав мрачно осмотрел распоротый рукав (после того, как рукав распороли в третий раз, я отказалась его зашивать, и теперь ветровка выглядела… причудливо) и кивнул мне, чтобы я отошла.

Я отошла, но недалеко.

— Готов.

Бывший Глэрион и меч Нгур, названия которого я упорно не могла запомнить, потому что на пугающе большое количество согласных там приходилась ничтожная кучка гласных, столкнулись в воздухе раз, потом еще и еще раз. Веслав держался достойно, если учесть, что ему приходилось полагаться только на память тела и навыки восемнадцатилетней давности. Навыки он, впрочем, подновил при помощи пары наспех состряпанных эликсиров памяти.

— Я мог бы вызвать Книгу Миров и пополнить свои знания, — признался он, когда я в первый раз заживляла ему царапину на плече, — но после нее надо дня три маяться на постельном режиме, а у нас такого времени нет.

Впрочем, к царапинам Нгур алхимик относился с похвальным пофигизмом. Как и положено человеку, который учил меня целительству, надрезая собственные вены.

— Ч-черт же!

— Может, мне вообще не уходить? — язвительно поинтересовалась я, затягивая очередной порез, на этот раз на шее.

Веслав, не слушая, рассматривал клинок к неподдельной враждебностью.

— Валится из рук. Мало того, что слишком тяжелый и слишком длинный…

— Знаешь, если бы ты был вполовину повыше и кушал в детстве кашку…

Алхимик, не отвечая, отодвинул меня в сторонку и кивнул Нгур.

Я еще немного постояла и посмотрела, как они тренируются. Потом пение птиц мне таинственным образом напомнило о недоделанной яичнице. Кстати, обед в этот день все равно подгорел: когда вздрагиваешь от каждого звука и через неравномерные промежутки времени несешься совершенствовать свои навыки целения на очередных царапинах…в общем, мне что-то трудно было сосредоточиться на банальном приготовлении пищи.

Йехар же если и пытался меня утешить, то сделал это крайне своеобразно.

— Ничего, Ольга. До сих пор они с Нгур в основном отрабатывали статичный бой. Когда они начнут двигаться по-настоящему…

Кажется, подгоревшая яичница объяснялась именно тем, что я раздумывала над этой фразой.

На следующий день в полном соответствии с предсказаниями Йехара Нгур решила перейти к бою динамичному. Правда, мои опасения, вроде того, что алхимику все же придется уйти на постельный режим, не оправдались, Веслав приспособился очень быстро, но зато теперь эти двое являли зрелище, на которое Эдмус все время рвался продавать билеты местным. Наглый полководец утверждал, что за право посмотреть на такое нужно брать исключительно золотом.

— Нгур, — он описывал вокруг себя руками и крыльями несколько кривых, которые должны были имитировать объемы кормилицы. — Веслав, — спирит закатывал глаза и как можно сильнее втягивал щеки, не забывая при этом старательно дергать уголком рта. — Носятся по площадке с одной скоростью… А пояснения она дает только в стихах.

— Наверное, Веслав ее за это хочет убить, — рассеянно подтвердила Бо, просмотрев эту сценку. — Может, поэтому у него стало лучше получаться?

У алхимика действительно начало получаться гораздо лучше (я судила это по тому, что теперь мне пару раз пришлось затягивать царапины и на Нгур), но все же как он собирается сражаться с теми, для кого бои на мечах были делом привычным и чуть ли не профессией — было непонятно. Хотя Бо, например, не очень волновалась по этому поводу. «Это ж Веслав, — говорила она. — Он задавит их умом!»

Нгур как-то выдала свою версию.

— Ум холодный с расчетом его берегут, — заметила она после очередного тренировочного боя, отирая пот с лица. — И худой — я попасть по нему не могу!

Сомнительный комплимент, но Веслав отреагировал на него милостивым кивком.

Впрочем, как бы там ни было, но чем ближе на горизонте вырисовывался день турнира, тем больше уставали мы все. Напряжение так и повисло в воздухе, и не только напряжение, и я не удивилась, когда даже Бо, когда до турнира оставалось чуть более суток, выдала мне задумчивым тоном:

— У меня такое чувство, что этот турнир решит все. И для всех. И у меня еще одно нехорошее чувство есть, как будто кто-то что-то сделает не так. Ну, как будто будет… — тут она зажмурилась и произнесла тихо, явственно стыдясь такого сложного слова: — предательство.

Эдмус нервно хихикнул в кулачок, но его взгляд мне не понравился. Определенно, у спирита были глаза того, кто знает слишком многое, или подозревает, но делиться не будет ни за какие коврижки. Веслав, который брякал своими пробирками чуть в отдалении, глянул на спирита нервно и, как показалось, с предупреждением. Хихиканье смолкло.

Алхимик поднялся и принялся отмеривать в стаканчики густую темно-коричневую жидкость.

— Разбирайте.

На нем тут же скрестилось три вопросительных взгляда и один вопросительно-подозрительный. Мой, родненький.

— Энергетический тоник, а что, непохоже?

Да нет, как раз-таки это было похоже. Более того: выглядело это в точности как энергетический тоник, так что Бо, Эдмус и даже Йехар выпили тут же. Я же смотрела на свою порцию, и мерзкий голосок внутри гнусавил: «Не пей, козленочком станешь!» Но как тут избежишь участи Иванушки под сверлящим взглядом алхимика?

«Бо… — оставалось молиться, что блондинка прислушивается к чужим мыслям все время, — отвлеки его. Отвлеки Веслава на секунду, как угодно!»

— Ай! — тут же вскрикнула Бо, и к ней повернулся не только алхимик, но и Эдмус. — У меня хвост отваливается!

В ее голосе звучала искренняя боль человека, теряющего любимый орган.

Я мгновенно выплеснула тягучую жидкость за левое плечо, не особенно раздумывая, куда она попадет. Подбежала к Бо, всем лицом изображая заинтересованность.

— Хвост?

— Показалось, — смиренно призналась блондинка. — Это… это вот! — она указала на один из своих светлых хвостов. — У меня волосы заболели!

Веслав наклонился и поднял неповрежденный металлический стакан.

— И что? Вторую порцию тебе налить?

— Нет, я выпила, я просто уронила…

Веслав глубоко вздохнул, прикрывая ладонью дергающийся уголок губ. Спорю на что угодно, он только что хотел сказать, что вокруг него одни идиоты.

Насчет этого — сомневаюсь, а как насчет того, что вокруг него сплошные параноики? Может, это и был энергетический тоник, а я совершенно зря…

Я молча подала алхимику свой пустой стакан и постаралась как можно небрежнее кивнуть в знак благодарности.

Да вот, видно, не зря. Через полчасика после своего отлета на разведку шут вернулся с новостями и в довольно странном состоянии.

— Спать хочу, до ушей зеваю. Может, еще тоника?

Алхимик отвернулся от костра, на котором готовил очередное снадобье, и запасливо спрятал бутылку в карман.

— Нетушки. Тут тоники не помогут, это последние дни сказываются. Что там в замке?

— Да ничего. Готовятся то ли к тому самому турниру, то ли к войне с вампирами — и не разобрать. Ксахар ходит весь такой гордый, что просто умора, а Зелхеса я не видел. Видно, засел в своей башне. Я, конечно, попытался подлететь к ее окошкам, да тут меня заметила его охрана, и я заторопился к вам. Хватило мне дырок в крыльях в прошлый раз.

Тут он зевнул, обнажив клыки, свернулся в клубочек и накрылся крыльями.

— Если вдруг война — разбудите, — сонно донеслось из-под них.

Бо к тому времени уже спала, высвистывая носом несложные мелодии. Йехара сморило еще раньше. Оставалась только я, но в мои планы не входило озадачивать алхимика своей странной невосприимчивостью к его эликсирам.

— Наверное, тоже высплюсь.

— Как хочешь, — равнодушно откликнулся он, не переставая алхимичить.

— Разбудишь, если нужно сменить или если что-то случится?

— А то как же.

Я улеглась так, чтобы можно было наблюдать за ним через полуопущенные ресницы. Подложила руку под голову.

Расслабиться, как для сна, было труднее всего.

Несколько секунд не происходило ничего. Потом раздался шорох, и поблизости зазвучали шаги Веслава. Он шел полукругом по поляне и останавливался: сначала около Эдмуса, потом возле Бо, а последняя остановка случилась возле меня. Здесь он постоял подольше, видимо, в чем-то сомневаясь или вглядываясь в мое лицо, желая узнать: уснула ли я действительно.

Главное — не переигрывать. Не зажмуривать глаза слишком крепко. Не свистеть носом с напускной безмятежностью. Если дернется веко или губы — ничего, во сне бывает…

Сплю…

Веслав отошел как раз, когда мне захотелось со злостью распахнуть глаза и потребовать с него деньги за просмотр. Направился он к Йехару — в полном соответствии с моими подозрениями, я чуть приоткрыла глаза, готовясь вскочить… но он только склонился над рыцарем, кажется, вгляделся в него, коснулся шеи и что-то раздраженно пробормотал себе под нос. Потом вернулся в костру.

Шагов другого человека я почти не услышала. Поняла, что мы на поляне не одни, только когда до меня донесся едва слышный шорох ткани о траву, а потом тихий, печальный голос:

— Нас кто-нибудь слышит?

— Спят, — буркнул алхимик неохотно. — А вы бы осторожнее со своими почтовыми голубками. Я Тилкиду чуть не прибил, до того как она передала мне сообщение.

— Простите.

Снова шорох — приближающийся к Йехару. Даллара, кажется, опустилась над ним на колени. Помолчала и заговорила вновь:

— Мне чудом удалось прийти сюда. Все это время я мечтала увидеть его — и вот вижу… спящим. Но так лучше. Может статься, ему будет не так больно, когда… — она сделала маленькую паузу, думая о чем-то своем. — Значит, вы не нашли средства воспламенить клинок?

— Кажется, мы вам уже говорили.

— Мне показалось, вы не могли говорить свободно. Возможно, из-за тех, кто вас окружал, — голос Дамы был усталым и надломленным, но ее слов это не смягчало. — Вы не опасаетесь так обходиться с каждым из своих товарищей?

Ответа алхимика я не поняла:

— Есть немного.

Это с чего бы ему нас опасаться, хоть и немного?! Боится, что мы придушим его во сне? Судит всех по себе?

— Но вы все же пошли на это, — она помолчала еще и поднялась. Теперь подошла к Веславу, и слышно ее стало яснее: костер был ближе ко мне, чем Йехар:

— Всем алхимикам присуща такая отвага?

— Спросите у Зелхеса. Авось, ответит.

Веслав вроде бы и говорил раздраженным тоном и подсыпал в свое варево то одного ингредиента, то другого, но не делал никаких попыток прервать разговор. Я чуть приоткрыла глаза: Даллара теперь оказалась в паре шагов от него.

— Но вы ведь не только алхимик, — понижая голос, сказала она. — И вы не такой, как они. Вы несете на себе отпечаток своей стихии…

Веслав, вздрогнув, развернулся и посмотрел на нее почти в упор. Мне показалось, что на лице у него мелькнул страх. Даллара же продолжала говорить ровно и задумчиво:

— Йехар — огонь… Вспыхивающий то любовью, то благородным гневом, готовый сражаться до последнего, пока его не затушат, освещающий и согревающий все, что вокруг него… Но вы — вы Тень… Неуловимый. Всегда ускользающий, всегда изменяющийся в зависимости от того, что происходит вовне. Поэтому ли, когда настают темные времена, вы не теряетесь и всегда знаете, что делать?

Веслав отвел от нее взгляд и уселся перед костром. Он явно забыл о том, что кипело в котелке.

— Кто вам рассказал?

В голосе у него было предвестье скорой кончины для этого самого «кого-то».

— Никто, — отозвалась Даллара просто. — Но я заметила, что вы стараетесь не смотреть на собственную тень. И всегда выбираете полуосвещенные места, чтобы она не была четкой. Вы боитесь своего дара?

А ведь никто из нас так и не догадался. За два с половиной призыва! И тут какая-то принцеска выкладывает свои дедуктивные заключения — обидно-то как…

— Да, — равнодушно отозвался Веслав. — Только это не дар.

Даллара несмело протянула руку и осторожно сжала его плечо — знак фамильярности, на который на моей памяти не осмелился никто из Дружины, кроме Поводыря — да и то, Йехар в тот раз просто удерживал Веслава от убийства.

— Вы отказались от него из страха? — она тут же торопливо прибавила: — Я поняла, что вы почему-то отреклись. Иначе вы были… другим сейчас.

— Поэтому и отрекся, — глухо откликнулся алхимик. — У меня же врожденный дар все просчитывать наперед. Ну, я и просчитал… и каким стану. И что совершу. И… в общем, это был не страх. Просто я посчитал, что товар цены не стоит.

— Цена?

— Цена. Свет ничего не дает просто так, верно? Нужно своего рода подвижничество, нужен долгий путь, да что там — если удастся мне Йехара откачать, можно его спросить, что там нужно. А мрак дает с готовностью и просто так. То есть, наперед. Но когда он потом потребует расплатиться.

Ушам не верю: Веслав откровенничает с Дамой, которую он знает без году неделя! Душу перед ней открывает! А мы, после того, что мы прошли — а там далеко не только огонь, вода и медные трубы! — нам он сказал о том, кто он такой, только после того, как молчать было уже нельзя?!

Да что я говорю — «сказал» — так, тему раскрыл, после того, как мы сами обо всем догадались!

— Что же требовалось от вас?

— А то вы не знаете.

Все-таки алхимик не мог не хамить, даже в особо лирические минуты своей жизни. Мне показалось, что в голосе Даллары, когда она заговорила, зазвучала жалость чуть ли не до слез:

— И вы, вместо того, чтобы избрать путь ненависти и мрака, ушли в алхимию и приняли Кодекс, вовсе отрекшись от любых чувств… Однако и Кодекс показался вам слишком большой платой — вы отказались и от него. Что вы пытались найти, отрекаясь от законов алхимии? Ведь не защиту же от Тени?

Веслав вспомнил о своем эликсире и торопливо забросил что-то в котелок — я услышала, как булькнула жидкость в нем. На сей раз он молчал так долго, что мне показалось: на сегодня откровения закончены. Эта мысль вызвала облегчение, я чуть было не заснула на самом деле, но алхимик заговорил опять:

— Вы видели Зелхеса? Я не собираюсь всю жизнь жить по этим дурацким нормам. Это обозначало бы — ни разу в жизни не улыбнуться, не знать вдохновения, черт, да я даже ругаться бы не смог!

— И любить, — все так же, с искренней жалостью, подхватила Даллара. — Вы любили когда-нибудь?

— Раньше нет.

— А сейчас?

Долгое молчание, прерываемое шипеньем котелка, в который явно неправильно бросили компонент.

— Может быть.

Оп-паньки! Виола оказалась права?! И я тоже оказалась права?!

Ка-ра-ул…

Дама больше не захотела развивать тему чувств — как будто опасалась, что может случайно нарваться на признание, а тогда ситуация усложнится еще больше (куда ж еще-то!). Но зато она призналась сама:

— Я не понимаю, почему вы участвуете в миссиях Арки. Рискуете собой уже в третий раз. Разве вам не все равно, в каком мире жить и проводить свои исследования?

— Ага, это вы к тому, что легче мне всё бросить, насыпать остальным мышьяка в супчик, да и заниматься себе алхимией в любом мире, куда меня забросит? — теперь в голосе у алхимика явственно зазвучал сарказм. — И вы меня укоряете за то, что я этого не сделал?

— Напротив — я благодарна вам. Сейчас вы пытаетесь спасти Йехара, хотя я не понимаю, что вами движет…

— Вы пришли понять, что мною движет?

— Как можно понять то, чего не знаете вы сами? Я пришла… просто потому что пришла. Потому что остался день…

— Да, — он говорил с усилием, но без страха. — Остался день.

Что-то звякнуло глухим, глиняным и наполненным звуком.

— Мы сейчас не в пиршественном зале, но я хотела бы, чтобы вы осушили вместе со мной прощальную чашу. Это традиция — перед боем. Знаю, что вы хотите сказать. С Йехаром мы успеем еще поговорить и пригубить вино. Но через день в бой идете вы. Не думайте, что я не ценю это…

Настолько ценит, что даже спиртное принесла с собой. И неужели тару тоже? Ах, нет, у алхимика всегда при себе запас кубков, колб и медных стаканчиков. И как же хочется вскочить и поинтересоваться, не надо ли им третьего!

— И за что у вас там пьют?

— Каждый определяет для себя. Но я бы хотела поднять эту чашу за одного человека…

— Который не человек. Да послушайте же вы! Я — Повелитель Тени. Сбежал от нее, да только следы не замел как следует, вот она и ходит за спиной. И однажды, я думаю, мне придется это принять. Хотя я и постараюсь, чтобы это случилось нескоро…

— Так пусть же то, что вы обрели, отказываясь от Кодекса, вам поможет в этой битве.

— За мое прошлое, — сквозь ресницы я увидела, как Веслав поднял кубок. — И за мое будущее! За будущее Короля Теней! И за настоящее, которое, как известно, всего лишь грань между тем и этим! Не чокаясь…

В голосе у него прозвучала веселая злость. Но Даллара не стала ничего говорить об этом мрачном тосте и пригубила вино, думая о чем-то своем.

Ушла она молча, не прощаясь и незаметно, после долгой тишины, когда они просто стояли друг напротив друга. Ушла, коснувшись на прощание его щеки. Мне захотелось протереть глаза, но я вовремя вспомнила, что вообще-то сплю.

Всё, господа. Мнение мое однозначно. Не повезло когда-то нашему рыцарю с Дамой. И с алхимиком ему тоже не повезло. И мне тоже не повезло с этим алхимиком, хотя нет, при чем тут я, это уж…

— Ах ты ж, чёрт, только не это!

Встревоженный голос Веслава эхом отдался в ушах, и моторные функции не подвели: я вскочила. Разумеется, одна из всех. И, конечно, тут же встретилась с алхимиком взглядом.

Это был не самый ласковый взгляд. Прямо скажем, и у василисков, небось, поласковее бывают.

— Что, не спится? — тихо, но с невообразимыми интонациями поинтересовался Веслав.

— А я привыкла рано вставать.

— Подслушивать тоже привыкла?

— Только когда меня пытаются усыпить неизвестно по каким причинам.

— Я-то полагал, это единственный способ избавиться от вашего внимания. Видно, ошибся.

— Ничего. В следующий раз чего покрепче подмешаешь. Яду там…

Очаровательная картина. Стоим, сверлим друг друга глазами, а тон такой, что здешние забияки-рыцари удавятся от зависти. Если бы Даллара вернулась — она бы первым делом упала бы в обморок. У меня у самой от этого взгляда какая-то слабость под коленками…

Веслав наконец решил, что тратить время на ответ не стоит, и направился к Йехару, по пути прихватив свою сумку. Тут настало время мне сказать свое веское «Отойди».

И я его сказала.

— Отойди.

— Что?

— Отойди от него.

В конце концов, он сам меня учил, что алхимикам не следует доверять.

— И если я сделаю еще шаг…?

— Я ударю.

— А на могилку к рыцарю потом будешь приходить? С безутешной Далларой?

— Мне кажется, она себе нашла надежного утешителя.

— Ты к ней не слишком-то справедливо относишься.

Отлично. Призыв к справедливости в устах Повелителя Тени. На это нужно отвечать строго мимикой.

Веслав тем временем нырнул в свою сумку и после мучительных копаний извлек оттуда медицинский шприц в герметичной упаковке. Мою «позу холода» (то есть, позицию из которой удобнее всего бить заморозкой) он, конечно, проигнорировал.

— Его меч меня не признаёт, — последовал пренебрежительный кивок в сторону бывшего Глэриона. — Это чувствуется. Осталось последнее средство, и оно не из приятных.

Естественно, я сразу решила, что это самое средство — физическое устранение Йехара, и напряглась еще больше в ту самую секунду, когда алхимик пояснил:

— Кровное братание.

Я посмотрела на шприц в его руках. В голове радостно заскакал спецкурс «Обряды уз», сложные формулы магической связки… торжественные обеты, надрезание рук и смешивание крови в одном бокале…

— Ну, ты б еще клизмой попробовал, — сказала я, тяжело вздыхая и опуская руки.

Равновесие в пределах нашей Дружины восстановилось — хлипкое, испуганное, готовое разбиться вдребезги от первого же резкого слова. Но ему не дали разбиться. Ахимик в прежней наплевательской манере принялся читать мне лекцию, набирая кровь у себя из вены.

— Сложные обряды здесь не нужны. Достаточно, что в его жилах будет течь моя кровь, а в моих — его… то есть, хорошо бы, чтобы для меча это было достаточно. Иначе — да, придётся устроить полномасштабный обряд, хотя как это сделать, чтобы нашего чистоплюя не хватил инфаркт миокарда — не представляю себе.

Этого не представляет. Зато надеется, что его «достаточно» в бою себя проявит. Уникум, тоже мне.

Веслав, пробормотав, что у Йехара не рассмотришь вен, ввел рыцарю свою кровь. Потом тот же процесс за полминуты проделал в обратном направлении. Стерильно, как в больнице. И главное — не видно следов, потому что алхимик место укола на руке рыцаря сразу смазал заживляющим. Страшно подумать, что сказал бы Йехар, когда узнал бы вот о таком «братании».

Поэтому знак, который алхимик изобразил — красноречиво прижатый к губам палец — в сущности, был лишним.

Я вдруг поняла, что не так уж и сержусь на него. Несмотря на это снотворное в эликсире, да и вообще… просто до меня только что дошла одна деталь, в свете которой на Веслава злиться было никак невозможно.

Остался день.

Точнее, ровно сутки. Наша стычка, а значит, и разговор Веслава с Далларой, случились утром, а турнир тоже начинался с утра, только на следующий день. Все мы были в святой уверенности, что алхимик посвятит день тренировкам, так что когда Нгур вдруг заявила, что собирается разделить с нами обед, это вызвало легкое подозрение.

— Чего-чего разделить? — подозрительно встрепенулся спирит и отодвинул котелок с куриным супом подальше от кормилицы. — Так нет же ж ничего!

— А Весл тогда где? — Виола, которая обнаружилась на поляне сразу после пробуждения, вызванного «тоником», отвоевала котелок у спирита, но к Нгур его придвигать не торопилась. Та пожала плечами, вызвав всеобщее удивление.

Просто за последнюю неделю мы как-то не привыкли их воспринимать по отдельности.

— А тренировок разве…

Кормилица помотала головой. Она упрямо не раскрывала рот и не говорила стихами. И то сказать — после того, как все твои способности к стихосложению ушли на то, чтобы дать кучу советов по мечевому бою — расхочется, небось.

Алхимик не желал отыскиваться. Не было его на свалке возле жилища Нгур. И возле арены, где зрители уже начали занимать места — что же, они так и будут на них сидеть до завтрашнего дня? — ах, вот зачем у них подушки! Действительно, тут серьезно относятся к турнирам. На арене я посмотрела немного, как ведется разметка и доустанавливаются трибуны. Заметила, что трибуны устанавливают в виде длинного такого прямоугольника, как будто намечались конные турниры. Припомнила, что, вроде, поединки тут проводятся не в очередности, а сразу же между всеми определившимися противниками — разметка это замечательно подтверждала (интересно, где и с кем тут будет драться Веслав?). Выходят, стало быть, на свои места все сразу, и рубятся с теми, кто достался по жеребьёвке. А потом короткая передышка, другая жеребьёвка — и поехали вот так дальше, до финала. Непонятно, почему и как вот так сложилось и отчего все это малость напоминает гладиаторские побоища «все против всех, а кто выжил — молодец», только с паузами и жребиями… Видать, для пущей зрелищности, а может, как-то всё это связано с местными турнирными традициями — нужно было провести хоть сутки в библиотеке и ознакомиться, что ли.

Пока я размышляла над стремительными местными турнирами, ко мне привязался Стэхар с коварными вопросами вроде того, а не видела ли я Даллару. Наверняка горел желанием нажаловаться домину на сестренку за недавнюю отлучку.

— Нет, — сказала я, с тихой ненавистью глядя на его медальон. — А у меня тут алхимик потерялся. Возможно, невменяемый. Вы не видели?

Стэхар посчитал, что строить интриги по захвату власти лучше всего в закрытом и хорошо укрепленном месте. Например, во дворце.

А Веслав имел наглость найтись в двадцати метрах от нашего лагеря! Ну, правда, он проявил чудеса маскировки, и рассмотреть его из-за сплошной стены кустов было совершенно невозможно, и мне пришлось целую минуту настраивать себя на мирное начало разговора.

Знать бы мне еще, с чего я вообще с ним разговаривать вздумала… То ли не верила всем зловещим толкованиям красного цвета эликсира. То ли просто страдаю склерозом и быстро забываю уроки, которые мне преподносит судьба.

Впрочем, может, я не теряла надежды, что удастся его отговорить от этой безумной затеи.

Веслав, немелодично насвистывая сквозь зубы, ползал на коленях над чем-то, что сильно напоминало чехол для матраса. Даже цвет очень соответствовал — в продольные песочные и белые полоски.

Вот только непонятно было, зачем чехлу для матраса рукава.

Пока я гадала, в чьем извращенном воображении мог возникнуть проект того, что лежало сейчас на траве, Веслав поднял голову и приветственно присвистнул. Он — редкость для него в последнее время, да и вообще, для него редкость — выглядел невероятно довольным. В руке алхимика находилась губка, а рядом стоял котелок. Неужели у него такой дефицит денег, что он решил наняться к кому-то из местных прачкой?

— Это у тебя профессия новая — моль выводить?

С опозданием я вспомнила, что хотела начать разговор мирно. Свист оборвался. Алхимик посмотрел на меня снизу вверх оценивающе и полным доверия жестом протянул губку.

— Помогай, раз пришла.

Я опустилась на колени в траву и потрогала ткань. Она была непрозрачная, но удивительно легкая, текучая и меняющая очертания от каждого ветерка или прикосновения, а Веславу с чего-то вздумалось ее пропитывать этим отваром, да еще с сильным запахом гнилых кабачков.

— На этом кто-то будет спать? — я невольно скривилась, окуная руку с губкой в котелок. — Не надейся. Откажется даже Эдмус.

— Не надейся, что я отдам под постель Эдмусу мои доспехи в предстоящем сражении, — назидательно откликнулся алхимик. — Эй! Ты хочешь меня убить? Мочи как следует!

Нечего сообщать такие новости под руку. Я едва не раздавила губку, когда услышала такое…

— Что? Ты наденешь этот чехол? — и только после того, как я произнесла это вслух, до меня дошло по-настоящему. — Подожди! Ты наденешь этот чехол на турнир?!

Алхимик мимоходом кивнул и взялся за обработку рукава — такого широкого, что туда можно было засунуть Веслава целиком. Я уронила губку.

Пора его лечить. Определенно, это уже не просто странности в поведении.

— В-веслав…

— Наш рыцарь дальновидно заметил, что я не смогу выйти на арену в кольчуге, — заговорил алхимик, не обращая внимания на стук моих зубов. — Непривычно, и устану быстро. Ну, я и подумал тут…

Он с нескрываемым удовольствием осмотрел «чехол с рукавами», еще раз прошелся губкой по области груди и с удовлетворенным вздохом уселся на траву.

— Вроде, закончил. Ну, теперь у меня есть все, что нужно для победы. Меч, — он кивнул туда, где лежал бывший клинок Йехара. — Боевое одеяние, — жест в сторону помеси пододеяльника и вечернего платья на траве, — и… что забыл? А, да. И допинг. Чтобы быть как все.

А Виола мне доказывала, что он у нас умеет рационально мыслить!

— Ты что — примешь что-то и превратишься в одного из этих здоровенных, мускулистых…

— Нет, — ухмыльнулся алхимик, — просто тут все принимают допинги. Широко распространено. Ну, и, понимаешь, мне оставаться в стороне от общей массы…

Понятно. Значит, и здесь играют по принципам «честен не тот, кто ничего не принял, а кого не поймали». И алхимик как раз надеется оказаться в числе последних.

— Я ошибаюсь, или рыцарей перед боем проверяет Зелхес?

Веслав изобразил раздраженный, но, в общем, милостивый кивок.

— И ты думаешь его обмануть?

Еще кивок. Ну, конечно, новая школа против старой, может и выгореть… но только я все равно не понимаю, какой прок от того, что алхимик выйдет на арену в этом парусе с рукавами. Он же в нем запутается с двух шагов!

Я тоже уселась на траву и с отвращением потрогала ткань, которая после замачивания начала казаться вязкой. Не может же он надеяться распугать своих противников запахом от этого костюма.

— Он не пробивается мечом? — осенило меня. Веслав мотнул головой. Он пытался с места, на котором лежал, дотянуться до ближайшего куста и отломить ветку. Когда ему это удалось, алхимик с деловым видом принялся отгонять от своего творения мух. Запах пропитки пришелся им по вкусу.

— Увидишь сама, — пообещал Веслав, размахивая веткой так, будто задумал изображать поединок на шпагах. — Один из сюрпризов…

— Это не поможет, — раздался мрачный голос неподалеку.

Йехар теперь двигался медленно, но ходил все равно тихо. Каким-то образом ему удалось удрать из-под присмотра Виолы, и теперь он стоял в нескольких метрах, опираясь на высокий ясень, и смотрел на алхимика хмуро.

— Ты думаешь добиться победы только с помощью своих знаний.

Безнадежность в его голосе сулила Веславу кончину после первого же раунда.

— Понимаешь, в плечах я не вышел, — тут же огрызнулся тот, — Самую малость до двух метров не дотянул, да и махать железками меня не учили в детстве. То есть, учили, но не как этих ваших с…

Он молча нарисовал в воздухе квадратную челюсть. Но Йехар не обиделся и не вспылил. Опираясь на ствол дерева, он осторожно опустился на землю и заговорил, удивляя и меня и тем более — алхимика.

— Ты всё делаешь верно. Даже более чем верно. И я, выходя в бой, всегда просчитывал свои силы и силы противника и решал, что поможет мне победить. Сила ли моего клинка? Или придется брать простым мастерством? Или прибегнуть к хитрости, как с тем драконом из гор А-Ии-Иа? Но однажды я и Глэрион защищали одну деревню… мы даже не знали как следует, кто нападал, знали только, что это не люди, но их было намного больше, и они были вооружены… И они не боялись пламени.

Йехар не смотрел в сторону лежащего на земле клинка. Он рассматривал свои руки, но его меч был как будто свидетелем того, о чем говорил рыцарь.

— И я дрался, используя все свое мастерство… пылал Глэрион. Сколько ударов я нанес в ту ночь? Я не считал. Пламя моего клинка выхватывало только их оскаленные морды… а до рассвета было еще далеко, и настал момент, когда я забыл об искусстве боя и о своем опыте. Не стало сил, и меч потяжелел стократно, и он перестал пылать, потому что сплошь был в крови и копоти и тоже устал. Но я не ушел, потому что за моей спиной были дома, а в домах — женщины и дети, а рядом со мной дрались их отцы и братья, и никто из них не ушел тоже. А у них ведь тоже не осталось ни сил, ни мастерства. Мы дождались рассвета, и сколько бы нас ни осталось — победителями стали мы. Из тех не уцелел никто, а мы ужаснулись себе, когда увидели, что уже стоим на трупах врагов, и некуда ступить…Позже даже в Ордене не верили, что горстка крестьян и один рыцарь смогли перебить свору живоглотов со склонов Той-Хаэттема.

Он ненадолго замолчал и прикрыл глаза. Даже этот рассказ потребовал от рыцаря отдыха. Веслав шелохнулся и ткнул пальцем в ткань так, будто она была в чем-то виновата.

— У этой басни есть мораль?

Йехар ответил не сразу. Он смотрел на алхимика с сомнением в том, что тот вообще может понять настолько важные вещи. Потом все же решил рискнуть.

— В бою может случиться так, что все твои уловки окажутся бесполезными. Все твои знания, весь твой расчет… просто уйдут, а останешься ты, твой меч и то, за что ты бьешься. Подумай, для чего ты выйдешь на арену, Веслав. Готов ты биться за это до конца? Готов умереть, если нужно?

Алхимик слегка пожал плечами. Он не желал смотреть в глаза Йехару, его почему-то очень интересовали пальцы той руки, которая ожесточенно взмахивала веткой. Мухи, которых становилось все больше, понемногу втягивались в игру и делали вид, что ветка их очень пугает.

— В те далекие времена, когда деревья были зелеными, а я был гораздо моложе, чем сейчас, и несравненно невиннее, — начал он наконец иронически-повествовательным тоном, — и попрошу не фыркать! Итак, я был юным и неискушенным учеником алхимии и вместе с остальными проходил проверку на выносливость и хладнокровие. Проверка разрабатывалась старыми маразматиками из Коалиции четыреста лет назад, и за все эти годы никто не поменял в ней ни одного пункта. Один занимательный урок включал встречу с бешеной медведицей, у которой перебили детенышей. Само собой, с кем придется встретиться — нам не сказали. Само собой, что на поляне неизвестно откуда появится шестилетний крикливый пацан — тоже никто не ждал…

Веслав прикрыл рот ладонью, подавляя зевок. Затем отложил ветку и достал плотный флакончик-распылитель. Побрызгал в воздух с видом художника, задумчиво проводил глазами падающие на землю мушиные трупики и вернул распылитель на место. Потом устроился на траве поудобнее, глядя в небо, и продолжил:

— Так вот, был в нашей когорте один ученик с изначальной склонностью к свету. Хотя в алхимию обычно идут нейтралы, но чего не бывает. И когда эта медведица вылетела на поляну и нацелилась на орущего мальчишку — он не придумал ничего лучше, чем кинуться ей навстречу, поднять с земли палку и треснуть ее по черепу. Он дрался отчаянно, так… ну, словом, позади Москва и отступать некуда…

Последние слова Веслава заглушил его отчаянный зевок. Кажется, алхимик пригрелся на солнышке и собирался соснуть аж до самого турнира.

Он не перестает меня удивлять.

— И… что же с ним случилось? — с тревогой спросил Йехар, обхватывая ясень и чуть подаваясь вперед.

— Что ему сделается! Нормальную могилку оформили, — отвечал алхимик сонно. — Так вот, после этого я сделал для себя один вывод: если человек идиот — ему ничем не поможешь. Москва за ним будет или Нижний Дятловск, а идиотом он и помрет. Причем, скоро.

Рассказ вышел поучительным, а мораль выводилась ясно. Йехар, не сказав больше ни слова, отчаянно цепляясь за ствол дерева, поднялся на ноги и вернулся обратно в лагерь.

— Кажется, он на свой счет это принял, — заметила я.

— Пусть его, — равнодушно отозвался алхимик. — Он со своей возвышенной философией уж очень часто промахивается.

— Зато вы бьете в цель неумолимо, — пробормотала я из любимого, шекспировского. — Смотрите лишь, не попадите мимо.

— Премилый стишок, — сердито буркнул Веслав и сел рывком. — Прониклась духом Данилы и строчишь втихаря?

Я не обиделась. Впервые я осознала, насколько он сам волнуется из-за турнира, и это меня успокоило. Значит, хоть понимает, на что идет.

Знаешь, а ведь все это мероприятие тянет на отметку «опасно», — заметила я, чтобы он окончательно это понял.

Веслав понял. Сонливость с его лица сбежала мигом, и он ответил хмуро, расковыривая прутиком траву и землю у своих ног.

— Да. Что ни говори, рискую я сильно…

Я уже почти обрадовалась, что за этим сейчас последует фраза вроде того, что действовать поэтому нужно осторожно, но алхимик добавил безразлично:

— Но другого пути что-то не вырисовывается.

В его устах это звучало нездорово типично и обычно. Словно фраза, которую в эту местность случайно занесло весенним ветром из западных сериалов. Но он не прибавил больше ничего, только подтянул к себе меч и принялся по нему выбивать быструю дробь пальцами.

— Веслав… — сказала я, когда прошло достаточно времени, — а чем кончился тот урок? Мальчика тогда спасли?

Веслав фыркнул и принялся пристально изучать рукоять оружия.

— Его заслонил собой другой ученик, — сообщил он между делом. — Остановил медведицу одним взглядом. От него за милю несло таким типично алхимическим холодом, что она затормозила со всех четырех лап и тихонько уползла в кусты…

— Это был ты? Да?

— Вообще-то я в первые пять секунд понял, что мальчишка — морок, а вот медведица настоящая, и спокойно сидел на дереве, глядя на всю эту суету.

Что тут скажешь…

— Если бы Кодекс мог говорить, он бы воспел тебе хвалу, — сказала я едко, поднимаясь с травы. — Не сомневаюсь, если бы на арене росли деревья — ты бы завтра показал себя с самой лучшей стороны.

По иронии судьбы это оказалось моим прощальным напутствием алхимику перед его ареной.

Глава 23. Проблемы на арене
С утра на трибунах было шумно и весело. Вопреки моим ожиданиям, среди зрителей царила непринужденная атмосфера дружеского общения. Никто не собирался спорить по поводу кандидатов на победу, хотя Йехар мне шепнул, что после турнира товарищи воинов и болельщики могут быть совсем не такими дружелюбными.

— Вы ведь видите мешки у их ног? — осведомился он, не глядя на трибуны.

Действительно, под ногами многих зрителей расположились объемистые на вид котомки. Похоже было, что местные как следует запаслись попкорном перед кровавым зрелищем.

— А почему нет бутылок? — мысли Виолы текли в одном направлении с моими.

— Потому что это не еда. Вернее, это не может использоваться как еда. Там подгнившие овощи, фрукты, клубни… всё это будет использовано после битвы.

Я осмотрела зрителей — трибуны еще не были заполнены наполовину — и нашла, что мешки располагаются даже у ног особ, чрезвычайно знатных с виду. Более того — возле охранников этих особ стояли точно такие же мешки, даже более здоровые! После чего я довольно громко выразила сомнение в том, что местная знать будет бросать друг в друга гнилыми помидорами.

— Яблоками, — поправил Йехар меланхолично, — и баклажаны весьма в ходу. Они считаются уделом аристократов, меж тем как люди простые обходятся репой и шишками.

Виола недоверчиво подняла брови, и он добавил:

— Местная традиция. Здесь это считается забавой.

И исторг из груди ностальгический вздох — наверное, по временам, когда он сам активно обстреливал «супостатов» гнилыми баклажанами. Мы с Виолой переглянулись.

— Умоляю, держи барьер, — попросила я. — Мне не хочется получить по голове подгнившей репой.

Эдмус пока еще не появлялся. Он помогал Веславу подготовиться к бою: только спирит с его неиссякаемым запасом оптимизма мог находиться нынче утром рядом с алхимиком, которому вскоре предстояло выйти на ристалище. Чем ближе было начало турнира, тем сильнее сдавали нервы у Веслава, а поэтому он измотал нас с самого утра: сначала придирчиво выбирал для нас места, сопоставляя их расположение с местом домина. При этом глубоко наплевав, на то, что мы понятия не имеем — на какой площадке будет драться сам алхимик. Приглашение Даллары разделить с ней и домином особую трибуну он отверг еще вчера, в очень туманной форме, и теперь Йехар из-за этого страдал. Меня Веслав уел, царственно скинув на мои руки плащ со всеми своими эликсирами. Я пошатнулась: одежина эта весила как хорошая кольчуга — а алхимик еще и прибавил:

— И если с ним что-нибудь случится…

И приправил это таким взглядом, что я не стала желать ему удачи.

А потом он начал придираться по мелочам ко всему, включая наши лица, так что мы оставили Эдмуса отдуваться за Дружину и пока что не особенно терзались муками совести. Несмотря на то, что пришлось два часа просидеть на занятой нами трибуне, на самой нижней скамейке, наблюдая за довольно-таки унылой торжественной частью — выносом гербов, оглашением имён славных воинов (после третьего заунывного перечисления достижений очередного великолепного бойца мозг отказался воспринимать информацию наглухо). Зрители, видимо, были поопытнее нас, потому как стекались на трибуны постепенно. Сначала компанию нам составила Тилкида, но потом сбежала и она, шепнув Йехару, что Даллара все равно болеет за него. Рыцарь повеселел, но ненадолго. Вскоре он уже с серьезным видом рассматривал небеса.

— Погода для боя сегодня хороша, и солнце не будет бить в глаза, — бормотал он. — Покрытие, сколько я могу видеть, годится… Однако, почему они так медлят?

Еще минут через пятнадцать явился ухмыляющийся Эдмус.

— Веслав сейчас на жеребьевке, — доложил он. — На предварительной, то есть. А там такой гам! Все друг друга перекрикивают, доказывают, что их обманули… Боюсь, что в конце концов он просто убьет их своей галантностью.

— Или не галантностью, — смачно отозвалась Виола. Шут пожал плечами.

— Все может быть. Почему так пахнет гнилыми овощами?

— Ими здесь добивают раненых, — триаморфиня, если уж шутила, всегда делала это с каменным лицом. — Или победителей… как пойдет.

— А можно принять участие? — тут же заинтересовался спирит. — Я могу хоть сейчас слетать на ближайший огород — и тогда, даже если Веслав проиграет, мы достойно отомстим за его поражение!

Оглядев наши лица, Эдмус заключил, что шутка не удалась. Тут он был совершенно прав. Мы не готовы были шутить о том, что будет, если Веслав проиграет. В особенности о том, каким образом он может проиграть.

На своей трибуне явился сначала домин Олл, — почти незаметный за дюжей стражей — за ним Даллара и Стэхар. Доминесса, едва только затихли народные приветствия, нашла взглядом нас и послала Йехару легкую, печальную улыбку. Тот улыбнулся в ответ.

Как раз в этот момент бойцы появились на арене — вторая церемония представления, к счастью, покороче того самого торжественного выхода. Эта явно предназначалась для того, чтобы публика поприветствовала своих любимчиков и могла пощупать новичков глазами.

Пощупать, к слову, было что — тридцать восемь кандидатов, можно сказать, что как на подбор. Не все участники турнира были культуристами с виду, но в основном это были крепкие ребята, а тот, что шел первым, был выше Йехара на голову и гораздо шире в плечах — настоящий великан, такому и меч не нужен, один раз подует как следует — и противник затеряется в облаках. Сразу же за ним выступал Ксахар с неимоверно героическим видом. Веслав, которого так и объявили — «Алхимик незнатных родов, член Равновесной Дружины, рука для славного клинка Глэриона», шел одним из последних. При это заботливо поддерживал подол своего диковинного одеяния и больше всего был озабочен тем, чтобы не упасть. Он до того был похож на девушку, которую в первый раз пригласили на бал, что я с трудом подавила в себе желание расхохотаться. На трибунах при виде алхимика раздались смешки и улюлюканье, но Даллара одарила его улыбкой, когда он проходил мимо, и я услышала, как рядом скрипнул зубами Йехар.

Может, Веслав и улыбался в ответ, я не заметила, но когда церемония оглашения участников закончилась и он подошел к нам, улыбки на его лице я не увидела.

— Выгляжу как идиот, — пробормотал он вместо приветствия. — Особенно из-за этого клинка.

Йехар мрачно оглядел парусящее, развевающееся платье, и заключил:

— Мнится мне, меч тут ни при чем.

— Буду драться с каким-то Кэшш-арром, ничего себе имечко, — Веслав кивком указал на того самого «великана», остановившегося в отдалении. — Хотя такому небоскребу подходит. Двухэтажное-то. Сейчас у нас допинг-тест, а потом сразу бой.

Между бровей Йехара залегла глубокая морщина от таких новостей.

— Я сражался с ним однажды и победил, — пробормотал он, глядя на противника Веслава. — Хотя бой был не из легких… старайся не подставлять клинок под его удар с размаха. Иначе он просто перерубит меч или вывихнет тебе руку.

— Это который? Вон тот? — удивился Эдмус. — Которого все по дуге обходят? Ох, как я жалею его родителей — родить и вырастить такого громилу!

— А по мне — его самого жалеть надо, — с расстановкой произнесла Виола. — Это ведь его мать сидит в центре той трибуны?

И с краев тоже, поскольку в центре одной трибуны для этой особы было явно маловато места. Она свободно могла бы сложить Веслава пополам и засунуть в дамскую сумочку, да только сумочки при ней не было. Зато у ног заботливой мамаши стоял чудовищных размеров мешок с очень крепкими на вид баклажанами, а сама она мрачно обсасывала какую-то кость и являла собою довольно точное воплощение картины «Людоедша на покое».

— Может, сразу от боя откажешься? — обратилась Виола к алхимику. Тот мотнул головой.

— Нашли, чем пугать — шкафом с… ну, с двумя антресолями. Посмотрим, что будет на допинг-тесте. Если меня не дисквалифицируют сразу…

Начало было ободряющим. Я уже знала, что Веслав принял специально какую-то, довольно простенькую смесь, похожую на те, что использовались здесь постоянно: стимулятор выдержки и силы. Зелхес должен был ее обнаружить и нейтрализовать — за такое дисквалификация здесь не грозила — и попался бы на хитрость магистра. Миниатюрная капсулка с основным эликсиром, увеличивающим скорость реакции, была давно прикреплена к рукояти Глэриона. Веславу было достаточно покрепче сжать пальцы — и снадобье впитается через кровь.

— Простой усилитель тоже пришелся бы кстати, — заметил он сегодня утром, — но эти два снадобья не уживаются вместе. Придется выбирать — скорость или сила. И попрошу не задавать дурных вопросов, вроде того, что я выберу.

— А это главный приз? — Эдмус тем временем привстал, заинтересованно вытягивая шею в направлении ларца, который только что с величайшими почестями был вынесен на арену и занял свое место на довольно большом расстоянии от домина — на таком большом, что наши подозрения крепли с каждой секундой. В ларце что-то едва заметно поблескивало красным.

— Что-то он маленький, — усомнилась я. — Они точно не подсунули туда вместо рубина вампиров какого-нибудь бутылочного стекла?

Веслав, которому предстояло драться за это самое «стекло» поблагодарил меня за такой вопрос испепеляющим взглядом и отвел в сторону Эдмуса. Это было довольно странно — какие секреты могут быть у алхимика и спирита? — но мое внимание в тот момент было поглощено более колоритным персонажем: к нам приближался противник Веслава.

— Хо! Йехар! — начал он хриплым басом и на пару градусов наклонил свой могучий стан приветствия ради. — Я уж и не поверил, когда увидел. Ты — да здесь! Не видал тебя на жеребьевке.

Вблизи стало заметно, что лицо у него почти сплошь покрыто шрамами, а один, особенно колоритный, идет наискосок по лбу. Видимо, когда-то у лба произошло столкновение с мечом, которое закончилось печально для последнего.

— Я не дерусь сегодня, Кэшш, — объявил наш рыцарь, силясь изобразить на лице улыбку. — Увы.

— Нет? — великан поскреб пятерней в круглой металлической шапочке, которая венчала его голову. Раздался звонкий металлический звук. — А я-то думал… хотел драться с тобой. Ты, да еще барон Гретц — только и есть, что бойцы среди этих мозгляков паршивых! Правду говорят, что тот хлюпик, с которым ты сейчас разговаривал, выйдет в паре с Глэрионом?

Веслав этого не услышал, хотя слово «хлюпик» было произнесено в четырех метрах от его уха и очень громко. Он все еще что-то втолковывал Эдмусу.

— Едва ли до финального боя… — услышала я краем уха. Кэшш-Арр тем временем издал еще одно громкое «Хо!», но теперь гораздо более оптимистичным тоном.

— Он идет с моим клинком, — осторожно отозвался Йехар. — А ты, как и всегда, в паре с Арпокукилионитом?

— Нет, тот мой товарищ погиб. Утонул в реке… — полный грусти вздох едва не сдул меня с насиженного места. — Это новый меч, его сковала моя мамочка. Его зовут Хисмоэллеморногокок.

Йехар выслушал это с самым серьезным лицом. Взгляд его заинтересованно скользнул по клинку — то был настоящий меч-кладенец, среди остальных мечей он выделялся точно так же, как и его хозяин — среди остальных людей. Для имени этого оружия хватило бы и последних трех букв.

— Гы! — выдал тем временем противник Веслава еще более выразительно. — Я перемелю твоего молодого друга как… как муку! — его лицо прояснилось, когда он выдал столь замечательное сравнение. — Ладно, жду тебя самого на арене. Можно и в следующем турнире. Посмотри на них! — он сплюнул. — Двуногие червяки!

Он кивнул на прощание Йехару и тяжелой поступью отправился на арену. Время от времени останавливался и пытался попасть плевком в других бойцов, которых, видимо, почитал вовсе ни за что.

— Единственный, кто дерется не ради призов или славы, — мрачно отметил Йехар, глядя ему вслед.

— Он назвал меня молодым, я не ослышался? — мстительно осведомился Веслав, который наконец отвлекся от своего совещания с Эдмусом.

— Он имел в виду, что ты умрешь молодым, — пояснил рыцарь, хмуро глядя, как Кэшш прокладывает себе дорогу в очереди на допинг-тест. — Не обнадеживай себя, думая, что он неповоротлив. Припоминаю наш бой с ним… когда ему нужно, он может двигаться весьма быстро.

— А меч-то у него хоть без сюрпризов?

— Смотря что считать сюрпризом, — рассудительно отозвался Йехар. — Если то, что ты не сможешь его клинок даже поднять…

— …а тем более — выговорить… — бросила Виола в сторонку.

— Но если ты имеешь в виду колдовские свойства — не беспокойся, его меч их начисто лишен.

Алхимик удовлетворенно хмыкнул. Наверняка полагал, что для такого оружия магические свойства — явно чересчур. Хватает того, что оно похоже на расплющенную, заточенную железнодорожную шпалу.

Потом начался допинг-тест (проходящий публично и пафосно, прямо посередь арены), в ходе которого двое бойцов были исключены со скандалом за чрезмерное увлечение эликсирами и снадобьями. Один из них еще в очереди начал извергать замечательно красивое пламя из… ну, словом, это было очень занимательное зрелище.

— Нужно будет обзавестись таким же выхлопом! — во всеуслышание объявил очарованный Эдмус прежде, чем мы успели его остановить.

Второй воин дошел до проверки, но ее не прошел, не согласился со своей дисквалификацией, впал в ярость и выхватил оружие. Он успел покалечить еще двоих бойцов, прежде чем вмешался Кэшш-Арр и легонько тюкнул его кулаком по шлему. Комментариев не последовало. Тело буяна тут же прибрали стражники домина.

Очередь становилась все меньше, бойцы один за другим занимали свои места на арене, разделенной на двадцать условных квадратов (похоже было на длинную таблицу в два столбца и с десятью строками), а Йехар в кои-то веки решил устроить нам собственную церемонию знакомства, присматривался к каждому и перечислял достоинства и недостатки тех, кого знал. Звучало куда как посодержательнее, чем у глашатаев на арене.

— Илло, северная граница, его клинок режет металл как масло… Барон Гретц, я думал, он еще не может сражаться, стража судачила, что месяц назад его серьёзно ранили, не приведи Высшие Силы — достанется такой противник, он — само коварство… Ксахар… — характеристики этого бойца мы не услышали, но увидели, как заходили желваки по лицу рыцаря. — А этого я не знаю, странно, что он попал сюда при таком маленьком росте… Нуглеаз Я-Твоя-Тень — я слыхал, за ним нельзя уследить глазом…

Очередь дошла до Веслава. Мы невольно напряглись, стараясь увидеть, что происходит у стола, за которым заправлял Зелхес, и только Йехар продолжал нервно бормотать:

— Клай, прозванный Дроздом — ну, этот не опасен, хотя его манера напевать во время боя раздражает, поскольку его слух всегда оставлял желать лучшего, даже для друзей… А это мой ученик, я сам его обучал, Твелл, я не знал, что он уже участвует в турнирах. Что это там?

Зелхес протянул Веславу кубок. Тот с видом «на, подавись!» кубок осушил, после чего получил разрешение занять место в той секции арены, которую уже нетерпеливо топтал своими ножищами его соперник. Место боя находилось неподалёку от нас — что должно было бы радовать, но не радовало совершенно. Алхимик шел, путаясь в полах непривычного одеяния и явственно изрыгая проклятия, и все, кто сидел с нами рядом, удивленно оглянулись, когда услышали наши облегченные вздохи.

Но неужели Зелхес правда такой идиот, что не раскусил его уровня? Или же Веслав сказал нам о тех, кто придерживается Кодекса святую правду, и они не обладают вовсе никаким воображением?

Шум на трибунах начал постепенно смолкать. Все противники заняли свои места — восемнадцать пар — и обнажили мечи, посылая друг другу взгляды, которые так и дышали любезностью.

Веслав при этом оказался почти перед нами, но на нас не взглянул. Он заботливо освобождал свою талию от ремня, который ее стягивал, освобождая при этом «доспехи» целиком. Одежда тут же зашумела и наполнилась воздухом. С минуту казалось, что Веслав сейчас вспорхнет — и Эдмусу придется отлавливать его в небе.

На главной трибуне воздвиглось тем временем что-то вроде помоста. На него, не спеша, взошел домин и сколько-то минут махал руками, требуя тишины. Когда же она наступила, хоть и не полностью — Олл прокашлялся, завел глаза в небо и скрипучим, монотонным голосом начал:

— В этот день мы собрались здесь… — и по трибунам прокатились конвульсии омерзения.

С непередаваемым отвращением к этому миру домин поведал сначала, как важно устраивать такие турниры для проверки смелости и силы, потом перешел к тому, сколько благородных бойцов взращено конкретно в этом королевстве — об этом он сообщал таким голосом, словно желал всем без исключения бойцам не вернуться с этой арены живыми. После чего, все с теми же интонациями, начал описывать недавние достижения: победу над каким-то соседним княжеством, которое не превышало по размеру одной деревни; ругательное письмо, отправленное к вампирам с почтовым гусем и прочая, и прочая.

Отчеты. Ненавижу отчеты. Это почти как розовое масло, только для ушей. И звучит почти в современной традиции: мол, а еще мы снизили количество поломанных лошадиных ног в этом году на два с половиной процента! Мы достигли этого инновационным методом повешения хромого кузнеца из кузни при дороге…

Я поняла, что не выдержу долго. Эдмус рядом со мной уже сидел с отчаянным видом и повторял:

— Что же делать?! О, что же делать?! — лицо Даллары на трибуне стало еще более бледным и печальным, чем обычно, а некоторые бойцы на арене начали неловко переминаться с ноги на ногу, показывая, что Зелхес переборщил с количеством своих нейтрализаторов допинга.

Словом, все были в растерянности, но тут прозвучал глас народа. Он материализовался неожиданно, в здоровенной гнилой брюкве, прилетевшей с одной из трибун — и поразил цель с необыкновенной точностью. Под громкий фальшивый хор сочувствующих придворных и вздохи блаженства с трибун домин свалился с помоста и его принялись приводить в чувство, стражники отправились на трибуны искать виноватого, а турнир под шумок как-то начался сам собой.

— Хо! — рявкнул Кэшш-Арр, без труда перекрывая басищем пока еще осторожный лязг клинков на соседних площадках. — Чего ты сюда приперся? Ты похож на девочку в этом платье!

Лучше бы он не пытался довести Веслава словами. Веслав сам специализировался на подобном.

— Глянь на себя, на помесь бегемота и яка! Причем, перемены одежды этого не исправят.

По зрелом размышлении Кэшш решил, что это было оскорбление, и разговор на этом закончился. Боец пошел в атаку с яростным ревом подбитого ТУ-22, целеустремленностью тарана, а его скорость представляла собой смесь первого и второго. Выпад мечом, который он сделал, мог пробить бетонную стену и не достал до алхимика совсем чуть-чуть — но все же не достал. За выпадом последовал боковой рубящий, потом обманный маневр — и опять колющий, и все с такими же результатами. Веслав просто уклонялся и не пытался хотя бы отражать удары. Один раз он стукнул своим мечом о меч противника, но это было скорее случайное попадание.

Противнику такая тактика совсем не понравилась.

— Ты сюда зачем приперся? — повторил он. — Ты драться будешь?

— Нет, — ответил Веслав с тем особенно непроницаемым выражением лица, которое характеризовало его алхимическое «я». — Я лучше потанцую.

Из его уст это звучало настолько безумно, что мы выкрикнули вместе с Кэшш-Арром:

— Что?!

— Ну, раз одежда на мне соответствующая, я лучше повальсирую. И попрошу на ноги в процессе не наступать!

И Веслав метнулся в сторону, уходя от очередного выпада. Мечи встретились, звякнув друг о друга.

А секунду спустя эти двое закружились по своей арене так, будто и правда собирались репетировать танец для бала.

Кружился собственно Веслав. Пользуясь тем, что противник превосходит его размерами и не всегда за ним поспевает, он менял позиции постоянно, двигаясь при этом не только вправо-влево, а еще и по кругу. Притом, насколько я заметила, своим эликсиром он пока не пользовался. Время от времени он отражал удары, но только те, что доставали его на излете: следовал совету Йехара и опасался мощных ударов Кэшша. Тот поворачивался вслед за алхимиком и несколько раз пытался его достать, но меч протыкал только струящуюся в воздухе одежду.

Меч Веслава ударился уже не о клинок Кэшш-Арра, а о его же кольчугу. Тот рыкнул что-то нетерпеливое (но выразительное), нанес рубящий — и под лезвием опять оказалась проклятая ткань. Не мог великан сообразить, что случилось с «хлюпиком» в девчачьем платье: минуту назад он поддерживал его, чтобы не споткнуться, а теперь двигался так легко, словно всю жизнь носил такие тряпки, словно ему не мешали широченные рукава и длинный подол!

Кэшш-Арр не знал одного: Веслав действительно всю жизнь таскал подобное на себе, по крайней мере, все время, сколько мы его знали. Только обычно его плащ весил килограммов пятнадцать, а теперь он от этого груза избавился. Казалось, он может управлять своим костюмом и направлять его: тот развевался вокруг, и противник искренне полагал, что Веслав все еще перед ним, когда алхимик уже успевал переместиться. Это давало преимущество во времени.

Мало-помалу до меня начало доходить. Веслав подготовился не так уж и плохо: роль сыграл даже цвет. Белые с желтым продольные полосы одежины Веслава сливались с песчаным покрытием арены, расплывались перед глазами, а при кружении окончательно нельзя было разобрать, где он находится, а прервать это кружение алхимик Кэшшу не давал. Тот позволил навязать себе чужую стратегию и теперь тоже вертелся, со всей доступной скоростью, взмахивал мечом, пытаясь захватить побольше пространства, как будто надеялся, что Веслав окажется по счастливой случайности именно в этой точке.

Потом я заметила в этом кружении какой-то знакомый ритм и поняла невероятное: Веслав отсчитывал шаги, каждый третий делая более длинным!

— Это Стальной Вальс, — прошептал Йехар, следя за нашим бойцом. — В ходу в нескольких мирах, здесь же я встречал его лишь на восточных землях… Откуда он знает эту технику?

— Читал… — хмыкнула Виола, как нельзя лучше спародировав раздраженный тон Веслава.

Все мы знали, что она подразумевает отнюдь не книги из городской библиотеки.

На арене наметилась перемена. Кэшш сделал очевидный вывод: чтобы успеть за противником, нужно попасть в его ритм. Делая взмахи клинком, он невольно подстраивался под Веслава: раз-два-три, удар, раз-два-три, отбито, раз-два-три, попробуем еще…

Когда их танец наконец начал смотреться со стороны почти гармонично, Веслав вдруг на счет «два» нырнул в сторону, ломая ритм. Кэшш, у которого в голове наверняка еще звучал вальс, замешкался на секунду, полсекунды, но этого было достаточно: алхимик проскользнул под его клинком, а пестрая одежда не дала великану вовремя оценить опасность, а еще через секунду Кэшш-Арр получил безжалостный, хирургически точный удар по ногам. Один, потом второй. Этот разбойничий прием был в таком контрасте с изящным вальсом, который мы видели только что, что возмущенным гулом разразилась вся наша трибуна.

Кровь брызнула мгновенно, великан поскользнулся на песке, и последний удар Веслава пришелся ему в середину груди, защищенной кольчугой. Пробить ее алхимик едва ли смог, но Кэшш-Арр от этого удара не устоял на ногах и упал, зажимая раны и честя противника такими словами, что на главной трибуне герцог и его придворные позажимали уши.

Веслав в ответ присел в издевательском реверансе. И тут же резко пригнулся, когда над его головой промчался увесистый подгнивший кабачок. Не встретившись со лбом Веслава, кабачок проследовал заданным курсом, улетел на соседнюю площадку и сбил с ног противника Ксахара. Жених доминессы, которому до этого момента приходилось плохо, не растерялся, тут же вышиб у поверженного противника меч и поклонился в адрес кабачка.

— Я до тебя еще доберусь! — взревели с трибун, и бедняга Ксахар удивленно завертел головой, но угроза касалась не его, а Веслава. Мамаша Кэшш-Арра стояла на ногах и как следует прицеливалась на сей раз тыквой средних размеров.

Метать яблоки ей показалось… мелко.

Веслав спешно отступил к нашей трибуне, и тыква размазалась о покрытие у его ног.

— Во бьет! — уважительно заметил кто-то за нашими спинами, оценив силу броска.

— Я доберусь до тебя, задохлик! — воздух прочертил еще один кабачок.

Поединки на соседних площадках пришлось на время прервать: мамаша Кэшш-Арра впадала в неистовство все больше, народ на трибунах дальновидно отодвинулся, а стража и дворцовые маги явственно не очень-то хотели связываться. Поэтому, после того, как еще двое рыцарей ушли в нокаут после случайных попаданий (координация у мамаши отставала от ярости), бойцов просто на некоторое время эвакуировали с арены.

Конкретно — на то время, пока у образцовой мамочки не кончится боезапас.

Впрочем, мама у Кэшш-Арра оказалась вроде Веслава по характеру: легко впадающая в ярость, но зато отходчивая. Поэтому, взвесив на руке последний снаряд — на сей раз крепенькую дыню, она с раздумчивым вздохом опустилась на скамейку, разрезала дыню висевшим у пояса кинжалом и принялась уписывать как ни в чем не бывало. Еще и жест милостивый изобразила — мол, можете начинать опять, так и быть!

К счастью, она замолчала чуть пораньше, а то Веслав уже собирался уточнить насчет «задохлика».

Что характерно, эпизод посчитали исчерпанным: бойцы вышли на свои площадки и продолжили обмениваться ударами как ни в чем не бывало.

— Сейчас ты скажешь, что здесь это в порядке вещей, и мы удивимся, — предположил Эдмус.

— Что? — пробормотал Йехар. — А, да… то есть, нет… я слыхал, на дыни не было урожая в этом году…

Со стороны могло бы показаться, что наш рыцарь поглощён остальными поединками: посмотреть там точно было на что! Но дудки. Он не сводил глаз с Даллары. Доминесса сидела рядом с отцом и братом, причем Стэхар ей что-то нашептывал с гаденькой улыбкой. Медальоны домиция и доминессы по временам вспыхивали серебром, и в эти вспышки некстати время от времени вплетались золотые всполохи медальона домина.

Доминесса бросала на нашего рыцаря очень виноватые взгляды.

Первый тур подошел к концу вполне спортивно и вполне стремительно. Боевые площадки пустели одна за другой — только успевай вытягивать шею и ловить глазами бойцов. Кого-то уносили. Кто-то отправился на отдых. Над парой человек склонились местные лекари с зельями и амулетами. Арена теперь помимо размазанных кабачков была залита еще и кровью — ее спешно принялись убирать и быстренько переразмечать: во втором заходе противники получали больше пространства. Зелхес с торжественно-невозмутимым видом сортировал склянки на своем столике для допинг-тестов. Поблизости от него шла жеребьевка и выкликались попарно имена бойцов и номера боевых площадок.

Опытная публика, которая хотела видеть поближе своих любимчиков, тоже начала потихоньку меняться местами и переливаться с одной трибуны на другую.

Все это проделывалось профессионально и очень утомительно.

— Хоть бы призраки появились, — помечтал Эдмус. — Может, позвать?

Но Йехар, как сторонник классических поединков, наконец отвлекся от страдальческого созерцания своей Дамы и пригвоздил спирита к месту грозным взглядом.

Цикл тем временем повторился. Бойцы опять приняли непонятные индикаторы, на сей раз никого с состязаний не сняли, и вслед за этим все разбились по парам и стали срочно делать всевозможные приветственные знаки своим дамам. Стоит ли говорить, что больше всего улыбок, поклонов и чуть ли не приседаний перепало Далларе, а Ксахар и вовсе расшаркивался так, что чуть не пропустил начало боя.

Веслав теперь оказался за три площадки от нас, да ещё и на другой стороне арены, так что рассмотреть его бой было не просто. В противники алхимику достался тот самый Клай по прозвищу Дрозд, который, как сказал Йехар, не был опасен. Ну, с этим определением я бы поспорила. Для людей с тонкой психикой… Вроде бы, и площадка от нас была далеко, а мы все равно слышали, как Клай распевает пошленьким тенорком какую-то столь же пошленькую любовную лирику.

Меч ходил ходуном в руках у Веслава, хотя бой еще не начался. Алхимик еще с визита к кузнецу Харру не слишком одобрительно относился к музыке.

Сигнал к началу боя дала Тилкида: активно замахала белым платочком, и на арене тут же возобновился лязг мечей.

Йехар — вот новость! — смотрел совсем не туда. Глазам рыцаря с чего-то понравился площадка перед трибуной домина, где оказался Ксахар. Он оборонялся от своего противника с явным трудом.

— Барон Гретц, — отметил рыцарь, не в силах скрыть в голосе ноток удовлетворения, — и его клинок воздуха.

В этот момент половина лезвия меча Гретца отделилась, пронеслась по воздуху наподобие копья и стукнула Ксахара по кольчуге, как бы играючи. Барон тонко намекал, что победитель уже определился, но до Ксахара это пока не доходило.

Да и вообще, какое дело нам было до Ксахара?

— Йехар, а у этого Дрозда случайно не воздушный клинок?

— Что? Нет, не воздушный.

— Но магический? — уточнила Виола.

— Конечно, — отозвался рыцарь, жадно созерцая, как Ксахар пытается обороняться от явно превосходящего его противника. — Он музыкальный.

— То есть, он аккомпанирует хозяину? — не поверил Эдмус. — Или как это…дуэтом с ним? И если у него голос и слух, как у самого этого Дрозда… Веслав! Беги! Беги оттуда!!!

Но дела оказались еще хуже, чем предполагал спирит.

Слух меча Клая приближался, собственно, к уровню самого спирита…

Веслава действительно стоило пожалеть.

— Когда твои глаза-а-а-а глядят в мои глаза-а-а-а-а, — голосил вовсю Клай, обмениваясь ударами с алхимиком, — Из глаза моего-о-о ползет моя слеза-а-а…

Меч же тем временем выводил что-то вроде аккомпанемента к деревенским частушкам. Так ему, видно, казалось разнообразнее.

— Заткнись! Заткнись! Заткнись! — повторял Веслав при каждом ударе.

— Ползет она, ползе-от, к губам моим ползе-от… Смотрю я на тебя…и слеп от слез, как кро-от…

Это была самая настоящая психическая атака. И ведь у этого гада даже дыхалка не сбивалась, несмотря на бой!

— Алхимик! Прикончи его, как человека тебя прошу! — громко взмолился кто-то из бойцов по соседству. Но то ли Веслав не внял, то ли сам растерялся от такой психической атаки, пока общее мучение продолжалось.

Ставлю на что угодно, если даже Клай выйдет победителем, его все равно убьют.

— Что?! — вдруг вскрикнул Йехар, вскакивая, вернее, пытаясь вскочить.

И то же самое проделали на трибунах все. Хотя у остальных вскочить получилось лучше. Все, как один смотрели туда же, куда наш рыцарь смотрел с самого начала: на тот участок арены, который принадлежал Ксахару и барону Гретцу.

Барон вдруг как-то неловко повернулся и выронил меч. И через секунду уже лежал на земле без движения, а Ксахар повторял приветственные жесты в адрес Даллары.

— Колдовство! — единодушно вырвалось из тысячи глоток.

Но дворцовые маги, все, как один, развели руками — мол, нет, не колдовство. Трагическая, извольте видеть, случайность. А может, и не очень трагическая, Ксахар же победил!

— Ксахар — и чтобы барона Гретца? — переговаривались над нашими головами. — Да скорее бы этот алхимик вышиб меч из руки самого Йехара! Вы видели, как барон меч-то выронил? Да быть не может…

— Это правда так невероятно? — осведомилась Виола у Йехара, но тот молча спрятал лицо в ладонях. Вид у него был такой, будто удар Ксахара с чего-то пришелся по нему.

Для алхимика же тем временем дела приобретали опасный оборот. Клай Дрозд закончил балладу про ползущую слезу (Эдмус признался, что так и не понял — доползла эта слеза до конечного пункта, или что-то с ней случилось в процессе?) и объявил с видом конферансье, который представляет основной номер концерта:

— А теперь моя любимая: «У меня и любимой тень одна на двоих»… ой!

Веслав шагнул вперед еще на слове «тень». Взмахнул широким подолом, так, что меч Клая по инерции прошел сквозь ткань. Дрозд тут же рванул меч назад — но не тут-то было.

Ткань, с виду легкая и текучая, пропускала легко, но держала намертво — недаром мы с Веславом ее тем эликсиром пропитывали.

Еще один козырь.

Быстрым движением алхимик несколько раз обернул широкую полу вокруг меча — теперь его и вовсе было невозможно выдернуть, кстати, он примолк, и это радовало. А потом Веслав просто еще раз шагнул вперед, не обращая внимания на все потуги противника вернуть оружие, и… даже не воспользовался собственным мечом. Вместо меча имел место уличный прием «дай гаду в глаз, и поживее!». Клай машинально схватился за глаз, который обещал украситься отменным фингалом, отпустил рукоять меча и сел на песок. Трибуны грохнули хохотком.

Те бойцы, которые сражались рядом, облегченно вздохнули, на миг прекратив обмен ударами. Даже отсалютовали Веславу клинками.

— Спасибо, алхимик, — поблагодарил кто-то.

Веслав не без труда выпутал из одежины клинок, который все еще пытался издавать какие-то звуки, и швырнул на песок. Этот раунд для него закончился.

— Здесь не принято просто бить, — неодобрительно заметил Йехар, когда алхимик обогнул другие арены подошел к нам. — Чернь тебя, конечно, одобрит… но взгляни на лица придворных!

Веслав взглянул. Придворные все до одного смотрели на него так, как в культурном ресторане глядят на варвара, который ест гущу из супа руками.

— Градация, — признался алхимик. — После первого куплета мне хотелось его прирезать, потом — отравить, а потом — просто дать в морду.

Прямо как джинн. Хотя вариантов вроде «выполню три желания» Веслав вовсе не предусматривал.

Виола сочувственно хлопнула его по плечу — вот такое желание она понимала.

— Насчет них — пусть себе смотрят. Я на шее побрякушки не таскаю, — он кивнул в сторону трибуны домина, явно намекая на три медальона трех правящих особ. — А на этом высокородном сборище я вообще только как придаток к твоему высокородному клинку. Как они там меня представляли? Рука для Глэриона. Что там был за «ах» посередь боя?

— Ксахар одолел барона Гретца, — с мрачнейшим выражением лица отозвался Йехар. Алхимик коротко кивнул. Видимо, про мастерство Гретца и про мастерство Ксахара он откуда-то уже успел наслушаться.

— Многие считают, что это была странная ошибка, — но потом Йехар пожал плечами и заметил: — Однако кто знает.

И вновь пошел обмен взглядами между алхимиком и спиритом. Короткий. Эдмус просто чуть поднял брови в немом вопросе — Веслав кивнул, что-то подтверждая.

Такой короткий, что никто, кроме меня, ничего и не увидел. Очень может быть, потому, что все как раз досматривали остальные поединки.

На сей раз действо самую малость затянулось: некоторые бойцы начали осторожничать и затягивать бои. Но в целом, выглядело до жути похоже на предыдущий раунд: лекари-разметка-приветствия победителям, радостные вскрики, вот кто-то с досады швыряет меч в песок…

Ну, может, не настолько это было похоже: напряжение возрастало, пари над нашими головами заключались всё более азартно. Церемония жеребьёвки с алхимической проверкой казалась теперь непоправимо стремительной: шутка ли, бойцов только с десяток остался!

Да, и теперь еще по рядам пробежались ушлые торговцы, предлагая нам выпить-закусить, но Виола зыркнула так, что без еды остались все наши трибуны: торговцы смылись и не появлялись.

— Все равно у них там сплошные куры и пирожки, — вздохнул спирит. — Ну, если б хоть сырое чего, а то… варвары!

На арене тем временем осталось восемь бойцов. Еще двое победителей выбыли: один был слишком вымотан предыдущими сражениями и не смог подняться после собственной победы, поэтому его просто унесли. Собственно говоря, победил он только потому, что сам выжил, а его противник — нет. Еще один — тот самый Илло — выглядел поздоровее, но на жеребьевку тоже не пошел, вернее, не дошел до нее: поскользнулся на недоубранной корке от кабачка и стукнулся головой об арену так, что земля сотряслась. Илло имел мужество подняться и дотащиться до стола Зелхеса, но тот только головой покрутил: мол, куда тебе в бой? Ты и так зигзагами передвигаешься!

— Хороший был боец, — заметил Йехар с чуть уловимой мечтательностью в голосе.

Допинг-тест опять прошел без помех, и теперь весь стадион смотрел на бойцов, вернее, конкретно на Ксахара, которому попался какой-то такой же, как он, благородный и расшаркивающийся. У зрителей глаза заболели смотреть, как эти двое выполняют друг перед другом некое подобие танцевальных па. Кто-то даже попробовал поторопить парочку метко пущенным яблоком, но тут уж стража взяла дело под свой контроль: метателя фруктов вывели с трибун.

Затем мы догадались посмотреть на Веслава, и…

— Нет!

…на парня, который стоял напротив алхимика и приветственные знаки выполнял почему-то не только в сторону Даллары.

— Виола? — немного удивился Эдмус.

— Чего?! — подхватилась Виола и размяла кулаки. Она никому бы не позволила относиться к себе просто как к женщине.

— Оставь, Эдмус, — устало попросил Йехар. — Это приветствие касается меня… Это Твелл, мой ученик.

«Нет», которое мы слышали, принадлежало как раз нашему рыцарю. Теперь он не знал, за кого болеть.

— Хороший боец?

Мне Твелл показался уж слишком юным, да и улыбка у него была уж слишком солнечной. Не было там понимания серьезности ситуации. Ясно было, что парень сюда явился людей посмотреть, себя показать, как и то, что он на таком ристалище впервые. И если он победит, он совершенно точно выберет в качестве приза чью-нибудь благосклонность, потому что ему невдомек, что именно поставлено на карту нынче.

Впрочем, он как-то дошел до этого раунда.

— Мой ученик, — повторил Йехар. — Ему не хватает опыта… впрочем, мы же не виделись два года… Меч его — меч холода, но часто он берет простым мастерством… ему сейчас, должно быть, не намного больше восемнадцати…

Мальчик, значит. Младше нашего спирита. Лицо Веслава, который стоял напротив парня, было настолько же мрачным, насколько у Твелла — счастливым. Обе возможные развязки боя не очень-то его радовали.

Эта пара оказалась ближе к нам — хотя теперь, когда арена автоматически делилась на четыре части, мы могли как неплохо видеть и дальних бойцов.

— У вас в руках Глэрион, — Твелл пользовался тем, что сигнала к началу боя еще не было, хотя белый платочек уже находился в руках, теперь уже Стэхара. Оказывается, сигналы подавались не только дамами.

— Бывший, — процедил Веслав. Мальчик улыбнулся, но немного непонимающе.

— Мне не хотелось драться против клинка моего учителя.

— Но ты будешь?

— Конечно.

А что мы хотели от ученика Йехара?!

Белый платок взметнулся вверх, потом опустился вниз.

Снова началось. Ладно, может, в этой их традиции «все сразу и на разных площадках» — и был какой-то смысл. Пиршество для глаз, как-никак. Побольше экшна — это ж так нравится народу…

Хотя теперь-то стук клинков стал пореже. Конечно, на арене и людей-то было поменьше, но причина была еще и в усталости. После двух предыдущих боев никому не хотелось проиграть: бойцы осторожничали и прощупывали друг друга.

Все, кроме Твелла, в котором взыграл юношеский максимализм. Он не собирался осторожничать и наседал на Веслава очень здорово. Алхимик пока намеренно уходил от ударов и пытался «поймать» меч парня в ловушку ткани своего балахона, но мальчик был слишком юрким, а меч — мечом холода: единственный раз, когда Веславу удался маневр с тканью, Твелл просто выдернул засверкавший льдом меч, а Веслав с тихим чертыханьем отдернул заледеневшую полу.

Зрителей не особенно интересовала эта пара — с нашей трибуны народ даже ухитрился рассосаться и набиться на соседние. Взгляды были прикованы к каждому шагу Ксахара — тот после победы над бароном Гретцем автоматически стал фаворитом турнира. Кое-кто при этом умудрялся еще присматриваться к дворцовым магам — а ну, как они помогают жениху доминессы…

Но нас-то интересовала исключительно одна пара бойцов!

— Глупый мальчик, зачем, не надо, — шептал Йехар, как будто ученик мог его услышать, но Твелл как ни в чем не бывало продолжал теснить Веслава, словно задался целью заставить алхимика использовать последний козырь.

И Веслав его, конечно, использовал.

Когда, в какой из моментов боя — мы так и не заметили. Если Веслав и пустил в ход свой эликсир, то новообретенные силы придержал при себе — чтобы не привлекать внимания Зелхеса.

Просто Твелл перестал за ним успевать.

На миг, на секунду, потом еще на одну — он перестал успевать. И вместо того, чтобы осознать это и перейти в оборону — чертов юношеский задор — он атаковал!

Но все-таки не так быстро, как Веслав.

Лезвие бывшего Глэриона без труда прошило кольчужную рубаху и вошло парню в плечо. Правое, так что Твелл первым делом выронил клинок.

Он больше не улыбался и с удивлением посматривал на кровь — она еще не капала на песок, а пока просто текла по телу под кольчугой. Рядом за мной заерзал Эдмус. Шуту было не по себе еще с первого боя, но он почему-то не покидал арену.

— Что ж, — хрипло проговорил Йехар. — Могло быть хуже.

Слова нашего рыцаря обладали каким-то мистическим свойством сбываться в этот день.

«Хуже» началось непосредственно после того, как он это сказал. Юноша на арене вдруг наклонился, подобрал свой меч левой рукой, размахнулся…

Веславу со всей его реакцией чуть хватило скорости, чтобы отразить удар.

— С ума сошел? — крикнул он раздраженно и вместе с тем испуганно. — Жить надоело?

И отразил второй и третий.

Твелл шатался, рана, видно, была достаточно серьезной, но он продолжал наступать.

— Глаза, — вдруг сказала Виола. — Посмотрите.

Глаза у парня остекленели, лицо застыло, и он едва ли понимал, что делает. Иссушитель был здесь, совсем близко, если судить по силе контроля, он наконец, проявил себя, и ему явно не нравилось, что побеждал Веслав.

Йехар понял, чем все закончится, первым, и приподнялся, вцепившись в бортик изо всех сил.

— Веслав, не на…

Но Твелл уже упал на песок арены. У мальчика было лицо только что проснувшегося человека — и он еще успел посмотреть, перед тем, как закрыть глаза, сначала на бывший Глэрион, который Веслав только что выдернул из его груди, потом — недоуменно — в сторону Йехара.

Рыцарь без единого звука опустился на свое место. Так и сидел, часто сглатывая и почти не дыша.

И ничего не видя.

Он не видел, как Веслав нагнулся над мальчиком и кивком подозвал Зелхеса, и дворцовый алхимик почему-то внял и подошел сам, не посылая подручных лекарей. Не видел, как они обменялись короткими фразами, и сразу же вслед за этим Твелла унесли с арены. Кто-то положил рядом с ним на носилки его меч. И как Ксахар справился со своим противником — Йехар не видел тоже. Правда, и мы этого не видели. Слышали разочарованный гул и правильно его поняли. И всё.

Когда Веслав подошел к нам, у рыцаря даже слов не нашлось. За него заговорила Виола.

— Он был под контролем…

— Я знаю, — отрезал Весл, глядя поверх наших голов. — Жить он будет. Хотя, наверное, встанет не скоро.

Йехар тихо выдохнул сквозь зубы и заговорил тихо:

— Ольга… ты не могла бы…

Я не ответила ни слова и поднялась на ноги. Мне была понятна эта просьба.

Виола поднялась со мной — ей тоже было понятно решительно все, и она собиралась играть роль моей телохранительницы.

Но молча она не ушла.

— Ты его мог калекой оставить, — бросила она Веславу, когда мы уже начали пробираться к выходу. — Можно же было просто вышибить меч!

В тот самый момент, когда я пыталась не отдавить ноги почтенному торговцу, до меня долетел ответ алхимика:

— Я здесь не в бирюльки играю. Дальше будет хуже, так что мне нужно было беречь силы.

Несмотря на то, что у Йехара сил не было вовсе, я сомневалась, стоит ли его оставлять в компании алхимика. Судя по взглядам одного и второго — это было небезопасно.

Глава 24. Проблемы личности
Ошиблась. К тому времени, как мы с Виолой удостоверились, что Твелл точно будет жить, и пробрались назад, в спешке всё же отдавив половину ног (но возмущенные реплики в корне пресекались Виолой), Веслав и Йехар не только были живы, но даже не выглядели особенно враждебно настроенными по отношению друг к другу.

— Затянула основную рану, — сообщила я, чувствуя себя не очень-то хорошо под взглядами сразу двоих. — Правда, там ему уже Зелхес помог.

И это, кстати, было странно. Еще страннее было то, что профессор алхимии имел при этом вид кота, которого раскрыли в разгар надувания в хозяйские тапочки.

— Ты сказал ему волшебное слово? — Виола бесцеремонно вклинилась между Эдмусом и Йехаром.

— Сказал, что все узнают, зачем ему чернокорень, — пробормотал алхимик. Тут только мы припомнили, что он по времени должен быть уже на арене, но Эдмус живо развеял все сомнения.

— Перерыв. Голова домина разболелась то ли от звона мечей, то ли от той самой брюквы. Но сейчас опять начнется, вы жеребьёвку-то пропустили.

Вопросы про Зелхеса были забыты. Мы с Виолой уставились на алхимика. Тот молча ткнул пальцем в одного из бойцов, который как раз направлялся к Зелхесу — тот уже тоже занял положенное место.

— Этот?!

Я с трудом удержалась, чтобы не прыснуть, глядя на того, кого Веславу предназначили в противники.

Низенького роста и чуть ли не полупрозрачный с виду, этот тип щеголял канцелярской лысинкой и такими невыразительными чертами лица, что я не смогла их запомнить до конца этого боя. Меч в руках у него свисал как-то криво и казался сделанным из резины, а не из металла. Боец оглядывал арену широко раскрытыми глазами, не понимая, как он вообще сюда попал. Я тоже этого не понимала и обернулась к Йехару, чтобы поделиться впечатлениями, как вдруг заметила, что рыцарь смотрит на того же типчика с тревогой.

— Нуглеаз по прозвищу Я-Твоя-Тень, — пробормотал он под нос. — На моей памяти он никогда не участвовал в турнирах! Ему это незачем, он ведь наёмник, но, может статься, жажда наживы… я ничего не могу сказать о нем: все, что известно — лишь размытые слухи, которые паче всего страшат своей неопределенностью…

На лице Веслава тоже не было предвкушения легкого боя.

— Что-то вид у него чересчур простецкий, — отметил алхимик хмуро. — Чтобы такой заморыш — и случайно дошел до предпоследнего раунда? И что у него с мечом, никто не заметил?

— Я заметила, — ответила Виола. — Он у него в бою под любым углом изгибается. Своих противников он укладывал почти сразу. Те пытались парировать, но у них как-то… не получилось. Шустрый такой малый, очень грамотно двигается. Я бы так сказала, с чудовищной скоростью двигается.

Веслав возвел глаза в небо, но отнюдь не со смиренной покорностью. Я заметила, что Даллара со своего места тоже посматривает на него встревоженно, а вот Ксахар на соседнем участке арены прямо лучился от радости. Против него стоял начальник дворцовой стражи, но ясно было, чем закончится такой поединок: каким бы образом стражник не прошел в полуфинал, но предыдущие сражения его измотали. Правая рука безвольно висела, клинок он держал в левой, но не уходил, хотя его шатало ветром.

Я уже почти не сомневалась, что жеребьевка была подстроена. Или же алхимик просто самый невезучий человек, которого я встречала в своей жизни.

После еще одной проверки на запрещенные снадобья две пары бойцов заняли свои места. Ксахар и его противник при этом оказались к нам ближе, Веслав и Я-Твоя-Тень разделили дальнюю часть арены.

— У меня есть горькое чувство, что это будет бой равных, — вымолвил Йехар.

— Ну, не знаю, — откликнулась Виола. — Насчет этих двоих, — она кивнула на стражника и Ксахара, — я бы поспорила, равны они или нет…

Но все видели, о чем говорил рыцарь. С одной стороны арены друг напротив друга стояли два плечистых стражника, о второй — два задохлика (по сравнению с плечистыми стражниками). Над нашими головами зазвучали шуточки вроде: «Спасибо, что эта пара недокормышей не бьется в финальной битве, а то в них и яблоком-то не попадешь!»

Потом голоса примолкли, и мы услышали реплики, которыми обменялись бойцы.

— Сдайся, Кайхим! — предложил Ксахар, — ты не стоишь на ногах.

Начальник стражи ответил отрицательным жестом.

Нуглеаз перебросил меч из правой руки в левую — он, оказывается, был левшой, у Веслава могут возникнуть сложности.

— В бою я стану твоею тенью, — я уже знала, что он считает необходимым непременно высказать перед каждым боем.

— Ну, теней-то я не боюсь, — отозвался Веслав, покривив душой. Хоть он и был когда-то Повелителем, одной-единственной тени он боится.

Своей собственной.

Он еще не успел договорить, а сигнальный платок — опуститься, а Нуглеаз сорвался с места и атаковал. Зазвенели клинки — Веслав успел отбить удар в последний момент. Наемник сменил позицию и атаковал опять, потом снова и снова, колющие и рубящие удары сыпались беспрерывно, и наносил их он с изумительной точностью и с исключительным мастерством. Об этом я могла судить хотя бы по тому, что половину из выпадов мы видели только тогда, когда их отражал Веслав. Алхимик сразу ушел в глухую оборону, и непохоже было, что он оттуда когда-нибудь выберется. То и дело ему приходилось подаваться назад, разрывая дистанцию между собой и противником, но тот тут же дистанцию сокращал. Веслав попытался перемещаться быстрее — это было воспринято Нуглеазом с величайшим энтузиазмом, тот тоже ускорился. Вся реакция Веслава, которую тот приобрел за счет эликсира, пропадала впустую на наших глазах, а вернее, тратилась лишь на то, чтобы отражать удары более опытного противника. В обычном своем состоянии алхимик бы не прожил и полуминуты. Атаковать он осмелился пока что только раз — и Нуглеаз парировал так жестко и умело, а потом с такой скоростью перешел в наступление, что Веслав больше и не высовывался.

Его спасала не только реакция: еще и алхимическая расчетливость. Он работал мечом очень скупо, увертываясь от тех ударов, которые можно было не парировать, по временам даже просчитывая движения Нуглеаза — но и только. Веславу отчаянно не хватало мастерства, это подтверждал Йехар, который вцепился в бортик уже двумя руками и то и дело вскрикивал:

— Почему он не атакует сейчас? Вот! Давай, он же сбоку открылся! Теперь колющим! Да не так же!

Зрители сверху, которые болели куда менее эмоционально, попытались было возмутиться, какой-то детина многозначительно похлопал Йехара по плечу — но все его намерения потерялись, как только рыцарь обернулся.

— Йе… хар?! — обалдел детина и, явственно смешавшись, предложил застенчиво: — Хотите яблочко?

Но нам как раз в этот момент было не до фруктов.

Ясно было, что ни на какие обманные маневры Я-Твоя-Тень не поведется, а одежда алхимика от него не спасала: балахон уже висел лохмотьями, а боец мимолетом еще пытался достать рукава или воротник. Его меч при малейшем столкновении с клинком Веслава изгибался под самыми разными углами, стараясь то ужалить, то подсечь клинок и выбить его из руки алхимика — и Веслав опять отступал, разрывал дистанцию, а скорость боя все не падала…

На соседней площадке послышался крик, перешедший в предсмертный хрип. Мы так увлеклись тем, что происходит вдалеке, что совсем забыли про ближнюю часть арены. На ней действия закончились: непонятно, как измученному стражнику удалось продержаться пару минут, но Ксахар только что пригвоздил его к покрытию мощным ударом, угодившим в горло. Вероятно, любезен он был, только пока предлагал начальнику стражи сдаться. Вельможа тут же распрямился, вытащил клинок из тела поверженного противника и с надеждой посмотрел на Даллару, но вознагражден был лишь тусклой улыбкой и мимолетным кивком — мол, ага, вижу… Доминесса, разрумянившаяся, с непривычно блестящими глазами целиком ушла в созерцание последней пары, которая оставалась на арене.

Веслав и Нуглеаз кружились. Время от времени они замедлялись, пытались нащупать брешь в обороне друг друга — а потом их движения опять становились быстрее и быстрее. Звенели клинки. Всё как прежде.

— Нуглеаз хочет сделать бой затяжным, — выдохнула Виола. Я оглянулась на нее — выражение лица совсем не такое взволнованное, как у Йехара, но видно было, что она не прочь сейчас оказаться там, на арене и поговорить с наемником при помощи арбалета или излучателя. Попутно я вдруг заметила, что Эдмуса нет с нами — это сразу объяснило отсутствие реплик с его стороны — но куда он девался, так и не поняла.

А на арене бой и правда принимал затяжной характер. Нуглеаз явно понял, что перед ним противник с хорошей реакцией и отменным глазомером, и решил бить на отсутствие опыта. Наверняка он знал, что бьется не с рыцарем, а с алхимиком, а сколько алхимик сможет выдержать в состоянии постоянного напряжения боя?

Звон клинков стал реже, промежутки между их столкновениями — чаще. Противники двигались по кругу, который начертили себе мысленно сами, не сводя друг с друга глаз, изредка нанося несколько ударов или проводя какой-то маневр. Если это не срабатывало — все возвращалось на круги своя.

Секунды ползли улитками в гудроне. Йехар переутомился от переживаний и нагнулся вперед, тяжело дыша. Виола начала терять выдержку, встречая каждую атаку тихими характерными словечками сквозь сжатые зубы. Мне же попросту хотелось закрыть глаза ладошками и… чёртовы местные кодексы, ну, почему они тут хоть шлемы не надевают, почему разрешаются только кольчуги, какая к чёрту зрелищность, вот Кайхим уже не поднялся, а если Веслав сейчас тоже…

То, что Весл начинает уставать, мы заметили уже через три минуты после начала боя. Еще минуты через три он начал путаться в полах собственной одежды, а удары его клинка приобрели характер «Отвяжитесь! Ух, я вас мухобойкой!» А тут еще Нуглеаз, который оставался почти свеженьким, избрал новую тактику: сначала он переходил в атаку, и бойцы опять начинали вихрем носиться по всей арене, точнее, Веславу приходилось носиться гораздо больше, потому что теперь он всячески избегал отвечать ударом на удар. Погоняв алхимика с минутку, Я-Твоя-Тень решал устроить себе небольшую передышку, и они с Веславом опять принимались топтаться друг напротив друга, выцеливая возможные ошибки. Не успевал Веслав отойти от одного забега — следовал второй. Едва ли алхимик успевал переключиться.

Исход боя был ясен. Вопрос оставался за тем, рано или поздно Я-Твоя-Тень отправит бывшего Повелителя Тени в иной мир. Кое-кто начал уже поговаривать, что проще будет пристрелить из лука кого-нибудь из этих двоих, чтобы не затягивали бой, и Веслава спасла случайность как раз когда такие голоса начали раздаваться все громче и громче.

Они с Нуглеазом как раз проходили очередную «активную фазу» боя, когда после одного из коварных выпадов противника алхимик споткнулся, потерял равновесие и едва не уронил меч. При этом Веслав невольно сместился влево и вниз, за мечом, и открылся, но Нуглеаз только что провел атаку, алхимик был слишком близко, чтобы нанести колющий удар, а для рубящего нужно было размахнуться. Что наемник и сделал — и потратил на это полсекунды, вот только Веслав даже не стал собираться для парирования. Он просто дернулся всем телом, вместе с мечом вправо, не тратя ни мгновения на размах. Вправо — это значит, навстречу мечу противника.

Рубящий удар пришелся Нуглеазу по ногам, но подействовал не из-за силы или болезненности, а просто в силу своей неожиданности. Рука наемника дрогнула, и он замешкался с тем ударом, который собирался провести, давая Веславу дополнительную секунду…

Полосатая одежда алхимика мешала следить за боем, и мы услышали только, как охнули те, кто был ближе к сражающимся, и поняли: сейчас кто-то упадет…

Упал Нуглеаз Я-Твоя-Тень. Кажется, это было не ранение.

Трибуны как-то не спешили заходиться в одобрительном шуме. Наверное, впервые на этой арене победа была встречена таким гулким молчанием. За нашими спинами кто-то мрачно сплюнул сквозь зубы на соседа.

— Им так не нравится Веслав? — я смотрела на далекую фигуру алхимика, и мне казалось, что она как-то странно расплывается, может, из-за этого полосатого балахона…

— Им не нравится Ксахар, — процедил наш рыцарь сквозь зубы. — Их больше устроил бы Нуглеаз как победитель турнира…

— А с чего они взяли…

И в этот момент стало ясно, что алхимик просто шатается. И никакие обманы зрения здесь ни при чем. Реакция зрителей и Йехара тоже прояснилась. Они, оказывается, мыслили в перспективе.

— Я бы не стала так загадывать… — начала Виола, но как раз в этот момент Веслав упал на колени, и ей вдруг расхотелось возражать.

За нашими спинами плевались едва ли не все зрители. Пришлось поднапрячься и вернуть несколько плевков по адресу, напоминая, что эту скамейку занимает Дружина. Наверху обиделись, и уже через пару секунд Виоле пришлось возвращать по адресу три-четыре перезревших баклажана.

Веслав оперся на меч и попытался подняться. Его явно не устраивало соседство с телом наемника, и он повторял попытки с такой маниакальной настойчивостью, что даже на трибунах проявили сочувствие (оно выразилось в том, что плеваться стали в два раза реже). С четвертого раза алхимик на ноги все же встал и потащился к нашей трибуне, двигаясь причудливыми зигзагами.

— Идет так, будто вылакал всю свою фляжку, — без тени веселья заметила Виола.

— Ха-ха, — поддержала я ее попытку.

На шествие победителя это точно не было похоже. Веслав брёл, спотыкаясь на каждом шагу, волоча меч за собой — острие прочерчивало тонкую бороздку по земле. Рассеянный взгляд уходил в сторону трибун, из-за этого алхимик спотыкался вдвое чаще, но когда он пытался смотреть себе под ноги — обнаруживал, что перед ним идет его тень, и глаза сразу же поднимал. Кажется, от того, что он смотрел на нее, ему становилось только хуже.

Дойдя до нас, Веслав первым делом уцепился за ограду и привалился к ней.

— Не заснули? — поинтересовался он, протягивая руку за бутылью с водой. К ней он присосался, рискуя нажить себе ангину. Правда, время от времени от бутыли он отрывался, чтобы жадно глотнуть воздуха.

— Ты ранен? — требовательно спросил Йехар.

Веслав не удосужился на него даже глянуть. Он был так занят восполнением в организме водного баланса, что ничто другое его заинтересовать не могло.

И вопрос, к тому же, почти риторический. Что-то не видно на лице у нашего бойца благородной обморочной бледности. Там скорее инсультный нездоровый румянец человека, которому пришлось как следует пробегать с тяжеленным мечом под полуденным солнышком.

Потом он оторвал бутылку от губ, флегматично потряс ее у уха и сполз в сидячее положение. Фраза Йехара о том, что вот, сразу садиться нельзя, замерла у странника на губах.

— Ну, где уж нам, маленьким, — услышали мы слегка придавленный голос, — ранения — это ведь удел рыцарский. Буржуазный-с. Слушайте, а вот не везет же мне с тенями все-таки…

Если до этого мы как-то ограничивались фоновой тревогой — то теперь вскочили на ноги, перепугавшись всерьез. Все сразу схватили и фальшивую бодрость тона, и успокаивающие нотки, после этого соотнесли услышанное с характером Веслава, и…

— Что — совсем плохо?!

— Черт знает что, — выдохнул алхимик, — у меня действие эликсира сошло на нет из-за длительности боя. Меч твой, Йехар… не слушается, зараза… или это я выдохся?

То, что Йехар не вступился за свой клинок, уже говорило о многом.

— Я рассчитал фактор усталости, но не мог же он потяжелеть настолько! И так и норовил из рук вылететь, я к концу уж и не понимал, с кем больше драться приходится… пламенный привет кузнецу, который его ковал. Такое ощущение, что этот ножичек тебе смерти хочет.

— Может быть, — задумчиво молвил Йехар. — С тех пор, как в нем нет моего сапфира — трудно что-либо сказать…

— И у меня такое ощущение, что Зелхес все же что-то подмешал в этот свой нейтрализатор, — добил тем временем алхимик. Он все пытался отдышаться и все никак не мог. — Что-то неопасное, но отнимающее силы… тьфу ты, крутится-вертится шар голубой…

Он закрыл глаза и потряс головой, как если бы перед глазами у него все плыло. Потом смерил глазами клинок Йехара с глубочайшим отвращением. Потом опять закрыл глаза. Вдохи-выдохи стали спокойнее, но в них все еще просматривалось что-то судорожное.

Устал…

Виола, воровато оглянувшись, опустила над нами барьер от прослушки. Потом еще и наклонилась через оградку к уху алхимика.

— А ты не мог бы… вторую капсулу? Ольга у тебя в карманах найдет…

Я посмотрела на нее с ужасом — найти что-то в пальто алхимика! Да не говоря уже о том, что я запутаюсь в его карманах секунды через полторы — в таком состоянии я вполне могу подсунуть ему вместо усилителя реакции капсулку «Горгоны».

Веслав, не открывая глаз, покачал головой.

— Ты реакцию на передоз этого снадобья не знаешь, — заметил он, начиная что-то отыскивать на своем балахоне. — Тут тебе пламя из всех отверстий просто шуткой покажется.

Он глубоко вздохнул и продолжил свои суетливые поиски то ли застежки, то ли какого-то талисмана.

А на арене уже прохаживался Ксахар. Жених доминессы пребывал в отличнейшем настроении. Даже и не догадываюсь, чем оно объяснялось: тем, что он не так давно отдыхал, сидя на скамеечке? Тем, что его собственный бой продлился минуту от силы? Или, может, он видел, что его противник в этом бою едва ли поднимется со своего места, не говоря уже о том, чтобы куда-то идти?

— Веслав, — тихо сказал вдруг Йехар. Его тяжелая рука легла алхимику на плечо. — Ты не обязан… Мы найдем иной способ добыть этот камень. Ты понимаешь сам, и понимают все: это неравный бой. Я всегда говорил, что наши кодексы нечестны, поскольку преимущество получает тот, кто первым закончит предыдущий бой, но это… Ты же даже не боец… Что можно, ты сделал: вышел на арену с моим клинком, ты сделал даже больше этого, и едва ли я смогу тебя…

Веслав чуть повернул голову к нему, и Йехар, догадавшись, руку убрал.

— А ты все же эгоист, — констатировал алхимик. — Всё так и думаешь, что вокруг тебя этот мир вертится?

Йехар… хм, пожалуй, это была даже не пощечина. Это было что-то вроде удара обухом по голове.

И словно била мамочка Кэшш-Арра, да еще со всего размаха.

— За что же ты бьешься? — прошептал рыцарь так, что почти никто его не услышал, и в этот раз в его голосе зазвучали яростные нотки.

Услышала я. Потому что в этот момент мне хотелось задать тот же вопрос.

Веслав, не отвечая, пристально рассматривал свои пальцы. Потом еще раз смерил клинок брезгливым взглядом, но его взял и поднялся, опираясь на меч одной рукой, второй — держась за ограждение трибуны. Он посмотрел на меня так, будто вопрос угадал и будто припомнил в подробностях тот вчерашний разговор с участием Йехара.

— Это вы насчет того, можно за это умереть или нет? — уголок губ зашелся в ироническом тике. — Разберусь на месте.

Он расстегнул и сбросил на землю балахон, который так ему помог. Правда, сам балахон после боя с Нуглеазом напоминал пестрое собрание лоскутов и полосочек, которые сшили кое-как, но этот жест заставил встрепенуться даже Виолу.

— Весл…

— Он только мешает теперь, — бросил алхимик, безжалостно вытирая рукавом балахона лицо. — Под ногами путается… не могу просчитать, как он себя поведет.

Он отшвырнул одежду в сторону, оставшись в обычных своих спортивных брюках и в залатанной фуфайке, и прибавил мрачно:

— Мне бы еще просчитать, как я сам себя поведу.

И шагнул вперед, прежде чем мы успели перегнуться через ограждение все втроем и его задержать.

Просчитать нашу реакцию у него как-то сил хватило…

Последний алхимический допинг-тест прошел без проблем, ввиду очевидной нервности одного из проверяемых. Веслав так ласково поглаживал меч и так выразительно косился на Зелхеса (а точнее, он рассматривал по отдельности то руку профессора, то ногу), что дворцовый алхимик поспешил объявить пригодность обоих противников к бою.

В пятый раз двое бойцов оказались на арене лицом к лицу. Но теперь вся пустая арена принадлежала только им — вся, сколько ее было, окровавленная и истоптанная после недавнего турнира, впрочем, кровь уже успели заровнять песочком, а тело Нуглеаза давно убрали. Зрители тоже принадлежали только им — но в разной мере. После очередного набившего оскомину представления Ксахара, рыцаря такого и рассякого, владетеля земель таких и рассяких, над трибунами полетел гул — непонятно, возмущенный или восхищённый. После того как объявили Веслава — «руку для Глэриона» — трибуны сочувственно смолчали. Лишь кто-то одинокий вполне внятно выдохнул: «Ой, ё-ё-ё-ё…»

Напряжение на арене можно было резать ножом — даже домин Олл старался не вносить разлада в общую священную тишину нецивилизованным чавканьем. Стэхар вцепился в Тилкиду, которая была так поглощена происходящим, что даже его не оттолкнула. Даллара, то ли бледная до прозрачности, то ли просто прозрачная, смотрела на пару в центре арены. Мне показалось, что в глазах у нее блестят слезы.

Похвальная, но немного удивительная тревога. И пришлась очень кстати, поскольку Ксахар как раз взглянул на Даллару, подняв меч, и весь просиял в наивной уверенности, что доминесса так переживает за него. Это счастливое переживание сподвигло его на такое выступление:

— Тебе не победить в этом бою, ибо я дерусь ради любви к своей Даме и во славу ее!

Во славу любви или Дамы — это осталось непонятным, но впечатление высказывание произвело. На трибунах сидели все так же тихо, но лица у всех были мрачными донельзя. Ясно было, что три четверти зрителей отчетливо сочувствуют Даме, во славу которой бьется Ксахар.

Теперь была очередь Веслава высказаться, но он этого не сделал. Он посмотрел вроде бы в нашу сторону, потом дальше, его взгляд прошел по трибуне домина, еще дальше — он оглядел трибуны… и слегка пожал плечами, как бы говоря: «Ну, я вообще не очень-то представляю, что я тут делаю, но хочешь — драться не будем, пошли пивка попьем…»

— Сдайся, алхимик! — предложил Ксахар, не владевший основами психологии и плохо знавший Веслава, а поэтому не представлявший, что может последовать в ответ на такое предложение. — У тебя был долгий бой…

Он побагровел и на секунду утратил свой высокородный вид, поскольку левая рука Веслава как раз в эту секунду сложила невысокородную фигу. Лицо алхимика при этом выражало интерес естествоиспытателя: а поймут ли в этом мире значение такого сугубо национального жеста?

Ну, может, в тонкостях до Ксахара не дошло, но основной смысл он все же схватил. Иначе еще немного поупражнялся бы в благородстве, а так напал сразу, как Даллара взмахнула платком. Намерения его были очевидны: повторить во всех деталях свой предыдущий бой. Включая финал.

Самое смешное, что осуществить эти намерения для него было не так уж и сложно.

Для Веслава бой начался неудачно: он пропустил на излете один из колющих, рана могла бы быть серьезной, но алхимик сместился вовремя: меч Ксахара только вспорол ему кожу на левом запястье. Плевая царапинка, если припомнить Книгу Миров, вот только в бою, где Веслав уже был измотан, мешала и она.

Она мешала думать.

Такое ощущение, что в бою с Нуглеазом Веслав где-то потерял частичку себя и теперь ему ее отчаянно не хватало. Тогда он двигался хоть устало, но грамотно: предугадывая, где можно, противника, пресекая особенно наглые атаки, нащупывая в обороне бреши — теперь его движения стали нервными и порывистыми, логика и расчет куда-то испарились, он отражал удары Ксахара неумело и вяло. Нет, видно было, что Веслав пытался подключить свой алхимический расчет, но от этих попыток было мало толку: за расчетом не поспевали уставшие руки, которым нужно было держать меч.

— Такое ощущение, что рассчитывать ему придется только на себя и на Глэрион, — подвела итог Виола. Теперь она убедилась воочию, что ни эликсиров, ни способностей алхимика у Веслава больше нет, по крайней мере, нет сейчас. Видимо, в более цивилизованной форме она не могла предсказать Веславу скорую кончину.

А Веслав словно услышал ее: после одного из выпадов Ксахара он не удержался на ногах, упал, к счастью, удачно, на одно колено, но первая попытка подняться ничего не дала, рядом со мной не удержалась и глухо вскрикнула Виола — все…

Ксахар не сразу оправился от такого щедрого подарка судьбы. Неторопливо взвесил меч на ладони — это была неторопливость палача, и я почувствовала, что действительно ненавижу этого человека. Внутри, в груди, завился спиралью кипяток, а ограждение начал замерзать под моими пальцами, когда я увидела, как небрежно жених Даллары заносит меч для удара.

Он делал все слишком напоказ и медленно — может, наслаждался триумфом. Может, не особенно хотел убивать рекрута и давал Веславу возможность попросить пощады или хоть сказать что-нибудь этакое на прощание, или посмотреть еще секунду на этот мир. И Веслав действительно посмотрел — как и раньше, мимолетно, на нашу трибуну, потом скользнул глазами туда, к Далларе…

И клинок Ксахара встретился с бывшим Глэрионом. Веслав поднялся, отразил еще два удара, упал опять, опять вскочил. И бой начался снова — только уже другой. Это был бой отчаянный и смертный: один дрался во имя своей Дамы, а второй — непонятно, за что, но я могу поклясться: только что он решил, что за это стоит умереть. И биться до последнего дыхания за это стоит тоже.

Сколько-то времени они были равны. Ксахар просто растерялся, он, как и все, не подозревал, что у алхимика оставался какой-то резерв сил, еще больше он бы удивился, если бы ему сказали, что никакого резерва не было вовсе, так что он позволил даже ненадолго загнать себя в оборону. Отступил на несколько шагов с озадаченным видом на лице, получил два удара в грудь по кольчужной рубахе — один вскользь, второй серьезный, но дорогая кольчуга выдержала, — и только потом как будто вспомнил. Мол, минуточку… подождите, это ведь я тут хозяин! Это не по сценарию! Мы же не рассматривали вариант, что вот эта дохлятина будет меня убивать!

Он парировал и атаковал сверху, потом сделал обманный финт, но как-то неуверенно.

Эти два лица — побледневшее и едва ли не испуганное — Ксахара и смуглое, упрямое — Веслава — снились мне по ночам и месяц спустя. Наверное, не одной мне, потому что только теперь я поняла, что до этого на трибунах вовсе не было даже тихо, нет! Тихо стало только теперь, когда Веслав короткими, отчаянными взмахами принялся отражать самые мудреные финты жениха доминессы, когда стало очевидно, что нет у алхимика никакого мастерства вовсе, и непонятно, как он еще жив. Когда он в очередной раз за миллисекунду до того, как Ксахар наносил удар, уходил от удара и успевал парировать — непонятно как, а скорее — через «не могу» — вот тогда даже домин побледнел и застыл, и Зелхес утратил свой невозмутимый вид. Потому что все вдруг сообразили, что за жизнь так не сражаются, и всех посетил один и тот же вопрос.

А за что тогда?!

Мы с Йехаром встретились глазами и одновременно поняли, что на ум нам пришло одно и то же. Одно и то же имя.

Вместе мы метнулись глазами туда, где сидела с закушенными губами Даллара.

На моей памяти это был первый раз, когда я видела ее такой взволнованной. С того места, на котором мы сидели, доминесса была видна очень хорошо: она подалась вперед, у нее даже выбились из-под вуали тонкие прядки волос, а на лице было смешанное, какое-то отчаянное, но удовлетворенное выражение.

Наверное, ей доставляло удовольствие думать, что эти двое сражаются вовсе не за рубин вампиров.

Когда я перевела глаза на арену — Веслав уже лежал. На этот раз он не успел подстраховаться и растянулся во весь рост, ударившись о покрытие арены затылком. Правая рука с мечом — так и не выпустил оружие — бессильно упала; по трибунам пронесся крик: «Вставай!!» — но алхимик даже не сделал попытки подняться.

Ксахар на этот раз не стал медлить. С него хватило одного урока: он занес меч и с силой опустил его острием вниз.

Мы не увидели момента, когда Веслав собрался. Казалось, меч в его руках рванулся вбок, выдёргивая нового хозяина из-под лезвия, вздернул алхимика на ноги, так, что они в очередной раз оказались с Ксахаром лицом к лицу. Бедный вельможа только глаза закатил — мол, опять! — и едва успел отразить красивейшую, изящно выполненную атаку.

Трибуны искренне удивились. Веслав тоже. Ему некогда было особенно раздумывать, и он дрался так, как дрался, но выражение удивления не сходило с его лица между всеми обманными маневрами и финтами, и…

— Мой прием! — прошептал Йехар после очередной атаки.

Клинок действительно действовал сам, направляя руку нового хозяина. То ли в нем пробудилась часть души Йехара, то ли он, наконец, убедился, что на самого Веслава надежда маленькая, но меч проснулся. Это был еще не Глэрион, но уже нечто близкое к нему.

После очередной серии ударов, которую Ксахар отбил с величайшим трудом, стало ясно, что Веслав и клинок вполне понимают друг друга. Клинок лежал в ладони алхимика легко, как лабораторный нож — даже, кажется, водил этой самой ладонью. Алхимический расчет и мастерство Йехара сплелись воедино, так что теперь те, кто делал ставки на Ксахара, сидели хмуро и фыркали носами, а кое-кто обмолвился, что «хоть бы уж скорее».

Лезвие клинка Веслава на секунду мелькнуло черным отблеском (Йехар охнул и схватился за сердце) — и меч Ксараха горсткой праха упал на арену. Сам Ксахар попятился, но Веслав не собирался его убивать.

— Бой окончен, — сказал он негромко и опустил свой черный клинок — клинок Повелителя Теней, и на арене вдруг посветлело. Словно по мере того, как лезвие меча там, на арене, опять начинало казаться просто стальным, неуместные в послеполуденные часы сумерки понимали свою ошибку и отступали.

Ксахар не стал отрицать. На аренах по-прежнему удивленно молчали. До последнего все были уверены, что меч в руках Веслава… ну, просто Глэрион, словом.

Так-то оно так, но Йехар сам говорил, что по мере битв оружие и его хозяин словно сливаются воедино. Вот они и срослись, неизвестно только, почему меч проявил себя только сейчас. Может, сработало то, что Веслав был на пределе, и ему грозила смерть? Или Тень пришла на помощь своему Повелителю, пусть и бывшему? Или клинок все же не желал смерти Йехару? А может, дало себя знать отчаяние, когда Веслав решил, что драться до последнего вздоха все же следует? Я знаю теперь, за кого…

Между тем алхимик недоуменно огляделся по сторонам, будто сам не мог поверить в свои недавние слова. Потом он неуверенно шагнул вперед — а волею случая он оказался лицом к трибуне домина.

Даллара сдержанно улыбнулась, когда увидела этот его шаг.

Она выглядела куда более оживленной и красивой, чем обычно.

— Не вижу скорби по Йехару, — процедила я мрачно.

— А кто, по-твоему, победил? — тихо поинтересовалась Виола.

Не знаю я, кто победил. И вообще, у меня стойкое ощущение того, что улыбается эта доминесса не клинку Йехара, а самому Веславу.

И он, посмотрите-ка, тоже расцвел в ответ! Да как — и куда только подевался вечный тик и фоновая агрессия на лице! Ну, откуда, скажите, у нашего алхимика на физиономии вот эта растерянная, недоумевающая, но все равно счастливая улыбка, я же его таким ни разу не видела…

Улыбались только Веслав и Даллара. С наших мест мы отлично видели, как схватился за голову Ксахар, обронив свой меч, как вытянулась физиономия у самого домина, как побледнел дворцовый алхимик, как нахмурился Стэхар, да и зрители тоже ликовать не торопились. Победа чужака, да еще при том, что в руках он держал бывший клинок Йехара, не вызывала большого энтузиазма.

Про самого Йехара говорить нечего. Краем глаза я нечаянно увидела его лицо — цвета застывшей шпаклевки — схватила общее выражение и дала себе слово больше в эту сторону не смотреть.

Домин Олл поскреб макушку и кивнул дочери — мол, хочешь — давай, разбирайся с победителем. Даллара сделала плавный жест рукой, и трибуны примолкли.

— Какую награду выберет победитель?

Воздушные маги, стоявшие перед трибуной домина, взялись за свои амулеты, и теперь голос Даллары отчётливо разносился по всем трибунам.

Веслав с некоторым трудом поднял клинок в приветственном салюте. На нас он не взглянул ни разу с тех пор, как кончился бой.

— Наград не нужно, — звонко сказал он, и его голос разительно отличался от привычного резкого тона. — Высшей наградой для меня было бы присягнуть вам на верность.

Не видать нам вампирского рубина.

Трибуны всколыхнул удивленный, но, в общем, одобрительный шум. Я повернулась к Виоле и смерила ее взглядом, который говорил: «Ты и теперь уверена, что она на него нормально влияет?» Виола смущенно почесала нос арбалетным болтом.

— Благородное решение, — сказала Даллара с все той же сдержанной улыбкой. — И для меня честью было бы принять присягу у такого бойца. Подойдите!

Со своих зрительских трибун мы наблюдали, как Веслав, весь светясь, подошел и приклонил колени почти у самых ног доминессы. Лицо ее отца при этом перекосилось еще явственнее. И если я не ошиблась — Стэхар сейчас все же посмотрел в сторону стражи…

— Я присягаю… — начал Веслав.

Текст ничем не отличался от тысяч текстов других клятв и присяг, хоть воинскую стандартную возьмите. Вялая попытка смешать искренность с пафосом. Торжественная формула того, что не должно высказываться словами.

— …обязуюсь служить…

Интересно, когда он успел выучить здешнюю формулу — или из Книги Миров знает? Ах да, он же читал здешние турнирные кодексы. Может, даже загодя готовился к этой торжественной минуте, он же обязательный у нас… Да знаю я, что до последней капли, вздоха, удара сердца и так далее, заканчивайте вы там эту тягомотину! Ну, вот, подошла к концу. Теперь торжественное целование руки Дамы (которая, я гляжу, совсем цветет, нет, не рука, Дама, но рука, в общем, тоже) — и… нет, что вы, я его душить не собираюсь. Потому что не за что мне его душить, он, в конце концов, имеет право выбирать себе каких угодно возлюбленных. Просто мне не хочется его видеть и говорить с ним… да поцелует он эту руку, в конце-то концов?!

Но там, у главной трибуны случилась какая-то непонятная заминка. И причиной ее был, опять-таки, наш алхимик: нагнувшись над рукой Дамы, чтобы закончить присягу, он вдруг повел себя очень странно: к примеру, ничего целовать не стал. Вместо этого его рука промелькнула в воздухе, едва не коснувшись шеи доминессы, и он тут же, поднимаясь с колен, отскочил назад. В поднятой руке сверкнула какая-то цепочка. Медальон.

Мы с Виолой невольно вскочили — да что мы, все трибуны подорвались на ноги, услышав пронзительный вопль Даллары:

— Стража! Стража!

Но кричать было поздно: алхимик уже открыл медальон, что-то достал из него и торопливо прижал это «что-то» к рукоятке клинка.

И тут же вскрикнул, когда меч — да что просто меч, теперь уже Глэрион! — запылал в его руках. Но не выронил клинок, а, наоборот, с усилием подбросил вверх, насколько мог — и меч тут же был подхвачен в воздухе невесть откуда взявшимся спиритом

Но манипуляций с клинком почти никто и не заметил. У всех было зрелище посерьезнее — например, ложа доминессы, где происходили чудовищные метаморфозы.

Даллара менялась. Одежда на ней трещала и рвалась, вокруг бушевали вихревые магические потоки, а тело доминессы переплавлялось прямо на наших глазах: стремительно набухало, руки и ноги становились короче, она упала, не в силах стоять, напрочь исчезла шея, волосы, и только рот все расширялся, расширялся…

Я разрывалась между потребностью закричать от ужаса или вывернуться наизнанку от омерзения — конечный результат превосходил любые ожидания. На арене извивалась теперь огромная, с дюжину метров длиной, тварь, напоминающая банальную черную пиявку. Большую чернобыльскую пиявку, мутации которой сработали прежде всего на увеличение пасти. Это была даже не пасть — огромная воронка, бездонная черная глотка, которой не нужны никакие зубы. Как раз тот случай, когда «она глотает целиком».

— Вашу мать!! — долетел до нас вопль Веслава, которого сшибло вихревым потоком магии с ног так, что он оказался критично близко к упомянутой воронке, и, видно, не совсем этого ожидал. Тварь сделала пару волнообразных движений и распахнула пасть пошире.

Мамочки! Так то было еще практически закрытое состояние!

Вот и все, алхимик… Ты умен, но не бессмертен.

Веслав дернулся, закрываясь обожженными руками. Мы с Виолой одновременно выскочили на арену, еще раньше на ней появился Йехар, уже воссоединившийся с клинком (спирит валялся чуть в отдалении, кляня всех и вся и баюкая обожженные руки, но главное он сделал — дотащил меч до заветной позиции в двадцать шагов), но ясно было, что ни ему, ни нам не успеть…

Вспышка белого света рассекла воздух. Перед Чумой Миров материализовалась Милия с жезлом в боевой готовности и в очень воинственном настроении. Хвост твари, когда она шарахнулась назад от неожиданности, протаранил трибуны и сшиб с ног нескольких стражников (из тех, что не разметало потоками и из тех, которые не успели сбежать достаточно далеко, а большинство все же успели).

Сомнение Иссушителя длилось недолго: уже через несколько секунд воронкообразная пасть пододвинулась вплотную к Милии, но рядом с ней, плечом к плечу уже стоял Йехар. Сияние Глэриона обжигало глаза почти как магический жезл странницы.

Мы к тому времени тоже были в двух шагах. Чуть дальше с земли поднимался Эдмус, и хотя я не видела его, но чувствовала спиной его железную решимость, если нужно, разобраться со своим медиумом вторично. Все вместе, наверное, представляло собой отнюдь не идиллическую картину даже для Чумы Миров — тварь раздраженно рявкнула, в мозгу у каждого из нас вспыхнуло что-то явственно нецензурное на прощание, и — поминай как звали. Если бы мне кто сказал, что двенадцатиметровая пиявка сможет слевитировать с поля боя быстрее спирита — ни за что бы не поверила. На вид неподъемная туша оказалась, однако, чуть ли не невесомой, и упорхнула в небеса с легкостью колибри под нашими изумленными взглядами.

Ну, впрочем, Милия все же успела послать ей вдогонку световой удар приличной мощности и не промахнулась: Чума Миров дрыгнулась в воздухе, но не упала, а только скорости прибавила, летя по воздуху огромным бесформенным бескрылым НЛО. В пару секунд она скрылась из виду.

— Нужно снарядить погоню! — тут же крикнула Милия.

— Ага, снаряди, — отозвался наш алхимик, которому уже помогала подняться Виола. — И в какой стихии ты ее будешь искать? Иссушитель может перемещаться в любой, хотя ни одной не пользуется как медиумом…

Милия гневно свела брови, но сам вид Веслава не располагал к спорам: руки обожжены, одежда в пыли, а тик на лицо вернулся.

— Так ведь она может и дойти… до нормы, — заметила Виола, отряхивая с его фуфайки пыль. — Если уже не дошла.

— Не дошла.

Это сказал уже Йехар — он стоял тут же, бледный, с потухшим взглядом, клинок уже вложен в ножны, но соображать странник не разучился.

— Откуда знаешь?

— Мы еще живы.

Такой аргумент перешибить было трудно. Едва ли Чума Миров, вошедшая в фазу зрелости, оставила бы от нас, да и от всей страны, хотя бы косточки.

— Найдем, — ободрил нас Эдмус, бочком огибая странницу и пытаясь ухмыляться. — Ничего, постараемся — найдем… А отличное было зрелище, Веслав! Ты только переигрывал с благоговением на лице, и у тебя все время было такое выражение в глазах, будто ты выпил по ошибке все свои эликсиры и с минуты на минуту отбудешь за блаженством на тот свет.

— Спасибо, — огрызнулся Веслав, рассматривая ожоги. — Где мой плащ, Хаос вас забери, я не вам его разве оставлял?

Я только что вспомнила, что плащ так и остался лежать на трибуне, и торопливо направилась за ним. На душе у меня, несмотря на то, что в своей неприязни к доминессе я как будто была права, было прескверно. Так что же это — выходит, они все знали? То есть, Эдмус все знал как минимум, а Веслав не просто знал — наверняка ведь еще и план продумал, и не обмолвился ни словом. Ах, нет. Словом обмолвился. Говорил же, что очень рискует, когда идет на этот бой, а другого выхода нет. Я-то еще удивлялась пафосу, с которым все это сказано, а он, оказывается, преуменьшал…

Плащ был цел, хотя по нему могли бы пробежаться сотни зрителей, ломанувшихся в разные стороны при виде Чумы Миров. Излишне как-то говорить, что теперь трибуны были пусты. Правда, из-под одной доносился подозрительный цокот…

Я заглянула под трибуну и с мрачным торжеством удостоверилась, что цокот издает наследный домин Стэхан, посредством головы, которая колотилась богато украшенной шапочкой о днище трибуны. Голова, стало быть, тряслась. Всё прочее, кстати, старалось от нее не отставать.

— Здрасьте, — сказала я самым естественным тоном. — А там уже все кончилось, так что можете вылезать.

Судя по глазам — он не поверил. Судя по ним же — преображение кроткой сестрички в здоровущую, явно маньячной направленности тварь, не прошло бесследно для неокрепшей юношеской психики.

— Да вылезайте, вам бояться нечего, — как могла, постаралась я его успокоить. Правда, в голосе прорывались недостойно злорадные нотки, но я старалась давить их в зародыше. — Власть у вас теперь точно никто не оспорит.

Украшенная шапочка выдала недоверчивую дробь по днищу трибуны.

— Ей же не нужна власть, — пояснила я. — Она всего-навсего хочет «выпить» девяносто процентов вашего мира…

Из-под трибуны долетело истинно девичье «ах!», и цокот прекратился, заменившись печальным звуком, какой издает лоб при соприкосновении с твердыми поверхностями. Я оценила ситуацию и решила, что приводить в чувство наследника престола не стоит. На крайний случай — мы все равно знаем, где он.

Я возвращалась, бережно неся через руку плащ Веслава и стараясь не думать, что он сделает со мной, если пострадал хоть один из его эликсиров.

Но все-таки — как я могла поверить, что он…

Подходя к нашей группке на арене, я услышала кое-что, что заставило меня забыть о самоистязании. По крайней мере, на время.

— …но в небе я бы с ней соревноваться не стал, — паясничал Эдмус, не замечая подавленных настроений вокруг себя. С готовностью протянул руки мне для целения и добавил по отношению к Милии: — Ах, да, ваше светлейшество… Ну, похоже, Дружина так и не выкопается из долгов к вам.

— Мне не нужна твоя благодарность, демон, — скривилась светлая воительница, но Эдмуса так просто пронять было трудно.

— Не будем говорить о девичьей памяти, которая не может сохранить в себе слово «спирит», — ухмыльнулся шут. — Но вы же не будете теперь отрицать, что вы к нему равнодушны? Вы его так красиво спасли!

— Кого? — честно удивилась Милия, которая в запарке, видно, этого и не заметила.

— Его! — так же честно ответил Эдмус, широким жестом указывая на алхимика. Побледневшая воительница развернулась к Веславу, который как раз закончил обрабатывать ожоги заживляющим. Веслав поймал ее взгляд и совершил нечто вроде издевательского реверанса — мол, спасибочки…

Нет сомнений, падающая в обморок адептка Светлого Ордена — не самый худший способ отвлечься от внутренних терзаний.

Глава 25. Проблемы сердечного плана
— Нарезает круги, — сказал Веслав. Он стоял у окна основной башни замка, откуда открывался наилучший обзор на окрестности. — Медом ей тут, что ли, намазано?

Я заглянула в другое окно. Несмотря на то, что уже начало темнеть, двор замка просматривался достаточно ясно — и не только двор. Внизу, за контуром обомшелых камней, ненавязчиво прогуливалась хрупкая девичья фигурка в белом. Не знаю, откуда Даллара взяла одежду, лично мне хотелось думать, что это был морок. Прочие варианты были менее эстетичными. Во всяком случае, она появилась у замка часа четыре назад, уже в таком виде, и очень обиделась, когда в замок ее не пустили.

— Контур ее держит, — заметила я, приглядываясь. — За него, похоже, она ни ногой.

— По крайней мере, мы знаем, от кого он был установлен, — отозвалась Виола за моей спиной. — Помнишь, тот призрак: я оградила свою маленькую доченьку… Стало быть, работает на Чуму Миров, как только она перестаёт скрываться. Может, ей и вещий камень-то нужен был, чтобы эту штуку обманывать — а то и из замка бы не вышла. Только вот откуда мать Даллары набрала столько магии, чтобы сдержать…

— Она принесла себя в жертву.

Стэхар немного пришел в себя, хотя еще был белым как полотно и по временам принимался цокотать зубами. На лбу наследника набухла шишка — след потери сознания — но держался он героически. По крайней мере, успел отдать распоряжение о перекрытии всех входов-выходов и наложении магической защиты. За неимением папы, сына послушались. Папу, как теперь уже явно находящегося под контролем дочурки, пришлось туго спеленать, усыпить и положить в соседней комнате.

— В жертву?

— Ее тело нашли на одном из этих валунов, — наследник с дрожью кивнул в сторону окна. — Всё в крови, и нож неподалеку. Долгое время все думали — убийство, а что место странное — просто совпадение…

— Добровольная жертва, — задумчиво прошептал Йехар. — Это была не магия, это был алхимический защитный контур, не зря же она Зелхеса взяла в поверенные… Что ты думаешь, Милия?

— Я спасла жизнь Повелителю Тени.

За последние четыре часа пребывающая в состоянии надежного шока воительница успела обогатить нас минимум сотней подобных фраз, причем каждую выдавала чуть более суицидальным тоном. Судите сами, каким она произнесла эту.

Видок у Милии тоже был еще тот, почти как у Йехара: глаза в одну точку и не совсем осмысленное выражение лица. Веслав нетерпеливо цокнул языком, отмерил в кубок с водой несколько капель успокаивающего и сунул в руку адептке Ордена. Та дернулась и подняла на него глаза.

— Что это?

— Яд, — лаконично отозвался Веслав. После чего жидкость была безропотно проглочена.

— Моя сестра, — прошептал Стэхар, опуская голову на руки и дрожа как в лихорадке. — Д-ды-ддды-даллара…

Второй кубок с успокоительным ушел на наследника. Хрупкое равновесие было восстановлено. Виола подошла и заглянула в окно поверх моего плеча.

— Что ей нужно в замке?

Белая фигурка все так же непринужденно расхаживала туда-назад.

— Веслав ее очаровал, — хмыкнул Эдмус. Руки у спирита были еще забинтованы, ведь ему-то пришлось держать Глэрион дольше, чем Веславу (секунд на пять, но ожоги различались серьёзно, а я от стресса справилась с целением не полностью), но хорошее настроение у шута уже присутствовало на положенном месте. — Его рыцарские манеры вызвали у нее непреодолимое желание побеседовать с ним еще раз. За обедом, или нет, время позднее, за ужином. И можно я не буду в красках описывать процесс приготовления главного блюда?

Веслав раздраженно махнул на него рукой.

— Да не во мне дело. Чума Миров не особо склонна к мстительности, как и ко всем остальным чувствам… ну, кроме голода.

— О чем я и говорю. Повелитель Тени, м-м-м… — шут закатил глаза, облизываясь и всем лицом изображая торжество желудка. Стэхара согнуло напополам. Милия механически открыла рот, чтобы еще раз возвестить о своем недостойном для светлой воительницы поступке:

— Я спасла жизнь…

— А лучше был бы яд, — проворчал Веслав и отвернулся от окна. — Да поймите же вы, что липовый из меня пока Повелитель! До тех пор, пока я открыто не призвал свою стихию — я от людей не отличаюсь ничем…

— …говорит человек, который недавно обещал меня отравить за простейшую шутку.

— …ну, почти. Так что это не объяснение.

— Ушла, — сказала я, показывая на окно. Белая фигурка за ним исчезла.

— Вернется, — добавила Виола без тени сомнения.

За четыре с лишним часа, что мы сидели тут в осаде, Даллара исчезала и возвращалась не менее пяти раз. Наверное, совершала вокруг замка круговой моцион, чтобы не задерживаться долго на одном месте.

— Мне вот что интересно, — заговорила я. — Насчет домина — предположение, что он под контролем целиком логичное, так что меня не удивляет просьба его связать. Но Ксахара-то вы… за что? Тоже думаешь, что он под контролем?

Последняя фраза относилась только к Веславу, хотя на него самого я старалась не смотреть.

— Хуже, — отозвался алхимик от своего окна, — я думаю, из-за него…

Едва заметный кивок в сторону защитного контура я отметила боковым зрением. Народ подобрался: кто сидел, выпрямился, Милия немного очнулась, даже Йехар оторвал взгляд от пола.

— Но зачем он ей нужен?!

— Про избранника слышали?

— Ксахар — Невеста? — усомнилась Виола после насыщенной такой паузы. — Ну, знаете… я могла бы подумать — Йехар… ну, ты сам в крайнем случае, но чтобы этот?

Веслав с нетерпеливым восклицанием замахал на нее руками. Его гримаса говорила, что алхимика порядком достала уже тупость присутствующих.

— Мне что вам — всё объяснять?! Ксахар, разумеется! Извиняюсь, конечно, Йехар, но о тебе в данном случае речь даже и не шла…

Рыцарь скрипнул зубами и ничего не ответил. Эдмус отвлекся от истребления паучьего семейства в углу и предложил:

— А ты бы объяснил, правда, всё, а то, я боюсь, тут не все тебя понимают. Я и то не понимаю, — пораздумав, он добавил с набитым ртом: — Ну, не всё. Время у нас есть…

— …а сил мне на этот рассказ едва ли хватит, — закатил глаза алхимик и вцепился в подоконник, чтобы не упасть при мысли об ужасной перспективе. — Ладно. С чего начать? С точки основания миров? С Первой Магической?

— С того, как ты впервые заподозрил, что у доминессы внутренняя суть с внешней не просто расходятся, а кардинально разбегаются в разные стороны.

Стэхар после этого высказывания Виолы издал приглушенный звук, который можно было принять за смешок. Веслав нетерпеливо вскинул брови.

— Когда заподозрил? Да еще до того, как мы заявились в этот мир!

Не успели мы переварить такое заявление, как в дверь раздался стук, и на пороге вырос Зелхес.

— Магические барьеры обновляются вовремя, — невозмутимо отрапортовал он. — Пораженческие настрои среди стражников я стараюсь убирать по мере того, как они проявляются. Господин домиций, ваша сестра сейчас…

— Не моя! — заорал Стэхар, подхватываясь на ноги. — И н-н-не сестра! И уж тем более не доминесса! И… и если что — стрелять на поражение.

Дворцовый алхимик коротко склонил голову, никак не выдавая того, что услышал величайшую дурость: стрелять в Чуму Миров!

— Вот что… — вдруг подал голос Йехар. — Может статься, какой-нибудь стражник или несколько, будут стараться выйти из замка или открыть ворота. Не давайте им этого сделать. Пусть все наблюдают друг за другом.

Во втором кивке Зелхеса оказалось куда больше уважения. Не прибавив больше ничего, он покинул комнату.

— Веслав? — удивленно сказала Виола. Алхимик отвлекся от размышлений и уставился в окно. — И каким это образом…

— А, ну да. Когда Йехар рассказывал насчет своего изгнания. Чисто логически — а кто мог толкнуть, извините, наследника престола на бой с рядовым рыцарем? А не эта ли самая Дама — больше ведь, вроде, и некому… я не прав?

— Ну, если говорить о том оскорблении — за неделю до него она начала разговоры с отцом, — признался Стэхар мрачно. — Речь шла о том, что стоит направить меня послом к вампирам. Конечно, мне это пришлось не по вкусу, и тогда, во время пира, я просто вспылил. Если бы знать мне, что за… нее так вступится Йехар, я бы не… Позже она не возобновляла таких речей, — добавил он, глядя в огонь в камине, — но я забыть не мог.

Веслав изобразил жест, который обозначал: «Видали, суслики? Головой работать надо!» Йехар вытащил клинок из ножен и прижался лицом к его рукояти.

— Так изгнание Йехара она и спланировала? — удивилась я. — Да ну, ей-то зачем, он же ее…

Но тут я посмотрела на рыцаря, погруженного в свое горе, и решила, что сейчас в самое время вспомнить о ценности молчания.

Веслав только глаза закатил. Похоже, его убивала наша недогадливость.

— Во избежание трупов — начну я, — весело возвестил Эдмус и вышел на свет. Шут дожевывал последнего паука. — Начинать, наверное, придется с рождения. Ну, тут и начинать нечего: подумаешь, родилась Иссушитель в семье домина и… домны? Ладно, неважно. Иссушитель — оно, знаете ли, качество врожденное, вроде как там Повелители Тени всякие: бабах — и появляется такое, с виду вполне себе младенец, а на самом деле — получается, что и не совсем. Подумаешь, опять-таки, мать прозрела, кого родила! Убить дочь она не смогла — а хотел бы я увидеть, кто бы мог! — но контур на всякий случай поставила, ну и себя в жертву принесла — кто там знает, может, она себя в чём-то почему-то винила, на этом задерживаться не будем. До поры до времени Чума Миров свои закидоны держала при себе, ну, подкармливалась немного от нянек, она ж нам сама рассказывала, сколько их у нее сменилось, так?

— Она их вампирила? — хладнокровно поинтересовалась Виола.

— Истинно! Энергетически, конечно. Хоть и не до смерти, но что они из замка сбегали — неудивительно. Ну, а потом ей стукнуло семь или восемь — и уж она развернулась по-настоящему…

— Неужели она начала совершать еще более постыдные деяния? — сверкнула глазами Милия.

— Представьте, светлейшество, — подтвердил Эдмус. — Она начала убивать.

Бедный Стэхар, который с начала рассказа давился воздухом и менял цвета, длинно, со свистом вздохнул и разразился обрывками речи с бесконтрольной жестикуляцией:

— Но она же не могла… это же… все эти смерти… кинжалы… яды… отруб… отрубленные головы! — наследник вскочил со своего места, как будто собираясь куда-то бежать. — Эти пожары… тела… привидения, которые ее преследуют… это… не она?!

Веслав оценивающе примерился к пузырьку с успокаивающим и вместо него налил в кубок наследника какой-то дряни из фляжки. Даже не знаю, что там было вместо коньяка, но действие оказалось мгновенным: раз глотнув, Стэхар рухнул назад и замолчал. Лицо у него стало сине-бледным.

— Она, — с убийственной серьезностью сказал алхимик, — нервных прошу на выход, но… она. Только для убийства ей кинжал был не нужен: она выпивала дочиста жизненные соки. Один раз за ручку возьмет, понимаете ли, и готово, — у него усилился тик, — А потом — сколько там надо сил, чтобы всадить кинжал в мертвое тело? Или чтобы яд туда влить? Пожар устроить?

— И, конечно, она всё спихнула на покушения на нее, — пробормотала я. — Но ей кучу народу надо было убить, нет, что ли?

— Простые жители тоже пропадали, — пожал плечами Веслав. — Но она довольно скоро сообразила, что просто убийствами и сыт не будешь, да и… риск большой. А где еще можно выпить достаточное количество энергии?

— Это ты насчет турниров, что ли?

— Ага, решение их возродить уже не кажется вам таким красивым? — ухмыльнулся Эдмус. — Ну, кстати, не только турниры. Еще войны. Это было для нее кормежкой на месяц вперед. А папочку-то она под контролем держала лет, небось, с семи, а вы потом удивляетесь — чего он такой весь воинственный… Ну, в общем, жизнь у нашей Чумы была — просто спирит в воздухе: воюй себе, на турнирах сиди, до зрелости всего ничего, а тут вдруг заявляется первый рыцарь, которого она испугалась.

Он красноречиво поглядел на Йехара. Странник оторвался от рукояти клинка и поднял взгляд на шута. В глазах было недоумение:

— Но почему?

Веслав злобно грохнул кулаком по подоконнику, заставив всех присутствующих подскочить.

— Тс-с, — протянул шут, — без дурных вопросов, он сейчас начнет травить, ты же чувствуешь это?

— Я… — Йехар глянул на Веслава, и его слегка передернуло: — ну, да… но…

Несколько секунд он помолчал, осмысливая и понимая окончательно. Потом спросил:

— Из-за моего дара?

— Еще спрашиваешь! — хмыкнул Веслав. — Да она панически боялась, что ты увидишь, кто она такая — а с приближением зрелости это становилось все явственней! Пока ты ее любил — тебе в голову не приходило на нее со стороны посмотреть внутренним взглядом, а то вдруг разлюбишь хоть на минуту!

— М-да, вот это было бы зрелище, — невольно вырвалось у меня. Что такого?! А попробуйте это вообразить, Милия вон вообразила… с последствиями. Правда, от веславской фляжки с возмущением отказалась.

— Значит, изгнание Йехара она подстроила, — голос у светлой воительницы был еще слегка сдавленным. — Сколь это бесчестно и сколь печально… однако есть и радостные моменты: дело не кончилось его смертью, а что-то мне подсказывает, что могло…

Йехар безразлично пожал плечами. Мне что-то подсказывало, что он такой момент с сегодняшнего дня уже не рассматривает в категории «радостно».

— …но ведь потом ей стало больше нечего опасаться? — продолжила Милия. — Ведь Нгур… твоя няня, Йехар, не вхожа во дворец, не так ли?

— Ну, это как посмотреть, — ответил Эдмус, игнорируя ее недовольную гримасу, правда, она уже меньше стала кривиться, когда он заговаривал. — Похоже, наша Чума Миров страдала… как это у вас называется? Большой подозрительностью.

— Короче, она была параноиком, — невесело заключила я себе под нос.

— Истребление алхимиков говорит за это, — отозвался Веслав. — Она начала его по сходной причине: не могла контролировать никого из нашей братии или хоть мысли прочитать. Ну, и… заодно наелась, кстати.

— Одного оставила, — заметил Стэхар, который только что подавил очередной приступ тошноты, но сидел уже прямо, — Зелхеса она же оставила, а он профессор.

— Ваш профессор, — ощетинился Веслав, — туп до того, что ничего дальше своих пробирок не видит. Чурбан, который спит в обнимку с кодексом! Ремесленник, который…

— Поздравляю, — медленно и торжественно заговорила от окна Виола. — Ты стукнул по больному месту. Теперь он нескоро остановится.

— …навидался таких в Коалиции! Воображения, что характерно, ноль, а профессиональные достижения обусловлены…

— Я спасла жизнь… вот этому?! — с несколько другими нотками (подозрительно похожими на ужас) прошептала Милия.

— Не обращайте внимания, — тактично попросила я, — Эдмус, давай дальше. Значит, с алхимиками она расправилась, кроме одного, который…

— …в жизни не применил свои мозги на большее, нежели пара стандартных формул, выработанных за сотню поколений до…

— Просто «который», — попросил шут, покосившись на Веслава. — Да… но этого ей показалось мало: остались еще вампиры, которые чувствовали в ней конкурента. Ну, тут она как следует подготовилась, спихнула на них тучу исчезновений и подготовила войну, как… ба-бах! Этот мир вляпался в грандиозную неприятность.

— Более грандиозную, чем Чума Миров? — недоверчиво осведомилась Милия.

— Еще бы, — ответил Эдмус, — явились мы. Ну, а теперь представьте себе чувства доминессы: она только немного успокоилась, избавилась и от алхимиков, и от Йехара, а тут является Дружина, а в составе ее — смех! — мало того, что Йехар, так еще и алхимик! И как ее карачун не хватил прямо при встрече, я удивляюсь…

— И она удивлялась, — пробормотала я, вспоминая выражение лица Даллары, когда мы предстали перед ней возле замка. Поражение. Сильнейшее, правда, скоро она сумела ему придать оттенок радости… недоуменный взгляд в сторону Веслава…

Веслав закончил свой монолог, посвященный Зелхесу, привычным: «…травил бы на месте, чесслово!». Чуточку отдышался и заглянул в окно.

— Вернулась, — сказал досадливо. — Опять расхаживает, Хаос бы ее забрал… Удивлялась — это не то слово. Она б волосы на себе драла, да маскировки было жалко. Дружина ее испугала насмерть — прежде всего как телепата. Ну, вообразите себе, вы можете читать мысли, а тут прибывают пятеро: один может невзначай увидеть вашу сущность, еще одного вы прочитать не в состоянии, еще один в секунду думает столько дури, что она, наверное, посчитала это каким-то видом защитной блокировки…

— Не удивляйтесь, это он про меня, — ухмыльнулся Эдмус. — Видно, за это и пыталась убить. Ну, может, не она сама, но стрелял кто-то, кто был под ее контролем.

Безмятежный тон оставил спокойными нас, покоробил Милию и заставил наследника Стэхара торопливо приложиться к кубку.

— С Виолой и Бо ясно, — заметила я, посматривая на белую фигурку, на фоне уже сгустившейся темноты та выглядела чересчур четко, будто ее подсвечивали. — Два потока мыслей, плюс третий — если вспомнить про звериную сущность — кого угодно собьют с толку. Но я-то в этом отношении человек нормальный…

— Ага, абсолютно, — отозвался Веслав. — Но на нашем фоне, знаешь ли… твоя нормальность смотрелась особенно подозрительно. Так что она с тобой осторожничала больше всех. Не откровенничала. Разговаривала редко и с оглядкой. Даже убить не пыталась.

— А что ты говорил насчет Ксахара все-таки?

— Это… — он нервно потер лоб ладонью, на которой были уже незаметны следы ожога, правда, митенки прогорели насквозь, и их пришлось снять. — Да так, чистая логика. Вспомните ту торжественную встречу, Йехар еще сказал, что почувствовал чью-то ложь и чью-то недоброжелательность. Насчет последнего — точно не скажу, сдается мне, что нас и правда тогда многие невзлюбили, а вот лгала она, это было ясно. Когда говорила о своих чувствах к Йехару и бросала брезгливые взгляды на женишка. Если он так уж был ей противен — почему же, скажите, она удерживала его от поединка с Йехаром? Ну, независимых экспертов у нас тут нет, Стэхар, уровень Ксахара примерно знаешь? Чем закончился бы такой поединок?

Наследник трона блекло улыбнулся и провел пальцем у горла.

— Раз его победили даже вы, с мечом Йехара, то если бы Йехар вышел сам… с Глэрионом… едва ли даже десяток таких бойцов, как Ксахар…

— Всем всё ясно, — обрубил Веслав, и то, что Стэхар даже не попытался состроить надменную или хоть обиженную мину, говорило, что урок наследник усвоил. — Так что беспокоилась она не за Йехара. Думаю, Ксахар и был всегда ее меченым, и она к нему испытывала привязанность… хм… допустимую для такого существа. Но сильную, если учесть то, как она тут гуляет.

Я заметила, что его глаза тревожно скользнули в сторону странника, но тот молчал. Продолжил Эдмус:

— Ну, правда, ей стало трудненько беречь своего избранного: помните, что до определенного момента его нельзя контролировать? Так он умудрился насмешить всех, да только не ее: взял да и вызвал Йехара на это ваше ристалище. Тут, я думаю, она все же выдрала себе от такой вести с половину волос… От нас пора было избавляться, правда, чтобы все вышло без подозрений, ну, вот она и…

— Разрубила мой клинок, — ясным, холодным голосом продолжил Йехар, — понимая, что я умру без него, а с остальной Дружиной будет легче. Вынула из рукояти сапфир, он был сильнее Камня Крови, который она хранила у себя в медальоне. В случае если бы я остался жив — Дружина должна была погибнуть, пытаясь меня спасти… а меня легко было бы добить в замке, где и так происходило немало убийств. Правда, она не учла, что появишься ты, Милия…

— Пустое, — отмахнулась воительница Ордена, — если бы я знала, насколько всё… если бы я могла знать хотя бы приблизительно, я бы оказала вам помощь раньше…

— Не считаясь с нашим составом? — язвительно поинтересовалась Виола.

Милия заколебалась и ничего не ответила.

— А почему она не попыталась убить тебя, Повелитель Теней? — спросила она вместо этого холодно. — Вы говорили здесь о том, что она истребляла алхимиков. Она могла, скажем, просто взять тебя за руку — и выпить силы…

— Если бы я был простым алхимиком — так бы оно и вышло, — отозвался Веслав. — Но я-то Кодекс… скажем, не очень чту. Да к тому же — кто может поручиться, что если меня эдак взять за руку — я не проору на последних секундах призыв стихии? Иметь дело с Повелителем — и для Чумы Миров не особенно мармеладно. Гораздо полезнее для нее было иметь меня под рукой в качестве алхимика — в мысли мои она проникнуть не могла, а очаровать, раз такое дело, можно попробовать. К тому же, раз уж у нее начало это так получаться…

Эдмус хихикнул, встретил мой, скажем мягко, укоризненный взгляд и изобразил на лице вдумчивую суровость.

— Не знаю, какое применение она собиралась мне найти — может, убрать моими руками Йехара, или еще что, только…

— Постой, — вклинилась я, — а при чем тут Зелхес? Он что — тоже был под ее влиянием? Чего ради ему было красть у тебя чернокорень? Чем ему вообще Йехар помешал?

Эдмус не выдержал и разошелся пуще прежнего, закрывая лицо рукавом. Милия — и та на несколько секунд потеряла холодность и спросила обеспокоенно:

— Что это с ним?

— Смеется, — хладнокровно пояснил Веслав, — хотя понимаю, что звуки похожи на рвотные потуги переевшей гиены.

Где Веслав мог наслушаться рвотных потуг гиен, осталось невыясненным: шут вытер лицо рукавом и смог наконец говорить:

— Это Зелхес-то? О-о, этот был под контролем, только Даллара тут была ни при чем. А вот Виоле за своими сущностями надо бы присматривать…

— Что ты…

— Да ведь это же Бо так очаровала профессора, что тот кинулся варить то самое сильнейшее амурное зелье, как ты, говоришь, Веслав, оно называется? «Маниум»? В общем, как раз второе, для чего применяется чернокорень. Он ведь как-то распылил что-то похожее у нас в лагере и решил, что результатов нет, потому что состав неполный. В порыве страсти пошел даже на преступление, сиречь на кражу. А я вначале думал: что в этом профессоре не так, а? Почему в нем моя стихия чувствуется? В общем, Виола, ты пока… ну, потерпи с преображениями, что ли. Нет, пантеру мы еще стерпим, но вот с Бо… в общем, для тебя же лучше.

Виола смерила в ответ спирита отнюдь не дружественным взглядом. Йехар поднял голову, прислушиваясь к чему-то. Насупился.

— Подозрительная тишь, — пробормотал он и поднялся. — Взгляну, что там с постами. И как бы охрана не попыталась Ксахара освободить… нет, со мной пока не надо. Виола — я буду открыт для тебя, вслушивайся. Если нужно будет — я позову.

Он вышел. Милия проводила его подозрительным взглядом, но посмотрела на спокойное лицо Виолы и удержалась от комментариев. Вместо этого она спросила, обращаясь к Веславу:

— Как был разрублен его меч?

— Просто, — ответил тот. — Может, если бы это было какое другое оружие — у нее бы и не вышло ничего. А так…

Он замолчал: подергивание губ набрало такую силу, что говорить внятно алхимику было бы трудно.

Наверное, он и об этом догадался с самого начала. Что не было никакого особо сильного артефакта, а просто был другой вариант. Что клинок узнал нападавшего до того, как узнавание пришло к самому Йехару. Что Глэрион, хранитель души рыцаря, когда-то отданной из-за Даллары, с ее именем на губах, не мог и не хотел сражаться со своей Дамой и Дамой своего хозяина.

Меч сам себя позволил разрубить.

Что было дальше и что произошло сегодня на арене — как говорится, «дело логики». Непонятным оставалось другое.

Извечный русский вопрос «Что делать?» упрямо рвался в нерусскую действительность. Никто этого так и не спросил, хотя вопрос назревал с того самого момента, как мы вошли в эту комнату, нет, еще раньше, с арены. Теперь же, когда уже все было обговорено, только он и остался.

— Я… — тихо начала Милия, — конечно, я сражусь с ней. Жаль, что я явилась так поздно. После выполнения моей миссии я наведалась в сокровищницу знаний нашего Ордена. Попыталась узнать всё об Иссушителях. У меня и прежде были подозрения насчёт этой… Дамы — и я поспешила к вам… Жаль, опоздала. Но теперь — теперь можно устроить ловушку. Скажем, использовать этого Ксахара как наживку. Записи Ордена гласят, что Избранный — непременная сакральная жертва для сброса человеческих покровов, а значит, она придёт за ним. Мы с моим жезлом готовы к…

— Смерти? — подсказал спирит.

— На арене я сумела ей противостоять.

— На арене она, как девушка скромная, растерялась от такого общего внимания, — подал голос Веслав. — Поэтому и сбежала, а теперь у нее, похоже, план образовался. Она не даст подойти к себе, а уязвима она только в человеческом облике. Я идиот, провалил все дело и заслуживаю хорошей порции «Горгоны». Стоять тут в парке, да ворон пугать…

Здесь я была во всем с ним согласна. Только я считала, что перед «Горгоной» в алхимика надо влить «Ниагары», «Бестиавенуна» и еще чего-нибудь такого… чтобы помучиться. И отобрать у него все антидоты!

Милия мрачно хмыкнула, Эдмус не стал спорить, а Виола потерла висок и поинтересовалась:

— Это почему?

— Я мог убить ее.

Глаза не закатил только Стэхар, он был не из нашей братии. Это что же, комплекс вины? У нашего алхимика? Глядишь, скоро совсем человеком станет.

— Нет, послушайте, — Веслав яростно ткнул пальцем в фигурку за окном. — Она же к себе меня подпустила! Ладно, огненных артефактов или магов в окрестностях больше нет, Эдмус вон проверял. Но во время этой присяги я был в полуметре! Один удар мечом…

— После чего прикончили бы уже тебя, и ты не успел бы доказать, что здешняя Дама — вроде как Чума Миров, — Веслав еще не успел озвучить свое «ну и пусть», как я продолжила: — а если бы ты только ее ранил — а так и вышло бы, потому что клинок еще не пылал — что тогда? Тебя бы казнили на месте, эту страдалицу бы выходили, а Йехара бы сейчас точно с нами не было!

Может, это звучало не очень-то логично, но звучало хоть как-то. Эдмус не замедлил придраться:

— Так он и сейчас не с нами.

А Виола не придиралась, но сказала, озабоченно хмурясь:

— Кстати, я его почему-то не слышу…

Стэхар, который как раз в этот момент делал глоток из кубка, поперхнулся и устроил светлой страннице контрастный душ из не самой приятной в мире и явно алкогольной субстанции. Милия подорвалась на ноги и выхватила жезл, но не для того, чтобы убить незадачливого наследничка.

Все разом бросились к двери, Эдмус еще успел по пути размашисто осенить себя крестным знамением — я заметила это краем глаза и еще успела удивиться — за секунду до того, как мы все вместе застряли в дверном проеме.

Причем, вроде как безнадежно, то есть как раз надежно, и это дало повод для очень большого количества эмоций, которые выплеснулись в очень короткое время. Ну, еще бы — меня зажали между Виолой и Стэхаром, а Веслав и Милия оказались прижатыми друг к другу, а это все равно, что засунуть двух гремучих змей в поллитровую банку.

— Пропусти меня, алхимик!

— Сама подвинь свои габариты, и не ворочай жезлом, разобьешь что-нибудь!

— Ау-гы-гы… о чем… это… они?

— Виола, его развезло!

— Сейчас его вообще… по стенке… раскатает… — доброжелательная реакция прижатой Виолы на состояние Стэхара.

Эдмус тем временем, как единственный вовремя затормозивший и в пробку не попавший, строил планы по нашему спасению. Своим, истинно эдмусовским методом:

— Ну что, вытаскивать их? Или пропихивать? Э-эх, один раз живем, держитесь, разбега-а-а-а-аюсь…

Опять-таки, краем глаза я успела схватить ехидное выражение на серо-зеленой физиономии, пока шут отходил к окну для разбега, поняла, что за этим последует, и тут же это поняли все остальные: Эдмус сделал ровно два шага, а мы уже соединенными усилиями вывалились в коридор сами.

— Эдмус, посмотри, что там Ксахар, мы к двери, Виола, держи связь! — на одном дыхании выпалил Веслав. Он бросился по коридору бегом, не задумываясь о том, последовал ли за ним хоть кто-нибудь, хотя вообще-то — последовали все. Сработал рефлекс — не спорить с тем, кто хоть внешне знает, что нужно делать.

Мы были на полпути к выходу, когда Виола на секунду прикрыла глаза и сообщила:

— Эдмус там. Ксахар на месте. Домин тоже. Йехара нигде нет.

Милия вздохнула свободнее, но на Веслава теперь было страшно смотреть. На нас, наверное, тоже.

Просто мы лучше знали рыцаря.

Зелхес выскочил к нам навстречу еще в коридорах, и видно было, что за нами как раз он и бежит. Дворцовый алхимик порядочно запыхался, хотя пытался сохранять невозмутимый вид и вести себя по Кодексу.

— Где он? — рявкнула Милия, хватая профессора за грудки. Тот собрался — не так-то просто ответить, когда тебя трясут, как погремушку, — и до нас донесся едва слышный ответ:

— Во дворе.

Дальше Зелхесу пришлось все объяснять на бегу. Мы с места в карьер взяли прежний темп, а его Милия тащила с собой за руку.

— Вышел в холл… мы заподозрили… поняли… попытались остановить… но… но…

А что они ему могли противопоставить?!

— Двери! — выкрикнул задыхающийся Веслав. — Двери же были закрыты, запечатаны, заколдо…

Здесь мы выскочили в холл, прямиком на веселенькое зрелище.

В холле гвардия домина зализывала раны у плотно закрытых дверей. Повсюду валялись расплавленные мечи, а по самому холлу словно прошелся огненный вихрь. Охранники постанывали, держась за обожженные места.

— Он прошел не через двери, — на остатках дыхания сообщил дворцовый алхимик. — Тайным ходом… он же был…

Начальником стражи здесь, ну, конечно. И наверняка он принял меры, чтобы мы не могли пойти за ним — завалил выход, или что-нибудь в этом роде. Веслав, побледнев и прошептав, что убьет Йехара при первой возможности, нашел глазами начальника дворцовых магов.

— Открывайте!

— Что? — опешил тот.

— Откройте дверь!

Тот нерешительно поднялся с пола. Зелхес тоже как-то мялся. Перспектива открыть дверь туда, где непринужденно гуляет Чума Миров, почему-то не прельщала ни охранника, ни профессора.

— Но пока мы снимем заклятия…

Но алхимик уже овладел собой, оттолкнул Зелхеса с пути, проскочил мимо обожженных стражников и выхватил из кармана мешочек с растением, которое открывает двери с любыми заклятиями и блокировками — кроме особо сильных.

Разрыв-трава сработала тут же, и в ту секунду, как распахнулись массивные створки дверей, мы поняли, что опоздали.

Йехар был уже у кромки камней ограждающей замок, и мы поспели как раз к тому моменту, как он сделал шаг за нее.

Конечно, мы понеслись за ним следом по дорожке, конечно, мы окликали его, но он не слышал, он шел ровным, уверенным шагом, расправив плечи, шел к своей Даме, которая теперь отошла от входа во двор на некоторое расстояние и смотрела на него с опаской.

И мы понимали, что догнать и остановить его не можем, мы поняли это еще лучше, когда луч белого света Милии вдруг срикошетил в небеса от какой-то невидимой преграды, когда мы сами уперлись в эту же преграду, ударились о нее и Виола прошептала:

— Контур…

Даллара не просто так прогуливалась вокруг дворца. Какую-то часть своей энергии она потратила на то, чтобы сотворить магический барьер, который пропустит того, кто ей нужен и не пропустит всех остальных. А чтобы не надо было все начинать с нуля, она с особым цинизмом проложила свой барьер прямо поверх магического контура, наложенного ее матерью: нас остановило как раз на этом рубеже, у камней. Только если Даллара не могла войти — мы не могли выйти.

— Эдмуса призови, — пробормотал алхимик в сторону Виолы, с досадой треснув кулаком по невидимому контуру.

Даллара тем временем заговорила. Она была все такой же бледной и меланхоличной, а большие глаза вглядывались в Йехара все с той же скорбью.

— Зачем ты здесь?

Он отозвался, не медля ни секунды:

— Ради тебя.

И сделал шаг к ней навстречу, но она попятилась и выставила перед собой тонкую руку, как бы заслоняясь.

— Не подходи. Я тебе не верю. Ты как они…

Милия попыталась переместиться — рядом высверкнуло белым, и странница просто свалилась на дорожку боком. Выругалась одними губами и очень вовремя выкрикнула:

— Не слушай ее, Йехар! Кто разрубил твой меч?

— Она же тебя обморачивает! — надсаживался Веслав. — Ты что, зова не слышишь?!

Веславу услышать его помогла то ли интуиция, то ли прошлое Повелителя. Мне пришлось вслушаться, чтобы поймать чужеродную, сладкую ниточку притяжения, направленного не на меня.

Иди… я жду… мой рыцарь, иди, иди…

Это не было телепатией — чистое обольщение, вот только Йехар, наверное, этого не слышит.

А может, слышит, но не как мы, не со стороны.

Рыцарь тем временем не стал убеждать Иссушителя в своих добрых намерениях. Он всегда предпочитал действия.

Вытянув ладони чашей, в которой поднялось пламя, Йехар произнес:

— Воля твоя — да свершится.

Рядом со мной пошатнулся Веслав.

Fiat voluntas tua …

Формула абсолютного доверия, которую стихийникам рекомендуется употреблять не иначе как в молитвах.

Формула абсолютного подчинения.

Даллара может приказать ему убить — и он обязан будет повиноваться. Может приказать умереть. Любой каприз Дамы…

Рядом с нами спрыгнул на землю Эдмус, и первые слова его были подтверждением того, что Виола уже успела мысленно пересказать спириту ситуацию:

— Контур — полусфера. Глухой.

Значит, прорваться не сможет даже спирит. Да что там — Милия вот уже третий раз пробует переместиться и не может!

Оставалось либо делать подкоп, либо пытаться дозваться Йехара, и, похоже, пора было искать саперные лопатки.

Даллара тем временем печально разглядывала склонившего голову Йехара.

— Извлеки меч из ножен, — тихо сказала она. Рыцарь повиновался. По Глэриону проходила лишь легкая огненная рябь — меч был спокоен, даже спокойнее, чем обычно.

— Положи его на землю.

Йехар, не колеблясь, выполнил и это. Клинок, видя такое пренебрежение хозяина, сподобился лишь на слабую, грустную вспышку. Даллара отступила еще на несколько шагов, хоть между нею и Йехаром и так было порядочное расстояние. Она наконец начала улыбаться и, улыбаясь, приподняла руки, распахнула объятия.

— Иди ко мне…

Может, она сказала это вслух, а может, это за нее сказал ее зов, усилившийся в сотню раз, так что его можно было различить без усилий, Йехар не стал разбираться — он шагнул.

И тут рядом со мной пошатнулась уже Милия. Но не от очередной неудачной попытки, а просто так.

— Что это? — прошептала она. — Его аура!

Я посмотрела — и пошатнулась уже сама.

Черное пятно в светлой огненной ауре Йехара проявлялось все ярче и ярче — напоминающее формой сердце…

— Метка? Но ведь нельзя же… чтобы два избранных…

— А ты ей это объясни, — деревянным голосом посоветовал Эдмус.

К тому времени, как Йехар подошел к ней — мы перестали даже кричать. Зов переливался вокруг нас ласковыми намеками и полутонами, мешал сосредоточиться и звать. Он вызывал у нас совершенно иные чувства, чем у Йехара.

Безнадежность.

Ты идешь ко мне, как в тот день, когда я, еще совсем девочка, увидела тебя и выбрала тебя навсегда. Ксахар был потом, когда ты ушел в иные миры, но я так надеялась, что однажды ты вернешься… Возмужавший за бесконечные годы скитаний, но все такой же, мой рыцарь, мой избранный, иди, иди… Мы сольемся в единое целое и разделим вечность, мой рыцарь, мой избранный, иди…

И он шел.

Легко. Пружинистым молодым шагом.

Почти светясь любовью и счастьем…

Наверняка он сотни раз мечтал именно об этом.

Даллара положила ему руки на плечи и заглянула в глаза — жадно и пристально, словно желала в последний раз проверить, ей еще мало было формулы абсолютного доверия, того, что его клинок лежит в тридцати шагах, что он не может его призвать, она хотела проверить! Я не видела лица Йехара в тот момент, но Даллара просветлела окончательно, прошептала что-то, что мы не слышали. Но прочитали в ее ликующих глазах и по зову:

— Поцелуй меня.

Я с трудом оторвалась от наблюдения за тем, как сближаются их губы, и посмотрела на остальных.

Выставка статуй из белых материалов. Это если по цвету кожи. Милия представляет мрамор, Виола — алебастр, Эдмус — и тот выцвел до лунного камня, правда, он пытался выжать из себя последнюю шутку, вроде: «Отвернитесь, детям такие картины запрещаются!»

Но страшнее всех был Веслав. В лице — ни кровинки (по сравнению с ним тот Веслав, которого я встретила в Смоленской глуши, был просто красавцем), а на лице — страшная, отчаянная решимость. Глаза начинают темнеть еще больше, чем обычно, а зубы стучат, не давая выговорить слово:

— A-ap-apell…

Вот это слово и испугало меня больше всего. Слишком оно мне было знакомым по занятиям на первом курсе, когда нас учили призывать свою стихию вербально…

— Молчи! — заорала я, зажимая рот этому без пяти секунд Повелителю. Он не сопротивлялся, так и замер, глядя туда, вперед, и я посмотрела тоже…

Их поцелуй длился несколько секунд, не больше. Потом Йехар, так и не разрывая его, начал вдруг медленно оседать вниз, на траву, как будто у него подкосились ноги от внезапной слабости. Сознание громко и радостно поздравило меня с концом этого мира. Подсознание же тактично намекало, что в логической картине что-то не так.

Еще спустя пару мгновений я поняла, что.

Даллара падала вместе с ним. Она все так же обнимала его за шею и тоже опускалась, так же медленно, как будто не веря во что-то…

Рука Милии, которой она упиралась в барьер, вдруг ухнула в пустоту. Воительница удивленно посмотрела на ладонь, шагнула вперед… Мы все шагнули вперед.

Контура не было больше.

Чумы Миров тоже.

Мы поняли это, когда добежали до них.

Йехар не упал. Он просто опустился на колени, поддерживая Даллару. В груди у Иссушителя торчала рукоять одного из дворцовых кинжалов — простого такого, незамысловатого оружия.

Рукоять еще светилась красным — она была раскалена.

Мы не увидели момента, когда этот кинжал появился из рукава рыцаря. Мы не заметили, как в секунду Йехар накалил его докрасна.

Даллара тоже этого не заметила. Глупо с ее стороны было опасаться только Глэриона.

Понимания смерти так и не было в ее глазах, в губах, все еще приоткрытых, как для поцелуя, она не желала принимать свой истинный облик: ушла человеком, в том виде, что и родилась. Ее последнее предательство.

Смешно, если бы Чума Миров и захотела отомстить своему убийце — она не могла бы придумать лучше.

Йехар не позволил себе плакать. Вообще-то он на моей памяти несколько раз повторял, что в слезах нет ничего постыдного, и однажды я видела его слезы: в прошлый раз, на стене города спиритов, где он шептал за секунду до возможной смерти имя своей Дамы.

Сейчас он тоже шептал его, одними губами, но глаза и щеки его были сухими. Он так и прижимал к себе тело Даллары, будто собрался ее убаюкивать, свободной рукой гладил ее волосы. Он будто не замечал, что позади, в тридцати шагах вспыхивает Глэрион, все слабее и слабее, что вокруг уже стоим мы, мир пропал для него, была только белая неживая фигурка, лежащая на его руках, не Чума Миров — его Даллара, его Дама, его любимая…

Виола прошептала что-то, повела рукой — и Глэрион взмыл, опустившись рядом со своим хозяином. Йехар не оглянулся.

Первой, кто заговорил, была, как ни странно, я.

— Возьми его. Возьми свой меч, Йехар.

Рыцарь с видимым трудом оторвал руку от волос Даллары и коснулся пальцами рукояти клинка. Огонь пробежал по руке Йехара и вошел в меч, и тот запылал как раньше, но лицо рыцаря осталось безучастным. Он смотрел теперь на Глэрион, и на несколько секунд мне показалось, что сейчас онсам сломает меч об колено. Но потом Йехар вспомнил что-то и просто вложил верный клинок в ножны, а сам поднял глаза на нас.

И мы поняли, что нас-то он и вспомнил.

Как бы ни хотел Йехар умереть рядом с телом Даллары — его долг запрещал ему это сделать. Третье правило. Ну, вот не был рыцарь эгоистом, и все.

Он обреченно качнул головой, как бы говоря: «Ничего, это временно. Арка скоро откроется, а, проводив вас, я буду свободен умереть так, как хочу» — и отвернулся опять. Мы отошли, все равно он нас не видел и не слышал. Оставлять его так не хотелось, но желание Поводыря, пусть он его и не выражал, было именно таким. Спорить не стала даже Милия, которая, правда, не замедлила выразить свое мнение по поводу произошедшего:

— Это же… Иссушитель!

Мы понимающе покивали.

— Чума Миров!

Такие же клинически-понимающие кивки.

— Она же…столько жизней!

— А ты ему это скажи, — посоветовал раздраженно Веслав. — Мы-то в курсе.

— Он тоже, — сказала я тихо.

Виола смотрела на фигуру Йехара с состраданием — прежде я такого выражения на ее лице не наблюдала.

— Веслав… это можно как-то исправить?

— Что? Ее воскресить?!

— Нет, я о нем… какой-нибудь эликсир, чтобы… ну, ты понимаешь.

Веслав посмотрел на нее с усталой снисходительностью, за которую в нормальных условиях ему обязательно бы прилетело от Виолы кулаком в нос.

— Нет. Это тебе не царапину на пальце залечить. Такое не берут никакие эликсиры. Даже забвение — память-то уйдет, а боль останется. Лекарство одно, и оно невеселое.

— Смерть?

Алхимик кивнул.

— Никто не заметил, как он это сделал? Чтобы накалить в секунду кинжал от рукояти до кончика, да еще докрасна… разве хватило бы его сил?

Таков Веслав. Его всегда интересуют прежде всего технические подробности.

— Я могу ответить, — отозвалась Милия. Она хмуро созерцала надломленную фигуру рыцаря. — Он взял силу огня у своего меча. На несколько минут. Почти всю. Я не знала, что такое можно совершить…

Мы тоже не знали. Да и Чума Миров как-то не догадывалась.

— Подождите… — с трудом начала Виола. — Но ведь она же сильнейший телепат! Как она могла… не почувствовать… не прочитать его намерений? Она же и в глаза ему заглядывала — помните? Разве такое могло…

— Могло.

Это сказал Эдмус, который только что поставил своеобразный рекорд по молчанию в компании. Лицо спирита было печальным, в глазах читался ужас, который до конца еще не прошел.

— Могло, — повторил он. — Она смотрела на него… она читала его мысли… и видела лишь любовь. Он так любил ее… и даже в тот момент, когда наносил удар…

У него сорвался голос. Веслав стоически пробормотал:

— А вот это, наверное, лечится, — и протянул фляжку, но спирит покачал головой и оттолкнул его руку.

— Она же никогда не испытывала ничего подобного и не поняла, что любовь может сопутствовать чему угодно… в том числе — такому удару. А вы думаете, мне досталась стихия, целиком состоящая из счастья, взаимных признаний и совместных гуляний под луной?

— А что, мы похожи на полных идиотов? — вопросом на вопрос ответила Виола.

В нескольких метрах от нас фигура рыцаря словно слилась намертво со второй, поменьше, в белом.

Глава 26. Проблемы расставаний
Вместо того чтобы открыться со стуком, дверь открылась с грохотом.

А всё потому, что Стэхар надумался постучать в нее ногой.

— Это уж! — рявкнул наследный принц, вылетая по инерции в центр комнаты. Здесь он встретился глазами с Милией, которая подняла глаза от вышивки, и замер, издав тихий, жалобный звук.

Светлая странница не спеша отложила полотно. Вышивала она скорее потому, что нужно было чем-то занять руки, да еще за тысячи лет своих скитаний она не удосужилась обучиться писать, а потому решила увековечить историю своих подвигов в рукоделии. Виола как-то мельком заглянула в эту вышивку — и все еще сидела непривычно бледная и притихшая, и рассказывать, что там увидела, отказывалась.

— Это ты мне? — осведомилась странница, не спеша разминая пальцы. Стэхар замотал головой, как пришпоренный конь. Весь его гнев куда-то улетучился.

— А что ж злой такой? — удивилась я.

Мы коротали время втроем. Мужчин не было: Эдмуса носило непонятно где (подозреваю, он просто боялся показываться мне на глаза), Веслав с Зелхесом пытались привести в порядок домина и Ксахара (Веслав попутно еще делал внушение самому Зелхесу за украденный чернокорень), а Йехар…

Мы не видели его после той сцены во дворе замка. Не хотелось оставлять его в одиночестве, но Эдмус, который эмоции иногда распознавал не хуже, чем сам рыцарь, посоветовал «держаться в стороне».

Стэхар, смутившись, или, вернее, продолжая смущаться, покосился в сторону и пробормотал:

— Я… замуж… женюсь.

— На ком?

— На Тилкиде.

Ну, тогда это действительно можно толковать двояко. Все-таки на этой церемонии домиций скорее будет выступать как невеста.

— Так ты к Веславу, чтобы он отменил «Антиамур»? — странно только, что Стэхар не вполз к нам в комнату на животе, с поднятым над головой белым флагом, потому что мне страшно было представить, реакцию алхимика на такую просьбу. Стэхара тоже слегка передернуло от этой мысли.

— Нет, что вы! Я уже просил Зелхеса.

Милия отложила рукоделие окончательно и уставилась на наследника престола тяжелым, неподвижным взглядом воителя света, который только что обнаружил новую жертву. Все-таки странно она охраняла свет: словно сторож, который пытается уберечь сад с яблоками от назойливых мальчишек и искренне полагает этих мальчишек самыми вредными созданиями на свете. А в яблоках между тем незаметно заводятся черви, занесенные туда красивейшими бабочками, а сторож тем временем так и бегает за ребятишками с двустволкой.

— Привораживание девушки, — начала светлая странница ледяным тоном, — или воздействие на невинных с помощью других злодейских измышлений алхимии, означает то, что ты…

Стэхар бросил взгляд на нас с Виолой, и мгновенно сообразил, что посвящать Милию во всю историю его отношений с Тилкидой будет неразумно. Просто потому, что он не успеет эту историю закончить, по причине собственной скоропостижной кончины.

— Я пришел не за этим! — взвизгнул он фальцетом, от которого я выронила блокнот.

Не следует думать, что я решила последовать примеру алхимика и написать пару-тройку полезных формул. Нет, просто появление Арки явственно было не за горами, и я вполне могла попасть на какое-нибудь из мероприятий вроде «КВН: «палильщики» против «топильщиков». Перспектива соревноваться с креативными огненными стихийниками напрягала всегда, к тому же, соревнование обычно выливалось в очередное противостояние Светлого и Темного Отделов, так что готовиться начинали за полгода до мероприятия. Сейчас я вяло раздумывала над тем, что бы можно смешно изобразить из нашей миссии на сцене, но из смешного вспоминался разве что поющий алхимик, поэтому блокнот я уронила скорее с облегчением.

— Йехар решил ее похоронить как должно! — взвизгнул Стэхар еще раз, ободренный столь бурной реакцией. И был вознагражден. За блокнотом полетела еще и ручка.

— Зачем Йехару хоронить твою невесту? — очень подозрительно осведомилась Милия.

Вот она, вечная склонность от всех ждать худшего. Наследничек смерил ее безумным взглядом.

— Не Тилкиду — Чуму Миров! — выкрикнул он капризно. Даже проделал пару нетерпеливых танцевальных па — очевидно, имелось в виду, что он на месте Йехара сплясал бы на могиле сестры вот этакую джигу.

— Понятно, — ничуть не удивилась Виола.

— Непонятно! — взорвался наследник. — Отец уже дал приказ… ее тело должны были сжечь на глазах у всего народа! А перед этим выпотрошить, выколоть ей глаза, и…

Я поднялась со своего места, давая понять, что если он не замолчит тут же — все перечисленное будет проделанное с ним самим. Стэхар шарахнулся и продолжил уже жалобно:

— Это же делалось для людей!

Не сомневаюсь, народ здесь стосковался по подобным зрелищам. Наверняка, билеты на сцену «Потрошение бывшей доминессы» разбирались бы с огромным энтузиазмом.

— Йехар спас ваших подданных от Чумы Миров, — отсекла я таким тоном, что Милия воззрилась на меня с огромным уважением. — Так что он имеет право…

Стэхар развел руками, показывая, что он не против. По общению с Тилкидой он уже знал, что пререкания с разъяренными девушками ничем хорошим не заканчиваются.

— Я скажу отцу. Если, конечно, алхимики смогут привести его в себя…

Вести к нам приносились время от времени болтливыми придворными дамами, так что мы уже знали: Ксахара удалось вернуть в норму сразу. Тот, когда узнал, кем оказалась его невеста и где через это мог оказаться он сам, первым делом горячо потряс руку Веславу с мотивировкой: «Спасибо, что ты меня победил!» Сейчас вельможа уже вовсю повествовал о своей нелегкой доле придворным, предпочитая женский пол молодого возраста.

Вот с домином не заладилось. То ли он долго был под контролем дочки, то ли по жизни отличался исключительной злобностью, но пока что он все еще порывался казнить всех подряд, начиная с нас, заканчивая своим сыном и Зелхесом. А тут еще обнаружилось, что под шумок кто-то прибрал к рукам рубин вампиров, и после этого известия началось такое…

Короче, Веслав, уходя вслед за хмурым Зелхесом, обронил нам на прощание очень правильную фразу: «Это будет покруче того турнира!».

— А где Йехар сейчас?

Стэхар пожал плечами и сообщил, что рыцарь исчез часа два назад, вместе с ним исчезло и тело Даллары, а нас желает видеть какая-то страшная ведьма, которая заявила, что с нами дружна, а все это вместе привело его именно в то состояние, в котором он пнул нашу дверь.

Это можно было бы счесть извинением, хотя Стэхар всячески пытался придать голосу надменный тон.

Милия с готовностью вскочила, не забыв прихватить жезл. Полотно, нитки и иголка исчезли вмиг, еще раз подтверждая мастерство странницы.

— Давай ее сюда! — хищно скомандовала она, как будто речь шла о каком-то диковинном блюде, а мы сидели за столом и изнемогали от голода.

В этот момент дверь открылась, обстоятельно и неторопливо, и в комнату гордо вступила Нгур. Королевским взглядом, начисто игнорируя отскочившего при ее появлении Стэхара и разочарованно опустившую жезл Милию, она оглядела нас и обронила:

— Мой выкормыш убьет себя.

Сомнений, зачем она пришла, не оставалось. Милия убрала жезл совсем. Она смотрела на Нгур уже не с разочарованием, а с легкой досадой, как будто знала, что та появится и скажет что-то в этом духе.

— Сейчас — нет, — возразила Виола. — Арка…

— Прощанья время настает… А он, погибшую любя, падет на меч у ног ее. Хотели б вы ему помочь? Вам удержать его невмочь.

А чем могла удержать его Дружина? Кроме «Белоснежки» Веслава — но разве даже после сна, похожего на смерть, боль Йехара станет меньше?

— Что нам сделать?

Черная кормилица пренебрежительно мотнула головой.

— Мертва любовь, покров уж снят, сгорели странника мосты… — и она ткнула коротким, толстым пальцем в Милию. Та посмотрела на палец неприязненно, но без особенного удивления. У нее просто был вид человека, у которого сбылись худшие опасения. — Что ж, Тенко-ха-Милийават — пусть скажешь ты, и только ты.

Нгур посмотрела ей в глаза и кивнула утвердительно.

— Пусть вас ведет богов рука.

Затем она плавно повернулась кругом, махнула нам на прощание и не спеша покинула помещение. Стэхар молча осенил себя каким-то сложным охранным знаком.

Дверь приоткрылась опять.

— Найдете их у Родника, — сообщила нам Нгур тоном «собственно, я вот к вам зачем приходила…». Дверь захлопнулась теперь окончательно.

Милия глубоко вздохнула.

— Откуда она знает? — как бы про себя спросила она, но тут же тряхнула головой и вернулась к прежнему холодно-приказному тону: — Что ж, идемте.

Стэхар решил нам не составлять компанию, зато за время пути по коридорам замка к нам примкнул Веслав.

— Встретил Нгур, — пояснил он, старательно отворачиваясь от меня. — Старуха сказала, чтобы шел к вам. Видно, решила, что нужны будут целебные снадобья.

Куда мы направляемся, он не спросил, а дорогу к Горькому Роднику знал не хуже меня или Виолы.

— Оллу лучше?

— Стэхара он казнить уже не собирается, — с долей оптимизма объявил алхимик. Милия бросила на него сердитый взгляд и досадливо поморщилась. Почему-то ей не хотелось, чтобы при ее разговоре с Йехаром присутствовали лишние свидетели.

— Почему Нгур так странно тебя назвала? — припомнила я. — Милавайа…

— Тенко-ха-Милийават, — повторила Милия, не сбиваясь с шага и выразительными взглядами заставляя держаться от нас подальше зевак, которых набилось на двор домина в изобилии. — Так меня прозвали в одном из миров. Обозначает «Белая птица, несущая смерть».

Что обозначает ее теперешнее имя, мне как-то не захотелось спрашивать.

Йехар отыскался у Родника почти сразу. Он стоял у самодельного алтаря, на котором лежало тело Даллары, спиной к нам, но едва мы оказались на расстоянии нескольких шагов — рыцарь развернулся, как сжатая пружина. Яростно полыхнул Глэрион, обращаясь к нам лезвием, а Йехар предупредил с искаженным от горя лицом:

— Не подходите.

Глаза у него запали, а волосы были припорошены пылью, так что казались не светлыми, а седыми. Ему пришлось немало потрудиться, чтобы добраться сюда окольными путями с телом Даллары на руках.

— Йехар… — начала я, решив, что он нас не узнал, но рыцарь повторил уже конкретнее:

— Ольга, не подходите ко мне!

И он тоже смотрел на меня, как на чужую.

Сперва Веслав, теперь вот он… Слезы накатили внезапно, и я постаралась убрать их как можно быстрее, но они не желали исчезать со щек, как будто не принадлежали к моей стихии. Взгляд Йехара потускнел, и он повторил мягче:

— Прошу вас, уйдите. Менее всего на свете нам с Глэрионом хочется вступать с вами в противостояние, но…

— Мы не собираемся тебе мешать, — перебила его Милия холодно. Удивленный Йехар опустил клинок, а странница добавила: — Я пришла попрощаться. Но прежде я хочу, чтобы ты услышал о том, как я получила свое имя.

Она не подумала даже достать жезл, что было странно для нее, потому что раньше она хваталась за оружие через пять минут. И она не бросила ни одного взгляда на мертвую Чуму Миров за спиной Йехара.

— Тогда я была уже светлой странницей, но путешествовала под другим именем — под своим именем, которое теперь забыла. Моя стезя призвала меня в очередной мир, где водилось немало нечисти, и там я, неожиданно для себя самой, встретила свою судьбу… так мне тогда казалось. Молодой маг водной стихии, — она едва заметно скосилась на меня. — Он называл меня Милийавата-ма, «Моя Белая Птица», и долгое время все шло хорошо… пока он не попытался меня убить во сне. Он был тем, из-за кого я пришла в тот мир.

Ее красивое лицо стало еще более жестким, чем обычно, и стало понятно: у того, кто попытался убить ее во сне, может быть только одна участь.

— После его смерти, — начала она, перескакивая через эту часть своего повествования, — я не могла жить. Мир давил меня, потому что я продолжала любить того, кого убила своими руками. Я истребляла нечисть, разбойники бежали от меня, и меня начали бояться даже те, кого я спасала. Они и дали мне прозвище Тенко-ха-Милийават, «Белая Птица, Несущая Смерть». А вскоре после этого я решила умереть сама, — она слегка усмехнулась, как будто это воспоминание доставило ей радость. — Обрядившись в белые одежды, согласно обычаям того мира, я подошла к краю пропасти и расправила руки, как крылья, чтобы шагнуть… и за миг до того, как я совершила свой последний полет, я услышала крик. Маленький мальчик спасался от дневного оборотня — если кто-то встречался с этими созданиями, он знает, как трудно с ними сладить. В секунду я забыла о смерти своей и стала причиной смерти оборотня. Подбежала мать мальчика — она бежала за чудовищем, напавшим на ее сына, с какой-то палкой, глупой, бесполезной палкой, но ведь то был ее сын… Глядя на ее счастливые слезы, я задумалась о том, что было бы, если бы я вдруг шагнула. Больше я никогда не пыталась умереть и приняла то имя, которым мать того мальчика наградила меня среди благодарностей — она, видно, хотела назвать меня обычным прозвищем, но не смогла выговорить и сказала «Милия». Так в том краю называли карающую грешников легендарную молнию небес.

Глаза ее, когда она рассказывала это, не потеплели ни разу, и слабый отзвук тепла появился в них только сейчас, когда она обращалась к Йехару:

— Я века скитаюсь по мирам, избавляя их от нечисти, но тебе дано куда больше моего. Боль за других, которой я лишилась в своих странствиях. Способность в каждом видеть свет, даже в тех, кто… — тут она невольно взглянула на Веслава, — должен быть его лишен совершенно. Вера в свет вообще, в то время как я — теперь я понимаю это — верю теперь лишь в свет моего жезла. Подумай, сколько боли может не быть, если ты останешься таким, как есть сейчас…

Выпрямившись, она шагнула к Йехару так, будто собиралась пожать ему руку, но потом подалась назад и закончила, глядя ему в глаза:

— Я надеюсь, что наши пути еще пересекутся. И что однажды ты прикроешь мне спину в бою.

С этими словами она растворилась, не прощаясь с нами.

Удивляться никто не стал. Милия и так исчерпала свой запас выражения чувств на пару сотен лет вперед, а уж то, что она сказала Йехару, и вовсе можно было считать выражением безграничного доверия. Странник по-прежнему хранил упорное молчание, хотя выражение лица его с просто горького изменилось на горькое загадочно. Он оглядел нас и вопросительно кивнул на дорогу обратно.

— Уйдет только Ольга, — сказала Виола спокойно. — Мы останемся здесь, у родника.

Йехар удивленно и благодарно вскинул брови и не стал возражать.

Я тоже. Созерцание сожжения тела Чумы Миров, притом, что сейчас она выглядит как человек — совсем не то, что я могла перенести со спокойным сочувствием. Виола прочитала мои мысли. Я не обижалась на нее за это.

А кроме того, в небольшом отдалении от нас я заметила подозрительного вида фигуру, с независимым видом восседавшую на дереве. В общем, извини, Йехар, но сейчас поблизости будет разговор…

Заметив меня, спирит собрался драпануть в небеса, но было поздно. «Лассо холода» — не та вещь, от которой можно просто улететь.

— За что?! — успел еще ойкнуть Эдмус до удара об землю (не очень сильного, я подстраховала его при падении все тем же лассо). Потом раскинул крылья, разлегся в позе умирающего и нагло закатил глаза.

— Это все моя неотразимость, — пожаловался он с придыханием. — Раньше девушки гонялись за мной на своих двоих, а теперь им этого мало, и они используют чары…

Я постаралась нависнуть над ним с максимально грозным видом и в двух словах напомнила, что он теперь полководец, так что нечего…

— Полководец, да, — согласился Эдмус, не меняя лежачего положения. — Но придурок по-прежнему. А у вас разве должности людей меняют?

Разве что в худшую сторону, прикинула я, вспомнив рассказы о том, какой скромной и вежливой была шеф Темного Отдела Макаренко, когда пошла в ученицы.

— Есть разговор.

— А я-то думал, у тебя есть что-нибудь получше. Что за нравы! Я летаю день напролет…

Все же он поднялся и покорно последовал за мной в чащу леса, туда, куда уходил ручеек от Горького Родника.

Мы прошли шагов десять, когда услышали треск пламени, и к небесам в отдалении взвился столб черного дыма. Потом до нас донесся несколько неуместный в такой ситуации радостный вскрик Бо:

— Ой, костерчик! Как красиво!

Все же Виоле не следовало оставаться рядом с Йехаром в такой момент. Когда ты не знаешь сама, кем станешь через несколько минут…

По моим расчетам, мы углубились в чащу достаточно, чтобы нас не смогли увидеть или подслушать, и только тогда я повернулась к Эдмусу.

С таким выражением лица, что спирит решил не испытывать судьбу и отдрейфовал от меня подальше, на всякий случай приготовив крылья к резкому взлету.

— Гнев вреден для лица, — поведал он мне, — если бы ты знала, как ты прекрасна, когда улыбаешься!

Я почувствовала, что уголок рта сводит судорога — когда я успела нахвататься этого от Веслава? Кстати, о Веславе…

— Значит, ты с самого начала был в курсе?

Я задохнулась от возмущения, но Эдмус не стал ожидать, пока я разовью мысль: он тут же повалился на колени, отчаянно протягивая ко мне руки.

— Это все подлая натура спирита! Я столько раз хотел рассказать: мол, знаешь ли ты об аппетитах здешней доминессы? Даже несмотря на обещание Веслава вытряхнуть из меня душу, если я кому-нибудь что-нибудь…

— Веслав тебе запретил? — так я и знала, что мы в это упремся!

— Нет. Он просто пообещал вытряхнуть из меня душу, но глаза у него в этот момент были честными-честными… Только ты не думай, что он с самого начала знал, кто такая Даллара. Нет, он понимал, что с ней что-то не то, но пока он свел воедино все странности ее поведения — мы успели вернуться из путешествия, а турнир уже почти начался. К этому времени Веслав уже был уверен, оставалось только придумать, что делать дальше, ну, вот он и сделал. Но Даллара его точно интересовала больше других — помнишь, что я тебе говорил?

Да уж. Если бы у меня тогда хватило ума это правильно понять…

— Но почему он открылся только тебе?

— А я был вторым в нашей Дружине, кого Даллара не могла прочитать. Помнишь, как у того ментальника из нейтралов голова разболелась, как только он на меня глянул? Веслав говорил правильно, — он с гордостью ухмыльнулся и постучал костяшками по лбу, произведя звук, какой бывает, когда стучишь в пустой глиняный кувшин со стенками средней толщины. — Мой поток мысли расшифровке телепатами не поддается. Я иногда сам себя с трудом понимаю, ну, впрочем, себя-то зачем понимать? Живешь себе и не квакаешь.

Последняя фраза показалась мне навеянной воспоминанием об Ыгх. И точно — глазки у Эдмуса определенно светились ностальгией, так что я могла бы его даже заподозрить в супружеской неверности, если бы не видела его в битве против моонов, рядом с Ифирь. Там точно была минута абсолютной искренности.

— Только не говори мне, что Веслав ничего к ней не чувствовал! — вспыхнула я, припомнив некоторые реалии нашей миссии. — На арене — пусть, но ведь до этого… хочешь сказать, он играл все время? Что все его откровения, что их встречи…

— Ага, — весело кивнул Эдмус. — Алхимики еще большие лгуны, чем спириты, да? Это он её доверие завоёвывал — а то вдруг придётся пырнуть её артефактом, в крайнем-то случае — так чтобы она хоть подальше от него не держалась. А может, ты хочешь спросить, почему он так старался попасться под ручку с Далларой именно тебе?

Веслав ни разу не попадался мне под ручку с Далларой, но спирита это не смутило.

— Ты была нашим… как это… передатчиком! Даллара тебя побаивалась, это верно, но все же мысли твои она читала беспрепятственно! И пока ты думала, что Веслав в нее влюбился, наша Чума Миров гораздо охотнее доверяла нашему алхимику: ведь его-то мыслей она узнать не могла, так что приходилось обходиться твоими.

Может быть, он надеялся меня успокоить этим, не знаю. Сама мысль о том, что меня использовали в качестве испорченного телефона, была достаточно противной, а еще противнее она становилась, когда я понимала, что сыграла свою роль идеально.

Нет, Веславу это было на руку. Он умудрялся все время подкалывать меня и все время любезничать с Далларой, причем и то, и другое делал так естественно, что я ни разу не усомнилась в том, что он может играть. И Даллара была вполне спокойна, так что та сцена на арене стала для нее неприятным сюрпризом.

А дальше Эдмуса можно уже и не спрашивать. Веславу нужно было достать сапфир, который, как он догадался, хранится у нее в медальоне. Вот он и рассчитал с присущей алхимикам точностью, что для этого требуется: они с Далларой должны быть достаточно близко, у него в руках должен быть меч, а менее чем в сорока шагах должен присутствовать Йехар. Да еще желательна бы поддержка с воздуха в виде Эдмуса, поскольку сам Веслав Глэрион в руках удержит недолго, а с учетом того, что Даллара попытается его убить в ту же секунду — это будет дважды недолго. Вот только почему Веслав думал, что так важно вернуть Глэрион?

Этот вопрос я задала вслух. Спирит возмущенно хлопнул крыльями.

— А много в окрестностях осталось огненных магов? Да спасибо Чуме Миров — ни одного! Когда Веслав это понял, ему стало ясно, что возвращать Йехару меч придется. Нет, можно было бы пырнуть её втихаря огненным артефактом — я ж говорил… Только вот огненные артефакты тут что-то очень редки стали, да и кто там знает — успели бы мы унести ноги из дворца после такого-то?

Он посмотрел на мое лицо, увеличил дистанцию между нами еще на пару метров и с этой дистанции очень осторожно прибавил:

— Только не думай, что Веслав от души веселился по поводу ваших с ним стычек. Он ведь не мог тебе дать понять, что все это не всерьез. Но искренне огорчался каждый раз, как ты выдавала ему что-нибудь… этакое.

Здесь Эдмус, конечно, преувеличил. Насколько может огорчаться из-за таких пустяков алхимик? Ах, Веслав же не соблюдает Кодекс. Какой хаос в голове, сравнимый разве что с общемировым, и только одна мысль гармонично выплывает из этого хаоса на поверхность.

— Наверное, я вела себя как дура, — пробормотала я.

Надежда, что повинную голову меч не сечет, канула в великое Ничто мгновенно.

— Совершенная, — уточнил Эдмус с деловым видом, — абсолютная ревнивая дура.

Я начала потихоньку покрываться пятнами румянца. Ревнивая? Это, извините, как? Главное — было бы кого ревновать, ладно Йехара, но этого… вот этого… вот который…

Со стороны мы с Эдмусом смотрелись вполне в духе здешнего мира. Спящая царевна в вертикальном положении и придурок-принц, который прыгает вокруг и пытается ее расшевелить.

— Ну, давай! — восклицал шут, дергая меня за рукав и залетая то с правой, то с левой стороны. — Ну, признай, давай-давай-давай…

А я ничего не желала признавать, потому что как раз в этот момент вспоминала слова Виолы. Давние. О том, что только совершенная идиотка может полюбить мало того, что темного алхимика — так еще и с таким характером.

Будем знакомы, Виола. Позвольте представиться — перед вами совершенная, ревнивая идиотка.

Ах, да, нужно учитывать, что это она сказала до того, как мы узнали, что этот алхимик — потенциальный Повелитель Тени.

То есть, дурость моя по такому случаю возрастает в геометрической прогрессии.

Я сместила взгляд чуть в сторону и, завопив, подхватилась на ноги. Эдмус, который незаметно пристроился на суку дуба вниз головой и напугал меня своими клыками в перевернутом состоянии до икоты, издал ликующий клич.

— Ага!!

— Совсем спятил? — рявкнула я, придумывая, чем бы шугануть неугомонного полководца. — У меня мог быть разрыв сердца!

— Я изображал кусателя невинных девушек, — оправдывался шут. — Как думаешь, хороший вампир из меня бы вышел?

— Вампиры! — я хлопнула себя по лбу. — Им-то надо было сообщить, а то не хватало нам вылазок этих ломак…

— Вот теперь ты уже и мыслить начинаешь — как это прекрасно! Помысли еще немного, а я подожду. Может, ты спросишь кого-нибудь: а откуда это Эдмус прилетел такой усталый, такой веселый и… и с такими манерами?

Ах, вот куда рубин подевался! И как это он, интересно, его им отдал? Впрочем, с Эдмуса станет прилететь к кровососам с их национальным достоянием, уронить его на голову Ёоре и крикнуть с воздуха, что он это нечаянно, а совсем не добровольно, и, судя по озорному блеску в его глазах, что-то подобное шут и устроил.

— То есть, вампиры…

— Заняты своими делами, прекрасная Ольга, и уж точно ни во что не суются. Сперва, кстати, предлагали мне остаться у них.

— И как?

— Через пять минут передумали, ну, может, дело только в том, что…

— Ш-ш, помолчи…

— Не могу. Я же шут, ты не забыла? Ну, еще немного полководец, но Цепеок, может, и освободит меня от…

— Да тише ты! Кажется, голоса.

— Ага, точно. Это наши орут. Кстати — и не думай, что я забыл о нашем с тобой основном разговоре, да, и не пытайся сбежать, и…

Но я уже пробиралась по лесу туда, откуда доносились голоса Веслава и Йехара.

Так и есть — эти двое затеяли очередную разборку. Бо пыталась их помирить, попутно охмурить, но ни в том, ни в другом не особенно преуспевала.

— Совсем ополоумели? — поинтересовалась я, останавливаясь на краю поляны. — Арка вот-вот может открыться, а вы тут…

— А они просто поубивают друг друга, и она не откроется, — великодушно предположил Эдмус.

На нас, что уже было привычно до боли, и не взглянули. Кажется, просто машинально отметили увеличение количества живых особей на поляне.

— …кто дал тебе право ставить под сомнение мою честность? — гремел с высоты своего роста Йехар.

— Кто мне дал право? Да ты и дал! — орал Веслав, яростно изображая руками ветряную мельницу. — Твое, Хаос его забери, поведение! То, что ты не можешь ответить на простейший вопрос!

— Я не говорил, что не могу…

— Так ответь мне, светлый! Как вышло так, что ты ничего не почувствовал с самого начала? Как вышло, что мы последними узнали о рубине, который…

Я заинтересовалась и невольно подалась вперед, Эдмус и Бо-Бо тоже навострили уши. Йехар же уставился на обновленный Глэрион и ничего не ответил.

— Хорошо, — понижая голос, но и подливая в него яда, заговорил Веслав. — Раз уж ты не можешь, я сам скажу. Ты был прекрасно осведомлен о свойствах Вещих камней. Ты знал, что в медальоне она таскает рубин вампиров, ведь Глэрион-то реагировал на приближение Даллары — но не сказал. Ты видел, что домин находится под контролем, и догадывался под чьим — ты не мог не догадаться. Даже больше — ты знал наверняка, потому что ты узнал человека, который перерубил твой клинок, не мог не узнать! И ты — Тень тебя побери — ни словом обо всем этом не обмолвился! До конца корчил из себя рыцаря, который защищает свою Даму — эту самую Даму, которая… если бы дама!! Отбросим в сторону твои странные вкусы, но ты хоть понимаешь, что она с миром могла сделать?!

Глазам не верилось: светлого странника по мирам вычитывали как нашалившего мальчишку, а он и не пытался возразить! Только голову опустил и вздрагивал после каждой новой убийственной фразы алхимика.

— И ты — ты молчал! Ранение Эдмуса! Мы… в том лесу! Сколько раз могли сдохнуть, спасая твою неблагодарную жизнь, а ты… поставил под удар не только нас, Дружину, миссию, но и вообще всех. Что скажешь на это?!

Йехар шевельнулся и поднял полные муки глаза.

— Тебе не понять, — прошептал он. — Скажи мне, если бы ты любил… любил по-настоящему — разве ты не пошел бы на все ради нее, разве не защищал бы до последнего?

— А я — я именно так и поступил! — зло выпалил Веслав. Потом чуть повернул голову и встретил мой обалдевший взгляд.

И в тот момент я поняла, за кого он дрался на арене. И что обозначало слово «Она», которое вывело его из ледяного лабиринта зеркал, поняла тоже.

И он понял, что я поняла.

Он, видно, сразу же пожалел о том, что сказал, но брать обратно ничего не стал. Махнул рукой, болезненно скривился и зашагал в неизвестном направлении сквозь кусты, игнорируя не только меня, но и остальных непрошенных зрителей этой чересчур личной фразы. Йехар замер с приоткрытым ртом, глядя ему вслед.

Молчание нарушил отстраненный глас Бо:

— А чего это он такого сказал, что все молчат?

Йехар перевел все еще растерянные глаза на меня, но увидел только место, где я за секунду до этого стояла. Моя скромная персона к этому времени уже с приличной скоростью ломилась по лесу в направлении, прямо противоположном тому, куда устремился наш алхимик.

Очень хотелось побыть одной. И подумать. Или хоть пожалеть себя — а согласитесь, что мне досталась какая-то очень незавидная участь. Просто посидеть на траве — это-то я осуществила на первой же поляне — и осмыслить…

— Кхе-кхе — не помешаю? — раздалось у меня над ухом.

Только надо было все-таки учитывать, что от Эдмуса отвязаться невозможно.

— Да как тебе сказать… хочешь — оставайся.

— Надо думать, переживаешь услышанное? — шут мерзенько захихикал. — Да, признание было вполне в духе Веслава — раз и в лоб! И при свидетелях! Я-то надеялся, что он с тобой поругается и выпалит что-то вроде: «И за что это я в тебя влюбился?!» — но получилось еще лучше.

— Надеялся? — я сжала руку в кулак, и роса на траве начала застывать ледяными каплями. — Ты что же, знал?

— Ну, я просто… а-а! — тут последовал звук падения, и дальше Эдмус продолжил говорить уже с земли: — Незачем, знаешь ли, замораживать лужи. Понимаю, что смешно, но ведь некоторым и больно!

— Извини. Сейчас исправ…

— Ай, нет-нет-нет! — шут торопливо вскочил на ноги, демонстрируя, что падение прошло бесследно. — Не стоит трудиться, тем более что в таком состоянии ты испаришь и эту лужу, и меня… Да, я знал. И про него, да и про тебя. Ты ведь тоже чувствуешь свою стихию?

— И ничего не сказал? — осведомилась я довольно обиженным голосом.

— А ты это вообрази. «Весл, привет, а ты знаешь, тут в тебя кое-кто влюбился. Не-ет, она еще до конца не поняла этого, а кстати, ты ведь тоже ее любишь, Веслав, не надо меня травить, ой, что это за туннель и почему в нем свет, здравствуй, прадедушка, здравствуй, прабабушка…» Или мне это переделать в отношении к тебе?

— Не надо, — я смотрела на ветку прямо над его головой, не замечая, что под моим взглядом капли воды поднимаются с листьев и зависают в воздухе. — Ну, и… что теперь?

— А что теперь? Теперь — ты сама знаешь, что любовь — чувство прекрасное, даже когда оно, как бы это сказать… гм… обречено. Хотя оно приносит иногда… — тут я заметила, что на его лице нет улыбки, или оскала, или хоть привычного глумливого выражения.

— Боль.

И мне ли этого не знать.

Он подошел и уселся рядом на траву. Вовремя — на то место, где он только что стоял, обрушилось с полведра воды. Я закрыла глаза, чтобы не натворить чего-нибудь еще.

— И что ты ожидала что я скажу? В конце концов — это моя стихия…

— Слушай, а Веслав в курсе, что я… Нет, я понимаю, что ты мыслей читать не умеешь, но хоть догадаться можешь?

— А тут и догадываться не надо. В курсе.

— Блин.

— Двенадцать нарезных батонов!!!

— ?

— А что, другими блюдами ругаться у вас нельзя? Что за странный язык… Слушай, я бы на твоем месте не волновался. Он же не хуже тебя понимает, кто ты, кто он, ну и там все остальное, да я бы сказал — он это даже лучше тебя понимает! Так что можешь не бояться тупых ситуаций, влюбленных взглядов и…

Я резко открыла глаза и вскочила с травы. Эдмус остался сидеть. Он с отстраненным видом чистил перепончатое крыло.

— А если мы будем делать вид, что ничего нет — это как, не по-дурацки?

— Это будет по-вашему. Будь вам по пятнадцать осеней — это было бы веселее. «Ахх, мы никогда не будем вместе!» — «О, Хаос побери, почему ты родился темным, а я светлой!» — «Ах, я сейчас приму стакан «Ниагары» и помру мучительной смертью!» — «Оставь и мне, я не могу без тебя…»

— Хватит! — и я с силой саданула кулаком по стволу ближайшего вяза. Вязу, конечно, ничего не сделалось, а кулаку стало больно. Эдмус прокашлялся и перестал сюсюкать якобы женским голосом.

— Но вы, как я убедился, — взрослые люди. Так… знаешь, печально взрослые люди. А взрослым людям легче расплеваться и всё пустить на самотек. Вроде как никто не виноват, и лишних проблем нет, и… и нас, кстати, зовут.

— Что?

— Зовут. А что — твоего слуха еще не достигли эти нежные призывы? — шут ткнул пальцем в сторону поляны, где остались Йехар и Бо.

«Нежные призывы» я услышала только на полпути.

— Э-э-эдм-у-у-у-ус! — старался Йехар. — О-о-о-о-оля-а-а-а!

— Хаос вас забери!! — надрывался на заднем плане Веслав. — Я отравлю этих идиотов!

Сквозь заросли прорвалась белая с розовым пантера. Коротко и злобно рыкнула, глядя на нас, и повернула обратно.

У Бо и правда получилось с контролем звериной сущности. Теперь бы им еще с Виолой договориться.

Строить гипотезы по поводу такой паники было заведомо бесполезно. Оставшиеся члены Дружины поджидали нас уже не одни, а в компании с Аркой. Из Арки, несомненно, выглядывал вечерний Питер.

— Где вас носило? — рявкнул Веслав, едва мы появились из зарослей. — Нашли когда шастать по грибочкам и ягодкам, или, может, вам понравилось в этом мире?

— Я в него просто влюбился, — расцвел в ответ Эдмус. — Клянусь, вернувшись к Ифирь я буду думать о здешних вампирах, огромных пиявках, жидкой грязи… и о вас… о нашем прощании со слезами на глазах, о…

Алхимик закрыл глаза, взял себя в руки и сделал то единственное, чем можно было спастись от болтовни шута: он шагнул к Арке.

— Ай-яй, — обиделась тут же Бо, — прям вот так сразу и… не прощаясь? Ну, может, хотя бы чмокнемся на прощание…

— Поддерживаю, — загорелся шут, выпячивая губы.

— Не с тобой! — отрезала Бо, отворачиваясь.

Веслав обернулся в шаге от Арки.

— Лично у меня этот мир уже поперек горла стоит, так что если кто-то что-то хочет сказать…

— Я хочу, — отозвался Йехар. — Не знаю, увидимся ли мы вновь, и вероятность этого, как ты знаешь сам, ничтожно мала…

— Без красивых вступлений!

— Я и мой клинок помним, что ты сделал для нас. Мы благодарны тебе, — Йехар замялся. Видно было, что благодарность по отношению к темному стоит ему немало трудов. — Мы… должны тебе жизнь, две жизни, честь и помним это…

— А честь мне твоя на что сдалась? — фыркнул Веслав. — Но в целом считай, что я ответил «пожалуйста». Надеюсь, ты теперь сможешь спокойно спать. Еще что-нибудь? Ну?

Йехар побледнел, но взял себя в руки. Эдмус захихикал и покивал мне — мол, а ты надеялась на что-то другое?

— Я хочу сказать, — прочувствованно сообщил он, — речь. Или две. Но поскольку ты меня отравишь после первых пяти слов…

Дальше слушать Веслав не стал. Бросив мне короткое «не тормози тут», он шагнул в Арку.

— Оля, — прочувствованно начал Йехар. — У меня нет слов…

— У меня тоже, — ответила я, бочком подбираясь к Арке. — Слушайте… может, давайте просто расстанемся с надеждой, что когда-нибудь…

— Ой, мне бы не хотелось, — встрепенулась Бо. — Опять тащиться в какой-нибудь лес… а там невежливые жабы…и…

Йехар подошел ко мне поближе.

— Я просто хотел принести тебе извинения за все, что здесь случилось, — заговорил он. — Скажи Веславу: он был прав. Даже ради любви я не должен был…

— Это каждый решает для себя, — заметила я, отступая теперь вплотную к Арке. Йехар, однако, шагнул за мной.

— Говоря же о том, что мы услышали — не страшись этого. Лишь Высшие силы знают, что уготовано…

Но что и кому уготовано, я уже не услышала: высунувшаяся из Арки рука с четырьмя карманами на рукаве утащила меня в родное измерение. Последним, что я увидела, было хитрое подмигиванье Эдмуса.

— И долго ты там собиралась торчать?

Мы стояли прямо у здания Канцелярии.

Была осень. С традиционно серого и низкого питерского неба падали редкие тяжелые капли. Напротив меня — соответственно, Веслав, изучает руку, которой пришлось совершить двойное путешествие между мирами.

— Да я же… ах, да, я забыла о временных феноменах, — я огляделась и увидела, что уже темно. — И долго ты меня ждал?

— Часа полтора, не меньше, — отозвался мокрый и сердитый алхимик. — Подумать было сложно?

Было как-то непохоже, что он собирается пасть на колени и признаться мне в вечной любви.

— Веслав, — сказала я, — заканчивай нудеть. Может, навсегда прощаемся.

— Я бы станцевал по этому поводу или спел, да только я в это ни на грош не верю.

— Ты что же, собираешься ко мне заехать на чаек во вторник? — шутка не прошла, я задавила истерику по поводу такого вот дурного расставания и спросила уже серьезно: — Думаешь, Арка откроется еще?

— Уверен, Арка откроется еще. Не знаю, когда. Но это будет.

Я наконец спохватилась — повела рукой, устанавливая слабенький барьер от дождевых капель. «Зонтик» — первое заклинание, которое учат выполнять магов воды.

— Зайдешь? — я кивнула на вход в Темную Канцелярию.

— Незачем. Нужно будет — найдут.

— А отчитаться?

— Почитают твой отчет, никуда не денутся, — он сделал шаг назад, выходя из-под барьера под дождь. — Ну ладно, еще увидимся. Пока.

— Пока, — улетело от меня ему уже в спину.

Я смотрела, как он идет по мокрой осенней улочке — в нелепейшей своей многокарманной одежине, с сумкой на боку, нервной подпрыгивающей походкой, и думала, что неправ все же Йехар насчет провидения. Высшие Силы иногда ни черта не видят под собственным носом — ну, какой из него Повелитель Тени?!

Да примерно такой же, как и влюбленный, видно.

Музыка налетела неожиданно. Я даже точно не могла сказать, откуда: из проезжавшей машины, какого-нибудь окна, а может, она просто звучала у меня в голове с самого начала…

Давай разрушим потолок

И будем видеть бездну звезд,

Читать падений их следы.

Я притворюсь, сглотнув комок,

Что я твоих не вижу слез

Сквозь волны темноты…

Ладно. Вот Эдмус был прав — нам с Веславом лучше даже не делать вид, что что-то могло быть. Немногое мы при этом теряем, и приобрели бы в обратном случае — едва ли многое.

Повелитель Тени, ну надо же. «И однажды… я думаю, мне придется это принять. Хотя я и постараюсь, чтобы это случилось нескоро…»

Я потянула на себя знакомую дверь и вошла.

По вечернему, то есть, уже ночному времени было пусто, но Игнатский наверняка на месте, да я и застала того, кого хотела увидеть: Галка торчала на вахте. Видно, вывели в ночную смену. На сей раз она была занята ноутбуком — читала какой-то фик, судя по отрывистым фыркам. К фанфикшну о Гарри Поттере и иже с ним Галка питала непонятную и неизбывную страсть, притом что с охотой расписывала всем, кто соглашался слушать, «какую фигню пишут эти фикрайтеры».

— Галочку ставим, — не глядя на меня, сказала она.

— Вопрос есть, — ответила я. — Добрый вечер.

Галка подняла глаза и уставилась на меня с плохо скрытым раздражением. Мое возвращение через несколько месяцев после отлучки (третье по счету) ее, судя по всему, не удивило совершенно.

— Сначала галочку, — и она подпихнула ко мне журнал.

Все-таки на него были наложены чары. Простейшего распознавания, с расчетом на то, что каждым росчерком пера ты оставляешь на бумаге частицу своей ауры. Недаром переписывать книги в Средневековье считалось таким трудом. Раньше я чар на журнале не замечала, стало быть, каким-то чудом все же выпихалась на новый уровень, но это неважно…

— Ну? Что там за вопрос ко мне? — судя по лицу, Галка намеревалась срочно возвратиться в ноутбук, где науськанные фикрайтерами чужие герои любили друг друга не совсем по книге, зато в точности по индийским фильмам.

— Помнишь, когда Арка появилась в первый раз, сюда зашел Веслав… Он еще отравить тебя обещал.

— Ну. Этот чокнутый алхимик, которого тоже призвали.

— Так вот, ты мне сказала, что у него странная аура. Почему?

Галка пожала плечами, нетерпеливо погружаясь в свой ноутбук.

— Потому что странная.

— Я ничего такого не заметила. В смысле — у него аура обычного человека, и это странно?

— Эта поверхностная, — сказала Галка, шаря глазами по строчкам фанфика. — Блин, я так и знала, что Гарри и Драко… а еще написали, что снейджер… что? Истинная аура у него странная.

Я опять сваляла дурака. Забыла, что Галка видит сквозь любую маскировку. Веслав и не маскируется, просто не дает прорваться своим способностям, но что толку с этого?

— И почему же она странная?

— Ну, выглядит она ненормально, — Галя с усилием опять вынырнула из ноутбука. — Знаешь, облако темноты… здоровое такое, жуткое, живое… а изнутри, из самой середины — как проблеск света. Вроде как, знаешь… слиток золота в черном бархате. Еще вопросы есть?

— Нет.

В самом деле, не спрашивать же, где Игнатский. И без того ясно, что у себя.

Я поплелась по коридору, ставшему как будто чужим и незнакомым. Меня ждал отчет, холодная квартира и ожидание неизвестного.

И в голове — теперь я точно знаю, что это был не рингтон чьего-нибудь мобильника — все крутилась неизвестно когда слышанная песня:

Давай не будем завершать

Картину нашу — бросим так,

Оставив смутные мазки.

И каждый будет сам искать

На ней надежду или мрак,

Сады или пески…