Заговор от пуль

- Баба Марфа! Баба Марфа! – со слезами в голосе ворвалась Тася в дом местной знахарки.

Прежде она не посмела бы. Старуху в деревне побаивались, говорили, она жизнь отнять или вернуть щелчком пальцев способна. Возможно, преувеличивали, но проверить никто бы не решился.

Бабка исподлобья глянула на гостью. Оторвавшись от своих травок, которые перебирала за столом у окна, строгим голосом спросила: 
- Таиска, чего орёшь, как оголтелая?

А потом, не расслышав ответа сквозь душащие девчонку слёзы, велела: 
- Сядь к столу!

Девушка послушно опустилась на лавку, всхлипывая и вытирая нос кулаком.

- На тебе чаю с травками, попей, успокойся. Что стряслось – то?

Отхлебнув горький напиток, она хотела снова заплакать, но отчего-то не смогла. Слёзы будто высохли ещё в самом истоке, отказавшись выплеснуться в океан серых глаз Таиски.

- Говори! – приказала бабка Марфа.

- Федьку забирают! – выдавила из себя Тася, снова безрезультатно попытавшись зареветь.

- Так следовало этого ожидать. Война. Всех здоровых парней призовут. Останется из ребят только Колька – сопливый, кто ж дурачка воевать отправит. Ну, а я-то чем могу помочь? Сделать Федьку таким, как Кольша? Могу, только необратимо это. Сама потом проклинать меня станешь.

Старуха уставилась на Таисию колючим взглядом.

- Люблю я его. Помогите, умоляю, пусть его пуля не берёт. Можете так сделать?

- Отчего же не мочь? Могу, - ухмыльнулась бабка Марфа. – Только знаешь ведь, такие вещи задаром не происходят. Не для меня та плата. Я б с тебя ничего не взяла, но так заведено.

- Я на всё согласная. Что нужно-то?

- Отдай мне самое дорогое из того, что у тебя с собой сейчас.

Тася молча сняла из ушей и положила на стол крохотные серебряные серьги, подарок покойной матери.

- Сейчас проверим, стоящая жертва или нет, - рассматривая украшение, произнесла старуха.

Она взяла серёжки и, зажав в кулак, что-то прошептала над ним. 
Когда разомкнула пальцы, девушка выпучила глаза от удивления. 
На ладони была лишь небольшая кучка пепла. Словно от самокруток отца, когда тот курил на крыльце.

- Стоящая. Помогу тебе.

Тася радостно вздохнула.

Бабка ссыпала пепел в небольшую каменную ступку, бросила туда же какую-то траву, и принялась перетирать пестиком содержимое, что-то нашёптывая. Потом поднесла её к Тасиному лицу и приказала:

- Плачь!

Девушка сама не поняла, как это произошло, но слёзы вдруг хлынули из глаз бойкими ручьями, быстро покрыв то, что старуха перетирала в ступке.

Прекратились они так же неожиданно, как и начались, а знахарка аккуратно перемешав всё ивовым прутиком, слила смесь в бутылёк, который подала Тасе.

- Держи. На ладошку себе польёшь и по голове той ладонью своего Фёдора погладишь. Скажешь «закрываю тебя рукою своей, слезами своими, от всякой пули, что тебе назначена». Потом бутылочку мне верни, не забудь, у меня их мало, ещё пригодиться может.

Таиска сделала всё, как велено было, а бутылочку из-под снадобья на другой день, как проводила любимого, вымыла и старухе вернула.

Фёдор слыл среди однополчан везунчиком. Пули и впрямь пролетали мимо его кучерявой головы. Порой парни даже спорили, делая ставки на трофейные папироски.

Только не уберегла парня магия Таискина.

Прислали к ним медсестричу, девочку совсем. Федя в одном из боёв прикрыл её собой от пули. То ли на везение своё понадеялся, то ли не думал в этот момент о себе, позаботился о девчонке, а может вспомнил сестрёнку, которая дома осталась.

Спас, заплатив высокую цену. Ведь ценою стала его собственная жизнь. 
В похоронке так и написали, «погиб, как герой, спасая боевого товарища».

Прибежала Таиска к бабке Марфе.

Плачет, ругается:

- Что ж ты обманула меня, старая? Погиб мой милый! 
Вздохнула старуха, обняла плачущую девчонку, та и затихла, мгновенно задремала, как наплакавшийся ребёнок.

- Ты не серчай на меня, Тасенька, - прошептала ей на ухо старуха, - я что могла - сделала. Федя твой чужую судьбу на себя примерил, не свою пулю грудью словил. Поплачь, как домой придёшь, тебе нужно. Я боль тебе облегчу, но совсем снять её не в силах, навсегда лишить тебя памяти боюсь. А теперь просыпайся, иди домой, девочка моя. 
Тася очнулась и побрела в сторону дома.

А бабка Марфа смотрела из окна девчонке вслед и по щеке её катилась горькая слеза обиды от того, что не может она всех ребят от гибели уберечь. Война всегда соберет свою кровавую жатву.



© Лана Лэнц